День был ясный, теплый. Солнечные блики отражались от поверхности паркового пруда, подернутого мелкой рябью, нагоняемой редкими порывами ветра. Птицы весело щебетали, где-то в глубине раскидистых вязов и тополей, посаженных вокруг воды и вдоль дорожек. Влюбленные парочки, обнявшись, сидели на траве у воды или прогуливались по аллеям.
Она сидела на лавке, в тени высокого тополя. Взгляд голубых глаз, был неподвижен и пуст, такое бывает, когда человек о чем-то задумывается или что-то вспоминает, словно отключаясь от происходящего вокруг. Девушка была красива, длинные светлые волосы, с мелированными прядями, были распущены и рассыпались по плечам. Тонкая, черная кофта, на молнии, была застегнута до самой шеи, но это не скрывало округлости груди. Обтягивающие джинсы давали более чем исчерпывающую информацию о длине и стройности ног, форме бедер и тонкости талии. И эта информация, не оставалась без внимания проходящих мимо мужчин, которые с плохо скрываемым, а иногда и не скрываемым вовсе, удовольствием смотрели на нее. Эти взгляды, всегда начинали свой путь с кончиков пальцев, видневшихся в открытых босоножках, и скользили все выше и выше, останавливаясь на долю секунды в некоторых местах, словно смакуя самое красивое и волнующее, и продолжали свой путь дальше. Эти взгляды, скрывающие за собой разные мысли, разные желания, замирали, дойдя до лица, и менялись, и у их владельцев пропадали мысли о том, что надо подойти, сесть рядом, поинтересоваться, не его ли она ждет или что она делает вечером, пропадали желания, расстегнуть молнию на ее кофте, все что успевало возникнуть в голове за то короткое время пока глаза начав свой путь от ног, останавливались на лице, исчезало, растворялось как дым от сигареты. Красивые голубые глаза, тонкие, изогнутые дугой брови, чувственные губы, все было прекрасно, но что-то в этом лице было не так, что-то в глазах, что-то едва уловимое, воспринимающееся скорее подсознательно, нежели визуально, и это что-то, заставляло людей, секундой раньше хотевших остановиться, проходить мимо, не сказав ни слова. Наверное, никто бы из тех кто прошел мимо нее и испытал желание заговорить с ней, познакомиться, и так и не сделал этого, не смог бы объяснить почему, просто ЧТО-ТО было не так, а когда что-то не так лучше держаться подальше, пусть ты и не понимаешь что конкретно не так. А она сидела, не замечая ничего вокруг, ни взглядов, ни прогуливающихся парочек, ни веселого гвалта птиц, ни криков мамаш требующих от своих чад не подходить к воде, отключившись от всего, она погрузилась в свой мир. Ее мир бывший совсем недавно таким же, как и у окружавших ее людей, счастливым, безмятежным, наполненным солнечным светом, любовью, радостью, надеждами и мечтами, пропитанным запахами цветов, этот мир рухнул, рассыпался в пыль, выгорел дотла, словно после взрыва ядерной бомбы. Он превратился в безжизненную, исковерканную, выжженную пустыню, где не было ничего светлого, это был мир боли, страдания, ужаса, безысходности и одиночества. Это был мир который принес ОН, она не знала его имени, да и не хотела знать, главное было в том что это именно ОН ворвавшись в ее жизнь разрушил все что было дорого, все что имело значение, выжег все, превратив ее мир в развалины.
Два месяца назад возвращаясь с, затянувшейся далеко за полночь, вечеринки, по поводу успешной сдачи очередной сессии, все еще было хорошо, более того, все было прекрасно. Она была молода, красива, училась в престижном ВУЗе, и училась очень даже не плохо, впереди ее ждала успешная карьера, и целый мир неизведанный и прекрасный. Впереди была целая жизнь полная счастья, любви и радости. И это все погибло под колесами остановившейся рядом с ней машины, она была третья, первым двум оказалось с ней не по пути, "бог троицу любит" частенько говаривала ее мать, и вот перед ней стояла третья, так любимая богом, машина. Черная иномарка (она плохо разбиралась в машинах) сверкала в свете уличных фонарей, словно расплавленный метал, только свет был холодный, темный. Тонированное стекло с тихим, едва слышным, шумом поползло вниз. Водитель оказался довольно симпатичным молодым парнем, на вид двадцати пяти лет, темные волосы, были зачесаны назад и блестели почти так же как и его автомобиль, смазанные каким то гелем, глаза были черные, причем различить в них радужку или зрачок было невозможно, они сливались полностью, создавалось ощущение что радужки не было вовсе. Тонкий прямой нос, чуть полноватые губы, что впрочем его не портило, на нем была темна футболка без рукавов и насколько она могла разглядеть, кожаные брюки. Он поинтересовался куда она направляется и получив ответ кивнул ей на пассажирское сидение рядом с собой и улыбнулся, она уже открывала дверь но его улыбка заставила ее остановиться. Какая то тревога вдруг охватила ее, неясная, чуть заметная, словно где-то глубоко внутри сработала сигнализация только вот где и почему она понять не могла. Ей вдруг на секунду показалось, что растянувшиеся в улыбке губы, сидевшего за рулем человека, открыли тонкие острые зубы, глаза стали полностью черными, словно их не было вовсе а вместо них зияли чернотой пустые глазницы, кожа стала шероховатой, неровной как будто состоящей из мелких, прозрачных чешуек. Это длилось всего мгновение, она моргнула и вот перед ней снова сидит симпатичный молодой человек, с недоумением смотрящий на нее, застывшую у полуоткрытой двери автомобиля. Она подавила тревогу, мысленно обругав себя мнительной дурой, в конце концов была ночь, она устала, да к тому же, выпила никак не меньше шести бокалов мартини, при таком раскладе все что угодно может померещится, и усевшись в машину она захлопнула дверь, черное стекло поползло вверх, навсегда отделяя ее от той жизни которая была у нее до этого.
Она очнулась в полной темноте, голова раскалывалась, во всем теле она ощущала слабость, и что самое главное никак не могла вспомнить где она находится и как сюда попала. Попытавшись поднять правую руку, что бы стереть пот со лба, она почувствовала сопротивление, ее рука плотно охваченная чем-то твердым и холодным не могла двигаться, тревога снова возникла где-то глубоко внутри, она дернулась, послышался приглушенный металлический лязг, и тут уже не тревога, а паника настоящая, заставляющая сердце колотится в бешеном темпе, захлестнула ее, она была прикована к чему то, и руки и ноги были охвачены металлическими браслетами, лишая ее возможности двигаться. И тут она вспомнила как голосовала на шоссе, как перед ней остановилась черная машина, третья по счету, как она садилась в нее, как она ехала весело болтая с симпатичным, молодым водителем, как он предложил ей воды, и она вроде бы хотела сначала отказаться, но пить действительно очень хотелось, к тому же бутылка минералки была новая, нераспечатанная, и она согласилась, вспомнила как пила воду показавшуюся ей какой-то странной на вкус, приторно сладкой, вспомнила как почти сразу ее стало клонить в сон, и тут ей все стало понятно. Он подмешал что то в воду, в этом сомнений не было, какое-то снотворное средство, скорее всего введя его в бутылку с помощью шприца, что бы бутылка казалась новой, а потом привез ее сюда приковал и оставил одну в темноте. Мысли, которые возникали в ее, голове давая объяснение его поступку, были ужасными, и она испугалась, испугалась по-настоящему до дрожи в коленях, до холодной испарины на лбу. Где-то впереди послышались шаги и тихий скрип половиц, кто-то спускался по лестнице. Прямо напротив нее распахнулась дверь, в тусклом свете виднелись только уходящие вверх ступени, огромная фигура загородила дверной проем. Послышался щелчок выключателя, и в ту же секунду свет залил комнату, больно резанув по глазам, привыкшим к темноте, она зажмурилась. Наконец глаза освоились и темные пятна перед глазами стали проходить, она смогла видеть, человек все еще стоял у двери, это был тот парень который подвозил ее. На нем были только черные кожаные брюки, черные волосы растрепались, он улыбнулся. Она огляделась по сторонам, и сердце ее упало, если до этого в душе еще теплилась маленькая надежда, что все это дурацкая шутка, то теперь и эта последняя соломинка сломалась. Она лежала на большой кровати, устланной грязной простыней на которой виднелись темно-бордовые пятна и она, к своему ужасу, знала что это за пятна, также она догадывалась откуда взялись другие пятна - белесые, засохшие коркой, их было меньше, но они были, у нее еще не было мужчины, но она не была настолько глупой что бы не понять что это была сперма. Руки и ноги охватывали широкие стальные манжеты, от которых тянулись, уходя за край кровати, толстые, с пятнами ржавчины, цепи. В остальном комната была пуста, лишь в углу была свалена куча грязных тряпок. Оштукатуренные стены были выкрашены в грязный, серый цвет, в углах стены покрывала плесень. Ужас перед тем что ее ждало, словно парализовал ее, а то что ее ждало она, несмотря на всю свою неопытность, хорошо понимала, она видела эту ужасную, покрытую пятнами, простыню, видела эти браслеты растянувшие в стороны ее ноги и руки, но самое главное, что с безжалостной ясностью, подтверждало все ее самые страшные мысли, не давая мечущемуся в панике мозгу ухватиться хоть за какую-нибудь надежду, было то, что она была совершенно голая. Он раздел ее, прежде чем приковать к этой ужасной кровати, снял с нее все, даже цепочки и кольца, и вот она лежала перед ним, совершенно нагая и беспомощная, широко разведя ноги, и он мог делать с ней все что захочет. Безнадежность и отчаянность положения, сознание того, что она ничего не сможет сделать, страх перед своей участью, все эти чувства, сложившись вместе, вдруг нахлынули на нее, и словно бурный поток, разрушив последнюю плотину, слезы потекли из глаз.
И пришла боль, и пришел страх, и пришел УЖАС... И все это был он.
Она потеряла ощущение времени, она вообще потеряла все ощущения, кроме боли и ужаса. Он приходил часто, она сбилась со счета где то после тридцати, количество больше ее не интересовало. Ее вообще больше ничего не интересовало, она хотела одного - умереть, что бы все это закончилось, но это продолжалось. Он приходил, смотрел на нее, ухмыляясь сквозь табачный дым. Сначала она просила, что бы он отпустил ее, умоляла его, плакала и кричала. Это доставляло ему удовольствие, заводило его, он забирался к ней на кровать, и сильным толчком, приносившим жгучую боль, входил в нее. Она кричала и чем сильнее были ее крики, ее боль, тем глубже проникал он в глубь ее. Со временем она перестала умолять его, просить о жалости, ей уже было все равно. И тогда он стал прижигать ее горящими сигаретами, что бы вернуть крики и мольбы. Особенно ему нравилось ее грудь, он кусал или с силой сдавливал пальцами ее соски а иногда просто тушил об них сигарету. Каждый раз он придумывал все более жестокие и мучительные пытки, с каждым разом боль становилась все мучительнее. Но каждый раз все кончалось одним и тем же, он входил в нее. Но самое главное, что сводило ее с ума это то, что каждый раз, когда он был уже готов излиться в нее, поднимая в верх голову, он превращался именно в то существо, которое она видела в машине, решив что ей показалось. Кожа покрывалась чешуей, глаза словно проваливались, внутрь оставляя открытыми черные пустоты, сквозь острые тонкие зубы, проскакивал змеиный раздвоенный язык, пальцы на руках становились короче и тоньше с загнутыми зеленоватыми когтями, он становился похожим на что то среднее между человеком и отвратительной огромной ящерицей. И каждый раз это заканчивалось леденящим душу нечеловеческим криком, эта тварь извиваясь на ней с запрокинутой мордой, повторяла одно и тоже: "Яааа будууууу жить вечнооооо......". И обжигающая волна, словно раскаленный свинец, вливалась в нее и ее вопль сливался с криком монстра. Он снова становился человеком, еще несколько раз вздрагивая он сползал с нее, словно разбухшая от крови насосавшаяся пиявка. И тогда ее ждал покой, сначала она плакала от боли и от жалости к себе пытаясь освободиться, потом боль и усталость взяли верх она стала засыпать а потом и просто проваливаться в забытье. Но даже тогда она не могла отдохнуть потому что это был не отдых, а ожидание, ожидание того когда снова раздастся скрип открываемой двери и все начнется сначала.
Ее нашли через неделю, по анонимному звонку, впавшую в прострацию, измотанную, и почти сошедшую с ума. Оперативника, который первым вошел в комнату, вывернуло почти сразу, остальные с трудом сдерживая тошноту и постоянно сменяя друг друга освободили ее от оков и передали приехавшим медикам. Выглядела она ужасно, сильно похудевшая, вся в синяках и кровоподтеках, грудь превратилась в сплошную кровоточащую корку, некоторые особо глубокие укусы загноились, запах экскрементов, мочи, крови и спермы был настолько сильным, что моментально вызывал приступы тошноты. Врачи двое суток боролись за ее жизнь на третий день она стала более или мене реагировать на окружающую среду, а сиделке, постоянно дежурившей у ее постели, наконец-то удалось покормить ее. Выздоровление шло медленно, потребовалось несколько серьезных операций, в том числе по пересадке кожи. Но хуже всего дело обстояло с психикой, с ней постоянно работал психолог но особых изменений это не приносило, она молчала, и часами сидела уставившись в одну точку, словно робот у которого сел аккумулятор. Часто заходил следователь, задавал вопросы, показывал какие то фотографии, но так и не смог ничего от нее добиться. Наконец почти через три месяца ее выписали из больницы, врачи сделали все что могли, физически она была полностью здорова, а вот психологам добиться каких ни будь видимых результатов не удалось, она продолжала наблюдаться, но состояние ее оставалось таким же. Она жила в своем новом мире, мире боли, страданий и отчаянья и двери в этот мир были наглухо закрыты, задраены.
И вот она сидит в парке, солнце приятно греет лицо, легкий ветер, словно гладя ее по голове, легко развевает светлые волосы. Она не обращает внимания на окружающий мир, он не ее, он чужой у нее есть свой собственный, но сегодня и ее мир изменился и с этим надо считаться, мало того надо принимать решение, решение важное и ответственное. Врач наблюдавшие ее все эти три месяца, позвонил и попросил ее приехать сказал что это очень важно, и как то связано с анализами которые она сдавала неделю назад, ей было все равно, но она поехала. Но к тому что ей предстояло услышать она не была готова, и на это уже нельзя было закрыть глаза, с этим надо было считаться...она была беременна. Ей предстояло принять решение и она не знала что же выбрать оставить жизнь ни в чем не повинному ребенку, и возможно все таки стать счастливой или убить этого выродка в жилах которого текла та же кровь что и в той твари. Она не могла решить, привыкнув просто плыть по течению, ни за что не отвечая не принимая никаких решений, просто делать то что говорили ей окружающие или требовало ее тело. Но отгородится от ребенка было невозможно, и решать все равно надо и делать это придется ей самой, она поднялась, оглядевшись вокруг, постояла еще некоторое время и развернувшись пошла к дому... решение было принято...
- Тужься, тужься родная - акушерка поглядывала на нее с тревогой - все, больше не надо, дыши, глубоко, так так. Проработав без малого тридцать пять лет в родильном доме, с такой пациенткой она сталкивалась впервые. Молодая девушка, красивая, странная конечно, молчаливая, подолгу смотрящая в одну точку, но в этом ничего сильно особенного то не было, удивляло врача то как она рожала без единого крика даже вздохов и тех не было, она просто напрягалась в момент схватки и все ни звука ни гримасы боль, хотя ребенок судя по всему был не маленький. Это не просто удивляло ее это еще и заставляло нервничать она не привыкла работать вы полной тишине.
- Давай девочка еще, таак, молодец, головка пошла - и опять тишина, ни звука, конечно она не могла знать что эта боль ничто по сравнению с тем что пережила эта девочка, она почти не чувствовала боли ее сильнее беспокоила затекшая спина чем сами роды. - Ну еще чуть чуть, давай последние усилие... вот молодец, ты справилась... поздравляю мама у вас мальчик.
...У вас мальчик...Она открыла глаза акушерка смотрела на нее поверх марлевой маски, глаза были добрые и радостные, хотя где-то в глубине скрывалась тревога. Ребенка она держала на руках похлопывая его по спинке, он был маленький, сморщенный весь в слизи и в крови, но он был красив, нет, он был великолепен и она улыбнулась, первый раз за все это время ей показалось что все будет хорошо, все то страшное что было с ней отошло на второй план. Ребенок закричал и открыл глаза ... на нее смотрели две черные бездонные глазницы, личико младенца изменилось, превратившись в лицо маленького сморщенного гнома, рот приоткрылся, за алыми губами мелькнули тонкие острые зубы, на долю секунды показался черный раздвоенный змеиный язык. Это был ОН, его лицо, лицо приходившее к ней каждую ночь стоило только ей закрыть глаза.
- О господи, что же я наделала, господи, гооосподииии - это было все о чем она думала в этот момент, не в силах отвести взгляда от этого лица.
Тонкие губы растянулись в злорадной усмешке.
Убейте его - она повернулась к акушерке, та отшатнулась от нее словно ее ударили - Убейте, неужели вы не видите это же дьявол, убейте его, УБЕЕЕЙТЕЕЕ.
Она потянулась к ребенку, акушерка сделала несколько шагов назад, мужчина анестезиолог схватил ее за плечи.
- Успокойтесь, все хорошо, у вас шок, это бывает, это пройдет, я введу вам успокоительное и вам полегчает, вот увидите.
- Нет, убейте ребенка, он не должен жить - она снова посмотрела в это отвратительное лицо - Я убью тебя тварь, убью.
Усмешка стала шире, снова мелькнул язык, и тут же прямо у нее в голове раздалось змеиное шипение. ...Я буду жить вечно... его голос, холодный, издевательский, бездушный, он начал смеяться, страшный торжествующий смех, он все нарастал, кровь застучала в висках, в горле пересохло, смех все рос, ей стало казаться что ее голова распухает, словно воздушный шарик в который под давлением закачивают воздух. Лицо покраснело, глаза болели как будто на них давили изнутри, тоненькая струйка крови потекла из носа. Врачи вокруг засуетились что то говоря друг другу, что она не слышала ее наполнял смех, готовый, словно весеннее половодье, прорвать платину и выплеснуться наружу, она смотрела в глаза, в его глаза, она знала что это конец, сосуды в глазах стали лопаться, белки покраснели, из уголка правого глаза вытекла кровавая слеза, кровь из носа текла уже сильным ручьем, шея раздулась став размером с голову, дышать она уже не могла, все потемнело вокруг и поплыло...
- Господи прости меня, прости, если-бы я знала...смилуйся над людьми, не дай этой твари ходить по земле, уничтожь ее господи, это же в твоих силах...господи прости меня...
Она закрыла глаза, боль и стыд, за то что она выносила родила это чудовище, она выпустила его в мир, где оно будет сеять боль и страдания ни в чем не повинным людям, это ее ошибка, ее вина, ее грех. Я буду жить вечно...Теперь она поняла, что это значит, и ужас охватил ее, ведь все так просто, до тех пор пока женщины могут рожать этот монстр будет жить, будет насиловать, убивать, неся ужас, терзания и муки, эта тварь будет жить... БУДЕТ ЖИТЬ ВЕЧНО...