Отложив в сторону книгу, я потянулся на диване, который отозвался на это недовольным скрипом, затем огляделся в комнате. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь неплотные оконные занавеси, касаются рук и лица, ласкают, еще не обжигая - весна, май. Три часа пополудни. А я с самого утра валяюсь в постели с книгой в руках и никуда не тороплюсь: целых семь дней, начиная с сегодняшнего, я могу вот так лежать, читать, есть и бездельничать - у меня график работы для этого вполне подходящий: неделю я работаю, неделю отдыхаю.
Правда, такого удовольствия - бездельничать, мне раньше как-то не выпадало, все время в свои выходные чем-то занят был: то делами занимался (попеременно, то своими, то чужими), то развлекался, как мог, так что и не успевал даже заметить, как эти самые выходные проходили. Теперь же, - а этому новому для меня состоянию пошла вот уже третья неделя, - мне категорически воспрещается в выходные даже из дома одному выходить - то есть, по сути дела, я нахожусь под домашним арестом!
Да-да! Именно так: моя жена, моя дражайшая супруга Марта, посадила меня под домашний арест. Другие мужики, а я, естественно, имею в виду семейных, могут находиться в таком состоянии долгие годы, некоторые - всю жизнь, и даже не догадываться о том, что они под домашним арестом, а я, человек, родившийся под знаком Водолея, и потому больше жизни любящий свободу, обостренно чувствую ее ограничение, потому теперь частенько пою вслух песню Тухманова из альбома 'По волне моей памяти': '...Мы под каблуком кокетки, как позор такой снести, ах, пусти любовь, пусти...'.
А предыстория этому состоянию была такая: примерно месяц тому назад мы с Мартой серьезно переговорили, и решили в последний раз попробовать помириться, назначив самим себе трехмесячный испытательный срок. А спустя всего неделю от начала этого срока, я вдруг узнаю наверняка, что моя жена завела себе ухажера...
Нет, я, конечно, знал о его существовании, просто поначалу не воспринял его всерьез. Тогда, в ресторане, где мы праздновали день рождения матери Марты, то есть моей тещи, он пару раз приглашал Марту танцевать. Мальчишка - худощавый и внешне весьма невзрачный, только что вернувшийся из армии, ну что с него возьмешь? Ну, подумаешь, увлекся, запал на зрелую, 26-летнюю женщину, да любой из нас, мужиков, сразу же после армии готов влюбиться в кого угодно, лишь бы у нее был облик женщины, и более того: очень многие, как мы знаем, в этом состоянии сдуру даже женятся, причем, что вовсе не является секретом, порой на ком попало, без разбора. Но 'мальчик' по имени Костя, видимо, заинтересовался замужней женщиной не на шутку, даже стал к нам на квартиру по телефону названивать. Марта отвечая ему, кокетничала, и я к удивлению своему понял, что между ними намечается роман.
Вначале, пока все ограничивалось телефонными разговорами, это было в какой-то мере даже забавно, потом стало неприятно, и мне пришлось сделать супруге замечание, я попросил Марту вести себя прилично и думал, наивный, что этого будет достаточно.
Тогда моя женушка затаилась, стала осторожнее, а 'мальчик', наоборот, активизировался, решился даже на прямой разговор со мной и назначил по телефону встречу.
Встретились мы на улице около дома, он протянул для приветствия руку, но я ее не пожал.
-Скажи, Костя, ты вообще понимаешь, что женщина, которая тебе нравится, замужем, что у нас семья, муж и ребенок и все такое прочее. Думаешь, это по-мужски - названивать, делать по телефону всякие намеки и так далее?
-Я... я все понимаю, Савва, но я ее люблю и ничего не могу с собой поделать. - И словно испугавшись собственных слов, он замолчал.
-Ага, любишь, значит? А моральная сторона дела тебя как бы не интересует? - скривился я. - А как насчет получить по хамской морде?
-Я готов, - ответил он, но я, оглядев его, явно не атлета, сплюнул в сторону и отказался от этой затеи.
-Я знаю, Савва, что вы друг друга не любите, - вдруг с горячностью стал говорить Костя, - Марта мне сама об этом сказала.
-Да, а еще что она тебе говорила? - заинтересовался я.
-Отпусти ты ее, Савва, она тебе не нужна, у тебя вон, в баре, день за днем проходят сотни девок, захочешь, любая твоя будет. А я ее люблю и женюсь на ней, ведь ты для нее уже старый.
-Старый? Кто, я старый?! - по-настоящему удивился я. - Это тоже она тебе сказала?
-Нет, я сам вижу. Подумай, тебе же 28 лет. А мне - 21. Отдай ее мне. Я буду ее на руках носить, баловать и любить. Любить каждый день.
Если бы мне кто сказал всего месяц тому назад, что мне предстоит подобный разговор, да еще касательно моей жены, я бы тому человеку не поверил, язык бы вырвал. Ан нет, стою вот и выслушиваю всю эту байду, даже головой киваю. Мне бы и хотелось на Костика разозлиться, но как-то не получалось: это ведь она, коза драная, моя женушка, дала этому мальчишке повод так себя вести, он-то, лопух, ни в чем не виноват, просто у него от влюбленности голова кругом идет.
-Ты знаешь, Костик, - сказал я раздумчиво, - я и сам еще способен ее каждый день трахать. Да-да, не сомневайся, и более того, скажу тебе по секрету, мне хватило бы сил после нее трахать еще и тебя, юный дурачок. А теперь пошел вон отсюда, пока я тебе башку не оторвал. Для тебя же будет лучше, если после сегодняшнего нашего разговора я тебя больше не увижу и ничего о тебе не услышу, - добавил я, повернулся и ушел. Тогда я еще не знал главного - что у них уже были интимные отношения.
Естественно, сразу после этого разговора я отправился к Марте за объяснениями, на что моя женушка нагло заявила, что попросту решила с помощью этого влюбленного в нее дурачка Костика проверить, не ослабли ли мои чувства к ней.
Однако ж, проверила. С того самого дня я и загулял - недели на две: захотелось убедиться, действительно ли я безнадежно состарился, или еще на что-то гожусь. И с пользой провел эти две недели, каждый день заводя новую пассию, с которой затем проводил бурную ночь. Ну, а после этого моего загула Марта взялась за меня всерьез, каждый мой день, каждый мой шаг был взят ею под контроль. Но это же, я вам скажу, ужасно - тяжеленные цепи Гименея буквально сковали меня, раздавили, уничтожили. Нет, я, конечно, был, существовал материально, но в то же время растворился как личность, супружеский каблучок больно придавил мою буйную головушку.
Моя женушка, милая подруга жизни - она же теперь, по совместительству, и бессменный надзиратель, - в настоящий момент находится дома, колдует над чем-то на кухне: она страсть, как не любит готовить, но мужа ведь надо чем-то кормить, а в ресторан или в кафе обедать, а тем более ужинать она меня вести не хочет, боится, наверное, что там я могу пропасть, исчезнуть или же и вовсе испариться. Вон, доносится из кухни грохот кастрюль - сама меня посадила под домашний арест, пусть теперь и кочевряжится у плиты - это тебе не то, что, как в том анекдоте, в первый, медовый месяц семейной жизни:
'Милый, давай позавтракаем любовью. - И несколькими часами позднее: - Постой, милый, у теплой батареи, прижавшись к ней низом живота, разогрей обед, а затем - и пообедаем любовью...', нет, тут приходится побегать и подсуетиться, чтобы накормить любимого муженька, а то он, глядишь, опять куда-нибудь сбежит...
Звонит телефон. Подходить к телефону мне строжайше запрещено, так как я полностью, если верить словам моей благоверной, 'потерял доверие'. Скорые мелкие шажки моей милой, потом ее голос:
-Савва! Поди сюда, тебя просят. - И, когда я подошел, добавляет, слегка скривив губы: - Что-то я не пойму, чего твои друзья хотят.
Только этого еще не хватало, чтобы ты все понимала, усмехнулся я про себя.
Внешне же я недовольно, демонстративно бормоча себе что-то под нос, что вот, мол, и дома покоя мне нет, беру из ее руки трубку. Моя ненаглядная стоит всего в одном шаге от меня, чтобы слышать и контролировать каждое слово.
-Алло! Да, я... Какой Миша?.. А... Михал Иваныч, здравствуй, дорогой! Все хорошо... Спасибо, нормально... - Я молчу несколько секунд, слушая собеседника, потом наш диалог продолжается, и я говорю:
-Ну так вези, конечно... Все там же, на старом месте. Приезжай прямо ко мне... адрес знаешь... возле магазина 'Юбилейный'. Хорошо, я жду.
Марта, женушка моя ненаглядная, напряженно вслушивавшаяся в наш разговор, слышавшая все слово в слово и ровно ничегошеньки при этом не поняв, поднимает на меня свои красивые длинные ресницы, а я в этот момент опускаю трубку на рычаг и отвечаю на ее безмолвный вопрос как можно более безразличным тоном:
-Это товарищ один... деньги должен... старый, карточный еще должок... завезет, сказал.
-Сколько денег? - перебивает меня Марта. Для нее жизненно важно, чтобы ни один рубль, мною заработанный, пусть хоть и нечестным путем, мимо ее рук не проскочил.
-Триста рублей, - отвечаю я небрежно и отправляюсь в зал, где меня ждут диван и книжка, но по дороге передумав, сворачиваю, иду на кухню, намазываю кусок хлеба маслом и, очистив зубчик чеснока, бросаю его в рот - так, чтобы это видела моя жена, так как запах чеснока ее очень раздражает. Я вообще люблю лук и чеснок, готов их употреблять каждый день, только редко мне приходится эти продукты есть - ведь я работаю в баре, беспрестанно общаюсь с людьми.
-Ты борщ мой ел? - спрашивает меня моя милая, когда я прохожу мимо нее.
-Ел, а как же, - отвечаю я, демонстрируя удовольствие от поедания чеснока.
-Ну и как он тебе?
-По правде сказать, грустный борщик у тебя получился, дорогая, излишне кислый и грустный, - отвечаю я, и про себя добавляю к сказанному: '...Как, кстати, и наша семейная жизнь'.
Марта стоит в задумчивости, не обращая внимания на мои слова и даже на то, что я ем чеснок - в данный момент в ее прекрасной головке созревает более важная мысль, а в голосе слышится нескрываемая радость:
-Вот и еще триста рублей в семью вернутся. А так, если бы он тебя на улице встретил и их отдал, и эти деньги на бл...ей бы ушли.
Вот так, если послушать мою женушку, все деньги у меня только на бл...ей и уходят. А я ей все время пытаюсь разъяснить и втолковать, что жена - то есть она в частности, - в этом плане хуже всех бл...ей, вместе взятых, и, конечно же, обходится мне гораздо дороже - ей сколько не неси, все мало. Вот за подобные разговоры, а также за свои многочисленные похождения и невозвращения домой после работы вовремя, я был приговорен ею к домашнему аресту. А на следующей неделе, когда я вновь выйду на работу и встану на свое рабочее место - за стойку, она тоже придет туда и будет упорно сидеть напротив меня, отпугивая клиентов и особенно клиенток своим ледяным взглядом, а чрезмерно настырных - по ее мнению - и нецензурной бранью, за ней не задержится.
Вернувшись в комнату, я беру в руки книгу и сажусь на диван, Марта входит следом и спрашивает:
-Что это за парень, Миша, я его знаю?
-Парень как парень, - пожимаю я плечами, - сейчас подъедет, выйдешь и познакомишься. Можешь его в дом, на чай-кофе пригласить.
-И выйду, - говорит она, смягчая, однако, тон. - Нам сейчас деньги нужны, требуется кое-что прикупить. У меня вон демисезонных туфель нет, уже износились все так, что обуть нечего.
Я невольно хмыкнул. Все ее 'изношенные' туфли стоят в шкафчике, в прихожей, еле помещаясь на двух полках: пар восемь только демисезонных, некоторые из них одеваны по одному или два раза. И вообще, если ее послушать, моя жена чуть ли не босиком по улице ходит. Летних туфель еще с полдюжины пар, я уж не говорю о сапогах и ботинках - сам все это барахло со смешторгбазы и сертификатных 'березок' ей понавез. Хорошо еще, что моя милая не стала перечислять, чего из вещей ей еще недостает: тут и тремя тысячами не обойдется, ну, разве что если приписать к этой цифре нолик...
Резкий гудок автомобиля прервал мои мысли - даже на четвертом этаже его сигнал хорошо слышен.
Мы вместе с Мартой выходим в лоджию и одновременно выглядываем в открытое окно. Там, внизу, стоит небесного цвета 'жигуленок', а рядом с ним улыбающийся Миша, который, заметив нас, приветственно машет рукой.
-Это и есть твой Миша? - спрашивает Марта и, не дожидаясь ответа, добавляет: - Я сама пойду! - И направляется к выходу.
-Тебе же обуть нечего, не позорь меня, да и себя заодно, - кричу я вдогонку.
-За своими собственными деньгами и босиком не стыдно, - отвечает она, обувает в прихожей домашние туфли и открывает наружную дверь. Я тем временем выхожу в лоджию и внимательно фиксирую все моменты задуманной мною операции.
Вот Марта подходит к машине, Миша ей что-то говорит (сейчас он должен ей сказать, что я ему должен вернуть его расписку), она ему мило улыбается, потом поднимает голову - на лице ее в этот момент уже нет улыбки - и кричит мне: 'Расписку принеси'.
Я киваю, а сам тем временем дописываю печатными буквами расписку якобы от его Мишкиного, имени, в том, что '...я, Р. Михаил, обязуюсь вернуть т. Савве Александрову в срок до 1 мая деньги в сумме 250 рублей, плюс 50 рублей, если возврат будет просрочен хотя бы на один день, и так за каждый месяц плюс 20% или по 50 р..., и так далее'. 'Уже 12 дней просрочил, негодник, - усмехнулся я про себя, - придется востребовать проценты'.
Я выхожу в коридор, сую ноги в домашние тапки и, как был в спортивных шароварах непонятного покроя, неизвестной фирмы и с голым торсом, выхожу из подъезда на улицу. Марта оглядывает меня, ее, судя по всему, успокаивает мой домашний вид и она продолжает улыбаться (не мне, разумеется, Мишке) и стоит в ожидании денег, не сомневаясь в том, что они целиком достанутся ей. Миша достает из кармана деньги - все десятками, протягивает мне, я передаю их жене со словами: 'Пересчитай', а ему отдаю расписку, которую он, пробежав глазами, тут же рвет, бросая клочья бумаги на асфальт.
В это время Марта, подняв глаза и уничтожающе оглядев нас обоих, заявляет:
-Второй раз пересчитываю и тридцати рублей не хватает. Ты что, Миша, деньги считать не умеешь. (Одно его неверное слово и моя жена вспылит и начнет грубить - уж я-то ее манеры хорошо знаю). Миша очень похоже растерянно хлопает ресницами, что-то бормочет про себя, затем берет деньги в руки, пересчитывает пачку десятирублевок, потом говорит:
-Верно, не хватает тридцатника. Это жена, наверное, в последнюю минуту вытащила их из моего кошелька. Только ее работа, больше некому. - И извиняющимся тоном добавляет: - Вы не волнуйтесь, Марта, я сейчас, мигом все устрою, через пять минут остальные деньги привезу. - С этими словами он отдает ей деньги, садится в машину и отъезжает.
-Подождем вместе? - обращаюсь я к Марте, боковым зрением сопровождая машину Михаила, которая медленно выруливает со двора. И добавляю с сарказмом: - Или доверяешь мне дождаться и самому получить недостающие 30 рублей?
Марта вновь окидывает меня оценивающим взглядом: по пояс голый, в тапках на босу ногу, небритый, волосы на голове нечесаные, торчат в разные стороны.
-Хорошо, подожди, - разрешает она мне. - Возьмешь деньги и сразу домой. - Взгляд ее в эту минуту выражает жалость: в таком неприглядном виде, даже с тридцатью рублями - кому я нужен?
Она входит в подъезд, дорогой вновь пересчитывая деньги и шевеля при этом губами, я же тем временем неторопливым шагом огибаю дом и выхожу на улицу под названием Танкистов. И тут же вижу Мишкину машину - чтобы подъехать к моему дому с другой стороны, ему пришлось сделать небольшой круг. Поравнявшись со мной, Мишка притормаживает и на секунду останавливается. Я сажусь в машину и мы, весело переглядываясь и пересмеиваясь, отправляемся в микрорайон Спирина.
-Мишаня, ты меня здорово выручил, с меня коньяк, - говорю я ему.
- Сочтемся, - усмехается он, - мне, может быть, тоже когда-нибудь потребуется твоя помощь для отмазки от моей жены.
Выгрузив меня у дома, в котором живет Кондрат, Миша крепко пожимает мою руку - спасибо ему, артист! - после чего уезжает по своим делам.
Я же поднимаюсь на третий этаж и звоню в знакомую дверь.
-Ну, слава богу, - говорит Кондрат, открывая. - Получилось из дому вырваться? Заходи. Как все прошло?
-Без сучка и без задоринки, как и следовало ожидать, - отвечаю я, широко улыбаясь, вхожу в прихожую и мы обнимаемся. - Ну а ты как тут? Какие новости? - И без паузы: - А Мишка молодец, ну и тебе, конечно, большое спасибо. (Это Кондрат передал Михаилу свои собственные деньги, чтобы таким образом выманить меня из квартиры). Мой друг тоже улыбается, радостно хлопает меня по плечу, но в то же время видно, что он чем-то сильно озабочен и даже опечален.
-Бар опечатали, - говорит он мне почему-то шепотом, наверное, потому, чтобы мама из своей комнаты не услышала. - Завтра будут ревизию делать.
-Ничего-ничего, - говорю я, пытаясь его приободрить, - что-нибудь придумаем. Все будет на мази, ты только головой не тормози.
Кондрат улыбается на мои слова, но улыбка у него на этот раз выходит какая-то жалкая, вымученная. Он отправляет меня в ванную, указывает на полку, где стоит пузырек с шампунем, лежат помазок и бритва 'шик' - чтобы я смог помыться и побриться, потом приносит из своей комнаты рубашку, пиджак и джинсы. Мы с ним носим один и тот же размер - 50-й, только ростом он на 13 см выше, - так это только по брюкам и видно, а их ведь можно и подкатать, это не проблема.
Спустя полчаса мы с Кондратом выходим из дома - я тщательно выбрит, аккуратно расчесан и даже пахну своим любимым французским одеколоном 'Кашарель', который обнаружил на полочке в ванной, затем садимся в его автомобиль и едем к ресторану - теперь нам необходимо выяснить, что там и как.
-Вообще-то у меня сегодня законный выходной, - рассказывает дорогой Кондрат, - но когда я пришел на работу - ну, сам понимаешь, навести в баре порядок да посчитаться, то обнаружил, что обе двери, ведущие в бар - наружная и внутренняя - опечатаны. Хотели, наверно, провести ревизию, только меня на месте не застали.
Я задумался. Ревизия - это, в общем-то, нормальное дело. Их делают периодически, раз в месяц-полтора. Но для чего опечатали двери? С какой целью? Могли бы просто уточнить у директора ресторана распорядок работы бармена и прийти с ревизией на следующий день. И вообще, плановые ревизии так не делаются: обычно девочки-бухгалтера приходят ближе к обеду, с ними председатель комиссии - какая-нибудь не слишком занятая дама из конторы общепита, за час-полтора, от силы за два с ревизией управятся, затем угостишь девушек обедом -можно с шампанским, а можно и без него, после чего ты совершенно свободен, хочешь - пьянствуй, никто в этот день тебя работать не заставит, а хочешь - работай, свой личный, а заодно и государственный план выполняй. А вот такое блядство - по-другому, пожалуй, и не скажешь, случается только тогда, когда кто-то из начальства на тебя зуб имеет, неожиданно подловить хочет и с работы скинуть, - приемчик, в общем, не новый и нам хорошо знакомый. Теперь вот сиди, ломай голову и думай, кому и чем не угодил. По всему выходит, что кому-то из руководства непременно хочется избавиться от Кондрата. Ладно, потом с этим разберемся - кто именно и с какой целью, а пока надо решать первоначальную задачу - как выкрутиться с этой ревизией. Проблема не только в том, что входные двери в помещение бара опечатаны, а еще и в том, что бар на сигнализации.
Подъезжать прямо к ресторану мы не стали - не стоит мозолить глаза, вдруг его, Кондрата, там дожидаются. Оставив машину в двух кварталах от места и войдя в ресторан через заднюю дверь - черный ход, мы обследовали все, что нам было нужно, затем прошли в вентиляционную комнату, расположенную в самом центре ресторана, и закурили. Помолчав с минуту, я вздохнул и спросил:
-Ну, а что там у тебя, Кондрат, в кассе делается?
-Да в том-то и дело, что дурак я, - уныло отвечает мой товарищ, - целую неделю не снимал бабки, хотел посмотреть, сколько чистыми набежит.
-А выручку всю сдал? - спрашиваю я, хотя по выражению его лица уже понимаю, что можно было и не спрашивать.
-Все подчистую, - опускает голову Кондрат. И, видя, как я на него посмотрел, добавляет: - Так ведь плановая ревизия только 10 дней как прошла, кто мог подумать?
-А кто бы мог подумать, - спрашиваю я ворчливо, - что там у тебя излишков за 10 дней набралось на сумму 200-300 рублей, а ведь это статья уголовная, или, как минимум, потеря рабочего места. И сейчас ты наверняка не знаешь, на каком свете находишься. А главное - снять эти излишки нет никакой возможности.
-Да знаю я, знаю, - процедил он сквозь зубы.
-Однако это еще не повод расстраиваться, - хлопаю я товарища по плечу, - выкрутимся. Будем решать проблемы по мере их возникновения. Ночью надо будет аккуратно отклеить бумажки с печатями, отключить сигнализацию, открыть бар и навести внутри полный порядок - подбить бабки и все прочее. Вплоть до того, что матрас вынести в комнату официантов, чтобы вообще придраться не к чему было.
-Да, - говорит Кондрат, - я тоже обо всем этом думал. - Его голос крепчает, мой товарищ выглядит уже не таким расстроенным, каким был всего несколько минут назад - в нем пробудилась надежда. Мы тихонько, через все тот же черный ход, так и не встретившись ни с кем из работников, покидаем ресторан и отправляемся на 'базовую' квартиру ?1, которая расположена в нескольких минутах ходьбы от ресторана - теперь нам необходимо время, чтобы обдумать все детали, как провести операцию и не наделать ошибок.
Прежде всего, я снимаю телефонную трубку и звоню на пульт охраны, трубку берет женщина - дежурная оператор, и я (от имени Кондрата, разумеется), пытаюсь выяснять, насколько хорошо мы с этой дежурной знакомы, чтобы получить от нее хоть какую-нибудь информацию. И уже через минуту разговора с ужасом убеждаюсь, что толком никого из девушек, там работающих, не знаю. По ходу разговора Клава (так она представилась), узнав меня по голосу, сразу поняла, чего я от нее хочу, и спросила напрямик:
-Савва, скажи мне, что именно тебя интересует, я тебе все разъясню.
Я сказал ей, что собираюсь заночевать этой ночью в баре с девушкой, на что Клава говорит мне:
-Савва, не морочь мне голову, я все понимаю, и это было бы несложно проделать, но проблема в том, что нам сегодня позвонили из управления городского торга и попросили сообщить о любой попытке открытия бара, причем немедленно.
-Спасибо огромное, с меня шампанское, - задумчиво говорю я ей и кладу трубочку - теперь мне многое становится ясно. Я поворачиваюсь к Кондрату, который как раз в эту минуту входит в комнату с маленьким подносом, на котором две чашечки с кофе и печенье. - Поздравляю тебя, друг мой и сообщаю для информации: за тобой охотится кто-то из конторы горторга, а не из общепита. Теперь - по делу: девушки с пультовой нам помочь не смогут - рискованно. Если кто из их начальства определит, что бар открывался, и сигнализация хоть на пару минут отключалась, а в журнале у них это не будет отмечено, ей останется только уволиться и хорошо еще, если обойдется без статьи.
Мой товарищ хлопает ресницами, стараясь припомнить, кому из горторговских руководителей не угодил, и я говорю:
-Голову над этим не ломай, скорее всего, ты лично никого не интересуешь, просто у кого-то из начальства есть планы другого человека на твое доходное место поставить, более сговорчивого и догадливого, улавливаешь?
-Ты же ежемесячно конкретную сумму нужному человеку не заносишь, - говорю я ему, - а это некоторых вышестоящих товарищей очень раздражает.
-Так я же не умею, никому и никогда в жизни взяток не давал.
-Надо давать, если хочешь на таком месте удержаться, современные реалии этого требует, - вздохнул я и предложил: - Ну, если действительно сам не можешь, то я за тебя дам. - И, видя его удивленное лицо, продолжил мысль: - У меня возьмут, не беспокойся, тогда и внезапные ревизии прекратятся, и работать будешь спокойно, под гарантию.
-И ты действительно справишься?.. - вопросительно протянул он.
-Да уж не сомневайся, ради тебя я сделаю это с большим удовольствием, - заверил я товарища.
Пока мы планировали, как и что будем делать ночью, на улице стало темнеть. После того, как мы обговорили все до мельчайших деталей, я предложил Кондрату перед делом отдохнуть, то есть поспать - ведь нам предстояла, скорее всего, бессонная ночь. Мы разошлись по комнатам и, не знаю как Кондрат, а я, мгновенно провалившись в сон, успел поспать пару часиков.
В ресторан нам необходимо было попасть до закрытия, поэтому в 23.30, вновь пробравшись в здание с черного входа, мы были уже внутри. Расположившись в вентиляционной комнате (чтобы не попасться на глаза никому из работников) мы закурили и стали ждать.
Работа наверху, в ресторанном зале, шла в этот день, судя по всему, ни шатко, ни валко, поэтому вскоре после полуночи девушки-официантки во главе с Машей - администратором, уже сдали сигнализацию, заперли входную дверь и ушли. Наступил наш час. Выбравшись из своего убежища, мы аккуратно - с подогревом, - отклеиваем и снимаем с двери бара бумажную ленту с печатями, затем я иду к главному рубильнику и отключаю его, свистом сообщая об этом Кондрату, который ключом мгновенно открывает дверь бара и накладывает на датчик блокировку - на все про все у него 20-30 секунд (автоматика сигнализации рассчитана на колебания напряжения в электросети, но протяженностью не более чем в полминуты, а если это займет больше времени, прибор подаст сигнал тревоги на пульт в милиции, и тогда явятся охранники, которые должны будут проверить все досконально. Представляю себе что будет, если они нас здесь обнаружат, удивлению и вопросам ведь не будет конца, да и с начальством после хлопот не оберешься).
-Готово! - слышу я голос Кондрата и возвращаю ручку рубильника в прежнее положение; я сосчитал в уме до семнадцати - успели!
Теперь, когда я вновь включил рубильник, сигнализация продолжает работать как ни в чем ни бывало, а вот дверь в бар можно открывать или закрывать - приборы покажут что все в порядке - норму, потому что проводка в баре была самым примитивным образом заблокирована - сегодня, я уверен, даже школьники умеют проделывать нечто подобное. На скрупулезную ревизию - а для гарантии каждый из нас делал ее в отдельности - ушло минут сорок (я думаю, что даже бухгалтер со стажем быстрее не сделал бы). Затем мы сделали сверку - разница между нашими подсчетами составила около восьми рублей - и вышло у Кондрата излишков на сумму всего приблизительно в 150 рублей. Но все равно, как ни крути, по советским законам это - уголовная статья. С согласия Кондрата я снимаю с полки шесть бутылок марочного коньяка - это наиболее дорогой и ликвидный товар, укладываю их в свою спортивную сумку, и теперь выходит, что у Кондрата вместо излишков недостача - небольшая, всего рублей в 25 - 30, как раз подходящая под списание.
Покидаем бар, закрываем дверь, бумажную ленту с печатями аккуратно приклеиваем на место, затем идем к черному ходу ресторана, открываем наружную дверь (ключи практически от всех дверей ресторана у нас имеются в наличии и всегда с собой), выходим и закрываем ее - теперь нам уже все равно, приедет охрана проверить в чем дело, или нет - мы к тому времени будем далеко, а они могут лишь зарегистрировать в журнале, что были нарушения в работе приборов или сбои в электроснабжении, но вот следов взлома и проникновения наверняка не обнаружат.
-Вот и все, - говорю я Кондрату спустя минуту, когда мы отъехали от здания ДОСААФ, у которого оставляли машину.
-А что же мы теперь будем делать с коньяком? - растерянно-глуповато спрашивает он, голос моего товарища буквально звенит от пережитого, и я, поглядев на него, начинаю смеяться, несколькими секундами позже он тоже хохочет, теперь уже мы оба заливаемся, буквально ухохачиваемся, - нервная, так сказать, разрядка.
-Выпьем, - строго говорю я, обрывая смех. - Весь этот коньяк, что находится в этой сумке. А что? Уничтожим излишки подчистую.
Кондрат согласно кивает и постепенно успокаивается, только плечи его все еще продолжают мелко вздрагивать, - он до сих пор находится в состоянии некой прострации.
Дело сделано, но домой мне ехать не хочется - там жена, а значит скучно и неинтересно, к тому же начнутся расспросы и упреки: почему сбежал? где был? да с кем? да что делал? - а разве можно ей, согласитесь, правду рассказать? Поэтому мы отправляемся к городской телефонной станции, расположенной в самом центре города. Там работают знакомые нам девушки - техники связи, а так как работа у них посменная, круглосуточная, всегда можно застать кого-либо из них на месте. Нам даже все равно кого - все работницы молоденькие, симпатичные и незамужние, но, никаких отношений, кроме дружеских, мы ни с кем из них до сих пор, как ни странно, не завели.
-Пора познакомиться кое с кем из девушек из АТС поближе, - уловив ход моих мыслей, говорит Кондрат, останавливая на стоянке и вылезая из машины, - а то у них может сложиться ложное впечатление, что мы способны лишь на дружбу.
Я кивнул, усмехнувшись, и мы вошли в помещение. Нам повезло - мы застали на месте сразу четырех девушек: две из них заступили на работу в 12 ночи (таков был график), а те, что сменились, еще не уходили домой - девушки сидели все вместе в комнате отдыха, пили чай, закусывали печеньем и делились своими дамскими секретами.
-Так-так-так, - сказал Кондрат, входя в помещение и окидывая всех присутствующих своим 'фирменным' взглядом, который в обиходе называется взглядом удава. - Что это тут происходит, черт возьми, почему непорядок на государственном стратегическом объекте? Ну-ка, кто тут посторонний, сворачивайтесь, мы вас домой отвезем, а то вы будете, я смотрю, здесь до утра копошиться.
Девушки заулыбались, стали наперебой здороваться, они явно рады нашему появлению. Одна из них, высокая, стройная и длинноногая блондинка по имени Светлана, встает и отправляется к кофейному столику, стоящему в углу помещения, чтобы приготовить нам кофе, который, надо признать, приходится нам весьма кстати. Прихлебывая кофеек, мы непринужденно болтаем с девушками о всякой всячине. Кондрат выдает пару свежих анекдотов, и они ему удаются, потому что голос рассказчика очень натурально звенит, а глаза и вовсе мечут молнии. После кофе Кондрат отводит в сторону Светлану, пару минут с ней о чем-то шепчется, в итоге этих переговоров она и вторая девушка, бывшая вместе с ней в смене, которую, кстати, тоже зовут Светлана, берут свои сумочки и отправляются на выход; мы с Кондратом следуем за ними, а на объекте остаются работать Маша и Лариса.
Пока девушки, остановившись около машины, о чем-то между собой переговариваются, мой друг, коллега и 'боевой' партнер шепотом дает мне 'вводную': первой, блондинке, 18 лет, кличка 'Сестра', поведение фривольное, девушка уже неоднократно выражала свое желание сблизиться с Кондратом, так что проблем с ней, по-видимому, не будет, и он, естественно, 'берет ее на себя'; второй девушке 21 год, в прошлом году закончила Московский техникум связи. Она 'предназначается' в этот вечер мне.
Я исподволь рассматриваю предложенную мне для ухаживания девицу: роста среднего - она несколько ниже своей подруги, - волосы темно-русые, пострижены коротко, фигура обыкновенная, неполная, лицо простое, глаза серые, невыразительные, нос прямой, маленький. Другие данные, интимные, называемые у нас 'компромат': с кем из общих знакомых уже встречалась, с кем спала, как и что в сексе предпочитает - на нее отсутствуют, поэтому тут мне представляется полная свобода - действовать по обстоятельствам.
'Ну что ж, - подумал я, - девушка уже достаточно взрослая, не должна быть проблемной, попробую, подкачусь к ней на тему любви, ну а что из этого получится - увидим'.
Когда мы уже садились в машину, я успел заметить, что 'моя' Светлана поглядела на меня внимательно, оценивающе, после чего уселась на заднее сиденье, и от этого ее взгляда я почувствовал себя спокойнее и даже увереннее - у девушки было естественное женское поведение, нормальная реакция на происходящее.
Наша машина, в несколько минут преодолев городские кварталы, выбирается на загородную трассу и, набирая скорость, берет курс на аэропорт, расположенный в четверти часа езды от города. Неподалеку от аэропорта, посреди небольшого лесочка, есть великолепное местечко, где мы нередко, выбираясь на природу, отдыхаем: это небольшая, красивая, особенно в теплое время года полянка (так называемое 'барменское место'); от шоссе к ней ведет широкая прогалина, по которой можно подъехать до самого места.
Машина Кондрата укомплектована всем необходимым, поэтому уже через несколько минут после прибытия на место мы садимся вкруг на покрывала, брошенные в траву, каждый получает в руки фужер, и Кондрат наливает в них янтарную жидкость - 'излишки' коньяка. Он наливает коньяк небольшими порциями, примерно на толщину пальца, как у нас заведено, а из закуски в наличии имеются лишь шоколадные конфеты, прихваченные нами из бара. Нам приходится держать фужеры в руках, так как поставить их здесь невозможно - трава тут высокая, чуть ли ни до колена, и к тому же пружинит даже после нескольких моих попыток примять ее спиной.
Кондрат по-прежнему возбужден и весел, да и я тоже пребываю в приподнятом настроении, - оба мы без конца шутим, острим и смешим девушек. Конечно, мы не могли поведать девушкам правду о сегодняшних наших приключениях, и те, не понимая причин нашего столь безудержного веселья, поначалу с удивлением поглядывают на нас, но постепенно и сами заражаются нашим хорошим настроением, а Светлана - 'сестра', вскоре и вовсе хохочет взахлеб, вплоть до икоты.
'Моя' Светлана по сравнению с подругой более сдержанна, но со временем и она стала раскрепощаться, очевидно, понимая, что мы ребята дружелюбные и, скорее всего, безобидные.
И все же 'моя' девушка, - для удобства назовем ее Светланой, а первую, блондинку, просто Светой, - как мне казалось, все еще продолжала немного дичиться, и я, выбрав удобный момент, наклонился к ее уху и шепнул:
-Не беспокойся, Светик, тебе в нашей компании ничто не угрожает. Мы ребята не озабоченные и совсем не нахальные.
Девушка на мои слова улыбнулась и понятливо кивнула.
Спустя какое-то время, когда мы с Кондратом отошли по нужде, он мне оперативно выложил дополнительные сведения о моей пассии, полученные им от Светы: Светлана всего пару недель тому назад после долгих и тяжелых выяснений отношений рассталась со своим парнем, с которым встречалась на протяжении двух лет, прожив с ним весь этот срок, как невеста с женихом, или вернее, как жена с мужем. Я внимательно выслушал это сообщение, хотя, откровенно говоря, все эти подробности меня мало интересовали, да и вообще, уже для себя решил я, дамочка эта не в моем вкусе. Правда, Кондрату я об этом не сказал, постеснялся. Подумал просто, что на одну ночь, пожалуй, меня бы хватило, возникни у Светланы встречное желание провести ее со мной, но не более того.
Тем временем тост следовал за тостом, и вскоре девушки стали отказываться пить, а мы с Кондратом продолжали в том же духе, поминутно вспоминая, где наводящим словом, где намеками, вначале те моменты, как меня 'выуживали' из дома, воровали из-под самого носа моей благоверной, а потом все перипетии, связанные с ревизией и... вновь наливали.
Это был один из тех довольно редких случаев, когда мы с Кондратом весьма прилично, и притом в охотку выпили. Всего нами было выпито три бутылки коньяка - девчонки осилили примерно по 150 граммов каждая, мы же двое - все остальное, то есть нам вышло более чем по бутылке на брата. И, что интересно, у девушек глазки уже блестели, а у нас с Кондратом - хоть бы что, ни в одном глазу.
Было уже далеко за полночь, когда Кондрат шепнул что-то Свете на ухо, они встали, и мы со Светланой не успели даже переглянуться, как они исчезли в гуще деревьев.
-Светлана, - сказал я, когда уже неудобно стало молчать и держать паузу, - как ты смотришь на то, если мы с тобой покувыркаемся здесь, на травке... - И увидев ее встревоженный взгляд, поспешил добавить: - Но если у тебя есть другое, более занятное предложение, я весь внимание - сегодня у нас, как видишь, особый, праздничный день.
Произнеся все это, я с улыбкой пододвинулся к ней поближе: мои глаза напротив ее глаз, лицом к лицу.
-А что, это обязательно... - состроив серьезно-строгое лицо, начала она. Дальше я не расслышал, изо рта ее прямо мне в лицо ударил резкий и тяжелый, словно из самого ада запах, который сразил меня наповал. Мне даже почудилось, что это она, а не я, ела накануне чеснок, причем употребила его по меньшей мере с десяток головок.
'Нет, я ее уже не хочу! - тут же подумал я и упал, повалился назад, спиной в траву. - И никогда не захочу'. Тем самым притворившись пьяным и сделав вид, что еще немного, и я вообще усну, я прилег, свернувшись на покрывале калачиком. Дело в том, что запахи играют в моей жизни большую роль, причем гораздо более важную, чем мне самому бы этого хотелось. Природа обошла меня всеми известными талантами, зато взамен наградила прекрасным зрением, тонким слухом и сверхчувствительным обонянием, за что я всю жизнь расплачиваюсь: вижу то, что мне совсем не обязательно видеть, слышу то, что не предназначено для моих ушей, или же мой нос уловит что-нибудь неудобоваримое, как, например, вот в этом случае.
Иногда мне даже приходилось расставаться с девушками, не доведя дело до постели лишь потому, что мешало мое сверхчувствительное обоняние, которое улавливало какие-либо посторонние запахи, доносившиеся от них.
Словом, в этот вечер я больше не пытался заигрывать или даже заговаривать со Светланой. Забегая вперед, скажу, что и в дальнейшем, когда нам с ней приходилось общаться, я не мог заставить себя подойти к ней ближе, чем на три шага, мне мешал все тот же неистребимый запах, всегда ее сопровождавший. Правда, вскоре она, выйдя замуж, и вовсе пропала из круга наших друзей и подруг.
Кондрат и Света появились из лесной чащи спустя примерно час: вначале мы услышали их веселые голоса, затем увидели их самих, державшихся за руки.
-Наконец-то вы, ребята, вернулись, - откровенно обрадовался я их появлению. - Теперь нам уже можно отправляться домой, я отдохнул и навеселился вдоволь, да и выпито предостаточно.
-Что, не дает? - кивнув на Светлану, спросил мой товарищ с таким видом, что можно было подумать, она по его команде сию минуту сбросит трусики, повернется ко мне 'всей своей красой' и скажет: 'На, бери, я вся твоя!'
-А... это... чепуха! - пробормотал я. - Нет, я просто устал.
Дальнейших вопросов не последовало, и мы быстро собрав разбросанные вещички, погрузили их в багажник машины и вскоре уже были на пути в город.
Было уже совсем поздно, когда мы проезжали по ул. Танкистов и я попросил Кондрата остановить у одной из 4-этажек.
-Так мы же еще не доехали до твоего дома, - удивился он. - А ты ведь сказал, что хочешь домой.
-Я сказал это, только не помню, чтобы я говорил, что хочу к себе домой, - усмехнулся я, выбираясь из машины. - Пока, девчонки, спокойной ночи. Спасибо за компанию, - я помахал нашим подругам, томившимся на заднем сиденье.
-Если у тебя что-то там не сложится, - сказал Кондрат с тревогой в голосе, - приходи ко мне, я буду на квартире ?1, что у ресторана. И вообще - будь осторожнее.
-Все будет нормально, - вяло махнул я рукой на прощание, - езжайте.
Машина отъехала и вскоре ее огни скрылись вдали. В темноте передо мной серела громада 4-этажного жилого дома, и я сейчас - в темноте и на пьяный глаз - должен был вычислить квартиру, в которой жила, снимая комнату, одна моя 'старая' знакомая - 18-летняя девушка по имени Галина, с которой нас вот уже три долгих года связывали приятельские отношения. Примерно на этом же месте, где я сейчас стою, мы повстречались с ней позавчера в полдень, и она кокетливо сказала: 'Приходи, Савва, вечерком ко мне в гости. Я всю эту неделю буду находиться в квартире одна, так как моя квартирная хозяйка уехала в Киев, к сыну'. И указала пальчиком на окна квартиры, расположенной на последнем, 4 этаже.
Я понял это как приглашение к действию: Галина, конечно, замечала, как я на нее поглядывал все эти три года, а позавчера призналась, что недавно рассталась с девственностью и теперь жаждала встречи со мной уже в новом для себя качестве, теперь уже не для дружеских, а для любовных отношений.
Определив, как мне показалось, 'те самые', нужные мне окна, я вошел в подъезд, поднялся на четвертый этаж, и мысленно сопоставив расположение квартир и их окон, тихонько постучал в одну из дверей. За дверью было тихо, и я постучал еще раз. Ни звука в ответ. Если постучать сильнее, можно разбудить соседей, а вот этого мне как раз хотелось меньше всего. Я медленно спустился по ступенькам вниз, на улицу, соображая, что еще можно в такой ситуации предпринять, затем еще раз осмотрел окна и стал подниматься в соседний подъезд, где имелся выход на крышу дома - в нужном мне подъезде такого выхода не было.
Едва я стал подниматься по вертикальной металлической лестнице, ведущей на крышу дома, как вдруг, буквально над моей головой, на высокой ноте взвыл кот - в самом разгаре был кошачий брачный сезон. Вздрогнув, я огляделся, но ничего не увидел, затем, чертыхнувшись, выбрался на крышу. Осторожно переступая через растяжки многочисленных разнокалиберных антенн, кучи какого-то строительного мусора и обходя бетонные выводы вентиляции, я добрался до предположительно нужного мне места, лег животом на надбалконную плиту и, держась левой рукой за жесть водосточного желоба, а правой взявшись за край плиты, стал медленно, на животе съезжать вниз, напевая себе под нос: '...Чем труднее к любимой дорога, тем прекраснее встречи час... ' в результате чего опустился на какую-то тонкую, не более двух сантиметров в диаметре трубу, которая пришлась мне аккурат между ног. И эта самая труба, непонятно откуда здесь взявшаяся, в одно мгновение передавила мне мужское достоинство, а мои ноги, не ощущая опоры, беспомощно повисли в воздухе. Вот это капкан, твою мать! Я держал собственный вес на полусогнутых руках и не мог ни пошевелиться, ни сдвинуться в какую-либо сторону ни на сантиметр! А невидимая земля внизу, казалось, гипнотизировала меня и притягивала своей гравитационной силой с каждой секундой все сильнее.
Когда я полностью осознал безвыходность ситуации, в которую я попал, меня прошибло холодным потом. Теперь, в лучшем случае, я отдавлю себе все в паху до состояния омлета, а в худшем... об этом не хотелось и думать. Обратно мне теперь точно не выбраться, жестяной желоб - это не столь надежная опора, он предназначен всего лишь для веса дождевой воды, того и гляди, оборвется, край плиты балкона тоже невесть что - за него ведь никак не ухватишься. Но что же мне делать, как теперь быть? Наверное, все это из-за того, что жена меня прокляла. Помоги мне, Господи, отсюда вырваться, и я стану самым прилежным мужем в мире.
Я поглядел на небо, полная, низко висящая луна подмигнула мне, и это показалось мне добрым знаком небес. Да, но даже понадеявшись на Бога, нужно было что-то делать самому, как-то действовать, а чем я мог сам себе помочь? Отпустить одну руку и опереться на этот, такой ненадежный кусок железа, который находится сейчас у меня между ног и своим видом больше смахивает на антенну? Но... если он плохо закреплен, а на мой вес - восемьдесят с лишним - этот кусок трубы уж точно не рассчитан, и тогда пойду я считать балконы головой до самого последнего, то есть первого этажа. Хотя правильно, в моей жизни они будет уже последними.
Несмотря на прохладный ветерок, овевающий меня на высоте четвертого этажа, я весь взмок от напряжения. И тут хмель из головы мгновенно улетучился, мозг стал работать четко, быстро и слаженно. Я, в общем-то, далеко не слабак. Могу отжаться от брусьев 40 раз, 22 раза подтянуться, выжать 2-пудовую гирю 30 раз подряд одной рукой. Левой. Отбросив все панические, а заодно и заумные мысли, я расслабился, давая телу возможность самому побороться за себя, затем резко напрягся и мои мышцы сами вытащили тело из этого капкана - уж не знаю как, но через секунду-другую я уже стоял на перилах балкона, затем спрыгнул внутрь его. После чего стал разглядывать то, что явилось причиной моих неприятностей.
Надо же, при ближайшем рассмотрении капкан, чуть было не лишивший меня жизни, оказался обыкновенной Т-образной стойкой для сушки белья! Из-за неравномерно натянутых проводов ее развернуло на 90*, конец ее высунулся на полметра наружу, из-за чего она чуть было не превратилась для меня в смертельную ловушку. Отдышавшись и потирая пах, я попытался заглянуть внутрь, в комнату. Темень, ничего не видать. Свет в квартире нигде не горит, даже маленького ночничка нет. Я нажал на ручку двери, но она не поддалась. Вот тебе на! Влип, называется. Об этом я и вовсе не подумал, сраный неудачник! Заперто! Теперь мне что, оставаться здесь и до утра куковать на балконе? До утра?! Или сутки, или сколько-то там еще - пока кто-нибудь случайно не откроет дверь и не вызволит меня отсюда. А ведь я даже не был уверен, что это балкон нужной мне квартиры. Может, постучать?.. Боже, помоги мне еще раз, есть же какой-то выход и из этого положения.
Я стал осматривать балкон, должны же здесь быть хоть какие-нибудь инструменты. Небольшой самодельный шкафчик, полки, какие-то железки. Ну, слава тебе... Есть! Нашел! Самый лучший, самый надежный, можно сказать, универсальный инструмент - топор! - обнаруженный мною между шкафчиком и стеной. В руках русского - особенно. С этим инструментом я на ты - сколько запоров приходилось им открывать. Вставив в щель двери на уровне предполагаемой защелки лезвие топора, я поддел ее, она напружинилась, затем послышался легкий треск - ломать не строить - и дверь, жалобно застонав, открылась.
Шагнул внутрь, остановился, осмотрелся, прислушался. Ни храпа, ни шороха, ни легкого девичьего вздоха. Затем, осторожно ступая, шаг за шагом, я прошелся по комнате, присматриваясь к обстановке и моля бога, чтобы это оказалась именно та, нужная мне квартира - не хватало мне еще по ошибке забраться в чужую и тогда уж точно какой-нибудь муж-ревнивец меня на месте приговорит - огреет чем-нибудь тяжелым по голове и... Стараясь дорогой ничего не зацепить и не свалить, я обошел комнату, в которой кроме телевизора на ножках, дивана, шкафа и стола ничего не было, после чего крадучись направился в спальню, где, по моему предположению, должна была находиться Галина. Спальная комната была небольшой, и сразу, прямо у входа, наткнувшись на кровать, я увидел... чье-то лицо, присмотрелся и...- о, радость! - на меня глядели огромные Галкины глаза, - она, натянув одеяло почти до носа, сидела в постели.
-Савва... ты?! - пролепетала она, заикаясь.
-Ну конечно же это я, овечка ты моя бестолковая, - поневоле вырвалось у меня, видимо сказалось напряжение всех последних минут. - А чего это ты в постели в одежде? - спросил ее я, когда, слегка потянув вниз одеяло, разглядел на Галке какую-то вещь.
-Я... я боялась... я уже вторую ночь жду тебя... А это - просто халат.
-Ты что, не знаешь, что мужчину нужно встречать в пеньюаре, - весело сказал я, затем спросил: - А дверь ты мне чего не открывала, я же стучал?
-Я же тебе говорю - я боялась.
-И как же это, интересно, я мог к тебе прийти, если ты меня в двери не пускаешь? - не успокаивался я. - Или ты ждала другого?
-Нет... не мучай меня, Савва. Ты же знаешь, что я ждала одного тебя.
-Знаю, - сказал я. - Потому и пришел. - Сказав это, я повернулся и отправился в ванную - мне казалось, что я буквально пропитан собственным потом и теперь от меня на версту смердит. Я с наслаждением искупался под душем прохладной водой, а Галина все это время простояла у входа, держа полотенце, которым я растер тело насухо. Затем мы вместе отправились в спальню.
-Ну, прекрасная хозяюшка, приглашай гостя прямиком в постель, - сказал я дурачась.
-Савва, - вдруг говорит моя Галина. - А может, не надо?..
-Что значит 'не надо'? - от неожиданности я даже остановился. - Я, значит, чуть не навернулся с крыши, рискуя размазаться под твоими окнами в кровавую кучку дерьма, а ты мне будешь говорить 'не надо'? Ты что, девочка моя, с ума сошла?
Я приближаюсь к Галке и, не давая ей больше и слова сказать, рывком сдергиваю с нее халат, она пятится назад, ее ноги упираются в край кровати, отчего она валится навзничь в постель. Не теряя темпа, я прыгаю следом, развожу в стороны ее трепещущие коленки и спустя мгновения вхожу в нее одним беспощадным толчком. Она вскрикивает, выгибаясь дугой и приподнимая всю мою массу своим совсем не крупным телом, после чего мы опять проваливаемся в теплое ложе.
-Больно, сумасшедший, - громко шепчет Галка, щипая меня за плечи, - ты делаешь мне больно.
'Дурень! - ругнул я себя, одновременно осознавая, что мне это было необходимо - ощутить, что вот он я, живой, и что у меня все в порядке, и в сексе в том числе'. Дальше у нас все пошло нормально - я стал действовать гораздо медленнее и нежнее, Галинка успокоилась и обняла, обхватила меня за плечи руками. Напряжение целого дня, все стрессы, выпавшие мне на протяжении последних 24-х часов, все это я разрядил в Галку - не знаю, как только она в эту ночь вытерпела меня, такого буйного. Когда мы уснули, было уже совсем светло, но нас, уставших после любовной схватки, ни свет из окна, ни шум автотранспорта, доносившийся с улицы, не беспокоил.
Проснулись же мы оттого, что в двери кто-то постучал. Стучали уверенно и долго. Галка спустила ноги с постели, я поднял голову и спросил:
-Кто бы это мог быть, вернулась хозяйка?..
- Это мой жених пришел, - сказала Галина ровным, даже обыденным голосом.
-Жених? - Я чуть не подпрыгнул в постели.
-Да, жених.
-А откуда ты его взяла?
-Сам созрел, - усмехнулась она и как была голой, вышла из комнаты. 'Жених - это еще не муж, - с усмешкой подумал я, потягиваясь в постели, затем в голову пришла новая мысль: - Ничего не понимаю, зачем же тогда Галка меня к себе приглашала, если у нее жених имеется?'
Вскоре она вернулась.
-Так что, - шепчу я, - елки-палки с женихами вашими, мне теперь обратно через балкон вылезать, что там у тебя еще за жених, на фиг?
-Это Витя, ты же его знаешь, - говорит она мне спокойненько так, одновременно надевая трусики и совершенно меня при этом не стесняясь. - Я вчера дала согласие выйти за него замуж.
'Поэтому и капризничала ночью, - вспомнил я. - Хотя... должны ведь девушки когда-нибудь выходить замуж!'
-Да... - вслух сказал я, раздражаясь продолжающимся стуком в дверь. - Интересно. И что же, он теперь не уйдет, так и будет стоять под дверью и колотить в нее без устали?
-А почему ты спрашиваешь?
-Потому что мне не хочется мешать твоему счастью, но и видеть Витю тоже не хочется.
-Счастью? Вот ты выйдешь сейчас и скажешь ему, что любишь меня, и готов жениться на мне, - пытливо заглядывая мне в глаза, проговорила Галка.
Мы с ней знакомы, повторяю, три года, все это время были дружны, а вот постель этой ночью была у нас впервые, и теперь сразу вот такие разговоры - воистину, неисповедимы пути Господни и замыслы женские.
-Только не говори, - шепчу я, обнимая Галинку и целуя ее в висок, - что я тебе понравился как мужчина и все такое. А то я действительно не удержусь и поведу тебя отсюда прямо в ЗАГс.
-А что, я готова, - говорит моя Галка спокойно. - Только врешь ты все, потому что все вы, мужики, трусы и даже ты, а ты мне нравишься больше всех остальных, причем с первого дня нашего знакомства, такой же.
Я молча проглотил обиду и стал собирать с пола свои разбросанные вещи. Мы неспешно оделись, затем Галка заправила постель. Я взглянул на часы, висевшие на стене, они показывали полдень.
-Так что ему сказать? - спрашивает Галина, когда мы вместе с ней вышли в коридор.
-Не хочешь врать, просто помолчи, я сам его обработаю, - говорю я, отпирая входную дверь.
Не успел я ее распахнуть, как перед нами предстал Виктор - Галкин жених собственной персоной: это был парень чуть старше двадцати лет, среднего роста и среднего сложения, симпатичный, чернявый, с усиками, в последнее время я несколько раз встречал его в городе гуляющим вместе с Галкой.
-Ну, спасибо, хозяйка, - оборачиваюсь я к Галине и моргаю ей, решив, что у меня есть возможность уйти спокойно, без скандала.
В это время Витя, слегка заикаясь от собственной храбрости, обращается ко мне:
-Савва, мне с тобой нужно поговорить.
-Хорошо, поговорим, - фальшиво вздыхаю я. - Надеюсь, что мне в этом доме лицо бить не будут?
-А ты, - не отвечая на мой вопрос, обращается тем временем Витя к Галке, - зайди пока в квартиру.
'Ого, - подумал я. - Кажется, Галка попадет в надежные руки, в голосе жениха уже чувствуется характер не мальчика, но мужа'.
Мы с Виктором спускаемся на один пролет лестничной клетки, подходим к окну, и он вдруг говорит мне:
-Савва, скажи мне, на какое время она тебе нужна? - в его голосе слышатся мучительно-заискивающие нотки.
-То есть?.. - делаю я вид, что не понимаю вопроса.
-Ну, сколько времени тебе надо, чтобы ты с ней наигрался? Ты ведь все равно ее потом бросишь.
-Ты что? - мой возмущенный голос звучит совершенно искренне. - С ума сошел?
-Я все знаю, и все понимаю, - говорит этот придурок, который называется жених, теряя передо мной последние остатки уважения к нему. - Скажи, ты можешь Галю оставить в покое? Навсегда!
-А нас, дорогой жених Витя, если хочешь знать, с Галиной, кроме дружбы, ничего не связывает, и если ты не веришь мне, можешь спросить ее об этом сам. И вообще мне странно, что ты об этом завел разговор именно со мной.
-Тогда почему ты здесь? - не успокаивается он. - Зачем ты приходил сюда ночью, я же видел тебя?!
-Видел меня?.. - протянул я, лихорадочно соображая, когда именно он мог меня видеть и что мне говорить дальше. - А, ну да, я ночью пришел и сразу же ушел. Она не открыла, это ты наверняка должен знать, раз уж подглядывал. А утром я опять пришел, потому что нам с Галиной необходимо было поговорить.
-А зачем, зачем ты пришел, о чем хотел говорить? - Витя, казалось, вот-вот заплачет.
-Я пришел сказать ей, что я ее люблю! - выпалил я, и мой голос прозвучал почти искренне, настолько мне стало жалко Галку, которой придется выходить замуж за этого 'тюфяка'.
-Так, товарищи мужчины, ну-ка оба поднимитесь сюда и зайдите в дом, - неожиданно слышится сверху Галкин голос. - А я уж сама решу, кому из вас отдать предпочтение.
'А я и не подозревал, что у нее такие артистические способности, если не сказать - таланты, - подумал я, бросив удивленный взгляд на Галку. - Надеюсь, она успела хотя бы подмыться'.
-Тебе идти первому, - сказал я Вите спокойно. - Ты, я знаю, вчера первым заговорил о любви, тебе теперь и козыри в руки. - И я медленно, словно нехотя, опираясь на перила, спустился на несколько ступеней, затем, когда потерял Виктора из виду, сбежал вниз, прыгая через две, а то и через три ступени кряду.
А к этому часу в баре у Кондрата уже заканчивалась ревизия, о результатах которой, прибыв на место, я узнал первым. Узнал и вздохнул облегченно - все у моего товарища оказалось в полном порядке, чего, впрочем, и следовало ожидать.
А спустя несколько дней после ревизии я с деньгами Кондрата отправился давать кое-кому взятку, - вместо него, но для его спокойствия. Все прошло гладко и благополучно - обещали внезапных ревизий больше не проводить.
И так день за днем с утра до вечера, а иногда и ночью, я был весь в заботах и хлопотах, поэтому домой явился ровно через неделю - в тот самый день, когда должен был выходить на работу. Моя жена Марта, работавшая в тот день в своей парикмахерской во вторую смену, то есть до семи часов вечера, после работы пришла в бар и, сев у стойки напротив, долго изучающе глядела на меня, не говоря при этом ни слова, потом попросила на какие-то свои нужды сто рублей и засобиралась домой, взяв с меня обещание сразу после работы прибыть туда же. 'Я пока соберу твои вещички, - сказала она, уходя, - потому что ты, милый, неисправим и испытания не выдержал'.