Райк был уверен, что это будет его последний бой, поэтому ночью, вместо того, чтобы спать, вспоминал, как все началось. Он играл на лужайке перед калиткой, когда услышал, как скользит уголь по камню.
- Что это ты делаешь? - спросил Райк старуху, рисующую углем черточки на стене соседского дома, - две сросшиеся верхушками и одну отвесную. Старуха торопливо оглянулась по сторонам, но улочка, карабкающаяся по склону горы, была безлюдной. Тогда она спросила:
- А ты что делаешь?
Райк пожал плечами. Он строил триумфальную арку из грязных кирпичей, отвалившихся от угла дома. Скоро под ней промаршируют колонной клопы-солдатики. Тут была их тропа.
Старуха пригляделась к нему и улыбнулась. У нее была пыльная одежда, яркие глаза и седые волосы.
- Я могу исполнить любое твое желание. Чего ты хочешь? - спросила она.
- Я хочу играть, - сказал Райк.
- И все? Что ж, если когда-нибудь пожалеешь о своем выборе, сделай такой же рисунок.
- Я не пожалею.
- Главное, запомни рисунок! - Старуха провела поперечную черту и исчезла, а на земле перед Райком оказалась коробка с солдатиками.
Это были чудесные оловянные солдатики в алых мундирах, они умели смыкать и размыкать строй, горланить песни, исполнять команды, а главное, они не умирали, эти солдаты. Так проходил день за днем. Райк рос, а вместе с ним росла и его армия.
Однажды ночью конные отряды гвардейцев прорвали оцепление оловянных солдат и бросились к его дому. Райк, оглушенный криками и лязгом, выбрался из окна в сад и побежал вверх по склону. На вершине он сел и отдышался. Он знал, что его все равно найдут, а его солдаты вряд ли успеют первыми, но идти было некуда. Вдруг он почувствовал на себе странный взгляд - это разбуженная гора повернула голову и смотрела на него глубоко посаженными желтыми глазами.
- Лысуха, помоги мне! Они меня убьют! - попросил Райк.
Гора принюхалась, отряхнулась, так что и люди, и захваченные дома осыпались к ее подножью. Но Райка стряхивать не стала и двинулась вперед на темных мохнатых лапах. Светлячки факелов хлынули в разные стороны. Алые мундиры зашагали следом. Холодная ночь обжигала изморозью звезд, но в подшерстке травы еще сохранились тепло и запах. Райк спал. Так начался его поход, больше похожий на бегство.
Когда он проснулся, ему показалось, что облака играют в чехарду, что весь мир пришел в движение, а все его мысли превратились в конфетти. Не потому что гора двигалась, а просто ночью его заметил южный ветер и ему стало любопытно. Южному ветру ничего не стоит вскружить голову. Его дом - в гнезде в кроне плакучей ивы, где он уютно сворачивается маленьким вихрем. Когда он замедляет ход, из его хвоста сыплются ивовые листья. С тех пор он прилетал почти каждый день. Никто не знает, о чем они говорили.
На следующий день разнеслась весть, что канцлер собирает ополчение, чтобы покончить с беспорядками. "Берегись, - предупреждали Райка, - канцлер упрям, а ты смертен. Он будет сидеть, как крот, в своих подвалах и бросать против тебя все новые силы, пока не добьется своего". Но Райк только пожимал плечами. Горнисты перекидывались короткими сигналами с флангов, и ветер убирал волосы с его глаз.
И вот прошло еще три года, прежде чем он встретил настоящего врага. Про Бэла говорили, что все, чего коснется его оружие, исчезнет, что его доспех так сияет, что в него невозможно прицелиться, что его конь подкован радугами и пожирает пространства, и что скоро даже канцлер пожалеет, что вызвал его с рассветной границы.
Но пока что жалел Райк. Утром его армия осталась позади, а сам он с завязанными глазами, обняв ружье, поехал в сторону восхода. Лысуха неутомимо шагала вперевалку, мотая куцым хвостом, а он сидел на загривке, жевал травинку и наслаждался темнотой. И вот тьму прорезал вертикальный луч, в один миг он стал больше, ослепительнее, а в следующий превратился в сияющую фигуру всадника с мечом прямо напротив него. Райку больше всего хотелось отвернуться. Он не успел прицелиться и ударил штыком. Свет приглушила черная клякса. Бэл выронил оружие, и как только лезвие коснулось земли, опора под ними исчезла и на пустое место хлынуло море. Райк сорвал с себя повязку, открыл глаза и увидел, как гора рассыпается, погружаясь в воду. К вечеру он доплыл до берега.
Наверное, он победил бы, если бы не случайность. Однажды в одном из сел его солдат взял в руки ложку из серого олова, и в войске началась оловянная чума. Во время перехода через перевал солдаты стали рассыпаться в пыль, смешивавшуюся со снегом. На равнине вражеская конница положила конец агонии. Райк вместе с теми немногими солдатами, которые еще могли держаться на ногах, попал в плен. Конвоир спросил его:
- Когда-то у тебя был дом и своя земля под ногами. Ну и на что ты променял их?
Гайк ответил:
- У меня никогда не было дома и я никогда не стоял ногами на земле. Все, что здесь мое, - это Лысуха, мои оловянные солдатики и мой ветер.
Больше он ничего не сказал. Утром его казнили. По такому случаю к ополчению выехал сам канцлер.
- Мы победили! Спасибо за службу!
По толпе пошла гулять рябь глухого ворчания.
- Война окончена. Можете возвращаться по домам! Ну, в чем дело?
- Ну уж нет, как только разойдемся, крестьяне нас по одному перебьют.
Потом один из гвардейцев бросил в связанного Райка тяжелое кованое копье. Райк улыбнулся, уверенный, что это все, ведь теперь он даже при желании не смог бы нарисовать три перечеркнутые линии. Но все же он провел их - кончиком языка во рту.
Он упал, раскинув руки. Вместо расплывающихся лиц над ним склонялись венчики цветов. Один из них качнулся над самой бровью, и пойманный взгляд, как в сачок, рванулся в его яркую глубину.