Одним из последних и величайших чудес эры упадка и увядания был зоологический сад императорского дворца Мирааба, в краю Тасуун, что на континенте Зотик. На просторном дворе, разделяющем внешний и внутренний дворцы, произрастали живые джунгли, единственные уцелевшие из эпохи, предшествующей тому, как накатившийся прилив пустынных песков снёс все прочие джунгли. В окружении выцветших белокаменных стен, под стражей ограды из длинных бронзовых пик, сад этот был миром в себе, зелёным полумраком под сенью листьев, где сверкали цветы, подобные языкам пламени и рыскали лишь чуть уступающие им в красочности мохнатые, пернатые и чешуйчатые создания. Но теперь пала ночная мгла и зелёное стало чёрным. Закрылись цветы и попрятались звери. Единственным уголком джунглей, ещё различимым человеческому глазу при жёлтом свете медного фонаря на низкой каменной скамье у ограды, оставались несколько увесистых ветвей, то попадающих в этот свет, то выходящих из него и несколько мохнатых кочек, чернеющих на этих ветвях. Непонятно было, что это за кочки, до тех пор, пока одна из них не сдвинулась неторопливо, сонно зевнула и почесалась тёмной, лохматой и узловатой лапой.
Впрочем, Зилбрана даже в лучшие времена не очень-то интересовала флора и фауна, а тем более, когда он стоял прямо перед ними и глазел на них через металлические прутья. Но досаду у юноши вызывали не столько флора и фауна сами по себе, сколько обстоятельства, из-за которых он тут оказался. Перспективы Зилбрана казались куда ярче всего лишь неделю назад, когда его полк прибыл в Мирааб. Молодой солдат попал в Мирааб в первый раз и предвкушал всяческие городские удовольствия, какие только позволит его тощий кошелёк. Но Зилбран с товарищами в основном не покидали лагеря, разбитого в поле за стенами и почти не видели самого города. А чтобы освоиться там, им оставалось ещё меньше времени, поскольку большую часть каждого дня солдаты проводили в бесконечном круговороте учений и тренировок. Но после одного такого учения - долгого парада под раскалённым багровым солнцем, перед ослепительно белым и, на вид, пустым шатром, командир подошёл к Зилбрану и сообщил о новом задании. Ему следовало явиться в императорский дворец и ждать там дальнейших приказов.
У юноши тут же возникла целая уйма вопросов, но ответов у командира не нашлось. Да и во дворце их сыскалось не больше. Встретили Зилбрана глухие и немые слуги, так что он ничего не сумел от них добиться. Юноше пришлось просто следовать их указаниям - незатейливым жестам. Слуги повели его во дворец - накормить, вымыть и умастить маслом, побрить, причесать, надушить благовониями и нарядить в новые и нарядные одежды, скорее подходящие придворному, нежели солдату. А затем они привели Зилбрана сюда, во дворик у ограды. Вот таким, обманувшим чаяния, финалом завершилось всё, что произошло раньше - этим одиноким и унылым постом вдалеке от дворцовой жизни. И ещё большее разочарование - променять неунывающую компанию своих соратников на эту рощицу с дремлющими обезьянами. Но солдат должен исполнять долг, как бы тягостен тот ни был. А его долг - оставаться здесь, пока кто-нибудь не явится ему на смену.
Но, быть может, долг этот окажется не очень уж тягостным. Ибо не успел Зилбран сделать такой вывод, как изумлённо заметил, что из внутренней арки к нему спешит фигура женская фигура. Её так плотно укутывала призрачно-белая вуаль, что на виду оставались лишь глаза. В поднятой руке женщина несла фонарь, изукрашенный корпус которого был тщательно прикрыт с трёх сторон. Юноша захотел её окликнуть, но тут вспомнил, что ему не разъяснили, кого останавливать, а кому позволять пройти. Однако, пусть он и не вполне понимал свои обязанности тут, то женщина свои понимала.
- Приветствую, Зилбран, - обратилась она к нему низким и мелодичным голосом. - Я Берит, служанка королевы Садивы. Я пришла, дабы отвести тебя к её королевскому величеству. Она желает перемолвиться с тобой.
Юноша засомневался. Но, не получив никаких других распоряжений, что ещё ему оставалось делать? Он поднял фонарь с низкой каменной скамьи и приготовился следовать за служанкой. Но та не сдвинулась с места.
- Меч и кинжал оставь тут, - велела она. - Никому не позволено носить оружие в присутствии королевы, кроме тех, кто обязан защищать её. Фонарь тоже оставь. Он скроет твоё отсутствие от любого, кто мог бы это заметить. Нам обоим хватит и моего светильника.
Зилбран сделал, как она велела - поставил фонарь обратно на скамью, а подле него положил оружие. Затем он развернулся и зашагал следом за своей провожатой через ту арку, откуда та появилась. Поскольку они собирались предстать перед королевой, юноша ждал, что его проведут в ту часть дворца, что окажется повеличественнее. И он не разочаровался. Залы и коридоры, где его вела служанка, блистали грандиознейшим великолепием, из того, что он когда-либо повидал. Но чего Зилбран не ожидал - что, вдобавок, всё это окажется столь пустым, столь тёмным, тихим и неохраняемым. За всю дорогу им не встретилось ни души, лишь они сами, не виднелось никакого света, лишь от их собственного фонаря.
До сих пор Зилбран хранил молчание. Но вечно безмолвствовать он не мог.
- Куда ты ведёшь меня? - спросил он свою спутницу.
- На встречу с королевой Садивой, - не оборачиваясь, ответила та.
- И зачем ты ведёшь меня на встречу с ней?
- Я уже объясняла. Королева желает говорить с тобой.
- И о чём же ей говорить со мной, простым солдатом?
- Это скажет сама королева. Её воля неведома слугам, но они не проговорятся о ней, даже, если бы и знали. На все твои вопросы может ответить лишь королева.
Такой оборот не прибавил Зилбрану бодрости. Пускай дворец и город были для него внове, но юноша достаточно наслушался и том, и о другом, чтобы не питать к ним доверия. И львиная доля услышанного посвящалась королеве Садиве. Её историю знали все. Как старый король Квотарра привёз её из островного царства Наат, дабы сделать своей новой женой. Как череда злополучных происшествий, среди которых были опороченные и погибшие более именитые жёны короля, да и сам старый король, понемногу сползающий в старческое слабоумие, предоставили власть супруга в её распоряжении, так что теперь, по существу, Садива единолично правила королевством и всей империей. Но находились и утверждавшие, что это она подстроила все падения, вознёсшие её на нынешнюю вершину, ибо многие среди народа Тасууна верят, что в Наате обитают ведьмы и чародеи. Такова была королева, пред очи которой сейчас препровождали Зилбрана. И что удивительного, если юноша немного тревожился? Но что бы там он ни чувствовал, солдату не подобало этого выказывать. Больше Зилбран не проронил ни слова, а лишь молча следовал за провожатой.
Наконец служанка остановилась у двери. Она распахнула её и сдвинула тяжёлую портьеру, загораживающую дверной проём. Лишь тогда Берит повернулась к юноше.
- Заходи, Зилбран. Там, внутри, ты и встретишь королеву.
И вновь Зилбран подчинился служанке. Но ничто в коридорах, ведущих к этой двери, не походило на то, что обнаружилось в чертоге за дверью. Чертог этот оказался круглым и очень большим; окон в нём либо не было вовсе, либо они, как и дверь, прятались за драпировками, укрывающими окружающие стены. Драпировки эти были окрашены в цвет глубокой тёмной синевы ночных небес, и обильно усыпаны золотыми и хрустальными звёздочками. Они свисали по всей стене комнаты, превращая её в шатёр, ниспадая от центра потолка до середины стен, а оттуда - к покрытому ковром полу. Посреди комнаты находилось круглое ложе, подобное второму шатру, поменьше и полегче, зато больше разукрашенное - к деревянным веретенообразным столбикам привязаны портьеры, а за ними высилась груда цветастых подушек. Подле ложа стоял маленький деревянный столик, заставленный винами, пирожными и тому подобными лакомствами. Но, при всём этом, не было ни следа никакого другого человека. Даже светильник не горел в ожидании того, кто недавно покинул этот покой.
- Где же королева? - вопросил Зилбран, снова обернувшись к своей спутнице. Оказалось, что она подошла к нему до смущения вплотную. Лишь её глаза виднелись за вуалью. Большие, тёмные и влажные, они пристально вглядывались в его собственные.
- Она перед тобой, Зилбран, - промолвила женщина, - ибо я и есть она. Я - Садива, королева Мирааба и императрица Тасууна. А, если пожелаешь, то и твоя рабыня.
Что мог он ответить на такую тираду? Что мог ответить любой мужчина? Зилбран не сказал ничего, только лишь ждал, когда она продолжит:
- Понимаю, насколько удивительно это для тебя звучит. Знаю, о чём ты сейчас себя спрашиваешь. Почему я, великая королева и императрица, с целым миром власти и роскоши в моём распоряжении, решила отдать тело и душу простому солдату, челядинцу у меня на службе? Часть ответа кроется в самом солдате. Ни один мужчина, обладающий такой силой и красотой, как у тебя, не может не удостоиться внимания даже самой королевы. Но львиная доля ответа - в самой королеве. Вопреки всей власти и богатству, удел мой не из счастливых. Ещё ребёнком я вышла за уже состарившегося мужа. Годы, за которые я повзрослела, лишь ослабляли тело и разум короля, заставляя меня сперва помогать, а позже и перенять обязанности его высокого титула. Ныне лишь я, я одна правлю королевством и империей, но никакие власть и роскошь не заполнят пропасти моего безотрадного одиночества. Оказавшись на моём месте, многие обзавелись бы любовниками, но я - нет. Возможно, мой супруг и выжил из ума, но он - основа моей власти. День, когда меня уличат в том, что я запятнала наш брак бесчестием, станет последним днём моего правления. И оттого я страдала в одиночестве. Но увидев тебя, Зилбран, как ты маршируешь со своими товарищами на плацу перед моим шатром, я решила отбросить страдание. Я привела тебя сюда, чтобы одарить неистовым пылом столь долго таимой любви. И всё, чего я прошу в ответ - твоя верность и осмотрительность.
Вот что предложила эта женщина. И как же на это ответить Зилбрану? На самом деле никакие сомнения даже не возникали. Это было необычно, но не необычнее многого прочего на страницах земных летописей. Это было нечто сказочное, но и сказки вырастают из истины. Единственное, что по-настоящему необычно - то, что она выбрала именно Зилбрана. А почему бы и не его? Как мужчина он не хуже прочих и даже сильнее большинства других мог воспламенить страсть королевы. При таком взгляде её предложение казалось самой естественной вещью в мире. Практически, неотъемлемое право. И единственный способ его утратить - не согласиться или размышлять так долго, чтобы предложение забрали назад.
- Я принимаю твое дар и условия, - проговорил юноша. - Клянусь тебе в верности и осмотрительности, моя королева. Я буду твоим возлюбленным, пусть даже ценой жизни.
- Будем надеяться, что такого не произойдёт, - откликнулась она. - Но сейчас я потушу свет и мы продолжим беседу в темноте.
Зилбрану не удалось скрыть разочарования. - В темноте, моя королева?
- Да, любовь моя. Я не достигла бы своего нынешнего могущества, не обзаведясь могущественными врагами. Повсюду снуют их лазутчики, выискивая всё, что только попадётся, дабы погубить меня. Но чем усерднее они стараются раскрыть наши тайны, тем пуще мы будем их скрывать. Вот отчего я привела тебя сюда, в этот позабытый чертог в опустевшей части дворца. И вот отчего я настаиваю, чтобы теперь мы скрылись в темноте. Но это не так плохо, как кажется. Такой привлекательный мужчина давно уже должен был понять, что кроме зрения имеются и другие чувства. И недостаток одного может обострить остальные.
В этом месте королева прикрыла свет маленького фонаря металлической шторкой. А когда темнота поглотила их, Зилбран почувствовал, как его шею обвивают обнажённые руки, а к его устам прижимаются уста Садивы.
* * *
Зилбран очнулся от чудесного сна. Он сознавал, что сон был чудесным, но не мог припомнить, что тот представлял, как и место, где пробудился. Зилбран лишь понимал, что нагим лежит в темноте на мягком ложе. Затем юноша ощутил тёплое тело лежащей рядом с ним женщины и всё, что было, воскресло в памяти. Спутница под вуалью, которая провела его в этот, непривычно занавешенный чертог. Пылкая королева, которая сняла перед Зилбраном притворную личину и объявила, что безоглядно влюбилась в него. Их долгая любовь в уютной темноте. Всё это смешалось, сотворив ночь загадок и волшебства, превосходящую самые отчаянные его фантазии и самые сокровенные желания, ночь, которой лишь прибавляло волшебства и таинственности то, что она происходила истинно и на самом деле.
Но не безраздельно чудесной была эта ночь. Под её восхитительным обличьем змеился студёный ручеёк тревоги. С чего же возникло такое ощущение? Может, оттого, что Зилбран ещё не видел свою возлюбленную. Сняла личину королева только с души, лица её юноша так и не увидел. Да и ни толики её тела тоже. Даже в самые интимные мгновения нагота Садивы скрывалась от него, скрывалась под надёжным покровом беспросветной темноты.
Причину этого Зилбран до сих пор не уразумел. Объяснение Садивы не очень-то убеждало. Королева утверждала, что опасается лазутчиков, но какие лазутчики могли оказаться в таком одиноком закоулке такой далёкой части дворца? Но если не лазутчиков, тогда чего же она опасалась? Быть может, причина понадёжнее укрыться скорее относилась к ней самой. Быть может, Садива была старой, искалеченной или уродливой. Но подтверждения подобных изъянов Зилбран не обнаружил. Тело, которое он столь обстоятельно изучил, дышало лишь молодостью, силой и здоровьем. И это было печально, ибо заставляло юношу задуматься о другом, менее приятном объяснении.
Темнота могла скрывать не только телесные изъяны. Садива происходила с Наата, а дочери Наата славились, как ведьмы и волшебницы. Нетрудно было позабыть об этом в разгар желания. Но довольно нелегко не вспомнить теперь, когда буря страсти пронеслась, оставив Зилбрана нагим и остывающим лежать во тьме. Ночь была сказочной, но не у всех сказок счастливый конец. Некоторые заканчиваются для героев невероятно скверно. Ему вспомнились байки о ламиях - женщинах, что обращались в гигантских змей. Женщинах, что в человеческом облике заманивали мужчин к себе в постель, чтобы истощить их наслаждением и поглотить, пока они спят. Женщинах, что в змеином облике душили и пожирали...
Нет! Зилбран отверг саму мысль о подобном. Он не станет рабом своих страхов, словно дитя в ночи. Ведь он не дитя, а взрослый мужчина и солдат, а часть солдатских обязанностей - встречать врага лицом к лицу. Рядом на столе стоял задвинутый фонарь, найти его оказалось нетрудно - по форме, размеру и теплу заключённого внутри пламени. Юноша поднял его и поднёс к спящей фигуре, что лежала рядом. Затем раздвинул заслонки фонаря и выпустил свет на волю.
Тёплое свечение полилось на ложе и лежащую на нём женщину. И в этом свечении последние страхи Зилбрана улетучились. Как мог он представить её чудовищем? Королева выглядела самым прекрасным созданием из всех, что юноша видел в жизни. Если бы восхитительнейшая статуя самой Любви вдруг ожила бы во плоти, то и она не оказалась бы прекраснее Садивы. Зилбран нежно пробежал взором всю её стройную фигуру. Изящные ступни и щиколотки. Грациозные очертания икр и голеней. Лироподобные изгибы бёдер. Плавный подъём живота. Округлые холмики грудей. Чёрное облако струящихся волос закрывает белейшие плечи и горло. И, победоносно восстающее из этих волос, как полная луна встаёт из горних облаков, затмевая все остальные прелести королевы, как луна затмевает звезды - блистающее чудо её лица.
Когда Зилбран добрался до лица Садивы, то понял, что заблуждался не только в её красоте. Он думал, что королева спит, но теперь заметил, что это не так. Даже пока юноша ею любовался, она наблюдала за ним. Полные губы Садивы не кривила ни улыбка, ни гримаса, а большие тёмные глаза спокойно и серьёзно взирали на юношу.
- Как жаль, что ты проснулся именно сейчас, - промолвила она низким и мелодичным голосом, хотя и с лёгкой ноткой печали. - С тобою приятно было провести время и за это я бы постаралась так долго уберегать тебя от последствий, как только возможно. Но ты пробудился и теперь ничто тебя не спасёт. Не от того, что последует, ибо это неизбежно, но от муки видеть, ощущать и понимать происходящее.
О чём она говорила? На этот вопрос требовалось ответить. Но, когда Зилбран открыл рот, чтобы спросить, его язык оказался слишком толстым, чтобы выговаривать слова. Юноша вскинул свободную руку ко рту и так же скоро её отдёрнул, лишь затем, чтобы ещё раз поднять перед ошеломлённым взором. Ладонь была тёмной и мохнатой, с шишковатыми костяшками. А запястье и остальную руку покрывала лохматая шкура.
Ниже он смотреть не стал, ибо понимал, что там обнаружится. Садива полной мерой своего чародейского могущества позаботилась об осмотрительности возлюбленного. Она обратила его в ещё одну бессловесную тварь, вроде тех, что сидели на деревьях в дворцовом саду. И скоро королева отошлёт Зилбрана обратно, дабы он присоединился к ним.