Длинные тонкие руки тянуться к закату. Зажжена свеча. Два дьявольских огонька беснуются в твоих зрачках. Улыбка, что затаилась в уголках губ, заставляет дрожать мои руки - вверх или вниз?
Запах твоего тела тягуче кисельно вползает в ноздри. Пробираясь по изгибам сознания, он заполняет голову, опьяняя мой разум. Сердце гулко стонет в груди - ты, как наваждение, которое вот-вот сорвется на последней ноте крика моего желания, и исчезнет. Я останусь в комнате с горящей свечой и полупустым бокалом вина, на дне которого буду тщетно искать твое имя.
Моя женщина.
Когда до зубовного скрежета моего будешь терзать меня, наслаждаясь своею властью над бренным телом моим, когда в задумчивости будешь пробовать на вкус и силу нежность слов, когда небрежно оголишь плечо навстречу моим губам - может быть тогда я назову тебя?!
Ласканная.
Пальцы нервно, срываясь на бег, трогают тебя, впитывая бархат кожи. Выше. Я знаю, что таится за тем изгибом. Птицы в твоих глазах устремляются в полет. Губы, дрожа, все чаще прерывают трепет слов стонами. А я дождался - я ласкаю! Так ждала Ассоль свои алые паруса, как жаждал я алости атласа твоих сосков. Двух грудей упругость - в две руки. До губ добрался и накрыл их. Твой каждый стон я пил глубокими глотками. Живот мой уже охрип от крика, но до безумия еще далеко.
Любимая.
По секундам отсчитывал вечность нашего единения. Вспыхивал до неба, загорался вновь. А ты не потухала ни на минуту. Ты скользила меж звезд, поддерживаемая крылами моей любви. Ты терялась в созвездиях, и появлялась внезапно, босоногая, нагая - Бегущая по Млечному пути.
Как будто множилась ты, и вот уже сотни разных женщин трепетали от жара моих губ. А я добрался до врат и вошел в них. И все изменилось.
Взрывались звезды, исчезали миры. А мы отрекались от вечности ради осознания одного мига бытия. Каждым движением соединенных тел мы отрицали время и пространство. В чреве твоем было больше жара, чем во все пламени ада, на губах - больше блаженства, чем в Эдемском саду. А я - вопил, я плакал, я смеялся! Бежал и полз, смотрел и слеп. Я умирал и возрождался.
И вот тогда, в сотый раз возрожденный тобой, я понял, что никогда не найду тебе имени. Потому что не может ни одно слово выразить то, что ты есть.