Аннотация: Рассказик на конкурс Сюрнонейм-14, тема "Провалы в генетической памяти". Занял позорное 36 место из 51. Ну а мне нравится)) Гамамелис форевер!
Раньше я жил не в пещере, вырытой в мусорном склоне Долгопрудненской свалки. У меня была благоустроенная двушка с окнами на Лианозовский парк. Это сейчас мне приходится днями напролет спать в своей вонючей норе, выходя на промысел ночью. Когда-то я был другим. Высоким и почти молодым.
Свое имя я забыл, а ее не смогу никогда. Ее звали Майя. Она пришла к нам в редакцию ранней весной, когда в ботсаду начинает цвести гамамелис. Я был холост, успешен и даже немного красив - в профиль особенно. Главный хвалил меня, ведь таких патриолистов, как ваш покорный слуга, на пальцах одной руки пересчитать. Генетически модифицированный продукт. Нужен лозунг? Будет вам лозунг. Аналитику, репортаж, интервью? Все, что угодно. Незамутненная идеология. Рафинированный патриотизм. Максимум скреп. А теперь - свалка и склеп.
Наша первая встреча случилась возле кулера. Она держала в руках горшок с чем-то уродливым, розовато-зеленым.
- Фикус вот поливаю. - Сказала Майя и захлопала в меня сиреневыми глазами. Я не знал, что это был мой провал. Был - и пропал.
Уходя прочь с этим уродцем в руках, она покачивала широкими полупопиями, обтянутыми белыми джинсами, словно уэльская пони. Уэльские пони любят морковку, вспомнилось мне. И кабачки.
На другой день были голубые джинсы. И тонкие руки. Узкая грудь - не вздохнуть.
На третий она ласково улыбнулась, и меня бросило в жар. Я спросил ее:
- Как ваш цветок? Уже дает росток? - Майя покраснела и засмеялась смущенно. А я почуял, как в животе защекотали бабочки, кружась над цветущим гамамелисом. Работа спорилась, как никогда.
На следующее утро меня вызвали к главному. Он был бледен и без очков, дымящийся телефон лежал на столе. По рабочему монитору расходились трещины.
- Дима, что с тобой? Ты не заболел случайно?
Точно. Меня звали Дима.
Я ответил:
- Нет, я не заболел. Это был бы совсем беспредел.
Мне вызвали скорую. Две недели обследовали в стационаре и выписали с волчьим билетом. Спонтанная активизация гена любовной поэзии. Куда с ним? Только на стихиру. В миллионные толпы нищих поэтов.
Главный принял меня молча. А на столе зеленел ее фикус, пуская лиловые ростки. Я выдохнул огнем:
- Она!
Край стола обуглился, вспыхнула стопка документов. На крики сбежалась половина отдела.
- Слыхал я, что раньше умели глаголом жечь, но чтобы местоимением! - В голосе главреда послышался страх. У меня помутилось в глазах. Он попятился и швырнул в меня ножницами. Но надо мной уже не было властно лезвие ни одного ножа, так стремительно я становился толстокожим.
Когда в кабинет вбежала Майя, я гонялся за главным, плюясь в сутулую спину пламенем и скрежеща когтями по дорогому паркету. Она закричала и кинулась мне наперерез. Сквозь белую водолазку на нежной коже горели его поцелуи. Я вспомнил про уэльскую пони. Желудок мой заурчал, а главред закричал. Как крокодил, я ее проглотил.
Потом выбил окно и улетел, гремя крыльями. Покружившись немного над Москвой, прижился на свалке. В меня дважды стреляли, но не попали.
Теперь я живу в мусорной пещере, со стен которой свисают пакетики из-под Роллтона и использованные презервативы. Сочиняю стихи. Даже пою иногда под гитару про кровь, любовь и морковь. По ночам выползаю на МКАД ловить девственниц, чтобы себя пропитать. Как ни прискорбно, приходится голодать.