Аннотация: Статья посвящена жизни и деятельности выдающегося российского военного и политического деятеля генерал-фельдмаршала князя А. И. Барятинского, который на посту наместника Кавказа много сделал для окончательного покорения этого региона и пленил предводителя горцев Шамиля.
Покоритель Кавказа
Главные достижения России на завершающем этапе Кавказской войны, прежде всего пленение имама Шамиля и окончательное покорение Восточного Кавказа произошло при деятельности кавказского наместника и главнокомандующего Кавказской армией Александра Ивановича Барятинского.
Князь А. И. Барятинский происходил из очень древнего и знатного аристократического рода, восходившему к удельному князю Михаилу Черниговскому, а через него и к легендарному Рюрику. Предки Барятинского в XVII-XVIII вв. занимали высокие посты, среди них были государственные деятели, военачальники и дипломаты.
Александр Иванович родился 2 мая 1815 г. Его отцом был Иван Иванович Барятинский, некоторое время служивший секретарем российского посольства, которое в то время возглавлял граф С. Р. Воронцов - отец первого кавказского наместника М. С. Воронцова. Однако через несколько лет из-за случившейся трагедии (смерти во время родов жены-англичанки) Барятинский решает уехать из Англии и получает место посланника в Баварии, где через некоторое время встретил Марию Келлер, дочь графа Людвига-Христофора Келлера, посланника Пруссии при австрийском дворе, в которую страстно влюбился. Она ответила взаимностью и вскоре стала его женой. За отличное выполнение служебных обязанностей И. И. Барятинский получил чин тайного советника и орден Св. Анны I степени. Ему также было предложено возглавить английское посольство после отставки С. Р. Воронцова, но он отказался, решив уйти с государственной службы и начать частную жизнь. Он обратил пристальное внимание на управление своими землями в Харьковской и Курской губерниях, где проживало более 34 тысяч крепостных крестьян. Благодаря использованию новейших агрономических методов Иван Иванович смог достичь очень хороших результатов, и вскоре его владения стали одними из самых процветающих в России.
Есть сведения, что вскоре после рождения А. И. Барятинского неизвестный подбросил на крыльцо родительского особняка составленный гороскоп его жизни. Как сообщает биограф военачальника А. Л. Зиссерман, не все предсказания из него сбылись, но основные - победы на Востоке и дружба с пленником действительно произошли. Помещенный же там совет относиться великодушно к побежденному противнику стал для Александра Ивановича девизом жизни.
Следует отметить, что И. И. Барятинский вовсе не желал, чтобы его сын становился военным, придворным или дипломатом, полагая, что тому лучше будет занимать должность в министерствах финансов или иностранных дел, где он может принести реальную пользу Родине. После же выхода в отставку Иван Иванович советовал сыну поселиться в одном из имений, чтобы повышать благосостояние своих крестьян и просвещать их, вводя среди них новые ремесла и искусства. И. И. Барятинский вообще полагал заботу об улучшении земледелия одной из главных обязанностей богатого и образованного помещика.
Чтобы юный Александр добился успеха в жизни и воплотил чаяния отца, Иван Иванович наметил обширную программу его воспитания и образования, изложенную им в двух записках, одна из которых была адресована его жене, другая - собственно сыну. До семилетнего возраста мальчик должен был в основном развиваться физически, а по его достижении началось бы его образование, включавшее в себя обучение родному и классическим (славянскому, греческому и латинскому) языкам, арифметике, рисованию, механике и химии. Одновременно наследник рода Барятинских изучал бы в теории и на практике основы земледелия, что его отец считал чрезвычайно важным для будущего помещика и владельца огромных земельных угодий. Что касается географии и истории, то Иван Иванович полагал, что в условиях классной комнаты невозможно приобрести действительно хорошие познания в этих дисциплинах, поэтому юный князь должен был провести отрочество и юность в путешествиях вместе с несколькими избранными наставниками, сначала по России, потом по Европе, получая в странствиях знания, практический опыт и овладевая одним или несколькими современными иностранными языками. Обратно на родину Александр Иванович должен был вернуться в возрасте 25-26 лет, прекрасно образованным молодым человеком, отлично подготовленным для государственной службы.
В записке, адресованной непосредственно сыну, говорилось преимуществе о необходимости быть высоконравственным и религиозным человеком, о принципах построения счастливых семейных отношений и т. д.
Неизвестно как бы сложилась история Кавказской войны, если бы И. И. Барятинский смог воплотить в жизнь все свои планы по воспитания сына, однако летом 1825 г. он скончался, оставив жену с семью детьми, старшим из которых был Александр, которому тогда исполнилось 10 лет. Мать же не имела на него столь же сильного влияния, несмотря на нежную любовь, испытываемую к ней. В 14 лет юный князь со своим братом Владимиром отправился в Москву для продолжения образования. Княгиня, следуя заветам покойного мужа, желала, чтобы сын поступил в Московский университет, однако тот, восхищенный своими новыми знакомыми - молодыми гвардейскими офицерами, настоял на своем поступлении на военную службу. Благодаря протекции самой императрицы, он поступил юнкером в Кавалергардский полк, считавшийся самой престижной из гвардейских частей, и одновременно был принят в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где получил необходимое военное образование. Однако следует отметить, что значительно больше обучения молодого офицера привлекали разного рода проделки и проказы, в которых он участвовал с группой друзей, среди которых был и М. Ю. Лермонтов. Из-за такого времяпрепровождения, его успеваемость была невысокой, вследствие чего он не смог стать кавалергардом, так что пришлось поступать в лейб-гвардии Кирасирский полк, расквартированный в Гатчине. К этому времени за молодым князем уже прочно закрепилась заслуженная репутация сорвиголовы и повесы.
Подобное положение дел привело к тому, что у 20-летнего корнета начались заметные проблемы по службе. В те годы одним из лучших способов поучить прощение командования была служба на Кавказе, и Александр Иванович решил воспользоваться этим шансом. Летом 1835 г. он прибыл в отряд генерла А. И. Вельяминова, где был зачислен в конный полк черноморских казаков, которым командовал князь М. Орбелиани. Вскоре он принял участие в одной из экспедиций, направлявшихся в те времена для строительства укреплений в тех или иных районах Кавказа. Этот поход прошел для молодого офицера удачно, однако вскоре он едва не погиб. Он возглавил казачью сотню, которая была в составе отряда, посланному на помощь Кабардинскому полку в одной из стычек с горцами. Об этом бое подробно рассказано в послужном списке князя. Там отмечено, что он "ввел казаков с примерной храбростью в кусты и, сделав небольшое число выстрелов, на самом близком расстоянии, бросился на неприятелей в пики, каковому примеру последовали и прочие войска, там находившиеся, и таким образом неприятель был опрокинут и рассеян с большою потерею". Однако сам Барятинский получил ранение в правый бок. Рана оказалась очень тяжелой. Несколько дней он был без сознания, находясь между жизнью и смертью. Некоторое время рядом с его палаткой даже стоял гроб. Однако Александр Иванович выжил, но черкесскую пулю, засевшую в ребре, носил потом всю жизнь. Для излечения ему разрешили вернуться в Петербург, представив при этом к Георгиевскому кресту. В столице уже знали о произошедшем, и приехавший князь был осыпан милостями. Его произвели в поручики, наградили золотой саблей с надписью "За храбрость" и назначили состоять при наследнике престола великом князе Александре Николаевиче.
Однако в Петербурге Барятинский пробыл недолго и для поправки здоровья отправился заграницу, где, кроме того, слушал лекции в разных университетах. Таким образом, он, хоть и с заметным опозданием, выполнил один из главных пунктов намеченным его отцом образовательной программы. После возвращения на службу князь стал адъютантом наследника престола Александра Николаевича, у которого впоследствии пользовался особым доверием и расположением. Вместе с последним он в 1838 и 1839 гг. он еще два раза выезжал заграницу. При этом, как пишет современный исследователь А. Кухарук, "служба при цесаревиче и доверие императора кардинально изменили поведение Барятинского. Он стал строг, подтянут, деловит, и лишь в близком кругу позволял себе шутить и веселиться. Параллельно он приобрел привычки придворного: умение вести двойную игру, искать скрытый подтекст и фальшивить. Но при этом князь гнушался открытой лести и неизменно сохранял собственное достоинство".
Для Александра Ивановича это было время быстрого карьерного роста. С 1839 г. по 1845 гг. он поднялся в чинах со штабс-ротмистра по полковника. При этом князь занимал привилегированное положение в обществе, даже по меркам высшего света, что во многом связано с его дружбой с наследником престола. Кроме того, изменение статуса земель рода Барятинских, превращавшее их в майорат, делало старшего в роду мужчину, которым как раз и был Александр Иванович, в единственного законного владельца всех поместий. Все это сделало 30-летнего полковника весьма привлекательной партией, вследствие чего он стал получать многочисленные брачные предложения. Однако, имевший заслуженную славу петербургского Дон Жуана, князь не имел никакого желания связывать себя узами брака. Ходили слухи, что именно поэтому в 1845 г. он решил вновь отправиться на Кавказ. Впрочем, была и еще одна версия причин столь неожиданного для человека его положения поступка, которую сообщил в своих мемуарах С. Ю. Витте. По его словам, у князя были романтические отношения с дочерью Николая I великой княжной Ольгой Николаевной, о чем было хорошо известно многим в великосветских гостиных. Разумеется, императору это совсем не понравилось, поэтому он и выслал Барятинского на Кавказ.
Там он появился как раз перед началом печально знаменитой Даргинской экспедиции, в которой и принял участие в качестве командира 3-го батальона Кабардинского полка, получив орден Св. Георгия 4-й степени. Из-за полученного ранения Александр Иванович получил разрешение отправиться за границу на лечение, при этом по пути он принял участие в подавлении польского антиавстрийского мятежа 1846 г., получив за это орден Св. Анны II степени.
Барятинский возвратился в Петербург в начале 1847 г. Почти сразу же он получил предложение от кавказского наместника князя Воронцова вернуться на Кавказ теперь уже в качестве командира Кабардинского полка. Князь без долгих раздумий согласился, и феврале был утвержден на этой должности. Наместник очень высоко оценивал военные дарования Александра Ивановича, поэтому и дал ему под командование полк, считавшимся лучшим в Отдельном Кавказском корпусе. Сам же Барятинский, стремясь завоевать доверие и уважение офицеров и солдат этого соединения, активно занялся развитием полкового хозяйства и решением насущных проблем части. В частности, он на свои личные средства перевооружил так называемую команду охотников полка, куда отбирались лучшие стрелки, так называемыми льежскими штуцерами. Эта модель ружья имела кроме медленно перезаряжаемого нарезного ствола также гладкий ствол, который можно было быстро перезарядить (обычно он нес заряд картечи, эффективный при отражении внезапной атаки) и откидной штык, очень удобный в рукопашном бою. В итоге это оружие превосходило и обычное снаряжение охотника (одноствольный штуцер с тесаком) и используемые горцами винтовку и шашку.
В 1847-1848 гг. Кабардинский полк под командованием А. И. Барятинского участвовал в ряде операций против горцев, блестяще выполняя поставленные перед ним задачи. За умелое командование Александр Иванович был награжден орденом Св. Владимира IV степени с бантом, произведен в чин генерал-майора с зачислением в Свиту.
Одновременно князь изучал Кавказский регион в целом и следил за общим ходом боевых действий там. Накопленная информация позволила ему сделать вывод об ошибочности выбора наместником Дагестана как главного направления наступления, полагая, что основой имамата Шамиля является Чечня и именно с ее покорением начнется поворот положения на Кавказе в пользу России. М. С. Воронцов в итоге согласился с этим мнением. После этого по распоряжению Барятинского штаб-квартира Кабардинского полка была перенесена из крепости Внезапной в Хасав-Юрт, имевшем более выгодное стратегическое положение. Также он внес несколько важных предложений по изменению дислокации других кавказских частей.
М. С. Воронцов очень высоко ценил Александра Ивановича и его вклад в укрепление позиций России на Кавказе. Не случайно в письме А. П. Ермолову он писал:
"Барятинский действует и смело, и распорядительно, знает совершенно и край, и образ тамошней войны, любим войском, жителями и даже немирными, которых он успел уверить, точно так, как сделал покойный Слепцов, что он их первый защитник и благодетель, как скоро они являют покорность".
В 1849 г. Александр Иванович был вынужден покинуть Кавказ против своего желания. Императорская чета настойчиво пыталась женить его, выбрав в невесты свою фаворитку М. В. Столыпину (урожденную княжну Трубецкую), но Барятинский противился этому браку, что и стало началом опалы. Одновременно по корпусу начали распространяться ложные слухи о его резких высказываниях против действий М. С. Воронцова, что, разумеется, не могло тому понравиться.
Александр Иванович вернулся в Петербург. Он подчеркнуто демонстрировал равнодушие к высшему свету, специально изменил облик и манеру поведения, стремясь выглядеть "простым" кавказским служакой, но главное - передал майорат своему брату Владимиру, чтобы перестать считаться "перспективным" женихом. В итоге Мария Столыпина вторично вышла замуж за С. М. Воронцова - сына кавказского наместника.
Несмотря на царскую немилость, отношения Барятинского с наследником престола великим князем Александром Николаевичем остались хорошими, что и привело к кратковременности опалы. Уже весной 1850 г. ему была предоставлена возможность выбрать для службы либо Новгородский, либо Кавказский корпуса. Не испытывая никаких колебаний, князь выбрал последний. Одновременно ему поручили сопровождать цесаревича в его поездке на Кавказ. Во время этого вояжа произошло и примирение с Воронцовым, который убедился в ложности распространяемых о Барятинском слухов.
По желанию наместника, князь назначается сначала командиром Кавказской гренадерской бригады, а позже - 20-й пехотной дивизии с одновременным выполнением обязанностей командующего левым флангом Кавказской линии, что делало Александра Ивановича одной из ключевых фигур данного этапа Кавказской войны. И вновь он лично руководил осуществлением ряда блестящих операций, например, Барятинский командовал одним из отрядов, совершивших обходной маневр и занявших Шалинский окоп, как называлось укрепление, преграждавшее дорогу к крупнейшему чеченскому селению - аулу Шали. За участие в этом бою он получил орден Св. Анны I степени. При непосредственном участии князя в 1850-1852 гг. был разработан и проведен ряд походов, во время которых, по словам историка Н. И. Покровского, "русские войска опустошали ту самую чеченскую плоскость, которая была житницей имамата". Одновременно было отбито несколько крупных набегов самих горцев. Подобные успехи привели к тому, что многие местные жители стали покидать имама и переходить под русское покровительство. Среди них были и ближние сподвижники Шамиля, некоторые из его наибов, например, Бата, который впоследствии оказал немало ценных услуг русскому командованию. Среди перебежчиков был и знаменитый Хаджи-Мурат, который предоставил важную информацию об имамате. Барятинский стал одним из его "кураторов". Как известно, неудача в переговорах с Шамилем об обмене семьи Хаджи-Мурата на пленных, нетерпеливость последнего и взаимное недоверие между им и русским командованием привели к его попытке побега, во время которой он был убит. Горцы потеряли одного из лучших лидеров и военачальников, имевшего огромное влияние в Аварии. Все это заметно снизило накал антирусской борьбы на Кавказе. За значительные успехи в командовании войсками Александр Иванович был произведен в генерал-лейтенанты.
Однако в это время Барятинский занимался не только ведением боевых действий. Например, по его приказанию для горцев, уходивших к русским, строились новые селения. Одна из главных административных реформ в отношении замиренных аулов была проведена также по его предложению: там вводилась так называемая военно-народная система управления, в которой основную роль играли представители местного населения, занимавшие различные выборные должности под общим контролем русских офицеров. Деятельность Александра Ивановича получала полную поддержку, как М. С. Воронцова, который уже стал рассматривать его как наиболее подходящего своего преемника на посту кавказского наместника, так и правительства. В начале 1853 г. Барятинский становится генерал-адъютантом, а осенью того же года он назначается на должность начальника Главного штаба Отдельного Кавказского корпуса.
Начало 50-х гг. XIX в. могло стать переломным моментом в ходе боевых действий на Кавказе. Не случайно, размышляя в начале своего очерка о значении 1852 г. в истории Кавказской войны дореволюционный исследователь Н. А. Волконский писал:
"Интерес и характеристика его состоит в том, что он - эпоха князя Воронцова, который восстает здесь перед нами как военный деятель; он дает нам понятие об идее завоевания края, которая, в бытность князя Барятинского начальником левого фланга Кавказской линии, начинает проблескивать; этот год знакомит нас со многими заветными бойцами нашего дела на Кавказе, каковы: Круковский - славная, светлая, храбрая и симпатичная личность, Бакланов, Меллер-Закомельский и другие, перечислять которых до конца было бы излишне, потому что они сами себя покажут, сами за себя поговорят; наконец, год трескучий по своим военным действиям, составляющим после долго затишья первый основательный погром Чечни, положивший начало дальнейшему ее завоеванию и падению власти и влияния Шамиля.
Мы увидим, что в этот год идея постепенного завоевания края посредством твердых наступлений, действительно, уже зародилась; что она занималась, хотя и смутно. Только глубоко укоренившиеся до того времени лихие партизанские набеги мешали ей тогда уже осуществиться; она их не в состоянии пока была вытеснить так сразу; желание показать себя - нет-нет, да и подавляло ее".
Далее, анализируя особенности военных действий на Кавказе в то время, Волконский писал:
"Год начался - и военные действия начались по заведенному издавна порядку. Самая суть этих действий в Чечне была зимой, отчего и чеченские экспедиции обыкновенно назывались зимними. Гораздо позже там завелись летние экспедиции. В эпоху же, нами описываемую, препятствием, страшилищем летних экспедиций в Чечне были леса. Оттого мы когда-то летом в Чечне ничего особенно важного не предпринимали, а старались все главное покончить тогда, когда деревья были обнажены от листьев, когда лес сквозил и выдавал нам каждую скрытую неприятельскую папаху, лишая наших врагов возможности скрываться. И, по правде сказать, если летом - как в описываемый нами ныне год - и являлось у нас что-нибудь серьезное, то оно было случайное, отрывочное или происходило вследствие таких наших деяний, которые вовсе не имели в виду преднамеренных схваток с неприятелем. К числу этих деяний (как увидим и ниже) относились: уничтожение хлебов и запасов, проложение просек, расчистка дорог и т. п.
Мы сказали: год начался - и война началась по заведенному порядку. Мы не без цели выразились этими словами, потому что ни в начале года, ни до наступления его не видим никакого руководящего, заранее обдуманного и подготовленного плана наших военных операций. Мало того, нигде не сохранилось сведений о том, чтобы к зимним действиям этого года были произведены какие-либо подготовки по части провиантской, артиллерийской и пр. Проснулись с наступлением нового года, встали с постели - и отправились в путь, поближе от дома, готовые вернуться туда при первой надобности, далекие от всякого отягощения себя лишними запасами. <...>
Вникая в частные деяния лиц этого года, мы подметили еще одну небезынтересную черту его: мы видим здесь боевой дух солдата доведенным до совершенства, боевую удаль казака в апогее ее славы и величия. Эти качества, бесспорно, не оставляли наших солдат и в последующее время, но они не были так отчаянны, беззаветны, как в этот период времени: они заменились стойкостью, твердостью. Следя за историей Кавказа, нетрудно найти тому причину: когда выработалась окончательно идея, то для поддержания и осуществления ее эта беззаветная удаль была не нужна. Сознали это, прежде всего, военачальники, за ними - офицеры вообще, и заменили ее упорной, неотразимой храбростью; от них эти боевые достоинства незаметно передались солдатам и всецело поглотили в них прошлое, завлекающее молодечество".
Таким образом, в это время начали складываться предпосылки для подрыва экономических возможностей и военного потенциала имамата Шамиля однако начавшаяся в 1854 г. Крымская война помешала завершить покорение Кавказа в ближайшие годы, а сам Александр Иванович отбыл в армию, действовавшую против турок, где заслужил за участие в боях орден Св. Георгия III степени. Одновременно светлейший князь Воронцов в силу возраста и обострившейся болезни вышел в отставку. Назначенный на его место генерал Н. Н. Муравьев показал себя грубым и жестким начальником, при этом практически не понимавшим кавказские реалии. Он пытался установить дружеские отношения с Барятинским, учитывая влияние последнего в придворных кругах, но князь не смог сойтись с ним ни характерами, ни взглядами, а потому подал в отставку и уехал в Петербург. Там он стал состоять при новом императоре Александре II, с которым совершил поездку в Москву и Крым, а в январе 1856 г. занял должность командующего Гвардейским Резервным корпусом.
Однако и в этот период Александр Иванович не перестал интересоваться кавказскими делами. Так, он принял участие в дискуссии о методах покорения Кавказа, которая произошла весной 1856 г., другими участниками которой были многие известные "кавказцы", в том числе Д. А. Милютин, М. С. Воронцов, П. Е. Коцебу, Н. И. Вольф. Идеи высказывались разные - от использования на Кавказе войск, принимавших участие в боевых действиях против Турции (Милютин), до начала мирных переговоров с Шамилем (Коцебу). Барятинский, как и Вольф, поддержал идею использовать в операциях против имамата участвовавшие в Крымской войне войска, при этом он напомнил, что планы походов должны разрабатываться не в Петербурге, а собственно на Кавказе, учитывая все особенности местных климатических и географических условий. Главным же вкладом князя в развернувшуюся полемику была разработка им плана реформирования Отдельного Кавказского корпуса, обращавшего особое внимание на вопросы размещения и подчинения его частей, указывая на существование значительных недостатков в существовавшей системе расквартирования кавказских войск и управления ими. Кроме того он предлагал платить войскам корпуса двойное жалование. Так же, как и Д. А. Милютин, Александр Иванович считал необходимым использовать для установления прочной власти сочетание силовых методов, которые в отдельности давали лишь временный эффект, с мирными средствами, которые должны были убедить горцев, что российская власть позаботится об их благополучии. Князь в своем докладе говорил и о необходимости соотносить систему управления краем с обычаями и бытом горцем, описывая военно-народное правление, введенное по его предложению в Чечне, как образец для распространения на весь Кавказ. Также Александр Иванович писал о необходимости всемерно развивать торговлю и поощрять их переселение на подконтрольные России территории целыми аулами. Записку Барятинского вместе с другими направили по распоряжению императора Н. Н. Муравьеву для оценки. Тот был вынужден согласиться с рядом замечаний князя, но при этом все же отверг большинство его предложений. Его вполне устраивала существовавшая система управления Кавказским регионом и расквартированными там войсками. Предложенный же лично им проект преобразований преимущественно касался улучшения возможностей по отражению агрессии со стороны Турции и Персии. Он явно недооценивал военные возможности горцев, а Шамиля был готов видеть "руководителем" Северного Кавказа, оставив за ним гражданскую власть на ряде территорий. Россия же по существу должна была лишь защищать этот край от посягательств извне. Александра II не могло устроить такое положение дел, и он поддержал проект Барятинского. Более того, летом 1856 г. император назначил Александра Ивановича главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом и наместником на Кавказе с одновременным производством его в генералы от инфантерии. Следует отметить, что многие полагали его слишком молодым для этой должности - ему был лишь 41 год. Однако в реальности Барятинский на тот период был, несомненно, наилучшим кандидатом на нее. Он имел к тому времени огромный опыт службы на Кавказе, попав туда еще младшим офицером и получив все свои генеральские чины именно за проведение там различного масштаба операций. Немалое значение имела и личная дружба князя с Александром II, что подчас позволяло новому наместнику оперативно решать многие важнейшие вопросы, в том числе иногда и в обход обычных инстанций. Собственно на Кавказе известие о назначении Александра Ивановича встретили с настоящим восторгом.
Осознавая насущную необходимость реформ, Барятинский немедленно приступил к их проведению. Прежде всего существовавший тогда Кавказский край получил новое деление на военно-административные отделы, начальники которых (обычно это были командиры наиболее крупных из расквартированных там частей) получали весьма значительную власть. В преобразованиях кавказских войск верными помощниками Александра Ивановича стали Д. А. Милютин, которого он пригласил на должность начальника Главного штаба корпуса, генерал-квартимейстер Н. И. Карлгорф, дежурный генерал М. Я. Ольшевский и начальник штабной канцелярии капитан В. А. Лимановский. Одним из ближайших сподвижников-практиков Барятинского стал Н. А. Евдокимов. Полуграмотный солдатский сын, начинавший службу с самого низа, он вышел в отставку после завершения Кавказской войны генералом от инфантерии, генерал-адъютантом императора и графом. Большинство побед на последнем этапе боевых действий связано именно с его именем, причем они обычно сопровождались лишь минимальными потерями солдат. Барятинский очень ценил Евдокимова и предпочитал игнорировать случаи его казнокрадства, чем тот периодически грешил. Огромное влияние на Александра Ивановича имел состоявший при нем офицер для особых поручений Р. А. Фадеев, который как участвовал в разработке планов походов, так и контролировал написание всех статей о войне, выходивших в периодической печати. Позже он стал одним из наиболее известных историографов Кавказкой войны. В Главном штабе Кавказской армии служил и А. Л. Зиссерман, который впоследствии стал биографом Барятинского.
Реформированию подверглась и организация собственно штаба, где появились новые отделы, и вертикаль командования войсками, и дислокация частей. В связи с проведенной реорганизацией и усилением Отдельный Кавказский корпус, он был переименован в Кавказскую армию. Убедившись на практике в эффективности нарезного оружия, новый наместник предпринял энергичные меры по полному перевооружению всех подчиненных ему частей подобными ружьями, но по экономическим причинам до конца Кавказской войны этого так и не произошло. Одновременно Александр Иванович заботился о повышении уровня боевой подготовки своих подчиненных.
М. Я. Ольшевский, который, как уже отмечалось, был дежурным генералом при Барятинском и одним из его ближайших сподвижников, оставил в своих мемуарах яркие воспоминания о личности наместника и его методах ведения дел. В частности о последних он писал:
"За исключением экстренных случаев и болезни, что случалось в то время довольно редко, князь Барятинский к девяти часам утра был уже одет в форменный сюртук, в котором он и оставался до полуночи. С девяти часов начинались служебные занятия и продолжались до двух часов. В то время являлся воинский начальник, представлялись приезжавшие в Грозную, по служебным или собственным делам, разные лица, начинались доклады, подписывались бумаги.
Желая все знать, князь Александр Иванович требовал, чтобы ему обо всем докладывалось; но длинных докладов не любил. В первые дни моей с ним службы я, желая показать мою точность, знание дела и края, сначала являлся к нему с подробными докладами о каждом деле, но, когда заметил его нетерпение при некоторых из них и что другие он прерывал, переходя к постороннему рассказу, я переменил систему докладов. Самые сложные дела я старался выражать в сжатом виде с моим мнением и видел полный успех в этом. Князь Барятинский иногда не соглашался с моим мнением; иную бумагу оставлял без внимания, прося перейти к следующей или заводя разговор о постороннем предмете; иной же раз, обладая хорошею памятью и зная край, о докладываемом предмете делал самые меткие и справедливые замечания или рассказывал характеристику лица, о котором шла речь. Если случались такие бумаги, которые по важности, сложности или запутанности своего содержания требовали размышления или заставляли колебаться - он оставлял их у себя по нескольку дней. Такие бумаги он несколько раз перечитывал, требовал разных справок и давал их читать таким лицам, от которых надеялся получить полезный совет. Следовательно, несмотря на нетерпеливость своего характера, он был осторожен в тех случаях, где опасался быть опрометчивым или несправедливым. Такие бумаги возвращались им лично исполнителю с словесным мнением, без резолюции и заметок, которых он избегал как потому, что вообще не любил писать, так и потому, что знал - какого труда будет стоить, чтобы их разобрать. И, действительно, много времени тратилось на то, чтобы прочесть его письмо или резолюцию, сделанные им, в его отсутствие - так почерк был мелок и буквы неясны, несмотря на грамматическую правильность речи".
При этом наместник отличался гостеприимством, и его резиденция всегда была открыта для подчиненных и гостей:
"В два часа дня князь Барятинский обедал. К этому времени собирались в столовой лица, прибывшие в Грозную по делам и приглашенные к обеду, а равно чины, принадлежащие к управлению левого фланга и к штабу 20-й пехотной дивизии; не исключаемы были и переводчики чеченского и татарского языков, полагаемые по штату при начальнике левого фланга. Таким образом, за стол садилось ежедневно не менее двадцати человек.
Обед состоял, по обыкновению, из четырех блюд, сытных, вкусных, но неизысканных. Вино, налитое в графины, было кахетинское или крымское - южного берега.
После обеда все расходились или оставались на час-другой немногие, по приглашению. В это время подавали кофе или ликер.
По вечерам, около восьми часов, дом князя опять наполнялся. Кто являлся по делам службы, а кто - по приглашению для составления партии в ералаш (род карточной игры - А. С.) или на бильярде; первые расходились после чая; последние же оставляли князя после ужина, иногда за полночь. Тут же, по вечерам, делались самые спешные распоряжения и рассылались нарочные по разным направлениям, в тех случаях, если от лазутчиков, являвшихся всегда с наступлением темноты, получались заслуживающие внимания и вероятия сведения о покушениях и намерениях неприятеля. А в то время были получаемы довольно часто такие сведения, например, что неприятель намеревается угнать скот у такого-то укрепления, или напасть на жителей, занимающихся полевыми работами у такой-то станицы, или сделать засаду против наших войск, посланных в такой-то лес за дровами <...>
<...> Ни обед, ни вечер не были обязательны - каждый мог располагать ими по своему усмотрению. Но, как он всегда спрашивал о тех, которые реже являлись к обеду или по вечерам, но которых, между тем, он желал видеть чаще, - то каждый и старался избегать этих вопросов".
Проведенные преобразования значительно увеличили возможности кавказских частей. Теперь нужен был лишь четкий план действий, и князь Барятинский со своими помощниками разработал таковой. Предполагалось вести решительное и планомерное наступление вглубь территории имамата, при этом, в отличие от прежних времен, не стараться закрепиться прочно на всех завоеванных местах, лишь в стратегически важных пунктах, а в остальных устраивать только временные укрепленные лагеря, которые легко переносились на новое место по мере продвижения войск. Благодаря прекрасно спланированным и безукоризненно проведенным операциям, уже в 1857 г. русским войскам удалось занять чеченскую плоскость, отрезав владения Шамиля в горных районах Дагестана и Чечни от плодородных равнин, служивших его сторонникам основным источником продовольствия.
1859 г. ознаменовался новым значительным успехом - взятием аула Ведено, который долгое время был резиденцией Шамиля в Чечне. Это окончательно лишило имама власти над всеми чеченскими племенами, оставив ему лишь нагорный Дагестан. За организацию этого штурма Барятинский был награжден орденом Св. Владимира I степени.
Александр Иванович лично возглавлял важнейшие походы и экспедиции. Ольшевский вспоминал о походных привычках наместника:
"Во время зимних экспедиций и, вообще, военных действий против неприятеля жизнь князя была еще проще, и он еще чаще виделся со своими подчиненными. Сам он размещался в палатке, подбитой сукном и немного больше офицерской. Для столовой разбивалась калмыцкая кибитка, и то в таком только случае, если предполагалось оставаться на одном месте не менее двух суток. В ней обедали, ужинали и пили чай - походный штаб и все состоявшие при князе и приглашенные им, так что иной раз садилось за стол до тридцати человек. Несмотря на это, не было ни тесноты для сидящих за столом, ни беготни и суеты для прислуги, потому что все применено было самым практическим образом к походной жизни, как основанной на опыте. Вместо четырехугольных столов было устроено несколько таких складных в аршин шириною столиков, которые, будучи, приставленными к решетчатым бокам кибитки, составляли такой же внутренний круг, как и основание кибитки. Таким образом, все сидящие за столом были обращены лицом к бокам кибитки, а спиною к центру. Не было ни стекла, ни фарфора, а для обеда и ужина употреблялся походный серебряный сервиз князя, сделанный в Англии и сгоревший в 1856 году в Тифлисе, вместе с караван-сараем Тамамшева, где он находился на сохранении.
За исключением щей и супа, прочие готовые кушанья, которых за обедом было три, а за ужином два, заблаговременно ставились на стол в особенных блюдах с крышками и на конфорках, подогреваемых спиртом; по числу же кушаньев перед каждым ставилось столько же мелких тарелок, ножей и вилок.
При такой предварительной сервировке стола достаточно было двух или трех человек, которые разнесли бы суп или щи, да убрали бы после каждого кушанья тарелки. А это избавляло не только от излишней толкотни прислуги в таком тесном помещении, как кибитка, но и двери были заперты, что в особенности необходимо было соблюдать при сильном морозе и метели.
Все свободное от занятий время князь Александр Иванович любил проводить вне палатки, прогуливаясь с кем-нибудь по лагерю или сидя у костра. Этому последнему удовольствию он в особенности любил предаваться после обеда и в сумерки до ужина. И в это время частенько раздавался смех и хохот от рассказанного им самим или кем-нибудь другим анекдота или острого словца. А князь любил пошутить и мастерски умел порассказать и самый обыкновенный случай представить в смешном или забавном виде.
Случалось, что призывались к костру и песенники и что смех и хохот, выражаясь попросту, происходили или от выкинутого коленца ложечника-плясуна, или от залихватских песен запевалы и всего хора. Случалось и так, что смех, хохот и песни прерывались от полета пуль или просвистевшего ядра, но не ради неожиданности, и тем более страха, а оттого, что всякий ожидал приказания или распоряженья начальника. Но такие случаи, по опытности князя в кавказской войне, мало его беспокоили. Пошлет кого-нибудь из присутствующих узнать о случившемся - и все продолжается по прежнему".
Уже летом 1859 г. началось планомерное занятие войсками территории Дагестана. Одновременно Александр Иванович развернул очень умело организованную пропагандистскую кампанию, стремясь привлечь на свою сторону, как простых горцев, так и приближенных Шамиля. В итоге имам оказался запертым в ауле Гуниб, окруженным русскими полками. Сложнейшая операция по сосредоточению большого количества войск в горных условиях была проведена блестяще. В этих условиях имам пошел на хитрость, предложив через своего представителя в Константинополе переговоры с российской стороной. Эту идею охотно поддержали сам император, военный министр и министр иностранных дел, считавшие победу над Шамилем если и возможной, то лишь в отдаленном будущем. Однако Александр Иванович, прекрасно знавший шаткость положения имама в действительности, понимал, что такие переговоры лишь дадут ему столь необходимую передышку и возможность вновь собрать значительные силы. Наместник выступил резко против этого предложения, он также не согласился с мнением некоторых своих подчиненных, прежде всего Д. А. Милютина, считавших, что штурм Гуниба может быть очень кровопролитным, а осаждавшие его войска имеют слишком уязвимые для набегов горцев коммуникации. Барятинский настоял на штурме, когда Шамиль отверг посланный к нему ультиматум о сдаче. В итоге, видя неожиданные для себя успехи русских в захвате считавшихся неприступных укреплений аула, имам решил сдаться. Это был поистине величайший триумф всей жизни Александра Ивановича.
Однако теперь необходимо покончить с сопротивлением части горских племен (абадзехи, шапсуги, натухайцы и убыхи), которые проживали на Северо-Западном Кавказе. Главная опасность в этом случае состояла в том, что, проживая вблизи черноморского побережья они снабжались всем необходимым не только турками, но и англичанами и французами, не желавшими усиления России на Кавказе. Активно действовали в том регионе и поляки, рассматривавшие помощь горцам, как заметное содействие собственной национально-освободительной борьбе.
Оценив особенности Северо-Западного Кавказа, Барятинский разработал стратегию покорения этого региона, вновь основанную на медленном продвижении вглубь вражеской территории с занятием опорных пунктов, соединявшихся укрепленными линиями, причем наступление должно было идти с двух направлений - со стороны моря и со стороны Лабы, параллельно хребту гор. При этом в качестве гарантии прочного контроля над этим краем там предполагалось размещать казачьи станицы, соединив их удобными дорогами.
В соответствии с этим планом, начиная с 1857 г., шло продвижение русских войск на Северо-Западный Кавказ. Их успешные действия в совокупности с падением имамата Шамиля и пленением последнего произвели на местных жителей очень сильное впечатление, вследствие чего они постепенно изъявляли покорность русским властям. Присягу принес даже бывший наиб Шамиля на Западном Кавказе Мухаммед Эмин.
За подобные успехи Александр II произвел А. И. Барятинского в высший воинский чин генерал-фельдмаршала и повелел переименовать Кабардинский полк в его честь.
В августе 1860 г. наместник созвал во Владикавказе совещание высшего руководства Кавказской армии для выработки стратегии дальнейших действий. Генерал Г. И. Филипсон предлагал мирный путь, заключавшийся преимущественно в поощрении местной торговли, совершенствовании транспортной инфраструктуры и введении системы управления, которая бы в максимальной степени учитывала обычаи горцев. Однако сам генерал признавал, что не может гарантировать успех своего плана, который в любом случае был рассчитан на несколько десятков лет. Это было неприемлемо для российских властей, а потому данное предложение не нашло поддержки ни у Барятинского, ни у императора. Альтернативой ему выступил план Н. И. Евдокимова, согласно которому на территории Западного Кавказа основывалось большое количество казачьих станиц, а значительную часть горцев предполагалось либо выселить на равнины, либо разрешить им эмиграцию в Турцию. Как наиболее реалистичное и обещающее быстрый эффект это предложение поддержали и Милютин, и сам Барятинский. Позже оно было одобрено и Александром II.
В связи с этими обстоятельствами некоторые современные исследователи обвиняют Александра Ивановича в "геноциде" адыгского народа, рассматривая в качестве такового мухаджирство, т. е. переселение значительной части адыгов в Османскую империю, которое, как известно, сопровождалось многими трагедиями. Однако, следует отметить, что русское правительство отнеслось к организации этой эмиграции ответственно, обеспечивая переселенцев всем необходимым, включая денежную помощь. Происходившие несчастия были связаны в абсолютном большинстве случаев с алчностью владельцев турецких кораблей перегружавших свои суда пассажирами в стремлении получить максимальную прибыль, а также с невыполнением турецкими властями своих предварительных обещаний эмигрантам. Что касается "принуждения" адыгов к переселению, то российское правительство лишь позволяло всем желающим сделать это, решения же об эмиграции принимались жителями аулов самостоятельно. Предпосылками для этого обычно становилась настойчивая агитация турецких эмиссаров, нежелание отказываться от набеговой системы как стиля жизни, необоснованные страхи насчет насильственной смены веры и введения рекрутской повинности, а также наивная и, как вскоре выяснилось, ложная вера о преимуществах жизни среди единоверцев. В любом случае, при всех отрицательных сторонах мухаджирства и некоторых негативных его последствиях для экономического развития края в следующие десятилетия, оно позволило в быстрые сроки и без кровопролития освободить Западный Кавказ от наиболее непримиримой части горцев, что принесло туда мир. Следует отметить, что часть переселенцев позже вернулась с согласия русских властей обратно на родину.
Несмотря на достигнутые А. И. Барятинским успехи, в декабре 1862 г. князь все же оставил пост наместника отчасти из-за болезни (острый приступ подагры), отчасти из-за произошедшего скандала, когда Александр Иванович стал ухаживать за женой своего адъютанта, на которой впоследствии женился. Но он продолжал считаться одним из знатоков края и участвовал в обсуждении различных законопроектов, относящихся к Кавказу. После официального завершения Кавказской войны в 1864 г. Барятинский получил благодарственный рескрипт императора и золотую саблю с изумрудами и бриллиантами. Его преемником на посту кавказского наместника стал великий князь Михаил Николаевич, который продолжил и политику, и стратегию ведения боевых действий практически в неизменном виде, как они были при Барятинском.
После отставки Александр Иванович долгое время лечился и жил заграницей. В это время он уже стал предлагать некоторые авантюрные и нереалистичные проекты, которые отклонялись императором. Сам он остается не у дел. В 1868 г. Барятинский возвратился в Россию. Это был период различных реформ, проводившихся в империи после отмены крепостного права. Д. А. Милютин, ставший военным министром, проводил коренное преобразование Российской Императорской армии, заключавшееся во введении всеобщей воинской повинности вместо рекрутских наборов и организации военных округов как основы ее новой структуры. Александр Иванович выступил против некоторых нововведений своего бывшего подчиненного, примкнув через некоторое время к консервативной оппозиции. К нему присоединился и еще один бывший соратник по Кавказской войне - Р. А. Фадеев. Отчасти резкая критика князя проводившихся реформ была связана и с его личным интересом, так как в их итоге не осталось желаемой им самим должности начальника Главного штаба Его Императорского Величества, который контролировал и армию, и военное министерство. Теперь же вся военная власть в империи концентрировалась в руках министра. Однако Милютин тогда имел огромное влияние на императора, что, вместе со слишком рискованным характером многих предложений Барятинского, привело к тому, что за десять лет Александр Иванович так и смог найти себе места в государственном устройстве пореформенной России, хоть его отношения с Александром II неизменно оставались весьма дружескими. Это в совокупности с вновь обострившимися приступами подагры заставило его покинуть империю и поселиться в Женеве, где он и умер 25 февраля 1879 г. на 64-м году жизни от остановки сердца.
В историю России генерал-фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский вошел как покоритель Кавказа. В реальности Кавказская война официально закончилась через два года после его отставки, а сам наместник во многом воспользовался плодами трудов своих предшественников, прежде всего М. С. Воронцова, однако все же главные успехи Российской империи на Кавказе связаны с именем Александра Ивановича. Еще до своего назначения на пост наместника он глубоко изучал Кавказский регион и анализировал сложившуюся там обстановку. Это позволило ему уже к 1856 г. составить наиболее хорошо проработанный план и реформирования Отдельного Кавказского корпуса, и дальнейшего продвижения на Кавказ, причем предполагалось для этого использовать сочетания силовых методов с экономическими и административными. Предложения Барятинского выглядели заметно перспективнее других, благодаря чему Александр II и выбрал его на должность кавказского наместника и главнокомандующего. Умелое командование войсками в сочетании в эффективно организованной пропагандой, социально-экономическими преобразованиями, поддержкой местной экономики и привлечением на свою сторону многих сторонников Шамиля привело в итоге к сравнительно быстрому разгрому имамата и пленению выдающегося лидера горцев, являвшегося одним из главных вдохновителей их упорного сопротивления России. Это стало блистательнейшей вершиной полководческой и административной деятельности А. И. Барятинского и величайшим триумфом всей его жизни.