Прослыви первобытными окаменелыми пельменями. Сколько тогда труда вложат, чтобы добыть такую фигню, как ты! Сколько кротов повесят на ветках за попытки сожрать тебя! На ветках им даже газировки уже не придётся попить.
И спирта не смогу никак отмерить,
чтобы им шёрстки, бедным, потереть,
ведь у меня его сейчас не ванна.
Она висит в воздухе, выливается сияющим водопадом, а после улетает.
Так дикий самолёт летит во мглу,
или с балкона мощный телевизор -
вниз, прямо на хрустальные полы.
Газообразная виолончель, заглуши все скрипки, вдарь так, чтобы все стулья закружились на одной ножке, ввинтились под бренную землю, чтобы голуби слетелись на твой свет,
взорвись, как барабан при смертной казни!
2. Уголь и сталь
Разбей стекло, и ты почувствуешь жар угля. Раскрой глаза, и ты увидишь сталь. Сталь парохода, он плывёт по волнам горящего угля, блестит лучами сквозь чёрный дым и багровую поверхность. Линейки и штангенциркули разбегаются, как ящерицы, перед носом судна, чтобы не быть раздавленными. За кормой тянется глубокая незаживающая канава.
Вот пароход взбирается на гребень,
и киль висит секунду в пустоте,
потом обрушивается на уголь,
давя, невыносимо скрежеща,
вздымая ввысь золу и птичьи кости.
И с резким шумом снова ввысь ползёт.
Давай, дави скорее кнопку "громкость" -
останутся лишь свет и тишина.
Я кричу, зову тебя и вижу волны своего голоса, расходящиеся в воздухе, хотя никакого звука не слышу.
3. Ремонт музыкальных инструментов
Скрипка, размозжённая об стену, валторна, расстрелянная автоматной очередью, гобой, разломанный об колено. Их никто, конечно, чинить не берётся. Они теперь свободны, отдыхают. Кристаллические решётки и клетки мозга не всегда восстанавливаются.
Ты можешь сделать зонтик из гобоя.
Он будет раскрываться каждый раз,
когда подумаешь себе в утеху
сыграть на ручке ноту си-бемоль.
Ты сможешь с зонтиком ходить повсюду -
в жару, в пустынях, и в мороз, во льдах.
И голову ты закрывать им сможешь,
когда тебя твой бог начнёт бросать.
Ты можешь сделать чайник из валторны.
Его не надо будет кипятить -
прикроешь ласково раструб ладонью,
и тут же потечёт волшебный пар.
И если кипяток прольётся на пол,
когда услышишь горестную весть,
то сможешь волдырей не опасаться,
они пройдут и радугой взлетят -
в углу, под самый потолок, сияя...
Ты можешь даже скрипку починить.
Ты можешь, но тебя не существует...
Что ж, это даже лучше для тебя.
4. Змеиные шаги
На эшафоте тихий самолёт
стоит, приговорённый к смертной казни.
Прожектор светит на него из тьмы.
Вокруг ревёт невидимая масса.
Этой ночью мне захотелось поспать на мягкой чёрной туче. Из неё всю ночь выходит дождь. Я не мокну, конечно, но шум не даёт мне заснуть. Но я слышу шум капель, вижу мокрую землю, а дождь остаётся невидимым.
Палач берёт отточенный топор.
Сверху доносятся шаги приближающихся змей со слепыми головами котят, только что вылупившихся из яиц.
Металл под острым лезвием скрежещет -
и падает кабина-голова.
Снизу по взлётной полосе бежит, взлетает и устремляется ко мне резвый Страх. Он, господа, представляет собой фрагмент или, другими словами, кусок фюзеляжа древнего летательного аппарата (фантомный дождь ему не помеха). Смотрите, как раскрываются от восхищения глаза у змей, как они пляшут от радости фокстрот. Обратите внимание, с какой скоростью кусок фюзеляжа врезается, словно дверной глазок, мне в память и, главным образом, в живот!
И слышатся вокруг аплодисменты.
5. Под шкурой
Раздевшись, забираюсь я под шкуру.
Под ней невыносимая жара,
но мне сегодня это безразлично.
И я лежу, укрывшись с головой,
гляжу во тьму закрытыми глазами
и слышу музыку своей души.
Ударник до того пьяный, что по барабану попасть не может (но, впрочем, ему сейчас всё по барабану). Раньше под такие композиции новости на радио читали. А ещё раньше - на расстрел вели.
6. Дуб
Не дали мне ни билета, ни винегрета, ни кастета. От отчаяния захожу в аптеку. И вижу там дуб, растоптанный судьбой.
Отстукивая чётко ритм по стенам,
смеясь над отрывным календарём,
здесь танцевали, или колыбели
качались так, что здание тряслось.
Дубок, почему ты себя так вёл? Пробился, раздвинув плиточный пол в аптеке. Расправлял свои листочки. Раскалывал пространство своим стволом. Поглощал конфетные начинки, что лились на тебя сладостными ливнями. И тебя растоптали.
Подумать, что сие невыносимо
вам не к лицу, но всё ж позвольте вам
помочь обломки вынести отсюда
и рассказать весёлый анекдот.
Я сам таскал дрова и понимаю,
насколько эти штуки тяжелы.
А вы посмейтесь, существо, мне в спину,
ваш смех, как будто парус, понесёт
меня и сердце ласково встревожит.
С обломками под мышками выхожу на улицу. Конфетные обёртки носятся вокруг меня, словно бабочки. Я замираю. Полдень - Солнце ласково светит мне в спину, а северная моя сторона покрывается зелёным, тоскливым мхом.
7. Что-то типа снега
Зашёл я как-то в шкаф. А паучиха
меня в засаде там уже ждала.
Сказала: "Я курить хочу с неделю.
Но спичек не могу никак найти.
Не ты ли спёр их у меня, любимый?
А, нет, извинтиляюсь, спички - вот.
Сейчас я подожгу в шкафу все платья,
и плачь, не плачь, а в страсти ты сгоришь".
- "А знаешь, дура, есть глаза на свете,
которые взамен тяжёлых слёз
легчайшие снежинки просыпают.
И те летят, летят, летят, летят...
Да нет, я вру, таких ведь не бывает..." -
я говорил так, а у самого -
перед глазами что-то типа снега.
8. Признаки жизни
Прости, у ног твоих свободно?
Уже не оплодотворил
тебя никто? Ну что ж, чудесно.
Мы вечер вместе проведём.
Ты будешь сверху, а я - снизу,
мы будем в шахматы играть.
Ты - сидя сверху, на кровати,
я - на полу, у ног твоих.
У ног твоих... С такой высоты так хорошо наблюдать лунный восход.
Твоя кровать стоит на крыше
вагона поезда. Когда
он с места тронется, фигуры
попадают с тоски с доски.
Я спрошу: "Ты любишь меня?" Ты скажешь: "Ме-ме". Я воскликну: "Как! Это правда?" Ты скажешь: "Ме-ме". Я снова воскликну: "Очень-очень? Сильно-сильно?" Ты кокетливо помолчишь, потом через 8 минут скажешь: "Ме-ме".
И мы заснём под мерный грохот,
во сне мы с крыши соскользнём.
И полетим во сне, как листья,
в объятиях воздушных волн.
Мы будем лететь, лететь от одной волны к другой, а потом упадём в траву и очнёмся. В 88 километрах друг от дружки.
9. Монумент
Больная муза в облаке из пыли
лежит. Над ней, как няня, книжный шкаф
заботливо склоняется, и книги
цветами сыплются на плоть больной.
Крен всё опасней... и с тяжёлым вздохом
шкаф падает - и только пыль летит.
В пыльных лучах Солнца - это монумент.
10. Озеро Демонтаж
Чёрт, озеро Демонтаж гремит, словно кипящий котёл. Оно, наверное, давно не ело тёплых лебедей. И вот они погружаются в глубь.
И стонут, тонет так противно
их крыльев белоснежный свет.
А, тебе ничего не светит? Как, ты болен? Тогда глотай таблетки. Вот они, висят в воздухе, летят прохладными лебедями, парят.
Дотрагивайся осторожно,
потом откусывай куски.
Пусть в твоей плоти повисят, в жарком пространстве, погружённые птички. Так нам всем хорошо под синим небом, никто не хочет распадаться в глубине. Никто. А чёрт их разберёт, кто нас на части разберёт, чтоб свою плоть синевой насытить!
Ну ладно. Где песок, где пляж тут,
где затаился мой покой?
Симфония завершена. Один балбес продолжает стучать в литавр, когда всё уже смолкло.