Войдя в сушилку, Виктор первым делом осмотрелся, не пропал ли кто. Вроде, нет. Все, кто были вчера, пришли и сегодня. Так что никто не умер. Однако ж и выбраться никому не удалось. Если вчера жильцы дома выглядели как привидения, то сегодня они напоминали живых мертвецов. Осунувшиеся, почерневшие лица, с синими кругами под глазами от недосыпа. Только маленькая Аня, жавшаяся к маме, выглядела нормально. Она боялась, это правда, но на лице у неё не было мрачной, бесстрастной обречённости. Ей снились кошмары? Действовало ли старое проклятие, наложенное матерью, на рассудок детей? Наверно, нет, это было бы слишком жестоко, бессмысленно. О логике в данном случае говорить сложно, но в каком-то смысле это было нелогичным. Виктор попытался вспомнить первую встречу внизу, когда смотритель открыл запертую дверь. Мать Ани пошла первой - вернее, она первой не ушла - а Аня? Она пыталась выйти или нет? Он не помнил.

Вымотанный Стопа подпирал стену. Виктор вздохнул, предвкушая истерическую сцену, которую вероятно устроит психолог, когда узнает, какие тут появились сведения. Стоит ли вообще упоминать о питоне (он даже не знал, как зовут этого деда) и его прослушке? Он не успел обсудить этот вопрос с Агнешкой и Камилом, но инстинктивно чувствовал, что не стоит. Если всё выложить, Стопе первому придёт в голову мысль линчевать странного соседа. Не то чтобы дед этого не заслуживал, но, наверное, достаточно и простого самосуда.

Виктор начал с рассказа о том, что только что пережил внизу, а затем спросил, пробовал ли кто-нибудь сегодня выйти из подъезда. В ответ собравшиеся только покачали головами. Никто не проронил ни звука.

- То, что я собираюсь вам рассказать, может показаться фантастикой. Мне самому так кажется, и, может, в этом нет и крупицы правды, но я хочу, чтобы вы знали всё, что знаю я. Об этом мы услышали сегодня от одного из наших соседей, который является своего рода... хроникёром этой местности. К сожалению, он неходячий инвалид и не может предоставить вас эту информацию лично. Пожалуйста, не перебивайте меня, все вопросы зададите в конце. Итак, семьдесят лет назад здесь произошло страшное преступление...

Он говорил в полной тишине, и единственным звуком, кроме его слов, было их эхо, отражавшееся от голых стен. По мере развития истории поднималось всё больше голов, но бесстрастное повествование Виктора никто не прерывал. Он заметил, что Полина закрыла дочери уши и прижала её к себе. Когда рассказ завершился, он ожидал дикого шума, но никто не произнёс ни слова. Молчание нарушил Стопа. Он сказал всего два слова:

- И чо?

- Не знаю, - честно ответил Виктор. - Но я думаю, мы или сейчас что-нибудь сделаем, или нам придётся дожидаться смерти в наших квартирах. Хотелось бы мне заявить гордо: "Лучше умереть в бою!" - но я в этом совершенно не уверен. Возможно, перспектива умереть мне даже больше улыбается, чем любая борьба с этим... чем-то. Я не про то, что у нас нет выбора, но, наверное, все мы понимаем, что эта ночь - последняя, в которую мы ещё сможем отогнать сон. На следующую - нам придётся сдаться, заснуть и позволить тому, что всё смелее ведёт себя в этом здании, сделать всё остальное.

- И что вы предлагаете, пан Сукенник? - вежливо спросил Стопа.

Виктор поймал удивлённый взгляд Камила. Было только одно объяснение такому поведению Прошлая ночь, должно быть, стала для психолога невыразимым кошмаром.

- Предлагаю: давайте потерпим ещё эту ночь. Постараемся справиться. Может быть, случится чудо - в конце концов, ведь уже прошло трое суток. Завтра будний день, приедут мусорщики, почта, на работе начнут беспокоиться. Может, барьер сломает кто-то извне. Давайте встретимся завтра в десять внизу и проверим. Если, что, к сожалению, наиболее вероятно, ситуация не изменится, мы начнём сражаться.

По помещению пробежал шёпот. Опустошённые страхом люди наконец показали, но они не просто ходячие трупы. Этот шёпот не был одобрительным.

- Что вы подразумеваете под сражением? - Тон Стопы указывал на то, что даже голос из себя выдавливать ему приходится через силу.

- А может, ещё больше расслабиться? - Виктор не смог удержаться от сарказма. Его задели вчерашние дебаты, в ходе которых Стопу сочли пророком, а его - идиотом, брызжущим слюной, и нагнетающим страх конспирологом. Может, и не прямо так, но именно к этому и свелось предыдущее собрание.

Стопа отвёл глаза. И те, кто вчера больше всех поддерживали его, опустили головы. Наступила тишина.

Стопа наконец откашлялся и сказал, не поворачивая головы:

- Прошу не прессовать меня. Я не признаю, что вы правы, правда на моей стороне, но в противостоянии со своими кошмарами я тоже потерпел поражение. Меня меньше всего интересует, кто теоретически прав, а кто нет. Я просто хочу, чтобы всё закончилось как можно скорее. Потому я ещё раз и спрашиваю: что вы подразумеваете под сражением?

Виктор колебался. Питон им этого не говорил, но есть ли какое-то другое решение?

- Мы должны пойти вниз, - сказал он. - Там были когда-то осквернённые могилы, там лежали друг подле друга убийцы и их жертвы, оттуда сочится злобная чернота. Если и есть арена, на которой должна решиться наша судьба, то она там.

- Без меня, родненькие, без меня, - оживился смотритель. - Живым вы меня туда не запихнёте.

- И меня! Никуда я не пойду! - раздались голоса.

- Успокойтесь, народ, - сказала Агнешка, став рядом с Виктором. - Вам не стоит бояться ещё больше. Пойдут добровольцы, те, кто найдёт в себе смелость, силы или остатки сил, чтобы сражаться. Никто никого не будет принуждать, никому не придётся идти вниз против своей воли. Понимаете? Не бойтесь больше, чем сейчас.

- В таком случае, кто пойдёт? - крикнул неизвестный Виктору молодой человек, с ноткой истерики в голосе. - Кто настолько тупой, чтобы туда спуститься? Может, давайте решим это сейчас? Проверим, есть ли вообще желающие?

Виктор почувствовал в горле угловатый кусок бетона. Он такого не предвидел. Если он сейчас чего-нибудь не предпримет, ему придётся соваться первым, а ведь это же невозможно! Он слабый, он алкоголик, он не справится, кроме того у него ребёнок, жена, ему нельзя такого позволять. Его надо остановить, даже если он туда устремится.

Все взгляды были устремлены на него.

- Завтра, - прохрипел он и откашлялся, чтобы суметь выговорить дальше. - Завтра будет новый день, завтра мы встретимся внизу и решим. Сегодня договариваться нет смысла, потому что завтра всё может измениться. Завтра.

Они медленно отвели взгляды. Слава тебе, господи, сработало.

- Думаю, мы можем пойти разными путями, - сказал он. - Держитесь, народ, и пусть завтрашний день будет для нас более счастливым, чем этот.

Все двинулись к выходу.

- Я ещё кое-что хотел сказать! - крикнул Стопа, выходя на середину сушилки. - Если у кого проблемы с питьевой водой или едой, тогда я... я приглашаю вас к себе. Януш Стопа, квартира пятьдесят пять, десятый этаж.