Аннотация: История о том, как хрупкая девушка может легко погубить молодого человека, которому ещё жить да жить
"Женщина мыла губкой зелёную "Волгу". Струйки воды, стекающие вниз по асфальту, образовывали маленькие ручейки, по которым пустились вплавь жёлтые листочки. Осень."
Эту "зарисовку" увиденного в сентябре 74-го года я записал в своём полевом дневнике, когда вышел в московский двор из здания, где люди в серых шинелях решали вопрос о предоставлении мне права уехать в "закрытый порт Владивосток".
Туда я ехал работать в Геологическом институте Дальневосточного научного центра, потому что подсознательно рассуждал совсем, как Иосиф Бродский, - "...если довелось в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря". О вызове туда я договорился сразу после преддипломной практики, которую проходил предыдущим летом в Приморье и на Курильских островах, где получил от тамошней природы массу положительных впечатлений.
За несколько дней до наблюдения о плывущих жёлтых листочках, в трансагентстве Бугульмы меня сначала обрадовали, что забронировали весь путь до самого Владивостока всего с двумя пересадками в Свердловске и Иркутске, а потом, ознакомившись с содержанием бумаги, в которой чёрным по белому было написано, что я распределён на дальние рубежи нашей Родины, и, не обнаружив на ней печати из "органов", разрешающих мне проезд в пограничную зону, тут же огорчили, что билета продать мне не могут. Было, как в мультике "Каникулы в Простоквашино", - "вам пришла посылка, но дать её вам я не могу, потому что у вас документов нету", вот только роль почтальона Печкина играла билетная кассирша, смотревшая на меня, впрочем, весьма сочувственно.
Эту печать мне могли поставить лишь по последнему месту жительства, - в Москве, которую я покинул месяц назад, уже не думая туда возвращаться в ближайшие год-полтора. Ничего не поделаешь, - пришлось мне "поворачивать оглобли" на сто восемьдесят градусов, поэтому уже через пару дней из окна вагона пассажирского поезда я смотрел, как уплывают назад окрашенные в золотистые тона берёзовые леса, взбегающие на пожелтевшие гладкие холмы. Для второй половины сентября стояла редкая для наших широт тёплая и ласковая осень, и было грустно надолго прощаться с родными краями, ведь скоро меня ожидали совсем другие пейзажи за многие тысячи километров отсюда, на самой окраине могучего материка.
Лето у меня тоже начиналось с поезда, - душа, очерствевшая за написанием дипломной работы, а потом и её защиты, жаждала отдохновения, какого-нибудь небольшого путешествия, а значит и приключений, без которых не обходится ни одно стоящее путешествие.
Случай его совершить представился весьма благоприятный, - на крымскую практику уезжал второй курс нашего факультета, а на нём у нас с Андреем Антоновым, моим товарищем по группе и комнате проживания в общежитии на протяжении нескольких лет, были хорошие знакомые: Андрон, Витя "Шенфлис", Ил Горчаков, Ленка Крылова, среди которых было легко затеряться без билетов в толпе студентов в двести с лишним человек.
Эти наши знакомые появились у нас после поездок в зимние каникулы на Советский Север: Кольский полуостров (Оленегорск - Кировск - Апатиты) - Карелия (Чупа) - Санкт-Петербург и Советский же Юг: Азербайджан (Гянджа - Дашкесан - Чирагидзор) - Армения (Севан - Ереван - Эчмиадзин) - Грузия (Тбилиси - Гори - Цхинвали - Они - Лухумис-Цхали - Кутаиси), в которых мы с Андреем были непременными участниками. Ещё раньше, на третьем курсе, в другом составе мы прокатились по такому маршруту: Свердловск - Баженово (асбест) - Берёзовское месторождение (золото) - Шабры (тальк) - Сидельниково (родонит-орлец) - Миасс (Ильменский заповедник).
Перед поездкой в Крым я испытывал некоторые финансовые затруднения, поэтому пришлось телеграммой просить родителей "пятидесятирублировать" мне в Симферополь "до востребования". Посадка в поезд была произведена безо всяких проблем, после чего в четырёх плацкартных вагонах поезда "Москва-Симферополь" началось празднество, продолжавшееся почти всю ночь. Спали единицы, поэтому отсутствие плацкарт никак не испортило нам с Андреем впечатление от дороги, за время которой у нас ещё появились новые знакомые "по интересам".
У меня - миниатюрная большеглазая девушка Виктория, будущий гидрогеолог. Утром следующего дня мы стояли с ней в тамбуре, курили, болтали о всяких пустяках, и в ходе разговора неожиданно выяснили, что, оказывается, мы ходили с ней в одну школу, а с её старшей сестрой с редчайшим именем Камилла я даже учился в параллельных классах. Уже возникшая симпатия на почве землячества усилилась многократно.
Потом, когда она прикуривала от моей зажжённой сигареты, и вагон качнуло, кончиком своей сигареты она слегка обожгла мне губу. Вика взялась быстро вылечить ожог своими губами, и мы оба так увлеклись этим "лечением", что не заметили, как поезд ворвался на Крымский полуостров и остановился у перрона симферопольского вокзала.
Целой колонной из нескольких автобусов нас отвезли на учебный полигон, который раскинулся под горой Сель-Бухра сразу за селом с таким приятным на жарком юге названием Прохладное. После вечернего банкета на природе и снова полубессонной ночи, прямо с самого утра, провожаемые большеглазой Викой на остановке прямо напротив полигона, на рейсовом автобусе Научный - Симферополь мы с Андреем выехали в столицу Крымского края.
На первых двух курсах у нас тоже были крымские практики, и все прежние наши "маршруты выходного дня", который приходился на четверг, мы начинали в Симферополе в пивном баре, расположенном напротив парка Тренёва, посреди которого стоит бюст автора "Любови Яровой". После изнуряющей жары снаружи было невероятно приятно спускаться в прохладный подвал, садиться на деревянные скамейки и за парой кружек пива утверждать маршрут дальнейшего передвижения по полуострову.
Делалось это накануне выходного, - с полигона мы выезжали сразу после обеда в среду, чтобы добраться до какого-нибудь приятного места, переночевать в кустах или прямо на морском пляже (однажды, в виду Евпатории, аккурат напротив памятника морскому десанту, мы спали в нескольких метрах от железнодорожных путей и машинисты проезжающих поездов удивлялись, наверное, увидев нас, лежащих рядком на травке), на другой день позагорать, попринимать морские ванны, а к вечеру тронуться в обратный путь. Таким образом мы успели побывать на Карадаге, в Евпатории, Ялте, Форосе, встречали как-то рассвет на Ай-Петри.
В этот маршрут, на Ай-Петри, мы ходили втроём со Славой Специусом и Ольгой Кузьминой, впоследствии Ларичевой. Лично я туда не собирался и уговаривал своих друзей в Ялте свернуть к морю куда-нибудь к подножию Аю-Дага, искупаться там, провести, в общем, романтическую ночь на берегу ласкового Чёрного моря. Но необыкновенно упёртые Слава и Ольга отвергли этот заманчивый проект, а потащились по серпантину на Ай-Петринский перевал. Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться мнению большинства - всего-то в один голос, да и тот женский, - и идти вместе с ними.
До водопада Учан-Су мы доехали на маршрутном автобусе, а потом двадцать километров глухой ночью шли пешком по дороге, не рискуя в темноте срезать длинные повороты, - сначала попытались, но забурились в какие-то непролазные кусты и, снова с трудом попав на дорогу, больше уже с неё не сворачивали. Треть дороги я злился на своих товарищей и даже некоторое время, "надувшись, как мышь на крупу", двигался в отдалении от них, а потом смирился с неизбежным и присоединился к парочке.
На Ай-Петри мы появились часа в три ночи, когда уже заалел восток, причём наверху шли по самому краю тропы, обрывающуюся отвесно вниз метров на пятьсот. Когда на другой день я увидел, где в кромешной тьме перепрыгивал через какие-то трещины, то ужаснулся, - оступись я немного влево, и мне пришлось бы испытать сомнительное "счастье" свободного полёта. Времени, чтобы вспомнить всю свою не очень длинную жизнь тогда у меня было бы вполне достаточно, - так высоко было падать. Но рассвет с Ай-Петри мы всё-таки посмотрели!
...Пивной бар находился в пяти минутах ходьбы от конечной остановки автобуса и скоро мы уже потягивали пиво из запотевших кружек, решив, что дальнейший наш путь будет пролегать на Ангарский перевал, но не прямо по дороге, - это не интересно, - а через гору Чатыр-Даг. На этом перевале находился на практике первый курс геофака, а там тоже были наши знакомые, как среди студентов ("Запойный" - Сергей Запунный, "Винный Дух" - Коля Сергеев, Санька Махин), так и преподавателей, один из них - Михаил Борисов, под руководством которого мы и совершали свои зимние круизы.
Прежде чем покинуть гостеприимный Симферополь, мы посетили центральный почтамт, где мне выдали пять красных бумажек достоинством в десять рублей каждая, - до появления в Крыму украинских гривен оставалось ещё долгих восемнадцать лет.
Передвигаться по полуострову мы собирались исключительно автостопом, и расставаться с наличностью за проезд на каком-либо транспорте предполагали лишь в очень крайних случаях, - при покупке обратного билета до Москвы, например.
На троллейбусе выехали на южное окончание города и довольно быстро "взяли" грузовик, направляющийся в Алушту. Не доезжая Ангарского перевала, сердечно поблагодарив водителя, спрыгнули и полезли на Чатыр-Даг, который мы уже покоряли четыре года назад. Полюбовались сверху на мир, сфотографировались у каменного тура, и пошли на спуск, через час с небольшим оказавшись в лагере первокурсников.
На другой день мы съездили в Алушту, искупались в мутноватом море на городском пляже и, прихватив с собой канистру вина, вернулись на перевал, чтобы в южной бархатной ночи вместе с друзьями вспоминать свои зимние поездки. В небе горели крупные звёзды, - к ним устремлялись искры от нашего костра, погасая задолго до конечной цели своего путешествия. Было необыкновенно уютно сидеть в круге мерцающего света, в слегка захмелевшую от лёгкого вина голову приходили ясные мысли, слегка, впрочем, замутнённые необходимостью по приезде с юга сдавать государственный экзамен по научному коммунизму, наступление которого в скором будущем тогда ещё не подвергалось сомнению.
В гостях хорошо, а в дороге - лучше, поэтому наутро мы распростились с друзьями, сели на троллейбус, курсирующий по маршруту Симферополь-Ялта и, уже вскоре сгрузились в Алуште. Дальнейший наш путь лежал на восток, конечной целью была Феодосия, где в это самое время находились друзья, теперь уже по своему курсу, - Наташка Силантьева и Жорик Гавриленко, готовящиеся стать мужем и женой. Адрес Жориных родителей у нас был с собой, и за один день мы надеялись добраться до места.
Ехали на перекладных, раза два в местах пересадок спускались к морю, купались, спали на пляже, - сказались три полубессонных ночи. Долго ли, коротко ли, но к вечеру мы добрались только до поворота в село Приветное, было до которого от трассы километра два. Здесь же, на повороте, существовал небольшой хуторок из двух-трёх домов, один из обитателей которых, увидев нас голосующими на дороге, посоветовал не семафорить бесполезно исключительно частным машинам, не желающим брать с собой двух похожих на туристов парней, а идти в сторожку, стоящую поодаль в углу огорода, - от выращенной и уже убранной ранней капусты в нём остались лишь одни торчащие из земли кочерыжки, - и переночевать в этой самой сторожке. По причине снятия капусты, по его словам, она должна быть незанятой. Утро де вечера гораздо мудренее.
Так мы и сделали, - побрели к указанной сторожке, но пустой она не оказалась, - в ней сидели трое мужчин за трёхлитровой банкой, наполовину заполненной желтоватой жидкостью, похожей на напиток "Буратино". Но мужики вовсе не были детьми, подобно героям "Сказки о потерянном времени" вдруг превратившимся во взрослых людей, поэтому пили совсем не газировку, а высококачественное вино, которое им сливали водители автомобилей, перевозящих его из винсовхозов на винзаводы, - "Массандра", так сказать, на дому.
Обо всём этом мы узнали не сразу, потому что вначале на нашу просьбу переночевать мужики ответили категорическим отказом, будто пеньки от капусты оставались каким-то ценным стратегическим сырьём, подлежащим строгой охране при недопущении на территорию огорода посторонних лиц. Мы рассказали что-то про свои перемещения по Крыму по местам своей "боевой славы", приобретённой за время двух практик, - мужики ненадолго задумались, а потом самый молодой из них, лет эдак тридцати пяти, вдруг задал нам необыкновенно лёгкий вопрос: не выпьем ли мы с ними? Отказываться было явно нельзя, да и, честно говоря, не хотелось, и через мгновение мы уже сидели за общим столом и дегустировали действительно замечательное вино, слушая, - откуда оно и куда не доехало.
Уже через пяток минут все мы перезнакомились и на удивление быстро вместе осушили банку. Тут нам сказали, что на упомянутом выше близлежащем хуторке из двух-трёх домов, в одном из них, - нам сказали в каком, - продаётся точно такое же вино по смехотворно низкой цене рубль за литр, и если мы не против продолжения банкета, то они одолжат нам банку. Мы были не против, поэтому сходили на хуторок и вскоре вернулись с банкой, наполненной под самую крышку янтарной жидкостью.
Когда в банке осталась половина, мужики засобирались домой, - в то самое Приветное, куда указывал синий дорожный указатель. Мы уже настолько все к тому времени подружились, что, естественно, были приглашены в гости к самому молодому, пожелавшему недавно узнать, хотим ли мы выпить. Один из трёх исчез сразу, - он был из хуторка, а мы вчетвером нетвёрдой походкой пошли по грунтовой дороге в сторону Приветного.
Сначала шли дружно, говорили о приятных вещах, много и с чувством смеялись, то и дело прикладываясь к ещё не опустевшей банке, но потом старший, лет пятидесяти пяти мужчина, уже еле волочащий свои нетвёрдые ноги, - пришлось его придерживать, чтобы он не свернул в кювет, - угрюмо замолчал и вдруг выдвинул неожиданное утверждение, что мы с Андрюхой, вероломно втёршись в доверие, идём теперь к нему домой, чтобы соблазнить его то ли дочку, то ли внучку, причём оба сразу. Сначала мы хотели превратить всё в шутку, убеждая его, что таких планов не имели, поскольку даже не знали о существовании у него каких-либо молодых родственников женского пола, но он никак не хотел уняться, стал принимать угрожающие позы и раза два махнул в воздухе своими кулаками, стараясь попасть в кого-нибудь из нас, включая своего односельчанина.
Тем временем мы уже дошли до деревни, и второй мужчина, сохранивший ясность ума, посоветовал усадить дедка на ближайшую скамейку и идти дальше без него, - не пропадёт, дескать, не впервой. Мы так и сделали, - держа с двух сторон слабо вырывающегося неугомонного попутчика с явными признаками белой горячки, усадили на скамейку возле какого-то дома, и он, выдав напоследок порцию угроз в наш адрес, склонил свою буйную голову на грудь и погрузился в глубокий сон.
Нельзя сказать, чтобы жена пригласившего нас нового друга была обрадована нашим появлением, но она безропотно нажарила мяса с салом, и мы продолжили винопитие уже из третьей банки, припрятанной дома. На Украине их называют бутыльками с ударением на последнем слоге, например: "есть бутылёк? - нет бутылька, - ну так сходим за бутыльком".
Вино пилось, как вода, - мы восхищались его качеством, хвалили всякий раз, как очередная порция живительного напитка переливалась в нас, но кончилось всё довольно печально, - через некоторое время, довольно длительное, поскольку уже наступило утро, я проснулся на столе той самой сторожки, где начиналось наше растянувшееся на несколько часов празднество. В голове остались только обрывки воспоминаний, которые включали в себя мои блуждания в каком-то бескрайнем саду, потом бег в одних носках по той самой дороге, по которой мы пришли в Приветное.
Надо сказать, что утро то было не совсем обыкновенным, - оно было утром моего двадцать второго дня рождения. Но сначала меня обожгла мысль о другом, - а где же мой друг Андрюха? Я вышел из сторожки, ополоснул лицо в бочке с водой, не забыв посмотреть на отражение своего припухшего лица, по моде того далёкого времени обрамлённое волосами почти до плеч, - своих собственных ушей, по крайней мере, я уже давно не видел, - и тут услышал из под соседнего куста какие-то звуки, очень похожие на сопение спящего человека. Заглянул туда и - о радость - увидел там почивающего на травке Андрюху, который от моего прикосновения сразу проснулся и бодро подскочил. Вот что значит, высококачественное вино, - настроение хорошее, приподнятое, и выпить его снова хочется отнюдь не оттого, что голова раскалывается с похмелья.
Андрей поведал мне свою историю. В отличие от меня, ночью он смог добраться лишь до сельского магазина и уснул прямо на его крыльце, благо лето и Крым. Пришедшая поутру уборщица согнала его оттуда, и ему ничего не оставалось делать, как сесть на весьма кстати подошедший автобус и приехать в сторожку, где он и застал меня мирно спящим на длинном и широком столе. Будить он меня не стал, а лёг досыпать в кустах какого-то растения.
Благополучно воссоединившись, мы продолжили свой путь, - у меня были с собой ещё резиновые кеды, поэтому я шёл не босиком. Первым делом мы зашли в уже знакомый нам дом на хуторке и признались, что один из нас - именинник, и сказали кто. Сразу же на стол была поставлена литровый бутылёк с вином, идентичным вчерашнему, и мы, словно почётные гости, были за него усажены,. Уходя в прекрасном настроении, хотели расплатиться, но гостеприимные хозяева денег не взяли, сказали, что это угощение - подарок ко дню рождения.
До Феодосии мы добрались к обеду с пересадкой в Судаке, где нас долго никто не брал, но нашёлся-таки сердобольный владелец "Жигулей", который вмиг доставил нас до отчего дома Жоры Гавриленко. Наташка Силантьева, которую мы все называли Мамой, тоже была на месте, и мы уже вчетвером продолжили празднование моего дня рождения, теперь уже с "Биомицином", - так в народе называли тогда вино "Биле мицне" - "Белое крепкое", - но уже в гораздо меньших количествах, чем накануне.
Потом сходили в музей Айвазовского, вечером погуляли по набережной, а наутро съездили на Карадаг, где я осуществил, наконец, давнюю свою мечту, так и не реализованную в первые два посещения этого удивительного по красоте кусочка Крыма, - проплыл через Золотые Ворота, представляющие собой одинокую скалу в море с большим отверстием посредине, через которое свободно проходил прогулочный катер.
Нам нужно было ещё выкроить время для подготовки к государственному экзамену, поэтому уже на следующий день, после обеда, мы вышли из хлебосольного дома Гавриленко и двинулись к выезду из Феодосии в сторону Симферополя. Попутный транспорт нашёлся на удивление быстро, - на заправке стоял "ПАЗик" с рыбаками из Бахчисарая, возвращавшихся с уловом с Азовского моря. Они взяли нас до поворота на полигон без каких-либо финансовых претензий.
Везение кончилось в Новопавловке, и четырнадцать километров до полигона мы отмахали пешком, - попутных машин в сторону Научного не было. На полигоне мы появились уже в темноте.
Переночевав в одной из палаток, утопающих в ароматах цветущих розовых кустов, мы распрощались с друзьями и через какой-то час были в Симферополе, купили билеты в поезд и на другой день, загорелые до черноты, высаживались на Курском вокзале столицы.
Потом в моей жизни были такие события: государственный экзамен, подтвердивший мою лояльность Советской власти; военные сборы в Гвардейской Таманской дивизии, где мы все вкусили солдатского хлеба и казарменной жизни; получение дипломов на факультете и отъезд на последние перед работой каникулы, - в одной этой фразе уместились два с половиной месяца.
В Лениногорске мы снова встретились с Викой, с которой, покуда я топтал бетонный плац в Таманской дивизии, а она - меловые известняки и мергели второй гряды Крымских гор, мы обменялись парой писем. В самом конце первого я настоятельно порекомендовал ей беречь муравьёв. Как сама рассказывала потом Вика, некоторое время она терялась в догадках, безуспешно пытаясь постичь тайный смысл моего пожелания, пока не рассмотрела картинку на конверте, оказавшуюся плакатом, призывающую умеющих читать людей к хорошему отношению к этим маленьким лесным трудягам.
Разумеется, я предложил Вике прокатиться на своём мотороллере, она с радостью согласилась, но уже к концу первой поездки не удовлетворилась ролью пассажирки, а попросилась за руль, аргументируя свою просьбу тем, что на велосипеде она ездит очень уверенно. Надеясь, что она ограничится скоростью, которую можно развить на второй передаче, я согласился на этот эксперимент, о чём вскоре сильно пожалел, потому что Вика быстро проскочила вторую и третью передачи, и на четвёртой мы неслись с ней со скоростью сто километров в час по - благо - пустынному асфальтовому шоссе, стремительно приближаясь к железнодорожному переезду, где непременно должно было сильно тряхнуть, и не было никакой гарантии, что Вика удержит руль в своих руках. Я это прекрасно понимал и, стараясь перекричать свист ветра, настоятельно порекомендовал ей остановиться.
Не тут-то было! В Вику как будто бес вселился, заставлявший её всё сильнее крутить рукоятку газа, - ста километров в час ей уже было мало. Это нас в итоге и спасло. Я уже приготовился к прощанию с жизнью, потому что до переезда оставалось не больше полукилометра, как доселе безотказно работающий мотор вдруг заглох и мы, прокатившись по инерции с уже неработающим двигателем, остановились.
Налицо было явное вмешательство наших добрых ангелов (а, может, и одного моего, неоднократно доказавшего свою дееспособность, вполне хватило), потому что падение на такой скорости не оставляло нам шансов на благополучное будущее, а в лучшем случае, - на инвалидность и скромную пенсию. Я поднял капот мотороллера, но ничего подозрительного не обнаружил, - всё как будто нормально, но мотор упорно не заводился. До города было уже недалеко, - километра четыре и почти всё время под уклон, поэтому я решил катить сравнительно лёгкую машину - не "Камаз" - до дому и разбираться уже там. Перед самым городом был длинный спуск, и мы, словно призраки в полумраке - уже стемнело - даже проехали последние полкилометра на бесшумном мотороллере. Я попрощался с Викой, а сам покатил его дальше.
Наутро быстро обнаружилось, что двигатель заглох из-за того, что Вика, стараясь увеличить и без того немалую скорость, так сильно крутила ручку газа, что тросик заслонки карбюратора вырвался из своего паза, и она, заслонка, благодаря этому, полностью перекрыла доступ горючего, спасши таким образом наши молодые жизни. Откуда только такая сила взялась в её нежной ручке, - мне, по крайней мере, ни разу не удавалось сделать то, с чем легко справилась хрупкая девушка?
Спустя некоторое время мы всё же упали с Викой за рулём. Одной рукой ей вздумалось на ходу прихорашиваться - поправлять съезжающий на глаза шлем, - но произошло это, к счастью, на просёлочной дороге и на небольшой скорости, поэтому мы отделались незначительными ушибами. Зато с тех пор я больше уже не доверял руль в девичьи руки. Забавно, что даже после всех этих приключений, Вика дала торжественное обещание когда-нибудь купить себе такой же мотороллер. Я сказал ей, что если она ещё хочет пожить, то лучше бы ей этого не делать.
Потом Вика уехала в столицу учиться на третьем курсе, а я начал готовиться к отъезду на Дальний Восток. Чем всё это закончилось, я уже писал, - мне пришлось брать билет до Москвы и смотреть, как уплывают назад окрашенные в золотистые тона берёзовые леса, взбегающие на пожелтевшие гладкие холмы.
..."Волга" уже блестела, как новая, окаченная напоследок чистой водой из ведра, отчего ручейки с плывущими по ним кораблями-листочками стали ещё более полноводными, когда меня пригласили в комнату, где лежали документы, и мне выдали, наконец, пропуск в погранзону, каковой являлся весь Приморский край. Следующим пунктом, который я посетил, было "Трансагентство" на Ленинском проспекте, - там для меня нашёлся единственный билет на самолёт до Владивостока.
На радостях я зашёл в "Варну", - большой магазин напротив, загрузил в сумку бутылок пять сухого вина "Золотые пески" и вечером устроил небольшой банкет оставшимся товарищам, среди которых была, разумеется, Вика, а также аспирант кафедры геохимии Володя Романенко. На середине банкета появились незваные гости - оперативный отряд особого назначения, который сводил нас в своё особое же помещение, и, немного постращав, отпустил восвояси, - там быстро разобрались, что гуляет свежий выпускник университета, и к нам всем не стали применять обычные в таких случаях санкции. Мы вернулись к "Золотым пескам", а уже назавтра в аэропорту "Домодедово" Вика и Володя провожали меня до самого аэродромного автобуса, сквозь стёкла которого я видел Володю Романенко в последний раз, - полгода спустя его не стало.
Через двенадцать часов полёта с пересадкой в Хабаровске в аэропорту Владивостока я окунулся в совсем ещё летнее тепло приморской осени, - начиналась моя долгая-долгая жизнь на Дальнем Востоке.