На начало литературного вечера они опоздали. Проходил он в тесной квартирке, забитой людьми, многих из которых Иван узнавал, ибо в дни его молодости они не сходили с экранов телевизора. Алису он увидел почти сразу. Она сидела на полу, скрестив ноги в голубеньких брючках. У Ивана забилось сердце, но он решил не спешить к своей подруге. -- Братья и сестры, -- поднялся с бокалом в руках известный в конце двадцатого века актер с характерной лошадиной физиономией, -- я предлагаю выпить за товарища Сталина, ибо он подобных безобразий не допусќтил бы. Одно из двух: мы либо пилили бы лес, либо, что более всего вероятно, продолжали бы оставаться кумирами народа. -- И Сталин дерьмо, и народ дерьмо, -- прорычал с засученными по локоть волосатыми руками Некто. Все зашумели. "Ах, вашу мать, -- негодовал про себя Иван. -- Сколько лет прошло, а они все про Сталина". -- А Бродский -- гений, и выше Пушкина, -- произнесла весьма поддатая девица и, видя, что с ней никто не спорит, уже выкрикнула: -- Выше, выше, выше! Народ переполошился. Кто выше? Кого выше? Два непонятливых литератора подняли на руки саму девицу. -- Еще выше? -- кряхтя, вопрошали они. Иван внезапно ощутил, как сжали его локоть. Рядом с ним стояла Алиса. -- Негодяй, -- сквозь зубы процедила она, -- нашел-таки. -- Не тебя искал, -- бросил Иван. Алиса хмыкнула и скомандовала: -- Шагай за мной. -- А руки поднять вверх? -- Я сказала -- за мной, а не впереди меня. Они вышли на улицу. Вася куда-то исчез, и Эдварда не было видно, но наученный опытом Иван знал, что это не означает, что их вовсе нет рядом. Они оказались в небольшом домике, со всех сторон окруженном пушистыми голубыми елочками, и Алиса, включив свет, произнесла: -- Ну? -- Я видел твой портрет, -- сказал Иван. -- У кого? -- отозвалась тихо Алиса. -- Моих портретов тут... Иван объяснил. -- На этом портрете я не очень похожа на себя, правда? -- Правда. -- Но когда-то я была именно такой. Ты мне веришь? -- Я тебе всегда верю. -- А если я скажу, что больше не хочу тебя видеть, поверишь? Мужчины почему-то плохо в это верят. -- Я поверю. -- Ты обиделся, что я называла тебя стариком? Хорошо, я буду называть тебя мальчиком. Ты ведешь охоту за моей душой. Ты опасен, мой мальчик. Вдруг поймаешь? -- Но ты же сама сказала, что в тебе подавлен страх перед одиночестќвом и пространством. -- Черта с два! Вернее, он подавлен, но не уничтожен. Со мною иногда происходят странные вещи... Но я честно говорю: у тебя нет шансов. -- А у Каштанова они были? -- Были. Потому что он борется, а ты нет. И в этом затхлом округе есть те, кто борется. -- С кем или с чем? -- Чаще всего с самим собой или друг с другом. Я понимаю, что почти все они трусы, но они не хотят примириться со своей судьбой. Не хотят быть теми, в кого их превратили. Все их бесконечные споры... Кажется, что они крутятся вокруг одного и того же. Но это не совсем так. Они думают, понимаешь. И некоторые из них творят. Иван молчал. Он в общем-то понимал, о чем говорит ему женщина, но он бороться ни с кем не собирался. Ему были все равны -- Каштанов, Эдвард, поэты, композиторы... Пожалуй, зря он променял Веру на эту злую кошку. Он не хотел познавать вселенную, не хотел писать музыку и стихи, не хотел стрелять в других. -- Ты мне отвратительна сейчас, -- сквозь зубы произнес он. -- Ты столько времени использовала меня, презирая. -- Извини, -- неуверенно произнесла Алиса, -- но в алкогольном округе выбор был невелик, сам знаешь... -- Ты цинична и отвратительна, и я никогда больше не буду бегать за тобой, -- пообещал Иван. -- Я всегда старалась быть мягкой, -- уже оправдывалась Алиса. -- Я старалась, чтобы тебе было не очень больно. -- Мне не было больно, -- с возрастающей злостью заговорил Иван. -- Я просто хотел защитить тебя. Ты казалась беззащитной. А я какое-то время чувствовал себя одиноким... без тебя. Но сейчас -- пошла вон! -- Что? Алиса выпрямилась во весь свой небольшой рост, хотела что-то добавить, но Иван схватил ее за волосы, другой рукой подхватил под коленки и вышвырнул в низкое открытое окно, прямо в елки. "Посадка" Алисы была тем более мягкой, что она свалилась прямо на Эдварда и что-то ему повредила. Тот с воплями, держась за шею, кинулся в темноту.