Привязанный к столу раб не кричал, ему не дали такой возможности. Он лишь тихо и надсадно дышал, да пытался расклеить ресницы, скованные засохшей кровью. От человека в нем мало что осталось - дикое, надрывное желание жить, да еще бьющееся сердце. Все остальное было страшно.
В комнате пахло неприятно - застарелой болью, смертью, чужой злой радостью, гнилью и кровью. Комната была красива, с окном, выходящим на рассвет, с мягким ковром, диванами, изящным столиком. Все портил лишь каменный стол. Тяжелый, массивный, угрожающе щерящийся какими-то зажимами... Даже инструментов, которыми пытали раба не было видно - наверное, слуги уже прибрали в помещении.
Сказочник зашел в комнату, постоял у окна, любуясь ночным небом, и направился к рабу. Изучил обрубки пальцев, канонически-строгие, сделанные по науке разрезы, цокнул языком недовольно и погладил раба по лишенной кожи голове. От его руки, окутанной в золотистый свет, по телу раба пошла волна, восстанавливающая целостность кожи, а кое-где и ее саму. Засохшая кровь и гной растворялись в этом свету, словно туман на солнце. Последними на рабе появились недостающие части тела. Сказочник пошатнулся и вцепился в стол рукой. Он резко побледнел и стал выглядеть лет на тридцать. Морщинки разбежались по лицу - складка между бровей, лучики от глаз и часть волос поседела.
Сказочник поморщился и поднес руку к лицу. Из носа текла кровь.
- Как я ослаб... - произнес он тихо и, перерезав непонятно как оказавшимся в его руках кинжалом ремни, удерживающие спящего раба, взвалил тело на плечо. Картина получилась комичная - не слишком высокий Сказочник, удерживая на весу огромного воина, большего его на половину, наверное, чуть пошатываясь, идет к выходу.
Проходя по спящему дворцу, он старательно избегал частых и бдительных караулов. Как ему это удавалось, было бы стороннему наблюдателю странно - вот он идет, заваливается в нишу, случайно подвернувшись на ступеньке, долго выбирается из ниши.... а за это время мимо успевает пройти охранник. Впрочем, сторонних наблюдателей не было. Не любил Сказочник это дело.
- Мальчики-девочки. До чего доводите себя, а? - бормотал он тихо, злобно сопя на пыльной потайной лестнице, - Сначала отказываетесь служить, там, где надо. Потом - отказываетесь жениться. Потом - возвращаете все деньги отцу и уходите из дома, гордо хлопнув дверью. Потом работаете наемниками. Потом, наслушавшись бредней монахов-отступников, проповедуете путь непротивления злу, даже не потрудившись выяснить истинно ли учение. А там уже не далеко до непонятного случая в таверне и рабского ошейника. Так нет же, чтоб обратиться за помощью к отцу или друзьям! Нет, мы сами взрослые. Мы думать умеем. Сами. Ага. И куда вас это приводит? А вот в такую уютную комнатку к такому уютному версогу. Милашке просто. И столик у него уютный. И деточек он предпочитает помоложе, да построптивей.
Злобно двинув по голове охранника, а на другого просто махнув рукой, Сказочник прошел мимо упавших тел и нырнул в потайной ход. Хотя, какой он потайной, если отец версога был замечательным человеком, а новый - повыгонял всех преданных слуг, которые не одобряли его поведения и набрал цепных... скаров.
Земля сыпалась за шиворот, Сказочник тихо ругался на каком-то диком, шипящем языке, раб не хотел приходить в себя. Наконец, выбравшись, он взвалил раба на коня и быстрой рысью направился к одному старому домику.
Домик встретил их затхлостью, сухой гнилью и взметнувшейся пылью. Отпустив лошадку, Сказочник проволок раба по полу, скинул в подпол, подхватил ветхую тряпку с пола и несколько раз ей резко взмахнул. Пыль закрыла свет, падающий в проломленную крышу. Когда он опустилась, в домике не осталось ни одного напоминания о том, что там был хоть кто-то. В том числе и следов в глубокой пыли.
Пронзительно темную ночь лишь подчеркивал шум долго ливня. Казалось, что вскоре далекая река переполнит берега водами и, не сдерживаемая больше ничем, разольется, затапливая обжитые земли и лес. Именно в лесу, на высоком крыльце полуразвалившейся избушки и сидел этот странный мужчина. Он не обращал внимания на дождь, давным-давно замочивший одежду и волосы, стекающий по лицу и собирающийся в ладонях. Мужчина сидел, откинув голову на покосившийся косяк, и смотрел на небо, смаргивая с ресниц капли. На его колене сидел, нахохлившись, пепельно-черный ворон. Он иногда тряс головой, недовольно моргал, взмахивал крыльями и отчего-то походил на воробья.
Когда дождь, наконец, прошел, ворон развернул крылья, встряхнулся и каркнул. Мужчина отвел взгляд от неба и посмотрел на ворона. Ворон посмотрел на него.
- Не знаю, - пожал плечами мужчина. - Эта история... Кто мы без бескорыстных дел, ворон?
Ворон насмешливо каркнул.
- Да все я понимаю, - махнул рукой мужчина и поежился. Рубаха была мокрой насквозь. - Мальчишка не виноват в своем и чужом неумении. Мне его стало просто...
Ворон отвернулся.
- Жалко.
Ворон все так же смотрел куда-то в стену.
- Да, правда! - воскликнул мужчина.
Ворон снялся с колена и улетел в ночь. Мужчина неохотно встал, стащил рубаху и штаны и потянулся. Мокрая одежда комом шлепнулась на крыльцо, а мужчина неохотно направился куда-то в лес. Наступал рассвет.