Как говорили Ильф и Петров, отправляясь в дорогу, человек попадает в полосу отчуждения, и, хотя имелась в виду дорога железная, я часто ощущаю себя отрезанной от мира даже в обыкновенной маршрутке "Питер-Гатчина". Особенно поздним вечером, если водитель не включает в салоне свет, и все, что происходит вокруг, ощущается лишь в форме запахов, звуков, ну, а иногда --- тактильных раздражений.
Едва машина отъезжает от метро "Московская", большинство пассажиров достает мобильные и начинает докладывать своим домашним или просто знакомым, где они сейчас находятся. После ритуальных: "Только выехали... Еще минут сорок... Сижу в маршрутке", наступает временная тишина, а потом начинаются настоящие задушевные беседы.
Вот таким темным зимним вечером и возвращалась я как-то из Питера в родной город. Разумеется, темно было и в маршрутке и снаружи, и только время от времени по дороге протягивались ослепительные лучи фар встречных машин, которые и вовсе ослепляли пассажиров. Поэтому я закрыла глаза и тут же стала слепым свидетелем весьма интересного куска жизни своей соседки. Устраиваясь на сидении она сначала суетливо толкалась, видимо вытаскивая что-то из сумки, потом раздалось характерное шипение и шуршание из чего я сделала вывод, что спутница открыла какой-то напиток и пакетик "сухого корма".Судя по острому рыбному запаху, перебивающему даже аромат ее довольно дорогих духов, это были сушеные части даров моря. Немного подкрепившись, она, видимо, достала телефон и, с характерным попискиванием клавиш, стала набирать номер. Через секунду раздался ее голос, тон беседы был деловым, без всякого намека на сентиментальность:
-- Миша, я еду, -- сообщила моя соседка в трубку, -- встретишь меня на Гагарина, -- это была не просьба и даже не вопрос, а самый настоящий приказ.
-- Нет, -- ответила она на какую-то фразу своего собеседника, -- картошку не буду, ты что? На ночь? Нет, и мясо тоже. Фрукты. Яблоки купил? А кто должен? -- в ее молчании было столько возмущения, что мне стало жалко незнакомого Мишу. Потом она немного смягчилась, -- мог бы зайти после работы. Ладно, -- это было уже произнесено капризно, -- буду банан, что делать, -- в этот момент эта поборница здорового питания отправила в рот очередную порцию сушеных рыбок. -- Ладно, говорю, -- повторила она. -- Выходи, давай, пора уже, -- с этими словами она захлопнула книжку телефона. А я представила этого несчастного Мишу. Ведь даже если он живет достаточно далеко от улицы Гагарина, то нам-то еще ехать с полчаса, и в любом случае минут пятнадцать-двадцать ему придется мерзнуть на остановке.
Размышления о тяжелой судьбе Миши были прерваны уже знакомой морзянкой клавиш, моя спутница звонила кому-то еще. Услышав ее первые слова, сказанные другому собеседнику, я поразилась произошедшей перемене. Голос звучал просительно, тихо, часто сбиваясь на шепот:
-- Стасик, привет... Чего делаешь? А я ждала твоего звонка... -- она помолчала, тяжело вздохнув. -- Да? А что у тебя там? Дела, да? Я просто думала... Я завтра свободна после четырех, -- она совсем шептала, и в голосе было столько мольбы, почти слез, что теперь мне стало жалко ее.
-- Не можешь? -- тихий вздох. -- Ладно, а когда? Может, послезавтра? -- я подумала, что моя спутница сейчас заплачет. -- Хорошо, конечно, я буду ждать звонка... Целую, -- последнее слово было произнесено уже в отрывисто гудящую трубку. Соседка вздохнула, пошуршала пакетиком с остатками недиетической рыбки, снова толкнула меня, убирая телефон, и затихла до конца поездки.
А я подумала, что, наверное, она была бы одинаково несчастна, если бы лишилась любого из своих собеседников. Для счастья ей нужны были оба.