- Опаздыват барин-то..., - Стужук, нетерпеливо стуча по столу кончиком карандаша, провел рукою по окладистой черной бороде.
- Дык на то он и барин, - заметил Курицын-Коломейцев. - Да ништо, Сидор Акакиевич, боле, чем на полчаса-то не опоздат, уж я-то знаю.
И действительно, ровно через двадцать пять минут дверь приемной распахнулась, впуская хозяина офиса - кряжистого мужика в костюме от Гуччи и с красным портфелем крокодиловой кожи.
- Утро доброе. Чегой-то ты, Сидор Акакиевич, пожаловал ко мне в такую рань? Не стряслось ли беды?
- Ну, Евлампий Лукич, беда не беда, а дело безотлагательное, - развел ладонями Стужук.
- Тады проходи. А ты, Никитка, не забудь отправить факс на эту...как бишь её?.. на Гаити. Уж больно они на сей раз перевод денег затягивают, нехристи...
Войдя в кабинет, Евлампий Лукич перво-наперво перекрестился на образа в углу. Бросил портфель на стол. Подошел к несгораемому шкафу.
- Не угодно ль наливочки, Сидор Акакиевич?
- Отчего ж нет? Рановато, правда, но - не откажусь...
Наполнив две пузатых рюмки, Евлампий Лукич протянул одну из них гостю, а сам со второй обосновался в большом кожаном кресле, под портретом Самодержца.
- Секретарь-то мой, Никитка, поди, выспрашивал тебя, что да зачем?
- Да вроде не особо. Ему какая печаль?
Большой человек вздохнул:
- Он ведь ко мне, чую, от фискального департаменту приставлен. Вот и вынюхивает, сучий сын...
- Ах, вон оно как... То-то я примечаю - взгляд у него нехороший, ненашенский. А наливочка у тебя добрая, Евлампий Лукич.
- Угощайся на здоровье. Так что приключилось? Ты уж не томи, поведай.
- Да что там!.. Дочурка моя единственная под венец собралась.
- Ведь это радость, Сидор Акакиевич! А ты эвон какой смурной. Пошто так?
- Ты сперва спроси - за кого?
Евлампий Лукич подлил напиток в рюмки.
- За кого же? Ярослава у тебя - девушка разумная, и я уверен, что...
- Я тоже был уверен. Да видать, велики грехи мои перед Создателем. За сына Малайского Ярослава, ягодка, замуж желает...
***
Свирепая головная боль мешала вампиру Харитону Малайскому сосредоточиться. Он никак не мог вникнуть в смысл бегущих на мониторе строк биржевых сводок, и оттого душевное беспокойство нарастало в нем с каждою минутой. Ему хотелось плюнуть на всё и прогуляться до заветного бара, в котором хранилась бутылка темного стекла без этикетки. Хотелось отхлебнуть приличный глоток и уж потом продолжать постылое дело... В правом нижнем углу экрана замигал конвертик - пришла электронная почта. Малайский щелкнул "мышью" по иконке, и текст послания развернулся перед ним.
"Любезный Харитон Всеволодович!
Сообщаю Вам, что Евлампий Лукич Медноклюев сего дня решил отправиться в свое имение, то бишь в поселок Шумаково. И велел разослать приглашения кой-кому из своих приближенных - чтобы, значит, туда к нему ехали.
По всему чую - важное дело задумано. Вот и решил поставить Вас в известность.
Здоровьичка Вам и всяческого счастья.
Преданный до гробовой доски, N "
- Понятно-понятно, - пробормотал Малайский. Открыв ящик стола справа от себя, он достал нож в кожаных ножнах и наполовину вынул его. Полюбовавшись гравировкой на лезвии, всунул клинок обратно, и тут опять замигал конвертик. Но на этот раз послание пришло на другой адрес. Открыв его, Малайский сразу же увидел, что это - приглашение от Медноклюева...
***
С тех самых пор, как изобрели заменитель крови, вампиров легализовали; но жить им можно было лишь в особых районах - резервациях.
С таким положением вещей не согласился Харитон Всеволодович Малайский - духовный лидер общины Пьющих Кровь. Фокус заключался в том, что Малайского никто не знал в лицо, и он ухитрялся руководить общиной инкогнито. То есть, кто-то его, конечно, знал - но люди эти (или, скорее всего, вампиры) хранили смертельно опасную тайну так, что остальному миру оставалось только гадать, каков же облик бесстрашного вождя кровососов, чьим именем пугали детишек по всей стране.
Был у Малайского сын. Не вампир, а обычный юноша, рожденный от простой смертной. Он своего отца никогда не видел, но жил на его средства в роскошном столичном особняке, окруженный верными слугами и телохранителями. Матери у Малайского-младшего не было - умерла при родах.
Евлампий Лукич Медноклюев, видный предприниматель, хозяин всего и вся, любимец Самодержца, мечтал Малайского извести. Да и не из вредности вовсе или там из-за предрассудков, а по причине чисто практического свойства: имея огромное влияние в пределах Упырьграда (так с некоторых пор называлась резервация любителей крови), Малайский ни в какую не пускал туда Медноклюева и его людишек. То бишь в гости - пожалуйста, с дорогой душой. А коммерцию какую - ни-ни!
Пару раз Медноклюев попробовал было сунуться - магазинчик прикупил, с местными договорился, на работу их взял. Да только через неделю-другую спалили помещеньице. А тех, кто в Упырьграде с Евлампием сотрудничал - порешили. И не просто, а глотки им перервали, и на воротах их же домов вниз головою повесили.
Шибко осерчал тогда Евлампий Лукич. До того даже, что от отпуска своего законного с полюбовницей новою на Кипре отказался. Снарядил в Упырьград две команды из молодцов, коих заморским словом "киллеры" прозывают. Велел им преподнести ему на блюдечке голову Малайского... Куда там! Сгинули молодцы. Бесследно сгинули в трущобах Упырьграда. С той поры никто уж не соглашался идти на охоту за ужасным Харитоном, ни за какие мильоны.
А Малайский что? За пределами Упырьграда наладился пошаливать (границы-то с резервацией не охранялись). То один офис Евлампия Лукича на воздух "адской машиной" подымет, то другой. Людей, правда, щадил - ни один при этом не покалечился.
Был и еще момент. Медноклюеву страсть как в столичные губернаторы хотелось. А обитатели Упырьграда за него ну ни единого голоса не подали - раз, другой... Стал замечать всесильный Евлампий более скверную штуку: кто-то на рынке ценных бумаг гадит ему изрядно. Какие акции сбросит, какие - из-под самого носа уведет. И в итоге заместо ста мильонов на счета медноклюевские всего с десяток ложится. Совсем нехорошо. Гневаться изволит Евлампий, а что толку? Супостат в том же духе продолжает.
Сидор Стужук был одним из верных псов Медноклюева. Поставил его Евлампий Лукич на склады свои бензиновые. На Ярославу, дочь Стужука, одно время Медноклюев виды имел. Однако уперлась девка - не пойду в полюбовницы, и всё тут!
Весть о том, что Ярослава влюблена в Бориса Малайского и даже замуж за него мечтает, будто обухом почтеннейшего Евлампия Лукича шарахнула. И решил он действовать безотлагательно, самыми что ни на есть суровыми методами...
***
В ожидании гостей баловался хозяин усадьбы с двухпудовой гирей. То так ее подбросит, то эдак. Устанет, подойдет к окну да посмотрит вдаль. Хорош поселок Шумаково, дивно хорош. А всё благодаря его, Евлампия Лукича, стараниям. Промеж собою столичный люд давно зовет это место - Медноклюево. И то сказать, редкая молодица из местных не побывала в спальне у барина (разве уж страшна если до неприличия).
Кой-кому из народившихся в последние годы ребятишек очень подошло бы отчество Евлампиевич. Но безотцовщиной их никто не смел дразнить - всегда они были одеты, обуты, ухожены и науки постигали с лучшими учителями столицы.
При воспоминании о любовных подвигах захотелось Медноклюеву чего-то такого... И прямо сейчас, сразу. Но вот беда - в город за постоянной полюбовницей Настасьей посылать вроде как поздно, гости вот-вот должны появиться. По той же причине не было времени отправлять секретаря Никитку в поселковый бар-ресторан за какой-нибудь смазливой девицей. А рукоблудием Евлампий Лукич давно уж себя не позорил.
Ополоснувшись скоренько под душем, Медноклюев поднял трубку телефона внутренней связи и услыхал голос Акимыча, старшего над прислугой.
- Чего изволите, Ваше превосходительство?
- Ты, Акимыч, вот что... Пришли-ка ко мне служанку новую. Ну эту, рыжую, с веснушками.
- Ксению, што ли?
- Да-да, ее. И побыстрее.
Ксения явилась через минуту. Раздетый по пояс Медноклюев с удовольствием пристально оглядел статную зеленоглазую, голоногую деваху в голубом форменном платьице выше коленок, и в белой бейсбольной кепочке. Служанка смотрела без страха, где-то даже задорно и весело.
Он ожидал, что деваха начнет капризничать, своеволить. И что придется отвесить ей пару-тройку оплеух, дабы растолковать положение вещей. Однако ничего такого не случилось: Ксения сноровисто освободилась от бейсболки и платья, затем скинула туфельки и осталась нагишом.
- Вы что, все тут без белья шныряете?
- Ну, все не все, а я - точно. Особливо в жару, - не растерялась служанка.
При виде ее прелестей мужское естество Евлампия Лукича напряглось. Он сграбастал Ксению, поднял ее на руки и понес к кровати. Бросив ее поперек ложа, Медноклюев, рыча от нетерпения, стащил с себя тренировочные брюки заодно с трусами. А уж затем накинулся на вожделенную плоть. Жаркий поцелуй Ксении окончательно распалил хозяина усадьбы. Слегка помяв аппетитные груди служанки, Евлампий Лукич раздвинул ее точеные ножки да и вошел промеж них по самое некуда. Ксения охнула, закатывая глаза. В этот миг Евлампию Лукичу стало почти что жаль бедняжку - любовный инструмент был у него весьма внушительных размеров. Но жалость тут же уступила чувству более приземленному, и Медноклюев принялся за дело, сколь привычное, столь и приятное...
- Уф-ф, вот так-то оно лучше, - пробормотал Евлампий Лукич, откидываясь на спину. - Давай, рыжая, топай отседова. Молодец, хорошо передком работаешь!
Ксения поспешно оделась.
- Постой, - Медноклюев достал из стола пачку перетянутых резинкой долларов и вытянул сотенную купюру. - На-ко вот, купи себе что-нибудь.
- Спасибочки, барин.
- Но-но! Вот еще выдумала! Евлампий Лукич я, или Ваше превосходительство, а никакой не барин. Ладно, дуй к себе.
Напялив трусы, Медноклюев подошел опять к окну. С высоты третьего этажа было видно, как во двор усадьбы медленно вплывает серебристый "Линкольн".
Спустя минут несколько Евлампий Лукич уже пожимал в гостевой зале руку Панкрата Спицына, директора банковского союза и, по совместительству, тайного казначея всей медноклюевской финансовой структуры.
- Явился - не запылился, чертяка! - хозяин дома хлопнул гостя по плечу широкой дланью.
- Вы ведь, Евлампий Лукич, сами вызывали...
- Да ладно, ладно! Чего ты бледнеешь, поганка интеллигентная? Вызывал, конешно. Щас и другие подползут, тады и обсудим наши дела. А пока садись вон, журнальчики с голыми бабами полистай. Оно как-то отвлекает от дурных мыслишек.
Не прошло и получаса, как прибыли остальные. Помимо вышеупомянутого Спицына, в гостиной второго этажа за длинным дубовым столом расположились замначальника столичной милиции Македон Клопов, владелец сети казино Мишель Геворкян, завдепартаментом здравоохранения Кондратий Тужилкин, и сам виновник переполоха - Сидор Стужук.
Евлампий Лукич подождал, пока рассядутся все, приблизился к камину и слегка качнул пальцем головку золотого дятла, который тут же принялся выстукивать медным клювом такт по серебряному дереву. Эту фигурку хозяин усадьбы заказывал у лучшего ювелира столицы и очень ею гордился.
- Ну что, голуби, - начал Медноклюев, упершись кулаками в углы стола и как бы нависая тушей над собравшимися. - Сегодня мы тут по поводу, скажем так, невеселому. Вконец обнаглела нечисть. Малайский, гниль болотная, кровосос маханный, волк шелудивый, собрался с одним из нас породниться.
Гости вздрогнули и переглянулись, словно пытаясь тут же определить, кому же из них так здорово не повезло.
- Я говорю про Сидора Акаиевича. Его дочь замуж вздумала, за сына Харитона.
Сочный удар кулака по столу заставил жалобно тренькнуть бутылки с минеральной водой; это не выдержали нервы у Македона Клопова - девятипудового верзилы с бритым черепом и двойным подбородком.
- Будут другие предложения? - вкрадчиво поинтересовался Евлампий Лукич, обводя присутствующих взглядом.
- Какие ж другие? Ясен пень - нельзя допускать, - высказался Тужилкин - плешивый тип с хитрым монгольским прищуром.
- Если начнем - так это война будэт, - сказал с заметным акцентом Геворкян, невысокий мужчина лет за сорок, кудрявый и усатый. - И ми пострадаем тоже.
- Войны испугался? - рявкнул Клопов.
- Нэ испугался. Но если ест возможност избежат крови, то грех упустит ее.
- Тоже мне, миротворец, - сверкнул глазами Стужук. - Я бы посмотрел, если б к твоей дочери сын упыря посватался.
- Син Малайского - нэ вампир. Он сдал анализ крови и доказал это.
- Да накласть мне на всякие анализы! - вскипел Сидор Акакиевич.
- Ты что думаешь, Панкрат? - спросил Медноклюев у банкира.
- Я как все. Если пошлешь нас, Евлампий Лукич, на Упырьград - так тому и быть.
- А теперь слушайте, што я скажу, други. Разнести Упырьград, конешно, можно, силы есть. Но прав Мишелька - наших много поляжет. Да и Самодержец, храни его Господь, коли вмешается, то возьмет кровососов под свою руку. Уж очень он у нас добр от природы... Так што предпримем мы другое... Никитка, как там ребятишки мои? Не вернулись ишшо?
Курицын-Коломейцев, до этого стоявший недвижным изваянием в углу залы, встрепенулся и бодро доложил:
- Никак нет. Как будут - я сообщу немедля.
- Лады. Иди, ты мне пока без надобности.
Секретарь исчез.
- Так вот..., - Меднокдюев грузно опустился на кресло с резной спинкой. - Снарядил я двоих толковых пацанов в дом Бориски. Сына, стало быть, Харитонова...
Малайский неотрывно смотрел на своего злейшего врага и думал...
"Кровосос, гниль болотная... А между тем, я верую в Господа точно также, как и ты. Почему же я - нечисть? Мифы о вампирах развеяны давно; и в зеркале мы прекрасно отражаемся, и чеснок можем есть, а от осинового кола в грудь любой, простите, подохнет. Про превращение в летучих мышей и упоминать совестно, такой это бред. Разница меж нами и людьми совсем невелика - другой состав крови, из-за чего мы по-иному питаемся. Но ведь есть же сейчас кровь искусственная, и никто ни на кого не бросается с намерением перекусить шею... А эти всё продолжают - нечисть, кровососы... Бориска тоже хорош, втюрился в дочку этого... Сами вы вампиры, господа хорошие. Так и сосете из страны все ее соки, так и упиваетесь ее мученьями... Убивать вас теперь всех придется, хотя и не хотелось..."
- Но, говорят, у него там охрана..., - робко заметил Тужилкин. На что Медноклюев усмехнулся.
- Я ж говорю - ребятки-то толковые! Да вы их знаете. Это Симончик и доктор Назим.
При упоминании этих имен Тужилкин и Спицын перекрестились.
- Свят, свят, свят... Они ж вампиры, - выдохнул Панкрат.
- Ну да, ну да. Только служат они мне. Как только они сюда Бориску доставят, мы допрос учиним. И узнаем, где его хитрож...ый папаша схоронился. Не может он не ведать этого, упыриное отродье.
На пороге возник секретарь Никита.
- Ну? - гаркнул Клопов. Никита лишь кивнул. И исчез снова.
Меднклюев потер руки.
- Вот тебе и охрана! У Симончика с Назимом проколов не бывает. Всех валят, и встречных, и поперечных! За то и ценю. Сейчас вы увидите, как Евлампий Медноклюев допрос учиняет. Слабонервных просят удалиться.
Вслед за тем дверь отворилась, и двое ввели одного. Борис Малайский, высокий темноволосый юноша в разорванной у плеча рубахе, с кровоточащей губой, затравленно озирался вокруг. Справа от него стоял Симончик. Это был бледный до невероятия и худой субъект, лысый, но с недельной щетиной. Его огромные глаза с синеватыми кругами беспрестанно моргали, будто он не выносил яркого света (а может, так оно и было?).
Напарник Симончика, значительно меньший ростом, но старше по возрасту, имел заостренные, крысиные черты лица, а волосы его были жидкими и какого-то неопределенного колера.
- Усадите его, - велел Медноклюев.
Доктор Назим положил юноше руку на плечо, и Малайский-младший вздрогнул, словно от удара.
Пленника определили на стул посередине комнаты. Руки стянули ремнями за спиной.
- Как прошло? Охрана помешала? - деловито спросил Евлампий Лукич у Симончика. Тот в ответ лишь самодовольно хмыкнул...
- Ну, что скажешь, вампирский выкормыш? - почти ласково обратился Медноклюев к Борису.
- Кто вы? Что вам надо? - глухо произнес пленник. И получил первую пощечину от Медноклюева.
- В глаза смотреть! Мне твой папаша нужен, понял? Поверь мне, сынок, ты все сейчас расскажешь. Вот только потом никакая больница тебя не примет. Так что лучше не вынуждай нас...
- Я про отца ничего не знаю. В жизни его никогда не видел. Письма получал пару раз...
- Так-так! Уже интересно. Письма, говоришь?
Евлампий Лукич повернулся спиною к пленнику, сцепил вместе пальцы, хрустнул ими и резко повернулся на каблуках. В правый кулак он сгреб волосы Бориса и приблизил свое лицо к его лицу.
- Ты бывал в Упырьграде, сучий сын? Ну?!.
- Нет, никогда...
Медноклюев выпрямился.
- Врешь. Все время врешь. Симончик, сделай милость, потолкуй с этим куском дерьма. А мы полюбуемся...
Бледный страж хищно улыбнулся и стал разминать кисти рук.
- Постойте! - раздался внезапно голос. Все уставились на Мишеля Геворкяна.
- Я с ним поговорю, и он мне все расскажет.
- М-да? - усомнился Медноклюев. - Ну попытайся, горец. Мы ничем не рискуем.
Геворкян встал из-за стола и сделал несколько шагов к стулу, на котором сидел пленник. Заглянув юноше в глаза, Геворкян подмигнул ему. Борис поднял брови от удивления...
И тут завертелась дикая карусель событий, время которых измерялось в секундах, но описывать которые - труд весьма непростой...
Прежде всего, Геворкян с немыслимой силой вонзил нож (что до поры покоился в правом его рукаве) в глаз стоявшего рядом доктора Назима. Наемный вампир умер, так и не поняв, что, собственно, произошло и почему. Симончик, отдадим ему должное, выудил из-под пиджака пистолет с ловкостью фокусника. Но воспользоваться им не успел - всё тот же Геворкян перехватил его запястье, крутанулся, становясь бок о бок и беря локоть на излом, после чего левую свою руку закинул через шею, поперек туловища, да еще и добавил в грудь основанием ладони - так, что раздался омерзительный хруст, и Симончик обмяк, отходя в мир иной.
Разделавшись с самыми опасными, Малайский (ибо это был он) перенес свое внимание на оставшихся.
- А-а-а, дьявол!!! - заголосил Македон Клопов и, подхватив одной рукою свой стул, запустил им в противника. Малайский уклонился и каким-то невиданным прыжком ринулся на милицейского начальника. Македону удалось достать оружие за миг до того, как Малайский повалил его на пол. Вместе с ними на паркет грохнулся и Панкрат Спицын, сидевший сразу за Клоповым и как раз порывавшийся подняться. Малайский ударом костяшками пальцев в висок угомонил верзилу Клопова навеки. Копошащегося тут же Панкрата "угостил" ботинком по ребрам, отчего финансист взвизгнул и сразу затих.
Кондратий Тужилкин, сидевший напротив, через стол, даром что медицина - тоже обнажил револьвер. И даже навел его на Малайского. Однако Харитон, не дожидаясь выстрела (не по-джентльменски, но - не дуэль же все-таки!), закинул свое тело на столешницу и лежа, ногой так саданул Кондратия по запястью, что оружие вылетело прочь, не успев помочь своему обладателю. После чего вампир сдавил шею Тужилкина лодыжками и свернул не хуже, чем некоторые проделывают это руками.
Вскочив, Малайский стал озираться и боковым зрением заприметил, что и Медноклюев целит в него из пистолета. Уходя в немыслимое сальто, Харитон услыхал грохот выстрелов...
Малайскому удалось приземлиться на ноги, но теперь их с Медноклюевым разделяло добрых три-четыре метра. А ствол был по-прежнему в руке у Евлампия Лукича.
- Значит, ты - он и есть, - процедил Медноклюев, метя вампиру в лоб. - И не в Упырьграде хоронишься, а прямо у меня, дурака, под носом... Подыхай, нечисть!..
Сухие щелчки возвестили об осечке; Евлампий Лукич обреченно завыл, запустил пистолетом в Малайского (неудачно!) и понесся к спасительной двери. Но не тут-то было: Харитон настиг мучителя своего сына на полпути и намертво поймал его бычью шею в свой локтевой сгиб.
- Куда собрался, сучий сын?!. Что, не нравится? Так я тебе устрою встречу с чертями!
Как ни вырывался Евлампий Лукич, как ни боролся за жизнь, а в итоге - и минуты не прошло - захрипел, стал багровым как свекла и рухнул замертво.
Малайский прошелся по полю битвы, подобрал пистолет Симончика. Панкрат Спицын слабо зашевелился на полу, и Малайский прострелил ему затылок. Сунув оружие за пояс, шагнул к связанному Борису. В два-три движения освободил тому руки.
- Вы... кто? - с испугом спросил молодой человек.
- Отец я твой, Харитон Малайский, кто же еще? Уходить нам отсюда надо.
В этот момент внимание Харитона привлекла какая-то тень в самом углу гостиной залы. Пару секунд спустя он уже приводил в чувство трясущегося всем телом Стужука, который, зажмурившись, беспрестанно бормотал в бороду слова молитвы.
- А ну умолкни! - велел ему Харитон. - Останешься жить - все-таки мой сын твою дочь любит.
- Ты, девушка, в обморок падать не собираешься? - с улыбкой спросил Малайский у Ксении.
- И не подумаю, - фыркнула та. И добавила с нескрываемым восторгом: - А вы... Тот самый Малайский, да? Вы теперь нашу кровь пить будете, да?
- Не мели ерунды. Принеси лучше одежду чистую - для него, - вампир показал на Бориса. - И для меня.
- Это я мигом! - пообещала девушка и упорхнула.
- А ты, Никита, свободен теперь. Спасибо за службу - хоть ты и не видел меня никогда. На твой счет уже переведена приличная сумма.
Малайский протянул секретарю руку, которую тот пожал после секундного колебания. Никита, завербованный несколько лет назад агентами Малайского, работал не столько за вознаграждение, сколько в память о своей покойной матери-вампирше.
Переодевшись, отец и сын спустились во двор. Харитон Малайский сел за руль своего "Лексуса". Личина Мишеля Геворкяна, которую он носил последние годы, была сброшена навсегда. Начинался новый этап в жизни некоронованного короля Упырьграда...