Мне довольно часто доводится переживать состояние, когда никаким искусственно
провоцируемым напряжением сознания я не могу вызвать у себя появление сколько-нибудь
оригинальной мысли. И тогда я начинаю тяготиться самим собой, поскольку в такие
моменты бывает очень трудно убедить себя в том, что ты состоишь не из одной только
бесплодной на идеи головы; что из любого своего состояния личность может извлечь
творческую выгоду.
Я всегда стремился доискаться в себе до таких глубин, что бы ужаснувшись отпрянуть и
попытаться дальше жить без экспериментов над собой. Правда, до сих пор безуспешно: в
смысле 'ужаснуться' и успокоиться. В результате творческих наблюдений за собой я пришёл к
выводу об очевидности кризиса личности, меня постигшего. Причём кризис вырос из ощущения
кризиса, а последнее было вызвано 'наблюдением'. Впрочем, я все-таки вижу возможность
извлечь практическую пользу из своего состояния. Выражаясь аллегорически, я хочу
высвободить энергию своего искусственно расщеплённого сознания, чтобы направить её
вовне на разрушение всего и вся. Я действую, руководствуясь исключительно собственным
величием. Никакие запреты в этой связи на меня не действуют. При этом к спорадически
обнаруживаемому желанию как, например, сейчас 'мне заявлять о себе' - всегда побуждает
лелеемая мечта о том, что для меня могут сложиться такие социальные условия, в которых я
смогу, избегая для себя негативных последствий, проявлять жестокое обращение ко всем
'живым'.
Спрашивается: добрый или злой я человек?..
Осмысленное утверждение личностью нравственности возможно только, если оно не
противоречит скрываемым ею, вынашиваемым по отношению к обществу, коварным
намерениям. Скрываемые для окружающих 'лукавые' намерения делают для личности насущной
потребность в глазах окружающих выглядеть максимально приемлемой. По этому поводу мне
вспоминается как герой рассказа В.Брюсова 'Теперь, когда я проснулся...' говорил о веках
рабства доведших человеческую душу до веры, что чужие мучения тягостны ей и люди вполне
искренно плачут и сострадают им. От себя добавлю, что такого рода искренность всегда
напоказ и она, безусловно, говорит нам о нравственности как явлении исключительно
публичном, но никак не 'сокровенном для себя'.
Ошибка искать и находить личность не в 'социальном', а в 'публичном'. Речь о том насколько
неискренность - проявляемая человеком в отношениях с людьми бесспорна для него? Ведь эта
ситуация ни для кого не имеет исключения. Каждый в той или иной степени беззащитен перед
окружающими. И иллюзия спасения предложена исключительно в лукавстве. При этом он
становится заложником своей индивидуальности. Или неадекватности?
Последнее обстоятельство в сумме с настоящим текстом заставляет меня презирать себя за
склонность к словоблудию. Угнетаясь данным своим неосознанным влечением, я хочу отречься
от себя и поменяться в личностном плане. В идеале, думаю, что хорошо было бы вообще жить
не зная самого себя. Как при этом должно измениться моё поведение? Быть обусловленным
исключительно внешними раздражителями? Но своими рассуждениями сейчас я противоречу
себе, поскольку этим невольно делаю акцент на своем внутреннем состоянии, признавая его -
в момент когда 'соглашаюсь' следовать той или иной модели поведения - основной
мотивационной составляющей. Осознавая, что не может быть таких обстоятельств,
которые позволят мне отказаться от своей личности, могу объяснить написание данного
текста только указанной склонностью к словоблудию.
Пробиться к действительности можно единственно смирившись с её эфемерностью. Между
тем, самообман совсем непросто дается...
Мы не знаем, что представляет собой человек - вне наполняющего его личность содержанием
социума - будучи чистой абстракцией. Поэтому я осмелюсь на утверждение, что средоточие
личности человека - это его тело. И весь спектр доступных ему внутренних переживаний
есть следствие преодоления им препятствий связанных с удовлетворением потребностей
плоти. Отсюда в своём развитии человек единственно, что может сделать относительно
независимо, так это проигнорировать собственную личность, утвердившись во мнении
самодостаточности своего тела - предлагая себе жить, только 'мыслями' тела.
Через трансформацию тела можно выйти на требуемую социальную модификацию
собственной личности. И принципиальное значение тогда приобретает реакция социума на
твоё преображённое тело, с мгновенным изменением для личности социального контекста. То
есть твоё отношение к собственному телу обусловливает отношение социума к твоей
личности.
Задача состоит в том чтобы, меняя отношение окружающих к твоему телу создать для них
трудности с идентифицированием тебя. С последующим возможным порождением такой
ситуацией, которая может явиться основой сюжета 'шпионской сказки'...
Помню как некоторое время назад общественность всего мира была потрясена, случаем с
немецким программистом Майвесом. Напомню, что в марте 2001 года 42-летний программист
Майвес у себя дома в Роттенбурге убил Юргена Брандеса, с которым познакомился по
Интернету. На протяжении следующих нескольких месяцев Майвес употреблял в пищу части
тела Брандеса.
Между тем запомнившийся всем в связи с подробностями совершенного им преступления
Майвес мне представляется фигурой менее значительной, чем по воле прессы скрываемый в
его тени Юрген Брандес. Дерзость Брандеса, своеобразным образом распорядившегося своим
телом, отрезвляюще может действовать на любого даже праздно заинтересовавшегося этим
случаем. Поскольку с именем Брандеса может быть связана модель поведения, абсолютно
раскрепощающая личность. Представьте себя Юргеном Брандесом настойчивым в своём
желании быть съеденным как вы почувствуете, что нескованны в своём поведении многими
условностями, носящими характер социально-нравственного императива; над вашим
умонастроением перестает с прежней силой довлеть общество. Вот что собственно и
требовалось доказать.
Зубы сжаты от злости,
Мышцы - кости.
С напряжением снасти
Разрывает на части - боль.
Оторвать и бросить
На куски из плоти - ВСЕМ!
Разделить, разрезать,
Закоптить, чтоб съели.
А потом глистами
Утолю я славу их мозгами.