Примерно в четырех километрах от поселка Семизмеевка, посреди густого соснового леса, притаился лагерь повстанцев генерала Оборкина.
Спецназ првительственных войск атакует его под утро, часов через пять-шесть. Но самого генерала в лагере не обнаружат. И это весьма расстроит командира штурмовой бригады, пятидесятилетнего полковника Овиве Бакеланкозу...
***
- Я не Господь Бог, и судить тебя не могу, брат. Ведь я-то лучше других знаю, что к страху твой поступок не имеет отношения.
Двое немолодых людей - один в одежде священника, другой - в потертом штатском костюме - брели по аллее монастырского парка, и пожухлая листа вяло шуршала у них под ногами.
- Конечно, на мне большой грех, - сказал штатский. - Ну, а какой у меня был выбор?
- Выбор...,- эхом повторил священник. - Я не знаю. Ничто не ново в этом мире. И если считать, что все было предначертано заранее, то...
- Валентин! - штатский вдруг резко остановился и, взяв щуплого священника за плечи, развернул его к себе лицом. - Ты же считаешь, что я поступил как сволочь, верно? Не отрицай - я сам так полагаю. А ты взгляни на это по-другому. Библию вспомни, Ветхий Завет. Сколько веков, со времен разрушения Второго Храма, евреи ждали возрождения своей государственности - и дождались! Но им ведь нужны были вожди, лидеры. А что случилось бы, если б их лидеры бесславно погибли?!.
Священник отвел взгляд. И, заложив руки за спину, двинулся по аллее дальше. Его брат, которому было весьма неуютно в костюме с чужого плеча, последовал за ним.
- Ты решил сохранить себя для дальнейшей борьбы, Юра..., - произнес священник. - Хорошее оправдание. Только учти... Мальчишки, которых сейчас, наверное, вешает вниз головой Бакеланкоза, будут проклинать тебя на пороге смерти. И нужно быть очень преданным своему делу, чтобы... Чтобы пережить такое.
Генерал Оборкин остановился и закрыл лицо руками. Опустился на колени, издав глухой стон. Взгляд его устремился в серое, неприветливое небо.
Священник не мешал ему - лишь молча наблюдал. А когда генерал, тяжело дыша, сомкнул веки - подошел к нему.
- Вставай, Юра. Если суждено - Господь услышит. Сейчас тебе нужно отдохнуть и набраться сил. Здесь тебя никто искать не станет...
Но отец Валентин оказался неправ - за генералом пришли на следующее утро. Дюжие чернокожие спецназовцы подняли его с постели, заковали в наручники и увели.
"Вот и всё, - подумал отец Валентин. - История начинается заново".
Он отдал какие-то малозначительные распоряжения молодым послушникам и удалился в свои покои. Там он сел к тяжелому дубовому столу, выдвинул один из ящиков.
Толстая тетрадь в картонном переплете была почти вся исписана, оставались назаполненными лишь несколько страничек.
Отец Валентин вздохнул, и его авторучка (старьё, такими никто уже не пишет!) побежала по бумаге, оставляя ровные, мелкие строчки...
"29.09.2308. Я предал Юрку - родного брата, кумира моего детства. Хочется выть и биться головою о стену, но никак не могу себе этого позволить: Сопротивлению нужен новый лидер. Им стану я. Моя лояльность не вызовет у НИХ сомнений после того, что я сделал - преподнес им на блюдечке главаря мятежников. Никто, даже брат, не подозревает, что монастырь, где он укрывался - тайный штаб, в котором зреют грандиозные замыслы. Конечно, я попытаюсь вызволить брата, это подняло бы мой авторитет среди повстанцев - однако если он все же погибнет... Сбежав из лагеря под Семизмеевкой и обрекая своих бойцов на смерть от рук палачей Бакеланкозы, Юрий считал, что спасает себя для дальнейших битв. Но он устал, и не способен более нести это Бремя. Если сейчас не вдохнуть в Сопротивление свежие силы... Тогда всё напрасно".
Отложив рукопись, отец Валентин закрыл глаза. Как же это случилось, думал он, что мы перестали быть хозяевами в собственной стране? И были ли мы ими когда-нибудь?
Около трех столетий отделяло день сегодняшний от того хмурого (ясного?) дня, когда какой-то дубоголовый кремлевский чинуша принял решение оказать гуманитарную помощь некоему отсталому, но очень густонаселенному африканскому государству, раздираемому на части хищными челюстями междоусобных войн.
Помогать - так уж помогать до конца, и вот уже на просторы России хлынул поток беженцев, которых встречали и размещали не в пример соотечественникам из соседних стран - быстро, без проволочек, с максимумом комфорта.
"Гости" довольно скоро освоились на новом месте и принялись теснить хозяев. К тому же, число их росло постоянно, засчет двух факторов: какой-то бешеной, нереальной по темпам рождаемости (в одной семье считалось нормальным наличие двадцати и более отпрысков при трех-четырех женах у каждого мужчины), и постоянного притока "членов клана" - то бишь, если статус беженца получал один индивид, то в течение года-двух он любыми правдами-неправдами вытягивал на новую родину всех своих теток-дядек-братьев-соседей.
В какой-то момент горе-политики, разумеется, спохватились и попытались, так сказать, "опустить шлагбаум", да куда там!..
В Америках-Европах истошно завизжали: "Недемократично!.." - да и афро-диаспора, что называется, "дала прикурить": забыв обо всех внутренних сварах, вышли на улицы от мала до велика и принялись весьма скоординированно кидаться кирпичами, крушить витрины и жечь авто; требовали только одного - возобновить прием их соплеменников в качестве беженцев от кровавого режима. И государственные мужи... сдались. Возобновили. Что им оставалось делать - электорат, недовольный погромами, мог ведь и "прокатить" их на ближайших выборах в парламент, а это уж, согласитесь, трагедия почище, чем уличные побоища вечно пьяных ментов с шустрыми черно... кожими подростками.
Дальше - больше. Началось ползучее проникновение представителей диаспоры во власть и в бизнес. "Расейские" столоначальники (на митингах толкавшие ура-патриотические речи), как всегда, лихо торговали своими подписями под важными документами, которые юридически закрепляли права чужаков на землю, дома, минеральное сырье...
Фиктивные браки для получения гражданства стали делом обычным, а для вышеупомянутых господ - еще и прибыльным.
В довершение ко всему, неформальные вожди новых "афро-россиян" навели мосты с лидерами других этнических групп, которые давно и прочно титульную нацию недолюбливали. Получившийся альянс принялся медленно, но в то же время абсолютно методично вбивать в сердце государства осиновый кол. Распространился повсеместно культ Вуду - основная религия чужаков.
Торговля наркотой давала вождям пришельцев огромные средства, которые шли на подкуп окончательно разложившейся власти (не забывавшей, впрочем, ритуально "кукарекать" по ТВ и через газеты об успехах в борьбе с коррупцией).
Слишком поздно все осознали, что имеет место большой, весьма долгосрочный и хитроумно сплетенный заговор.
Для узколобых нуворишей в начальственных креслах просто непредставимо было, что кто-то и когда-то начал кропотливо трудиться не на свой карман, и не для внуков даже, а ради далеких своих потомков, дабы преподнести им в подарок новую СТРАНУ. И однажды власть предержащих крохоборов, живущих одним днем, из их кресел невежливо вытряхнули...
Граждане, давно уже возмущенные бесцеремонностью чужаков, проснулись в другой стране: вооруженные отряды диаспоры совершили переворот. По всем крупным городам прокатилась волна политических убийств. Армия, сдерживаемая подкупленными генералами, долго не вмешивалась в процесс - а затем оказалось, что и вмешиваться уж поздно: одних нечистоплотных главарей у руля государства сменили другие. Только чужие. А те, первые, успели-таки запрыгнуть на борт личных самолетов и там уже, переведя дух, дали приказ своим летчикам лететь подальше, к теплым островам...
И в этот момент главари переворота проявили высшую мудрость: они не допустили погромов коренных жителей. Никаких грабежей, захватов квартир - ни Боже мой! А отдельных мародеров (своих, между прочим, соплеменников) изловили всех до единого и расстреляли.
Более того, в состав нового коалиционного правительства вошли и люди с вполне русскими фамилиями и славянской внешностью. (Это уж потом они, один за другим, начнут погибать в авто- и авиакатастрофах, травиться на банкетах несвежей икрой, выпрыгивать из окон собственных квартир и кабинетов, стреляться, вешаться, даже исчезать бесследно. Те же, кому посчастливилось выжить, поняли "намек" и отбыли скоренько все к тем же островам...)
Как результат, волна народного гнева, готовая уже смести наглых узурпаторов, как-то сама собою пошла на спад ("А с ентими-то, черными, жить мо-ожна... Вон, глянь, и водка, зараза, подешевела, и пенсии вовремя платят, да и еще поднять обещают, вдвое, почитай...").
И никто при этом не спешил опускать "железный занавес", как когда-то, в стародавние времена правления коммунистов (то ли большевиков?). Наоборот - все желающие могли свободно покидать страну. Чем многие и воспользовались...
Юрий Оборкин, к моменту, когда он возглавил мятеж против Правительства Народного Доверия (на девяносто девять процентов состоявшего из потомков тех самых "обездоленных" беженцев с Черного континента), оставался единственным на всю российскую армию русским генералом...
Отец Валентин встал, подошел к массивному старому буфету и налил себе в стакан водки из серебристой бутыли.
- За тебя, брат,- тихо прошептал он. - За будущее Сопротивления. За надежду!..