Марта Кеслер, главный редактор популярного журнала "Частный детектив" сидела в своем кабинете. Перед ней на столе лежали двадцать конвертов с рукописями, отобранными в результате кропотливой работы жюри из более чем пятисот произведений молодых, ранее не печатавшихся авторов. Все творения были присланы на конкурс детективных рассказов. Март, как председатель жюри конкурса, должна была выбрать десять из этих конвертов. Это будут победители. Их авторы получат возможность опубликоваться в журнале и неплохо на этом заработать.
Мадам Кеслер быстро просматривала рукописи одну за другой, сортируя их по двум корзинам для бумаг. В красную она кидала то, что, на ее взгляд, не заслуживало внимания, в зеленую -- рассказы-победители.
Наконец, на столе у нее остался лишь конверт номер 112. Небольшой рассказ, к которому прилагается письмо. Марта знала, сколько шуму наделало это творение и решила перечитать все более внимательно.
***
"Возможно, сейчас, когда вы читаете это письмо, меня уже нет в живых. А, может быть, мне повезло, и я еще жива. Вчера я увидела объявление о заканчивающемся конкурсе в вашем журнале, и поняла, что это мой единственный шанс рассказать обо всем. Я не писатель. Я человек, который угодил в смертельную ловушку. Меня уже нельзя спасти. Но я уверена, что есть еще люди, находящиеся в таком же положении, и, возможно, публикация сможет помочь им. У меня нет ни одного доказательства, подтверждающего все то, о чем я хочу рассказать, поэтому я не могу пойти в полицию. По той же причине я не могу обратиться в прессу. Все, о чем я пишу, возможно, лишь мои домыслы, которые, учитывая мое состояние, могут оказаться ошибочными, и тогда я поставлю под удар благое дело и честных людей. Но, может быть, все это правда, тогда она должна быть открыта, пусть даже таким странным способом. Я уверена, что тот, кто знает истину, увидит ее. Я оставляю решение за теми, кто прочтет мой рассказ"
Марта, поморщившись от слишком экспрессивного и корявого стиля записки, отложила ее в сторону. "Рекламный трюк, -- сразу подумала она, -- однако, не такой уж дешевый. Что-то в этом есть". Она взялась за рассказ.
***
"Я -- Нина Эрве, дочь полицейского, ушедшего в отставку. Мой отец умер около полутора лет назад. Это было для меня очень тяжелое время. Незадолго до его смерти я рассталась с человеком, которого любила, и за которого собиралась выйти замуж. Наш разрыв был внезапным и болезненным, не оставляющим никакой надежды, я чувствовала гнетущую пустоту, которая заполнялась лишь болью от воспоминаний и ужасом перед будущим существованием без любимого. А вскоре умер отец. Нормальные люди обычно боятся приблизиться к чужому горю, в страхе, зацепить или принять на себя это липкое, темное нечто. Поэтому я понимала тех из моих друзей, которые, пожав мне руку на кладбище, вдруг внезапно уехали в дальние командировки, или оказывались очень заняты, когда я иногда звонила им. Рядом со мной остались две подруги, которые всеми силами пытались не дать мне с головой погрузиться в тяжелейшую депрессию. Только для того, чтобы они не чувствовали, как пропадают напрасно их усилия, я иногда соглашалась встречаться с ними, выходить куда-нибудь, делая вид, что окружающее мне небезразлично. Когда я оставалась одна, меня охватывала свинцовая апатия, выход из которой виделся мне только в легкой и безболезненной смерти.
В это время одна из подруг предложила мне сменить место работы. Я -- фотограф, и работала в ателье, специализирующимся на портретной съемке. Подруга сказала мне, что одна небольшая газета ищет фоторепортера, работа активная, требующая постоянных разъездов, оперативности и собранности. Чувствуя, что иначе я действительно способна на самоубийство, я пошла на собеседование. Газета оказалась заштатным листком криминальной хроники, но зарплата, которую мне предложили, оказалась весьма приемлемой, учитывая еще и то, что у меня не было строго определенных рабочих часов, а значит оставалось свободное время. Я согласилась на эту работу, и сама не заметила как, но водоворот суетливой жизни репортера вытолкнул меня на поверхность жизни из темных глубин депрессии.
Мне было интересно работать. Как дочь полицейского, я не шарахалась от представавших перед нами мест преступлений, тем более, что доставались нашей газетке обычно не громкие кровавые драмы, а какие-нибудь бытовые преступления, дорожные аварии, мелкие кражи, из которых наши виртуозные журналисты умудрялись создать что-нибудь скандальное для запугивания мирных домохозяек.
Однако вскоре пережитые потрясения дали себя знать, я заболела. Частые приступы необъяснимой слабости, головные боли, даже обмороки. Моя спасительница-подруга опять оказалась рядом, порекомендовав мне знакомого врача, чтобы пройти обследование. Тот отнесся ко мне очень внимательно, успокоил, сказав, что подавленная депрессия часто выливается в болезни тела. Он сказал, что мне необходимо сдать ряд анализов, чтобы понять, куда именно был нанесен удар моей иммунной системе. Я сдала кровь, прошла еще какие-то обследования, и врач пообещал позвонить, если что-то будет не так.
Звонок раздался буквально через два дня. Доктор просил меня зайти к нему еще раз, поскольку, похоже, с моим анализом крови что-то напутали. Я пришла. Он сказал, что у меня проблема с печенью, но не очень серьезная, опасаться нечего, но он бы предложил мне, на всякий случай, проверить всю кроветворную систему, а для этого задержаться у них в стационаре на пару дней. К этому времени я, действительно, чувствовала себя совершенно разбитой и, взяв в газете пару выходных за ночные работы, легла в больницу. У меня снова брали кровь, смотрели печень и даже взяли пробу костного мозга, но через два дня, доктор сообщил мне, что его опасения были напрасны, что у меня нет ничего серьезного, кроме незначительных отклонений в работе печени. Он порекомендовал мне обратиться в клинику Святого Онофрио, которая специализировалась на подобных вещах, а также на лечении депрессий и их последствий. На этом мы с ним и расстались.
С его рекомендацией я отправилась в клинику Святого Онофрио, довольно крупный медицинский центр, где сразу же попала к доктору Вильбранту, которого медсестра назвала светилом в области гематологии. Когда я вошла в кабинет к этому немолодому, приветливому человеку, у него уже было на меня целое досье, присланное его коллегой. Доктор Вильбрант внимательно изучал бумаги, задавая мне вопросы о моем состоянии, как физическом, так и душевном. В результате он сказал, что депрессия мною практически преодолена, и остается лишь поддержать иммунитет, чтобы справиться с небольшими физическими проблемами. Он выписал мне целый набор лекарств, а также направление на уколы, которые я должна была делать раз в десять дней в течение полугода, чтобы подлечить печень и закрепить эффект от таблеток. Выслушав все его рекомендации, я поинтересовалась об оплате лечения. Дело в том, что за два дня пребывания в предыдущей больнице мне, в дополнение к тому, что заплатила страховая компания, пришлось выложить еще довольно значительную сумму самой. А уж лечение в такой крупной клинике, да еще у такого светилы, как Вильбрант, точно должно было влететь мне в копеечку. Однако доктор успокоил меня, сказав, что его консультации и все процедуры довольно дешевы и вполне покрываются моей страховкой. Больше я к этому вопросу не возвращалась.
Вскоре после начала курса лечения я почувствовала себя значительно лучше и с еще большим энтузиазмом окунулась в работу. И тут началась та странная история, которая, собственно, и побудила меня написать все это.
Прошло примерно четыре месяца с тех пор, как я стала лечиться у Вильбранта, когда однажды мы выехали на бытовое самоубийство в довольно фешенебельный район города. Соседи некой мадам Бертран почувствовали запах газа и вызвали полицию и скорую. Почти одновременно с ними прибыли и мы. Я делала снимки, несмотря на ругательства двух полицейских и врача, посылающего проклятья "вездесущим журналюгам", но это же был мой хлеб. По обстановке дома было видно, что хозяйка жила более чем в достатке, по опросам соседей выяснили, что никаких видимых причин к самоубийству у нее не было. Мадам Бертран была одинока, но несчастной себя не чувствовала, как нам сказала одна из соседок. Я не осталась с репортерами для выяснения пикантных подробностей, а помчалась проявлять снимки, чтобы успеть к вечернему номеру.
И вот, просматривая отснятый материал, я вдруг поняла, что видела мадам Бертран раньше, не так давно. Надо сказать, что за последние пару месяцев это чувство посещало меня трижды. Сначала это было, когда я увидела в газете фотографию одного видного бизнесмена, который, будучи пьян, сорвался на машине в пропасть в горах. Потом я почувствовала то же самое, когда мы выехали на одно уличное происшествие. Столкнулись несколько машин, и был сбит пешеход, скончавшийся на месте, и его лицо тоже показалось мне тогда знакомым.
Как у фотографа, долгое время проработавшего в жанре портретной съемки, у меня профессиональная память на лица моделей, и я тогда очень мучилась, когда не могла сразу вспомнить, где видела этих людей. И вот, разглядывая перекошенное удушьем лицо мадам Бертран, я, наконец, припомнила, где видела всех троих. Это было в приемной доктора Вильбранта. Мы виделись какие-то доли секунды, когда входили или выходили оттуда, но теперь я была точно уверена, что это было именно в клинике Святого Онофрио.
В тот момент, когда я осознала это, мне стало откровенно не по себе. Хотя ничего странного и необъяснимого во всех трех смертях не было, но все же меня связывало что-то с этими людьми. Тогда я впервые воспользовалась некоторыми связями в полиции, которые, на всякий случай, оставил мне отец. Я позвонила одному из его бывших сослуживцев и попросила узнать все, что можно о троих погибших, прикрываясь какой-то хилой сказочкой о газетном репортаже.
Пожилой полицейский тогда честно предупредил меня, что, несмотря на дружбу с моим отцом, сможет передать для огласки только те сведения, которые не составляют какой-либо тайны, я понимающе согласилась. Когда он позвонил через некоторое время, то удивленно спросил, почему это прессу заинтересовали такие заурядные случаи. Не помню уже, что я соврала в ответ, но он сказал, что в этой ситуации ему не приходится ничего скрывать. Все три смерти наступили естественным путем, ни в одном из случаев не было никакого криминала. Жертвы абсолютно ничем не связаны между собой, кроме, пожалуй, одного обстоятельства, которое отмечается во всех трех делах. Умершие были совершенно одиноки, их тела не забирали из морга. Похоронены они были за счет страховых компаний. И если мне так уж интересно, он еще может сказать, что все трое были кремированы по их же завещаниям. Вот и все.
Отчет сослуживца моего отца немного успокоил меня, и все же я никак не могла отделаться от чувства странной тревоги и беспокойного любопытства. Упоминание о страховых компаниях натолкнуло меня на одну идею. Именно там, я могла бы точно выяснить, действительно ли я видела всех троих у Вильбранта, или это мои фантазии. Не очень понимая, как лечение в определенной клинике фиксируется в страховой компании, я решила начать с себя.
На следующий день, я пошла в офис своей страховой компании, якобы проверить какой-то старый счет, который еле отыскала у себя дома. Любезная девушка, принявшая меня, быстро отыскала нужные сведения в своем компьютере, успокоив меня, что все оплачено, и я зря приходила, достаточно было просто позвонить. Я, как бы невзначай, спросила ее, давно ли был последний счет от доктора Вильбранта, и с какой регулярностью они приходят. Девушка вновь полезла в компьютер, потом удивленно взглянула на меня, спросив, ничего ли я не путаю с фамилией врача. Тут пришел мой черед удивляться. По предъявленной мне распечатке платежей, я увидела, что вот уже больше четырех месяцев вовсе не обращалась к докторам. Никаких сведений о моем лечении в клинике Святого Онофрио в страховой компании не было. Я поинтересовалась, возможна ли такая ситуация, что счет из клиники приходит лишь после завершения курса лечения. Девушка терпеливо разъяснила мне механизм оплат, но я уловила лишь то, что такого практически никогда не происходит.
Итак, я уже некоторое время проходила довольно дорогостоящий курс лечения, который не оплачивала моя страховая компания. Девушка продолжала что-то говорить, и я внимательнее прислушалась к ее словам:
-- Клиника Святого Онофрио... -- задумчиво сказала она. -- Мы с ней, вообще, работаем редко. Это по большей части исследовательское заведение. Возможно, вы проходите лечение по какой-то программе, которая может быть и бесплатной. -- Она улыбнулась мне, и мы распрощались.
"Лечение по программе" засело у меня в голове. Конечно, самый простой способ выяснить все -- это спросить у доктора Вильбранта, но мне почему-то не хотелось этого делать. Во мне тогда говорила осторожность и боязнь быть осмеянной, но это был еще не страх.
Я решила просмотреть все доступные сведения о клинике, в которой лечилась. Засев у экрана своего домашнего компьютера, я приготовилась долго перебирать сайты в Интернете, однако, нашла лишь три, в которых было упоминание о клинике. Первый был официальным сайтом больницы, где были перечислены отделения, оказываемые услуги, персонал. В общем, все то, что я могла прочесть на щитах в вестибюле Святого Онофрио. Во втором клиника упоминалась вскользь, как ведущий центр в области лечения заболеваний крови, который включен во многие государственные программы по исследованию этих болезней. А вот третий сайт был официальным сайтом правительственной программы "Гемма" по созданию нового средства против лейкозов. Клника Святого Онофрио работала по этой программе, но наиболее свежие сообщения на сайте были датированы, по крайней мере, прошлым годом. Более поздних упоминаний о проекте "Гемма" я не нашла, хоть и просидела перед компьютером до самого вечера.
Вечером я позвонила своей подруге, попросив ее еще раз свести меня с тем доктором, который направил меня в клинику, но оказалось, что его сейчас нет, он уехал на стажировку чуть ли не за океан. Итак, я постоянно заходила в тупик. Тогда я спросила подругу, нет ли у нее еще знакомых медиков, с которыми я могла бы поговорить. Мне пришлось тогда долго успокаивать ее, что это уже касается не моего состояния, я, действительно, чувствовала себя совсем неплохо, а одного редакционного задания, которое я выдумала на ходу. Немного подумав, подруга дала мне телефон одного из своих бывших приятелей, который преподавал в медицинском институте.
Через несколько дней я встретилась с симпатичным молодым человеком, явным фанатиком своего дела. Кроме преподавания, он также занимался какой-то исследовательской работой, и, стоило мне упомянуть проект "Гемма", как он сразу же насторожился.
-- Это довольно странная история, -- сказал он, внимательно разглядывая меня, -- в свое время, около двух лет назад, был поднят неимоверный шум вокруг того, что найдено универсальное средство против лейкоза, что оно якобы прошло успешные испытания на животных и сейчас необходимы серьезные финансовые вливания, чтобы продолжить исследования. Тогда и был создан проект, на который выделили колоссальные средства. Однако после полугода шумихи в газетах, на телевидении и в медицинском мире, о проекте вдруг резко перестали говорить. Однако и о закрытии его, даже на уровне слухов, ничего не говорили. Такая ситуация могла означать две вещи. Проект провалился, и деньги опять были вбуханы в воздушные замки, либо проект взяли под свое крыло военные, и тогда он становится засекреченным, а средства на его осуществление исчисляются неземными цифрами.
-- Но почему военных это должно было заинтересовать? -- спросила я.
-- Лейкозы часто возникают как следствие химических отравлений. А у них химическое оружие... и все такое. Но главное, если военные оплачивают проект, значит, он успешен, и значит, лекарство было создано. Вот что важно! -- он говорил запальчиво. -- Получается, от нас скрывают препарат, который мог бы помочь тысячам людей!
-- Ну, это если он создан...-- попыталась я его успокоить. -- А вот кстати, вы не скажете мне, что могут подозревать у человека, если ему делают следующие анализы... -- я рассказала о своей схеме обследования. Молодой доктор посмотрел на меня очень серьезно.
-- Надеюсь, так обследовали не вас?
-- Именно меня, -- отозвалась я беспечно.
-- И каковы же результаты? Цифры? -- встревожено спросил он.
-- Я не знаю. Я ведь ничего не понимаю в этом, врач сказал, что ничего страшного.
-- Что ж, надеюсь, это был опытный врач.
-- Это доктор Вильбрант, из клиники Святого Онофрио.
Молодой человек посмотрел на меня чуть ли не с уважением.
-- Тогда конечно, он же ведущий гематолог. Но как вы попали к нему?
Я вкратце рассказала свою историю. Молодой человек помолчал, потом взглянул на меня.
-- Такое обследование проводят, если у человека подозревают лейкоз. Причем, должна быть уже довольно серьезная стадия. А что назначил вам Вильбрант?
Я назвала препараты и сказала о регулярных инъекциях.
-- И что же вам колют? -- продолжал выпытывать он.
-- На направлении была указана какая-то сложная смесь витаминов.
-- Так...-- он стал рассматривать свои ботинки. -- Ну, что ж, желаю вам здоровья, вы в надежных руках. Вильбрант когда-то работал на "Гемму".
С этими словами он оставил меня, а я испытала первый мерзкий приступ страха.
День на работе выдался напряженным, я много моталась по городу, но вечером я вновь задумалась о происходящем. Когда я пыталась четко сформулировать причину своего страха, мне казалось, что все, что я себе говорю -- бред параноика, что это просто случайные совпадения, и только мое неуемное воображение строит из разрозненных фактов кошмарную картину, пугая самое себя. Но, тем не менее, факты оставались фактами. Существовал же на самом деле проект "Гемма", в котором участвовал доктор Вильбрант, возможно, что проект существует и сейчас, причем засекреченный. В нем крутятся огромные деньги, и создается, а, может быть, уже создано средство от одной из самых коварных болезней. "Создано? -- спрашивала я себя, -- а что, если, действительно, создано? Тогда почему же не обнародуются результаты? Почему не начинается лечение больных? Пусть, это очень дорогой препарат, но ведь, нашлись бы люди, не пожалевшие за него никаких денег..." И тут у меня в голове всплыли слова молодого доктора: "..оно якобы прошло успешные испытания на животных". Испытания... Конечно, препарат необходимо испытывать, на животных, а потом...на людях, на добровольцах...На добровольцах ли? Вот тут мне и стало по-настоящему страшно.
Итак, я подопытная крыса, покорное животное, позволяющее вливать себе непонятное вещество каждые десять дней...Вот почему страховая компания ничего не платит, я -- часть проекта. "Этого не может быть! -- сразу одернула я себя, -- Ведь я же не больна! У меня нет никакого лейкоза, мне сказал Вильбрант...Сказал, а вот правду ли сказал?".
Надо было остановиться. Ведь я стала чувствовать себя лучше. Даже если мне и вливают непонятно что, то мне от этого только лучше. В конце концов, значит, это гипотетическое лекарство действует. Мне стало немного легче. Но тут я вспомнила о трех трупах, которые были теми, кто, возможно, проходил такое же лечение, как и я. А это что могло означать? Мне опять стало страшно.
Именно в этот момент я поняла, в каком страшном одиночестве я нахожусь. С кем могла я поделиться своими страхами? Подруги кинулись бы утешать и разубеждать меня, думая, что мрачные мысли лишь последствия пережитой депрессии. Я также одинока, как те погибшие люди. Вот, что объединяет нас. Проект "Гемма", в существовании которого я уже не сомневалась, и одиночество... А если они специально выбирают одиноких больных... "Они" стали для меня уже вполне реальной силой. Они выбирают одиноких больных для испытания препарата. Причем испытания проводят без ведома больного. Такое поведение логично, если они не уверены в успехе лечения... Но мне-то препарат помог, если я вообще была больна.
Подобные мысли не давали мне ни на чем сосредоточится, я не знала к кому мне обратиться и единственное, что пришло мне в голову, это вновь позвонить тому молодому доктору, который рассказал мне про "Гемму".
-- Простите, я Нина Эрве, если вы помните, вы консультировали меня, -- быстро сказала я, когда он поднял трубку.
-- Да, конечно, я помню вас. Что-то произошло?
-- У меня к вам будет довольно необычная просьба.
-- Я слушаю вас, -- кажется, он был заинтересован.
-- Мне нужно сделать анализ крови в вашей лаборатории. Срочно.
-- Конечно, приходите хоть сегодня.
Он с интересом разглядывал меня, когда забирал кровь на анализ. Я, конечно, не стала рассказывать ему ни о своих подозрениях, ни о трех погибших. Мы сидели в его маленькой лаборатории, и он рассказывал мне об истории изучения лейкозов, о попытках создания универсального средства против них. Мы просидели так довольно долго, пока не вошла симпатичная лаборантка и не отозвала доктора в другую комнату.
Когда он вошел обратно, я сразу же поняла, что была права во всех своих опасениях:
-- Нина, почему вы решили сделать этот анализ?
-- Потому что, доктор, у меня лейкоз, причем я в совершенно безнадежном состоянии, так?
Он посмотрел на меня, потом кивнул.
-- И еще вы не можете понять, как я с такой болезнью чувствую себя настолько хорошо?
-- Нет, -- ответил он, -- как раз это мне более или менее понятно. У нас не очень хорошая лаборатория, и мы не все можем идентифицировать, но у вас в крови обнаружены вещества, которые, по-видимому, поддерживают вашу жизнь. Я не знаю что это по химическому составу. Могу только сказать, что ваша болезнь зашла довольно далеко, и вряд ли даже эти меры помогут вам продержаться долго. Они поддерживают вас, одновременно разрушая организм, -- он снова опустил голову.
-- То есть, это что-то подобное наркотику, который дают безнадежно больному чтобы он не чувствовал боли, так? -- мне еще удавалось сохранять спокойствие.
-- Да, -- он снова кивнул.
Я поднялась и пошла к выходу, он поспешил вслед за мной.
-- Стойте, я как врач не могу отпустить вас в таком состоянии. Вам нужно в больницу, вы...
-- Единственное, что вы можете сделать для себя и для меня, это забыть о нашем знакомстве. Поверьте...-- я вышла, закрыв за собой дверь.
Сегодня мне был сделан еще один укол "витаминов", доктор Вильбрант улыбался, глядя на последние результаты моих анализов. Интересно, продумал ли он уже, каким образом расправится с очередной подопытной крысой? Или эта функция в проекте возложена не на него? При тех средствах, которые выделяются на проект, наверное, можно нанять профессионалов, которые оформят все как несчастный случай. Конечно, неудачный экспериментальный материал должен исчезнуть, иначе больше не дадут новый денежный транш, а то и обвинят в мошенничестве. И исчезнуть эта крыса должна естественным путем, не возбуждая ничьих подозрений, ни в коем случае она не должна умереть от того, от чего ее лечили. Нужно успеть убрать этот мусор до того, как станет ясно, что и этот эксперимент провалился, что новое средство лишь поддерживает распадающуюся жизнь, не спасая ее, а может и ускоряя распад... Я обречена в любом случае. Мне либо убьет болезнь, которая зашла уже слишком далеко, либо врачи, как они, по-видимому, поступили с моими предшественниками.
У меня нет доказательств всего того, что я тут написала. Быть может, это бред воспаленного воображения, побочный эффект моей болезни. Но улыбающийся Вильбрант и бледный молодой врач, трое покойников и исчезнувший со страниц прессы проект спасения человечества от страшной болезни, а главное огромные деньги, которые текут в этот проект... Как еще можно связать все это?"
***
Марта закончила чтение и отложила рукопись. Она представила, как один за другим члены жюри читали это, в общем-то, никакое, с литературной точки зрения, произведение и... верили написанному, и откладывали конверт под номером 112 в зеленую корзину. И вот теперь она у нее, главного арбитра.
Марта была главным редактором "Частного детектива" уже десять лет и у нее был нюх на произведения, могущие взволновать публику. Она еще раз перечитала сопроводительное письмо. Конечно, поощрять такое не следует, но если переговорить с автором, немного поработать над стилем, и опубликовать все, вместе с письмом, да еще и не в художественной рубрике... Марта положила письмо и рассказ обратно в конверт и кинула его в зеленую корзину. Потом поднялась, достала список авторов, приславших рассказы на конкурс. Такой список был только у нее, остальные члены жюри работали с анонимными номерами. Марта отыскала номер 112.
Ну, конечно же, это рекламный трюк. Вот фамилия автора: Николя Жильбер. Мужчина. Вот адрес и телефон. Марта набрала номер:
-- Я могу поговорить с мсье Жильбером. Это главный редактор "Частного детектива", Марта Кеслер -- представилась она, когда ей ответил мужской голос.
-- Это я, мадам Кеслер, -- отозвался собеседник.
-- Видете ли, ваш рассказ, который вы прислали на конкурс, нам понравился. Мы возьмем его в печать, но его нужно доработать и присоединить к нему как-то сопроводительное письмо...
-- Простите, -- прервал ее Жильбер, -- это не мой рассказ. Его автор -- Нина Эрве. Она поставила на конверте мой адрес, потому что не была уверена, что доживет до подведения итогов конкурса.
Марта поморщилась, ей это переставало нравиться.
-- Ну, так, может быть, вы поработаете за нее, или я могу связаться с ней сама? -- спросила она раздраженно.
-- Нина умерла две недели назад, несчастный случай. А я врач, и ничего не смыслю в литературе. Так что оставляю все на ваше усмотрение.
-- Либо мы переработаем рассказ, -- по-деловому говорила Марта, -- либо не будем его печатать, -- она надеялась, что такая угроза подействует на упорствующего в своей легенде автора.
-- Делайте что хотите, мадам Кеслер, -- ответил Жильбер. -- Но я предупреждаю вас... Будьте осторожны. --- Он положил трубку.
Марта озадаченно слушала короткие гудки. "И все-таки что-то в этом рассказике есть, -- сказала она себе и не стала вынимать конверт номер 112 из корзины победителей".