В одном белом-белом панельном доме жил Маленький Мальчик. Его родители долго-долго экономили каждую копейку. Они не покупали Маленькому Мальчику мороженое, газировку и новые игрушки. Но вот наступило долгожданное лето, и вся семья отправилась на белом-белом "Запорожце" в зеленое-зеленое садоводство "Мичуринец".
На вожделенных шести сотках бескрайней плантацией простирались кустовые культуры, над ними высились измазанные по колено известковой изморосью тощие яблони да вишни, где-то бушевали крестоцветные и пасленовые, или что там еще? Биологию Маленький Мальчик не любил, впрочем, как и физкультуру. В левом углу композиции красовался простой-препростой домик с мансардой, а посреди участка величественно торчал старый-престарый Дуб.
Папа меланхолично осматривал будущие владения, а Мама без остановки делилась категоричными планами кардинальных пересадок, перестроек, перекрашиваний, пересаживаний, переунавоживаний, перепеределок всего и вся с такой ураганной силой, что невзрачный Мужичок Продавец охотно и радостно скинул изрядно цену (боязливо и недобро поглядывая на черный-пречерный Дуб).
В "Мичуринце" бродил стойкий слух, что Дуб сей не простой, а очень старый, и очень-очень хитрый и злой. Мужичок Продавец боялся в свое время пилить благородную древесину, могли прийти эти пидоры из ОхранДрева и напихать изрядных хренов, а самое главное - впаять некислый штраф. Но за последние пять веков древесина пустила такую капиллярную сеть на границе тонкой пленки гумуса и песчано-подзолистой почвы, что ни хрена не росло толком на латифундии уже лет двадцать или даже сто. Именно поэтому Мужичок продавал ее в июне.
После долгих и мучительных попыток извести поганое чудище не одной сотней ведер соленой как килька воды, Мужичек сдался. Он даже вводил в корневое окружение ветвистого гада жуткий яд 1, 2-бизон-бензол, нафтан-кафтан. Сие высокотоксичное вещество было синтезировано на бумаге в НИИ N 100-500 (в простонародье - "Теоретическая ароматизация"), и произведено НПО "Политура-Арматура" для стерилизации биосферы очень возможно враждебного Марса. А куплено у безымянной бабки на ждс. Удельной за рупь, за двадцать. Не решило.
Темные и светлые "мичуринцы" знать не знали истинную историю могучего дендрита. Что желудь его породивший - потомок янтарного желудя, который много-много поколений дубового генеалогического древа назад был сброшен осенним бореем с ветви самого Дуба Ууда. В черном-пречерном, как пасть ууйма, дупле, которого хранилась цирозная печень Священного Филина У-уха, который плевать хотел на мамонтов, и периодически делал это посреди вечной полярной ночи. Да, желудь отчетливой рентгенограммой запечатлел эти подслеповатые мерцания в ледяном фиолетовом небе на генетическом уровне. Рожденные в браке от изрядно разогнанных частиц тонущих в упругом влажном коконе магнитосферы Матушки Земли, они освещали воистину дорогую сердцу каждого поэта картину. Ууймы горбатым (запасы жира на пару промерзших столетий, этакая примитивная пародия на пивное пузо) караваном с неотвратимостью локомотива ФД 2 без машиниста топали по сверкающим от протонов долинам навстречу полному вымиранию. Все это смутно помнил желудь. Этих неприятных головомощных полулысых обезьян объятых в шкуры с чужого хребта, смердящих из-за хрустальных от космического холода чахлых сосен (очень долго). Финно-угорские капища. Оду I в. до Р. Х Йуха Колымайненаа "Корни Гигантов", двухметрового усача с гиперпространственной оконной рамой и тяжелой дубовой же палкой, рыжих белок, кукушку-оптимистку, философские дождливые недели... войну, еще войну, и тяжелую соленую воду, и наркотическую горечь секретных военных разработок.
Маленький Мальчик уныло бродил по бескрайним тропам шестисоточной постледниковой природе Карельского-прикарельского перешейка. Его, тщедушного пионера, теребила неясная тревога и отсутствие возможности духовно уединиться. Тем более, что физически уединиться можно было только в маленьком бежевом облупившемся домике у валуна с волнисто срезанной бездушным ледником верхушкой. Для эвакуации валуна требовался представитель тяжелой желтой-прижелтой техники. Дорогой. Поэтому и валяется там и по сей день.
Это только потом, доблестные и бесстрашные генетики наконец-то найдут связь между ДНК Neisseria gonorrhoea и ДНК Homo Sapiens Sapiens, задорно оттрубят гипсовые пионеры в саду ДК "Нефтяник", и т.н. "Меченый" (не путать с игрой) "развалит" очередную империю, рухнет доллар в августе 98, и колбаса из немяса полудоступно возляжет на прилавки огромных универсамов с хлипкой крышей, непредназначенной для долгой и упорной истинно Русской Зимы. Через десятилетия, пронзенные оттуда острой верой в бесплатный автомобиль, Алису Селезневу и Полдень человечества. Если бы генетики бросили все свои грандиозные мощности на расщепление памяти одного единственного желудя, деликатесного лакомства дикого кабана Арденского леса, каких горних высот можно было достичь, и каких невинных жертв сейчас и потом (и даже в прошлом) избегнуть! Искусственная кровь (голубой пластмассовый мешочек на больничной штанге), манго на Марсе (даже при печальной утрате им драгоценной брамфатуры), белая зарплата мечтателям, счастье стервам, ум дурам, член членам, изобилие в Африке (до такой степени, что не нужно будет из принципа умирать от голода ради транснациональных корпораций). И даже операция по принуждению к миру на Атлантиде при участии машины времени на светодиодной подсветке целлулоидных кнопок...
Новоселье вершилось легко-легко среди разогретых печкой плесневелых запахов основательно законсервированной осени. Папа сначала возвышался, затем возвышал, ну, а потом совсем-совсем возвысился и прикончил примерно полкило этилового 40% раствора в воде. Мама радовалась "Советским Шампанским" с пластмассовой пробкой вполне искренне. Затем подозрительным тортом, а в заключении своим (на скорую руку) салатом. Тертая вареная свекла с чесноком и сметаной.
Маленький Мальчик с самого незатейливого начала ненасытного торжества осознал свою простую и пустую перспективу. После клоунады с нарезанием десятиминутного идиотского мультфильма на десять равных частей, тетя Валя похрюкает со всякой "вязаной" живностью, и покажет на пузатом черно-белом экране три минуты мультипликационного счастья. Они пройдут, только спать после совершенно не хочется и невозможно. Тем более в непротопленной сырости. Мама с Папой отвели широкой рукой родименькому сынуле место в распрекрасной мансарде. Маленький Мальчик внутренне негодовал, затем обыкновенно смирился.
Больше атомной войны его интересовало бездушное и тонкое стекло окна. За бортом сходила с ума всесильная стихия. Полновесные волны ледяных водопадов вот-вот грозили перевернуть мир (совсем как колесо водяной мельницы) уж точно несколько раз вокруг оси. Тераваттные трещины тьмы мерцали потусторонним гнилым светом, а необъятный гром играючи встряхивал маленький домик будто коробок спичек. Но вся заоконная фантасмагория явила собой лишь отблеск, рефлекс, черно-белую радугу дальнейшего. О, мой Маленький Читатель! Ты сейчас, наверное, умиротворенно плямкаешь пухлыми губенками в своей тепленькой и сухой кроватке рядом со своей сладостно измученной сегодня красавицей подругой. Что тебе до разъяренного Дуба и его шевелящейся шевелюры ветвей?
Мальчик поступил совершенно правильно с детской тактической точки зрения. Ведь если залезть под одеяло, предварительно вооружившись какой-нибудь смешной книжкой и фонариком (неожиданным бабушкиным подарком на 23 февраля), то становишься совершенно неуязвимым даже для завуча. Конечно, можно было бы до кучи понюхать клей, но, Мальчик же был воспитанным троечником!
Утро, тупо следуя своей профессии, ничего хорошего не принесло. Папа был сух, медлителен и немногословен. Мама, после всех своих праздничных перееданий, трагически интонируя, декламировала наизусть бессмысленные рецепты всевозможных диет, и нехотя, но часто посещала однокомнатный домик на периферии частной вселенной. А влажный Дуб обиженно-обездвижено молчал на фоне серо-перламутровой эссенции тарелкообразного неба. Внутри его морщинистого панциря потрескивала дозиметром у четвертого блока ЧАЭС старческая коричневатая древесина, из последних сил (впитанных еще змеистыми червями корней из торфяных отстоев Ингерманландских болот) скрывающая от себя, от людей и Бога гнилую скважину пустоты посреди древнего ствола. Страшно? Это пока еще сущие желуди.
Была такая тайная магическая книга еще до марксизма, "Горяка Горнеплот". Тетя Мила ее не читала, она, вообще читать научилась для распознавания ценников в магазине. Тетя Мила грациозно взошла к новоселам без предупреждения, но в сатиновом платье и с пирогом собственного производства. В фарватере ее духов обреченно плелся мужчина неопределенного пола. Заметив делегацию издалека, родители Мальчика нехотя оживились, слегка обнялись, немного возгордились, и сразу почти помирились. Мама оценивала покрой, фасон, гамму, и цвет волос, Папа же ножки с их продолжением, и еще бутылку в застиранном пакете спутника прекрасной соседки.
Здрасти-здрасти! Садитесь-присаживайтесь! Ешьте-пейте, наливайте-выпивайте! Маленький Мальчик долго и нудно ковырял попеременно ложкой-лодкой, вилкой-трезубцем и рукой-дорогой скромные пирамидки, холмы, равнины, озера и пустыни сложной перемены незамысловатой географической карты дачных блюд эпохи фатального перепроизводства.
Под зазывной перестук нержавеющего от провансаля железа о фарфор умудрился явиться одинокий гость, покоривший Маму престранной возможностью говорить книжно при вполне простых и ясных обстоятельствах.
-Вижу новоселье, да не знаю к чему, - туманно объяснился незваный, - однако не с пустыми руками и головой! Ассадулий Огородов, сосед ваш слева! Давайте знакомиться и дружить! А превыше всего я ценю беседу в узком, но глубоком обществе!
Тетя Мила просканировала ультрафиолетовыми глазами пространство и, разочарованно вздрогнув бюстом, материалистично овладела эмалированной миской салата. Мужчины отдали должное смене стопок, а Мама вела себя умеренно и чинно. Вскоре от разных причин возбудилась за столом довольно примитивная речевая функция. Маленький Мальчик, несколько осоловевший от небывалого насыщения, прибывал среди непередаваемого хаоса реплик. Примерно таких. А вот я не согласен! Мирный атом уже вошел в нашу советскую жизнь, и не скоро уйдет! Это Папа принявши. Аэромобили на ядерной тяге не фантазии, а будущее! И посланцы Земли, пронзившие пространство! Вы, батенька скатились к фантазмам, давайте лучше освежим себя доброй порцией! Лучше за милых дам, товарищи! Вы представьте себе аварию атомоходов! Огородов, точно. И далее, Мама и Тетя Мила. Я тут такую выкройку у Маши видела, как она сошьет, возьму и тебе дам. Я как доктор наук... Помолчи ты уже со своими науками! Мы тут такую интересную тему разрабатываем! Сома пудового, ей богу, лебедкой зацепленной за березу тащили, так береза треснула. А что рыба? Огромный, слизью богатый, а нутром вонюч болотом. Ужас, извели животное ради удовольствия! Нет, моя красавица, не все что движется - жизнь, и не все что соболезнует - душа. Молчите лучше! Страсть молчит красноречиво!
Тут внутри пустого пространства мягко проступил Андрогин Милой.
-Да..., слушаю я вас, и удивляюсь вам...
Внезапным рывком общество засуетилось вороньей хаотической стаей, сорвалось с мест и направилось в сад.
За столом остался единственный слушатель - Маленький Мальчик.
-Итак, - обращаясь, скорее всего в окрашенный бело деревянный потолок, продолжил голос, - я, в сущности, историк. Суть моей, скучной для определенных непоследовательных и легкомысленных натур, профессии явственна - изучение циклического постоянства событийности глобальных первопричин катаклизмов локально устоявшихся моделей. Вы понимаете, о чем я говорю, молодой человек?
Маленький Мальчик вежливо кивнул давно нестриженной головой. И неожиданно добавил:
-А про дуб знаете?
-Ах, мой дорогой любознательный мальчик, про дуб я не знаю, но знаю одну книгу, прочитанную и расшифрованную мною недавно. Из фонда, как мы понимаем. Да. Давеча в мои руки попал любопытный фолиант IV века, "Горяка Горнеплот", писание одного стародавнего книжника, уединившегося среди болот и холода Карелии. Да, в его, с вашего позволения, кельи, насыпной норе, землянки, он прозрел после долгой и мучительной борьбы с низменными флюктуациями... эээ, короче, прозрел, по его мнению. А труд его о травах и стволах, да-с. О стволах и о травах, милый мой. Всякой жизни соответствует свой мистический жизненный принцип, свой путь. Взять, хотя бы, твой пресловутый и вульгарный дуб! Он легок и уязвим сначала, и сколопендра не вьет среди его корней гнездо, бледно-зелен, но не тем зелен, что зелено, а тем, что бледно. Минуя годы, легкие да непростые, юноша-желудь поразит историю, мол, я высок-невысок, широк-неширок, молод, да не молод, морщины зелены, да не от травы, не от отравы, не от корней, не от дубравы... Льдом вечным рассказанный, человека видел иногда. Выпью для ради Бога!.
Вдохновенную интонацию прервал неотвратимо приближающийся гвалт голосивших людей. Маленького Мальчика снова, и весьма бесцеремонно отправили спать.
Холод и сырость долго не могла усыпить Маленького Мальчика. А еще гремели внизу гости и хозяева. Он ворочался неудобно, пытался отключить немытые уши, и почти заплакал. Однако, шумность пережила свой законный пик, и постепенно сползала к тишине. Мальчик то засыпал, то просыпался. Пространство сада сбрасывало децибел восторгов ступенчато, постепенно. Под пьяные смешки, выходы неприятных звуков и подразумеваемых запахов, струйчатые свирели, затяжные марафоны сбитого дыхания, высокоинтеллектуальный бубнеж, скрип половиц, шуршание материй... Стало тихо, словно после термоядерного удара. Тишина... Затем Папа как-то незнакомо запыхтел, захрипел, а Мама, наверное, от страха сначала немного переживала, а затем начала странно кричать.
Мальчик уснул, и сон его страшно совпадал с реалиями. Черный-пречерный Дуб объял гибкими пиявками ветвей беззащитный домик, ласковые стены, дом крепость... сырая дыра, душная постель, ор без причины...
Очень рано, когда перламутровый туман решил укрыть тривиальный горизонт от досужего глаза, похмельный Папа внезапно не проспал восход и решил выйти к природе, обнаружил пред собой записку столь же корявого, сколь и отчаянного содержания.
"Папа, завали Дуб, или он тебя с мамой поссорит. Как вчера. И меня убьет. Он злой и мы ему не нравимся. М.М."
Папа глубокомысленно рыгнул, и принялся искать авоську с пивом, которую по его глубокому мнению он спрятал от нашествия соседской орды где-то в районе этой дубовой дубины. От Дуба пахло сыростью, захолустной больницей и фекалиями. Папа несколько раз чуть не вляпался, и неопределенно высказался на сей счет. Авоськи исчезла. Папа протер футболкой запотевшие от злости очки и яростно запыхтел зловонной беломориной.
-Гоголь-моголь! - крайне нецензурно выругался потрясенный увиденным отец семейства. На самой верхней, заоблачной ветке болталась злополучная нычка. Как! Откуда! Этого не может быть! И записка эта дурацкая! Сынуля решил подшутить? Да нет, слушком уж высоко... Так-так, нужна лестница.
Наш маленький герой конвульсивно дергался в сумеречных объятиях неспокойного сна и ничего толком не знал о происходящем за его пределами. А творилось там примерно следующее. Надо отметить, что и соседские мужики, участвующие в мероприятии описанном выше, мистическим образом очнулись до неприятного рано. Вяло послонявшись между туалетом и кухней, они пытались бороться с тотальным обезвоживанием организма самым дилетантским способом, а именно принимая ледяную воду из ковшика перорально, соседи, ведомые скорее интуицией, нежели чем рассудком, направили дряблые стопы на место вчерашнего преступления против здоровья и здравого смысла. Папу в придонном состоянии ума, Огородин с Историком (его инициалы так и остались доступны лишь упорству пытливого исследователя, или даже археолога), предсказуемо обнаружили сидящим на вредном дереве. Будучи альпинистом-любителем тот, не обнаружив под рукой спасительной многометровой лестницы, решительно плюнув на все, начал нелегкое восхождение.
Не лишним будет напомнить, да простит читатель, вероятно ожидающий скорый и кровавый финал нашей истории, рассказчика за это краткое отступление, что Папа, будучи обладателем сильной воли и внутреннего титанового стержня, перебрался не через одну шероховатость этой непростой жизни. Согласитесь, что выжить и закончить школу с золотой медалью на Обводном канале суждено лишь Настоящему Человеку. Мы промолчим о легендарных Саянах, где трижды он сумел одним лишь чудом выбраться из пропасти в одиночку, про защиту кандидатской по астрофизике, про гопников, не убоявшихся его двухметрового роста и первого разряда по Самбо, про то, что он, в конце-концов, растит сына, будущего воина, мужа и отца. Еще выстоял многолетнюю очередь на личный автомобиль производства ЗАЗа. А главной вершиной для себя этот образцовый гражданин считал свою прекрасную половину. Так какого африканского черта он должен был отступить перед пенсионного вида древесиной в сей ранний час?
Похмельные гости ничем не выдали вполне естественное волнение, а просто сдержанно поздоровались. Папа кивнул, в один глоток добил бутылку пива и небрежным жестом откинул от себя опустевшую тару в лопухи.
-Так и будете сидеть, - как можно тактичнее поинтересовался Огородин, - не сойдете ли к товарищам по несчастью?
Всякий знает из сопливого детского опыта, что залезть на дерево легко, а, вот вернуться обратно на привычную горизонталь, сложнее будет. Тем более с пакетиком аппетитной дурман-воды. На свою высокоученую голову он решил отдохнуть на очередной развилке деревянного ворюги. Где, следуя логичной закономерности, застрял.
-Несите лестницу, топор, пилу двуручную и три лома, товарищи, - спокойно отвечал Папа, - пора поквитаться с этим пережитком доязыческого зла. Интерференция сигналов инфернального прошлого и светлого будущего вносит некомпенсируемые помехи в расчетные данные настоящего. А это уже срыв эксперимента со всеми вытекающими. И не забудьте трос. Он может нам понадобиться для коррекции траектории вывода основной массы из оси Х, т.к. корреляционная зависимость непредсказуемо вариабельна.
-Как вы удивительно правы, - восхитился Огородин, - мы буквально мигом!
Маленького Мальчика разбудил оживленный утренним пивом шум. Пили-пили, руби-руби, тяни-тяни! За тем последовало сейсмическое возмущение, и потолочные щели щедро вдохнули засохших тараканов и древесно-пылевую смесь. Папа завалил Дуб! Маленький Мальчик ликовал! Мой Папа - герой, он прочитал мою записку и принял к сведенью, он позвал всех соседей, и они вместе разрушили храм древесной веры в древесную веру. Миру - мир! Ура! При утечке звонить куда следует! И слава!
Радостная рефлексия была прервана троекратным непечатным словом. Дуб, насильственно умирая, отомстил головомощным полулысым обезьянам в шкурах с чужого (еще пока не китайского) хребта. Он расчетливо рухнул на здание туалета, и без того усложнив быт среднестатистического дачника. Хорошо еще не на штабеля стройматериала целого полковника в отставке, перед которой он напоследок как следует "изъял" со стройки радиолокационной станции надгоризонтного слежения "Дарьял" всякой там некондиции. Его можно понять, недостроенная баня чего стоит!
Дальше корчевали пень, вредный и богомерзкий, тяжелый, как грех, и широкий почти, как русская душа. Корчевали долго, с матом и потом, с пивом и водкой, с женскими охами и тяжелыми вздохами. С появлением родных звезд работа закончилась огневихрем до небес, и пили люди и ели, и говорили-судачили, и всю ночь прочудачили, да сами послушали бы, а не шептали. Гадину черную свалили, корень зла сожгли, да чем тебе не пир! И пошли разговоры, от атома до ватмана, от атмана до атамана, от оттоманки до манки. Манная каша - полезная, а сосиски, хоть и дефицит, но - дрянь.
Спокойной ночи, Маленький Мальчик! Ложись в анабиозную камеру и никогда не просыпайся. Взрослые обезьяны победили гнилой Дуб, и ты, о, продолжатель их великих дел, спи спокойно, а как проснешься, сразу же гони гнилость и плесень. Особенно в себе. Это полезное умение. Потом пригодится.
А желудь старого-престарого Дуба, единственный прошлогодний желудь с дряхлой веточки упал в Землицу-Мать. Хладную и ладную, всякому отрадную. Спрятался - не найти.