Сагадеев Борис Алимович : другие произведения.

Сталинский сокол

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Предисловие Советские летчики истребители! Они были элитой ВВС РККА и кумирами миллионов мальчишек страны Советов! Авиаторы всегда пользовались всенародной любовью. Их по праву называли золотым фондом нации, сталинскими соколами. Известны слова И.В. Сталина, сказанные в январе 1939 года: "Должен признаться, что я люблю летчиков. Если я узнаю, что какого-нибудь летчика обижают, у меня прямо сердце болит." Ответом личного состава ВВС на такую заботу Коммунистической партии, Правительства и советского народа стали выдающиеся достижения советской науки, конструкторов, инженеров и рабочих авиапрома в создании современной авиационной техники, подвиги советских летчиков в борьбе за свободу и независимость нашей Родины. В годы Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков военные летчики сбили 55 тысяч немецких самолетов, совершили 595 воздушных таранов, 506 экипажей повторили огненный таран экипажа Н.Ф. Гастелло, более 100 раз производили посадку в тылу противника, чтобы спасти своих товарищей. 2420 летчиков удостоены звания Героя Советского Союза, 65 - Дважды Героев, а А.И. Покрышкин и И.Н. Кожедуб удостоены этого высшего звания трижды. Такого массового проявления мужества и героизма не знает ни одна военная авиация армий буржуазных государств. Данное произведение посвящается им, и хотя имена главных героев вымышлены, оно основано на реальных фактах из биографий, воспоминаний и мемуаров советских летчиков-асов. Просто хотелось попытаться показать, как 17 летние мальчишки вырастали в настоящих мужчин, и показать атмосферу того времени. Сразу хочу сказать огромное спасибо сайту Борисоглебского и Качинского авиационных училищ, откуда подчерпнул, немало интересного из воспоминаний выпускников, и заранее попросить прощения у будущих читателей и критиков, если, что раньше они уже похожее читали, или за огрехи в летной тематике - я не летчик, и не
  Введение
  
  Как только человеку удается что-либо изобрести, он тут же старается найти применение своему изобретению в области уничтожения себе подобных. Не стало исключением и, возможно, самое значительное достижение научно-инженерной мысли начала XX века - самолет, с появлением которого родилась, позднее став одной из самых престижных воинских специальностей, профессия военного летчика. Своеобразной элитой этой 'касты небожителей' являлись летчики-истребители, поскольку только в их задачу входила борьба с 'себе равными' - авиаторами противоборствующей стороны. Ожесточенные воздушные схватки Первой мировой войны, последовавшие за ними рекордные перелеты и гоночные соревнования мирного времени привели к тому, что тысячи мальчишек по всему миру к середине 30-х годов грезили небом, строили модели аэропланов и планеров, а повзрослев, шли в планерные школы, аэроклубы и авиаучилища, после окончания которых лучшие из лучших садились в кабины боевых самолетов.
  В Советском Союзе с популярностью Громова, Чкалова, Коккинаки, летчиков - участников спасения экипажа 'Челюскина' могли поспорить только звезды отечественного кинематографа. В стране, где многие ни разу не видели паровоза, любая профессия, связанная с техникой, считалась престижной, а уж к человеку, способному управлять самолетом, почет и уважение были особыми. А форма! В то время, когда мальчишки летом ходили босиком, чтобы не снашивать зачастую единственную пару обуви, а взрослое население носило дешевые полотняные брюки и парусиновые туфли, летчики в пошитых на заказ хромовых сапогах, темно-синих бриджах, гимнастерках с 'курицей' на рукаве заметно выделялись из общей массы. Также как и у танкистов, грудь авиаторов часто украшали ордена, бывшие в то время огромной редкостью и полученные за участие в многочисленных предвоенных конфликтах, к которым СССР имел тайное или явное отношение. Нельзя забывать и таких простых фактов как высокое жалованье летчиков, не говоря уже о полном обеспечении и хорошем питании.
  Однако многое изменилось, когда в конце тридцатых годов СССР начал увеличивать армию, готовясь к грядущей 'большой войне'. Коснулись эти изменения и ВВС. Первичная подготовка летчиков осуществлялась, как уже было сказано, в аэроклубах. До середины тридцатых годов они функционировали только за счет взносов, поступавших от членов добровольного общества Осоавиахим, при этом учлеты обучались без отрыва от производства, в свободное время. В конце тридцатых, когда прозвучал призыв: 'Дать стране 10 тысяч летчиков!', аэроклубы стали получать государственную поддержку, инструкторам подняли зарплату (она стала сравнима с таковой у командного состава РККА), а учлеты стали обучаться с отрывом от производства. Они жили в общежитиях, их обеспечивали питанием, обували и одевали. Многим курсантам аэроклубов пришлось ради обучения 'на летчика' бросить школу. В это время наряду с добровольцами, считавшими небо целью своей жизни, в аэроклубы и летные училища пришло очень много случайных людей, направленных в авиацию по так называемым спецнаборам, целью которых было привлечение в авиацию, прежде всего комсомольцев и молодых коммунистов. Многие из них впоследствии стали замечательными летчиками, но значительной части это было просто не дано. В этом плане советские ВВС были единственными в мире - набор летных кадров по призыву не практиковался больше нигде!
  После экзаменов в аэроклубе, принимать которые приезжали летчики-инструктора из училищ, прошедших отбор выпускников направляли для прохождения следующего этапа подготовки в летное училище. Однако, если в середине 30-х годов цикл подготовки летчика на этом этапе составлял порядка 2,5 лет, то к весне 1941 г., в связи с резким ростом численности ВВС, он был предельно уплотнен. Для подготовки пилотов были созданы летные школы с четырехмесячным сроком обучения и летные училища с десятимесячным сроком (первые предполагали наличие у курсанта подготовки в объеме аэроклуба). Это не замедлило сказаться на профессионализме летчиков. Обучение пилотов теперь состояло, большей частью, из элементарных взлетов и приземлений, которые шлифовались до автоматизма, остальным элементам уделялось второстепенное внимание. В результате в боевые подразделения направлялись молодые летчики с 8 - 10 часами самостоятельного налета на боевом самолете, часто совершенно другого типа, чем в полку назначения, умевшие в буквальном смысле слова только держаться за ручку управления, не обученные ни высшему пилотажу, ни ведению воздушного боя, ни пилотированию в сложных метеоусловиях. Крайне мало будущие истребители тренировались в огневой подготовке: большинство выпускников авиашкол и училищ имели в активе от силы 2 - 3 стрельбы по буксируемому самолетом матерчатому конусу, а также не умели правильно пользоваться прицелами.
  Конечно, было бы неправильно утверждать, что все советские летчики-истребители к лету 1941-го выглядели именно так - в ВВС имелись пилоты с хорошей выучкой середины 30-х годов, с опытом боев в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии, но их количество относительно резко выросшего за последний предвоенный год общего числа летного состава было незначительным.
  Страшным ударом по престижу летной профессии стал приказ 'лучшего друга летчиков', наркома маршала Тимошенко ? 0362 'Об изменении порядка прохождения службы младшим и средним начальствующим составом в ВВС Красной Армии'. В соответствии с этим приказом всем выпускникам училищ вместо звания 'младший лейтенант' или 'лейтенант' присваивалось звание 'сержант'. Летчики, не прошедшие четыре года службы, обязаны были жить в казармах - при этом успевшие обзавестись семьями были вынуждены подыскивать для них частные квартиры или отвозить жен и детей к родственникам. Соответственно изменялись и нормы довольствия, оклады, они лишены были права надеть ту самую престижную форму с 'курицей' на рукаве и даже носить прическу! Многими это было воспринято как личное оскорбление, что значительно снизило боевой дух летного состава ВВС РККА, которому буквально через полтора года предстояли кровавые схватки с немецкими асами.
  В противоположность советским летчикам, к лету 1941 г. все пилоты Люфтваффе - немецких военно-воздушных сил - являлись тщательно отобранными добровольцами. К тому моменту, когда молодой летчик прибывал в боевое подразделение, он имел уже порядка 250 летных часов, потраченных, в том числе на высший и групповой пилотаж, полеты по приборам и т. д. Обучались молодые летчики и управлению самолетом в нештатных ситуациях, вынужденным посадкам. Большое внимание уделялось отработке группового и индивидуального воздушного боя, стрельбе по наземным целям. После распределения в строевую часть летчик не сразу отправлялся в бой, а попадал в резервную группу, где под руководством инструкторов с боевым опытом совершенствовал навыки ведения воздушного боя и стрельбы, и только затем принималось решение о его готовности к боям. Несомненно, что к 1941 году система подготовки летчиков Люфтваффе была одной из лучших в мире.
  В тактическом плане Люфтваффе также заметно превосходили советские ВВС. Тактика, внедренная в частях Люфтваффе, была разработана после тщательного анализа опыта войны в Испании. В ее основу было положено использование истребителей в свободном строю пар и четверок. Это тактическое построение стало основным в мировой практике применения истребительной авиации на протяжении всей Второй мировой войны. Отказ от прежнего формирования из трех самолетов, летящих в форме буквы 'V', затруднявшего взаимное маневрирование в бою, давал немецким летчикам возможность гибко использовать превосходство в скорости, которым обладали их самолеты. Советские же летчики-истребители в 1941 году, напротив, действовали именно в плотном строю трехсамолетных звеньев. К чисто техническому превосходству, которое немецкие летчики имели в силу лучших характеристик своих истребителей, это обстоятельство добавляло еще и немалое тактическое преимущество.
  Плотные боевые порядки советских истребителей были обусловлены еще и отсутствием радиостанций на большинстве самолетов, вследствие чего командир мог управлять группой в бою только посредством эволюций самолета - как правило, покачиванием крыльев и непосредственно жестами рук. Вследствие этого летчики вынуждены были прижиматься к командиру, теряя свободу маневра.
  Кроме того, в Люфтваффе всячески культивировалась и поощрялась самостоятельность и инициатива авиационных командиров всех уровней - немецкий летчик-истребитель был свободен в выборе методов решения поставленной задачи. Советские летчики в этом плане могли только позавидовать своим оппонентам: перед вылетом им, как правило, жестко задавался не только район действия, но и скорость и высота полета. Естественно, при таком раскладе гибко реагировать на быстро меняющуюся ситуацию они не могли. Нельзя также сбрасывать со счетов тот факт, что советские авиационные части в первой половине войны в большинстве случаев подчинялись непосредственно командованию сухопутных армий, многие штабные офицеры которых имели весьма отдаленное представление о специфике боевого применения авиации. 'Притчей во языцех' стали многочисленные приказы, в которых группам истребителей, выполняющим задачи по прикрытию наземных частей, предписывалось патрулировать максимальное время, на небольшой высоте и пониженной скорости, 'чтобы пехота постоянно видела в небе нашу авиацию и чувствовала себя уверенно'. Естественно, находясь в таких условиях, наши самолеты были легкоуязвимы для немецких 'охотников', атаковавших с большой высоты на повышенных скоростях, и несли большие потери.
  Безусловно, большую роль в превосходстве немецкой истребительной авиации над советской на начальном этапе войны сыграло также наличие у летного состава и командования Люфтваффе двухлетнего опыта тяжелых боев, прежде всего - с ВВС Великобритании. В СССР же опыт предвоенных конфликтов во многом был проигнорирован. Эти и некоторые другие факторы стали причиной жестоких поражений и огромных потерь советских ВВС начального периода войны.
  Однако с течением времени положение стало меняться. В системе подготовки кадров произошли качественные изменения. Несмотря на то, что авиационные школы по-прежнему выпускали летчиков по сокращенной до минимума программе, они уже не попадали на фронт прямо 'со школьной скамьи'. Теперь вчерашние курсанты направлялись в запасные авиационные полки, где проходили дополнительное обучение уже на тех типах самолетов, на которых им впоследствии предстояло воевать. Большое количественное превосходство советских ВВС позволяло не бросать молодое пополнение в бой и при попадании на фронт - теперь новичков можно было вводить в строй постепенно.
  Не стояла на месте и тактика. Все большая часть новых советских и поступавших по ленд-лизу истребителей имели радиостанции (последние комплектовались ими всегда), что позволило наконец-то наладить наведение истребителей на цель и управление воздушным боем как с земли, так и непосредственно командирами групп в бою. Пары истребителей теперь могли действовать на увеличенных дистанциях друг от друга, в разомкнутых порядках и эшелонировано по высоте. Командиры групп стали свободнее в принятии решения, активно стал перениматься опыт противника. Все это не могло не сказаться на результатах войны в воздухе, и, хотя Люфтваффе оставались исключительно сильным, умелым и жестоким противником, отважно сражавшимся до самого конца войны и порой наносящим весьма болезненные удары, на общий итог противоборства это повлиять уже никак не могло.
   В ней практически впервые наряду с прославленными асами и авиационными командирами дано слово рядовым труженикам войны. Как известно, специфика применения истребительной авиации не предоставляет воздушным бойцам равные условия для самореализации. Не все летчики-истребители имели возможность отличиться - гораздо меньше шансов для наращивания боевого счета было, например, у истребителей ПВО и летчиков, занимавшихся в основном сопровождением ударных самолетов. Для первых относительно редкими были сами встречи с воздушным противником, особенно во второй половине войны, для вторых первостепенной задачей были не сбитые вражеские самолеты, а сохранность 'подопечных', когда достаточным условием выполнения задачи считался срыв атаки перехватчиков противника, а ввязываться в бой было нежелательно.
  Самым же общим случаем рядового летчика-истребителя, не имевшего на счету сбитых самолетов противника (а таких, по статистическим данным, было более 80% от общего числа принимавших участие в боях), являлся ведомый, обеспечивавший действия ведущего. Случаи равноценной с точки зрения возможностей использования бортового оружия пары истребителей, когда, в зависимости от складывающейся обстановки, ведущий и ведомый менялись местами, были сравнительно редки. Наиболее распространенной являлась практика, когда ведущий выполнял роль, если оперировать футбольной терминологией, штатного 'забивалы', а его ведомый обеспечивал прикрытие. Естественно, первый имел гораздо больше возможностей для атаки противника, и, как следствие - для увеличения счета, получения наград и продвижения по служебной лестнице, у второго же гораздо более вероятной была перспектива оказаться сбитым самому. Несомненно, что взгляд на воздушную войну глазами рядового летчика, не аса, тысячи которых и вынесли на себе основную тяжесть войны в воздухе, - одно из главных достоинств данной книги.
  Для начала необходимо четко представлять разницу между термином 'подтвержденная победа' и реально сбитым самолетом - боевой потерей противника, что во многих случаях (если не в большинстве) далеко не одно и то же. Во все времена и во всех ВВС мира под термином 'воздушная победа' понимается засчитанный по тем или иным правилам и утвержденный командованием факт уничтожения вражеского самолета. Как правило, для подтверждения было достаточно заявки летчика и доклада непосредственных участников боя, иногда подкрепленных свидетельством наземных наблюдателей. Очевидно, что на объективность донесений летчиков не в лучшую сторону влияли сами условия динамичного группового воздушного боя, проходившего, как правило, с резкими изменениями скоростей и высот - в такой обстановке следить за судьбой поверженного противника было практически невозможно, а зачастую и небезопасно, так как шансы самому тут же превратиться из победителя в побежденного были очень высоки. Доклады же наземных наблюдателей зачастую вообще были лишены практической ценности, так как, даже если бой и происходил непосредственно над наблюдателем, определить, кем конкретно сбит самолет, какого типа, и даже установить его принадлежность было достаточно проблематично. Что уж говорить о крупных воздушных битвах, которые неоднократно разыгрывались в небе над Сталинградом, Кубанью или Курской дугой, когда десятки и сотни самолетов вели затяжные бои весь световой день от рассвета и до заката! Вполне понятно, что множество засчитанных по всем правилам на счета летчиков 'сбитых' вражеских самолетов благополучно возвращались на свои аэродромы.
  В среднем соотношение записанных на счета летчиков и реально уничтоженных самолетов для всех ВВС воюющих сторон колебалось в пределах 1:3 - 1:5, доходя в периоды грандиозных воздушных сражений до 1:10 и более.
  Хотелось бы отметить, что нередки были случаи, когда воздушная победа заносилась на счет не ее автора, а другого летчика. Мотивы при этом могли быть совершенно различные - поощрение ведомого, обеспечившего ведущему успешные результаты боя, пополнение счета товарища, которому не хватало одного-двух сбитых до получения награды (которые, как известно, у летчиков-истребителей достаточно жестко были привязаны к количеству одержанных побед), и даже, если так можно выразиться, 'право сильного', когда командиру засчитывали на боевой счет достижения подчиненных (было и такое).
  Еще одним фактором, вносящим путаницу в определение окончательного счета конкретного летчика, являются нюансы, присущие классификации воздушных побед, принятой в советских ВВС. Как известно, на протяжении всей войны здесь существовало разделение воздушных побед на две категории - личные и групповые. Однако предпочтения, к какой категории отнести заявку на сбитый самолет, с ходом войны существенно менялись. В начальный период войны, когда удачно проведенных воздушных боев было гораздо меньше, чем поражений, а неумение взаимодействовать в воздушном бою было одной из главных проблем, всячески поощрялся коллективизм. Вследствие этого, а также для поднятия боевого духа все заявленные сбитыми в воздушном бою самолеты противника нередко заносились как групповые победы на счет всех участников боя, вне зависимости от их количества. Кроме того, такая традиция действовала в ВВС РККА со времен боев в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии. Позже, с накоплением опыта и появлением успехов, а также с появлением четко привязанной к количеству побед на счету летчика системы награждений и денежных поощрений, предпочтение стало отдаваться личным победам. Однако к тому времени в советских ВВС было уже достаточно большое количество летчиков-истребителей, имевших на счету по десятку и более групповых побед при двух-трех лично сбитых самолетах противника. Решение было простым и парадоксальным одновременно: в некоторых полках был произведен пересчет части групповых побед в личные, чаще всего из соотношения 1:2, т. е. летчик с 5 личными победами и 25 групповыми превращался в аса с 15 личными и 5 групповыми, что во второй половине войны автоматически делало его кандидатом на присвоение звания Героя Советского Союза. В ряде случаев в штабах частей и соединений, не утруждая себя пересчетами, поступали еще проще: победы, необходимые летчику для получения той или иной награды, 'добирались' из числа групповых, одержанных в предыдущие периоды боевой работы, при этом разделение сбитых на 'лично' и 'в группе' в наградных документах попросту опускалось.
  Конечно, основное место в воспоминаниях летчиков-истребителей занимали и всегда будут занимать воздушные бои, но не менее ценными являются и воспоминания о повседневной жизни на войне - о дружбе, любви, предательстве, о том, как люди проводили свободное время, чем питались, во что одевались. Боевой опыт, накопленный за войну, был многократно осмыслен и задокументирован, воспоминания же о том, что чувствовал человек на войне, уходят сейчас навсегда, к сожалению, с последними представителями победившего поколения.
  
  А. Пекарш
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Часть 1.
  Все выше и выше, стремим мы полет наших птиц.
  
  Утро красит нежным светом
  Стены древнего Кремля,
  Просыпается с рассветом
  Вся Советская земля.
  
  Захрипел репродуктор над головой. Я сладко потянулся и открыл глаза - 'Доброе утро, курсант Красильников! Какой к черту курсант, лейтенант! Я - лейтенант ВВС РККА! Лейтенант Сергей Красильников!'' Лейтенант...лейтенант' - я покатал это 'сладкое' слово на языке. Из находящегося над головой окна били прямые солнечные лучи, хотя был уже ноябрь. Я чуть скосил глаза влево, у спинки койки стоял деревянный стул, на котором висел темно-синий френч ВВС, лежали сложенные брюки и поверх них летная фуражка. Солнечные зайчики гуляли по рубиновым 'кубарям' в петлицах, те нежно переливались, меняя свой цвет от алого до темно-багряного. Летная 'курица' на левом рукаве грозно топорщилась, блестя новенькой золотой канителью. Справа от моей кровати увлекательно сопел в две дырки мой лучший дружок по школе, Юрка Логинов. На его лбу растрепалась белобрысая челка, и Юрий во сне недовольно морщился.
   -Наверное, бьется с врагами революции! Надо ему помочь, - подумал я. Оперевшись правой рукой об пол, я наклонился к уху друга и гаркнул:
   - Курсант Логинов! Подъём!
   -Пошел к черту! Я после вчерашнего аврала ни рук, ни ног поднять не могу! Чертов Махно, ну не долго ему жить осталась! - открывая глаза, пробормотал тот.
   - Ты что обалдел!? Вместо войск на каторгу захотел? - ужаснулся я.
   -На..., на какую каторгу? За что, за свинью!?- обиделся друг.
  Теперь уже обалдел лейтенант Красильников:
   -За какую свинью?
  - Я в прошлом году написал бабке Моте, чтобы она из нового опороса самого вредного поросенка назвала Махно. Поэтому предлагаю в отпуск махнуть к бабке на Полтавщину, на зимнюю рыбалку сходим, и этого гада заколбасим за вчерашнее - ответил кровожадный лейтенант Логинов.
  Вчера перед ужином, в последний день перед выпуском, вреднючий старшина эскадрильи по кличке ' Махно' закатил речугу:
   - Товарыщы мои дорогы! Это завтра вы будыте лэйтенанты, средние командиры РККА! А сегодня вы ещё курсанты, то есть бойцы славной Красной Армии. А как сказал наш вождь товарищ Сталин, воин нашей ридной армии должен любиты чыстоту и парядок. А посему до утра нужо палы в казарме отшкрябать дочиста и намаститичь!!!
  Услышав имя великого Сталина, эскадрилья удрученно поняла, что от хозработ не отвертеться и поэтому будущие лейтенанты, вооружившись стеклышками, скоблили деревянный пол до полуночи.
  Я, уже закрывая снова глаза, прокряхтел:
  - Он точно наймит мировой буржуазии, хотел уморить будущий цвет советских ВВС.
  В голове, сквозь дремоту, медленно потекли воспоминания о начале учебы.
  
  ***
  Лично я мечтал стать летчиком лет с шести, с тех пор, как увидел самолет, севший на вынужденную посадку в 5 - 6 км. от нашего дачного поселка. Дело было зимой, самолет приземлился на лыжах. А два летчика в меховых комбинезонах, унтах и летных шлемах с очками окончательно потрясли мое воображение. На стене моей комнаты появился агитационный плакат: летчик с очками-консервами на кожаном шлеме сурово спрашивал тебя: ' Что ты сделал для Воздушного Флота?'. Начало тридцатых годов, это было время, когда на летчиков смотрели с немым восхищением. Зимой они ходили в длинных кожаных регланах и подвернутых фетровых бурках на ногах. Когда летчик заходил в трамвай, он сразу проходил на заднюю площадку, так как от его обмундирования нетерпимо пахло 'жареной касторкой'. Мы, мальчишки, пробирались назад, и стоя вокруг него, вбирали носами этот божественный запах. ' Настоящий военный пилот'. Мы, стоя рядом, пялились на него во все глаза и старались ненароком коснуться его реглана, а особенно парчовой эмблемы: серебряных крылышек с красной звездой и пропеллером в центре перекрещенных мечей. А если ещё у него на боку была кобура с наганом, нашему восторгу не было предела. Живя в Ленинграде, где был военный аэродром, мы нередко бегали к нему, любовались, как летают самолеты, во все глаза смотрели на встречавшихся на улицах летчиков, бывших в нашем представлении полубогами. Мне всегда нравилась подтянутость, молодцеватая выправка и дисциплинированность командиров и бойцов Красной Армии. Особенно привлекала военная форма с голубыми петлицами военных летчиков, полеты самолетов в небе, которые приходилось наблюдать. С вожделением смотрел на стальных птиц и завидовал их пилотам - какие же это счастливые люди!
  Поэтому, при первой возможности, мы с Марселем и другими ребятами из нашего двора, пришли к инструктору Осоавиахима, и тот был искренне удивлен таким массовым наплывом желающих попасть в авиамодельный кружок.
  Марселька жил в нашем доме и был сыном дворника, дяди Фарида, здоровенного мужика с бритым черепом и буденовскими усами. У Марселя были ещё две симпатичные сестренки-двойняшки, на четыре года младше его, и замечательная мама Гульсина-апа, которая пекла вкусные пирожки с картошкой и мясом. Фарид-абы во время Гражданской воевал в бригаде Котовского и имел от комбрига за храбрость золотые часы фирмы 'Егер' с гравировкой, а от белых сабельный шрам через правую щеку. Он запросто крестился двухпудовой гирей, а окрестная шпана боялась его, как огня. Марсельку он же гонял как сидорову козу, приговаривая при этом: - 'У, шайтан малай!'
  В общем, мы с ним были два сапога пара: я из приличной профессорской семьи (жил с дедом и бабкой, они были петербуржцами ещё старой закваски), мой друган - голимый пролетариат.
  Первые наши модели, взлетевшие в голубое небо, пробудили у нас неуемную тягу к самосовершенствованию, к изучению законов аэродинамики. Мы на время как бы забыли о себе и перенесли все наши чаянья на легкокрылые модели самолетов и планеров. Каждый из нас мечтал о сверхмодели, которая бы поднялась высоко-высоко в небо и пролетела рекордную дистанцию. И, видимо, настолько сильно было у всех нас стремление стать первым, что в скором времени мы, соревнуясь друг с другом, догнали своего инструктора. Модели наши стали летать так же далеко и высоко, как и у него. Труды наши и старания были замечены осоавиахимовским руководством. Нескольких авиамоделистов, в том числе и меня, направили на областные соревнования. Правда, там мы показали весьма посредственные результаты. Вернее, мы показали все, чего достигли, но достижения эти были незначительны по сравнению с успехами наших сверстников. И все же, как бы там ни было, соревнования и сборы авиамоделистов дали нам многое: мы получили большую практику в изготовлении моделей, научились производить необходимые расчеты.
  Кроме авиамоделизма я стал увлекаться еще и стрелковым спортом. Через некоторое время сдал нормы на значок "Юный Ворошиловский стрелок", а затем - и снайперские нормы. Ходя на занятия, мы с великим наслаждением и гордостью стали носить защитного цвета юнгштурмовки, подпоясанные широким ремнем с портупеей. На груди, рядом с наплечным ремнем, красным огоньком горел Кимовский значок (КИМ-Коммунистический Интернационал Молодежи), рядом с ним и другие заслуженные значки. Мы с другом были просто влюблены в спорт, с удовольствием бегали зимой на лыжах, играли в футбол и волейбол с ребятами из соседнего двора. Крутили солнце и делали выход силой на турнике, сделанном из водопроводной трубы, отполированной нашими руками. Марселька записался ещё в секцию штанги, а я гимнастики и борьбы вольного стиля, так что свободного времени практически не было.
  Куда пойти учиться после школы? Вот ведь вопрос! Да, счастливчики те, кто уже с рождения знал, кем он будет и пронес свою детскую мечту по жизни твердо и последовательно. Но много ли таких? Ведь у большинства юношей совсем не так. Куда только не заводит детское воображение. После просмотра 'Джульбарса' многим хотелось стать пограничниками, после 'Истребителей' - летчиками, после 'Трактористов' - танкистами, с прочтением каждой увлекательной книги воображаешь себя то геологом, то врачом, то..., да мало ли кем! Ну, а уж в командирской форме! Кто бы этого не хотел - я не знаю. Страна еще помнила героев Гражданской войны, и боевой дух юношей, воинственный настрой не подверглись никаким сомнениям. А в небе появляются новые типы самолетов - истребители, бомбардировщики! Они уже внешне не похожи на старые этажерки, носы 'тупорылые', крылья короткие, и какие скорости! На журнальных фотографиях в дни авиационных парадов в воздухе 'сталинские соколы'. Дух захватывает! Окончательно моё решение стать летчиком сформировалось после того, как дядя Гриша взял меня с собой в Москву, на первомайский парад 1935. Пятерка краснокрылых ястребков, которые стремительно промчались над Красной Площадью, поразили меня в самое сердце. Я окончательно заболел небом.
  ( В марте 1935 года, в момент получения с завода новеньких И-16, пятерка состояла из летчиков Коккинаки, Шевченко, Супруна, Евсеева, Премана. Ведущим этого состава являлся Коккинаки. Самолеты были окрашены в ярко красный цвет, лишь капоты в соответствии с не писаными традициями завода ?39 были черными. Практически сразу с получением самолетов начались тренировки. Причем с утра пораньше все участники вылетали по своим испытательским заданиям - кто на ТБ, кто на И-Z, а кто и на прозаическом У-2.
  Только во второй половине дня пятерка собиралась в своих ярких И-16, и, сомкнувшись в небе в виде пятиконечной звезды (расстояние между концами крыльев 1-2 метра), начинала свой отчаянный пилотаж. Самой эффектной фигурой была, конечно же, замедленная восходящая бочка всей группы от самой земли, однако командующий ВВС Яков Алкснис задумал кое-что похлеще, а именно - пролет всей группы над Красной площадью во время первомайского парада.
  30 апреля 1935 года пилотажники всем составом поехали на место предстоящего действия. По просьбе Коккинаки, посредине проезда между ГУМом и Историческим музеем, на брусчатке была нанесена жирная белая полоса. Ей суждено было стать ориентиром. На следующий день 1 мая, пятерка ярко красных И-16, снизившись ниже крыш зданий, ворвалась на Красную площадь и с оглушительным ревом, вращаясь всей группой как единое целое, 'ввинтилась' в небо. Эффект был необычайный! Вернувшись на аэродром, летчики уже собрались разъехаться к праздничным столам, когда вдруг появился порученец от маршала Ворошилова. Он привез каждому пилоту петлицы с прикрепленными знаками внеочередных воинских званий и денежную премию - каждому по пять тысяч рублей (легковой автомобиль М-1 - 'Эмка' - тогда стоил шесть с половиной тысяч рублей). Одновременно Ворошилов позвонил сам и, вызвав к телефону Коккинаки, сказал: 'Товарищ Сталин восхищен мастерством летчиков и просит их еще разок пролететь над Москвой'. История И-16.)
  
  В то время, в 1935 - 1937 годах, был провозглашен призыв: дать стране 150 тысяч летчиков, наш Ленинский комсомол взял шефство над авиацией. У меня в комнате на стене прибавился ещё один плакат: летчик в темно-синей форме, в высокой фуражке с золотой кокардой, подняв мужественно подбородок, смотрит вдаль, на стремительно взлетающий самолет, внизу надпись ' Молодежь на самолет'.
  
  В один из осенних дней 1935года в нашу школу пришел представитель Ленинградского аэроклуба Вахитов, стройный военный с голубыми петлицами, провел яркую, увлекательную беседу с учениками старших классов, рассказал о реальной возможности овладения сказочной летной профессией. Неудивительно, что все ребята нашего 9 класса постарались, записаться у него в аэроклуб. Пошли на медицинскую комиссию. Медкомиссию прошли, однако, лишь несколько учеников, а счастье учиться в аэроклубе досталось только нам - мне и моему другу, соседу по парте, хулиганистому Марсельке Хайруллину. Остальным не разрешили родители, профессия летчика в то время считалась очень опасной, и мальчишек из благополучных, по тем временам семей, в авиацию шло не так уж много.
  Поэтому днем мы учились в школе, а вечером бежали в Ленинградский объединенный аэроклуб, уж страсть как нам хотелось стать летчиками. Учеба мне давалась легко, давала знать о себе профессорская наследственность, и в аэроклубе занимался только на 'отлично'. А дружок мой из-за своего непоседливого характера перебивался с 'хор.' на ' посредственно', и только моя взаимовыручка и кожаный ремень дяди Фарида, добавляли ему здорового энтузиазма в окучивании древа знаний.
  Теоретические занятия в аэроклубе проходили у нас в учебном классе. Придя на занятия, идем туда. На подставке стоит мотор М11 . На стене висит его схематическое изображение. Марсик подойдя к двигателю, стал сосредоточено ощупывать его детали. Широкие брови насуплены. Подойдя к нему, легонько толкаю в плечо и говорю: - Не трогай, а то сломаешь!
  Девчонки смеются. Кстати у нас в группе три девушки.
  Марсик обижается: - Чего я его сломаю, он же железный!
   - Железный! Долго ли умеючи!- снова подкалываю я его.
   - Умеючи - то долго!- подмигивает нам девушка, с короткой стрижкой и русой челкой, опущенной на глаза. Она старше нас лет на пять. Мы в силу своей молодости краснеем, и снова возвращаемся к теме прочности и надежности железного мотора.
  Вся наша группа стоит возле двигателя. Ребята, стараясь показать себя перед девушками, сыплют авиационными терминами.
  Марсель говорит:
  - Летать бы поскорее!
   На его скромное пожелание, я ему отвечаю
  - Летать! Вечно ты друг мой, впереди телеги скачешь! Нам для этого знаешь, сколько всего изучить придется! А ты сразу летать! Вот Икар не знал теорию полета, и знаешь, чем кончил? Ребята и девчата были согласны с моей критикой.
  - Ладно, ладно! - замахал обеими руками мой оппонент: - Я ведь понимаю, не зная теории самолет в воздух не поднимешь. Да и не пустит тебя никто в самолет без подготовки. Терпением запастись надо, чтобы все это познать! А ты ведь знаешь, что с терпением у меня не очень! Одно ясно, время покажет, кто научится летать, а кто нет!
  На самоподготовке все дружно перерисовывали в тетради детали самолета и их названия: фюзеляж, элерон, маленький кабанчик, большой кабанчик, перкаль и еще множество авиационных терминов. Я довольно легко все усваивал и быстро запоминал - очевидно, помогли общие знания техники.
   А утром, как всегда, тренировка в спортзале школы. Кстати сказать, утренние тренировки, когда, подчас, так не хочется вставать спозаранок и бежать в холодный зал, постепенно вырабатывали у нас не только быстроту и выносливость, но упорство и настойчивость. Они помогли нам выдерживать большую нагрузку в последующих полетах.
   Вместе с изучением авиационных дисциплин с нами проводили и политические занятия. На политзанятиях комиссар знакомил нас с международным положением. Обстановка на планете была очень сложной. Отовсюду вылезал звериный оскал империализма.
  - Мы все должны быть готовы к обороне, к защите завоеваний Октября, - говорил нам комиссар. - Быть может, каждому из вас придется защищать наше социалистическое Отечество.
  Занятия в аэроклубе становились все интереснее. Мы проходили историю авиации. Усидчиво изучали самолет, устройство авиационного мотора. Начлет Григорьев читал лекции по теории авиации доходчиво, интересно, нередко повторял свое любимое:
  - Чтобы хорошо летать надо отлично знать теорию.
  . Наш начальник летной части аэроклуба был замечательный человек. Мы, учлеты, не слышали, чтобы он, даже в трудный момент, вспылил, накричал на кого-то, унизил чье-либо человеческое достоинство, даже при совершении грубых ошибок. Он внимательно выслушивал нас, тактично делал замечания, давал полезные советы. Проводя лекции, он внушал нам, что человек в небе обучается не только летнему мастерству. В небе он формирует свой характер, свой взгляд на жизнь. Успехами своими каждый пилот обязан не столько природным задаткам и способностям, сколько умению воспринимать и применять изученное. Все свои занятия он заканчивал словами:- Вся ваша летная жизнь еще впереди. Так что собирайте все лучшее, что есть в вас - отвагу, выдержку, любовь к своему делу, и трудитесь! И воздастся вам сторицей!
  И мы все старались, ведь приближались экзамены по теории авиации и авиатехнике. После экзаменов самое интересное - выезд на аэродром. Нас разделили на летные группы. В нашей было одиннадцать учлетов. На каждую группу будет выделен самолет, во главе каждой будет инструктор, который должен научить нас летать. Мы уже знали, что от инструктора во многом зависит будущее учлета, его 'почерк' в воздухе.
  Во время подготовки к экзаменам к нам заходили летчики-инструкторы. Их интересовали наши знания. Но инструктора нашей группы, Цыпленкова Сергея Анатольевича, мы еще не видели: он был в командировке в Коктебеле. Ждем его с нетерпением. Говорили что он хороший методист и один из лучших инструкторов: умелый, опытный, даже несколько въедливый - спуску не даст; человек он прямой - о недостатках скажет прямо в глаза.
  И вот однажды, когда мы готовились к экзамену по знанию мотора, в аудиторию вошел невысокий, человек в кожаной куртке, из под которой выглядывала вязаная жилетка. Мы переглянулись, и подспудно почувствовав, что это наш инструктор, встали. На вид ему лет под сорок. Походка чуть вразвалку. Коротко подстрижен, на широком лице умные, веселые глаза. Это и был наш инструктор. Поздравив нас с окончанием теоретических занятий, он сказал:
  - Хорошо сдать экзамены - вот ваша цель теперь. Но помните, о каждом из вас буду судить по полетам. Усвойте: я требую бережного отношения к самолету, исполнительности, внимания и аккуратности.
  С этого дня Сергей Анатольевич стал у нас частым гостем: с каждым беседовал индивидуально, делая для себя какие-то выводы.
  Но вот пришла в Ленинград весна 1936 года. Ночью где-то, поближе к звездам, слышно курлыканье журавлей, возвращающихся на родную землю. Небо стало голубым-голубым и, казалось, бескрайним. Сердце бьется тревожно и радостно. Да ведь это небо зовет! Комсомольцы, на самолет!
  ...В середине апреля мы сдали все экзамены. Наша группа - на ' хорошо' и 'отлично'. Впервые выедем на аэродром.
  Наконец-то мы увидим настоящий самолет вживую!
  В начале июня мы выезжаем в лагерь аэроклуба, который расположен на живописном берегу реки Волхов. Едем на грузовике - аэродром находится на окраине небольшого леса. Из кузова автомобиля льются слова задорной песни:
  
  Там, где пехота не пройдет,
  Где бронепоезд не промчится,
  Тяжелый танк не проползет,
   Там пролетит стальная птица.
  
  С песней незаметно подъезжаем к аэродрому. В сотне метров от берега белеют ряды брезентовых палаток, чуть дальше - приземистое здание столовой. Летное поле практически рядом - не больше километра. Выстраиваемся на линейке по группам. С нами здороваются комиссар, инструкторы. Мы думали, что сразу поднимемся в воздух, но оказалось, сначала, надо научиться на земле обращаться с самолетом, правильно подходить к нему, садиться. Долго придется отрабатывать последовательность и четкость движений, распределение внимания. Надо уметь заправлять машину топливом, помогать технику проводить предполетную подготовку.
   Начальник аэроклуба, поздравив нас с приездом, сказал:
  - Самолеты, на которых вы будете проходить обучение, всю зиму стояли на хранении в ангаре. Поэтому каждая летная группа под руководством техника должна тщательно осмотреть свой самолет и сделать ему профилактику.
  Строем идем к ангару. Цыпленков представляет нам человека с густой черной шевелюрой, в промасленном комбинезоне:
  - Это товарищ Васильев - техник нашего самолета. Очень опытный механик. Он познакомит вас с самолетом. Научит ухаживать за ним, чистить и драить его. Вы должны безукоризненно знать технику - каждый винтик, каждый болт, каждую гайку. Даже самый маленький дефект может привести в воздухе к аварии. И ваша задача тщательно готовить самолет и на земле обнаруживать любую неполадку - иначе ваш полет может закончиться трагически.
  По указанию механика распахиваем двери ангара. В полумраке ангара различаем очертания летательного аппарата. Вот они, настоящие самолеты, с которыми мы пока знакомы только по наставлениям и по отдельным частям!
  Мы подходим к биплану с хвостовым номером '7'.
  Пытаюсь толкнуть рукой нижнюю плоскость. Удивляюсь: самолет не такой тяжелый, как я думал. Очевидно, у всех ребят такое же впечатление от первого знакомства с машиной. На лицах недоумение. Только довольная физиономия Марселя расползлась от уха до уха.
  - Ребята! Это же настоящий самолет! Вот здорово-то!
  - Что это он хлипковатый какой-то! Как бы в воздухе не развалился, а? - интересуется кто-то из девушек.
  - Ерунду несете! - обиделся механик: - Вон в углу ветошь и инструмент, взяли и за дело!
  - Сначала удалим зимнюю смазку, - говорит механик, - потом вымоем самолет. А затем посмотрите, как его готовить к полету.
  Никого не обделили, задание получил каждый.
  - Кто покрепче, принесите воды. Вон там, в углу, на стеллажах, ведра и мочало. Девчата пускай трут крылья, а ребята обтирают фюзеляж. Да смотрите поосторожней там!
  Мы принесли воду и начали старательно натирать наш будущий воздушный корабль.
  Техник копается в моторе, но и за нами зрит, успевает давать указания: в каком месте браться за самолет, как его поднимать. Я, Марсель, и Витька Васин поднимаем хвост нашего 'У-2' на плечи и осторожно катим его к красной черте - место подготовки машины к полету. Там, по порядку летных групп, крыло к крылу выстраиваются самолеты.
  - Молодцы, видно, сачков у вас нет! - замечает техник.
  - А причем тут сачок? Им же бабочек ловят - удивлено спрашивает Марсель.
  - А это такой авиационный термин, - улыбнувшись, отвечает техник. - Сачком называется человек, отлынивающий от работы. Ясно? Да, слетай-ка в каптерку, принеси ведро компрессии.
  Мы переглянулись: поняли, что техник хочет подшутить над нами, а заодно проверить наши знания. Ведь мы отлично знали, что компрессия - это сжатие газовой смеси в цилиндре мотора. Но Марсель, не осмыслив предложение до конца, не раздумывая, схватил ведро и помчался в каптерку: приказы должны выполняться немедленно и бегом.
  Обернулся он весьма быстро:
  - Товарищ Васильев, каптерщик сказал, что меня разыграли. Я-то ведь знал, только не подумал!
   Техник рассмеялся:
  - Знал, а купился! Эх, молодежь, молодежь! Учить вас надо!
  Наш ударный труд продолжался до тех пор, пока не стемнело. Открыв капот, досконально осмотрели мотор, протянули узлы крепления, проверили герметичность системы бензо и маслопроводов. В аэроклубе мы изучили теорию полета, аэронавигацию, метеорологию, 'Наставление по производству полетов' и материальную часть самолета. На аэродроме же первым делом пришлось держать экзамен перед механиком по знанию самолета и мотора.
  Подготовку к полетам мы, учлеты, изучали по небольшой книжечке в голубом коленкоровом переплете. Имела она название "Курс учебно-летной подготовки школ ВВС РККА" или просто КУЛП. Руководство нам внушало, что книга эта написана кровью летчиков. В ней были и указания курсанту-летчику по изучению и освоению курса летной подготовки, и общечеловеческие советы. Вот что, гласил пункт пятый:
  "Постоянно воспитывать в себе: воинскую дисциплинированность, как на земле, так и в полете; организованность, культурность в работе и в быту; постоянную внимательность даже к мелочам, аккуратность, точность, быстроту в действиях и особенно разумную инициативность при выполнении поставленной задачи". Очень умные советы! Мы наизусть учили страницы этой замечательной во всех отношениях книги. Вот, весьма интересный, еще один из ее пунктов: "Не падать духом при временных неудачах: наоборот, при неудачах проявлять еще больше настойчивости, упорства и воли, еще больше работать над преодолением трудностей, при успехе не зазнаваться, не допускать ослабления внимания, расхлябанности, насмешек над товарищами. Помнить, что в летной
  работе серьезное, осмотрительное отношение к каждому полету и занятию, к каждой мелочи необходимо каждому летчику, независимо от его качеств, летного умения и стажа. Нарушение этого правила обязательно кончается поломкой или аварией, соблюдение его обеспечивает постоянную безаварийную высококачественную работу". Множество раз мы перечитывали ее страницы перед полетом, перед выполнением очередного упражнения, при подготовке к экзаменам. Учили и "Наставление по производству полетов" - НПП. Затем, установив самолет на штырь, по очереди садились в заднюю кабину (в передней сидел инструктор) и, действуя рулями, учились взлетать, разворачиваться, приземляться на три точки. Инструктор терпеливо показывал, как проектируется горизонт на различных режимах полета. Для этого мы на руках то поднимали хвост самолета, то опускали, то заносили его в стороны. На земле мы изучали эксплуатацию самолета в воздухе. Инструктор часто нам твердил: 'В полете вы должны чувствовать дыхание машины'. Так, приобретая практические знания на земле, мы закрепляли знания теоретические.
  Вот на летном поле один за другим стоят самолеты У-2. На одном из них нам предстоит совершить свой первый полет. Все зачеты сданы, окончена наземная подготовка, и в следующий выходной у нас должны начаться полеты. Каждый, кто хотел в то время стать летчиком, свои первые шаги начинал с самолета У-2. Как летать на нем, мы теоретически, конечно, знали. Теперь предстояло овладеть искусству полетами на практике. Наш инструктор оказался замечательным человеком, который умел не только разжечь воображение, но и как-то просто объяснить самое непонятное. Он постоянно ходил в вязаной безрукавке и расклешенных брюках, которые во время полетов заправлял в длинные носки, предохраняя эту роскошь от попадания в ножное управление самолетом.
  - Ну, ребята, скоро начнем наше обучение с воздушного крещения. Я покажу, как самолет пилотируют в зоне, а потом постепенно ознакомимся с вывозной программой. Нашему нетерпению не было предела.
  Первое воскресенье июня день был, как по заказу: солнечный и теплый.
  Перед рассветом по горизонту ещё плыли редкие кучевые облака, но к началу полетов их унесло ветром в далекую даль. Небо осветилось ярко-алой зарей. Погода - для полетов лучше не надо! Ветерок, нежно играл с указателем ветра на мачте, то надувая полосатый чулок, то бросая его вниз.
  Аэродром перед полетами проснулся рано. И когда диск солнца поднялся над летным полем, на нем в ряд выстроились наши самолеты, и мы стоим в шеренгу в новеньких синих комбинезонах, осоавиахимовских шлемах с очками. Каждая группа напротив своей машины.
  Начлет рапортует начальнику аэроклуба. На флагшток взлетает флаг. Хотя все стоят по стойке смирно, в душе бушует океан чувств, ещё чуть-чуть и в твою жизнь ворвется ещё одно новое чувство - любовь к небу!
  Все было замечательно в это утро: и яркое солнце, и синее небо, и ласковая трава, которая стелилась под ногами, и казалось, раскинь руки в стороны, разбегись и взмоешь в бескрайнюю высь и будешь парить над земными просторами
  А что может быть замечательней первого полета?
   -По самолетам! - звучит команда начальника аэроклуба.
  Наш инструктор садится в первую кабину, во вторую - я. Вся группа завидует: мне первому посчастливилось подняться в воздух.
   - За-апус-кай моторы! - подает команду начлет.
   - Выключено! - глядя на техника, стоящего около винта самолета,
  произносит инструктор. - Зальем!
   - Есть, зальем! - кричит техник, проворачивая винт.
   - К запуску!
   - Есть, к запуску!
   - От винта!
   - Есть, от винта! - и техник, сильно дергая лопасть - срывая
  компрессию, отбегает в сторону.
  Винт раскрутился, мотор заработал, пофыркивая сизым дымком.
  Инструктор дал знак - убрать из-под колес колодки. И вот самолет плавно порулил к старту.
  С инструментальной сумкой, колодками, чехлами мои товарищи сидят в "квадрате" и наблюдают за нашим самолетом. "Квадрат" - это такое место, где находятся все свободные от полета учлеты аэроклуба и техники. Каждый не сводит глаз со своего самолета. Через переговорный аппарат получаю указания: в полете инструктор все будет делать сам, а я - только держать ручку управления и запоминать действия рулями. - Старайтесь заметить направление взлета, ориентиры разворотов. Взлетаем!- слышу, наконец, команду. После пробежки самолет отрывается от земли и уходит в небо.
  Слышу голос инструктора:- Выполняем первый разворот. Стараюсь запомнить, что там, внизу, одновременно пытаясь не упустить и работу с рулями самолета. - А вот сейчас, здесь, второй разворот, мотай на ус! - продолжает он.
  Когда мы пролетаем над речкой, из-за разницы температур самолет сильно качнуло воздушным потоком. Я, бросив ручку, схватился обеими руками за борта, а инструктор словно и не заметил моего движения.
  - Высота двести метров, летим по прямой. Бери управление на себя!
  Я осторожно двигаю ручкой управления. Сердце судорожно бьется в груди, мелко дрожат руки. Инструктор сидит в передней кабине. Мне видно только его спину и затылок в кожаном шлеме, однако подспудно чувствую, что он следит за моими действиями и помогает управлять самолетом.
  - Спокойно, Сергей, - слышу голос из переговорного шланга, - очень резко работаешь рулями.
  Я постепенно успокаиваюсь и медленно набираю высоту. Чувствую, что пилот в своей кабине отпустил управление, и самолетом управляю я. Легкий наклон ручки влево - и самолет неохотно, но выполняет мое желание. Даю ручку вправо - самолет накреняется в правую сторону. Но вот машина зарывается в левый крен, начинает болтаться из стороны в сторону. Спокойно летевший до сей поры в горизонтальном полете самолет начал крениться то в одну сторону, то в другую, то задирать нос выше горизонта, то опускать его вниз как необъезженный мустанг под молодым наездником.
   Волнуюсь все больше, не знаю, что делать дальше. А инструктор молчит и ждет.
  Небольшими перемещениями ручки пытаюсь парировать крены, и вдруг раскачка прекращается - я нашел то самое равновесие движений, которое точно балансирует самолет.
  - Вот так и продолжай, - слышу голос инструктора.
  Самолет идет на посадку. Ощущаю, что движения становятся более слаженными. Даже не чувствую, что посадку делаю не я, а инструктор. Приземлившийся самолет, сопровождают ребята, ухватившись руками за дужку крыла, бегут широкими легкими шагами, стараясь не отстать от машины
  Они шумно поздравляют с первым полетом, инструктор понимающе улыбается, а я краснею от смущения, но уже появилась уверенность в своих силах.
  Инструктор, не включая мотора, приказывает
  садиться Марселю, а меня окружают учлеты и засыпают вопросами.
  - Ну как, здорово?
  Я поднимаю большой палец вверх.
  -И ничуть не страшно?- спрашивают девчата.
  - Нет, не страшно.
  - А что ты видел?
  Я вспоминаю
  -Затылок инструктора, в зеркале лицо инструктора, левое крыло, землю, правое крыло и опять землю.
  - И больше ничего?
  Это- то все время в глазах мелькало!- обижаюсь я: - Сами полетайте. Я на вас потом посмотрю, что вы там увидите!
  После того как слетал Марсель, после посадки я подошел к другу и спросил:
  -Ну как?
  - . Совсем не якши! Скорость при взлете очень большой, земля из задней кабины совсем не видна, стрелки приборов в воздухе тряслись, посадка очень длинная, а после посадки, из-за биения 'костыля' о землю, казалось, что хвост самолета савсем отвалится!
  - То-то, а надо мной смеялись, ничего не видел, ничего не видел!- подбодрил я друга.
  Когда Марсель волновался, у него иногда пробивался татарский акцент.
   Вечером, после ужина, мы с другом наведались на ближайшую лесную опушку, где набрали аллюминевую миску свежайшей лесной земляники.
   Незаметно пролетает час. Неспешно идя обратно, и выуживая ягоду за ягодой, мы беседовали на две самые важные темы в мире: о самолетах и о девушках. Ну, о самолетах можно говорить бесконечно, поэтому я перешел ко второй теме, к девушкам.
  - Уважаемый Марсель Фаридович! Обращаюсь вам как к эстету и тонкому ценителю женской красоты!
   Уважаемый Марсель Фаридович недоуменно посмотрел на меня: - Ты это к кому обращаешься!?
   - Вот, блин! Спрошу проще. Тебе из наших девушек, кто нравиться?
  - Ну, это, да! А как нравиться, вообще или, в общем? - выдал фразу мой собеседник.
  - Спасибо за ответ! Ты бы ещё сказал оно, поди, пошто, конечно! Вот у нас три девушки есть, тебе какая глянулась? - снова озадачил я друга.
  По его лицу было видно, как проходит мыслительный процесс, и наконец, получился готовый результат:- Алсу Шарафутдинова!
  Алсу Шарафутдинова, у нас её звали ласково, Алсушечкой, была стройной, симпатичной девушкой, с добрыми глазами.
  - Ага!- обрадовался я: - А что тебе в ней нравиться?
   - Ну, она добрая, фигура у неё замечательная и друг она хороший! - выдал свои критерии, этот тонкий ценитель женской красоты.
  -А ещё?
  - Э, да вот, ага, умная!
  -Ну, хорошо она очень умная! Но друг мой!- обратился я к нему:
   - В женщине не это главное!
  - А что?
  - Женщина, как говорят классики, это загадка, и твой долг как представителя сильного пола, разгадать её! Только тогда ты сможешь получить истинное удовольствие!
   Но его мой ответ не удовлетворил: - Она тебе, что ребус что ли, чтобы её разгадывать!
  Так мы остались каждый при своём мнении. Правильно говорят, на вкус и цвет приятелей нет!
  В следующий раз мы приступили к ознакомительным полетам по кругу и в зону. Подошел и мой черед лететь. Самолет стоит на линии предварительного старта, работает мотор. Инструктор сидит в передней кабине самолета, и как только освободилась кабина от предыдущего учлета, а это был радостный и улыбающийся учлет Хайруллин, я стараюсь побыстрее занять свое место в задней кабине, пристегиваюсь ремнями и докладываю о готовности к полету. Между мной и инструктором есть переговорное устройство (СПУ): мне положено только принимать, а инструктору вести передачу - передавать команды, делать замечания, исправлять ошибки, ставить вводные и вести весь разговор с учлетом во время полета.
  Ожидая взлета, инструктор отдает какие-то распоряжения механику. Я волнуюсь - хотя это был не первый мой полет, но сейчас я был в качестве учлета, и я должен выполнить поставленную передо мной задачу. От того, как удачно они будут выполнены, зависел мой успех.
  И вот инструктор двигает вперед сектор газа, стартер поднял белый флажок - взлет разрешен, послушный У-2, переваливаясь как утка с боку на бок, рулит по упругой
  траве к взлетной полосе. Мотор набирает максимальные обороты, разбегаясь по полосе, самолет взлетает. Обратив внимание на зеркало, укрепленное слева на стойке крыла, чувствую на себе взгляд инструктора. Цыпленков, глядя в это зеркало, следит за моими действиями, изучая меня в воздухе, как будущего пилота.
  В иной раз он мне скажет: 'На взлете близко глядишь на землю, нужно смотреть вперед, метров на тридцать от самолета' или 'На развороте держи 'шарик' в центре' - это значило, что для того чтобы задать нужное отклонение руля поворота и элеронов ,надо правильно совместить движения ручки управления и ножных педалей.
  Ветер гудит в лентах расчалок крыльев, ровно гудит мотор, под плоскостями самолета бежит земля, остаются позади деревья и строения. Впереди распахнулись невиданные дали, просторы воздушного пространства растянулись вдаль и вширь, вот сейчас можно оценить всю красоту нашей земли: зеленые поля и густые леса, деревянные избы, вот идет ровная полоска железной дороги, а самолеты на аэродроме превратились в небольшие крестики, ярко блестевшие на солнце.
  Так я не заметил, как мы набрали высоту и пришли в зону пилотажа, инструктор выполнил ряд виражей, сделал петлю и горку, скольжение, и мы направились на аэродром для посадки. И здесь Сергей Анатольевич приказывает мне взять управление и вести самолет. Трепетно берусь за рычаги управления. Из прошлых занятий я помнил, что для того, чтобы самолет шел по горизонтали без набора и потери высоты, нужно удерживать в одной линии капот мотора самолета с горизонтом, там, где 'небо опирается на землю', и отрегулировать обороты мотора в соответствии со скоростью. Это у меня получилось; потом я попытался войти по касательной в круг, построить 'коробочку' с разворотом под девяносто и не без помощи инструктора сделать четвертый разворот и пойти на посадку.
  С трудом, но сделал. Полет завершен, ощущения - словами не выразить, становлюсь все уверенней в себе. Несколько полетов - и ты приобретаешь сноровку, если допустишь ошибку и тут же сам ее исправишь. Самолет становится послушным твоей воле и желаниям.
  Впоследствии мы поняли, что чем меньше инструктор ведет разговоров и делает замечаний, тем лучше. Значит, полет проходит нормально и можно рассчитывать на хорошую оценку. Летишь и думаешь, все ли ты правильно делаешь, и чего дядя Сережа молчит, как услышишь от него слово, доброе иль не очень, все на душе легче. Поэтому за время обучения учлеты (так нас именовали) могут наслушаться по переговорному устройству всего: деятельных замечаний, умных советов, необходимых указаний и даже того, что не совсем имеет отношение к полету и от чего уши вянут. Все зависело от самого учлета, насколько удачно он произвел полет, и от настроения инструктора.
  Во время одного из полетов, когда последние лучи заходящего солнца отражались в стеклах домов, я загляделся на землю: казалось, что кто рассыпал там солнечных зайчиков. Отвлекся, и вот результат, машина сразу сбилась с курса и инструктор тотчас же перехватывает у меня управление.
  При разборе полета его слова забивались в меня как гвозди:
  - В полете надо стараться делать все одновременно, и машиной управлять, и за землей следить! Ничего не упускать, действовать быстро и четко. В летном деле многое зависит от концентрации внимания. Запомните: рассеянность недопустима!
  За грубые нарушения правил полета, мы получали соответствующие взыскания. Нарушитель сидел в летном обмундировании на крыше ангара: 'определял высоту' И соответственно не имел допуска к полетам. А это было самое тяжкое наказание.
  Однажды, идя на посадку, Марсель по своей торопливости ошибся с выбором угла планирования, взял ниже, чем надо. Ну и получил на земле по полной.
  - Такие ошибки недопустимы, товарищ учлет. Надо быть внимательней! Будете теперь тренироваться в определении высоты с крыши ангара! А чтобы служба медом не казалась, сидеть будешь в полной летной амуниции. Мы летали, а он весь день 'парился' в обмундировании на крыше, глядя с шестиметровой высоты на круг, нарисованный на земле.
  На аэродроме наметились перемены: на старте появились мешки с песком. Мы уже знали, что, когда учлет летит самостоятельно, мешки кладут на место инструктора, чтобы не нарушалась центровка самолета.
  - Ого! Скоро полетим сами! Быстрей бы! - обрадовался Марсель.
  Я его перебил:- Друг мой! Не торопись, а то успеешь!
  - Все равно нас заранее не предупредят, чтобы не волновались и ночь спокойно спали! - заметила любимая девушка учлета Хайруллина.
  В последующем полете я не получил ни одного замечания:
  -Товарищ инструктор, разрешите получить замечания?
  -Замечаний нет! Правильно летаешь!
  А тем временем к самолету уже направляется сам начлет аэроклуба, на ходу застегивая шлем, натягивая кожаные краги "Что-то будет!.." - думаю, а начлет уже усаживается в первую кабину.
  -Производите полет по кругу. Высота триста метров, посадка у "Т" на три точки, в ограничители,- слышу его голос через переговорный аппарат. Повторяю задание и запрашиваю разрешение выруливать.
  -Выруливайте и взлетайте! - Начлет демонстративно положил руки на борта кабины, тем самым показывая, что все я должен теперь делать сам, а он здесь человек почти посторонний и в управление полетом вмешивается, не намерен.
  Плавно увеличиваю обороты мотора и взлетаю. Делаю все так, как учили. Вот уже и конечная прямая "коробочки" - самая ответственная. Планирую. Определяю высоту выравнивания. Чуть заметным движением беру ручку на себя, и самолет приземляется на три точки возле посадочного "Т".
  -Заруливайте! - слышу команду начлета.
  Когда самолет остановился, Григорьев приказал мне оставаться в кабине, а сам направился к Цыпленкову. Что-то сказал ему, и тогда инструктор крикнул, чтобы в первую кабину положили мешок с песком. Делалось это для сохранения центровки самолета, когда учлет вылетал самостоятельно. Марсель с Витькой притащили мешок с песком, крепко-накрепко привязали его на переднем сиденье. Инструктор проверил - прочно ли.
  "Неужели выпустят самостоятельно?" - вдруг возникла фантастическая мысль: - Да, нет, не может быть, ещё никто не вылетал у нас самостоятельно
  Ребята из других групп смотрели на нас с завистью. На старте собрались инструкторы, пришел и наш боевой комиссар.
  Инструктор, заглянув ко мне в кабину, сказал:
  - Сделаешь самостоятельный вылет. Всё тоже самое, что с начлетом. - он поднял палец в воздух: - Но один!
  Вот когда меня действительно заколотило не по-детски! Включив внутренние резервы, я взял себя в руки, мужественно напялил на нос летные очки, браво помахал своей группе из кабины рукой и, решительно двинул сектор газа вперед. Двигатель, раскручивая пропеллер, сдвинул машину с места. Сергей Анатольевич, желая мне удачи, вскинул вверх сжатую в кулак правую руку. И этот жест предал мне уверенности в своих силах. Правая рука на секторе газа, левой держу ручку управления, отпускаю тормоза. Машина бежит, набирая скорость. Мгновение и шасси оторвались от земли. Взлетел. Набрав высоту 600 метров, выровнял самолет, и без всяких премудростей делаю три круга по 'коробочке' над аэродромом. Высунув левую руку за борт, трогаю воздух. Воздушная струя сразу же сушит пот на ладони и, она слегка мерзнет. Я сразу же убираю руку обратно в кабину.
  Выполнив обязательную программу, сажаю самолет. Около посадочного "Т" стоит довольный мною инструктор. Он машет белым флажком, а потом левой рукой делает жест, означающий взлет. Я не поверил: - Ещё один полет! Снова в небо. В этот раз я позволил себе сделать пару мелких виражей, а потом, когда самолет летел по прямой, зажал ручку коленями и стал барабанить обеими руками по панели и орать во весь голос: ' Ай, люли, люли, ли! Выплеснув охватившие меня эмоции, перехватываю обратно ручку и начинаю делать заход на посадку.
  Старательно притираю самолет у самого "Т" на три точки.
  Зарулив на стоянку, выключаю мотор. Ребята, дождавшись, когда я вылезу из машины, хлопают по плечам, поздравляют, но я спешу доложить руководству аэроклуба о выполнении задания.
  - Молодец, Красильников! Желаю, чтобы в дальнейшем у вас количество взлетов совпадало с количеством посадок! - говорит начлет и крепко жмет мне руку.
  . В течение недели вся наша группа вылетела самостоятельно.
  Хотя у Марселя возникли сложности, и он пережил немало неприятных минут.
  - Почему вы смотрите в полете только на приборную доску? Где ваш объем внимания и обзор воздушной обстановки? Так ведь нельзя летать! Вы разобьете самолет и в результате нас обоих угробите! На посадке только хочу передать вам управление, гляжу в зеркало, а вы смотрите черти куда, но только не на землю! Мы пока не собираемся учиться слепым полетам! Поэтому не пяльтесь в приборную доску и ведите себя свободнее в воздухе, и не бойтесь машины. Самолет очень надежный и летит практически сам! Давайте повторим все ещё раз!
   Наш инструктор вновь терпеливо рассказывает о полете по кругу, показывает маршрут на макете, рисует на доске, затем просит Марселя повторить все вышеперечисленное.
  Он все добросовестно повторяет. Но вот незадача, повторяет слово в слово, а потом видно в одно ухо залетает, а в другое вылетает. В следующем полете, он опять смотрит на приборы. Бедный Сергей Анатольевич снова и снова заставляет его отрабатывать все движения в кабине самолета, стоящего на земле. Как гласит народная мудрость, сила солому ломит, и Марсель смог, в конце концов, устранить свои просчеты.
  Хотя бывали и неприятности и, не только у него. То кто-то на посадке подпрыгнет, другой направление не выдержит при взлете. И это на виду у всех учлетов. Тогда держись - в стенгазете тебя так пропесочат за 'козла', что лицо всё красное от стыда и спина мокрая!!
  Бывало и так, что шумные дискуссии и дружеские 'советы' приводили к плачевным результатам. Инструктора бы спросить. А мы хотели до всего дойти сами. Отчасти это хорошо: ничто так прочно не фиксируется в человеческой памяти как то, что ты своим умом постигаешь. Пусть даже с шишкой на лбу. Правильно говорят, что человек учиться на своих ошибках.
  - Как же это произошло? - в таких случаях теряется в недоумении инструктор.
  А оказывается, что виновник происшествия не дослушал его указаний до конца, не все понял, а 'проконсультировался' у автора того или иного 'кульбита'. Когда, наконец, эти фортели перешли определенную планку, в одно прекрасное утро было объявлено общее построение. Наши инструкторы заняли места возле своих групп, перед строем с речью выступил начальник аэроклуба. Он говорил о том, что летчик должен быть знающим, мужественным человеком, готовиться к каждому полету так, чтобы не допустить в воздухе ошибок и никакого авантюризма. Особое внимание начальник обратил на взаимоотношения учлета с инструктором:
  - С любым неясным вопросом, связанным с вашей учебой, обращайтесь к инструктору. Только он даст вам правильный ответ. Во время обучения самое страшное - это советы малоопытных учлетов.
  В лагере распорядок дня нам установили армейский. Подъем, физзарядка, уборка палаток, завтрак это если полеты во вторую смену. Когда в первую, то подъем еще спозаранку, а начало полетов с рассветом. Вскоре мы все отработали полеты по кругу и приступили к самому интересному - пилотажу. В руках у нас снова "Наставления по производству полетов", где сказано, что цель фигурного пилотажа - научить пилота полностью использовать летные качества самолета. Это помогает в совершенстве овладеть маневром машины, необходимым летчику в боевой работе. Отрабатываем все эти фигуры пилотажа, так сказать пешим порядком. Наш инструктор держит в руках деревянный силуэт самолета и разбирает с нами поочередно все элементы полета: куда смотреть, как смотреть, что видеть, как действовать рулями не только по направлению, но и по темпу, размаху движений.
  -Хайруллин, - спрашивает он, - "мертвая петля" - это что?
  -Это, - отвечает он: - Замкнутый круг в вертикальной плоскости.
  - Запомнил. Садись, - отмечает инструктор и спрашивает наших девушек: - А что за зверь такой - штопор? Как самая умная встает Алсу и начинает вдумчиво отвечать:
  - Штопором называется быстрое вращение самолета по крутой спирали со снижением. Возникает при потере скорости самолета. Штопор как фигура не имеет самостоятельного значения. Но при тренировках обязателен для изучения всем летным составом. Овладеть выходом из штопора необходимо для того, - переведя дыхание, продолжает она, - чтобы выработать у каждого летчика уверенные навыки вывода самолета из непроизвольного вращения, которым может закончиться любой элемент полета при неправильном его выполнении!
  - Ай, умница!- хвалит он, нашу черноокую красавицу.
  - Красильников! Вы хоть и не потомственный бондарь, но, что вы знаете о бочке? - добрались и до меня.
  - Это двойной переворот через крыло в горизонтальной плоскости. Вывод в направлении ввода!- чеканю я.
  -Вопрос на засыпку! На нашем ероплане бочку выполнить можно?- следует вопрос с подковыркой.
  - Нет, скорости не хватит!- следует четкий ответ.
  - Ну, что хочу сказать!- отмечает наши заслуги наш учитель: Считаю, все готовы к изучению данных фигур в воздухе!
  Но вот закончилась и наземная подготовка. Мы овладели и теорией, и самостоятельными полеты по кругу. Мы летаем в "зону" - на отработку пилотажа.
  Виражи, мертвые петли, штопор из красивых терминов учебников становятся реальными показателями нашего мастерства. А мы неудержимо стремимся дальше - как можно лучше овладеть искусством самолетовождения. Но вообще-то это так интересно! Мы научились взлетать на нашем У-2, летать по 'коробочке' вокруг аэродрома, рассчитывать заход на посадку и приземлять машину. Умели выполнить в зоне простейшие фигуры пилотажа: петлю, переворот через крыло, вираж, штопор. Тысячи молодых людей в аэроклубах всего за несколько месяцев обучения осваивали всю эту премудрость. И, познав её, наивно полагали, что уже умеют летать, хотя настоящая учеба только впереди!
  А сейчас у нас приподнятое настроение: каждый день открывает что-то новое. То и дело слышишь:
  - А знаешь, я с "мертвой петли" чуть не сорвался в штопор!
  -Да не виражи у тебя получаются, а "блинчики".
  - А Алсушка такую петлю сегодня заложила!..
  И мы идем со старта в расположение, как всегда, строем и во всю силу легких
  поем свою любимую:
  
  Все выше, и выше, и выше
  Стремим мы полет наших птиц
  
  Начальник аэроклуба представил нам инструктора по парашютному делу Марка Галлай, (впоследствии знаменитый летчик-испытатель.) Вслед за первым полетом, должен был последовать и первый прыжок с парашютом. О, наверняка это будет захватывающее и увлекательное мероприятие. Начиная первое занятие, он сказал:
  - Парашют - надежнейшее средство спасения. Пока вы будете летать на малоскоростных самолетах, он вам вряд ли понадобиться. Но владеть им необходимо. К тому же парашютный спорт - спорт смелых - вырабатывает быстроту реакции, отвагу, решительность, умение управлять своим телом. И всеми этими качествами, вы, как будущие летчики, должны овладеть.
  Он рассказал нам об истории возникновения парашютизма. Узнаем о замечательном русском изобретателе Котельникове, который изобрел ранцевый парашют для летчика.
  Инструктор учит нас, как нужно обращаться с парашютом, как его укладывать. Движения у него точны, быстры - ни одного лишнего жеста.
  Позади столовой соорудили батут - сетку из резиновых амортизаторов. И мы начали подготовительную тренировку к прыжкам с парашютом.
  Наш инструктор показал, что можно делать на этом, пока незнакомом для нас снаряде. Забравшись на батут, он сначала несколько раз подпрыгнул, набирая скорость, потом сделал высокий прыжок, при этом несколько раз успел сделать такое движение рукой, будто дергал за кольцо парашюта. Затем опустился на сетку и, обретя равновесие, произнес:
  - Вот это движение должно быть у вас отработано до автоматизма: оно понадобится при предстоящих прыжках.
  И вот на батуте следующий участник, правда, в отличие от предыдущего, ему никак не удается удержать равновесие. Наконец он кое-как исхитряется сделать прыжок, махая руками, как ворона, и на глазах у веселящихся зрителей приземляется на пятую точку.
  - Веселое упражнение! - заливаются смехом девчата.
  У меня тоже не особо получилось: все время падаю на сетку то носом, то спиной. Встать на ноги никак не получается. А том, что нужно ещё отрабатывать до автоматизма движение рукой и думать нечего. Сделав ещё одну попытку, еле приземляюсь на край батута, с трудом удерживая равновесие.
  - Да ничего у нас не получится! - сомневаются учлеты. Дождавшись, когда гул смолкнет, инструктор, стоя на батуте, сказал:
  - Мой товарищ, первый раз выполняя это упражнение, вылетел за сетку и сломал себе ногу. А сейчас смотрите, что у вас может получиться, при упорной тренировке.
  Он снова высоко подскочил, уверенно управляя своим телом. Мы замерли: какие номера можно на сетке выделывать!
  Вот он подпрыгивает, раскинув руки, переворачивается в воздухе через спину и после целого каскада кульбитов и сальто становится на ноги, балансируя на сетке.
  - Такая тренировка вестибулярного аппарата вам, будущим летчикам, необходима, - спрыгнув на землю, сказал он. - Она пригодится вам, когда вы будете выполнять фигуры высшего пилотажа.
   И теперь мы не меньше часа в день посвящали тренировкам на батуте.
  И мы своего добились, научились делать несложные движения и, оторвавшись от сетки, по два-три раза уверенно дергали за воображаемое кольцо парашюта.
   На занятиях мы изучаем устройство парашюта, его укладку и правила прыжка. Все очень просто в изложении нашего инструктора. Ему- то хорошо, он уже прыгал. Но в ночь перед прыжками вся палатка беспокойно шевелилась и ходила пить воду.
   На утро стояло ' ведро', значит, прыжки состоятся. Пройдя обследование в медпункте, подошли к столу укладки и разобрали свои парашюты. Приладил парашютные ремни на плечах, потом натянул тугие резинки, прицепив их прочными крючками к петлям клапанов. Инструктор проверил у всех подгонку снаряжения и дал мне команду садиться в самолет.
   Неуклюже иду к самолету, косолапо переставляя ноги, парашют мешает движению. Живот угрюмо бурчит, наверное, в знак протеста. Неловко взбираюсь на крыло и устраиваюсь в переднюю кабину, в задней - летчик, наш добрейший дядя Сережа. Взлетаем, набираем высоту 1 000 метров. Пока набирали высоту, сердце казалось, выпрыгнет из груди, оно то билось в ребра, то подпрыгнув, ударялось о кадык. Глядя в зеркало вижу жест пилота: подготовиться к прыжку. В голове одна мысль:- Надо прыгнуть, надо прыгнуть! Прыгну, обязательно стану летчиком-истребителем! Мысленно перекрестившись, приступаю к этому цирковому трюку. Для этого мне потребовалось, на скорости 100 километров, подняться из кабины летящего У-2 и, преодолевая сопротивление встречного воздуха, держась за стойки центроплана, вылезти на крыло. Затем укрепив одну ногу на подножке, укрепленной снизу фюзеляжа, а второй оперевшись на заднюю кромку крыла, набраться духа, и отпустив руки, ринуться вниз! Меня несколько раз перекувырнуло в воздухе. Посчитав в уме ' 98. 99, 100' дергаю за кольцо. Тросик вытягивается, потом хлопок, и парашют должен раскрыться.
  И мои ожидания сбылись. Вдруг сильно встряхивает, над головой раскрывается белоснежный купол, а я сижу на ремнях подвесной системы, как в люльке, оглядывая окрестности. Красота-то какая! На всякий случай поднял голову вверх и увидел белоснежный купол туго натянутого парашюта. Но вот подо мною летное поле, на котором маленькие. как муравьи, стоят люди. Скорость снижения резко возрастает, я поджимаю немного ноги и, при касании земли, падаю на правый бок - как учили. Но быстро вскакиваю на ноги, отстегиваю систему, гашу купол и начинаю его собирать. Тут подоспевают ребята, помогают мне освободиться от системы, хлопают по плечам. Все прыгнули удачно. В дальнейшем большинство из нас стало ярыми приверженцами парашютного спорта.
  Но продолжаются и полеты. После тренировочных были полеты с инструктором с имитацией отказа двигателя, с посадкой на ограниченную площадку вне аэродрома, самостоятельные полеты в зону на выполнение пилотажа и заканчивалась летная программа маршрутными полетами.
  Совершаем очередной полет по маршруту. Слежу за компасом и высотомером. Курс верный, высота 900 метров. Отслеживаю местность по карте. Все как будто в порядке. И вдруг на втором отрезке маршрута инструктор, не предупредив меня, отбирает управление и начинает пологое снижение. Нахожусь в недоумении. Мотор работает устойчиво. Очевидно, инструктор сейчас скинет газ и изобразит ' имитацию' вынужденной посадки, чтобы посмотреть на мои действия в этой обстановке.
  Смотрю вниз, под нами медленно бредет стадо коров, вздымая клубы пыли.
  Самолет на бреющем проносится над стадом и уходит вверх. Бедные животные в панике мечутся по полю. Видно, как пастухи пытаются их удержать, но у них ничего не получается:- Я в недоумении! И это наш дядя Сережа! Но зачем?
  - Понял, как летать не надо? Но оцени технику пилотирования! Если будешь военным летчиком, может, когда нибудь пригодиться! - слышу в раструбе голос этого великовозрастного воздушного хулигана. - Только, пока летать не научишься, даже и не пытайся так делать! Да, и на аэродроме помалкивай.
  Мастерство инструктора поразило меня в самое сердце. Но я никак не мог взять в толк одно: ведь он внушает нам, что воздушное хулиганство, лихачество несовместимо со званием советского летчика. А сам только что совершил ухарский поступок! Видно и взрослым дядям хочется иногда побыть детьми и пошалить. Да и ребятам ничего не сказал, чего подрывать летную дисциплину. Слава богу, жалоба на наши безобразия так и не пришла. Все кончилось благополучно.
  Зато другой случай заставил меня вспомнить одну народную мудрость: доверяй, но проверяй. Где-то через день мы пошли в очередной полет. Ребята доложили, что самолет готов к вылету и мы недолго думая, взлетели. Только оторвались от земли, сразу выявилась неисправность - прибор скорости не работает. Произведя осмотр самолета мельком, мы не заметили, что не снят чехол с трубки ПВД - приемника воздушного давления, который связан с прибором скорости. Ну и как теперь лететь без показания скорости?
  Инструктор, видя в зеркале мое перекошенное лицо, хладнокровно сказал:
  - А в панику бросаться не надо, учлет. Текущую скорость можно определить и по оборотам мотора. Забираю управление на себя. И спокойно посадил самолет.
  - В воздухе всякое бывает, - говорил Цыпленков в тот вечер - Запомните: во-первых, тщательно осматривайте самолет перед вылетом, чтобы таких происшествий больше не повторялось; во-вторых, старайтесь в полете проявлять хладнокровие при любых ситуациях. И добавил свое любимое: - Торопись, но не спеша!
  28 августа 1936 года. Утро. Учлеты стоят на летном поле. Мы слушаем политинформацию
  Политинформацию проводит начальник политотдела.
  - ...И вот в 1931 году долгая борьба против монархии завершилась. Короля Испании изгнали. Была установлена буржуазная республика. В 1936 году наметились серьезные предпосылки для более глубоких прогрессивных перемен. Вот тут-то темные силы и всполошились. Реакция подняла военный мятеж, а мировая буржуазия поспешила ей на помощь. В Испании началась гражданская война между сторонниками провозглашенной в 1931 году республики и силами реакции, стремившейся вернуть страну в тихое (как на кладбище) прошлое. Этот конфликт стал первым крупномасштабным военным столкновением в Европе после Первой мировой войны
   Мы стоим в строю и как будто видим ту далекую страну Испанию, о которой до последнего времени мало что знали. Желание советских людей помочь далеким друзьям было искренним и массовым. В Испании скрестят шпаги не только сами испанцы - представители различных политических лагерей, но и СССР, Германия и Италия. Страна, лежащая на краю Европы, на время завладела умами и сердцами миллионов людей во всем мире. Кто победит? Молодой, наглый и агрессивный фашизм с его человеконенавистнической идеологией или идея построения нового гуманистического общества, сторонники которой хотели перепрыгнуть из мрачного полуфеодального сегодня в светлое завтра? Многие надеялись, что в Испании удастся наконец-то остановить победоносное шествие фашизма по миру. В революционной сражающейся республике видели прообраз свободного социализма, где жизнь действительно станет лучше.
  - Наша Родина, - продолжал начальник политотдела, - первая подняла свод голос в защиту Испанской республики сразу же после известий о мятеже в СССР прошли массовые митинги солидарности с Испанией, в которых участвовали сотни тысяч человек. Только в Москве 3 августа 1936 собралось 120 тысяч митингующих, принявших решение начать сбор средств в помощь сражавшейся республике. Причем советские профсоюзы приняли решение о проведении митинга в тот же день и, тем не менее, толпы желающих принять в нем участие людей запрудили этим по-испански жарким днем весь центр города. По инициативе работниц московской 'Трехгорной мануфактуры' в начале сентября 1936 года начался сбор денег для оказания продовольственной помощи женщинам и детям Испании. За несколько дней поступило 14 млн. рублей в помощь испанским борцам за свободу. Как вы знаете СССР не даст в обиду ни одно государство, где к власти пришли рабочие и крестьяне и протянет руку интернациональной помощи. Поэтому ваша задача товарищи учлеты учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! Вы должны стать лучшими, чтобы в любой момент выступить на защиту своего социалистического Отечества и дать отпор любому агрессору!- он поднял вверх сжатую в правый кулак руку и повторил слова секретарь ЦК КПИ Долóрес Ибáррури:- 'No pasaran!' - 'Они не пройдут!'.
  (Из переписки премьер-министра Испанской республики Ф. Ларго Кабальеро с советским руководством 1936-1937 гг.
  
  'Товарищу Кабальеро.
  Нам передал наш полпред тов. Розенберг выражение Ваших братских чувств. Он нам передал также, что Вы неизменно воодушевлены верой в победу. Разрешите братски благодарить Вас за выраженные чувства и заявить Вам, что мы разделяем Вашу веру в победу испанского народа.
  Мы считали и считаем своим долгом, в пределах имеющихся у нас возможностей, прийти на помощь испанскому правительству, возглавляющему борьбу всех трудящихся, всей испанской демократии против военно-фашистской клики, являющейся агентурой международных фашистских сил.
  Испанская революция прокладывает себе свои пути, отличные во многих отношениях от пути, пройденного Россией. Это определяется разницей предпосылок социального, исторического и географического порядка, иными требованиями международной обстановки, чем те, с которыми имела дело русская революция. Вполне возможно, что парламентский путь окажется более действенным средством революционного развития в Испании, чем в России.
  При всем том мы думаем, что наш опыт, в особенности опыт нашей гражданской войны, соответственно примененный к особым условиям испанской революционной борьбы, может иметь для Испании определенное значение. Исходя из этого, мы, по Вашим многократным просьбам, переданным нам в свое время через тов. Розенберга, согласились на отправку в Ваше распоряжение ряда военных работников. Эти работники получили от нас указания давать советы в военной области тем испанским военачальникам, в помощь которым они должны были быть переданы Вами.
  Им категорически было предложено не упускать из виду, что при всем сознании солидарности, которым проникнуты в настоящее время испанский народ и народы СССР, советский работник, будучи иностранцем в Испании, может принести действительную пользу лишь при условии, если он будет строго придерживаться рамок советника и только советника.
  Мы полагаем, что именно таким образом используются Вами наши военные товарищи.
  Мы просим Вас дружески сообщить нам, насколько наши военные товарищи успешно выполняют возлагаемые Вами на них задачи, ибо, разумеется, лишь при положительном отношении к их работе с Вашей стороны их дальнейшее оставление на работе в Испании явится целесообразным.
  Мы просим также сообщить нам прямо и без обиняков Ваше мнение о тов. Розенберге: удовлетворяет ли он испанское правительство, или следует его заменить другим уполномоченным.
  Четыре наших дружеских совета на Ваше усмотрение:
  1) Следовало бы обратить внимание на крестьян, имеющих большое значение для такой аграрной страны, как Испания. Хорошо было бы дать декреты аграрного и налогового характера, идущие навстречу интересам крестьян. Хорошо было бы также привлечь крестьян в армию или составить партизанские отряды из крестьян в тылу фашистских армий. Декреты в пользу крестьян могли бы облегчить это дело.
  2) Следовало бы привлечь на сторону правительства мелкую и среднюю городскую буржуазию или, во всяком случае, дать им возможность занять позицию благоприятного для правительства нейтралитета, оградив их от попыток конфискаций и обеспечив, по возможности, свободу торговли. В противном случае эти слои пойдут за фашистами.
  3) Не следует отталкивать руководителей партии республиканцев, а, наоборот, надо их привлечь, приблизить и втянуть в общую упряжку правительства. Особенно необходимо обеспечить поддержку правительству со стороны Асапьи и его группы, делая все возможное для того, чтобы помочь им изжить свои колебания. Это необходимо для того, чтобы помешать врагам Испании рассматривать ее как коммунистическую республику и тем предотвратить открытую их интервенцию, являющуюся самой большой опасностью для республиканской Испании.
  4) Можно было бы найти случаи заявить в печати, что правительство Испании не даст кому бы то ни было посягать на собственность и законные интересы иностранцев в Испании, граждан стран, не поддерживающих мятежников. Братский привет.
  Сталин, Молотов, Ворошилов
  21 декабря 1936 год'.
  
  
  'Товарищам Сталину, Молотову и Ворошилову.
  Дорогие товарищи!
  
  
  Ваше письмо, полученное мною через товарища Розенберга, доставило мне большую радость. Ваши братские приветствия и Ваша горячая вера в победу испанского народа принесли мне глубокое удовлетворение. В ответ на это сердечное приветствие и Вашу пламенную веру в нашу победу я выражаю Вам мои наилучшие чувства.
  Помощь, которую Вы оказываете испанскому народу и которую Вы взяли на себя по собственной инициативе, считая ее своим долгом, была и продолжает оставаться очень полезной для нас. Могу Вас заверить, что мы высоко ценим ее.
  От имени Испании, и в первую очередь, от имени трудящихся, благодарим Вас от всего сердца и надеемся, что и в дальнейшем мы сможем рассчитывать на Вашу помощь и Ваши советы.
  Вы правы, отмечая существенную разницу между путями развития русской революции и нашей. Действительно, как Вы отмечаете, предпосылки исторического, географического, экономического, социального и культурного порядка, а главное, уровень политической и профсоюзной зрелости масс в этих двух революциях различны. В ответ на Ваше предположение следует сказать, что, каково бы ни было будущее парламентского пути, он не находит среди нас и даже среди республиканцев горячих поклонников.
  Товарищи, которых Вы прислали нам по нашей просьбе, оказывают нам большую услугу. Их большой опыт весьма полезен для нас и является эффективным вкладом в оборону Испании против фашизма. Я могу заверить Вас, что они выполняют свои обязанности с подлинным энтузиазмом и беспримерным мужеством.
  Что касается тов. Розенберга, могу заявить Вам с полной откровенностью, что мы удовлетворены его деятельностью и его отношением к нам. Здесь его все любят. Он работает много, даже слишком много, что вредит его слабому здоровью. Я очень Вам благодарен за содержащиеся в конце Вашего письма дружеские советы. Я расцениваю их как свидетельство Вашей сердечной дружбы и желания видеть успешно завершенной нашу борьбу.
  Аграрный вопрос действительно имеет исключительную важность для Испании. С самого начала своей деятельности наше правительство стремилось облегчить участь земледельца, и оно значительно улучшило условия существования крестьян. Мы приняли ряд важных декретов в этой области. К сожалению, нам не удалось избежать в деревне, особенно в начальный период, некоторых эксцессов, но мы очень надеемся, что они не повторятся.
  То же можно сказать и о мелкой буржуазии. Мы отнеслись к ней с уважением и постоянно подтверждаем ее право на существование и развитие. Мы стараемся привлечь ее на нашу сторону, защищая от повторения насильственных действий по отношению к ней, которые могли иметь место вначале.
  Ваше мнение о республиканцах как политической силе мы целиком разделяем. Мы всегда старались приобщить их к деятельности правительства и к борьбе. Они принимают широкое участие во всех политических и административных органах, как местных, так и провинциальных и общереспубликанских. Дело в том, что сами они ничего не делают для укрепления своего политического престижа. Что касается интересов и собственности проживающих в Испании иностранцев - граждан стран, которые не помогают мятежникам, то их права были соблюдены и они были взяты под защиту правительства.
  Мы неоднократно заявляли и продолжаем заявлять об этом. И я заверяю Вас, что воспользуюсь первой же возможностью, чтобы еще раз поставить в известность об этом весь мир.
  
  
  С братским приветом,
  Франсиско Ларго Кабальеро
  Валенсия, 12 января 1937 года'.
  ? 7812'.
  Военная помощь СССР Испанской республике в 1936-1939 гг.
  Поставлено: 648 самолетов (по официальным данным; скорее всего около 760), в т. ч.: 293 И-16; 186 И-15 (еще 237 было собрано в Испании); 347 танков; 60 бронеавтомобилей; 1186 орудий; 340 минометов; 20 486 пулеметов; 497 813 винтовок; 862 млн патронов; 3,4 млн снарядов; 110 000 авиабомб; 4 торпедных катера; 400 глубинных бомб.
  Всего за время войны из СССР в Испанию было доставлено 500 тысяч тонн грузов. Через Испанию прошло около 3000 советских добровольцев, в т. ч.: 772 летчика, 351 танкист, 100 артиллеристов и 204 переводчика. Погибло 138 и пропало без вести 32 человека. Советские летчики сбили 213 самолетов (из общего количества сбитых республиканцами 345 самолетов). Различным военным специальностям было обучено 20 тысяч бойцов Народной армии, в т. ч. более 3000 в СССР.
  Военная помощь Германии Франко в 1936-1939 гг.
  Поставлено: 593 самолета, в т. ч.: 136 Ме-109; 125 Хе-51; 63 Ю-52; 93 Хе-111; 148 танков Т-1; 700 орудий; 6174 миномета; 31 000 пулеметов; 157 306 винтовок; 250 млн патронов; 1,1 млн снарядов.
  Через Испанию прошло около 30 тысяч солдат и офицеров вермахта. 405 летчиков-истребителей легиона 'Кондор' сбили 314 самолетов, еще около 70 самолетов было уничтожено на земле. Бомбардировщики 'Кондора' сбросили 21 тысячу тонн бомб. Свои потери составили 232 машины (из них только 78 в результате действий противника). В боях погибло 226 немцев.
  Немецкие специалисты подготовили около 50 тысяч офицеров армии мятежников.
  Общая помощь германии мятежникам составила 200 млн долл. в ценах 1930-х годов.
  Военная помощь Италии Франко в 1936-1939 гг.
  Поставлено: 670 самолетов в т. ч.: 348 'фиат CR 32'; 100 'савойя маркетти 81'; 64 'савойя маркетти 79'; 157 танков; 16 бронеавтомобилей; 1930 орудий; 1426 минометов; 3436 пулеметов; 240 747 винтовок; 324,9 млн патронов; 7,7 млн снарядов; 17 000 авиабомб; 700 авиационных моторов; 8000 автомобилей; 2 подводные лодки; 4 эсминца.
  Через Испанию прошли около 150 тысяч итальянских военнослужащих. Итальянская авиация совершила 86 420 боевых вылетов (в т. ч. 5318 бомбардировочных вылетов) и провела 266 воздушных боев. Было сбито 205 самолетов и около 30 уничтожено на земле. Свои потери итальянцы оценивают в 186 самолетов (данные представляются явно заниженными). В Испании было убито и ранено около 15000 итальянцев, в т. ч. 175 летчиков. 98 летчиков было взято в плен. 91 итальянский надводный и подводный корабль принимал участие в войне против республики в Средиземном море. Общий объем помощи Италии мятежникам составил 700 млн долл. в ценах 1930-х годов.)
  
  
  Летний период подошел к концу. Настали осенние дни, а вместе с ними неустойчивая погода и выпускные экзамены
  - А знаете, ребята, я бы каждый день летал, и не надоело бы, - сказал я однажды Марселю.
  - Это зов неба! - задрав руки вверх, высокопарно произнес тот.
  -Болтун ты!- отмахнулся я от него:- это-мечта!
  - А что! - зашумели ребята, - выпустим стенгазету с названием 'Рождение мечты'.
  На том и порешили. Стенная газета вышла в тот же день, когда к нам пожаловали военные летчики во главе со старшим лейтенантом. Им предстояло проверить, кого же подготовил аэроклуб Осоавиахима для военной авиации? Для приема государственных экзаменов по летной практике прибыл военный летчик из Борисоглебской военной школы пилотов - командир звена старший лейтенант Голубов А. Е. Он проверял нашу технику пилотирования, ставил оценки за экзаменационный полет и определял перспективу дальнейшей пригодности в военной авиации. Как потом мы узнали, в его задачу входил отбор кандидатов для поступления в военную школу летчиков-истребителей.
  Ранним октябрьским утром, наша группа нервно маялась возле стартового пункта. Наш милейший Сергей Анатольевич изменил своей верной вязаной жилетке. На аэродроме он появился в белой рубашке с галстуком. Серый коверкотовый осоавиахимовский костюм тщательно выглажен, ботинки с крагами надраены до солнечных зайчиков - на них даже аэродромная пыль не садится. Выбрит до синевы, глаза блестят! Его ученики сдают экзамен!
   Вчера наш наставник сказал мне, что как лучший в группе я полечу первым. Поэтому мгновенно слопав ' Ворошиловский завтрак' включавший в себя бутерброд с маслом, и стакан какао, я стал приставать к другу:
  - Марсик! Ну отдай мне свою порцию, мне нужно хорошо питаться. Я когда нервничаю, всегда очень кушать хочу!
  -Хрен тебе по всей роже, Сирожа! На голодный желудок переживать лучше!:- сказал мой боевой товарищ, слизывая масло с пальцев.
  Взбодренный напутственным словом друга, я потрусил к полотняному 'коню' Взобравшись, в заднюю кабину в самолете У-2 , я мысленно готовлюсь к экзаменационному полету, пристегиваюсь ремнями и докладываю проверяющему, через резиновый шланг, к которому подключен шлемофон.
  - Товарищ старший лейтенант, учлет Красильников к экзаменационному полету готов! - А в голове крутиться дурацкий куплет:
  
  А в задней кабине учлета,
   Лишь пара голубеньких глаз,
   Смотрели в кабину пилота,
  Быть может, последний уж раз
  
  Посмотрел в зеркальце, вижу приятное, веселое лицо военного летчика с голубыми петлицами. В то же время слышу его приветливый голос, который четко поставил задачу на полет по СПУ:
  - Полет в зону, высота шестьсот, два мелких, два глубоких виража - по одному в каждую сторону, петля, боевой разворот, штопор два витка, скольжение в обе стороны, расчет на посадку, посадка!
  Его исключительные простота и теплота, мягкость голоса, с которым он обратился ко мне и поставил задачу, произвели на меня настолько поразительное впечатление, что с моих плеч свалился тот тяжкий груз, который давил на меня все утро, куда-то исчезли скованность, волнение и напряжение, пришли спокойствие и уверенность в выполнении полетного задания.
  Даю команду заводить мотор, впереди перед самолетом стоят техник самолета и Марсель, они надевают на концы пропеллера 'карманы' резинового жгута длиною метров 10 - 15. Конец жгута растягивают до тех пор, пока он не соскользнет с пропеллера. Я в этот момент, должен успеть ручкой крутануть в кабине магнето и запустить двигатель М-11. Так происходит несколько раз, пока я не поймал момент, когда надо крутануть магнето, и мотор не заработал. Значительно позже, отказавшись от амортизационных резиновых жгутов, стали запускать моторы, дергая рукой за лопасть пропеллера. (?)
  После запуска прогреваю двигатель. Тормозов на самолете не было, и он удерживался на месте двумя колодками, поставленными под колеса. Определив, что мотор прогрелся, машу Марселю рукой, и он быстро выдергивает колодки из под колес. Мотор работает на малом газу. Следующая команда - вырулить на старт. Правая рука на ручке управления, левая - на секторе газа, ноги - на педалях. Передо мной ставшая уже привычной нехитрая приборная доска У-2. На ней всего четыре-пять приборов; даже счётчик оборотов и тот вынесен из кабины наружу, на стойку центральной части верхнего крыла Я выруливаю к старту и, остановившись, поднимаю руку, прошу у стартера разрешить взлет. Стартер отмашкой флажка разрешает взлет.
   С чувством уверенности поднимаю машину в воздух и, несмотря на не совсем благоприятные погодные условия, мне удалось выполнить весь комплекс полетного задания с особым шиком. Мне казалось, что пилотаж как никогда у меня ладится, все получается, и даже на какое-то время я позабыл, что впереди меня находится поверяющий. Выполнив задание, снижаюсь, вхожу по касательной в общий круг к третьему развороту, захожу на посадку. Когда я выполнил четвертый разворот, то по СПУ проверяющий передал:
  - А ну-ка, давай посадку на скорости!
  Такие посадки мы никогда не практиковали, я растерялся, но времени на раздумье не было. Я понял, что от меня требуется, но как это выполнить? Постепенно сообразил. Прижимаю самолет к земле, не убирая полностью газ, выдерживаю его на повышенной скорости, затем в расчетной точке прикрываю газ, сбросив скорость до посадочной. Произвожу посадку, притирая, что называется, самолет у 'т' на три точки. Чувствую, что посадка мне удалась. Видно было, что поверяющему, военному летчику, понравился мой полет. Когда мы зарулили на заправочную линию, выключили мотор, Голубов, выйдя из кабины самолета, сказал:
  - Молодец, учлет! Отлично! Быть тебе истребителем!
  . Это и определило мою дальнейшую летную судьбу. На прощание Голубов рекомендовал меня, Марселя и ещё троих ребят для поступления в военную авиационную школу летчиков-истребителей. Как начинающий пилот, законно горжусь результатами экзаменационного полета и, отличной оценкой, поставленной проверяющим.
  Это было в декабре 1936 года. Группа бывших учлетов, окончивших Ленинградский аэроклуб, получив путевку в военную школу пилотов, ехала по железной дороге в Борисоглебск, небольшой город в Воронежской области, знаменитый своей старейшей военной авиационной школой.
  Трое суток в дороге - это было здорово для нас! Все уже в поезде знали, что едут летчики. Ну, не летчики, конечно, а только еще пока курсанты авиашколы и то - будущие. Но все равно, мы не возражали и поправок не вносили, когда нас называли летчиками. Ехали дружно, весело. Каждый взял с собой немудреные съестные припасы, которые приятно радовали наш дикорастущий молодой организм. А ещё у нас была гитара и гармонь, на которой лихо наяривал Марселька. Мы под них устраивали во время остановок пляски на перроне. Надев тюбетейку набекрень, он, перебирая руками лады, выдавал зажигательные коленца. Я рядом то, перебирая струны, то изображая дробь, помогал ему. Так сказать передвижная художественная самодеятельность. Сразу же толпа вокруг. Развлечение.
   Поезд оставил своих пассажиров на перроне городского вокзала; тут же нас встретил представитель летной школы: - Лейтенант Малкин- представился он. Собрав еще таких, как мы, человек десять-двенадцать, он построил нас в колонну по два, скомандовал: 'Шагом марш!', и мы зашагали через вокзальную площадь к стоящей возле ларька полуторке, прямо скажем, разношерстной компанией: и одеты-то были кое-как, и в руках несли бог весть что, и шагали-то - кто в лес, а кто по дрова. Наш неказистый автомобиль, взметая за собой зимнюю поземку через некоторое время, въехал в зеленые ворота с красными звездами и оставил нас возле КПП. От КПП нестройной толпой, так как от холода ноги еле двигались, дошли до общежития. Идя по дороге, смотрел на окружающее с любопытством: здесь все было по-военному. Строгое здание казармы и учебных классов, подтянутые бравые курсанты в строю. Чеканя по-уставному шаг, они отдают честь стоявшему у здания комбригу. Во дворе школы в темно-синих шинелях и островерхих, с красными звездами, шлемах-буденовках, похожие друг на друга, проходят подтянутые парни. Они только что окончили курс обучения и уже командиры Военно-Воздушных сил. Мы же, новобранцы, стоим во дворе в штатском и с завистью смотрим на настоящих военных летчиков. Я уже знал, как по нашивкам на рукавах, по треугольникам, кубам и шпалам отличать младших командиров от старших. Сколько еще нужно будет учиться, чтобы стать вот такими бравыми военными? Хватит ли сил преодолеть все трудности? Ничего себе, вот это доми-и-на! Громадное здание отражало лучи зимнего солнца, множеством окон. Вот здесь мы будем жить. Авиашкола! Не верится. А может, это сон? Подхожу, к нашему будущему пристанищу и, провожу по стене дома рукой. Шершавая, холодная. Наконец- то сбылась моя мечта! Мы в летной школе! Я буду любить тебя всеми фибрами своей души! Снесу все тяготы и лишения, но летчиком стану!
  Малкин ведет нас на верхний этаж. Крутые марши лестниц с бетонными ступенями. На площадках дневальные. Привлеченные топотом наших ног, открывают двери, смотрят: 'А-а-а, новенькие! Будущие летчики!'
  Наконец-то добрались. Открываем дверь. Входим. Громадное помещение с подпорными колоннами уставлено рядами железных коек: три ряда слева, три ряда справа. Между койками - тумбочки. Койки голые - одно железо, от которого веет холодом. Температура тут явно около ноля.
  - Ну вот, тут жить будете! - сказал Малкин. - Кладите вещички, и пошли в каптерку, получать постельное белье.
  Спустились вниз, в каптерку, получили по матрасному мешку, наволочки для подушки, простыню и одеяло. Все пока, на первый случай!
  Вышли во двор. Стог соломы - здоровый, под белой шапкой снега, и от него к зданию - тропинка, усыпанная золотистыми соломинками. Набили, поплотней 'тюфяки' соломой, потащили эти ' пристанища усталого солдата' наверх. Зашили, размяли, застелили простыней, одеялом. Вот здорово! Матрасы раздулись до размеров бочки. Да, план по заготовке соломы перевыполнили на 150%. Ну и что теперь делать с излишками?
  - Ничего, - сказал Малкин: - Со временем умнете. Недельку поворочаетесь, и будет самый раз. Я-то уж знаю.
  С верхнего этажа, сквозь стекло украшенное белыми разводами открывается панорама: река, занесенная снегом, деревья в снежном облачении, из-за них выглядывают крыши домов и над ними - дым столбами. Над всей школой, как шпиль Адмиралтейства торчит многометровая парашютная вышка.
   Умываться надо было идти вниз. Я взял аллюминевый чайник с крышкой на проволоке, полотенце, мыло, зубной порошок и щетку, распихал, что можно по карманам, побрел к выходу.
   Разминая одеревеневшие мышцы, с великим трудом спустился на этаж ниже. Подумал: 'Если так буду спускаться, эдак я до следующего утра не доберусь...' А на площадке кто-то воду разлил по ступенькам, и она заледенела. Думая о потустороннем, я поскользнулся и по ступням моим будто кто сзади с маху ударил. Ноги взбрыкнулись, как у молодого коня, и я, выпустив чайник, лихо помчался вниз на спине. Чайник, бренча привязанной крышкой, с ужасным грохотом скакал впереди. На промежуточной площадке мой железный ведомый, закрутившись, сделал несколько прыжков и снова ринулся вниз, а я, пытаясь его поймать, последовал за ним. Так мы скакали вплоть до следующего этажа. Тут нас поймали. Подняли, отряхнули, а заодно и посмеялись. И если бы не проклятый чайник с крышкой, никто бы и не знал о моем полете. А так на меня после этого долго показывали пальцами и говорили с усмешкой: 'Вон тот парень, пикировал с третьего этажа, и сел на бреющем после серии ' козлов' на первом'.
  Конечно, они здорово привирали, а что с них возьмешь?
  Хотя место, которым на табуретку садишься, неделю синим было.
  Вот так я прославился с третьего этажа по первый.
  С прибытием в школу мы оказались на положении карантина, не имея возможности выйти за ее пределы. Колючее, непонятное слово 'карантин' всех немного нервировало. Однако, после сытного ужина, 'по-лётному' в курсантской столовой, жизнь нам показалось вполне приемлемой. К этому времени сюда уже съехалось много таких же, как мы, парней, окончивших другие аэроклубы страны. По летной подготовке все были примерно одинакового уровня, за исключением небольшого числа инструкторов аэроклубов, имевших больший опыт и значительный налет на учебных самолетах. В основном же это были разномастные группы советских людей, имевших огромное желание стать военными летчиками, - рабочие, служащие, учащиеся, бывшие воины Красной Армии. Утром подъем по распорядку дня, завтрак и строем на медкомиссию.
  До санчасти маленький рыжий старшина несколько раз останавливал вас, пытаясь заставить петь строевую песню. Мало кто знал строевые песни, поэтому начавший было запевать худощавый, похожий на прибалта парень, поддержки не получил. Тогда этот старшина, которого тут же окрестили 'рыжим чертом', остановил строй и предупредил: кто не будет петь, тот к медкомиссии не будет допущен. И вот начали с шага на месте под громкую команду старшины: 'Рррясь, рррясь, рррясь, а-а, три-ии и ррясь, а-а, три-ии. Запевай!' Шагаем на месте, в строю твердого шага нет, потому что один в ботинках, другой в сапогах, а третий в штиблетах. Стоявший в середине строя, тот же парень, не выдержав, запел ' Вихри враждебные'. Эту песню знали практически все (впоследствии она стала самой любимой, и её запевали, когда были особо сердиты на старшину), и подхватили ее во всю глотку: никому не хотелось 'самоустраняться' от медкомиссии. Но сейчас нам жарко, такое впечатление, что мы парим, как вскипевший самовар. Уже битых полчаса мы идем до санчасти.
  Возле двери с надписью 'Санчасть' толпились парни. Я еще и сообразить, как следует, не успел, что к чему, а наш старшина уже принялся командовать:
  - Ну, шо сгрудились?! Разобраться по парядку! Хто за хем! Становитесь вот здесь - вдоль стены. Быстро-быстро!
  Беспорядочная толпа, словно только и ждала этой команды, сразу переформировалась, расплылась, вытянулась вдоль стены. Старшина довольно грубо схватил меня за плечо и, ткнув в очередь прямо возле двери, начальственным тоном сказал:
  - Чекайте тут, я сейчас! - и скрылся за дверью. Минут через десять дверь открылась, и меланхоличная девушка в белом халате, кокетливо тряхнув гривой черных волос, сказала лениво:
  - Вхо-о-ди-ите. По десять человек.
  Мы вошли. Большая светлая комната с цементным полом, справа - письменный стол, за ним сидит маленький, с седым венчиком волос доктор в белом халате. В кабинете весы, ростомер, шкафы с медицинскими инструментами. Слева, возле входа - столик, за столиком его помощница:
  - Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Раздевайтесь.
  Ребята тотчас же принялись раздеваться, а я уставился на красочные медицинские плакаты, развешанные на стенах:
  'Требования для комплектования курсантов в школы летчиков'.
  У меня от почтения к этому великому документу дух перехватило, словно я ненароком заглянул в святая святых.
  Изучаю текст дальше:
  'Нормальная ступня... плоская ступня...'
  'Интересно, а какая у меня ступня: нормальная или ненормальная?'
  Я согнул ногу в колене и посмотрел на стопу, но так и не определил какая, же она.
  - Раздевайтесь! Живо! А ты чего рот раззявил? - повернулся ко мне доктор, надвигаясь на меня снизу устрашающе большими очками. - Для тебя что, отдельная команда нужна?! Раздевайся!
  Стесняясь его помощницы, я стал судорожно стаскивать с себя одежду. Рядом маялся Марсель с мокрыми носками с протертыми пятками.
  -Слышь Серега, куда их девать?- шепотом спросил он.
  -Засунь их в ботинки, а то ты сейчас здесь всех удушишь!- прошептал я в ответ.
  Запихав их торопливо в ботинки, он встал босыми ногами на бетонный холодный пол рядом со мной.
  Только что осмотренная группа, щелкая от холода зубами, одевалась. Белобрысый парень из нашей группы, посмотрел на меня, подмигнул. Он уже был одет, но уходить не торопился. Девица с равнодушным видом стояла у весов, и мне нужно было к ней подойти. Срамотища какая, ведь голый же! А другие ничего, некоторые даже фыркали, и доктор на них покрикивал:
  - А ну цыц! Чего разоржались, как жеребцы?!
  Я измерился и взвесился: рост 182, вес 72 килограмма. Ноги мои совсем окоченели, хоть дыши на них.
  Доктор, грубо хватая за плечи цепкими руками очередного пациента, повелительно командовал:
  - Высунь язык! Нагнись! Разогнись! - И девице: - Годен. Следующий!
  Я подошел.
  - Высунь язык!
  Высунул. И тут же удивился: доктора передо мной не было!
  - Нагнись! - раздалась со стороны кормы команда.
  Я послушно нагнулся.
  - Разогнись! - И возмущенно: - Убери язык!
  Я, громко щелкнув зубами, быстро захлопнул рот.
  Доктор, еле одернув палец, сердито сверкнул очками:
  - Балуй у меня! Не кормят вас что ли!? А ну - зубы! Та-ак, хорошо! - и желтыми от табака пальцами полез мне в глаза, больно задрав веки. - Хм!.. Угу!..
  Повернулся к девице, сказал ей что-то по латыни, вроде: 'Оптимус'. Отпустив, наконец, мою голову, повернул меня кругом, бесцеремонно толкнул в спину:
  - Годен. Следующий!
   Весь день ушел на медицинский обход. К концу дня наши волнения остались позади, а ряды наши значительно поредели. Среди летчиков всех возрастов бытует масса анекдотов и юмористических рассказов о том, кто и как в разные годы проходил медицинскую комиссию. Мы не оказались исключением, и ночью многие 'счастливчики' тайно делились друг с другом, как 'провели' докторов.
  Потянулись томительные дни ожидания - мы ждали мандатную комиссию, слушали беседы более опытных товарищей, занимались физкультурой. Часть кандидатов, у кого родители были раскулачены или репрессированы, до мандатной комиссии допущены не были и отправились домой.
   * * *
  Письмо Ворошилова о "чистках" в ВВС
  Народный комиссар
  Обороны Союза ССР
  5 августа 1931 г.
  ? 12787.
  От т. Ворошилова
  в политбюро ЦК ВКП (б)
  Тов. Кагановичу
  В результате ряда чисток мы, начиная с 1930 г., уволили из ВВС КККА "по социальному происхождению и политико-моральному несоответствию" свыше 2000 человек летно-технического состава, и в основном выгнали действительно враждебных и политически ненадежных людей.
  Неизбежным спутником этих чисток являлось большое дергание и трепание летно-технического состава, в особенности тех товарищей, которые из-за разных "хвостов" (родственников, происхождение и пр.) находятся под подозрением.
  Надо прямо сказать, что непрекращающийся "розыск" сомнительных элементов уже сейчас вредно отражается на политико-моральном состоянии многих наших командиров-летчиков.
  Я считаю необходимым решительно отказаться от системы этих постоянных "розысков" как от безусловно вредного в данных условиях метода управления наших воздушных сил.
  Самая драконовская чистка не избавит нас от известного количества маскирующихся врагов, которых еще долгое время будут поставлять нам постепенно исчезающие с исторической сцены враждебные классы. Это неизбежно. В период, когда идет бурный процесс социальной ломки, об абсолютной гарантии непроникновения даже в армию отдельных враждебных элементов не может быть речи.
  В предполагаемых предложениях изложены те мероприятия, которые я считаю нужным провести после утверждения ЦК. Эти меры тем более своевременны, что недавно принятый закон об измене родине также служит дополнительной гарантией против скрытых врагов.
  
  Подпись (К. Ворошилов)
   * * *
  Постепенно, по мере формирования учебных групп и подразделений, в карантине оставалось все меньше и меньше людей. Так пришел и мой черед в один из первых дней января 1937 года. Меня вызвали последним на мандатную комиссию. Это было уже в двенадцать часов ночи. Я решил предложенную мне задачу на подобие треугольников, ответил на вопросы, касающиеся аэродинамики, объяснил кривую Лилиенталя.
  Председатель комиссии, посмотрев на мою крепкую фигуру, спросил:
  -Спортсмен?
  -Да!
  -В семье военные были?
  -Отец, дядя, два кузена.
  -Два кого!?
  -Братья двоюродные.
  -Шутник, однако, иди, жди решения!
  Итак, кто же эти счастливчики? Кто, из нас пройдя строгую медицинскую комиссию, пройдет не менее придирчивую мандатную комиссию и станет военным летчиком, причем летчиком-истребителем? С каким нетерпением все мы ждали того дня, когда зачитают список курсантов, отобранных для службы в военной авиации! Говоря "все мы", я нисколько не ошибаюсь. Мы действительно все горели желанием стать летчиками-истребителями.
  Наконец укомплектована наша группа. 5 января 1937 года нам был объявлен приказ о зачислении нас курсантами 2-ой военной школы летчиков и распределении по подразделениям. Командовал школой комбриг Сорокин. ( Родился в 1893 году в русской семье, служил в царской армии, где дослужился до звания унтер-офицера.
  С 1918 года стал членом ВКП(б). Командовал 2-й бригадой 39-й стрелковой дивизии, затем всей дивизией, позднее 1-й бригадой дивизии. Последовательно командовал 3-й бригадой 8-й стрелковой дивизии, 95-й стрелковой бригадой, 94-й стрелковой бригадой, 80-й стрелковой бригадой.
  Закончил курсы 'Выстрел', военную академию имени М. В. Фрунзе.
  Руководил военными образовательными учреждениями: одесской пехотной школой, 8-й военной школой пилотов, 2-й военной школой лётчиков (1935-1937).
  Командовал 132-й скоростной бомбардировочной авиабригадой. В ходе боёв у Халхин-Гола стал командующим ВВС 1-й армии Дальневосточного фронта, позднее стал командующим ВВС 2-й отдельной Краснознамённой армии Дальневосточного фронта) Мы с Марселем попали в 1-ое звено 3-го отряда 2-й эскадрильи, которой командовал капитан Никифоров Олег Юрьевич. Затем нам было объявлено распределение по летным группам.
  Учебная иерархия была в школе четкая: эскадрилья - отряд - звено - группа. В каждой эскадрилье - два отряда, в каждом отряде - четыре звена
  
   * * *
   ( Техническое перевооружение армии, изменившее принципы организации и управления боем, предъявило новые требования к военно-технической и оперативно-технической подготовке командного состава. Началось создание специализированных военно-учебных заведений для обучения командных кадров технических войск. На организованных при военных академиях курсах усовершенствования высшего начальствующего состава осуществлялась переподготовка командиров и политработников. С 1932 г. во всех пехотных школах были созданы артиллерийские отделения, в некоторых - инженерные и танковые. К этому времени действовали 49 сухопутных школ, 4 военно-морских училища и 15 военно-воздушных школ.
   Приказом РВС СССР N 094 от 21 августа 1933 г. при военных школах РККА были созданы авиационные отделения с 2-х годичным сроком обучения. С 1935 - 1936 учебного года все школы перешли на 3-х летний срок обучения.
   Приказом НКО N 36 от 16 марта 1937 г. сухопутные военные школы переименованы в военные училища. Окружные, корпусные и дивизионные учебные центры реорганизовывались в курсы усовершенствования командного состава запаса РККА (КУКС).
   . Успех подготовки авиационных кадров в этот период во многом определялся обоснованно введенной в предвоенное время системой их подготовки. Непосредственно на подготовку командных, политических, летных и инженерно-технических кадров для ВВС в предвоенный период были задействованы 111 учебных заведений, в том числе: академий - 3, курсов усовершенствования - 2, высших школ штурманов - 2, военных авиационных училищ - 4, школ пилотов-истребителей - 21, школ пилотов-бомбардировщиков - 22, школ стрелков-бомбардиров - 12, школ первоначального обучения - 29, школ авиационных механиков - 13, школ связи - 1, технических училищ - 1, училищ связи - 1.
  Подготовка авиационных кадров велась на самолетах По-2, Р-5, Р-зет, Ути-4, И-15, И-16, СБ, ТБ-3. Все летные авиашколы имели в своем составе основную учебную единицу - эскадрилью, которая подразделялась на 2 отряда. Из всех авиашкол, занимавшихся подготовкой летного состава, 50% являлись сложившимися учебными заведениями, с развитой учебно-материальной базой, подготовленным летным и преподавательским составом. Остальные авиашколы были сформированы в период 1937 - 1941 годов. В целом к началу войны сложилась следующая система подготовки авиационных кадров:
  - школы первоначального обучения - 4 - 6 месяцев, налет - 30 ч.);
  - школы пилотов - 9 месяцев, налет истребителей - 24 часа, бомбардировщиков - на Р-5 - 16 час, на СБ - 20 час (всего 36 ч);
  - авиационные училища - 1 - 2 года, налет на учебных и боевых самолетах - 150 час;
  - военно-технические училища - 2 года;
  - школы механиков всех специальностей - 1 год.
  При подготовке летчиков четко просматривалась трехступенчатая система подготовки, при которой в школах первоначального обучения курсанты учились пилотировать учебный самолет, в школах пилотов осваивался боевой самолет того или иного рода авиации, а в военных авиационных училищах готовились командиры звеньев и эскадрилий. Курсы командиров звеньев были 3-х,6-и, 9-и месячные.
  Пилоты, окончившие летные школы, согласно приказа НКО СССР от 27 июля 1938года? 0147. выпускались из них в звании младшего лейтенанта, а ещё и командиров звеньев - лейтенанта.)
  
  
  Капитан Никифоров, среднего роста шатен, по словам старших товарищей умный и волевой человек, грамотный летчик. Стоя перед строем эскадрильи, в ладном синем френче со шпалами в петлицах, он сказал короткую речь:
  -Товарищи курсанты! Вы все зачислены во "2-ю Краснознаменную военную школу летчиков имени Осоавиахима". Первым начальником школы был славный красный летчик В. М. Ремезюк. Наша школа имеет славные традиции. Её закончил Валерий Павлович Чкалов. Выпускники нашей школы Рычагов, Хользунов, Шахт и другие были в рядах первых добровольцев, выехавших в августе 1936 года в Испанию на защиту республики. Рычагов и Шахт были удостоены звания Героя Советского Союза в прошлом декабре. Руками наших курсантов построен замечательный клуб для летной школы. Есть стадион и площадка для танцев, наша футбольная команда - чемпион города и округа. Я думаю, освоитесь. А теперь передаю вас в заботливые и ласковые руки старшины эскадрильи.
  На первый план вышел наш старый знакомый старшина, которого мы окрестили 'рыжий черт'. Дождавшись пока комэска зайдет за угол, он важно сказал:
  - Я - старшина! Чи розумиете вы, шо я старшина?.. Командир эскадрыльы далэко од вас, а я завжды тута. Фамилье моё Добрывечор...
  -Какой к черту вечер, ранее утро на дворе! - услышал я шепот позади себя.
  Мы стояли в строю по ранжиру, то есть по росту. Я с Марселем оказался на правом фланге, и перед нами прохаживался плотный, чуточку полноватый человек в военной форме с 'пилой' на голубых петлицах, по фамилии Добрывечор. Под его нахмуренными бровями гневом, гордостью и непобедимым упорством сверкали маленькие поросячьи глазки.
  Как говорили герои классиков отечественной литературы Ильфа и Петрова:- Бриан, это голова! Ему палец в рот не клади! Так вот, этот Бриан даже в подметки не годился бы нашему старшине, по убедительности и доходчивости своих речей. Да и насчет пальцев рисковать не стоило.
  - Товарищи курсанты! - объявил он. - Вы пришлы в армию для того, чтобы в першую очередь служиты, а потом уже летать. От такого вступления мы просто обомлели, так как до сих пор, практически не задумывались над тем, что кроме нашего желания летать, есть ещё какая-то служба. - А я пришёл, чтобы летать! - в этом, неожиданном для всех, возгласе из середины строя, слышалось заметное упрямство.
  Старшина подошел к желающему летать и ткнул пальцем в его воротник: - Застебнитесь, товарищ курсант! Помятайте, шо дисциплина начинается с застегнутого воротничка, чистого подворотничка и бравого вида! Хто не поймет, шо служба на першем месте, для начала буде лятать в наряде по кухне! Ото ж я и кажу - два раза нэ повторюю - буду наказуваты: як почнэтэ изучать уставы, то запамьятай права та обязанности старшины эскадрыльы!..
  
  Старшина Добрывечор, закончил свою пламенную речь глубокомысленым и многозначительным: 'Ото усэ пока...'
  Могло показаться, что для первого знакомства этого и в самом деле было вполне достаточно, но...
  -Да, клычут мене Нестеру Иваныч! - качаясь с носка на носок, сказал он.
  -Да он не просто' рыжий черт', он же Махно натуральный!- опять я услышал хихикающий шепот за собой.
  Оказалось, что старшина 'Махно' вовсе не собирался лишать нас своего благосклонного внимания. Мы пошли в баню, где он приказал раздеться всем догола, построиться в таком несколько непривычном для глаза виде - также по ранжиру! - и связать каждому свое гражданское платье в узел. Сбросив свою разношерстную гражданскую одежду, мы превратились в компактную группу обнаженных юношей.
  - А дали, - сообщил 'Махно', когда мы собрали свои вещи, - острижыть волосся под Котовського - та на помывку! Мыться на совисть, шоб усэ було чисто. А шо буде писля бани - скажу.
  После этих исторических слов нашего бравого старшины процесс прошел. Он раздал всем казенные полотенца и добрым отеческим словом придал нам ускорение. И мы как молодые жеребята поскакали в новую жизнь. В одну дверь входят ребята в гражданской одежде, с разными прическами, а из другой пулей вылетают распаренные, наголо остриженные и уже в военном обмундировании курсанты, одетые в шикарную курсантскую форму - роскошные темно-синюю гимнастерку и брюки, кожаные сапоги и буденовку. Смотрим, друг на друга и не узнаем - все стали такими одинаковыми, нас постригли наголо - и мы надолго распрощались с фасонистыми прическами. Но переодевшись в военную курсантскую форму, мы неимоверно преобразились, стали непохожими на самих себя - очень бравые воины, да и только! Оделись однообразно и как-то вроде бы все потеряли свою личную индивидуальность. Это только на первый взгляд так казалось, а на самом-то деле индивидуальность не только осталась, но как-то даже подчеркнулась. Ну, например, всем же выдали одинаковое обмундирование, а вот сидит оно на каждом по-разному: на ком с шиком, а на ком как на палке! Смотреть тошно.
  - Ну, Марсик, - говорю я своему приятелю. - Что ты нахохлился, как индюк? Выпрями спину-то! И буденовку поправь, - что она у тебя, как у узбека на затылке?
  А он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи:
  - А мне и так якши, тем более не как у узбека, а как у татарина! Ещё великий Ленин своим декретом разрешил татарам носить тюбетейки на затылке, чтобы мы от узбеков отличались! - Вот и все тут.
  И ходить надо тоже с достоинством. Подтянись, держи голову высоко и ногу ставь твердо.
  - Марсик, ну ты же курсант, понимаешь? Будущий красный командир, так держи себя молодцевато, шагай ровно! А то ты как бай переваливаешься!
  - Отвали! - бурчит он. - Мне и так якши. - Это у него отговорка такая была любимая.
  Перед построением на ужин, любезный Нестор Иванович, решил проверить наш внешний вид и построил эскадрилью перед казармой. Нашу стрижку под ноль просто и весело принял только Марсель, в детстве дядя Фарид практически всегда стриг его наголо. А вот меня и других ребят несколько шокировала такая форма проведения гигиенических мероприятий, о чем старшина а, видимо, догадывался и перед принятием пищи счел возможным внести по этому поводу некоторую ясность.
  - Курсанты! сказал он таким тоном, каким, вероятно, старорежимный околоточный говорил: Господа скубен-ты!' - Зараз вы ще не всэ разумеете, но колы изучите уставы, всэ поймете. А главное, запомьятайте, хто такый старшина Добрывечор! Поймете, усе будэ хорошо. Не поймете - плохо будэ. Жаль мне вас...
  -Да он просто Цицерон какой-то, что не слово, то перл!- профыркал белобрысый курсант, который стоял рядом с нами в шеренге.
  -Это шо за разговорчики в строю!? Хто устав нарушает? Не доходит через голову, дойдет через ноги - мгновенно взъярился наш старшина.
  После ужина началось вхождение в армейскую жизнь, в прямом смысле этого слова.
  Старшина не дает передышки. И конца этому не видно.
  - Л-левой! л-левой! л-левой!
  - Пр-равое плечо вперед!
  - Хру-гомм!
  Это "гомм" глушит нас, как снулую рыбу. Голос у старшины, как у дьякона!
  - Вольно! Укаждый червонный курсант должон в савершенстве владеть строевой подготовкой!
  - Иначе самолет от земли не оторвется... - бурчит кто-то за моей спиной.
  Мы улыбаемся. Это - ошибка. Комментировать науку вышестоящего начальника категорически не рекомендуется. Старшина на мгновение задумывается, словно решает сложнейшую воспитательную задачу, и внезапно взор его просветляется.
  - На-пра-вo! Шагом - ар-ррш!
  И снова, выкатив глаза, мы испытываем крепость нашей обуви.
  Красивый строй - это, прежде всего хороший дух, бодрое настроение. Это единство, спаянность, дружба, это локоть товарища, это подмога, опора и внутренняя гордость! (но очень долгая строевая подготовка сильно напрягает, так как это есть вынужденное насилие над личностью.)
  И несколько десятков ног, обутых в сапоги, дружно, разом - по плацу: хррруп-хррруп! хррруп-хррруп! хррруп-хррруп!
  Старшина остался доволен.
  Вечером ряд наиболее сознательных курсантов, в который входили и мы с Марселем, решили провести политико-воспитательную беседу с наиболее говорливым представителем нашего подразделения.
  -Милейший! Можно вас на приватную беседу в это тихое, уединенное место!?
  Ласково оттеснив, стоящую возле окна, будущую жертву в уборную, передовой отряд советской молодежи решительно промаршировал вслед. Оглядев наши добродушные, с огнем в глазах лица и сделав последующие выводы, что возможно ему предстоит судьба адмирала Колчака, наш пленный сделал жалобное лицо и сказал:
  -Ну, все хлопцы, брэк! Осознал свою вину, меру, степень глубину! Виноват, потрындеть люблю, хлебом не корми!
  -Хлебом не корми!- передразнил его я. - Из-за тебя ирода, весь ужин куда-то утрясся!
  -Ну, в знак примирения предлагаю преломить хлеб! С меня ситро и ириски, ну потом. А сейчас предлагаю сухари и сало, у нас знаете, как сало солят! А вообще давайте знакомиться. Меня Юра зовут. Я с Казани,- сказал этот хитрый субъект.
   Я увидел, как у протянувшего руку Марселя, сделались большие глаза:- Где хорошо сало солят? В Казани!? У, шайтан дунгыз! От возмущения, он перешел на родной язык.
  - Не, сало полтавское, от бабушки! А сухари домашнее - радостно пропел, выскальзывая задом из туалета, от греха подальше наш новый товарищ.
  Так нас стало трое, Марсик спал на койке слева от меня, Юрик справа.
  Наше стремительное вхождение в армейскую жизнь продолжалось сорок дней. Мы изучали уставы, старательно маршировали по учебному плацу, ели глазами начальство - старшина 'Махно', похоже, все больше становился нами доволен, под руководством помощника начальника школы, по строевой подготовке Савельева занимаясь изучением уставов и строевой подготовкой. Старший лейтенант Савельев гонял нас по плацу до седьмого пота. Мы возмущались: зачем это? Но у Савельева были свои аргументы:
  - Военный человек должен иметь гордую осанку и строевую выправку, - говорил он. - Особенно летчик.
   Мы не могли и шагу ступить без строевой подготовки, начиная с подъема и до отбоя, с отведенных часов для занятий по строевой подготовке и кончая всеми видами передвижений - в столовую, учебные классы и даже на прогулки.
  ("...Увы, в училище нас всех ждало на первых порах разочарование: всю зиму шли строевые занятия и теоретическая учеба. И никаких полётов. Теперь-то я понимаю, что это было правильно - из 'казацкой вольницы', какую мы представляли, надо было сделать дисциплинированных, подтянутых людей..."
  "...по нескольку часов в день мы отрабатывали на плацу 'налево!', 'направо!', 'кругом - марш!'... Вся эта шагистика нам ужас как надоела, мы потихоньку ворчали, и только потом, спустя какое-то время, вдруг ощутили удивительное превращение: неуклюжие, нерасторопные парни становились подтянутыми, дисциплинированными, собранными. Наши командиры хорошо знали свое дело - они понимали, что летчику нельзя быть расхлябанным, разболтанным, неточным. В полёте, где счёт идет на секунды, важны чёткость, аккуратность, сметка. Внешняя подтянутость, привычка к порядку способствовали и нашему внутреннему преображению. Тут надо отдать должное нашим учителям - процесс этот шел быстро и чётко: мы буквально на глазах превращались в военных людей.."
  Из книги "Чтобы жить...". Автор - выпускник Борисоглебского училища 1939 года выпуска Герой Советского Союза Куманичкин А. С.)
  Через две-три недели мы уже значительно преобразились - подтянулись, приобрели строевую выправку. Находясь в строю, по команде 'Равняйсь!' видели грудь четвертого, животы подтянуты, плечи развернуты, шинели расправлены, пуговицы и сапоги начищены, воротнички белоснежные... Вот с этого и началась наша курсантская жизнь.
  Старшиной нашего звена был назначен бывший пограничник-старшина Кузнецов, знающий цену дисциплине и умеющий ее поддерживать. Он быстро приучил нас к порядку. Досталась и мне должность старшины летной группы, на моих петлицах теперь красовались знаки различия - по два красных треугольника - командир отделения. Звенья в отряде комплектовали по росту курсантов: самые рослые были в первом звене, малыши - в четвертом. По такому же принципу назначали и старшин звеньев
  Комэска был для нас недосягаемым божеством, на его занятиях муха пролетит - слышно было: так тихо мы сидели. Стоило ему появиться в расположении эскадрильи, как курсанты замирали - нет, не от страха, а от желания 'показаться' с лучшей стороны. Каждое слово командира ловилось на лету. Его мы уважали за высокие профессиональные качества - летал он отлично.
  Зимний период был отведен на теоретическую подготовку. Было приятно увидеть хорошие учебные классы и лаборатории, наглядные пособия - схемы, макеты, учебные моторы, самолеты, штурманское снаряжение. Самолетный класс, моторный класс, аэронавигации, теории авиации... Экспонаты, экспонаты, экспонаты: обнаженное крыло самолета - с лонжеронами, стрингерами, нервюрами. Системы рулей в сборе и в схеме. Фюзеляжи, ролики, троса... Разрезанный мотор, вдоль и поперек, такой конструкции и такой - от зари авиации до наших дней. Цилиндры, поршни, шатуны, системы смазки. Компас, карты, измерения углов. Силуэты самолетов: над морями, над горами, над пустынями. Небо, облака, трассы полетов...
   В аэроклубе мы, конечно, всё это проходили, но тут всё новое: материальная часть самолета-истребителя И-16 с мотором М-25, аэродинамика и теория полета, самолетовождение, тактика общая и ВВС, метеорология, инструкции и ряд других дисциплин.
  И этот запах - авиационный...
  Было от чего кружиться голове! Мы ходили как чумные от этого чувства, что вот, чьи-то добрые руки создали для нас все эти условия: учись, стремись, становись человеком, нужным для Родины.
  Этому способствовала вся атмосфера школы. На теоретических занятиях мы сидели с раскрытыми ртами - так было интересно слушать лекции по теории полета, самолетовождения, стрельбы и другим предметам. Особенно увлекательно это делал полковник Степанов - старый коммунист, человек, прошедший гражданскую войну, награжденный орденом Красного Знамени. Он читал лекции по истории полета. Никаких конспектов, никаких шпаргалок - только живой диалог, обращенный к нам, слушателям. Рассказчик он был такой, что будешь слушать, и не устанешь. Именно от него мы впервые услышал подробности и почувствовал живой дух атмосферы, который был в советской авиации двадцатых годов, тот период товарищ полковник безоговорочно характеризовал как золотой век нашей авиации вообще и летающей братии в частности.
  От Степанова мы узнали, что лётчик тогда - в двадцатых годах - был весьма колоритной 'фигурой'. Даже внешне он отличался от командиров других родов войск: на голове у него была не фуражка, а бархатная пилотка с серебряной 'птицей' сбоку, на поясе висел кортик, и даже лётная походка чем-то отличалась (разумеется, в лучшую сторону) от походки кавалериста, моряка или пехотинца.
   Поэтому, что у меня, например, образ лётчика двадцатых годов ассоциировался с гусарами и уланами, изображения которых я видел в раннем детстве на страницах 'Нивы' и других дореволюционных иллюстрированных журналов.
  Рассказал нам Степанов и о том, что в его годы непременным элементом поведения уважающего себя лётчика было какое-нибудь - неважно какое - чудачество. Так, например, одно время пошла мода на написание завещаний. При этом требовалось одно: чтобы завещание было как можно необычнее. И что здесь только не изобретали, один лётчик указал в своём последнем послании, чтобы на его похоронах оркестр играл не траурные марши, а вальсы Штрауса. Как говориться никогда не зарекайся, то, о чем он говорил в шутку, произошло в действительности: автор завещания погиб в авиационной аварии. И тогда все было сделано в соответствии с его последним пожеланием: похороны сопровождались звуками вальса.
  Услышал мы тогда и историю лётчика, у самолёта которого во время выполнения фигур высшего пилотажа отлетело крыло. Подобный случай, показавшийся нам совершенно немыслимым, в годы гражданской войны и первое время после её окончания не был столь невероятным: новых самолётов взять было неоткуда, приходилось, следовательно, летать на старых, залатанных и перечиненных вдоль и поперёк, зачастую к тому же в совершенно неприспособленных условиях. Парашютов тогда практически не использовались, и, оказавшись без крыла, лётчик мог с полной уверенностью считать себя не жильцом, а во время падения успеть подумать о бренности бытия и пожалеть о выборе стези пилота.
  Но как говориться человек предполагает, а бог располагает!
  Он, что называется, выиграл миллион по лотерейному билету. Падающий самолёт встретил на своём пути к земле натянутые вокруг аэродрома многочисленные провода, которые в какой-то степени затормозили падение, после чего машина вместе с лётчиком рухнула на покрытый снегом склон оврага. Удар получился скользящий, к тому же дополнительное тормозящее действие оказал достаточно глубокий снег, а в результате счастливчик остался жив, получив ушибы и переломы.
  Долго он лечился, а выздоровев, поехал на побывку домой, по дороге в поезде подхватил тиф и, в результате, летальный исход....
  Заключённую во всей этой истории мораль - от судьбы, мол, не уйдёшь - мы по своему юношескому максимализму пропустили мимо ушей. Вера в судьбу, или как у Лермонтова ' кисмет' у нас тогда по молодости не практиковалась. А может быть, дело было не в нашей молодости, а в том, что мы все же были уже летчиками другого поколения, хотя и признавали существование таких категорий, как везение, невезение и даже судьба, отнюдь не были склонны пассивно отдаваться им на милость. Поэтому и печальный этот рассказ в этом смысле должного впечатления не произвел.
  Зато нас впечатлило иное, в каких условиях, на каких самолётах, при каком техническом обслуживании вели свою героическую работу лётчики тех лет. Главное, основное в их облике было, конечно, не пилотки с 'птицами' и не все их чудачества, а горячий сплав высокого патриотизма, беспредельной любви к своему делу и блестящего мастерства. Без этого немыслимо было бы на чинёных-перечиненых 'летающих гробах', с ненадёжными моторами, без парашютов успешно воевать на фронтах гражданской войны, учить новых лётчиков и, в конечном счете, заложить основу всего последующего развития отечественной авиации, свидетелями и посильными участниками которого посчастливилось стать и нам. Степанов напомнил нам слова, произнесённые ещё в 1913 году, во время публичной лекции в Политехническом музее пионером воздушного боя П. Нестеровым: "Военный лётчик никак не может обойтись без умения выполнять фигуры высшего пилотажа. Участие авиации в будущей воздушной войне сведётся к борьбе между аэропланами разных типов. Бои в небе будут схожи с нападением ястребов на ворон. А кто же из вас хочет быть вороной?"
  Со многими выдающимися лётчиками - участниками гражданской войны - Степанов был знаком. Среди них были лётчики, получившие известность в период горьких поражений 1919 года: Иван Павлов, командовавший Первой авиационной группой Красной Армии, которая была придана 5-й армии во время боёв за Казань; Г. С. Сапожников, который, летая на трофейном "Снайпе", одержал большое число побед и трагически погиб в 1920 году, демонстрируя высший пилотаж над своим аэродромом; И. В. Сатунин, также участвовавший в поддержке 5-й армии; Ю. А. Братолюбов, командовавший особой авиационной группой на Южном фронте.
  Поведал он нам также легенду о вечном авиаторе. В 1916 году инструктор из Качи Козлов ушел в полет на своём ' Фармане', и застигнутый над морем непогодой, не вернулся. Только потом прибой вернул на берег обломки самолета. Летчик Леонид Минов сочинил на смерть Козлова поэму, где авиатор над морем бьется со смертью, чтобы вернуть погибшую любимую.
  Пилот, бесстрашно и упорно
  Преследуя ушедший рай,
  Кидается на призрак гордый
  Кричит: ' Отдай её, отдай!'
  И, оскорблен в своей святыне,
  Крылатый ангел дал ответ:
  'Бери её! Летай отныне,
  Подобно спутнику планет...'
  
  Хотя всё это были так сказать лирические отступления, свой предмет наш преподаватель знал на пять с плюсом. И таким же образом вели занятия практически все наши наставники.
  На главной площади Борисоглебска в торжественной обстановке, при развернутом Почетном революционном знамени школы, в день девятнадцатой годовщины Красной Армии и Военно-морского флота мы принимали торжественное обещание. Вытянувшись, как говорят, в струнку, строй замер. Курсанты, чеканя шаг, один за другим подходили к столу, за которым стояли командир с комиссаром, и в торжественной обстановке произносили слова клятвы Родине.
  "Я, сын трудового народа, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, принимаю на себя звание воина Рабочей и Крестьянской Красной Армии.
  Перед лицом трудящихся классов СССР и всего мира я обязуюсь носить это звание с честью, добросовестно изучать военное дело и как зеницу ока охранять народное и военное имущество от порчи.
  Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать революционную дисциплину и беспрекословно выполнять все приказы командиров, приставленных властью Рабочего и Крестьянского правительства.
  Я обязуюсь воздерживаться сам и удерживать товарищей от всяких поступков, порочащих и унижающих достоинство гражданина СССР, и все свои действия и мысли направлять к великой цели освобождения всех трудящихся.
  Я обязуюсь по первому зову Рабочего и Крестьянского правительства выступить на защиту Союза Советских Социалистических Республик от всяких опасностей и покушений со стороны всех ее врагов и в борьбе за Союз Советских Социалистических Республик, за дело социализма и братства народов не щадить ни своих сил, ни самой жизни.
  Если по злому умыслу отступлю от этого моего торжественного обещания, то да будет моим уделом всеобщее презрение и да покарает меня суровая рука революционного закона".
  После принятия присяги курсанты прошли торжественным маршем по площади. Принимал парад начальник школы комбриг Сорокин. Ко мне на присягу приехал дядя Григорий, брат матери. Он стоял на трибуне рядом с начальником школы, в новенькой форме со знаками различия комбрига погранвойск.
  Вечером, после отбоя, лёжа в кровати, Юрка меня спросил:
  - Серега, а дядька то у тебя в больших чинах! Он у тебя где?
  -На Дальнем Востоке служит, у нас в роду все военные были. Дядя Григорий с отцом одно юнкерское училище закончили, потом в Ахтырском гусарском полку воевали. В 16 году отец на матери женился, его сестре. Всю гражданскую вместе с дядькой они прошли.
  - Так ты из?
  -Да, из благородных, белая кость, голубая кровь!
  - То-то я смотрю, словечки у тебя, ' милейший, любезный'. И, что проблем, из-за происхождения не было?
  -Ты не поверишь, практически не было. Дядя с отцом, как то всю войну рядом со Сталиным провоевали, сначала на Западном фронте, потом в составе сводной дивизии на Южный перебросили. У отца с дядькой за гражданскую по Красному Знамени было, и по именному 'маузеру' от Сталина за оборону Царицына.
  - А родители твои сейчас где?
  - Отец в Средней Азии служил, в начале тридцатых из отпуска возвращались, басмачи в ущелье зажали, банда Аббас - хана, помощь поздно подоспела, родители живыми не дались...
  - А ты?
  - А я в Ленинграде учился, у деда с бабкой, они у меня оба профессоры. Дед военной истории, он ещё в царской академии Генерального штаба, будучи генералом, преподавал, Ленина хорошо знал. Бабушка языки, поэтому я и шпрехаю, спикаю, ну и парле. А если нужда заставит так и пару фраз, на какой-нибудь тарабарщине вспомню.
  -Сочувствую, Серега! Так дядька у тебя орденоносец!?
  -Дважды!!! Второе Знамя у него за КВЖД! И за империалистическую три ордена, он вообще геройский мужик. Я ж тебе говорю у нас в роду все военные, у дяди Гриши два сына, братаны мои двоюродные, Сашка и Пашка, балбесы, правда, ещё те. Сашка на румынской границе год как после училища шпионов ловит, Пашка в этом году в Ульяновске танковое училище заканчивает.
  Мы добросовестно сидели в классах около трех месяцев и изучали теорию, а потом сдавали зачеты по пройденным дисциплинам.
   Был получен тот минимум теоретических знаний, который необходим для того, чтобы перейти к летной практике. Непосредственной подготовкой к полетам займутся летчики-инструктора, которых курсанты с нетерпением ждут.
  Старшина звена Кузнецов подал своим громким голосом команду:
  - Выходи строиться для объявления боевого расчета отделений!
  Построились в казарме. Пришел командир звена старший лейтенант Орлов, а с ним летчики-инструктора. Все одеты во френчи темно-синего цвета с такими же галстуками при белой сорочке, с золотыми вышитыми эмблемами военного летчика. От одного вида их формы приходишь в восторг - завистью горели наши глаза. Вот бы нам такую! Мы как зачарованные стоим в строю, внимательно наблюдая и изучая наших будущих воздушных учителей. Орлов объявил:
  - Сейчас познакомитесь со своими летчиками-инструкторами, которые будут вас обучать летному делу, и зачитал список:
  - Летчик-инструктор лейтенант Макеев! К нему в группу: старшина летной группы Красильников, курсанты Логинов, Орлов, Паткин, Серов, Хайруллин ...
  В каждом звене было три инструктора. Они отвечали за подготовку своих летных групп, в каждой из которых числилось 10-12 курсантов. Инструктор летал со своею группой, проводя занятия до самого выпуска. С нами будет работать инструктор лейтенант Макеев.
  Так были названы все инструктора, старшины групп и курсанты, входящие в каждую летную группу. Лейтенант Макеев, невысокого роста, коренастый, крепко сбитый, светловолосый, приглашает нас садиться, знакомится и разговаривает с каждым из нас. Инструктор - это бог, овеянный романтикой воздушного простора, на него можно и поглазеть. Разговор у нас начался по-простому.
  - Ну, как живете?
  - Ничего живем.
  - Теорию кончили?
  - Кончили теорию.
  -Ну что, начнем летать!?
  -Конечно, начнем!
  В это время взрыв смеха в соседней группе: инструктор Пантелеев чем-то рассмешил своих.
  Было похоже, что наш инструктор уже знает нас по личным делам, в курсе дела наших летных качеств, что мы из себя представляем, однако поинтересовался об аэроклубовской летной программе. Подвижный как ртуть, он успевал всюду! И спуску лодырям не давал. Наш инструктор не только великолепно летал - он был прирожденным педагогом. Он изучил наши сильные и слабые стороны, знал, кого нужно приободрить, кого поругать. Терпеть не мог зазнаек: стоило ему услышать, что кто-то из курсантов похваляется своим мастерством, как тут же следовала такая уничтожающая характеристика хвастуна, что у того надолго пропадала охота к самовосхвалению. Когда наш учитель видел, что у нас не все ладится, что кто-то пал духом, то находил ободряющие слова, заставляя поверить в собственные силы
  Наконец нас решили опробовать в воздухе, проверить, чему же мы научились в аэроклубе. С этой целью устроили первый, так называемый, контрольный летный день. Подготовили матчасть и объявили:
  - Завтра будем летать на самолете У-2.
  Выезжаем на верхний аэродром. Рядами выстроены самолеты, возле каждого техники. Внимательно слушаем предполетные указания. Полеты начались. Дошла очередь и до меня. Вместе с инструктором усаживаемся в самолет. Взлетаем, набираем высоту. Под крылом во всей своей весенней красоте стелется земля, все ещё покрытая снегом с редкими проталинами.
  - Курсант Красильников, - слышится из резинового шланга голос инструктора, - показывайте, чему научились в аэроклубе.
  На душе тревожно: как-никак, а прошло уже немало времени после аэроклубовских полетов, да и навыки были не ахти какими и, наверняка, порядком поистерлись в памяти: Пятнадцать часов налета, не больно уж много.
  Но инструктор все же видит, насколько у каждого из нас утрачено чувство воздуха и какова степень летной выучки. В соответствии с этим он определил, кому и какую программу необходимо выполнить, чтобы уверенно двигаться дальше.
  Сделали по два полета в зону, потом приступили к полетам по кругу. Наконец, инструктор выпустил меня в самостоятельный полет. На всю жизнь запал в память мне этот первый полет на нашем верхнем аэродроме.
  Я очень обрадовался, когда Михаил Иванович сказал:
  - Сейчас полетишь самостоятельно:
  Вылетал я в группе первым. Хотелось взлететь хорошо, сделать круг и сесть возле посадочного 'Т' на три точки. Так, чтобы инструктор похвалил и, ребятам было приятно.
  - К запуску!
  - Есть к запуску!
  - От винта!
  - Есть от винта! - Техник сильно дергает лопасть - срывает компрессию - и тут же отбегает в сторону.
  Что-то защелкало. Мотор, почихивая дымком, заработал, затрещал. Пропеллер завертелся, сливаясь в сверкающий круг, и я прошу убрать из-под колес тормозные колодки. Я чувствую приятный холод рычага газа в левой руке. Обоняние ощущает специфические аэродромные запахи - бензина, масла, скошенных трав. Кажется, вот-вот прозвучат фанфары - и тысячи колокольчиков продублируют их звонкий голос, славя торжественность момента: рождается летчик
  Вылет получился удачным. Приземлился на виду у всей школы, как учили, - на три точки, у ' Т', в ограничителях из белых полотнищ. Все очень замечательно получилось. Когда рулил на стоянку, поравнялся с 'квадратом' - местом, где собирался аэродромный народ, - инструктор знаком разрешил мне выполнить еще один полет по кругу. И я снова пошел на взлет
  После моей посадки, в самолет взобрался товарищ Логинов.
  Руководство полётами в тот день осуществлялось с СКП, руководитель полетов - капитан Никифоров. В состав стартового наряда, в комплекте с наблюдающим за шасси, входил наблюдающий за входящими в круг самолётами. В обязанности последнего вменялось следить за заходящим на посадку самолетом и при снижении его с заданного эшелона до высоты круга, показывать этот самолёт вытянутой рукой.
  Располагались оба наблюдающих рядом с СКП. А буквально в 10 метрах от СКП стояли две лавки, столик, на котором возвышался бачок с питьевой водой. Естественно, весь состав стартового наряда, включая и РП, в процессе полётов сидели на этих лавках и шелкали семечки. В тот день наблюдать за шасси назначили меня, а наблюдать за входящими в круг самолётами - Марселя. Так как у У-2 шасси не убирается, делать мне практически было нечего, и я считал ворон.
  Юрка взлетает. Сделан первый разворот. Самолет летит по прямой. На реке Хопер начался паводок. Кое-где пластами лежит ещё снег, и земля кажется камуфлированной. Делает второй разворот. На прямой к третьему, должен держать курс в сторону аэродрома. Все вроде правильно: летит параллельно линии старта с курсом, обратным взлету. И вот в районе третьего разворота неожиданно все перепуталось. В это момент, когда Погребной отвлекся на выковыривание из зубов шелухи, я заметил, что самолет стал болтаться в воздухе. Похоже, пилот потерял посадочное 'Т' и направление посадки. Я смотрю и понимаю, что он не видит флажков, обозначающих взлетно-посадочную полосу. Планирует вроде на аэродром, но куда?
  Вдруг воздушный аппарат резко повернул на обозначенный флажками квадрат. На скамьях сидят курсанты.
   - Что ты делаешь?! В стоянку врежешься! - гремит на все поле багровый от волнения и стыда инструктор Макеев, точно Логинов может его услышать. - Да поворачивай же! Правой ногой! Правой держи!
  Логинов и впрямь "услышал" - развернул самолет чуть правее и теперь уже точно помчался на "квадрат", на нас. Хватая табуретки и скамейки, свалив щиты стартовки на землю, бросились мы врассыпную. Аэроплан добавляет обороты мотору и низко над землей, над головами курсантов уходит на второй круг.
  Пилот пробует еще один заход, И на этот раз повторяется то же самое. Наконец, после пятого круга Логинов зашел, поперек старта, самолет плюхается, не долетая до 'Т', уклоняясь влево под углом в сторону квадрата. Мы все разбегаемся в разные стороны. Самолет мчится за нами. Лейтенант Макеев, описывая великолепную кривую, бежит параллельно самолету, машет Юрке кулаками и что-то кричит.
  Полотняной тарантайке чудом удается отвернуть от скамеек, от бачка с питьевой водой и автомашины. Всех разогнал и остановился у самого 'квадрата'. Я свалился возле мачты с 'колбасой', руки, ноги дрожат, в голове какая-то манная каша. Рядом судорожно дышит Марсель. Отдышавшись, немного успокоились и помчались к самолету. После того, как самолет окончательно остановили за крылья и плавно подвернули в нужную сторону, последовала реакция со стороны Никифорова. Юрик к этому моменту уже успел вылезти из самолета и осознал свою промашку, поэтому ловко увернулся от пущенной Олегом Юрьевичем железной кружки, из которой он пил воду. Следом за кружкой полетела тарелка, куда Никифоров сплевывал шелуху от семечек, а потом - поток отборной брани, среди которой не матерными были только слова 'иди сюда'. Естественно, как человек умный, учлет Логинов, не выполнил этой команды, а наоборот отбежал на безопасное расстояние. Чуть на меньшее расстояние отбежал и я и другие кандидаты в полет (на всякий случай). Разбор полёта. Среди прочего, немало нелестных слов выслушивает товарищ Логинов и его инструктор. Затем Никифоров подходит к Юре, берёт его за краешек воротника комбеза, и выводит из строя. - Чья это бл...? - Моя, - робким голосом отозвался летчик-инструктор лейтенант Макеев. Далее комэска произносит заключительную фразу: - Макеев! Для того, чтобы он на всю жизнь запомнил, нах.., ориентирование на местности, сделай так: прямо сейчас иди во-о-он к тому столу, отыщи под ним жестяной рупор, затем засунь ему под хвост и пускай он в два голоса повторяет наставление по полетам!!! Отставить смех! Стать в строй! После этого общее напряжение спало, и последующих репрессий со стороны комэска не последовало. Получивший вот такую большую клизму, следующий дальше по табелю по рангам инструктор, таких 'ласковых' слов наговорил горе-пилоту, что, наверное, и извозчики бы покраснели...
  - Ну что же ты, братец? Разве можно такие номера откалывать? - сердито заговорил Макеев. - Не цирк ведь! Что молчишь?
  -Ну вот, ну!- стал объяснять Юрик.
  - Что за ну!? В чем дело, Логинов? Что с тобой случилось? - спрашивает, успокоившись, Макеев.
  - Потерял посадочное 'Т' и не знал, как зайти на посадку. Половодье, земля вся в плешинах, ничего понять не мог.
  - Да, земля действительно сильно камуфлирована, - согласился Иваныч - Но впредь внимательней будь, сам убьешься и товарищей покалечишь. Самолет хрен с ним, людей не вернешь!
  
   Лётчик-Инструктор. Это не просто должность или профессия. Для нас, курсантов - это непререкаемый авторитет, божество, предмет для обожания и пример для подражания, а ещё - человек, который мог положить начало или конец нашей лётной карьере.
  Лётчик-Инструктор - это человек, с которым мы первый раз поднялись в воздух на своём первом самолёте, который с упорством и терпением проламывал несокрушимые стены нашей "упёртости", и, добившись успехов в этом направлении, с тревогой следил, как мы выполняли наши первые самостоятельные взлёты и посадки.
  Вместе с нами он выезжал на полёты, когда солнце ещё не объявляло об окончании ночи, а утренние птицы только начинали выводить свои трели. Вместе с нами дышал особенным воздухом аэродрома, густо пропитанным специфическими запахами, понятными только летчикам, нашей пылью и потом. Он гневно распекал нас за наши огрехи в пилотировании, и с усмешкой - за наши чудачества в повседневной жизни, а самой желанной наградой для курсанта была его сдержанная похвала в случае, когда у нас начинало что-то получаться. И даже тогда, когда мы окончательно "вылетали из гнезда", он переживал за нас, радовался и гордился нашими успехами и достижениями.
  А бывало, когда Лётчик-Инструктор оставался со своим Курсантом в одном самолёте навечно... ( Посвящение инструкторам - борисоглебцам)
  
  Пока добирались до казармы, я попытался всю эту ситуацию изложить в стихотворной форме, и вот что у меня получилось:
  Весенний полет - красота!
  Гуляет скорость, курс, высота!
  Куда летишь, зачем летишь - не знаешь.
  Но все, же ты летишь, и твердо помнишь:
  Инструктор вспомнит бабушек и дедушек твоих.
  И часто вспоминает матерь, бога.
  Ну, что тебе - пускай кричит, ведь стенка за спиной.
  А до земли у нас одна дорога!
  На старте мы, порою, так и быть,
  Слова ему прощали часто эти.
  А может он и вправду хочет жить?
  Ведь у него ещё жена и дети!
  И пусть кричит.
  А может он и прав:
  За промахи ему всегда обидно.
  И пусть кричит: "Смотри на горизонт!"
  Которого давно уже не видно!
  
  Хлопцы оценили!
  На утро после полетов, эскадрилья следовала на завтрак. С моим соседом Юркой весело шагаем в строю в сторону курсантской столовой, по дороге любуясь только что выпавшим лёгким снежком. Форма одежды - повседневная зимняя (шинель, буденовка).
  Во всех гарнизонах к моменту приема пищи к дверям столовой подтягиваются местные бездомные собачки. Военные, как правило, собак любят, и всегда что-то вынесут. Одна из таких собачек породы "дворняга" дежурила недалеко от входа и в нашу столовую.
  Я до сих пор не могу понять, почему Юра поступил, мягко говоря, "неадекватно". Он решил собачку напугать. Забегая вперёд, скажу, что это ему удалось на все сто. Проходя курсом параллельно собачки, он резко повернулся, и выполнил прыжок в её сторону, издав при этом громкий возглас "Га-А-В!!!". Всё бы хорошо, но, как боец ещё молодой и не имеющий достаточного жизненного опыта, он не учел малый коэффициент трения между подошвами грубых армейских сапог и припорошенной снежком плохо убранной территорией (замерзшая лужа). Результат: тело длиной 175 см внезапно теряет вертикальное положение и с боковым сносом громко хлопается о землю, одновременно по принципу домино валя идущую за ним колону. Мелькают взлетевшие выше голов ноги, а в сторону собачки угрожающе летит синяя буденовка.
  Достаточно повидавшая на своём веку, многоопытная дворняга от людей ожидала всякого, но такого... Обуявший собачку ужас не позволил ей убежать сразу: задние лапы под ней проскальзывали как колёса буксующего автомобиля, доставая практически до ушей, в наполненных ужасом глазах читался немой вопрос: не собираюсь ли и я вытворить что-нибудь подобное. Через пару секунд псина всё же сумела набрать нужную скорость, и в следующее мгновение скрылась за углом столовой (с такой скоростью бегают только "русские гончие").
  Наш возмущенный старшина, выкатывая глаза, кричит:
  -Этаж не курсанты, это просто махновцы какие-то!
  После этих слов легла вся эскадрилья.
  После того, как наша куча мала стала слегка походить на воинское подразделение,
  Нестор Иванович, маша перед Юркиным лицом двумя растопыренными пальцами, стал плеваться словами:
  -Дыва, дыва наряда на кухню курсант Логинов! Бильше правов не маю, меньше не можу!
  Вся эскадрилья получила два часа строевой, чтобы нагулять здоровый сон, на территории школы собачку не видели месяц
  
  ***
  После пробной обкатки Макеев ознакомил нас с предстоящей летной работой, с программой и самолетами, на которых мы будем летать. Приятным сюрпризом оказалось то, что наш отряд согласно приказа НКО ?040 стал экспериментальным подразделением подготовки летчиков по сокращенной программе, минуя переходную учебную машину. Раньше обучение летному делу начинали с У-2, самого простого в управлении самолета, на котором разрешалось летать без парашюта. Теперь же наш отряд и наша летная группа сразу начнет полеты на учебно-тренировочном УТИ-4 - варианте боевого истребителя И-16 с двойным управлением. Обе эти машины по тому времени считались скоростными и строгими самолетами.
  На следующий день наша группа в составе десяти человек включилась в непосредственную подготовку к летной работе. Мы изучали теорию и технику пилотирования на самолете И-16, наставление по производству полетов. Начались тренировки в кабине самолета по безошибочному знанию в первую очередь расположения навигационных приборов и приборов контроля работы двигателя. Затем совершили объезд аэродрома и составление кроков аэродрома
  В конце марта приступили к изучению учебно-тренировочного истребителя.
  - Перед тем, как сесть в боевой истребитель, вы должны хорошенько освоить эту машину, - сказал нам Макеев, кивнув головой в сторону самолета с ободранными крыльями.
  Мы с недоумением посмотрели на несуразную машину. Кто-то засмеялся.
  - Напрасно хохочете, - недовольно сказал инструктор. - Этот самолет по технике пилотирования куда сложнее всех предыдущих! Он не прощает не только грубых ошибок, но и малейших неточностей в движениях при управлении. Допустил ошибку - в лучшем случае отделаешься поломкой. Поэтому обращаться с ним надо уважительно.
  - Так на нем же нe взлетишь! - послышался чей-то голос.
  - А мы пока и не собираемся на нем летать. Сначала для приобретения навыков 'побегаем' по земле. Для того и обшивка снята с крыльев.
  И мы начали 'бегать'. После тебя, без выключения мотора, садится в кабину следующий курсант. Так мы упражняемся до тех пор, пока не выработается горючее. Во время пробежек мотор работает на средних оборотах - дальше не пускает защелка-ограничитель. Но их достаточно для того, чтобы разбежаться до скорости в сто километров. Вот мы и носимся по аэродрому вдоль красных флажков, как на автомобиле, привыкаем и с увлечением рулим и 'взлетаем' без взлета. Поначалу почти каждый, начав разбег в одну сторону, заканчивал его в обратную. Важно было разбежаться, поднять хвост машины, убрать газ и удержать истребитель на пробежке. Это довольно сложное упражнение, с которым не все справлялись. Бывали случаи, когда на пробежке кто-то не удерживал самолет в прямолинейном направлении. Он резко разворачивался, иногда ломалось шасси. Ну и, конечно, тогда в 'бараний рог' могли загнуться концы пропеллера, коснувшись земли. Бывали и случаи капотирования - когда самолет переворачивался через капот и оказывался вверх колесами. Это происходило при соответствующей ошибке и у бывалых летчиков на боевых самолетах. Тогда шутники говорили: 'Перевернули вверх колесами для просушки', а несведущие новички верили.
   После такого случая вся группа курсантов отстранялась от пробежек вплоть до окончания ремонта самолета. Все делали сами курсанты под руководством техника звена. Все, конечно, расстраивались, особенно виновник аварии, так как он понимал, что лишил всю группу обучения пробежкам. Все тогда старались как можно быстрее восстановить самолет.
  Обучение пробежкам продолжалось 1,5 месяца, после этого перешли к вывозной программе, и нас начали обучать полетам.
  Мы вышли на полеты на центральном аэродроме училища в один из весенних дней, когда снег практически стаял, и стала пробиваться трава. На учебно-тренировочном истребителе УТИ-4 вместо лыж уже стояли колеса. Полеты на нем проводились с парашютом, поэтому предварительно пришлось повторить материальную часть парашюта, его укладку, технику выполнения вынужденного прыжка.
  Итак, я в кабине учебно-боевого, строгого самолета. Сзади - инструктор. Выруливаю на старт. Взмахивает флажком стартер. Даю полный газ. Заревел мотор, самолет набрал скорость... Как был сделан первый полет, так и не понял. Времени не хватило собраться с мыслями, осмотреться. Не успел взлететь, как вот уже и посадка. И так целый летный день стоит сплошной гул над аэродромом. Потом привозят всем полдник. Это, как правило, стакан какао плюс бутерброд с чем-нибудь или булочка с маслом и чаем.
  Только с третьего или четвертого полета начал постепенно осваиваться и привыкать к обстановке. Смотрю на самолет, удивляюсь: крылья совсем маленькие, лоб широкий, закрывает значительную часть горизонта. Но постепенно все пришло к норме. Стало хватать времени и внимания на все. Полетели с инструктором в зону. Он показал, какие эволюции возможно выполнять на И-16: глубокие виражи, снижение, пикирование, боевые развороты, бочки, штопор.
  И вот тут-то я почувствовал, каким послушным может быть самолет в руках опытного пилота.
  Вообще каждый летчик, впервые совершающий самостоятельный полет на новом самолете, стремится сделать его чище. Обычно говорят, что когда курсант летит впервые, он делает 'инструкторский полет', или, как его еще некоторые называют, 'эталонный'. Да оно, пожалуй, так и есть: по сути дела ты еще боишься оторваться от заученного, но уже на восьмом-десятом полете почти у каждого появляется что-то свое, новое. С этим 'своим', как правило, и возникают ошибки, неточности. На посадке происходят взмывания, 'козлы', перелеты и недолеты. Тогда говорят: 'Летчик начинает летать сам'.
  В конце концов, каждый находит нечто среднее между инструкторским и своим полетом.
  Так получалось и у нас. Пока выполняли 'инструкторские' полеты, все шло как по писанному. Но начались 'свои', 'курсантские' - и дело стало казаться не таким легким! Однако не беда! Каждый нашел самого себя и постепенно начал совершенствовать свои навыки, за которыми и открывался путь к летному мастерству. Последний вывозной полет. И вот я у самолета. Наверное, все, кто мечтал о военной авиации, не могли воспринять первый полет на учебно-боевом истребителе иначе, чем с тревогой и волнением. Быстро, чтобы не вызвать недовольства инструктора, надеваю парашют и занимаю место в задней кабине УТИ-4. На душе неспокойно - сумею ли я справиться с первым полетом, каким я предстану перед инструктором, ведь от этого полета будет зависеть мое будущее! Бросаю взгляд на приборы, проверяю рукоятки управления.
  Инструктор по переговорному устройству дает задание:
  - Полет выполняем совместно. Взлет, высота четыреста метров, полет по 'коробочке', после третьего разворота - расчет на посадку, снижение, посадка. Управление не зажимать, держать свободно, движения плавные и короткие. Самолет очень чувствительный и хорошо слушается рулей, на взлете и на посадке выдерживать направление мелкими движениями ножных педалей!
  Все это знакомо мне, по предварительным занятиям по рулежке при подготовке к полетам, поэтому я воспринимаю спокойно поставленную задачу. Инструктор плавно подает сектор газа вперед, обороты мотора постепенно увеличиваются до максимальных, самолет трогается с места и бежит по взлетной полосе. Движения рулями мелкие и точные, направление выдерживается, как по струнке.
  'Вот это да, вот это летчик! - приходится удивляться мне. - Класс!' Ручка слегка подалась вперед, хвостовое оперение приподнялось, впереди четко обозначился горизонт. Самолет продолжает разбег, слегка подрагивает, скорость нарастает, от неровностей взлетной полосы ощущаются мелкие толчки, сзади поднимаются клубы снежной пыли. Пытаюсь осознать и запомнить действия инструктора рулями управления самолета на взлете, поведение самолета на взлетной полосе.
  Самолет отрывается от земли, и набирает высоту... Первый, второй разворот. Наблюдаю за скоростью и высотой. Инструктор дает команду взять управление и вести самолет в горизонтальном полете. Волнуюсь, как бы выдержать режим полета, не испортить первого впечатления. Третий разворот. Перед четвертым инструктор убирает газ, переводит самолет в режим планирования и вводит самолет в разворот. Снижаемся - впереди посадочное 'т', расчет идеальный. Выравнивание, выдерживание, колесами касаемся земли на три точки. Вновь мелкие движения ножных педалей, и самолет бежит по идеальной прямой. Полет закончен. Прекрасно! Оказывается, не так уж страшно и, может быть, не так уж сложно. Главный 'гвоздь' - мелкие движения рулями и педалями на взлете и посадке, не дать самолету развернуться, выдержать прямую. Скорость-то, какая, не то, что на У-2! Внимание и еще раз внимание - в этом весь секрет.
  После полетов Орлов, собрав все звено после полетов у крыла самолета, сказал:
   - Запомните учлеты. Авиация любит порядок, хотя когда господь творил его на земле, авиация была в воздухе. Самолет - величайшее творение разума и рук человеческих, он не подвластен никаким авторитетам кроме лиц, уважающих летные законы. Поэтому зарубите себе на носу, если хотите стать пилотами, и уверено летать.
  Первое. Считается плохой приметой справлять нужду перед носом самолёта, а вот за хвостом самолёта - даже наоборот, считается традиционным ритуалом. А почему?
  Мы молчим.
  Он продолжает:- И этому существует вполне резонное обоснование: этот процесс рассматривается, как дополнительная возможность определить направление и силу ветра
  Второе. Если перед вылетом что-то забыл - не возвращаться. Попроси друзей или технический состав принести забытое.
  Третье. Перед полетом не фотографироваться. Летчики говорят так: фото перед полётом - фото на памятник.
  Четвертое. Плохая примета - подпускать женщину к кабине самолёта.
  Пятое. Многие лётчики берут с собой в полёт личные талисманы. Но они должны быть не особо громоздкими, а то сами в кабине не поместитесь.
  Шестое. Практически никто не любит число 13. . Во многих частях нет самолёта под номером 13.
  Седьмое. В общении практически не применяется слово 'последний', оно заменяется словом 'крайний' или 'оконечный'. Именно по несколько непривычному для уха неавиационного человека применению этих слов можно определить лётчика
  Восьмое. В плановых полётах лётчика никогда не планируют летать в его день рождения.
  Девятое. Многие лётчики верят в чёрную кошку. Я тоже.
  Десятое. Считается плохой приметой надевать на вылет что-то новое из обмундирования или обуви.
  Ну и последние три, перед полетом не бриться, это касается только бывалых летчиков, а не курсантов, Логинов не ухмыляйся, не свистеть и перед вылетом не пинать колеса шасси.
  Вот чертова дюжина негласных правил, которые помогут вам стать настоящими летчиками!
   Орлов улыбнулся и, сбив шлем на затылок, сказал:
  - И последний вопрос, чтобы проверить чему вы научились за это время. Вот я слышал Хайруллин, что мама вам в письме написала, чтобы вы летали пониже и потише, согласно законов аэродинамики к чему это может привести?
  Марсель молчит. Орлов обвел нас прищуренным взглядом, и молвил:
  -Ну и!?
  -Малая скорость и низкая высота, согласно законов аэродинамики могут привести к сваливанию в неуправляемый штопор и скорой встрече с землей!- бодро отрапортовал я.
  -Молоток!- хлопнул меня по плечу Орлов.
  Полеты по кругу освоены. Подошла пора летать в зону. Инструктор показал мне, как надо выполнять фигуры простого пилотажа: виражи, полуперевороты, пикирование, горки. А когда мы вернулись из полета, сказал. - Теперь, Сергей, лети сам в эту же зону и повтори самостоятельно то, что делали вместе. Можешь взять с собой Логинова, чтобы поучился ориентировке на местности.
  Взлетаем. И очень мне хочется произвести полет так, как с инструктором: сохранить заданную скорость, высоту, точно выполнить виражи. Это у меня должно получиться. А вот про наземные ориентиры забыл. Помнилось, только то, что летели мы над Хопром. Выполнив задание в установленной зоне, смотрю по сторонам, а аэродрома не вижу. Вдруг похолодало, и откуда они взялись, низкие облачка? Так себе вообще-то, даже и не облачка, а клочья полупрозрачного тумана. И при наборе высоты, метрах на пятистах, вижу - мчится на меня серая пелена! И ни горизонта, ни высоты... Самолет несет меня, несет... Куда несет? И как несет? Мотор только: у-у! у-у! Крылья шипят, свистят, и ничего не видно! И мысли обрывками - ручку толкнуть?? А земля-то близко! Не успею выхватить. Зацеплюсь крылом. Врежусь. И уже затылок сжимают холодные пальцы смертельного ужаса, и уже мне кажется, что я переворачиваюсь. На секунду мелькнула земля, и я решился: отжал ручку от себя и - выскочил! Высота метров пятьдесят. Незнакомая местность. Где аэродром? А самолет летит. Сам! Уносит меня от аэродрома! Уносит! А я-то что? А я-то кто? Мозг? Да, конечно, мозг, но мозг туго варит! Вернее, совсем не варит... И если бы я мог присесть на краешек дороги, как это может сделать обыкновенный странник-пешеход, посидеть, подумать! А тут ведь каждую секунду меняется обстановка и осложняется ситуация. Проклятый, может занести меня черт-те куда! И в голове у меня закрутилось, завертелось, хоть плачь! Где аэродром? В какой стороне? Там? Там? Или там? Что мне делать, как ориентироваться? Подо мной поля, поля, поля. Овраги. Проселочные дороги. Местность совершенно незнакомая!
  Знакомясь с уставами наземных родов войск, мы не без зависти читали о широко распространённом у пехоты методе ориентировки 'путём опроса местных жителей'. С летящего самолёта узнать что-либо таким способом было невозможно.
  Беру себя в руки, успокаиваю. Надо же подумать, осмотреться! Осматриваюсь. Нет, незнакомая местность. Я тут не летал. С трудом внушаю себе, что летать-то, конечно, я здесь летал, но на большой высоте, а оттуда все выглядит иначе. Опытный летчик развернулся бы, осмотрелся, а я лечу, куда и сам не знаю. Все наземные ориентиры почему-то перепутались. Вот хорошо у нас в Ленинградском аэроклубе на летном поле большими буквами было выведено его название, а тут внизу даже название сельсовета на доме с красным флагом не прочитаешь. Теперь, кажется, что и солнце не с той стороны было. Река проходит вроде правильно, а где восток, где запад - не пойму. И здесь лес, и там лес. Развернусь на 180 градусов - та же картина! Господи, ведь я как Юрка ориентировку на местности потерял, не зря говорят с кем поведешься, от того и наберешься! Он там уснул, что ли взади, молчит как рыба об лед!
  Спрашиваю у него в СПУ: - Слышь штурман, чего- то я заплутал, куда лететь то?
  - А я почем знаю, ты же в передней кабине, а я так за пассажира, учусь!- с ноткой сарказма в голосе, ответил он.
  Куда же лететь? Снижаюсь и пролетаю над лесом, потом вдоль реки, ну не могу соорентироваться. Но тут вмешался Юрик: ' Штурман-пилоту! Смотри! Слева на восемь железная дорога!'
  Поворачиваю голову влево, вижу: населенный пункт, железная дорога, рядом с одноэтажным зданием водонапорная башня. Я сориентировался мгновенно: 'Снижаемся. Проходим над станцией. Читаем название, я - левую половину, ты - правую! Поехали!' Самолет с пологим снижением ринулся вниз, с грохотом пронёсся над хибаркой станции, разгоняя немногочисленных пассажиров и коров, и снова набрал высоту. 'Я прочитал - БУ',- сказал я, - 'А ты?' 'А я - ФЕТ!' - закончил Юрик...
  Всё закончилось благополучно. Воспользовавшись 'компасом Когановича' мы нашли правильное направление на Борисоглебск. Соорентировавшись, разворачиваю самолет, лечу, и вскоре попадаем на свой аэродром.
  'Наконец-то, - обрадовался я, - прилетели домой!'. Разворачиваюсь вправо и захожу на посадку, но тут же вижу, как на встречном курсе резко отворачивают один, потом второй самолеты. Я понял, что иду против направления старта. Но деваться некуда, захожу на посадку, а то может кончиться бензин.
  Сел отлично. Вылезли из самолета - надо доложить инструктору. Чует сердце недоброе. Идем к квадрату, а ноги сами упираются. Вообще-то, человек он приветливый, когда все идет хорошо. Всех 'ребятками' называет, но когда эти 'ребятки' чудеса вытворяют, то мало не покажется
  Ещё за пять метров видно, что инструктор кипит.
  -Ну, что соколы, где были? В Урюпинск летали, или аж до самого Воронежа махнули!? Так до туда 300км!
   В последующие несколько минут мы узнали о себе много нового: кем были наши мамы, куда ходили папы, сколько раз нас при рождении уронили на пол и тому подобные наиболее интересные факты своей биографии.
   Вобщем, крепко нам досталось на орехи.
  Потом спустя некоторое время, он успокоился. - Этих клоунов в машину не пускать, - ткнув в нашу сторону пальцем инструктор, не назвав даже по фамилии. - Пусть идут пешком.
  - Есть, идти пешком, - козырнул я по всем правилам, как старший по званию из нас двоих.
  Инструктор с досады только махнул рукой и полез в кабину автомашины. Курсанты взобрались в кузов, машина тронулась, и я и мой несчастный спутник, потонули в облаке пыли.
  Убедившись, что грузовик скрылся за бугром, я легонько стукнул Юрку по затылку.
  - Большая часть этих слов касается тебя, Сусанин! Я - то сирота!
  Идти от нашего аэродрома до казармы пешком не хотелось. Пришлось на попутной повозке добираться до места.
  Пока тряслись на двуколке, я думал, как тяжела работа инструктора. Взлет - посадка, взлет - посадка. Целый день. А поскольку самолетом управляет неопытная рука, машина рыскает из стороны в сторону, то влево мотнется, то вправо, то вверх полезет, то вниз повалится. Был бы бестолковый курсант в воздухе один, куда ни шло, а тут как пчелы роем... И хочется ему дать ученику больше инициативы, да нельзя, опасно, можно и столкнуться. И крутиться он бедный, как на иголках, потому что первая твоя ошибка может быть и последней его... И в голове сложились грустные стихи:
  
  Об этом товарищ не вспомнить нельзя:
  В одной эскадрилье учились друзья,
  И была на службе, и в сердце у них
  Разбитая спарка - одна на двоих.
  Учились, зачёты сдавали не зря:
  Особые случаи знали друзья.
  Беда подступила, как слёзы в глазах -
  Однажды в полёте мотор отказал.
  И надо бы прыгать - не вышел полёт.
  Но сбоку инструктор орет: "Не бросай самолёт!
  Последнюю спарку не дам разбивать,
  Ведь не на чем будет курсантам летать"
  Мелькнуло в сознанье: "Тому не бывать,
  Ведь как самолёт нам без крыльев сажать,
  И пусть в рупор орёт нам РП,
  Полёт без пилотов не выйдет вообще!"
  Ведь будешь зевать, от судьбы не уйти
  И первым покинул двухместный УТИ.
  А после инструкцию вспомнил он вдруг -
  Из задней кабины не выпрыгнул друг...
  Раздался вдруг сзади удар:
  Курсант головой прошибает фонарь.
  Лишь шишку грамм с пять на макушке набил,
  Да стабилизатор ногой зацепил.
  УТИ со всей дури влупился в бугор,
  В дыму всколыхнулся огонь выше гор.
  Средь домиков мирных обломки горят,
  А город подумал - японцы бомбят.
  Стоят на поверке среди тишины,
  Не знают друзья за собою вины.
  Инструктор ругает балбесов двоих
  За старую спарку, одну на двоих
  
  Никакого наказания мы не получили, но этот полет научил меня многому. Прежде всего, я серьезно занялся штурманской подготовкой. Выучил наизусть расположение пилотажных зон, запомнил характерные ориентиры, в полетах всегда внимательно осматривался.
  Дальше дело пошло лучше. И ребята, и я довольно быстро освоили наш строгий УТИ-4. Инструктор был доволен нашими полетами. Да и сами мы по себе чувствовали, что окрепли, возмужали
  После этого у меня успешно пошло все. Инструктор был доволен и планировал выпустить нас на самостоятельные полеты. При проверке же командиром звена у Марселя выявилась его старая, еще аэроклубовская ошибка на посадке - высокое выравнивание при посадке, и вследствие этого ошибка при посадке самолета на три точки. Посадку он выполнял с полуприподнятым хвостом, вначале самолет опускался на колеса, а через 10 - 20 метров опускался и 'костыль' - третья точка опоры самолета. Много ушло времени и труда на ее исправление. Большая часть не только нашей группы, но и звена летала уже самостоятельно по кругу, в зону, а его все еще учили на учебном УТИ-4. Учили терпеливо - как-никак стране нужны хорошие пилоты. Все мы переживали за товарища, старались помочь, ведь мы в течение года служили вместе и крепко сдружились. Звено и его боевой порядок в истребительной авиации довоенного времени состояли из трех самолетов, поэтому в школе формировались курсантские тройки наиболее близких друзей. Мечтой каждого такого "триумвирата" было успешное окончание школы, и служба в одной строевой части. Наша троица хорошо успевала по летной программе, считалась одной из первых, и мы с Юрой очень переживали за Марселя.
  В один из летных дней командир звена ст. лейтенант Орлов приказал Хайруллину посадить самолет непременно на три точки.
  - Хоть разбей самолет, а посади!
  Марсель выполнил два полета по кругу и совершил посадку, но, как, ни старался, на три точки сесть не получилось - боялся перетянуть ручку управления, ведь при этом, как правило, самолет падал на крыло и ломал плоскость.
  Инструктор и мы во время его посадки находился прямо на посадочном 'Т', рядом с точкой приземления. Макеев сказал мне, что сантиметров на 5 - 6 'костыль' должен находиться от земли во время касания колес.
  -Иди, скажи Хайруллину пускай при посадке чуть- чуть опустит хвост!
  Когда командир звена отругал Марселя и, отвернувшись, бросил:
  -Ещё одна попытка!
  Я подошел к другу, взял его за руку и тихо сказал:
   - Успокойся и летай, как летал, в этот раз обязательно получится!
  Марсель стоит в стороне с сумрачным лицом и ребята к нему боятся подходить. Наконец, решившись, он садится в самолет.
  Самолет взлетев, сделав круг, заходит на посадку. Вот он подошел к земле, выровнялся и, вместо того, чтобы плавно подойти еще пониже, стал взмывать вверх. Да ведь он же сейчас упадет!.. Но мотор рявкнул, заработал на полных оборотах, и самолет, угрожающе покачавшись на пятиметровой высоте, ушел на второй круг.
  И второй заход такой же. Рядом стоял Орлов и с интересом наблюдал.
  - Куда! Куда тянешь?! - закричал он, будто Марсель мог его услышать. И когда самолет опять ушел на второй круг, безнадежно взмахнул перчаткой. - Высоко выравнивает. Боится земли
  Самолет делает третий расчетный разворот. Видно как пилот, не отрываясь, смотрит на посадочное 'Т'. Пора! Убирает обороты мотору, переводит самолет на планирование. Делает четвертый разворот, строго выдерживает скорость. Земля ближе, ближе. Марсель, плавным движением ручки выравнивает машину, подпускает землю ближе. Еще ближе! Мелькает трава, борозды от костылей. Слышно, как колеса нежно-нежно касаются земли. Все замерли. Самолет припечатался ровно на три точки Машина бежит, постепенно замедляя скорость. Командир звена стоит возле стартера и машет над головой левой перчаткой и выставив большой палец правой руки вверх. Когда самолет полностью остановился, стало так тихо, что мы услышали, как щебечут птицы, да где-то далеко прогудел паровоз. Все наше звено в полном составе рванулось к машине. Наш товарищ сидел, откинув голову на спинку, под поднятыми на лоб летными очками блестели огромные карие глаза, из прикушенной губы бежала тонкая струйка крови. Да, наша курсантская служба была очень нелегкой.
  Полеты проводились практически ежедневно, отлетав, каждый был обязан сопровождать за крыло машину своего товарища при выруливании на взлетную и встретить после посадки. Хорошо, когда летали сами - рулили тихо, без рывков. А иной инструктор, желая проучить курсанта, рулил с такой скоростью, что, уцепившись за плоскость, бежишь подчас, переставляя ноги в воздухе, словно в горизонтальном полете. Да еще пыль аэродромная в глаза набивается, на зубах скрипит. Хорошо сопровождать, когда отлетался, и ох как трудно летать, насопровождавшись.
  После полетов мы допоздна готовили самолеты к завтрашнему дню. Под руководством механика все делали сами: не только драили машины от носа до хвоста, но и умели выполнять все тонкие работы - заплетали тросы, регулировали зазоры, меняли кольца, перебирали шасси. Уставали необычайно. Отдыхали в выходные дни, которых становилось все меньше и меньше - ловили погоду. Все было подчинено скорой подготовке летчиков для строевых частей.
   В нашей школе классы подготовки располагались в здании старой постройки. Наверняка эти стены видели и Валерия Чкалова. Наша группа сидит за столами и учит аэронавигацию. Юрик открыл учебник, посмотрел в него, потом закрыл учебник, потом снова открыл, взял карандаш, тетрадку и, громя сопя, стал, что рисовать.
  - Юрий Петрович! Нельзя ли потише!? И вообще, чем ты там занимаешься?
   - Да вот, - говорит, - все-таки непонятно, как муха на потолок садится? С полубочки или с полупетли?
  После этой его фразы, процесс осмысливания этой проблемы перешел из теоритической плоскости в практическую, и эта эпидемия охватила практически всю эскадрилью. Позади столовой поймали несколько жирных зеленых мух, рассадили их по спичечным коробкам и принесли в класс самоподготовки. И - прощай занятия!
   Стены здания метровой толщины, и толщине стен соответствует расстояние между рамами окон. Вот в это метровой толщины пространство мы запускали муху и всей группой, по вертикальному периметру окна наблюдали, как же муха сядет на потолок. Если же та лететь не хотела, с нею долго не церемонились, и доставали другую из коробочки. После того, как муха все же садилась на потолок, начинался хаос!
  Одни утверждали, что она села с полубочки, другие - что с полупетли. Третьи - поворот на вертикали. Четвертые - обратный плоский штопор. Спросишь такого: ну, если штопор, почему вверх?
  - Вот у нее и спроси, - отмахивался оппонент.
  И так продолжалось три дня. Переругались, но потом перегорели и забыли. А вот Логинов не забыл. Склад ума у него был пытливый и любознательный. Ну, казалось бы, какая разница, как муха на потолок сядет!
   В тетрадке нарисовал муху, старательно и с большой любовью по линейке изобразил все векторы: подъемной силы, массы, лобового сопротивления и застыл. Он к занятиям так не готовился, как занимался этой галиматьей. Сидит и думает, куда приспособить вектор тяги? И так добросовестно просидел три дня и выдал свой вердикт: штопорная полубочка... Кто бы спорил? Какая, на хрен, разница?!
  Поняв, что в этом помещении данная тема уже никого не интересует, пошел в соседнюю группу. Открыл дверь и спрашивает: "Ваша как села?" Косая полупетля? А наша с полубочки. Хотите, отдам ее вам за два пирожка? Потом ловко увернулся от летящего в его голову по прямой траектории веника убежал на улицу выпускать свою экспериментальную модель.
  
  Значительное место в обучении занимала физическая подготовка. На стадионе проходила специальная физподготовка, на нем же были установлены все снаряды - рейнские колеса, турник, брусья, козлы, канаты. Мы играли в футбол, волейбол, занимались легкой атлетикой и боксом. Юрка, хороший боксер, пару раз попросил меня побыть спарринг-партнером, но борцу трудно спарринговать с боксером, после того, как он мне один раз хорошо попал, во второй раз я взял его на болевой прием. Все время проводились разные соревнования, походы и переходы, ориентировка на местности по приборам с выходом на какую-то цель. Физкультура стала и отдыхом, и закалкой в нелегком труде летчика-истребителя.
  
   Весна была в полном разгаре, тополя набрали почки, по Хопру уже давно перестали плыть льдины, и по берегам ярко зажелтели ивовые прутья. Верба, украсившись пушистыми сережками, пробуждала в душе волнующие чувства. А волнений было много. В те редкие выходные, когда был доступен отдых, мы ходили в наш клуб на танцы. Здесь по вечерам местные девушки и парни собирались на вечеринки после нелегких сельскохозяйственных работ.
  Играла двухрядка, танцевали тустеп, краковяк, вальс, барыню. Потом заводили граммофон. Мы были опасными конкурентами для местных ребят, так как сельские девушки отдавали предпочтение летчикам. Нередко дело доходило до неприятных разговоров, но патрульная служба была строгой и своевременно вмешивалась в инциденты, не допуская крайностей. С сельскими девушками было проще, но к нам в клуб ходили ещё девчонки с медицинского и педагогического училищ, вот здесь проблем было больше.
  Поздней ночью в субботу, после танцев провожаем девушек. Я со своей, зовут Леной, медичка, иду впереди и, жестикулируя руками, читаю стихи Есенина. Метрах в тридцати сзади, Юрик с Марселем провожают её подругу. Маленький городок, на окраине которого располагается наша школа, казался вымершим. В кирпичных и деревянных домиках под крыѓшами давно уже спали. Находясь посередине деревянного моста, я ей сказал:
  -Лена, посмотрите какие яркие звезды, кажется, что они отражаются в ваших прекрасных глазах и что блестит ярче, невозможно понять!
  -Ах, Сергей, вы такой романтичный!- в ответ говорит она, и вдруг крепко прижимается ко мне. Из темноты выступают шестеро парней и окружают нас со всех сторон, отрезая путь к отступлению. Ночную тишину прорезали гогочущие голоса.
  Слышь, военный, дай закурить!
  Сергей не связывайтесь с ними, это шпана с 'кирпичного'!- пытаясь закрыть меня собой вылезла вперед Лена
  Оставьте меня в покое, сволочи! Пустите! - закриѓчала она, когда один из парней, крепко взяв её за руку, дернул в сторону
  Я приблизился в эту минуту к парням и мироѓлюбиво сказал:
  - Да бросьте вы, в самом деле. Чего с девчонкой связались! - я понял тогда, что это ночные кавалеры с окраины, которые были постоянными противниками курсантов.
  Верзила в клетчатой кепочке-малокозырке и штанах, заправленных в прахоря, приказал двум парням, загораживавшим девушке дорогу:
  - А ну-ка, оставьте деточку. Пускай к мамаше топает своими стройными ножками, потому как дети должны уже видеть сны. Отпустите-ка ее, а мы будущим Чкаловым займемся.
  Девушка с визгом убежала в сторону школы, а шестеро окружили меня. Верзила с угрюмой ухмылкой спросил у своей ватаги:
  - Купнем его, что ли, ребята?
  Мне стало холодно от одной мысли, что могу попасть в ручей в своем новеньком, так хорошо пригнанном обмундировании. Парни окружили меня плотным кольцом, отвратительно дыша в лицо винным перегаром, пытались теснить к перилам к перилам. 'Придется вести бой в скученном пространстве' подумал я, но все- таки попытался решить дело миром.
  -Парни, может, разойдемся!? А то получиться как у Ленина с буржуазией!
  - Он нас, кажется, оскорбляет, - раздался издевательский смешок верзилы. - Блоха, чего же ты терпишь? Врежь ему, я отвечаю.
  Рыжий хлипкий парнишка нерешительно замахнулся, но я, дождавшись удара, взял его на болевой приём. Рыжий взвыл и подался вперед, но другие пятеро тотчас, же набросились на меня. Сначала я успешно оборонялся. Но они задавили массой, самый больной удар я получил в глаз от верзилы и тут понял, что с шестерыми, не смотря на моё самбо, справится, будет тяжело. Отмахиваясь то от одного, то от другого, думал только об одном - чтобы его не прижали к перилам и не сбросили в холодную воду. Я получил ёщё раз по челюсти, когда на мосту раздался топот сапог, и на подмогу прибыла красная кавалерия в виде Юрика с Марселем, которые переводя дыхание, спросили:
  - Ну и что здесь твориться?
  Верзила, повернувшись к ним, загоготал:
  - Смотрите, подкрепление прибыло. А ну-ка, дадим им тоже кренделей... - Он не успел договорить. Каким-то совершенно неуловимым движением Юрик ударил его в подбородок. Послышался треск, и верзила с отчаянным воплем перелетел через перила в ручей. Все услышали громкий всплеск. Юрик развернув корпус вправо, ударил второго, самого крупного парня куда-то в живот, тот, застонав, стал кататься по грязному настилу моста. Третьему он нанес целую серию коротких ударов в бок, противник оказался бесчувственно распростертым на мосту. Я не стал дожидатьѓся и задней подсечкой нежно приложил Блоху о перила. Двое пытались бежать, но Марсель, схватив их за воротники со звонким треском приложил их головы друг об друга, и они как осенние листья опали на настил мостика.
   Блоха, валяясь в пыли держась за бок, истошно заголосил:
  - Родненькие, не убивайте!
  Логинов подойдя к Блохе, наклонившись, погладил его по голове, и дружелюбно сказал:
  - Будешь так орать, сам умрешь от натуги! Вы лучше вашего водолаза достаньте, а то вон слышно, он очухался!
  Снизу, из под моста, слышались сплошь нецензурные выражения.
  Подбежавшая ко мне Лена протянула платок и сказала:
  - Вытри кровь на губе.
  Я послушно обтер распухшие губы.
  - Здорово вы им дали ребята, - засмеялась она, - А то никому проходу не дают
  -Да мы такие!- Выпячивая грудь, важно сказал я, но тут же охнул от резкой боли в нижней челюсти.
  - Меня надо срочно погладить и поцеловать, а то очень болит!- искоса глядя на девушку, промычал я жалобным тоном.
  - Да поцелую, поцелую Аника-воин! - звеня колокольчиками в голосе, она нежно прикоснулась губами к набухающей на правой щеке лиловой шишке.
  - Я бы конечно бы с ними один справился...!
  Но, видя возмущенный взгляд Марселя, добавил: - Но с вами в три раза лучше и быстрее получилось! Только Юрик ты их как то не гуманно бил, не ласково! Я понимаю, что ты чемпион, но все же нежнее надо, ты же комсомолец!
  -Будешь тут ласково!- хмыкнул Юрик.- Ленка как вихрь налетела! Ах, ребята, спасите, помогите, там Сережу убивают!
  -Спасибо ребята!- обняв друзей за плечи, сказал я.- И вам девочки спасибо!
  - И вам не хворать!- сказал я, глядя с усмешкой, на поднимающихся с кряхтением наших оппонентов.- Адью амигос!
  И мы впятером, дружно взявшись под руки, пошли дальше. Отойдя метров на 50 от места битвы на 'реке Калке', Ленка завела задорным голосом: - Очень любим мы военных!
  -Красивых!- продолжила её подруга.
  -Здоровенных!- в три голоса закончили мы. И тут Юрка завел сильным высоким голосом:
  -Ведь от тайги до британских морей, Красная Армия всех сильней! - вот с этой песней, мы и проводили девчонок до дому.
  Уже удаляясь от Ленкиного дома, который утопал в кустах сирени, мы услышали её звонкий голос:
  Летчик кружится над моею хатой,
  Он меня приворожил, паренек крылатый
  
  Наиболее дисциплинированным, хорошо успевающим курсантам на следующее утро в воскресенье, как поощрение разрешили увольнение в Борисоглебск. Для того чтобы попасть в увольнение, курсант не должен был иметь двоек по теории, в противном случае он должен заниматься в выходной под наблюдением командира-преподавателя или старшины. Особенно тяжело доставалось тем, у кого по физкультуре была двойка. Ну, например, на турнике не мог подтянуться на руках определенное количество раз, или не сумел выполнить упражнение на каком-то снаряде, например, на брусьях или на кольцах. И тогда весь выходной - тренировка, пока не выполнишь норматив. Ну и также не должно было быть нарушений воинской дисциплины. Мне, так мой внешний вид вызвал на утро ряд вопросов, на которые был дан ответ:- Упал с брусьев, товарищ старшина!-и Логинову, который пытался доказать, что это были достаточно высокие и очень дикие брусья, такое поощрение ' Махно' зарубил. Поэтому из нашей троицы, счастливцем оказался только Марсель. Нам, курсантам, ежемесячно выдавали на мелкие расходы 17 рублей 50 копеек, поэтому счастливый Марсель, подойдя к Юрику, сказал:- Слышь, буржуйская морда, где обещанные конфеты и лимонад?
  -Обещанного три года ждут!- отходя на безопасное расстояние, ответил тот.
  -Три года, не три года, а три месяца точно прошло, деньги давай куркуль!- зажимая Юрика в угол, дожимал его Марсель.
  -Ладно, ладно, заодно зайди на почту, отправь моим телеграмму, мол, жив, здоров, а то я им давно не писал, да телеграмму не особо длинную, я им потом подробности письмом отправлю, сейчас я тебе адрес напишу!- вынимая из кармана пять рублей, сказал Юрка.- Эх, жаль расставаться, такая красивая денежка, вот и летчик тут нарисован.
  Но чтобы попасть в город, увольняемым надо было еще пройти 'чистилище'. Очень требовательный старшина, прежде чем отпустить нас в город, выстроил увольняющихся перед казармой и придирчиво проверил форму одежды - подворотничок должен был быть белоснежным, сапоги должны блестеть, обмундирование должно быть чистым и выглаженным.
  - Пуговица болтается, выходь из строя!
  - Товарищ старшина!..
  - Ррразговорчики!..
  - Сапоги! Это шо за сапоги?! Это тебе ни чоботы! Хто их будет тебе чистить - старшина? Выходь из строя!
  Пройдет вдоль рядов, все увидит, все заметит. Ну, кажется, нормально, сейчас отпустит, а он командует:
  - Смиррр-на!.. Хррру-гом!
  Теперь увольняемые стоят спиной к старшине и поеживаются от его взгляда.
  - Это шо-о-о?! - гремит голос. - Шо это такое, а?! Как для себя, так сапоги начистили, а для старшины таки нет? На пять хвылын ррразойдись! Чистить задники сапог!..
  Что поделаешь - расходятся, чистят задники сапог. Для старшины. Мы с Юриком сидя на лавках в курилке, угораем со смеху, глядя на их замученные лица.
  После того как ' Махно' остался полностью доволен, под руководством старшины отряда увольняемые ушли в город. Марсик купил нам немудреные парфюмерные принадлежности, сладости, сходил в кино, а затем прогулялся с девушкой по берегу Вороны. Вернулся к ужину, веселый. Вечером, сидя в Красной комнате, поднимая кружку с лимонадом, я сказал тост:- Ну, за нашего благодетеля!
  Юрик, лопая наши ириски, купленные на его деньги, спросил:- Марсик, а ты телеграмму дал?
  -Да, предельно короткую, как ты просил!
  А еще через двое суток в школу прилетел Юркин отец. Юрка после встречи с отцом, ворвался в учебный класс и стал орать на Марселя:- Сволочь, ты чего моим родителям написал!?
  -Как ты просил, что ты жив, подробности письмом.
  -А подписался зачем?
  -Да девушка на телеграфе спросила, кто телеграмму отправляет? Я сказал, что я. Она говорит, как ваша фамилия? Хайруллин. Родители Юрки получили такую телеграмму: "Юрка жив. Подробности письмом. Хайруллин".
  -Мать сразу после этой телеграммы сразу в обморок упала, отец с оказией прилетел, с их авиационного завода после ремонта самолет в 55-ю ВРАЭ под Воронеж перегоняли, вот он и попросил летчиков крюк сделать! Гад ты Марсик, сейчас придется опять телеграмму давать, комэска с отцом в город отпустил!
  -Ирисок купи, а то те ты все сожрал!- сказал я ему.
  В ответ безмолвие и кукиши на обеих руках.
  Стояла весна. Деревья, еще полупрозрачные, едва покрылись молодой листвой. Скворцы уже носили корм птенцам. Ворковали голуби на крышах, и река несла свои вешние воды меж поросших вербой берегов. Стало тепло.
  На Первомайские праздники наше руководство договорилось с руководителями городского спортивного общества о футбольной встрече. Юные борисоглебцы рвались в бой (как-никак чемпионы района), и в их составе было немало способных футболистов. Но и в нашей команде ребята подобрались достойные, да и физически мы были развиты лучше. Наша школа в полном составе явилась болеть. Стадион полон, забита единственная трибуна, заняты все лавочки на противоположной стороне поля, многие сидят на траве, а некоторые - прямо на беговых дорожках.
  Начинается игра. Мы играем в голубых майках с надписью ВВС на груди. С каждой минутой напряжение нарастает. Зрители поддерживают игроков криками, свистом, скандированием. Десятки глаз неотрывно следят за мячом, и стадион задерживает дыхание, когда кажется, что он вот-вот попадет в ворота. Ну вот, наконец-то, долгожданный гол! Трибуны буквально взрываются от переполняющих эмоций.
  Первый тайм закончился 2:1 в нашу пользу, и оба мяча забил я.
  - Играть быстро, плотно держать нападающих, не позволять им свободно принимать мяч, - напутствовал нас тренер. - Пусть они окажутся в непривычных игровых условиях, а когда начнут ошибаться...
  Раздался свисток судьи, начался второй тайм. Соперники, конечно, не ожидали от нас такого организованного натиска, начали нервничать и сразу же возник из 'тумана' центральный защитник городских, на голову выше меня, крепко сбитый. Бросил угрюмый взгляд из-под лохматых бровей: Я задел его случайно и услышал сердитое: - Ну ты, вояка, поосторожней!
  Внимательно присмотревшись, я узнал нашего старого знакомого, которого мы отправили поплавать.
  Пробегавшего мимо Юрика, я спросил:- Юнкер, вы узнаёте эту куртуазную личность?
  Юрка, на миг остановившись, ласково спросил: - Милейший, что вы на нас смотрите, как поп на комсомольцев? (это он от меня старорежимных словечек набрался) Как ваше здоровье? Ничего не болит, не кашляете?
  И сделав противнику двумя пальцами 'козу', побежал дальше. Тот в бешенстве помахал ему в след кулаком, после этого он практически от меня не отходил ни на шаг. Действовал очень жестко, хотя без грубости. Вид у него был агрессивный, и однажды он зло бросил: 'После игры я с тобой еще встречусь'. - 'Встретимся', - ответил я и только подмигнул ему в ответ, и потрусил в сторону ворот противника. Легкие, худощавые, быстроногие наши фигуры в черных трусах и голубых футболках стремительно неслись по зеленой площадке, тесня, обводя и сбивая с толку городских, которые играли в нежно-алых футболках. И, как всегда бывает, если какая-нибудь команда явно сильнее, зрителям стало казаться, что нежно-алых на поле меньше, чем голубых. Городских во второй половине матча сразу прижали к своей половине поля. Было видно, что они подустали и не выдерживают темпа. Потом видно собрались с силами и, перехватив мяч, организовали ожесточенную контратаку на вражеские ворота. Но и это не помогло. Пара наших защитников отсекла их бека у наших ворот, а я снял мяч с ноги у нападающего, когда тот пытался меня обвести, и по длинной дуге выдал его Юрке на половину поля противника. Мой партнер в одно касание отдал пас на правый фланг и, совершив стремительный рывок, метрах в десяти от ворот получил мяч обратно. Сделав обманный финт влево, он прикрыл мяч корпусом, и чуть довернувшись, правой ногой послал мяч в верхний правый угол. Вражеский голкипер практически среагировал, и в красивом прыжке коснулся мяча руками. Но сильный удар сделал свое дело, мяч чиркнул по пальцам и влетел под перекладину. Вратарь не сумевший отразить мяч, со злости ткнул кулаком в штангу и, вытащив из сетки мяч, пнул его на середину поля.
  Над стадионом гремело: - ВВС! ВВС! ВВС!!!
  Поэтому закономерно что, мы оказались сильнее. Встреча закончилась со счетом 3:1
  Сразу же после первомайских праздников начались плановые занятия. Проводились они поотрядно, в две смены: у одних - до обеда теоретические занятия, а после шести часов - полеты, у других - до полудня полеты, а уж потом теория. В ту довоенную пору этот порядок был обычным и приемлемым.
  А на следующий понедельник с утра началась суматоха.
  - Быстро вытряхивать матрасы! - торопил старшина.
  Вытряхнув наших полосатых друзей и свернув их, мы стали паковаться. Едем в лагеря! Будем жить в палатках на свежем воздухе. Вот здорово!
  Старое ватное одеяло. Куда его? Выбросить? А вдруг пригодится!? Впереди ещё одна зима. Возьму! Будет жарко - подстелю под себя, холодно - на себя. Скатал, увязал, положил.
  А чайник? Мой добрый товарищ по гонкам! У тебя помяты бока, еще бы - скакать по лестницам! Но ты еще дашь нам напиться чаю вволю. Ты будешь стоять в палатке на почетном месте. Как хорошо в жаркий день припасть к горлышку и напиться ледяной родниковой воды. А там, в лагерях, - речка. И родники. Я уже знаю. Спрашивал!
  Дальнейшие полеты будут организованы в лагерях в населенном пункте Танциреи, где разместится наша эскадрилья капитана Погребного с двумя отрядами. Инструкторский состав перегонял самолеты, а мы, курсанты, добрались на автомашинах. Ехали с песнями. По полям, перелескам, лугам. Дорога ровная, совершено без ям. Воздух чистый, пьянящий, пахнет пряными травами. А вот и лагерь. Разместились в казарме барачного типа, разделенной на две половины, в каждой по одному отряду. Летное поле расположено рядом: ровное, огромное, зеленое, с отличными подходами. Здесь же - столовая, спортивная площадка, разные сооружения летнего типа. Неожиданно для всех мы увидели на аэродроме боевые самолеты И-16 и учебные УТИ-4 с надписью на крыльях: 'СССР...' и номер. Мы зачаровано замолкли. Это как несбыточная мечта, которая из сказки вдруг прямо на глазах превращается в быль. И не верилось: неужели мы вот прямо завтра начнем летать? Как говорил Остап Бендер, сбылись мечты .....!
  - Ого! Да это же царские палаты! - войдя в казарму, закричал Юрка, швыряя пилотку на стол. - Чур, я посередине сплю!
  Забот, хлопот - целый день: набивать заново матрасы, размещаться, обкладывать снаружи по периметру дерном палатки дежурной смены, приводить дорожки в порядок, посыпать их песочком. А потом еще надо бы на речку сбегать, посмотреть, послушать, как лягушки квакают, нарвать камыша. Но времени нет, старшина спуску не дает, такое впечатление, что у него шесть пар глаз и много рук, все видит и везде успевает ткнуть пальцем.
   Так натрудились, что спину ломит, и руки горят, а спать все равно неохота: светло же еще, а тут отбой. Старшина тут как тут:
  - Эскадрилья отбой!
  И тут же следом:
  - Рррразговорчики!
  Еле уснули. И, кажется, только глаза закрыли - заиграла труба, закричал дневальный:
  - Подъе-е-ом!.. Вставай!..
  - О блин только уснули...
  - Ребята, а ведь сегодня полеты! Давайте живее!
  И тут все закрутилось. Зарядка, туалет, завтрак - и строем к самолетам. Одеты мы уже по-летному: комбинезон, кожаный шлем с очками, а у кого даже перчатки с крагами. И где только достать сумели?
  И снова аэродром, снова любимое дело, которому отдавалось все. Сроки обучения сжаты и ограничены. Земля подсохла, летное поле стало пригодным к полетам, начались интенсивные полеты в две смены. Теперь все курсанты обучались одновременно: хватало самолетов, горючего, инструкторов. В начальный период формирования учебной эскадрильи по этим причинам не было возможности обучать всех курсантов одновременно, для стимулирования нас к лучшей учебе набор в рулежную группу проводился в зависимости от успеваемости.
  Командир отряда, стоя в отдалении, лицом к самолетам, дает команду:
  - Отря-а-ад! Становись! И мы тут же выстроились возле левого крыла. Инструктор с техником встали возле мотора.
  - Ррравня-а-айсь!.. Смир-рно-о! Товарищи инструкторы, ко мне!
  Инструкторы шагают, сходятся, окружают командира полукругом. Короткий разговор, инструкторы дружно отдают честь, поворот кругом и - к самолетам!
  - Запускать мото-оры!
  Макеев, в кожаном реглане, в застегнутом шлеме, из под которого торчит белокурый чуб, ловко забирается в переднюю кабину, а мы занимаем свои места: кто становится у стабилизатора, кто у крыла, кто помогает технику провернуть винт.
  И по всей линейке - команды:
  - Выключено?
  - Выключено!
  Клац, клац, клац, клац! - техники проворачивают винты.
  - Внимание!
  - Есть внимание! Техник дергает за винт.
  -Конта-акт!
  -Есть контакт!
  - От винта-а-а!
  И - вжи-вжи-вжи-вжи! - летчик крутит ручку пускового магнето.
  Хлоп! Трах! Тр-тр-тр-тр! - стрельнув синим дымком, тут и там запустились, заработали, забасили моторы.
  Ох, сердце нервно бьется в груди! Красота то какая!
  Мотор опробован, инструктор дает команду:
  - Убрать колодки!
  Убираем. Техник залезает в кабину: первый полет - инструкторский. Чуть отрулив, взлетают с предварительного старта. А мы строем идем к центру аэродрома, где уже торчат флажки, лежит посадочное 'Т' и хозяйствует стартовая команда.
  Наш первый учебно-летный день начался.
  В первые же дни приступили к дооборудованию спортивной площадки. Без нее мы не могли обходиться ни дня. Спорт стал нашей жизненной потребностью. Мы устраивали соревнования, выступали со спортивными номерами на вечерах художественной самодеятельности. Участвовали в художественной самодеятельности даже в поселковом клубе. Мне приходилось выступать и в роли конферансье и в роли чтеца-декламатора. Однажды мы с Юркой и другими курсантами так увлеклись репетицией, что опоздали на несколько минут из увольнения. А старшина ' Махно' тут как тут. - Ну, шо, артисты, задерживаемся?- встретил он нас вопросом. - Виноваты, товарищ старшина, не рассчитали. - Не рассчитали? Так, так... Трохи треба попрацовать, напрымер помыти пол в казарме. Ыскусство требуе жертв. - Есть, помыть пол, - ответили мы дружно. Сразу нашли швабры, тряпки, принесли воды. - Ну что, приступим?- сказал я. - Приступим, но что-то скучно,- ответил Марсель и взял свою любимую гармошку. Полилась музыка. Юрка, орудуя тряпкой, запел песню. Ну а я, действуя шваброй, подтянул ему, потом стал читать стихи. И барабанить по пустому ведру. В общем, совместили приятное с полезным - и пол вымыли, и порепетировали. Старшина не удержался, заглянул к нам в казарму. Проверил, как вымыт пол, как расставлены кровати. - Так,- сказал он, уходя,- значит, нам песня строить и жить помогает!
  Вам жить, нам мыть!- не удержался от реплики Юрик.
  В дни полетов, в 4.00 звучала команда ' Подьём', выбегаем из палатки трехкилометровая пробежка вдоль летного поля, затем утренний моцион, бегом в столовую, и в 5.30 , как штык будь готов к полетам
  Полеты закончились, вечером - политзанятия, в выходные- кино, танцы, самодеятельность. Но длилось это недолго, всего несколько недель. Однажды на утреннем построении личному составу школы объявили, что всякие полеты по всей стране запрещены на неопределенное время. Никакого объяснения причины прекращения всех полетов в приказе наркома обороны не давалось, попытки некоторых курсантов после зачтения приказа задать вопрос, чем вызвано запрещение полетов, резко обрывались.
  - Кому не понятен приказ?! - вопрошал комиссар школы Субботин. - Командирам эскадрилий развести личный состав и приступить к теоретическим занятиям. Вольно!
  С этой минуты, где бы ни находились курсанты, разговор постоянно начинался и кончался вопросом: в чем причина запрета полетов по стране? Но ответа никто не дать не мог.
  Прошла неделя. С утра, выйдя из казармы к месту обычного построения, к своему удивлению, заметили, что на плацу группами стоят курсанты в разных местах, о чем-то негромко разговаривая между собой.
  - Почему задержка с построением? - спросил у я у дежурного по эскадрильи.
  - Ждем начальника школы, - ответил тот, одновременно молча протянув мне сегодняшнюю центральную газету от 10 июня 1937 г. Я сначала хотел ее возвратить обратно, не собирался перед построением заниматься чтением газет, но мой товарищ настойчиво совал ее, указывая пальцем на крупный заголовок: "СООБЩЕНИЕ". В нем говорилось, что органами НКВД арестованы Тухачевский М.Н., Якир И.Я., Уборевич И.П., Корк А.И., Путна В.К., Эйдеман Р.П., Фельдман Б.М., Примаков В.М., что следствие по их преступным деяниям, в соответствии с Постановлением ЦИК СССР от 1-го декабря 1934 г., ведет НКВД.
  Я едва успел дочитать Сообщение, как раздалась команда:
  - Становись!
  Командир эскадрильи Погребной, окинув взглядом строй курсантов и убедившись, что все находятся здесь, одеты как подобает, распорядился проводить теоретические занятия под руководством командиров звеньев.
  - Ты читал сегодняшнюю газету?- спросил я Юрку.
  - Еще нет.
  - А о Сообщении знаешь? - при этих словах протянул ему газету.
  - Да, да, дай-ка, до конца не удалось дочитать.
  Юрка схватил газету и быстро пробежал текст. Было видно, что он ошарашен донельзя.
  'Как же это могло случиться, - теребил он меня, - чтобы люди, игравшие не последнюю роль в разгроме белогвардейщины, так много сделавшие для создания Красной Армии, испытанные в боях коммунисты, могли стать врагами народа?' Ведь не может же быть, так как пишут в газетах: 'Как волка ни корми, он все в лес смотрит'. (Этот вывод имел кажущееся основание в том, что М.Н. Тухачевский и некоторые другие лица, вместе с ним арестованные, происходили из состоятельных семей, были офицерами царской армии... 'Очевидно, - говорили тогда многие, строя догадки, - во время поездок за границу в командировки или на лечение они были завербованы иностранными разведками'.)
  - Скажи, Серега, как по-твоему, все это правда?
  - Юр, я не знаю. И никто не скажет, что знает, где она, правда.
  Я встал.
  - Серега, а может быть, их не расстреляют, а? Как ты думаешь? Ведь это лучшие командиры Красной Армии, они ещё в гражданскую полки водили!? - нервно теребя газету, спросил Логинов.
  - Можно было бы питать какую-то надежду, если бы в Сообщении не упоминался закон от первого декабря 1934 года.
  - А о чем он?
  - Этот закон под названием "О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов" введен в действие росчерком пера Калинина после убийства Кирова. По нему дела должны рассматриваться в десятидневный срок, суд проводится без участия прокурора и защиты, обвиняемые не имеют права на кассационное обжалование и ходатайствование о помиловании и, главное, приговор приводится в исполнение немедленно после оглашения. Не хотел тебе рассказывать, у нас в доме под утро так многих забрали после того убийства!
  - Неужели приговор уже могли привести в исполнение - с болью в глазах, спросил друг.
  - Не знаю. И все же не хочется верить, что их уже расстреляли.
  - Ну а как же наш всесоюзный староста мог подписать такой закон, что нельзя ни обжаловать решение, ни просить о помиловании? Я все же думаю, что наш вождь Сталин не допустит расстрела маршала Тухачевского и всех командармов, он же знает их по Гражданской! А его слово решающее.
  - В том-то и дело, что его слово решающее. Он его уже наверняка сказал, это слово, еще до суда...
  - Ты так думаешь...?
  -Юрк, я с одноклассниками говорил, чьих отцов после убийства Кирова забрали. Ты бы видел их состояние, их родители, коммунисты, орденоносцы, те, кем они всегда гордились, а тут! Дядьку ведь тоже тогда пытались зацепить как бывшего царского офицера, но это между нами, я тебе как другу сказал, а то - я провел ладонью по шее.
  Можно ли вообще верить Сообщению? Могли ли маршал Тухачевский, командармы Уборевич, Якир и другие быть врагами власти, за которую сражались в войне, ради которой укрепляли армию? Нет, этого не может быть, неправда. Перед глазами возник плакат: теперь та ежовая рукавица, надетая на руку Ежова, виделась рельефно выступающей наружу из плаката, она даже больше напоминала первобытную палицу с острыми шипами на конце. Может прав Юрка, что товарищ Сталин ничего не знает? Ну, ничего, Ворошилов ведь народный комиссар обороны, он заступится за своих соратников и подчиненных, объяснит Сталину, что они не виноваты, тот скажет Калинину, на президиуме Верховного совета приговор будет изменен, не могут расстрелять таких, всему народу страны известных военачальников.
  Так рассуждая про себя, и у меня вдруг молнией промелькнула мысль.
  "Конечно - думал я, - Наверное, поэтому с ними расправляются Сталин, Ежов и члены политбюро!" И еще раз, вспомнив фамилии подсудимых, повторил про себя: "Именно за национальное происхождение их приговорят к смерти". Я не мог больше остановиться в мыслях об истинной причине их ареста и суда над ними, их восемь человек, и только один из них русский. Проведя аналогию их ареста с другими фактами расправы над различными национальностями СССР, я пришел к твердому убеждению, что причиной ареста являлась их национальность (На заседании Военного трибунала 11-го июня 1937 г. обвиняемый В.Примаков в своем последнем слове сказал: "Я составил себе суждение о социальном лице заговора, то есть, из каких групп состоит наш заговор, руководство, центр заговора. Состав заговора из людей, у которых нет глубоких корней в нашей Советской стране, потому что у каждого из них есть своя вторая родина. У каждого из них персонально есть семья за границей. У Якира - родственники в Бессарабии, у Путны и Уборевича - в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман связан с Прибалтикой не меньше, чем с нашей родиной...")
  Все эти дни все командиры и курсанты, мы втроем жили одним вопросом: что происходит там, в Москве, где судят всем знакомых заслуженных военачальников?
  Для нас раньше они были живыми 'богами' - те, кто именовались героями гражданской войны. Удивительно, что несмотря на наш искренний демократизм, мы никогда не подозревали в героизме рядовых участников гражданской войны. Нет, в героях у нас ходили только военачальники! Конечно, наше восхищение вызывал любой человек, у которого на гимнастерке, френче, толстовке, пиджаке был приколот орден Красного Знамени - очень редкая тогда награда. Но в разряд героев у нас входили люди только от комбрига и выше. (То есть военные, на петлицах которых имелись знаки различия в виде разного количества ромбов. Комбриг носил на своих петлицах по одному ромбу.) Признание нами их божественной сущности было искренним...
  В ожидании сообщений притихли все, весь народ Советского Союза притих: неужели маршала и командармов расстреляют? Не может того быть, чтобы они были виновны в том, что им приписывают! Двенадцатого июня утром нам принесли газету. Вслух я прочитал своим товарищам Сообщение (Назначенный Сталиным членом Суда генерал-полковник Е.Горячев перед открытием заседаний застрелился):
  "Вчера, 11 июня с.г., в зале Верховного Суда СССР специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР в составе ее председательствующего - Председателя Военной Коллеги Верховного Суда Союза ССР Армвоенюриста т.Ульриха В.В. и членов Присутствия Заместителя Народного Комиссара Обороны Алксниса Я.И., Маршала Советского Союза т.Блюхера В.К., Маршала Советского Союза т.Буденного С.М., Начальника Генерального штаба РККА Командарма 1-го ранга т.Шапошникова Б.М., Командующего войсками Белорусского Военного округа т.Белова И.П., Командующего войсками Ленинградского Военного округа Командарма 2-го ранга т.Дыбенко П.Е., Командующего войсками Сев. Кавказ. округа Командарма 2-го ранга т.Каширина Н.Д.... в закрытом судебном заседании рассмотрело в порядке установленном законом от 1-го декабря 1934 г., дело Тухачевского M.H., Якира И.Э., Уборевича И.П., Корка А.И., Путны В.К., Эйдермана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М...."(Спустя несколько месяцев члены суда Блюхер, Алкснис, Белов, Дыбенко были переданы суду как враги народа и расстреляны)
  Прошло 10 дней, полеты не возобновились, мы занимались теорией, строевой подготовкой и уборкой территории.
  Центральная пресса, в первую очередь 'Правда', была буквально заполнена материалами с мест 'единодушного' осуждения трудящимися массами и воинами Красной Армии 'подлых заговорщиков, наймитов и изменников'. О направленности и содержании многочисленных и многотысячных митингов и собраний говорят сами за себя заголовки этих статей и заметок, а также призывы, открывающие первые страницы газет. Вот только некоторые из них: 'Всегда будем помнить о капиталистическом окружении!', 'Наше красноармейское слово - уничтожить шпионскую гадину', 'Единственно справедливый приговор', 'И впредь будем уничтожать изменников!', 'Подлая банда шпионов получила по заслугам', 'Изменники Родины будут стерты с лица земли!', 'Раздавить гадов!', 'Проклятье презренному фашистскому отребью', 'Собакам - собачья смерть!', 'Никакой пощады изменникам Родины!', 'Карающий меч пролетарской диктатуры не заржавел', 'Пусть трепещут все шпионы и диверсанты', 'Требования народа единодушны - предателей расстрелять'...
  После обеда весь личный состав школы собрали в клубе. Комиссар школы, выйдя к трибуне, зачитал приказ:- "Об освобождении от ответственности военнослужащих, участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем ими совершенном и о своих сообщниках.
  Приказ ? 082 от 21 июня 1937 г. В ряде военных округов имели место явки с повинной лиц командного, начальствующего и красноармейского состава, замешанных в деятельности контрреволюционных фашистских и вредительских организаций или знавших об их существовании, но не сообщивших об этом органам Советской власти.
  Рассмотрев эти случаи чистосердечного раскаяния в своей преступной деятельности и добровольного, полного и всестороннего сообщения о ней командованию и органам Народного комиссариата внутренних дел, а также полностью назвавших всех своих сообщников и лиц, о преступной деятельности которых им было известно,
  
  ПРИКАЗЫВАЕМ:
  
  1. Командирам, начальникам, военным комиссарам, военным прокурорам и особым отделам ГУГБ НКВД СССР военнослужащих, участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях и без утайки рассказавших обо всем, как ими совершенном, так и назвавших всех своих сообщников и единомышленников, задержанию и аресту не подвергать и против них уголовного преследования не возбуждать.
  Соответствующее распоряжение всем органам прокуратуры одновременно с этим дается прокурором СССР т.Вышинским.
  2. Военным советам округов (армий, флотов) немедленно доносить народному комиссару обороны СССР обо всех случаях добровольной явки с повинной раскаявшихся преступников, виновных в участии в контрреволюционных заговорах против Советского правительства и назвавших всех своих единомышленников и соучастников, а также лиц, им известных, как враги народа.
  Одновременно представлять свои соображения как о возможности в каждом отдельном случае оставления раскаявшегося и прощеного преступника в рядах РККА, так и о дальнейшем его служебном использовании в армии.
  Настоящий приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, кораблях, складах, штабах, управлениях и учреждениях Рабоче-Крестьянской Красной Армии,
  Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза К.Ворошилов. Народный комиссар внутренних дел СССР генеральный комиссар государственной безопасности Н.Ежов' ("Казнь Тухачевского и опубликованный приказ по армии наркома обороны Ворошилова, фактически призывавший к доносительству, вызвали лавину, от которой нельзя было найти защиту. Любой наказанный красноармеец, любой недовольный подчиненный мог свести счеты с неугодным командиром, донеся на него. И каждый, кого осуждали, тянул своих близких, знакомых за собой, навстречу тяжелой судьбе... В течение года командирский корпус Красной Армии сократился наполовину, а его верхушка была ликвидирована почти полностью".)
  Всем ясен приказ? - спросил комиссар, взглянув на сидящих в зале.
  Царило молчание.
  -Командирам эскадрилий развести личный состав по подразделениям, списки с подписями об ознакомлении сдать в политотдел!
   В Красной комнате капитан Погребной, отдал команду:
  - По звеньям, по алфавиту подходим к столу и расписываемся под приказом.
  - А если я контрреволюционной деятельностью не занимаюсь, мне тоже расписываться? - спросил Логинов.
  - Расписываться всем, - приказал комэска.
  В это время в дальнем углу послышалось:
  - На дураков рассчитывают оба наркома, так и побежали виновные каяться, да их тут же арестуют.
  - Прекратить разговоры, приказы не обсуждаются, - сказал Погребной.- Неприятностей хотите?
  (Система политических донесений и политсводок, хорошо налаженная в политорганах и партийных организациях РККА в 30-е годы, позволяет представить достаточно полную картину морально-психологического климата в частях, учреждениях и военно-учебных заведениях Красной Армии. В политсводке, подписанной секретарем партбюро Управления военно-учебных заведений РККА Грановским это ясно показано. Вскоре после самоубийства Я.Б. Гамарника, суда над группой Тухачевского и ее расстрела Грановский сообщал в Политуправление РККА:
  'События последних дней всколыхнули всю общественность УВУЗа. Каждый член нашего коллектива выражал свое негодование по адресу бандитов-изменников Родины и полное удовлетворение приговором над шайкой предателей.
  Из настроений особо отмечается трещина, надрыв в части доверия к т. Славину (начальнику УВУЗа, армейскому комиссару 2-го ранга.) Такое недоверие является естественным результатом тех взаимоотношений, которые имели место между т. Славиным и врагом народа Гамарником.
  ...Отдельные т.т. (товарищи..), в частности т. Семашко, выражает свое убеждение в том, что т. Славин чист, т.е. непричастен к происходящим событиям. Беспартийные т.т. не высказываются, хотя известно, что и они в курсе того, что т. Славин был в близких отношениях с изменником Гамарником... В основном весь коллектив вполне правильно реагирует на прошедшие события и дает им правильную, большевистскую оценку')
  С этого дня полеты по всей территории СССР были возобновлены
  Наша жизнь и учеба стали настолько напряженной, что не было ни одной свободной минуты. Полеты, теоретические и строевые занятия, уборка лагеря. И даже в воскресные дни выходили с лопатами на аэродром - выравнивать летное поле. Но мы втянулись в этот режим и считали , что по другому и быть не может!
  Мне показалось, что я только заснул, как вдруг меня стал трясти как, будто я попал в болтанку в воздухе:
  - Вставай, лежебока! А то все полеты проспишь!
  Не открывая глаз, я нащупал рукой подушку, и запустил её вслепую, на голос. Но она тотчас прилетела обратно и окончательно меня разбудила, и Марсель в полголоса сказал:
  - Серега, кончай придуриваться! Давай вставай! Забыл, ты же в стартовой команде!?
  Я откинул одеяло и, поднявшись, сел, спустив с койки ноги.
  -Ну, чего горланишь? Ещё темно совсем...
  - Темно! Ты из палатки-то вылезь - толкая меня в плечо, сказал Марсель. - 'Темно'! На, умойся, бужу тебя уже полчаса!
  Я вскочил и стал судорожно надевать обмундирование. Высунув голову из палатки, заметил, что действительно рассвело, и нужно было поторопиться. Убедившись, что я встал, Марсель юркнул на свое место и сразу практически отрубился.
  Застелив свою койку, подпоясал комбинезон, снял с вешалки шлем с очками и вышел из палатки, в которой, уже похрапывал мой друг.
  Завтракать было некогда. Зевая и тря глаза, я стоял у обочины дороги, дожидаясь товарищей.
  Солнце постепенно вылезало из за горизонта, осветляя кроны деревьев. Над речкой плыл туман, где-то под ним слышалось, как плескалась рыба. Было видно, как на аэродроме, как на негативе проявляются выстроенные в ряд учебные самолеты. Лагерь спал, белея палатками.
   Четверо курсантов, тарахтя колесами, подвезли тележку со стартовым оборудованием.
  - Полный комплект? - спросил я и, не дожидаясь ответа, взялся за ручку. - Вперед!
  Шли по дороге, тихонько болтая между собой, резиновые шины тележки оставляли за нами ровный след.
  И когда солнце практически показалось из за деревьев, над лагерем раздался звук горна. Было слышно, как невидимый горнист самозабвенно выводит утреннюю 'зарю'.
  - Це тоби не до-ома, це тоби не до-ома! Вста-вай! Вста-вай! - подражая старшине, пропел я и закричал во все горло : - Встава-ай!
  И в лагере тоже, перекрикивая мелодию горна, во всех концах палаточного городка слышались голоса дневальных:
  - Подъе-о-ом!.. Встава-ай!..
   Лагерь проснулся, начался рабочий день.
  Показав место, где нужно выкладывать посадочный знак, я взял флажок, полотнище ограничителя и зашагал, отмеряя расстояние. Отмерив, остановился, чтобы посмотреть. Все так, как и сказал командир. Ничего не изменилось, то же самое место, что и вчера и месяц назад. От многочисленных посадок и взлетов по всему летному полю были видны проплешины. От металлических пяток хвостовых костылей, вдоль летного поля шли небольшие бороздки взрыхленной земли. Трава в этих местах пожухла и практически не росла. Неприглядная картина! Но это место самое удобное. В других местах аэродрома хуже: встречаются колдобины. Самолеты там при посадке подпрыгивают, как козлы. Только знай смотри в оба!
  Выложив ограничитель, я пошел назад, чтобы свизировать прямую линию, и вдруг увидел: в перекрестке трех бороздок сидят, качая желторотыми головками, три голых птенчика.
  Я остановился.
  Птенчики были малюсенькие. Они сидели в выбоине, среди еще не просохших скорлупок, видимо недавно вылупились. Птенчики пищали и тыкались друг в друга.
  'А мать то их где? - подумалось мне. - Замерзнут же совсем, хотя и лето!'.
  Взади в спину ткнулся Юрка.
  - Ты что?
  - Да вот, погляди, - ответил я. Выглянувший из-за плеча Юрка взглянул и пробормотал он. - Смотри-ка, птенчики! - Вроде жаворонки! - Он нагнулся, присел на корточки, и поводил пальцем над гнездом. - Это что же такое, а? Высиживала и не боялась? Их же в всмятку могли раскатать, целый день же полеты идут. Вон смотри - свежий след. Вчера только. А вон еще! И еще! Знаешь что?..
  Юрка медленно сбил на затылок шлем, почесал пятернёй лоб.
  - Да, точно! - сказал я. - Мы передвинем немного старт. А здесь воткнем флажок, чтобы знать.
  И старт был передвинут на новое место.
   От стоянок, стали выруливать на старт самолеты. Взлетев, постепенно набирая высоту, расползлись по небу в разные стороны, выполнять учебные полеты. Пришли курсанты в строю.
  -Хлопцы! - стали кричать они. - Вы, куда старт положили? Вот будет вам сейчас от РП на орехи!
  Приземлился Орлов, вылез из самолета, постоял, недоуменно оглядел окрестности и зашагал к стартовым знакам.
  -Старшину стартовой команды с помощником ко мне! - послышался его гневный голос.
  Мы с Юркой переглянулись.
  - Сейчас влепит трое суток, - сказал я. - Айда!
  И мы потрусили в сторону старта: - Вы что, не выспались сегодня? - рассерженно спросил командир.
  Мы потупились.
  - Я вас спрашиваю!
  - Т-товарищ командир, - показывая рукой в сторону флажка, сказал Юрка - там... птенчики!
  - Какие еще птенчики?! - недоуменно спросил командир.
  - Ж-жаворонки, - молвил Юрка.
  - Где жаворонки? - уже тише сказал командир. - Что вы мне чепуху мелете! Там место живого нет, вся трава повыбита?
  - Да, на выбитом!
   Командир заинтересовано сказал:
  - А ну, пойдем!
  Мы не шли, а низенько парили над землей.
  Вот и флажок. Почти из-под ног выпорхнула и села невдалеке птичка с хохолком.
  Командир подошел, посмотрел. Брови его изумленно изогнулись, его дрогнули, и губы расплылись в улыбке.
  - Вот неразумная! - проговорил Орлов. - Нашла где гнездо свить.
  - Хотя нет, пожалуй, это мудрость, - подумав, тихо сказал командир. - Мудрость и мужество, и материнская любовь. В поле выводки гибнут от хищных животных. Здесь же их нет. Здесь - люди... Ну ладно, - добавил он и, повернувшись, зашагал прочь. - Пускай старт остаётся здесь. И флажок пускай остается, пока они не вырастут!
  
  Самолеты И-16 все еще считались у нас лучшими истребителями, и мечтой каждого летчика было овладеть этой сложной в технике пилотирования машиной. Особенно неподатливым был И-16 на взлете и посадке, думается, сложнее самолетов всех последующих поколений.
  Эти особенности самолета мы хорошо знали, поэтому очень тщательно готовились. Но прежде чем начать полеты, курсанты должны были отработать рулежку. Для этой цели были подготовлены устаревшие, отслужившие сроки, еще со старыми моторами, самолеты И-16, да и у тех обшивку на крыльях сняли, чтобы на разбеге они не смогли взлететь. И вот мы с увлечением рулим и 'взлетаем' без взлета. Поначалу почти каждый, начав разбег в одну сторону, заканчивал его в обратную.
  После двух десятков вывозных полетов инструктор представил меня командиру звена на контрольную проверку, в свою очередь, это означало, что приближается час самостоятельного вылета на одноместном истребителе.
  В других летных группах уже были отдельные счастливчики, главным образом из бывшего инструкторского состава аэроклубов, которые совершили самостоятельные полеты на боевых самолетах. Выпуск каждого курсанта в самостоятельный полет, особенно в первоначальный период, отмечался каким-то невиданным торжеством в группе и в звене в целом - царило приподнятое настроение, ожидания и надежды, поздравления и много разговоров вокруг этого события. Это было приятно для курсантов, но не менее радовало и инструктора. Если на полеты выводился истребитель И-16, мы знали, что готовятся самостоятельные полеты курсантов. Обычно при самостоятельных вылетах курсантов создавали условия - уменьшали интенсивность полетов, сокращая выпуск самолетов в воздух, чтобы уменьшить вероятность помех. Так было и на сей раз. Однажды после контрольного полета с командиром отряда и недолгого разбора, от моего инструктора прозвучала фраза 'Ну что, Красильников, сам - то полетишь?' и после невразумительного, ошалевшего от счастья ответа 'Да, так точно... конечно', добавляет:- Командир отряда дал тебе добро на самостоятельный вылет. Садись в одноместную машину и выполни обычный полет по кругу. Ничего изобретать не надо и, чудить тоже не нужно, больше внимания взлету и посадке. И смотри там, поаккуратнее, после выпуска шасси за скоростью следи...
  Приятно сидеть одному в самолете, сознавать, что тебе доверяют, и это доверие нужно оправдать. Выруливаю на линию старта, осматриваю взлетную полосу, как учили, прошу разрешения на взлет. Инструктор внимательно наблюдает за моими действиями. Сектором газа увеличиваю обороты. Самолет пошел на взлет, удерживаю прямую. Толчки прекратились, самолет отделился от земли - я в воздухе, набираю высоту. Разворот один, второй. Сделав два круга над аэродромом, хорошо осмотрелся и, прочувствовав машину, захожу на посадку. Приземлил машину на три точки и без 'козлов', как говорили, 'притер'. Инструктор без дополнительных замечаний разрешает повторный взлет, после которого мне было разрешено сделать еще два полета. Поздравления, поздравления. Пришел и ко мне большой праздник успеха, радости за себя, за инструктора, за то, что не подвел его. После этого выполнили самостоятельные полеты и остальные учлеты, и в скором времени наша летная группа полностью летала на боевых истребителях.
  Прекрасный, памятный самолет... Маневренный и юркий - на нем любую пилотажную фигуру выполнишь в несколько секунд, - он четко и быстро переходил из одной фигуры в другую. На такой машине можно, как говорится, отвести душу. А полет в зону для меня был всегда радостью, огромным удовольствием. Правда, выдерживать направление на разбеге для взлета и при пробеге после посадки было довольно трудно. Незначительная невнимательность или небрежность могла обернуться неприятностью - поломкой. При ошибке на пилотаже в зоне самолет легко срывался в перевернутый штопор. И наконец, с лыжами вместо колес мог переходить в отрицательное пикирование, из которого выводить машину было очень трудно. Все эти капризы не пугали нас, а приучали к собранности, вниманию, что очень скоро пригодилось в воздушных схватках с врагом.
  (В стране Советов, истребитель И-16 являлся одним из наиболее любимых и известных самолетов.
  Его силуэт легко угадывался на плакатах, изображающих вождей могучего государства. Стаи этих маленьких самолетиков наполняли детские книги, в кинофильмах предвоенной поры И-16 крутили немыслимые фигуры высшего пилотажа. По своему внешнему виду и летным качествам И-16 резко выделялся среди советских и иностранных истребителей начала 30-х годов. По сути, он явился первым скоростным истребителем - монопланом новой генерации. Непривычно обрубленный спереди фюзеляж, плавно сопряженный мощными зализами с широкими крыльями, массивное оперение, убирающееся шасси, придавали И-16 неповторимый облик фантастического лобастого насекомого. Задняя центровка (более 30 %) делала самолет неустойчивым в полете, что считалось тогда вполне нормальным и даже желаемым для увеличения маневренности. Хотя достигнутый результат и доставлял впоследствии много хлопот при подготовке летчиков, он же сыграл и свою положительную роль. Пилоты, хорошо освоившие И-16, обладали, как правило, утонченной техникой пилотирования и без труда осваивали другие машины. Летчики называли ею 'ишачком', любили его и ругали, как любят и ругают привычный предмет, приносящий не только радость, но и огорчения. Когда пришла Большая война, встал И-16 как стойкий бульдог на защиту своего дома. Он и погиб в той войне... История И-16)
  
  18 августа 1937 г. был объявлен днем смотра авиационных сил Советского Союза (в последствии он стал праздноваться как день авиации). Старший лейтенант Орлов был откомандирован в Москву для участия в авиационном празднике. После приезда он поделился своими впечатлениями об этом мероприятии. Со слов Орлова на празднике впервые была показана ' собачья свалка'. Так называли одновременный воздушный бой большого количества истребителей. Над аэродромом находилась в воздухе сотня самолетов, сражение происходило на всех высотах от земли до максимального потолка, где можно летать без кислородной маски. Сам бой представлял собой фантастический пчелиный рой, который вился над аэродромом. Над летным полем ревели десятки моторов, небо рассекали белые полосы срывавшегося с кончиков крыльев воздуха, треск пулеметов - эта феерическая картина радовала глаз и душу настоящего военного летчика. Юркие И-16 и маневренные И-15 сплелись между собой в громадный клубок. Виражи, петли, бой на вертикалях, бой на горизонталях, лучшие советские летчики! Начальник ВВС Алкснис остался доволен, все прошло без сучка, без задоринки, учитывая огромное количество самолетов в воздухе и, не одной аварии!
  Полеты не сильно утомляли. Наряды и уборка территории тем более. Долго ли мусор на территории убрать? О спиртном никто не помышлял, серьезно нарушить дисциплину не предоставлялось возможным, поэтому между курсантами и командирами всех степеней установилось молчаливое соглашение. Цивилизация осталась в городе. Началась жизнь в двух параллельных направлениях. Видимая для командиров и не видимая. Естественно, до первого серьезного нарушения. Распорядок дня и занятий выполнялся относительно-неукоснительно. Но нам было предоставлено больше свободного времени. К простым радостям можно отнести следующее. Можно было удрать незаметно на речку искупаться. Наши командиры, конечно, знали или догадывались, но относились к этому с пониманием. И все-же, чтобы не создавать лишней напряженности, поступали следующим образом. В стороне от 'официальной' купальни соорудили трамплин. Купались голышом. Короткие волосы сохли быстро, а трусы сухие. Можно было смело появиться на любом внезапном построении. Особо шустрые умудрялись выскочить за ограждение в ближайший населенный пункт. Там тетки всегда угощали отменным белым хлебом и молоком. Можно было, с разрешения командира звена, уйти собирать чернику и заодно грибы. Грибы это отдельная тема. Собрать грибы в течение дня можно было десятком способов, главное определить места сбора. Вечером, на берегу реки горело не меньше десятка костров. Жарили в котелках грибы с картошкой. Масло для жарки экономили с завтрака и ужина. А картошку откровенно таскали на кухне. Умывались мы на речке, а в баню нас водили в Танциреи. Идет строй курсантов, а для местных это как у дедушки Крылова: "по улицам слона водили...". Для них мало того, что это уже само по себе событие, так еще можно и "гавкнуть" безнаказанно. Естественно местные моськи не преминули воспользоваться случаем. Стали задираться. Драки, наверное, только недавно перестали быть в Танциреи главным развлечением. А под присмотром старшины из строя особо не выскочишь. Вот горячие головы и порывались разборку учинить после бани. Сорвались потом, пытались кого-то найти. Местных , на их счастье, не обнаружили. Лето пролетело быстро. Наступившие дожди и холод прогоняли нас на зимние квартиры. Мы прощались с лагерем, с тихой речкой, на берегу которой своими руками поставили и широкий дощатый помост с пружинящим трамплином и лесенками. Здесь мы купались в знойные летние дни, ловили на удочку окуней и собирались поглазеть на Марселя, любителя нырять головой вниз с десятиметровой высоты. Здорово у него получалось!
  Прошло лето. Стало холодать. Наступил последний день в лагере, загрузив все имущество в машины, мы решили сходить последний раз на речку. Ну, а осенью какое же купание? Пришли, только, посмотрели, Марсель потрогал рукой воду, поцокал языком. Потом ещё раз, взглянув на воду, он задрожал, будто от озноба, даже зубами застучал:
  - В-в-в!.. А с-с-ег-г-годня в-в-вроде бы т-т-тепп-лее и в-в-в ш-шинелях м-ммож-жно к-купаться...
  И так это у него натурально получилось, что мы все покатились со смеху. Бросили по копеечке в воду, чтобы вернуться. Повернувшись, пошли обратно. Вдруг Юрка отделяется от нас и семенит к отводному каналу на краю поля.
  -Ты куда? - спрашиваю я его.
  -Да я быстро по маленькому, а то боюсь, не дотерплю!- слышу за спиной его голос, и спустя некоторое время: - А-А-А-А! БУЛЬК!
   Земля рыхлая - край обвалился, и Юрка свалился в воду. Немного поплавав, выбрался и пошел сохнуть. После этого на построении старшина, глядя на взъерошенного, полумокрого Юрку сказал: - Тут у нас один курсант пишел поссать и чуть не потоп! Так вот, чтобы такого бильше не было, гутарю - ХТО НЕ УМЕЕТ МЕТКО ССАТЬ - ССЫТЕ НА ПОЛЕ!
  Попрощались с лагерем до будущего года, и вернулись жить в свою казарму на центральном аэродроме. Нас много, и все мы - одно целое, потому что живем одними страстями, одними интересами. Мы рвемся в небо, оперяемся, обрастая опытом и знаниями, и крылья наши обретают силу.
  Дни учебы тянулись однообразно: лекции, семинары, зачеты, экзамены... Вечерами курсанты писали письма родным и близким, но ни о чем конкретно не упоминали, боясь раскрыть военную тайну. Нам же отвечали пространно, безо всяких намеков: девушки восторгались нашими подвигами (многие ребята, еще особо не летая, сочиняли, были о баталиях в небе). Любимым предметом у многих была 'Аэронавигация'. Тут как-то получалось интересно. Преподаватель из летнабов, побывавший в серьезной аварии, с обгоревшим лицом и кистями рук, примет доклад у дежурного по классу, подойдет к столу, обопрется об него кулаками, подумает, потом нарисует пальцем невидимую окружность и скажет: - Земля - это есть классический эллипсоид!..
  Значит, он немножко 'подшофе' после вчерашнего, и мы можем позволить себе некоторые вольности. Мы берем полетные карты и, разложив их на столах, прокладываем себе сложные маршруты: измеряем курсы, вносим поправки на боковой ветер, на магнитное отклонение, исчисляем необходимую норму топлива и намечаем, места необходимой посадки для дозаправки. Преподаватель с довольным лицом ходил меж столов, поглядывал и, не скупясь, ставил нам хорошие оценки. Это было замечательное время! В самом деле, обыкновенный человек привык ходить только по земле. А для летчика-истребителя возможность передвижения в пространстве во много раз увеличивается, и к этому надо привыкнуть. Меняется положение тела в пространстве, способ движения, одни лишь ориентиры остаются прежними. А ориентиры эти - все та же плоскость земли, и только точка наблюдения выносится за привычные пределы координат. Этого, однако, достаточно, чтобы рельеф земли изменился до неузнаваемости если смотреть сверху, и аксиома о том, что Волга впадает в Каспийское море, уже не казалась бесспорной истиной.
  Два раза в месяц, по понедельникам, в эскадрилье проводились политзанятия в вечернее время. Занятия поручалось проводить поочередно командирам звеньев. Периодически на них появлялся инструктор политотдела бригады Зайцов. Сегодня ему не понравились методы проведения занятия старшим лейтенантом Орловым.
  - Товарищи курсанты, я послушал, как у вас проходят занятия, и одобрить метод их проведения не могу. Я не вижу целенаправленности, идеологической выдержанности, точности формулировок. Это недопустимый промах вашего руководителя, так в дальнейшем проводить занятия нельзя. И второе: кто позволил проводить занятия без записей слушателями содержания лекции? Я не вижу ни одного слушателя, который бы написал хотя бы одну единственную строчку в своей тетради. Я прекращу это безобразие раз и навсегда. Прошу приготовить тетради, взять карандаши, и записывать то, о чем я буду говорить.
  Курсанты вяло зашевелились, раскрыли тетради, приготовили карандаши. Инструктор вынул из полевой сумки листы белой бумаги с напечатанным текстом, и продолжал:
  - При освещении событий, как в международной жизни, так и внутри страны, ни в коем случае нельзя обходить значение роли, какую играл, играет и будет играть в этом наш Великий Продолжатель дела Ленина, дорогой товарищ Иосиф Виссарионович Сталин. А сегодня здесь я что-то не слышал упоминания о нем, будто все события могут происходить без участия товарища Сталина. Рекомендую всем прочитать очень содержательную книгу Лаврентия Павловича Берии "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье" (Впоследствии выяснилось, что автором содержания книги был совсем другой человек), она дает наглядное представление об образе Вождя нашего, приближавшего нашу счастливую жизнь в те далекие времена.
  Зайцов подошел к сидящему в переднем ряду Хайруллину, заглянул в его тетрадь, подчеркнул красным карандашом несколько строк, а затем, обращаясь ко всем слушателям, сказал:
  - Обращаю ваше внимание на то, что слова "Вождь", "Великий Учитель" пишутся с большой буквы, этого требует уважение к товарищу Сталину.
  - Но в грамматике русского языка об этом ничего не сказано, - вопросительно сказал Логинов.
  - Грамматика теперешняя будет пересмотрена в соответствии с современными реалиями, а та, по которой вы учились, в настоящий момент социально чужда.
  Заглядывая снова в свои записи, Зайцев продолжал:
  - Товарищ Сталин - Гениальный Вождь и Учитель партии, Великий Стратег мировой революции. Работа его исключительно многогранна, его энергия поистине неисчерпаема. Он занимается вопросами теории марксизма, руководит коммунистическим Интернационалом, благоустройством советских городов, освоением северного морского пути, осушением болот Колхиды, определяет развитие советской литературы и искусства.
  - Проще сказать: и швец, и жнец, и на дуде игрец, - измученный трескотней Зайцова, раздраженно шепнул мне на ухо Юрка.
  - Вам что-то не понятно, товарищ Логинов? - повернулся к нему Зайцов.
  - Нет, мне все ясно.
  - При личном участии Сталина, - продолжал Зайцов, - написан "Краткий курс ВКП (б)", а четвертая глава полностью принадлежит его перу. А кому не известно, что наш многонациональный народ назвал нашего любимого Иосифа Виссарионовича "Лучшим Другом учителей", "Лучшим Другом спортсменов", "Лучшим Другом летчиков", то есть нас с вами?
  -Товарищ Сталин - лучший друг выдающегося летчика Зайцова! - пробурчал Юрка.
  -Помолчи, а то доиграешься!- пихнул я его в бок.
  - Особенно надо отметить невиданно великую гуманность Отца народов товарища Сталина, защитника каждого гражданина нашей родины. Его слова: "Сын за отца не ответчик" - явились еще одним доказательством его заботы о каждом человеке Страны Советов. Все успевают за мной записывать?
  - Успеваем, - за всех ответил с заднего ряда Логинов, - а про себя снова буркнул: "Мели, Емеля, твоя неделя".
  - Тогда продолжим. Сталин, вместе со своими ближайшими соратниками Молотовым, Ворошиловым, Кагановичем, во главе партии большевиков талантливо руководит нашим государством. Сталин - мудр, он смотрит вдаль на десятилетия. Сталин - это Ленин сегодня.
  -Угу, а Ленин- это Сталин вчера - снова шепотом съязвила эта 'контра'.
  Повернувшись в сторону Орлова, Зайцов сказал:
  - Вот как должна выглядеть вступительная часть ваших лекций по внешним и внутренним вопросам. Конечно, вы еще малоопытный лектор, и это служит оправданием допущенных вами ошибок. Нам, инструкторам политотдела, проще, это наш хлеб, мы на этом, так сказать, собаку съели.
  -Так вот куда Бобик от столовой делся! А вроде они там на корейцев все не похожи!?- опять прокомментировал мой неугомонный друг.
  Я ткнул его в бок:- Доиграешься, дурак!
  Зайцов громко засмеялся, ожидая поддержки аудитории, но слушатели глухо молчали, делая вид, что доканчивают записи в тетрадях.
  - Есть у кого-нибудь вопросы ко мне?
  - У меня есть, - поднялся Юрка, - вы привели слова Сталина, что сын за отца не отвечает. А отец за сына отвечает?
  Зайцов некоторое время раздумывал.
  - Я затрудняюсь вам ответить сейчас, я узнаю и на следующем занятии обязательно дам ответ. Впрочем, вы, товарищ Логинов, можете зайти сами в политотдел, даже прямо к комиссару школы, Алексей Васильевич охотно вам разъяснит, все вы знаете о его внимательном и чутком отношении к каждому, кто к нему обращается по любому вопросу, а тем более по политическому. Есть еще вопросы ко мне?
  - Нет, - ответило несколько человек хором.
  - Ну, тогда вот что - Он вынул из полевой сумки какие-то обложки, протянул их мне: Раздайте всем по одной, а с каждой тетради снимите обложки и передайте мне.
  Я вопросительно взглянул на него.
  - Вам непонятно?
  - Смысла не вижу, у нас и так обложки практически новые.
  - Не считаю нужным объяснять приказ. Выполняйте! - курсанты протестующе заговорили:
  - И кому это нужно? Что за ерунда?
  - Вы где находитесь, товарищи курсанты, на базаре или в армии? Немедленно выполняйте приказ.
  Я собрал все обложки от тетрадей у слушателей и передал их Зайцову, взамен каждому дал обложки из толстой чистой бумаги. Зайцов пересчитал количество присутствующих, затем - количество снятых обложек, положил их в сумку и ушел.
  - Что бы это значило, ребята? - спросил Хайруллин, когда дверь за политработником закрылась.
  - Да, интересно, зачем ему понадобились обложки от тетрадей, - вопросительно спросил я.
  С заднего ряда раздался голос Логинова:
  - Пока Зайцев разглагольствовал со своими заглавными буквами, я разглядывал рисунок "Трех богатырей" на обложке, и знаете, что обнаружил? Антисоветский лозунг.
  - Ты что, слепой? На обложке никакого текста нет, - сказал Марсель.
  - А вот есть. У кого еще осталась старая тетрадь?
  Кто-то подал исписанную тетрадь.
  - Видите на первой странице рисунок с травой под ногами лошадей? Приглядитесь внимательно, и увидите.
  Все с любопытством стали приглядываться к рисунку на обложке. Приглядевшись к торчащим стеблям травы, они прочли: "Да здравствует товарищ Троцкий!" Ничего не говоря, все стали расходиться, хозяин тетради быстро стал рвать обложку.
  Я сказал:- Лучше её сжечь от греха подальше!
  Выйдя на улицу, в курилку я дернул Юрку за ремень к себе:- Балаболка чертова, оппортунист хренов, ты чего несешь!? Да тебя за такие слова в адрес товарища Сталина, если кто услышит, знаешь....!?
  Юрка, щелкнув меня по носу, сказал:- Серега, я ведь только тебе, как своему, ведь этот глашатай революции даже сам не слышит, какую белиберду несет!
  -А что за вопросы идиотские ты ему задавал, ты что, уже туда собрался? За твои разговорчики тебя наш особист живо прижучит!- постучав согнутым пальцем ему по лбу, ответил я.
  -Не хотелось бы, но в нынешние времена всё возможно!- и, насвистывая, свою любимую ' вихри враждебные веют над нами', пошел в казарму.
  Мы стали чаше ходить в караулы по охране объектов в училище. Как-то в конце октября заступили на охрану центрального аэродрома, из нас, командиров отделений, сделали отдельный пост по охране ангаров с техникой. Первую смену, с вечера, я отстоял без происшествий. Но в следующую смену уже глубокой ночью начался снегопад. Завывал ветер. Было зябко. В свете ламп хлопья снега казались крупными комками ваты, падающей невесть откуда. Мысль все время возвращала меня почему-то к недавнему разводу караулов. Навязчиво повторялось строгое предупреждение: бдительность и еще раз бдительность. Стало очень жутко стоять на посту, студеный ветер пронизывает насквозь, и страшно, где - то веточка хрустнет или снег упадет с крыши, а кажется, что крадется враг и хочет поджечь ангар. Внушили нам шпиономанию. Настороженно выхаживал я по обозначенному маршруту, то и дело останавливался, прислушивался. Вдруг, когда луна в очередной раз выглянула из-за туч, мне показалось, что на пост кто-то ползет. Из-за порывов ветра ничего не было слышно, да и не видно из-за летящей крупы - ' А условия как раз на руку разным там диверсантам!" - думал я с тревогой, пристально всматриваясь и вслушиваясь в густую темень. Но видел я лишь белые хлопья снега, слышал только завывание ветра. По моим подсчетам прошло уже около часа, как я заступил на пост. Значит, осталось еще столько. Постоял немного под "грибком" - и снова зашагал вдоль стены. Ветер по-прежнему рвал полы шинели, бросал в лицо холодные и мокрые комья снега. Узкая полоса света обрамляла по периметру ангар. А дальше - черная стена, кромешная темнота. Дошел до угла. Теперь - кругом, и в обратный путь. Когда снова выглянула луна, я опять заметил какое-то движение.
  Проделал все известные тактические приемы: лег, присел, пополз в сторону врага. Начал сковывать страх: а вдруг он не один? Вдруг целая группа шпионов? И вот тут что-то треснуло сзади. Энергичный разворот - штык наперевес.
  - Стой! Кто идет?
  Опять отсвет луны. Взгляд назад, и - о ужас! - совсем-совсем уже близко ползло на меня что-то темное... Спрятался за угол, крепко держа винтовку.
   Враг рядом! Выстрелил в темноту. Вспыхнула молния. Выстрелил вторично... Когда же подойдут из караула?! Казалось, что вокруг меня все ползут и ползут, но почему-то никто не нападал.
  "А что за углом? Ну-ка, выгляни, посмотри! - заговорило во мне желание. - Вдруг что-то подозрительное?.."
  Выглянул. И в тот же миг получил удар по голове. Как стоял - так и присел. Шея стала мокрой, что-то потекло за спину. "Наверное, кровь!" - подумал я и мгновенно нажал спусковой крючок. Прогремел очередной выстрел - предупреждение о нападении на часового. Теперь - бороться! Я приподнялся и стал искать глазами диверсанта. Но его нет! Где же он? И тут взгляд мой упал на большую глыбу мокрого снега, которая лежала рядом. "Так вон оно что..." Я облегченно вздохнул. Мне стало ясно, что произошло: мокрый снег, отяжелев, сполз с крыши ангара в тот самый момент, когда я выглянул из-за угла... Печально и смешно! Однако - поздно: были выстрелы и ко мне уже спешили на помощь. Из темноты выпрыгнул на свет запыхавшийся начальник караула, за ним появились вооруженные караульные.
  - Стрелял, что ли? - спросил начкар.
  - Да. Туда... Там ползли, сзади тоже вроде, и вот на голову упало ещё...
  - Замерз или с перепугу зубами клацаешь? - подходя вплотную ко мне, уточнил начкар. Зайдя за угол, он попинал ногой снежный ком и, светя ' летучей мышью', направился в ту сторону, куда я судорожно тыкал пальцем.
  Подойдя на то место, куда я стрелял, обнаружили самодельную тележку со старым огнетушителем, покрытым рваным брезентом. Сильный ветер поднимал брезент, и он хлопал о тележку, а торчавший огнетушитель казался притаившимся врагом. Одна пробоина в брезенте все же была обнаружена. Но меткая ночная стрельба не помогла: мне объявили наряд вне очереди, так сказать за излишнюю бдительность.
  На следующий день после завтрака, старшина ' Махно' повел эскадрилью в казарму, сказав, что там будет проходить митинг. О чем? Он не знает. Никто не знал. Митинги проходили по всем эскадрильям, проводили их работники политотдела.
  - Товарищи, чрезвычайный митинг считаю открытым, - объявил инструктор Зайцов, которому было поручено проводить его в эскадрилье. - Необходимо избрать президиум из трех человек.
  И он сам назвал состав президиума, назначив в него командира эскадрильи Погребного, старшину звена Кузнецова и воентехника второго ранга Григорьева. Сам назначил комэска председателем, Григорьева - секретарем. Потом сам себе предоставил слово,
  - Товарищи, - начал он, - сегодня ночью, у себя дома, сотрудниками НКВД арестован подлый враг Советской власти, вредитель и шпион, пролезший в комиссары, бывший коммунист Субботин.
  Сообщение Зайцова было таким неожиданным, что в первый момент каждый подумал, что он произнес неудачную шутку или же перепутал фамилию того, кто был ночью арестован. Все вопросительно уставились в докладчика, ожидая, что он, извинившись, назовет другую фамилию. Но Зайцов продолжал:
  - Вы должны выступить и заклеймить врага народа и потребовать уничтожить гадину. Мы не позволим существовать таким людям, нет, нелюдям - подонкам, как этот Субботин.
  Сделав паузу, Зайцов вместо председателя спросил:
  - Итак, кто хочет высказаться?
  Воцарилась гробовая тишина. Глубокий шок, возникший при первых словах Зайцова: "арестован Субботин", не прошел, все молчали. "Как это враг? - думал каждый, - дает он себе отчет, произнося такие слова в отношении человека, которого все знают как задушевного политработника, старого большевика. Чуткий и энергичный человек, он глубоко вникал в учебный процесс и партийно-политическую работу. За гражданскую войну комиссара отметили орденом Красного Знамени. Орден от времени потускнел, эмаль во многих местах отбилась, но смотрели мы и на орден и на орденоносца с необыкновенным почтением и завистью. Всякая разумная инициатива, рождавшаяся в стенах школы, находила поддержку с его стороны. Как повернулся язык у этого недоумка назвать Субботина врагом, человека, под чьим руководством он работал, и которого вчера еще превозносил при каждом своем выступлении".
  - Товарищ председатель, - обратился Зайцов, - ведите, ведите митинг, спрашивайте, кто хочет выступить и заклеймить врага народа?
  - Товарищи, кто хочет выступить, высказаться, что-нибудь сказать, за или против, - невнятно спросил председатель. Его прервал инструктор:
  - Не "за" или "против": вражеский агент уже полностью разоблачен нашими славными карательными органами в лице НКВД, наш долг одобрить проявленную бдительность органами и потребовать сурового наказания, этого троцкистского последыша, вплоть до высшей меры социальной защиты.
  В классе стояла мертвая тишина, только невесть откуда взявшаяся муха зудела под потолком, никто не смотрел в сторону президиума, каждый склонил голову вниз: выступить? - лишь- бы не я, думал каждый.
  Тогда Зайцов, продолжая хозяйничать вместо председателя, оглядев аудиторию, и найдя особо 'полюбившегося' ему Юрку, перешел к поименному вызову к выступлению:
  - Товарищ Логинов, ждем вашего слова.
  - Да я что, я в этом деле не шибко красноречивый, - пытался отнекаться тот.
  - Ну, тут особого красноречия не требуется, надо просто заклеймить и потребовать, вот и все.
  - Конечно, я понимаю, что надо, но не могу найти слов - продолжал Логинов, - но, может, надо было бы вначале проверить, как так, верный ленинец, орденоносец и вдруг...
  - Я вижу, курсант Логинов, - прервал его Зайцов, - вас не туда несет, я уже сказал, что наши авторитетные органы разоблачили врага ...
  -Хайруллин, вы ничего не хотите сказать, как комсомолец?
  -Нет, я по русски плохо гаварю, мин татар малай!- сразу съехал с темы Марсель.
  Больше выступающих нет?- спросил инструктор политотдела.
  -Да, товарищ Погребной в вашей эскадрилье наблюдается ярко выраженная политическая незрелость, придется делать соответствующие оргвыводы!- подытожил он.- В таком случае предлагается резолюция.
  И он зачитал заранее приготовленную резолюцию, состоящую из слов: "заслушав"... "одобряем"... "клеймим"... "требуем"... "врага"... "изверга"... "шпиона".., "чтобы не осквернял родную землю"... "единодушно".
  -И запомните, товарищ Сталин сказал, вот тут у меня записано!- Зайцов достал блокнот, раскрыл его и, водя пальцем, стал читать 'Каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, он враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, хотя бы был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями (да, и мыслями) покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать'
  Что комиссар Субботин - враг народа, не поверил никто, но руки за резолюцию подняли все.
  А как же иначе? Порядок должен быть во всем. Времена то были ещё те
  Зайцов дал подписать резолюцию членам президиума митинга, аккуратно сложил ее в папку. Потом из той же папки вынул лист бумаги и сказал:
  - Мне дано указание со стороны внутренних органов, обратить внимание личного состава на некоторые нездоровые разговоры прямо враждебного характера, допускаемые в общении между собой, а проще - в кулуарах. Распространяют слухи, будто у нас в стране НКВД при допросах применяет физические меры воздействия. Я вам сейчас зачитаю официальную бумагу, содержание которой прошу запомнить всем, кто безответственно ведет такие разговоры.
  Зайцов развернул бумагу.
  "Пытки широко применяются в капиталистических странах, даже в передовых, применяется допрос третьей степени, то есть с применением физических и психических мучений, гипноза, непрерывных допросов, с лишением сна, пищи. Пытки приняли массовое распространение и отличаются особой жестокостью в фашистских странах.
  В СССР пытка запрещена законом. Лица, которые попытались бы к ней прибегнуть, подлежат ответственности, в зависимости от обстоятельств, по статье 142 и 146 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик".
  - Всем ясно прочитанное мною разъяснение соответствующих органов?
  Кто-то что-то промычал, когда инструктор подписывал протокол.
  В Москву из политотдела ушла следующая петиция:
  ' Мы, личный состав 2-ой Борисоглебской школы военных пилотов, узнав о разоблачении в наших рядах замаскированного врага Субботина, возмущены до глубины души его чудовищным предательством. Нет предела нашему негодованию, нашему презрению и нашим проклятиям по адресу этой нечисти и сволочи.
  Ничтожная кучка военно-фашистских заговорщиков, в которую он входил, мечтала своим неслыханным предательством подготовить поражение СССР и руками германских фашистов и японских империалистов потопить в крови наши великие социалистические завоевания.
  Эти господа мечтали о фашистском государстве под эгидой Гитлера.
  Пусть знают все наши враги, что могучая социалистическая Родина с ее великим героическим народом, сплоченным гранитной стеной вокруг большевистской партии, под руководством нашего любимого, дорогого товарища Сталина, раздавит предателей и победоносно пойдет вперед - к коммунизму.
  РККА под руководством мудрого наркома - большевика К.Е. Ворошилова готова в любой момент раздавить врага, откуда бы он ни пришел, и полностью уничтожить его на его же территории.
  Мы требуем от советского суда беспощадной расправы над бандой фашистских шпионов.
  Стереть с лица советской земли этих гадов!
  Мы обещаем партии и правительству в кратчайший срок ликвидировать в своём учебном заведении последствия вредительской работы шпиона Субботина и обеспечить выпуск из школы квалифицированных и безгранично преданных партии и народу командиров-сталинцев...'
  ('...Советские люди от мала до велика, не понимали, что происходит, почему так широко распространились среди нашего народа аресты. И не только члены партии, но и беспартийные люди с недоумением и внутренним страхом смотрели на все выше поднимавшуюся волну арестов и, конечно, никто не мог открыто высказать свое недоумение, свое неверие в то, что арестовывают действительных врагов народа и что арестованные действительно занимались какой-либо антисоветской деятельностью или состояли в контрреволюционной организации. Каждый честный советский человек, ложась спать, не мог твердо надеяться на то, что его не заберут этой ночью по какому-нибудь клеветническому доносу').
  А волнений, кроме этого, было ещё много. Всяких. Нужно готовиться к экзаменам по пройденным предметам теоретического курса и получать отпуск, чтобы поехать домой, похвастаться, покрасоваться. Ребята шныряли в поисках эмблем и 'золотых' пуговиц, которые курсантам хотя и не полагались, но без них-то ведь нельзя! Как появишься домой - должного эффекта не будет и вообще не солидно это!..
  Добывали пуговицы разными способами: официально и неофициально. Самые дотошные принялись устанавливать, положены ли курсанту 'золотые' пуговицы? Установили - выпускнику теоретических курсов уже положены. Ну, а раз положены - дайте! А не дают. Говорят - нет. Как это 'нету', когда очень надо. Узнали - хозслужба вовремя не дала заявку в интендантство. Якобы в настоящее время нет пуговиц на складе. Но соответствующие источники доложили - есть! Говорят неприкосновенный запас, на ' случай войны'. А зачем на войне золотые пуговицы?! Коллективная жалоба начальнику снабжения военнинтенданту Шрому. А тот наложил категорическую резолюцию: 'Отказать!!!' Кто смирился, а кто нет.
  Шром очень любил играть в шашки. Но ему не было равных партнеров в гарнизоне. Только один Юрка, как мастер на все руки и великий балабол, был достойным противником Шрома. Они часто играли с переменным успехом, и лишь немногие знали, что если зампотыл выигрывал, значит, так кому-то было нужно. Выиграв, Шром становился податливее, и на нашем курсе появлялись костюмы для самодеятельности или музыкальные инструменты, которых официальным путем мы никак не могли получить.
  Вообще-то Григорий Исаакович был хороший человек, мудрый, с чувством юмора, но как все представители этой нации, несколько скуповатый но, не смотря на это, курсанты его любили и уважали.
  Он появился у нас в общежитии к вечеру, неожиданно, нашел Логинова, и они, уединившись в красном уголке, уселись за столом, расставив шашки.
  На этот раз, даже несмотря на то, что он блестяще выиграл две партии, Шром был неумолим. Высказанные Юрием Петровичем, как бы, между прочим, просьбы о пуговицах, Григорий Исаакович пропустил мимо ушей. Тогда Юрка предложил сыграть еще, и выиграл. Шром опять захотел отыграться - и проиграл! И опять попросил - и снова проиграл. Его бритый череп покрылся красными пятнами и мелкими бисеринками пота. Так сокрушительно он еще никогда не проигрывал. Тогда Юрка приложил сыграть на интерес. Зампотыл задетый за живое, все-таки поинтересовался, в чем будет заключаться интерес. Логинов невинным тоном, сказал, что пускай это будет одно маленькое, скромное желание. И вот началась эта партия. Порой казалось, что вот-вот и крылья богини Победы осенят измученное чело Григория Исааковича, но женщины существа переменчивые, и свой поцелуй она отдала Юрке. Донельзя огорченный Шром сгреб шашки в коробку, и выжидающе уставился на своего противника: - Ну! Юрка противным, масленым голосом, сказал:- Товарищ военнинтендант, хотелось бы вернуться к предыдущему вопросу...! Но тут Шром перебил его, горестно молвив:- О шлимазл! Аферист малолетний, если ты, хоть слово скажешь про пуговицы, будешь на кухне, как поц неделю картошку чистить! Юрка поперхнувшись на середине слова, закончил не впопад:- ... похлопать! Шром мрачно хлопнул в ладоши, потом тяжело поднялся и, сопровождаемый дежурным по казарме, направился к вешалке, где должна была висеть его шинель. Вешалка была общая курсантская, и он долго копался среди шинелей ища свою, ворча сердито: 'Моя? Не моя! Снова не моя!' И так ничего и не найдя, возмущенно спросил дежурного:
  - Черт побери, чего же у вас тут так темно?
  Дежурный молодцевато щелкнул каблуками:
  - Перегорела лампочка, товарищ интендант 2-ого ранга! А новую не дают, говорят, нету, вторую неделю в темноте живем, на ощупь.
  - Все вам дай, мыло, портянки, пуговицы ваши дурацкие! - бурчал Шром, продолжая шарить среди шинелей.- Лампочку тебе дать!?.. Да где же моя шинель, ч-черт ее подери! Получишь ты свою лампочку - заблажил он.- Ну, хоть какой-нибудь свет дайте, что ли!
  - Днева-а-льный! - протяжно закричал дежурный. - А ну, быстро, выверни лампочку в красном уголке, и вверните ее у вешалки!
  - Вот, вот, вверните, - громко проворчал Шром. - Черт знает что такое!
  Совершенно верно, форменное безобразие - поддакнул дежурный, как вьюн, вертясь возле начальства.
  Прибежал дневальный с лампочкой и с табуреткой в руках. Поставили тумбочку, на тумбочку табуретку, поверх этой пирамиды забрался боец.
  Свет есть, а шинели нет!
  У дежурного лицо стало кислым, и он как орел зыркнул на дневального. Тот кинулся к вешалке.
  - Да вот же она, ваша шинель, товарищ военнинтендант! Как же вы ее не нашли? Сукно-то у вас совсем другое - даже на ощупь.
  Шром недоверчиво провел рукой по рукаву шинели.
  - Действительно вроде бы моя. - Повернул шинель. - Нет, не моя. Пуговицы не золотые...
  Постоял в раздумье, бросил на дежурного подозрительный взгляд и решительным движением полез в карман шинели. Вынул оттуда, записную книжку, карандаш с металлическим наконечником, носовой платок. Не торопясь, положил все на место и, почесав нос, обратил свой взгляд на дежурный наряд.
  -Э-э-э, - сказал он, и тут его голос приобрел необычайно добрый оттенок. - Тэ-э-эк, значит, пока мы играли в шашки, пуговицы мои вдруг окислились?!
  Дежурный недоуменно развел руками:
  -Сам не пойму, товарищ начальник! Это что же значит - подменили, значит? То есть, извините, обмен произвели, ваши отрезали, а эти пришили?! Да мы мигом их разыщем!.. Да я щас, всю эскадрилью по тревоге подниму!
  Шром, замахав обеими руками, сказал:
  - Ну, зачем же! Что вы! Чего уж тут, как гласит народная мудрость: скупой платит дважды! Вот так поиграл в шашки! - И расхохотался. - Ну, жулики, ну, жулики! Меня, старого еврея ...
  Все еще добродушно смеясь, он снял с вешалки свою шинель, надел ее с помощью дежурного и, поблагодарив его кивком головы, сказал:
  - А золотые пуговицы завтра будут для всех. Слово. - и вышел.
  Итак, с пуговицами вопрос был решен положительно. Ребята на радостях качали Юрку, и вечером следующего дня, собравшись в казарме, все радостные и довольные, решили объявить соревнование между учебными группами на лучшую сдачу экзаменов. И все вдруг стали серьезными и тихими. Разложили конспекты, схемы, чертежи и гудели, гудели по всем углам.
  А в воздухе пахло предстоящим отпуском, и счастьем, и переменой в жизни. Но счастье это и перемену в жизни надо было еще отстоять в экзаменах.
  Первым экзаменом была конструкция самолета. Когда подошла моя очередь сдавать, капитан Ухов, бывший летнаб, сказал: Ну-у-ус, что у вас там?
  - Вопрос: конструкция крыла самолёта, из чего состоит крыло? Какие бывают крылья? Как классифицируются? - отвечаю я.
  -Тогда вперед!- задумчиво глядя в окошко, предлагает он. Я встаю со своего места, поправляю обмундирование на ходу, подхожу и чётко рапортую: - Товарищ капитан! Курсант Красильников к ответу готов! - Пожалуйста! Слушаю вас! - В зависимости от того, чем создаётся подъёмная сила, летательные аппараты делятся на самолёты и ... - Товарищ курсант, - прерывает меня преподаватель. - Отвечайте без вступления, так как за неимением времени, я не могу всё это выслушивать! Я киваю и вставляю фразу из обихода лётного состава: мне так хотелось уже сейчас быть похожим на военного лётчика: - Понял вас, товарищ капитан! Крыло состоит из каркаса и обшивки. В свою очередь каркас состоит из лонжеронов, стрингеров и нервюр. Нервюра поддерживает профиль крыла и передаёт воздушную нагрузку с обшивки на стрингеры. А стрингеры, установленные вдоль крыла, воздушную нагрузку передают на лонжероны. Стрингеры бывают: L-, Z-, Р-, и С-образные... - К чему крепятся лонжероны? - задаёт вопрос капитан Ухов. - Лонжероны крепятся к центроплану самолёта... - К центроплану. Совершенно верно! - ...или к фюзеляжу. В этом месте преподаватель, постукивая пальцами по столу, произносит: - Молодец! - довольно качает головой. - Дальше! - По креплению крыльев к фюзеляжу различают: верхнепланы, среднепланы и нижнепланы, а также... - Достаточно, 'отлично'! С почином вас, Сергей Юрьевич! Так была получена моя первая оценка по конструкции самолёта! От похвалы капитана, бывшего лётчика, ставшего нашим преподавателем, настроение ещё выше поднялось.
  Я вносил свой посильный вклад, сдавая всё на 'отлично'. Только ' Сопромат', как я и ожидал, прошел на 'хорошо', уж очень я его не любил.
  Итак, все экзамены сданы и осталось три дня до отпуска Мы были еще курсанты, и носить 'курицу' на левом плече нам не позволяли, но, как правило, все курсанты перед отпуском, проявляя чудеса рукоделия, дооборудовали себе обмундирование по своему вкусу, чтобы было красиво. Мы с Марселем поступили так же, и домой собирались поехать в военной форме, которая была смесью курсантской и командирской. На левом рукаве гимнастерки и шинели была пришита красивая 'курица', шлем был уже не красноармейский, а командирский, мы был подпоясаны широким комсоставским ремнем, бляха - со звездой и портупеей, что в училище категорически запрещалось носить. Кроме того, нам дали отпускные! В то время это были приличные деньги, мы могли шикануть!
  Я чувствовал себя таким счастливым! Таким счастливым и пошли мы с Марселькой на вокзал, чтобы уехать в Ленинград.
   Проходящий поезд, который уходил ночью, опаздывал, поэтому мы стали бродить по вокзалу, сесть было негде, все скамейки заняты. Рядом со входом, оказался книжный киоск, в котором сидел сонный продавец. На полках лежали газеты, красочные журналы, популярные брошюры, открытки. Оценивая предложенный выбор, подумал, что бы такое купить, чтобы развлекать себя во время поездки. В дороге от ничего неделанья умрешь со скуки, без периодической прессы.
  - Приобретите вот это издание, - стал рекомендовать киоскер, заметив, что перед ним перспективный покупатель, - не пожалеете, очень увлекательно, про приключения в Африке.
  Я пролистнул книжку и полез за пазуху за деньгами. Взглянув на стопку открыток с глянцевыми фотографиями Сталина, вспомнил, что он лучший друг летчиков, нашел, где Сталин был на фоне самолетов и сказал:
  - И вот эту фотографию.
  Кроме меня других покупателей не было, только стоящий рядом милиционер присматривался долго к фотографии Сталина, почему-то периодически рассматривая её с разных ракурсов.
  Наверное, близорукий, подумал я. Потом он взял одну фотографию, минуты три крутя её в руках, поглядел по сторонам и подошел ко мне.
  - Товарищи военные летчики, вы случайно не заметили одно особенное несоответствие у этой фотографии?
  Милиционер оглянулся в сторону киоска, убедился, рядом нет посторонних, и тогда показал на френч вождя мирового пролетариата. Я постарался окинуть взглядом и милиционера и Великого Учителя, но так и не сообразил, где собака зарыта.
  - Нет, товарищ милиционер, не заметил, а что?
  - Вот вы сейчас купили фотографию, я видел, что вы положили ее в карман, не рассмотрев, как следует.
  - Не совсем вас понимаю.
  - А вы приглядитесь повнимательнее к фотографии, и тогда все поймете.
  Я, следуя рекомендации стража порядка, посмотрел "повнимательнее" на фигуру вождя, красовавшегося во весь рост в защитном кителе, в бриджах, заправленных в сапоги.
  - Ничего такого не вижу, фотография как фотография.
  - А присмотритесь вот к этой нижней пуговице на кителе, видите? Эта не родная пуговица, а от исподнего. Это явное вредительство! - сделал он обличительное заключение.
  Я офанорел от слов этого Шерлок Холмса! Он что разыгрывает меня или может, провоцирует?
  - Видите, продолжал милиционер, - все пуговицы на кителе черные, а последняя снизу беленькая, такая, какая бывает только на нижнем белье.
  - Да вы сами-то лучше посмотрите, товарищ милиционер разве не видите, что эта пуговица, в отличие от других, отклонена в другую сторону, дает блик, вот и кажется, будто она белая.
  Милиционер не отставал, продолжая утверждать, что пуговица от исподнего.
  - Значит, товарищу Сталину портной специально пришил не ту пуговицу, так, что ли?
  - Нет, товарищ военный, за это их бы тут же осудили за умышленное вредительство, дело не в них, а в ретушерах, это они подкрасили пуговицу.
  Меня окончательно развеселили бредовые слова милиционера.
  - Товарищ милиционер, мне кажется, вы нездоровы, или у вас слишком богатое воображение!
  Милиционер, поставив в известность продавца, что конфискует фотографию, ушел в линейное отделение, бормоча про себя:
  - Еще неизвестно, кому следует лечиться, мне ли, или тому, кто потерял всякую бдительность.
  -Вот чудак на букву М!- сказал я Марселю, когда мы залезли в прибывший поезд и оставили расследование проблемы несоответствия пуговиц вождя Страны Советов на совести нашей доблестной милиции.
  Вагон нам попался очень веселый. Половину его занимали украинские колхозники, которые ехали в Ленинград на слет передовиков сельского хозяйства. Зайдя в тамбур, мы сразу ощутили аромат сала с чесноком и первача. В нашем отсеке ехали два веселых, шумных дядьки, с которыми мы сразу подружились. Весело грызя, большое румяное яблоко, которым меня угостили, я спросил:
  - А что, дядьки, вы из Полтавы?
  - З Полтавы, а ты як чув хлопче?- в один голос спросили они.
  - А у нас у друга бабушка в Полтаве живет. Она ему, когда сало присылает, оно точно так же пахнет, и на вкус чуть сладковато. Почему, не знаете?- спросил я.
  - О хлопче! Потому шо свинок мы падалицей подкармливаем, яблоками, грушей!
  Вот сало дюже гарно и выходит!- засмеялись они.
   В общем, всю поездку мы питались исключительно высококалорийными продуктами, правда Марсель сала не ел, говорил, вера не позволяет. Он пытался и самогоном, не злоупотреблять, но после тоста за лучшего друга советских летчиков, который произнес дядька Микола, товарищ необъятной ширины, с орденом Ленина на лацкане пиджака, я пихнул его в бок и прошипел:- Давай пей контра, в коране только про вино сказано, ты что, товарища Сталина не любишь? К приезду поезда к месту назначения в вагоне все стали практически родственниками.
  Едва поезд остановился у перрона вокзала, пассажиры шумной гурьбой высыпали из вагона и поспешили на привокзальную площадь. Ленинград! Здравствуй, Ленинград! Прими поклон от нас, твоих 'блудных сыновей'. Вглядываемся в лица проходящих мимо людей. Они нам кажутся близкими и родными. Небольшое облако, будто ватный шарик, уплыло за крышу вокзала, и солнце щедро осветило привокзальную площадь, деревья, вытянувшиеся в линию по краям тротуаров. На их ветвях блестит иней, и солнце отражается сотнями искорок.
  А навстречу идет и идет питерский и приезжий народ: солидный мужчина в драповом пальто и шапке пирожком, с толстым портфелем желтой свиной кожи в руке, а на портфеле - мельхиоровый ромбик с подарочной гравировкой; приезжая тетка в овчинном кожухе и цветном платке на голове, с двумя неподъемными клеенчатыми сумками, ручки которых связаны тряпкой, чтобы можно было перекинуть через плечо, крепко пахнущий 'Шипром' капитан-танкист, ведущий гордую спутницу в черно-бурой горжетке на полных плечах, и обязательно поддерживающий её левой рукой под локоток, чтобы в случае чего вовремя отдать правой честь одному из лютующих в городе комендантских патрулей.
  По молодости не отошедшие от принятого накануне вовнутрь первача, возбужденные прелестями родного города и полученной свободой, мы шли по улице Некрасова, у ее пересечения с Лиговским проспектом. На первом этаже углового здания, мимо которого мы вальяжно дефилировали, размещалось ателье военного пошива, и в витрине стоял манекен в форме пехотного майора. Поскольку зрение потеряло должную остроту, а приятная беседа двух жизнерадостных юношей притупила внимание, мы небрежно отдали честь манекену, продолжая неторопливый путь. Прохожие, завидя бесплатное зрелище, начали похихикивать, показывать пальцами на шутников. Поняв, что мы сделали что-то не так или не то, вернулись, отдали честь с большим старанием, как учили. Восторг зрителей оказался еще большим. Мы, наконец, поняли причину восторгов публики, благодарно приняли ее внимание и в знак благодарности прошли еще третий-четвертый раз. Этим заинтересовался и военный патруль, который в это время шел по другой стороне проспекта. Зайдя за угол дома, мы прямиком выскочили на него. В метрах пятнадцати от нас, важно шествовал майор в кавалерийской форме, на его маленьких кривых ногах, мелодичным звоном тренькали шпоры, когда колесики задевали о брусчатку, левая рука в кожаной перчатке, придерживала шашку. Сзади двигались два матросика с красными повязками на рукавах.
  Увидев нас во всем блеске нашего комбинированного обмундирования, и наши блаженные лица, майор резко остановился, как боевой конь, которому натянули удила. Практически синхронно ему в спину уткнулись матросы. Майор побагровел, и мы услышали командирский рык: - Курсанты ко мне!
  Первая реакция - бежать, причем ноги успели среагировать одновременно с головой.
  Мы одновременно подняли руки к виску, ответили:- Есть!- и резко повернувшись, бросились в другую сторону. Начался бег с препятствиями ('Стойте, курсанты! Приказываю остановиться!'). Это увлекательное дело требует хорошего знания местности и минимум 'четверки' по физподготовке в разделе 'быстрое передвижение'. Мы поняли, если патруль все же настигнет нас - то попытка спасения бегством плюс легкое амбре, будет отягощающим обстоятельством при вынесении приговора дежурным комендантом (вплоть до водворения в КВЗ). Поэтому надо либо быстро бежать, либо (если 'хвост' сидит, слишком настойчиво) забежать за угол и договориться (с гончим-патрульным о том что ' он не смог догнать' (как правило, срабатывает). Все это мне напомнило нашу детскую игру 'казаки-разбойники', где, мы играем за разбойников, а патруль за казаков, только вместо стрел нарисованных мелом, они ориентировались на топот наших сапог. На нашей стороне было знание местности и желание удрать, на их стремление догнать. Мы стараемся бежать наиболее глухими переулками, исключительно среди старых домов.
  Через минут десять, я заметил, что за нами бежит всего один матрос, и, так как сил практически не осталось, остановился, прислонившись к палисаднику и держась за бок, спросил его: - Ты откуда такой прыткий?
  -С Балтфлота!- утирая пот шапкой, ответил он.
  -Понятно, что не с Тихоокеанского! Откуда будешь!? Где такие олени быстроногие рождаются!?- уже спросил его Марсель.
  -Воронежская область, город Борисоглебск!- важно отрапортовал он.
  -ОТКУДА??? - это мы уже в унисон.
  -Бо-ри-со-глебск!- по слогам повторил он.
  Присмотревшись к нашему охотнику, я понял, что он мне кого-то напоминает: маленький, рыжий.
  -А живешь где? - задумчиво его, оглядывая, поинтересовался я.
  -С Кирпичного я! - был получен ответ.
  -С Кирпичного!!!? Может ты, и Блоху знаешь? - не веря в удачу, стал я допытываться у него.
  -Блоху то! Да Сенька братан мой двоюродный, мы в одном доме живем. А вы че тоже его знаете?- глядя на нас, вдруг заблестевшими глазами спросил он.
  -Да мы третьего дня только с Борисоглебска уехали, а Сеньке твоему я весной жизнь спас, он чуть в речку не упал, еле удержали!
  Подойдя поближе, он взял меня за рукав шинели:- Витек я, извините хлопцы, если, что не так, уж больно майор дюже злой, вы давайте тикайте пока время есть!
   Помахав ему дружно руками:- Спасибо Витек, бывай!- мы потрусили через арку на улицу.
  Но тут сработал закон подлости: в конце улицы нарисовывается начальник патруля со вторым матросом... И опять бежим, ловим воздух, как лошади, ртом! Дистанция до преследователей постепенно увеличивается, СВОБОДА близка!!! И тут мы влетаем в тупик! Сзади приближается топот преследователей, переулков вокруг не наблюдается, только глухие 2-х метровые заборы с двух сторон. В голове одна мысль - Не возьмут!- теперь ноги срабатывают быстрее головы. Как учили - РАЗБЕГ, ТОЛЧОК, перемахиваем через забор в один миг, в душе теплится надежда - УШЛИ....
  Проклятый закон подлости срабатывает снова - приземляюсь ногами на крышу деревянного туалета расположенного в аккурат за забором. Сооружение хлипкое, крыша проваливается, разбрасываю руки, в стороны пытаясь удержаться.
  Сидящий рядом на земле Марсель начинает истерично хохотать, забыв о преследователях, по огороду из распахнувшейся двери полуразвалившегося сортира, со спущенными штанами, на четвереньках несется бабка.
  Видно, хорошо дела с физкультурой состояли не только в авиации, но и в красной кавалерии и РККФ. Буквально через пару минут через забор перемахивает наш майор, видно шпоры мешали ему бежать, но желание нас поймать всё перевесило! Будучи уже на ногах в низкой стойке, готовые к дальнейшему забегу, мы услышали его испуганный крик и грохот, чего-то ломающегося. Обернувшись, мы увидели, что разрушив остатки клозета, майор по грудь провалился в выгребную яму - выше пола были только руки и голова. Вот это да.
  Добежав до угла, мы стали с интересом смотреть, как перепрыгнувшие рядом через забор, матросы стали с трудом вытаскивать его оттуда. На их счастье, недалеко, пожилая женщина вешала стираное бельё для сушки на верёвки и, увидев бравого майора с ног до головы в непонятно чем, в виде явно не для строевого смотра - заохала, но смилостивилась, и забрала его к себе домой.
  Получив по дороге, домой огромный заряд бодрости, и совершенно протрезвев, безумно счастливые мы наконец- то добрались до дома.
   Курсантские каникулы зимой - целых десять суток. Обычно каждый вечер перед сном, закрыв глаза, представлял, как можно будет НЕ вскакивать по утрам под истошный вопль дневального "Эскадрилья, подъем!", НЕ выбегать с голым торсом на зарядку в зябкое утро, и никаких каш! Целый месяц НИКАКОЙ каши, только голубцы, борщи, картошка жареная, картошка тушеная с мясом, картошка... И никакого картофельного пюре, только ломтями, кусками, ромбиками, параллелепипедами... Ка-а-а-а-а-а-а-тлеты! Пе-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-льмени!! Де-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-вчонки!!! Настоящие девчонки: красивые и не очень, с грудью и без, с косами и короткой стрижкой, с ножками и самое важное - рядом, вблизи, рукой можно дотянуться! Прикоснуться, погладить, подержать, притянуть к себе и т.д., по нарастающей. Правда, дальше поцелуев дело не заходило. Они восхищенными взглядами будут смотреть на возмужавшего бывшего одноклассника или соседа, смешливо перешептываться между собой, кидая заинтересованные взгляды. Как же будущий летчик, краса и гордость РККА! Старые друзья искренне радовались за меня, с интересом рассматривали мою летную форму, которая, кажется, всем нравилась. Было много расспросов про авиацию. Спрашивали, не страшно ли летать. Много было всяких напутствий и пожеланий.
  Перед отъездом мы с Марселем прогулялись напоследок по Невскому Мы стоим, облокотившись на каменный парапет набережной, смотрим, как отражается на льду Невы свет луны, и задушевно разговариваем.
  -Все - таки Пушкин был великий поэт. Лучше про наш город не скажешь!- спросил я друга и тут же продекламировал.
  Люблю тебя, Петра творенье.
  Люблю твой строгий, стройный вид,
  Невы державное теченье,
  Береговой ее гранит,
  Твоих оград узор чугунный,
  Твоих задумчивых ночей
  Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
  Когда я в комнате моей
  Пишу, читаю без лампады,
  И ясны спящие громады
  Пустынных улиц, и светла
  Адмиралтейская игла,
  И, не пуская тьму ночную
  На золотые небеса,
  Одна заря сменить другую
  Спешит, дав ночи полчаса...
  Туча набегает на луну, и на снег ложится косая тень. На той стороне реки тускло блестит купол Исаакиевского собора, рядом отсвечивает в лунном свете шпиль Адмиралтейства, а ближе, почти у воды, возвышается Медный всадник.
  Тишина и покой, только еле слышно где-то вдалеке звенит одинокий трамвай. И, словно возвращая нас из мира грез, где-то над нашими головами, раздается легкое у-у-у самолета. - Наши?- полувопросительно спрашивает Марсель. - По звуку похоже на пассажирский. А может быть и бомбардировщик,- высказываю предположение, и мы пристально всматриваемся в темное небо, пытаясь определить, какие самолеты гудят в ночном небе любимого города. Глядя в тёмное небо, мой друг вопросительно спросил меня:- Серег, а Ленинград, наверное, очень красивый с воздуха?
  - Самый красивый! Ты представляешь, летишь, а под тобой проспекты, каналы, мосты, Нева с ' Авророй'! Наш город самый лучший!
  Мосты повисли над водами;
  Темно-зелеными садами
  Её покрылись острова...
  
  Отпуск кончился быстро!
  Лязгнули буфера, басовито прогудел паровоз. Поезд тронулся, мимо перрона увозя нас обратно.
  Мы забрались на верхние полки и стали читать периодическую прессу. В 1937г Страна Советов шумно отмечала праздники - Первомай, Великий Октябрь, Конституцию. Под занавес отметили - 'ХХ-ю' годовщину ВЧК - ГПУ-НКВД. По последнему случаю в Большом театре состоялся торжественный вечер и концерт посвященный Дню чекиста. В президиуме были Ворошилов, Молотов, Каганович, Хрущев и Ежов. Докладчиком был А.И. Микоян. Еще целую неделю после этого все советские газеты печатали портреты Ежова, сочиняли стихи и песни - "Ты пуля для всех скорпионов и змей. Ты око страны, что алмаза ясней"- Акын Джамбул. "Будут славою светится - буквы твердые ЧеКа. Знамя гордое чекистов держит крепкая рука" и т.д. Прочитав все от корки до корки, мы стали слегка кемарить. А в соседнем отсеке шел интересный разговор о строительстве метро, о комсомольских делах столицы и, конечно, об авиации. Испания! Что знал о тебе советский юноша второй половины тридцатых годов!? Да практически всё! Мадрид, Севилья, Теруэль, Валенсия, Гвадалахара! Весь советский народ переполнен сочувствием, к этим смелым людям, сражающимся за свою свободу. Во многих учреждениях на стене висят карты Испании, где красными флажками отмечается текущее положение на фронте. Во время перерывов, люди, собравшись возле карт, бурно спорят, прежде чем переставить эти флажки. Песня 'Гренада', герой которой покинул свою хату, чтобы отдать в Гренаде (правильное название Гранада) крестьянам землю, стала самой популярной в СССР. Пионеры с гордостью носили пилотки испанской народной милиции, которые позднее под именем 'испанок' стали столь же непременным атрибутом советского пионера, как красный галстук. Как все ликовали, когда узнали, что республиканцы нанесли поражение войскам Франко под Гвадалахарой. По всей стране гремели статьи Михаила Кольцова. И когда из Испании донесся призыв о помощи, тысячи советских добровольцев не задумываясь, отправились на помощь испанскому народу. В их числе были и десятки лучших советских летчиков. Перед тем как подняться в небо Испании, им пришлось немало покачаться в корабельных трюмах. И не все смогли это сделать, фашистские торпеды рвали борта советских судов, и не станет Иван Хуаном, а Петр Педро. Уже в конце августа 1936 года в Испанию прибыли первые советские военные инструкторы и летчики. Они не только готовили испанские аэродромы к приему самолетов из СССР, но и принимали участие в боевых действиях. Рискуя жизнью на бреющих высотах, без прикрытия истребителей советские пилоты на допотопных самолетах проводили штурмовку вражеских позиций, чтобы доказать испанским товарищам преимущества этого вида боевых действий. Кадровым офицерам-летчикам испанской армии казалось странным, что советские авиаторы на равных держатся со своими борттехниками-испанцами и даже помогают им подвешивать тяжелые бомбы на самолеты. В испанской армии кастовые различия были очень велики. И именно благодаря советским летчикам, пускай ненадолго, но было отвоевано господство в воздухе. Мелькали имена известных мне авиаторов, но в основном говорили ребята об исключительном мастерстве летчика-испытателя Валерия Чкалова.
  Чкалов! Его жизнь в авиации помогла обрести крылья многим молодым пилотам. В дни моей учебы в летной школе его имя уже приобрело всенародное признание. Чкалов стал гордостью Советской страны и стал идеалом для летной молодежи
  Мы просто не могли не поучаствовать в этом чертовски привлекательном для нас разговоре.
  Спрыгнув с полок и надев сапоги, мы заглянули в соседний отсек. Там сидели на лавках человек семь ребят примерно нашего возраста, и два военных летчика.
  Разглядев их знаки различия, я обратился по уставу:- Разрешите присутствовать товарищ военинженер 3-го ранга!
  С усмешкой поглядев на своего товарища, он сказал: - Присутствуйте товарищи курсанты! Учись у молодежи чинопочитанию.
  Его спутник, старший лейтенант, махнул рукой:- Да ну тебя!
  Потом обратил свой взгляд на нас:- Присаживайтесь ребята!
  И тут же продолжил прерванный разговор.
  -Что является главным ориентиром в работе Чкалова как летчика-испытателя?
   Со всех сторон посыпались ответы:
  -Слава!
  - Летать выше и лучше всех!
  - Желание овладеть в совершенстве техникой пилотажа.
  - Изучить все системы самолетов, летать на любых машинах.
  -Его главное стремление - поиск нового. Старший лейтенант улыбнулся и сказал:
  - Очень хорошо, если каждый из вас будет руководствоваться этими ориентирами и - самым главным: любовью к нашей Советской Родине, к её народу - вот это его главный ориентир. Это и главный источник чкаловского вдохновения. Эта высшая идея и руководит им.
  Потом потянулся и пристав с лавки, спросил: - Ну, что молодежь, кто со мной покурить?
  Я пихнул Марселя в бок: - Можно мы просто за компанию?
  - За компанию? Ну, пошли за компанию!
  И мы, накинув шинели, вышли в тамбур.
  В тамбуре старший лейтенант, достав папиросу и постучав ею о портсигар, сказал:- Ну, давайте знакомиться, старший лейтенант Кубышкин Алексей Георгиевич.
  Мы представились:- Курсант Красильников Сергей! Курсант Хайруллин Марсель!
  Старший лейтенант крепко пожал наши руки и спросил: - С какой школы ребята?
  - 2-я Борисоглебская военных пилотов!- ответил я.
  - О, борисоглебцы! Знаете, что Чкалов вашу школу заканчивал?
  - Конечно, знаем! - в один голос возмущенно закричали мы, а потом Марсель вдруг добавил:- Ребята, даже говорят, что Чкалов раньше на моей кровати спал!
  От изумления, я широко открыл рот, и не найдя от возмущения никаких слов, из подтишка сильно наступил ему на ногу.
  Кубышкин весело улыбнулся, и хлопнул Марселя по плечу:- Ну, ты счастливчик!
  Марсель потупился, и уставился в пол тамбура. Может от похвалы, а может от боли в ноге.
  - Алексей Георгиевич, а вы где служите?- спустя пару минут, спросил я.
  - Летчик испытатель в НИИ ВВС - ответил он.
  - И, что самого Валерия Павловича видели?
  - Как тебя и не один раз!- просто ответил он.
  Мы посмотрели на него с необыкновенной завистью, и я спросил:- А, какой он, Чкалов?
  -Человек с большой буквы! Я давно изучаю чкаловский высший пилотаж. И с карандашом в руках, и на практике. При заходе на посадку я летал вверх колесами и лишь с двухсот метров возвращал машине нормальное положение. А Чкалов делает 'бочки' на пятидесяти метрах. Правда, он испытывал более мощную машину, чем я. Он непревзойденный новатор во многих начинаниях. Чкалов, например, умудрялся стрелять, в перевернутом полете, он вообще большой мастер ведения меткой стрельбы по воздушной цели из любого положения самолета. А как он делает замедленные 'бочки'! И впервые в мировой авиации совершил восходящий штопор. А самое главное, он никогда не теряет выдержки и хладнокровия. Один раз при заходе на посадку не выпустились шасси. На аэродроме в считанные секунды выложили крест, что означало приказ летчику прыгать с парашютом. 'Врешь, не прыгну, авось и так не разобьюсь, я же заговоренный!', - и Чкалов стал одну за другой накручивать петли Нестерова, чтобы выпустить шасси из самолета. В конце концов, вошел в пике с такой огромной перегрузкой, что на какое-то время потерял сознание. А когда пришел в себя, увидел, что шасси выпустились и можно садиться. В другой раз колеса шасси опытного самолета заменили лыжами, а левая лыжа возьми да и повисни вертикально! И снова Чкалов не оставил самолет, а аккуратненько положил его на спину. Валерий Павлович висел вниз головой и ждал, когда его освободят от привязных ремней. Почему-то никто из сбежавшихся людей долго не догадывался помочь ему выбраться.
  Никто не может сказать точно, сколько раз Чкалов сидел на гауптвахте и сколько времени в сумме он там провел. 10 суток отсидел за полет вниз головой, еще 10 суток - за эксперимент с мертвыми петлями (Сделал подряд 200 мертвых петель). За пролет боком между двумя растущими рядом деревьями - 5 суток, за пролет под Троицким мостом - 15 суток. Но это не просто воздушное хулиганство, это тонкий расчет и мастерство настоящего летчика! В общем, ребята вам есть на кого равняться!
  - Алексей Георгиевич, а вы в командировку едете?- спросил я.
  - Да в Воронеж, есть решения Наркомата Обороны, в будущем году будет восстановлен Орловский военный округ, а под Воронежем будет развернута воздушная армия особого назначения. Вот мы с коллегой и едем инспектировать.
  - А вы чего в жестком? Вам же положено в мягком!
  -Да все как-то в последний момент решилось, других мест не было!
   Вот так мы познакомились с хорошим летчиком и замечательным человеком.
  Вернувшись в школу, мы с удовольствием увидели лица своих товарищей. Даже далеко за полночь в казарме не стихали разговоры. Все делились впечатлениями от проведенного отпуска, показывали фотографии девушек, кое-где в темноте слышалось чавканье и хлюпанье.
  Утром на разводе начальник строевого отделения зачитал приказ начальника школы:- Нижеперечисленных курсантов перевести во 2-й отряд для обучения по программе подготовки командиров звеньев,
  - Богомазова!
  - Красильникова!
  - Логинова!
  - Хайруллина!
  - Числова!
  - Шутт!
  Так у нас появились новые товарищи Гриша Богомазов, Саша Числов, Коля Шутт и другие. Я стал старшиной звена и мне присвоили младшего комвзвода, так что в петличках у меня стало уже аж по три треугольника. Наша жизнь и учеба, как и прежде, была подчинена строгому армейскому порядку. Распорядок дня точно определял, что и когда нам делать: занятия, внутренний наряд, караульная служба, отдых - все как положено по Уставу РККА. Никаких тебе послаблений как в гражданских ВУЗах, иногда даже жалко, что мы не студенты, а курсанты. Зато согласно негласной традиции школы, мы получили право носить на рукаве ' курицу'- нарукавный знак военного летчика. По этой же традиции, сложившейся вначаѓле 1930-х годов, с этого момента курсант считался пилотом и даже получал 'право' иметь не полностью стриженую голову, а 'отпустить волосы - (даже до двух сантиметров)'. Поэтому нарукавный знак летного состава становился предметом гордости 'посвященных в летчики', в связи с чем и другие курсанты, ещё не имевшие на это права, также стремились 'пофасонить' с нарукавным знаком, но - за пределами школы (что и мы сделали, едучи в отпуск). Хотя ребята москвичи, вернувшись из отпуска, говорили, что в первой школе, в Каче курсанты пришивали ' курицу' после выполнения самостоятельного вылета на истребителе И-16. Мы теперь учимся по уплотненной программе. Большую часть времени на втором годе обучения занимают полеты, так как всю теорию мы освоили на первом курсе. Много времени проводим в тренажерных классах. И особо радостное известие, нам повысили денежное довольствие, теперь мы получаем целых сто рублей! Этаж сколько теперь конфет купить можно!? Хотя не маленькие, но иногда сладкого очень хочется!
  Зимой хлопот всегда больше, холода, снежные заносы и ещё одна проблема, для зимних полетов самолеты мы переобуваем с колес на лыжи, и утром, прежде чем запустить мотор, нужно много чего сделать, но при этом быстро и аккуратно.
  Утром, возясь возле учебной машины, я слышу недовольное Юркино бурчание:
  -У, блин, кто придумал эту мороку, с лыжами летать, на стоянке к насту примерзают, в полете добавочное лобовое сопротивление создают, СССР, наверное, единственная страна, где авиация на лыжах летает!
  Я, ожесточенно скребя лопатой возле шасси, сказал ему нравоучительно:
  -На западе тепло, и взлетные полосы стационарные и в основном бетонные, а у нас же видишь в основном земляные, это летом, и снеговые, это зимой! И давай не умничай, работой шанцевым инструментом лучше, скоро полеты начнутся, а ещё движок греть. И вообще твоя начитанность и любознательность до греха доведут, возьмут тебя за цугундер за восхваление западной техники, и будешь в другом месте лопатой орудовать. Пошевеливайся, демагог!
  Техник принес паяльные лампы, так как мороз ближе к тридцати, и в моторе поршни пристывают так, что винт не провернешь. Юрка накрывает движок утепленным стеганым чехлом, а мы с Марсиком раскочегариваем керогазки. Когда они начинают гореть, устойчивым синим пламенем, подставляем их снизу под мотор. Теперь главное не упустить момент, когда нужно залить в двигатель нагретое масло и сдернуть чехол. После этого следует команда:
  - От винта!
  - Есть от винта! Чих-чих-чих! Др-бр-ррр!
   И весь самолет окутывает облако дыма от сгоревшего при запуске двигателя масла. А иногда бывает до обидного, вроде всё сделали, а ни какого результата, ни хлопка, ни дымка. Тогда приходиться приступать к более длительному процессу. Берешь торцевой ключ, а холодина такая, что руки пристают к железу, и металл звенит при ударе об него. Мучаешься, выворачиваешь свечи, смотришь зазор между электродами, греешь свечи в разных укромных местах. Ставишь свечу на место и мысленно просишь: ' Господи, ну, сотвори чудо! Ну, воспламени эту чертову смесь!' Свечи после полетов мы уносим с собой в казарму. Отмачиваем в керосине, чистим электроды копеечкой, наводим блеск тряпочкой. Фактически лебезим перед ними, лишь бы они работали. Ну, что не сделаешь ради полетов. Ну, вот вроде всё, мотор завелся, прогрелся и работает устойчиво, а нет! Лыжи примерзли к поверхности, и теперь, приходиться производить титанические усилия, чтобы сдвинуть самолет с места. В общем подготовка машины к вылету в зимних условиях воспитывала в нас трудолюбие и развивала физическую подготовку.
  
  * * *
  (В начале зимы 1940-41 гг. начальник Главного управления ВВС РККА Рычагов П.В издал приказ о полетах исключительно с колесного шасси. В целом идея этого распоряжения была разумной, но в результате нехватки техники для уборки и укатывания снега авиация практически перестала летать.
  Вспоминает Маршал авиации Скрипко: 'В декабре 1940 года. Рычагов вызвал в Москву командующих ВВС военных округов и командиров дальнебомбардировочных авиакорпусов. Мы не знали, с какой целью нас вызывают, но в столице стало известно, что по указанию Центрального Комитета партии созвано совещание высшего командного состава армии... С большим вниманием мы, авиационные командиры, прослушали доклад... Рычагова... Через день командующие ВВС округов и командиры дальнебомбардировочных авиакорпусов были приглашены в Кремль...
  Открыв совещание, Сталин охарактеризовал международную обстановку и подчеркнул, что она резко обострилась. Он сообщил, что собрали нас для обмена мнениями о состоянии Военно-Воздушных Сил, боеготовности нашей авиации.
  Мне ранее не приходилось бывать на совещаниях столь высокого уровня. Сталина я видел и слышал впервые. Держался он просто, естественно, говорил негромко, неторопливо, избегая риторики, вычурных слов. Четко, предельно ясно формулировал мысль, кратко ставил вопрос и логично, обоснованно разъяснял его.
  Признаюсь, я не собирался выступать на совещании и не готовился подниматься на столь высокую трибуну, но поставленные Сталиным вопросы взволновали меня, поскольку касались они наших повседневных дел. Желание высказать наболевшее еще более окрепло после выступления командира 2-го дальнебомбардировочного авиакорпуса... Он ничего не сказал о том, что же мешает нам летать с полным напряжением, в чем нуждаются дальнебомбардировочные авиакорпуса... В перерыве я сообщил командирам дальнебомбардировочных авиакорпусов... о своем намерении выступить на совещании. Они одобрили решение.
  Заранее составленного конспекта выступления у меня не было, набросал только перечень вопросов, которые хотел затронуть в своем выступлении. А говорил о трудностях, с которыми своими силами пока не можем справиться, о недостатках технических средств для подготовки аэродромов к полетам.
  - Вы требуете от нас зимой летать только на колесах, и мы стремимся выполнить поставленную задачу. Но нынешней зимой выпадает небывало обильный снег, мы вынуждены круглосуточно убирать его с взлетно-посадочных полос и рулежных дорожек. Однако средств для вывоза снега у нас недостаточно. На один аэродром приходилось по один-два старых трактора, которые то и дело отказывали в работе, стояли неисправными. Мало было и бортовых автомашин. Поэтому для уборки снега на аэродром требовалось собирать весь автотранспорт, специальные машины, личный состав соединений, включая летный. И все же не управлялись. На некоторых аэродромах были вынуждены ограничиваться уплотнением снега аэродромными катками.
  Тут Сталин прервал меня репликой:
  - Вот азиатчина! Весь мир летает зимой на колесах, даже в Норвегии, где снег выпадает на несколько метров, справляются с расчисткой аэродромов и летают на колесах. Ведь лыжи снижают скорость полета и скороподъемность боевых машин. Это надо понять!
  Заметив, что я пытаюсь что-то сказать и, возможно, ему возразить, Сталин чуть заметно улыбнулся, подправил мундштуком трубки усы и добавил:
  - Правда, вы не просите, как некоторые другие, возврата к лыжам, и это уже хорошо.
  Я, признаться, смутился, попросил разрешения уйти с трибуны и сесть на место.
  - Нет, продолжайте, - сказал Сталин. - Мы вас слушаем.
  Далее шел разговор о нехватке тракторов, отсутствии горючего, задержке в его подвозе. А ведь в то время когда полки простаивали, не летая по этой причине, рядом были склады неприкосновенного запаса - до 15 тысяч тонн авиационного топлива. В случае перебоев с подвозом авиационного горючего, конечно, можно было заимствовать здесь часть топлива.
  - Кому нужно будет это горючее, если вспыхнет война, а наши экипажи окажутся неподготовленными, - продолжал я. - И третий вопрос: многие самолеты простаивают из-за того, что двигатели на них выработали установленный ресурс. Нет резервных двигателей. В результате зимой даже редкие летные дни мы не можем использовать полноценно.
  Я заметил, что после этих слов Сталин дал какие-то указания, сидевшему в президиуме Рычагову'.
  Скорее всего, инициатором полетов зимой только с колесного шасси был сам Сталин, уделявший много внимания вопросам боеготовности ВВС. Но зима выдалась суровой и снежной. Хорошая идея была загублена технической неподготовленностью аэродромов, и нежеланием командиров брать на себя ответственность.
  
  * * *
  
  Ну, вроде все, самолет прогрет, лыжи скользят по взлетной полосе, легкий хлопок и ты уже в воздухе. Через несколько минут машина резво вынесла меня на нужную высоту. Я развернул самолет носом к аэродрому, и с небольшим ' прижимом' - снижением на двести метров, для более энергичного набора скорости, вывел машину в горизонтальный полет, с постепенным набором высоты. Рев семьсотсильного двигателя, рубящий звук пропеллера, превратившегося в прозрачный диск, свист рассекаемого крыльями воздуха, вся эта какофония звуков, будоражила мою душу.
   Чем выше поднимаешься, тем холоднее становится, не спасает даже надетая на лицо маска из кротовых шкурок. А если ещё лицо из за лицевого щитка высунешь, считай всё, обморозился. Ты, конечно, ничего не чувствуешь. Прилетишь, сядешь, выпрыгнешь из кабины и чувствуешь, что что-то здесь не так, какой-то дискомфорт. Снимешь эту чертовски неудобную маску, в которой в полете ничего не видно, а тебе кричат:- Дурила, ты же всё лицо обморозил! И, правда, нос и щеки белые. Хватаешь снег и начинаешь их растирать, пока не заполыхают. Все ходили после полетов с ободрано - обмороженными лицами.
  Центральный аэродром не мог обеспечить все отряды полетами одновременно. Летом ещё можно было как то эксплуатировать его в светлое время суток в две смены, а зимой только рассвело, считай скоро вечер, и нам по очереди приходилось летать на 'Верхнем' аэродроме, до которого было порядка десяти километров.
  Добираться до него, надо было вдоль линии железной дороги. Летом едешь, как король на машине - сплошное удовольствие. А зимой? Машина, наоборот, едет на тебе! Залезешь в кузов, проедешь метров двести - вылезешь, машина буксует - снежный занос! Вылезаем, толкаем, несем ее, можно сказать, на руках. Только забрались, проехали чуть-чуть:
  - Вылезай! Р-р-раз-два - взяли!
  И так практически всё время. И тут мне всё это надоело.
  - К едрене фене! Осточертела эта тягомотина! Пойдем, ребята, пешком.
  Ребятам идти пешком особо не хочется, пока пройдешь такую уйму километров, да в тяжелом зимнем комбинезоне, вспотеешь, как лошадь.
  - Да мы уж как нибудь на машине, лучше плохо ехать, чем хорошо идти!
  - Вольному воля! Ну, тогда до встречи!
  По шпалам ходить очень неудобно, это известно каждому: три шага нормально, а четвертый - так себе. Ещё и размер шага ни сразу подберешь, и ритм всё время сбивается. Идешь и думаешь про себя: 'Чего в летчики пошел, шел бы в кавалеристы, сейчас бы на лошади ездил!'
  Идешь себе, бредешь по насыпи, как калик перехожий и вдруг тебе в спину паровозный гудок:- У-у-у-у! Сразу прыгаешь, как сайгак под откос и стоишь по пояс в снегу, ждешь, когда мимо тебя состав промчится, и пока дойдешь до того места, куда нужно, в валенках уже хлюпает. Но вот аэродром уже виден. На шесте гордо развевается полосатая 'колбаса' ветроуказателя, на старте ждут самолеты, возле которых суетятся техники. Блестя на солнце снег, лежит, и речка подо льдом бежит. А перед тобой ещё одна преграда, ров для отвода воды, куда зимой сгребают снег, точно в такой в своё время, только летом, плюхнулся Юрик. Перепрыгнуть не перепрыгнешь, уж больно широкий. Обойти, не обойдешь, ров тянется на всю длину летного поля. Поэтому я стою перед последней преградой и задумчиво чешу ' репу'. Стоящий возле учебной машины старший лейтенант Орлов, увидев меня, стал призывно махать руками, дескать, ну где ты ходишь, самолет уже заждался.
  -А была, не была!- подумал я и, закрыв глаза, как в омут, шагнул в ров. И сразу практически проваливаюсь по грудь в этот мягкий, пушистый снег. Но я, как та лягушка в сказке, мужественно работаю ногами под собой и, утоптав 50х50 жизненного пространства, начинаю, как крот вгрызаться в белую массу перед собой. Но вот, наконец, и финиш, практически на карачках доползаю до Орлова. Пот льет с меня градом, комбинезон парит, словно я из бани.
  -Товарищ старший лейтенант, курсант Красильников к полетам...! - продолжить дальше, не хватает сил.
  -Приветствую лучших пловцов Осоавиахима! Ты, что сдурел, заболеть хочешь!? Бегом в барак, там есть запасные комбинезоны, переоденься!- командует он. Ну, наконец-то я у самолета, встав на обрез крыльевого зализа с трудом взбираюсь на крыло и, подтянувшись, переваливаюсь через борт в кабину, как мешок с мукой плюхаюсь на чашечку сиденья. Сижу две минуты, прихожу в себя. Открыв глаза, вижу как стоящий у правой плоскости, Орлов жестами показывает мне полетное задание.
  -Ага, значит, полет в зону, высота километр, две серии последовательных глубоких виражей, две бочки, горка!
  Перекрестив руки над головой в знак того, что задание понял, начинаю взлет. Самолет бежит по очищенной от снега полосе. Ещё мгновенье и я в воздухе. Двигаю сектор газа и ввинчиваюсь в безоблачную, солнечную высь. Первый разворот. Второй. Пока самолет набирает высоту, пытаюсь найти на земле нашу машину. Да они ещё и полдороги не проехали. Возле застрявшей машины, как муравьи суетятся маленькие фигурки. Снизившись, прохожу над ними и качаю крыльями.
  -Толкайте, толкайте, терпенье и труд всё перетрут!- усмехнулся я про себя.
  Услышав звук мотора, 'рабы четырехколесного коня' подняли головы и стали махать мне руками.
  - Завидуйте, завидуйте! Звал же с собой!- злорадствую я, и пришпориваю своего воздушного скакуна. Солнце бьет в глаза даже через очки, и чем выше поднимаюсь, тем теплее становиться.
  Господи! Хорошо - то как! Ну почему я не птица!? Хотя у меня тоже есть крылья! И прикрыв глаза от удовольствия, делаю полупетлю, потом вираж. Хочется сделать так, чтобы при исполнении фигуры не изменялась бы высота, а это трудно: при крутом вращении машина норовит зарыться носом или, наоборот, задрать нос и потерять скорость. Хороший глубокий вираж - это шик, это почерк летчика, а мне так хотелось иметь хороший почерк! Покувыркался, повиражил. Всё задача выполнена. Снижаюсь, захожу на посадку и притираю самолет на три 'Т'. Тихонько подруливаю к стоянке, вылезать не хочется, хочется ещё летать, тем более под комбинезоном весь мокрый, сразу замерзну. Подошедший Орлов, стучит кулаком по фюзеляжу и кричит:- Чего сидим?
  Приподнявшись в кабине самолета, и перекрикивая шум мотора, прошу:
  -Товарищ старший лейтенант, а можно я ещё полетаю, а то ребята не скоро приедут, я видел!
  - Не устал?
  - Нет, что вы, товарищ старший лейтенант. Наоборот, сил набрался!
  Смеется.
  -Ну, давай! Две петли, два переворота через крыло, два боевых, два срыва в штопор. Все!
  Разворачиваюсь и рулю для взлета. Одна из особенностей этой машины то, что надо строго выдерживать направление на разбеге для взлета и при пробеге после посадки. Незначительная невнимательность или небрежность могла обернуться неприятностью, например поломкой шасси. Но у меня получается сейчас всё без помарок. Еще раз, как положено по инструкции, осматриваюсь вокруг, проверяю, все ли готово для взлета. Кажется, все. Даю сектор газа. Из выхлопных патрубков мотора вырывается пламя. Самолет, набирая скорость, пошел на взлет. Плавно, отдаю ручку управления от себя. Хвост самолета постепенно приподнимается до горизонтального положения. По ориентиру на горизонте строго выдерживаю направление взлета. И вот истребитель, набрав необходимую скорость, легко отрывается от земли. Некоторое время выдерживаю самолет на высоте одного метра, затем плавным движением ручки управления на себя перевожу его в угол набора. И истребитель быстро несет меня ввысь. Теперь я... один на один с воздушной стихией Я снова в воздухе. До чего прекрасный самолет И-16. Маневренный и юркий - на нем любую пилотажную фигуру выполняешь мгновенно, - он четко и быстро реагирует на движения пилота. На нём летаешь и отводишь душу. А полет в зону для меня всегда был большим удовольствием. Правда, с лыжами вместо колес самолет мог переходить в отрицательное пикирование, из которого он легко срывался в перевернутый штопор, а из него выводить машину было очень трудно. Все эти возможные неприятности не пугали нас, а воспитывали собранность и выдержку. Мы знали, что всё, что мы делаем сейчас, скоро пригодиться в дальнейших схватках с врагом.
  Уф, наконец, налетался! Заходя для посадки, вижу что, наконец, то на аэродром заезжает машина с ребятами. Как горох, они посыпались из машины и разбежались по стоянке. Через 15 минут все свободные машины были в пилотажной зоне. На земле остались мы с Логиновым и Орлов. Стоя возле СКП, и постукивая унтом об унт, Орлов спросил Юрку: - А, что Логинов, не слетать ли нам с тобой на Р-5, заодно посмотрю, как ты ручкой работаешь!
  Коротко разбежавшись, разведчик ушел в воздух. Внешне Р-5 мало отличался от У-2, та же бипланая схема, и обшивка из перкаля и фанеры, только размеры побольше, да мотор помощнее. Но в отличие от У-2, это был уже боевой самолет. Где-то минут через сорок, отлетав положенное задание, машины стали садиться. Последним ушел из зоны Р-5. Вдруг стоящие на земле увидели, что у самолета провисла левая лыжа, наверное, при выполнении пилотажных фигур лопнул трос. И теперь она свободно болталась в воздухе на заднем крепленье.
  -Выкладывайте запрещение на посадку! - отдал команду руководитель полетов. Стартовый расчет, разбежавшись, стал выкладывать на земле крест. При заходе самолета на посадку, Орлов увидел, запрещающий знак. Не понимаю его причины, он дал Юрке команду на бреющем пройти над стартом.
  -Что-то, случилось, не дают посадку, только почему не могу разобраться! - сказал он в переговорное устройство Юрке. Когда самолет очередной раз пролетел над стартом, РП плюнув с досады, чертыхнулся:
  -Они не поймут в чём у них там дело!
  Найдя меня взглядом, кричит:- Курсант бегом в ангар, тащи сюда одну самолетную лыжу!
  Добежав до ангара, я сдернул со стеллажей лыжу, и помчался обратно на старт. Увидя, заходящий над полосой самолет, я поднял над головой лыжу, а Марсель стал стучать согнутой правой рукой по вытянутой левой.
  -Что-то у нас с лыжами, держи самолет ровно. Я слажу, посмотрю!- держась руками за расчалки, Орлов аккуратно вылез на левое крыло, и стал медленно опускаться на колени, потом опустил голову под плоскость. Вернувшись в кабину, Орлов мрачно буркнул, в переговорное устройство: - Левая лыжа у нас того!
  -Чего того?- недоброе предчувствие зашевелилось у Юрки в душе.
  -Отвалилась!- продолжил Орлов. - Но, правда, не совсем!
  Волосы на голове у Юрки стали дыбом, и холодный пот потек между лопаток.
  - Значит так, сейчас максимально вырабатываем горючее, потом будешь действовать строго согласно моих указаний! - услышал Юрка в трубе голос командира. Покружив в воздухе, ещё минут 15, полутораплан начал дальний заход на посадочную полосу.
  -Юра, слышишь меня!? - позвал Орлов, Юрку мягким, тихим голосом: - Возьми мой ремень, сцепи со своим, затем тихонько вылазишь на крыло, набрасываешь один ремень на расчалку для страховки. Потом смотришь, где под фюзеляжем проходит лыжа, держась за расчалку медленно, медленно сползаешь на животе по крылу вниз и аккуратненько встаешь на задний конец лыжи обеими ногами. Только Юра, я тебя как старший товарищ прошу, очень осторожненько-о-о!
  Стоя возле СКП, мы увидели, как из передней кабины, медленно вылазит маленькая фигурка и осторожно сползает по крылу вниз, потом болтает ногами, и встает на левую лыжу. Лыжа сразу принимает горизонтальное положение. Стоя на земле, мы чувствовали, как им обеим трудно, Орлову вести как по струнке самолет, на минимальной скорости, сдерживая его от срыва в штопор и, Юрке стоя на лыже бороться с леденящим, пронизывающим, встречным ветром. Самолет плавно шел на сближение с землей. Чувствовалось, как пилот точными движениями рулей парирует неоднократные попытки самолета сорваться вниз. Малейшая неточность, сильный порыв ветра - и Юрка может свалиться и убиться насмерть. Или сильное соприкосновении с землей сбросит его с лыжи, что также было чревато летальным исходом. Шансы были 50х50, либо повезет, либо нет. К СКП визжа гудком, подлетела санитарная машина. Все кругом замерли. Метров за 150 до ' Т', Р-5 коснулся взлетной полосы обеими лыжами и, вздымая легкую поземку, стал скользить к старту. Проносящийся мимо КП самолет, поймали за крылья, тормозя пробег. Юрка, стоял, скукожившись, держась обеими руками за расчалку. Руки его не разжимались, на щеках замерзли слезы.
  -Юрик, ну отпусти трос! Ну, пожалуйста!- стал упрашивать его Марсель. Юрка, словно прикипел, стоя с закрытыми глазами, не слыша нас. Спрыгнувший с крыла, Орлов закричал:- Дайте кто-нибудь водки!
  -Откуда же на аэродроме водка!?- недоуменно ответили ему.
  -Тогда спирта, вашу мать! Спирт то у нас есть!?- взъярился Орлов.
  Прибежавший техник, принес в колбе спирт. Взяв в правую руку финку, левой Орлов взял Логинова за челюсть. Разжав лезвием зубы, коротко сказал:- Лейте!
  Техник плеснул Юрке в рот спирту от всей широты души, жалко, что ли для товарища! Тем более в медицинских целях. Попавший в горло, и продравший его до самых печенок спирт, заставил Юрку широко открыть глаза, увеличив их размер практически вдвое и оторвать руки от расчалок. С широко раскрытыми глазами и растопыренными руками, он плюхнулся на пятую точку и снова закрыл глаза.
  -Грузите его в санитарку, и домой!- приказал РП. Мы с Марселем, взяли друга за руки, за ноги и засунули в машину. Сами залезли следом за врачом. Уже в казарме снимая с бесчувственного Юрки обмундирование, я заметил, что его белобрысый чуб, стал совсем белым.
   ***
  
   23 февраля 1938г-согласно приказа N93 ПГУ НКОП на должность начальника и главного инженера ПГУ был назначен С.И. Беляйкин (М.М.Каганович 15 октября 1937г был назначен Наркомом НКОП вместо М.Л. Рухимовича). В тот же день 28 самолетов СБ под командованием Ф. Полынина поднялись с аэродрома Ханькоу (Китай) и нанесли удар по аэродрому Формозы, где японцы собирали свои самолеты. СБ сбросили 280 АБ, сожгли на земле 40 японских самолетов и склады с горючим. Потерь с нашей стороны не было. В Испании дела были плохи, в конце февраля 1938г -войска генерала Ф.Франко после ожесточенных боев захватили город Теруэль и перешли в наступление на Арагонском фронте. Авиация мятежников произвела массированные налеты на города Валенсию и Барселону. В этот же день вышло Постановление СНК и ЦК ВКП(б) о развертывании операции по спасению людей находящихся на борту ледокольных пароходах "Седов", "Садко" и "Малыгин" попавших в ледяной плен. Общее число людей составляло 217 человек. К сожалении организовать сразу ледяной аэродром было нельзя т.к. лед постоянно сжимался, льдины торосились. Лишь к 25 марта 1938г удастся построить третий по счету ледяной аэродром.
  ***
  В конце февраля был арестован начальник школы Богослов И. В, который в 1937 пришел на смену комбригу Сорокину. Новым начальником был назначен полковник Ухов Валентин Петрович, дважды орденоносец, участник боев в Испании
  
  
  
  
  
  Родился в 1908 году. В рядах Красной Армии с 1928 года. Окончил Борисоглебское авиационное училище лётчиков. С 1930 года служил командиром звена во 2-й ИАЭ Закавказского военного округа. К лету 1935 года совершил более 1.500 посадок. В звании Капитана командовал отрядом в 8-й Одесской военной авиационной школе пилотов Киевского военного округа.
  С 14 Января по 13 Сентября 1937 года участвовал в национально - революционной войне в Испании. Был командиром 1-й эскадрильи истребителей И-16. За бои в Испании награждён орденами Ленина ( 2.03.1938 ) и Красного Знамени ( 17.07.1937 ).
  В 1938 году ему было присвоено звание Полковника и, в Декабре он был назначен начальником Борисоглебской авиационной школы. Затем, в 1940 - 1941 годах, он был начальником курсов высшего пилотажа, начальником лётного училища. В Марте 1941 года был назначен командиром 61-й САД. По словам знавших его людей "своим откровенным характером, неизменной весёлостью и остроумием В. Ухов буквально с первых минут знакомства располагал к себе каждого".
  С Августа 1941 года в действующей армии, принял активное участие в боях с врагами, воевал на Брянском фронте. До Января 1942 года был командиром 61-й смешанной авиационной дивизии. Мастер высшего пилотажа и воздушного боя, он умело руководил боевыми действиями полков, много летал на задания, учил подчинённых личным примером.
  В Июне 1942 года Полковник В. П. Ухов принял командование только что сформированной 210-й истребительной авиационной дивизией, начавшей боевые действия в составе 3-й Воздушной армии Калининского фронта. Имея богатый боевой опыт, Ухов на основе анализа воздушных боёв требовал, чтобы вылетающие на барражирование группы истребителей строили свои боевые порядки расчленёнными по фронту и эшелонированными по высоте. От лётчиков требовалось летать на повышенных скоростях и смелее использовать в бою вертикальный маневр.
  18 Марта 1943 года, за ведение успешных боевых действий под руководством Полковника В. П. Ухова, 210-я истребительная авиадивизия была преобразована в 3-ю Гвардейскую истребительную авиационную Брянскую Краснознамённую ордена Суворова дивизию.
  4 Февраля 1944 года ему было присвоено звание Генерал - майор авиации. С Июня 1944 года командовал 10-й Гвардейской истребительной Сталинградской Краснознамённой ордена Суворова авиадивизией. Воевал на Северо - Западном фронте, в небе Польши и Чехословакии.
  За боевые заслуги был награждён также орденами Ленина ( 14.02.1943 ), Красного Знамени, Суворова, Богдана Хмельницкого, Красной Звезды, медалями "За боевые заслуги" ( 3.11.1944 ), "За победу над Германией" ( 9.05.1945 ), "За освобождение Праги" ( 9.06.1945 ). Участник парада Победы в Москве 24 Июня 1945 года.
  После войны продолжал службу в ВВС на различных командных должностях.
  30 Ноября 1950 года 3-м Главным управлением МГБ СССР помощник командующего ВВС Таврического военного округа Генерал - майор авиации Валентин Петрович Ухов был арестован "за антисоветскую деятельность".
  Когда на одном из допросов Ухов заявил о том, что напишет обо всём случившемся в ЦК ВКП(б) и правительство, следователь Комаров, используя недопустимые методы обработки, закричал на него:
  - Я тебе партия, я тебе советская власть !..
  В итоге появилось обвинительное заключение, в котором утверждалось, что Ухов в годы войны присвоил трофейное имущество, в период обучения в 1948 - 1949 годах в Академии Генштаба среди близких родственников и знакомых возводил клевету на руководителей страны, а после её окончания самовольно забрал схемы, таблицы и записи лекций, содержавшие государственную тайну. Однако 5 Мая 1952 года военная коллегия в подготовительном заседании посчитала это обвинение неконкретным и возвратила дело на дополнительное расследование. В новом обвинительном заключении следователи МГБ СССР постарались добавить конкретики: в 1945 - 1946 годах Ухов использовал подчинённых не по назначению, "брал на самолёт чужих лиц", продал служебную машину и так далее. Через 7 лет припомнили, что Ухов на приёме после Парада Победы неуважительно отзывался о Ворошилове и Будённом и что, узнав о перелёте двух лётчиков за границу, сказал: "От хорошей жизни не улетишь", а однажды заявил: "Вся наша страна - лагерь".
  2 Сентября 1952 года состоялось новое судебное заседание и, несмотря на хлипкость обвинения даже по меркам того времени, Ухов был приговорён по ст. 58 - 10 ч. 1 и 193-17 п. "а" УК РСФСР к 10 годам лишения свободы.
  В своих многочисленных жалобах из Волжского лагеря В. П. Ухов писал, что знает истинную причину своего ареста, но не может её назвать "в интересах Родины".
  Летом 1953 года в жалобе на имя Генерального прокурора СССР, кроме основных претензий к сфальсифицированному в отношении его делу, он рассказал и о своих взаимоотношениях с бывшим подчинённым ему Василием Сталиным, которого от считал причастным к своему аресту.
  По его словам, молодой Полковник, не знавший ограничений в удовлетворении своих желаний, не считавшийся с авторитетами, привыкший тратить государственные средства без какого-либо учёта, брал ящиками водку и в неограниченном количестве закуску в не подчинённых Ухову частях авиатехнической дивизии и "организовывал в полку запои". Претензии же за перерасход водки предъявлялись Ухову. Он потребовал от В. И. Сталина прекратить эти безобразные проявления вседозволенности.
  Как утверждал Ухов, его требовательность к В. И. Сталину обуславливалась напряжённым положением военного времени, "когда шла борьба с врагом, а отсюда и с пьяной мыслью любого руководителя". Он не мог допустить разложения коллектива и потребовал от Полковника В. И. Сталина принять к исполнению данные ему указания. Кроме того, он запретил ему вылетать на передний край без его на то разрешения, поскольку "не хотел допустить его потери в боях с немецкими асами из группы Рихтгофена". Как указал далее Ухов, "можно было обойтись в боях с немцами в воздухе без участия в них сына вождя, покой которого тогда обязан был охранять каждый, кто желал победы".
  Кроме того, Ухов первым поставил вопрос о снятии Василия Сталина с должности командира полка после известного трагического инцидента с глушением рыбы реактивным снарядом, повлекшего гибель инженера полка.
  Когда Генералу В. П. Ухову летом 1954 года вручалась справка о реабилитации, он заявил, что "на командование авиационной дивизией и на заботу о том, чтобы ничего не случилось с В. И. Сталиным, приходилось тратить одинаковое количество сил, энергии и времени".
  Валентин Петрович Ухов был освобождён летом 1953 года, реабилитирован в 1954 году, умер в 1957 году.
   ПРОЕКТ ПРЕДЛОЖЕНИЙ Наркома Обороны т. Ворошилова
  
  
  ***
  .
  1. Специальным приказом Народного Комиссара Обо -- Специальным приказом Народного Комиссара Обороны Союза ССР объявить , всему летно-техническому составу ВВС твердо и открыто, что мы чистками и проверками изъяли всех недостаточно устойчивых в политико-моральном отношении социально-чуждых и враждебных нам лиц. Оставшиеся облечены и облекаются нами доверием, в том числе и беспартийные.
  2. В подтверждение этого немедленно продвинуть по службе задержанных из-за недоверия к ним, в том числе и беспартийных, в соответствии с их служебным аттестациями, знаниями дела и характеристиками.
  3. Обязать командиров и комиссаров (помполитов) всячески подчеркивать, оказывать политическое доверие тем, кто был в "опале" (недоверии), но своей работой, личным бытом и всей своей деятельностью доказывает желание исправить свои недостатки и преданность порученному делу, защиты социалистической родины.
  4. Прекратить установившуюся практику отсева летного и технического состава при отправке частей на Дальний Восток и при выделении частей на Московские и другие парады, торжества, опытные учения, маневры, а также переброску из пограничных округов во внутренние по причинам социального происхождения и по политико-моральному несоответствию.
  5. В отношении тех командиров, которые вызывают политическое сомнение, произвести самую тщательную проверку их социального происхождения и политической устойчивости и только после твердого установления политической ненадежности никуда не переводить и не оставлять в ВВС, а уволить из РККА.
  6. Для того, чтобы исключить всякую возможность проникновения в школы ВВС политически ненадежных и морально неустойчивых людей, установить такой порядок, при котором кандидаты спец набора в летные и технические школы ВВС намечались и предварительно отбирались бы на 2-3 года до поступления в школы с тем, чтобы за этот период их тщательно и всесторонне изучить и дать необходимую им общеобразовательную, физическую и специальную подготовку.
  7. Сурово карать виновных в даче ложных и неправильных автобиографических данных при приеме и поступлении в школы ВВС.
  ***
  Наступила весна. Занятия становились все интенсивнее и интенсивнее. На курсах нам предстояло совершенствовать летные навыки, научиться стрелять по наземным и воздушным целям, летать ночью, одним словом, приобретать мастерство, без которого нечего было и думать о должности командира звена. Все это так, но в душе меня мучили сомнения. В самом деле, какой из меня командир звена с таким скромным практическим опытом?! Чему я могу научить других?!
  Я поделился своими мыслями с ребятами, но они возразили.
  - Раз нас выбрали, значит, мы достойны - сказал Шутт. - Мы должны оправдать доверие партии и правительства. Тем более, сейчас на Дальнем Востоке японцы бряцают оружием! А фашисты в Испании? Поэтому мы должны в лепешку расшибиться, и стать хорошими летчиками-истребителями и командирами!
  В начале года решением Политбюро ЦК ВКП (б) 'О работе среди комсомола РККА', было принято привлекать личный состав из числа лучших комсомольцев подразделений в качестве заместителей и помощников политруков. I апреля 1938 года, решением Политбюро было утверждено постановление СНК СССР ? 426 'О присвоении знаков различия заместителям политруков подразделений РККА' в соответствии с которым, заместители и помощники политруков были отнесены к младшему начальствующему составу. Руководство эскадрильи выдвинуло, а комсомольская организация поддержала мою кандидатуру. Наш военный комиссар эскадрильи Старченко, был душа человек. Хотя он был уже в возрасте, про него можно было сказать, что этот человек не стареет ни душой, ни телом. Старый большевик, отзывчивый человек, к нему можно было обратиться с любым вопросом. И он всегда находил возможность помочь и советом и делом. Он не знал ни отдыха, ни покоя. Его можно было видеть в подразделениях, на плацу, на аэродроме. В его лице я получил настоящего учителя, как сказал классик 'учителя человеческих душ', что потом пригодилось мне при работе с подчиненными. Приказом начальника школы мне было присвоено звание заместителя политрука. Я приколол в петлицы ещё по одному эмалевому треугольнику, а на обшлага гимнастерки пришил красные звезды. Юрка опять съязвил, что моя карьера неудержимо рвется ввысь. Самое интересное, что при общем построении эскадрильи, теперь я стоял на правом фланге рядом с комиссаром эскадрильи, а уже за мной стоял командир первого отряда.
  Заканчивался апрель. Солнце пекло не по-весеннему жарко. Погода миллион на миллион - летай, не хочу. Полеты первыми проводило соседнее звено. Леша Некрасов на И-15 'бис' выруливает на линию исполнительного старта. И-15 был очень легкий по весу, исключительно хорошо управляемый истребитель, обладавший поразительной способностью устойчиво держаться в воздухе в любом положении, на боку, вверх колесами, с задранным носом. Получив разрешение на взлет, машина начинает разбег, затем отрывается от земли и переходит на выдерживание, чтобы набрать необходимую скорость. Биплан был уже практически за границей аэродрома, когда концом нижнего левого крыла задел о дерево и, крутанув полубочку, рухнул на землю... Взрыв, и яркое пламя, весело лижущее фюзеляж.
  Господи, почему!? Зачем, ведь он такой молодой, и как мы все хотел стать летчиком? И тысячи, тысяч, почему стучат в голову. Почему затянул выдерживание, почему так плавно отходил от земли, набрав скорость, почему не заметил дерево на границе аэродрома?
  Ведь это могло случиться и со мной!? Нет, я не погибну! Я должен и обязан остаться живым! Я обязательно буду летчиком. Эта вера настолько вошла в мою плоть и кровь, что она хранила меня до конца учебы.
  
  Раскинулось летное поле
   И "Т" из полотнищ лежит,
   А там, вдалеке от квадрата
  Инструктор, психуя, кричит.
  Курсанта ведут к командиру звена,
   Налево семь раз повернули,
  Морали читали часа полтора
  У бедного слезы сверкнули.
  "Ты шарика в центре не можешь держать,
   Со сносом не можешь бороться.
   И если ты дальше так будешь летать
   В пехоту отправить придется..."
  Искрится бензин на капоте,
  Инструктор зловеще молчит,
  А вспомнить о прошлом полете
  И сердце сильней застучит.
  "Товарищ инструктор! К полету готов
   - Доложит курсант командиру,
   - От вас не скрываю, что я не здоров,
   К подруге ходил на квартиру.
  Всю ночь мы не спали, уснул на заре,
   А тут еще старое горе
   Слипаются веки, шумит в голове
  Как в старом дырявом моторе".
  "Ты правильно сделал, что мне рассказал
   - Летать я тебе разрешаю!
  А в зоне все делай, как я показал
  Иди! - за мат.часть отвечаю".
  Тут к старту его самолет подрулил,
   В кабину он быстро забрался.
   Проверил приборы и кран приоткрыл,
  Поправил очки, привязался.
  Кругом оглянулся - не первый уж раз
   Держал он штурвал самолета.
   Свободной рукой легко газу он дал
  И вырулил к линии взлета.
  И вот он летит с командиром звена
   Считает последних два круга.
  На город родной посмотрел из дымка
  И вспомнил любимого друга.
  Привычным движеньем он в штопор вошел.
   И вот тут беда с ним случилась -
  В глазах потемнели земля, горизонт.
   Упал, его сердце больше не билось...
  Всю ночь средь обломков покойник лежал
  В костюме курсанта одетый.
  В руках вытяжное кольцо он держал
  И ручки конец обгорелый.
  На утро лишь скорая помощь пришла
  И с нею друзья - пилотяги,
  Последний подарок ему принесли
   На старте забытые краги.
  К ногам привязали ему элерон,
   В перкаль его труп обернули,
  Тросами его обмотали всего
   И слезы у многих блеснули.
  Напрасно ждет сына мамаша домой,
   Подруга напрасно рыдает,
   А масло бежит из картера в капот
  На стенках его застывает.
  ( автор не известен)
  
  Но жизнь продолжается, продолжается и учеба, и полеты.
  
   ***
  
   30 апреля 1938г - Герой Советского Союза комкор Я.В. Смушкевич (весной 1938г окончил КУВНАС) попадает в аварию накануне праздника 1 Мая, на котором он должен был возглавить проход над Красной площадью пятерки истребителей. Для этого был выделен двухместный самолет Р-10 (конструктор Неман). Самолет был выкрашен в ярко красный цвет, с надписью "Командующему Первомайским воздушным парадом Герою Советского Союза Смушкевичу".30 апреля Смушкевич совершил один тренировочный полет вместе с главным штурманом ВВС РККА Г. Прокофьевым. Затем после приземления Прокофьев покинул кабину самолета. Смушкевич решил сделать еще один полет. Место Прокофьева занял техник самолета. На вираже двигатель самолета заклинил. При посадке самолет налетел на большое дерево. Техник самолета отделался ушибами, а Смушкевич в тяжелом состоянии, с переломанными ногами был отправлен в Боткинскую больницу, где его прооперировали хирурги Мондрыка и Фридланд. Пятерку Р-10 с воздушного парада сняли. Особый Отдел НКВД возбудил уголовное дело и расследование. В этот же день в Евпатории закончились испытания модифицированного самолета ТБ-7(АНТ-42 первый вариант) При этом была достигнута скорость 410км/час на высоте 6500метров и макс. высота полета11000м.По испытаниям был составлен отчет "... на основании настоящих испытаний установлено, что самолет практически неуязвим современными средствами нападения на высотах от 7000 до 10000 метров. НИИ ВВС КА считает и настаивает на немедленном внедрении в массовую серийную постройку ...". Конструктор Н.Н. Поликарпов завершает эскизный проект истребителя И-180 под мотор М-88А. Поступил на испытания новый самолет МДР-5 (конструктор Г.М.Бериев). В Испании войска республиканцев под натиском войск генерала Ф.Франко оставили г. Винарес. Отрезав Каталонию от центральной части Испании, Франко обеспечил выход к Средиземному морю. Франкисты заняли города Гандеса, Лерида, Тартоса и успешно атаковали республиканцев на центральном фронте и вышли на правый берег реки Эбро. Республиканские войска отошли на левый берег, взорвав все мосты на реке. Была завершена Арогонская операция. В Китай за первый год войны советской стороной было передано 885 боевых самолетов. Пришлось обучать китайских летчиков и техников. Дело в том, что в первые месяцы войны с Японией вся китайская авиация (состояла из устаревших самолетов) была выведена из строя. В небе безнаказанно присутствовала японская авиация, подвергая китайские города разрушительным бомбардировкам. Собственных летчиков было мало, поэтому в китайской авиации воевала большая группа американских и французских пилотов-наемников. Приход советских летчиков в корне изменил положение. Под ударами советских летчиков в начале 1938г японские ВВС стали ощущать нехватку самолетов. Так 29апреля 1938г, в небе над Шанхаем эскадрилья самолетов И-16, навязав встречный воздушный бой сбила 21 японский самолет. Самолеты СБ постоянно устраивали бомбардировочные рейды на аэродром Формозы(Тайвань) где происходила сборка японских самолетов, которые доставлялись морем на кораблях. В Германии авиапромышленность начала освоение нового двухмоторного, трехместного, многоцелевого самолета Ме-110 (по этому поводу в период Хрущева существовал миф, что Туполев продал чертежи этого самолета Германии). Военная разведка Германии (возглавляемая Канарисом) тоже не дремала. Начиная с 1935г активизировались действия германской разведки против СССР и ряда зарубежных стран (Англия, Франция, Бельгия и т.д.) В этот же период после заключения "Антикоминтерновского пакта" между Германией и Японией в игру вступили японские спецслужбы В 1937г в предместьях Берлина была создан спецлагерь(вблизи озера Химзее) где проходили обучения агенты из Польши и представители ОУН. В 1935г начальник 2-го отдела(военная секретная служба) эстонской армии полковник Маасинг специально посетил ведомство Канариса, что- бы передать согласие эстонского правительства использовать территорию Эстонии для шпионажа против СССР. В спецлагере Квенцуте (Бранденбург) немецкие разведчики начали подготовку завербованной агентуры по следующим категориям-1. агенты мирного времени 2.агенты периода напряженности 3.агенты на случай войны 4.радиоагенты и специалисты-диверсанты. В этот же период в Англии прошли открытые судебные процессы над разоблаченными SIS агентами немецких спецслужб. Активность немецких разведчиков вынудила Советское Правительство закрыть в 1938г консульства Германии в городах Ленинграде, Харькове, Тбилиси, Киеве, Одессе, Новосибирске и Владивостоке.
   1 мая 1938г- Страна Советов отмечала Первомай. Красную пятерку в воздушном параде вел Герой Советского Союза Анатолий Константинович Серов ставший комбригом (генерал-майором) и трижды орденоносцем в 29 лет. В "красную пятерку" входили пять "испанцев"-Серов, Якушин, Смирнов, Антонов, Рахов. ***
  
  Два дня в неделю - субботу и воскресенье - работаем на строительстве чугунолитейного завода. Пожалуй, в городе нет организации или предприятия, которые бы в той или иной мере не участвовали в этом строительстве. И мы, курсанты авиашколы, - не исключение.
  И мы идем через город, поя свою любимую песню.
  Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
  Преодолеть пространство и простор.
  Нам разум дал стальные руки-крылья,
  А вместо сердца пламенный мотор.
  
  Всё выше, и выше, и выше
  Стремим мы полёт наших птиц,
  И в каждом пропеллере дышит
  Спокойствие наших границ.
  
  Бросая ввысь свой аппарат послушный
  Или творя невиданный полёт,
  Мы сознаём, как крепнет флот воздушный,
  Наш первый в мире пролетарский флот.
  
  
  Наш острый взгляд пронзает каждый атом,
  Наш каждый нерв решимостью одет.
  И, верьте нам: на всякий ультиматум
  Воздушный флот сумеет дать ответ.
  
  Гордимся со всеми трудящимися достижениями пятилеток, ведь там есть и частица нашего труда. Кстати на одном из субботников, мы встретили рыжего Сеньку ' Блоху', Сначала он зыркал на нас недобрым глазом из подлобья, но когда ему передали привет из Ленинграда от Витька, подобрел, и даже насыпал семечек из своих необъятных карманов. Работы было много, но никто из нас не унывал. Мы учились - и старались учиться хорошо. А в предвыходные и выходные дни находили время даже сходить и в увольнение. А иногда нам удавалось попасть в театр. Местная труппа была очень хороша для провинции. Мы с удовольствием смотрели в ' народном доме', как здесь называли городской театр, различные пьесы и спектакли. После окончания их, выходили из театра с восторженным настроением, получив заряд бодрости для учебы и службы.
  
   ***
   21 мая 1938г-вышел приказ N0018 наркома НКО СССР "Постановление Главного Военного Совета РККА об аварийности в частях ВВС РККА" в котором говорилось-"...за последние два года аварийность не только не снизилась, но значительно возросла, особенно в январе, феврале и первой половине марта 1938г. В 1937г количество чрезвычайных происшествий в ВВС по сравнению с 1936г увеличилась: а) по авариям на 80% б) по катастрофам на 70%" и далее "...пункт 12- Военная приемка на заводах ( 21-й и 1-й заводы) по самолетам И-16 и Р-Зет при наличии вредительства на этих заводах не справилась со своей задачей, в результате чего в ВВС РККА поступает материальная часть с производственными дефектами и наличием вредительства."
  
  В конце мая школу выстроили на плацу, и начальник штаба зачитал приказ Наркома Обороны СССР: - Товарищи командиры и курсанты! В связи с высокой аварийностью в ВВС Красной армии, Народный комиссар обороны маршал Ворошилов приказывает...
  Приказ Народного Комиссара Обороны СССР с объявлением постановления Главного военного совета РККА об аварийности в частях ВВС
  
  ? 0018 21 мая 1938 г.
  
  Объявляя постановление Главного военного совета РККА от 20 апреля 1938 г. 'Об аварийности в частях ВВС РККА', приказываю:
  1. Всем командирам и военным комиссарам частей и соединений ВВС детально изучить это постановление для неуклонного и точного исполнения всех его указаний и руководства в повседневной работе.
  2. Указанное постановление проработать на специальных совещаниях командного, технического и политического состава частей ВВС РККА.
  
  Народный комиссар обороны СССР
  Маршал Советского Союза
  К. Ворошилов
  
  
  ПОСТАНОВЛЕНИЕ
  ГЛАВНОГО ВОЕННОГО СОВЕТА РККА
  ОБ АВАРИЙНОСТИ В ЧАСТЯХ ВВС РККА
  
  Несмотря на то, что ЦК ВКП (б) и Правительство в 1932 г., а затем в 1936 г. поставили перед ВВС РККА во всем объеме вопрос о борьбе с аварийностью, за последние два года аварийность не только не снизилась, но значительно возросла, особенно в январе, феврале и первой половине марта 1938 г.
  В 1937 г. количество чрезвычайных происшествий в ВВС по сравнению с 1936 г. увеличилось: а) по авариям на 80%, б) по катастрофам на 70%.
  Такой огромный рост аварий и особенно катастроф показывает, что исчерпывающие по своей конкретности и точности решения Центрального Комитета ВКП (б), Правительства и приказы Народного комиссара обороны Союза ССР о ликвидации катастроф и максимальном снижении аварий остаются невыполненными.
  Это же говорит и о том, что вышестоящие начальники не проверяют систематически исполнение указаний и требований о путях и средствах борьбы с авариями и катастрофами.
  По поручению Центрального Комитета ВКП (б) и Правительства Главный военный совет РККА 20-22 марта провел специальное совещание авиационных командиров, политработников, инженеров и техников, на котором всесторонне были обсуждены причины аварий и катастроф и предложения о необходимых мероприятиях по их ликвидации.
  Характер целого ряда катастроф и аварий 1937 и 1938 гг. с полной очевидностью подтверждает о наличии актов вредительства и диверсий в авиачастях, летных школах ВВС РККА, а также и в авиапромышленности.
  Акты вредительства и в целом недопустимо выросшая аварийность могут иметь место главным образом потому, что в Военно-Воздушных Силах РККА:
  1. В ряде частей ослабла большевистская бдительность, плохо поставлена партийно-политическая работа. Не выкорчеванные полностью враги народа в такой обстановке ловко используют положение, продолжая творить свои преступные дела.
  2. Несколько ослабла воинская дисциплина, в результате чего нарушаются приказы и уставы РККА, регламентирующие воинский порядок и взаимоотношения между начальниками и подчиненными. Появились расхлябанность и разгильдяйство, доходящие в отдельных случаях до обслуживания отдаваемых начальниками распоряжений. Имеют место случаи панибратства и ложного демократизма.
  3. Выдвинутые на руководящие должности преданные партии и рабочему классу молодые командные и политические кадры, обладая высокими личными качествами, в большинстве не имеют еще практического опыта по руководству частями и соединениями, не могут сосредоточить основного внимания и времени на главнейших вопросах - личном руководстве боевой подготовкой.
  Нередко случаи, что и сами они не являются еще образцом дисциплинированности. Недостаточная требовательность этих товарищей в ряде случаев доходит до явного попустительства - нарушения уставов, инструкций и руководств (летная и служебная расхлябанность, недисциплинированность).
  Эти молодые командиры нуждаются в непрерывной помощи, руководстве и большевистском воспитании со стороны старших начальников по командной и политической линии.
  4. Плохо изучается личный состав; в подготовке, особенно молодых летчиков, отсутствует индивидуальный подход. Имеют место факты недовыучки и перескакивания.
  5. Плохо еще поставлен уход, эксплуатация и сбережение материальной части. Приказ НКО СССР от 25.5.37 г. за ? 071, регламентирующий порядок по предотвращению возможных актов диверсии на материальной части, выполняется формально и систематически нарушается, причем многие командиры, просто не знают этого приказа.
  6. Неудовлетворительно организуется летная работа с грубейшим нарушением основных требований Наставления по производству полетов и аэродромного распорядка.
  7. Требования приказа НКО СССР ? 016 и ? 0111 о тщательном анализе и учете метеорологической обстановки при организации и выполнении летной работы не выполняются.
  8. В ряде частей отсутствуют ремонтные органы, остро ощущается недостаток запасных частей и ремонтного инструмента в одном месте и избыток в другом. Существующие ремонтные мастерские зачастую никем не руководятся. Качество ремонта в ряде мастерских плохое, а в отдельных случаях ремонт выполнялся явно вредительски.
  9. Командующие ВВС округов и УВВС РККА не организовали конкретной помощи молодым командирам и частям в деле боевой и летной подготовки.
  10. Слаб контроль со стороны вышестоящих начальников и их штабов (до УВВС РККА включительно) за точным проведением в жизнь постановлений ЦК ВКП (б) и СНК СССР и приказов НКО Союза ССР по борьбе с аварийностью и точным применением в повседневной практике существующих уставов и наставлений.
  11. Аварийность в частях, округах и УВВС РККА расследуется и изучается формально, иногда (нередко) легкомысленно и преступно делаются поспешные и необоснованные выводы, а это увеличивает чисто аварий и катастроф 'по неустановленным причинам'. Причины мелких поломок выявляются и изучаются недостаточно.
  12. Военная приемка на заводах (21-й и 1-й заводы) по самолетам И-16 и Р-зет при наличии вредительства на этих заводах не справилась со своей задачей, в результате чего в Военно-Воздушные Силы РККА поступает материальная часть с производственными дефектами и наличием вредительства...
  У нас появилась новая дисциплина, ' Тактика воздушного боя', и новый инструктор-преподаватель капитан Зайцев, имевший опыт боев в Испании. Не много людей на белом свете, которым начинаешь сразу безоговорочно доверять. Скромный, требовательный, с большим опытом летной работы, он появился на аэродроме в начале июня. Мы увидели стройную, подтянутую фигуру летчика, когда он подошел к группе инструкторов и пожал им руки. Тонкую талию перетягивал командирский ремень, на груди алел орден Боевого Красного Знамени.
  Летом мы снова начали летать с аэродрома Танциреи. Как всегда с песнями и шутками выехали туда на автомашинах, а через два дня после подготовки летного поля инструкторы должны были перегнать туда самолеты. Стоя на краю летного поля с лопатами, мы услышали гул моторов. С запада, летя строем 'клин', приближалась пятерка истребителей. Четыре И-16 выпустив шасси, один за другим, пошли на посадку, а ' ишачок' с бортовым номером 33 сделав ' свечу', а потом, снизившись, стал выполнять каскад фигур высшего пилотажа на малой высоте. Около десяти минут, продолжалось это феерическое зрелище. Казалось, самолет ничего не весит, так легко и красиво выполнял эти фигуры.
  -Вот это мастер!- завистливо протянул, стоящий рядом со мной Гриша Богомазов - Нам бы так!
  - А ты активней лопатой шуруй, вот и научишься!- подколол его Юрка.
  -Да ну тебя, балаболка! Пошли ребята к старту!- закинув лопаты на плечо, как карабины, мы дружной толпой потрусили в центр взлетного поля. Как раз пока мы до туда дошли, Зайцев, а это он летал на ' тридцатьтретьем', притер самолет точно у посадочного ' Т', и стал рулить на стоянку. Спрыгнув с крыла замершего самолета, он оправил комбинезон, и подойдя к нам, улыбнувшись, сказал:- Ну, что будущие асы, начнем учиться новому?
   Вторая половина тридцатых годов была неспокойным, тревожным временем. По всему миру гремели маленькие, но войны. Фашистский мятеж в Испании, захватническая война в Китае, провокации японцев на Дальнем Востоке. Поэтому Зайцеву, вернувшемуся из Испании, мы задавали кучу вопросов: как выглядит Долорес Ибаррури, чем отличаются анархисты от социалистов, выучил ли он испанский язык, красивы ли испанские девушки, сильные и слабые стороны наших истребителей, как воевал противник и т.д. и т.п. Наш новый инструктор обстоятельно ответил на все наши вопросы.
  - Когда мы только ехали в Испанию... Да и вы, и многие-многие другие не представляют себе, что такое фашизм, - вопросительно спросил Зайцев.
  - Немножко представляем, - ответил я. - Газеты читаем, фильм 'Болотные солдаты' смотрели.
  - Все это не то... Одного из наших подбили, и он выпрыгнул с парашютом. Он опустился на территории занятой франкистам. На следующий день, при налете на Мадрид, немецкие пилоты из эскадрильи 'Кондор' сбросили на парашюте тюк. В брезент были завернуты куски тела нашего товарища... Врач сказал, что его изрубили топором живого... Это не 'Болотные солдаты', это настоящий фашизм. В Испании мы поняли, что значит ненавидеть врага. И там мы научились ненавидеть фашизм по-настоящему.
   Наутро наше звено было построено возле самолетной линейки. Здесь царил образцовый порядок. Самолеты, темно-зеленные сверху и голубые снизу, стояли на аккуратно очерченных белыми линиями площадках. Винты всех машин были в горизонтальном положении, колеса упирались в тормозные колодки, выкрашенные в ярко-красный цвет, на трубках Пито (воздухоприемники для прибора скорости) были надеты чехлы с красными треугольными флажками. Капитан Зайцев, одетый в летный комбинезон, прошелся вдоль строя, и внимательно всех оглядев, сказал:- Ну что, начнем!?
  Все последующие три месяца он вдалбливал наши головы премудрости летного дела.
  Дальше начались тренировочные полеты по кругу, в зону на высший пилотаж, групповую слетанность и даже на боевое применение - стрельбу по наземным целям. После полетов инструктор всегда нам напоминал, что курсанты при первых самостоятельных вылетах никогда не совершают аварий. Однако стоит пилоту слегка освоиться и совершить несколько десятков самостоятельных полетов, как за ним нужно установить строгий контроль, чтобы от самонадеянности не допустил ошибок, чреватых летными происшествиями, и это подтверждается практикой и опытом
  И именно я явился печальным подтверждением этого умозаключения, а всё от того, что 'некоторые' почувствовали себя бывалыми летчиками... Как-то снижаясь для посадки после очередного учебного полета, 'седьмым' чувством определил что, расстояние для посадки выбрал неверное, точно на три 'Т' не сяду. Но молодости свойственно ошибаться, понадеялся на свой опыт, а опыта, то было - с 'гулькин нос'. Начал работать органами управления резко, усугубляя положение, а не учел что самолет, пока не достигнет посадочной скорости, все равно не приземлится. Я двигаю ручкой, а машина все несется над землей... Самолет совершает классический ' плюх', а затем последовала серия скоростных 'козлов', один за другим... Здесь я вспомнил указания инструктора - в таких случаях ничего не следует делать, держи тверже рули, не двигай педали! И действительно, машина успокоилась и покатилась по земле. Этот полет едва не закончился аварией и стоил мне неприятностей: во-первых, отстранили от полетов на день, во вторых стыдно перед инструктором - подвел его.
  Зайцев мне сказал: - Ты это брось! Не кажись лучше, чем есть! Свой почерк мастер вырабатывает годами труда... Когда руки и ноги будут работать быстрее головы, значит, достиг азов летного мастерства. А так у вас теряется смысл полета, взлетел хорошо, сел плохо - какая-то получается чертовщина
  Вот что значило в авиации обойтись со скоростным самолетом на 'ты', пренебречь основными положениями теории и техники пилотирования самолета, переоценить свои силы, успокоиться на достигнутом. Такие случаи бывают когда курсанты начинают уже летать сами и считать, что поймали бога за бороду. Небо ошибок не прощает!
  С курсантами своими я страху натерпелся,
   И все причуды их я знаю наперед,
   Я снял бы им штаны,
   ремнем за все отпелся,
   Истер бы их совсем
  в стиральный порошок.
  Я завтра дам ему еще четыре круга,
   И чисто покажу посадку и расчет,
   Куда смотреть и как работать ручкой,
   И выпушу в самостоятельный полет,
   По кругу я ему обиды все прощаю,
   Не хуже остальных он будет мне летать,
   Но в зоне ничего я не пообещаю,
   И выжму из него там все, едрена мать!
  (автор Штерн.)
  После таких вот полетов инструктор подробно анализировал ошибки каждого и пытался добиться того, чтобы в наших молодых, горячих головах, осели те крупинки бесценного опыта, которые можно извлечь из каждого подобного происшествия. Для этого использовалась так называемое ' протирание с песочком', причем песочек дозировался в зависимости от грубости ошибки, и в зависимости от того, насколько нарушитель осознает свою ошибку. Зайцева мы обожали и на него не обижались, старались подражать ему во всем, даже в ношении форменной одежды. И он старался сполна передать нам своё мастерство.
  Проходим пикирование - сложный маневр пилотирования, требующий выдержки и точного расчета. Зайцев объяснял так.
  - Имейте в виду, если хотите жить, помните - самолет всегда дает осадку, при любом маневре. Чем круче пикирование, тем больше осадка. Учтите это, когда выводите самолет из пике при резком переводе его на вертикальные фигуры. А то и костей не соберете...
   Чтобы оправдать доверие нашего преподавателя, мы старались изо всех сил освоить новые виды боевой подготовки: стрельба по конусу и наземным целям, а уж как мы хотели овладеть тактикой ведения воздушного боя! Чтобы как то снизить накал учебы, Зайцев иногда нас разыгрывал. На следующий день после моей неудачной посадки, я как отстраненный от полетов помогал техникам готовить самолеты к полетам, ну а Марсель с Юркой по дружбе помогали уже мне. Заправив самолет маслом, мы сели на тележку отдохнуть. Подошедший Зайцев, поздоровался с нами, а потом стал пристально всматриваться в капли пролитого на траву масла. Немного подумав, он наклонился, подцепил одну каплю пальцем, растер эту субстанцию и, поднеся палец к носу, вопросительно спросил: - Э, летчики, а вы что, в самолет залили!?
  -Как что, масло авиационное!- в один голос, немного напрягаясь, ответили мы.
  -Авиационное??? Ну, и откуда вы его залили!?- глядя на нас, вопрошал он.
  -Вот из этого бидона!- ткнул я рукой, в бидон стоящий на тележке.
  Зайцев подошел к тележке и, откинув крышку, сказал:- Что-то, вот это по запаху и цвету не похоже на авиационное масло!
  Подбежав к тележке, мы попытались сразу втроём засунуть в горловину бидона головы. Сразу не получилось. Тогда Юрка оттолкнув наши головы, макнул в масло указательный палец. Вытащив его, он сначала посмотрел свой перст на свет, потом понюхал, а в конце лизнул и, сделал вывод: - Да, это не авиационное масло!
  -Ну, что грамотеи!? Вывели самолет из строя! Что, теперь делать будем?- постукивая по капоту И-16 рукой, спросил строго Зайцев.
  Я похолодел, и страх своей цепкой рукой схватил меня за сердце. Учитывая недавний приказ ? 0018 Наркома Обороны, это было подсудное дело, а ведь масло в двигатель заливал я. Увидев мое помертвевшее лицо и испуганные глаза, Зайцев сменил тон:
  - Эх вы, летчики! Нужно внимательно читать техническое наставление истребителя И-16!
  Согласно нему, И-16 четвертой серии с мотором М-22 имеет левое вращение винта, а для его смазки используется касторовое масло, поэтому и запах другой! Поэтому, сейчас Красильников с Логиновым идут читать наставление, а с тобой Хайруллин мы полетаем в паре!
  . Пара истребителей И-16, поднимая за собой шлейф пыли, пошла на взлет. На И-16 шасси убирались вручную. Делалось это так: после взлета, на малой скорости и высоте 15-20 метров, летчик снимал левую руку с сектора газа, брал ручку управления, а правой убирал шасси, для чего приходится делать 44 оборота специальным штурвальчиком лебедки. У ведомого после отрыва от взлетной полосы, правая нога шасси убирается не полностью. Ничего страшного в этом нет. Ногу можно "дожать" во время полета. Зайцев, желая помочь Хайруллину, высовывает правую руку из кабины и делает ею загребающий жест к груди. Ведомый же воспринимает это как приказ сплотить строй и подходит ближе. Ведущий повторяет сигнал - ведомый с опаской подходит вплотную и заводит свое крыло в пространство между крылом и стабилизатором самолета командира. Отчаявшись, Зайцев вертится в крайне тесной кабине, извлекает свою правую ногу и выставляет ее в воздушный поток. Ведомый отходит на безопасное расстояние, сам ужом выкручивается в кабине и показывает командиру свою левую ногу. Тому ничего не остается, как поставить крест на полете, развернуться и идти на посадку. Увидев на земле запрещающий знак, и Юрку лежащего на спине, на земле, с прижатой правой ногой, Марсель все- таки выпустил правое шасси. После посадки командир устраивает Марсельке разнос: - Hу, ладно, когда я рукой махал, ты это как команду "подойти" воспринял. Hо когда я тебе ногу показал, тут-то ты что подумал? - Как что? - потупив голову, отвечает Марселька - Я думал, что вы всё из-за масла сердитесь, и поэтому меня валенком обозвали! Посмотрев на нашу понурую троицу, и еле сдерживающих рыдания от смеха, других инструкторов, Зайцев сплюнул, и молвив: - Три великовозрастных балды!- пошел к ангару.
  
   ***
  Где-то в конце июня, я внезапно был вызван к начальнику школы. О причине вызова я строил самые различные предположения и был просто обескуражен, когда зайдя в кабинет полковника Ухова, услышал вопрос:- Шпрехен зи дойч, геноссе кадет? Приняв стойку смирно, и подняв подбородок, я громко отрапортовал: Яволь, экселенц!
  Ухов, весело ухмыльнувшись, сказал: - Ну, насчет его превосходительства вы погорячились, товарищ курсант!
  -Осмелюсь доложить, товарищ полковник! Ваша должность в старой армии соответствовало бы генеральской!
  -Вольно, товарищ курсант! Вижу, что Швейка вы читали. Маргарита Карловна сказала, что немецкий язык вы знаете почти идеально! (Маргарита Карловна- это наша немка) А с техническим немецким у вас как?
  - Ну, особо специфические термины надо будет посмотреть в словаре, а так проблем нет!- ответил я, а про себя подумал: а нафига такие странные вопросы.
  -Отлично! Бегом в строевое отделение, выписывай командировку на пять дней в Москву, распоряжение я уже дал! Завтра в 6.00 вылетаем на УТИ с центрального аэродрома.
  На следующий день, к обеду мы уже были на центральном аэродроме Москвы, на Ходынском поле. На дежурном автобусе доехали до Главного Управления ВВС РККА, и поднялись на третий этаж. Идя с начальником школы по коридору, мы увидели, идущего нам на встречу, высокого, широкоплечего майора с орденом на груди. Подойдя к нему чуть ближе, Ухов раскинул руки в стороны и воскликнул:- Саша! Гусев! Вернулся!?
  На симпатичном лице майора, появилась широкая улыбка, и он громыхнул басом:- Товарищ полковник! Валентин Петрович! Вот не ожидал вас здесь встретить!
  Они долго обнимались и били друг друга по плечам. Я скромно стоял в стороне.
  - Ты давно из Испании? Как там дела!? - требовательно спросил мой начальник.
  Услышав его последний вопрос, майор нахмурился:- Если честно, то хреново! Франкисты жмут, а мы ничего сделать не можем!- и махнул огорченно рукой.
  -Сам-то ты как!? Вижу орден! Молодец!- Валентин Петрович постучал пальцем по груди Гусева.- Здесь-то какими судьбами?
  - Был у Серова, обобщали опыт воздушных сражений в Испании, скоро совещание у наркома, надо будет делать доклад!- герой Испании, постучал рукой по портфелю.
  ( летчик Серов А.К 1910 г.р. В июне 1930 окончил Вольскую военно-теоретическую школу лётчиков и был переведён во 2-ю школу военных лётчиков и летнабов в г. Оренбурге. 17 декабря 1931 окончил 2-ю школу военных лётчиков и летнабов по 1-му разряду. В августе 1935 поступил в Военно-воздушную академию им. Жуковского.
  Первый муж известной советской киноактрисы Валентины Серовой (Половиковой).
  Участвовал с 1937 г (ст. лейтенант) в Гражданской войне в Испании под псевдонимом 'Родриго Матео'. 2 марта 1938 полковнику Серову было присвоено звание Герой Советского Союза.
  В мае 1938 он был назначен начальником Главной лётной инспекции ВВС. 11 мая 1939 комбриг погиб в авиакатастрофе во время курсов усовершенствования начальствующего состава - осваивая 'слепые' полёты вместе с Полиной Осипенко.
  Прах Серова и Осипенко помещён в урнах в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.)
  -Ну, и что вы там наработали, если не секрет, покажешь?- потирая руки, спросил Ухов.
  -Товарищ полковник! Как вам не стыдно!- укоризненно протянул Гусев, доставая из портфеля, кучу исписанных листков. Он разложил их на подоконнике, и они стали оживленно обсуждать написанное. Пользуясь, случаем я, используя свой рост, пытался читать текст, и слушать переполненный авиационными терминами разговор. Я чувствовал, что мне крупно повезло, и моя персона присутствует при чем-то грандиозном.
  Гусев начал:- Сравнивая летно-технические данные наших самолетов И-15, И-16, и самолетов противника Ме-109, 'фиат', мы тщательно взвесили все плюсы и минусы. Обсуждая И-16, все летавшие на нем были едины во мнении, что эта машина подчиняется лишь тому летчику, который хорошо владеет техникой пилотирования, особенно на малых скоростях, малых высотах, при резких эволюциях. Что касается самолетов И-15, то он на малых скоростях в воздухе вел себя 'по джентельменски': перед срывом в штопор покачивался с крыла на крыло, 'клевал на нос', словно предупреждая летчика - 'Смотри в оба! Увеличь скорость, а то сорвусь'. И-16 ведет себя по-иному. При потере скорости, он мгновенно, именно мгновенно, срывался в штопор. При потере скорости на левом развороте он мог свободно срываться как в левый, так и в правый штопор. Вы же помните, И-16, как норовистый конь, требует к себе постоянного, ежесекундного внимания.
  Гусев, переведя дух, продолжил:- У ' ишачка' пока шасси уберешь, рука устанет, 40 раз рукояткой крутить. А если же скорость увеличилась, то шасси вообще замучаешься убирать. Мы пришли к выводу, что нужно совершенствовать машину, добиться того, чтобы облегчить уборку шасси. Ведь пилотировать самолет И-16 приходится левой рукой, часто - на малой скорости, малой высоте, не ослабляя наблюдения за противником. Если шасси не убраны, И-16 значительно теряет свои качества как истребитель. А ведь у него так много положительных качеств.
  Во-первых, И-16 по своим размерам меньше, чем немецкие и итальянские истребители. Следовательно, его труднее обнаружить в воздухе. Как правило, летчики на И-16 обнаруживали самолеты противника первыми.
  Во-вторых, мотор-звезда воздушного охлаждения на И-16 превосходит мотор жидкостного охлаждения на любом истребителе противника. Мотор воздушного охлаждения - надежный щит для летчика при лобовых атаках. Он более живуч, чем мотор жидкостного охлаждения. Даже несколько попаданий не выводили его из строя. Что касается мотора жидкостного охлаждения, то он выходил из строя при первом же попадании в него.
  Вот бы сделать 'ишачок' еще лучшим - самым быстрым, самым мощным по вооружению, самым живучим, самым маневренным истребителем!
  В общем, мнение у нас такое
  И-16: Заменить механическую уборку шасси, на автоматическую, можно воздухом или гидравлически.
  И-15: Поставить убирающиеся шасси.
  Оба истребителя оснастить более мощными двигателями воздушного охлаждения, вооружить их четырьмя пулеметами, двумя калибра 12,7 или более крупного; оснастить их колиматорным прицелом, он установлен на последней партии И-16, бронеспинкой заодно с сиденьем летчика; приемо-передающей радиостанцией; кислородным оборудованием.
  Комбриг перебил майора: - А чем аргументируете увеличения калибра?
  -А вот чем!- последовал ответ - Мы исходили из того факта, что истребителям, вооруженным пулеметами калибра 7,62 и даже 12,7, трудно разбить строй бомбардировщиков, прикрытых истребителями. Ведь с момента обнаружения до момента сбрасывания бомб в распоряжении наших истребителей мало времени. Они успевают сделать две, максимум три атаки под воздействием истребителей прикрытия противника. Вот почему мы предлагали установить на истребителях более мощное оружие, по своей ударной силе оно должно не уступать зенитному снаряду или осколочной бомбе, взрывающейся в воздухе. Удар таким оружием по группе бомбардировщиков противника позволит расстроить ее боевой порядок, нарушить огневое взаимодействие. После такого удара наши истребители своим бортовым оружием - пулеметами калибра 12,7 мм, смогут успешнее атаковать бомбардировщики.
  В своем коллективном докладе мы отметили, что установить на истребителях новое оружие можно под плоскостью и что на эскадрилью в 12 самолетов с таким оружием можно иметь звено в четыре самолета.
  В доклад также включили предложения по дальнейшему совершенствованию организационной структуры, боевого порядка эскадрильи и звена.
  Боевой состав эскадрильи истребителей мы предлагаем оставить прежним - в двенадцать самолетов, а число звеньев в эскадрилье сократить до трех по четыре самолета в каждом. Так практически мы и летали в Испании. Звено должно состоять из двух пар. Каждая из них будет огневой единицей. Опыт показал, что звено из двух пар истребителей сильнее в огневом отношении по сравнению с прежним звеном в три самолета. Командир такого звена имеет более широкую свободу маневра и успешнее решает тактические задачи. А звено в три самолета сковывает свободу маневра, потому что его командир должен все время думать о своих ведомых, чтобы при энергичном маневре у внешнего ведомого хватило мощности мотора удержаться в боевом порядке звена, а у внутреннего ведомого была такая скорость, чтобы он не сорвался в штопор.
  Обсуждая вопросы боевой и политической подготовки летного состава, мы пришли к единому выводу: в испанском небе наши летчики показали себя смелыми, волевыми, бесстрашными. Они хорошо знают тактико-технические возможности своего самолета, в совершенстве владеют машиной в воздухе и техникой пилотирования.
  Вместе с тем хотелось бы внести ряд предложений по дальнейшему совершенствованию боевой подготовки летного состава. По нашему мнению, необходимо усилить внимание к физической подготовке летчиков, обучать их вести воздушный бой с большими перегрузками.
  Опыт, приобретенный в Испании, показывает, что нужно настойчиво обучать молодых летчиков искусству ведения огня. Хотим выдвинуть предложения считать первым этапом такого обучения стрельбу по воздушной мишени-конусу, а в последующем - стрельбы по воздушной мишени типа планера, буксируемого со скоростью 400-450 км/час, а не как раньше 300 км/час. По нашему мнению, назрела необходимость ввести в повседневную боевую подготовку летчиков стрельбу по свободно летящим воздушным шарам, применяя при этом высший пилотаж. А также: обучить летчиков полетам с ограниченных аэродромов; настойчивее отрабатывать взлеты и посадки с попутным и боковым ветром; после ввода в строй предоставить летчику больше самостоятельности, избегая мелочной опеки!
  -Уф, вроде все, аж во рту пересохло!- Гусев достал из портфеля бутылку ' Боржоми', ловко сковырнул пробку и стал пить минералку жадными глотками. Повернув голову в мою сторону, он удивлено спросил:- А это что за вражеский шпион нас подслушивает? Услышав его вопрос, я невольно покраснел, будто меня уличили, в чем- то нехорошем.
  -Ну, ну товарищ майор, не пугайте моего подчиненного! Это вам не шпион, а один из лучших курсантов Борисоглебской школы военных пилотов, которую, кстати, вы заканчивали!- Ухов шутливо помахал перед лицом моего обличителя рукой.
  - Ну, раз не шпион, то давай знакомиться! Майор Гусев Александр Иванович летчик-истребитель ВВС РККА. - и протянул мне широкую, крепкую ладонь.
  - Курсант Красильников, Сергей! Заместитель политрука 2-ой военной школы летчиков имени Осоавиахима, тоже летчик- истребитель, будущий, правда! - бодро отрапортовал я, протягивая руку в ответ. Обменявшись со мной рукопожатиями, Александр Иванович, повернулся к Ухову:- Валентин Петрович, а вы- то здесь как оказались?
  Ухов помялся, а потом сказал: - Да мы, Саша, понимаешь, в НИИ ВВС направляемся в служебную командировку.
  Гусев, услышав это, помрачнел и спросил: - А, вы слышали, что начальника НИИ комбрига Бажанова там уже нет!
  -Как, нет? А где же он!? - удивился, услышав эту новость Ухов.
  -Где, где! В ежовых рукавицах! - зло бросил Гусев.
  (Во время чистки командных кадров Красной Армии большинство высшего комначсостава советских Военно-воздушных сил подверглось беспримерным по своему масштабу репрессиям. В эти страшные годы погибли многие опытные командиры военной авиации, среди них заместитель наркома обороны, начальник ВВС РККА командарм 2-го ранга Я.И. Алкснис, комкоры Ф.А. Ингаунис, А.Я. Лапин (помощники командующего Особой Краснознаменной Дальневосточной армией по ВВС), В.К. Лавров (начальник штаба ВВС РККА), В.В. Хрипин (командующий воздушной 1-й Армией особого назначения) и многие, многие другие, в том числе начальники ВВС округов и флота, командиры авиационных частей и соединений, начальники и преподаватели учебных заведений. Всего по ВВС за 1937-1939 гг. было уволено 5616 человек. А надо помнить, что в это же время советские летчики погибали, защищая Китай республиканскую Испанию. Помимо этого, военные летчики, в том числе командный состав ВВС, несли потери в авиационных катастрофах. Аварии и катастрофы в авиации всегда были. Даже сегодня они остались серьезной проблемой для ВВС всех стран мира. Аварийность в частях ВВС Красной Армии была высокой и в 1930-е годы. Например, в августе 1932 г., во время перелета эскадры самолетов ТБ-3 из Москвы в Хабаровск все машины попадали в аварии, некоторые по несколько раз, было семь случаев вынужденных посадок, в главном из-за поломок двигателей М-17. Но хорошая подготовка экипажей, особенно пилотов, позволила избежать жертв, и все самолеты и члены экипажей прилетели в Хабаровск. Этот пример свидетельствует, что в первой половине 1930-х годов главной причиной аварий и катастроф являлись технические недочеты.)
  - Как же так!? Ах, Николай Николаевич, такой человек! Он же у нас в школе в своё время комиссарил! - комбриг, горестно махнул рукой.
  -Жизнь сейчас такая тяжелая, товарищ комбриг, ко всему надо быть готовым и к войне и к тюрьме! - ответил Гусев.- А в НИИ - то вам зачем?
  Ухов, видно, сделал какой-то выбор и решительно сказал:- В НИИ ВВС сейчас проходит испытания Мессершмитт -109, доставленный из Испании. Меня, как знающего немецкий язык, я же в свое время с немцами в Липецке общался, да и в Испании с ними сталкивался, командировали туда.
  Гусев усмехнулся:- А курсант зачем?
  - А он у нас полиглот, да и полезно ему посмотреть на будущего врага. Сашка, ты чего всё время лыбишься!?- спросил Ухов.
  -Да ведь этого 'фрукта', я у республиканцев посадил!- весело потирая руки, ответил герой гражданской войны в Испании.
  -Ты! - у Ухова удивлено взметнулись брови:- А как?
   И Гусев начал свой рассказ:- Впервые ' мессеры' появились на испанском фронте в сентябре 36-го, но потом куда-то пропали. Толя Серов говорил, что у них очень слабый хвост и при очень резком выходе из пикирования хвостовое оперение самолета отламывалось в воздухе. Правда, вскоре немцы стали укреплять хвост 'мессера' расчалками, но это почти не помогало. Очевидно, поэтому Ме-109 и не участвовали в боях. Видимо, машины проходили доводку в заводских условиях. Позже они появились модернизированными.
  Наши заметили и одну интересную особенность немецких летчиков. Они открывали огонь с большой дистанции - 800-700 метров и вели его длинными очередями до 300-350 метров. Такая длительность очереди вызывала у нас удивление. Наши пулеметы не могли так стрелять - перегревались. И не верилось в результативность огня на большой дистанции.
  Честно говоря, я придерживаюсь мнения, что дистанция при ведении огня на поражение играет решающую роль. Безусловно, это не значит, что надо отказаться от огня с большой дистанции. Мы пришли к выводу, что следует улучшить качество оружейной стали наших пулеметов.
  'Старички' говорили: немецкие летчики ведут бой, имея преимущество в высоте. Мы стали учитывать это в боях с Ме-109. После того как мы изрядно потрепали 'Черные стрелы' и сорвали операцию франкистов, враг стал очень интересоваться нашими аэродромами. Можно понять столь 'пылкую любовь'! Первая моя встреча со 'стодевятыми' произошла недалеко от аэродрома. Они шли растянутым строем 'пеленг'. Ошибиться было довольно трудно. О появлении на фронте вражеских машин каких-либо других марок мы не слышали, а описания их силуэта и внешнего вида совпадали с увиденным.
  'Мессеры' с полупереворота ринулись на нас. Основной удар приняла на себя эскадрилья Девотченко, которая шла впереди. Прекратив атаку бомбардировщиков, мы рванулись навстречу Ме-109. Те обстреляли нас трассерами с большой дистанции и, продолжали обстрел до того момента, когда стрельба наших пулеметов не оказалась эффективной. Прекратив наскок, 'мессеры', используя скорость, приобретенную на пикировании, стали круто уходить вверх.
  Рассказывая это, Гусев активно помогал себе руками, показывая элементы воздушного боя:
  -Что и говорить, все это выглядело красиво, эффектно, но безрезультатно. Длинные очереди с большой дистанции, набор высоты, строгий строй, образцовая слетанность - все это подтверждало, что перед нами немецкие летчики.
  'Немцы очень боятся потерять превосходство в высоте' - вспомнилось напоминание товарищей, уже воевавших с асами третьего рейха. Но тут, с ходу, в бою, предпринять что-либо для набора высоты было уже поздно. Пришлось в доли секунды выбирать иную форму схватки, которая лишила бы немцев преимущества.
  Раз мы не можем добиться преимущества в высоте - немцы нам его не уступят, - то решили зайти с другого бока. И мы пошли вниз, под строй бомбардировщиков. Атаковали их снизу. При выходе из атаки старались не вырываться над их строем, чтобы не угодить под огонь 'мессеров'. Так мы бомбардировщиками противника прикрыли себя от атак истребителей врага, не желавших терять преимущество в высоте. 'Хейнкели' выполняли роль щита - не станут же немецкие летчики вести огонь сквозь строй своих самолетов! Так нам удалось лишить немцев их главного преимущества.
  'Мессеры' бросались лишь на те машины, которые в пылу схватки все-таки выходили выше строя бомбардировщиков или далеко в сторону, но опять-таки вели огонь со значительной дистанции и никак не желали спуститься к нам под строй 'Хейнкелей-111'. Чувствовалось, что 'мессеры' находятся в замешательстве. В ходе боя они не могли найти тактический прием, чтобы напасть на нас с большим толком.
  Два 'мессера' все-таки попытались подобраться к нам снизу. Но мы их заметили вовремя. Один Ме-109 сбили. Другой поспешил убраться наверх подобру-поздорову.
  В эскадрилье Девотченко погиб один летчик. Он вырвался в атаке очень высоко, в стороне от основной группы. Там его и прижали 'мессеры'.
  Крепко досталось и Ивану Девотченко. Как потом мы узнали, на его самолете оказалась перебита система выпуска шасси, пробиты покрышки и поврежден один цилиндр в моторе. Однако все обошлось. Иван сумел посадить самолет на брюхо.
  О боях с 'мессерами' мы потом много говорили. Их появление на нашем участке фронта было неожиданным. В первом бою мы не могли с ходу найти верный тактический прием для борьбы с ними, хотя знали, что немецкие летчики дерутся, обладая превосходством в высоте. Этот воздушный бой мы подробно разобрали вместе с летчиками эскадрильи Девотченко. В разборе приняли участие Иван Еременко и командиры других эскадрилий. Совместными усилиями мы выработали новые тактические приемы для наращивания ударов по 'мессерам'.
  Один из тактических приемов заключался в следующем.
  В каждой эскадрилье выделялось две пары наиболее подготовленных и физически крепких летчиков. Им предстояло идти на 1000-1200 метров выше общего боевого порядка эскадрильи и несколько позади. Когда эскадрилья вступит в бой с 'мессерами', эта четверка должна атаковать врага сверху и гнать вниз, где их подхватывали бы другие пилоты. Находясь, все время над 'мессерами', эта четверка должна была внимательно следить за действиями противника и ни в коем случае не позволять ему уйти выше себя. Так мы навязывали немецким летчикам наш план, нашу тактику боя, заставляли вести схватку в невыгодных для них условиях.
  Возможность проверить наши расчеты немцы нам скоро предоставили. Словно по заказу.
  Мы получили задание и вылетели на патрулирование - прикрывать наземные войска от возможных налетов бомбардировщиков. Свой боевой порядок построили по-новому. Четверка Смолякова держалась выше эскадрильи примерно на тысячу метров, несколько сзади и в стороне. Как мы и ожидали, через несколько минут появились 'мессеры'. Их было пятнадцать. Они шли прямо к линии фронта, метров на 600 выше нашего основного порядка. Знали мы и другое - за истребителями должны следовать бомбардировщики врага. Связывать себя боем нам, естественно, не хотелось. Поэтому пытаемся обойти 'мессеров', не вступать с ними в схватку и выйти на основную цель - бомбардировщики, атаковать их, заставить сбросить смертоносный груз на своем территории. Этот маневр основывался на расчете, что 'мессеров' свяжет боем другая наша эскадрилья, которая патрулировала в соседнем районе. Но так не получилось. 'Мессеры', едва почуяв, что мы хотим пройти к бомбардировщикам, кинулись в атаку, используя свое превосходство в высоте.
  Разворачиваемся, чтобы встретить врага лицом к лицу. Немцы уже, видимо, предвкушали легкую победу. И вот в критический момент, когда дистанция между нами не превышала 1000-900 метров и 'мессеры' каждое мгновенье могли открыть огонь со своей излюбленной дистанции, группа высотных чистильщиков во главе со Смоляковым кинулась на врага.
  Это было для немцев полной неожиданностью. Видимо, лишь разглядев трассы пуль, идущие сверху, они поняли, откуда по ним стреляют. Атака 'мессеров' не получилась. Ведь они представления не имели, какова численность атакующих сверху, и растерялись. Часть машин пошла вниз. Тут уж мы не дали им опомниться, и встретили очередями. Другие самолеты противника рванулись наверх, чего только и ждали ребята из группы Смолякова. С первой же атаки они подожгли один Ме-109.
  Бой завязался в двух ярусах. Внизу мы схватились с основной частью нападавших, вверху четверка Смолякова сражалась с четверкой 'мессеров'. Видя, что путь наверх им отрезан, немцы решили выйти из боя. И тут, как бывает в подобных случаях, один из Ме-109 замешкался, и звено Ивана Панфилова расправилось с ним.
  Тем временем группа высотных чистильщиков вступила в трудный поединок. Летчики 'мессеров', ринувшиеся наверх, оказались особенно сильными и хорошо подготовленными. Действовали они парами, атаковали умело, хорошо прикрывали друг друга. Нашим ребятам никак не удавалось расчленить их пары. А здесь еще, как на грех, Виктор Скляров при выходе из атаки действовал не особенно умно, подался в сторону и оказался один.
  Заметив одиночную машину, немцы парой кинулись на Склярова. Виктор пошел на вертикаль, стараясь оторваться, да не тут-то было. 'Мессеры' не уступали нам в маневренности и скорости. На выручку Склярову поспешил Смоляков. Он вызволил Виктора из трудного положения, но сам в свою очередь нарвался на пару других 'мессеров'. Немцы были очень активны, хорошо ориентировались в ведении боя. Видя, какая опасность грозит Смолякову, звено Шубина из нижнего яруса пошло вверх на помощь товарищу. Но их опередил Годунов. Он своим самолетом прикрыл Смолякова. Очередь, выпущенная 'мессером' по Смолякову, пришлась в машину Годунова. Его И-16 на какое-то мгновенье завис в воздухе, а потом свалился, начал беспорядочно падать. На подбитый истребитель Годунова бросилась пара 'мессеров', но, увидев звено Шубина, прекратила преследование и на большой скорости вышла из боя. Оторвалась от нас и вторая пара, едва почувствовав, что осталась одна.
  С 'мессерами' мы сталкивались теперь почти каждый день. Немцам понадобилось довольно много времени, чтобы найти хоть какое-нибудь противоядие нашему тактическому приему с высотными чистильщиками. А пока нам удавалось ловить их на тот же крючок. Вот, в одном из боев, я и подбил Ме-109. Мы с ведомым сопровождали 'мессер' до посадки, а потом патрулировали его, пока не увидели, что к машине подбежали солдаты и забрали пилота.
  Вернувшись на базу, я приказал группе из охраны аэродрома выехать на тот участок фронта, где мы посадили Ме-109, найти пленного и привезти к нам. Начальник охраны был парнем расторопным. Часа через три он явился с пленным. Летчик оказался командиром эскадрильи 'мессершмиттов' по фамилии Мюллер, из легиона ' Кондор'. Вот так этот 'мессершмитт' модификации 'Б', оказался у нас. Но сейчас на фронте, появилась модификация ' Е', она-то помощнее будет.
  Воспользовавшись тем, что Гусев замолчал, я спросил его: Александр Иванович, а какой у вас был самый сложный бой?
   -Понимаешь, Сергей! - он чуть задумался, а потом продолжил:- Вот, допустим в учебных боях ты 'сражаешься' с товарищами. Твой 'противник' и ты ведешь 'бой' по единой тактической схеме. Это неизбежно. Во фронтовой обстановке мы сталкиваемся с иной тактической схемой. Ее надо разгадать, найти контрприем, навязать свою тактику врагу. Например, ведение боя на вертикалях. Ты изучил теорию, на практической учебе в полетах вроде бы неплохо овладел этим приемом. Но фронт, боевая обстановка предъявят тебе более жесткие требования. Тебе может попасться вражеский летчик, владеющий искусством боя на вертикалях лучше тебя. А в самой схватке будет уже поздно исправлять собственные ошибки. За них придется расплачиваться кровью, а то и самой жизнью.
  Вывод следует один: надо воевать с горячим сердцем и холодной головой. При любом превосходстве сил не считать противника ни слабее, ни глупее себя. Врага надо ненавидеть, но нельзя недооценивать его ловкость, хитрость. Если недооценишь - станешь жертвой самообмана.
  Я считаю, что в нашей сегодняшней подготовке есть недостатки, которые мешают успешному овладению основами воздушного боя. Плотность наших боевых порядков, себя не оправдывает: малые интервалы и дистанции между самолетами в звене и между самими звеньями мешают маневру, сковывают машины, как ведущих, так и ведомых. Во время боев в Испании летчики в эскадрилье Сергея Черных первыми перестроили свой боевой порядок. Дела пошли куда лучше, потом и все так стали делать. Это Сергей Черных посоветовал нам при пилотаже, и особенно в воздушных 'боях', создавать большие перегрузки на вертикалях, стрелять по воздушным целям с дистанции 200 метров и ближе, научиться взлетать и садиться на площадки ограниченных размеров. В бою видишь только самолет противника, за которым ты гонишься, напарника да врага, который метит зайти тебе в хвост. Лишь изредка, при выходе с вертикали, кажется, что на мгновенье перед твоим взором открывается вся картина боя. Но так лишь кажется. Фактически же ты не смотришь, а ищешь: товарища, которого выходом на вертикаль мог поставить в невыгодное положение и которому требуется незамедлительная помощь; противника, которого ты преследовал, - удачно ли? врага, что гнался за тобой, - оторвался ли от него? Тут же, не медля ни секунды, принимаешь новое решение из доброй сотни вариантов.
  Прежде всего, надо поразить врага, который находится в таком положении, что его удобно атаковать, а противнику, что охотится за тобой, не подставить свой хвост или борт, убедиться, не висит ли на хвосте твоего напарника 'фиат' в тот момент, когда товарищ не замечает его. В воздушном бою ситуация меняется за доли секунды, а решать, как тебе поступать, нужно мгновенно. Летчик частенько ловит себя на том, что его движения опережают мысль. Иногда лишь на земле, обычно при разборе боя, пилот может осознать тот или иной свой поступок.
  Бой - творчество летчика. И его выигрываешь, если в совершенстве владеешь техникой, машиной, чувствуешь ее и умеешь работать вместе с ней, как собственными руками и ногами на земле.
  Но даже идеальное овладение самолетом и техникой пилотирования еще не дает военному летчику полной гарантии победы или безопасности. Слишком много тех компонентов, из которых складываются вводные в бою. Достаточно пилоту посмотреть направо, а потом вперед, как нередко именно с левого борта его атакуют. Если резко выйдешь на вертикаль или пойдешь в пике, то машина в силу инерции зависнет, потеряет скорость, станет мишенью. При таком положении мастерство не всегда выручит. Тут дело случая, может быть, в известном смысле интуиции, в умении охватить широкую полосу воздушного пространства периферическим зрением. И запомни, одним глазом смотришь, за своим товарищем, а другим за свою спину!
  - За противником чем смотреть?- удивился я.
  - А, ты мил человек, головой-то верти шибче, если хочешь быть истребителем, и летать долго-долго!- похлопал меня по плечу старший товарищ.
  
  - Знаешь, что такое 'лестница смерти'? Нет? Так слушай. Мы один раз с Серовым попали в такую ситуацию. Бывает в воздухе такая кутерьма, когда и нам плохо, и противник не знает, как ноги унести. Представь себе: бьются друг против друга десятка полтора самолетов. В ходе боя располагаются таким образом, что образуется как бы вертикальная лестница. - Гусев живо изобразил это руками. - Серов преследует одного фашиста, прижимает его к земле, а над ним висит второй и норовит попасть из пулеметов ему в хвост, в то время как его самого сверху беру на прицел я. А наш летчик тоже находится ниже третьего противника, а третьего жмет опять-таки наш. И так все 'выше и выше'. Самый нижний, мой, которого я загоняю в тартарары, уже летит носом в землю, сейчас врежется, нет ему спасения. Прекрасно! Но по инерции, по проклятой, адской инерции пикирования я следую за ним. И тут я чувствую, как по бронеспинке бьют как палкой, а это пули, выпущенные по мне противником, я осознаю, что смерть рядом. Рост у меня - метр восемьдесят пять, когда сижу в кабине, голова и плечи вылезают за бронеспинку. Раньше я считал, что это удобно, лучше обзор. А тут, когда пули забарабанили по броне, захотелось стать таким маленьким-маленьким! Поэтому курсант запомни на всю свою жизнь, четыре нельзя!
  
  . Нельзя отрываться в бою от группы. Нельзя стрелять с большой дистанции. Нельзя быть слепым. Нельзя действовать поспешно. Остальное подскажет опыт...
  На всю жизнь осталось в моей памяти это наставление этого замечательного летчика. Очень уж выразительно сформулировал он непременные условия победы в воздушном бою. Вылетая потом на любое боевое задание, я всегда старался строго соблюсти четыре 'нельзя', и со временем это дало мне возможность приобрести многие другие качества, необходимые летчику-истребителю в воздушном бою.
  
  
  Гусев посмотрел на часы на руке и произнес: - Ого, это мы с вами тут уже целый час разговоры разговариваем! Потом пошарил в левом кармане и что-то вытащил:- Держи курсант, будет тебе оберегом, так как от души дарю! И помни, учись хорошо летать, ибо война будет страшная!
  Я посмотрел, у меня на ладони лежала испанская песета. Александр Иванович повернулся к Ухову, и сказал:- Ну, прощай Валентин Петрович! Дай бог, увидимся! Ребят хорошо учите! Чувствую, с немцами мы ещё схлестнемся, они просто так не успокоятся!
  Ухов протянул обе ладони:- Ну, тогда до свидания Саша, до свидания! И удачи вам у Ворошилова, если удастся, хотя бы половину ваших новаций протолкнуть, это, какое подспорье нашим ВВС будет!
  
  ***
  
  
  В докладе, представленном наркомом обороны К.Е. Ворошиловым в политбюро ЦК ВКП (б) товарищу Сталину, говорилось:
  'В своей записке Военный Совет ВВС РККА вносит ряд предложений по дальнейшему развитию старых и строительству новых типов самолетов для нашей авиации.
  Эти предложения я разделяю и считаю, что вопрос о развитии нашей авиации необходимо обсудить на КО (Комитете Обороны при Совете народных комиссаров СССР. - Н.В.Якубович) вместе с работниками промышленности и конструкторами и наметить твердый план опытного строительства самолетов на ближайшие два-три года'.
  В итоге весной 1938 года Комитет Обороны выпустил несколько постановлений о создании перспективных боевых саѓмолетов, требования к которым были разработаны на основе опыта, накопленного во время войны в Испании. Постановлением 'О развитии истребительной авиации' предусматривалось создание одноместных маневренного и скоростного однодвигательных и трехместного двухдвигательного истребителей. К этой работе предписывалось 'привлечь все молодые конструкторские силы'. И эти силы со всей своей неистощимой энергией бросились создавать порой полуфантастические проекты, которые 'должны были' противостоять самолетам Германии, и главным образом истребителю Вилли Мессершмитта Ме-109. С появлением в Испании этого самолета, оснащенного пушкой, положение на фронте стало быстро меняться в пользу франкистов, но ненадолго. Мессеры так же внезапно исчезли, правда, на несколько месяцев, как и появились на фронте. По мнению летчиков, воевавших в Испании, это было связано со слабым хвостом машины, поскольку при выходе из пикирования с большими перегрузками хвостовое оперение отламывалось. Этот недостаток 'Мессершмитта' подтвердился позже, в ходе его испытаний в Советском Союзе. С зимы 1936 - 1937 гг. ситуация в воздухе несколько изменилась. Фашистская авиация получила на вооружение новейший немецкий истребитель Messershmitt Bf.109. Этот самолет был направлен в Испанию практически сразу же после создания, заменяя бипланы Heinkel He.51. Первыми на помощь Франко были направлены прототипы Bf.109V и серийные Bf.109B. Превосходя И-16 в скорости (на 10-20 км/ч, в зависимости от высоты), имея вооружение такое же, как на И-16 тип 6, "мессер" существенно уступал нашему моноплану в скороподъемности и маневренности. Тем не менее, он являлся сильным врагом (благодаря количественному превосходству врага и мастерству немецких летчиков "Легиона Кондор", пилотировавших Bf.109). Отвечая на появление "Мессершмитта", с марта 1938 года СССР начал поставки в Испанию И-16 тип 10, который отличался усиленным вооружением (4 ШКАСа) и двигателем М-25В. От республиканцев он получил название "Super Mosca". Появление этой модификации позволило советским и республиканским летчикам сравнительно успешно воевать вплоть до появления в Испании новых модификаций "Мессершмитта" - Bf.109C, Bf.109D и Bf.109E. Всего франкистам было поставлено 128 экземпляров Bf.109 (из них Bf.109V - 4 машины, Bf.109B - 39 машин, Вf.109С - 5 машин, Bf.109D - 36 машин, Вf.109Е - 44 машины). Последний вариант, появившийся у франкистов весной 1939 года, существенно превосходил истребитель Поликарпова, борьба с ним стала возможной только при грамотном использовании достоинств И-16.
  Важным преимуществом "ишачка", которое помогало бороться с "Мессершмиттами", был его радиальный мотор. Если двигателю Bf.109 иногда достаточно было одного попадания (например, в систему охлаждения), чтобы он отказал, наш М-25 мог "дотащить" летчика до родного аэродрома даже с неработающими двумя-тремя цилиндрами. Кроме того, его широкий "лоб" надежно закрывал летчика от вражеских пуль. В самый разгар гражданской войны в Испании на терѓритории, контролировавшейся республиканцами, совершили вынужденные посадки как минимум два истребителя Ме-109В, совсем недавно покинувшие сборочный цех завода. Один из них, подбитый летчиком А.И. Гусевым, судя по его воспоминаниям, удачно приземлился, и в марте 1938 года был доставлен в НИИ ВВС. Хотя к тому времени в Испании уже появился и усовершенствованный Мессер с 1000-сильным мотором ДБ-601А (ОВ-601А) фирмы 'Даймлер-Бенц', Me-109B представлял значительный интерес для советских специалистов. Летные испытания самолета проводили такие известные мастера своего дела, как летчики А.Г. Кубышкин, П.М. Стефановский и С.П. Супрун. Н.В.Якубович. Авиация СССР накануне войны)
  ***
  Получив в штабе разрешение на посещение НИИ ВВС и переночевав в Москве, наутро мы уже были на аэродроме в Щелковском. После того, как наш самолет приземлился на летном поле, Валентин Петрович пошел докладываться по команде и решать вопросы обустройства, а меня оставил охранять аппарат. От нечего делать, я сначала оглядел все окрестности, потом достал из кабины ветошь и стал полировать плоскости. Вдруг за спиной раздался гул самолета, заходящего на посадку. Звук мотора показался мне каким-то необычным. Обернувшись, и подняв ладонь ко лбу, чтобы не слепило солнце, я увидел незнакомый истребитель, заходивший на посадку, его хищный силуэт имел непривычную окраску серого цвета. Перевернутый картером вверх мотор гудел ровным и непривычным звуком. Самолет выпустил узко расставленные, смотрящие в стороны стойки шасси и сел точно у 'Т'. Закончив пробежку, он развернулся и зарулил на стоянку метрах в двадцати от меня. Опознавательные знаки на нём были закрашены, но на левой стороне фюзеляжа, позади кабины была нарисована черная шляпа-цилиндр. Лопасти винта, совершив последний оборот, остановились, подвижная часть фонаря откинулась набок и из кабины вылез пилот. Спрыгнув с крыла, летчик потянулся, снял шлем и пригладил взмокшие волосы. Когда его фигура повернулась ко мне лицом, я внезапно узнал в нем старшего лейтенанта Кубышкина, с которым мы зимой, возвращались на поезде из отпуска. - Алексей Георгиевич! Здравствуйте!- бросился я к нему.
  -Ба, Сергей! Курсант! А ты тут откуда? - удивлено спросил он.
  -А мы с Уховым Валентином Петровичем, нашим начальником школы, какой-то немецкий 'мессершмитт' изучать прилетели!- выпалил я.
  - Не какой-то, а вот этот самый!- он похлопал самолет по крылу.- Я на нём уже две недели летаю!
   Я с любопытством посмотрел на немецкий истребитель и, подумав минуту обратился:- Товарищ старший лейтенант, разрешите посидеть в кабине самолета!?
  - Ну, посиди, посиди!- разрешил Кубышкин. Я взобрался в кабину 'Мессершмитта', и уселся на сиденье. Всё не то, запах не тот, расположение приборов другое, надписи на немецком языке. - Вот зачем Ухов спрашивал меня, знаю ли я технический немецкий, подумал я. Кубышкин запрыгнул на крыло и, склонившись к моей голове, стал объяснять систему управления, назначение всех рычагов и приборов.
  -Видишь, как всё функционально просто, можно одним взглядом все приборы охватить!
  Я киваю головой, да, здорово. На черных шкалах две ярко-желтые засечки: 'от' и 'до'- между ними стрелка. Бросил взгляд на приборную доску и видно, что все параметры в норме. Я посидел в кабине истребителя, потрогал все руками. Потом медленно вылез из кабины и, спрыгнув на жухлую траву, поблагодарил:- Спасибо, Алексей Георгиевич, что разрешили!
  -Да, что там, изучай технику вероятного противника!- он махнул рукой.
  Вдруг над аэродромом раздался веселый стрекот мотоцикла. Заложив крутой вираж двухколесный конь притормозил у стабилизатора самолета. С него соскочила коренастая фигура в кожаной куртке и в летных шлеме и очках со светофильтрами. Когда водитель поднял очки на лоб, я чуть не упал в обморок, передо мной стояла живая легенда, кумир Страны Советов Валерий Павлович Чкалов.- Здорово Алексей! Всё летаешь? Ну, и как аппарат?
  - Здравствуйте, Валерий Павлович! Летаю! А аппарат, как не печально, хорош, сволочь! У меня, правда пока два замечания, шасси узковато, и из-за гаргрота обзор назад плохой!- Кубышкин подошел поближе и поздоровался с Чкаловым.
  - Валерий Павлович, а вы чего на этом!- Кубышкин кивнул на мотоцикл: - 'Паккард'- то ваш где?
  -Э, ' Паккард'! - Чкалов похлопал по рулю: - Вот это вещь!!!
  Кубышкин о чем- то подумал, а потом хитро улыбнулся: - Товарищ комбриг, разрешите вам представить, товарищ Красильников, зовут Сергей! Тоже борисоглебец и, кстати, утверждает, что спал на твоей кровати в летной школе!
   Краска стыда бросилась мне в лицо:- Алексей Георгиевич! Товарищ старший лейтенант! Товарищ комбриг! Я такого не говорил, это вообще не я говорил про кровать!- мне казалось, что ВЕЛИКИЙ ЧКАЛОВ сейчас уличит меня во лжи.
  -Какого года выпуска?- спросил Чкалов, всматриваясь мне в лицо. На мне был летный комбинезон, и знаков различия видно не было.
  - Он пока ещё никакого! Это будущая краса и гордость Советских ВВС! Так сказать неоперившийся Сталинский сокол!- пришел мне на помощь Кубышкин.
  -Ну, тогда будем знакомы! Чкалов!- и великий летчик протянул мне руку. Если бы я был маленьким ребенком то, наверное, в этот момент я бы запрыгал на одной ножке, и подбрасывал бы чепчик в воздух. Еле сдерживаясь от нахлынувших на меня чувств, я пожал его ладонь. - Товарищ комбриг! Товарищ Чкалов! Мне же некто не поверит, что я с вами вот так рядом стоял! - и видно я так, на него посмотрел, что ему показалось, будто я на него сейчас наброшусь и оторву, какую-нибудь деталь его обмундирования на память.
  - Ну, не расстраивайся уж так курсант! Алеша, где то я тут утром видел Степаныч с камерой носился, всё щелкал твоего супостата с разных ракурсов!
  - Да вон он, в курилке стоит!- Кубышкин махнул рукой в сторону врытой в землю бочки, возле которой стояло несколько человек.
  Чкалов повернулся в ту сторону и, сложив руки рупором, крикнул:- Василь Степаныч, будь добр, подойди, пожалуйста, к нам!
  Услышав голос Чкалова, высокий худой мужчина, придерживая болтающуюся на уровне груди ' Лейку', смешно подбрасывая ноги, побежал в нашу сторону.
   Подбежав к нам, запыхавшись после бега, он спросил:- Звали, Валерий Павлович!?
  -Василь Степаныч! Друг любезный! А, что в твоей чудо - камере ещё осталось место для одного кадра?- вопросительно молвил Чкалов.
  - Валерий Павлович, вы же знаете для вас всегда!- фотограф неловко взмахнул руками.
  - Тогда запечатлей меня с этим юношей на фоне вот этого аппарата!- и он махнул рукой в сторону нашего УТИ!
   После того, как фотограф, предварительно нас, помучив, сделал свой кадр, Чкалов спросил: - Вы здесь сколько ещё будете, на аэродроме?
  -Через двое суток улетаем!- сказал подошедший сзади Ухов:- Здравствуйте, Валерий Павлович!
  - Здорово, Валентин Петрович! Как жив, здоров!? Сколько мы с тобой не виделись!?- Чкалов повернулся в сторону Ухова.
  - А с 34, помнишь ты, тогда всё рвался 'челюскинцев' с льдины спасать, но тебя Поликарпов не пустил! А, потом при испытании И-16 у тебя шасси не вышло и, ты над аэродромом петли Нестерова выписывал!- припомнил Ухов.
  -Да, попотеть тогда пришлось знатно! Но, все-таки я его одолел!- Чкалов поднял вверх указательный палец.- Значит так, до конца недели у меня испытательные полеты. Послезавтра, курсант, ближе к обеду найдешь меня! Василь Степаныч, сделаешь к этому времени фотографию?
  - Сделаю, товарищ Герой Советского Союза!- фотограф клятвенно приложил руки к груди.
  -Ну, тогда ладно!- Чкалов шутливо приложил руку к голове - Разрешите отбыть!?- и, оседлав ' харлей', резко газанул.
  С тоской посмотрев ему вслед, я печально произнес:- А вдруг забудет!- и огорченно почесал в затылке.
  -Э, курсант!- похлопал меня по плечу Кубышкин:- Запомни, Валерий Павлович, сказал-СДЕЛАЛ!!!
  (Трудно было в то время назвать человека более популярного, чем он.
  Человеческая слава, как известно, бывает разная.
  Иногда это - статьи, очерки, книги о знаменитом человеке, его портреты в газетах и журналах, неизменное появление в президиумах многочисленных торжественных и не очень торжественных заседаний, торопливый шёпот за спиной: 'Смотри! Смотри скорее! Вон идёт такой-то'
  Но есть и другая слава. Её носители известны главным образом узкому кругу специалистов. Так были и есть люди, популярные в авиации, медицине, среди моряков, геологов, историков. Про их славу можно сказать, что она распространилась не столько вширь, сколько вглубь. Каждое их меткое слово, каждый мало-мальски интересный случай из их жизни передаётся из уст в уста, обстоятельно комментируется, обрастает красочными, хотя, увы, не всегда безукоризненно правдоподобными подробностями.
  Такая слава не только светит - такая слава греет!
  Про Чкалова можно сказать, что его не обошла ни та, ни другая.
  Он был знаменитым человеком в полном смысле этого слова: одним из первых - девятым по счёту - Героев Советского Союза, депутатом Верховного Совета, комбригом (это воинское звание соответствует нынешнему генерал-майору). О нем много и часто писали газеты. Прохожие на улице узнавали и тепло приветствовали его.
  Все это, однако, никак не повлияло ни на его отношение к людям независимо от их ранга, ни на весь его внутренний облик.
  Не повлияло, несмотря на то (а может быть, напротив: именно потому!), что популярность Чкалова была весьма недавнего происхождения. Она сразу - как-то ударно - навалилась на него весной тридцать пятого года, когда Орджоникидзе на аэродроме, во время очередного осмотра правительством новой авиационной техники, представил его Сталину и рассказал, как героически боролся Чкалов за сохранение нового опытного истребителя И-16, у которого в одном из испытательных полётов не вышла нога шасси. Назавтра Чкалов был награждён орденом Ленина. С этого и пошло.
  А до того судьба не только что не баловала Валерия Павловича, но, можно сказать, обращалась с ним довольно жестоко. Его и начальство ругало, и из военной авиации дважды выставляли, и без работы ему пришлось походить, и даже в тюрьме посидеть! И если все превратности жизни все-таки не ожесточили его душу, по одному этому можно судить - какая это была душа!
  В авиации Чкалова знали и любили даже в самые трудные периоды его жизни, задолго до того, как пришла к нему широкая известность.
  Я говорю - в авиации, хотя точнее было бы сказать - в авиации и вокруг неё, включая в это, может быть, не очень строгое понятие не только людей, делающих самолёты, обслуживающих их и летающих на них, но и огромное количество планеристов, парашютистов, авиамоделистов, наконец, просто любителей авиации, до поры до времени не связанных с ней профессиональными (или полупрофессиональными - любительскими) узами.
  Автор этих строк как раз переживал 'авиамодельный' период своей биографии, когда впервые услышал о Чкалове из уст одного из старейших, к сожалению, малоизвестных русских лётчиков - Евгения Михайловича Молодцова, соседа и давнего знакомого моих родителей.
  Евгений Михайлович, летавший ещё в первую мировую, а затем в гражданскую войну, служил в Ленинграде вместе с Чкаловым, так что его рассказы представляли собой не изложение легенд о Чкалове (каковых тоже ходило немало), а то, что сейчас именуется информацией из первых рук.
  Что говорить, основания для формирования легенд здесь были!
  Чкалов летал не так, как другие лётчики. Он активно выискивал в полётах что-то новое, нестандартное, не лежащее на поверхности, такое, что было непросто даже выдумать, не говоря уж о том, чтобы выполнить. Именно этим, а не какой-то особой отточенностью пилотирования или глубиной технических знаний отличалась его творческая лётная индивидуальность.
  Может быть, вспоминая человека, ушедшего из жизни несколько десятилетий назад, не очень-то уместно возвращаться к узкоспециальным, профессиональным спорам, порождённым когда-то его деятельностью. Но горячие споры о различных стилях полёта продолжаются с не меньшей страстностью, особенно среди молодых пилотов, и в наши дни. И в этих спорах имя Чкалова повторяется едва ли не чаще, чем любое другое: его призывают в свидетели, на него ссылаются, этим именем клянутся.
  Спустя полвека после гибели Чкалова в прессе неожиданно появились новые публикации, посвящённые обстоятельствам этого трагического события. Что ж, история есть история, и стремление познать её в истинном виде закономерно. Однако из всего высказанного в ходе этой возродившейся дискуссии, если исключить наиболее спорные и голословные утверждения и предположения, остаётся по-прежнему главное: отсутствие должного порядка на лётно-испытательной станции КБ Поликарпова, поспешный выпуск в первый полет опытного самолёта И-180 с неустраненными дефектами и неподготовленного к эксплуатации в зимних условиях. Ну и, к сожалению, сопутствующее: неограниченное доверие Чкалова к главному конструктору и его сотрудникам, полная уверенность лётчика в безотказной работе мотора, даже не утеплённого по всем правилам. Думая о гибели Чкалова, не могу отвлечься и от того, что в том же КБ в течение нескольких лет погибли кроме него и П.Г. Головин, и М.А. Липкин, и Т.П. Сузи, и В.А. Степанченок - едва ли не больше испытателей, чем во всех прочих наших самолетостроительных конструкторских бюро, вместе взятых. Случайное совпадение? Не знаю. Но боюсь, что скорее - стиль работы...
  Сейчас, в наши дни, приходится порой слышать мнение, будто главным делом всей жизни Чкалова был перелёт в Америку, выполненный им вместе с Байдуковым и Беляковым. Не уверен в правомерности самой постановки такого вопроса - сначала надо договориться о том, что мы будем понимать под 'главным делом'. Но, даже с такой оговоркой, думаю, что главным делом - в любом значении этого выражения - жизни Чкалова было испытывать самолёты. А перелёт (точнее, два перелёта: через Арктику на Дальний Восток и через Северный полюс в Америку), при всем своём огромном пропагандистском и практическом значении, представлял собой, наподобие находящейся над водой верхушки айсберга, лишь малую, видимую часть огромной работы, более того - целой жизни, прожитой в авиации Чкаловым, Байдуковым, Беляковым и ещё многими умными, самоотверженными, преданными своему делу людьми.
  Моё знакомство с этим человеком, к сожалению, не было очень близким и продолжалось всего около двух лет - в декабре 1938 года Чкалов погиб при испытании нового самолёта.
  И, тем не менее, могу с полным основанием сказать: наше знакомство. Хотя, будь на месте Чкалова человек с другим характером, конечно же никакого знакомства не получилось бы - здоровались бы при встрече, и все... Судите сами: с одной стороны, национальный герой, человек мировой известности, непререкаемый авторитет в своём деле, а с другой - зелёный юнец, фактически делающий в испытательной авиации ещё самые первые шаги. Так вот: для Чкалова в этом препятствия не было. Не теми мерками определялся его интерес к людям.
  Увидев Чкалова впервые, я, каюсь, проявил интерес к нему только как к 'знаменитости' и заметил в его облике лишь то, что, прежде всего, бросалось в глаза. Внешняя манера его поведения была грубоватая: он с первого знакомства именовал собеседника на 'ты', широко орнаментировал свою речь фольклорными терминами и не пытался выдавать кефир за свой любимый напиток. Все это, повторяю, легко бросалось в глаза даже такому поверхностному наблюдателю, каким был я. Но вскоре произошёл случай, открывший Чкалова с новой, неожиданной для меня стороны. В жизни одного из наших коллег возникла сложная ситуация личного характера, которую он очень остро переживал. И вот в комнате лётчиков я как-то обнаружил, что едва тема общего разговора, перескакивая с одного предмета на другой, отдалённо приближалась к тому, что могло затронуть душевные переживания нашего товарища, Чкалов неизменно очень тонко, но решительно поворачивал беседу в безопасную сторону. Это было новым для меня в его облике и заставило призадуматься.
  Ещё одна, может быть, мелкая, но характерная для Чкалова деталь. После перелёта через Северный полюс в Америку он привёз с собой легковую автомашину - блестящий темно-синий 'Паккард'. В те годы личная автомашина, а тем более столь шикарная, была редкостью. Так вот в этом автомобиле Чкалов никогда не уезжал с работы один. Если полный комплект пассажиров не набирался на аэродроме, он продолжал подбирать людей, которых обгонял по дороге, и успокаивался, лишь тогда, когда машина была полна.
  Много лет спустя после гибели Чкалова зашёл у меня разговор о нем с человеком, близко его знавшим, выдающимся советским лётчиком-испытателем Владимиром Константиновичем Коккинаки. Интересны его высказывания.
  "Сложный он был человек: и грешный, и светлый, - рассказал он мне. - Вот зовёт меня как-то в гости. А жил он тогда в гостинице на улице Горького, во дворе дома, где сейчас театр имени Станиславского. 'Хорошо, - говорю, - приду'. - 'Только вина захвати! Без вина не приходи...' Ну что тут скажешь? Ясно вроде бы, какие интересы у человека... Потом уж я понял: это он от Ольги Эразмовны маскировался... Но погоди! Вот тебе другой случай. Приключилась у меня авария - подломал машину. И так все сложилось, что доказать, что не виноват, трудно. А по тем временам за это под суд отдавали! И вот сидим мы с Чкаловым на завалинке у края аэродрома. Грустно мне, конечно. И вдруг Чкалов говорит: 'Ты, брат, постарайся выкрутиться. Я в тюрьме сидел. Тоже за поломку. Плохо там... Может быть, деньги надо - за ремонт заплатить? У меня сейчас есть, получил пять косых за испытания. Надо - так бери'.
  Дело у меня обошлось. Ремонтировать самолёт за свой счёт не пришлось. Но характер Чкалова в этом разговоре проявился, можно сказать, до конца".
  Таков был Чкалов не только в малом, но и в большом.
  Однажды - это было меньше чем за год до его гибели, в недоброй памяти тридцать седьмом году - на нашем аэродроме случилась поломка одного самолёта, и в связи с этим сразу же, буквально через час, были арестованы два механика, обслуживавших эту машину. Проведённый немедленно, по горячим следам, технический разбор происшествия с полной очевидностью показал, что дефект, вызвавший поломку, был не эксплуатационного, а производственного происхождения. И тут не кто иной, как Чкалов, поднял свой голос протеста против совершившейся несправедливости. Он поехал в Наркомат внутренних дел, добился (это само по себе было, видимо, очень непросто), чтобы его выслушали, настойчиво доказывал там полную невиновность обоих механиков, бросил на чашу весов весь свой немалый авторитет и, в конце концов, сумел в тот же день добиться освобождения арестованных (факт по тем временам почти беспрецедентный), после чего - и в этой подробности тоже весь Чкалов - лично развёз их по домам.
  Боюсь, что на иного молодого читателя рассказанный здесь случай большого впечатления не произведёт: ошиблись, мол, а как только это выяснилось, исправили ошибку, - чего ж тут особенного?
  Однако, смею заверить, 'особенное' было.
  Чтобы в полной мере оценить этот поступок Чкалова, надо иметь в виду, когда это было!..
  А главное, была готовность Чкалова, не размышляя ни минуты, сделать все от него зависящее в интересах не очень даже близких ему людей, в интересах справедливости, в конечном счёте - в правильно понимаемых интересах всего нашего общества.
  Высокое общественное положение Чкалова, естественно, заметно расширило круг его друзей и знакомых. Среди них были писатели и журналисты, художники и артисты. Они заняли своё место в сердце Чкалова, но не вытеснили из него старой привязанности ко всем людям авиации, до последнего моториста включительно.
  Чкалов выдержал одно из труднейших человеческих испытаний, перед лицом которого не устояло немало видных личностей, - испытание славой.
  Органически присущий ему демократизм не имел ничего общего с внешней простотой обращения, которой иногда щеголяют иные знаменитости: смотрите, мол, восхищайтесь, как я просто разговариваю с обыкновенными людьми, будто с равными!
  Ничего похожего у Чкалова не было и в помине.
  Чкалова любили. Причём любили, прежде всего, не за его общепризнанную отвагу. И даже не за лётное мастерство или заслуги в деле развития воздушного флота: можно было назвать лётчиков, обладавших более совершенной техникой пилотирования и внёсших не меньший вклад в прогресс авиации. Его любили за человечность, за остро развитое чувство товарищества, за его большую душу.
  В авиации нередко случается, что входящий в состав экипажа второй лётчик владеет тем или иным элементом пилотирования лучше, чем первый лётчик - командир корабля. Именно так получилось и в чкаловском экипаже, в котором обязанности второго пилота выполнял Георгий Филиппович Байдуков - один из лучших (если не лучший) мастеров слепого полёта того времени. Немудрёно, что большую часть пути из Москвы через Северный полюс в Америку - а этот путь изобиловал сплошной облачностью, в которой приходилось лететь по приборам, вслепую, не видя ни земли, ни горизонта, - машину пилотировал Байдуков. В этом не было ничего неожиданного: пожалуй, любой командир корабля, имея на борту такого второго лётчика, как Байдуков, распределил бы обязанности внутри экипажа точно таким же образом.
  Но далеко не всякий командир после посадки по собственной инициативе стал бы во всеуслышание подчёркивать это обстоятельство. А Чкалов поступил именно так, причём не в узком кругу товарищей, а перед лицом мирового общественного мнения: именно с этого он начал свой рассказ о перелёте собравшимся к месту посадки корреспондентам крупнейших газет и телеграфных агентств Америки.
  Таков был Чкалов.
  Мне повезло: я знал этого человека. Марк Галлай, заслуженный летчик испытатель СССР)
   ***
  Последующие два дня Ухов на И-15 и И-16 проводил воздушные бои против 'Мессершмитта'. Во второй день на немецком истребителе летал летчик-испытатель-испытатель Супрун.
  
   ***
   Выдержки из отчетов НИИ ВВС по результатам учебных боев.
   Истребитель Не 51 (испытывался в СССР в 1938 г под обозначением И-25, летчик-испытатель Стефановский): "Самолет И-25 несмотря на незначительную скорость (315 км/час) может вести активный оборонительный бой с самолетами И-16 М25, ДИ-6 и ДИ-6Ш и достичь успеха при внезапном нападении на самолеты СБ, ДБ-3, Р-9, но инициативу боя самолет И-25 удержать за собой не может. В бою И-16 с самолетом И-25 все преимущества на стороне первого" (РГВА, ф.24708, оп.8, д.576, л.31).
   Истребитель Bf 109B (испытывался в 1938 г, летчик-испытатель Супрун): "Самолет "Мессершмитт 109" с мотором ЮМО 210 по своим летно-тактическим данным стоит ниже принятых на вооружение в ВВС РККА скоростных самолетов-истребителей" (РГВА, ф.24708, оп.9, д.142, л.26).
   Бомбардировщик Не 111 (испытывался в 1938 г, летчик-испытатель Кабанов): "1. Самолет "Хейнкель 111" по скорости стоит ниже соответствующих самолетов отечественного производства. 2. Скороподъемность, дальность и потолок самолета "Хейнкель 111" значительно ниже уровня требований, предъявляемых к современным двухмоторным бомбардировщикам" (РГВА, ф.24708, оп.9, д.215, л.44).
  ________________________________________
  Специалисты НИИ ВВС отмечали, в частности, что маѓневренность 'немца' в горизонтальной плоскости выше, чем у И-16, так как он хорошо держался в воздухе на скорости 170-180 км/ч вместо 220-240 к,/ч у советской машины. На пикировании 'Мессершмитт' разгонялся быстрее, чем И-16, и легко выходил из этого положения, т.е. в случае угѓрозы пилот Ме-109В мог легко уйти от преследования резѓким снижением. По технике пилотирования он был достуѓпен летчикам средней квалификации.
  К недостаткам можно отнести малый запас прочности стабилизатора и сильную вибрацию хвостового оперения. Впрочем, эти дефекты можно было устранить, но в 1938 году ограничились одним учебным воздушным боем с И-16, оснаѓщенным мотором М-25А. Этот бой показал, что наиболее удачными являлись атаки И-16 сзади, вне сферы обзора пиѓлотом Ме-109В. При атаках 'Мессершмитта' сзади сверху, как с выходом в хвост, так и с последующим кабрированием под хвост, И-16 быстро сближался с 'неприятелем' и не отѓставал от него. Летчику И-16 рекомендовалось переходить из воздушного боя на виражах на вертикаль, поскольку скороѓподъемность нашего истребителя была выше немецкого.
  В заключение отчета по летным испытаниям отмечаѓлось, что '...самолет "Мессершмитт" удачно сочетает скорость и простоту в техѓнике пилотирования и устойчивость. Необходимо такое соѓчетание осуществлять для скоростных истребителей ВВС РККА. (В отличие от 'немца' продольная устойчивость советского И-16 была близка к нейтральной, и это сильно изматывало летчиков в полете. - Якубович) В полете управляемый стабилизатор на Вf,109В позволял снимать нагрузки с ручки пилота на всех режимах.
  У самолета хорошо сочетаются большие запасы устойѓчивости с простотой в технике пилотирования и хорошим маневром, <...> самолет может считаться эталоном ус-тойчивости по классу истребительной авиации'.
  Вместе с тем представители ВВС отмечали положительные качества таких особенностей конструкции и оборудования немецких самолетов, как протектированные фибровые баки, кислородное оборудование, звуковая система внутренней связи между членами экипажа
   '1. Характерной особенностью всех немецких самолетов является то, что при конструировании любого типа самолета конструктором весьма много внимания уделяется максимальному облегчению эксплуатации самолета в полевых условиях и удобству выполнения боевых заданий. С этой целью в конструкции самолета предусмотрен ряд автоматов, облегчающих работу летчика...
   2. Второй характерной особенностью немецких самолетов является широкое внедрение стандартных образцов: вооружения, спецоборудования, агрегатов винтомоторной группы, деталей самолета и материалов. Эти мероприятия ведут к значительному упрощению проектирования опытных самолетов, их эксплуатации, снабжения запчастями и обучения летно-технического состава ВВС.
   3. Кроме того, все немецкие самолеты, состоящие на вооружении ВВС, резко отличаются от отечественных своими большими запасами устойчивости, что также значительно повышает безопасность полета, живучесть самолета и упрощает технику пилотирования и освоения строевыми летчиками низкой квалификации. Помимо этого, живучесть самолетов в бою значительно увеличивается тем, что самолет оборудован фибровыми протестированными баками.
   4. Характерным является еще и то, что все боевые немецкие самолеты имеют значительное количество литых деталей из магниевых сплавов, причем эти сплавы широко применены в высоконагруженных силовых элементах конструкции самолета и мотора...'
   Преимущества немецких самолетов проявлялись не только в удобстве их летной эксплуатации, но и в наземном техническом обслуживании. Например, для того, чтобы снять пропеллер на самолете Ju 88, требовалось 4 минуты, на СБ - 1 час; снятие мотора занимало соответственно 1,5 и 4,5 часа, а его установка - 3 и 10 часов.
  отмечалось, что немецкий самолет не мыслится без радиостанции, радиокомпаса, без оборудования для слепой посадки и целого ряда оборудования, обеспечивающего его боевое применение.
   К примеру. Радиомаячная и радиопеленгаторная служба Германии еще в мирное время располагала хорошо развитой сетью аэродромных радиостанций, радиомаяков, радиопеленгаторов, светомаяков и аэродромов, оборудованных для ночных полетов и полетов днем в сложных метеоусловиях - аппаратурой слепой посадки.
   Характерная особенность конструкций немецких самолетов заключалась в том, что при проектировании и постройке большое внимание уделялось максимальному облегчению эксплуатации самолета в полевых условиях и удобству для летного состава выполнения боевых задач.
   В заключении по результатам испытаний Bf 109B было записано: "На самолете возможна установка моторов большей мощности и, следовательно, повышение его летно-тактических данных".
  
   Кроме того все немецкие самолеты, состоящие на вооружении ВВС резко отличаются от отечественных своими большими запасами устойчивости в полете, что также значительно повышает безопасность полета, живучести самолета и упрощает технику пилотирования и освоения строевыми летчиками низкой квалификации
   Так и получилось: после Me-109B была создана его модификация Ме-109Е с более мощным мотором ДБ-601 и некоторым улучшением аэродинамики самолета. В результате его максимальная скорость на высоте 3000 м возросла почти на 100 км/ч.*
  Самым большим недостатком И-16 по сравнению с "Мессершмиттами" поздних серий была даже не столько меньшая скорость, сколько низкая скороподъемность и малая высотность двигателя. Из-за этого немецкие истребители на больших высотах были практически недосягаемы
  После завершения летных испытаний в июне 1939 года с Ме-109В ознакомили личный состав авиаполка под команѓдованием B.C. Хользунова. Но пошло ли им это на пользу, история умалчивает.
  Однако главный вывод из испанской войны сделали немѓцы, а не мы: победа в современной войне возможна лишь при условии завоевания господства в воздухе. Но господство - это не только боевые самолеты, превосходящие по своим параметѓрам противника, а и соответствующая тактика, обеспечиваѓющая внезапность и широкое маневрирование, как авиационѓными соединениями, так и звеном истребителей, это и переѓдовые формы управления авиационными подразделениями.
  Например, немцы быстро сориентировались, заменив звенья из трех самолетов двумя парами самолетов, что резѓко увеличило их маневренность в бою. Мы же, несмотря на требования многих здравомыслящих командиров, закрепиѓли это в уставе лишь в ходе войны.
  Наши летчики в Испании впервые начали отрабатывать элементы воздушного боя на вертикалях. Этому в значиѓтельной степени способствовала высокая тяговооружен-ностьИ-16: 'сидящие' на хвосте 'Фиаты', 'Хейнкели' и 'Мессершмитты', чтобы не сорваться в штопор, раньше заѓканчивали набор высоты. Этим пользовались летчики И-16. Сделав боевой разворот, они сбивали потерявшего скорость противника. Несколько позже бои на вертикалях перешли в разряд наступательных, а на виражах (горизонталях) - оборонительных.
   А к нападению на Советский Союз немцы осуществили дальнейшую модификацию Bf 109E, повысив мощность мотора и еще улучшив аэродинамику, получили истребитель Bf 109F, максимальная скорость которого повысилась по сравнению с Bf 109E на 40 км/ч и улучшились другие его летно-тактические данные.
   Самый массовый истребитель в советских ВВС самолет И 16, 'ишак'. И 16, разработанный в 1933 году под руководством авиаконструктора Н. Н. Поликарпова, являлся для своего времени весьма передовой и перспективной машиной. Он представлял собой свободнонесущий низкоплан смешанной конструкции с девятицилиндровым звездообразным двигателем воздушного охлаждения и убирающимися в крыло основными стойками шасси, система уборки шасси в полете применена на этом истребителе впервые в мире. Центроплан крыла был выполнен из дюраля, включая обшивку. Консоли крыла, стабилизатор, киль и рулевые поверхности имели дюралевый силовой набор с полотняным покрытием (на более поздних модификациях переднюю, часть консолей обшили дюралем). Фюзеляж представлял собой деревянную 'скорлупу', выклеенную на болванке из березового шпона и подкрепленную изнутри ажурным каркасом из сосновых шпангоутов и стрингеров. Двигатель крепился к мотораме, сваренной из стальных труб, и снаружи был покрыт съемными дюралевыми капотами.
  Наиболее совершенные представители семейства И 16 с 900 сильными двигателями М 63, имевшие обозначения 'тип 24' и 'тип 29'. На втором месте старые и порядком изношенные 'ишаки' 5 го и 10 го типа с маломощными 730 сильными моторами М 25. были пушечные И 16 типа 17, 27 и 28.
  наиболее опасным воздушным противником И 16 в Отечественной войне был немецкий истребитель авиаконструктора Вилли Мессершмитта 'Мессершмитт' Bf 109 - цельнометаллический свободнонесущий низкоплан с убирающимся шасси, закрытой кабиной и двухрядным 12 цилиндровым V-образным двигателем жидкостного охлаждения. Созданный в 1934 году, почти одновременно с И 16, он до начала войны с Советским Союзом также успел пройти целый ряд модернизаций, прежде всего - с целью улучшения летных характеристик.
  К июню 1941 года на вооружении германских ВВС (Люфтваффе) состояли две модификации этого истребителя - Bf 109E и Bf 109F, которые, в свою очередь, подразделялись на несколько субмодификаций. новейших версий - Bf 109F 1 Bf 109F 2, запущенных в серийное производство в начале 1941 г. более ранних 'Мессершмитта' Bf 109E 4, Е 7 и Е 8. устаревших моделей Е 1 и Е 3 не принимавших участия в боевых операциях.
  Сравнивая летно-технические, боевые и эксплуатационные данные И 16 и Bf 109, обе эти машины создавались на излете 'эпохи бипланов', царившей в мировой истребительной авиации на протяжении почти двух десятков лет. Обе они как бы выбивались из общего ряда своих современников, а объяснялось это в первую очередь тем, что их создатели стремились, прежде всего, к достижению наивысшей скорости и скороподъемности, хотя такое стремление в известной мере препятствовало обеспечению хорошей горизонтальной маневренности и взлетно-посадочных характеристик.
  Это противоречило господствовавшей тогда в умах авиационных теоретиков концепции воздушного боя как 'плотной' схватки на ближних дистанциях, в которой каждый участник стремится 'переманеврировать' противника на виражах, чтобы зайти ему в хвост и занять выгодное положение для прицельной стрельбы. Такова была основная тактика истребителей в Первую мировую войну, получившая в англоязычных странах прозвище Dog Fight - 'собачья драка'.
  Но и Мессершмитт, и Поликарпов понимали, что подобная тактика сковывает пилота, лишает его инициативы, а кроме того, высокоманевренный, но не очень быстрый истребитель не сможет перехватывать бомбардировщики, скорости которых в начале 30 х годов XX века резко возросли.
  Отсюда стремление обоих конструкторов к максимально возможному снижению аэродинамического сопротивления, выразившееся в выборе одинаковой схемы бесподкосного свободнонесущего моноплана, применении закрытой кабины пилота (хотя Поликарпову в дальнейшем пришлось от нее отказаться) и уборки шасси.
  Однако на этом сходство проектов заканчивалось, и начинались различия. Поликарпов решил пойти по пути максимального 'ужимания' геометрических размеров машины ради снижения веса и уменьшения аэродинамического сопротивления. В результате у него получился едва ли не самый короткий истребитель времен Второй мировой войны с толстым бочкообразным фюзеляжем.
  Разумеется, отчасти это обусловлено применением радиального мотора, который гораздо короче рядного, зато имеет широкий 'лоб'. Однако Поликарпову ничто не мешало вынести двигатель вперед, удлинив носовую, а соответственно и хвостовую часть самолета, чтобы сделать фюзеляж более вытянутым и обтекаемым. Между тем конструктор 'укоротил' машину сознательно. Он полагал, что таким образом снижается сопротивление трения за счет уменьшения площади смачиваемой поверхности. Дополнительным преимуществом подобной схемы Поликарпов считал улучшение маневренности за счет уменьшения разброса масс относительно центра тяжести и короткого плеча выноса стабилизирующих и рулевых поверхностей. Несмотря на стремление к скорости, Поликарпов не хотел лишать свое изделие возможности вести маневренный воздушный бой, тем более, что этого бы не одобрило руководство ВВС и большинство строевых пилотов. С той же целью 'ишак' по замыслу конструктора имел заднюю центровку (более 30% средней аэродинамической хорды), делавшую его еще более маневренным и чутко реагирующим на малейшие движения ручкой.
  Кроме того, Поликарпов не решился резко уменьшить размеры и площадь крыла И 16 относительно 'бипланных' значений удельной нагрузки на единицу площади несущей поверхности. Это, опять-таки, позволяло сохранить неплохую горизонтальную маневренность и относительно короткую взлетно-посадочную дистанцию даже без применения механизации крыла, ведь на И 16 изначально не было ни щитков, ни закрылков. Функции закрылков на ранних модификациях отчасти выполняли зависающие элероны, которые на посадке синхронно отклонялись вниз, увеличивая тем самым кривизну профиля, но при боевом маневрировании такое применение было невозможно. Начиная с И 16 тип 10, на самолете появились посадочные щитки, однако их конструкция была неудачна, в полете щитки 'отсасывало' воздушным потоком, что резко снижало скорость машины. Вдобавок при выпущенных щитках управление затруднялось, самолет начинал задирать нос, а при их уборке 'проваливался' вниз. В результате на аэродромах эти щитки нередко контрили в поднятом положении, а механизмы привода снимали.
  Тем не менее, в И 16 все же удалось достичь считавшегося вполне приемлемым сочетания скорости и маневренности. Основные серийные модификации разгонялись до 450 - 470 км/ч и выполняли вираж за 16-18 секунд. Вот только способы, при помощи которых достигалось это сочетание, трудно назвать оптимальными. Как уже говорилось, Поликарпов стремился понизить сопротивление трения, до предела уменьшив и укоротив фюзеляж И 16, но непропорционально большое крыло и оперение машины сводили к минимуму результат его усилий, добавив еще и излишнее профильное сопротивление. К тому же короткий толстый фюзеляж плоским лобовым срезом, который лишь слегка облагораживал кок винта, способствовал повышению сопротивления давления. А в итоге максимальная скорость И 16 оказалась гораздо ниже той, на которую можно было рассчитывать при данной аэродинамической схеме и мощности двигателя. Дополнительно снижало скорость отсутствие фонаря кабины, который, начиная с 10 й модификации, пришлось заменить простым козырьком в ответ на претензии летчиков к тесноте в кабине и требования об улучшении обзора.
  Вдобавок ко всему, предельно задняя центровка делала самолет излишне 'вертлявым', неустойчивым и очень строгим в пилотировании. И 16 страдал так называемым рысканьем, его было сложно вести по прямой, а это сильно затрудняло прицеливание, приводя к частым промахам и повышенному расходу боеприпасов.
  Вилли Мессершмитт по-иному взялся за разрешение противоречия между скоростью и маневренностью, и это сразу заметно даже при беглом взгляде на Bf 109 и И 16. Немецкий авиаконструктор раньше многих других понял, что для скоростного истребителя более выгодным является рядный мотор жидкостного охлаждения. Хотя такие моторы с радиаторами и сопутствующими агрегатами, как правило, тяжелее равных им по мощности звездообразных двигателей, они обладают очень важным преимуществом - малым 'удельным лбом' (соотношением площади поперечного сечения и развиваемой мощности), позволявшим уменьшить коэффициент сопротивления машины, а значит - повысить скорость.
  Мессершмитта не смутило и то, что мотор с водяным охлаждением более уязвим, чем с воздушным. Боевое повреждение любого элемента охлаждающей системы (рубашки цилиндров, трубопроводы, насосы, радиатор) приводит к вытеканию жидкости, быстрому перегреву и остановке двигателя. 'Звезды' воздушного охлаждения, напротив, могут долго работать даже с несколькими пробоинами в верхних или боковых цилиндрах, хотя, разумеется, при этом они сильно теряют в мощности (прострелы нижних цилиндров для них более опасны: двигатель вскоре 'клинит' из-за вытекания масла).
  Отталкиваясь от продолговатой формы мотора, немецкий авиаконструктор спроектировал истребитель с тонким веретенообразным фюзеляжем, резко контрастирующий с 'лобастым' и кургузым 'ишаком'. Не случайно советские летчики, впервые увидев 'мессершмитт', сразу присвоили ему кличку 'худой'. Сопоставление цифр дает не менее яркую картину. Фюзеляж 'сто девятого' почти на три метра длиннее, а удельная нагрузка на крыло - в среднем в полтора раза выше, чем у поликарповской машины. Если у И 16 на каждый квадратный метр несущей поверхности приходилось (в зависимости от модификации) от 93 до 136 кг взлетной массы, тo y Bf 109 - от 111 до 210 кг. В частности, Bf 109E 4hF 2, с которыми И 16 воевали в 1941 - 1942 годах, имели, соответственно, 159 и 163 кг/кв. м.
  При этом нагрузка на единицу мощности двигателя 'мессершмиттов' тоже выше, хотя и не столь существенно: Bf 109E 4N - 2,22 кг/л. с; Bf 109F 2 - 2,23 кг/л. с.; И 16тип 24 - 2,09 кг/л. с; И 16 тип 29 - 2,15 кг/л. с.
  Сделаю пояснение: в предельно упрощенном виде летные характеристики самолета зависят от двух основных параметров: удельной нагрузки на мощность двигателя и удельной нагрузки на площадь несущей поверхности. Первый параметр влияет на скорость и скороподъемность, второй на горизонтальную маневренность. Иными словами, чем ниже нагрузка на мощность (при прочих равных условиях), тем быстрее самолет набирает высоту и тем более высокую скорость горизонтального полета он может развить. А чем ниже нагрузка на площадь крыла, тем быстрее и с меньшим радиусом он выполняет вираж.
  существует еще множество других условий (аэродинамическое качество машины, КПД винта, соотношение площадей и углов отклонения рулевых поверхностей, величина нагрузок на органы управления, наличие или отсутствие механизации крыла и т. д.), которые влияют на летные данные.
  Вернемся к сравнению летно-технических характеристик И 16 и Bf 109. при вышеназванных значениях удельных нагрузок на площадь и на мощность летные данные немецкого истребителя должны быть ниже, чем у советской машины. На деле обратная картина. 'Эмиль' (такое прозвище носил среди немецких пилотов Bf 109E) превосходил И 16 практически по всем параметрам, за исключением времени выполнения виража, - тут все же сказались усилия Поликарпова по улучшению маневренности. У ранних 'фридрихов' (Bf 109F 1 и F 2) при том же двигателе 'Даймлер-Бенц' DB 601N, что и на Bf 109E 4, превосходство над И 16 еще выше.
  Объяснение данному факту заключается в аэродинамическом совершенстве германского истребителя. Несмотря на то, что И 16 по своим габаритам был меньше 'Мессершмитта', он имел гораздо более высокое лобовое сопротивление. Причем на Bf 109F благодаря скрупулезному 'сглаживанию' внешних поверхностей (радиаторы сделаны тоньше и убраны глубже в крыло, более округлой и обтекаемой стала носовая часть фюзеляжа, демонтированы крыльевые пушки с их выпуклыми обтекателями, исчезли подкосы стабилизатора и т. д.) немцам удалось существенно улучшить аэродинамику машины по сравнению с Bf 109E, что и обеспечило истребителю дальнейший прирост летных данных.
  Таким образом, 'мессершмитты' Bf 109E и Bf 109F, несмотря на то, что они тяжелее поздних модификаций И 16 более чем на полтонны, за счет более мощных моторов и лучшей аэродинамики намного превосходили своего советского оппонента в скороподъемности, высотности и - особенно - в скорости. Это превосходство объективно являлось решающим фактором в воздушном бою, и его невозможно было компенсировать никакими тактическими приемами. Благодаря нему немецкие летчики владели инициативой - они могли догонять противника, стремительно атаковать сверху или сзади, а затем вновь уходить на высоту для новой атаки, не опасаясь, что враг 'повиснет у них на хвосте'.
  Пилотам 'ишаков' оставалось лишь пассивно защищаться, уворачиваясь от атак за счет хорошей маневренности своих самолетов, и взаимно прикрывать друг друга, становясь в 'оборонительный круг'. Недаром именно этот вид воздушного боя столь часто применялся ими, на что указывали как советские, так и немецкие летчики.
  К сказанному можно добавить, что 'мессершмитт', опять же, за счет лучшей аэродинамики и большего веса быстрее разгонялся на пикировании, а потому у немецких летчиков всегда имелась возможность в невыгодной для себя ситуации выйти из боя и оторваться от преследования. Впрочем, в поединках с И 16 необходимости в применении этого приема, как правило, не возникало. Даже обладая численным превосходством, советские пилоты И 16 не могли сражаться с 'Мессершмиттами' в активной атакующей манере. Они могли рассчитывать лишь на внезапность своей атаки (подобным образом 18 января 1943 г. неожиданно выскочивший из-за тучи 'ишак' сбил известного немецкого аса Альфреда Гриславски) либо на ошибки и невнимательность германских летчиков.
  Все вышенаписанное в еще большей мере относится и к поздней модификации 'Мессершмитта' - Bf 109G, с которой в 1942-1943 годах, на закате своей 'карьеры', пришлось повоевать И 16.
  По бортовому вооружению большинство 'мессершмиттов' также превосходило 'ишак'. На Bf 109E 4 стояли две крыльевые 20 миллиметровые пушки MGFF и два синхронных 7,92 мм пулемета MG 17. Масса секундного залпа составляла примерно 2,37 кг. Наиболее массовая модификация И 16 тип 24 - была вооружена двумя синхронными и двумя крыльевыми пулеметами ШКАС калибра 7,62 мм с общей массой секундного залпа 1,43 кг. И 16 тип 29 нес три синхропулемета: два ШКАСа и один крупнокалиберный 12,7 миллиметровый БС. Масса секундного залпа этого истребителя еще меньше - 1,35 кг.
  Превосходство Bf 109E в огневой мощи усугублялось уже упоминавшейся неустойчивостью И 16 в полете, из-за которой его пилоту было сложнее попасть в цель. 'Мессершмитт' же, напротив, считался весьма устойчивой и стабильной 'оружейной платформой'. Вдобавок боекомплект пулеметов у немецкого истребителя составлял по 1000 патронов на ствол (плюс по 60 снарядов на пушку), а у И 16 - по 450 патронов на каждый из ШКАСов и 250 - на БС.
  'Пушечные' модификации И 16 - тип 17, 27 и 28 имели вооружение, аналогичное 'мессершмитту' Bf 109Е 4 - две крыльевые 20 миллиметровые пушки ШВАК и два синхронных пулемета ШКАС винтовочного калибра под капотом. Однако за счет более высокой скорострельности советских авиапулеметов и авиапушек масса секундного залпа у них была выше - 3,26 кг. К сожалению, таких 'ишаков' выпустили относительно немного - 690 штук, причем до войны с Германией 'дожили' далеко не все, а применялись они в основном в качестве штурмовиков против наземных целей.
  Впрочем, вооружение 'Фридриха' было гораздо слабее, чем у 'эмиля'. С целью облегчения машины немцы отказались от крыльевых орудий, заменив их одной мотор-пушкой, установленной между блоков цилиндров двигателя и стрелявшей сквозь полую ось винта. Ha Bf 109F 1 это была все та же MGFF, что и на 'эмиле', а на F 2 установили новую 15 миллиметровую пушку MG 151/15 с боекомплектом в 200 снарядов. Относительно MGFF она имела более высокую скорострельность и лучшие баллистические характеристики. Тем не менее, масса секундного залпа истребителя резко упала, составив у Bf 109F 2 всего лишь 1,04 кг, то есть даже меньше, чем у чисто пулеметных модификаций И 16.
  Правда, эффективная дальность стрельбы MG 151 была выше, чем у ШКАСа, а кроме того, начиная с модификации Bf 109F 4, у 'Мессершмитта' появилась возможность установки под крыльями двух дополнительных пушек MG 151/20 (MG 151/15 с новым стволом 20 миллиметрового калибра) в специальных обтекаемых контейнерах. Контейнеры легко подвешивались и снимались в полевых условиях силами аэродромного персонала. Такая доработка увеличивала массу секундного залпа истребителя более чем втрое - до 3,6 кг, однако она ухудшала его летные данные и, по свидетельству пилотов, негативно сказывалась на управляемости.
  Рассмотрим еще один истребитель Поликарпова, который также составлял значительный процент в списочном составе предвоенных советских ВВС - полутораплан И 153, прозванный 'чайкой'. И 153 имел смешанную конструкцию, но не такую, как И 16. Фюзеляж - сварная ферма из стальных труб, опрофилированная легкими дюралевыми шпангоутами и стрингерами для придания обтекаемой формы. Силовой набор крыльев деревянный, хвостового оперения - дюралевый. Обшивка - полотно по всем поверхностям, за исключением передней части фюзеляжа, покрытой дюралевыми листами, и фанерных носков крыльев. Крылья соединены между собой стойками из стальных труб с обтекателями и перекрестными ленточными расчалками, стабилизатор прикреплен к фюзеляжу при помощи V-образных подкосов. Все это создавало дополнительное сопротивление, снижая летные данные машины. Фактически И 153 был анахронизмом уже в момент создания, а его запуск в серию в 1939 году на первый взгляд напоминает ошибку. Однако это являлось вынужденной мерой из-за отсутствия лучшей замены еще более архаичному биплану И 15бис, который необходимо было срочно снимать с производства. Поскольку 'чайка' имела во многом схожую с ним конструкцию, ее выпуск удалось быстро и без особых затрат наладить на том же заводе и том же производственном оборудовании.
  На большинстве серийных 'чаек' стояли двигатели М 63 и такое же вооружение, как на И 16 тип 24. Несмотря на то, что конструкция И 153 совершенно иная, чем у И 16, взлетный вес обеих машин получился почти одинаковым: 1880 кг у И 16 тип 24 и 1890 кг у 'чайки'.
  Соответственно, одинакова у них и удельная нагрузка на мощность - 2,09 кг/л. с. Однако из-за худшей аэродинамики максимальная скорость 'чайки' ниже: у земли - всего 370 км/ч., а на высоте 5000 м - 435 - 440 км/ч. Такая скорость не позволяла ей успешно бороться с немецкими истребителями, а зачастую - даже перехватывать бомбардировщики. Зато нагрузка на площадь у 'чайки' значительно меньше, чем у 'ишака', а значит, лучше горизонтальная маневренность. Полный вираж на высоте 1000 м самолет выполнял за 13 - 14 секунд. Скороподъемность обеих машин примерно равная - 14,7 - 15 м/с.
  Негативным качеством И 153 в сравнении с истребителями-монопланами являлся гораздо худший обзор вперед, загораживаемый верхним крылом. Хотя Поликарпов пытался исправить этот дефект, придав крылу характерный излом, за который самолет и получил свое прозвище, значительная часть передней полусферы была скрыта от глаз пилота, мешая поиску и слежению за целью.
  Из-за еще более низких, чем у И 16, скоростных данных, 'чайки', не могли применять в боях с 'Мессершмиттами' наступательную тактику. Не могли они, и спастись от атак за счет скорости. При встречах с немецкими истребителями их пилотам приходилось становиться в оборонительный круг или бессистемно маневрировать, уворачиваясь из-под огня и, надеясь, что враг рано или поздно отстанет. Естественно, такая тактика, получившая официальное название 'пчелиного роя', отдавала инициативу противнику, предоставляя ему полную свободу действий. (Оружие великой победы)
   * * *
   За два часа до отлета я метался по аэродрому, разыскивая Чкалова. Минут через тридцать безуспешных поисков, мне крупно повезло, впереди возле ангара с самолетами, я увидел спину Чкалова, обтянутую потертой кожаной курткой. Подойдя, чуть ли не строевым шагом, я вскинул правую руку к голове: - Товарищ комбриг! Разрешите обратиться!
  Повернувшись ко мне, Чкалов воскликнул:- О, будущая краса и гордость! Ну, пойдем сокол, искать Василь Степановича! Пока искали фотографа, я пытался задать Чкалову сотню вопросов:- Товарищ комбриг, а вы сейчас что испытываете?
  - Усовершенствованный И-16!- на ходу, сказал он.
  -Товарищ комбриг, а вот летчики, которые воевали в Испании, говорят, что новый 'Мессершмитт' по скоростным характеристикам и огневому бою, чуть лучше 'ишачка'!?- спрашивал я, его спину.
  -Не боись курсант, Николай Николаевич Поликарпов, сейчас такую чудо-машину сочиняет, никакому 'Мессершмитту' не угнаться! - ответила мне его спина.
   Через 15 минут я стал гордым владельцем, завернутого в пергаментную бумагу фотоснимка. На нем, на фоне УТИ стояли ЧКАЛОВ и я. На обороте размашистым почерком было написано: ' Борисоглебцу от борисоглебца. Будь достоин! В.Чкалов.
  (Во время Великой Отечественной наши летчики брали в полет фотографию Чкалова - на удачу. Впрочем, бывали случаи, когда его портреты обнаруживались и в вещах сбитых немецких пилотов. Один из них объяснил: 'Чкалов не только ваш. Немецкие летчики тоже считают его своим учителем. Наверное, все летчики мира мечтают летать так, как он')
   После возвращения в школу до конца занятий я ходил раздутый от гордости, как индюк, но с каменным непроницаемым лицом. После обеда друзья волоком потащили меня за угол казармы.
  - Ну, рассказывай, где был!?- приперли они меня к стенке.
  -Товарищи курсанты, ничего вам сказать не могу, так как это военная тайна, и я дал подписку о неразглашении!- официальным тоном сообщил я им. И тут получил легонько два раза по печени от Юрки. А Марсель взял меня и приподнял за ремень, нежно говоря при этом:- Э, малай, лучше сразу скажи, да!?
  -Вы чего, обалдели!? Убьёте же, гады!!!- стал отпихивать я их.- Ребята, я правда не могу! С меня НКВД подписку взяло!
  -А ещё друг называется, НКВД испугался!- друзья повернулись ко мне спиной.
  Глядя, на их спины, обтянутые синими габардиновыми гимнастерками, я напряженно думал. - Ребята, поклянитесь самой страшной клятвой, что никто не узнает про то, что вам скажу!
  Юрка, повернулся к Марселю и повертел пальцем у виска.
  - Пока не поклянетесь, слова не скажу, хоть пытайте!- я стал в позу Наполеона Бонапарта.
  -Тоже мне Сергей Лазо!- хмыкнул Юрка:- Ну, ладно, ладно! Чем тем тебе поклясться?
  Я задумался:- Как комсомольцы, поклянитесь нашей Советской Родиной!
  Юрка, приложив кулак к сердцу, пафасно сказал:- Я комсомолец Логинов, торжественно клянусь, нашей горячо любимой Родиной! Что, всё, что здесь я услышу от товарища Красильникова, навеки вечные умрет в моём сердце!
  Потом, повернулся, и спросил Марселя:- Ну, чего молчим?
  Марсель немного помялся и сказал: Ну, и я!
  Юрка, вцепился в него, как чекист на допросе: - Чего и я?
  - Ну, клянусь!- Марсель.
  -Чего, клянусь!- Юрка.
  -Ну, умереть!- Марсель.
  - А, умирать, то зачем?- удивился Юрка.
  - Ты же сам сказал, что умрет!- рассердился Марсель.
  -Глухая ты тетеря!- Юрка постучал Марселя по лбу:- Я сказал, что тайна умрет в моём сердце!
  Марсель поднес к носу Юрки здоровенный кулак:- Во, понял!? Как дам, никакой бокс не поможет!- Потом повернулся ко мне и сказал:- Серега, я тоже обещаю, что никому!
  -Хорошо!- я помахал им кулаком: - Ну, чтоб у меня никому! Тьфу, привязалась ваше да ну!
  -Ребята, мы с комбригом в Москву летали! Нам там новый немецкий истребитель показывали, который наши у франкистов захватили! Ещё я с Гусевым разговаривал, героем Испании! Он, кстати нашу школу заканчивал! А, ещё...- я набрал воздуха в легкие - Я Чкалова видел и за руку с ним здоровался!
  Ребята отошли в сторону и переглянулись. Юрка, гнусавя, изображая французский прононс, сказал Марселю:- Видите, товагищ Хайгуллин, что столичная жизнь с людьми делает! Чуть отогвался от земли матушки, и пожалуйста, мания величия! Лучше бы ты сказал, что Пашу Ангелину видел, мы бы тебе больше поверили!
  -Ах, так!- я решительно полез за пазуху: - Глядите!
  Увидев мой раритет, и изучив каждый его миллиметр с обеих сторон, Марсель даже пытался лизнуть фотографию, ребята стали смотреть на меня, как на живого представителя бога на земле.
  - Во, блин, везет же людям!
  -Не просто людям, а отличникам боевой и политической подготовки!- наставительно сказал я им.
   Наступил июль, и мы летали всё светлоё время суток. Вслед за отработкой пилотажа в зоне наступила очередь групповой слетанности в паре и полеты по маршруту.
  За весьма короткое время мы овладели полетами парами и звеньями. Дух захватывает, когда выполняешь маневр, при котором самолеты находятся один возле другого в нескольких метрах. Нас начали слетывать, тренировать в дневных полетах, в ночных, строем и вслепую.
  Это были полеты без видимости естественного горизонта! Кабина с полотняным колпаком, спереди инструктор. Набираешь высоту, обзор ограничен - и ты наедине с приборами. Такой полет, если не пользоваться специальными приборами, дающими, хотя бы косвенное представление о положении в пространстве, был бы попросту невозможен, и не только для человека. Птица сброшенная, с воздушного шара, с колпачком на голове, тоже летать не сможет. Падая, она будет, штопорить, как потерявший управление самолет. Только пользование приборами, делает слепой полет возможным. Всё в твоих руках, правда, если умеешь! А ты так подозрительно смотришь на всё это великолепие, на этот чудо-прибор ' Пионер'. Ведь если, что не так, совсем ведь не туда улетишь. Это было новшество, и кое-кто отнесся к нему с недоверием.
  - Это что за ерунда! - бурчали скептики. - Какой то дурацкий колпак над головой, из под которого ничего не видно. Дрыгаешь ногами и пытаешься загнать шарик на стрелочку? Однозначно, ерунда все это! Летчик - это птица! Он связан с землей, с горизонтом, с чистым воздухом. А в облаках и птицы не летают...
  Но разговоры разговорами, а программа есть программа: изучай, тренируйся, совершенствуйся, как предписано командованием!
  Я, например, полюбил эти полеты. Во-первых, интересно: сидишь под колпаком и всё время разные чувства: то вдруг на несколько секунд тебя охватит чувство опьянения, то состояние необычайной легкости, а то вдруг как-то по-иному зазвучит мотор. И стрелка 'пионера' перед глазами пляшет, а шарик гуляет туда-сюда, и указатель скорости ведет себя неоднозначно, и стрелка компаса мотается, как пьяная. А открыл колпак, и все вернулось на свои места. И солнышко светит и необычайная радость на душе.
  В голову приходит мысль: 'Ага! Когда ты в слепом полете, самолетом управляешь за счет разума, рефлексы отключены. Все ощущения, которые тебя посещают, например, кажется, что летишь вниз головой, в расчет не принимаются. Только твой разум и показания приборов. И если по ним хорошо натренироваться, то можно летать в любую погоду'.
  Не очень-то у меня получалось сначала. Вот накинешь колпак и зафиксируешь замок, как начинаются галлюцинации! Кажется, что самолёт самопроизвольно пытается выполнить правый крен. Пытаешься компенсировать его рулями, смотришь на приборы, а по ним машина идет, как по струночке. А тебе все кажется и кажется. И только регулярной тренировкой воспитываешь в себе полное доверие к прибором (В одном из таких 'слепых полетов' наша знаменитая летчица Полина Осипенко, угробила другого нашего знаменитого летчика Анатолия Серова. Ещё бы , из птичницы с двухклассным образованием в знаменитую летчицу, от одного мужа колхозника ко второму, генералу, герою Советского Союза. Когда на одной чаше весов амбиции, а на второй отсутствие крепкой учебной базы, перевешивает аварийность)
   Но особенно нас приводили в восторг воздушные бои. Хотя они были учебные, но пилоты истребителей бились между собой на полном серьёзе. Часть наших инструкторов, уже имели боевой опыт воздушных сражений в Испании и Китае. Вы бы только видели, как на самолетах "И-15 бис" и "И-16" они совершали невероятные воздушные пируэты. А какой сложный вертикальный маневр в виде косой петли выполнил Зайцев, уходя в воздушном бою из под атаки противника!
  После этого боя он нам сказал:- В воздушном бою нет шаблона. Каждый бой - новый, каждый бой - искусство".
  Мы завидовали своим командирам и в полетах усиленно старались им подражать, ведь каждый мечтал выработать свой неповторимый летный почерк!
  
   ***
   27 июля 1938г-Нарком НКВД Ежов направляет записку в Политбюро ЦК ВКП(б) с предложением об аресте всех немцев работающих на оборонных предприятиях СССР(речь шла о немцах, которые в начале 30-х приехали из Германии помогать строить индустриальные обьекты).В этот же день ВК ВС СССР вынесла приговор бывшему наркому НКОП М.Л. Рухимовичу- ВМН. Следствие припомнило Рухимовичу обстоятельства его руководства в 1924-25гг трестом 28 июля 1938г-ВК ВС СССР вынесла приговор в отношении бывшего командующего ВВС РККА Я.И Алксниса(Екаб Астров).Поводом для его ареста послужили показания ранее арестованного комкора Ф.А. Ингауниса, командующего ВВС ОДВА (на следствии Алкснис признал себя виновным в К.Р.действиях) и директора завода N125 НКОП А.Г. Горелиц, обвиненного в диверсионно-террористических действиях. Приговор военной коллегии - ВМН был приведен в тот же день.
   На одном из утренних построений личного состава, комбриг Ухов зачитал приказ НКО СССР от 27 июля 1938года? 0147. Это сообщение заставило биться наши курсантские сердца в два раза чаще. В соответствии с этим прикаѓзом шкоѓлы военных пилотов и технические школы ВВС РККА начали выпускать пилотов и механиков не младшими командирами (как прежде), а полноѓценным комначсоставом со званиями 'Младший лейтенант' и 'Младший воентехник'. А курсантам, окончившим ещё и курсы командиров звеньев, присваивалось воинское звание лейтенант. После построения, сбившись в кучки, курсанты живо обсуждали это радостное событие. Шутт, хлопнув меня по плечу, прокричал мне в ухо:- Понял Серега, для чего ещё нужны курсы командиров звеньев! Лейтенант ВВС РККА! Это о-го-го!
  Стоявший рядом Юрка недовольно потер своё ухо и сказал: - Коля, будешь так ржать, выпустишся лейтенантом кавалерии, а не ВВС!
   ***
   29 июля 1938г-начался вооруженный конфликт с японскими войсками на Дальнем Востоке. Японцы вторглись на территорию Советского Союза в районе озера Хасан.В этот же день ВК ВС СССР заслушав дело бывшего наркома ВМФ В.Орлова и бывшего командующего ЛенВО П.Е. Дыбенко вынесла по их делу приговор- ВМН.
   Жили мы весело и беззаботно, как и в прошлом году. И вдруг сообщение: 29 июля 1938 года японские самураи нарушили советскую границу в районе озера Хасан! Японские захватчики атаковали высоту Безымянную. Советские пограничники вступили в бой с врагом. Вскоре началось контрнаступление советских войск.
  Перед построением с утра все толпились у стенда со свежими газетами. Кто-нибудь вслух читал сообщения о боевых действиях на восточной границе Союза. Мы горячо обсуждали военные события и восхищались доблестью наших войск.
  А в самом конце июля произошло ещё одно событие, которое подтвердило суждение Зайцева, что некоторые курсанты считают что сам черт им не брат. Марсель, пользуясь тем, что природа отвалила ему физического здоровья сполна, любил в воздухе, так сказать ' лить колокола'. Разгонит истребитель по максимуму, при наборе высоты - под углом градусов восемьдесят - и карабкается в зенит, пока машина скорость не потеряет. Потом резкий клевок носом, и как с крутой горки в длительное пикирование. И вот при выполнении учебного задания, находясь в зоне на приличной высоте, выполнял высший пилотаж. И когда в очередной раз ' отлив свой колокол', он попытался выйти на петлю, у самолета от больших перегрузок, отвалился мотор; машина и двигатель стали падать раздельно друг от друга. Марсик не теряя самообладания, расстегнув привязные ремни, выбросился из кабины самолета. Вопреки распространенному мнению, самая опасная часть вынужденного прыжка, это не раскрытие парашюта, и не удачное приземление. Самое главное, это суметь покинуть кабину беспорядочно падающего самолета, а потом не соприкоснуться с ним во время падения. Вот так они и падали: мотор, Марсик, самолет. Потом очередность поменялась: мотор, самолет, Марсик на парашюте. В общем, мотор все время падал первым. Марсель, раскрыв парашют, удачно приземлился между упавшим мотором и самолетом. Ну, особо его не ругали, учли то, что самолет был не особо новый, начальник школы объявил Марселю благодарность перед строем школы, за мужество и находчивость.
   ***
   Конец июля 1938г-состоялось первое заседания Военного Совета по авиации, который был создан в марте 1938г.Обсуждались вопросы по развитию ВВС РККА(А.И.Филин), план дальних перелетов (М.М.Громов), развитие ГВФ и дирижаблестроения (В.С. Молоков).На вооружение авиации РККА поступили РСы калибра 82 и 132-мм.Завод N124(по другим данным завод N293) выпустил первую партию самолетов ДБ-А войсковой модификации с моторами АМ-34ФР (форсированный, редукторный).После перегонки на центральный аэродром начали установку нагнетателей (АМ-34ФРН). Лондонский Комитет по вопросу Испании принимает решение об эвакуации всех иностранных волонтеров из Испании. Республиканские войска сдают позицию за позицией. Войска генерала Франко ведут наступление по всему Центральному фронту. Развернулась битва в районе реки Эбро. За время боевых действий с 1 октября 1936г по 1августа 1938г республиканские войска получили из СССР 649 самолетов различного типа. Правда, не безвозмездно, но это отдельная тема.
  
  К началу августа мы полностью освоили эту скоростную машину, летали с желанием и уверенно. Всем полюбился 'ишачок', пилотировать его было одно удовольствие, он легко крутил фигуры высшего пилотажа, но Зайцев всё время нам напоминал нам, что самолет строг и требует максимального внимания на взлете и посадке.
  
   ***
   4 августа 1938г-вышел приказ N0071 Наркома НКО "О приведении в полную боевую готовность войск Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа в связи с провокацией японской военщины у озера Хасан". Подписи- Ворошилов, Шапошников. Боевые действия продолжались неделю. С советской стороны были задействованы большие силы- авиация 250 самолетов (70 истребителей и 180 бомбардировщиков- практически весь состав АОН), артиллерия, танки и пехота.
  
   В августе перед нами в клубе выступали выпускники нашей школы, летчик-испытатель полковник Владимир Константинович Коккинаки, за дальний беспосадочный перелет Москва - Дальний Восток в июне 1938г., протяженностью 7580км, ему было присвоено звание Герой Советского Союза. ( Тот самый, чей полет над Красной площадью положил конец моим сомненьям, быть или не быть летчикам) И капитан Благовещенский Алексей Сергеевич, с декабря 1937 по август 1938 года участвовал добровольцем в боях с японскими захватчиками в Китае. Действия советских пилотов в Китае были настолько эффективны, что в апреле 1938 г. японское правительство обратилось по дипломатическим каналам к правительству СССР с требованием отозвать их из Китая. Естественно, требование было отвергнуто и братская помощь продолжала оказываться. В силу географического положения, общей и технической отсталости Китая советские летчики испытывали большие трудности тактического, политического и технического характера: сильнейшая растянутость коммуникаций при практически полном отсутствии авиационной инфраструктуры, низкий уровень всех компонентов военной авиации - от аэродромного обслуживания до плохо обучаемого китайского летного состава. Апробация боевой техники в тяжелейших географических и погодных условиях выявила целый ряд недостатков в эксплуатационных характеристиках отечественных самолетов: фактическое отсутствие навигационного и радиооборудования, ограниченный моторесурс авиадвигателей и слабая их ремонтопригодность. Выявились недостаточное стрелковое и бомбовое вооружение, слабая бронезащита советских истребителей и бомбардировщиков. В условиях борьбы с опытным и смелым воздушным противником проявилось тактическое мастерство советских командиров, сумевших противопоставить японцам нешаблонный подход и нетривиальные способы решения боевых задач.
   Командуя авиационной группой истребителей, капитан А. С. Благовещенский совершил 73 боевых вылета, провёл 11 воздушных боёв, уничтожил лично 7 и в группе более 20 самолётов противника (данные из лётной книжки). 18 февраля 1938 года сбил истребитель Мицубиси А5М, 29 апреля и 31 мая - уничтожил ещё по одной вражеской машине. В одном из боёв он сбил командира группы японских истребителей, оказавшегося известным асом, полковником, одним из "непобедимых королей воздуха". Как шутили потом лётчики - "снял с него корону, вместе с головой". Сам Благовещенский в этом бою был легко ранен в левый бок. За выдающиеся успехи в организации истребительного противодействия японским ВВС, правительство Китайской республики (в числе 3-х наших авиационных командиров) наградило Алексея Сергеевича высшим китайским орденом. Он рассказал о ночном бое, который он провел против японских бомбардировщиков. Невольно пришлось задуматься над тем, что война в воздухе требует от летчика не только уверенного владения самолетом, но и того комплекса психологических навыков, который принято называть смелостью. Это, как говорят математики, условия необходимые, но недостаточные. Чтобы успешно воевать, надо владеть тактикой, надо непрерывно изобретать все новые и новые неожиданные для противника и выгодные для себя ухищрения. Ум, сообразительность, интеллект на войне нужны, оказывается, не меньше, а больше, чем едва ли не во всех других видах деятельности человека. Больше хотя бы потому, что наказание за леность мысли в бою более жестокое, да и в исполнение приводится чаще всего незамедлительно, без малейшей отсрочки.
   Часть курсантов по ходу рассказа что-то чертило и писало в своих записных книжках. Один спросил Коккинаки:
  - Что вы считаете самым главным в летной подготовке?
  - Так отрабатывать технику пилотирования, чтобы в полете не замечать машину. Она - как бы часть, продолжений тебя самого.
  - А приборы? Это ведь только раньше брали ухарством, игнорировали приборы и гробили машины.
  - Игнорировать приборы ни в коем случае нельзя.
  - Тогда объясните свою мысль, товарищ полковник.
  - Вам непонятно?
  - Да нет же, все ясно, - стали наперебой объяснять другие курсанты. - В совершенстве владеть техникой, а потом не замечать ее.
  - Интересно, как это не замечать? Тут тебе ручка управления, мотор, баки, приборы высоты, температуры, скорости... Да как же не следить, не учитывать всего этого?
  - Почти картинная галерея! - рассмеялся Владимир Константинович. - Это напоминает мне одного знакомого поэта. Хороший поэт, хорошие слова писал, боевые песни. Так вот встретил его недавно в клубе писателей, спрашиваю, думает ли он о разных правилах, когда пишет стихи? Оказывается, когда он был начинающим, то о правилах не думал - песни лились рекой. Правда, в них и воды было, не дай бог! А потом засел за науку стихосложения. Размеры, рифмовка, жанры начал различать - тоже серьезная техника! Но пока учился, плохо стал писать, хоть брось! Стихи получались вымученные, пел, как говорится, не своим голосом. Но терпел. Зато когда освоил эту технику, когда она стала как бы его плотью и кровью, он уже о правилах забыл, как они формулируются, и писал лучше прежнего, богаче, сильнее, и свой голос появился, и народу стал ближе, понятнее. Теперь уж талант и знания не позволяют ему писать плохо, фальшивить.
  Слушатели прекрасно понимали, о чем он говорит. Дружно смеялись, брали на заметку каждое слово прославленного мастера пилотажа.
  - Наша техника, ребятушки, другого рода. Но одно есть общее: знание, помноженное на талант и смелость, - это высшая степень мастерства. Если я и машина - одно, если мне не нужно каждую минуту заглядывать в святцы, на приборы, если я всем существом чувствую и знаю все, что мне нужно знать, тогда я могу не только отражать атаки врага и сам атаковать его, но и следить за моими товарищами и вовремя приходить к ним на помощь. Мое внимание рассредоточено, как полагается, но оно и сосредоточено в момент маневра, когда я ощущаю состояние моей машины, как свое собственное. Вот такое дело, братцы. Понятно?
  - Это кажется мечтой.
  - Мастерство приходит не сразу, а в результате длительного процесса вместе с опытом.
  
  Коля Шутт поднял руку:- Товарищ капитан, а вы исходя из своего опыта, что можете посоветовать нам, будущим летчикам-истребителям?
  
  Благовещенский задумался:- Товарищи курсанты, запомните, что процесс обучения будет длиться всю вашу летную жизнь. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой вы будите двигаться от одного рубежа к другому. Школа вас выпустит пилотами, полк сделает летчиками, а истребителями вы сможете стать только в бою! И на этом пути вы должны будете допускать как можно меньше ошибок, ибо от этого будет зависеть ваша жизнь и жизнь ваших подчиненных. Если в мирное время ошибки летчиков в учебном бою приводят к неприятным разговорам с командиром на разборе полетов, то в боевой обстановке ошибки не только летчиков, но и их командиров бывают гибельны.- В чем обычно бывает ошибка молодых летчиков? Увлеченные атакой, горя желанием победить, они забывают о главной заповеди воздушного боя - осмотрительности, умении видеть не только впереди, но и сзади. Важнее, пожалуй, умение видеть сзади. Вспомните, сколько вам об этом говорили инструктора!?
   (Я вспомнил четыре нельзя Гусева)
   Капитан продолжил:- С началом воздушного боя истребителей большая группа распадалась на мелкие группы, затем на звенья и пары. В большинстве боев эти мелкие группы начинают драться самостоятельно, выполняя команды своего ведущего. На следующем этапе боя уже он выбирает себе цель. Так же поступает и ведущий звена. В результате воздушный бой проходит между отдельными группами звеньев и пар самолетов. Одни пары стремятся выйти на огневую позицию и зайти в хвост противнику, то есть зайти под ракурсом 0/4 или 1/4 сзади. Другая пара заградительным, то есть неприцельным, огнем отбивает атаку истребителей противника от прикрываемых ею самолетов. Когда бой распадается на поединки отдельных звеньев и пар(?). В этом случае каждый летчик должен так строить свой боевой маневр, чтобы обеспечивать выполнение поставленной перед собой задачи и не стеснять маневр своего командира звена, видеть друг друга в бою, не отрываться ведомым и не терять своего ведущего. Для выполнения маневра ведомые должны следовать за ведущим звена, меняя свое место слева-справа в пределах 50-100 м, в зависимости от маневра своего ведущего, и на дистанции от 300 до 50 м, в зависимости от воздушной обстановки в данный момент. Нельзя забывать об ответственности ведомого за безопасность ведущего с задней полусферы, а ведущего звена за безопасность ведомых и безопасность своего ведущего группы.
  Наиболее характерными ошибками летчиков в первых воздушных боях в Китае были следующие:
  -потеря ведущего или потеря ведомого;
  -попытка выхода из боя пикированием;
  -уход от атаки на вираже;
  -длинные очереди из бортового оружия и большая дальность стрельбы;
  -большие ошибки визуального определения дальности.
  Со стороны воздушный бой напоминает громадный клубок, классическую ' собачью свалку', образованную ведущими воздушный бой одиночными самолетами, парами и звеньями самолетов. Летчики гоняются друг за другом, чтобы одержать победу, сбить самолет противника или заставить его покинуть поле боя. Чем дольше по времени продолжается воздушный бой, тем меньше остается в баках горючего и тем более легким становится самолет, что намного облегчает маневр и при умелом управлении обеспечивает результативность воздушного боя. Победы в воздушном бою добивается та сторона, у которой больше хорошо подготовленных летчиков, не боящихся ни боя, ни противника и дерущихся до тех пор, пока самолеты противника не покинут поле боя. Победы в воздушном бою добивается тот летчик, который хорошо видит и понимает, что происходит вокруг него в воздухе. Немаловажное значение в воздушном бою значит правильная оценка летчиком возможности выполнения атаки и стрельбы, точный ответ на вопрос самому себе: 'Успею ли я закончить атаку, не подставив своего товарища под огонь противника?'. Если создается опасность поражения своего самолета, самолета ведомого или другого нашего истребителя, участвующего в бою, надо немедленно прекратить атаку и оказать помощь маневром и огнем. Выход из воздушного боя с истребителями может быть свободным и вынужденным. Свободный выход из боя может быть только тогда, когда бой закончился. При выходе из боя, в любом случае, командир группы указывает направление, курс и высоту или район и высоту сбора. По этой команде пары и звенья в указанном направлении, набирая или теряя высоту, по прямой или 'ножницами', 'змейкой' выходят из боя, собираясь по пути в группы на заданной высоте и на заданном курсе или в районе сбора. Скорость выхода из боя должна быть большой, чтобы не попасть под огонь неприятеля.
   На вопрос ребят о том, каким должен быть советский герой, он ответил:
  - Обыкновенный советский человек. Этот человек крепко любит родную землю, Родину нашу. Он готов отдать за нее свою жизнь - каплю за каплей! Он беспощаден к ее врагам. У него твердый, волевой характер, он смел и отважен. Но этого мало. Умение, знание, владение техникой своего дела - необходимые качества отважного советского человека, будь он летчик, инженер, поэт! Вот мой товарищ Антон Губенко! Простой украинский парень, в критический момент, нашел в себе мужество и таранил японский истребитель. А почему!? А потому, что таким воспитала его наша Советская Родина! Таков наш советский строй, что в любой профессии люди могут расти, становиться любимыми народом, знатными членами нашего общества. А если нужно, не задумываясь, отдадут жизнь за Отчизну! Вот и вы должны расти борцами - сильными, закаленными, идейными гражданами, настоящими людьми, достойными уважения. Когда Чкалов, Байдуков и Беляков прилетели в США, американские журналисты спросили их, что движет вами в ваших героических подвигах? Славные летчики ответили: Родина!
  Поэтому всегда помните, что у вас есть Родина и вы её сыны! И если потребуется, вы должны выступить на её защиту!
  Из клуба курсанты выходили, оживленно обсуждая разговор с прославленным героем.
  
  
   - Я стану военным летчиком-истребителем! - Думал я про себя: - Если Родина и товарищ Сталин потребует, должен сесть в свой самолет и драться так, чтобы уничтожить врага. Социалистическая Родина! Вера в нее вдохновляет тысячи и миллионы советских людей на чудесные подвиги. Эта вера превращает рядовых граждан в народных героев, которыми восхищается весь мир. Велико счастье оберегать нашу Родину.
   Что у меня есть для этого, и чего у меня нет? Любовь к летной профессии?
  Безусловно, есть. Решимость? Это - вопрос. Я взвешивал все "за" и "против". "Готовность к подвигу? Смогу ли я?" Но если Родина потребует, я наверно смогу! Здесь
  снова все сводилось к вопросу, готов ли я, как воздушный боец? Ведь
  тому же Нестерову было бы безрассудно идти на выполнение своей знаменитой
  ныне петли, не обладая уникальным комплексом летных данных и навыков. А таран Губенко!? Тот же таран надо знать, как совершить, надо суметь, одного желания для этого мало! А для этого надо знать самолет, как свои пять пальцев! Я задумался: где у меня слабые стороны? В каких элементах полета? Разложил в уме всё по полочкам, от взлета до посадки.
   Для начала я, сидя в кабине самолета, мысленно прокручивал в голове весь полет, пока наизусть не выучил расположение всех приборов и не довел до автоматизма пользование всеми рычагами и кранами.
  Взлет.
  Тут многое зависит от взлётной полосы: ровный аэродром - и самолет взлетает без помех. Взлетел - чуть придержи его не давай ему сразу отходить от земли, пока наберет скорость, а уж потом и уходи в набор! Взлет - загляденье, как по заказу. Я долго добивался такого взлета, даже с не совсем ровного аэродрома, и добился. Теперь у меня все получается рефлекторно.
  Посадка.
  По посадке определяют класс летчика. Отличная посадка, это почерк пилота. На третьем развороте, нацелился на ВПП, сбавил обороты мотора, прикинул боковой снос и, после четвертого аккуратненько заходишь на посадку. Глазомерное определение момента, когда надо переходить к планированию, называется расчетом на посадку. И этот расчет не имеет ничего общего с математическими расчетами, а основывается на рефлексах. И чем точнее ты угадаешь момент перехода к планированию, тем ближе к 'Т' ты сядешь. Но для того чтобы точно сесть, нужно выровнять самолет на высоте одного-двух метров, затем плавно сбрасывая скорость, подводить его к земле. Счет высоты тут уже идет не на метры, а на сантиметры, достижение посадочной скорости должно точно совпасть с первым касанием земли. Стоило приземлиться на большей скорости, самолет давал ' козла', то есть подпрыгивал при пробежке. При потере скорости до посадочной на большей высоте, чем нужно,- машина грузно проваливалась, и приземление сопровождалось сильным толчком о землю. Ну, а если всё рассчитал правильно, даже газом помогать не надо, самолет начнет планировать, то есть наклонно скользить, как по горке и сам сядет на три 'Т'. Но если один раз сел так, другой сяк, значит хреновый пока у тебя почерк, руки и глаза не успевают за головой. Значит нужно, как говорил великий Ленин:- Учиться, учиться и ещё раз учиться! И я учился, до тех пор, пока не научился садиться как по струночке в любой обстановке.
  Ну, уж полет- это стихия летчика, правда, если ты настоящий летчик, а не баба Яга на помеле. Высший пилотаж, одно слово высший обо всем говорит! Высшее с низшим плохо сочетается. Анализируя свои успехи, вычленил особую нелюбовь к виражам, особенно к мелким. Глубокие виражи, я отработал: на какой высоте вводишь, на такой и выводишь. Мелкие я просто ненавидел. Такие они тягомотные: ждешь и ждешь, пока самолет замкнет большой радиус виража, - и крен все время надо поддерживать один и тот же, и за высотой следить. Терпение нужно. Но я научился терпеть. Те два случая засели в памяти навсегда: первый, когда мы с Юркой заблудились в облаках, и серия моих 'козлов' на посадке. Словом, как гласит народная мудрость: терпенье и труд, все перетрут! Сложив все за и против, решил, что пилотом я уже готов стать!
   И тут же мне вспомнился разговор с Кубышкиным на аэродроме НИИ ВВС. Я тогда спрашивал его про работу летчика-испытателя. Он мне тогда сказал:- Сергей, главный показатель квалификации испытателя, это не взлет и посадка в обычных условиях, а то, как он действует в экстремальных ситуациях. И здесь мало уметь хорошо летать, ещё необходимы смелость, решительность, воля и чувство ответственности. Но все эти качества должны основываться на осторожности и расчете. Просто бесшабашная смелость никому не нужна и даже вредна, когда от твоих действий зависит сохранность новой техники, жизнь людей и многое другое. Поэтому воспитывай в себе выдержку, хладнокровие, ну и учись хорошо летать, это тоже немаловажно! Один американский летчик, по фамилии Джорданов сказал, что хороший летчик умеет делать все тоже, что и плохой, но кроме того точно знает, чего делать нельзя! А это значит, что любой риск допустим в случае осознанной необходимости, и абсолютно недопустим, если ты что-то упустил, забыл или тебе просто лень. Никогда не надейся на 'авось' и ' небось'! Там не простят - он показал вверх - а там - пальцем вниз- с удовольствием примут, ибо мы летчики, большие грешники! А если риск не оправдался, а земля уже рядом! Тогда, что? - спросил я, его. А вот тогда должна сработать твоя интуиция, ибо на математические расчеты времени уже не останется! Чувствуешь машину, найдешь выход! Не чувствуешь, угробишься, не сейчас, так потом!
   ***
   11 августа по просьбе японского правительства боевые действия были прекращены. Боевые действия советских войск обнажили недостатки и промахи в боевой подготовке.
   15 августа 1938г-при посадке на воду с большой скоростью была разрушена лодка гидросамолета МДР-5,человеческих жертв не было. Самолет не восстанавливали. В дальнейшем был построен еще один экземпляр МДР-5 и проходил испытания, но в серии не строился т.к. в серийное производство на заводе N31 пошел самолет МДР-6(Че-2) конструктора Черановского.
   Понедельник. Полдень. Шли самые обыкновенные курсантские полеты. Взлетаю для отработки в зоне фигур высшего пилотажа. После отработки обязательного комплекса, делаю доворот для выхода на аэродром, убираю газ, перевожу обороты винта на минимальные обороты и начинаю процедуру выпуска шасси. Конечный результат - никакого результата, лампочки контроля выпуска шасси, горят ровным красным цветом. Набрав высоту и сделав левый вираж, вижу толпу возле КП и ' эмку' начальника школы, пылящую по кромке поля. Делаю очередной круг и прохожу над поселком. Под крылом скользят крыши домов, купол церкви. Сделав круг, снова прохожу над аэродромом и снова пробую выпустить шасси. Результат нулевой. Вижу крест запрещающий посадку. Мысленно прогоняю в голове десятки вариантов, но в голову приходит только два возможных, или за борт с парашютом, либо посадка на ' брюхо', что чревато повреждением самолета, тем более Марсик один аппарат уже сломал. Облизываю сухие губы. Тикает стрелка самолетных часов, напоминая, что бензин скоро кончится. Бензиномера на И-16 не было, и судить об остатке бензина в баках приходилось исключительно по времени полета. В голове тоже тикает одна мысль: Что делать? Вдруг где-то в под подсознанье вспомнился наш разговор в поезде с Кубышкиным, как во время полета на самолете Чкалова не вышло шасси, и ему пришлось сделать десятки петель Нестерова, пока от перегрузок не сработала система выпуска. Вот что нужно делать! И тогда не придется садиться с не выпущенными шасси, ломая плоскости и скручивая винт в бараний рог. Решение принято! Решительно двигаю сектор газа вперед, и ручку на себя. Маленький, верткий истребитель стал выписывать над летным полем фигуры высшего пилотажа: бочки, иммельманы, мертвые петли. Земля, то мчалась навстречу, то удаѓлялась. Мотор грозно ревел, когда я прибавлял обороты до максимума и увеличивал скорость перед очередной фигуѓрой. Звенело в ушах, от перегрузки глаза лезли на лоб, и, несмотря на день, всё небо было в звездах. Ничего не помогает! Может попробовать штопор? Забираюсь повыше, за две тысячи метров и, сбросив обороты мотора, сваливаю машину в штопор. Самолет, опустив в свободном падении вертикально к земле кок, начинает вращаться вокруг своей оси все быстрее, быстрее, быстрее. Выбрав ориентиром церквушку, прижимаю ручку к животу, и начинаю считать витки: раз! два! три!.. пять! шесть! семь! Вывод!
  Штопор - это нечто особое! Здесь, нужно поступать противно инстинкту. Летательный аппарат так устремляется носом к земле, так, казалось бы, куда уж там отдавать ручку от себя, надо на себя. А на себя-то некуда! И бывает так, что некоторые, потеряв контроль над собой, пытаются вывести машину из штопора только рулем поворота, а машина и ухом не ведет, все вращается и вращается. А земля-то вот она - ближе и ближе! И человека, сидящего в кабине самолета, охватывает ужас, парализующий волю и разум. И если не сможешь себя побороть, конец один - смерть!
  Истребитель выходит из штопора метрах в двухстах над землей. Скашиваю глаз на лампочки, цвет совсем не зеленый! Резко набираю высоту, центробежная сила вдавливает меня в чашечку сиденья, и, ввожу машину в штопор еще раз. Убавляю газ, теряю скорость и сваливаю самолет в беспорядочное падение. Отсчитываем витки. "Четыре, пять, шесть... Пора выводить машину, - думаю про себя. - Нет, буду штопорить пока возможно! Семь, восемь, девять... - Сейчас? Нет! - решаю про себя. - Десять, одиннадцать...- из носа пошла кровь:- Всё! Иначе разобьюсь!
  Отпускаю ручку, отдав её немного вперед, ставлю ноги в нейтральное положение, и самолет, прекратив вращение, выходит из пике. И как бы вознаграждая меня за все мои мучения, на приборной доске вспыхивают зеленые лампочки. Осторожно, без рывков, вывожу ' И-16' в горизонтальный полет, прибавляю обороты мотору и беру курс на аэродром. Когда самолет коснулся травы и зарулил на стоянку, я почувствовал, как ручка управления непривычно легко ходит вправо и влево. Взглянув поочередно на правое и левое крыло, увидел, что оба элерона качались на шарнирах в такт вибрации двигателя. Видимо, от длительных перегрузок лопнули трубчатые тяги управления обеими элеронами. Мне повезло, что они лопнули после, а не до посадки. Сижу, прислонившись к бронеспинке, болят глаза, и ломит мышцы, а уж комбинезон мокрый, хоть выжимай. Вылезти из самолета сам не смог, подбежавшие ребята вытащили меня на руках и стали подбрасывать в воздух. Сопротивляться не было не каких сил. Когда меня, наконец, опустили на твердую землю, я почувствовал на своём плече твердую мужскую руку, которая развернула меня на 180 градусов. Стоящий за мной полковник Ухов, крепко обняв меня за плечи, прерывающимся голосом сказал:- Спасибо, Сережа! Спасибо парень! Машину спас, школу не подвел! Из соколенка превращаешься в настоящего сокола! Сталинского сокола!
  Когда Ухов разжал свои объятья, меня окружили товарищи и инструкторы, которые стали хлопать меня по спине. Юрка с Марселем стояли в метрах трех от общей толпы и пристально смотрели на меня. Подойдя к друзьям, я обнял их за плечи и сгреб в кучу. Мы долго стояли, обнявшись за плечи и уткнувшись головами, пока подошедший сзади Зайцев, горестно вздохнув, молвил:- Дети! Эх, дети малые!
  -Сами- то, старше всего лет на восемь!- охая от боли в спине, подумал я.
  - Товарищи курсанты!- придавая своему голосу официальность, сказал он - На моей памяти, вы все трое уже умудрились пройти по самому краю, ещё чуть- чуть и закончили бы, как Икар! Господь вас, что ли при рождении в маковку поцеловал, везет то вам как! Поэтому, слушай приказ! На бога не надеяться, и беречь себя, такие кадры, как вы!- он провел ладонью по горлу - Во, как, нужны родной Красной Армии! И не думать, что за каждым закреплен персональный ангел, который будет за вас отдуваться! Мысль, что везет обычно умелым, не нова: ещё Суворов в ответ на утверждения своих недоброжелателей, что ему, мол, просто везёт, обычно говорил: - Сегодня - везение. Завтра - везение. Помилуй бог, когда-нибудь надобно и умение!
  Юрка не сдержался и тут:- Мы комсомольцы - атеисты, и в бога не верим! Нас хранит великий дух Карла Маркса и Фридриха Энгельса!
  Я лежал под крылом самолета на траве, и смотрел в синее-синее небо. И думал:- Как хорошо, что я живой! Очень хорошо! И как здорово, что у меня такие друзья!
   И самое главное, что я понял: летное дело - это не просто специальность и профессия, а большое, тонкое искусство, в котором нельзя останавливаться на месте, а нужно всё время идти вперед. И чем больше ты будешь летать, и не просто летать, а летать с любовью к своей профессии, не давая себе не малейшего спуска, тем больше у тебя шансов остаться живым в самой гибельной ситуации, а это кое-что да значит.
   ***
  В своем выступлении перед выпускниками военѓных академий И.В.Сталин так сказал: 'Теперь мы дошли до такой стадии развития, когда кадры решаѓют все, а не кобылы и машины. Кобыл и машин у нас достаточно много и еще больше будет, а вот кадры, их очень трудно вырастить. У нас летчики с тем, чтобы не потерять машину, жалко её, рискуют жизнью, но не спускаются на парашюте. Это преступление. Сто машин не стоят одного самого плохого летчика. Его нужѓно не только породить, а и выковать'.
  
   ***
   Наступила середина последнего месяца лета. Мы продолжали оттачивать своё мастерство. А Зайцев продолжал ковать из нас летчиков. Например, он приучал нас сажать самолет с боковым ветром, говоря при этом:
  - В жизни вам всегда будут дуть боковики, пусть для вас это будет привычным положением. - И показывал личным примером, как надо бороться с боковиком. Командир заявил, что будем проводить взлеты и посадки при боковом и попутном ветре и в разных направлениях.
  - Прежде всего, - сказал Зайцев, - я покажу все эти элементы сам. А потом уже начнете потихоньку, сами тщательно учиться, отрабатывать все элементы.
   Два дня ждали нужной погоды. Ближе к обеду, полосатый матерчатый конус на шесте то надувался колбасой, то бессильно свисал. По небу бежали кучевые облака. Дул прерывистый ветер
  Появился Зайцев. Улыбаясь, посмотрел на нас:
  - В Испании бывало иногда похуже. Там голое плоскогорье. Ветер свищет, как Соловей Разбойник. Только примеришься к нему, а он, гад, другое крыло, как подкинет. Вертишься, как на сковородке.
  Командир залез в подготовленную машину.
   Самолет оторвался, не пробежав и половины взлетной полосы.(?) Самолет бежал по полю, а ветер бил под левое крыло, грозя опрокинуть машину, едва она чуть оторвется от земли. Мы затаив дыхание, следили за взлетом. Мы-то уж знали, каким капризным может быть, 'ишак', когда на нем пытаются выделывать различные кульбиты!
  Но этот скакун оказался в опытных руках. Едва Зайцев взлетел, как тут же подвернул машину к ветру. Взлетел, набрал скорость и взмыл почти вертикально вверх. Сделал боевой разворот, вошел в пике. После пике выполнил петлю, боевой разворот, бочку, иммельман, выпустил шасси и пошел на посадку, опять держа ветер сбоку.
  Стоя у СКП, мы наблюдали за посадкой. Со стороны казалось, что ветер раз за разом, бьёт самолет под крыло, пытаясь перевернуть. Он чуть кренится, потом выравнивается и касается земли на повышенной скорости. Пилот быстро сбрасывает газ, и машина останавливается, будто уткнувшись в препятствие, не пробежав и половины положенного при посадке расстояния.
  Мы радостно выдохнули и кинулись к самолету. Не каждый день доводилось нам видеть столь отточенный взлет и посадку, да еще при боковом ветре!
   Оказывается, главное было в том, чтобы перебороть в себе рефлекс: машину несет влево, и рулем поворота надо действовать тоже влево, хотя очень хотелось бы парировать снос правой ногой. Но это как раз и опасно: самолет, войдет в скольжение и запросто может опрокинуться.
  И когда инструктор нам показывал, страшно было переламывать в себе установившееся понятие. А убедившись на практике, как это здорово, получается, удивились до чего же все просто!
  Или еще такая мелочь: в момент посадки, когда сброшена скорость, машина не слушается элеронов, а тут вдруг поддул ветер под крыло и самолет швыряет в опасный крен: как быть? Зайцевский рецепт: выправляй рулем поворота, плавный нажим ногой, и машина сядет как по заказу, на два колеса. Он такие мелочи, словно волшебник из шляпы доставал. И гонял нас, гонял. И мы привыкли относиться к этим мелочам со всей серьезностью. После полетов, когда мы сидели под крылом самолета, Марсель спросил: - Товарищ капитан, а вас самого кто научил такой технике пилотирования?
  Зайцев оперевшись спиной о фюзеляж, и сбив шлем на затылок, улыбнулся:- О, это удивительный человек, и замечательный летчик Сергей Прокофьевич Денисов, герой Испании. Он нас тоже обучал на собственном примере. Поначалу многие мои сослуживцы не верили, что на И-16 можно летать при сильном боковом ветре. Но приказы начальства с начальством не обсуждаются, но в домашней обстановке мы часто спорили. Возможно, ли сделать на истребителе И-16 то, о чем говорил Денисов? Этот вопрос интересовал всех. Сошлись на том: кому-кому, а Сергею Прокофьевичу лучше знать - получится или не получится. Припомнились тут мне слова Валерия Павловича Чкалова: 'Я думаю, что еще далеко не все возможности самолета И-16 открыты. Вот о чем покумекайте...' Рассказал я о разговоре с Чкаловым своим товарищам. Многие скептики после этого поутихли, призадумались. Порешили на том, что инструкция - документ не только нужный, но и обязательный, однако он все-таки не крылья, с помощью которых машина летает, и совсем не летчик, который управляет машиной.
  Посмотрим, как летает Денисов, а там и сами научимся.
   Денисов развернул самолет по ветру и взлетел. Сделал несколько фигур высшего пилотажа, как бы имитируя бой с противником. Потом совершил посадку уже при попутном ветре.
   А Денисов и не думал покидать кабину И-16. Он приказал лишь убрать посадочные знаки. Вот командир опять в воздухе. Короткий, энергичный воздушный 'бой'. Как бы вынуждая противника к посадке, Денисов прижимает его к земле и, точно рассчитав место приземления и пробег машины, останавливается неподалеку от нас, сгрудившихся на старте.
  Мы были покорены его мастерством. Денисов практически показал: на самолете И-16 можно выполнять полеты, не предусмотренные инструкцией по эксплуатации.
  Когда вывозка, а затем и самостоятельные экспериментальные полеты завершились, мы пришли к четкому и интересному выводу. Оказалось, истребитель И-16 вполне сносно, даже уверенно ведет себя при взлете и посадке при боковом и попутном ветре. Правда, при таких полетах от летчика требуется неослабное внимание, предельная собранность и самообладание. У Денисова был случай, когда его собственный ведомый в полете, отрубил винтом хвост его самолета, только отличная выучка, и железное самообладание позволило ему остаться живым в этой ситуации! Так, что хлопчики запомните, надо учиться военному делу настоящим образом, а научился сам, научи товарища!
  
  ( Денисов Сергей Прокофьевич. Родился 25.02. 1909 года на хуторе Постоялый, ныне посёлок Ольховского района Воронежской области, в семье рабочего. Окончил неполную среднюю школу. С 1929 года в Красной Армии. В 1931 году окончил военную авиационную школу пилотов, проходил службу в должности младшего и старшего лётчика, командира звена. Участник национально - революционной войны испанского народа 1936 - 1939 годов. Командовал истребительной группой, затем - бригадой. Летая на И-16, совершил более 200 боевых вылетов. За одержанные победы (13 лично и 6 в группе) и умелое руководство подразделениями, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 Июля 1937 года комбриг С. П. Денисов удостоен звание Героя Советского Союза. По возвращении из Испании, в 1938 году командовал 2-й авиационной дивизией особого назначения. В 1939 году, командуя авиационной бригадой, участвовал в боях с японскими милитаристами в районе реки Халхин-Гол. В том же году окончил курсы усовершенствования командного состава при Военной академии Генерального штаба. Участник Советско-Финляндской войны 1939 - 1940 годов, был начальником ВВС 7-й Армии. За умелое руководство боевыми действиями ВВС Армии при прорыве линии Маннергейма, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 Марта 1940 года комдив С. П. Денисов был удостоен второй медали "Золотая Звезда", став 5-м и последним из довоенных дважды Героев Советского Союза. С апреля 1940 года командовал ВВС Закавказского военного округа. Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 4 Июня 1940 года ему было присвоено воинское звание Генерал - лейтенант авиации. В период Великой Отечественной войны, с Августа 1941 года был начальником Качинской военно-авиационной школы пилотов, а с Февраля 1943 года по Февраль 1944 года - командиром 283-й истребительной авиационной дивизии. С Февраля 1944 года - в аппарате Главного штаба ВВС)
  
  Зайцев учил нас выжимать из техники все возможное. И для этого нам пришлось попотеть, тренируясь и на земле, и в воздухе. Дружба наша настолько окрепла, что мы практически не расставались друг с другом. Товарищи шутили:
  - Вы прямо как три богатыря, всё время вместе ходите.
  - Мы и летаем тоже вместе.
  - И как же вы летаете?
  - Как спим, так и летаем! Я в центре, Юрка справа, Марсель слева.
  -И, что хорошо получается?
  - Просто замечательно!- сказал Юрка - Мы летаем, как вилы
  - Это, каким же образом вилы летают? - поинтересовались у Логинова.
  Тот показал на пальцах вилы:
  - Очень просто. Вот три пальца: куда ведущий средний, туда и оба ведомые. И если ткнем, мало не покажется!
  
   ***
   18 августа 1938г-состоялся воздушный парад (День Авиации) на аэродроме в Тушино. Присутствовали Сталин, члены Политбюро, конструкторы, летчики и т.д. Были показаны новые образцы авиационной техники, полеты самолетов и прыжки парашютистов.
   21 августа 1938г-вышло постановление Политбюро ВКП(б)-"О Наркоме ВМФ и заместителе наркома НКВД".
   22 августа 1938г-постановлением ЦК на пост наркома НКВМФ был назначен М.П. Фриновский, первым заместителем Наркома НКВД (ГУГБ) был назначен Л.П.Берия ранее занимавший пост Первого секретаря ЦК КП(б) Грузии.
  
   26 августа 1938г- на центральном аэродроме НИИ ВВС начались испытания самолетов ДБ-А с моторами АМ-34ФРН.Испытания продлятся по 16 октября 1938г.
   28 августа 1938г-вышел приказ N341сс НКОП запрещающий главным конструкторам проводить работы по проектированию самолетов под непроверенное и неиспытанное авиационное вооружение. В этот же день экипаж самолета ДБ-240 (ДБ-А) в составе летчика Н.П. Шебанова, штурмана В.А.Матвеева и радиоинженера Н.И. Байкузова совершил полет по маршруту Москва-Симферополь-Москва с целью испытаний усовершенствованного авиационного радиооборудования "Онега".Испытания прошли успешно, связь с землей была устойчивой.
   31 августа 1938г-состоялось заседание Главного военного совета РККА в составе председатель- нарком НКО К.Е.Ворошилов, членов военного совета Сталина, Щаденко, Буденного, Шапошникова, Кулика, Локтионова, Блюхера, Павлова, с участием Председателя СНК Молотова и зам.наркома внутренних дел Фриновского(? Должность наркома ВМФ). Главный военный совет рассмотрел вопрос о событиях в районе оз. Хасан и, заслушав объяснения комфронта Блюхера и зам. Военного совета КДфронта Мазепова пришел в следующим выводам- обнаружены серьезные недочеты в состоянии КДфронта. Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальственного состава фронта оказались на недопустимо низком уровне. Войсковые части раздерганы и небоеспособны, снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен (дороги, мосты, связь) .Хранение, сбережение и учет мобилизационных запасов, как фронтовых складов, так и в воинских частях, оказалось в хаотическом состоянии. "... Ко всему было обнаружено, что ВАЖНЕЙШИЕ ДИРЕКТИВЫ Главного военного совета и наркома обороны командованием фронта на протяжении долгого времени преступно не выполнялись. Целых трое суток при наличии нормально работающей телеграфной связи нельзя было добиться разговора с т.Блюхером. В результате такого недопустимого состояния войск фронта, в сравнительно небольшом столкновении войска понесли значительные потери-408 человек убито,2807 человек ранено." На самом деле потери РККА составили:- было убито 717 человек, пропало без вести -75,ранено,контужено 2752 человека, из них 93 человека умерли. Приговор маршалу Блюхеру вынесли боевые товарищи. Сталин в ход судебного процесса не вмешивался.
  
  Кончилось лето, наступил сентябрь. Осенью тридцать восьмого года в нарастающем темпе шла работа всей Страны Советов. Совершались знаменитые трудовые подвиги, проходили большие перелеты, готовились новые, еще более рекордные. Валерий Чкалов обдумывал возможность беспосадочного кругосветного перелета или, как он любил признаваться, 'полета вокруг шарика'. Советские летчицы Полина Осипенко, Валентина Гризодубова, и Марина Раскова готовились к дальнему полету, и Чкалов взял шефство над ними. В сознании народа была постоянная готовность к тому, что в любую минуту враг может нарушить мирную жизнь, и трудящиеся наращивали темпы созидательного труда.
   ***
   8 сентября 1938г-приказ N 0169 Наркома НКО "О наложении взысканий на командование Дальневосточного Краснознаменного фронта за нарушение приказов НКО" в котором говорилось-" 7 августа 1938г. в период горячих боев с японцами в районе озера Хасан заместитель командующего ДК фронта комкор т.Филатов подписал приказ о расформировании медико-санитарных батальонов и полевых госпиталей в стрелковых дивизиях, находящихся в боях. Военный Совет 1-й армии исполнение этого приказа задержал.17 августа т.Филатов допустил другую грубую ошибку- приказал зам. командующему ВВС фронта предоставить самолет ДБ-3 для переброски представителя НКВД из Хабаровска в Читу ,нарушив тем самым приказы НКО N022 от 1934г и 1936г запрещающие использование боевых самолетов в качестве транспортных средств" и далее "...т.Филатов не нашел в себе мужества признаться в своей ошибки, а всю вину свалил на т. Сенаторова. В свою очередь зам. командующего ВВС ДК фронта Герой Советского Союза полковник т.Сенаторов получив и исполнив приказание комкора т.Филатова о посылке самолета для указанной цели, не доложил ему о незаконности этого приказания. Вина тт. Филатова и Сенаторова усугубляется еще тем, что они допустив нарушение приказов, не приняли необходимых мер для обеспечения безопасного перелета, и на обратном пути самолет разбился. Погибло 3 человека. За легкомысленное отношение к службе и нарушение приказов НКО объявляю комкору т. Филатову строгий выговор. Полковнику т. Сенаторову за нарушение приказов ставлю на вид". Подпись Нарком НКО К.Ворошилов.
  
   В Орловском военном округе проводилась проверка мобилизационной готовности войск, и тактические учения отдельных воинских соединений. Командовал учениями комкор Ефремов. Наш летный отряд поддерживал действия 10-го стрелкового корпуса, мы воевали на стороне ' синих'. В 10.30 командир отряда поставил перед нами задачу, произвести разведку в районе Новохоперска. Взметая за собой змейки пыли, три наших И-16 оторвались от аэродрома и взяли курс на юго-запад. Погода стояла чудесная, по небу плыли редкие облака, воздух был прозрачный-прозрачный. После первоначального освоения самолета И-16, в наших головах витали всякие сумасбродные идеи об опробовании фигур высшего пилотажа не входящих в обязательную программу, по примеру Чкалова. Поэтому перед полетом мы втроём договорились на маршруте попробовать отработать перевернутые полеты, то есть вниз головой. Удалившись подальше от аэродрома, каждый по очереди попробовал сделать этот элемент. Когда наступила моя очередь, и я совершил переворот через крыло, минут через восемь полета вниз головой, мотор самолета вдруг обрезал, начал "чихать" и готов был вот-вот прекратить свое поступательное движение. Я резко тут же вернул самолет в нормальное положение, чтобы бензин начал поступать в карбюратор, и бросил машину в пикирование, чтобы винт раскрутился от встречного потока воздуха. Пропеллер от встречной струи воздуха стал вращаться, цилиндры двигателя провернулись, и он басовито заурчал. Из пристроившегося рядом ' ишачка', я увидел здоровенный кулак.
  -Да!- подумал я - Надо завязывать с экспериментами, а то до кубарей не доживу!
  Минут через тридцать мы выскочили на дорогу, ведущую к Новохоперску, довернули градусов на двадцать к югу, и пошли на бреющем над лесом. Бреющий полет - вплотную над самыми верхушками деревьев. И заметить сверху летящий у самой земли самолёт очень трудно, и атаковать его можно только сверху, поэтому шансы на выживание увеличиваются вдвое, а на успешную атаку соответственно уменьшаются вдвое!
  Нигде скорость полёта не ощущается так, как на бреющем!
  Наука дает этому весьма точное объяснение: оказывается, человек объективно судит о скорости своего движения, глядя вбок, а не прямо.
   Земля под стремительно летящими истребителями сливается в сплошную пелену. Управлять машиной приходится точно, без баловства: случайное снижение хотя бы на несколько метров, которое на другой высоте осталось бы просто незамеченным, здесь грозит встречей с землей! На бреющем полёте лётчик воочию убеждается - иногда с удивлением, а порой и с раздражением, - какая она, в сущности, близкая и твердая эта земля: лес сменяется озером, озеро - болотом, болото - снова лесом. Повинуясь мягким движениям штурвала, самолёт летит по сложной волнистой траектории, педантично повторяющей капризы рельефа местности. То вдруг овраг, который заканчивается небольшим холмом, то лес закончился небольшой опушкой. Вдоль опушки леса петляет неширокая проселочная дорога, на которой клубилась пыль. Вдруг из этого пыльного облачка бодро выкатили два броневичка, и показались стройные ряды конницы. Пройдя практически у них над головами, тройка истребителей, сделав небольшую горку, развернулась в обратном направлении. Рев авиационных моторов за небольшой промежуток времени превратил кадровое кавалерийское подразделение в татарскую орду, беспорядочно скачущую по полю. На дороге остались только два броневика, и видимо командир этого кавалерийского подразделения, сидевший на сделавшем 'свечку' коне и бессильно махавшем нам в след кулаком. Летя над дорогой вдоль леса, километров через двадцать в небольшой берёзовой роще заметили замаскированные танки. Держа левой рукой ручку, правой я сделал карандашом пометки на карте. Помахав ведомым крыльями, я взял курс на аэродром. Докладывая командиру о выполненном задании, я водил пальцем по карте: - Вот в этом квадрате замечено до двух эскадронов конницы в сопровождении двух бронеавтомобилей, двигались вот в этом направлении, а вот здесь в лесочке, примерно до батальона легких танков!
  - Ну, добро! Идите, обедайте, а потом отдыхайте!- сказал командир.
  Сытно покушав в столовой - наваристый борщ, макароны по-флотски и по три компота, мы улеглись на траве, в тени за палаткой.
  - А лихо, мы того, рассеяли подразделение вероятного противника, даже стрелять не пришлось!- задумчиво щелкая, по головкам одуванчиков, произнес Марсель. - Это что, же получается!?- лежа на спине, продолжил развивать мысль Марселя, Юрка:- Мы втроём практически деморализовали боеспособное подразделение в 300 человек! Чудны дела, твои господи!
  -А, это значит, что кумир тридцатых годов - авиация, теснит кумира двадцатых годов -конницу, и предстоящая война, будет войной моторов, и кавалерии там не сладко придется! - закончил я их мысль: - Пошли ребята в спортгородок.
  Марсель меланхолично крутил ' солнышко' на перекладине, а мы, стоя рядом считали: - Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять...
  Пока подошедший сзади Саша Числов, не сказал:- Здравы будьте, богатыри былинные! Там по вашу душу Змей Горыныч прискакал!
  - Кто прискакал?- остановив своё вращение на спортивном снаряде, переспросил Марсель.
  - А сейчас увидите кто! Идите, вас командир зовет! - усмехнувшись, сказал Сашка. Резво натянув гимнастерки и подпоясавшись, мы порысили на зов командира. Прискакав к месту сосредоточения командного состава, мы увидели триумвират в виде командира эскадрильи, командира отряда и командира звена. Перед ними стояли два военных в кавалерийской форме, один из которых махал руками, и что- то возмущенно говорил.
  - Это воздушное хулиганство! Вы сорвали нам выполнение боевой задачи! Лошади себе чуть ноги не поломали!- услышали мы гневный голос кавалерийского майора, когда подошли ближе.
  - Ну, что скажите в своё оправдание!?- спросил комэска.
  - Товарищ капитан! Мы действовали согласно условий учений! Кто виноват, что у них лошади такие пугливые! - отрапортовал я.
  - И бойцы очень нервные, неадекватно воспринимали окружающую обстановку я видел, один съезжал вниз по крупу коня и кричал: - Караул, дайте другую лошадь, эта уже заканчивается! - не удержался Юрка.
  Услышав это, майор сильно обиделся: - Вы разгильдяи и нарушители воинской дисциплины! Конницу не уважать! Да я вас! Да я вам моторы поотрубаю!
  - Мотор нельзя отрубить!- глубокомысленно заметил Юрка - Он железный!
  - Тогда хвосты! - в запальчивости продолжил конник - Они то у вас деревянные, как и ваши головы бестолковые! Все свои слова майор сопровождал рублеными жестами правой руки, как будто действительно рубил шашкой, которую на самом деле придерживал левой рукой.
  Тут на первый план вылез Марсель: - Товарищ майор! А мы вас знаем! Помните, мы зимой в Ленинграде с вами в патруле встретились! Вы тогда ещё нечаянно упали в ....!
  - Помню я, куда нечаянно упал по вашей милости! И это тоже вы были!- из майора словно выпустили воздух. - Сволочи вы, ребята! Я тогда из-за вас на гауптвахту попал, пока отмылся и обсушился, на три часа опоздал из патруля! И там, в отдельной камере сидел, аромат от меня ещё тот был! Ладно, я в Ленинграде на курсах усовершенствования был, если ребята в полку узнали, от стыда бы сгорел!
  Наше командование с любопытством слушало наш увлекательный диалог.
  - Товарищ майор, без обиды, если бы ваша конница под настоящую бомбежку попала, вы тогда вообще никого не собрали бы, вы бы их тренировали, что ли на шум моторов, а то они у вас ну очень пугливые! А за тот случай извините нас, пожалуйста, ну очень не хотелось отпуск в комендатуре проводить!
  - Ладно, проехали! Кто старое помянет, тому глаз вон! - майор махнул рукой - Замнем все это! Товарищи командиры! Отмечаю отличную физическую подготовку вверенного вам личного состава! Потом он с любопытством оглядел стоявшие на летном поле самолеты.
  -Что нравятся?- спросил комэск. - Можем прокатить, если есть желание, так сказать в качестве компенсации за доставленные неудобства!? Майор чуть помялся, и попросил:- А можно с парашютом прыгнуть? А то я один раз на параде видел, аж в сердце запало! Страшно, но очень хочу!
   С парашютом? Ну, можно и с парашютом! Красильников скажи чтоб У-2 подготовили свозишь нашего гостя, Логинов и Хайруллин покажите товарищу майору как пользоваться парашютом!
  Я сидел в кабине самолета и гонял движок на малых оборотах. Товарищ майор, Юрка и Марсель подошли к задней кабине, Марсик тащил на себе парашют.
  - Покажите, как управляться с этой штуковиной! Ребята проинструктировали его, помогли надеть парашют, еще раз напомнили, как следует действовать в воздухе.
  - Шпоры-то снимите товарищ майор, - спохватились. Он помедлил. Шпоры - это не только шенкеля давать коню, это и особое достоинство кавалериста. Прищурившись посмотрел на нас. Так не разыгрывают ли его?..
  - Можно зацепиться за что-нибудь когда из кабины вылазить будете, - сказал я и добавил: - Сам понимаете, всякое может быть хотелось бы без происшествий!.
  Ах, как царственно проделывал он этот ритуал - снимал шпоры! Подумаешь - парашют...
  И так же без тени сомнений спокойно взбирался в кабину. Усевший, он одел очки на лоб, и сказал: - Ну, поехали!
  Взлетев я минут десять полетал над аэродромом, сделал пару 'блинчиков' и потом, подняв левую руку верх, громко сказал в переговорную трубу:- Можно!
  Он неторопливо перелез через борт кабины, немного постоял на крыле, и также молча шагнул вниз. Спустя несколько секунд подо мной раскрылся зонтик парашюта. Когда я приземлился, товарищ майор пристегнул уже обратно свои шпоры и о чем - то беседовал с нашим руководством. Подойдя я приложил руку к головному убору и доложил: - Товарищ командир ваше приказание выполнено, полет прошел нормально без происшествий!
  Наш гость молча пожал мне руку, оглядел меня и стоявших чуть вдали ребят.
   - А всё равно вы шалопаи и махновцы, наверняка любите нарушать воинскую дисциплину!- майор погрозил нам указательным пальцем. Услышав про махновцев, мы невольно улыбнулись. Поручкавшись с нашими командирами, майор приложил руку к головному убору: - Засим разрешите откланяться! - он подошел к красавцу жеребцу, которого держал ординарец, вставил ногу в стремя и легко вскочил в седло.
  - Товарищ майор, а вы - то кто будете? А то уже два раза виделись, а до сих пор не знаем, кто вы!?- спросил я его. - Замкомандира кавполка майор Недбайлюк! - сидя на коне, как памятник, ответил он. Взяв с места в карьер, он нам крикнул: - А кавалерия себя ещё покажет!
  - В парадном строю, на Красной площади!- не удержался от комментариев Юрка.
  -Зря ты так, лошадки, они хорошие!- сказал Марсель, печально глядя им вслед.
  -Ах, сударь извините, что не разглядел в вас тонкого ценителя лошадиных душ!- Юрка шутливо раскланялся перед Марселем.
  - Да, я коней люблю, я может потомок Чингисхана!- гордо подбоченился тот.
  -Мамая ты потомок, а не Чингисхана!- насмешливо стал подначивать Марселя, Юрка.
  -Какого Мамая?- удивленно переспросил тот.
  - Которому, русские на Куликовом поле, по первое число всыпали!- закончил свою подначку Юрка.
  Марсель возмущено запыхтел, и не найдя других аргументов, сделал шаг и отвесил Юрке крепкий шелбан по лбу:- Балда ты! А если, правда, у меня отец конником у Котовского был!
  -Да, физическое насилие - лучший аргумент в споре!- обиженно сказал Юрка потирая покрасневший лоб.
  
  Их обоюдный диалог прервал голос командира эскадрильи, который мы услышали сзади: - А, ну ка Соловьи-Разбойники, поведайте-ка нам про свои увлекательные приключения!
  Ужинали мы уже в наряде по кухне, а Юрка все время ворчал что мало того, что по лбу получил, так ещё и страдает за чужие грехи..
   ***
   16 сентября 1938г-выходит приказ N0174 Наркома НКО "Об аттестации начальственного состава РККА" в котором говорилось- "...Враги народа, пробравшиеся на руководящие армейские посты, использовали аттестование в своих преступных целях, выдвигая на высшие должности свою агентуру, и затирали, зааттестовывали многих честных, преданных и растущих командиров и начальников. Во многих случаях аттестация преврашались в архисекретные документы неизвестные и самим аттестуемым..." и далее "...жалобы на неправильное аттестование расследовать в месячный срок, а виновных в неправильном аттестовании привлекать к ответственности." Подпись Ворошилов.
   21 сентября 1938г-Испания. Правительство Х. Негрина заявляет о выводе интернациональных бригад из Испании. Германия и Италия продолжали поддерживать генерала Франко единым фронтом. Впрочем не только они. После захвата мятежными войсками Бильбао, акции известной фирмы " Рио Тинто" по добыче полезных ископаемых с 975 франков поднялись до рекордного уровня 3400 франков. Моментально возобновила деятельность англо-германская (парадокс!) фирма "Орконеро" по вывозу руды в Англию и Германию. Франко получил кредит в 1 млн. фунтов-стерлингов. В конце гражданской войны(1939г) акции "Рино Тинто" останутся на высоком уровне 2500 франков. Франко до 1944г будет снабжать промышленность Германии цветметаллом
   Мы уже не ходили в зону на отработку элементов высшего пилотажа, все это было позади. Мы вникали сейчас в навигацию, и полеты эти были насыщены волнующей романтикой, пока неясной, как горизонт, затянутый голубоватой дымкой, с клочками облаков, с широкой панорамой прекрасной земли, которую невозможно было не любить. И когда ты сидишь в кабине, смотришь на карту, потом вниз, то чувствуешь себя путешественником, перед которым открыты сотни дорог, и ты сам выбираешь, какая! В назначенном месте ты меняешь курс, и перед тобой уже новая картинка. Замыкая кроки маршрута, ты подходишь к своему аэродрому совсем с другой стороны, будто ты обогнул земной шар, и тебя всегда при этом охватывает чувство, что ты вернулся из волшебной сказки в реальность.
   ***
   Конец сентября 1938г-на заседание Политбюро ЦК ВКП(б) были приглашены многие авиаконструкторы. После продолжительной беседы было решено укрупнить старые и создать новые конструкторские бюро- В.Н.Беляева, С.А.Кочергина, В.П. Яценко, М.Р. Бисновата, М.М. Пашинина, А.В. Сильвановского (зять М.М.Кагановича).КБ А.А.Боровкова и И.Ф.Флерова укрупнили за счет бывшего КБ Д.П.Григоровича и перевели в Водники на завод N207 (бывший Дирижаблестрой).Согласно приказа N 226сс/ОВ СНК и приказа НКВД N00641 от 29 сентября 1939г о создании в структуре НКВД Отдела Особых Конструкторских Бюро, начали формировать группы из арестованных и находящихся под следствием специалистов в Бутырской, Лефортовской и Таганских тюрьмах. Первой сформировали группу В.М. Петлякова из 50 человек, затем группу В.М.Мясищева (50 человек),группу аэродинамики и расчетов и большую группу Б.С.Стечкина из арестованных сотрудников ЦИАМа, и моторостроения. Врид начальника ОКБ НКВД был назначен майор НКВД М.А Давыдов, заместителем лейтинант НКВД П.М. Досик. Затем сформированные группы конструкторов перевели под Москву, п. Большево, где в лесном массиве были оборудованны для работы и проживания здания барачного типа с высоким забором по периметру. Учреждению был присвоен шифр СТО (спецтехотдел) в рамках которого были образованы КБ-1 В.М.Петлякова, КБ-2 В.М.Мясищева и ОТБ в который входили отделы моторостроения Б.С.Стечкина , И.И.Сидорина (65 человек) и морского судостроения- отдел А.С. Кассациера (разрабатывал проект подводной лодки С-135 с авиадизелем),отдел П.Г.Гойнкиса (разрабатывал стальной "ныряющий" торпедный катер СТКД), морское моторостроение. А.Н.Туполев (был арестован 21 октября 1937г) в это время все еще находился под следствием- компроментирующих фактов на него было более чем предостаточно ( дело вел сотрудник 2-го следственного отдела НКВД Габитов). 5 января 1936г приказом НКОП Туполев (по рекомендации Наркома НКТП Ордженикидзе) назначается первым заместителем и главным инженером ГУ НКОП. В том же году в США была направлена делегация работников авиапромышленности для закупки оборудования и лицензий. Руководителями делегации были назначены Туполев (ПГУ) и Харламов (ЦАГИ) Поездка в США для Туполева была второй по счету. Первый раз он посетил Германию и США в 1930г, когда был начальником АГОС по вопросу дирижаблестроения. На этот раз путь делегации проходил через Францию, где была осмотрена продукция французской авиапромышленности. Знание французского языка помогли Туполеву найти общее соприкосновение в сфере закупки авиамоторов. Находясь в США Туполев нарушил принятое правило оформлять заказы через консалтинг- торговую фирму АМТОРГ. Данная фирма была создана советским правительством в начале 20-х годов с целью размещения заказов на заводах Форда, Кристи и Кертисса. Туполев встретившись с американским конструктором А.Н.Северским (Прокофьев- эмигрировал в США в 1917г) разместил заказы по своему усмотрению(влияние Прокофьева).Между Туполевым и начальником ОсТехБюро комбригом П.И.Гроховским (входил в состав делегации, самоучка, при образовании 3 класса начальной школы смог сделать 63 изобретения в области авиации, артиллерии и бронетехники, знал два иностранных языка, в 1937г был арестован по делу Тухачевского, умрет в 1946г, находясь в ОТБ-172)-возник скандал, который с трудом удалось погасить. Кроме этого, Туполев находился в служебной командировке вместе с женой Юлией Николаевной, которая отношения к авиации не имела. В результате поездки были закуплены лицензии на производство самолетов Валти V-IА, Консолидейтед PBY-1(строились в СССР ограниченной численностью, были очень сложные в производстве) и истребитель фирмы Северского 2РА-который не соответствовал нормам прочности принятой в ВВС РККА. Благодаря Петлякову, который тоже входил в состав делегации, удалось приобрести лицензию на современный по тому времени самолет фирмы Дуглас DC-3.
  
   4 октября 1938года в ужасной авиакатастрофе погиб наш бывший начальник школы Сорокин Я.В.
  В 1938 году французская летчица Дюперон установила рекорд дальности полета для женщин - 4600 км. Осенью того же года трем советским летчицам - Валентине Гризодубовой, Полине Осипенко и Марине Расковой предложили совершить полет на Дальний Восток. Этот полет, который должен был стать толчком для создания в РККА женских эскадрилий, курировал лично нарком обороны Климент Ворошилов. И для перелета он отобрал лучших из лучших, например Полина Осипенко, имевшая за плечами уже пять рекордных полетов, была капитаном Красной Армии и инспектором ВВС при Генштабе. Летчик-наблюдатель старший лейтенант ВВС РККА Марина Раскова кроме службы в академии Жуковского, также проходила по ещё одному ведомству - она была младшим лейтенантом госбезопасности и штатным консультантом 3-го 'авиационного' отделения УОО НКВД надзирающего за ВВС . Начальник этого отделения капитан госбезопасности Рогачев, в общем-то, не имея на то права, любил щеголять в форме полковника ВВС. Самой же 'титулованной' была Валентина Гризодубова, которая уже тогда работала начальником Управления международных воздушных линий СССР. Именно Гризодубова и была назначена командиром девичьего экипажа 24 сентября 1938 года, на Щелковском аэродроме, царило необычное оживление. Накануне вечером Валентина Гризодубова оборвала телефоны у всех руководителей советского государства, исключая Сталина, с просьбой разрешить беспересадочный полет по маршруту Москва - Дальний Восток. Возможно, она бы не проявляла такую настойчивость, но дни стояли по-осеннему пасмурные, с дождями, холодные, и чем дальше, тем меньше было шансов на то, что этот перелет, который замышлялся как рекордный, вообще состоится. При подготовке к этому полету было столько препятствий и волнений, что уже и не верилось, будет ли разрешен полет вообще, тем более из-за того что погода к осени стала портиться, трасса надолго могла "закрыться". А тут еще возникли сложности с моторной группой: долго не могли отрегулировать.
  Командующий ВВС был склонен именно к тому, чтобы отменить перелет: ему с самого начала не нравилась ситуация, когда командиром экипажа он вынужден был назначить не военную летчицу Полину Осипенко, а гражданскую - Валентину Гризодубову. Но кто ж знал, что Гризодубова проявит такую настойчивость?
  .( С целью соблюдения субординации в отношениях членов экипажа, Гризодубовой было присвоено воинское звание майор)
  Разрешение на перелет было получено вечером, а летчицы узнали об этом уже утром. Та же Гризодубова только и успела попрощаться с родителями, поцеловать мужа и сына, и помчалась на аэродром.
  Но, ни звания, ни высокие должности не избавили трех женщин от опасностей перелета. Казалось бы, все обстоятельства против рекорда. Например, за несколько дней до перелета внезапно был арестован полковник Алехин, который отвечал за радиосвязь с самолетом 'Родина' (именно так стал называться АНТ-37, так как Туполев был объявлен врагом народа). А, учитывая тот факт, что Алехина арестовали как шпиона, радиопозывные заодно с частотами решили поменять. Правда, штурмана Марину Раскову не сочли нужным предупредить об этом.
  Она успела дернуть Гризодубову перед самым стартом: 'Валя, что делать, радиостанция не работает!' Командир экипажа была уже на 'взводе'. 'Вчера работала?' 'Работала!' 'Может быть, предохранители перегорели?' 'Может, и предохранители...' 'В полете их можно заменить?' 'Можно!' 'Тогда полетели!'
  Гризодубова решила,
  что проблемы с рацией будут решать в полете. Всегда летали по компасу, тем более можно брать ориентир по радиосигналу, широковещалка действовала практически по всей территории страны. Этого вполне хватало, хотя и был конечно определенный риск. ( Именно из-за этой оплошности их найдут в тайге лишь на девятые сутки.).
  Устранение неполадки с радио могло вообще затянуть вылет. Могли и
  отказать до следующего года. Никто из нас этого не хотел... В конце
  концов, маршрут ясен. Главное, работали бы моторы. Тут же подскочил инженер: 'Топливо залито, чуть больше 5,5 тонн. По расчетам хватит на 30 часов полета!'
  Рискованное это было мероприятие. Топливо располагалось в 17 цистернах между кабинами первого и второго пилотов. Его общий вес составлял чуть меньше веса самого самолета. 'Летающая цистерна', - успела подумать Гризодубова....
  Взлетели с грунта легко. Через сто пятьдесят километров вошли в
  сплошную облачность. Она была уверена, что Полина Осипенко мастерски водит
  самолет и ночью, и за облаками. Да и командиру экипажа к ночным полетам не привыкать
  много летала с метеорологами вслепую.
  Трудности были в другом: бензочасов нет, а под рукой... семнадцать
  баков с топливом. В ногах тридцатиминутный топливный расходный бачок.
  Когда горючее в нем кончится, надо переключиться на другой. Ошибиться
  нельзя. Это держало в напряжении все время.
  Спустя некоторое время после взлета попали в зону мощной облачности. Не прошло и нескольких минут, как 'Родина' была покрыта ледяной корочкой. Нужно было срочно покидать эту неблагоприятную зону...
  25 сентября в газете 'Правда' было опубликовано следующее сообщение: '24 сентября 1938 г. в 8 час.12 мин. утра по московскому времени известные всем летчицы-орденоносцы Гризодубова Валентина Степановна, капитан Осипенко Полина Денисовна и старший лейтенант Раскова Марина Михайловна (штурман) вылетели в беспересадочный полет из Москвы на Дальний Восток на двухмоторном самолете...'
  В вечерних газетах появилось сообщение ТАСС: 'Ход перелета самолета 'Родина':
  'В течение всего дня 24 сентября штабом перелета поддерживалась радиосвязь с самолетом 'Родина'.
  В 17 час. 34 мин. самолет, находясь на высоте 5000 метров, сообщил по радио свои координаты (г. Каргат) и дальнейшем регулярно передавал сообщения о полете. Полет протекал успешно. Затем самолет вошел в зону фронта со снегопадом и дождем. Весь дальнейший маршрут до озера Байкал протекал в сложной метеорологической обстановке, и связь с самолетом была нерегулярной...'
  В общем, все как всегда - сказать народу правду не хватило духу. Как ни билась Марина Раскова, но 'оживить' радиостанцию ей так и не удалось. И полет с самого начала, по сути, проходил вслепую.
  'Пилотировали свой крылатый корабль, попеременно: то Гризодубова, то Осипенко. 26 часов в воздухе практически без сна. Какой сон в кабине бомбардировщика, где все пространство занимают дополнительные баки и снаряжение, и изматывает вибрация. Весь полет проходил за пологом туч. Случалось, что крылья самолета покрывались льдом. Тогда меняли эшелон. Над Уралом окончательно отказала радиосвязь. Вдобавок у Расковой при попытке сориентироваться в открытый астролюк вытянуло полетные карты и при отсутствии связи сориентироваться в пространстве стало просто невозможно'. По законам того времени штурмана 'Родины' запросто можно было под трибунал отдать - вместо представления к званию Героя Советского Союза.
  Гризодубова, чтобы поддержать экипаж по пневмопочте отправляет Осипенко записку: "Полина, не беспокойся! Меня с курса не собьешь - буду
  лететь по компасу! Займись Мариной, - потому что на высоте пять тысяч
  метров она скоро превратится в сосульку. Наблюдать ей там нечего, а вот
  замерзнет по-настоящему!"
  Но это было самоуспокоение. По вине штурмана, который в экипаже отвечал также за надежность радиосвязи, 'Родина' оглохла и ослепла.
  Еще в Москве было решено, что сразу за Байкалом 'Родина' изменит курс на 30 градусов для того, чтобы выйти к Транссибу. Но низкая облачность не позволила сориентироваться на местности, а потому Гризодубова решила курс не менять, чтобы случайно не залететь в Монголию или даже в Китай.
  Гризодубова приняла единственно верное решение - взяла магнитный курс 90,упреждая на ветер, и старалась никуда не отклоняться.
  Шли в облачности, снос определить не могли, тогдашние навигационные приборы не позволяли этого.
  Ночью Полина Осипенко сменила на шесть часов своего командира, давая возможность ей немного поспать. А утром Гризодубовой удалось вырваться из пелены облаков, и она, наконец, сориентировалась, где находится. Над Шанторскими островами Охотского моря!
  И в итоге самолет вышел не на Хабаровск, как предполагалось при проработке маршрута, а в район Шантарских островов. Не понадобился летчицам и радиомаяк, установленный по личному указанию Сталина в северной оконечности Байкала - его сигналов никто не услышал. 'Только над океаном, - бесстрастно отметит Валентина Гризодубова, - нам удалось визуально сориентироваться'. Последовал разворот почти на 180 градусов и, выслушав доклад штурмана о том, что запаса горючего хватит на три с половиной часа полета, командир принимает решение идти на Комсомольск.
  Рекорд состоялся. Но горючего было в обрез. Инженер ей говорил, что горючего хватит на 30 часов полета. Однако уже через 26 часов двигатели начали чихать. И вдруг зажигается лампочка на расходном баке. Это означало, что бензина осталось на тридцать минут. Внизу была гористая местность, садиться было негде. И тут как спасение - бассейн реки Амгунь, сплошные болота. Это, по сути, последний шанс...
  Сначала с высоты 2300 м командир приказала прыгать Марине Расковой. "Марина, прыгай!" - кричит ей Гризодубова. Но она не хочет покидать самолет. Воет
  сирена - через тридцать минут станут двигатели. Планировать на таком
  тяжелом самолете трудно - может сразу спикировать до земли и тогда точно никаких шансов. А если штурман выпрыгнет из своей застекленной кабины, есть надежда что её не сомнет при вынужденной посадке.
  Так, по крайней мере, можно разделить шансы на выживание. Марина выпрыгнула с парашютом с высоты 2300 метров, прихватив с собой лишь охотничий нож, револьвер, коробку арктических спичек и две плитки шоколада. Мешок с продуктами брать не стала: побоялась, что при приземлении на болото он ее утянет в глубину. Как будто бы нельзя было мешок этот, при подлете к земле, просто-напросто сбросить. И потом не голодать, питаясь рябиной и бесконечно растягивая шоколад...
  А Гризодубова и Осипенко приземлились на болото.
  районе Амуро-Амгунского междуречья. К счастью, не утонули Сели благополучно. Только законцовки винтов покорежили'. Покинуть самолет они не могли, ожидали, что вот-вот к ним проберется Раскова. Запас продуктов был на несколько дней, но связь отсутствовала. Была только одна надежда, что их обнаружат еще до того, как запасы еды закончатся. В конце Сентября 1938 года вся страна нетерпеливо ждала вестей от женского экипажа самолёта "Родина", совершавшего беспосадочный перелёт Москва - Дальний Восток. Радиосвязь с ним прервалась через 9 часов после старта. Что случилось с отважными лётчицами? Никто не хотел верить, что произошло несчастье.
  В штаб перелёта поступали сообщения из Новосибирска, Красноярска, Иркутска, Читы, Хабаровска. В разное время в разных местах люди видели самолёт, летевший на восток, слышали шум моторов. Значит, "Родина" прошла большую часть своего маршрута. Но где она опустилась? Где Валентина Гризодубова, Полина Осипенко, Марина Раскова?
  50 военных и гражданских самолётов обследовали огромный район между Читой и Хабаровском. А на земле поиски вели тысячи людей - красноармейцы, местные жители, охотники.
  Истекали 5-е сутки безрезультатных поисков. В наркомат на совещание были приглашены лётчики, не раз совершавшие дальние перелёты через неисследованные места земного шара. Пришли Герои Советского Союза Молоков, Коккинаки, Мазурук, Слепнев, Головин...
  Долго спорили о том, где искать пропавших лётчиц. И наконец, решили, что самолёт спустился где - то между Кэрби и Комсомольском. Это были малоизвестные места. Комсомольск - на - Амуре возник лишь недавно на месте маленького селения. Кэрби - небольшой таёжный посёлок. Кругом на сотни километров простирается тайга, пересечённая извилистыми речушками, множеством озёр и болот.
  Илья Мазурук, много летавший на Дальнем Востоке, рассказывал, как трудно приземлиться на мшистых, кочковатых болотах, поросших низким кустарником, на марях, как их называют местные жители. Глубина болот иногда достигает 2-х метров, однако в этих марях, по общему мнению, и следовало искать самолёт.
  Догадка оказалась правильной. Она подтвердилась через несколько дней. А пока миллионы советских людей волновались за судьбу смелых лётчиц. В редакциях газет не смолкали телефоны. С заводов, из институтов, с фабрик, из частей Красной Армии, из школ, учреждений звонили и задавали один и тот же вопрос: "Есть, какие нибудь сведения о "Родине"?
  Больше всего беспокоились лётчики. Они хорошо знали, что искать пропавших надо быстро, до наступления морозов и снегопада. Да и продукты, которые тройка отважных взяла с собой в путь, должно быть, близились к концу.
  . Шел уже девятый день их исчезновения, а о судьбе пилотов, как говорится, ни слуху, ни духу. Поступали скупые вести от жителей таежных приисков о каком-то самолете. Шум мотора низко летящего самолета слышал охотник поселка Хурмули
  ...Найти самолёт в дальневосточной тайге дело нелёгкое. И всё же его нашли. Это произошло только 4 октября, когда поисковый самолет опознал силуэт 'Родины'...
  Двухмоторный серебристый самолёт, севший на болото именно в том районе, где и предполагали, обнаружил молодой лётчик Михаил Сахаров, который
  был командиром двухмоторного корабля МП-6. Это девятиместный гидросамолет
  на 7 пассажиров, с поплавками десятиметровой длины. 30 сентября самолет летел
  с пассажирами по маршруту через Комсомольск-на-Амуре на Сахалин. Ещё до начала полета, 1 октября Сахаров получил от командира гидроотряда телеграмму с заданием принять посильное участие в поисках пропавшего самолета "Родина". В этот же день гидроплан вылетел на поиски. Надо было осмотреть бассейн Амура в его среднем течении и прибрежную полосу Охотского моря в районе Шантарских островов.
  Прежде чем приступить к поискам, летчик, постарался поставить себя на места экипажа "Родины". Следуя таким трудным маршрутом, практически без радиосвязи с землей и не имея никаких сведений о погоде во время всего полета.
  Самое верное решение которое можно было принять в этом случае: вылетев из Москвы, выдерживать первоначальный курс 90 градусов, не изменяя его (точнее следует лететь по локсодромии, как поступил В. К. Коккинаки при беспосадочном перелете Москва - Хабаровск - Владивосток в июне 1938 года). По карте было видно, что кратчайший путь по маршруту _ полет по параллели от столицы до берега Охотского моря
  постоянным курсом, обеспечивающим выход самолета к Тугурскому заливу.
  Как потом стало известно экипаж "Родины", так и сделал.
  Наиболее вероятным местом посадки самолета "Родина" представлялся
  район недалеко от побережья Охотского моря. Аэродромов там нет,
  ближайший в Комсомольске-на-Амуре. Но, осмотрев все заданные районы,
  пропавший самолет обнаружен не был.
  Третьего октября было получено задание осмотреть местность в районе
  поселка Керби и реки Амгуни. С таким же заданием вслед за Сахаровым, через
  пятнадцать минут, вылетел летчик Н. Бурлаков, а еще через полчаса -
  летчик А. Романов, бывший учлет В. Гризодубовой. Оба на самолетах МП-1 - пассажирском варианте летающей лодки МБР-2.
  Сахаров имел немалый опыт полетов по многим трассам Дальнего Востока.
  Обрывистый берег Амура в его нижнем течении покрыт сплошными
  непроходимыми болотами, сохранившимися до сих пор. А в районе Амгуни
  мари, то есть болота с кочками, по которым хотя и с трудом, но можно
  пройти. Для посадки самолета они подходят лучше - здесь меньше воды. Он подумал, что экипаж "Родины" мог это учесть и вести самолет ближе к Амгуни. Поэтому особенно тщательно осматривал именно эти места.
  После двухчасового поиска заметил на болоте, среди разводий, пятно с
  непрерывно изменяющейся конфигурацией. Этим оно привлекло внимание.
  Снизился к нему с семисот до пятидесяти метров.
  Пятно оказалась двухмоторным серебристого цвета самолетом с крыльями
  большого размаха. Рядом находилось два человека. Они подавали сигналы
  расправленным куполом парашюта, благодаря чему и удалось их различить на
  фоне разводий на местности.
  То обстоятельство, что людей было двое, вызвало сомнение, что
  обнаружена действительно "Родина", - ведь ее экипаж состоял из трех
  человек. К тому же названия самолета не было видно. Сделал несколько
  кругов, МП-6 снизился еще...
  Согласно сброшенному мною коду сигналов, летчицы выложили парашют
  слева от самолета, что означало, что нет штурмана Расковой.
  Километрах в десяти от "Родины" находилось озеро, на которое можно
  было посадить наш гидроплан, но дальше через тайгу и болото мы не смогла
  бы добраться до цели. Решили возвращаться на базу, и пошли на
  Комсомольск на-Амуре. Возвратившиеся вслед за мной летчики- Н. Бурлаков
  и А. Романов доложили, что они тоже видели самолет.
  
  Уже потом узнали, что название было написано только на нижней
  поверхности крыла и по бокам носовой части фюзеляжа, поэтому увидеть его
  сверху оказалось невозможным. Болото, на котором приземлились лётчицы, выглядело очень обманчиво. С высоты оно похоже на луг. А спустишься пониже, всмотришься - вода поблёскивает между тёмными кочками. Сесть здесь Сахаров, конечно, не мог. Он покружился, сбросил сообщение, покачал в знак приветствия крыльями и улетел в Комсомольск сообщить радостную весть. Радист гидросамолета Володя Быстрой отстучал на аэродром радиограмму, сообщив, что,
  по всей видимости, пропавший самолет обнаружен в районе Амгуни, а Кузьма Домкин, механик, оторвал от исподнего лоскут, замотал в него записку, как вымпел, и
  сбросил им. В записке было написано: " Ждите, завтра прилетим снова..."
  
  Хабаровск новости не поверил. Как женский экипаж мог оказаться в том районе? Почему
  их только двое? Где ещё один участник перелета? Почему не отвечают на радиозапросы?
  На следующее утро к месту посадки "Родины" прилетело 2 самолёта. Лётчики сбросили на парашютах резиновые сапоги, термосы с горячим какао, варенье, помидоры, шоколад, карту района, вымпелы с записками.
  Весть о том, что экипаж "Родины" обнаружен, с быстротой молния разнеслась по стране. Но у самолёта лётчики были обнаружены только двое. Где же все таки третий член экипажа?
  По прилете в Хабаровск Михаил Сахаров подробно доложил обо всем комдиву Якову Сорокину, человеку смелому и решительному, но заполошному. Все он любил делать быстро, мигом, не анализируя, какие могут быть последствия, какими жертвами обернется его поступок ( В феврале 1938 г. ему было присвоено звание комдива. В июле 1938 г. комдив Сорокин назначен командующим ВВС 1-й Армии Дальневосточного Краснознаменного фронта, а в сентябре того же года, после расформирования фронтового управления, возглавил ВВС 2-й Отдельной Краснознаменной армии. Он принадлежал к той небольшой группе 'старого' высшего комначсостава ВВС, которую не охватила чистка, и был последним ее представителем на Дальнем Востоке)
  - Молодец! - похлопал он Сахарова по плечу. - Если данные подтвердятся, Героя получишь... Сам полечу, проверю. Посмотрю. Доложу правительству и лично товарищу Сталину... Эх, Василия Козлова сюда бы искать, тот мастер был летать на бреющем над самой землей. На Хасане лихо япошек колотил таким способом. Айда искать!
  Интересно, что сначала хотели, было поднять девушек прямо на борт
  самолета-спасателя с земли. Установили в самолете у люка особую лебедку,
  спустили трос со стальным карабином, чтобы с ходу зацепить за подвесную
  систему парашюта, который должны были надеть летчицы. Но сначала
  попробовали проделать это с мешком, однако задели за деревья, едва
  самолет не угробили. Решили "цирковой трюк" отменить и на место посадки
  выбросить десант спасателей.
  Сорокин привлек к поиску флаг-штурмана НИИ ВВС А. Бряндинского. ( .
  Александр Матвеевич Бряндинский родился в 1904 году. В 1924 г. призван в Красную Армию. С 1930 г. на летно-испытательской работе. В 1936 г. ему было присвоено звание майора. 27-28 июня 1938 г., штурманом в составе экипажа В.К. Коккинаки, Бряндинский принял участие в беспосадочном перелете самолета ДБ-3 по маршруту Москва-Хабаровск-Спасск Дальний, за что был удостоен звания Героя Советского Союза и получил звание комбрига. С июля 1938 г. комбриг Бряндинский был включен, как руководитель по штурманской подготовке, в состав особой группы комдива В.С. Хользунова, направленной по приказу Главного Военного Совета для практической помощи летно-тактическому составу авиачастей Дальневосточного Краснознаменного фронта в освоении самолета ДБ-35. Во время советско-японского конфликта у озера Хасан он работал в штабе ВВС Дальневосточного Краснознаменного фронта. Был представителем нового поколения советских летчиков, выдвинувшихся по службе в 1937-1938 гг.)
  Прибыв в штаб 202-й воздушно-десантной бригаде, Сорокин приказал срочно организовать из лучших десантников поисково-спасательную группу, которая должна была высадиться на месте приземления самолета "Родина" и вывести экипаж из тайги. Командиром группы назначили капитана Олянишина. Решили так: с первого ТБ-3 к Гризодубовой и
  Осипенко спрыгнут два спортивных комиссара осмотреть барографы,
  составить акт о рекорде. С ними приземлятся также врач Тихонов и,
  опытный десантник Олянишин. Из Москвы все настойчивее запрашивали о судьбе Расковой, поэтому если ее обнаружат в тайге, то ей на помощь должны были выбросить этот десант.
  Перед началом спасательный экспедиции флаг-штурман НИИ ВВС А. Бряндинский, которому Сахаров пытался показать, как лучше и с большей точностью выйти к месту вынужденной посадки самолета "Родина", в довольно резкой форме
  отмахнулся от его предложения. Красным карандашом Бряндинский, обвел на своей карте круг и поставил на нем крест. Кто-то из тех, кто наблюдал эту сцену, мрачно
  пошутил, что как бы этот крест не оказался роковым...
  Решив лететь к месту посадки "Родины", комдив Сорокин пытался было приказать
  Сахарову лететь на его ТБ-3 за штурмана. Но Сахарову вся эта сумятица все больше и больше не нравилась, он всегда опасался слишком ретивых начальников и поспешных решений и, объяснил комдиву, что уже имеет указание от своего руководства. Это и спасло его гибели...
  На рассвете 4 октября, предварительно пообедав, поисковая группа вылетела из Хабаровска на тяжелых бомбардировщиках ТБ-3РН и ТБ-3 в Комсомольск-на-Амуре. Там дозаправились и взяли курс на тайгу. Перед погрузкой во флагманскую машину, Сорокин крикнул Сахарову: "Догоняй!", и после этого самолеты пошли на взлет.
  В первой машине летели комдив Сорокин, основная группа парашютистов, корреспонденты газет. Во второй - командир авиабригады Еременко, начальник парашютно-десантной службы капитан Полежаев, военврач Тихонов и Олянишин. Предполагалось, что сначала над местом приземления "Родины" прыгнут Олянишин, Полежаев и Тихонов.
  На подлете к месту, где уже несколько дней ожидали помощи бесстрашные летчицы, ТБ догнал "Дуглас" под управлением Николая Лесникова принадлежащий командующему 2-й отдельной Краснознаменной армией И.Коневу, с Бряндинским. То, что произошло потом, всеми оставшимися в живых вспоминается, как кошмарный сон. Пилот "Дугласа", наверное, решил обойти справа неповоротливый ТБ-3РН, который не спеша полз на 500-метровой высоте. Возможно, летчик допустил ошибку в расчетах, ибо взоры у всех были прикованы к земле, но "Дуглас" неожиданно ударился крылом в хвостовую часть, а затем в правое крыло бомбардировщика, вспыхнул и стал падать. Перевернулся и повалился в тайгу и громоздкий ТБ-3РН. От него отделились несколько точек. Это были те, кто успел выпрыгнуть или кого просто от удара выбросило из кабин от удара. Эту ужасающую картину наблюдал из своего МП-6, догнавший основную группу Сахаров. Впоследствии выяснилось, что спастись на парашютах удалось немногим.
  "Надо спасать потерпевших!" - крикнул комбриг Еременко. Олянишин бросился в бомболюк, врач Тихонов к дверце. Капитан Полежаев вывалился в воздух через люк, в котором на турели вращается пулемет.
  
  Как потом рассказывал спасшийся на парашюте командир ТБ-3 Наумов,
  летевший в их самолете, комдив стоял в пилотской кабине между креслами.
  Увидев приближающийся "дуглас", стал грозить кулаком, крича: "Убьет он
  нас!" И в этот момент произошел удар. Сорокин - на нем была надета
  парашютная подвесная система - бросился за перегородку к штурману за
  лежавшим там парашютом, но не успел...
  
  Наумов видел из кабины своего самолета, как "Дуглас", явно поглощенный
  поиском, ударил крылом в хвост ТБ-3, затем перешел в глубокую
  неуправляемую спираль и, упав, взорвался.
  
  ТБ-3 Сорокина с разрушившимся хвостом пошел вверх, встал вертикально,
  перевернулся на спину и перешел в отрицательное пикирование. а несколько секунд до удара о землю воздушные стрелки и оба летчика,
  висевшие вниз головой на привязных ремнях, успели выброситься из
  открытых кабин. Наумов, Шарков, Хоркин, Рапохин висели в небе под зонтиками парашютов и видели, как на земле расцветают огненные цветы.
  Многие из парашютистов приземлились прямо на деревья. Обрезав стропы и спустившись на землю, бросились через бурелом на помощь товарищам. Столкнувшиеся самолеты упали недалеко друг от друга. Высота ведь была небольшая, а падали они почти вертикально. "Дуглас" горел. Приземлившись, все четверо членов экипажа ТБ бросились к горящему".Дугласу", стали сбивать пламя - в надежде, что кто-нибудь спасся и чтобы огонь не поджег тайгу. Но на "дугласе" погибли все, оставшиеся
  в нем... В ТБ-3РН стонал тяжело раненный парашютист Сосков. В нем погибли комбриг, корреспондент и все остальные. В разбившемся самолете были обнаружены тела 16 человек (Сорокин, Земцов, Mapценюк, Морозов, Заботкин, Андреев, Сосков, Климов, Медведев, Лещиков, Раппопорт, Шевченко, Черепахин, Микусев и другие".)
  В кабине "Дугласа" по обгоревшим ромбам на петлицах опознали комбрига Бряндинского. За пару месяцев до гибели за успешный перелет из Москвы на Дальний Восток на бомбардировщике ДБ-3Ф Бряндинский вместе с известным летчиком Владимиром Коккинаки был удостоен звания Героя Советского Союза.
  Возвратившись на своем гидросамолете в Комсомольск, Сахаров доложил обо всем начальнику ДВТУ ГВФ, а недремлющий начальник НКВД заставил написать подробный рапорт обо всем случившемся и о том, что он видел с воздуха. Потом его долго таскали на допросы в это заведение, заставляя подробно описывать все случившееся и свои переданные координаты.
  Гризодубова и Осипенко, стоя на крыле своего самолета, видели
  столкновение самолетов в воздухе и их гибель. (Вот что о происшедшем говорила в своих показаниях Гризодубова: '...самолет "Дуглас" ходил на высоте 300 метров. В это время на юге показался самолет РН (ТБ-3 РН-Я.В.) и стал кружиться за сопками примерно в 30 км от нас. Заметив РН, "Дуглас" резко развернулся и на полном газу с большой скоростью направился к кораблю. На высоте 500-600 метров, поравнявшись с РН, "Дуглас" развернулся. В 14 час. 58 мин. на развороте "Дуглас" ударил РН но хвостовому оперению, задел крыло и, перейдя в штопор, скрылся за сопками. Из "Дугласа" никто не выпрыгнул. После удара РН накренился и в штопорном положении скрылся за сопками. В момент удара от РН отделились обломки и несколько парашютов. В 15 час. показался дым над местом, где скрылись за сопками оба столкнувшихся самолета'.
  Более подробно об этих трагических событиях рассказала Полина Осипенко: 'Дуглас' '...прилетел снова к нам и очень низко брил над землей, над лесом и особенно над нашим самолетом. Я ему показывала с земли, иди выше, но он продолжал брить и очень с большими кренами разворачивал на низкой высоте. Однажды разворачивался над сопкой очень низко, мало не задел лес. Меня и тов. Гризодубову очень раздражало такое хулиганство, мы даже злились на них, показывали повыше ходить. В 15 час. 00 мин. мы заметили корабль ТБ-3, идущий в стороне от нас по направлению северо-запад по реке на высоте 500-700 метров. В это время 'Дуглас' был над нами, заметил, что корабль идет в стороне от нас и сразу очень прижал скорость, со снижением быстро погнался за кораблем. Подошел в хвост корабля, вероятно, хотел его завернуть. Сделал атаку в хвост и оттуда резко отвалил в сторону, очень крутой спиралью пошел вниз. Корабль (ТБ-3 РН - Я.В.) медленно перевернулся и тоже более пологой спиралью так же пошел вниз. В это время посыпались парашютисты с корабля ТБ-3. Оба самолета скрылись за лес. <...> Через некоторое время вспыхнул пожар на месте катастроф. В результате такого ухарства самолета "Дуглас" на наших глазах погибло 2 корабля, где погибло очень много людей'.)
   Из полотнищ разорванного парашюта они выложили сигнал "ТБ-3 SOS" и стрелу, указывающую направление к месту катастрофы. Эти знаки были ясно видны Сахарову, кружившемуся на своём гидросамолете над местом авиакатастрофы. Прилетевший к
  месту посадки "Родины второй ТБ-3 направился туда, куда указывали
  полотнища, потом вернулся и сбросил двух парашютистов - летчика Еремина
  и командира парашютной бригады Полежая - спорткомиссаров, которым было
  поручено снять барографы для регистрации рекорда, и еще троих
  десантников, которые должны были помочь летчицам пройти через болото и
  тайгу. Акт от 8-го октября, составленного Комиссией, работавшей на месте катастрофы но приказанию комиссара ВВС 2-й ОКА бригадного комиссара И.Г. Литвиненко. Во главе Комиссии стоял начальник авиадесантной службы 1-го авиадесантного полка 2-й ОКА капитан Н.А. Полежай, который одним из первых прибыл на место катастрофы. В Акте написано: '...взяв курс в направлении ТБ-3 РН под (углом - Я.В.) 90 (градусов) с правой стороны но отношению ТБ-3 РН, зайдя в хвост самолету ТБ-3 РН, "Дуглас" начал делать разворот на близком расстоянии от ТБ-3 РН, пытаясь пристроиться к ТБ-3 РН. Во время разворота "Дуглас" налетел на ТБ-3 РН и фюзеляжем отбил хвостовое оперение и заднюю турель с пулеметом, ударил в консольную часть правой плоскости ТБ-3 РН, после чего "Дуглас" произвольно падал, в воздухе загорелся и упал в тайгу. Экипаж самолета "Дуглас", количеством не установлено, погиб полностью. Самолет ТБ-3 РН после удара "Дугласом" в воздухе перевернулся вверх колесами, произвольно падает в тайгу, при падении самолет разбился. При катастрофе ТБ-3 РН погибло 11 человек, 4 человека спаслись на парашютах'. Далее в Акте говорилось, что в разбитом 'Дугласе' было обнаружено пять обгоревших трупов. Таким образом, в катастрофе, по мнению Комиссии, погибло 16 человек. Но в приказе наркома обороны от 4 июня 1939 г. говорится о 15 жертвах. Возможно, уже после составления Акта оказалось, что еще одному члену экипажа ТБ-3 удалось спастись на парашюте. Но более вероятным является вывод, что в приказе наркома была допущена ошибка. В своей записке от 17 ноября на имя маршала В.К. Ворошилова начальник ВВС РККА командарм 2-го ранга А.Д. Локтионов тоже пишет, что удалось спастись только 4 членам экипажа ТБ-3 из 15. Число погибших в 'Дугласе' (5 человек) не вызывает сомнения. Добавим, что первоначально число жертв могло быть меньше, но от пожара 'Дугласа' загорелась тайга. Пожар дошел к месту падения ТБ-3 и все находящиеся в разбитой машине, в том числе и возможные тяжелораненые, сгорели.
  
  
  Погибшим уже не поможешь. Оставшиеся в живых поспешили выполнять основную задачу. Путь сквозь непроходимые чащи, бурелом, через многочисленные речушки был очень трудным. Через восемнадцать часов, лишь немного передохнув ночью, поисковая бригада вышла на болото, увидела дым костра и самолет. Долгожданная встреча с Валентиной Гризодубовой и Полиной Осипенко состоялась. Но где, же Марина Раскова? А третий член экипажа претерпевал в это время необычайные тяготы и лишения.
  ...Ветер отнёс парашют к лесу. Шёлковый купол зацепился за пихту, и Марина Раскова повисла в 5 метрах от земли. Она обхватила ногами дерево, перерезала стропы парашюта и спустилась на землю.
  Вокруг неё - густой, непроходимый лес. Нигде не видно просвета. Над головой совсем низко пролетел её самолёт. Моторы не работали, слышна была только сирена, которая гудит на машине, предупреждая, что надо выпускать шасси. Потом всё стихло. Одна в глухой тайге!
  Вдруг донёсся звук выстрела, второй, третий... Раскова засекла по компасу направление выстрелов. Но тут - то и произошла ошибка. Эхо от сопок отнесло звук выстрела в противоположном направлении, и Раскова пошла не туда, куда следует.
  Идти было очень тяжело. Сучья бурелома цеплялись за меховой костюм, приходилось переползать через поваленные на землю деревья.
  На 5-е сутки Раскова вышла к большой мари, покрытой густой, высокой травой. Неосторожный шаг с кочки на кочку, и Марина Раскова провалилась. Сначала по пояс, потом, но горло. Вода холодная, как лёд. Первый раз за время скитаний почувствовала она себя совсем одинокой. Никто не придёт на помощь, надо спасаться самой. Вспомнила виденный когда - то фильм, героиня которого выбралась из болота с помощью палки, и поступила точно так же. Положила свою палку на несколько кочек и стала подтягиваться. С трудом удалось выбраться из воды. Всё на ней промокло до нитки. Надо обсушиться, благо выдался солнечный день. Сушка продолжалась до вечера.
  В первый день, когда Раскова рассчитывала быстро добраться до самолёта, она съела полплитки шоколада. На второй день решила быть осторожней и съела только четверть плитки. А под конец своих странствий дошла до нормы в... один квадратик и одну мятную лепешку. Временами она находила клюкву, грибы. Недостаток пищи приходилось возмещать даже берёзовыми листьями.
  На 7-й день блужданий по тайге Раскова решила поджарить найденные ею два гриба и разожгла костер. От пламени вспыхнул валежник, загорелась трава и стволы сухих деревьев. Пришлось бежать от огня. В это время она услышала шум моторов. Это был самолёт, искавший её.
  Не раз она встречалась с "хозяевами тайги" - бурыми медведями и пугала их выстрелами из пистолёта. В ночь на 5 октября, когда пошли десятые сутки робинзонады Марины Расковой по тайге, ей приснился странный сон: подходит к ней будто бы сам товарищ Сталин и говорит: 'Где-то здесь стоит моя автомашина. Помогите мне найти ее'. Ищут вместе и... не находят. А Сталин шутит: 'Вот так штурман, не может найти машину в тайге. Какой же вы штурман?' Проснулась Марина от выстрелов и поняла, что до самолета осталось немного. Тем же утром Раскова увидела летающие над тайгой самолёты и снова отчётливо услышала выстрелы. Преодолевая сильную слабость, она пошла по направлению выстрелов. Она еле шла, опираясь на палку. На ней был шерстяной свитер с орденом Ленина на груди, одна нога в унте, вторая - босая. И действительно: днем она таки вышла к 'Родине.
  Увидев Раскову, люди, находившиеся около самолёта, бросились ей навстречу. Товарищи хотели взять её на руки. Она отказалась и сама дошла до самолёта...Но после стольких суток скитаний по тайге и болоту она совсем обессилела. Спасатели положили ее на самодельные носилки. Сняли с "Родины" барографы, которые регистрировали полет, другое спасательное снаряжение, закрыли самолет, оставив записку: "Экипаж цел, все ушли к реке Амгунь".
  Но "коронным номером" всей этой неразберихи стал "самостийный" полет
  и посадка учебного самолета У-2 авиазавода в Комсомольске-на-Амуре,
  ухитрившегося сесть на болотный пятачок рядом с "Родиной" с цветами и
  шампанским! Сесть то он сел, но взлететь уже не смог! Его потом, зимой, эвакуировали вместе с "Родиной"...
  Вскоре их встретила группа колхозников-эвенков. Они помогли быстрее выйти к горной реке - притоку Амгуни. Там их ждали две лодки. В одну из них посадили Раскову и врача. Основная группа двинулась пешком вдоль берега через сопку Юкачи. К вечеру все встретились на берегу Амгуни, где развернули лагерь. Спали на еловом лапнике, чтобы не замерзнуть, всю ночь жгли костер.
  Утром Олянишин на пару с Осипенко стали готовить завтрак. Отойдя за дровами, капитан не заметил, что Полина посолила суп и, тоже плюхнул в котелок изрядную порцию соли. Это немного развеселило всех, так после трагедии настроение было подавленным.
  Наконец спасенных летчиц вместе с сильно исхудавшей за время
  блужданий по тайге, но счастливой Расковой, 11 октября гидросамолет МБР-2 доставил из Керби в Комсомольск. Особых торжеств не было, слишком свежа была память катастрофы. Оттуда на мониторе Амурской военной флотилии отправились в
  Хабаровск, где их встречал командующий 2-й Отдельной Краснознаменной
  армий И. Конев. Здесь встреча экипажа "Родины" была устроена по первому
  разряду. На многолюдном митинге огласили правительственную телеграмму от Сталина.
  "Горячо поздравляем героический экипаж самолета "Родина" с успешным и
  замечательным завершением беспосадочного перелета Москва - Дальний
  Восток... Ваша отвага, хладнокровие и высокое летное мастерство,
  проявленные в труднейших условиях пути и посадки, вызывают восхищение
  всего советского народа..." В ответ героини послали телеграмму следующего содержания: 'С вашим именем в сердцах мы, дочери великой социалистической Родины, пролетели без посадки сквозь облачность, туманы, обледенения и ночь от Москвы - сердца необъятной Родины, до берегов Амура. На болоте, в тайге, среди сопок мы были не одинокими - с нами весь наш многомиллионный народ, партия и вы, товарищ Сталин. За отцовскую заботу спасибо. Гризодубова, Осипенко, Раскова'.
  Поэт Николай Берендгоф срочно создавший поэму 'Стих о трех летчицах': воспевает в ней заботу вождя всех стран и народов о наших героинях.
  'Бросая вызов небесам,
  Неслись над кручей
  темных скал,
  И у штурвала Сталин сам,
  Казалось, день и ночь стоял'.
  
  Потом было триумфальное возвращение в Москву. Поезд шел через всю
  страну, и на каждой остановке собирались тысячи людей, чтобы
  приветствовать народных героинь.
  
  Только 17 октября украшенный яркими полотнищами и портретом И. В.
  Сталина поезд прибыл в Москву. Столица нашей Родины торжественно встречала первых женщин Героев Советского Союза. На Белорусский вокзал был подан салон - вагон, в котором приехали Гризодубова, Осипенко, Раскова, которая несла в руках клетку, в которой прыгала белка. Это она везла подарок пионеров Комсомольска своей маленькой дочке.
  По улице Горького, усыпанной цветами и листовками, мимо толп рукоплещущих Москвичей открытая машина с героинями проехала в Кремль...
  В Кремле, в Грановитой палате, на банкете экипаж "Родины" сидел за
  правительственным столом. Летчицы украдкой и со страхом вглядывались в
  лицо Сталина. Как вспоминал потом Владимир Коккинаки, 'сначала подняли тост за меня - как первого проложившего дорогу на Дальний Восток. Я встал, пошел чокаться. Подхожу к Сталину. Он спрашивает: 'Что такой скучный?' Я говорю, что вот, мол, недавно своего штурмана похоронил, Александра Бряндинского. 'Да, - отвечает, - нехорошо получилось'. Подходит к Молотову и Ворошилову и о чем-то шепчется. Потом встает Молотов. Предлагает выпить за товарищей, погибших при спасении экипажа 'Родины', за Героя Советского Союза Бряндинского. Все встали'. Запомнилось выступление В. П. Чкалова. Налегая на "о", как
  истинный волжанин, он, пользуясь моментом, просил Сталина об организации
  рекордного полета на дальность вокруг земного шара. Вождь внимал
  благосклонно и вдруг, поблескивая черными зрачками, громко возвестил:
  
  - Есть мнение дать слово и дальневосточному летчику Сахарову!
  
  Летчицы обомлели. Сахаров говорил умно и коротко, стоя у микрофона
  рядом со Сталиным. Вождю выступление летчика понравилось, и он первый
  потянулся к нему своей небольшой рюмочкой, чтобы легонько чокнуться.
  За обнаружение пропавшей 'Родины' Михаил Сахаров будет отмечен Родиной орденом Красной Звезды - высокой для гражданского летчика наградой. Вскоре Сахарова перевели в Москву пилотом в управление Международных воздушных линий (Аэрофлот), которым стала руководить Валентина Гризодубова. Но жизнь штука сложная и часто полна неожиданностей...
  С началом войны он летал на Ли-2 за линию фронта со спецзаданиями, доставляя окруженному мехкорпусу горючее и боеприпасы. Гризодубова летала наравне с другими, поражая и бывалых летчиков удивительной смелостью.
  В один из вылетов Сахарова сбили, и он попал в плен. Был в лагерях для военнопленных - сначала в Орловской тюрьме, потом в Брянске, затем в концлагерях в Лодзи и под Мюнхеном в Зонненберге. Шесть раз бежал и все неудачно...
  Думал ли он, что когда-нибудь ему придется рассказывать о Сталине и о том банкете в Кремле, сидя на деревянных нарах, друзьям по несчастью, но уже в лагерях НКВД, после войны?
  Но Гризодубова умела быть благодарной. Она разыскала Сахарова и вызволила на волю.
   За успешное выполнение правительственного задания по поиску и эвакуации участниц перелета капитан Полежай, военврач Тихонов(ставший в последствии генерал-майором медицинской службы), Олянишин и другие десантники были награждены орденами Красной Звезды
  
  ...Злополучный рекордный перелет прославленных летчиц имел еще одну
  труднообъяснимую странность: согласно сообщениям ТАСС, летчицы регулярно
  докладывали обо всем происходящем с маршрута полета, что никак не
  вяжется с показаниями B.C. Гризодубовой и М. Расковой. В чем же дело?
  Только в 1988 году стало известно содержание протоколов госкомиссии,
  которые хранятся в делах бывшего Хабаровского краевого партархива. Из
  них видно, что по указанию свыше ТАСС явно скрывало правду.
  Вот что видно из переписки столицы с периферией:
  Москва. Почему допускаете кавардак? Предупреждаем: никакой горячки!
  Потребуйте от экипажей соблюдения летной дисциплины. Сколько погибших?
  Комсомольск (В. Пегов, секретарь Хабаровского крайкома ВКП (б).
  Неизвестно, уточняем. Как быть с корреспондентами: осаждают, требуют
  сведений, жалуются на меня наркомам.
  Москва. Не обращайте внимания. Здесь считают, что вы делаете все
  правильно. Ничего прессе не давать...
  Москва. Чем вызвана посадка в данной местности?
  Керби (место посадки "Родины"). Отказом всей рации и отсутствием
  бензина после слепого полета (Раскова уточняет: заблудились).
  Моторы целы. Погнуты винты. Немного попорчен низ самолета. Сели, не
  выпуская шасси, 25 сентября в 10.41 по московскому времени.
  Москва. Поздравляем вас с блестящим выполнением перелета!
  Но что надо было сделать, чтобы перелет выглядел "блестящим" при
  таком количестве трупов? Член военного совета 2-й Отдельной
  Краснознаменной армии И. Литвиненко с согласия В. Пегова приказал летчику заводского гидросамолета П. Генаеву произвести посадку на реке Амгунь вблизи
  катастрофы "Дугласа" и ТБ-3 и забрать тела только комбрига Сорокина и
  Бряндинского, а об остальных "забыть". Найденные останки остальных были
  захоронены лишь в 1969 году, и на месте их гибели был установлен памятник. Еще тогда, в 1938 году, дальневосточные летчики доставили на реку
  Амгунь бригаду бортмехаников. С началом морозов они от местечка Каменка
  пешком через тайгу добрались до самолета "Родина" и разбили около него
  свой лагерь.
  Дружно бригада подняла и поставила на лыжи самолет. Заменили винты.
  По замерзшему болоту проложили длинный настил. Взлетную полосу опробовал
  пилот со своим У-2, тот самый, что прилетел сюда с цветами и шампанским.
  Сделал круг, покачал крыльями и полетел на заводской аэродром,
  как шутили "бортачи", за "баней" и "головомойкой" от своего
  начальства.
  Затем благополучно взлетела и "Родина", взяв курс на
  Комсомольск-на-Амуре, а затем, после дозаправки топливом, на Москву.
  Впоследствии "Родина" еще долго успешно летала на трассах "Аэрофлота".
  На аэродромах ее многие узнавали, тепло приветствовали как старого
  знакомого. Авиацию тогда любили и гордились ею.
  
  Затем, после выработки основного ресурса, она получила "прописку" на
  Ходынке при заводе. В 1943 году самолет разобрали, не догадавшись
  сохранить для истории, как это делают в подобных случаях во многих
  странах. Авиационных музеев тогда у нас в стране не было.
  Р.С
   Кто виноват в самой большой по числу жертв катастрофе в советских ВВС в 1938 г. - катастрофе, в которой погибли два представителя высшего комначсостава?
  Существуют две версии освещения данного трагического события:
  В одной говорится , что полет ТБ-3 и "Дугласа" не был вызван необходимостью. Более того, особой телеграммой из Москвы Сорокину категорически запрещалось вылетать к месту посадки "Родины", он должен был руководить полетами из штаба, а Бряндинскому надлежало встречать летчиц в Хабаровске. Что последствия катастрофы вызваны личной недисциплинированностью Сорокина и Бряндинского!
  
   Вторая гласит - к катастрофе привели безответственные действия пилота самолета 'Дуглас', о чем говорят все собранные документы. Но, как оказалось, не все придерживались этой точки освещения событий. И тут первая версия однозначно перекликается со второй.
  В своем приказе от 4 июня 1939 г. нарком Ворошилов отмечает: 'Сорокин без какой бы то ни было надобности и разрешения центра, но с согласия командования 2-й ОКА вылетел на ТБ-3 к месту посадки самолета "Родина", очевидно, с единственной целью, чтобы потом можно было сказать, что он, Сорокин, также принимал участие в спасении экипажа "Родины", хотя ему этого никто не поручал, и экипаж "Родины" уже был обнаружен. Вслед за Сорокиным на "Дугласе" вылетел Бряндинский, который также не имел на то ни указаний, ни права, целью которого были, очевидно, те же мотивы, что у Сорокина. Оба эти больших авиационных начальника, совершив проступок и самовольство, в дополнение к этому в самом полете проявили недисциплинированность и преступную халатность в летной службе, результатом чего и явилось столкновение в воздухе, гибель 15 человек и двух дорогостоящих самолетов'. И далее: 'Настоящий приказ изучить всему летному и техническому составу ВВС РККА'. Что думали о Сорокине и Бряндинском, изучая приказ наркома, молодые летчики и механики? Может быть и так: какая недисциплинированность, халатность и безответственность? Погнавшись за популярностью, наградами, широкой оглаской, погубили не только себя, но и 13 других хороших людей! Доброе имя двух честных людей было погублено.
  Суждение очень жестокое и несправедливое. Спасение экипажа самолета 'Родина' являлось задачей особой важности. Обнаружение места посадки было только одним из этапов спасательной акции. Героические женщины уже десять дней находились в тайге, в труднодоступном районе. Не было обнаружено место нахождения М.М. Расковой. Положение экипажа далеко не было безопасным. Спасение зависело от дальнейших действий ВВС 2-й ОКА, начальником которых был комдив Сорокин. Ворошилов пишет, что Сорокин полетел без разрешения центра, и это не совсем соответствует правде. Это видно из публикации от 1938 года в 'Красной Звезде'. 4 октября эта газета, сообщая об обнаружении места посадки самолета 'Родина' и двух летчиц, опубликовала выдержки из телефонных разговоров, которые днем раньше комдив Сорокин вел с членами правительственной комиссии по перелету самолета 'Родина', начальником У ВВС РККА Локтионовым и наркомом оборонной промышленности М.М. Кагановичем. Сорокин сказал им о своих планах полета на место посадки, и те их одобрили. Целью Сорокина не была широкая огласка, о чем Ворошилов знал из вышеупомянутой записки Локтионова. В ней говорится, что Сорокин подбирал место для авиадесанта, который надо было выбросить в районе посадки 'Родины' и который к то время уже находился в воздухе.
  Ворошилов прав, когда пишет, что не было оснований для полета Бряндинского. Но вряд ли ему можно приписать недисциплинированность или гонку за популярностью. Нет оснований для утверждения, что на полет 'Дугласа' Бряндинский не получил согласия своего начальника, комдива Хользунова. Ни один документ об этом не говорит. Почему Бряндинский полетел на место посадки 'Родины'? Это, нам кажется, связано с нормальными человеческими чувствами - дружбой, заботой о другом человеке. Бряндинский и экипаж самолета 'Родина' знали друг друга еще по Москве, все они принадлежали к группе летчиков и летчиц, собранной для совершения рекордных полетов. Вероятно, что Бряндинского особо волновала судьба М.М. Расковой, которую в то время еще не удалось найти. И Гризодубова, и Осипенко указывали, что сразу после прилета Бряндинский сбросил им вымпел и просил, чтобы они указали стрелой направление в ту сторону, где прыгнула с парашютом Раскова. Потом, более получаса, его самолет летал в этом районе. Надо, однако, сказать, что Бряндинский несет соответственность за катастрофу - его вина заключается в том, что он во время полета не оказал влияния на пилота, не потребовал, чтобы тот придерживался правил безопасности.
  Из приказа наркома Ворошилова следует, что если бы Сорокин и Бряндинский, или хотя бы один из них остались в Хабаровске, они бы не погибли. Это странное мнение. Все равно, что сказать спортсмену после неудачных для него соревнований: 'Если бы ты не принимал в них участия, ты бы и не проиграл'.
  Показания Валентины Гризодубовой и Полины Осипенко, Акт Комиссии, работавшей в районе катастрофы, не вызывают никаких сомнений - главным виновником катастрофы, унесшей жизни 16 человек, был пилот 'Дугласа'. Я.В. Сорокину, А.М. Бряндинскому и другим жертвам этого трагического происшествия надо воздать по заслугам - они отдали жизнь, стараясь спасти экипаж самолета 'Родина'.
  
  Кто прав? Кто виноват!? Пускай рассудят люди и история!
  
   ***
  
   17 октября 1938г-вышел приказ N00689 НКВД СССР вносящий изменения в действующий приказ N00486 от 15.08.1937г о членах семьи репрессируемых по обвинению за К.Р. деятельность. Предлагалось арестовывать только тех жен, кто содействовал или был в курсе КР. деятельности мужей.
  
  
   Учеба наша подходила к концу. Это было видно по всему - и по тому, как к нам относились окружающие, начиная от курсантов младших наборов и кончая техниками, пилотами-инструкторами, командирами, и по самой программе полетов. Мы ощущали себя так, будто все время находимся в блаженном состоянии праздника. Именно праздника, потому что ожидание праздника, всегда волнует больше, чем сам праздник. А нас впереди ждали заветные кубари.
  Хорошее это было время курсантской учебы, удач и неудач, новых приобретений и друзей, огромного подъема сил, и романтики. Сколько было волнений и радости! Навсегда запомнились эти счастливые дни в нашей жизни.
  Я считаю, нас здорово учили. За этот срок мы имели налет по 120 часов. В процессе обучения основное внимание уделялось ориентированию на местности, отработке элементов боевого применения, стрельбам по воздушным и наземным целям, свободным воздушным боям, как одиночным, так и в составе пары и звена, с учетом опыта боев в Испании и в Китае.
  Курсанты младших курсов смотрели на нас восхищенно - расширенными глазами, и это было оценкой нашей значимости. Авиационные техники своим отношением подчеркивали, что верят в наши знания, а потому и доверяют в работе, выполнять которую мы могли не хуже их.
  Что? Отрегулировать опережение зажигания в моторе? Сейчас сделаем! Заменить амортизационную стойку шасси? Пожалуйста! Мы все умели это делать, мы хотели это делать. А вот это, пожалуй, было самым главным - уметь и хотеть. Потому что мы занимались любимым делом.
  Ну а самой высшей оценкой было отношение к нам пилотов-инструкторов. Уже не покровительственное, почти равное. Но все-таки пока 'почти'. И эту грань мы ощущали и ждали с нетерпением, когда она сотрется.
  А эта грань называлась - Госэкзамены.
  
  
  
  Помимо всяких хлопот, связанных с подготовкой к экзаменам, появляются хлопоты и другого рода: в свободное время - беготня по магазинам в поисках приличного чемодана. Такая деталь, как хороший чемодан ( особенно кожаный), для нас, выпускников, была немаловажной деталью, особым шиком.
   Но всему есть конец. Подошло время государственных экзаменов, которые проходили четко и организованно. Комиссия съехалась со всех концов страны: из штаба ВВС, авиационных и наземных частей, политорганов, от нашей летной школы. Расписание работы госкомиссии было составлено так, чтобы экзамены одновременно не совмещались по теоретическим дисциплинам и практическим. Председателем комиссии был авиационный командир из войск с ромбом в петлицах.
  Разместившись в гостинице авиационной школы, комиссия энергично приступила к экзаменам, чтобы уложиться в десятидневный срок, предоставленный приказом. Капитан Соколов, старшие лейтенанты Бобров и Дерябин занялись проверками летных навыков курсантов, политрук Хасанов проверял политические знания, - начальник комиссии занялся проверкой знаний по теории полета и устройству самолета.
   Шел экзамен по устройству самолета. Марсель, стоя у доски, рисовал на ней силовой набор фюзеляжа. Начальник комиссии, сидя за столом, просматривал лежавший перед ним список курсантов, собранных в этом классе, оценки их знаний по устройству самолета. Дверь в класс неожиданно открылась, и зашел начальник школы, я подал курсантам команду "Встать!", но начальник их опередил:- Вольно, вольно! - подошел к комбригу, поздоровался за руку. - У вас экзамены по устройству самолета? Разрешите поприсутствовать, хочу послушать, как мои соколы отвечают, а то может, не соколы они, а так воробышки? - с улыбкой добавил он, взглянув в аудиторию. Сел рядом у стола, стал внимательно слушать ответ Марселя, легонько постукивая пальцами по столу.
   Когда началась проверка летной подготовки, погода неожиданно испортилась. Стояла сплошная низкая облачность, нижняя край, которой не превышал 500 метров. Поэтому проверяли только полет по кругу и виражи в зоне. Для проверки высшего пилотажа не было погодных условий
  Когда очередь дошла до меня, председатель комиссии, почему-то полетел со мной. Он вообще, по непонятной мне причине в течение всех экзаменов очень лояльно относился ко мне, потому едва мы вошли в зону, как я получил указание по переговорному устройству:
  - Выполняйте полностью задание по пилотажу. Ограничение по высоте 600 метров.
  Я без помарок выполнил всю вывозную программу и произвел посадку на три ' Т'. Председатель комиссии поставил мне отлично. Поскольку такие же оценки у меня были и по теоретическим дисциплинам, получилось, что я оказался единственным отличником из выпуска.
  Потом, когда экзамены были уже позади, председатель государственной комиссии беседовал со мной о назначении на должность.
  - Сергей, твой дядя Григорий - мой хороший товарищ, мы с ним знакомы ещё с КВЖД. Хотя он меня за тебя не просил, ты и сам добился отличных оценок. Поэтому вот тебе мой совет. По существующему положению, - сказал он, - отличник может выбирать любое из имеющихся вакантных мест. Езжай на Дальний Восток. Там сейчас напряженная обстановка и самый ответственный участок в стране. Там нужны летчики, подготовленные к защите Родины. Подумай!
  Я согласился без раздумий.
  - Ну и правильно!
   Госэкзамены остались позади, окончилась учеба, но училище продолжало свою напряженную работу по подготовке летного состава. Мы переехали в лагеря. Находясь в там, мы ждали приказа наркома обороны.
   ***
   Конец октября 1938г- становится ясно, что республиканское правительство в Испании проигрывает войну. Начиная со средине октября советские военные советники и добровольцы постепенно выводятся из Испании. За время с 1936 по октябрь 1938г СССР поставил в Испанию одних истребителей И-16 в количестве 455 единицы(дошло 422) и 20 единиц УТИ-4 (дошло всего 4).96 советских судов были задержаны, а три потоплены ВМС Италии и Германии. Доставка грузов сухопутным путем была невозможна т.к. Франция в самом начале закрыла границу с Испанией. Поставки из Советского Союза были оплачены и продолжались вплоть до капитуляции республиканского правительства.
   В конце октября А.Н.Туполева переводят из Бутырской тюрьмы в Большево. В структуре ОКБ НКВД-СТО создается КБ-3,руководителем назначают А.Н.Туполева.Позднее перед КБ была поставлена задача- спроектировать и построить двухмоторный, трехместный бомбардировщик шифр "103" способный нести 1,5т бомбовой нагрузки и иметь дальность до 2000км.Состав и распределение выполняемых работ в группе было следующее:- А.Н.Туполев- общее руководство, С.М. Егер ( техпроект и общий вид), Р.Л. Бартини (крыло и фюзеляж), А.Р. Бонин(гидравлика),А.П. Алимов(макет), Ю.В.Коренев (прочность), А.Ю.Рогов(топливные баки), Ф.М.Фисун и И.Б.Бабин(двигатели и ВМГ), А.В. Надашкевич и Б.Е. Радулянский(вооружение),С.А Вигдорчук и В.С. Кожевников (технология, приспособления и инструмент),Г.С.Френкель(приборы и аэронавигация), И.К.Боровский- плановик.(Фамилии заключенных специалистов ОКБ указаны по списку на начало 1939г., т.к. одних переводили в другие группы или ОКБ, других добавляли).
   Заканчивался октябрь 1938 года. По утрам уже наступали заморозки, в палатках было не особо жарко, скорее даже совсем не жарко, потел только дневальный, которому приходилось все время топить буржуйку. Но все это нас не смущало. Здоровья у нас было хоть отбавляй, впереди светлое будущее. Поднявшись утром по сигналу 'Подъем!', мы выбежали на зарядку и стали обтираться выпавшим за ночь снегом.
  - Ух, здорово! - кряхтел Марсель, растирая грудь и плечи размашистыми движениями. И тут же получил в лоб снежком от Юрки.
  - Ну, держись!
  И снежки замелькали в воздухе. Марсель слепил здоровенный кругляш и запустил в своего обидчика. Разгоревшуюся было баталию пресек на корню старшина, погнавший всех на утренний моцион.
  После завтрака, мы отрабатывали прохождение торжественным маршем. Готовились к предстоящему выпуску. Мы старательно тянули ножку, печатали шаг, 'ели глазами' начальство, дружно кричали 'ура!', и пели песни.
  
  Нам крылья дал народ родной,
  И мы храним свои границы!
  Но если враг навяжет бой,
  Всегда готовы мы сразиться.
  Лётчики, пилоты боевые,
  Сталинские соколы родные,
  В бою врага заставим мы понять,
  Что можем за свободу постоять!
  За Родину, за Сталина
  Умеем постоять!
  У нас в семье такой закон:
  В беде мы друга не оставим!
  Взлетайте ж ввысь шелка знамён
  Мы доблесть воинскую славим.
  С больших высот виднее нам,
  Где тучи грозовые встали.
  Заявим мы любым врагам:
  Мы выси всякие видали
  
  
  
  
  . Нам шили в ателье форму, мы с удовольствием ходили туда на примерку. Ожидали приказа об окончании училища и распределения по строевым частям.
  
   ***
  
   2 ноября 1938г-Указ Верховного Совета СССР о присвоении звания Герой Советского Союза с вручением ордена Ленина Гризодубовой Валентине Семеновне, Осипенко Полине Денисовне и Расковой Марине Михайловне. Орденом Трудового Красного Знамени был награжден Павел Осипович Сухой конструктор самолета "Родина' (АНТ-37,после ареста Туполева все самолеты АНТ переименовали в ЦАГИ ).
  
  Накануне 7 ноября мы, наконец, полностью оделись в новую форму синего цвета. Белая рубашка, темный галстук, ремень со звездой на пряжке, на левом рукаве синего френча - эмблема летчика, а в голубых петлицах два рубиновых куба. Лейтенанты ВВС!
  
   ***
  7 ноября на торжественном построении начальник училища полковник Ухов, участник боев в Испании, дважды награжденный орденами СССР, поздоровался с личным составом и поздравил выпускников с окончанием летной школы. Наконец-то наступил этот волнующий момент. На плацу стоит весь личный состав школы. Начальник штаба в торжественной обстановке объявляет приказ наркома обороны о присвоении званий среднего комсостава, и назначении в строевые части. С большой группой своих товарищей я получил назначение в Дальневосточный военный округ. Вместе со мной туда отправлялись Марсель с Юркой.
  
  Стоя в строю, я вижу застывшие в торжественном строю шеренги курсантов. Развевающееся на ветру знамя школы на правом фланге. Рядом со мной мои товарищи. Перед строем - начальник школы, комиссар, начальник штаба.
  Начальник штаба называет фамилии курсантов:
  - Красильников.
  - Я.
  - Логинов.
  - Я.
  - Хайруллин.
  - Я.
  Один за другим мы подходим к начальнику штаба и расписываемся в приказе. В душе неописуемая радость, по лицу гуляет блаженная улыбка. УРА - мы военные летчики! Многие из нас уже чувствовали себя 'воздушными волками', хотя и были, как в дальнейшем каждый из нас понял, едва оперившимися птенцами, так как научились едва лишь пилотировать самолет-истребитель. А этого не достаточно, чтобы стать настоящим боевым летчиком. Но сознание того, что мы уже не курсанты, а командиры, давало себя знать. Ладно пошитые и складно сидевшие синие френчи, брюки-галифе, фуражки и блестевшие до зайчиков хромовые сапоги, неимоверно возвышали нас в собственных глазах( денежное содержание целых 1000 рублей)
  Мне повезло ещё раз. Дяде Григорию удалось заехать ко мне и в этот раз. Проездом с Дальнего Востока, он ехал к новому месту службы - Ленинградский пограничный округ. У него в петлицах прибавился ещё один ромб, на груди орден Красной Звезды и медаль ХХ лет РККА. Вдоволь наобнимавшись, мы степенно гуляли по дорожкам училища и беседовали. Попадавшиеся нам навстречу курсанты молодцевато отдавали нам честь. Дядя сказал мне: - Я слышал, едешь на Дальний Восток! Молодец! Японцы не ограничатся проверкой наших сил на Хасане! Думаю, и тебе придется тоже повоевать!
  Я с интересом спросил его: - Дядь Гриш, а как они, как солдаты!
  - Что могу сказать, дисциплинированные, воюют неплохо, но с некоторым фанатизмом, но техника у нас получше будет! Да и вообще, ты же помнишь, что от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней! Но не надо думать, что их можно шапками закидать!- он похлопал меня по плечу рукой в кожаной перчатке.
  - А как там братья мои, служат?- поинтересовался я.
  - Пашка под Ленинград попал в танковую бригаду, командиром взвода, Сашка начальником заставы в Молдавии, ещё один кубарь в петлицу скоро наверное получит, жениться думает стервец, нашел себе молдованочку черноокую! привет тебе передавали!- потом задумался, и сказал: - У меня же для тебя подарок есть!
  Он расстегнул кожаную командирскую сумку, и, достав завернутый в ветошь какой-то предмет, отдал мне.
  - Что это!- разворачивая сверток, с интересом спросил я.
  - А ты посмотри!- невозмутимо ответил он, а потом добавил: - Наградное оружие, награда краскома Красильникова за борьбу с контрреволюцией!
  Маузер отца! На глаза невольно навернулись слезы. Достав пистолет из деревянной кобуры, я прижал его к груди.
  - Оружие не табельное, но, думаю, с особым отделом проблем у тебя не будет, любой особист прочитав надпись, извини за выражение, охренеет! - ухмыльнувшись, произнес он.
  Я поднес ' маузер' к глазам, на рукоятке с одной стороны была припаяна серебряная пластинка, на которой была гравировка: Тов. Красильникову за заслуги в борьбе с врагами Советской Власти. И. Сталин.
  - Так что владей, мне ребята, ещё тогда, после гибели твоего отца отдали, хранил до поры до времени, а сейчас как раз подходящий момент! - он обнял меня за плечи.
  - Не помешал?- раздалось покашливание сбоку. Повернув голову направо, я увидел нашего начальника.
  - Да нет! - произнес дядька. Как младший по званию, Ухов поднес к головному убору руку и представился: - Полковник Ухов, начальник Борисоглебской школы летчиков!
  Дядька, в ответ, протянув в ответ ладонь, произнес:- Комдив Степанов, начальник погранвойск Ленинградского округа!
   Валентин Петрович, кивнув на меня, утвердительно спросил:- Племянник ваш? Спасибо, хорошего человека вырастили!
  - И вам огромное спасибо, думаю, хорошего летчика подготовили! - дядька ещё раз пожал Ухову руку. ( У меня в характеристике было записано. 'Теоретические знания богатые, материальную часть знает, летную работу любит. Звено водит отлично. Воздушный бой отработан хорошо. Ночью летает уверенно. На курсах совершил 133 вылета...') Тот посмотрел на нас с дядькой, мы стояли рядом, высокие, стройные, перетянутые ремнями. Только он в сизой шинели высшего комсостава с двумя ромбами в зеленных петлицах, и я в темно-синей летной с двумя кубарями. Ухов сделал строгое лицо, и официальным тоном сказал:- Товарищ комдив! От имени командования школы, разрешите пригласить вас на торжественный вечер, посвященный очередному выпуску командиров РККА!
  
   А вечером состоялся праздничный вечер в Доме Красной Армии. Нам входом висел плакат ' Красная Армия - верный страж завоеваний Октября!'. Гремела музыка, кружились в вихре вальса новоиспеченные лейтенанты и лучшие красавицы города. Когда зазвучала мелодия вальса ' На сопках Маньчжурии', к дядьке подошла жена командира эскадрильи и пригласила его на танец. Они кружились в танце, и были самой красивой парой среди танцующих. Она в синем шелковом платье с длинными каштановыми волосами, и он в приталенном френче с тремя орденами на груди. После танца мы пили холодное ситро в буфете. Я стоял у стола, и смотрел на товарищей стоящих напротив. Новенькие темно-синие френчи красиво сидели на их крепких фигурах. Белая рубашка с темным галстуком оттеняли смуглое, широкое лицо Марселя. Его карие глаза улыбались, и весь он сейчас, казалось, изнутри светится радостью. Дотрагиваюсь до нарукавной эмблемы на его левом рукаве. Касание едва уловимо, но я успеваю ощутить шероховатость раскинутых крыльев. "Курица"... Эмблема командира военно-воздушных сил. Марсель скашивает глаза налево и обеспокоено спрашивает: - Что-то не так!? - И как бы пытается прикрыть её ладонью.
  - Не бойся, не улетит! - умудряется всё заметить язвительный Юрка и дружески хлопает Марселя по плечу.
  Я тоже широко улыбаюсь: в душе бушует океан эмоций, все хочется потрогать, и кубики в петлицах, и ту же ' курицу' на рукаве, и все время тянет к огромному зеркалу в фойе. Но пока мы наслаждаемся тем, что любуемся друг другом.
   К нам подошел Николай Шутт Он только что вырвался из круга танцующих. Коля был родом из под Минска, и, как истинный бульбаш, он имел веселый нрав, был душой компании, мастером розыгрышей и проделок,.
  - Как дела, товарищ лейтенанты? - глядя на нашу неразлучную троицу, весело обратился он к нам.
  - Замечательно, товарищ лейтенант! - И мы дружно и громко рассмеялись.
  Николай с видимым удовольствием потер кончиком рукава, для пущего блеска, знак об окончании летной школы, который был привинчен к правому лацкану. Знак лукаво мигнул - серебристый истребитель И-16 на перекрещенных мечах, посреди распростертых крыльев на дубовом венке, с рубиновой звездой в навершии. Потом Шутт гоголем ворвался в обратно круг и, выкидывая коленца, прошелся по центру зала.
   (Знак N 1. 2-й военной школы командиров звеньев ВВС РККА.
   Металлический нагрудный знак представляет овальный венчик, имеющий с левой стороны листья лавра, с права - листья дуба, сверху прикреплена звезда. По середине венчика наложены крылья со скрещенными мечами. Поверх крыльев прикреплен самолет-истребитель.
   Знак изготовляется из металла, венчик позолочен, перевязь посеребрена; мечи -полированного серебра. Крылья оксидированного серебра, самолет - светлого, матового серебра. Звезда - красная эмаль с позолоченной подкладкой.)
  
  
  Да, мы - лейтенанты, летчики. Впереди большая жизнь - полеты, полеты, полеты...
  
  В наше время было нужно
  Быть военным, и летать.
  В этом смысл мужской природы:
  Рисковать и защищать.
   Мы мечтали о летной форме:
   Две петлицы голубых,
   Только было б здоровье в норме:
   Игры в небе - удел молодых.
   Мы ведь знали, что будет трудно,
   Но мы верили в чудеса,
   В жизни нашей было утро,
   А душа рвалась в небеса.
   Позади остались школа,
   Двор, любимые места,
   Где до боли все знакомо,
   И любовь еще чиста.
  А потом появилась забота -
  Прописаться в облаках:
  Тяжелая мужская работа
  С солью пота на губах.
   'Повторяю еще раз, слушай:
   Переворот, петля, боевой.
   Ты плохо учился в школе,
   Нужно думать головой,
   Не оставляй любовь на старость,
   Тормоза на конец полосы,
   Полеты - большая радость.
   Это есть прописные азы'.
   Нас под прессом держали годы,
   Сотворяя воздушных бойцов.
   Это были трудные роды -
   Летать научить птенцов.
  Но птенцы с каждым годом крепли,
  Опираясь на крыло,
  Возрождались, порой, из пепла,
  Кому в жизни повезло.
   Мы друзей своих хоронили,
   Горький тост поднимаю за них.
   И цветы на пустой могиле...
   Для пилота смерть - только миг.
   Тот, кто выжил, остался в полете,
   Возмужал и окреп, наконец.
   И уже сидит в самолете
   С тобой рядом юный птенец,
   Он летать еще не умеет,
   Да и мамка ему не велит,
   Но мечта его душу греет,
   И огонь в глазах горит.
  Пятый раз ему повторяю:
  Переворот - петля - боевой
  И всем сердцем ему желаю,
  Чтоб всегда возвращался домой.
  ( сайт Борисоглебского училища)
  
  
  
  Праздник закончился поздно ночью.
  Последний торжественный ужин - завтра мы разъедемся каждый в своем направлении. Прощаемся с родной школой, которая дала нам путевку в жизнь, в большую авиацию. Мы вполне сознавали, что далеко не в полной мере овладели летным мастерством, что нам нужно много еще работать, но главное сделано - есть начало, есть желание!
  На восток мы завтра улетам,
   Самолет уходит поутру.
   Там течет Амур - река родная
   Нашей волге, нашему Днепру.
   Летим мы, товарищ, дорогой высокой
   Наш путь над тайгою пролег.
   Байкал мой глубокий, Амур мой широкий -
   Наш Дальний, Советский Восток.
   Край могучей, радостной работы,
   Комсомольский, смелый, молодой,
   Край согретый Сталинской заботой,
   Озаренный Сталинской звездой.
   Край ты наш, могучий и родимый,
   Если грянут грозные бои
   Никому тебя не отдадим мы,
   Часовые верные твои.
   На восток уходят самолеты,
   Танков ход нельзя остановить
   в бой пойдут танкисты и пилоты,
   На чужой земле врага громить.
   Летим мы, товарищ, дорогой высокой
   Наш путь над тайгою пролег.
   Байкал мой глубокий, Амур мой широкий -
   Наш Дальний, Советский Восток.
  
   23 ноября 1938г-нарком НКВД Ежов написал в Политбюро ВКП(б) заявление в котором признавал собственные ошибки в организации работы регионального аппарата НКВД и внешней разведки ИНО, системе охраны первых лиц государства. Ответственности за промахи в работе Ежов с себя не снимал.
   24 ноября 1938г-вышло постановление ЦК ВКП (б)-"О заявлении тов. Ежова" -Протокол N65а П.160-"1.) Удовлетворить просьбу тов.Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР.2.) Сохранить за тов. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП ),председателя комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта".Подпись- Секретарь ЦК И.Сталин.
   25 ноября 1938г - постановлением ЦК ВКП (б) наркомом НКВД назначен Л.П.Берия, ранее занимавший пост 1-го заместителя наркома Ежова по ГУГБ (ИНО).
   28 ноября 1938г-Испания.В Барселоне состоялся прощальный парад интернациональных бригад, в рядах которых сражалось 9 тыс.французов,4 тыс. итальянцев,3 тыс.поляков,2 тыс.американцев, 2 тыс. немцев. Более 5 тыс. интернационалистов погибло в сражениях.
   В конце 1938г-начале 1939г в НИИ ВВС РККА были проведены испытания трофейных самолетов- японского Накадзима I-96(А5М2),итальянского Фиат CR-32 "Чирри", немецкого Мессершмидт Bf-109 и трехмоторого Юнкерс Ju-52.Одновременно испытали английский Де Хевиленд "Дракон", который был подарен правительству СССР- секретарем КП Испании Д.Ибаррури. После проведенных испытаний, руководством НИИ ВВС и НКАП были сделаны соответствующие выводы. Прошли испытания и были приняты на вооружение ВВС РККА- автопилот Спирри (образца 1936/38гг- заключение N1945/6 на серийное производство будет подписано А.Пастерем 3.02.1939г) и радиополукомпас РПК "Чайка" инженера Н.А. Карбанского .В 1938-39гг прошли испытания опытных, скорострельных, авиационных крупнокалиберных пулеметов, которые были созданы молодыми конструкторами- Березиным, Силащевым, Юрченко. Лучшим оказался пулемет УБ конструктора М.Е.Березина (ЦКБ-14) калибром 12,7-мм. УБ был принят на вооружение ВВС. Были проведены полигонные испытания ранее принятых систем вооружения- пулемета ШКАС(990266 выстрелов, отказ 9%) и 20-мм пушки ШВАК(57979 выстрелов, отказ 3%).
   Создавались новые боеприпасы- для пулемета УБ бронебойно-трассирующие пули Б-32,бронебойно-зажигательные БЗТ и зажигательно-разрывные МДЗ-3.Снаряд для пушки ШВАК весом 96г обеспечивал пробивание брони толщиной в 25 мм (на дальностях до 400 метров).
   В 1938г были приняты на вооружение ВВС РККА твердотопливные ракетные снаряды (РНИИ- В.А. Артемьев, Ф.Н. Пойда, Ю.А.Победоносцев) РС-82 калибром 82-мм (длина со стабилизатором 0,68м,вес 6,82кг,скорость 350 м/сек, боевая часть 0,36г тротила) и РС-132 калибром 132-мм с боевой дальностью 7,1км,боевая часть РС-132 состояла из1.9 кг ВВ. Независимо от работ РНИИ, над созданием ракетных порохов работала группа под руководством А.С.Бакаева. Применение порохов Н, НМ-2 и Н-31(производство вначале было налажено на заводе им.Морозова) позволило создать ракетные снаряды для ВВС и сухопутных войск М-13,М-13УК,М-132. В конце1939г в рамках НКВД будет создано КБ-40,в состав которого войдут ранее арестованные ученые химики. Техническим руководителем КБ будет назначен Н.П. Путимцев, технологом Флидлиндер. В состав КБ были включены Шапиро, Рябов, Швиндельман, Воробьев, Михайлусов, Приходько, Поляков. Заключенные сотрудники КБ-40 занимались разработкой пироксилинового пороха " ПС",который имел новый состав для увеличения дальности РС. В 1943г Путимцева, Флидлиндера и других ученых за успешную работу амнистируют, восстановят в правах и представят к правительственным наградам. Несколько слов о развитии ракетостроения в СССР, с жидкостными реактивными двигателями. После ареста Глушко и Королева (РНИИ), работа над проектом 301 и созданным ЖРД ОРМ-65(тяга 1,47кN) была остановлена. В средине 1938г инженер И.А.Меркулов, на средства ОСОАВИАХИМа построит ракету Р-3(ВР-3). А.И. Полижаев (в созданном КБ-7) в течении 1938г строит ракеты АНИР-5, затем - Р-4 с двигателями конструкции Меркулова М-9(тяга 9,3кг),М-23(тяга25кг), и в 1939г- ракету Р-5 с ЖРД М-29Е (тяга 14-55кг). Топливом и окислителем для ЖРД служил этанол и азотная кислота. В РНИИ работу над новым ЖРД возглавил Л.С. Душкин. В 1939г РНИИ разрабатывает два проекта РДД-604 и РАС 521 с ЖРД КРД-600 (тяга 184-200кг).
  
   Страна советов жила и развивалась, наш паровоз полным ходом катил в светлое будущее, наступал Новый 1939 год!
Оценка: 7.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"