Эта парочка студенток вполне укладывалась в дуальность мира и классику женской дружбы.
Танечка любопытна и мечтательна, сентиментальна и внушаема, не против быть объектом восхищения, вложением капитала, статусной любовницей с изыском романтики, не забиваемой ни ногами из ушей, ни смоль-водопадом до попы. Фигура резца Родена не мешала гейше наслаждений и фее духовных радостей быть в меру умной и отличницей без напряга.
Родители богаты, но порядочны, а дочке с детства всё доступно.
Оля тоже отличница. Из деревни, трудолюбива и исполнительна, свои проблемы решает с чистым взглядом и без обид. Безукоризненна, как общепринятая мораль, и права, как вселенская справедливость. Не позволяет себе быть в долгу, не жадничает с конспектами и денежкой и загоняет себя в совершенство, не размениваясь на счастье. Не нуждается в сострадании, но не чурается роли жилетки и телефона доверия. Староста общежития и душа компаний, практически не пользуется косметикой, ходит в свитерах, джинсах и кроссовках и божественно слаба в постели.
Фигуркой и миловидностью не уступает подружке. Кроме одной изюминки: небольшой расщелины слева на верхней "заячьей" губе. В детстве не поправили, в юности появились противопоказания к операции. Дети дразнили и отпихивали - флюс мазохизма и дисгармонии вырос в "обожекакоеячудовище"...
Вопрос "Есть ли женская дружба?" по сломанным копьям гораздо ближе к экзистенциальному "Существует ли Бог?", нежели к банальному "Есть ли жизнь на Марсе?"
(Женщины не могут судить о женской психологии потому, что они пристрастны, а мужчины - потому, что не компетентны).*
Но симбиоз приятельниц рос не на песке и без подтекста. В звездюльности Татьяна была самодостаточна и не стремилась использовать какой бы то ни было фон для демонстрации превосходства. А Ольге хватало ума не заморачиваться доступом в мажорские компании и перениманием стильности манер и шмоток, умением себя подать. Если интерес в общении, сочувствие и помощь в житейских ситуациях можно назвать дружбой, то институтские мачо не добирали до уровня их отношений. Один из этих вешалок для девчонок, отшитый Таней после ольгиной информации, заметил злоязычно: "Эти дамочки разделили понятие фотомодель без комплексов. Причём, одна - модель, а другая - всё остальное". И добавил: "Но приходится признать, что они - две половинки друг друга. Но вместе... - жопа!"
В ноябре 4-го курса к виртуальному островку Татианы приплыл греческий бог. Он был столь бесподобен, что сирена впервые почувствовала себя дурнушкой и онемела.
Бог скользнул взглядом по гарему френдов (Танечка явственно услышала смешок) и, не задерживаясь, исчез.
Примчавшаяся по атас-звонку Ольга застала разгром. Сотни френдов испарились, признания летели лесом. Остров стал девственно чист, но судорожная мышка перестала щёлкать, лишь вырванная из лап маньячки.
По горячему следу, в режиме инкогнито взобрались на Олимп. За пиаром бог не гнался, но тучи бабочек летели на абажур страницы. Танечку вырубил колотун, и подруга, подхватив её знамя, грудью пошла на вы.
Уподобляется мужчина
жеманным барышням, когда
он, словно гей иль старичина,
пренебрегает ими, мда...
Мой омут баламутят черти,
и ангелы - все во хмелю.
Но Вы мне нравитесь, поверьте,
нет - вру: друг мой, я Вас люблю!
Не отвергайте, как Онегин,
во мне не пушкинскую Таню,
что можете Вы знать о неге,
к моей не прикоснувшись тайне?
Хотя б в подтексте виртуала
не проходите мимо той,
кто Вам отчаянно писала
сумбурно-путаной строфой...
И так далее: всё столбиком и нервно.
- Ну вот, подруга, перечитай письмо своей тёзки и - с тем же трепетом: ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят, - Оля привела Таню в относительную норму и ушла в общежитие.
А вечером бог снизошёл. Звали его Алексис, 25 лет, за плечами армия и физмат БГУ, отрабатывает распределение в ящике соседнего областного города. Несколько удивившись гулкой пустоте её страницы, он попенял Танечке на скоропалительность изгнания друзей, попросив и его пока не френдить. Он пропустил дежурные вопросы, а она не рассказывала - исповедовалась. И ей казалось, что до него можно дотронуться.
Совпадало всё: интересы, мысли и чувства... Не могли наговориться до глубокой ночи. А в беглом предутреннем сне Танечка ощутила его в себе и, теряя сознание, поняла, что мужчин у неё не было.
Она сомнамбулой переползала с пары на пару, в упор не замечая озадаченных поклонников.
А когда на ближайшем семинаре она равнодушно словила первый свой неуд, Ольга пригрозила отчитать Ала, но делала всю её черновую работу.
Танечка каждую ночь изнемогала в объятиях бога, а он всё отклонял мольбы о встрече в реале. Перед Новым годом на ультиматум её приезда он признался, что сейчас не свободен: в августе умер брат-близнец Алексиус и перед уходом взял с него обещание не сообщать об этом невесте и... заменить его хотя бы на полгода, постепенно удаляясь и отпуская её. Пусть они разойдутся друзьями, без травмы смерти. Если, конечно, захотят.
Братья окончили один вуз, и Алексиус познакомился с невестой, проходя службу в её городе, там же и начал работать на военном предприятии. Алексис заменил его и там.
Девушка вначале что-то почувствовала, но Алексис играл сценарий по режиссуре брата, и она успокоилась. Но в декабре начала опять приглядываться, и он понял, что пришла пора эпилога.
Таня прекратила домогательства. Она расцветала к вечернему разговору и таяла ночью, и красота её становилась неземной. А Ольга утешала, говоря, что такое созависимо-исповедальное общение, свободное от разочарований реала, роднит души с той идеальностью, которая в жизни недостижима.
Наконец пришла всё откатывающаяся назад по годовому кругу весна, и Алексис сообщил, что он выполнил волю брата и снова свободен. И он уверен, что никакой срок знакомства в реале не зачеркнёт его любви, поэтому купил кольца и ждёт, когда сможет попросить руки любимой у её родителей.
Танечка расплакалась, и, как в детстве, всё сразу образовалось. Само собой шилось свадебное платье, и к дню приезда жениха были готовы загс и ресторан.
В институте качали головами по поводу экстравагантного замужества и радовались за девчонку.
И тут щёлкнул кукловод интернет - и Алексис обнародовал в открытом доступе свою с Таней интимную повесть. Маска была сброшена, и в греческом зале кривлялась шутиха Оленька.
Родители обратились в милицию, но несостоявшаяся невеста заставила их забрать заявление и попала в больницу.
И пока факультет кипит, неожиданно разделившись пополам на тех, кому тоже плюнули в душу, и тех, кто Оленьку поддерживает, увидим, что к этой истории древние греки причастны по самое не могу. По версии преподавателя Принстонского университета Джони Таккара и швейцарского историка культуры Якоба Буркхардта "приравнивание "уродливого" к "наихудшему" - это не только особенность поэтики Гомера. Само греческое прилагательное καλός, обозначающее "красивый", также означает "благородный", в то время как άσχημος, то есть "уродливый", также означает "постыдный", "бесчестный"... в Древней Греции "связь между красотой и душевным благородством была практически неоспорима". А по непререкаемому Аристотелю "никто не может быть по-настоящему счастлив, если он некрасив". Натыкали расистские клише философы и поэты, обожествляя красоту и сбрасывая в пропасть физическое несовершенство.
В Средневековье красота - это пропорциональность, целостность и ясность (побочный результат изживания ещё одной законодательницы мод - инквизиции). В XIX веке под каноны красоты подсовывают упадок, болезнь и преступление, разложение и смерть - рулит декаданс. Дальше - бессмысленность, абстракция и примитивизм в попсово-китчевом глянце, экскременты и блевотина - всё эстетически оправдывается продвинутыми творцами и рекламным ором: жри шаблоны и параметры - и будет счастье в лотерее жизни! Уродства нет - мы все прекрасные внутри...
Мир так затрахал красоту, что она забыла, что должна его спасти.
На собрание группы, пытающейся понять случившееся, Ольга не пошла: что сделано - сделано, а выглядит ли мистификация издёвкой - всё равно. Сокурсники рассуждали о гримасах интернета, его карнавальности и ненормативах, его никовой многоликости распухшей, как на дрожжах, человеческой сущности, где условности и границы общения стираются общим вагоном: много ников - мало ликов... Не получается быть, кем хочешь - так можно казаться, каким захочешь. А отсутствие прививок нравственных норм чревато эмоциональным расщеплением: "Я ущербна - значит, вы виновны!" Отсюда - и дозволение себе всеми правдами и неправдами всегда оставаться правой, доводя до карикатуры "Чем больше ты сопротивляешься, тем твёрже мой пенис".
Леди джентльменам не уступят: мужчины жёстки - женщины жестоки. Список бесконечен: у кого моднее шмотки, кто раньше вышел замуж, чей ребёнок вундеркинднее... Стимул к тонусу, однако, не преобладает над греческим же "тимосом" - чёрной завистью - и шаблоном "для победы все средства хороши". Не всем же - в Клеопатры: ну не была столь ослепительной, как журчала молва, но, наверное, единственная в истории окружила себя красавицами и как их царица стала желаннее всех. Так что может быть флюиднее женственности и сексуальнее ума?
(Женское соперничество иррационально, а потому замысловато и всеобъемлюще. Мужчина не будет гнобить мужчину за наличие лишнего веса, только за комплимент, сделанный не ему, пусть даже сто лет назад... Женщина будет).**
Эту групповую оценку случившегося резюмировал тот же злоязыкий мажор: shit happens***, ибо на то и интернет, что не всё коту масленица, ибо на то и интернет, что в нём все дни первоапрельские, ибо "только настоящая подруга может заметить и обезвредить волосок, который ты пропустила во время бритья".
Ом-м-м...
И если припевом стороны осуждающей было "Куда миркацицца"?, то пытающиеся понять рассматривали бытовую пакость почти с классовых позиций. Они всегда чувствовали, что Ольга себя не любила. Физическое несовершенство породило синдром неполноценности, постоянно язвящий душу вопросом "За что?" Татьяна нравилась ей не как просто подруга, а как обладательница волшебной палочки. Но при всей к ней симпатии подсознание Ольги начало влиять на здоровье: девушка честно пыталась подавлять возникающую у неё в присутствии подруги тошноту, ужасаясь естественности этого грызущего её эго. Она знала, что далеко не меркантильна, не считала подругу своей собственностью, и не жаба зависти поддавливала. Несправедливость мира - и не менее: избранным - всё на халяву, а остальным - объедки рекламных слоганов: будь красивым! успешным, богатым, здоровым...
И пусть "дружба - не конкурс красоты, внешность меньше обаяния, соревноваться можно только с собой..." - но всё же, всё же... Чтобы окончательно морально не убиться, Ольга и восстала против эмоциональной зависимости от "культа личности Т.", выстрелив на опережение...
Но никто не догадался о банальной женской ревности... к любви Татьяны и Алексиса. Правильная и затюканная собой девушка не вынесла пытки последней каплей, когда даже придуманный ею виртуальный мужчина предпочёл опять Таньку. Своим розыгрышем Ольга хотела лишь щёлкнуть по носу подружкину уверенность в её неотразимости и благосклонности всех окружающих. Доводить до случившегося не было и в мыслях, остановиться предполагалось после двухнедельного "знакомства". Но по ходу диалога придумывая и раскрывая мужчину, она заигралась... и влюбилась тоже.
Она не выдержала тяжести заданной ею же роли - и пошла гонка на выбывание. А нефиг: мужики меряются сами знают чем, а женщины - мужиками. Упаси нас, братия, и в мыслях оценивать лапочек, но сказал негодник Конфуций: "У обыкновенной женщины ума столько, сколько у курицы, а у необыкновенной - сколько у двух".
И обструкция и как бы понимание Ольгу не трогали. Но осталось ощущение чего-то себе то ли не доказанного, то ли недоигранного. Через неделю она вдруг обнаружила себя в больничном коридоре с кульком фруктов, двумя белыми и жёлтой лилиями.
- Извините, но вы будете за мной, - обратился к ней вставший со стула гигант.
- Я... нет, мне не сюда, - отрывая ноги, вросшие в пол, и жёлтые лепестки, она задохнулась и прошла мимо к посту медсестры.
Это был живой Алексис. Материализовавшийся с украденной ею страницы из глубин интернета.
Дежурной на посту не было, и Ольга, не раздумывая, присела за стол и включила татьянину палату.
- ... знакомые случайно наткнулись на профиль, где твоя подружка водила тебя за нос от моего лица. К сожалению, это уже был конец разводки, и я прочитал раскрытую для всех "нашу переписку" одновременно с тобой. Поразительно, что от моего имени говорили как-будто моими словами, и мне всегда хотелось, чтобы меня понимали и отвечали так, как это делала ты. Танечка, не могу избавиться от дежа вю, что мы с тобой так давно и хорошо знаем друг друга, что, если ты не против, может, стоит продлить виртуал нашей общей жизнью?
- Ты мне не мерещишься, Ал... тебя как зовут? - раздались всхлипывания и звон упавшего стакана.
- Да так, как звала - Алексис. Ну можешь меня потрогать, - и Ольга увидела сквозь стены, как он осушал поцелуями танькины слёзы.
Свадьбу отгуляли через десять дней после "первой" попытки.
Оленька не отстала. На майские она тоже выскочила замуж за парня из своей деревни и заканчивала учебный год с заметным животиком. Академический отпуск она не брала, из общежития перебралась к одной старушке и, мужественно сдав последнюю сессию, родила девочку на зимних каникулах.
Обогнав таки Таньку.
Все восхищались фотографиями ребёнка и отца, и оставив девочку на него и родных, Ольга с отличием закончила университет.
Перед её выпускным к хозяйке квартиры приехала сестра, оказавшаяся землячкой квартирантки. Хозяйка, нахваливая старательную свою жиличку, показала сестре фото её дочери и мужа и увидела ошарашенные глаза: это были ребёнок и муж сестры Ольги...
Возмущённые старухи пошли в универ и, не найдя комитета комсомола, наткнулись на группу молодёжи, сидящую на подоконниках фойе. На фотографии молодые люди узнали свою сокурсницу и услышали от бабушек, куда смотрит их комсомольский комитет...
Через месяц Татьяна, уезжая к мужу в Новосибирск, не смогла себя остановить и зашла в областную психбольницу, где пожилая медсестра проводила её к смотровому окошку палаты.
На кровати, качая на руках младенца, сидела Ольга.
- Каждую неделю в муках "рожает", бедняга, тряпичную куклу... и рвёт ей верхнюю губу, - шёпотом сказала сестра, с испугом глядя на посетительницу.
На тумбочке перед потухшей женщиной стояла фотография смеющихся подруг.