Кристианссен Вероника : другие произведения.

Маленький шанс

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На втором этаже дома на улице Коленкур жил однажды Рауль. Он жил совсем один. У него была маленькая старая квартира, из тех, где едва уловимо пахнет сыростью, книжной пылью и временем. Рауль очень любил свою квартиру: любил, как скрипели ступени узкой крутой лестницы на второй этаж, как громко тикали старинные часы, как при свете заходящего солнца узорчатые перила балкона рисовали орнаменты на потертом ковре.
  На втором этаже дома на улице Коленкур жил однажды Рауль. Он жил совсем один. У него была маленькая старая квартира, из тех, где едва уловимо пахнет сыростью, книжной пылью и временем. Рауль очень любил свою квартиру: любил, как скрипели ступени узкой крутой лестницы на второй этаж, как громко тикали старинные часы, как при свете заходящего солнца узорчатые перила балкона рисовали орнаменты на потертом ковре. Он любил каждую мелочь: каждую книгу в кожаном переплете из тех, что спали на дубовых полках, каждую бутылку выдержанного вина в запыленных бутылках на кованом стеллаже, каждую подделку Моне или Дега, приобретенную на блошином рынке, и старый вязаный плед, бывший некода белым, ставший, однако, со временем цвета слоновой кости, и старомодный фарфоровый чайный сервиз, доставшийся ему от прабабушки. Вся душа Рауля была беззаветно отдана дому, потому что больше его некому было любить. Ведь он жил там совсем один.
  На первом этаже дома на улице Коленкур Рауль содержал кафе. Маленькое кафе под названием "La petite chance", в котором он работал совсем один. Окна и двери его кафе выходили на укромную мощеную площадку, с одной стороны которой крутая монмартрская лестница вела вниз, к подножию холма, а с другой - такая же вверх, к самой вершине, к площади Тертр. Посреди этой площадки рос большой старый каштан, и в теплое время года Рауль выставлял круглые столики прямо на тротуаре, в золотистой тени дерева. Он открывал свое кафе в семь утра, чтобы спешащие на работу люди могли успеть зайти к нему и выпить чашечку кофе. Но так мало кто замечал эту площадку по пути на работу, и так похоже было на первый взгляд кафе Рауля на множество остальных соседних, что утренних посетителей можно было пересчитать по пальцам одной руки. Поэтому с семи часов утра до девяти или десяти он занимался следующим: раскладывал круассаны, бриоши и эклеры по блюдам с салфетками, неизменно в красно-белую клетку; заваривал кофе и подогревал густой горячий шоколад; останавливал проходящую мимо цветочницу с тележкой и покупал у нее букеты, и цветы у каждого дня были свои: то фиалки, то нарциссы, то тюльпаны, то ромашки, а по субботам - крохотные розочки.
  По вечерам, закрыв кафе, Рауль поднимался к себе домой по обитой мягким пунцовым ковром лестнице, разводил огонь в камине, дабы придать уют одинокому жилищу, наполнял бокал бургундским вином и читал книги. Ежели он не читал книги, то он их писал: вручную, ровным, женским почерком, в большой толстой тетради с фиолетовыми линейками. Переплет для этой тетради он сделал сам: из темно-синего бархата, с серебряной отделкой. Вывеску для своего кафе Рауль тоже сделал сам: вырезал из дерева и расписал красками. Так трогательно заботился он о своей квартире и о своем кафе, как чрезмерно любящая мать заботится о единственном ребенке.
  Как-то раз, ранним майским утром, едва Рауль успел открыть кафе, на пороге появилась мадемуазель. Она была невысокого роста, очень тонкая и хрупкая, с бледной кожей и длинными, вьющимися рыжими волосами. Мадемуазель была очень хорошенькая, но и очень печальная. Тяжело вздохнув, она подошла к прилавку, за которым Рауль раскладывал выпечку по блюдам с салфетками, и робким, нежным голосом проговорила:
  - Я хотела бы попробовать кофе Сулавеси. Говорят, его выращивают на далеком острове деревенские семьи, в строжайшей тайне передающие из поколения в поколение традиции обработки зерен, поэтому вкус этого кофе уникальный. И добавьте в него немного кардамона, пожалуйста.
  Рауль пожал плечами: такого кофе у него не было, потому что у него всего только и был один, самый простой сорт. Тогда мадемуазель снова вздохнула, выбрала для себя чай и круассан с миндалем и долго-долго сидела за столиком под цветущим каштаном, задумчиво глядя на прохожих.
  На следующий день она снова пришла, и снова рано утром. Индонезийского кофе она уже больше не просила, а выбор ее пал на слоеное пирожное с кремом. И вновь долго-долго сидела она, то и дело печально вздыхая, под каштаном, соцветия которого при редких порывах ветра падали и запутывались в завитках ее волос.
  Мадемуазель приходила каждое утро, и хотя Рауль никогда с нею не разговаривал, он каждый раз ждал ее, как мог бы ждать близкого и любимого человека. Он успел выучить каждую ее черточку, и потом весь день вспоминал: веснушки на ее чуть вздернутом носу, родинку на плече, рыжеватые длинные ресницы, удивленные малахитовые глаза, и то, как светилось солнце в ее медных волосах. Но она всегда была так грустна, что Рауль не решался с ней заговорить: к чему беспокоить человека, у которого душа и так неспокойна?
  
  Случилось так, что один четверг встретил пасмурный, совсем не майский рассвет. Наплыл туман и принес с собой холод и дождь. Мадемуазель в то утро не пришла. Рауль очень расстроился. Не дожидаясь вечера, он закрыл кафе раньше обычного, надел плащ и шляпу, взял зонтик и отправился в лавку, где продавали кофе. Лавка эта находилась на вершине холма, и Рауль весь промок и продрог, пока добрел до нее. Он шлепал прохудившимися ботинками по лужам, ветер пробирался под полы его плаща, а когда он, под звон дверного колокольчика, вошел в тесное помещение, с него ручейками стекала вода. Обращаясь к нахмурившемуся продавцу, он сказал:
  - Есть у вас такой сорт кофе: Сулавеси?
  Тот долго изучал коробки и, в конце концов, достал одну: овальную, металлическую, с нарисованной на крышке птицей. Поставив ее перед Раулем, торговец хозяйски опустил на нее широкую ладонь, будто не желая просто так расставаться с товаром. Он пристально взглянул в лицо гостя из-под кустистых бровей и произнес серьезно, как молитву:
  - Его выращивают и обрабатывают деревенские жители с острова Сулавеси, а как они это делают - их большая тайна.
  - Значит, это то, что мне нужно, - кивнул Рауль.
  
  На следующее утро солнце взошло на ясном небе и мгновенно осушило лужи на мощеной мостовой. В кафе пришла мадемуазель, и Рауль протянул ей чашку из прабабушкиного сервиза, в котором дымился свежесваренный кофе, со словами:
  
  - Он проделал долгий путь с острова Сулавеси, чтобы порадовать вас этим утром.
  Благодаря его, она впервые улыбнулась. И Рауль, конечно, не пожалел, что накануне весь промок и продрог.
  Вот бы видеть ее всегда, думал он. Глядеть - не наглядеться, любоваться - не налюбоваться. И он позвал знакомого художника, чтобы тот посмотрел на мадемуазель и написал ее портрет.
  - А почему бы тебе с ней не заговорить? - удивился художник.
  - Потому что она всегда так печальна, что я не осмеливаюсь ее беспокоить, - ответил Рауль.
  
  Художник пришел в кафе в половине восьмого, когда мадемуазель уже сидела за своим столиком и, по обыкновению, наблюдала за движением на улице. Там старик в очках в толстой роговой оправе читал газету, держа на поводке растрепанную собачонку, и дама в пальто и шляпке вела за руку пухлую кудрявую девочку. Мадемуазель была вся поглощена созерцанием, однако художник, не страдая нерешительностью своего друга и недолго думая, присел рядом с нею и сказал:
  - Доброе утро!
  - Утро, - ответила она неохотно.
  - Вы так печальны, мадемуазель. Уж не случилось ли у вас чего?
  - Нет, благодарю, у меня все хорошо.
  - И тем не менее, в такой прекрасный день вы столь безрадостны!
  - Мне хочется побыть одной, - только и ответила она, отворачиваясь.
  Да, подумал художник, Рауль был прав: мадемуазель совсем не разговорчива. Но портрет ее он все же написал, и добился до того поразительного сходства с оригиналом, что Рауль чуть не заплакал от радости. Он повесил портрет на самом видном месте в своей любимой квартире и смотрел на него каждый вечер. Глядел - не мог наглядеться, любовался - не мог налюбоваться.
  
  Пришел день, которого так боялся Рауль: день, в который мадемуазель исчезла. Пропала и больше не приходила в его кафе. Напрасно покупал он кофе с острова Сулавеси и не пускал никого за ее любимый столик под каштаном - она ушла насовсем. Рауль очень скучал, и каждый раз, когда взгляд его падал на портрет на стене, вылезала из темных углов вязкая тоска и окутывала его своими удушливыми парами.
  
  Прошло несколько лет, как вдруг в один прекрасный день все стало меняться. Перемены начались с трех посетителей, зачастивших в кафе по утрам, перед работой. Сначала их было трое, потом - пятеро, а потом - все больше и больше, словно где-то в подвале дома на улице Коленкур появился магнит и тянул людей в это кафе. Месяц - и дело Рауля пошло совсем хорошо, год - и ему пришлось расширить помещение, пять лет - и его кафе преобразилось в изысканный ресторан, где по вечерам собиралась блестящая публика. "La petite chance" превратился в "La grande chance": просторный зал наполнился зеркалами, позолотой и пурпурным бархатом, заискрился водопадами хрустальных люстр и реками шампанского, заблагоухал охапками орхидей и самыми изысканными блюдами. Все друзья и знакомые не могли поверить в удачу Рауля, а сам он так закрутился, что не успевал удивляться. Его называли лучшим шеф-поваром города, а его ресторан - лучшим местом для встреч и банкетов.
  Банкеты в ресторане Рауля устраивались нередко и каждый раз стоили ему огромных усилий, ибо он все еще стремился доводить каждую мелочь до совершенства. Зато когда после очередного удачного банкета он поднимался все в ту же старую квартиру на втором этаже, валясь с ног от усталости, он улыбался висящему на стене портрету молодой женщины и позволял себе выпить бокал вина за успех.
  В один из таких вечеров, когда на кухне царили суета и спешка, сквозь пар и ароматы готовящихся блюд шеф-повар Рауль услышал заказ:
  - На двенадцатый столик просили подать крем-брюле и кофе Сулавеси, и добавьте в него немного кардамона.
  Рауль невольно вздрогнул. Оставив начинку утки сливами своему лучшему помощнику, он скинул фартук, взял в руки серебряный поднос с десертом и кофейником и вышел в зал. К нему тут же подошли несколько нарядно одетых гостей, выражавших свои восторги его мастерством. Слушая их вполуха и отвечая смазанными благодарностями, он устремил свой взгляд к двенадцатому столику: то был столик на террасе под каштаном, хорошо обозревавшийся сквозь высокие окна, и сидела за ним в полном одиночестве женщина в шляпе. Однако по выбившейся пряди длинных медных волос, по светлой коже, по родинке на плече он узнал ее прежде, чем она обернулась.
  - Ах, это вы, Рауль, - улыбнулась она, сверкая искорками радости в глубине зеленых глаз, когда он подошел. - Вас-то я и ждала. Присоединитесь ко мне, если у вас есть время.
  - Вы помните меня? - не без удивления спросил он.
  - Помню, Рауль. И вы, судя по всему, тоже меня помните.
  - Как я мог забыть, мадемуазель!
  - Мадам, мой друг, теперь уже мадам, - поправила она. - Я вышла замуж пять лет назад. Очень, очень удачно! Да и вы, я смотрю, не стояли на месте. Хотя мне приятно думать, что в вашем большом деле есть и мой маленький вклад. Видите ли, на мою свадьбу было приглашено две сотни гостей, и всем им я рассказывала, что нигде больше они не найдут таких нежных круассанов с миндалем и такого отличного... кофе. Они попробовали - и убедились в моей правоте, и рассказали об этом своим друзьям. Мой супруг даже печатал в газетах рекламу вашего кафе.
  - О! Я ведь совсем не читаю газет, - сокрушенно произнес Рауль. - Но вы хорошо сделали, что явились сюда. Я хотел бы знать, чем вас отблагодарить?
  - Вы уже отблагодарили меня сполна, - ответила она.
  - Чем же?
  - Позвольте, это будет моей маленькой тайной!
  - Как изменилось все с тех пор! - теперь была его очередь тяжко вздыхать. - Мое кафе совсем не похоже само на себя. Вы, мадам, такая другая, даром что все такая же прекрасная. Я сам, пусть и выгляжу иначе, все так же вами восхищен. И, что самое важное, - теперь уже я не боюсь говорить с вами, как тогда.
  - Отчего же вы боялись со мной говорить? - ее глаза округлились от искреннего удивления.
  - Оттого, что вы были так печальны. Да и мой приятель, художник, пытался завязать с вами беседу, но вы лишь отвернулись.
  - Сказать вам, мой друг, отчего я была так печальна и отказалась беседовать с вашим приятелем? - сладко-горькая улыбка изменила ее лицо, снова превратив ее в молоденькую мадемуазель, память о которой он так бережно и так долго хранил. - Оттого, Рауль, что я жила и дышала одной лишь мечтой, которая не сбылась; и каждое утро я приходила в ваше кафе в надежде на одно только не свершившееся чудо: что вы со мною заговорите.
  
  © Вероника Кристианссен
  
  esselta@yahoo.com
  esselta.livejournal.com/



[Дарья Крупкина]
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"