|
|
||
Кто такой первобытный человек? Дается попытка представить его психологический портрет. | ||
Маркс, как известно, предрёк, что наука всё больше и больше начнёт становиться непосредственной производительной силой. Мы видим блестящее подтверждение этого пророчества. Но было бы опрометчивым полагать, что в старину человечество не заботилось о теоретических основах свой деятельности. Ещё как заботилось! Только науку ему заменяла магия.
Первобытный человек не мог и шагу ступить без "научного" обоснования этого шага. Рождение и смерть, охота и сбор урожая сопровождались манипуляциями не менее серьёзными, нежели действия современных акушеров и агротехников. Разница была только в том, что если современная наука старается больше исследовать, как на деле действуют законы природы, то первобытная магия исходила из того, как должны действовать эти законы по логике вещей. Логика же устройства мироздания виделась по естественному закону подобия: окружающий мир мыслился большим подобием того мирка, в котором обретались первобытные люди.
Ведя борьбу с животными и соседями, люди легко утверждались в мысли, что такую же борьбу ведут между собой и стихии; договариваясь с соседями, они полагали, что и в мире стихий должен был быть какой-то аналог договора; имея опыт деторождения (сопровождаемого напряжением эротической страсти), они быстро заключили, что и любое появление нового есть не что иное, как результат действия аналогичной страсти и подобного совокупления.
Метод аналогии - это очень сильный метод; он лежит в основе познания вообще, поскольку давно было сказано, что "всё познаётся в сравненими". Но выработка аналогии - это лишь первый шаг подлинного познания; дальше начинается проверка аналогии (модели). Магическое же сознание наоборот, видело в аналогии альфу и омегу познания мира и стремилось насколько можно развить "виртуальную" картину мира-аналогии, мало обращая внимание на соответствие его реальности; более того, разительные отличия "теоретических представлений" первобытности от картины окружающей действительности принято было объяснять тем, что мир представляемый - это мир "правильный", "горний", а мир видимый - это мир "дольний", слабое отражение мира "правильного". При этом сознание людей, глубоко убеждённых в истинности представляемой картины мира, легко выискивало подтверждения своих представлений, оставляя без внимания (или маниакально объясняя в привычном духе) то, что этой картине противоречило.
Некоторые этнографы с умилением рассказывают, что архаического человека ритуал сопровождал всю жизнь, с рождения и до смерти. И это так, хотя ничего умилительного в этом нет: архаический человек с идиотской серьёзностью выполнял предписания "науки" своего времени по любому поводу (как педантичный пациент тщательно следует советам лечащего врача). И если вырвавшаяся из-под контроля в область паранауки современная наука (например, пытающаяся объяснить те или иные качества человека эволюцией, которую никто не видел, или опирающаяся на ничем не подтверждённую концепцию образования планет) легко может привести к античеловеческим воззрениям (та же расистская евгеника, абсолютизировавшая отдельные факты генетики и антропологии), то легко себе представить, к каим последствиям приводила первобытная паранаука! Её следствием были, например, людоедство и человеческие жертвоприношения - личные человеческие чувства отступали перед железной необходимостью "общественного блага", выраженного выводами магии.
При этом архаический человек достигал великолепных результатов в практическом познании мира. Он великолепно знал повадки зверей и птиц, свойства растений, приметы погоды. Однако любой шаг в области осмысления этих явлений шёл по накатанной дорожке магических представлений. Архаический человек был подобен сумасшедшему, одержимому навязчивым бредом и вместе с тем воспринимающему окружающую действительность, но где-то там, на заднем плане, как нечто незначащее и второстепенное. Можно сказать, что главный признак архаического мышления - расщеплённость сознания на сферу трезвого восприятия и сферу фантазий, где сконструирован "виртуальный" мир-аналог.
Рассматривая проблему в другом аспекте, можно сказать, что архаическое сознание - это продукт лености ума. Как это часто бывает, первобытное человечество прикладывало огромные усилия по "развитию" своего ленивого сознания, развивая мифологию, ритуал и поэзию; однако все эти усилия предпринимались с единственной целью - иметь повод не подвергать анализу окружающую действительность, а настойчиво впихивать её в готовое пространство аналогий.
Эту "леность" подпитывало само стихийное разделение бытия на "горнее" и "дольнее", причём "горнее" несомненно доминировало над "дольним"; единственным способом усовершенствования "дольнего" мира был прорыв (в трансе, экстазе - неважно) в "горнюю" сферу и приобщение к "горнему знанию" или даже приобретение материальных предметов с "магическими свойствами". Неудивительно, что человечество с такой психологией львиные усилия прикладывало к "прорыву в горнее", "познанию" умозрительных "законов" горнего мира, а не к изучению посюсторонней реальности (которая считалась "бренной" и такими же "бренными" считались её законы) через изучение её закономерностей.
Можно сказать, что первобытность не знала эстетичного в современном смысле слова. Разумеется, задатки чувства прекрасного у всех людей присутствуют, но первобытный человек не знал такой категории, как красота, не мыслил в ней. Он воспринимал реальность не в "интеллигентских" категориях "красиво - не красиво", а в "строго научных" - "правильно - неправильно".
В первобытном обществе искусство было делом серьёзным, которое нельзя было пускать на самотёк. Танцы-песни, обряды, ритуалы, проходившие под руководством шаманов, должны были на известное время внести ритм и устройство "горнего", "идеального", "правильного" мира в мир "дольний", "несовершенный" и "неправильный". Первобытный ритуал - это не игра; это воспроизведение "высшей реальности". Чем больше длится ритуал, тем больше благотворное воздействие "горних сфер". (В идеале ритуал должен должен стать непрерывным, и только ограниченность возможностей первобытного общества мешала быть ему таковым. Цивилизация сняла эти ограничения за счёт специализации и появления "освобождённых работников" - так появились непрерывные ритуалы, например, "непрестанная молитва" в христианстве.)
Вступая в ритуал, участники быстро психологически сливались с общим ритмом и временно теряли остатки индивидуального сознания. Человек ритуала начинал чувствовать себя безликим инструментом "высшего мира" и в этом качестве осознавал своё величие. Гипнотический ритм ритуала оставался единственной реальностью, а потому становился безальтернативно красивым - за неимением другой достойной реальности.
Утилитарно-рационалистические оценки явлений ("сильный - слабый", "правильный - неправильный") позволяла естественным образом (по "методу Агафьи Тихоновны") комбинировать отдельные достоинства отдельных явлений в умозрительное целое. Так появлялись монстры с волчьими головами, птичьими крыльями и т.п. Поскольку они были "правильными", то, следовательно, совершенными и красивыми.
Символами и фантастическими изображениями "синтетических" монстров наполнял первобытный человек свою жизнь. Применительно к современной жизни это примерно то же, что "энергетический" пояс, испещрённый надписями типа E=mc2 и якобы дающий своему владельцу приток сил.
Очень хорошо видна специфика первобытного сознания на примере музыки. Музыка была так же ритуалом, а следовательно, делом серьёзным. От первобытной музыки требовалось немногое - гипнотичность, нескончаемость, способность ввести массы в транс. Такие формы музыкального искусства сохранились до наших дней у всех народов в архаическом фольклоре. Он ярко противостоит эстетическому искусству современности, апеллирующему к личным вкусам и пристрастиям человека. (Следует отметить, что музыка ещё долго и в цивилизационную эпоху сохраняла свой "квазиобъективный" статус. Забота греческих и китайских мыслителей о "правильной" музыке и её роли в воспитании человека - с такими её продуктами, как пифагорейская "числовая" музыка или китайская пентатоника, - ясно показывает, что и в древних цивилизациях эстетическая форма музыки была делом второстепенным. Даже творения Баха ещё стоят на границе двух полярных воприятий музыкальной стихии.)
К сказанному отчасти примыкает и феномен смешного. Похоже, что первобытный человек не знал юмора. Юмор появляется тогда, когда открывается принципиальная неоднозначность мира - как в высоко-философском плане (остроумие), так и в примитивном (высмеивание глупых ситуаций).
Открытие сложности и неоднозначности мира приводит человека в экстаз, выражающийся в смехе. Его первобытному сородичу неоднозначность была в принципе неведома: мир был в идеале отрегулирован, и эту регуляцию следовало неукоснительно проводить в реальности. Первобытный человек был во всём серьёзен. Он умел радоваться; радуясь, смеялся, но экстаз испытывал только от физиологических "переживаний" (это рудиментом дошло до наших дней в виде "туалетного юмора"). И только выход человека из однозначной расписанности представлений о мироздании, расшатанной цивилизацией, бросил его в мир неоднозначности и как следствие - в мир каждодневных открытий.
В известном смысле юмор и остроумие - вестники актов познания законов жизни (пусть и в самом микроскопическом масштабе). В этом же ряду стоит и современное искусство с его вниманием к повороту жизненных ситуаций и характерам.
Современному человеку очень трудно представить себе кровно-родственную психологию. Современный человек, даже выросший в клановом обществе, всё-таки больше воспринимает понятие "род" в социальном смысле - как некое гражданство с правами и обязанностями и принадлежность к роду как некую форму патриотизма.
Чтобы понять психологию родового мышления, надо встать на позиции расистов с их рассуждениями о "превосходстве расы", её достоинствах и вкладе в развитие человечества.
Для первобытного племени род был мини-аналогом расы. Своими признавались только люди своего (или породнённого) рода. Успехи главенствующего рода быстро начинали воприниматься как превосходство его крови. Кровь высшего сословия быстро начинала воприниматься как магическая драгоценность и как капитал. (Реликтом этого стало "право первой ночи", бывшее первоначально не столько демонстрацией доминирования сюзерена, сколько, наоборот, благодеянием - представитель "сакрального" рода делился малой толикой своего "капитала" с подданными, полагая "прочную основу" для процветания будущей семьи. Видимо, из этого источника идёт и традиция свадебных генералов.) Так в ранних цивилизациях образовались касты. Но и в позднейшие времена, вплоть до Новейшего времени, правителей искали исключительно из благородных (пусть и захудалых) родов. (Кроме Италии и Византии, такое было характерно и для средневековой Церкви: иерархом мог стать только родовитый человек, в противном случае он не имел бы авторитета у родовитых подчинённых.)