"Застойные" годы были не лучшими в его бурной и интересной жизни. Усталый, как слон на индийском лесоповале, Он едва принёс к родному очагу своё сильное и молодое тело. Очаг - однокомнатная "хрущёвка", где жил Он с молодой Женой и свет очей - Тёщей. В кармане тихо лежала получка и квартальная премия, ногу натёр стоптанный башмак. Бывает же такая мерзкая обувь, что трёт ноги до самой своей кончины. Разулся, прошёл в комнату, поздоровался. Жена с Тёщей, полностью уйдя от реальности, наблюдали по "ящику" перипетии несчастной судьбы латиноамериканской дурнушки. А та никак не могла найти своё счастье, маясь от банкета до фуршета.
Прошёл на кухню, ужасно хотелось есть. Из мойки торчали немытые тарелки, а сверху восседала такая же грязная и пустая кастрюля. Открыл холодильник, достал остаток вареной колбасы, из хлебницы чёрствую горбушку, почистил луковицу и, как папа Карло, принялся за трапезу. Тёща с Женой в комнате бурно обсуждали чужую бессердечность и неумение построить обычное человеческое счастье.
" Какого чёрта не пошёл с ребятами обмыть премию?" - свербило в голове.
На холодильнике валялась его недочитанная книга "Приглашение на казнь" Набокова. Рука потянулась к сильно тронувшему роману, но замерла на пол пути. Возмущению его семьи по поводу подлостей дона Хуана не было предела, оно заполнило всю комнату, коридор и попёрло в кухню. Ему вдруг стало до коликов жаль свою уходящую в песок жизнь, комок подкатил к горлу, а из глаза выкатилась и тихо поползла по щеке холодная слезинка. Он сглотнул её, провёл рукой по глазам и молча вышел в прихожую. Снял свой потрёпанный плащ, который висел поверх новых пальто Жены и Тёщи и вышел на улицу. Дамы не заметили ухода кормильца. В это время Хуанита строила очередную гадость против Гуаниты.
Осенний прохладный вечер встретил его покоем и тихой уверенностью ушедшего лета. Редкие прохожие спешили разбежаться по своим уютным и неуютным каморкам. Провинциальный городишко готовился ко сну. Сутулясь, брёл Он по засыпающим улицам. Дорога упёрлась в вокзал.
" А ведь там буфет работает долго, зайду".
Годами прокуренный закуток пищеблока встретил его пустотой. Он подошёл к стойке. Бойкая хозяйка кабачка по-деловому, и не особо стесняясь, обшарила его глазами и расплылась в обещающей улыбке вечно озабоченной женщины. Он взял кусок мяса с чем-то в виде гарнира и бутылку семёрочного портвейна, сел за стол и, уставившись в давно не знавшую маляра стену, стал молча жевать, запивая безвкусным вином. перед глазами поплыли картинки его прошедшей жизни.
" Мужчина, я скоро закрываю!" - рядом стояла "озабоченная".
"Хорошо, я ухожу".
"Не торопитесь, ещё с полчаса есть" - дама улыбнулась. - " А вы не в сторону Слободской пойдёте? Проводите меня? Страшно одной!"
Он согласно кивнул. Мадам упорхнула за прилавок, а Он осмотрел уже пустую бутылку и подошёл взять ещё.
" Да я с собой возьму чего-нибудь хорошего и закусочка будет ни чета этой! Потерпишь?"- она положила свою руку поверх его и чуть пожала.
Он опять кивнул: "Я выйду пока, подышу воздухом".
"Хорошо, да я мигом, вот только кассу подобью!"
Он вышел в зал ожидания и, от нечего делать, стал разглядывать расписание, голос дежурной объявил о приходе транзитного поезда до Риги.
Он повернулся, подошёл к кассе и, взяв билет до столицы Латвии, уехал туда.
Через два месяца Он ушёл в рейс, а через полгода остался за границей, попросив политического убежища.