Ржаницын Дмитрий : другие произведения.

"Ало" звучит как "Алоха"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лирико-политический рассказ из "перестроечных" времен.

  - Ало! Что? ...
  - Зайти в кадры? ...
  - Срочно? ...
  - К начальнику? ...
  - Сейчас подойду.
   .............
  
  Наш начальник отдела кадров - форменная карикатура на весь Советский Строй. Отставной полковник, - чем он там командовал? - наверно лагерем. Коренастый, кривоногий. Бесцветные глаза без проблеска человечности. Голос вкрадчивый, но не тихий, - может и рявкнуть. Страшнее всего лоб - низкий, блестящий, переходящий в лысину на пол головы. Удар таким лбом смертелен. Фамилия, - нарочно не придумаешь - Дубина. Вот только имени-отчества никак не могу запомнить. Сам он ничего не решает. Сидит ради прибавки к пенсии. Но, если к нему попадешь в лапы - живым не отпустит. Именно к нему меня и велено.
  Спускаясь на второй этаж, я неосознанно притормаживал ход. Вызов в отдел кадров - событие неординарное. Вообще-то я был спокоен. Грехов за мной - опозданий - не числится уже недели две или три. Что еще может быть? Сокращение? - мне это грозит в последнюю очередь. Все держится только на мне.
  «Уйду я, и кончится ваша фирма».
  Что еще? Картошка? Вроде бы не приспело время для битвы за урожай, да и, кажется, отошло это в прошлое.
  А жаль! Бросить все, одеть сапоги, ватник, веселая компания, ни забот, никаких компьютеров. Да, ... хорошо бы...
  Спустился. Вошел. Зашел в кабинет. Дубина на своем почетном месте. В дольнем углу пристроился другой «в штатском». Скромная, вызывающая симпатию личина. Неброский галстук. Сидит тихо, но с достоинством.
  - Здравствуйте, Роман Данилович, - поздоровались за руку.
  - Вот, познакомьтесь, представитель ЦК ВЛКСМ.
  - Геннадий Борисович, - поздоровались.
  «Геннадий Борисович - хрен ты из комсомола! ГБ - это значит КГБ! Роман, здесь опасно! Сосредоточься и держись настороже!»
  Сел.
  - Вы, Роман Данилович, у нас передовик производства, - начал издалека Дубина, - поощрять передовиков надо.
  К ГБ:
  - Правильно я говорю?
  ГБ сделал вид, что неопределенно пожал плечами. Видимо и его наш завкадрами шокирует.
  - Вы у нас главный специалист. На вас и бухгалтерия и плановый отдел просто молятся. И жаловаться не устают. Медленно работаете. И в программах ошибки.
  «Не может он не плюнуть в морду».
  - Премию бы вам дать. Но откуда у нас деньги? На повышение вас двинуть - это рано. Не в ваших же интересах. Станете начальником - вообще работать перестанете.
  Не нужны мне ваши чины. Мне бы лучше зарплату прибавили.
  - И путевкой поощрить не получится. Как только уедите, - вся бухгалтерия встанет. Девочки говорят, что вас ни на один день отпускать нельзя.
  «Зато когда ты в отпуск уходишь, - для всех праздник на целый месяц».
  - Вот мы тут посоветовались и решили кое-что. Есть такая государственная программа культурного обмена между людьми. Не между организациями и делегациями, а простые люди обмениваются своими детьми. Ихние дети едут к нам в Союз и живут в наших семьях, а наши дети - в ихних. Никакой официальности. Все по-домашнему. Расходов никаких. Наших детей они кормят и поят и каждый день на мороженное дают. Но и экономия не предусмотрена. За те же деньги корми и пои ихних капиталистических отпрысков.
  - ВЛКСМ оплачивает 75% транспортных расходов, - вставил ГБ своим тихим приятным голосом.
  - А причем тут я? У меня нет детей.
  - Дааа..., детей у тебя нет... Да и не женат ты.
  «Интересно, как это мы лихо «на-ты» перешли!»
  - Хорошо устроился - ни жены, ни семьи, двухкомнатная квартира. Небось от женщин отбоя нет! Ну, ничего, на пару недель дашь им отвод. А у тебя поживет Роани Хамрупи - наш юный друг из далекой страны Таити (ударение на последнем слоге). Ты понимаешь - не чех, не болгар какой-нибудь, даже не немец, не американец.
  - Послушайте, а зачем это мне? Я и с детьми-то не умею. Они моих усов боятся.
  - Ну-ну, не такой уж это ребенок.
  - Колледж уже закончил, - вставил ГБ.
  - Будет у вас о чем поговорить. Я знаю тебя, - старый диссидент и антисоветчик! Ты английский в совершенстве знаешь. Правда они там в Таити - французский. Ничего, договоритесь. «Айн бутылка, цвай бутылка, драй бутылка...» Только рашн водкой увлекаться не стоит. Они, папуасы, к спиртному не стойки.
  - Аборигены, - поправил ГБ .
  "...зачем аборигены съели Кука..."
  - И если что - спросим по всей строгости, - сам знаешь, антиалкогольная компания.
  Да она уже давно закончилась!
  - Но ведь должен быть обмен. Пусть те, которые своих детей пошлют туда, пусть у них и живет этот ...
  - Роани Хамрупи.
  - ... Роани Хамрупи.
  - А туда поедет наша дорогая Наталья Паллна, наша председатель, наша подательница всех месткомовских благ. А дома у нее дома такая теснота! Что подумают о нашей жизни капиталисты!
  - Но, ведь, ей, кажется, за пятьдесят. Какой же она ребенок!
  - Роман Данилович, дорогой! Ну где ты видел, чтобы в жизни было бы все, как на бумаге? Ты думаешь много настоящих детишек так ездит? И у них - то же самое. Дети, дети... А сами толстомордых бизнесменов присылают. Рады пожить у нас на дармовщину!
  Только тут я осознал, в какую гнусную историю меня втягивают. Выходит, захотелось месткомовской даме за госсчет позагорать на Фиджи (на Таити, кажется), а мне - отдуваться! И это мне преподносят как поощрение за ударный труд! Воля и гордость в моей груди сжались в кулак:
  "Не позволю!"
  Правда внутренний совок уже успокаивал: «Ничего страшного. Слегка заартачишься. Они поймут, что не на простого напали, а потом, ничего не поделаешь, придется согласиться».
  - Послушайте, я - человек не богатый. Зарплата - сами знаете, какая. Поить - кормить вашего таитянина я не смогу - у меня денег на то нет. Да и в магазинах ничего не купишь. В очередях стоить я не буду. Мне работать надо.
  - Мы будем обеспечивать вас заказами. Заказы хорошие, из ЦК, но не нашего, - выше. Хватит не только гостя накормить, но и останется кое-что. Ваш гость по сути будет у вас только ночевать. Ежедневно с утра за ним будет приезжать автобус. Вы его и не увидите до самого вечера. Убираться у вас будет каждый день горничная. Так, что с утречка кофе с бутербродом, и аля-улю... Ну, разве что посуду сами помоете.
  - Но у меня во второй комнате мастерская - стеллажи, напильники, всяких хлам компьютерный.
  «Елки-палки! Зачем я про компьютеры ляпнул! Неприятностей теперь не оберешься!»
  - Ну, ничего, у всех так. Мы уже привыкли. Завтра пришлем к вам кое-кого. Они посмотрят. Комнату временно освободят. Хлам, как вы говорите, где-нибудь аккуратно сложат и красиво чем-нибудь прикроют.
  - Да у меня даже раскладушки нет!
  - Привезем мебель, какую надо. На время. Постельное белье, полотенца, туалетная бумага - все это наша забота.
  - А что если я откажусь?
  Тот т. Дубина опять взял инициативу в свои руки. Глаза его сверкнули холодной сталью, а железный лоб угрожающе выдвинулся вперед.
  - А вот ЭТОГО, тебе, Роман Данилович, никто не позволит. Да ты знаешь, какие масштабы! Сколько людей задействовано! Сколько людей ты подведешь! Человек уже в пути. Куда он приедет? Куда его поселять?
  - Так что соглашайся, не думай, - это уже более мирным тоном, - Иди, работай.
  Когда я уже взялся за дверную ручку, последовали последние указания.
  - Завтра на работу не выходи. Жди дома. С утра к тебе приедут помощники.
  - Да, и не болтай об этом деле.
  - Ничего секретного в этом нет, но, правда, лучше о таких делах не очень распространяться, - вставил ГБ.
   ____
  
  Едва дождавшись шести часов (раньше времени сматываться с работы в моем нынешнем положении было опасно), я скомкал все свои бумаги, вырубил компьютер и бросился на выход.
  - Ей, ты куда? Мы же договаривались...
  - Все, девочки! И сегодня мне некогда, и завтра я на работе не буду.
  - Значит бросаешь нас?
  - Ради кого? Какая красавица тебя на этот раз похитила?
  - Да, у него их немерено.
  Я махнул рукой. Они не поймут. А объяснять не хочется.
  
  По дороге я лихорадочно рассуждал:
  КГБ - это серьезно. Даже, если речь идет о «культурном обмене». Зачем я ляпнул про компьютеры! Тут у нас не Европа, где все можно купить в любом магазине. Откуда платы? Ворованные, вестимо! Друг, слышь, таскает, а я паяю.
  А самиздат! Господи, вроде бы уже не те времена. А вдруг заинтересуются! Главное не что, а где размножал! На государственном оборудовании! Злоупотребление!
  А где-то в глубине стола пылится коробочка с коллекцией гильз и патронов. Незаконное хранение боеприпасов! Статья!
  А что еще? Еще много чего! Вспоминать и вспоминать.
  «Господи! Как же много всего нам запрещено иметь! Как мало всего нам иметь разрешается!»
  
  Дома, перекопав все, что и где было возможно, я сложил в углу кучку компромата на самого себя. Теперь предстояло все это аккуратно упаковать и отправить в какое-либо надежное место. К Володьке или к Жанне. К Жанне - лучше. Она живет ближе и не будет задавать лишних вопросов. Однако, когда я взглянул на часы, - присвистнул от удивления, - второй час! Ни звонить, ни идти. Поздно.
  Хорошо, Сейчас я все сложу в портфель и завтра просто отнесу на работу. Там закину куда-нибудь, - комар носа не подточит.
  С тем и завалился спать.
  
  Еще не было семи, когда меня вырвал из постели мощный, требовательный звонок. Кое-как нашарив босыми ногами тапочки, на ходу застегивая штаны, я бросился открывать дверь.
  Три человека в штатском. Нет, четвертая дама, весьма плотного сложения, с военной выправкой. Зашли. Поздоровались. Огляделись по-деловому.
  - Это и есть та комната?
  - А что в ванной..., в туалете...?
  Прошли на кухню:
  - Холодильник нормальный... Мойка... Плита старенькая, двухконфорочная...
  В комнате:
  - Вот этот шкаф сдвинем. Освободим угол. Сюда и сложим всю вашу мастерскую.
  Мне было велено не мешаться.
  - Мы все сделаем сами. Вам надо только иногда подсказывать, что есть куда. Сядьте и сидите спокойно. Я спокойно сел и стал смотреть на портфель с самиздатом, который вызывающе устроился на самом проходе.
  Мужики, не снимая своих шикарных пиджаков, начали ворочать и передвигать. Они очень ловко пристроили в освободившемся углу мои стеллажи и верстаки. Все межверстачное пространство начало плотно забиваться мелким железом и прочим барахлом.
  Дама, потом выяснилось, что ее зовут Сёма (подпольная кличка?), сходила куда-то и наполнила кухню едой. Через часок мы позавтракали бутербродами, а потом опять принялись за работу.
  К полудню подоспела вторая смена. Квартира наполнилась красками, обоями, кистями и прочим. Две тетушки в заляпанных комбинезонах мазали побелку на потолок. Две другие уже резали обои. Из пластиковых щитов был сооружен саркофаг, наподобие чернобыльского и отгородил остатки моей мастерской. Как будто в углу - симпатичный встроенный шкаф.
  Всюду шум, гам, ведра и банки, никуда не пройдешь, ни до чего не дотронешься. Полный развал! Голова кругом! К ночи что-то как-то образовалось в большой комнате. Мне было позволено лечь спать, с условием, что я не буду обращать внимание на шум и топот.
  - Мы будем работать всю ночь.
  Ремонт закончился рано утром так резко и неожиданно, что я проснулся. В квартире никого не было. Заглянул в маленькую комнату.
  Полный атас! Еще вчера здесь был сарай. Прекрасный уютный сарай. Мой сарай! Сегодня это была чистенькая, светлая, наисвежайшая комната. Все, что должно быть покрашено - блестело белизной. Все, что должно быть оклеено - было оклеена на самом высочайшем уровне. Обои - мечта! Фантастической красоты линолеум надежно прикрыл мой старенький истыканный и прожженный паркет.
  Но комната была не моя. Я подумал, что, видимо, мне уже никогда не возвратить тот мой уют, который создавал годами и без которого себя уже не мог представить.
  Мои стенания вскоре были прерваны. Опять звонок в дверь. Я был оттеснен в «свою» комнату. Сидел, и слушал, как за дверью таскают и ворочают много всего тяжелого.
  Подсмотреть, что происходит, не было возможности. Дверь снаружи подперли ящиками так, что даже в туалет не выйдешь.
  В девять я позвонил на работу и сказал, что, видимо, задерживаюсь. Начальница восприняла это как само собой разумеющееся.
  - Ничего. Делайте свои дела. Не торопитесь.
  
  Когда все было закончено, я был торжественно приглашен на смотрины. Присутствовала вчерашняя первая смена, плюс ГБ. Комната была обставлена новехонькой мебелью. Кровать, тумбочка, платяной шкаф. Все, как в гостиничных номерах. Сёма заполняла бесчисленные ящики простынями и полотенцами. Мужики заканчивали наладку хрустальной чешской люстры.
  «Красивая люстра, но маловата».
  На кухне красовалась новая плита - сплошная эмаль и никель.
  - Плита, люстра - останутся здесь. С люстрой промашка вышла. Я забыл ее выписать на складе. Пришлось купить, - давал пояснения ГБ.
  - Послушайте, - взмолился я, - Ведь все это стоит денег! Я не могу платить...
  - Все в порядке. Мы же объясняли - никаких расходов. И доходов никаких. Денежных. O'key?
  
  Ударно потрудившись, следует ударно отдохнуть. Кухонный стол, заваленный неизвестно откуда взявшимися деликатесами, украшала бутылка армянского.
  - Рюмочки берегите. Списывать их потом - жуткая мука, - предупредил ГБ.
  - Оперативно управились!
  В тесноте, но не в обиде начали расслабляться. Разговор зашел о мебели. Сёма намеками интересовалась, не светит ли ей кресло с последнего списания. ГБ сам себя нахваливал, и все поглядывал на меня. Видимо ему не все равно было, что я про него думаю.
  - А я на месте этого таитянина все-таки не чувствовал бы себя в своей тарелке. Ведь он думает, что приедет в семью. Ему уют нужен. А его поселяют в стандартный номер. Как в гостинице.
  - Да, хрена ли тебе до этого? Куда он денется!
  - Точно, назад не уедет. Пока всю культурную программу не пройдет - не отпустим.
  - А что там, у них, на островах. Там что у них, дома есть? Хижина из соломы - вот и весь дом.
  - И ходят там в одних набедренных повязках.
  - Ага. Вот с такой елдой!
  Сёма захихикала и слегка двинула плечом подвыпившего охальника. Стол от таких ласковых подвижек заходил ходуном. Бокал с драгоценным армянским покачнулся и грохнулся на пол вдребезги. ГБ скорчил мину, как будто ему в чай вместо сахара соль насыпали.
  - Я же предупреждал, - берегите рюмки! Ведь мне за них отчитываться!
  
  - Сегодня тринадцатое, значит завтра четырнадцатое. Значит так, Рома, сейчас дуй на работу и отпрашивайся на завтра на весь день. Часов в девять привезем тебе гостя. Ты его уложишь спать. Они прилетают с другой стороны земного шара. - ГБ указал пальцем вертикально вниз. - У нас день - у них ночь. Надо привыкать к новому времени. Так что пусть он дрыхнет до следующего утра. Но одного в квартире не оставляй. С непривычки он чёрт знает чего может натворить. У меня был случай ...
  ГБ рассказал долгую и нудную историю про какого-то иностранца, который сбежал у него из-под носа и попал в милицию.
  - В общем - не расслабляться!
  - С послезавтра в 8.15 за ним будет заезжать Верочка, - наша переводчица. Все строго по графику. Ни минуты простоя. Так что к 8.15 «твой» должен быть разбужен, помыт, побрит, если это ему требуется, накормлен чаем, кофе, яичницей.... Одет, естественно....
  - Не забудь, что его зовут Роани Хамрупи. Заучи на память. Ты Роман, он - Роан. В рифму.
  - Сразу, как его отправишь, встречай горничную. Она все приберет, сменит постельное белье, ну, и прочее. А потом можешь двигать на службу. Дома быть не позже восьми. За опоздание - ноги отрываем!
  - И так каждый день вплоть до четвертого сентября.
  - Как, до четвертого? Вы же говорили, что на две недели!
  - Что говорили, то и говорили. А теперь так говорим.
  - Вопросыесть? - по-военному гаркнул ГБ.
  - Вопросовнет! - подыграл я.
  
  Подогретый армянским, я ехал на работу в благодушном настроении.
  «А может и не КГБ. Они ведь такие же исполнители, как и я. Кто-то приказывает, - они исполняют. Пока исполняют - им и поблажки и почет. Не исполнят - их под зад коленкой. Я ведь тоже такой. Настоящие хозяева жизни где-то там, за глухими оградами, в высоких теремах. Мы их даже издали не видим».
  Мне пришла в головы идея, как разобраться, кто они: чекисты или комсомолисты. Чекисты, если они передвигают мебель, непременно оставляют следы в виде манюсеньких букашек. А у меня в моем хозяйстве найдутся средства если не обезвредить, то, по крайней мере зтих букашек выявить.
  Вечером я взялся за дело. Если они установили в комнате видеокамеры, все резко усложнится. Не могу же я на виду у монитора лазить под кроватью и шарить за столом! Я припомнил, когда я входил туда днем, не видел ли я чего-нибудь подозрительного, напоминающего видекон. Вроде бы нет. Но современные телекамеры для шпионов бывают с пуговицу, а объектив - один миллиметр. Такой просто так не заметишь.
  Но у такого миниатюрного видекона и разрешение соответствующее. Значит какого-либо маленького предмета он и не заметит. Скажем не маленького, а тонкого и длинного. Провода, например. Провод я подсуну под дверь и использую как антенну, а уж приемник у меня найдется.
  Я слегка нарушил чернобыльский саркофаг, и, после нескольких попыток, на ощупь извлек из завалов все, что мне может потребоваться.
  Эксперимент с проводом дал отрицательный результат. Тогда я спокойно открыл дверь и все досконально прощупал и руками и детектором. Жучков было несколько. Не самые совершенные, но спрятаны вполне профессионально.
  Тогда я обследовал всю квартиру. Жучек, помимо маленькой комнаты оказался только на кухне в новой газовой плите. Я даже хрюкнул от восторга. Жучек был установлен совершенно бездарно. Догадались же, где установить, - в духовке!
  Сегодня мне официально было заявлено, что владельцем этой плиты являюсь я. Ну, что ж. Надо ведь опробовать плиту. Для начала я зажег все конфорки. Потом раскочегарил духовку и с наслаждением наблюдал, как начал жариться жучек. Сначала раздулся, потом пошел пузырями, потом лопнул, пустил клуб дыма и провалился куда-то в недра. Искать я его не стал. Это был уже труп.
  «Значит все-таки чекисты!»
  Но я уже относился к ним с определенной симпатией и мой внутренний голос был против. В конце концов я договорился сам с собой: пусть будут они чекисты и комсомолисты одновременно. По совместительству.
  «Что же из этого следует хорошего или плохого для меня? А ничего. Я - букашка, они - букашки. Если будем жить дружно, может наши старшие товарищи и не заметят наших шалостей!»
   ____
  
  Наступило утро 14 августа 1988 года. Чуть свет - я уже на ногах. Я понимаю, побывать самому на Таити - это мне никак не светит. Так, что хоть поглядеть на настоящего таитянина...
  Ровно в девять за входной дверью раздались голоса. Звонить не стали. Сами отперли.
  «Ей, ребята! А ведь я вам ключей не давал!»
  В коридор ввалились какие-то люди, шумные и энергичные. Ответственную переводчицу Верочку я сразу узнал, - деловая женщина. Вокруг нее все и вертелось.
  А где же наш таитянский друг? Вместо друга я увидел подругу, - настоящая таитянка, как их в кино показывают. Мне сразу вспомнился фильм про сеньора Робинзона. Только эта таитянка была явно измучена до предела, клевала носом и, похоже, мало чего понимала, из того, что вокруг происходит.
  Тут я обратил внимание на посеревшее лицо ГБ. Ситуация явно нештатная. Верочка злобно взглянула на меня, что-то сказала по-французски таитянке. Потом обратилась ко мне:
  - Роман Антонович, познакомьтесь с вашей гостьей. Роани Хамрупи.
  Какой Антонович? Данилович я!»
  Познакомились.
  - Она сейчас очень устала и хочет спать. Я ее сейчас уложу, а потом все обсудим.
  Верочка заботливо обняла Роани за плечи и увела в комнату. Мы двинулись на кухню. Чекисты - комсомолисты сели и хмуро принялись поедать бананы.
  А меня разобрал смех. Долго выдержать я не мог. Захрюкал, заржал, закукарекал.
  - Тише, ты! Девушка спит!
  - Так значит Роани - не друг Советского Союза, а подруга! И это выяснилось только сегодня! А вы пристроили молоденькую девицу в квартиру старого холостяка и известного совратителя (в силу установившихся у нас неформальных отношений, я употребил другое, более соответствующее слово, которое не привожу)! Что же скажет господин Посол, когда узнает!
  Никто не поддержал моего юмора. Вошла Верочка и холодно оглядела нас.
  - Ну что, поговорим?
  - Рома, ты посиди здесь на кухне, а мы пойдем в комнату, посовещаемся с начальством.
  - Да телефон и здесь есть. Параллельный. Звоните.
  - Нет, мы лучше туда. А ты - здесь. Скушай банан.
  Они ушли, оставив меня одного. Телефон прихватили с собой.
  «Все-таки мерзавцы вы! Думаете, что я подслушивать буду? По себе судите!»
   Я сидел, курил, разглядывал тополя за окном и хмуро поедал бананы.
  
  Минут через пятнадцать ГБ вышел на кухню и строго сказал:
  - Роман! Ты видишь, что получилось. Накладка вышла.
  - Да нет, чего там... Ну кто не ошибается?
  - Партия не ошибается! Потому, что она - наш оплот и надёжа!
  - Придется тебе пожить с подругой. Будь ей как отец. И никаких поползновений!
  - В твоих же интересах. Я тебе скажу честно: на черта нам эти папуасы!
  «Аборигены!...»
  - Ты знаешь, сколько из них заразных! У них сплошной спид. И проказа бывает.
  - А разве ее не проверяли, когда давали визу?
  - Проверишь их! Капиталисты хреновы! Мы перед ними ковром расстилаемся. А они - если чего не понравится - просто отказываются ехать. У них выбор большой: хоть к нам, хоть на Багамы.
  - Начальство требует: Заманивать любыми способами! Ведь они к нам валюту везут!
  - Не трогай девку, Роман! Подхватишь заразу - хана тебе будет!
  - Не буду я ее трогать. Я буду ей как отец. Или лучше как старший брат. Но она-то как на это посмотрит?
  - Не знаю. Скажем ей, что у тебя есть жена - ее «нынешняя советская мама». Но что ей срочно пришлось уехать. А с начальством договорились. Если не будет эксцессов - то и начальство не вякнет.
  
  На том и порешили. Все тихо разошлись, а я приступил к охране покоя своей гостьи.
   ____
  
  То, чего так опасались моралисты - комсомолисты, произошло очень скоро; гораздо раньше, чем можно было представить.
  Моя подруга, проспала весь день, но до контрольного срока не дотянула. К вечеру, полностью проснувшись, бабочкой запорхала по квартире. Мы начали общаться. Оказалось, что мой «блестящий» английский очень мало подходит для бытовых разговоров. А она по-английски знала еще меньше.
  Все наши разговоры я передаю не дословно, а в своем изложении, в соответствии с тем, как я их понимал.
  - Ду ю вонт э кап ов ти? (Чай будешь?)
  - Ес.
  .........
  - Уан мор ти? («Еще чаю?»)
  - Ноу.
  .........
  - Хау олд ар ю? («Сколько тебе годиков?»)
  - ... Мммм... Тен энд найн. ( «Десять и девять - значит девятнадцать».)
  .........  
  - Ду ю лайк Раша? ( «Как тебе наш Совок?»)
  - Ес, ай лайк Тонга. («Тонга? Причем здесь Тонга?»)
  .........  
  - Веар из ё вайф? («Вот оно! Сейчас придется врать»)
  Я взглянул на нее, и вдруг понял, что девушке такой красоты, может про что другое - я бы и соврал , но врать ей о том, что я женат - не способен.
  - Ай хэв ноу вайф!
  Удивительно, но к моему заявлению она отнеслась совершенно спокойно.
  Так мы сидели до темноты, стараясь поддерживать вялотекущий разговор. Больше обменивались улыбками. Потом она сходила к себе и вернулась с каким-то музыкальным инструментом вроде маленькой гитары. «Укулеле» - всплыло из памяти когда-то слышанное слово. Перебирая струны, она запела. Незнакомый язык. Протяжные слова. Очень много гласных. Очень красиво.
  
  . ...Пангайо...
  . ...Пангайо...
  . ...Камурика...
  . ...Анэ-енэ-а...
  
  Стены кухни как бы растаяли, подул свежий бриз (или пассат). Зашумели пальмы, пахнуло цветущей магнолией.
  Бывают в жизни моменты:
  Живешь привычной жизнью, все, что окружает тебя, воспринимаешь как на экране телевизора, - машинально делаешь свои дела, и лишь изредка поглядываешь вокруг - что происходит. Все, как в полусне. И вдруг, в какой-то момент словно просыпаешься. То, что только что происходило вовне тебя, проникает в самую твою сущность. Как будто пелена спадает с глаз. Ты начинаешь всем своим существом ощущать истинную реальность, ее внутреннее напряжение и энергию.
  Так ощущал мир Ван Гог и так он изображал его на своих картинах: внизу уютное, ярко освещенное кафе, а над крышами домов - бездонное, пугающее, необъятное ни взглядом, ни разумом небо, в котором мечутся вихрем галактики.
  Я только сейчас по настоящему понял, что все это не игра и не видимость. Что передо мной действительно сидит и поет мне песни Южных морей женщина с далекого тропического острова. Юная, горячая полинезийская женщина, для которой жизнь - любовь. Она - дочь канака, чьи женщины во все времена встречали у себя на Таити морских бродяг со всех концов света цветами и ласками и любили их и дарили им счастье. Благодаря которым про их остров пошла слава, что это и есть Рай на Земле.
  Днем может она и сама искренне верила, что вся мура, которой она занимается с утра до вечера, вся ее культурная программа, - ей, как женщине двадцатого века, совершенно необходима.
  Но сейчас была ночь. И в руках ее была маленькая гавайская гитара...
  - ........?
  - Уа хере вау йа оэ...
  - Я понимаю тебя...
  
  Хорошо, что я заранее разведал всю систему подслушки, - в эту ночь нам не пришлось опасаться, что кто-либо нас услышит.
   ..................................
   ____
  
  Утро прошло штатно. И, вообще, все дальше пошло штатно. Я провожал Роани и бежал на работу. В суете и нервотрепке иногда и забывал, но, как только «звенел звонок», срывался с места и бежал домой. Знал, что ее не будет раньше восьми, но, все равно, - у меня теперь другой заботы не было.
  За ужином она мне рассказывала, как проходит культурная программа:
  - Болшой сеатэ...
  ..........  
  - Тыртыртыр гэлери...
  ..........  
  - Ка-ра-мель...
  - Вот из «карамель»? («Какая такая карамель?»)
  Выяснилось, что карамель - это там, где большие стены и башни с красными пентаграммами на верхушках.
  - Кремль!
  - Ес. К-р-м-ль.
  ..........  
  И только потом начиналась настоящая жизнь, ради которой я терпел все мое гнусное существование целый день. Иногда она мне пела, иногда ставила кассету с гавайской музыкой и плясала «хула». Но чаще всего, когда мы не занимались ничем иным, мы просто сидели и молча смотрели друг на друга, излучая нежность и ласку. И это молчание было для нас важнее всего остального.
   ____
 
  Моя квартира быстро наполнилась множеством красивых иностранных вещей и предметов. Помимо бесчисленных флакончиков с косметикой, всюду валялись какие-то цветастые упаковки, пакетики, фантики. Элегантные консервы с импортными яствами. Даже туалетная бумага была фирменная. Даже помойное ведро всегда было полно импортного мусора - хоть на выставку выставляй!
  Меня удивляло, что знакомство с Большим театром и Третьяковской галереей затягивается так долго. Неужели в Москве столько достопримечательностей, что для их полного осмотра необходимо потратить три недели, каждый день с утра до вечера. Из рассказов Роани я понял, что ее группу постоянно возят на какие-то встречи, на которых они исполняют свои песни и танцы. Встречи эти происходили то в Кремле, то в Барвихе, то в Суханове, и никогда ни в домах культуры, ни в пионерских лагерях. Видимо, - все эти, так называемые таитянские детишки, представляли из себя ансамбль песни и пляски народов Южного Архипелага, и приехали развлекать приватными концертами наших высоких слуг.
  «Интересно, а ведь кроме песен и плясок, юные таитянка, наверняка, оказывают членам ЦК и другие услуги!»
  Мне не хотелось даже теоретически предполагать, что и моя Роани ...
  
  С каждым днем она возвращалась домой во все более мрачном настроении. Сначала я приписывал это усталости, но потом понял, что не в этом дело. А в чем - мне еще предстояло узнать. На мои вопросы она сокрушенно кивала головой, а потом, как бы отбросив прочь все свои заботы, улыбалась своей безоблачной улыбкой.
  Ужинали. Производя как можно больше звуков, отходили ко сну. Потом она на цыпочках пробиралась ко мне, я включал свою противожучковую систему, и, тогда,... Тогда все опять становилось хорошо.
   ____
  
  Три недели промелькнули и развеялись, как дым. Где-то за пару дней до срока, меня опять вызвали в отдел кадров и вручили большой пакет необычайной красоты, наполненный матрешками, балалайками и прочими русскими сувенирами. Все это я должен был подарить своей гостье на долгую память о гостеприимной и щедрой стране России (ныне временно называемой СССР). В тот же вечер у меня в доме в присутствии представителей и фотокорреспондента состоялся обмен подарками. Я, в свою очередь, также получил целую торбу таитянских сувениров - божки со зверскими рожами, игрушечные лодочки под парусами, буклеты и альбомы. Мне эта процедура была противна. Назавтра же я оттащил все эти безделушки на работу и там щедро раздарил. Девочки чуть не прыгали от счастья. Сама начальница мне благосклонно улыбнулась.
  «Что вы знаете! Что вы можете понять! Завтра все кончается!»
   ____
  
  Последняя ночь, как ни странно, прошла совсем не так, как можно было бы предположить. Не было никаких вздохов и сентиментов.
  Мы разговорились и проговорили до утра. За три недели у нас выработался свой особый язык, не английский, не французский, ни какой другой, понятный лишь нам двоим. В ход приходилось пускать жесты, карандаш и бумагу, кое-что изображать, как в театре.
  Трудно, с бестолковыми переспросами, переобъяс-нениями и переуточнениями, до меня доходило то, что рассказывала мне Роани. Изложить в точности все, что она имела ввиду, я даже не буду пытаться.
   Пересказываю, как запомнил:
  
  - Я - шпионка, сотрудница ЦРУ. Я целый год занималась на специальных курсах в Лэнгли.
  - Мне запретили изучать английский язык, чтобы было как можно меньше подозрений. Я должна исполнять роль общественной деятельницы далекой провинциальной страны третьего мира, «друга Советского Союза».
  - Моя поездка в Москву - это только начало моей миссии.
  - Я уже вошла в доверие к вашим самым большим политикам.
  - Наша делегация - на самом деле мы артисты: поем и танцуем.
  - На самом деле мы - публичный дом. Нас везут на встречу с членами ЦК. Там мы даем концерт, а потом они разбирают нас.
  - Не переживай за меня. Я не отдавалась им. Моя задача - влюбить в себя одного из «членов». Я не могу сказать тебе, кого. Он считает, что я еще маленькая и наивная. И не трогает. Если все пойдет удачно, он будет ездить к нам якобы по государственным делам. А меня будут приглашать в СССР по культурному обмену. Все это для того, чтобы мы с ним могли встречаться. Так запланирована моя миссия.
  - Потом, через много лет, когда я войду к нему в полное доверие, а он к тому времени станет большим человеком, - тогда его, наверное, завербуют, как агента влияния.
  - Не ревнуй меня. Теперь у меня все переменилось. Я его больше никогда не увижу. Это я тебе говорю - вахине канака.
  - Уа хере вау йа оэ. Ай лав ю.
  - В Лэнгли я изучала историю, культуру вашей страны. Нас учили уважать и любить Россию. Я читала ваших писателей. Достоевского, Толстого, Солженицына. Нам объясняли красоту души русского народа.
  - И я действительно любила Россию. Я с радостью поехала сюда.
  - Нас учили внимательно приглядываться к людям. Стараться понять их, проникнуть им в душу. Люди бывают хорошие и плохие. Но, прежде, чем судить их, надо понять, почему они стали такими, какие они есть.
  - Человек живет не в пустоте. Он не выбирает для себя окружение, - он в него попадает.
  - Все эти дни, пока нас водили по музеям, я смотрела не на статуи, а на живых людей. Я долго пыталась их понять. Я присматривалась к людям и на улице и на «встречах» в Кремле и в Горках.
  - Потом я поняла русских людей. Я разочаровалась в твоей стране.
  - Все, чему меня учили, оказалось неправдой. Они сами не знают этого. Они изучали Россию по Чехову, а я видела русских людей.
  - Во все времена вы, русские, брались за дела, которые вам не по силам. Но вы не понимаете этого.
  - Вы - как дети неразумные. Вы беретесь за дело, и тут же начинаете хвастать, как будто вы уже его сделали.
  - Вы строили социализм. Вы кричали на весь мир, что вы идете впереди планеты всей. Ваш социализм развалился. Вы занялись перестройкой. И опять себя расхваливаете. Теперь ваш социализм рухнет окончательно. Потов вы станете строить капитализм. Вы его не построите, но опять будете шуметь на весь мир.
  - Все, что у вас происходит - все не настоящее. Все только на бумаге.
  - Потому, что, внутренне, вы не желаете никаких перемен. Вы все время спите, как Обломов.
  - Посмотри на меня. Я могу назвать пятнадцать поколений своих предков. Все они были свободные люди.
  - Вы здесь все рабы. Вам нравится это. Вам нравится, что кто-то за вас все решает, когда вам спать, когда вставать, и когда и что есть.
  - Вы все живете в мире обмана. Вы обманываете друг друга и обманываете сами себя. Так вам живется спокойней.
  - Вы живете в придуманном вами же мире. Вы не хотите знать, каков он на самом деле.
  - В Лэнгли я изучала русскую культуру. На самом деле русской культуры нет.
  - У вас нет ничего своего. Вы всегда тащились в хвосте у Европы, постоянно отставая на сто лет. А они, удивляясь вашей отсталости, считали, что вы держитесь за свою старину. Но вы давно забыли свою старину. Ваши матрешки - они такие же чуждые вам, как и мне, иностранке.
  - Те из вас, которые восприняли культуру Европы и вписались в нее, таких вы считаете великими и гениями. Чехов и Достоевский - они в одном ряду с Диккенсом, Золя и Драйзером. Ваша религия - ее вам навязали греческие монахи, а потом вы ее реконструировали по европейским стандартам, превратив ее исходную сущность в видимость.
  - Вы потеряли связь природой. Это я говорю, - вахине канака. Для вас поездка за город - пикник с водкой. Вы ходите в лес не для того, чтобы растворить в нем свою душу, а для того, чтобы собирать там грибы и ягоды.
  - Вы не хотите жить в гармонии с природой. Вы ее хотите переделать под себя, а на самом деле для природы вы - незваные гости, оккупанты, мародеры.
  - Вам никогда не понять, что лес есть лес, степь есть степь, море есть море.
  - Вам не понять, что у дерева есть душа, у камня есть душа, у воды есть душа и у воздуха есть душа. Это я говорю, - вахине канака.
  - Вы надеетесь, что сейчас, когда коммунизм доживает последние дни, вас примут в компанию цивилизованных народов. Не надейтесь.
  - Никогда вы не станете Европой. Потому что вам этого слишком хочется. Это я говорю, - вахине канака.
  - Мы, канака не считаем себя ни французами, ни американцами. Мы никогда не стремимся туда, где нам не место. Мы не беремся идти путями, которыми никто не ходит. И, тем более, вести кого-то за собой.
  - Мы живем своими маленькими заботами. Мы живем чтобы любить своих кане, чтобы растить своих детей. Поэтому мы счастливы.
  
  - Уа хере вау йа оэ. Ай лав ю.
  - Верь мне! Для нас - вахине канака, это не пустые слова. Только один мужчина - кане - может услышать от нашей женщины такие слова. Если я тебе это сказала, ты имеешь на меня права на всю жизнь. Если мы с тобой расстанемся, у меня будет другой мужчина, а потом ты придешь и скажешь, чтобы я шла с тобой, - будет по-твоему.
  - Может быть ты не веришь мне? Может быть ты считаешь, что я - еще маленькая, скоро одумаюсь и возьму свои слова обратно? Нет, у нас, канака, так не принято. То, что я решила, - то и решила. Это - на всю жизнь.
  - Я не буду больше работать на американцев. Я уйду из ЦРУ. Я не хочу больше видеть вашего «члена ЦК» и никогда больше с ним не увижусь.
  - Уа хере вау йа оэ.
  - Ты русский, - теперь я не люблю русских. Но это я не про тебя говорю.
  - Приезжай ко мне на Таити. Не здесь, - там тебе место. Я буду ждать тебя.
  
  Я уже давно понял, что по самые уши влюбился в маленькую вахине канака, и что в моей жизни назревает самый главный перелом.
  Все, что она тогда сказала, - все я принял безоговорочно. То есть, сначала мне было несколько обидно, и я пытался ей в чем-то возражать. Но, завороженный ее голосом, чувством, ее логикой, я замолк и только переспрашивал, что было непонятно.
  Удивительно, как же оказывается все с нами просто и ясно, если какая-то маленькая девчушка из далекой страны, дикарка по нашим понятиям, приглядевшись к нам, за три недели поняла всю нашу неприглядную подноготную и вынесла свой сокрушительный приговор! А как же извечные тайны русской души? Видимо их и нет вовсе.
  Правду следует принимать такой, какова она есть.
____
  
  Уже больше трех лет прошло, с тех пор, как мы расстались. Я бы сказал - «как нас разлучили».
  Все, что происходило после ее отъезда и что происходит сейчас, не разуверяют, а только утверждают меня в том, что она была во всем права. Я спокойно отнесся к августовским событиям, и к тому, что нет больше нашего «Великого Советского Союза». Я не верю во все это. Все это - одна видимость. Я знаю, что на самом деле ничего не изменится, только будет называться по-другому.
  Все это меня уже не касается. Постепенно я все меньше ощущаю себя русским, и все больше - канака. Я читаю книги. Изучаю язык. Я проникаюсь их жизнью. Иногда мне кажется, что даже кожа моя приобретает золотистый цвет и волосы начинают курчавиться. Я готовлюсь переселиться туда, к моей вахине.
   .........................  
  
  Долгие проблемы с паспортом. Бесчисленные хождения по инстанциям. Проволочки и мытарства. Куча нервов. Не без этого!
  Проблема денег. Проезд на Таити стоит столько, что советскому человеку и присниться не может. Я пытаюсь скопить, но теперь иная напасть - инфляция.
  Удастся ли мне когда либо все это преодолеть?
  
  Каждый месяц я получаю письмо с экзотической маркой. Я достаю из конверта пустой лист бумаги, долго сижу и молча смотрю на него. Такие же письма получает от меня на Таити и моя вахине.
  Нам не надо слов.
   _____   
  
   Написано к 14 августа 1988 года.  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"