Аннотация: Лирико-политический рассказ из "перестроечных" времен.
- Ало! Что? ...
- Зайти в кадры? ...
- Срочно? ...
- К начальнику? ...
- Сейчас подойду.
.............
Наш начальник отдела кадров - форменная карикатура на весь Советский Строй. Отставной полковник, - чем он там командовал? - наверно лагерем. Коренастый, кривоногий. Бесцветные глаза без проблеска человечности. Голос вкрадчивый, но не тихий, - может и рявкнуть. Страшнее всего лоб - низкий, блестящий, переходящий в лысину на пол головы. Удар таким лбом смертелен. Фамилия, - нарочно не придумаешь - Дубина. Вот только имени-отчества никак не могу запомнить. Сам он ничего не решает. Сидит ради прибавки к пенсии. Но, если к нему попадешь в лапы - живым не отпустит. Именно к нему меня и велено.
Спускаясь на второй этаж, я неосознанно притормаживал ход. Вызов в отдел кадров - событие неординарное. Вообще-то я был спокоен. Грехов за мной - опозданий - не числится уже недели две или три. Что еще может быть? Сокращение? - мне это грозит в последнюю очередь. Все держится только на мне.
«Уйду я, и кончится ваша фирма».
Что еще? Картошка? Вроде бы не приспело время для битвы за урожай, да и, кажется, отошло это в прошлое.
А жаль! Бросить все, одеть сапоги, ватник, веселая компания, ни забот, никаких компьютеров. Да, ... хорошо бы...
Спустился. Вошел. Зашел в кабинет. Дубина на своем почетном месте. В дольнем углу пристроился другой «в штатском». Скромная, вызывающая симпатию личина. Неброский галстук. Сидит тихо, но с достоинством.
- Здравствуйте, Роман Данилович, - поздоровались за руку.
- Вот, познакомьтесь, представитель ЦК ВЛКСМ.
- Геннадий Борисович, - поздоровались.
«Геннадий Борисович - хрен ты из комсомола! ГБ - это значит КГБ! Роман, здесь опасно! Сосредоточься и держись настороже!»
Сел.
- Вы, Роман Данилович, у нас передовик производства, - начал издалека Дубина, - поощрять передовиков надо.
К ГБ:
- Правильно я говорю?
ГБ сделал вид, что неопределенно пожал плечами. Видимо и его наш завкадрами шокирует.
- Вы у нас главный специалист. На вас и бухгалтерия и плановый отдел просто молятся. И жаловаться не устают. Медленно работаете. И в программах ошибки.
«Не может он не плюнуть в морду».
- Премию бы вам дать. Но откуда у нас деньги? На повышение вас двинуть - это рано. Не в ваших же интересах. Станете начальником - вообще работать перестанете.
Не нужны мне ваши чины. Мне бы лучше зарплату прибавили.
- И путевкой поощрить не получится. Как только уедите, - вся бухгалтерия встанет. Девочки говорят, что вас ни на один день отпускать нельзя.
«Зато когда ты в отпуск уходишь, - для всех праздник на целый месяц».
- Вот мы тут посоветовались и решили кое-что. Есть такая государственная программа культурного обмена между людьми. Не между организациями и делегациями, а простые люди обмениваются своими детьми. Ихние дети едут к нам в Союз и живут в наших семьях, а наши дети - в ихних. Никакой официальности. Все по-домашнему. Расходов никаких. Наших детей они кормят и поят и каждый день на мороженное дают. Но и экономия не предусмотрена. За те же деньги корми и пои ихних капиталистических отпрысков.
- Хорошо устроился - ни жены, ни семьи, двухкомнатная квартира. Небось от женщин отбоя нет! Ну, ничего, на пару недель дашь им отвод. А у тебя поживет Роани Хамрупи - наш юный друг из далекой страны Таити (ударение на последнем слоге). Ты понимаешь - не чех, не болгар какой-нибудь, даже не немец, не американец.
- Послушайте, а зачем это мне? Я и с детьми-то не умею. Они моих усов боятся.
- Ну-ну, не такой уж это ребенок.
- Колледж уже закончил, - вставил ГБ.
- Будет у вас о чем поговорить. Я знаю тебя, - старый диссидент и антисоветчик! Ты английский в совершенстве знаешь. Правда они там в Таити - французский. Ничего, договоритесь. «Айн бутылка, цвай бутылка, драй бутылка...» Только рашн водкой увлекаться не стоит. Они, папуасы, к спиртному не стойки.
- Аборигены, - поправил ГБ .
"...зачем аборигены съели Кука..."
- И если что - спросим по всей строгости, - сам знаешь, антиалкогольная компания.
Да она уже давно закончилась!
- Но ведь должен быть обмен. Пусть те, которые своих детей пошлют туда, пусть у них и живет этот ...
- Роани Хамрупи.
- ... Роани Хамрупи.
- А туда поедет наша дорогая Наталья Паллна, наша председатель, наша подательница всех месткомовских благ. А дома у нее дома такая теснота! Что подумают о нашей жизни капиталисты!
- Но, ведь, ей, кажется, за пятьдесят. Какой же она ребенок!
- Роман Данилович, дорогой! Ну где ты видел, чтобы в жизни было бы все, как на бумаге? Ты думаешь много настоящих детишек так ездит? И у них - то же самое. Дети, дети... А сами толстомордых бизнесменов присылают. Рады пожить у нас на дармовщину!
Только тут я осознал, в какую гнусную историю меня втягивают. Выходит, захотелось месткомовской даме за госсчет позагорать на Фиджи (на Таити, кажется), а мне - отдуваться! И это мне преподносят как поощрение за ударный труд! Воля и гордость в моей груди сжались в кулак:
"Не позволю!"
Правда внутренний совок уже успокаивал: «Ничего страшного. Слегка заартачишься. Они поймут, что не на простого напали, а потом, ничего не поделаешь, придется согласиться».
- Послушайте, я - человек не богатый. Зарплата - сами знаете, какая. Поить - кормить вашего таитянина я не смогу - у меня денег на то нет. Да и в магазинах ничего не купишь. В очередях стоить я не буду. Мне работать надо.
- Мы будем обеспечивать вас заказами. Заказы хорошие, из ЦК, но не нашего, - выше. Хватит не только гостя накормить, но и останется кое-что. Ваш гость по сути будет у вас только ночевать. Ежедневно с утра за ним будет приезжать автобус. Вы его и не увидите до самого вечера. Убираться у вас будет каждый день горничная. Так, что с утречка кофе с бутербродом, и аля-улю... Ну, разве что посуду сами помоете.
- Но у меня во второй комнате мастерская - стеллажи, напильники, всяких хлам компьютерный.
«Елки-палки! Зачем я про компьютеры ляпнул! Неприятностей теперь не оберешься!»
- Ну, ничего, у всех так. Мы уже привыкли. Завтра пришлем к вам кое-кого. Они посмотрят. Комнату временно освободят. Хлам, как вы говорите, где-нибудь аккуратно сложат и красиво чем-нибудь прикроют.
- Да у меня даже раскладушки нет!
- Привезем мебель, какую надо. На время. Постельное белье, полотенца, туалетная бумага - все это наша забота.
- А что если я откажусь?
Тот т. Дубина опять взял инициативу в свои руки. Глаза его сверкнули холодной сталью, а железный лоб угрожающе выдвинулся вперед.
- А вот ЭТОГО, тебе, Роман Данилович, никто не позволит. Да ты знаешь, какие масштабы! Сколько людей задействовано! Сколько людей ты подведешь! Человек уже в пути. Куда он приедет? Куда его поселять?
- Так что соглашайся, не думай, - это уже более мирным тоном, - Иди, работай.
Когда я уже взялся за дверную ручку, последовали последние указания.
- Завтра на работу не выходи. Жди дома. С утра к тебе приедут помощники.
- Да, и не болтай об этом деле.
- Ничего секретного в этом нет, но, правда, лучше о таких делах не очень распространяться, - вставил ГБ.
____
Едва дождавшись шести часов (раньше времени сматываться с работы в моем нынешнем положении было опасно), я скомкал все свои бумаги, вырубил компьютер и бросился на выход.
- Ей, ты куда? Мы же договаривались...
- Все, девочки! И сегодня мне некогда, и завтра я на работе не буду.
- Значит бросаешь нас?
- Ради кого? Какая красавица тебя на этот раз похитила?
- Да, у него их немерено.
Я махнул рукой. Они не поймут. А объяснять не хочется.
По дороге я лихорадочно рассуждал:
КГБ - это серьезно. Даже, если речь идет о «культурном обмене». Зачем я ляпнул про компьютеры! Тут у нас не Европа, где все можно купить в любом магазине. Откуда платы? Ворованные, вестимо! Друг, слышь, таскает, а я паяю.
А самиздат! Господи, вроде бы уже не те времена. А вдруг заинтересуются! Главное не что, а где размножал! На государственном оборудовании! Злоупотребление!
А где-то в глубине стола пылится коробочка с коллекцией гильз и патронов. Незаконное хранение боеприпасов! Статья!
А что еще? Еще много чего! Вспоминать и вспоминать.
«Господи! Как же много всего нам запрещено иметь! Как мало всего нам иметь разрешается!»
Дома, перекопав все, что и где было возможно, я сложил в углу кучку компромата на самого себя. Теперь предстояло все это аккуратно упаковать и отправить в какое-либо надежное место. К Володьке или к Жанне. К Жанне - лучше. Она живет ближе и не будет задавать лишних вопросов. Однако, когда я взглянул на часы, - присвистнул от удивления, - второй час! Ни звонить, ни идти. Поздно.
Хорошо, Сейчас я все сложу в портфель и завтра просто отнесу на работу. Там закину куда-нибудь, - комар носа не подточит.
С тем и завалился спать.
Еще не было семи, когда меня вырвал из постели мощный, требовательный звонок. Кое-как нашарив босыми ногами тапочки, на ходу застегивая штаны, я бросился открывать дверь.
Три человека в штатском. Нет, четвертая дама, весьма плотного сложения, с военной выправкой. Зашли. Поздоровались. Огляделись по-деловому.
- Вот этот шкаф сдвинем. Освободим угол. Сюда и сложим всю вашу мастерскую.
Мне было велено не мешаться.
- Мы все сделаем сами. Вам надо только иногда подсказывать, что есть куда. Сядьте и сидите спокойно. Я спокойно сел и стал смотреть на портфель с самиздатом, который вызывающе устроился на самом проходе.
Мужики, не снимая своих шикарных пиджаков, начали ворочать и передвигать. Они очень ловко пристроили в освободившемся углу мои стеллажи и верстаки. Все межверстачное пространство начало плотно забиваться мелким железом и прочим барахлом.
Дама, потом выяснилось, что ее зовут Сёма (подпольная кличка?), сходила куда-то и наполнила кухню едой. Через часок мы позавтракали бутербродами, а потом опять принялись за работу.
К полудню подоспела вторая смена. Квартира наполнилась красками, обоями, кистями и прочим. Две тетушки в заляпанных комбинезонах мазали побелку на потолок. Две другие уже резали обои. Из пластиковых щитов был сооружен саркофаг, наподобие чернобыльского и отгородил остатки моей мастерской. Как будто в углу - симпатичный встроенный шкаф.
Всюду шум, гам, ведра и банки, никуда не пройдешь, ни до чего не дотронешься. Полный развал! Голова кругом! К ночи что-то как-то образовалось в большой комнате. Мне было позволено лечь спать, с условием, что я не буду обращать внимание на шум и топот.
- Мы будем работать всю ночь.
Ремонт закончился рано утром так резко и неожиданно, что я проснулся. В квартире никого не было. Заглянул в маленькую комнату.
Полный атас! Еще вчера здесь был сарай. Прекрасный уютный сарай. Мой сарай! Сегодня это была чистенькая, светлая, наисвежайшая комната. Все, что должно быть покрашено - блестело белизной. Все, что должно быть оклеено - было оклеена на самом высочайшем уровне. Обои - мечта! Фантастической красоты линолеум надежно прикрыл мой старенький истыканный и прожженный паркет.
Но комната была не моя. Я подумал, что, видимо, мне уже никогда не возвратить тот мой уют, который создавал годами и без которого себя уже не мог представить.
Мои стенания вскоре были прерваны. Опять звонок в дверь. Я был оттеснен в «свою» комнату. Сидел, и слушал, как за дверью таскают и ворочают много всего тяжелого.
Подсмотреть, что происходит, не было возможности. Дверь снаружи подперли ящиками так, что даже в туалет не выйдешь.
В девять я позвонил на работу и сказал, что, видимо, задерживаюсь. Начальница восприняла это как само собой разумеющееся.
- Ничего. Делайте свои дела. Не торопитесь.
Когда все было закончено, я был торжественно приглашен на смотрины. Присутствовала вчерашняя первая смена, плюс ГБ. Комната была обставлена новехонькой мебелью. Кровать, тумбочка, платяной шкаф. Все, как в гостиничных номерах. Сёма заполняла бесчисленные ящики простынями и полотенцами. Мужики заканчивали наладку хрустальной чешской люстры.
«Красивая люстра, но маловата».
На кухне красовалась новая плита - сплошная эмаль и никель.
- Плита, люстра - останутся здесь. С люстрой промашка вышла. Я забыл ее выписать на складе. Пришлось купить, - давал пояснения ГБ.
- Послушайте, - взмолился я, - Ведь все это стоит денег! Я не могу платить...
- Все в порядке. Мы же объясняли - никаких расходов. И доходов никаких. Денежных. O'key?
Ударно потрудившись, следует ударно отдохнуть. Кухонный стол, заваленный неизвестно откуда взявшимися деликатесами, украшала бутылка армянского.
- Рюмочки берегите. Списывать их потом - жуткая мука, - предупредил ГБ.
- Оперативно управились!
В тесноте, но не в обиде начали расслабляться. Разговор зашел о мебели. Сёма намеками интересовалась, не светит ли ей кресло с последнего списания. ГБ сам себя нахваливал, и все поглядывал на меня. Видимо ему не все равно было, что я про него думаю.
- А я на месте этого таитянина все-таки не чувствовал бы себя в своей тарелке. Ведь он думает, что приедет в семью. Ему уют нужен. А его поселяют в стандартный номер. Как в гостинице.
- Да, хрена ли тебе до этого? Куда он денется!
- Точно, назад не уедет. Пока всю культурную программу не пройдет - не отпустим.
- А что там, у них, на островах. Там что у них, дома есть? Хижина из соломы - вот и весь дом.
- И ходят там в одних набедренных повязках.
- Ага. Вот с такой елдой!
Сёма захихикала и слегка двинула плечом подвыпившего охальника. Стол от таких ласковых подвижек заходил ходуном. Бокал с драгоценным армянским покачнулся и грохнулся на пол вдребезги. ГБ скорчил мину, как будто ему в чай вместо сахара соль насыпали.
- Я же предупреждал, - берегите рюмки! Ведь мне за них отчитываться!
- Сегодня тринадцатое, значит завтра четырнадцатое. Значит так, Рома, сейчас дуй на работу и отпрашивайся на завтра на весь день. Часов в девять привезем тебе гостя. Ты его уложишь спать. Они прилетают с другой стороны земного шара. - ГБ указал пальцем вертикально вниз. - У нас день - у них ночь. Надо привыкать к новому времени. Так что пусть он дрыхнет до следующего утра. Но одного в квартире не оставляй. С непривычки он чёрт знает чего может натворить. У меня был случай ...
ГБ рассказал долгую и нудную историю про какого-то иностранца, который сбежал у него из-под носа и попал в милицию.
- В общем - не расслабляться!
- С послезавтра в 8.15 за ним будет заезжать Верочка, - наша переводчица. Все строго по графику. Ни минуты простоя. Так что к 8.15 «твой» должен быть разбужен, помыт, побрит, если это ему требуется, накормлен чаем, кофе, яичницей.... Одет, естественно....
- Не забудь, что его зовут Роани Хамрупи. Заучи на память. Ты Роман, он - Роан. В рифму.
- Сразу, как его отправишь, встречай горничную. Она все приберет, сменит постельное белье, ну, и прочее. А потом можешь двигать на службу. Дома быть не позже восьми. За опоздание - ноги отрываем!
- И так каждый день вплоть до четвертого сентября.
- Как, до четвертого? Вы же говорили, что на две недели!
- Что говорили, то и говорили. А теперь так говорим.
- Вопросыесть? - по-военному гаркнул ГБ.
- Вопросовнет! - подыграл я.
Подогретый армянским, я ехал на работу в благодушном настроении.
«А может и не КГБ. Они ведь такие же исполнители, как и я. Кто-то приказывает, - они исполняют. Пока исполняют - им и поблажки и почет. Не исполнят - их под зад коленкой. Я ведь тоже такой. Настоящие хозяева жизни где-то там, за глухими оградами, в высоких теремах. Мы их даже издали не видим».
Мне пришла в головы идея, как разобраться, кто они: чекисты или комсомолисты. Чекисты, если они передвигают мебель, непременно оставляют следы в виде манюсеньких букашек. А у меня в моем хозяйстве найдутся средства если не обезвредить, то, по крайней мере зтих букашек выявить.
Вечером я взялся за дело. Если они установили в комнате видеокамеры, все резко усложнится. Не могу же я на виду у монитора лазить под кроватью и шарить за столом! Я припомнил, когда я входил туда днем, не видел ли я чего-нибудь подозрительного, напоминающего видекон. Вроде бы нет. Но современные телекамеры для шпионов бывают с пуговицу, а объектив - один миллиметр. Такой просто так не заметишь.
Но у такого миниатюрного видекона и разрешение соответствующее. Значит какого-либо маленького предмета он и не заметит. Скажем не маленького, а тонкого и длинного. Провода, например. Провод я подсуну под дверь и использую как антенну, а уж приемник у меня найдется.
Я слегка нарушил чернобыльский саркофаг, и, после нескольких попыток, на ощупь извлек из завалов все, что мне может потребоваться.
Эксперимент с проводом дал отрицательный результат. Тогда я спокойно открыл дверь и все досконально прощупал и руками и детектором. Жучков было несколько. Не самые совершенные, но спрятаны вполне профессионально.
Тогда я обследовал всю квартиру. Жучек, помимо маленькой комнаты оказался только на кухне в новой газовой плите. Я даже хрюкнул от восторга. Жучек был установлен совершенно бездарно. Догадались же, где установить, - в духовке!
Сегодня мне официально было заявлено, что владельцем этой плиты являюсь я. Ну, что ж. Надо ведь опробовать плиту. Для начала я зажег все конфорки. Потом раскочегарил духовку и с наслаждением наблюдал, как начал жариться жучек. Сначала раздулся, потом пошел пузырями, потом лопнул, пустил клуб дыма и провалился куда-то в недра. Искать я его не стал. Это был уже труп.
«Значит все-таки чекисты!»
Но я уже относился к ним с определенной симпатией и мой внутренний голос был против. В конце концов я договорился сам с собой: пусть будут они чекисты и комсомолисты одновременно. По совместительству.
«Что же из этого следует хорошего или плохого для меня? А ничего. Я - букашка, они - букашки. Если будем жить дружно, может наши старшие товарищи и не заметят наших шалостей!»
____
Наступило утро 14 августа 1988 года. Чуть свет - я уже на ногах. Я понимаю, побывать самому на Таити - это мне никак не светит. Так, что хоть поглядеть на настоящего таитянина...
Ровно в девять за входной дверью раздались голоса. Звонить не стали. Сами отперли.
«Ей, ребята! А ведь я вам ключей не давал!»
В коридор ввалились какие-то люди, шумные и энергичные. Ответственную переводчицу Верочку я сразу узнал, - деловая женщина. Вокруг нее все и вертелось.
А где же наш таитянский друг? Вместо друга я увидел подругу, - настоящая таитянка, как их в кино показывают. Мне сразу вспомнился фильм про сеньора Робинзона. Только эта таитянка была явно измучена до предела, клевала носом и, похоже, мало чего понимала, из того, что вокруг происходит.
Тут я обратил внимание на посеревшее лицо ГБ. Ситуация явно нештатная. Верочка злобно взглянула на меня, что-то сказала по-французски таитянке. Потом обратилась ко мне:
- Роман Антонович, познакомьтесь с вашей гостьей. Роани Хамрупи.
Какой Антонович? Данилович я!»
Познакомились.
- Она сейчас очень устала и хочет спать. Я ее сейчас уложу, а потом все обсудим.
Верочка заботливо обняла Роани за плечи и увела в комнату. Мы двинулись на кухню. Чекисты - комсомолисты сели и хмуро принялись поедать бананы.
А меня разобрал смех. Долго выдержать я не мог. Захрюкал, заржал, закукарекал.
- Тише, ты! Девушка спит!
- Так значит Роани - не друг Советского Союза, а подруга! И это выяснилось только сегодня! А вы пристроили молоденькую девицу в квартиру старого холостяка и известного совратителя (в силу установившихся у нас неформальных отношений, я употребил другое, более соответствующее слово, которое не привожу)! Что же скажет господин Посол, когда узнает!
Никто не поддержал моего юмора. Вошла Верочка и холодно оглядела нас.
- Ну что, поговорим?
- Рома, ты посиди здесь на кухне, а мы пойдем в комнату, посовещаемся с начальством.
- Да телефон и здесь есть. Параллельный. Звоните.
- Нет, мы лучше туда. А ты - здесь. Скушай банан.
Они ушли, оставив меня одного. Телефон прихватили с собой.
«Все-таки мерзавцы вы! Думаете, что я подслушивать буду? По себе судите!»
Я сидел, курил, разглядывал тополя за окном и хмуро поедал бананы.
Минут через пятнадцать ГБ вышел на кухню и строго сказал:
- Роман! Ты видишь, что получилось. Накладка вышла.
- Да нет, чего там... Ну кто не ошибается?
- Партия не ошибается! Потому, что она - наш оплот и надёжа!
- Придется тебе пожить с подругой. Будь ей как отец. И никаких поползновений!
- В твоих же интересах. Я тебе скажу честно: на черта нам эти папуасы!
«Аборигены!...»
- Ты знаешь, сколько из них заразных! У них сплошной спид. И проказа бывает.
- А разве ее не проверяли, когда давали визу?
- Проверишь их! Капиталисты хреновы! Мы перед ними ковром расстилаемся. А они - если чего не понравится - просто отказываются ехать. У них выбор большой: хоть к нам, хоть на Багамы.
- Начальство требует: Заманивать любыми способами! Ведь они к нам валюту везут!
- Не буду я ее трогать. Я буду ей как отец. Или лучше как старший брат. Но она-то как на это посмотрит?
- Не знаю. Скажем ей, что у тебя есть жена - ее «нынешняя советская мама». Но что ей срочно пришлось уехать. А с начальством договорились. Если не будет эксцессов - то и начальство не вякнет.
На том и порешили. Все тихо разошлись, а я приступил к охране покоя своей гостьи.
____
То, чего так опасались моралисты - комсомолисты, произошло очень скоро; гораздо раньше, чем можно было представить.
Моя подруга, проспала весь день, но до контрольного срока не дотянула. К вечеру, полностью проснувшись, бабочкой запорхала по квартире. Мы начали общаться. Оказалось, что мой «блестящий» английский очень мало подходит для бытовых разговоров. А она по-английски знала еще меньше.
Все наши разговоры я передаю не дословно, а в своем изложении, в соответствии с тем, как я их понимал.
- Ду ю вонт э кап ов ти? (Чай будешь?)
- Ес.
.........
- Уан мор ти? («Еще чаю?»)
- Ноу.
.........
- Хау олд ар ю? («Сколько тебе годиков?»)
- ... Мммм... Тен энд найн. ( «Десять и девять - значит девятнадцать».)
.........
- Ду ю лайк Раша? ( «Как тебе наш Совок?»)
- Ес, ай лайк Тонга. («Тонга? Причем здесь Тонга?»)
.........
- Веар из ё вайф? («Вот оно! Сейчас придется врать»)
Я взглянул на нее, и вдруг понял, что девушке такой красоты, может про что другое - я бы и соврал , но врать ей о том, что я женат - не способен.
- Ай хэв ноу вайф!
Удивительно, но к моему заявлению она отнеслась совершенно спокойно.
Так мы сидели до темноты, стараясь поддерживать вялотекущий разговор. Больше обменивались улыбками. Потом она сходила к себе и вернулась с каким-то музыкальным инструментом вроде маленькой гитары. «Укулеле» - всплыло из памяти когда-то слышанное слово. Перебирая струны, она запела. Незнакомый язык. Протяжные слова. Очень много гласных. Очень красиво.
. ...Пангайо...
. ...Пангайо...
. ...Камурика...
. ...Анэ-енэ-а...
Стены кухни как бы растаяли, подул свежий бриз (или пассат). Зашумели пальмы, пахнуло цветущей магнолией.
Бывают в жизни моменты:
Живешь привычной жизнью, все, что окружает тебя, воспринимаешь как на экране телевизора, - машинально делаешь свои дела, и лишь изредка поглядываешь вокруг - что происходит. Все, как в полусне. И вдруг, в какой-то момент словно просыпаешься. То, что только что происходило вовне тебя, проникает в самую твою сущность. Как будто пелена спадает с глаз. Ты начинаешь всем своим существом ощущать истинную реальность, ее внутреннее напряжение и энергию.
Так ощущал мир Ван Гог и так он изображал его на своих картинах: внизу уютное, ярко освещенное кафе, а над крышами домов - бездонное, пугающее, необъятное ни взглядом, ни разумом небо, в котором мечутся вихрем галактики.
Я только сейчас по настоящему понял, что все это не игра и не видимость. Что передо мной действительно сидит и поет мне песни Южных морей женщина с далекого тропического острова. Юная, горячая полинезийская женщина, для которой жизнь - любовь. Она - дочь канака, чьи женщины во все времена встречали у себя на Таити морских бродяг со всех концов света цветами и ласками и любили их и дарили им счастье. Благодаря которым про их остров пошла слава, что это и есть Рай на Земле.
Днем может она и сама искренне верила, что вся мура, которой она занимается с утра до вечера, вся ее культурная программа, - ей, как женщине двадцатого века, совершенно необходима.
Но сейчас была ночь. И в руках ее была маленькая гавайская гитара...
- ........?
- Уа хере вау йа оэ...
- Я понимаю тебя...
Хорошо, что я заранее разведал всю систему подслушки, - в эту ночь нам не пришлось опасаться, что кто-либо нас услышит.
..................................
____
Утро прошло штатно. И, вообще, все дальше пошло штатно. Я провожал Роани и бежал на работу. В суете и нервотрепке иногда и забывал, но, как только «звенел звонок», срывался с места и бежал домой. Знал, что ее не будет раньше восьми, но, все равно, - у меня теперь другой заботы не было.
За ужином она мне рассказывала, как проходит культурная программа:
- Болшой сеатэ...
..........
- Тыртыртыр гэлери...
..........
- Ка-ра-мель...
- Вот из «карамель»? («Какая такая карамель?»)
Выяснилось, что карамель - это там, где большие стены и башни с красными пентаграммами на верхушках.
- Кремль!
- Ес. К-р-м-ль.
..........
И только потом начиналась настоящая жизнь, ради которой я терпел все мое гнусное существование целый день. Иногда она мне пела, иногда ставила кассету с гавайской музыкой и плясала «хула». Но чаще всего, когда мы не занимались ничем иным, мы просто сидели и молча смотрели друг на друга, излучая нежность и ласку. И это молчание было для нас важнее всего остального.