Мы застряли в Тигиле -
Богом проклятой дыре,
в грязной глине и золе,
в непонятной нам игре.

Самолёты не летают,
горло сопок сжал туман,
авиаторы копают
все картошку по домам.

На блине аэродрома,
что над соснами повис,
лишь песок шуршит укромно,
да евражек слышен свист.

Пять на пять, на стенке телик,
ближе к лесу туалет.
Благодать... Неделю терпим.
Как всегда, закрыт буфет.

Пропади-поди, работа;
пыль от карт и комаров.
Непривычны мы к заботам:
монополий нрав суров.

Из угла хрипит Высоцкий,
магаданит про Париж,
а вокруг туман да сопки:
ни хрена - где верх, где низ.

Вот - очистилось, но рано
горлом брать: по трассе - дрянь...
Всё путём, всё без обмана:
с летом кончилась и врань.

Ой, бывает тут под двести:
то - бедлам... горит броня...
Метусловия на месте -
нет горючки... План - верняк!

Все борта куда-то смылись.
Разве что на помеле
тут взлетишь, когда б не спились
ведьмы в нашенской земле.

Сколько вбухали в Палане
в окружной аэродром,
что дешевле, чай, рублями
/не воров боясь - ворон!/

заметаллить то болото,
на которое его
мудрецы Аэрофлота
боданули, ничего

не стыдясь, не помышляя,
что вдруг вылетят в трубу,
с населением играя
в пассажирскую борьбу.

Так и мыкают паланцы
чрез Тигиль который год,
как Летучие голландцы
вертолётя небосвод.

Но когда слуга народа -
секретарь и депутат! -
сразу ставится погода,
с неба сыплются борта.

Всё путём - им больше надо,
ведь ночами, чай, не спят,
охраняя наш порядок,
дефицит давя и блат.

Нам погода та до фени,
мы её пересидим,
обалдев от сна и лени,
но в Палану долетим.

Ах Палана ты, Палана -
смуглолицая столица,
край медвежий, бичеванный
в развитом социализме.

Был бы я большим министром -
сделал, чтоб нигде не ждать:
ведь весьма охальны мысли
перекур силён рождать...

Есть конец любому делу -
приплелась шеф-перевозка:
откопалась, знать, картошка,
и природа подобрела.

Всё путём. Взревел "Ми-8" -
знает, ведьмин сын: простим...
Завтра будем на покосе...
С сопки спрыгнули - летим!