Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено.
И.В.Сталин
Нет в мире непознаваемых вещей, а есть только вещи, еще не познанные, которые будут раскрыты и познаны силами науки и техники.
И.В.Сталин
... На краю нашей планеты лежит, как спящая принцесса, материк, закованный в голубое. Зловещий и прекрасный, покоится в своей морозной дремоте, в складках мантии снега, в светящихся аметистами и изумрудами льдах. Его горизонты окрашены розовыми, голубыми и зелеными тонами...
Антарктический исследователь, летчик, моряк, адмирал ВМС США Ричард Бэрд. Впервые (1929) достиг Южного полюса Земли на самолете.
Тревожное лето 1939 года стучалось в ворота истории...
Европа предчувствовала близкую войну. Европейские державы торопливо вооружались и уточняли планы военных действий. Страны поменьше, уже метко обозванные Гитлером "мусором мелких государств", в панике искали союзников и гарантов, предлагая взамен безопасности все, что угодно.
Совсем недавно закончилась гражданская война в Испании.
Грохоча растущими, как зловещие грибы, заводами, набирало обороты военное производство Германии. Уже был спущен на воду мощнейший в мире линкор - "Бисмарк". Немцы успели присоединить Австрию, встретившую их цветами и улыбками, и в марте 1939 года - Чехословакию. Чехословаки торопливо сдались без боя и вручили немцам свои арсеналы - снаряжение вермахта сразу удвоилось.
Осенью 1938 года при подписании Мюнхенского соглашения правительство Англии торжественно пообещало защищать Чехословакию от агрессии. Однако уже в марте 1939 года Чемберлен заявил в палате общин, что, по его мнению, распад Чехословакии аннулировал эти гарантии, и он не считает себя связанным этим обязательством. Немножко посочувствовав чехословакам, Чемберлен сказал, что не видит причин, почему этот вопрос должен "уводить в сторону" политику Англии. Короче говоря, Англия традиционно пакостила всем вокруг, стараясь придать событиям желательное направление, то есть сделать так, чтобы воевали все, кроме Англии.
Правда, территорией Чехословакии немцам пришлось поделиться с воинственными поляками. Уинстон Черчилль, еще не премьер, искренне обозвал Польшу "гиеной Европы".
Национал-социалистический Берлин, уверенный в грядущих победах, грозно порыкивал на соседей.
23 мая, выступая перед своими военными, Гитлер объявил, что Германии пора вернуться в число могущественных государств, для этого надо расширить "жизненное пространство", а расширение пространства невозможно "без вторжения в чужие государства или нападения на чужую собственность". Это было его ответом Ф.Д.Рузвельту, который незадолго до этого прислал фюреру германского народа телеграмму с требованием потерпеть и двадцать пять лет войн не устраивать. Как раз перед этим в Берлине ученые Отто Ган и Фриц Штрассман сообщили об открытии деления ядер урана под действием нейтронов. В СССР о том же сообщил И.В.Сталину молодой физик Флеров. На горизонте, видимом лишь посвященным, замаячила угрюмая тень атомной бомбы.
В Берлине на Унтер-ден-Линден спилили вековые липы - чтобы не мешали проводить грандиозные парады.
Спешно вооружался и Советский Союз, время от времени безнадежно пытаясь предотвратить уже непредотвратимое - новую мировую войну. СССР, развивающий экономику беспрецедентными в истории темпами, не нуждался ни в какой войне. Франция, то ли недооценивая, то ли трезво оценивая свои силы, продолжала надоедать Англии тоскливыми напоминаниями о боевом союзе первой мировой, не забывая увлеченно подталкивать Гитлера на восток. Даже Польша - и та строила планы возрождения Великой Речи Посполитой от Балтики до Черного моря, предполагая то ли захватить в обозримом будущем Москву и Берлин, то ли ограничиться Советской Украиной. Практичные американцы, игнорируя позицию собственного президента, вовсю торговали оружием и технологиями - строили то авиазаводы в Японии, то автозаводы в Германии. Италия, не так давно танками и боевыми газами отважно победившая абиссинскую армию, вооруженную копьями, возгордилась настолько, что Муссолини не уставал напоминать миру, что вполне серьезно считает себя преемником и инкарнацией Юлия Цезаря.
На Дальнем Востоке, отгрызая у Китая провинцию за провинцией, суетились японцы, здраво полагая, что в случае большой войны и они что-то, да урвут. На всякий случай 11 мая они уже вошли на территорию Монголии большими силами, чем вермахт в Чехословакию, в районе реки Халхин-Гол, нарыли окопов и с восточной невозмутимостью ожидали реакции СССР.
Дипломаты "Тысячелетнего рейха" сновали между Лондоном и Берлином, между Москвой и Берлином, между Парижем и Берлином. И английские, и немецкие дипломаты неожиданно зачастили в Варшаву. Шушукались о чем-то англичане с японцами в Китае. 3 мая 1939 года наркомом иностранных дел СССР стал Молотов - в отличие от своего предшественника Литвинова, горячего сторонника союза с Англией и Францией - человек на редкость прагматичный и здравомыслящий, к тому же русский, а не еврей, что было важно для диалога с национально озабоченными немцами.
СССР, Германия, Италия торопливо испытывали новые виды оружия...
Европейские лидеры самозабвенно плясали с факелами на пороховом погребе. Европа уверенно и целеустремленно шла к катастрофе, заодно втягивая в свои опасные политические игры весь мир.
В бурлящей Европе мало кто интересовался другими частями света, поэтому почти незамеченной прошла непонятная экспедиция немецкого капитана Альфреда Ритшера в далекую Антарктиду зимой 1938-1939 годов. Ледяной континент в те времена интересовал разве что китобоев да ученых-географов. Зато антарктическими вояжами нацистов заинтересовалась организация, от китобойного промысла весьма далекая - Главное Управление Государственной Безопасности Народного Комиссариата Внутренних Дел СССР...
Глава 1. Капитан ГУГБ НКВД Александр Барсов - товарищ Ким.
Черная новенькая "эмка", блестящая под несильным летним дождем, расплескивала лужи. Катилась по Москве неторопливо, важно, сверкая лакированными бортами. Александр жадно разглядывал дома по сторонам улиц, прохожих - то бегущих, зачем-то спасающихся от такого ерундового дождика, то шествующих под зонтами, то игнорирующих льющуюся с неба воду...
Мерно покачивались на лобовом стекле "дворники". Сквозь серые мокрые тучки то и дело проглядывало солнце, рисуя на струях дождя небольшие радуги.
Капитан государственной безопасности - что официально приравнивается к армейскому полковнику, а ранее - комбригу, Барсов бездумно улыбался. Сколько он не был в Москве? На мгновение он задумался. Точно, четыре года. С одна тысяча девятьсот тридцать пятого. Мимо с грохотом проскользил сквозь дождь красно-желтый московский трамвай. С перекрестка навстречу трамваю промчалось чудо техники - двухэтажный желто-синий троллейбус ЯТБ-3.
Солидный щеголеватый лейтенант, сидевший впереди, рядом с водителем, иронически поглядывал на наивного провинциала-северянина, каким наверняка считал Александра. Ну и наплевать! Провинциал... Александр поймал в зеркальце салона взгляд лейтенанта и медленно, злобно оскалился. Отшлифованные стальные зубы сверкнули. Лейтенант непроизвольно вздрогнул и торопливо уставился вперед. Вот так, москвич... По тротуарам вышагивать - это тебе не в Ледовитом океане геройствовать. Тебя бы на обледенелый дирижабль! Да в шторм. Александр аккуратно поправил на груди ордена - Красного Знамени, Ленина, звезду Героя СССР. Стряхнул с петлицы несуществующую пылинку. Лейтенант скривился. Александр почувствовал это по его напрягшемуся стриженому затылку - и беззвучно выругался. Автомобиль подкатил к огромному внушительному зданию народного комиссариата внутренних дел, плавно затормозил.
Лубянская площадь, дом два, главный вход. В бюро пропусков не заезжали - ждут северного гостя с нетерпением, раз пропуск приготовили заранее.
Подбежавший подтянутый сержантик чуть оскользнулся на мокрой брусчатке, но дверцы распахнул стремительно, лихо, умеючи. Лейтенант обернулся к Александру и недовольно подсказал:
- Приехали, товарищ капитан.
- Хорошо, - Александр холодно кивнул, вышел. Автомобиль, развернувшись, покатил в сторону.
- Пройдемте, пожалуйста.
- И против этого нет возражений, - свысока ответил Александр. Охрана у входа долго придирчиво проверяла документы, время от времени задавая дурацкие вопросы.
- Барсов Александр Павлович, одна тысяча девятьсот...
- Третьего, - дисциплинированно продолжил Александр.
- Капитан Народного Комиссариата внутренних дел СССР, главное управление государственной безопасности, - протянул охранник.
"Ладно, хоть название государства не уточнил", - Барсов Александр Павлович усмехнулся. Стоявший рядом лейтенант нахмурился и явно собрался поучить бестолкового провинциала - что-то ляпнуть правильное и выдержанное насчет замаскированных врагов и необходимости бдительности. Александр его опередил, сделал большущие бдительные глаза и, покосившись на лейтенанта, хмуро заметил:
- Враг не дремлет, наверняка и в наркомат попытаются проникнуть, тщательнее проверяйте документы, товарищ.
В его тоне скрытую издевку заметил бы только проницательный человек, но лейтенант дураком отнюдь не являлся - дураки в НКВД вообще встречались крайне редко - поэтому обезоруживающе улыбнулся и тихо, не для охранника, сказал:
- Извините, товарищ капитан, за глупую улыбку в авто. Не удержался.
- Ничего, - Барсов охотно улыбнулся в ответ, - сам понимаю. Москвичи на северах точно так же себя ведут. Все в порядке, товарищ лейтенант госбезопасности.
Охранник наконец закончил изучать документы приезжего капитана, но скорчил физиономию, явно дававшую понять, что, будь его воля, он бы этого подозрительного капитана, несмотря на Золотую Звезду, тут же перед лестницей и шлепнул бы - неправильный какой-то капитан, нетипичный - слишком плечистый, загорелый, русоволосый, белозубый, больше на спортсмена похож. Еще и улыбается. Правда, карие глаза вроде серьезные. Время какое-то неправильное. Куда только девались привычные поляки, евреи, латыши, порой с трудом говорящие по-русски - одних русаков набирает в НКВД новый нарком. Ягоду устраивали, Ежова устраивали, а Лаврентию Павловичу, понимаешь, только русских подавай... Меланхолично вздохнув, сложив командирское удостоверение, командировочное предписание, продаттестат, литер, сопроводительное письмо, заверенные выписки из приказов идеально ровной стопочкой, подвинул документы Александру, и до невозможности официальным тоном пояснил, именно пояснил, а не сказал:
- Третий этаж, пожалуйста, проходите, товарищи.
Красный ковер, устилавший ступеньки, пружинил под ногами тундровым мхом, приглушал звуки шагов. На площадке второго этажа два командира изучали стенгазету "Чекист". В вымытые до хрустальной прозрачности окна постукивали последние капли дождя.
Перед высокой полированной дверью Александр автоматически подтянулся, стойко перенес еще одну процедуру проверки документов и наконец-то вошел в просторную светлую приемную, где дежурили еще два охранника в звании капитанов. ТТ у него вежливо принял молодой лейтенант - порученец. Радиоприемник в углу негромко пел, что "и воздух, и сушу, и море храня от угрозы войны, стоят в неустанном дозоре республики нашей сыны."
Этой песни Александру слышать еще не доводилось. Новую сочинили.
Ровно в 16.00 дверь открылась мягко и бесшумно, порученец что-то неслышно бормотнул внутрь и отступил в сторону.
- Товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга! Капитан Барсов по вашему приказанию прибыл!
- Проходите, товарищ капитан.- Из-за просторного стола, заваленного разноцветными папками, осененного портретами Ленина и Сталина, поднялся среднего роста темноглазый моложавый мужчина в скромном сером костюме и старомодном пенсне, уже известном всей стране - Лаврентий Павлович Берия.
- Как добрались до Москвы? - он приблизился и протянул руку - небольшую, ухоженную, крепкую. Барсов осторожно пожал пальцы наркома.
- Спасибо, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга, хорошо!
- Отдохнули с дороги? - Берия говорил с чуть заметным акцентом.
- В этом нет необходимости, товарищ комиссар..., - Александр незаметно разглядывал нового наркома. Когда Берия ходил в замах всесильного Ежова, Александр в Москве не бывал. Знал только про Лаврентия Павловича, что стаж разведчика у того с гражданской.
- Обращайтесь ко мне "товарищ нарком". Присаживайтесь, нам с вами необходимо некоторое время побеседовать.
Неслышно вплывший в кабинет порученец беззвучно поставил на стол два стакана чая в подстаканниках и уплыл обратно. Дверь за ним закрылась опять-таки профессионально беззвучно.
- Пейте чай, товарищ капитан. Разговор будет... не очень продолжительным, но важным, - Берия заходил по кабинету, внимательно разглядывая Барсова. Александр скромно пил чай, ждал. Все-таки не каждый день и даже не каждый год заполярного оперуполномоченного вызывает нарком. Вряд ли наркому просто захотелось лично познакомиться. Сквозь огромное окно неожиданно ярко после серенького дождя вспыхнуло солнце, пенсне Берии заблестело, скрывая взгляд.
- Отзывы о вас положительные, товарищ капитан, за некоторыми, - Берия сделал краткую паузу, - не очень понятными исключениями.
- Разрешите...
- Позже. Расскажите о себе. Поподробнее, чем в автобиографии в вашем личном деле.
- Есть, товарищ нарком! Я, Барсов Александр Павлович, служебный псевдоним Ким...
Александр, единственный сын в семье, родился в Златоустовском уезде Оренбургской губернии, в небольшом заводском городке Миассе, в феврале 1903 года... Отец, Павел Серапионович, из разночинцев, работал на Златоустовском казенном заводе, заработок был неплохой, и в заводе его уважали. Но не сошелся с новым мастером и подался на вольные хлеба - мыть золото в Миасской Золотой долине. Своего "Подкидыша" или "Треугольника", правда не нашел, но на безбедную жизнь хватало.
На Троицкой ярмарке встретил молодой удачливый золотоискатель красавицу - казачку Настю. Влюбился. И небезответно. Отец Насти - есаул, станичный атаман, получивший георгиевский крест за Геок - Тепе из рук самого Скобелева, вовсе не собирался отдавать любимую дочку за "голодранца без роду и племени". До родительского проклятья дело не дошло, не смог георгиевский кавалер противостоять своей любимице. Благословение на брак все-таки дал, зато с зятем отказался общаться наотрез. Когда семья обзавелась первенцем Александром, потихоньку привез дочери неплохие деньги. Жили молодожены в достатке, как говорится, из кулька в рогожку не перебивались, так что деньги дедовы не тратили, мать с женской осмотрительностью откладывала на учебу. Александра крестили в миасской Свято-Троицкой церкви, нарекли в честь святого благоверного князя Александра Невского, про которого в тот день в проповеди поминал батюшка.
Про себя Александр мог с уверенностью сказать, что если не всем хорошим в себе, то многим обязан книгам. Читать Александр начал очень рано, лет в пять. Отец получил кое-какое образование, к книжному слову относился с почтением, сам любил провести вечерок за чтением. Читал, правда, все больше приключенческие, как тогда говорили, авантюрные романы. Но попадались в его небольшой библиотеке книги по истории, философии, механике, почти весь Джек Лондон "Универсальной библиотеки", даже сабашниковские издания античных классиков. В силу грамотности и начитанности отец назвал дворового барбоса Цезарем, а жеребца - Буцефалом. Даже кошку звали Миледи. С рождением сына появились в доме детские книги.
В 1911 году стараниями деда, не пожалевшего денег на обучение внука, Александра отправили в златоустовское реальное училище. В уездном Златоусте поселился он у тетки, сестры отца. Летом помогал отцу в лесу. Сам заправски рыл закопуши, ставил лотки, промывал шлихи. На всю жизнь запомнил, как, сидя на берегу крохотной лесной речки Смородинки, полоскал миску со шлихом, как на глазах проявлялась, увеличивалась ярко-желтая полоска "песочка". Золото отец законопослушно сдавал в контору прииска, а несколько самородков покрупнее припрятал в тайнике в подполе, по секрету сказав об этом сыну. Дескать, если с ним чего случится...
Учился Александр средне, ничем в училище не прославился, кроме любви к чтению - неоднократно ловили его на "камчатке" читающим под партой книгу.
Если бы тогда кто-нибудь спросил его, счастлив ли он, наверняка ответил бы утвердительно.
Счастье, как и все хорошее, имеет свойство быстро заканчиваться. Жарким августом 1914 года разразилась Мировая война. В 1915 году отец с маршевой ротой отправился на фронт. С войны вести шли неутешительные - поражение за поражением. Когда через пару лет фронт сам собой развалился под аккомпанемент болтовни "главноуговаривающего" Керенского, отец вернулся. К счастью, живым и здоровым. Александр хорошо помнил, как бросился на шею поседевшему отцу, постучавшему в ворота родного дома...
Отца и мать в 1919 году застрелили полупьяные колчаковцы - сосед проболтался, что у старателя должно быть золотишко припрятано. Не иначе! Что за старатель без захоронки! Шестнадцатилетний Александр был на охоте - бил косуль. Вернувшись домой, похоронил родителей, обстоятельно расспросил уличан, разузнал, кто и чего говорил колчаковцам, ходившим по дворам с "реквизициями". После разговоров хозяйственно почистил отцовский винчестер, и, самостоятельно приговорив к смерти, медвежьей картечью пристрелил соседа - дядьку Ивана, ляпнувшего про отцовское золото. Распрощался с Миассом и, оседлав старого мухортого Буцефала, подался в сторону Уфы - навстречу красным. Как и отец, Александр до этого никогда не интересовался политикой и гражданской войной - политика и война заинтересовались им сами. С Пятой армией Тухачевского прошел Александр пол-Сибири, в тридцать пятом отдельном кавалерийском под командованием Рокоссовского Константина Константиновича громил барона Унгерна, да так и остался служить в Иркутском ЧОНе.
В 1923 году ЧОНы расформировали, как выполнившие свою задачу, и он вернулся в Челябинск, уже ставший губернским городом, а не уездным, пошел служить в ЧК, ОГПУ, вступил в ВКП (б). К тридцать четвертому году был переведен в Москву, дослужился до капитана в отделе знаменитого Глеба Бокия, к сожалению, оказавшегося врагом народа, но в Москве не задержался, отправился в Заполярье для выполнения заданий особой важности. На Севере попроще - и резидента ни одного нету вражеского, чтобы в иноразведку завербоваться, и контрреволюционный заговор разве что с моржами организуешь. Только и остается честно трудиться над исполнением указаний партии и правительства. Об этом он, понятное дело, говорить не стал. Тем более, что о врагах, лично им, Барсовым Александром, обезвреженных чуть ли не на Северном полюсе, а то и в еще более дальних краях, нарком наверняка знал. Нетипичные были враги, не вписывавшиеся в общую теорию и практику. Не потянули бы на троцкистов или организаторов военного переворота даже при желании.
Он считал, что ему повезло - в Москве наверняка вследствие своих авантюрных склонностей влез бы в какую-нибудь интригу, в которой и сложил бы голову на алтарь борьбы с врагами народа. Именно Бокий предложил ему выбрать псевдоним для работы, Александр обозвался Кимом и уже привык к этому имени. Сам-то он имел в виду киплинговского героя, но КИМ означало еще и коммунистический интернационал молодежи, поэтому имя было достаточно распространенным и политически правильным, не говоря уже о том, что звучало еще и по-корейски, то есть могло сбить с толку врага, не знающего Барсова в лицо.
- Как вы, Александр Павлович, вы же товарищ Ким, относитесь к бывшему генеральному комиссару госбезопасности Николаю Ивановичу Ежову?
Вот это вопрос! Совсем недавно во всех газетах Ежова вполне официально титуловали "любимец народа". Ни для кого не было секретом, что Берия вычищает из органов "ежовцев". А вот по какому принципу их определяют? Вздохнув, Александр начал объяснять, что он практически встречался с врагом народа, бывшим народным комиссаром Ежовым только два раза, но не сомневается в мудрости руководства государства в лице товарища Сталина и...
- Понятно. Раз и навсегда запомните - на точный вопрос давать точный ответ! Итак, ваше отношение к Ежову? Я, кстати, сам был его первым заместителем, до его ареста десятого апреля, - Берия чуть улыбнулся, давая понять, что отвечать можно откровенно.
- Нейтральное, товарищ нарком. Я добросовестно выполнял все распоряжения вышестоящего начальства, но никогда не входил в число приближенных лиц. Как правило, я общался с Бокием Глебом Ивановичем, - он мысленно пожал плечами. При "злобном карлике" Ежове Глеб Бокий тоже оказался врагом народа.
- Поясните вкратце, за что вы были представлены Ежовым к ордену Ленина и звезде героя?
- Товарищ нарком, в апреле 1937 года, точнее не помню, я был вызван в Ленинград, где Ежов поручил мне лично заняться вопросами безопасности экспедиции профессора Барченко. Безопасности этой он придавал исключительное значение. Я был прикомандирован к этой научной экспедиции и в мае тридцать седьмого приступил к выполнению своих обязанностей. За успешное выполнение этих обязанностей был представлен к ордену.
- Что входило в ваши обязанности?
- Приказом Ежова мне были представлены самые широкие полномочия, в том числе право отмены распоряжений руководителя экспедиции профессора Барченко, я нес персональную ответственность за секретность экспедиции, за безопасность работников. Сопровождал профессора Барченко. В мое распоряжение было выделено отделение бойцов отдельной инженерно-штурмовой бригады особого назначения. Я сопровождал экспедицию на энский остров Северного Ледовитого океана, обеспечивал ее охрану. Затем обеспечивал охрану экспедиции до момента прибытия в Мурманск. Ежов сослался на то, что я единственный имею опыт такой ответственной работы. До этого я выполнял схожие задания в Сибири, Тибете, Китае, Южной Америке, Заполярье...
- Вы помните, какой груз был при профессоре Барченко на момент прибытия в Мурманск? - Берия подошел ближе и остановился, внимательно всматриваясь в лицо Барсова. На миг пахнуло приятным запахом незнакомого одеколона.
- Так точно, помню, - Александр поднялся, не рискуя сидеть, когда нарком стоит в метре от него, машинально взял руки по швам, - это были различные научные приборы и древние предметы, которые были обнаружены на энском острове!
- Вам известно, что никакого острова на указанном профессором Барченко месте нет?
- Так точно, известно!
- Что можете сказать по этому поводу?
- О том, что остров вскоре исчезнет, профессор Барченко говорил мне, но я не разбираюсь в таких вопросах. Могу подтвердить, что остров был.
- Профессор Барченко арестован по незаконному устному приказу бывшего заместителя наркома внутренних дел Левинсона, - хмуро произнес Берия, - осужден к высшей мере социальной защиты. Благодаря счастливой случайности он остался жив и скоро будет в Москве. Были осуждены все участники экспедиции. Все - на сроки не менее десяти лет. Возможно, часть из них погибла. Они разыскиваются, дела пересматриваются. Ваше отделение бойцов осназа погибло в авиакатастрофе. Следствие еще идет. Практически на свободе остались вы лично, капитан Барсов, и, пожалуй, экипаж парохода "Красный мурманец", который доставлял вас на энский остров. Экипаж был тщательно проверен, информации об экспедиции у них не было. Ни малейшей информации. К их счастью.
Берия снова заходил по кабинету и слегка повысил голос:
- Бывший заместитель Ежова Левинсон скрылся. Пропал. Где он, в настоящее время неизвестно. Меня интересуют ваши соображения по данному поводу. Если есть необходимость во времени на обдумывание моей просьбы, я могу вам такое время представить.
- Мне изложить устно или письменно?
- Докладывайте, напишете потом.
- Грузом экспедиции были найденные на энском острове предметы из золота и драгоценных камней, на огромную сумму, которую я не берусь предположить. Судя по моей встрече с Левинсоном в Мурманске и по вашим, товарищ нарком, словам, могу предположить, что груз исчез. Могу предположить, что к исчезновению груза и к... - он замялся на секунду, подбирая слова, - к странному решению о наказании всех участников экспедиции причастен Левинсон, возможно - и Ежов. Если исходить, что груз экспедиции похищен, то причастные к этому лица, скорее всего, попытаются скрыться за границей.
Александр умолк, ожидая реакции Берии. Тот вернулся за свой стол, нервно сдвинул в сторону кипу бумаг и уперся локтями в стол, подбородком - в сжатые кулаки. Александр перевел глаза на портреты вождей. Ленинский хитроватый прищур и сталинская грозная полуулыбка как-то не успокаивали. Государственный комиссар и капитан госбезопасности молчали минут пять. Слышно было, как кружатся в воздухе пылинки. Наконец, невнятно что-то проворчав, Берия поднялся и, не разжимая кулаков, приказал:
- Отправляйтесь в гостиницу, товарищ капитан. Завтра в девять часов пятнадцать минут утра - у меня. Подробнее мы поговорим позже. Всего доброго.
Понимая, что уставные фразы сейчас неуместны, Александр молча вышел.
Порученец в приемной сунул ему пропуск на завтра, 27 июля 1939 года, на 9.15, уже подписанный народным комиссаром внутренних дел СССР Л.П.Берией, вернул пистолет. В кабинет наркома тут же шагнули два рослых лейтенанта в идеально наглаженной форме, похожие на переодетых боксеров-тяжеловесов. Старательно свернув пропуск, Александр вложил его в удостоверение и, кивнув вежливому порученцу, шагнул в коридор. Навстречу, с невероятно озабоченным и деловым лицом, торопливо следовал капитан ГУГБ Кучумов.
- Какая встреча! - они обнялись.
- Как ты?
- А ты? Не уволили? Я писал тебе с северов, ответа не было.
- Нет, как видишь. А уволят - работу найдем! Не проблема. Последнюю биржу труда в тридцатом закрыли. А что до писем - я их вчера получил, как из командировки приехал. Чаю хочешь? Пошли ко мне в кабинет!
- А я не должен сейчас обязательно выйти? У меня нет постоянного пропуска, я только от наркома...
- Ничего, Саш, не переживай из-за такой мелочи! - скуластое смуглое лицо Кучумова расплылось в широкой улыбке. Он довольно рассматривал друга:
- Ты еще здоровее стал! Вот черт жилистый!
- Шайтан, - поправил его Александр и оба расхохотались. Когда-то переведенный в Москву башкирский оперуполномоченный, сталкиваясь с какой-нибудь проблемой, обзывал всех шайтанами, потом обзывал шайтаном себя, такого непонятливого, и выезжал не на знании всех аппаратных тонкостей, не на опыте и образовании, а на природном здравом смысле. Кабинет Кучумова красовался гордой табличкой "Заместитель начальника четвертого отдела". Чью-то выгравированную фамилию старательно замазали толстенным слоем черной краски. Сверху белой краской сияла коряво наляпанная надпись "Кучумов". Таблички на кабинетах в этом здании часто менять не успевали.
Огромный некрашеный сейф, разукрашенный печатями и пломбами, гордо громоздился в углу, подавляя объемом всякого сюда входящего и нависая над скромным столом, заваленным бумагами не хуже, чем у наркома. Рядом с главным сейфом скромненько притулились два поменьше - справа и слева.
- Сразу видно, большим начальником стал, - Александр ткнул на железное чудовище.
- Работаем, работаем, как шайтаны! Слава аллаху, закончился этот ежовский цирк на конной тяге... - Ильдар уже проворно извлек из самого маленького сейфа бутылку коньяка и разлил по граненым стопкам.
- Это чай у тебя такой, Ильдар?
- Самый лучший! Армянский чай!
- За встречу! - мягкий приятный "КВВК" ожег горло, только сейчас Александр почувствовал, чего стоила ему краткая беседа с всесильным наркомом. Приятно шумнуло в голове. Весь день он старательно отгонял от себя мысли о том, чем может закончиться срочный вызов в Москву. Хватало, знаете ли, прецедентов. Необнадеживающих прецедентов.
- Все, еще работать допоздна! - бутылка и стопки растаяли в воздухе, только злобно лязгнул маленький сейф, - как ты, где остановился?
- В гостиницу сейчас поеду, наверное, в "Москву".
Разумеется, НКВД имел в Москве ведомственную гостиницу, и не одну, но туда почему-то не хотелось. Что он, энкавэдэшников не видел?
- Извини, домой не приглашаю, тесно у меня, - Кучумов ухмыльнулся, - гости приехали, шайтан их забери. Жена по Москве их таскает целыми днями, а вечером-то ночевать все равно приходят.
- Лучше ты ко мне, в гостиницу. Там и придумаем что-нибудь.
- Решено. Раз в Москву выбрался. А ты хотел одной стопкой отделаться? Нет, брат, это только начало! И вообще, не нам, большевикам, успокаиваться на достигнутом!
- Выбрался. Выберешься тут, это меня выбрали! Выдернули, в смысле.
- Служба наша такая, - философски подытожил Кучумов, уже открывая дверь кабинета.
- Прогоняешь? - пошутил Александр.
- Прогоняю, - серьезно ответил Кучумов, - работы много, телефон мой возьми, из гостиницы позвонишь.
- Ну, не прощаемся.
Легко сбежав вниз и нахально осклабившись церберу на входе, снова придирчиво поизучавшему документы, Александр вышел на Лубянку.
Мостовые и тротуары уже высохли, солнце жарило вполне ощутимо, здания высились внушительно-праздничные, умытые дождем, в ярком небе проплывали маленькие белоснежные облачка.
- Москва...
Глава 2.
Словно и не было пятидесятиградусных морозов, снежной слепоты, океанских ледяных бурь, замороженной бескрайней тундры, таких же бескрайних торосов и застругов, льдин и ропаков...
Только сейчас он понял, что идти очень легко - невероятно легко. И понял, почему - ноги, привыкшие к тяжеленным унтам, просто взлетали. Разница в весе формы и полярной одежды - малицы, дохи, кухлянки была не меньше. Привыкаешь быстро к полярной амуниции.
Даже самого паршивого белого медведя или моржа только в зоопарке встретить можно! Эх, жизнь служивая... Хотя в той же Южной Америке было жарко и хотелось холода и снега. Нет в жизни счастья. И совершенства нет. Абсолютно.
Он неторопливо огляделся, стряхнул невидимую пылинку с геройской звезды. Торопиться в гостиницу совсем не хотелось. Хотелось пройти по летней Москве, попить пивка, может быть, даже зайти в ресторан, познакомиться с московской девушкой... Или еще - устроить что-то вроде гусарства или даже кавалергардства, как выражался великий комбинатор... Это, впрочем, лишнее, а вот прогуляться и продумать дальнейшее времяпрепровождение стоит. Достав пачку презентованной Ильдаром дорогой "Элиты", прозванной в народе "чкаловской", торжественно извлек папиросу, медленно прикурил, с наслаждением вдохнул ароматный дым... Наружный охранник проводил его пристальным взглядом.
Барсов раскрыл свой бумажник, пересчитал деньги. В бумажнике, запаянная в целлулоид, хранилась единственная фотография, которую он носил с собой уже год. Фотография создавала впечатление ясной легкости. Обработанная сепией, она состояла из коричневых тонов и полутонов, но Александр прекрасно помнил, как изображенная на фотографии девушка выглядит в жизни - взбитые пышные темно-рыжие волосы, огромные темно-карие, чайного цвета глаза, темно-розовые губы, улыбающиеся реже, чем ему хотелось бы.
Конечно, на фотографии была его Лена - Елена Зоренецкая. Москвичка, она приезжала в Заполярье с экспедицией Барченко.
Рассеянно улыбаясь, он зашагал с площади Дзержинского. Серый неприметный автомобиль, захрипев движком, зафыркав вонючим выхлопом, переехал на другую сторону мостовой. Наверное, случайно - водитель что-то вспомнил или увидел кого-то.
Среднего роста темноволосый парень в черном мешковатом коверкотовом костюме поправил волосы и переложил журнал "Огонек" из правой руки в левую. От соседнего парадного парню кивнул мужчина в белой рубашке и деловито зашагал по правой стороне, по диагонали через дорогу от Александра.
Александр пропустил громко пыхтящий трудолюбивый грузовик ГАЗ-АА с потертой надписью "Хлеб". Мужчина в белой рубашке шел параллельным курсом, рассеянно позевывая.
С плаката на стене довольно ухмылялся седобородый дед под лозунгом "Пейте пиво завода Степана Разина".
Капитан Барсов мысленно усмехнулся в тон пиволюбивому деду, охотно соглашаясь. Рядом висел плакат, предлагавший посмотреть новый фильм режиссера Константина Юдина "Девушка с характером". В роли Кати Ивановой - Валентина Серова. Александр пожал плечами - какая-то новая актриса...
Москвички спешили по тротуарам в беретах, в длинных, узких юбках и в туфлях на низком каблуке. Парни помоложе - в серых фланелевых брюках и темных, суженных в талии пиджаках. Рубашки почти у всех голубые, с остроугольными воротниками. Галстуки повязаны как-то по новому - широким, квадратным узлом. Люди постарше - в темных - черных или серых консервативных костюмах. Таких же, как в тридцать пятом.
"Хвост" он почувствовал сразу - на инстинктах, на опыте, на интуиции, просто учуял, даже думать не пришлось. Просто в какой-то миг осознал - есть слежка. В следующее мгновение тренированный мозг сконцентрировался на анализе поведения зевающего мужика, идущего по противоположной стороне улицы. Параллельно идущего. Понятно - этот. Что бы это значило? Нейтрализовывать или тем более, ликвидировать "топтуна" глупо. Отрываться - не умнее. Просто проверка? В чем-то подозревают? Мало, мало информации для выводов! С одной стороны, кто, кроме руководства НКВД или ГУГБ может отдать приказ о слежке? С другой стороны, нельзя быть уверенным и в этом. Врагов настоящих хватает самых разных, в том числе и организованных. На любителя "топтун" не похож. Вполне профессионально работает. Необходимо засечь сменщика. Если одиночка - заведомый враг, а вот если не один - родное государство или вражеская организация, то есть неизвестно кто. Определившись, Александр спокойно шел дальше. Теперь у него была конкретная задача - зафиксировать момент смены "хвоста". Решать проблемы необходимо по мере их реального возникновения... Он неторопливо, всем видом демонстрируя беззаботность, свернул в первый же дворик.
Новостроек многовато - все изменилось. Он обратил внимание, что на улицах нет газовых фонарей. Ах, да, последний фонарь заменили еще в тридцать втором... Он уже не очень хорошо ориентировался в московских дворах. Вот в горах или льдах - запросто, со всем нашим уважением, как говорится. Он и во время московской службы в городе особо не болтался - Родина отправляла то туда, то сюда, как правило, очень далеко от столицы.
Маленький двухэтажный дом, рядом остановка трамвая. Остановившись за серо-зеленым троолейбусом ЛК-1, громоздким, шумно завывающим, и сделав вид, что идет к подножке, он тут же влетел в высокую дверь магазина "Мосгалантерея", смешался с толпой, состоявшей в основном из женщин. Неподходящая толпа, черт. Неудачный магазин. Нет бы военторгу попасться на пути. Мгновенно оглядев торговый зал, он приметил прилавок, у которого стояли мужчины и прошел туда. Одеколоны - то, что надо. Встав с таким расчетом, чтобы его не было видно от входа, он спокойно ждал, рассматривая разноцветные флакончики. Громогласная тетка возмущалась отсутствием чего-то непонятного, очень красиво называвшегося.
Белорубашечный мужчина средних лет не вошел. Вошел скромный невысокий молодой парень в кепке, с размытым, невыразительным лицом. Потолкался среди женщин-покупательниц, делая вид, что кого-то разыскивает, встал неплохо - не на виду у Александра, а так, чтобы видеть входную дверь и единственный проход за прилавки. Александр усмехнулся. Второй. Ведут грамотно, сменяясь. Не одиночка. Все-таки организация, как минимум - группа. Успел заметить в руке у парня плитку шоколада "Серебряный ярлык" и смятую газету - "Московский большевик". Грамотеи, однако, выискались. У каждого свое издание, что ли...
Мужчины в очереди, добродушно поругиваясь, спорили о футболе. Барсов охотно вступил в разговор. Радио он слушал часто и был в курсе спортивной жизни. Толстый дядька в сером дорогом костюме выбирал одеколон придирчиво и обстоятельно, нюхал пробки с сосредоточенным видом. Минут на пять его еще хватит. Вон продавщица как обреченно флаконы подносит. Итак, стоим в очереди, ждем. Вполне привычная картина - вот еще один в очереди в форме - юный комвзвода в форме, в зеркально сияющих юфтевых сапогах. Пехота-матушка за одеколоном выдвинулась. Военный поймал взгляд энкаведешника, мельком проверил свою форму - нет ли нарушений, с почтением уставился на четыре шпалы - полковник - на лазоревых гэбэшных петлицах Александра. Комвзвода и капитан козырнули друг другу: капитан ГБ небрежно, но вежливо, пехотинец с удовольствием - отточено и щеголевато, играя "на публику". Мальчишка еще, не наигрался в военные игрушки, подумал Александр.
А может? Почему бы нет? В конце концов, он в столице собственного государства, почти при исполнении должностных обязанностей, да еще и в форме. Приняв решение, он начал действовать - стремительно просочился сквозь толпу, вплотную приблизился к парню в кепке и, схватив того за плечо, угрожающим тоном проговорил:
- Пройдемте, гражданин.
Тот ошеломленно вытаращил глаза и даже выронил свою газету. Шоколад, правда, продолжал сжимать в кулаке, не замечая, как плитка сминается, оглушительно шурша фольгированной оберткой. Серое лицо мгновенно побелело. Не такой уж и молодой - за тридцать точно, не меньше..
- Да ты!
- Иди, гад, - хрипло и страшно зарычал Барсов, слегка изумившись подобной наглости. Обычно гражданские с капитанами ГУГБ НКВД, приравненными к армейским полковникам, так не разговаривают, уж не тыкают - точно. Натренированный рык действовал обычно безотказно. Кто же он, черт его дери?!
- Я?!
- Ты, - Александр ловко ткнул кулаком в нужное место и повлек сразу обмякшего собеседника к выходу.
Граждане дисциплинированно расступались. В основном - гражданки. Одна тощая девица даже взвизгнула гневно:
- Вот же враги! Уже до галантереи добрались! Еще и в кепке...
- Вредители! - поддержала ее солидная дама в легком летнем полупальто.
- Расступитесь, - грозно повторил Александр, выволакивая "вредителя" из магазина.
Похоже, гражданки заподозрили в задержанном врага народа, специализирующегося на терактах в области галантерейной промышленности. Может, вручить им бедолагу на перевоспитание и "перековку"? На куски порвут...
За углом магазина он обыскал нахального "вредителя" и, к великому удивлению, среди разных полезных в хозяйстве предметов - нагана, финского ножа - пуукко и кастета, обнаружил предмет тоже полезный, но крайне неожиданный - удостоверение личности сотрудника ГУГБ НКВД. Коллега и соратник, мать его! "Явно видимых признаков подделки" вроде нет. Похоже, нормальное удостоверение, вот только слегка - всего на три месяца - просроченное, то есть недействительное. Часы у "соратника" были непростые - водонепроницаемые, противоударные, самозаводящиеся "Остер Ройял". Нехарактерные для сотрудника НКВД часы...
К ним уже спешил милиционер - московский элегантный милиционер в белоснежной форме.
Беломундирный страж порядка не успел, его опередил невесть откуда взявшийся антрацитно-черный "ЗИС" с зашторенными окнами, на крутом вираже затормозив в метре от капитана и его пленника. Из машины вылетели трое в энкаведешной форме и мгновенно разбежались в разные стороны. Один, невнятно представившись Александру, зафиксировал изловленного парня, двое кинулись за другой угол магазина и через минуту притащили мужчину в белой рубашке.
Несколько очумевший от таких бурных беспорядков милиционер не сразу обрел дар речи. Еще через секунду рядом затормозил второй "ЗИС", похожий на первый, словно брат-близнец. Даже номера у автомобилей были одинаковые.
- Быстрее, товарищ капитан! - лейтенант - энкаведешник вежливо, но крепко взял его за руку и буквально вбросил в салон второго "ЗИСа". Один в форме остался объясняться с милиционером. Два автоблизнеца, взревев мощными моторами, помчались по мостовой, постоянно меняясь местами.
- Успели, - азартно выдохнул лейтенант, расплываясь в неудержимой широкой улыбке, - успели, товарищ капитан!
- Кто это был? - строго спросил мгновенно сориентировавшийся Барсов.
- Сообщники Левинсона, бывшие сотрудники, - безмятежно ответил лейтенант, - они планировали вечером захватить вас живым, но, раз уж вы их выявили, они стали бы стрелять...
- Зачем я им?
Лейтенант, поразмыслив пару секунд, ответил:
- Вам лучше знать, товарищ капитан. Сейчас вам все объяснят. Если это нужно. Там, на Лубянке.
Объяснять, разумеется, ничего не стали. Зато сразу с Лубянки отвезли в отличную гостиницу "Север", принадлежащую какому-то далекому заводу, поселили в люксе и поставили охрану. Точнее, подселили двух здоровенных лейтенантов во второй комнате люкса, чтобы никакая контрреволюционная сволочь не посмела потревожить мирный сон заполярного гостя. В приемной наркома Александр видел именно этих "телохранителей". Лейтенантов звали Егор и Эдуард. Правда, именам своим они мало соответствовали - у Егора лицо было тонкое, интеллигентное, с благородно-римским профилем и аккуратный, идеально ровный боковой пробор; Эдуард - кудрявый, румяный и курносый, выглядел этаким плакатно-благообразным колхозником из-под Рязани. Подивившись такому парадоксу, Александр хмуро поинтересовался полномочиями своих "телохранителей".
- Из гостиницы Вам выходить не стоит, товарищ капитан госбезопасности, а в пределах гостиницы в нашем сопровождении.
- Понятно, что ж непонятно, понятно, - товарищ капитан госбезопасности несколько огорчился. Итак, все его наполеоновские планы пошли прахом. Это не радовало.
- Так, а если ко мне гости придут?
Лейтенанты озадаченно переглянулись, курносый Эдуард смущенно спросил:
- В смысле, женщина?
- В смысле, гость! Коллега мой, наш сотрудник! С Лубянки!
- С целью?
- С целью совместного распития спиртных напитков и проведения задушевной беседы, тоже совместной! - Александр начинал злиться.
- Не опасно ли? - нерешительно начал Эдуард.
- Деточки вы мои дорогие, - Александр повысил тон, - таких, как вы, или таких, как сегодняшние задержанные, я раскидаю десяток, причем изувечу на всю оставшуюся жизнь! Чтобы меня взять, нужны ребята посерьезнее! Не по вашему носу табак! Проверить есть желание?!
- Я, пожалуй, рискну, - хитро ухмыльнулся Егор, - я чемпион московского управления по самбо, - на лице самодовольная улыбка. Думает, напугал нахального провинциала.
Александр подождал, пока чемпион московского управления выйдет на середину просторной комнаты и, не вставая, прыгнул вперед ногами из кресла. Тренированно зажал ногами бычью шею Егора и крутнулся корпусом. Уже на лету, в воздухе. Егор попытался вырваться, но безуспешно - не удержался и всем телом почти грохнулся на ковер - почти, потому что упал мягко, на руки - все-таки чемпион. Мгновенно вскочил, обалдело потирая шею и махнул рукой. Александр - уже снова в кресле - доставал папиросу.
- Ого! - вырвалось у Эдуарда.
- Это не ого, - назидательно проворчал капитан, закуривая, - а специальная подготовка. Убедились, лейтенанты? Тоже мне, нападение греков на водокачку...
- Убедились, товарищ капитан госбезопасности! - хором ответили Егор и Эдуард. Смотрели уже с явным почтением, даже восхищением.
- Ну что, звоню гостю?
- Конечно, товарищ капитан! Если что, мы можем и в коридоре поохранять...
- Погоди в коридоре охранять, надо съездить на Столешников, четыре и передать записку.
- Есть!
- Не естькай... Сейчас напишу.
Он задумался. Конечно, хотелось отметить приезд поторжественнее, но, как говорится, береженого бог бережет. Какие еще фокусы могут быть у "сообщников Левинсона", неизвестно. Спокойно и в меру выпить в гостинице - целесообразнее.
Глава 3.
Кучумов приехал в полночь, усталый и замотанный. Выставил на стол коньяк. Лейтенанты-"телохранители" ретировались бесшумными мышками. Может, напугались, что Александр напьется и разбуянится...
Стол быстро заполнялся - "Ким" Александр выкладывал из чемодана оленину, моченую морошку, икру, норвежский спирт "Норд" в красивой никелированной фляге, а Ильдар, кроме коньяка - три полулитровых бутылки "Спирттреста", сухую московскую колбасу, хлеб, минеральную воду "Ессентуки", большую банку соленых огурцов, три пачки дорогущих папирос "Совьет Юнион", печенье "Челюскин" и тоже икру. Только у Александра икра была в простой литровой банке, а у Ильдара - в виде крохотной консервы. Сказалась московская привычка - на стол торжественно легла пачка снежно-белых салфеток, сувенирная миниатюрная пепельница "Беломорканал" и почему-то кулек карамелек "Бим-бом".
- Как? - гордо спросил Ким, командирским взором озирая наступательный строй бутылочной батареи, - можем, если захотим!
- Можем, - потирая руки, отозвался Ильдар, - можем! Лучше, чем в "Метрополе"!
- По первой?
- И побольше! С приездом тебя.
Александр еще раз протер полотенцем гостиничные стаканы и набулькал в них до половины ароматный искристый норвежский спирт.
- Полный давай!
- Это спирт, не водка, - с сомнением Александр покачал головой, - северный напиток. Осилишь? В мороз-то можно литрами, а так...
- Кумыс бочками пил, и спирт твой буржуйский осилю.
- Давай, за Сталина! По полной!
Выпили. Налили по половине.
- За Советский Союз!
- Точно, мы их всех победим!
- За встречу!
- А то!
- А вот теперь перекур. С чувством исполненного долга.
- Да, спиртик хорош... Понравился?
- Наш не хуже, - патриотично возразил Кучумов, ожесточенно растирая побагровевшие щеки, - но штука мощная.
Александр набросился на огурцы, а Ильдар -на морошку. Закусывали долго и с чувством, пока не ополовинили банки. Закурили.
- Ну, рассказывай, - Александр выпустил дым тремя колечками и взглядом проводил их до потолка.
Ильдар покосился на открытое окно, пожал плечами.
- Да что рассказывать? Нарком новый, молодец. Ты его лучше меня знаешь. Ты с ним почти полтора часа говорил, а я так, минут десять и давно.
- И о чем?
- Он когда замом к злобному карлику только приехал, меня вызвал, чаем угостил и говорит, мол, кто, на ваш взгляд, ведет себя не по-человечески. Я и рассказал. Все рассказывали, как на духу. Думаешь, нравилось кому для ежика дела сочинять? Были, конечно, отдельные клоуны... Аллах им судья.
- А теперь как?
- Нормально, Саша, тьфу, Ким, нормально, но работать заставляют, нас, шайтанов, как проклятых.
- Это всегда поначалу. Новая метла, все такое.
- Я не жалуюсь, так, тебе говорю. Служба... Ты-то как?
- Чуть не убили в Москве, а так, - он глянул на крошечные нежинские огурцы в банке, - как огурчик. Хорошо тут у вас, не то, что на северах.
- Хорошо, опасно только. Тебе зачем двоих мордоворотов дали? Они меня, как рентгеновскими лучами просветили. Наркома парни, приближенные. Лаврентий Палыч их из Грузии привез.
- Даже так? - Александр замутненными спиртом мозгами смог удивиться, - за что же мне такая честь? И не похожи они на грузинов.
- Понятно, русские, шайтан их забери! Жили там и работали при самом.
- Ясно, - Александр блаженно откинулся на спинку стула и снова закурил. Ароматный дым медленно выплывал в распахнутое окно, в теплую московскую ночь. В голове медленно прояснялось.
- Теперь водки?
- Немного и сразу закусим. Мне завтра к наркому с утра.
Ильдар дипломатично поулыбался и вытащил из портфеля две красивых упаковки.
- Это, Ким, американское снадобье от похмелья, алказельцер называется! А вот это - для освежения дыхания, французская херня, - он покрутил стриженой головой, то ли осуждая империалистические выдумки, то ли восторгаясь ими.
- Ну, давай, - с сомнением протянул Александр, разливая по стаканам "Спирттрест".
- Ты-то как?
- Нормально. Верой и правдой, потом и кровью, слуга царю, отец солдатам. Больше по спецкомандировкам мотаюсь.
- Вот и хорошо, подальше от начальства.
- Угу, не знаешь, к какому начальнику вернешься, а так хорошо.
Под потолком погудела и утихла яркая электролампа.
- Проводка барахлит от прослушки, - усмехнулся Ильдар, - столько оборудования на один провод повесить...
Глава 4.
Профессор Барченко Александр Васильевич, только что авиационным спецрейсом доставленный в Москву, привезенный на Лубянку в кабинет наркома с Тушинского аэродрома, почти не изменился - высокий, заметно похудевший, но все равно полноватый, с бобриком стального отлива седины, громогласный, жизнерадостно улыбающийся, сверкающий круглыми очками... Очевидно, к превратностям судьбы он отнесся философски, с разумным фатализмом. Александр решил попозднее поинтересоваться впечатлениями профессора о "местах, не столь отдаленных", а сейчас слушал его очень внимательно.
Во главе стола восседал Лаврентий Павлович, рядом с ним сидели прибывшие одновременно с профессором незнакомые Александру командиры: генерал-майор, адмирал и капитан первого ранга и знакомый по портретам Владимир Леонтьевич Комаров - президент Академии наук СССР.
- Я восстанавливаю работу лаборатории нейроэнергетики, - быстро говорил профессор, вцепившись в край стола большими сильными руками, наклонившись вперед так, что чуть не падали с массивного носа очки, - без срочных исследований в этом направлении могут быть проблемы в нашей антарктической экспедиции. И я надеюсь, - он хмуро воззрился на Берию, - что в будущем у моей лаборатории и моего научного коллектива не будет... хм... неприятностей. А уж допущение пропажи находок моей экспедиции - ни в какие ворота не лезет!
Нарком молча кивнул, слегка ошеломленный такой категоричной постановкой вопроса. На профессора он посматривал с уважением.
- Мне абсолютно необходимо срочно вернуть моих работников! - продолжал профессор, - с их помощью, кстати, я смогу установить, где находятся мои находки с острова Безымянного!
Берия снова кивнул и тихо спросил, гарантирует ли Александр Васильевич результат.
Александр Васильевич гарантировал. С оговоркой, что не может назвать точные сроки.
- Представьтесь, пожалуйста, - предложил Берия гостям.
Адмирал оказался Москаленко Алексеем Ивановичем, начальником управления штаба РККФ СССР, генерал - Осиповым Федором Сергеевичем, начальником управления ГРУ ГШ РККА, а молодой каперанг - Ефремовым, командиром спецсубмарины НКВД СССР, имя-отчество он пробормотал неразборчиво. Александр тоже отрекомендовался.
В кабинете очень тихо, "под сурдинку", работал радиоаппарат. Передавали классическую музыку.
- И еще один важный вопрос. Как быть при нападениях военных кораблей и самолетов государств, с которыми мы не воюем? - поинтересовался каперанг.
- Официально не воюем, - флегматично уточнил генерал, - а то, как топить японский авианосец в Китае, так мы, как в Испании "мессеры" сбивать - тоже мы, а как официально - так не воюем. Обнаружив нашу лодку в таком, гм, неожиданном месте, гитлеровцы могут устроить все, что угодно. Действовать по обстановке, не допуская повреждения крейсера. Разумеется, приложить все усилия для обеспечения секретности.
- А конкретнее?
- А конкретнее - если оторваться не выходит, обеспечить секретность путем уничтожения противника. В общем, секретность обеспечивать не самопожертвованием, а уничтожением противника. Топить всех подряд к чертовой матери, извините, товарищ нарком, конечно, не надо, но если по-другому нельзя - не стесняйтесь. Операция ответственнейшая. Крейсер оборудован экспериментальными образцами ТОС (техники особой секретности). Я уж не говорю о целях нашей операции...
- Нам не нужно, чтобы вы героически погибли, - перебил его Берия, протирая пенсне, - нам нужно, чтобы в критической ситуации наши враги героически погибли.
Осипов кивнул.
Ефремов и седой адмирал заговорили о двигателях и торпедах, начали сыпать техническими терминами. Поминались то реверсивная муфта правого двигателя, то парогазовые установки. Уяснив для себя, что речь идет о том, какими торпедами вооружать подводный крейсер и стоит ли менять год работавшие на износ дизеля и электродвигатели, или ограничиться капитальным ремонтом, Александр позволил себе чуть отвлечься. Мозг продолжал на всякий случай фиксировать звуковую информацию. От этой профессиональной привычки уже не избавиться. В свое время Глеб Бокий, известный любитель всякой йоговской экзотики, заставлял тренировать память - увеличивать "объемы запоминаемой информации". Перед занятиями Бокий всегда говорил, что чекист должен запоминать абсолютно все, потому что никогда нельзя предполагать, что именно понадобится в работе. Александр вспомнил внешность Бокия, при Ежове сгинувшего в подвалах Лубянки - высокого, подтянутого, бритоголового, с неприятным худым лицом и цепкими проницательными глазами. Поговаривали, что Бокий пробовал магически убивать взглядом. У него наверняка получалось.
- Итак, через месяц отправитесь. Указание товарища Сталина. Он интересуется этой операцией. Будете противодействовать фашистской операции "Айсштосс" - "Ледяной удар" в рамках нашей операции "Красное солнце". Поэты... Почему не "Красно солнышко"? Операция, повторюсь, крайне опасная и..., - адмирал на миг задумался и, глянув на Берию, с неудовольствием продолжил, - с элементами мистики...
- Товарищ Бокий в свое время говорил, что если мы и столкнулись с мистическими явлениями, это не значит, что они нематериальны и необъяснимы с точки зрения марксистско-ленинской философии, просто современная наука еще не доросла до материалистического объяснения этих явлений, - быстро дал справку Барченко.
"То, что в одном веке считается мистикой, в другом веке становится научным знанием"
Парацельс (Бомбаст фон Гогенгейм)
- Вот именно, - облегченно подтвердил Берия, - это исключительно верная формулировка. Впрочем, не вас, товарищ Барсов и товарищ Барченко, пугать мистикой. Именно потому партия и правительство поручают вам это ответственнейшее дело, что вы являетесь лучшими в СССР специалистами в этом направлении. Кстати, Антарктида открыта в свое время именно русскими моряками - экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева, так что можете чувствовать там себя, как дома. Не исключено, что в обозримом будущем мы в установленном международным правом порядке заявим свои права на этот континент. Пока наш флот слабоват для этого... Что ж, товарищи, все могут быть свободны, а Вы, Барсов, останьтесь, - распорядился Берия.
Когда командиры и профессор вышли, Александр изобразил предельное внимание.
- Вам, Александр Павлович, отдельное поручение, - официальным тоном проговорил нарком, - вам поручается отслеживание поведения всех членов экспедиции, после истории с Левинсоном я убедился, что никому доверять нельзя, может случиться многое, вплоть до предательства... Обо всем будете докладывать мне лично. Командир субмарины оповещен. Вам будет обеспечен исключительный доступ к спецрадиостанции и свой радист. Это - главное. Располагайте комиссаром субмарины и своими бойцами по своему усмотрению. При необходимости принимайте любые меры. Именно любые, вплоть до расстрела. Второе. Я прочел доносы на вас. Вам о них известно?
- Так точно, известно, - Александр независимо пожал плечами, - этим доносам даже Ягода и Ежов не давали ходу.
- Правильно не давали, как ни странно. Но почему пишет на вас именно Черняев, заместитель Бокия?
- Черняев меня недолюбливает после одной неприятной истории, - нехотя объяснил Барсов, - когда я в присутствии почти всего отдела объяснил ему, куда он может засунуть свои идиотские указания. А указания были действительно идиотские. По условиям операции я ему не подчинялся, о чем он прекрасно знал. Писал он и Бокию, но поскольку одновременно писал на Бокия бывшим наркомам, то и Глеб Иванович не обращал внимания на эти доносы.
- Хм... Упорство, достойное лучшего применения, - нарком покривился, - но в целом он неплохой работник. Согласны?
- Он неплохой заместитель. Именно заместитель, не работник. Если честно, подгонять, контролировать, наказывать он умеет. Но ввиду исключительного идиотизма во всем остальном, не может понять смысл работы, - хмуро ответил Александр, - ничего, товарищ нарком, что я так отзываюсь о старшем по званию?
- Со мной говорить только откровенно! - отрубил Берия и резко спросил:
- Есть ко мне вопросы?
- Разрешите один вопрос, товарищ нарком?
- Разрешаю, товарищ капитан. Что вас интересует?
- Что с другими членами экспедиции? С остальными сотрудниками? -быстро спросил Александр.
Берия хмуро улыбнулся, легко прикоснулся к стопке тощеньких дел в картонных обложках: - Задавая подобный вопрос, следует формулировать его четко. То, что все они живы, я уже вам говорил. Я прекрасно понимаю, что вас интересует кто-то конкретный. Кто именно?
- Елена Григорьевна Зоренецкая, лаборант, - продолжил Александр, упрямо глядя в глаза наркома.
- Зоренецкая Елена Григорьевна, одна тысяча девятьсот пятнадцатого... Вот она, - Берия отложил одну папку, раскрыл, поморщился, увидев неряшливо смятый лист описи документов в деле.
- Статья 58 (вставить часть и пункт) УК РСФСР. Справка. Десять лет без права переписки. Находится в исправительно-трудовом лагере два бис восемнадцать в Свердловской области. Руководству лагеря сообщено о пересмотре дела. Думаю, через пару недель за ней уже поедут и доставят в Москву. Какое-то время займет пересмотр дела. Юридические формальности, без которых не обойтись.
- Товарищ нарком, если известно, что дело сфальсифицировано, нельзя ли...
- Нельзя, - ворчливо ответил Берия, - дел очень много, без проверки нельзя. Видите ли, уже реабилитировано более ста тысяч человек, признаны осужденными законно двадцать пять тысяч, но реабилитировать скопом всех нельзя. Вы сами прекрасно знаете, что врагов очень много. Если Ежов привлекал, кроме врагов, просто всех, кто попался на глаза, то мы не можем позволить себе реабилитировать всех подряд. Плохо сажать невиновных, но не лучше выпускать виноватых. Все делается строго в соответствии с социалистической законностью. Ясно? Вопросов больше нет?
- Разрешите посмотреть материалы дела?
- Смотрите, - Берия толкнул Александру уголовное дело по полированной гладкой поверхности столешницы, а сам принялся протирать стекла пенсне квадратным кусочком мягкой замши.
Капитан Барсов осторожно взялся за шершавую обложку. Пальцы чуть дрогнули. Постановления, сопроводительные письма...
Вот лист сероватого картона, на который приклеены две фотографии - анфас и профиль. Ее фотографии... Волосы острижены коротеньким неровным ежиком, знакомые огромные глаза... Слава Богу, не испуганные - взгляд высокомерно-презрительный. Он перевел дыхание, непроизвольно нервно потер шею.
Берия отстраненно смотрел сквозь него, затем поднялся и с непривычно сильным акцентом проворчал, отвечая на невысказанный вопрос:
- Знаю, знаю. Как такое могло произойти? Да очень просто! После раскрытия заговора Тухачевского мели всех подряд. По любому бездоказательному доносу. Политбюро после дела Тухачевского не сомневалось ни в одном деле, можно сказать. А Ежов рапортовал весьма убедительно. Принимаю меры. Виновных наказываем.
Александр промолчал. А в голове надоедливо крутился дурацкий крамольный стишок "я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце село, что луна и все планеты взяты по тому же - делу...".
Сам он, арестовывая врагов, никогда не сомневался в их виновности. Как-то так сложилось, что ему всегда доставались враги настоящие - с оружием в руках...
Дело как дело. Рапорта, показания свидетелей... Вот! Постоянно общалась с профессором Барченко - закоренелым злейшим врагом народа. Не выявила, не приняла мер для его разоблачения... Понятно, наверное, под этим соусом нарисовали срока и всем остальным участникам экспедиции. Ежов ввел в обычай такие доносы... Любопытно, что вменили самому Александру Васильевичу - неявку с повинной? В свое время майор Беляев, начальник Барсова, настрочил таких доносов не один десяток. Черняев строчил доносы почти на всех, просто очень уж любил это дело. К счастью, это быстро поняли товарищи наверху и просто перестали обращать внимание на творчество горе-доносчика. Самого Александра Черняев, помнится, обвинил в связи с некой законспирированной организацией сторонников расстрелянного маршала Тухачевского. Тухачевский, надо полагать, всплыл просто потому, что в гражданскую Барсов одно время служил в 5 армии, которой покойный заговорщик и командовал. Другой донос был на порядок оригинальнее - теперь Александр обвинялся в связях с бразильской разведкой - ясно, что Черняев откуда-то узнал про южноамериканскую командировку и тут же включил свою нездоровую фантазию.
Александр закрыл дело.
- Все ясно, товарищ нарком!
- Можете быть свободны. В приемной вас ждет Ефремов Иван Ефремович, познакомьтесь, поговорите. В Антарктиду пойдете с ним и на его субмарине.
Глава 5. Совещание в Бергхофе.
Существует точка зрения, что если человек строит дом по своему вкусу, то дом получается похожим на хозяина. Почему бы и нет, известно же понятие "почерк архитектора".
В Оберзальцберге--красивейшем горном районе Баварии, под Берхтесгаденом, в поместье Гитлера Бергхофе, ожидались гости. Когда-то молодой Адольф Гитлер, неожиданно разбогатевший автор популярнейшей "Моей борьбы", купил здесь дом у некоего герра Вахенфельда и наконец-то реализовал свои архитектурные амбиции, отвергнутые венскими профессорами.
Бергхоф строился три года. Добираться туда было чрезвычайно трудно. Описывая позднее это убежище, Франсуа-Понсе удивлялся: "Кем же было задумано это строение - человеком, обладающим здравым умом, или человеком, обуреваемым манией величия, жаждой повелевать и одиночеством?"
Из скромного бюргерского шале, романтично вознесенного на крутой склон почти двухкилометровой горы, возникло шестидесятикомнатное массивное приземистое здание вроде приплюснутого замка или вертикально вытянутого дота, увенчанного кубической башенкой "Орлиного гнезда", и незатейливо, но надежно окруженного пятью фортификационными кольцами. Замаскированную внешнюю охрану поместья фюрера несла рота охранного полка "Адольф Гитлер" под командованием СС-гауптштурмфюрера Вильгельма Монке. Вела от подножия к зданию почти двадцатикилометровая дорога-серпантин по почти отвесной скале. На вершине горы дополнительно возвели "чайный павильон", стилизованный под рыцарский замок, к нему вел длинный туннель, прорубленный в горной породе, заканчивавшийся лифтом.
Вряд ли венские профессора архитектуры одобрили бы проект неудачливого абитуриента, но теперь на их мнение канцлеру рейха было наплевать настолько, что он никогда не вспоминал об этих горе-специалистах, не оценивших эпический размах его градостроительных замыслов. Несмотря на загруженность государственными делами, Гитлер позволял себе и небольшие увлечения, одним из которых была архитектура.
У подножия гранитной лестницы, ведущей к входу, дежурные эсэсманы команды "Оберзальцберг", все - двухметровые блондины, словно сошедшие с иллюстраций к расовым таблицам доктора Бруно Шульца, раздел раса "чисто нордическая", телосложение "идеальное", встречали Генриха Гиммлера в сопровождении неожиданного эскорта - двух пожилых мужчин явно ученого вида. Геббельса, Геринга и Бормана, имевших дома поблизости, не было. Из каких-то высших соображений фюрер германской нации их не пригласил. Сейчас он, сгорбившись, заложив руки за спину и глядя вниз, разгуливал по нижним ступенькам бергхофской лестницы. Вытянувшиеся черными статуями охранники следили за ним, не поворачивая голов, одними глазами. Гитлер равнодушно мазнул взглядом по черным фигурам. Сколько же лет прошло с тех пор, когда его, трибуна немецкого рабочего движения, охранял один-единственный телохранитель - Ульрих Граф - мясник и борец-любитель? Совсем немного. Ульрих ласково называл резиновую дубинку ластиком, а пистолет - зажигалкой. У самых ступеней мюнхенского "Фельдхеррнхалле" в "пивной путч", он прикрывал своим телом Гитлера от пуль. А двадцатитрехлетний Хайни Гиммлер тогда был знаменосцем... Теперь Хайни - рейхсфюрер СС.
Длинный черный "майбах" - приземистый бронированный красавец, останавливаясь рядом с бетонированной площадкой, вышвырнул рельефом протекторов мелкий ровный гравий обочины. Рейхсфюрер СС, Великий Магистр Ордена СС Генрих Гиммлер вышел из автомобиля, кивнул охране и привычно вскинул тонкую белую руку в партийном приветствии: - Хайль Гитлер, мой фюрер!
- Добрый день, Генрих, - Гитлер слегка улыбнулся и выпрямился. После рукопожатий близоруко оглядел эскорт СС-рейхсфюрера, - Это и есть наши великие ученые?
Те поклонились.
- Как Ваша семья, Генрих? Где они?
- Дома, мой фюрер, на Тегернзее, - тонкие бескровные губы Гиммлера сложились в слабую улыбку. На лице его до сих пор были заметны тонкие шрамы - следы студенческих дуэлей.
- Это хорошо, - благодушно заметил Гитлер, - чистый озерный воздух оздоравливает, в городах все же атмосфера нездоровая, тем более для детей. Да и вы бледноваты, Генрих. Что же, пойдемте в дом, господа. Сегодня после беседы я угощу вас великолепным овощным супом. Впрочем, если кто-то из вас желает нездоровую мясную пищу...
Желающих, конечно, не оказалось.
Поднимаясь, привычно любуясь открывающимся пейзажем, Гиммлер представил своих спутников фюреру:
- Профессор Карл Ленц, историк, специалист по древним цивилизациям, профессор Густав Шерхорн, археолог.
Сам достаточно интеллигентно выглядевший, похожий на меланхоличного учителя в своем обязательном пенсне, Гиммлер гордо добавил, что, разумеется, сейчас эти специалисты, лучшие в Германии, специалисты высочайшей квалификации, трудятся в институте СС "Аненэрбе". Гитлер покивал и благосклонно заметил, что и не сомневается в квалификации ученых, выбранных Гиммлером для проведения научных исследований, имеющих неоценимое значение для судеб рейха немецкой нации.
Застекленный первый этаж Бергхофа выглядел неожиданно легко и воздушно, но внешнее остекление просто прятало мощные многометровые бетонные стены. Несколько шезлонгов, беспорядочно расставленных у входа, смотрелись неуместно, как клумба на палубе линкора.
На террасе при входе слитно приняли стойку "смирно" еще двое эсэсовцев - на этот раз офицеров.
- Проходите, господа, проходите, - Гитлер провел гостей через украшенный цветами холл, - нет, Генрих, не в банкетный зал, мы пойдем на второй этаж, в мой кабинет. Прошу...
Со светлых, обшитых кедровыми панелями стен холла равнодушно смотрели на гостей гравюрные герои "Кольца Нибелунгов", перемежающиеся разнообразными оленьими рогами и картинами.
Рабочий кабинет фюрера германской нации не пустовал. За узким приставным столом, примыкающим к прямоугольному рабочему, сделанному из полированного клена, сидел Агарти-лама, иногда его еще называли герр Джоржидон, - пожилой тибетец, бритоголовый, желтолицый и худощавый. Как всегда - бесстрастный и неподвижный. Сегодня вместо привычной национальной одежды он оделся в строгий европейский костюм, и из-за этого здорово походил на Осиму - японского посла. Его руки в обязательных зеленых кожаных перчатках, известных всему Берлину, покоились на прикрытом листом кальки огромном фолианте. На столах и просто на полу стояли многочисленные вазы с цветами - еще одна маленькая слабость фюрера. Сквозь приоткрытые окна кабинет продувался прохладным горным ветерком. Стены украшали картины и географические карты. Над камином красовался большой портрет фельдмаршала Мольтке.
- Вы знакомы, господа, - небрежно бросил Гитлер, - с уважаемым держателем ключей Агарти?
- Добрый день, господин Агарти, - Гиммлер усадил профессоров за стол напротив тибетца, негромко представил их ламе, а сам сел тоже за приставной стол, но поближе к фюреру, через стул от тибетца. Гитлер за огромным рабочим столом выглядел скромным канцеляристом, особенно когда начал деловито раздвигать толстенные папки документов, карт и чертежей. Сверху почему-то лежала книга опального пангерманиста Вирта "Признаки и душа свастики".
- Конструкторы хорошо работают, Генрих, - рассеянно заметил он, - вчера привезли чертежи новой субмарины... Сегодня мне необходимо выслушать ваше мнение о книге, которую нам раздобыл наш друг Агарти-лама. Я недостаточно компетентен в некоторых аспектах перспективного использования этого, гм, артефакта. Да, вернее будет назвать это произведение арийского гения артефактом, а не книгой. Предположительно она будет очень важна для осуществления моей теории магического социализма. Расскажите господам ученым, прошу вас.
Агарти-лама вежливо приподнялся и, откашлявшись, тихим шипящим голосом начал:
- Как известно уважаемым господам, я являюсь представителем королевства Агарти, подробно о котором я не могу говорить по ряду причин. Однако, как член Общества Туле, я веду независимую работу по изучению истории арийской расы, что не имеет к Агарти непосредственного отношения. В частности, мною досконально изучена горбигеровская теория мирового льда. Согласно этой теории, колыбелью арийской расы признается древнее полярное государство, находившееся в районе Северного полюса, на континенте Гиперборея, иногда называемое Туле или Полярной империей. Большинство серьезных ученых не оспаривает этого. Я эту теорию поддерживаю, как, - на мгновение он замялся, - представитель неевропейских арийцев, если позволено так выразиться.
Ленц и Шерхорн кивнули, ожидая продолжения.
- Однако я пришел к выводу, что арийская цивилизация Северного полюса все же вторична по отношению к еще более древней арийской цивилизации - цивилизации полюса Южного, антарктической цивилизации. Ее представители - условно антаркты, около двадцати тысяч лет назад создали ряд поселений по берегам континентов. Постепенно продвигаясь на север, они достигли Арктики и когда, после неизвестных нам катаклизмов, антарктическая цивилизация погибла, арийцы переселились в Полярную империю, откуда впоследствии освоили Атлантиду. Уже Атлантида дала начало европейской цивилизации...
Гиммлер, сложивший руки на столе и слегка склонивший голову к правому плечу, нетерпеливо заворочался, покосился на внимательно слушавшего фюрера и заметил:
- Эти обстоятельства достаточны известны, но недостаточно доказаны, не так ли? О них упоминал еще Ланц фон Либенфельс в начале века.
Агарти-лама почтительно наклонил голову:
- Об этом я и намеревался сообщить буквально в следующую минуту, господин рейхсфюрер. У нас не было, если допустимо так выразиться, вещественных доказательств существования полярных цивилизаций. Как люди прагматичные и реалистично мыслящие, вы, господа, согласитесь со мной, что строить научные теории на базе недоказанных постулатов - ненаучно.
- С этим не поспоришь, - чуть слышно проворчал профессор Ленц, он настороженно относился к всякого рода специалистам по "забытым цивилизациям", в том числе и Агарти-ламе, о котором еще не составил определенного мнения. Шерхорн тонко улыбнулся.
Гиммлер, заметив это, успокаивающе поднял руку:
- Минуту терпения, господа. Уважаемый держатель ключей сейчас изложит суть сделанного им открытия. Есть многие вещи, которых мы пока не понимаем. Но использовать их необходимо, если нам это нужно.
Проворный официант расставил перед всеми стаканы с минеральной водой "Фахино" и мгновенно ретировался.
Проводив его взглядом, Гитлер отпил немного и доброжелательно обратился к тибетцу:
- Лично я, как канцлер Германского государства, всецело одобряю ваши изыскания.
Агарти-лама бесстрастно и тем же тихим монотонным голосом продолжал:
- Я хотел бы представить для изучения авторитетными специалистами вот эту книгу. В известных нам древних арийских хрониках она именуется "Книга-как-змея". Эта книга - первое достоверное доказательство существования антарктической арийской цивилизации.
Тибетец торжественно приподнял кисти рук, обтянутые зеленой кожей перчаток и снял с фолианта лист кальки. Придвинул огромную книгу ученым и снова замер в неподвижной позе.
- Меня интересует ваше мнение, как мнение передовой германской науки, - медленно проговорил Гитлер, - поэтому артефакт предоставляется в распоряжение Аненэрбе. Разумеется, с разрешения уважаемого держателя ключей. Также артефакт должен быть сохранен в неизменном виде. Вы, господа ученые, можете проводить любые исследования, которые сочтете необходимыми, но без разрушения артефакта!
- Я гарантирую это, - мгновенно отозвался Гиммлер, - все сотрудники Аненэрбе, которые будут допущены к исследованиям, будут проинструктированы. И предупреждены о последствиях нарушения моих инструкций, - он со значением посмотрел на Шерхорна и Ленца.
Те уже склонились над "артефактом". Шершавая "обложка" представляла собой серую кожу, похожую на акулью, со сточенными шипами, превратившимися в крохотные выпуклые черные круги. Когда-то почти такой же кожей оборачивали рукояти мечей. Надписей на обложке не было. "Страницы", словно из тонких листов синеватого стекла или хрусталя, усеивали вырезанные крохотные иероглифы самых затейливых очертаний, некоторые из них явно напоминали свастики и руны, на нескольких страницах были стилизованные рисунки и географические карты.
- Откуда у вас этот предмет, господин Агарти? - жадно поинтересовался Шерхорн, - я археолог и для меня это принципиально важно.
Тибетец прищурил и без того узкие черные глаза и монотонно ответил:
- Артефакт доставлен из королевства Агарти, упрощенно формулируя, из тайных пещер высокогорного Тибета. К сожалению, факт его обнаружения не задокументирован. Вам придется довольствоваться моим устным свидетельством.
- Господину Агарти-ламе мы всецело доверяем, - подтвердил Гиммлер, - его заслуги перед государством германской нации неоспоримы. Он до сих пор не представлен к наградам рейха только по причине вашего, господин Агарти, неясного отказа, - тон рейхсфюрера стал недовольным.
Тибетец слабо улыбнулся и сложил перед собой руки в традиционном восточном жесте.
- Можете ли вы предварительно высказаться о данном предмете? - нетерпеливо спросил Гитлер.
- Конечно, мой фюрер, - готовно отозвался Шерхорн, - но это будет предварительное мнение, которое может не совпасть с окончательным.
- Я, как историк, могу заявить, что никогда не видел ничего подобного, - сухо заметил Ленц, - более того, не слышал ни о чем подобном. Давать какие-либо заключения, даже предварительные, - он язвительно покосился на Шерхорна, - значит допускать отступления от научного метода мышления.
Шерхорн пожал плечами:
- Мой уважаемый коллега специализируется в другом направлении, поэтому его точка зрения верна с точки зрения истории, но археология - все же не история. Я, разумеется, мой фюрер, не рискну говорить о содержании или научном значении этого предмета, но могу уверенно заявить, что материал обложки изготовлен из шлифованной шкуры морского животного, т.е. млекопитающего, либо рыбы. Такая текстура характерна исключительно для шкур водных животных, например, акул, возможно - некоторых видов нарвалов. Материал страниц внешне выглядит как горный хрусталь, но, судя по его форме, особенно наличию геометрически правильных отверстий, исключительной сохранности - нехрупкий. Такой минерал в настоящее время неизвестен, могу предположить, что это искусственный материал рода плексигласа или бакелита. Надписи и изображения на нем вырезаны миниатюрным резцом. Материал колец, скрепляющих страницы - золото, либо позолоченный металл или сплав. Такой же проволокой прошита обложка. Если не считать материалов, из которых предмет изготовлен, выглядит похожим на европейские книги периода до изобретения книгопечатания. Аналогов предмета среди археологических находок нет. Мой фюрер, я считаю, что без изучения обстоятельств, при которых найден этот предмет, я в любом случае не смогу дать обоснованное заключение. Заключение с точки зрения археологии, разумеется. Изучение текста и изображений - не моя специализация, - он говорил осторожно, взвешивая каждое слово, и Гитлер одобрительно улыбнулся.
- Если уважаемый Агарти-лама даст пояснения, то, возможно, я буду более категоричен, - уверенно закончил Шерхорн.
- Эта книга, "Книга-как-змея", хранилась в Тибете, в теплой сухой пещере на протяжении многих веков, более точно сказать не могу, - Агарти-лама огорченно пошевелил редкими бровями, отчего его бритый лоб сморщился, - книга была доставлена из Полярной империи арийскими переселенцами. Датировать ее трудно, но ей не менее тридцати тысяч лет.
Он доброжелательно улыбнулся Шерхорну и добавил:
- Переплет ее сделан из выделанной кожи морского змея, которого традиция европейской науки считает вымышленным, либо, в лучшем случае, вымершим животным. В арийской мифологии он известен, как Ермунганд. В агартийской - Ирмунган.
Гитлер забарабанил пальцами по столу и обратился к Гиммлеру:
- Ваше мнение, Генрих?
- Артефакт будет изучен лучшими специалистами в самые сжатые сроки, - быстро ответил тот, - думаю, десяти дней будет достаточно. Для получения предварительных выводов, мой фюрер, не для окончательного заключения. Лабораторный анализ. Доставим самолетом в Берлин, в Далем, в Имперское руководство Аненэрбе. Результаты научной работы должны стать средством воспитания немецкого народа, - Гиммлер извлек сияющий снежной белизной платочек и старательно протер стекла пенсне.
- Хорошо, Генрих, я надеюсь на вас и на ваших ученых. Ваш вопрос об улучшении финансирования деятельности института СС будет решен в течение недели, - благодушно подытожил Гитлер и поднялся, - а вот теперь, господа, прошу всех в банкетный зал.
В роли гостеприимного хлебосольного хозяина Гитлер выглядел необычно. Ленц и Шерхорн невольно улыбнулись. Гиммлер поморщился, но незаметно, в сторонку - финансирование Аненэрбе было его больным местом. Одни обещания, обещания, обещания... Гитлер предпочитал отдавать миллионы на танки и самолеты. Многие исследования рейхсфюреру СС приходилось финансировать из собственного кармана. Недавно не нашлось денег даже для Шеффера - знаменитого исследователя Тибета. Тот уехал в Гималаи на собственные средства. Пришлось соврать в прессе, что экспедиция организована Аненэрбе. Деньгами иногда помогал Дарре - рейхсминистр сельского хозяйства, помогал не по обязанности, а из симпатии.
Впрочем, вырезанные в древнем хрустале свастики и руны произвели на фюрера впечатление. Это тебе не раскопки "Трона Кримхильды", когда на стенах пещеры археологи нашли всего две несчастные свастики. Это на сотни-то грубых изображений мужских и женских половых органов! Какой-то сортир трущобный, а не древнеарийский храм... Конечно, при желании свастики и руны можно углядеть хоть в китайских иероглифах, но тут случай другой. Уж кому-кому, а Агарти-ламе Гиммлер доверял безгранично, его слова неизменно подтверждались. В этот раз, видимо, и фюрер не забудет своего обещания...
Во главе процессии фюрер германской нации проследовал в банкетный зал угощать гостей обещанным овощным супом.
Придержав Гиммлера за локоть, фюрер наклонил голову и чуть слышно произнес:
- Срочно готовьте экспедицию в Антарктиду. Вы получите все необходимое.
- В Антарктиду, мой фюрер, - на всякий случай уточнил Гиммлер, - не в Арктику?
- Именно. После обеда я попрошу лично Вас задержаться. Сможете отправить гостей?
- Конечно, позвоню, вызову "мерседес" охраны.
- Итак, Антарктида...
Глава 6. СС-гауптштурмфюрер Эрнст Рудоррфер.
...Я ничего не знал о деятельности СС. Вообще посторонний человек вряд ли способен
что-либо сказать о гиммлеровской организации...
Герман Геринг. 1945 год.
Эрнст Рудоррфер дослужился в свои двадцать пять до СС-гауптштурмфюрера, что соответствовало армейскому чину капитана, носил в петлицах, окантованных серебром, три четырехлучевые звездочки и две сдвоенных полоски, а на правом плече узкий погон из 4 серебристых плетеных шнуров с черным кантом. Безымянный палец левой руки украшало массивное серебряное кольцо с двумя рунами "Эйвас" - символ "Аненэрбе", как подразделения СС. Совсем неплохо, если учесть полное отсутствие связей и денег. Знатностью происхождения Рудоррфер похвалиться тоже не мог. Но не зря же национал-социалистическая партия называется рабочей! Призванный в вермахт спортивный и грамотный парень из рабочей семьи с идеально нордической внешностью, почти двухметровый голубоглазый блондин, он почти сразу попал в элитное спецподразделение. Рядовой диверсионной группы "Эббингауз", замеченный командованием, он в двадцать лет был переведен в полк СС "Адольф Гитлер" - знаменитый "лейб-штандарт". Как-то достаточно случайно ему пришлось присутствовать на встрече фюрера с Вольфрамом Зиверсом - имперским руководителем "Аненэрбе". (Официально руководил "Аненэрбе", как подразделением СС - ее президент Гиммлер, куратором с недавнего времени числился Вальтер Вюст, но фактически все делалось Зиверсом). Пока остальные эсэсманы откровенно сдерживали зевоту, он с интересом прислушивался к словам ученого, а вскоре подал рапорт о переводе в "Аненэрбе". Рапорт удовлетворили и вскоре штурмманн лейб-штандарта нашил на рукав "руну жизни", заодно перейдя из ваффен СС - войск СС в альгемайне СС - "общие" СС. Интуиция и эрудиция - необходимые качества и для разведчика и для ученого, очень перспективно сочетались в нем с отменным здоровьем и полупрофессиональным увлечением альпинизмом. Расовая чистота предков доказана до 1750 года, как положено офицерам СС. А при том, что он уже второй год служил в Аненэрбе, в учебно-исследовательском отделе тайных наук, и служил весьма успешно, карьеру можно считать обеспеченной. Бывшие приятели до сих пор в шарфюрерских чинах чеканили гусиный шаг на парадах, надували щеки, стоя в идеально ровных шеренгах за спиной фюрера, охраняли то рейхсканцелярию, то резиденции фюрера, а Эрнст одно за другим получал офицерские звания. Да и близость к рейхсфюреру СС, даже относительная, значила в третьем рейхе очень немало.
Сейчас он вдумчиво и обстоятельно изучал секретный меморандум Вольфрама Зиверса по Тибету и Антарктиде. В Тибете бывать уже приходилось, правда, наездами, на пару недель, самолетом "Дойчен Люфтганза АГ", изображая эксцентричного альпиниста, а вот Антарктида - подлинная терра инкогнита. Об экспедиции капитана Ритшера он читал в газетах и не припоминал, чтобы там говорилось хоть о каком-нибудь враге. Тогда ему хорошо запомнилась фотография в "Фелькишер беобахтер" - моряки на палубе гидроавианосца "Швабенланд", а с ними - несколько пингвинов.
Закурив, он закрыл красную кожаную папку с меморандумом. На красной обложке - белый круг. В круге - черная свастика. Невольно вспомнились слова фюрера - "Красное поле символизирует социальную идею движения, белое - идею националистическую. Свастика - борьба за победу арийского движения и в то же время - свастика символизирует творчество". Творчество... Меморандум на скептического человека произвел бы впечатление фантастического рассказа. Своего рода плод безумного творчества. В стиле "Артура Гордона Пима" Эдгара По.
С другой стороны, за два года службы Эрнст увидел столько невероятных вещей, что от скепсиса отвык напрочь. Зиверс любого научит ничему не удивляться. Сам Эрнст после одной схватки в подвалах замка Вольфенштайн отчетливо и на всю жизнь понял, что бесполезно пытаться рационально объяснять то, что в принципе необъяснимо. Когда на тебя мчится трухлявый скелет с занесенной над черепом ржавой секирой, к мистике сразу начинаешь относиться по-другому. Теперь все загадочные мистические и оккультные сюрпризы он воспринимал с разумным равнодушием, даже фатализмом. Как говорится, "есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам". Он невольно прикоснулся к своему железному кресту, пожалованному именно за подвалы Вольфенштайна.
Тогда, в июне тридцать восьмого, в полнолуние, он, по приказу не очень умного оберштурмбанфюрера Шеринга отправился в сопровождении двух эсэсманов проверить подвал замка на четвертом подземном этаже. То ли кто-то из археологов забыл внизу свои драгоценные записи, то ли Шерингу опять мерещились неведомые агенты вражеских разведок. Оберштурмбанфюрер слегка грешил манией преследования. Тогда еще не была провешена по подвалам дублированная электропроводка и их троица пробиралась по лабиринту, ориентируясь по фосфорным стрелкам и тускловатому свету фонариков. Когда в рассеянном луче света возникла осклабившаяся морда желто-коричневого скелета, Рудоррфер под аккомпанемент испуганных воплей солдат мгновенно выпустил в морду неэкономную очередь. Добротный силезский свинец развалил череп беспокойного скелета в мелкие осколки. Скелет на мгновение застыл и как-то безобидно рухнул на каменный пол горсткой костей, тут же рассыпавшихся в прах.
Эрнст никому и никогда не говорил, что на самом деле он просто задумался совсем о другом, а агрессивного кадавра машинально воспринял, как врага в маскировочном костюме. Что случилось бы, если бы и им овладел мистический ужас, он старался не думать. Взвывшие эсэсманы запросились назад, но Эрнст настоял на продолжении пути. По дороге он и приободрившиеся рядовые уничтожили еще парочку "хозяев подвала", явно остервеневших от визита незваных гостей. Назавтра в подвалы отправился целый взвод с четырьмя огнеметами "Фламмверфер". И не вернулся. Тщательнейшие поиски результатов не дали. После этого в Аненэрбе на оберштурмфюрера Рудоррфера начали почтительно коситься и за глаза звать Счастливчиком.
Тогда истинно арийскую отвагу Эрнста отметил сам рейхсфюрер.
Оберштурмбанфюрер Шеринг, с нездоровой приземленностью доказывавший всем, что в подвалах Вольфенштайна нет никаких мистических скелетов, а нахально орудуют не то русские, не то французские, не то английские агенты, скоро всем надоел. Постепенно он договорился уже до американских шпионов в масках скелетов. Через неделю его как-то тихо и незаметно перевели на спокойную и безбедную, но бесперспективную должность начальника концлагеря для гомосексуалистов.
Зиверс что-то непонятно проворчал про ауру лунного льда, про полнолунные излучения и похвалил Эрнста, представив бравого офицера к награде. Через неделю вручили "Железный крест".
Вот только от одной плебейской привычки блестящий офицер СС никак не мог отвыкнуть - вместо аристократической трубки или иностранных сигарет упорно смолил крепчайшие дешевые "Каро", больше приличествующие портовому грузчику. Правда, пользовался золоченым узорчатым мундштуком - не каким-нибудь солдатским плексигласом. Раздавив в цветном стекле пепельницы отчаянно дымящий окурок, Эрнст снова открыл папку.
В принципе, когда фюрер провозгласил Антарктиду неотъемлемой частью Германии, к этому мало кто из профессиональных военных отнесся серьезно. Что там делать немцам? Пингвинов стрелять? Какие-то полезные ископаемые, позарез необходимые рейху? Без мощного военно-морского флота Антарктиду не защитить от мало-мальски серьезных поползновений любого врага. Как базу ее использовать глупо - далековато от оживленных торговых путей. Разве что фюреру известно что-то такое, что делает ледяной континент действительно нужным Германии. Слухи об истинных целях экспедиции Ритшера исчезли, едва успев появиться. В конце концов, фюреру виднее.
Вот в чем дело! В сотнях километрах от берегов Антарктиды, в ледяной пустыне экспедиция обнаружила оазисы - свободные от льда участки, с озерами и многочисленными пещерами. Эрнст невольно пожал плечами, удивляясь причудам природы. Зиверс усматривает перспективность исследования этих пещер на предмет поиска следов антарктической арийской цивилизации. Что ж, если пещеры эти похожи на подвалы Вольфенштайна, то взвод парашютистов не помешает. Если действительно профессора что-то найдут, не исключен золотой дождь в виде наград участникам экспедиции. Для экспедиции предполагалось использовать новый гидроавианосец "Бавария", пару эсминцев и пару подводных лодок. Здесь же педантично обосновывался именно такой состав. Намечались и парашютисты.
Краткий энергичный стук в дверь. Не утруждая себя ожиданием приглашения, в задымленный кабинет необычно стремительным шагом влетел Зиверс.
- Хайль Гитлер!
- Хайль Гитлер, Эрнст, хайль Гитлер. К делу. Как думаешь, за каким чертом я приказал тебе прочесть этот меморандум?
- Предполагаю, мне будет приказано отправляться в Антарктиду?
- Верно, только сначала ненадолго съездишь в Москву. Эрнст, ты возглавишь взвод парашютистов. Вы доставите из южных полярных льдов такое, что Святой Грааль и копье Лонгина покажутся жалкими безделушками! - почти продекламировал Зиверс, - понимаешь, какая ответственность возложена на тебя фюрером и Германией?
- Хайль Гитлер, - на всякий случай ответил Рудоррфер. До цели экспедиции он еще не дочитал. Вообще, он читал всегда вдумчиво и медленно, делая долгие паузы для лучшего запоминания и осмысления. Так надежнее и эффективнее.
Грядущий золотой дождь становился все реальнее.
Вытянувшись в строевую стойку, он подождал продолжения, но его не воспоследовало. Почтенный руководитель "Аненэрбе", запоздало поморщившись от едкого дыма "Каро", махнул рукой и почти выбежал из прокуренного кабинета. Выстрелом хлопнула дверь, плавно закружились взлетевшие над столом листы меморандума и Рудоррфер бросился их собирать.
На одном из последних, судя по нумерации, листов меморандума, еще не прочитанном, значилось заглавными буквами - "возможность телепортации и путешествий во времени"...