Случилось это давно, в дни моей незабвенной молодости, когда солнце светило ярче, свет луны навевал романтические фантазии, а первого апреля хотелось разыграть весь мир, чтобы люди весь день смеялись и были счастливы. Работал я в то время администратором цирка шапито. Администратор, как вы правильно догадались, - это тот самый человек, который выходит на арену перед каждым номером и громогласно объявляет: "А сейчас, уважаемая публика, перед вами выступит единственный и неповторимый маг и чародей! Вам ужасно повезло! Проездом из Пекина в Париж..." Ну, и так далее.
А надо сказать, что звездой нашего цирка в те времена был некто Бенгальский Артём Леопольдович. Мало того, что отчество у него было львиное, но, в дополнение к этому звериному отчеству, был он ещё и дрессировщиком тигров. И не каких-нибудь, а самых свирепых - бенгальских. Характер у Артёма был под стать его подопечным, и злые языки утверждали, что в прошлой жизни он был саблезубым тигром, о чём неопровержимо свидетельствовал его громкий раскатистый голос, рыжеватая шевелюра и покровительственная манера поведения по отношению ко всем без исключения. Даже директору цирка доставалось от его высокомерия. И конечно, среди своих тигров он всегда был неоспоримым лидером и вожаком стаи.
В тот день, тридцать первого марта, мы немного поцапались с Бенгальским, а так как был выходной, представлений не было, то зашли в небольшую кафешку и решили сгладить шероховатости в отношениях с помощью небольшой дозы спиртного. Сначала всё было очень даже хорошо и весело, но спустя какое-то время тигриный характер Артёма снова вылез наружу, и на извечный вопрос: "Ты меня уважаешь?" я уже не мог бы ответить утвердительно.
Моё мужское самолюбие играло в поисках какого-то конкретного выхода из создавшейся ситуации. И выход нашёлся. Пусть не сразу, по крупицам, но медленно и верно, в моей разгорячённой винными парами голове зрел коварный план, достойный средневековых иезуитов. Я ждал, и когда концентрация алкоголя в крови моего собеседника достигла определённой, заранее рассчитанной мною величины, приступил к реализации задуманного.
Усилием воли сфокусировав непослушные зрачки своих глаз на носу у Бенгальского, я назвал его по имени, а затем возможно более ровным и внушительным голосом сообщил своему обидчику, что завтра с утра наш цирк снимается и переезжает в другой город, представления отменяются и уже к вечеру завтрашнего дня он должен со своими тиграми быть за триста километров от кафе, в котором мы с ним сейчас сидим. Так решил директор, и ничего здесь не поделаешь. Не теряя времени, я заставил Бенгальского достать огромный мобильник с антенной, только что появившуюся первую модель, и позвонить своим ребятам, чтобы готовили тигров к переезду.
Когда стало ясно, что план сработал, злость и обида моя на Артёма сразу улетучились, уступив место благодушию и даже жалости к поверженному сопернику. Мы ещё выпили на брудершафт и чуть не в обнимку покинули гостеприимную кафешку. Я дал себе слово, что завтра утром обязательно позвоню Бенгальскому и со смехом сообщу ему о состоявшемся первоапрельском розыгрыше. Куда мы в этот вечер заходили, сколько пили и как я добрался домой, об этом лучше не спрашивать. В голове весь вечер звенели слова песни Высоцкого "Считай по-нашему, мы выпили немного...", а ноги несли куда-то вдаль, на поиск новых приключений...
Первого апреля я проснулся поздно. Посмотрел на часы и ужаснулся. До начала представления оставалось совсем немного времени. Приведя себя в относительный порядок, вышел из гостиницы и поспешил туда, где раскинулся родной шатёр нашего цирка. За суетой дел я совсем забыл о Бенгальском, о его тиграх и о данном себе обещании. Вспомнил я обо всём этом только в антракте, когда рабочие начали расставлять на манеже решётку для хищников. Ко мне подошёл директор и спросил, не знаю ли я, где находится Бенгальский?
Нехорошее предчувствие чем-то острым больно кольнуло под ложечку, и я предложил директору позвонить Артёму по мобильнику. Важно достав точно такой же телефон, как у Бенгальского (на весь цирк только у двоих была новая связь), директор набрал номер. По ходу разговора его лицо начало вытягиваться, приобретая тот грозный вид, которого до смерти боялись все наши циркачи, вплоть до последней уборщицы.
Не дожидаясь момента, когда грянет гром, я молнией выбежал на улицу, но не нашёл фургона с тиграми на месте, где он стоял ещё вчера днём. Обернувшись, я увидел директора, который вышел вслед за мной и с каменным выражением лица наблюдал за моими действиями. Бессвязное моё бормотание и невнятные оправдания не произвели на главу цирка абсолютно никакого впечатления, а его слова дошли до меня только со второго раза:
- Сам будешь отрабатывать всех тигров!
Тут меня потащили в уборную и стали наряжать в ужасный, пахнущий нафталином костюм бутафорского тигра. Я ужаснулся, увидев себя в зеркале, но в фойе уже звенел последний звонок, и "тигра", как дикого зверя, подвели к арене и вытолкали за решётку к зрителям. Дикий мой рёв выглядел вполне естественно и вызвал смешок у публики, а когда за решёткой появился один из клоунов с огромным кнутом и страшными усами, да ещё в костюме дрессировщика, мы совершенно неожиданно сорвали гром аплодисментов.
Кнут "дрессировщика", как выстрелы пистолета, стучал по моим больным похмельным мозгам, заставляя "тигра" совершенно естественно метаться по арене, изредка кидаясь на отделяющую его от зрителей решётку и чуть не грызя её зубами. Ах, как мне хотелось на волю: туда, где сидели совершенно свободные люди, где не было беспощадного, бьющего по мозгам кнута! Но не тут-то было! Меня усадили на одну из тумб и заставили прыгать туда-сюда сначала просто так, а чуть позже через горящее огненное кольцо.
Голова моя болела всё сильнее, но тут на арену выскочили бутафорские лошадь с коровой и принялись бодать друг друга, время от времени нападая на меня. В глубине кулис я видел довольное улыбающееся лицо директора, а вся обслуга дёргалась в конвульсиях, чуть удерживаясь на ногах от непрерывного хохота, продолжавшегося уже минут пятнадцать. Мне стало совсем не по себе. Наконец, зрителям надоело наше кривляние, и они стали аплодировать, всё настойчивее требуя настоящих тигров. Я чуть держался на ногах, но выходить из вольера к директору мне почему-то совсем не хотелось.
Почти без сил, последним покинув арену, я весь обомлел и чуть не упал в обморок от того, что увидел за кулисами. Клетки с тиграми непостижимым образом стояли на месте, а улыбающийся Бенгальский готовил своих питомцев к выходу на публику. Он подошёл ко мне, дружески похлопал по плечу и, не обращая внимания на мои выпученные глаза и открытый рот, весёлым смеющимся голосом произнёс: "Первый апрель! Никому не верь!"
Вот тут уже все, кроме тигров, легли пОкатом. И только директор с Бенгальским ещё держались на ногах, да и то потому только, что положение обязывало. Фургон с тиграми, оказывается, Артём ещё утром спрятал в глубине стоянки, чтобы первоапрельский розыгрыш был достовернее. А его ребята, которые весь вечер накануне зря готовились к переезду, решили отомстить мне таким неординарным способом.
Я понимаю юмор, и на следующий день мы все снова были друзьями, но с тех пор, как только обслуга на арене начинает устанавливать решётку, я невольно стараюсь уйти и спрятаться от греха подальше.
