Сапожников Борис Владимирович : другие произведения.

Театр под сакурой (первый роман трилогии "Под сакурой")

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.80*7  Ваша оценка:

Благодарность: Худякову Андрею - моему неизменному редактору, без которого эта книга никогда не была бы такой.

Сапожников Борис

ТЕАТР ПОД САКУРОЙ.

Пролог.

   Маршал Советского союза Михаил Тухачевский стоял у окна и глядел на весенний лес. Гренадерского роста, в ладно подогнанной форме, настоящее воплощение русского офицера. Такие били пруссаков Фридриха в Семилетнюю войну, французов Бонапарта в Отечественную и турок Османа-паши в Русско-турецкую. Сёи Моримото даже засмотрелся на него. Невысокий, кривоногий и даже по меркам родной страны достаточно некрасивый, а европейцу так, верно, вовсе кажущийся уродцем, Моримото комплексовать начал немного. А вот дайсё Усуи, возглавлявший делегацию, похоже, не испытывал ни малейших затруднений при общении с маршалом. Ну да он потомок древнего рода самураев и полководцев, знаменитых ещё в эпоху Хэйян, куда жалкому потомку водоносов до него. Моримото, не смотря на громкую фамилию, лишь чудом удалось выбиться в офицеры. Всё благодаря Реставрации Мэйдзи, когда дед молодого сёи, киотский водонос, одним из первых записался в отряд самообороны своего квартала и вместе с прочими простолюдинами стал противостоять Синсэнгуми. В первой же схватке получил тяжёлое ранение и был вывезен в деревню, вместе со многими боевыми товарищами. Долго воевал - копейщиком, алебардиром-нагинатчиком, стрелком. Вернувшись в столицу, стал полицейским начальником и стал командовать молодыми самураями, с которыми сражался не так давно. Тогда же он, согласно закону, и взял себе фамилию Моримото, в общем-то, в пику тем же самураям с аристократами. Был с ними излишне строг и жесток, за что получил прозвище Людоед, а на смертном одре запретил всем потомкам идти в армию. Отец послушался веления деда, внук же посмел ослушаться. Правда, отцу никогда не узнать об этом, его зарезали, когда он ночью возвращался домой с работы.
   Отбросив мысли о своей семье, сёи Моримото прислушался к диалогу маршала и дайсё.
   - Я не понимаю вас, маршал, - говорил дайсё Усуи. - Вы были офицером и дворянином в Российской империи, а ведь большая часть вашего сословия, или как вы говорите теперь, класса, вступили в ряды белого движения. Вы же - офицер гвардии, вам - прямая дорога в белые, но вы вступаете в ряды Красной армии. Этого поступка я понять не могу.
   - Это проще простого, комбриг, - отвечал маршал Тухачевский. Оба говорили на немецком, которым владели в совершенстве, однако японские звания на этом языке звучали не слишком благозвучно, а потому, с молчаливого согласия дайсё, маршал называл его на советский манер. - В царской России я был подпоручиком, пусть и героическим, сыном обедневшего дворянина Смоленской губернии, и в случае победы белых до фельдмаршалов бы не дослужился бы до старости, и то вряд ли. При новой власти я из младшего офицера роты, сбежавшего из Ингольштадского лагеря для неисправимых военнопленных, стал военным комиссаром Московского района обороны, а после этого назначен командующим Первой армией Восточного фронта. Согласитесь, комбриг, это куда лучшая перспектива, нежели шагать в рядах батальона смерти на пулемёты красных.
   - Вы презираете своих солдат, маршал? - удивился дайсё. - Говорите о них столь пренебрежительно. - Он покачал головой.
   - Не солдат я презираю, комбриг, - сказал маршал. - Русского солдата презирать нельзя, ведь он умудряется побеждать при нашем совершенно некомпетентном командовании. Каждая победа русского оружия щедро оплачена русской кровью. И я не хочу, чтобы победы оружия советского оплачивались столь же щедро. Именно поэтому я, как нарком вооружений и замнаркома обороны, настаивал на введении бронепехоты, мотоциклетных частей, более широкого применения БМА не только в народном хозяйстве, но и в военных целях. Простите, комбриг, - прервал маршал сам себя, - я снова увлёкся.
   - В империи, - сказал ему дайсё Усуи, - БМА, у нас их зовут доспехами духа, разрабатываются весьма активно, а также формируются ударные части бронепехоты, они составляют примерно половину пехотных частей.
   - И так везде, комбриг, - охотно начал развивать мысль маршал, - в Европе, в США, но только не у нас. В самом передовом государстве рабочих и крестьян даже после индустриализации армия осталась на уровне семнадцатого года. Кому нужна кавалерия, если эскадрон может положить отделение пулемётчиков. Но у нас же Семён Михалыч - инспектор кавалерии, как же можно упразднить, можно сказать, его родной род войск. Про первого маршала я вообще молчу, он же совершенно некомпетентен, как нарком обороны, да и просто, как военный. Автомат у него оружие гангстеров, которое не к лицу бойцу РККА. Да плевать чьё оно! - начал даже заводиться маршал. - Главное, из него можно за секунду десяток классовых врагов изрешетить, но это для Климент Ефремыча не аргумент. Он мыслит категориями Первой Мировой, а новая война будет войной машин.
   - А вот с этим вы, маршал, несколько переусердствовали, - заметил дайсё Усуи. - Ваша концепция обороны границ СССР, - он несколько секунд подумал над продолжением фразы, - несколько обогнал своё время.
   - За оборону границ должна отвечать только автоматика, - хлопнул кулаком по ладони Тухачевский, - а армия нужна для нападения на классового врага. Конечно, минимальный контингент, в основном, воентехников и военных инженеров надо оставить, обслуживать автоматику, но остальные - только вперёд. Бронепехота, при поддержке мотоциклов, танков, аэропланов, артиллерии и БМА. Варшава, Берлин, Париж!
   - Я могу доложить генералу Мадзаки, что именно такова будет военная концепция СССР после того, как вы придёте к власти? - задал прямой вопрос дайсё Усуи.
   - Так точно, - отчеканил маршал Тухачевский. - Мы не начнём экспорт революции в Китай и Юго-восточную Азию. Ваша империя может забирать все государства и колонии, что есть там, вне зависимости от того, чьи они. Советский союз не вмешается. Только Монголию оставьте в покое, они теперь такие же коммунары, как и мы. Сами понимаете, комбриг, таких союзников предавать нельзя.
   - Я отлично это понимаю, - кивнул дайсё Усуи. - Весьма приятно, что мы пришли к обоюдному согласию относительно дальнейших наших действий. Осталось только решить несколько последних вопросов.
   - Например, каким образом нам с генералом Мадзаки прийти к власти, - усмехнулся маршал Тухачевский.
   - Или, - не поддержал шутливый тон дайсё Усуи, - кто станет вашим представителем у нас.
   - Это как раз просто, комбриг, - сказал маршал. - Вы встретитесь с ним в Харбине, куда он уже дезертировал из армии после продажи КВЖД Маньчжурии, и теперь обретается там некоторое время.
   - Но чем объясняется его дезертирство? - поинтересовался дайсё Усуи. - Меня этот вопрос интересует, потому что я оставляю своего человека, лейтенанта Моримото, - при этих словах сёи вскочил на ноги и замер по стойке "смирно", - при военном атташе в Маньчжоу-го.
   - Я не могу снабдить своего человека столь крепким тылом, - покачал головой маршал, - а потому вам лучшего всего будет взять его под своё крыло. Что до причин, побудивших его дезертировать, они весьма характерны для нынешних времён. И зовутся они "чуждое классовое происхождение". Мне оно простительно, а вот помкомбатальона - нет. Именно потому, что на него уже заведено дело в НКВД, он спешно покинул расположение своей части.
   - Из-за чего на него завели это дело? - поинтересовался дайсё.
   - У него мать и два старших брата с семьями в эмиграции, - сказал маршал, - а сам он хоть и полностью перешёл на сторону советской власти в семнадцатом и отказался эмигрировать вместе с семьёй, хотя ему тогда было всего двенадцать лет. Однако до сих пор выше помкомбата не выслужился, хотя ему в этом году исполнится тридцать.
   - Так всё-таки, как же зовут вашего человека?
   - Пантелеймон Всеволодович Руднев, - ответил маршал Тухачевский.
   - Младший из трёх сыновей командира крейсера "Варяг", - с каким-то даже благоговением произнёс дайсё Усуи.
   - Именно он, - кивнул маршал Тухачевский. - Он покажет вам орден Восходящего солнца, которым наградил его отца ваш покойный император Мейдзи.
   - Такого человека будет не грех "взять под крыло", - согласился дайсё Усуи.
  

Глава 1.

Октябрь 1935года.

Харбин

   Толстяк в странном костюме, состоящем из плаща и шляпы, под которым - длинный традиционный китайский халат с драконами, лениво обмахивался веером. Отчего-то деревянным, японским, с какими на картинках изображают разных военачальников древности. В общем, производил он самое экзотическое впечатление. Кроме того, он явно был недоволен тем, что некий молодой человек "с той стороны" в зелёной гимнастерке со споротыми с воротника и рукавов знаками различия отвлекает его от совершенно неотложных дел. Хотя, скорее всего, никаких таких дел у него не было, однако всякому уважаемому человеку - пусть даже уважает его только он сам - положено выглядеть именно так - важно и немного раздражённо.
   - Молодой человек, - сказал он на китайском, желая таким образом отвадить нежеланного визитёра, - для чего вы явились лично ко мне? По поводу работы можете обращаться к Цяню.
   - Господин Цянь, - выговаривать словечко "господин", даже на китайском, было неприятно, очень уж отвык я от него за годы советской власти, - сказал, что меня он может взять на работу только с вашего разрешения.
   - И вы решили, молодой человек, что, явившись ко мне лично, сможете повлиять на моё решение, - тон толстяка в странном костюме не изменился, однако деревянный веер в руках замер, выдавая его заинтересованность моими словами. - Весьма смелое предположение.
   - Только таким образом можно было заинтересовать вас, - расплылся в улыбке я, размышляя, что больше впечатлило толстяка, моя наглость или моё знание китайского. Хотя второе вряд ли, командир с бывшей КВЖД должен был знать здешний диалект, других в Харбин не отправляли, не по-русски же с местными объясняться, в самом деле. Я же среди харбинского комсостава выделялся особенно хорошим знанием китайского.
   - Вам это удалось, молодой человек, - кивнул толстяк, вынимая из-под плаща "луковицу" часов на цепочке. - Я могу уделить вам несколько минут своего времени. Быстро изложите, молодой человек, каким образом вы можете быть мне полезны.
   - Не столько вам, - пошёл я ва-банк, - сколько вашему делу, товарищ Бо Цзыю.
   Толстые пальцы китайца с такой силой сжали деревянную ручку веера, что, казалось, она сейчас затрещит. Одновременно левая рука сунула часы в кармашек на жилетке, при этом оставшись под плащом. Значит, товарищ Бо Цзыю - левша, или же просто стреляет с обеих рук одинаково хорошо.
   - Я не японский провокатор, товарищ Бо, - покачал головой я, - но и не Коминтерновский агент. Я просто русский человек, которому стало очень уж неуютно на родине.
   - И что же вы можете делать? - заинтересовался Бо Цзыю, не убирая руки из-под плаща.
   - Я готов делать всё, товарищ Бо, - сказал я. - Стирать, убирать, мыть полы, чистить сортиры...
   - Чистить что? - не понял Бо Цзыю.
   Я и не заметил, как в своём китайском употребил не самое приличное русское словцо, за которое в гимназии можно было и розог откушать.
   - Отхожие места, - уточнил я. - Но всё-таки, лучше всего я умею командовать людьми. Планировать операции на уровне рота, взвод. Водить солдат на верную смерть. Хотя последних, я так думаю, у вас и без меня довольно. А вот толковых командиров не хватает, верно, товарищ Бо?
   - Верно, - не стал спорить Бо Цзыю. - Вот только вопрос - могу ли я вам доверять? И я склонен ответить на него - нет.
   - Ваше право, - развёл я руками. - Могу и сортиры чистить.
   - Откуда такой фатализм, молодой человек? - поинтересовался Бо Цзыю.
   - Я не ел вообще ничего последние три дня, - ответил я, - а нормально не питался со времён ухода наших частей с бывшей КВЖД.
   - Прижала вас жизнь, молодой человек, - с фальшивым сочувствием покивал, словно болванчик-соотечественник Бо Цзыю. - Насколько же неуютно должно было стать вам на родине, что вы решили дезертировать и покинуть её.
   - Лучше голодать здесь, - сказал я, - чем валить лес на просторах Сибири.
   - Понятно, - снова покивал болванчиком толстяк Бо Цзыю. - А позвольте узнать, молодой человек, в каких войсках вы служили. Я всё смотрю на ваши петлицы и рукава, но не могу понять.
   - Я был пилотом БМА, - ответил я. - Наш знак - в круге угловатая фигура, подразумевающая БМА.
   - Что такое БМА? - снова не понял меня Бо Цзыю.
   - Биомеханический агрегат, - сказал я по-русски. - В Европе прижилось американское словечко биомех, а японцы зовут их доспехами духа.
   - Ах это, - похоже, удивлению Бо Цзыю не было предела. - И что же, советской власти оказался не нужен такой специалист? Вы ведь были офицером, то есть, командиром, верно? Простите, молодой человек, но я в это поверить не могу.
   - Советской власти, товарищ Бо, - каменным голосом сказал я, - нужны не толковые специалисты, а идейно выдержанные товарищи с чистыми анкетами.
   - А на вашей репутации есть пятна? - поинтересовался Бо Цзыю, вполне правильно понявший слово "анкета", не став переспрашивать на этот раз.
   - Происхождение подвело, - усмехнулся я, - родственники в эмиграции. И тот факт, что я один из первых комсомольцев, меня бы не спас.
   - Молодой человек, - наконец, вынул руку из-под плаща Бо Цзыю, - я всё ещё не совсем доверяю вам, однако у меня есть дело, которое я мог бы вам поручить. Оно, не буду врать, практически обречено на провал, но в некотором смысле весьма важно для всего, как вы выразились, молодой человек, нашего дела.
   - Надеюсь, всё же не сортиры чистить, - усмехнулся я.
   - Отнюдь, - поддержал полушутливый тон Бо Цзыю. - На днях через Харбин будет проезжать японский генерал Усуи Итиро. Мы собираемся устроить на него покушение - это будет хороший щелчок по носу оккупантам.
   - Но ведь за ним последует жестокая расправа, - сказал я. - Японцы не простят вам такого щелчка.
   - Плевать, - отмахнулся Бо Цзыю. - Это будет наш последний удар по японцам, после него мы уходим в Китай, там люди на самом деле воюют с японцами. Уйдём к Чану Кайши или Мао Цзэдуну в горы. После устранения генерала Усуи, приходите сюда, я буду ждать вас. В случае, если всё пройдёт удачно и вы останетесь живы, отправитесь с нами в Китай.
   Я понял, что никуда мне прийти будет не суждено. Не настолько наивен, чтобы верить, что Бо Цзыю будет ждать меня тут со своим деревянным веером и карманными часами. Он отправлял меня на верную смерть, но ведь именно для этого я к нему и пришёл.
  
   Китайские, вернее маньчжурские, борцы с японскими интервентами были больше похожи на обыкновенных бандитов. Одетые в традиционные китайские одежды, кое-кто с элементами военной формы, они расселись на ящиках без маркировки и осматривали свой нехитрый арсенал. Несколько револьверов, отлично знакомых мне ревнаганов, мой новенький ТТ, прихваченный во время побега из части и одна японская винтовка Арисака в не самом лучшем состоянии. И у каждого было несколько видов самого устрашающего холодного оружия - темнели деревянные ручки, тускло поблёскивали стальные лезвия. Лучше бы пару гранат нам или хоть один автомат, вот тогда можно было б поговорить с охраной генерала Усуи. А так - никаких шансов. Тем более, что охрана эта, скорее всего, уже знает о грядущем нападении, среди ребят с такими откровенно уголовными рожами не может быть хотя бы парочки стукачей.
   Я погладил пальцами коробочку с полустёршейся золотой хризантемой на крышке. Сейчас именно она была залогом моей жизни, а вовсе не пистолет. Стрелять я, всё равно, не собирался. Однако, когда в ворота склада, где мы сидели, постучали условным стуком, я снял ТТ с предохранителя и дослал патрон в патронник. Остальные тоже готовились к бою, взводя курки револьверов и позвякивая своим холодным оружием.
   Засаду на генерала Усуи устроили в большом складе при железной дороге, мимо которого должен был пройти генерал, сойдя с поезда. Он ехал с инспекцией по Маньчжурии, проверяя расквартированные тут части Квантунской армии и собственные вооружённые силы Маньчжоу-го. А уж тут, в Харбине, он должен был работать особенно тщательно, ведь это же практически приграничная зона с СССР. Так что без сильного конвоя генерал Усуи никуда не отправится, а ждать этот самый конвой будет на вокзале со своим личным отрядом, вроде телохранителей.
   Ворота склада, к которым практически вплотную подогнали вагон генерала, вроде как по ошибке, распахнулись, и из него выскочили бойцы Бо Цзыю, на бегу стреляя из ревнаганов и Арисаки, со зверскими рожами размахивая холодным оружием. Я же зажал в левой руке коробочку с хризантемой на крышке, и нырнул за самую большую гору ящиков.
   Самого боя я, конечно же, не видел, но вполне мог распознать, что именно происходит по звукам. Разрозненные выстрелы китайских партизан сменились сухим треском винтовок - солдаты генерала Усуи давали практически слитные залпы, как в XIX веке. В считанные секунды пули выкосили китайских партизан, а когда склад наполнился отрывистой японской речью и размеренным топотом сапог, я решил, что пора выходить.
   Стоило мне только выглянуть из-за ящиков, как тут же в грудь мне уставились штыки японских винтовок. Наверное, только вскинутые над головой руки и ТТ, который я держал ручкой вперёд, спасли мне жизнь.
   - Стой! - рявкнул парень с сержантскими погонами, старший по званию среди вошедших на склад солдат. - Не шевелись! Кто такой?!
   - Русский офицер, - отвечал я на том ломанном японском, каким владел, - мне надо видеть дайсё Усуи.
   - Зачем? - в той же короткой манере спросил сержант, делая знак головой одному из своих солдат, и тот забрал у меня ТТ.
   - У меня к нему дело, - выдавил я фразу, которую с трудом удавалось построить нормально, когда в грудь уставились остро отточенные лезвия штыков и чёрные дула винтовок.
   - Что тут такое? - за спинами солдат возник офицер. - Почему остановились?
   - Вот русский, тюи, - доложил, не оборачиваясь и не опуская винтовки, сержант, - говорит у него дело к дайсё. Оружие сдал сам.
   - Пристрелите его, - отмахнулся офицер, отворачиваясь.
   - Не делайте этого, чу-и! - выкрикнул я. - У меня дело к дайсё Усуи! Я должен видеть его!
   - Какое ещё дело? - скучным голосом произнёс офицер.
   - Прикажите своим солдатам не стрелять, - сказал я. - При мне нет никакого оружия, ни бомбы.
   - Опустите винтовки, - кивнул офицер, оборачиваясь-таки ко мне. - Но если что, будьте готовы по первому сигналу пристрелить его.
   - Хай! - рявкнул сержант, опуская винтовку, но не сводя с меня подозрительного взгляда. Его солдаты поступили так же.
   Я вынул из кармана коробочку с золотой хризантемой на крышке и протянул её офицеру. Тот отодвинул плечом сержанта и внимательно вгляделся в неё, только после этого взял в руки, взвесил в ладони и открыл. Ещё дольше смотрел офицер на содержимое коробочки, а после с хлопком закрыл и махнул рукой солдатам - кончайте. Но я среагировал быстрей. Первым вывел из боя сержанта, озвучившего команду гортанным выкриком "удэ!" или "утэ!". Ударом ноги выбил из его рук винтовку и, как учили в классе английского бокса, впечатал кулак в скулу сержанта, отправив его в глубокий нокаут. Следом дошла очередь и до неосмотрительно отвернувшего офицера. Он не успел даже коробочку с орденом в карман спрятать, когда я настиг его мой удар, пришедшийся точно в основание черепа. Фуражка слетела с головы молодого офицера, и он ткнулся носом в пол склада. Солдаты же, лишённые командования, затоптались на месте, толком не получив никаких приказов, не знали, что делать. Инициативу взял на себя солдат с тремя жёлтыми звёздами на погонах. Он вскинул винтовку, но я снова опередил его, схватил оружие за ствол и вырвал из рук. Некоторых усилий стоило мне не перехватить винтовку и не ткнуть противника штыком в ответ, как учили уже в Красной армии. Но я справился с собой и только толкнул, даже не ударил, солдата со звёздами на погоне в грудь. Тот споткнулся и рухнул куда-то на ящики. Тут на меня ринулись и остальные. Я отскочил назад, закрываясь отобранной винтовкой, судорожно вспоминая приёмы борьбы дзюдо, ставшей весьма популярной в Красной армии благодаря Василию Сергеевичу Ощепкову. Не сказал бы, что овладел ею в совершенстве, однако кое-что всё же воспринял и теперь пытался применить на практике. Однако колоть меня штыками никто не собирался. Солдаты вскинули винтовки, щёлкнули затворами, я вскинул свою, закрываясь насколько возможно, и понимая, что это меня не спасёт.
   - Что тут творится?! - опередил залп громкий командный голос.
   Солдаты замерли, держа ладони на затворах, пришедший в себя офицер начал подниматься, хоть его и основательно штормило. Я подхватил его под локоть, как бы помогая встать, на самом же деле вынув из кармана мою коробочку. Офицер дёрнулся, да поздно было. Я уже шагнул к подтянутому военному с генеральскими погонами и протянул ему коробочку. Он только что вошёл на склад, не слишком понимая, что происходит внутри него, а тут я со своей коробочкой. Однако генерал всё же взял её из моих рук, машинальным движением открыл, да так и замер на несколько секунд.
   - Так вы Пантелеймон Руднев? - поинтересовался он, хотя я на самом деле не сразу разобрал свои имя с фамилией - сложноваты они для японского языка. - Честно сказать, не ожидал вас встретить при таких обстоятельствах.
   - При иных, Усуи-доно, - усмехнулся я, - мне к вам было не прорваться.
   - Сёи, - обратился генерал к побитому мной офицеру, - этот человек со мной. Проводите его в мой вагон, предоставьте мой душ, чистое бельё и накормите.
   - Хай, Усуи-дайсё-доно, - вытянулся (при этом несколько комично покачнувшись) молодой офицер, и тут же спустил приказ ниже по цепочке: - Гунсо, займитесь русским.
   Сержант, злобновато косившийся на меня, вместе с солдатами проводили меня в шикарный вагон генерала, более похожий на громадный салон на колёсах. Здесь была даже небольшая комната с традиционной японской бочкой, полной горячей воды, куда меня и проводили первым делом. Отмыться после этих долгих дней, проведённых чёрт знает где, было просто райским наслаждением. Я долго тёрся мочалкой, употребил, наверное, недельную порцию мыла, а то и больше. Ещё большей радостью было обнаружить в крошечном предбаннике чистое бельё, и наскоро очищенную форму. Быстро одевшись, я вышёл в салон, где меня ждал стюард в форме без погон и знаков различия. Осведомившись, не проголодался ли я, и получив утвердительный ответ, он сказал, что надо подождать несколько минут, и вышел. За его фальшивой услужливостью сквозили ненависть и презрение. Плевать, лишь бы стрихнину не подсыпал в еду, а то ведь я его вкуса и почувствую сейчас - настолько сильно проголодался.
   В середине моего завтрака - или уже обеда - пришёл генерал Усуи. Он кивнул мне, пожелал мне приятного аппетита и уселся поодаль от стола. Я быстро доел всё, что выставил передо мной стюард и поблагодарил его. Торопливо вымыв руки, я вышел обратно в салон к генералу Усуи.
   - Ваш японский просто ужасен, - сказал первым делом генерал, - равно как и мой русский. Вы какими ещё языками владеете, Руднев-доно?
   - Хорошо немецким и несколько хуже английским и французским, - ответил я.
   - Отлично, - продолжил Усуи уже по-немецки. - Ответьте мне, товарищ Руднев, каким образом вы сумели проникнуть в ту банду, которая готовила покушение на меня.
   - Перед моим побегом с территории КВЖД, - сказал я в ответ, - мне преданные нашему делу товарищи из армейской разведки выдали несколько наводок на так называемых "красных партизан Маньчжурии", вроде того же товарища Бо Цзыю. А именно на него я решил выйти потому, что его правая рука некто господин Цянь - агент Коминтерна. Его, конечно, подозревали ещё и в связи с гоминьданом, но и те и другие борются против, пардон, вас. Я наплёл ему, что прислан в Харбин именно с целью убить вас во время инспекции. Поговорив, мы с ним разработали план покушения, и Цянь взял на себя труд вложить в голову товарищу Бо идею использовать молодого офицера, который явится к нему в поисках работы, для этого дела.
   - Вы весьма находчивый молодой человек, - позволил себе усмехнуться генерал Усуи, - хотя, наверное, другого маршал на подобное дело не отправил бы.
   - Маршал? - насторожился я. - Какой ещё маршал?
   - Конечно, - кивнул генерал Усуи, - вы же не знаете о том, что у вас снова ввели воинские звания вместо всех этих категорий. Пять бывших командармов назначены маршалами Советского союза, Михаил Николаевич Тухачевский один из них.
   - Да уж, - усмехнулся я, - всего несколько месяцев не был на родине, а там снова всё поменялось.
   - Не забывайте, товарищ Руднев, - ровным тоном заявил генерал Усуи, - что мы поменяем всё ещё раз, и возвращаться вам придётся уже в другую страну.
   - Видел я три страны, - ответил я, - в первой родился, за вторую кровь проливал, из третьей бежать пришлось, но менять её на четвёртую не желаю - от добра добра не ищут.
   - Весьма интересный подход, - с серьёзным видом кивнул генерал Усуи, и мне стоило больших усилий не рассмеяться.
  

Глава 2.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.).

Ударное авианосное соединение "Кидо бутаи".

Гидроавиатранспорт "Касуга Мару"

   Закованные в ударную броню "Самурай" пехотинцы ловко выскочили из личного катера командующего соединением "Кидо бутаи" сёсё Тюити Нагумо. Они оцепили место швартовки - руки на круглых цубах катан, на плече каждого карабин "Арисака", в кобуре на поясе - новенькие пистолеты "Нанбу". После этого на катер перекинули трап, по которому поднялись сам пожилой сёсё и сухопарый военный с погонами тайса. Быстро перестроившись полукругом, пехотинцы в броне "Самурай" шагали, отделяя их от собравшихся на палубе офицеров гидроавиатранспорта "Касуга Мару", пропустили только дайсё Такацугу - капитана "Касуга Мару".
   - Разойтись, - скомандовал сёсё Нагумо пехотинцам в броне "Самурай". - Нам надо поговорить с офицерами "Касуга Мару" спокойно.
   - Но, сёсё, - возмутился командир отряда пехотинцев, - наши инструкции...
   - Оставьте, тайи, - отмахнулся Нагумо. - Кто может нам угрожать тут, посреди моего флота. Оставайтесь у трапа.
   - Мы не должны терять вас из виду, - склонил голову в шлеме с жуткой маской тайи.
   - Тогда следуйте на некотором расстоянии, - разрешил сёсё. - Идёмте, Миёси-тайса-доно, не стоит так долго отвлекать офицеров "Касуга Мару". Такацугу-дайсё-сан, проводите нас.
   На палубе гидроавиатранспорта около своих доспехов духа выстроились молодые сэйто - выпускники Рикугун сикан гакко, Армейской военной академии. Одетые в белую морскую форму, но со знаками различия ВВС империи, к которым относились и подразделения доспехов духа.
   - Орлы, - усмехнувшись, сказал дайсё Такацугу. - Львы нашей империи.
   - Пока ещё только львята, - покачал головой сёсё Нагумо. - Они крови пока не попробовали, а значит, не могут считаться настоящими хищниками.
   - И подольше бы им её не пробовать, - неожиданно примирительным тоном заявил тайса Накадзо, за что удостоился неодобрительного взгляда от Нагумо и удивлённого от Такацугу.
   - Начинайте экзамен, - сказал Нагумо крайне недовольным голосом. Он снова неприязненно покосился на столь чуждого жестокому самурайскому духу офицера со щитами в петлицах и добавил: - Свяжитесь с миноносцами, пусть ведут огонь боевыми снарядами.
   - Но, Нагумо-се-сё-доно! - вскричал Такацугу. - Сэйто ведь могут пострадать, доспехи духа не рассчитаны на попадание снарядов наших миноносцев!
   - Мы готовим офицеров для войны, дайсё, - оборвал его Нагумо, - а не для смотров. - И тут же, обернувшись к Накадзо, спросил того с этакой подкавыкой: - А вы что скажете, Накадзо-тайса-доно?
   - Да, да, - покивал тот, - только пусть на "Сиокадзэ" и "Хокадзэ" кладут в гильзу по одному мешку пороха. Таким образом, мы сможем избежать жертв.
   - Вы слышали, дайсё, - вновь обратился сёсё к Такацугу. - Связывайтесь с эсминцами, время не терпит.
   И верно. Получившие отмашку о начале экзамена сэйто уже забирались в свои доспехи духа. Техники в выстиранных по случаю прибытия столь высокой комиссии комбинезонах готовили аппараты к взлёту, проверяя, в основном, винтовые модули, с помощью которых те могли летать, другие возились с паровыми катапультами. А из радиорубки на эсминцы понеслись сигналы с приказами сёсё Нагумо. А крепкие комендоры принялись кидать на лифты лишние мешки с порохом, из трюмов обратно подавали болванки боевых снарядов. С грохотом сработали катапульты и доспехи духа выпускников военной академии устремились в небо, окружённые клубами пара.
   Зайдя на боевой разворот, выпускники чётко перестроились в два клина, держа максимальную дистанцию между собой, чтобы одним снарядом не накрыли сразу несколько доспехов духа. К тому же это позволяло эффективно уклоняться от огня зенитных пулемётов. Молодые люди были быстры, ловки, умелы в управлении своими боевыми доспехами и чрезвычайно уверены в себе. Пожалуй, даже чересчур уверены. И поэтому первые залпы стали для сэйто почти фатальной неожиданностью. Группа, атакующая эсминец "Сиокадзэ" понесла тяжёлые потери - головной доспех получил прямое попадание и рухнул в море, к месту падения тут же устремился катер со спасательной командой на борту. Им пришлось подбирать ещё и двоих пилотов этой группы. Остальные, кое-как отстрелявшись, предпочли отступить. Вторая группа среагировала гораздо оперативней. Головной успел уклониться от залпа носового орудия "Хокадзэ" и даже дал ответный выстрел по его башне. Следующие за ним сэйто бросились врассыпную, завершая боевой разворот не слишком удачно и поодиночке, получая попадания, кренясь, но стреляя. Результат их стрельбы был столь же слабым, как и у атакующих "Сиокадзэ", однако эта группа произвела лучшее впечатление. Только два из семи доспехов духа выбыли из строя. Первый дотянул-таки до транспорта, второй рухнул в море.
   Оперативному офицеру на борту "Касуга Мару", курирующему эскадрилью доспехов духа, понеслись радиозапросы - сэйто хотели понять, что случилось, почему по ним стреляют боевыми.
   - Не отвечать, - распорядился Нагумо. - Пусть сами оценивают оперативную ситуацию.
   Два звена эскадрильи поступили совершенно по-разному. Понесшее большие потери первое звено развернуло доспехи духа и вернулось на борт "Касуга Мару", второе же зашло на новый разворот. Теперь шли с большей опаской, существенно быстрее, выполняя манёвры уклонения. Огонь "Хокадзэ" оказался менее результативным, нежели в первый раз. Ни один из доспехов духа не вышел из боя, хотя три из пяти оставшихся получили попадания, к тому же по всем прошлись из пулемётов. Отстрелявшись, звено вышло из зоны поражения эсминца, но только для того, чтобы начать новый заход.
   - Вот истинно самурайский дух! - воскликнул, сжав кулак, сёсё Тюити Нагумо.
   - Передайте на "Сиокадзэ", - ничуть не изменившимся тоном сказал тайса Накадзо, - чтобы открыли огонь по второму звену.
   Нагумо и Такацугу обернулись к нему, но тот лишь пожал плечами:
   - Нагумо-сёсё-доно, вы же сами говорили, что мы готовим офицеров для войны. А на войне приходится воевать и с превосходящими силами. Особенно если часть подразделения по тем или иным причинам вышла из боя.
   - Дайсё, - кивнул Нагумо - и по приказу Такацугу на миноносец "Сиокадзэ" передали соответствующий сигнал.
   Эсминец дал малый ход, наводя носовое орудие на атакующих сэйто. Те не успели среагировать, и левофланговый доспех духа получил прямое попадание. Он закрутился волчком, вошёл в штопор и нырнул под воду, ввинтившись в её поверхность. Пилот его так и не выплыл. Пройдя несколько десятков ярдов, миноносец закрыл звену дорогу к "Касуга Мару" и открыл огонь из обеих орудийных башен. Теперь сэйто приходилось поднимать свои доспехи духа на предельную высоту, чтобы перестроиться после новой неожиданности.
   - Кто ведёт головной доспех духа? - спросил тайса Накадзо.
   - Кусуноки Ютаро, - сверившись с формуляром, сообщил Такацугу. - Проявляет командирские таланты, неформальный лидер эскадрильи.
   - А формальный? - поинтересовался сёсё Нагумо.
   - Он выбыл из боя первым, - ответил Такацугу, - получив прямое попадание.
  
   - Ютаро! - раздался из мембраны голос Сей-куна. - Ютаро-сан, нас прижали к небу! Надо выходить из боя!
   - Нельзя, Сей-кун, - ответил в микрофон сэйто Кусуноки Ютаро. - По нам палят боевыми, это - проверка. Мы не должны сдаваться!
   - Верно! - поддержал Ютаро Садао, обожавший встревать в чужие переговоры. - Веди нас, Юта-сан!
   Ютаро усмехнулся детскому имечку, которым назвал его Садао - друг, которого Ютаро, казалось, знал всю жизнь.
   - Сада-сан, за мной! - скомандовал Ютаро. - Кодзима-сан, вы с Сей-куном атакуете "Хокадзэ". Обходите эсминец по широкой дуге и атакуйте его.
   - Хай, Ютаро-сан, - чётко отозвался потомок самураев рода Кимура. - Сей-сан, за мной!
   С носовых башен обоих эсминцев по парящим в небе доспехам духа дали залп наугад. Снаряды взорвались несколько ниже - осколки простучали по броне доспехов, не причинив им вреда. Однако и долго висеть на одном месте они не могли - быстро расходовалось драгоценное топливо, да и двигатели изнашивались сильно.
   - А что мы? - спросил Садао.
   - Уходим вниз, - коротко ответил Ютаро, - пройдём между эсминцами, как можно ближе к воде.
   - Очень рискованно...
   - За мной! - прервал его Ютаро, сваливая свой доспех духа в пике. Садао оставалось только последовать за ним.
   Ошеломляя миноносных офицеров, два доспеха духа едва не нырнули в воду. Они неслись с дикой скоростью, поднимая тучи брызг. Ютаро потянул на себя рычаг управления правой рукой, наводя спаренные стволы авиапушки на закрытые щитами пулемётные гнёзда, надавил на гашетку. Двадцатимиллиметровые пули из мягкого олова простучали по щитам, сбили на палубу закованного в простую, но прочную броню "Рикусэнтай" (морской пехотинец) пулемётчика, второй морпех успел укрыться за щитом. Впрочем, очереди из пушки Садао срезали его. Над пулемётными гнёздами посредники подняли красные флажки, пулемётчики уселись у станин, менять их теперь было бессмысленно, ибо эти флажки означали, что орудия выведены из строя. А вот стрелять из пушек на столь близком расстоянии от другого миноносца комендоры "Сиокадзэ" не решились. Однако стволами они провожали несущиеся на дикой скорости доспехи духа. Видимо, из-за этого у Садао сдали нервы. Его доспех дёрнулся, чиркнул стопой по поверхности воды, что на той скорости, с которой летел Садао, было фатально. Его мотнуло в сторону, завертело, наконец, приложило о воду - да с такой силой, что только шестерёнки во все стороны. Ютаро понял, что остался один.
   При заходе на боевой разворот Сей-кун и Кимура подверглись интенсивному обстрелу из всех четырёх пушек миноносца и обоих зенитных пулемётов. К тому же, они допустили две ошибки - зашли со слишком очевидной позиции и держались слишком близко друг к другу. Оба их доспеха накрыли залпами, и они включили белую дымовую завесу, означавшую "выходим из боя".
   Теперь Ютаро оказался прижат к воде, поднимись он хоть немного выше - и получит сразу восемь снарядов из пушек обоих эсминцев. Да и выйди он из промежутка между миноносцами, опять же схлопочет из всех пушек. Осталось только идти в последний бой. Ютаро потянул рычаги на себя, вытягивая свой доспех в "свечу", расставив руки его, он надавил на гашетку - обе спаренные авиапушки выплюнули последние пули, без особых результатов. Стволы орудий эсминцев с какой-то зловещей медлительностью наводились на последний доспех духа.
  
  

***

   - Довольно, - распорядился тайса Накадзо, - прекратите учения. Результаты экзамена ясны.
   На палубе "Касуга Мару" около покорёженных доспехов духа выстроились сэйто. Мундиры молодых людей потемнели от пота, были разорваны во многих местах, под тканью красовались повязки. Не хватало только троих сэйто. Формального лидера эскадрильи, пострадавшего от прямого попадания в его доспех, будущего офицера флотских ВВС прямо с катера унесли в лазарет миноносца "Сиокадзэ". Пилота доспеха, нырнувшего под воду, тела его так и не нашли - море стало его могилой. И сэйто Кусуноки Ютаро, чей доспех как бы в нерешительности завис над мачтами эсминцев.
   - Вы довольны результатами экзамена, Накадзо-тайса-доно? - поинтересовался Нагумо.
   - Вполне, - кивнул Накадзо. - Можно возвращаться на ваш флагман.
   Нагумо коротко махнул рукой командиру отряда бойцов в ударной броне "Самурай". Те вновь взяли его и Накадзо под свою опеку. Офицеры спустились по трапу в катер сёсё, и уже там тайса обратился к Нагумо:
   - Я бы попросил вас написать письмо родителям погибшего молодого человека. Мы ведь, в некоторой степени, несём ответственность за его гибель. Я напишу такое письмо с извинениями, но хорошо бы, чтобы и вы написали.
   - Я понял вас, Накадзо-тайса-доно, - кивнул Нагумо. Он больше всего в жизни не любил писать такие вот письма.
  

Глава 3.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.).

Особый инспекционный поезд.

Салон-вагон дайсё Усуи.

   Дорога до Токио заняла около недели. "Особый инспекционный" поезд Усуи-дайсё нёсся вне расписания. Его пропускали, заставляя остальные рейсы задерживаться иногда на несколько часов. До военного порта Гэндзан мы добрались по ветке, примыкающей к многострадальной КВЖД, за считанные дни. И дни эти были наполнены долгими беседами с Усуи-доно, открывавшими мне глаза на "наше дело".
   - Вот вы, товарищ Руднев, - любил рассуждать дайсё, сидя на жёстком стуле с плоской спинкой и покуривая сигару, - осуждаете наш экспасионализм. Однако маршал Тухачевский, которому вы служите, - он вполне по-японски воспринимал меня кем-то вроде вассала Михаила Николаевича, - собирается двинуть Красную армию на Европу. Варшава-Берлин-Париж, такова его военная концепция.
   - Вы позволяете себе передёргивать, - я не заметил, как употребил русское слово и тут же поправился: - verdrehen, Усуи-дайсё-доно. - Я обращался к японцу исключительно так, как это принято в их армии, он же говорил мне "товарищ", такая негласная традиция закрепилась с первых часов нашего общения. - Мы не собираемся покорять народы Европы. Мы только покончим с их капиталистическими правительствами и позволим рабочему и остальным угнетаемым империалистами классам организовать у себя такую власть, о какой он может только мечтать. Наши нынешние правители, во главе со Сталиным, больше не желают этого, им выгоднее устроить у нас государственный капитализм и торговать с заграницей, отодвигая час Мировой революции всё дальше.
   - Мы делаем примерно то же самое, - затянулся ароматным дымом сигары дайсё. - Ведь мы же не сажаем на оккупированных территориях своих генерал-губернаторов, как делали британцы в той же Индии.
   - Вот только как вы относитесь к населению оккупированных территорий, Усуи-дайсё-доно, - я посмотрел в глаза японскому комбригу, - да и вообще ко всем остальным. Не японцам. Даже стюард ваш - холуйская морда - каждый раз сморит на меня, как на дикаря, когда кладёт на стол ложку. А уж о зверствах Квантунской армии по отношению к китайцам вам и рассказывать не надо, сами всё отлично видели. Ваши солдаты их и за людей-то не считают, обращаются как со скотом.
   - Снова эти ваши нападки, товарищ Руднев, - выпустил клуб дыма после тяжёлого вздоха Усуи. - Мы вынуждены быть крайне строгими с народом, который мы покорили. Да-да, именно покорили, я не использую всех этих ваших лицемерных эпитетов и не рассуждаю о Мировой революции и освобождении рабочего класса. Теперь китайцы - такие же подданные нашего императора, но они не желают пока признавать этого. Вот потому мы и применяем суровые, зачастую даже жестокие, меры, принуждая их к подчинению.
   - Весьма удобная позиция, - позволил себе усмехнуться я. - Покуда бунтуют, можно обходиться с ними, как со скотом. Да только перестанут они бунтовать только когда совсем до скотского состояния вы их затравите. Этого вы не можете не понимать, Усуи-доно.
   - Не могу принять этого упрёка от вас, товарищ Руднев. - Казалось, Усуи замер на своём жёстком стуле, живым в этом замершем теле японца были только лицо и правая рука с сигарой, левая покоилась на ручке старинного фамильного меча, лишь несколько переделанного по уставу нового времени. - Вы - бывший дворянин, представитель, как вы сами это называете, эксплуататорского класса. Ваши предки сотни лет угнетали собственный народ - миллионы ваших крестьян были совершенно бесправны, словно рабы. Вы низводили собственный народ до скотского состояния, называли крестьян серым быдлом.
   - Но к чему это привело? - усмехнулся я. - Три революции за неполных двадцать лет. Мы отвернулись от старого мира, отрясли его прах с наших ног, - позволил я себе несколько изменить текст знаменитой песни.
   - При этом покусившись на святой образ императора, - голос потомка самураев-полководцев стал глухим, даже каким-то свинцовым. - Этого мне никогда не понять. Да, вы, товарищ Руднев, можете припомнить мне Сэнгоку Дзидай - времена Гражданских войн, когда всякий сёгун, занявший Киото, считал едва ли не своим долгом урезать содержание императора, а при прославленном Токугава Иэясу у него и вовсе осталось только одно парадное кимоно. Однако ни на жизнь, ни на здоровье императора ни один японец не посягнёт никогда. Вы же всю вторую половину прошлого века отчаянно охотились на своих царей - стреляли, взрывали, пускали под откос поезда. Это же просто немыслимо!
   - Николай Второй, - заявил я, - был лишь на одну шестьдесят четвёртую часть русским, по сути же своей он был немцем. И именно засилье немецкой нации так губительно сказалось на России. Немцы привыкли к сухим цифрам - и потому министр Плеве предлагает начать войну с вами, ведь наша армия раз в десять больше вашей. Чем это закончилось, вам, Усуи-дайсё-доно, говорить не стоит. И другому немцу пришлось эту кашу расхлёбывать. Вот где пригодилось исконно немецкое умение считать. Итог Русско-японской войны можно сравнить с итогами нашей войны на Балканах, когда вмешавшиеся страны, никакого отношения в ней не относящиеся, своим давлением заставили победителя сильно снизить свои требования.
   - Да уж, - согласился Усуи, - империя потеряла в той войне едва ли не больше, чем приобрела. Но засильем немцев вам никак не объяснить Первой Мировой войны, в которую ваша империя вступила на стороне Антанты.
   - Наша последняя императрица, - усмехнулся я, - слишком хотела быть a la russe, и как всякая немка на русском престоле со времён ещё Екатерины Великой желала откреститься от своих корней. Именно поэтому мы не могли вступить в войну всей Европы с Германией и Австро-Венгрией никак иначе, нежели на стороне Антанты.
   - Весьма интересный подход, товарищ Руднев. - Усуи загасил докуренную сигару. - А со стюардом я поговорю лично. Никто не смеет смотреть на моих гостей, как на варваров, особенно за моим столом.
   Я и не знал, что это будет значить для несчастного стюарда. И не узнал бы, если б дайсё Усуи не пригласил меня на экзекуцию. На ближайшей остановке стюарда вывели из поезда, привязали к столбу под самыми окнами салон-вагона и всыпали два десятка "горячих" бамбуковыми палками. Он держался долго, но всё же к концу экзекуции стал коротко вскрикивать при каждом ударе.
   - Вы довольны, товарищ Руднев? - по окончании экзекуции спросил у меня Усуи.
   - Я всегда был противником телесных наказаний, Усуи-дайсё-доно, во всех сферах жизни, - ответил я, отворачиваясь от окна.
   Японский комбриг лишь плечами пожал - поди пойми этих русских.
  

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.).

Ударное авианосное соединение "Кидо бутаи".

Гидроавиатранспорт "Касуга Мару"

   Ютаро и Садао сидели в общей каюте сэйто за бутылочкой сакэ, купленного у толстого кока - сметливого уроженца Осаки. На неё ушло почти всё жалование обоих сэйто, что ещё оставалось у них, однако ни один не жалел об этом. Оба молодых человека хотели праздника, хоть тот и был основательно подпорчен гибелью их боевого товарища. Прежде чем спуститься в свою каюту, Ютаро и Садао стояли на скользкой палубе гидроавиатранспорта. По плечам их секли плети дождя, белоснежные парадные мундиры мгновенно промокли и посерели, фуражки на сгибах правых локтей с каждой секундой наливались какой-то свинцовой тяжестью. Но все офицеры "Касуга Мару" стояли над бортом корабля и провожали взглядами качающуюся на волнах фуражку сэйто Тацуноскэ Камы. Японский флот был самым молодым, русский флот, раньше считавшийся таковым, был старше его лет на двести, и собственных традиций у него не было. Поэтому приходилось заимствовать их на Западе, вместе с купленными кораблями и нанятыми офицерами. Одной из таких традиций были похороны в море. Гроб матроса или офицера опускали в воду, отдавая навек той стихии, которой он служил. В том же случае когда это было невозможно, вместо тела хоронили фуражку, и тогда мрачная церемония затягивалась, ведь традиция запрещала покидать палубу, пока тело - или его символ - не погрузится в волны. Но вот фуражку перевернуло, и она пошла-таки ко дну. Офицеры надели мокрые, отяжелевшие фуражки и спустились в свои каюты.
   - Кама-сан, - выпивая новую чарку, сказал Ютаро, - был отличным пилотом.
   - И никогда не кичился тем, что он племянник инженера Кумезо Ито из "Мицубиси", спроектировавшего первые доспехи духа.
   - А когда он прибыл на "Касуга Мару", - усмехнулся Ютаро, наливая себе и другу новую чарку сакэ, - все думали, что это будет новый "Сисяку-доно".
   Сисяку-доно - господин виконт, называли сэйто Укиту. Этот потомок графов - хакусяку - Укита, по традиции пошедшего служить на флот. Ведь его прадед был капитаном одного из первых кораблей, купленных империей в конце прошлого века. Правда, сам Сисяку-доно затруднялся сказать, какого точно Именно его назначили командиром эскадрильи доспехов духа на экзаменах, однако оказался совершенно не готов к изменившимся обстоятельствам, и, получив прямое попадание, вышел из боя. Теперь на Сисяку-доно смотрели косо и зло подшучивали над ним.
   - Странно было смотреть на него, - поддержал его Садао, - когда он поднялся на борт вместе с Сандзо. Сэйто и буддийский монах - они смотрелись просто дико.
   - Сандзо сейчас поёт молитвы в память о Каме-сан, - вздохнул Ютаро, - а мы тут сакэ пьём.
   - Ведь тоже в память о Каме-сан, - резонно заметил Садао, выпивая свою чарку. - Надо допивать, пока совсем не остыло.
   Ютаро разлил последние крохи спиртного по чаркам. Оба сэйто подняли их и выпили синхронно, вытерли губы и поставили чарки на низкий столик.
   - И куда тебя теперь переводят? - спросил, убрав опустевшую бутылку под стол, Садао. При этом он невольно покосился на лежащие на его рундуке бумаги - приказ о зачислении свежеиспечённого тюи на флагман Первой дивизии линкоров - броненосец "Нагато". На него в ходе модернизации установили три катапульты для доспехов духа.
   - Сам не знаю, - пожал плечами Ютаро, всё ещё основательно обескураженный содержанием своего конверта с приказом. - Вот, посмотри. - Сэйто, а теперь уже тюи, передал другу нарядную афишку Токийского Европейского театра. - Как ты думаешь, что бы это значило?
   - Не представляю, - пожал плечами Садао, возвращая афишку. - Это один из самых модных театров столицы, там играет сама Ивасаки Асахико - самая красивая актриса столицы.
   Ивасаки Асахико была звездой, настоящим старом, как говорят американцы. К тому же, со столь захватывающей историей. Внучка самого Ивасаки Ятаро - основателя компании "Мицубиси", она пошла против воли семьи и уехала учиться театральному искусству в Париж. Отец оплатил её обучение, однако по возвращении Асахико отказал ей от дома, пока она не бросит "эту блажь", а именно театр. Дочь его оказалась девушкой с характером - и потому её новым домом стал Европейский театр, где она буквально за считанные дни стала примой. Теперь об Асахико писали все столичные газеты, а после каждого спектакля её фото появлялось в "Асахи симбун". И только суровый отец ничего не желал слышать.
   - А я думал, что мы, быть может, вместе служить будем, - вздохнул Садао, чья радость от перевода на "Нагато" была несколько омрачена разлукой со старинным другом. - Ты же лучший среди нас, а тебя в Токио отправляют. Да ещё и с такой дурацкой бумажкой.
   - Тут на обратной стороне написано, что я должен по прибытии в театр представиться тайса Накадзо, - сказал задумчиво Ютаро, вертя в руках афишку. - Что бы тайса делать в театре?
   - Похоже, что ты, Юта-кун, сможешь выяснить всё только в столице, - ответил ему Садао. - Жаль сакэ не осталось, чтоб выпить за нашу грядущую службу.
   - Что уж теперь, - вздохнул Ютаро, бросив взгляд на пустую бутылку и чарки, - не к Сисяку-доно же идти.
   Укита, не смотря на то, что остальные свежеиспечённые тюи терпеть его не могли, закатил шумный пир, заказав коку десяток блюд, заплатив за это бешеные деньги. Некоторые из товарищей Ютаро и Садао польстились на дармовое угощение и сакэ, хоть их было и немного.
   - Слушай, Юта-кун, - вдруг взмахнул рукой Садао, - а ведь тебя же зачислили в "Щит".
   - Да брось, Сада-кун, - отмахнулся Ютаро.- Нет никакого "Щита" - это легенда.
   - Да ты что, Юта-кун, - начал распаляться Садао. - Ведь первые доспехи духа были поставлены именно "Щиту", а уже после того, как были проверены в деле обороны столицы, их стали внедрять в армии и флоте, вместо обычных мехов.
   Мехами, на американский манер называли обычные доспехи, а вот что такое доспехи духа и почему они называются именно так, знали далеко не все даже в Японии. Только те, кто имел отношение к этим доспехам, знали правду о кристаллах духа и роли полумистических практик в пилотировании таких мехов.
   - Ерунда, - оборвал его Ютаро, - всем нам нужны легенды. И Особый отряд обороны столицы "Щит" всего лишь одна из них. Её, скорее всего, придумали где-нибудь в пропагандистском управлении, чтобы подстёгивать таких восторженных людей, как ты, Сада-кун. Мол, будете усердно стараться, вас зачислят в "Щит" и будете оборонять столицу от врагов.
   - А разве это не так? - удивился Садао.
   - Сказки, - отрезал Ютаро. - Сам подумай, Сада-кун, что за опасность может грозить столице, чтобы для её обороны, кроме гарнизона и гвардейских полков, понадобилось ещё и специальное подразделение доспехов духа. Да к тому же, оно ещё и каким-то образом обкатывало новые модели или что-то в этому духе. Ты считаешь, что в Токио могут идти бои с применением доспехов духа.
   - Ну, - протянул Садао, - когда ты так говоришь, всё вроде бы вполне логично и понятно. Но, всё равно, - просветлел он лицом, - очень хочется верить, что лучших сэйто отбирают для службы в "Щите". Другого ведь объяснения этой афишке найти нельзя.
   - Это мы не можем найти его, - возразил Ютаро. - Думаю, что по приезде в Токио, всё объяснится самым банальным образом.
   Они распрощались на палубе "Касуга Мару". Садао отправлялся на грузовом дирижабле на верфи Йокосуки, где под его доспех духа должны были откалибровать паровую катапульту. Ютаро же ждал небольшой аэроплан, который доставит его и ещё нескольких офицеров "Касуга Мару" прямиком в столицу. Надо ли говорить, что среди них был и Укита. И он всю дорогу кидал косые взгляды на Ютаро, а тот делал вид, что просто не замечает Сисяку-доно.
  

Глава 4.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.).

Токио

   Честно сказать, первое моё впечатление от Токио было весьма противоречивым. Прибыв в столицу Японской империи, я ожидал увидеть восточную экзотику - все эти дома с покатыми треугольными крышами, людей, одетых исключительно в кимоно, и рикш, тащащих людей в двухколёсных повозках. Однако Токио несколько обманул мои ожидания, с первого взгляда он оказался вполне европейским городом. Я шагал по нему от вокзала, и только вид Императорского дворца доказывал, что я иду по улицам Токио, а не Парижа или Лондона. Однако, прогулявшись немного по его улицам, я начал замечать отличия от западных городов, они не очень бросались в глаза, но если присмотреться, можно было заметить и мужчин в кимоно, и дам со сложными причёсками под красиво расписанными зонтиками, и дома в традиционном стиле, украшенные разноцветными флагами. Занимаясь поиском таких вот отличий, можно сказать, поисками старого Токио, я брёл по его улицам без особой цели. На самом деле, я просто не знал, что мне теперь делать.
   С комбригом Усуи я расстался незадолго до прибытия в Токио. Правда, вышел я, естественно, не из его салон-вагона, а из теплушки в хвосте поезда, где трясся вместе с десятком таких же странных личностей, как я. В этот вагон я перешёл за две станции до столичного вокзала, когда паровоз набирал воду. Вместе со мной погрузились ещё трое самого уголовного вида. В теплушке я занял угол, куда никто не совался, ведь, похоже, эти пассажиры группировались по какому-то не слишком понятному мне принципу. То ли по уголовной специальности, то ли по происхождению, то ли ещё как. Однако между собой группы никак не общались, и ко мне никто не лез, чем я был вполне доволен. И из вагона выбирались такими же группами, я, чтобы не толкаться, вышел последним. Железнодорожный рабочий захлопнул дверь, я прошёл чрез здание вокзала, где играл военный оркестр, и уже на оживлённой улице понял, что мне совершенно некуда идти. Усуи посоветовал мне найти работу, обустроиться в Токио, и дать ему знать, отправив телеграмму с условленным текстом на условленный же адрес, чтобы заговорщики знали, где меня искать. Вот только как мне сделать это, никто не сказал, наверное, комбриг и сам не очень-то понимал, как обустроиться в Токио гайдзину, хоть и с исправным въездным паспортом, и при небольшой сумме денег.
   Я шагал по столице, то и дело поправляя съезжающий с плеча вещмешок, когда услышал громкие голоса. Обернувшись на звук, я увидел троих мужчин с синей форме полицейских, обступивших девушку в красном кимоно, и орущих на неё благим матом. Я плохо разбирал, что именно они кричали, кажется, что-то о мече, видимо, имея в виду тот, что держала в руках девушка. Понимая, что сейчас впутываюсь в неприятности, которых могу и не пережить, я решительно зашагал к ним, готовясь сбросить с плеча вещмешок.
   - Отдай нам меч! - подойдя поближе, смог я разобрать, что кричит предводитель полицейских, энергично размахивая руками. - В столице запрещено носить мечи!
   - Я ношу меч, - отвечала ему девушка, - как положено. В чехле и при завязках. Таким образом оружие носить разрешено.
   - Нет! - всё сильней распалялся главный полицейский, совсем ещё молодой человек. - В Токио мы, токко, решаем, кто и на что имеет право. Выходя на улицу с мечом, вы несёте угрозу безопасности столицы! Отдавай меч!
   - Не отдам! - отрезала девушка.
   - Заберите у неё меч! - надсаживаясь, закричал своим людям офицер.
   Полицейские начали медленно наступать на девушку, окружая её. Та замерла, теребя пальцами шкурок на чехле своего меча, казалось, она готова уже обнажить оружие, защищаясь, лишь бы не дать полицейским в тёмно-синей форме отобрать у неё меч. И тут вмешался я.
   - Господа, - громко сказал я, роняя с плеча вещмешок, - оставьте в покое барышню!
   - Ты ещё кто такой?! - обернулся ко мне офицер, и тут же, увидев меня, крикнул: - Пшёл вон, гайдзин паршивый! Убирайся в Акихабару, там тебе самое место!
   Я понятия не имел, куда он послал меня, но, наверное, это было не самое лучшее место.
   - Мой японский несовершенен, - как можно вежливее, чем только сильней раздразнил полицейского офицера, сказал я. - Я просил вас оставить девушку в покое.
   - Разберитесь сначала с этим, - отдал новый приказ офицер, указав на меня.
   Полицейские двинулись на меня, профессионально беря в полукольцо. Я шагнул влево, резко сократив расстояние до одного из них, и прямым ударом отправил его в глубокий нокаут. Это ошеломило остальных полицейских, они замялись, но были быстро приведены в чувство офицером.
   - Доставайте кортики! - крикнул он, обнажая свою саблю. - Прикончите его!
   Полицейские все, как один, отступили на полшага и обнажили короткие кинжалы. Положение моё стало совсем незавидным. Мне оставалось только опередить их, иначе быть мне мелко нашинкованным этими самыми кортиками. Я снова быстро шагнул к ним, сокращая расстояние, лишая противников манёвра. Стоящий прямо напротив меня полицейский попытался ткнуть меня кортиком, но я перехватил его руку и выбил из него дух ударом в челюсть, судя по мерзкому треску, даже челюсть сломал. Отпустив руку разом обмякшего полицейского, я тут же нырнул вниз, уклоняясь от выпада - клинок просвистел над моим ухом, остро отточенным краем срезав прядь волос. Я перехватил полицейского за руку и пояс и швырнул его через спину. Он рухнул навзничь, и встать уже не пытался. Оставшиеся двое попытались ударить меня одновременно с двух сторон. От одного выпада я успел уклониться, однако второй кортик распорол мне бок, правда, не сильно - пострадали, в основном, мои ремень и гимнастёрка. Я схватил полицейского, стоящего слева, за воротник и толкнул на его товарища, подставив подножку. Стражи порядка столкнулись и повалились друг на друга. Но в тот же момент ко мне шагнул офицер, делающий угрожающие выпады саблей в мою сторону. Я начал отступать, понимая, что дельце для меня закончится плачевно. Сбитые с ног полицейские уже поднимались на ноги, а оба нокаутированных уже сидели на мостовой, тряся головами - крепкие оказались ребята. Отступая, я зацепил ногой обронённый кортик, мельком пожалел, что не успеваю подобрать его - было бы больше шансов. Наклоняться - глупо, а проделывать трюки в стиле Ощепкова, который на показательных выступлениях ловко забрасывал нож с земли себе в руку мыском стопы, я не умел.
   - Прекратить! - раздался резкий, как удар плетью, голос, подкреплённый выстрелом в воздух. - Прекратить!
   Все замерли, точно громом поражённые, и только головы повернули на звук выстрела. Оказывается, мы не заметили, как к месту драки подъехал автомобиль, из которого вышли двое. Сухопарый пожилой человек в цивильном западном платье, со щёгольским шейным платком и цветком в петлице. И девушка в одежде, больше напоминавшей белогвардейскую форму, которую я никак не ожидал встретить здесь, в Токио. В последний раз я видел её при штурме Перекопа. Судя по взгляду её холодных, похожих на два пистолетных дула, глаз, она тоже узнала меня. Именно она стреляла в воздух - в руке её был зажат здоровенный револьвер неизвестной мне марки.
   - Ты ещё кто такой?! - обернулся к пассажирам автомобиля офицер полиции. - Почему вмешиваешься в наши дела?
   - Я приехал встречать Кузуноки Сатоми, - ответил сухопарый. - Вот разрешение на ношение меча в столице. - Он вышел из авто и вручил внушительного вида бумагу с парой висячих печатей офицеру полиции.
   - Хорошо, - кивнул тот. - Пусть она идёт с вами, но гайдзин оказал сопротивление, мы доставим его в участок.
   - Он неплохо отделал вас, - вдруг усмехнулся сухопарый, - так что, скорее всего, не доберётся до участка живым.
   - Какое вам дело до паршивого гайдзина, - хмыкнул офицер полиции. - Он получит по заслугам.
   - Я - антрепренёр Токийского Европейского театра, - сказал сухопарый (на самом деле я этой реплики не понял, практически все слова в ней были незнакомы), - и мне нужен консультант по западной культуре. Отпустите этого молодого человека со мной.
   - Да чем вам поможет этот вшивый гайдзин, - рассмеялся офицер полиции. - Он же просто нищий эмигрант, беглец без документов.
   - У меня есть въездной паспорт, - сказал я. - Я эмигрировал из СССР в Маньчжоу-го с территории бывшей КВЖД. Он лежит в моём вещевом мешке.
   - Если у него есть нормальный паспорт, - заявил офицер полиции, явно не верящий, что у меня такой может быть, - так и быть, забирайте. Но если нет - он наш.
   Он наклонился к вещмешку, который в результате моего отступления оказался практически у него под ногами, развязал его и принялся потрошить. Собственно ничего интересного внутри он не нашёл - пистолет я оставил комбригу Усуи - кроме небольшой сумки, сшитой из защитной ткани. Открыв её, офицер вынул книжицу паспорта с жёлтым гербом Даманьчжоу-диго - Великой Маньчжурской империи.
   - Странно, - покачал головой офицер полиции, явно разочарованный моим документом, - действительно, всё в порядке. - Он кинул паспорт и сумку поверх сваленных в кучу моих вещей, и махнул своим людям. - За мной!
   - Соберите свои вещи, молодой человек, - сказал мне сухопарый, - и приходите в мой театр. - Он протянул мне театральную программку, на обратной стороне которой иероглифами и по-английски был написан адрес.
   - Спасибо, - кивнул я, склоняясь над распотрошённым вещмешком.
   - Господин военный, - неожиданно поклонилась мне девушка в кимоно, - большое спасибо вам!
   Я поднялся, невежливо же отвечать, сидя на корточках и складывая вещи в мешок.
   - Я не мог бросить вас, - ответил я.
   Девушка выпрямилась, снова поклонилась мне на прощание и заскочила в автомобиль вслед за сухопарым. Моя старая знакомая села за руль.
   Проводив их взглядом, я собрал вещи и направился к ближайшей остановке трамвая. Там я поговорил с полным японцем, одетым на европейский манер, который объяснил мне, на какой трамвай мне надо сесть и куда ехать.
   - Где выйти вы легко поймёте, - усмехнулся он. - Смотрите в окно, что со стороны двери, и как только увидите новое здание в стиле ампир, это и будет Европейский театр.
   Я поблагодарил его и заскочил в нужный мне трамвай. Находившиеся внутри люди косились на меня - конечно, странный гайдзин в порванной гимнастёрке и с вещмешком на плече, всегда вызывает определённые подозрения и общую неприязнь. Я оплатил проезд, взялся за поручень и дальше старался только смотреть в нужное мне окно, не обращая внимания на косые взгляды, что бросал на меня почти каждый из входящих в трамвай. Здание Европейского театра, действительно, было невозможно пропустить. Конечно, этот район Токио (несколько позже я узнал, что он называется Синдзюку) был застроен преимущественно западными зданиями, но и на их фоне Европейский театр выделялся очень сильно. Он был выстроен в стиле ампир, как сказал мне полный человек в европейском костюме, подобных вокруг него не было и близко. Выскочив из трамвая, я перешёл улицу, по которой медленно катились автомобили, конные повозки и даже пара рикш тащили свои коляски.
   Двери театра были открыты, и я вошёл в просторное фойе, в котором совершенно терялась стойка билетёра, впрочем, за ней никого не было. Я прошёл через всё фойе и заглянул в первую же дверь. За ней оказался длинный коридор, в середине которого стояла девушка в красном платье с лёгкой пелеринкой.
   - Прошу прощения, - вежливо поклонилась она мне, - театр закрыт, билеты будут продаваться после обеда.
   - Я пришёл не за билетами, - покачал головой я. - Меня пригласил ваш директор. - Я прошёл в коридор и протянул девушке программку.
   - А, так вы пришли к Накадзо-сан, - ответила девушка. - Идёмте, я провожу вас к нему.
   Она указала мне дорогу, и я зашагал вслед за ней по коридору. Мы поднялись на второй этаж.
   - Вот кабинет Накадзо-сан, - сказала девушка, указывая мне на дверь с табличкой, на которой были написаны по-японски имя и фамилия его хозяина "Накадзо Миёси" и непонятное мне слово. Я постучал и, дожлавшись разрешения, вошёл Кабинет был вполне западного вида, только на стенах рядом с копиями нескольких знаменитых картин на морскую тематику - среди них и "Синоп" Айвазовского - висели несколько традиционных гравюр, впрочем, также изображавших морские сражения.
   - А, это вы, молодой человек, - сказал он таким тоном, будто ждал кого-то другого. - Проходите, присаживайтесь. Можно посмотреть ваш паспорт?
   Я протянул ему заранее вынутую из вещмешка книжицу въездного паспорта. Сухопарый Миёси Накадзо просмотрел его, попытавшись скрыть удивление от прочитанного, поглядел на меня.
   - Руднев? - спросил он. - Вы, что же, родственник Вусеворода Рудонева? - последние два слова он произнёс по-русски с жутким акцентом.
   - Я - младший сын своего отца, - ответил я.
   - Так вот отчего мне показалось таким знакомым ваше лицо, - рассмеялся Накадзо, - когда я увидел вас на той улице. Ну что же, не зря, значит, я вытащил вас из лап слишком ретивых полицейских. Но скажите же, Руднев-кун, как вы оказались тут, в Токио?
   - Я эмигрировал из СССР, - коротко сказал я. - Мне на родине стало слишком опасно оставаться.
   - Отчего же? - удивился Накадзо. - Вы же, судя по форме, военный, скорее всего, офицер, и вдруг эмигрируете? Что значит "слишком опасно оставаться"?
   - Два моих старших брата и мать эмигрировали ещё в Гражданскую, - сказал я, - из-за этого меня, как это теперь называется в СССР, вычистили из армии. Как правило, за подобной чисткой следует арест и зачастую расстрел. В лучшем случае, лагеря.
   - Но ведь вы - сын героя, которого прославляют и песни о подвиге которого поют едва не на каждом углу, - неподдельно возмутился Накадзо.
   - И что же, - развёл руками я. - К слову, во всех песнях прославляют не столько моего отца, сколько сам крейсер. Всюду знают "Варяга", но мало кто знает его капитана.
   - Но ведь это же несправедливо? - возмутился Накадзо. - Народ должен знать своих героев!
   Вот ведь что интересно, этот японец столь решительно возмущается тому, что позабыт подвиг моего отца, сражавшегося именно против его флота. Даже героем его называет - странные они всё же люди, мне их никогда не понять. Но дальнейшие слова особенно поразили меня.
   - Я ведь сражался у Чемульпо, - продолжал Накадзо. - Это был мой первый бой. Я служил на крейсере "Нанива" - флагмане эскадры, атаковавшей "Варяг". Мы вели ураганный огонь по "Варягу" и "Корейцу", иногда нам казалось, что они просто скрываются под пологом пламени. Но неизменно они отвечали нам своими снарядами. И что бы там не говорила наша пропаганда, "Варягу" и "Корейцу" удалось повредить нашу "Наниву" и крейсер "Асама" угнали в Йокосуку на ремонт. И команды ваших кораблей сами подорвали канлодку и затопили крейсер, так что это никак нельзя назвать победой нашего флота, что бы сейчас не говорили сторонники Партии флота.
   Он вспоминал ту битву с такой теплотой, какую легко понять - ведь их флот победил - однако последние слова никак не вязались с этим тоном. Никому у нас не пришло бы в голову восторгаться разбитым, но не сломленным противником.
   - Слушайте, Руднев-кун! - воскликнул Накадзо, прервав самого себя. - У меня есть гитара, настоящая, испанская, купил для театра, думал, пригодится когда-нибудь. Я бредил тогда Сервантесом и историей дона Жуана, но поставить их так и не получилось, а вот гитара осталась. Вы ведь играете на гитаре?
   - Да, - кивнул я, - как всякий офицер РККА знаю четыре аккорда, иначе в армии - нельзя.
   - Тогда окажите честь, - сказал Накадзо, поднимаясь и снимая со стены гитару, которую я как-то и не заметил среди всех картин и гравюр. - Спойте мне песню про "Варяг", только не ту, немецкую, а вашу - русскую.
   - Это которая плещут холодные волны? - уточнил я, беря гитару и быстро принимаясь настраивать её в меру своих невеликих музыкальных способностей.
   - Да, да, - кивнул Накадзо, - именно её.
   Я взял первые аккорды, проверяя, хорошо ли настроил гитару и запел:
  

Плещут холодные волны,

Бьются о берег морской...

Носятся чайки над морем,

Крики их полны тоской...

Мечутся белые чайки,

Что-то встревожило их, --

Чу!.. Загремели раскаты

Взрывов далеких, глухих.

   И тут на меня словно наваждение какое-то нашло. В воздухе послышался сначала едва различимый, а после всё более явственный запах гари, к нему примешивались и иные "ароматы", вроде пороховой вони и угольного дыма. Но были и менее неприятные ощущения, такие как холодный ветер, пахнущий морской солью, и сильная качка.
  

Там, среди шумного моря,

Вьется андреевский стяг, --

Бьется с неравною силой

Гордый красавец "Варяг".

Сбита высокая мачта,

Броня пробита на нем.

Борется стойко команда

С морем, с врагом и огнем.

  
   Солёный ветер ворвался в кабинет Миёси Накадзо, зазвенел стёклами, дёрнул занавески. К голосу моему примешивался шум волн и крики чаек. Едва не заглушая мой голос, прозвучали звонки тревоги, застучали тяжёлые башмаки матросов по железу палубы. Вот уже и первые залпы гремят, уши закладывает, но я продолжаю петь, как будто если я сейчас положу ладонь на струны гитары и оборву песню, закончится всё, в том числе и это странное наваждение, охватившее меня, и я упаду замертво, как певец из легенды. Разрывают морскую гладь снаряды, взлетают к небу громадные фонтаны воды, солёные капли, будто кровь, стекают по лицу. Ни одного попадания, но это нормально - пока враг пристреливается. Наши орудия отвечают, посылая в чёрные дымы японской эскадры снаряд за снарядом. Рядом с дымами возникают белопенные столбы воды.
  

Пенится Жёлтое море,

Волны сердито шумят;

С вражьих морских великанов

Выстрелы чаще гремят.

Реже с "Варяга" несется

Ворогу грозный ответ...

Чайки! снесите отчизне

Русских героев привет...

   Стоят, упёршись ногам в палубу, комендоры, ведут огонь, но пушки "Варяга" выходят из строя одна за другой. Японский снаряд врезается в трубу, снося верхнее колено. Погибли почти все дальномерщики боевой станции номер 1, в штурманской рубке пожар - один из первых снарядов попал в неё, снеся правое крыло переднего мостика. Осколками повредило фор-марс. Комендоры падают замертво у разбитых орудий, те, кто ещё может сражаться, шагают к другим, сбившиеся с ног фельдшера тащат израненных матросов в лазарет, и без того забитый живыми и мёртвыми. Трупы стаскивают в корабельную баню, кидают на скользкий от крови кафель душевых, сверху летят отпиленные руки-ноги. Тела и конечности за борт никто не кидает - нечего мешаться на верхней палубе во время такого боя.

Миру всему передайте,

Чайки, печальную весть:

В битве врагу мы не сдались --

Пали за русскую честь!..

   Осколки снаряда, разорвавшегося у фок-мачты, летят по проходу огненными вестниками смерти. Врываются в броневую рубку, врезаются в тела штаб-горниста и барабанщика, тяжело ранят в спину стоявшего на штурвале рулевого старшину и легко ранят в руку ординарца командира. Самого капитана контузит, он покачивается, но держится на ногах, стирает кровь с лица.

Мы пред врагом не спустили

Славный андреевский флаг,

Нет! мы взорвали "Корейца",

Нами потоплен "Варяг"!

Видели белые чайки --

Скрылся в волнах богатырь,

Смолкли раскаты орудий,

Стихла далекая ширь...

   От бортов исходящих дымом "Варяга" и "Корейца" отваливают шлюпки. Отважные корабли уже не могут продолжать бой, и потому команды покидают их. Матросы "Варяга" плывут к британскому "Толботу", с "Корейца" - к французскому "Паскалю". На самих кораблях остаются лишь добровольцы. Два мощных взрыва разрывают канлодку на куски, крейсер медленно тонет, погружаясь в морскую пучину, корма его объята пламенем.

Плещут холодные волны,

Бьются о берег морской,

Чайки на запад несутся,

Крики их полны тоской...

   Я кладу ладонь на струны после последнего неумелого аккорда, и наваждение отпускает нас. Растворяется в осенней серости бухта Чемульпо, пропадает и солёный морской ветер, и пороховая гарь, и угольный дым. Не знаю уж, что привиделось Накадзо, но он был столь же ошеломлён песней, да и не столько ей, сколько навеянным наваждением.
   Я отдал Накадзо гитару, которую тот рассеянно положил на стол, и мы оба опустились на стулья по обе стороны от него.
   - Кстати, откуда вы, Руднев-кун, знаете наш язык? - спросил Накадзо, наверное, первое, что пришло ему в голову, лишь бы отрешиться от захлестнувшего нас наваждения.
   - Мой отец не был реваншистом, - усмехнулся я, - а вот я - был. Именно из-за этого я начал ещё в гимназии учить японский и китайский, свято считая, что скоро грянет новая война на востоке. Отец поощрял мои увлечения и выделял деньги на учителей обоих языков. А после, на КВЖД, я уже сам учил молодых офицеров разведки китайскому.
   - В наших планах пока нет спектаклей, где могла бы понадобиться ваша консультация, - кивнув, произнёс Накадзо.
   - Я готов взяться за любую работу, - ответил я. - Я человек физически развитый, так что могу быть рабочим сцены или заниматься иным физическим трудом.
   - Что же, - кивнул Накадзо, - нам, действительно, пора обзавестись хотя бы одним постоянным работником сцены. Поговорите с нашим директором Мидзуру Акино, она введёт вас в курс.
   Я поднялся и спросил у Накадзо:
   - Как мне узнать вашего директора?
   - Она обыкновенно сидит за стойкой билетёра, - ответил тот, - но если её там нет, вы легко узнаете её по красному платью с пелериной.
   - Я, можно сказать, уже знаком с вашим директором, - усмехнулся я, кланяясь Накадзо на прощание, тот ответил коротким кивком.
  
   На военном аэродроме для молодого тюи автомобиля не нашлось. Хотя Сисяку-доно укатил на защитного цвета авто с эмблемой имперской авиации, конечно, если у тебя есть деньги, влиятельные родственники и титул, для тебя всё и всегда найдётся. Стараясь не думать об этом, Ютаро направился к ближайшей остановке трамвая. Уроженец Фукуоки, ни разу не бывавший в столице, Ютаро едва не потерялся в столь большом городе. Он несколько раз пропускал нужную остановку и только благодаря помощи жителей столицы смог добраться до театра. Помогавшие ему люди посмеивались над неуклюжим провинциалом, но дорогу указывали и, спустя несколько часов, Ютаро заглянул в двери Европейского театра.
   - Входите, тюи, - обратилась к нему девушка в красном платье с пелеринкой, сидящая за стойкой билетёра. - Антрепренёр Накадзо ждёт вас.
   - Благодарю, - поклонился ей Ютаро. - А где мне найти антрепренёра?
   - Его кабинет на втором этаже, - указала на дверь девушка в платье с пелеринкой. - Лестница в конце этого коридора. Я, к сожалению, не могу вас проводить, начинается время продажи билетов на вечерний спектакль.
   Ещё раз поблагодарив её, Ютаро прошёл по коридору, поднялся на второй этаж, и тут его накрыло странное наваждение.
   Пропали куда-то стены и пол с потолком, под ногами вдруг оказалась скользкая от крови и морской воды палуба, в лицо ударил солёный ветер. Ютаро покачнулся, ловя равновесие, попытался ухватиться за скобу штормтрапа, но рука ткнулась в ледяной, мокрый бок палубной надстройки. Где-то просвистел снаряд, разнёс кормовой мостик, затрещал пожар...
   Наваждение схлынуло так же быстро, как и пришло. Ютаро понял, что стоит в коридоре Европейского театра, опираясь на стену и пытаясь отдышаться. Поправив мундир, Ютаро прошёл дальше по коридору до двери с табличкой "Антрепренёр Токийского Европейского театра Накадзо Миёси". Из-за неё раздавались звуки гитарных переборов и пение на незнакомом Ютаро языке. Понимая, что антрепренёр сейчас занят, наверное, какого-то нового артиста прослушивает, Ютаро отступил в сторону, ожидая, когда антрепренёр освободится. Ждать пришлось недолго, не прошло и пяти минут, как дверь открылась, и из кабинета вышел молодой человек в русской, точнее уже советской, кажется так правильно, военной форме со споротыми знаками различия. Он кивнул Ютаро и быстро зашагал прочь из кабинета. Решив, что это, наверное, актёр из России, приехавший сыграть во всемирно известном театре, Ютаро зашёл в кабинет. О наваждении он и думать позабыл.
   - А, Ютаро-кун! - махнул ему рукой сухопарый хозяин кабинета. - Входи, входи!
   - Тюи Кусуноки Ютаро прибыл в ваше распоряжение, - отчеканил Ютаро, вытягиваясь перед ним по стойке "смирно" и отдавая честь.
   - Да, да, я понял, кто ты, - кивнул тот. - Я же не просил тебя представляться по всем военным правилам и уставам. Проходи, садись, можешь считать это приказом.
   Ютаро прошёл к столу и сел напротив антрепренёра.
   - Ты мне вот что скажи, Ютаро-кун, - сказал тот. - Насколько сильно ты удивлён? Только отвечай честно, Ютаро-кун.
   - Я просто не понимаю, что происходит, Накадзо-сан, - с максимальной частностью ответил Ютаро. - Мне вместе с погонами тюи выдали не предписание явиться к месту службы, а программку вашего театра. Когда я прибываю сюда, то... - У него просто слов не нашлось, чтобы выразить охватившее его удивление.
   - Что же, Ютаро-кун, - усмехнулся антрепренёр Накадзо, - боюсь, ты удивишься куда сильней от того, что я скажу тебе. Тебе пока придётся поработать у нас билетёром, а то у Мидзуру-сан, нашего директора, и без того достаточно много забот, чтобы ещё и по полдня сидеть за стойкой. Вот ты, Ютаро-кун, и возьмёшь на себя эту работу.
   - Накадзо-сан! - впервые позволил себе повысить голос на старшего Ютаро. - Я офицер флота, а вы хотите сделать из меня билетёра своего театра! Для чего?!
   - Должен же кто-то выполнять эту работу, - пожал плечами Накадзо, как будто это всё объясняло.
   - Но ведь не для этого я учился в Военной академии!
   - Ну что же, - пожал плечами Накадзо, - возможно, ты и прав. Можешь подать рапорт о переводе на моё имя, но пока тебе придётся поработать билетёром, хотя бы то время, что я буду рассматривать рапорт.
   - Это безумие какое-то, - уронил голову Ютаро. - Меня готовили воевать на самых современных доспехах духа, а теперь я буду работать билетёром в театре...
   - В самом лучшем театре, Ютаро-кун, - усмехнулся Накадзо. - Завтра приступите к работе. А с остальными вашими обязанностями разберёмся позже.
   - Что это будут за обязанности, Накадзо-сан, - вздохнул Ютаро, - мыть полы, чистить кастрюли, ещё что-то в этом роде?
   - Не падай духом, Ютаро-кун, - усмехнулся Накадзо. - Думаю, скоро ты узнаешь обо всех своих обязанностях. А пока ступай, переоденься, нечего тут в парадной форме разгуливать.
   Ютаро вышел из кабинета странного антрепренёра в подавленном состоянии. Он никак не мог понять, куда он попал и что ему теперь делать. Хотя, что делать, понятно, переодеться и идти в холл театра, сообщить директору Мидзуру-сан о том, что теперь он будет сидеть за стойкой билетёра вместо неё. Что он и сделал. Вот только где переодеться, Ютаро не знал, а потому спустился в холл как был - в парадной форме и с чемоданом.
   Ютаро уже понял, кто такая директор Мидзуру, та самая девушка в красном платье с пелеринкой. Она так и сидела за стойкой билетёра, к которой успела выстроиться длинная очередь. Обойдя всех, Ютаро подошёл к ней и поинтересовался, где он - новый билетёр театра - может переодеться в гражданское платье.
   - Ваша комната на втором этаже, - улыбнулась Мидзуру. - Пройдёте через ту дверь, - она указала на противоположный конец холла, - комната без таблички ваша.
   Ютаро поблагодарил её и под недоумевающие взгляды тех, кто слышал их короткий диалог, прошёл через холл. Поднимаясь на второй этаж, он услышал голоса, говорящие на незнакомом языке, кажется, на том же, что пели в кабинете антрепренёра. Решив не мешать выяснению отношений - а говорили на повышенных тонах - незнакомых ему людей, Ютаро так и остался стоять на лестнице, вроде бы подслушивая, но ничего не понимая.
  
   Она ждала меня на втором этаже, недалеко от выделенной мне небольшой комнатушки. Молодая и ставшая очень красивой женщина, которую ничуть не портила полувоенная одежда.
   - И как тебя теперь звать, Мариша? - спросил я.
   - Я тебе не Мариша, подлец, - отрезала она. - Не смей называть этим детским именем, мы не в гимназисты.
   - Давно уже не в гимназии, Марина, - согласился я. - После Сальских степей и Перекопа, после всей той крови, какая уж тут гимназия.
   - Уплывая на переполненном пароходе из Севастополя, - ледяным тоном сказала она, - я поклялась убить тебя, во что бы то ни стало.
   - Далеко же тебя завело это желание, Марина, - усмехнулся я.
   - Если бы не присутствие Накадзо-сан, - голос её ещё сильнее похолодел, хотя казалось, это просто невозможно, - я бы выстрелила не в воздух.
   - Ничуть в этом не сомневаюсь, - сказал я, - хотя ты изменилась. Помнится, в двадцатом тебя не остановил тот факт, что я лежал израненный в промёрзшей степи. Ты хотела добить меня, и только Шкура остановил тебя.
   - Нашего командира звали Андрей Григорьевич Шкуро! - крикнула она. - Никакой Шкуры, о которой вы так любите говорить, не было!
   - Шкура - Шкуро, какая разница, - отмахнулся я. - Если бы он не приказал тебе бросить меня умирать, не марать о меня шашку, ты бы меня добила без жалости.
   - Так и надо было поступить! Знал бы Андрей Григорьевич, сколько неприятностей ты принесёшь нам, не стал бы останавливать меня. Он не раз говорил мне об этом.
   Я только пожал плечами в ответ на эти слова.
   - Сколько раз я стреляла в тебя во всех боях, где мы встречались, но как будто черти отводили мою руку, - продолжала она. - Ты каждый раз оставался жив.
   - Несколько раз пули находили меня, - заметил я, - не знаю уж, твои или ещё чьи. После Гражданской я ещё около года провалялся по госпиталям, только благодаря усилиям Михаила Николаевича я остался в армии, да ещё и служебную категорию сохранил. Но если тебе так хочется убить меня, пожалуйста, доставай свой здоровенный револьвер и застрели меня.
   - Ты отлично знаешь, что я не стану этого делать, - она отвернулась от меня, - потому и бравируешь. Я больше не желаю видеть тебя. Старайся не попадаться мне на глаза, в следующий раз я могу и поддаться искушению убить тебя.
   - Я постараюсь, Волчица, - усмехнулся я ей в спину. - Только ответь мне на один вопрос напоследок.
   - Что за вопрос? - Она даже не обернулась.
   - Почему ты не ушла в Германию, вместе со своим ненаглядным Шкурой?
   - Это только моё дело, - отмахнулась она и ушла.
  
   Ютаро поднялся-таки по лестнице, чтобы увидеть спину в зелёной форме советского офицера. Одетый в неё человек прошёл в самый конец коридора и скрылся за дверью. Там, наверное, была самая маленькая комната, значит, этот парень актёр из массовки. Правда, комната, предназначенная для самого Ютаро, тоже не отличалась размерами, но после нескольких лет, проведённых в каюте, которую приходилось делить с товарищем, она показалась ему едва ли не просторной. Он положил свой чемодан на кровать, вынул из него свой единственный гражданский костюм, подумав, отложил пиджак и остался в рубашке, брюках и неформально расстёгнутой жилетке песочного цвета. Застегнув чемодан, Ютаро сунул его под кровать и спустился на первый этаж.
   Очередь за это время выстроилась до самого входа в театр и постоянно улыбающаяся Мидзуру-сан работала без передышки. Руки её так и мелькали, принимая у людей деньги и отдавая билеты и сдачу. Ютаро решил не соваться и приткнулся в сторонке, наблюдая за мастерской работой директора, которая чем-то напоминала некое боевое искусство, настолько быстро и ловко летали её руки. Но вот билеты были проданы, возмущённые люди, которым их не досталось, разошлись, и Мидзуру-сан уронила голову. Только теперь стало видно, насколько сильно она устала, у неё, наверное, сил не осталось даже чтобы улыбаться.
   Ютаро всё же подошёл к ней и напомнил о себе.
   - Да, да, - кивнула Мидзуру-сан, - я помню. Завтра будете работать билетёром под моим руководством, думаю, недели хватит. Очень хорошо, что Накадзо-сан взял вас на эту должность, у меня и без того очень много обязанностей.
   Спорить с ней и заявлять, что не для этого его готовили в Военной академии, Ютаро не стал.
  

Глава 5.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Токио

   Бригада наёмных работников по большей части состояла из уроженцев Китая и Кореи. Они носили традиционную одежду своих стран и говорили с заметным акцентом, делающим их речь почти неразборчивой. К счастью, руководил ими китаец, и я сумел договориться с ним на его родном языке. Бригадир был несколько удивлён тем фактом, что теперь их работу буду координировать я, но он только пожал плечами, приняв это со свойственным ему фатализмом. Работали они хорошо, исправно таскали декорации, расставляя их по местам, без свойственных некоторым бригадам шабашников долгих перерывов и перекуров. Я помогал им с особенно тяжёлыми и просто большими декорациями и подписал смету дневных работ. В ценах я совершенно не ориентировался, а потому меня заранее проконсультировала директор Мидзуру, сколько следует платить за какой объём работ. Надуть меня бригадир не пытался, видимо, моя зашитая на боку гимнастёрка произвела на него должное впечатление.
   После вечернего спектакля меня вызвал к себе Накадзо, оказавшийся антрепренёром театра.
   - Я так понимаю, - сказал он, пододвигая ко мне не слишком толстую стопку денег, - у вас просто нет сменной одежды. Поэтому я решил выдать вам небольшой аванс, надеюсь, вы потратите его на действительно нужные вещи.
   Я поблагодарил его, забирая деньги, пересчитал. Получилось около трети месячного жалования, положенного мне согласно договору с театром, подписанного мной вчера. Платили, надо сказать, не слишком много, зато я мог бесплатно есть в театральной столовой, где питалась и остальная труппа. Для меня также было удивительным делом, что вся небольшая труппа театра и весь его персонал, состоящий из директора Мидзуру, её помощницы Матсуды Дороши и нового билетёра Кусуноки Ютаро, жили в здании театра и частенько встречались в большой общей столовой. Правда, главная звезда театра Ивасаки Асахико каждый раз косилась, когда ей приходилось есть вместе с персоналом, и отпускала куда-то в сторону ехидные комментарии. Обычно насчёт внешнего вида каждого из нас.
   - Завтра у нас не будет вечернего спектакля, - сказал Накадзо. - Мы начинаем подготовку к новой постановке с участием Сатоми, так что в первое время у вас не будет работы. Вы вполне сможете пройтись по городу и купить себе приличной одежды. Но не советую затягивать с этим, скоро работы у вас, Руднев-сан, будет более чем достаточно.
   - Позвольте узнать, - поинтересовался я, - откуда она появится, если в скором времени не предвидится спектаклей?
   - Наёмные работники, - ответил Накадзо, - с которыми вы так хорошо договорились, не только расставляют, но и изготавливают декорации. Вы же понимаете, что теперь вам, Руднев-сан, придётся присматривать за процессом изготовления, решать, сколько заплатить рабочим и прочие вопросы. Как только эскизы новых декораций будут готовы, Мидзуру-сан передаст их вам.
   - Есть ещё одна проблема, - заметил я, - я совершенно не ориентируюсь в Токио. Даже не представляю, куда мне пойти, чтобы купить одежды.
   - Это совершенно не проблема, - отмахнулся Накадзо. - Ютаро-кун и Сатоми собираются пройтись по магазинам одежды в ближайшее время, думаю, они будут не против если вы составите им компанию.
   Я поклонился Накадзо на прощание и отправился искать Ютаро или Сатоми, которых сначала считал родственниками, из-за очень похоже звучащих фамилий Кусуноки и Кузуноки.
   Однако вместо них встретился с той, кого меньше всего желал увидеть. Марина Киришкина, теперь уже Киришима, стояла в коридоре, нетерпеливо пристукивая каблуком. Она кинула на меня злой взгляд, но большим не удостоила, я в свою очередь не стал спрашивать у неё, что она делает в противоположном от своего жилища крыле. Я прошёл до комнаты Ютаро и постучал.
   - Входите, - раздалось с той стороны, и я открыл дверь.
   Молодой человек, сменивший мундир на неформальную жилетку, как раз пересчитывал деньги. Похоже, он на должности билетёра получал примерно столько же, сколько я. Сунув ассигнации в портмоне, он поинтересовался у меня, что случилось.
   - Вы не в город за одеждой собираетесь? - поинтересовался я в ответ.
   - Именно, - ответил он. - Хотите составить нам компанию?
   - Если вы не против, - кивнул я.
   - Совершенно не против, - сказал Ютаро. - Вот только с нами гидом по столице пойдёт Киришима-сан. У вас кажется с ней сложные отношения, не правда ли?
   - Стрелять она в меня пока не будет, - легкомысленно бросил я, - а остальное значения не имеет. По крайней мере, сейчас.
   - Это вы так пошутили? - неуверенно улыбнулся Ютаро.
   - Вроде того, - сказал я, - русский юмор. Идёмте, Ютаро-сан.
   Мы вместе вышли из его комнаты, в коридоре уже ждали Марина и Сатоми. Ютаро сообщил, что я пройдусь за одеждой вместе с ними. Сатоми искренне обрадовалась этому, Марина же не сказала ничего, только отвернулась от меня и первой зашагала по коридору.
   Для этой поездки Накадзо выделил нам свой автомобиль, за руль которого села Марина. Однако не успели мы проехать и пары перекрёстков, как авто остановил постовой, рядом с которым маячили знакомые мне синие мундиры полицейских, называющих себя токко. Трое токко подошли к автомобилю и открыли пассажирскую дверцу.
   - Руднев, - обратился ко мне офицер, - выходите.
   На этот раз я не стал сопротивляться. Вышел из автомобиля, только махнул на прощанье Сатоми и Ютаро. Меня проводили в другое авто - чёрное, мрачного вида, скорее всего, немецкое. Я сел на заднее сидение, рядом с невзрачным субъектом в сером костюме в мелкую клетку, на месте водителя расположился офицер токко, поручивший полицейских своему заместителю. Он завёл авто, и мы покатили по улицам Токио.
   - Меня просили передать вот это, - сказал мне невзрачный, протягивая мне коробочку с хризантемой. - Это от Усуи-дайсё.
   - Спасибо, - кивнул я, пряча коробочку в нагрудный карман гимнастёрки.
   - Дайсё просил передать, что это подделка, - добавил невзрачный, - и не самая качественная.
   - Я знаю, - подтвердил я. - Настоящий орден остался у матери, а этот мне передали незадолго до побега.
   - Разумно, - согласился невзрачный. - Теперь перейдём, собственно, к делу. Я - офицер контрразведки империи, которому поручено расследовать вашу историю и следить за вами. Наша встреча регламентирована и даже обязательна для нас обоих. Более того, вы с этого дня будете являться по этому адресу, - он протянул мне официальную бумагу, заполненную на двух языках, русском и японском, - и отмечаться ровно раз в неделю. Таким образом, вы с одной стороны будете под гласным надзором, как каждый подозрительный иностранец, с другой же - это обеспечит нам нормальную связь.
   - Каким образом вы вышли на меня? - спросил я, хотя вопрос был почти риторическим.
   - Вы думаете, в контрразведке один только я сторонник нашего дела. - Невзрачный произнёс "наше дело" с этаким придыханием, убедившим меня в том, что он действительно сторонник этого самого нашего дела. - К слову, моему начальству стоило больших усилий замять скандал с вашей дракой с токко - в полиции умов наших сторонников куда меньше, чем хотелось бы.
   - Хотелось бы узнать ваше имя, - поинтересовался я. - А то ведь мне надо будет отмечаться у вас.
   - Тайи Хатияма, - представился невзрачный контрразведчик.
   - А куда вы меня сейчас везёте? - задал я наиболее интересующий меня в данный момент вопрос.
   - В одно не самое приятное место, - усмехнулся Хатияма. - Не в контрразведку, туда вы явитесь завтра, а сейчас мы едем в старый храм за пределами города. Там нашли приют наши странные союзники, от которых лично у меня мурашки по коже.
   При этих словах на несколько мгновений через маску полного безразличия проявились человеческие черты, которые Хатияма так старался скрыть. Мне заранее стало не по себе, от одного только ожидания встречи с этими странными союзниками.
   Мы выехали из Токио, а, может быть, это был какой-то из совсем бедных кварталов столицы. Спустя четверть часа оставили машину на попечение офицера токко и направились к полуразрушенной пагоде с дырами в красивой крыше и несколькими упавшими колоннами. Мы спустились по отчаянно скрипящей лестнице в подвал. По дороге горели лампы с отчего-то синим, вроде газового пламенем. Под храмом оказалось просторное, совершенно пустое, помещение, в котором расположились прямо на полу три престранных человека. Седовласый, но не старый мужчина в серо-синем кимоно, с двумя мечами - длинным и коротким - за поясом. Красивая женщина с высокой, сложной причёской, также одетая в кимоно, только как-то весьма двусмысленно распахнутое на груди. И мальчишка с чёлкой, падающей на глаза, этот в длинном плаще с высоким воротником.
   - Кого ты привёл нам, Хатияма-кун? - спросила женщина, как-то неприятно растягивая гласные.
   - Это наш союзник из Советской России, - ответил тот, обращаясь к седоволосому самураю.
   - Ты раскрыл наше укрытие перед непроверенным человеком, - рассмеялся мальчишка, - а ты знаешь, что за это бывает, Хатияма?
   Из темноты за спиной контрразведчика выросла громадная - метра три, не меньше - фигура. Она ухватила Хатияму мускулистой рукой за горло и подняла в воздух. Контрразведчик захрипел, задёргал ногами, схватился за могучий кулак обеими руками.
   - Мальчик, - обратился я к юноше в плаще с высоким воротником, - прекрати этот балаган. Убери своего гиганта.
   - А чего ты взял, что он - мой? - рассмеялся тот, в голосе его зазвучали нотки безумия.
   - Чей же ещё? - пожал плечами я, старательно изображая равнодушие, надеюсь, получалось не слишком наигранно. - Только дитя может быть склонно к настолько глупым эффектам.
   - Я могу размазать тебя и без помощи моего друга! - закричал мальчишка, движением головы сбрасывая с глаз чёлку. На меня уставились его жуткие, круглые, как у совы глаза.
   И тут засмеялась женщина, засмеялась в высшей степени неприятно.
   - Ну что, Миура-тян, - протянула она, по-прежнему растягивая гласные, как будто к колыбельную пела, - не работает твоя магия на гайдзинов.
   - Просто я не верю ни в какие эти новомодные штуки, - отмахнулся я, стараясь не смотреть на гиганта, сжимающего стальными пальцами горло Хатиямы.
   - Неверие - хороший щит, - растянул губы в совершенно безумной улыбке мальчик по имени Миура, - но я могу сломать и его.
   Как будто невидимый кулак врезался мне под дых, я задохнулся, переломившись пополам, задохнувшись от тупой боли. Я упал на колени, ловя ртом воздух, опёрся кулаком об пол.
   Теперь рассмеялся седовласый самурай. Он хохотал, от души веселясь, держась за рукоятки мечей, иногда прихлопывая ладонью по бедру.
   - Хватит, Миура, - бросил он мальчишке, - правильно этот гайдзин сказал, довольно этого балагана. Прикажи отпустить Хатияму, он сюда по делу пришёл. А вы, человек из Советской России, представьтесь, пожалуйста.
   - Пантелеймон Руднев, - сказал я, перед этим седым, но не старым ещё самураем так и хотелось вытянуться во фрунт, примерно также я чувствовал себя в присутствии Михаила Николаевича.
   - Можете звать меня Юримару, - сказал мне самурай. - Эта женщина в непристойно распахнутом кимоно - Кагэро. С мальчишкой вы уже успели познакомиться.
   Гигант по взгляду мальчика отпустил Хатияму, который рухнул на пол и жутко закашлялся, держась за помятое горло.
   - Теперь я понимаю, отчего у Хатиямы от вас мурашки по коже, - сказал я, садясь напротив них по-турецки, что было несколько неудобно в сапогах. Я всё ещё старался не смотреть на контрразведчика, корчащегося на полу. Помогать ему на глазах у этих жутких субъектов было равнозначно признанию в слабости. А слабых они привыкли поедать, это я понял с первого взгляда. - Вот только пока я не очень понял, кто вы такие и каким образом можете помочь нашему делу?
   - Мы представляем в этом деле духовную сторону, - ответил мне седоволосый Юримару. - Вы у себя позабыли о невидимом, тонком мире, даже на наших островах почти не осталось тех, кто знает о нём. Это весьма прискорбно, хоть и на руку нам в данных обстоятельствах. Даже императорские омьёдзи давно превратились в мелких чиновников, ничего не решающих при дворе. Во времена сёгуната им ещё хоть как-то доверяли, но после Бакумацу новый император Мейдзи взял курс на модернизацию и европеизацию страны, новой знати и нуворишам при его дворе они стали крайне неудобны, и их быстро устранили. Теперь достают только по праздникам, как некий символ единения с традициями, связь с прошлым и всё в том же духе.
   - В вашем голосе, Юримару-сан, - позволил себе усмехнуться я, - слышно раздражение. Зачем вы мне всё это рассказываете? Лекция, конечно, весьма поучительная, но цели её мне не слишком понятны.
   - Уел тебя гайдзин, - пропела женщина по имени Кагэро.
   - Молчи, - сказал, как отрезал Юримару. - Я просто поведал вам историю духовного мира и его прискорбного забвения. Вы ничего не поняли, но это вполне объяснимо. Вы ведь просто не верите в тонкий мир, даже после того, как вас приложил Миура. Ну да, оставим эту тему. Вы ещё сможете убедиться в могуществе духовного мира. В общем-то, прямо сейчас и убедитесь.
   Он легко поднялся на ноги и сделал приглашающий жест. Я не смог встать с той же лёгкостью, что и Юримару, у меня это заняло некоторое время. Ноги успели немного затечь, по ним словно сотни муравьёв побежали, и каждый из них так и норовил впиться своими жвалами в мясо. Я подпрыгнул пару раз, разгоняя кровь. Женщина в полураспахнутом кимоно поднялась одним изящным, как будто текучим движением, при этом кимоно почти сползло с её плеч, и если бы она не придержала его, вовсе свалилось бы. Мальчишка вскочил порывисто, как все дети или безумцы. Он махнул рукой, и из тьмы снова выступил гигант, перешагнул через корчащегося на полу Хатияму и подставил своему хозяину плечо. Миура забрался на него и тронул гиганта за шею, тот последовал за нами, в несколько шагов обогнал и пошёл вровень с Юримару.
   Мы спустились по длинному пандусу в новое помещение. Оно было просторнее верхнего и больше всего напоминало мертвецкую. Стены покрыты инеем, изо рта при каждом выдохе валит пар, будто зимой, да и температура была вполне зимняя. Я поёжился и, не стесняясь, сунул руки под мышки. Мы шли между голых столов, на части которых лежали тела в самой разнообразной форме, в основном, конечно, японской, но можно было видеть и нашу, советскую, и немецкую, и ещё части европейских государств, некоторые я даже узнать не мог. Тел было, на самом деле, достаточно много, несколько десятков, но в сравнении с количеством пустых столов - это была просто капля в море. Все они сохранялись от разложения благодаря низкой температуре. На лбу каждого мертвеца лежала бумажка с незнакомым мне иероглифом.
   - И что всё это должно означать? - поинтересовался я, когда мы остановились посреди этой жуткой мертвецкой.
   - Это основа нашей будущей армии, - ответил Юримару. - Очень скоро прибудет дирижабль с новым поступлением мёртвых офицеров. От вашего покровителя, Руднев-сан, гэнсуя Тухачевского. Как мне сообщили, это те самые офицеры, которых, как и вас, вычистили из армии, по разным причинам. Все они были расстреляны, а теперь их тела в рефрижераторах отправили нам. Сходным образом поступают наши люди в Германии, где тоже начались чистки, и из Квантунской армии. Скоро мы наберём достаточно трупов для воплощения нашего плана.
   - Какого ещё плана? - Я был на грани безумия, казалось, пробудь я в этой промёрзшей мертвецкой ещё хоть минуту, окончательно сойду с ума, начну плести разную чушь или ещё как умом тронусь.
   - Успокойтесь, Руднев, - сказал мне Юримару и от голоса его рассеялись все призраки, обуревавшие меня. - Скоро прибудут доспехи духа, точнее мехи из Североамериканских штатов, их купили через подставных лиц сторонники нашего.
   - Какие ещё мехи? - уже спокойней спросил я.
   - "Биг папасы", кажется, - ответил Юримару, - одни из самых первых мехов, те, что ещё на основе костюмов водолазов сделаны. Их сейчас массово списывают в САСШ, так что покупать их достаточно легко.
   - При чём тут эти мехи? - Я снова почувствовал подступающее безумие. - Что вы собираетесь делать с этими покойниками?!
   - Посмотрите внимательно на их форму, - предложил мне Юримару. - На знаки различия внимание обратите.
   Я последовал его совету, присмотрелся к знакам на петлице одного из мертвецов, одетого в нашу форму. Там красовался знакомый мне угловатый человечек пилота БМА и три треугольника. У лежащего на соседнем столе немца в эсэсовской форме нарукавный знак украшал серебряный шлем с рогами и прорезью в виде готического креста. Пилот кампфпанцера, какой-то-там фюрер - звания войск СС я знал не слишком хорошо, хотя в Академии, наверное, был единственным, кто правильно произносил эти заковыристые слова, исключительно благодаря знанию немецкого языка.
   - Все они при жизни были пилотами доспехов духа, - произнёс Юримару. - Кто-то погиб на учениях, другие были расстреляны за разные преступления или просто за неправильное происхождение, третьи умерли ещё каким-то образом.
   Какие-то мысли начали оформляться в моей голове, но верить тому, что приходило на ум, пока что в виде смутных догадок, не хотелось совершенно.
   - Одного "Биг папу" нам прислали для пробы, - произнёс Юримару. - Мы собирались провести необходимые ритуалы. Едва ли вы, Руднев-сан, захотите присутствовать при этом. Это не самое приятное зрелище.
   - Я готов, - коротко ответил я. - Оставаться в стороне не привык.
   - Миура! - неожиданно обернулся Юримару к мальчишке. - Прекрати давить на Руднева!
   Кагэро снова весело рассмеялась и звонкий смех её, казалось, разогнал всю муть в моей голове.
   - Миура, - уже ледяным голосом обратился Юримару к мальчику, сидящему на плече гиганта, - если ты ещё раз позволишь себе подобное, я убью твоего приятеля, как Кёндзина.
   - Понял, понял, - ребячливым тоном сказал Миура. - Больше не буду.
   - Теперь я могу быть спокойным за ваше психическое здоровье, - кивнул мне Юримару.
   Вот только насколько я могу поручиться за своё психическое здоровье, я не знал. И всё же пошёл следом за Юримару по новому пандусу. Мы спустились ещё ниже - в зал, где было также холодно, на одном из многочисленных столов лежал только один труп, одетый в японскую форму. Я пригляделся к его петлицам, на которых красовался цветок с лепестками, похожими на лезвия мечей, точно такая же эмблема была на петлицах Кусуноки Ютаро, когда мы столкнулись с ним в дверях кабинета антрепренёра Накадзо.
   - Это сэйто нашего доблестного флота, - объяснил мне Юримару, - его доставили на днях. Со дна морского достали. Весьма интересный экземпляр. Очень долго подвергался интенсивному облучению кристаллов духа, потому я и выбрал его, пока остаточное излучение не рассеялось. А, вообще, достать его тело, говорят, стоило больших денег, он не простой офицер Квантунской армии, но, думаю, оно того стоить будет.
   Я перевёл взгляд с тела на стоящего неподалёку "Биг папу". Мех североамериканского производства, самого начала нашего века, действительно, больше всего напоминал тяжеловодолазный костюм, только усиленный поршнями да с буром на правой руке. Этот самый бур, в основном, и использовался, как оружие, так как левая представляла собой перчатку с броневыми накладками. По идее, левой конечностью мех должен был держать пулемёт "Льюис" с несколько изменённой системой ведения огня, однако самостоятельно перезаряжать их пилот меха не мог, да и малейший перекос патрона делал его совершенно бесполезным. Именно из-за этого модель "Биг папа" уже к началу двадцатых годов была снята с вооружения Североамериканских штатов. Что теперь оказалось весьма на руку людям нашего дела.
   Я не заметил, что Кагэро и Миура остановились на приличном расстоянии от стола с телом, поэтому сделал несколько лишних шагов. Юримару остановил меня жестом. Я оглянулся и отступил назад. Приближаться к трупу у меня не было ни малейшего желания.
   Юримару тем временем, склонился над телом офицера, сдёрнул с его лба бумажку с иероглифами, что-то быстро на ней исправил (и когда только кисточку с тушью достать успел) и положил обратно, только теперь поперёк лица. После этого он сложил пальцы в сложную фигуру и начал жуткий речитатив, раз за разом повторял он одну и ту же фразу, звучащую для меня сущей тарабарщиной. "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан"; "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан"; "Он сова хамба шуда сараба тараман ва хамба сёдокан". И так раз за разом. А потому вдруг: "Он басара гини ва
   рачи ва тайа совака". И снова: "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан". Голос его нарастал, тембр менялся, становился уже каким-то совершенно нечеловеческим. Меня даже затрясло, даже зубы мелко-мелко застучали друг о друга, а уж когда Юримару буквально выкрикнул последнюю фразу: "Он батарей я совака!", я чуть не подпрыгнул. Но зрелище, последовавшее словами седовласого самурая, приковало меня к месту крепче стальных цепей.
   Тело на столе дёрнулось, раз, другой, а после неуверенным движением село, свесив ноги вниз. Тем временем, Юримару быстро защёлкал застёжками меха, открывая его для покойника. Однако оживший труп сидел на столе совершенно неподвижно. Открыв меха, Юримару вернулся к столу и взял покойника за плечи. Словно ребёнка или слепого он подвёл его меху и подтолкнул в спину. Труп, у которого, похоже, проснулись былые навыки пилота, нырнул внутрь меха, и Юримару так же споро застегнул его. Мех переступил с ноги на ногу, пошевелил пальцами, бур на правой руке с жутким воем прокрутился.
   - Вот он и готов, - рассмеялся Юримару. - Можно спускать этого пса с цепи.
   - И что вы собираетесь делать с ним? - выдавил я, проглотив тугой комок, вставший в горле.
   - Натравим его на Токио, - ответил седоволосый самурай, - пусть крушит и ломает. Ведь это у него получается лучше всего. Завтра в утренней "Асахи симбун" вы прочтёте о его бесчинствах.
   - Мне надо возвращаться, - сказал я. - Хатияма забрал меня прямо с улицы, так что, наверное, все гадают, вернусь я или нет.
   - Узнаю нашу контрразведку, - усмехнулся Юримару, - работают, будто топором машут.
   Оставив на самом нижнем уровне разрушенного храма закованного в мех "Биг папа" покойника, мы поднялись наверх, в ту самую залу, где остался Хатияма. Он сидел опершись спиной на стену, то и дело касаясь пальцами помятого горла.
   - Купите первый номер "Асахи", - напомнил мне на прощанье Юримару, - хотя о том, что случится, завтра будут кричать на каждом углу.
   Я помог Хатияме подняться на ноги, и мы вместе поднялись по лестнице, которая почему-то больше не скрипела. Мы шагали по улицам к машине, по дороге я решил несколько поправить ситуацию и обратился к молчаливому контрразведчику:
   - Поймите, Хатияма-сан, - сказал я, - нас с вами испытывали, проверяли на прочность. Дай я малейшую слабину, они бы сожрали нас обоих.
   - И вы решили подставить меня, - отрезал Хатияма, в общем-то, вполне резонно. - Вполне разумно, бросить другого волку в пасть, чтобы самому спастись.
   И я понял, что нажил себе в Японии первого врага.
   - Высадите меня у дешёвого магазина одежды, - попросил я. - Я, вообще-то, за одеждой в город ехал.
   - Конечно, - ровным тоном ответил Хатияма. - Но оттуда вам придётся возвращаться на трамвае.
   Хорошо бы я смотрелся, выходя из этого зловещего чёрного авто прямо перед дверьми театра.
   В общем, высадили меня посреди района Сибуя, как пояснил мне офицер токко, здесь можно разжиться любой одеждой. Он же объяснил мне как удобней всего добраться театра, находящегося, как выяснилось в районе Синдзюку. Я прошёлся по ним, потратив на это около получаса, в итоге став обладателем внушительного пакета с вполне европейской одеждой - не самой элегантной, зато добротной. Самое то для начальника рабочих сцены.
   Уже вечерело, и в трамваях было полно народу, что напомнило мне родину. Я втиснулся, заняв достаточно много места со своим пакетом одежды, однако японцы продолжали вести себя, как будто меня не существовало. Наверное, начни я наступать им на ноги и кричать в уши непристойности, они бы никак не прореагировали, принимая меня вроде кары небесной. Я едва удержался от столь опрометчивого поступка, хотя отчебучить что-нибудь этакое очень хотелось после всего, что видел сегодня. Но я отлично понимал последствия - ночевать в околотке японских городовых очень не хотелось.
   До театра я добрался, когда уже почти стемнело. Он был непривычно пуст и тих. В столовой никого не было, как и на кухне, поэтому я перехватил чего-то холодного и отправился в свою комнату - спать.
   А всё-таки, интересно, куда все подевались?
  
   То, что забрали Руднева, испортило настроение Ютаро и Сатоми, а вот Марине было, кажется, всё равно. По крайней мере, она не показала своих чувств. Походив по магазинам Сибуи, молодые люди достаточно быстро закончили, гораздо быстрей, чем собирались. Они вернулись в театр и разошлись по своим комнатам, разбирать покупки. Но даже это обычно приятное занятие не доставило им удовольствия, и они почти одновременно вышли в холл второго этажа, даже не особенно удивившись тому, что застали там друг друга.
   - Как ты думаешь, Ютаро-сан, - спросила Сатоми, - с Рудневым-сан всё будет в порядке?
   - Не знаю, - покачал головой Ютаро. - Его забрали токко, а значит, скорее всего, за этим стоит контрразведка.
   - А что ему может грозить? - продолжала расспрашивать Сатоми. - Это из-за той драки, когда он из-за меня побил нескольких токко?
   - Вряд ли, - возразил Ютаро, - наверное, это обычная проверка подозрительных иностранцев. Хотя, быть может, дело и в той драке с токко. Они на него донесли, и Рудневым-сан занялась контрразведка.
   - Значит, мы можем его уже больше никогда не увидеть. - Это был не вопрос, а утверждение, и Ютаро был склонен с ним согласиться. - А ведь в этом виновата я. Ведь это за меня Руднев-сан вступился.
   - Он сам во всём виноват, - заявила вышедшая к ним Марина. - Всегда таким был, чуть что - сразу в драку лез без оглядки. Ещё в гимназии.
   - Что связывает вас, Марина-сан? - с почти детской непосредственностью поинтересовалась у неё Сатоми. Ютаро никогда не решился бы задать её такой вопрос.
   - Ненависть, Сатоми-сан, - холоднее обычного ответила ей Марина, - и кровь. Много крови.
   Ютаро понял, что за прошедшие несколько дней, он успел познакомиться со всеми актрисами и служителями театра. Разве что прима Ивасаки делала вид, что его не существует, как, собственно, и остальных служителей, но на то она и прима. А вот с загадочной иностранкой Ютаро вполне нормально общался, в основном, по делу, но он почти ничего не мог о ней сказать. Марина Киришима оставалась для него закрытой книгой за семью печатями. Единственное, что сумел понять Ютаро из недолгого общения с Мариной, о прошлом её (а лучше, вообще, о России) с ней лучше не говорить.
   От горестных мыслей их отвлёк звонок настенного телефонного аппарата. Марина подошла к нему первой, сняла трубку, выслушала говорящего, несколько раз кивнула и положила её на рычаг.
   - Ступайте за мной, - махнула она Ютаро и Сатоми.
   Они зашли в роскошный лифт, установленный в театре для самых важных персон с балкона, и, дождавшись молодых людей, опустила ручку лифта до упора вниз. Загудели электромоторы, и кабина двинулась вниз, проехав первый этаж, она спустилась ещё ниже, миновав толстую тёмную полосу бетона.
   - Куда это мы? - удивилась Сатоми.
   - Накадзо-сан вам всё объяснит, - коротко бросила Марина, обрывая все расспросы.
   Они вышли из кабины лифта и направились по длинному коридору из того же холодного бетона.
   - Здесь раздевалка, - сказала Марина, указав на стальную дверь. - Подождите здесь, Ютаро-сан, отдельной раздевалки для мужчин не предусмотрено.
   Молодой человек кивнул, оставшись в коридоре. Он дождался пока девушки вышли, одетые в форму пилотов доспехов духа. Оказалось, что Марина носит звание сёи, а Сатоми - и вовсе дзюньи. Правда, если по Марине можно было понять, что форма ей не в новинку, то Сатоми явно чувствовала себя неуютно, она больше привыкла к просторным традиционным одеждам. Кроме того, на петлицах их кроме хризантемы шипов - эмблемы войск доспехов духа, красовался небольшой щит. Ютаро вспомнился давний разговор с Садао про отряд обороны столицы "Щит".
   - Поторопитесь, Ютаро-сан, - сказала Марина. - Догоните нас.
   - Хорошо, - кивнул Ютаро и зашёл в раздевалку.
   Свой ящик он нашёл, на нём было написано его имя и звание. Открыв его, он вынул зелёный мундир с погонами сухопутного тюи и эмблемами щита и хризантемы шипов в петлице. Быстро надев его и застегнув ремень, походя, удивившись отсутствию личного оружия, Ютаро поспешил за девушками. В коридоре он их нагнать не успел, а потому вошёл в большой тактический зал, очень напоминающий главную боевую рубку линкора "Рюдзё" - флагмана четвёртой дивизии авианосцев, в которую входил и его Гидроавиатранспорт, где служил Ютаро. Посреди зала был установлен большой стол с картой Токио, на которой мигал красный огонёк. Мигал, кстати, где-то в районе деревянных трущоб Акихабары.
   - Вы спрашивали, Ютаро-кун, - усмехнулся Накадзо, стоявший во главе стола (на нём был мундир с погонами тайса и только щитом в петлицах), - для чего вам нужна подготовка морского офицера пилота доспеха духа у меня в театре? Пожалуйста, это сердце Европейского театра, откуда мы, отряд обороны столицы "Щит", наносим удар по любому врагу нашего Токио.
   - Так это не легенда, - удивился Ютаро. - Простите, Накадзо-тайса-доно. - Он коротко поклонился.
   - Именно так легче всего скрыть себя, - сказала Мидзуру, оказавшаяся сёса, - создать из себя легенду. Так что даже те, кто верят в наше существование, считают нас всё-таки скорее легендой, вроде императорских омьёдзи. Никому не приходит в голову искать нас всерьёз.
   - Мы отвлеклись, - напомнила всем Марина. - Что за угроза?
   - Как всегда деловая, Киришима-сан, - прикрыв рот ладонью полупропела Асахико, носившая, как и Сатоми, погоны дзюньи. Надо сказать, присутствию примы театра Ютаро очень сильно удивился.
   - Где-то гибнут люди, пока мы тут болтаем, - напомнила ей Марина.
   - Людей из зоны атаки успели эвакуировать, - сказал Накадзо, - так что жертвы среди населения удалось свести к минимуму.
   - И всё же, что случилось, Накадзо-тайса-доно? - настаивала Марина.
   - Вы помните, что я вам говорил, Марина-сан, - с улыбкой сказал ей Накадзо, - что теперь капитаном "Труппы" будет Ютаро-кун. Вам стоит помнить об этом.
   Для Ютаро это известие стало шоком. Он понимал, что единсвтенный из всех профессиональный пилот доспехов духа, однако чтобы вот так сходу - и в капитаны отряда "Щит". Ну и методы тут практикуются.
   - Накадзо-тайса-доно, - обратился Ютаро к странному антрепренёру, - что такое всё же случилось в Акихабаре?
   - Мех устаревшей американской модели "Биг папа", - сообщила Мидзуру, - крушит дома в Акихабаре. В первые четверть часа было несколько погибших от его бура, но из-за общей медлительности меха жителей района успели эвакуировать.
   - Какова наша основная задача? - задал следующий вопрос Ютаро.
   - Выдвинуться в район Акихабары, - ответил Накадзо, - и уничтожить данный мех. Желательно, повредить его как можно меньше, чтобы можно было извлечь из него пилота.
   - Я должен видеть наши доспехи духа, - сказал Ютаро, - и средство передвижения.
   - Для вас подготовлен малый дирижабль "Сяти", - ответила Мидзуру, - а доспехи духа находятся в посадочном ангаре.
   - Вам стоит поспешить туда, - усмехнулся Накадзо, - пока этот "Биг папа" не разнёс всю Акихабару.
   Ютаро прошёл к указанной двери и провернул штурвал кремальеры. Если бы не мощные сервопружины, ему бы не удалось открыть толстую дверь из бронелиста, да и с их помощью, ему пришлось приложить все силы для этого. За дверью оказался новый коридор с гулким бетонным полом. Они прошли по нему, и вышли в большой ангар, вдоль стен которого стояли доспехи духа.
   - Я никогда не видел таких, - протянул Ютаро, - даже модели незнакомые.
   Верный традициям императорского флота молодой тюи всегда считал, что все лучшие модели доспехов духа поставляются именно в ВМФ, а тут вдруг выяснилось, что это совсем не так. И это ещё мягко говоря.
   - Это особые, экспериментальные, модели доспехов духа, - пояснила Мидзуру. - Они разработаны лично Кумэо Ито для защиты Токио. Они совершенно уникальны.
   - Нет времени обсуждать доспехи духа, - напомнил Накадзо, - "Биг папа" ломает Акихабару.
   - Отряд, - приказал Ютаро, - по машинам. Накадзо-тайса-доно, - обернулся он к командиру, - который из доспехов духа мой.
   - Белый, - ответил тот, - и, на будущее, ваш отряд называется Труппа.
   Усмехнувшись про себя, Ютаро быстрым шагом направился к своему доспеху. Он был белоснежным, и, казалось, излучал свет. Доспех очень отличался от знакомых ему флотских моделей. Те были какими-то поджарыми, лучшего слова Ютаро придумать не смог, более напоминая броню пехотинцев, только увеличенную, но, всё равно, сохраняющими пропорции человека. Эти же модели были приземистыми и коренастыми, но, не смотря на это, на спине каждого располагались по два аэромотора, позволявших им летать, хотя, наверное, скорость и маневренность их были несколько ниже, чем у флотских. Хотя для боевых действий в городе это в самый раз.
   Открыв люк, Ютаро нырнул внутрь доспеха, привычным движением задраил люк за собой. Кабина, которую Ютаро по-флотски именовал рубкой, мало отличалась от кабин других доспехов, на которых ему приходилось летать. Кресло, две ручки управления с парой небольших рычажков для ведения огня из разных видов оружия, на панели связи лежат ларингофоны и эбонитовые наушники, небольшая смотровая щель, изнутри расширенная с помощью хитроумной системы линз из чистейшего горного хрусталя в экран два на пять дюймов. Ютаро надел наушники и закрепил на горле ларингофоны, обратился сразу ко всем бойцам Труппы.
   - Труппа, - сказал он, - к погрузке на дирижабль преступить.
   - Есть, - ответила Марина.
   - Слушаюсь. - Это Сатоми.
   - Да-да, - протянула Асахико.
   Ютаро вздохнул и направил свой доспех к погрузочной платформе, над которой уже открылись ворота в потоке ангара. Он не мог видеть потолка, и о том, что ворота открылись, понял по тому, что на погрузочную площадку упал широкий луч света, который почти сразу накрыла тень. Это был дирижабль "Сяти".
   - Ютаро-тюи, Сатоми-дзюньи, - раздался в наушниках голос Мидзуру, - данная модель доспехов духа оборудована новой моделью системы наблюдения "Иссэкиган". Для его активации наденьте электрокуляры. Они лежат на боевой панели, рядом с наушниками и ларингофонами.
   Ютаро обнаружил эти самые окуляры, которые принял сначала за одну из систем управления доспехом, доселе ему неизвестную. Окуляры оказались чем-то вроде очков в сложной оправе, соединённых с боевой панелью нетолстым проводом. Ютаро надел их, закрепив на затылке эластичным ремешком - и сразу всё изменилось. Не было больше узкой щели, он видел всё, как будто его глаза стали глазами доспеха. О такой системе на флоте можно было только мечтать.
   К погрузке на дирижабль опоздали Сатоми и Ютаро, ведь Марине с Асахико не надо было осваиваться с доспехами духа. Но вот все заняли места на погрузочной площадке - Ютаро походя заметил, что она рассчитана на несколько большее количество доспехов - и зацепленная тросами толщиной в руку платформа потянулась вверх, в недра дирижабля "Сяти".
   - На время перемещения в трюме дирижабля, - снова раздался в наушниках голос Мидзуру, - мы сможем поддерживать с вами связь. Но после того как вы высадитесь, радиосвязь будет поддерживаться только между вашими доспехами. Десантироваться вы будете при помощи векторных двигателей, их надо включить на высоте примерно в девять дзё от земли.
   - Постарайтесь свести разрушение к минимуму, - добавил голос Накадзо.
   - Поступила новая информация от армейских частей, - снова прорезалась Мидзуру. - "Биг папа" имеет дополнительное вооружение. Пулемёт Льюиса.
   - Информация принята, - ответил Ютаро.
   Пока они обменивались репликами, дирижабль "Сяти" медленно летел над Токио, оставляя на его крышах вытянутую тень. Миновав почти европейский Синдзюку и деловую Гиндзу, он летел над деревянной Акихабарой. Пилоты его уже видели через дальномеры рослую фигуру меха "Биг папа", неистовствующего среди ветхих домов. Он и без того был окружён руинами и медленно шагал куда-то, круша препятствия своим буром.
   - Как-то странно он ведёт себя, - сказал капитан дирижабля, поправляя фуражку, - как будто ему всё равно - куда идти и что делать.
   -От него исходит сильная тёмная аура, - промолвил бритоголовый монах, до того сидевший в углу рубки бессловесным истуканом.
   Капитан покосился на него и в очередной раз подумал, что в "Щите" все малость того - с заскоками. Вот для чего надо было прикомандировывать к его дирижаблю это чудо со сверкающей башкой, которое раздражает всю команду без исключения?. Нет бы ему сидеть в специально для него выделенной каюте, так ведь постоянно торчит в рубке и ещё советы даёт. Язычник чёртов. Капитан дирижабля был из семьи старых христиан, много претерпевших гонений во времена сёгуната, из-за этого он сильно недолюбливал все этих буддистских монахов с их бритыми головами и бесконечными чётками.
   - Передайте это Накадзо-доно, - заявил монах. - Это очень важно.
   - Радист, - приказал капитан дирижабля, - передайте в штаб, что "Биг папа" обладает мощной тёмной аурой. С пометкой "Специально для Накадзо-тайса".
   - Хай, - ответил радист и принялся ловить частоту связи со штабом Особого отряда обороны.
  
   Приняв сообщение с борта "Сяти", тайса Накадзо уже собирался связаться с Ютаро, чтобы передать ему новую информацию, однако его опередил протяжный звонок правительственного аппарата связи. Матсуда Дороши, по званию она была сёи и отвечала в штабе за связь, сняла трубку, выслушала, кивнула и сказала Накадзо.
   - Это из министерства земель, Накадзо-тайса. С вами хочет поговорить лично министр.
   Накадзо с недовольным видом пробурчал себе под нос что-то вроде: "А этим-то чего надо"; и взял трубку у Матсуды.
   - Накадзо-тайса-сан, - раздалось из неё, - я должен сообщить вам, что вам не стоит особенно усердствовать при устранении меха в Акихабаре.
   - Что это значит, министр? - поинтересовался Накадзо. - Я что-то не очень вас понимаю.
   - Дело в том, - раздражённо ответили на том конце, видимо, министр не особенно привык кому-либо что-либо объяснять, - что район Акихабары предназначен под реконструкцию. А потому сейчас этот мех делает в каком-то смысле нашу работу, избавляет нас от затрат. Жители эвакуированы, так что никакой угрозы нет. А потому погодите немного с уничтожением этот меха, это решение согласовано на самом верху.
   - Я не могу задержать десантирование Труппы, - холодно сказал на это Накадзо.
   - Что это значит? - Голос в трубке тоже резко понизил градус. - Вы понимаете, чем это вам грозит, Накадзо-тайса-сан?
   - Все претензии направляйте инженерам Попову и Маркони, - усмехнулся Накадзо.
   - Секретарь, - услышал он приглушённый голос министра, - запишите фамилии Попов и Маркони, оба - инженеры. - А после уже громче, Накадзо: - Кто это такие? И почему вы упомянули их имена?
   - Потому, - всё сильнее веселясь, продолжил Накадзо, - что они изобрели радио таким, какое оно есть. - И положил трубку.
   - Накадзо-тайса, - обратилась к нему Мидзуру, - вы не считаете, что опасно общаться с министрами в таком тоне.
   - Мидзуру-сёса, - усмехнулся Накадзо, - людям из министерства совершенно наплевать на жителей Акихабары. Угрозы жизни нет - и всё, а то что им жить будет негде, их совершенно не волнует.
   - Но, всё же, разговаривать с министром в таком тоне, - покачала головой Мидзуру.
   - Ерунда, - отмахнулся Накадзо, - министр земель никоим образом не сможет повредить нам. Что бы он там не говорил о "самом верхе". Хватит об этом. Лучше передайте Ютаро-сан сообщение с борта "Сяти".
  
   - Что значит тёмная аура? - спросил Ютаро. - Я вас не понимаю, Накадзо-тайса-доно.
   - По возращении, Ютаро-кун, - ответил Накадзо, - я введу вас в курс дела. А пока просто примите это к сведению.
   Ютаро понял, что сообщение было передано больше для Марины Киришимы, которая была капитаном отряда до него. Она, скорее всего, поняла, что хотел сказать ей Накадзо, значит, вовремя даст совет ему, как менее опытному командиру.
   - Ютаро-тюи, - раздался в наушниках голос капитана "Сяти", - мы подходим к месту высадки. Пятиминутная готовность.
   - Отряд, - тут же передал остальным Ютаро, - пятиминутная готовность. Кто в отряде лучший стрелок?
   - Марина Киришима, - ответила сёи.
   - Тогда ваша основная задача, - принялся раздавать указания Ютаро, - вывести из строя оружие противника, особенно бур. Основной приоритет поставленной нам задачи - уничтожить противника. Однако при этом надо по возможности сохранить его в целости, чтобы можно было его изучить. Ивасаки-дзюньи, Кузуноки-дзюньи и я будем прикрывать вас, отвлекая на себя огонь вражеского меха.
   Из наушников донеслись ответы трёх девушек отряда. Ютаро отметил в голосе Асахико явственные нотки недовольства. Прима на сцене - она явно хотела для себя главных ролей и в битве.
   Взвыла сирена, по трюму дирижабля заметались оранжевые всполохи мигалок, закреплённых под потолком.
   - Минутная готовность, - передал всем Ютаро.
   Наверное, и этой минуты не прошло, как пол пошёл вниз, доспехи заскользили по нему. Ютаро привычно подобрался, готовясь ощутить радость захватывающего дух чувства свободного падения. Продлиться оно должно было достаточно долго - "Сяти" шёл на средней высоте для дирижаблей такого класса, порядка полутора тё, большую часть этого расстояния Ютаро проведёт именно в свободном падении, только почти у самой земли включив векторные двигатели доспеха.
   Ютаро задохнулся от эйфории свободного полёта. Несколько секунд он не мог ни пальцем шевельнуть, ни слова молвить. Он стремительно летел вниз, альтиметр щёлкал, цифры его в такт щелчкам сменяли друг друга, отсчитывая дзё один за другим, при этом явно не поспевая за реальным снижением доспеха. Ютаро удалось более-менее прийти в себя, когда в окошке показалась цифра 12. Он вдавил в пол педаль, запускающую векторный двигатель.
   В тот же миг его словно подхватила струя воздуха, при этом появилось знакомое ощущение будто на подушку уселся. И на этой самой подушке он медленно планировал вниз, к деревянным домам Акихабары. Благодаря системе "Иссэкиган" Ютаро отлично видел пятно разрушений, причинённых мехом "Биг папа" - самого его он тоже видел. Мех больше всего напоминал водолаза, для чего-то выбравшегося на сушу. Он, раскачиваясь, будто пьяный, шагал, натыкаясь на дома и круша их здоровенным буром. Векторный двигатель опустил доспех Ютаро на землю, рядом десантировались остальные бойцы отряда. Только Сатоми отнесло немного в сторону - Ютаро вообще понять не мог, как она справилась с доспехом.
   - Киришима-сёи, - приказал Ютаро, - вперёд. Мы прикрываем вас.
   Марина направила свой доспех к меху, который никак не реагировал на подступающего к нему врага. Остальные бойцы двинулись следом за ним, медленно беря противника в полукольцо.
   - Кузуноки-дзюньи, - передал Ютаро, - занять позицию за спиной противника. Киришима-сёи, открываете огонь без приказа. Остальные, только по моему приказу.
   Дождавшись подтверждения, Ютаро навёл пулемёты правой руки на врага - пушку левой он в ход пускать не собирался, нескольких выстрелов её хватило бы, чтоб разнести меха в клочья. Остальные поступили примерно также, только Марина вышла прямо наперерез врагу, поднимая руку со спаренными пулемётами. До того неторопливый мех отреагировал мгновенно. Вскинул руку с пулемётом "Льюиса" и дал короткую очередь, прежде чем Марина успела открыть огонь. Пули простучали по её доспеху, не причинив особого вреда, однако из-за этого её очередь прошла мимо, лишь краем задел плечевые щитки. Тяжёлые пули прошили его и развернули вокруг своей оси, так что вражеский пулемёт оказался сзади, а бур, наоборот, впереди. "Биг папа" со стремительностью, которой от него никто не ожидал, рванул вперёд, стремительно сокращая расстояние, к доспеху Марины. Бур жутко загудел. Но Марина ловко ушла в сторону, одновременно пара коротких пулемётов с её плеч разразились очередями. Пули разнесли зарешёченное окошко забрала "Биг папы", пробили дыры в головной и плечевой броне. Он остановился, покачнулся, словно равновесие потерял, однако быстро оправился и атаковал снова. Опять зарявкал "Льюис". Но очередь прошла мимо, пробив крышу соседнего дома.
   - Я на месте... - раздался голос Сатоми, - то есть, Кузуноки-дзюньи на месте, готова открыть огонь.
   - Только по моей команде, - повторил Ютаро.
   - Но Марина-сан же...
   - Только по моей команде, Кузуноки-дзюньи!
   Бур "Биг папы" пробил дыру в стене дома, разбросав во все стороны щепу. Марина переступила, отойдя на пару шагов, снова заработали короткоствольные пулемёты на плечах. Пули прошлись по голове и груди противника, но выстрелы неожиданно оборвались - патроны кончились. Этим и воспользовался противник. "Биг папа" метнулся к Марине, снова стремясь дотянуться буром. Она попыталась разорвать дистанцию, но нога её доспеха духа зацепилась за низенький заборчик ближнего дома. Доспех повело в сторону, Марина отчаянно заработала рычагами, стремясь восстановить равновесие. Даже векторный двигатель на секунду включила, так что её дёрнуло в противоположную сторону. Это спасло её от новой очереди "Биг папы", но часть пуль всё же пришлась на плечо доспеха Марины. Доспех ещё сильней повело в сторону, он врезался в стену дома и рухнул.
   - Отряд! - тут же скомандовал Ютаро. - Огонь из пулемётов!
   Они почти синхронно, снова только Сатоми немного опоздала, вскинули спаренные пулемёты и обрушили на наступающего на Марину "Биг папу" ливень пуль. Расстояние было приличным, и потому большая часть их прошла мимо, но и оставшихся тому хватило с лихвой. Они пробили броневые накладки, буквально изрешетив его, но не остановив. Мех обернулся, как будто только заметил новых врагов - а, скорее всего, так оно и было - дал длинную очередь, стараясь накрыть одновременно все три доспеха. Результат вполне закономерный - ни одного попадания. "Биг папа" замешкался, как будто не мог выбрать себе цель, сосредоточившись на одном противнике. Это и сгубило его. Марина, не поднимаясь, несколько раз выстрелила из авиапушки по ногам меха, разнеся одну конечность буквально в кашу. "Биг папа" рухнул наземь, длинная очередь его "Льюиса" ушла в небо, выпустив в белый свет весь оставшийся магазин.
   - Киришима-сёи, - сказал Ютаро, - доложите своё состояние.
   - Доспех не повреждён, - ответила Марина, - но без помощи подняться не могу.
   - Ивасаки-дзюньи, - обратился Ютаро к Асахико, - выведите из строя бур меха. Кузуноки-дзюньи, за мной!
   Асахико прошла по дуге, заходя с более удобного угла, навела авиапушку на правую руку меха. Несколькими точными выстрелами она разнесла её, вместе с жутким буром. Тем временем Ютаро и Сатоми подошли к доспеху Марины, зацепили его специально для этого предназначенными "кошками" на лебёдках, подняв на ноги. И только после этого Ютаро щёлкнул тумблером, вызывая "Сяти".
   - Противник нейтрализован, - сообщил он. - Готовы к эвакуации.
   Дирижабль начал медленно снижаться, готовясь выбросить посадочную платформу.
   Первым погрузили повреждённого меха. На платформе спустились два десятка техников в сопровождении двух взводов бронепехоты. Они быстро перенесли "Биг папу" на неё, привязали к ней прочными тросами. Солдаты замерли вокруг него, направив на изрешеченный пулями корпус меха стволы пистолетов-пулемётов. Ютаро отметил, что все они были офицерами, скорее всего, какого-то спецподразделения, потому что на поясе каждого висел меч традиционной формы - син-гунто.
   Платформа поднялась в небеса под аккомпанемент натужного скрипа лебёдки, унося в трюм дирижабля техников, бойцов бронепехоты и стянутого тросами "Биг папу". Через четверть часа она спустилась, чтобы забрать и доспехи духа отряда под кодовым названием Труппа.
  

Глава 6.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.).

Токио

   Утром следующего дня я привычно направился к директору Мидзуру. Она вручила мне эскизы декораций, которые оказались достаточно объёмными и сложными. Кроме того, я попросил её узнать, сколько примерно она платила раньше за подобную работу, а также уточнил максимальную смету, за пределы которой выходить нельзя. Вооружившись эскизами и наставлениями, я отправился в мастерскую наёмных рабочих театра. С их бригадиром я договорился быстро и достаточно недорого, вполне оставшись в пределах сметы. Распрощавшись с ним и договорившись о том, что зайду через пару дней, проверить ход работы, я прыгнул в трамвай, направляющийся в центр столицы, где должна была находиться контрразведка.
   Здание контрразведки было легко узнаваемым по мрачному фасаду и иероглифам на табличке над входом. Выполнено оно было в европейском стиле, мало отличаясь от подобного рода учреждений в остальном мире. По ту сторону массивных деревянных дверей стоял на часах дневальный, и топталось несколько человек в штатском. Дневальный вежливо-презрительным тоном поинтересовался, зачем я пришёл. В ответ я протянул ему повестку, вручённую мне Хатиямой. Дневальный изучил её и объяснил, как мне пройти в нужный кабинет. Я прошёл по коридорам с полами, застеленными зелёными ковровыми дорожками, и стенами с картинами и плакатами на военно-патриотические темы. Среди последних я заметил даже пару времён едва ли не Русско-японской войны, где бравый самурай в мундире гонял мечом нескольких неряшливых русских солдат. Наверное, почти такие же висели на стенах царских присутствий, только на них здоровенные русские солдаты и матросы расшвыривали ударами могучих кулаков десятки япошек. Усмехнувшись такой преемственности, я постучал в дверь кабинета Хатиямы.
   - Отлично, - сказал тот будничным тоном, вынимая из стола несколько бланков и начиная их сноровисто заполнять мелкими буквами одной из двух японских азбук, которой именно, я не присматривался. Сесть он мне не предложил, и потому я просто уселся без его разрешения. Хатияма только глянул неодобрительно, но больше никак не отреагировал, продолжая заполнять свои бланки мелким убористым почерком.
   Так прошло несколько минут, после чего Хатияма выдал мне один из заполненных бланков.
   - Носите всегда с собой, - сказал он, - и предъявляйте вместе с паспортом.
   - Я могу идти? - спросил я.
   - Погодите минуту, - покачал тот головой. - Сейчас мы пройдём в допросную комнату. С вами хотят поговорить серьёзные люди.
   - А те, из храма, значит, несерьёзные были? - усмехнулся я.
   - Это наши союзники, - ответил Хатияма, вставая. - Идёмте, Руднев-сан.
   Я кивнул и вслед за ним вышел из кабинета, отметив, что тайи на два оборота запер дверь и несколько раз дёрнул её для проверки. Основательный всё-таки народ японцы. Точно также, следуя за Хатиямой, я спустился на два этажа вниз, и мы оказались в подвале здания контрразведки. В небольшом предбаннике Хатияма передал дежурному ещё один из заполненных бланков, в обмен ему выдали ключи, скорее всего от допросной камеры. Мы прошли дальше по длинному бетонному коридору с абсолютно одинаковыми дверьми по обеим сторонам. Одну из них Хатияма открыл и жестом пригласил меня войти. К моему удивлению, внутри уже находились несколько человек разного возраста. Предводительствовал ими пожилой человек в гражданском костюме, но с легко узнаваемой военной выправкой. Ему очень пошли бы генеральские погоны по крайней мере с тремя звёздами. Хатияма притворил за моей спиной дверь, а пожилой человек указал мне на свободный стул.
   - Садись, Руднев-сан, - сказал он, ухо резануло непривычное обращение на "ты". - Наш человек представлен на самом верху. Мы решили сделать ответный жест вежливости.
   И в этом его "мы" весьма отчётливо звучало "я". Сразу стало понятно, кто тут принимает решения, не смотря на присутствие других. Среди них я заметил дайсё Усуи, также одетого в гражданское, отчего я не сразу узнал его.
   - Вы знакомы уже с Усуи-дайсё, - кивнул на него пожилой генерал, как я про себя окрестил говорившего, - остальных представлять особого смысла нет. Вы видите их сегодня, скорее всего, первый и последний раз. Все просто хотели сегодня посмотреть на московского резидента нашего дела. - Генерал позволил себе усмехнуться. - Однако я позволю себе представиться. Мадзаки Дзиндзабуро, тайсё императорской армии, - и после короткой паузы: - В отставке.
   Вот не думал, что лицом к лицу встречусь с одним из виднейших из предводителей японской военщины, а именно лидером движения императорского пути - партии "Кодоха". Ещё до моего дезертирства до нас доводили сведения о политических волнениях в Японии. Сторонников императорского пути сильно потеснила партия контроля, ведь среди них был военный министр Сейдзюро Хаяси. Он уволил многих членов партии "Кодоха" из армии. Так что вполне закономерно, что теперь они примкнули к загадочному нашему делу, которое для меня оставалось загадкой.
   - Не ожидал, - честно сказал я, - увидеть вас здесь, Мадзаки-тайсё. До нас доводили, что вы - крайне правый и вам ближе идеи немецкого национал-социализма, нежели наши, просто социалистические.
   - Национал-социализм неприменим для такой большой страны, как ваша, - покачал головой Мадзаки. - Он очень хорош для Германии или моей родины. Однако мы сейчас не об этом. Политика тут не при чём. Я не Араки-тайсё, с коммунизмом бороться не намерен. Живите, как вам хочется.
   - Отлично, что всё прояснилось, - кивнул я. - Теперь, быть может, вы скажете мне, для чего я вам нужен. Ведь быть только резидентом Москвы мог бы и любой другой, к примеру, человек из советского посольства или военного консульства, где, без сомнения, полно преданных нашему делу людей.
   - Вы весьма проницательны, Руднев-кун, - согласился Мадзаки, - к тому же достаточно сильны духом, чтобы общаться с Юримару.
   - Так вся это встреча с тремя безумцами была проверкой, - усмехнулся я, но признал: - Очень эффективная проверка. У меня вполне могли не выдержать нервы, да что там, я едва не рехнулся, когда Юримару мертвеца оживил и в меха усадил. До сих пор, как вспомню, мороз по коже.
   - Да уж, - покачал головой Мадзаки, - я лично общался с Юримару, и точно, сохранить рассудок при этом довольно сложно. Но важно помнить, Руднев-кун, что он только наш союзник, причём временный. Его цель - разрушение Токио, в причины этого вдаваться не будем, сам спросишь, если оно тебе надо. И поэтому Юримару для нас только инструмент, не более. С его помощью мы дестабилизируем обстановку в столице, куда мы введём верные нам войска.
   - То есть все действия Юримару, не более чем прелюдия к бунту, - кивнул я. - Вот только как вы собираетесь останавливать Юримару? С ним сладить будет очень непросто. Да и парочка, что была при нём, крайне опасна.
   - О них можно не беспокоиться, - отмахнулся Мадзаки. - Есть те, кто справятся и с ним, хоть они и не сторонники нашего дела, а прямо наоборот. Но в этом случае они сыграют нам на руку.
   - Отряд "Щит" вполне может справиться с Юримару раньше, чем он достаточно дестабилизирует обстановку в столице, - заметил Усуи, первым из сидящих за столом, кроме Мадзаки, кто заговорил со мной.
   - Вы утреннюю "Асахи симбун" читали, "Руднев-кун? - почему-то обратился ко мне генерал в отставке.
   - Не до того было, - ответил я, вспоминая, что об этой газете говорил мне Юримару вчера в холодном подвале.
   - Кажется, вы принесли её, Укита-тюи? - обернулся Мадзаки к самому молодому из присутствующих.
   - Так точно, - ответил молодой человек, затянутый в новенький парадный флотский мундир.
   - Прочтите ту статью, - сказал ему Мадзаки, - об Акихабаре.
   - Слушаюсь, - мрачно глянув на меня и генерала, произнёс Укита и чётко прочёл: - Разрушения Акихабары. Вечером прошедшего дня была разрушена существенная часть района Акихабара. Не смотря на информацию о подземных толчках и схватках странных существ, которых немногие очевидцы называли демонами, мы можем, полагаясь на источники в Министерстве внутренних дел, с уверенностью заявить: всё дело в сильном пожаре, возникшем из-за неосторожного обращения с огнём. Пользуясь этим, министр земель напоминает всем, что район Акихабара, застроенный деревянными домами, представляет собой угрозу всей нашей столице...
   - Довольно, - остановил его Мадзаки, вызвав ещё один злой взгляд (не привык, не привык юноша, чтобы его так осаживали). - Трёп нашего министра земель никого не интересует. Главное, это масштабные разрушения Акихабары. Их устроил тот самый мех "Биг папа", внутри которого сидел оживлённый Юримару мертвец. А противостояли ему доспехи отряда "Щит". В результате одного этого сражения была разрушена едва не четверть Акихабары. И это бой одного меха против трёх доспехов духа. Представь себе, Руднев-кун, что такая баталия произойдёт в Гинзе или Синдзюку? Какая шумиха поднимется тогда в газетах! А именно это нам и надо, верно, Руднев-кун?
   - Возможно, вполне возможно, - согласился я. - Вот только в этом случае за вас, партию "Кодоха", возьмутся всерьёз.
   - А причём тут наша партия? - почти искренне удивился Мадзаки. - В лучшем случае, следствие выведет на Юримару сотоварищи, а никак не на нас.
   - И откуда у безумного самурая подземная лаборатория, горы трупов офицеров - пилотов БМА, американские мехи "Биг папа"? Все эти вопросы потянут дальнейшую ниточку - и куда она приведёт?
   - Что такое БМА? - уточнил у меня Мадзаки, ловко меняя тему.
   - Биомеханический агрегат, - сказал я по-русски, потом по-немецки. Усуи произнёс длинную фразу, которую я плохо понял, кажется, перевёл термин на японский. - Так у нас называют доспехи духа.
   - Доспехи духа принципиально отличаются от мехов или кампфпанцеров или этих ваших БМА, - заметил Мадзаки. - Это довольно сложно и ближе к эзотерике, чем к технике, однако если объяснять в двух словах, то доспех духа весьма сильно зависит от духовной силы пилота. Внутри доспеха находится кристалл, фокусирующий её, из-за чего боевые характеристики доспеха вырастают в разы. Так что самый худший доспех духа в несколько раз превосходит самые лучшие образцы ваших БМА.
   - Тут не всё так однозначно, - встрял среднего возраста человек в толстых очках в пластмассовой оправе, одетый в неплохой, но скверно сидящий костюм. - Если духовная сила пилота мала или же он, к примеру, испытывает сильный стресс или просто очень устал морально, то характеристики доспеха упадут ниже средних для образцов обычных мехов.
   - Сенсей, - кивнул ему Мадзаки, - ваша консультация весьма интересна, но не стоит выдавать наши военные тайны направо и налево. - Генерал позволил себе усмехнуться и со значением глянул в мою сторону. Мол, я такой же союзник, до поры до времени. - Руднев-кун, вы понимаете, что эта информация не подлежит разглашению. За неё вы вполне можете поплатиться головой.
   - Каким образом я смогу передать её? - удивился я, почти искренне. - Я же дезертир, скорее всего, на родине уже приговорён к высшей мере заочно. К тому же, даже сообщи я подобные сведения, живо отправился бы или лес валить за дезу или в клинику для душевнобольных. У нас к подобным вещам относятся более чем скептически.
   - Вам фамилия Бокий ничего не говорит? - с многозначительной улыбкой спросил у меня Мадзаки.
   - Абсолютно ничего, - честно ответил я. - Слышал что-то, кажется, он из НКВД, но не больше.
   - Он бы заинтересовался подобными сведениями, - кивнул генерал. - Ну да, мы не о нём сейчас. Твоей основной задачей, кроме возможной координации с Москвой, в которую я не особенно верю, будет добиться доверия Юримару, что будет весьма и весьма сложно.
   - Для чего? - спросил я, хотя уже начал понимать, что к чему.
   - В нужный момент, а именно, когда до него доберутся наши враги, ты должен будешь проследить за тем, чтобы он не попал к ним в руки живым.
   - А когда он перестанет быть нам полезным, - продолжил я его мысль, - я должен буду убить его. Ведь Юримару не будет ждать удара в спину.
   - Конечно, если тебе удастся втереться в доверие к нему, - усмехнулся Мадзаки, - а это, как я уже сказал, весьма и весьма непросто. К тому же, и убить его будет сложно. Пули в спину может оказаться недостаточно, лучше воспользоваться честной сталью. Вы, кстати, фехтуете?
   - Плохо, - признался я. - Я больше шашкой рубиться, да и то не особенно хорошо. После ранения и госпиталя я больше по технической части, захваченные у Деникина БМА - первые советские машины "Большевик" и "Подпольщик", осваивали. Мы на них после с белополяками воевали. С тех пор я забросил фехтование, кому оно нужно в век машин, так мы считали.
   - Тогда советую припомнить навыки фехтовального искусства, - сказал Мадзаки, - иначе с Юримару вам будет не справится.
   - Я поработаю над этим, - кивнул я. - А сейчас, с вашего разрешения, я откланяюсь, мне ещё работать сегодня.
   - Конечно, конечно, - махнул мне рукой, отпуская, Мадзаки. - Ступайте, Руднев-кун.
   Я поднялся, кивнул всем на прощание и постучался в дверь. На пороге меня встретил Хатияма. Он вывел меня из допросной камеры и проводил до выхода. Я кивнул и ему на прощание, уточнив только когда мне прийти в следующий раз.
   Из контрразведки я отправился обратно в мастерскую. Надо было контролировать работу наших наёмных декораторов. Там я проторчал до самого вечера, обсуждая детали, записывая замечания бригадира к художникам и директору, а ещё и помогая, когда надо. В итоге, так и заночевал у них, позвонив в театр, чтобы знали, что со мной.
  

Глава 7.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Токио

   После битвы в Акихабаре для Ютаро, да и всей труппы, началось жаркое время. Утром не успевшего выспаться молодого тюи вызвал к себе Накадзо. Хоть и были оба они одеты в гражданское, но Ютаро вытянулся перед Накадзо по стойке "смирно".
   - Оставьте, молодой человек, - отмахнулся тот. - Это там, - он указал вниз, - я тайса, а вы - тюи. Здесь же, вы билетёр, а я - антрепренёр. Билетёры навытяжку не стоят. И, вообще, садись, хватит нависать надо мной.
   Несколько растерянный Ютаро опустился в кресло, напротив Накадзо, а тот продолжал:
   - Ты прошёл главную проверку на должность капитана "Труппы", - говорил он. - Так учат детей плавать, сам знаешь, вот ты не утонул, а поплыл и поплыл вполне уверенно. Теперь для тебя начнутся боевые будни офицера Особого отряда "Щит", капитана подразделения Труппа.
   - И что ждёт меня теперь, Накадзо-доно? - поинтересовался Ютаро, чувствуя в душе холодок предвкушения чего-то нового, опасного, но безумно интересного.
   - В первой половине дня - тактические занятия, в плане самообразования, - ответил Накадзо, - будете готовить тактические решения для пяти доспехов духа, с учётом особенностей духовных качеств их пилотов. Для начала поближе познакомьтесь с каждой из наших актрис, в скором времени прибудут ещё две. После ваша обычная работа билетёром. Пока идут спектакли, у вас будет свободное время, однако очень советую посещать их, чтобы лучше следить за душевным состоянием ваших бойцов. Сейчас, пока идут только репетиции, уделяй больше времени тактической части. А после спектакля, ну или репетиций, как сейчас, тренировки. Сегодня вечером я покажу тебе ангар для тренировок. Да и, собственно, за репетициями я тоже советую внимательно наблюдать, ведь от поведения на них, от того получаются роли или нет, от того, что скажет режиссёр, напрямую зависит духовное состояние твоих бойцов. Не думаю, что тебе надо объяснять его влияние на доспех духа.
   - Я всё понял, Накадзо-доно, - кивнул Ютаро. - Я пойду на репетицию.
   - Ступай, Ютаро-кун, - кивнул Накадзо, - ступай.
   Ютаро откланялся и направился прямиком в тёмный зал. По дороге, спускаясь по лестнице, вспомнил о Рудневе, чей диалог с Мариной он слушал отсюда. Со всей этой канителью Ютаро совершенно позабыл о нём, а ведь так и не видел с тех пор, как того забрала чёрная машина токко. Какова же будет судьба этого русского, быть может он сгинет в подвалах полиции или контрразведки, и всё из-за дурацкой драки с токко из-за меча Сатоми. Он решил при следующей встрече спросить у Накадзо о судьбе Руднева.
   В тёмном зале на освещённой софитами сцене актрисы отрабатывали какой-то сложный танец. Двигаться они должны были одновременно, выполняя сложные па, похожие сразу на движения традиционного и европейского танца. Асахико и Марина справлялись с ними достаточно легко, обеим явно они были не в новинку, а вот Сатоми постоянно сбивалась, из-за чего приходилось начинать танец сначала. Асахико злилась и выговаривала ей:
   - Как можно быть такой неуклюжей! - почти кричала она. - Ты же хочешь стать актрисой! Ты никогда ей не станешь, если будешь двигаться, как бревно! Бревно! - теперь прима перешла на крик. - Бревно! - Она несколько раз ткнула пальцем в Сатоми.
   Несчастная девушка стояла перед ней согнувшись, выслушивала оскорбления, всей своей позой показывая крайнюю степень раскаяния. После каждого слова казалось, голова её склоняется ещё ниже.
   - Так, - захлопала в ладоши режиссёр, с которой Ютаро так и не познакомился, - довольно на сегодня. Лучшего, всё равно, не добьёшься от вас, пока вы на взводе. Ступайте, все свободны.
   Девушки ушли за кулисы, а Ютаро направился в свою комнату - заниматься тактическим самообразованием и ждать вызова от Накадзо. Над учебниками по тактике доспехов духа он просидел, наверное, несколько часов, выйдя из комнаты только к обеду. Поев, он хотел отправиться обратно, разбирать особенно сложное место в "Теории маневренного боя применительно к доспехам лёгкого и среднего класса" тайса Хидэаки, однако на пороге его перехватила Марина, одетая в привычную полувоенную одежду.
   - Накадзо-тайса просил проводить вас в зал для тренировок, - сказала она. - Идёмте, капитан.
   Они с Мариной прошли до лифта и спустились на подземный этаж, где снова молодому офицеру пришлось ждать, пока его спутница и проводница переодевалась в форму. На сей раз, Марина дождалась его в коридоре и они прошли вместе до зала, оттуда свернув не в ангар, а зайдя в противоположную дверь. За ней взору Ютаро открылась большая комната, размерами, наверное, не уступавшая ангару. Центр её занимали аппараты, напоминающие доспехи духа, только более громоздкие и как будто спинами вмурованные в стену. От них в сторону отдельной выгородки шли толстые провода, за самой выгородкой, это было нечто вроде маленькой комнатки, заставленной новейшей аппаратурой, которая постоянно издавала какие-то звуки, по небольшим экранам ползли бесконечные диаграммы, бегали точки и прямые линии, как на радарах. Всей этой хитрой машинерией управляли Мидзуру и её помощница Матсуда. За их спинами стоял Накадзо, также успевший переодеться в мундир. Он кивнул Ютаро и жестом пригласил к себе. Марина же направилась к открытому доспеху, контурами чем-то напоминающему её собственный.
   - Вот это, - указал Накадзо на сравнительно большой экран, где среди помех можно было разглядеть силуэты доспехов духа, - главный смотровой экран. Собственно, нас интересует именно он. За остальным будут следить Мидзуру-сан и Матсуда-сан - это их работа.
   - Киришима-сёи заняла своё место, - ожил один из динамиков, - к тренировке готова.
   - Вот и отлично, - кивнул Накадзо. - Начать тренировку. Мидзуру-сёса, смоделируйте для начала атаку пяти каии.
   - Хай, - ответила Мидзуру и быстро защёлкала какими-то клавишами.
   Следствием этого стало появление на экране пяти жутковатых существ, напоминающих помесь краба или черепахи и гориллы. Размером они были с доспех, а левая рука представляла собой нечто вроде клешни, но из трёх частей, правая была почти человеческой, только с тремя толстыми пальцами.
   - Кто это? - спросил Ютаро. - Что за монстры?
   - Их называют каии, - ответил Накадзо каким-то изменившимся голосом. - Мы сражались с ними в двенадцатом Тайсё. Они тогда разрушили за несколько дней почти всю столицу. И у нас не было никаких доспехов духа, приходилось драться с ними по большей части честной сталью.
   - Погодите, Накадзо-тайса-доно, - удивился Ютаро. - Я ни о чём таком не слышал даже.
   - А о Великом землетрясении Канто слыхал? - усмехнулся Накадзо. - Это, так сказать, официальная версия событий. Ведь вся та заваруха долго не продлилась, около двух дней. К тому же, пожары, разрушения, толпы народа, почти никто ничего не понял, а другим проще было поверить в землетрясение. А с военных, пожарных и полиции взяли расписки о неразглашении, практически под страхом смертной казни. Да и не болтали особенно - никому не хочется оказаться в сумасшедшем доме.
   - Так что же это было на самом деле? - спросил Ютаро.
   - После, - отмахнулся Накадзо, - сейчас смотри на экран - бой начался.
   Да, на экране быстро сменялись картинки. Доспехи носились, часто выпадая за край, и тогда экран разбивался на отдельные части, на которых показывали схватки. Вот Сатоми отбивается сразу от двух каии, щёлкающих клешнями едва не по броне. Марина и Асахико далеко, врагу удалось разделить их, Марина стреляет изо всех стволов, пули пробивают панцири каии, рвут их плоть, однако те продолжают наступать, постоянно клацая клешнями. Асахико пыталась стрелять более прицельно, но получалось у неё слабовато. А когда к ней двинулся каии, оказавшись достаточно близко, прима и вовсе едва не запаниковала, открыв по нему ураганный огонь, ещё менее результативный. Она почти извела весь боезапас, сумев всё-таки свалить каии, но тут погасла картинка Сатоми, а часть показателей, отражавших, видимо, её состояние, дёрнулись и упали до нуля. Ютаро понял, что её доспех выведен из строя. Сатоми не удалось убить ни одного каии, хотя обоих сильно потрепала. Когда они атаковали Асахико, оставшуюся практически без боеприпасов, не продержалась и пяти секунд. Марина сопротивлялась существенно дольше. Она маневрировала, била короткими очередями, сумела свалить каии, с которым сражалась с самого начала, ещё одного практически вывела из строя, но боеприпасы кончились и у неё, и она стала лёгкой добычей для врага.
   - Из них, - сказал Накадзо, - только Марина была военной, да и то не слишком профессиональной. Сейчас, когда наш противник, которого мы толком и не знаем-то, начал применять американских мехов, нам как никогда нужны новые тактически решения. Без этого в первом же бою отряд Труппа будет уничтожен.
   Ютаро про себя решил, что надо сильнее налегать на учебники и наставления по тактике, ведь враг его ждать не будет. Что новое нападение последует, тюи ничуть не сомневался, и отчего-то ему казалось, что последует оно очень скоро.
   - Накадзо-тайса-доно, - обратился он к командиру, - разрешите присоединиться к бойцам на тренировке.
   - Нет, - ответил Накадзо. - Можешь только держать с ними связь, Ютаро-кун. - С этими словами он указал на микрофон, от которого к пульту тянулся провод.
   - Внимание, отряд, - взяв его, произнёс Ютаро. - Внимание, отряд.
   - Кусуноки-тюи, - обратился к нему Мидзуру, - выключатель микрофона находится внизу ручки.
   Ютаро почувствовал, что краснеет. Он быстро включил микрофон и повторил:
   - Внимание, отряд.
   На сей раз, в ответ донеслись доклады бойцов.
   - Сейчас будет новая тренировка, - сказал Ютаро, - но теперь вы будете действовать не как попало, а выполнять мои приказы. Всем понятно?
   Ему было непривычно командовать людьми, однако именно этому учили его в военной академии, и потому он легко переборол себя.
   - Кузуноки-дзюньи, не отрываться от остальных. Киришима-сёи, Ивасаки-дзюньи, не допускать этого. В этот раз, вы атакуете все вместе одного каии, старайтесь вывести его из строя как можно быстрее, после чего переводите огонь на следующего. Если противник будет действовать группами, вести огонь по наименьшей либо наиболее тесно сплочённой, обеспечивая накрытие нескольких целей одновременно. Всё понятно?
   Девушки ответили не особенно дружным: "Хай", и Накадзо приказал начинать тренировку. Теперь они выступили единым фронтом, однако и каии, вместо того, чтобы разделившись на две группы, попытаться рассечь из, буквально рассеялись по полю. Теперь экран запестрел отдельными квадратиками. Центральный - самый большой - показывал ведущих огонь бойцов, а вокруг них мелькали каии. Совместный огонь при этом не приносил особого результата. Так что, расстреляв боеприпасы и оставшись по сути беззащитными, бойцы стали лёгкой добычей для каии. Но всё-таки результат был несколько лучшим, нежели в предыдущем бою. Из строя были выведены три каии, оставшиеся лежать грудами дымящейся плоти и осколков панциря. Оставшиеся два также были основательно повреждены, стреляй девушки получше, быть может, им удалось бы уничтожить и их, но боеприпасы кончились раньше.
   - Два часа тренировок по отработке индивидуальной меткости, - распорядился Ютаро. - Я присоединюсь к ним.
   Это был не вопрос, но Накадзо всё же кивнул ему, как бы отпуская.
   Ютаро забрался в свой тренировочный доспех, который захлопнулся за ним, отрезая от внешнего мира. Он уже не раз бывал в подобном аппарате, но те были куда проще. Сев в этот, Ютаро как будто оказался внутри самого настоящего доспеха духа. Он надел очки системы "Иссэкиган" и полностью провалился в мир иллюзий. Он медленным шагом двинул свой доспех вперёд - на огневой рубеж, после чего принялся расстреливать возникающих в самых неожиданных местах каии. Он дважды расстреливал весь боезапас прежде чем его выдернула из иллюзии Мидзуру.
   - Тренировка закончена, Кусуноки-тюи, - сказала она. - Пора ужинать.
   - Спасибо, Мидзуру-сёса, - ответил Ютаро, выбираясь из тренировочного доспеха.
   И только снараружи он почувствовал, что мундир его вымок от пота.
   Переодевшись и поднявшись на лифте, Ютаро направился в кабинет Накадзо, но на пороге его стоял сам антрепренёр в военной форме, в сопровождении Мидзуру.
   - Твоя форма сейчас не в лучшем виде, верно, - сказал он Ютаро, - придётся тебе ехать так. Времени её сушить и гладить нет.
   - Что случилось, Накадзо-тайса-доно? - удивился Ютаро.
   - Сегодня будут вскрывать "Биг папу", которого вы взяли, - объяснила Мидзуру.
   - И ты, как капитан "Труппы", - добавил Накадзо, - должен при этом присутствовать. Так что идём. Мне звонили из Лаборатории.
   Ютаро кивнул и поспешил за Накадзо и Мидзуру. У театра их уже ждал автомобиль. Мидзуру села за руль и они покатили по вечерним улицам Токио.
  

Глава 8.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Пригород Токио

   Юримару стоял посреди тёмных развалин храма. Центр зала занимала большая сложная фигура, составленная из пересечения сотен линий, углов, кругов и овалов, звёзд и многоугольников. Посреди этой фигуры сидела, как обычно в развратной позе, Кагэро, привычно поддерживая руками спадающее с плеч кимоно. Юримару читал заклинания. Речитатив его был страшным, от звуков его казалось дрожал воздух и стены сотрясались, будто в треморе. Но и самому Юримару он давался нелегко. Из носа потянулась тонкая ниточка крови, стекла на губу, закапала с подбородка. Он продолжал читать заклинание. На одной из особенно заковыристых фраз, у него вдруг выпал зуб, кровь хлынула изо рта, быстро окрасив подбородок красным. Юримару словно не заметил этого. Вот кровь уже сочится из-под ногтей, течёт из ушей, пачкая ворот кимоно. Юримару читает заклинание. Он моргнул - кровь была уже на ресницах. Он моргал всё чаще, не давая ресницам слипнуться от крови.
   С каждым словом Юримару линии фигуры наливались багровым светом. Он подсвечивал зловещим сиянием кимоно и белую кожу Кагэро. Вот уже весь большой зал залило это сияние, высветив Миуру, сидящего на плече своего гиганта. Они приткнулись в углу, стараясь держаться как можно дальше от фигуры. Кагэро рассмеялась. Её хохот заметался по залу, как будто добавившись к жуткому речитативу Юримару.
   Свет залил зал, теперь казалось, что он залит кровью. Гигант Миуры, до того стоявший спокойно с невозмутимостью дебила на лице, жалобно заскулил, как побитая собака. Миура провёл ладонью по его голове и гигант затих.
   - Удалось! - воскликнул Юримару, завершая речитатив заклинания. - Готовься, Кагэро! Скоро ты поразишь нашего врага в мозг!
   Из самых тёмных углов зала стали выходить мехи "Биг папа". Их было несколько десятков. Они медленно шагали к фигуре, занимая места на её многочисленных углах.
   - Мы начинаем! - крикнул Юримару, и снова принялся читать заклинание, только уже новым тоном.
   И Кагэро вместе с мехами начали погружаться в пол зала. Чем глубже они уходили в него, тем слабее был свет от зловещей фигуры. Вот они полностью ушли в пол - и свет погас. В абсолютной темноте, воцарившейся в зале, ни осталось никаких следов проводимого здесь ритуала.
  

Синагава.

Подземная лаборатория Отряда "Щит".

   Здание Лаборатории было совершенно непримечательным. Одноэтажный домик, какими застроена большая часть Синагавы. Даже у дверей не было охраны. Странным было только большое количество автомобилей, стоящих рядом с ним. Около них, как раз, дежурили человек пять солдат, лениво опирающихся на винтовки. Выбравшись из авто, Ютаро, Мидзуру и Накадзо сразу направились к входу в домик. Ютаро только оглянулся на солдат, но те не обратили на него ровным счётом никакого внимания.
   А вот за дверями их уже ждала проверка. Двое в броне "Самурай" остановили их и тщательно проверили документы, сверились со своим списком, только после этого пропустили внутрь, при этом командир позвонил по телефону и сообщил об их прибытии. Они прошли по длинному наклонному коридору, закончившемуся дверью лифта. Спускаться пришлось по отдельности, ибо он был рассчитан на двух человек.
   - Ты легко найдёшь нас внизу, - сказа ему Накадзо, закрывая дверь лифта.
   Ждать кабинку Ютаро пришлось довольно долго. Зайдя в неё, он надавил на рычаг и она плавно заскользила вниз, остановившись минуты через две или две с половиной. Выйдя из неё, Ютаро оказался в небольшом предбаннике с бронированной дверью, из которой торчали два пулемётных ствола. Ютаро постучал в неё. Ему открыл гунсо в обычной зелёной форме, двое солдат сидели за пулемётами. Он пропустил Ютаро внутрь. За этим постом был небольшой коридор, заканчивающийся дверью.
   Ютаро прошёл через неё, оказавшись в большом круглом зале, в центре которого располагался стеклянный купол, состоящий из нескольких сотен небольших окон. Накадзо и Мидзуру Ютаро нашёл быстро. Они стояли у самого окна, внимательно наблюдая за тем, что творится по ту сторону купола. Подойдя к ним, Ютаро тоже глянул - и понял, что находятся они на верхних ярусах некоего амфитеатра, вроде римского Колизея. Его развалины Ютаро видел на картинках в учебниках истории. В центре его, несколькими дзё ниже, на круглой площадке был установлен большой стальной стол. На нём лежал "Биг папа", уже никак не закреплённый, да и не дёргающийся, как это было на платформе погрузки. Вокруг меха стояли пятеро человек в белых халатах с закрытыми лицами. Двое держали большую пилу с дисковым лезвием, ещё двое были вооружены зловещего вида ножами. Последний был, скорее всего, руководителем, он держал микрофон с длинным проводом, уходящим в разъём в стене. Рядом с ним, в ту же розетку, был воткнут более толстый провод, идущий от дисковой пилы.
   - Все собрались, - произнёс стоящий неподалёку от них пожилой человек в белоснежном европейском костюме. - Можно начинать, сенсей.
   - Начинаем, хакусяку, - сказал в микрофон руководитель. Голос его прозвучал металлом из динамика.
   Руководитель группы, названный сенсеем, кивнул двоим с дисковой пилой и выключил микрофон. Но и без этого было отлично слышно, как зажужжал диск пилы, когда один из них щёлкнул ярко-красным переключателем. Они подошли к лежащему на столе меху и опустили пилу на его отсвечивающий бронзой шлем. Противный визг был слышен даже на верху, сенсей поправил наушники. Во все стороны посыпались снопы искр, сенсей поправил очки. С треском лопнуло стекло шлема, забранное крупной решёткой, рассыпавшись мелкой крошкой. Сенсей склонился к работавшим пилой помощникам и что-то прокричал, наверное, требовал быть аккуратней и не повредить лицо пилота.
   Ютаро отчего-то вспомнилось, что во времена, когда применялись эти доспехи, пилотов не было. Тогда и слова-то такого не было, как не было и специального слова для обозначения человека, сражающегося в таком мехе.
   Закончив с шлемом, пилу выключили и за работу принялись те двое, что были вооружены зловещими ножами. Они распарывали плотную ткань, на которую были наклёпаны бронепластины, а когда этого сделать не удавалось, в дело снова пускали пилу. Таким образом, спустя четверть часа, мех был вскрыт и стоящие наверху смогли увидеть, что внутри него лежал человек в белой форме, сейчас сильно перепачканной и продырявленной во многих местах. На лице его лежал кусок бумаги с чётко видимыми иероглифами. Сенсей склонился над телом и сдёрнул с лица бумагу.
   У Ютаро дыханье перехватило. Он замер сжав кулаки до боли в пальцах. Даже с расстояния в несколько дзё, даже перемазанного копотью и грязью, он отлично узнал лежащего на столе. Тацуноскэ Кама - сэйто, так и не ставший тюи.
   - Внутри меха находится труп человека в форме сэйто императорского флота, - включив микрофон, доложил сенсей.
   - Это Тацуноскэ Кама, - выпалил Ютаро, обернувшись к Накадзо.
   - Кто? - заинтересовался стоящий неподалёку хакусяку. - Вы знаете этого человека? - Он указал вниз.
   - Так точно, - ответил Ютаро, под испытующим взглядом вытянувшийся во фрунт. - Это сэйто Тацуноскэ Кама, погибший на наших финальных испытаниях.
   При этих словах Накадзо отчего-то потёр пальцем нос. Ютаро уже успели рассказать, что такой жест у него означал некоторое смущение.
   - Весьма интересно, - кивнул хакусяку и склонился к микрофону, чтобы сказать что-то сенсею, но сказать ничего не успел.
   Площадку внизу залил яркий багровый свет. Из пола стала, как будто вырастать фигура женщины в полуупавшем кимоно. Материализовавшись полностью, она уселась на стол с распотрошённым мехом, шаловливо пробежала пальцами по руке опешившего сенсея и рассмеялась.
   - Хотите узнать наши тайны, - сказала она. - Зря. Весьма зря.
   Она снова рассмеялась. А из пола меж тем начали прорастать мехи "Биг папа", братья-близнецы лежащего на столе. Противно загудели буры, учёные бросились в разные стороны, но в достаточно тесном помещении внизу бежать было некуда. Ударами чудовищных буров они перебили учёных - пол и стены окрасились кровью.
   - Мы идём к вам! - крикнула вверх женщина, шутливо погрозив всем тонким пальчиком.
   А мехи, перебив учёных, направились к бронированной двери. Буры, предназначенные для самых прочных пород, легко справились с бронёй толщиной в несколько бу. Выбив её, мехи гулко зашагали в коридор. Ютаро сверху услышал сухой треск винтовочных выстрелов
   Из сияния, заливавшего площадку внизу, вырастали всё новые и новые мехи.
   - Связь оборвалась, - констатировал Накадзо. - Хакусяку, - обратился он к пожилому дворянину, - надо прорываться в телефонную, если они отрежут нас от внешнего мира - мы обречены.
   - Вы тут единственные военные, тайса, - сказал тот, - остальные учёные или чиновники. А я слишком стар для подобных эскапад.
   - Ведите, Мидзуру-сёса, - сказал Накадзо, - вы лучше ориентируетесь в этом комплексе.
   Они втроём поспешили вслед за Мидзуру. На бегу она вытащила пистолет, и Ютаро пожалел, что не захватил свой. В нынешних обстоятельствах у безоружного шансов выжить куда меньше, чем у вооружённого. Хотя пистолет или даже винтовка весьма скромное оружие против меха с его пулемётом "Льюиса".
   Они втроём выскочили в другую дверь, за которой оказалась лестница вниз. Прогрохотав каблуками по железным ступенькам, они спустились по ней до бронедвери с постом пулемётчиков.
   - Откройте дверь, - приказал Накадзо, - мы - в телефонную комнату.
   - Поздно, - отмахнулся командир пулемётчиков. - Мехи отрезали нас. Я бы посоветовал вам убираться отсюда, да поскорее. Скоро тут станет очень шумно!
   - Мехи, - выкрикнул один из пулемётчиков. - Пересекли красную отметку.
   - Огонь! - скомандовал командир.
   Ютаро невольно присел, зажав уши. Даже на флоте, с закрытыми пространствами кубриков и плутонгов, не привык он таким звукам. Грохот длинных пулемётных очередей ударил пудовым молотом по ушам и мозгу. Стрелки поливали коридор свинцом, оружие дёргалось в их руках, помещение заполнял пороховой дым, на пол сыпались обрывки ленты и гильзы. "Биг папасы" вели ответный огонь, но стука пуль по броне двери Ютаро, конечно, не слышал.
   - Уходите! - крикнул им командир поста. Он надсаживал горло, однако Ютаро едва мог расслышать его. - Нам тут долго не продержаться!
   Полуоглохшие Ютаро, Накадзо и Мидзуру поспешили обратно наверх. Но прежде чем они успели заскочить обратно в зал со стеклянным куполом, Ютаро услышал громовые удары, обрушившиеся на бронедверь. Следом за этим один из пулемётов замолчал.
   В зале теперь царила паника. Стёкла купола были по большей части разбиты, на полу лежали убитые и раненные. Под ногами хрустели осколки стекла, офицеры "Щита" старались обходить кровавые пятна. У дальней стены сидел хакусяку - левый рукав пиджака оторван, им он перевязал себе правое плечо. Белую ткань элегантного костюма пачкали кровавые пятна.
   - Что тут случилось, хакусяку? - припал рядом с ним на колено Накадзо.
   - Не успели вы выйти, - ответил тот, - как несколько мехов открыли по нам огонь из пулемётов.
   - Мы отрезаны, - сказал ему Накадзо, - "Биг папасы" атакуют последний пост перед лестницей. Надо выбираться отсюда.
   - Поздно, - покачал головой хакусяку. - Когда тут паника началась, все бросились к лифту, забились в него почти десяток человек, он, конечно, не выдержал. Нам отсюда не выбраться никак.
   - Ютаро-кун, - обернулся к молодому человеку Накадзо, - ты же на флоте служил, сможешь подняться по тросу, на котором был закреплён лифт.
   - Это если он цел остался, - мрачно сказал хакусяку, - что вряд ли.
   - Другого шанса у нас просто нет, - отрезал Накадзо. - Ступай, Ютаро-кун.
   - Хай, - ответил юноша, бегом выскочив из полного крови и боли зала.
   Он пробежал по коридору, мимо пустого поста с открытой дверью. За ней ему открылась жуткая картина. Ютаро постарался не смотреть на месиво из человеческих тел и стали, заполняющее шахту лифта. Но для того, чтобы добраться до троса, ему пришлось забраться на погнутую крышу лифта. Несколько раз он цеплял части тел, морщился, но лез дальше. Он перемазался в крови, но и на это не обращал внимания. Забравшись, наконец, Ютаро возблагодарил судьбу за то, что, переодевшись, не снял кожаных беспалых перчаток, в которых управлял тренировочным мехом. Без них его ладони превратились бы в лохмотья за считанные секунды.
   Подпрыгнув, Ютаро ухватился за трос, подтянулся, сделал лесенку, помогая себе ногами, и медленно пополз вверх. Если путь сюда показался ему довольно долгим, то наверх он карабкался целую вечность. Несмотря на перчатки, ладони горели огнём, ноги налились свинцом, спина, казалось, готова была переломиться. Но остановиться и передохнуть он не мог. Мышцы рук уже готовы были отказать ему. Жилетка и рубашка на груди и животе разорвались, и теперь трос тёр его по коже. Ютаро морщился от боли, но продолжал всё медленней, но также упорно ползти.
   Он уже почти разуверился в том, что сумеет забраться наверх, когда, подняв в очередной раз голову вверх, увидел край шахты практически перед собой. А кроме него, ещё и закованные в броню ноги. Сильные руки подхватили его и вытащили из шахты.
   - Немедленно звоните в Европейский театр, - только и сумел прохрипеть Ютаро. - Передайте Марине Киришиме, чтобы Труппа выдвигалась сюда. В Лабораторию.
   - Понял, - кивнул головой в традиционном шлеме с жутковатой маской боец.
   Ютаро обессилено растянулся на полу, стараясь полностью отрешиться от боли в руках, ногах и спине. В этом бою ему принять участия будет не суждено. Все силы уходили только на то, чтобы не потерять сознание.
  

Токийский Европейский театр.

   Трель звонка оторвала девушек от репетиции. Так как ни Мидзуру, ни Накадзо, ни Ютаро в театре не было, трубку сняла Марина. Она выслужила короткое сообщение и только кивнула.
   - Мы вынуждены прервать репетицию, - сказал она, вернувшись в зал. - Нас вызывает к себе антрепренёр.
   Привычная уже к таким срывам репетиций режиссёр только плечами пожала. Девушки же спустились в подземный ангар доспехов духа, где их ждала уже Дороши, в непривычном одиночестве сидевшая за пультом связи.
   - Я несколько раз пыталась связаться с Лабораторией, - тихо сказала она, - но никакого ответа. Только статика.
   - Нет времени вызывать "Сяти", - бросила ей Марина. - Свяжитесь с метро, пусть готовят наш спецпоезд.
   - Но ведь линия до Лаборатории только строиться, - сказала Дороши. - Рельсы могут разойтись, не выдержав веса "Кохэби".
   - Ничего другого нам просто не остаётся, - отрезала Марина. - Связывайтесь с метро, Матсуда-сёи.
   Не успевшие переодеться в форму девушки заскочили в свои доспехи духа и направили их к лифту, ведущему в метро. Платформа открытого лифта просела и медленно поползла вниз, к ветке метро, специально проложенной от объекта "Театр" к объекту "Лаборатория". Это была вторая ветка токийского метро, строительство её ещё не было закончено, хотя рельсы уже лежали, но их крепление не было проверено пробным поездом, а потому была вероятность того, что они могут разойтись в любой момент. Но сейчас не было времени и возможности для подобной проверки.
   Они погрузились в единственный вагон поезда "Кохэби" и тот начал набирать скорость. Линия была достаточно длинной, однако поезд шёл очень хорошо. Девушки могли видеть как мелькают мимо тоннельные огни, практически сливаясь в единую линию, по крайней мере там, где они не были расположены очень далеко друг от друга.
   - Приготовится к бою, - скомандовала Марина, как только поезд начал ощутимо сбрасывать скорость. - Кузуноки-дзюньи, ваша задача только прикрывать нас, в бой не суйтесь. Сейчас - не тренировка, и кто наш противник, мы не знаем. Ивасаки-дзюньи, работаем в паре, по возможно, стараемся не подпускать врага к доспеху Кузуноки-дзюньи.
   - Зачем она нам, вообще? - привычно-капризным тоном заявила Асахико. - Она ведь только балласт.
   - Мы одна команда, Ивасаки-дзюньи, - отрезала Марина, - и воевать нам надо привыкать всем вместе. И никак иначе. - И дальше с беспощадной циничностью опытного военного: - Пока Кузуноки-дзюньи может принести мало пользы и потому будет прикрывать нас, однако сейчас нас слишком мало, чтобы пренебрегать кем-либо.
   Рельсы выдержали, поезд остановился у станции "Лаборатория", которой не найти ни на одной карте метро. Выйдя из вагона, девушки в боевом порядке направились внутрь. Специально для доспехов духа был оборудован большой лифт, рассчитанный на несколько тысяч кан, однако воспользоваться им девушки не могли. Подключившись к системе внутренней связи, Марина попыталась вызвать хоть кого-нибудь, но в наушниках звучала одна только статика.
   - Поднимаемся по пандусу, - скомандовала Марина.
   Длинный пологий пандус вёл со станции метро на нижние этажи лаборатории. Девушки вслед за Мариной направились к нему, и начался долгий подъём. Доспехи шагали медленно, их тяжёлые шаги гулко отдавались от бетонных стен. Они без проблем поднялись на первый этаж лаборатории, единственной странностью был пустой пост у у бронедвери. Правда, настроив систему "Иссэкиган", Марина, шедшая первой, рассмотрела и лежащих на полу расстрелянных солдат, и переломанные пулемёты, да и сама дверь была разворочена ударами с той стороны.
   - Шагайте аккуратней, - распорядилась она, - не наступите на мёртвых.
   В наушниках раздался полузадушенный всхлип Сатоми. Совсем ещё юная девушка, почти ребёнок, она не привыкла ещё к смерти, которая всюду сопутствует солдату. Марина подумала, что и сама была когда-то такой же - испуганной гимназисткой, попавшей в кровавую канитель Гражданской войны.
   Первого врага они встретили на выходе из коридора с пандусом. Два "Биг папаса" явно ожидали появления возможного врага. Стоило доспехам духа появиться в проёме, как мехи синхронно обернулись к ним, противно загудели буры, поднялись руки с пулемётами "Льюиса".
   - Ивасаки-дзюньи, огонь! - выкрикнула Марина, вскидывая руку с авиапушкой.
   Этих мехов щадить не надо было, а потому церемониться с ними никто не стал. Тяжёлые пули авиапушек легко пробили броневые накладки, свалив мехов за несколько секунд. Они переступили через них и зашагали дальше.
   - Берегитесь их буров, - сказала Марина, - им наша броня что бумага, видели, что они с дверью сделали. А вот пули из "Льюиса" нам не особенно страшны. Так что, Ивасаки-дзюньи, Кузуноки-дзюньи, держимся на расстоянии и ведём огонь из пулемётов и пушек. Если враг попытается сократить расстояние, отступаем, используем длину коридоров, к стенам не прижимаемся, не даём загнать себя в угол. Вперёд!
   Они медленно продвигались внутрь комплекса Лаборатории. Первыми Марина и Асахико, постоянно держа наготове оружие, за ними Сатоми, слабо представляющая, что ей делать, как прикрывать товарищей в таких узких помещениях. Она большую часть пуль всадит в спины Марине и Асахико. Она, на самом деле, чувствовала себя балластом, бесполезным грузом на ногах остальных - не утянет ли она их на дно. Им встретилось ещё несколько пикетов, "Биг папасы" даже в бой вступить не успевали, как их расстреливали из авиапушек.
   Но всему приходит конец. В большом зале их поджидала засада, устроенная по всем правилам. Это, скорее всего, был ангар для экспериментальных моделей доспехов духа, которые разрабатывали здесь. Сейчас он был сильно загромождён ящиками для транспортировки доспехов. За ними-то и укрылись враги. Понимая, что это место почти идеально подходит для засады, Марина приказала всем быть начеку, но, всё равно, хотя атака не стала для них неожиданной и смертельной, враг сумел нанести им серьёзный урон.
   Враг открыл по ним ураганный огонь из-за контейнеров. Пули барабанили по броне доспехов, высекая искры, грохот длинных очередей оглушал, казалось, даже за толстым слоем металла.
   - Спиной к спине! - скомандовала Марина. - Открыть огонь! Стреляйте по контейнерам из авиапушек!
   Сбившись спиной к спине, девушки открыли ответный огонь. Тяжёлые пули авиапушек легко пробивали непрочные контейнеры, скрывавшиеся за ними мехи падали на бетонный пол. Получив новый приказ, или просто поняв, что они ничего не добьются огнём из засады, "Биг папасы" перешли в атаку. Было их десятка полтора, если не считать тех, кто повалился на бетон, пробитые пулями. Набирая темп, "Биг папасы" ринулись на девушек, жутко взвыли буры. Теперь вставшие спина к спине девушки представляли для них идеальную мишень.
   - Разделяемся! - скомандовала Марина. - Ивасаки-дзюньи, прикрывай Кузуноки-дзюньи!
   - Почему я должна... - начало было привычную песню Асахико, но Марина оборвала её:
   - Это - приказ! Выполнять!
   - Кузуноки-дзюньи, за мной! - крикнула Асахико, в голосе которой ещё звучали отголоски раздражения.
   Они рассыпались, ведя огонь из пулемётов. Выстрелы сбивали мехов с ног, пробивали броневые накладки, однако те раз за разом поднимались и стреляли в ответ, не жалея патронов. А вот девушкам приходилось их экономить - после этого боя у них почти не останется боеприпасов. И им либо придётся возвращаться к поезду, чтобы пополнить запас, либо идти дальше - на свой страх и риск. Вот только сначала надо справиться с этими мехами.
   - Не отрывайся от меня! - крикнула Асахико. - Ни на шаг!
   - Хай! - ответила Сатоми.
   Приказ этот не был лишён смысла, потому что именно разделить их мехи и пытались. На пару девушек напала большая часть "Биг папасов" и только медлительность мехов не давала им разделить девушек и прикончить их по одиночке. Сатоми и Асахико отступали, отстреливаясь изо всех орудий.
   Сатоми показалось, что они снова на тренировке, и как только патроны подойдут к концу, их не разорвут на куски, просто закончится откроются створки учебных доспехов.
   - Отходим влево! - крикнула Асахико. - Пока к стене не прижали!
   Стараясь не завалиться на доспех Асахико, Сатоми начала отступать вслед за ней. Выплюнув последние два снаряда, авиапушка Сатоми замолчала. Она развернула свой доспех и дала короткую очередь по подступающим мехам. Асахико перенесла огонь своей авиапушки и в её сектор. Однако, таким образом, она оголила часть своего сектора, куда не замедлил рвануться враг. Длинные очереди из нескольких "Льюисов" перекрестили доспех Асахико. Множество пуль пробили-таки броню, из которой подобно крови хлынули клубы дыма. Асахико отступила, не прекращая вести огонь. Но вот замолчала и её авиапушка, она начала бить длинными очередями из спаренных пулемётов. Вот только пули их были легче и не могли остановить наступающих "Биг папасов", чьи буры зловеще раскручивались уже опасной близости от доспехов духа.
   - Проклятье! - прорычала Асахико, окончательно теряя весь свой благородный лоск театральной примы. - Проклятье!
   - Надо отступать, Ивасаки-дзюньи, - сказала ей Сатоми. - Отходим к выходу!
   - Киришима-сёи отрезана, - отмахнулась Асахико. - Мы не можем бросить её! Это предательство! Это малодушие! - вскричала она, хлеща врагов длинными очередями, будто плетью.
   Изрешечённые пулями "Биг папасы" падали, некоторые поднимались, чтобы продолжить наступление, некоторые уже нет. Иные волочили перебитые ноги, но шагали, не обращая внимания на это. Тогда Сатоми или Асахико давали по ним очередь, окончательно ломая конечности, чтобы враг уже не мог подняться. Наконец, им удалось-таки вывести большую часть врагов из строя, хотя Сатоми уже не верилось в это. С раскалёнными, исходящими дымом пулемётами наготове, они двинулись на помощь Марине, переступая через дёргающихся на полу мехов. Они двигались значительно быстрей атакующий Марину "Биг папасов", тем более, что часть их она успела вывести из строя меткими выстрелами. Но теперь и её авиапушка молчала, а пулемёты захлёбывались от длинных очередей.
   Сатоми и Асахико одновременно ударили по врагу с тыла. Очереди их пулемётов срезали двух мехов ещё до того, как те успели обернуться. И тут "Биг папасы" показали себя не лучшим образом. Они принялись топтаться на месте, то разворачивались к Сатоми и Асахико, то вдруг снова к Марине. Из-за этого сталкивались, мешая друг другу, иногда даже попадали друг по другу из "Льюисов". Эту возможность грех было не использовать. Быстро перестроившись так, чтобы не попасть друг в друга, девушки открыли огонь из пулемётов, буквально за несколько секунд изрешетив врагов пулями.
   После этого остановились, потому что перед ними остро встала проблема нехватки боеприпасов. Идти дальше, имея в лучшем случае по половине боезапаса к спаренным пулемётам. Были ещё конечно более лёгкие пулемёты Тип 11 Тайсё на каждом плече, ведь у них всего по три десятка патронов в бункерном магазине, но это на самый крайний случай, для отражения атаки врага подошёдшего в упор.
   - Надо вернуться к поезду и пополнить запасы, - настаивала Асахико. - Это не отнимет много времени. А двигаться дальше - бессмысленно. Новой подобной засады нам не пережить!
   - Быть может, врагов уже больше и не осталось, - предположила Сатоми, - мы же вывели из строя не меньше двух десятков.
   - Мы не знаем, сколько ещё мехов у врага, - резонно заметила Марина, которая никак не могла принять решения, а потому только слушала своих бойцов, снова оказавшихся у неё в подчинении, изредка вставляя комментарии. - Будем исходить из того, что у них численное преимущество.
   - Но ведь мы потеряем время, - возражала Сатоми, - если их столько, то они вполне могут перебить всех, кого мы должны спасти.
   Имён она называть не стала, слишком страшно было призвать таким образом беду.
   - А как мы сможем хоть кого-то спасти, - сказала Асахико, - если у нас патронов нет!
   - Мы в патовой ситуации, - наконец смешалась Марина, - а если не знаешь, что делать, иди вперёд. У нас нет ни времени, ни патронов. Терять время нельзя - это смерти подобно.
   - Но без патронов... - попыталась снова возразить Асахико.
   - Они ещё есть, - отрезала Марина, - а времени - нет.
   Асахико пришлось смириться - приказ есть приказ. Доспехи духа продолжили движение. Тем же порядком - впереди Марина и Асахико, за ними - Сатоми. Оружие держали наготове, стволы спаренных пулемётов шарили по всем углам, как будто там могли укрыться здоровенные мехи, хотя кто его знает. Появились же они тут, в Лаборатории, как, каким образом, непонятно.
   После засады никаких новых атак не последовало. Девушки прошли почти через весь комплекс, миновав несколько таких же больших ангаров, заставленных ящиками. Они ждали нового нападения, но их не атаковали ни разу. От долгого ожидания нервы девушек были растрёпаны в лохмотья. Они дёргались на каждый звук, наводя, зачастую одновременно, стволы пулемётов на одно и то же подозрительное место, откуда, как им показалось, он донёсся. Марина понимала, что пока сама не справится со своими нервами, ей не удастся успокоить и Сатоми с Асахико. Они шагали по коридорам, медленно, освещая всё пространство вокруг себя встроенными в доспех фонарями, проходили залы, пока не наткнулись на разнесённую дверь поста. Тел там не было, только кровь на полу да переломанные пулемёты. Дверной проём был расширен, похоже, мехи, разделавшись с людьми, разнесли стены, чтобы пройти внутрь.
   - Похоже, это поработали те, кто устроил на нас засаду, - сказала Асахико, - значит, дальше можно ждать новой атаки.
   - Возвращаться, всё равно, поздно, - ответила Марина. - Я первая, ты - за мной, Кузуноки-дзюньи замыкает.
   Дождавшись подтверждения, она направила свой доспех в отверстие, пробитое врагом. Теперь коридор стал мал и низок для их доспехов, часто приходилось протискиваться, идя цепочкой.
   - Ивасаки-дзюньи, - сказала Марина, - при атаке противника я падаю на колено, а ты открываешь огонь через мою голову. Патронов не тратить, бить только короткими очередями.
   - Короткими не справимся, - заявила вполне резонно Асахико, - они будут рваться врукопашную со своими бурами, и тогда их только валить, иначе - нам конец.
   - Именно поэтому, - ответила Марина, - я буду вести огонь с колена по ногам, а ты сосредоточь огонь на голове, чтобы вывести из строя пилота.
   - Поняла, - ответила Асахико.
   Но никакого нападения до тех пор, пока они не вышли на круглую площадку, вроде арены древнего Колизея. Она, как и языческая арена в стародавние времена, была залита кровью, в которой буквально плавали части человеческих тел. В центре её сидела на стальном столе женщина в сваливающемся с плеч кимоно. Она внимательно смотрела них, покачивая головой, как будто прикидывала себе что-то.
   - Вот вы и пришли, - полупропела она красивым голосом настоящей гейши, - как вам понравилась встреча?
   - Кто ты такая?! - закричала Марина, включив внешние динамики доспеха. - Как ты всё это устроила?!
   - Много будешь знать, - погрозила ей пальчиком женщина, - плохо будешь спать. И это отразится на цвете лица, морщины появятся - и вообще, невежливо отвечать вопросом на вопрос. За это я вас накажу, - последнее слово она почти пропела, казалось, оно ей очень нравится. - Взять их, мальчики!
   "Мальчиками" оказались пять "Биг папасов", выступивших из тёмных углов. Они вскинули пулемёты "Льюиса" и открыли огонь, хлеща доспехи девушек длинными очередями. Сконцентрировали они огонь на доспехе Асахико, стараясь пробить броню и в без того повреждённых местах.
   - Кузуноки-дзюньи! - крикнула Марина. - Прикрыть Ивасаки-дзюньи!
   Сатоми рванулась мимо уже припавшего на колено доспеха Асахико, на ходу стреляя из пулемёта по "Биг папасам". А те уже нацеливались на неё своими жуткими бурами. Удачной очередью Асахико удалось-таки попасть по ногам меха, срезав того словно ножом. Сатоми добавила короткую очередь в голову того же "Биг папы" - на небольшом расстоянии пули разнесли стекло зарешёченного окошка, легко пробили начищенный, словно каска пожарника, водолазный шлем, окончательно утихомирив мех. Ещё одного быстро вывела из строя Марина - короткие очереди разрезали "Биг папу" на несколько частей. Он рухнул, потеряв руку с буром и правую ногу. Оставшиеся три не обратили внимания на потери и решительно надвигались на отряд, паля из "Льюисов". Девушки отвечали короткими очередями, стараясь беречь патроны.
   Не смотря на прикрытие Сатоми "Биг папасы" сумели окончательно вывести из стоя доспех Асахико - тот уронил руки, раскалённый ствол пулемёта дымился, доспех сильно искрил. Сатоми тогда встала точно напротив неё, закрывая её доспех своим. Безрассудство, но иначе она поступить не могла.
   - Ты с ума сошла, Сатоми-кун! - позабыв о субординации, закричала Асахико.
   - Я не брошу вас! - ответила Сатоми, поливая подступающих мехов очередями из спаренных пулемётов. Однако пули она расходовала без счёта, хлеща мехов ими словно кнутом. Естественно, патроны у неё закончились очень быстро, а толку вышло довольно мало. Ни один мех из наступающих вывести из строя она не смогла, хоть и повредила все три.
   Марина двумя короткими очередями по ногам вывела из строя двух "Биг папасов" - те рухнули друг на друга. Однако третий - последний, легко обошёл эту кучу малу, направившись к Сатоми. А раскалённые пулемёты Марины молчали. И тогда Сатоми решилась на почти самоубийственный шаг. Со всей скоростью, доступной её доспеху, она бросилась к врагу, заходя с неудобной для него точки, так чтобы он не смог достать её своим буром. "Биг папа" развернулся, наводя на неё "Льюис", но тут в спину ему врезался доспех Марины. Вражеский мех рухнул ничком, бур его глубоко ушёл в бетон, но потом загудел, заискрил и задымил. Он попытался подняться, но бур засел слишком глубоко и встать мех не мог. Но, рванувшись посильней, "Биг папа" всё же поднялся, оставив в бетонном полу засевший бур, вместе с большей частью руки. Сатоми пнула его в голову - тяжёлая нога доспеха легко смяла решётку, закрывающую окошко. Мех от сильного удара перевернулся и рухнул навзничь. Подоспевшая Марина наступила на грудь меха, буквально вдавив того в бетонный пол. После этого мех уже не шевелился.
   Сойдя с него, Марина развернула доспех в сторону стола и скомандовала:
   - Покинуть доспехи! Взять женщину живой!
   Сатоми подхватила закреплённую в специальных держателях внутри кабины катану и выскочила из люка. Уже покинувшая свой доспех Марина держала в руках свой обычный револьвер, а Асахико вооружением и вовсе пренебрегла.
   - Вы молодцы, девочки, - рассмеялась женщина, подбирая спадающее кимоно. - Одолели моих мальчиков. Я всегда говорила, что мы, женщины, сильнее мужчин, что бы те не болтали. - Она сделала им ручкой. - А теперь - пока. Мне пора.
   И не успели девушки подбежать к ней, как она погрузилась прямо в стол, на котором сидела, как будто её и не было. Девушки замерли около стола, среди пулемётных гильз и развороченных доспехов.
  

Глава 9.

Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.),

Токио

   Подготовка к спектаклю шла, как сейчас говорят у меня на родине, ударными темпами. Я дневал и ночевал в мастерской декораторов, бригадира которых, к слову, все звали мастер Тонг. Только на третий день узнал, что ставят они шекспировских "Ромео и Джульетту", только со странным названием "Два мотылька у пламени любви". Ромео будет играть Марина - исполнительница заглавных мужских ролей. Джульетту, естественно, Ивасаки Асахико. Сатоми выпала роль Меркуцио, сведённая, практически, к двум сильно сокращённым монологам - про королеву Мэб и "чума на оба ваших дома". Тибальта должна была сыграть Готон Камеко, которая отбыла к родственникам на Окинаву. А вот к ролям отцов враждующих семейств привлекли нас с Ютаро, а нашими жёнами поручили быть директору Мидзуру и её помощнице Дороши. Собственно, никого больше среди враждующих кланов Монтекки и Капулетти не было. А бой на базаре, которым начинается спектакль, происходил между нами и начинался моими словами "Подайте длинный меч мой!", а заканчивался появлением князя Эскала в исполнении самой Акамицу.
   - Это же массовая сцена, - удивился я, когда мне об этом сказали, - самая, пожалуй, масштабная во всей пьесе.
   - Дело в том, - объяснила мне Акамицу - постоянный режиссёр театра, она же автор большинства переработок европейских пьес, - что в труппе нашего театра очень мало человек, собственно, если не было Камеко-сан, пришлось бы сильно перенести спектакль, наверное, даже не следующий год. У нас не Художественный театр с его труппой в два десятка человек. Вот и выкручиваемся, как можем.
   - Понятно, - кивнул я, поднимаясь с кресла. - Нам с Ютаро-кун нужны отдельные репетиции, чтобы поединок наш не показался полной бутафорией.
   - Да-да, - закивала в ответ режиссёр Акамицу. - Лучше всего будет, если вы с Мариной-сан и Камеко-сан потренируетесь вместе.
   Мне совсем не понравилось это предложение, но оно было достаточно разумно, а потому отказаться я причин не нашёл. Как бы нам с Мариной не зарезать друг друга на этой тренировке, так сказать, от большой любви друг к другу. Но об этом подумать можно и потом, сейчас мне предстояло помогать работать с декорациями - бригада давно уже привыкла полагаться на меня До самого вечера мы таскали декорации, изображающие улицы Вероны, базар, где нам предстоит драться с Ютаро, палаццо Капулетти и его же склеп. Мы расставляли их в правильном порядке, чтобы во время спектакля не возникло никаких заминок. Одна такая могла испортить весь спектакль. Подписав наряд мастеру Тонгу, я отпустил бригаду, а сам направился к режиссёру Акамицу.
   - Вечером начинаем работать в декорациях, - сказала она. - Бригада декораторов будет помогать вам, Руднев-сан, с поворотами сцены и светом. Ваша задача будет только следить за ними. Вот вам сценарий с соответствующими пометками.
   Я взял у неё толстую тетрадь, где напротив каждого действия стояли чёрные жучки иероглифов. На счастье, мне передали второй экземпляр - для мастера Тонга. Ведь мои познания в иероглифическом письме достаточно невелики. Так что, кто за кем будет присматривать ещё непонятно.
   Я присел в кресло, чтобы поглядеть репетицию и дождаться начала нашей тренировки в фехтовании. Однако посмотреть репетицию мне не удалось. Сначала я прикрыл глаза, слушая голоса девушек, а после и вовсе уснул, уронив голову на грудь. И снились мне улицы Вероны, залитые горячими лучами итальянского солнца, на которых разыгрывалась кровавая драма двух влюблённых.
   Разбудил меня Ютаро. Он потряс меня за плечо, я помотал головой и вернулся в осенний Токио. В левой руке молодой человек держал два эспадрона. Значит, пришло время начать нашу фехтовальную тренировку. Поблагодарив Ютаро, я прошёл за ним на сцену, где уже ждала нас Марина с третьим эспадроном.
   - Я никогда не сражался таким мечом, - сказал Ютаро, протягивая мне эспадрон. - Прошу вас преподать мне урок.
   - Я тоже не особенно силён, - пожал я плечами, примериваясь к его слегка изогнутой ручке. - Я только в детстве им занимался с отцовского благословения, вроде как каждому дворянину это не помешает. Но после того, как в гимназию пошёл, не до того стало.
   - Вы же военным были? - удивился Ютаро.
   - Я не так долго в кавалерии прослужил, - сказал я, - и там всё больше шашкой махать приходилось. Марине-сан, думаю, тоже.
   Марина только кивнула, но ничего мне не ответила.
   - Хватит уже болтать, - резким тоном напомнила о себе режиссёр Акамицу, - вы драться собираетесь? Покажите, наконец, на что вы способны!
   Я встал в позицию и с усмешкой сказал Марине:
   - En garde!
   Она также встала в позицию, коснувшись своим клинком моего. Несколько секунд мы обменивались короткими выпадами, прощупывая друг друга, но после нового окрика режиссёра, Марина ринулась в атаку. Я легко парировал её удары, но и на контратаку не решался, боясь пропустить выпад. Так мы протанцевали около двух минут без особого результата, после чего остановились, опустив оружие.
   - Это было очень хорошо, - несколько раз хлопнула в ладоши режиссёр. - Теперь поработайте с Ютаро-кун.
   Мы вдвоём долго гоняли несчастного Ютаро, который, конечно, не знал ни стоек, ни выпадов, ни атак, ни защит, не понимал он и терминов, которыми мы с Мариной потчевали его. Итогом этого стало то, что молодой человек поклялся купить книгу Хаттона "Cold steel" и выучить её от корки до корки на следующий же день. И это его начинание полностью поддержала его режиссёр Акамицу.
   - Замучили мы парня, - сказал я Марине, когда Ютаро вышел из зала, - совсем загоняли. - Я присел прямо на край сцены и уставился в темный зал с накрытыми серыми чехлами рядами кресел.
   - Только не понимаю, - пожала плечами Марина, присаживаясь рядом, - для чего режиссёру нужно, чтобы Ютаро профессионально фехтовал. У вас же с ним сцена на полминуты, не больше.
   - Ты лучше представь, - устало усмехнулся я, - сколько нам придётся возиться над Готон Камеко-сан. Я так думаю, что режиссёр просто испытывала нас, проверяя какие из нас учителя.
   - С Камеко-кун будет легче, - сказала Марина. - Она не просто актриса, но ещё и владеет карате, у неё отличные рефлексы. Так что с ней будет куда проще. Я и одна справлюсь.
   Это был недвусмысленный намёк, что Марина мне совершенно не рада, не смотря на наш нынешний разговор. Отношения наши никоим образом наладиться не могут. Впрочем, и самого разговора не вышло. Марина поднялась, оставив мне эспадроны. Собрав их, я отправился в реквизиторскую. На полпути оттуда до моей комнаты, меня перехватила директор Мидзуру.
   - Погодите, Руднев-сан, - сказала она. - У меня к вам есть небольшое дело. Марина-сан занята, а вы, кроме неё, единственный европеец в нашем театре. - Мидзуру усмехнулась такому каламбуру. - Мне надо встретить одну юную особу родом из Франции. Она совершенно не говорит по-японски, кроме того, её пароход прибывает поздно вечером. Вы сами понимаете, Руднев-сан, как опасно находиться десятилетней девочке одной, ночью, в порту.
   - Вам нужен сопровождающий, не так ли, Мидзуру-сан, - понимающе кивнул я. - Конечно же, я с удовольствием составлю вам компанию.
   - Тогда идёмте, - махнула рукой Мидзуру. - Пароход прибывает через час.
   - Погодите, Мидзуру-сан, - возразил я. - Дайте мне хоть переодеться после всей этой возни с декорациями и фехтовальных упражнений.
   - Ах да, конечно, конечно, - замахала рукой Мидзуру. - Вам, конечно же, надо привести себя в порядок. Ступайте, ступайте, я будут ждать вас через четверть часа у выхода из фойе.
   Я успел за четверть часа не только переодеться, но и наскоро ополоснуться - сказалась военная выучка. Спустившись на первый этаж, я вышел на улицу, где меня ждала Мидзуру в представительском автомобиле. Сев к ней на переднее сидение, я поинтересовался, за кем мы, собственно, едем.
   - Это весьма одарённая девочка из Франции, - ответила Мидзуру. - Её родители умерли и девочку поместили в приют. А Накадзо-сан, узнав об этом, добил её перевода в наш театр.
   - Что значит одарённая? - не понял я. - Какой должен быть дар, чтобы о девочке из Франции узнал японский антрепренёр?
   - Она - дзюкуся, - сказала Мидзуру, как будто, это должно всё объяснить, но потом опомнилась и добавила: - Вы называете их магами, волшебниками, чародеями, - произнесла она нескольких языках подряд.
   Ещё несколько дней назад я бы посчитал её слова полной чепухой, но после той ночи в разрушенном храме, многое во мне перевернулось. Когда на моих глазах беловолосый самурай заставил с помощью какой-то бумажки встать мертвеца, я целиком и полностью уверовал во всё, что не укладывалось в материалистическую картину мира.
   - Она оказалась никому не нужна во Франции, - продолжала Мидзуру, - а вот у нас в театре ей будет лучше всего.
   - Интересно, почему? - поинтересовался я.
   - Она весьма чувствительна к чужим эмоциям, Руднев-сан, - печально произнесла Мидзуру, - а у нас в театре её никто не станет считать чудовищем.
   Я замолчал, как-то нечего было ответить на эти слова. Наверное, страшно быть десятилетним ребёнком, которого все вокруг считают монстром.
   - Я и забыл спросить, - усмехнулся я, когда мы ехали уже среди ночных огней токийского порта, - как зовут юную барышню?
   - Алиса, - сказала Мидзуру. - Алиса Руа.
   Автомобиль Мидзуру оставила у большого здания морского вокзала - здания роскошного, построенного в эклектичном стиле, совмещавшем в себе традиционные и вполне современные элементы. Мидзуру проглядела большое табло с названиями и номерами рейсов. Оно было для общего удобства составлено сразу на нескольких языках, поэтому я и весьма глубокомысленно уставился на него, однако, не зная на каком пароходе приплывёт французская барышня волшебница, я мог долго смотреть на него без толку.
   - Отлично, - кивнула Мидзуру, - у нас есть минут десять. Пароход уже на рейде, сейчас идёт к причалу.
   - Я, пожалуй, пойду первым, Мидзуру-сан, - предложил я. - Толпа встречающих будет велика, вас могут и затолкать.
   - Спасибо, Руднев-сан, - улыбнулась Мидзуру, пропуская меня вперёд и жестов указывая направление.
   Мы прошли через запруженный людьми зал к двери с двумя палочками иероглифа футацу - два. Иногда мне приходилось работать локтями, особенно ближе к широким дверям, в которые, не смотря на их внушительный размер, не могли пропустить всех желающих пройти через них. Однако мне было не впервой проталкиваться через толпу. Надеюсь, Мидзуру куда легче было шагать, так сказать, в моём кильватере. Небольшая заминка произошла только в дверях, но и тут мне удалось прорваться, правда, Мидзуру, плюнув на весь сонм японских приличий, схватила меня сзади за пояс.
   Но, в общем, мы прорвались к набережной, у которой уже стоял белоснежный красавец. Матросы в чистеньких фланельках и фураньках найтовили к борту громадный трап, у которого уже столпились люди. В первых рядах я разглядел маленькую девочку в жёлтом платьице и белой шляпке.
   - Это она! - сказала мне Мидзуру, для верности глянув на весьма качественную фотокарточку. - Пропустите меня вперёд, Руднев-сан.
   Я посторонился, при этом потеснив полного немолодого человека в пиджаке и при шляпе, но в широких хакама. Тот глянул на меня строго, но решил, наверное, не связываться с наглым гайдзином, отвернулся и задрал нос так высоко, что тот едва в темнеющее небо не уткнулся.
   Девочка спустилась по трапу первой. Её сопровождала немолодая дама, которую я сразу не приметил, из-за серого платья и общего неприметного вида. Она держала девочку под руку, а та заметно тяготилась этим соседством, старалась не смотреть в её сторону. Они сошли с трапа, и к ним тут же подошла Мидзуру. Она обменялась несколькими фразами на французском, которым я, честно говоря, ещё в гимназии откровенно манкировал, отдавая предпочтение японскому и китайскому, которые учил дома. После этого, Мидзуру забрала у неприметной женщины девочку и вернулась ко мне.
   - Знакомьтесь, Руднев-сан, - сказала Мидзуру. - Алиса Руа-тян.
   - Я не силён во французском, - ответил я.
   - Я умею говорить по-японски, - несколько неуверенно произнесла девочка. - Я выучила его, потому что знала, что мне тут жить.
   - Тогда приветствую вас, барышня, - сказал я, беря её крохотную ручку, чтобы в шутку поцеловать.
   Неожиданно лицо девочки исказилось от страха. Она отдёрнула руку и тихо-тихо, едва слышно, прошептала:
   - Ваши руки... Они все в крови.
   Я как-то даже смущённо спрятал руки в карманы и больше старался не смотреть в такие мудрые и взрослые глаза десятилетнего ребёнка.
   На обратном пути до автомобиля я снова играл роль некоего ледокола, пробивающего путь среди людских торосов. Мидзуру левой рукой держала меня за пояс, а в правой крепко сжимала ладошку Алисы. Мы сели в авто - мы с Мидзуру впереди, Алиса одна расположилась на заднем сидении. Мидзуру завела автомобиль, и он медленно покатился по ночным улицам Токио.
   - Простите, Руднев-сан, - произнесла Мидзуру, мне даже показалось, что она несколько смущается, - Алиса-тян сказала что-то о ваших руках. Я не очень поняла. Что-то насчёт крови на них... Но если вам неприятно, можете не отвечать, - спохватилась она.
   - Ничего в этом такого нет, - покачал я головой, глядя на свои руки. - Тяжело воевать с пятнадцати лет и оставить руки чистыми. В Польше мы рубили врагов шашками до седла... Простите, Мидзуру-сан. Мои руки, действительно, в крови.
   После этих моих слов разговор прекратился. У меня на душе стало тяжело и муторно. Мне совершенно не хотелось вспоминать о той войне, с которой мы возвращались окровавленные, нищие, голые и голодные. Нас направляли в продотряды, где мы творили столь жуткие вещи с казавшимися нам контрой крестьянами, что и вспоминать не хочется. По самый локоть у меня руки в крови. По самый локоть.
   Мы вернулись в театр. Я помог барышням выйти из авто. При этом Алиса схватила меня за рукав пиджака, только бы рук не касаться. Попрощавшись с Мидзуру и Алисой, я направился в свою комнату, однако, проходя через холл, увидел весьма интересную картину. Лифт для самый богатых, ведущий в лучшие ложи второго этажа, уехал вниз. Я как-то считал, что он ездит только вверх. Интересные дела творятся в театре. Хотя, что это за театр без своих секретов.
   Я не придал тогда значения этому факту, слишком устал ото всех событий этого бесконечного дня.
  
   Следующий день начался, можно сказать, шумно. Очень шумно. В театр как будто вихрь ворвался. Вихрь по имени Готон Камеко. Девушка была высока ростом, почти с меня, что весьма удивительно для Японии, где далеко не всякий мужчина доставал макушкой до моего плеча. Кроме того, Готон была весьма мускулистой и подтянутой, с короткой стрижкой и простецкими манерами обитателя провинции. Она ворвалась в театр, распахнув тяжёлую створку двери одной рукой, и влетела в фойе.
   - О нет! - вскричала случившаяся там Асахико, притворным движением хватаясь за голову. - У нас только установилась тишина после твоего отъезда, но - нет, ты вернулась, Готон-сан!
   - И я рада видеть тебя, Ивасаки-сан, - громогласно расхохоталась Готон, поправляя матросский мешок на плече.
   Асахико с гордым видом удалилась, а Готон быстрым шагом направилась в свою комнату на втором этаже. По дороге ей встретилась директор Мидзуру.
   - С возвращением, Готон-сан, - сказала она. - У нас уже идут репетиции, так что поспеши в зал. Режиссёр, кажется, уже готова растерзать тебя.
   - За что? - простодушно удивилась Готон.
   - Она считает, что ты давно должна быть здесь, - усмехнулась Мидзуру, - раз начались репетиции нового спектакля, где у тебя есть роль.
   Они вместе посмеялись и Готон, забросив мешок в комнату, бегом понеслась в зал, прыгая через две-три ступеньки. На бегу она едва не снесла декораторов во главе со мной. Мы как раз несли стену склепа, которую Готон чуть не пробила, успев отскочить в сторону в последнюю секунду.
   - Извиняйте, - крикнула она нам и умчалась, нырнув в зал.
   - Готон-хан вернулась, - усмехнулся декоратор. - Теперь будет весело.
   - Ага, - кивнул ему второй. - Надо будет на сцену глядеть почаще. Таких спектаклей больше нигде не увидишь.
   - Это вы про что? - поинтересовался я.
   - Про Готон-хан и Ивасаки-хан, - ответил первый декоратор. - Они такие спектакли устраивают, что никаких представлений не надо.
   Мы установили декорацию за сценой. После чего мои спутники направились к кулисам, чтобы посмотреть на репетицию. Я решил составить им компанию.
   А на сцене, действительно, разыгрывалось ещё то представление. Репетировали сцену бала у Капулетти. Где Джульетта должна была, по задумке режиссёра танцевать по очереди с Ромео, Тибальтом и Меркуцио. В углу стоял Ютаро. Он ловил за руку Готон, когда она порывалась кинуться на Марину в праведном гневе. Сейчас, без костюмов, мне сложно было ассоциировать девушек с их героями, тем более, когда герои эти были другого пола.
   Во время танца Джульетты и Тибальта разрывались самые интересные спектакли. Стоило Готон сделать одно неверное (с точки зрения Асахико неверное) движение, как Асахико бросала руки и закатывала такие сцены, что стёкла в окнах звенели. Она проходилась по поводу "деревянности" Готон, её деревенских манер, неумения танцевать и, вообще, прилично держать себя - и прочее, прочее, прочее. И так, пока Акамицу хлопками не прервала репетицию, велев Ютаро найти меня.
   - Не надо меня искать, - ответил я, выходя из-за кулис. - Я здесь.
   - Тем лучше, - кивнула режиссёр. - Танцы сегодня уже репетировать смысла нет, так что займитесь фехтованием.
   - Конечно, - кивнул я, делая знак декораторам, чтобы несли эспадроны.
   Что бы ни говорила Марина о том, что с Готон будет проще, нежели с Ютаро. Если молодого человека мы натаскивали, можно сказать, с нуля, хотя определённые навыки обращения с холодным оружием он имел, правда, достаточно специфичным. Навыки и рефлексы имелись и у Готон, однако она была рукопашным бойцом, а именно каратисткой, ученицей одной из окинавских школ, и навыки с рефлексами у неё были соответствующими. Она не умела держать оружие, приходилось Марина брать её ладонь в свою, складывая пальцы нужным образом на рукоятке эспадрона. Однако стоило отпустить их, как после первого же замаха Готон тут же сжимала руку в кулак. Нам оставалось только зубами скрипеть и повторять раз за разом как правильно складывать пальцы. Отдыхать от долгой борьбы с Готон мы по очереди отходили к Ютаро. С ним заниматься оказалось намного легче, так что мы просто фехтовали с ним, проводя поединки уже с расчётом больше на зрелищность, чтобы из зала они смотрелись как можно эффектней.
   Спустя несколько часов, Готон неожиданно закричала, словно дикий зверь, и сломала эспадрон о колено.
   - Это невозможно! - надрывалась она. - Я не могу этого сделать! Дайте мне нормальный меч и я покажу, на что способна!
   - Готон-сан, - негромко произнесла режиссёр Акамицу, - у нас европейский театр, и фехтовать здесь надо учиться именно европейским оружием.
   Готон зарычала рассерженным тигром и потребовала себе новый эспадрон.
   - Он тебе пока не нужен, - отрезала Марина. - Научись сначала нормально держать рукоятку, а уж после этого дадим тебе новый.
   Мне показалось, что Готон готова уже ударить Марину, она аж задрожала вся от ярости. Но сдержалась и лишь протянула Марине руку с зажатым в ней обломком эспадрона.
   Так мы мучились с ней до самого позднего вечера. Пока в зал не вошла Дороши и не напомнила нам, что пора бы и поужинать. Все вместе мы прошли в столовую, где на столиках уже были расставлены тарелки, как в хорошем ресторане накрытые металлическими колпаками. Тогда я впервые увидел, что японка может есть столько же, сколько взрослый европеец, да ещё и такими темпами, что за ушами трещало. Мы так на еду накидывались после Польской войны, ели, как в последний раз, ведь он, действительно, мог стать последним.
   - Асахико-кун, - с усмешкой сказала Дороши, - каждый раз говорит, что её стошнит от манер Готон-кун вести себя за столом.
   Мы с Мариной покосились на неё. Шутка была несколько не застольной, однако, похоже, Дороши на наши взгляды внимания не обратила. Дальнейших репетиций после ужина не планировалось, и я с лёгкой душой отправился в свою комнату.
  
   - Давно, - протянула Готон, выбираясь из тренировочного доспеха, - давненько не бралась я за рычаги доспеха духа!
   - Ты сильно отстала от нашего уровня, - не преминула поддеть её Асахико. - Не знаю даже, сумеешь ли нагнать.
   - Никакого "нашего уровня" нет, - осадила её Марина. - Что отлично показал последний бой.
   - Мы уничтожили больше десятка мехов противника, - возмутилась Асахико.
   - Устаревших мехов, - напомнила Марина, - начала века. Они не могли толком и вреда нам причинить, однако вывели из строя твой доспех.
   - В меня пришлось больше всего пуль, - оскорбилась Асахико.
   - Дело не в этом, - покачала головой Марина. - У них было численное преимущество, которое мы должны были свести на нет как можно скорее, что нам не удалось. Именно из-за этого был повреждён твой доспех, Асахико-кун.
   - Только стрельбу Марины-кун можно признать удовлетворительной, - заметила Мидзуру. - Как по итогам нынешних тренировок, так и по итогам битвы за Лабораторию. Всем надо поднимать свой уровень стрелковой подготовки.
   - Мы и без того много стреляем, - протянула Асахико. - У меня уже мозоли на руках от ручек появились.
   - Ты тратишь столько денег на кремы для рук, - поддела её Готон, - что никакие мозоли тебе не грозят.
   Асахико посчитала ниже своего достоинства отвечать ей.
   - Ещё полчаса, - посмотрев на часы, приказал Ютаро, - стрелковых занятий и отбой.
   - Ютаро-кун, - обратился к нему Накадзо, - завтра с утра приходи ко мне. Надо обсудить тактические вопросы. Довольно воевать Труппе как попало.
   - Хай, - кивнул Ютаро, забираясь обратно в свой тренировочный доспех.
   На следующее утро молодой человек отправился первым делом в кабинет Накадзо с несколькими листами тактических выкладок, разработанных за это время. Просмотрев их, тайса сложил листы и разорвал, швырнув обрывки в корзину.
   - Почему? - только и смог выдавить Ютаро.
   - Они никуда не годятся, - отмахнулся Накадзо.
   - Но почему? - удивился Ютаро.
   - Ты, Ютаро-кун, разработал эти планы не учитывая реальных возможностей доспехов духа, - ответил Накадзо, - но это, в общем, простительно, когда приедет Ранг Наэ-кун ты сможешь заполнить эти пробелы. Пока же советую помнить, что наши доспехи очень сильно отличаются от всех стандартных моделей. Однако ты, Ютаро-кун, не учёл и личности пилотов, а это просто недопустимо.
   - Я всё понял, - уронил голову Ютаро.
   - Да успокойся ты, Ютаро-кун! - сменил тон Накадзо. - Ты же не штабной офицер, тебя не готовили к тому, чтобы писать тактические планы. К тому же, они хороши только до первого выстрела, но воевать без планов нельзя, не то время пришло.
   Ютаро мало что понял из его слов, ведь сейчас Накадзо противоречил сам себе. Однако Ютаро воспринял главное - надо разрабатывать планы, исходя из характеристик доспехов с одной стороны и личных качеств пилотов с другой. Вооружившись этими наставлениями, он отправился в свою комнату, чтобы до самого вечера, пропустив обед и большую часть репетиций, проработать над тактическими планами. И только когда за окнами начало темнеть и Ютаро потянулся к кнопке выключателя, в дверь его комнаты постучали.
  
   Ютаро не явился на репетиции, однако режиссёр Акамицу решила, что пока вполне можно обойтись и без него. Основная работа, как сказала она, предстоит с Готон, а Ютаро привлекут к репетициям попозже. В этот раз работали, в основном, над дуэлью Тибальта с Меркуцио и Ромео. Все как-то упустили из виду эпизод с первым поединком, поэтому Сатоми вместо эспадрона выдали сразу бутафорскую саблю и разрешили придерживать ручку двумя пальцами, как катану. Но перед тем как начинать поединок неподготовленной Сатоми с Готон, режиссёр попросила меня, как освоившего некоторые азы сценического фехтования, провести пробный бой.
   - Вы говорили, Руднев-сан, - сказала она, - что неплохо владеете саблей.
   - Пришло время ответить за опрометчивое высказывание, - усмехнулся я, беря у Сатоми лёгенькую бутафорскую сабельку. Такой я, разве что в детстве, воображаемых японцев рубал.
   - Помни, Готон-сан, - напомнила ей, - кто твой персонаж. Ты вынул меч - и говоришь о мире! - процитировала она. - Ты вынул меч - и говоришь о мире! Я ненавижу это слово так же, Как ад, как всех Монтекки и тебя. Трус, защищайся!
   - Постой же, трус, - повторила Готон, делая пробные взмахи эспадроном. И тут же ринулась в атаку.
   Я едва успел парировать молниеносный выпад, который грозил мне не только синяками, но вполне возможно рассечением. Бутафорские клинки звякнули вполне по-боевому. За первым последовал новый удар, столь же стремительный и сильный. Но я был готов к нему и даже перешёл в контратаку, стремясь несколько смутить противницу. Вот только смущён оказался я. Готон не просто отбила мой удар, она схватила меня за рукав и легко швырнула на пол. Спасли меня только рефлексы, полученные на занятиях дзюдо. Я успел вовремя сгруппироваться и перекатился, выставив перед собой оружие. Готон сделала лишнее, но весьма эффектное круговое движение шпагой, и ударила меня сверху вниз. Я не стал парировать. Перекатившись снова, я рубанул Готон по ногам. Готон переступила, уходя от бутафорского клинка, но тот всё же зацепил её щиколотку. Она зашипела, словно кошка, сунувшая лапу в кипяток, и отскочила на пару шагов, давая мне пространство и время для маневра. Я поднялся на ноги, ещё сильнее разорвав дистанцию, сабельку по-прежнему держал перед собой.
   Я ожидал новой атаки со стороны Готон, но она не спешила делать ожидаемого хода. Напротив, она замерла на месте, держа эспадрон в защитной позиции, немного опустив клинок. На этом я и решил сыграть, вспомнив читанную ещё в детстве книгу Генрика Сенкевича. Сделав пару коротких шагов, я ринулся в атаку, делая ложный выпад в плечо Готон. Она была опытным бойцом и не поддалась на него, вместо того, чтобы отбивать его, она ударила в ответ, целя мне в плечо. Вот это-то я и ожидал. Я нырнул вправо и вниз, перебросив сабельку из правой руки в левую, а после этого рванулся вперёд и вверх, режущим ударом пройдясь по рёбрам моей соперницы. Она снова зашипела кошкой, ткань рубашки затрещала, когда зазубренный клинок сабельки разорвал её.
   - Отлично! - воскликнула режиссёр Акамицу, даже в ладоши пару раз хлопнула. - Великолепно! Просто великолепно! Вот только победить должен был всё же Тибальт. Стоит помнить об этом. Повторите теперь с Сатоми-кун. Пусть начинает учиться. Вперёд, леди!
   Я отдал Сатоми сабельку, которую она приняла с церемонным поклоном, как будто это было настоящее оружие.
   - Фехтовать ею можно примерно, как кю-гунто, - напутствовал я девушку.
   - Простите, - ответила она. - Я из традиционной семьи, и меня учили фехтовать катаной.
   - Зачем извиняться за то, - пожал я плечами, - что ты получила хорошее воспитание.
   Я отступил за кулисы, давая девушкам пространство для боя.
   Сатоми взяла сабельку привычным образом, словно это была катана, придержав ручку двумя пальцами левой руки. Готон встала напротив неё, подняв эспадрон. Разорванная на боку блуза ничуть её не беспокоила, как многие японские женщины она игривому белью предпочитала полоски ткани, больше похожие на бинты.
   Девушки быстро сошлись - и зазвенела бутафорская сталь. Сабелька и эспадрон летали, сверкая в тусклом свете софитов, из которых горела едва ли половина - больше для репетиций не требовалось. Поединок Готон и Сатоми ничуть не походил на нашу предыдущую дуэль, не смотря на вполне европейское оружие, их схватка скорее напоминала пляску самураев, со всеми обменами ударами, сходами-расходами, быстрыми контратаками и даже выкриками, больше подходящими додзё, нежели театральным подмосткам.
   - Нет-нет-нет! - прервала их, наконец, режиссёр Акамицу. - Сатоми-кун, ты что совсем ничего не поняла из схватки Руднева-сан и Готон-сан. Вы сражаетесь слишком по-японски, а должны драться по-европейски. По-европейски! - наставительно повторила она.
   - Я не смею давать вам советов, Акамицу-сан, - даже для себя неожиданно произнёс я, - однако, я полагаю, что никакими репетициями не добиться от ваших актрис европейского фехтования. И Сатоми-кун, и Готон-сан годами учили совсем другому и полученных через множество тренировок рефлексов уже не изменить.
   - Вы так считаете? - вполне серьёзно спросила Акамицу.
   - Да, - кивнул я. - Нельзя изменить за несколько месяцев того, что делалось годами.
   - Но девушки же актрисы, - зачем-то напомнила мне режиссёр. - Они должны уметь показывать то, что надо мне и публике. Никто не пойдёт второй раз смотреть спектакль в нашем театре, если увидит на сцене настолько японскую схватку. Так что придётся Сатоми-кун и Готон-сан ломать все свои рефлексы, и сражаться по-европейски. И ваша задача сейчас, Руднев-сан, помочь им это сделать. К вам, Марина-сан, это относится не в меньшей степени.
   Марина в ответ только церемонно поклонилась.
   - Так что возвращайтесь на сцену, Руднев-сан, - велела мне Акамицу, - и помогайте Сатоми-кун и Готон-сан.
   - Характер, - буркнул я себе под нос по-русски, - полком командовать.
   - Я неплохо понимаю по-русски, - заметила Акамицу, как будто бы ни к кому конкретно не обращаясь. Мне оставалось только усмехнувшись вернуться к Сатоми и Готон.
   Новая дуэль девушек снова мало походила на европейскую. Готон и Сатоми танцевали друг вокруг друга, наносили рубящие удары, почти не парируя их.
   - Не отрывайте ног от пола! Парируйте удары! - кричали мы с Мариной. - Сатоми, саблю держи одной рукой! Готон, заложи левую руку за спину! Нет, вот так!
   Мы срывали голос, пытаясь наставить сражающихся барышень в искусстве европейского фехтования. Однако существенных успехов достичь не удалось. Поединок Готон и Сатоми всё ещё больше походил на схватку двух самураев, правда, довольно странных, что по вооружению, что по манере драться. И так, почти до самого вечера, с коротким перерывом на обед. Асахико только раз заглянула в зал, что-то буркнула себе под нос и вышла.
   - Ну, прямо как на тренировке, - усмехнулась Готон, опуская эспадрон, - давно у меня так руки не болели.
   - Да, да, - поддержала её Сатоми. - Жаль только у нас так всё плохо выходит.
   - Быть может, это от того, - предположила Готон, - что мы не видели настоящей европейской дуэли.
   - Мы не будем её повторять, - резко ответила Марина. - Одного раза вполне достаточно.
   Готон только пожала плечами, а Сатоми покраснела и отвернулась. Они обе почувствовали ненависть Марины, сквозившую в каждом её слове, хотя и не знали ничего из того, что нас с нею связывало.
   - Руднев-сан, - окликнул меня вошедший в зал Миёси, - подойдите сюда. У меня к вам некое дело.
   Кивнув остальным, я прошёл через весь зал и пожал протянутую Накадзо руку.
   - Мне совершенно не нравится тот факт, - сказал антрепренёр, - что вы вынуждены регулярно отлучаться в контрразведку. Это вполне может помешать вам в работе, а вы достаточно ценный сотрудник. Не знаю даже, как мы раньше без вас обходились.
   - Ну, уж с контрразведкой я ничего поделать не могу, - развёл я руками. - Я без году неделя в Токио, хотя неблагонадёжным числиться буду, наверное, до конца своих дней.
   - Я решил эту проблему, - ответил Накадзо. - Теперь вам не надо регулярно являться в контрразведку. Вас будут вызывать туда, так сказать, с неожиданными проверками. Но не думаю, что слишком часто.
   - Как вам это удалось? - удивился я. - Никогда бы не подумал...
   - Я, Руднев-сан, - усмехнулся Накадзо, - антрепренёр ведущего театра столицы. А у нас на спектаклях, как написали в "Асахи", можно видеть любого кадзоку, от дансяку до косяку.
   Мне стоило больших усилий не рассмеяться, так сильно эти слова Накадзо напоминали пространные речи о приверженцах "нашего дела". Я поблагодарил его и мы вместе направились в столовую.
   Поев, я хотел было вернуться в зал, однако бригаду Тонга уже отпустили, а фехтовальных экзерсисов на сегодня режиссёр больше не планировала. Так что мне осталось только отправляться к себе в комнатку. В коридоре я встретил девочку, которую мы на днях с Мидзуру привезли в театр. Она подняла на меня глаза и неожиданно сказала:
   - Ты ведь такой же, как я. - Алиса поглядела мне в глаза. - Ты можешь больше обычных людей. Тебя ненавидят за это?
   - Не гляди в мои глаза, - ответил я. - Ты можешь увидеть там слишком страшные вещи, какие не предназначены для твоих юных глаз.
   Она догадалась о моём скромном таланте, только глянув на меня, отчего мне стало весьма не по себе. Я проявил его, когда вдохновенно пел "Варяг" в кабинете антрепренёра. Мне каким-то образом удавалось передавать свои впечатления от песен или рассказов тем, кто слушал меня, как будто вкладывая их в чужие головы. Когда же вдохновение моё было особенно сильным, то "под удар" попадали и те, кто не слышал меня. Когда ещё в молодости я беседовал с несколькими театральными деятелями, один из них сказал, что из меня вышел бы великолепный актёр, благодаря моему таланту, а вот другой - постарше и, наверное, поумнее - возразил, что я стал бы самым дурным актёром, каких видел свет. И объяснил, что именно из-за того же таланта, ведь я вкладывал в чужие головы свои эмоции и чувства, а не заставлял зрителей переживать мою игру, пропуская её через себя.
   - Я много видела, - грустно сказала Алиса. - Хотя в твоих глазах много крови, больше чем на руках. Но ты не такой страшный, как другие люди с кровавыми руками и глазами.
   - Просто мне от тебя ничего не надо, - ответил я, хотел было потрепать её по голове, как всякого ребёнка, однако вспомнил о словах Алисы насчёт окровавленных рук и не стал этого делать.
   - Но ты многих убил, Руднев-сан, - решительно заявила Алиса.
   - Зачем тебе это, Алиса-тян? - сказал я ей. - Зачем ты смотришь на меня, если видишь только кровь и смерть?
   - Я не могу иначе, - ответила девочка. - Только если выколю себе глаза.
   Я присел перед ней на корточки, чтобы не смотреть сверху вниз, и поглядел прямо в большие глаза этого странного, слишком взрослого ребёнка.
   - Наверное, страшно быть тобой, - сказал я.
   - Не страшней, чем тебе быть тобой, - совсем не детским тоном ответила она.
   Я кивнул, поднялся и направился в свою комнату. А странная девочка поглядела мне вслед, я чувствовал её взгляд спиной. Не хотел бы я себе подобного таланта, как у этой маленькой дзюкуся, колдуньи, ведьмы, чародейки.
   Утром следующего дня меня разбудил настойчивый стук в дверь. Было ещё очень рано, рассветные лучи только заглядывали в моё окно, просыпаться не хотелось категорически, но если так настойчиво и громко барабанят, значит, дело не терпит отлагательств. Пришлось подниматься, быстро одеваться и открывать содрогающуюся дверь. На пороге стоял Ютаро с занесённой рукой.
   - Доброе утро, Ютаро-кун, - сказал я. - Что стряслось?
   - Звонили из контрразведки, - ответил он, - требовали вас, Руднев-сан. Сказалаи, что пришлют за вами автомобиль через четверть часа.
   - Ясно, - глубокомысленно произнёс я. - Времени у меня в обрез. Спасибо, что разбудил, Ютаро-кун.
   Вот, значит, каковы они неожиданные проверки, о которых говорил Накадзо. Я едва успел закончить утренний туалет, как под дверями раздался гудок. Пришлось позабыть о завтраке, даже самом коротком, и выходить пред светлы очи местной контрразведки. Автомобиль был большой и чёрный, либо тот же, что забирал меня несколько дней назад с улицы, либо точно такой же. И снова внутри сидели двое - Хатияма и безмолвный шофёр в форме без погон.
   - Деятельность этого антрепренёра оказала весьма негативное влияние, - заявил Хатияма, как только я захлопнул за собой дверцу, да ещё таким тоном, будто именно я был виноват в том, что Накадзо развёл столь бурную деятельность, о которой я совершенно не представлял. - Она привлекла к вам, Руднев-сан, совершенно ненужное внимание. Нам стоило больших усилий замять это дело.
   - Премного благодарен, Хатияма-сан, - кивнул я. - Думаю, мне бы совершенно не понравились результаты более близкого знакомства с теми персонами, кто заинтересовался мной.
   - Вами, Руднев-сан, - отчего-то усмехнулся Хатияма, - особенно заинтересовался Садао-тайсё. Он хоть и не контрразведчик, но личность довольно влиятельная, кажется, он считает вас, Руднев-сан, каким-то русским борцом с советским режимом. Садао-тайсё весьма настаивал на личной встрече с вами.
   - Надеюсь, его разубедили, - сказал я.
   - Не думаю, что до конца, - ответил Хатияма, - так что вполне можете ждать его с неофициальным визитом.
   - Спасибо, что предупредили, Хатияма-сан, - поблагодарил его я. - Хотелось бы ещё знать, куда мы едем?
   - Вас срочно захотел видеть Юримару, - сказал Хатияма. - Как всегда напустил дыму, сказал, что у него для вас, Руднев-сан, есть некий сюрприз от вашего командира, Тухачевского-гэнсуй, но толком ничего не сказал. Впрочем, это его обыкновенная манера, все уже привыкли к ней. Зря, кстати, интересничает, - с большой долей ехидства добавил он, - груз с дирижабля "Киров", что прибыл вчера, доставляли ему в храм под охраной не простых солдат.
   И тут я понял, что ему страшно. Хатияма отчаянно трусил. Ему совершенно не хотелось ехать в пригород, к разрушенному храму, к жуткому седовласому самураю, женщине в вечно спадающем кимоно и сумасшедшему мальчишке. У меня тоже не было особого желания ехать туда, но куда денешься, если везёт тебя такой вот чёрный авто, не прыгать же на ходу, в конце концов. Да и не вызывала у меня дрожи в поджилках эта странная троица. Я умом понимал, что они опасны, что малейшая промашка грозит мне смертью, но сердце, меж тем, оставалось холодным, можно сказать, ледяным. Давно оно у меня замёрзло, кажется, на Кронштадском льду, когда мы опробовали первые крыльевые модули, французские, ещё без моторов и винтов, на них БМА могли только планировать, лавируя под резкими порывами мартовского ветра. Тогда нам впервые пришлось убивать своих, революционных матросов, кто Зимний штурмовал и Моонзунд оборонял. Да, именно тогда, в ледяном марте двадцать первого года. Хотя, может быть, оно замёрзло и раньше, когда отказавшийся уезжать с матерью и братьями за границу пятнадцатилетний мальчишка, записался в красные кавалеристы и отправился воевать в Польшу, а уж там чего только не было. Лучше и не вспоминать. После всего этого, мне полубезумная троица, не смотря на все их фокусы, не так и страшна.
   С таким мыслями я вышел из автомобиля. Хатияма на сей раз предпочёл остаться внутри, сказав мне, что дорогу до храма я и без него найду. Я только плечами пожал, действительно, найду, не ночь, в конце концов, да и идти всего ничего. При свете утреннего солнца разрушенный храм выглядел не столь уж зловеще, скорее просто запущенно. Я спустился на первый этаж, где в тёмной, не смотря на дырявую крышу храма, зале сидели трое моих знакомых. А где-то в углу, скорее всего, стоял истуканом гигант, на котором разъезжал Миура.
   - Ты не заставил себя ждать, Руднев-сан, - вместо приветствия сказал Юримару, поднимаясь.
   Мне очень хотелось ответить что-то вроде "я тоже рад тебя видеть" или ещё какую глупость, но сдержался и произнёс:
   - Мне очень интересно узнать, что ты мне приготовил, Юримару-сан, потому так торопился.
   Кагэро рассмеялась, даже остроты отпускать не стала.
   - Идёмте, Руднев-сан, - махнул мне рукой Юримару. - Посылку от вашего гэнсуя доставили прямо сюда, хотя это и весьма опасно. Благодаря внушительному эскорту из контрразведчиков, его могли проследить едва ли не досюда.
   - Так что это за посылка, Юримару-сан? - спросил я, шагая за Юримару по длинным пандусам.
   Седовласый самурай только головой покачал, ничего не ответив. Так, в темноте и при звуке шагов, шагали мы по гулким пандусам. Прошли основательно опустевшую мертвецкую, где на многих столах не было уже тел. На самом нижнем этаже не было ни одного стола, зато стояло несколько десятков "Биг папасов", скорее всего, внутри них скрывались мертвецы с верхнего этажа. А над ними возвышался новенький "Коммунист", даже со звёздочками на плечах и голове. Разработанный талантливым инженером Кировского завода Евгением Урбанским, он был, наверное, лучшим советским БМА. Их только начинали внедрять в армии, где-то полгода тому назад. Я к тому времени уже числился неблагонадёжным и за рычаги нового БМА меня, конечно, не пустили. Да уж, это воистину маршальский подарок!
   - Его доставили вместе с новой партией покойников, - пояснил Юримару. - Основательные у вас идут чистки в армии, скажу я тебе, Руднев-сан. Три десятка человек только сегодня, а были ещё две партии не меньше.
   Я только пожал плечами. Что можно сказать на такие слова? Ведь именно против этого и борется сейчас Михаил Николаевич, готовя заговор против усатого Хозяина и его присных.
   - Можешь опробовать этот мех здесь, - предложил мне Юримару и с усмешкой добавил: - Оружие его не заряжено.
   Я кивнул ему и направился к БМА. Я забрался в люк и задраил его за собой. Рычаги ничем не отличались от более старых моделей, зато ход у них куда плавней прежнего, никаких тебе рывков и скрипа шестерёнок. Я повернул корпус, сдала пару шагов, поработал руками, проверил прицельную систему. Тоже улучшенная. Три красных точки лучевого целееуказателя. При желании их можно совместить, ведя огонь по одной цели, однако более опытные пилоты, вроде меня (говорю без ложной скоромности), предпочитали всё же бить по разным частям вражеских БМА. Освоившись с управлением, я откинул крышку памятки вооружения данного БМА. Такая была на каждом аппарате для удобства пилота, ведь и модель "Коммунист" достаточно новая, и вариативность вооружения у неё довольно велика. Эта модель была вооружена двумя пулемётами Дегтярёва на плечах, но это оружие последнего шага, когда противник подошёл в упор и единственный шанс на спасение это выпустить две длинные очереди, во все сорок семь патронов из его дисков. Основное же оружие было установлено, конечно, на руках. На левой - спаренные пулемёты ДШК, судя по разбухшему коробу, у них лента куда больше обычных пятидесяти патронов. Тяжёлые пули калибра 12,7 легко прошьют броню "Большевика", какими была вооружена РККА до недавнего времени. На правой же, так сказать, главный калибр "Коммуниста" - авиапушка ШВАК, я только читал о таких в инструкциях с грифом "ДСП" и "Совершенно секретно". Двадцатимиллиметровая авиапушка, испытания которой проводил один из лучших пилотов-испытателей лёгких БМА Валерий Чкалов. Мощный калибр позволял пробить броню практически любого БМА, скорее всего, даже самых тяжёлых немецких кампфпанцеров. Не смотря на то, что снарядов в коробе к было немного, всего полсотни, однако едва ли не каждый выстрел может нести гибель лёгкому БМА и серьёзные повреждения тяжёлым.
   - Да, - произнёс я в микрофон громкой связи и голос мой гулким эхом отразился от невидимых стен ангара, - на таком БМА можно хорошо повоевать.
   Я оторвался от рычагов и выбрался из недр "Коммуниста".
   - Да уж, - с усмешкой произнесла Кагэро, - мальчика от мужа отличает лишь размер его игрушек.
   Наверное, у меня был настолько довольный вид, что я, и правда, стал похож на мальчишку, обнаружившего под ёлкой на Рождество игрушечную саблю и никак не могущего намахаться ею вдоволь.
   - С ним я мог бы уничтожить всех ваших "Биг папасов", - сказал я Юримару, спрыгивая с БМА. - Они со своими бурами ко мне на сто метров не подобрались бы, а "Льюисы" мне нипочём.
   - Нам поставили из США новую партию мехов, - заметил тот, - тоже устаревших, но броня на них куда крепче и вооружены они не "Льюисами", а "Браунингами".
   - Всё равно, "Коммунисту" их пули, что слону дробина, - отмахнулся я. - Скажите, Юримару-сан, вы только за этим меня вызывали в такую рань?
   - Дети встают на Рождество до света, - усмехнулся седовласый самурай, - чтобы поглядеть на подарки. Но ты прав, Руднев-сан, не только из-за меха я вызвал тебя сюда. Миура-кун, - Юримару кивнул на едущего верхом на своём гиганте мальчишку, - прочёл мысли Хатиямы-кун.
   - Он предал нас, - вмешался паренёк, - и собирается сдать нас особому отделу контрразведки. Некому подразделению "Щит", что-то вроде этого.
   - Что ещё за "Щит" такой, - спросил я, - для чего Хатияма стал бы обращаться туда, если он и так в контрразведке служит.
   - Отряд "Щит", - ответил Юримару, - это нечто вроде легенды спецслужб. Особый отряд обороны столицы, созданный для охраны императора и Токио. В него входят подразделения самых лучших доспехов духа, ему подчинены лаборатории с новейшим оборудованием, ну и конечно же, своя спецслужба, совершенно независимая от контрразведки. Многие в него попросту не верят, но могу засвидетельствовать доподлинно, "Щит" существует.
   - Почему же вы с такой уверенностью утверждаете это, - удивился я, - если он настолько секретный?
   - Несложно ответить, - усмехнулся Юримару, - я был частью его в своё время. И разговаривать на эту тему очень не люблю.
   Мы направились по пандусам обратно наверх. Юримару держал обе руки на рукоятках мечей и продолжал рассказывать:
   - Миуре-кун удалось прочесть Хатияму довольно легко, - говорил он, - и достаточно глубоко залезть ему в голову.
   - Там много всего интересного было, - снова встрял Миура, глядящий, казалось, не без удовольствия, на нас сверху вниз, - но самое главное, он этим вечером встречается с агентом "Щита".
   - И при чём тут я? - поинтересовался я.
   - После некоторых событий в Синагаве Кагэро лучше не покидать пределов нашего храма, - ответил Юримару, - а мне так и вовсе за его стенами показываться и вовсе нельзя. Так что остаётся только Миура-кун, но его без сопровождения отпускать слишком опасно. Верно ведь, Миура-кун? - обратился седовласый самурай к мальчишке.
   - Думаешь, этот гайдзин сможет справиться со мной? - усмехнулся тот.
   - Я ему помогу, - коротко бросил Юримару. Он сунул ладонь в широкий рукав кимоно и вынул деревянный амулет с несколькими сложными иероглифами, прочесть которые я не смог, на простой веревке. - Носи на шее и не снимай никогда, если рядом Миура-кун, он защитит тебя от его воздействия на мозг.
   - Я могу сломать его, - рассмеялся Миура, - если захочу.
   - Но у тебя уйдёт на это время, - возразил Юримару, протягивая мне амулет.
   - И я могу успеть прикончить тебя раньше, - добавил я, надевая его на шею и пряча под одежду. - Вот только оружия у меня никакого нет.
   - Тут я тебе помочь не смогу, - пожал плечами Юримару, - свои мечи я тебе, сам понимаешь, не отдам, а никакого другого у меня нет.
   Я пожалел об отданном когда-то ТТ, но если полиция найдёт у меня пистолет мне не поздоровится. Тут уж никакие "наши люди" не помогут.
   - Я внушу Хатияме-кун, - заявил Миура, - что тебе просто необходимо оружие.
   - Премного благодарен, - усмехнулся я. - Но оно мне понадобится сегодня вечером, а Хатияма не желает больше и близко подходить к храму.
   - Думаешь, я не знаю, где он и что делает, - рассмеялся Миура. - Я уже запустил пальцы в его голову, он отдаст тебе пистолет, когда ты ввернёшься в автомобиль.
   Мы поднялись в тёмный зал самого верхнего этажа храма.
   - Как я узнаю, где и когда будет встреча Хатиямы с агентом "Щита"? - спросил я на прощание.
   - За тобой приедет такси, - ответил Юримару, - водителя его будет контролировать Миура-кун. Он доставит тебя до места встречи, а там уже следуй за Миурой-кун, потерять из виду его гиганта тяжело.
   Я кивнул всем и вышел из храма. Солнце карабкалось на небосвод всё выше, неуклонно приближаясь к полуденной вершине, режиссёр Акамицу, наверное, рвёт и мечет. Я быстро вернулся к авто и забрался в него.
   - Руднев-сан, - едва мы отъехали, обратился ко мне Хатияма, - вы постоянно подвергаетесь опасности, ездя в этот храм безоружным. - Он вынул из-за отворота пиджака угловатый пистолет с узкой рукояткой. - Возьмите его себе. Этот пистолет нигде не зарегистрирован, так что будьте осторожны и постарайтесь не попадать в руки полиции и особенно токко. - Он позволил себе усмехнуться - улыбка вышла кривоватой и нервозной.
   Я вынул носовой платок, завернул в него оружие, чтобы не испачкаться, и сунул пистолет в карман брюк.
   - Благодарю вас, Хатияма-сан, - сказал я. - Теперь я буду намного спокойнее чувствовать себя в этом чёртовом храме.
   Как я и предполагал, режиссёр Акамицу рвала и метала. Она до седьмого пота гоняла актрис и Ютаро в других сценах. Бригаде Тонга приходилось полегче, все декорации стояли на местах, их оставалось только перемещать вовремя, меняя улицы Вероны на палаццо Капулетти, а запылённые дороги Италии на мрачный склеп, где нашли свою смерть легендарные влюблённые.
   - Руднев-сан, - напустилась она на меня, - сколько можно пропадать в контрразведке. Они там, что же, совсем не понимают, что у нас спектакль на носу, и на премьере его в первых рядах будут сидеть только кадзоку. Они не должны увидеть халтуры в нашей работе. Никакой халтуры! Вот мой девиз!
   - Работать, работать, работать, - припомнил я небезопасную шуточку. - Я готов приступить к своим не прямым обязанностям.
   - Теперь уж ждите, Руднев-сан, - отмахнулась режиссёр. - У нас другие сцены репетируют, над ними работы ничуть не меньше. Я вас позову, как понадобитесь, вы ведь, кажется, ещё не завтракали.
   - Это да, - сказал я, потерев ноющий от голода живот.
   Я отправился на кухню, понимая, что в столовой до обеда ловить нечего. Наёмный повар, кажется какая-то родственница Тонга, полная, улыбчивая женщина, угостила меня хорошей порцией риса с курятиной и жирной подливкой. Наелся я отлично, поблагодарил женщину и отправился обратно в зал.
   - После обеда, - сказала мне режиссёр, - продолжим работать над фехтованием.
   Пообедал я достаточно скромно, после позднего и довольно плотного завтрака есть почти не хотелось. Выпив несколько чашек замечательного зелёного чаю, я вместе с остальными вернулся в зал. Ребята из бригады Тонга принесли эспадроны и бутафорские сабли. И всё началось сызнова. От звона и топота закладывало уши, режиссёр была недовольна, требовала всё новых и новых поединков. Мы с Мариной охрипли, раз за разом объясняя Сатоми, Готон и Ютаро их ошибки, рассказывая, что и как им надо делать. Однако в поединках молодые люди никак не могли воплотить наши советы в жизнь.
   - Спектакль состоится в первый день дзю итигацу, - напомнила нам Акамицу, - а мы ещё к нему катастрофически не готовы! Особенно в отношении фехтования!
   - Но ведь мы же стараемся! - вскричала отчаявшаяся Сатоми. - Изо всех сил!
   - Плохо стараетесь! - отрезала Акамицу. - Слишком плохо стараетесь!
   Поникшая Сатоми опустила голову и обернулась к Готон. Последней приходилось туже остальных. Ведь у неё было два поединка, против Марины и против Сатоми. Правда, работали мы только над второй, первую оставив почти на чистую импровизацию.
   - Пятки от сцены не открывайте! - кричала Марина. - Левую руку за спину! Сатоми-кун, не прикасайся к ручке сабли и пальцем!
   - Да не прыгайте вы по сцене! Скользите! - добавлял я свой голос. - С носка на пятку! С носка на пятку! Готон-сан, никаких замахов! Это шпага! Оружие колющее! Рубить им нельзя!
   Но рефлексы брали своё. Поединок никак не хотел превращаться в настоящую европейскую дуэль. А уж когда Готон отразила выпад кулаком и переломила его, мне осталось только опустить руки.
   - Вот уж воистину, рука крошит отточенную сталь, - усмехнулся я.
   - Не такую уж и отточенную, - заметила Акамицу. - А, вообще, это что за фраза, я её слышала когда-то.
   - Я её иногда под нос себе напеваю, - ответил я. - Это была любимая песенка нашего тренера по дзюдо, ещё по Красной армии.
   - А ну-ка спойте, - тут же потребовала режиссёр. - Эй, там, кто-нибудь, принесите нам гитару, должна была остаться после "Дона Жуана"!
   - Её забрал себе антрепренёр Накадзо, - крикнул в ответ Тонг, высунувшийся из-за кулисы.
   Так вот откуда гитара в кабинете антрепренёра. Интересно, а сам он на ней играет?
   - Ютаро-кун, - обратилась режиссёр к молодому человеку, - сходите-ка к Накадзо-сан, попросите у него гитару для меня.
   - Хай, Акамицу-сан, - поклонился Ютаро и почти выбежал из зала. Похоже, бесконечные фехтовальные тренировки преизрядно ему надоели.
   - А вы почему стоите? - Акамицу обратила свой взор на Сатоми и Готон. - Саблю заменить - и продолжаем.
   Ребята Тонга, которые были и за бутафоров и за реквизиторов (они только что костюмы не шили для театра), подали Сатоми новую саблю, и тренировка продолжилась. Правда, продлилась она не очень долго. Не прошло и пяти минут, как в зал зашли Ютаро с гитарой и Накадзо, конечно, без гитары.
   - Я так понял, что Руднев-сан собирается спеть нам что-то, - заявил он прямо с порога. - Весьма скверно, что вы не позвали меня. Не будь гитара у меня в кабинете, так и позабыли о старике.
   - Решение было спонтанным, - отмахнулась Акамицу.
   Я взял у Ютаро гитару, проверил, как настроена, сыграл пару пробных аккордов и запел.

Добром и словом другу помоги

И лишь когда грозят ему враги

Ты можешь силу духа и руки

Вложить свой гнев в удары и броски

Свое непревзойденное оружие

С тобой соединим и победим

Насилье точит сталь

Но сталь его не вечна

А ты душою крепче стали стань

Когда чиста душа,

А цели человечны

Рука крошит отточенную сталь

   Вспомнились тренировки с Сан Санычем - нашим тренером по дзюдо. Как он, напевая эти слова, швырял нас в пыль открытой площадки, расшвыривая командиров РККА, у большинства из которых был боевой опыт Гражданской, словно котят. Мы разлетались от него в разные стороны, поднимая тучи жёлтой пыли. Одни оставались лежать или отползали в сторону, чтобы на них не приземлились другие, но были и те, кто вставал и шёл в атаку снова и снова. Я был из вторых. И именно нас Сан Саныч взял в ученики, для остальных места в секции дзюдо не нашлось.

Гордится зло могуществом своим

И тем, что большинство смирилось с ним,

Но разве мы с тобой себе простим,

Когда мы злу урока не дадим

Свое непревзойденное оружие

Для подвига готовь и береги.

Насилье точит сталь

Но сталь его не вечна

А ты душою крепче стали стань

Когда чиста душа,

А цели человечны

Рука крошит отточенную сталь

   Тренировки у Сан Саныча были не длительными - у командиров РККА и без того полно обязанностей, даже в мирное время - но весьма интенсивными и болезненными. После каждой из них всё тело просто разламывалось, поначалу не хотелось по утрам подниматься с постели, а уж каждая следующая тренировка казалась нам просто кошмаром ожившим. И всё же, мы не бросали их, ходили на открытую площадку, где трещали кости и летали в пыль командиры РККА.

Всегда и всюду жертву защити

Поверженного в схватке пощади

Достиг победы - снова к ней иди

Важнее прошлой та, что впереди

Свое непревзойденное оружие

Носи в своей груди и пой в пути.

Насилье точит сталь

Но сталь его не вечна

А ты душою крепче стали стань

Когда чиста душа,

А цели человечны

Рука крошит отточенную сталь!

   Я взял последние аккорды и отложил гитару. Пел, конечно же, по-русски, так что кроме Марины и Акамицу меня вряд ли кто понял. Быть может ещё Накадзо, не зря же он просил меня спеть тогда, у себя в кабинете, и пришёл к нам сейчас. Он, вообще, личность разносторонняя и весьма загадочная.
   - Решено, - заявила Акамицу, - нормального поединка у нас всё равно не получится, а тренировки нам существенно тормозят репетиции Марины-сан. Поэтому во время дуэли Меркуцио и Тибальта, а после и Тибальта с Ромео вы будете исполнять эту песню. Если надо пойдёте по второму и третьему кругу, вряд ли в зале будет много понимающих по-русски. Только это хоть как-то сгладит углы в этой сцене, а песня на непонятном языке придаст им некий флёр.
   Последнее слово она произнесла по-французски, что меня немного посмешило. Слишком оно при японском акценте напоминало слово "фурор", хотя вряд ли мне удастся своей песней произвести фурор.
   - Спасибо за помощь, - кивнула режиссёр. - Она не будет забыта.
   Я вернул гитару Накадзо и направился к выходу из зала. В моей помощи больше не нуждались, можно было впервые за сегодня отдохнуть. Безумный какой-то день, как начался с самого утра, так и летит галопом, словно взбесившийся жеребец. А главное, что путь его далёк от завершения. Ведь скоро должно приехать такси, водителем которого управляет Миура, которое отвезёт меня на место встречи Хатиямы и агента загадочного подразделения "Щит". Интересно, поужинать я хоть успею.
   Именно из-за этого я отправился прямиком на кухню. Полная повариха, родственница Тонга, снова плотно накормила меня и напоила отменным зелёным чаем. Надо сказать, за ту пару недель, что прожил в Токио, я успел отвыкнуть от чёрного чая, в театре все, даже Марина, пили зелёный, лишь изредка, во время особенно ранних подъёмов, нам варили кофе.
   Распивая третью кружку чаю, я в очередной раз выглянул в окно, которое выходило на фасад театра. Разглядеть в вечерних сумерках жёлтый автомобиль токийского такси было легко. Он как раз подъезжал к главному входу в театр. Остановившись, таксомотор дважды просигналил. Я поблагодарил повариху и поспешил на улицу, рефлекторно коснувшись пальцами кармана брюк, где лежал пистолет "Нанбу", вручённый мне Хатиямой.
   - Куда вы, Руднев-сан? - спросил у меня Ютаро, с которым я столкнулся в фойе.
   - Есть одно небольшое дело, - ответил я загадочным тоном.
   - Какое ещё дело? - удивился молодой человек.
   - Похоже, меня ваши спецслужбы вербовать собираются, - сказал я первое, что пришло в голову. - Вот и такси прислали за мной.
   Ютаро проводил меня взглядом до массивных дверей театра. Я закрыл их за собой и направился к таксомотору. Едва я сел на заднее сидение, как водитель тут же нажал педаль газа и закрутил руль. Ехали мы быстро и в полной тишине. Водитель смотрел на дорогу, предельно сосредоточенный на своём занятии. Он ни разу не обернулся ко мне, не спросил, куда ехать, хотя последнего я и сам не знал, не попытался завести разговор. А когда мы приехали, он и денег не попросил, надеюсь, у него не будет из-за этого проблем, ведь отмотали мы не так и мало. Остановилось такси на окраине Токио, я вышел из него и автомобиль тут же уехал. Как только он скрылся за поворотом, из темноты выступил гигант с мальчишкой на плече.
   - Идём, Руднев-сан, - бросил мне Миура. - У нас не так много времени, Хатияма уже тут, ждёт агента "Щита".
   Я вынул из кармана пистолет, развернул и выкинул носовой платок, перепачканный в оружейной смазке. Мы быстрым шагом прошлись по улице до полуразваленного домика в традиционном стиле. Гигант с Миурой на плече отступил в тень и полностью слился с нею, он стоял в каких-то паре метров от меня, но я больше не видел его. Я поспешил отступить на противоположную сторону узкой улочки.
   Я не был знаком с той моделью пистолета, что мне отдал Хатияма, да и на изучение времени особенно не было. Успел только проверить магазин и узнать, где находится предохранитель. Ещё я очень надеялся, что пистолет пристрелян, иначе мне придётся очень туго.
   Хатияма появился спустя несколько минут. Он шагал по улочке, заложив руки за спину. Одет он был как обычно, только неряшливость выдавала то, что он пребывает в возбуждённом состоянии. То и дело он поддёргивал или распускал галстук, совал руки в карманы, вынимал их, складывал за спиной, расстёгивал пуговицы пиджака, тут же застёгивался полностью. Пройдя мимо нас, Хатияма развернулся и направился обратно, повторяя раз за разом всё те же бессмысленные движения.
   - Здравствуйте, тайи, - раздался весёлый голос. - Вы что-то выглядите не лучшим образом, как я погляжу.
   - Вся эта история, Татэ-сан, - нервно ответил ему Хатияма, - мне очень не нравиться. Я уже не понимаю, кто патриот, кто предатель? Когда меня вербовали в "наше дело", мне говорили, что так я помогу нашей родине измениться, вернуться к истокам, стать сильной. Теперь вы, Татэ-сан, заявляете, что путь "нашего дела" это путь слабости и разложения. Что же, выходит, я двойной предатель или двойной агент.
   - Не стоит задумываться над подобными вещами, - сказал невидимый агент "Щита" с говорящим именем. - Вы пришли сюда, тайи, значит, готовы передать информацию, о которой я говорил.
   - Да, да, - закивал стоящий к нам спиной Хатияма, сунув руку во внутренний карман пиджака, - всё здесь, в этом блокноте.
   При этих его словах я снял с предохранителя пистолет. В голове моей прозвучал голос Миуры.
   - Пора, Руднев-сан! - Он был предельно собран, из голоса пропала вся детскость и нотки безумия. - Хатияму не жалеть, а вот Татэ нужен живым!
   Я вскинул пистолет, навёл на спину Хатиямы и нажал на курок. Выстрел оглушил меня, отдача толкнула в ладони. Хатияма дёрнулся и начал заваливаться вперёд. В темноте я не понял куда именно попал, а потому сделал ещё пару выстрелов. Хатияма дёрнулся - значит, пули попали в цель. Однако собеседника его я не видел и не знал, что он делает. Им занялся Миура, вернее его гигант. Сам мальчишка спрыгнул с его плеча, нырнув в полуразрушенный дом. А гигант ринулся вперёд с некой жуткой бесшумностью. Он промчался мимо меня, занося руки для захвата. Зазвучали выстрелы, пули впивались в его тело, однако гигант не обратил на это ни малейшего внимания. Завязалась короткая потасовка, какие-то вскрики, ещё выстрелы, удары. Я ничего не видел, воспринимая схватку исключительно на слух, соваться в неё у меня не было ни малейшего желания. Вполне можно схлопотать пулю или удар пудового кулака - оба варианта стали бы смертельными для меня. Вмешался я только когда увидел фигуру человека, чётко видимую на фоне луны и токийских огней. Она была куда меньше миуриного гиганта, а следовательно это мог быть только собеседник Хатиямы. Я вскинул пистолет и высадил в неё все оставшиеся в обойме патроны, правда, без особых надежд попасть. Слишком велико было расстояние до фигуры, да и я не самый лучший в мире стрелок. Фигура скрылась за коньком крыши. Я опустил пистолет - стрелять было уже не в кого.
   Я направился к телу Хатиямы. Он был мёртв на сто процентов. О чём свидетельствовали три дыры в спине, примерно на уровне груди. Он лежал ничком, под телом растекалась тёмная лужа крови. В руке Хатияма сжимал небольшой блокнот с дырой от пули. Наклонившись, я вынул из пальцев блокнот, вряд ли удастся выудить много информации из него, однако хоть что-то. С паршивой овцы, как говорится.
   - Оставьте, Руднев-сан, - сказал Миура, подходя ко мне. - Вы не повредили голову Хатиямы-кун, а это значит, что Юримару-доно сможет вытащить из его головы то, что нам нужно. Дзиян'то, - позвал он своего ручного великана, - забери тело Хатиямы-кун., оно нам пригодится.
   Не смотря на его слова, я спрятал блокнот в карман пиджака, испачкав при этом рубашку кровью. Кроме того, я вынул из кармана Хатиямы носовой платок и завернул в него пистолет. Патронов к нему у меня не было, однако и расставаться с оружием я пока не хотел. Подсказывало мне что-то - оружие мне ещё пригодится.
   - Возвращайтесь к себе, Руднев-сан, - сказал мне Миура, - такси скоро вернётся. Как только Юримару-доно закончит ритуалы и Хатияма-кун будет готов к допросу, мы дадим вам знать.
   Таксомотор вернул меня в театр. Водитель, тот же, или другой, я не разглядел, вёл автомобиль быстро и без разговоров, так что спустя полчаса я вернулся в свою комнату. Теперь передо мной встал вопрос, что делать с рубашкой. Я довольно сильно испачкал её кровью, выбрасывать её не хотелось, не так уж много я тут получаю, да и до зарплаты надо дожить. Но и сдавать прачке такую было нельзя, пятна не примешь ни за что другое. Пока я снял эту рубашку и уселся на кровать, читать блокнот Хатиямы.
   Я не слишком хорошо знаком с японской письменностью, да и пятна крови вкупе с дырой от пули делали его почти совершенно нечитаемым. Однако кое-какую информацию я оттуда получил. Хатияма полностью сдавал всех людей "нашего дела" в контрразведке, упоминал какие-то политические партии, чьи названия мне ничего не говорили, кроме того, намекал на неких высокопоставленных персон, однако намёков этих я не понял в силу общей неосведомлённости в политической жизни Японии. Было кое-что и обо мне - всего несколько строчек, но и их вполне хватило, чтобы я уже никогда не вышел из застенков контрразведки.
   Вот с такими мыслями я и улёгся спать, чтобы утром 31 октября приступить к генеральной репетиции "Ромео и Джульетты".
   Первым делом нас обрядили в свежепошитые костюмы. Я чувствовал себя весьма неловко в узких штанах с нелепыми буфами, дублете с привязанными рукавами, из-под которых торчат кружевные манжеты длиннее моей ладони, из-за них ничего не взять, а уж быстро меч выхватить и вовсе невозможно. Пришлось учиться лихим движением отбрасывать манжеты и быстро хватать рукоять бутафорского меча. Самым привычным во всём гардеробе были - бархатный берет да белые перчатки, точно такие же, хлопчатобумажные, я носил ещё во время службы в РККА на парадах. Именно из-за них я узнал кое-что о Ютаро.
   Мы с ним делили запасную гримёрку для приглашённых артистов и помогали друг другу переодеваться. Он стянул свои кожаные, без пальцев, и я заметил, что ладони его покрыты коркой едва заживших ранений со следами мазей. Я пригляделся и понял, что руки его распороты были чуть ли не до кости, и явно не так давно. Значит, такими вот руками он фехтовал со мной на эспадронах. Как же ему больно-то было.
   - Где это ты так? - спросил я у него, снимая берет и примеряя длинноволосый парик.
   - Вы про ладони, Руднев-сан, - зачем-то уточнил Ютаро. - О декорации распорол, хотел помочь, когда вас не было, да схватился не за ту сторону, вот и распорол.
   Мальчишка совершенно не умел лгать, что было понятно по всему его виду. Он отводил глаза, постоянно косился на руки, подбирал слова. Интересно, где же Ютаро распорол себе руки, если правду говорить не хочет. Допытываться я не стал - не моё это дело, однако на заметку эту странность взял. Она стала первой в моей копилке таких вот странностей этого театра. Можно сказать, после рук Ютаро я и стал пристальнее присматриваться к ним и обращать на них внимание.
   Я помог Ютаро нацепить его парик, он помог мне, а вот с портупеями обоим пришлось повозиться. Оба мы, не сговариваясь, принялись одевать два ремня на военный манер - широкий на пояс, узкий через плечо, но ничего из этого, конечно же, не вышло. Ножны оказывались где-то на спине, обнажить меч нам просто не удалось бы. Мы крутились и мараковали над ремнями, чуть друг друга не придушили, но ничего хорошего не выдумали. Сошлись на том, что повесили ремни на плечо и отправились в зал, где уже начинался главный прогон. Стоило помнить, что оба мы выходим в самом начале постановки, и не будь нас вовремя на сцене страшно представить, что с нами сделает режиссёр Акамицу.
   - Смотрите на Марину-сан, - обратил моё внимание на нашего Ромео Ютаро, - вот как правильно надо эти пояса носить.
   Оказалось, всё просто. Один ремень поясной, второй для ношения меча. Мы быстро нацепили на себя пояса тем же манером и поспешили к сцене. Разойдясь в разные кулисы, мы ждали сигнала к началу прогона. Сцены текли одна за другой. Я вышел на сцену, воскликнув знаменитое: "Подайте длинный меч мой!", Мидзуру хватала меня за рукав, но я вырывался, и мы с Ютаро схватывались в жестоком поединке. Мы рубились бутафорскими мечами, обмениваясь широкими от плеча ударами, самыми, пожалуй, эффектными, если глядеть со стороны. Отбить такой легче лёгкого, потому что идёт он довольно медленно и весьма очевидно. При таких ударах надо основательно превосходить противника силой, чтобы он не смог отбить его. Тогда и меч можно из руки выбить, наверное, хотя я невеликий спец в фехтовании. Бой наш заканчивался, как и положено, появлением герцога Эскала Веронского в великолепной красной мантии и с громадным мечом в руках. Она произносила монолог, и сцена поворачивалась, скрывая нас. Следующее моё появление было на балу, где я не давал Тибальту напасть на Ромео. По сцене мне приходилось прижимать Готон к стене, что вызывало определённую неловкость. Вот и приходилось пересиливать себя под суровым взглядом режиссёра Акамицу, которая в роскошном костюме герцога Эскала казалась нам ещё грознее. Готон же только смеялась надо мной, строя при этом страшные рожицы. Она, вообще, достаточно весёлая женщина. После этого мне надо было спешить за кулисы, настраивать гитару для песни во время дуэли Ромео и Тибальта. Но а уж за этим я появлялся только в финальной сцене, произнося горестные слова над телами наших детей.
   - Молодцы! - обернулась к нам режиссёр Акамицу, трижды хлопнув в ладоши. - Все молодцы! Завтра чтобы сыграли ещё лучше. А теперь - все к гримёрам. Группа уже ждёт вас, чтобы расписать как следует. - Она явно пребывала в приподнятом настроении. - Первыми Ютаро-кун и Руднев-сан, с ними больше всего работы. Ступайте.
   Мы отправились к наёмным гримёрам - своих в Европейском театре не водилось, только у Асахико был персональный гримёр, но на то она и прима. Команда из шестерых суетливых молодых человек усадила нас в кресла, и накрыла большими белыми простынями, больше похожими даже не на те, что в парикмахерских, а скорее напоминавших саваны. И началась работа. Нам разминали лица, рисовали морщины, наносили пудру, чтобы выбелить лицо, добавляли к этому пигментные пятна, клеили усы и бороды. Если со мной всё обошлось достаточно быстро - был найден приемлемый образ пожилого человека с седой гривой, обильно посыпанной пудрой и бородой с проседью. А вот с Ютаро пришлось изрядно повозиться. Он был намного моложе меня, и превратить двадцатилетнего юнца в старика очень и очень тяжело. Тем более, что профессиональным актёром он не был, как, собственно, и я, и играть лицом не умел. Итогом трёхчасовых усилий команды гримёров стало превращение его в живого такого сорокалетнего (никак больше не дашь) мужчину, хотя при условии, что дочери его всего четырнадцать лет, это вполне оправдано.
   С остальными работали куда меньше. Гримёры подустали - над Ютаро после меня работала уже вся группа - да и легче с девушками было. Готон была весьма крупной барышней и легко превратилась в Тибальта. За Марину большую часть работы сделал костюм и собранный в конский хвост парик. Сатоми добавили только улыбочку с лёгкой безуменкой да закапали что-то в глаза, и они начали влажно блестеть, длинные волосы её также собрали в хвост. С Мидзуру и Дороши проблем, вообще, не возникло. Их даже старить особенно не стали, так только прибавили пару морщин.
   Режиссёр Акамицу одобрила наш грим и распустила отдыхать. Ведь на дворе-то - смехом-смехом - стоял вечер. И работали мы на этот раз безо всяких перерывов на обед. Не знаю, как другие, а я вымотался, будто мешки таскал с самого утра. Однако я ждал ещё и визита таксомотора от Юримару, ведь у нас намечался ещё и допрос мёртвого Хатиямы.
   Бог ты мой! До чего я докатился! Ведь ещё несколько месяцев назад я бы в лицо плюнул тому, кто сказал бы мне, что могу поверить в колдунов и волшебников, разговаривающих с трупами и сажающих их боевые машины. А вот теперь это для меня едва ли не обыденность, даже и такси от демонического Юримару, водителем же этого авто будет управлять полубезумный мальчишка, ездящий на безмолвном гиганте.
   Я отбросил эти мысли и отправился вместе со всеми в столовую. Сразу после ужина, я услышал сигнал с улицы. Выглянув в окно, увидел там такси и, кивнув всем, направился на выход
   - Снова, да? - поинтересовался Ютаро.
   - Настойчивые, - усмехнулся я. - Весьма и весьма.
   Я поспешил вниз, даже не озаботившись пистолет из комнаты забрать, и быстро нырнул в такси. Водитель - тот же, что и первый раз, или уже третий, не знаю - тут же нажал на газ и автомобиль покатил по улицам темнеющего города. На сей раз привезли меня прямо к разрушенному храму, когда же я вышел из авто, оно никуда не уехало, оставшись ждать меня. Водитель даже мотор заглушил. Я спустился в недра разрушенного храма, где меня ждала одна только Кагэро. Она сладко улыбнулась мне и, подхватив кимоно, поманила за собой тонким пальчиком с острым ноготком.
   - Идёмте, Руднев-сан, - сказала она, - Юримару-доно ждёт нас внизу.
   - А где Миура-кун? - поинтересовался я, следуя за Кагэро.
   - Они с Дзиян'то отправились на охоту, - в своей обычной певучей манере ответила та. - Будут ловить агента "Щита", покуда мы станем допрашивать этого несносного Хатияму-кун.
   Мы спускались, казалось, целую вечность, миновав все уровни и сойдя ещё ниже. Мне почудилось, что мы миновали ещё один из кругов ада, где моим Вергилием была очаровательно порочная женщина. На более высоких уровнях прибавилось тел на койках, кажется, в немецкой форме, а, может быть, это был и кто иной, в серой форме. Допотопных "Биг папасов" почти полностью сменили более новые, хотя и весьма устаревшие на сегодняшний день, модели с тем же названием, о них говорил мне Юримару. Над ними по-прежнему возвышался "Коммунист". А ещё двумя уровнями ниже весь пол был расписан странными символами. В центре сложной фигуры со множеством углов и ломаных линий лежало обнажённое тело Хатиямы, также украшенное символами и иероглифами. Рядом с ним сидел на пятках Юримару, держащий руки на рукоятках мечей. Он кивнул мне и поднялся на ноги.
   - Не подходите к фигуре, - предупредила меня Кагэро, - это смертельно опасно.
   Я и не собирался делать этого - все чувства внутри меня просто вопили о том, что задень я любую из линий хотя бы краем стопы, и мне конец. А меж тем Юримару принялся читать своё распевное заклинание: "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан". Линии засветились чёрно-багровым, тело Хатиямы задёргалось и село. Юримару подошёл к нему и начал допрос:
   - Почему ты предал нас, Хатияма-кун?
   - Вы - продали нашу империю западным варварам из Германии и России, - ледяным тоном, как положено мертвецу, ответил Хатияма. - Вы желаете пробудить зло Синсэнгуми, чтобы уничтожить Токио.
   - Кто рассказал тебе об этом? - быстро спросил у него Юримару. Было видно, что последняя фраза ему совсем не понравилась.
   - Татэ-сан, - коротко ответил Хатияма.
   - Кто он такой? - тут же бросил Юримару. - Только не говори, что он - агент "Щита", это мы знаем и без тебя. Говори всё, что знаешь о нём. Как он вышел на тебя? Что он тебе говорил? Что хотел от тебя?
   Хатияма молча пялился на него. Похоже, мёртвый мозг его просто не мог справиться с таким потоком вопросов. Юримару сделал несколько быстрых пассов - символы на полу загорелись ярче, по стенам заплясали разноцветные всполохи. Потолка же я так и не увидел, пандус, по которому мы спустились сюда, просто уходил куда-то в темноту.
   - Я не знаю, кто он такой, - ответил Хатияма, - кроме того, что он агент "Щита". Он встретил меня на улице, представился и предъявил удостоверение. Предложил переговорить и рассказал мне, что Мадзаки-тайсё в сговоре с Тухачевским-гэнсуй и Беком-тайсё желает предотвратить грядущую мировую войну, в которой наша империя обретёт величайшую славу и невероятную мощь, подчинив себе весь восток. А вы творите чёрное колдовство, разрушая тонкую материю столицы, чтобы пробудить великое зло Синсэнгуми.
   - Заканчивай с этим, Хатияма-кун! - отрезал Юримару. - Говори, что он от тебя хотел?
   - Он хотел, чтобы я передал ему все, что знаю о "нашем деле", - ответил Хатияма, - а после передал всю значимую информацию.
   - Обычное дело, - пожал плечами я, надоело молчать в этом мрачной атмосфере, от мертвенного голоса Хатиямы меня передёргивало на каждой фразе. - Банальная вербовка.
   - Не мешайте Юримару-доно, - одёрнула меня Кагэро. - Мертвец должен слышать только его голос. Это очень важная часть ритуала.
   А сама-то как распространяется. Или на Кагэро это правило магии не работало. Такое тоже вполне возможно.
   - Как и где вы должны были встречаться? - задал вопрос Юримару, хотя, по-моему, толку от него было немного. Не станет же этот Татэ приходить на место встречи, назначенное Хатияме, после событий-то прошлой ночи.
   - Он сказал, что будет время от времени выходить на меня, - сказал Хатияма, - но не реже чем раз в неделю.
   Юримару прочёл своё заклинание, кажется, наоборот, и тело Хатиямы осело на пол, знаки стали медленно гаснуть. Кагэро потянула меня за рукав к пандусу.
   - А как же?.. - недоумевающе обернулся я на Юримару, севшего обратно в центре фигуры. У меня к нему накопилось очень много вопросов, а, выходит, задать их возможности нет.
   - Нет-нет-нет, - решительно произнесла Кагэро. - Сейчас Юримару-доно трогать решительно нельзя. Возвращайтесь к себе в театр, у вас же, кажется, завтра премьера. Мы с Юримару-доно там обязательно будем. Не можем же мы пропустить ваш дебют, - рассмеялась она, ловко уходя от темы.
  
   Продавец магических амулетов и оберегов катил свою передвижную лавку. Вечерние улицы были пусты и никакого навара ему, похоже, сегодня не светило. Но молодой человек, не терял бодрого расположения духа. Он катил свою лавку на колёсах в сторону Европейского театра, слегка прихрамывая при ходьбе. Лица его не было видно из-под большой соломенной шляпы, деревянные тапки нестройно выбивали ритм по булыжной мостовой. На улицах передового, почти европейского Синдзюку продавец амулетов и оберегов со своей лавкой на колёсах смотрелся несколько архаично, однако и такой уж редкостью не был. Не он один мерил шагами эти улицы, распространяя аромат благовоний, окружённый перезвоном десятков колокольчиков, приносящих удачу и монеток с дырочками, сулящих богатство. Многие из них останавливались перед Европейским театром в дни премьер и просто удачных спектаклей, когда там скапливалось много народу и тогда лавки их быстро пустели. Однако в вечернее время, почти что ночью, да ещё и до премьеры, это появление можно было счесть весьма странным.
   Продавец амулетов и оберегов остановил свою лавку у дверей театра и опёрся локтями на стойку. Минут через пять из театра вышел антрепренёр Накадзо, нырнул головой под тент лотка.
   - Что новенького можете мне предложить? - спросил он.
   - Сейчас не до игр, - отмахнулся продавец, не поднимая головы, - ситуация обостряется. Я вышел на вражеского агента в нашей контрразведке, но на первой же встрече с ним на нас напали. Меня ранил в ногу какой-то стрелок, по виду гайдзин, насколько я успел заметить. Стреляет из пистолета просто великолепно, я был на крыше в полудесятке дзё от него, но он как-то умудрился попасть мне в ногу.
   - Довольно о нём, - бросил Накадзо. - Кто были остальные?
   - Это был гигант почти в дзё ростом, - ответил продавец, - но движется отменно быстро и ловко. Я едва успел уйти от него, спасся на крыше, где меня и подстрелил гайдзин.
   - Это все, зачем ты хотел видеть меня? - поинтересовался Накадзо. - Весьма негусто и я не понимаю, для чего понадобилась такая срочность.
   - На первой нашей встрече, - понизив голос, сообщил продавец магических амулетов и оберегов, - контрразведчик произнёс одно имя. Я хотел передать вам его слова после более детальной проверки, однако раз пошло такое дело, решил поторопиться.
   - Тебе что-то угрожает? - тут же насторожился Накадзо.
   - Да, - без обиняков ответил продавец, - похоже, на меня открыли охоту. Чувствую, недолго мне осталось гулять по улицам.
   - Тебя прикроют, - отрезал Накадзо. - Говори имя.
   Продавец подался вперёд и одними губами произнёс только одного слово. Но от него Накадзо побледнел, как полотно.
  

1 ноября 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Токио

   Меня трясло. Прямо, как перед боем. Ноги отказывались держать меня, ладони тряслись, так что я не был уверен, что смогу нормально фехтовать против Ютаро, а ведь наша сцена открывает весь спектакль. Сорвём её - и впечатление от премьеры будет скверным, и после этого я, скорее всего, распрощаюсь с Европейским театром, как и молодой Ютаро. Тем более, что на должность билетёра уже наняли - по крайней мере, на время, пока будет идти "Ромео и Джульетта", в которой занят весь коллектив, исключая только антрепренёра - расторопную девушку по имени Кавори. Она ведь вполне может стать и постоянным билетёром, вместо Ютаро.
   - Третий звонок, - напомнила нам особенно грозная в своём алом плаще режиссёр Акамицу. - Готовьтесь, Капулетти-сан!
   Перед спектаклем она всех называла только по ролям. Заиграла музыка и записанный на плёнку хор провел:

Две знатные фамилии, равно

Почтенные, в Вероне обитали,

Но ненависть терзала их давно, -

Всегда они друг с другом враждовали.

   Когда же он закончил, я вышел на сцену (правда, не в шлафроке, как было у Шекспира), навстречу Ютаро и выкрикнул, протянув руку в кулису: "Подайте длинный меч мой!".
   Спектакль начался.
  

Глава 10.

Ноябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Токио

   Вечеринка по случаю оглушительной премьеры "Ромео и Джульетты" была столь же оглушительной. Я никогда не бывал на подобных, ни в детстве, до Революции, ни, конечно же, в советское время. В закрытом садике, накрытом крышей, были расставлены столики с лёгкой закуской и напитками, приглашённые на праздник - большая часть из них, действительно, были кадзоку - фланировали меж ними, обмениваясь репликами по поводу прошедшего спектакля или заводя непонятные разговоры. Часто звенели бокалы, отовсюду слышалась приглушённая речь. Вокруг Асахико собралась большая группа поклонников и журналисток, щёлкали фотоаппараты на треногах, в воздухе над ними висело уже небольшое облачко магниевого дыма. Марина пользовалась чуть меньшим успехом, правда, вились вокруг неё, в основном, девушки, причём одетые показно по-мужски, кто в кимоно - иные и при мечах - другие в строгих костюмах, третьи, вообще, в военной форме без знаков различия. Меня весьма посмешило это обстоятельство. Даже у Сатоми и Готон были свои поклонники, хоть их было довольно мало. А вот нас с Ютаро, похоже, никто не запомнил и не узнавал без сценических костюмов, тем более, что обычные наши были весьма посредственными. Надо сказать, в сравнении с остальным блестящим обществом, мы с ним смотрелись весьма убого.
   - Руднев-сан, если не ошибаюсь, - подошёл ко мне немолодой круглолицый человек в генеральском мундире с погонами тайсё, - вы отлично сыграли Капулетти. Позвольте мне выразить своё восхищение.
   Он кивнул мне, изобразив поклон, и разгладил длинные, Семён Михалычу впору, усищи.
   - Араки Садао-тайсё, - легко узнал я военного министра Японии, которым весьма заинтересовался после разговора с покойным Хатиямой. С таким врагом советской власти, как Садао, надо держать ухо востро, - благодарю вас. Хотя весьма странно, что вы обратили на меня внимание. Моя роль не слишком значительна.
   - Руднев-тайи, - покачал головой Садао, зачем-то назвав меня капитаном, хотя моя служебная категория в РККА была только помкомбат, что ближе к старлею, польстил так, что ли, - именно роли второго плана часто делают или портят весь спектакль. Это понимают далеко не все, но истинные ценители европейского театра... - Он сделал неопределённый жест левой рукой. - Именно поэтому я хочу выразить вам своё восхищение. Ваш партнер Ютаро-кун, конечно, также весьма неплох, однако в силу почти детского возраста несколько теряется на фоне остальных.
   - Боюсь, вы обидели бы его этими словами, Садао-тайсё, - усмехнулся я. - Он очень старался на репетициях, особенно усердно упражнялся в фехтовании.
   - Он вряд ли станет профессиональным актёром, - отмахнулся Садао, - и ему ни к чему мои комплименты.
   - Я тоже им очень вряд ли стану, - заметил я.
   - Но вы же понимаете, что слова мои относились не только к вашей несостоявшейся актёрской карьере, - Садао подкрутил лихой седеющий ус и прищурил левый глаз.
   - Прошу меня простить, Садао-тайсё, - развёл я руками, - я всего лишь скромный эмигрант из СССР, которого по счастью взяли декоратором в такой театр.
   - Вы не боитесь агентов НКВД? - спросил Садао. - Ведь вы офицер почти секретных войск, наверное, подписывали какие-то бумаги о неразглашении, вас ведь могут за эти секреты убить.
   - Никаких секретов я не знаю, - отмахнулся я, - и в НКВД это, думаю, отлично знают. Я давно уже был на плохом счету в армии, потому и воевал самое большее на "Большевиках".
   - А как вы попали на этот плохой счёт? - удивился Садао, почти непритворно.
   - Оставьте, Садао-тайсё, - рассмеялся я, - вы же настолько хороший специалист по Советам, задаёте мне такой вопрос. Или хотите сказать, что ключевое значение слова "происхождение" вам ничуть не знакомо?
   - Конечно же, знакомо, - мгновенно сбросил с себя всё притворство Садао, - и весьма прискорбно, что столь блестящее происхождение, как ваше, на у вас на родине ставиться многим в вину. Вам ещё удалось вовремя покинуть страну, а многие остались и сгинули в НКВД.
   - Я покинул родину именно из-за этого, - сказал я, - бороться с подобным положением просто невозможно.
   - Но ведь есть же патриоты России, именно России, а не того ублюдочного СССР, - Садао схватил бокал со столика и залпом осушил его, - кто борется с советами из-за границы!
   - Это вам не ко мне, - усмехнулся я, указывая на окружённую девушками Марину, - Киришима-сан, ещё в бытность свою Мариной Киришкиной, служила под началом Шкуро.
   - Она почти пятнадцать лет назад покинула Россию, - возразил Садао, - и совершенно не представляет современных реалий, в отличие от вас, Руднев-сан.
   - Я не гожусь в борцы с режимом из-за границы, - решительно заверил я его, чтобы пресечь эту тему. - я хочу просто жить и нормально работать здесь, раз уж мне удалось так хорошо устроиться.
   - Вы можете устроиться куда лучше, Руднев-тайи, - продолжал давить Садао, - вам нужно только принять моё предложение.
   - Во-первых: вы его ещё не озвучили, - заметил я, - а во-вторых: я в любом случае откажусь. Меня всё устраивает, и менять что-либо я не желаю. И это моё последнее слово, Садао-тайсё.
   - Весьма грубо, Руднев-тайи, - усмехнулся Садао, так что шикарные, особенно для японца, усы его встали торчком.
   - Мы с вами люди военные, - ответил я, - хоть я и в прошлом, и привыкли выражать свои мысли прямо и точно, как на плацу или в бою, где политесам места нет. Вы сделали мне неясное предложение, я от него отказался в таких фразах, что повторять его смысла нет.
   - Вы умеете выбирать правильные слова, Руднев-тайи, - кивнул Садао, ставя пустой бокал на стол. - Однако я, хоть и не стану повторять своего предложения, которого так и не высказал, просто скажу, что если измените своё решение по той или иной причине, вы всегда сможете обратиться ко мне. Хотя уже не на столь выгодных условиях, как те, что я хотел вам предложить сейчас, Руднев-тайи. До свидания. - Он снова кивнул мне.
   - Прощайте, Садао-тайсё, - кивнул я в ответ и направился в противоположную от него сторону в поисках какого-нибудь напитка покрепче, чтобы, как говориться, запить этот неприятный заговор с военным министром антисоветчиком. От него у меня даже во рту дурной привкус появился.
   - После разговоров с Араки-тайсё рекомендую чего-нибудь покрепче, - протянул мне кувшинчик и пару глиняных чашечек другой пожилой человек, в котором я узнал Мадзаки. - Можете мне поверить, Руднев-сан, я отлично знаю нашего военного министра, он может задурить голову кому угодно. Мозг сводит после долгих бесед с ним.
   Он ловко наполнил наши чашечки, тонкие стенки которых немного потеплели. Мы подняли их и выпили залпом. Вот уж чего никогда не любил, так это тёплое японское пойло. В Харбине мы пили китайскую ханшу холодной, что хоть как-то примиряло меня с её мерзким вкусом, но здесь предпочитали пить сакэ тёплым.
   - Ну, ещё по одной, - предложил Мадзаки, наполняя чашечки.
   Споить он меня захотел, что ли? Конечно, тёплый алкоголь сильнее бьёт в голову, но мне, чтобы основательно захмелеть, надо выпить несколько таких кувшинчиков.
   - Теперь меня точно сгноят в контрразведке, - усмехнулся я, ставя чашечку на стол. - За один вечер со мной побеседовали военный министр и глава партии "Кодоха".
   - Накадзо позаботиться об этом, - усмехнулся Мадзаки. - Он у нас большой специалист по решению подобных проблем, к тому же и я - не последний человек. Правда, нам придётся приложить большие усилия для этого.
   - А что случилось? - притворно удивился я. Сегодня будет новая проверка моих актёрских качеств.
   - Хатияма-тайи был убит прошлой ночью при крайне странных обстоятельствах, - ответил Мадзаки. - Он был найден застреленным из собственного табельного пистолета в одном из дальних пригородов Токио. Оружия при нём найдено не было, так что подозревают местных преступников, однако остаётся вопрос, что он делал посреди ночи в таком глухом районе. В общем, ждите нового вызова и назначения нового офицера, но вряд ли вас будут сильно мучить. Надеюсь, у вас, Руднев-сан, стопроцентное алиби.
   - Конечно же, нет, - честно ответил я, глядя в глаза Мадзаки. - Дело в том, что Хатияма-тайи оказался слишком патриотически настроенным молодым человеком.
   - Весьма интересно, - протянул всё понявший сходу Мадзаки, - и крайне неприятно. Возможно, вам, Руднев-сан, придётся перейти на нелегальное положение.
   - Не придётся, - отмахнулся я. - Никто не станет связывать гибель Хатиямы-тайи со мной. К тому же, я всегда могу сказать, что ночевал в театре, ведь никто не видел, во сколько именно я вернулся.
   - И всё же, Руднев-сан, - сказал мне Мадзаки, - будьте осторожны.
   - Я давно привык к этому, - усмехнулся я. - И у себя на родине, и в вашей стране.
   - Хотя сюда ещё и Юримару с Кагэро заявились, - добавил Мадзаки, - а с его стороны это очень опасно. Если его узнает Накадзо или Мидзуру, тут развернётся нешуточная битва.
   - Их что-то связывает? - удивился я.
   - Больше, чем может показаться, - покачал головой Мадзаки, - куда больше. Да такое, что они устроят бойню, не посмотрев на возможные человеческие жертвы и разрушения.
   - И отчего же Юримару так рискует? - спросил я.
   - Он живёт ради этого, так мне кажется, - сказал Мадзаки. - Так было и до одиннадцатого года Тайсё, а уж после - и подавно.
   Я не стал уточнять, что произошло в одиннадцатом году правления предыдущего императора, вряд ли Мадзаки ответит. Надо будет самому прикинуть, что это был за год по общемировому календарю и узнать, что такого произошло в этот год, хотя, опять же, вряд ли это что-либо даст мне. Но попытаться, всё-таки, стоит, просто из спортивного интереса, что ли.
   - Покажите нам тот фокус со стрельбой! - неожиданно донёсся до нас голос из толпы поклонниц Марины. - Да, да, покажите, покажите! - поддержали его другие голоса.
   Мы с Мадзаки обернулись к ним, тайсё при этом снова наполнил чашечки тёплым сакэ и подал одну мне. Мы выпили, наблюдая за вынувшей свой здоровенный револьвер Мариной. Она сняла шарфик и попросила завязать ей глаза. Она навела револьвер на дерево с бутафорскими яблоками - нажала на курок раз, другой, третий. Выглядевшие аппетитными румяные яблочки разлетались ошмётками крашеной бумаги.
   - Она всегда стреляла очень хорошо, - усмехнулся я. - А вот на Перекопе только будёновку с меня сбить смогла, пока мы на стены лезли.
   - Что вас связывает с Мариной-сан? - поинтересовался Мадзаки.
   - Ненависть, Мадзаки-тайсё, - сказал я. - Она была в "Волчьей сотне" Шкуро-тёсё, я служил в Конной армии Будённого, штурмовавшей Перекоп. Мы рубились насмерть с его казаками в ледяной крымской степи, где меня Марина-сан и угостила сталью. Если бы Шкуро-тёсё не приказал ей не марать об меня шашку, что, мол, я и так помру, я бы с вами не разговаривал. Но я выкарабкался каким-то чудом и даже через Сиваш шагал, в обход основных укреплений Перекопа. Но уже после этого слёг на несколько месяцев и от службы в Конармии пришлось отказаться. Тогда-то меня, как более-менее грамотного человека, Тухаческий-гэнсуй и привлёк к работе над захваченными в Гражданскую БМА.
   - У вас весьма интересная история, Руднев-сан, - вежливо кивнул мне Мадзаки, - особенно если помнить, что вам тогда было так мало лет.
   - Да, - ответил я, - в Конармии я был, наверное, самым молодым бойцом, как и в КБ БМА.
   - Я не очень понял последние слова, - уточнил Мадзаки.
   - Конструкторское бюро, - я произнёс эти слова по-немецки, Мадзаки кивком дал понять, что понял мои слова, - БМА.
   - Ловкие фокусы с оружием показывает Марина-кун, - усмехнулся Мадзаки, - а вы так умеете?
   - Нет, - честно ответил я. - Я знаком с Мариной-сан ещё с Алексинской гимназии, там её за глаза звали кавалерист девицей Дуровой, за страсть к скачке, стрельбе и фехтованию. Я же был тихим мальчиком, более склонным к наукам, нежели к традиционно мужским забавам. Все были сильно удивлены, когда я отказался уезжать с матерью и братьями за границу, и даже пошёл воевать за красных.
   - Но ведь пилотом меха вы были хорошим? - поинтересовался Мадзаки.
   - Вполне, - кивнул я, - и командиром тоже весьма неплохим, хоть мне и не давали выслужиться выше шестой категории мне вряд ли дали бы, происхождение не то.
   - Что вы всё цепляетесь за это происхождение? - удивился Мадзаки. - Одним подавай два десятка предков из самураев и землевладельцев, другим, наоборот, рабочих и крестьян, как у вас, верно? Человек важен сам по себе, предки, кем бы они ни были, не могут сделать его лучше или хуже.
   - Я считаю примерно также, - развёл я руками, - да только официальная точка зрения нашего государства. Раз отец не рабочий или крестьянин, значит, доверия ему нет.
   Все захлопали Марине, которая спрятала револьвер в кобуру. Девушки вокруг неё, казалось, были готовы подраться за право снять с неё шарф.
   - Похоже, приме театра явно не нравиться внимание, что привлекла к себе Марина-кун, - усмехнулся Мадзаки.
   И верно, часть журналистов переместились к Марине, оставив Асахико, снова зашипели вспышки, поднялись в воздух магниевые облачка. Приме это, конечно, очень не понравилось, она зло поглядела в сторону Марину и демонстративно покинула праздник. После этого он как-то быстро сошёл на нет. Мадзаки откланялся, военный министр покинул его, кажется, ещё раньше, остальные кадзоку также уходили один за другим, в общем, и не кадзоку тоже. За ними потянулись журналисты, собирая свои треноги и пакуя фотоаппараты в саквояжи и чемоданы. После них ушли поклонницы Марины, поклонники Асахико покинули вечер сразу же после неё. В общем, прошло минут двадцать и в садике остались только мы. Почти сразу заявилась бригада Тонга, принявшаяся разбирать столики и уносить на кухню спиртное и закуски.
   Было уже далеко за полночь, и только когда пришли мои коллеги, я понял, насколько сильно хочу спать. Хорошо, что этой ночью у меня не намечается никаких эскапад.
  
   На сей раз торговец амулетами и талисманами прикатил свою тележку к театру ранним утром. Услышав перезвон множества его колокольцев, Накадзо вышел в тёплом кожаном плаще прямо поверх пижамы.
   - Он следит за мной, - протягивая Накадзо амулет, явно выбранный наугад, заявил продавец. - Каждую ночь приходит во сне и говорит со мной. Говорит, что где мы я не прятался, как бы не скрывался, он, всё равно, найдёт меня. Найдёт и... Он говорит мне мерзости, что станет делать со мной тогда.
   - Кто это - он? - спросил у него Накадзо, откладывая амулет и рассматривая другой. Не смотря на плавные движения и спокойное лицо, он отлично видел насколько взвинчен продавец.
   - Мальчишка с чёлкой, падающей на глаза, - ответил тот. - Он безумец, абсолютно безумен.
   - Не думал, что тебя может напугать какой-то сумасшедший мальчишка, - сказал, словно плетью огрел, Накадзо, стараясь таким образом привести продавца в чувство.
   - Он приходит каждую ночь во сне, - протянул в ответ продавец. - Я не могу. Боюсь уже глаза закрывать. Он говорит, что стоит мне остановиться и он найдёт меня, вот потому я не ночую дважды на одном месте, катаю лавку по всему Токио и останавливаюсь только когда ноги отваливаться начинают.
   - Не трясись, - снова осадил его Накадзо. - Мы прикроем тебя. Пора разрешить эту твою проблему.
   - Каким же образом? - Продавец никогда не позволил бы себе при других обстоятельствах разговаривать с Накадзо таким тоном.
   - Враг должен найти тебя, - ответил Накадзо, - но найти там, где это выгодно нам, где мы сможем сразиться с ним на наших условиях. Ты осядешь вот здесь, - он протянул продавцу банкноту с написанным адресом и взял наугад амулетик в виде кошки с поднятой левой лапой, - и будешь ждать своего мальчишку или кого угодно. Мы будем рядом и поможем тебе.
   - Ловля на живца, - рассмеялся продавец, откинув голову, - малька при этом, как правило, съедает щука!
   - Не мели чепухи, Татэ-сан, - хлопнул кулаком по лавке Накадзо. - Я сказал, что мы прикроем тебя, значит, прикроем.
   Он развернулся, запахнул полу кожаного плаща и вернулся в театр. Продавец же развернул свою лавку на колёсах и укатил прочь.
  
   Юримару сидел на полу, поглаживая рукоятки своих мечей. Кагэро отсутствовала, а вот Миура со своим гигантом стояли перед ним, как будто для доклада. В общем, мальчик именно докладывал седоволосому самураю, точнее отчитывался перед ним.
   - Я слежу за Татэ, - говорил он, - однако он постоянно перемещается по городу. Больше двух часов на одном месте не задерживается, потому и выслать за ним группу мехов невозможно. Такое впечатление, что он чувствует меня, наверное, у него есть какие-то способности к исиндэнсин.
   - Этот Татэ - опытный агент, - отвечал ему Юримару, - а способности к исиндэнсин делают его опасным для нас. Но ты же всегда считал себя гением в этой области, Миура-кун, попытайся проследить его как можно тоньше, чтобы он этого просто не почувствовал.
   - Я пытаюсь, Юримару-сан, - процедил Миура, - но у Татэ, похоже, от моего преследования началась паранойя, он уже от каждой тени шарахается. Любое моё вмешательство он чувствует уже какими-то почти животными инстинктами.
   - Хорошо, - вздохнул Юримару, - ограничься простой слежкой. Должен же Татэ когда-нибудь устать от этого бегства. Рано или поздно он остановится, вот тогда ты, Миура-кун, выследишь его и возьмёшь.
  
   Торговец амулетами и оберегами оставил свою лавку на колёсах у стены ветхого дома на окраине Акихабары. Он безумно устал - от бегства, от липких пальцев в голове, от мальчишеского голоса. Прав Накадзо, пора уже остановиться в этой безумной гонке, особенно если его будут прикрывать доспехи духа отряда "Труппа". Торговец откинулся на хлипкую стенку домика и закрыл глаза, впервые за долгое время он засыпал со спокойной душой. Ну, почти...
  
   Ютаро спустился вместе с девушками в штаб-подвал, быстро переоделся в военную форму и поспешил в главный зал. Вокруг карты сидели Мидзуру и Дороши, за спинами которых шагал туда-сюда, заложив руки за спину, Накадзо. Когда отряд выстроился перед ним и Ютаро, отдав честь, доложил:
   - Отряд "Труппа" готов к выполнению боевой задачи.
   - Отлично, Ютаро-тюи, - кивнул ему Накадзо. - Задачу я перед вами поставлю не из лёгких, куда сложнее, чем было до того.
   - В чём она заключается? - спросил Ютаро.
   - Вы погрузитесь на "Сяти", - ответил Накадзо, - который зависнет над окраиной Акихабары. Ваша задача будет следить за определённым домом и как только внутри него начнётся некая активность, вы должны будете высадиться и атаковать.
   - Что вы подразумеваете под активностью? - уточнил Ютаро.
   - На этот вопрос я ответить не смогу, - развёл руками Накадзо. - Придётся вам действовать по обстановке.
   - Мой самый любимый приказ, - усмехнулся Ютаро. - Готовы приступить к выполнению, Накадзо-тайса. - Он отдал честь и весь отряд вслед за ним.
   - Вперёд! - отдал честь Накадзо.
   Ютаро и девушки прошли в ангар, быстро забрались в свои доспехи духа и завели их на площадку погрузки. Натянулись тросы, платформа потянулась вверх. Уже несколько секунд спустя они оказались внутри дирижабля.
  
   - Он остановился, - заявил Миура. - Судя по всему, даже заснул. Он проспит не меньше пяти часов, я позабочусь об этом.
   - Отлично, - Юримару встал, - держи его, Миура-кун. Бери своего Дзиян'то и приведи его мне.
   Не прошло и пяти минут, как из недр храма начали вышел гигант с мальчишкой на плече.. Он забрался внутрь ждущего их грузовика, водитель которого был нанят за большие деньги, Миура же запрыгнул в кабину. Грузовик покатил по ночным улицам, направляясь к неприметному домику на окраине Акихабары.
  
   - Ютаро-тюи, - обратился к Ютаро капитан "Сяти", - обратите внимание.
   Молодой человек приник к прибору дальновидения. Мощная оптика, установленная на днище дирижабля, позволяла разглядеть даже людей, шагающих по улицам. Вроде бы на дворе стояла глубокая ночь, однако цвет линз был таков, что Ютаро отлично видел всё. А видел он грузовик, едущий вроде бы по направлению к дому, за которым он следил.
   - Высаживаемся? - спросила у него Марина, глядевшая в дублирующий дальновизор. - Атакуем машину, лишаем маневренности и уничтожаем.
   - Марина-сёи, - обратился к ней Ютаро, - а если это просто грузовик с чем угодно, который вовсе не представляют никакой опасности. Это же окраина города, это может быть что угодно. Надо ждать.
   - Чего ждать, Ютаро-тюи? - спросила Марина.
   - Ждать, когда предполагаемый враг покажет свою суть, - ответил Ютаро. - Однако все должны быть готовы к бою, а потому, Марина-сёи, займите ваше место в доспехе. Если я не успею в трюм к началу атаки, вы возглавите высадку.
   - Хай! - отдала честь Марина и быстро вышла из капитанской рубки.
   Капитан "Сяти" покосился на Ютаро, но ничего говорить не стал. В воцарившейся в рубке относительной тишине было хорошо слышно, как щёлкают тяжёлые бусины чёток буддистского монаха.
  
   Продавец амулетов и оберегов проснулся от размеренного гула. Он открыл глаза, но вставать не спешил. Гул этот пока не предвещал никакой опасности. Скорее всего, грузовик едет из города. Продавец потянулся и хотел было снова задремать, ему очень понравился этот спокойный сон. Однако заснуть ему помешало то, что гул двигателя неожиданно прекратился. Продавец вскочил на ноги, но тут же в голове его зазвучал знакомый до боли мальчишеский голос:
   - Вот ты и попался, Татэ-сан. Я пришёл за тобой!
   И следом стенка ветхого домика разлетелась, в образовавшейся дыре стоял уже знакомый продавцу - он же агент особого отряда обороны столицы "Щит" с псевдонимом Татэ - гигант.
   Но где же обещанное Накадзо прикрытие? Где доспехи духа? Примерно такие мысли носились в голове продавца, когда гигант вошёл в домик, головой снеся стропило, отчего крышу домишки повело в сторону.
   - Пять секунд до приземления! - произнесла Марина. - Боевая готовность!
   Векторные двигатели опустили их на землю достаточно мягко. И четыре доспеха духа тут же ринулись к полуразваленному домику. В ночном небе над ними плавно снижался пятый доспех - их запоздавший командир Ютаро.
   Словно почуяв их, гигант обернулся и ринулся в атаку. Девушки почти синхронно вскинули руки с пулемётами и дали по короткой очереди по нему. Долгие тренировки после репетиций дали о себе знать. Пули, однако, не вошли в тело гиганта, они плющились о его прочную кожу и стальные мускулы, не причиняя ему ни малейшего вреда. А сам он с удвоенной скоростью побежал к Марининому доспеху.
   - Рассыпаться! - скомандовал прямо с небес Ютаро, у которого был отличный обзор. - На месте не стоять! Не дать врагу приблизиться к вам!
   Девушки быстро разошлись в стороны, ведя огонь по гиганту, правда, уже менее точный - ведь они старались разорвать расстояние. Да и сам гигант двигался очень быстро. Пули по-прежнему не причиняли ему вреда. Гигант выбрал себе целью доспех Марины и рвался к нему каким-то противолодочным зигзагом. Он широко расставил руки, готовясь схватить, сомкнуть вокруг него стальные объятия могучих рук. Но Марина ловко маневрировала, подставляя его под пулемётные очереди остальных девушек, либо вовсе заставляя врезаться в ветхие дома.
   На бегу гигант снёс не успевший уехать с поля боя грузовик - водитель его едва ноги унёс. Шофёр бежал, вжимая голову в плечи, даже руками накрыл её, как будто это могло уберечь от свистящих над ней пуль. Он споткнулся, нырнул в дом с проломом в стене, едва не налетел на большой лоток на колёсах, отозвавшийся мелодичным перезвоном. Тут же из тени к нему рванулся чёрный силуэт, он зажал водителю рот и быстрым движением оглушил.
   Бой же на улице набирал обороты. Он больше всего напоминал некий танец, где каждый из противников выполнял свою партию. Гигант вырвал фонарный столб и швырнул им в Маринин доспех. Та успела уклониться, но это не позволило гиганту опасно приблизиться к ней. Он пригнулся, словно борец сумо, и ринулся на неё, выставив руки перед собой. Но тут на спину гиганту приземлился доспех Ютаро. Он намерено отключил векторный двигатель, чтобы разогнать его и тем самым нанести больший ущерб врагу. Кого другого доспех бы просто вмял бы в землю, превратив в окровавленный блин, но только не этого гиганта. Доспех Ютаро сбил его на колени, свалившись с его спины, однако, включив векторный двигатель, сумел выровнять доспех и встать на ноги. Однако он оказался слишком близко к противнику. Гигант мгновенно обернулся к нему, попытавшись сомкнуть на его доспехе стальные объятья. Ютаро едва успел отступить, уходя от них, вскинул руку с пулемётом и надавил на гашетку, особенно и не целясь. Длинная очередь перечеркнула грудь гиганта, его даже отбросило назад, снова швырнув на колени. Этим воспользовались девушки, дав по гиганту несколько коротких очередей, которыми они старались прижать его к земле. Не вышло! Под градом пуль гигант поднимался на ноги.
  
   Кагэро, поднявшись с нижних уровней храма, застала Юримару безмолвно общавшимся с недавно ушедшим Миурой. Седовласый самурай сидел в напряжённой позе, казалось, зацепи его и он зазвенит, как тетива лука. Костяшки пальцев, сжатых на рукояти меча, побелели.
   Ты угодил в ловушку, Миура-кун, - услышала Кагэро. - Считал, что охотишься на Татэ, а, выходит, "Щит" охотился на тебя. Они расставили западню, в которую ты попался.
   Да, - отвечал ему мальчишка, в безмолвной речи его не было уже ни малейших мальчишеских ноток, это были мысли вполне взрослого мужчины. - Дзиянто сражается с ними, но враг действует более слажено, чем раньше. Ему не удаётся поймать ни одного противника.
   Пусть продержится еще десять минут, - бросил Юримару. - Я высылаю подкрепление.
   - Это весьма рискованный шаг, Юримару-доно, - обратилась к самураю Кагэро. - Он может привести врага к нашему убежищу.
   - Оно давно уже не так безопасно, как кажется, - отмахнулся Юримару. - Его пора переносить на новое место. Я этим, собственно, уже довольно давно занимаюсь. Все новые мехи, что поступают из-за морей, отправляют на резервную базу. Здесь остались только "Биг папасы", от которых в грядущих делах будет мало проку. Их мы используем для спасения Миуры и его Дзиянто, и оставим здесь, организуем засаду для бойцов "Щита".
   - Не проще ли всех перевести на резервную базу? - удивилась Кагэро. - Зачем терять хоть и устаревшие, но вполне боевые мехи, да и пилотов в последнее время стало куда меньше.
   - Да уж, - развёл руками Юримару, - похоже, чистки в армиях наших союзников сбавляют темп. Это нам совсем не на руку. Однако, Кагэро-кун, ты, как человек далёкий от военного дела, не понимаешь одной простой истины. Чтобы сбить врага с толку, надо пожертвовать частью своих сил, иначе он не поверит в то, что это наша основная база. Если нам удастся обмануть "Щит", у нас будет основательная передышка перед нанесением главного удара.
   - Так мне готовиться? - поинтересовалась Кагэро, опускаясь на пол.
   - Дзиянто там, - покачал головой Юримару, - я его использую, как якорь. А ты можешь уходить на резервную базу, Кагэро-кун. Врага здесь встретим мы с Миурой.
   - И где эта резервная база, Юримару-доно? - поинтересовалась Кагэро.
   Юримару назвал адрес. Кагэро только руками развела - ей придётся по ночи проделать дорогу почти через весь Токио.
  
   - Передайте вниз, - открыл глаза монах, перестав щёлкать чётками, - что нарастает концентрация тёмной энергии.
   Капитан "Сяти" покачал головой. Однако дал команду радисту, после чего отвернулся и стал глядеть на приборы.
  
   - Отряд! - получив сообщение, скомандовал Ютаро. - Приготовиться к появлению врага!
   Он уже отлично знал, что означает нарастание тёмной энергии. Буквально через несколько секунд на земле в нескольких местах вокруг поля боя вспухли три чёрных пузыря, стены домов, там, где они цепляли их, просто исчезали. Когда они выросли метров до трёх, чёрная плёнка разорвалась - внутри них скрывались мехи. "Биг папасы" - и устаревшие, с которыми им уже приходилось сражаться, и более новые, словно сгорбленные, с выставленными вперёд руками. Вооружены они были не брёвнами "Льюисов", а "Браунингами" с перфорированными кожухами воздушного охлаждения ствола. Они тут же двинулись в атаку, открыв ураганный огонь.
   - Готон-сан, Марина-сан, - тут же принялся командовать Ютаро, - на вас гигант. Асахико-сан, Сатоми-кун, отражаем атаку противника! Маневренный бой!
   Они рассыпались, отвечая на длинные очереди врагов более короткими и выстрелами из авиапушек. Если со старыми "Биг папасами" расправлялись достаточно легко, ведь их данные после нападения на лабораторию были введены в машины для тренировок, то с новыми пришлось куда тяжелей. Броня их была куда толще и легко держала пулемётные очереди, только попадания из авиапушек могли повредить их, "Браунинги" их били куда мощней "Льюисов" - более тяжёлые пули оставляли вмятины и длинные царапины на доспехах отряда. К тому же, инерция многочисленных попаданий сбивала доспехи, разворачивала их, из-за чего очереди их часто проходили мимо цели. А враг наступал, готовясь пустить в ход своё страшное оружие - буры.
   Отряду удалось уничтожить примерно треть напавших на них мехов, когда они дорвались-таки до них, подойдя почти в упор. Асахико отступала под натиском превосходящих сил, часто цепляя плечами стены домов и фонарные столбы. Сразу три меха наступали на неё, два старых и один новый. Они вели ураганный огонь из "Льюисов" и "Браунинга", Асахико отвечала им всё более короткими очередями - пули и снаряды подходили к концу. Одна из очередей прошлась так удачно, что почти полностью лишила один из старых "Биг папасов" руки с буром. Он вскинул "Льюис" и выпустил почти все патроны одной длинной очередью в доспех Асахико, почти в упор. Пули не пробили броню доспеха, однако инерция заставила доспех примы покачнуться. Она отступила на полшага, снеся большую часть стены дома и проломив хрупкий пол. Нога её застряла в развалинах, лишив Асахико возможности маневрировать.
   - Сатоми-кун, за мной! - тут же скомандовал Ютаро.
   Они вместе ринулись на помощь Асахико, ведя огонь прямо на бегу. Точность оставляла желать много лучшего, но всё же мехов от неё они отвлекли. Старый обернулся к ним и открыл ответный огонь из "Льюиса", второй же устаревший и новый продолжал наступать на Асахико.
   - Сатоми-кун, старый на тебе! - приказал Ютаро.
   Сам же он атаковал нового "Биг папу". Притормозив немного, Ютаро несколько раз выстрелил в мех из авиапушки, целя в голову. Первый снаряд попал неудачно - в корпус, только смяв броню. А вот второй и третий принесли больший результат. Один разнёс плечо правой руки меха, которая была вооружена "Браунингом", и та повисла бесполезной плетью. Последний же снаряд угодил точно в голову "Биг папе", разнеся обзорное стекло и буквально на куски разорвав затылок и верх спины меха. Более точно наведя пулемёт на разбитую голову, Ютаро снова нажал на гашетку - короткая очередь довершила дело. "Биг папа" повалился ничком.
   - Асахико-сан, - обратился командир к девушке, - тебе нужна помощь?
   - Да, - ответила та, даже сквозь помехи было слышно как нелегко гордячке даются эти слова, - без помощи мне ногу не освободить.
   Ютаро нажал на кнопку выброса тросов, предназначенных как раз для подобных ситуаций. Он зацепил ими доспех Асахико за плечи и включил мощную лебёдку. Загудел мотор, тросы натянулись, как струны, и меньше чем через секунду доспех Асахико был свободен.
   - Расходимся! - скомандовал Ютаро. - Продолжаем маневрировать!
   В этих приказах не было нужды. Доспехи духа отряда "Труппа" лавировали между группами мехов, сбивая тех с толку, заставляя мазать, не давая вести огонь длинными очередями, которые могли сильно повредить доспехам. Но в этой тактике существовал и большой изъян - уничтожать мехи противника было очень тяжело, ведь она не давала возможности сконцентрировать огонь нескольких доспехов на одном противнике.
  
   Забирай своего Дзиянто и уходи, - велел безмолвной речью Юримару Миуре. - Твои дела тут окончены.
   Но я ещё не взял Татэ! - даже безмолвно можно было кричать.
   Выполняй приказ, - голос Юримару был холоден, словно арктический лёд. - Забирай Дзиянто - и проваливай! У меня нет времени на препирательства с тобой!
  
   Гигант, продолжавший метаться между доспехами Марины и Готон, неожиданно отскочил от них, разрывая расстояние. Он оказался рядом с группой из пяти мехов, старавшихся прикрывать его огнём. Гигант согнул ноги и лихо прыгнул через них спиной вперёд, мгновенно скрывшись за стальными спинами "Биг папасов". Марина и Готон, конечно же, устремились в погоню, но мехи встали стеной и даже двинулись на девушек, грозя им чудовищными бурами. Всё это были новые модели "Биг папасов" - и девушкам пришлось отступить. Даже столь опытным бойцам, как Готон и Марина не под силу было противостоять пяти мехам противника.
   Девушки принялись маневрировать, пытаясь обойти эту группу врагов, однако и те явно умели воевать. Они дробились, соединялись с другими мехами, перекрывая Марине и Готон дорогу каждый раз. Как ни бились девушки, им так и не удалось прорваться вслед за убегающим гигантом. Видя это, Ютаро вышел на связь с "Сяти".
   - Сан'тё, - крикнул он, - отправляйте "Цубамэ". Надо проследить за гигантом!
   - Вас понял, - ответил капитан дирижабля.
   Спустя несколько секунд трюм "Сяти" открылся и оттуда вынырнул лёгкий мех "Цубамэ". Он представлял собой винтовой модуль с небольшой кабиной и парой пулемётов для обороны. Их использовали для разведки, в основном, подобные спускались из-за облаков, проверяя зашёл ли дирижабль на точку бомбардировки. Пилотов их считали почти безумцами, ведь смертность среди них была чрезвычайно велика, под огнём ПВО гибли три четверти подобных мехов, а к их пилотам относились без того пиетета, как к тем, кто сидел за рычагами более серьёзных моделей. Однако в подобной ситуации лёгкий мех "Цубамэ" был просто незаменим. Со всей доступной ему скоростью он устремился за отлично видимым даже ночью гигантом, скачками несущимся по узким улочкам.
   Ютаро не видел вылетевшего "Цубамэ" он был слишком занят схваткой с мехами противника. Он уже понимал, что разработанная им тактика годилась только против каии и старых моделей "Биг папасов", ведь и те и другие больше полагались на буры и когти, стараясь подойти вплотную, оставалось только держать дистанцию и расстреливать их с безопасного расстояния. С новыми же моделями "Биг папасов" эта тактика работала плохо. Броня их была куда крепче, а "Браунинги" были куда опасней "Льюисов". При подобном численном преимуществе бороться с врагом было очень тяжело, в общем-то, спасало отряд только то, что доспехи духа были на две головы выше "Биг папасов", как старых, так и новых. А уж когда патроны к пулемётам и снаряды авиапушек подойдут к концу, на отряде можно ставить крест.
   И никто не посмотрит, что у врага многократное численное преимущество, что они вчетвером уничтожили десяток мехов, что выведут из строя ещё больше. Никого не будут волновать успехи, поражение от устаревших мехов времён Первой Мировой перечеркнёт все заслуги. А уж если погибнет хоть один из пилотов, Ютаро можно смело снимать погоны и жалеть, что он не самурай и не может сделать сэппуку, и ему придётся вытерпеть весь позор трибунала - или как там будут судить его.
  
   - Сан'тё, - обратился к капитану "Сяти" командир эскадрильи лёгких мехов, - быть может, нам помочь "Труппе"? Мехи противника не имеют хорошего бронирования, наши пулемёты вполне смогут справиться с ними.
   - Вперёд, - кивнул тот. - Только доспехи духа не повредите, а то с нас всех головы поснимают.
   Вообще-то, это было почти нарушением устава. Ведь тот практически прямо запрещал использовать лёгкие мехи иначе как для разведки. Они были слишком уязвимы, и терять мехи и пилотов командование не желало, обходились-то они весьма недёшево.
   И снова отворились массивные двери трюма - оттуда вынырнули пять лёгких мехов "Цубамэ". Они устремились к сражающимся на предельно доступной им скорости, выжимая из двигателей крыльевых модулей все доступные тем силы. Снизившись до расстояния, с которого можно было вести относительно прицельный огонь "Цубамэ" начали заходить на боевой разворот, выбирая себе целями скопление мехов противника, чтоб ни одна пуля не пропала впустую. Ведь не так и много было патронов у них в запасе. "Цубамэ" проходили над "Биг папасами", поливая их длинными очередями. Отлично видимые в ночной тьме трассирующие пули прошивали беспомощные против такого налёта мехи насквозь. В ответ те поднимали свои "Льюисы" и "Браунинги", но угла явно не хватало, чтобы вести огонь по грамотно заходящим на них "Цубамэ". Замешательством врага воспользовался отряд "Труппа".
   - Концентрируем огонь на новых "Биг папасах"! - быстро скомандовал Ютаро.
   Девушки вместе с ним открыли огонь по растерявшимся мехам противника. Те метались, не зная какую атаку отражать - с воздуха или наземную, и из-за этого ничего путного у них не выходило. Стоило только сбиться в группу, чтобы дать отпор доспехам духа, как тут же с неба на них обрушивались лёгкие мехи, неся смерть пулемётными очередями сразу нескольким противникам. Когда же "Биг папасы" рассыпались, они тут же становились лёгкой добычей для бойцов "Труппы" - снаряды авиапушек (короба пулемётов, кроме лёгких, наплечных, давно уже опустели) поражали "Биг папасов" новой модели, разбивая обзорные стёкла, легко пробивая броню корпуса и конечностей, заставляя мехов припадать на колени или терять руки. Нормально же отвечать из "Браунингов" они не могли - у одного-двух "Биг папасов" не было должной концентрации огня, чтобы серьёзно повредить доспех духа.
   Выпустив все пули, "Цубамэ" вернулись в недра дирижабля. Но к тому времени от "Биг папасов" остались, что называется, рожки да ножки. Оставшихся нескольких "Биг папасов" старой модели разнесли из авиапушек в считанные секунды.
   - Отлично, - донёсся в наушниках искажённый помехами голос Накадзо. Сигнал шёл через ретранслятор на "Сяти" и узнать антрепренёра было почти невозможно. - На сей раз обошлось без потерь. Возвращайтесь в театр как можно скорее.
   С небес спустилась громада "Сяти", в третий раз открылся его трюм, на сей раз, чтобы спустить платформу погрузки. Пилоты завели на неё доспехи, и их медленно потянуло в небеса.
  
   Накадзо стоял, опершись на карту, и глядел на выстроившийся перед ним отряд. Молодой человек и девушки не переоделись ещё, так и стояли перед ним в потемневших от пота мундирах.
   - Сегодняшний бой, Ютаро-тюи, - обратился Накадзо к юноше, - показал на практике все изъяны ваших тактических выкладок. Не приди вам на помощь "Цубамэ", ты сам понимаешь, чем закончился бы этот бой. Так что тебе работать и работать.
   - Хай! - чётко ответил тот.
   - Помни, Ютаро-тюи, - добавил Накадзо, - враг прогрессирует, у него появились новые мехи, значит, и тактику тебе надо просчитывать, исходя из того, что противник может применить любые силы и средства, вплоть до новейших.
   - Я понял вас, Накадзо-тайса, - кивнул Ютаро.
   - Теперь о более приятных вещах, - усмехнулся Накадзо. - Мы имеем точное место расположения нашего врага. Оно проверено двумя способами. Воздушной разведкой, за что спасибо Ютаро-тюи, не растерялся и даже в бою следил за всей обстановкой в целом. И показаниями водителя грузовика, который привёз сюда того гиганта, с которым вы сражались.
   - Когда мы атакуем? - тут же спросила Марина, мгновенно позабыв о субординации и том, что она больше не командир отряда.
   - Как только ваши доспехи будут готовы к бою, - ответил Накадзо. - Медлить нельзя. Если надо будет, я отменю завтрашний спектакль, однако постарайтесь успеть к его началу. А теперь ступайте отдыхать. Никаких тактических занятий и репетиций утром не будет. Вы должны быть готовы к одиннадцати часам.
   - Разрешите идти? - поинтересовался Ютаро, которого уже начало клонить в сон - час-то стоял довольно поздний.
   - Последнее, - задержал их Накадзо. - Сегодня приезжает Ранг Наэ-дзюньи со своим ракетным доспехом, который она испытывала на корейском полигоне. Она также примет участие в атаке на логово нашего врага.
   - А я только начала привыкать к тишине и порядку, - притворно вздохнула Асахико.
  
   Как в театре появилась юная корейская девушка, о которой, кажется, обмолвилась на одной из репетиций режиссёр Акамицу, я даже не заметил. То ли спал в тот день долго, то ли она явилась каким-то чудесным способом. Теперь я уже был готов поверить, что она прилетела сюда из Кореи на крыльях или приплыла дельфином.
   Это совсем ещё юная девушка в больших круглых очках. Одевалась она в традиционное корейское платье и ничуть этого не стеснялась. К тому же большую часть времени она, как не занятая в спектакле, где-то пропадала. И я почти не общался с нею. Я, вообще, после убийства Хатиямы избегал общаться со всеми актрисами, особенно же боялся столкнуться с маленькой Алисой Руа. Она вполне могла выдать меня всего парой слов. Однако же я столкнулся с ней случайно в одном и коридоров - на свою беду. Сонная с утра девочка наткнулась на меня и едва не упала. А я, дурень, ещё и руку ей подал! Она сначала схватилась за неё, чтобы не упасть, а после вскрикнула и отскочила в сторону, едва не упав с лестницы. Я крайне не вовремя вспомнил о крови на моих руках, про которую девочка уже говорила. А ведь к ней и новая добавилась, о чём Алиса не замедлила мне сообщить.
   - Вы снова кого-то убили!- бросила она и убежала.
   Я понял, что оказался на краю пропасти. Даже если нас никто не слышал, а в тот утренний час театр был тих и пуст. Что, на самом деле, было довольно странно, но я не придал тогда этому значения. Совсем другие мысли бродили тогда у меня в голове. Я вспомнил, что так замотался с репетициями и декорациями, что позабыл избавиться от пистолета и окровавленной рубашки, которые изобличают меня, как бог знает кого. И теперь, скажи Алиса хоть слово обо мне кому-либо в театре, я, можно сказать, покойник. Вряд ли даже столь эксцентричный человек, как Накадзо не станет выдавать убийцу, тем более, что кроме слов девочки волшебницы в моей комнате лежат неопровержимые доказательства моей вины.
   Кидаться в комнату, уничтожать их было уже бессмысленно. Если пистолет я ещё могу запросто вынесли в кармане и выкинуть хотя бы и в сточную канаву, то, что делать с окровавленной рубашкой? Бельё я прачке не так давно сдал, и моё появление с одной грязной рубашкой вызвало бы совершенно ненужные вопросы. Проклиная себя за глупость, я всё же вернулся в комнату, чтобы хоть от пистолета избавиться, а уж с что там с сорочкой делать и как от неё отбояриваться - после придумаю. Но на полпути меня перехватил Тонг - оказывается, на вечернем спектакле повредили одну из самых больших декораций. Мне пришлось инспектировать ход ремонта. Я проторчал за кулисами добрых полтора часа, разве что не подпрыгивая от нетерпения, все мысли мои были сосредоточены на пистолете, лежащем в моей комнате. Когда же ремонт был закончен, я едва не бегом помчался к себе. И, всё равно, опоздал!
   Дверь в комнату была открыта, в проёме была хорошо видна женская фигура, склонившаяся над столиком. Я толкнул дверь, распахивая её настежь, и вошёл в комнату. Если честно, я ожидал увидеть там Марину с её непременным револьвером, однако вместо неё встретил директора Мидзуру. На столике перед ней лежали скомканная окровавленная сорочка и пистолет поверх неё. Директор обернулась ко мне, в руке она держала другой пистолет и этот, в отличие от лежащего на столике, конечно же, был заряжен.
   - И что всё это значит? - спросила она, вполне уверенно целясь в меня - Кто вы такой, Руднев-сан?
   - Можете считать меня советским шпионом, - усмехнулся я, - хоть это и не совсем верно. Но объясняться я с вами не буду, - сразу заявил я. - Хотите, сдайте меня контрразведке или полиции, хотите, просто пристрелите. Я давно уже перестал трястись за свою жизнь.
   - Вы можете просто, без юродств ответить на мой вопрос! - вскричала Мидзуру.
   - А если я просто не хочу этого делать, - пожал плечами я.
   - Войдите в комнату и закройте дверь, Руднев-сан, - велела Мидзуру, - и без глупостей, предупреждаю, я умею стрелять.
   - Этого мало, - усмехнулся я, выполняя её приказ, - надо ещё и уметь убивать. Вот вы убивали людей, Мидзуру-сан?
   - Я убивала, - кивнула директор, втягиваясь в разговор, что было уже очень неплохо, - но не людей. Не важно кого, но не людей.
   Из этих коротких реплик её я понял, что она очень волнуется. Что нервы у неё на пределе и чтобы она ни говорила, стрелять в человека ей в новинку и очень, очень тяжело. Пользуясь этим, я прошёл мимо неё к окну, не без труда открыл шпингалет и толчком распахнул его настежь.
   - Душно как-то в комнате, - пояснил я, поворачиваясь к Мидзуру лицом, - свежего воздуха хочется.
   - Вы ответите мне, наконец, Руднев-сан?! - Голос Мидзуру внезапно, словно коркой льда подёрнулся, и я понял - пора действовать.
   - Я же говорю, Мидзуру-сан, - вздохнул я, садясь на подоконник, - что не стану отвечать вам. И делайте со мной, что хотите.
   Она вскинула руку с пистолетом, большим пальцем сняла его с предохранителя. Движение было вполне уверенное, но это совершенно не значит, что так же легко она нажмёт на курок.
   - Вы ответите мне, - процедила Мидзуру, - или я убью вас.
   Я оттолкнулся руками от рамы и вылетел в окно спиной вперёд. Это был весьма рискованный шаг - высота была вполне приличная, можно и шею себе свернуть, но не подставляться же, в конце концов, под выстрел Мидзуру. Ведь она вполне могла и нажать-таки на курок, с оружием, по крайней мере, директор обращается вполне профессионально.
   Но мне очень повезло. Под моим окном был натянут тент временной лавки по продаже каких-то мелочей. Такие то и дело ставили вдоль стен за небольшую плату в фонд театра. Я врезался в туго натянутый тент - воздух как будто весь вылетел из лёгких, а те в свою очередь сжались в комок и не желали пропускать ни единого ручейка на вдохе. Я скатился с тента, приземлившись на мостовую лицом вниз, правда, сгруппироваться успел и не сломал ничего. Я вскочил на ноги и бросился прочь от театра, понимая, что с моей недолгой карьерой шпиона было окончено.
   Я запрыгнул в первый же трамвай, даже номер не посмотрел, оплатил проезд едва ли не последней мелочью. Трамвай покатил куда-то, я даже слабо представлял себе, куда именно еду, главное, подальше от театра, где меня ждала смерть. Всё время дороги я находился как будто в каком-то трансе, очнулся от него спустя несколько часов, кажется, где-то на окраине столицы. Я спрыгнул с подножки трамвая и зашагал, куда глаза глядят. Куда шёл, сам не знаю, но ноги как-то сами собой принесли меня к разрушенному храму. Я уже видел его и целенаправленно зашагал к ним, когда кто-то крепко сжал моё плечо. Я обернулся, резким движением освобождаясь из захвата и пытаясь перехватить руку, схватившую меня.
   - Нервы вам надо лечить, Руднев-сан, - раздался знакомый голос с насмешливыми нотками. - Что у вас стряслось? - Он стоял неподалёку от храма одетый против обыкновения во вполне европейский костюм и даже при шляпе.
   - Меня вычислили, - честно ответил я, кратко поведав историю сегодняшнего утра. - Вот только не пойму никак, кто такая эта Мидзуру - с оружием обращается профессионально, а в людей ей явно стрелять не приходилось.
   - Мидзуру-тайи, - кивнул Юримару. - Она была отличным стрелком, единственная из нас, кто мог свалить каии из пистолета пятью-шестью выстрелами. А вот в людей ей и правда стрелять не довелось, даже в меня тогда выстрелить не смогла.
   - О чём вы, Юримару-доно? - удивился я.
   - Позже, Руднев-сан, - отмахнулся Юримару. - Сейчас у нас неотложное дело, скоро сюда нагрянут доспехи духа "Щита", штурмовать нас. К счастью, вашего "Коммуниста" ещё не вывезли на резервную базу, так что вы вполне можете показать свои таланты пилота БМА.
   - Я готов в любую минуту, - ответил я.
   - Тогда идёмте за мной, - сказал мне Юримару.
  
   Ранг Наэ одела полевую форму корейских оккупационных войск, выделяясь на фоне зелёных мундиров цветом хаки. Она до последнего возилась с доспехами духа, проводя, как сама выражалась последнюю калибровку, и руки у неё были выпачканы в машинном масле. Из-за этого девушка постоянно тёрла ладони, силясь стереть тёмные пятна.
   - Мы потеряли достаточно времени, - произнёс Накадзо, - к тому же, я не понимаю, куда пропала Мидзуру-сёса. Придётся вам поработать за двоих, Матсуда-сёи, надеюсь, вы справитесь.
   Дороши только кивнула, она не отрывалась от приборов.
   - На этот раз для транспортировки мы используем не "Сяти", - продолжил Накадзо, - он слишком заметен - враг увидит его издалека и успеет подготовиться к обороне. Это может повлечь потери. Поэтому вы отправитесь на "Кохэби" до ближайшей секретной станции, там вас будут ждать несколько грузовиков, которые доставят вас непосредственно к разрушенному храму.
   - Вы уверены, Накадзо-тайса, - спросил у него Ютаро, - что враг уже не знает о нашей готовящейся атаке. Ведь и пропажу водителя грузовика он должен был заметить, и "Цубамэ" проглядеть никак не мог, даже ночью.
   - Верно, Ютаро-тюи, - не стал спорить Накадзо, - однако подставлять "Сяти" под возможный огонь с земли нельзя. Если противник готов к нашей атаке, то вполне может атаковать дирижабль до вашей высадки или ударить по вам, пока вы будете в воздухе.
   - Наш враг может располагать столь мощными зенитными орудиями, которые способны сбить дирижабль? - удивился Ютаро.
   - Не зенитками, - покачал головой Накадзо, - но не менее эффективными средствами противовоздушной обороны.
   - К чему же нам готовиться внутри этого храма? - спросил Ютаро.
   - К чему угодно, Ютаро-тюи, - вздохнул Накадзо. - Я надеюсь только, что с помощью Наэ-дзюньи вы сможете одолеть всех врагов, что ждут вас внутри этого храма.
   - Мой доспех предназначен для боя на открытом пространстве, - покачала головой Ранг Наэ, - внутри храма он будет более опасен для моих товарищей, чем для врагов.
   - Когда окажешься внутри, Наэ-дзюньи, - усмехнулся Накадзо, - будешь реально оценивать, насколько твой доспех полезен. Тебе ничто не мешает выйти из боя и ожидать его исхода на улице.
   Больше ни у кого вопросов не было, и отряд отправился рассаживаться по доспехам. Ютаро впервые увидел доспех Ранг Наэ, и он сильно поразил молодого офицера. Формой он мало отличался от остальных, однако вооружением были, в основном, направляющие трубы и короб для запуска ракет различной мощности. Одним залпом она может смести несколько лёгких мехов, вроде "Цубамэ" или тех же "Биг папасов", только на руках были установлены спаренные пулемёты. Ютаро отметил, что такому доспеху необходимо прикрытие. На грядущий бой он решил поставить защищать его Сатоми. Она была наименее опытным пилотом из всех, такое дело будет как раз по ней.
   Спустившись на станцию метрополитена, которую не найти ни на одной карте, бойцы погрузили доспехи в вагоны, сами же перешли в головной, где были установлены довольно удобные кресла, а в углу стояла мощная радиостанция, позволявшая связаться со штабом, не смотря на любые расстояния.
   - Значит, так, - сказал Ютаро, разворачивая кресло так, чтобы быть лицом к остальным, - в этот раз будем работать парами. Сатоми-дзюньи и Наэ-дзюньи. Марина-сёи и Готон-дзюньи. И, соответственно, я и Асахико-дзюньи. В остальном, тактика прежняя. Пары маневрируют и атакуют врага, стараясь не отрываться друг от друга.
   Возражать девушки не стали. Слабая эффективность тактики одиночного манёвра была очевидна, а вот пара доспехов легко разберёт на запчасти "Биг папу", хоть старой, хоть новой модели. Хотя встреться им враг посерьезней, и эта тактика также может показать свою полную непригодность к сменившимся боевым условиям. Однако лучшей пока Ютаро придумать не мог.
   "Кохэби" мчался по рельсам, нарушая чёткое расписание немногочисленных поездов токийского метро. Пролетая мимо станций с головокружительной скоростью, он из-за странных зализанных форм, не свойственных современным поездам и собственно безумной скорости порождал множество слухов о поездах призраках.
   Откинувшись спиной на мягкое кресло, Ютаро размышлял, что их ждёт в логове врага. Насколько крепка его оборона, какие мехи ждут отряд, сколько их будет. Всего этого он не знал, и этот факт ему совсем не нравился. Атаковать укрепрайон - а Ютаро теперь думал о логове врага именно как о укрепрайоне - без какой-либо разведки с тактической точки зрения и вовсе верх глупости, тем более, столь плохо спаянным отрядом. Однако ничего иного ему не оставалось - приказ есть приказ и его надо выполнять. Любой ценой.
   То, что в Токио идёт самая настоящая война, Ютаро понял после атаки на Лабораторию. Теперь им выдался шанс нанести ответный удар, куда более тяжкий и сокрушительный для врага.
   Поезд начал медленно, но верно сбрасывать скорость, значит, они приближались к выходу на поверхность. Ютаро поднялся со своего кресла - вслед за ним и остальные бойцы. Не дожидаясь остановки, они прошли в грузовые вагоны и забрались в свои доспехи. Когда же "Кохэби" дёрнулся и встал - Ютаро показалось на секунду, что сейчас приятный женский голос объявит остановку - двери вагонов открыли рабочие из поездной бригады, и Ютаро вывел свой доспех на платформу. Доспехи грузно перевалились через цель, разделяющую вагон и платформу и направились к бетонной лестнице, ведущей наверх. Эта станция располагалась достаточно близко к поверхности, и доспехи вышли к ряду грузовиков, поджидавших их. Ютаро завёл свой доспех под тент, погрузившись в полную темноту. Грузовик дёрнулся и покатил куда-то. Ютаро слабо представлял себе, куда именно их везут, и в какой именно части Токио будет происходить битва. Он, конечно, видел карту столицы с отмеченным на ней разрушенным храмом, однако в ориентировался в городе и не понимал даже в каком из административных районов тот находится. Да и не было в том особой нужды. Главное, Ютаро хорошо изучил все подходы к храму, прикинул, где враг может устроить засады, вместе с Накадзо-тайса даже проработал маршрут продвижения грузовиков с доспехами от выхода из метро до места назначения, так чтобы они подвергались наименьшей опасности.
   Даже полуразрушенный, храм всё равно возвышался над большей частью халуп, окружавших его. Грузовики с символикой механизированных войск, наверное, смотрелись в этом районе дико. А уж доспехи духа, выгружающиеся из них, так и вовсе.
   - Разбиться на пары, - приказал Ютаро. - Мы с Асахико-дзюньи головные, за нами - Сатоми-дзюньи и Наэ-дзюньи. Марина-сёи и Готон-дзюньи замыкают. Вперёд.
   Выстроившись в такую колонну по два отряд двинулся к храму. Проходя ворота, доспех Ютаро просто снёс их - арка с грохотом рухнула и шедшая несколько позади него Асахико прошлась по ним тяжёлыми ногами своего доспеха. А вот двери самого храма и до разрушения вполне смогли бы вместить два проходящих рядом доспеха духа. Сейчас же, частично развалившись, проход ещё сильней увеличился.
   - Ютаро-тюи, - обратилась к командиру Асахико, - посмотрите. Такое впечатление, что проход намерено расширили, чтобы прошли даже доспехи духа.
   Ютаро вгляделся получше в очертания прохода. Вполне возможно, что так оно и есть. Их заманивают в ловушку.
   - Наша пара идёт на разведку, - сообщил Ютаро. - Ждите нас пять минут, если мы не возвращаемся за это время, внутрь заходят Марина-сёи и Готон-дзюньи. Если и они не вернутся по истечении пяти минут, заходят Сатоми-дзюньи и Наэ-дзюньи. Наэ-дзюньи принимаете решение о том входить или нет самостоятельно.
   Дождавшись от всех подтверждения, что его приказы понят. Ютаро направил свой доспех внутрь храма. Там царила абсолютная темнота, и угадать размеры было невозможно. Они с Асахико включили мощные фонари, в первый момент сощурившись от их света, ведь глаза их успели отвыкнуть от него за несколько секунд в кромешной тьме. Широкие и яркие лучи прошлись по помещению.
   - Ютаро-тюи, - неуверенно произнесла Асахико, - мне кажется или храм больше изнутри, чем снаружи?
   - Наверное, да, - протянул тот, пришедший к тем же выводам, - но это нам почти на руку. Наэ-дзюньи сможет воевать в таком помещении. - Он прижал к горлу ларингофоны. - Отряд, внутри чисто можно заходить.
   - Видимо, нас будут ждать ниже, - от волнения Асахико стала говорить куда больше, чем обычно позволяла себе.
   Она осветила лучом прожектора широкий пандус, по которому также вполне могли пройти пара доспехов. И пандус этот был винтовой.
   - Неприятно, - протянул Ютаро. - Значит, мы будем открыты огню противника, а прикрыть нас сверху не смогут. Грамотно построено.
   - Как ты считаешь, Наэ-дзюньи, - обратился он к вошедшей внутрь храма Наэ, - ты сможешь в таком помещении нормально воевать?
   - Отчасти, - ответила та, - не смогу использовать тяжёлые ракеты, но с более лёгкими всё нормально.
   - Ты сможешь быстро заменить ракеты? - поинтересовался Ютаро.
   - В общем, да, - сказала девушка, - но их сюда не привезли. Так что у меня пара тяжёлых ракет и полтора десятка лёгких. Этого вполне хватит, чтобы уничтожить не менее пяти мехов класса "Биг папа".
   - Не так и плохо, - кивнул себе Ютаро. - По пандусу движемся тем же порядком. За мной.
   Доспехи двинулись по тёмному храму, под массивными ногами их хрустела каменная крошка, и звук этот казался Ютаро просто оглушительным. Пандус был несколько уже, чем он представлял себе, поэтому ему пришлось идти впереди. Теперь доспехи двигались уступом, позволяя шагающему сзади товарищу хотя бы частично прикрывать идущего впереди. Пандус вполне выдержал, но за последним поворотом их, естественно, ждала засада.
   Несколько старых "Биг папасов" открыли огонь по ним, как только ноги доспеха Ютаро появились в их поле зрения. Пули забарабанили по броне, высекая искры. Ютаро нажал на рычаги, и доспех его задвигался быстрее, выходя на оперативный простор. Асахико поспешила следом. Спустились в новое помещение, освещённое неяркими лампами. Судя по всему тут было довольно холодно, потому что на стенах поблёскивал иней. На полу валялись перевёрнутые железные кровати, стащенные в один угол, чтобы не мешать сражаться.
   Мехов было всего пять штук - все старой модели, они вели огонь из "Льюисов", поливая спуск длинными очередями. Ютаро открыл ответный огонь - тяжёлые пули разнесли одному "Биг папе" почти весь корпус, легко пробив броню. Остальные скрестили на нём линии очередей трассирующих патронов. Те чаще застучали по доспеху, не причиняя особого вреда. Асахико, которую "Биг папасы" обошли вниманием, поддержала Ютаро. Совместно они легко разнесли ещё пару мехов. Оставшиеся не совершили обычной ошибки, атаковав обоих противников, они продолжали лупить длинными очередями по доспеху Ютаро. Но и это не могло спасти их. Ютаро и Асахико, объединив усилия, разнесли их по винтику из своих пулемётов.
   Когда последний "Биг папа" рухнул на пол, Ютаро и Асахико спустились по пандусу вниз, осветив новое помещение. Вслед за ними прошли остальные.
   - Неприятное тут место, - произнесла Сатоми, и Ютаро показалось, что она поёжилась внутри своего доспеха.
   - Да, - подтвердила Готон, - и спуска тут нет.
   - Есть, - осветила Асахико гору сваленных в углу коек, - он за ними. Придётся растаскивать их тросами.
   - Работаем прежними парами, - распорядился Ютаро. - Сатоми-дзюньи и Наэ-дзюньи прикрывают нас.
   Они с Асахико подвели свои доспехи к койкам и принялись растаскивать их, используя тросы, стараясь зацепить ими сразу несколько. Рядом с ними работали Готон и Марина, отбрасывая койки в противоположную сторону. Не прошло и пяти минут, как пандус, ведущий вниз, был освобождён.
   - Вперёд! - скомандовал Ютаро, и отряд двинулся дальше - вперёд и вниз.
   - Быть может, теперь нам с Готон-дзюньи стоит двинуться в авангарде, - прежде чем головные доспехи ступили на пандус, предложила Марина.
   - Наши доспехи в порядке, - ответил Ютаро, - и запаса патронов хватит, чтобы снести ещё несколько десятков "Биг папасов".
   Он уверенно направил свой доспех на пандус. Этот пандус был таким же длинным, как предыдущий. Однако засады после него не было. Вернее, устроена она была куда лучше. Зал, куда спустились доспехи духа, был примерно таким же, что и предыдущий, даже койки имелись, только они не были просто задвинуты в угол, а составляли нечто вроде баррикады. За ней-то и скрывались "Биг папасы", но на сей раз, они открыли огонь только когда все доспехи вошли в зал. Их не было видно из-за укрытия, так что определить модель не представлялось возможным. Однако баррикада была не слишком высока, и Ютаро пришёл к выводу, что скрываются за ней новые, горбатые "Биг папасы".
   - Наэ-дзюньи, - скомандовал Ютаро, - разнеси баррикаду.
   - Хай! - коротко бросила та и добавила: - Советую всем закрыть уши и открыть рты.
   Несколько небольших ракет вырвались из короба и устремились к баррикаде, откуда вели огонь мехи противника. Ютаро воспринял совет Наэ, как некую не совсем уместную шутку, однако оказалось, что он совсем не шутила. После взрыва ракет ему показалось, что он оказался в орудийной башне во время залпа. Не главного калибра конечно, но чего-то близкого к тому. Уши заложило, мозг в голове словно перевернулся, ударившись о стенки черепа, а зубы клацнули во рту, так что он едва язык не прикусил. Всё же взрыв в нескольких ракет в закрытом помещении бьёт по ушам очень сильно, до самой подкорки достаёт.
   Первой опомнилась, конечно же, Марина. Она открыла огонь по оставшимся без прикрытия мехам. "Биг папасов" и без того основательно потрепало, поэтому даже пулемётные заряды пробивали их броню. В первые же секунды два меха рухнули как подкошенные. Треск пулемётных очередей вывел Ютаро из прострации. Он вскинул пулемёт - и прошёлся им по оставшимся "Биг папасам". Пилотов мехов, кем бы они ни были, похоже, не контузило, хотя должно было и сильно. Однако они были сильно повреждены взрывом, некоторые не могли даже вести ответный огонь - пулемёты были выведены из строя. Когда к уничтожению их подключились остальные бойцы отряда, "Биг папасы" не продержались и двух минут.
   - Отличное оружие, - прокомментировала Готон. - Можно и мне такое установить?
   - Можно, - ответила Наэ, - но на его калибровку и доведение до ума у меня ушло пять месяцев. Три на теоретические расчёты и два на проверки на полигонах Квантунской армии.
   - Да уж, - протянула Готон, даже в механическом голосе её, передаваемом ларингофонами, слышалось разочарование. - Очень жаль.
   - Довольно об этом, - оборвал её Ютаро. - За мной.
   - Слишком всё гладко идёт, - сказала Марина, когда отряд, выстроившись прежним порядком, направился к новому пандусу.
   Просто враг заманивает нас, - подумала она, - он выжидает во тьме, ждёт нас, ждёт, когда мы расслабимся, потеряем бдительность. И вот тогда он ударит.
   Она тряхнула головой, отгоняя эти параноидальные мысли. Им удаётся справляться с врагом из-за выучки, превосходящего оружия и правильно выбранной стратегии. Никак иначе. Они шагали по пандусу, круги света выхватывали из кромешной тьмы спины доспехов Сатоми и Наэ, да пол между ними. Марина никогда не страдала клаустрофобией, однако когда мир её сузился до размеров пары световых пятен, ей стало сначала некомфортно внутри доспеха, захотелось выбраться из него, глотнуть свежего воздуха. Хотя какой может быть свежий воздух в этом подземелье. Марина снова тряхнула головой, на сей раз, стараясь избавиться от наваждения, однако то не пожелало проходить так же легко, как дурные мысли. Доспех её даже сбился с шага, словно споткнувшись. Шедшая рядом Готон обернулась к ней.
   - Марина-сёи, - спросила она, - с тобой всё в порядке?
   - Да, - солгала Марина. - Выбоина какая-то попала под ногу.
   Они ускорили шаг, нагоняя ушедших вперёд товарищей, и все мысли и фобии вылетели из Марининой головы. Но стоило ей снова перейти на размеренный шаг, как он не замедлили вернуться. Этот пандус казался ей каким-то бесконечным, словно дорога, ведущая в подземной царство. Мир снова сузился до пространства, очерченного кругами света от их с Готон фонарей. И вновь на Марину нахлынули прежние страхи, а в голове зазвучали навязчивые мысли.
   Это ловушка. Нас ведут как скотину на убой. Помнишь, ты как-то видела это. Коров. Их заводили в большое здание, от которого за версту несло кровью, а они покорно шагали, только некоторые громко мычали, наверное, их раздражала вонь.
   От этих мыслей голова наливалась свинцом и клонилась, как будто Марина готова была заснуть. Она отчаянно сопротивлялась этому наваждению, однако сил душевных ей не хватало. Марина трясла головой, пару раз хлопнула себя по щекам - ничего не помогало. Её повело в сторону и больших усилий стоило удержать равновесие доспеха, только мастерство пилота спасло её. Она понимала, что в следующий раз может и не вытянуть его и тогда всем станет понятно, что с ней не всё в порядке. А показывать свою слабость врагам нельзя.
   Стоп! Попыталась осадить сама себя Марина. Каким ещё врагам? Она шагает среди товарищей по оружию - вот спины доспехов Наэ и Сатоми маячат впереди, выхваченные из тьмы лучами фонарей. И тут дёрнувшийся луч поймал вместо спины доспеха Наэ могучую фигуру гиганта, с которым они сражались в деревянных трущобах пригорода. Марина вскинула руку с пулемётом, готовясь всадить в него очередь.
   - Что ты творишь, Марина-сёи?! - вскричала Готон, вовремя заметившая это. - Прекрати!
   Она рванула свой доспех в её сторону, отбросив её к стене. Ствол пулемёта уставился вверх и очередь, которая должна была впиться в спину доспеха Наэ, ушла в потолок. Все остановились, заслышав выстрелы. Ютаро обратился по общему каналу, сразу ко всем:
   - Что стряслось? - спросил он.
   - С Мариной что-то не так, - ответила ему Готон. - Сначала её вело, а после она едва не всадила очередь в спину Наэ.
   - Это он! - закричала следом Марина. - Гигант здесь! Он атаковал меня! Вы что же, не видите его?!
   - Прекрати, Марина-сан! - приказал Ютаро. - Как тебя понимать?! Здесь только мы! Никакого гиганта нет!
   - Нет, - послушно, словно ребёнок, повторила Марина. - Нет здесь никакого гиганта.
   Она, действительно, больше не видела его. В лучах света фонарей мелькали доспехи товарищей да чёрные стены подземного зала.
   - Враг использует какие-то тёмные практики, - уверенно заявила Асахико. - Он выбрал себе в жертвы Марину, но вполне может ударить по любому из нас. Вы должны быть готовы к этому. Как только почувствуете себя странно, сразу сообщайте об этом всем! Немедленно!
   - Всем понятно, - поддержал её Ютаро. - Не молчать, не пытаться бороться с этим, тут же говорите, что чувствуете давление или у вас начинаются галлюцинации.
   Все бойцы подтвердили, что поняли его слова. Отряд зашагал дальше. Но теперь каждый из его бойцов следил за товарищем по паре, пытаясь понять по движению доспеха и, вообще, по его поведению - в порядке ли он, а может теперь на его мозг давитневидимый враг. Это породило подозрительность, вплоть до паранойи, лучи фонарей то и дело скользили по доспехам шагающих рядом товарищей вместо того, чтобы следить за обстановкой. Результатом стало то, что отряд пропустил новую засаду.
   Пандус закончился как-то неожиданно. Ютаро пропустил момент, когда доспех его перестал шагать по наклонной поверхности. По инерции, больше следя за Асахико, он прошёл ещё несколько десятков шагов, пока в зале, куда они спустились, не загорелся свет. Ослепительные лучи софитов ударили по глазам, заставив Ютаро зажмуриться, но даже после этого под веками продолжали плясать жёлтые пятна.
   И тут же по броне доспехов застучали пули.
  
   Даже мне было весьма неприятно, когда в нижнем зале загорелись десятки софитов. Но я-то, в отличие от противников, был к этой вспышке готов, и только глаза прикрыл на несколько секунд, привыкая к яркому свету. Времени было в обрез "Биг папасов" в Юримару в запасе осталось немного, и хотя все они были новой модели, но, понятное дело, долго сдерживать напор противника не могли. Даже при условии совершенно неожиданной атаки. А для того, чтобы отряд последней линии обороны, состоящий из моего "Коммуниста" и Дзиян'то Миуры, смог эффективно противостоять врагу, надо было вывести из строя хотя бы один из доспехов. Для этого я засел на небольшом балкончике, почти под самым потолком зала. Рядом со мной лежала новенькая "Арисака", и стояли на полу с десяток шомпольных винтовочных гранат. Не бог весть какое оружие против доспеха, но лучшего нет.
   Я вставил гранату в ствол "Арисаки", тщательно навёл винтовку на ближний доспех и нажал на курок. Выстрел холостого патрона был практически неслышен на фоне пулемётных очередей внизу. Граната сорвалась - и умчалась к цели.
  
   Готон почувствовала удар в плечо доспеха - достаточно ощутимый по сравнению с попаданиями из пулемётов. И тут же последовал взрыв. Доспех повело в сторону, ствол пулемёта уставился в пол, рука, оснащённая им, не отзывалась на движения рычагов. Этим тут же воспользовались враги. Сразу несколько "Биг папасов" скрестили на её доспехе очереди трассирующих патронов. Готон была вынуждена отступить, отвечая им из авиапушки. А под их прикрытием на неё уже наступали два "Биг папаса", буры их со зловещим гудением раскручивались. Готон вскинула авиапушку и принялась стрелять по ним, стараясь попасть в обзорное стекло. Однако взрыв, похоже, не только руку ей повредил, но с прицельную систему основательно подпортил. Раз за разом снаряды из авиапушки проходили мимо, лишь иногда поражая соседние мехи.
   Видя это, Ютаро поспешил ей на помощь, выкрикнув команду Наэ:
   - Наэ-дзюньи, оставь пулемёт! Бей ракетами по скоплениям противника! Ракет не жалеть!
   Следующей целью я выбрал себе ракетный доспех. Я видел подобные модели только на бумаге, в руководствах по иностранному бронемехвооружению. Но и на английских "Арчерах", и на немецких "Ракетентрагерах" ракет было установлено куда меньше, да и направляющие были покороче, значит, и сами ракеты, скорее всего, полегче. Выходит, этот доспех самый опасный - его следовало выбрать целью с самого начала. Да вот только не был я уверен, что попаду в него с первого выстрела, а второго мне могли не дать сделать. Но теперь-то, когда хоть чуть-чуть пристрелял винтовку и понял хоть немного, как гранаты летят, можно и рискнуть.
   В этот раз я целился куда тщательней, наведя прицельную рамку на короб пусковой установки на плече вражеского доспеха. Задержал дыхание, плавно нажал на курок, посылая в полёт новую гранату.
  
   В последствии Наэ всегда говорила, что спасло её тогда только то, что непосредственно перед взрывом она выпустила все ракеты из пусковой установки. Рванули бы они прямо внутри короба - от её доспеха остались бы, наверное, только ноги. Но и без этого ей досталось очень сильно. Взрывом разворотило и опустевший короб, и плечо доспеха, и даже часть его головы, почти ослепив Наэ. Правда, короб спас от более сильного повреждения руку и вести огонь из пулемётов Наэ вполне могла. Да и залп её ракет оказался весьма результативным. Он как метлой снёс сразу несколько "Биг папасов", многим нанеся серьёзные повреждения.
   Наэ решила выпустить оставшиеся ракеты, пока не последовало нового взрыва. Она навела красный луч прицела на скопление мехов противника и надавила на гашетку. Стартовали последние ракеты, поразив свои цели. Однако на этом Наэ останавливаться не собиралась. Главную опасность для неё представляли две тяжёлые ракеты, лежащие на направляющих. Если они сдетонируют, от доспеха не то что ног, воспоминаний не останется.
   - Марина-сёи, - попросила она товарища, - мой доспех почти ослеп. Обнаружьте для меня позицию вражеского стрелка. Я попробую уничтожить его тяжёлыми ракетами.
   - Поняла, - ответила та. - Ориентируйся на очереди моего пулемёта.
   Марине не приходилось тратить столько усилий для того, чтобы прикрывать Готон, ведь им на помощь пришли Асахико и Ютаро. Да и залпы Наэ основательно проредили ряды противника. Поэтому Марина отступила к центру зала, обвела взглядом стены, используя для большего охвата наиболее широкий формат системы "Иссэкиган". И это помогло! Она почти сразу заметила небольшой балкончик, на котором стоял на колене человек с продолговатым предметом, который мог быть только винтовкой. Марина начала сужать формат обзора, увеличивая изображение, чтобы лучше рассмотреть врага. И это едва не стоило ей жизни. Винтовка в руках стрелка дёрнулась вверх, казалось, совершенно бесшумно, и к ней устремилась продолговатая граната. Уклониться она уже не успевала. Марина дёрнула рычаги, заваливая доспех влево, вскинула руку с пулемётом, понимая, что попасть в балкончик уже не попадёт, так хотя бы направление Наэ укажет.
  
   Когда один из доспехов замер, мне показалось, что он уставился прямо на меня. Я поймал его в прицельную рамку и выстрелил. Пилот успел среагировать, завалил его в сторону и дал по мне длинную очередь из пулемёта. Промазал, конечно, но я всё равно рухнул ничком - сработали рефлексы. Граната моя угодила точно в грудь доспеху, не причинив ему особенных повреждений, хотя и почти свалив его на пол. Пилоту пришлось переступить несколько раз, будто исполняя движения замысловатого танца. На броне осталась исходящая дымом вмятина.
   Я снова встал на колено, даже за гранатой потянулся, когда ракетный доспех дал по мне залп. На длинных направляющих его лежала пара больших ракет, предназначенных, наверное, для уничтожения тяжёлых мехов или фортификационных сооружений. Они сорвались с направляющих и устремились в мою сторону. Взрыва одной из них вполне хватит, чтобы от меня и пыли не осталось. Я закинул "Арисаку" за спину и со всех ног кинулся к выходу с балкончика. Взрыв ракет я опередил на доли секунды. Я прыгнул в узкую дверку входа, скатился по лестнице, больно стукаясь о ступеньки. Винтовка слетела с плеча, барабаня прикладом и цевьём по камню. Я даже не пытался подняться на ноги, принимая как должное все синяки и ссадины, что приходились на мои бока, локти и колени. И всё равно, взрыв едва не угробил меня. Внутрь коридорчика с лестницей будто огненная волна ворвалась, опалив всю спину и ноги, хоть и не очень сильно, только одежду слегка попортило. А вот контузию я схлопотал основательную. Мир завертелся вокруг меня, стены, пол и потолок заплясали русскую, в голове запели иерихонские трубы, из носа и ушей потекла кровь. Я по инерции прокатился ещё какое-то расстояние по ступенькам, да так и остался лежать ничком.
  
   Случись это попадание хотя бы несколькими минутами раньше, тут бы Марине и конец пришёл. Однако после залпа Наэ, уничтожившего и покалечившего почти всех оставшихся мехов, противников осталось мало, и причинить серьёзный вред её доспеху они уже не могли. Марина развернулась к ним и принялась добивать "Биг папасы" короткими очередями и выстрелами из авиапушки.
   - Доложить о потерях, - когда последние враги были уничтожены, обратился ко всем Ютаро, - и количестве патронов и снарядов.
   Положение было тяжёлым, но могло быть и хуже, исходя из того, что на них устроили засаду, да ещё и обстреляли из гранатомёта иди чего-то подобного. Патронов оставалось вполне достаточно, вот только два доспеха можно было смело отправлять наверх.
   - Готон-дзюньи, Наэ-дзюньи, - сказал девушкам Ютаро, - возвращайтесь.
   - Я могу сражаться! - тут же возразила Готон. - У меня ещё довольно снарядов к авиапушке!
   - Не возражать, - отрезал командир. - Поднимайтесь. Я не могу рисковать вами - следующей засады вы вполне можете и не пережить. - Он решил быть безжалостным на словах, чтобы у подчинённых отпало какое-либо желание спорить и возражать.
   Он почти физически ощутил, что Готон надулась. Профессиональному бойцу совершенно не импонировало быть обузой для остальных. Она развернула свой доспех и побрела вслед за Наэ.
   - Марина-сёи, Сатоми-дзюньи, - продолжил командовать Ютаро, - идёте второй парой. Вперёд!
   И уменьшившийся отряд "Труппа" направился к широкому проходу, рядом с которым валялась груда переломанных мехов. Для того, чтобы протии мимо них, пришлось тросами растаскивать их. Они снова вошли в длинный тёмный коридор - он как будто поглощал весь свет, проникающий в него.
   Марине снова стало не по себе.
  
   Тяжёло покачиваясь, я спустился-таки по лестнице, пару раз падая и больно прикладываясь о ступеньки. Даже винтовку не бросил, волок за собой, держа за ремень. В большом зале меня ждал Юримару, успевший снова сменить костюм на традиционный, Кагэро и Миура со своим гигантом. Последний выглядел несколько потрёпанным, однако вполне готовым к новому бою.
   - Что с тобой, Руднев-сан?! - вскинулся Юримару. Он подбежал ко мне, схватил за голову, сразу понял, что пострадала в основном она. - Контузило? Сейчас, - он поднял мою голову и поглядел прямо в глаза, - потерпи минуту.
   В голову словно два раскалённых шипа вонзились. Глаза закипели, мозг полыхнул болью. Но продлилось это считанные мгновения. После этого все последствия контузии, которые я ощущал в полной мере, как рукой сняло. Юримару отпустил меня, но далеко отходить не стал, знал, конечно, каким бывает его лечение. Я же стёр кровь, уже схватившуюся коркой на щеках и над верхней губой.
   - Теперь лучше? - спросил у меня Юримару.
   - Намного, - кивнул я. - Теперь уверен, что могу сражаться в мехе.
   - Ты славно потрудился, Руднев-сан, - усмехнулся Юримару. - Два доспеха командир отправил наверх. Можешь делать зарубки на своей винтовке.
   - Это снайперская придурь, - отмахнулся я, забрасывая "Арисаку" за плечо, редварительно вынув холостые патроны и загнав в магазин планку с боевыми. - Я подобным не страдаю.
   - Понятно, - кивнул Юримару. - Мы с Кагэро отступаем, вы с Миурой задерживайте врага, сколько сможете, и отходите вслед за нами.
   Я уже забирался в люк "Коммуниста", поэтому только рукой ему на прощание махнул. Расположившись внутри кабины, я загнал винтовку в специальные держатели, расположенные на стенке. Не очень удобно, зато функционально, хоть рассчитано на существенно более короткую винтовку, АВС-36, ими вроде собирались вооружать пилотов БМА в дополнение к штатным пистолетам, но и "Арисака" вполне вошла, не смотря на длинный ствол.
   Устроившись поудобней, я проверил рычаги, гашетки, педали. Поднял меха, повернул его туда-сюда, сделал пару шагов, приноравливаясь к ходу незнакомого БМА. Затем отступил в противоположный от Дзиян'то угол, чтобы атаковать вышедшего из коридора противника вроде как из засады. За то время, что я осваивался с "Коммунистом", Миура куда-то делся. Но сейчас меня это волновало в наименьшей степени.
  
   Новый коридор был неимоверно длинным и, казалось, ещё более тёмным, чем предыдущие помещения. Лучи четырёх мощных галогеновых фонарей едва рассеивали её, так что видно было только несколько небольших желтоватых пятен на полу. Даже спины доспехов Асахико и Ютаро казались Марине нереальными тенями. Её доспех барахлил - прямое попадание гранаты не прошло даром, слушался он с трудом, приходилось хорошенько налегать на рычаги, чтобы управлять им. Скорее всего, внутренние тяги повреждены. Доспех сильно припадал на левую ногу, как будто она вдруг стала на несколько сантиметров короче, да и руки при ходьбе болтались, значит, слушаться рычагов они будут весьма скверно, а это в бою может стоить ей жизни.
   Не готова, - снова пронеслось в её голове, - катастрофически не готова к бою. Новый бой, ещё одна засада - и наша судьба решена. Я не смогу помочь отряду в этом бою, так хоть закрою своим доспехом Сатоми, Ютаро или Асахико. Как только выйдем на оперативный простор, и по нам откроют огонь, тут же рвану под пули. Пусть погибну, так хоть не зря. Всё, решено! Так и поступлю!
   И вот в конце коридора показалось пятно света. Выход. Оно плясало и подпрыгивало в такт неровным шагам Марининого доспеха. И с каждым шагом росла уверенность девушки в том, что она должна завершить жизнь, закрыв собой от пуль командира или любого другого бойца отряда. Пятно света росло, как будто наползая на них, и, наконец, отряд вышел в хорошо освещённый зал. Как ни странно, совершенно пустой.
   - Стоять, - тут же приказал Ютаро, даже руку доспеха поднял в понятном жесте. - Асахико-дзюньи, за мной, на разведку.
   Марина замерла, сжав руки на рычагах доспеха. Ей претило стоять в тылу, когда командир рискует собой. Ютаро не может быть столь безответственным, подвергая себя опасности, шагая впереди всех. Но возражать ему, подобно неотёсанной Готон, она не станет, она серьёзно поговорит с Ютаро по возвращении, не раньше. Сначала даже лучше всего будет поговорить с Накадзо, а после этого уже с новоявленным командиром. Выскажет ему все претензии, сообщит обо всей его безответственности, о том, как настоящий командир не должен вести себя , о том...
   Мысли Марины прервал звук пулемётной очереди. И она дёрнула за рычаги, доспех её сорвался с места, устремляясь к месту боя, которого она толком и не видела. Опешившей Сатоми ничего не оставалось, как последовать за ней.
  
   Командир у противника был хороший. Он сразу не вывел весь отряд в зал - отправил два головных доспеха на разведку. Однако ошибкой было не задержаться в коридоре, давая глазам привыкнуть к более яркому свету. Именно на этом я его и поймал. Мой мех они видеть не могли, даже углубившись в зал на десяток шагов. Я поднял обе руки, наведя спаренные пулемёты и авиапушку на оба доспеха, тщательно совместил красные точки прицелов с фигурами доспехов - и нажал на гашетку.
   Пули и снаряды угодили в шагающие слишком близко друг к другу доспехи. Жались ещё после узкого коридора в нарушение всех правил и уставов. Этим грех было не воспользоваться. Однако распределять цели тоже было не лучшей идеей. Я как-то позабыл, что атакую врага не один. Дзиян'то рванулся из своего угла к ближнему к нему доспеху, раскрыв свои чудовищные объятия. Хорошо хоть я по тому доспеху из авиапушки стрелял, а то бы точно пулями здоровяка посекло. Дзиян'то дорвался-таки до своего врага, врезался в него всем корпусом, сомкнул на доспехе кольцо могучих рук. Пилот, пытавшийся уйти от моих выстрелов, легко угодил к нему в объятья - броня доспеха затрещала под мощными мускулами. Кажется, даже прогибаться начала.
   Я совместил красные точки на втором доспехе - и нажал на гашетку. Однако пули и снаряды ДШК и ШВАК опередил знакомый доспех, которому я всадил гранату точно в грудь. Он налетел на один из головных доспехов, оттолкнув его в сторону за секунду до того, как я нажал на гашетку. У меня не было времени, чтобы повторно прицелиться, иначе постарался бы всадить как можно больше пуль и снарядов во вмятину на груди, от которой в стороны мелкими змейками расползались трещины. Но и того, что я выпустил, противнику вполне хватило. Пули срикошетили - броня доспеха всё же была достаточно прочной, а вот три снаряда авиапушки оставили жуткие круглые отверстия в ней. Доспех покачнулся и завалился на бок. Из отверстий повалил маслянистый дым, внутри которого мелькали искры.
   Ликовать по поводу победы времени у меня не было. Пришедший в себя после нашей атаки пилот доспеха заметил меня и дал по мне очередь из пулемёта. Я дёрнул за рычаги, уводя "Коммуниста" с линии огня, так что его зацепило лишь краем. Развернув мех лицом к врагу, рискнув частично потерять из виду вход в зал, я попытался поймать в прицел маневрирующий доспех врага. Тот уклонялся, успевая каким-то чудом стрелять по мне, давая короткие очереди из пулемёта. Большая часть пуль проходила мимо, однако для меня было большим сюрпризом, что он, вообще, попадал по мне. Неужели доспехи духа действительно, настолько превосходят обычные мехи. Если так, то весьма скверно, из нашей засады может и не выйти особого толку.
  
   Марина лежала на боку. Доспех повело и перекосило, скорее всего, люк тоже, а потому выбраться из доспеха ей не удастся. Можно просто расслабиться и ждать смерти. Она постаралась повернуться поудобней и закрыла глаза, дремотное состояние туманом заволакивало голову. И тут сквозь этот туман словно солнечные лучи пробились, они рвали серые клочья, не оставляя от них и следа. А когда туман рассеялся, и мысли Марины приобрели обычную ясность, в обрамлении солнечных лучей появилось личико Алисы Руа.
   - Очнись, Марина-сан, - сказала она. - Твой разум туманил враг, но теперь он не властен над тобой. Посмотри на него! Открой глаза, Марина-сан!
   Марина послушно открыла глаза и повернула голову. По линзам системы "Иссэкиган" промелькнул солнечный блик - и Марина увидела сидящего на потолочной балке мальчишку в длинном плаще. И этот сопляк настолько задурил ей голову, что она готова была спокойно лечь и помереть, закрыв глазки. Нет! Не бывать этому!
   Марина дёрнула за рычаги, заставляя доспех вскинуть руку с пулемётом, выжимая всё из остатков тяг и тросов. Нажав на гашетку, она выпустила последние пули в мальчишку, с удовлетворением отметив, как короткая очередь срезала того. Тот рухнул вниз, обливаясь кровью.
   Марина подтянулась на руках и, приложив силу, открыла-таки люк, не без труда выбравшись из искрящего доспеха.
  
   Будь мой противник, так сказать, в лучшей форме, мне с ним нипочём не справиться. Не смотря на всю скорость и маневренность моего "Коммуниста", враг постоянно опережал меня, успевая уклоняться от выстрелов из авиапушки. Я только длинными очередями из ДШК доставал его, стараясь зацепить конечности, где бронирование должно быть полегче. Из авиапушки мне и мечтать не стоило в него попасть. Правда, и враг в меня попасть из своей не мог, а в пулемёте его патронов не осталось.
   Так мы и танцевали, словно исполняя каждым движением сложные па. Я поливал его очередями из пулемётов, он отвечал мне редкими выстрелами из авиапушки, пару раз даже зацепив. Я старался постоянно держать красную точку прицела в районе плеча вооружённой авиапушкой руки противника - обычно при сражениях на таких дистанциях хватало пары пуль, чтобы вывести руку из строя. Но раз за разом мне это не удавалось - пули стучали по броне, не в силах пробить её. Что же там за толщина, раз даже ДШК не берёт?
   За моей спиной трещали очереди и выстрелы авиапушки. Последний из доспехов вражеского отряда схватился с Дзиян'то.
  
   Сатоми, вылетев из коридора вслед за Мариной, тут же кинулась к гиганту, сжимавшему в объятьях доспех Асахико. Прима ничего не могла сделать, потому что руки её оказались прижаты к корпусу. Сатоми ушла в сторону, проскочив мимо упавшего после вражеских выстрелов и, видимо, выведенного из строя доспеха Марины. Девушка старалась выбрать угол огня получше, чтобы не зацепить и без того основательно повреждённый доспех Асахико. При этом она понимала, что повернётся спиной к другому врагу, тому, кто сейчас дерётся с Ютаро, но бросить Асахико в руках гиганта она не могла.
   Она навела пулемёт и авиапушку на широкую спину гиганта и открыла огонь. Пули и снаряды разорвали её - во все стороны полетели кровавые клочья. А ведь Сатоми отлично помнила, как они отлетали от него во время сражения на ночных улицах. Левая рука гиганта повисла плетью - снаряд авиапушки раздробил ему лопатку. Гигант отпустил доспех Асахико и обернулся к ней. По широким бокам его обильно текла кровь, во взгляде читалась смерть. Пригнувшись, гигант рванул к ней, стремительно сокращая и без того невеликое расстояние между ними. Сатоми совершенно машинально нажала на гашетку. Пулемёт отозвался только металлическими щелчками - короба опустели. А вот авиапушка не подвела. Её снаряды вонзились в грудь и живот врага, ломая рёбра, превращая в фарш внутренние органы. Пробивая насквозь, они разрывали ему спину ещё сильнее, оставляя громадные выходные отверстия. Но и это его не остановило. Гигант налетел на Сатоми, толкнул плечом, едва не повалив доспех, правда, после этого, сам покачнулся и рухнул ничком в разливающуюся вокруг него лужу крови.
   Сатоми лишь одну секунду глядела на него, после чего повернулась к последнему врагу. Её, конечно, волновала судьба Марины и Асахико, чьи доспехи были сильно повреждены, а прима даже выбраться не могла из своего, так сильно сжал её доспех гигант. Но сейчас главное - последний противник.
  
   Надо было срочно искать способ вывести из строя доспех моего врага. Дзиян'то долго не выстоит против последнего противника. Как ни крути, а двухпудовые кулаки не то оружие, чтобы нормально противостоять авиапушке и пулемёту. Против двух доспехов духа мне долго не продержаться. А для того, чтобы вывести из строя противника надо придумать какой-нибудь нестандартный ход. Не получается попасть в плечо, надо бить туда, куда враг не ждёт. Я отступил на пару шагов, провоцируя врага и наводя красную точку прицела на его ноги, и до боли вдавил рычажок ведения огня в ручку. Противник и понять не успел в чём дело, прежде чем снаряды авиапушки вонзили в ноги его доспеха. Один попал весьма удачно - точно в коленное сочленение. Он припал на повреждённую ногу, становясь лёгкой мишенью, но стрелять по мне не перестал. Я тоже остановил свой БМА, чтобы лучше прицелиться, и это было большой ошибкой. Потому что в мишень превратился и я сам.
   Меня опередил пилот последнего доспеха.
  
   Сатоми не решалась стрелять по меху противника, опасаясь задеть командира. Но когда вражеский мех замер, целясь в припавший на колено доспех Ютаро, она быстро навела на противника авиапушку и открыла огонь. Та выплюнула только три снаряда, после чего раздались металлические щелчки.
  
   Три снаряда авиапушки врезались в плечо и спину моего БМА. Его закрутило на месте, ноги заплелись, как у пьяного. Я рванул БМА назад, вскинул руку со ШВАК'ом и почти наугад дал очередь по атаковавшему меня противнику. Не знаю, насколько удачно, но выстрелов с его стороны не последовало - и то хорошо. За это время припавший на колено враг, не пытаясь подняться, несколько раз выстрелил по моему БМА из авиапушки, прибавив дырок в броне.
   Я дёрнул рычаги, отводя "Коммуниста" к дальней стене, в которой на высоте выходного люка БМА имелся балкончик, такой же, как тот, с которого я стрелял по доспехам винтовочными гранатами. Именно с его помощью я и должен был эвакуироваться. По мне вели огонь два доспеха противника. Подбитый ещё в самом начале вёл огонь из авиапушки прямо с пола, почти не попадая. Второй, стоящий на колене, бил весьма точно. Я стрелял, в основном, по нему, но руку со ШВАКом мне вывели из строя, повредив сразу в двух местах - плечевом и локтевом сочленении. А с одним ДШК много не навоюешь.
   Теперь самое опасное. Надо под огнём выбраться из БМА и успеть запрыгнуть на балкончик, не схлопотав при этом снаряд из вражеской авиапушки. Я для острастки дал очередь по обоим врагам, выхватил из держателей "Арисаку", открыл люк и выбрался на плечи "Коммуниста". Мой мех содрогнулся от попаданий, я взмахнул руками, ловя равновесие. Едва не сыграв с него, я левой рукой дотянулся-таки до края балкончика, удержавшись на ногах. Забросив на балкончик винтовку, я схватился обеими руками, подтянулся, забрался на него, перевалившись через низкие перильца. Подниматься на ноги было слишком опасно. Если лежачему доспеху вряд ли удалось бы попасть в меня - угол не тот; то стоящий на колене вполне мог продырявить броню "Коммуниста". Поэтому, как и в прошлый раз, я, не выпрямляясь, бросился бежать в уводящий вниз коридор. Напоминанием об оставшихся врагах за спиной моей засвистели снаряды авиапушки. Один даже угодил в перильца, разбив часть их на куски.
   Я пробежал по коридору и выскочил в зал, где меня ждал Юримару. У него не возникло никаких вопросов по поводу Миуры и его гиганта, он только с усмешкой поинтересовался:
   - Тухачевский-гэнсуй не обидится на то, что вы бросили столь ценный его подарок?
   - Не важно, - отмахнулся я. - Вывести его из-под огня было практически невозможно. С двумя доспехами духа мне никак не справиться.
   Юримару только плечами пожал, и мы быстрым шагом направились к выходу.
  
   - Надо продолжать преследовать врага, - настаивала Марина. - Он остался один, мы должны выяснить, кто он!
   - Доспехи повреждены, их требуется эвакуировать, - качал головой Ютаро. - Асахико-дзюньи вовсе не может выбраться из своего доспеха. Не можем же мы её бросить тут. Нет, Марина-сёи, мы должны отказаться от преследования.
   - Ради чего, Ютаро-тюи?! - Марина сдаваться не желала.
   - Ради отряда, - отрезал Ютаро. - Как бы то ни было, но своих бойцов я бросать не буду!
   - Врага отпускать нельзя, - стояла на своём Марина.
   - Враг остался один, - вступила спор Сатоми. - Быть может, кому-то остаться здесь и дождаться эвакуации Асахико-дзюньи и остальных доспехов. Остальным же двоим - преследовать врага.
   - Тогда тебе лучше всего остаться здесь, - решительно заявила Марина, - а нам с Ютаро отправиться вслед за врагом.
   - Нет, Марина-сёи, - покачал головой Ютаро. - Останетесь вы. - И прерывая возражения Марины, сказал: - Оставлять здесь Сатоми-дзюньи слишком опасно, ты, Марина-сан, опытный боец, и в случае опасности сможешь позаботиться о себе и Асахико-кун. Я не могу сказать того же о Сатоми-кун.
   Сатоми казалось, что она должна бы обидеться после этих слов. Однако ничего подобного. Она не могла возразить Ютаро, потому что Марина была куда более опытным воином, спорить с этим было глупо.
   - Сатоми-дзюньи, - обратился к ней Ютаро, - за мной. Марина-сёи, дождитесь команду эвакуаторов и доложите обстановку.
   - Хай, - ответила Марина, хотя разочарование её было отлично видно.
   Ютаро с Сатоми поспешили к стоящему у стены меху. Они легко взобрались на него, а с его плеч на балкончик. Оставшаяся же внизу Марина стала внимательно рассматривать сам мех. Она никогда не видела таких, однако звёзды на плечах и голове ясно говорили о его советском происхождении. И это само по себе было очень странно. Что здесь, в столице Японии, может делать советский мех, точнее БМА, такая аббревиатура была сейчас принята у Советов. Правда Марина всегда считала, что такое определение куда лучше придуманных окружением Александры Фёдоровны "Чудо богатырей". Очень странная история. Тем более, что старавшаяся следить за разработками в этой области Марина никак не могла определить модель БМА. Надо обязательно расспросить на эту тему Накадзо, тем более, что БМА достанется теперь им как трофей.
  
   Мы прошли недлинным коридором, и вышли в новый зальчик с большим окном и странной аркой, выходящей в стену. При этом вся арка была расписана странными символами и иероглифами. Юримару подошёл к ней, опустился на колени, сложил пальцами сложную фигуру и принялся читать заклинания. Мне же оставалось только ждать. Я прислонился к холодному камню, сняв с плеча "Арисаку" и приставив её к стене. Отвык я уже от таких кроссов с винтовкой на плече. Последний раз у меня подобный был году в тридцать первом, когда у в стране ввели нормативы ГТО и нас, командиров Красной Армии, обязали принимать их у студентов и членов Осоавиахима. Естественно, бегали, прыгали и стреляли мы вместе с ними, подавая пример молодым людям.
   Отвлекать Юримару вопросами я не решился, а потому я просто уставился в большое окно. Это, можно сказать, спасло мне жизнь. Фигуру, появившуюся за мутноватым стеклом, я разглядеть не успел, но то, что в меня собираются стрелять, понял сразу. Звук выстрела прозвучал, когда я уже падал на пол, подхватывая "Арисаку". Трижды рявкнул пистолет - оконное стекло разлетелось на куски, и в зал спрыгнула директор Мидзуру. Вот только узнал я её не сразу. Вместо обычного платья она была одета в военную форму, а привычно рассыпанные по плечам волосы собраны в строгий пучок. В руках она держала знакомый мне пистолет. Она вскинула его, целясь не в меня, а в спину Юримару. Седовласый самурай оторвался от чтения заклинаний и обернулся к ней. И Мидзуру замерла, хотя палец её дрожал на спусковом крючке.
   - Мидзуру-тайи? - удивился Юримару. - Ты тут каким боком?
   Продолжить этот диалог не дал я. Ждать пока директор выстрелит-таки в Юримару, я не стал. Передёрнув затвор, я всадил ей пулю в спину. Мидзуру обернулась ко мне, как будто впервые увидела. По боку её зелёной формы расползалось тёмное пятно. Она прижала к нему руку, ладонь окрасилась красным. Я снова передёрнул затвор и выстрелил ещё раз, не особенно целясь - расстояние-то копеечное. Пуля вошла в грудь Мидзуру, силой выстрела её развернуло и швырнуло на колени. Она попыталась поднять пистолет, но силы уже оставили её, рука упала, пистолет вывалился из ослабевших пальцев. Я поднялся на ноги и направился к ней, передёргивая затвор для последнего выстрела.
   - Не надо делать этого, Руднев-сан, - сказал Юримару, и я не стал с ним спорить, как-то не хотелось, стоило только в глаза самураю глянуть. - Выход готов. - Он указал на арку, за которой теперь была не глухая стена, а непроглядная темень с мерцающими точками, вроде звёзд на ночном небе. - Ступай, Руднев-сан, не бойся, - поторопил меня Юримару. - Мои переходы всегда надёжны, тем более, что Кагэро-кун на той стороне якорем.
   Я слабо себе представлял, что это значит, но мне оставалось только довериться Юримару. Зачем-то вдохнув поглубже и кинув прощальный взгляд на лежащую на полу Мидзуру, я шагнул во тьму.
  
   Когда прозвучали выстрелы, Ютаро и Сатоми бросились по коридорчику со всех ног. Но всё равно опоздали. Они застали в комнате только лежащую на полу Мидзуру, вокруг которой растекалось пятно тёмной крови. Молодые люди подбежали к ней, но единственное, что она произнесла только одно имя: "Юримару-сёса". Она повторила его несколько раз, как заклинание, и закрыла глаза. Кровь перестала пузыриться на её губах.
   Сатоми почувствовала, что у неё по щекам потекли слёзы. Ютаро до боли сжал кулаки. И только одна мысль крутилась в голове юноши, как ему обо всём этом докладывать Накадзо-тайса.
  

Глава 11.

Ноябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Токио

   Помещение, куда мы с Юримару вышли, не было похоже на предыдущие. Это была вполне хорошо обставленная в западном стиле комната с мягкими креслами, большим столом, роскошной мебелью и даже патефоном на тумбе. Игла скользила по грампластинке, из рупора в крышке доносилось громкое пение и звуки бравурного марша.
   - Что они поют? - поинтересовался я. - Никак слов разобрать не могу.
   - Это "Марш борцов с каии", - ответил Юримару. - Мы записали несколько пластинок для всех бойцов отряда. - То ли мне показалось, то ли в голосе его мелькали грустноватые нотки. - В двенадцатом году Тайсё мы прямо во время Бойни в Канто записали несколько таких пластинок. Музыку сочинил Накадзо, а все остальные пели. Мучились несколько дней, записывали в перерывах между боями, но всё-таки сделали это. Нам тогда эти пластинки казались не меньшей победой, чем одержанная в над каии.
   - Погодите, погодите, - поднял руки я, - вы сейчас, Юримару-сан, говорите такие вещи, которых я не понимаю. Ни единого слова.
   - Так и ни единого? - грустновато усмехнулся Юримару, - я считал, что ваш японский улучшается. - Однако он быстро отбросил шутливый тон и спросил у меня: - Вы слыхали о Великом землетрясении Канто?
   - Только то, - ответил я, - что оно произошло в сентябре двадцать третьего года, и жертв было очень много.
   - В общих чертах верно, Руднев-сан, - кивнул Юримару, - но это далеко не вся правда.
  
   Кабинет антрепренёра почти не изменился с последнего визита Ютаро. Только на столе рядом с удивительной цветной фотографией появились две чашечки и несколько кувшинчиков, распространявших сомнительный аромат крепкого сакэ. Ютаро вошёл в кабинет и поклонился антрепренёру. Тот, казалось, не обратил на него никакого внимания - он был занят только своим сакэ. Однако, оторвавшись от чашечки на секунду, Накадзо махнул Ютаро рукой. Молодой человек сел напротив него. Накадзо подтолкнул ему вторую чашечку и бросил, будто приказал:
   - Пей.
   Ютаро поморщился и выпил. Накадзо тут же наполнил чашечки, и они снова выпили.
   - Вот теперь задавай свои вопросы, - бросил Накадзо. - У тебя ведь их накопилось очень много.
   - Самый главный, что произошло во время землетрясения Канто? - сказал Ютаро.
   - Верно, Ютаро-кун, - согласился Накадзо. - Все ответы происходят именно оттуда. Из Великого землетрясения Канто.
  
   - Наш отряд бойцов с потусторонним был создан ещё в первые годы Тайсё, - начал рассказывать Юримару, - когда начали вылезать последствия эпохи Мэйдзи. Сначала они были не столь страшными - небольшие стаи каии, так называли тварей, с которыми мы боролись, забирались в дома, но отступали, если им давали решительный отпор. Люди стали нанимать телохранителей, и те справлялись с каии до нашего прихода. Нам оставалось только разъяснять хозяевам домов и непосредственно телохранителям, что не стоит лишний раз болтать о том, кто на самом деле напал на их дома. Обычно врали что-то про переодетых бандитов, которые таким видом запугивают обывателей. Но долго это не продлилось. Очень скоро начали умирать люди.
  

Август 12 года эпохи Тайсё (1923г.)

Токио.

   - Плохо дело, Юримару, - поднялся на ноги Накадзо. Он вынул из кармана платок и тщательно вытер пальцы от крови. - В этот раз телохранители от каии не спасли.
   - Столько гильз разбросано, - добавила Мидзуру, - а ни одного тела каии нет. Как будто им никакого вреда выстрелами причинить не смогли.
   - Или просто не попали ни разу, - предположил самый молодой из бойцов отряда Нагэн, по званию всего лишь тюи он чувствовал себя весьма скованно в обществе старших офицеров. Особенно из-за традиции отряда обращаться друг к другу без суффиксов и званий, как заведено между старыми друзьями. Самый старший по возрасту офицер сёса Накадзо говорил по этому поводу, что на такой войне, какую ведут они, все становятся друг другу ближе братьев и сестёр, и про подобные условности можно забыть.
   - Вряд ли такие прожжённые ребята могли бы промазать даже в каии, - покачал седой головой Юримару. - Смотри, Нагэн, все стены в дырах - били кучно. И оружие у них явно не официально разрешённое. - Он толкнул носком ботинка приклад новенькой "Арисаки". - Хозяин дома хорошо потратился на телохранителей и их экипировку.
   - Основательный был, наверное, человек, - заявил как всегда циничный тайи Ивао, - и весьма уважаемый.
   - Такой уважаемый, что у нас теперь будут грандиозные проблемы, - заявил Накадзо. - Это не просто телохранители, это отделение спецвойск по охране высших лиц государства.
   - А что же это высшее лицо делало в этом районе? - удивился простодушный Нагэн.
   - От каии прятался, наверное, - ехидно ответил ему Ивао, - думал, что тут не достанут.
   - Прекрати, Ивао, - осадил его Юримару. - Я чувствую, что нам грозят весьма тяжёлые времена.
  
   - Но всё пошло совсем не так, как мы тогда считали, - сказал Накадзо, наливая новую порцию сакэ только себе, но не спеша пить, он только грел её пальцами. - После смерти той важной шишки, имени которой мы так и не узнали, нам, конечно, устроили разгон, но после придали две роты солдат и взвод пулемётчиков. Мы натаскивали их против каии, оказалось весьма вовремя. Потому что не прошло и недели с гибели того важного человека, как началось самое страшное.
   - Землетрясение? - спросил Ютаро, как-то даже страшась услышать ответ.
   - До него было ещё около недели.
  
   - Где пулемётчики?! - кричал Юримару, стирая кровь с лица. - Нам без них и получаса не продержаться!
   - Они дерутся в Касумигасэки, - ответил совсем молодой ещё сотё, державший связь с остальными отрядами. - Там большой прорыв в подвале одного из правительственных зданий, подавить никак не могут.
   - А на нас, значит, наплевать, - прохрипел Юримару.
   Во главе взвода солдат он пытался удержать периметр прорыва каии в Асакусе, и все баррикады из защитного цвета щитов, автомобили с военными эмблемами, солдаты с винтовками и пулемётное гнездо смотрелись среди пагод и храмов совершенно неуместно. Один только Юримару со своим старинным мечом хоть как-то вписывался в обстановку, да несколько десятков самых смелых бритоголовых монахов, безостановочно читающих молитвы под непрерывный стук чёток.
   Чёрные твари лезли из развалин древнего здания, кажется помнившего ещё времена Сэнгоку Дзидай, давно не ремонтировавшегося и готового рухнуть в любой момент на головы проживавших там людей. Это было несколько странно для Асакусы (не самый богатый, но и не самый бедный район столицы), но задумываться над этим у Юримару времени не было - твари пёрли непрерывным потоком.
   - А ну-ка соедини меня с Накадзо, - сказал Юримару, отходя с передовой и протягивая левую руку за эбонитовой трубкой переносного телефона. В каждом отряде был такой для экстренной связи с остальными. Однако прежде чем взять её, Юримару обернулся к командиру автоматчиков и бросил: - Готовьтесь, тюи, скоро каии дойдут до щитов и тогда винтовок и одного одиннадцатого Тайсё уже будет недостаточно.
   Молодой офицер с лицом изуродованным когтями каии и проседью в короткоостриженных волосах только плечами пожал. Это был давно уже не тот щеголеватый офицер, которого шокировали явные нарушения устава, допускаемые в отряде. После первого же боя с тварями весь лоск слетел с него, молодой человек теперь больше заботился о своей амуниции, своём "Бергмане" и, конечно, своих людях, нежели о внешнем виде. Офицер и без слов Юримару отлично знал, что очень скоро его взводу вступать в бой, каии всё ближе подходили к щитам, не смотря на частые хлопки "Арисак" и короткие очереди пулемёта Тип 11 Тайсё.
   - Накадзо, - крикнул в эбонитовую трубку Юримару так громко, будто хотел без телефона докричаться до Касумигасэки, - если ты не пришлёшь сюда хотя бы ещё пару пулемётов, я всё брошу ко всем чертям и уведу людей!
   - Прекрати пороть горячку, Юримару, - сквозь помехи донёсся спокойный голос Накадзо - Я не могу снять отсюда ни одного пулемёта, слишком много вокруг военных шишек. Они потребуют объяснений - и ничего не измениться, пулемёты останутся в Касумигасэки.
   - А что ты скажешь этим шишкам на ежемесячном отчёте, когда... - Юримару заговорил куда тише, - когда погибнет вся моя рота.
   - Ты не должен допустить этого, Юримару, - ответил Накадзо, и положил трубку.
   Юримару швырнул трубку телефонисту и обернулся на звуки выстрелов "Бергманов". Каии подошли вплотную к щитам. Юримару почти бегом ринулся на передовую. Он выхватил из кобуры пистолет и принялся разряжать его в подступающих каии.
  
   - Тот день изменил всё, - сказал Юримару. - Мы были командой, не просто товарищами, а настоящими братьями по оружию. Но после того дня всё переменилось. Накадзо бросил мою роту на произвол судьбы. Оставил на растерзание каии, ради политических выгод. Мы дрались до последнего, но твари подходили всё ближе. Пулемёт захлебнулся - тридцати патронов оказалось недостаточно для такого количества тварей и такого напора. Стрелки с "Арисаками" палили без перерыва, но темп стрельбы не тот, а автоматчикам приходилось порой всаживать в каии по полмагазина, прежде чем те падали замертво. В общем, очень скоро дело дошло до рукопашной.
  
   Юримару отшвырнул пистолет с опустевшим магазином и перехватил меч двумя руками. Твари уже лезли через щиты, бойцы с "Арисаками" отбивались штыками, автоматчики же ещё пытались отстреливаться, поливая каии длинными очередями. Экономить патроны резона не было. Твари добрались до Юримару, он легко разделывался с ними, убивая короткими, быстрыми ударами меча. Каии падали, не успевая дотянуться до него своими жуткими клешнями. Но не все были такими опытными в искусстве борьбы с тварями из Тьмы. Солдаты с винтовками не успевали отбиться от прущих на них тварей, часто на одного солдата приходилось по несколько каии, которые были чертовски устойчивы к ударам клинковых штыков "Арисак". Твари просто валили людей на землю, набрасывались сверху, рвали когтями и сильными пальцами, впивались зубами в раны, раздирая их, слизывали кровь, отвратительно причмокивая. Даже бывалых солдат рвало иногда от этих жутких картин насилия, невольными свидетелями которых они становились. И стоило им отвлечься хоть на мгновение, как твари обрушивались на них всей массой.
   Вот уже замолчали последние автоматы, рухнул наземь поседевший тюи. В руках он сжимал две гранаты "Тайсё 7", ударившись о землю, они взорвались, разнеся в клочья нескольких каии. Оборвалась связь с остальными отрядами - погиб молодой сотё с переносным телефоном. Захлебнулся пулемёт - до стрелка со вторым номером каии добрались, когда они снаряжали магазин.
   Вскоре остался один Юримару, он отчаянно рубился с каии, наседавшими на него со всех сторон. Отсекал головы и чудовищные конечности, перерубал пополам быстрыми ударами, разваливал почти надвое - от плеча до пояса. Но один он не мог противостоять этой орде. Твари уже начинали расползаться по округе в поисках живой плоти и тёплой крови.
  
   - Нам ничего иного тогда не оставалось, - Накадзо выпил сакэ и снова наполнил чашечку, - хотя тогда я был против этого. Ведь далеко не всех эвакуировали из Асакусы.
   - О чём это вы, Накадзо-доно? - не понял Ютаро.
   - Зачистка, - сказал, будто выплюнул, Накадзо, - есть такое слово в нашем лексиконе. Лучше его тебе никогда не произносить, Ютаро-кун. А означает оно, что над местом прорыва каии проходится дирижабль и засыпает его бомбами, так что ничего живого не остаётся на протяжении нескольких кварталов.
   - И это происходило в Асакусе?! - воскликнул Ютаро.
   - Лишь однажды, - вздохнул Накадзо, - да и то за несколько часов до землетрясения Канто, потому об этом "небольшом происшествии в Асакусе" очень быстро забыли.
  
   - Вместо подмоги я дождался дирижабля, - грустно усмехнулся Юримару. - Он прошёлся несколько раз над районом прорыва и практически сровнял его с землёй. Я лежал на трупах своих людей и телах каии, а сверху сыпались бомбы весом в несколько сотен кан. Они рвались повсюду, разнося по округе кровавые ошмётки и части тел людей и каии. Меня поливало кровью, осыпало землёй, кусками камня и дерева, но я каким-то чудом оставался жив. Всё время бомбардировки.
   - Как вам это удалось? - удивился я.
   Меня настолько захватил необычный рассказ Юримару, что я, кажется, даже дышать позабыл.
   Сидевшая в углу комнаты на роскошной софе Кагэро после моего вопроса, прозвучавшего, наверное, безумно наивно, рассмеялась каким-то особенным хрипловатым смехом. От звука его у меня по всему телу мурашки побежали.
   - В тот день я впервые встретил Кагэро, - сказал как-то невпопад Юримару, - демоническую женщину. Ты шагала меж разрывов, не обращая на них ни малейшего внимания. Грязь и кровь не липли к тебе, как будто даже не касались тебя. Ведь это ты прикрыла меня тогда от бомб, верно?
   - Это неважно, - помахала изящной ручкой демоническая женщина Кагэро, её, как будто, совершенно не интересовал рассказ Юримару, хотя она, непосредственная участница событий, знала всё и так. - Вы стали тем, кем стали, Юримару-доно, остальное значения не имеет.
   - В этом вся Кагэро, - рассмеялся Юримару, - никогда ничего не скажет прямо.
   - Должна же быть в женщине какая-то загадка, - шутливым тоном ответила демоническая женщина.
   - В тот день ты сильно напугала меня, - сказал Юримару, - особенно когда произнесла те слова, что перевернули всю мою жизнь, в немалой степени поспешествовав тому, что я стал, - он криво ухмыльнулся, - тем, кем стал.
   - Что же ты сказала Юримару-доно, Кагэро-сан? - спросил я.
   - Ты тот, кто нам нужен, - улыбнулась демоническая женщина.
   - И это всё? - удивился я.
   - Конечно, - кивнул Юримару, - тогда и я, как вы, Руднев-сан, ничего не понял. Но до Резни - или Великого землетрясения Канто - оставалось несколько часов.
  
   - Чем это вы тут заняты? - поинтересовался Накадзо у Нагэна и Ивао, колдующих над системой из микрофона, патефона и паутины проводов. На столе перед ними были разложены несколько исписанных листов бумаги, в некоторых Накадзо с удивлением опознал нотную бумагу.
   - Нагэну заблажилось записать наш гимн, - ответил Ивао. - Помнишь, тот, что они с Мидзуру и Юримару написали. Вот теперь хотят записать грампластинку и размножить, чтобы у каждого была своя.
   Накадзо вспомнил, что молодые люди оставались на базе отряда и ещё не знают о событиях в Асакусе и гибели Юримару. Не стоит пока им рассказывать - юноши в приподнятом настроении, портить им его Накадзо совсем не хотелось. Накадзо кивнул им, и пройдя через холл, направился к лестнице. Но когда он поставил ногу на первую ступеньку, его окликнул Нагэн.
   - Юримару сказал, что ждёт вас в вашем кабинете.
   - Юримару? - удивился Накадзо, замерев на лестнице. - Спасибо, Нагэн. - Он сжал перила с такой силой, что пальцы побелели, но пересилил себя и зашагал вверх по ступенькам.
   Дорога от лестницы до кабинета занимала не больше пары минут. Но в тот раз они показались Накадзо вечностью. Ноги налились свинцом, переставлять их стоило неимоверных усилий. Преодолев это расстояние, Накадзо как за спасательный круг ухватился за ручку двери, потянул её в сторону и шагнул в собственный кабинет, как головой в омут.
   Узнать Юримару было сложно. И дело было не в разорванной, покрытой пятнами крови, копоти и грязи форме, и не в тёмных следах от гари на лице, и даже не в свежих кровоподтёках и ссадинах, - в таком виде офицеры отряда довольно часто возвращались с операций. Самым страшным был взгляд Юримару. Он сидел, устало опираясь на рукоять меча, концом ножен упёртого в пол, когда же вошёл Накадзо, он поднял на него глаза. В них не было ни укора, ни злобы, ни даже гнева, в них плескалась только безграничная усталость пополам с печалью.
   - Сто двадцать пять человек, - вместо приветствия произнёс Юримару, - плюс около трёх десятков буддистских монахов. Они служили в том храме и отказались эвакуироваться. Они сидели за нашими спинами, щёлкали своими огромными чётками и монотонно молились.
   - Это было необходимо, - только и сумел выдавать из себя Накадзо. - Мы не могли допустить, чтобы твари расползлись из Асакусы.
   - Для этого не обязательно было гонять целый дирижабль, - криво улыбнулся Юримару, - достаточно было отправить нам полвзвода пулемётчиков. Вы сэкономили бы казне пару сотен тысяч иен - это я не говорю о стоимости сброшенных нам на головы бомб.
   - Дело не в дирижаблях и пулемётах, - покачал головой Накадзо. - Мне было противно и мерзко. Я стоял у выхода из подвала министерства финансов, а рядом торчали все эти шишки в костюмах и требовали новых солдат туда. Они даже не видели ни единого каии, но всё равно тряслись за свои шкуры и драгоценные документы. Каким-то образом, одному из них удалось выбить даже несколько пулемётных рот обычных войск. Теперь у нас на три роты пулемётчиков больше.
   - Рад за нас, - буркнул Юримару, - вот только не забывай о том, что погибла вся моя рота. Это были закалённые в боях с каии солдаты, а ты без зазрения совести пустил их под нож, Накадзо.
   - Я не мог снять ни единого пулемёта! - вскричал Накадзо, хлопая обеими руками по столу. - Ни одного! - повторил он, уже спокойнее. - Прорыв был не особенно сильным, но очень затяжным. Твари ползли и ползли на протяжении нескольких часов. А я, общаясь с этими шишками, каждую минуту будто дерьмо хлебал. Они тряслись как осиновые листы, приставали с расспросами про то, что будет, если твари вырвутся из подвала. Тут же стояли под парами автомобили, готовые увезти их в безопасное место.
   - А что же они торчали под самым носом у каии, если так тряслись за свою жизнь?
   - Ответственные, наверное, люди, - буркнул Накадзо, - не хотели далеко уходить от рабочего места. И насильно грузить их в автомобили я не мог. Кто я такой, чтобы заталкивать в авто всех этих замминистров и прочих чинов? Они даже удивлялись, что спасать министерство прибыл всего лишь тюса. Видел бы ты возмущение министра... И как бы я забирал пулемёты, когда от меня постоянно требуют новых солдат, новые пулемёты, некоторые даже про мехи и передвижные батареи говорили.
   - Вот и вызвал бы к ним дирижабль, - огрызнулся Юримару, - чтобы полностью ликвидировать прорыв каии.
   - Как ты представляешь себе дирижабль, бомбящий Касумигасэки? - буркнул Накадзо. - Хотя когда мне сообщили о том, что надо зачистить Асакусу, как раз очень хотелось вызвать дирижабль к министерству финансов и разнести его ко всем чертям.
   - Так надо было вызвать, - усмехнулся Юримару.
   - Шёл бы ты куда подальше, Юримару! - взорвался Накадзо. - Думаешь, мне было очень приятно бросать тебя на смерть! Торчать в Касумигасэки с чинами из минфина, пока ты дрался с каии! Пока гибли солдаты твоей роты! Я знал многих из них в лицо, с другими воевал плечом к плечу. Я помню автоматчика, помню, каким он пришёл к нам, как получил тот шрам на лице. Я лично отправил к тебе телефониста - он лучше всех обращался с аппаратом, умудряясь подключиться к городской сети откуда угодно, лишь бы провода туда дотягивались...
   - Прекрати! - перебил его Юримару, вскакивая со стула. - Замолчи! Мне никогда не хотелось убить тебя сильнее, чем сейчас.
   - А были такие случаи раньше? - усмехнулся Накадзо, пытаясь разрядить обстановку.
   - Несколько часов назад, - ответил Юримару, направляясь к выходу из кабинета. - Знаешь, в чём разница между нами, Накадзо? - обернулся он у двери.
   - В чём же?
   - Я бы наплевал на всех шишек из минфина, - ответил Юримару, - и отправился тебе на помощь.
   - Вот потому, - совершенно серьёзно сказал на это Накадзо, - я командую отрядом, а не ты.
   Юримару громко хлопнул дверью.
  
   - Я тогда не придал значения этой вспышке Юримару, - Накадзо поставил чашечку сакэ, - думал, что понимаю его, что терять людей очень тяжело, что сорваться может всякий... Много было этих "что", они весьма удачно позволяли успокоить свою совесть. Вот и успокоил... - Накадзо всё же выпил сакэ, но наливать снова не стал.
  
   То, что Юримару с Мидзуру любовники, ни для кого секретом не было. Они не скрывали своей связи, но и напоказ её не выставляли. Однако любовной связь эта была только с одной стороны. Мидзуру была бесконечно влюблена в седовласого товарища по оружию, а вот он только позволял ей любить себя. Хотя никоим образом не показывал влюблённой в него женщине своего к ней отношения. Он был честным и хорошо воспитанным человеком и никогда не позволил бы себе так оскорбить женщину. Не важно влюблена она в него или нет. Тем более, что эта связь полностью устраивала Юримару. Он был, конечно, не молод, но и не стар, кровь ещё быстро бежала по его жилам, и хотелось внять зову плоти. Особенно после боя, когда надо было снять нервное напряжение, и в этом нуждались они оба.
   С другой же стороны, чаще и сильнее, чем в плотской любви Юримару нуждался в общении. А поговорить в отряде он мог, наверное, только с одной Мидзуру. Накадзо предпочитал снимать стресс сакэ, к нему часто присоединялся Ивао, иногда и Нагэн, втроём они напивались до бесчувствия. Но юный тюи чаще предпочитал сакэ снотворное. Он выпивал хорошую дозу люминала и засыпал на пять часов - до следующей смены дежурства.
   И в тот момент Юримару особенно остро нуждался в общении. Когда порыв страсти - слишком грубой, в чём он отдавал себе отчёт - спал, Юримару сел на краю постели. Его комната была обставлена в европейском стиле - никакого намёка на национальный дух в ней не было. Утомлённая Мидзуру осталась лежать, откинувшись на подушки.
   - Что с тобой, Юримару? - спросила она, каждый вдох причинял ей боль, отдающуюся внизу живота.
   - Я потерял всех людей, - протянул Юримару, которому очень захотелось закурить, хотя эта дурная привычка обошла его стороной. - Мы дрались, а Накадзо в это время ликвидировал прорыв под министерством финансов. Он не дал мне ни единого пулемёта, хоть шишки из минфина выбили для себя две роты пулемётчиков, в дополнение к тем, что уже были в их распоряжении.
   - Я понимаю тебя, Юримару... - вздохнула Мидзуру.
   - Как ты можешь понять меня! - вскричал Юримару, до боли сжимая кулаки. - Мы были не просто товарищами по оружию, мы были одной семьёй, верно? Мы специально отбросили все суффиксы, уставы и условности. И вот теперь Накадзо бросает меня, больше того, отправляет дирижабль зачистить территорию прорыва. Так не поступают ни товарищи, ни уж тем более... - Он только рукой махнул.
   - Не нужно кричать на меня, Юримару, - сказала Мидзуру. - я бы не бросила тебя. Но я - не Накадзо, он мыслит совсем по-другому.
   - Что же, наш командир какая-то новая порода человека? - Юримару откинулся обратно на кровать, слегка потеснив Мидзуру. - Нет, Мидзуру, ему просто приходится прогибаться под начальство, вот он и начал забывать нашу дружбу. Теперь ради спасения остальных он легко перешагнёт через каждого из нас. И ведь не понимает, что с таким подходом нас-то как раз может и не остаться.
   - Ты сгущаешь краски, Юримару, - не хотела соглашаться с ним Мидзуру. - Мы, как и прежде, одна команда, друзья, товарищи по оружию.
   - В том-то и дело, что уже нет, - вздохнул Юримару. - Ты что же, совсем не понимаешь, что я говорил тебе? Накадзо предал не только меня, направив дирижабли мне на голову, но - всех нас. Тебя, Ивао, мальчишку Нагэна, - всех, и каждого.
   - Нельзя так говорить! - Мидзуру рывком села на постели. - Нельзя сомневаться в командире, иначе - конец всему! Не только нашему отряду, но всему нашему делу!
   - Да уж, Мидзуру-тайи, - усмехнулся Юримару, - устав очень крепко врос в тебя. Ты из нас двоих - настоящий военный, верящий в непогрешимость командования.
   Он и сам не заметил, как оскорбил Мидзуру. Глаза девушки расширились, она прижала руки к лицу и, отшвырнув одеяло, выскочила из комнаты Юримару. Тот только плечами пожал - мало ли, что в голову девушке взбрести могло. Завернувшись в одеяло, он уснул
  
   - Я много думал, чем тогда оскорбил Мидзуру так сильно, - сказал Юримару, - и понял, что я назвал её по званию. Я не хотел оскорбить её этим, просто намекал на устав и военных... А ведь оказалось, что ударил по самому больному.
   - После всех этих разговоров о дружбе и товариществе, - кивнул я. - Да вы, Юримару-сан, можно сказать, землю из-под ног у Мидзуру выбили.
   - Раз такая нежная, - ехидно заметила Кагэро, - нечего было в армию идти.
   Юримару зло поглядел на неё, заставив одним этим взглядом замолчать. Но Кагэро, чтобы лицо сохранить, отвернулась от него с независимым видом.
   - Ваша проблема была в том, - решительно заявил я, - что вы слишком сдружились, а это - недопустимо в армии. Накадзо ведь мог вполне сознательно отправить любого из вас на смерть...
   - Я сейчас это хорошо понимаю, - кивнул Юримару, - но тогда, в двенадцатом Тайсё, я был идеалистом. Что и сделало меня тем, кто я есть сейчас.
   - Вот чего я так и не понял, - усмехнулся я, - так это того, кто вы есть сейчас, Юримару-сан. И что это за великое зло Синсэнгуми, о котором говорил Хатияма?
   - Кто я такой, не важно, - отмахнулся Юримару, - а древнее зло Синсэнгуми... - Он помолчал несколько секунд, и продолжил: - Сначала лучше я тебе расскажу, что было в первый день кугацу двенадцатого года Тайсё.

***

1 сентября 12 года эпохи Тайсё (1923г)

Токио.

   День этот ничем не отличался от других. С утра всех подняли звуки бравурного марша, и когда недовольные бойцы отряда вышли из комнат с законными претензиями, их встретили Ивао с Нагэном. Они стояли у опутанного проводами патефона с таким гордым видом, будто лично изобрели этот аппарат.
   - Что это значит? - строгим голосом поинтересовался Накадзо, став похожим на школьного учителя.
   - Мы записали музыку для нашего марша, - заявил Нагэн, сияющий словно новенькая монетка. - Теперь осталось всем спеть слова.
   - Делать нам больше нечего, - бросил Юримару, - только песни распевать.
   - Да бросьте вы, - махнул рукой Ивао - и куда только весь его цинизм делся, - всего-то надо полчаса потратить. А мы потом размножим грампластинки - и у каждого будет своя.
   - Прорывов новых пока нет, - пожал плечами Накадзо, - только какие из нас певцы?
   - Главное начать! - решительно заявил Нагэн. - Петь же хором будем, там ни голоса особого, ни слуха не нужно.
   - Ну, можно попробовать, - снова пожал плечами Накадзо, - раз прорывов пока нет.
   - Я такой ерундой заниматься не намерен, - отмахнулся Юримару, демонстративно направляясь в ванную комнату.
   Накадзо и Мидзуру, однако, хоть и восприняли эту идею без особого энтузиазма, но присоединились к Ивао и Нагэну. Конечно, после завтрака. Юримару же сделать этого так и не захотел. Однако не успели они расположиться вокруг патефона, вооружившись листами с текстом марша (автором которого был Нагэн), как раздался звонок общей тревоги. Одновременно с ним пол под ногами задрожал, с полок посыпались книги, со стены упали картины на шёлке, с неприятным звуком хлопнулся на ковёр включенный микрофон. Нагэн обеими руками схватил патефон, не давая тому последовать за ним.
   - Что такое?! - выскочил из своей комнаты Юримару. - Прорыв?!
   Словно отвечая на его вопросы, в зал вбежал молоденький гунсо в полевой форме и с винтовкой на плече.
   - Несколько прорывов, - выпалил он с порога. - В столице и в Иокогаме! Пока не оборвалась связь, оттуда докладывали о страшных потерях в полиции и войсках городского гарнизона.
   - Там же никто не умеет воевать с каии! - вскочил Нагэн.
   - Не умеет воевать?! - Юримару бегом спускался по ступенькам, на ходу застёгивая портупею с мечом. - Да они просто не знают, кто такие каии! Накадзо, я - туда!
   - Ты с ума сошёл! - удивился Накадзо. - В одиночку прорыв остановить хочешь?
   - А ты туда дирижабли отправь, - ядовито бросил ему Юримару, - подумаешь, какая мелочь - Иокогаму разбомбить, чтоб каии не досталась.
   - Брось юродствовать, - осадил его Накадзо, - надо думать, как спасти Иокогаму, но если не будет другой возможности, я не остановлюсь перед тем, чтобы сровнять её с землёй, но не допустить распространения каии.
   - Иного я не ожидал, - махнул на него рукой Юримару. - Думать поздно, надо прыгать. Я отправлюсь в Иокогаму и приму командование - для этого мне нужна только бумага с подписью и печатью, ты такие добывать умеешь, Накадзо. А уж натаскать солдат и полицию против каии я сумею. Из столицы брать ни одного солдата нельзя, вполне возможно, что враг как раз на это и рассчитывает.
   - Ты рассуждаешь так, - сказал Ивао, - будто каии управляет некий противник со стратегическим и тактическим мышлением.
   - А ты считаешь, что это не так? - в упор глядя на него, спросил Юримару. - Видишь, он уже применяет тактику атаки по двум направлениям. Быть может, раньше он и тупо тыкался куда попало, но сегодняшние события доказывают, что он способен учиться.
   - Будет тебе бумага с печатью, - кивнул Накадзо, - через час. Отправляйся на вокзал, постараюсь добыть для тебя литерный поезд, если не получится, отправишься обычным - по ветке Токио-Иокогама поезда ходить ещё должны.
   Юримару уже направился к дверям, когда Накадзо окликнул его:
   - И ещё, Юримару, - сказал он, - вернись живым.
   - Постараюсь, - кивнул тот, поглядев на Мидзуру, но девушка отвела взгляд.
  
   - На вокзале меня ждал сюрприз, - усмехнулся Юримару. - Вместо литерного у платформы под парами стоял бронепоезд. А к нему прилагался батальон солдат. Никто из них ничего не понимал, по всему Токио шли бои, каии лезли отовсюду, гвардейские полки стянули к императорскому дворцу, устроили заслоны вокруг Гинзы и Касумигасэки. Даже мехи кое-где вывели, хотя их тогда по пальцам пересчитать можно было, и доспехами духа они ещё не были. В общем, дрались по всему городу. И тут выводят из боя целый батальон, да не просто батальон, а закалённых в боях в Китае и Корее ветеранов. Они были одеты в жёлто-зелёную форму колониальных войск, отлично вооружены и совершенно не понимали, куда их отправляют в такой тяжёлый для столицы империи момент. Пришлось убеждать их не только бумагой с печатями и подписями, но и словом.
  
   - Значит, так, бойцы! - обратился Юримару к офицерам батальона. - У меня нет времени объяснять вам, что к чему. Скажу лишь одно, в Иокогаме сейчас солдаты гарнизона и полиция дерутся с такими же тварями. Но там нет гвардии и колониальных полков, присланных на переформирование, и ближайшие солдаты, кто могут отправиться им на помощь это мы! - Он перевёл дух и выкрикнул погромче: - Грузиться в бронепоезд! Бегом!
   Солдаты начали забираться в вагоны, потащили на платформу пару немецких "Цундапов" без колясок.
   - Это у вас вместо лошадей? - спросил Юримару у командира батальона - немолодого сёса с "Бергманом" через плечо.
   - Да, - ответил тот, - выдали в военном министерстве, хотя в Корее как раз лошади сподручней, там дорог нет, чтобы по ним на этих дрынчалках гонять. Но нам сказали: положено - берите. Автомобилизация или как-то так. Бензина, говорят, жрут чёрт знает сколько, а где его в протекторате достанешь. Талонов не напасёшься.
   - Не думаю, что они нам пригодятся, сёса, - кивнул Юримару, - но не бросать же их здесь. Идёмте, сёса, времени в обрез, а бронепоезд готов выехать.
   И уже через пять минут бронепоезд стучал колёсами по рельсам. Стук этот несколько успокоил Юримару. Он откинулся на стену бронепоезда и глядел в низкий потолок, от нечего делать считая заклёпки. Голова его болталась из стороны в сторону, и Юримару чувствовал себя китайским болванчиком. Он сунул руки под затылок, помогло не сильно, зато сидеть стало удобнее.
   - У нас около получаса до прибытия, Юримару-сёса, - обратился к временному начальнику командир батальона, - вы не расскажете мне за это время, что нам предстоит.
   - Вы умный человек, сёса, - как-то невпопад ответил Юримару, - не стали расспрашивать меня, кто я такой и откуда у меня бумага. Сразу видно военную косточку. У вас, в колониях, некогда болтать, воевать надо. А вот я, простите, разболтался. - Он сел прямо и посмотрел на командира батальона. - Враг наш - не человек. Это твари, вышедшие из глубин нижнего мира. Что их оттуда вытащило, и почему они лезут, сейчас не важно. А важно, что они быстры, ловки, на одной руке у них когти, которыми они могут разорвать вас за секунды, а зубы вполне могут прокусить тело человека насквозь. Но это не самое главное. А как вы думаете, сёса, что - самое главное?
   - Их можно убить, - кровожадно ухмыльнувшись, ответил комбат, - в противном случае, в нас не было бы нужды.
   - Думаю, мы быстро найдём общий язык, - рассмеялся Юримару. - После этого дельца, я напишу рапорт о переводе вашего батальона, сёса, в Токио. Нам в войне с каии нужны такие бойцы.
   - Не боитесь обескровить колониальные войска? - шутливым тоном спросил у него комбат.
   - В масштабах наших колоний один батальон - ничто, - вполне серьёзно ответил Юримару, - а вот в масштабах одного города, даже такого большого, как наша столица, он может многое изменить.
   Комбат хотел что-то ответить, но тут бронепоезд начал сбрасывать скорость. Это удивило Юримару, ведь до Иокогамы было ещё не меньше двадцати минут. Он снял трубку внутренней связи, покрутил ручку вызова и спросил у командира бронепоезда:
   - Что случилось? Почему тормозим?
   - Дальше нет дороги, - ответил тот. - С поста наблюдения доложили, что рельсы перекручены, шпалы вырваны, и так на протяжении нескольких тё.
   - Понятно, - Юримару положил трубку. - Идёмте, сёса, на наблюдательную площадку. Надо самим оценить обстановку. У вас, кстати, бинокль есть?
   - Конечно, - ответил комбат, - не в городах воюем.
   - Вы нравитесь мне всё больше, сёса.
   Согнувшись, оба офицера пробрались к люку, ведущему наверх. По дороге оба старались не треснуться обо что-нибудь, получалось у обоих плохо. Комбат, вынувший из вещмешка бинокль, едва не расколотил его о скобу лестницы, ведущей наверх. Они по очереди выбрались на броню. Комбат передал бинокль Юримару. Тот приложил его к глазам и стал рассматривать окрестности. По железнодорожному полотну словно ураган прошёлся, создавалось такое впечатление, что пара детей великанов решили шутки ради скрутить из него спираль, да бросили забаву, как надоела. Ехать дальше бронепоезд не мог.
   - Выводите солдат, сёса, - приказал Юримару, передавая комбату бинокль. - Пешком мы до Иокогамы не доберёмся вовремя.
   - Что вы хотите делать? - спросил у него комбат, водя биноклем туда-сюда.
   - Думаю, ваши дрынчалки сегодня сослужат нам хорошую службу, - ответил Юримару, выбираясь из люка прямо на броню. Он скатился с ней прямо на насыпь, гравий заскрипел о туфли, запачкал белой пылью форменные брюки. Юримару было на это плевать.
   Прошло несколько минут - и уже весь личный состав батальона выстроился перед Юримару. Даже мотоциклы стащили с платформ. Комбат, действительно, был ловким командиром и понимал начальство с полуслова.
   - Нужны два добровольца, - сказал Юримару, - которые отправятся на мотоциклах по округе.
   Вперёд вышли несколько человек, среди которых офицеры отобрали двоих - готё и гунсо. Оба тут же направились к мотоциклам.
   - Ваша задача, - обратился к ним Юримару, - проехаться по окрестностям и найти нам грузовики, автомобили, да хоть подводы, будут рикши - тащите и рикш с их двуколками. Нам нужно достаточное количество транспорта, чтобы доставить батальон в Иокогаму. На всё про всё у вас не больше часа, помните, в Иокогаме гибнут люди!
   Когда же мотоциклы уехали, оглашая округу жутким рёвом и наполняя воздух бензиновой гарью, Юримару снова обратился к батальону.
   - Остальным не расслабляться, - сказал он, - что-то подсказывает мне, всё это неспроста. Приготовиться к обороне, вырыть окопы, в случае чего нас прикроют орудия бронепоезда.
   Солдаты были опытные - не прошло и двадцати минут, как рядом с железнодорожной насыпью была вырыта линия окопов, установлены пулемёты, а бойцы залегли в них, готовые отразить любую атаку.
   - Юримару-сёса, - подбежал к седовласому самураю телефонист, - вас вызывает наблюдательный пост бронепоезда.
   - На связи, - бросил в трубку Юримару, - докладывайте.
   - Наблюдаем странное скопление птиц, - ответили ему, - оно движется в нашу сторону. Кроме того, засекли большое количество странных тварей, также движущихся в нашу сторону.
   - Если наблюдатели так часто повторяют слово "странный", - сказал Юримару к комбату, - значит, речь идёт о каии. Приготовиться к отражению атаки. - И уже в трубку: - Птицы на вас, как только подлетят на расстояние выстрела, открывайте огонь. Считайте их эскадрильей лёгких мехов. - Не дожидаясь ответа он бросил трубку телефонисту. - Вы как мечом владеете, сёса? - спросил у комбата.
   - Был лучшим по кэн-до в Рикугун сикан гакко, - не без гордости ответил тот, погладив длинную рукоять кю-гунто.
   - Отлично, - кивнул Юримару, - это искусство вам очень пригодится.
   Ему вспомнился командир автоматчиков, погибший в Асакусе. Будучи "западником" до мозга костей, молодой офицер пренебрегал старинным оружием, больше полагаясь на свои "Бергман" и "Нанбу". В его роте ни остальные офицеры, ни сержанты мечей не носили. И это весьма прискорбно сказалось на их судьбе, когда каии добрались до них и пошли в рукопашную. К счастью, в батальоне колониальных войск царили совсем другие порядки - у всех офицеров и сержантов были мечи уставного образца.
   Не прошло и двух минут, как застрекотали зенитные пулемёты бронепоезда. Юримару с комбатом обернулись и увидели чернеющее на горизонте небо. Его почти полностью закрывала громадная стая летучих тварей. Юримару ещё не приходилось иметь с такими дело, и это пугало его.
   - Не отвлекаться на летучих каии, - приказал Юримару, - наш враг на земле.
   Словно в ответ на его слова грянула пушка. На бронепоезде не было зенитных орудий, только пулемёты, но артиллеристы его нашли способ бить по врагу из носовой пушки. Юримару после спросил у командира бронепоезда - зачем было стрелять по тварям в небе. Оказалось, артиллеристы зарядили носовое орудие шрапнельным снарядом и первым же выстрелом снесли изрядное количество каии. Ведь те летели достаточно низко - и снаряд взорвался в самой гуще, хорошо проредив их ряды.
   А по земле уже неслась толпа чёрных тварей. По ним открыли огонь остальные орудия бронепоезда. Они били как шрапнельными снарядами, так и обыкновенными болванками, оставлявшими в чёрной толпе каии широкие просеки.
   - Может в этот раз и не дойдёт до рукопашной, - произнёс Юримару. - По крайней мере, мне бы очень этого хотелось.
   Не смотря на огонь бронепоезда, твари подбирались всё ближе. Вот уже застучали Тип 11 Тайсё батальона, выкашивая первые ряды. Но, не смотря на это, каии подходили всё ближе. Они неслись куда быстрее, чем в городе, атаковали более широким фронтом, да и количество их намного превышало любое, с каким Юримару приходилось сталкиваться в Токио.
   - Возьмите, Юримару-сёса, - комбат протянул ему "Бергман", - умеете им пользоваться?
   - Более-менее, - пожал плечами Юримару, вешая автомат на плечо, - да тут промазать труднее, чем попасть.
   - Зря вы его на плечо повесили, - усмехнулся комбат, как раз снимая свой "Бергман" и перехватывая его поудобнее, - скоро уже придётся палить. Это - наша кормушка. - Он указал на открытый ящик, доверху наполненный дисками для "Бергмана". - А сюда кидаем пустые магазины. Второй ящик - пока пустой.
   Комбат вскинул свой автомат и дал длинную очередь по врагу. Казалось, все бойцы батальона сделали это одновременно - воздух наполнился грохотом автоматных очередей, от которого у Юримару даже уши слегка заложило. Он с некоторой задержкой присоединился к бойцам батальона. Но каии рвались через этого свинцовый град, упавших затаптывали несущиеся следом.
   "Бергман" в руках Юримару застучал затвором. Он выдернул диск, швырнул его в наполнявшуюся такими же коробку, схватил следующий из стремительно пустеющей "кормушки". Загнав диск на место, Юримару принялся поливать каии длинными очередями, стараясь зацепить как можно больше. Для него было загадкой, как твари могли прорываться через сплошной вал огня и свинца. Они не пытались увёртываться от выстрелов, скакали вперёд, часто припадая на передние конечности, пули рвали их на куски, задние напирали на передних, топтали и давили оступившихся. И всё равно, их было слишком много, чудовищно много.
   - Юримару-сёса, - крикнул телефонист, на шее которого висел "Бергман" с дымящимся стволом, - с бронепоезда доложили, что виден край толпы тварей.
   - Отлично, - кивнул Юримару, меняя магазин в автомате. - Значит, отобьёмся!
   - Но приближается новая орда летучих, - продолжил телефонист, - и у носового орудия нет больше шрапнельных снарядов.
   Об этом Юримару решил подумать после. Пусть летят - сейчас куда важнее твари на земле.
   "Бергман" в его руках раскалился, обжигая ладони, но это мало волновало Юримару. Пусть хоть до костей прогорят, главное, врага остановить. А они уже взбирались на невысокий бруствер, первые запрыгнули в окоп, началась рукопашная. Люди и каии катались по земле, молотя друг друга до смерти. К стуку пулемётов и стрёкоту автоматов примешались самые непристойные ругательства, какие только можно услышать на войне. На Юримару налетел каии, замахнулся когтистой лапой, метя в лицо и горло. Юримару откинулся назад, врезавшись спиной в заднюю стенку окопа - земля и гравий с железнодорожной насыпи посыпались ему за шиворот. Он выругался самым непристойным образом - и вдавил спусковой крючок в скобу. Длинная очередь буквально пополам перерубил каии, он рухнул ничком, скатился в окоп. Но на его место уже заскочил следующий. Юримару швырнул в него бесполезным "Бергманом" с опустевшим магазином - каии ловко перехватил его на лету. Но это задержало его на секунды, необходимые для того, чтобы выхватить меч. Первым же ударом Юримару отсёк твари ногу. Та рухнула прямо на подставленный клинок, который распорол ей бок и грудную клетку. Крови у каии не было в привычном понимании этого слова - некая субстанция, вроде летучего ихора, образовывала вокруг ран чёрные облачка, которые рассеивались за несколько секунд, как та же кровь только под водой. Поэтому очищать клинок от неё надобности не было. Юримару сунул меч в ножны и подобрал "Бергман". Скинув труп каии с ящика с пустыми магазинами, Юримару бросил туда свой и взял один из последних из ящика с полными.
   Но стрелять было уже не в кого. Последних каии добивали прикладами и мечами в окопах. Теперь у него появилась возможность посмотреть на небо. Орду летучих тварей было видно и без бинокля - насколько близко они успели подлететь к бронепоезду.
   - Сёса, - приказал Юримару комбату, - отходим к поезду. Укроемся в вагонах, так хоть какой-то шанс будет против летучих каии.
   Солдаты подхватили ящики с магазинами и принялись грузиться обратно в вагоны, помогая раненым, забирая убитых. Последних, кстати, было не так и много, что особенно порадовало Юримару.
   - Телефониста сюда, - распорядился Юримару, уже в вагоне.
   - Здесь есть внутренняя связь, - протянул ему трубку комбат, плечо которого охватывала широкая белая повязка с пятнами крови. - Вы руки сожгли, Юримару-сёса, забинтовать их надо.
   - Потом, - отмахнулся Юримару, беря трубку, - сейчас важнее связь.
   - Без ладоней остаться хотите, - рявкнул на него комбат. Он вынул из его рук трубку и показал, как зажать её плечом, после чего подал обратно и жестом подозвал медика.
   Врач извлёк из своей сумки, украшенной красным крестом, несколько упаковок бинта и баночку с антисептиком. Он взял ладони Юримару в свои, щедро посыпал жгучим белым порошком, стряхнул излишки и быстро принялся бинтовать. В то же время Юримару, кривясь от боли, говорил с командиром бронепоезда.
   - Всем орудиям бить по этим чёртовым птицам, разрывными снарядами, шрапнелью, да хоть болванками лупите, лишь бы толк был.
   - Снарядов осталось мало, - ответили из трубки, - как и патронов для пулемётов. Так что драться с этими птицами придется, в основном, вам.
   - Приготовиться к отражению атаки с воздуха, - приказал комбат. - Пулемёты к дверям вагонов. Остаётесь здесь за главного, Юримару-сёса, я - в другой вагон пойду командовать.
   Комбат отдал Юримару честь и быстрым шагом направился к выходу. Не успел он покинуть вагона, как поезд сотрясся от первых залпов орудий. Только когда комбат вышел, Юримару понял, что так и не узнал его имени. Теперь, выходит, может и не узнать.
   Летучие каии обрушились на поезд чёрной волной. Они врезались в крышу и стены вагона, пытаясь пробить их. В дерево врезались когти, вырывая куски, стараясь добраться до людей. Солдаты отвечали короткими очередями из "Бергманов". Самые отважные, кто сидел у выхода из вагона с Тип 11 Тайсё, поливали из них налетающих каии. Те, казалось, атаковали их с особенной яростью - уже не первый отчаянно смелый солдат расстался с жизнью, успев в последний миг перед смертью швырнуть ручной пулемёт вглубь вагона. Их прикрывали товарищи, поливая налетающих каии из автоматов, однако твари, словно понимая, кто их главные враги, неизменно целили когтями в пулемётчиков.
   Командовать в этом пороховом аду было незачем, и Юримару это понял в первые же секунды. Он не мог обожжёнными ладонями стрелять из "Бергмана", а потому взялся за меч. Драться им он мог в любом состоянии. Юримару занял позицию, перехватив меч поудобнее, и принялся тыкать в лезущих в вагон каии и рубить тех, что пытались лезть в распахнутую дверь или утащить ближайшего к нему пулемётчика.
   Он думал, что в окопах царил жуткий шум из выстрелов, солдатской брани и воплей каии, но тут, в замкнутом пространстве, все звуки усилились многократно. Они, казалось, отскакивали от дырявых стен вагона, бились в уши, грозя разорвать барабанные перепонки. От концентрированной пороховой гари уже начинало тошнить, и Юримару серьёзно опасался, что его вывернет. Он до боли сжимал зубы, лишь бы не допустить этого. Так опозориться на глазах солдат, которых ему, скорее всего, вести на смерть, Юримару позволить себе не мог.
   Бой закончился как-то неожиданно. Вот вроде ты только что тыкал и рубил мечом, поражая лезущих отовсюду каии, и тут - раз и нет их. Не надо больше никого рубить и колоть, вокруг только свои, а трупы врагов ногами выталкивают из вагона. Среди солдат снуют медики, перевязывая раненых, вкалывая морфий тем, кому уже не помочь. В отдельный угол оттаскивают трупы.
   - Телефонист, за мной, - махнул обожжённой рукой Юримару, - и отделение солдат для прикрытия.
   Они выбрались из вагона, и Юримару широко зашагал прямо по трупам каии. Солдаты и телефонист с коробом на спине старались поспеть за резвым командиром, направившимся к деревянному столбу телеграфной и телефонной связи.
   - Свяжитесь с Иокогамой, - махнул на него рукой Юримару. - Мне надо знать обстановку в городе.
   Телефонист отстегнул от пояса жутковатого вида крючья, больше похожие на орудия пыток, надел их на ноги и ловко вскарабкался на столб. Несколько минут поколдовав с проводами, он кинул вниз эбонитовую трубку, шнур которой оказался на удивление длинным. Юримару подхватил её и несколько раз дунул в трубку.
   - Иокогама, - крикнул он, - Иокогама, вы меня слышите?!
   - Иокогама на связи, - донеслось до него сквозь помехи. - Штаб эвакуации города.
   - Что у вас происходит? - спросил Юримару. - Почему эвакуация?
   - В залив вошли линейные корабли "Нагато" и "Муцу", - ответил штаб эвакуации, - и открыли огонь по заражённым частям города. Население эвакуируется в срочном порядке.
   - Можно возвращаться в Токио, - махнул рукой телефонисту Юримару, - Иокогаму обстреливают линкоры, скоро от города останутся одни руины.
   - Значит, весь наш поход зря? - спросил подошедший комбат.
   - Отчего же зря, сёса, - удивился Юримару. - Как вы думаете, куда направлялись летучие твари, если не в Токио. Мы отразили их атаку на дальних рубежах, так что ни один из ваших солдат не погиб зря. А теперь нам надо возвращаться в столицу, там на счету каждый боец.
   Растащив трупы каии, батальон снова занял позиции у поезда, так они хотя бы были прикрыты с тыла. За противоположной стороной внимательно наблюдали с бронепоезда, и бойцы были готовы в любую минуту перебраться туда. По ту сторону позиции были подготовлены ничуть не хуже.
   К Юримару снова подошёл медик и объяснил, что пора менять повязки на ладонях.
   - Надо смазать их мазью от ожогов, - сказал он, - и удалить обожжённые ткани.
   - Я смогу после этого драться? - спросил Юримару.
   - Вам будет очень больно держать оружие, - честно ответил медик, не глядя в глаза командиру, - хотя правую ладонь вы обожгли не так сильно... - Он только плечами пожал, как бы добавляя к своим словам - решайте, мол, сами.
   - Давайте, - кивнул Юримару, - только пальцы не бинтуйте, чтобы я мог более-менее нормально сражаться.
   - Вам ввести морфий? - спросил медик, извлекая из специального кармашка в сумке готовый к инъекции шприц. - Боль, когда я буду удалять повреждённые ткани, будет адская.
   - Я должен оставаться в сознании, - помотал головой Юримару.
   - Вы скорее от боли потеряете сознание, - заметил комбат, - так что морфий вам в этом поможет.
   - Колите, - сжал зубы Юримару. Он никому не говорил о своей несколько постыдной слабости - до дрожи в коленках бесстрашный самурай и гроза каии боялся уколов.
   Колол, надо сказать, медик легко и профессионально. Юримару зажмурился, когда он поднёс к его бедру шприц, но особенно больно не было. Когда он открыл глаза, врач уже откупоривал пузырёк с перекисью водорода. Он щедро полил ею руки Юримару - перекись зашипела на бинтах, ладони обожгло, Юримару втянул воздух, сквозь плотно сжатые зубы, но сдержался, и ругаться не стал. Медик принялся сноровисто снимать бинты - и это было во сто крат больнее любых уколов. Он отшвыривал почерневшие от засохшей крови полоски марли прямо под ноги. Однако очень скоро боль в руках притупилась - начал действовать морфий. В голове слегка зашумело, ноги налились свинцом, но Юримару приложил все усилия, чтобы удержаться и не осесть на землю. Однако медик заметил его состояние, и прежде чем приступить к очистке ран, мягко, но непреклонно усадил Юримару на железнодорожную насыпь. А когда медик начал чистить раны, Юримару зарычал от боли, не смотря на укол морфия. Военврач швырнул несколько почерневших тампонов на бинты, валявшиеся под ногами, и принялся обрабатывать ладони Юримару какой-то остро пахнущей мазью. Это было не так больно, по сравнению с процедурой очистки ран, и Юримару смог немного отдышаться, откинувшись спиной на железнодорожную насыпь. И плевать ему было, что галька и земля снова посыпались за шиворот мундира.
   - На левой руке я пальцы оставил открытыми, - объяснил врач, - их и не обожгло совсем. На правой всё же пришлось забинтовать, но я постарался оставить им максимальную подвижность.
   - Спасибо, - кивнул Юримару, осматривая замотанную чистыми бинтами правую ладонь, на ней каждый палец забинтован был отдельно. Так он не только стрелять сможет из "Бергмана", но и рубиться мечом ему будет куда сподручней.
   - Вот, держи, - протянул ему кожаные перчатки комбат. - Многие поначалу обжигают ладони, когда хватают "Бергман", как винтовку. Я не исключение. Вот такие перчатки очень помогают. Я их с первых дней, как автомат выдали, с собой таскаю, хоть и не ношу уже. Думаю, тебе подойдут. - Он как-то сам собой перешёл с Юримару на "ты", а тот останавливать комбата не стал.
   Юримару натянул их прямо на бинты, слегка поморщившись, руки не болели, но раны саднили. Сжав и разжав пальцы, Юримару кивком поблагодарил комбата и перехватил "Бергман".
   Вернулся только один мотоциклист, что сталось со вторым, понятно. Однако вернулся разведчик не один. За ним тянулась длинная вереница грузовиков, тракторов и подвод, с впряжёнными в них спокойными лошадьми и мулами. Рикш, правда, не было.
   - Грузиться только тем, кто может сражаться, - распорядился Юримару, - остальные остаются в бронепоезде и ждут прибытия войск. - Он выбрался из окопа и прошёлся по его краю, стараясь заглянуть в глаза каждому. - Только те, кто может сражаться, - повторил он. - Вы не должны красиво погибнуть, ибо это не война прошлого, наша война - война будущего. И мерило победы - не только честь и верность, но и полезность! Каждый из вас должен сам подумать, сможет он помочь товарищам, или же погибнет с честью, но без пользы.
   Он спустился с бруствера и зашагал к головному грузовику. Бойцы и офицеры батальона разделились на две части. Одни направились к грузовикам и подводам, вторые выбирались из окопов и лезли в вагоны. Они же помогали товарищам выгружать наполненные дисками короба, и забирали из окопов те, в которых лежали пустые магазины.
   Юримару забрался в кабину головного грузовика, где сидел пожилой дядька в промасленном комбинезоне и кепке, надвинутой почти на глаза.
   - Куда едем-то? - спросил шофёр, не глядя на Юримару.
   - В столицу, - ответил тот. - Бензина хватит?
   - У меня да, - сказал шофёр, - за остальных не скажу. Но ехать недалеко, так что должно у всех хватить.
   Тут по крыше грузовика несколько раз хлопнули, значит, всё готово - можно ехать. О чём Юримару сообщил шофёру, и тот дёрнул длинный рычаг, мерно стучал двигатель грузовика, и авто двинулось вперёд. Невозмутимый шофёр правил прямо по трупам каии, грузовик переваливался с борта на борт, Юримару пришлось схватиться за ручку, чтобы не налететь на шофёра. А тому было хоть бы хны. Правда, остальные водители оказались не столь невозмутимыми, а лошади и вовсе отказались приближаться к трупам каии. Это существенно замедлило продвижение колонны к Токио, но расстояние было не так и велико, да и миновав поле боя грузовики и подводы двинулись со вполне приличной скоростью.
   Вот только скорость эта, по мнению Юримару, была удручающе низкой. Ведь каждая минута промедления стоила жизни нескольким жителям столицы.
  

1 сентября 12 года эпохи Тайсё (1923г)

Токио. Дворец императора.

   Недавно назначенный военный министр Танака Гиити стоял навытяжку перед императором. Точно также, как и остальные военные. Докладывал бледный как полотно начальник столичного гарнизона Митцуоми Камио. Пожилой тайсё зачитывал пассажи из папки, не в силах поднять глаза на императора.
   - Мы не сможем спасти Акихабару, ваше величество, - говорил Митцуоми. - Там регистрировано несколько очень крупных прорывов, с которыми нам не справиться. - Он опустил папку с докладом и говорил уже от себя. - Принято решение оставить Акихабару, а освободившиеся войска перебросить в Сибую, Гинзу и Синдзюку. Мы надеемся, что каии, вырвавшиеся в Акихабаре, не станут тут же расползаться по столице, а начнут разносить всё вокруг места прорыва Тьмы. Так они поступали раньше. Кроме того, после этого, каии двинутся сразу по нескольким направлениям. Это существенно ослабит напор и позволит нам отразить их атаку.
   - Завершена ли эвакуация населения Акихабары? - ровным тоном поинтересовался император.
   - Нет, - честно ответил Митцуоми. - Она сильно затруднена из-за наводнивших район каии и сильных разрушений, вызванных ими. Часть людей заперлась в домах, и отказываются выходить, не смотря на все увещевания отправленных за ними военных.
   - Скольких вам удалось спасти? - казалось, императора это совершенно не волнует.
   - По нашим подсчётам, - ещё ниже опустил голову Митцуоми, - около тридцати процентов от общего числа выживших.
   - Тридцать процентов, - задумчиво произнёс император, - тридцать процентов. И вы хотите бросить остальных на расправу каии. Я верно вас понял?
   - Совершенно верно, ваше величество, - казалось, шея Митцуоми сейчас переломится, так низко опустилась его голова, подбородок ткнулся в самую грудь.
   - Кимамура-тайи, - обратился император к командиру отряда бронегвардии, - берите своих людей и отправляйтесь в Акихабару. Ваша задача спасти как можно больше жителей моей столицы.
   - Ваше величество, - склонился перед императором командующий гвардии, - дозволено ли мне будет возразить вам?
   - Да, - кивнул император.
   - Задача императорской гвардии, - начал тот, - в том, чтобы защищать особу императора. Её силы неразумно распылять в боях по городу.
   - Вокруг моего дворца и без того стянуто достаточно войск, - ответил император, - и без гвардейских полков. Если один отряд бронегвардии отправится в Акихабару, это не сильно ослабит оборону дворца, но позволит спасти достаточно много жизней. Кимамура-тайи, - обернулся император к закованному в стальной доспех бронегвардейцу, - выполняйте приказ.
   - Хай, - звякнул наплечниками Кимамура-тайи и покинул зал собрания.
  
   Бронегвардия - особый полк императорской гвардии Японии. Была создана в первые годы правления императора Ёсихито. Точнее, на пятом году эпохи Тайсё. В её ряды отбирали детей знаменитых самурайских фамилий. Закованные в стальные доспехи, эти воины были практически неуязвимы для пуль, и потому предпочитали они холодное оружие - мечи и сабли. Полк этот прошёл боевое крещение во время интервенции в Сибирь и Дальний Восток, где выявились некоторые недостатки их брони, да и атаковать хорошо подготовленные позиции - окопы и пулемётные гнёзда - с одними мечами и саблями было глупо. После серьёзных потерь в боях под Хабаровском, бронегвардию вернули в Японию, доспехи модернизировали, вместо холодного оружия выдали специально закупленные пулемёты "Льюиса", хотя все мечи и сабли, конечно же, сохранили - куда же без них. Именно для нужд бронегвардии был разработан пулемёт Тип 11 Тайсё. Со времён интервенции бронегвардия не покидала столицы, участвуя только в масштабных учениях и манёврах. Сегодня был первый бой бронегвардии за последние три года.
   Из казарм вышла только одна рота, но и этого было вполне достаточно для борьбы с каии. Быстро забравшись в грузовики, бронегвардейцы отправились на линию фронта. Их выгрузили в нескольких тё от первых прорывов Тьмы, и разбившись на отделения бойцы двинулись вглубь захваченного тварями района. Они шагали по узким улочкам Акихабары, огнём из пулемётов уничтожая скопление каии, как железной метлой выметая их из столицы, загоняя обратно к зона прорыва. Казалось, ничто не сможет остановить их, самых сильных и быстрых тварей срезали кинжальные очереди, тех же, что каким-то чудом подбирались вплотную, уничтожали холодным оружием. В ранцах за спинами гвардейцев лежало достаточно винтовочных обойм, которыми снаряжались магазины пулемётов, и пока часть отделения забивала ими магазины, остальные прикрывали их, добиваясь таким образом непрерывного ведения огня.
   Но враг их был не так прост, как казалось. Стоило роте сильно углубиться в кривые и узкие улочки Акихабары, при этом сильно разделив отделения, как каии тут же принялись отрезать их друг от друга, окружая и стараясь уничтожить поодиночке. И пускай каждое отделение легко превращалось в почти неприступную для тварей крепость, хлещущую по врагу пулемётными очередями, заваливая улочки трупами каии, но патроны, как бы их ни было много в ранцах, подходили к концу - и куда быстрее, чем хотелось гвардейцам.
   Продвижение отделений вглубь Акихабары замедлилось, а после и вовсе остановилось. Теперь уже каии осаждали бронегвардейцев, налетая на них раз за разом, не считаясь с потерями.
  
   - Встряли без толку, - вздохнул Накадзо, - рванули в город без плана атаки, и получили, что получили. Теперь их гибель, хакусяку, только дело времени.
   - Вот этого, как раз, допустить и нельзя, - заявил хакусяку, как всегда одетый в безупречный белый костюм. - Вы должны спасти гвардейцев.
   - У нас прорывы по всей столице, - покачал головой Накадзо, - все бойцы отряда задействованы, у меня самого не больше пяти минут, пока моя рота пополняет боезапас. А после этого мне надо срочно ликвидировать прорыв в Сибуе. Спасать бронегвардию некому.
   - А как же я?! - встрял Нагэн. - Я могу взять две роты солдат и прорваться на помощь бронегвардии.
   - Ты ранен, Нагэн, - напомнил ему Накадзо, как будто это и так не было видно, - куда тебе воевать? Ты же едва на ноги встал после схватке в Асакусе.
   - Драться я не могу, - признал Нагэн, чью правую руку до самого плеча охватывали бинты, перевязка выглядывала и из-под расстёгнутого мундира, - но не сидеть же здесь. Я могу вести людей в бой, координировать действия, хоть что-то делать!
   - Берите солдат, молодой человек, - кивнул ему хакусяку, - и вперёд. Спасите бронегвардейцев, покажите им, чего стоят простые солдаты императорской армии.
   - Благодарю, - не по уставу, зато от души выпалил Нагэн и едва не бегом выскочил из комнаты.
   - Вы понимаете, хакусяку, - произнёс Накадзо, глядя в глаза одному из самых могущественных людей в империи, - что отправили только что моего самого юного подчинённого на верную смерть?
   - Да, - ответил тот, ничтоже сумняшеся. - Другого выхода у нас просто нет. Тем более, что бронегвардию, всё равно, придётся спасать. Без этого не обойтись.
   - С нами на связь вышел Юримару, - напомнил Накадзо, - он со своим батальоном уже проехал Синагаву.
   - Его батальон сильно потрёпан в схватке с каии, - возразил хакусяку, - много раненых и мало боеприпасов. Тем более, движется он недостаточно быстро, даже при условии того, что Синагаве батальон погрузили на нормальные автомобили.
   - Они могли загрузить боеприпасы и вступить в бой сходу, - сказал Накадзо, не совсем даже понимая, для чего продолжает этот бессмысленный спор. Ведь Нагэн, который, не смотря на бодрый вид, был слишком тяжело ранен, чтобы продолжать бой, уже забрал свои две роты солдат и сейчас они мчатся в сторону Акихабары. На встречу почти верной гибели.
   Тяжкую тишину, повисшую в комнате, разорвал звонок телефона. Накадзо схватил трубку, считая, что это командир его бойцов докладывает о готовности, но из трубки донёсся голос Юримару.
   - Прибыли в столицу, - сказал он, - пополняем боеприпасы. Куда нам направляться?
   - В Акихабару, - решительно приказал Накадзо, - там дерётся Нагэн, спаси его. - И уже положив трубку, добавил: - И бронегвардию заодно.
  
   Мчаться по городу на грузовике, рваться в бой, что может быть лучше. Не думаешь ни о чём, просто держишься покрепче за ручку, чтобы не вылететь из кабины, дверь которой закрывается не слишком плотно или не толкнуть шофёра, который вертит рулевое колесо, как сумасшедший. Вписываться в узкие улочки Акихабары на грузовике было достаточно тяжело, а уж делать это на скорости мог, наверное, только профессиональный гонщик. Наверное, именно таких и закрепили за батальоном Юримару.
   Нормальным транспортом батальон обзавёлся в Синагаве. Там по ведомству Юримару строился какой-то секретный объект, но хватило одного звонка в столицу, чтобы руководство стройки тут же поделилось грузовиками. Юримару даже выбил по канистре бензина для водителей, что привезли их в город. В общем, в столицу они ворвались, как говориться, с ветерком.
   Теперь также быстро мчались грузовики по заваленным трупами каии улицам Акихабары. Ехали на наиболее громкий перестук выстрелов, однако грузовики вскоре пришлось бросить - они растягивались в слишком длинную колонну, которую каии могли рассечь одним ударом. И кто придёт тогда спасать их?
   - Берём с собой только пару грузовиков с боеприпасами, - сказал Юримару комбату, - остальные пускай ждут нас здесь.
   - Самое то, - кивнул комбат.
   Дальше батальон двинулся медленно. Пришлось разделить его на две колонны, идущие по параллельным улицам. Одну возглавлял Юримару, вторую - комбат. За каждой колонной двигался грузовик с боеприпасами. Повсюду было видно следы того, что тут прошлись опытные солдаты - ноге некуда было ступить, обязательно попадётся труп каии. Стены были изрешечены пулями, пробивавшими часто сразу нескольких тварей, тела каии щедро посыпаны гильзами и обоймами от пулемётов Тип 11. Сразу видно, патроны бронегвардия экономить не привыкла.
   Объединились колонны на небольшой площади, образовавшейся на месте нескольких домов, начисто сметённых во время недавней бомбардировки. Юримару машинально отметил, что неподалёку отсюда он держал оборону до налёта дирижабля. Скверное место, но хотя бы новых прорывов в окрестностях ожидать не приходится. Их места всегда отстоят друг от друга на некоторое расстояния. Однако, несмотря на удалённость от прорыва, здесь явно не так давно шёл жестокий бой. Лежали несколько закованных в броню гвардейцев и десяток трупов в обычной военной форме, ну и, конечно же, сотни мёртвых каии.
   - Вперёд, комбат! - выкрикнул Юримару. - Вперёд! Мы должны торопиться! Наши товарищи дерутся впереди!
   Батальон перешёл на быстрый шаг, солдаты и офицеры подобрались, держали оружие наготове. Сидевшие на ящиках с патронами гунсо, вскрывали их, готовясь как можно быстрее подавать магазины и принимать пустые. Во время боя от этого могла зависеть судьба многих бойцов. Отдельно лежали вскрытые ящики с обоймами к Тип 11 Тайсё - эти, по большей части, предназначались бронегвардии. О присутствии этого элитного подразделения Юримару узнал, когда их начали грузить в кузова. Он поинтересовался, для кого столько пулемётных патронов и ответственный за погрузку сотё просветил его.
   Бой шёл всего в полуквартале от того места, где наткнулись на первые трупы. Вооружённые "Арисаками" с примкнутыми штыками солдаты сошлись в рукопашную с каии. Из полуразрушенных домов их прикрывали огнём бронегвардейцы, некоторые из которых дрались и на передовой, ловко орудуя мечами и саблями.
   - Батальон! - скомандовал комбат. - Рассыпаться! Укрыться в домах! Стараться вести непрерывный огонь! В рукопашную вступать только в самом крайнем случае!
   - Я, сёса, - отдал автомат комбату Юримару, - предпочту именно ввязаться в рукопашную!
   Он обнажил свой длинный меч и бегом ринулся на врага. Бойцы уступили ему дорогу, понимая, что стоять на пути этого демона битвы - себе дороже. Юримару ворвался в ряды каии, быстрыми ударами убивая тварей одну за другой. Те не дрогнули под его сумасшедшим напором, наоборот, навалились на человека толпой. Но разъярившемуся Юримару только этого и надо было - меч в его руках мелькал стальной молнией. Каии падали, но на их место становились новые. И так до бесконечности.
   Пример Юримару заразил остальных бойцов, они перешли в наступление под прикрытием просто ураганного огня автоматов и пулемётов. Обе роты двинулись вперёд, вслед за Юримару, медленно, но верно продвигаясь к месту прорыва. Автоматчики и бронегвардейцы следовали за ним, стараясь по-прежнему держаться в домах. Бронегвардейцы даже забирались на крыши, рискуя сверзиться с них, чтобы лучше бить по врагу.
   Вскоре к Юримару пробился Нагэн. Потомок древнего рода монахов-воинов - ямабуси, до сих презиравших фамилии и называвших детей буддистскими именами, сражался нагинатой на коротком древке. Он отсалютовал Юримару своим оружием, и снова углубился в схватку. Иногда Юримару даже завидовал тому юношескому задору и упоению битвой, которые демонстрировал Нагэн. Сам Юримару, хоть и был потомком древнего самурайского рода, ничего подобного не испытывал. Для него любая схватка была скорее чем-то вроде математической задачки - как и куда ударить врага, чтобы скорее убить его, как уклониться от вражеских выпадов, чтобы самому трупом не стать, вот два главных вопроса, которые он решал в каждой схватке, не важно поединок это один на один или такая вот свалка, когда один против многих. Исходя из этого, он и строил свою тактику, в то время, как Нагэн просто танцевал среди каии, щедро одаряя их ударами широкого клинка нагинаты.
   Те каии сразу показались Юримару странными. Они не бросались в атаку, стояли, замерев у самого края прорыва. Правые руки их были несколько толще, чем у обычных тварей, а когтей на них было не три, а четыре. Юримару хотел оставить атакующих солдат, вскинул меч над головой и во всё горло закричал:
   - Стоять! - Надсаживал он горло. - Стоять! Не подходить к краю!
   Но за треском автоматных и пулемётных очередей, воплями каии и солдатской бранью его никто не услышал. А потом было поздно. Перебив последних каии, бойцы во главе с Нагэном ринулись на последнюю линию обороны перед чёрной дырой прорыва. И тут странные каии вскинули руки, когти их разошлись, открывая небольшое отверстие с чёрными буграми мускулов. Мышцы эти набухли и из отверстий вылетели толстые иглы примерно в сяку длиной. Две из них достались Нагэну, несшемуся впереди всех. Они пробили тело юноши насквозь и поразили бегущих следом за ним солдат. И бойцы замерли в нерешительности, чего допустить было никак нельзя.
   - Вперёд! - закричал тогда Юримару. - За мной!
   Он перескочил через мёртвых солдат, быстрым ударом он сразил готовящегося к новому выстрелу каии. Ещё удар - новый каии падает замертво. Твари обернулись к нему, складывая когти для боя. Юримару отразил выпад первой, сталь клинка заскрипела по когтям, хотя обычно резала их с лёгкостью. Эти каии, похоже, оказались куда прочнее остальных. Совладать с ними в одиночку Юримару ни за что не удалось бы. Но захваченные его порывом солдаты ринулись в штыковую снова. Как бы ни были прочны и ловки эти каии, со столькими врагами они справиться не могли никак. Не прошло и пяти минут, и тварей перекололи штыками, хотя они собрали перед этим большую кровавую жатву. Прежде чем умереть, каждый каии прикончил не меньше двоих троих солдат, но с потерями уже никто не считался. Главное, закрыть прорыв как можно скорее, пока из чёрной кляксы не вырвались новые твари.
   - Динамит сюда! - стараясь не думать о смерти Нагэна, приказал Юримару. - Быстрей, быстрей! Торопитесь!
   Подбежала от грузовиков команда сапёров с готовыми толовыми шашками, к которым был уже подведён шнур с электровзрывателем.
   - Кидайте прямо в прорыв, - махнул рукой Юримару. Сапёры, привыкшие за время битвы с каии практически ко всему, швырнули шашки в кляксу прорыва, главный группы крутанул ручку электровзрывателя - и грянул гром.
   Чёрная клякса тьмы вспучилась горбом, но не разорвалась, а быстро спала и как будто впиталась землю, уйдя в неё полностью.
   - Вот и всех дел, - вздохнул Юримару, опускаясь на колени у тела Нагэна.
   Юноша был мёртв. Сомневаться в этом не приходилось. Он и без того был сильно ранен, под формой грудь и живот его были туго перебинтованы. И с такими ранами он ещё рвался в бой. Мальчишка! Как был, так и... умер. Юримару легко поднял его на руки и зачем-то усадил у стены чудом уцелевшего дома, положил на колени нагинату.
   - Юримару-сёса, - подошёл к нему комбат в сопровождении бронегвардейца, на оплечьях которого красовались три звёздочки на жёлтом просвете красного рисованного погона. Тайи, но раз гвардеец, тем более, из бронеполка, гонору на десяток тайса хватит.
   - Двигаемся к следующему прорыву, - решительно заявил бронегвардейский тайи.
   - Нет, - отрезал Юримару. - Надо убираться отсюда. Акихабару уже не спасти.
   - У меня приказ императора, - снял маску тайи, - спасти как можно больше жителей Акихабары.
   - Вы спасли всех, кого ещё можно было спасти, тайи, - заявил Юримару. - Дальше каии просто кишмя кишат, там, если кто и остался живой, спрятались они так хорошо, что вылезать им сейчас намного опасней. А нам надо уходить отсюда, чтобы не погибнуть без толку.
   - Я не могу ослушаться приказа! - начал закипать тайи. - Я - самурай и род мой восходит к временам Хэйян! Вернись я сейчас, и мне останется только испросить у императора разрешения на сэппуку, дабы позор не пал на весь мой род!
   - Не будем древностью родов мериться, - отмахнулся Юримару. - Каков был приказ, тайи?
   - Спасти как можно больше жителей Акихабары, - ответил тот.
   - Вот вы и спасли, - сказал Юримару. - Это я могу вам сказать как самый большой эксперт по каии. Дальше живых нет! Надо уносить отсюда ноги, пока основная масса не добралась до нас.
   - Тогда на кого мне сослаться в докладе императору? - спросил тайи.
   - Юримару-сёса, - усмехнулся тот, - особый отряд по борьбе с каии.
   - Понял, - кивнул тайи, не спеша надевать маску обратно. - Но мне надо спасти остальных моих людей.
   - Тогда мне нужен радист вашей группы. У вас ведь в каждой группе был свой радист? - уточнил Юримару. Тайи снова кинул, не тратя времени на слова. - Пусть передаёт циркулярно. Всем собраться в квадрате, - он назвал координаты, быстро глянув на выученную уже наизусть карту столицы. - Это место разрушено вчерашней бомбардировкой, там все поместимся и сможем отбиться от каии, если попрут толпой.
   - Но как нам выбираться оттуда? - задал вполне резонный вопрос комбат.
   - Там до самой границы района, - пояснил Юримару, - одни развалины. Дирижабли бомбили отдельные скопления каии после того, как разнесли зону прорыва, так что скрыться там тварям будет особенно негде. Все бойцы смогут нормально продвигаться до самых армейских постов и колонна не особенно растянется.
   Тайи бронегвардии надел-таки маску и махнул рукой своему радисту. Через несколько секунд тот уже диктовал сообщение в эфир, а через пять минут, дождавшись подтверждения от всех групп, сводный отряд выступил к разрушенному участку Акихабары. Тела убитых положили в грузовики. Юримару сам занёс внутрь Нагэна, уложил в самой глубине, сложив руки на груди и вложив в них древко нагинаты.
   Быстрым шагом прошёл сводный отряд к месту недавнего боя. Там их уже встретили два отделения бронегвардейцев, которым повезло оказаться неподалёку. Остальных пришлось ждать некоторое время. Отступление иных прикрывали пулемётчики и автоматчики, засевшие внутри домов и на крышах. Не жалея пуль, они поливали каии, часто несшихся, буквально, за самыми спинами бронегвардейцев. Два отделения вернулись с большим хвостом из нескольких десятков жителей. Они бежали, стараясь поспеть за широко шагающими гвардейцами. Те , в свою очередь, разбились на две команды. Первая прикрывала фронт, вторая - тыл. Этих пришлось практически отбивать у каии, которые словно понимали, что они более уязвимы, и набрасывались на них с удвоенной силой.
   Но всё же потерь в бронегвардии удалось избежать, чему тайи только обрадовался. Всем прибывшим раздали по максимуму обойм с патронами для Тип 11 Тайсё, и колонна бойцов, поставив гражданских в середину, двинулась в границе Акихабары. Медленно шагали они по превращённым в развалины улицам, мирные жители жались к военным, с уважением глядели на автоматчиков и почти с благоговением на бронегвардейцев. Ведь именно эти закованные в сталь воины спасли их от орд тварей, в единый миг наводнивших, казалось, весь город. Каии атаковали их, но без особого рвения. Снова Юримару показалось, что они отлично понимают: против сводного отряда с его автоматами и пулемётами, у них нет никаких шансов. Вот и кидались больше для проформы или по натуре своей тёмной и злобной.
  
   - Вот и первые потери в нашем отряде, - только и сказал Накадзо, лишь мимоходом мазнув взглядом по лежавшему на скамейке под святилищем телу Нагэна. Юримару поставил оружие юноши рядом с ним. Над святилищем постоянно курились благовония, палочки менял юный служка, а пожилой монах читал одну молитву за другой, щёлкая тяжёлыми бусинами чёток.
   - И это всё, что можешь сказать, - грустно усмехнулся Юримару. - Впрочем ничего иного я от тебя и не ждал.
   - Это всё, - уточнил Накадзо, - что я могу сказать сейчас. Если ты не заметил, Юримару, мы дерёмся на столицу, у меня пока не времени оплакивать Нагэна. А если я задержусь в штабе ещё на несколько минут, могу и не дожить до того момента, когда оно будет. То же относится и к тебе, Юримару. Собирай людей и веди обратно к Акихабаре. На тебе - оборона границы Акихабары и Касумигасэки. Отбивайте все атаки каии до приказа.
   - Это я уже где-то слышал, - рассмеялся я, - надеюсь, в этот раз ты предупредишь меня, прежде чем отправлять дирижабли.
   - Если только радист твой будет жив, - холодно ответил Накадзо.
   Лицо Юримару окаменело, и он быстрым шагом направился прочь.
  
   Линия обороны на границе Акихабары и Касумигасэки была выстроена по всем правилам военного дела. Разве что противомеховых рвов не вырыли. А так и защитного цвета щиты, и ежи, и колючая проволока, на которой висели уже несколько каии. Самые узкие улицы контролировали станковые пулемёты Тип 03. Боеприпасов подвезли столько, что держать оборону можно было лет сто. Но и тварей лезло очень и очень много. Когда на границу районов приехали грузовики со сводным отрядом Юримару, к которому присоединились и прореженные стрелковые роты, что вернулись с ним из предыдущего рейда, здесь, по словам командовавшего бойцами усталого тюса, было затишье. Хотя стрельба не стихала ни на минуту.
   - Вот прибыли бы вы полчасика назад, - невесело усмехнулся он, - ваши "Бергманы" лишними бы точно не были. Да и сейчас пригодятся. Я так понял, сёса, - непонятно к кому, комбату или Юримару, обратился тюса, - вы принимаете у меня командование линией обороны.
   - Формально, да, - согласился Юримару, - но дело у вас поставлено хорошо, так что я лезть не буду. Возьму роту автоматчиков и стану затыкать дыры в обороне - это у меня обыкновенно получается лучше всего.
   - Мной и моими автоматчиками, - взял под козырёк комбат, - за исключением роты Юримару-сёса, можете располагать полностью.
   - Вы, сёса, не из колоний будете ли? - поинтересовался тюса, хотя в этом не было особой надобности - форма говорила за комбата.
   - Так точно, - ответил тот.
   - Вот кого нам не хватало, - уже веселее усмехнулся тюса, - так это боевых частей из Китая и Кореи. Идёмте, пока есть время, продумаем, где лучше всего поставить ваших автоматчиков и стрелков.
   Как бывает жарко на линии обороны, Юримару узнал спустя несколько минут. Каии ринулись одновременно по всем направлениям. Не стало важных и неважных участков боя - напор был одинаково силён. Юримару с ног сбился, носясь со своей ротой по всей линии обороны. Его бойцы заменяли убитых пулемётчиков, поддерживали огнём стрелков, к позициям которых каии подходили слишком близко, прикрывали сапёров, восстанавливающих проволочные заграждения и щиты, вместе со связистами носились по всей линии обороны, ища порывы, либо прокладывая новые провода, когда порывов было слишком много.
   Ноги болели просто жутко, пятикилограммовый "Бергман" наливался свинцом, ремень впивался в плечо, не смотря на форму, руки тряслись от постоянной стрельбы длинными очередями. Юримару, хоть и был военным, но к таким длительным боям не привык. Ему казалось, что прошли годы с тех пор, как он со сводным отрядом прибыл на линию обороны, стрелки же часов уверяли его, что не минуло и получаса. Он всегда бежал впереди бойцов отряда, последним отступал с обороняемых позиций, дрался в первых рядах. Ещё через четверть часа напор ослаб, в летучем отряде Юримару пока не было нужды. Он опустился на пустой патронный ящик, откинувшись спиной на столб, к которому подтащил его, давая отдых ногам и спине.
   - Надо было остаться на передовой, - бросил он комбату, устроившемуся рядом с ним прямо на земле. - Не так бы сильно ноги натрудил.
   - Зато руки бы вразнос пошли, - усмехнулся комбат, продемонстрировав Юримару трясущиеся ладони, - а у вас, Юримару-сёса, привычки к стрельбе из автомата нет.
   Юримару поглядел на свои ладони - на них будто тремор напал. Меч держать он теперь не скоро сможет, сегодня, точно нет. А ведь стрелял он намного меньше, чем комбат.
   - К вечеру тремор будет как от лихорадки, - "обнадёжил" его комбат. - Я после одного боя пару дней ничего в руки взять не мог, помню, чуть Золотого коршуна не уронил прямо на награждении. Командующий забрал его у меня, лично на грудь повесил. Все считали, что я теперь у него в любимчиках ходить стану, кто подлизывался, кто, наоборот, стороной обходил. А всё было куда как проще.
   - Каии попёрли! - закричали на передовой, и оба подскочили и почти бегом направились к своим людям.
  
   - Прорывы ликвидированы во всех районах столицы, - доложил Накадзо. - Осталось только с Акихабарой разобраться. Граница с Касумигасэки находится под постоянным давлением каии, люди там едва держатся, не смотря на достаточное количество боеприпасов и медикаментов.
   - Чего же им не хватает, в таком случае? - спросил у него хакусяку.
   - Люди не железные, - ответил Накадзо, - им отдых нужен, а они дерутся, чуть ли не часы напролёт. Без передышки. Поэтому пора готовить прорыв в Акихабару, чтобы покончить с прорывами на её территории.
   - Что вы для этого собираетесь предпринять?
   - Для начала перебросить на линию обороны Касумигасэки две миномётных роты, - произнёс Накадзо, - чтобы провести артподготовку и тем облегчить нам атаку на Акихабару. Вместе с миномётами туда отправимся все мы - отряд бойцов с каии, вместе с нашими подразделениями. В других районах столицы надобности особенной в нашем присутствии уже нет, а вот атаковать Акихабару лучше всего именно нашему отряду. Вы видели сами, что произошло с отрядом элитной гвардии без должного командования.
   - Вам, Накадзо-сан, - решительно заявил хакусяку, - в этом прорыве делать нечего. Отправьте в Акихабару Мидзуру-тайи и Ивао-тайи. Мы же с вами отправимся в Императорский дворец, его величество желает услышать наш доклад о состоянии столицы.
   - Я - командир отряда, - упёрся кулаками в столешницу Накадзо, - и должен вести его в этот бой!
   - Вы хотите ослушаться приказа императора? - процедил хакусяку.
   - Его величество вряд ли даже знает о моём существовании, хакусяку, - отмахнулся Накадзо, - докладывать ему должны вы.
   - Именно для того, чтобы его величество узнал о вас, Накадзо-сан, - холодно сказал на это хакусяку, - я и беру вас с собой. Вы понимаете, какая оказана вам честь?
   - Честь велика, не спорю, - согласился Накадзо, - но я не смогу смотреть в глаза императору, когда мои товарищи будут сражаться с каии в Акихабаре.
   Хакусяку только головой покачал, он понимал, что спорить с Накадзо бесполезно. Он готов пренебречь аудиенцией у императора, но не бросить своих людей на поле боя.
  

***

   Первыми прибыли миномётчики. На двух грузовиках, под завязку набитых боеприпасами. С помощью стрелков из небольшого резерва и команды Юримару, они выгрузили орудия, установили их и почти сразу открыли огонь. С неприятным воем дюжина снарядов ушла в небо, оставляя за собой быстро тающие дымные следы. Следующая дюжина не отстала от первой, за ней ещё одна и ещё и ещё. Хлопки миномётов теперь примешивались к выстрелам и завываниям каии. Первые мины взорвались, оставляя в рядах наступающих каии большие прорехи, превращая и без того основательно разрушенные дома в руины. Недостатка в снарядах миномётчики не испытывали и работали чётко и слаженно. Даже когда каии повалили нескончаемым потоком, линия обороны держалась, и команде Юримару выпало несколько минут отдыха. Небывалая роскошь в этом бою.
   - Почему они так прут на нас? - спросил у Юримару командир линии обороны. Из-за ранения правой руки он не мог лично принимать участия в бою, и командовал из неглубокого тыла. - Я связывался с другими границами Акихабары, там они тоже прут, но не так сильно. Такое впечатление, что большая часть тварей лезет именно к нам.
   - Так оно и есть, - сказал Юримару, - за нами ведь Касумигасэки - голова города! - усмехнулся он.
   - Но есть же еще и Гинза с самим Императорским дворцом, - резонно возразил тюса.
   - Мне кажется, - предположил Юримару, - что каии всегда идут по линии наибольшего сопротивления. Здесь самая прочная линия обороны, вот они со своей простенькой логикой и решили, что за нами - нечто весьма важное и нужное. Вот и прут на нас.
   - Снова теории выдвигаешь? - раздался знакомый насмешливый голос.
   Юримару поднял голову и увидел Накадзо. Тюса шагал к нему от колонны грузовиков, откуда выбирались солдаты в потрёпанной форме. Возглавляли их Ивао и Мидзуру. Юримару понял, что вымотался настолько сильно, что проморгал появление союзников. Хотя в тыл он давно смотреть отвык.
   - Молчать сил уже нет, - ответил Юримару, поднимаясь и коротко отдавая честь. Какие бы порядки не были установлены в их отряде, на виду у других военных они всегда соблюдали хотя бы видимость следования уставу. Лишь про звания каждый раз упорно "забывали". - Поговорить бы хоть с кем-то, а не только команды орать. Не поверишь, за последние два часа, я только и говорил, что "вперёд", "стоять" или "огонь". А теперь вспомнил, что есть и другие слова в нашем языке.
   - И начал ими злоупотреблять, - усмехнулся Накадзо. - Бой идёт вовсю, а ты так многословен.
   - Вы сменить нас прибыли, тюса? - поинтересовался раненный в руку командир линии обороны.
   - Нет, - ответил Накадзо, - мы пришли возглавить атаку на прорывы в Акихабаре. Отсюда примерно одно расстояние до всех трёх, так что тут и ударим.
   - Каков план? - деловито поинтересовался Юримару, жестом подзывая телефониста. Молодой человек из его батальона периодически штурмовал столбы, устанавливая связь с центром, когда радисты не могли пробиться через помехи.
   - Разделимся на три колонны и под прикрытием миномётов двинемся к прорывам, - пожал плечами Накадзо, - каждый возьмёт примерно одинаковое количество солдат, здесь оставим самый минимум.
   - Идём со мной, - позвал Юримару, указывая Накадзо на снайперскую позицию, оборудованную прямо на телеграфном столбе. Надобности в снайпере не было, однако дотошный тюса, строивший линию обороны, оборудовал её, потому что положено. Юримару использовал её, как наблюдательный пункт.
   Телефонист помог Юримару надеть крючья на ноги, и сам закрепил страховочный пояс.
   - Помните, что я говорил вам, сёса, - напомнил он, явно не в первый раз, Юримару послушнокивнул. - Тогда вперёд.
   Юримару забрался по столбу, без той ловкости, что была присуща шустрому телефонисту, но всё же достаточно быстро, и сбросил верёвку Накадзо. На того телефонист тоже надел страховочный пояс, показал, как правильно крепить его и передвигать. Накадзо кивал на его объяснения, а после того, как телефонист отдал честь и отступил на полшага, он начал карабкаться на столб. Юримару подтягивал верёвку, помогая ему.
   - И что ты хотел мне показать? - спросил Накадзо.
   Они с трудом разместились на небольшой площадке, рассчитанной, в общем-то, на одного человека. Юримару протянул командиру бинокль.
   - Погляди на все три прорыва, - сказал Юримару. - Сначала тот, что севернее. Видишь? - Накадзо кивнул. - Теперь западный. Есть? - Новый кивок. - А теперь гляди на центральный.
   Накадзо почти минуту не мог оторваться от жуткого зрелища, открывшегося ему. Почти в самом центре Акихабары плескалось громадное озеро, из которого волнами выбирались чёрные твари. Кроме того, оно постоянно бурлило, как кошмарный суп на медленном огне, в нём мелькали конечности, головы и целые тела каии. Озеро окружала цепочка неподвижных тварей, как будто несших караул.
   - Видел этих тварей, что стоят и не шевелятся? - сказал Юримару. - Они охраняют прорыв, могут выстреливать из левой руки костяными стрелами, именно такие и убили Нагэна.
   - Да, - протянул Накадзо. - Такого большого прорыва я никогда не видел.
   - Я на него любуюсь примерно раз в час, - усмехнулся Юримару, - и вот что придумал. Собираем кулак из моих и твоих бойцов и вместе идём туда, одна рота миномётчиков будет прикрывать только нас. Два других прорыва вполне локальны, там справятся Ивао и Мидзуру под прикрытием второй роты. К тому же, Мидзуру с Ивао справятся со своими прорывами быстрее, чем мы, и они ударят в во фланг нашему врагу.
   - Что же, - согласился с ним Накадзо, - ты прав. Самое сложное направление на нас - это правильно. Спускаемся.
   Так же медленно и неуверенно они спустились со столба под наблюдением молодого телефониста. Первым Накадзо, которого дополнительно страховал Юримару, за ним и сам седоволосый самурай. Он отцепил пояс и крючья, отдал их телефонисту и направился вслед за Накадзо к остальным бойцам отряда, собравшимся неподалёку от передовой.
   - В общем, так, - начал краткий инструктаж Накадзо, - прорывов на территории Акихабары три, как мы и предполагали. Два из них вполне локальны, уничтожить их можно силами неполной роты. Ими займётесь вы, Мидзуру и Ивао. Север на тебе, - кивок Мидзуру, - тебе, Ивао, запад. Мы же с Юримару будем ликвидировать центральный - самой большой прорыв. Скорее всего, вам удастся покончить с вашими прорывами раньше нас, сразу после этого присоединитесь к нам - ударите по каии с флангов.
   - Так, может, лучше сразу ударить по самому большому прорыву? - предложил Ивао. - А после разделимся и добьём малые.
   - Нет, - отрезал Накадзо. - Главный прорыв слишком велик, если не ликвидировать малые, мы просто завязнем в бою, как бронегвардия, а спасать нас будет уже некому.
   - Тогда не лучше ли будет всем нам, именно нашему отряду, - поддержала Ивао Мидзуру, - ударить по главному прорыву, а малыми займутся армейские командиры.
   - Без нас они с прорывами могут и не справится, - сказал ей Накадзо, - у них опыт только оборонительного боя, атаковать каии они, считай, что и не умеют толком. Даже если и уничтожат они прорывы, то людей положат очень много. Мы этого допустить не можем. И без того погибло слишком много солдат и жителей столицы, слишком много, - повторил он.
   - Может, хватит уже болтать, - достаточно грубо высказался Юримару. - Нам воевать надо.
   - Верно, - согласился с ним Накадзо. - Собираем людей - и вперёд.
   Они разошлись к своим подразделениям, довести до личного состава задачу. Накадзо же отправился сначала к миномётчикам. Командиры рот выслушали его и быстро перенесли миномёты, так чтобы бить по намеченным Накадзо ориентирам. Тюса почти бегом вернулся к Юримару, который легко взял под командование и его солдат, стоявших уже с автоматчиками.
   - Бой нам предстоит жестокий, - говорил он, - а главное, затяжной. Нашей главной задачей является стремительная атака в зону прорыва. Нас будут прикрывать огнём миномётов, в боеприпасах не будет нужды, кроме того, сапёры понесут полностью подготовленные к подрыву заряды, так что прорыв мы сможем ликвидировать в считанные секунды, как только к нему пробьёмся. И помните, жизнь каждого из нас - это смерть нескольких десятков врагов. Не жалейте патронов, враг идёт так плотно, что любой выстрел попадёт в цель.
   Накадзо остановился в паре шагов от него, но стоило тюса подойти, как Юримару быстро закруглился со своей речью, и обернулся к нему.
   - Ну, наконец-то, - усмехнулся он и добавил тихо, чтобы услышал только Накадзо, - а то я уже устал им уши заливать.
   Накадзо криво улыбнулся в ответ и скомандовал:
   - Направо! - Бойцы повернулись. - К бою готовьсь! - С плеч слетели винтовки, автоматчики взяли "Бергманы" наперевес. - За мной! Вперёд!
   И сильно выросший в количестве сводный отряд под руководством Юримару и Накадзо выступил в сторону Акихабары. Перед ними раздвинули рогатки с колючей проволокой, за их спинами с воем взлетели в высь мины, перед ними гремели взрывы и выли каии, рушились деревянные здания и вставала на дыбы земля. И в этот ад, в самое его пекло, устремились несколько сотен человек, позади которых медленно катил задним ходом грузовик с боеприпасами. Прямо на ящиках с винтовочными обоймами и автоматными дисками сидели несколько бойцов, готовых в любой момент снабдить товарищей патронами. Правда, один из них был вооружён Тип 03, станок которого был установлен на борту автомобиля. Его задачей было не подпустить к грузовику каии.
   Первое время отряд продвигался без эксцессов. Приходилось только постоянно переступать через трупы каии, которыми были завалены улицы. Из-за этого грузовик нещадно трясло и сидевшие в нём солдаты буквально распластывались на ящиках, чтобы не вылететь из его кузова. Пулемётчик же мёртвой хваткой вцепился в борт левой рукой, правой продолжая держать пулемёт, хотя стрелять при такой тряске было невозможно, большая часть пуль ушли бы в небо.
   Стычки начались, когда отряд миновал почти половину расстояния до прорыва. Каии атаковали колонну по фронту, скорее всего, это были остатки тех, кто пережил активный обстрел миномётной роты. У многих не доставало конечностей, некоторые даже ползли, волоча за собой остатки ног. С ними справлялись, даже не тратя патронов, закалывали штыками. Однако вскоре миномётчики перенесли огонь глубже, чтобы не попасть ненароком в своих, и тварей стало много больше. Они ринулись почти сплошным чёрным потоком, заполонили улицы, лезли из домов. Бойцы открыли ураганный огонь, поливая напирающего врага свинцом. Надрывались "Бергманы", рявкали длинные "Арисаки", отчаянно рубились Накадзо и Юримару. Но, всё равно, отряд не продвинулся ни на шаг вперёд.
   Меч Накадзо был совершенно неуставным. Одати - большой меч с клинком не меньше пяти сяку длиной, которым тюса орудовал весьма ловко, и теснота переулков Акихабары была ему нипочём. Он мог одним выпадом насадить на клинок сразу двух-трёх каии, ведь те пёрли очень плотной толпой. Они с Юримару рубились на разных участках фронта, возглавляя штыковые команды, ведущие жестокую рукопашную схватку, не подпуская каии к стрелкам и автоматчикам. Твари падали под пулями, клинками и штыками, но на их место всё время становились новые, казалось, этому потоку не будет конца.
   - Так дело пойдёт и дальше, - прохрипел комбат, быстро меняя магазин в своём "Бергмане", - и сгинем тут все без покаяния.
   - Вы христианин, сёса, - неожиданно для себя удивился отступивший передохнуть секунду Юримару.
   - Потомок учеников Амакусы, - кивнул тот, передёргивая затвор. - В восемьсот семидесятом дед мой взял фамилию Хара.
   Юримару отметил, что только теперь узнал фамилию комбата, хотя нормально познакомиться хотел ещё перед налётом каии на бронепоезд.
   Взрыв отозвался, казалось, во всём теле Юримару - настолько он был силён. К небу рванулся чёрный фонтан. Ивао уничтожил свою точку прорыва! Об этом с некоторым опозданием доложил радист. Эта новость подняла настроение бойцам отряда, с новыми силами ринулись они на врага. Юримару и Накадзо объединили усилия, стараясь хотя бы на одном участке продвинуться вперёд. Однако напор каии отчего-то только усилился - они уже стояли стеной, в которой не было ни единой щели, так плотно сбились твари, порой даже мешая друг другу драться. В эту стену врезались автоматные и винтовочные пули, разрывая тела отдельных каии, но, казалось, самой стене повредить они не могли, она оставалась монолитной и непоколебимой, а мёртвые просто ложились в её основание.
   - Держитесь! - хрипел сражающимся рядом с ним людям Юримару. - Держитесь! Скоро подойдёт Ивао - легче станет!
   И вышло, как он сказал. Прошло не больше десяти минут с момента взрыва, как во фланг врагу ударил отряд Ивао. Молодой тайи недавно отрастивший усы, чтобы не казаться слишком юным для своих погон, нёсся на острие атаки. Он сбросил зелёную форменную куртку, чтобы не мешала фехтовать сразу двумя почти прямыми мечами, оставшись в чёрной нательной майке. Каждый удар его мечей нёс смерть нескольким каии. Его отряд, дерущийся исключительно в рукопашную, рассёк фланг противника, проделав хорошую брешь в их стене. Ивао отсалютовал мечами Юримару с Накадзо и вновь погрузился в схватку. Он тоже танцевал, но совсем не так, как Нагэн. Если потомок буддистов жил стремительным движением вперёд, то Ивао исполнял свой танец, практически не двигаясь с места. Он расчищал пространство вокруг себя широкими ударами мечей, и лишь после этого шёл в новую атаку. А за ним следовали его люди, всегда готовые штыком закрепить его дело.
   То, что не удалось Юримару и Накадзо, сумел сделать Ивао и его летучий отряд. В пробитую ими брешь устремились бойцы сводного отряда, поддерживая штыковую огнём "Бергманов" и "Арисак". Они рассекли стену каии - стремительным клинком бросились к громадному прорыву. Но в этой стремительности крылась большая опасность - они слишком растянулись, отрываясь от тыла, ставя себя под большую угрозу. Надави теперь уже каии посильнее с флангов, и они окажутся отрезанными от основных сил, а это - верная смерть. Но Накадзо сознательно шёл на такой риск, ведь выпадом тонкой спицы порой можно достичь большего, чем ударом самого большого молота. И такой спицей, что может переломиться в любую секунду, но нацеленной в самое сердце врага, и должен был стать небольшой сводный отряд. Кроме Ивао, Накадзо и Юримару в нём была неполная рота автоматчиков под командованием комбата Хары, в которой насчитывалось не больше трёх дюжин солдат, и примерно столько же бойцов с винтовками. Вроде бы не так и мало, да только это капля в море, против сотен и сотен каии, ежеминутно выбиравшихся из недр чудовищного прорыва.
   В центре группы шагали самые оберегаемые люди отряда. Пятеро сапёров несли полностью готовые к подрыву связки толовых шашек. Электровзрыватели были накрыты колпаками, чтобы исключить возможность случайного взрыва из-за того, что кто-то зацепит ручку.
   - Грузовик застрял! - передали по цепочке. - Основные силы не могут двигаться дальше! Миномётчики говорят, что мы опасно близко от зоны накрытия!
   - Миномётчикам перенести огонь непосредственно на прорыв! - крикнул оторвавшийся от боя на несколько секунд Накадзо. - Огня не прекращать ни на секунду!
   - Отряд! - закричал Юримару. - Вперёд! До прорыва рукой подать! На тылы внимания не обращать! Только вперёд!
   - Вижу стоящих каии! - выпалил Ивао.
   - Хара-сёса, автоматчиков вперёд! - тут же приказал Юримару. - Не дайте им выстрелить по нам!
   - Хай! - крикнул тот, и во главе своих бойцов ринулся вперёд.
   Юримару и Ивао добили последних каии, отделявших их от линии замерших у самого края прорыва тварей с мощными левыми лапами. Каии вскинули руки с когтями, по мускулам прошла короткая судорога, но автоматчики Юримару опередили их. Затрещали длинные очереди - пули срезали каии, чёрные стрелы уходили куда угодно, вонзались в стены домов, в землю, просто улетали в небо, чтобы после упасть людям на головы, но уже без смертоносного эффекта.
   - Сапёры! - закричал Юримару, но тех торопить не надо было. Они бегом пронеслись мимо автоматчиков и покидали толовые шашки в чёрное озеро прорыва. Защитные кожухи летят прочь. Поворот ручек. Взрыв!
   Он взбаламутил кипящую поверхность прорыва. Та вздулась чёрным пузырём, опала, съёжилась, но пропадать совсем не собиралась. Более того, из глубин её полезли новые твари. Автоматчики открыли по ним огонь, но у них оставалось слишком мало патронов. Они сдержали первую волну тварей, а после вперёд рванулись Ива, Накадзо и Юримару, за ними стрелки с винтовками наперевес. Они загнали каии обратно в прорыв, быстро уничтожая всякого, кто пытался выбраться с их стороны. Не смотря на то, что после подрыва толовых шашек чёрное озеро сильно сократилось в размерах, оно оставалось достаточно большим, и каии лезли из него, быстро разбредаясь по округе. Они окольными путями обходили позиции сводного отряда и били ему в тыл и во фланги, вливались в ряды тех, кто отрезал бойцов от основных сил.
   - Ещё толу! - крикнул через плечо Юримару. - Шевелитесь!
   Но толовые шашки остались в грузовике, застрявшем на узких улочках, заваленных трупами каии и обломками деревянных домов. Взрывать было просто нечем. Но сапёры не спешили говорить об этом Юримару, пусть дерущиеся на передовой думают, что ещё есть шанс всё изменить, иначе у них просто руки опустятся.
   - Гранаты! - неожиданно выпалил один из сапёров. - Их же никто не кидал! У каждого бойца по две - это же несколько сотен!
   - Взрыв нужен достаточно сильный, - потёр подбородок командир сапёров, - если просто закидать гранатами прорыв, никакого толку не будет.
   - Свяжем по несколько штук и закинем в прорыв, - сказал тот, кто предложил идею с гранатами.
   - Опасное дело, - сказал командир, - но выхода у нас нет. - И тут же, без перехода, возвысил голос, так чтобы его услышало как можно больше людей. - Гранаты сюда! Все гранаты нам! Быстро!
   Бойцы передавали им свои гранаты, которые, действительно, почти никто не кидал. Бой шёл в тесном пространстве и взрыв даже одной мог принести больше вреда своим, нежели врагу. Сапёры быстро увязывали их, обматывая оставшимся в избытке шнуром от электровзрывателей, и передавали обратно. Накадзо, поняв идею сапёров, уже формировал из самых рослых бойцов небольшой отряд гранатомётчиков.
   - Ваша задача, - объяснял он им, - кинуть эти увязанные гранаты, как можно дальше в прорыв. И кидать их как можно быстрее. Мы вас прикроем от каии, на них не отвлекайтесь.
   Бойцы кивали, переминались с ноги на ногу. За этот безумный день они привыкли к постоянному риску, но лезть на самый край прорыва, да ещё и с одними только гранатами в руках, это было слишком даже для них. Кто бы их ни прикрывал от лезущих из черноты каии, а с винтовкой или автоматом в руках как-то уверенней себя чувствуешь.
   - Вперёд! - указал Накадзо мечом на прорыв. - За мной!
   Он снова встал плечом к плечу с Юримару и Ивао. Подбежавшие за ним гранатомётчики швырнули в прорыв первые связки, уступили место следующим, схватили протянутые сапёрами новые связки гранат и снова рванули к чёрному озеру, чтобы избавиться от смертоносного груза. Взрывы гремели один за другим, вспучивая поверхность прорыва, заставляя его съёживаться с каждым разом. Каии уже не пытались выбраться, их вышвыривало на деревянную мостовую, секло осколками, просто разрывало на куски, если оказывались близко от взорвавшейся связки гранат.
   Прорыв из озера съёжился до размеров небольшой лужицы, которая исчезла сама собой, как будто высохла под лучами заходящего солнца.
   - А что с третьим прорывом? - спросил Ивао, не спеша опускать мечи.
   Оказалось, за всей этой канителью они совершенно забыли о прорыве, что ликвидировала Мидзуру. Оставшись без связи, они ничего не могли узнать об этом.
   - Будем прорываться к основным силам, - решительно заявил Юримару, - и как можно скорее. Надо узнать, что с Мидзуру и её отрядом.
   Сделать это оказалось, немногим сложнее, чем сказать. Без подкреплений каии не могли долго противостоять людям с их автоматами, винтовками и пулемётами. Отряд Юримару, Ивао и Накадзо уже через десяток минут прорвался к основным силам. И тут же все трое борцов с каии устремились к радисту.
   - Была связь с отрядом Мидзуру?! - накинулся на него, наплевав на субординацию, Юримару.
   - Была, - кивал тот, - была. Они уничтожили прорыв и идут к нам, по пути вырезая очаги сопротивления каии. Как только мы увидели взрыв последнего прорыва, они и вовсе замедлили продвижение. Производят полную зачистку территории.
   - Надо и нам этим заняться, - сказал Накадзо.
   - Это работка на всю ночь, - усмехнулся Ивао.
   Да, это была долгая и муторная работа. Надо было пройтись по всему городу, заглянуть в каждый дом, уничтожая тварей, когда по одной, когда небольшими группами. Ночью делать это было куда сложнее, к тому же за плечами лежал почти бесконечный день полный безумия. Но останавливаться было нельзя, пока не будет уверенности, что убит последний каии. И проделать эту работу предстояло тем же самым солдатам, что весь день дрались, не щадя себя, как бы они не устали, опускать оружие было рано.
  
   В штаб-квартире отряда они собрались ближе к вечеру следующего дня. Зачистка столицы после такого прорыва заняла очень много времени, да и все были слишком вымотаны, чтобы носиться по городу с обычной скоростью. Очень помогли подошедшие, наконец, полки из соседних городов, с их помощью город прочесали мелким гребнем, выловив и перебив всех каии. Их прибытие позволило отпустить потрёпанные в бою части, однако не освободило бойцов отряда Накадзо.
   - Ну, бывай, Хара-сёса, - протянул комбату, в батальоне которого осталось не больше сотни человек, кожаные перчатки Юримару. - Был рад воевать вместе с тобой.
   - Останься жив, Юримару-сёса, - ответил на это комбат, принимая перчатки.
   - Было бы глупо погибнуть теперь, - усмехнулся Юримару и направился к солдатам из Мацудо.
   Накадзо пришёл в штаб-квартиру последним. Хакусяку всё же затащил его на аудиенцию к императору. Оказалось, что его величество желал лично видеть командира отряда борцов с каии, и готов был отложить аудиенцию самого хакусяку, только бы он пришёл вместе с Накадзо. Тюса был весьма польщён таким отношением со стороны правителя, и отбыл вместе с хакусяку во дворец, как только привёл себя в порядок после зачистки города.
   - Можете поздравить меня, - усмехнулся он, войдя в общий зал, - я теперь кавалер Восходящего солнца с цветами павлонии. К тому же, все мы повышены на одно звание, Нагэн - посмертно.
   - Лучше всякого звания и новых погон, - мрачно заметил Ивао, - Нагэну бы понравилось, если бы мы записали его марш.
   - Собирай ваше устройство, - кивнул Накадзо, - будем писать.
  
   - Мы промучились с чёртовым маршем, - усмехнулся основательно захмелевший после нескольких десятков чашечек сакэ Накадзо, - почти до полуночи. Записывали, слушали, хохотали над голосами друг друга, ругались, кому какую реплику лучше петь или может быть всем хором петь весь марш. Это стало хорошей разрядкой после того проклятого дня.
   - Но что случилось с Юримару? - удивился Ютаро. - Он ведь был едва ли не героем того дня. Бронегвардейцев спас, Акихабару оборонял, вместе с вами самый мощный прорыв ликвидировал. Как же такой человек мог пасть настолько низко.
   - Он никуда не пал, - покачал головой Накадзо, - просто зашёл слишком далеко. После похорон Нагэна, Юримару зарылся в книги. Он перечитал, наверное, несколько сотен книг и свитков, посвященных самым разным оккультным наукам и практикам. Как нашим, так и заграничным. Пользуясь затишьем, что наступило в столице после большого прорыва, Юримару стал искать его причину.
   - И он её нашёл? - задал Ютаро вопрос, в ответе не нуждающийся.
  
   - Ты, наконец, нашёл ответы на свои вопросы? - обратился Накадзо к Юримару, сидевшему за столом в главном зале. Перед ним стоял патефон, играющий "Марш борцов с каии".
   - Присаживайся, Накадзо, - сказал Юримару, - разговор у нас будет долгий.
   - И о чём он будет? - поинтересовался Накадзо, понимая, что ничего хорошего этот разговор ни сулит.
   - Я думаю, что действительно разобрался с прорывами тьмы, - решительно заявил Юримару. - Всё оказалось куда проще, чем я считал сначала. - Он зачем-то придвинул к себе стакан и наполнил его на две трети водой. - Проще всего будет объяснить это на примере. - Юримару накрыл стакан ладонью. - Смотри, Накадзо, вода в стакане - это тьма. Она скапливается в нашем мире, где и каким образом, тут теорий великое множество и они сейчас не важны. Тьма копится до тех пор, пока её не становится слишком много, вот тогда и происходят прорывы. Из Подземного мира, будем считать так, она выходит в наш, материальный Нам удалось сейчас заблокировать места прорывов, но кто поручится, что они не образуются снова. Где, как и когда - на этот вопрос я ответа так и не нашёл.
   - Ты не сказал мне ничего нового, Юримару, - пожал плечами Накадзо. - Стоило ли выдёргивать меня, если у тебя есть только теория, и нет никакого предложения, как бороться с тьмой, а не с её проявлениями.
   - Есть такое предложение, Накадзо, - ответил седоволосый самурай, - есть очень даже реальное предложение. Ведь никто из нас не пробовал окунуться в прорыв, узнать, что кроется под его поверхностью.
   - И ты хочешь нырнуть в прорыв тьмы? - спросил Накадзо. - Ты же понимаешь, что это - полное безумие.
   - Отнюдь, - усмехнулся Юримару, - отнюдь. Я - человек тренированный, как физически, так и духовно, впрочем, как и любой из нас. Если удастся окунуться во тьму и собрать её, подчинить себе, то никаких новых прорывов можно не ждать ещё очень долго. Но, кроме того, человек, окунувшийся во тьму, получит власть. Огромную, ни с чем не сравнимую власть и силу.
   - Так вот чего тебе нужно, - Накадзо опустил взгляд, - хочешь воспользоваться тьмой, чтобы получить власть. И как же ты ею хочешь распорядиться, Юримару?
   - Ты знаешь, откуда берётся в мире тьма? - задал встречный вопрос тот. - Это совокупность всех отвратительных вещей, что творятся вокруг нас. Убийства, насилие, воровство и простая жестокость. Все они оставляют свой след. Каждое подобное деяние - это капля в море тьмы. И за века их скопилось великое множество. Войны - последствия накопления тьмы, своеобразные выбросы, освобождающие самые чёрные эмоции людей, узаконивающие самые чёрные их дела. Однако последняя война не столько высвободила тьму, сколько накопила новой. Все эти газовые атаки, мехи и налёты дирижаблей, уничтожающих целые города. Именно Первая Мировая причина наших прорывов. Почему тьма полезла именно у нас в столице, я, конечно, не знаю, но что будут ещё прорывы, уверен. Пусть не такие масштабные, как вчера, да это и к лучшему, иначе пришлось бы тащить батальон автоматчиков и пару миномётных рот, чтобы окунуться в него.
   - Ты так и не ответил, Юримару, - холодно произнёс Накадзо, - как ты хочешь распорядиться силой тьмы?
   - С такой силой можно стать реальным хозяином нашего мира, - мечтательно произнёс Юримару, лицо его изменилось, приобретя какое-то романтическое выражение, морщины даже слегка разгладились. - Не сразу, конечно, одной силы тут будет мало, нужно найти твёрдую опору, показать мощь, заявить о себе тем, кому надо. И уже после встать за спинами хозяев мира и управлять ими. Контролировать политику, чтобы не допускать больших войн, ограничиваясь только локальными, и то где-нибудь в Африке или Южной Америке, можно в России, там народ очень любит воевать сам с собой. Они нужны для сброса тьмы, ведь та будет копиться в любом случае...
   - Довольно, - оборвал его Накадзо. - Ты сам-то понимаешь, что говоришь, Юримару?! Ты что, возомнил себя кукловодом из Бунраку? То, что ты говоришь не просто государственная измена, это обычное безумие. Тебя не в контрразведку сдавать надо, а в дурдом!
   - Понятно, - мгновенно потерял интерес к беседе Юримару. - Я так и знал, что никто из вас меня не поймёт. С Мидзуру и Ивао и разговаривать даже не стану. Бесполезно.
   Он поднялся со стула так порывисто, что едва не смахнул стакан с водой, и под аккомпанемент последних аккордов "Марша борцов с каии", поднялся к себе в комнату.
  
   - Я так понял, - осторожно спросил я, просто ошарашенный словами Юримару, - что Ивао тоже пережил большой прорыв тьмы. А что с ним сталось после?
   - Я убил его, - коротко ответил Юримару, было видно, что эта тема не доставляет ему особого удовольствия. - Он просто попался мне не в то время. Я как раз собирался уходить, а он как будто почувствовал что-то, стоял в главном зале у самых дверей.
   - А почему вы, Юримару-сан, вообще, решили уйти из отряда Накадзо? - задал я вопрос, который интересовал меня с самого начала его рассказа. - Ведь не из-за того, что он посчитал вас сумасшедшим.
   - И из-за этого тоже, - усмехнулся Юримару, - но дело ещё и в том, что ночью ко мне заглянула Кагэро.
  
   Юримару спускался по лестнице, держа под мышкой пластинку с "Маршем", это была единственная вещь, которую он уносил с собой. Конечно, кроме формы и оружия. Ивао стоял у дверей, привалившись спиной к косяку. На поясе его висел только один меч, однако сомневаться в намерениях молодого человека не приходилось.
   - Ты заражён тьмой, Юримару, - процедил Ивао. - Я не выпущу тебя.
   - А ты оказался чувствительнее Мидзуру и Накадзо, - кивнул Юримару, кладя пластинку на стол. - Вот только зря не разбудил их. Я намерен уйти, и не пощажу тебя.
   - Мы же дрались плечом к плечу, Юримару, - вскричал Ивао, - вместе стояли на краю прорыва...
   - Зря ты не разбудил Накадзо и Мидзуру, - повторил Юримару, кладя ладонь на рукоять меча. - Уходи.
   - В моей семье хранятся секреты не только нитодзюцу, но иайдзюцу, - предупредил Ивао. - В последнем я достиг особенно больших успехов.
   - Мой меч длиннее на два суна, - ответил на это Юримару, - а это может решить всё в первые секунды боя.
   - Длина меча решает не всё, - отрезал Ивао, ссутуливаясь и складывая пальцы на рукоятке меча.
   - Вот мы сейчас это и проверим, - кивнул Юримару, подходя к нему.
   Седоволосый самурай остановился на расстоянии длины клинка своего меча, также ссутулился, отвёл левую ногу назад. Ивао гладил длинными пальцами рукоять. Взгляды противников, ещё вчера бывших товарищами по оружию, почти братьями, скрестились. Каждый читал в глазах соперника смерть. Мечи из ножен оба выхватили одновременно, разглядеть свистящие клинки человеческий глаз бы не смог. Вот только клинок меча Ивао лишь распорол плотную ткань формы на животе Юримару, даже кожу не поцарапав. Клинок же Юримару вошёл в шею Ивао на два суна, окрасившись кровью. Ивао выронил оружие, обеими руками схватился за горло, как будто пытаясь удержать рвущийся поток крови, и как подкошенный рухнул на колени.
   - Два суна, Ивао, - покачал головой Юримару, - всего два суна. - И добил его коротким ударом.
   Он вышел из штаб-квартиры, даже не обернувшись на Мидзуру, стоявшую наверху с пистолетом. А девушка, как только за ним захлопнулась дверь, осела на пол. Она не смогла выстрелить ему в спину, не смотря ни на что.
  
   - Что же такого сказала вам Кагэро, Юримару-сан, - тихо спросил я, - раз вы решились не просто уйти, но и убить вашего боевого товарища?
   - Это ты сам у неё спроси, - рассмеялся Юримару, - не то, чтобы это был особенный секрет, но и разбалтывать его направо и налево я не хочу. Вдруг вы, Руднев-сан, русский шпион? - Он продолжил уже серьёзней: - С помощью Кагэро я получил тьму, скопившуюся под Токио, и теперь с её помощью создаю из мертвецов пилотов для присланных мехов.
   - Что же вам ещё нужно? - удивился я.
   - Я получил только мизерную часть силы тьмы, - объяснил Юримару, - что имеется в нашем мире. С ней я только и могу, что делать пилотов из мертвецов, да ещё несколько фокусов подобного пошиба. Для мирового господства этого слишком мало.
   - Но ведь вы, Юримару-сан, - предположил я, - не просто так оживляете пилотов БМА, ведь не в расшатывании ситуации в столице дело.
   - Естественно, - кивнул Юримару, - всего-то что надо сделать, это разбудить зло Синсэнгуми, которое разрушит столицу. По сути Токио просто провалится в громадный прорыв Тьмы, и мне надо быть в самом центре этого прорыва. Я больше десяти лет готовил свои тело и дух, чтобы они могли выдержать тот напор тьмы, что обрушится на меня, усвоить её, подчинить себе. И вот теперь, когда я полностью подготовился к этому, можно начинать будить зло Синсэнгуми.
   - Я так и не понял, что это за зло? - напомнил я Юримару.
   - Не стану утомлять вас, Руднев-сан, историей Синсэнгуми, если интересно, сами почитаете, - сказал Юримару. - Но под конец сёгуната, после переноса столицы в Эдо и переименования города в Токио, оставшиеся бойцы отряда вместе с какими-то окультистами начали готовить разрушение новой столицы. Не смотря на то, бывшие Синсэнгуми только охраняли убежище окультистов, зло разбуженное последними назвали по имени этого отряда. Окультистов остановили в последний момент, когда их действия очень сильно истончили границу между нашим и Подземным миром, что начали образовываться первые прорывы тьмы. Тогда, к слову, из тех солдат, что перебили окультистов и Синсэнгуми, сформировали первый отряд борцов с каии. - Он перевёл дух и поставил "Марш" сначала. - Теперь мне осталось окончательно прорвать эту границу, чтобы впитать рвущуюся из Подземного мира тьму. А для этого надо создать прорыв, превосходящий по размерам и силе тот, что мы ликвидировали в Акихабаре. Он должен поглотить всё Токио! А для того, чтобы создать его, нужно как можно больше насилия, творящегося в столице, больше страха, больше крови. Пусть люди в городе с ужасом глядят за каждый угол, шарахаются от любой тени, выплёскивают страх на родных и тех, кто просто попадётся под руку. Насилие и страх замешают тесто для моего пирога! Я испеку его! И я его съем!
   Наверное, именно в тот момент я понял, что генерал Мадзаки прав относительно Юримару. Допустить исполнения его безумных планов было нельзя. Остановить этого безумца, готового швырнуть во тьму сотни тысяч человек, любой ценой. Я готов был поступиться даже основной своей целью. Какое там "наше дело", если Юримару собирается полностью перекроить наш мир по своему разумению. Особенно запали мне в душу его слова относительно локальных войн для выброса тьмы на территории России, раз мы так любили "воевать сами с собой". Юримару произнёс их, наверное, даже позабыв о том, кто сидит перед ним. За одни эти слова я готов был ему голову с плеч снести.
   Но сейчас я этого сделать, по понятным причинам, не мог. Мне надо было выпутываться из более чем сложных обстоятельств. Но с этим мне, как ни странно, помог именно Юримару.
   - Вам надо вернуться в театр, - заявил он. - Все возможные вопросы я улажу с Мадзаки сам. Надо выяснить, что там делает Мидзуру и почему руководит им Накадзо, чем ты и займёшься. Официальная версия того, куда вы делись и где пропадали несколько суток, вас попытались завербовать под видом очередной проверки в контрразведке. Долго "обрабатывали", чему лучшее доказательство ваш внешний вид, но вы не поддались, пока Мадзаки-тайсё не вытащил вас. Документально это будет подтверждено полностью, выдержит любую проверку, какую может устроить вам Накадзо.
   - Но есть ещё и маленькая девочка, Алиса-тян, - напомнил я. - Она может почувствовать кровь, что я пролил недавно. Ведь именно на этом меня и подловила Мидзуру-сан.
   - В этом, - Юримару поднялся, остановив патефон, - тебе поможет Кагэро. - Он забрал пластинку и вышел из комнаты.
   Кагэро поднялась со стула, кимоно привычно скользнуло с плеч, но поддерживать его она в этот раз не стала.
   Сёи (япон.) - лейтенант.
   Дайсё (япон.) - бригадный генерал.
   Синсэнгуми, иначе Волки Мибу - подразделение верных сёгунату Токугава самураев, созданное для "поддержания порядка" в Киото, второе название происходит от названия деревни (Мибу), в которой, фактически, и было сформировано Синсэнгуми.
   БМА - биомеханический агрегат.
   Настоящий П.А. Руднев эмигрировал с матерью в Югославию, позже во Францию.
   Гунсо (япон.) - сержант.
   В данном случае контр-адмирал.
   В данном случае капитан 1-го ранга.
   Токко - сокращение от Токубэцу кото кРюхэцу, Особый отдел высшей полиции, они же "полиция умов".
   Слова песня "Варяг" Я. Репнинского.
   Дзюньи (япон.) - прапорщик.
   Тюи в сухопутных войсках - старший лейтенант.
   Сёса (япон.) - майор.
   Сяти (япон.) - касатка, сказочная рыба-дельфин.
   Иссэкиган (япон.) - верный глаз.
   1 дзё = 3.03 м.
   1 тё = 109 м.
   Син-гунто (япон.) - новый военный меч. В 1930-е гг. в Японии под влиянием всё более набиравшей силу идеологии традиционализма мечи сухопутной армии и флота в полной мере отражали данные тенденции. Образцы кю-гунто, созданные в европейском стиле, заменялись син-гунто, олицетворявшими традиции самураев.
   Тайсё (япон.) - генерал армии, часто упоминается как просто генерал.
   Сенсей (япон.) - учитель, мастер, доктор. В данном случае, скорее, профессор.
   Каии (япон.) - странный, удивительный, загадочный, причудливый; загадочное существо, чудовище. Состоит из двух иероглифов, означающих необычный и предательский.
   Сейчас Синагава один из районов Токио, а в те времена был самостоятельным городком к югу от столицы.
   Хакусяку (япон.) - граф.
   1 бу = 3,03 мм.
   Кохэби (япон.) - стальной змей.
   1 кан = 3.75 кг.
   Перевод Д.Л. Михайловского.
   Кадзоку - Цветы народа - высшая японская аристократия периода Мэйдзи. Учреждена 7 июля 1884, прекратила существование 3 мая 1947 с принятием новой конституции.
   Косяку-- герцогское достоинство, от китайского титула гун. Приравнен к младшей степени I класса, дзюитии. Дансяку -- баронское достоинство, от китайского титула нань. Приравнен к старшей и младшей степени IV класса: сёсии, дзюсии.
   Гэнсуй (япон.) - маршал. Согласно "Установлению о маршалах" 20 января 1898 года, получившие его офицеры сохраняли воинское звание генерала или адмирала, но получали право носить маршальскую эмблему (листья павлонии на фоне знамени армии и флота) и самурайский меч во время участия в церемониях.
   ДШК - пулемёт Дегтярёва - Шпагина крупнокалиберный.
   ШВАК - Шпитальный - Владимиров Авиационный Крупнокалиберный. Небольшая историческая неточность, сознательно допущенная мной, данная двадцатимиллиметровая авиапушка была запущена в серию только 1936 году.
   Дзю итигацу - месяц ноябрь. Современные названия японских месяцев буквально переводятся как "первая луна", "вторая луна" и. т. д. где соответствующая цифра соединяется с суффиксом гацу - луна.
   Песня Сан Саныча из кинофильма "Не бойся, я с тобой", слова А. Дидурова.
   Татэ (япон.) - щит.
   Дзиян'то (англ. giant) - гигант, великан, исполин
   Перевод Д.Л. Михайловского.
   Тёсё (япон.) - генерал-лейтенант.
   Исиндэнсин (япон.) - телепатия; передача мыслей и чувств без помощи слов; безмолвное взаимопонимание.
   Сан'тё (япон.) - капитан корабля.
   Цубамэ (япон.) - ласточка.
   АВС-36 - 7.62мм автоматическая винтовка Симонова образца 1936 года.
   Касумигасэки - политический центр Токио, где расположено большинство правительственных зданий.
   Сотё (япон.) - старшина.
   Имеется в виду пулемёт Тип 11 Тайсё.
   Имеется в виду пистолет-пулемёт Бергмана образца 1920г., стоявший на вооружении японской армии.
   Тюса (япон.) - подполковник.
   Историческая неточность допущена мной намерено. В действительности ни одного бронепоезда на территории островов у японцев не было.
  
   Готё (япон.) - ефрейтор.
   Нагината - японский вариант алебарды с наконечником в виде широкого сабельного однолезвийного клинка, загнутого на конце. Изначально использовалась простыми пешими воинами в основном для подсечения ног лошадей. Впоследствии нагината, искусно выполненная и богато инкрустированная, появляется у знатных всадников и воинствующих монахов, а с XVII в. становится женским оружием.
   Сяку (япон.) - 30,3 см.
   Орден Золотого коршуна, в некоторых источниках его называют Орденом Золотого сокола (кинси кунсё) был учрежден императорским рескриптом от 12 февраля 1890 г. Рескрипт гласил: "Императорская династия, основанная Дзимму Тэнно, продолжается и в наше время, пройдя через многие поколения. Сейчас идет 2550-й год эры, которая началась восшествием Дзимму на престол империи. В память о событиях периода военной кампании императора Дзимму по покорению Японии мы решили учредить Орден Золотого коршуна, имея в виду награждать им за исключительные военные заслуги, с тем чтобы славная память об императоре была еще более почитаема во веки веков, и с тем, чтобы поощрять верность и доблесть".
   Амакуса Сиро (род 1612? -- 12 апреля 1638), также известный под именем Масуда Сиро -- духовный лидер восстания в Симабаре, бунта японских христиан в начале периода Эдо.
   Хара - крепость, где в 1638 году Амакуса возглавлял оборону восставших христиан.
   Орден Восходящего солнца-- японский орден. Второй по старшинству после ордена Хризантемы. Учреждён декретом Государственного Совета от 10 апреля 1875 года. Имеет 8 степеней, при этом у высшей I степени два вида -- орден Восходящего солнца с цветами павлонии и просто орден Восходящего солнца I степени. Орден Восходящего солнца вручался только мужчинам -- как за военные, так и за гражданские заслуги.
   Бунраку - самый крупный кукольный театр Японии, являющийся хранителем традиций, названный по имени организатора и постановщика первых спектаклей Уэмура Бунракукэн (1737-1810). Он был открыт в 1872 г. в Осака, на вывеске было написано: "Дозволенный правительством кукольный театр Бунраку". Это название стало символом японского традиционного кукольного театра (нингё дзёрури) вообще.
   Нитодзюцу - искусство владения двумя мечами. Иайдзюцу - искусство быстрого выхватывания меча из ножен.
   Сун (япон.) - 3,03 см.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 3.80*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"