Реклама REVLON

  

  

   Глава Четвертая

   "И ПОБЕДИТЕЛЕМ СТАНОВИТСЯ..."

  

  

   О ЧЕЛОВЕКЕ СО СЛИШКОМ БОЛЬШИМ САМОМНЕНИЕМ БАБУШКА обычно говорила: "Как-то его слишком много..." Мне, разумеется, приходилось тратить массу времени и энергии на свою внешность - я поддалась на аргумент матери, что женщине, чтобы быть красивой, необходимо страдать. При всем при том результатами гордиться никогда не следовало. Эта огорчительная дилемма явилась причиной моего полного безразличия к конкурсам красоты, хотя у нас в городе они были довольно обычным явлением (обычным для 1966 года; существовали конкурсы вроде "Мисс Магнолия" или "Мисс Местного Магазина Карбюраторов", о которых чуть ли не каждую неделю, захлебываясь от восторга, писали газеты). Мне самой конкурсы красоты казались полной чепухой, да и вообще я была настроена против истеблишмента: провалила гимнастику, дурачила преподавателя латыни, курила с Джейн сигареты "Принц Эдвард" и тайком сбегала из дому, чтобы заняться сексом по-быстрому. Игнорируя мое нежелание участвовать в чем-то подобном, мой двоюродный брат Том Барли (сын "великой" тети Эдит, той самой, которая пострадала в горящем камине) решил, что я все-таки идеальный кандидат для "Мисс Подросток Мемфиса". Он постоянно ходил за мной с условиями этого конкурса в руках, без конца повторяя: "Все, что тебе нужно - это подписать". Я подписала, хоть и без всякого энтузиазма.

  

   Каждый аспект конкурса регулировался самым тщательным образом. Письменные инструкции, выработанные администрацией в местном Sears Garden Center, способны были вызвать улыбку:

   "Чтобы подготовиться к испытанию, определенного метода не существует... Платье необязательно, но постарайтесь выбрать из тех, что получше... Вы сможете пообщаться с другими девушками, наслаждаясь бесплатным "Dr Pepper"...

   На такие, например, вопросы: "Что бы вы сделали, чтобы достичь полного мира на земле?" я отвечала на полном серьезе, без тени иронии.

   Каждой девушке для демонстрации талантов отводилось ровно две минуты (вся программа еще в начале недели была записана на пленку). Я пела "Майкл, Правь Лодку к Берегу", подыгрывая себе на гавайской бас-гитаре. ([То и дело в динамиках раздавались какие-нибудь дурацкие команды, типа:] "Все немедленно надели костюмы!.. и расслабились!"). Я сильно в тот день нервничала, но от предложения матери принять успокоительные таблетки отказалась (она пыталась меня убедить, говоря, что, мол, все остальные девочки их приняли). Меня одели в выбранную нами белую с золотом униформу, а затем отправили к парикмахеру, который сделал мне идеальное каре. У меня самой оно почему-то никогда не получалось. Финал конкурса показывали в прямом эфире на WHBQ, местной телевизионной студии Эй-Би-Си. ("Будьте самими собой!.. Используйте для подготовки всю доступную информацию!..") И вот, наконец, Джордж Кляйн, ведущий церемонии, объявил в микрофон: "И победителем становится..." Когда он произнес мое имя, я огляделась по сторонам - нет ли тут еще кого-нибудь по имени Сибил Шепард. Мои присутствующие здесь же, в студии, родители выскочили из своих металлических складных кресел, сияя улыбками и бешено аплодируя, тогда как другие семьи хлопали уже далеко не столь восторженно. На следующий день наш почтальон доставил к нам домой пару десятков поздравительных телеграмм - от местных политиков, салонов красоты, церковного ректора, и даже от Криса Крампа, которого я когда-то поколотила битой.

  

   Настроения тех дней хорошо передают слова одного друга нашей семьи, обращенные ко мне:

   - Поскольку твои родители, бабушки и дедушки в этом заинтересованы, то ты уже, можно считать, стала Мисс Подростком Америки. Ведь ты такая славная, сообразительная американская девочка! Если захочешь продолжать в том же духе, - а я уверен, ты захочешь, - то никогда не окажешься среди проигравших!

   Моими призами были гардероб из "Сирса" [Sears - крупная торговая компания со своей сетью универсальных магазинов, - прим.пер.] и год бесплатной поставки "Dr Pepper": коробки с бутылками штабелем громоздились на нашем крыльце чуть не до крыши. Я получила также право представлять Мемфис на конкурсе "Мисс Подросток Америки", который проходил в Далласе и где ставки были значительно выше: $10,000 на образовательные стипендии, портфель ценных бумаг и автомобиль. Всех "юных леди" на далласском конкурсе сопровождали их мамаши. С одной стороны от нас сидела Мисс Индианаполис со своей мамочкой, с другой - Мисс Спокан [Спокан - город на северо-западе США, штат Вашингтон, - прим.пер.]. Всякий раз, отправляясь куда-нибудь из отеля, - на такие, например, мероприятия, как Черепаховые Бега (каждая участница должна была иметь свою черепаху и питание для нее из "Gourmet Turtle Food".) - мы ехали в кавалькаде бирюзовых и голубых "комет", в сопровождении студентов Техасского университета A&M. В моем дневнике за ту неделю сохранилась запись рецепта "авокадо дип" плюс купон на бесплатный ужин, и еще моим корявым почерком добавлено: "То ли использовать купон, то ли вообще ничего не есть - вот в чем действительно вопрос ".

   Жюри нам представили без особых церемоний на коктейль-пати, там еще подавали заливное под маринадом, приготовленное в виде броненосца. Меня прямо-таки лихорадило от возможности увидеть Дика Кларка [известный ам. ведущий на радио и ТВ, - прим.пер.], хотя на практическом уровне мне был больше интересен директор Американского колледжа стюардесс; вариант с карьерой стюардессы всегда казался мне вполне реальным - по крайней мере, для того, чтобы уехать из Мемфиса.

  

   Когда объявили финалисток, меня между ними не оказалось. Вместо этого меня номинировали на "Мисс Конгениальность", одно из почетных, но сомнительных поощрительных призовых мест, среди которых были также "Мисс Личность" и "Мисс Спортивное Мастерство". Выдумывая что-то на ходу корреспонденту "Memphis Press-Scimitar", который брал у меня интервью, я открыла шлюзы:

   - Это самое грандиозное из всего, что когда-либо со мной случалось. Все участницы конкурса уже успели стать самыми лучшими подругами. Вчера у нас было ночное пати, а сегодня вечером мы будем танцевать в другом месте, тоже очень крутом, но только парни туда не допускаются. Хорошо, что придумали "фруг" [frug - довольно смелый танец середины 60-х гг. - прим.пер.], но если девушкам приходится танцевать одним...

   В этот раз мне не удалось стать победительницей конкурса, и сознание этого было обидным подтверждением того факта, что я до совершенства не дотягиваю. Грустная и жалкая, я нехотя проглотила разочарование и продолжала участвовать в остальных торжествах и репетициях. С девушками мы пели хором песню о национальном спектре участниц: "Не только Балтимор - но и Санта Розу, и Луисвилль, и Буффало, и Пондерозу они украшают собой..." Победительницей стала в итоге независимая кандидатка из Милпитаса, штат Калифорния, чей талант явил себя в "аутентичном" гавайском танце "хýла", под мелодию Дон Хo.

  

   Хоть я и вернулась в Мемфис с поражением, однако кое-что изменилось, и возврата к прошлому уже быть не могло: я была знаменита, публично, на глазах у всех, признана красавицей и награждена за это - не такая, как все, отдельная от всех. Представьте себе дружеский голос, ставший вдруг чуть терпким и придирчивым, немедленно пресекающий любую жалобу на усталость или скуку, или же на плохой день для волос.

   Президент конкурса предложил мне на летний период работу - в представлениях, которые он продюсировал для парка "Шесть Флагов над Техасом" ["Six Flags Over Texas" - крупный парк развлечений в г. Арлингтоне, штат Техас, - прим.пер.]; для меня это было первое профессиональное предложение. Однако мои родители не разрешили, чтобы я жила одна вдали от дома. Для организаторов "Мисс Подросток Мемфиса" я все еще представляла интерес: меня попросили появиться в следующем году на вечеринке, которую устраивали для новых кандидаток конкурса. "В самом деле, нам так хотелось бы снова увидеть вашу очаровательную улыбку, когда вас представят публике," - говорилось в письме менеджера по связям с общественностью, - "и когда вы будете общаться с девушками, убеждая их принять участие".

   "Очаровательная улыбка" - похоже, только в этом и был мой талант.

  

   КАЖДЫЙ РЕБЕНОК В МЕМФИСЕ РОС С СОЗНАНИЕМ ТОГО, что этот город - хлопковая столица мира, что урожай хлопка определяет экономику и даже социальный состав города - еще со времен Гражданской Войны, когда главный невольничий рынок давал промышленности необходимую рабочую силу, а хлопковые брокеры буквально заполонили окрестные берега, проворачивая дела на хлопковой бирже, способной вполне конкурировать с Уолл-Стритом. "Король Хлопок" был по-прежнему основным поводом для Хлопкового Карнавала, самого большого праздника года. Помню, как еще маленькой девочкой я стояла на берегу вместе с толпой, поджидая Короля и Королеву карнавала; их выбирали обычно из самых богатых и влиятельных в городе семей. Они прибывали на барже, украшенной цветами - в ослепительном освещении, в блестящих костюмах со стразами, - прямо к причалу в историческом центре города (причал был вымощен булыжником, который, по слухам, привозили в Северную Америку в давние времена, в качестве балласта на испанских галеонах, и который на мулах перетаскивали вверх по реке).

  

   "Принцесс" в королевскую свиту выбирали, как правило, местные региональные клубы, и именно таким образом Совет директоров Чикасоу в 1968 году выбрал меня своей представительницей на эту должность - привилегия, от которой нельзя было отказаться, несмотря на всю мою нелюбовь к подобным мероприятиям.

   После того, как я получила листочек с инструкциями, мне пришлось записаться к модистке, которая создавала костюмы 'принцесс'; инструкция была отпечатана на мимеографе:

   "Вам нужно принести из дома белые матерчатые перчатки с кнопками для вечерних костюмов и белые короткие перчатки для дневных, всего их должно быть шестнадцать (16). Необходимо также принести маленькие жемчужные серьги-кнопки (только не подвесные или болтающиеся!)... Тиару со стразами следует носить с вашим вечерним костюмом... Необходимо внести сумму в размере 5 долларов... Вы отвечаете за наличие двух пар обуви - принесите обычные туфли-лодочки с закрытой пяткой и с закрытым носком. НИКАКИХ БОСОНОЖЕК ИЛИ БАЛЕТОК! Чулки для вашего дневного костюма вам дадут... ОЧЕНЬ ВАЖНО: на примерках или когда с вас снимают размеры, обязательно надевайте предоставленные вам вещи, если планируете носить их с костюмом!".

   Чернокожие в карнавале не участвовали - у них был свой отдельный Праздник Работников Хлопка; должна сказать, единственные черные, которых я знала, это были работники склада в "Shobe, Inc." или наша домашняя прислуга...

  

   [Далее следуют несколько абзацев о положении негров на Американском Юге в те времена, о расовой сегрегации, движении Черных Пантер, Мартине Лютере Кинге и т.п., которые я пропускаю, поскольку они не имеют прямого отношения к данной биографии и вряд ли будут так уж интересны читателю. Желающие могут обратиться к английскому тексту, который здесь имеется. - Прим. пер.]

  

   ...В качестве подарка на мой выпускной дедушка с бабушкой оплатили мне путешествие в Европу: трехнедельный тур с группой учащихся из местных школ - Лондон, Женева, Мадрид, Лиссабон. Париж нам пришлось пропустить из-за начавшихся там студенческих выступлений против вторжения США во Вьетнам, однако это компенсировалось дополнительным временем в Италии и первым моим знакомством с живописью, скульптурой и архитектурой ее мастеров. Удивительно, но у меня хватало энергии для всего - для музеев и базилик, панорам и площадей, для никогда не просыхающего нижнего белья на балконах Джульетты и для черноволосых мальчиков, флиртующих с очаровательным акцентом и весь английский которых состоял из двух слов: "Хелло, бьюти!"

   Поездка эта оказалась поводом к моему прозрению. Глядя на сводчатый потолок Сикстинской Капеллы, я была потрясена мощью этих фресок - сотворение Адама мановением Божьей десницы и картина Высшего суда - однако мой взгляд привлекла расположенная сбоку, особняком, фигура полуодетой женщины.

   - Простите, - обратилась я к гиду, - что это за женщина, крупная и мускулистая, которая читает свиток?

   - Это Дельфийская Сивилла [Delphic Sibyl], - ответил он.

  

   Мое имя, которое я ненавидела и которое всю мою жизнь коверкал каждый почем зря, оказывается, было известно самому Микельанджело! Однако каким образом этот варварский оракул оказался на потолке христианской капеллы? Дело в том, что это была Сивилла, предсказавшая пришествие Христа. И, как выяснилось, нас, [Сибил], там было предостаточно. В римской мифологии, как объяснил нам гид, Кибела [Cybele] была божеством, известным под именем Великая Мать Богов, в ее честь даже построен был храм на территории, которую теперь занимает Ватикан. Этим же именем звались высшие жрицы в Древнем Риме - Сивиллы [Sibyls], и их пророчества воспринимались римлянами настолько всерьез, что они оказывали влияние даже на политику римских императоров.

   Я понимаю, насколько претенциозно и мелодраматично это может звучать, но что-то во мне ёкнуло в этот самый момент и в этом самом месте, полном такого величия и красоты. Я никогда не была накоротке с изящными искусствами, самое близкое, с чем я была знакома в музыкальной классике, была "101 струна" Мантовани [видимо, имеются в виду альбомы записей оркестра популярной музыки "101 струна" под управлением Аннунцио Мантовани; издавались в 60-х гг. - прим.пер.]. Это было так, как если бы мир вокруг был черно-белым, и вдруг все окрасилось в разные цвета. В этой капелле мне словно дано было услышать особое, лично мне, послание: существование в дохристианские времена божеств женского рода символизирует безграничную силу и потенциал женщины. В самом деле, если Бог это мужчина, получается, что женщины не созданы 'по образу и подобию его', ограничены прозрачным небесным сводом. Но если высшее из высших существ - женского рода, тогда женщинам подвластно все. У меня есть один забавный приятель, который говорит, что не верит в Бога, а только лишь в его знамения. Я верю и в то, и в другое, так что эти самые Сивиллы были для меня слегка как бы визитной карточкой от Создателя.

   Визуальные стимулы великого искусства оказались мощными и чувствительными и дали мне основательный творческий толчок. Но о чем я думала тогда меньше всего - так это о работе моделью.

  

   ЕСЛИ ГОВОРИТЬ О РАБОТЕ МОДЕЛЬЮ, ТО ОНА ИМЕЛА в нашей семье забавную предысторию: когда мой дед был совсем еще малышом, он оказался на рекламном плакате товаров Шейпли: в широкополой панаме на голове он тащил там игрушечный красный вагончик. Моя же первая оплаченная работа была для "Coppertone" [Coppertone - торговая марка американского солнцезащитного крема. Косметика Coppertone использует различные брендинги, в том числе логотип девушки Coppertone и характерный аромат. - прим.пер.], и выполнена мемфисским отделом Plough Corporation. (Для создания необходимого антуража к студии задним ходом подкатил самосвал, груженный доверху белым песком и искусственными пальмами).

  

   По-видимому, интересных новостей в тот день было не слишком много, потому как Кен Росс, штатный фотограф местной газеты, попросил меня бесплатно попозировать ему для нескольких снимков, где я должна была изображать испуг при виде гоблинов Хеллоуина. Этот фотограф как раз подыскивал девушек-моделей для Карнавального Шествия Года в Нью-Йорке, а идея этого шоу принадлежала человеку по имени Стюарт Кавлей, который владел в Нью-Йорке собственным модельным агентством. Так что Кен тут же внес мое имя в список будущих кандидаток.

   Когда этот самый Стюарт Кавлей позвонил нам домой, мои родители сочли, что я еще слишком молода, чтобы покидать родной очаг, однако решили все же соблюсти приличия и встретиться с ним в отеле "Пибоди", когда он приедет, чтобы взглянуть на местные достопримечательности. Назначенная им встреча совпала как раз с ритуальным маршем уток по холлу отеля "Пибоди".

  

   (В 1930-х годах один из управляющих отеля как-то вернулся с воскресной охоты, немножечко перебрав виски "Тенесси", и ему пришла в голову мысль, что будет забавно пустить парочку живых уток (эти утки служили ему в качестве уток-манков) в богато украшенный мраморный фонтан в холле гостиницы. При виде такого зрелища гости отеля пришли в восторг, и это положило начало традиции: каждое утро в одиннадцать, под наблюдением гостиничного боя с должностью "утиный директор", стайка английских уток спускается в лифте из своего дома на крыше, чтобы провести день, плавая и бултыхаясь в фонтане. А в пять часов вечера вся команда тем же путем возвращается обратно. Это один из популярнейших сюжетов для фотосъемки в Мемфисе).

  

   Стюарт Кавлей до II мировой войны был театральным агентом и обладал определенными талантами: в его гостиничном номере имелись фото двух пуделей в рамке - больших и совершенно одинаковых. Я была не в курсе, но идею конкурса "Модель года" его конкуренты, похоже, не оценили, дав ей почетный титул "Дурости Стюарта". Мои же родители просто сказали ему: "Возможно, на следующий год".

  

   Первый конкурс "Модель года", когда его показали по "CBS", привлек огромное внимание - весьма странно для "Дуростей Стюарта", не так ли? Хотя нашелся все же один человек, который обвинил Кавлея, что тот украл его идею, и тому пришлось провести столько времени в суде, занимаясь тяжбами, что его окрестили Suin" Stew, ["Тушенка из ответчика"]. Когда Кавлей вернулся в Мемфис в следующем году, я была целиком поглощена своими планами изучать историю искусства в университете штата Луизиана, и по-прежнему относилась свысока ко всему, что имело хоть какую-то связь с конкурсами красоты. Однако моя мать настояла, чтобы я оказала мистеру любезность и нанесла ему визит. Из чувства протеста я отправилась в отель в вызывающе неухоженном виде: обрезанные джинсы, загорелое до красноты лицо, и немытые, обожженные на солнце волосы.

  

   Сидя у него в номере, мы попивали сладкий чай со льдом - по южной традиции с избытком сахара - в то время как Кавлей болтал о наградах, ожидающих победителя: контракт с агентством и гарантированные 25 тысяч долларов вознаграждения в первый же год. Я самодовольно произнесла небольшую заранее отрепетированную речь о своем высшем предназначении - изучать итальянское искусство.

   - Мне действительно неинтересно становиться моделью, - заявила я.

   - Очень жаль, - ответил Кавлей. - У тебя хорошие шансы выиграть здесь, в Мемфисе, а потом отправиться в Нью-Йорк. - В глазах у него появились хитрые огоньки, и он выложил свою козырную карту: - К тому же в Нью-Йорке ты будешь гораздо ближе к Италии, чем в Батон Руж, Луизиана.

  

   Когда я вернулась домой с местного конкурса "Модель года", отец занимался стрижкой газона, а мать сидела в кованом металлическом кресле на веранде перед домом. Я приехала на "форде фэрлейн" 1960-го года, который унаследовала от бабушки, и в котором, всякий раз как машина бежала быстрее, нужно было сильно прижимать пол ногой. Из окна авто, со стороны пассажирского места, торчала огромная охапка желтых роз.

   - И что означает этот желтый? - поинтересовалась мать, как только я въехала на подъездную дорожку.

   - Я победила! - ответила я.

  

   Стюарт Кавлей остудил мой пыл холодным душем реальности.

   - Тебе придется сбросить, по крайней мере, тридцать фунтов, - сказал он и вручил мне распечатанный на мимеографе текст о грейпфрутовой диете.

   Теперь мое ежедневное меню составляли два ломтика ветчины, плюс мизерная порция консервированного тунца и огурцов, запитых чашкой черного кофе, - при том что каждая трапеза завершалась ритуальной половинкой грейпфрута (иногда, для экзотики, поджаренного). Во время этой голодовки я, лежа где-нибудь у себя дома, читала - в виде своего рода извращения - разные поваренные книги и еще 25-центовый буклет под названием "Посчитайте свои калории", где подробно объяснялась разница между вареным свиным окороком (185 калорий) и маринованным свиным окороком (именно то, что мне нравилось, 230 калорий). Я не могла думать ни о чем, кроме еды. Однажды я прокралась в кухню в три часа утра, чтобы подчистить там остатки ягненка, которые, к удовольствию моей матери, не успели доесть вечером.

   Я потеряла 12 фунтов, но в заявлении на конкурс "Модель года" сообщила о двадцати восьми, и в сентябре, вместо того, чтобы записаться на историю искусств в Государственном Университете Луизианы, я отправилась в Нью-Йорк, на финал конкурса.

  

   Вид Нью-Йорка с птичьего полета был мне знаком по фильму "Кинг-Конг", одному из самых любимых в детстве, но к виду города из окна самолета, кружащегося над аэропортом "Ла Гуардия", я не была готова: вырастая из своего узкого, ненадежного ложа между двумя речными рукавами, Манхеттен лежал передо мной как на блюдечке, весь целиком, - с его толкотней, со странным менталитетом населяющих его людей, которым позарез необходимо устраивать давку у дверей - у каждого входа и выхода.

   В отель "Уоллдорф-Астория" конкурсантки вселялись вместе со своими мамашами - при том, что все эти девчонки выглядели невероятно взрослыми. В панике я тут же позвонила домой, и моя мать прибыла следующим же рейсом. Через лобби отеля она проходила, минуя одну Мисс Такую-то за другой.

   - Клянусь тебе, - говорила она позже отцу по телефону, сообщая о своем благополучном прибытии, - я не понимаю, что здесь делает Сибил, рядом со всеми этими красивыми дамами.

  

   Стены "Модельного агентства Стюарта" были увешаны вселяющими благоговейный страх фотографиями Твигги, Джин Шримптон, Ширил Тигс и Марисы Беренсон [известные американские модели того времени. - прим.пер.] - и тут же агенты-букеры, с их прикрепленными к плечу телефонными трубками и с большими расчетными картами для каждой из девочек [rate cards - расчетные карточки или прейскурантные карточки; девочки-модели находятся на почасовой ставке, которая и указывается на карте. - прим.пер.]. Их там так и называли - "девочки", больше никак. У звезд никаких тарифных карточек, разумеется, не было. Их доходы не подвергались сомнению и никем не обсуждались.

   Мои надежды немного окрепли, когда я оказалась на студии "CBS" и стала примерять там наряды. Глядя в зеркало на свое золотое в блестках бикини и длинную ярко-розовую накидку с капюшоном от Олега Кассини, тоже усыпанную мерцающими блестками, я подумала: "А что, может, и у меня есть шанс?". И еще: "Проигрыш - это действительно неприятная вещь, давай-ка попробуем победить для разнообразия!"

  

   Недавно я посмотрела видео с этого конкурса, записанное с экрана. Это похоже на археологические раскопки - так, словно извлекаешь на свет непонятные черепки из далекого прошлого. Программа, сменяющая на экране "Мэнникс" ["Мэнникс" - американский детективный сериал 1967-1975 гг. - прим.пер.], начинается песней: "Что это за девчонка шагает по улице, такая классная, в заводном ритме... Смотри на нее сколько хочешь, она не против, вся такая круто одетая..." Затем поднимается серебряный плиссированный занавес и перед зрителем предстает изгибающаяся группа танцоров "гоу-гоу", а за ними - девушки-конкурсантки, которые стоят, как замороженные, на ступенчатом подиуме за сценой. Ведущая Эрлин Даль, со своей похожей на шлем прической, сидит за столом, огражденном жалкой композицией из гвоздик, стратегическое предназначение которой, похоже, единственно в том, чтобы камуфлировать ее раздвинутые ноги. Второй ведущий, Джон Дэвидсон, с ямочками на щеках и с подобной же прической, бодро начинает:

  

   - Итак, сбылись мечты ценителей женской красоты!

   Затем следуют рассуждения о профессиональных амбициях конкурсанток.

   - Как вы думаете, эти девушки захотят навсегда остаться моделями? - с серьезной миной спрашивает Дэвидсон.

   - Не обязательно, Джон, - отвечает Даль. - Некоторые из них хотели бы стать медсестрами, бортпроводницами, а иные, может, и кинозвездами.

   Конферансье Джек Линклеттер приглашает каждую девушку в центр сцены для небольшого интервью, и при подходе каждая делает по инструкции реверанс.

   - Хотела бы ты иметь большое семейство, много детей? - спрашивает он у одной из них.

   - Нет, - отвечает та без тени иронии. - Хотя, разве что семь или восемь.

   Девушку из Айовы он просит изобразить кудахтанье курицы, готовой снести яйцо, а о другой замечает:

   - Это очень амбициозная девочка, я хочу сказать, у нее большие амбиции.

  

   У каждой из нас было столько краски и теней на глазах, а к тому еще и накладные ресницы, что все мы выглядели, как шизанутые лунатики. Дэвидсон и Даль продолжали что-то говорить о нарядах и бижутерии.

   - В этом году мы делаем акцент на цепóчках, - говорит Даль. - Можно обвязать цепочкой талию или запястье, или просто привлечь с ее помощью взгляд к приятному лицу.

   - Или держать девочку на цепочке дома, - не задерживается с остротой Дэвидсон.

  

   Когда подошла моя очередь, я приблизилась к Линклеттеру, разодетая в мятый красный бархатный плащ, черные перчатки, сапоги и казацкую шапку - вообще-то довольно элегантный наряд, если учесть возможности, которые у нас там были. Выбирать приходилось из двух вариантов: или тот костюм, что был на мне, или "тэм-о-шентер" в комплекте с оранжевыми кожаными сапогами [tam-o`-shanter - шотландский берет с помпоном на макушке - прим.пер.] Другие участницы обречены были на куда менее выигрышные одеяния - парней-ковбоев и героических космонавтов в скафандрах. На девушке, которая выступала сразу за мной, была прямо-таки ужасная шляпа, не хватало только ценника, чтобы девица превратилась в Минни Перл [популярная американская комедийная актриса Sarah Ophelia Colley Cannon, известная как Минни Перл, 1912-1996 - прим.пер.]. Нечего и говорить, что, выйдя на сцену, я дрожала от страха, была вымотана, подавлена происходящим, и уж конечно, очень голодна - и именно так и выглядела.

  

   - В прошлом году на конкурсе "Мисс подросток", - обратился ко мне Линклеттер, - ты была избрана Мисс Конгениальность. И ты совершила путешествие в Европу.

   - О да, - радостно подтвердила я. - Это было чудесно.

   - Какой мужчина тебе больше по душе: американский или европейский?

   - Оооо, мне нравится и тот, и другой, - просипела я охрипшим от волнения голосом.

   - Но чем-то они отличаются?

   - Оооо, это совсем разные разновидности, американский мужчина и европейский мужчина.

   - Видите, насколько она конгениальна? - сказал Линклеттер, обращаясь к публике.

  

   В разделе программы "А теперь повеселимся" меня попросили пройтись, как если бы я была гейша - и я плыла по сцене, не касаясь пятками земли. Свой усыпанный блестками плащ - на этот раз я была именно в таком - я распахивала перед каждой встречной поверхностью, способной что-то отражать, пока меня не вытолкнули на сцену, где я и продала упаковку со всем содержимым. Пристроившись в хвост шеренги на подиуме, я усердно демонстрировала публике свой плоский живот, который не был таким плоским с тех пор, как мне стукнуло десять, и который никогда уже не будет таким.

   Победа - это всего лишь тщательно просчитанная операция, однако эмоциональные нагрузки оказались куда сильнее первоначальных моих снисходительных ожиданий. Как бы то ни было, свои чувства мне приходилось сдерживать до самого момента триумфа, когда я уже могла облегченно улыбаться и делать нужные поклоны и реверансы. Есть что-то разрушительное в победе - все равно, как если бы ты с факелом в руках шел по телам соперников, чувствуя свою ответственность факелоносца за красоту Олимпийских игр. Все это действительно сложно пережить. Когда вы видите плачущую победительницу конкурса, это отнюдь не крокодильи слезы, они настоящие. А когда проигрываешь, плакать совсем не хочется.

  

   О юной Грейс Келли известно, что по приезде в Нью-Йорк она благополучно устроилась в Барбизон-отеле. Этот же отель сочли вполне приемлемым и мои родители, когда Стюарт Кавлей предложил его в качестве места, где я могла бы пожить. Вероятно, Грейс очень нравились розовые тона. Мой номер выглядел прямо как бутылочка 'пепто-бисмола' изнутри [пепто-бисмол - лекарство, продается в ярко-розовых бутылках, - прим.пер.], с его единственной узкой кроватью и огромной ванной в конце коридора.

   Решение об этом принималось в спешке: конкурс я выиграла в субботу вечером, а уже во вторник утром была выброшена как десант на песчаные дюны Джонс-Бич - для рекламы блузок "Ship "n" Shore". Моя начальная ставка составляла 20 долларов в час, и в течение первого месяца я заработала 6000 долларов. Я тут же потратила целое небольшое состояние на реквизит, который, как я надеялась, мне очень скоро пригодится: самоклеящиеся ногти, электро-бигуди, косички, ленты, "лошадиные хвосты", лак для волос, гребни, и такое количество грима, что хватило бы зашпаклевать проезжую часть. Чтобы таскать весь этот арсенал с собой, я купила рыбацкую сумку цвета хаки в "Аберкромби &Фич", магазине на Пятьдесят седьмой улице, культивирующем ценности патриархального досуга - только вытащила из нее пластиковую подкладку для рыбы.

  

   Одна женщина из модельного агентства сказала, что мне, чтобы выглядеть гламурно на улицах Нью-Йорка, следовало бы заиметь меха. Она тут же позвонила и договорилась о визите в магазин "Меха и Спорт от м-ра Фреда", где я закупила три (именно так: три!) шубки - одну из кролика, одну из опоссума и одну из белого барашка. Эта наша шоп-экспедиция оказалась подходящим материалом для шестидюймовой статейки в газете в моем родном городе. Вот только шубку из опоссума, которую я выбрала (не длинная и не короткая, скорее, средней длины), в ней сочли "слишком шикарной для деликатной светлой блондинки". (Однажды я надевала эту шубку, чтобы поприветствовать публику с парома в День Благодарения в Шарлоттесвилле, штат Северная Каролина - присутствующие там официальные лица пришли в ярость от невозможности увидеть мои сиськи и задницу. Они делали мне отчаянные знаки, чтобы я сбросила шубку и показала короткое платье под ней, однако мой индивидуальный набор сисек и задницы был временно закрыт для обозрения).

  

   Искусству "смотрин" я научилась довольно быстро. Мне велели купить небольшой блокнот для записи назначенных встреч, и каждый день я должна была звонить в агентство, чтобы получить список (с дюжину, не меньше) издателей журналов и менеджеров по работе с клиентами, которым не терпелось взглянуть на меня. Чтобы ориентироваться в пространстве, мне приходилось повторять как мантру: "Гудзон-Ривер - это на запад, Гринвич-Вилидж - на юг, Пятая Авеню - посередине..." Часто случалось такое: я оказывалась на Западной 54-й стрит, в то время как встреча была назначена на Восточной 54-й стрит.

   Я постоянно чувствовала дискомфорт, похожий на тот, что сопутствовал мне в детстве, когда я знала, что физические достоинства это единственное, что принимается в расчет. Однако мой первый [не слишком обнадеживающий] наскок на модельный бизнес оказался для меня чудесной прививкой к отказам любого рода. Иногда я понимала причины отказа, иногда нет. Рекламировать жевательную резинку "Dentyne" меня приглашали трижды, в разное время, но дело так ничем и не кончилось. Босс из агентства командовал мне: "Ну-ка, улыбнись!.. Пошире!.. А теперь не так широко..." Вероятно, я выгляжу смешно, когда что-нибудь жую.

  

   Однажды меня позвали в офис Даяны Врилэнд, яркой женщины-редакторши из "Vogue" ['Вог' - женский журнал мод - прим.пер.]. Она вручила мне бикини, которое выглядело, как три соединенных вместе кусочка от нарезанного батона, и велела мне переодеться в кабине. Мои ягодицы оттопырились назад, что, конечно, не могло пройти незамеченным, скорее, выглядело неприлично. Хотя у нее самой была довольно странная фигура - все члены тела прямые, без утонений, и лицо, словно выглаженное утюгом.

  

   Чего многие о модельном бизнесе не подозревают, так это того, что съемки для журналов мод это работа, которая оплачивается хуже всего. Каталоги модной одежды - хлеб с маслом для этого бизнеса, однако подход к фотографии там довольно шаблонный, главное - показать недорогие наряды с наиболее выгодной стороны. Обычно мы работали в студии на фоне огромного рулона "безшовной" бумаги, свисающего прямо с потолка. Едва я пыталась сделать непринужденное движение, как одежда тут же покрывалась складками, и фотограф возвращал меня к прежней позиции: "Пожалуйста, одну руку на бок, другую - к шее".

   Места съемок были порой интересными, хотя изучить их и получить от них удовольствие времени чаще всего не хватало. В Каракасе, например, я должна была появиться самолично, как Модель Года. Мне в основном запомнился там густой сладкий кофе, который моментально стряхнул с меня муть часовых поясов. В Лос-Анджелесе, где я делала рекламу зубной пасты 'Ultra Brite', меня поселили в отель "Континенталь Хайат" на Бульваре Заходящего Солнца; после того, как его разгромили проживавшие в нем рок-группы, он получил прозвище 'Дом Беспорядков'. Помню, как меня беспокоили мои глаза, опухшие от слез по причине моего полного одиночества там; ко всему на лбу у меня вскочил прыщик, похожий на третий глаз. В Баварии я снималась в сессии "Девушка с обложки". Большие пивоваренные компании делают там очень крепкое пиво для праздника Октоберфест, а официантки разносят его в продымленных пивнушках и кафе-барах - по три кружки в каждой руке, в то время как народ веселится и танцует на столах. Из этой поездки запомнилось главным образом то, как я куталась в перину на своей постели, пытаясь согреться в ледяном гостиничном номере.

  

   В те времена мне не слишком удавалось заводить друзей. Конкурсы превращают всех остальных девочек в твоих соперниц: даже в тех местах, где мы снимались вместе, получалось что-то вроде состязания - чьи фото лучше и чьих снимков появится больше в журнале. Модель нуждается в постоянной поддержке, а это превращает некоторых в льстецов и лицемеров, по крайней мере до того момента, пока они не получат того, что хотели. Я не доверяю редакторам и менеджерам по связям, которые, пока вы работаете вместе, ведут себя так, словно ты у них в лучших друзьях, а когда работа закончена, исчезают, не оставив никаких следов. Поначалу я боялась смотреть в камеру из опасения, что фотограф подумает, что я смотрю именно на него и делаю ему авансы. Потребовалось время, чтобы убедиться, что фотографы не обязательно хотят переспать со мной. Вообще, что касается общения с северянами, то здесь я была совершенно запуганной, боялась вступить в разговор - многим мой густой южный акцент казался свидетельством легкой умственной задержки.

  

   Один из немногих, кто не делал таких предположений, это молодой деятель с "CBS", по имени Джеймс Кэсс Роджерс. Он совсем недавно окончил Драматическую Школу в Йельском университете и был выбран на телекастинг конкурса "Модель года". В один прекрасный день во время перерыва в репетициях я сидела в уголке, уткнувшись носом в книгу, когда он обратился ко мне:

   - Что-то вы не похожи на тех девиц, что читают "Признания Ната Тернера".

   - Что, правда? - ответила я. - И как же они выглядят, эти девицы?

   Сейчас наши дружеские отношения развиваются уже по третьему кругу. Джеймс всегда относился ко мне с дружелюбной критичностью - по-моему, ничего ценнее этого и быть не может. Он понимал мои чувства, когда я говорила ему, что модельный бизнес меня унижает. Разумеется, эта работа давала мне финансовую независимость и временами простор для творчества, однако в основном во мне видели призовую телку, которую холят и готовят для ярмарки, разве что не обрекают на заклание. Джеймс заставил меня вспомнить, какие учебные предметы мне нравились в школе и что доставляло наибольшую радость. Совет, который он дал мне - снова вернуться к учебе, - у всех в агентстве вызывал лишь иронические улыбки. Та самая женщина, что посоветовала мне купить меха, заявила:

   - Манекенщицы всегда говорят, что хотели бы вернуться в колледж, но никогда этого не делают. Деньги модельного бизнеса - приятные деньги, и работа в нем совсем не пыльная.

   Когда я избавилась от своих детских потуг "всегда быть хорошей", моей новой реакцией на слова "Ты этого не сможешь..." стало: "А посмотрите на меня!"

  

   "Агентство моделей Стюарта" требовало от меня три дня работы в неделю во исполнение контракта, так что когда Джим предложил мне начать с отдельного курса английской литературы в вечернем классе Хантер-колледжа, я ни минуты не колебалась. Книги всегда были моими лучшими друзьями в хаотичном мироустройстве, где люди говорят, что они счастливы, но действуют так, как если бы было наоборот. Книги никогда не разговаривали со мной снисходительным тоном, их не заботил цвет моих волос, они и по сей день остаются моим самым ценным приобретением. В этом колледже у меня была возможность поглощать классическую литературу тоннами, жить внутри нее. Из "Портрета Дориана Грэя" Оскара Уайльда я узнала, что во имя молодости и красоты люди могут заключать трагические, непоправимые контракты. В "Сердце Тьмы" Джозеф Конрад, казалось, обнажает пугающе неисследованные, никому не ведомые области моей психики. В романе "Что знала Мэйзи" Генри Джеймса меня вводили в тревожный мир девушки, чьи родители, едва разведенные, воюют между собой за ее любовь и привязанность - мир, аналогичный моему собственному. В "Обители радости" ее автор, Эдит Уортон, казалось, обращается прямо ко мне, рассказывая о привлекательной девушке-аутсайдере, которая пытается вписаться в светское общество Нью-Йорка, и ради этого готова пойти на все. Единственная книга, с которой у меня не нашлось ничего общего, это "Беовульф" [англосаксонская эпическая поэма средневековья, действие которой происходит в Скандинавии - прим.пер.]. Написанная на староанглийском, с равным успехом она могла быть на древнем суахили - [я не поняла в ней ровным счетом ничего].

  

   В следующем семестре я поступила в колледж Нью-Рошель. Это маленькая прогрессивная католическая школа для девушек в Вестчестер Каунти, в часе езды на север от Манхеттена. Она была более удобна для моего насыщенного рабочего расписания. В его женском общежитии, в котором все дрожало и тряслось от стереофонического грохота, я провела всего одну ночь. Голосу Грэйс Слик [американская рок-исполнительница и автор песен, род. 1939 - прим.пер.], несущемуся снизу из холла, я пыталась противопоставить всю мощь оперы "Кармен" и экспериментировала с восковыми ушными затычками, которые застревали у меня в ушах. Казалось бы, все ничего, однако смириться с общими душевыми и туалетов было выше моих сил. Я тут же уехала из Барбизона (никогда не задерживалась долго в местах, куда не допускались мужчины), и сняла квартиру на паях с другими манекенщицами. Так что для занятий в колледже пришлось вернуться к прежней схеме и ездить туда поездом с вокзала Гранд Сентрал Стейшн. К счастью, я была освобождена от предметов математического курса, к тому же получила возможность пропустить общее "Введение в искусство" и сразу перейти к истории итальянского Ренессанса.

  

   По всей стране, на всех студенческих кампусах время было очень напряженное. Вместе с сокурсницами я голосовала за проведение студенческой забастовки против войны во Вьетнаме - это был мой первый политический протест. В остальном я представляла собой своего рода аномалию: активная студентка, которая не озабочена оценками или получением аттестата, а просто хочет учиться. Мне вменили в обязанность думать, и это было самое счастливое время в моей жизни.

  

   Чувствуя себя лягушкой, которая ищет себе пруд побольше, я поступила в Washington Square College Нью-Йоркского университета и переключилась там на английскую литературу. Изучение истории искусств подразумевает чтение критических работ по теме, большинство из которых сухи, как обглоданная кость. Тогда как литературная критика использует тот же инструмент, тот же медиум, который она и комментирует. Занимаясь изучением литературы, я изучаю не то, что одни личности говорят о других, творческих личностях, а только сами слова, написанные творческими личностями. Сидеть в театре, глядя пьесу Шекспира никогда не было моим любимым времяпрепровождением, однако изучение его работ было для меня шансом проштудировать и проанализировать универсальный "Sturm und Drang", актуальный и сегодня: едва ли проходит неделя без того, чтобы ложь и предательство этой ужасной троицы - Отелло, Яго и Дездемоны, не приходили мне на ум.

   В курсе антропологии можно найти частички откровенной, доступной всем информации: где-то на земле обитают женщины, которые могут обнажать свою грудь без всякого чувства вины и в то же время стыдливо прячут свои лодыжки. Я знаю, например, что можно определить национальность женщины по тому, какую часть тела она постарается прикрыть в первую очередь, если вдруг окажется без одежды: американка прикроет свою грудь, европейка - гениталии, арабка - свое лицо. В каких-то странах женщину могут забить насмерть, если ей вдруг вздумается обнажиться, - так определено культурой, религией или принятыми обычаями. Идея, что в наготе нет ничего принципиально правильного или неправильного, могла бы объяснить наиболее важные решения, которые я отважилась принять много позже.

  

   У Стюарта Кавлея был адвокат, а у этого адвоката был приятель, чьим лучшим приятелем был Джон Бруно, богатый ресторатор, который ездил на "феррари" и управлял семейной закусочной под названием "Ручка и Карандаш". Он казался мне слишком вежливым и слишком приземленным: на 10 лет старше меня, итальянец, родившийся и выросший на Манхэттене. На одном из наших первых свиданий он надел белый халат и повел меня в свои ресторанные кладовые - показать, как он лично инспектирует мясо и ставит на нем штампы со значком ресторана. Однажды вечером после закрытия ресторана мы остановились за полквартала от него, чтобы пошпионить за работниками, которые воровали мясо. (Джон сказал мне, что все работники воруют мясо, и что это часть бизнеса; главное тут было определиться, сколько он мог себе позволить, чтобы было украдено, и при этом остаться с прибылью). Он любил Нью-Йорк, и мы с ним постоянно шлифовали подошвами городской гранит - тут и там, в подземке и в театре, в Центральном Парке и на плаза с фонтанами у Сиграм Билдинг [один из редких небоскребов в Н.Й, перед которым имеется площадка, плаза, что считается здесь довольно необычным. Автор здания Сиграм - арх. Мис Ван-дер-Роэ - прим.пер.]. На Четвертое Июля [праздник Дня Независимости в США - прим.пер.] плаза у Сиграм была совершенно пустынной, и мы забрались в фонтаны и ходили по ним вброд - было такое чувство, что город принадлежит только нам одним.

  

   Я делила квартиру на Саттон Плейс с тремя другими девушками-моделями (две спальни, две ванные комнаты, два замка на двери). Когда у меня случилось воспаление горла, Джон принес мне туда итальянский куриный суп и сидел со мной, пока я не уснула. Мне всегда казалось, что предварительный любовный дивертисмент должен быть похож на хорошую еду: вы переходите от супа к... орешкам, так что, когда я поправилась, наши отношения продолжались. Покидая квартиру (в ушах звучал унисон голосов "Ты заставляешь меня чувствовать себя настоящей женщиной"), мы уходили бродить к Ист-Ривер, не замечая ни пасмурного неба над головой, ни собачьего дерьма под ногами - конечно, пока не успевали в него влезть. (Закон Pooper-scooper [закон, обязывающий владельцев собак убирать за ними в общественных местах. - прим.пер.] еще не вступил в силу, однако позже я узнала об одном традиционном суеверии у людей театра: что если по дороге на представление наступишь на собачье дерьмо, то тебя ждет удача).

  

   В конце концов я попросила Джона помочь мне подыскать лично для меня маленькую квартиру, а затем и переехала в нее - студио на Шестидесятой Восточной-стрит, со спальной в верхнем этаже и с крошечной кухней. Эта квартира обходилась мне в 500 долларов в месяц (моя дневная ставка составляла тогда 60 долларов). Там я могла предаться своей обычной праздной безответственности, с пустым кухонным холодильником и с объедками на столе, идентифицировать которые уже невозможно. (Может, этот зеленый пушистый шар был когда-то куском сыра?)

  

   Мне не приходилось слышать раньше о домах "brownstones", - они возведены из камня, что добывают в карьерах вверх по Гудзону, - пока я не увидела жилище Джона на Верхнем Ист Сайде. ["Brownstones" - так называют таунхаусы 19-го века, 3-4-этажные жилые постройки из красновато-коричневого камня-песчаника, стоящие и по сей день в некоторых районах Нью-Йорка; отличаются высоким качеством строительства и отнесены к городским достопримечательностям - прим.пер.]. Он повел меня с ознакомительным туром вверх по спиральной лестнице, мы оказались в комнате с огромными зеркалами в золоченых рамах, с плюшевыми гнутыми диванчиками и викторианскими фаянсовыми безделушками.

   - Здесь живет моя мать, - объяснил Джон. - А я живу этажом выше.

   Я чуть не поперхнулась. Он живет с матерью?!..

  

   Я немного успокоилась, когда увидела его собственную холостяцкую берлогу, полную медвежьих шкур на полу и драпировок из леопарда. Даже ванна в ванной комнате была накрыта леопардом. Ну, а мать Джона была одним из самых ценных его активов. Звали ее Фрэнсис Бруно, она была на голову ниже меня и сложена как борец сумо - казалось, она способна опрокинуть любого, кто встанет у нее на пути. У нее был крупный нос, короткие темные волосы и хриплый голос бывшего курильщика, с раскатами низкого, как бы "необработанного" смеха. Она принимала участие в каждой мелочи ресторанного бизнеса, и тут для нее не было ничего несущественного: даже обивку кресел в дамской туалетной комнате она перетягивала самолично. Она страдала от артрита и иногда присоединялась ко мне в плавательном бассейне в Барбизоне, даже когда я уже там не жила; на ней была обычно толстая белая резиновая шапочка (хотя она никогда не окуналась с головой) и купальный костюм со "вставкой целомудрия" [специальная вставка в пройме женского платья или купальника, прикрывающая грудь до шеи; портновский термин - прим.пер.]. Ее уличная одежда больше соответствовала современной моде.

  

   Много лет назад она была главной закройщицей в "Сакс, Пятая авеню" [модный универмаг в Н.Й. - прим.пер.], и однажды взяла меня туда с собой - взглянуть, как во времена, когда компьютеризация еще не была тотальной, продавцы отправляли деньги покупателей в кассу по системе хрупких блестящих пневматических труб. Ей нравилось делать покупки, бывало, она протягивала мне замшевую куртку или жемчужное ожерелье со словами:

   - Извини, но я просто не могла не купить это для тебя.

   Все, что Фрэнсис делала, отличалось изысканностью - не только, к примеру, наш визит в "Метрополитен Опера" в Линкольн-центре, но и наш ужин в ресторане, поздним вечером после спектакля. (Когда я была маленькой, мы ужинали обычно в шесть). В ресторане она заказала себе мясо по-татарски, я - тоже. Что такое еда по-татарски, я не имела понятия, ну и как тут не промахнуться? Когда нам на стол принесли эти куски сырого мяса, мне не захотелось сознаваться, что я в этом полный профан. Я откусила кусочек, с трудом его проглотила, а затем спросила:

   - А что, для вас это мясо не сыровато?

   У Фрэнсис была привычка доливать воды в свой бокал с вином, говоря при этом:

   - Иначе буду совсем пьяная...

   В выражении эмоций она была экспансивна и совершенно непосредственна. Я чувствовала, что отношения с ней, ее радушные объятия начисто лишены какой-либо ревности или задних мыслей.

  

   Какое-то время я проводила в Мэмфисе со своими родителями, которые, стоило коснуться темы физической стороны любви, деликатно от тебя отстранялись. Нас разделяли моя незрелость и отсутствие искренности между нами. Рождество 1968-го должно было стать для меня апогеем моего триумфального возвращения домой. Когда к нам на дом доставили "Commercial Appeal", [местный мемфисский журнал общего содержания - прим.пер.], на обложке журнального приложения было мое фото. После ужина мы с отцом отправились на нашу обычную прогулку по окрестностям; в результате строительного бума там появилось много новых построек. Не успели мы выйти со двора, как он заявил:

   - Знаешь, твоя мать меня больше не привлекает.

   Последовала длинная пауза. Первой моей мыслью было: "Я не хочу это слышать". Я чувствовала себя так, словно наблюдала за происходящим извне, как зритель в театре, а сцена казалась маленькой и далекой, как будто я смотрела на нее не с того конца телескопа. Кое-как я нашла в себе силы спросить:

   - А кто же привлекает?

   Он ответил:

   - Ее зовут Элен, это моя секретарша. Она немного моложе меня.

   Отец не мог нас бросить, это было просто немыслимо - и неважно, как он относился к матери, неважно, случалось ли ей изменять ему. Как-никак они были лучшими танцорами 'джиттербага' в Мемфисе! [Джиттербаг - ам. танец, возник в 1935-49 гг., предшественник рок-н-ролла. Исполняется под музыку типа свинг. - прим.пер.] Много лет спустя я поинтересовалась у матери:

   - Почему же тогда вы с отцом оставались вместе, если были настолько несовместимы?

   Она ответила:

   - Это был идеальный союз. Мы так любили друг друга!

  

   Помнится, где-то я читала, что стремление оправдать себя в своих неудачах может быть в человеке настолько сильным, что он начинает придумывать себе другой мир, создает у себя в голове некую модель отрицания очевидного, предназначенную для широкой публики. О добродетелях отца мать питала какие-то мифические представления. Только годы спустя, когда я открылась ей в том, что мучило меня на протяжении всей жизни, она согласилась признать, что ее иллюзии в отношении отца были ошибкой и что оставаться в браке ее вынуждал страх общественного мнения. "Ты видишь человека, который прячется под маской плохого парня, - сказала она, - и ты остаешься с ним, надеясь, что там, под ней - кто-то на самом деле хороший, кто действительно любит тебя и никогда не бросит".

  

   Мой отец любил говорить, что он уехал из Мемфиса в чем был, чуть ли не в одной рубашке. На самом деле он уехал в белом форде LTD, с большим количеством вещей, полученных при разводе. Хотя контроль над "Шоб, Инк.", принадлежавшей Да-Ди, ему так и не удалось получить. Он женился на этой самой Элен, затем развелся с ней, потом снова на ней женился, в результате чего у них родилась дочь, Мэри Кэтрин. Они поселились в Сент-Луисе, и он перестал платить моей матери алименты. Я умоляла ее не претендовать на его зарплату, иначе его уволили бы из компании, где он работал - из-за тамошней корпоративной политики. Привычка к выпивке, не оставлявшая его всю жизнь, привела к проблемам с печенью, и доктор сказал, что он умрет в течение года. Этот диагноз, похоже, произвел-таки на него впечатление. Он прекратил пить, и я навестила его, когда он снимал домик для отдыха в Понка, штат Арканзас, глубоко в Озарке [О́зарк (англ. Ozark) - крупное известняковое плато в центральной части США, культурно-исторический регион и область для туризма и отдыха, со своими природными парками. - прим.пер.]. В противоположность известному "in vino veritas" [истина в вине, лат.], спиртное может скрывать истинное лицо человека. В трезвом состоянии мой отец мог быть живым, умным, добрым, простым и веселым, но, главное, будь он трезвенником, он мог бы еще жить.

  

   ДЖОНУ БРУНО НРАВИЛИСЬ СТРОЙНЫЕ МОДЕЛИ, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ кормил он меня основательно, много лучше, чем требовалось. Он принадлежал к старейшему в мире обществу гурманов, именуемому "La Chaine de Rotisseurs" [Цепь жаровен, фр. - прим.пер.], и предпочитал каждый вечер ужинать в новом ресторане. Блюда были всегда великолепными - нежный копченый лосось с каперсами в "Колонии", фуа-гра и утка "l`orange" в "Quo Vadis" - но губительными для моей фигуры. Парадокс был в том, что, работая моделью, я представляла собой некую путеводную звезду, образчик женской красоты, "продавала" иллюзию совершенства, и рекламный ролик или коммерческий рекламный буклет с моим изображением как бы заключали в себе молчаливое обещание, что и другие женщины могут выглядеть так же - однако в реальности даже мне самой не удавалось выглядеть так, как на рекламе. К моменту окончания конкурса "Модель Года" я снова стала набирать вес, восстанавливая свои прежние "доголодовочные" фунты. По уикендам я выходила побегать в район Центрального Парка, ко мне присоединялся Джон, однако в рабочие дни он не мог этого делать, и тогда я не чувствовала себя в полной безопасности. Каждый день на просмотрах я видела более худощавых, более молодых, более интересных девушек, чем я, а тут еще и Джон делал пренебрежительные комментарии о моих толстых бедрах - при этом заказывая нам обоим суфле 'Grand Marnier' у одного из своих приятелей гурманов. Дважды было так, что после ужина я засовывала себе палец в горло, чтобы меня стошнило, однако этот опыт оказался слишком неприятным, чтобы его продолжать. Средняя девушка-модель моего роста весила не больше 108 фунтов [49 кг - прим.пер.], 110 было уже многовато, а я весила 150 [68 кг - прим.пер.]. Вечно что-нибудь да не так. Вот и со мной то же самое. На фотосъемках для "Vogue" ассистенту пришлось даже разрезáть платья у меня на спине и прикреплять тесемки к моей коже липкой лентой.

  

   Иной раз, когда мы делали фотосессию на улицах Нью-Йорка, журнал арендовал для этой цели большой черный лимузин. Он служил нам как кабина для переодевания: водитель отворачивался, я переодевалась, выскакивала наружу, мы делали снимок, и потом я возвращалась обратно в лимузин. Как-то во время съемок для "Гламур" [ам. журнал мод. - прим.пер.] редакторша вручила мне блузку с длинными рукавами, которые еле доставали мне до локтей, и брючки, едва прикрывающие колени.

   - Что это за размер? - поинтересовалась я, копаясь в поисках бирки.

   - Это французская одежда, - сказала она, насмешливо фыркая.

   - Да, но не на французскую женщину, - ответила я, - скорей, на ребенка. Или тогда моя рука - как у француженки нога.

   - Ладно, можешь отправляться домой, - со вздохом сказала редакторша, - [вся остальная одежда такая же. А сессию тебе оплатят.]

   Мне платили за то, чтобы я могла идти домой! - такие моменты в бизнесе я любила больше всего.

   [И еще один похожий случай. Как-то из Нью-Йорка я отправилась] сниматься на Мартинику, [где лучшим отдыхом было загорать, валяясь на пляже]. Одна из моделей провела там к тому времени больше полугода, главным образом сидя на солнце и намазываясь детским кремом для загара. А ведь была как раз середина нью-йоркской зимы! Лежа с ней рядышком на пляже, мы выглядели как белая и черная клавиши у фортепьяно, и я сказала себе, что не уйду с пляжа, пока не стану такой же как она. В том, чтобы загорать на солнце, у меня в течение долгих лет не было никаких проблем, однако на этот раз наступила непонятная аллергическая реакция, мои глаза стали вдруг опухать и веки почти совсем слиплись. Мне пришлось провести в номере больше суток, с компрессами из влажных мешочков чая на глазах, однако это не слишком помогло. В тот раз мне тоже заплатили за время, что я не работала.

  

   Многие девушки-модели иногда принимали таблетки для подавления аппетита - после приема они быстро давали ощущение сытости. Я называла это "еда хомячка". Практически каждая из них курила, чего я старалась избегать ввиду пережитой в детстве пневмонии; была и еще одна причина: сухой кашель моей матери, который был как побудка по утрам и отбой по вечерам - из-за ее трех пачек в день. В Ки-Вест, где проходили съемки для "Гламур", моей соседкой по комнате была бывшая Мисс Вселенная, она уговаривала меня попробовать прописанные ей таблетки-амфетамины.

   - Ты уверена, что от них не будет плохих последствий? - спросила я. - Они не вызовут привыкания?

   - Вовсе нет, я принимаю их каждый день!

   Заверив меня, что никаких побочных эффектов можно не опасаться, она уснула тихо, как ребенок. Я понаблюдала, как она спит, а затем, отбросив сомнения, проглотила несколько таблеток. После чего мне пришлось лежать всю ночь без сна, глядя в потолок и потея, сердце у меня колотилось, словно вот-вот выскочит из груди, а зубы скрипели, как у голодного бобра.

   Когда она проснулась, то первым делом спросила у меня:

   - Хочешь еще?..

   - Нет-нет, спасибо! - ответила я поспешно.

  

   Фотографом на съемках в Ки-Вест был мужчина по имени Фрэнк Хорват - неопрятный и толстый, неаккуратно выбритый, одетый в большегрузные темные армейские штаны, совершенно непривлекательный; он сразу же заинтересовался мною. Когда я в первый раз увидела его в темном офисе редакции журнала, он окинул меня взглядом сверху донизу, пожал плечами и пробормотал:

   - Ладно, вроде годится.

   После чего вышел из комнаты.

   Мы работали в резиденции Хемингуэя в Ки-Вест, с ее домашней коллекцией шестипалых кошек, живущих в саду. Ничуть не заботясь о том, чтобы постучать в дверь, Хорват, входил в комнату, где меня одевали ассистенты, и, не обращаясь ни к кому в частности, спрашивал:

   - Ну что, она уже готова?

   Съемки происходили на двухэтажной веранде. Не отсняв еще и одной-единственной кассеты, он заявил мне:

   - У тебя не слишком хорошо получается.

   Пораженная этой его примитивной откровенностью, я молча уставилась на него.

   - Ты позируешь, а этого не нужно, - продолжал он. - Слишком стараешься, можешь приобрести плохие навыки. Просто старайся думать о том, что ты делаешь в эту минуту. Живи в моменте, а не позируй, старайся видеть то, на что смотришь.

   Тогда я этого не понимала, но он преподал мне мой первый урок актерского мастерства. Камера фиксирует все, о чем вы думаете, поэтому лучше думать о чем-нибудь постороннем, например: "если я буду держать руки таким вот образом, то буду выглядеть стройнее". Джимми Кэгни говорил, что актерская игра это - стоять выпрямившись, смотреть партнеру прямо в глаза и говорить правду, как она есть. [Джеймс Фрэнсис Кэгни-младший - американский актёр театра и кино, артист водевилей и танцор. Звезда 30-40-х годов. - прим.пер.] То, чему научил меня в тот день Фрэнк Хорват, было своего рода "photographie verity" [по аналогии с фр. выражением cinéma vérité - "правдивое кино". Прим.пер.]

  

   "Гламур" поместил меня на обложку номера, и еще 101 моя фотография оказалась на страницах журнала (так сосчитала моя мать), после чего последовали еще семь обложек "Гламура" в этом же году. Эпоха Твигги и Джин Шримптон [Твигги и Джин Шримптон - иконы моды 60-х гг. - прим.пер.] закончилась, и приоткрылось окошко для моделей более здоровой внешности, таких в частности, как Шерил Тигс и я. У каждого человека, вероятно, есть профиль более выигрышный для съемки, меня, например, для обложек всегда фотографировали с левой стороны. Однако для Ричарда это было как вызов. Чуть ли не каждый раз, когда мы с ним работали вместе, он говорил: "Давай попробуем снять тебя справа". Однако эти фото никогда не использовались для журнальных обложек, поскольку издатели не привыкли видеть меня с этой стороны.

   Иногда я вообще выглядела другим человеком на фотографии. Когда ваши снимки ретушируют, то устраняют все недостатки внешности, асимметрию и тому подобное. С вашего лица стирается все сомнительное, всякие мелкие штришки несовершенства. Я до сих пор еще в шоке от того, чего смог добиться Кодак на полнометражном плакате с моим изображением (плакат представлял первую камеру "Инстаматик" и его можно было видеть в то время в каждом драгсторе). На моем лице не было ни морщинки, оно было гладким, как полированный мрамор. На рабочей версии плаката присутствовала еще и механическая рука, держащая камеру, камера покачивалась вверх и вниз, оставляя на моем лице неопрятные полосы.

  

   От бабушки по наследству мне достался рубильник, который стоял у нее в гараже (всякий раз, когда она его включала, она говорила ему: "Привет!"); как-то под Новый год мой охранник надел на ручку рубильника шапку Санты и табличку с надписью "ВСЕХ С РОЖДЕСТВОМ!" У меня сохранился также оригинал моего портрета "Breck girl" (breck girl - привлекательная девушка-модель с рекламного плаката, употребительное ам. выражение - прим.пер.) - там я вся в голубой дымке, с мерцающими глазами, идеальная, как Степфордова жена [Степфордова жена - женщина, которая подчиняет свои жизненные цели желаниям мужа и детей; нарицательный образ. - прим.пер.]. Все эти реликвии стоило бы перевезти в мой дом в Мемфисе. Может они станут там разговаривать друг с другом, когда меня не будет рядом, как те игрушки в мастерской Санты, которые оживают по ночам.

  

   О своем будущем, помимо работы моделью, я не имела никакого представления, и не потому, что меня устраивал имеющийся статус кво - я отчаянно пыталась определиться, в чем же мое предназначение во Вселенной. Стюарт Кавлей создал у себя дивизион талантов, пытаясь сориентировать девушек-моделей в коммерческое телевидение или в кино. Он предположил, что я смогу найти человека, который сделал бы жесткий низкобюджетный фильм, пользующийся успехом, и уже приготовился к тому, чтобы режиссировать сиквел.

   Украшенный золотыми листьями гостиничный номер был несколько роскошнее того, что я ожидала от магната из списка "Б" [из списка "Б" = т.е. персона из "второго эшелона", по сравнению со списком "А"; список "А" и "Б" - своего рода условная иерархия в ам. шоубизнесе - прим.пер.]. Стюарт поднялся со мной по лестнице наверх, однако, лишь только я уселась там на диванчике, он неожиданно оставил меня одну, прошептав:

   - Сейчас вернусь!

   [И тут появился мистер "список Б".] Во время разговора со мной он взял меня за локоток и подвел к одному из высоких окон, обращенных к Центральному парку. Затем его рука переместилась с моего локтя на мое плечо, он прижался ко мне и сунул мне в рот язык. Еще довольно наивная тогда, я спросила у него, что это означает.

   - Это сцена из нашего нового фильма, - ответил он. - Мне кажется, мы можем порепетировать?

   Я оттолкнула его со словами:

   - Не думаю, что эта работа мне подойдет.

   В это время послышался стук в дверь, извещающий, что Стюарт вернулся.

   Я притворилась, что мне срочно нужно кое-куда, и когда мы со Стюартом уже были в холле, я прошипела ему:

   - Не оставляй меня никогда наедине с такими извращенцами.

   Мне так и не довелось узнать, было ли внезапное исчезновение Стюарта спланировано или всего лишь такой вот невинной промашкой.

  

   Эта сцена была еще свежа в памяти, когда я с трепетом узнала, что Роже Вадим предлагает мне пройти пробы для фильма под названием "Перил". Я тут же настояла, чтобы лететь в Лос-Анджелес в сопровождении чипероне [чапероне - сопровождающий; обычно взрослый, сопровождающий юную девушку или мальчика в целях безопасности. - прим.пер.], а именно - с моим букер-агентом, Донной ДеЧита (Бернадетт Питерс - ее сестра). Мы остановились в седом от старости отеле "Шато Мармон" на Сансет-бульваре, где некоторые из его постоянных обитателей непринужденно разгуливали по вестибюлю в купальных халатах. Поскольку сценария еще никакого не было, мне было предложено репетировать сцену из "Кошки на раскаленной крыше". Я сидела на лужайке с помощником Вадима, заучивая текст, после чего он повез меня на экранные пробы в Малибу.

  

   Вадим был высоким, худощавым парнем, с истончившимися волосами, в кремовой рубашке, которая, как он объяснил, была сшита из египетского хлопка. Три года занятий французским в мемфисском колледже не помогли мне понять ни слова из его разговора с Кристианом Марканом, французским актером (тоже высоким и стройным, с истончившимися волосами), чей дом мы использовали для проведения проб. Однако выражение "ménage a trios" [букв. "хозяйство втроем", или шведская семья - форма брачного союза, при котором три человека разных полов живут вместе - прим.пер.] было мне хорошо известно, и я была рада, что я там не одна, а в сопровождении чапероне.

   В основном пробы состояли из сцен, где не было текста, я танцевала под пение Роллинг Стоунз "(I Can"t Get No) Satisfaction." (Режиссеры старого Голливуда, многие из которых по национальности немцы, называли такие пробы "M.0.S."- mit ohne sound.) [M0S - жаргонный термин на кинопроизводстве, означает обычно 'снято без звука' - прим.пер.]

  

   Фильм так и не был снят, мне сказали, что якобы провалилось финансирование. Зато у меня началось кое-что интересное с помощником режиссера (он был пониже, помоложе и гораздо волосатее, чем те, другие, французы). Как говорила моя подруга Ванда: "Подходит ли тебе обувь, узнаешь, когда примеришь".

   Через пару недель я наврала что-то Джону Бруно и умотала с помощником режиссера в Сан-Франциско на выходные. Он посадил меня на мотоцикл, а мой чемодан был привязан сзади. Пока мы ехали, я постоянно оглядывалась назад, ожидая увидеть шоссе, усеянное моими бра и лифчиками.

   Позже Вадим предложил мне роль в фильме "Если ты веришь, девчонка" [ам. название "Pretty Maids All in a Row", 1971 - прим.пер.], однако оказалось, что мой персонаж по роли должен умереть жестокой преждевременной смертью в женском туалете колледжа. Я полагала, что гожусь на что-то большее, чем смерть на унитазе, и потому отказалась. На этом моя кинокарьера встала, застряв, что называется, задницей в воротах.

  

  _

---

Оставить комментарий © Copyright Ржепишевский Юрий (rzepish@gmail.com) Размещен: 21/10/2015, изменен: 11/04/2020. 67k. Статистика. Глава: Переводы

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"