Аннотация: О детях войны, которые не знали, как выглядит конфета.
1.
Высоченная, стоявшая на облупленных чуть покосившихся сваях, железнодорожная платформа одним боком нависала над оврагом, и, казалось, она вот-вот рухнет под тяжестью заполонившей её толпы. Яблоку упасть было негде, несмотря на то, что обшарпанный дизель-поезд только что увёз за Волгу через знаменитый Романовский мост большой десант свисавших с него гроздьями садоводов. Призрачный страх голода гнал людей к земле, которая давала возможность хоть как-то пережить лихие девяностые, и можно было подумать, всё население маленького волжского городка ринулось к своим заветным соткам.
Электричка опаздывала почти на час, и я стоял, прижатый толпой к своей сумке-тележке, доверху заполненной семенным картофелем.
- Сёмка умер, - простуженным голосом проговорил совсем рядом хлипкий худенький пожилой садовод.
- Когда же это? - удивлённо пробасил здоровый мужичок средних лет, не выпускавший из рук связку лопат и граблей.
- Месяца два назад. Болел он, да и пил сильно...
И я услышал рассказ, который надолго врезался в память своей откровенной, без прикрас, голой мужицкой правдой.
2.
1945-й год. На западе самая страшная в истории человечества война почти закончилась, а в далёкой Японии, в Китае - начинала разгораться с новой силой. Железнодорожные составы с пушками, танками и солдатами, победителями в одной смертельной схватке, шли беспрерывным потоком на другую, развязанную где-то там - далеко, на краю Земли.
Воинский эшелон, в котором перебрасывался на Дальний Восток полк Фёдора Михайлова, остановился на станции Зелёный Дол, не доехав несколько километров до Романовского моста через Волгу, единственного на всю округу.
Фёдор, рядовой стрелковой роты, не находил себе места. Ещё бы, отсюда до его родной деревни было рукой подать.
- Эх, отпустил бы ты меня хоть до вечера, - уговаривал он старшину. - Я бы на всю братву сала принёс. Знаешь, какое знатное сало моя тёща до войны делала! Говорят, что два дня простоим. А я мигом - туда, и сразу назад.
Зыбко, непрочно человеческое счастье. Одну войну пережил Фёдор. А уж две пройти - это какое везение надо иметь?! Но тем и крепко солдатское братство, что со времён Суворова всегда выручали друг друга служивые. Подумал-подумал старшина, да и решил взять грех на душу, отпустить Михайлова. Всем взводом собирали солдата - новую гимнастёрку ему справили, тушёнки, хлеба на дорогу дали, бутылку спирта и даже конфет пригоршню - деревенским детишкам гостинец.
3.
Будто на крыльях летел Фёдор в родную деревню. Да ещё повезло ему - добрался на попутке. Сбежались бабы, ребятишки, председатель колхоза - однорукий инвалид - пришёл в его избу. Сели за стол, выпили, закусили, чем Бог послал. Начались расспросы, разговоры про войну, про жизнь колхозную нелёгкую - без мужиков, без лошадей, без техники.
Детишки крутились поодаль, не решаясь подойти к столу. Фёдор вспомнил про них - достал из вещмешка заветный кулёк с конфетами. Будто сороки, набросились, растащили пацанята сладости в цветастых обёртках. Побежали на улицу - хвалиться гостинцами. И только Сёма, пятилетний сын солдата - бледный худой доходяга - жался к материнской юбке, не зная, что делать с ярким фантиком.
- Ты что, Семён? - ласково спросил у него Фёдор. - Иди сюда, к папке.
Мальчонка сделал шаг, оглянулся. Но мать одобрительно кивнула и подтолкнула его к отцу, которого не видели они долгих четыре года. И только по фотографии на стене Сёмка узнал самого родного, близкого ему человека.
- А это для чего? - спросил сын, освоившись немного рядом с Фёдором. И показал ему зажатую в руке конфету.
- Как для чего? - удивился солдат. - А ну, давай развернём, посмотрим, что там внутри... Откуси, попробуй.
- Не буду, оно чёрное, - заупрямился мальчишка.
Вмешалась мать, виновато поглядывая на мужа и объясняя ребёнку, что и как надо делать с невиданным блестящим подарком отца. А Фёдор отвернулся, скрывая от посторонних некстати навернувшуюся на глаза слезу. Жалко было сына, безотцовщину, трудно было смотреть на жену, исхудавшую и постаревшую за эти годы - в стареньком, ещё довоенном платьице. Что будет с ними, если его убьют? Непрошеные слёзы тугим комом подкатили к горлу:
- Мало одной - новую войну затеяли проклятые империалисты! Бьёмся, бьёмся, и когда же оно наступит, это светлое будущее?..
Но тут же, по извечной солдатской привычке держать себя в руках, подумал:
- Эх, раскис! Зря пил. Трезвому было бы легче.
Немного успокоившись, разлил остатки огненной воды по стаканам. Выпили не чёкаясь - за погибших. Встал, завязал вещмешок, поцеловал жену, обнял детишек, шагнул к порогу и исчез в сгустившихся сумерках...
- Ну, и где же обещанное сало? - не давал покоя молодой парень из прибывшего на днях пополнения.
Никого не видя и не слыша, он свалился на подстилку в углу своего вагона-теплушки и отвернулся к стене, чтобы избавиться от лишних расспросов.
4.
- Умер Сёмка, - немного помолчав, продолжил свой рассказ пожилой мужчина. - А я вот жив. Две войны прошёл. Не убили меня, только ранен был три раза. Понимаешь, совесть по ночам мучает. Не смогли мы с женой дать детям всё, что им было нужно. Недокормили, недоучили, недолюбили. Оттого он и помер. Это неправильно, когда дети уходят раньше родителей.
- Да не казни ты себя так, - забасил его собеседник. - Пил твой Семён, пил, как лошадь. Оттого и помер.
- Нет, а ты скажи мне, отчего он пил? Что ему не хватало? Вот ветеранам войны - ордена, медали, квартиры, почёт и уважение. А Семён кто? Я скажу тебе: он - ЖЕРТВА войны. Ему всю жизнь надо было спец. паёк с конфетами, колбасой выдавать. Хилый он был, мой Сёмка, а дом для семьи построил. Надорвался на этом строительстве. А дали бы квартиру - может и пожил бы ещё немного.
- Если бы, да кабы... - проворчал молодой. - Не дали вот, не положено!..
Издалека послышался характерный звук разгонявшегося поезда. Народ зашевелился, приводя в порядок свой скарб и готовясь к предстоящему штурму показавшейся из-за поворота полупустой электрички...
![[]](/img/r/rybalkin_w_b/deti/1304966874_640.2211_9.jpg)