Сегодня ночь отходила от дождя. И сверху ее затопили черные чернила.
И она, мокрая насквозь, сидела у тусклого фонаря над подъездом и смотрела. А там, на погашенном прямоугольнике дома, в правом верхнем углу остывал пылающий забытый уголёк.
Одинокое окно, последний этаж, с краю, у неба, в самом углу.
Совершенно не вслушиваясь в некоторый диссонанс стекающих во мрак звуков за
пределами этого окна, она всматривалась в это золотое.
В плечо ударила тяжелая капля с ветки. Где-то закричала кошка.
Она положила золотой лоскут окна в карман. Смахнула туда же соседний двор, заполненный непередаваемой тишиной, ту насквозь вымокшую лавочку рядом с кустом, тот всхлип неба из водосточной трубы. И даже тот выхваченный кусок пространства вдали: обрывок здания, как разговора, шоссе и понурый фонарь над ним. И взболтнув темные зеркала луж, молча ушла прочь.
---
Они рвали желтые и ярко-синие цветы. Ослепительное солнце, кажется, отражалось в теплых , ярких цветах. Смеялись, что-то пели, падали в траву, дурачились.
И тут Мик сказал:
- А знаешь, цветы убивают людей.
Она замерла. Выронила цветы. Они раскололись со звоном в бесконечной холодной галерее, наполненной тягучим холодным светом, в которой она внезапно оказалась.
Обернувшись, она увидела расколовшийся хрустальный шар. Тускло блестели осколки, позвякивая и навевая холод и пустоту.
Вокруг были двери.
Микстучал в них, кричал, просил открыть. Она закрыла ладонями уши.
- Нет, нет, нет... - повторила она.
Она села на пол. Прилегла, свернулась калачиком и уснула.
Ей снились больницы, кладовки, подсобные помещения, погреба. Старые вещи, пыльные книги. И она тоже была в старой одежде. От того ей в течении всего сна мучительно хотелось принять душ, и смыть и эту пыль, и тот налет времени...
Иногда она подходила к дверям и дергала за ручки
Везде было закрыто.
-Это не твоя дверь, - слышалось всюду.
Тишина сгущалась и звенела в ушах.
И от этой невыносимой тишины она просыпалась.
***
Однажды она проснулась, и увидела, что стены стали прозрачными, за многочисленными окнами был свет, а в окно билась ветка абрикосы...
Циферблат, залитый солнцем поблескивал, швыряя в ее лицо солнечную стружку.
Она щурилась.
Там, где-то там, она знала, - площадь, залитая солнцем. По ней иногда проходят люди, наполненные циферблатами и солнцем.
Сиеста.
Горячие листья тополя едва тормошит ветер. Тени их разрисовывают сиреневую штору в спальне. Где-то вдалеке играет музыка. Где-то гудят раскаленные солнцем?аэропорты. Где-то наверняка есть трапы, и города, и ...
Она протянула тонкую смуглую руку и задернула занавеску.
На столе безостановочно и вразнобой кивали два болванчика, которые она случайно задела локтем. Один побольше, другой поменьше.
Раннее солнце уже облило розоватым светом соседние дома, но еще
медлило набрать силу. Птицы вклевывались в прохладный свежий воздух.
Ветка за окном, как стрелка от исчезнувших часов, показывала куда-то в сторону.
В голове гудело.
Пустой квадрат экрана.
Она перестала воспринимать буквы.
Просто сидела и смотрела. На периферии зрения иронично покачивались пластмассовые болванчики, позвякивая какими-то
железками внутри.
Пустое безоблачное небо казалось брошенным, как лоскуток ткани на полке в пустом магазине.
Лера отхлебнула из пустой чашки еще ночью закончившееся в ней кофе. Пошарила взглядом по столу, по полкам, открыла и закрыла ящики. Осмотрела комнату. Прижала губы к правому плечу.
Птицы вскрикнули за окном.
Она достала старую пыльную дорожную сумку, вытряхнула ее на балконе и подошла к шкафу.
- Да, я слушаю тебя - одной рукой она сбрасывала вещи в сумку, а другой прижимала к уху телефонную трубку.
- Да, у меня все нормально.
- Да, ем пирог с кофе... Нет. Нет, просто сон приснился... Нет, потом расскажу, - торопливо произнесла девушка, покачивая в руке темно-бардовый галстук. - У него тоже все в порядке.. Да, мамочка, и он меня. Да, обязательно, целую.
Солнце настойчиво лезло в глаза, галстук в руке мешал, она бросила его. Побрела в комнату. Письменный стол, гудит кулер...
Она облокотилась о стол... Взялась за голову, лоб горел, в глазах помутилось ...
мир покачнулся и исчез.
***
Ручка входной двери с протяжным скрипом повернулась.
Перешагнув за порог, он почувствовал невыносимую тишину, вакуум, вобравший в себя звуки.
Эльзы, кошки, тоже нигде не было видно.
Прошел в комнату, наполненную рассеянным светом, бледная штора едва колыхалась. На полу - разбитый желтый болванчик. Звуки шагов тонули в тягучей пустоте комнат и эхом отражались в глубине серванта.
Взгляд упал на обеденный стол. На нем был обрывок пожелтевшей бумаги:
"Сейчас звучит за окном что-то сентиментальное и старомодное.
Сегодня на ночь не выключала плеер, спала под музыку. Сквозь
сон мысли возвращались к тебе.
Я не знаю, как объяснить...
Я чувствую это произойдет сегодня... Я так больше не могу.