Все события в произведении, за исключением статьи Кромбаха и факта распиливания лома - вымышленные
Мнение героев может не совпадать с мнением автора
Резко затрещал допотопный будильник, с надписью "Севани" на циферблате. Алексей потянулся и остановил его. "Московское время - двенадцать часов" - бодро сообщил диктор радио. Пора на работу. Алексей выбрался из кровати и начал одеваться. Оставшаяся в постели женщина протянула к нему руки и капризно пропела:
- Не уходи. Побудь еще немного. Время есть.
- Нэ, "Севани" гонит мэня, - голосом кавказца отказался Алексей и кивнул в сторону будильника, - Он мэня нэ лубит. Кстати, любовь, моя, как ты уберегла это механическое ретро. У всех давным-давно электронные.
Он, с деланной подозрительностью глянул на нее:
- "Севани" - это память о горячем южном возлюбленном?
- Не говори глупости, ревнивый дурачок. Я люблю только тебя. Не хочу знать и помнить других.
- Верю, верю, верю, - он шагнул к кровати, быстро чмокнул женщину в щечку и, увернувшись от ее объятий, стал натягивать носки.
- Алексей, когда мы встретимся опять? - Странно, но она всегда звала его не Лешенька или Леша, а именно Алексей, как будто он был не ее любовником, а начальником по службе, но не большим и не пожилым, которому по чину и возрасту отчество еще не положено.
- Не зови меня Алексей, лучше Елисей, - тут же откликнулся он, - Спи моя радость. А я, как царевич из сказки А. Пушкина, приду и разбужу тебя поцелуем.
Он был уже одет и от двери помахал ей рукой:
- Созвонимся. Целую. Побежал.
Сняв дверной замок с предохранителя, Алексей открыл его и выскользнул из квартиры. Слава богу, на лестнице никого не было. Во дворе тоже. Июльский полдень. Малышня в саду, кто постарше - на речке. Пенсионеры, убивая скуку, толкутся по магазинам. Алексей скоренько пересек раскаленный двор и нырнул в арку. Попав с яркого света в тень, он некоторое время почти не видел и едва не налетел на стоящую под сводами арки троицу. Двое парней, явно под хмельком, задирались к третьему, старше их по возрасту. Хлипковатый Алексей всегда избегал уличных потасовок и сейчас постарался незаметно прошмыгнуть мимо. Выбравшись на проспект, он вскочил в первый же троллейбус и только тогда перевел дух.
Алексей Семенович Скворцов, старший научный сотрудник института фармакологии, 30 лет от роду, спешил на работу с любовного свидания. Еще утром он разыграл перед заведующим лабораторией смертельно больного, отпросился на прием к жутко умному врачу-специалисту, а сам отправился к любовнице.
Конец восьмидесятых. Милое сердцу время. Начало перестройки. Газетный разоблачительный бум, первые армянские кооперативы и новое слово "рэкет". Народ еще не осознал прелестей "застоя" и пока не изведал похмелья экономических реформ. Уже нет очередей к мусоровозам, но пока не лазают по мусорным контейнерам нищие. Зарплату еще не задерживают и ничего, что в магазинах шаром покати, но уж если удалось прикупить колбасу, то она из мяса. О заменителях тогда не слышали. Рассказывали страшные истории, что в сосиски добавляли туалетную бумагу, но в этот бред не верили. А выпивалось-то как весело, и с работы, улизнуть можно было без серьезных последствий, чем Скворцов время от времени пользовался.
Невысокий, симпатичный Алексей нравился женщинам. "Если природа обделила силой, ростом - значит, надо пользоваться тем, что есть: умом и обаянием" - считал он. Алексей втайне гордился, что не гонялся за женщинами. Романы возникали как-то сами собой, скрашивая, по его мнению, однообразие семейной жизни. Он не терзал себя угрызениями совести по поводу своих заходов "налево". "Я, как интеллигентный человек, не могу отказать женщине" - смеясь, оправдывался он. Даже в своем последнем увлечении он винил опять же не себя, а завлаба.
Пару-тройку месяцев назад Константин Федорович Стуков, заведующий лабораторией ферментов, где добросовестно трудился Алексей, вернулся с совещания взъерошенный. По привычке, сдвинув очки с носа на лоб, он сделал строгое лицо и, остановив свой взгляд на Скворцове, изрек:
- Поедешь на завод. Заберешь опытные образцы.
- Федорыч, - попытался воспротивиться Алексей, - пусть прокатится Наташа. Она лаборант.
В тот день прямо с утра зарядил дождик. Поздняя весна не спешила с теплом, и поездка на завод, да еще и общественным транспортом ничего радужного в себе не несла. Потому-то он попытался свалить поручение на другого.
- Че, я? - Тут же огрызнулась лаборантка, накрашенная, полненькая девица с пышной прической. - Крайнюю нашли? Чуть чего - Ковалева.
- Дело-то пустяшное: зайти, взять, привезти и ничего не растерять по дороге. - Больше для завлаба говорил Алексей, - А у меня на сегодня опыты запланированы. Скоро отчет. Не успеем - капут премии.
- А у меня куча пробирок не мытая. На склад нужно сбегать за реактивами, - Отстаивала свою позицию лаборантка, - Сами потом пиночить меня будете, если чего не хватит. И опять же пробирки...
- Не заставляй меня приказывать. - Вмешался в их перебранку Стуков, - Сам знаешь, ей подсунут наиболее чистые образцы. А ты разберешься, что к чему.
- А может Серега? - Скворцов кивнул на молодого парня, Архипова, младшего на-учного сотрудника. Тот год назад пришел в лабораторию после окончания института и пока ходил в "молодых".
- Мне он нужен здесь, - Завлаб был непреклонен.
Когда он упирался, переубедить его - задача нереальная. И, кляня, скопом, завлаба, погоду, дефицит и правительство, Алексей поехал на завод.
Институтские почти не бывали там. Смысла большого не было - два раза в неделю с завода в головной институт ходила машина с образцами. И если Федорыч погнал Алексея сюда, значит, бедолагу серьезно подперло.
Опытное институтское производство, а точнее два цеха, еще в годы холодной войны обнесенные забором с колючей проволокой, теперь громко называли заводом. Институтские власти, пристраивая проштрафившегося замдиректора по хозчасти Малькова, назначили его туда начальником. При этом они обозвали убогие производственные помещения заводом и дали Малькову солидный оклад. Новый директор оказался крепким хозяином. Он вычистил и облагородил косметическим ремонтом заводик, а под шумок выстроил на территории баню. А хорошая баня, это уже многое, это уже статус. Советскому человеку мало быть просто чистым душой и телом. Главное - кто рядом в момент омовения. Быть равнее равных - это почти что счастье.
Те, кто посолидней и поважней, под вечер в пятницу съезжались к Малькову на парок. Потому и дела у него шли. На заводике обновили оборудование. Платили хорошую зарплату, текучки не существовало. Мальков и себя не обижал: ездил на новенькой "волге" и побывал в командировках во Франции и Германии. Поговаривали, что обстановка его кабинета посолиднее, чем у самого директора института. Злые языки. Мальков не был простаком, чтобы плевать против ветра. Завод-то, по-прежнему, подчинялся институту.
Часа через полтора, сделав две пересадки, Алексей добрался до места. Отремонтированная проходная, суровость местных порядков, напомнили Скворцову институтские слушки. Его даже не пустили на территорию завода. Хмурая начальница караула созвонилась с лабораторией Стукова и лично отправилась за посылкой, оставив ждать Алексея в проходной. Другого, возможно, и покоробило такое отношение к головной конторе, но Скворцову было наплевать на чужой огород. Скуки ради он решил приударить за молодой смешливой вахтершей, сидящей на турникете. Благо та оказалась довольно миловидной. На беглый взгляд она была ровесницей Алексею. Если бы не чуть брылястые щеки, она вполне могла бы попасть в разряд красавиц. Уродливая униформа и не смогла скрыть ладную фигурку вахтерши. Кольцо на ее правой руке не остановило Алексея. Из жизненного опыта он вывел для себя, что тридцатилетний рубеж для замужней женщины самый коварный: иллюзии о браке рассыпаются окончательно, а мечты о настоящей и страстной любви еще не умерли. Ей кажется, что она еще не все взяла от жизни, и слишком рано положила себя на семейный алтарь. Она не против повышенного внимания, показного обожа-ния, и даже ухаживания незнакомца.
Все это Алексей успел просчитать, пока вахтерша намеренно долго разглядывала его документы. Обида на завлаба, погнавшего его в Тмутаракань, растаяла еще по дороге. Его настроение при виде милашки-вахтёрши приняло игривый оттенок. И, как только начкариха отправилась на территорию за образцами для него, Скворцов не удержался:
- Строго у Вас, - с серьезным видом заметил он.
- Так и должно быть, - скучающая вахтерша оказалась не прочь поболтать, пока начальство далеко. - А у вас не так?
- У нас посвободнее, мы террористов и шпионов не боимся.
- А мы - режимное предприятие. Нам так положено.
- И подозрительных обыскиваете?
- Согласно положению о службе.
- Схожу к Малькову, попрошусь к вам. И пусть каждый день меня обыскивают. Но, только вы, мадам, своими изящными ручками.
Слово за слово, и потек легкий треп, с иносказаниями и намеками. И не успела еще вернуться начкариха с посылкой для лаборатории. Как Алексей договорился о свидании на завтра, на утро. По графику, новая знакомая заступала на смену вечером, а днем была свободна.
Алексей и не сомневался, что женщина придет. Вернувшись к себе, он недодал Стукову один из препаратов, схитрив, что якобы не доглядел при получении. Завлаб вспыхнул, хотел было звонить на завод, но Алексей остановил его, клятвенно обещая завтра до обеда все довезти. Стукова, случалось, легко провести. Будучи неплохим ученым, Федорыч частенько "не рулил" в житейских ситуациях. Но упаси бог попасться ему на обмане. Свежа история как злопамятный завлаб "сожрал" одного младшего научного сотрудника уличив его во лжи. Алексей, конечно, рисковал, но не так уж сильно. В случае чего, можно было прикинуться, что заезжал пообедать домой и там забыл злополучный препарат. Чистосердечное раскаяние лабораторный "Папа" очень уважал и в этом случае не карал за проделки строго. Как и рассчитывал Алексей, Стуков, в конце концов, состряпал на лице одну из своих мин (в народе именуемую "кисляк") и заключил:
- Что ж, поезжай завтра. Но препарат чтобы был.
Следующим утром Алексей встретил новую знакомую букетом роз. Расчет оказался верным. Лишь единицам наших соотечественниц регулярно дарят цветы. Львиная доля их лишены этого. Несколько букетов до свадьбы и обязательные три тюльпанчика, ко дню Восьмого марта, как экономичное проявление любви и заботы - вот и вся женская радость. Узнав, что муж вахтерши в командировке, а дочка в детском садике, он изъявил желание выпить рюмочку чаю у неё дома.
Вот так у Скворцова и случилась последняя любовница, "мой маленький секс-праздник" - как он ее называл. От нее то он и сейчас возвращался сейчас на работу.
Без двадцати час он поднялся по ступенькам в здание института, через три минуты уже входил в дверь, с чуть покосившейся табличкой: "Лаборатория ферментов". С ходу, накинув халат, он плюхнулся за свой стол и зашелестел бумагами, симулируя активную деятельность. Наташа Ковалева, лаборантка, заметив Алексея первой, вытаращила глаза: "Беги скорее к шефу. Он тебя вызывает" Скворцов не успел ничего спросить, как из-за шкафов вынырнул Стуков. Его мятый халат был застегнут на все пуговицы, что означало крайнюю степень раздражения завлаба.
- Ну, как, выздоровел? - Ехидно спросил он, намекая на официальный повод для отсутствия Алексея на рабочем месте.
- Не совсем. Но надежда есть. - Бодренько ответил Алексей. Он никогда не лез за словом в карман.
- Шеф тебя вылечит. Так вылечит - мало не покажется. Чего это он тебя вызывает? Натворил что-нибудь? Ох, не дожить мне до пенсии с такими охламонами.
Раз речь зашла о пенсии, значит дальше шутить с Федорычем, становилось опасно. Видимо вызывали давно, и не раз справлялись, где Скворцов блудит. Алексей пулей выскочил из лаборатории.
Идти на ковер к директору - это равносильно, прогуляться на эшафот и поучаствовать в экспериментах с гильотиной, естественно, в качестве подопытного. Директорский кабинет так и звали: "Лобное место". Дмитрий Андреевич Приходько, директор института фармакологии, величаемый в глаза "Шеф", а если рядом не находилось стукачей, то "Большой Хохол", был крут. Не всегда рядовые работники, получающие черную метку в виде звонка секретарши шефа о вызове, продолжали трудиться на рабочем месте. Обычным финалом "задушевных" бесед с "Большим Хохлом" являлось увольнение несчастного или, в лучшем случае, понижение в должности. По наивности некоторые из жертв бежали в профком, кричали и плакали, доказывая свою невиновность и правоту. В профкоме профессионально-участливо выслушивали обреченных, сочувственно кивали, обещали разобраться, но пойти против директора никогда не осмеливались. Себе дороже. Зинуля, древняя лаборантка из соседнего отдела, сострила как-то в курилке: "Ковры из профкома следует использовать для засолки огурцов". Заметив недоуменные взгляды сослуживцев, она пояснила: "Профкомовские ковры давно просолились от слез, пролитых в этих стенах".
Шагая по коридорам, Алексей перебирал в уме последние факты своего бытия: "Работаю по графику. Языком не ляпал попусту, в милицию не попадал. Любовные интрижки - не в счет. За это сейчас не выгоняют. Да и не знает никто".
Мысли его оборвались на пороге директорской. Пару раз Скворцову доводилось заглядывать сюда и всегда у него перехватывало дух от восхищения. Зеркала, панно, мебель по заказу. Ходили сплетни, что специально приглашали дизайнера обставить директорские апартаменты. Шепотом подсчитывали и соглашались, что потраченных денег хватило бы на обновление половины институтского оборудования.
Подстать приемной и секретарь шефа, Вероника, крашеная блондинка с крепкой попкой, удивительно тонкой талией и безразличными воловьими очами. Хороша девка - глаз не оторвать, особенно от груди, где-то 4-5 размера, стянутой тесным лифчиком и представленной для обозрения глубоким декольте. Вероника болтала по телефону, задумчиво играясь стоящими перед ней розами. Заметив Скворцова, она зажала трубку ладошкой и выговорила Алексею:
- Скворцов? Где тебя черти носят? Ступай в кабинет. Шеф давно разыскивает тебя.
- По какому поводу? - Нелишне было узнать причину вызова.
Вероника отмахнулась раздраженно:
- Иди, иди.
- Хорошо, что у тебя ковер мягкий, - сказал Алексей, берясь за дверную ручку кабинета.
- Конечно, хорошо. А к чему ты это? - В ее понимании все сотрудники без исключения копошились где-то внизу иерархической лестницы. Себя она причисляла к элите. И обычно ни с кем, кроме крупного руководства не разговаривала. Поэтому Вероника не была закалена в институтских пикировках и подначках.
- Если Сам вышибет меня, то отделаюсь легкими ушибами, а не переломами, - выдал Алексей.
Секретарша недоуменно глянула на него, секунду переваривала услышанное, потом соизволила улыбнуться, сообразно своего ранга, снисходительно.
Алексей постучался и вошел в кабинет, ожидая громы и молнии на свою разнесчастную голову. Но, к удивлению, нашел шефа в прекрасном настроении. "Большой Хохол" расположился не за своим столом, а в уютном кресле у журнального столика, заставленного представительскими закусками. Обычно нахмуренные брови директора расползлись в стороны, а рубленное лицо, в кои веки, посетило заинтересованно-учтивое выражение. Напротив него расположился седой человек, одетый в дорогой пиджак, несмотря на жару. Подтянутая фигура делала незнакомца моло-жавым, так что, седина его казалась преждевременной, но морщины у глаз и в уголках губ, выдавали в нем человека умудренного.
- Где Вас носит, молодой человек? - Голос директора был строг и по интонации колебался на грани, еще не зная, сорваться на крик или же снизойти до нормального тона. Присутствие незнакомца явно окорачивало начальственный пыл.
"На "ВЫ"?" - Опешил Алексей. Вслух же он пролепетал приличествующие дан-ному моменту оправдания. Но "Большой Хохол" не слушал. Изобразив усталость на лице, он доверительно посетовал гостю:
- Все дела, дела... Не хватает глаз уследить за всем. А хорошего помощника трудно подобрать. Не та молодежь, хоть ее писаки и называют "золотая".
- Зря Вы так, - потрафил ему гость, - Вашей практической сметке цены нет, а энергии может позавидовать любой молодой. Не пробовали писать книгу? Изложить свой опыт руководителя. Сейчас многие так поступают.
- Подумывал над этим, но катастрофически не хватает времени, - расплылся директор в улыбке.
"Еще бы, - ухмыльнулся Алексей, - за неделю два раза теннис (модный вид спорта, как почитаемый президентом, а соответственно и всеми начальниками), любовница и сауна с возлияниями. Какая уж тут книжка. Тут даже не до работы".
- Как я понимаю, это и есть Ваш Скворцов, - седовласый глянул на Алексея, - Я хотел бы украсть его у Вас на некоторое время.
"Крупная шишка этот Львович, - продолжал в уме ерничать Алексей, - если при нем наш лев превратился в котенка. "Польвовястей" дядька будет".
Гость шефа поднялся, взял стоящий рядом со столиком дипломат, попрощался с директором и направился к выходу, кивком приглашая Алексея следовать за ним. "Золотая молодежь" в лице Скворцова, зашагала за ним, недоуменно рассуждая: "Сценка напоминает продажу крепостных. Кто этот мистер? Министерство? Эти никогда не встречаются с рядовыми работниками. Письменный циркуляр - их основное оружие. КГБ? Сами? Было бы чего, наш первый отдел давно бы промыва-ние мозгов сделал. Там, где фармакология, там и наркотики. Ну, а я то здесь при-чем? Ни сном, ни духом". Тем не менее, неприятный холодок защекотал спину. "Только этого не хватало. Жили-жили, не тужили".
Они вышли из кабинета и стали спускаться по лестнице.
- Халат оставьте в лаборатории. Жду Вас на улице. - Не оборачиваясь, на ходу, бросил незнакомец. Спокойная уверенность Аркадия Львовича, костюм без единой морщинки, очки в золотой оправе, импортный дипломат, а самое главное - манера держаться, выдавали в нем солидного человека высокого полета.