Я никогда не стану прежним. Это знакомо каждому, ощущение порога, точка невозврата. Как часто мы могли бы повторить - "я никогда не стану прежним", человек меняется с каждым новым вопросом, с каждым новым ответом. Острее всего чувствуешь жизнь, разорвав в какой уже раз пресловутую ленту Мебиуса, американские горки скучающих кровяных телец.
А иногда так хочется просто возвращаться домой, и не верить что "счастье в пути".
Я никогда не стану прежним.
Сначала - Афган.
Есть у меня друг, один, единственный, как заведено от века, за что судьбу и благодарю. И служили мы вместе. И думали только об одном - пусть безумие останется этим горам, пусть душа вернется домой. Видимо, мало я хотел, мало делал, что-то упустил, не сказал ему главного, а он хотел, он делал и разговаривал, и потратил всего себя, надорвался. Видать, Женька лучше оказался, чище. Долго его потом лечили, выписывали, и снова лечили. Бывали периоды, к нему никого не пускали, ни родных, ни близких. Только я один знал его, нет, никогда не верил, что его огромная душа уснула навсегда, что его глаза скользнут мимо и не признают товарища.
И когда собралась нужная сумма, встретился я с их главным врачом. Высокий такой, серьезный очень, отстраненный какой-то. Молча поставил две литровые бутылки на стол, и сказал - "пей". И я пил. Мы пили. Молча. А когда водка закончилась, врач сказал, и запомнил я его слова. "Ты его друг, и потому - знай. Безнадежно". Взял деньги и ушел. Через десять дней Женьку выписали. По дороге домой он не вымолвил ни слова. Семь лет он не выходит из дому. Разговаривает только со мной и очень редко с мамой.
Я никогда не стану прежним.
Умерла моя мать.
Без комментариев.
Я никогда не стану прежним.
А тогда еще жахнул четвертый блок. Законы физики - законы природы. Как ты ее не насилуй, она больше тебя, старше тебя, грандиознее всякого твоего замысловатого сальто бездарности. Мне все равно, произошел человек от бога или от дьявола, от обезьяны или от инопланетян. Мы все давно уже и первые, и вторые, и далее по списку. И, главное, никто и никогда так и не узнает, в чем правда. Зачем человеку правда? Да, сиюминутная истина, да, глобальное заблуждение, все эти конвертируемые ценности, индексы, золотые зубы, грызущие небесную твердь. К черту НАСДАК, я за натуральный обмен.
А тогда еще разменяли безразличие на миллион человеческих лиц. Инфляционная вселенная, и посреди маленькая кнопочка А3-5. Щедрой рукой рассеянный цезий по нашей земле, и хроническое наплевательство. И бредовый спор проектировщиков и эксплуатационников. Мне все равно, от кого произошел человек незнающий. Человек человеческий, человек читающий, человек играющий. "А ты играй, может быть, увидишь дорогу в рай".
Я не хочу ни с кем спорить, я никогда не стану прежним.
Когда человек перестал быть природой, вознеслась технология. Совершенная и непостижимая. Пятьдесят лет назад хороший физик разбирался во всех разделах своей науки. Через полвека пятьдесят физиков совместно осилят один ее раздел. А сейчас никто мне не скажет, почему случилось так, и кто в этом виноват (список прилагается), и кому это надо (см. список).
Я никогда даже и не смогу вспомнить себя прежнего.
А мне и не надо. Ибо и я перестал быть человеком человечества.
Я видел новое поколение. Этакие бравые солдатики. Камуфляж, системы спутниковой навигации, бандана, анаша. Они думают, купив немного технологии превзойти природу, стать сильнее, прекраснее. Для них смерть - изощренный экстрим, распрямленная окружность, а "удача - награда за смелость". Это - "Ангелы".
А природа здесь такого навертела! Что человек не смог, что не смог хлопнувший в ночь фиолетовым факелом РБМК. И пусть железный занавес проржавел и был продан на вес черным металлом, пусть теперь демократия и свобода слова урчащих желудков. И отвалившиеся куски некогда существовавшей страны обрели свою мрачную внутреннюю свободку, а вселенной по одному месту. Для вселенной демаркационная полоса - очередная детская выходка инфляционного человечества.
Полгода назад я припер из зоны "чертову голову", вы еще не слышали? Да и сам не слышал. Это такой черный комок, поди, узнай чего, напоминающий застывший битум. Но тут я люблю точные определения, жаль, что я не физик. Да, я до войны хотел быть философом, и даже поступал в институт. Философом меня сделало одиночество.
У "головы" переменный вес. Если представляешь ее легкой, она в руке не заметна, представишь тяжелой - от пола не оторвешь. И толи я ее представляю, толи она меня.
И еще можно отщипнуть кусочек и направить невесомое вещество, положим в стенку кирпичную, а затем увидеть вдруг дикую плотность той самой капельки вещества, и нет больше стенки, только пыль алая воздух мутит под эхо гулкого удара. А разве человек не таков?
А какой я был - прежний?
Каждый раз иду не по воле, не по принуждению. А деньги - да разве я думал там о деньгах? Такое мнение сложилось, что больно уж всем денежки нужны. Нет, художник пишет от любви и боли. И пусть кто-то даже спит с гордо задранной головой, мне гордится нечем.
Я чувствую. Сегментированные образы навязчиво обдирают мозг, царапают сердце, и становится тесно и страшно. И тогда я пью, я не хочу идти туда, я боюсь, я ненавижу экстрим. Я звоню старым товарищам и гуляю с ними, пока хватает сил, пока одиночество не сожмет барахтающееся сердечко, и потом я пью, пью в одиночестве, проклиная корявую судьбу. И снятся сны. Таких снов никому не дано. Мой вес исчезает, и силой одного только желания я способен утонуть в земной коре как самая невыносимая тяжесть, или, напротив, чувствую сгущение атмосферной смеси до полного сжижения, выталкивающего меня к самым звездам. И тогда я прекращаю пить. И навсегда забываю себя, и обретаю полную тишину, пространство, лишенное жизни и смерти, а когда я очнусь, колючая проволока за спиной блеснет ртутной росой.
И я стану прежним.
А сегодня я курил на кухне, тревожно вглядываясь в зеленоватое заоконье. Пора, пора.
И разве бы я затеял весь этот монолог!
Смотрю - а двор пересекает высоченный, огромный, сжигающий синими глазами пыльную траву.... мой Женька, шатающийся от движения, сохраняющий равновесие велосипедиста постоянно крутящего педали, неподъемный как сам земной шар, катящийся сквозь пустоту.
Я хотел что-то сказать, да только захлебнулся дымом.
Женя придавил собой кухонную табуретку.
-Мне сегодня приснился сон, - своим тихим нежным голосом почти прошептал мой друг, - я был одновременно всем и ничем, летевшие мимо светлые точки сообщали тепло бесконечно ледяному пространству. А потом я увидел голубую планету, беззащитно мерцающую в пустоте. И мне на секунду показалась...
Он замолчал.
Я так давно не видел его бледное и недоуменное лицо.