Савинов Михаил Авенирович : другие произведения.

Логические переходы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Полный текст. Отдельные кусочки можно больше не читать.

  
  
   М.А. Савинов
  
  
   ЛОГИЧЕСКИЕ ПЕРЕХОДЫ
  
   Разработка логических переходов
   потребует от экскурсовода творческих усилий
   и определенной виртуозности. При этом
   следует учитывать многоплановые возможности экскурсии
   и многовариантный результат...
  
   Е.И. Лелина. Основы экскурсионного дела.
  
   Наконец я придумал эту злополучную связку. И в дальнейшем
   неизменно ею пользовался:
   "Друзья мои! Здесь, я вижу, тесновато. Пройдемте в следующий зал!.."
  
   Сергей Довлатов. "Заповедник"

Предисловие

   Начинающему автору обыкновенно советуют писать о том, что ему лучше всего известно. Так что, ощутив однажды неукротимое желание сотрясти воздух неким литературно оформленным словом, я обратился к тому, что хорошо знаю и чем занимаюсь по жизни- к музейным экскурсиям.
   Тема эта, конечно же, не нова. Рассказывать человеческие истории экскурсоводов- на то есть "Заповедник" Довлатова, писать о профессиональных тонкостях - на то есть учебники по экскурсоведению, их множество. Тут, как и везде - всё уже написано до нас. И, однако, я не мог отделаться от ощущения, что об экскурсиях в художественной прозе сказано ещё не всё. Некоторое время я размышлял, как повернуть тему неизвестной (или хотя бы менее известной) стороной, и придумал вот что.
   Экскурсионный учебник излагает теорию и метод, но он не может дать ответа на все те мелкие, но настойчивые вопросы, которые обрушиваются на экскурсовода, лишь только он начинает работать с живыми людьми. Эти вопросы рождены практикой, и ответы на них даёт только жизнь. Посему я решил поделиться наблюдениями из практики - вдруг это кому-то поможет, и не обязательно в экскурсиях, а и просто в повседневном быту. Ведь экскурсия- она как жизнь, у неё так же есть начало и конец, и прожить её тоже можно по-разному.
   А ещё я понял, что мне очень хочется рассказать о музейных людях: о тех увлеченных профессионалах, которые трудятся в музее, и о тех странных существах, которые в музее находят убежище от реальности, и, конечно, о тех, с кем приходится встречаться экскурсоводу каждый день по долгу службы - о наших посетителях.
   Казалось бы, о посетителях тоже написано довольно много. В любом текст об экскурсионной работе, в любом посвящённом экскурсиям интернет-сообществе неизбежно будут упоминаться, например, глупые вопросы экскурсантов (как, впрочем, и ляпсусы экскурсоводов). Но я решил зайти с другой стороны- посмотреть, что ощущает и как ведёт себя человек, оказавшийся в пространстве Истории.
   И вот что у меня получилось.
  
   P.S. Да, чуть не забыл- музей, в котором происходит действие, кончено же, не существует в действительности. Как и коллектив музея...

Экскурсовод

  
   "С детьми надо играть, - сказал мне однажды один опытный экскурсовод. -Они не могут слушать голое вещание, их в нужно удерживать, им надо задавать вопросы, создавать игровые ситуации какие-то..."
   Тут я вспомнил, как в школьные годы ненавидел экскурсии и экскурсоводов, и больше всего боялся, что экскурсовод меня о чем-нибудь спросит, или решит проверить, как я усвоил то, что он нам проповедовал.
   Мне казалось, что они, экскурсоводы, только мешают. Ты хочешь смотреть одно, а тебе говорят про другое, ты видишь нечто - но тебе объясняют, что ты видишь неправильно. А еще я был маленький, и мне всегда ничего не было толком видно из-за чужих спин.
   Так что, если бы десятилетнему мне кто-нибудь сказал, что я стану экскурсоводом, когда вырасту - я не поверил бы этому человеку и долго смеялся.
   Но вот- стал, и уже много лет играю с детьми на экскурсиях, и задаю им вопросы, и удерживаю их внимание, и даже сочиняю для них путеводители - с вопросами.
   Впрочем, я никогда не спрашиваю детей принудительно. Пусть отвечают те из них, кто хочет.

Дети

   А они - хотят и отвечают. Хороши ответы детей - они быстрые и, чаще всего, верные. Мой любимый экскурсант - малыш, которому где-то от пяти до десяти лет.
   Ну, конечно, с детьми приходится нелегко. Они не слушают, они шумят и вопят, они бегут вперед - не туда, куда ведет маршрут экскурсии! Они спрашивают не тогда, когда ты этого ждешь. Поэтому некоторые наши молодые девушки-экскурсоводы боятся детей.
   Я и сам их боялся в свое время. Я вообще всех боялся. Я и экскурсоводом стал из желания преодолеть страх публичного выступления. Увидел объявление на дверях музея, подумал- "А! Почему бы и нет! Была не была!"- ну, или что-то подобное.
   И - ничего, получилось. И с детьми получилось, и теперь, как я уже говорил, это моя любимая публика.
   На детской группе промахи экскурсовода видны сразу же. Малыш не может заставить себя слушать то, что его не радует. Внимание его рассеется, и он убежит. Не в буквальном смысле убежит - учитель не даст, а в переносном - не будет слушать, станет болтать, отвлекаться, отвлекать других.
   Значит, надо сделать так, чтобы ребенку было интересно. Это, как выяснилось, не так уж и сложно.
   Однажды я решил взглянуть на музей глазами ребенка. Сел на корточки, убавился в росте и поглядел вокруг. Раз- и почти треть предметов выпала из маршрута - ребенок просто не видит их. Зато появились такие предметы, которые малышу хорошо заметны, но в экскурсии обычно не упоминаются - они где-то внизу, под ногами, взрослому человеку проще поднять голову вверх, чем нагибаться к небольшим моделям корабельных пушек, которые расставлены на полу вдоль витрин. Но для ребятишек-шестилеток эти пушечки- именно то, что надо!
   На следующей группе поиграли с пушечками. Дело пошло неплохо. Старый экскурсовод оказался совершенно прав- внимание ребенка надо удерживать всеми средствами, и лучше всего- играть.
   Простор для игры есть в любом музее - хоть в художественном, хоть в военном, а уж про зоологический и говорить нечего.
   "Представьте себе, что вы..." - и придумать ситуацию, в которой малыш был бы, например, капитаном корабля. "Давайте подумаем вместе..." - и так далее.
   Через пару экскурсий я понял: кто сможет расшевелить детей - тот будет вознагражден сполна. На тебя смотрят несколько пар внимательных детских глаз, ловят твои жесты, разглядывают предметы, которые ты им показываешь. Маленькие экскурсанты подпрыгивают и тянут руки вверх, желая побыстрее ответить на вопрос, а когда ответ получается верным, пищат от радости. То, что на языке учебников занудно называется "контакт с аудиторией" - ни с чем несравнимое удовольствие.
   Кстати, некоторые взрослые в ситуации игры мешают- отвечают на вопросы вместо детей, а когда дети не могут дать сразу верного ответа- сердятся.
   Да, и вот еще что важно - с детьми надо говорить на их языке.
   Это совершенно не означает, что с ними нужно сюсюкать или нарочито упрощать свою речь. Но сложных конструкций вроде "финальный этап сражения" в детской экскурсии быть, конечно, не должно.
   И не стоит недооценивать способности детей к познанию сложных вещей. Был такой случай - подходит после экскурсии детка лет семи и спрашивает:
   -Вы не подскажете, от какого типа корабля произошел эскадренный миноносец?

Командир

  
   -Хорошо придумали! - сказал мне начальник нашего отдела, когда я рассказал ему о попытке посмотреть на музей с высоты роста ребёнка. - Надо взять на вооружение...
   Про начальника непременно надо рассказать подробнее.
   Устроившись когда-то в музей, я застал еще прежнего заведующего отделом, пожилого человека из отставных политработников. Тот был добрый человек, но изрядный крикун. Кричал он на всех. Все знали, что старик вопит на людей не со зла, и всё равно придёт потом извиняться. И начальник, действительно, приходил.
   Методистом при этом крикуне состоял наш нынешний заведующий. Методист занимается тем, что разрабатывает экскурсии и учит экскурсоводов. И в бытность методистом именно наш начальник всему меня научил.
   Потом наш крикливый старик отправился на пенсию, и командир - так я буду в дальнейшем звать нашего заведующего- занял его место. А на должности методиста через некоторое время оказался я.
   Командир старше меня всего года на четыре. Он кандидат наук, автор трёх десятков статей об экскурсионном деле, и просто очень симпатичный человек. Тёплый взгляд, морщинки-лучики и спокойные, нерезкие движения.
   Голос у начальника глуховатый, говорит он всегда негромко и очень доброжелательно. Не могу себе представить командира, говорящего на повышенных тонах. Этим он разительно отличается от предыдущего нашего крикуна.
   Даже в простейших, бытовых диалогах речь его выверена так, что кажется, будто все эти диалоги он проговорил заранее. Однажды некая практикантка, с которой он разбирал какие-то ошибки в экскурсионном рассказе, сказала:
   - Вам-то легко, сами-то говорите, словно реченька журчит!
   Начальник всегда вежлив, корректен и добродушен. Нет вопроса, который он не решил бы с улыбкой на лице. Экскурсоводы наши - а экскурсоводам в любом музее пальца в рот не клади! - спорят с ним иногда, фырчат, демонстративно сердятся, но всё это любя, потому что нашего начальника нельзя не любить.
   Борьбу со скандалистами (а посетитель музея, решив поскандалить, обыкновенно идёт в экскурсионное бюро) начальник отдела возвел в ранг высокого искусства. Он даёт жалобщику возможность выговориться, потом, с мягкой непреклонностью доказывает беспочвенность претензий, успокаивает его и затем плавно выпроваживает. Если претензия обоснована - извиняется и убеждает, что меры будут приняты немедленно. Иногда ему удается так повернуть дело, что скандалист, не услышав в свой адрес ни одного резкого слова, уходит из экскурсионного бюро с извинениями и улыбкой на лице.
   Впрочем, эта мягкость, неконфликтность в общении, работала и против начальника. Недоброжелатели из сотрудников порой бурчали по курилкам:
   - Мямля, валенок, кишка тонка...
   Обычно так говорили завистники, считавшие, что место досталось нашему заведующему не по чину. Одна сурового нрава мадам из сектора учёта говорила прямо:
   -Это гибель экскурсионной работы в музее. На его месте должна была быть я.
   А характер и манеры у неё были такие, что если бы произвели мадам в начальники отдела, то экскурсоводы наши на другой же день разбежались бы в разные стороны.
   Действительно, где грань между неконфликтным человеком и трусливой слякотью? Не есть ли одно определение просто красивая обертка для другого?
   Начальник наш, однако, никак не позволял проверить этот вопрос на практике. Я никогда не видел его в ситуациях, когда надо было бы кричать на людей, драться, жестко принуждать, продавливать свою позицию, категорично приказывать. Не липли такие ситуации к нашему начальнику, отскакивали от него. А если он избегал их сознательно- то делал это так, что никто не смог бы заподозрить его в уклонении от острых углов реальности.
   И один лишь раз - но об этом я расскажу позже, в свое время, - я увидел своего начальника выведенным из душевного равновесия и не скрывающим своего истинного отношения к проблеме. Лишь один раз на моей памяти он пошел на конфликт прямо и решительно.
   А после конфликта- кстати, дело кончилось безобразно- не меньше часа просидел в экскурсионном бюро с блаженной улыбкой на расслабленном лице.
   Наслаждался новым ощущением внутренней свободы? Наверное...
   Жизнь доброго командира отнюдь не была безоблачной. Когда-то, как и многие из нас, он убедился, что знания и умения, которыми он овладел в университете, оказались ненужными. Точнее, нужными, но крайне низко оплачиваемыми. Но ему и в голову не приходило бросить специальность и пойти, например, торговать.
   Отвратительно мелкая и, по воззрениям многих, несовместимая с человеческим достоинством зарплата музейного работника работает как своеобразный фильтр, мелкоячеистая сеть. Через эту сеть не пройдут те, кто полагает, что труд человека должен оплачиваться адекватно его способностям и знаниям. Сеть пропускает лишь подлинных фанатиков науки и музейного дела, да ещё один сорт людей, ок которых я расскажу в своё время.
   Руководство экскурсиями в нашем музее было главной, но далеко не единственной работой нашего командира. Еще он сочинял популярные книги по истории, вёл исторические рубрики сразу в трех детских журналах, а иногда составлял генеалогии знатным и богатым людям.
   Семья командира состояла из жены и двух маленьких детей. Жена занималась переводами и всякой прочей работой, которая не требовала выхода из дома. Так и барахталось это семейство в волнах моря житейского.
   Заботы одолевали. Статьи и заказные генеалогии случались не всегда. Квартирные хозяева в самый неподходящий момент решали продать жильё и гнали командира вон.
   Наш организатор экскурсий, добрейшая Евгения Никаноровна, говорила мне:
   -Я его дольше знаю, видели бы вы его лет семь назад! У него же с каждым годом седых волос прибавляется и лицо высыхает...
   Но ничуть не унывал наш начальник, и продолжал кочевать по квартирам, писать статьи, раздобывать какие-то приработки... Дел у него все прибавлялось, и однажды он понял, что не в силах тянуть все и сказал мне:
   -Забирайте-ка вы себе практикантов.
  

Практиканты

   Практиканты наши происходят с биржи труда. Там некая контора учит оставшихся без работы людей экскурсионному делу, а у нас они проходят практику. То есть, искусству говорить и показывать они должны научиться именно в нашем музее.
   И вот четырнадцать человек стоят в зале музея. Большинство - женщины. Кстати, далеко не у всех из них отсутствует работа. Кто-то решил получить вторую специальность. Кто-то работает неофициально. Поэтому налицо все четырнадцать присутствуют только на первом занятии.
   Задача - научить их проводить музейную экскурсию. Сделать это за время практики почти невозможно- слишком мало занятий. Поэтому мы просто разучиваем с ними экспозицию- сколько успеем, а к финалу своей практики они должны самостоятельно рассказать маленькую экскурсию по какой-то отдельной теме.
   Половину каждого занятия я им что-то рассказываю об экскурсиях и нашем музее, другую половину они сами учат с методичкой в руках материалы нашей экспозиции и вслух рассказывают то, что у них получается.
   С первой половиной всё хорошо. Все слушают, кивают головами, записывают - но ясно, что толку им от этой записи не будет никакого. Экскурсия делается только практикой, и никак иначе. А вот попробуйте предложить им что-нибудь рассказать!
   Взрослый человек потупит глаза и начнет пятиться от предложенной указки, станет похож на школьника, столкнувшегося с неотвратимостью вызова к доске.
   -Ну, друзья, давайте-ка теперь попробуем сами что-нибудь рассказать, пора...
   Десять, иногда двенадцать пар глаз смотрят в пол. Наконец, одна практикантка вызывается. Она всегда вызывается. В своё время она работала школьным учителем, и сложностей с тем, чтобы вот так взять и что-то рассказать другим, у неё нет.
   -Э, нет, Татьяна Михайловна, вы уже в прошлый раз рассказывали, а вот Нина, например, ни разу. Что у вас получается- это мы уже знаем, а мне надо, чтобы заговорили все.
   При виде указки, недвусмысленно протянутой именно ей, Нина Петрова делает шаг назад.
   -У меня не получится...
   -Получится!
   -Я не умею...
   -Все не умеют! Мы здесь учимся, наше неумение нормально. Надо его преодолеть!
   -Можно, я на следующем занятии?..
   Не экскурсионная практика, а какой-то психотренинг! Вид у Нины жалобный. За неё начинают просить сердобольные товарищи по группе. Пётр Борисович, единственный на всю их группу мужчина, который на прошлом занятии точно так же пятился назад, теперь тянет руку к роковой указке - вызывает огонь на себя. Нина ему нравится, это видно, и понятно его желание спасти и защитить, но дело прежде всего - без преодоления страха не будет результата. Нину надо дожать.
   -Нет, Нина Эдуардовна. Сейчас!
   Тут главное - мягкость и непреклонность. У начальника нашего это получалось виртуозно, у меня - пока не очень-то... Меня они иногда продавливают.
   Не отступать. Не поддаться обаянию чужой слабости! Улыбка и натиск!
   Капитулировала Нина Эдуардовна! Она берёт указку, выходит на центр, что-то говорит. Что именно она говорит- не так важно, здесь главное- что она вообще вышла и заговорила. Голос сначала прерывается, но под конец заданного ей фрагмента она говорит ровно и уже не думает после каждого слова - что сказать дальше?
  -- Отлично! Всё получилось! Вот видите, ничего страшного в этом нет. В нашем деле главное - начать. Кто следующий?
   ...Так мы с ними разбираем зал, показываем, рассказываем, и, в числе прочего, осваиваем пресловутые логические переходы, о которых обязательно будет сказано в любой книжке, которая касается экскурсионного труда.

Логические переходы

  
   Так вот, поговорим о логических переходах.
   В узком смысле - это словесные конструкции, связывающие рассказ об одном предмете из экскурсионного маршрута с рассказом о следующем предмете. В широком смысле - это та вещь, которая из набора отрывочных баек делает экскурсию, связное повествование.
   У любой настоящей экскурсии есть цель и задачи. Под эти цели и задачи подбираются предметы, которые образуют маршрут экскурсии. А логические переходы скрепляют все это в единый цельный рассказ. Создание таких переходов украшает экскурсию и великолепно тренирует мозг экскурсовода.
   Впрочем, ни разу не было на моей памяти случая, чтобы довольный экскурсант сказал что-нибудь вроде: "Ах, какие у вас выверенные, изящные логические переходы!". Наверное, такого и не бывает.
   Экскурсант, как правило, переходов не видит. Но он видит хорошую экскурсию - то есть понимает все, что до него доносит экскурсовод. А когда он все понимает, у него не возникает желания задавать вопросы.
   Связки внутри экскурсии могут быть двух разных типов. В одном случае мы просто будем выводить каждый следующий рассказ о предмете из каждого предыдущего.
   Любой предмет есть вместилище разных смыслов. Каждый из них можно использовать для логического перехода к другому предмету.
   Допустим, перед нами модель корабля. Пусть это будет военный корабль, времен парусного флота, фрегат или бриг.
   Прежде всего, модель- это предмет, сделанный руками мастеров, памятник модельного искусства. Иногда она строится в точности так же, как и настоящий корабль, и точно так же на её постройку могут уйти годы. Она может быть сделана одним умельцем, или же целой мастерской. Может быть, её строил в свободное от службы время выдающийся боевой адмирал, а может быть - военнопленные коротали время в лагере. Итак, вот первый смысл, заключенный в нашей модели.
   Второй смысл заключается в том, что модель показывает определенный тип корабля, который решал свои особые боевые задачи. Произнесем слово "фрегат"- и вот перед нами смелый и быстрый морской разведчик, который на войне первым обнаруживает врага и топит вражеские транспорты, а в мирное время - идет вокруг света с научной экспедицией.
   Но модель чаще всего показывает не фрегат вообще, а конкретный корабль со своей судьбой. Вот мы и вышли на уровень исторических событий, военных подвигов или научных открытий. Из всего этого можно построить мостик дальше.
   От события, связанного с нашим фрегатом - к событию, случившемуся в тот же год, или к подобному событию другого времени, например- от одной экспедиции к другой. От подвига фрегата - к другим событиям той же войны или к личности командира корабля или командующего эскадрой. От научных открытий- к личности ученого, который эти открытия совершил. И так далее, для живого ума здесь преград нет.
   Второй вид логических связок работает на тренировку памяти экскурсантов. "Помните, - говорит экскурсовод, - мы с вами видели модель фрегата - корабля, предназначенного для выполнения таких-то и таких-то задач, а здесь перед нами линейный корабль, и у него уже задачи иные..." К подвигу можно вернуться в другом месте экскурсии- когда попадется похожий подвиг, к научному плаванию - в рассказе о другой экспедиции в то же море спустя полвека, и так далее.
   Как вы уже, наверное, догадались, любая логическая связка может быть сделана как на сходстве двух вещей или явлений, так и на их противоположности друг другу.
   Переходы работают на выполнение цели экскурсии. Цель эта может быть разной, но у хорошей экскурсии она есть всегда.

Когда нет цели

  
   А когда цели нет, экскурсия превращается в бессвязный набор баек.
   Однажды случилось мне приехать в Москву на раннем поезде. До открытия нужного учреждения- три часа. А у вокзала стоит автобус, и экскурсовод в мегафон завлекает гостей столицы на поездку по историческим местам.
   А почему бы и нет? Интересно же поглядеть, как работают другие! И я уселся в автобус и поехал на экскурсию по Москве.
   Колесим по центру столицы нашей Родины. Экскурсовод между хорошо известными историческими фактами о городе, улицах и зданиях рефреном изрекает примерно следующее:
   -Здесь в прошлом году снимали такой-то сериал... А вот в этом доме живёт такая-то певица...
   -Это Новый Арбат (следует обстоятельный рассказ о том, как хорош Новый Арбат). А вот там, видите, уходит вбок такая маленькая пешеходная улочка- это Старый Арбат...
   Вот так - один из символов Москвы, Арбат Булата Окуджавы уместился в одну коротенькую фразочку. И более не было сказано ничего.
   Первая мысль- ужас! кошмар! - но ведь экскурсовод не случайно говорит именно то, что он говорит. Он работает на публику, и рассказывает то, что интересно публике, то, что именно эти экскурсанты будут рады слышать. Но неужели всем пассажирам утреннего экскурсионного автобуса нужно именно это - певицы и сериалы?
   Автобусная экскурсия делается частной фирмой. Зарплата экскурсовода там напрямую зависит от числа проведённых экскурсий. Получается, что именно за певиц и сериалы народ готов платить деньги.
   Потому что певица и политик какой-нибудь - это понятные образы, это то, что он каждый день в телевизоре видит. А архитектор Фиораванти или Булат Окуджава- абстракции, над ними думать надо...
   Повернется ли язык сурово упрекнуть экскурсовода за то, что он зарабатывает на жизнь, не поднимая знания экскурсанта, а опускаясь на уровень понятных образов?
  
  

Путь бычка

  
   Играть со смыслами вещей и придумывать связи между ними - дело очень увлекательное. Но иногда это может довести до странных выводов. Однажды я с точки зрения возможных смыслов порассуждал над детскими стихами...
   Всем нам с детства знаком классический стишок о бычке:
  

Идет бычок, качается,

Вздыхает на ходу.

"Ох, доска кончается,

Сейчас я упаду."

  
   С виду - безобидный стих про игрушку. Но однажды я призадумался над его возможным смыслом, и увидел... заключенную в четырех строчках квинтэссенцию мрака человеческого бытия.
   Конечно, я увидел то, чего в этом стихе, вероятно, нет. Или, может быть, все-таки есть?
   Вот что получается при пословном разборе истории про бычка и доску. Уже первое слово стихотворения задает его главную идею, идею движения. Герой стихотворения идет.
   Герой назван по имени - это бычок. Обратим внимание - не бык, а именно бычок, маленький, безобидный. Мирное, бессловесное домашнее животное. Скот.
   Бычок идет и качается. Кстати, надо еще разобраться, почему он качается - пьян? Пытается таким образом уйти от реальности? То, что реальность не радует бычка, вполне очевидно - на ходу бычок вздыхает. Он испытывает тяжелые, неприятные эмоции.
   Из следующих строчек становится ясной причина неприятных эмоций. Бычок идет по доске, доска должна кончиться, и тогда бычок упадет. Он предвидит свое падение, и поэтому вздыхает.
   Доска - ключевое понятие нашего разбора. Что, если доска- это жизнь? Она предопределена и конечна. С неё нельзя свернуть ни вправо, ни влево. Нельзя повернуть назад. Можно только упасть - то есть, называя вещи своими именами, умереть.
   Конец доски уже виден. Спасения нет. Бычок обречен.
  

Брошенный

   Такие разборы затягивают, хотя и отдают сумасшествием. Если уж бычка разобрали, то не исследовать ли другое классическое стихотворение - о несчастном зайке?
  

Зайку бросила хозяйка,

Под дождем остался зайка.

Со скамейки слезть не смог,

Весь до ниточки промок.

  
   Итак, первое слово здесь - обозначение героя. Наш герой - зайка. Не заяц - дикое, осторожное, когда надо- агрессивное животное, а з а й к а - маленький, пушистый, с ушками...
   У зайки - трагедия. Его бросили. Из следующего слова ясно, что у зайки есть хозяйка, и именно эта хозяйка покинула несчастного, позабыв, что "мы в ответе за тех, кого приручили".
   О зайке говорится в мужском роде. Будем считать, что это мужчина, а хозяйка, конечно же, женщина. Вот вам и социальная трагедия. Мужчина выступает перед нами в страдательной, подчиненной роли. Он слаб и беспомощен. Женщина-хозяйка, повелительница, богиня, б р о с и л а его. А без неё он не может ничего, даже со скамейки слезть.
   В стихе про бычка есть движение. Бессмысленное, навстречу гибели, но- движение. В стихе о зайке никакого движения нет. Брошенный ушастик пассивно сидит на скамейке, покинуть которую ему не дано. Как и доска, его скамейка - это жизнь. Жизнь, в которой нет места движению и развитию.
   И теперь, когда я слышу что-нибудь вроде "Меня бросила девушка", первый образ, встающий перед глазами - это зайка под дождем.
   Дождь - еще один важный образ этого печального стишка. Дождь - это жизненные невзгоды, которые обрушивает на людей равнодушный мир. Этому миру нет дела до отношений зайки и хозяйки.
   Жалкий, лишенный воли к сопротивлению, мокнет зайка под дождем. Но финал стихотворения открыт. Может быть, богиня передумает, вспомнит... Перед зайкой, в отличие от бычка, все-таки нет призрака гибели. Его беда ограничена текущими обстоятельствами.
   Дождь не бывает вечным. Зайка может стать зайцем. Удачи ему.

Воительница

  
   Всё, хватит бычков и заек, пора поговорить о людях. О тех, кто сопровождает посетителя музея в плавании по волнам истории - о наших экскурсоводах.
   Хоть музей у нас и военный, но большинство наших экскурсоводов - женщины. Многие работают на полставки, совмещают - на одну музейную зарплату жить не получается. Но работу в музее не бросает ни одна - они получают удовольствие, рассказывая Историю.
   Всех в одном рассказе не охватить, придётся, как в любой экскурсии, выбирать самое важное. Расскажу о той, кого лучше остальных знаю - о нашей воительнице.
   Лида Шустова училась на два курса младше меня, а теперь работает экскурсоводом в нашем отделе. Таким образом, значительная часть её жизни в последний десяток лет протекает перед моими глазами.
   Экскурсовод из неё получился замечательный, но своеобразный. Например, ей очень тяжело даётся рассказ без оценок. Там, где она описывает сдачу крепости предателем, взгляд её темнеет, губы поджимаются. У этого человека никогда не было проблем с образом врага.
   Сказать, что Лида Шустова хороша собой - значит не сказать ничего. Высокая, статная, с огненно-рыжими волосами, она похожа на мифическую валькирию. Это сравнение может показаться убогим штампом, но в случае Лиды оно оправдано. Лида - это именно валькирия, дева-воительница.
   Она, как и древние валькирии, носится "по небу и по морю" и сражается, сражается, сражается.
   Её жизнь- непрерывный бой. Ни дня без борьбы за правду.
   Сколько я её помню, Лида всегда на острие атаки. Хотят построить элитное жилье на месте парка - она уже в пикете с плакатом. И уже собрана инициативная группа, уже неравнодушные граждане ставят подписи под обращением к Президенту, уже идёт агитация в социальной сети...
   Попал пикет в теленовости- прекрасно! Разгромлен прислужниками неправедной власти - ещё лучше! Не раз и не два оказывалась наша Лида в застенках.
   Однажды я возвращался из командировки, и встретил Лиду в метро в шесть часов утра - она уже ехала воевать.
   Что там горящие избы и кони на скаку! Вы лучше попробуйте остановить снос столетней деревянной дачи. А Лиде это удалось!
   Кроме нашего музея, Лида работает в доброй пятёрке разных журналов, реальных и электронных. Волонтёрских проектов, в которые она ввязывается, я даже не берусь сосчитать. Когда я читаю её новости в социальной сети, я сам себе кажусь жирной старой гагарой из "Песни о Буревестнике".
   А гагаре - недоступно.

Пингвин

  
   Если уж прозвучал в нашей экскурсии человек-гагара, так должен быть и глупый пингвин, тот самый, который робко прячет. Умный, как известно, гордо достаёт, но это уже совсем другая история...
   Не удержусь, пожалуй, расскажу вам историю про Лиду и пингвина. Не ради сплетен о чужой личной жизни, а исключительно ради характерного человеческого портрета.
   Пингвином в нашем случае оказался прежний Лидин "бойфренд", учившийся со мною на одном курсе. Этот человек и впрямь походил на пингвина - он никогда не делал больших шагов и никогда не размахивал руками, а также отличался каким-то странным цилиндрическим сложением тела.
   Надо сказать, что многие мои сверстники охотились за Лидой. В их числе были могучие спортсмены - здоровые, прекрасные телами и лицами жеребцы. Были состоявшиеся молодые учёные, завсегдатаи конференций и авторы множества научных статей. Были бесстрашные, рубившие друг друга мечами реконструкторы, чей быт достоин отдельного романа. Но в итоге приз достался тихому, инертному пингвину, который вообще ничего для завоевания приза не сделал. По крайне мере, на фоне остальных гонщиков.
   - Вы его, наверное, знаете, - сказала Лида мне однажды. -Он, кажется, с вами вместе учился. - И назвала имя.
   -Да ведь он пингвин! - чуть было не сказал я, но вовремя укусил себя за язык.
   Влюбившись в пингвина, Лида со свойственной ей энергией принялась за дело. Она твёрдо верила в преобразующую силу любви. Не то, чтобы она не умела воспринимать и любить людей такими, какие они есть. Но харизма и ритм жизни нашей валькирии были таковы, что выбор у того, кто оказывался рядом, был невелик - попасть под влияние, разделить ценности - или сойти с дистанции.
   Она вовсе не воспитывала пингвина, не ставила ему никаких условий, нет. Подобно тому, как она доносила до своих экскурсантов славу подвига и низость предательства, она донесла до пингвина необходимость оторваться от земли и взлететь.
   Пингвин несколько обалдел от свалившегося на него счастья, и сгоряча даже начал работать над собой. Возможно, он даже не заметил происходивших с ним перемен, но окружающим эти перемены были очевидны. Вдруг мы стали замечать, что цилиндрический человек как-то собрался и подтянулся. Выяснилось, что он вот уже пару месяцев ходит в тренажёрный зал. В комнате экскурсоводов Лида с гордостью рассказывала, как они вместе бегают по утрам в парке. В глазах пингвина появились проблески внутреннего огня. Окончательно добил всех, кто знал эту пару, следующий факт - пингвин приобрёл каяк, и вместе с Лидой стал ездить летом в походы на быстрые речки.
   И всё это он делал совершенно искренне, уверенный в том, что именно так и надо.
   Каюсь, позавидовал я в тот момент пингвину, и подумал: "Вот молодец женщина! Ведь что, как не деятельная любовь, способно пробудить в пингвине орла! Мною бы кто так занялся..."
   Личная история пингвина находилась на взлёте, на подъёме. Уже многое было достигнуто, и ещё большее виделось впереди. Он устроился на денежную работу, приобрёл хорошую бытовую технику и вплотную подбирался к покупке в кредит автомобиля. Открывались всё новые и новые горизонты. Но тут...
   Но тут пингвин открыл для себя сетевую компьютерную игру.
   Сначала он, как бы невзначай, попробовал, посмеялся. Потом чего-то достиг. Потом принялся читать специальные журналы...
   Я не знаю, что именно делал пингвин в своей игре. Возможно, он строил города и страны, побеждал иноземных царей. Может быть, он стал великим воином, мастером меча, убивал врагов сотнями и победоносно двигался к новым вершинам славы. Как бы там ни было, этот человек увидел новую реальность, в которой ему понравилось больше, чем в той, куда вытащила его Лида.
   И пингвин убежал. Он скрыл свое тело в компьютерном кресле и принялся играть. Через две недели он перестал ходить на тренировки. Через три- бегать по утрам. Каяк пылился в чулане - походы кончились.
   Взгляд потух. Тело, лишенное движения, расширилось в области брюха- цилиндр превратился в дирижабль. Орёл приземлился навсегда, не успев толком взлететь.
   Билась-билась Лида с этой новой напастью, но ничего поделать не удалось. Пингвин перемещался по замкнутому кругу - работа, компьютер, кровать. По пятницам к перемещениям иногда добавлялся "Пицца-бар", где он имел карту на скидку.
   Наконец, произошло ожидаемое - Лида бросила пингвина. Именно бросила- как зайку под дождём.
   Нелегко это ей далось. И с тех пор - а прошло уже немало времени! - никто не занял в её жизни место цилиндрического человека, погубленного бегством от жизни. Ни спортсмен, ни ученый, ни реконструктор. Не радовали они Лиду, и все, что осталось у неё - это была борьба.
  
  

Показ

  
   Экскурсия- это методически продуманный показ
   находящихся перед экскурсантами достопримечательных мест, памятников истории и культуры...
  
   Е.И. Лелина. Основы экскурсионного дела.
  
   Практикантка взяла в руки указку. Она держит эту указку перед собой двумя руками, это её щит и одновременно меч. Она согласилась. Первый, самый страшный шаг сделан.
   Только что она была одна из толпы подруг, весело с ними общалась, но теперь одна во всем мире, все смотрят на неё, а вокруг - таинственный, незнакомый зал музея...
   Боязнь публичного выступления и враждебного пространства мучительно сковывает тело. Ноги сведены, руки скрещены, корпус сутулится, глаза ищут поддержки...
   Как известно, вокруг тела человека есть некая защитная зона, вторжение в которую воспринимается как угроза безопасности. Зона эта радиусом где-то от полуметра до метра. В минуту опасности тело стремится остаться внутри зоны и поменьше высовываться за её границы.
   Но надо показать предмет.
   Рука с указкой осторожно покидает предел защитной зоны. Молниеносным движением показывает предмет - и сразу прячется обратно.
   С точки зрения правильного показа - это несомненная ошибка. Показ должен быть плавным и продолжительным - вся группа должна успеть увидеть то, что мы показываем. Но ошибка эта - общая. Нельзя требовать от человека, чтобы он сразу сделал все безупречно.
   Наверное, почти нет на свете людей, которые вообще не испытывали бы страха в незнакомом пространстве. Поэтому никакой беды в этой ошибке нет. Над ней надо просто поработать. Способ преодоления страха один- практика. Показывать и говорить.
   Свободный и непринужденный жест экскурсовода достигается тренировкой. Когда пространство перестанет быть чужим, дело пойдет. Представьте, что вы проводите экскурсию по собственной квартире, где всё близко вам, понятно, знакомо и дорого.
   Другая беда показа, вызванная страхом- это навязчивый нервный жест.
   Вот ещё одна практикантка из той же группы - она рассказывает уверенно и быстро. Но показывать предметы ей точно так же страшно. Быстро проговаривая заученный текст, она вертит указку в руках.
   Ну, конечно, через пару минут указка летит на пол. Стук указки и общий смех группы разносятся по пустому залу.
   Тут и ошибку разбирать не надо- всё и так ясно. Когда рука занята показом, на нервные движения просто не остаётся времени.
   Постоянный показ избавляет экскурсовода от необходимости всяких речевых конструкций вроде "посмотрите на...", "слева от нас ...", "прямо над нами..." и т.п. При своевременном показе эти вводные слова вообще не нужны. Если, рассказывая о битве на картине, мы будем показывать на картину, всем будет ясно, что смотреть надо именно туда.
   Кстати, в автобусной экскурсии эти вводные слова совершенно необходимы- там без них непонятно, куда смотреть - ведь экскурсовод со своего сидения ничего рукой не показывает, да и вообще на группу не очень смотрит.
   Чем показывать - это не столь уж важно. Конечно, лучше, если это будет специально для того предназначенная указка. Но вот однажды наш научный сотрудник Зельдинский, собираясь после экскурсии отправиться в курилку, показывал детям предметы папиросой. Дикость? Но рассказ его был настолько увлекателен и понятен, что никто из детей и учителей на эту папиросу не обратил ни малейшего внимания. Они смотрели на предметы, и слушали, раскрыв рты.
   Итак, на повестке дня- экскурсионный рассказ.
  

Рассказ

  

...сопровождаемый грамотно составленным рассказом

о событиях связанных с ними.

  
   Е.И. Лелина. Основы экскурсионного дела.
  
   С одной стороны, экскурсионный рассказ - это тот текст экскурсии, который экскурсовод произносит вслух для своей группы. Если маршрут показа- скелет нашей экскурсии, то рассказ- это всё остальное тело.
   Рассказ должен быть цельным. Это абстрактное слово скрывает под собой сложную систему внутренней логики. Во-первых, должны быть на своих местах пресловутые логические переходы. Во-вторых, наша экскурсия должна иметь цель.
   Цель не обязательно должна быть какой-то высокой и очень умной. Вполне достаточно, если мы определим эту цель просто как "показать экскурсанту...", или "дать представление о...".
   Но дать это представление надо так, чтобы экскурсант на всю жизнь запомнил то, что мы ему показываем. Образы предметов должны прочно впечататься в зрительную память, а слова рассказа - глубоко войти в самый мозг.
   Цель может быть и более сложной - "показать необходимость..." (например, военного флота для страны), "побудить к самостоятельному изучению..." (почти никогда не удается), "показать нечто в его историческом развитии...", и так далее.
   Выраженная умными словами, цель экскурсии не вызовет у слушателя ничего, кроме смертной скуки. Все эти "дать представление" и "побудить к изучению" живут только на бумаге экскурсионных методичек. Цель пишется не для слушателей, а для экскурсовода. А уже его задача- построить рассказ таким образом, чтобы экскурсанту стало ясно- без военного флота нашей стране придет немедленная гибель.
   Про флот и гибель страны - думаете, это общеизвестный, очевидный факт? Не для всех, не для всех...
   С другой стороны, понятие рассказа может включать ещё и требования к построению речи экскурсовода. Нам важны не только содержание экскурсии, но и её форма, не только ЧТО говорит экскурсовод, но и КАК он говорит.
   Потому, что если он знает много, но говорит плохо, и не умеет грамотно донести до слушателя свою мысль- никакой экскурсии не получится.
   Тут прячется небольшой парадокс: чем лучше экскурсовод, тем проще его речь.
   Он говорит доверительно. Он редко использует специальные термины, но уж если использует - то сразу объясняет их так, что понятно и маленькому ребенку. А самое главное- по его речи видно, что ему интересно и приятно то, о чем он говорит.
   Речь высокого профессионала легка и непринужденна. Но эта легкость дается только большой работой и опытом. После экскурсии нашего научного сотрудника, отставного штурмана Белоносова, экскурсанты точно знали, как работает секстан (хотя он не извлекался из витрины), и не удивлюсь, если в тот же вечер многие из них усердно искали на небе Полярную звезду...
   Но для успеха морской экскурсии не обязательно самому непременно быть профессиональным моряком. Достаточно не путаться в терминах и представлять для себя, как и что происходит на корабле и в морском бою. Но одних фактических знаний мало для хорошей экскурсии- её нужно уметь оживить.
   Говорить эмоционально и выразительно получается далеко не у всех. Но ведь никто и не ждет от экскурсовода театрального моноспектакля.
   Если наша речь не будет являть собой унылое бормотание на одной ноте- это уже совсем неплохо. А унылое бормотание лечится, причем способов этого лечения довольно много.
   Гораздо тяжелее излечить глубинную причину унылого бормотания - отсутствие интереса к предмету. Человек, которому не интересно и чуждо то, о чем он говорит, не сможет никого увлечь своим рассказом.
   Можно в порядке тренировки читать с выражением стихи и прозу. Можно даже почитать вслух какой-нибудь сложный научный текст. Главное- полюбить то, о чём в тексте говорится.
   Для выразительности рассказа очень хорошо представлять зрительно то, о чем идет речь. Тут экскурсоводу сильно помогают любые мемуары и рассказы очевидцев, а лучше всего- кинохроника.
   А если экскурсовод побывает в музейном фонде и получит возможность пообщаться с подлинным предметом - тогда его рассказ сам сделается настоящим рассказом очевидца. Наш боец не просто будет показывать в витрине старинное кремнёвое ружьё, а сможет сказать экскурсантам - какое оно? Тяжелое, или, наоборот- удобное и прикладистое, сможет рассказать, как оно заряжается и какой звук издает взводимый курок...
   Начальник наш, начитавшись мемуаров, умел настолько сочно рассказать о морском сражении парусных времён, что экскурсанты явственно слышали свист картечи и глухие удары ядер о корпус корабля. Слышали - и вздрагивали.
  

На волне

  
   Экскурсия - не декламация монолога в пустой комнате. Она делается для живых людей. Мало освоить текст- надо поймать ту психологическую волну, на которой происходит контакт со слушателями.
   Однажды я прослушивал экскурсию нашей новой сотрудницы. У неё неплохо получалось на тренировках, и мы решили дать ей самостоятельно провести экскурсию на группе. Группа была самая что ни на есть спокойная и благодарная - солдаты-срочники.
   При солдатах всегда есть командир- он не даёт экскурсантам разбегаться и отвлекаться. А сами солдаты очень рады оказаться за пределами части в компании симпатичной девушки.
   Девушка говорила все грамотно, но по лицу её было видно, насколько сильно ей хочется закрыть глаза - чтобы не видеть смотрящих на неё экскурсантов. Страшно. После экскурсии она сказала:
   -Мне все время казалось, что я несу какую-то чушь.
   Да, так может показаться. Но экскурсия - не ответ на экзамене. Экскурсант, как правило, не стремится проверить знания экскурсовода. Он просто смотрит и слушает.
   Можно выбрать в группе симпатичное вам лицо и смотреть именно на это лицо. Или на два-три лица, переключаясь попеременно с одного на другое. Главное, чтобы на этих лицах читался какой-то отклик на ваши слова. А тех, кто хихикает, подмигивает и строит рожи, можно, наоборот, игнорировать взглядом.
   Самый досадный случай - когда в разгаре процесса некое обстоятельство резко сбивает экскурсовода с волны. Восстановиться бывает трудно. Задор пропадает, начинаешь оговариваться ...
   Сбить с волны опытного бойца вообще-то нелегко. Он прошел большую практику и говорит уверенно в любой ситуации. Но беда подкрадывается порой с той стороны, откуда её меньше всего ждешь.
   Ни один ниспровергатель, ни один досужий болтун не сумел испортить мне экскурсию так, как это однажды сделал крошечный ребеночек лет пяти.
   В ту пору я уже несколько месяцев водил экскурсии, но до нынешнего опыта было ещё очень далеко. Группа, как назло, была хорошая - дружелюбные, дисциплинированные взрослые люди. Они стояли вокруг меня, образуя ровный полукруг, и внимательно слушали.
   И вдруг в пространстве между мной и экскурсантами возник малыш. Симпатичный такой, глазастый маленький человек в шортах вышел на всеобщее обозрение и уселся на корточки, очень похожий на забавного лягушонка. Кажется, он даже пускал пузыри...
   Все, разумеется, захохотали, бабушка лягушонка поспешно схватила внука и утащила куда-то за спины экскурсантов. Собственно, лягушонок с бабушкой к моей группе никакого отношения не имели - они просто бродили по залу и приткнулись послушать.
   Эпизод на том вроде как должен был кончиться. Но случилась беда - экскурсовода заклинило. Засмеявшись вместе со всеми, я уже не мог остановиться.
   Группа слушает. Экскурсовод произносит пару десятков серьёзных слов и... ржёт, как конь! Так повторилось раза четыре. Наконец, я, как мне показалось, сумел взять себя в руки. Смех пытался прорваться, но я мучительно давил его:
   - Это был один из самых лучших в своём... кха-ха-хххххххсссс... классе кораблей...
   Минут двадцать всё было хорошо. Но потом проклятая смешинка прорвалась снова. Экскурсию до конца я довёл, все намеченное рассказал, и экскурсанты даже остались довольны. В конце концов, с кем не бывает...
   Но самому было стыдно.

Не оценивать!

  
   Да, и вот еще что- никаких оценок в экскурсии! Никогда и ни о чем не высказываем своего субъективного мнения. Мнение, оценка - привилегия экскурсантов.
   Избежать оценок иногда бывает очень трудно. Экскурсовод - живой человек, у него есть свои симпатии и вкусы. Что-то ему нравится, а что-то, наоборот, вызывает отвращение.
   Вот экскурсовод рассказывает про какой-нибудь дворец. Стиль, архитектор, время создания, особенности декора, история постройки. Тут все ясно. Любой эпитет типа "красивый", "прекрасный" в устах экскурсовода сразу же покажет его непрофессионализм с точки зрения оценок. Здесь частное мнение гида очевидно.
   Но вот другая ситуация - мы в военном музее. Рассказываем про осаду нашей крепости. Враги наступают, защитники обороняются. Отбивают одну атаку за другой. Изматывают противника вылазками. Из подручных средств создают новые средства ведения боя.
   Возможности для сопротивления еще есть. Враг уже устал от осады, понес потери. Но тут комендант - шкура и трус!- сдает крепость, капитулирует.
   Вот как здесь избежать оценки? Кроме того, у музейной экскурсии есть цель, а одна из целей экскурсии по военному музею - воспитание патриотизма. А можно ли бесстрастным рассказом добиться нужного нам отклика в душе экскурсанта?
   Совсем уж бесстрастного рассказа вообще не может быть - экскурсовод, повторимся, живой человек, а не автомат с голосом. Тем или иным образом окраска события все равно проявится в рассказе - через мимику, жесты, интонацию, улыбку в нужном месте. Но добиться нужных эмоций у экскурсанта можно уже самой подачей факта.
   Никто не запрещает нам показывать и рассказывать таким образом, чтобы нужное мнение у экскурсанта получилось само по себе. В рассказе о войне прекрасно работает очищенное событие, избавленное от любого налёта идеологии или оценочных суждений. Это событие- например, сдача крепости, или бросок на амбразуру - говорит сам за себя. Вот и предоставим ему слово.
   Другой вариант- привести оценки современников события. Это ведь не наши оценки, а вполне аутентичное свидетельство времени, так что и стесняться тут нечего.
   А ещё есть маленькие хитрости, связанные с употреблением терминов.
   Как мы назовём вражеского разведчика, действующего в нашем тылу? Это будет "лазутчик", "агент", или "шпион". Наш человек в тылу врага- это всегда именно "разведчик". Противник "захватывает", "оккупирует" территорию, мы её "освобождаем" или "занимаем". И так далее.
  

Ниспровергатели

   Зачем, собственно, ходят люди в музей? Вопрос не праздный, и особенно в наши дни, когда музей, по общим отзывам, сделался субъектом рынка и ведет борьбу за посетителя, изобретая одну за другой разные завлекательные штуки.
   Чаще всего в музее можно видеть родителей с детьми, или школьников, которых привезли туда учителя. Бывают в музее посетили не вполне добровольные- те, кого отправили туда учиться - например, курсанты, изучающие военную историю. Приходят искренние любители истории, желающие нового знания. Иногда попадается профессионал, пришедший ради конкретного факта.
   Итак, большинство посетителей музея - это люди, желающие либо развлечься, либо узнать что-то новое. Но существует и самый гнусный, отвратительный сорт посетителей музеев - это люди, которые приходят в пространство Истории глумиться.
   Они думают, что бывает какая-то "официальная" и "неофициальная" история. С упорством, достойным лучшего применения, они отстаивают странные заблуждения, почерпнутые в странных местах. Оказавшись в музее, они стремятся не слушать, а говорить.
   Больше всего эта публика любит ниспровергать идеалы и развенчивать подвиги.
   Ниспровергатель может показаться этаким борцом с официальной пропагандой. Вроде бы он воюет за правильное знание. Но на самом деле ему равно безразличны и знание, и пропаганда, и подвиги. Средний ниспровергатель в плане знаний - серый, как штаны пожарного. Он сражается только за себя.
   Скептически поглядывая на экскурсовода, он надменно брякает:
   - Ха, что вы тут заливаете! Ваш "Варяг" тысячу снарядов выпустил по японцам и ни раза не попал!
   -Да ладно, ни одной победы эта лодка на самом деле не имела, немцы её атаки вообще не заметили!
   -Ой, бросьте, это еще в советское время выдумали!
   Думаю, подобные экземпляры встречались на пути каждого экскурсовода.
   Мне такой ниспровергатель попался на заре карьеры. Я был молод и зелен, а он- в годах, агрессивен и злобен. Кажется, он даже уличил меня в незнании какого-то действительно важного факта, о котором я по молодости или действительно не знал, или в экскурсии не вспомнил. Я что-то невнятно мяукал, а он, огромный и важный, глумился, топтал и получал удовольствие.
   Ощущение мерзости происходящего сохранилось, наверное, навсегда. А все решительные, правильные ответы подобным типам- теперь-то я их знаю! - пришли в голову значительно позже, как и всегда это бывает.
   Да, миноносец "Стерегущий" затонул сам, без участия двух последних уцелевших матросов. Но чем этот факт принижает подвиг моряков "Стерегущего", которые все до одного погибли на своих боевых постах?
   Да, число подтвержденных, бесспорных побед советских подводников не всегда соответствует цифрам на ограждении боевых рубок. Разве от этого уменьшились опасности, которые приходилось преодолевать в море? Разве меньшие силы бросил враг на борьбу с моряками?
   То, что крейсер "Варяг" не смог в нужный момент развить проектную скорость и прорваться в Порт-Артур - не вина моряков крейсера, честно исполнивших свой воинский долг.
   А вас, господин, там не было. Не вам и судить.

Книжки о тайнах

Мы ленивы и нелюбопытны...

А.С.Пушкин

   Ниспровергатели, однако, не берутся с пустого места - это результат большой работы, которую проделали люди определенного толка, пишущие всяческие "книги по истории".
   Книг по истории в любом магазине -многие сотни. Но большинство их написаны отнюдь не историками. По вопросам, например, происхождения Древней Руси высказывается в печати кто угодно- журналисты, беллетристы, юмористы, электрики, инженеры, язычники (в них вселяются души беглых волхвов), и, наконец, откровенные сумасшедшие.
   Почему же именно на долю истории выпало это несчастье? Ведь нет же такой чудовищной массы шлака, например, в физике?
   Дело в том, что в плане внешних атрибутов истории повезло меньше, чем естественным наукам. Сложного "птичьего языка" у истории нет - непрофессионал вполне может читать и понимать научные статьи и монографии по истории, если будет достаточно внимателен. Историк (за некоторыми исключениями) не работает в лабораториях со сложным оборудованием, не ставит экспериментов, он даже не всегда обращается к подлинным рукописным документам. Создается иллюзия, что историей может заниматься кто угодно - выдвигать версии, придумывать гипотезы, а на упреки профессионалов вставать в горделивую позу и апеллировать к свободе мнения.
   Но эта свобода мнения давно превратилась в свободу бреда. Почитайте-ка, с каким упоением "любители истории" обсуждают в десятках Интернет-сообществ прародину славян на Кольском полуострове, славянскую руническую магию, альтернативный взгляд на Великую Отечественную войну или, наконец, какой-нибудь очередной всемирный заговор темных сил...
   И ведь бредят не какие-нибудь закомплексованные мальчики, нет, взрослые мужчины и женщины, отцы и матери семейств. То, что авторы книжек-бредогенераторов бесстыдно смеются над их желанием узнать больше о мире своих далеких предков- не вина, а беда этих хороших, вероятно, людей.
   Распознать такой бредогенератор, кстати, не так уж сложно.. Чаще всего его выдает уже заголовок.
  

ТАЙНА ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУСИ - ЧТО ОТ НАС СКРЫВАЛИ ВСЕ ЭТИ ГОДЫ?

  
   Правда, сильное заявление? Ну кому же не захочется узнать, что именно от нас скрывали все эти годы? А кто, собственно, скрывал? - конечно, ученые - историки!
   Образ историка-врага прочно обосновался на страницах книжек о тайнах и загадках истории. Ключевые детали образа таковы: историк украл у народа правду, сфальсифицировал историю в угоду правящей элите, или господствующей церкви, или еще кому-нибудь... Закоснелый мозг историка не может воспринимать новое знание (из головы выдуманное автором книги), которое не вписывается в концепцию "официальной истории". Кроме того, существуют особо злостные враги, которым за очернение нашей тысячелетней истории платит проклятая заграница.
   Кстати, иные из историков и рады были бы продаться, да никто не покупает... Да что там "иные" - скажите мне, где историкам за их профессиональную деятельность хорошо платят в наши дни - я сам продамся без долгих кривляний и сожалений!
   Только таких мест нет. Или почти нет. Смотри также историю нашего начальника отдела.
   Но авторы книжек о тайнах хорошо знают своего читателя - он, читатель, в полном соответствии со словами Пушкина, ленив и нелюбопытен. Он не пойдет изучать вопрос по-настоящему, с документами в руках, не даст себе труда задуматься о причинах недостаточных знаний о тех или иных фактах. Нет, он схватит готовую горе-версию, жадно её прочтет, а потом отправится пачкать своим новым "знанием" мозг окружающим... Зачастую он читает подобные книги не ради знания, а ради чувства превосходства.
   Ведь приятно же слыть очень умным и при этом не прилагать никаких усилий! Тебе рассказывают на экскурсии о некоем факте, а ты, может, и не бросаешься обличениями, но уж по крайней мере поджимаешь губы с многозначительной ухмылкой человека, знающего, как оно было на самом деле.
   Ломать - не строить. Плюнуть в собственную историю куда как проще, чем попытаться изучить и понять её.
   А знаете, в чем самый ужас? Если бы вместо дряни несчастный человек читал полноценную научно-популярную литературу, написанную профессионалами, то со временем он приучил бы себя размышлять над фактами, быть внимательным к малейшим обмолвкам источника, научился извлекать скрытый смысл и улавливать связи вещей и явлений. Потому что история при серьезном к ней подходе- это мощная тренировка разума.
   Ладно. Пора уже, наконец, раскрыть самую страшную тайну историков.

Самая страшная тайна историков

  
   Так вот, самая страшная тайна историков заключается в том, что никакой страшной тайны у них нет.
   Есть проблема. Есть проблема, пока не решенная. Бывает и такая проблема, которая вообще не может быть решена при нынешнем состоянии источников. Например, этих источников попросту нет.
   Однако любая из этих проблем лишена мистики. Источник может появиться - рассекретят архивный фонд, будет открыт новый памятник археологии. Может быть, появится новый метод изучения того, что есть - тогда давно известный документ засияет новыми гранями и обнаружит новые глубины. Даже отсутствие источников может быть источником для внимательного взгляда!
   А когда в заглавии "исторического труда" появляется "тайна" или "загадка" - это уже к истории-науке отношения не имеет. Это - из области беллетристики.
  

Обманутые поколения

Но оскорблённая Клио не замедлит с расправой-

народ, лишённый памяти о прошлом,

неизбежно покинет историческую арену.

Д.М. Буланин. Эпилог к истории русской интеллигенции

   "Но позвольте! - воскликнет на этом месте внимательный и образованный читатель. - А как же все эти многочисленные исторические мифы, которые тиражировались в искусстве и литературе десятки и сотни лет, все эти искусственно "раскрученные" открытия и подвиги, все эти раздутые успехи бездарностей, забытые битвы и войны? Разве не историки ответственны за все это? Как же вы после этого говорите, что нет официальной и неофициальной истории?"
   Так и говорю - неофициальной истории нет, и не может быть. Есть история и не-история. И, кончено же, есть мифы, иные из которых сами стали явлением истории и достойны настоящего научного изучения.
   Историки бывают иногда повинны в мифах, но самые ядрёные мифы созданы все же не ими. Обыкновенно мифы производят журналисты, писатели и художники. Кроме того, миф мифу рознь.
   Ни в одном источнике нет указания на то, что Александр Невский сказал по какому либо поводу "Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!" Фразу эту вложили ему в уста создатели классического фильма. Да, несомненный миф. Но красивый, вдохновляющий миф, который воплощает прекрасную идею - идею справедливого отпора врагу.
   Картина Репина "Запорожцы" - общепризнанный шедевр, но попало ли к турецкому султану письмо казаков- большой вопрос, ведь писалось это письмо не для султана, а для своих соотечественников и современников. У "письма", которое задорно пародирует пафосный султанский титул, несколько редакций, этот памфлет любили и украинцы, и русские, часто переписывали и перечитывали. Не было в то время врага опаснее турецкого султана. А когда враг смешон, он не так уж и страшен.
   Миф? Скорее всего. Но опять же - вдохновляющий миф, который поднимал на борьбу и способствовал рождению ярких произведений искусства.
   Бывают и небезобидные мифы. Мифы, сеющие раздоры между народами. Мифы, отключающие у неподготовленного читателя способность думать, застилающие его глаза болью, гневом, обидой. Такими мифами кишат, например, книжки о тайнах.
   Профессионалы-учёные, конечно, не могут равнодушно пройти мимо надругательства над историей, мимо фальсификатов, лженаучных и провокационных писаний. Справедливо говоря о страшной опасности, которая нависла над народом, лишённым памяти о прошлом, они припечатывают неподготовленного читателя книжек о тайнах тяжким словом "обыватель", вкладывая в это слово отрицательный смысл- невежественный, не стремящийся к знанию, не умеющий размышлять, надменный в своём невежестве человек.
   Но обличать спесивого, надменного обывателя - не близко ли это к тому, чтобы встать с ним на одну доску? Этого самого обывателя со всей его надменностью можно, как кажется, и пожалеть.
   Ведь он, обыватель, по-своему тянется к знанию о прошлом. Человеку нужна привязка, духовная опора, жить без опоры страшно. В традиционном обществе, где есть род и вера предков, с такой опорой нет сложностей. Но где найти эту опору нашему городскому современнику? Он хотел бы знать свою историю, и конечно, он хотел бы, чтобы эта история была хороша, чтобы в ней было только величие и слава. Он хочет быть сопричастным величию истории, пусть даже выдуманной истории. Реальная история, над которой надо много думать, для этого подходит меньше. А даже если бы и хотел наш обыватель получить подлинное знание- кто же будет учить его распознавать мифы и провокации, кому это выгодно в наши дни?
   И мечется несчастный человек, одинокий, как былинка на ветру. Социальная сеть, компьютерная игра, религия, секта, хобби - везде пытается он найти себе ту самую духовную опору. С подозрением вглядывается он в заголовки и аннотации книг на прилавке магазина. Не обмануло ли нас в очередной раз государство и продажные ученые, не украдена ли правда у народа?
   Поиски обмана и врагов уходят корнями в самую глубину обывательской души. Ведь кого еще так беспощадно, так цинично обманывала история, как нашего обывателя? Каждое поколение может вспомнить свой собственный Большой обман.
   Обывателю рассказывали, как хороша жизнь - и бросали в лагеря по доносу соседа. Ему обещали светлое будущее - а он видел пустые прилавки магазинов. Он ждал перемен - а получил девяностые годы...
   Впрочем, и с девяностыми годами не все так однозначно.

Радио

  
   Ведущая на радио говорит, что это её последний эфир. Жаль.
   Слышал её голос по вечерам несколько последних лет. Привык. По голосу и манере речи - хорошая, добрая девушка.
   Реплики её точные, шутки- тактичные и необидные. Она беседует в эфире со слушателями, проводит опросы на самые разные темы - от любви до новогодних подарков. Только политики никогда не касается она, и это тоже хорошо. Слушатели пишут ей, звонят, рассказывают байки из жизни. Она грустит и радуется вместе с ними, сочувствует, восторгается, иногда - спорит.
   Я не раз и сам с ней спорил о разных вещах- про себя, конечно, безо всякого эфира.
   Кажется, что она может тебе что-то ответить. Где-то далеко у тебя есть собеседник, которому многое небезразлично.
   Иногда звучали любопытные мнения. Вот, к примеру, одно из них.
   Однажды слушателям был задан вопрос - почему они любят именно это радио. И вот молоденькая девица звонит на радиостанцию и рассказывает свою историю. Не помню, в чем эта история состояла, но поразило мелькнувшее в рассказе девицы выражение: "волшебные девяностые".
   Вот так - не "лихие", не "бандитские" - "волшебные"! Девяностые годы получили в её сознании статус священного времени, того времени, "когда деревья были большими".
   Настанут когда-нибудь такие времена, что и наши дни покажутся волшебными...
  

Штемпель

   Однажды, разглядывая музейный стенд со всяческой морской филателией, я увидел штемпель на конверте, и вспомнил, как начались волшебные девяностые лично для меня.
   На почтовом конверте - нарядные, разноцветные памятные штемпеля. На самом большом - белый медведь. Он приветствует туристский теплоход, подходящий к берегам Земли Франца-Иосифа.
   На другом штемпеле надпись: ARCTIC CRUISE TO THE FRANZ-JOSEF LAND AUGUST 1991 "PROFESSOR MOLCHANOV".
   Конверт погашен на борту этого теплохода, совершавшего арктические круизы. Конверт адресован в Мончегорск, некоему филателисту, который посылал корреспонденцию на этот теплоход и ждал памятных оттисков. Теперь конверт попал в музейное собрание.
   Силу памятника этому конверту придает дата, выставленная на маленьком, невзрачном черном штемпеле почтового отделения - 19.08.91.
   ...Девятнадцатого августа 1991 года мне исполнилось одиннадцать лет. Но, к моему удивлению, этому факту почему-то никто из родственников не радовался. Все они с озабоченным видом слушали радио, в котором что-то вещал сухой, резкий, неприятный мужской голос.
   Пассажиры "Профессора Молчанова" вернутся в страну, которая уже никогда не будет прежней.
   А пока - филателист в далеком Мончегорске ждет конверта с памятными оттисками. Белый медведь приветствует туристов на Земле Франца-Иосифа...

Кто помнит их?

   Путь в отдел фондов нашего музея лежит мимо наглухо запечатанных шкафов так называемой "профсоюзной библиотеки". В шкафах живут книги. Большей частью это не какие-то научные, необходимые для работы, книги, а просто старые советские повести, романы, сборники рассказов, подшивки старых литературных журналов.
   Мне иногда слышится странный шелест из этих шкафов. Может быть, это переговариваются духи авторов?
   Когда-то их имена гремели, их книги издавались и продавались. Проданные, они оседали в шкафах.
   Писатели имели реальные жизненные блага. Они сражались за них. Иные писали доносы на собратьев по перу. Это была настоящая пищевая пирамида, на вершине которой стояли признанные классики и редакторы толстых журналов.
   Возможно, кто-то из этих авторов живет и сейчас. Некоторые даже сумели остаться на плаву. Прежде писатель сочинял повести о революционерах, переменилось время - стал сочинять повести о бандитах. Поймал струю, нашел своего нового читателя- и ничего, процветает.
   Остальные потеряли своего издателя и читателя, и большей частью, вымерли. Впрочем, некоторые уцелели в особых организациях - писательских союзах. Когда-то такой союз был один, и он был могуч. В наши дни союзов стало много. Они не очень заметны, но там, как мы однажды выяснили, происходит весьма своеобразная жизнь.
   Как-то раз настоящий писатель старого образца заглянул в экскурсионное бюро...

Месть академика

   В помещении бюро работают три человека- начальник отдела, методист - то есть я, и организатор экскурсий. Однажды зимой мы сидели за столами и обсуждали программу на предстоящие зимние каникулы.
   И тут входит солидный господин лет шестидесяти. Вид господина добротен, но несколько архаичен- драповое пальто, высокая шапка-ушанка, в руке- большой кожаный портфель.
   Все это- и он сам, и его вещи, и его портфель - производило странное впечатление. Как будто хорошо одетого человека во всей одежде и с портфелем вместе убрали в шкаф, пересыпали нафталином, а спустя лет тридцать извлекли на свет Божий, отряхнули и вновь пустили бродить по улицам.
  -- Книга отзывов есть у вас? - спросил господин.
  -- Есть, -ответили мы, и дали ему книгу. Основная книга отзывов нашего музея живёт в последнем зале экспозиции, а у нас - запасная, на всякий случай.
  -- Вам что-то не понравилось? - спросил наш начальник отдела.
  -- Наоборот! - с чувством сказал господин чётким, поставленным голосом, - мне понравилось абсолютно всё! Очень, очень хороший и нужный музей!
   Он принялся писать в книгу. Сочинив отзыв, он, однако, не пожелал уходить, не рассказав о себе, тут и выяснилось, что наш гость - писатель.
   Он назвал свою фамилию, но ни у кого из нас она не вызвала никакого отклика в памяти. Спустя пару месяцев я все же обнаружил маленькую книжку этого писателя в шкафу "профсоюзной библиотеки", но тогда мы лишь покивали головами из вежливости.
   Он писал нечто из жизни десятого столетия. Русы, викинги, походы на Царьград. Из некоторых его заявлений стало понятно, что все он знает в основном по тем самым книгам, о которых говорили мы выше.
   Писатель состоял в местном союзе писателей, который в постсоветское время раздробился не то на две, не то на три разные организации. Председатель союза притеснял нашего посетителя, отказывал в неких союзных благах и не продвигал книгу в знакомое издательство. А без протекции председателя почтенный автор издаться не мог- издательства не отвечали на его письма.
   -Вот, полюбуйтесь! - и он достал серенькую газету, и принялся водить пальцем по написанным против него заметкам, которые принадлежали перу председателя и еще пары "прихвостней", обменявших остатки чести и совести на союзные блага.
   - У него там остались одни, пардон, ведьмы старые, страшные, они меня ненавидят, а ему осанну хором поют. Вот он и развёл тут... - с горьким пафосом говорил писатель, взмахивая союзной газетой.
   Самому обиженному на страницы газеты пути, разумеется, не было. Писать в газету другого, конкурирующего, союза он не хотел - там, с его точки зрения, тоже подобрались такие авторы, что их книги и союзные газеты могут разве что в сортире применяться. А ему, состоявшемуся писателю, академику...
   -Академику? - с недоверием перепросила Евгения Никаноровна, наш организатор экскурсий.
   -Вот, - слово "вот" нравилось писателю, и он произносил его часто и со значением, - вот, я академик, смотрите, пожалуйста.
   Он самодовольно улыбнулся- знай, мол, наших! - и протянул нам солидные, толстые "корочки" с золотым тиснением:
  
   АКАДЕМИЯ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ТУРИЗМА, КРАЕВЕДЕНИЯ И ТОЛЕРАНТНОСТИ
  
   -Да я, собственно, вам оставлю наш журнал, - сказал академик, и на стол легло еще одно издание с расплывающимися буквами и мутными фотографиями.
   Мы покивали головами, и Евгения Никаноровна демонстративно опустила взгляд в книгу записи экскурсий. Гость, однако, намёка не воспринял- слишком важна была для него тема председательских гонений.
   -Но я ему отомстил! - заявил академик.
   Сам черт дернул меня за язык:
   -Как?
   -Вот! - оживился академик туризма и толерантности, - я сочинил про него... басню!
   Прежде, чем его успели остановить, писатель полез в портфель и добыл оттуда тощенькую, бледно-розового цвета книжку своих сочинений. Значит, его всё же иногда издавали, нельзя исключать, что за его же деньги... Затем он водрузил на нос очки, нашел нужную страницу и принялся оглашать басню.
   О художественных достоинствах басни умолчим - в конце концов, я в поэзии понимаю мало и оценить её по достоинству все равно бы не смог. Более любопытным казалось отношение автора к своему изделию. Академик читал басню вдохновенно, заведя счастливые глаза в потолок и делая жесты. Враг-председатель был уничтожен, опозорен и посрамлён. Правда, враг об этом не знал, да, наверно, и никогда не узнает.
   Сияющий, помолодевший академик подписал нам книженцию и покинул пределы экскурсионного бюро.
   Начальник беззвучно хохотал в своем кресле. А Евгения Никаноровна подняла взгляд от книги записи экскурсий, понимающе улыбнулась и сказала любимую свою поговорку к случаю:
   -Гасите свет и поливайте фикус!

Книга отзывов

  
   Как только закрылась дверь за академиком, мы, разумеется, сразу же бросились смотреть в книгу отзывов. Не каждый день там пишут такие люди!
   Отзыв академика, однако, не произвёл впечатления чего-то исключительного, он ничем не отличался от большинства отзывов в нашей книге- "прекрасный музей", "новых творческих успехов сотрудникам", ну и далее в таком же роде.
   Впрочем, книга, лежащая в экскурсионном бюро, вообще очень скучная, да она и не может быть другой - кто же напишет нечто искреннее под прицелом двух-трёх пар глаз!
   Нет, куда как интереснее читать ту книгу отзывов, которая лежит в экспозиции. Там пишут чаще и больше, и далеко не только похвалу.
   То есть, конечно, там тоже бывают благопожелания и благодарности за прекрасный музей. Но бывает и критика, а иногда какой-нибудь некультурный посетитель напишет и откровенно непечатные вещи...
   Между благодарностями и непечатным словом умещается обширный спектр высказываний. Тут и просто приветы с разных уголков страны, а то и из-за границы. Тут и недоумение по поводу отсутствия в музее того или иного предмета, который, по мнению посетителя, непременно должен в музее быть. Тут и грамотные указания на ошибки в экспозиции - что поделать, такие ошибки действительно кое-где есть.
   Читать книгу отзывов и делать по ней заключения и выводы вменено в обязанность одному из сотрудников научного отдела. Раз в полгода этот сотрудник нисходит в экспозицию из вершин третьего этажа, где находится его отдел, задумчиво читает книгу, что-то выписывает. Машина исправлений движется медленно - ещё через полгода этикетка или предмет заменяются.
   Сотрудник, кстати, замечательный. Большой, солидный, представительный человек с мощным голосом. Благообразное лицо, похожее на портреты членов императорской фамилии. На пирах по случаю Нового года или какого иного праздника всегда с удовольствием поёт старинные песни. Говорит медленно, раздумчиво, с паузами между словами и фразами. Когда-то я, послушав кусочек собственной экскурсии в записи, решил, что говорю слишком быстро, и попытался подражать манере этого человека. Не смог - больше чем на пять минут меня не хватало, звук своего же голоса начинал неодолимо убаюкивать, замедлялась мысль. Я махнул рукой и снова стал привычно стрекотать.
   Один раз сотрудник этот даже написал в книгу отзывов ответ посетителю. Зачем? - не вполне понятно, потому что посетитель этот вряд ли придёт в музей снова, слишком уж ему у нас не понравилось...
   Посетитель был пацифист. В музее он увидел страшные орудия войны, а может быть, и послушал кое-что о том, как они работают. Наш командир и экскурсоводы умеют рассказать о свисте картечи и пенном следе торпеды, о мокрых от крови палубах и о том, как шумит вода, устремляясь в пробитый корпус корабля...
   Ах, да - и ещё о том, сколько городов сразу может аккуратно снять с карты мира баллистическая ракета современного подводного крейсера.
   Миролюбивый наш гость пришёл в ужас. Он написал целый трактат в книге отзывов, целое сочинение на тему "Одумайтесь, люди!" Он употреблял возвышенные выражения, цитировал стихи и вообще был очень красноречив.
   Опять же- зачем пацифист тратил время и силы? Он думает, что мир изменится? Меньше станет в мире оружия, войны, и насилия? Вряд ли. Хотел донести свою позицию, выразить своё видение проблемы? Уважаемое желание, но до кого он хотел это донести? Три, четыре человека из посетителей пробежали взглядом его труд, перелистнули страницу и стали писать дальше свои приветы и благодарности, а следующие после этих трёх и не заглянули в пламенный опус...
   Но зато заглянул по долгу службы наш сотрудник, проникся пафосом и написал- тоже в пустоту:
  
   "Дорогой Н.! Все эти, как Вы их называете, "памятники смерти", которые привели Вас в содрогание, необходимы для единственной цели - чтобы Вы (и другие мирные граждане) могли спокойно прийти в музей, посмотреть всё это и написать Ваш отзыв.
  
   Всего Вам доброго!"
  

Книги в темных переплетах

  
   Списанный комплект второго издания Большой Советской энциклопедии лежит в коридорчике музейной библиотеки и занимает много места.
   Разрешили забрать домой - иначе все равно на свалку.
   Перетаскивал домой долго, с усилиями, но и с удовольствием.
   Почему-то это издание Энциклопедии нравится мне больше, чем остальные. Возможно, потому, что именно на этом издании с беспощадной ясностью отразилось время.
   Второе издание Большой Советской энциклопедии выходило в 1948-1957 гг. Эту энциклопедию издавала государственная машина чудовищной, звериной силы. Сила видна во всем.
   Переплет старой энциклопедии строг и солиден, как форма участников Парада Победы. Классический шрифт. Множество глянцевых вклеек и цветных карт. Обстоятельные, подробные статьи со схемами и таблицами...
   В последующих изданиях оформление стало аскетичным, бумага - хуже, шрифты - проще, строчки полезли одна на другую, цветных картинок стала меньше. А листики тонкой прозрачной бумаги, защищавшие в старом издании цветные вклейки, исчезли вовсе.
   По страницам старой энциклопедии видно, как менялось время.
   Первые тома выходят во времена самого густого мрака, во времена "ленинградского дела" и разгрома генетики. Но где-то в районе буквы "Н" все переменилось. Еще три-четыре буквы - и грянул ХХ съезд. И началась борьба с собственной недавней историей.
   "Второй сталинский удар" - называется статья про одну из стратегических операций 1944 г. Том выходит при Сталине, и тут все ясно. Но четвертый удар - это уже "Четвертый удар Советской армии"...
   Статью про Сталина в уже вышедшем тираже заклеили наглухо- слепили странички вместе, а там, где текст вылезал за пределы склеенных страниц- пошла в ход плотная бумага. Не было никакого Сталина!
   Такой же участи подверглись Молотов, Маленков и Каганович. Видно, как читатели прежних лет пытались сорвать покровы и сильно повредили страницу.
   На фоне нынешних технологий борьбы с прошлым бумажка на странице энциклопедии выглядит детским лепетом. Но не посмеется ли и над нашими технологиями читатель будущего?
   Отпечаток времени- в душах людей. Его не залепишь бумажкой...

Ниночка и штык

  
   С нашей практиканткой Ниной Эдуардовной Петровой мы уже знакомы. С момента преодоления первого страха прошло уже больше месяца. День ото дня её рассказ становится всё лучше и лучше.
   Ниночка (так её зовут товарищи по группе) - прелестная молодая женщина. Все в ней, соразмерно, невелико и уютно. Если Лида Шустова с её воинственным обликом валькирии смотрится в нашем музее органично, то Ниночка в окружении пушек и снарядов - очевидный нонсенс.
   На очередном занятии тренируем рассказ по картине. В военном музее мы обычно воспринимаем живописное полотно как иллюстрацию события, а не как произведение искусства. Искусствовед рассуждал бы о композиции, характерных признаках школы и цветовой гамме, мы же по картине рассказываем о событии, о войне.
   На картине идет бой. Наши моряки отражают атаку врага. По какой-то причине морякам пришлось сражаться на суше. Теперь они отбиваются от вражеских солдат, которые лезут на бруствер, словно муравьи.
   -Пробуем, Нина Эдуардовна!
   -Мы... видим на картине... сражение, там идёт бой.
   - Да, так можно сказать, но это слишком абстрактная фраза. Скучно будет экскурсанту. Давайте представим, что мы там, в картине, и расскажем это бой в конкретных выражениях. Кто там изображен, в центре картины?
   -Моряк...
   -Отлично. Что делает?
   -Сражается...
   -Правильно, но опять абстрактно. Давайте назовем его действие конкретно.
   -Отбивает врага...
   -Еще конкретнее!
   -Ну... бьет врага оружием...
   -Чем?
   -Штыком...
   -Так, теперь в виде целой фразы.
   - В центре картины русский моряк бьет... ударяет врага штыком... наносит удар.
   -Хорошо, но слишком нейтрально. Может, добавим экспрессии?
   -Как?
   -Смотрите: вы сказали "наносит удар штыком". Ну, наносит и наносит. Не страшно. Не боюсь. А если так: "всаживает штык во врага"? Чтобы слушателю жутко стало, а?
   Смущенный смешок. Ниночка мягкая, добрая, изящная, с милыми ямочками на щеках- конечно, она безнадежно далека от всаживания во врага чего бы то ни было.
   -Мне так не сказать...
   Невдалеке от нас Лида Шустова ведёт экскурсию - рассказывает группе подростков про бой "Варяга" и "Корейца" в Чемульпо. Голос у Лиды железный. Доносятся отдельные слова:
   -...залитая кровью палуба...
   Подростков, конечно, по нынешним временам кровавой палубой не проймёшь. А вот у пожилой учительницы глаза на мокром месте...
   -Ладно. Давайте без конкретных действий, но и без суконных формул. Пробуем!
   -Русские моряки в штыковом бою отражают атаку врага...
   -Почему бы и нет! Хорошо. Для взрослых. Для детского варианта придётся всё же придумать что-то более понятное... Ну, это потом.
   Вздох облегчения. Нина не предполагает в дальнейшем заниматься экскурсиями. "Потом" - значит, "никогда".
   Через некоторое время она выбрала этот фрагмент для зачёта и уверенно описывала эту картину, пусть и без всаживания. А вот с одним студентом-историком на этой же картине у нас вышла осечка.
  

Человек, не игравший в войну

  
   Когда молодая красивая женщина не может с ходу рассказать о штыке и прикладе так, чтобы у экскурсанта пробежал холодок по коже - это, в конце концов, нормально. Но вот какой случай однажды произошел у этой же самой картины.
   В музее практикуются в экскурсионном деле не только безработные домохозяйки с биржи труда, но и студенты одной из университетских кафедр, занимающихся музейным делом. Весь учебный год они раз в неделю учат музейную экскурсию. А летом две недели работают у нас в качестве внештатных экскурсоводов.
   Каждый студент неповторим, однако в группах из года в год попадаются похожие типы. Есть девицы-отличницы. От военного дела и музейной работы они далеки безнадежно, но они привыкли все делать хорошо и правильно. Они всегда все делали правильно. И сейчас эти отличницы честно выучивают экскурсию и честно её рассказывают. Особенного энтузиазма в их экскурсиях, конечно, нет, но нет и грубых ошибок.
   Другой случай - тоже представленный в каждой группе- это девицы-двоечницы. Ну, может, и не двоечницы, но учиться им тяжело и лень. Учиться вроде бы надо (спросить их- зачем? - не скажут!). Учиться не хочется. Сдав с тяжкими усилиями очередную сессию, они радостно рапортуют об этом в социальных сетях. По той специальности, которая записана в их дипломах, не работают ни единого дня.
   Я сперва думал - ну, неинтересны им экскурсии, и ладно- насильно мил не будешь. Но в какой-то момент меня осенило - им неинтересны не только экскурсии, им неинтересно вообще ничто. Не существует на Земле предмета, который вызвал бы у них страсть, сильные чувства, желание узнать об этом предмете побольше. В этом-то все и дело.
   Юношей на этой кафедре учится гораздо меньше, чем девушек. В среднем - один на группу из пяти-шести человек. По своему подходу к делу они похожи на девиц-отличниц- добросовестно учат нечто им неблизкое. Кто-то старается больше, кто-то меньше. Однажды попался юноша начитанный, искренне стремящийся к новым знаниям. Речь у него была не совсем правильная, он слегка заикался, задумывался над некоторыми словами, и мне казалось, что он не сможет водить экскурсии. Но, когда дело дошло до пробных групп, он рассказывал с таким увлечением, что слушатели переставали обращать внимание на дефекты речи. Экскурсанты полюбили его, а он полюбил их, и до самого конца охотно брался за любые группы. А после окончания практики время от времени заходил в музей, и спрашивал, как у нас дела.
   Работать в музейном деле он так и не стал, и нашёл себя где-то в журналистике. Но тяга к нашей профессии у него, несомненно, была.
   Случается и так, что в группе студентов обнаруживается "звезда", за которую с удовольствием прячутся все остальные. Так было и в той группе, где учился герой нашего рассказа Леонид П. Яркая, живая отличница Оля тянула за собой трёх подружек и этого Леонида, который, по его словам, занимался в университете темой, связанной с историей флота...
   Вообще-то Леонид был бойкий юноша с хорошо подвешенным языком. Он задорно стрекотал с девушками о разных вещах, улыбался, подмигивал, жестикулировал. Так продолжалось ровно до начала занятия.
   При необходимости рассказывать что-либо самому Леонид терялся, смущался, задор выходил из него, словно воздух из шарика. Он неуверенно мямлил, путал слова, терял мысль, и, обнаружив потерю, говорил "ээ-э...". Как она там, у себя на кафедре, занимался историей флота- я так и не мог понять, потому что любые морские термины вызывали у него удивление, и запоминал он их с большим трудом.
   Отмучается - и снова заблестят глаза, улыбка вернется на лицо, начнет вставлять реплики и давать советы девушкам из группы.
   И вот на этой-то картине про матроса со штыком товарищ Леонид завис.
   - На картине, - говорил он, пристально вглядываясь в табличку под рамой, - происходит отражение ... э.ээ..штурма...
  -- Эта картина так и называется - "Отражение штурма...". Что написано на табличке, всем хорошо видно. Давайте-ка своими словами.
  -- На картине наши солдаты...
  -- Солдаты?!
  -- Ой, простите, моряки...
   Картина висит невысоко, и все её детали хорошо видны. Просто человеку всё равно- белая форменка или серая шинель, моряк или солдат...
   Мука, непроходимая тоска в глазах будущего экскурсовода. Глаза вопрошают - за что вы меня мучаете, жестокий? Я не хочу этих солдат, матросов, прикладов и штыков. Я хочу в привычный мир, я хочу к девчонкам...
   -Простите, Леонид, можно личный вопрос?
   -Да, конечно!
   - Вы в детстве в войну играли?
   -Нет.
   Удар был внезапным и молниеносным. Представляю, какое у меня сделалось глупое лицо!
  -- И... у вас в детстве не было игрушечного автомата?
  -- Нет, - отвечал Леонид с обезоруживающей улыбкой.
   От неожиданности я задал бестактный, непедагогичный и, наверное, по-дурацки прозвучавший вопрос:
   -А если завтра война?
   Он непонимающе смотрел на меня и улыбался, пожимая плечами. Милый, симпатичный юноша в тонированных очках. Под узеньким модным пиджаком - разрисованная футболка. Поездки на отдых за границу и страничка в социальной сети, где он пишет о своих поездках за границу и о том, как правильно готовить пирожные. Он вешает на страничке фотографии из-за границы, и девчонки из его группы радостно лепят под ними сердечки. Им нравится.
   А если завтра- война?..
  

Старые парты

  
   Случилось мне не так давно зайти на родной факультет. Побродил по коридорам, в аудитории заглянул. Все знакомо, все памятно, за каждым номером на двери прячется целая история, скрываются маленькие драмы и комедии...
   Забрел в лекторий, огромный наш лекторий, с классическими, выстроенными амфитеатром скамьями и маленькими откидными партами.
   О, эти старые парты!
   Несколько поколений студентов переписывались на них, спорили друг с другом, рисовали нетривиальные картинки, записывали хлесткие афоризмы. По надписям на партах можно было в буквальном смысле изучать историю - на все знаковые события там можно было найти отклик.
   Были там и философские рассуждения, и похабные стихи, и неприличные предложения, и крики о помощи. Жизнь кипела, мысль билась и клокотала.
   Амфитеатр тот же, а парт больше нет. В лектории сделали ремонт.
   Новые парты гладенькие и чистенькие. Человеческие мысли и чувства больше не оставляют на них следов. Изредка проскакивает какая-нибудь сентенция, написанная исключительно от скуки. Нет больше споров и стихов. Голая, гладкая полированная поверхность.
   Неужели то же самое творится и в головах?
  
  

Покупатели экскурсоводов

   Звонок из бюро в комнату экскурсоводов:
   -Т. на месте? Пусть выходит на экскурсию!
   -А кто там? (это, кстати, непрофессиональный вопрос, но Т. молода, и работает недавно, простим её!)
   -Индивидуальная экскурсия!
   -У-уу! (а потом в трубке раздается притворное "хны-хны-хны").
   Получается, что индивидуальная экскурсия не вызывает у бойца ни малейшего вдохновения. Попробуем разобраться, почему.
   Работа на индивидуальной экскурсии в чем-то проще работы на группе, а в чем-то сложнее. Проще - потому, что слушателей мало и можно говорить негромко, не напрягать голос, лучше устанавливается контакт с аудиторией. Сложнее- потому, что аудитория может быть самая разная и далеко не всегда - приятная и удобная.
   "Индивидуал" -он и есть индивидуал. Двух одинаковых среди них не сыскать.
   Бывает, и не так уж редко, что заказчик индивидуальной экскурсии - увлеченный человек, который искренне хочет нового знания. Такой индивидуал - подарок для экскурсовода.
   К "хорошим" индивидуалам можно отнести и тех, кто профессионально занимается тем предметом, которому посвящена экскурсия. Таков, например, почтенный отставной моряк, посетивший морской музей. Он о многих вещах может знать больше экскурсовода, может сам ему рассказать что-нибудь любопытное. Но уж если он заказал экскурсию, он, как правило, бывает тактичен, и кроме того, всегда есть вещи, которых не знает и он. Экскурсию с такими заказчиками можно построить как беседу, а при выборе маршрута сосредоточиться на малоизвестных фактах истории конкретных вещей. Эту историю музейщик по определению знает лучше.
   Итак, индивидуальная экскурсия может быть вполне приятна. Но бывает и по-другому.
   Приятель прилетел в гости к приятелю. Пошли гулять по городу, выпили. Жизнь хороша - и они отправились в музей. Что им экскурсия - они больше заняты друг другом, толкаются локтями, похохатывают...
   Мама заказывает экскурсию для детки. Детке экскурсия не нужна. Детка прихныкивает, пытаясь отказаться, но мама непреклонна. Для кого рассказывать экскурсоводу - для детки, которая с кислой миной смотрит вбок, или для мамы, которая в некотором отдалении говорит по мобильному телефону?
   Фанатический ниспровергатель решил насладиться без помех. Он обрушивает на экскурсовода весь тяжкий груз своего псевдознания, перебивает, спорит, говорит много и нетерпимо. Ладно, если ему достанется опытный, закаленный в сотнях экскурсий, боец, а если юная девушка?
   В группе, конечно, тоже может затесаться какой-нибудь вредитель, который будет перебивать, задавать вопросы не вовремя и так далее. Но там его могут одернуть соседи по группе, которым интереснее слушать экскурсовода, а не своего не в меру умного товарища. Там есть руководитель группы, который следит за порядком. А индивидуал предоставлен сам себе, и от него не спрячешься и не сбежишь.
   А вот еще одна проблема. Посетители в зале видят, что кто-то кому-то рассказывает нечто. Они начинают подтягиваться поближе, слушают. Возникает конфликт интересов.
   -Уйдите! - недовольно фырчит мама-заказчица на некую бабушку, которая, услышав экскурсию, подвела внука поближе. - Уйдите, у нас экскурсия частная!
   Но бабушка не понимает. В её время частная экскурсия для одного-двух человек никому не приходила в голову. Знание было доступно, и тяга к знанию была велика - очереди в музеи были огромны, до частных ли тут экскурсий?
   -Почему частная? - недоумевает бабушка, и получает исчерпывающий ответ:
   -Потому, что мы купили экскурсовода!
   Вот таковы они, покупатели экскурсоводов. В работе с ними важны такт и непреклонность. Не идёт контакт- подсократить экскурсию. Набежали посторонние- демонстративно говорить только для "своих". Вопросы, уважаемые - в конце экскурсии...
   На вопросах, кстати, надо остановиться особо. Это важно.
  

Как ответить на вопрос, не зная ответа?

  
   Когда экскурсовод в конце экскурсии предлагает слушателям задавать вопросы, то примерно в половине случаев вопросов не задают вообще. Либо понятно все, либо ничего, а, скорее всего, экскурсанты попали в музей не вполне добровольно (как, например, школьники), поэтому слово экскурсовода идет сквозь них и не вызывает в душе никакого отклика.
   Но уж если вызывает!
   ...Вопросы бывают умные и по существу. Сам ответ на такой вопрос может быть частью экскурсии, и даже может послужить к дополнению и украшению экскурсии. Вопросы бывают дурацкие и не относящиеся к делу. Вопросы бывают с виду совершенно логичные и безобидные, но при этом крайне тяжелые для ответа.
   -А вот это что такое? - спрашивает посетитель и тыкает пальцем в модель корабля.
   -Что именно?
   -Ну, вот эта круглая штучка на палубе...
   Круглая штучка на палубе парохода - это люк угольной ямы, но начинающий боец-экскурсовод может этого и не знать. Деталь малозаметная, в экскурсии никогда не упоминается...
   Тут придется... и сразу в голове услужливо всплыло штампованное выражение "лгать и изворачиваться".
   Стоп! Лгать экскурсанту никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя. Это неуважение к нему и неуважение экскурсовода к самому себе. Поэтому, уж если пришлось изворачиваться, изворачиваемся без вранья.
   Если мы не знаем названия предмета, но есть некоторая уверенность в его назначении, мы можем сказать - "это устройство для того-то и того-то", не называя при этом самого устройства по имени.
   Такими же общими, абстрактными формулами можно определить множество вещей. А уже если от нас непременно требуют конкретики, а мы этой конкретики не знаем, тогда придется признать своё незнание, но постараться сделать это с максимально возможным изяществом.
   Например: "Вы знаете, это действительно интересный вопрос! Я не могу сейчас дать вам точного ответа, но мы обязательно это выясним!"
   Кстати, после такого ответа пойти в библиотеку и выяснить - это дело чести!

Трофейный флаг

   -Так, товарищи экскурсоводы, завтра в час дня у нас турецкий военный оркестр!
   -Ой... так им же придётся главный зал показывать, а там турецкие трофейные флаги...
   -Значит, аккуратненько. Не заостряем внимания, спросят - спокойно отвечаем. Да, было...
   Экспозиция военного музея нетолерантна по определению. Она показывает крайнюю форму нетерпимости людей друг к другу - войну, массовое убийство.
   Трофейный флаг и подобные памятники войны - это как своеобразная лакмусовая бумажка. Нормальный, не слишком отягощенный комплексами и знающий историю человек не станет обижаться на трофейный флаг. Не на что здесь обижаться. Война и революция - точно такие же эпизоды истории любой страны, как годы относительного благоденствия или промышленный подъем. А в каждой войне есть победы и поражения, слава и горечь.
   Иначе поведет себя человек, которому "за державу обидно", который начитался разного рода исторической беллетристики, начиненной мифами. Отрывочное, неполное знание прошлого жжет его душу. Ему хотелось бы видеть свою страну могучей державой, которая никогда не знала поражений, державой с передовой наукой и великой культурой. На этом желании активно спекулируют авторы "книг по истории".
   Висит у нас в одном зале картина, изображающая потопление нашей подводной лодкой немецкого военного транспорта. Событие широко известное, и, как всякое подобное событие, обросшее мифами и легендами. Там, "у них", легенды активно распространял пассажирский помощник потопленного судна, который в минуту опасности сумел проложить себе путь в шлюпку с помощью рукояти пистолета. А спустя много лет стал писать книги о трагедии, выискивать уцелевших, составлять списки, насчитал столько пассажиров, сколько судно технически вместить не могло...
   Немецкие ветераны-подводники к этой картине относятся спокойно. А вот школьный учитель, сопровождавший группу подростков, однажды обиделся. Надулся, побагровел, и стал что-то бормотать в духе "тоже мне подвиг... мирные граждане.. санитарное судно..."
   И как быть экскурсоводу при виде этакого разобиженного фрица? Сурово напомнить ему о газовых камерах и женских шляпках из выделанной человеческой кожи? Наверное, не стоит. А вот парочку твердых встречных свидетельств о подводной войне привести очень даже можно. Кстати, потопленное судно шло под военным флагом, и сойти за санитарное ну никак не могло.
   Главное - всё это должно быть сказано корректно, и доброжелательно, ведь мы - мирные люди. Но наш бронепоезд...

Несгибаемый

Моя крамольная мысль заключается в том, что я отказываюсь считать

нынешние власти законными владельцами Рублева, Пушкина и Эрмитажа.

Д.М. Буланин. Эпилог к истории русской интеллигенции

   Научный сотрудник музея - товар штучный. Он делается годами работы. Он искренне любит своё дело и готов работать за идею. Как правило, он с радостью делится своим знанием с другими людьми. Многие из них испытывают сложности с проведением экскурсий - им слишком многое хочется рассказать слушателям, они увязают в мелочах и не укладываются в отведенное время.
   Каждый из них знает великое множество тайн. У сотрудников отдела фондов это будут тайны предметов, у сотрудников-историков (они создают музейные экспозиции и выставки) - тайны людей и событий.
   Когда на обширные знания накладывается дар устного повествования- экскурсия получается феерическая, сильнейшая по своему воздействию на слушателя. Такими феерическими экскурсиями прославились два наших научных сотрудника- Белоносов и Зельдинский.
   Александр Иванович Белоносов был отставной военный моряк. Большой знаток морской истории, он после увольнения в запас работал на одном из кораблей-музеев.
   В пору волшебных девяностых один его сослуживец вышел в отставку и занялся бизнесом. Не в пример многим другим, его предприятие получилось относительно успешным. Сослуживец разбогател и решил к основному своему бизнесу прибавить ещё и частный музейчик.
   Музейчик образовался следующим образом. В порту мирно доживал свой век "Буксир-ледокол-2" - паровое ледокольное судно, построенное по русскому заказу где-то за границей накануне революции.
   Большую часть своей жизни симпатичный кораблик прослужил в порту - проводил зимой корабли к причалам. Впрочем, буксир-ледокол был не только минным тружеником порта, ему пришлось и повоевать. Он был мобилизован, вооружен, и применялся в качестве рейдового тральщика, а однажды сопровождал караван барж с военными грузами. После войны еще долго работал в разных качествах. Но, наконец, был приговорён на слом.
   Приятель Белоносова навёл кое-какие справки и связи, выкупил пароходик, и предложил Белоносову наняться на фиксированный оклад и сделать из кораблика маленький музей.
   Оклад, предложенный другом, был больше, чем на корабле-музее, а дело обещало быть интересным- ведь Александр Иванович фактически получал в командование корабль!
   Белоносов согласился на предложение и с жаром принялся за работу. Он собирал экспонаты - по антикварным магазинам и просто по знакомым. Он сам проектировал витрины для экспозиции, а иногда, будучи человеком рукодельным, и сам собирал их.
   Для буксира-ледокола арендовали место у набережной, согласовали все документы, на борт поднялись первые посетители. Белоносов лично проводил там экскурсии. Он перелопатил обширный материал об этом буксире и вообще о подобных судах, свёл знакомство с добрым десятком ветеранов службы на ледокольных пароходах, и теперь во всеоружии нового знания рассказывал людям такие вещи, которые нельзя было прочитать ни в одной книге. А рассказывать, как мы уже знаем, Белоносов умел.
   Так протекли прекрасные восемь месяцев, а потом основной бизнес друга зашатался. Денег стало мало, друг больше не мог содержать пароходик, и решил его продать.
   Покупатель нашёлся быстро. Это был увесистый господин, сколотивший себе состояние не вполне понятным путём, типичная капиталистическая акула того времени.
   -Вся это музейная требуха, - сказал новый хозяин, - должна быть ликвидирована. Сделаю кафе, а не будет дохода- продам на металл.
   Белоносов был при этом разговоре. Он уже хотел ответить покупателю "на старом честном солдатском языке", но друг вовремя наступил ему на ногу.
   Александру Ивановичу было дано два дня на разбор музея. Что-то он отдал дарителям, а остальное забрал домой. Позже всё это попало в фонды нашего музея.
   Пароход был продан, и новый владелец уже заказал вывеску для своего плавучего кафе. Но тут случилось небольшое происшествие. На следующий день после подписания договора купли-продажи "Буксир-ледокол-2" затонул.
   Хозяин привёз вывеску, и не поверил своим глазам - у пристани торчала из-под воды половина длинной старинной трубы с серпом и молотом на красной полосе, а парохода не было.
   Конечно, первым во вредительстве заподозрили Белоносова. Но у того обнаружилось железное алиби. Двадцать два ветерана морской службы подтвердили, что в момент потопления корабля Александр Иванович отмечал с ними вместе некую военную годовщину в загородном ресторане.
   Как бы там ни было, в наш музей Белоносов перебрался именно после таинственной истории с потоплением "Буксира-ледокола-2". Он стал блестящим экскурсоводом и организатором передвижных выставок. Как и многие талантливые люди, упрямый старик сильно пил. Но начальство ему прощало всё, потому что знало- замены не будет.
  

Человек не в своём времени

  
   Если бы некий мифический экскурсовод решил сочинить рассказ о наших научных сотрудниках, и стал изобретать логические переходы от рассказа про Белоносова к рассказу о Зельдинском, этот экскурсовод мог с равным успехом сыграть как на сходстве героев, так и на противоположностях.
   Николай Степанович Зельдинский тоже был отставной моряк, большой знаток истории, и прекрасный рассказчик. В этом состояло сходство, а вот дальше начинались различия. Белоносов был подводник, Зельдинский - минёр. Первый - высокий, резкий и нетерпимый, второй - маленький, спокойный и тихий. Белоносов не боялся никакого экскурсанта и мог двумя тремя хлёсткими фразами поставить на место любого ниспровергателя. Зельдинский предпочитал детей и бабушек из социальных заведений. Это он когда-то говорил мне о том, что с детьми необходимо играть.
   Дети любили Николая Степановича. Особенно малыши из начальных классов- те всё время старались взять старика за руку.
   -У них ручки такие маленькие, тёплые, - говорил, бывало, после экскурсии Зельдинский.
   А у него самого руки всегда были ледяные - изношенное сердце плохо справлялось со своей работой.
   Самой заметной внешней деталью старика Зельдинского были огромные, жёлтые от курева, усы. Усы делали его похожим на небольшого задумчивого моржа. Иногда усы задорно топорщились, но чаще печально висели.
   Научной специальностью Зельдинского был советский флот, в котором он сам прослужил почти тридцать лет.
   Николай Степанович не походил на выраженного коммуниста - он никогда никого не агитировал, не ругался в резких выражениях на власти, он даже не сожалел по старому времени. Вернее сказать, он не сожалел о советских временах напрямую. Он просто рассказывал в экскурсиях о той эпохе так, что становилось ясно- сейчас не время Зельдинского, время его было тогда.
   Должно быть, Николай Степанович тосковал по понятности, объяснимости старого мира. Тогда была чёткая система координат, как на штурманской карте. Вот мы- вот враги. Это хорошо- это плохо. Этот курс проложен верно, этот - ведёт на мель. В этой системе Зельдинский нашел своё место и жил на этом месте, воевал за нас против врагов, прокладывал курс вдали от мелей, старался следовать хорошему, а дурного избегать.
   Но система дала трещину, а потом и вовсе рухнула. Понятные координаты, в которых жил Зельдинский, полетели к чертям. Мир стал размытым, шатким, враждебным. Николай Степанович вышел в отставку и укрылся от нового мира в стенах музея.
   В музее ему было хорошо. Там уцелела система координат. Там уцелел флот, в котором служил Зельдинский. Изучая историю флота, рассказывая эту историю людям, Николай Сепанович снова чувствовал себя на службе.
   -Нет больше твоей дивизии, Пётр Васильевич, - говорил как-то Зельдинский, адресуясь к висевшей в зале фотографии адмирала-подводника, которого он знал когда-то лично, как и многих из тех, чьи фотографии были в залах послевоенного флота. - Последнюю лодку на металл отправили...
   Мир вокруг Николая Степановича продолжал раскачиваться. Расшаталась мораль, расшатались ценности. Расшатался сын самого Зельдинского - бросил институт, связался с обитателями дна и начал заниматься тёмными делами.
   Николай Степанович стал сдавать. Сильно болели ноги, он не мог далеко ходить и перестал водить экскурсии. Добила его смерть жены, на которую обрушился лёд с крыши.
   Старый минёр начал заговариваться. Он забывал, на какой станции метро живет, и научный сотрудник П. -тот самый, который вычитывал книгу отзывов - теперь провожал его домой. Сын-наркоман бил отца и отбирал у него деньги.
   В конце тяжелой снежной зимы на музейной доске объявлений появился некролог.

Чудовище

И ту зле испроверже живот свой...

"Повесть Временных лет"

  
   Таковы научные сотрудники, чья работа требует знаний и особого состояния духа.
   А вот если человек оказался в музее на неквалифицированной должности, и получает там куда меньшие деньги, и согласился, и примирился - это нередко показывает, что больше никуда этот человек уже не устроится. Не сможет.
   В каждом музее, архиве, библиотеке существует свой небольшой полк монстров. Суровые и сварливые гардеробщицы и уборщицы - ещё не самые плохие из них. Были, конечно, такие персонажи и у нас.
   Самый необычный, поражающий воображение монстр работал у нас в гардеробе. Этого человека некоторые из нас в разговорах между собой так и звали - Чудовище.
   Первым чувством, которое ощущали процентов семьдесят из тех, кто впервые видел этого человека, был страх.
   Гардеробщик был среднего роста, но из-за манеры сутулиться и кривиться вбок при ходьбе казался ниже. Из-за проблем со зрением он смотрел на мир через похожие на аквариумы очки с толстыми стёклами. И смотрел недобро.
   Почти от самых очков начиналась густая черная борода. Волосы у Чудовища были очень длинные, и он собирал их на затылке в хвост. На работе он облачался в старый халат, который был ему мал и, похожий на угрюмого горного тролля, укрывался от мира в своем гардеробе, словно в пещере.
   Чудовище вроде бы где-то училось - может быть, даже в университете. Во всяком случае, ужасный гардеробщик целыми днями читал в своем убежище книги, газеты и конспекты. Злые языки говорили, что ума это ему не прибавляет. С обязанностями своими справлялся он скверно - с некоторых пор мы стали замечать, что Чудовище потихонечку саботирует.
   Попробуем взглянуть на ситуацию глазами посетителя. Вы приходите в музей и хотите оставить в гардеробе одежду.
   Из полутемного сводчатого помещения появляется наше Чудовище как оно есть - очки, бородища и потасканный халат. Оно внимательно смотрит на вас пристальным, немигающим взглядом. Темные зрачки, увеличенные толстыми стёклами очков, кажутся дырами в извечную тьму. Тревожные чувства вызывает взгляд гардеробщика. Он не рад вам. Тролль, беспощадный и древний, испытующе вглядывается - кто потревожил покой гор?
   Вам становится не по себе. Вы протягиваете Чудовищу пальто. Секунду он думает, словно не понимая, зачем ему ваше пальто и что вы вообще тут делаете, затем медленно сдавливает пальто длинными узловатыми пальцами, пальцами тролля. И уносит вашу одежду во мрак.
   Еще несколько томительных секунд - и он возвращается их недр и протягивает вам номерок. Не без колебаний вы берете кусочек металла из пальцев Чудовища и отправляетесь в музей.
   Возвращаетесь через час-полтора и, естественно, направляетесь в гардероб за одеждой. Но пещера тролля оказывается пустой.
   В соседнем отсеке гардероба сидит уборщица Наталья Ивановна и разгадывает кроссворд.
   -Простите, - спрашиваете вы, а где... гардеробщик?
   Она отрывается от кроссворда, обводит взглядом фойе, вздыхает: "В туалете, наверное. Сейчас придет".
   Но он не идёт. Проходит минута за минутой, наконец, Наталья Ивановна отправляется к дверям туалета и громко, перемежая приличные слова матерными ругательствами, призывает Чудовище к выполнению своих обязанностей. Тот появляется в фойе, идет неспешно, словно в его распоряжении всё время мира...
   Некоторое время мы думали, что он просто от природы медленный- тяжело соображает, медленно двигается. Но вот однажды, когда он, шлепая тапочками по гладкому полу музейного фойе, шагал из туалета в гардероб, я увидел на его лице нечто вроде улыбки. Эта улыбка была тщательно спрятана в бороде, и заметить её удалось совершенно случайно.
   Чудовище радовалось. Оно испытывало удовольствие, упивалось мимолетной, секундной властью над посетителями. За это удовольствие приходилось платить- посетители ругались, ворчали, писали жалобы. Одна девушка, доведенная до отчаяния гардеробным саботажем, в сердцах крикнула:
   -Вы безобразный фрик, вам нужно жить в зоопарке!
   И бросилась бежать. Я поглядел на лицо монстра - он снова прятал в бороде улыбку.
   Должно быть, секунда власти оправдывала в его глазах и такое.
   Кричали на него и уборщицы - Наталья Ивановна и её сменщица. Им нередко приходилось замещать "безобразного фрика", когда тот в самый ответственный момент пропадал из гардероба.
   Крики уборщиц и посетителей отскакивали от Чудовища, как от стенки горох. Он и ухом на них не вел. Нашему командиру, впрочем, удалось пару раз задеть монстра за живое. Когда начальник отдела за что-то резко попрекнул гардеробщика, тот неожиданно выскочил из своего грота и высоким, чистым голосом завопил, что начальнику он подчиняться не должен.
   Чудовище сопротивлялось. Оно последовательно, даже агрессивно отстаивало своё право жить так, как живёт.
   Миролюбивый интеллигент махнул тогда рукой на супостата, но при случае рассказывал о его проделках и посетительских жалобах комендантше - непосредственной начальнице Чудовища.
   Комендантша обещал принять меры, но затем спускала все на тормозах. Чудовище процветало в своем гардеробе.
   Впрочем, иногда, услышав по своему адресу крик и ругань, гардеробщик менял тактику. Он бледнел, хватался за сердце и, охая, устремлялся в экскурсионное бюро, где на стене висела аптечка.
   -Мне плохо! Вызовите "скорую", я могу умереть!
   Пару раз ему, действительно, вызывали "скорую". Врачи исправно осматривали монстра, но ничего опасного для жизни не находили. Всё же некоторый эффект от таких истерик получился- гардеробщицы стали меньше орать на "фрика": кто его знает, вдруг и вправду помрёт? У гардеробщика действительно был нездоровый цвет лица, кроме того, он имел очевидный недобор веса.
   О семье Чудовища ничего не было известно, кроме того, что где-то у него была бабушка. Иногда эта бабушка заботилась о нем, и тогда он выглядел получше. Но иногда бабушка заболевала, и тогда он делался тих, печален и бледен. В такие дни он совсем редко выходил из своего убежища. А потом, в приватных беседах с комендантшей и уборщицами, он стал прибавлять:
   -Вы знаете, я сегодня ничего не ел...
   И те же уборщицы, которые крыли гардеробщика матом за саботаж, принялись подкармливать болезного.
   Наши экскурсоводы постарше тоже относились к нему как-то сочувственно. Начальник даже как-то раз попытался провести с ними разъяснительную работу.
   -Что вы его жалеете? Он ведь этим пользуется, вы к нему относитесь с добром, а он паразитирует на вашей жалости. Всегда ведь есть выбор - жить так как он, или помыться, побриться и работу нормальную найти... А если человек клянчит еду у уборщиц- значит, ему так жить нравится...
   -Наверно, вы правы, - с улыбкой отвечали эти добрые женщины, - но нам его всё равно жалко...
   Но, наконец, настал день, положивший конец карьере Чудовища, а заодно и открывший для нас нашего командира с неожиданной стороны.
   Гардеробщик с некоторых пор занимался ещё и уборкой фойе в один из рабочих дней. Однажды, в урочный день, он мыл пол, оставляя многочисленные лужицы воды. Одна такая лужица оказалась прямо перед логовом тролля.
   И вот в эту лужицу забрел пятилетний малыш.
   Чудовище выскочило из гардероба и завопило на ребенка во всю глотку - в том духе, что нечего разносить по фойе грязь и надо уважать чужой труд.
   Я занимался в это время с практикантами в зале, а потом должен был взять экскурсию. В экскурсионное бюро я зашёл спустя минут пять после происшествия.
   Мама неосторожного ребёнка стояла перед нашим начальником и в резких выражения жаловалась. Бедный малыш сидел на стуле, весь в слезах, и от потрясения икал.
   Начальник отдела был добрейшей души человек, но, выслушав маму, и он озверел.
   И скажу вам, что никогда, ни до и ни после, не видел я зрелища более страшного, чем добрый человек, который, наконец, разрешил себе не быть больше добрым и приятным для всех.
   Он покивал головой, извинился, потом потемнел лицом, поджал губы и пошел прямо в гардероб. И там, в родном пространстве Чудовища, он высказал гардеробщику все, что он о нем думал на самом деле.
   При этом командир почти не повысил голоса. Просто речь заведующего сделалась металлической. Это уже не реченька журчала, это ехал тяжелый гусеничный трактор с очень хорошим глушителем - негромкий, но сметающий все на своем пути.
   Трактор наехал своими гусеницами прямо на гардеробщика и расплющил его в лужицу.
   Я видел, как это было. Командир надвигался, Чудовище пятилось. Лицо монстра пошло пятнами. Из приглушенной, шипящей речи начальника доносились отдельные слова:
   -С детьми воюешь... пригрелся... статья... пробкой отсюда вылетишь...
   А надо сказать, что начальник никого в музее не называл на "ты", даже молоденьких девчонок-экскурсоводов. Не мог.
   Окончания их разговора я не услышал - надо было идти на экскурсию.
   На следующий день гардеробщик исчез. Проходили дни за днями, а Чудовище на работе не появлялось. Поначалу считали, что это какая-то очередная причуда. Но потом выяснилось, что он угодил в больницу и, полежав там неделю времени, все-таки отдал Богу душу.

Страница мертвого человека

   Мрачен логический переход от смерти одного человека к смерти другого.
   Друг погиб в автокатастрофе. Нелепо погиб, далеко от дома, на чужой стороне. Десять дней лежал в коме. В родном городе друзья основали интернет-группу в помощь нашему товарищу, и стали собирать деньги на лечение.
   В группу ринулись люди. Они переводили деньги, давали советы, молились за выздоровление. Они были с ним.
   Мой друг - хороший человек. Люди его любили. Последние годы мы мало общались, но я всегда знал, что где-то, пусть далеко, он у меня есть.
   И я думал - вот выйдет он из больницы, прочитает все это, и порадуется тому, как любит его народ, сколько вокруг оказалось людей, которым он небезразличен.
   Но он не вышел.
   Остались жена и крошечный сын. И страничка друга в социальной сети.
   Странное, недавнее явление наших дней- страница мертвого человека. Автора нет, но страница живёт. На странице слова, напечатанные когда-то его рукой. На страницу нередко заходят друзья и знакомые. Иные соболезнуют. Некоторые спрашивают, как он там? Не уверен, что они были бы рады получить оттуда ответ...
   Поздравляют с днем рождения. Приглашают выпить- помнят, что покойничек любил это дело...
   Вероятно, это далеко не единственная выморочная страница на просторах сетей. Призраки блуждают по виртуальному пространству.
   Живёт до сих пор и группа по сбору средств теперь это группа в поддержку семьи. Все реплики, пожелания, советы, молитвы - всё осталось. Все эти слова неравнодушных людей можно почитать. Добрых слов не становится меньше.
   Разве это не лучший памятник хорошему человеку?
  

Друзья

  
  

Получается, взрослых нет. Есть постаревшие дети...

"О чем говорят мужчины?"

   Да, вот так - давно ли, кажется, сидели в аудиториях университета за соседними партами, - и вот иных из друзей уже нет на свете. А что сталось с остальными?
   Не так давно собрались на десятилетие выпуска. Итак, искрящееся время юности было всего лет десять-двенадцать назад.
   Были или нет девяностые годы "волшебными" именно для нас - не готов сказать. Не знаю.
   Но приятное ощущение характерной свободы молодых людей - свободы совершать глупости - было. Конечно, было.
   Все хотели себе удивительной судьбы. Каждый думал, что проживёт жизнь не так, как все остальные. Кто-то ходил на кельтские танцы, кто-то ездил на ролевые игры, кто-то печатался в редких ещё тогда студенческих газетах. Кто-то работал вместо занятий. Кто-то вообще ничего не делал, сильно пил в общежитии и спал до обеда. И не было среди нас человека, не сочинявшего стихов или прозы.
   Память начинает услужливо выдавать факты, странные события, возникающие в мозгу ни к селу, ни к городу. Вспомнилось, как однажды в качестве подработки чистили в Зоологическом музее скелеты китов.
   Интернет был уже в те годы, но для нас это была ещё экзотика. А о социальных сетях и вовсе никто не подозревал.
   Поэтому мы больше общались вживую. Кроме того, у нас существовала особая "Тетрадка".
   Тетрадка эта обитала в холле детской библиотеки неподалеку от университета. Завели её толкинисты, и первоначально они решали там свои толкинистические проблемы. Некоторые из нас тоже были не чужды научной толкинистики. Но чаще писали просто о разных философских и психологических проблемах.
   Ведь в том возрасте- все сплошь философы и психологи. Тайны души и мироздания близки и познаваемы.
   Разница между нашей старой Тетрадкой и современной социальной сетью не так уже велика. Ключевой момент - Тетрадка маленькая, посетителей в ней немного, значит, в ней меньше риск нарваться на какую-нибудь человеческую гадость. А ещё в Тетрадке можно видеть почерк живого человека - крупный, размашистый, или наоборот- мелкий, бисерный, со слабым нажимом на ручку...
   Конечно, уже тогда было в природе то, что зовётся в современных социальных сетях "троллингом". В Тетрадке тоже в какой-то момент обосновался тролль. Он портил дискуссии и писал гнусные вещи о честных обывателях Тетрадки.
   В современных сетях троллям живётся привольно и безопасно, но тогда всё было сложнее. Честные обыватели подстерегли тролля. Под угрозой физической расправы тот написал две страницы извинений и пропал с Тетрадки насовсем.
   ...Потом ученье кончилось. Разбежались. Когда хотели устроить выпускной банкет, выяснилось, что не все из нас готовы сидеть друг с другом за одним столом. Не получилось банкета...
   Потом настала эра соцсетей, и мы стали заново искать и открывать друг друга. Стали собираться по поводу выпускных годовщин. Немногие приходят на такие встречи, но зато все собравшиеся рады друг другу.
   Кого не вытащить на живое общение, тех можно понаблюдать в сетях.
   Кто-то упрямо делает то, чему его учили и работает все эти десять лет по специальности. Кто-то ищет лучшей доли за границей. Один мой товарищ завёл магазинчик для реконструкторов и приторговывает там мечами и шлемами. Историческая подготовка ему в том помогает наилучшим образом...
   А другой сделался политиком. Правда, пока он известен лишь в узких кругах.
   Но как значительно его лицо, когда он произносит лекции на некоем частном телеканале! Как распирает однокурсника сознание собственного величия!
   Верит ли он на самом деле в то, что вещает? Да и для кого он все это сочиняет и говорит?
   Однажды я стал свидетелем любопытного диалога. Начинающий наш политик обращал в свою веру моего друга - того, который потом уехал на чужбину и там погиб.
   Вернее, даже не обращал, а вербовал на работу.
   -Взгляды на самом деле не имеют значения! Надо выполнять мои указания, и писать то, что нужно. Это просто ролевая игра, не более.
   Вот так- ему ролевая игра, а в соцсети под политическими заметками люди пишут такие комментарии, что становится ясно- только виртуальность диалога уберегает от кровопролития. Встретятся в жизни - и убьют, непременно убьют...
   А вот ещё один. Этот всегда был ненасытен по части занятий и впечатлений. Интересы этого человека охватывали, казалось, абсолютно всё. Он с большими усилиями окончил университет- слишком многое было интересно, и это мешало учиться.
   Чего только он не делал - писал книги, рисовал, прыгал с парашютом, трудился на археологических раскопках за Полярным кругом, но, наконец, причалил- стал консьержем в том доме, где он живёт. Я встретил его случайно, проходя мимо его подъезда- он стоял на тротуаре в тапочках и смотрел на прохожих с доброй иронией.
   Опознав в потоке пешеходов знакомое лицо- то есть меня- он радостно поздоровался, и на мой дежурный вопрос о состоянии дел выдал целую оду о том, как теперь хороша его жизнь.
   Он женился на мудрой и доброй женщине, которая когда-то писала стихи о волшебных лесах, а теперь создаёт узоры для кружек. У него есть дочка, квартира и работа консьержем. Это его привязка и опора. Жизнь человека обрела устойчивость, и он счастлив.

Хорошо сделанная работа

В газетах стал поглядывать на некрологи на последней

странице внизу. Сколько лет прожил человек? Обычно постарше,

но всё чаще и чаще были моложе его.

Примечал: перелет, недолёт! Будет и вилка...

А.А. Ливеровский. Ночной разговор

   История о погибшем друге неизбежно наводит на мысль: а если завтра вот так же - я? Раз- и никакие странички в сетях больше не нужны...
   В книге о языке детей попалась такая сентенция:
   "Я умру, вы будете плакать, а я буду смотреть и радоваться".
   Над этим мотивом подростков-самоубийц принято грустно посмеиваться. Но вот какая мысль однажды посетила - мне было бы приятно посмотреть после смерти, как плачут по мне люди.
   Не из подростковых соображений- вот, мол, получите. Нет.
   Это значило бы, что им было хорошо со мной.
   И я смотрел бы на их слёзы и радовался, как радуются хорошо сделанной работе.
  

Плывём на "Титанике"!

Но никто не хочет и думать о том,

Пока "Титаник" плывёт...

Из песни группы "Наутилус Помпилиус"

   А, впрочем, нельзя завершать экскурсию на похоронной ноте. Расскажу, как в нашем филиале снимали фильм.
   Филиал - это корабль-музей. Там уцелело старинное, почти столетней давности, убранство помещений. И вот некая столичная кинокомпания решила снять в корабельных интерьерах документальный фильм к очередной годовщине гибели пресловутого "Титаника".
   Чтобы киношники не повредили музейных предметов, к киногруппе был прикомандирован сотрудник музея - это был я. Так я получил возможность видеть во всех деталях, как снимается кино.
   Фильм был задуман так- документальные кадры перемежаются сценками с участием актёров. Актеры изображали команду и пассажиров несчастного парохода. Была там модная дама в шляпе с перьями, матросы и бравый старпом. Был и капитан- он-то и оказался в этой истории слабым звеном.
   Человек, игравший капитана, сумел при найме на съемки убедить администратора в своей исключительной важности для будущего кино. Он-де имеет немалый морской опыт, знает всю специфику, и даже может при необходимости что-нибудь произнести по-английски.
   В действительности это был тихий старый алкоголик. Возможно, он имел когда-то отношение к морской службе, но сейчас этот факт его биографии ничем не смог помочь.
   Режиссер фильма - молодая, красивая, энергичная женщина. Она строит группу, требует экономить время, жёстко распоряжается. Сценки с участием старпома и матросов получаются быстро. Хуже с капитаном- тот путает слова, забывает текст (то есть десяток-полтора слов). В начале работы он ещё пытался включить внимание, улыбался, кивал головой. Но к исходу второго часа на лице "капитана" была только тоска зелёная. Уставясь в одну точку, он уныло бормотал нужные слова, нещадно переводя рабочее время.
   В довершение всего, у старика где-то была припрятана фляга с коньяком. По ходу съёмок он не утерпел, приложился - и затосковал окончательно.
   -Так! - сказала резким голосом красавица-режиссёрша. - А ну-ка, убрали с лица это выражение страдания! Всё в порядке! Всё просто отлично! Жизнь хороша! Плывём на "Титанике"!
   Возможно, она тут же забыла об этой фразе. Но у меня эти слова о "Титанике" никак не шли из головы. По некотором размышлении я понял, что так оно и есть.
   ...Пароход "Титаник", этот плавучий храм потребления, конечно, отправится на дно. Но пока он еще далёк от места аварии - и хороша возможность радоваться новому дню, и солнцу, и дождю, и вкусной еде, и прекрасным женщинам, и открытиям, и борьбе, и новым людям, и новым победам над самим собой! И, может быть, все кончится очень плохо, и метеорит размером девятнадцать километров в поперечнике уже мчится к нашей планете через бездны космоса, и айсберг уже откололся от ледников Гренландии и отправился в путь. Но пока - жизнь все равно хороша, и солнце всходит каждый день, и мы плывём на "Титанике"...
   Всего доброго, дорогие экскурсанты!
  
   P.S. А снять в кино "капитана" москвичи так и не смогли. Поздно вечером, отчаявшись добиться толку от упрямого старика, режиссёр и администратор обложили горе-актёра в три этажа и велели ему покинуть наш пароход немедленно.

   2011-2012 гг.
  
  
  

  
   Слово "реконструктор" безграмотное, но пока у нас не прижилось иное обозначение для участников военно-исторических клубов, занимающихся воссозданием костюма и вооружения того или иного времени.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

33

  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"