Она происходила из богатой влиятельной семьи — старые деньги, не нувориши какие-нибудь, не выскочки, — а потому взгляд её всегда был спокоен, лицо безмятежно.
Ей не приходилось беспокоиться.
У неё всегда было всё. Ей даже не нужно было высказывать желания — просто всё было всегда.
Не приходилось беспокоиться, купят ли, сделают ли, найдутся ли деньги, захотят пойти навстречу её прихотям. Всё получалось само собой, поэтому и прихотей-то никаких не было: что желать, когда желать нечего — всё есть и так.
Люди, видевшие её впервые, поражались этому спокойному лицу, этому взгляду, этому абсолютному отсутствию эмоций.
Ну, да — вот лицо: рот, нос, лоб, подбородок, глаза…
Вот о глаза люди, как правило, и спотыкались — настолько в них отсутствовало хоть какое-нибудь выражение.
Причём её спокойный невыразительный взгляд не был взглядом умственно отстающего человека. Она была вполне смышлёной девочкой, неплохо училась в школе и потом в университете, занималась спортом.
Блестящей отличницей не была, училась вполне средне, не за что было хвалить, но и поводов ругать она тоже не предоставляла — обычная средняя девушка, каких много.
Вот только такие лица и такой взгляд никак не могли показаться обычными, выделяли её из толпы сверстниц.
Вокруг неё всегда роились молодые люди, которых привлекала её внешность: она была достаточно красива, чтобы мужчины начинали интересоваться ею даже безотносительно к её происхождению.
Но дальше ненавязчивых ухаживаний никто не шёл — это бесстрастное лицо, этот абсолютно безмятежный взгляд настораживали парней, они чувствовали какой-то подвох и тормозили до того, как приступить к решительным действиям по охмурению очередной тёлки.
Никто никогда не мог понять, зачем она поступила в университет. Выбор профессии тоже остался непонятым. И уж тем более никто не понимал, что заставило её работать — ну, ведь не необходимость зарабатывать на жизнь в самом деле!
Но она благополучно отучилась в университете, не менее благополучно нашла работу и работала вполне неплохо — опять по тому же принципу: звездой не была, но и выговоры не получала, любую работу выполняла в срок и без ошибок.
Замуж она тоже вышла и, по беглому впечатлению, выглядела среднестатистической молодой женой: опрятная одежда (может быть, слишком дорогая для заработков её мужа), посещение кружка аэробики, встречи с подругами, такими же молодыми жёнами, в кафе и у бассейна — всё, как у всех, но всё же как-то иначе.
Её молчаливость, её неизбывное спокойствие и в этой пёстрой компании выделяли её, не позволяли затеряться, вызывали тревожное недоумение.
Она и в постели не теряла своей невозмутимости, что абсолютно не вязалась с её увлечённостью самим процессом. Мужу не на что было жаловаться, ему не приходилось уламывать её, но каждый раз его не покидало разочарование, природу которого он не мог определить: вроде бы всё в порядке, но в то же время чего-то не хватает.
Чего? Ему не удавалось понять.
Детей у них не было, как-то не получились у них дети, и они жили вдвоём в огромном доме, всегда тихом, всегда казавшемся пустым.
Работа мужа требовала от него частых разъездов, но на её жизнь его отсутствие никак не влияло: всё так же она ездила на работу, встречалась с другими женщинами, молча и бесстрастно выслушивала их рассказы о детях, а потом и о внуках, всё так же безупречно одевалась и ухаживала за собой, всё таким же тревожаще спокойным оставались её лицо и выражение глаз.
Ей не о чем было беспокоиться.
Однажды ночью она проснулась от какого-то постороннего звука, раздавшегося, как ей показалось, из кухни.
Подумав, что, наверное, домработница забыла закрыть окно и в кухню влезла белка или енот, она пошла вниз.
Включив свет на первом этаже, она лицом к лицу оказалась с незнакомым мужчиной, который немедленно выстрелил в неё из пистолета с глушителем.
Он успел заметить, как изменился её взгляд: легкое удивление появилось в её глазах, слегка приподнялись брови, слегка искривился рот.
Но почти тут же лицо её расправилось, глаза закрылись, чтобы не открыться уже никогда — ей не о чем было беспокоиться, но уже по-новому.
Мужчина выключил свет, вышел из дома через чёрный ход, дошёл пешком до автомобиля, припаркованного за три улицы, проехал почти через весь город и позвонил.
Закончив разговор, он вынул из телефона сим-карту, бросил её на влажную землю по кустом и вдавил в грунт. Телефон он разбил каблуками ботинок, собрал фрагменты и по одному выбрасывал их в урны, встречавшиеся ему на пути.
На другом конце страны её муж сидел в ресторане с деловыми партнёрами. У него зазвонил телефон, он извинился и вышел из зала.
Послушав минуту, спросил: «Как она отреагировала?»
Ему ответили, он отключил телефон и присоединился к своей компании.
Никто не обратил внимания на его отлучку.
Кто-то рассказывал анекдот, кто-то что-то просил у официанта — шёл обычный ужин состоятельных людей в дорогом ресторане.
«Она удивилась», - вот что сказал звонивший ему две минуты назад мужчина.
Удивилась! Надо же. Впервые в жизни, наверное.
Он вдруг почувствовал необычайно сильное чувство свободы, как будто кто-то разрезал стягивавшие его долгие годы жёсткие ремни.
Он с удовольствием отправил в рот кусок превосходного мяса, запил вином и засмеялся очередному анекдоту.