|
|
||
| ||
В 1754 году Казанова снова в Венеции. Он возвращается к своим старым привычкам: с переменным успехом играет в карты, развлекается, заводит романы. В один прекрасный день по дороге в Падую он спасает некую красивую даму, ехавшую в коляске в обществе офицера. Повозка перевернулась, и дама едва не упала в реку. На следующий день Казанова случайно опять встречается с этой особой и предпринимает попытку ухаживать за ней. Она - приятельница упомянутого офицера, которого Казанова называет здесь П.К. Этот офицер вводит Казанову в свой дом и пытается втянуть его в какие-то свои торговые махинации. В его доме Казанова знакомится с его пятнадцатилетней сестрой, красавицей К.К. МОЕ ЗНАКОМСТВО С К.К. (Из 'Записок моей жизни') ...На следующее утро слуга доложил мне, что пришел какой-то офицер; это оказался мой вчерашний знакомец. После того, как мы обменялись обычными в таких случаях любезностями, я поблагодарил его за оказанную им вчера услугу и спросил имя. Весьма непринужденно, хоть и не глядя на меня, он рассказал следующее: - Меня зовут - П.К. Мой отец богат и весьма успешен в торговых операциях; однако сейчас у нас не лучшие времена. Я живу у площади Святого Марка, дама же, которую вы видели со мною - это госпожа О., она замужем за К., маклером, а ее сестра - жена вельможи П.М. Однако г-жа К. сейчас со своим мужем в размолвке, причина которой - именно я сам. И она же - причина моей ссоры с отцом. На мне эта форма, поскольку нахожусь я на австрийской службе, в чине капитана, хотя на самом деле никогда не служил. У меня имеется договор на поставку говядины для города Венеции, я привожу коров из Штирии и Венгрии. Этот договор приносит мне доход в десять тысяч флоринов в год, но кроме того и непредвиденные финансовые сложности, которые мне приходится компенсировать; фальшивые банкротства моих партнеров и чрезвычайные расходы привели к тому, что в данный момент я испытываю некоторые затруднения. О вас мне уже приходилось слышать и я давно желал познакомиться с вами; то, что мы с вами позавчера встретились - это перст судьбы. Признаться, я льщу себя надеждой, что вы окажете мне серьезную услугу, которая, думаю, свяжет нас узами самой искренней дружбы. Можете полностью располагать мною, тут для вас никакого риска; требуется индоссировать эти три векселя. Вам нет нужды оплачивать их сразу - я оставлю вам еще три, срок погашения у них истекает ранее, нежели у первых. Кроме того, я даю вам закладную на выручку от моего договора в течение всего года, так что, в случае, если я не выкуплю эти векселя, вы имеете полное право конфисковать моих коров в Триесте - их ведут как раз через этот город. Затем с самым непринужденным видом муж сей нахально добавляет: - Синьор, видя в вас человека большого ума, я уверен, что вы признаете выгоды моего предложения и не станете возражать против него. Удивленный его словами и этим его предложением, которое показалось мне ловушкой и напугало тысячью проблем, которые мне были всегда ненавистны, я не постеснялся заявить ему без обиняков, что никогда не соглашусь на это. Дабы переубедить меня, он прибег ко всему возможному красноречию, однако я тут же смутил его, говоря, что весьма удивлен, что отдает он мне предпочтение перед другими, коих знает гораздо лучше, тогда как со мной знаком всего лишь пару дней. - Вы должны сразу понять, - сказал я ему, - что ошибаетесь, коль принимаете меня за человека, не сведущего в делах; я был бы последним простофилей, если б согласился. Прося извинить его за причиненное беспокойство, он откланивается и говорит, что вечером надеется видеть меня на площади Святого Марка, где будет с госпожой К.; дает он мне также свой адрес, сообщив при этом, что располагает еще и собственною квартирой, о которой отец его не подозревает. Довольно будет к сему добавить, он рассчитывал, что я нанесу ему ответный визит, но, признаюсь заранее - будь я поосмотрительней, то никогда бы этого не сделал. Чувствуя отвращение к манере, в которой этот человек пытался воспользоваться мною, я не имел больше никакого желания пытать счастья с его мэтрессой, поскольку было ясно, что эти двое решили сделать из меня набитого дурака. И как у меня не было никаких причин доставлять им этого удовольствия, то я, сколь было возможно, избегал их этим вечером. Было бы мудро придерживаться этой линии и дальше; однако на следующий день, повинуясь моему злому гению, и полагая, что этому не должно быть последствий, я нанес ему ответный визит. Итак, слуга проводит меня в его комнату, где он встречает меня с самым радушным видом. После чего снова заводит разговор о делах, прося взглянуть на какие-то бумаги и документы - мне все это кажется довольно скучным. - Если вы согласитесь подписать три этих векселя, - говорит он, - я сделаю вас своим партнером. После столь своеобразного проявления дружбы он сулит мне, по меньшей мере, на словах, пять тысяч флоринов в год. Единственным моим ответом было желание, - которое я ему тут же и высказал, - никогда более не упоминать об этом. Я собрался было уходить, но тут он сказал, что хотел бы представить меня своей матушке и сестре. Он выходит из комнаты и затем возвращается с ними. Мамаша его - почтенная, хоть и простая на вид женщина, тогда как дочь - совершенная красавица; я был буквально ослеплен. Через несколько минут доверчивая матрона покидает нас, говоря, что хотела бы передохнуть, тогда как дочь остается. Менее чем в полтора часа я был пленен окончательно и бесповоротно; ее совершенство восхищало меня. Живое остроумие, безыскусность суждений, ее искренность, прямодушие, естественные и благородные чувства, ее ребяческая резвость, наконец, та гармония, которая проистекает от красоты, а ко всему невинность - свойство, всегда оказывающее на меня самое сильное впечатление, - все это разом соединилось против меня, чтобы сделать рабом самой прекрасной женщины, какую только можно вообразить. К.К. выходила из дому исключительно в сопровождении своей матери, особы хоть и набожной, однако ж и весьма снисходительной. Книги она могла читать лишь принадлежащие ее отцу, человеку трезвого ума, который, впрочем, не держал у себя в библиотеке никаких романов или историй, тогда как она подобного сорта литературу обожала страстно. Столь же страстно желала она познать все чудеса венецианской жизни, а поскольку в доме у них мало кто бывал, то никто и не успел еще сообщить ей, что она-то и есть истинное чудо. Пока ее брат что-то писал, я беседовал с нею, точнее, отвечал на ее вопросы, обращенные ко мне. Отвечать на них я мог безо всякого труда, основываясь на тех представлениях, которые у нее уже были и которые она сама же с изумлением мне и высказывала. Признаюсь, и я также не посмел ей сказать того, насколько она красива. Побоялся признаться ей и в чувствах, которые она мне внушила, поскольку, многократно солгавши в отношении других женщин, опасался возбудить подозренья скорым своим признанием. Из этого дома я вышел грустный и размечтавшийся; впрочем, хоть и был я чрезвычайно тронут добродетелями этого очаровательного создания, однако ж решил больше с нею не видеться. Никто не составил бы мне большего счастья, однако я чувствовал, что, добиваясь руки ее, не способен пожертвовать ради нее своей свободой. Через два дня после моего визита к П.К. неожиданно повстречал его я снова на улице. Он тут же сообщает мне, что сестра его без конца твердит о моей особе, обсуждает все, что я успел ей рассказать, да и мамаша от меня в восторге. - Моя сестра была бы для вас отличной партией, - добавляет он, - потому как имеет в своем приданом десять тысяч дукатов в звонкой монете. Коли пожелаете зайти к нам завтра поутру, сможете попить кофею с нею и с моей матушкой. Хоть я и поклялся себе, что не переступлю больше порога этого дома, однако ж слова не сдержал. Человеку при подобных обстоятельствах трудно не нарушить данные им же самим обеты. Итак, я разговаривал с этой очаровательной особой битых три часа, и вышел от нее окончательно влюбленным. Прощаясь, признался я, что истинно завидую человеку, которому она достанется в жены. Этот комплимент - вероятно, первый, что ей довелось услышать в подобном роде, - заставил ее покраснеть. Позже, размышляя над своими чувствами, я пришел в отчаяние, ибо понимал, что не в силах поступить ни как человек благородный, ни как совратитель: я не мог жениться на К.К., и в то же время без колебаний проткнул бы стилетом каждого, кто посоветовал бы мне воспользоваться ею. Необходимо было чем-то отвлечь себя, и я отправился играть. Игра иногда - лучшее лекарство от любви. Фортуна мне способствовала, и я вышел с кошельком, полным золота... [Выпущена часть текста, не относящаяся непосредственно к данной истории] Утром заявился П.К. и с предовольным видом сообщил, что мамаша позволила ему взять сестру в оперу, и что малышка счастлива, поскольку никогда там еще не была. Мол, если б я захотел, то мог бы с ними там встретиться. - А знает ли ваша сестра, что вы намерены взять в компанию и меня? - Она очень этому рада. - А ваша матушка, она тоже знает? - Нет, но даже если узнает, то сердиться не будет - вы завоевали ее симпатии. - Что ж, хорошо, в таком случае я возьму там отдельную ложу. - Отлично, ждите, мы будем. Пройдоха даже не заикнулся о своих векселях. Видя, что я оставил в покое его метрессу и все внимание перенес на сестру, он вздумал, похоже, развлечься на мой счет и сторговать ее мне. Мне было определенно жаль и мамаши и дочери, кои были столь наивны, доверяясь подобному негодяю. Однако ж я и сам был не настолько благороден, чтобы бросить все и отказаться от продолжения. Более того, я считал, что принять его предложение есть мой долг во имя моей любви к К.К. - дабы уберечь возлюбленную мою от других возможных ловушек. Ведь если бы я отказался, этот болван вполне мог подыскать для нее кого-то другого, менее щепетильного, а эта мысль была для меня совершенно невыносима. Сам же я искренне полагал, что с моей стороны К.К ничто совершенно не угрожает. Я заказал ложу в опере Сан-Самуэле, и уже задолго до означенного часа ждал на условленном месте. Наконец явился П.К. с сестрою; вид юной моей подружки привел меня в восторг. Лицо ее скрывала изящная маска; тогда как брат ее напялил на себя военный мундир. Опасаясь, что присутствие брата могло бы ее выдать, я пригласил обоих в свою гондолу. П.К. захотел, чтобы я высадил его у дома его любовницы, как он сообщил, не вполне сейчас здоровой, и добавив при этом, что сами мы можем ехать в оперу, где он нас попозже отыщет. Мне показалось странным, что сестра его нисколько не удивлена и не смущена тем обстоятельством, что останется со мной в гондоле наедине. Что до П.К., то в его поведении я ничего странного не увидел - похоже, все он все так и задумал. Я сказал К.К., что мы побудем в лодке до самого начала представления, и попросил ее, ссылаясь на стоящую жару, снять маску, что она тут же и сделала. Мое решение чтить ее невинность, а также рисующаяся в ее взгляде доверчивость, нескрываемый детский восторг - все это лишь увеличивало мою любовь к ней. Не зная, о чем говорить, когда я мог говорить об одной лишь своей любви, - а тема была слишком деликатная, - я довольствовался созерцанием обворожительной физиономии моей красотки, не смея, однако, задерживать взгляда слишком на ее прелестях, в особенности на двух едва лишь рисующихся округлостях, словно выточенных резцом Амура, - дабы не оскорбить ее стыдливости. - Скажите же хоть что-нибудь, - проговорила она. - А то вы только смотрите на меня и молчите. Сегодня вы пожертвовали собою из-за меня, ведь иначе мой брат мог бы взять вас к своей даме. Судя по его словам, она прекрасна, как ангел. - Эту даму я уже видел. - Она, должно быть, очень интересная женщина. - Вполне может быть, хотя у меня не было оказии это заметить. Я никогда не делал ей визитов, не собираюсь идти к ней и впредь. Поэтому не думай, моя милая К., что я чем-либо пожертвовал. - Мне показалось, раз вы молчите, значит у вас есть причина для сожалений. - Если я молчу, то только по той причине, что твоя ангельская доверчивость трогает меня до глубины души. - Я очень рада этому. Но скажите на милость, отчего бы я не могла доверять вам? С вами я чувствую себя гораздо свободней и уверенней, чем со своим братом. И моя мать говорит, нет сомнений в том, что вы человек благородный. Кроме того, вы не женаты - а ведь это первое, о чем я спрашивала у брата. Помните, вы сказали мне, что завидуете тому, кто взял бы меня в жены? А теперь я скажу вам: та, которая получит вас в мужья, будет счастливейшей женщиной в Венеции. Эти слова, выговоренные с наивной простотой и тем искренним тоном, что идет прямо от сердца, произвели на меня впечатление, которое трудно описать. Я страдал оттого уже, что не мог запечатлеть самого деликатного поцелуя на коралловых губах, которые их произнесли. В то же время я чувствовал безмерное удовольствие, видя, что любим этим прелестным существом. - В подобном согласии чувств, дорогая К., мы могли бы обрести счастье, - ответил я, - когда б соединились брачными узами. Но только в этом возрасте я мог бы быть уже твоим отцом. - Моим отцом? Что за выдумки! Вы разве не знаете, что мне уже четырнадцать? - А ты знаешь, что мне уже двадцать восемь? - Ну и что - где вы видели человека в вашем возрасте, который имел бы взрослую дочь, вроде меня? Если бы мой отец был похож на вас, я бы его ничуть не боялась, - и как тогда я могла бы испытывать к нему почтение? Близилось начало спектакля; мы вышли из гондолы и направились в театр, где внимание К.К. оказалось целиком занято происходящим на сцене. Брат ее явился лишь к самому концу, что было, без сомнения, частью его плана. После этого я пригласил обоих на ужин в какую-то таверну, и вид моей красавицы, евшей там с отменным аппетитом, заставил меня позабыть, что я и сам еще не обедал. Я так страдал от любви, что, когда ко мне обращались, отвечал кое-как и невпопад, пребывая в таком возбуждении, с которым едва мог справиться. Чтобы как-то оправдать свое молчание, мне пришлось притвориться, что у меня болит зуб; мне посочувствовали и оставили меня в покое. После ужина П.К., обращаясь к своей сестре, сказал, что я, мол, влюбился в нее без памяти, и что, если она позволит мне поцеловать себя, то этим доставит мне большое облегчение. В ответ она с радостной улыбкой подставила мне губы, требуя поцелуя. Я сгорал от желания, однако испытывал такое уважение к этому чистому невинному созданию, что поцеловал ее только в щечку, да и то прохладно. - Ну что это за поцелуй! - воскликнул П.К. - Смелей, смелей, целуйтесь как следует! Я не двинулся с места: этот беспардонный искуситель раздражал меня; однако ж сестра его отвернулась от меня, говоря обиженным тоном: - Не настаивай, видишь - я не имею счастья ему нравиться. Эти слова привели меня в еще большее возбуждение. - Вот как! - воскликнул я вне себя. - Вот как! Дорогая К., разве ты не видишь связи между моей сдержанностью и чувством, которое ты пробудила во мне? И ты еще можешь думать, что мне не нравишься? Что ж, если поцелуя будет достаточно, чтобы тебя убедить, то вот он, возьми его, с моей любовью вместе! Я схватил ее в объятия, и, крепко прижав к себе, приник к ее губам долгим, страстным и давно желанным поцелуем, который, вероятно, заставил ее почувствовать себя голубкой в когтях ястреба. Ошеломленная таким способом выказанной любовью, К.К. поспешно выскользнула из моих объятий. Брат ее встретил эту сцену самым шумным одобрением, тогда как сама она поспешила надеть маску, чтобы скрыть смущение. Я спросил у нее, сомневается ли она теперь, что в самом деле нравится мне. - Вы меня убедили, - отвечала К.К. - Но только, пожалуйста, не укоряйте меня за то, что я ошибалась. Этот деликатный ответ очень мне понравился, поскольку был изъявлением чувства, однако П.К. посчитал его глупым; он, видимо, не отвечал его соображениям. Надев маски, мы вышли из таверны, и я, после того как отвез их домой, тотчас вернулся к себе, бесконечно влюбленный и, в сущности, вполне всем довольный - хотя и исполненный грусти. Глава XII Продолжение моего романа с прелестной К.К. Наутро явился ко мне П.К. и с триумфальной миной сообщил, что его сестра рассказала матери о нашей любви и о том, что, мол, если уж суждено ей быть замужем, то счастлива она будет только со мною. - Я обожаю твою сестру, - отвечал я ему. - Но ты уверен, что отец захочет отдать ее мне? - Думаю, что нет, но он ведь уже совсем старик. Вы пока можете наслаждаться любовью друг друга и ждать своего часа. Кстати, матушка разрешила сестре пойти с нами в оперу. - Отлично, милейший, тогда, значит, и пойдем. - Если угодно, я попросил бы вас об одном одолжении. - К твоим услугам. - Мне тут попалось отменное кипрское вино, притом весьма задешево, я мог бы получить его целую бочку - взамен за вексель с полугодовой отсрочкой. Уверен, вино это удастся быстро продать, к тому же, с хорошей прибылью. Но купец требует поручительства, и согласен принять ваше, ежели вы согласитесь мне его дать. Вы подпишете вексель? - С удовольствием. Я без колебаний подписал вексель. Да и какой смертный, будучи влюблен, подобно мне, отказал бы при таких обстоятельствах человеку, который в ином случае вполне мог сделать его несчастным? Мы договорились о встрече тем же вечером и расстались вполне довольные друг другом. Одевшись, я вышел из дому, чтобы купить дюжину перчаток, столько же пар шелковых чулок и еще пару подвязок, расшитых золотом и с золотыми застежками. Мне приятно было думать об удовольствии, с каким я преподнесу этот первый подарок новой своей подружке. Излишне говорить, что на свидание явился я минута в минуту, однако издали заметил, что меня уже поджидают. Такое отношение очень бы мне польстило, когда б не увидел я тотчас намерений П.К.: едва успел я поздороваться, как он сообщил, что срочно должен уладить какие-то дела, а посему оставляет нас с К.К. вдвоем; вернется он под конец представления. Когда он исчез, я предложил К.К., пока спектакль не начался, покататься на лодке. - Нет, - ответила она, - поедем лучше в сад Зуэкка. - С большим удовольствием. Мы сели в гондолу и поплыли на Сан-Блайз, в один известный мне сад, который мне тут же удалось получить на целый день в полное свое распоряжение - и всего-то за один цехин. Да притом так, что никто, кроме нас, не мог туда войти. Ни она, ни я не успели еще пообедать, поэтому я заказал хороший обед, после чего мы отправились наверх, в комнаты гостиницы, где сбросили с себя маски и домино, а затем снова спустились в сад. Очаровательная К.К. была одета только в скромную юбочку из легкой тафты и такой же корсетик, но и в них как же она была прелестна! Мой влюбленный взгляд без труда проникал за эти слабые препоны, внутренним своим взором я видел ее совершенно нагой. Что ж, я мог только вздыхать от страстного желания и любви, кои вынужден был сдерживать. Лишь только мы очутились в длинной аллее, моя маленькая приятельница, охваченная восторженной радостью, тут же стала бегать туда и назад, словно молодая нимфа, впервые оказавшаяся на открытом лугу. Остановившись перевести дух, она увидела, что я уставился на нее с немым восхищением, словно в экстазе, и расхохоталась. Затем вздумалось ей бежать со мной взапуски. Я охотно согласился: такая игра была как раз по мне. Однако я подумал, что будет гораздо лучше, если состязание будет увенчано какой-то наградой. - Тот, кто проиграет, - сказал я, - должен будет выполнить все, что велит ему победитель. - Согласна! Итак, назначаем мы конечную отметку и бежим. Я был вполне уверен, что выиграю, однако ж для начала решил уступить ей победу - дабы посмотреть, чего ж она от меня потребует. Она тотчас помчалась вперед что было духу, тогда как я свои силы берег, и посему она добежала к отметке первой. Запыхавшись еще от бега, она задумывается, какое же наказание мне изобрести, на минуту скрывается за деревьями, а затем велит мне отыскать ее перстень. Он спрятан где-то у нее в одежде, и посему она предоставляет себя в полное мое распоряжение. Этим своим фантом она меня совершенно очаровала, поскольку ясны мне были и замысел ее, и цель. Но я чувствовал также, что никак не могу злоупотребить этим - ее безыскусная доверчивость обезоруживала меня совершенно. Мы уселись в траве, и я начал обыскивать ее карманы, складки корсета и юбки, а затем и ботинки и ее подвязки, которые носила она застегнутыми под коленами. Ничего не обнаружив, я продолжал поиски, ведь перстень был где-то у нее, и следовало его найти. Читатель, разумеется, понимает, что я догадывался, в каком восхитительном укрытии спрятала колечко моя прелесть, однако ж решил, что, прежде чем туда доберусь, попытаюсь извлечь из этого все возможное удовольствие. Наконец перстень нашелся - он был спрятан в ложбинке между двумя полушариями, наипрекраснейшими, какие природа когда-либо создавала. Когда я его доставал оттуда, руки у меня дрожали. - Отчего вы так дрожите? - спросила К.К. - От радости, что отыскал кольцо, ты так его замечательно спрятала! Однако теперь мне положен реванш, и на сей раз победить тебе не удастся. - Посмотрим! Мы снова бежим. Видя, что она не слишком торопится, я подумал, что при желании легко смогу ее обогнать. Однако я ошибался: она просто экономила силы. Когда мы были уже в двух третьих пути, она внезапно прибавляет скорости и оставляет меня позади, и я вижу, что проигрываю. Пришлось прибегнуть к хитрости, которая никогда меня не подводила: я притворяюсь, будто со всего маху падаю, с болезненным возгласом. Бедняжка останавливается, с испуганным видом подбегает ко мне и, полная сострадания, помогает мне встать на ноги. Поднявшись, я со смехом тут же бросаюсь вперед и первым прибегаю к цели. Прелестная моя соперница изумленно вопрошает: - Так, значит, с вами ничего не случилось? - Нет, ничего, я упал нарочно. - Нарочно? Чтобы меня обмануть?! Не думала, что вы на такое способны. Вы смошенничали, так что мой проигрыш не считается. - Считается, ведь я был первым у цели. К тому же, обман за обман - признайся, ты ведь тоже пробовала мошенничать, когда бежала поначалу медленно. - Но это разрешается, а ваш обман совсем другого сорта. - И все же он доставил мне победу. Как говорится, 'Vincasi per fortund o per ingano, Il vincer sempre fu laudabil cosa'... - Это выражение мне уже приходилось слышать - от моего брата. От отца же - нет, никогда. Что ж, будь по вашему, я проиграла. Приказывайте что захотите, я подчиняюсь. - Погоди, давай присядем, мне нужно подумать. А! Вот мой приговор! Мы обменяемся подвязками: твои в обмен на мои. - Подвязками? Вы же видели мои подвязки: они некрасивые и ничего стоят. - Это неважно. У меня будет причина дважды в день вспоминать о тебе. И притом в те самые минуты, когда ты вынуждена будешь вспомнить обо мне. - Прекрасная мысль, она мне очень по душе! Что ж, прощаю вам ваш обман. Вот вам мои некрасивые подвязки. Ах, дорогой мой обманщик, как же чудесны ваши! Что за прекрасный подарок. И как они понравятся моей матушке! Совсем еще новые, вам их, наверно, недавно только подарили? - Мне не дарили, я купил их специально для тебя. И все думал, как же тебе их преподнести. Любовь внушила мне мысль сделать их наградой в нашем состязании. Можешь вообразить мое огорчение, когда я увидел, что ты побеждаешь. Пришлось прибегнуть к уловке. - Уверена, вы не прибегли бы к ней, если бы знали, какую боль она мне причинит. - Так значит, я тебе действительно люб? - Я сделала бы все что угодно, лишь бы уверить вас в этом. Мои новые подвязки нравятся мне чрезвычайно, другие мне не нужны. И обещаю, что мой брат их у меня не стащит. - Ты полагаешь, он способен на это? - Ах, конечно! Особенно, если эти застежки из золота. - Конечно, они из золота. Но ему ты можешь сказать, что они из золоченой меди. - Научите меня их застегивать? - Разумеется. (Конец отрывка #1. Продолжение следует) Перевод Ржепишевского Ю.
- Оставить комментарий
- © Copyright Ржепишевский Юрий (rzepish@gmail.com)
- Размещен: 13/01/2012, изменен: 10/02/2018. 26k. Статистика.
- Глава: Мемуары
Связаться с программистом сайта.