Дирижёр лягушачьей капеллы,
строгий аист, ценитель бельканто,
подавился солисткой неспелой - 
стало место маэстро вакантно.

Знаменитость прудов всех окрестных,
пред которым бледнел Паваротти,
взял учить лупоглазых прелестниц
лишь в ансамбле растягивать ротик.

Но не вышло премьера натуру
совместить с отбиванием такта,
и ничем не возвысив культуру,
усмотрел в том её лишь бестактность.

...У пруда жил сверчок и на скрипке
к удовольствию мира пиликал,
в птичьих трелях чуть правил ошибки
и с волны собирал блик за бликом.

Попросились к нему лягушата,
чтобы выучил петь и манерам - 
задавал сочинять им стишата
о морях, островах, флибустьерах;

и на листьях кувшинок и лилий
рисовали дождя многоточье,
пенье рыб, что по облаку плыли...
Остальное всё шло между прочим.

Интонация, гаммы и стили,
тишина - колыбельная звука...  
Скрипка пела, лягушки учили.
Не до всех доходила наука.

Как в любом коллективе искусства,
тем искусством кормились интриги,
склоки, зависть и прочая пустоть,
разрывая дыханье и лиги.

На концерте однажды кружила
над сверчком бестолковая муха.
Вдруг их склеил язык и поживу
уволок в лягушачее брюхо.

Ах, оплошность, рефлекс, происк ультра - 
и премьера подвергли секвестру...
А мораль: дирижёр, прочь от пульта,
если вдруг по зубам ты оркестру!