Игрушки2-25
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
***
Взгляд со стороны. Тотен.
Пока Люк с носился по лесам за добычей, командир приказал всем отдыхать. А это значит, что ночью мы пойдём на дело!
Вытащил из рюкзака свои "зачётные", "коммандосовские" штаны. Ни у кого из ребят таких нет! Как сформулировал в своё время Фермер: "Двести евро за портки? Да что б я сдох!"
Перед тем как отправиться на боковую, решил привести в порядок снарягу, а то в последнюю неделю я - всё больше на сидячей работе. "Штанцы" эти я не надевал, считай, со времён боёв у Заславля, решив не трепать эксклюзив просто так.
"Упс! А штанишки-то велики стали! Сантиметров пять в поясе я потерял! Это сколько же кило? По самым скромным подсчётам - десять "жирограммов" как с куста - в пору значок цеплять: "Хочешь похудеть - езжай на войну!". Маринке бы я такой понравился..." - ни с того ни с сего, я вспомнил жену. И, как всегда, воспоминания о доме, о семье цепанули душу так, что хоть плачь. Пришлось скомандовать самому себе:"Отставить нюни, товарищ сержант госбезопасности!", - и мысленно надавать себе пощечин. Так, слегка разнюнившись, и лёг спать.
***
Люк вернулся около шести вечера, да не один, а с добычей. Решив не мудрствовать лукаво, наш десантник направился к ближайшему крупному селу, где и умыкнул полицейского фельдфебеля. Звание, на самом деле, у него было куда как заковыристое - Криминальассистентенанвэртер, но мы его называли фельдфебелем. После непродолжительного применения "методов, не совместимых с соцзаконностью", как пошутил Бродяга, немец "поплыл" и я только и успевал переводить. Кроме необходимых нам сведений о немецких лагерях, пленный рассказал ещё много интересных вещей. Так, к примеру, наши игры с зондеркомандой не прошли незамеченными, и теперь перевозбудившиеся немцы в спешном порядке формируют группы для зачистки Налибокской пущи. Причём задействованы как все виды полиции, так и армейцы. По словам "фельдфебеля" целых три пехотных полка в экстренном порядке переквалифицировали в охранные и в спешном порядке натаскивают "на зачистку". Один полк стоит в Барановичах, при штабе группы армий, второй - перебросили в Новогрудок, а третий, по готовности, отправится в Дзержинск. А, поскольку народу у них и так не хватает, то охрану крупных населённых пунктов возложили на проходящие части - где взвод "отщипнут", а где - и роту. Так что у нас были все резоны гордиться собой. Из документов, с которыми возился, я знал, что битва под Смоленском уже пошла не так, как в нашей истории - немцы явно потеряли темп, да и потери у них повыше, а тут ещё долгожданные подкрепления прибывают "потрёпанными".
***
К лагерю подошли, когда уже стемнело - мои "суперчасы" показывали семь минут двенадцатого. Выбрали направление отхода, договорились о чрезвычайной точке встречи, примерно в пятистах метрах вглубь леса возле большого пня. После чего я был оставлен с пулеметом в наблюдении, а мужики ушли на разведку "стариковской" тройкой: Фермер, Бродяга и Люк. Шуры номер два и три долго уговаривали командира остаться, но тот был непреклонен: пойду, мол, и все. Перед выходом Бродяга оставил мне свой матерый ПНВ и нормальный, полевой, бинокль.
Редкие облака практически не скрывали полной луны, что меня с одной стороны обрадовало -- и без прибора ночного видения все было видно достаточно неплохо. С другой стороны это же обстоятельство огорчало -- мужиков немцам тоже будет видно хорошо. Впрочем, они - профессионалы с огромным стажем и почти звериным чутьем, выработанным за годы службы. За них я был спокоен. Практически все мысли мои сейчас занимал Антон.
"Как он? Где? Тот ли это "фильтр"? Не ошибся ли "язык", указавший нам на этот лагерь?" - чехарда мыслей, однако, не отвлекала от наблюдения.
С моей позиции, расположенной метрах в ста, было прекрасно виден проволочный забор лагеря и небольшую низину за ним. Из-за хорошей подсветки я даже различал движения часовых на вышках, а вот пленные, спящие вповалку под длинным навесом да, и просто под открытым небом, видны были плохо. Пожалуй, разглядеть среди них нашего друга не смог и фэнтезийный эльф. Час или около того вокруг все было тихо. Вдруг послышались громкие голоса, смех, а затем несколько грубых окриков по-немецки. Прильнув к окулярам, я увидел картину, показавшуюся поначалу странной. Пятеро солдат под предводительством унтер-офицера (галун на погонах ярко блестел в лунном свете) вывели из лагеря в низину троих пленных и, дав им лопаты, заставили копать. Приглядевшись, я убедился, что Арта среди них нет. Казалось, это должно было меня успокоить, но развернувшаяся передо мной сценка настолько была похожа на виденные в детстве фильмы "про войну и злых фашистов", что заставила меня стиснуть зубы. Буквально через минуту до меня дошел смысл этих нехитрых приготовлений. Пока пленные копали, немцы перешучивались, смеялись и прикладывались к какой-то фляжке. Видимо, со спиртным, так как голоса их становились всё громче, язык грубее, а шутки похабнее.
Когда одному из солдат показалось, что русские слишком медленно копают, он подскочил к одному из пленных и ударил того прикладом по голове. Остальные немцы, изрядно уже захмелевшие, увидели в этом новую забаву и присоединились к товарищу. Унтер при этом спокойно наблюдал за происходящим, а двое русских продолжали копать.
Хорошенько избив красноармейца, солдаты снова сунули ему в руки лопату. Однако, тот, по вполне понятным причинам, стал работать еще медленнее. Тогда немцы выволокли его за волосы из ямы, и снова начали бить. По всей видимости, унтер-офицеру это зрелище надоело. Скомандовав солдатам прекратить, он приказал поставить красноармейца перед ним. Те рывком подняли пленного, а унтер вытащил пистолет и прострелил нашему правую ногу. Я вздрогнул, красноармеец закричал, солдаты заржали. Немец снова поднял пистолет и прострелил бедняге руку! Какую, я не видел... Ещё выстрел! Крик! Выстрел! Крик!
"Сука хренова! Сволочь! Что же ты делаешь, европеец долбаный?!"
Стиснув рукоятку пулемета, я вышел в эфир:
- Фермер, здесь Тотен, наблюдаю шесть целей. Они расстреливают красноармейцев. Прошу разрешения на открытие огня.
В ответ я услышал злобное шипение командира:
- Тотен, твою мать! Лежать тихо и не высовываться, даже если там их на кусочки резать начнут. Если откроешь огонь, я сам тебя закопаю! Как понял?!
- Принял. Понял. Отбой.
Оставалось молча лежать и смотреть на развитие этой драмы. Красноармеец уже даже не кричал, а только выл протяжно на одной ноте - его пинали ногами по только что простреленным конечностям... Во рту у меня появился солоноватый металлический привкус и я понял, что, сдерживая матюки, до крови прокусил губу. Через пару минут развлечение гитлеровцам наскучило, и они, взяв винтовки, забили несчастного прикладами. Мир, освещённый призрачным сиянием луны внезапно "поплыл" и, чтобы не упасть в обморок, я сунул в рот загубник "кэмела" и принялся жадно пить.
Немцы приказали оставшимся бойцам докопать третью яму, свалить туда покойника и засыпать его землей. Потом расстреляли следующего. Последний закопал его могилу. Его столкнули в "свою" яму и тоже застрелили. Солдаты лениво закидали последнюю могилу землёй, собрали инструмент и ушли.
Примерно через час после развязки вернулись старшие. Командир поначалу, видимо, хотел высказать все, что думает по поводу порядка в эфире и четкого выполнения распоряжений, но, увидев меня, бледного, с дрожащими руками, решил отложить нравоучения. Он положил руку мне на плечо, и сказал:
- Терпи. Потом с суками поквитаемся.
***
Глава 13.
"... Резко ухудшилось положение с топливом - наличные запасы составляют в танковых дивизиях - 1,2 штатной, в моторизованных - 1. Соответственно ведение манёвренных действий затруднено.
Опоздание с подходом частей 8-го АК (8-я и 28-я пд) также вынуждает меня вести фронтальное наступление на позиции Советов, в результате чего потери в танках в условиях ведения боёв в городской застройке превосходят всякие разумные пределы.
Противник оказывает сильное давление в районе Дорогобуж-Ярцево. По данным разведки, против фронта моей группы действует Армия Советов под командование генерала Рокоссовского.
Контрудар в направлении Ярцево-Соловьёво, начатый 28 июля силами 39 мк позволил остановить, но не отбросить большевиков. Переправы в районе Соловьево взять пока не удалось.
Командир 7-ой тд докладывает о нехватке артиллерийских снарядов.
Командующий 3 ТГ генерал-полковник Гот "
Генерал-фельдмаршал отложил в сторону листок с шифрограммой:
- А что у Гейнца?
- По последним данным его парни дерутся за Гомель. Но со снабжением у них тоже не очень, господин фельдмаршал, - ответил начальник штаба.
- И что вы можете на это мне ответить, господа? - вопрос был адресован двум армейским и одному эсэсовскому генералу.
- Господин фельдмаршал, - взял слово эсэсовец, - нами совместно, - кивок в сторону армейцев, - уже разработан план операции, которая покончит с обнаглевшими бандитами. Для меня скорейшее решение этой проблемы - дело чести! Уже две недели как назначен рейхскомиссар Вайсрутении, господин Кубе, и, должен сообщить вам, что примерно через неделю нас должен посетить сам рейхсфюрер!
***
"Что? Где?" - раздавшиеся неподалёку выстрелы выдернули меня из сна. Раздался ещё один выстрел, и вслед за ним - глухой вскрик раненого. Судя по звуку - стреляли из пистолета.
"Так это они наших расстреливают! - пришло осознание. - Надо поскорее отсюда ноги делать, а то не выдержу ещё - брошусь на охранников, исходя из принципа, что "лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас".
Вскоре крики прекратились, оборванные очередным выстрелом из пистолета. Затем - тишина. Я заметил, что лежавший рядом со мной военврач тоже проснулся:
- Я правильно понимаю, здесь по вечерам расстреливают?
- Нет, здесь не расстреливают. Это охрана развлекается, - тихо ответил он мне.
Нас прервал выстрел из винтовки, гулко прогремевший в ночной тишине.
- Ещё одного, твари... - глухо не проговорил, а простонал Семён.
- Терпи! Будет и на нашей улице праздник! - яростно прошипел я в ответ.
Ещё один выстрел. И тишина.
***
Утро началось для меня с воя сирены. Поднявшись на ноги, я с удивлением обнаружил, что чувствую себя если не хорошо, то, по крайней мере, удовлетворительно. Очевидно, это длительный сон оказал своё благотворное влияние.
Сходив к длинной канаве, служившей для отправления естественных надобностей, я присоединился к толпе, ожидающей выдачи пищи. Протолкавшись через хмурых, изнурённых людей я встал рядом с Михаилом и Семёном.
- Доброе утро!
Миша-танкист скривил в ответ физиономию, давая понять, что не считает это утро добрым, а интеллигентный военврач улыбнулся в ответ на моё приветствие.
После "завтрака", по совету бывалых, я решил ещё немного вздремнуть, но, совершенно неожиданно, снова завыла сирена.
"Что за фигня?" - я приподнялся, стараясь разглядеть, что же там случилось.
Несколько лет назад один старый сиделец, работавший у моих знакомых, поучал: "Вы мальчики, запомните - на киче любое отступление от распорядка - это плохо! Всё, что по расписанию - это норма, а вот любой кипешь не по плану - головняк!"
- Пойдём, может на работы набирают? - позвал меня танкист.
"На работу - это хорошо! Местность заодно разведаю".
Однако на главной "площади" лагеря нас встретили не "покупатели" а местные охранники во главе с фельдфебелем, как я понял ещё вчера - местным начальником.
Рядом с "бугром" стоял невзрачный человечек в аккуратной гражданской одежде, а ещё - тот жлоб, с которым я подрался вчера. Мне показалось, что засвербел ушибленный много лет назад копчик...
Когда пленные угомонились, фельдфебель заговорил. Из-за того, что обращался он больше к "гражданскому", слышно его было плохо, но одну фразу я уловил - Kraft durch Freude!
"Сила через радость? А это-то тут причём? Они что, культмассовый досуг нам организовать решили?"
Тут "гражданский" открыл рот и громко (и откуда такая сила голоса в этом недомерке?), начал переводить:
- Мы, германцы очень не любим леность и безделие! И вас, счастливо освобождённых от пут жидобольшевизма, мы научим ценить не только работу, но и досуг! В Великом Рейхе уже давно действует принцип "Сила через Радость"! Поэтому, с сегодняшнего дня, все незанятые на работах, будут принимать участие в физкультурно-оздоровительной программе!
От услышанного я обалдел, мои соседи, если судить по лицам, - тоже. Переводчик, между тем продолжал:
- Для развития силы духа, выносливости и улучшения питания заключённых, с сегодняшнего дня мы начинаем спортивный турнир!
Толпа зашумела - все обсуждали странное заявление.
- Но, для повышения эффективности, мы совместим спорт и обучение! Турнир будет подобен соревнованиям Великого Рима! - ещё немного, и переводчик станет похож на какого-нибудь телезазывалу.
"Готов поспорить - гладиаторские бои будут!" - решил я про себя, но спорить, естественно, ни с кем не стал.
- Итак! - продолжал надрываться "гражданский", - первым соревнованием будут гонки колесниц!
Челюсть моя устремилась вниз, а кулаки самопроизвольно с хрустом сжались.
Фельдфебель между тем двинулся вдоль строя, показывая дубинкой то на одного, то на другого заключённого.
- Всем выбранным - выйти из строя! - заорал переводчик.
"Похоже, что кто-то из охраны учителем истории в школе работал, - возникла в голове не совсем уместная в данной ситуации мысль. - Или киношек исторических кто-то из них пересмотрел... Что там у нас известное было? "Бен Гур" или ещё какая фигня?"
Отобранных пленных под конвоем двух немцев и четырёх "добровольных помощников" повели к воротам. Бросив взгляд в ту сторону, я заметил, что у двери караулки появился трофейный "максим", и за его рукояти весьма уверенно держится рослый немец с нашивками ефрейтора.
"Да, особо не порыпаешься - не пулю словишь, так толпа затопчет", - подумал я, ожидая дальнейшего развития событий.
"Счастливчиков" вывели за ворота, и вскоре они скрылись из виду за поворотом дороги. Томительно тянулись минуты...
Когда кто-то, утомлённый долгим стоянием на солнцепёке попытался уйти с "площади" под навес, переводчик заорал:
- Не сметь! Это испытание силы духа и воли! Кто не слушаться, тот буден наказать! - от возмущения он явно путал окончания.
"Да уж, вот тебе и европейские свободы", - я стянул с себя гимнастёрку и повязал её на манер тюрбана. Тепловой удар - это последнее, чего я хотел.
... Спустя примерно час я заметил на дороге облако пыли. Ещё через пятнадцать минут к воротам приблизилась крестьянская телега... в которую были запряжены человек десять красноармейцев! На облучке восседал немецкий солдат, в руках у которого был длинный кнут, изредка опускавшийся на плечи "коней". У ворот он натянул поводья и, вскочив, заорал:
- Sieg! Sieg! Ein glatter Sieg!
"Лошадки" же, в полном изнеможении повалились в дорожную пыль. "Наездник" же начал что-то бурно рассказывать фельдфебелю и "гражданскому". По долетающим до меня обрывкам я понял, что конкурирующий экипаж вылетел с трассы, я, правда, не понял, почему именно. А вот то, что нашим бойцам, тянувшим его, придётся туго - понял. Потом "гражданский" махнул рукой и двое "добровольных помощников" окатили из вёдер лежащих без сил пленных. Мужики зашевелились и медленно, с трудом, начали подниматься на ноги. У двух, впрочем, сил даже на это не осталось и товарищам пришлось помогать им.
Ещё один взмах руки "гражданского" и оглушительно завыла сирена.
- А теперь! - заорал немец, после того как сирена замолчала. - Мы будем наградить победителей! Приветствуем! - и он замахал руками, приглашая "зрителей" аплодировать.
Всё происходящее напоминало фарс, исторгнутый разумом больного на всю голову авангардиста, и я ущипнул себя, надеясь, что проснусь.
По команде "распорядителя" один из капо принёс большой свёрток, накрытый куском брезента, и протянул его пленным, так и стоявшим возле телеги. Стоявший впереди, коренастый парень лет двадцати с ненавистью посмотрел на предателя и, протянув руку сдёрнул ткань. На импровизированном подносе, сделанном из обрезка горбыля лежали четыре банки консервов и четыре буханки хлеба. "Да, мля, неслыханная щедрость за пробежку в пару километров. Особенно учитывая, что в телегу "впрягли" восемь человек!" Рядом глухо выматерился Миша, да и Семён, похоже, заскрежетал зубами. Чтобы отвлечься от происходящего, я повернулся к воротам боком и стал разглядывать небо, недалёкий лес, поля вокруг лагеря. "Опа! А это что такое? - на опушке леса, метрах в трёхстах от лагеря сверкнула яркая точка. - Если это - не блик от оптики, то я - китайский лётчик! Неужели ребята нашли меня?!" - руки предательски задрожали и, чтобы скрыть эту дрожь и собраться, я стиснул подол гимнастёрки.
От ворот, меж тем, прогнали "загнанных коней" и нацистский массовик-затейник приготовился объявить об очередных издевательствах. Ну, я, по крайней мере, ничего другого от немцев уже не ожидал. А вот наличие снабжённого оптическим прибором наблюдателя в лесу внесло серьёзные коррективы в мои ближайшие планы. Конечно, я не мог знать, мои ли друзья там скрываются, как и их планы, но решение убраться с директрисы лагерных пулемётов показалось мне правильным. Аккуратно толкнув в бок Семёна, я прошептал:
- Давай за мной! И Михаила позови...
И мы целеустремлённо, хоть и медленно, двинулись сквозь толпу.
- Внимание! Всем внимание! - вновь заголосил "гражданский". - Теперь настал очеред не выносливых, а сильных и смелых!
Я остановился, пытаясь понять, какую ещё пакость придумали эти отморозки. "Погонщик" о чём-то негромко переговаривался с фельдфебелем, а стоявшие рядом два солдата весело гоготали.
- Вы все - солдаты, бойцы, как и мы! И мы, понимая всю вашу грусть, хотим предоставить вам возможность проявить себя!
"Что-то он заговаривается, похоже... О какой грусти он говорит, немчура проклятая?"
"Глашатай" же продолжал:
- Мы предлагаем вам встретиться в поединке с носителем настоящего тевтонского духа, гефрайтером Шлоссом! - в этот момент урод настолько стал похож на какого-нибудь Якубовича, что мне захотелось сплюнуть. - Победивший Шлосса в честном бою будет отпущен на свободу!
"Ну это уж вряд ли... Или... Или же правила поединка таковы, что выиграть практически невозможно..." - я решил, что точно не полезу драться - есть дела и поважнее.
- Выстоявший в бою, но проигравший, получит дополнительную еду!
Как это не странно, желающих, забывших про стоимость сыра в мышеловке, нашлось довольно много. Человек пять, в основном - рослые, крепкие ребята.
"Ну вы бы, хоть, правила узнали и на противника одним глазком взглянули!" - от досады я чуть не плюнул.
"Непобедимым героем вермахта" оказался тот самый гефрайтер, что сидел за "максимом". Уступив своё место другому немцу, Шлосс скрылся в караулке, откуда и вышел спустя пару минут. Под два метра ростом, с бычьей шеей и покатыми плечами, немец весил килограммов сто двадцать. Белая майка не скрывала весьма внушительных мышц. Голову бойца украшала каска, а в руках он держал солидную дубинку, усаженную гвоздями.
Первый из "наших" поединщиков уже вышел вперёд, но, оценив стать противника и, главное, его вооружённость, попытался повернуть назад. Я заметил, как фельдфебель взмахнул рукой. Грохнул винтовочный выстрел на одной из вышек и пленный боец рухнул на землю!
- Вы знаете, что так карают за трусость в любой армии мира! - возопил "глашатай".
Пленные же, осознав, наконец, что обратный билет в этой игре не предусмотрен, нерешительно затоптались на месте.
- Komm zu mir! - Шлосс ткнул пальцем в одного из бойцов.
Тот затравленно оглянулся на толпу, глубоко вздохнул... и с яростно-испуганным криком бросился на немца.
Гефрайтор легко уклонился от атаки и сильно врезал "нашему" дубинкой по ягодицам.
"Сильный удар в область таза... Да ещё гвозди..." - как я и предполагал, "наш" на ногах устоять не смог и, вскрикнув, кубарем покатился по земле. Через несколько мгновений он попытался встать, но осел назад - ноги его не держали. Шлосс приблизился к нему, поигрывая своей "булавой". Внимательно посмотрел... И обрушил сильнейший удар на голову поверженного противника!
"Тварь! - пронеслось в моей голове. - Ведь ясно же, что наш не боец! Добивать-то зачем?!"
- Und das ist alles was sie tun kЖnnen? - довольно улыбаясь, спросил мясник у начальника лагеря.
Ответ я не расслышал, поскольку моё внимание привлёк столб пыли на дороге. "Вторая "колесница" возвращается? Нет. Слишком быстро для телеги, запряженной людьми... Скорее всего - машина". Единственное, что я уловил, что говорили что-то про "недочеловеков".
"Тевтон-разрушитель" тем временем предложил напасть на него сразу троим. Пленные, получив численное превосходство, приободрились и начали окружать его. Я краем глаза следил за поединком и прикидывал, что делать дальше.
"Наши" бросились на немца, правда, вразнобой и не очень умело. Бойца, бросившегося в ему в ноги, Шлосс встретил ударом колена в лицо, и одновременно отмахнул дубинкой по лицу другому. Не сказать, что он продемонстрировал высокое мастерство, но большой опыт уличных боёв чувствовался. Явно парень был на хорошем счету в "штурмовых отрядах". Третий нападавший обхватил немца сзади за талию и попытался оторвать его от земли. Хитрый взмах дубинкой за спину - и гвозди впиваются пленному куда-то в район поясницы.
"Гвоздь в почке - это кирдык!" - констатировал я про себя.
Шлосс, между тем, добил бойца, которого перед этим ошеломил ударом колена, и замер в горделивой позе под приветственные клики немцев и "хиви".
Постояв немного, "варвар-гладиатор" разразился речью, наполненной презрением к "трусливым свинособакам", боящимся выйти на честный бой.
"Ага, честный. Держи карман шире! Хоть бы палку какую дали... - думал я, разглядывая ефрейтора. - Да и светиться мне, ну совершенно не с руки..."
Похоже, что больше желающих выходить на бой не было и немцы собрались на экспересс-совещание, которое вскоре прервалось выкриком часового с вышки.
Начальник охраны встрепенулся и зашагал к воротам, сделав своим подчинённым знак получше караулить нас.
В клубах жёлто-серой пыли ко входу в лагерь подъехала какая-то машина. Что за машина и кто в ней находился я не видел - мешали пыль и спины стоявших вокруг. Фельдфебель замер на проходе, прикрыв рот и нос носовым платком. Судя по его позе - к нам пожаловал кто-то важный...
Наконец мини-самум прекратился и из машины, оказавшейся "передком Круппа" (я разглядел характерную "морду") вылезли несколько человек и направились к начальнику лагеря. В этот момент Миша-танкист сместился в сторону и своей широкой спиной перекрыл мне весь обзор. Чертыхнувшись про себя, я ввинтился в толпу, стараясь пробраться вперёд.
"Мать моя, женщина!" - с трудом протиснувшись между людьми, я обомлел! Перед фельдфебелем, щеголяя новенькой эсэсовской формой, со скучающим выражением на чисто выбритом лице, стоял Тотен! Рядом с ним возвышался командир!
"Вот это номер!" - от радости сердце забилось сильнее, а губы сами собой расплылись в идиотской ухмылке. - Но неужели они просто заберут меня отсюда? - восторг сменился осознанием некоторой нелогичности ситуации. - Конечно, наглости и фантазии у мужиков хватит, но как насчёт расчёта?"
Тотен, меж тем, что-то сказал фельдфебелю, отчего тот вытянулся "во фрунт". До ворот было метров двадцать, и выражения лиц я видел плохо. Потом начальник лагерной охраны "отмёрз" и сделал приглашающий жест. Алик благосклонно кивнул и направился к воротам. Фермер же, выполнив классический поворот "кругом", пошёл к машине, за рулём которой я разглядел Бродягу, которого поначалу не узнал. По невероятной прихоти сознания в голове всплыла фраза из старой комедии: "Зачем Володька сбрил усы?"
...Когда мой друг вошёл на территорию, я разглядел у него в петлице знаки различия унтерштурмфюрера. Неудивительно, что "наш" фельдфебель-тыловик так тянется пред ним, несмотря на то, что лет на пятнадцать старше и начальник отдельного лагпункта. Несколько ранее по команде "старого служаки" один из "хиви" приволок из караулки лавку и поставил её в тени под небольшим навесом. Тотен, подойдя, брезгливо осмотрел её, стянул с руки перчатку и, смахнув с сиденья пыль, аккуратно сел.
Всё это время я пытался поймать взгляд Алика и, наконец, мне это удалось! Нас разделяло метров десять, не больше, и я ясно рассмотрел, что друг мне подмигнул.
Взгляд со стороны. Тотен.
Здоровенный, с голубя размером, комар пытался укусить меня в шею! Я отбивался от него прикладом винтовки, но всё время промахивался... Наконец он с налёту ударил меня своими лапами в грудь, я покачнулся, взмахнул руками... и проснулся. Док тряс меня за плечо, а откуда-то неподалёку доносилось то заунывное гудение, так похожее на вой гигантского комара.
- Давай, вставай! - Серёга был непреклонен. - В лагере, похоже, побудка. Будем в четыре глаза Тоху высматривать.
Я бросил взгляд на часы. "Да уж - только четыре часа поспать удалось..." - и полез из спальника.
С нашей позиции мы видели только спины заключённых, выстроившихся в колонны и, сколько не всматривались, обнаружить Антона нам не удалось.
Правда, спустя минут десять в наушнике раздался взволнованный голос Люка:
- Парни, есть контакт! Здесь он!
Точной позиции Сани я не знал, но предполагал, что он спрятался где-то с противоположной стороны лагеря.
Теперь, когда цель обнаружена, осталось ждать недолго. В принципе, мы могли "бомбануть" лагерь ещё ночью, но Фермер, взвесив все "за" и "против", решил не рисковать понапрасну - тревога в этом районе нам была совершенно ни к чему.
Будто в подтверждение, снова ожила рация:
- Здесь Фермер. Мы со старым будем у вас через двадцать минут. Люк - на месте.
...Двести метров - именно таково было расстояние, отделявшее место, где мы сидели, от лагерного забора.
На совете было решено не штурмовать лагерь, а поступить хитрее - выцыганить Антона, переодевшись в немцев. Сам командир объяснил нам, что: "Конечно, завалить этих дятлов на вышках - проблема небольшая, но что мы будем делать, если кто-нибудь засадит из пулемёта по толпе? А с этими говностволами и одним глушаком шансы на это слишком велики!"
И сейчас мы тщательно прихорашивались, подгоняя эсэсовские шмотки, в больших количествах захваченные нами в Налибоках. Мне, как единственному, сносно говорящему по-немецки, выпала роль "фронтмена", а кому больше всех говорить, как не старшему по званию? Фермеру досталась роль звероподобного эсэсовского унтера, а Бродяге - пожилого водителя. Правда, для этого потребовалось привести его внешность в соответствие с немецкими уставами. После почти десятиминутной матерной перепалки командир все-таки убедил его в необходимости сбрить усы. Попутно объяснив, что именно из-за них опытный чекист и спалился в своё время у "почтового ящика". Немецкий офицер, возглавлявший группу полицаев, просто не мог проехать мимо такого вопиющего нарушения устава. И остановил подозрительного военнослужащего. Что вылилось, как вы помните, в большую перестрелку с кучей трупов.
Мы были уже почти готовы к выходу, когда до нас снова донеслись завывания сирены, а Люк доложил, что в лагере намечается какое-то массовое мероприятие.
- Мы наблюдать, а ты - в машине посиди, чтоб форму не мять! - тоном, не допускающим возражений, приказал мне командир, и вместе с Бродягой скрылся в подлеске.
С полчаса мы с Доком маялись в неизвестности, причём я раз пять повторил про себя и раз десять - вслух, свою "арию варяжского гостя". Так смешливый Док обозвал заготовленную мною речь. Наконец знакомый голос рявкнул:
- Люк, отставших берёте вы! Только тихо! Тотен - заводи!
Спустя три минуты из кустов выскочили оба Саши:
- Тотен - гарнитуру сними и на заднее сиденье марш. Док - туда же.
Моё место за рулём занял Бродяга, а командир, севший с ним рядом, рассказал нам, пока наша машина выезжала из леса, про "гонки колесниц", устроенные немцами.
Пока я соображал, не шутка ли это, Док емко и очень непечатно выразил своё отношение к происходящему.
- Я с тобой, Серёга, полностью согласен, но нам это сейчас на руку. На лицо - нарушение устава, и появление офицера, тем более - эсэсовского, их заступорит, - ответил Фермер.
- Мы с Сашей прикинули, - вступил в разговор Бродяга, - нам кровь из носу - на дистанцию ближнего боя надо подобраться. А на машине да в форме мы всяко ближе подойдём, чем по кустам красться будем.
- Док, ты с Ваней в страхующей группе останешься. Всё, что заметишь - немедленно нам передавайте. Ты - наблюдатель, Казачина на пульте управления фугасами.
- Так вы и дорогу минировать собрались? - удивился Док.
- А как же! Первое дело на случай всяких неожиданностей. Алик, - обратился он уже ко мне, - с тобой мы со "старым" пойдём, так что в темпе прикинь, что нам с ним говорить.
Я наморщил лоб.
- А ничего!
- Как так? - удивился Фермер.
- А сам прикинь. Субординация у них посерьёзней нашей, и, пока говорит старший по званию, вам - рот на замке держать надо. А там - не до разговоров уже будет. Максимум - матерись под нос: Sheisse или там Arschloch говори...
- Яволь, херр официр! - гаркнул командир.
- Вот-вот, с твоими навыками ты на этой фразе и спалишься, - акцент у Александра и вправду был чудовищный.
- Не понял?!
- Ну, не считая жуткого акцента, есть такой момент - эсэсовцы друг друга так в начале войны не называли. Либо по званию, либо - "камрад" говорили. Причём на "ты", - блеснул я своей эрудицией.
- Что, и генералам тоже? - изумился Саша.
- Ага. Как в анекдоте: "Товарищ генерал к тебе жена приехала..."
Все в машине жизнерадостно заржали, я же продолжил:
- Так что, либо правильно говори: "Jawohl! Untershturmfurher!", либо помалкивай в тряпочку и немцев по кадыкам, по кадыкам!
Саша улыбнулся, но тут же предостерегающе поднял руку, прислушиваясь к рации.
- Так, Люк с ребятами взял "гонщиков". Теперь у нас есть свежий "язык". Саня, - это он Бродяге, - тормози! Дальше пешком пробежимся. Док, Ваня тебя метрах в ста отсюда ждёт, на опушке. Разбежались!
... Пленные, рахитичного вида рядовой и прыщавый, с неприятным, наглым лицом, гефрайтор, оказались настолько ошеломлены попаданием в плен, что, по словам Люка, "сразу до жопы раскололись". И только недостаточное знание нашим разведчиком языка помешало допросить их ещё до нашего прихода.
Когда я спросил наглеца-гефрайтора о планах лагерного начальства на ближайшее будущее, то сначала не понял, о чем идёт речь. Нет, слово "Gladiator" я понял отлично, но суть ответа ускользала от меня. Хорошо, что "язык" пустился в пространные объяснения, что идея этих "Олимпийских игр" принадлежит начальнику сборного лагеря, обер-фельдфебелю Бергхофу, который раньше работал учителем истории в гимназии. Это дало мне время прийти в себя, и перевести ребятам несколько причёсанную версию происходящего. Но всё равно, судя по лицам друзей, немцев ничего хорошего в ближайшем будущем не ждало.
По знаку командира, Люк и Кудряшов вырубили обоих пленных, и Саша повернулся к освобождённым нашим бойцам, которые, вымотавшись в гонке и, вдобавок, ошеломлённые неожиданным освобождением, лежали в тени большого куста, непонимающе переводя взгляды с одного участника дискуссии на другого:
- Так, бойцы, для вас сейчас есть два варианта: первый - помочь нам, второй - полежать связанными в тенёчке часок-другой.
- Товарищ... командир, - видно было, что эсэсовская форма смущает говорившего, - а почему связанными?
- Во избежание! - веско ответил Фермер.
Бойцы решили не уточнять, а просто поднялись с земли:
- Мы готовы помочь, товарищ командир, - насколько мог бодро, отрапортовал тот же боец, что интересовался их дальнейшей судьбой. Судя по характерному произношению гласных, парень был нижегородцем.
- Как фамилия, боец? - поинтересовался Александр.
- Красноармеец Шенёв, товарищ командир.
- Будете за старшего. Придётся вам ещё разок "лошадьми" побыть, товарищи. Поступаете в распоряжение товарища лейтенанта, - и он показал рукой на Люка, как раз в этот момент прикручивавшего глушитель к маузеровской снайперке. - Дед Никто - с Люком, остальные - ко мне!
... Док подтвердил, показания "языка", сообщив, что в лагере началась "ещё какая-то мутота с хренотой".
Чтобы избежать мелкой дорожной пыли, клубами вылетавшей из-под колёс "круппа", мы все повязали на лица платки, отчего стали похожи на банду гангстеров из какого-нибудь боевика, посвящённого временам "сухого закона" в Штатах. Но, когда до ворот лагеря оставалось метров сто, Фермер приказал снять платки, а Бродяга сбросил скорость километров до десяти в час.
Когда мы доползли до ворот там нас уже встречали - слегка обрюзгший и не очень опрятный мужик со знаками различия обер-фельдфебеля стоял у распахнутых створок. Как только "ублюдок" остановился, Фермер стремительно выскочил и, открыв мою дверь замер по стойке смирно. Я вальяжно вылез и, остановившись в паре метров от фельдфебеля, вскинул руку в нацистском приветствии:
- Hail Hitler!
Толстячок, совсем уже было поднёсший руку к пилотке, вздрогнул и, замешкавшись, отсалютовал мне в ответ.
- Что у вас тут за фестиваль, фельдфебель? - "через губу" поинтересовался я и сплюнул набившуюся в рот пыль.
- Проводим культурно-спортивное мероприятие для заключённых, герр унтерштурмфюрер! - как ни в чём не бывало, ответил он.
- И это в то время когда Германии не хватает рабочих рук для восстановления этих проклятых русских дорог? - будем надеяться, что выговор у меня достаточно нейтральный.
- На сегодня нарядов на работы не прислали, герр унтерштурмфюрер, вот мы и решили развлечь этих скотов.
Я сделал шаг по направлению к воротам:
- Ну, ваши повозки мы встретили на дороге, а что у вас сейчас происходит?
- Гефрайтер Шлосс решил проверить звериную сущность большевиков... - вычурность речи бывшего учителя начала меня раздражать, мне всё труднее становилось понимать, что же он имеет в виду.
- И каковы успехи?
- Он победил четверых, остальные струсили. У русских не хватает духа принять вызов настоящего тевтона... А ведь мы пообещали победителю свободу.
"Ага, и пулю в затылок. А то бы Тоха показал этому Шлоссу, почём гробы в Полесье", - зло подумал я и, как бы невзначай расстегнул кобуру с "вальтером".
- Надеюсь, вы не против, герр унтерштурмфюрер, поприсутствовать в качестве почётного гостя? - голос фельдфебеля был радушен и заискивающ одновременно.
- Нет, конечно, я не против. Сейчас отдам необходимые распоряжения своим людям и присоединюсь к вам.
Фельдфебель ещё раз улыбнулся мне, вытер пухлые губы грязным носовым платком и со скоростью пулемёта начал отдавать приказания своим подчинённым.
Я же быстро пошёл к машине.
- Какие приказания, командир? - вполголоса спросил я Сашу, открыв дверь в машину и вытаскивая небольшую сумку.
- Мы насчитали двадцать немцев и пяток этих, с белыми повязками... Главная проблема - пулемёты, двоих Люк снимет по команде, этого, что за "максимом" - я сам сработаю. Бродяга - на тебе караулка и вертухаи у ворот. Тотен тебе в помощь. Как, сможешь?
- Я думаю - да, - уверенности в своём голосе я не ощутил, командир, впрочем, тоже.
- Ты не рефлексируй, а злость набирай, - прошипел он.
- А мы же хотели на работы пару десятков отобрать... - начал я, но Саша прервал:
- Хотели, да расхотели... Их вчистую уработать надо. А пленных мы как ложный след используем, понял? И надо бы Тохе знак какой подать, может, подыграет нам изнутри...
Такое сомнение в умственных способностях друга меня огорчило:
- Командир, ну не дурак же он! Меня увидит - и сообразит что к чему.
- Ну, дай-то бог...
***
Когда Тотен в сопровождении фельдфебеля занял "места в партере", примолкший было "глашатай", заорал:
- Итак, свиньи, ваша трусость разочаровала господина коменданта. Теперь мы изменим правила игры. Как говорят у вас в России - "кнут и пряник". Одного пряника вам, видимо, не достаточно! С этого момента участник боя будет назначаться. Отказ - расстрел на месте! Нам нужно ещё шесть человек!
Я не очень внимательно слушал, поскольку всё моё внимание было привлечено к Фермеру, который как раз в этот момент остановился в паре метров за спиной у пулемётчика, сидевшего на крыльце караулки. Причём на плече у Александра я заметил "мой" ППД.
А минутой раньше Бродяга окликнул двух "хиви" и, всучив им ведро, жестами отправил за водой.
"Надо полагать, что и Люк где-нибудь неподалёку... И Док с Казачиной..." - предчувствие скорого освобождения наполняло меня радостью. Я повернулся к Семёну, чтобы поделиться с ним своей радостью, но внезапно обнаружил, что ни его, ни Миши-танкиста рядом нет. Я закрутил головой и совершенно неожиданно для себя обнаружил их в числе "гладиаторов"!
"Твою тевтонскую мать! Что же делать? - пока мозг в ошеломлении высчитывал варианты, ноги сами вынесли меня вперёд. - В конце концов, без меня у ребят шансов против этого Шлосса практически нет. Слишком долго они на подножном корму, да и навыки тут требуются посерьёзнее, чем для дворовой драки!"
- Назад, Антон. Ты куда? - хором встретили меня новые знакомцы.
- Вот, решил не оставлять вас одних, - я улыбнулся им. - Миша, ремешок свой не одолжишь на пять минут?
Как это ни странно, но многие из пленных носили ремни, а ложки были практически у всех. Да и котелки с кружками тоже были не редкостью.
Семён попытался что-то спросить, но Михаил, видимо вспомнив, как я метелил лагерных мародёров, дернул военврача за рукав и начал расстегивать пояс.
"Так, теперь надо Алика предупредить, чтобы они моим "гэгом" воспользовались..."
И высунувшись из-за стоявшего впереди пленного я "засемафорил" Тотену.
- Внимание! Внимание! - вновь заголосил переводчик. - На этот раз с гефрайтером Шлоссом будут снова противостоять трое. Ты! Ты! И ты! - последним был как раз военврач.
Мне совершенно не хотелось, чтоб мозги Семёна разбрызгало по утоптанной земле, поэтому я оттер Приходько в сторону и громко спросил:
- А можно мне?
Шлосс и переводчик покосились на меня, перекинулись в полголоса несколькими словами и громила одобрительно кивнул.
В напарники мне достались двое незнакомых парней: один с неспоротыми петлицами артиллериста и правым ухом, замотанным грязной тряпкой, второй - близоруко щурившийся высокий "доходяга".
- Так, пацаны, слушайте сюда! - затараторил я с места в карьер. - Под ногами не путайтесь и слушайте меня, как рОдную маму! Как начнём, ты, - мой палец уперся в грудь артиллериста, - идёшь по широкой дуге направо, а ты - соответственно, налево. Ваша задача - внимание этого биндюжника отвлекать, пока я его не уделаю. Ясно?!
Согласный кивок. "Ну и отлично, хоть мешать не будут".
На самом деле тактику боя с этим немцем я продумал уже давно, сразу после первого поединка. Просто так, по привычке.
Соревноваться с немцем в силе или убойности я не собирался, и, когда "глашатай", проорав "Начинайте!", выскочил из круга, медленно пошёл навстречу Шлоссу.
Собратья по несчастью, как я заметил периферийным зрением, в точности выполнили мой наказ и начали обходить немца с двух сторон.
Как я и ожидал, громила время тянуть не стал, и быстро двинулся на перехват близорукого доходяги, решив сразу вывести из игры самого слабого. Когда, по моим прикидкам, до достижения дистанции эффективного удара немцу оставался один шаг, я метнулся вперёд и в длинном выпаде "щёлкнул" ремнём по бедру противника. Пояс у танкиста был не каким-то там брезентовым эрзацем, а настоящим кожаным, так что неприятные ощущения гаду обеспечены.
Фриц запнулся, разразился потоком грязных ругательств и, развернувшись, бросился на меня. Я кувыркнулся прямо из положения выпада, уходя с пути этого носорога, и, лежа на спине, ещё раз "приласкал" арийскую ляжку ремнём. Шлосс как раз перенёс на эту ногу вес всего тела, так что после обжигающего "горчичника" мышцы непроизвольно сократились и мой противник кубарем покатился по земле.
Первый раунд был за мной. Я поднялся на ноги. Над лагерной "площадью" воцарилась мёртвая тишина. Лица "наших" осветились надеждой, в то время как немцы пребывали в состоянии молчаливого ступора.
Шлосс тоже поднялся, однако, вопреки моим ожиданиям не бросился сразу на меня, а застыл на месте. Я заметил, что он потирает ушибленную ногу.
Я расправил плечи и, щурясь, посмотрел вверх. В пронзительно-голубом небе беззвучно скользили редкие облака, какая-то крупная птица, может, орел, а может и ястреб, расправив крылья, нарезала круги над лагерем. "Эх, хорошо как!" - с этой мыслью я отпрыгнул метра на полтора вправо, заставляя бросившегося на меня немца "провалиться" и, одновременно уходя из зоны досягаемости его булавы. Немцы из числа зрителей заулюлюкали. Я бросил быстрый взгляд на крыльцо караульного помещения. "О, порядок!" - судя по немного неестественной позе пулемётчика, сидевшего, привалившись к широкому плечу командира, мужики уже играли по полной.
Мой противник сделал очередной ход. Пара коротких шагов по направлению ко мне, а затем - рывок в сторону "артиллериста". Я понял, что не успеваю перехватить Шлосса! Но раненый парень сам оказался не лыком шит - он припустил бегом вокруг площадки, и шипастая дубинка с воем рассекла воздух сантиметрах в пятнадцати у него за спиной!
Я напряг память и выкрикнул, обращаясь к нашему противнику:
- Hey schweinehund! Ты будешь драться или за цыплятами бегать?*
Кто-то из немцев заржал, а Шлосс, похоже, разозлился по-настоящему. Мы сходились быстро, но осторожно. В тот момент, когда нас разделяло метра два, немец решил воспользоваться своим преимуществом и, хекнув, нанёс удар. Шипастая дубинка устремилась ко мне по широкой горизонтальной дуге...
Как говаривал один из моих наставников: "Чтобы поймать предмет, надо просто протянуть руку". И заставлял нас делать одно крайне занятное упражнение: вы встаёте лицом к стене в двух-трёх метрах от неё, а ваш партнёр начинает кидать в стену теннисные мячики. Ваша задача - поймать их после отскока. После трёх лет упражнений реакция улучшается настолько, что мне удавалось ловить мяч, когда он летел ещё К стене. А тут дубинка, траекторию которой можно определить по положению медленно движущегося плеча. Ха! И моя правая рука бросила в лицо немцу скатанный ремень, а левая перехватила палицу чуть ниже шипастой "головы". Сам же я развернулся к противнику правым боком. Освободившаяся правая подбивает локоть одноимённой руки противника вверх и тут же бьёт наотмашь в подмышку. Немца скрючивает, а дубинка оказывается у меня. Пируэт - и я стою за спиной у немца. "Хм, а это что за знакомые хлопки доносятся откуда-то из-за караулки?" - и, перехватив с проворотом дубинку, я пинаю Шлосса в почку.
Крик "Стоять!" переводчика сливается с пистолетным выстрелом у меня за спиной, а с одной из вышек, раскинув руки, рушится вниз головой часовой.
Взгляд со стороны. Тотен.
Чтобы выглядеть уверенным и даже немного скучающим, пришлось мобилизовать все свои актерские навыки. Хорошо еще, что некоторый опыт публичных выступлений имеется, а если покраснею от волнения, так всегда на жару списать можно. Однако Сашина смена планов выбила меня из колеи. Идя к воротам, уверенности я не ощущал никакой. Да и откуда возьмется она, эта уверенность? Я же не зубр спецназа. Роль "живца" меня не радовала совершенно. Я посреди взвода немцев, можно сказать, совершенно один, и с задачей не только максимум народу положить, но и живым оттуда вернуться. Впрочем, очередность и приоритеты я для себя тут же поменял местами: заварить кашу, выбраться, а дальше уже старшие товарищи "доработают-дочистят".