Много опасностей подстерегает молодую огневку на пути взросления. Ее кокон может оказаться недостаточно прочен, и она вырвется наружу еще малышом. Она может погибнуть от голода или впасть в истерику в душной темноте кокона и сломать свои хрупкие кости, пытаясь выбраться. Ее крылья могут раскрыться слишком рано, и тогда взорвавшийся кокон выпустит на свободу облачко пыльцы и огневку с серыми, мертвыми крыльями. Она может переждать нужный момент, и мышцы атрофируются, навсегда лишая крылья возможности раскрыться...
Но если все пойдет правильно, ровно через месяц после того, как к стене улья прикрепили кокон с подросшим, отъевшимся малышом, из него вырвется молодая огневка с изумительно-яркими крыльями и ошарашенным взглядом.
Сегмент 1. Лоток жилого блока
Я вывалилась из кокона и моим глазам явился мир, полный света, теней, шорохов и простора. Неизвестные мне растения, странные существа, скрывающеся в зелени и воздух, настолько плотный, что в нем можно купаться...
Я приземлилась у входа. Ноги дрожали и время от времени пружинили, хотя тело, которое они теперь держали, было во много раз легче предыдущего. Но неразработанные мышцы еще не хотели слушаться. К новому телу следовало привыкнуть. Хотя уже сейчас я могла сказать, что тело это мне решительно нравилось. Всего одна пара длинных ног, тонюсенькая перепонка между брюшком и грудью, хитин как пленочка, местами еще влажный, и шикарные крылья... Ну точно как красотки на старых гравюрах. От удовольствия, что вот я такая красивая, я покачалась из стороны в сторону, как это описывалось в книгах. Сначала словно дрожь пробегает по ногам, потом бедра отклоняются в одну сторону, грудь подается в противоположную, руки вздрагивают, волна доходит до плеч, шеи, волосы встают дыбом и наконец крылья расправляются над головой...
Молодая огневка поднялась с пола при моем появлении.
- Я так и знала, что ты приземлишься у этого входа.
Я не сразу сообразила, почему взрослая обращается ко мне так запросто. Ах да, мы ведь все превратились!
Кто же это? Новое стройное тело, новое ничего не выражающее лицо. Но вот первая наметившаяся морщинка на гладкой коже лба - у Чирли всегда настроение плохое.
- Чирли! - я бросилась обнимать подругу. Ноги не были готовы к столь резкому движению, и я практически упала на нее. Чирли помогла мне выровняться и сделала шаг назад, отстраняя меня на расстояние вытянутых рук. Ну точно, ее движения, ее взгляд.
- Пойдем, там тебя все ищут.
Она направилась к коридору, ведущему на верхние уровни. Я догнала подругу и пошла рядом.
- Чирли?! Ну как тебе?
- Как мне что?
- Как что? Полет!
Она вздыбила волосы на загривке и ускорила шаг. Я поплелась сзади, испуганно глядя на спину своей подруги. Тут только я заметила, что крылья у нее серые.
'Ты заслужила приз за самый бестактный вопрос года', - оживилась роевая память.
'Разве я могла предположить, - начала оправдываться я, - это ведь Чирли. Она же ни разу не ошибалась. Добивалась всего, чего хотела'.
Чирли, будто почувствовав мой взгляд, передернула плечами. Ну и злиться же она сейчас, наверное. Она ведь всю жизнь мечтала о небе. В библиотеке только и читала что сказания об огневках, а потом взахлеб пересказывала мне о битвах с песчаными волками и о способах добычи дикого меда. Это из-за нее я тоже захотела улететь отсюда'.
'Лишиться крыльев - это ужасно, - теперь роевая память говорила голосом малыша, - Скажи ей что-нибудь'.
'Ты не знаешь мою подругу. Она ведь гордая как вторая мать улья. Нет, она сама со всем справится'.
Коридор впереди раздваивался. Чирли свернула направо так резко, что приложилась плечом о стену. Ругнулась, и понеслась вперед.
'Ну конечно справится. Это ведь Чирли'.
Сегмент 2. Зал собраний
Мать улья обняла меня на глазах у всех. А ведь она обнимает не каждую свою дочь - только лучших, любимых. У меня сердце заколотилось так, что я не слышала, что говорит Мать улья, только думала про руку, что лежала у меня на плечах. Речь была встречена хлопаньем крыльев. Безнадежно серых, нездорово-белых, поддерживаемых руками, сросшихся...
'Ты не любимая' - голос внутри меня ликовал, но я не могла определить, то ли он потешается надо мной, то ли восхищается. - 'Ты единственная'.
Я стояла на сцене, рядом с Матерью улья, и слушала, как она хвалит меня. И весь наш поток слушал. Мне вдруг захотелось обратно в кокон. Не моя вина...
'Слабачка! - фыркнул голос, - это твой звездный час. Расправь плечи!'
Я глубоко вздохнула и встала поровнее. Да, иногда я хотела вот так стоять на сцене в окружении восхищенных и завистливых взглядов... Какая девчонка не мечтала! А ведь я всегда была на вторых ролях, в играх, в учебе. И не возражала, понимая, что не мне требовать большего. Но теперь малыш во мне пританцовывал и кричал: 'Видали?! Ну и кто теперь лучший?'
Они стояли передо мной, весь наш выводок. Все мы превратились в прекраснейших девушек, и я вглядывалась в незнакомых красавиц, потихоньку угадывая... Два идентичных хитиновых рисунка Близнецов... Круглые любопытные глаза, как бы сообщающие, что их хозяйке не терпится всюду сунуть свой хоботок - Минь... Желтые волосы Снифи не потускнели ни на спектр...
Официальная часть закончилась, и зал наполнился возбужденными голосами. Прежде чем отпустить меня, Мать улья сказала:
- Я хочу, чтобы ты осознала свою задачу. У всех них теперь один путь - в рабочие, и жизнь их будет нелегкой. Завтра, когда ты покинешь наш улей, это увидят все твои сестры. Знаешь, что они подумают?
Ироничный девичий голос предложил сразу несколько вариантов, но я не озвучила ни один. Молоко и мед, со мной доверительно разговаривала сама Мать улья!
Та, на которую я смотрела полными восторга глазами (а глаза у меня теперь были большие, и восторга там было много), коснулась пальцем моего лба.
- Они подумают: 'Мои крылья мертвы, и моя жизнь тяжела. Но ведь могло же все сложиться иначе. У нее же получилось!' Им нужно знать, что хоть кто-то пляшет в небе! За них всех. Рури, ты будешь тем огоньком, который осветит их жизнь и придаст ей смысл... Иди, прощайся с сестрами.
Я медленно спустилась с помоста, пораженная собственным значением.
- Я чуть с катушек не съехала в этой коробке.
- А мне даже понравилось. Как будто паришь в пустоте. Я только в начале испугалась, когда кокон начал срастаться с кожей. А когда скелет начал растворяться, стало так интересно!
- Минь, ты в своем репертуаре! А я испугалась при вылуплении. Стенки - вдребезги, под тобой пустота... Ужас! Если бы не страховочный канат...
- Ага, - подтвердила я, - Там так высоко было. И свет с толку сбивает. Я так неуклюже упала, руки, ноги, крылья во все стороны. А потом меня струей воздуха вверх подкинуло...
Едва я начала говорить, как веселое возбуждение, царившее в этой компании, исчезло. Будто не вылезали из детского загончика: 'Ты всю игру портишь, уходи'. Хотя Минь, наоборот, очень обрадовалась моему приходу.
- Ну, рассказывай! Как полет? Как крылья? Устали?
- Да не так уж и интересно, - смешалась я. - Мне даже не особо понравилось.
Роевая память вопила от негодования. Я послала ей пожелание заткнуться, но от Минь с компанией поспешила отойти.
- О, настоящие! А можно потрогать? На ощупь бархатные! Потрясающе!
- А куда ты направишься? Ты еще вернешься?
- Расскажи о полетах?
- Расскажи...
Восхищение, очень-очень много искреннего восхищения, с непривычки кажущегося приторным.
- Чирли, скажи что-нибудь.
- Ру, сейчас не лучшее время. Я рада, и все такое... Но сейчас - иди погуляй где-нибудь подальше. Не могу тебя видеть.
- Хорошо, я поняла...
Я по-настоящему начала осознавать, что мне грозит. Одна, без Чирли, в незнакомом опасном мире...
По дороге к выходу я наткнулась на Снифь. Вот уж кто не переживал из-за отсутствия компании. У этой всегда были свои игры и свои интересы. Ходили слухи, что она, еще малыш, заступилась за одного махаона, которого поймали в сотах. И они даже договорились улететь вместе сразу после ее трансформации. Я постаралась незаметно проскочить мимо.
Меня, меня теперь ждал этот мир, с песчаными волками и полетами в грозу! С махаонами, или даже парусниками, которые, говорят, могут лететь наперегонки с солнцем. И лишь однажды выбирают себе спутников. От горизонта и до горизонта, и рядом тот, у кого размах крыльев превосходит твой, и хитин твердеет под струями ветра, и мед на губах. И молоко.
Сегмент 3. Жилой блок
Достать до внешней поверхности крыльев - нелегкое дело, скажу я вам, даже с гибкостью нового тела. Особенно когда в голове воют тысячи голосов и вперемешку транслируют хронику сегодняшнего дня.
...много опасностей подстерегает молодую огневку на пути взросления...
Кажется, я нашла еще одну.
...от удовольствия, что вот я такая красивая, я покачалась из стороны в сторону...
- Было время, - заговорил Старик, - и я это видел - когда десятки огневок, приземляясь у лотка, так же встряхивались после трансформации.
Камень в ладони стал липким. Все-таки у меня сильная воля, раз я смогла устоять против искушения выглянуть наружу.
...не моя вина...
Это Минь виновата. И Чирли. Кто научил меня быть доброй? Кто рассказал, как ведут себя настоящие огневки?
От злости за такие мысли я сильно полоснула по крылу каменным скребком и не удержала крика - перед глазами вспыхнули внеспектровые пятна.
...на ощупь бархатные!..
'Огонь - фактурой бархат', - огрызнулась я.
Через какое-то время боль поутихла. Я покрепче сжала осколок и с чувством провела им по крылу. Чешуйки трескались под ним, точно весенний лед. Какие-то, с шелестом отрывались; другие глубже впивались в крыло, нарушая кровообращение и черт знает что еще.
- Это больно? - Женщина, с голосом, полным холодного любопытства. Она часто посещала меня во время трансформации. Ей я симпатизировала: она чем-то напоминала мне Минь.
- Очень... - отвечая, мне приходилось делать большие паузы, чтобы вдохнуть новую порцию воздуха, - нет. Это... страшно.
- Считаешь, что здесь ты нужнее? - Старик.
-Ха! Да она просто боится! - Девушка. Эта знает все на свете и в первую очередь таких как я.
- Да ты просто не заслуживаешь своих крыльев. Ты только на черную работу годишься! - Малыш.
- Чего ты молчишь? Отвечай, - потребовал Старик.
- Все в порядке, девочка. - Этому голосу подошла бы оплывшая фигура и руки, испачканные в цветочном сиропе. - Им бы только поиздеваться. Почему кто-то должен решать за тебя твою судьбу и выгонять из дома?
- Причем здесь дом? Крылья-то зачем калечить!
Кажется, я плакала.
- Рури, вот ты... Ты что творишь!
- Летать...отвратительно...
Сегмент 4. Жилой бок
Заходящее солнце освещало внешнюю полупрозрачную стену комнаты в цвет яблоневой пыльцы. Я сидела в кресле, разложив по подлокотникам крылья. Чирли обмотала их лечебным пластырем и шипела при этом громче, чем я. Она же долго ругалась с кем-то за дверью, и сейчас нас оставили в покое. Может ее в детстве по ошибке кормили королевским молочком?
Чирли, свернувшись клубочком на кровати, смотрела на золотистую стену. Раньше она так полузатягивала пленкой глаза, когда рассказывала о полетах. Конечно, она мне не поверила. Но ведь она молодая, фантастически красивая, и очень умная. Она что-нибудь придумает...
Спина гудела как после хорошего трудового дня. Теперь мне много предстоит таких дней. Теперь мне предназначено быть толстой, злой, рабочей...
Я обратилась к роевой памяти, приказывая зафиксировать этот момент. Фокус наведения: четкий профиль на золоте. Завтра, или через год, когда-нибудь я пожалею о своем выборе, поддавшись голосам. Конечно, они все правы. И будет еще тысяча правых. Но мне приятно думать, что я была настоящей огневкой.
И ведь она улыбается? Разве нет?! Улыбается.