Жан-Мари Руголь рассказывает о том, как случайная встреча с отставным министром обернулась для него изданием собственной книги о жизни на улице, и о том, как круто изменилась сама жизнь.
Без малого три десятка лет нищенствовал Жан-Мари Руголь в Париже. Фигура его, с протянутой в тени Триумфальной арки рукой, хорошо примелькалась именитым и состоятельным гражданам, регулярно навещавшим модные бутики и люксовые ночные магазины на Елисейских полях.
Кто-то игнорировал его вежливые просьбы и отворачивался, кто-то откупался монеткой-другой или даже банкнотой; пару раз предлагали ему роль статиста в кино.
Теперь же, вследствие случайной встречи с бывшим правительственным министром, что помог опубликовать ему историю о годах, проведенных в нищете, жизнь его претерпела, по его словам, "чудодейственное" изменение.
Авторский гонорар за книгу, проданной в количестве 50 тыс. экземпляров, занимающей третье место в рейтинге бестселлеров "французского общества" на "Аmazon", означает, что Руголь может купить себе квартиру, подыскивает работу и уже пишет продолжение.
"Мне представился шанс. Это настоящее чудо для меня, и у меня нет желания возвращаться на улицу. Я не хочу разочаровать людей, которые поверили в меня и помогли, - говорит Руголь в интервью газете "Observer". - Я буду искать работу, пусть даже мытье посуды в ресторане. Теперь моя очередь помогать людям с улицы. Любой может оказаться на их месте. Можно быть руководителем и потерять работу, пережить пожар или катастрофу, или пенсии может не хватить на пропитание, и вот вы здесь. Тем же, кто имеет крышу над головой, следует развивать солидарность, потому что лишиться всего, что имеешь, вполне легко".
"Пока, конечно, мне приоткрылся лишь краешек нищеты, - писал Джордж Оруэлл в книге "Фунты лиха в Париже и Лондоне" более 80 лет назад. - Но все же кое-что, слегка хватив бедняцкого лиха, я усвоил. Я никогда уже не буду думать о бродягах, что все они пьяницы и мерзавцы, не буду ждать благодарности от нищего, которому я кинул пенни, не буду удивляться слабоволию тех, кого выгнали с работы, не буду опускать монеты в кружку Армии спасения, отказываться на улице от рекламных листовок и наслаждаться угощением в шикарных ресторанах. Начало есть".
Руголь, которому сейчас 48, конечно, не Оруэлл. Но его история о жизни на улицах французской столицы, под названием "Je tape la manche" ("Я прошу милостыню"), показывает - мало что изменилось для тех, кто стоит с протянутой рукой.
"Я и представить не мог, что моей работой станет нищенствование, выпрашивание милостыни на улицах Парижа, выживание, - пишет Руголь. - Никогда не думал, что буду спать ночами на улице, на лестницах метро... Конечно, я ответственен за то, что со мной произошло, но жизнь моя и начиналась плохо. Это не оправдание, это факт".
Руголь родился в Париже за месяц до студенческих волнений в мае 1968 года. Мать вскоре бросила его, а отец отвез в деревню и передал в приемную семью. О его впечатлениях, когда ехали поездом, он пишет: "Я был счастлив и абсолютно уверен, что увижу слонов. То и дело высовывался в окно".
Слонов во французской провинции не оказалось, и разочарования юного Руголя на этом не закончились. Приемная мать была груба и жестока, держала его на черством хлебе и воде, запирала в черном, как смоль, подвале, говорит он. "Ни подарков, ни еды, ни ласки, этим людям платили за воспитание детей, и я был для них всего лишь источником дохода".
Хотя отец и привез его, в итоге, обратно в Париж, юношеские годы Руголя прошли бестолково. Его отчислили из школы, много раз он сбегал из дома и к двадцати годам, после серий мелких провинностей и краткосрочной военной службы, уже освоился в уличной жизни.
Он подробно излагает, как провел ночь в метро с "крысами размером с кошек", временами просыпаясь и обнаруживая кражу скудного своего имущества, "рюкзака и даже ботинок".
Жизнь Руголя изменилась, когда однажды на Елисейских полях он предложил присмотреть за велосипедом Жана-Луи Дебре, 72-летнего министра в отставке. Немного пообщавшись, Дебре решил посодействовать Руголю и побудил его к письменному изложению своей жизненной истории.
Теперь в минуты, когда не просил подаяния, Руголь присаживался в местном парке и коротко записывал в блокнот воспоминания, которые затем передал Дебре для редактирования. Когда он пояснил, что образования у него практически нет, Дебре посоветовал ему не беспокоиться об орфографии и грамматике, а просто "писать".
"Я сказал ему, что остальное неважно, я хотел глубже понять его жизнь, почему он побирается", - поясняет Дебре в предисловии к книге. "Почему лишь отдельным знаменитостям или тем, кто провозглашает себя таковыми, - политикам, звездам телевидения, радио и кино, позволительно вскрывать свое прошлое, писать или издавать автобиографии? Разве те, у кого нет громкого имени, не могут поведать нечто интересное? Он [Руголь] на многое открывает мне глаза, и это нечто большее, чем то, что я смог предложить ему".
Книга была опубликована в 2015 году, но лишь несколько месяцев назад Руголю вручили гонорарный чек, благодаря которому он может начать новую жизнь. Книга в мягкой обложке вышла в свет в ноябре.
Сегодня Руголь провозглашает Дебре своим спасителем. "Два года назад я и помыслить не мог о том, что со мной произойдет. Жан-Луи для меня - отец, какого у меня никогда не было. Он до сих пор звонит мне, не бросает меня. Говорит, моя жизнь начала выправляться и теперь, когда я встаю на ноги, я должен позаботиться о том, чтобы она продолжалась. Он прав", - говорит Руголь.
Руголь твердо решил больше никогда не возвращаться на улицы. Свое решение он намерен выполнять.