- Где ты, Клаус? - орал капитан Шнитке. - Куда подевался этот бездельник?!
Выйдя на крыльцо, Отто Шнитке прищурился от яркого, хотя и осеннего уже солнца. Щелкнул подтяжками и, разом, подобрел и заулыбался, увидев во дворе Алену.
- О, фрау Алена, с утра вы уже на ногах. Наверное, кормили поросят. - засмеялся Шнитке.
Алена промолчала и, опустив голову, пошла к сараю. Как надоел этот потный пузатый капитан, так и ждет удобного момента, чтобы ущипнуть ее. Правда, последнее время после заработанной оплеухи от нее капитан стал побаиваться. Но подтрунивать меньше не стал. Смеется, а сам так и зыркает своими масляными глазами. Жаль нет Сергея, получил бы этот Отто в рыло.
Постоял капитан на крыльце и, так и не дождавшись денщика Клауса, потянулся и пошел в избу снова кормить клопов. Через несколько минут изба затряслась от мощного храпа толстого капитана.
Деревня Акимовка Калужской области была под немцами уже несколько месяцев. Расквартировался в ней один из пехотных полков 31-й дивизии.
Клаус Райнер - высокий малый лет тридцати с рыжеватыми волосами и серыми умными глазами - сидел на заднем дворе, вырезая ножичком свистульку для Ваньки - сынка фрау Алены, как называл ее со смехом капитан. Он прекрасно слышал вопли капитана, но зная этого толстого отходчивого болвана, не спешил.
Ванька - мальчишка лет семи - сидел рядом с Клаусом, наблюдая как тот ловко управляется ножом...
- Смотри, Ваня, это будет дудка, - на очень ломаном русском говорил Клаус.
- А ты сможешь вырезать мне лошадку? - спросил Ванька, поправляя непослушные вихры. - Я очень хочу лошадку! Мне и папаня обещал, да не успел, ушел на войну.
Заулыбался Клаус и, приобняв Ваньку, успокоил: - Конечно, будет у тебя и лошадка!
Ванька смотрел на Клауса своими большими голубыми глазами, и где-то в глубине его маленькой головы рождался вопрос, который он тут же и выдал:
- А Вовка говорит, что все немцы плохие, почему?
- Ну, наверное, потому, что сейчас идет война и его отец тоже воюет с немцами. Но не все немцы плохие, Ваня...
- Клаус, немедленно ко мне! - послышались вопли капитана.
Капитан Шнитке был уже не молод, небольшого роста, круглолицый, лысеватый, в то же время весь покрытый растительностью, которая росла почему-то пучками. Он походил на неуклюжую обезьяну.
Пришлось Клаусу идти к капитану.
- Где тебя носит, свинья! - орал Шнитке. - Меня уже замучили эти ненасытные русские клопы! Быстро беги за керосином!
Густав Мейер - ротный каптенариус - и еще трое младших офицеров были расквартированы на соседней улочке в сравнительно большом доме наверное когда-то зажиточного крестьянина. Под самой крышей на фасаде избы была прибита широкая длинная доска с рукописной надписью "Вилла Мейера".
У ворот дома стояло несколько мотоциклеток, в одной из которых в люльке спал незнакомый Клаусу ефрейтор.
Клаус нашел Мейера в сарае, тот возился там с какими-то железками.
- А, Клаус! - приветствовал его Мейер. - Как дела у вашей хозяйки? Кажется ее зовут Алена...
Густав был длинный и худой, ефрейторская форма сидела на нем как на вешалке. "Если бы не круглые дужки очков, то был бы Густав похож на муравьеда" - подумал Клаус. - По-моему, ее не очень радует наше присутствие, - ответил Клаус. - А капитана она просто терпеть не может. Кстати, капитана замучили клопы, и он послал меня к тебе за керосином.
- Они все думают, что у меня нескончаемые запасы керосина, - ворчал Густав, наливая маслянистую жидкость в четвертную стеклянную бутыль. - Забирай, Клаус, и тащи своему толстяку. Эх, жаль клопов, мало полакомились, - засмеялся он.
У ворот дома Клауса встретила Алена. Она видела, что он несет керосин и решилась попросить отлить самую малость для керосинки. Они прошли с ней на задний двор, и Клаус перелил Алене почти полбутыли.
- Вас не будет ругать капитан, Клаус? - спросила она.
- Нет, нет, фрау Алена, не волнуйтесь, капитан не узнает.
- Спасибо, Клаус. - сказала Алена и смущенно улыбнулась...
Алена подружилась с Клаусом, и он дорожил этой дружбой, пытаясь всячески помочь Алене по-хозяйству: то дров нарубит, то залезет на крышу и что- то там прибивает...
Капитан Шнитке любил ложиться спать пораньше, и тогда у Клауса появлялось свободное время, чтобы посидеть с Аленой на крыльце и просто поговорить.
- У меня небольшой домик под Мюнхеном, - говорил он Алене. - А моя маленькая Эмма очень любит меня. Когда меня забрали на войну, ей было два годика. Я так давно не видел ее.
- Я тоже скучаю по мужу, - говорила ему Алена...
Где-то вдалеке закуковала кукушка. Клаус прислушался, а потом спросил:
- Как по- вашему называется эта птица?
- Это просто кукушка. Обычно мы спрашиваем: "Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить?" И она прокукует в ответ.
- Вы - русские - странные: доверчивые и простые... Вы горько плачете на похоронах, но потом на поминках можете спеть веселую песню под гармошку. Можете люто ненавидеть своих соседей, но не раздумывая бросаетесь при пожаре в их горящую избу, чтобы спасти их ребенка... Нам никогда не понять вас и никогда не победить...
Снова закуковала кукушка.
- Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить? - с трудом выговаривая новые слова спросил, улыбаясь, Клаус...
... "Дядя Клаус, а мне, а мне?" - слышались детские голоса. Клаус Райнер сидел на завалинке, окруженный местной ребятней. Недавно он нашел за сараем старую сломанную деревянную игрушку - медведь пилил дрова с мужиком. Механизм оказался совсем несложным, и Клаус за несколько часов сделал несколько таких игрушек.
Жители деревни к немцам, живущим сейчас у них, относились терпимо. Немцы особо не злобствовали, козней не чинили и расстрелов не устраивали. К местному населению относились снисходительно, как бы доказывая тем самым, что война уже практически выиграна, а Москва вот-вот будет взята. Но Клауса в деревне уважали и при удобном случае просили его помочь в том или ином деле. А он и не отказывал никогда. Ну а ребятня и вовсе ходила за ним хвостом. Так и жили...
...Капитан Шнитке был пьян, сидел в горнице за столом и сыто отрыгивал. Алена убрала со стола пустые бутылки из-под шнапса и грязную посуду. Шнитке, прислонясь спиной к печке и забросив одну ногу в яловом сапоге на лавку, пытался расстегнуть пуговицы своего кителя.
- Фрау Алена, - заплетающимся языком говорил он, - вы не справедливы ко мне и могли бы быть ласковее со мною.
-Господин капитан, вам лучше лечь...
- О, йа-йа! - Шнитке вскочил и, обняв Алену, стал тащить ее к кровати.
Алена пыталась вырваться, но это никак не получалось. "Клаус, Клаус!" - закричала она. В горницу вбежал Клаус и, оттащив капитана от Алены, влепил ему такую оплеуху в глаз, что Отто Шнитке пролетел через всю горницу и затих где-то под лавкой.
Утром капитан Шнитке извинился перед Аленой и сказал Клаусу: " Клаус, ты хоть и свинья, но ты настоящий солдат". И, строго посмотрев на него, приложил медный пятак к синяку под глазом...
Зима сорок первого года началась рано, и к середине октября намело снегу как в январе.
Клаус вез на санках большую вязанку дров из соседнего леска. Алена шла сзади и придерживала их, не доверяя непрочной веревке.
- Алена, у вас в России всегда так много снега? - спросил Клаус.
- Да, зимы у нас снежные и морозные.
Клаус остановился и стал дышать на руки, которые у него уже покраснели от мороза.
- Мы с Эммой очень любили зиму. Она у нас, конечно, теплее, и снегу меньше, но на лыжах мы катались и на санках тоже... Теперь этого уже не будет, я чувствую...
- Ну что ты, Клаус, еще покатаетесь, вон тебе кукушка сколько накуковала! - ответила Алена. - Ну, побежали скорее, а то замерзнем.
Клаус зябко поежился и поплотнее запахнул зимний офицерский полушубок. Он иногда надевал полушубок капитана, когда тот спал.
Подходя к деревне им встретились двое его знакомых солдат - Курт и Йоган. Они со смехом поприветствовали Клауса: "О, Клаус, тебя повысили из рядовых сразу в капитаны!". Клаус улыбаясь, раскрасневшись на морозе тащил свои сани.
Деревня Акимовка утопала в снежном объятии, став сразу чище и светлее. Белый цвет царил вокруг. И лишь рябины, растущие возле многих изб, роняли свои алые ягоды, и на снегу они казались маленькими капельками крови.
- Дядя Клаус, ты обещал нам построить горку, - ныл Ванька, - уже и снегу намело много, а у Саньки во дворе тоже есть горка, но мы с Вовкой к нему не ходим, он нас все время обижает.
- Ну хорошо, хорошо, Ваня, будет тебе горка...
.....Пробираться по глубокому снегу было нелегко и Николай Ерохин поправил свою снайперскую винтовку, надев ее поудобнее. Их партизанский отряд остановился в этом лесу совсем недавно. А начальство из Центра уже требовало начать работу. "Слишком вольготно чувствуют себя здесь немцы", - говорил ему вчера вечером Тимофеич - командир их отряда. - "Надо дать им понять, что Москва еще наша, а война не закончена. Выйдешь к деревне, займешь позицию, ну и стрельнешь пару офицерчиков - и то добре! Давай, кукушка, работай!"
С трудом забравшись наконец на лохматую ель, стал устраиваться так, чтобы можно было находиться на этом дереве достаточно много времени, при этом не особенно уставая. Белый маскхалат удачно скрывал его, и Николай был похож на большой снежный сугроб. Деревня была как на ладони...
Клаус умело работал лопатой, и вскоре горка из снега была готова. Как обычно набросив на себя теплый полушубок с офицерскими, он пошел за водой, чтобы полить горку. А возле горки уже собралась детвора.
Николаю через оптический прицел было видно все достаточно прилично, но ничего интересного он не находил. "Попряталась офицерня, небось шнапс пьет" - говорил он вслух. В пределах видимости его оптики было пусто. Попались, было, в прицел два ледащих немчика, пытающихся завести мотоцикл, а боле никого.
Собрался было Николай хлопнуть этих двоих, хоть они и были рядовыми, но поведя прицел правее, увидел вдруг группу ребятишек, а возле - о, удача! - офицерик. "Ага, по-моему, капитан! Руками размахивает, наверное, что-то требует от ребят" - говорил вслух Николай.
Он остановил перекресток своего прицела у сердца "офицерика" и плавно нажал на курок.
...Клаус Райнер почувствовал сильный удар в грудь и удивленно посмотрел на капли крови, капавшие с его полушубка на снег. "Совсем как рябина..." - успел подумать он.
... Мальчишки плакали навзрыд, окружив мертвого Клауса Райнера, и горче всех плакал Ванька, припав к еще теплому телу своего доброго друга...