Аннотация: Я верю в то, что существует нечто безусловное. Что-то настолько логичное и обязательное для существования, что его можно отыскать даже в этом безумии.
Когда на Землю из неведомых звездных далей прилетел Большой Клоп, Малышу было четыре с половиной года. Когда советские ученые обнаружили Клопа, Малыш закончил четвертый класс. Когда Большого Клопа удалось оторвать от нефтяного месторождения где-то в Сибири (точное место Советы предусмотрительно засекретили) Малыш женился, по залету, но в целом очень даже удачно.
Его сыну, Малышу-младшему, исполнилось полтора года когда русские приступили к завоеванию мира.
Гудит и раскалывается ночное небо Стокгольма, воздушные машины русских, так непохожие на обычные земные самолеты, уже удалялись, отбомбившись по остаткам шведской армии. Следующая волна - десант, об этом уже сообщали по радио. Малыш сжимает винтовку и думает о сыне, родившемся так невовремя, о коварных Штатах, которые обещали прислать боевые гиперболоиды, но так и не прислали, о германских бронированных машинах, которым по слухам не страшны даже прямые попадания сверху. У Малыша нет ни гиперболоида, ни брони, только винтовка, шесть патронов к ней и семейная фотография, уже слегка истрепавшаяся.
Оставшееся время до десанта Малыш молится и с опаской глядит на небо. За две минуты до выброса десанта с красных самолетов взрывная волна неизвестного происхождения погружает Малыша в беспамятство.
- Самая большая несправедливость в мире?
- Падение Большого Клопа на территорию Советской России.
- Разве англичане распорядились бы полученным знанием лучше?
- Вряд ли. Но у них Клоп вряд ли нашел бы нефть.
- Тогда... арабы?
- Эти дикари? Им бы не удалось даже поцарапать пришельца, не то что оборвать его проникший в планетарные недра хоботок!
- Американцы? У них хватило бы сил...
- Американцы...
- То есть ты жалеешь, что сейчас на самолетах над твоей страной красные звезды, а не красно-белые полосы?
- Уже нет.
- Почему уже?
- Последние четверть часа я фаталист.
Лагерь для военнопленных охраняют боевые роботы. На тысячу человек - одна большая воняющая дымом железка ощетинившаяся пулеметами, антеннами и выхлопными трубами. Железке нужен бензин и в этом обстоятельстве Малыш видит шанс на спасение. Бензина вокруг не так много - поставки прекратились с началом военных действий.
Малыш сидит на камне и играет на губной гармошке. В полусотне метрах от него, в такт музыке приплясывает боевой робот. Остальные военнопленные считают Малыша сумасшедшим и даже не рискуют выходить из бараков.
- Большой Клоп вообще не должен был появляться.
- Это вопрос случая.
- Когда случай ломает всю историческую последовательность, начинаешь задумываться о том, насколько он случаен. В этом происшествии многие склонны видеть чью-то злую волю. В бараках уже шепчутся о царстве Антихриста.
- Тогда задумайся о том, что могло бы произойти, если бы Клоп пролетел мимо. Планета Земля не настолько большая мишень, шансы попасть в зону притяжения у него были незначительные.
- Было бы лучше.
- Ты знаешь альтернативное будущее?
- Нам не дали его узнать.
Первые солдаты противника, которых видит Малыш - негры. Они вооружены длинными дубинами, на концах которых время от времени проскакивают электрические разряды. Негры не разговаривают ни на шведском языке, ни на английском. Кто-то в лагере попытался заговорить с ними по-русски, но получил дубинкой по голове. Похоже, русского языка они тоже не знают. Впрочем, это не мешает им красноречиво объясняться на языке жестов.
Если кто-то не понимает его - разряд увеличивает сообразительность вдвое. После третьего разряда человек уже не встает и его относят куда-то за пределы лагеря, туда где с ритмами присущими сердцу, бьют тамтамы.
Малыш обнаруживает в себе приличный запас догадливости - ему достается только один удар, от которого волосы встают дыбом, а на затылке появляется небольшая проплешина...
Мозги тут же встают на место. Только это немного не то место, что было раньше. Боевой робот укоризненно качает головой и горизонтом. Затем все встает на свои места еще раз.
- Это не моя судьба. Я ощущаю себя здесь играющим какую-то нелепую роль. Как будто вокруг меня гигантский спектакль вместо жизни.
- У тебя есть возможность это определить? Или это исключительно солипсический подход, зависящий от персонального комфорта?
- Черт побери, ты иронизируешь, а я даже не знаю, с кем разговариваю.
- Ты не разговариваешь. Это объясняет половину всего сказанного.
- Кем?
- Тобой.
Военнопленных сажают в гигантские четырехэтажные автобусы с решетками на окнах. Внутри все тот же барак, причем кое-кто узнает выцарапанные на досках инициалы. Малыш разыскивает свою заначку и забытую под тощей подушкой фотографию семьи. Отчего-то на снимке вместо жены - боевой робот, но в целом все так же, как и было, а потому Малыш делает вид, что так и надо.
На нижнем этаже автобуса - нужник и кочегарка. Кочегарами работают те же негры, старательно игнорирующие военнопленных. Откуда-то сверху доносятся звуки фокстрота. Автобус трогается и наполняется странным потусторонним бытом.
На ужин выдают тефтельки в сливочном соусе и кусок мыла. Мыло приказано не есть, но некоторые уже не понимают, где завершается здравый смысл и начинается чистое безумие. Таких негры приводят в чувство ударами своих электрических дубинок.
Вместо сна Малыш смотрит цветную комедию с Чарли Чаплиным.
- Дефицит логичности происходящего должен иметь какое-то объяснение.
- Ты сошел с ума.
- Это одна из первых версий. Но отчего именно так? Что на эту тему сказали бы Юнг, Фрейд, девица Ленорман?
- Они сказали бы, что ты сошел с ума. В свою очередь, это порождает проблему адекватности происходящему. Очевидно, ты адекватен. Кстати, как тебе мыло?
- Пахнет лавандой. О, так это ты все подстроил?
- Нет, всего лишь обратил внимание. Ты адекватен. Продолжай в том же духе.
Автобусы идут колонной в Сибирь. Это вычислили яйцеголовые с нижних этажей, по солнцу и мху на деревьях. Для Малыша слово 'Сибирь' уже ни о чем не говорит. Мир утратил рациональность и теперь волен делать все, что угодно. У Малыша есть мыло и заветная фотография. А еще один патрон, чудом уцелевший во время обыска. Внутри куска мыла патрону очень удобно и уютно. Малыш время от времени баюкает его и называет Малышом-младшим.
Соседи Малыша роют подкоп ложками. В соседнем купе спорят о Сартре. Мир сжимается до размеров автобуса и готовится расправить эту сингулярность куда-то вовне.
На четвертые сутки пути Малыш догадывается в гости к кому они едут.
- Если я окажусь в эпицентре событий...
- Ты по определению в эпицентре событий. От эгоцентрической системы восприятия никуда не денешься.
- Я хотел сказать, что если этот мир является порождением Большого Клопа, то моё сближение с тем местом, куда он прилетел...
- Он прилетел на планету Земля. Все остальное - частности и местячковое мышление. Более того, ты и в самом деле считаешь себя настолько важным?
- Для самого себя. Ты прав. Это и правда эгоцентрично.
Где-то в районе Воронежа автобус похищают неизвестные. Они настолько аккуратны и незаметны, что военнопленные едут еще километров сорок, прежде чем замечают неладное. Малыш просыпается на разделительной полосе колоссального шоссе, слышит удаляющиеся звуки фокстрота. Остальные автобусы скрываются за линией горизонта, как будто все так и надо.
Военнопленные долго спорят с неграми о дальнейших действиях. Язык жестов к тому моменту настолько изучен, что единственным звуком, является чья-то икота.
- Как можно похитить автобус? Для чего? Если у всего этого безобразия имеется автор или режиссер, то мне хочется знать, что же он пил или курил?
- А зачем еще может пригодиться автобус? Чтобы на нем куда-то приехать. Или чтобы уехать на нем откуда-то еще. А незаметность... Люди склонны не замечать очевидного. Например, отсутствия автобуса.
- Это какой-то уж слишком нарочитый и гипертрофированный пример.
- А если сравнить с боевым роботом? Все, знаешь ли, познается в сравнении.
- В сравнении с боевым роботом многое, конечно же, может показаться нормальным. Но это только кажущаяся нормальность, относительная, не абсолютная.
- Ты веришь в Абсолютную Норму?
- Ты передергиваешь. Кстати, о том, кто ты такой мне до сих пор ничего не известно. А я как-то не привык общаться с незнакомыми.
- Ты это постоянно делаешь.
- Это не ответ.
- Это относительный ответ.
Деревня Округленное Пи состоит из трех изб и бани. Баня олицетворяет иррациональный остаток после вычитания Троицы из некогда православного пейзажа. Военнопленные, отчего-то сильно сократившись в количестве, размещаются в бане. Малышу достается верхняя полка, так что когда начинают поддавать пар, он быстро обмякает и приходит в вялое состояние духа. У Малыша несчастье. Даже два несчастья. Пропала семейная фотография, и патрон в мыле пустил ростки.
Говорить о том, что этого не может быть Малыш не может. С ним происходило уже столько невероятного, что это незначительное происшествие на фоне общемировых проблем и забот как-то теряется.
Соседи Малыша ухитрились сохранить кусок сделанного ложками подкопа, а потому продолжают рыть, но уже березовыми вениками. Кроме них в бане остался только небольшой рыжеволосый толстячок со штанами на лямках. Малыш ощущает какую-то сложную связь с этим толстяком, а потому старается держаться от того подальше. Впрочем, это обоюдное желание, а потому они подчеркнуто игнорируют существование друг друга до тех пор, пока соседи не докапываются до ядерного реактора, спрятанного в большом деревянном сундуке. Реактор греет котел бани, но это его побочное действие потому как основное - производство электроэнергии, а медный кабель в ярко-красной изоляции ведет куда-то прочь.
Малыш с толстяком сначала идут вдоль кабеля, а затем бегут - все быстрее и быстрее. Им кажется, что они слышат чьи-то тяжелые шаги. Возможно, их преследует боевой робот.
Кабель плутает меж деревьев, пересекает реки и горы, поля и болота. Пространство по пути его следования настолько деформировано, что сам он является единственной сплошной линией. Все остальное, в том числе линия горизонта отличается какой-то пунктирностью и штриховатостью. Иногда Малышу кажется, что он попал в мир, порожденный накурившимся опия французским сюрреалистом. Кабель продолжается и продолжается. Ему бы уже многократно завершиться, но он тянется и тянется, как будто в этой континуальности скрыт страх смерти.
- Он должен когда-то завершиться.
- Все когда-нибудь завершается.
- А это означает, что кабель куда-то ведет.
- Тебя серьезно интересуют такие тонкости? Помнится, что кто-то возмущался несправедливостью мироздания, появлением Большого Клопа...
- Оно меня до сих пор возмущает, но сейчас важнее всего этот кабель. Мы идем вдоль него уже несчетное количество времени.
- Тогда сейчас ему самое время завершиться.
Чем завершаются большие толстые кабели, ведущие от атомных реакторов в неведомую даль? Неведомой хренью, рано или поздно, становящейся очень даже ведомой. Данная Малышу в ощущениях хрень, напоминает космический корабль. На обложках наивных фантастических журналах за пару крон, космические корабли выглядели куда убедительнее, но сомнений не может быть. Кроме того, на борту этой хрени крупными буквами написано её назначение. Надпись продублирована на сорока языках, среди которых есть и шведский. Угрюмый клоун-полиглот выводит ближе к хвосту иероглифы, очевидно означающие то же самое. Белая краска иногда капает на траву.
- Где нам найти Большого Клопа? - спрашивает у клоуна толстяк со штанами на лямке и это первый вразумительный вопрос, который слышит Малыш со времен попадания в плен.
- Не ГДЕ, а КАК, - поправляет его клоун, после чего долго ругается на незнакомых Малышу языках. Малыш хорошо воспитан, а потому не отличает шведские ругательства от полинезийских, хотя и догадывается в самых общих чертах, что же они все могут означать.
Толстяк внимательно слушает и жалеет, что не может повторить это при случае. Малыш ложится спать, предварительно полив росток патрона и согрев его своим дыханием.
- Я верю в то, что существует нечто безусловное. Что-то настолько логичное и обязательное для существования, что его можно отыскать даже в этом безумии.
- Мне нравится такая вера и такая убежденность в её правильности.
- Я верю, что в этом мире обязано находиться то, что позволит мне вернуться в нормальный мир.
- Какой из миров ты считаешь нормальным?
- Любой, где не нарушаются законы логики, где не работает всякая магия, где нет места Большим Клопам и всему, что следует за этим.
- Ты требуешь невозможного. Большой Клоп есть везде, но не в каждом мире он принимает такие откровенные и прямолинейные формы. Кроме того, ты прожил с Большим Клопом практически всю свою жизнь, за исключением четырех с половиной лет. Неужели тебе будет не жалко...
- Не жалко.
Малыш грустит. Родители не подарили ему собаку. Вместо этого к нему домой прилетает с крыши толстяк со штанами на лямках и пропеллером на спине. Толстяк задает странные вопросы о Большом Клопе, вспоминает странные вещи, недавно приснившиеся Малышу в кошмарах. Толстяк хороший, с ним весело и забавно играть на чердаке и есть плюшки. А еще у него есть дом на крыше, с верстаком и небольшим 'Макинтошем' в ослепительно белом корпусе. Толстяк говорит, что всеми компьютерами владеет единый электрический дух, когда-то давно продавший душу Большому Клопу.
Упоминания про клопов раздражают Малыша, он возвращается домой, но дух преследует его миганием лампочек, шумами в телевизоре, скрипом диска в си-ди плеере. Дух вездесущ и требует жертвоприношения, успокаиваясь, только если его ублажают плюшками и вареньем. Зачем электрическому духу необходимо варенье Малыш не знает. Он вообще еще очень мало знает потому что начал ходить в школу совсем недавно.
Но в существовании духа и Клопа все равно есть какая-то неправильность, а толстяк отчего-то знаком сильнее, чем полагалось бы.
Родина духа - где-то на юго-востоке, то ли в горах, то ли в большой странной стране, которую взрослые называют Советами. Но советы - это такие простые бытовые рекомендации, как они могут быть страной, Малыш не знает. Он даже подозревает, что взрослые играют с ним в какую-то причудливую игру, условиями которой является угадывание всего нелепого и неправильного, что может происходить в мире. Только отчего-то никто не награждает и не наказывает за ответы. Никто вообще не интересуется ответами, а потому эта игра - первый кандидат на неправильность.
Зато по ночам дух нашептывает сказки. Про волшебную красную звезду, упавшую с неба и преобразившую реальность. Про сказочных черных африканских людей, услышавших зов этой звезды и отправившихся в дальнее паломничество - из Кении в далекую Сибирь, к какой-то Подкаменной Тунгуске. Малыш догадывается, что подкаменной тунгуской называют ту самую вёльву, которую допрашивали об исходе Рагнарёка, но ему слишком страшно расспрашивать подробности. Он молчит, но обещает вырасти и все вычитать в умных книгах.
Он просыпается за несколько часов до рассвета и видит, как звезды выстраиваются в небе в причудливый иероглиф. Старый китаец, торгующий мороженным, в обмен на монетку в пять эре произносит странное слово 'десакрализация' - имя этого иероглифа.
Папа с мамой ничего не видели. И не видят. Им недоступен выход в Интернет через проведенный с крыши ярко-красный кабель, они не знакомы с толстяком, который живет на чердаке, даже концепция плавающей реальности озадачивает их и заставляет долго рассуждать о необходимости отвести Малыша к психологу.
- АУ!
- Я не переставал тебя слушать.
- Зато я переставал с тобой общаться. Все изменилось. Абсолютно все. Только ты остается со мною.
- В этом есть ключ к разгадке тайны бытия?
- Тайны бытия?
- Самой главной, заключающейся в том, что все окружающее существует, а всего не окружающего - не существует.
- А при чем тут ты?
- При том, что я - единственное, что тебя окружает.
Малыш учится жить в криптореальности. Он дрессирует крокодилов и засылает их шпионами в неведомые земли. Иногда шпионы возвращаются. А иногда возвращаются не они, а иногады, которых надо уничтожать. Родители очень огорчаются, но альтернативы не существует. Малыш растет и готовится дать бой главному противнику, о котором ровным счетом ничего не знает. Вместе с ним, в потайном отделении мира растет посеянный некогда патрон. Сейчас он уже выглядит как рукоятка меча, торчащего из камня, но толстяк со штанами на лямке усердно поливает его и удобряет.
Враг тем временем тоже не дремлет. Он опутывает своей паутиной весь мир, порабощает его миллионами возможных способов, искажает мысли и чувства людей.
У врага есть тайный девиз и тайная цель. Только подкаменная тунгуска знает их, но она давно проболталась, а потому лозунг про электрофикацию всей страны распространен на шестой части всего света. Так пришлось поступить, чтобы никто ни о чем не догадался. Самые тайные замыслы всегда надо хранить на самом видном месте, думает враг. Малыш с ним втайне согласен.
В специальном месте и в очень специальное время, когда оккультные силы собираются в один большой-пребольшой вектор, Малыш производит десакрализацию и тем самым лишает своего врага почти всего могущества. Внешне это выглядит как запуск четырнадцати бумажных самолетиков с крыши, но на каждом из самолетиков начертаны эзотерические знаки - каждый самолетик скрывает кусочек истины. На одном из самолетиков написаны имена - Толстяк и Малыш. Через много слоев реальности он долетит до Японии, реальность содрогнется под его ударами. Другие самолетики вооружены чужими именами - вам не надо о них знать.
Итогом десакрализации становится падение метеорита. Малышу во время падения всего четыре с половиной года, он ничего не помнит об этом случае. Теперь это всего лишь ледяной метеорит, крайне удачно сгоревший в атмосфере. Враг скрежещет зубами, но ничего не в состоянии сделать. Он заперт в сетевой форме, переложив свою личность на язык двоичного кода. Он в каждой розетке и каждом компьютере. Он в радиоволнах Вай-Фая, в спутниковом телевидении. Он потерял человечность и теперь олицетворяет собой всего лишь тоталитарное мышление. Его страна распалась как песочный дворец, построенный на пляже, распадается от приливной волны.
Волны, летящие сквозь реальности, смывают агрессию Страны Советов, невероятные события, чудеса и триумфы абсурда.
Малыш остается тет-а-тет со мною. Теперь он знает, кто такой я.
Теперь ты знаешь, кто такой ты.
Пришло время вытащить меч из камня, он уже созрел...