Аннотация: Заметки с I Всероссийского литературного семинара "Очарованные словом"
Там, где Астафьев развел тайгу
Место на левом, крутом берегу Енисея, где первые русские землепроходцы поставили острог, а с ним и сам острог, пионеры окрестили "Красный яр". Уместно вспомнить, что на языке россиянина XVII века (а именно тогда шло наиболее активное освоение Сибири казаками) "красный" означало "красивый". Красивый, то есть, яр. Название - в точку. Красноярск - удивительно привлекательный город, природа вокруг него - просто сказочная!
* * *
Немного странно отложились в памяти впечатления от пребывания на первом Всероссийском семинаре молодых литераторов "Очарованные словом" в Красноярске, 19-23 сентября этого года. Мозаично. Наверное, сказалось обилие беспрецедентной информации - в первый раз побывала за Уральским хребтом! Память моя о Красноярске и семинаре дискретна, словно цветная фотопленка - ряд ярких картинок.
А вот фотоаппарат, как на грех, меня подвел, и "настоящие" картинки получились размытыми. Эдакий город-сказка, город-мечта предстает на них. Ну что ж, и это похоже на правду. В каких городах бывшего СССР можно увидеть на улицах пальмы? В Анапе, в Пицунде, во Владикавказе и в Красноярске.
Какой-то известный питомник подарил городу 50 пальм. Вместо того, чтобы увять от одних звуков слова "Сибирь", они в специальных кадках прижились на улицах Красноярска и размножились. Теперь их уже намного больше. Правда, во избежание, пальмы все-таки оставляют под открытым небом летом, а зимой увозят в оранжерею. День моего отъезда оказался и днем отъезда пальм на зимовку. По улицам Красноярска проехал грузовик, из кузова которого прощально махали сибирскому небу их "символические" ветви. Жаль, что я не помахала вослед национальным красноярским деревьям!
Красноярск выглядит городом, где можно прожить всю жизнь. Он даже чем-то напоминает мой родной Ростов-на-Дону. Та же европейская планировка с четкими перпендикулярами улиц, та же нарядная набережная, та же могучая судоходная река... только Енисей врезается в тело города, деля его на три жизнеспособные части, а на "Левбердоне" жилья отродясь не было, сплошная зона отдыха. Сейчас, вероятно, она обросла коттеджами. И еще Красноярск окружен не степями, а сопками.
* * *
Сосредоточусь на официальной части. Впервые семинар "Очарованные словом" проходил на Всероссийском уровне. Инициаторами его выступили Управление культуры администрации Красноярского края и фонд имени В.П. Астафьева, созданный самим писателем в 1994 году. Десятый раз собираются подобные семинары. Прежде их бессменным глашатаем и самым авторитетным судьей был Виктор Петрович. Теперь вместо него действует Фонд. Впервые в нынешнем году "география" участия расширилась на всю страну.
- Виктор Петрович был бы этим доволен! - заявила на открытии семинара президент фонда имени В.П. Астафьева, известный меценат Евгения Георгиевна Кузнецова. Дала несколько обещаний: впредь "астафьевские" семинары будут общероссийскими, произведения их лучших участников будут издаваться в альманахах Фонда. Первый альманах объединил только лауреатов астафьевской премии.
В этом году за нее боролись более 120 молодых литераторов со всей России. Лауреатами премии стали в номинации "критика" Виталий Науменко (Иркутск-Москва) и отец Виктор Теплицкий, в номинации "поэзия" - Ольга Рычкова (Красноярск-Москва), в номинации "проза" - Евгений Мамонтов (Владивосток). Четыре школьника получили премию для самых юных "Ранний дебют". Специальных дипломов удостоились публицист Дмитрий Краснопеев, прозаик Елена Коростелева и молодой автор Елена Шелопякова, все трое жители края. Более чем половину претендентов пригласили на семинар. Им вознаграждением за творчество послужило напутствие Мастеров и - хочется верить! - незримое благословление самого Виктора Астафьева.
Подбор мастеров впечатлял значимостью творческих судеб и разнообразием жанров: "профессиональный диссидент", прозаик Евгений Попов, вечно молодая шестидесятница Римма Казакова, известнейший фантаст Михаил Успенский, бессменный редактор самого стойкого провинциального литературного журнала "День и ночь" Роман Солнцев, петербуржский кинодраматург Михаил Кураев, знаменосец современной российской критики Лев Аннинский. Виктор Астафьев был одним из признанных "деревенщиков", но семинары его памяти свободны от заданности темы. Как и выбор лауреатов премии. И фантастика приветствуется (недаром в жюри Михаил Успенский), и, Боже мой, видели бы вы, за какие авангардные стихи красноярцу Антону Нечаеву дали год назад высшую астафьевскую награду!
* * *
Как я там оказалась? Как большинство взрослых участников. Послала "на авось" прозаическую рукопись Фонду - что получится?
Получилось. Эта осень для меня - просто болдинская. Сначала в Красноярск позвали, а потом и в Липки, на пятый форум молодых писателей России приглашение пришло. Западно-сибирская командировка, на мой взгляд, вышла шикарной - пять дней в астафьевском краю и занятия в семинаре Евгения Попова. Который, признаюсь без ложной скромности, на подведении итогов семинара заявил: "Елена Сафронова - сложившаяся литературная персона". Впрочем, Евгений Анатольевич для каждого своего ученика нашел добрые слова.
Жаль, что с момента смерти Виктора Астафьева из номинаций премии убрали журналистику. Ценно было бы и корреспондентскую квалификацию повысить на "астафьевском" мастер-классе для работников СМИ. Но после Астафьева, говорят руководители Фонда, никто не решается оценивать журналистское мастерство вкупе с гражданской позицией. Он сам был прекрасным публицистом.
* * *
Классический литературный семинар - обмен участников рукописями, вручение общей подборки мастеру, обсуждение каждого и резюме руководителя мастер-класса. Ну, а потом содействие публикациям молодых - если мастер сочтет нужным чьи-то труды поместить в печать.
Классический же случай, что подавляющее большинство участников семинара сами не знают, зачем на него явились. На лобовой вопрос есть несколько стереотипных ответов, на первом месте среди коих "Пообщаться с молодыми авторами из других городов". "Пообщались?" - спрашиваешь. "Ага!" - и рот до ушей. "А чем это общение лучше твоего, в привычном кругу, что потребовалось в такую даль ехать?" И тишина. И мертвые с косами вдоль дороги.
Наученная горьким опытом, лобовых вопросов я на этом семинаре никому не задавала. А если меня напрямик спрашивали, для чего я на семинар притащилась через полстраны, скромно отвечала: "Красноярск посмотреть!" После чего можно было беседу перевести в традиционное русло обмена впечатлений о городах.
Дело в том, что все молодые едут за славой и регалиями, а не очень молодые - за разрядкой и расслабухой. Верхний возрастной предел для астафьевских семинаров - 35 лет. Водораздел условный. Скажем так: если не заявил о себе как литератор до этого срока, значит, оно тебе и не надо. Примеры Гончарова и Тютчева (для особо скромных) все же единичны. Половина искренне верит, что участие в семинаре мигом внедрит их в ряды небожителей. а половина отчетливо знает, что ни шиша оно не даст, кроме разве считанных публикаций, но жаждут окунуться в атмосферу писательского разгула (или загула, кому как милее произнести). Те, что постарше. И так не только на астафьевском форуме, но на любом литературном. Это нормально, пока жива российская литература! В конце концов, кому суждено проблеснуть, от того миг восхода не уйдет!
Только вот потребную для семинара критику друг друга, обсуждение литературной части, кроме плодотворно-расплывчатого "общения с молодыми авторами из других городов" понимают и принимают не все. Воспринимают ее, как личное оскорбление. В работе нашего прозаического семинара (казалось бы, прозаики не поэты, адекватнее и уравновешеннее!) были такие всплески эмоций и провалы настроения после критики, что Евгений Попов вынужден был напомнить слова Алексея Арбузова, адресованные молодым артистам на занятиях театральной студии: "Мама дома похвалит, а здесь ругаться будем!" Если обойтись без ругани, дешевле дома напиться...
Меж тем семинары неизменно удаются, и пусть дорогие организаторы не обижаются на беззлобные шпильки постфактум.
* * *
Как заведено в России, рукописями студенты стали обмениваться после, а не до начала занятий. В первый день то ли растерялись, то ли не подумали, то ли обалдели от радости встречи с Риммой Казаковой в зале Красноярской филармонии.
Римма Федоровна читала стихи последних лет и признавалась в нелюбви к современным песенникам. Более всего ее поразили перлы от Глюкозы: "Я беременна, но это временно!" и "Твоя невеста, честно, честная, ё!"
- Ну, вот как это прикажете понимать? - весь день спрашивала Римма Федоровна у средневозрастного, молодого и совсем юного поколения. Никто не ответил.
* * *
Меня в день приезда очаровал навсегда Красноярский литературный музей. На улице Ленина, одной из главных в Красноярске, стоит резной деревянный теремок, снаружи - маленький, как пасхальное яичко. Дом некоей купчихи, прекрасно сохранился. Внутри два этажа с мезонином, больше десятка комнат, и в каждой богатейшая и продуманная экспозиция, от времен первопроходцев до наших дней. Рукописи, вещи, мебель - включая крест из двух бревен, какие ставились на могилах русских земле- и морепокорителей и берестяные туески из хозяйства Агафьи Лыковой - реконструируют эпохи: завоевание Сибири, пушкинская пора, Красноярск дореволюционный, поездка Чехова на Сахалин, революция, десятилетия лагерей, наши дни. Зал памяти Астафьева и стенды других выдающихся писателей-красноярцев: Сергея Сартакова, Алексея Черкасова, Вячеслава Назарова. Сотрудники музея дружат с Агафьей Лыковой, пишут ей письма полууставом. Выразили готовность дружить и с рязанскими литературными музеями, обмениваться опытом. Это нынче нам бы пригодилось.
На пресс-конференции в честь открытия семинара задаю вопрос, сколько всего в Красноярске музеев, связанных с именем Астафьева.
Зоя Благих, начальник управления культуры администрации Красноярского края:
- Официально зарегистрирован музейный комплекс в Овсянке, библиотека-музей имени Виктора Петровича там же, два муниципальных музея. Но я бы предпочла не тиражировать имя Астафьева, не спекулировать на этой теме. Нет ничего страшнее местечкового патриотизма! Виктор Петрович - великий представитель российской литературы, но был он очень скромным человеком, и начни мы его хвалить в глаза, он бы резко возразил. Поэтому, думаю, важно сосредоточиться не на поиске его фотографий и личных вещей, а на популяризации его наследия. Нет лучше памяти о писателе, чем его книги в каждой библиотеке края!
- А у нас в Рязани, - говорю, - к юбилею Есенина, наверное, еще музеи его имени откроют...
Евгений Попов спросил из президиума:
- А что у вас делается ради памяти Солженицына?
Пришлось рассказать про фанерную доску на доме и маленькую мраморную на школе.
Как выяснилось по приезде, новые музеи "про Есенина" в Рязани действительно открылись.
* * *
Красноярск - город масштабов. Здесь широкие улицы, мощные дома, размашистая кайма сопок вокруг города, Енисей ровно в два раза шире Оки (его делит на два рукава остров, увенчанный гигантским Дворцом спорта имени Ивана Ярыгина). Здание краевой научной библиотеки, где начался семинар, по площади - футбольное поле, до потолков его достать невозможно даже дяде Степе, из огромных окон видны - на все четыре стороны - Енисей с правым, жилым берегом, центр города, Караульная гора с часовней.
Главные достопримечательности Красноярска вообще любимы народом, так как изображены на червонце: Красноярская ГЭС, Коммунальный мост и часовня Параскевы Пятницы. Она возведена на горе со стародавним именем Караульная, на месте сгоревшей во время одного из последних набегов таежных врагов засечной вышки. Теперь на этой горе коттеджный район Покровка, официально - Слобода Весны.
На Покровке пушка стреляет, обозначая полдень. Два полудня мы встретили по ее команде. Когда в педуниверситете занимались. Он прямо под Караульной горой, на улице Лебедевой, и грохот выстрела слышно отменно. Наш бравый лейтенант краснодарец Александр Карасев, дебютировавший год назад в "Новом мире" с военной повестью "Запах сигареты", заявил, что это взрыв, и стал перебирать боеприпасы, могущие так бабахнуть. Но оказалось, это очень мирный звук. Напротив, не услышав его, красноярцы бы, наверное, встревожились, так же, как если убрать из их жизни переливы уличного радио: "Широка-а... страна моя род-на-я!"
Утром и вечером слышала я эту оптимистичную мелодию. И бой башенных часов, очень похожих на Биг Бен, пристроенных к зданию мэрии. Мэр Красноярска Петр Иваныч Пимошков - человек с фантазиями, за которые получил любовное прозвище сограждан: "Петр Фонтаныч". Одно пристрастие очевидно из прозвища, другое - вышеупомянутые пальмы, третье - башенные часы с боем... Вообще, архитектура и антураж в Красноярске потрясные!
* * *
Программа семинара была плотнее некуда четыре дня. Когда удавалось перевести дух (в основном в автобусе), задумывалась: на что трачу десять дней (учитывая дальнюю дорогу)? Что есть литературный труд в наши дни - дело жизни, ремесло для прокорма или забава для уже обеспечивших себя иными доходами? Стоит ли превращать писательство в профессию, или пред ним нужно благоговеть?
А что я размышляю над этим сама? Слава Богу, есть у кого спросить!
- Михаил Глебович (Успенский. - Е.С.), как бы вы посоветовали молодежи смотреть на литературу - как на высокое искусство, или как на средство заработать?
- Для меня такого вопроса нет - я знаю, что ничем другим не заработаю.
Михаил Успенский смолоду знал, что хочет заниматься литературным трудом, но стал признанным писателем тогда, когда это звание перестало пользоваться популярностью, смешанной с пиететом. Теперь это профессия не хуже и не лучше всех прочих. Но чтобы ею гордиться, "надо сначала хорошую литературную репутацию заработать. Доброе имя - само по себе капитал".
- Что сейчас является, на ваш взгляд, лучшей репутацией?
- Не писать ничего в угоду обстоятельствам, времени, сиюминутности.
Успенский - один из лучших мастеров российской фэнтези и юмора. На взгляд сноба, вероятно, - представитель легкого жанра. На взгляд собрата по перу Евгения Попова, Михаил Успенский, начинавший с уморительно смешных рассказов высочайшего класса, остался собой и в этой ипостаси. Нет легкого жанра, есть плохие писатели, не умеющие в этих рамках подняться над собственной безликостью.
- Так, может, рекомендовать всем семинаристам выпекать детективы и любовные романы, как машина из романа "1984"?
- Это примерно то же самое, как при советской власти молодому человеку говорили: "Ты неплохо пишешь, но не то. Поезжай, брат, на БАМ, напиши комсомольский очерк или романчик - командировку оплатим и 300 рублей твои", - пустился в воспоминания Попов. - Много талантливых людей сгорели на этом - стали халтурщиками не халтурщиками, но винтиками государственной машины. Только "задания" сегодня другие. Не
- Что, - говорю, - не превращать литературу в средство добывания пропитания?
- Я литературой не зарабатывал почти всю жизнь. Когда тиражи по 5 тысяч, на них и сегодня не заработаешь. Занимаюсь тем, что пытаюсь описать это все. Можно писать детективы, но если делать это лишь ради заработка и без умения, они раз от разу будут становиться хуже, и счастья не принесут, и заработки невеликие, и профессия уже, смотришь, другая...
Резюме номер один: в любом деле надо быть мастером. Даже в развлекательной литературе. Тогда не грех дивиденды стричь с творческого труда (на зависть тем, кому это не удается).
Но вообще - обратите внимание! - бизнес в нынешней России благоволит к искусству. Президент Астафьевского фонда Евгения Кузнецова в недалеком прошлом директор ОАО "Пикра", поднявшая пивной завод из постперестроечных руин. Бессменные спонсоры астафьевских семинаров - ОАО "Пикра", Красноярский завод цветных металлов и Красноярский алюминиевый завод. Роман Солнцев (тьфу-тьфу!) год от года находит спонсоров для чудесного своего детища, демократичного и высококультурного журнала "День и Ночь". И мне помогли доехать до Красноярска рязанские "Автоледи", учредившие благотворительный автопробег. За что им отдельное душевное спасибо.
Все-таки бизнес видит в меценатстве не только расходную статью. Грамотные руководители высшего звена умеют извлекать пользу из целевых расходов. Репутация благотворителя - лишь одна из преференций.
Резюме номер два: если у тебя есть талант, ты вправе распорядиться им, как орудием производства. Умение писать так, чтобы тебя читало много разных людей, срывая книжки с лотков на манер горячих пирожков, - особое дарование. И вовсе не обязательно для "массовки" скатываться на гаерский уровень. Как говорит Успенский:
- Меня никогда не заставляли вводить в свои романы сцены секса и насилия.
- Издатели не заставят править хорошую вещь, не захотят портить гармонию? - догадываюсь.
- Издателям на гармонию в общем-то наплевать, главное, что они просекают сразу - "пойдет - не пойдет"!
Трижды неправы те, кто полагает - без смакования пороков книга "не пойдет". Ты, главное, пиши хорошо, чтобы людям было приятно тебя читать, а не только самому себя перечитывать и хвалить!
* * *
После закрытия семинара мы ездили на поклон к Астафьеву, в поселок Овсянку, в край с красноречивым названием Дивногорье. Дивные виды начались сразу за окраиной города. Правый берег расположен террасами: первый ряд - деревянные домишки, второй - крыши пяти- и девятиэтажек, третий - опять пятиэтажки, четвертый - сопки, поросшие лесом. Зрелищно!
Дважды просвистели с песнями мимо знаменитых "Столбов" - следов тектонического разлома, нерукотворных каменных колонн среди леса. Тоже считаются достопримечательностью Красноярского края. Но о них ничего, кроме того, что они существуют, я сказать не могу.
Красота пейзажей достигла апогея после серпантинной дороги "Тещин язык", на смотровой площадке. Площадке лет пять, а вояж в эти места непременно начинается со взгляда на Енисей со ста метров высоты, и как будто так было всегда. Открывает ее стела с мемориальной доской в честь начальника одного из дорожных управлений Красноярска, который придумал и построил этот "обзорный пункт". На площадке нас встречали женщины в народных костюмах, с хлебом-солью и величальными песнями. Попробовать каравай не удалось, он весь разошелся по Мастерам.
- А сейчас возьмитесь за руки, гости дорогие! - сказала старшая приветствующая и подхватила ближайшего к ней москвича за ладонь. Надо составить хоровод и медленно, плавно, со здравницей идти к Царь-Рыбе - памятник ей установлен на площадке. В слегка разреженном и непривычно чистом воздухе плывет навстречу гостям Царь-Рыба, царских размеров осетр. Ее надо подергать за усы - на счастье. Подергали. Ждем-с.
Опершись на парапет, смотрю вокруг со стометровой, наверное, высоты - лепота!
Внизу нестерпимо блестит Енисей, и, словно осколки живого текучего огня, что-то вспыхивает на почти отвесном склоне. Приглядываюсь - стекло! Оказывается, это место свадебных паломничеств (наряду с часовней Параскевы Пятницы), и с парапета положено кидать вниз полную бутылку шампанского. Разобьется - счастье молодоженам обеспечено. Не разобьется... все будет зависеть только от них.
В поле зрения попадает горстка спичечных коробков в прибрежье - сама Овсянка. Дорога вьется вдоль Енисея, повторяя изгибы береговой линии.
* * *
Овсянка - чистенький поселок. В Сибири то ли лучше метут, то ли просто не сорят. На город она никак не похожа, но этого и не надо - обаяние старинного села рыбных промысловиков витает над этим местом. Овсянка вытянута между грядой сопок и великой рекой. На Енисее оборудована довольно приличная набережная. Овсянка сегодня считается местом престижным: с одной стороны, близко к городу, протянуты все жизненные коммуникации, с другой - природа, чистый воздух и неувядающие красоты. Дом с землей стоит здесь около миллиона рублей. На доллары в этом краю не считают (а получается - 30 тысяч).
Когда Астафьев покупал здесь домик, расценки были другими. Он провел в домике из трех комнат с большим пристроенным флигелем (так назвали бы надворную постройку по-московски) последние десятилетия. Во флигеле останавливались гости первой звездной величины - Кирилл Лавров, Никита Михалков, Сергей Шойгу, Валентин Распутин, сам Президент (правда, уже после смерти писателя). Виктору Петровичу хватало для жизни двух комнат - гостиной, спальни-кабинета и просторной кухни. Радостью его, говорят экскурсоводы, был сад.
Из дома в Овсянке Виктора Петровича увезли после инсульта в 2000 году. Больше он сюда не вернулся. Домик, ставший музеем, еще хранит следы спешных сборов хозяина. Полфлакона туалетной воды на столике...
Библиотека-музей В.П. Астафьева в селе Овсянке построена в 1975 году. То есть построена, конечно, как библиотека, вместо старой, расположенной в обычном деревянном доме. А сейчас это, я бы сказала, музей астафьевской прозы. У дома прихотливые контуры, высокие, словно готические, окна, несколько этажей, оригинально соединенных лестницами - диковинная архитектура напоминает о Царь-Рыбе. Люстра в главном выставочном зале воспроизводит хребет Царь-Рыбы. Под этой люстрой обычно разворачиваются сцены из книг Астафьева. В папье-маше. Когда мы там были, дошел черед до повести "Кража", и два детдомовца остервенело замахивались друг на друга картонажными табуретками...
Папье-маше здесь любят. Войдя в домик семьи Потылицыных, где у бабушки по матери вырос рано осиротевший Витя, я первым делом вздрогнула - из-за плеча экскурсовода грозно хмурился дед в домотканой холстине, с лешачьей бородищей до пупа. Экскурсовод пояснила: это кукла, изображающая дедушку Потылицына. Разъяснения не спасли от приступа страха и в соседних комнатах - там дядя за самоваром, а там бабушка за швейной машинкой и два паренька играют на полу. "Справа Витя Астафьев, а слева его двоюродный брат Алеша". Из чего? - папье-маше.
Взрослый Виктор Астафьев слишком весом для папье-маше. Они с супругой Марией Семеновной отлиты в бронзу, скульптура стоит во дворе его домика. В гипсе он памятник видел, в бронзе - не успел. Бронзовение для человека - скверный признак, боюсь, скоро, Астафьев превратится в мифологический персонаж. Скорее, скорее узнать его как человека, а не как некий лозунг, пока это еще реально, пока в современниках жива настоящая память!
Знаете, какая живая черточка в этом человеке особенно трогает? Он подбирал на улице сломанные деревца-кустики заведомо бесполезных пород и сажал у себя на участке. "Что ты развел тайгу?" - говорили соседи, хозяйственные сибиряки. Вроде даже с упреком. "А мне нравится!" - отвечал Астафьев.
Напрашивается параллель с его деятельностью в Фонде, с опекой молодых талантов (ох, хлопотное это дело, неблагодарное, доложу вам!..) Писатель, мягкосердечный и непрактичный, не научившийся за все годы несладкой жизни жестко глядеть на молодую и беспомощную поросль, даже бесполезную, стал ее подпитывать и подставлять лучам солнца. Несмотря на гигантский опыт собственной борьбы за выживание - его-то в литературу никто не "подсаживал". Развел тайгу молодых задиристых саженцев! Ну, как, Виктор Петрович, нравится?
* * *
Кладбище в Овсянке небольшое, тихое и чистое, с песчаными дорожками и плакучими березами. Одна из них свесила ветви на черномраморную могильную плиту писателя с золотым автографом. Рядом - могила дочери Астафьева Ирины. Она ушла еще при жизни отца...
Батюшка Овсянкинского храма во имя святителя Иннокентия (сибирский славный пастырь) предлагает пришлецам помолиться за упокой душ раб Божиих Виктора и Ирины. "Это совсем просто, даже если вы не знаете молитв - ненадолго отрекитесь от мыслей о земном и просите Господа, чтобы он простил нас всех и дал вечное успокоение усопшим..." Нам раздают свечки, и я ладонью упрямо прикрываю огонек от ветра, дабы не погас, пока не отзвучат слова заупокойной.
Можно зайти и в храм - небольшой, деревянный, с синим куполом на высоком шатре. Но как-то неудобно по-походному, в джинсах и без ненужного в столь жаркое бабье лето платка. Вот и маюсь перед церковным порогом. Вышедший из храма молодой священник светло улыбается:
- Проходите так, матушка! Бог милостив!
А ведь платочек можно и в храме попросить! Мне его дают не чинясь. Доброта сельского причта трогает. Тогда как строгость "служителей культа" (иначе и не скажешь) в крупных лаврах и центральных соборах отвращает. Интуитивно убеждена, что неодобрение, порицание человеку, идущему в храм, на зов души, за его внешний вид не может идти от Бога.
Заказываю, в числе прочих треб, молебен о путешествующих, чтобы благополучно добраться домой. Отъезд уже завтра.
Красота этих мест столь высокой концентрации, что не отпускает. Она осела где-то во мне комком сияния - то ли в голове, то ли в сердце, то ли в той эфемерной составляющей человека, что зовется душой. Хочется вернуться, хочется побродить по Красноярску спокойно и бездельно, погулять по Овсянке без спешки, искупаться в Енисее (летом - почему нет?). Минусинская журналистка Елена Лялина, вольный слушатель семинара, звала на фольклорный фестиваль "Саянское кольцо": "Там такая дружеская атмосфера, такая зрелищность, тебе понравится!.."