Возле барака на определённом расстоянии друг от друга были вкопаны высокие железные столбики, к которым женщины привязывали верёвки для вывешивания белья. И вот один такой столбик, стоящий недалеко от нашего крыльца, я облюбовала и использовала его, как место или средство для спасения от мальчишек.
Мальчишек в нашем бараке было больше, чем девчонок. Несколько мальчишек прибегали к нам из других дворов, и я их не знала. Многие были старше меня. Не знаю почему, но мне хотелось играть именно с мальчишками. Я бегала за ними, а чтобы как-то привлечь к себе внимание, дразнилась. Не помню, что я им плохого говорила, но вдруг все мальчишки ватагой бросались меня догонять. Тогда я пулей бежала к нашему крыльцу и, ловко перебирая руками и босыми ногами, забиралась на самый верх железного столба. Когда мои преследователи подбегали, я победоносно смотрела на них сверху, цепко держась на своей недосягаемой высоте. Как мальчишки ни старались, никто не мог меня достать. Так высоко лазить по столбам во дворе могла только я. Мальчишки в меня снизу бросали ветками, но я терпеливо выжидала, когда они уйдут. Потом спрыгивала на землю и бежала домой.
Мальчишки, наверно, забывали мои козни, и я снова играла в их компании.
Однажды мы перебрались через невысокую деревянную изгородь и оказались на заднем дворе барака. Это место было мне незнакомым. Вся территория за бараком была засажена картошкой. Запинаясь о борозды, мы стали пробираться сквозь высокие заросли кустов ботвы, густо усеянной жёлтыми и бледно-розовыми цветочками. Земля под кустами была сырой и неприятно холодила голые ступни ног. С этой стороны стены барака были чужими и высокими, а окна, выходящие в огород, незнакомыми. И тут мальчишки нашли возле стены длинную деревянную лестницу. Подняв её и уперев верхним концом на край крыши, они начали по очереди подниматься наверх. Я никогда не была на крыше и полезла за ними.
Забравшись на крышу, я увидела, что мальчишки перебежали на противоположный скат крыши, и пошла за ними, оглядываясь по сторонам. Серые, вымытые дождями и выжженные солнцем доски крыши, показались мне поверхностью другой планеты, с которой я с удивлением и любопытством взирала на прилегающий к бараку мир. Слева на горизонте нашей крыши за тополиной зеленью виднелось большое красивое здание городской двадцатой больницы, огороженное, решётчатым металлическим забором. К больничным воротам мимо деревянного туалета и больничной мусорки горбатой лентой тянулась пыльная дорога. По ней, как муравьи, ползли люди с сумками. Правее больничной территории за старыми сараями выглядывали верхние этажи сорок восьмой школы. Я скоро пойду туда учиться. Потом, вытянутые как по одной ниточке, стояли три новеньких пятиэтажки. Перед ними за забором новый двухэтажный детский садик. Немного ближе к бараку серым бесформенным пятном топорщились крыши стаек. За ними и ещё правее один за другим стояли такие же бараки, как наш. Между бараками виднелись стайки. Всё это перемешивалось с густой зеленью тополей и кустарников. Я оглянулась. За картофельными огородами был ещё один барак, а за ним небольшой двухэтажный корпус больницы, в которой когда-то лечили мою младшую сестру. Сестра конечно сейчас дома. Я осторожно подошла к краю крыши, присела и глянула вниз. Тут я увидела, как мама вышла на крыльцо вытряхнуть половик.
- Какая она маленькая, - подумала я. А вдруг меня заметит? - И тут же, пригнувшись, я стала отходить обратно.
Мальчишки один за другим спускались с крыши. И тут я поняла, что забираться вверх гораздо проще, чем спускаться вниз, потому что никак не могла правильно поставить ногу на перекладину, несмотря на настойчивые советы тех, кто уже был на земле. Видимо мальчишкам надоело меня ждать или кто-то из взрослых их заметил, но они вдруг убрали лестницу. Я стала хныкать и просила вернуть лестницу на место. Мальчишки убежали.
Слёзы потекли ручьём из моих глаз, застилая и искажая изображение всего того, чему я только что удивлялась. Я снова поползла на противоположный скат крыши, думая, что оттуда сверху буду звать маму. Но мысль о том, что ей не понравиться мой поступок, остановил меня.
И мне ничего не оставалось, как сидеть, поджав поцарапанные ноги, и тихонько беззвучно плакать. Сколько прошло времени, не знаю. Светило солнце, высоко в небе равнодушно висели перьевые облака. Старое дерево досок пахло пылью и дождём. Где-то там внизу продолжалась привычная жизнь, а я сидела одна на крыше и думала.
Потом кто-то из мальчишек постарше вернулся, поставил лестницу и помог мне спуститься вниз.
Когда заплаканная и уставшая от одиночества я пришла домой, сестра мирно играла на диване, а мама стояла возле кухонного стола и что-то готовила. Повернувшись ко мне, она сразу заметила моё невесёлое настроение. Подошла.
- Что случилось, Наташа? Почему ты плакала? Почему у тебя глаза такие красные? Кто тебя обидел,- спрашивала она, внимательно заглядывая в моё зарёванное лицо.
От маминых слов мне захотелось заплакать ещё сильнее, и так захотелось рассказать ей о своём несчастье! Но я боялась расстроить маму и ещё больше боялась, что она меня накажет. Я горько и прерывисто вздохнула, и впервые за свою маленькую детскую жизнь соврала.
- Нет. Не плакала. Я играла в песке, а мальчишки кидались песком и мне в глаза попали.
Когда я произносила эти неправильные слова, то почувствовала как моё сердце сильно- сильно застучало где-то внутри от волнения, стыда и горя. Ведь я маму обманула! А она всегда учила меня быть честной!
Мама поверила. Она умыла меня, пожалела, переодела и покормила. А я боялась смотреть на неё. Вдруг моя тайна раскроется?!
Ещё долго я мучилась из-за своего поступка, даже признаться хотела. Но потом дала сама себе честное - пречестное слово, что больше никогда не буду обманывать маму!