- Бабулечка, сено повернули, что ещё сделать?- в сарай, где Валентина Ивановна стригла овец, вбежала запыхавшаяся внучка Женя. Лицо бабушки озарилось ласковым светом. - Отдохни теперь, внученька!- сказала она и продолжила свою работу. Снова тихо застрекотали ножницы в её ловких, натруженых руках. Шерсть мягкой серой волной ложилась на пол, оголяя бок овцы, и овца со связанными ногами казалась жалкой и беззащитной. Она вздрагивала, поднимала голову и смотрела бабушке в глаза. - Так надо, Белка, самой же легче будет, - сказала авторитетно Валентина Ивановна, и Белка, вздохнув, опустила голову. Её сородичи, 3 овцы, лишившись своих кудрявых шуб, испуганно стояли в дальнем углу загона. Другие 3, блеяли и высовывали головы между жердей загородки. - Ишь, раскричались, - покачала головой девочка и зашла в загон. Овцы тут же обступили её, и, толкая друг друга, наступая 12 летней Жене на ноги, кусали за пальцы, отбирая кусочки хлеба. Девочка морщила носик и заливисто смеялась. - Вот и принеси им травы, пока без пальцев не осталась, - посоветовала бабушка. Женя послушно принесла травы, потом напоила их. - Бабушка, а почему ты не на улице стрижёшь? - спросила она. Валентина Ивановна на минуту оставила работу. - На улице, внученька, овцам будет жарко и тяжело, оводы будут кусать, солнце печёт, успеют ещё в поле. - Ну вот, один бок готов, - полюбовалась она на свою работу, - вроде не поранила, - и перевернула овцу на другой бок. - А можно я попробую, - Женя протянула руку к ножницам. Бабушка кивнула. Девочка с усердием приступила к новой для неё работе. Валентина Ивановна невольно улыбнулась. У внучки было серьёзное, сосредоточенное лицо, и видимо, боясь поранить животное, она старательно срезала верх шерсти, отчего стрижку можно было назвать - ступеньки. - В следующий раз попробуешь, а мне надо успеть всех достричь, пока обед, и стадо в поле не угнали, - выдвинула бабушка весомый аргумент, забирая ножницы из рук Жени. Тогда девочка принялась сортировать шерсть, лежащую на полу большими кучками. Белую шерсть она складывала в мешок с белой шерстью, а серую, в мешок с серой. Набитые шерстью мешки, казались не подъёмными, а на самом деле они были невесомы. За это время ещё одна овца лишилась своей кудрявой шевелюры, и Валентина Ивановна отвела её в загон. - А теперь помоги мне, - позвала она внучку, ловя большую, серую овцу. Животные метались в панике по загону. Наконец, вдвоём они её поймали, связали ноги, и снова бабушка принялась за дело. - Теперь держи овцу, а то поранится, сколько ей лет, который раз стрижётся, а всё дикая, - посетовала Валентина Ивановна, не выпуская из рук ножниц. И снова девочка зачарованно смотрела на волны воздушной шерсти, ложащиеся к её ногам. Женя очень любила свою бабушку, помогала, но особенно ей нравилось слушать её рассказы. Валентина Ивановна была человеком весёлым, отзывчивым, её все уважали. Она и пела и плясала, а в тяжёлой колхозной работе всегда была первой. Вот внучка и попросила что-нибудь рассказать. Только она приготовилась слушать, как в загородке, проснувшись, заворочался и взвизгнул поросёнок Борька. - Есть захотел, пора, обед, - усмехнулась Валентина Ивановна, - молодец, мне притчу напомнил. - А, ты, знаешь, внученька, что свинью легче накормить, чем человека? - хитро прищурилась бабушка. - Как это? - удивлённо захлопала ресницами Женя. Тогда послушай. "Однажды вышел спор у Бога и Чёрта. Чёрт убеждал Бога, что человек не совершенен, что как его не корми, не накормишь - легче накормить свинью. Бог не верил лукавому, но чтобы разрешить спор взялся откармливать человека, а Чёрт свинью. Сказано - сделано. Встретились они через месяц. Бог первым подошёл к откормленному Чёртом жирному борову, наложил ему всякой вкусной еды, но тот даже с места не поднялся. Тогда Чёрт, смеясь, рассыпал перед человеком орехи, и человек, изумив Бога, набросился на них, как голодный. - Ведь у него только что кусок в горло не лез, - заплакал Бог, проиграв спор. Но на то он и лукавый, что бы всех обманывать! Минуту стояла тишина. Женя с отрешённым лицом осмысливала притчу. Требовательно взвизгнул поросёнок Борька. Девочка вздрогнула, очнулась. - Бабулечка, мы с сестрой наедимся гороха на колхозном поле, принесём по целому пакету домой, поклянёмся, что неделю кушать не будем. И тут же пообедаем и съедим его до последней горошины! Поросёнок возмутился окончательно. - Принеси-ка Борьке поесть, - лукаво улыбнулась Валентина Ивановна, - ну что, внученька, моя правда? - Твоя, бабушка! - звонко засмеялась девочка и лёгкая, как стрекоза выскочила из сарая.