- Сталинград? - Митя открыл глаза и выпрямился на санках.
-До жилых - пару домишек. - Отставной капитан стоял в нескольких шагах, теперь полностью расстегнув шинель, смотрел в сторону первой улицы. - Дальше сами.
- А вы? - Митя встал с санок.
- Я, ваше благородие, туточки останусь. Посижу, покурю. - Отставной капитан вытащил из-за пазухи бумажный листок, протянул его сюрреалисту-постмодернисту. - Для Чарли.
- Газета? - В руках шелестели листки свежо отпечатанного номера "шинельных ведомостей".
- Шифровка барин, шифровка. - Отставной капитан сел в санки и закурил трубку. - Прощайте.
Митя сложил газету и убрал её в карман. Кивнув отставному капитану, направился в город.
Улицы были чисты и пустынны. Фонарное освещение мистическим образом передавала запустение и спокойствие провинции. Отчерченные углы домов: олицетворение - застоялого времени. Снег под ногами постепенно сменился слякотью.
Сюрреалист - постмодернист спокойно отнёсся к этой перемене, ведь, в сущности, ему не было никого дела до того, что твориться у него под ногами. Думал, кутаясь в лёгкую куртку - вспоминал: станцию Петушки, Венечку. Неизменно перед глазами вновь и вновь всплывал образ Ани. Но немец был в этом городе - прятался на конспиративной квартире, хлестал литрами шнапс...
Туман захватил Митю врасплох. Остановившись, он с трудом определил по выступающему из тумана светофору, что стоит посреди проезжей части.
Раздался треск звонка. Сюрреалист - постмодернист отшатнулся в сторону - из тумана вынырнул велосипедист. Проезжая мимо пощурился на Митю, умильно шевеля усиками, дёрнул звонок. Сюрреалист - постмодернист радостно вскрикнул. - Чарли! Вам шифровка.
Чарли спрыгнул с велосипеда и, семеня короткими ногами, приблизился. Лукаво посмотрев на Митю, взял протянутую ему газету и углубился в чтение.
В кинотеатре стоял табачный дым. Разношёрстная публика на шатких стульях недоумённо смотрела на белую простыню, косо повешенную на одной из стен. Митя догадался, что они не знают что такое кино. Кинооператор, улыбаясь инквизиторской улыбкой, нацелил кинопроектор на простынь. Заиграл за спинами зрителей пианист и сюрреалист-постмодернист узнал на простыне знакомое пятно. Пятно было жёлтым.
Из пятна проявилась улица - фотография из негатива. Военный дым. Взвод солдат нарисованный на картоне - фон. Кинопроектор воспроизводил семнадцать мгновений весны. Печальный Штирлиц дремал в автомобиле. Сейчас он должен был проснуться и снова ехать в Берлин. Вот он удивлённо смотрит в зал. Митя иронично кивнул на солдат. Солдаты были в цвете. Автомобиль скрылся в титрах.
Терминатор стоял в проёме окна и целился из пулемёта. В зале повисла тишина. Терминатор кивнул головой, пулемётная очередь ударила треском пулевых отверстий в противоположной простыне стене.
Зрители попадали на пол. Кто-то закричал. Кто-то засмеялся - все смутились. Пианист перестав попадать в фонограмму, забился в истерике и заиграл на чрезвычайно не стройном музыкальном инструменте: нечто - выразительно сбивчивое.
- Это вам. - Из табачного дыма возник посыльный. Шмыгнув грязным носом и моргнув глазами, протянул записку.
- Держи. - Митя, приняв почту, ловко подбросил посыльному монету и поморщился. Лицо мальчика искажалось той жуткой кукольной гримасой, что часто можно увидеть на сцене провинциальных театров.
Когда посыльный благополучно вернулся в дымное небытиё зала, сюрреалист-постмодернист развернул записку и прочитал - я жду на улице - подпись - Фриц.
Митя послушно встал со своего стула, оттёр вспотевшее лицо. Повернулся к пианисту, быстрым движением бросил в него своим стулом.
- Я должен вас выбить. - Сюрреалист-постмодернист смущённо почесал за ухом. - Но можно вопрос.
- Должны. - Фриц согласно топнул ногой. - И мне чертовски по душе что вы хотите задать мне вопрос. - Немец ещё раз топнул ногой. - Но я пьян и должен сказать - ваш вопрос останется без ответа.
- Почему?
- Потому. - Немец похлопал Митю по плечу, ловко проведя неожиданный удар в челюсть, обрушился на сюрреалиста - постмодерниста -те - Те- .
- И я кричу, остановите съёмку.. Остановите съёмку, а вы, вы продолжаете - снимаете. Глупый. Глупый продолжает снимать. - Каренина сидела на скамье и отстукивала ногой ритм движущейся электрички. В пустом вагоне пахло сыростью и заброшенностью.
- Зачем я вернулся?
- Каждая история должна иметь конец. Конец, который ты выбрал, был не верным, верный конец. - Аня кивнула на окно. -Станция Петушки.
И если ты хочешь то это самая абсурдная история, которая могла произойти с тобой. Как это будет - электричечка - катет!
- Наивное. - Попробовал вставить Митя.
- Да, наивное. Наивное. Но я так думаю, так я думаю - вносящее конструктивное в неконструктивное. Ты привёл себя в ситуацию не логичную с точки построения истории. С точки построения. Пытаясь обличить истинное ты утонул безличностном. Ты заставил себя совершить ложный вывод и попал в деконнструкцию. Попадалово. Немца не было. Но твой вопрос поставленный началом твоего сна...
- Я сплю? - Митя встрепенулся.
- Деконструкция. Теперь можно считать что немец был и ты должен был выбить его. Выбить немца. Да, это так просто и логично. Но это утверждение было не верным. И тогда пришла я. -Каренина гордо выпрямилась на скамье. Её лицо покраснело. - Тогда пришла. И сказала: Митя я тебя видимо люблю, но посадка на поезд Москва - Сыктывкар на третьем пути...
Митя Кольцов проснулся в зале ожидания. Только что увиденный им - забыт, как и сотни других нелепых снов. Он уже подхватывает свой чемодан и спешит через зал ожидания к выходу на Московские перроны. И непонятно от чего, он как впрочем, и тысячи других - покидавших в эту минуту Москву людей - чувствовал грусть.