"Эх, были перегоны,были спецвагоны..." Новелла первая.
Бар на колесах.
Таким родился я, по счастью,
и внукам гены передам;
я однолюб: с единой страстью
любил я всех попутных дам.
Игорь Губерман
Глава первая.
Трудно поверить, но это случилось: я оставил работу в баре. Будто что-то надломилось в душе, поэтому просто ушел из ресторана, в котором проработал несколько лет, в котором со мной случилось всякого и разного, - ушел и ни разу не оглянулся.
Наверное, накопилось на душе, накипело, или же сказалось ощущение неудовлетворенностью жизнью вообще, или сработало мое ненормальное душевное состояние на тот конкретный период жизни в частности; возможно, также, что дали о себе знать семейные неурядицы, и мне захотелось бежать, бежать, бежать... как можно дальше из собственного дома, лишенного любви и человеческого тепла, сменив работу и заодно образ жизни; а еще, может, отчасти виновата весна... Весной я всегда немного цыган: с самого раннего возраста в это время года я отчего-то начинаю беспокоиться; при этом меня неудержимо тянет попутешествовать, уехать - все равно куда, - ну есть что-то такое в моих генах. Ко всему прочему мне остро не хватало прежних развлечений, ведь мой лучший друг и партнер по амурным мероприятиям Кондрат прозябал на службе в рядах Советской армии, а без него мне было совсем невмоготу, даже в баре работать стало тоскливо и неинтересно...
Проведя несколько недель в полном бездействии, то есть в лежании на диване перед телевизором и походах между телевизором и холодильником, я, наслушавшись красочных рассказов некоторых своих товарищей, работавших проводниками виноматериалов и успевших в этом качестве покататься по Союзу, решил, что мне, вероятно, не хватает простора, и задумал подыскать себе подобную работу.
Наверное, уговаривал я сам себя, во мне назрела необходимость познакомиться и пообщаться со своей необъятной родиной поближе, повидаться с ней воочию, или, как сказал кто-то из наших именитых писателей - встретиться с ней лицом к лицу.
Те же мои товарищи - новички и уже бывалые проводники, помимо прочего, в один голос трубили, что в долгих рейсах - Сибирь, Север, Дальний восток, можно прилично подзаработать, и это звучало вдвойне привлекательно - срубить 'капусты' и при этом практически бездельничать, находясь в многодневных поездках в специально сконструированном вагоне, в довольно терпимых, по их мнению, бытовых условиях, в то же самое время оставаясь почти независимым, в известном смысле, конечно, практически от всех: от опостылевших оков семейных, от нудных начальничков, прилипчивых комсомольских и партийный работников и т.д., - да мало ли их, сидящих на нашей шее, а кому, скажите, мы не обязаны?
В нашем городе был достаточно широкий выбор работ проводником; имелись такие места работы и поездки:
а). От консервного завода - развозить консервированные фрукты и овощи, тушенку, соки. Куда? - да почти вся территория нашей необъятной родины.
б). От завода вторичного виноделия объединения Сельхозпром - бутылочное вино, география поездок также достаточно обширная;
в). От винзавода первичного виноделия - вино разливное, в цистернах.
Последний вариант считался наилучшим: хлопот и забот меньше, а доходу, как говорили опытные люди, больше; поездки, опять-таки, практически по всей стране.
У каждой из этих работ была своя специфика и свои особенности, но более всего меня бы устроил третий вариант, решил я.
Итак, сделав выбор, я стал действовать. И решил идти не по линии блата и знакомств, а просто вместе со своим товарищем Игорем Жердиным, который на данном этапе также как и я оказался безработным, наудачу отправился эту самую работу искать.
Чтобы добиться поставленной цели, нам с Игорем приходилось день ото дня подниматься с постели необычайно рано, часов эдак в шесть, садиться в его раздолбанный 'жигуленок' третьей модели, и отправляться на какой-нибудь из винзаводов, расположенных на юге или в центре МССР, в поисках свободных вакансий. На винзавод, расположенный в нашем городе, устроиться пока не было никакой реальной возможности: во-первых, там нам ясно объяснили, что в ближайшее время им проводники не потребуются - и так, мол, перебор в людях, и скоро, мол, по каким-то там причинам предстоит сокращение штатов; во-вторых, рейсы от нашей базы считались не очень удачными, а, значит, и менее доходными, чем в других местах; а в-третьих, замдиректора по кадрам, который эти самые кадры на работу принимал, в ближайшие две-три недели еще должен был находиться в отпуске, а без него, как вы сами понимаете, никакие кадровые вопросы не решались.
Таким образом, объехав весь юг, а также и центр Молдавии, и нигде не добившись успеха - уже было очевидно, что все хапуги, бездельники, алиментщики, романтики, а также предприимчивые люди, раскусив, что работа проводника выгодная, и при этом не слишком пыльная, бросились на нее устраиваться, - мы вернулись к идее дожидаться вакансий в родном городе - пусть даже не теперь, а через какое-то время, ведь работа рядом с домом нам все же было бы проще и спокойнее.
Теперь, как бы компенсируя себе время, впустую затраченное на поиски работы, мы с Игорем до полудня отсыпались по своим квартирам, затем встречались в ресторане, обедали, после чего без всякой цели слонялись по городу, а ближе к вечеру прибивались к какой-нибудь компании, где играли в триньку - незамысловатую карточную игру на деньги, так полюбившуюся местным населением.
Хотя мы и играли с Игорем и Володей - третьим нашим товарищем по кличке Граф, 'на одну руку' и, что называется "на один карман", - и при этом за несколько последних лет, как вы понимаете, научились понимать друг друга не только с полуслова, но с полувзгляда, - и тут нам тоже не особенно везло: мы умудрились за две последние недели проиграть и пропить из нашей общей кассы последние полторы тысячи рублей, в результате чего оказались на краю финансовой пропасти.
Поэтому, в одно раннее и не слишком прекрасное утро (в результате очередного карточного проигрыша, после которого мы натурально остались без копейки) мы с Игорем, решив действовать, - что в данном случае означало отбирать у должников свои кровные деньги, - приехали к третьему нашему товарищу - Графу, и постучали в дверь комнаты общежития, где он ночевал у своей подруги. После минутного ожидания мы услышали из-за двери голос Володи:
-Кто там?
-Вова, открой, это я, Игорь, - нетерпеливо проговорил мой товарищ.
-А почему Вова, а не гандон? - удивленно спросил из-за двери Володя, вероятно, сильно озадаченный тем, что его лучший друг впервые за многие годы назвал его по имени.
-Потому, что дело серьезное, гандон! - вскричал Игорь.
-Так бы сразу и сказал, - раздалось за дверью, и мы с Игорем, не сдержавшись, расхохотались.
Спустя несколько минут заспанный Граф, надевая на ходу пиджак, вышел в коридор, и мы, дружно закурив, принялись при скудном утреннем освещении, льющемся из мутного, много лет не мытого коридорного окна, изучать блокнот со списком моих личных должников, который на текущий момент в некотором роде заменял мне сберегательную книжку. Дело было в том, что за годы моей работы в баре этот блокнот наполнился десятками имен, при этом суммарной долг этих людей составил восемь с лишним тысяч рублей, что, между прочим, равнялось стоимости нового автомобиля. И вот теперь, изучив данный список, мы надеялись - да и необходимость этого настоятельно требовала, - уменьшить его путем выбивания долгов, чтобы вернуть, таким образом, хотя бы какую-то часть этой суммы.
А на дворе, попутно замечу, стоял май 1982 года.
Итак, мы наметили план мероприятий и, не откладывая дела в долгий ящик, приступили к его реализации.
Еще не было и семи утра, когда мы приехали к дому одного из самых бессовестных должников, который 'висел' нам шесть сотен за карточный долг, и еще по бару числился в полторы сотни, всего - 750 'рябчиков'.
На стук дверь нам открыл сам должник, которого звали Дмитрий, и я, ни слова не говоря, шагнув ему навстречу, впихнул обратно в дом, а ребята вошли следом. Супруга Дмитрия, худощавая молоденькая женщина, выскочившая на шум из спальни, засуетилась, бегая перед нами в одной ночной рубашке, умоляя оставить ее мужа в покое. Однако мы расселись на кухне и сказали им, что уйдем отсюда только тогда, когда получим наши деньги назад. В квартире, как вскоре выяснилось, кроме хозяев находился еще один человек - брат Дмитрия, спавший во второй из комнат; разбуженный шумом, он оделся и вышел к нам для проведения переговоров.
Через четверть часа, после нескольких увесистых Игоревых подзатыльников Дмитрию, поначалу не поверившему в серьезность наших требований, а также обещания Игоря, что он заберет его жену 'в рабство' на год (при этом Жердь оглядел ее оценивающим плотоядным взглядом и довольно поцокал языком), если вопрос не решится в самые ближайшие дни, мы стали разговаривать уже по существу дела с одним лишь Григорием, братом Дмитрия, оказавшимся более рассудительным и толковым.
Григорий совсем недавно вернулся с Севера, где уже несколько лет находился на заработках и успел познакомиться с тамошними суровыми, но зачастую справедливыми законами и порядками. От него мы получили заверения, что через три дня необходимая сумма будет возвращена. Мы вышли из этого дома, не затратив много времени на переговоры и, решив 'ковать железо, пока горячо', отправились к дому следующего 'клиента'.
По дороге - какая удача! - мы встретили знакомую мне семейную пару: мужика звали Степаном, его жену - Лидией. Степен был должен мне 50 рублей (он одолжил их, спаивая у меня в баре какую-то малолетку, которую собирался снять на ночь, и с тех пор, хотя прошло уже около года, деньги не возвращал).
Я выскочил из машины, подошел к супругам и, отозвав Степана в сторону, потребовал вернуть деньги. Он стал что-то бормотать насчет того, что у него, мол, через неделю зарплата, рассчитаемся, мол, но я напомнил ему, что эта история тянется уже около года, и сказал строго: 'расчет здесь и сейчас!' Его жена, с которой я был немного знаком, подошла и стала расспрашивать меня, в чем дело, но я не стал ей пересказывать историю долга ее мужа, решив, что у него это лучше получится - навесить ей на уши какой-нибудь фигни в форме душещипательного рассказа, поэтому отошел в сторону. Он и наболтал ей буквально в считанные секунды кучу ужастиков, а конец рассказа украсил брошенной мною минутой ранее фразой: 'Если до вечера денег не отдашь, знай, завтра же мы тебя отловим и коллективно трахнем'.
Внимательно выслушав мужа, жена Степана подозвала меня, достала кошелек и, отдавая за него долг, вполне серьезным тоном заявила:
-Савва, я убедительно прошу тебя не трахать моего мужа и в долг ему никогда больше не давать.
Я торжественно пообещал.
Вот такими методами мы и действовали с товарищами моими Жердем и Князем в течение нескольких последующих дней, в результате чего в нашу пустую до этих пор кассу поступило от должников примерно половина списочного долга, - почти четыре тысячи рублей. Не слишком много, конечно, но зато теперь, по крайней мере, у нас было, на что покупать бензин для автомашины, обедать в ресторане и вступать в карточные игры.
Впрочем, за всеми этими делами мы не забывали и о главном - об устройстве на работу, и вот однажды утром, надеясь, что оно для нас окажется действительно добрым, мы с Игорем отправились на винзавод, чтобы первыми застать заместителя директора, выходившего сегодня на работу после отпуска.
У нас вновь появились некоторые надежды на вакансии в связи с тем, что за это время кто-то из проводников, по нашим предположениям, мог уволиться, кто-то заболеть, а кого-то, как мы слышали, выгнали то ли за пьянку, то ли за воровство, или еще за какие-то там прегрешения.
С опаской входил я в кабинет чиновника, только что вышедшего после отпуска на работу, которого могли раздражать все кто угодно, а тем более посетители, с первого дня беспокоящие его по делу. Однако начальник, грузный и краснолицый самодовольный мужчина лет пятидесяти, с солидным брюшком, судя по всему, был благодушно настроен, задал мне несколько дежурных вопросов: 'Пьете?', 'Были ли судимости?', получил на них отрицательные ответы и завизировал заявление, приписав внизу резюме: 'На усмотрение начальника сбыта'.
В следующем кабинете, куда я вошел, сидел 'наш человек' - Алик Наумович Песков, как его тут называли, для своих же собратьев евреев его имя звучало Цалик Буюмович Песок, начальник отдела сбыта, о котором я знал лишь то, что он работник принципиальный и строгий, и, что давало мне весьма призрачную надежду на благополучный исход моего дела, был отцом моего бывшего одноклассника и школьного товарища Миши.
Начальник сбыта заботливо, почти по-отечески расспросил меня о здоровье, семье, о родителях и, как бы невзначай - о предыдущей работе. Врать не было смысла, моя трудовая книжка лежала перед ним на столе, и я сказал честно, предполагая, что его, чистокровного еврея и добропорядочного семьянина, никак не причислишь к постоянным посетителям ресторанов:
-Раньше я работал барменом в ресторане.
-А теперь, значит, хотите вино возить? - не поднимая на меня глаз, тусклым голосом спросил он.
-Да, если это возможно, - пробубнил я, лихорадочно ища подвоха в этих безвинных на первый взгляд словах.
-Конечно, я вас понимаю, - все тем же голосом продолжал он, после чего поднял на меня глаза и воскликнул фальцетом: - Бар на колесах! Вот что вас интересует, молодой человек, не правда ли?
Я промолчал, подавленный, потому что понял, что вслед за этим уже совершенно определенно последует отказ.
Теперь мне уже показалось довольно неуместным напоминать ему о том, что мы с его сыном учились в одном классе. Алик Наумович тем временем начертал что-то в заявлении и протянул мне листок:
-Иди, оформляйся. Первый рейс - испытательный!
Я, боясь выказать свою радость, еле слышно поблагодарил его и поплелся к дверям, но, едва открыв ее, не сдержался и с восторгом вылетел из кабинета, чуть не наскочив на стоявшего за ней моего товарища Игоря.
-Ни пуха тебе, братан!.. - сказал я ему, указав на заявление в его руках.
-Пошел на хер! - оскалился он и толкнул дверь.
Нестандартный ответ на мое 'ни пуха', не помешал Игорю тоже получить 'добро', и часом позже оба мы были оформлены на работу, а еще через неделю нам были назначены первые рейсы: я отправлялся в Мытищи, что под Москвой, а Игорь - на Тулу.
Всю после последующую неделю мы с друзьями предавались безудержному разгулу и пьянству, а перед самым рейсом я, прилично поиздержавшись, набрался нахальства, и, зайдя в кабинет к Алику Наумовичу, попросил выдать мне аванс, мотивируя тем, что зарплату мы получим не ранее, чем через месяц, то есть лишь по возвращению из рейса.
-Вы что, товарищ проводник, в своих цистернах воду повезете? - спросил меня Алик Наумович ворчливо с непередаваемым местечковым акцентом. - На хлеб вы себе по дороге заработаете. - И, легко перейдя на 'ты', добавил: - Иди, иди, свободен.
Первым моим напарником в рейсе стал Коля Петру, с которым я прежде был немного знаком. Возрастом он был мой сверстник, сложением весьма худ, что казался даже изможденным, зато был бодр сердцем и красив душой; в общем, замечательный парень.
Получив необходимые документы и отбыв с ними на железнодорожную товарную станцию, мы приняли под свою материальную ответственность два вагона: один из них - 'спец', так называемый ледник, второй назывался просто 'бандура'. В спецу, как полагается, имелся жилой отсек для проводников - купе, и по обе стороны от него располагаются цистерны 14-тонники. Вторым вагоном была всем знакомая железнодорожная цистерна, на которых обычно красуются надписи: 'нефть', 'бензин', 'спирт' и 'вино'. По-нашему эта цистерна называется 'бандура' и имеет объем под 60 тонн. То есть вина мы должны были загрузить: 14+14+60, итого = приблизительно 84 тонны.
Когда на станцию прибыли первые автоцистерны с вином, мы получили сопроводительные накладные, в которых говорилось, что нам предстоит оприходовать и сопровождать сухое вино. Разочарование отразилось на наших лицах: это был крах всех наших с Николаем надежд, потому что в городе Мытищи, куда большинство проводников просто обожают ездить, с сухим вином делать было попросту нечего.
Городок Мытищи, пригород Москвы, был хорош для нашего брата-проводника сразу по нескольким причинам: добираться туда было сравнительно недолго, всего неделя пути, а порой и меньше, зато стоять - до выгрузки - приходилось по месяцу и более, и вина за это время можно было продать любое количество, а главное, рядом, под боком - Москва, цивилизация, зона развитого социализма, магазины полны продуктов и разнообразнейших товаров - благодать, одним словом. Вот только была во всем этом одна маленькая загвоздка: сухое вино в Москве, хоть убей, спросом не пользовалось.
Зато, по иронии судьбы, масса желающих на наше сухое вино объявилась тут же, на станции, ведь местные жители понимают, в отличие от прочих, вкус сухих вин; повезло еще, что майские праздники уже миновали, а в праздничном календаре остался лишь последний из них - день пионерии, 19 мая.
Родственники Николая - близкие, дальние и даже совсем ему неизвестные прежде, а также наши с ним друзья, соседи, знакомые, знакомые знакомых, бывшие одноклассники и сокурсники, шофера от нашей же фирмы и от всяких других, коллеги-проводники, и просто незнакомые люди шли, шли и шли к вагону, как посетители к мавзолею Ленина, и просили, умоляли, требовали: вина, вина, вина... Тому надо было полсотни литров на свадьбу, другому 30 литров на похороны, у третьего ожидалось прибавление в семействе... и так без конца. По моим самым скромным подсчетам, мы в течение двух дней раздали около тонны вина. Просто так, не заработав на этом ни копейки. Еще даже не тронувшись с места. Я с легким ужасом поглядывал на своего невозмутимого напарника Николая, но тот не проявлял признаков беспокойства, и мне тоже пришлось смириться: будь что будет!
Вечером третьего дня погрузка была закончена, нам выдали на руки сопроводительные документы, которые мы должны были представить принимающей стороне, то есть заводу-получателю, а спустя еще два часа мы с Николаем прибыли с личными вещами на станцию, так как отправка была назначена на полночь.
С удивлением и интересом я разглядывал принесенные моим напарником непонятные мне пока приспособления, с помощью которых нам предстояло делать деньги: набор шлангов разной толщины общей длиной около 50 метров, ручной насос размером с небольшое ведро, пятилитровая канистра со спиртом, шприцы (?!), кислородные подушки, а также пакеты, в которых было по нескольку килограммов сахара и сахарина. Я был весьма удивлен специфическим подбором этих вещей, так как в предыдущей своей работе обходился одной лишь мензуркой. Кстати, все вышеперечисленные предметы в нашей работе были абсолютно незаконны - начальник сбыта строго и неоднократно об этом предупреждал. Но Коля хладнокровно рассовал их по сумкам, предварительно вывалив из них наши личные вещи в целлофановый мешок. Я глядел на своего напарника с легким страхом и одновременно с восторгом - в эту минуту он был похож на мага или чародея, который с помощью всей этой ерунды собирался делать деньги, и довольно приличные, как уверенно заявил он.
Но мне недолго пришлось пребывать в эйфории, так как тут же получил первое задание - я должен был научиться снимать и вставлять проволоку в свинцовые пломбы, не нарушая последних, и я со всей ответственностью принялся за дело.
Сутки наш состав добирался до ближайшей крупной станции - Бессарабской, где кроме прочих продуктов - каш, макарон, свежих овощей и мясной тушенки мы закупили несколько буханок вкуснейшего хлеба местного производства. Тем временем, пока мы отсутствовали в вагоне, бегая по магазинам, железнодорожники по просьбе Николая залили воду в умывальник нашего купе, а также в емкости для льда, что расположены на крыше вагона. Итого, за полторы тонны воды они с нас взяли стандартную плату - ведро вина. Вода эта была нам нужна как для личных, бытовых нужд, так и для того, чтобы, залив ее в цистерну вместо вина, ликвидировать уже имеющийся дефицит в одну тонну, не говоря уже о том, что в перспективе хотелось заработать и на хлеб, как сказал начальник сбыта.
В дороге, особенно если ехать товарняком, довольно скоро становится скучно, так как время тянется невыносимо медленно, поэтому мы с Николаем заполняли его общепринятым способом: рассказывая друг другу всевозможные истории - иногда настоящие, а по большей части выдуманные, так называемые байки. Речь в них шла преимущественно о женщинах, но нередко мы говорили также о предстоящей работе, и Николай рассказал несколько случаев, когда проводникам - его знакомым - удавалось сделать приличные деньги за один рейс: от одной до пяти-шести тысяч рублей на двоих в месячный срок, и еще считалось, что это не предел.
Надо сказать, что все эти истории звучали весьма заманчиво и привлекательно, но нам после этих разговоров оставалось лишь сокрушенно вздыхать, так как, к сожалению, в нашем конкретном случае было совершенно нереально вообще что-либо заработать (не зря ведь бывалые проводники перед рейсом высказали нам свои соболезнования), потому что в Мытищах, куда мы направлялись, зачастую одновременно стоят по нескольку десятков 'спецов', да еще каждый с прицепом, а то и с двумя, а это сотни и сотни тонн крепленого вина на любой алкогольный вкус: портвейн белый, портвейн красный, портвейн розовый, а для любителей крепких напитков бывал там даже коньяк. Так что с сухим вином нам там ничего не светило, оно, повторюсь, хоть лопни, не спросом пользовалось.
Глава вторая.
Бескудниково-'паскудниково'.
Шесть долгих суток мы провели в дороге, пока, наконец, одним ранним весенним утром нашему взгляду не открылись шпили высотных зданий Москвы, а в окне не замелькали платформы пригородных поездов. На этих платформах в часы пик можно было наблюдать сотни людей, граждан нашей великой родины, переминавшихся с ноги на ногу в ожидании электричек, и при этом зябко кутающихся в плащи, куртки и прочую верхнюю одежду. Николай, кивнув на медленно проплывавшую мимо нас очередную платформу, спросил, усмехнувшись:
-А знаешь как Валера Карпин, наш знаменитый проводник, в дороге развлекается?
-Проезжая мимо платформ, он открывает двери и выставляет в нее на всеобщее обозрение свою оголенную задницу.
-Что ж, - усмехнулся я. - Этим он развлекает не только себя, но и людей, скрашивая им неприятности долгого ожидания. А теперь, - перебил я сам себя, - скажи, Николай, не пора ли нам позавтракать?
Мой напарник подумал немного, затем кивнул.
С первых же дней пути у нас сложилось так, что приготовлением пищи занимался исключительно я, так как Николая это совсем не интересовало, он мог довольствоваться малым - бутербродом со стаканом чая или бутылкой кефира с булкой. Поначалу меня раздражало то, что плита, которую мы топили дровами и углем, была слишком мала размером, и ее каждый раз требовалось растапливать по новой, а затем еще подолгу ждать, пока еда приготовится, потому что поезд в пути обыкновенно потрясывает и кастрюля или казанок ездят по плите, как им вздумается. Но вскоре я привык и приспособился, и мне даже стало нравиться с этим возиться. Я разводил в плите огонь с помощью дровишек, затем подбрасывал угля, специального, долго-пламенного, после чего устанавливал на нее кастрюлю, казанок, или же сковороду. Затем обкладывал посуду кирпичом по кругу, чтобы она не ерзала по плите. Когда картофель, макароны, или какая-либо из каш были готовы, мы обыкновенно выворачивали в кастрюлю банку мясной тушенки, и обед был готов. А пока еда готовилась, я, не теряя времени, упражнялся с пломбами, подойдя к этому делу с полной серьезностью и ответственностью.
Забегая вперед, спешу похвастать: и тут я достиг неплохих успехов. К примеру, спустя несколько месяцев, мне вновь, в одном из последующих рейсов, пришлось побывать в Мытищах, и знакомые мне ребята из города Рени стали плакаться, что у них назавтра изымут пломбы на экспертизу с передачей в московскую экспертную лабораторию. После чего (весьма вероятно) на основании экспертизы дело будет передано в суд, так как разговор шел о довольно крупной недостаче. Я успокоил ребят и взялся за дело. Часа три я колдовал над их пломбами и закончил эту работу, честно говоря, будучи не слишком уверенным в успехе, о чем откровенно и заявил ребятам. Однако экспертиза, проведенная в специальной столичной лаборатории, установила, что вскрытия пломб не было! То есть, ребята, благодаря мне, не только не попали под суд, но даже остались на своей прежней работе, так как факт воровства не был установлен. Это был, можно сказать, мой весьма удачный экзамен на профессионализм, хотя и незаконный, то есть со знаком минус.
Первая крупная станция в районе большой Москвы, где наш состав был поставлен под разборку, называлась Бескудниково. То есть все составы, прибывающие на эту станцию, разбирались на вагоны, а затем, согласно местам назначения, сортировались в новые. Здесь же мы планировали начать продажу вина - все предыдущие станции на территории МССР и УССР наши проводники игнорировали, так как вино в этих республиках продавалось плохо, к тому же тамошние жители торговались, норовя купить его подешевле, да и милиция следила за этим делом строго.
Итак, Николай, завидев купола золотоглавые, стал готовиться к встрече со столицей весьма своеобразным способом: он, попутно объясняя мне, что к чему, скачал с помощью насоса необходимое количество вина из цистерны в молочную флягу, затем бросил туда горсть таблеток сахарина и, размешав, подкрасил жженым сахаром. В результате чего во фляге получился напиток, чем-то напоминающий портвейн - он был сладким, коньячного цвета, даже, по-моему, вкусным, но, конечно, недостаточно - особенно по сравнению с оригинальным вином, - крепким, то есть крепость портвейна была почти вдвое выше.
Вскоре к вагону потянулись первые клиенты - станционные работники, которые к этому времени закончили первую смену и торопились после рабочего дня набрать 'кондицию'. Стандартной посудой продажи в розлив являлась пол-литровая банка, а стоимость ее составляла один рубль пятьдесят копеек, один литр, соответственно, стоил три рубля. Железнодорожники пили наше вино, некоторые морщились - ведь здесь, на станции, проводники нередко наливали им неразбавленный крепляк, и они неплохо разбирались в его вкусе. Мы успели продать чуть больше 30 литров нашей 'бодяги' и положить в кассу первую сотню рублей, когда у вагона возник милиционер. Он, на первый взгляд, был какого-то карикатурного типа: небольшого росточка, форма висела на нем мешком, а большая шаровидная голова представителя правоохранительных органов смешно балансировала на тонкой шее, но на боку у милиционера был прицеплен настоящий пистолет в кобуре, а на плечевом ремне, пропущенном под погоном с тремя нашивками, крепилась рация размеров столь внушительных, что за него становилось попросту боязно, как бы она не перевесила и не свалила милиционера наземь.
Мы с Николаем при виде представителя власти одновременно отобразили на наших физиономиях скуку и спрыгнули из вагона на щебень путей - якобы с целью размяться.
Сержант подошел, представился и спросил строго:
-Кто такие и откуда будете?
-Проводники мы, - лениво ответил я. - Из Молдавии.
-Вино везете?
-Так точно, вино, - бодро ответил Николай. - Но некондиционное.
-Что это значит? - Милиционер был собран, серьезен и неулыбчив.
-Это значит, что пить его нельзя, это - полуфабрикат, так себе, кислое невкусное пойло, - объяснил Николай.
-Ну хорошо, ребята, - смягчился милиционер, - я вижу что вы нормальные парни. Только все же смотрите, с посторонними тут не общайтесь и вино на станции не продавайте. С минуты на минуту здесь начнется рейд: пару часов назад неподалеку отсюда на путях, - сержант указал рукой направление, - нашли раздавленного в фарш солдата, а целого в нем осталось - только рука с зажатым в ладони трояком. И все. По всей видимости, парень за вином спешил, да так и не успел, поэтому наши будут теперь злобствовать. Так что гоните в шею алкашей, а заодно и этих... ну, девок легкого поведения.
-Каких-каких девок? - не понял я, ошарашенный и весьма огорошенный его рассказом о погибшем солдате.
(Оказывается, помимо 'романтики', в нашей работе случаются и такие вот ужасные вещи).
-Девушек легкого поведения, блядей, то есть, - уточнил сержант.
-А что, здесь и такие бывают? - спросил я удивленно.
-Да, бывают, - ответил защитник правопорядка, - сколько угодно.
-Так где же они? - вновь спросил я, опасливо озираясь по сторонам. - Покажите, командир, с какой стороны следует опасаться их приближения.
-Я могу вам показать место, где они собираются, - не меняя тона, сказал находчивый сержант. - Если хотите, мы прямо сейчас туда вместе сходим.
Мы с Коляном, уже неделю запертые в вагоне и от того ужасно соскучившиеся по женскому обществу, закрыв 'спец' на внушительного размера висячий замок, вприпрыжку поспешили за маленьким сержантом, который шел довольно быстро и уверенно пересекал пути, бесстрашно пролезая, когда это было необходимо, под вагонами.
Когда закончились пути со стоящими на них вагонами, показался заросший бурьянами пустырь, посреди которого, метрах в ста от себя, мы увидели площадку, заваленную изломанными бетонными конструкциями и окруженную порванной во многих местах сеточной оградой.
-Вот здесь, на бывшей танцплощадке и собираются эти социально опасные элементы, - сообщил нам милиционер, ловко пробираясь за ограждение. - Слышь вон, на гитаре балуются.
Обойдя одну из конструкций непонятного предназначения, мы увидели на небольшом, свободном от бетона пространстве, две деревянные парковые скамейки, стоявшие одна напротив другой. На них в настоящий момент располагалась целая группа молодежи: три девушки и четверо ребят. Один из парней играл на гитаре, остальные нестройно ему подпевали.
-Вот оно, это место! - вполголоса произнес сержант. -Будьте поосторожнее с ними!
-Спасибо за помощь, товарищ сержант! - сказал я ему, и чуть не добавил 'можете идти', но вовремя спохватился: - Вы наверное торопитесь, поэтому мы вас больше не смеем задерживать.
Сержант пожелал нам удачи, повернулся и ушел той же дорогой, откуда мы только что пришли. Обитатели разбитой танцплощадки не обратили на нас внимания, а мы с Николаем некоторое время стояли и раздумывали, подойти к ним или нет. Спустя несколько минут, когда милиционер полностью исчез из видимости, самый молодой из парней встал со своего места и ленивой походкой направился к нам.
-Вы кто такие будете, ребята? - спросил он.
-Не видишь что-ли, дружинники мы! - еле сохраняя серьезный вид, ответил я, одновременно с интересом разглядывая девушек, которые мне показались довольно привлекательными.
-Эй, а где же ваши повязки? - шутливо спросила одна из них.
-У меня лично она на плавках, - в том же тоне ответил я и направился к компании.
-Ну, тогда иди к нам, присоединяйся! - поняв и приняв шутку, пригласила девушка. Это была высокая и стройная девица с длинными, спускавшимися ниже лопаток распущенными русыми волосами, явно самая юная из присутствующих, - на вид ей было не более 17 лет. Мы с Николаем подошли, поздоровались и присели на бетонную плиту вблизи скамеек.
-Ну что, скинемся? - лениво спросил один из сидевших, спортивного вида парень, настоящий гигант ростом под два метра и весом не менее центнера - я рядом с ним со своими нехилыми габаритами средневеса выглядел, наверное, щенком.
-Ну давай, - согласились остальные, и пустая пачка из-под сигарет 'Ява' пошла по кругу, наполняясь мелочью.
-Семь с полтиной, - объявила малолетка, высыпав деньги на ладонь и пересчитав их.
-На что собираем, если не секрет? - поинтересовался я, вставая со своего места.
-На банку вина, - ответила девушка, и тут же кто-то спросил ее: - Сколько не хватает, Яна?
-Еще два пятьдесят и будет десятка, как раз на полную потянет, - ответила она.
-И где же эти самые банки наливают? - невинным тоном спросил я, доставая три рубля и вкладывая Яне в ладошку.
-А вот пойдем вместе, я тебе покажу, - пригласила она, и я согласно кивнул.
-Колян, - шепнул я напарнику. - Мы с девушкой прогуляемся до ближайшего вагона, а ты посиди пока здесь, с народом пообщайся, приглядись, что и как.
-Хорошо, - отозвался Николай. Он, постелив под брюки найденный тут же лист поролона, с удобством расположился на бетонной плите и стал вслушиваться в незамысловатую полублатную мелодию, которую выдавал гитарист. Ну, а мы с Яночкой отправились прямиком к вагонам. Миновав несколько путей, мы вскоре добрались до одного из ближайших "спецов", который был почти точной копией нашего, только его окраска была посвежее. Дверь в вагон была чуть приоткрыта, и мы постучали.
Яна стояла, поставив одну ногу, одетую в босоножку, на ступеньку вагона, на щиколотке ее блеснула тонкая золотая цепочка, которая привлекла мое внимание.
-Это для чего, Яночка? - спросил я, указывая на цепочку.
-А... это, - смущенно улыбнувшись, ответила девушка. - Не знаю. Так теперь носят, говорят, модно.
Дверь вагона приоткрылась еще немного, и из-за нее показалась небритая физиономия:
-Сколько вам?
Судя по форме лица и акценту, проводник был из наших, из Молдавии.
-Вот, дайте нам банку, - сказала Яна и протянула деньги.
-А где я вам банку возьму? Со своей надо приходить, - обнажая в ухмылке желтые прокуренные зубы, ворчливо спросил хозяин вагона; при этом он плотоядно разглядывал Яну сквозь прищуренные щелки глаз.
-Дай нам две банки, земляк, - сказал я по-молдавски, - и не разбавляй.
-А я и не разбавляю, - растерявшись, сказал проводник тоже по-молдавски, затем, оглядев меня удивленно, скрылся внутри вагона. Секундой позднее в дверях вместо него возникла нечесаная женщина в халате, скорее всего жена проводника, так как была примерно одного с ним возраста - лет сорока с хвостиком.
-Кто ты? - спросила она по-молдавски. - Откуда?
-Свой я, - ответил я. - Проводник. Только я везу сухое вино, а мне сейчас нужно крепкое.
-Сейчас, сейчас, - засуетился показавшийся в проеме двери хозяин и, улыбаясь, подал нам две полные банки портвейна.
-Дай нам взамен второй банки сухого, - попросила хозяйка, отсчитывая протянутые Яной деньги, - мы на крепкое уже смотреть не можем, за сухим соскучились.
Разговор по-прежнему велся на молдавском, при этом Яночка, ничего не понимая, только переводила взгляд с одного говорившего на другого.
-Вон там! - указал я пальцем направление, - метрах в ста отсюда, стоит мой 'спец' с зелеными дверями, последние цифры 36. Я сейчас туда напарника отправлю, он будет в курсе и рассчитается с вами. Минут через двадцать приходите, или, если хотите, он сам к вам придет.
-Хорошо, - отозвался земляк, - надеюсь, не обманешь?
-А смысл? - ответил я, - у меня его сто тонн, а продать сухое, как ты знаешь, проблема.
Земляк согласно покачал головой. Я поблагодарил его, подал Яне одну банку, сам взял в руки вторую, и мы тронулись в путь.
-Крышек нет, извини, земляк, - с сожалением в голосе крикнул нам вдогонку проводник.
-Друм бун! - крикнул я ему. 'Доброго пути!'.
Яна, заметно приободрившаяся от двойного количества приобретенного нами вина, шла быстро, на ходу расспрашивая меня:
-А ты, значит, тоже молдаванин?
-Да. Можно и так сказать, - неопределенно ответил я.
-А кем ты работаешь?
- Я эксперт по винам, - соврал я.
-А-а-а, тогда понятно.
Когда мы достигли конечной точки нашего пути, Яна поставила перед своими товарищами банку и с гордостью сказала: 'Вот!'; я со скромным видом устроил вторую банку рядом с первой.
Ребята повеселели, зашевелились, начали доставать откуда-то из-под бетонных обломков захватанные, все в пятнах и потеках стаканы, а я шепнул Николаю, что кому-то из нас необходимо сбегать к вагону и рассчитаться с земляками.
-Я пойду! - сказал он, поднимаясь со своего места. - Как старший проводник. Заодно проверю, как там дела. А ты, если вдруг потеряешься, не забудь, наш адрес - Мытищи. Если вагон не сможешь разыскать, возьми такси и дуй прямиком туда.
-Возвращайся, - сказал я. - Все равно у ментов рейд, не стоит в вагоне торчать, глаза мозолить.
-Да я посижу в вагоне хотя бы для того, чтобы цистерны не вскрыли, - сказал Николай.
-Если получится забрать с собой хоть одну из девушек, - шепнул я напарнику, - я тебе ее приведу.
-Нет, эти, я думаю, в вагон не пойдут, - с сомнением в голосе сказал Николай и исчез в темноте.
Под глуховатый звон наполненных стаканов я познакомился с остальными членами компании. Высокий атлет оказался членом сборной Москвы и молодежной Союза по водному поло, его звали Андрей; красавца-брюнета, игравшего на гитаре - Слава, третьего парня, ничем особо не примечательного - Игорем, а четвертый, пока мы с Яной ходили за вином, ушел домой, из-за чего остался для меня безымянным. Несколько полноватую, или, точнее сказать, рельефно сложенную девушку, сидевшую рядом с гитаристом, звали Лариса, а последнюю из трех девушек - Еленой. Она - Елена - была заметно старше Ларисы и Яночки, позже она сама сказала мне, что ей 26, зато от своих подруг она отличалась изящным сложением и красивым с утонченными чертами лицом. Судя по разговору и манерам, она была, в отличие от всех прочих, интеллигенткой. Казалось, она случайно забрела сюда, на танцплощадку, и к остальным, собравшимся здесь, никакого отношения не имеет. Мне даже в какое-то мгновение почудилось, что я уже где-то встречал Елену раньше, но, подумав немного, отбросил эту мысль - мало ли в мире похожих людей, вот и она похожа на кого-то...
-Это что, портвейн? - спросил Игорь, сделав первый глоток.
-Портвейн, портвейн, - подтвердил я и, указывая на Андрея, шутливо продекламировал: - Будешь пить портвейна сок, будешь строен и высок.
Все рассмеялись и выпили.
Я наливал (привычное дело), стаканы ходили по кругу, и мне, стиснув зубы, тоже пришлось пить эту бодягу, называемую вином, которое изготовляют из смеси плохого качества спирта, плохо отфильтрованного или же бракованного вина, воды и пищевой краски. Портвейн обжигал горло, и я подумал с усмешкой: 'Сам же попросил не разбавлять, а жаль - с водой он гораздо легче пьется'. Наполняя стаканы по третьему кругу, я заметил, что присутствующие пьянеют буквально на глазах, причем парни гораздо быстрее девушек.
'Наверное, это вино у них, как мы выражаемся, наложилось на вчерашние дрожжи' - подумал я, пропуская свою очередь, на что, впрочем, никто внимания не обратил. К тому времени, когда мы опустошили вторую банку, даже Андрюша - ватерполист, был близок к 'ауту', не говоря уже об остальных.
Незаметно наступил вечер, сумерки опустились на окрестности, однако свет мощных фонарей, падающий на танцплощадку с прожекторной вышки, расположенной неподалеку, достаточно хорошо освещал место нашего базирования. Мы спели хором несколько песен под гитару; затем Лариса, подсев ко мне, стала расспрашивать о молдавских ансамблях и о солистах, так как Яна, видимо, уже успела шепнуть ребятам, что я из Молдавии. При этом, кстати сказать, мои собеседники проявили такие солидные познания о музыкальных новинках, в том числе молдавских, легко перечисляя названия групп, а также имена и фамилии музыкантов, что мне оставалось только помалкивать или поддакивать, слушая их, - сам я, к своему стыду, знал гораздо меньше.
Елена, вступив в наш разговор, легко подхватила тему и рассказала несколько пикантных историй из жизни молдавских музыкантов из известных всей стране ВИА, а когда я спросил ее, откуда она так хорошо знает предмет, она рассказала, что интересовалась этим, когда два года тому назад со своими сокурсниками по институту была со стройотрядом на практике в МССР.
-А в каком городе вы тогда работали? - спросил я.
-Жили мы в глухом селе, а работали то ли в Кабуле, то ли в Кагуле, на местном консервном заводе, теперь точно уже и не припомню, - засмеялась она, назвав, таким образом, мой родной город.
-Ага, есть такой, - подтвердил я, улыбнувшись, но не стал уточнять, лишь добавил, что он расположен на самом юге, на границе с Румынией.
-Вот-вот, - радостно подтвердила она, - мы жили в палаточном городке почти у самой границы.
Мы вместе покивали, вспоминая каждый о своем, и меня вдруг захватил какой-то непонятный азарт: мне почему-то захотелось познакомиться сегодня поближе именно с этой дамочкой - Леночкой.
Вскоре нас с Яной отправили за вином во второй раз, хотя, по моему мнению, все уже были нагружены сверх меры. Дорогой мне даже пришлось девушку поддерживать, так как ноги ее заплетались, выписывая замысловатые кренделя, при этом Яночка неестественно смеялась, словно кудахтала.
Знакомые уже нам проводники поблагодарили за сухое вино, которое им доставил Николай, наполнили нам банку, принесенную с собой, а взамен второй - пустой, дали-таки полиэтиленовую крышку.
Вернувшись на танцплощадку, мы обнаружили оставленных нами ребят уже в полуобморочном состоянии, всех, за исключением Игоря, который ушел домой, чему я даже обрадовался: теперь нас было три на три, то есть, при подобном раскладе я мог надеяться, что одна из девушек как бы предназначалась в этот вечер мне.
Когда наша шестерка с большими усилиями собралась в кружок, Лариса во всеуслышание объявила, что мы отправляемся к ней домой. После этого мы выбрались на шоссе и, разбившись попарно, чтобы дорогой поддерживать друг друга, потопали в сторону жилого массива, который светился огнями километрах в двух-трех впереди нас.
-Сколько же нам понадобится времени, чтобы добраться до твоего дома? - спросил я Ларису.
-С полчаса, я уже ходила отсюда несколько раз, - ответила она, а когда я с сомнением покачал головой, добавила неуверенно: - А может и час.
Я оглядел нашу 'команду'. Лариса, ухватив под руку, вела за собой уже совсем никакого Славика; циклоп Андрей при ходьбе опирался на хрупкую Леночку (?!) - из-за чего их дуэт во время ходьбы напоминал эдакий гигантский циркуль; Яночка обеими руками вцепилась в мой локоть и практически висела на нем. В таком состоянии и таким темпом нам никогда не добраться до цели, решил я: или сил не хватит, или еще, чего доброго, милиция по дороге перехватит.
Я крикнул, чтобы все остановились и собрались в кучку, так как мы уже умудрились растянуться шагов на двадцать, а сам стал взмахами руки останавливать проезжающие машины.
-Ты что, Савва? - сказала Лариса, поравнявшись со мной. - Пустяшное это дело. Отсюда до моего дома попросят трояк, а у нас на всех и рубля не наберется.
Я терпеливо махал рукой, но водители, словно сговорившись, объезжали нас стороной - видимо, наша компания не внушала им доверия. Наконец одна машина - 'волга' с шашечками на дверцах остановилась, и водитель в форменной фуражке высунулся из окна:
-Ну!..
-Нам на улицу Мо...ую, - сказала Лариса, называя свой адрес.
-Три рубля, - сказал водитель. - Но я могу взять только четверых, придется, если вам это подходит, делать два рейса.
-Шеф, возьми шесть рублей, - вмешался я в его расчеты, - и всех отвезешь одним разом (большая часть нашей с Николаем выручки находилась в данный момент у меня в кармане).
-Хорошо, садитесь, только поаккуратней! - подумав несколько секунд, согласился таксист, после чего мы погрузились в машину. За 10 минут добравшись до места, мы вошли в подъезд дома, где жила Лариса, и тем же манером попытались штурмовать лифт (ехать нам надо было на последний, то ли девятый, то ли десятый этаж). Но с лифтом договориться не удалось, он с лишним грузом не шел, поэтому на этот раз пришлось добираться двумя партиями.
Квартира, в которую мы вошли, оказалась небольшой, 2-комнатной, стандартной планировки, но это была, поверьте мне, сказочная квартира! Родители Ларисы в настоящий момент работали в какой-то из африканских стран, а их единственная дочь - 20-летняя студентка вуза, жила в квартире одна. На стенах обеих комнат и коридора теснились картины, в основном, почему-то, с морскими и лесными пейзажами, а все свободное пространство между ними было заполнено африканскими масками из дерева, кожи, перьев, глины и даже камня. На полу, куда не ступи, стояли разных форм и размеров вазы - от стеклянных до глиняных, от миниатюрных - всего в несколько сантиметров высотой - до полутораметровых, а какая здесь была радиоаппаратура - фантастика! Просто обалдеть! Ни в одной чековой или валютной 'Березке' такой, уж поверьте мне, было не сыскать. Видимо, родители Ларисы везли ее из самой Африки, или еще откуда-нибудь.
Лариса включила огромный музыкальный центр 'Пионер', заиграла медленная музыка - божественный "Квин", и прозвучало предложение танцевать. Согласитесь, что это предложение было смешно, ведь никто из нашей компании, за исключением меня, практически не держался на ногах. Славик, взявшийся наливать портвейн из банки в хрустальные бокалы, которые он достал из комода, не справился с этим ответственным делом и повалил бокалы на стол, уронив один из них на пол и разбив его вдребезги. Даже я, более других заинтересованный, чтобы народ был попьянее, понял, что наступил предел.
Елена с Андреем, недолго думая и не расцепляя объятий, удалились в спальню, Лариса застелила в зале диван и укладывала на него что-то бормочущего и тянущегося к ней руками полуодетого Славика, а Яночка сняла с какой-то антресоли перину и с моей помощью понесла ее на кухню: нам, молоденьким, для уединения отвели это уютное многофункциональное помещение... (ах, сколько замечательных минут из своей жизни я провел на кухнях!.. - и, кстати, не только сидя за столом).
Как только мы погасили в кухне свет, Яночка, оперативно разоблачившись, осталась в костюме Евы, причем на талии у девушки обнаружился узкий кожаный ремешок. Последовав ее примеру, я уже через минуту тоже избавился от вещей. Но не успел я спросить, для чего предназначен этот самый ремешок, как девушка, потянув меня на себя, скрестила ноги над моей спиной и, накинув ремешок на свои щиколотки, затянула его узлом.
'Поистине, век живи и век учись!' - мелькнула у меня мысль и я, склонившись над девушкой, поцеловал ее в шею.
-Только потихоньку, - шепнула мне Яна, закончив свои манипуляции и укладываясь поудобнее, - я в этом деле недавно, только учусь.
Я начал движения осторожно, как моя партнерша и просила, но вскоре, не сдержавшись, с урчанием набросился на Яночку и уже через минуту-другую 'приплыл': сказалось более чем недельное воздержание. После чего улегся рядом с нею. Моя 'ученица', покрутившись на 'ложе' минуты две-три, сморилась и мирно засопела. Я был разочарован, ведь даже во вкус войти не успел, но девочка уже спала, не насиловать же ее спящую, и обижаться было не на кого - сам все затеял, сам всех напоил.
Спустя некоторое время я встал и направился в ванную комнату, где в кране, к великой моей радости, обнаружилась горячая вода. Тщательно сполоснув ванну и брызнув на дно какого-то шампуня, я стал ее наполнять. Вскоре, лежа в ванной при выключенном свете, я наслаждался, отмокая в пенной ароматной воде, временами доливая порцию горячей воды, и только что не похрюкивал от удовольствия.
Неожиданно уютная ночная тишина нарушилась приближающимися неуверенными шагами: кто-то, шлепая по полу босиком, направлялся в мою сторону. Я замер: если кому-то приспичило в туалет, то это в соседнюю дверь, а если в ванную... то это может быть только кто-то из девушек - Лариса или Елена, - не будет же мужик, да еще в таком состоянии, помышлять о купании. Дверь открылась, и в ванную вошла Лариса - я узнал ее в слабеньком свете, пробивавшемся с улицы сквозь окошко из кухни, по рельефной фигуре.
Лариса была неглиже, через руку переброшен халат. Не решившись включить свет (очевидно, не желая нас, спящих в кухне, беспокоить), и теперь, почувствовав, что в ванной кто-то есть, Лариса, высунув руку назад, стала нашаривать выключатель и спросила негромко:
-Кто здесь?
-Это я, Савва, ваш гость, - прошептал я. - Не включай свет, Лорочка.
Лариса, мгновенно прикрывшись халатом, остановилась в дверях.
-А где Яна? - спросила она смущенно, явно намереваясь уйти.
-Спит девочка, - сказал я. - Портвейн ее сморил. А ты заходи, заходи, чего стесняешься? - С этими словами я протянул ей руку. 'Если она только что переспала со Славиком, то, вероятнее всего, уйдет, - подумалось мне, - а если между ними ничего не было, то, возможно, останется'.
Лариса стояла, обеими руками прижимая к телу халат, словно защищаясь им от меня. Встав и перешагнув через край ванной, я одним движением (борцовским, называемым 'перевод') притянул ее и одновременно развернул спиной к себе так, что ее округлые и плотные, как наливные яблочки, груди легли в мои ладони. А бедра, теплые и упругие, соприкоснулись с моими. Губами я уткнулся ей в шею, и то ли зашептал, то ли застонал:
-Лорка, ты такая сладкая, пожалуйста, не уходи, останься со мной...
Девушка сделала несколько молчаливых попыток вырваться, но размеры ванной комнаты не давали простора для борьбы, а я удерживал ее нежно, но крепко.
-Савва, послушай, ну это же... это смешно... -прошептала она.
-Почему же смешно?
-Я пришла искупаться, а ты...
-Все правильно, я здесь тебя уже давно жду, - сказал я, не давая ей договорить и вновь целуя в затылок. Я целовал ее так какое-то время, потом стал прикусывать зубами. Лариса в моих руках постепенно расслабилась, и тогда я развернул ее лицом к себе и крепко поцеловал в губы, после чего отпустил. Девушка швырнула ненужный теперь халат на умывальник и, повернувшись ко мне лицом, смело шагнула в ванну.
-Ну хорошо... Ты хочешь прямо здесь? - спросила она.
-Да, хочу! - сказал я с восторгом, обнимая и целуя ее, - здесь и сейчас!
Пустив струю воды через рожок душа, я стал, поливая водой, нежно обмывать ее тело. Это необыкновенное ощущение, когда вы стоите с женщиной под душем, когда ваши руки скользят по ее телу, на мгновенья замирая то там, то здесь, в различных укромных местечках ее тела, а затем внезапно переходят на другие его части. Эта великолепная церемония хороша также для первого знакомства, как вот в нашем с ней случае; при этом наши тела прижимались друг к другу самыми неожиданными местами, и перед моими глазами, под моими губами попеременно возникали то округлое плечико, то темнеющий твердый сосок, то нежная кожа ее шеи...
Я уже буквально изнемогал от возбуждения, и мы, топчась в ванной, стали искать подходящую для обоих позу, но лицом к лицу ничего не получалось, а задом ко мне девушка стеснялась повернуться. Я шепнул Ларисе, чтобы она подождала минуту и, выскочив из ванной, бросился в зал.
Славик лежал, раскинувшись посреди дивана и, сладко посапывая, спал. При этом он, к моему удивлению, был по-прежнему в одежде, то есть в брюках, правда, без рубашки, в одной майке. Я схватил его в охапку, легко поднял и, перенеся на несколько шагов, положил на ковер и прикрыл его большим ворсистым покрывалом, валявшимся рядом с диваном.
Когда я вернулся за Ларисой, она вытиралась, поставив свою рельефную ножку на край ванной. Отбросив полотенце в сторону, я подхватил ее на руки и, не чувствуя веса, понес в комнату, где нас ожидал свободный теперь диван. Лариса приняла меня легко и доверчиво, и мы тотчас же предались любви, разгоряченные жаркими объятиями и поцелуями в ванной. Она быстро кончила и, задыхаясь, прошептала:
-Савва, остановись, я больше не могу... Меня будто током бьет по оголенным нервам...
-Подожди, я сейчас... тоже, - прерывисто дыша, отозвался я. - Еще чуть-чуть, еще секунда...
Когда я оторвался от нее, она в благодарность стала целовать меня, затем, после паузы, вдруг спросила:
-Постой, а где Славик?
-Да вон же он, - ответил я, указывая на темнеющее возвышение на полу около стола. - Не волнуйся, с ним все в порядке, даже отсюда слышно, как он сопит.
-Нехорошо как-то... Отнеси его... - зашептала Лариса, - в другое место, ну... хотя бы к Янке, что ли.
-Конечно-конечно, - ответил я. - Я так и сделаю.
-Спасибо, милый... - проворковала Лариса и, не договорив, повернулась на бок и уснула.
Я прижался к ней покрепче и, укрывшись до подбородка одеялом, тоже собрался спать. Но даже теперь, ощущая рядом с собой горячее тело женщины, только что любившей меня, я почему-то чувствовал себя неудовлетворенным. Да и сон не шел... В чем же дело? Ах да, ну конечно же!.. Елена! Лишь теперь только я понял, вернее, признался себе в том, кто именно не давал мне покоя! Елена! Вот о ком я думал весь этот вечер, занимаясь любовью с этими девочками... вот о ком мечтал.
Бесшумно выбравшись из постели, я на цыпочках направился в спальню. Ага, вот они, голубки - Елена и Андрей! Спят. Одетые. Во, блин, вот дают мужики! С такими классными бабами - и одетые!
Я пробрался на кухню, и, еле отыскав их в куче одежды, натянул на себя трусы и тут же вернулся, - для того, что я задумал, костюм не требовался. Елена спала, плотно прижавшись к стене, вернее, Андрей ее туда буквально вжал, и теперь, навалившись на нее всем своим громадным телом, спал, храпя как паровоз. Я судорожно вздохнул. Надо было что-то предпринимать. Ведь задавит девочку, циклопище!
Я осторожно потянул его за руку, чтобы отодвинуть от Елены, или хотя бы развернуть этого бугая навзничь. Он, всхрапнув, отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Я едва успел отпрянуть. Если бы он своей рукой, больше похожей на кувалду, попал бы случайно мне в челюсть, то я, не помышляя больше о Елене, валялся бы сейчас рядом с их кроватью в глубоком нокауте.
Я обвел взглядом комнату, и, не найдя ничего более подходящего для самозащиты, как хрустальная пепельница в виде морской раковины не меньше чем в килограмм весом. Я взял ее со стола и покачал в руке, приноравливаясь. Треснуть, что ли, этой самой пепельницей Андрюшу по башке, чтобы он отключился, а затем стащить его с дивана? И тогда никаких проблем, путь к Елене свободен. А вдруг я его убью? Нет, такой вариант не годится...
Я нащупал Ленкину ногу и ущипнул ее через джинсы, но она только буркнула что-то сквозь сон и потянула, поджала ногу под себя.
Что же делать? Я был почти в отчаянии. А ведь цель так близка...
В какой-то момент Андрей вздохнул и повернулся в мою сторону всем своим массивным телом. Я замер. Теперь он не храпел, и мне даже показалось, что он смотрит на меня! Притвориться, что ли, как это делают ниндзя в голливудских кинофильмах, креслом или кактусом? Несколько секунд я не дышал, занеся над его головой пепельницу. Но Андрей вздохнул и опять захрапел. А рядом с ним лежала такая близкая... такая желанная... и по-прежнему недостижимая Елена. Я должен был действовать! Не замечая прохлады пола, на котором я стоял босиком и, отгоняя мысль о том, что вот же, совсем рядом, в соседней комнате лежит женщина, которая в любую секунду распахнет для меня свои объятия, я опять отправился на кухню, поднял на руки спящую Яночку (она при этом даже не сбилась с дыхания) отнес ее в зал и положил рядом с Ларисой, а затем, не очень вежливо подняв с пола, примостил туда же Славика. Полюбовался на них. Великолепная троица! Ах, если бы я мог так же легко справиться с Андреем!
Я вернулся в спальню, в отчаянии ухватил Елену за обе руки и потянул на себя. Вначале ее тело поехало ко мне, потом надломилось в талии и Елена резко села на диване, при этом мы едва не столкнулись головами. В следующую секунду я увидел ее бешеные от возмущения глаза и мгновенно прижал свои губы к ее губам, не давая девушке крикнуть, затем рывком поднял ее на ноги. Она уперлась обеими руками мне в грудь, но я продолжал сжимать ее в своих объятиях. Наконец она сумела вырваться, и сразу же:
-Ты что, с ума сошел? Ненормальный какой-то!
-Леночка! - взмолился я. - Конечно же, я сошел с ума, но прости меня, я не мог по-другому. - Я оглянулся на спящего Андрея. - Пойдем, я тебе все объясню.
-Куда пойдем, сумасшедший? Разбудил среди ночи...
-Пойдем на кухню. Только на два слова, и я тебя отпущу, умоляю!
Елена, косясь на Андрея, сделала несколько неверных шагов, затем пошла впереди меня. Даже в таком виде - сонном и нетрезвом, она была грациозна, словно пантера.
-Это для кого здесь постелено? - спросила она, входя в кухню и ступая ногами на перину.
-Для нас с тобой! - твердо ответил я.
-Хм. Занятно. Принеси мне воды попить, - сказала она, выходя их кухни и открывая дверь в ванную. - Только обязательно холодной!
Когда я вошел с кружкой воды, она стояла в ванной, поливая себя из душевого рожка. Не испытывая передо мной никакого стеснения при включенном свете (жажда, очевидно, была сильнее), Лена схватила кружку и осушила ее одним залпом.
-Принеси еще, - сказала она. - А еще лучше, сделай мне, пожалуйста, кофе.
Я принес еще воды, невольно задержав на ней, обнаженной, свой взгляд, и тогда она брызнула на меня из рожка водой:
-Уходи же, наконец! И без кофе не возвращайся. - Однако тон ее заметно смягчился, что меня ужасно обрадовало.
Я обшарил всю кухню, прежде чем обнаружил банку индийского кофе, спрятавшуюся на подоконнике среди цветов в горшках; на газовой плите уже закипал чайник. Вскоре две большие чашки крепчайшего ароматного напитка стояли на кухонном столе - я тоже в эту минуту нуждался в кофе. Елена вошла на кухню уже в халате, оставленном Ларисой в ванной, и я невольно улыбнулся, подумав о преемственности людей и их вещей. При этом свои вещи Елена держала в руке. Бросив их на стул, она взяла чашку в обе руки и поднесла ко рту.