Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Гулливер И Ход Конем Чемберлена

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вот опять случилось то, что предполагалось, Чемберлен не ушел в отставку и пошел на сепаратный мир с Гитлером. В результате на СССР напал и Третий Рейх со своими сателлитами и Япония, и Турция. Становится Красной Армии очень даже туго. Но в бой идут босоногие красавицы-комсомолки и отважные пионеры.
  ГУЛЛИВЕР И ХОД КОНЕМ ЧЕМБЕРЛЕНА
  АННОТАЦИЯ
  Вот опять случилось то, что предполагалось, Чемберлен не ушел в отставку и пошел на сепаратный мир с Гитлером. В результате на СССР напал и Третий Рейх со своими сателлитами и Япония, и Турция. Становится Красной Армии очень даже туго. Но в бой идут босоногие красавицы-комсомолки и отважные пионеры.
  . ГЛАВА Љ 1.
  Гулливеру приходится делать то, что не очень-то приятно: крутить жернов и перемалывать зерно в муку. А она сам в теле мальчика лет двенадцати, мускулистого, сильного и загорелого.
  Но у мальчишки-раба происходят то и дело перемещения в различного рода параллельные миры. Вот и один из них оказался особенным.
  Чемберлен не ушел добровольно в отставку 10 мая 1940 года, и успел заключить 3 июля 1940 года почетный мир с Третьим Рейхом. Гитлер гарантировал неприкосновенность Британской колониальной империи. В ответ англичане признали немецкими все, что было уже завоевано. В том числе и колонии Франции, Бельгии, Голландии и контроль Италии над Эфиопией.
  На этом война, которая не была названа второй мировой и закончилась. До поры до времени, разумеется. Немцы стали переваривать завоеванное. Одновременно в Третьем Рейхе были приняты новые законы, водились налоги на семьи, которые имели меньше четырех детей, кроме того разрешалось заводить эсесовцам и героям войны вторую жену из иностранцев.
  Также шло заселение колоний. И увеличивались поощрения для женщин рождающих немцев.
  Гитлер одновременно присматривался и к СССР. На параде 1 Мая 1941 года по Красной площади прошли танки КВ-2 с 152-миллиметровой пушкой, и Т-34, которые произвели впечатления на немцев. Фюрер приказал разработать целую серию тяжелый танков. И начались работы над "Пантерами", "Тиграми"-2, "Львами" и "Маусами". Все эти танки имели общую компоновочную схему с наклонами брони и нарастающее по мощи вооружение и бронирование. Но разработка танков требовала времени, как и перевооружение панцвале. И фюрер смог быть готовым только к маю 1944 года. А к этому времени и СССР был вполне готов.
  Сталин после финской войны больше не воевал. Еще один поход на Финляндию запретил делать Гитлер заключивший договор со страной Суоми. Сами немцы провели войну лишь с Грецией и Югославией. Которая длилась две недели и была победоносной. На Грецию напал первый Муссолини, но был бит. А в Югославии был антигерманский переворот. Так что немцам пришлось вмешаться. Но это был так эпизод в стиле блицкрига.
  Победив фюрер продолжал готовить поход на восток. Немцы запустили в серию новые самолеты - МЕ-309 винтовые, и Ю-288. Появились у фашистов и реактивные МЕ-262 в серии, и первые самолеты "Арадо", но пока не массово.
  Но и Сталин не стоял на месте. С реактивной авиацией у СССР не получилось, но зато винтовой наделали массово и видимо-невидимо. Появились ЯК-9, и МИГ-9, и ЛАГГ-7, и ИЛ-18. И некоторые виды бомбардировщик в частности ПЕ-18. В качественном отношении, пожалуй, немецкая авиация была сильнее, но советской было куда больше. А немецкий МЕ-309 поступил в серию недавно, хотя имел очень мощное вооружение: три авиапушки в 30-миллиметров и четыре пулемета. А МЕ-262 вообще только-только стал поступать в войска, и не очень-то отличался надежностью двигателей.
  Фокке-Вульф был массовой машиной с мощным вооружением и рабочей лошадкой. Его скорость превосходила советские самолеты, как и бронирование, и мощь вооружении. В маневренности самолет был послабее советских, но высокая скорость при пикировании позволяла уйти в случае захода советских самолетов в хвост, а мощное вооружение - сражу шесть авиапушек, давали возможность сбивать самолеты с первого захода.
  Можно, конечно же, долго сопоставлять те или иные силы противников.
  У СССР появились танки КВ-3, КВ-5, КВ-4. И серии был танк Т-34-76, и более поздние колесно-гусеничные Т-29. И еще Т-30, и БТ- 18. Также появился и КВ-6 более тяжелый, чем прежние модели.
  Но немцы запустили в серию "Пантеру", значительно превосходящую в боевой бронебойной мощи пушки тридцать четверку и в лобовой броне тоже. Правда у СССР появился танк Т-34-85, но его выпуск в серии начался только с марта 1944 года. А "Пантера" уже с конца сорок второго года пошла в серию, как и "Тигр". Ну "Тигр"-2 и "Лев" с "Маусом" позже.
  По количеству танков у СССР вроде бы и перевес, но качество немцы вроде бы лучше. Хотя и Т-4 и Т-3, также несколько устаревшие машины. И пока не дают решающего перевеса. Но это еще не все. У Гитлера целая коалиция государств-союзников, включая и Японию. А у СССР только Монголия. А ведь Япония это население в сто миллионов человек, не считая еще и колоний. И она развернула почти десять миллионов солдат. А в Китае еще и смогли заключить перемирие с Чан Каши, который обрушился на армию Мао.
  Ну, вот Гитлер развернул свою армию и сателлитов против СССР. На этот раз уже линию Молотова достроили, и была мощная оборона. Но Третий Рейх сумел на свою сторону привлечь Турцию, которая могла ударить из Закавказья, и Японию. Сталин провел мобилизацию, и численность Красной Армии была доведена до двенадцати миллионов человек. Гитлер довел численность вермахта до десяти миллионов. Плюс еще и союзники. А это и Финляндия, Венгрия, Хорватия, Словакия, Румыния, Италия, Болгария, Турция. Ну и особенно Япония с Таиландом, и Маньчжурией.
  Италия на этот раз выделила целый миллион солдат, так она не воевала в Африке и могла швырнуть в бой все силы. У целом, у Сталина было на Западе войск семь с половиной миллионов, против семи миллионов немцев и двух с половиной миллионов сателлитов, и иностранных дивизий в первом эшелоне. Немцы имели войска и Франции, и Бельгии, Голландии и другие.
  Был перевес в пехоте, но армия разношерстная. В танках и авиации перевес у СССР в количестве, но пожалуй хуже в качестве. На востоке еще и японцы там тоже пехоты больше у самураев. В танках равенство, но советские более тяжелые и мощные. В авиации, правда, уже скорее числом на Дальнем Востоке более японцев. И во флоте у них тем более подавляющее преимущество.
  Короче говоря, 15 мая началась война. Дороги подсохли и немцы с их сателлитами поперли.
  Война с самого начала приобрела затяжной и ожесточенный характер. Немцам удалось в самые первые дни лишь срезать Белостоцкий выступ, и прорвать на юге места вклинившись в позиции. Советские войска пытались контратаковать. Бои затянулись... Через несколько недель линия фронта окончательно стабилизировалась немного восточнее границы СССР. Немцы продвинулись от двадцать до ста километров и не достигли успеха. Также не особенно преуспели и турки в Закавказье, лишь слегка продавив советскую оборону. Из крупных городов, османы захватили только Батуми. Японцы же лишь в Монголии смогли серьезно продвинутся, а на территории СССР лишь незначительные вклинивания. Правда был нанесен сильный удар по Владивостоку и по Магадану. Бои шли все лето...
  Осенью уже Красная Армия пыталась наступать, но тоже безуспешно. Однако добилась кое-какого продвижения, только южнее Львова, но и там их немцы прижали. В воздухе выяснилось, что реактивные МЕ-262 недостаточно эффективные и не оправдывают надежд.
  Правда "Пантера" в обороне хороша, но не в наступлении. Так бои шли до самой зимы. И там опят попытки Красной Армии наступать. Возникла такая вот система. Но немцы все-таки смогли отбиться.
  Появилась "Пантера"-2 с более мощным вооружением и броней. Весна сорок пятого года принесла новые боевые триады. Но опять линия фронта оставалась малоподвижной.
  Немцы, правда, начали наступление в обход Львова, чтобы создать там котел. И бои развернулись очень даже серьезные.
  Вот девушки-комсомолки гитлеровцев встретили. И сражаются босоногие красавицы с большой яростью. И при этом еще и поют, бросая босыми пальчиками ножек под танки гранаты.
  Вот это действительно девки что надо. И Наташка, главная героиня разумеется в одном лишь бикини.
  А так она красиво и с чувством поет;
  Гимн Родины возвышенной святой,
  В сердцах поет у нас босых девчонок...
  Товарищ Сталин самый дорогой,
  И голосок красавиц очень звонок!
  
  Мы рождены фашистов побеждать,
  На не поставит Вермахт на колени...
  Экзамен девки сдали все на пять,
  Да будет в сердце лучезарный Ленин!
  
  А Ильича восторженно люблю,
  Он в мыслях вместе с добрым Иисусом...
  Мы перебьем фашистов на корню,
  И сделаем все это так искусно!
  
  Во славу нашей Родины святой,
  Мы за Отчизну будем храбро биться...
  Сразись ты с комсомолкою босой,
  Такие у святых бывают лица!
  
  Мы девушки отважные бойцы,
  Поверь, всегда умеем храбро драться...
   Гордятся комсомолками отцы,
  Ношу значок в своем военном ранце!
  
  Босая по морозу я бегу,
  Дерется комсомолка на сугробе...
  Хребет сломаю верно, я врагу,
  И оду пропою отважно розе!
  
  Я сделаю Отечество привет,
  Девчонка во вселенной баб всех краше...
  Пройдет еще немало правда лет,
  Но будет межвселенской вера наша!
  
  Для Родины дороже нету слов,
  Служи Отчизне ты босая девка...
  Во имя коммунизма и сынов,
  Войдем в покров мы мирозданья светлый!
  
  Чего я только в битве не смогла,
  Гоняла "Тигры", жгла, шутя "Пантеры"...
  Судьба моя как острая игла,
  Настанут в мирозданье перемены!
  
  Вот я швырнула связку тех гранат,
  Что мальчики голодные ковали...
  За нами будет грозный Сталинград,
  Увидим коммунизма скоро дали!
  
  Все мы сумеем верно, одолеть,
  Нас не сломают "Тигры" и "Пантеры"...
  Поднимет рев российский Бог-медведь-
  И долбанем - не зная даже меры!
  
  Забавно по морозе босиком,
  Красе девчонке очень резво бегать...
  Не надо волочить на фронт силком,
  Изрядно веселиться в поле нежить!
  
  Фашист боец весьма увы силен,
  Он может двинуть даже и ракетой...
  Полно у коммунистов знай имен,
  Ведь героизма подвиги воспеты!
  
  Попала девка, было в жуткий плен,
  Ее босую по сугробу гнали...
  Но не коснется комсомолки тлен,
  И не такую стужу, мы видали!
  
  Девчонку стали изверги пытать,
  Железом, раскаленным к босым пяткам...
  И плеткою на дыбе истязать,
  Фашистам комсомолку ведь не жалко!
  
  От жара красный яростный металл,
  Касался, к подошве девчонки босой...
   Палач красотку голую пытал,
  Подвешивал избитую за косы!
  
  Крутили руки, ноги жутко мне,
  Огонь под мышки девушке совали...
  Я уносилась в мыслях, знай к луне,
  Ныряла в коммунизма, света дали!
  
  В конце концов и выдохся палач,
  Меня нагую гонят фрицы к плахе...
  И раздается слышу детский плачь,
  Ревут и бабы с жалостью к девахе!
  
  На шею гады бросили петлю,
  Ее покрепче изверги зажали...
  Я Иисуса с Сталиным люблю,
  Хотя подонки Родину стоптали!
  
  Вот ящик выбит из-под босых ног,
  В петле девчонка голая крутнулась...
  Пусть примет душу Всемогущий Бог,
  В раю навечно будет радость, юность!
  Вот так она Наташка с большим апломбом и любовью спела. И это смотрелось красиво и богато. Но что же война-то идет... Немцы не смогли прорваться.
  Но затем наступала уже Красная армия, и опять жесткая оборона. Линия фронта как в первую мировую войну взяла и застыла. Хотя потери с обеих сторон и были велики, но где продвижение?
  Гитлер, используя ресурсы африканских колоний, пробовал сделать ставку по совету Геринга на воздушное наступление и реактивную авиацию. Но надежды связанные с ХЕ-162 не оправдались. Истребитель, несмотря на дешевизну и простоту в производстве был слишком трудным в управлении, и для серийного применения не годился. Несколько лучше оказался МЕ-262 Х который с двумя более совершенными двигателями и стреловидными крыльями получился более надежным в применении и производстве. Первые такие машины появились уже в конце сорок пятого года. А в сорок шестом году возникли у немцев и более совершенные реактивные бесхвостые бомбардировщики.
  В реактивно авиации Третий Рейх обогнал СССР, особенно в качестве техники. И вот пошло воздушное наступление, и стали в небе летчиков советских бить.
  Мощные немецкие ТА-400, а затем ТА-500 и ТА-600 стали бомбить и вражеские заводы за Уралом и на Урале. Как и бесхвостые машины.
  И теперь немцы стали иметь больше инициативы. Кроме того появился у фашистов более удачный танк Е-50 лучше защищенный, и вместе с тем хорошо вооруженный и быстрый. А разработка Т-54 более совершенного и мощного сильно затянулась.
  И вот в 1947 году новые немецкие танки серии Е добились первых существенных успехов, прорвав советскую оборону и захватив Западную Украину вместе со Львом. Немцы смогли после этого вместе с румынами, прорваться и в Молдавии отрезав Одессу по суше от остальной части СССР. Советские войска вынуждены были отступать и в центре. Они отошли на так называемую линию Сталина. Кроме того пала и Рига. Пришлось отходить и из Прибалтики.
  Против гитлеровцев мужественно сражались и пионеры. Мальчик Василий даже запел, бросая босыми ножкам в фашистов взрывные пакеты;
  Я мальчика современный как компьютер,
  А проще выдать юный вундеркинд...
  И получилось очень даже круто -
  Что будет Гитлер бесноватый бит!
  
  Мальчишка по сугробам босоногий,
  Под дулами фашистскими идет...
  Его как гуся алы стали ноги,
  И ожидает горестный расчет!
  
  Но пионер расправил смело плечи,
  И улыбкою шагает на расстрел...
  Кого-то фюрер отправляет в печи,
  Кого-то поразил фашист из стрел!
  
  Мальчишка-вундеркинд из нашей эры,
  Взял бластер и помчался смело в бой...
  Развеются фашистские химеры,
  А Бог Всевышний навсегда с тобой!
  
  Лучом по фрицам врезал умный мальчик,
  И целый ряд из извергов скосил...
  Вот стали ближе коммунизма дали,
  Лупил он по фашистам со всех сил!
  
  Мальчишка-вундеркинд лучом стреляет,
  Ведь очень мощный бластер у него...
  "Пантеру" одним залпом расплавляет,
  Ведь это просто знайте чмо!
  
  Фашистов мы без всякого замочим,
  И просто супостатов истребим...
  Вот долбанул наш бластер со всем мощи,
  Вот крылья растирает херувим!
  
  Я их крушу, без отблеска металла,
  Вот загорелся этот мощный "Тигр"...
  Что фашисты знай землицы мало?
  Вам хочется побольше с крови игр!
  
  Россия то империя большая,
  Раскинулась от моря до пустынь...
  Девчонка вижу, бегает босая,
  И мальчик босопятый - чертик сгинь!
  
  Фашист проклятый резво двинул танк,
  Стальным тараном круто в Русь попер...
  Но Гитлеру поставим с крови банки,
  На мелкий дерн нацистов разобьем!
  
  Отечество ты мне всего дороже,
  Бескрайнее от гор и тьмы тайги...
  Не надо почивать солдат на ложе-
  Сверкают в бравом марше сапоги!
  
  Я стал на фронте классным пионером,
  Звезду героя - враз завоевал...
  Для прочих без границ приду примером,
  Товарищ Сталин просто идеал!
  
  Мы сможем победить, я твердо знаю,
  Хотя расклад истории иной...
  Идет атака, злых бойцов фекалий,
  И фюрер стал какой-то уж крутой!
  
  На США надежды стало мало,
  Они без всякой шалости плывут...
  Способен фюрер свергнуть с пьедестала,
  Капиталистов страшных, просто муть!
  
  Что делать если мальчик оказался,
  В плену, раздетый выгнан на мороз...
  Отчаянно подросток с фрицем дрался,
  Но пострадал за нас и Сам Христос!
  
  Тогда ему терпеть придется пытки,
  Когда тебя железом красным жгут...
  Когда на голове разбив бутылки,
  Прижали к пяткам раскаленный прут!
  
  Ты лучше молча, стисни мальчик зубы,
  И пытки как титан Руси стерпи...
  Пусть палят зажигалкой тебе губы,
  Но сможет Иисус бойца спасти!
  
  Пройдешь любые мальчик в пытке муки,
  Но выдержишь, под плетью не склоняясь...
  Пусть вырывает жадно дыба руки,
  Палач теперь и царь, и черный князь!
  
  Когда-нибудь придет конец мученьям,
  Ты попадешь прекрасный Божий рай...
  И будет время новым приключеньям,
  В Берлин войдем когда сверкает май!
  
  Ну что с того что вздернули ребенка,
  Фашист за это будет брошен в ад...
  В Эдеме раздается голос звонкий,
  Воскрес мальчишка - радость-результат!
  
  Так что не надо смерти вам бояться,
  За Родину пусть будет героизм...
  Ведь русские всегда умели драться,
  Знай, будет уничтожен злой фашизм!
  
  Пройдем стрелою мы по райским кущам,
   С девчонкой, которая босая на снегу...
  Под нами сад, бурлящий и цветущий,
  По травушке я пионер бегу!
  
  В раю мы будем вечно в счастье дети,
  Нам там прекрасно, очень хорошо...
  И нету места краше на планете,
  Знай, никогда не станет тяжело!
  Вот так мальчишка взял и остроумно с чувством спел. И это смотрелось здорово и с чувством.
  Советские войска отошли на линию Сталина, и оставили часть территории СССР. И это было определенным плюсом для Вермахта.
  Но все же на линии Сталина еще можно было держать оборону. Японцы тоже активизировались, прорвав фронт, смогли отрезать Владивосток от суши. И почти целиком захватив Приморье. Там они перекрыли кислород Красной Армии. Да пришлось советским войскам очень даже туго.
  Но бои в самом Владивостоке были очень даже упорные. И там сражались красивые девушки-комсомолки. Они были только в одном бикини и босиком. И бросали босыми пальчиками ножек убийственной силы гранаты. Вот это девушки - чьи полные груди едва прикрыты тонкими полосками ткани.
  Что впрочем, не мешает им драться и петь;
  Девчонки-комсомолки кручей всех,
  Они с фашизмом бьются как орлицы...
  Да будет нашей Родины успех,
  Воительницы словно с жаром птицы!
  
  Они красой безбрежною горят,
  В них вся планета ярче пламя греет...
  Пусть будет безграничным результат,
  Отчизна даже горы перемелет!
  
  Во славу нашей Родины святой,
  Мы будем с изуверами сражаться...
  По снегу девка бегает босой,
  Несет она гранаты в тесном ранце!
  
  Швырнет гостинец в очень мощный танк,
  Разворотит его во имя славы...
  У девушки стреляет автомат,
  Но есть витязь доблестной державы!
  
  Все может это девка, ты поверь,
  Умеет даже в космосе сражаться...
  И цепи фашизма будет зверь,
  Ведь Гитлер тень лишь жалкого паяца!
  
  Добьемся, во вселенной будет рай,
  И горы девка пяткой передвинет...
  Ты потому сражайся и дерзай,
  Во славу нашей Родины России!
  
  Дождется фюрер для себя петли,
  И на него есть автомат с гранатой...
  Ты пустомеля глупо не мели,
  Зароем вермахт просто мы лопатой!
  
  И будет во вселенной так Эдем,
  Большой как космос и весьма цветущий...
  Ты сдался немцам просто глупый Сэм,
  А Иисус всегда в душе живущий!
  
  КОМСОМОЛКА ПОД КРАСНЫМ ФЛАГОМ!
  Быть комсомолкой очень хорошо,
  Носиться под прекрасным флагом красным...
  Хотя порою мне и тяжело,
  Но подвиги красотки не напрасны!
  
  Босая я бежала на мороз,
  Щекочут пятку голую сугробы...
  Девичий пыл воистину возрос,
  Построим коммунизма мир мы новый!
  
  Ведь Родина для нас родная мать,
  Имеем дело с ярким коммунизмом...
  Отчизну нам поверь не растоптать,
  Покончим с мерзким извергом-фашизмом!
  
  Я девушка красивая всегда,
  Хотя привыкла по сугробу босой...
  Исполниться великая мечта,
  Какие у меня златые косы!
  
  Фашизм прорвался прямо до Москвы,
  Уже почти, что по Кремлю стреляет...
  А мы девчата по снегу босы...
  Январь стоит, а нам как будто в мае!
  
  Мы сделаем, для Родины знай все,
  Нет в мирозданье нам страны дороже...
  Пусть будет очень гарное житье,
  Не надо только почивать на ложе!
  
  Построим лучезарный коммунизм,
  Где каждому дворец с ветвистым садом...
  И сгинет в преисподнюю фашизм,
  За Русь Родную крепко биться надо!
  
  Так будет в мирозданье хорошо,
  Когда врагов стремительно уроем...
  Но нынче битва - очень тяжело,
  Идут девчонки голоногим строем!
  
  Мы девушки, бойцы-богатыри,
  Низвергнем в пекло дикого фашизма...
  И ты красотка босая смотри,
  Чтоб справилось знаменье коммунизма!
  
  Построим, во вселенной верю рай,
  И выше звезд флаг с кумача поднимем...
  Во славу нашей Родины дерзай,
  Возвышенной, могучей свет России!
  
  Добьемся мы того что все Эдем,
  Цветут на Марсе рожь и апельсины...
  Мы победим на перекоры всем,
  Когда народ и армия едины!
  
  Возникнет город, верю на луне,
  Венера станет новым полигоном...
  И нет прекрасней места на Земле,
  Москва столица строилась со стоном!
  
  Когда мы снова в космос полетим,
  И на Юпитер очень смело вступим...
  Раскинет златокрылый херувим,
  И ничего фашистам не уступим!
  
  Да будет над Вселенной флаг сиять,
  Страны святой нет в мирозданье выше...
  Экзамен комсомолка сдаст на пять,
  Мы покорим просторы все и крыши!
  
  Для Родины не будет, знай проблем,
  Она возвысит глаз свой над квазаром...
  И если сунется к нам злобный Сэр,
  Его сметем, одним считай ударом!
  
  Пройдемся по Берлину босиком,
  Лихие девки, знайте комсомолки...
  И будет власть драконова на слом,
  И пионерский горн орущий, звонкий!
  . ГЛАВА Љ 2.
  Вот так и развивались бои... Немцы немного продвинулись к Минску и полу окружили город. Бои развернулись в самой столице Белоруссии. Немцы и их сателлиты медленно продвигались. Немецкие танки серии Е было более совершенными обладая большей толщиной брони и мощными двигателями, и мощным вооружением, а также значительными наклонами брони. Более плотная компоновка позволяла поднять уровень защиты без существенного увеличения веса танка.
  Гитлеровцы прессовали Минск.
  На севере фашисты окружили, а затем все-таки взяли Таллинн. После долгих боев пала Одесса. К зиме немцы все-таки взяли и Минск. Советские войска отошли к Березине. Зима прошла в ожесточенных стычках, но немцы не наступали. Вот и в самом деле советские, уперлись.
  Весной сорок восьмого года все-таки немецкое наступление возобновилось. В боях приняли участи танки "Пантера"-4 более тяжелые и сильнее защищенные.
  Со стороны СССР первые ИС-7 и Т-54 в несколько больших количествах. Бои шли с переменным успехом. Так же в серию поступили первые реактивные МИГ-15, но они уступали немецким машинам, особенно МЕ-362 более совершенному и новейшему. А также ТА-283 который тоже себя показал сильно. И ТА-600 не имел себе равных в дальних бомбардировках с реактивным двигателем.
  Но вот немцы продвинулись еще более. И советские войска отошли за Днепр.
  Жесткие бои шли за Киев. И девушки-комсомолки сражались, словно героини и пели;
  Я дочь Отчизны света и любви,
  Прекраснейшая девка-комсомолка...
  Хоть фюрер строит рейтинг на крови,
  Порой себя я чувствую неловко!
  
  Вот сталинизма очень славный век,
  Когда кругом искриться и сверкает...
  Расправил крылья гордый человек -
  И торжествует Авель, сгинул Каин!
  
  Россия это Родина моя,
  Хотя порой я чувствую неловко...
  И комсомол единая семья,
  Хоть босиком идти стезею колко!
  
  Фашизм крутой на Родину напал,
  Клыки сей боров, яростный оскалил...
  С небес полился бешенный напалм,
  Но с нами Бог и гениальный Сталин!
  
  Россия это Красный СССР,
  Могучая великая Отчизна...
  Напрасно распускает когти Сэр,
  Мы будем точно жить при коммунизме!
  
  Хоть началась великая война,
  И масса пролилась обильно крови...
  Вот корчиться великая страна,
  От слез, пожарищ и великой боли!
  
  Но верю, мы Отчизну возродим,
  И выше звезд советский флаг поднимем...
  Над нами златокрылый херувим,
  Великой, лучезарнейшей России!
  
  Такая это Родина моя,
  Во всей вселенной нету, ее краше...
  Хоть набежала Сатаны пеня,
  Окрепнет в сих страданьях вера наша!
  
  Как Гитлер самозваный учудил,
  Сумел забрать и Африку всю разом...
  Откуда у фашизма столько сил,
  Распространилась по Земле зараза!
  
  Вот сколько фюрер много захватил,
  И вовсе даже меры не имеет...
  Какую бандит свару породил,
  Над ними алый флаг кошмарный реет!
  
  Такие фрицы сильные сейчас,
  У них не "Тигры", а страшнее танки...
  И порази Адольфа снайпер в глаз -
  Поставь фашистам посильнее банки!
  
  Что мы не сможем, сделаем шутя,
  Хотя босые девки по морозу...
  Растим мы очень сильное дитя,
  И алую, красивейшую розу!
  
  Хоть враг стремиться, рваться до Москвы,
  Но встали грудь девушки босые...
  Ударим пулеметом от косы,
  Солдатики ведут огонь родные!
  
  Мы сделаем Россию выше всех,
  Страной что в мирозданье Солнца краше...
  И будет убедительный успех,
  Окрепнет в Православье вера наша!
  
  А мертвых верьте, девки воскресим,
  Иль силой Бога, или цвет науки...
  Просторы мирозданья покорим,
  Без всех проволочек, гнусной скуки!
  
  Сумеем сделать Родину крутой,
  Повыше звезд воздвигнем трон России...
  Ты фюрера усатого урой,
  Что мнит себя без граней зла мессией!
  
  Мы сделаем Отчизну как гигант,
  Что будет, словно монолит единой...
  Девчонка встала дружно на шпагат,
  Ведь витязи в боях непобедимы!
  
  Отечество великое храни,
  Получишь от Христа тогда награду...
  Войну Всевышний лучше разорви,
  Хотя порой сражаться смело надо!
  
  Короче скоро отгремят бои,
  Закончатся сраженья и утраты...
  И витязи великие орлы,
  Поскольку от рожденья все солдаты!
  Но Киев все-таки пал, и немцы заставили советские войска отойти на левый берег Днепра. Зато там можно было наладить оборону. Также были взяты Псков и Нарва. До Ленинграда осталось рукой подать.
  Немцы уже нависали капитально. Вот они пытаются перейти Днепр и в центре советских позиций.
  Но все-таки Красная армия продержалась до зимы. И вот наступил следующий сорок девятый год. И тут все могло пойти по-другому. Так как Т-54 наконец-то пошел более массово как и Миг-15. А вот с ИС-7 возникли проблемы, так этот танк слишком сложен в производстве и дорого и тяжеловатый.
  "Пантера"-4 пошла на замену "Пантеры"-3. Она имела более мощную пушку в 105-миллиметров и длиной ствола в 100 ЭЛ сопоставимую в боевой мощи с орудием ИС-7 с пушкой в 130-миллиметров калибра и длиной ствола в 60 ЭЛ. А лобовая броня у "Пантеры"-4 была даже толще в 250-миллиметров под наклоном.
  Так они и бодались друг с другом.
  Немцы снова стали наступать в центре и окружили Смоленск. Затем прорвались к Ржеву. Девчонки-комсомолки дрались отчаянно.
  И одновременно пели;
   Я комсомолка сталинизма дочь,
  С фашизмом воевать пришлось, однако...
  На нас поперла колоссально мощь,
  За атеизм систем пришла расплата!
  
  Сражалась я нацизмом торопясь,
  Была босая на морозе лютом...
  И получила за экзамен пять,
  Расправилась с неистовым Иудой!
  
  Фашизм весьма коварен и жесток,
  И до Москвы стальной ордой прорвался...
  О будь же милосерден славный Бог,
  Ношу я РПК в свободном ранце!
  
  Я девушка великая краса,
  Приятно по сугробом босоногой...
  Исполниться великая мечта,
  О не судите вы, красотку строго!
  
   Крушила я фашистов как горох,
  От города Москвы до Сталинграда...
  И оказался фюрер в брани плох,
  Не смог дожить до гордого парада!
  
  О этот безграничный Сталинград,
  Ты стал для нас великим переломом...
  Случился водопад крутых наград,
  А Гитлеру досталось просто ломом!
  За Родину великую пойдем,
  Мы на край света или мирозданья...
  Останусь с комсомольцем я вдвоем,
  И будет безграничное призванье!
  
  Я босая промчалась по углям,
  Тех, что горят под самым Сталинградом...
  И пяточки мои обжог напалм,
  Мы истребим - фашисты будут гадом!
  
  Дуга настала Курская с огнем,
  И, кажется, планета вся пылает...
  Но фюрера полки в дерьмо сотрем,
  Пусть будет место в лучезарном рае!
  
  Хоть "Тигр" очень даже сильный танк,
  И ствол его такой поверь могучий...
  Но обратим его влиянье в прах,
  И не исчезнет солнце - сгинут тучи!
  
  "Пантера" тоже мощная поверь,
  Снаряд летит сплошным метеоритом...
  Как будто это скалит клыки зверь,
  Германия и орды сателлитов!
  
  В свою победу верим твердо мы,
  Мы витязи и девки-комсомолки...
  Сумеем сокрушить напор орды,
  И не уйдем из боя самоволкой!
  
  Мы любим, драться - смело побеждать,
  Любое дело сделаем красиво...
  Ты запиши наш пионер в тетрадь,
  Когда ты с Марксом - это справедливо!
  
  Любить достойно можем тоже мы,
  Во славу неземного Иисуса...
  Хоть легионы лезут Сатаны,
  Мы победим и это нам не грустно!
  
  И будет властью красных взят Берлин,
  Мы побываем скоро и на Марсе...
  Родится комсомолки классный сын,
  Который скажет первым словом - здрасте!
  
  Вселенские просторы пусть у нас,
  Раскинуться, не будет им преграды...
  Получим мы свершений высший класс,
  И вручит Сам Господь Святой награды!
  
  Всех воскресит наука - верю я,
  Не надобно скорбить о тех, что пали...
  Мы коммунизма верная семья,
  Увидим между звезд вселенной дали!
  Вот так девчонки поют и сражаются. Девушки-комсомолки отчаянные и голосистые. И если уж дерутся то с отвагой. Сталин разумеется тоже пробует найти выход.
  Но с востока лезут самураи, и вот уже Владивосток все-таки пал. И взят Харьков. А Ленинград оказался в блокаде. И с севера его прессуют финны и с юга немцы.
  Так до зимы и нового 1950 года... Немцы пробуют наступать по весне. Но можайская линия обороны держится героическими усилиями Красной Армии. Но немцы смогли взять Орел и летом продвинулись на юге. И концу осени завершили практически полный захват Украины и Донбасса. Советские войска отошли за Дон и там организовали оборону. Ленинград все еще в блокаде держится.
  Наступил новый 1951 год... Немцы стараются развить свое преимущество в небе. Дисколеты стали более совершенными. Бомбардировщики ТА-700 и ТА-800 еще мощнее и скоростные. Бесхвостые истребители, и бомбардировщики в небе прессуют. И Миг-15 против них совершенно пасует. Ну и разного рода боевые машины всех калибров. Разработка "Пантеры"-5 машины пока в проекте. Ну и прочих боевых аналогов и прибамбасов. Вот это действительно станет крайне круто.
  Немцы пытались наступать на юге и взяли-таки город - Ростов-на-Дону. Также на севере наконец-то пал Тихвин и Волхов. И в результате чего Ленинград оказался и вовсе отрезанным по суше от снабжения.
  Вот снова зима и наступает 1952 год... Весной немцы снова наступают на Москву. В боях появилась "Пантера"-5 с двигателем в 1800 лошадиных сил, с пушков 128-миллиметро в 100 ЭЛ длиной ствола, и куда более толстой и качественной броней.
  Но советские войска сражаются с гитлеровцами яростно. И тут дерутся не только взрослые, но и дети.
  Мальчики-пионеры в шортах, босиком и в галстуках такое упорное и яростное сопротивление фрицам оказывают, что просто зашатаешься, от удивления. Как они сражаются за светлое завтра.
  И одновременно мальчики-герои поют;
   Я Родины воитель - пионер,
  Крутой боец, хотя еще мальчишка...
  И совершим прилично разных дел,
  Покажется противнику не слишком!
  
  Смогу сломать я дерево ногой,
  И по канатам на луну забраться...
  Вот по сугробам бегаю босой -
  И врежу даже фюреру по яйцам!
  
  Я мальчик и конечно супермен,
  Способен, дело выдумать любое...
  И проведем обилье перемен,
  Вот сокрушим величие крутое!
  
  Настал вот сорок первый страшный год,
  В котором у фашистов много силы...
  Нам угрожает гибельный исход,
  Но мы сумеем вырваться с могилы!
  
  У нас такое дело малыши,
  Но пионеры знайте вы не дети...
  Фашистов помолотим от души,
  И наведем порядок на планете!
  
  Построим филигранный коммунизм,
  И сделаем весь свет великим раем...
  Пускай оскалил когти злой фашизм,
  Мы всех тиранов сразу растерзаем!
  
   Для пионера нету слова трус,
  И слова нет - так уже не бывает...
  Со мною в сердце Мудрый Иисус,
  Хоть пес из ада в оглушая, лает!
  
  Фашизм могуч и попросту силен,
  Его оскал как лики преисподней...
  На танках очень мощных он попер,
  Но победим мы силою Господней!
  
  Да будет человек летать на Марс,
  Мы это очень твердо братья знаем...
  Любое дело спориться у нас,
  И мы мальчишки весело дерзаем!
  
  Сумеем мир, порядок защитить,
  И как бы, не был враг - жесток, коварен...
  Противника мы крепко будем бить,
  И станет русский меч в боях прославлен!
  
  Я пионер - советский человек,
  Мальчишка - что родня большим титанам...
  И не наступит никогда расцвет,
  Коль не дадим мы взбучки - злым тиранам!
  
  Но верю, мы фашистов победим,
  Хоть тяжело пришлось нам под Москвою...
  Над нами лучезарный херувим,
  И бегу по снегу с девушкой босою!
  
  Нет, я не сдамся фрицам никогда,
  Пусть лучше будет мужество титанов...
  Ведь с нами Ленин в сердце навсегда,
  Он сокрушитель бешенных тиранов!
  
  Добьюсь того, что будет коммунизм,
  Товарищ Сталин красный флаг поднимет...
  И сокрушим проклятый реваншизм,
  И будет в сердце Иисуса Имя!
  
  Что может пионер вам не понять,
  Но он способен к многому ребята...
  Сдавай предметы мальчик ты на пять,
  Строчи по фрицам, смел из автомата!
  
  Я Родине торжественно клянусь,
  Отдать все тело в битве без остатка...
  Непобедима будет в схватке Русь,
  Хоть брошена в лицо стране перчатка!
  
  И мы войдем в поверженный Берлин,
  Пройдя смело там под флагом красным...
  Просторы мирозданья покорим -
  И сделаем Отечество прекрасным!
  Босые мальчики как говориться дерутся, как и комсомолки тоже. Последние воительницы почти без одежды. И босиком ножки у всех.
  Вот наступает и март 1953 года. Умирает Сталин. У народа разумеется большое горе. И немцы стремительными, фланговыми ударами окружают столицу СССР. Далее фашисты, развивая успех, рвутся к Рязани. Со стороны СССР в бой идут первые танки ИС-10. В данном случае это что-то похожее на ИС-3 только с большей длинной ствола орудия. Не ЭЛ 48, а ЭЛ 60. Что дает лучшую и более убойную баллистику. Ну и появление еще и ИС-11. Последний был более мощный чем ИС-7, с орудием в 152-миллиметра и длиной в 70 ЭЛ ствол. Сам новый танк весил сто тонн. Разумеется и недостатки у него были как и у ИС-7, большой вес, дороговизна и сложность в производстве и транспортировке. Хотя новая пушка и могла пробивать все немецкие танки не только разбухшую "Пантеру"-5, но семейство "Тигров", еще более тяжелых, но не слишком модных машин.
  Действительно если сама "Пантера"-5 черт знает, какой монстр в восемьдесят тонн весом - то какой смысл выпускать более тяжелые машины? Тем не менее все-таки и "Тигр"-5 появился - редкое по разметам чудовище с пушкой калибра в 210-миллиметров, и весом в сто шестьдесят тонн. Ну, о "Маусах" и "Львах" говорить нечего. Но машины тяжелее двухсот тонн, тривиально перевозить практически невозможно по железным дорогам. Так что "Лев"-5 оказался таким монстром, что его не запустили в серию.
  Как бы то ни было после смерти Сталина и окружения Москвы, война пошла по другой колее. И теперь немцев казалось было не остановить. Вот они взяли и город Горький, и уже подходят к Казани.
  Но девушки-комсомолки дерутся с дикой и искупленной яростью, как босоногие в шортах пионеры. При этом они поют с размахом своих звонких глоток:
  На просторах Родины чудесной,
  Закаляясь в битвах и труде...
  Мы сложили радостную песню,
  О великом друге и вожде!
  
  Сталин - это слава боевая,
  Сталин - это юности полет....
  С песнями борясь и побеждая,
  Наш народ за Сталиным идет!
  
  СПЕЦОПЕРАЦИИ ЦРУ - ЛАТИНСКАЯ АМЕРИКА
  АННОТАЦИЯ
  Шпионы всех мастей действуют по миру. Они проникают в разные сферы власти. И видны спецоперации. И в Латинской Америке и Африке, действуют разведчики, и прочие люди. И разумеется ФСБ и ЦРУ соперничают не на жизнь, а на смерть.
  . ГЛАВА Љ 1.
   Дворец Апостóлико
  
   Сáбадо, 2 апреля 2005 г., 21:37.
  
  
  
   Человек в постели перестал дышать. Его личный секретарь, монсеньор Станислав Двишич, который тридцать шесть часов держался за правую руку умирающего, расплакался. Мужчинам, находившимся на дежурстве, пришлось силой оттолкнуть его, и они потратили более часа, пытаясь вернуть старика. Они были намного больше, чем все разумные. Когда они снова и снова начинали процесс реанимации, все они знали, что должны сделать все возможное и невозможное, чтобы успокоить свою совесть.
  
   Личные покои Сумо Понтíфиц удивили бы меня неосведомленного наблюдателя. Правитель, перед которым с уважением преклонялись вожди народов, жил в условиях полной нищеты. Его комната была до невероятия строгой, с голыми стенами, за исключением распятия, и мебелью из лакированного дерева: столом, стулом и скромной кроватью. Éсентимо хаб úбыл заменен за последние ú месяцев на больничную койку. Рядом с ней суетились медсестры, пытаясь реанимировать ее, в то время как густые капли пота стекали по безупречно белым ваннам. Четыре польские монахини трижды меняли их на дíа.
  
   В конце концов доктор Сильвио Ренато, мой личный секретарь Папы, остановил эту попытку. Жестом он приказываетó медсестрам прикрыть старческое лицо белой вуалью. Я попросил всех выйти, оставаясь рядом с Двишичем. Составьтеó свидетельство о смертиóп всеí то же самое. Причина смерти была более чем очевидной - сердечнососудистый коллапс, усугубленный воспалением гортани. Он колебался, когда дело дошло до написания имени старика, хотя в конце концов я выбрал его гражданское имя, чтобы избежать проблем.
  
   Развернув и подписав документ, доктор протянул его кардиналу Самало, который только что вошел в комнату. Перед пурпурным стоит непростая задача официально подтвердить смерть.
  
   -Спасибо, доктор. С вашего позволения, я продолжу.
  
   -Это все ваше, Ваше Преосвященство.
  
   -Нет, доктор. Теперь это от Бога.
  
   Самало медленно подошел к смертному одру. В свои 78 лет вы жили в доме по просьбе Мужа много раз, чтобы не видеть этого момента. Он был спокойным и уравновешенным человеком и знал о тяжелом бремени и множестве обязанностей и задач, которые теперь легли на его плечи.
  
   Посмотрите наó cadáвер. Этот человек дожил до 84 лет и пережил пулевое ранение в грудь, опухоль толстой кишки и сложный аппендицит. Но болезнь Паркинсона ослабила его, и он позволил себе так сильно, что его сердце в конце концов не выдержало и умерло.#243; más.
  
   Из окна третьего этажа дворца кардинал подí наблюдал, как почти двести тысяч человек собрались на площади Святого Петра. Крыши окружающих зданий были усеяны антеннами и телевизионными станциями. "Dentro de poco serán aún más -pensó Samalo-. Тот, который на нас надвигается. Люди поклонялись ему, восхищались его жертвенностью и его железной волей. Бытьá тяжелым ударом, даже если все ожидали этого с января... и немногие этого хотели. А потом уже другое дело ".
  
   Я услышал шум у двери, и вошел начальник службы безопасности Ватикана Камило Сирин, опередив трех кардиналов, которые должны были удостоверить смерть. На их лицах была заметна озабоченность и надежда. Пурпурные подошли к ложе. Никто, кроме Ла Виста.
  
   - Начнем, - сказал Самало.
  
   Двишич протянул ему открытый чемодан. Служанка подняла белую вуаль, закрывающую лицо умершего, и открыла пузырек, в котором находились святые Львы. Начнитеó тысячелетний ритуал на латыниín:
  
   - Si vives, ego te absolvo a peccatis tuis, in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, amén 1.
  
   Самало начертите крест на лбу умершего и приложите его к кресту.;:
  
   - Per istam sanctam Unctionem, indulgeat tibi Dominus a quidquid... Amen 2.
  
   Торжественным жестом он призывает ее к благословению и апостолу.:
  
   - Властью, данной мне Апостольским Престолом, я дарую тебе полное снисхождение и отпущение всех грехов... и благословляю тебя. Во имя Отца, и Сына, и особенно Святого Риту... Амéн.
  
   Томó серебряный молоток из чемоданаí, который он протягиваетí епископу. Осторожно трижды ударьте óл по лбу мертвеца, произнося после каждого удара::
  
   - Кароль Войтыла, ¿ мертв?
  
   Ответа не было. Камерленго посмотрел на трех кардиналов, стоявших у кровати, которые кивнули.
  
   - Воистину, Папа мертв.
  
   Правой рукой Самало снял с покойного кольцо Рыбака, символ его власти в мире. Правой рукой я снова закрыла лицо Иоанна Павла II вуалью. Сделай глубокий вдох и посмотри на трех своих товарищей по эросу.
  
   - У нас много работы.
  
  
   НЕКОТОРЫЕ ОБЪЕКТИВНЫЕ ФАКТЫ О ВАТИКАНЕ
  
   (extraídos del CIA World Factbook )
  
  
   Площадь: 0,44 килóкв.м (самый маленький в мире)
  
   Границы: 3,2 км. (с Италией)
  
   Низкая точка мás: площадь Святого Петра, 19 метров над уровнем моря.
  
   Самая высокая точка: сады Ватикана, 75 метров над уровнем моря.
  
   Температура: Умеренная дождливая зима с сентября до середины мая, жаркое сухое лето с мая по сентябрь.
  
   Использование земли: 100% á городские территории. Обрабатываемая земля, 0%.
  
   Природные ресурсы: Нет.
  
  
   Население: 911 граждан с паспортами. 3000 рабочих во время дíа.
  
   Система правления: церковная, монархическая, абсолютная.
  
   Коэффициент рождаемости: 0%. Нинúн рождение за всю свою историю.
  
   Экономика: основана на раздаче милостыни и продаже почтовых марок, открыток, марок и управлении своими банками и финансами.
  
   Связь: 2200 телефонных станций, 7 радиостанций, 1 телевизионный канал.
  
   Годовой доход: 242 миллиона дóларов.
  
   Ежегодные расходы: 272 миллиона дóларов.
  
   Правовая система: Основана на нормах, установленных Законом Canónico. Хотя смертная казнь официально не применялась с 1868 года, она остается в силе.
  
  
   Особые соображения: Святой Отец оказывает большое влияние на жизни более 1 086 000 000 верующих.
  
  
  
  
   Iglesia de Santa María in Traspontina
  
   Via della Conciliazione, 14
  
   Вторник, 5 апреля 2005 г., 10:41 утра.
  
  
  
   Инспектор Диканти щурится при входе, пытаясь приспособиться к темноте помещения. Ему потребовалось почти полчаса, чтобы добраться до места преступления. Если Рим - это всегда хаос кровообращения, то после смерти Святого Отца он превратился в ад. Тысячи людей приезжали каждый день в столицу христианского мира, чтобы отдать úпоследний адиóаль-кадуáсм. Выставку на базеíлика Святого Петра. Тот папа умер со славой святого, и уже ходили по улицам добровольцы, собирая подписи, чтобы начать дело беатификации. Каждый час перед телом проходило 18 000 человек. "Настоящий успех для судебной медицины", - иронизируетó Паола.
  
   Его мать предупредила его, прежде чем покинуть квартиру, которую они делили на Виа делла Кроче.
  
   -Не ходи за Кавуром, это займет много времени. Поднимись к Регине Маргарите и спустись к Риенцо, - сказал он, помешивая кашу, которую она готовила для него, как и каждая мама, начиная с тридцати трех до тридцати трех.
  
   Конечно, она поехала за Кавуром, и это заняло много времени.
  
   Она несла во рту вкус каши, вкус его мам. Во время учебы в штаб-квартире ФБР в Квантико, штат Вирджиния, я почти до тошноты скучал по этой сенсации. Он пришел и попросил свою мать прислать ему банку, которую они разогрели в микроволновой печи в комнате отдыха отделения поведенческих исследований. Я не знаю себе равных, но я помогу ему оказаться так далеко от дома во время этого трудного и в то же время такого плодотворного испытания. Паола выросла в двух шагах от Виа Кондотти, одной из самых престижных улиц в мире, и все же ее семья была бедной. Она не знала, что означает это слово, пока не поехала в Америку, страну со своей собственной мерой для всего. Она была безмерно рада вернуться в город, который так ненавидела, когда росла.
  
   В 1995 году в Италии было создано подразделение по расследованию насильственных преступлений, специализирующееся на серийных убийцах. Кажется невероятным, что у 5-гоº президентаí стран мира в рейтинге psicópatas не было подразделения, которое могло бы сражаться с ними так поздноíа. В UACV есть специальный отдел, называемый Лабораторией поведенческого анализа, основанный Джованни Балтой, учителем и наставником Диканти. К сожалению, Балта умер в начале 2004 года в результате несчастного случая с tráfico и dottora Dicanti pasó должна стать испеттором Диканти, стоящей у Римского озера. Его обучение в ФБР и отличные отчеты Балты были его одобрением. После смерти ее начальника штат LAC был довольно небольшим: она сама. Но, как отдел, интегрированный в UACV, они пользовались технической поддержкой одного из передовых подразделений судебной экспертизы в Европе.
  
   Однако до сих пор все было безуспешно. В Италии насчитывается 30 серийных убийц, личность которых не установлена. Из них 9 соответствуют "горячим" случаям, связанным с недавними смертельными случаями. С тех пор, как она возглавляла LAC, не появилось ни одного нового сотрудника, и отсутствие экспертных заключений усилило давление на Диканти, поскольку психологические профили иногда превращались в психологические. единственное, что я могу сделать, это привести подозреваемого. "Воздушные замки", - называл их доктор Бой, фанатик своего дела. математик и ядерщик, который проводил больше времени за телефоном, чем в лаборатории. Увы, Бой был генеральным директором UACV и прямым начальником Паолы, и каждый раз, когда он сталкивался с ней в коридоре, он бросал на нее ироничный взглядóника. "Моя прекрасная писательница" - это была фраза, которую он использовал, когда они были одни в его кабинете, шутливо намекая на зловещее воображение, которое Диканти растрачивал на профили. Диканти с нетерпением ждал, когда его работа начнет приносить плоды, чтобы дать этим козлам по носу. Она совершила ошибку, переспав с ним в ночь слабости. Много часов работаю допоздна, застигнут врасплох, неопределенное отсутствие в эль-коразóн... и обычные сетования на мамуñану. Особенно если учесть, что Бой был женат и почти вдвое превосходил его по возрасту. É он был джентльменом и не стал углубляться в эту тему (и был осторожен, соблюдая дистанцию), но и не позволил Паоле забыть об этом никогда, ни одной фразой. между мачо и очаровательной. Он отдал , как я его ненавидел.
  
   И, наконец, с момента своего восхождения у вас есть настоящее дело, которое нужно рассматривать с самого начала, а не на основе пустяковых улик, собранных неуклюжими агентами. Ему позвонили во время завтрака, и он вернулся в свою комнату, чтобы переодеться. Она собралаó свои длинные черные волосы в тугой пучок и сбросилаó брючную юбку и джемпер, в которых собиралась идти в офис, и выбралаó элегантный деловой костюм. куртка тоже черная. Она была заинтригована: звонивший не предоставил никаких данных, если только он действительно совершил преступление, которое входило в его компетенцию, и она процитировала его в Санта-Мар-ин-Транспонтина "с величайшая срочность".
  
   И всеí были у дверей церкви. В отличие от Паолы, толпа людей собралась на почти пятикилометровой"коле", которая доходила до моста Витторио Эмануэле II. Взгляните на сцену с беспокойством. Эти люди были там всю ночь, но те, кто, возможно, что-то видел, были уже далеко. Некоторые паломники мимоходом смотрели на неприметную пару карабинеров, которые преграждали вход в храм случайной группе верующих. Они очень дипломатично заверили, что в здании ведутся работы.
  
   Паола вдохнулаó крепость и крестó порог церкви в полутьме. Дом находится в одном нефе с пятью часовнями по бокам. В воздухе витал запах старых, ржавых благовоний. Все огни были выключены, наверняка потому, что они были там, когда было обнаружено тело. Одним из правил Боя было "Посмотрим, что он увидел".
  
   Посмотри вокруг, прищурив глаза. Два человека тихо разговаривали в глубине церкви, спиной к ней. Рядом с купелью со святой водой нервный кармелит, перебиравший четки, обратил внимание на внимание, с которым он смотрел на сцену.
  
   - Она прекрасна, правда, синьорина ? Датируется 1566 годом. Она была построена Перуцци и его часовнями...
  
   Диканти прервал его с твердой улыбкой.
  
   - К сожалению, брат, в настоящее время меня совершенно не интересует искусство. Я инспектор Паола Диканти. ¿ Вы тот самый псих?
  
   - Действительно, испеттора . Я также был тем, кто обнаружил тело. Это наверняка заинтересуетá мáс. Благословен Бог, в такие дни, как é стос... ¡ из нас ушел святой, и остались только демоны!
  
   Это был пожилой мужчина в очках с толстыми стеклами, одетый в костюм Бито Марра кармелитов. Большая лопаточка завязывала его талию, а густая седая борода закрывала его лицо. Он ходил кругами вокруг кучи, немного сгорбившись, слегка хромая. Ее руки порхали по бусинкам с сильной и неконтролируемой периó дрожью.
  
   -Успокойся, брат. Как его зовут?
  
   -Франческо Тома, испеттора .
  
   - Хорошо, брат, расскажи мне своими словами, как все это произошло. Я знаю, что уже пересчитал это шесть или семь раз, но это необходимо, любовь моя.
  
   Монах вздохнул.
  
   - Особо нечего рассказывать. Кроме того, Роко, я отвечаю за заботу о церкви. Я живу в маленькой келье за ризницей. Я встаюé как и каждый дíа, в шесть утра. Я вымыл лицо, надел повязку. Я пересекаю ризницу, выхожу из церкви через замаскированную дверь в глубине главного алтаря и направляюсь в часовню Нуэстра Сеñора дель Кармен, где каждый день молюсь мои молитвы. Я обратил внимание на то, что перед часовней Святого Тома были зажжены свечи, так как, когда я ложился спать, там никого не было, и тогда я увидел это. Я бросился в ризницу, до смерти напуганный, потому что убийца должен был быть в церкви, и позвонил по номеру 113.
  
   -¿ Ничего не трогать на месте преступления?
  
   -Нет, испеттора . Ничего. Я был очень напуган, да простит меня Бог.
  
   -¿И вы также не пыталисьó помочь víctima?
  
   - Испеттора ... было очевидно, что он был полностью лишен всякой земной помощи.
  
   По центральному проходу церкви к ним приближалась фигура. Это был младший инспектор Маурицио Понтьеро из UACV.
  
   -Диканти, поторопись, они собираются зажечь свет.
  
   -Одну секунду. Держи, брат. Вот моя визитка. Номер моего телефонаéфоно мó приведен ниже. Я буду мемом в любое время, если вспомню что-нибудь, что мне нравится.
  
   -Я сделаю это, испеттора . Вот, подарок.
  
   Кармелитка протянула ему ярко раскрашенный принт.
  
   -Санта-Марíа-дель-Кармен. Он всегда будет с вами. Указать емуá путь в эти темные времена.
  
   - Спасибо, брат, - сказал Диканти, рассеянно убирая печать.
  
   Инспектор последовала за Понтьеро через церковь к третьей часовне слева, оцепленной красной лентой UACV.
  
   - Ты опоздал, - упрекнул его младший инспектор.
  
   -Трáфико был смертельно болен. Снаружи есть хороший цирк.
  
   - Вы должны были прийти за Риенцо.
  
   Несмотря на то, что итальянская полицейская служба занимала более высокое положение, чем Понтьеро, он отвечал за полевые исследования UACV, и, следовательно, любой лабораторный исследователь находился в подчинении полиции. даже такой человек, как Паола, который занимает должность начальника отдела. Понтьеро был мужчиной от 51 до 241 года, очень худым и угрюмым. Его лицо, похожее на изюминку, было украшено многолетними морщинами. Паола заметила, что младший инспектор обожает ее, хотя очень старается не показывать этого.
  
   Диканти хотел перейти улицу, но Понтьеро схватил его за руку.
  
   -Подожди минутку, Паола. Ничто из того, что вы видели, не подготовило вас к этому. Это абсолютно безумие, я обещаю тебе, - ее голос дрожал.
  
   - Я думаю, что смогу все уладить, Понтьеро. Но спасибо.
  
   Войдите в часовню. Внутри жил специалист UACV по фотографированию. В глубине часовни к стене прикреплен небольшой алтарь с картиной, посвященной святому Тому'с, моменту, когда éсвятой приложилí пальцы к ранам Иисусаúс.
  
   Под ним было тело.
  
   -Святая Мадонна.
  
   - Я же тебе говорил, Диканти.
  
   Это был дантистский взгляд на задницу. Мертвый был прислонен к алтарю. Я вырвал ему глаза, оставив на их месте две ужасные черноватые раны. Изо рта, открытого в ужасающей и гротескной гримасе, свисал какой-то коричневатый предмет. В ярком свете вспышки Диканти обнаружил то, что показалось мне ужасным. Руки были отрублены и лежали рядом рядом с телом, очищенные от крови, на белом полотне. На одной из рук было надето толстое кольцо.
  
   Мертвый был одет в черный костюм талар с красной каймой, свойственный кардиналам.
  
   Паола широко раскрыла глаза.
  
   -Понтьеро, скажи мне, что он не кардинал.
  
   - Мы не знаем, Диканти. Мы исследуем его, хотя от его лица мало что осталось. Мы ждем тебя, чтобы ты увидел, как выглядит это место, каким его видел убийца.
  
   -¿Dóndeá остальная часть команды по обследованию места преступления?
  
   Команда Anáлизис составляла основную часть UACV. Все они были экспертами-криминалистами, специализирующимися на сборе следов, отпечатков пальцев, волосков и всего остального, что преступник мог оставить на теле. Они действовали в соответствии с правилом, согласно которому в каждом преступлении есть передача: убийца что-то берет, а что-то оставляет.
  
   - Он уже в пути. Фургон застрял в Кавуре.
  
   - Я должен был прийти за Риенцо, - вмешался дядя.
  
   - Никто никогда не спрашивал его мненияón -espetó Dicanti.
  
   Мужчина вышел из комнаты, бормоча что-то не очень приятное инспектору.
  
   - Ты должна начать контролировать себя, Паола.
  
   -Боже Мой, Понтьеро, ¿ почему тыé не позвонил мне раньше? - сказал Диканти, игнорируя рекомендацию младшего инспектора, -. É это очень серьезное дело. У того, кто это сделал, очень плохая голова.
  
   -¿Это ваш профессиональный анализ, доттор?
  
   Карло Бой вошел в часовню и посвятил ей один из своих мрачных взглядов. Он любил é такие неожиданные билеты. Паола поняла, что éл был одним из двух человек, которые разговаривали спиной к купели со святой водой, когда она вошла в церковь, и упрекала себя за то, что позволила ему застать ее врасплох. Другой был рядом с директором, но не сказал ни слова и не вошел в часовню.
  
   -Нет, директор Бой. Мой профессиональный анализ положит его вам на стол, как только он будет готов. Поэтому я сразу предупреждаю вас, что тот, кто совершил это преступление, очень болен.
  
   Бой собирался что-то сказать, но в этот момент в церкви зажегся свет. И все они увидели то, что хабíа упустили из виду: на земле, рядом с покойным хабíа написано не очень крупными буквами
  
  
   ЭГО Я ОПРАВДЫВАЮ ТЕБЯ
  
  
   - Похоже на кровь, - сказал Понтьеро, выражая словами то, о чем все думали.
  
   Этоó мерзкое теле'233;фоно мó с аккордами Аллилуйи Генделя. Все трое посмотрели на товарища де Боя, который очень серьезно достал аппарат из кармана пальто и ответил на звонок. Он почти ничего не сказал, всего дюжина "аджá" и "ммм".
  
   Повесив трубку, я посмотрел на Боя и кивнул.
  
   - Вот чего мы боимся, амос, - сказал директор UACV. Испеттора Диканти, вице-испетторе Понтьеро, излишне говорить вам, что это дело очень деликатное. Тот, у кого есть ахí это аргентинский кардинал Эмилио Робайра. Если убийство кардинала в Риме само по себе является неописуемой трагедией, то тем более на данном этапе. Вице-президент был одним из 115 человек, которые в течение нескольких месяцев участвовали в Cí225;n ключе к избранию нового сумоиста. Следовательно, ситуация деликатная и непростая. Это преступление не должно попасть в руки прессы в соответствии с концепцией ningún. Представьте себе заголовки: "Серийный убийца терроризирует избирательный округ Папы Римского ". Я даже не хочу думать...
  
   -Минутку, директор. ¿ Вы сказали серийный убийца? ¿Есть ли здесь что-то, чего мы не знаем?
  
   Бой Карраспеó и посмотрите на таинственного персонажа, с которым вы пришли с éЛ.
  
   -Паола Диканти, Маурицио Понтьеро, Пермьíпозвольте представить вам Камило Сирина, генерального инспектора Корпуса государственного надзора Ватикана.
  
   É Сент кивнулó и сделал шаг вперед. Когда он говорил, он делал это с усилием, как будто не хотел произносить ни слова.
  
   -Мы верим, что é ста - это второй víстима.
  
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Август 1994 г.
  
  
  
   - Входите, отец Кароски, входите. Пожалуйста, раздевайтесь догола за ширмой, если вы так добры.
  
   Священник начинает снимать с себя священнослужителя. Голос капитана доносился до него с другой стороны белой переборки.
  
   - Вам не нужно беспокоиться об испытаниях, отец. Это нормально, верно? В отличие от обычных людей, хе-хе. Может быть, есть и другие заключенные, которые говорят о ней, но она не так горда, как ее изображают, как моя бабушка. ¿ Куá кто с нами?
  
   - Две недели.
  
   - Достаточно времени, чтобы узнать об этом, если выñ или... ¿ходили играть в теннис?
  
   - Я не люблю теннис. Я уже ухожу?
  
   - Нет, отец, наденьте скорее зеленую майку, не ходите ловить рыбу, хе-хе.
  
   Кароски вышла из-за ширмы в зеленой майке.
  
   - Подойдите к носилкам и поднимите их. Вот и все. Подождите, я поправлю спинку сиденья. Он должен хорошо видеть изображение на телевизоре. Все в порядке?
  
   - Очень хорошо.
  
   - Отлично. Подождите, я должен внести некоторые коррективы в инструменты Medición, и мы сразу начнем. Кстати, этот от ahí - хороший телевизор, не так ли? Его рост 32 дюйма, если бы у меня дома был такой же, как у него, наверняка родственница оказала бы мне уважение, не так ли? Хе-хе-хе.
  
   - Я не уверен.
  
   - Конечно, нет, отец, конечно, нет. Эта женщина не будет испытывать к нему никакого уважения и в то же время не будет любить его, если он выпрыгнет из пачки Golden Grahams и надерет ему сальную задницу, хе-хе-хе.
  
   - Не следует принимать имя Бога напрасно, дитя мое.
  
   - У него есть причина, отец. Что ж, это ужеá. ¿ Вы никогда раньше не делали плетизмографию полового члена, верно?
  
   - Нет.
  
   - Конечно, нет, это глупо, хе-хе. ¿Вам уже объяснили, в чем состоит испытание?
  
   -В общих чертах.
  
   - Ну, а теперь я собираюсь просунуть руки под его майку и прикрепить эти два электрода к его члену, верно? Это поможет намá измерить ваш уровень сексуальной реакции на определенные состояния.í мужчины. Хорошо, теперь я приступаю к его размещению. Это ужеá.
  
   - У него холодные руки.
  
   - Да, здесь прохладно, хе-хе. ¿ Этоá этоóрежим?
  
   - Я в порядке.
  
   - Итак, мы начинаем.
  
   Мои гены начали сменять друг друга на экране. Эйфелева башня. Рассвет. Туман в горахñтуз. Шоколадное мороженое. Гетеросексуальный половой акт. Лес. деревья. Гетеросексуальная фелляция. Тюльпаны в Голландии. Гомосексуальный половой акт. Лас Менинас де Вельáскес. Закат на Килиманджаро. Гомосексуальный минет. Снег лежит высоко на крышах деревни в Швейцарии. Фелачи пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед пед Ни&# 237;о смотрит прямо на сáмару, пока она сосет член взрослого. В его глазах печаль.
  
   Кароски встает. В его глазах ярость.
  
   - Отец, он не может встать, ¡ мы еще не закончили!
  
   Священник хватает его за шею, снова и снова ударяет головой пси-логоса о приборную панель, в то время как кровь пропитывает пуговицы, белый халат футболиста, зеленую майку Кароски и весь мир.
  
   - No cometerás actos impuros nunca más, ¿correcto? ¿ Верно, грязный кусок дерьма, верно?
  
  
  
  
   Iglesia de Santa María in Traspontina
  
   Via della Conciliazione, 14
  
   Вторник, 5 апреля 2005 г., 11:59 утра.
  
  
  
   Молчание, последовавшее за словами Сирина, было прервано колоколами, возвещающими Áрождество на соседней площади Святого Петра.
  
   -¿Вторая пятая и#237; часть? ¿Они разорвали на куски другого кардинала, и мы узнаем об этом сейчас? - выражение лица Понтьеро ясно давало понять мнение, которого он заслуживает в сложившейся ситуации.
  
   Сирин, бесстрастный, пристально смотрит на них. Он был, без сомнения, человеком, стоящим за пределами того, что он знал. Среднего роста, целомудренные глаза, неопределенного возраста, неброский костюм, серое пальто. Ни одна из его черт не накладывалась на другую, и в этом было что-то необычное: это была парадигма нормальности. Он говорил так тихо, как будто тоже хотел таким образом отойти на второй план. Но это не побудило Энгу или кого-либо из присутствующих: все они говорили о Камило Сирине, одном из самых влиятельных людей Ватикана. Он контролировал тело самого маленького полицейского в мире: Бдительность Ватикана. Корпус из 48 агентов (официально), меньше половины швейцарской гвардии, но бесконечно более мощный. Ничто не могло произойти в его маленьком доме без ведома Сирин. В 1997 году один человек пытался бросить на него тень: ректор избрал командующим швейцарской гвардией Алоиса Зильтерманна. Два человека после его назначения, Зильтерманн, его жена и капрал с безупречной репутацией, были найдены мертвыми. Я застрелил их3. Вина лежит на капрале, который якобы сошел с ума, выстрелил в пару, а затем сунул "свое табельное оружие" себе в рот и нажал на курок. Все объяснения были бы правильными, если бы не две мелкие детали: капралы швейцарской гвардии не вооружены, а у капрала, о котором идет речь,óвыбиты передние зубы. Все думают, что пистолет был жестоко засунут им в рот.
  
   Эту историю Диканти рассказал коллега из инспектората 4. Узнав о случившемся, éл и его товарищи ñэрос должны были оказать всю возможную помощь сотрудникам Службы охраны, но, едва они ступили на место преступления, их сердечно пригласили вернуться в инспекторскую и запереть дверь изнутри, даже не постучав. даже поблагодарить их. Черная легенда о Сирине передавалась из уст в уста комиссариатами по всему Риму, и UACV не была исключением.
  
   И все трое, выйдя из часовни, были ошеломлены заявлением Сирина.
  
   -При всем моем уважении, Ispettore Generale , я думаю, что если вам стало известно, что убийца, способный совершить преступление, подобное éste, находится на свободе в Риме, ваш долг - сообщить об этом в UACV, - сказал Диканти.
  
   - Именно так и поступил мой уважаемый коллега, - ответил Бой. Я сообщил об этом лично мне. Мы оба согласны с тем, что это дело должно оставаться в строжайшей тайне ради всеобщего блага. И мы оба согласны и в чем-то другом. В Ватикане нет никого, кто был бы способен справиться с таким... типичным преступником, как íste.
  
   Удивительно, но вмешался Сирин.
  
   -Seré franco, signorina . Наша работа - это споры, защита и контрразведка. В é этих областях мы очень хороши, я вам это гарантирую. Но если бы вы назвали это ¿сóмо ó вы? парень, у которого такая плохая голова, не входит в нашу компетенцию. Мы подумаем о том, чтобы попросить их о помощи, пока до нас не дойдет известие о втором преступлении.
  
   - Мы подумали, что этот случай потребует гораздо более творческого подхода, испеттора Диканти. Вот почему мы не хотим, чтобы вы, как до сих пор, ограничивались профилированием. Мы хотим, чтобы вы возглавили расследование, - сказал директор Бой.
  
   Паола остается немой. Это была работа полевого агента, а не психиатра-криминалиста. Конечно, она могла бы справиться с этим так же хорошо, как и любой полевой агент, поскольку в Квантико она получила надлежащую подготовку для этого, но то, что такая просьба исходила от Боя, а не от меня, было совершенно очевидно. в тот момент я оставил ее у Ниты.
  
   Сирин повернулась к мужчине в кожаной куртке, который приближался к ним.
  
   -Oh, aquí está. Позвольте мне представить вам суперинтенданта Данте из Службы бдительности. Будьá его связующим звеном с Ватиканом, Диканти. Сообщить ему о предыдущем преступлении и поработать над обоими делами, поскольку это единичный случай. Все, что я прошу у éл, все равно что я прошу у мí. И преподобному, все, что он отрицает, все равно, что я отрицаю это для него. В Ватикане у нас свои правила, я надеюсь, вы понимаете. И я также надеюсь, что они поймают этого монстра. Убийство двух священников Святой Матери Церкви не может остаться безнаказанным.
  
   И, не сказав ни слова, он ушел.
  
   Бой очень сблизился с Паолой, пока не заставил ее почувствовать себя инкóмодной. Совсем недавно в его памяти всплыла их любовная ссора.
  
   -Он уже сделал это, Диканти. Вы только что вступили в контакт с одним из влиятельных людей Ватикана, и он попросил вас о чем-то очень конкретном. Я не знаю, почему он обратил на вас внимание, но упомяните его имя прямо. Возьмите все, что вам нужно. Hágame четкие, краткие и простые ежедневные отчеты. И, прежде всего, повторная экспертиза. Я надеюсь, что его "воздушные замки" послужат чему-то éсто раз. Постарайся что-нибудь мне сказать, и поскорее.
  
   Развернувшись, он направился к выходу вслед за Сирин.
  
   -Что за ублюдки, - взорвалась, наконец, Диканти, когда была уверена, что другие не смогут ниíан, ниíрла.
  
   -Ух ты, если бы он заговорил, - засмеялся пришедший Данте.
  
   Паола краснеет, и я протягиваю ей руку.
  
   -Паола Диканти.
  
   -Фабио Данте.
  
   -Maurizio Pontiero.
  
   Диканти воспользовался рукопожатием Понтьеро и Данте, чтобы внимательно изучить последнего. Contaría apenas 41 años. Он был невысоким, смуглым и сильным, с головой, прикрепленной к плечам на пять с небольшим сантиметров.íметров толстой шеи. Несмотря на рост всего 1,70, суперинтендант был привлекательным мужчиной, хотя и совсем не изящным. Имейте в виду, что глаза оливково-зеленого цвета так характерны для южного Пен-клуба, что придают им особый вид. лика.
  
   -¿ Я должен понимать, что под выражением "ублюдки" вы подразумеваете моего начальника, инспектора?
  
   - По правде говоря, да. Я думаю, что это оказало мне незаслуженную честь.
  
   - Мы оба знаем, что это не честь, а ужасная ошибка, Диканти. И это не незаслуженно, его послужной список говорит о чудесах его подготовки. Он сожалеет, что это не поможет ему в достижении результатов, но это наверняка скоро изменится, не так ли?
  
   -¿ Есть ли у васíмоя история? Святая Мадонна, неужели здесь í нет ничего конфиденциального?
  
   -Не для éл.
  
   - Послушайте, самонадеянный... - возмутилсяó Понтьеро.
  
   -Basta, Maurizio. В этом нет необходимости. Мы на месте преступления, и я несу ответственность. Давайте, обезьяны, за работу, поговорим после. Оставь Мосл поле им.
  
   -Ну, теперь ты командуешь, Паола. Так сказал босс.
  
   В ожидании на приличном расстоянии за красной дверью стояли двое мужчин и женщина в темно-синих комбинезонах. Это было подразделение по анализу места преступления, специализирующееся на сборе улик. Инспектор и двое других вышли из часовни и направились к центральному нефу.
  
   -Хорошо, Данте. Егоéвсе это -pidió Dicanti.
  
   -Хорошо... первым víctima был итальянский кардинал Энрико Портини.
  
   -¡Этого не может быть! - удивились в свое время Диканти и Понтьеро.
  
   -Пожалуйста, друзья, я видел это своими глазами.
  
   - Великий кандидат от реформаторско-либерального крыла церкви. Если эта новость попадет в СМИ, это будет ужасно.
  
   -No, Pontiero, será una catástrofe. Вчера утром в Рим прибыл Джордж Буш со всей своей семьей. Двести других международных лидеров и глав государств останавливаются у себя дома, но должны быть на похоронах в пятницу. Ситуация меня очень беспокоит, но вы, ребята, уже знаете, каков город. Это очень сложная ситуация, и последнее, чего мы хотим, - это чтобы нико провалился. Пожалуйста, выйдите со мной. Мне нужна сигарета.
  
   Данте проводил их до улицы, где народу становилось все больше и больше, и он становился все более и более тесным. La masa humana cubría por completo la Via della Conciliazione. Есть французские, испанские, польские, итальянские флаги. Джей и#243;вы приходите со своими гитарами, религиозные деятели с зажженными свечами, даже слепой старик со своей собакой-поводырем. Два миллиона человек будут присутствовать на похоронах Папы, которые изменили карту Европы. Конечно, Пенсó Диканти, éсент - худшая среда в мире для работы. Любые возможные следы будут потеряныá намного раньше во время шторма паломников.
  
   - Портини останавливался в резиденции Мадри Пие на Виа де Гаспери, - сказал Данте. Он прибыл в четверг утром, зная о тяжелом состоянии здоровья Папы. Монахини говорят, что он обедал в пятницу совершенно нормально, и что он довольно долго был в часовне, молясь за Святого Отца. Они не видели, как он лег. В его комнате не было никаких признаков борьбы. Никто не спал в его постели, иначе тот, кто похитил его, переделал ее идеально. Папа не пошел завтракать, но они предположили, что он остался молиться в Ватикане. Мы не знаем, что наступил конец света, но в городе произошла большая путаница.Вы понимаете? Я исчез в квартале от Ватикана.
  
   Он встал, закурилó одну сигару и предложилó другую Понтьеро, которыйó с отвращением отверг ее и вынулó свою. Продолжайó.
  
   - Вчера утром Анна появилась в часовне резиденции, но, как и здесь, отсутствие крови на полу указывало на то, что это была подготовленная сцена. К счастью, тот, кто открыл это, был уважаемым священником, который призвал нас в первую очередь. Мы сфотографировали это место, но когда я предложил позвонить вам, Сирин сказал мне, что я позабочусь об этом. И он приказывает намó очистить абсолютно все. Тело кардинала Портини было перевезено в очень конкретное место на территории Ватикана и всеí кремировано.
  
   -¡Сóмо! ¡ Они уничтожили доказательства серьезного преступления на итальянской земле! Я не могу в это поверить, правда.
  
   Данте смотрит на нихó вызывающе.
  
   -Мой босс принял решение, и, возможно, оно было неправильным. Но он позвонил своему боссу и изложил ситуацию. И здесь вы, ребята. ¿Знают ли они, что у нас на руках? Мы не готовы справиться с такой ситуацией, как ста.
  
   - Именно поэтому я должен был передать его в руки профессионалов, - вмешался Понтьеро с серьезным лицом.
  
   -Он все еще не понимает этого. Мы никому не можем доверять. Вот почему Сирин сделал то, что сделал, благословенный солдат нашей матери Церкви. Не смотри на меня с таким лицом, Диканти. Я обвиняю его в мотивах, которые им двигали. Если бы все закончилось смертью Портини, Амос мог бы найти любое оправдание и замять это дело. Но это был не туз. В этом нет ничего личного, энтиéндало.
  
   - Что я понимаю, так это то, что мы здесь, на втором курсе. И с половиной доказательств. Фантастическая история. Есть ли что-то, о чем мы должны знать? -Диканти была действительно в ярости.
  
   - Не сейчас, испеттора, - сказал Данте, снова пряча свою насмешливую улыбку.
  
   -Черт возьми. Черт возьми, черт возьми. У нас в руках ужасный l íо, Данте. Я хочу, чтобы с этого момента вы рассказывали мне абсолютно все. И что совершенно ясно одно: здесь командую я. Вам было поручено помогать мне во всем, но я хочу, чтобы вы поняли, что, несмотря на то, что суды являются кардинальными, оба дела проходили под моей юрисдикцией, это ясно?
  
   -Кристально чистый.
  
   - Лучше пусть будет асí. ¿Манера действий была такой же?
  
   - Насколько простираются мои детективные способности, да. Кадíвер лежал у подножия алтаря. У него отсутствовали глаза. Руки, как и здесьí, были разделены и помещены на холст сбоку от САПРáсм. Ниже. Это было отвратительно. Я сам положил тело в мешок и отнес его в печь крематория. Я провел всю ночь под душем, можете мне поверить.
  
   - Ему бы подошел маленький мáс -мужскойó Понтьеро.
  
  
   Через четыре долгих часа после того, как было завершено судебное разбирательство по делу cadéвер де Робайра, можно было приступить к съемке. По прямому желанию директора Боя именно ребята из Análisis поместили тело в пластиковый мешок и отвезли в морг, чтобы медперсонал не увидел кардинальский костюм. Было ясно, что это особый случай, и личность убитого должнаíоставаться в секрете.
  
   На благо всех.
  
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Сентябрь 1994 г.
  
  
  
   СТЕНОГРАММА ИНТЕРВЬЮ Љ 5 МЕЖДУ ПАЦИЕНТОМ Љ 3643 И ДОКТОРОМ КАНИСОМ КОНРОЕМ .
  
  
   DR. CONROY : Buenas tardes, Viktor. Добро пожаловать в мой кабинет. Тебе лучше? тебе лучше?
  
   #3643 : Да, спасибо, доктор.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿ Хотите что-нибудь выпить?
  
   #3643 : Нет, спасибо.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Надо же, священник, который не пьет... совершенно новое явление. Ему все равно, что я...
  
   #3643 : Продолжайте, доктор.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Я думаю, вы провели некоторое время в лазарете.
  
   #3643 : На прошлой неделе я получил несколько ушибов.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿ Помните, кто получил эти синяки?
  
   #3643 : Конечно, доктор. Это было во время ссоры в смотровой.
  
   DR. CONROY : Hábleme de ello, Viktor.
  
   #3643 : Я пошел на всеí, чтобы пройти плетизмографиюí, как вы мне рекомендовалиó.
  
   DR. CONROY : ¿Recuerda cuál era el propósito de la prueba, Viktor?
  
   #3643 : Определите причины моей проблемы.
  
   DR. CONROY : Efectivamente, Viktor. Признайте, что у вас есть проблема, и это, несомненно, прогресс.
  
   #3643 : Доктор, я всегда знал, что у вас есть проблема. Напоминаю вам, что я нахожусь в Сент-Сентро добровольно.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Это тема, с которой я хотел быí встретиться с вами лицом к лицу в ходе próxima интервью, не сомневайтесь. Но теперь продолжим разговор о другом дíа.
  
   #3643 : Я вошел и разделся.
  
   DR. CONROY : ¿Eso le incomodó?
  
   #3643 : Да.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Это серьезное испытание. Требуется быть без одежды.
  
   #3643 : Я не вижу в этом необходимости.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Логотип psychó долженí размещать инструменты Medición в области вашего тела, которая обычно недоступна. Вот почему нужно было быть без одежды, Виктор.
  
   #3643 : Я не вижу в этом необходимости.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Ну, предположим на мгновение, что это было необходимо.
  
   #3643 : Если вы так говорите, доктор.
  
   DR. CONROY : ¿Qué sucedió después?
  
   #3643 : Проложите несколько кабелей ahí.
  
   DR. CONROY : ¿En donde, Viktor?
  
   #3643 : Вы уже знаете.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Нет, Виктор, я не знаю, и я хочу, чтобы вы мне это сказали.
  
   #3643 : В моем деле.
  
   DR. CONROY : ¿Puede ser más explícito, Viktor?
  
   #3643 : На моем ... члене.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Хорошо, Виктор, именно так. Это мужской член, мужской орган, который служит для совокупления и мочеиспускания.
  
   #3643 : В моем случае это относится ко второму, доктор.
  
   DR. CONROY : ¿Está seguro, Viktor?
  
   #3643 : Sí.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : В прошлом ты не всегда был таким, Виктор.
  
   #3643 : Прошлое, прошлое естьá. Я хочу, чтобы это изменилось.
  
   DR. CONROY : ¿Por qué?
  
   #3643 : Потому что это воля Божья.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿ Вы действительно верите, что Божья воля имеет к этому отношение, Виктор? ¿С вашей проблемой?
  
   #3643 : Божья воля имеет отношение ко всему.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Я тоже священник, Виктор, и я думаю, что иногда Бог позволяет природе действовать.
  
   #3643 : Природа - это просвещенное изобретение, которому нет места в нашей религии, доктор.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Давайте вернемся в смотровую, Виктор. Куéнтеме куé синтиó когда к нему прикрепили провод.
  
   #3643 : Психоделическийóлогос десятьíв руках фрíкак.
  
   DR. CONROY : Sólo frío, ¿nada más?
  
   #3643 : Нада мáс.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿А когда на экране начали появляться моиáгены?
  
   #3643 : Я тоже ничего не чувствовал.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Вы знаете, Виктор, у меня есть вотí результаты плетизмографаíа, и они отмечают определенные реакции здесьí и здесьí. ¿Видите пики?
  
   #3643 : Испытываю отвращение к определенным имíгенам.
  
   DR. CONROY : ¿Asco, Viktor?
  
   (здесь пауза в одну минуту)
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : У меня есть столько времени, сколько вам нужно, чтобы ответить, Виктор.
  
   #3643 : Меня отвратили мои половые гены.
  
   DR. CONROY : ¿Alguna en concreto, Viktor?
  
   #3643 : Все они.
  
   DR. CONROY : ¿Sabe porqué le molestaron?
  
   #3643 : Потому что они оскорбляют Бога.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : И все же при определенных им áгенах аппарат регистрирует припухлость в вашем óмужском органе.
  
   #3643 : Это невозможно.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Вульгарными словами он возбудился, увидев вас.
  
   #3643 : Этот язык оскорбляет Бога и его достоинство священника. Долгíа...
  
   DR. CONROY : ¿Qué debería, Viktor?
  
   #3643 : Ничего.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿Вы только что почувствовали сильную вспышку, Виктор?
  
   #3643 : Нет, доктор.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿ Другой от Синтиí до насильственной вспышки?
  
   #3643 : ¿Что еще от Бога?
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Верно, извините за мою неточность. Вы скажете, что другой díа, когда я ударил головой своего psicólogo по приборной панели, десятьíа насильственная вспышка?
  
   #3643 : Этот человек был соблазнен мной. "Если твой правый глаз заставляет тебя упасть, пожалуйста", - говорит Священник.
  
   DR. CONROY : Mateo, capítulo 5, versículo 19.
  
   #3643 : Действительно.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿А что насчет глаза? От боли в глазах?
  
   #3643 : Я его не понимаю.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Этого человека зовут Роберт, у него жена и дочь. Вы отправите его в больницу. Я сломал ему нос, семь зубов и нанес ему сильный шок, хотя, слава Богу, тюремщикам удалось вовремя вас спасти.
  
   #3643 : Думаю, я стал немного жестоким.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿ Как вы думаете, я мог бы сейчас проявить насилие, если бы мои руки не были привязаны ремнями к подлокотникам кресла?
  
   #3643 : Если вы хотите, чтобы мы могли это выяснить, доктор.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Нам лучше закончить интервью, Виктор.
  
  
  
  
   Morgue Municipal
  
   Вторник, 5 апреля 2005 г., 20:32.
  
  
  
   Комната для вскрытия была мрачным помещением, выкрашенным в несоответствующий серо-лиловый цвет, что совсем не служило украшению этого места. На столе для вскрытия лежала лампа с шестью прожекторами, которая подарила кадету возможность увидеть его последние минуты славы перед четырьмя зрителями, которые должны были определить, кто его вытащил. со сцены.
  
   Понтьеро сделал жест отвращения, когда коронер поставил на поднос статуэтку кардинала Робайры. Неприятный запах распространился по комнате для вскрытия, когда я приступил к вскрытию его скальпелем. Чума была настолько сильной, что покрыла даже запах формальдегида и спирта, которые все использовали для дезинфекции инструментов. Диканти абсурдно задается вопросом, что имеет смысл в такой большой чистке инструментария перед тем, как делать надрезы. В общем, это не похоже на то, что мертвый собирается заразиться бактериями или чем-то еще.
  
   -Эй, Понтьеро, ¿ты знаешь, почемуé крузó эль бебé мертв на дороге?
  
   -Да, дотторе , потому что я был привязан к курице. Он рассказывал мне об этом шесть, нет, семь раз с éста. ¿Другой шутки не знаете?
  
   Коронер очень тихо напевал, делая порезы. Он пел очень хорошо, хриплым и сладким голосом, который напомнил Паоле Луи Армстронга. Sobre todo porque la canción era "What a wonderful world ". Sólo interrumpía el canto para atormentar a Pontiero.
  
   - Единственная шутка - наблюдать, как ты изо всех сил стараешься не разрыдаться, вице-президент . Je je je. Не думай, что меня все это не забавляет. Ему é сте дали свое...
  
   Паола и Данте скрестили взгляды над телом кардинала. Коронер, стойкий старый коммунист, был большим профессионалом, но иногда его подводило уважение к мертвым. Очевидно, она ужасно переживала смерть Робайры, чего Диканти не сделал с мíс мáс мíнимой грейс.
  
   - Дотторе, я должен попросить вас провести анализ тела и ничего не делать. И нашему гостю, суперинтенданту Данте, и мне кажется оскорбительными и неуместными его предполагаемые попытки развлечься.
  
   Коронер пристально посмотрел на Диканти и продолжилó изучать содержимое шкатулки мага Робайры, но воздержался от более грубых комментариев, хотя сквозь зубы проклял всех присутствующих и своих предков. Паола не слушала его, потому что меня беспокоило лицо Понтьеро, которое было цвета от белого до зеленоватого.
  
   -Маурицио, я не знаю, почему ты так мучаешься. Ты никогда не терпел крови.
  
   - Черт возьми, если этот ублюдок сможет мне противостоять, я тоже смогу.
  
   - Вы будете удивлены, узнав, на скольких вскрытиях я был, мой деликатный коллега.
  
   -¿Ах да? Что ж, напоминаю вам, что у вас, по крайней мере, осталась еще одна, хотя мне кажется, что она мне нравится больше, чем вам...
  
   О Боже, они снова начинают, подумала Паола, пытаясь стать посредником между ними обоими. Они были одеты какí все дíа. Данте и Понтьеро с самого начала испытывали взаимную неприязнь, но, честно говоря, младший инспектор плохо относился ко всем, кто был в штанах и приближался к ней ближе, чем на три метра. Я знала, что он видит в ней дочь, но иногда он преувеличивал. Данте был немного грубоват и, конечно, не самым остроумным из мужчин, но на данный момент он не оправдывал той любви, которую ему оказывала его подруга. Чего я не понимаю, так это того, что такой человек, как суперинтендант, занял место, которое он занимал в Надзоре . Его постоянные шутки и язвительный язык слишком сильно контрастировали с серым и молчаливым автомобилем генерального инспектора Сирина.
  
   -Может быть, мои уважаемые посетители смогут собраться с духом, чтобы уделить достаточно внимания вскрытию, на которое вы пришли посмотреть.
  
   Хриплый голос коронера вернул Диканти к реальности.
  
   - Продолжайте, пожалуйста, - я бросилó ледяной взгляд на двух полицейских, чтобы они прекратили спорить.
  
   -Хорошо, я почти ничего не ел с завтрака, и все указывает на то, что я выпил его очень рано, потому что я едва нашел остатки.
  
   - Таким образом, вы либо пропускаетеó еду, либо попадаетеó в руки убийцы раньше.
  
   -Сомневаюсь, что он пропускал прием пищи... он, как видно, привык хорошо питаться. Я живу, я весу около 92 кг, а вес - 1,83.
  
   - Что говорит нам о том, что убийца - сильный парень. Робайра не была маленькой девочкой, - вмешался Данте.
  
   - А от задней двери церкви до часовни сорок метров, - сказала Паола. Кто-то должен был увидеть, как убийца знакомит с каддафи в церкви. Понтьеро, сделай мне одолжение. Отправь в этот район четырех доверенных агентов. Пусть они будут в штатском, но со своими знаками отличия. Не говори им, что это произошло. Скажите им, что в церкви произошло ограбление, пусть они выяснят, видел ли кто-нибудь что-нибудь ночью.
  
   -Ищите среди паломников существо, котороеíзря тратит время.
  
   -Ну, не делай этого. Пусть спросят соседей, особенно пожилых. У них обычно легкая одежда.
  
   Понтьеро кивнул и вышел из комнаты для вскрытия, явно благодарный за то, что ему не пришлось продолжать всеí. Паола проводила егоó взглядом и, когда двери за ним закрылись, é он повернулся к Данте.
  
   -¿Можно ли узнать, чтоé происходит с вами, если выñ из Ватикана? Понтьеро - храбрый человек, который не выносит крови, вот и все. Я умоляю вас воздержаться от продолжения этого абсурдного словесного спора.
  
   -Ого, как много болтунов в морге, - усмехнулся коронер с голосом.
  
   - Вы занимаетесь своим делом, дотторе , которому мы сейчас следуем. Вам все ясно, Данте?
  
   -Успокойся, успокойся, испеттора, - защищался суперинтендант, поднимая руки. Я думаю, вы не поняли, что здесь происходит. Если бы самой Маñане пришлось войти в комнату с пылающим пистолетом в руке и плечом к плечу с Понтьеро, не сомневайтесь, она бы это сделала.
  
   - ¿Тогда можно узнать, почемуé он связывается с éл? - сказала Паола, совершенно сбитая с толку.
  
   -Потому что это весело. Я убежден, что ему тоже доставляет удовольствие злиться на меня. Прегíнтеле.
  
   Паола качает головой, бормоча что-то не очень приятное о мужчинах.
  
   -В общем, продолжим. Дотторе , вы уже знаете время и причину смерти?
  
   Коронер просматриваетó его записи.
  
   - Я напоминаю вам, что это предварительный отчет, но я почти уверен. Кардинал умер около девяти часов вечера вчера в понедельник. Погрешность составляет один час. Я умер с перерезанным горлом. Порез сделан, я думаю, человеком того же роста, что и он. Я ничего не могу сказать об оружии, за исключением того, что оно находилось на расстоянии не менее пятнадцати сантиметров, имело гладкую кромку и было очень острым. Это может быть парикмахерская бритва, я не знаю.
  
   -¿Что там с ранами? - сказал Данте.
  
   -Потрошение глаз произошло посмертно 5, как и увечье языка.
  
   -¿Вырвать емуó язык? Боже мой, - ужаснулсяó Данте.
  
   - Я думаю, это было с помощью щипцов, испеттора . Когда вы закончите, заполните пустоту туалетной бумагой, чтобы остановить кровотечение. Затем я удалил его, но остались остатки целлюлозы. Привет, Диканти, ты меня удивляешь. Похоже, все это не произвело на него особого впечатления.
  
   -Ну, я видел и похуже.
  
   -Что ж, позвольте мне показать вам то, чего вы наверняка никогда не видели. Я не встречал ничего подобного, а их уже много вños. Он ввел свой язык ей в прямую кишку с поразительным мастерством. После этого я вытер кровь со всех сторон. Я бы этого не заметил, если бы не заглянул внутрь.
  
   Коронер покажет им несколько фотографий отрезанного языка.
  
   - Я погрузил ее в лед и отправил в лабораторию. Пожалуйста, сделайте копию отчета, когда он поступит, испеттора . Я не понимаю, почему мне это удалось.
  
   -Не обращайте внимания, я позабочусь об этомé лично, - заверил егоó Диканти. ¿Что там с руками?
  
   -Это были посмертные травмы . Порезы не очень чистые. Здесь и здесь есть следы колебаний. Вероятно, это стоило емуó или он был в инкóмодной позе.
  
   -¿Что-нибудь под ногами?
  
   -Воздух. Руки безупречно чистые. Я подозреваю, что они промывают их с помощью джеба. Мне кажется, я чувствую определенный запах лаванды.
  
   Паола остается задумчивой.
  
   - Дотторе , ¿по вашему мнению, ó сколько времени потребовалосьó убийце, чтобы нанести éстасу ранения víctima?
  
   - Ну, ты не подумал об этом. Посмотрим, дé позвольте мне посчитать.
  
   Старик сжимает рукиó, задумчивый, предплечья на уровне бедерáсм., глазницы, изуродованный рот. Я продолжаю напевать себе под нос, и #233;это снова что-то из Moody Blues. Паола не помнила тональность песни Љ243.
  
   - Что ж, онñмолится... по крайней мере, ему потребовалось полчаса, чтобы отделить руки и вытереть их, и около часа, чтобы очистить все тело и одеть его. Невозможно подсчитать, сколько времени он мучил девушку, но, похоже, это отняло у него много времени. Я уверяю вас, что он был с девушкой не менее трех часов, и, вероятно, это был más.
  
   Тихое и тайное место. Уединенное место, вдали от посторонних глаз. И изолированный, потому что Робайре наверняка пришлось кричать. Какой шум издает человек, у которого вырваны глаза и язык? Конечно, много. Нужно было сократить время, установить, сколько часов кардинал находился в руках убийцы, и вычесть время, необходимое для того, чтобы сделать с ним то, что он с ним сделал. Как только вы уменьшите радиус действия бíквадрата, если, надеюсь, убийца не расположился лагерем на свободе.
  
   -Да, ребята не нашли никаких следов. ¿ Вы обнаружили что-то ненормальное перед тем, как смыть это, что-то, что нужно отправить на анализ?
  
   -Ничего страшного. Несколько волокон ткани и несколько пятен от чего-то, что могло быть косметикой, на воротнике рубашки.
  
   -¿Макияж? Любопытно. ¿Бытьá убийцей?
  
   -Ну, Диканти, может быть, наш кардинал втайне от всех, - сказал Данте.
  
   Паола ле мирó, потрясенная. Коронер риó стиснул зубы, плохо соображая.
  
   - Эх, что я иду не за аí - поспешил сказать Данте-. Я имею в виду, что он, возможно, очень заботился о своем имидже. В конце концов, тебе исполнится десять лет в определенном возрасте...
  
   - Это все еще примечательная деталь. ¿Есть ли у альгíальгúн следы косметики на лице?
  
   -Нет, но убийца также должен был смыть ее или, по крайней мере, вытереть кровь с ее глазниц. Я внимательно смотрю на это.
  
   - Дотторе, на всякий случай отправь образец косметики в лабораторию. Я хочу знать марку и точный оттенок.
  
   - Это может занять некоторое время, если у них нет заранее подготовленной базы данных для сравнения с образцом, который мы им отправим.
  
   -Напишите в рабочем приказе, что при необходимости заполнитеí ;вакуумíв целости и сохранности. Это тот заказ, который очень нравится директору Боя. Что он говорит мне о крови или сперме? Была ли удача?
  
   -Ни в коем случае. Одежда жертвы была очень чистой, и на ней были обнаружены следы крови того же типа. Конечно, она его собственная.
  
   -¿А что-нибудь на коже или волосах? ¿Споры, что-нибудь?
  
   - Я нашел остатки клея на том, что осталось от одежды, поскольку я подозреваю, что убийца раздел кардинала догола и перевязал его изолентой, прежде чем пытать его, а затем снова одел. Промойте тело, но не погружением в воду, вы видите это?
  
   Коронер обнаружил на боку сапога де Робайры тонкую белую царапину от удара и#237;н сухую рану.вер де Робайра.
  
   -Дайте ему губку с водой и протрите ее, но не беспокойтесь о том, что у него много воды или он не уделяет много внимания этой части, так как он оставляет слишком много воды. много ударов по телу.
  
   -¿А тип удараóн?
  
   - Быть более узнаваемым, чем макияж, проще, но и менее заметным, чем макияж. Это похоже на лавандовый джеб из обычных мáсек.
  
   Паола вздохнула. Это было правдой.
  
   -¿Это все?
  
   - На лице также есть остатки клея, но в очень небольшом количестве. Вот и все. Кстати, мертвый был довольно близоруким.
  
   -¿И какое это имеет отношение к делу?
  
   - Данте, черт возьми, я в порядке. Очки отсутствовали.
  
   - Конечно, очков не хватало. Я вырву его чертовы глаза, а очки не пропадут?
  
   Коронер встречается с суперинтендантом.
  
   - Ну, послушайте, я не пытаюсь сказать вам, чтобы вы выполняли свою работу, я просто рассказываю о том, что вижу.
  
   -Все в порядке, доктор. По крайней мере, когда у меня будет полный отчет.
  
   - Конечно, испеттора .
  
   Данте и Паола оставили коронера заниматься cadávier и его версиями джазовых клише и вышли в коридор, где Понтьеро лаял óкраткие и лаконичные команды móвиль. Когда она повесила трубку, инспектор обратилась к обоим.
  
   -Хорошо, вот что мы собираемся сделать. Данте, вы вернетесь в свой офис и составитеá отчет со всем, что вы можете вспомнить с места первого преступления. Я бы предпочел, чтобы он был один, так как он был один. más fácil. Возьмите все фотографии и свидетельства, которые ваш мудрый и просвещенный отец позволил вам сохранить. И приходите в штаб-квартиру UACV, как только закончите. Боюсь, эта ночь будет очень долгой.
  
  
  
  
  
   Вопрос úника: Опишите менее чем в 100 словах важность времени при составлении уголовного дела (сегóп Роспер). Сделайте личный вывод, связав переменные с уровнем опыта убийцы. У вас есть две минуты, которые вы уже отсчитываете с того момента, как вы перевернули лист.
  
  
   Ответ: Учитывается время, необходимое для:
  
  
   а) устранить víctima
  
   б) взаимодействие с САПРáсм.
  
   в) стереть его свидетельства с тела и избавиться от него
  
  
   Комментарий: Как я понимаю, переменная а) определяется фантазиями убийцы, переменная б) помогает раскрыть его скрытые мотивы, а в) определяет его способность анализировать и импровизировать. В заключение, если убийца тратит больше времени на
  
  
   а) имеет средний уровень (3 crímenes)
  
   б) он эксперт (4 crímenes или más)
  
   в) он новичок (первое или второе преступление).
  
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Вторник, 5 апреля 2005 г., 22:32.
  
  
  
   -Посмотрим, ¿что у нас есть?
  
   - У нас два кардинала убиты ужасным образом, Диканти.
  
   Диканти и Понтьеро обедают в кафе и пьют кофе в конференц-зале лаборатории. Это место, несмотря на современность, было серым и унылым. Красочная картина всей комнаты ставит ее перед сотней фотографий с места преступления, которые были разложены перед ними. С одной стороны огромного стола в гостиной стояли четыре пластиковых пакета с доказательствами экспертизы. Все, что у вас есть на данный момент, если не считать того, что Данте рассказал вам о первом преступлении.
  
   -Хорошо, Понтьеро, начнем с Робайры. ¿Что мы знаем об éл?
  
   - Я жил и работал в Буэнос-Айресе. Мы прибудем рейсом авиакомпании Aerolíneas Argentinas в воскресенье утром. Возьмите открытый билет, купленный несколько недель назад, и дождитесь его закрытия в час дня в субботу. Учитывая разницу во времени, я предполагаю, что это было время, когда умер Святой Отец.
  
   -¿ Туда и обратно?
  
   - Только Ида.
  
   -Что любопытно... либо кардинал был очень недальновиден, либо пришел к власти с большими надеждами. Маурицио, ты меня знаешь: я не особенно религиозна. ¿ Ты что-нибудь знаешь о возможностях Робайры как папы?
  
   -Ничего страшного. Я прочитал ему кое-что о íл неделю назад, я думаю, это было в Ла Стампа . Они считали его в хорошем положении, но не одним из главных фаворитов. В любом случае, вы знаете, что это итальянские СМИ. Они обращают на это внимание наших кардиналов. О Портини сí хабíлеíдо и многое другое.
  
   Понтьеро был семейным человеком безупречной честности. Насколько можно судить по данным Паолы, он был хорошим мужем и хорошим отцом. Я ходил на мессу каждое воскресенье, как по маслу. Как пунктуально было его приглашение в сопровождающий Арль, от которого Диканти отказался под множеством предлогов. Некоторые из них были хорошими, некоторые плохими, но ни один не подходил. Понтьеро знает, что в душе инспектора не было большой веры. Он отправился на небеса со своим отцом десять лет назад.
  
   - Меня кое-что беспокоит, Маурицио. Важно знать, что своего рода разочарование объединяет убийцу с кардиналами. Ненавидит ли он красный, является ли он сумасшедшим семинаристом или просто ненавидит маленькие круглые шляпки.
  
   -Кардинал Капелло.
  
   -Спасибо за разъяснения. Я подозреваю, что существует некая связь между вóстим, мáвсеá дель капело. Короче говоря, по этому пути мы не продвинемся далеко, не посоветовавшись с авторитетным авторитетным источником. Маме Ане Данте придется проложить нам путь, чтобы поговорить с кем-то, кто находится наверху в Курии. И когда я говорю "вверх", я имею в виду "вверх".
  
   -Не будьá fácil.
  
   -Это мы еще посмотрим. А пока сосредоточьтесь на тестировании обезьян. Начнем с того, что мы знаем, что Робайра не умер в церкви.
  
   - Действительно, там было очень мало крови. Он должен был умереть в другом месте.
  
   -Определенно, убийца должен был удерживать кардинала в своей власти определенное время в уединенном и секретном месте, где он мог бы использоватьíа для взаимодействия с телом. Мы знаем, что он должен был каким-то образом завоевать ее доверие, чтобы víctima добровольно вошла в это место. От ахí, мовиó эль-Каддиáвер до Санта-Марíа-ин-Транспонтина, очевидно, по определенной причине.
  
   -¿Что насчет церкви?
  
   -Поговори с священником. Она была закрыта для разговоров и пения, когда он ложился спать. Он помнит, что должен был открыться полиции, когда приехал. Но есть вторая дверь, очень маленькая, которая выходит на улицу Виа дей Корридори. Вероятно, это был пятый вход. Вы это проверили?
  
   -Замок был цел, но Moderna и крепкий. Но даже если бы дверь была широко открыта, я не понимаю, куда мог войти убийца.
  
   -¿Почемуé?
  
   -¿ Вы обратили внимание на количество людей, которые стояли у входной двери на Виа делла Консилиационе? Ну, на улице атр, черт возьми, полно народу. Здесь полно паломников. Да, они даже порезали ее до трáfico. Только не говори мне, что убийца вошел с сапром в руках на виду у всего мира.
  
   Паола на несколько секунд задумалась. Может быть, тот прилив людей был лучшим прикрытием для убийцы, но ¿ он или она вошли, не взломав дверь?
  
   -Понтьеро, выяснение того, что входит в число наших приоритетов, является одним из наших приоритетов. Я чувствую, что это очень важно. Маñанна мы пойдем к брату ¿сóмо его звали?
  
   -Франческо Тома, монах-кармелит.
  
   Младший инспектор медленно кивнул, делая записи в своем блокноте.
  
   - К этому. С другой стороны, у нас есть жуткие детали: послание на стене, отрубленные руки на холсте... и эти сумки из акваí. Продолжай.
  
   Понтьеро начал читать, пока инспектор Диканти заполняла протокол испытаний Болу Графу. Ультрасовременный офис и десять реликвий двадцатого века, таких как эти устаревшие печатные издания.
  
   -Экспертиза núпросто 1. Украдите. Прямоугольник из вышитой ткани, используемый католическими священниками в таинстве исповеди. Он был найден свисающим изо рта сапра, полностью залитым кровью. Группа сангу íнео совпадает с группой víctima. Продолжается анализ ДНК.
  
   Это был коричневатый предмет, который в полумраке церкви я не смог различить. Анализ ДНК занял не менее двух месяцев, и это благодаря тому, что в UACV была одна из самых передовых лабораторий в мире. Много раз Диканти смеялся, когда смотрел CSI 6 по телевизору. Я надеюсь, что тесты будут обработаны так же быстро, как и в американских сериалах.
  
   -Экспертиза núпросто 2. Белый холст. Происхождение неизвестно. Material, algodón. Наличие крови, но очень незначительное. На éл были обнаружены отрубленные руки víctima. Группа сангу íнео совпадает с группой víctima. Продолжается анализ ДНК.
  
   -Во-первых, ¿Робайра - это с греческим или с латинским? -dudó Dicanti.
  
   - С греческим, я думаю.
  
   -Хорошо, продолжай, Маурицио, пожалуйста.
  
   -Экспертиза Љ3. Скомканная бумага размером примерно три на три цента. Он находится в левой глазнице на пятом веке. Изучается тип бумаги, ее состав, содержание жира и процентное содержание хлора. На бумаге от руки и с помощью графической чашиí написаны буквы
  
  
  
  
   -М Т 16, - сказал Диканти. ¿Una dirección?
  
   -Бумага была обнаружена залитой кровью и свернутой в клубок. Очевидно, что это послание от убийцы. Отсутствие глаз на víctima может быть не столько наказанием для él, сколько намеком... как если бы он говорил нам, куда смотреть.
  
   - Или что мы слепы.
  
   -Жестокий убийца... это первый из них, появившихся в Италии. Я думаю, именно поэтому я хотел, чтобы ты позаботилась о себе, Паола. Не обычный детектив, а человек, способный мыслить творчески.
  
   Размышление Дикантиó над словами младшего инспектора. Если это правда, ставки удваивались. Профиль убийцы позволяет ему отвечать очень умным людям, и обычно меня очень сложно поймать, если я не совершу ошибку. Рано или поздно все совершат это, но пока они заполняли камеры морга.
  
   -Хорошо, давайте на минутку подумаем. ¿Что у нас за улицы с такими инициалами?
  
   -Viale del Muro Torto...
  
   -Ничего страшного, он идет через парк, и у него нет пúмероса, Маурицио.
  
   - Тогда не стоит и Монте-Тарпео, которая проходит через сады Палаццо дей Консерватори .
  
   -¿Y Monte Testaccio?
  
   -Через парк Тестаччо ... это может стоить того.
  
   -Подожди минутку -Диканти когиó эль тельéфоно и Маркó ан нú просто интерн- ¿Документачиóн? Ах, привет, Сильвио. Проверьте, что есть на Монте-Тестаччо, 16. И, пожалуйста, проведите нас по улице Рима в зал заседаний.
  
   Пока они ждали, Понтьеро продолжал перечислять доказательства.
  
   -На úпоследнее (на данный момент): Экспертиза núпросто 4. Скомканная бумага размером примерно три на три центаíметров. Он находится в правом нижнем углу листа, в идеальных условиях, в которых тест проводился просто 3. Тип бумаги, ее состав, содержание жира и хлора указаны в таблице ниже.;n изучаются. На бумаге от руки и с помощью графической чаши написано слово
  
  
  
  
   - Undeviginti .
  
   - Черт возьми, это как пуñэтеро иероглифíфико -се дезесперó Диканти. Я просто надеюсь, что это не продолжение послания, которое я оставил в первой части, потому что первая часть превратилась в дым.
  
   - Думаю, нам придется довольствоваться тем, что у нас есть на данный момент.
  
   -Отлично, Понтьеро. Почему бы тебе не сказать мне, что такое undeviginti , чтобы я мог с этим смириться?
  
   - У тебя немного заржавела широта и долгота, Диканти. Это означает девятнадцать.
  
   - Черт возьми, это правда. Я всегда отстранялся от занятий в школе. ¿А стрела?
  
   В этот момент вошел один из помощников документатора с улицы Рима.
  
   - Вот и все, инспектор. Я искал то, о чем просил: Монте Тестаччо 16 не существует. На этой улице четырнадцать порталов.
  
   -Спасибо, Сильвио. Сделай мне одолжение, встреться здесь с Понтьеро и со мной и проверь, что улицы Рима начинаются от горы. Это выстрел вслепую, но у меня была интуиция.
  
   - Будем надеяться, что вы лучше псих, чем угадываете, доттора Диканти. Харí лучше сходи за Библией.
  
   Все трое повернули головы в сторону двери зала заседаний. На пороге стоял священник, одетый как священнослужитель . Он был высоким и худым, жилистым, с ярко выраженной лысиной. На вид ему было пятьдесят очень хорошо сохранившихся костей, и у него были твердые и сильные черты лица, свойственные тому, кто видел много восходов солнца под открытым небом. Диканти думает, что он больше похож на солдата, чем на священника.
  
   -¿ Кто вы и чего вы хотите? Это запретная зона. Сделайте одолжение, немедленно уходите, - сказал Понтьеро.
  
   - Я отец Энтони Фаулер, и я пришел вам помочь, - он говорил на правильном итальянском, но несколько сбивчиво и неуверенно.
  
   -Это полицейские участки, и вы проникли в них без разрешения. Если вы хотите нам помочь, идите в церковь и помолитесь за наши души.
  
   Понтьеро направился к прибывшему священнику, намереваясь пригласить его уйти в плохом настроении. Диканти уже повернулся, чтобы продолжить изучение фотографий, когда Фаулер заговорил:;:
  
   - Это из Библии. Из Нового Завета, в частности, от меня.
  
   -¿Сóмо? - удивилсяó Понтьеро.
  
   Dicanti alzó la cabeza y miró a Fowler.
  
   - Хорошо, объясните, что.
  
   -Мф, 16. Евангелие от Матфея, раздел 16, глава 237, Тул. ¿Оставьтеó еще какие-нибудь заметки?
  
   Понтьеро, похоже, расстроен.
  
   -Послушай, Паола, я действительно не собираюсь прислушиваться к тебе...
  
   Диканти жестом остановил его.
  
   - Послушайте, Мосле.
  
   Фаулер вошел в зал заседаний. В руке у него было черное пальто, и он оставил его на стуле.
  
   - Как вы хорошо знаете,христианский Новый Завет разделен на четыре книги: Матфея, Марка, Луки и Иоанна. В христианской библиографии книга Матфея изображена буквами Мф. Простое число ниже nún относится к главе 237 туло. И с двумя núпростыми más следует указатьíна одну и ту же цитату между двумя стихами и#237;задницами.
  
   -Убийца оставил это.
  
   Паола покажет вам тест Љ4, упакованный в пластиковую упаковку. Он пристально смотрел ей в глаза. Священник не показал никаких признаков того, что узнал записку, и при этом он не испытывал отвращенияó перед лицом крови. Она внимательно посмотрела на него и сказала::
  
   -Девятнадцать. Что уместно.
  
   Понтьеро пришел в ярость.
  
   -¿ Собираетесь ли вы рассказать нам все, что знаете, сразу, или вы заставите нас долго ждать, отец?
  
   - Et tibi dabo claves regni coelorum, -recitó Fowler- et quodcumque ligaveris super terram, erit legatum et in coelis; et quodcumque solveris super terram, erit solutum et in coelis . Я даю тебеé ключи от Царства Небесного; то, что ты свяжешь на земле, будетá связано на небесах, и то, что ты развяжешь на земле, будетá развязано на небесах. От Матфея 16, стих 19. То есть слова, которыми Я подтверждаю Святого Петра как главу апостолов и наделяю его и его преемников властью над всем христианским миром.
  
   -Santa Madonna -exclamó Dicanti.
  
   - Учитывая то, что вот-вот произойдет в этом городе, если вы молитесь, я думаю, вам следует беспокоиться. И многое другое.
  
   - Черт возьми, какой-то сумасшедший, черт возьми, только что перерезал горло священнику, а вы включаете сирены. Я не вижу в этом ничего страшного, отец Фаулер, - сказал Понтьеро.
  
   -Нет, друг мой. Убийца - это не сумасшедший маньяк. Он жестокий, замкнутый и умный человек, и он ужасно невменяем, можете мне поверить.
  
   -¿Ах да? Похоже, он многое знает о ваших мотивах, отец, - усмехнулсяó младший инспектор.
  
   Священник пристально смотрит на Диканти, пока я отвечаю.
  
   - Да, гораздо больше, чем это, я молюсь. Кто он такой.
  
  
  
  
   (ARTÍCULO EXTRAÍDO DEL DIARIO MARYLAND GAZETTE ,
  
  
  
   29 ИЮЛЯ 1999 Г. СТРАНИЦА 7)
  
  
   АМЕРИКАНСКИЙ СВЯЩЕННИК, ОБВИНЯЕМЫЙ В СЕКСУАЛЬНОМ НАСИЛИИ, ПОКОНЧИЛ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ
  
  
   SILVER SPRING, Maryland (NEWS AGENCIES). В то время как обвинения в сексуальном насилии продолжают сотрясать католическое духовенство в Ам-Рике, священник из Коннектикута, обвиняемый в сексуальном насилии над несовершеннолетними, повесился в своей комнате в доме престарелых. учреждение, которое лечит людей с проблемами, в прошлую пятницу сообщило агентству American-Press о местной полиции.
  
   Питер Селзник, 64 года от роду, ушел в отставку со своей должности священника в приходе Святого Андрея в Бриджпорте, штат Коннектикут, 27 апреля прошлого года, всего за один день до своего рождения. после того, как официальные лица Католической церкви взяли интервью у двух мужчин, которые утверждали, что Селзник жестоко обращался с ними в период с конца семидесятых по начало восьмидесятых годов, представитель Католической церкви заявил, что Селзник оскорблял их в период с конца семидесятых по начало восьмидесятых годов. из Бриджпорта.
  
   Священник проходил лечение в Институте Святого Матфея в Мэриленде, психиатрическом учреждении, в котором содержатся заключенные, обвиняемые в сексуальном насилии или "сексуальном замешательстве", вún указанном учреждении.
  
   "Персонал больницы несколько раз звонил в вашу дверь и пытался войти в вашу комнату, но что-то заблокировало дверь", - заявила на пресс-конференции Дайан Ричардсон, пресс-секретарь Департамента полиции и погранохраны.от округа Принс-Джордж. "Когда они вошли в комнату, они обнаружили, что cadávier свисает с одной из выступающих потолочных балок".
  
   Селзник повесился на одной из подушек своей кровати, подтвердив Ричардсону, что его тело было доставлено в морг для вскрытия. Точно так же он категорически отрицает слухи о том, что САПР был обнажен и изуродован, слухи, которые он назвал "абсолютно необоснованными". Во время пресс-конференции несколько журналистов процитировали "очевидцев", которые заявили, что видели такие увечья. Пресс-секретарь утверждает, что "медсестра из медицинского корпуса округа имеет связи с наркотиками, такими как марихуана и другие наркотические средства, под влиянием которых она сделала такие заявления.; указанный муниципальный служащий был отстранен от работы и заработной платы до увольнения его отношение", - завершилаó пресс-секретарь Департамента полицииíа. Éсвятой Периóу Дико была возможность связаться с медсестрой, о которой ходилиó слухи, которая отказаласьó сделать еще одно заявление.;это краткое "я был неправ (я был неправ)".
  
   Епископ Бриджпорта Уильям Лопес подтвердил, что он "глубоко опечален" "трагической" смертью Селзника, добавив, что esc "считает, что это беспокоит североамериканскую ветвь церкви Cat".#243у Лики теперь есть "múltiples víctimas".
  
   Отец Селзник родился в Нью-Йорке в 1938 году и был рукоположен в Бриджпорте в 1965 году. Я служил в нескольких приходах Коннектикута и в течение короткого времени в приходе Сан-Хуан-Вианни в Чиклайо, штат Перú.
  
   "Каждый человек, без исключения, имеет достоинство и ценность в глазах Бога, и каждый человек нуждается в нашем сострадании и заслуживает его", - утверждает Лопес. "Тревожные обстоятельства, связанные с его смертью, не могут уничтожить всего того добра, которое он совершил", - заключает епископ.
  
   Директор Института Святого Матфея, отец Канис Конрой, отказалсяó делать какие-либо заявления в éСент-ПериóДико. Отец Энтони Фаулер, директор Института новых программ, утверждает, что отец Конрой был "в шоке".
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Вторник, 5 апреля 2005 г., 23:14.
  
  
  
   Заявление Фаулера было похоже на удар булавой. Диканти и Понтьеро остались стоять, пристально глядя на лысого священника.
  
   - ¿ Могу я сесть?
  
   -Есть много свободных стульев, -сказалаías -se'sñaló Paola-. Выбирайте сами.
  
   Он сделал жест в сторону помощника по документации, который ушел.
  
   Фаулер оставил на столе небольшую черную дорожную сумку с потертыми краями и двумя розетками. Это была сумка, которая повидала много мира, которая громко говорила о килограммах, которые несла на буксире ее двойник. É он открыл ее и достал объемистый портфель из темного картона с загнутыми краями и кофейными пятнами. Он поставил его на стол и сел напротив инспектора. Диканти внимательно наблюдал за ним, фиксируя его экономию движений, энергию, которую передавали его черные глаза. Она была очень заинтригована тем, откуда взялся этот дополнительный священник, но была твердо намерена не дать себя загнать в угол, тем более на своей собственной территории.
  
   Понтьеро взял стул, поставил его напротив преподобного и сел слева, положив руки на спинку. Диканти Томó мысленно напомнил ему, чтобы он прекратил подражать задницам Хамфри Богарта. Вице-президент просмотрел "The halcón maltés "около трехсот раз. Он всегда садился слева от того, кого считал подозрительным, и навязчиво курил рядом с ним один нефильтрованный Pall Mall за другим.
  
   -Хорошо, отец. Предоставьте намéñ документ, подтверждающий вашу личность.
  
   Фаулер достаетó свой паспорт из внутреннего кармана пиджака и протягивает его Понтьеро. Он сделал недовольный жест в сторону облака дыма, выходящего из сигары младшего инспектора.
  
   -Вау, вау. Дипломный паспорт. ¿ У него есть иммунитет, а? ¿ Что, черт возьми, это такое, своего рода эспíа? -спросите Понтьеро.
  
   - Я офицер Сил Аéреа Соединенных Штатов.
  
   -¿Con qué rango? - сказала Паола.
  
   -Майор. ¿Не возражаете ли выí сказать младшему инспектору Понтьеро, чтобы он бросил курить рядом со мной, пожалуйста? Я уже много раз оставлял вас, и мне не хочется повторяться.
  
   - Он наркоман, майор Фаулер.
  
   -Padre Fowler, dottora Dicanti. Я... на пенсии.
  
   -Эй, минутку, ¿ с ó вы знаете мое имя, отец? Или от испеттора ?
  
   Криминалистка улыбнулась между любопытством и весельем.
  
   - Что ж, Маурицио, я подозреваю, что отец Фаулер не так замкнут, как он сам говорит.
  
   Фаулер одарил ее несколько грустной улыбкой.
  
   - Это правда, что я недавно был восстановлен на действительной военной службе. И что интересно, причиной этого были мои занятия в течение всей моей гражданской жизни - он замолкает и машет рукой, отгоняя дым.
  
   -¿Ну и что? Где находится и где находится этот сукин сын, который сделал это с кардиналом Церкви Святой Матери, чтобы мы все могли пойти домой спать, малыш.
  
   Священник продолжалó молчать, такой же бесстрастный, как и его подзащитный. Паола подозревала, что этот человек был слишком суров, чтобы произвести впечатление на маленького Понтьеро. Бороздки на их коже ясно указывали на то, что жизнь привила им очень плохие впечатления, а эти глаза видели перед собой вещи похуже, чем полицейский, часто и его вонючий табак.
  
   -Basta, Maurizio. И потуши сигару.
  
   Понтьеро бросил окурок на пол, надув губы.
  
   - Хорошо, отец Фаулер, - сказала Паола, перебирая фотографии, лежащие на столе, руками, но пристально глядя на священника, - вы ясно дали мне понять, что на данный момент командуете вы. Он знает то, чего я не знаю, и что мне нужно знать. Но ты на моем поле, на моей земле. Вы скажетеá как мы это решаем.
  
   -¿Что вы скажете, если начнете с создания профиля?
  
   -¿ Можете ли вы сказать мне, для чего?
  
   -Потому что в этом случае вам не нужно будет составлять анкету, чтобы узнать имя убийцы. Я бы так и сказалé я. В этом случае вам понадобится профиль, чтобы узнать, где вы находитесь. И это не одно и то же.
  
   -¿ Это экзамен, отец? Хотите увидеть, насколько хорош человек перед вами? ¿ Собирается ли он подвергнуть сомнению мои дедуктивные способности, как это делает Бой?
  
   - Я думаю, доттор , что здесьíника, которая судит себя, - это вы сами.
  
   Паола сделала глубокий вдох и собрала все свое самообладание, чтобы не закричать, когда Фаулер приложил палец к ее ране. Как только я поверил, что у меня ничего не получится, в дверях появился ее босс. Он стоял, внимательно изучая священника, и я вернул ему экзамен. В конце концов, они оба поприветствовали друг друга, склонив головы.
  
   -Padre Fowler.
  
   -Режиссер Бой.
  
   - Меня предупредили о вашем прибытии по, скажем так, необычному каналу. Излишне говорить, что его присутствие здесь невозможно, но я признаю, что он может быть нам полезен, если мои источники вообще не лгут.
  
   -Они этого не делают.
  
   - Тогда продолжайте, пожалуйста.
  
   У ни всегда было неприятное ощущение, что он опаздывает в начатый мир, и это ощущение повторялось в то время. Паоле надоело, что весь мир всеí знает то, чего не знает она. Я попросил быí а объяснить Бой, как только у него будет времяóп. А пока я решил воспользоваться случаем.
  
   -Директор, отец Фаулер, присутствующий здесь, сказал нам с Понтьеро, что он знает личность убийцы, но, похоже, хочет получить бесплатный психологический профиль преступника, прежде чем раскрыть нам его имя. Я лично считаю, что мы теряем драгоценное время, но я решил сыграть в его игру.
  
   Она встала наéколени, произведя впечатление на троих мужчин, которые смотрели на нее в упор. Он подошел к доске, занимавшей почти всю заднюю стену, и начал писать на ней.
  
   - Убийца - белый мужчина в возрасте от 38 до 46 лет. Он человек среднего роста, сильный и умный. У него высшее образование и знание языков. Он левша, получил строгое религиозное образование и в детстве страдал расстройствами или жестоким обращением. Он незрелый, его работа оказывает на него давление, превышающее его психологическую и эмоциональную устойчивость, и он страдает от сильного сексуального подавления. Вероятно, у него в анамнезе серьезные случаи насилия. Он убивает не в первый и не во второй раз, и, конечно, не вá последний раз. Он глубоко презирает нас, как политиков, так и людей своих близких. А теперь, отец, назовите имя его убийцы, - сказал Диканти, поворачиваясь и бросая мел в руки священника.
  
   Наблюдайте за своими слушателями. Фаулер смотрел на нее с удивлением, Понтьеро - с восхищением, а Бойскаут - с удивлением. Наконец заговорил священник.
  
   - Поздравляю, доттор . Десять. Несмотря на то, что я псих и логос, я не могу понять, из чего сделаны все ваши выводы. Не могли бы вы немного объясниться со мной?
  
   - Это предварительный отчет, но выводы должны быть в значительной степени приближены к реальности. То, что он белый, отмечается в профиле его жертв, поскольку это очень необычно для серийного убийцы убивать кого-то другой расы. Он среднего роста, так как Робайра был высоким человеком, а á длина и направление пореза на его шее указывают на то, что он был убит врасплох кем-то ростом около 1,80 метра. То, что он силен, очевидно, иначе было бы невозможно поместить кардинала внутрь церкви, потому что даже если бы он использовал машину, чтобы доставить тело к воротам атрá, до часовни около сорока метров. Незрелость прямо пропорциональна типу убийцы, который глубоко презирает жертву, которого он считает объектом, и полицейского, которого он считает низшим существом.
  
   Фаулер прервал ее, вежливо подняв руку.
  
   - Есть две детали, которые особенно привлекли мое внимание, доттор . Первое: вы сказали, что убиваете не в первый раз. ¿ Вычитал ли он это из сложной схемы убийства?
  
   -Действительно, отец. Этот человек обладает некоторыми глубокими знаниями в области полицейской работы, и он делал это время от времени. Мой опыт подсказывает мне, что первый раз обычно бывает очень грязным и импровизированным.
  
   - Во-вторых, это то, что "его работа оказывает на него давление, превышающее его психологическую и эмоциональную устойчивость". Я не могу понять, откуда он это взял.
  
   Диканти покраснела и скрестила руки на груди. Я не ответил. Бой воспользовался возможностью, чтобы вмешаться.
  
   - Ах, добрая Паола. Ее высокий интеллект всегда оставляет лазейку для проникновения в ее женскую интуицию, не так ли? Отец, попечительница Диканти иногда приходит к чисто эмоциональным выводам. Я не знаю, почему. Конечно, у меня будет большое будущее как у писательницы.
  
   -Мне больше, чем вам кажется. Потому что он попал в яблочко, - сказал Фаулер, наконец вставая и подходя к доске. Инспектор, ¿ cuál - правильное название вашей профессии? ¿ Профилировщик , верно?
  
   - Да, - сказала Паола, смутившись.
  
   -¿Cuá степень профилирования достигнута ?
  
   - По окончании курса криминалистики и после интенсивного обучения в отделе поведенческих наук ФБР. Очень немногим удается пройти полный курс.
  
   -¿ Не могли бы вы рассказать нам, сколько квалифицированных профайлеров существует в мире?
  
   -В настоящее время двадцать. Двенадцать в Соединенных Штатах, четыре в Канаде, два в Германии, один в Италии и один в Австрии.
  
   -Спасибо. ¿Вам все ясно, господа? Двадцать человек в мире способны нарисовать психологический профиль серийного убийцы с полной гарантией, и один из них находится в áэтой комнатеón. И можете мне поверить, я найду этого человека...
  
   Я повернулся и написалó и написалó на доске, очень большой, толстыми и твердыми буквами одно имя.
  
  
   VIKTOR KAROSKI
  
  
   -...нам понадобится кто-то, кто сможет проникнуть в его голову. Здесь у них есть имя, о котором они меня просили. Но прежде чем вы побежите к телефону, чтобы озвучить é ордер на арест, позвольте мне рассказать вам всю вашу историю.
  
  
  
   Из переписки Эдварда Дресслера,
  
   психиатр и кардинал Фрэнсис Шоу
  
  
  
   Бостон, 14 мая 1991 г.
  
  
   (...) Ваше Высокопреосвященство, мы, несомненно, имеем дело с прирожденным рецидивистом. Сегí мне сказали, что его уже в пятый раз переводят в другой приход. Испытания, проведенные в течение двух недель, подтверждают нам, что мы не можем рисковать, заставляя его снова сосуществовать с детьми, не подвергая их опасности. (...) Я нисколько не сомневаюсь в его воле к покаянию, ибо он тверд. Я сомневаюсь в его способности контролировать себя. (...) Вы не можете позволить себе роскошь иметь его в приходе. Мне стоит подрезать ему крылья, прежде чем он взорвется. В противном случае я не несу ответственности. Я рекомендую пройти стажировку не менее шести месяцев в Институте Святого Матфея.
  
  
   Бостон, 4 августа 1993 г.
  
  
   (...) Я уже в третий раз имел дело с éл (Кароски) (...) Должен вам сказать, что "смена обстановки", как вы это называете, ему совсем не помогла, скорее наоборот. Он все чаще начинает терять контроль, и я замечаю в его поведении признаки шизофрении. Вполне возможно, что в любой момент он полностью перейдет грань и станет кем-то другим. Ваше Высокопреосвященство, вы знаете мою преданность Церкви, и я понимаю огромную нехватку священников, но ¡опустите оба спискаón! (...) 35 человек уже прошли через мои руки, Ваше Преосвященство, и некоторых из них я видел с шансами на выздоровление самостоятельно (...) Кароски явно не из их числа. Кардинал, в редких случаях Его Высокопреосвященство следовал моим советам. Я умоляю вас сейчас, если вы это сделаете: убедите Кароски вступить в церковь Святого Матфея.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 00:03
  
  
  
   Паола Том, присаживайтесь, приготовьтесь выслушать рассказ отца Фаулера.
  
   - Все началось, по крайней мере для меня, в 1995 году. В то éкороткое время, после того как я ушел из Королевских войск, я стал доступен своему епископу. Éste quiso aprovechar mi título de Psicología enviándome al Instituto Saint Matthew. ¿Есть илиí стоит ли говорить об éл?
  
   Все отрицательно покачали головами.
  
   -Не лишай меняñа. Сама природа института является секретом величайшего общественного мнения в Северной Америке. Официально это больничное учреждение, предназначенное для ухода за "проблемными" священниками и монахинями, расположенное в Силвер-Спринг, штат Мэриленд. Реальность такова, что 95% его пациентов в прошлом подвергались сексуальному насилию над несовершеннолетними или употребляли наркотики. Удобства на территории отеля очень роскошные: тридцать пять комнат для пациентов, девять для обслуживающего персонала (почти все внутренние), теннисный корт, два теннисных корта, бассейн, комната отдыха. "досуг" с бильярдом...
  
   - Это почти больше похоже на место отдыха, чем на психиатрическую лечебницу, - вмешался Понтьеро.
  
   - Ах, это место - загадка, но на многих уровнях. Это тайна снаружи, и это тайна для заключенных, которые сначала рассматривают ее как место, где можно уединиться на несколько месяцев, где можно отдохнуть, хотя постепенно они обнаруживают что-то совсем другое. Вы, ребята, знаете об огромной проблеме, которая возникла в моей жизни с некоторыми священниками-католиками за последние 250-241 годы. С точки зренияón pública non beíочень хорошо известно, что люди, обвиненные в сексуальном насилии над несовершеннолетними, проводят оплачиваемый отпуск в роскошном отеле.
  
   -¿И это былоí год назад? - спросите Понтьеро, которого, похоже, очень затронула эта тема. Паола понимает его, поскольку у младшего инспектора двое детей в возрасте от тринадцати до четырнадцати лет.
  
   -Нет. Я пытаюсь подвести итог всему своему опыту как можно более кратко. Когда я приеду, я найду место, глубоко мирское. Это не похоже на религиозное учреждение. На стенах не было распятий, ни один из верующих не был одет в мантию или сутану. Я провел много ночей на свежем воздухе, в лагере или на передовой, и я никогда не откладывал в сторону свои подзорные трубы. Но все и#237; все разбрелись кто куда, входили и выходили. Недостаток веры и контроля был очевиден.
  
   -¿И никому не сообщайте об этом? -preguntó Dicanti.
  
   -¡Конечно! Первое, что я сделал, это написал письмо епископу диóцесиса. Меня обвиняют в том, что на меня слишком сильно повлияло мое пребывание в тюрьме из-за "жесткости кастрированной среды". Мне посоветовали быть более "проницаемым". Это были сложные времена для меня, поскольку за свою карьеру в Вооруженных силах я пережил определенные взлеты и падения. Я не хочу вдаваться в подробности, поскольку это не имеет никакого отношения к делу. Достаточно сказать, что они не убедили меня приумножить мою репутацию бескомпромиссного.
  
   - Ему не нужно оправдываться.
  
   -Я знаю, но меня преследует моя нечистая совесть. В этом месте не исцелялись разум и душа, а просто "немного" подталкивались в том направлении, в котором интерн меньше всего мешал. Произойдет полная противоположность тому, чего ожидал диíцезис.
  
   - Я не понимаю, - сказал Понтьеро.
  
   - И я тоже, - сказал Бой.
  
   -Это сложно. Начнем с того, что úнико психиатром, имеющим ученую степень, который был в штате центра, был отец Конрой, директор института в то éкороткое время. У остальных нет более высоких степеней, чем у медсестер или дипломированных специалистов. ¡ И он позволил себе роскошь проводить богатые психиатрические обследования!
  
   - Безумие, - удивился Диканти.
  
   -Полностью. Лучшим подтверждением вступления в штат Института было членство в Dignity , ассоциации, которая продвигает священство для женщин и сексуальную свободу для священников-мужчин. Хотя я лично не согласен с постулатами этой ассоциации, я вовсе не обязан их судить. Что я могу сказать, так это судить о профессиональных способностях персонала, а их было очень и очень мало.
  
   - Я не понимаю, к чему все это нас ведет, - сказал Понтьеро, закуривая сигару.
  
   -Дайте мне пять минут и я посмотрю. Как известно, отец Конрой, большой друг Dignity и сторонник Doors for Inside, совершенно неправильно направил церковь Святого Матфея. Пришли честные священники, которые столкнулись с некоторыми необоснованными обвинениями (которые были) и благодаря Конрою в конечном итоге отказались от священства, которое было светом их жизни. Многим другим было сказано не бороться со своей природой и жить своей жизнью. Для религиозного человека считалось успехом секуляризоваться и вступить в гомосексуальные отношения.
  
   - И это проблема? -preguntó Dicanti.
  
   -Нет, это не так, если это то, чего действительно хочет или в чем нуждается человек. Но потребности пациента совершенно не волновали доктора Конроя. Сначала он ставил цель, а затем применял ее к человеку, не зная его заранее. Он играл в Бога с душами и разумами тех мужчин и женщин, у некоторых из которых были серьезные проблемы. И запивал все это хорошим односолодовым виски. Хорошо поливают.
  
   - Боже мой, - сказал Понтьеро в шоке.
  
   - Можете мне поверить, я был не совсем прав, младший инспектор. Но хуже всего не это. Из-за серьезных ошибок в отборе кандидатов в течение 70-х и 80-х годов на семинары по кошкам моего отца поступило много учеников, которые были непригодны для ведения душ. Они были даже непригодны для того, чтобы вести себя как они сами. Это факт. Со временем многие из é этих мальчиков стали носить рясы. Они так много сделали для доброго имени Католической церкви и, что еще хуже, для многих Многие священники, обвиняемые в сексуальном насилии, виновные в сексуальном насилии, не посещали cárcel. Они скрывались из виду; их меняли от прихода к приходу. И некоторые в конечном итоге оказались на Седьмом небе от Матфея. Однажды всеí и, надеюсь, их направили в гражданскую жизнь. Но, к сожалению, многих из них вернули на служение, когда они должны были оказаться за решеткой. Díигра, доттора Диканти, ¿существуют ли какие-либо шансы реабилитировать серийного убийцу?
  
   -Абсолютно никаких. Как только вы пересекли границу, вам нечего делать.
  
   -Ну, то же самое и с педофилом, склонным к компульсивным расстройствам. К сожалению, в этой области нет той благословенной уверенности, которая есть у вас. Они знают, что в их руках зверь, на которого нужно охотиться и которого нужно запереть. Но терапевту, лечащему педофила, гораздо сложнее понять, окончательно ли он перешел границу дозволенного или нет. Был случай, когда у Джемса возникли сомнения по поводу мáс мíнимы. И это был тот случай, когда под ножом было что-то, что мне не понравилось.#243;край, там было что-то más.
  
   -Déjeme adivinar: Viktor Karoski. Наш убийца.
  
   -То же самое.
  
   Я смеюсь, прежде чем вмешаться. Раздражающий обычай, который вы часто повторяете.
  
   - Отец Фаулер, будьте так добры объяснить нам, почему вы так уверены, что именно он разорвал Робайру и Портини на куски?
  
   -Как бы то ни было. Кароски поступил в институт в августе 1994 года. Хабí был переведен из нескольких приходов, и его настоятель передавал проблемы от одного к другому. Во всех них были жалобы, некоторые более серьезные, чем другие, но ни одна из них не сопровождалась крайним насилием. Учитывая собранные жалобы, мы считаем, что в общей сложности 89 детей подверглись жестокому обращению, хотя они могли быть и детьми.
  
   - Черт возьми.
  
   - Вы это сказали, Понтьеро. См.áraíz проблем Кароски, связанных с его детством. Я родилсяó в Катовице, в Польше, в 1961 году, allí...
  
   -Подождите минутку, отец. ¿ Следовательно, ему сейчас 44 года?
  
   - Действительно, доттор . Его рост 1,78 см, а вес около 85 кг. Он обладает сильным телосложением, и его тесты на интеллект дали коэффициент от 110 до 125, сек. на куб. 225 узлов. Всего в школе он сделал семь. Это отвлекает его.
  
   - У него приподнятый клюв.
  
   - Доттора , вы психиатр, в то время как я изучал психологию и не был особенно блестящим учеником. Острые психопатические способности Фаулера проявились слишком поздно, чтобы он мог читать литературу на эту тему, как и вí что díигра: ¿правда ли, что серийные убийцы очень умны?
  
   Паола позволила себеó полуулыбку пойтиóНике и посмотретьó на Понтьеро, который в ответó скорчил гримасу.
  
   - Я думаю, что младший инспектор ответитá más прямо на вопрос.
  
   -Врач всегда говорит: Лектера не существует, а Джоди Фостер обязанаíceñучаствовать в éмаленьких драмах.
  
   Все рассмеялись не из-за шутки, а чтобы немного ослабить напряжение.
  
   -Спасибо, Понтьеро. Отец, фигура суперпсихическогоóпата - это миф, созданный пелíкулами и романами Томаса Харриса. В реальной жизни не может быть никого, кто был бы таким. Были убийцы-рецидивисты с высокими коэффициентами и другие с низкими коэффициентами. Большая разница между ними в том, что те, у кого высокие коэффициенты, обычно действуют в течение более чем 225 секунд, потому что они более чем осторожны. То, что означает, что они признаныá лучшими на академическом уровнеéмико, - это великая способность казнить смерть.
  
   -¿Y a nivel no académico, dottora ?
  
   - На неакадемическом уровне, святой отец, я признаю, что любой из этих ублюдков умнее меня, чем дьявол. Не умный, но умный. И есть некоторые, наименее одаренные, у которых высокий коэффициент, врожденная способность выполнять свою презренную работу и маскироваться. И в одном случае, только в одном случае на сегодняшний день, эти три характеристики совпали с тем, что преступник был человеком высокой культуры. Я говорю о Теде Банди.
  
   - Ваш случай очень известен в моем штате. Он задушилó и изнасиловалó домкратом своей машины около 30 женщин.
  
   -36, отец. Да будет нам известно, - поправила егоó Паола, которая очень хорошо помнила случай с Банди, поскольку это был обязательный предмет для изучения в Квантико.
  
   Fowler, asintió, triste.
  
   -Как вам известно, доттор , Виктор Кароски появился на свет в 1961 году в Катовице, всего в нескольких километрах от места рождения папы Войтылы. В 1969 году семья Кароски, состоящая из éл, ее родителей и двух братьев и сестер, переезжает в Соединенные Штаты. Отец устроился на работу в fóbrica "Дженерал Моторс" в Детройте, и секún all Records был хорошим работником, хотя и очень вспыльчивым. В 1972 году произошла перестройка, вызванная кризисом Петра и Лео, и отец Кароски первым вышел на улицу. В то время отец получил американское гражданство, а также поселился в тесной квартире, где жила вся семья, чтобы пропить свою компенсацию и пособие по безработице. безработица. Он тщательно выполняет задание, очень тщательно. Он сталó кем-то другим и началó приставать к Виктору и его маленькому братуñо. Старший, с 14 до 241 года, уезжает на дíа из дома, без мáс.
  
   -¿Кароски рассказал вам все это? - сказала Паола, заинтригованная и оченьñада одновременно.
  
   -Это происходит после интенсивной регрессивной терапии. Когда я приехал в центр, его версия заключалась в том, что он родился в модной кошачьей семье.
  
   Паола, которая записывала все своим мелким чиновничьим почерком, провела рукой по глазам, пытаясь избавиться от усталости, прежде чем заговорить.
  
   - То, что вы рассказываете, отец Фаулер, прекрасно сочетается с признаками, характерными для первичной психопатки: личное обаяние, отсутствие иррационального мышления, ненадежность, ложь и отсутствие угрызений совести. Побои со стороны отца и широко распространенное употребление алкоголя со стороны родителей также наблюдались у более чем 74% известных психически нездоровых людей 8.
  
   -¿ Вероятна ли причина? -preguntó Fowler.
  
   -Más хорошее условие más. Я могу привести вам тысячи случаев, когда люди росли в неструктурированных семьях, которые были намного хуже, чем та, которую вы описываете, и достигли вполне нормальной зрелости.
  
   - Подождите, испеттора . Он едва коснулся поверхности ануса. Кароски рассказал нам о своем маленьком брате, который умер от менингита в 1974 году, и, похоже, никого это особо не волновало. Я был очень удивленó холодностью, с которой он рассказывал é этот эпизод в частности. Через два месяца после смерти молодого человека отец таинственным образом исчез. Виктор не сказал, имел ли он какое-либо отношение к исчезновению, хотя мы думаем, что нет, поскольку он насчитал от 13 до 241 человек. Если мы знаем, что в эту éминуту они начинают мучить маленькихñживотных. Но худшим для него было остаться во власти властной матери, одержимой религией, которая даже зашла так далеко, что наряжала его в пижаму, чтобы "поиграть вместе". Видимо, он играл у нее под юбкой, и сольíсказать, чтобы он отрезалíее "выпуклости", чтобы костюм был закончен. Результат: Кароски аúнамочил постель в 15 аños. На нем была обычная одежда, старомодная или грубая, потому что они были бедны. В институте он страдал от насмешек и был очень одинок. Мужчина, проходивший мимо, сделал неудачное замечание своему приятелю по поводу его наряда, и é л, и é сте в ярости несколько раз ударил егоó толстой книгой по лицу. Другой ниíо был в очках, и стекла были воткнуты ему в глаза. Останься слепым на всю жизнь.
  
   -Глаза... как в кадеáверес. É это было его первое насильственное преступление.
  
   -По крайней мере, насколько нам известно, сэр. Виктора отправили в исправительную колонию в Бостоне, и последнее, что сказала ему его мать перед тем, как попрощаться с ним, было: "Я бы хотела, чтобы она сделала тебе аборт". Через несколько месяцев после этого он покончил жизнь самоубийством.
  
   Все хранили потрясенное молчание. Я ничего не делаю, чтобы ничего не сказать.
  
   - Кароски находился в исправительной колонии до конца 1979 года. От этого аñо у нас ничего нет, но в 1980 году я поступил в семинарию в Балтиморе. В его вступительном экзамене в семинарию указано, что его послужной список был чистым и что он происходил из семьи, придерживающейся традицийón católica. Тогда ему было 19 лет, и он выглядел так, как будто выпрямился. Мы почти ничего не знаем о его пребывании в семинарии, но знаем, что он учился до потери сознания и что его глубоко возмущала открытая гомосексуальная атмосфера в институте Љ 9. Конрой настаивает на том, что Кароски был репрессированным гомосексуалистом, отрицавшим свою истинную природу, но это неверно. Кароски не является ни гомосексуалистом, ни натуралом, у него нет определенной ориентации. Секс не встроен в его личность, что, с моей точки зрения, нанесло серьезный ущерб его психике.
  
   -Объясните, отец, - попросилó Понтьеро.
  
   -Сóмо нет. Я священник и решил соблюдать безбрачие. Это не мешает мне испытывать влечение к доктору Диканти, присутствующему здесь, - сказал Фаулер, обращаясь к Паоле, которая не могла не покраснеть. Таким образом, я знаю, что я гетеросексуал, но я свободно выбираю целомудрие. Таким образом, я интегрировал сексуальность в свою личность, пусть и непрактичным образом. В случае с Кароски все по-другому. Глубокие травмы его детства и юности привели к расколу его психики. То, что Кароски категорически отвергает, - это его сексуальную и жестокую природу. человек глубоко ненавидят и любят себя, и все это одновременно. Это переросло во вспышки насилия, шизофрению и, наконец, в жестокое обращение с несовершеннолетними, повторяющее жестокое обращение с их отцом. В 1986 году, во время своего пастырского служения,10 У Кароски первый инцидент с несовершеннолетним. Мне было 14 лет, и были поцелуи и прикосновения, ничего особенного. Мы считаем, что они не были согласованы несовершеннолетним. В любом случае нет никаких официальных свидетельств того, что é этот эпизод дошел до íдвух от епископа, поэтому Кароски в конечном итоге рукоположен в священники. С тех пор у него безумная одержимость своими руками. Она моет их от тридцати до сорока раз в день и исключительно заботится о них.
  
   Понтьеро обыскал сотню жутких фотографий, выставленных на столе, пока не нашел ту, которую искал, и бросил ее Фаулеру. É сте ла Казó в полете двумя пальцами, почти не прилагая усилий. Паола втайне восхищалась элегантностью этого движения.
  
   -Две руки, отрезанные и вымытые, положить на белый холст. Белое полотно - символ уважения и почтения в Церкви. В Новом Завете есть более 250 ссылок на него. Как вы знаете, Иисус был покрыт в своем гробу белым полотном.
  
   -Теперь он уже не такой белый -бромó Бой 11.
  
   -Режиссер, я убежден, что вам нравится наносить свои инструменты на рассматриваемый холстón -подтверждениеó Понтьеро.
  
   - Не сомневайтесь. Continúe, Fowler.
  
   -Руки священника священны. С их помощью он совершает таинства. Это все ещеó очень засело в голове Кароски, как потом выяснилосьáн. В 1987 году я работал в школе в Питтсбурге, где произошли его первые злоупотребления. Его противниками были мальчики в возрасте от 8 до 11 лет. Он не известен ни в одном типе отношений по обоюдному согласию взрослых, гомосексуальных или гетеросексуальных. Когда начали поступать жалобы их начальству, éсначала они ничего не предпринимали. После этого его переводили из прихода в приход. Вскоре поступила жалоба на нападение на прихожанина, которого он ударил по лицу без серьезных последствий... И в конце концов поступил в институт.
  
   - Как вы думаете, если бы они начали помогать вам раньше, все было бы иначе?
  
   Фаулер изогнулся в жесте, руки сжались, тело напряглось.
  
   -Уважаемый заместитель инспектора, мы не помогаем вам и не помогаем вам. Единственное, что нам удалось, - это вывести убийцу на улицу. И, наконец, позволить ему ускользнуть от нас.
  
   -¿ Насколько это было серьезно?
  
   - Хуже. Когда я приехал, он был подавлен как своими неконтролируемыми желаниями, так и своими вспышками насилия. Имейíа раскаяние в своих действиях, даже если он неоднократно отрицал их. Он просто не мог контролировать себя. Но со временем, с неправильным лечением, с контактом с отбросами священства, собравшимися у Святого Матфея, Кароски стал намного хуже. Он повернулся и пошел к Нико. Я потерялó раскаяние. Видениеáн, éл заблокировало болезненные воспоминания о его детстве. В результате он стал педерастом. Но после катастрофической регрессивной терапии н...
  
   -¿Почемуé катастрофические?
  
   -Было бы несколько лучше, если бы цель состояла в том, чтобы принести пациенту немного покоя. Но я очень боюсь, что доктор Конрой проявил болезненное любопытство к делу Кароски, доходящее до аморальных крайностей. В подобных случаях гипнотизер пытается искусственно внедрить положительные воспоминания в память пациента, я рекомендую ему забыть худшие факты. Конрой запретил это действие. Это не заставило его вспомнить Кароски, а заставило его прослушать записи, на которых фальцетом он просил свою мать оставить его в покое.
  
   -¿ Что за Менгеле стоит во главе этого места? - ужаснуласьó Паола.
  
   -Конрой был убежден, что Кароски должен принять себя. Según él era la única solución. Дебí должна признать, что у него было тяжелое детство и что он был геем. Как я уже говорил вам ранее, я провел предварительную диагностику, а затем попытался обуть пациента в обувь. В довершение всего Кароски вводят cóctel гормонов, некоторые из которых являются экспериментальными, в качестве варианта противозачаточного средства Depo-Covetán. С помощью é ste fármaco, вводимого в ненормальных дозах, Конрой снижалí уровень сексуальной реакции Кароски, но усиливал ее агрессивность. Терапия продолжалась все дольше и дольше, и положительных сдвигов не было. Было несколько случаев, когда я был спокоен, прост, но Конрой интерпретировал это как успех своей терапии. В конце концов, произошла кастрация слюды. Кароски не может получить эрекцию, и это разочарование разрушает его.
  
   -¿Cuándo entró вы впервые связываетесь с él?
  
   - Когда я поступил в институт в 1995 году. Много говорите с éл. Между ними установилисьóопределенные доверительные отношения, которые были прерваны, как я вам сейчас расскажуé. Но я не хочу забегать вперед. См.án, через пятнадцать дней после поступления Кароски в институт ему рекомендуютó плетизмографíдля пениса. Это тест, при котором устройство прикрепляется к половому члену с помощью электродов. Такой прибор измеряет сексуальную реакцию на определенные состояния. мужчины.
  
   - Я его знаю, - сказала Паола, как тот, кто говорит, что она говорила о вирусе болла.
  
   -Хорошо... Он воспринимает этоó очень плохо. Во время сеанса ей показали ужасные, экстремальные гены.
  
   -¿Сóмо крайностей?
  
   -Связанные с педофилией.
  
   - Черт возьми.
  
   -Кароски отреагировалó насилием и серьезно ранил специалиста, который контролировал машину. Стражам порядка удалось задержать его, в противном случае он был бы убит. В связи с этим эпизодом Конрой должен был признать, что он не в состоянии лечить его, и направить его в психиатрическую больницу. Но он этого не сделал. Наймитеó двух сильных надзирателей с приказом не спускать с него глаз и начнитеó подвергать его регрессивной терапииón. Это совпало с моим поступлением в институт. По прошествии нескольких месяцев Кароски ушел на пенсию. Его приступы гнева проходят. Конрой приписал это значительным улучшениям в его личности. Они усилили бдительность вокруг себя. И однажды ночью Кароски взломалó замок в своей комнатеón (которая из соображений предосторожности должна была закрываться снаружи в определенное время) и отрубилó руки спящему священникуíв его же крыле. Он сказал всем, что священник был нечистым человеком и что его видели, когда он "ненадлежащим образом" прикасался к другому священнику. Пока стражи порядка бежали в комнату, из которой доносились вопли священника, Кароски мыл руки под краном душа.
  
   -Тот же образ действий . Я думаю, отец Фаулер, что тогда не останется никаких сомнений, - сказала Паола.
  
   - К моему изумлению и отчаянию, Конрой не сообщил об этом факте в полицию. Искалеченный священник получил компенсацию, и нескольким врачам из Калифорнии удалось повторно имплантировать ему обе руки, хотя и с очень ограниченной подвижностью. А тем временем Конрой приказываетó усилить охрану и построитьó изолятор размером три на три метра. Таково было жилье Кароски, пока он не сбежал из института. Интервью за интервью, групповая терапия за групповой терапией, Конрой терпел неудачу, а Кароски превращался в монстра, которым он является сейчас. Я написал несколько писем кардиналу, в которых объяснил ему проблему. Я не получилí ответа. В 1999 году Кароски сбежал из камеры и совершил свое первое известное убийство: отца Питера Селзника.
  
   - Или мы поговорим об этом здесь. Было сказано, что он покончил жизнь самоубийством.
  
   -Ну, это было неправдой. Кароски сбегает из камеры, взломав замок с помощью чашиíграф и мыó куска металла, который он заточил в своей камере, чтобы вырвать Селзнику язык и губы. Я также оторвал его пенис и заставил его укусить его. Ему потребовалосьó три четверти часа, чтобы умереть, и никто не узналó до следующего утра.
  
   -¿Что сказал Конрой?
  
   - Я официально определил этот эпизод как "неудачу". Мне удалосьó скрыть это и вынудитьó судью и шерифа округа вынести решение о самоубийстве.
  
   - ¿И они согласились на это? ¿Sin más? - сказал Понтьеро.
  
   - Они оба были кошками. Я думаю, что Конрой манипулировал вами обоими, апеллируя к своему долгу как таковому защищать Церковь. Но даже если бы я не хотел этого признавать, мой бывший начальник был действительно очень напуган. Он видит, как разум Кароски ускользает от него, как будто поглощая его волю. дíа к дíа. Несмотря на это, он неоднократно отказывался сообщать о произошедшем в вышестоящую инстанцию, несомненно, опасаясь потерять опеку над заключенным. Я пишуí más письма к архиепископу цезису, но меня не слышат. Я поговорил с Кароски, но не нашел в нем и следа раскаяния, и я понял, что в конце концов все они будут принадлежать кому-то другому. Ахí был разорванó всякий контакт между ними обоими. Это был последний раз, когда я разговаривал с Л. Честно говоря, этот зверь, запертый в камере, меня пугал. А Кароски все еще учился в средней школе. Были установлены cáмарасы. Se contrató a más personal. Пока однажды июньской ночью 2000 года он не исчез. Без мáс.
  
   -¿Y Conroy? ¿Cómo reaccionó?
  
   - Я был травмирован. Он далúн мáс напитку. На третьей неделе его взорвали хóгадо и муриó. Позор.
  
   - Не преувеличивайте, - сказал Понтьеро.
  
   -Оставь мосло, тем лучше. Мне было поручено временно руководить учреждением, пока искали подходящую замену. Архидиакон цесис не доверял мне, я полагаю, из-за моих постоянных жалоб на своего начальника. Я пробыл на этом посту всего месяц, но использовал его как мог. Мы в спешке перестроили штат, укомплектовав его профессиональным персоналом, и разработали новые программы для стажеров. Многие из этих изменений так и не были реализованы, но другие произошли, поскольку они стоили затраченных усилий. Отправьтеé краткий отчет бывшему контактному лицу в 12-м отделе полиции по имени Келли Сандерс. Он был обеспокоен личностью подозреваемого и безнаказанным преступлением отца Селзника и организовал операцию по поимке Кароски. Ничего.
  
   -¿Какí, без Меня? ¿Исчезниó? - Паола была поражена.
  
   -Исчезни без меня. В 2001 году считалось, что хабí появился снова, поскольку в Олбани было совершено преступление с частичными увечьями. Но это был не éл. Многие считали его мертвым, но, к счастью, его профиль был занесен в компьютер. Тем временем я обнаружил, что нахожусь в благотворительной столовой латиноамериканского Гарлема в Нью-Йорке. Проработайтеé всеí несколько месяцев, до самого вчерашнего дня. Бывший начальник потребовал меня на службу, так как я полагаю, что снова стану капелланом и кастрирую. Мне сообщили, что есть признаки того, что Кароски вернулся, чтобы действовать, спустя все это время. И вот я здесь. Я приношу вам портфолио с соответствующими документами, которые вы соберете о Кароски в течение пяти лет, с которыми вы будете иметь дело, - сказал Фаулер, протягивая ему толстую папку. досье, толщиной в четырнадцать сантиметров, толщиной в четырнадцать сантиметров. Есть электронные письма, связанные с гормоном, о котором я вам говорил, стенограммы его интервью, альгúискусствоíзадница периó, в которых он упоминается, письма от психиатров, отчеты... Это все ваше, доттора Диканти. Предупредите меня, если у вас есть какие-либо сомнения.
  
   Паола протягивает руку через стол, чтобы взять толстую пачку, и я ничего не могу с этим поделать, чувствуя сильное беспокойство. Прикрепите зажимом первую фотографию Джины Хаббард к фотографии Кароски. У нееí беловатый цвет кожи, целомудренныеñ или прямые волосы и карие глаза. На протяжении многих лет, которые мы посвятили исследованию тех пустых шрамов, которые были у серийных убийц, мы научились распознавать этот пустой взгляд в глубине их глаз. от хищников, от тех, кто убивает так же естественно, как и ест. В природе есть что-то отдаленно напоминающее этот взгляд, и это глаза белых акул. Они смотрят, не видя, странным и пугающим образом.
  
   И всеí было полностью отражено в зрачках отца Кароски.
  
   -¿Впечатляет, правда? - сказал Фаулер, изучающим взглядом глядя на Паолу. É у этого человека есть что-то в его осанке, в его жестах. Нечто неопределимое. На первый взгляд это остается незамеченным, но когда, скажем так, вся его личность горит... это ужасно.
  
   -И очаровательно, правда, отец?
  
   -Да.
  
   Диканти передал фотографию Понтьеро и Бой, которые одновременно склонились над ней, чтобы рассмотреть лицо убийцы.
  
   - Чего ты боялся, отец, такой опасности или смотреть этому человеку прямо в глаза и чувствовать себя пристальным, обнаженным? ¿Как будто é я был представителем высшей расы, которая нарушила все наши условности?
  
   Фаулер смотрел на нее, разинув рот.
  
   - Полагаю, доттора , вы уже знаете ответ.
  
   - На протяжении всей моей карьеры у меня была возможность взять интервью у трех серийных убийц. Все трое произвели на меня то чувство, которое я только что описал вам, и другие, гораздо лучше, чем вы и я, это почувствовали. Но это ложная сенсация. Нельзя забывать одну вещь, отец. Эти люди неудачники, а не пророки. Человеческий мусор. Они не заслуживают ни капли сострадания.
  
  
  
   Отчет о гормоне прогестероне
  
   sintética 1789 (depot-gestágeno inyectable).
  
   Торговое название: DEPO-Covetan.
  
   Классификация отчета: Конфиденциальный - Зашифрованный
  
  
  
   Для: Маркус.Bietghofer@beltzer-hogan.com
  
   ОТ: Лорна.Berr@beltzer-hogan.com
  
   КОПИЯ: filesys@beltzer-hogan.com
  
   Тема: КОНФИДЕНЦИАЛЬНО - Отчет Љ45 о ГЭС 1789 г.
  
   Дата: 17 марта 1997 г., 11:43 утра.
  
   Вложения: Inf#45_HPS1789.pdf
  
  
   Дорогой Маркус:
  
   Прилагаю к вам предварительный отчет, который вы от нас просили.
  
   Анализы, проведенные в ходе полевых исследований в зонах АЛЬФА 13, зафиксировали серьезные нарушения менструального цикла, нарушения менструального цикла, рвоту и возможные внутренние кровотечения. Были описаны тяжелые случаи гипертонической болезни, тромбозов, болезней card и acas. Возникла небольшая проблема: у 1,3% пациенток развилась фибромиалгия 14, побочный эффект, не описанный в предыдущей версии.
  
   Если сравнить этот отчет с отчетом versión 1786, который мы в настоящее время продаем в Соединенных Штатах и Европе, побочные эффекты уменьшились на 3,9%. Если аналитики по рискам не ошибаются, мы можем подсчитать, что более 53 миллионов долларов составляют расходы на страхование и убытки. Поэтому мы придерживаемся нормы, то есть менее 7% прибыли. Нет, не благодари меня... дай мне бонус!
  
   Кстати, в лабораторию поступили данные об использовании ЛА 1789 у пациентов мужского пола с целью подавления или устранения их сексуальной реакции. В медицине достаточные дозы стали действовать как мико-кастратор. Из отчетов и анализов, изученных лабораторией, можно сделать вывод о повышении агрессивности субъекта в конкретных случаях, а также об определенных аномалиях мозговой активности. Мы рекомендуем расширить рамки исследования, чтобы выяснить процент, в котором может проявляться такой побочный эффект. Бытьíинтересным для начала тестирования с субъектами Омега-15, такими как пациенты психиатрической больницы, которых трижды выселяли, или заключенные, приговоренные к смертной казни.
  
   Бытьé рада лично руководить такими испытаниями.
  
   ¿Мы едим в пятницу? Я нашел прекрасное место недалеко от деревни. У них действительно божественная рыба на пару.
  
  
   С Уважением,
  
   Dra. Lorna Berr
  
   Директор по исследованиям
  
  
   КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫЙ - СОДЕРЖИТ ИНФОРМАЦИЮ, ДОСТУПНУЮ ТОЛЬКО СОТРУДНИКАМ С РЕЙТИНГОМ A1. ЕСЛИ ВЫ. У ВАС БЫЛ ДОСТУП К ЭТОМУ ОТЧЕТУ, И ЕГО КЛАССИФИКАЦИЯ НЕ СООТВЕТСТВУЕТ ТОМУ ЖЕ ЗНАНИЮ, ЧТО ВЫ ОБЯЗАНЫ СООБЩИТЬ О ТАКОМ НАРУШЕНИИ ПРАВИЛ БЕЗОПАСНОСТИ СВОЕМУ НЕПОСРЕДСТВЕННОМУ НАЧАЛЬНИКУ, НЕ РАЗГЛАШАЯ ЕГО В ДАННОМ СЛУЧАЕ. ИНФОРМАЦИЯ, СОДЕРЖАЩАЯСЯ В ПРЕДЫДУЩИХ РАЗДЕЛАХ. НЕВЫПОЛНЕНИЕ ЭТОГО ТРЕБОВАНИЯ МОЖЕТ ПОВЛЕЧЬ ЗА СОБОЙ СЕРЬЕЗНЫЕ СУДЕБНЫЕ ИСКИ И ТЮРЕМНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ НА СРОК ДО 35 ЛЕТ ИЛИ БОЛЕЕ, ЧЕМ ТОТ ЭКВИВАЛЕНТ, КОТОРЫЙ ДОПУСКАЕТСЯ ДЕЙСТВУЮЩИМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ США.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 01:25
  
  
  
   Зал замолкает из-за резких слов Паолы. Однако никто ничего не сказал. Было заметно, какой вес дíа ложится на тела, а утренний свет - на глаза и умы. Наконец-то заговорил директор Бой.
  
   - Вы скажете, что мы делаем, Диканти.
  
   Паола помедлила полминуты, прежде чем ответить.
  
   - Я думаю, что это было очень тяжелое испытание. Давайте все пойдем домой и поспим несколько часов. Увидимся здесь же в половине восьмого утра. Мы начнем с обстановки комнат. Мы еще раз проверим сценарии и подождем, пока агенты, которых мобилизовал Понтьеро, найдут хоть какой-то намек, на который можно надеяться. О, и Понтьеро, позвони Данте и сообщи ему о времени встречи.
  
   -Бытьá удовольствием -отвечайтеó éste, zumbón.
  
   Притворившись, что ничего не происходит, Диканти подошел к Бой и схватил его за руку.
  
   -Директор, я хотел бы поговорить с вами наедине на минутку.
  
   -Давайте выйдем в коридор.
  
   Паола предшествовала зрелому ученому Фико, который, как всегда, галантно открыл перед ней дверь и закрыл ее за собой, когда она проходила мимо. Диканти ненавидел такое почтение к своему боссу.
  
   -Dígame.
  
   - Директор, ¿ какова именно роль Фаулера в этом деле? Я просто не понял этого. И мне плевать на его расплывчатые объяснения или что-то в этом роде.
  
   -Диканти, вас когда-нибудь звали Джон Негропонте?
  
   - Для меня это звучит очень похоже. ¿Es ítaloamericano?
  
   -Боже мой, Паола, убери когда-нибудь свой нос от книг криминолога. Да, он американец, но греческого происхождения. В частности, он недавно был назначен директором национальной разведки Соединенных Штатов. В его ведении находятся все американские агентства: АНБ, ЦРУ, Управление по борьбе с наркотиками 16.., и длинный и т.д. и т.п. и т.п. и т.п. и т.п. и т.п. и т.п. и т.п. и т.п. Это означает, что этот сеñор, который, кстати, является кэтóлико, является вторым самым могущественным человеком в мире, в отличие от президента Буша. Что ж, что ж, сеньор Негропонте лично позвонил мне éсвятой Марииñане, пока мы были в гостях у Робайры, и у нас был долгий, долгий разговор. Вы предупредили меня, что Фаулер вылетает прямым рейсом из Вашингтона, чтобы присоединиться к расследованию. Он не дал мне выбора. Дело не только в том, что сам президент Буш находится в Риме и, конечно же, обо всем уведомлен. Именно он попросил Негропонте разобраться в этом вопросе, прежде чем эта тема попадет в СМИ. к вам одного из моих сотрудников, нам повезло, что он досконально знает эту тему".
  
   -¿Сóмо узнали, о чем я прошу? - сказала Паола, уставившись в пол, ошеломленная масштабом того, что она слышала.
  
   - Ах, дорогая Паола ... ни на минуту не стоит недооценивать Камило Сирина. Когда я появился во второй половине дня, я лично позвонил Негропонте. Сегúн сказал мне é сте, Джемáс, прежде чем я заговорил, и у меня нетíа даже отдаленного представления о том, что я могу получить от него.ú просто он существует уже пару недель.
  
   -¿Y cómo supo Negroponte tan rápido a quién enviar?
  
   - Это не нинúн тайна. Друг Фаулера из VICAP интерпретируетó250;последние записанные слова Кароски перед бегством из церкви Святого Матфея как неприкрытую угрозу, цитируя церковных деятелей, и как об этом Ватикана пять лет назад.#241;ос. Когда é ста маñ анна обнаружила Робайру, Сирин нарушилаó ее правилаíстирки грязных тряпок дома. Он сделал несколько звонков и дернул за ниточки. Он сукин сын с очень хорошими связями и контактами на máxim уровне. Но, думаю, вы уже это понимаете, дорогая моя.
  
   - У меня есть небольшая идея, - иронизируетó Диканти.
  
   - Сегúн сказал мне Негропонте, Джордж Буш лично заинтересовался этим делом. Президент считает, что аúнá в долгу перед Иоанном Павлом II, который заставляет васñсмотретьó ему в глаза и просить егоó не вторгаться в Ирак. Буш сказал Негропонте, что он обязан хотя бы этим памяти Войтылы.
  
   -Боже Мой. На этот раз команды не будет, верно?
  
   -Ответьте на вопрос сами.
  
   Диканти ничего не сказал. Если приоритетом было сохранить этот вопрос в секрете, мне придется работать с тем, что у меня есть. Без мáс.
  
   -¿Директор, вам не кажется, что все это меня немного утомляет? -Диканти была очень уставшей и подавленной обстоятельствами дела. В своей жизни он не говорил ничего подобного, и долгое время после этого он сожалел о том, что произнес эти слова.
  
   Бой поднял ееó пальцами за подбородок и заставилó смотреть прямо перед собой.
  
   - Это превосходит всех нас,бамбина. Но Ольвí желай всего. Просто подумайте, что есть монстр, убивающий людей. А вы занимаетесь охотой на монстров.
  
   Паола благодарно улыбнулась. Желаю вамó еще раз, в ú последний раз, всеí то же самое, даже если бы я знал, что это ошибка и что я сломаюíэль коразóн. К счастью, это был мимолетный момент, и он сразу же попытался восстановить самообладание. Я был уверен, что он этого не заметил.
  
   -Директор, я беспокоюсь, что Фаулер будет крутиться вокруг нас во время расследования. Я могу быть помехой.
  
   -Подíа. И он также может быть очень полезен. Этот человек работал в Вооруженных силах и является опытным стрелком. Среди... других способностей. Не говоря уже о том, что он досконально знает нашего главного подозреваемого и является священником. Вам нужно будетá úдвигаться в мире, к которому вы не очень привыкли, как и суперинтендант Данте. Подумайте, что наш коллега из Ватикана открыл вамá двери, а Фаулер - умы.
  
   - Данте - невыносимый придурок.
  
   - Я знаю. А также необходимое зло. Все потенциальные жертвы нашего подозреваемого находятся в его руках. Даже если нас отделяют всего несколько метров, это их территория.
  
   - И Италия наша. В деле Портини они действовали незаконно, не считаясь с нами. Это препятствие правосудию.
  
   Директор пожал плечами, как и Нико.
  
   -¿ Что будет с хозяевами скота, если они осудят их? Создавать вражду между нами - ни к чему. Ольвí хочет, чтобы все было в порядке и чтобы они могли все испортить в тот момент. Теперь нам нужен Данте. Как вы уже знаете, éсте - его команда.
  
   - Вы босс.
  
   - А вы моялюбимая учительница. Короче говоря, Диканти, я собираюсь немного отдохнуть и собираюсь побыть в лаборатории, анализируя до последней крупицы то, что мне принесут. Я оставляю это вам, чтобы построить свой "замок в воздухе".
  
   Бой уже шел по коридору, но внезапно остановился на пороге и обернулся, оглядывая ее от ступеньки к ступеньке.
  
   - Только одно, мáс. Негропонте попросил меня отвезти его в кабрéсе кабрóн. Он попросил меня об этом как о личном одолжении. Он ¿ Следует за мной? И можете не сомневаться, что мы будемé рады, что вы должны нам за услугу.
  
  
  
   Приход Святого Томаса
  
   Augusta, Massachusetts
  
   Июль 1992 г.
  
  
  
   Гарри Блум поставил корзину со сбором на стол на дне ризницы. В последний раз взгляните на церковь. Никого не осталось ... Не так уж много людей собиралось в первый час субботы. Знайте, что если бы вы поторопились, вы бы пришлиíа как раз вовремя, чтобы увидеть финал на дистанции 100 метров кролем. Вам просто нужно оставить алтарь прислужницы в шкафу, сменить блестящие туфли на спортивные и лететь домой. Орита Мона, учительница четвертого класса, повторяет ему каждый раз, когда он бежит по школьным коридорам. Его мать повторяет емуñí каждый раз, когда он врывается в дом. Но в полумиле, отделявшем церковь от его дома, была свобода... он мог бежать сколько угодно, при условии, что смотрел в обе стороны, прежде чем перейти улицу. Когда я стану старше, я стану спортсменом.
  
   Аккуратно сложите футляр и положите его в шкаф. Внутри был его рюкзак, из которого он достал кроссовки. Она осторожно снимала туфли, когда почувствовала руку отца Кароски на своем плече.
  
   - Гарри, Гарри... я очень разочарован в тебе.
  
   Ниíо собирался повернуться, но рука отца Кароски не позволила ему.
  
   - Неужели я сделал что-то плохое?
  
   В голосе отца произошла смена интонации. Как будто я дышу быстрее.
  
   - О, а сверху ты играешь роль маленького мальчика. Еще хуже.
  
   - Отец, я действительно не знаю, что я сделал...
  
   - Что за наглость. ¿ Разве ты не опоздал на молитву Святого Розария перед мессой?
  
   - Отец, дело в том, что мой брат Леопольд не позволял мне пользоваться баñо, и, ну, вы знаете... Я не виноват.
  
   - ¡ Молчи, бесстыдник! Не оправдывайся. Теперь ты признаешь грех лжи грехом своего самоотречения.
  
   Гарри был удивлен, узнав, что я его поймал. Правда в том, что это былаеговина. Включитеí в дверь, увидев, который час.
  
   - Прости, отец...
  
   - Очень плохо, что дети лгут вам.
  
   Джемáс хабí слышал, как отец Кароски говорил таким образом, таким сердитым. Теперь она начинала очень бояться. Он попытался повернуться один раз, но моя рука прижала его к стене, очень сильно. Только это была уже не рука. Это был Коготь, как у Оборотня в сериале NBC. И Коготь вонзился ему в грудь, прижал его лицо к стене, как будто хотел заставить его пройти сквозь нее.
  
   - А теперь, Гарри, прими свое наказание. Бáнатяните штаны и не оборачивайтесь, иначе будетá намного хуже.
  
   Ниíо услышал шум чего-то металлического, падающего на землю. Он стягивает штаны с Нико, убежденный, что его ждет порка. Предыдущий прислужник, Стивен, тихо рассказал ему, что отец Кароски однажды наказал его и что ему было очень больно.
  
   - Теперь прими свое наказание, - хриплым голосом повторил Кароски, прижимая рот очень близко к ее затылку. Я чувствую озноб. Вам подадут ароматизатор со свежей мятой, смешанный с кремом после бритья. В невероятном умственном пируэте она поняла, что отец Кароски использовал те же самые локусы, что и ее отец.
  
   - ¡Аррепиéтете!
  
   Гарри почувствовалó толчок и острую боль между ягодицами и поверилó, что он умираетí. Он очень сожалел о том, что опоздал, очень сожалел, очень сожалел. Но даже если бы он сказал это Когтю, это не принесло бы никакой пользы. Боль продолжается, она усиливается с каждымвздохом Гарри, прижавшись лицом к стене, успел увидеть свои кроссовки на полу в ризнице и пожелал, чтобы они были надеты, и убежал с ними, свободный и далеко.
  
   Свободен и далеко, очень далеко.
  
  
  
   Квартира семьи Диканти
  
   Via Della Croce, 12
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 1:59
  
  
  
   - Пожелайте перемен.
  
   - Очень щедрая,grazie tante.
  
   Паола проигнорировала предложение таксиста. Какое городское дерьмо, на которое даже таксист жаловался, потому что чаевые были за шестьдесят центов. Это в лирах было бы... уфф. Много. Конечно. И в довершение всего, он очень невежливо нажал на газ перед отъездом. Если бы я был джентльменом, я бы подождал, пока он войдет в портал. Было два часа ночи, и, боже мой, улица была пустынна.
  
   Сделайте так, чтобы í было тепло для éее éмаленького аñо, но все жеí Паола Синтиó поежилась, открываяíэль портал. ¿Вы видели тень в конце улицы? Я уверен, что это было его воображение.
  
   Закройся за ней очень тихо, я прошу, прости меня за то, что я так боюсь удара. Я прошелó все три этажа на бегу. Деревянная лестница издавала ужасный шум, но Паола не слышала его, потому что кровь била у нее из ушей. Мы подошли к двери квартиры почти запыхавшиеся. Но, добравшись до своей площадки, она застряла.
  
   Дверь была приоткрыта.
  
   Она медленно, осторожно расстегнулаó куртку и поднесла руку к сумочке. Он вытащил свое табельное оружие и встал в боевую позицию, поставив локоть на прямую линию туловища. Я толкнул дверь одной рукой, входя в квартиру очень медленно. Свет в подъезде горел. Он сделал осторожный шаг внутрь, а затем очень резко дернул дверь, указывая на проем.
  
   Ничего.
  
   -¿Паола?
  
   -¿Мамаá?
  
   - Проходи, дочка, я на кухне.
  
   Я вздохнул с облегчением и убрал пистолет на место. Джем в своей жизни научился вытаскивать пистолет в реальной ситуации, только в академии ФБР. Этот случай явно заставлял ее слишком нервничать.
  
   Лукреция Диканти была на кухне и намазывала масло на печенье. Этоó звон микроволновой печи и молитва, вынимающаяó изнутри две дымящиеся чашки молока. Мы положили их на маленький столик из формики. Паола бросает взгляд по сторонам, ее грудь вздымается. Все было на своих местах: маленький поросенок с деревянными ложками на пояснице, блестящая краска, нанесенная ими самими, остатки запаха золота, витающего в воздухе. Он знал, что его мать была эхо Канолис. Она также знала, что она съела их все и что поэтому я предложил ей печенье.
  
   -¿Я доберусь до тебяá с éСтасом? Если ты хочешь помазать меня.
  
   -Мама, ради Бога, ты меня до смерти напугала. Можно ли узнать, почему вы оставили дверь открытой?
  
   Я почти кричал. Ее мать смотрела на нее обеспокоенно. Отряхните бумажную салфетку от халата и протрите кончиками пальцев, чтобы удалить остатки масла.
  
   - Дочь, я встала и слушала новости на террасе. Весь Рим охвачен революцией с горящей часовней Папы, радио ни о чем другом не говорит... решите, что я буду ждать, пока вы проснетесь, и я видел, как вы выходили из такси. Я сожалею.
  
   Паола сразу почувствовала себя плохо и попросила пердóн.
  
   -Успокойся, женщина. Возьми печенье.
  
   -Спасибо, мама.
  
   Молодая женщина сидела рядом со своей матерью, которая не сводила с нее глаз. С тех пор, как Паола была маленькой, Лукреция научилась сразу же улавливать возникающую проблему и давать ей правильные советы. Только проблема, которая засоряла его голову, была слишком серьезной, слишком сложной, . Я даже не знаю, существует ли это выражение,
  
   -¿Это из-за какой-то работы?
  
   - Ты же знаешь, что я не могу об этом говорить.
  
   - Я знаю, и если у тебя такое лицо, как будто кто-то наступил тебе на мозоль, ты проводишь ночь, ворочаясь в постели. Ты уверен, что ничего не хочешь мне рассказать?
  
   Паола смотрела на свой стакан молока и, пока говорила, добавляла в него ложку за ложкой азúкар.
  
   -Это просто... другой случай, мама. Случай для сумасшедших. Я чувствую себя чертовым стаканом молока, в который кто-то продолжает заливать азú кар и азú кар. Азот больше не растворяется и служит только для того, чтобы наполнить чашу.
  
   Лукреция, дорогая, смело кладетó открытую руку на стакан, и Паола выливаетó на ее ладонь ложку азúкар.
  
   -Иногда делиться этим помогает.
  
   -Я не могу, мама. Я сожалею.
  
   -Все в порядке, голубушка, все в порядке. Хочешь печенье от меня? Я уверена, что ты ничего не ужинал, - сказала ора, мудро меняя тему.
  
   -Нет, мама, со Стасом мне вполне достаточно. У меня есть бубен, как на стадионе "Рома".
  
   - Дочь моя, у тебя прекрасная задница.
  
   - Да, вот почему я все еще не замужем.
  
   - Нет, дочь моя. Ты все еще не замужем, потому что у тебя очень плохая машина. Ты хорошенькая, ты заботишься о себе, ты ходишь в спортзал... Вопрос времени, когда ты найдешь мужчину, которого не умилят твои крики и твои плохие манеры.
  
   - Я не думаю, что это когда-нибудь случится, мама.
  
   -¿А почемуé нет? ¿ Что вы скажете мне о своем начальнике, этом очаровательном человеке?
  
   - Онá женат, мамаá. И он мог бы стать моим отцом.
  
   - Какая ты преувеличенная. Передай это мне, пожалуйста, посмотри, как я не обижаю его. Кроме того, в современном мире вопрос о браке не имеет значения.
  
   Если бы ты знала, подумай о Паоле.
  
   - Как ты думаешь, мама?
  
   -Убеждена. ¡Мадонна, какие у нее красивые руки! С этим я танцевал жаргонный танец и#243;n...
  
   -¡Мамаá! Он может меня шокировать!
  
   - С тех пор, как твой отец покинул нас десять лет назад, дочь, я не провел ни одного дня, не вспоминая об él. Но я не думаю, что буду похожа на тех сицилийских вдов в черном, которые бросают ракушки рядом с яйцами своих мужей. Давай, выпей еще, и пойдем спать.
  
   Паола намазала еще одно печенье в молоке, мысленно подсчитывая, насколько оно горячее, и чувствуя себя очень виноватой перед собой. К счастью, это длилось очень недолго.
  
  
  
   Из переписки кардинала
  
   Francis Shaw y la señora Edwina Bloom
  
  
  
   Бостон, 23-02-1999 гг.
  
   Дорогая, будь и#241;молись:
  
   В ответ на ваше письмо от 17.02.1999 я хочу заявить вам (...), что я уважаю и сожалею о вашем горе и горе вашего сына Гарри. Я осознаю огромные страдания, которые он пережил, огромные страдания. Я согласен с вами в том, что тот факт, что человек от Бога совершает ошибки, которые совершилó отец Кароски, смог пошатнуть основы его веры (...) Я признаю свою ошибку. Я никогда не должен был переназначать отца Кароски (...) возможно, в тот третий раз, когда обеспокоенные верующие, такие как вы, обращались ко мне со своими жалобами, я должен был пойти другим путем (...). Получив плохие советы от психиатров, которые рассматривали его дело, таких как доктор Дресслер, который поставил под угрозуó его профессиональный престиж, заявив, что он годен для служения, он уступилí (...)
  
   Я надеюсь, что щедрая компенсация, согласованная с его адвокатом, разрешила этот вопрос к всеобщему удовлетворению (...), поскольку это больше, чем мы можем предложить (...) амосу, если, конечно, мы сможем. конечно, желая облегчить его боль деньгами, если я позволю себе посоветовать ему хранить молчание, ради блага всех (...) наша Святая Мать-Церковь уже достаточно пострадала от клеветы нечестивых, от Satán mediático (...) на благо всех нас. наше маленькое сообщество, ради его сына и ради него самого, давайте притворимся, что этого никогда не было.
  
   Прими все мои благословения
  
  
   Francis Augustus Shaw
  
   Кардинал-прелат архиепископии Бостонской и#243;Цесис
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Ноябрь 1995 г.
  
  
  
   СТЕНОГРАММА ИНТЕРВЬЮ Љ 45 МЕЖДУ ПАЦИЕНТОМ Љ 3643 И ДОКТОРОМ КАНИСОМ КОНРОЕМ. НА НЕМ ПРИСУТСТВУЮТ ДОКТОР ФАУЛЕР И САЛЕР ФАНАБАРЗРА
  
  
   DR. CONROY : Hola Viktor, ¿podemos pasar?
  
   #3643: Пожалуйста, доктор. Это его жена Ника.
  
   #3643: Проходите, пожалуйста, проходите.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ ¿С ней все в порядке?
  
   #3643: Великолепно.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ Вы регулярно принимаете лекарства, регулярно посещаете групповые занятия... Ты делаешь успехи, Виктор.
  
   #3643 : Спасибо, доктор. Я делаю все, что могу.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Хорошо, поскольку мы с вами сегодня говорили, это первое, с чего мы начнем регрессионную терапию. É это начало Фанабарзры. Он доктор Хиндú, специализирующийся на гипнозе.
  
   #3643 : Доктор, я не знаю, чувствовал ли я себя так, как будто только что столкнулся с идеей подвергнуться такому эксперименту.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Это важно, Виктор. Мы говорили об этом на прошлой неделе, помните?
  
   #3643 : Sí, я помню.
  
   Если вы Фанабарзра, если вы предпочитаете, чтобы пациент сидел?
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: Бытьá más cóрежимом в постели. Важно, чтобы вы были максимально расслаблены.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ Túmbate, Viktor.
  
   #3643 : Как хотите.
  
   Sr. FANABARZRA : Bien, Viktor, voy a mostrarle éste péndulo. ¿Не возражаетеí немного опустить жалюзи, доктор? Этого достаточно, спасибо. Виктор, посмотрите на парня, если вы так добры.
  
   (В ЭТОЙ РАСШИФРОВКЕ СТЕНОГРАММЫ ПРОЦЕДУРА ГИПНОЗА г-НА ФАНАБАРЗРЫ ОПУЩЕНА ПО ПРОСЬБЕ, ВЫРАЖЕННОЙ Г-ном ФАНАБАРЗРОЙ. ПАУЗЫ ТАКЖЕ БЫЛИ УДАЛЕНЫ ДЛЯ УДОБСТВА ЧТЕНИЯ)
  
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: Хорошо... сейчас 1972 год. ¿Что вы помните о éего éмалости?
  
   #3643: Моего отца... никогда не было дома. Иногда мы всей семьей ждем его в fábrica по пятницам. Мама, 225 декабря я узнал, что он был наркоманом и что мы постарались избежать того, чтобы его деньги тратились в барах. Сделай так, чтобы фрíили убирайся. Мы ждем и надеемся. Мы бьем ногами по земле, чтобы не замерзнуть. Эмиль (маленький брат Кароски) попросил у меня свой шарф, потому что у него есть папа. Я не давал ей этого. Моя мать ударила меняó по голове и велела отдать ее ей. В конце концов нам надоело ждать, и мы ушли.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Вы знаете, где был ваш отец?
  
   : Его уволили. Я вернулся домой через два дня после того, как мне стало плохо. Мама сказала, что хабíа пил и гулял с шлюхами. Ему выписали чек, но он прослужил недолго. Í давайте отправимся в Службу социального обеспечения за чеком папá. Но иногда папаá выходил вперед и пил егоíа. Эмиль не понимает, почему кто-то может выпить бумагу.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Вы просили о помощи?
  
   #3643: В приходе нам иногда давали одежду. Другие мальчики ходили за одеждой в Спасательный центр, который всегда был лучше. Но мама сказала, что они были еретиками и язычниками и что лучше носить честную христианскую одежду. Берия (старший узнал, что его достойная христианская одежда была в дырах. Я ненавижу его за это.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Вы были счастливы, когда Берия ушел?
  
   #3643 : Я был в постели. Я видел, как он пересекал комнату в темноте. В руке он держал ботинки. Он подарил мне свой брелок. Возьми серебряного медведя. Он сказал мне вставить в él соответствующие ключи. Клянусь мамой Анной Эмиль Ллор, потому что она не была уволена с éл. Я дал ему связку ключей. Эмиль продолжалó плакать и бросатьó связку ключей. Плачьте все дíа. Я разбиваю ему сборник рассказов, который у меня есть, чтобы он заткнулся. Я разорвал его на части ножницами. Мой отец запер меня в своей комнате.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Где была твоя мать?
  
   #3643: Игра в бинго в приходе. Был вторник. По вторникам они играли в бинго. Каждая тележка стоила копейки.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Что é произошлоó в той комнатеón?
  
   #3643 : Ничего. Эсперé.
  
   Sr. FANABARZRA : Viktor, tienes que contármelo.
  
   #3643: ¡Не пасó НИЧЕГО, поймите, сеñор, НИЧЕГО!
  
   Sr. FANABARZRA : Viktor, tienes que contármelo. Твой отец запер тебя в своей комнате и что-то с тобой сделал, не так ли?
  
   #3643: Вы этого не понимаете. ¡ Я это заслужил!
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Что é это то, чего ты заслуживаешь?
  
   #3643: Наказание. Наказание. Мне нужно было много наказания, чтобы покаяться в плохих поступках.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Что é плохого?
  
   #3643: Все плохое. Как это было плохо. О кошках. Он встретилí кошку в мусорном ведре, полном смятых периóдикс, и поджег его. ¡Y chilló! Холодó человеческим голосом. И о сказке.
  
   Мистер : ¿ Это было наказание, Виктор?
  
   #3643 : Боль. Мне больно. И он ей нравился, я знаю. Я решил, что это тоже было больно, но это была ложь. Это по-польски. Я не умею врать по-английски, - он запнулся. Он всегда говорил по-польски, когда наказывал меня.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Он прикасался к тебе?
  
   #3643: Он бил меня по заднице. Он не давал мне обернуться. И я попалí во что-то внутри. Что-то горячее, что причиняет боль.
  
   Г-н ФАНАБАРЗРА: ¿Часто ли были такие наказания?
  
   #3643 : Каждый вторник. Когда мамы не было. Иногда, когда он заканчивал, он засыпал на мне сверху. Как будто он мертв. Иногда он не мог наказать меня и бил меня.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА : ¿ Он тебя бил?
  
   #3643 : Он держал меня за руку, пока ему это не надоело. Иногда после того, как ты ударил меня, ты можешь наказать меня, а иногда нет.
  
   Sr. FANABARZRA : ¿Y a tus hermanos, Viktor? Твой отец наказывал их?
  
   : Я думаю, что он наказал Берию. Эмилю никогда, Эмилю было хорошо, поэтому он умер.
  
   : ¿ хорошие парни умирают, Виктор?
  
   : Я знаю хороших парней. Плохие парни никогда.
  
  
  
   Губернаторский дворец
  
   Ватикан
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 10:34.
  
  
  
   Паола ждала Данте, вытирая ковер в коридоре короткими нервными прогулками. Жизнь началась плохо. Он едва отдохнул ночью, а по прибытии в офис столкнулся с массой невыносимых бумажных дел и обязательств. Ответственный за защиту гражданского населения Италии Гвидо Бертолано был очень обеспокоен растущим потоком паломников, которые начали наводнять город. Там уже были полностью заполнены спортивные центры, школы и всевозможные муниципальные учреждения с крышей и большим количеством площадок. Теперь они спят на улицах, у порталов, на площадях, в автоматических кассах. Диканти связался с ним, чтобы попросить помощи в поиске и поимке подозреваемого, и Бертолано вежливо рассмеялся ему в ухо.
  
   , даже если бы этим подозреваемым был тот же Симо Усама, мы мало что могли бы сделать. Конечно, он может подождать, пока все закончится éсвятой Барулло.
  
   -Я не знаю, осознаете ли вы это...
  
   -Испеттора... Диканти сказала, что вас зовут, не так ли? En Fiumicino está aparcado el Air Force One17. Нет ни одного пятизвездочного отеля, в президентском люксе которого не было бы коронованного теста. Понимаете ли вы, какой кошмар - защищать этих людей? Каждые пятнадцать минут появляются намеки на возможные террористические акты и ложные угрозы взрыва. Я созываю карабинеров из деревень на двестиó метров вокруг. Крé люби меня, твое дело может подождать. А теперь прекратите блокировать мою línea, пожалуйста, - сказал он, резко повесив трубку.
  
   ¡Черт возьми! ¿Почемуé никто не воспринимал ее всерьез? Тот случай был серьезным потрясением, и отсутствие ясности в постановлении о характере дела способствовало тому, что любые претензии с его стороны наталкивались на безразличие со стороны демократов.;с. Я провелó на телефонеé довольно много времени, но получилó немного. Между звонками я просил Понтьеро подойти и поговорить со старой кармелиткой из Санта-Мар-ин-Транспонтина, пока она собиралась поговорить с кардиналом Самало. И всеí стояли у дверей кабинета Дежурного, кружась, как тигр, насытившийся кофеé сальдо.
  
   Отец Фаулер, скромно сидящий на роскошной скамье из розового дерева, читает свой бревиарий.
  
   - Именно в такие моменты, как é сент, я сожалею, что бросил курить,доттора.
  
   -¿Тамбиé нервничает, отец?
  
   -Нет. Но вы очень стараетесь, чтобы этого добиться.
  
   Паола улавливает намек священника и позволяет ему кружить по кругу. Он сидитó рядом с éл. Я притворился, что читаю отчет Данте о первом преступлении, размышляя о дополнительном взгляде, который суперинтендант Ватикана бросил на отца Фаулера, когда представил их в штаб-квартире UACV со стороны министерства юстиции.анна. Данте не будь таким, как он". Инспектор была встревожена и заинтригована. Я решил, что при первом удобном случае попрошу Данте объяснить эту фразу.
  
   Я вернул ваше внимание к отчету. Это была абсолютная чушь. Было очевидно, что Данте не выполнял эти обязанности усердно, что, с другой стороны, было удачей для éл. Мне придется тщательно осмотреть место, где умер кардинал Портини, в надежде найти что-нибудь более интересное. Я сделаю это в тот же день. По крайней мере, фотографии были неплохими. Закройте папку с треском. Он не может сосредоточиться.
  
   Ей было трудно признать, что она была напугана. Он находился в том жеíсимо коразóв Ватикане, в изолированном от остальных здании в центре Читтà. Это сооружение содержит более 1500 депеш, в том числе депешу Верховного Понта. Паолу просто обилие статуй и картин, заполнявших залы, беспокоило и отвлекало. Результат, к которому стремились государственные деятели Ватикана на протяжении веков, который, как они знали, оказывал влияние на их город на посетителей. Но Паола не может позволить себе отвлекаться на свою работу.
  
   -Padre Fowler.
  
   -¿Sí?
  
   -¿ Могу я задать вам вопрос?
  
   -Конечно.
  
   - Я впервые вижу кардинала.
  
   - Это неправда.
  
   Паола на мгновение задумалась.
  
   - Я имею в виду живым.
  
   - И ¿cuáэто ваш вопрос?
  
   -¿Сóмо обращается один к кардиналу?
  
   -Обычно с почтением, ваше - Фаулер закрыл свой журнал и посмотрел ей в глаза, - Спокойная,заботливая. Он такой же человек, как вы и я. А вы инспектор, возглавляющий расследование, и отличный профессионал. Ведите себя нормально.
  
   Диканти благодарно улыбнулась. Наконец Данте открылó дверь в переднюю.
  
   -Проходите, пожалуйста, сюда.
  
   В бывшем кабинете было два стола, за которыми сидели два священника, прикрепленных к телефону и электронной почте. Оба приветствовали посетителей вежливым поклоном головы, которые без лишних церемоний прошли в кабинет камердинера. Это была комната в строгом стиле, без картин и ковров, с книжным шкафом с одной стороны и диваном со столиками с другой. Распятие на палке было украшением стен.
  
   В отличие от пустого пространства на стенах, письменный стол Эдуардо Гонза леза Самало, человека, который взял на себя бразды правления церковью до избрания нового Сумо Пон фиса, был полностью заполнен. завален бумагами. Самало, одетый в чистую сутану, встал из-за стола и вышел, чтобы поприветствовать их. Фаулер наклоняется и целует кардинальское кольцо в знак уважения и послушания, как это делают все кошки, приветствуя кардинала. Паола оставалась сдержанной. Она слегка - и несколько смущенно - наклонила голову. Она не считала себя кошкой с детства.
  
   Самало воспринимает падение инспектора естественно, но с усталостью и сожалением, отчетливо видимыми на ее лице и спине. Она была самым большим авторитетом в Ватикане в течение нескольких десятилетий, но, очевидно, ей это не нравилось.
  
   -Простите, что заставил вас ждать. В é эти десять минутí я звоню по телефонуé делегату немецкой комиссии, который очень нервничает. Повсюду не хватает мест в отелях, в городе царит полный хаос. И все хотят быть в первом ряду на похоронах прошлой мамы и#241;анны.
  
   Паола вежливо кивнула.
  
   - Я полагаю, что все это, черт возьми, должно быть чрезвычайно громоздким.
  
   Самало, я посвящаю их прерывистый вздох каждому ответу.
  
   -¿ Вы в курсе того, что произошло, Ваше Высокопреосвященство?
  
   -Конечно. Камило Сирин своевременно проинформировал меня о произошедших событиях. Все это ужасное несчастье. Я полагаю, что при других обстоятельствах я бы гораздо хуже отреагировал на этих гнусных преступников, но, честно говоря, у меня не было времени ужаснуться.
  
   - Как вы знаете, мы должны думать о безопасности остальных кардиналов, ваше высокопреосвященство.
  
   Самало сделал жест в сторону Данте.
  
   -Бдительностьприложила особые усилия, чтобы собрать всех в Domus Sanctae Marthae раньше, чем планировалось, а также для защиты целостности этого места.
  
   -¿La Domus Sanctae Marthae?
  
   - Это здание было отремонтировано по петиции Иоанна Павла II, чтобы служить резиденцией кардиналов во время Cónclave, - вмешался Данте.
  
   -Очень необычное применение для целого здания, не так ли?
  
   -Остальная часть аñо используется для размещения выдающихся гостей. Я даже думаю, что вы останавливалисьó всеí один раз, ¿ не так ли, отец Фаулер? - сказал Самало.
  
   Fowler pareció un tanto incómodo. На несколько мгновений им показалось, что между ними произошло короткое противостояние без вражды, борьба воли. Это был Фаулер, который склонил голову.
  
   - Действительно, Ваше Высокопреосвященство. Некоторое время я был гостем Святого Престола.
  
   - Я думаю, у вас были проблемы с Uffizio 18.
  
   - Меня вызвали на консультацию по поводу мероприятий, в которых я действительно принимал участие. Ничего, кроме меня.
  
   Кардинал, казалось, удовлетворился видимым беспокойством священника.
  
   -Ах, но, конечно, отец Фаулер... вам не нужно давать мне никаких объяснений. Его репутация предшествовала ему. Как вам известно, инспектор Диканти, я спокоен за безопасность своих братьев-кардиналов благодаря хорошейбдительности. Почти все они находятся в безопасности здесь, в глубине Ватикана. Есть те, кто еще не прибыл. В принципе, проживание в Domus было необязательным до 15 апреля. Многие кардиналы были распределены по общинам или резиденциям священников. Но теперь мы сообщили вам, что вы должны остаться все вместе.
  
   -¿Кто сейчас находится в Domus Sanctae Marthae?
  
   -Восемьдесят четыре. Остальные, до ста пятнадцати, прибудут в течение первых двух часов. Мы пытались связаться со всеми, чтобы сообщить им, чтобы они прислали нам свой маршрут, чтобы повысить безопасность. Это те, о ком я забочусь. Но, как я вам уже сказал, за все отвечает генеральный инспектор Сирин. Вам не о чем беспокоиться, моя дорогая ниñа.
  
   -¿В этих ста пятнадцати штатах á включая Робайру и Портини? -inquirió Dicanti, раздраженная снисходительностью Камерленго.
  
   - Хорошо, я полагаю, на самом деле я имею в виду сто тринадцать кардиналов, - резко ответил я. Самало. Он был гордым мужчиной и не любил, когда женщина поправляла его.
  
   - Я уверен, что его высокопреосвященство уже продумал план на этот счет, - примирительно вмешался Фаулер.
  
   - В самом деле... Мы распустим слух, что Портини болен в загородном доме своей семьи, в Córcega. Болезнь, к сожалению, закончилась трагически. Что касается Робайры, то некоторые дела, связанные с его пастырской деятельностью, не позволяют ему посещать Cónclave, хотя он и едет в Рим, чтобы подчиниться новому Sumo Pontífice. К сожалению, погибнуть в автокатастрофе, так как я вполне могу оформить полис полиса. Эти новости станут достоянием прессы после того, как они будут опубликованы в Cé#243;nclave, не раньше.
  
   Паола не выходит из себя от изумления.
  
   - Я вижу, что у его Высокопреосвященства все завязано и хорошо завязано.
  
   Камерленго прочищает горло, прежде чем ответить.
  
   - Это такая же версия, как и любая другая. И это та, которая никому не дает и не дает.
  
   - Кроме истины.
  
   - Это Кошачья церковьóлика,испеттора. Вдохновение и свет, указывающие путь миллиардам людей. Мы не можем позволить себе más escándalos. С éточки зрения ¿что é является истиной?
  
   Диканти искривилó жест, хотя и призналó lógica implíцитатой из слов старика. Она придумала много способов возразить ему, но я понялó что ничего ясного не выведу. Я предпочитаю продолжить интервью.
  
   - Я полагаю, что вы не будете сообщать кардиналам причину своей преждевременной концентрации.
  
   -Совсем нет. Их прямо попросили не или швейцарской гвардии под тем предлогом, что в городе находится радикальная группа, которая выступала с угрозами в адрес церковной иерархии.;кошкаóлика. Я думаю, что все это поняли.
  
   -¿ лично познакомиться с девушками?
  
   Лицо кардинала на мгновение омрачилось.
  
   -Да, иди и дай мне небеса. С кардиналом Портини я в меньшей степени согласен, несмотря на то, что он был итальянцем, но мои дела всегда были очень сосредоточены на внутренней организации Ватикана, и я посвятил свою жизнь доктрине. Он много писал, много путешествовал... он был великим человеком. Я лично не был согласен с его политикой, такой открытой, такой революционной.
  
   -¿ Революционная? -se interesó Fowler.
  
   -Очень, отец, очень. Он выступал за использование презервативов, за рукоположение женщин в священники... он был бы папой XXI века. Адем был относительно молод, ему едва исполнилось 59 лет. Если бы он сидел в кресле Петра, он бы возглавил Третий Ватиканский собор, который многие считают столь необходимым для Церкви. Его смерть была абсурдным и бессмысленным несчастьем.
  
   -¿ Рассчитывал ли он на свой голос? - сказал Фаулер.
  
   Камерленго смеется сквозь зубы.
  
   -Не просите меняá серьезно, чтобы я открыл комуéя собираюсь голосовать, ¿верно, отец?
  
   Паола вернулась, чтобы взять бразды правления интервью в свои руки.
  
   - Ваше Высокопреосвященство, вы утверждали, что я меньше всего согласен с Портини, ¿а как насчет Робайры?
  
   -Великий человек. Полностью отдался делу бедных. Конечно, у вас есть недостатки. Ему было очень легко представить себя одетым в белое на балконе площади Святого Петра. Дело не в том, что я делал что-то приятное, чего хотел, конечно. Éмы очень дружим. Мы много раз писали друг другу. Его íнико грехом была гордость. Он всегда демонстрирует свою бедность. Он подписывал свои письмаблаженным паупером. Я, чтобы привести его в ярость, всегда заканчивал свои письма письмомbeati pauperes spirito 19, хотя он никогда не хотел принимать этот намек как должное. Но помимо своих недостатков он был государственным деятелем и церковным деятелем. Он сделал много хорошего на протяжении всей своей жизни. Я никогда не мог представить его в сандалиях Рыбака 20, я полагаю, из-за моего большого размера они закрывают его. с éл.
  
   Сегúговорил о своем друге, старый кардинал становился все более маленьким и серым, голос его становился грустным, а лицо выражало усталость, накопившуюся в его теле за семьдесят восемь лет.;ос. Несмотря на то, что я не разделяю его идей, Паола Синти сочувствует ему. Он знал, что, услышав эти слова, которые являются честной эпитафией, старый испанец пожалел, что не может найти места, чтобы в одиночестве поплакать о своем друге. Проклятое достоинство. Размышляя об этом, она поняла, что начинает смотреть на все кардинальские одежды и сутаны и видеть человека, который их носил. Она должна научиться перестать рассматривать церковников как одномерных существ, поскольку предрассудки сутаны могут поставить под угрозу ее работу.
  
   - Короче говоря, я полагаю, что никто не является пророком на своей земле. Как я вам уже говорил, мы много раз совпадали. Добрый Эмилио приехал сюда семь месяцев назад, не отходя от меня ни на шаг. Один из моих помощников сфотографировал нас в кабинете. Я думаю, что она у меня есть на сайте algún.
  
   Преступник подошел к столу и достал из ящика конверт с фотографией. Загляните внутрь и предложите посетителям одно из мгновенных предложений.
  
   Паола держала фотографию без особого интереса. Но вдруг впился в нее глазами, широко раскрытыми, как блюдца. Я крепко хватаю Данте за руку.
  
   - О, черт возьми. ¡Черт возьми!
  
  
  
   Iglesia de Santa María in Traspontina
  
   Via della Conciliazione, 14
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 10:41 утра.
  
  
  
   Понтьеро настойчиво постучал в заднюю дверь церкви, ту, что вела в ризницу. Следуя инструкциям полиции, брат Франческо повесил на дверь табличку, написанную неуверенными буквами, которая гласила, что церковь закрыта на ремонт. Но, помимо послушания, монах должен был немного оглохнуть, так как младший инспектор стучал в дверной звонок уже 5 минут. После él тысячи людей толпились на Виа дей Корридори, на núпросто на núбольше и беспорядочнее, чем на Виа делла Консилиационе.
  
   Наконец я слышу шум по ту сторону двери. Засовы были задвинуты, и брат Франческо высунул лицо в щель, щурясь от яркого солнечного света.
  
   -¿Sí?
  
   -Брат, я младший инспектор Понтьеро. Ты напоминаешь мне о вчерашнем дне.
  
   Религиозный человек кивает снова и снова.
  
   -¿Чего он хотел? Он пришел сказать мне, что я уже могу открыть свою церковь, благословен Бог. С паломниками на улице... Идите и сами посмотрите... - сказал он, обращаясь к тысячам людей на улице.
  
   -Нет, брат. Мне нужно задать ему несколько вопросов. ¿Вы не возражаете, если я пройду?
  
   -¿Это должно быть сейчас? Я молился своими молитвами...
  
   -Не отнимайте у негоé много времени. Просто будьá на мгновение, правда.
  
   Франческо Менó мотает головой то в одну, то в другую сторону.
  
   - Что за времена такие, что за времена. Там повсюду смерть, смерть и спешка. Даже мои молитвы не позволяют мне молиться.
  
   Дверь медленно открылась и с громким стуком закрылась за Понтьеро.
  
   - Отец, это очень тяжелая дверь.
  
   -Да, сын мой. Иногда мне бывает трудно ее открыть, особенно когда я прихожу из супермаркета нагруженный. Никто больше не помогает старикам нести сумки. Что за времена, что за времена.
  
   - Обязанность пользоваться тележкой, братан.
  
   Младший инспектор погладил дверь изнутри, внимательно посмотрел на штифт и толстыми пальцами прикрепил его к стене.
  
   - Я имею в виду, что на замке нет никаких отметок, и он совсем не выглядит взломанным.
  
   -Нет, сынок, или, слава Богу, нет. Это хороший замок, и дверь была покрашена вñ прошлый раз. Пинтó прихожанин, мой друг, добрый Джузеппе. Знаете, у него астма, и пары краски на него не действуют...
  
   - Брат, я уверен, что Джузеппе - хороший христианин.
  
   - Это так, дитя мое, это так.
  
   - Но я здесь не поэтому. Мне нужно знать, каким образом убийца проник в церковь, если вообще есть какие-либо другие входы. Испеттора Диканти .
  
   - Он мог бы войти в одно из окон, если бы у него была лестница. Но я так не думаю, потому что я сломлен. Мать моя, что за катастрофа, если она разобьет один из витражей.
  
   -¿ Вы не возражаете, если я взгляну на эти окна?
  
   -Сóмо нет. Síигра.
  
   Монах идет через ризницу в церковь, ярко освещенную свечами у подножия статуй святых и святых. Понтьеро был шокирован тем, что их было так мало, что они были зажжены.
  
   - Ваши подношения, брат Франческо.
  
   - Ах, дитя мое, это я зажгла все свечи, которые были в Церкви, прося святых принять душу нашего Святого Отца Иоанна Павла II в лоно Божье.
  
   Понтьеро улыбнулся простой наивности религиозного человека. Они находились в центральном проходе, из которого виднаí как дверь ризницыíа, так и входная дверь и окна фасада, úниши, которые были в церкви. Проведитеó пальцем по спинке одной из скамеек в своем непроизвольном жесте, повторяемом тысячами месс по тысячам воскресений. Это был дом Божий, и он был осквернен и оскорблен. В то утро, при мерцающем свете свечей, церковь выглядела совсем иначе, чем в предыдущем. Младший инспектор не смог подавить дрожь. Внутри храма было тепло и прохладно, в отличие от жары снаружи. Посмотрите в сторону окон. Низкий más находился на высоте около пяти метров от земли. Она была покрыта изысканным цветным витражом, на котором не было ни единой царапины.
  
   -Невозможно, чтобы убийца проник через окна, нагруженный грузом весом 92 килограмма. Мне пришлось бы использовать grúа. И тысячи паломников снаружи увидели бы его. Нет, это невозможно.
  
   До оíдвух из них доходили песни о тех, кто стоит в очереди, чтобы попрощаться с папой Войтылой. Все они говорили о мире и любви.
  
   - Ах, вы, придурки. Они - наша надежда на будущее, не так ли, младший инспектор?
  
   - Куáнта разóн имеет, брат.
  
   Понтьеро задумчиво почесал голову. Ни одной точке входа, кроме дверей или окон, не могло прийти в голову. Они прошли несколько шагов, которые эхом разнеслись по церкви вацíа.
  
   -Послушайте, брат, а у меня не будет ли у кого-нибудь ключа от церкви? Может быть, кто-то, кто ведет уборку.
  
   -О, нет, совсем нет. Некоторые очень набожные прихожанки приходят помогать мне с уборкой храма во время утренней молитвы очень рано, а во второй половине дня, но всегда приходят, когда я дома. На самом деле у меня есть набор ключей, который я всегда ношу с собой, понимаете? -он держал левую руку во внутреннем кармане своего háбито Маррón, в котором звенели ключи.
  
   -Ну, отец, я сдаюсь... я не понимаю, кто мог войти незамеченным.
  
   - Ничего, сынок, извини, что не смог помочь...
  
   -Спасибо, отец.
  
   Понтьеро повернулся и направился в ризницу.
  
   - Если только... - кармелит на мгновение задумался, затем покачал головой. Нет, это невозможно. Быть не может
  
   -¿Чтоé, брат? Dígame. Любая мелочь может быть úдо тех пор, пока.
  
   -Нет, дéджело.
  
   - Я настаиваю, брат, я настаиваю. Играй то, что думаешь.
  
   Монах задумчиво теребил бороду.
  
   -Ну... есть подземный доступ в нео. Это старый секретный проход, датируемый вторым зданием церкви.
  
   -¿Segunda construcción?
  
   -Sí первоначальная церковь была разрушена во время разграбления Рима в 1527 году. Он был на огненной горе тех, кто защищает замок Святого Ангела. И эта церковь, в свою очередь...
  
   -Брат, пожалуйста, иногда оставляй урок истории, чтобы было лучше. Муéстремитесь к проходу, ¡скорее!
  
   -¿ Выá уверены? На нем очень красивый костюм...
  
   -Да, отец. Я уверен, энсéñэмело.
  
   - Как хотите, младший инспектор, как хотите, - смиренно сказал монах.
  
   Идите пешкомó к ближайшему входу, где стояла купель со святой водой. Онñальó заделывает щель в одной из напольных плиток.
  
   - Видите эту щель? Вставьте в него пальцы и сильно потяните.
  
   Понтьеро преклонил колени и последовал указаниям монаха. Ничего не случилось.
  
   -Сделайте это снова, прилагая усилие влево.
  
   Младший инспектор поступил так, как было приказано брату Франческо, но безрезультатно. Но каким бы худым и невысоким он ни был, он, тем не менее, обладал большой силой и большей решимостью. Я попробовалó в третий раз и заметилó как камень сорвался с места и легко ушел. На самом деле это был люк. Я открыл ее одной рукой, открыв небольшую узкую лестницу, ведущую вниз всего на несколько футов. Достань карманный фонарик и направь его в темноту. Ступени были каменными и казались прочными.
  
   -Хорошо, давайте посмотрим, как все это нам пригодится.
  
   -Младший инспектор, не спускайтесь вниз, ахí один, пожалуйста.
  
   -Успокойся, брат. Нет проблем. Все под контролем.
  
   Понтьеро мог представить себе лицо, которое он увидит перед Данте и Диканти, когда расскажет им о том, что он обнаружил. Он встал и начал спускаться по лестнице.
  
   -Подождите, младший инспектор, подождите. Иди за свечой.
  
   - Не волнуйся, брат. С фонариком достаточно - гритó Понтьеро.
  
   Лестница вела в короткий коридор с полукруглыми стенами и в комнату площадью около шести квадратных метров. Понтьеро подносит фонарь к глазам. Казалось, что дорога только что закончилась. В центре комнаты находятся две разделенные колонны. Они кажутся очень древними. Он не знал, как определить стиль, конечно, на уроке истории ему никогда не уделялось слишком много внимания. Однако на том, что осталось от одной из колонн, он увидел то, что выглядело как остатки чего-то, чего не должно быть повсюду. Похоже, это была эпоха...
  
   Изолента.
  
   Это был не секретный проход, а место казни.
  
   О нет.
  
   Понтьеро повернулся как раз вовремя, чтобы предотвратить удар, который должен был сломать его cráneo só, попавший ему в правое плечо. Кей упал на землю, содрогаясь от боли. Фонарь отлетел в сторону, осветив основание одной из колонн. Интуицияó второй удар по дуге справа, который он нанес по левой руке. Я нащупал пистолет в кобуре и, несмотря на боль, сумел вытащить его левой рукой. Пистолет давил на него, как будто он был сделан из свинца. Он не замечал другой руки.
  
   Железный прут. У него должен быть железный прут или что-то в этом роде.
  
   Старайтесь целиться, но не напрягайтесь. Он пытается отступить к колонне, но третий удар, на этот раз в спину, отправляет его на землю. Он крепко держал пистолет, как тот, кто цепляется за свою жизнь.
  
   Положив ногу на ее руку, он заставил ее отпустить. Ступня продолжала сжиматься и разжиматься. К хрусту ломающихся костей присоединяетсяñó смутно знакомый голос, но с очень и очень отчетливым тембром.
  
   -Понтьеро, Понтьеро. В то время как предыдущая церковь находилась под огнем Кастель Сант-Анджело, она находилась под защитой Кастель Сант-Анджело. И эта церковь, в свою очередь, заменитó языческий храм, который приказалó свергнуть Папа Александр VI. В средние века считалось, что это могила того же Симорана Мула.
  
   Железный прут прошелó и опустилсяó снова, ударив по спине младшего инспектора, который был ошеломлен.
  
   - Ах, но его захватывающая история на этом не заканчивается, ахí. Эти две колонны, которые вы видите здесь,í на которых были связаны святые Петр и Павел, прежде чем они были замучены римлянами. Вы, римляне, всегда так внимательны к нашим святым.
  
   Снова железный прут ударилó, на этот раз по левой ноге. Понтьеро завыл от боли.
  
   - Я мог бы услышать обо всем этом выше, если бы вы меня не прервали. Но не волнуйтесь, вы очень хорошо узнаете éстаса Столбова. Вы узнаете их очень, но очень хорошо.
  
   Понтьеро попыталсяó пошевелиться, но с ужасом обнаружил, что не можетíпошевелиться. Он не знал степени своих ран, но не замечал своих конечностей. Я чувствуюó как очень сильные руки двигают меня в темноте и острую боль. Издайте тревожный сигнал.
  
   - Я не рекомендую вам пытаться кричать. Его никто не слышит. И о двух других тоже никто не слышал. Я принимаю много мер предосторожности, понимаете? Я не люблю, когда меня перебивают.
  
   Понтьеро чувствовал, как его сознание проваливается в черную яму, подобную той, в которую он постепенно погружается в сьюñо. Как в сьюñо, илиíа вдалеке слышны голоса людей, идущих с улицы, в нескольких метрах над éл. Поверьте, что вы узнаете песню, которую они хором пели, воспоминание из своего детства, за милю от вас в прошлом. Это было "меня есть друг, который любит меня, его зовут Джес
  
   - На самом деле, я ненавижу, когда меня перебивают, - сказал Кароски.
  
  
  
   Губернаторский дворец
  
   Ватикан
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 13:31.
  
  
  
   Паола показала Данте и Фаулеру фотографию Робайры. Идеальный крупный план, на котором кардинал ласково улыбается, а его глаза сияют за толстыми очками-ракушками. Данте сначала смотрел на фотографию, не понимая.
  
   - Очки, Данте. Пропавшие очки.
  
   Паола искала мерзкого мужчину, набрала номер, как сумасшедшая, подошла к двери, поспешно вышла из кабинета изумленного Камерленго.
  
   -¡ Очки! ¡ Очки кармелиты! - закричалаó Паола из коридора.
  
   И тогда суперинтендант понял меня.
  
   -¡Давай, отец!
  
   Я поспешно извинился перед официанткой и вышел вместе с Фаулером за Паолой.
  
   Инспектор сердито повесила трубку. Понтьеро не поймал его. Дебí должна хранить это в тишине. Бегите вниз по лестнице, на улицу. Десять шагов, которые нужно пройти, завершают Виа дель Говернаторато. В то время мимо проезжала утилита с матрицей SCV 21. Внутри него были три монахини. Паола отчаянно жестикулировала им, чтобы они остановились, и всталаó перед машиной. Бампер остановился всего в сотнеí метров от его колен.
  
   -¡Святая Мадонна! Вы сумасшедшая, вы орита?
  
   Криминалистка подходит к водительской двери и показывает мне свой номерной знак.
  
   -Пожалуйста, у меня нет времени на объяснения. Мне нужно добраться до ворот Святой Анны.
  
   Монахини смотрели на нее так, как будто она сошла с ума. Паола подвелаó машину к одной из дверей atrás.
  
   -Отсюда невозможно, мне придется пройти Кортиль дель Бельведер пешком, - сказала ей та, что вела машину. Если хотите, я могу подвезти вас доПьяцца дель Сант-Уффицио, это выход más ráзакажите у Читтà в éстос дíас. Швейцарская гвардия выставляет заграждения по случаю Cóключа.
  
   - Что угодно, но, пожалуйста, поторопитесь.
  
   Когда монахиня уже садилась первой и вытаскивала гвозди,ó машина снова упала на землю.
  
   -¿Но неужели все сошли с ума? - закричалаó монахиня.
  
   Фаулер и Данте расположились перед машиной, положив руки на капот. Когда монахиня Френ и#243; втиснулась в переднюю часть подсобного помещения. Религиозные обряды были освящены.
  
   -¡ Начни, сестра, ради Бога! - сказала Паола.
  
   Коляске не потребовалосьó и двадцати секунд, чтобы преодолеть полкилометраóметро, отделявшее их от пункта назначения. Похоже, монахиня спешит избавиться от своего лишнего, несвоевременного и неловкого бремени. Я не успел затормозить машину на площади Пласа-дель-Санто-Агрикио, когда Паола уже бежала к черному железному ограждению, которое защищало вход в город., с мóмерзкий в руке. Маркó срочно свяжись с начальником и ответьó оператору.
  
   - Инспектор Паола Диканти, служба безопасности 13897. Агент в опасности, повторяю, агент в опасности. Заместитель инспектора Понтьеро находится по адресу Виа Делла Консилиационе, 14. Церковь Санта-Марíа в Траспонтине. Repito: Via Della Conciliazione, 14. Iglesia de Santa María in Traspontina. Отправьте их как можно большему количеству отрядов. Возможный подозреваемый в убийстве в помещении. Действуйте с особой осторожностью.
  
   Паола побежала, ее куртка развевалась на ветру, обнажив кобуру, и она кричала, как одержимая, из-за этого мерзкого человека. Двое швейцарских гвардейцев, охранявших вход, были поражены и попытались остановить ее. Паола попыталасьó помешать им, обняв за талию, но один из них в конце концов схватил ее за куртку. Молодая женщина протягивает к нему руки. Телефонéфоно кейó на землю, а куртка остаетсяó в руках охранника. Он собирался отправиться в погоню, когда прибудет Данте, на полной скорости. На нем было надето его удостоверение личности из Корпуса бдительности.
  
   -¡Дéтяни! ¡ Это наше!
  
   Fowler les seguía, aferrado a su maletín. Паола решила пойти по более короткому пути. Чтобы пройти через Пласа-де-Сан-Педро, так как все скопления людей были более чем небольшими: полиция образовала очень узкую очередь в противоположную сторону. с ужасным грохотом улиц, ведущих к ней. Пока они бежали, инспектор выставила табличку высоко, чтобы избежать проблем со своими товарищами по команде. Пройдя эспланаду и колоннаду Бернини без особых проблем, они, затаив дыхание, вышли на Виа дей Корридори. Всяí масса паломников была угрожающе компактной. Паола прижимает левую руку к телу, чтобы как можно больше замаскировать кобуру, подходит к зданиям и пытается продвигаться как можно быстрее. Суперинтендант всталó перед ней и служилó импровизированным, но эффективным тараном, используя все локти и предплечья. Fowler cerraba la formación.
  
   Им потребовалосьó десять мучительных минут, чтобы добраться до двери ризницыíа. Всеí их ждали два констебля, которые настойчиво звонили в дверь. Диканти, мокрая от пота, в футболке, с кобурой наизготовку и с распущенными волосами, была настоящим открытием для двух полицейских, которые, тем не менее, почтительно приветствовали ее, как только она показала им, затаив дыхание.#243;n прерывистый, его аккредитация в UACV.
  
   - Мы получили ваше уведомление. Внутри никто не отвечает. В другом подъезде есть четыре компаñэроса.
  
   - ¿ Можно ли узнать, почемуé коллегиñ или они еще не вошли? ¿ Разве они не знают, что внутри может быть товарищñэро ахí?
  
   Офицеры склонили головы.
  
   - Звонил директор Бой. Он сказал, чтобы мы действовали осмотрительно. Многие люди смотрят,
  
   Инспектор прислоняется к стене иó пять секунд думает.
  
   Черт возьми, я надеюсь, что еще не слишком поздно.
  
   -¿ Принесли ли они "мастер-ключ 22"?
  
   Один из полицейских показал ему стальной рычаг с двойным концом. Она была привязана к ноге, скрывая ее от многочисленных взглядов паломников на улице, которые уже начали возвращаться, чтобы поставить под угрозу положение группы. Паола обращается к агенту, который наставил на нее стальной прут.
  
   -Передайте мне его радио.
  
   Полицейский протянул ему телефонную трубку, которую он носил прикрепленной шнуром к устройству на поясе. Паола диктуетó краткие, точные инструкции команде другого входа. Никто не должен и пальцем пошевелить, пока он не прибудет, и, конечно же, никто не должен входить и выходить.
  
   -¿ Не мог бы кто-нибудь объяснить мне, к чему все это идет? - сказал Фаулер в перерывах между кашлем.
  
   - Мы считаем, что подозреваемый находится внутри, отец. Теперь я медленно рассказываю ей об этом. В ближайшее время я хочу, чтобы он остался здесь и ждал снаружи, - сказала Паола. Он сделал жест в сторону людского потока, окружавшего их. - Сделайте все возможное, чтобы отвлечь их, пока мы ломаем дверь. Надеюсь, мы успеем вовремя.
  
   Fowler asintió. Посмотрите вокруг в поисках места, на которое можно было бы сесть. Там не было ни одной машины, так как улица была отрезана от перекрестка. Имейте в виду, вам нужно поторопиться. Есть только люди, которые используют это, чтобы возвыситься. Недалеко от себя он увидел высокого и сильного паломника. Рост Деб метр девяносто. Он подошел к нему и сказал:
  
   - ¿ Как ты думаешь, смогу ли я подняться на плечи?
  
   Молодой человек жестом показал, что не говорит по-итальянски, и Фаулер жестами дал ему понять, чего он хочет. Другой наконец понял. Опуститесь на одно колено и встаньте перед священником, улыбаясь. Ésteó начинает звучать на латыни как пение причастия и#243;n мессы по усопшим.
  
  
   In paradisum deducant te angeli,
  
   In tuo advente
  
   Suscipiant te martyres... 23
  
  
   Множество людей повернулись, чтобы посмотреть на него. Фаулер жестом велел своему многострадальному носильщику выйти на середину улицы, отвлекая внимание Паолы и полицейских. Некоторые верующие, по большей части монахини и священники, присоединились к его молитве в честь умершего Папы, которой они ждали на протяжении многих часов.
  
   Воспользовавшись отвлечением внимания, двое агентов со скрипом открыли дверь ризницы. Они могли проникнуть внутрь, не привлекая внимания.
  
   - Ребята, внутри есть парень. Будьте очень осторожны.
  
   Они вошли один за другим, сначала Диканти, на выдохе, вытаскивая пистолет. Я оставил для двух полицейских обыск в ризнице и вышел из церкви. Мирó поспешила в часовню Святого Томаáс. Он был пуст, аún закрыт красной печатью UACV. Я обошел часовни с левой стороны с оружием в руках. Он обратился к Данте, который пересек церковь, заглядывая в каждую из часовен. Лики святых беспокойно перемещаются по стенам в колеблющемся, болезненном свете сотен зажженных повсюду свечей. Они оба встретились в центральном проходе.
  
   -¿Ничего?
  
   Данте негó с головой.
  
   Затем они увидели его написанным на земле, недалеко от входа, у подножия кучи святой воды. Большими красными, корявыми буквами было написано
  
  
   VEXILLA REGIS PRODEUNT INFERNI
  
  
   - Знамена короля преисподней движутся- сказал один из них недовольным голосом.
  
   Данте и инспектор обернулись, пораженные. Это был Фаулер, которому удалось закончить дело и проскользнуть внутрь.
  
   -Поверьте, я сказал ему, чтобы он держался подальше.
  
   - Сейчас это не имеет значения, - сказал Данте, подходя к открытому люку в полу и указывая Паоле. Призывая других.
  
   Паола Тен сделала разочарованный жест. Его сердцеó приказало ему немедленно спуститься вниз, но он не осмелился сделать это в темноте. Данте подошел к входной двери и задвинулó засовы. Вошли двое агентов, оставив двух других у двери. Данте попросил одного из них одолжить ему маглит, который он носил на поясе. Диканти выхватил ее из его рук и опустил перед собой, мои руки сжаты в кулаки, пистолет направлен вперед. Fowler se quedó arriba, musitando una pequeña oración.
  
   Через некоторое время появиласьó голова Паолы, которая поспешно вышла на улицу. Данте салиó медленно. Посмотрите на Фаулера и покачайте головой.
  
   Паола убегает на улицу, рыдая. Я вырвал завтрак и унес его как можно дальше от двери. Несколько мужчин иностранного вида, ожидающих в очереди, подошли, чтобы проявить к ней интерес.
  
   -¿Нужна помощь?
  
   Паола жестом отгоняет их. Рядом с ней появился Фаулер, который протянул ей салфетку. Я принял его и вытер желчью и гримасами. Те, что снаружи, потому что те, что внутри, не могут быть извлечены так быстро. У него кружилась голова. Я не могу быть, я не могу быть Понтификом кровавой массы, которую вы нашли привязанной к этой колонне. Маурицио Понтьеро, суперинтендант, был хорошим человеком, худощавым и полным постоянного, резкого, простодушного плохого настроения. Он был семьянином, он был другом, товарищем по команде. Дождливыми вечерами он суетился внутри костюма, был коллегой, всегда платил за кофе, всегда был рядом. Я много раз был рядом с вами. Я не мог бы этого сделать, если бы не перестал дышать, превратившись в этот бесформенный комок. Попытайтесь стереть этот образ из его зрачков, взмахнув рукой перед глазами.
  
   И в этот момент ониó его мерзкий муж. Он вынул его из кармана жестом отвращения, и она осталась парализованной. На экране входящий звонок был с
  
   М. ПОНТЬЕРО
  
  
   Паола де колгó до смерти напугана. Fowler la miró intrigada.
  
   -¿Sí?
  
   - Добрый день, инспектор. ¿Что это за место?
  
   - ¿Кто это?
  
   -Инспектор, пожалуйста. Вы сами просили меня позвонить вам в любое время, если что-то вспомните. Я только что вспомнил, что мне пришлось покончить с его товарищем по эро. Мне очень жаль. Он пересекаетó мой путь.
  
   -Давай возьмем его, Франческо. ¿O debería decir Viktor? - сказала Паола, сердито выплевывая слова, с глазами, впалыми в гримасы, но стараясь сохранять спокойствие, бей куда попало. Чтобы он знал, что его шрам уже почти зажил.
  
   Последовала короткая пауза. Очень кратко. Я совсем не застал его врасплох.
  
   -Ах, да, конечно. Они уже знают, кто я такой. От себя лично я напоминаю отцу Фаулеру. Она потеряла волосы с тех пор, как мы не виделись. И я вижу вас, мáы пáлида.
  
   Паола широко раскрыла глаза от удивления.
  
   -¿Dónde está, ты чертов сукин сын?
  
   - Разве это не очевидно? От вас.
  
   Паола посмотрела на тысячи людей, которые толпились на улице, в шляпах, кепках, размахивали флагами, пили воду, молились, пели.
  
   -¿Почемуé он не приближается, отец? Мы можем немного поболтать.
  
   -Нет, Паола, к сожалению, я боюсь, что мне придется немного держаться от вас подальше. Ни на секунду не думайте, что вы сделали шаг вперед, обнаружив хорошего брата Франческо. Его жизнь уже была исчерпана. Короче говоря, я должен оставить ее. Скоро у меня будут новости для вас, не обращайте внимания. И не волнуйтесь, я уже простил ваши прежние мелкие ухаживания. Вы важны для меня.
  
   И повесьте трубку.
  
   Диканти бросается головой в толпу. Я обходил людей без одежды, искал мужчин определенного роста, держал их за руки, оборачивался к тем, кто смотрел в другую сторону, снимал шляпы, кепки. Люди отворачивались от нее. Она была расстроена, с отсутствующим видом, готовая осмотреть всех паломников одного за другим, если потребуется.
  
   Фаулер пробился сквозь толпу и удержал ее за руку.
  
   -Es inútil, ispettora .
  
   -¡Суéлтеме!
  
   -Паола. Дéджало. Его больше нет.
  
   Диканти разрыдался и заплакал. Fowler la abrazó. Вокруг него гигантский человеческий змей медленно приближался к неразлучному телу Иоанна Павла II. И в нем был убийца.
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Январь 1996 г.
  
  
  
   СТЕНОГРАММА ИНТЕРВЬЮ Љ 72 МЕЖДУ ПАЦИЕНТОМ Љ 3643 И ДОКТОРОМ КАНИСОМ КОНРОЕМ. НА НЕМ ПРИСУТСТВУЮТ ДОКТОР ФАУЛЕР И САЛЕР ФАНАБАРЗРА
  
  
   DR. CONROY : Buenas tardes Viktor.
  
   #3643: Еще раз привет.
  
   DR. CONROY : Día de terapia regresiva, Viktor.
  
  
   (МЫ СНОВА ПРОПУСКАЕМ ПРОЦЕДУРУ ГИПНОЗА, КАК В ПРЕДЫДУЩИХ ОТЧЕТАХ)
  
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: Сейчас 1973 год, Виктор. Отныне ты будешь слушать его, мой голос и никто другой, хорошо?
  
   #3643: Да.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: Теперь вы больше не можете оíговорить с вами, господа.
  
   ДОКТОР Виктор участвовал в испытании в обычном режиме, собирая обычные цветы и вазочки. Сóло надвое сказал мне, что он ничего не видит. Обратите внимание, отец Фаулер: когда Виктор, кажется, не проявляет интереса к чему-то, это значит, что это что-то глубоко влияет на него. Я стремлюсь вызвать этот ответ во время состояния регрессии, чтобы узнать его происхождение.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР В регрессивном состоянии у пациента не так много защитных ресурсов, как в нормальном состоянии. Риск получить травму слишком высок.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ Вы знаете, что этот пациент испытывает глубокое неприятие определенных эпизодов своей жизни. Мы должны разрушить барьеры, раскрыть источник его зла.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¿Любой ценой?
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: Господа, не спорьте. В любом случае невозможно показать ему imáгены, так как пациент не может открыть глаза.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ Продолжайте, Фанабарзра.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: По вашему óприказу. Viktor, estás en 1973. Я хочу, чтобы мы пошли куда-нибудь, что тебе понравится. Кого мы выбираем?
  
   #3643: Пожарная лестница.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Вы проводите много времени на лестнице?
  
   #3643: Да.
  
   Sr. FANABARZRA : Explícame por qué.
  
   #3643 : Там много воздуха. Это не плохо пахнет. Дома пахнет тухлятиной.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА : ¿ Гнилой?
  
   #3643 : То же, что прошлый фрукт. Запах исходит от кровати Эмиля.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА : ¿ Твой брат болен?
  
   #3643 : Он болен. Мы не знаем, от кого. Никто не заботится о нем. Моя мама говорит, что это поза. Он не выносит света, и его трясет. У него болит шея.
  
   ДОКТОР Светобоязнь, судороги в шее, судороги.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Никто не заботится о твоем брате?
  
   #3643: Моя мать, когда вспомнит. Он дает ему измельченные яблоки. У него диарея, и мой отец ничего не хочет знать. Я ненавижу его. Он смотрит на меня и говорит, чтобы я его почистил. Я не хочу, мне противно. Моя мама говорит мне что-то сделать. Я не хочу, и он прижимает меня к радиатору.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ Давайте выясним, что заставляют его чувствовать imáгены теста Роршаха. Меня особенно беспокоит éста.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: Давайте вернемся к пожарной лестнице. Siéntate allí. Скажи мне, что ты чувствуешь.
  
   #3643 : Воздух. Металл под ногами. Я чувствую запах тушеного мяса евреев из здания напротив.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: А теперь я хочу, чтобы вы кое-что представили. Большое черное пятно, очень большое. Занимай все, что перед тобой. В нижней части пятна находится небольшое белое овальное пятно. ¿Он тебе что-то предлагает?
  
   #3643: Тьма. Один в шкафу.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Что ты делаешь в шкафу?
  
   #3643: Меня заперли. Я один.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР Онá страдает.
  
   DR. CONROY : Cállese Fowler. Мы доберемся туда, куда нам нужно. Фанабарзра, я напишу вамé мои вопросы на é этой доске. Я éкрылья дословно, ¿хорошо?
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: Виктор, ты помнишь, что произошло до того, как тебя заперли в шкафу?
  
   #3643: Много чего. Emil murió.
  
   Sr. FANABARZRA : ¿Cómo murió Emil?
  
   #3643: Меня заперли. Я один.
  
   Sr. FANABARZRA : Lo sé, Viktor. Скажи мне, Мо Мури, Эмиль.
  
   : Он был в нашей комнате. Папаá иди к телевизору, мамы не было. Я был на лестнице. Или от шума.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Что за шум?
  
   #3643: Как воздушный шар, из которого вырывается воздух. Просунул голову в комнату. Эмиль был очень белым. Я пошел в салóн. Я поговорил с отцом и выпил банку пива.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Он дал тебе?
  
   #3643 : В голову. Он истекает кровью. Я плачу. Мой отец встает, поднимает одну руку. Я рассказываю ему об Эмиле. Он очень злится. Он говорит мне, что это моя вина. Что Эмиль был на моем попечении. Что я заслуживаю наказания. И начни все сначала.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Это обычное наказание? Твоя очередь, а?
  
   #3643 : Мне больно. У меня идет кровь из головы и из задницы. Но это прерывается.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Почемуé он прерывается?
  
   : Я слышу голос мамы. Он кричит ужасные вещи папе. Вещи, которых я не понимаю. Мой отец говорит ей, что она уже знает об этом. Моя мать визжит и кричит на Эмиля. Я знаю, что Эмиль не может оíла, и я очень радíсимо. Затем она хватает меня за волосы и бросает в шкаф. Я кричу и пугаюсь. Я долго стучу в дверь. Она открывает ее и наставляет на меня нож. Он говорит мне, как только я открою рот, я прибью его гвоздямиá.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿А что ты делаешь?
  
   #3643: Я молчу. Я один. Я слышу голоса снаружи. Незнакомые голоса. Это несколько часов. Я все еще внутри.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ
  
   : Сколько времени вы находитесь в шкафу?
  
   #3643 : Долгое время. Я один. Моя мать открывает дверь. Он говорит мне, что я был очень плох. Что Бог не хочет плохих парней, которые провоцируют своих пап. Что я собираюсь узнать наказание, которое Бог уготовил тем, кто плохо себя ведет. Он дает мне старую банку. Он говорит мне делать ахí мои дела. По утрам она дает мне стакан воды, хлеб и сыр.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿Но сколько ты был там всеí?
  
   #3643: Это было много маñан.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ У вас нет часов? Вы не умеете считать время?
  
   #3643: Я пытаюсь сосчитать, но это слишком много. Если я очень сильно прижму оíдо к стене, я услышу звук транзистора ора Бергер. Она немного глухая. Иногда они ставят béisbol.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Cuá какие матчи вы слышали?
  
   #3643 : Одиннадцать.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¡Боже мой, í о, é этот мальчик был взаперти почти два месяца!
  
   Sr. FANABARZRA : ¿No salías nunca?
  
   #3643: Однажды.
  
   Sr. FANABARZRA : ¿Por qué saliste?
  
   #3643: Я совершаю ошибку. Я пинаю банку ногой и опрокидываю ее. В шкафу ужасно пахнет. Меня рвет. Когда приходит мама, она злится. Я опускаю лицо в грязь. Затем он вытаскивает меня из шкафа, чтобы почистить его.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿ Ты не пытаешься сбежать?
  
   #3643: Мне некуда идти. Мама делает это для моего блага.
  
   Мистер ФАНАБАРЗРА: ¿И когда я позволю тебеó выйти?
  
   #3643: Дíа. Это приводит меня к баñо. Это очищает меня. Он говорит мне, что надеется, что я выучил урок. Он говорит, что чулан - это ад, и что этоá место, куда я пойду, если я не буду хорош, только то, что я никогда не выйду. Он надевает на меня свою одежду. Он говорит мне, что я обязана быть ребенком, и что у нас есть время исправить это. Это касается моих шишек. Он говорит мне, что все вúтиле. Что все равно отправимся в ад. Что для меня нет лекарства.
  
   Sr. FANABARZRA : ¿Y tu padre?
  
   #3643: Папаá не являетсяá. Он ушел.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР Обратите внимание на его лицо. Пациенту очень плохо.
  
   #3643 : Он ушел, ушел, ушел...
  
   DR. FOWLER : ¡Conroy!
  
   DR. CONROY : Está bien. Фанабарзра, прекратите запись и выйдите из транса.
  
  
  
   Iglesia de Santa María in Traspontina
  
   Via della Conciliazione, 14
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 15:21 утра.
  
  
  
   Во второй раз за эту неделю они пересекли контрольно-пропускной пункт на месте преступления Лас-Пуэртас-де-Санта-Мар-ин-Транспонтина. Они сделали это незаметно, одетые в уличную одежду, чтобы не насторожить паломников. Внутриженщина-инспектор выкрикивала приказы по громкой связи и рации в равных долях. Отец Фаулер обращается к одному из сотрудников UACV.
  
   -¿ Вы уже вышли на сцену?
  
   -Да, отец. Давайте снимем КАДáвер и осмотрим ризницуíа.
  
   Fowler interrogó con la mirada a Dicanti.
  
   -Спускаюсьé с вами.
  
   -¿ Вы в безопасности?
  
   - Я не хочу, чтобы что-то упускалось из виду. ¿ Что это такое?
  
   В правой руке священник держал небольшой черный футляр.
  
   -Содержит имена и#225;ntos Óleo. Это для того, чтобы дать ему крайний шанс.
  
   -¿Как вы думаете, это послужитá чему-нибудь сейчас?
  
   -Не для нашего расследования. Но если а éл. Era un católico devoto, ¿verdad?
  
   - Был. И я тоже не очень-то ему служил.
  
   -Что ж,доттора, при всем моем уважении... этого вы не знаете.
  
   Оба спустились по лестнице, соблюдая осторожность, чтобы не наступить на надпись, которая была у входа в склеп. Они прошли по короткому коридору до cámara. Специалисты UACV установили две мощные генераторные установки, которые теперь освещали это место.
  
   Понтьеро неподвижно висел между двумя колоннами, возвышавшимися в усеченном виде в центре зала. Он был обнажен по пояс. Кароски привязал его руки к камню изолентой, очевидно, из того же рулона, который хабíа использовал с Робайрой. У Богаí зрения нет ни глаз, ни языка. Его лицо было ужасно изуродовано, и клочья окровавленной кожи свисали с его груди, как ужасные украшения.
  
   Паола склонила голову, пока отец совершал úпоследнее причастие. Туфли священника, черные и безупречные, ступали по луже запекшейся крови. Инспектор сглотнула слюну и закрыла глаза.
  
   -Диканти.
  
   Я снова открыл их. Данте был рядом с ними. Фаулер уже закончил и вежливо собрался уходить.
  
   -¿Dóкуда ты идешь, отец?
  
   -Снаружи. Я не хочу быть помехой.
  
   -Это не так, отец. Если половина того, что о вас говорят, правда, вы очень умный человек. Вас послали помочь, не так ли? Что ж, горе нам.
  
   - С большим удовольствием,испеттора.
  
   Паола сглотнулаó слюну и началаó говорить.
  
   - По-видимому, Понтьеро вошел в дверь atrós. Конечно, они позвонили в дверь, и фальшивый монах открыл ее нормально. Поговори с Кароски и напади на него.
  
   - Но ¿dónde?
  
   - Это должно было быть здесь, внизу. В противном случае наверху будет кровь.
  
   -¿Почемуé он это сделал? ¿Может быть, Понтьеро что-то унюхал?
  
   - Сомневаюсь, - сказал Фаулер. Я считаю правильным, что Кароски увидел возможность и воспользовался ею. Я склонен думать, что я покажу ему дорогу в склеп и что Понтьеро спустится один, оставив другого за своей спиной.
  
   - В этом есть смысл. Я, вероятно, сразу же откажусь от брата Франческо. Я не извиняюсь перед ним за то, что выгляжу немощным стариком...
  
   -...но потому, что он был монахом. Понтьеро не опасался монахов, не так ли? Бедный иллюзионист - сетуетó Данте.
  
   -Сделайте одолжение, суперинтендант.
  
   Фаулер привлек ее внимание обвиняющим жестом. Данте отвел взгляд.
  
   -Мне очень жаль. Continúe, Dicanti.
  
   -Оказавшись здесь, Кароски ударил его тупым предметом. Мы думаем, что это был бронзовый подсвечник. Ребята из UACV уже забрали ее для судебного преследования. Он лежал рядом с cadáвер. После того, как он напал на нее и сделал с ней... это. Ему пришлось ужасно страдать.
  
   У него сломался голос. Двое других проигнорировали момент слабости криминалистки. É ста тозиó чтобы скрыть это и восстановить тон, прежде чем снова заговорить.
  
   -Темное место, очень темное. ¿ Вы повторяете травму своего детства? ¿Время, которое я провожуó взаперти в шкафу?
  
   -Может быть. Они нашли какие-нибудь преднамеренные улики?
  
   - Мы считаем, что не было никакого другого послания, кроме послания извне. "Vexilla regis prodeunt inferni ".
  
   -Знамена царя ада движутся вперед, - снова перевел священник.
  
   -¿Qué significa, Fowler? -спросите Данте.
  
   - Вы должны это знать.
  
   - Если он намеревается оставить меня в Ридíзаднице, он этого не получит, отец.
  
   Фаулер грустно улыбнулся.
  
   -Ничто не уводит меня в сторону от моих намерений. Это цитата из его предка, Данте Алигьери.
  
   - Он не мой предок. Мое имя - это фамилия, а его - имя. Мы не имеем к этому никакого отношения.
  
   -Ah, discúlpeme. Как и все итальянцы, они утверждают, что произошли от Данте или Хулио Сезара...
  
   -По крайней мере, мы знаем, от кого мы произошли.
  
   Они стояли и смотрели друг на друга от вехи к вехе. Паола прервала их.
  
   - Если вы закончили с комментариями к xenóФобос, мы можем продолжить.
  
   Fowler carraspeó antes de continuar.
  
   - Как известно, " inferni" - это цитата изБожественной комедии. О том, когда Данте и Вергилий попадут в ад. Это пара фраз из христианской молитвы, только посвященной дьяволу, а не Богу. Многие хотели видеть в этом предложении еретика, но на самом деле единственное, что сделал Данте, - это сделал вид, что напугал своих читателей.
  
   -¿Вы этого хотите? Напугать нас?
  
   - Это предупреждает нас о том, что ад близок. Я не думаю, что интерпретация Кароски идет ко всем чертям. Он не такой уж культурный человек, даже если ему нравится это показывать. Нет никаких сообщений от меня?
  
   -Не в теле, -ответилаó Паола. Он знал, что они видятíхозяев, и испугалсяó. И он узнал об этом из-за меня, потому что я настойчиво звонил мистеру Вилю де Понтьеро.
  
   -¿ Нам удалось найти мерзкого человека? -спросите Данте.
  
   - Они позвонили в компаниюñíна телефонóНика. Система определения местоположения по ячейкам показывает, что телефон выключен или находится вне зоны действия сети. ú последний столб, к которому я прикреплюó изгородь, находится над отелем Atlante, менее чем в трехстах метрах от этого места.í - отвечаюó Диканти.
  
   - Это как раз то место, где я остановился, - сообщилó Фаулер.
  
   -Ого, я представляла его в образе священника. Знаете, что-то я скромный.
  
   Фаулер не принял это как должное.
  
   -Друг Данте, в моем возрасте учатся получать удовольствие от вещей в жизни. Особенно когда их оплачивает Тíили Сэм. Я уже был в достаточно плохих местах.
  
   - Я понимаю, отец. Я в курсе.
  
   -¿Можно ли сказать, чтоé выá намекаете?
  
   - Я не имею в виду ничего или ничего. Я просто убежден, что вы спали в худших местах из-за своего... служения.
  
   Данте был гораздо более враждебен, чем обычно, и, похоже, причиной его враждебности был отец Фаулер. Криминалист не понимает мотива, но она поняла, что это то, что им двоим придется решать в одиночку, лицом к лицу.
  
   -Хватит. Давайте выйдем на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.
  
   Они оба последовали за Диканти обратно в церковь. Врачсообщает медсестрам, что они уже могут забрать тело Понтьеро. Один из руководителей UACV подошел к ней и рассказал о некоторых находках, которые она сделала. Паола кивнула головой. И он повернулся к Фаулеру.
  
   -¿ Мы можем немного сосредоточиться, отец?
  
   -Конечно,доттора.
  
   -¿Данте?
  
   -Faltaría más.
  
   -Хорошо, вот что мы выяснили: в кабинете ректораíа находитсяí профессиональная гримерная и пепел на столе, который, как мы считаем, соответствуетíпаспорту. Мы сожгли его изрядным количеством алкоголя, так что ничего особенного не осталось. Сотрудники UACV унесли пепел, посмотрим, смогут ли они что-нибудь прояснить. Единственные отпечатки, которые они нашли на доме ректора, принадлежат не Кароски, так как они должны будут искать его должника. Данте, у вас есть работа на сегодня. Узнайте, кем был отец Франческо и с каких пор он здесь. Ищите среди обычных прихожан церкви.
  
   - Хорошо,испеттора. Я собираюсь погрузиться в старшую жизнь.
  
   -Дéджез из шуток. Кароски подыграл нам, но нервничал. Он убежал, чтобы спрятаться, и в течение определенного времени мы ничего не узнаем об éл. Если за последние несколько часов нам удастся выяснить, где он был, возможно, нам удастся выяснить, где он был.
  
   Паола тайком скрестила пальцы в кармане куртки, пытаясь поверить самой себе в то, что он говорит. Демоны встали насмерть, а также притворились, что такая возможность была чем-то большим, чем отдаленная сью.
  
   Данте вернулся через два часа. Их сопровождаетñаба сеñора средних лет, которая повторила Диканти его историю. Когда умер предыдущий папа, появился брат Дарíо, брат Франческо. Это было около трех лет назад. С тех пор, как я молилась, я помогала наводить порядок в церкви и настоятелю. Сегíн ла сеñора эль брат Тома был примером смирения и христианской веры. Он твердо возглавил приход, и никому не былоíнечего возразить по поводу éл.
  
   В целом это было довольно неприятное заявление, но, по крайней мере, имейте в виду, что это ясный факт. Брат Басано хабíумер в ноябре 2001 года, что позволило, по крайней мере, войти в país Кароски.
  
   - Данте, окажи мне услугу. Узнайте, что знают кармелиты Франческо Тома -пидиó Диканти.
  
   - Харé несколько звонков. Но я подозреваю, что мы получим очень мало.
  
   Данте вышел через парадную дверь, направляясь в свой кабинет в ватиканской бдительности. Фаулер попрощался с инспектором.
  
   -Я пойдуé в отель переоденусь и увижу ееé послеéс.
  
   -Бытьé в морге.
  
   - У вас нет причин делать это,испеттора.
  
   -Да, у меня есть.
  
   Между ними установилась тишина, подчеркнутая религиозной песней, которую начал петь паломник, и которую спели несколько сотен человек. Солнце скрылось за холмами, и Рим погрузился во тьму, хотя на его улицах движение было непрерывным.
  
   - Несомненно, один из этих вопросов был последним, что услышал младший инспектор.
  
   Паола сигуиó молчит. Фаулер слишком много раз видела процесс, через который проходила женщина-криминалист в éданный момент, процесс после смерти товарища поñэро. Сначала эйфория и желание отомстить. Она постепенно впадала в изнеможение и печаль, когда осознавала то, что произошло, и шок сказывался на ее теле. И, наконец, погрузиться в глухое чувство, смесь гнева, вины и обиды, которое закончится только тогда, когда Кароски окажется за решеткой или умрет. И, может быть, даже не тогда.
  
   Священник хотел положить руку на плечо Диканти, но в последний момент сдержался. Несмотря на то, что инспектор не видела его, так как он стоял спиной, что-то должно былоó подсказать интуицию. Se giró y miró a Fowler con preocupación.
  
   - Будьте очень осторожны, отец. Теперь он знает, что вы здесь, и это может все изменить. Кроме того, мы не совсем уверены, как он выглядит. Он доказал, что очень хорош в маскировке.
  
   -¿Так много изменится за пять лет?
  
   - Отец, я видел фотографию Кароски, которую вы мне показали, и я видел брата Франческо. Не имей к этому абсолютно никакого отношения.
  
   - В церкви было очень темно, и вы не обратили особого внимания на старого кармелита.
  
   -Отец, прости и люби меня. Я хороший специалист по физиогномике. Возможно, он носил шиньоны и бороду, закрывающую половину лица, но выглядел как пожилой мужчина. Он очень хорошо умеет прятаться, и теперь он может стать кем-то другим.
  
   - Ну, я посмотрел ей в глаза,доттор. Если он встанет на моем пути, я буду знать, что это так. И я не стою его уловок.
  
   - Это не только уловки, отец. Теперь у него также есть 9-мм патрон и тридцать пуль. Пистолет Понтьеро и его запасной магазин отсутствовали.
  
  
  
   Morgue Municipal
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 01:32
  
  
  
   Он жестом пригласил трео на вскрытие. Прилив адреналина с первых мгновений прошел, и я все чаще начинаю чувствовать себя подавленной. Увидеть, как скальпель коронераí рассекал его коллегуñ это было делом, почти превосходящим его силы, но мне это удалосьó. Коронер установил, что Понтьеро сорок три раза ударили тупым предметом, вероятно, окровавленным подсвечником, который был найден после того, как был обнаружен на месте преступления. О том, что стало причиной порезов на его теле, в том числе перерезания горла, было отложено до тех пор, пока специалисты лаборатории не предоставят слепки разрезов.
  
   Паола выслушает это мнение сквозь чувственную дымку, которая никоим образом не уменьшит ее страданий. Он будет стоять и смотреть на всеó всеí часами, добровольно принося себе бесчеловечное наказание. Данте позволил себеó заскочить в комнату для вскрытия, задал несколько вопросов и сразу же ушел. Бой также присутствовал, но это было просто свидетельство. Вскоре он ушел, ошеломленный и ошеломленный, упомянув, что буквально несколько часов назад разговаривал с íЛ.
  
   Когда коронер закончил, он оставил САПР на металлическом столе. Он собирался закрыть лицо руками, когда Паола сказала:
  
   -Нет.
  
   И коронер понял и вышел, не сказав ни слова.
  
   Тело было вымыто, но от него исходил легкий запах крови. В прямом, белом и холодном свете маленький младший инспектор выглядит как минимум на 250 градусов. Удары будут покрывать его тело, как знаки боли, а огромные раны, как непристойные рты, будут источать медный запах крови.
  
   Паола разыскала конверт с содержимым карманов Понтьеро. Четки, ключи, бумажник. Графская миска, зажигалка, начатая пачка табаку. Увидев éэтот úпоследний объект, осознав, что никто не собирается курить эти сигареты, она почувствовала себя очень грустной и одинокой. И он начал по-настоящему понимать, что его товарищ, его друг мертв. В жесте отрицания я хватаю один из портсигаров. Зажигалка раскаляетó тяжелую тишину комнаты для вскрытия живым пламенем.
  
   Паола покинула больницу сразу после смерти своего отца. Я подавил в себе желание кашлянуть и залпом осушилúн мáхонду. Выбросьте дым прямо в сторону запрещенного места для курения, как это любил делать Понтьеро.
  
   И начнитеó прощаться с éл.
  
  
   Черт возьми, Понтьеро. Черт возьми. Дерьмо, дерьмо и дерьмо. как ты мог быть таким неуклюжим? Это все из-за тебя. Мне не хватает скорости. Мы даже не позволили твоей жене увидеть твой cadáвидеть. Он дал тебе добро, черт возьми, если он дал тебе добро. Она бы не устояла перед этим, она бы не устояла перед тем, чтобы увидеть тебя таким. Боже мой, Энца. ¿ Тебе кажется нормальным, что я ú последний человек в é этом мире, который видит тебя обнаженным? Я обещаю тебе, что это не та близость, которую я хотел бы иметь с тобой. Нет, из всех копов в мире ты был худшим кандидатом на закрытую тюрьму, и ты это заслужил. Все для тебя. Неуклюжий, неуклюжий, патáн, ¿не могíас тебя заметить? Какого черта ты вообще вляпался в это дерьмо? Я не могу в это поверить. Ты всегда убегал от полиции Пульма, как мой чертов отец. Боже, ты даже представить себе не можешь, что я представлял себе каждый раз, когда ты курил дерьмо от éстаса. Я вернусь и увижу своего отца на больничной койке, срыгивающего легкие в ваннах. А я изучаю всеí по вечерам. За маíану, на факультет. По вечерам я забиваю себе голову вопросами, основанными на кашле. Я всегда верил, что он тоже подойдет к изножью твоей кровати, будет держать тебя за руку, пока ты уходишь в другой квартал между авемаром и нашими родителями, и будет смотреть, как медсестры трахают его в задницу. Это, это должно было быть, а не это. Пэт, ты не мог бы позвонить мне? Черт возьми, если мне покажется, что ты улыбаешься мне, то это как бы извинение. Или ты думаешь, что это моя вина? Твоя жена и твои родители сейчас не думают об этом, но они уже думают об этом. Когда кто-нибудь расскажет им всю историю. Но нет, Понтьеро, это не моя вина. Это твоя и только твоя вина, черт возьми, ты, я и ты, глупец. Почему ты, черт возьми, попал в эту передрягу? Увы, да будет проклято твое вечное доверие ко всем, кто носит сутану. Козел Кароски, сóмо нас ла джагó. Что ж, я получил ее от тебя, и ты заплатил за нее т í. Эта борода, этот нос. Он надел очки только для того, чтобы нас поиметь, чтобы нас высмеять. Очень свинья. Он смотрел мне прямо в лицо, но я не мог видеть его глаз от тех двух стеклянных окурков, которые он подносил к моему лицу.Эта борода, этот нос. ¿ Ты хочешь верить, что я не знаю, узнаю ли я егоíа, если бы я увидел его снова? Я уже знаю, о чем ты думаешь. Пусть он посмотрит на фотографии с места преступления Робайры на случай, если она появится на них, хотя бы на заднем плане. И я собираюсь это сделать, ради всего Святого. Я собираюсь это сделать. Но перестань притворяться. И не улыбайся, козел, не улыбайся. Это , ради Бога. До смерти ты хочешь переложить на меня свою вину. Я никому не доверяю, мне все равно. Будь осторожен, я умираю. ¿ Можно ли знать, для чего так много других советов, если потом вы не будете им следовать?ías tú? Боже, Понтьеро. Как часто ты меня покидаешь. Из-за твоей вечной неловкости я остаюсь одна перед этим монстром. Черт возьми, если мы следим за священником, рясы автоматически становятся подозрительными, Понтьеро. Не подходи ко мне с этим. Не оправдывайся тем, что отец Франческо похож на беспомощного и хромого старика. Черт возьми, что он тебе дал за волосы. Черт возьми, черт возьми. Как я ненавижу тебя, Понтьеро. ¿ Знаешь, что сказала твоя жена, когда узналаó что ты умер? Он сказал: "Она не может умереть. Он любит джаз". Он не сказал: "У него два сына" или "Он мой муж, и я люблю его". Нет, он сказал, что тебе нравится джаз. Как будто Дюк Эллингтон или Диана Кролл - это гребаный бронежилет. Черт возьми, она чувствует тебя, она чувствует, как ты живешь, она чувствует твой хриплый голос и мяуканье, которое ты слышишь. От тебя пахнет сигарами, которые ты куришь. Что ты курил. Как я тебя ненавижу. Блаженный черт... ¿чего теперь стоит для тебя все, о чем ты молился? Те, кому ты доверял, отвернулись от тебя. Да, я помню тот день, когда мы ели пастрами на площади Пьяцца Колонна. Ты сказал мне, что священники - это не просто люди, несущие ответственность, а не люди. Что Церковь этого не осознает. И я клянусь тебе сказать это в лицо священнику, который смотрит на балкон Святого Петра, клянусь тебе. Я пишу это на баннере, таком большом, что вижу его, даже будучи слепым. Понтьеро, чертов идиот. Это была не наша борьба. О, черт возьми, я боюсь, очень боюсь. Я не хочу кончать так, как ты. Этот столик выглядит очень красиво. Что, если Кароски последует за мной до моего дома? Понтьеро, идиот, это не наша борьба. Это борьба священников и их Церкви. И не говори мне, что это тоже моя Мама. Я больше не верю в Бога. Скорее, я верю. Но я думаю, что это не очень хорошие люди. Моя любовь к éя оставлю васó у ног мертвеца, который должен был прожить тридцать лет доñяáы. Он ушел, я прошу у тебя дешевый дезодорант, Понтьеро. И теперь остается запах мертвых, от всех мертвых, которых мы видели в эти дни. Тела, которые рано или поздно гниют, потому что Бог не смог сделать добро некоторым из своих созданий. И твой сапрáвер - самый вонючий из всех. Не смотри на меня так. Только не говори мне, что Бог верит в меня. Добрый Бог не допускает, чтобы é что-то происходило, он не позволяет одному из своих стать волком среди овец. Ты такой же, как я, что и отец Фаулер. Эту маму оставили лежать внизу со всем тем дерьмом, в которое они ее втянули, и теперь она ищет более сильных эмоций, чем изнасилование ребенка. ¿А что ты мне скажешь о себе? ¿Чтоé своего рода Бог позволяет таким блаженным ублюдкам, как ты, запихивать его в гребаный холодильник, в то время как его компанияñ была гнилойí а засунуть всю руку в его раны? Черт возьми, это был не мой бой раньше, я все о том, чтобы немного прицелиться в Боя, наконец-то поймать одного из этих дегенератов. Но, как видно, я нездешний. Нет, пожалуйста. Ничего не говори. Перестань защищать меня! ¡ Я не женщина и неñа! Господи, я была такой навязчивой. Что плохого в том, чтобы признать это? Я не думал ясно. Все это явно превзошло меня, но это ужеá. Все конченоó. Черт возьми, это была не моя борьба, но теперь я знаю, что это так. Теперь это личное, Понтьеро. Теперь мне наплевать на давление Ватикана, Сирина, Бояр и на ту шлюху, которая поставила их всех на кон. Теперь я собираюсь пойти на все, и мне все равно, если по пути они свернут головы. Я собираюсь схватить его, Понтьеро. За тебя и за меня. За твою женщину, которая ждет ахí снаружи, и за двух твоих сопляков. Но в основном из-за тебя, потому что ты замерзла, и твое лицо больше не твое лицо. Боже, что за чертовщина оставила тебя. Какой ублюдок оставил тебя, и что я чувствую себя одинокой. Я ненавижу тебя, Понтьеро. Я очень скучаю по тебе.
  
  
   Паола вышла в коридор. Фаулер ждал ее, уставившись в стену, сидя на деревянной скамье. Он встал, увидев ее.
  
   - Доттора, я...
  
   - Все в порядке, отец.
  
   -Это не нормально. Я знаю, через что ты проходишь. Ты не в порядке.
  
   - Конечно, я не в порядке. Черт возьми, Фаулер, я больше не собираюсь падать в его объятия, корчась от боли. Такое случается только в шкурах.
  
   Он уже уходил, когда я появился с ними обоими.
  
   -Диканти, нам нужно поговорить. Я очень беспокоюсь за вас.
  
   -¿Usted también? Что нового. Извините, но у меня нет времени на болтовню.
  
   Доктор Бой встал у него на пути. Ее голова доходила ему до груди на уровне груди.
  
   - Он не понимает, Диканти. Я собираюсь отстранить ее от дела. Сейчас ставки слишком велики.
  
   Паола альзó ла Виста. Он останетсяó пристально смотреть на нее и говоритьó медленно, очень медленно, ледяным голосом, áтоном.
  
   - Будь здоров, Карло, потому что я скажу это только один раз. Я поймаю того, кто сделал это с Понтьеро. Ни тебе, ни кому-либо другому нечего сказать по этому поводу. ¿Я ясно выразился?
  
   - Похоже, он не совсем понимает, кто здесь главный, Диканти.
  
   -Может быть. Но мне ясно, что это то, что я должен делать. Отойди в сторону, пожалуйста.
  
   Бой открылó рот, чтобы ответить, но вместо этого отвернулсяó. Паола, направляя его разъяренные шаги к выходу.
  
   Fowler sonreía.
  
   -¿Что é так смешно, отец?
  
   -Вы, конечно. Не обижай меня. Ты не думаешь о том, чтобы отстранить ее от дела в ближайшее время, не так ли?
  
   Директор UACV изобразилó благоговение.
  
   -Паола очень сильная и независимая женщина, но ей нужно сосредоточиться. Весь этот гнев, который вы сейчас испытываете, можно сосредоточить, направить.
  
   -Директор ... я слышу слова, но не слышу правды.
  
   -Хорошо. Я признаю это. Я чувствую страх за нее. Ему нужно было знать, что внутри у него есть силы, необходимые для продолжения. Любой другой ответ, кроме того, который он мне дал, заставил бы меня убрать его с дороги. Мы не сталкиваемся с кем-то нормальным.
  
   - Теперь будь искренним.
  
   Фаулер увидел, что за нико-полисменом и администратором живет человек. Она увидела Его таким, каким он был в тот момент ранним утром, в изодранной одежде и с разорванной душой после смерти одного из своих подчиненных. Бой мог уделять много времени саморекламе, но он почти всегда прикрывал спину Паоле. Аíн почувствовал сильное влечение к ней, это было очевидно.
  
   - Отец Фаулер, я должен попросить вас об одолжении.
  
   -Не совсем.
  
   -¿Сóмо говорит? - удивился Бой.
  
   - Он не должен просить меня об этом. Я позабочусь о к ее огорчению. К лучшему это или к худшему, но нас осталось только трое. Фабио Данте, Диканти и я сам. Нам придется иметь дело с комúн.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 08:15.
  
  
  
   - Вы не можете доверять Фаулеру, Диканти. Он убийца.
  
   Паола поднялаó свой мрачный взгляд на досье Кароски. Он проспал всего несколько часов и вернулся к своему столу, когда забрезжил рассвет. Что-то необычное: Паола была из тех, кто любил долго завтракать и спокойно добираться до работы, а затем уходить далеко за ночь. Понтьеро настаивал на том, чтобы он таким образом пропустил римский рассвет. Инспектор не оценила эту маму, потому что она совсем по-другому чествовала своего друга, но из ее кабинета рассвет был особенно прекрасен. Свет лениво ползал по холмам Рима, в то время как солнечные лучи задерживались на каждом здании, на каждом выступе, приветствуя искусство и красоту Вечного города. Формы и цвета тела проявлялись так деликатно, как если бы в дверь постучали и попросили разрешения. Но тот, кто вошел без стука и с неожиданным обвинением, был Фабио Данте. Суперинтендант явился на полчаса раньше, чем было условлено. В руке у него был конверт, а во рту - змеи.
  
   - Данте, ¿вы пили?
  
   -Ничего подобного. Я говорю ему, что он убийца. Помните, я говорил вам не доверять éл? Его имя вызвало тревогу в моем мозгу. Знаете, воспоминание в глубине души. Поскольку яí провел небольшое расследование относительно его предполагаемых военных.
  
   Паола сорбиó кафеé каждый раз, когда яáе фрíо. Я была заинтригована.
  
   -¿А разве он не военный?
  
   -О, конечно, это так. Военная капелла. Но это не вá в óприказах Силы Аéреа. Он из ЦРУ.
  
   -¿ЦРУ? Вы шутите.
  
   -Нет, Диканти. Фаулер не из тех, кто шутит. Послушайте: Я родился в 1951 году в богатой семье. У отца есть фармацевтическая промышленность или что-то в этом роде. Я учился на психолога в Принстоне. Я закончил карьеру с двадцатью баллами и дипломом с отличием .
  
   - Magna cum laude . Моя квалификация ximaón. Тогда ты солгал мне. Он сказал, что не был особенно блестящим учеником.
  
   - Он солгал ей в этом и во многих других вещах. Он не пошел забирать свой школьный аттестат. По-видимому, он поссорился со своим отцом и поступил на службу в 1971 году. Доброволец в разгар войны во Вьетнаме. Он проучился пять месяцев в Вирджинии и десять месяцев во Вьетнаме в звании лейтенанта.
  
   -¿ Разве он не был немного молод для лейтенанта?
  
   -¿ Этоá шутка? ¿ Добровольный выпускник колледжа? Я уверен, что он подумает о том, чтобы сделать его генералом. Неизвестно, что случилось с его головой в те дни, но я не вернулся в Соединенные Штаты после войны. Он учился в семинарии в Западной Германии и был рукоположен в священники в 1977 году. Послеéс есть следы его следа во многих местах: Камбоджа, Афганистан, Румыния. Мы знаем, что он был в Китае с визитом, и ему пришлось уехать в спешке.
  
   - Все это не оправдывает того, что он агент ЦРУ.
  
   -Диканти, этоá все здесьí - Пока он говорил, он показывал Паоле фотографии, самые большие из которых были черно-белыми. В них вы видите странно молодого Фаулера, который постепенно терял волосы с течением времени, когда мои гены приближались к настоящему. Он увидел Фаулера на груде земляных мешков в джунглях в окружении солдат. На нем были лейтенантские нашивки. Она увидела его в лазарете рядом с улыбающимся солдатом. Он увидел в нем дíа своего рукоположения, приняв все то же причастие в Риме от того же Симо Павла VI. Она увидела его на большой площади с самолетами на заднем плане, уже одетогокак, в окружении солдат más jóvenes...
  
   -¿С каких пор это éста?
  
   Данте проконсультируйтесь с его записками.
  
   - Это 1977 год. Tras su ordenación Fowler volvió a Alemania, a la Base Aérea de Spangdahlem. Как военная капелла.
  
   - Тогда его история совпадает.
  
   -Почти... но не совсем. В досье, котороеДжон Абернати Фаулер, сын Маркуса и Дафны Фаулер, лейтенант ВВС США, получает повышение по службе и зарплату после успешного завершения обучения ". полевой и контрразведывательной специальностей". В Западной Германии. В разгар войны фрíа.
  
   Паола сделала двусмысленный жест. Он только что не видел этого ясно.
  
   -Подождите, Диканти, это еще не конец. Как я уже говорил вам ранее, я побывал во многих местах. В 1983 году он исчезает на несколько месяцев. ú последний человек, который что-либо знает о éл., - священник из Вирджинии.
  
   Ах, Паола начинает сдаваться. Военнослужащий, пропавший без вести на несколько месяцев в Вирджинии, отправляет его в одно место: в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли.
  
   -Continúe, Dante.
  
   - В 1984 году Фаулер ненадолго снова появляется в Бостоне. Его родители погибли в автокатастрофе в июле. Éл идет в кабинет нотариуса и просит его разделить все его деньги и имущество между бедными. Подпишите необходимые бумаги и уходите. По словам нотариуса, сумма всего имущества его родителей и компании составляла восемьдесят с половиной миллионов дóларов.
  
   Диканти издал нечленораздельный, расстроенный свист чистого изумления.
  
   -Это большие деньги, и я получил их в 1984 году.
  
   -Ну, он оторвалсяó от всего. Жаль, что я не встретил его раньше, а, Диканти?
  
   -¿Qué insinúa, Dante?
  
   -Ничего, ничего. Что ж, в довершение всего безумия Фаулер уезжает во Францию и из всех стран в Гондурас. Он назначен капеллом военной базы Эль-Авокадо, уже в звании майора. И здесь он становится убийцей.
  
   Следующий блок фотографий оставляет Паолу замороженной. Ряды трупов лежат в пыльных братских могилах. Рабочие с лопатами и в масках, которые едва могут скрыть ужас на их лицах. Тела, выкопанные, гниющие на солнце. Мужчины, женщины и дети.
  
   -¿Боже, яíо, что это?
  
   -¿Как насчет ваших знаний истории? Мне вас жаль. Мне пришлось поискать в Интернете, что все это происходит, и все такое. Судя по всему, в Никарагуа произошла сандинистская революция. Контрреволюция, называемая контрреволюцией Никарагуа, стремилась вернуть к власти правое правительство. Правительство Рональда Рейгана поддерживает повстанцев-партизан, которых во многих случаях лучше было бы назвать террористами, веревками и веревками. И почему вы не догадываетесь, кто был послом Гондураса в то éкороткое время?
  
   Паола на большой скорости начала сводить концы с концами.
  
   -Джон Негропонте.
  
   -¡Приз за черноволосую красавицу! Основатель базы аéреа-дель-Авокадо, на той жеíгранице с Никарагуа, базы для подготовки тысяч партизан Контра. содержания под стражей и пыток, более похожим на концентрационный лагерь, чем на военную базу в демократической стране".225;тико". Те очень красивые и богатые фотографии, которые я вам показал, были сделаны десять лет назад. В этих ямах проживало 185 мужчин, женщин и детей. И считается, что существует просто неопределенное количество тел, которых может быть до 300, похороненных в горах.
  
   -Боже мой, как все это ужасно - ужас при виде этих фотографий, однако, не помешал Паоле приложить усилия, чтобы дать Фаулеру преимущество сомнения. Но это тоже ничего не доказывает.
  
   - Я был весьí. ¡ Это была капелла лагеря пыток, ей-Богу! ¿ К комуé вы думаете обратитьсяíк осужденным перед смертью? ¿Сóмо подíа éя не в курсе?
  
   Диканти молча смотрел на него.
  
   - Хорошо,, вы ¿ хотите что-нибудь от меня? Материала предостаточно. Досье Уффицио. В 1993 году его вызвали в Рим для дачи показаний по делу об убийстве 32 монахинь семью годами ранее. Монахини бежали из Никарагуа в и оказались в Эль-Авокадо. Их изнасиловали, покатали на гелике и,#243;птеро и, наконец, плаф, лепешка монахини. Кстати, я также объявляю о 12 пропавших без вести миссионерах-католиках. Основанием для обвинения было то, что он был осведомлен обо всем, что произошло, и что он не осуждал эти вопиющие случаи нарушения прав человека. Во всех смыслах и целях бытьí таким же виноватым, как если бы я сам пилотировал él helicóptero.
  
   -¿И чтоé диктуетó Священный Пост?
  
   -Ну, у нас не было достаточных улик, чтобы осудить его. Он сражается за свои волосы. Этоí, кейó опозорило обе стороны. Я думаю, что я ушел из ЦРУ по собственному решению. Какое-то время он шатался, и Ахав поступил в институт Святого Матфея.
  
   Паола довольно долго смотрела на фотографии.
  
   - Данте, я собираюсь задать вам очень, очень серьезный вопрос. ¿ Вы, как гражданин Ватикана, утверждаете, что Священная Канцелярия - это институт, которым пренебрегают?
  
   -Нет, инспектор.
  
   -¿ Осмелюсь ли яí сказать, что она ни на ком не выходит замуж?
  
   Dante asintió, a regañadientes. Теперь иди туда, куда хочешь, Паола.
  
   - Таким образом, суперинтендант, строгое учреждение вашего Ватиканского государства не смогло найти никаких доказательств вины Фаулера, и вы врываетесь в мой кабинет, заявляя, что он убийца, и предлагаете мне не признавать его виновным.#237;е в éл?
  
   Упомянутый встал, пришел в ярость и склонился над столом Диканти.
  
   - Чеме, милая... не думай, что я не знаю, какими глазами ты смотришь на этого псевдо-священника. По несчастной воле судьбы мы должны выследить гребаного монстра по его приказу, и я не хочу, чтобы он думал о юбках. Он уже потерял своего товарища по команде, и я не хочу, чтобы этот американец прикрывал мне спину, когда мы столкнемся с Кароски. Да будет вам известно, как реагировать на это. Похоже, он очень преданный своему отцу человек ... он так же на стороне своего соотечественника.
  
   Паола встала и с полным спокойствием дважды перекрестила его лицо. Плас плас. Две пощечины были чемпионскими, из тех, что хорошо наносят оíдвойки. Данте был так удивлен и унижен, что даже не знал, как отреагировать. Он останется прибитым гвоздями, с открытым ртом и красными щеками.
  
   -А теперь позвольте представить вас мне, суперинтендант Данте. Если мы застряли на "чертовом расследовании" трех человек, то это потому, что их Церковь не хочет, чтобы стало известно, что монстр, который насиловал детей и который был кастрирован в одной из их трущоб, убивает кардиналов, которых он убил.и#243;некоторые из них должны выбрать мандама и#225;с. Это, а не что иное, является причиной смерти Понтьеро. Я напоминаю ему, что именно вы пришли просить нас о помощи. Очевидно, его организация отлично работает, когда дело доходит до сбора информации о деятельности священника в джунглях третьего мира, но ему не так хорошо удается контролировать сексуального преступника, который совершал рецидивы десятки раз за десять лет.#241;ос, на виду у начальства и в демократическом духе. Так что пусть он утащит отсюда своего пата, прежде чем он начнет думать, что его проблема в том, что он ревнует Фаулера. И не возвращайся, пока не будешь готов работать в команде. Вы меня поняли?
  
   Данте обрелí достаточно самообладания, чтобы сделать глубокий вдох и повернуться. В этот момент в кабинет вошел Фаулер, и суперинтендант выразил свое разочарование по поводу того, что я бросил ему в лицо фотографии, которые он держал в руке. Данте ускользает, даже не помня хлопнуть дверью, в такой ярости, в какой он был.
  
   Инспектор почувствовала огромное облегчение от двух вещей: во-первых, от того, что у нее была возможность сделать то, что, как вы уже догадались, она собиралась сделать несколько раз. И, во-вторых, за то, что я смог сделать это наедине. Если бы такая ситуация произошла с кем-то, кто присутствовал при этом или находился на улице, Данте не забыл бы Джема и его пощечины в ответ. Нинúн человек что-то забывает, какí. Есть способы проанализировать ситуацию и немного успокоиться. Miró de reojo a Fowler. É стойте неподвижно у двери, не сводя глаз с фотографий, которые теперь покрывают пол в кабинете.
  
   Паола села, отхлебнула кофе и, не поднимая головы от досье Кароски, сказала::
  
   - Я думаю, вам есть что мне рассказать, святой отец.
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Апрель 1997 г.
  
  
  
   СТЕНОГРАММА ИНТЕРВЬЮ Љ 11 МЕЖДУ ПАЦИЕНТОМ Љ 3643 И ДОКТОРОМ ФАУЛЕРОМ
  
  
   DR. FOWLER : Buenas tardes, padre Karoski.
  
   #3643 : Проходите, проходите.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР
  
   #3643: Его отношение было оскорбительным, и я действительно попросил его выйти.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¿ Что именно вы считаете é оскорбительным в его отношении?
  
   #3643: Отец Конрой ставит под сомнение непреложные истины нашей Веры.
  
   DR. FOWLER : Póngame un ejemplo.
  
   #3643: ¡Утверждает, что дьявол - это переоцененная концепция! Находя это очень интересным, чтобы увидеть, как эта концепция вонзает трезубец ему в ягодицы.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¿ Как вы думаете, вы тамí чтобы увидеть это?
  
   #3643: Это был способ говорить.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: Вы верите в ад, не так ли?
  
   #3643: Изо всех сил.
  
   DR. FOWLER : ¿Cree merecérselo?
  
   #3643: Я солдат Христа.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР
  
   #3643: ¿С каких пор?
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР
  
   #3643: Если он хороший солдат, да.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: Отец, я должен оставить вам книгу, которая, я думаю, окажется для васá оченьíполезной. Я написал этоó Святому Августуíн.э. Это книга о смирении и внутренней борьбе.
  
   #3643: Будуé рад это прочитать.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¿ Вы верите, что попадетеá на небеса, когда умрете?
  
   #3643 : Я уверен.
  
   ДОКТОР
  
   #3643 :...
  
   DR. FOWLER : Quiero plantearle una hipótesis. Предположим, вы стоите у врат рая. Бог взвешивает свои добрые дела и свои злые дела, и верный на весах уравновешен. Поэтому он предлагает вам позвонить кому угодно, чтобы избавиться от сомнений. ¿A quién llamaría?
  
   #3643: Я не уверен.
  
   DR. FOWLER : Permítame que le sugiera unos nombres: Leopold, Jamie, Lewis, Arthur...
  
   #3643: Эти имена мне ни о чем не говорят.
  
   DR. FOWLER :...Harry, Michael, Johnnie, Grant...
  
   #3643: Сáзаполните.
  
   DR. FOWLER :...Paul, Sammy, Patrick...
  
   #3643: ¡ Я говорю ему заткнуться!
  
   DR. FOWLER :...Jonathan, Aaron, Samuel...
  
   #3643: ¡¡¡ ХВАТИТ!!!.
  
  
   (На заднем плане слышен невнятный и короткий шум борьбы)
  
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: То, что я сжимаю между пальцами, большим и указательным пальцами, - это ваша трость, отец Кароски. Излишне говорить, что бытьá аúн мáболезненно, если не успокаиваться. Сделайте жест левой рукой, если вы меня поняли. Хорошо. А теперь ответь мне, спокоен ли ты. Мы можем ждать столько, сколько потребуется. Уже? Хорошо. Вот, немного воды.
  
   #3643 : Спасибо.
  
   DR. FOWLER : Siéntese, por favor.
  
   #3643: Мне уже лучше. Я не знаю, что со мной случилось.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР Точно так же, как мы оба знаем, что дети из списка, который я привел, не должны говорить именно в его пользу, когда он предстанет перед Всевышним, отец.
  
   #3643 :...
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¿ Вы ничего не скажете?
  
   #3643 : Вы ничего не знаете об аде.
  
   DR. FOWLER : ¿Eso piensa? Вы ошибаетесь: я видел это своими глазами. Сейчас я выключу диктофон и расскажу вамé кое-что, что вас наверняка заинтересуетá.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 08:32.
  
  
  
   Фаулер отводит взгляд от фотографий, разбросанных по полу. Он не стал поднимать их, а просто элегантно перешагнул через них. Паола задалась вопросом, означает ли то, что само по себе означает простой ответ на обвинения Данте. На протяжении многих лет Паола часто страдала от ощущения, что стоит перед человеком, столь же непостижимым, сколь и образованным, столь же красноречивым, сколь и умным. Фаулер сам по себе был противоречивым существом и не поддающимся расшифровке иероглифом. Но в тот раз это чувство сопровождалось глухим стоном Леры, который дрожал у нее на губах.
  
   Священник сидит напротив Паолы, отложив в сторону свой потертый черный портфель. В левой руке он нес бумажный пакет с тремя кофейниками. Я предложил один из них Диканти.
  
   -¿Капучино ?
  
   - Я ненавижукапучино. Это напоминает мне миф о собаке, которая у меня была, - сказала Паола. Но я все равно приму это.
  
   Фаулер молчал пару минут. Наконец Паола позволила себе притвориться, что ознакомилась с досье Кароски, и решила встретиться лицом к лицу со священником. Имейте в виду.
  
   -¿Ну и что? ¿Разве это не...?
  
   И он стоит насухо. С тех пор, как Фаулер вошел в его кабинет, я не смотрел ему в лицо. Но при этом я обнаружилó что нахожусь в тысячахó метров от allí. Руки поднесли кофе ко рту неуверенно, нерешительно. На лысине священника выступили мелкие капельки пота, несмотря на то, что было прохладно. И его зеленые глаза провозглашали, что его долг созерцать неизгладимые ужасы и что он вернется, чтобы созерцать их.
  
   Паола ничего не сказала, понимая, что кажущаяся элегантность, с которой Фаулер обошел фотографии, была лишь прикрытием. Эсперó. Священнику потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, и когда он это сделал, голос показался ему отдаленным и приглушенным.
  
   -Это тяжело. Вы думаете, что преодолели это, но затем оно появляется снова, как пробка, которую вы тщетно пытаетесь погрузить в баíэру. Он стекает, всплывает на поверхность. И всеí ты снова с ним сталкиваешься...
  
   - Разговор поможет вамá, отец.
  
   - Можете мне поверить,доттора... это не так. Он не делал этого ни разу. Не все проблемы решаются разговором.
  
   - Любопытное выражение для священника. Увеличьтеíble для логотипа psicó. Хотя и уместно для агента ЦРУ, обученного убивать.
  
   Фаулер подавил печальную гримасу.
  
   - Меня не обучали убивать, как и любого другого солдата. Я прошел подготовку по контрразведывательным методам. Бог дал мне дар безошибочной наводки, это правда, но я не прошу об этом даре. И, предвосхищая ваш вопрос, я никого не убивал с 1972 года. Убил 11 солдат вьетконга, по крайней мере, насколько мне известно. Но все эти смерти были в бою.
  
   - Вы были тем, кто записался добровольцем.
  
   - Доттора, прежде чем судить меня, позвольте мне рассказать вам свою историю. Я никогда никому не говорил того, что собираюсь сказать вам, так как, пожалуйста, прошу вас принять мои слова. Не то чтобы он верил мне или доверял мне, поскольку это значит просить слишком многого. Просто примите мои слова.
  
   Паола медленно кивнула.
  
   - Я полагаю, что вся éэта информацияóбудет доведена á до сведения суперинтенданта. Если это досье Сант-Уффицио, вы бы составили очень приблизительное представление о моем послужном списке. Я записался добровольцем в 1971 году из-за определенных... разногласий с моим отцом. Я не хочу рассказывать ему страшилку о том, чтоó означает для меняí война, потому что слова не под силу описать это. ¿Ha visto usted "Apocalipsis Now" , dottora ?
  
   -Да, давно. Я был удивлен его грубостью.
  
   -Пá лида фарс. Вот что это такое. Тень на стене по сравнению с тем, что это значитó. Я видел достаточно боли и жестокости, чтобы заполнить несколько жизней. También allí apareció ante mí la vocación. Это было не в окопе посреди ночи, когда вражеский огонь обрушился на оíдос. Он не смотрел в лицо детям от десяти до двадцати лет в ожерельях из человеческих ушей. Это было тихим вечером в тылу, рядом с капеллой моего полка. Всеí я знал, что мне нужно посвятить свою жизнь Богу и Его созданиям. И я так и сделал.
  
   -¿А ЦРУ?
  
   -Не забегай вперед... Я не хотел возвращаться в Америку. Всеí следуют за моими родителями. Поскольку я ушел так далеко, как только мог, к краю стальной трубы. Всеí учатся многим вещам, но некоторые из них не умещаются в их голове. У вас его 34 аñос. Чтобы понять, что коммунизм значил для человека, живущего в Германии в 70-е годы, мне нужно было его пережить. Мы ежедневно дышим угрозой ядерной войны. Ненависть среди моих соотечественников была религией. Кажется, что каждый из нас находится в непосредственной близости от того, чтобы кто-то, они или мы, перепрыгнул через Стену. И тогда все будет кончено, уверяю вас. До или после того, как кто-то нажмет на кнопку бота, кто-то нажмет на нее.
  
   Фаулер сделал короткую паузу, чтобы сделать глоток кофе. Паола закурила одну из сигарет Понтьеро. Фаулер протянул руку к пакету, но Паола отрицательно покачала головой.
  
   - Это мои друзья, отец. Я сама должна их покурить.
  
   -О, не волнуйтесь. Я не притворяюсь, что собираюсь его поймать. Мне было интересно, почему вы вдруг вернулись.
  
   -Отец, если вы не возражаете, я бы предпочел, чтобы вы продолжили. Я не хочу об этом говорить.
  
   Священник почувствовалó большое горе в своих словах и продолжилó свою историю.
  
   - Конечно... Я хотел бы оставаться связанным с военной жизнью. Я люблю компанейство, дисциплину и смысл кастрированной жизни. Если вы думаете об этом, это не сильно отличается от концепции священства: речь идет о том, чтобы отдать свою жизнь за других людей. События сами по себе неплохи, плохи только войны. Я прошу, чтобы меня направили в качестве капеллана на американскую базу, и, поскольку я являюсь епархиальным священником, мой епископ седиó.
  
   - Что значит епархиальный, ¿ отец?
  
   -Я или меньше, или меньше, я свободный агент. Я не подчиняюсь конгрегации. Если я захочу, я могу попросить своего епископа назначить меня в приход. Но если я считаю это целесообразным, я могу начать свою пастырскую работу там, где считаю нужным, всегда с благословения епископа, понимаемого как формальное согласие.
  
   -Я понимаю.
  
   - Всеí на базе я жил с несколькими сотрудниками Агентства, которые проводили специальную программу обучения контрразведывательной деятельности для действующих военнослужащих, не входящих в ЦРУ. Они пригласили меня присоединиться к ним, по четыре часа в день по пять раз в неделю по два раза в неделю. Это не было несовместимо с моими пастырскими обязанностями, если бы я отвлекался на них часами от Сью. Así que acepté. И, как оказалось, я был хорошим учеником. Однажды вечером, когда занятия закончились, один из инструкторов подошел ко мне и предложил присоединиться кñíа. Агентство вызывается по внутренним каналам. Я сказал ему, что я священник и что быть священником невозможно. Впереди вас ждет огромная работа с сотнями jóvenes católicos на базе. Его начальство много часов посвящало дí а энсеñАрлю ненависти к коммунистам. Я посвящал час в неделю напоминанию вам, что все мы дети Божьи.
  
   - Проигранная битва.
  
   -Почти всегда. Но священство,доттора, - это карьера на заднем плане.
  
   - Я думаю, что я сказал вам эти слова в одном из ваших интервью с Кароски.
  
   -Это возможно. Мы ограничиваемся тем, что набираем небольшие очки. Маленькие победы. Время от времени удается добиться чего-то из великих, но случаи сочтены. Мы сеем маленькие семена в надежде, что часть семян принесет плоды. Часто плоды пожинает не ты сам, и это деморализует.
  
   - Это, конечно, должно быть испорчено, отец.
  
   - Однажды король гулял по лесу и увидел бедного маленького старика, который суетился в канаве. Она подошла к нему и увидела, что он сажает ореховые деревья. Я спросил его, почему он это делает, и старик ответил: " . Король сказал ему: "Старик, не склоняйся своей сгорбленной спиной к этой яме. Разве ты не видишь, что когда орех вырастет, ты не будешь жить, чтобы собирать его плоды? " И старик я ответил ему: "Если бы мои предки думали так же, как вы, ваше величество, я бы никогда не попробовал грецких орехов ".
  
   Паола улыбнулась, пораженная абсолютной правдой этих слов.
  
   -¿Sabe qué nos enseña esa anécdota, dottora ? -continuó Fowler-. Что всегда можно двигаться вперед с помощью воли, любви к Богу и небольшого толчкаДжонни Уокера.
  
   Паола слегка моргает. Он не мог представить себе праведного и вежливого священника с бутылкой виски, но было очевидно, что он был очень одинок всю свою жизнь.
  
   - Когда инструктор сказал мне, что тем, кто пришел с базы, может помочь другой священник, но тысячам тех, кто пришел за стальным телефоном, никто не сможет им помочь, поймитеí пусть у вас будетí важная часть разумаóн. Тысячи христиан томятся при коммунизме, молятся в туалете и слушают мессу в монастыре. Они смогут служить интересам как моего Папы, так и моей Церкви в тех точках, в которых они совпадают. Честно говоря, я тогда подумал, что совпадений было много.
  
   - ¿И что ты теперь думаешь? Потому что он вернулся на действительную службу.
  
   - Сразу отвечуé на ваш вопрос. Мне предложили стать свободным агентом, согласившись на те миссии, которые я считал справедливыми. Я путешествую по многим местам. Некоторым я был священником. Другим как нормальному гражданину. Однажды я подвергал свою жизнь опасности, хотя почти всегда стоил того. Я помогал людям, которые так или иначе нуждались во мне. Иногда эта помощь принимала форму своевременного уведомления, конверта, письма. В других случаях необходимо было организовать информационную сеть. Или вывести человека из затруднительного положения. Я выучил языки и даже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вернуться в Америку. Пока не случилось с Гондурасом...
  
   -Отец, подождите. Он пропустил важную часть. Похороны его родителей.
  
   Фаулер сделал жест отвращения.
  
   -Я не собираюсь уходить. Просто закрепите законную бахрому, которая будет свисать.
  
   - Отец Фаулер, вы меня удивляете. Восемьдесят миллионов долларов - это не предел по закону.
  
   -Ого, как выí тоже это знаете. Что ж, да. Откажись от денег. Но я не отдаю его, как многие думают. Я предназначил их для создания некоммерческого некоммерческого фонда, который активно сотрудничает в различных сферах социальной деятельности как в Соединенных Штатах, так и за их пределами. Он назван в честь Говарда Эйснера, капеллы, которая вдохновила меня во Вьетнаме.
  
   -¿Usted creó la Eisner Foundation? - удивиласьó Паола-. Ого, да он тогда стар.
  
   - Я ей не верю. Я дал ему толчок и вложил в него экономические средства. На самом деле ее создали юристы моих родителей. Против его воли я долженñадиру.
  
   - Хорошо, отец, расскажи мне о Гондурасе. И у вас есть столько времени, сколько вам нужно.
  
   Священник с любопытством посмотрел на Диканти. Его отношение к жизни внезапно изменилось, тонким, но важным образом. Теперь она была готова поверить ему. Он задается вопросом, что могло вызвать у него это изменение.
  
   - Я не хочу утомлять вас подробностями, доттор . История Авокадо дает возможность заполнить целую книгу, но перейти к основам. Целью ЦРУ было способствовать революции. Моя цель - помочь кошкам, которые страдают от угнетения со стороны сандинистского правительства. Сформируйте и введите отряд добровольцев, который должен начать партизанскую войну с целью дестабилизации правительства. Солдаты были набраны из числа бедняков Никарагуа. Оружие было продано бывшим союзником правительства, о существовании которого мало кто подозревал: Усама бен Ладен. И командование Контрой переходит к учителю средней школы по имени Берни Салазар, фанатику, как и сабр Амос деспу. В месяцы тренировок я сопровождаюñé Салазара через границу, совершая все более рискованные вылазки. Я помогал экстрадиции преданных религиозных людей, но мои разногласия с Салазаром становились все более и более серьезными. Я начал повсюду видеть коммунистов. Под каждым камнем живет коммунист, сегúн éл.
  
   -В старом руководстве для психиатров говорится, что острая паранойя очень быстро развивается у фанатичных наркоманов.
  
   -É этот случай подтверждает безупречность вашей книги, Диканти. Я попал в аварию, о которой я не знал до тех пор, пока не узнал, что это было преднамеренно. Я сломал ногу и не мог ходить на экскурсии. И партизаны начинали возвращаться каждый раз с опозданием. Спали не в лагерных бараках, а на полянках в джунглях, в палатках. По ночам они устраивали предполагаемые поджоги, которые, как позже выяснилось, сопровождались казнями и казнями.#237;симы. Я был прикован к постели, но в ту ночь, когда Салазар захватилó монахинь и обвинил ихó в коммунизме, кто-то предупредил меняó. Он был хорошим мальчиком, как и многие из тех, кто был с Салазаром, хотя я боялся его немного меньше, чем других. Если немного меньше, потому что вы рассказали мне об этом под секретом исповеди. Знай, что я никому не открою этого, но я сделаю от себя все возможное, чтобы помочь монахиням. Мы сделали все, что могли...
  
   Лицо Фаулера было смертельно бледным.лида. Время, необходимое для глотания слюны, было прервано. Он смотрел не на Паолу, а на точку más allá в окне.
  
   -...но этого было недостаточно. Сегодня и Салазар, и Эль Чико мертвы, и всем известно, что партизаны похитили вертолет и сбросили монахинь на одну из деревень сандинистов. Для этого мне потребовалось три поездки.
  
   -¿Почемуé он это сделал?
  
   -Сообщение оставляло мало места для ошибок. Мы убьем любого, кто подозревается в связях с сандинистами. Кем бы он ни был.
  
   Несколько мгновений Паола молчала, обдумывая услышанное.
  
   - И вы вините себя, ¿ правда, отец?
  
   - Будьíдругимí если ты этого не сделаешь. Мне не удастся спасти этих женщин. И не заботьтесь о тех парнях, которые в конечном итоге убили свой собственный народ. Я бы дополз до всего, что было связано с творением добра, но это было не то, что я получил. Я был всего лишь второстепенной фигурой в экипаже fáбрички монстров. Мой папа настолько привык к этому, что больше не удивляется, когда один из тех, кого мы обучали, помогали и защищали, поворачивается против нас.
  
   Несмотря на то, что солнечный свет начал бить ему прямо в лицо, Фаулер не моргалó. Он ограничилсяó щурением глаз, пока они не превратились в два тонких зеленых листа, и продолжалó смотреть поверх крыш.
  
   - Когда я впервые увидел фотографии массовых захоронений, - продолжал священник, - мне на память пришла стрельба из пистолетов-пулеметов тропической ночью. "Тактика стрельбы". Я привык к этому шуму. До такой степени, что однажды ночью, в полусне, я услышал несколько криков боли между выстрелами и не обратил на это особого внимания. Он Сьюñили победит меняó. В следующую ночь я сказал себе, что это был плод моего воображения. Если бы в то время я поговорил с комендантом лагеря и Рамос внимательно изучил бы меня и Салазара, я бы спас много жизней. Вот почему я несу ответственность за все эти смерти, вот почему я покинул ЦРУ и вот почему я был вызван для дачи показаний Священной Канцелярией.
  
   - Отец... я больше не верю в Бога. Теперь я знаю, что, когда мы умрем, все конченоó. Я думаю, что мы все возвращаемся на землю после короткого путешествия по кишкам червя. Но если вам действительно нужна абсолютная свобода, я предлагаю вам ее. Вы спасли священников, которых смогли, прежде чем они вас подставили.
  
   Фаулер позволил себеó полуулыбку.
  
   -Спасибо,доттора. Она не знает, насколько важны для меня ее слова, хотя и сожалеет о глубоких слезах, которые стоят за таким резким утверждением в древней латыни.
  
   - Но аúн не сказал мне, что стало причиной его возвращения.
  
   -Это очень просто. Я попросил об этом друга. И я никогда не подводлю своих друзей.
  
   -Посколькуí это вы сейчас... эспíа от Бога.
  
   Fowler sonrió.
  
   - Я мог бы назвать его асом, я полагаю.
  
   Диканти встал и направился к ближайшей книжной полке.
  
   -Отец, это противоречит моим принципам, но, как и в случае с моей матерью, это переживается один раз.
  
   Я взял толстую книгу по судебно-медицинской экспертизе и протянул ее Фаулеру. É святой абриó. Бутылки с джином были опустошены, образовав в бумаге три промежутка, удобно заполненные опосредованной бутылкой Дьюара и двумя маленькими стаканами.
  
   - Сейчас только девять часов утра,
  
   -¿ Будете ли вы оказывать почести или подождете наступления темноты, отец? Я горжусь тем, что пью с человеком, который создал Фонд Эйснера. Между прочим, отец, потому что этот фонд выплачивает мне стипендию на учебу в Квантико.
  
   Затем настала очередь Фаулера изумиться, хотя он ничего не сказал. Налейте мнеó две равные порции виски и налейтеó его бокал.
  
   -¿За кого мы пьем?
  
   -За тех, кто ушел.
  
   -За тех, кто ушел, значит.
  
   И они оба одним глотком осушили свои бокалы. Леденец на палочке застрял в горле, и для Паолы, которая никогда не пила, это было все равно что глотать пропитанные нашатырным спиртом гвоздики. Она знала, что весь день у нее будет изжога, но чувствовала себя гордой, что подняла свой бокал с этим человеком. Определенные вещи просто нужно делать.
  
   - Теперь нас должно беспокоить то, чтобы вернуть суперинтенданта для команды. Как вы интуитивно понимаете, этим неожиданным подарком вы обязаны Данте, - сказала Паола, протягивая фотографии. Интересно, почему он это сделал? ¿Есть ли у него какие-то обиды на вас?
  
   Fowler rompió a reír. Его смех удивил Паолу, которая никогда еще не слышала такого радостного звука, который на сцене звучал бы так душераздирающе и грустно.
  
   -Только не говорите мне, что вы этого не заметили.
  
   -Простите, отец, но я вас не понимаю.
  
   - Dottora, за то, что вы такой человек, который так хорошо разбирается в применении инженераíа в обратном к действиям людей, вы á демонстрируете радикальное отсутствие суждений в ésta ocasión. Очевидно, что у Данте есть в вас романтический интерес. И по какой-то абсурдной причине он думает, что я составляю ему конкуренцию.
  
   Паола стояла абсолютно каменная, с приоткрытым ртом. Он заметил, что к его щекам приливает подозрительный жар, и это было не из-за виски. Это был второй раз, когда тот мужчина заставил ее покраснеть. Я не была полностью уверена, что именно я заставляю его это чувствовать, но мне хотелось, чтобы он чувствовал это чаще, так же, как ребенок из estómagico déбил настаивает на том, чтобы снова покататься на лошади. на русской горе.
  
   В этот момент они являютсяó телефономé, провиденциальным средством спасения неловкой ситуации. Dicanti contestó немедленно. Его глаза загорелись от волнения.
  
   - Я сейчас спущусь.
  
   Fowler la miró intrigado.
  
   - Поторопись, отец. Среди фотографий, сделанных сотрудниками UACV на месте преступления в Робайре, есть одна, на которой виден брат Франческо. У нас может быть что-то.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 09:15.
  
  
  
   Изображение на экране стало размытым. На фотоóграф хабí запечатлен общий вид изнутри часовни, а на заднем планеíКароски в образе брата Франческо. Компьютер увеличил эту область изображения на тысячу шестьсот процентов, и результат был не слишком хорошим.
  
   - Не то чтобы это выглядело плохо, - сказал Фаулер.
  
   - Успокойся, отец, - сказал Бой, входя в комнату с кипой бумаг в руках. Анджело - наш криминалист-скульптор. Он эксперт по оптимизации генов и уверен, что ему удастся дать нам другую точку зрения, не так ли, Анджело?
  
   Анджело Биффи, один из руководителей UACV, редко вставал со своего компьютера. Люк был в очках с толстыми стеклами, с сальными волосами и выглядел лет на тридцать. Он жил в большом, но плохо освещенном кабинете, со следами запаха пиццы, дешевого одеколона и сгоревшей посуды. Дюжина мониторов последнего поколения используются вместо окон. Осмотревшись, Фаулер пришел к выводу, что они, вероятно, предпочли быíспать всеí со своими компьютерами , чем возвращаться домой. Анджело выглядел так, как будто всю свою жизнь был книжным червем, но его черты лица были приятными, и он всегда очень мило улыбался.
  
   - См.á отец, мы, то есть департамент, то есть я...
  
   -Не подавись, Анджело. Выпей кофе, - сказал Аларг, - тот, который Фаулер принес для Данте.
  
   -Спасибо,доттора. ¡Эй, этоá мороженое!
  
   - Не жалуйся, скоро будет жарко. Действительно, когда ты вырастешь, скажи: "Сейчас жаркий апрель, но не такой жаркий, как когда умер папа Войтыла". Я уже вижу это.
  
   Фаулер с удивлением посмотрел на Диканти, который успокаивающе положил руку на плечо Анджело. Инспектор пыталась пошутить, несмотря на бурю, которая, как она знала, бушевала у нее внутри. Я почти не спал, у меня были темные круги под глазами, как у енота, и его лицо было растерянным, болезненным, полным ярости. Не нужно быть психíлогосом или священником, чтобы увидеть это. И, несмотря ни на что, он пытался помочь этому мальчику почувствовать себя в безопасности с тем неизвестным священником, который его немного пугал. В данный момент я люблю ее, поэтому, несмотря на то, что я в стороне, я прошу ее подумать. Он не забывал о вергüэнце, которую хабí заставил его пройти минуту назад в его собственном кабинете.
  
   -Explícale tu método al padre Fowler -pidió Paola-. Я уверен, что вы найдете этоá интересным.
  
   Мальчик воодушевляется этим.
  
   -Обратите внимание на экран. У нас есть, у меня есть, ну, я разработал специальное программное обеспечение для интерполяции генов. Как вы знаете, каждое изображение состоит из цветных точек, называемых píxels. Если обычное изображение, например, имеет размер 2500 x 1750 пикселей, но мы хотим, чтобы оно было в небольшом углу фотографии, в конце у нас есть несколько маленьких цветных пятен, не представляющих особой ценности. Увеличивая масштаб, вы получаете размытое изображение, на которое вы смотрите. См.á обычно, когда обычная программа пытается увеличить изображение, она делает это на méбикúбик, то есть с учетом цвета восьми píx, смежных с тем, который она пытается умножить. Так что в итоге у нас такое же маленькое пятно, но большое. Но с моей программой...
  
   Паола искоса посмотрела на Фаулера, который с интересом склонился над экраном. Священник старался обратить внимание на объяснение Анджело, несмотря на боль, которую он испытал всего несколько минут назад. Созерцание фотографий, сделанных там, было очень тяжелым испытанием, которое очень тронуло его. Не нужно быть психиатром или криминалистом, чтобы понять это. И, несмотря ни на что, она изо всех сил старалась понравиться парню, которого больше никогда в жизни не увидит. В то время я любил его за это, хотя и помимо его воли, я прошу мысли его разума. Он не забывал вергüэнцу, которую только что провел в своем кабинете.
  
   -...и, рассматривая переменные световых точек, вы попадаете в трехмерную информационную программу, которую вы можете рассмотреть. Он основан на сложном логарифме, рендеринг которого занимает несколько часов.
  
   - Черт возьми, Анджело, и для этого ты заставил нас спуститься?
  
   -Это то, что нужно увидетьá...
  
   -Все в порядке, Анджело. Доттора, я подозреваю, что é этот умный мальчик хочет нам сказать, что программа работает уже несколько часов и вот-вот даст нам результат.
  
   - Именно так, отец. На самом деле, он выходит из-за того принтера.
  
   Жужжание принтера, когда я был рядом с Диканти, привело к созданию фолианта, на котором видны несколько постаревшие черты лица и несколько затененных глаз, но гораздо более сфокусированных, чем на исходном изображении.
  
   -Отличная работа, Анджело. Дело не в том, что он бесполезен для идентификации, но это отправная точка. Взгляните, отец.
  
   Священник внимательно изучил черты лица на фотографии. Бой, Диканти и Анджело выжидающе смотрели на него.
  
   - Поклянись, что это éл. Но это сложно, не видя его глаз. Форма глазниц и что-то неопределимое говорят мне, что это él. Но если бы я встретил его на улице, я бы не обратил на него второго взгляда.
  
   -¿Значит, é это новый тупиковый переулок?
  
   -Не обязательно, - заметил Анджело. У меня есть программа, которая может получить трехмерное изображение на основе определенных данных. Я думаю, что мы можем сделать довольно много выводов из того, что у нас есть. Я работал с фотографией инженера.
  
   -¿ Инженер? - удивиласьó Паола.
  
   -Да, от инженера Кароски, который хочет сойти за кармелита. Какая у вас голова, Диканти...
  
   Доктор Бой широко раскрыл глаза, делая демонстративные тревожные жесты через плечо Анджело. Наконец Паола поняла, что Анджело не был проинформирован о деталях дела. Паола знала, что режиссер запретил уходить домой четырем сотрудникам UACV, которые работали над сбором улик на сценах Робайры и Понтьеро. Им было разрешено позвонить своим семьям, чтобы объяснить ситуацию, и они были помещены на . Бой мог быть очень жестким, когда хотел, но он также был справедливым человеком: он платил им за сверхурочную работу втрое.
  
   -Ах, да, о чем я думаю, о чем думаю. Продолжай, Анджело.
  
   Конечно, я должен был собирать информацию на всех уровнях, чтобы ни у кого не было всех кусочков головоломки. Никто не долженíзнать, что они расследовали смерть двух кардиналов. Что-то, что явно усложняло работу Паолы и вызывало у нее серьезные сомнения в том, что, возможно, у нее самой тоже не все было готово.
  
   - Как вы понимаете, я работал над фотографией инженера. Я думаю, что примерно через тридцать минут у нас будет трехмерное изображение его фотографии 1995 года, которое мы сможем сравнить с трехмерным изображением, которое мы получаем с 2005 года. Если они вернутся сюда через некоторое время, я могу дать им что-нибудь вкусненькое.
  
   -Прекрасно. Если вам так кажется, падре,испеттора... мне бы хотелось, чтобы вы повторилиáрамос в зале заседаний. Теперь мы идем, Анджело.
  
   -Хорошо, директор Бой.
  
   Все трое направились в зал заседаний, расположенный двумя этажами выше. Ничто не могло заставить меня войти в Паолу, и на нее напало ужасное чувство, что в последний раз, когда я был в гостях у нее, все было в порядке.#237;от Понтьеро.
  
   -¿ Можно узнать, что вы двое сделали с суперинтендантом Данте?
  
   Паола и Фаулер коротко посмотрели друг на друга и покачали головами в сторону Соно.
  
   -Абсолютно ничего.
  
   - Лучше. Надеюсь, я не видел, чтобы он приходил в ярость из-за того, что у вас, ребята, были проблемы. Будьá лучше, чем ты 24-го матча, потому что я не хочу, чтобы Сирин Рондá общался со мной или министром внутренних дел.
  
   - Я не думаю, что вам стоит беспокоиться. Дантеá идеально интегрирован в команду -минтиó Паола.
  
   -¿И почемуé я в это не верю? Прошлой ночью я спас тебя, парень, очень ненадолго, Диканти. ¿ Вы хотите сказать мне, кто такой Данте?
  
   Паола молчит. Я не могу говорить с Боем о внутренних проблемах, с которыми они сталкивались в группе. Я открылó рот, чтобы заговорить, но знакомый голос заставил меня éл.
  
   - Я вышел купить табаку, директор.
  
   Кожаная куртка Данте и мрачная улыбка стояли на пороге конференц-зала. Я изучал его медленно, очень внимательно.
  
   - Это порок самого ужасного, Данте.
  
   - От чего-то мы должны умереть, директор.
  
   Паола стояла и смотрела на Данте, в то время как Сте сидел рядом с Фаулером, как будто ничего не произошло. Но достаточно было одного взгляда обоих, чтобы Паола поняла, что все идет не так хорошо, как она хотела бы предположить. Пока они несколько дней вели себя цивилизованно, все можно было уладить. Чего я не понимаю, так это того, что я прошу передать гнев вашему коллеге из Ватикана. Что-то случилось.
  
   -Хорошо, - сказал Бой. Это проклятое дело временами усложняется. Вчера мы потеряли при исполнении служебных обязанностей и в полном составе одного из лучших полицейских, которых я встречал за многие годы, и никто не знает, что он находится в холодильнике. Мы даже не можем устроить ему официальные похороны, пока не сможем дать разумное объяснение его смерти. Вот почему я хочу, чтобы мы подумали вместе. Играй в то, что знаешь, Паола.
  
   -¿С каких пор?
  
   -С самого начала. Краткое изложение дела.
  
   Паола встала и подошла к доске, чтобы написать. Я думал намного лучше, стоя и с чем-то в руках.
  
   -Давайте посмотрим: Виктор Кароски, священник с историей сексуальных надругательств, сбежал из частного учреждения с низким уровнем безопасности, где он был подвергнут чрезмерному количеству наркотика, который наложил на него смертный приговор.237;значительно и повышайте уровень своей агрессивности. С июня 2000 г. до конца 2001 г. нет никаких записей о его деятельности. В 2001 году он заменил илíцитируемым и вымышленным именем босоногого кармелита у входа в церковь Санта-Марíв ин-Траспонтина в нескольких метрах от площади Святого Петра.
  
   Паола рисует несколько полос на доске и начинает составлять календарь:
  
   -Пятница, 1 апреля, за двадцать четыре часа до смерти Иоанна Павла II: Кароски похищает итальянского кардинала Энрико Портини в резиденции Мадри Пи. ¿Мы подтвердили наличие крови двух кардиналов в склепе? - Бой сделал утвердительный жест - Кароски отвозит Портини в Санта-Марíа, подвергает его пыткам и возвращает, наконец, в ú последнее место, где его видели живым: часовню резиденции. Сáбадо, 2 апреля: кадáвер де Портини обнаружен в ту же ночь, когда умер папа, хотя БдительныйВатикан решает "убрать" улики, полагая, что это изолированный поступок сумасшедшего. К счастью, дело не выходит за рамки этого, во многом благодаря тем, кто отвечает за резиденцию. Воскресенье, 3 апреля: Кардинал Аргентины Эмилио Робайра прибывает в Рим по билету в одну сторону. Мы думаем, что кто-то встречает его в аэропорту или по пути в резиденцию священников Санти Амброджо, где его ждали вечером в воскресенье. Мы знаем, что никогда не приедем. ¿ Мы что-то прояснили из разговоров в аэропорту?
  
   -Никто этого не проверял. У нас недостаточно персонала, - извинился Бой.
  
   -У нас это есть.
  
   - Я не могу привлекать к этому детективов. Для меня важно, чтобы он был закрыт, выполняя желания Святого Престола. Мы будем играть от или до, Паола. Закажитеé кассеты лично.
  
   Диканти сделал жест отвращения, но это был ответ, которого я ожидал.
  
   - Мы продолжаем в воскресенье, 3 апреля. Кароски похищает Робайру и ведет ее в склеп. Всеí пытают его во время допроса и включают сообщения на его теле и на месте преступления. Послание на теле гласит: МФ 16, Девигинти. Благодаря отцу Фаулеру мы знаем, что послание отсылает к фразе из Евангелия:" , которая относится ко времени избрания первого Первосвященника Церкви Кошки. Это, а также послание, написанное кровью на полу, в сочетании с серьезными увечьями САПР, заставляет нас думать, что убийца нацелился на ключ. Вторник, 5 апреля. Подозреваемый отвозит тело в одну из церковных часовен и после этого спокойно звонит в полицию, изображая брата Франческо Тома. Для большей насмешки он всегда носит очки второго víctima, кардинала Робайры. Агенты звонят в UACV, а директор Бой звонит Камило Сирину.
  
   Паола сделала короткую паузу, а затем посмотрела прямо на Боя.
  
   - В тот момент, когда вы звоните ему, Сирин уже знает имя преступника, хотя в ningún случае вы ожидаете, что он будет серийным убийцей. Я много размышлял над этим и думаю, что Сирин знает имя убийцы Портини с вечера воскресенья. Вероятно, у него был доступ к базе данных VICAP, и запись "отрубленные руки" приводила кá немногочисленным случаям. Его сеть влияния активирует имя майора Фаулера, который прибывает сюда в ночь на 5 апреля. Вероятно, первоначальный план состоял не в том, чтобы рассчитывать на нас, директор Бой. Именно Кароски намеренно втянул нас в игру. Почему é это один из главных вопросов в éэтом деле.
  
   Паола Тразó одна ú последняя полоса.
  
   -Моеéписьмо от 6 апреля: в то время как Данте, Фаулер и я пытаемся что-то выяснить о преступлениях в офисе víпреступления, заместитель инспектора Маурицио Понтьеро забит до смерти Виктором Кароски в склепе Санта-Мар-де-Лас-Вегас.237;в Транспонтине.
  
   -¿ У нас есть орудие убийства? -спросите Данте.
  
   - Отпечатков пальцев нет, но они у нас есть, - ответил я. Бой. Кароски нанес ему несколько порезов тем, что могло быть очень острым кухонным ножом, и несколько раз ударил его люстрой, которая была найдена на месте происшествия. Но я не возлагаю слишком больших надежд на éпродолжение расследования íн.
  
   -¿Почемуé, директор?
  
   - Это очень далеко от всех наших обычных друзей, Данте. Мы стремимся выяснить, кто . Обычно с определенностью имени наша работа заканчивается. Но мы должны применить наши знания, чтобы распознать Определенность имени была нашей отправной точкой. Вот почему работа важна как никогда.
  
   - Я хочу воспользоваться случаем, чтобы поздравитьдарительницу. Мне это показалось блестящей хронологией, - сказал Фаулер.
  
   -Чрезвычайно, - усмехнулсяó Данте.
  
   Паола почувствовала обиду в его словах, но я решил, что лучше пока игнорировать эту тему.
  
   -Хорошее резюме, Диканти, -поздравляю вас с Днем рождения. ¿Cuál - следующий шаг? ¿ Это уже вошло в голову Кароски? ¿ Вы изучали сходство?
  
   Криминалист на несколько мгновений задумалась, прежде чем ответить.
  
   - Все разумные люди похожи друг на друга, но каждый из этих чокнутых ублюдков по-своему и по-своему.
  
   - , кроме того, что вы читали Толстого 25? -preguntó Boi.
  
   -Что ж, мы совершаем ошибку, если считаем, что один серийный убийца равен другому. Вы можете попытаться найти ориентиры, найти эквиваленты, сделать выводы из сходства, но в час истины каждый из этого дерьма - одинокий разум, живущий за миллионы световых лет от остального человечества. Там ничего нет, ахí. Они не люди. Они не чувствуют сочувствия. Его эмоции спят. То, что заставляет его убивать, то, что заставляет его поверить в то, что его эгоизм важнее людей, причины, по которым он оправдывает свой грех, - это не то, что важно для меня. Я не пытаюсь понять его больше, чем это абсолютно необходимо, чтобы остановить его.
  
   - Для этого мы должны знать, каким будет ваш следующий шаг.
  
   - Очевидно, снова убивать. Вероятно, вы ищете новую личность или уже имеете предопределенную. Но она не может быть такой трудолюбивой, как работа брата Франческо, поскольку он посвятил ей несколько книг. Викторинаá отец Фаулер может помочь нам в é сент-Пойнте.
  
   Священник озабоченно качает головой.
  
   -Все, что есть в досье, которое я оставил вам, Но есть кое-что, чего я хочу в Арле.
  
   На тумбочке стояли кувшин с водой и несколько стаканов. Фаулер наполняет один стакан наполовину, а затем кладет внутрь карандаш.
  
   - Мне очень трудно думать так, как éл. Обратите внимание на стакан. Это ясно как божий день, но когда я ввожу, казалось бы, прямую букву lápiz, в моих глазах это выглядит как совпадение. Точно так же его монолитное отношение меняется в фундаментальных моментах, например, прямая линия, которая обрывается и заканчивается на противоположном месте.
  
   -Эта точка банкротства является ключевой.
  
   -Может быть. Я не завидую вашей работе,доттор. Кароски - человек, который в одну минуту отвращается от беззакония, а в следующую минуту совершает еще большие беззакония. Что мне ясно, так это то, что мы должны искать его рядом с кардиналами. Снова попытаться убить, и я сделаю это в ближайшее время. Ключ от замка все ближе и ближе.
  
  
   Они вернулись в лабораторию Анджело в некотором замешательстве. Молодой человек знакомится с Данте, который почти не обращает на него внимания. Паола не могла не обратить внимания на крушение. Этот такой привлекательный мужчина в глубине души был плохим человеком. Его шутки ничего не скрывали, на самом деле они были из разряда лучших, которые когда-либо были у суперинтенданта.
  
   Анджело ждал их с обещанными результатами. Я нажимаю несколько клавиш и показываю им на двух экранах трехмерные изображения генов, состоящие из тонких зеленых нитей на черном фоне.
  
   -¿ Можете ли вы добавить к ним текстуру?
  
   -Да. Здесь у них есть кожа, рудиментарная, но кожа.
  
   На экране слева отображается трехмерная модель головы Кароски, какой она была в 1995 году. На экране справа виднаí верхняя половина головы, точно так же, как ее видели в Санта-Мар-ин-Транспонтина.
  
   - Я не моделировал нижнюю половину, потому что с бородой это невозможно. Глаза тоже не видят ничего ясного. На фотографии, которую мне оставили, я шел со сгорбленными плечами.
  
   -¿ Можете ли вы скопировать ручку первой модели и вставить ее поверх текущей модели?
  
   Анджело ответил быстрым движением клавиш и щелчками мыши по клавиатуре. Менее чем за две минуты просьба Фаулера была выполнена.
  
   -¿Díигра, Анджело, в какой мере вы оцениваетеí насколько надежна é ваша вторая модель? -inquirió священник.
  
   Молодой парень сразу же попадает в беду.
  
   -Ну, чтобы увидеть... Без игры подходящие условия освещения на месте...
  
   -Это исключено, Анджело. Мы уже говорили об этом -terció Boi.
  
   Паола говорила медленно и успокаивающе.
  
   -Да ладно, Анджело, никто не судит, создал ли ты хорошую модель. Если мы хотим, чтобы он знал, в какой степени мы можем доверять Ему.
  
   -Ну... от 75 до 85%. Нет, не от меня.
  
   Фаулер внимательно посмотрел на экран. Эти два лица были очень разными. Слишком разные. Нос у меня широкий, клювы крепкие. Но ¿ это были естественные черты лица субъекта или простой макияж?
  
   -Анджело, пожалуйста, поверни оба imáгена в горизонтальную плоскость и сделай медичиóп из póмулов. Как иí. Вот и все. Вот чего я боюсь.
  
   Остальные четверо выжидающе посмотрели на него.
  
   -¿Чтоé, отец? Давай выиграем, ради Бога.
  
   - Это не лицо Виктора Кароски. Эти различия в размере невозможно воспроизвести с помощью любительского макияжа. Возможно, голливудский профессионал смог бы добиться этого с помощью формочек из láтекса, но он был бы слишком заметен для любого, кто присмотрелся бы к нему. Я бы не стал поддерживать длительные отношения.
  
   -¿Тогда?
  
   -Sóэтому есть объяснение. Кароски прошел курс фано и прошел полную реконструкцию лица. Теперь известно, что мы ищем призрака.
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Май 1998 г.
  
  
  
   СТЕНОГРАММА ИНТЕРВЬЮ Љ 14 МЕЖДУ ПАЦИЕНТОМ Љ 3643 И ДОКТОРОМ ФАУЛЕРОМ
  
  
   DR. FOWLER : Hola, padre Karoski. Вы позволите мне?
  
   #3643: Продолжайте, отец Фаулер.
  
   DR. FOWLER : ¿Le gustó el libro que le presté?
  
   #3643: О, конечно. Святого Августа уже закончена. Мне это показалось самым интересным. Человеческий оптимизм может возрасти так далеко, как только может.
  
   DR. FOWLER : No le comprendo, padre Karoski.
  
   : Что ж, именно вы и только вы в этом месте можете понять меня, отец Фаулер. Нико, который не называет меня по имени, стремясь к ненужной вульгарной фамильярности, унижающей достоинство обоих собеседников.
  
   DR. FOWLER : Está hablando del padre Conroy.
  
   #3643 : Ах, этот человек. Он просто пытается снова и снова утверждать, что я обычный пациент, нуждающийся в лечении. Я такой же священник, как и он, и об этом достоинстве он постоянно забывает, настаивая на том, чтобы я называл его доктором.
  
   Хорошо, что отношения с Конроем носят исключительно психологический и терпеливый характер. Вам нужна помощь, чтобы преодолеть некоторые недостатки вашей расшатанной психики.
  
   #3643: ¿ Плохо обращались? ¿ Оскорбленная кемéн? Хотите ли вы также подвергнуть испытанию любовь к моей святой матери? Я молюсь, чтобы он не пошел по тому же пути, что и отец Конрой. Он даже утверждал, что заставит меня прослушать несколько кассет, которые избавят меня от сомнений.
  
   DR. FOWLER : Unas cintas.
  
   #3643: Так он сказал.
  
   ДОКТОР Не будь здоровым для себя. Поговорите об этом с отцом Конроем.
  
   #3643: Как вам будет угодно. Но у меня нет ни малейшего страха.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: Послушайте, святой отец, я хотел бы воспользоваться преимуществами míximo ésta sesión, и есть кое-что, что меня очень заинтересовало из того, что вы сказали ранее. Об оптимизме святого Августа наисповеди. ¿A qué se refería?
  
   И хотя я выгляжу смешным в твоих глазах, я обращусь ко мне с милосердием"
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР Разве он í не доверяет вам в бесконечной доброте и милосердии Бога?
  
   #3643: Милосердный Бог - это изобретение двадцатого века, отец Фаулер.
  
   DR. FOWLER : San Agustín vivió en el siglo IV.
  
   : Святой Август был в ужасе от своего греховного прошлого и начал писать оптимистическую ложь.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР Да простит нас Бог.
  
   #3643 : Не всегда. Те, кто идут на исповедь, как те, кто моет машину... ааа, меня тошнит.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¿ Что вы чувствуете, когда проводите исповедь? Отвращение?
  
   #3643 : Отвращение. Много раз меня рвало в исповедальне от отвращения, которое вызывал человек по ту сторону решетки. Ложь. Блудóн. Прелюбодеяние. Порнографíа. Насилие. Воровство. Все они, входя в эту тесную привычку, наполняют свои задницы свининой. ¡ Отпустите все это, переверните все это на меня...!
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР Они рассказывают об этом Богу. Мы просто передатчик. Когда мы надеваем палантин, мы становимся Христом.
  
   #3643: Они все бросают. Они приходят грязными и думают, что выходят чистыми. "Согниí играй, отец, потому что я согрешил. Я украл десять тысяч долларов у своего партнера игра отец, потому что я согрешил. Я изнасиловал свою маленькую сестру . Я сделал фотографии своего сына и разместил их в Интернете". "Изгибíигра отец, потому что я согрешил. Я подношу мужу еду, чтобы он прекратил использовать брак, потому что мне надоел его запах лука и пота .
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: Но, отец Кароски, исповедь - это чудесная вещь, если есть раскаяние и есть возможность внести поправку.
  
   #3643: То, чего никогда не бывает. Они всегда, всегда сваливают на меня свои грехи. Они оставляют меня стоять перед бесстрастным ликом Бога. Я тот, кто стоит между его беззакониями и местью Альт-симо.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР: ¿Вы действительно видите в Боге существо мести?
  
   #3643 : "Его сердце твердое, как кремень
  
   твердый, как нижний камень в жернове.
  
   От его величества они боятся волн,
  
   морские волны отступают.
  
   Меч, который касается его, не вонзается,
  
   ни копья, ни стрелы, ни оленя.
  
   Он смотрит на всех с гордостью
  
   "ибо он царь жестоких!"
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР : Должен признать, отец, что я удивлен вашим знанием Библии в целом и Ветхого Завета в частности. Но книга Иова устарела перед лицом истины Евангелия Иисуса Христа.
  
   : Иисус Христос - это Сын, но Суд вершит Отец. И у Отца каменное лицо.
  
   ДОКТОР ФАУЛЕР С тех пор, как ахí да является смертным по необходимости, отец Кароски. И если вы слушаете записи Конроя, будьте уверены, они произойдутá.
  
  
  
   Отель Рафаэль
  
   Долгое Февраль, 2
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 14:25.
  
  
  
   -Резиденция Святого Амброджо.
  
   - Добрый день. Я хочу поговорить с кардиналом Робайрой, - сказала молодая журналистка на плохомíсимо-итальянском.
  
   Голос на другом конце телефонногоé фоно становится случайнымó.
  
   -¿ Могу я спросить от имени quién?
  
   Это было не так уж и много, высота звука едва варьировалась на октаву. Но этого было достаточно, чтобы насторожить журналистку.
  
   Андреа Отеро четыре года работала в газете "Эль Глобо". Четыре а&# 241; ос, в которых вы посещали третьи редакции новостей, брали интервью у третьих персонажей и писали третьи истории. С десяти вечера до 25 утра, когда я вошел в офис, и я получил работу по розетке. Начнитеó в культуре, где ваш главный редактор Джемá воспринимает васó всерьез. Я остаюсьó в Обществе, где ее главный редактор никогда не доверял ей. И теперь он был в "Интернационале", где его главный редактор не верил, что он справится с этой задачей. Но она была. Это были не все ноты. Ни курр, ни кулум. Также было чувство юмора, интуиция, обоняние и период, и 237 лет. И если бы Андреа Отеро действительно обладала этими качествами и десятью процентами того, чем, по ее мнению, она должна обладать, стать журналисткой, достойной Пулитцеровской премии. У нее не было недостатка в уверенности в себе, в своем росте метр семьдесят, в своих ангельских чертах лица, в своих целомудренных волосах и голубых глазах. От них скрывается умная и решительная женщина. Вот почему, когда компанияñдолжна была освещать смерть Папы, она попала в автомобильную аварию по дороге в аэропорт и сломалаó обе ноги, Андреа не упустила случаяñ принять предложение своего босса от его замены. Доберитесь до самолета за волосы и со своим багажом за всем багажом.
  
   К счастью, мы жили в нескольких маленьких магазинчиках от lo má ;s mono недалеко от площади Пьяцца Навона, которая находилась в тридцати метрах от отеля. И Андреа Отеро обзавелась (конечно, за счет периó дико) роскошным гардеробом, нижним бельем и мерзким телефоном, который она использовала, чтобы позвонить в резиденцию Санто-Амброджо, чтобы получить интервью с папским кардиналом Робайрой. Но...
  
   - Я Андреа Отеро, из газеты "Глобо". Кардинал обещал мнеó интервью на сегодняшний четверг. К сожалению, вы не отвечаете на его мерзкий вопрос. ¿Будьте так любезны проводить меня в его комнату, пожалуйста?
  
   - Сеñ орита Отеро, к сожалению, мы не можем проводить вас в вашу комнату, потому что кардинал не приедет.
  
   -¿А когда прибытьá?
  
   -Ну, просто он не придет.
  
   -Давай посмотрим, ¿ он не придетó или он не придет?
  
   - Я не приду, потому что он не придет.
  
   -¿Собираетесь остановиться в другом месте?
  
   - Я так не думаю. Я имею в виду, я думаю, что да.
  
   -¿С кемéя разговариваю?
  
   - Я должен повесить трубку.
  
   Прерывистый тон предвещал две вещи: прекращение общения и очень нервного собеседника. И что он лжет. В этом Андреа была уверена. Она была слишком хорошей лгуньей, чтобы не распознать никого в своем роде.
  
   Нет времени терять зря. Ему не потребовалось бы и десяти минут, чтобы дозвониться до офиса кардинала в Буэнос-Айресе. Всеí было почти без четверти десять утра, разумный час для звонка. Он радовался моему мерзкому счету, который должен был выпасть на его долю. Поскольку они платили ему мизерную сумму, по крайней мере, они облажались с расходами.
  
   Телефонéфоно гудел в течение минуты, а затем связь прервалась.
  
   Было странно, что никого не было. Я попробую это снова.
  
   Ничего.
  
   Попробуйте с nóпросто коммутатором. Женский голос немедленно ответил.
  
   -Архиепископство, добрый день.
  
   - С кардиналом Робайрой, - сказал он по-испански.
  
   -Ay señorita, marchó.
  
   -¿Marchó dónde?
  
   - В конце концов, она орита. В Рим.
  
   -¿Sabe dónde se hospeda?
  
   - Я не знаю, Орита. Я провожу его к отцу Серафиму, его секретарю.
  
   -Спасибо.
  
   Я люблю Битлз, пока они держат тебя в напряжении. Что уместно. Андреа решила для разнообразия немного солгать. У кардинала есть семья в Испании. Посмотрим, не прокиснет ли он.
  
   -¿Альó?
  
   -Здравствуйте, я хотел бы поговорить с кардиналом. Я его племянница, Асунси. Эспаñволна.
  
   - Асунси, мне так приятно. Я отец Серафим, секретарь кардинала. Его Высокопреосвященство никогда не говорил мне о вас. ¿ Она дочь Ангустиаса или Ремедиоса?
  
   Это звучало как обман. Андреа Крузó пальцы. Вероятность того, что она ошибется, составляет пятьдесят процентов. Андреа также была экспертом в мелочах. Его список оплошностей был длиннее, чем его собственные (и стройные) ноги.
  
   -От лекарств.
  
   -Конечно, это глупо. Теперь я вспоминаю, что у Ангустиаса нет детей. К сожалению, кардинала здесь нет.
  
   -¿Куá могу я поговорить с éл?
  
   Наступила пауза. Голос священника стал настороженным. Андреа почти могла видеть его на другом конце провода, сжимающего телефонную трубку и скручивающего телефонный провод с телефоном.
  
   -¿ О чем идет речь?
  
   -Видите ли, я живу в Риме уже давно, и вы обещали мне, что в первый раз приедете навестить меня.
  
   Голос стал настороженным. Он говорил медленно, как будто боялся ошибиться.
  
   -Я отправился в Сóроба, чтобы уладить кое-какие дела в этой диóсесе. Я не смогу присутствовать на C ánclave.
  
   - Но если на коммутаторе мне сказали, что кардинал уехал в Рим.
  
   Отец Серафим дал сбитый с толку и явно ложный ответ.
  
   -Ах, ну, девушка на коммутаторе новенькая и не очень хорошо разбирается в работе архиепископства. Я прошу вас извинить меня.
  
   -Приношу свои извинения. ¿ Сказать ли моему дяде, чтобы он позвонил ему?
  
   -Конечно. ¿ Не могли бы вы сказать мне свой номер телефона, Асунси? Это должно быть указано в повестке дня кардинала. Я мог быíесли бы мне пришлосьéрамосу связаться с вами...
  
   - О, у него это уже есть. Простите, меня зовут мой муж, Адиóс.
  
   Я оставляю секретаря со словом на устах. Теперь она была уверена, что что-то не так. Но ты должен это подтвердить. К счастью, в отеле есть интернет-соединение. Требуетсяó шесть минут, чтобы найти номера телефонов трех основных компаний Аргентины. Первому повезло.
  
   -Aerolíneas Argentinas.
  
   Он играл так, чтобы имитировать свой мадридский акцент,ñ или даже превратить его в сносный аргентинский акцент. Ему не было плохо. Ему было гораздо хуже говорить по-итальянски.
  
   -Буэнос дíас. Я звоню ему из архиепископства. С кем я имею удовольствие разговаривать?
  
   - Я Верона.
  
   -Верона, меня зовут Асунсиóн. Он звонил, чтобы подтвердить возвращение кардинала Робайры в Буэнос-Айрес.
  
   - ¿На какую дату?
  
   - Вернутьсяá 19 числа следующего месяца.
  
   -¿А полное имя?
  
   -Эмилио Робайра.
  
   -Пожалуйста, подождите, пока мы все проверим.
  
   Андреа нервно покусывает чашу, которую она держит в руках, проверяет состояние своих волос в зеркале в спальне, ложится на кровать, встряхивает головой и говорит:243; нервные пальцы на ногах.
  
   -¿Альó? Послушайте, мои друзья сообщили мне, что вы, ребята, купили открытый билет в одну сторону. Кардинал уже путешествовал, поэтому вы имеете право купить тур со скидкой в десять процентов после промо-акции, которая проводится сейчас в апреле. ¿ Есть ли у вас под рукой обычный билет для часто летающих пассажиров?
  
   - На мгновение я понимаю это по-чешски.
  
   И повесил трубку, сдерживая смех. Но веселье сразу же сменилось радостным ощущением триумфа. Кардинал Робайра сел на самолет, направлявшийся в Рим. Но он нигде не появлялся. Возможно, он решил остановиться в другом месте. Но в таком случае ¿почемуé он лежитí в резиденции и в кабинете кардинала?
  
   - Либо я сошла с ума, либо здесь есть хорошая история. Дурацкая история, - сказала она своему отражению в зеркале.
  
   Не хватало нескольких д íасов, чтобы выбрать, ктоéсядетíа в кресло Петра. И великий кандидат от Церкви бедных, сторонник третьего мира, человек, который беззастенчиво флиртовал с Теологией Освобождения Љ 26, пропал без вести.
  
  
  
   Domus Sancta Marthae
  
   Piazza Santa Marta, 1
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 16:14.
  
  
  
   Паола была удивлена, прежде чем войти в здание, большим количеством машин, ожидающих своей очереди на заправке напротив. Данте объяснил ему, что цены на все товары были на тридцать процентов дешевле, чем в Италии, поскольку Ватикан не взимал налогов. Нужно было иметь специальную карточку, чтобы заправиться у любого из семи городских заправок, и кún какí длинные очереди были бесконечными. Им пришлось подождать снаружи несколько минут, пока швейцарские гвардейцы, охранявшие дверь Domus Sancta Marthae, сообщили кому-то изнутри о присутствии этих троих. У Паолы было время подумать о событиях, произошедших с мамой и#241;анной. Всего двумя часами ранее, все еще находясь в штаб-квартире UACV, Паола отвела Данте в сторону, как только он смог избавиться от Боя.
  
   -Суперинтендант, я хочу с вами поговорить.
  
   Данте избегалó взгляда Паолы, но последовал за криминалистом в ее кабинет.
  
   - Что вы собираетесь мне сказать, Диканти. Яí я á, мы вместе в этом, ¿хорошо?
  
   - Это я уже понял. Я также заметил, что, как и Бой, он называет меняопекуном, а непопечителем. Потомучторангом ниже суперинтенданта. Меня совершенно не беспокоит его чувство неполноценности, если оно не пересекается с моей компетенцией. Как и ваш предыдущий номер с фотографиями.
  
   Данте покраснел.
  
   - Если яó что я хочуí сообщить вам. В этом нет ничего личного.
  
   -¿ Не могли бы вы сообщить мне о Фаулере? Он уже сделал это. Вам ясна моя позиция, или я должен быть предельно конкретен?
  
   - Я уже достаточно насытился вашей ясностью,испеттора- сказал он с виноватым видом, проводя рукой по щекам. Мне удалили эти чертовы пломбы. Чего я не знаю, так это того, что вы не сломали себе руку.
  
   - Я тоже, потому что у тебя очень суровое лицо, Данте.
  
   - Я крутой парень во всех смыслах.
  
   - Я не заинтересован в том, чтобы знать кого-либо из них. Я надеюсь, что это тоже ясно.
  
   -¿Это отказ от женщины,испеттора?
  
   Паола снова очень нервничала.
  
   -¿Сóмо - это не женщина?
  
   -Из тех, что пишутся как S - I.
  
   -Это "нет" пишется "Н -О", гребаный мачо.
  
   -Успокойся, тебе незачем волноваться, Рика.
  
   Преступница мысленно прокляла себя. Я попадал в ловушку Данте, позволяя ему играть со своими эмоциями. Но я уже был в порядке. Примите официальный тон, чтобы другой заметил ваше презрение. Я решил подражать Боя, которому такие конфронтации давались очень хорошо.
  
   -Хорошо, теперь, когда мы все прояснили, я должен сказать вам, что я разговаривал с нашим североамериканским связным, отцом Фаулером. Я выразил ему свои опасения по поводу его послужного списка. Фаулер привел мне несколько очень убедительных аргументов, которых, на мой взгляд, достаточно, чтобы доверять éл. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы потрудились собрать информацию об отце Фаулере. Это была мелочь с его стороны.
  
   Данте остается в шоке от резкого тона Паолы. Он ничего не сказал. Знайте, что вы проиграли игру.
  
   - Как руководитель расследования, я должен официально спросить вас, готовы ли вы оказать нам полную поддержку в поимке Виктора Кароски.
  
   -Конечно,испеттора- Данте втыкалó слова, как раскаленные гвозди.
  
   - Наконец-то мне остается только спросить его о причине его просьбы о возвращении.
  
   - Я позвонил, чтобы пожаловаться своему начальству, но мне не дали выбора. Мне было приказано преодолеть личные разногласия.
  
   Паола насторожиласьó перед лицом этой ú последней фразы. Фаулер отрицал, что Данте имел что-либо против, но слова суперинтенданта убедили его в обратном. Криминалистка уже однажды заметила, что они оба, кажется, знали друг друга раньше, несмотря на то, что до сих пор действовали противоположным образом. Я решил спросить об этом непосредственно у Данте.
  
   -¿Conocía usted al padre Anthony Fowler?
  
   - Нет,испеттора- сказал Данте твердым и уверенным голосом.
  
   - Ваше досье появилось у меня очень любезно с вашей стороны.
  
   - ВКорпусе бдительностимы очень организованы.
  
   Паола решилаó оставить его, ахí. Когда она уже собралась уходить, Данте сказал ей три фразы, которые ей очень польстили.
  
   - Только одно,испеттора. Если он снова почувствует необходимость призвать меня к порядку, я предпочитаю все, что связано с пощечинами. Я плохо разбираюсь в формализмах.
  
   Паола попросила Данте лично узнать, где будут проживать кардиналы. И все они были. В Domus Sancta Marthae, Доме Святой Марты. Расположен к западу от базилики Святого Петра, хотя и в стенах Ватикана.
  
   Снаружи это было здание строгого вида. Дом прямой и элегантный, без лепнины, украшений или статуй. По сравнению с окружающими его чудесами Домус выделялся так же мало, как мяч для гольфа в ведре со снегом. Было бы иначе, если бы случайный турист (а их не было в той части Ватикана, которая была ограничена) бросил бы два взгляда на это сооружение.
  
   Но когда я получил разрешение и швейцарские гвардейцы беспрепятственно пропустили их внутрь, Паола обнаружила, что внутри внешний вид сильно отличается от ее внутреннего. Это похоже на современный отель simo с мраморными полами и отделкой из ятобы. В воздухе витал легкий запах лаванды. Пока они ждали в жилетке, криминалистка проводила их взглядом. На стенах висели картины, в которых Паола Криó узнала стиль великих итальянских и голландских мастеров XVI века. И ни один из них не выглядел как репродукция.
  
   -Боже мой, - удивилась Паола, которая пыталась ограничить свое обильное тако эмиси. Я получил это от него, когда был спокоен.
  
   - Я знаю, какой эффект это вызывает, - задумчиво сказал Фаулер.
  
   Криминалистка отмечает, что, когда Фаулер был гостем в Доме, его личные обстоятельства не были приятными.
  
   -Это настоящий шок по сравнению с остальными зданиями Ватикана, по крайней мере, с теми, которые мне известны. Новое и старое.
  
   - ¿ Вы знаете, какова история á этого дома,доттор? Как вы знаете, в 1978 году подряд было два cónклавиш, разделенных всего двумя месяцами.
  
   - Я была очень маленькой, но я храню в своей памяти незакрепленные гены тех детей, - сказала Паола, на мгновение погружаясь в прошлое.
  
  
   Желатти площади Святого Петра. Мама и папа от Лимона и Паолы с шоколадом и клубникой. Паломники поют, в атмосфере царит радость. Папина рука, сильная и грубая. Я люблю держать его за пальцы и гулять с наступлением вечера. Мы смотрим в камин и видим белый дым. Папа поднимает меня над своей головой и смеется, и его смех - лучшее, что есть в мире. У меня падает мороженое, и я плачу, но папаá ríe másún и обещает купить мне еще одно. Мы съедим его за здоровье епископа Рима, - говорит он.
  
  
   -В скором времени будут избраны два папы, поскольку преемник Павла VI Иоанн Павел I внезапно умер в возрасте тридцати трех лет после своего избрания. Был второй ключ, в котором я был избран Иоанном Павлом II. В то éкороткое время кардиналы останавливались в минúскулах.кельи вокруг Сикстинской капеллы. Без удобств и без кондиционеров, а поскольку римское лето было каменным, некоторые из пожилых кардиналов прошли настоящее испытание. Одному из них пришлось срочно обратиться за медицинской помощью. После того, как Войтыла надел Сандалии Рыбака, он поклялся себе, что оставит все как есть, подготовив почву для того, чтобы после его смерти ничего подобного больше не повторилось. И в результате получается é это здание. Доттора, ¿ты меняá слушаешь?
  
   Паола возвращается из своего энсо с виноватым жестом.
  
   - Извини, я потерялась в своих воспоминаниях. Этого больше не повторится.
  
   В этот момент возвращается Данте, который ушел вперед, чтобы найти ответственного за Домус. Паола неó поскольку она избегает священника, предположим, что во избежание конфронтации она Они оба говорили друг с другом с притворной нормальностью, но теперь у меня есть серьезные сомнения в том, что Фаулер сказал бы ей правду, когда предположил, что соперничество ограничивается ревностью Данте. На данный момент, и даже если команда держалась вместе, лучшее, что мог сделать подí, - это присоединиться к фарсу и игнорировать проблему. То, что Паоле никогда не давалось слишком хорошо.
  
   Суперинтендант приходит в сопровождении невысокой, улыбающейся, потной религиозной женщины, одетой в черный костюм. Представьтесь как сестра Хелена Тобина из Польши. Она была директором центра и подробно рассказала им о ремонтных работах, которые всеí ужеí имели место. Они проходили в несколько этапов, úпоследний из которых завершился в 2003 году. Они поднялись по широкой лестнице с блестящими ступенями. Здание было рассредоточено по этажам с длинными коридорами и толстым ковровым покрытием. По бокам были комнаты.
  
   - Это сто шесть люксов и двадцать четыре одноместных номера, - предположила сестра, поднявшись на первый этаж. Вся мебель датируется несколькими столетиями и состоит из ценных предметов мебели, подаренных итальянскими или немецкими семьями.
  
   Монахиня открыла дверь в одну из комнат. Это было просторное помещение площадью около двадцати квадратных метров с паркетным полом и красивым ковром. Кровать тоже была деревянной, с красивым рельефным изголовьем. Встроенный шкаф, письменный стол и полностью оборудованная ванная завершали комнату.
  
   -É это место пребывания одного из шести кардиналов, которые не прибыли вúн.э. Остальные сто девять уже занимают свои комнаты, - уточнила сестра.
  
   Инспектор считает, что по крайней мере двое из пропавших без вести не должны были появиться Джем и#225;с.
  
   -¿ Здесьá безопасно для кардиналов, сестра Хелена? -спросите Паолу с осторожностью. Я не знал, пока монахиня не узнала об опасности, подстерегающей пурпурных.
  
   -Очень безопасно, дитя мое, очень безопасно. К зданию só есть доступ, и оно постоянно охраняется двумя швейцарскими гвардейцами. Мы приказали убрать из комнат звукоизоляцию, а также телевизоры.
  
   Паола выходит за рамки дозволенного.
  
   -Кардиналы содержатся под стражей без связи с внешним миром во время Cónклава. Ни телефона, ни телефона, ни телевизора, ни телевизора, ни компьютеров, ни Интернета. Запрещениеúконтактов с внешним миром под страхом отлучения от церквиón, - пояснил ему Фаулер, -. Óприказы Иоанна Павла II перед смертью.
  
   - Но не бытьá ничем, чтобы полностью изолировать их, не так ли, Данте?
  
   Суперинтендант сакó грудь. Он любил хвастаться достижениями своей организации, как если бы он выполнял их лично.
  
   -См.á,исследователь, у нас есть úновейшие технологии в области ингибиторов señal.
  
   - Я не знакома с жаргоном эспíасов. Объясните, что.
  
   - У нас есть электрическое оборудование, которое создало два электромагнитных поля. Один здесь, а другой в Сикстинской капелле. В práctica они похожи на два невидимых зонта. Под ними не работает ни одно устройство, требующее контакта с внешним миром. Через них также не может пройти ни направленный микрофонный, ни звуковой аппарат, ни даже аппарат espíа. Проверьте его телефон и телефон.
  
   Паола так и сделала и увидела, что у вас действительно нет прикрытия. Они вышли в коридор. Nada, no había señal.
  
   -¿А что насчет еды?
  
   - Его готовят здесь же, на кухне, - с гордостью сказала сестра Хелена. Персонал состоит из десяти монахинь, которые в свою очередь обслуживают различные службы Domus Sancta Marthae. На ночь сотрудники стойки регистрации остаются на всякий случай, если возникнет какая-либо чрезвычайная ситуация. Никому не разрешается находиться внутри Дома, если это делают кардиналы.
  
   Паола открыла рот, чтобы задать вопрос, но он застрял у нее на полпути. Я прервал его ужасным криком, донесшимся с верхнего этажа.
  
  
  
   Domus Sancta Marthae
  
   Piazza Santa Marta, 1
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 16:31.
  
  
  
   Заслужить его доверие, чтобы войти в комнату, в которой он жил, было чертовски трудно. Теперь у кардинала естьí время сожалеть об этой ошибке, и его сожаление будет записаноíа скорбными буквами. Кароски сделал новый порез ножом на его обнаженной груди.
  
   -Спокойно, Ваше Высокопреосвященство. Уже меньше не хватает.
  
   Пятая часть обсуждается с каждым шагом mís débiles. Кровь, пропитавшая покрывало и пастообразно капавшая на персидский ковер, лишила его сил. Но в один прекрасный момент я потерял сознание. Синтиó все удары и все порезы.
  
   Кароски закончилó свою работу на груди. С гордостью ремесленника мы смотрим на то, что вы написали. Я крепко держу руку на пульсе и ловлю момент. Было необходимо иметь память. К сожалению, всеí не могут использовать цифровую видеокамеру, но эта одноразовая видеокамера, работающая чисто механически, работает превосходно. Проводя большим пальцем по рулону, чтобы сделать еще одну фотографию, он насмехался над кардиналом Кардозу.
  
   - Приветствую, ваше Высокопреосвященство. Ах, конечно, вы не можете. Сними с негоé кляп, так как мне нужен его "дар языков".
  
   Кароски смеялся в одиночестве над своей ужасной шуткой. Я оставил нож и показал кардиналу нож, высунув язык в насмешливом жесте. И он совершилó свою первую ошибку. Начните развязывать кляп. Пурпурный был в ужасе, но не так напуган, как другие вампиры. Он собралó те немногие силы, которые у него остались, и издалó ужасный вопль, эхом разнесшийсяó по залам Domus Sancta Marthae.
  
  
  
   Domus Sancta Marthae
  
   Piazza Santa Marta, 1
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 16:31.
  
  
  
   Когда она услышала крик, Паола немедленно отреагировала. Я жестом велел монахине оставаться на месте, и я прошелó он стреляет вñвас по трое, вытаскивая пистолет. Фаулер и Данте последовали за ним по лестнице вниз, и ноги всех троих чуть не столкнулись, пытаясь на полной скорости взобраться по ступенькам. Поднявшись наверх, они остановились, сбитые с толку. Они стояли в центре длинного коридора, полного дверей.
  
   -¿Где это было? - сказал Фаулер.
  
   - Черт возьми, мне это нравится, а именно мне. Не расходитесь, господа, - сказала Паола, - Он может быть íл, и он очень опасный козел.
  
   Паола выбрала левую сторону, противоположную стороне лифта. Поверьте, что в комнате Љ56 раздался шум. Он приставил нож к дереву, но Данте жестом руки приказал ему отойти. Крепкий суперинтендант сделал Фаулеру знак, и они оба протаранили дверь, которая открыласьó без труда. Двое полицейских ворвались внутрь, Данте целился спереди, а Паола сбоку. Фаулер стоит в дверях, сложив руки на груди.
  
   На кровати лежал кардинал. Он был очень напуган и напуган до смерти, но не пострадал. Я смотрю на них в ужасе, подняв руки.
  
   -Не заставляйте меня даватьñили, пожалуйста.
  
   Данте смотритó везде и опускаетó пистолет.
  
   -¿Dóгде это было?
  
   - Я думаю, в соседней комнате, - сказал он, указывая пальцем, но не опуская руки.
  
   Они снова вышли в коридор. Паола стояла по одну сторону от 57-й двери, а Данте и Фаулер повторяли номер человеческого тарана. В первый раз плечи обоих получили хороший удар, но замок не поддалсяó. На второй выпад сольó с огромным хрустом.
  
   На кровати лежал кардинал. Было очень душно и очень мертво, но в комнате было пусто. Данте крестó в два шага и загляните в комнату баñо. Менеó голова. В этот момент раздаетсяó еще один крик.
  
   -¡ Помогите! ¡ Помогите!
  
   Все трое поспешно вышли из комнаты. В конце коридора, со стороны лифта, на полу лежал кардинал, его одежда была свернута в клубок. Они шли на éл на полной скорости. Паола подошла первой и опустилась на колени рядом с ним, но кардинал уже встал.
  
   -¡Cardenal Shaw! - сказал Фаулер, узнав своего соотечественника.
  
   -Я в порядке, я в порядке. Он подтолкнул меня к этому. Он ушел из-за аí - сказал он, открывая знакомуюáлику дверь, отличную от той, что в комнатах.
  
   - Что бы вы ни пожелали мне, отец.
  
   -Успокойтесь, я в порядке. Поймайте этого самозванца-монаха, - сказал кардинал Шоу.
  
   -¡Вернитесь в свою комнату и закройте дверь! -le gritó Fowler.
  
   Все трое прошли через дверь в конце коридора и вышли на служебную лестницу. Запах сырости и гниения из-под краски на стенах. Лестничная клетка была плохо освещена.
  
   Идеально подходит для засады, подумала Паола. У Кароски аúн есть пистолет Понтьеро. Он мог бы поджидать нас на любом повороте и снести головы по крайней мере двоим из нас, прежде чем мы успеем опомниться
  
   И, несмотря на это, они стремительно спустились по ступенькам, не без того, чтобы не споткнуться обо что-нибудь. Они последовали по лестнице в sóтано, на уровень ниже улицы, но дверь allí была заперта на толстый замок.
  
   -Сюдаí он не выходил.
  
   Они пошли по его стопам. На предыдущем этаже они услышали шум. Они прошли через дверь и вышли прямо на кухню. Данте обогнал криминалистку и вошел первым, держа палец на спусковом крючке, а cañón направлен вперед. Три монахини перестали возиться со сковородками и уставились на них глазами, похожими на тарелки.
  
   -¿Кто-нибудь проходил здесьí? - закричалаó Паола.
  
   Они не ответили. Они продолжали смотреть вперед бычьими глазами. Один из них даже продолжал ругаться над надутой губой, игнорируя ее.
  
   -¡Что если кто-то проходил здесьí! ¡ Монах! - повторила криминалистка.
  
   Монахини пожали плечами. Фаулер положил руку ей на плечо.
  
   -Дéджелас. Они не говорят по-итальянски.
  
   Данте прошел кухню до конца и наткнулся на стеклянную дверь шириной около двух метров. Имейте очень приятный вид. Попытайтесь открыть ее без успеха. Он открылñдверь одной из монахинь, одновременно показывая свое удостоверение личности Ватикана. Монахиня подошла к суперинтенданту и вставила ключ в ящик, скрытый в стене. Дверь открыласьó с шумом. Он выходил на боковую улицу Пласа-де-Санта-Марта. Перед ними был дворец Сан-Карлос.
  
   -¡Черт возьми! Разве монахиня не сказала, что Домусó имеет к немуí доступ?
  
   - Ну вот видишь,испеттора. Их двое, - сказал Данте.
  
   -Давайте вернемся к нашим шагам.
  
   Они побежали вверх по лестнице, начиная с жилета, и поднялись на úпоследний этаж. Всеí нашли несколько ступенек, ведущих на крышу. Но, подойдя к двери, они обнаружили, что она закрыта для Кэла и пения.
  
   -Сюдаí тоже никто не смог выбраться.
  
   Покорившись, они сели все вместе на грязной узкой лестнице, ведущей на крышу. Они дышали как мехи.
  
   -¿Он спрятался в одной из комнат? - сказал Фаулер.
  
   - Я так не думаю. Он наверняка ускользнул, - сказал Данте.
  
   - Но почему от Бога?
  
   -Конечно, из-за кухни, по недосмотру монахинь. Другого объяснения этому нет. Все двери заперты или защищены, как и главный вход. Выпрыгивать из окон невозможно, это слишком большой риск. АгентыБдительностипатрулируют территорию каждые несколько минут ¡и мы находимся в центре внимания dí а, ради всего Святого!
  
   Паола была в ярости. Если бы я не была такой уставшей после бега вверх и вниз по лестнице, я бы заставила ее биться ногами о стены.
  
   -Данте, просите о помощи. Пусть они оцепят площадь.
  
   Суперинтендант в отчаянии отрицательно качает головой. Приложите руку ко лбу, мокрому от пота, который мутными каплями падает на его вечную кожаную ветровку. Волосы, всегда аккуратно причесанные, были грязными и вьющимися.
  
   -¿Сóмо хочет, чтобы я позвонил, красавица? В этом чертовом здании ничего не работает. В коридорах нет камер видеонаблюдения, не работают телефоны, микрофоны, рации. Нет ничего более сложного, чем чертова лампочка, ничего, что требовало бы волн или единиц и нулей для работы. Как будто я не посылаю почтового голубя...
  
   - К тому времени, как я спущусь, я уже будуá далеко. В Ватикане монах не привлекает к себе внимания, Диканти, - сказал Фаулер.
  
   -¿ Кто-нибудь может мне объяснить, почему вы сбежали из этой комнаты? Это третий этаж, окна были закрыты, и нам пришлось выбить эту чертову дверь. Все входы в здание охранялись или были закрыты, - сказал он, несколько раз хлопнув открытой ладонью по двери на крышу, что вызвалоó глухой шум и облако пыли.
  
   -Мы так близко, - сказал Данте.
  
   - Черт возьми. Черт, черт и черт. ¡Ле тенíхозяева!
  
   Это был Фаулер, который констатировал ужасную правду, и его слова эхом отозвались в ушах Паолы, как лопата, царапающая букву l.просьба.
  
   - Теперь у нас есть еще один мертвец,доттора.
  
  
  
   Domus Sancta Marthae
  
   Piazza Santa Marta, 1
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 16:31.
  
  
  
   - Нужно действовать осмотрительно, - сказал Данте.
  
   Паола была вне себя от ярости. Если бы в тот момент перед ней был Сирин, она бы не смогла сдержаться. Я думаю, что это был третий раз, когда я хотел вырвать зубы у пуñэтасасос очень козлуóн, чтобы проверить, следует ли аúн сохранять это спокойное отношение и его монотонный голос.
  
   После того, как я наткнулся на упрямую задницу на крыше, я спустился по лестнице, низко пригнувшись. Данте пришлось перейти на другую сторону площади, чтобы заставить мерзкого человека подействовать на него, и поговорить с Сирином, чтобы вызвать подкрепление и попросить осмотреть место преступления. Ответ генерального заключался в том, что вы можете получить доступ к документу UACV и что вы обязаны делать это в гражданской одежде. Инструменты, которые вам понадобятся, вы должныí носить с собой в обычном дорожном чемодане.
  
   - Мы не можем допустить, чтобы все это вышло за рамки más доún. Энтиéндало, Диканти.
  
   - Я ни черта не понимаю. ¡Мы должны поймать убийцу! Мы должны очистить здание, выяснить, кто вошел, собрать улики...
  
   Данте смотрел на нее так, как будто она сошла с ума. Фаулер покачал головой, не желая вмешиваться. Паола знала, что позволила этому делу проникнуть в ее душу, отравив ее душевный покой. Он всегда старался быть чрезмерно рациональным, потому что знал чувствительность своего существа. Когда что-то входило в нее, ее посвящение превращалось в одержимость. В тот момент я заметил, что ярость, исходящая от эспíриту, подобна капле áсидо, периодически падающей на кусок сырого мяса.
  
   Они были в коридоре третьего этажа, где все и произошло. Комната n 55 уже пустовала. Их обитателем, человеком, который велел им обыскать комнату Љ 56, был бельгийский кардинал Петфрид Ханильс, возраст от 73 до 241 года. Я был очень расстроен тем, что произошло. Квартира в общежитии находилась на верхнем этаже, где ему было предоставлено жилье на некоторое время.
  
   - К счастью, старшая из кардиналов была в часовне и присутствовала на послеобеденной медитации. Только пятеро слышали крики, а им уже сказали, что вошел один обезумевший, который начал выть по коридорам, - сказал Данте.
  
   -¿Y ya está? ¿ Это контроль даñос? - возмутиласьó Паола-. ¿ Сделать так, чтобы даже сами кардиналы не узнали, что они убили одного из своих?
  
   -Это fáресница. Мы скажем, что ему стало плохо и что его перевели в больницу Джемелли с гастроэнтеритом.
  
   - И с этим все ужеá решено -репликаó, икóника.
  
   -Ну, есть кое-что, мáс. Вы не можете разговаривать ни с одним из кардиналов без моего разрешения, а место преступления должно быть ограничено комнатой.
  
   - Он не может говорить серьезно. Мы должны искать отпечатки пальцев на дверях, в точках доступа, в коридорах... Он не может быть серьезным.
  
   -¿ Чего вы хотите,бамбина? Коллекция патрульных машин у ворот? ¿Тысячи вспышек с фотоóграфиков? Конечно, кричать об этом на все четыре стороны - это лучшее средство, чтобы поймать своего дегенерата, - сказал Данте с властным видом. ¿ Или он просто хочет помахать перед камерами своим дипломом бакалавра в Квантико? Если ты так хороша в том, чтобы бытьá лучше покажи это.
  
   Паола не позволит себя спровоцировать. Данте полностью поддерживал тезис о приоритете оккультизма. У вас есть выбор: либо проиграть вовремя, либо врезаться в эту великую и многовековую стену, либо уступить и попытаться поторопиться, чтобы воспользоваться преимуществом как можно большего.симы средства, которыми я располагаю.
  
   - Позовите Сирина. Пожалуйста, передайте это вашему лучшему другу. И что его люди настороже на случай, если кармелит появится в Ватикане.
  
   Фаулер кашлянул, чтобы привлечь внимание Паолы. Я отвел ее в сторону и тихо поговорил с ней, прижав ее рот очень близко к своему рту. Паола не могла не почувствовать, как от его дыхания у нее мурашки по коже, и была рада надеть пиджак, чтобы никто не заметил. Я вспомнил их крепкое прикосновение, когда она бросилась, как сумасшедшая, в толпу, и он схватил ее, прижал к себе и прижал к себе.#237;а привязан к здравомыслию. Она очень хотела снова обнять его, но в этой ситуации ее желание было совершенно неуместным. Все было довольно сложно.
  
   - Несомненно, эти приказы уже отданы и будут исполнены прямо сейчас,доттор. И Ольвí хочет, чтобы полицейская операция была проведена, потому что в Ватикане он не получит джемаáс. Нам придется смириться с тем, что мы играем в карты, которые раздала судьба, какими бы бедными ни были éстас. В этой ситуации очень уместна старая поговорка о моей земле: король 27.
  
   Паола сразу поняла, к чему он клонит.
  
   - Эту фразу мы также говорим в Риме. У вас есть причина, отец... впервые в этом деле у нас есть свидетель. Это уже что-то.
  
   Fowler bajó aún más el tono.
  
   -Поговорите с Данте. Будьте дипломом, на этот раз. Пусть он оставит нас свободными до Шоу. Викторина давайте придумаем жизнеспособное описание.
  
   - Но без криминалиста...
  
   - Это придетá потом,доттор. Если кардинал Шоу видел его, мы получим роботизированный портрет. Но для меня важно получить доступ к его свидетельству.
  
   - Мне его фамилия знакома. ¿ Это Шоу фигурирует в отчетах Кароски?
  
   -То же самое. Он жесткий и умный человек. Надеюсь, вы поможете нам с описанием. Не упоминайте имя нашего подозреваемого: посмотрим, узнали ли вы его.
  
   Паола кивает и возвращается вместе с Данте.
  
   -¿Чтоé, вы двое закончили с секретами, неразлучники?
  
   Специалист по уголовным делам решила проигнорировать это замечание.
  
   - Отец Фаулер порекомендовал мне успокоиться, и я думаю, что последую его совету.
  
   Данте с подозрением посмотрел на него, удивленный его отношением. Определенно, эта женщина была очень привлекательной в его глазах.
  
   - Это очень мудро с вашей стороны, испеттора.
  
   - Noi abbiamo dato nella croce 28, ¿verdad, Dante?
  
   - Это один из способов взглянуть на это. Совсем другое - осознать, что вы гость в чужой стране. Эта мама была по-своему Теперь дело за нами. В этом нет ничего личного.
  
   Паола сделала глубокий вдох.
  
   - Все в порядке, Данте. Мне нужно поговорить с кардиналом Шоу.
  
   - Он находится в своей комнате, чтобы оправиться от пережитого потрясения. Отказано.
  
   -Суперинтендант. На этот раз поступи правильно. Викторинаá какí мы его поймаем.
  
   Полицейский с хрустом поворачивает свою бычью шею. Сначала налево, затем направо. Было ясно, что он думает об этом.
  
   - Хорошо,испеттора. С одним условием.
  
   -¿Cuáэто?
  
   - Пусть он использует более простые слова.
  
   - Иди и ложись спать.
  
   Паола обернулась и встретилась с осуждающим взглядом Фаулера, который наблюдал за разговором на некотором расстоянии. Он снова повернулся к Данте.
  
   -Пожалуйста.
  
   -¿Por favor qué, ispettora ?
  
   Эта самая свинья получала удовольствие от своего унижения. Ну ничего, аí десятьíа.
  
   -Пожалуйста, суперинтендант Данте, я прошу вашего разрешения поговорить с кардиналом Шоу.
  
   Данте открыто улыбнулся. Вы прекрасно провели время. Но внезапно он стал очень серьезным.
  
   -Пять минут, пять вопросов. Ничего, кроме меня. Я тоже играю на этом, Диканти.
  
   Двое членов Бдительности , оба в черных костюмах и галстуках, вышли из лифта и встали по обе стороны от двери 56, внутри которой я находился.íа эль кадáвер де ла úлтима víктима Кароски. Охранять вход до прибытия инспектора UACV. Dicanti decidió воспользуйтесь временем ожидания, опросив свидетеля.
  
   -¿ Где находится комната Шоу?
  
   Я был на том же этаже. Данте провел их в 42-ю, последнюю комнату, перед дверью, ведущей на служебную лестницу. Суперинтендант деликатно позвонил, используя только два пальца.
  
   Я открыла имó сестру Хелену, которая потеряла свою улыбку. При виде их на его лице появилось облегчение.
  
   -К счастью, с вами все в порядке. Если они преследовали лунатика по лестнице. ¿ Они смогли его поймать?
  
   -К сожалению, нет, сестра, - ответилаó Паола. Мы думаем, что она сбежала через кухню.
  
   - О Боже, яíили, ¿ из-за входа в mercancías? Святая Дева Оливковая, что за катастрофа.
  
   -¿Сестра, разве вы не сказали нам, что у вас есть к нему доступ?
  
   - Sóесть один, входная дверь. Это не подъезд, это навес для машины. Она толстая и имеет специальный ключ.
  
   Паола начинала понимать, что они с сестрой Хеленой не говорят на одном итальянском. Он принимал существительные очень близко к сердцу.
  
   -¿ Асе... то есть нападавший мог войти через ахí сестра?
  
   Монахиня покачала головой.
  
   - Ключ у нас есть у сестры эк номы и у меня. И она говорит на нем по-польски, как и многие сестры, которые здесь работают.
  
   Криминалист пришла к выводу, что сестра есóнома должнаí быть той, кто открыл дверь Данте. Это две копии ключей. Тайна усложнялась.
  
   -¿Можем мы зайти к кардиналу?
  
   Сестра Хелена отрицательноó качает головой вéжестком тоне.
  
   -Невозможно,доттора. Этоá... как говорится...зденервованы. В нервном состоянии.
  
   - Да будет так, - сказал Данте, - одну минуту.
  
   Монахиня стала серьезной.
  
   - Заден. Нет и нет.
  
   Похоже, он предпочел бы укрыться на своем родном языке, чтобы дать отрицательный ответ. Я уже закрывал дверь, когда Фаулер ступил на раму, не давая ей полностью закрыться. И он сказал ей нерешительным голосом, пережевывая слова
  
   - Sprawia przyjemno, potrzebujemy eby widzie kardynalny Shaw, siostra Helena .
  
   Монахиня открыла глаза, как тарелки.
  
   - Wasz jzyk polski nie jest dobry 29.
  
   - Я знаю. Я обязан часто навещать ее прекрасную папу. Но я не был там всеí с тех пор, как я родилсяó Солидарность 30.
  
   Религиозная женщина склонила голову, но было очевидно, что священник заслужил ее доверие. Затем регаñадиентес открывает дверь целиком, отодвигаясь в сторону.
  
   -¿С каких пор вы знаете польский? - прошептала ей Паола, когда они вошли.
  
   - У меня есть только легкие представления,доттор. Знаете, путешествия расширяют кругозор.
  
   Диканти позволила себеó секунду изумленно смотреть на него, прежде чем полностью сосредоточить свое внимание на мужчине, лежащем в постели. В комнате было полутемно, так как жалюзи были почти опущены. Кардинал Шоу провелíтестомñ по полу с мокрым полотенцем на лбу, при таком слабом освещении он был плохо различим. Когда они подошли к изножью кровати, пурпурный приподнялсяó на один локоть, фыркнул, и полотенце соскользнулоó с его лица. Это был человек с твердыми чертами лица, очень плотного телосложения. Волосы, совершенно белые, прилипли ко лбу, там, где полотенце промокло.
  
   -Простите меня, я...
  
   Данте наклонился, чтобы поцеловать кардинальское кольцо, но кардинал остановил его.
  
   -Нет, пожалуйста. Не сейчас.
  
   Инспектор сделал неожиданный шаг, что-то лишнее. Ему пришлось повозмущаться, прежде чем он взял слово.
  
   -Кардинал Шоу, мы сожалеем о вмешательстве, но нам нужно задать вам несколько вопросов, вы чувствуете в себе силы ответить нам?
  
   -Конечно, дети мои, конечно. Я на мгновение отвлек его. Было ужасным впечатлением видеть, как меня ограбили в íсвятом месте. У меня действительно назначена встреча, чтобы через несколько минут уладить кое-какие дела. Пожалуйста, будьте кратки.
  
   Данте посмотрел на сестру Хелену, а затем на Шоу. Éste comprendió. Без свидетелей.
  
   -Сестра Хелена, пожалуйста, предупредите кардинала Паульича, что я немного задержусь, если вы будете так добры.
  
   Монахиня вышлаó из комнаты, повторяяñандо" проклятия, несомненно, не свойственные религиозной женщине.
  
   -¿Что за все это время произошло? -спросите Данте.
  
   - Я поднялся в свою комнату, чтобы забрать свой дневник, когда услышал ужасный крик. Я остаюсь парализованным на несколько секунд, наверное, пытаясь понять, не было ли это плодом моего воображения. Я услышал шум людей, поспешно поднимающихся по лестнице, а затем скрип. Выйдите в коридор, пожалуйста. У двери лифта жил монах-кармелит, который прятался в небольшом углублении, образующем стену. Я посмотрел на него, и он обернулся и тоже посмотрел на меня. В его глазах было много ненависти, Святая Матерь Божья. В этот момент раздаетсяó еще один хруст, и кармелит протаранил меняó. Я падаю на землю и кричу. Остальное вы, ребята, уже знаете.
  
   - Вы могли хорошо видеть его лицо? - вмешалась Паола.
  
   - Он был почти весь покрыт густой бородой. Я мало что помню.
  
   -¿ Не могли бы вы описать нам его лицо и комплекцию?
  
   - Я так не думаю, всего на секунду я увидел его, и мое зрение уже не то, что раньше. Тем не менее я помню, что у него были седые белые волосы и генеральный директор. Но я сразу понял, что он не монах.
  
   -¿ Что заставило вас так думать, ваше Высокопреосвященство? -inquirió Fowler.
  
   - Его манера поведения, конечно. Всеí приклеенные к двери лифта, совсем не похожи на раба Божьего.
  
   В этот момент вернулась сестра Хелена, нервно хихикая.
  
   -Кардинал Шоу, кардинал Паулич говорит, что, как только это будет возможно, его ждет Комиссия, чтобы начать подготовку к мессам новендиалей. Я подготовил для вас конференц-зал на первом этаже.
  
   -Спасибо, сестра. Адель, ты должна быть с Антуном, потому что тебе нужно кое-что. Уэльс, который через пять минут будет с вами.
  
   Данте понял, что Шоу прекращает воссоединение.
  
   -Спасибо за все, Ваше Высокопреосвященство. Нам пора уходить.
  
   - Вы не представляете, как мне жаль. Мессы новендиалес проходят во всех церквях Рима и тысячами по всему миру, молясь за душу нашего Святого Отца. Это проверенная работа, и я не собираюсь откладывать ее из-за простого толчка.
  
   Паола собиралась что-то сказать, но Фаулер незаметно сжал ее локоть, и криминалист проглотил вопрос. Жестом он также попрощался с пурпурным. Когда они собирались выйти из комнаты, кардинал задал им вопрос, который был мне очень интересен.
  
   -¿ Имеет ли этот человек какое-либо отношение к исчезновениям?
  
   Данте повернулся очень медленно, и я ответилó словами, в которых альмíбар выделялся всеми своими гласными и согласными.
  
   -От нинú модо, Ваше Высокопреосвященство, это всего лишь провокатор. Вероятно, один из тех, кто занимается антиглобализацией. Они обычно наряжаются, чтобы привлечь к себе внимание, вы это знаете.
  
   Кардинал немного приходит в себя, пока не садится на кровать. Он обратился к монахине.
  
   - Среди некоторых моих братьев-кардиналов ходят слухи, что двое из выдающихся деятелей Курии не собираются присутствовать на Cónclave. Я надеюсь, что вы оба в порядке.
  
   -¿Dónde ha илиído это, Ваше Высокопреосвященство? - Паола была шокирована. В своей жизни он слышал голос, такой же мягкий, сладкий и смиренный, как тот, которым Данте задавал свой последний вопрос.
  
   - Увы, дети мои, в моем возрасте многое забывается. Я ем квай и#233;я шепчу квай между кофе и десертом. Но я могу заверить вас, что я не тот úнико, который это знает.
  
   - Ваше Высокопреосвященство, это, конечно, всего лишь беспочвенный слух. Если вы извините нас, мы должны заняться поиском нарушителя спокойствия.
  
   - Надеюсь, вы скоро его найдете. В Ватикане слишком много беспорядков, и, возможно, пришло время изменить курс в нашей политике безопасности.
  
   Вечерняя угроза Шоу, столь же покрытая азúкар глазурью, как и вопрос Данте, не осталась незамеченной ни для одного из троих. Даже у Паолы от этого тона кровь стыла в жилах, и это вызывало отвращение у всех членовскоторыми я встречался.
  
   Сестра Хелена вышла с ними из комнаты и пошла по коридору. На лестнице его ждал несколько коренастый кардинал, несомненно, Павлич, с которым сестра Хелена спускалась по лестнице.
  
   Как только Паола увидела, как спина сестры Елены исчезает на лестнице, Паола повернулась к Данте с горькой гримасой на лице.
  
   - Похоже, что ваш контроль над домом работает не так хорошо, как вы думаете, суперинтендант.
  
   - Клянусь, я этого не понимаю, - на лице Данте было написано сожаление. По крайней мере, будем надеяться, что они не знают истинной причины. Конечно, это кажется невозможным. И как бы то ни было, даже Шоу может оказаться тем самым пиарщиком, который наденет красные сандалии.
  
   - Как и все мы, преступники, знаем, что происходит что-то странное, - сказала криминалистка. Честно говоря, мне нравитсяíчтобы эта чертова штука взорвалась у них под носом, чтобы пудиéрамос работал так, как того требует дело.
  
   Данте собирался сердито возразить, когда кто-то появился на лестничной площадке mármol. Карло Бой хабí решил отправить того, кого он считал лучшим и более сдержанным сотрудником UACV.
  
   - Всем добрый день.
  
   - Добрый день, директор Бой, - ответилаó Паола.
  
   Настало время встретиться лицом к лицу с новой сценой Кароски.
  
  
  
   Академия ФБР
  
   Quantico, Virginia
  
   22 августа 1999 г.
  
  
  
   - Проходите, проходите. Я полагаю, вы знаете, кто я, не так ли?
  
   Для Паолы встреча с Робертом Вебером была равносильна тому, что она чувствовала быíегиптянинуóлогосу, если бы Рамзес II пригласил ее выпить кофеé. Мы вошли в конференц-зал, где знаменитый криминальныйóлогос раздавал оценки четырем студентам, которые прошли курс. Он был на пенсии десять лет, но его уверенные шаги внушали благоговейное уважение в коридорах ФБР. Этот человек произвел революцию в криминалистике, создав новое средство для розыска преступников: психолого-психологический профиль. На элитном курсе, который ФБР проводило для обучения новых талантов по всему миру, он всегда отвечал за предоставление оценок. Парням это нравилось, потому что они могли встретиться лицом к лицу с тем, кем очень восхищались.
  
   - Конечно, я его знаю, онñили. Я должен сказать ему...
  
   - Да, я знаю, для меня большая честь познакомиться и бла-бла-бла. Если бы мне ставили двойку каждый раз, когда мне говорили эту фразу, я бы сейчас былíбогатым человеком.
  
   Криминалист уткнулся носом в толстую папку. Паола сует руку в карман брюк и достает скомканную бумагу, которую я протягиваю Веберу.
  
   - Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр.
  
   Вебер посмотрел на бумагу и снова взглянул на нее. Это была банкнота достоинством в один доллар. Я протянулó руку и взял егоó. Я разгладил его и положил в карман пиджака.
  
   - Не мять банкноты, Диканти. Они принадлежат Казначейству Соединенных Штатов Америки от Améрика, - но улыбнулся, довольный своевременным ответом молодой женщины.
  
   - Имейте это в виду, сэр.
  
   Вебер ожесточилó лицо. Это был момент истины, и каждое мое последующее слово было как удар для молодой женщины.
  
   - Вы - дéбил, Диканти. Коснитесь m ínimos в тестах físicas и в тестах punteríа. И у него нет машины. Он сразу рушится. Он с чрезмерной легкостью закрывается перед лицом невзгод.
  
   Паоле было очень грустно. То, что живая легенда в какой-то момент лишит тебя красок, - это очень непростая задача. Еще хуже, когда его хриплый голос не оставляет ни малейшего намека на сочувствие в его голосе.
  
   - Вы не рассуждаете. Она хороша, но должна раскрыть то, что у нее внутри. И для этого он должен изобретать. Придумай, Диканти. Не следуйте инструкциям буквально. Improvise y verá. И пусть это будет мой диплом. Здесьí есть его последние заметки. наденьте ей бюстгальтер, когда она выйдет из кабинета.
  
   Паола дрожащими руками взялаó конверт Вебера и открылаó дверь, благодарная за то, что смогла сбежать от всехí.
  
   - Одно мне известно, Диканти. Является ли ¿Cuál истинным мотивом серийного убийцы?
  
   - Его жажда убийства. Который не может ее сдержать.
  
   с отвращением отрицает это.
  
   - Он находится недалеко от того места, где должен находиться, но аúн не является аá ахí. Он снова думает, как книги, онñорита. ¿Можете ли вы понять жажду убийства?
  
   - Нет, этоñили.
  
   - Иногда приходится забывать о психиатрических трактатах. Настоящий мотив - это тело. Проанализируйте его работы и познакомьтесь с художником. Пусть это будет первое, о чем думает его голова, когда он попадает на место преступления.
  
  
   Диканти побежал в свою комнату и заперся в ванной. Когда я обрелí достаточную безмятежность, я открылó конверт. Требуетсяó много времени, чтобы понять, что он видитíа.
  
   Он получил самые высокие оценки по всем предметам и ценные уроки. Ничто не является тем, чем кажется.
  
  
  
   Domus Sancta Marthae
  
   Piazza Santa Marta, 1
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 17:10.
  
  
  
   Не прошло и часа, как убийца сбежал из этой комнаты. Паола могла чувствовать его присутствие в комнате, как человек, вдыхающий стальной невидимый дым. Живым голосом он всегда рационально относился к серийным убийцам. Он должен был сделать это, когда высказывал (в большинстве случаев) свое мнение в режиме cóотправка по почте".
  
   Было совсем не так входить в комнату таким образом, осторожно, чтобы не наступить на кровь. Я не делаю этого, чтобы не осквернить место преступления. Основная причина, по которой я не наступал, заключалась в том, что проклятая кровь навсегда испортила хорошую обувь.
  
   И о душе тоже.
  
  
   Почти три года назад выяснилось, что директор Бой лично не обрабатывал место преступления. Паола подозревала, что Бой идет на такой уровень компромисса, чтобы заработать очки перед властями Ватикана. Конечно, он не сможет добиться политического прогресса со своим итальянским начальством, потому что все это проклятое дело необходимо держать в секрете.
  
   он вошел первым, вместе с Паолой детрáс. Демиáы ждали в коридоре, глядя прямо перед собой, и синтиéndose incóрежимы. Криминалистка подслушала, как Данте и Фаулер обменялись несколькими словами - даже поклялись, что некоторые из них были сказаны очень невоспитанным тоном, - но она постаралась сосредоточить все свое внимание на том, что там было.внутри комнаты, а не в том, что было оставлено снаружи.
  
   Паола осталась у двери, оставив Боя заниматься своим делом. Сначала сделайте судебно-медицинские снимки, по одному из каждого угла комнаты, один вертикально к потолку, по одному с каждой из возможных сторон и по одному от каждого из предметов, которые следователь может счесть важными. Короче говоря, más из шестидесяти вспышек, освещающих сцену нереальными, беловатыми, прерывистыми оттенками. Также над шумом и избытком света одержала верх Паола.
  
   Сделайте глубокий вдох, стараясь не обращать внимания на запах крови и неприятное послевкусие, которое она оставляла в горле. Закройте глаза и очень медленно мысленно сосчитайте от ста до нуля, пытаясь согласовать биение вашего сердца с ритмом убывающего счета. Дерзкий галоп сотни был всего лишь плавной рысью на пятидесятом и тупым, точным барабанным боем на нулевом.
  
   Открой глаза.
  
   На кровати лежал кардинал Джеральдо Кардозу, возраст от 71 до 241 года. Кардозу был привязан к богато украшенному изголовью кровати двумя полотенцами, туго завязанными узлами. На нем был кардинальский капеллан, полностью накрахмаленный, со злобно-насмешливым видом.
  
   Паола медленно повторяет мантру Вебера. "Если хочешь познакомиться с художником, посмотри на его работы". Я повторял это снова и снова, беззвучно шевеля губами, пока смысл слов не стирался у него изо рта, но я запечатлел это в его мозгу, как тот, кто смачивает печать чернилами и оставляет ее сухой после того, как поставил штамп на бумаге.
  
  
   -Начнем, - громко сказала Паола и вынула из кармана диктофон.
  
   Бой даже не взглянул на нее. В то время я был занят сбором следов и изучением формы брызг крови.
  
   Криминалистка начала диктовать на свой диктофон, как и в прошлый раз в Квантико. Выполнение наблюдения и немедленного вывода. Результат этих выводов выглядит довольно похоже на реконструкцию того, что все это произошло.
  
  
   Наблюдение
  
   Вывод:Кароски был введен в комнатуón с помощью уловки algún и быстро и бесшумно сократил до víctima.
  
   Наблюдение:На полу окровавленное полотенце. Она выглядит помятой.
  
   Вывод:По всей вероятности, Кароски вставилó а-ляíтиме кляп и вынул его, чтобы продолжить свой ужасныйобраз действий: отрезать язык.
  
   Наблюдайте: Мыслышим сигнал тревоги.
  
   Самое вероятное, что, вытащив кляп, Кардозу нашел способ закричать. Тогда язык - это последнее, что он отрезает, прежде чем попасть в глаза.
  
   Observación:víctima сохранены оба глаза и перерезано горло. Порез выглядит рваным и залитым кровью. Руки остаются на месте.
  
   Ритуал Кароски в éэтом случае начинается с истязания тела, чтобы послеéпродолжить ритуальное разделывание. Убери язык, убери глаза, убери руки.
  
  
   Паола открыла дверь в спальню и попросила Фаулера зайти на минутку. Фаулер скорчил гримасу, глядя на жуткуюáзадницу, но не отводяó взгляда. Криминалистка перемоталаó кассету магнитофона, и они оба прослушали úпоследний пункт.
  
   -¿Как вы думаете, есть что-то особенное в том порядке, в котором вы проводите ритуал?
  
   -Я не знаю,доттор. Речь - это самое важное в священнике: его голосом совершаются таинства. Глаза никоим образом не определяют священническое служение, поскольку они не принимают непосредственного участия ни в одной из его функций. Но, тем не менее, это делают руки, которые священны, поскольку они касаются тела Христова во время Евхаристии. Руки священника всегда священны, что бы он ни делал.
  
   -¿Что вы имеете в виду?
  
   - Даже у такого монстра, как Кароски, все еще есть святые руки. Их способность совершать таинства такая же, как у святых и чистых священников. Это противоречит здравому смыслу, но это так.
  
   Паола содрогнулась. Мысль о том, что такое жалкое существо могло иметь прямой контакт с Богом, казалась ему отвратительной и ужасной. Попытайтесь напомнить себе, что это был один из тех мотивов, которые заставили ее отречься от Бога, подумать о том, что она была невыносимым тираном на своем небесном небосклоне. Но углубление в ужас, в развращенность таких, как Кароски, которые якобы должны были выполнять Свою работу, произвело на нее совсем другой эффект. Синтиó предала ее, которую она É должна былаí почувствовать и на несколько мгновений поставила себя на Ее место. Напомни мне, Маурицио, что я никогда этого не сделаю, и пожалей, что меня не было рядом, чтобы попытаться разобраться во всем этом чертовом безумии.
  
   -Боже мой.
  
   Фаулер пожал плечами, не совсем зная, что сказать. Я вернулся и#243; вышел из комнаты. Паола снова включила диктофон.
  
  
   Observación:víctimaá одета в костюм talar, полностью открытый. Под éл на нем что-то вроде майки и . Футболка порвана, вероятно, острым предметом. На груди есть несколько порезов, образующих слова "ЭГО, Я ОПРАВДЫВАЮ ТЕБЯ".
  
   Ритуал Кароски в éэтом случае начинается с истязания тела, чтобы послеéпродолжить ритуальное разделывание. Убери язык, убери глаза, убери руки. Слова "ЭГО Я ОПРАВДЫВАЮ ТЕБЯ" были также найдены на сценах Портини -сеги на фотографиях, представленных Данте- и-Робайрой. Вариация в этом случае является дополнительной.
  
   Наблюдение: На стенах много пятен от брызг и брызг. Также частичный отпечаток ноги на полу у кровати. Похоже на кровь.
  
   Вывод: Все на этом месте преступления очень лишнее. Мы не можем сделать вывод, что его стиль развился или что он адаптировался к среде. Его модус - странный, и...
  
  
   Криминалистка нажимает кнопку "" бота . Всеí привыкли к чему-то, что не подходило, к чему-то, что было ужасно неправильно.
  
   -¿ Как дела, директор?
  
   -Плохо. Очень плохо. Я снял отпечатки пальцев с двери, тумбочки и изголовья кровати, но мало что нашел. Есть несколько наборов отпечатков, но я думаю, что один соответствует отпечаткам Кароски.
  
   В то время я держал в руках пластиковую мину, на которой был отпечатан довольно четкий отпечаток пальца, который я только что снял с изголовья кровати. Он сравнивал ее при свете с отпечатком, предоставленным Фаулером с карточки Кароски (полученной самим Фаулером в его камере после побега éсте, поскольку в больнице Святого Матфея не было обычной практикой снимать отпечатки пальцев у пациентов).
  
   -Это предварительное впечатление, но я думаю, что в нескольких моментах есть совпадение. Эта восходящая вилка довольно характерна дляística и ésta cola déltica... -decíBoi, más для sí то же, что и для Паолы.
  
   Паола знала, что когда Бой признал отпечаток пальца хорошим, значит, так оно и было. Бой получил известность как специалист по дактилоскопии и графике. Я видел все этоé сожалеюó о медленном разрушении, которое превратило отличного коронера в гробницу.
  
   -¿Ничего мне, доктор?
  
   - Нада мáс. Ни волосков, ни волокон, ничего. É этот человек действительно призрак. Если бы он стал надевать перчатки, я бы подумал, что Кардозу убил его ритуальным эспандером.
  
   - В этой разорванной трубе нет ничего духовного, доктор.
  
   Директор посмотрел наó САПРá с нескрываемым восхищением и#241;иза, возможно, обдумывая слова своего подчиненного или делая собственные выводы. Наконец я ответил ему:;:
  
   -Нет, не очень, правда.
  
  
   Паола вышла из комнаты, оставив Боя заниматься своей работой. Но знай, что я почти ничего не найду. Кароски был смертельно умен и, несмотря на свою поспешность, ничего не оставил после себя. Над его головой продолжает витать беспокойное подозрение. Посмотри вокруг. Прибыл Камило Сирин в сопровождении еще одного человека. Он был маленьким человечком, худым и хрупким на вид, но с таким же острым взглядом, как и его нос. Сирин подошел к нему и представил его как магистрата Джанлуиджи Вароне, главного судью Ватикана. Этот человек не нравится Паоле: он похож на серую и массивную фигуру грифа в куртке.
  
   Судья составляетíа протокол о снятии cadáсм., который проводитсяíа в условиях абсолютной секретности. Два агента Корпусастражей порядкакоторым ранее было поручено охранять дверь, переоделись. Оба были одеты в рабочие комбинезоны черного цвета и перчатки látex. Они будут ответственны за уборку и опечатывание комнаты после ухода Боя и его команды. Фаулер сидел на маленькой скамейке в конце коридора и спокойно читал свой дневник. Когда Паола увидела, что Сирин и магистрат свободны, она подошла к священнику и села рядом с ним. Фаулер не мог не почувствовать
  
   -Ну,доттор. Теперь вы знаете нескольких кардиналов мáс.
  
   Паола грустно рассмеялась. Все изменилось всего за тридцать шесть часов, с тех пор как они оба вместе ждали у двери кабинета стюардессы. Только они были ни на шаг не близки к тому, чтобы поймать Кароски.
  
   -Я верил, что мрачные шутки были прерогативой суперинтенданта Данте.
  
   - О, и это так,доттора. Сó я в гостях у него.
  
   Паола открыла рот и снова закрыла его. Она хотела рассказать Фаулеру о том, что у нее в голове крутилось по поводу ритуала Кароски, но аúн не знала, что это то, о чем она так беспокоилась. Я решил подождать, пока не обдумаю это достаточно.
  
   Поскольку Паола будет время от времени с горечью проверять меня с опозданием, это решение станет огромной ошибкой.
  
  
  
   Domus Sancta Marthae
  
   Piazza Santa Marta, 1
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 16:31.
  
  
  
   Данте и Паола сели в машину, которая ехала в тра-Бой. Директор оставляет их в морге, прежде чем отправиться в UACV, чтобы попытаться определить, что было орудием убийства в каждом из сценариев. Фаулер тоже собирался подняться наверх, в свою комнату, когда голос позвал его из дверей Domus Sancta Marthae.
  
   -¡Padre Fowler!
  
   Священник обернулся. Это был кардинал Шоу. Он сделал жест рукой, и Фаулер подошел ближе.
  
   - Высокопреосвященство. Надеюсь, ему уже лучше.
  
   Кардинал ласково улыбнулся ей.
  
   - Мы смиренно принимаем испытания, которые Господь посылает нам. Дорогой Фаулер, я хотел бы получить возможность лично поблагодарить вас за своевременное спасение.
  
   - Ваше Преосвященство, когда мы прибыли, вы были уже в безопасности.
  
   -¿ Кто знает, кто знает, что я мог бы сделать в тот понедельник, если бы вернулся? Я вам очень благодарен. Я лично позабочусь о том, чтобы в Курии знали, какой вы хороший солдат.
  
   - В этом действительно нет необходимости, Ваше Высокопреосвященство.
  
   -Дитя мое, никогда не знаешь, какая услуга может тебе понадобиться. Кто-то собирается все испортить. Важно набирать очки, вы это знаете.
  
   Fowler le miró, inescrutable.
  
   - Конечно, сынок, я... - продолжал Шоу. Благодарность Курии может быть полной. Мы могли бы даже заявить о своем присутствии здесь, в Ватикане. Камило Сирин, кажется, теряет рефлексы. Возможно, его место займет кто-то, кто позаботится о том, чтобы escándalo был полностью удален. Чтобы он исчез.
  
   Фаулер начинал понимать.
  
   -¿Его Высокопреосвященство просит меня пропустить algúnдосье?
  
   Кардинал сделал довольно детский и довольно неуместный жест соучастия, особенно с учетом предмета, о котором они говорили. Верьте, что вы получаете то, что хотите.
  
   - Именно так, дитя мое, именно так. Верующие не должны оскорблять друг друга.
  
   Священник злобно улыбнулся.
  
   -Вау, цитата из Блейка 31. Джемáс хабíа илиí заставляет кардинала читать "Притчи об аде".
  
   Шоу заварó и крахмалó голос. Ему не понравился тон священника.
  
   - Пути Господа таинственны.
  
   - Пути Господа противоположны путям Врага, Ваше Высокопреосвященство. Я узнал об этом в школе, от родителей. И это не утратило своей актуальности.
  
   - Инструменты хирурга иногда бывают испачканными. А ты как хорошо отточенныйí скальпель, сынок. Допустим, что sé представляет собой más из одного interés в éste случае.
  
   - Я скромный священник, - сказал Фаулер, делая вид, что очень рад.
  
   - Я не сомневаюсь. Но в определенных кругах говорят о его... способностях.
  
   - ¿И в этих статьях также не говорится о моей проблеме с властью, Ваше Высокопреосвященство?
  
   - Кое-что из этого тоже есть. Но я не сомневаюсь, что, когда придет время, вы поступитеá должным образом. Не позволяй, чтобы доброе имя твоей Церкви было смыто с обложек газет, сынок.
  
   Священник ответил холодным и презрительным молчанием. Кардинал покровительственно похлопал его по наплечнику безупречной рясы своегосвященнослужителяи понизилó тон своего голоса до шепота.
  
   - В наше время, когда все кончено, у ¿когоéнет секрета, кроме другого? Возможно, если бы его имя фигурировало в других статьях. Например, в цитатах изСант-Уффицио. Однажды мáс.
  
   И, не сказав ни слова, он повернулся и снова вошел в Domus Sancta Marthae. Фаулер селó в машину, где его ждали товарищиñэрос с работающим двигателем.
  
   -¿ С вами все в порядке, отец? Это не приносит хорошего настроения - он интересуетсяó Диканти.
  
   -Совершенно верно,доттор.
  
   Паола внимательно изучила его. Ложь была очевидна: Фаулер был так же бледен, как и кусок муки. В то время мне не было и десяти человек, на вид больше, чем мне было десять.
  
   -¿Qué quería el cardenal Shaw?
  
   Фаулер посвящает Паолу попытку беззаботной улыбки, которая только усугубляет ситуацию.
  
   -¿Ваше Высокопреосвященство? Ах, ничего. Так что просто подарите воспоминания другу, с которым вы знакомы.
  
  
  
   Morgue Municipal
  
   Пятница, 8 апреля 2005 г., 01:25
  
  
  
   - У нас вошло в обычай принимать их рано утром,доттораДиканти.
  
   Паола повторяет что-то среднее между сокращением и отсутствием. Фаулер, Данте и коронер стояли по одну сторону стола для вскрытия. Она стояла напротив. Все четверо были одеты в синие халаты и перчатки láтекс, характерные для этого места. Встреча с тузí в третий раз за столь короткое время заставила его вспомнить молодую женщину в том, что он делал с ней. Кое-что о повторении ада. Из этого мо состоит в повторении. Возможно, в те времена у них не было перед глазами ада, но они, конечно, рассматривали доказательства его существования.
  
   Вид Кардозу внушал мне страх, поскольку он лежал на столе. Смытая кровью, которая покрывала его в течение нескольких часов, это была белая рана с ужасными засохшими ранами. Кардинал был худощавым мужчиной, и после кровопролития его лицо было мрачным и обвиняющим.
  
   -¿Что мы знаем об éл, Данте? - сказал Диканти.
  
   Суперинтендант принесó небольшуюñ записную книжку, которую он всегда носил в кармане пиджака.
  
   -Джеральдо Клаудио Кардозу, 1934 г.р., кардинал с 2001 года. Известный защитник интересов трудящихся, он всегда был на стороне бедных и бездомных. Прежде чем стать кардиналом, он приобрел широкую репутацию в епархии Святого Иосифа. У всехí есть важные fáбрикас мáв СурамеéРика - здесьí Данте ситó две всемирно известные марки автомобилей мá. Я всегда действовал как посредник между рабочим и компанией. Рабочие любили его, называли "профсоюзным епископом". Он был членом нескольких конгрегаций Римской курии.
  
   Éв который раз, даже охранник коронераó молчит. Увидев Робайру без одежды с улыбкой на губах, он высмеял недостаток выдержки Понтьеро. Через несколько часов после этого на его столе лежал человек, над которым издевались. А в следующую секунду - еще один из пурпурных. Человек, который, по крайней мере на бумаге, сделал много хорошего. Он задавался вопросом, будет ли согласованность между официальной биографией и неофициальной, но именно Фаулер в конечном итоге перевелó вопрос к Данте.
  
   -Суперинтендант, ¿ есть что-нибудь, кроме сводки новостей для прессы?
  
   - Отец Фаулер, не заблуждайтесь, думая, что все люди нашей Святой Матери-Церкви ведут двойную жизнь.
  
   -Procuraré recordarlo -Fowler tenía el rostro rígido-. А теперь, пожалуйста, ответь мне.
  
   Данте делал вид, что думает, когда я сжимал его шею слева и справа, его характерный жест. У Паолы возникло ощущение, что она либо знает ответ, либо готовится к вопросу.
  
   - Я сделал несколько звонков. Почти все подтверждают официальную версию. У него было несколько неважных промахов, по-видимому, ничего не значащих. Я пристрастился к марихуане в молодости, еще до того, как стал священником. Немного сомнительная политическая принадлежность в колледже, но ничего особенного. Уже будучи кардиналом, он часто встречался с некоторыми коллегами по курии, поскольку был сторонником группы, не очень известной в курии: харизматов 32. В общем, он был хорошим парнем.
  
   - Как и двое других, - сказал Фаулер.
  
   - Похоже на то.
  
   -¿Что вы можете сказать нам об орудии убийства, доктор? - вмешалась Паола.
  
   Коронер приложилñ кó шее жертвы, а затем порезал ее на груди.
  
   -Это острый предмет с гладкими краями, вероятно, не очень большой кухонный нож, но sí очень острый. В предыдущих случаях я придерживался своего мнения, но после того, как я увидел слепки разрезов, я думаю, что мы использовали один и тот же инструмент все три раза.
  
   Паола Томó обратите на это внимание.
  
   - Dottora -dijo Fowler-. Как вы думаете, есть ли шанс, что Кароски что-то предпримет во время похорон Войтылы?
  
   -Черт возьми, я не знаю. Безопасность вокруг Domus Sancta Marthae, несомненно, будет усилена...
  
   - Конечно, - хвастаетсяó Данте, -. Они так заперты, что я даже не узнаю, из какого они дома, не посмотрев на время.
  
   -...хотя безопасность и раньше была высокой и служила мало. Кароски проявил недюжинные способности и невероятную храбрость. Честно говоря, понятия не имею. Я не знаю, стоит ли пытаться что-то предпринять, хотя сомневаюсь в этом. В éста случаяхón он не мог завершить свой ритуал или оставить нам кровавое послание, как в двух других случаях.
  
   - А это значит, что мы потеряли след, - пожаловалсяó Фаулер.
  
   -Да, но в то же время это обстоятельство должноí заставить его нервничать и сделать его уязвимым. Но с éste cabróникогда не знаешь.
  
   - Нам придется быть очень бдительными, чтобы защитить кардиналов, - сказал Данте.
  
   -Не только для того, чтобы защищать их, но и для того, чтобы искать Его. Даже если я ничего не пытаюсь, будьтеá всеí, смотрите на нас и смейтесь. Он может поиграть моей шеей.
  
  
  
   Площадь Святого Петра
  
   Пятница, 8 апреля 2005 г., 10:15.
  
  
  
   Похороны Иоанна Павла II прошли утомительно нормально. Все, что может быть нормальным, - это похороны религиозного деятеля из более чем миллиарда человек, на которых присутствуют некоторые главы государств и коронованные особы из числа более важных людей на Земле. Но не только они были всеí. Сотни тысяч людей толпились на площади Святого Петра, и каждое из этих лиц было посвящено истории, которая бушевала в глазах его дуэли, как огонь за решеткой камина.. Некоторые из этих лиц, тем не менее, будут иметь огромное значение в нашей истории.
  
  
   Одним из них был Андреа Отеро. Он нигде не видел Робайру. Журналистка обнаружила три вещи на крыше, на которых она сидела, вместе с другими товарищами по съемочной группе televisión alemán. Во-первых, если смотреть сквозь призму, то через полчаса у вас начнется ужасная головная боль. Во-вторых, что затылки всех кардиналов выглядят одинаково. И трое, пусть это будет сто двенадцать пурпурных, сидящих на этих стульях. Я проверял это несколько раз. И список избирателей, которых у вас есть, напечатанный на коленях, провозглашал, что их должно быть сто пятнадцать.
  
  
   Камило Сирин ничего бы не почувствовал, если бы знал, какие мысли занимали Андреа Отеро, но у него были свои (и серьезные) проблемы. Виктор Кароски, серийный убийца кардиналов, был одним из них. Но в то время как Кароски не доставил Сирину никаких проблем во время похорон, его застрелил неизвестный злоумышленник, который вторгся в офис Ватикана в разгар празднования Дня Святого Валентина.243;п. Горе, которое на несколько мгновений охватило Сирина при воспоминании о терактах 11 сентября, было не меньшим, чем у пилотов трех истребителей, которые преследовали его. К счастью, через несколько минут пришло облегчение, когда выяснилось, что пилотом неопознанного самолета был македонец, который допустил ошибку. Эпизод перенесет нервы Сирина в клещи. Один из ближайших подчиненных прокомментировалíпослеéы, что он услышал, как Сирин впервые повысил голос после пятнадцатиñ своих ó приказов.
  
  
   Другой подчиненный Сирина, Фабио Данте, был в числе первых. Проклинайтеíсвою удачу, потому что люди испугалисьñaba при прохождении féретро с папой Войтылой на él, и многие кричали "Святой субито! 33" им в уши. Я отчаянно пытался заглянуть поверх плакатов и голов в поисках монаха-кармелита с пышной бородой. Не то чтобы я был рад, что похороны закончились, но почти.
  
  
   Отец Фаулер был одним из многих священников, которые разделяли причастие между прихожанами, и в одном случае я поверил, увидев лицо Кароски на лице человека, которого он собирался принять. тело Христово из его рук. В то время как сотни людей маршировали перед ним, чтобы принять Бога, Фаулер молился по двум причинам: одна была причиной, по которой он был доставлен в Рим, а другая заключалась в том, чтобы просить просвещения и силы у Всевышнего перед лицом того, что он видел.;найденный в Вечном городе.
  
  
   Не подозревая, что Фаулер просит помощи у Создателя во многом ради нее, Паола пристально вглядывалась в лица толпы со ступеней собора Святого Петра. Его поместили в угол, но он не молился. Он никогда этого не делает. Он также не смотрел на людей с большим вниманием, потому что через некоторое время все лица показались ему одинаковыми. Что мне оставалось делать, так это думать о мотивах монстра.
  
  
   Доктор Бой сидит перед несколькими телевизионными мониторами с Анджело, судебно-медицинским экспертом UACV. Получите прямое изображение небесных холмов, которые возвышались над площадью до того, как они прошли через реалити-шоу. Все они устроили собственную охоту, от которой у них заболела голова, как у Андреа Отеро. От "инженера", как я последовал за ним по прозвищу Анджело в его счастливом невежестве, не осталось и следа.
  
  
   На эспланаде агенты секретной службы Джорджа Буша вступили в схватку с агентамиБдительностикогда éстос не позволил пройти тем, кто находился на площади. Для тех, кто знает, даже если это и так, оíда, о работе Секретной службы, я хотел бы, чтобы в течение этого времени они оставались в стороне. Никто и никогда в Нинúн месте не отказывал им в этом так категорически. ОтБдительностибыло отказано в разрешении. И, как бы они ни настаивали, снаружи они остались.
  
  
   Виктор Кароски присутствовал на похоронах Иоанна Павла II с преданной преданностью, молясь вслух. Он поет красивым и глубоким голосом в нужное время. Вертиó очень искренняя гримаса. Он строил планы на будущее.
  
   Никто не обращал внимания на óл.
  
  
  
   Пресс-центр Ватикана
  
   Пятница, 8 апреля 2005 г., 18:25.
  
  
  
   Андреа Отеро пришла на пресс-конференцию с высунутым языком. Не только из-за жары, но и из-за того, что он оставил машину для прессы в отеле, и ему пришлось попросить изумленного таксиста повернуть назад, чтобы забрать его. Оплошность не была критичной, потому что я вышел на улицу за час до обеда. Я хотел бы прибыть пораньше, чтобы я мог поговорить с представителем Ватикана Хоакином Бальселлсом об "испарине" кардинала Робайры. Все попытки найти его, что он сделал, были безуспешными.
  
   Пресс-центр находился в пристройке к большому зрительному залу, построенному во время правления Иоанна Павла II. Современное здание, рассчитанное на более чем шесть тысяч мест, которое всегда было заполнено до отказа, зал для аудиенций Святого Отца. Входная дверь выходила прямо на улицу и находилась недалеко от дворцаСант-Уффицио.
  
   Комната в sí была комнатой, рассчитанной на сто восемьдесят пять человек. Андреа считает, что, придя за пятнадцать минут до назначенного времени, у нее будет хорошее место, где можно присесть, но было очевидно, что у меня из трехсот журналистов была такая же идея. Не было ничего удивительного и в том, что комната оставалась маленькой. Было зарегистрировано 3042 средства массовой информации из девяноста стран, аккредитованных для освещения похорон, которые состоялись в тот день, и похоронного бюро. Более двух миллиардов человеческих существ, половина из которых кошки, были уволены в комфорте своих гостиных покойного Папы в ту же ночь. И я здесь. Я, Андреа Отеро Ха, если бы вы только могли видеть ее сейчас, ее одноклассницы с факультета журналистики.
  
   Ну, я был на пресс-конференции, на которой им должны были объяснить, что происходит в Cínclave, но не было места, где можно было бы сесть. Он, как мог, прислонился к двери. Это был единственный вход, так как, когда придет Балселлс, я смогу подойти к нему.
  
   Спокойно пересказывайте свои заметки о пресс-секретаре. Он был мистером, переоборудованным в журналиста. Нумерарий Opus Dei, родился в Картахене и, судя по всем данным, серьезный и очень порядочный парень. Ему вот-вот должно было исполниться семьдесят лет, и неофициальные источники (которым Андреа доверяет с трудом) восхваляют его как одного из самых влиятельных людей Ватикана. Он должен был принять от вас информацию из тех же уст Папы и представить ее перед великим Папой. Если вы решите, что что-то было тайным, тайным будет то, что вы хотите. С Балкеллами никаких утечек информации. Его резюме было впечатляющим. Андреа Лейó награды и медали, которые ей были вручены. Комендант этого, Комендант другого, Большой Крест того ... Знаки отличия занимали два листа, а награда за первое. Это не похоже на то, что я собираюсь стать кусачей костью.
  
   Но у меня крепкие зубы, черт возьми.
  
   Она была занята тем, что пыталась расслышать свои мысли сквозь нарастающий гул голосов, когда комната взорвалась ужасной какофонией.
  
   Сначала он был один, как одинокая капля, предвещающая морось. Затем три или четыре. После этого раздастся громкая музыка разных звуков и тонов.
  
   Казалось, что одновременно звучали десятки мерзких звуков. Член длится в общей сложности сорок секунд. Все журналисты оторвались от своих терминалов и покачали головами. Было слышно несколько громких жалоб.
  
   - Ребята, я опоздал на четверть часа. Это время не даст нам времени на редактирование.
  
   Андреа услышала голос на испанском языке в нескольких метрах от себя. Она толкнула его локтем и убедилась, что это была девушка с загорелой кожей и нежными чертами лица. По ее акценту он понял, что она мексиканка.
  
   -Привет, ¿что é такое? Я Андреа Отеро из Эль Глобо. ¿ Эй, ты можешь сказать мне, почему все эти мерзкие слова прозвучали сразу?
  
   Мексиканка улыбаетсяó и наставляетñó свой телефонéфоно.
  
   -Посмотрите сообщение пресс-службы Ватикана. Он присылает всем нам SMS каждый раз, когда появляются важные новости. Это Moderna pr, о котором они нам сообщили, и это одна из самых популярных статей в Мире. Единственное горе в том, что это раздражает, когда мы все вместе. Это úпоследнее предупреждение о том, что сеñор Балселлс будет отложен.
  
   Андреа восхищалась разумностью меры. Управление информацией для тысяч журналистов не может быть простым.
  
   -Только не говори мне, что ты не записался на службу сотовой связи - это дополнительнаяñó мексиканка.
  
   -Ну... нет, не от Бога. Меня никто ни о чем не предупреждал.
  
   -Ну, не волнуйся. ¿Ты видишь ту девушку из ахí?
  
   -¿ Блондинка?
  
   -Нет, тот, в сером пиджаке, с папкой в руке. Подойди к ней и скажи, чтобы она записала тебя на сотовый. Менее чем через полчаса я внесу вас в их базу данных.
  
   Андреа так и сделала. Я подхожу к девушке и выкладываю ей все ее данные. Девушка попросила у него его кредитную карточку и ввела номер его машины в электронный ежедневник.
  
   - Онá подключен к электростанции, - сказал он, показывая на технолога с усталой улыбкой. На каком языке вы предпочитаете получать сообщения из Ватикана?
  
   -В Испанииñпр.
  
   -¿Испанскийñ традиционный язык или испаноязычные варианты английского языка?
  
   - На всю жизнь, - сказал он по-испански.
  
   - Скузи? -это дополнительнаяñó другая, на идеальном (и отñмедвежьем) итальянском.
  
   -Простите. На испанскомñстаром традиционном, пожалуйста.
  
   - Примерно через пятьдесят минут я будуá выписана с дежурства. Если вы ó потребуете, чтобы я подписал é эту распечатку, если вы будете так добры, разрешите нам отправить вам информацию.
  
   Журналистка нацарапала свое имя в конце листа, который девушка достала из своей папки, почти не взглянув на нее, и попрощалась с ней, поблагодарив ее.
  
   Я вернулся на его сайт и попытался прочитать что-нибудь о Балкелле, но слух возвестил о прибытии представителя. Андреа снова обратил свое внимание на входную дверь, но спаситель вошел через небольшую дверь, скрытую за настилом, на который он теперь взобрался. Спокойным жестом он сделал вид, что сортирует свои записи, давая время операторам cá Мара поставить его в кадр, а журналистам сесть.
  
   Андреа прокляла свою неудачу и на цыпочках пробралась к трибуне, где пресс-секретарь ждал за кафедрой. С трудом мне удалось добраться до нее. Пока остальные ее товарищи поñэросу садились, Андреа подошла к Балкеллу.
  
   - Этоñор Балселлс, я Андреа Отеро из газеты "Глобо". Я пытался разыскать его всю неделю, но безуспешно...
  
   -Послеéс.
  
   Пресс-секретарь даже не взглянул на нее.
  
   - Но если вы, Балкеллс, не понимаете, мне нужно сопоставить одну информацию...
  
   - Я сказал ей, что после этого она умрет. Начнем.
  
   Андреа была в Ните. В тот момент, когда она подняла на него взгляд, и это привело ее в ярость. Она слишком привыкла подчинять мужчин сиянием своих двух синих фар.
  
   - Но будьñор Балселлс, я напоминаю вам, что я принадлежу к крупной испанской ежедневной газете... - журналистка пыталась заработать очки, вытаскивая коллегу, который представлял испанское СМИ, но я не служил ей. ничего. Другой посмотрел на нее впервые, и в его глазах был лед.
  
   -¿Сóкогда вы сказали мне, как вас зовут?
  
   -Андреа Отеро.
  
   -¿ Каким образом?
  
   -Из Земного шара.
  
   -¿Y dónde está Paloma?
  
   Палома, официальный корреспондент по делам Ватикана. Та, которая по совпадению проехала пару километров от Испании и попала в автомобильную аварию без смертельного исхода, чтобы уступить свое место Андреа. Плохо, что Балкеллс спросил о ней, плохо.
  
   -Ну... он не пришел, у него была проблема...
  
   Балкеллс нахмурился, потому что только старейшина нумерарий Opus Dei физически способен нахмуриться. Андреа немного отступила, удивленная.
  
   - Юная леди, обратите внимание на тех людей, которые вам неприятны, пожалуйста, - сказал Балкеллс, направляясь к переполненным рядам кресел. Это его коллеги из CNN, BBC, Reuters и сотен других средств массовой информации.#243;n más. Некоторые из них уже были аккредитованными журналистами в Ватикане еще до вашего рождения. И все они ждут начала пресс-конференции. Сделайте одолжение, займите его место прямо сейчас.
  
   Андреа отвернулась, смущенная и с вросшими щеками. Репортеры в первом ряду улыбаются только в ответ. Некоторые из них кажутся такими же старыми, как и эта колоннада Бернини. Когда он пытался вернуться в конец зала, где оставил чемодан, в котором находился его компьютер, он услышал, как Балкеллс шутит по-итальянски с кем-то из сидящих в первом ряду. За его спиной раздался глухой, почти нечеловеческий смех. У нее не было ни малейшего сомнения, что шутка была о ней. Лица людей повернулись к ней, и Андреа покраснела до ушей. С опущенной головой и вытянутыми руками, чтобы пробиться через узкий коридор к двери, мне казалось, что я плаваю в море тел. Когда я наконец доберусь до его места, он не ограничится тем, что заберет свой портвейн и развернется, а выскользнет за дверь. Девушка, которая взяла данные, на мгновение удержала ее за руку и предупредила:;
  
   -Помните, что если вы выйдете, вы не сможете снова войти, пока не закончится пресс-конференция. Дверь закрывается. Вы знаете, правила.
  
   Как в театре, подумала Андреа.точности как в театре.
  
   Он освободился от хватки девушки и вышел, не сказав ни слова. Дверь закрылась за ее спиной со звуком, который не мог изгнать страх из души Андреа, но, по крайней мере, частично облегчил ее. Она отчаянно нуждалась в сигарете и как сумасшедшая рылась в карманах своей элегантной ветровки, пока ее пальцы не наткнулись на коробочку мятных леденцов, которые служили ей утешением в отсутствие ее никотиновой подруги. Запишитеó что вы покинули его на прошлой неделе.
  
   Чертовски неподходящее время, чтобы уйти.
  
   Достаетó коробку мятных леденцов и выпиваетó три. Знай, что это свежий миф, но, по крайней мере, держи свой рот занятым. Тем не менее, это не принесет много пользы обезьяне.
  
   Много раз в будущем Андреа Отеро будет вспоминатьíтот момент. Помните, как стояла у той двери, прислонившись к косяку, пытаясь успокоиться и проклиная себя за то, что была такой упрямой, за то, что позволила себе смутиться, как подросток.
  
   Но я не помню его из-за этой детали. Я сделаю это, потому что ужасное открытие, которое было на волосок от того, чтобы убить ее и которое в конечном итоге приведет ее к контакту с человеком, который изменит ее жизнь, произошло благодаря тому, что она решила подождать, пока мятные таблетки не подействуют. они растворились у него во рту, прежде чем он убежал. Просто чтобы немного успокоить себя. ¿Сколько времени нужно, чтобы таблетка мяты растворилась? Не так уж и много. Однако для Андреа это была вечность, поскольку все ее тело просило ее вернуться в гостиничный номер и залезть под кровать. Но она заставила себя сделать это, хотя и сделала это, чтобы не видеть, как она сама убегает, избитая хвостом между ног.
  
   Но эти три мятные таблетки изменили его жизнь (и, скорее всего, историю западного мира, но этого никогда нельзя былоá знать ¿ верно?) ради простого желания оказаться в нужном месте.
  
   Едва остались остатки мяты, тонкая морщинка на вкус, когда посыльный свернул за угол улицы. На нем был оранжевый комбинезон, подходящая кепка, сакэ в руке, и он очень спешил. Он направился прямо к ней.
  
   -¿Простите, это пресс-центр?
  
   -Sí, aquí es.
  
   - У меня есть срочная доставка для следующих людей: Майкла Уильямса из CNN, Берти Хегренда из RTL...
  
   Андреа прервала его голосом Гаста: "о".
  
   - Не расстраивайся, приятель. Пресс-конференция уже началась. Мне придется подождать час.
  
   Посланник посмотрел на нее с непостижимо ошеломленным лицом.
  
   -Но этого не может быть. Мне сказали, что...
  
   Журналистка находит своего рода злое удовлетворение в том, что перекладывает свои проблемы на кого-то другого.
  
   -Вы знаете. Таковы правила.
  
   Посланник провел рукой по лицу с чувством отчаяния.
  
   -Она не понимает, онаñорита. У меня уже было несколько задержек é в этом месяце. Срочная доставка должна быть произведена в течение часа сразу после получения, иначе она не взимается. Это десять конвертов по тридцать евро за конверт. Если я проиграю é ваш заказ моему агентству, я могуí потерять маршрут в Ватикан, и меня наверняка уволят.
  
   Андреа тут же смягчается. Он был хорошим человеком. Импульсивная, бездумная и капризная, согласитесь. Иногда я добиваюсь их поддержки ложью (и кучей удачи), хорошо. Но он был хорошим человеком. Он обратил внимание на имя курьера, написанное на удостоверении личности, которое было прикреплено к комбинезону. Это была еще одна особенность Андреа. Он всегда называл людей по имени.
  
   - Послушайте, Джузеппе, мне очень жаль, но даже при всем желании я не смогу вам открыться. Дверь открывается только изнутри. Если он закреплен, то здесь нет дверной ручки или замка.
  
   Другой издал вопль отчаяния. Он поместилí руки в кувшины, по одному с каждой стороны его выступающей кишки, что было заметно даже под комбинезоном. Я пытался думать. Посмотри на Андреа снизу вверх. Андреа подумала, что он смотрит на ее грудь - как женщина, у которой был этот неприятный опыт почти ежедневно с тех пор, как она достигла половой зрелости, - но потом заметила, что он смотрит на удостоверение, которое она носила на шее.
  
   - Эй, я понял. Я оставлю вам конверты, и все готово.
  
   На удостоверении был герб Ватикана, и посланник должен был думать, что она все это время работала.
  
   -Mire, Giuseppe...
  
   - Ничего о Джузеппе, мистер Беппо, - сказал другой, роясь в сумке.
  
   - Беппо, я действительно не могу...
  
   - Послушайте, вы должны оказать мне é эту услугу. Не беспокойтесь о подписании, я уже подписываю поставки. Я сделаю отдельный набросок для каждого, и все готово. Вы обещаетеóприручить его, чтобы он доставил вамá конверты, как только двери откроются.
  
   -Это то, что...
  
   Но Беппо уже вложил ему в руку десять конвертов Марраса.
  
   - У каждого есть имя журналиста, которому он предназначен. Клиент был уверен, что мы все будем здесь, не волнуйтесь. Что ж, я ухожу, так как мне осталось сделать одну доставку в Корпус а другую - на Виа Ламармора. Ади и#243;с, и спасибо, красавица.
  
   И прежде чем Андреа успела что-либо возразить, любопытный парень развернулся и ушел.
  
   Андреа стояла и смотрела на десять конвертов, немного смущенная. Они были адресованы корреспондентам десяти крупнейших мировых СМИ. Андреа была знакома с репутацией четырех из них и узнала по крайней мере двоих в отделе новостей.
  
   Конверты были размером в половину листа, идентичные всему, кроме названия. Что пробудило в нем инстинкт журналиста и вызвало все его тревоги, так это фраза, которая повторяется во всех. В верхнем левом углу было написано от руки
  
  
   ЭКСКЛЮЗИВ - СМОТРИТЕ НЕМЕДЛЕННО
  
  
   Это было моральной дилеммой для Андреа не менее пяти секунд. Я решил это с помощью мятной таблетки. Посмотрите налево и направо. Улица была пустынна, свидетелей возможного почтового преступления не было. Я выбралó один из конвертов наугад и осторожно вскрыл его.
  
   Простое любопытство .
  
   Внутри конверта находятся два объекта. Одним из них был DVD-диск марки Blusens, на обложке которого той же фразой на конверте было написано несмываемым фломастером. Другой была записка, написанная на английском языке.
  
  
   "Содержание é этого диска имеет первостепенное значение. Вероятно, это самая важная новость пятницы и викторины века. Найдется тот, кто попытается заставить его замолчать. Как можно скорее просмотрите диск и как можно скорее распространите его содержание. Padre Viktor Karoski "
  
  
   Андреа сомневается в возможности того, что это была шутка. Если бы у вас был способ узнать это. Вынув порт из чемодана, я включил его и вставил диск в привод. Он проклял операционную систему на всех известных мне языках - испанском, английском и дрянном итальянском с инструкциями - и когда он, наконец, загрузился, он убедился, что DVD-диск был бесполезным.237;кула.
  
   Он видел только первые сорок секунд, прежде чем почувствовал позыв к рвоте.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Сáбадо, 9 апреля 2005 г., 01:05.
  
  
  
   Паола повсюду искала Фаулера. Не было ничего удивительного, когда я обнаружил егоó всеí внизу, с пистолетом в руке, пиджак священнослужителя аккуратно сложен на стуле, стойка на полке боевой рубки, рукава закатаны за воротник. На мне были защитные наушники, так как Паола ждала, пока я опустошу зарядное устройство, прежде чем подойти. Он был очарован жестом сосредоточенности, идеально выполненной позицией для стрельбы. Его руки были очень сильными, несмотря на то, что ему исполнилось полвека. Ствол пистолета был направлен вперед, не отклоняясь ни на тысячуí метров после каждого выстрела, как если бы он был встроен в живой камень.
  
   Криминалистка видела, как он опустошил не один, а три магазина. Он тянул медленно, неторопливо, щурясь, слегка склонив голову набок. В конце концов он понял, что она была в тренировочном зале. É она состоит из пяти кают, разделенных толстыми бревнами, часть которых опутана стальными тросами. С тросов свисают мишени, которые с помощью системы шкивов можно поднять на высоту не более сорока метров.
  
   - Спокойной ночи,доттор.
  
   -Немного дополнительного часа для пиара, не так ли?
  
   - Я не хочу ехать в отель. Знай, что этой ночью я не смогу уснуть.
  
   Паола асинтиó. Он прекрасно это понимает. Стоять на похоронах, ничего не делая, было ужасно. Это существоíгарантированная бессонная ночь. Он умирает от желания что-то сделать, пока.
  
   -¿Dónde está мой дорогой друг суперинтендант?
  
   - Ах, мне срочно позвонили. Мы комментируем отчет о вскрытии Кардозу, когда он убежал, оставив меня со словом на устах.
  
   -Очень свойственно éл.
  
   -Да. Но давайте не будем об этом говорить... Посмотрим, что за упражнение было дано вам, отец.
  
   Криминалист нажал на бота, который приближал бумажную мишень с силуэтом человека, нарисованным черным цветом. У обезьяны десять белых завитков в центре груди. Он прибыл с опозданием, потому что Фаулер попал в яблочко на расстоянии полумили. Я совсем не удивился, увидев, что почти все отверстия были проделаны внутри отверстия. Что его удивило, так это то, что один из них потерпел неудачу. Я был разочарованó тем, что он не попал во все мишени, как главные герои боевíкуль-де-акчиóн.
  
   Но él - это не héroe de acción. Он существо из плоти и крови. Умен, образован и очень хороший стрелок. В альтернативномún режиме, éнеудачный выстрел делает его человеком.
  
   Фаулер проследил за направлением ее взгляда и весело рассмеялся над своим собственным промахом.
  
   -Я немного потерял в пиаре, но мне очень нравится стрелять. Это исключительный вид спорта.
  
   -Пока это спорт.
  
   -Aún no confía en mí, ¿verdad dottora ?
  
   Паола не ответила. Ей нравилось видеть Фаулера во всемí, без лифчика, одетого просто в рубашку с засученными рукавами и черные брюки. Но фотографии "Авокадо", которые Данте показывал ему, продолжали время от времени давать ему по голове лодками, как пьяные обезьяны в пьяном виде.эпоха.
  
   -Нет, отец. Не совсем. Но я хочу доверять вам. ¿Вам этого достаточно?
  
   -Этого должно хватить.
  
   -¿ Откуда у васóнде сакó оружие? Оружейная палата закрыта на éстас хорас.
  
   - Ах, мне одолжил ее директор Бой. Это его. Он сказал мне, что давно ею не пользуется.
  
   - К сожалению, это правда. Я долженíа познакомиться с этим человеком три года назад. Он был великим профессионалом, великим ученым и физиком. Он по-прежнему такой, но раньше в его глазах светилось любопытство, а теперь этот блеск угас. Его заменило беспокойство офисного работника.
  
   -¿ В вашем голосе горечь или ностальгия,доттор?
  
   -Немного и того, и другого.
  
   -¿ Долго ли я будуó забывать его?
  
   Паола притворилась удивленной.
  
   -¿Сóмо говорит?
  
   -Ах, да ладно, не обижайтесь. Я видел, как он создает воздушные пространства между вами двумя. Бой держит дистанцию в идеальном состоянии.
  
   - К сожалению, это то, что дается ему очень хорошо.
  
   Криминалистка колеблется мгновение, прежде чем продолжить. Я снова почувствовал то ощущение пустоты в волшебной стране, которое иногда возникает, когда я смотрю на Фаулера. Сенсация Монтаны и России. ¿ Дебíдоверять éл? Пенсó с грустным и выцветшим железомíа, который, в конце концов, был священником и очень привык видеть в людях подлые стороны. Как и она, кстати.
  
   - У нас с Боем был роман. Кратко. Я не знаю, перестала ли я ему нравиться или я просто мешала ему в его стремлении к продвижению по службе.
  
   - Но вы предпочитаете второй вариантón.
  
   -Мне нравится энга и#241;арме. В этом и во многом другом. Я всегда говорю себе, что живу со своей матерью, чтобы защитить ее, но на самом деле это я нуждаюсь в защите. Наверное, поэтому я влюбляюсь в сильных, но неадекватных людей. Люди, с которыми я не могу быть.
  
   Fowler no respondió. Она была предельно ясна. Они оба стояли очень близко друг к другу. Минуты прошли в тишине.
  
   Паола была поглощена зелеными глазами отца Фаулера, точно зная его мысли. На заднем плане мне показалось, что я слышу настойчивый звук, но я не обратил на него внимания. Это должен был быть священник, который напомнил ему об этом
  
   - Будьá лучше, если ты ответишь на звонок,доттор.
  
   И тогда Паола Кейó поняла, что этот раздражающий шум был ее собственным мерзким мó, который уже начинал звучать яростно. Я ответилó на зов, и на мгновение он пришел в яростьó. Повесил трубку, не попрощавшись.
  
   -Давай, отец. Это была лаборатория. Сегодня днем кто-то отправил посылку курьером. В адресе было указано имя Маурицио Понтьеро.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Сáбадо, 9 апреля 2005 г., 01:25
  
  
  
   -É посылка прибыла почти четыре часа назад. ¿Можно ли это узнать, потому чтоé никто раньше не осознавал, что они содержатíа?
  
   Бой смотрел на нее терпеливо, но измученно. Было слишком поздно мириться с глупостью подчиненной. Однако он сдерживался, пока пистолет, который Фаулер только что вернул ему.
  
   -Конверт пришел на ваше имя, Паола, и когда я пришел, вы были в морге. Девушка на ресепшене оставила его со своей почтой, и я не спешил ее просматривать. Когда я понял, кто его послал, я привел людей в движение, а на это потребовалось время. Первым делом нужно было вызвать саперов. В конверте они не нашли ничего подозрительного. Когда я узнаю, в чем дело, я позвоню вам и Данте, но суперинтендант нигде не появляется. И Сирин не звонит по телефону.
  
   -Бытьáспящим. Боже, уже очень рано.
  
   Они находились в кабинете дактилоскопии, тесном помещении, заполненном лампочками и лампочками. Запах порошка для отпечатков пальцев был повсюду. Были люди, которым нравился этот аромат - один даже клялся, что нюхал его перед тем, как быть со своей девушкой, потому что она была афродиíпроснулась, сегúн éл, - но Паоле он понравился. это было неприятно. От запаха ей захотелось чихнуть, пятна прилипли к темной одежде, и потребовалось несколько стирок, чтобы они исчезли.
  
   - Что ж, мы ¿ точно знаем, что é это сообщение было отправлено маномó Кароски?
  
   Фаулер изучал письмо, которым отправитель написал адрес Љ243. Держите конверт немного вытянутыми руками. Паола подозревает, что, возможно, она плохо видит вблизи. Мне наверняка скоро придется носить очки для чтения. Он задается вопросом, кем он может остаться на этот год.
  
   - Это, конечно, ваш граф. И мрачная шутка с указанием имени младшего инспектора также кажется характерной для Кароски.
  
   Паола забрала конверт из рук Фаулера. Я поставил его на большой стол, накрытый в гостиной. Поверхность ésta была полностью стеклянной и имела подсветку. На столе лежало содержимое конверта в простых прозрачных пластиковых пакетах. Бой сеñальó первая сумка.
  
   - На этой записке есть его отпечатки. Оно адресовано вам, Диканти.
  
   Инспектор поднесла к глазам пакет с запиской, написанной по-итальянски. Законó его содержание изложено вслух, через плéстико.
  
  
   Дорогая Паола:
  
   Я очень скучаю по тебе! Я нахожусь в MC 9, 48. Здесь очень тепло и непринужденно. Я надеюсь, что ты сможешь приехать и поприветствовать нас как можно скорее. А я тем временем отправлю тебе поздравление с моим отпуском. Целую, Маурицио.
  
  
   Паола не могла сдержать дрожь, смесь гнева и ужаса. Постарайтесь сдержать гримасы, заставьте себя, если хотите, оставить их внутри. Я не собирался плакать перед Боем. Может быть, перед Фаулером, но не перед Боем. От Боя никогда.
  
   -¿Padre Fowler?
  
   -Марк главаíТул 9, стихíзад 48. "Где червь не умирает и огонь не гаснет".
  
   -Ад.
  
   -Точно.
  
   - Чертов сукин сын.
  
   - Нет никаких намеков на его преследование несколько часов назад. Вполне возможно, что записка была составлена раньше. Пластинка была записана вчера маñ ана, секún дата, указанная в архивах внутри.
  
   -¿Мы знаем модель cámara или компьютер, на котором она была записана?
  
   - С помощью программы, которую вы используете, эти данные не сохраняются на диске. Это время, программа и версия операционной системы. Ни простой серийный nú, ни cóя имею в виду, ничего, что могло бы помочь идентифицировать передающее оборудование.
  
   -¿ Следы?
  
   -Две части. Обе от Кароски. Но мне не нужно было этого знать. Одного просмотра контента было бы достаточно.
  
   -Ну, чего же ты ждешь? Поставь DVD, Бой.
  
   - Отец Фаулер, вы ¿ извините нас на минутку?
  
   Священник сразу понял ситуацию. Посмотри Паоле в глаза. Она слегка помахала ему, говоря, что все в порядке.
  
   -Сóмо нет. ¿Кафеé на троих,доттораДиканти?
  
   -Мíо с двумя комочками, пожалуйста.
  
   Бой подождал, пока Фаулер выйдет из комнаты, прежде чем схватить Паолу за руку. Паоле не понравилось это прикосновение, слишком мясистое и нежное. Он много раз вздыхал из-за того, что снова чувствовал эти руки на своем теле, он ненавидел своего отца или из-за его презрения и безразличия, но в тот момент от этого огня не осталось и угольков. Он погас в течение одного года........... года........... Осталась только ее гордость, от которой инспектор была в полном восторге. И, конечно же, она не собиралась поддаваться его эмоциональному шантажу. Я пожимаю его руку, и директор убирает руку.
  
   -Паола, я хочу тебя предупредить. То, что ты увидишь, окажется для тебяá очень тяжелым.
  
   Криминалистка одарила его жесткой, лишенной юмора улыбкой и скрестила руки на груди. Я хочу держать свои руки как можно дальше от его прикосновений. На всякий случай.
  
   - ¿ Вдруг ты снова меня разыгрываешь? Я очень привыкла видеть Каддафи, Карло.
  
   -Не от твоих друзей.
  
   Улыбка дрожит на лице Паолы, как тряпка на ветру, но ее áнимо не колеблетсяó ни секунды.
  
   - Поставьте vídeo, директор Бой.
  
   -¿Какí ты хочешь, чтобы это было? Он мог бы быть совсем другим.
  
   - Я не муза, чтобы ты относился ко мне так, как тебе хочется. Ты отверг меня, потому что я была опасна для твоей карьеры. Ты предпочел вернуться к моде на несчастье своей жены. Теперь я предпочитаю собственное несчастье.
  
   -¿Почемуé сейчас, Паола? Почему именно сейчас, по прошествии всего этого времени?
  
   -Потому что раньше у меня не было сил. Но теперь они у меня есть.
  
   он проводит рукой по волосам. Я начинал понимать.
  
   - Я никогда не смогу заполучить его, Паола. Хотя это то, чего я хотел бы.
  
   - Может быть, у тебя есть причина. Но это мое решение. Ты уже давно взял свое. Предпочитаяíуступить непристойным взглядам Данте.
  
   Бой скривился от отвращения при этом сравнении. Паола обрадовалась, увидев его, потому что эго режиссера зашипело от ярости. Она была немного жестока с ним, но ее начальник заслужил это за то, что относился к ней как к дерьму все эти месяцы.
  
   - Как вам будет угодно,доттораДиканти. Я снова будуé боссом ирóНико, а вы - симпатичной писательницей.
  
   -Спасибо, Карло. Такí лучше.
  
   Бой улыбнулся, грустный и разочарованный.
  
   -Хорошо, тогда. Давайте посмотрим на пластинку.
  
   Как будто у меня есть шестое чувство (а к тому времени Паола уже была уверена, что оно у меня есть), отец Фаулер прибыл с подносом чего-то, что я мог быí передать в кафеé сó, если бы я мог. потребитель варенья в своей жизни попробовал бы этот настой.
  
   - Здесь у них есть. Яд от кофе с куиной и кофе на. ¿ Я должен предположить, что мы уже можем возобновить встречу?
  
   - Конечно, отец, - ответил я. Бой. Fowler les estudió disimuladamente. Бой кажется мне грустным, но я также не замечаю в его голосе облегчения? И Паола увидела, что она очень сильная. Менее неуверенная.
  
   Режиссер надел перчатки lóтекс" и извлек диск из сумки. Сотрудники лаборатории принесли ему столик на колесиках из комнаты отдыха. На тумбочке есть 27-дюймовый телевизор и DVD из дешевых. Я предпочел бы увидеть все записи, так как в зале заседаний стены были стеклянными, и это было похоже на то, как если бы я показывал это всем, кто проходил по коридору. К тому времени слухи о деле, которое вели Бой и Диканти, распространились по всему зданию, но ни один из них не приблизился к истине. Ни за что.
  
   Пластинка начнет воспроизводиться. Игра запускается напрямую, без каких-либо всплывающих окон или чего-либо подобного. Стиль был небрежным, интерьер был насыщенным, а освещение - жалким. Бой уже отрегулировал яркость телевизора почти до максимума.
  
   - Спокойной ночи, души мира .
  
   Паола вздохнула, услышав голос Кароски, голос, который мучил ее этим звонком после смерти Понтьеро. Однако на экране аúн ничего не видно.
  
   - É это запись того, как я собираюсь стереть с лица земли святых людей Церкви, выполняя работу Тьмы. Меня зовут Виктор Кароски, священник-отступник римского культа. Во времяñ жестокого обращенияé с детьми, защищенный хитростью и попустительством моих бывших боссов. Этими м éобрядами я был выбран лично Люцифером для выполнения этой задачи в те моменты, когда наш враг Плотник выбирает своего франчайзи в ésta Mud Ball.
  
   Экран меняется с абсолютно черного на полутеневой. На снимке изображен окровавленный мужчина с непокрытой головой, привязанный к чему-то похожему на колонны склепа Санта-Мар-ин-Транспонтина. Диканти с трудом узнал в нем кардинала Портини, первого вице-короля. Тот, кого вы видели, даже не видел, потому что Бдительность сожгла его дотла. Драгоценный камень Портини слегка подрагивает, и все, что видно Кароски, - это острие ножа, вонзившегося в плоть левой руки кардинала.
  
   - Это кардинал Портини, слишком уставший, чтобы кричать. Портини сделал много добра миру, и мой Хозяин питает отвращение к его отвратительной плоти. Теперь посмотрим, как он закончил свое жалкое существование.
  
   Нож приставляется к ее горлу и перерезает его одним ударом. Рубашка снова стала черной, а затем была прикреплена к новой рубашке, привязанной к тому же месту. Это была Робайра, и я был очень напуган.
  
   - Это кардинал Робайра, полный страха. Имейте внутри себя великий свет. Пришло время вернуть его свет его Создателю.
  
   в этот раз Паоле пришлось отвести взгляд. Взгляд Мары показал, что нож опустошил глазницы Робайры. Одинокая капля крови брызнула на козырек. Это был ужасающий аспект, который криминалистка увидела в джеме, и Синти повернулась к нему лицом. Он был волшебником. Образ изменился, когда она увидела меня и показала то, что она боялась увидеть.
  
   - É сте - младший инспектор Понтьеро, последователь Рыбака. Они поместили его в мою бúскведу, но ничто не может противостоять силе Отца Тьмы. Теперь субинспектор истекает кровьюá медленно.
  
   Понтьеро смотрел прямо на Сиáмару, и его лицо не было его лицом. Он стиснул зубы, но сила его глаз не угасла. Нож очень медленно перерезал ей горло, и Паола снова отвела взгляд.
  
   - É сте - кардинал Кардозу, друг лишенных наследства, вшей и блох. Его любовь была для меня такой же отвратительной, как гнилые внутренности овцы. Он тоже умер
  
   Минутку, всеí жилиíв несоответствии. Вместо того, чтобы смотреть на гены, они смотрели на несколько фотографий кардинала Кардозу на его ложе скорби. Всего было три фотографии, зеленоватого цвета и две фотографии девы. Кровь была неестественно темного цвета. Все три фотографии были показаны на экране около пятнадцати секунд, по пять секунд на каждую.
  
   - Теперь я собираюсь убить еще одного святого человека, самого святого из них. Будет тот, кто попытается помешать мне, но его конец будетá таким же, как у éтех, кого вы видели умирающими на ваших глазах. Церковь, трус, скрыла это от вас. Я больше не смогу заниматься этим. Спокойной ночи, души мира .
  
   DVD останавливается с жужжанием, и Бой выключает телевизор. Паола была белой. Фаулер очень сильно стиснул зубы от ярости. Все трое несколько минут молчали. Необходимо было прийти в себя после того, как он увидел эту кровавую жестокость. Паола, которая была единственной, на кого повлияла запись, однако первой заговорила Паола.
  
   - Фотографии. ¿Por qué fotografías? ¿Por qué no video?
  
   -Porque no podía -dijo Fowler-. Потому что в нет ничего более сложного, чем лампочка". Так сказал Данте.
  
   - И Кароски это знает.
  
   -¿Что они говорят мне о маленькой игре в позуón diabólica?
  
   Криминалистка почувствовала, что снова что-то не так. Этот бог бросал его в совершенно разных направлениях. Мне нужна была спокойная ночь у Сью, отдых и тихое место, где можно посидеть и подумать. Слова Кароски, намеки, оставленные в cadáveres, все это имеетí общую нить. Если бы я его нашел, я мог бы вытащить клубок. Но до тех пор у меня не было времени.
  
   И, конечно же, к черту мою ночь со Сью
  
   - Исторические интриги Кароски с дьяволом - это не то, о чем я беспокоюсь, - указывает Бой, предвосхищая мысли Паолы. Самое ужасное в том, что мы пытаемся остановить его, прежде чем он расправится с еще одним кардиналом. И время бежит.
  
   -¿Но что мы можем сделать? -preguntó Fowler-. На похоронах Иоанна Павла II он не простился с жизнью. Теперь кардиналы защищены как никогда, Дом Sancta Marthae закрыт для посещения, как и Ватикан.
  
   Диканти прикусил губу. Я устала играть по правилам этой психопатки. Но теперь Кароски совершил новую ошибку: он оставил след, по которому они могли бы пойти.
  
   - ¿ Кто это сделал, директор?
  
   - Я уже поручил двум парням проследить за этим. Прибыл через посланникаíа. Агентством была Tevere Express, местная компания, занимающаяся доставкой в Ватикане. Нам не удалось поговорить с начальником маршрута, но камеры наблюдения снаружи здания засняли матрицу мотоцикла курьера. Мемориальная доска зарегистрирована на имя Джузеппе Бастины с 43 по 241 год. Он живет в районе Кастро-Преторио, на улице Виа Палестра.
  
   -¿ У вас нет телефонаéфоно?
  
   -Телефонный номер не указан в реляции Tréfico, и на его имя нет телефонных номеров в Información Telefónica.
  
   -Quizás figure a nombre de su mujer -apuntó Fowler.
  
   -Викторинаáс. Но на данный момент это наша лучшая зацепка, так как прогулка обязательна. ¿Вы идете, отец?
  
   -После вас,
  
  
  
   Квартира семьи Бастина
  
   Via Palestra, 31
  
   02:12
  
  
  
   -¿Giuseppe Bastina?
  
   - Да, это я, - сказал посланник. Предложите любопытной девушке в трусах и с ребенком, которому едва исполнилось девять или десять месяцев, на руках. В этот ранний час не было ничего особенного в том, что они проснулись на звонок в дверь.
  
   - ЯинспекторПаола Диканти, а é сте - отец Фаулер. Не волнуйтесь, у вас нет никаких проблем и ничего не случилось ни с кем из ваших. Мы хотим задать вам несколько очень насущных вопросов.
  
   Они находились на лестничной площадке скромного, но очень ухоженного дома. У двери посетителей приветствовал коврик с изображением улыбающейся лягушки. Паола решила, что это их тоже не касается, и правильно. Бастина была очень расстроена его присутствием.
  
   -¿Не можете дождаться маñанны? Команда должна отправиться в путь, вы знаете, у нее есть расписание.
  
   Паола и Фаулер отрицательно покачали головами.
  
   -Sólo será un momento, señor. Видите лиá, вы сделали доставку é сегодня поздно вечером. Конверт на Виа Ламармора. ¿Помните это?
  
   - Конечно, я помню, послушайте. ¿Что вы думаете об этом? У меня отличная память, - сказал мужчина, слегка постучав себя по виску указательным пальцем правой руки. Слева по-прежнему было полно детей, хотя, к счастью, она не плакала.
  
   -¿ Не могли бы вы сказать нам, где я взял конверт? Это очень важно, это расследование убийства.
  
   - Как всегда, позвонили в агентство. Меня попросили прийти в почтовое отделение Ватикана, чтобы на столе у беделя лежало несколько конвертов.
  
   Паола была шокирована.
  
   -¿Más из конверта?
  
   -Да, это было двенадцать конвертов. Клиент попросил меня сначала доставить десять конвертов в пресс-службу Ватикана. Потом еще один в офисах Корпуса бдительности и один вам.
  
   -¿ Вам никто не доставлял конверты? ¿ Я просто заберу ихó? - с досадой спросил Фаулер.
  
   -Да, в этот час на почте никого нет, но они оставляют внешнюю дверь открытой до девяти. На случай, если кто-то захочет что-то бросить в международные почтовые ящики.
  
   -¿А когда будет произведена оплата?
  
   - Они оставили маленький конверт másño поверх demás. В этом конверте было триста семьдесят евро, 360 на оплату срочной службы и 10 чаевых.
  
   Паола в отчаянии подняла глаза к небу. Кароски все продумал. Еще одна вечная тупиковая улица.
  
   -¿Вы никого не видели?
  
   -Никому.
  
   -¿И что он тогда сделал?
  
   -¿Что, по-вашему, я сделал? Пройдите весь путь до пресс-центра, а затем верните конверт обратно навахту.
  
   - ¿ Комуé были адресованы конверты из отдела новостей?
  
   - Они были на имя нескольких журналистов. Все иностранцы.
  
   - И я разделил их между собой.
  
   -¿Эй, к чему столько вопросов? Я серьезный работник. Я надеюсь, что это еще не все, потому что сегодня я совершу оплошность. Мне действительно нужна работа, пожалуйста. Моему сыну нужно поесть, а у моей жены булочка в духовке. Я имею в виду, что она беременна, - пояснил он под непонимающими взглядами своих посетителей.
  
   -Послушайте, это не имеет к вам никакого отношения, но это тоже не шутка. Мы выиграем то, что произошло, и точка. Или, если я не обещаю вам, что до úпоследнего полицейского í в tráfico будет знатьá наизусть свою матьí кулу, онаñили Бастина.
  
   Бастина очень напугана, и ребенок начинает плакать при тоне Паолы.
  
   -Хорошо, хорошо. Не пугайте и не пугайте ребенка. ¿ Неужели у него нет сердца? ón?
  
   Паола устала и была очень раздражительной. Мне было жаль разговаривать с этим человеком в его собственном доме, но я не нашел никого, кто был бы так упорен в этом расследовании.
  
   - Извините, этоñили Бастина. Пожалуйста, горе и#250;дайте нам. Это вопрос жизни и смерти, любовь моя.
  
   Посланник расслабляет тон. Свободной рукой он почесал заросшую бороду и осторожно погладил ее, чтобы она перестала плакать. Младенецé постепенно расслабляетсяó, и отец тожеéн.
  
   - Я отдал конверты сотруднице отдела новостей, ¿хорошо? Двери в зал уже были заперты, и, чтобы передать их в руки, мне пришлось бы ждать час. И специальные поставки должны быть осуществлены в течение часа после получения, иначе они не будут оплачены. У меня действительно проблемы на работе, вы, ребята, знаете об этом? Если кто-нибудь узнает, что я это сделал, он может потерять работу.
  
   - Из-за нас никто не узнает, - сказала Бастина. Крé люби меня.
  
   Бастина посмотрела на нее и кивнула.
  
   - Я верю ей,испеттора.
  
   -¿ Знает ли она имя хранительницы?
  
   -Нет, я не знаю. Возьмите карточку с гербом Ватикана и синей полосой сверху. Аí включиí прессу.
  
   Фаулер отошелó на несколько метров по коридору вместе с Паолой и вернулся кó шепоту оíдо, в той особой манере, которая ей нравилась. Постарайтесь сосредоточиться на его словах, а не на ощущениях, которые вы испытываете от его близости. Это был не fácil.
  
   - Доттора, та карточка, на которой изображен é этот человек, не принадлежит персоналу Ватикана. Это аккредитация прессы. Пластинки так и не дошли до адресатов. ¿Sabe por qué?
  
   Паола попыталась на секунду подумать, как журналист. Представьте, что вы получили конверт, находясь в пресс-центре в окружении всех конкурирующих СМИ.
  
   - Они не дошли до своих получателей, потому что, если бы они получили их содержание, они бы сейчас транслировались по всем телеканалам мира. Если бы все конверты пришли сразу, вы бы не пошли домой проверять информацию. Вероятно, представитель Ватикана сам был загнан в угол.
  
   -Точно. Кароски попытался выпустить свой собственный пресс-релиз, но получил удар под дых, благодаря спешке é этого хорошего человека и моей предполагаемой нечестности со стороны человека, который забралó конверты. Либо я сильно ошибаюсь, либо вскрываю один из конвертов и забираю их все. ¿Зачем делиться той удачей, которую ты принес с небес?
  
   - Прямо сейчас, в Альгвасиле, в Риме, эта женщина пишет новости века.
  
   - И очень важно, чтобы мы знали, кто она такая. Как можно скорее.
  
   Паола поняла, что означала срочность в словах священника. Они оба вернулись вместе с Бастиной.
  
   - Пожалуйста, будьñор Бастина, опишите нам человека, который забралó конверт.
  
   -Ну, она была очень красивой. Целомудренныеñ светлые волосы доходили ему до плеч, около двадцати пяти лет или около того... голубые глаза, светлая куртка и бежевые брюки.
  
   -Ого, если у вас хорошая память.
  
   -¿ Для хорошеньких девочек? -я улыбаюсьó между язвительнымóн и обиженным, как будто они сомневаются в его достоинствеíа-. Я из Марселя,испеттора. В общем, хорошо, что моя жена сейчас в постели, потому что, если бы она услышала, как я говорю, как... У нее осталось меньше месяца до рождения ребенка, и доктор послал ей абсолютный покой.
  
   -¿ Вы помните что-нибудь, что могло бы помочь опознать девушку?
  
   -Ну, это была эспаñ ола, это точно. Муж моей сестры - эспаñол, и он звучит так же, как и я, пытаясь имитировать итальянский акцент. У вас уже есть идея.
  
   Паола приходит к мысли об этом и о том, что пора уходить.
  
   -Мы сожалеем, что побеспокоили вас.
  
   -Не волнуйтесь. Единственное, что мне нравится, это то, что мне не нужно отвечать на одни и те же вопросы дважды.
  
   Паола обернулась, слегка встревоженная. Я возвысил свой голос почти до крика.
  
   -¿ Вас уже спрашивали об этом раньше? ¿Ктоéн? Что это было?
  
   Ниíили я сноваó заплакал. Отец подбадривал его и пытался успокоить, но без особого успеха.
  
   -¡Váи вы, ребята, все разом, посмотрите, как вы довели мое рагаццо до !
  
   - Пожалуйста, дайте нам знать, и мы уйдем, - сказал Фаулер, пытаясь разрядить обстановку.
  
   - Он был его товарищем. Вы покажете мне значок Корпуса охраны По крайней мере, это ставит под сомнение идентификацию. Он был невысоким, широкоплечим мужчиной. В кожаной куртке. Он уехал отсюда час назад. А теперь уходите и не возвращайтесь.
  
   Паола и Фаулер уставились друг на друга с перекошенными лицами. Они оба бросились к лифту. Они сохраняли озабоченный вид, пока шли по улице.
  
   -¿ Вы думаете так же, как и я,доттор?
  
   -Точно так же. Данте исчез около восьми вечера, извинившись.
  
   -После получения звонка.
  
   -Потому что вахте вы уже вскроете посылку. И вы будете поражены его содержанием. разве мы не связывали эти два факта раньше? Черт возьми, в Ватикане забивают матомíзадницы тех, ктоí задницы, которые входят. Это мера básica. И если Tevere Express регулярно работает с ними, было очевидно, что мне придется разыскать всех их сотрудников, включая Бастину.
  
   - Они проследили за пакетами.
  
   - Если бы журналисты вскрыли конверты все сразу, в пресс-центре кто-нибудь из них воспользовался бы своим портом. И эта новость взорвалась бы. Не будет никакого человеческого способа остановить это. Десять известных журналистов...
  
   - Но в любом случае есть журналист, который знает об этом.
  
   -Точно.
  
   - Один из них - очень управляемый нúпросто.
  
   На ум Паоле пришло много историй. Из тех, о которых полицейские и другие сотрудники правоохранительных органов Рима шепчутся своим товарищам, как правило, перед третьей чашкой. Черные легенды об исчезновениях и несчастных случаях.
  
   -¿Как вы думаете, возможно ли, чтобы они...?
  
   -Я не знаю. Возможно. Полагаться на гибкость журналистки.
  
   -¿Отец, вы тоже придете ко мне с эвфемизмами? Вы хотите сказать, и совершенно ясно, что вы можете вымогать у нее деньги, чтобы она отдала пластинку.
  
   Фаулер ничего не сказал. Это было одно из его красноречивых молчаний.
  
   -Что ж, ради нее самой, будьá лучше, если мы найдем ее как можно скорее. Садись в машину, отец. Мы должны как можно скорее отправиться в UACV. Начните искать в отелях, в компаниях и наñí и наéтерриториях...
  
   -Нет,доттора. Нам нужно в другое место, - и он дал ей адрес.
  
   - Это на другом конце города. ¿ Что за ахé есть ахí?
  
   -Друг. Он может нам помочь.
  
  
  
   Где-то в Риме
  
   02:48
  
  
  
   Паола поехала по адресу, указанному Фаулером, не взяв их всех с собой. Это был многоквартирный дом. Им пришлось довольно долго ждать у ворот, прижав палец к автоматическому вратарю. Пока они ждали, Паола спросила Фаулера:
  
   -Этот друг... ¿ сóя знал егоó?
  
   - Могу ли я сказать, Амос, что это была моя последняя миссия перед уходом с прежней работы. Тогда мне было от десяти до четырнадцати, и я был довольно непослушным. С тех пор я... как бы это сказать? Своего рода духовный наставник для éл. Мы никогда не теряли связи.
  
   - И теперь он ¿ принадлежит вашейкомпании, отец Фаулер?
  
   - Доттора, если вы не будете задавать мне компрометирующих вопросов, мне не придетсяé давать вам правдоподобную ложь.
  
   Через пять минут после этого друг священника решил им открыться. В результате вы станете другим священником. Очень молод. Он провел их в небольшую студию, обставленную дешевой мебелью, но очень чистую. В доме было два окна, оба с полностью опущенными жалюзи. В одном конце комнаты располагался стол шириной около двух метров, накрытый пятью компьютерными мониторами, из тех, что с плоским экраном. Под столом быка горит сотня огней, как неуправляемый лес рождественских елок. На другом конце стояла незастеленная кровать, с которой, очевидно, на короткое мгновение вскочил ее обитатель.
  
   -Albert, te presento a la dottora Paola Dicanti. Я сотрудничаю с ней.
  
   - Отец Альберт.
  
   - Ах, пожалуйста, сóло Альберт, - молодой священник приятно улыбнулся, хотя его улыбка была почти зевком. Извините за беспорядок. Черт возьми, Энтони, что привело тебя сюда в такое время? Мне сейчас не хочется играть в шахматы. И кстати, я мог бы предупредить вас, что вы приехали в Рим. Я узнал, что на прошлой неделе ты вернешься в полицию. Я хотел бы услышать это от тебя.
  
   -Альберт рукоположен в сан священника вñо прошлом. Он импульсивный молодой человек, но в то же время и компьютерный гений. И теперь он собирается оказать нам услугу,доттора.
  
   -¿ Во что ты сейчас ввязался, сумасшедший старик?
  
   -Альберт, пожалуйста. Уважайдарительницуздесь присутствует, - сказал Фаулер, притворяясь оскорбленным. Мы хотим, чтобы вы составили нам список.
  
   -¿ Какой?
  
   - Список аккредитованных представителей прессы Ватикана.
  
   Альберт остается очень серьезным.
  
   - То, о чем ты просишь меня, - это не fácil.
  
   -Альберт, ради Бога. Ты входишь и выходишь из компьютеров Пентхауса Гоно так же, как другие входят в его спальню.
  
   - Беспочвенные слухи, - сказал Альберт, хотя его улыбка говорила о другом. Но даже если бы это было правдой, одно не имеет ничего общего с другим. Информационная система Ватикана похожа на землю Мордора. Он неприступен.
  
   -Давай,Фродо26. Я убежден, что ты уже был в allí раньше.
  
   -Чиссст, никогда не произноси вслух мое хакерское имя, псих.
  
   - Мне очень жаль, Альберт.
  
   Молодой человек стал очень серьезным. Он почесал щеку, на которой остались следы полового созревания, в виде пустых красных отметин. Volvió su atención a Fowler.
  
   -¿Это действительно обязательно? Ты знаешь, что я не уполномочен делать это, Энтони. Это противоречит всем правилам.
  
   Паола не хотела спрашивать, от когоén должноí прийти разрешение на что-то подобноеí.
  
   - Жизнь человека может оказаться в опасности, Альберт. И мы никогда не были людьми правил -Фаулер посмотрел на Паолу и попросил ее протянуть ему руку помощи.
  
   -¿ Не могли бы вы нам помочь, Альберт? ¿Мне действительно удалосьó попасть внутрь раньше?
  
   -Si, dottora Dicanti. Я был всемí раньше. Один раз, и я не зашел слишком далеко. И я могу поклясться вам, что в своей жизни я не испытывал страха. Извините за мой язык.
  
   -Успокойся. Я уже слышал это слово раньше. ¿ Что é произошлоó?
  
   - Меня засекли. В тот самый момент, когда это произошло, сработала программа, которая поставила двух сторожевых псов за мной по пятам.
  
   -¿Что это значит? Помните, что вы разговариваете с женщиной, не разбирающейся в этом вопросе.
  
   Альберт воодушевился. Он любил говорить о своей работе.
  
   - Что там были два скрытых слуги, которые ждали, не прорвется ли кто-нибудь через их защиту. Как только я это понял, они задействовали все свои ресурсы, чтобы найти меня. Один из серверов отчаянно пытался найти мой адрес. Другой начал ставить мне канцелярские кнопки.
  
   -¿ Что такое канцелярские кнопки?
  
   - Представьте, что вы идете по тропинке, пересекающей ручей. Дорога состоит из плоских камней, выступающих над течением. То, что я сделал с компьютером, заключалось в том, чтобы удалить камень, с которого я должен был прыгнуть, и заменить его вредоносной информацией. Многогранный троян.
  
   Молодой человек сел перед компьютером и принес им стул и скамейку. Было очевидно, что я не получу много посетителей.
  
   -¿ Вирус?
  
   -Очень могущественный. Если бы я сделал хотя бы один шаг, его помощники уничтожили бы мой жесткий диск, и я был бы полностью отдан в его руки. Это ú единственный раз в моей жизни, когда я использовал ботаón Нико, - сказал священник, указывая на безобидного на вид красного ботаón, который стоял сбоку от центрального монитора.. От ботаón переходите к кабелю, который теряетсяíа в мореñа внизу.
  
   -¿Что это такое?
  
   -Это ботón, который отключает питание по всему полу. Он сбрасывает ее через десять минут.
  
   Паола спросила его, почему он отключил электричество по всему полу, а не просто отключил компьютер от стены. Но парень больше не слушал его, не сводя глаз с экрана, в то время как его пальцы летали по клавиатуре. Это был Фаулер, которому я ответилó.
  
   -Информация передается в миллисекундах. Время, которое потребуется Альберту, чтобы наклониться и потянуть за шнур, может оказаться решающим, понимаете?
  
   Паола понималаíа наполовину, но все это ее мало интересовало. В то время для меня было важно найти испанскую журналистку блондинку, и если они найдут ее таким образом, тем лучше. Было очевидно, что оба священника видели друг друга в подобных ситуациях раньше.
  
   -¿Что он собирается теперь делать?
  
   -Поднимитеá экран. Это не очень хорошо, но он подключает свой компьютер через сотни компьютеров в последовательности, которая заканчивается в сети Ватикана. Чем сложнее и длиннее камуфляж, тем дольше они его обнаруживают, но есть запас прочности, который нельзя нарушать. Каждый компьютер знает sólo имя предыдущего компьютера, который запросил у него подключение, и sólo во время подключения. Как и вы, если связь прервется до того, как они до вас доберутся, у вас ничего не будет.
  
   Долгое нажатие на клавиатуру планшета длится почти четверть часа. Время от времени на карте мира, отображаемой на одном из экранов, загоралась красная точка. Их насчитывается сотни, охватывающих практически большую часть Европы, северную Фрику, Северную Африку, Японию и Японию.... Паола заметила, что они населяют большую часть Европы, Северную Африку, Японию и Японию.................более высокая плотность точек в более экономичных и богатых странах, всего одна или две в Горн-де-Фрике и десяток в Сурам-Рике.
  
   - Каждая из этих точек, которые вы видите на этом мониторе, соответствует компьютеру, который Альберт собирается использовать для доступа к системе Ватикана, используя последовательность. Это может быть компьютер парня из института, банка или юридической фирмы. Это может быть в Пекине, в Австрии или на Манхэттене. Чем дальше друг от друга географически, тем эффективнее получается последовательность.
  
   -¿Cóмо знает, что один из этих компьютеров не выключилсяá случайно, прервав весь процесс?
  
   - Я использую историю подключений, - сказал Альберт отдаленным голосом, не переставая печатать. Обычно я пользуюсь компьютерами, которые постоянно включены. Сегодня, когда используются программы для обмена файлами, многие люди оставляют компьютер включенным круглосуточно, загружая música или pornografíа. Это идеальные системы для использования в качестве мостов. Один из моих любимых - компьютер - и этоó очень известный персонаж европейской политики -. У тíо есть любители фотографий молодых девушек с лошадьми. Время от времени я заменяю ему эти фотографии на imáгены игрока в гольф. Онñили запрещаетíтакие извращения.
  
   -¿ Ты не боишься заменить одного извращенца другим, Альберт?
  
   Молодой человек отшатнулся от железного лица священника, но не отрывал глаз от команд и инструкций, которые его пальцы материализовывали на мониторе. Наконец я поднял одну руку.
  
   - Мы почти у цели. Но предупреждаю, мы ничего не сможем скопировать. Я использую систему, в которой один из ваших компьютеров выполняет работу за меня, но стирает информацию, скопированную на ваш компьютер, в тот момент, когда они превышают определенное количество килобайт. Как и все, что у меня есть, так это хорошая память. С того момента, как нас обнаружат, у нас есть шестьдесят секунд.
  
   Фаулер и Паола кивнули. Он был первым, кто взял на себяó роль режиссера Альберта в его búsqueda.
  
   - Уже есть. Мы внутри.
  
   - Обратитесь в пресс-службу, Альберт.
  
   - Уже есть.
  
   -Ищите подтверждения.
  
  
   Менее чем в четырех километрахóметрах от него, в кабинетах ватиканских офисов, был запущенó один из компьютеров безопасности, получивший название "Архангел" (Arcángel). Одна из его подпрограмм обнаружила присутствие внешнего агента в системе. Немедленно была активирована программа локализации. Первый компьютер активировал другой, названный " (Святой Михаил 34). Это были два суперкомпьютера Cray, способных выполнять 1 миллион операций в секунду и каждый из которых стоил более 200 000 евро. Оба они начали использовать до úпоследнего из своих циклов c álculo для выслеживания злоумышленника.
  
  
   На главном экране появится окно с предупреждением. Альберт сжал губы.
  
   - Черт возьми, вот и они. У нас меньше минуты. Там нет ничего с аккредитациями.
  
   Паола очень напряглась, увидев, что красные точки на карте мира начали уменьшаться. Сначала их было несколько сотен, но они исчезли с угрожающей скоростью.
  
   -Пропуска для прессы.
  
   - Ничего, черт возьми. Сорок секунд.
  
   -¿Средства массовой информации? -целься в Паолу.
  
   -Сейчас. Вот папка. Тридцать секунд.
  
   На экране появился список. Это была база данных.
  
   - Черт возьми, в нем более трех тысяч билетов.
  
   -Сортируйте по национальности и ищите Эспаñа.
  
   - Уже есть. Двадцать секунд.
  
   - Черт возьми, это без фотографий. ¿Сколько там имен?
  
   -Мне за пятьдесят. Пятнадцать секунд.
  
   На карте мира осталось всего тридцать красных точек. Все наклонились вперед в седле.
  
   -Он устраняет мужчин и распределяет женщин по возрастам.
  
   - Уже есть. Десять секунд.
  
   -Ты, мáы, я и#243; ты приходишь первым.
  
   Паола крепко сжала его руки. Альберт оторвал одну руку от клавиатуры и поместилó#237;сообщение на ботóпáНико. Крупные капли пота стекают по его лбу, когда он пишет другой рукой.
  
   -¡Здесьí! ¡Здесьí естьá, наконец-то! ¡Cinco segundos, Anthony!
  
   Фаулер и Диканти поспешно прочитали и запомнили имена, и они появились на экране. Еще не все было кончено, когда Альберт нажал на кнопку бота, и экран и весь дом стали черными, как уголь.
  
   - Альберт, - сказал Фаулер в полной темноте.
  
   -¿Si, Anthony?
  
   - У вас, случайно, не найдется парусов?
  
   - Ты должен знать, что я не пользуюсь анальными системами, Энтони.
  
  
  
   Отель Рафаэль
  
   Долгое Февраль, 2
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 03:17.
  
  
  
   Андреа Отеро была очень, очень напугана.
  
   ¿ Напугана? Я не знаюñор, я взволнована.
  
   Первое, что я сделал, когда пришел в гостиничный номер, это купил три пачки табака. Никотин в первой упаковке был настоящим благословением. Теперь, когда началось второе, контуры реальности начали выравниваться. Я почувствовал легкое успокаивающее головокружение, похожее на легкое воркование.
  
   Она сидела на полу в комнате, прислонившись спиной к стене, одной рукой обхватив ноги, а другой навязчиво курила. В дальнем конце комнаты стоял портовый компьютер, полностью выключенный.
  
   Учитывая обстоятельства, хабíа действовал правильно. После того, как я увидел первые сорок секунд фильма Виктора Кароски - если это вообще было его настоящее имя - я почувствовал позыв к рвоте. Андреа никогда не была из тех, кто сдерживается, так как она обыскала ближайшую мусорную корзину (на полной скорости и приложив руку ко рту, да) и выбросила ее в мусорное ведро. лапша на обед, круассаны на завтрак и что-то, чего я не помнил, что ел, но что, должно быть, было ужином предыдущего дня. Он задался вопросом, не быть ли святотатцем, чтобы извергнуть блевотину в мусорное ведро Ватикана, и пришел к выводу, что нет.
  
   Когда мир сноваó перестал вращаться, я сноваó подошел к двери редакции НОВОСТЕЙ, думая, что я собрал ужасную чертову штуку и что кто-то, должно быть, взял ее или что-то в этом роде.до. Вы наверняка уже были там, когда пара швейцарских гвардейцев бросилась арестовывать ее за нападение на почту, или как, черт возьми, это называлось, за вскрытие конверта, который явно не предназначался для вас, потому что ни один из этих конвертов не предназначался для вас.
  
   Что ж, видите ли, я был агентом, верил, что смогу стать бомбой, и действовал так храбро, как только мог. Успокойся, подождиé здесьí пока они пойдут за моей медалью...
  
   То, что не являетсяíочень верующимíble. Решительно ничего не верится. Но спасительнице не понадобилась ни одна версия, чтобы рассказать ее похитителям, потому что никто из них не появился. Поэтому Андреаó спокойно собрала свои вещи, вышлаó со всей бережливостью Ватикана, кокетливо улыбнувшись швейцарским гвардейцам у арки колоколов, через которую входят журналисты, и пересеклаó Площадь Святого Петра, свободную от людей после многих лет. Позвольте себе почувствовать пристальные взгляды швейцарских гвардейцев, когда вы выходите из такси возле своего отеля. И я перестал верить, что последовал за ней через полчаса после этого.
  
   Но нет, ни за ней никто не следил, и она ни в чем не подозревала. Я выбросил в мусорное ведро на Пьяцца Навона девять конвертов, которые не были вскрыты доíн.э. Он не хотел, чтобы его поймали со всем этим на нем. И он сел справа от нее в своей комнате, предварительно не остановившись на никотиновой стоянке.
  
   Когда она почувствовала себя достаточно уверенно, примерно в третий раз, когда я осмотрелóвазуón с сухими цветами в комнатеón, не обнаружив скрытых микрофонов, я снова поместил пластинку на место. портáпока мы не начнемó снова смотреть фильмíкула.
  
   В первый раз мне удалось дойти до первой минуты. Во второй раз он почти увидел ее целиком. В третий раз он увидел ее всю, но ему пришлось бежать в ванную, чтобы вырвать стакан воды, который он выпил по прибытии, и всю желчь, которая могла остаться внутри. В четвертый раз ему удалось исполнить серенаду настолько, чтобы убедить себя, что это было на самом деле, а не лента типа "Проект ведьмы из Блэр 35". Но, как мы уже говорили, Андреа была очень умным журналистом, что обычно было одновременно ее большим преимуществом и ее самой большой проблемой. Его великая интуиция уже сказала ему, что все было само собой разумеющимся с момента первой визуализации. Может быть, другой журналист с тех пор стал бы слишком рñслишком рáпросить DVD, думая, что это подделка. Но Андреа несколько дней искала кардинала Робайру и с подозрением относилась к пропавшему без вести альгúн кардиналу мáс. Услышав имя Робайры на записи, вы избавитесь от своих сомнений, как пьяный пердун, избавьтесь от пяти часов в Букингемском дворце. Жестоко, грязно и эффективно.
  
   Он просмотрел запись в пятый раз, чтобы привыкнуть к моим генам. И шестую, чтобы сделать несколько заметок, всего лишь несколько разрозненных каракулей в блокноте. После того, как вы выключите компьютер, сядьте как можно дальше от него - в такое место, которое оказывается между письменным столом и кондиционером, - и вы покинете его.#243; к курению.
  
   Определенно неподходящее время, чтобы бросить курить.
  
   Эти мои гены были кошмаром. Сначала отвращение, охватившее ее, то, какую грязь я заставил ее почувствовать, были настолько глубоки, что она не могла реагировать в течение нескольких часов. Когда сон покидает ваш мозг, начните по-настоящему анализировать то, что у вас на руках. Достань свою записную книжку и напишиó три пункта, которые послужатí ключом к репортажу:
  
  
   1º Убийца сатáнико эстá расправляется с кардиналами церкви Кэтóлика.
  
   2º Католическая церковь, вероятно, в сотрудничестве с Итальянской полицией, скрывает это от нас.
  
   3º По совпадению, главный зал, где эти кардиналы должны были иметь первостепенное значение, находился в пределах девяти комнат.
  
  
   Вычеркнитеó девятку и замените ееó восьмеркой. Я уже был сáбадо.
  
   Тебе нужно написать отличный репортаж. Полный репортаж, состоящий из трех частей, с кратким изложением, пояснениями, реквизитом и заголовком на первой странице. Вы не можете предварительно отправить какое-либо изображение на диск, потому что это лишит вас возможности быстро обнаружить его. Конечно, директор вытащит Палому с больничной койки, чтобы задница арта имела должный вес. Может быть, ей позволят подписать один из реквизитов. Но если бы я отправил весь репортаж на ó диктофон, смоделированный и готовый к отправке в другие страны, то ни у одного режиссера не хватило бы и носа, чтобы убрать свою подпись. Нет, потому что в этом случае Андреа ограничилась бы отправкой факса в газету "Ла Наси", а другого - в газету "Алфавит" с полным текстом и фотографиями произведений искусства.íзадница до того, как они были опубликованы. И к черту большой эксклюзив (и его работу, кстати).
  
   Как говорит мой брат Микеланджело, мы все либо трахаемся, либо трахаемся до.
  
   Дело не в том, что он был таким милым парнем, который очень подходил для такой юной леди, как Андреа Отеро, но он не скрывал, что она была юной леди. Для се& # 237 ;оритас было не свойственно красть корреспонденцию, как она это делала, но, черт возьми, если ей было до этого какое-то дело. Вы уже видели, как он пишет бестселлер "Я узнаю убийцу кардиналов". Сотни тысяч книг с его именем на обложках, интервью по всему миру, лекции. Безусловно, наглая кража заслуживает наказания.
  
   Хотя, конечно, иногда нужно быть осторожным с тем, кого ты воруешь.
  
   Потому что эта записка не была отправлена в пресс-службу. Это послание было послано ему безжалостным убийцей. Вы, вероятно, рассчитываете на то, что в эти часы ваше послание будет распространено по всему миру.
  
   Рассмотритеó ваши варианты. Era sábado. Конечно, тот, кто заказал бы эту пластинку, не обнаружил бы, что вы не добрались до места назначения до утра. Если курьерское агентство работало на бадо, который в этом сомневался, я смогу выйти на его след через несколько часов, может быть, к десяти или одиннадцати. Но она сомневалась, что посланник написал ее имя на карточке. Похоже, что те, кто заботится обо мне, заботятся о том, что есть вокруг надписи, больше, чем о том, что написано на ней. В лучшем случае, если агентство не откроется до понедельника, выделите два дня. В худшем случае у вас будет несколько часов.
  
   Конечно, Андреа усвоила, что разумнее всего всегда действовать в соответствии с наихудшими из возможных сценариев. Так как вы должны немедленно написать репортаж. В то время, когда искусствоíзадница просачивалась через принтеры главного редактора и директора в Мадриде, он должен былíпричесаться, надеть солнцезащитные очки и выйти из отеля, гудя.
  
   Вставая, он набирается смелости. Я включил порт и запустил программу макетирования диска. Напишитеíа прямо на макете. Ему становилось намного лучше, когда он видел, как его слова накладываются на текст.
  
   На подготовку макета с тремя порциями джина уходит три четверти часа. Я почти закончил, когда ониó их мерзкий мó.
  
   ¿ Ктоé н коñили позвонитьá а é сте нú меро в три часа ночи?
  
   У этого нú просто есть это в периóдиске. Я не давал его никому, даже своей семье. Поскольку я должен быть кем-то из редакции по срочному делу. Он встает и роется в сумке, пока не найдет éл. Он посмотрел на экран, ожидая увидеть показательный трик нéн из нúмерос, который появлялся в видоискателе каждый раз, когда звонили из Испании, но вместо этого увидел, что место, где должна быть указана личность звонившего, было пустым. Даже не появляйся ".Нú просто неизвестно".
  
   Десколгó.
  
   -¿Скажите?
  
   Единственное, что я услышал, это тон общения.
  
   Он ошибется в п áп úпросто.
  
   Но что-то внутри подсказывало ей, что этот звонок был важным и что ей лучше поторопиться. Я вернулся к клавиатуре, набрав más ráя прошу никогда. Она столкнулась сó algún опечатка грáfico -никогда не было орфографической ошибки, у нее не было этого с восьми доños- но я даже не вернулсяó atrás, чтобы исправить это. Я уже сделаю это в дневное время. Внезапно испытайте огромную спешку, чтобы закончить.
  
   На завершение остальной части репортажа у него ушло четыре часа, несколько часов, чтобы собрать биографические данные и фотографии погибших кардиналов, новости, образы и смерть. Искусствоíзадница содержитíнесколько скриншотов из собственного видео Кароски. Какой-то из этих генов был настолько сильным, что заставил ее покраснеть. Что за дьяволы. Пусть их подвергнут цензуре в редакции, если они осмелятся.
  
   Он писал последние слова, когда в дверь постучали.
  
  
  
   Отель Рафаэль
  
   Долгое Февраль, 2
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 07:58.
  
  
  
   Андреа посмотрела в сторону двери, как будто никогда в жизни ее не видела. Я извлек диск из компьютера, засунул его в пластиковый футляр и выбросил в мусорное ведро в туалетной комнате. Я вернулся в комнату с Эль коразом на пуховике, желая, чтобы он, кем бы он ни был, ушел. Стук в дверь повторился, вежливый, но очень настойчивый. Я не собираюсь быть уборщицей. Было всего восемь часов утра.
  
   - ¿Кто ты такой?
  
   -¿Сеñорита Отеро? Приветственный завтрак в отеле.
  
   Андреа открылаó дверь, экстраñада.
  
   - Я не просил нинúн...
  
   Его внезапно прервали, потому что это был не кто-нибудь из элегантных посыльных и официантов отеля. Это был невысокий, но широкоплечий и коренастый человек, одетый в кожаную ветровку и черные брюки. Он был небрит и открыто улыбался.
  
   -¿Сеñорита Отеро? Я Фабио Данте, суперинтендант КорпусабдительностиВатикана. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
  
   В левой руке вы держите значок с вашей хорошо заметной фотографией. Андреа внимательно изучила ее. Parecía auténtica.
  
   -Видите ли, суперинтендант, в данный момент я очень устала и мне нужно поспать. Приходите как-нибудь в другой раз.
  
   Я неохотно закрыл дверь, но другой толкнул меня ногой с ловкостью продавца энциклопедий с большой семьей. Андреа была вынуждена оставаться в дверях, глядя на него.
  
   - Вы меня не поняли? Мне нужно поспать.
  
   - Похоже, это вы меня не поняли. Мне нужно срочно поговорить с вами, потому что я расследую кражу со взломом.
  
   Черт возьми, неужели они смогли найти меня так быстро, как я прошу?
  
   Андреа не сводила глаз со своего лица, но внутри ее нервная система переходила из состояния "тревоги" в состояние "полного кризиса". Вам нужно пережить это временное состояние, каким бы оно ни было, так какí что вы втыкаетеó uñв ладони, сжимаетеó пальцы ног и просите суперинтенданта пройти.
  
   - У меня не так много времени. Я должен послать артуíзадницу моему периó члену.
  
   -Немного рано отправлять искусствоíзадницу, ¿ верно? Газеты начнут печатать только через много часов.
  
   -Ну, мне нравится делать что-то с Антелачи.
  
   -¿ Это какие-то особые новости, викторины? - сказал Данте, делая шаг в сторону порт-áтиль-де-Андреа. É ста встал перед éл, преграждая ей путь.
  
   -О, нет. Ничего особенного. Обычные домыслы о том, ктоé не будетá новым Sumo Pontífice.
  
   -Конечно. Вопрос первостепенной важности, не так ли?
  
   - Действительно, это имеет первостепенное значение. Но это мало что дает в плане новостей. Вы знаете, обычный репортаж о людях здесь и во всем Мире. Новостей не так уж и много, вы знаете?
  
   - И как бы нам ни хотелось, чтобы это было так, Орита Отеро.
  
   -За исключением, конечно, той кражи, о которой он мне говорил. ¿Что é у них украли?
  
   -Ничего потустороннего. Несколько конвертов.
  
   -¿Чтоé содержитíгод? Наверняка что-то очень ценное. ¿ Ла-нóШахта кардиналов?
  
   -¿ Что заставляет вас думать, что контент представляет ценность?
  
   -Должно быть, так оно и есть, иначе он не послал бы по следу свою лучшую ищейку. ¿Может быть, какая-нибудь коллекция почтовых марок Ватикана? Он илиí что филатыéликос убивают за них.
  
   - На самом деле это были не марки. Вы не возражаете, если я закурю?
  
   - Долгíперейти на мятные леденцы.
  
   Младший инспектор нюхаетó окружающую среду.
  
   - Ну, насколько я понимаю, вы не следуете своим собственным советам.
  
   -Это была тяжелая ночь. Курите, если вообще найдете свободную пепельницу...
  
   Данте закурилó сигару и выпустилó дым.
  
   -Как я уже сказал, этоíорита Отеро, конверты не содержат марок. Это была чрезвычайно конфиденциальная информация, которая не должна попасть в чужие руки.
  
   -¿Например?
  
   -Я не понимаю. ¿ Например, чтоé?
  
   -Что за неправильные руки, суперинтендант.
  
   -Те, чей долг не знает, что ему подходит.
  
   Данте огляделся и, конечно же, не увидел ни одной пепельницы. Занжó задает вопросóн, бросая пепел на землю. Андреа воспользовалась случаем, чтобы сглотнуть слюну: если это не было угрозой, она была монахиней затворничества.
  
   -¿А что это за информация?
  
   -Конфиденциального типа.
  
   -¿ Ценный?
  
   - Я мог бы быть. Я надеюсь, что когда я найду человека, который взял конверты, это будет тот, с кем они умеют торговаться.
  
   -¿Естьá вы готовы предложить много денег?
  
   -Нет. Я готов предложить вам сохранить зубы.
  
   Андреа испугало не предложение Данте, а тон. Произноситеó эти слова с улыбкой и таким же тоном, каким проситеíкофе без кофеина. И это было действительно опасно. Внезапно она пожалела, что впустила его. Будет разыграноó последнее письмо.
  
   -Что ж, суперинтендант, какое-то время это было для меня очень интересно, но теперь я должен попросить вас уйти. Мой другñэро фотоóГрафо вот-вот вернется, и он немного ревнует...
  
   Dante se echó a reír. Андреа совсем не смеялась. Другой мужчина вытащил пистолет и направил ему между грудей.
  
   -Хватит притворяться, красавица. Там нет ни одной подруги, ни одной подруги. Дайте мне записи, или мы вживую увидим цвет его легких.
  
   Андреа нахмурилась, направив пистолет в сторону
  
   - Он не собирается в меня стрелять. Мы в отеле. Полиция прибудет сюда менее чем за полминуты и не найдет Джема, которого ищет, что бы это ни было.
  
   Суперинтендант колеблется несколько мгновений.
  
   -¿Sabe qué? У него есть причина. Я не собираюсь стрелять в него.
  
   И я нанес ему ужасный удар левой рукой. Андреа видела разноцветные огни и глухую стену перед собой, пока не поняла, что удар повалил ее на пол, а стена была полом спальни.
  
   - Это не займет много времени, онаéорита. Достаточно, чтобы взять с собой то, что мне нужно.
  
   Данте подошел к компьютеру. Я нажималó клавиши, пока заставка не исчезла, и ее заменил репортаж, над которым работала Андреа.
  
   -¡Приз!
  
   Журналистка входит в полубреду, приподнимает левую бровь. Этот козел устроил вечеринку. Из него текла кровь, и я не мог ничего видеть этим глазом.
  
   -Я не понимаю. Он нашел меня?
  
   - Сеñорита, вы сами дали нам разрешение на это, предоставив нам свое простое письменное согласие и подписав акт приемки. - Пока вы разговаривали, суперинтендант Сакóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóпóп243; из кармана куртки два предмета: отвертка и блестящий металлический цилиндр, не очень большой. Выключите порт, переверните его и используйте отвертку, чтобы открыть жесткий диск. Несколько раз переверните цилиндр, и Андреа поняла, что это такое: мощный импульс. Возьмите на заметку репортаж и всю информацию с жесткого диска -. Если бы я внимательно прочитал мелкий шрифт на бланке, который я подписываю, я бы увидел, что в одном из них вы даете нам разрешение найти ваш мерзкий адрес по адресу satélite "на случай, если вы не согласны".; в опасности его безопасность". Клуá использует себя на случай, если к нам проберется террорист из прессы, но это привело к тому, что яás úв его случае. Благодарение Богу, что я нашел ее, а не Кароски.
  
   -Ah, sí. Я прыгаю от радости.
  
   Андреа удалось встать на колени. Правой рукой он нащупывает пепельницу из муранского стекла, которую вы планировали унести в качестве сувенира из комнаты. Он лежал на полу у стены, где она курила, как одержимая. Данте подошел к ней и сел на кровать.
  
   - Я должен признать, что мы должны поблагодарить его. Если бы не то мерзкое хулиганство, которое я совершил, óа é стас хорас, обмороки этого психаóпата стали быí достоянием всего мира. Вы хотели извлечь личную выгоду из сложившейся ситуации и не смогли этого сделать. Это факт. Теперь будь умницей, и мы оставим все как есть. У меня не будет его эксклюзивности, но я спасу его лицо. ¿Что он мне говорит?
  
   -Пластинки... -и музитó какие-то непонятные слова.
  
   Данте наклоняется, пока его нос не касается носа журналистки.
  
   -¿Сóмо, ты говоришь, прелесть?
  
   - Я говорю, иди в жопу, ублюдок, - сказала Андреа.
  
   И я бью его пепельницей по голове. Произошел взрыв пепла, когда твердое стекло симо ударило суперинтенданта, который с криком схватился рукой за голову. Андреа встала, пошатнулась и попыталась дать ему второй раз, но другой был мás ráя прошу. Я держал его за руку, когда пепельница находилась в нескольких сотнях метров от его лица.
  
   -Вау, вау. Поскольку у маленькой шлюшки есть когти.
  
   Данте сжал ее запястье и скручивал ее руку, пока она не выпустила пепельницу. После этого он нанес удар кулаком в рот волшебнику. Андреа Кейó снова упала на землю, задыхаясь, чувствуя, как стальной шар давит ей на грудь. Суперинтендант пощупал свое ухо, из которого капала струйка крови. Посмотри на себя в зеркало. У него полузакрытый левый глаз, полный пепла и окурков в волосах. Вернитесь к молодой женщине и сделайте шаг в ее сторону с намерением ударить ее ногой по раксу. Если бы я ударил его, удар сломал бы ему несколько ребер. Но Андреа была мáготова. Когда другой занес ногу для удара, он пнул его ногой в лодыжку ноги, на которую он опирался. Данте Кей, распластавшись на ковре, дает журналистке время добежать до туалета. Я захлопываю дверь.
  
   Данте встает, хромая.
  
   -Открой, сука.
  
   - Пошел ты, сукин сын, - сказала Андреа скорее для себя, чем для своего обидчика. Она поняла, что плачет. Я подумал о молитве, но вспомнил, для кого работал Данте, и решил, что, возможно, это не очень хорошая идея. Он попытался прислониться к двери, но это не принесло ему особой пользы. Дверь распахнулась полностью, прижимая Андреа к стене. Вошел суперинтендант в ярости, его лицо было красным и опухшим от ярости. Она попыталась защищаться, но я схватил ее за волосы и нанес ей жестокий удар, который вырвал у нее хороший мех. К несчастью, он держал ее со все возрастающей силой, и она мало что могла сделать, кроме как обхватить его руками и лицом, пытаясь высвободить жестокую добычу. Мне удалось проделать две кровавые борозды на лице Данте, который пришел в ярость.ó аúн мáс.
  
   -¿Dónde están?
  
   -Что ты...
  
   -¡¡¡ DÓNDE...
  
   -...к черту
  
   -... ЕСТЬ!!!
  
   Он крепко прижал ее голову к зеркалу баñо, прежде чем прижаться лбом к éл. Паутина протянулась по всему зеркалу, и в ее центре осталась круглая струйка крови, которая постепенно стекала в раковину.
  
   Данте заставил ее взглянуть на собственное отражение в разбитом зеркале.
  
   -¿ Ты хочешь, чтобы я продолжил?
  
   Внезапно Андреа почувствовала, что ей уже достаточно.
  
   - В мусорном ведре баñо -мурмурó.
  
   -Очень хорошо. Хватай и держи левой рукой. И хватит притворяться, а то я отрежу тебе соски и заставлю их проглотить.
  
   Андреа последовала инструкциям и передала диск Данте. É я проверю это. Похоже на человека, которого вы встретили на
  
   -Очень хорошо. ¿А остальные девять?
  
   Журналистка сглатываетó слюну.
  
   -Тирé.
  
   - И дерьмо.
  
   Андреа синти, которая летела обратно в комнату, и на самом деле она пролетела почти полтора метра, сброшенная Данте. Я приземлился на ковер, закрыв лицо руками.
  
   - У меня их нет, черт возьми. ¡У меня их нет! Загляните в чертовы мусорные баки на Пьяцца Навона, Колорадо!
  
   Суперинтендант подошел, улыбаясь. Она продолжала лежать на полу, дыша очень быстро и взволнованно.
  
   - Ты не понимаешь, не так ли, сучка? Все, что тебе нужно было сделать, это отдать мне эти чертовы пластинки, и ты бы вернулся домой с синяком на лице. Но нет, ты думаешь, я готова поверить, что сын Бога молится Данте, а этого не может быть. Поскольку мы собираемся перейти к более серьезным словам. Твой шанс выбраться из этого затруднительного положения прошел.
  
   Поставьте по одной ноге по обе стороны от тела журналистки. Достань пистолет и направь ему в голову. Андреа снова посмотрела ему в глаза, хотя ей было очень страшно. Этот козел был способен на все.
  
   - Ты не собираешься стрелять. Будет много шума, - сказал он гораздо менее убежденно, чем раньше.
  
   -¿Ты знаешь что, сучка? Как только я умру, у тебя будет причина.
  
   И он достает из кармана глушитель, который начинает ввинчивать в казенник пистолета. Андреа сноваó оказалась перед лицом обетования смерти, на этот раз менее громкой.
  
   -Tírala, Fabio.
  
   Данте обернулся, на его лице было написано изумление. В дверях спальни стояли Диканти и Фаулер. Инспектор держит в руках пистолет, а священник - электрический ключ, с помощью которого вы вошли. Значок Диканти и нагрудный знак Фаулера сыграли решающую роль в его получении. Мы приехали с опозданием, потому что перед тем, как отправиться в allí habí, я проверил еще одно имя из четырех, которые мы получили в доме Альберта. Они рассортировали их по возрастам, начиная с самой молодой из испанских журналисток Олас, которая оказалась помощницей в съемочной группе televisión и у которой были целомудренные волосы, или, как я им рассказывал, она была очень красивой.; разговорчивый портье в его отеле. Столь же красноречивым был и тот, что был в отеле Андреа.
  
   Данте пристально смотрел на пистолет Диканти, его тело было повернуто к ним, в то время как его пистолет следовал за Энкой, целясь в Андреа.
  
   , ты этого не сделаешь.
  
   - Вы нападаете на гражданку сообщества на итальянской земле, Данте. Я сотрудник правоохранительных органов. Он не может указывать мне, что я могу и чего не могу делать. Опусти пистолет, или ты увидишь, как яé вынужден буду выстрелить.
  
   -Диканти, вы не понимаете. эта женщина - преступница. Он украл конфиденциальную информацию, принадлежащую Ватикану. Он не боится причин и может все испортить. В этом нет ничего личного.
  
   - Он уже говорил мне эту фразу раньше. И я уже заметил, что вы лично занимаетесь множеством совершенно личных дел.
  
   Данте заметно разозлился, но предпочел сменить тактику.
  
   -Хорошо. Позвольте мне сопроводить ее в Ватикан просто для того, чтобы узнать, что она сделала с конвертами, которые украла. Ручаюсьé лично за вашу безопасность.
  
   У Андреа перехватило дыхание, когда она услышала эти слова. Я не хочу проводить ни минуты с этим ублюдком. Начните очень медленно поворачивать ноги, чтобы привести тело в определенное положение.
  
   - Нет, - сказала Паола.
  
   Голос суперинтенданта стал жестче. Se dirigió a Fowler.
  
   -Anthony. Ты не можешь этого допустить. Мы не можем позволить ему все раскрыть. Крестом и Мечом.
  
   Священник посмотрел на него очень серьезно.
  
   -Это уже не мои символы, Данте. И тем более, если они вступают в бой, чтобы пролить невинную кровь.
  
   - Но она не невинна. ¡Украдиó конверты!
  
   Не успел Данте закончить говорить, как Андреа достигла позиции, которую она искала с давних пор. Рассчитайтеó мгновение и выбросьтеó ногу вверх. Он делал это не изо всех сил - и не из-за отсутствия желания, - а потому, что отдавал приоритет цели. Я хочу, чтобы он попал точно по яйцам этого козла. И это было как раз то место, куда я попалó.
  
   Произошло сразу три вещи.
  
   Данте отпустил диск, который аúн держал вíа, и схватилó тестовыеíприклады левой рукой, а правой взвел пистолет и начал нажимать на курок. Суперинтендант вынырнул, как форель из воды, потому что дышал от боли.
  
   Диканти преодолел расстояние, отделявшее его от Данте, в три шага и бросился головой на своего волшебника.
  
   Фаулер отреагировал через полсекунды после того, как произнес - мы не знаем, потому ли, что он терял рефлексы из-за возраста, или потому, что оценивал ситуацию, - и бросился к пистолету, который, несмотря на удар, продолжал стрелять.указывая на Андреа. Мне удалось схватить Данте за правую руку почти в тот же момент, когда плечо Диканти врезалось в грудь Данте. Пистолет выстрелил в потолок.
  
   Все трое упали в беспорядке, покрытые градом штукатурки. Фаулер, не отпуская руки суперинтенданта, надавил обоими большими пальцами в том месте, где рука соединяется с рукой. Данте выпустил пистолет, но мне удалось ударить инспектора коленом в лицо, и он бессмысленно отскочил в сторону.
  
   Присоединились Фаулер и Данте. Фаулер держит пистолет за цевье левой рукой. Правой рукой он надавил на механизм, отпускающий магазин, и тот тяжело упал на землю. Другой рукой он выбил пулю из рук рекáМары. Два движения rá pidos más и удерживайте ударник на ладони. Я бросаю его в другой конец комнаты и бросаю пистолет на пол, к ногам Данте.
  
   -Теперь это уже бесполезно.
  
   Данте улыбнулся, втянув голову в плечи.
  
   - Ты тоже не очень-то много служишь, старик.
  
   -Демуéстрало.
  
   Суперинтендант набрасывается на священника. Фаулер отступил в сторону, выбросив руку. Едва не упав лицом в лицо Данте, ударившись о его плечо. Данте наноситó удар левой, и Фаулер уклоняетсяó в другую сторону, только чтобы встретить пуñо Данте прямо между ребер. Кейó на землю, стиснув зубы, задыхаясь.
  
   -Он ржавый, старик.
  
   Данте взял пистолет и магазин. Не успейте найти и установить ударник вовремя, но не сможете оставить оружие на месте. В спешке она не осознавала, что у Диканти также естьéní оружие, которое она могла бы использовать, но, к счастью, оно оставалосьó под телом инспектора, когда она éупала без сознания.
  
   Суперинтендант посмотрел вокруг, посмотрел на ба и в шкафу. Андреа Отеро не было, и шайбы, которую хабí уронил во время драки, тоже не было. Капля крови в окне заставила ее выглянуть, и на мгновение я поверилó что журналистка обладаетí способностью ходить по воздуху, как Христос по воде. Или, скорее, от ползания.
  
   Вскоре он понял, что комната, в которой они находились, находилась на высоте крыши соседнего здания, которое защищало красивый монастырь монастыря Санта-Мар-де-ла-Пас, построенный Браманте.
  
   Андреа понятия не имеет, кто построил монастырь (и, конечно же, Браманте был первым архитектором собора Святого Петра в Ватикане). Но воротаó точно так же и на той коричневой черепице, которая блестела на утреннем солнце, стараясь не привлекать внимания более ранних туристов, которые прогуливались по монастырю. Он хотел бы добраться до другого конца крыши, где открытое окно сулит спасение. Я был уже на полпути. Монастырь находится на двух высоких уровнях, так что крыша опасно нависала над камнями двора на высоте почти девяти метров.
  
   Не обращая внимания на пытки, которым подвергались его гениталии, Данте подошел к окну и вышел вслед за журналисткой. она повернула голову и увидела, как он поставил ноги на черепицу. Она попыталась двинуться вперед, но ее остановил голос Данте.
  
   -Тихо.
  
   Андреа обернулась. Данте целился в нее из неиспользованного пистолета, но она этого не знаетíа. Интересно, был ли этот пареньóили был настолько безумен, чтобы выстрелить из своего пистолета среди бела дня в присутствии свидетелей? Потому что туристы видели их и в восторге созерцали сцену, которая происходила у них над головами. Количество зрителей постепенно увеличивалось. Одна из причин, по которой Диканти бессмысленно лежал на полу в своей комнате, заключалась в том, что ему не хватало книжного примера того, что в судебной психиатрии известно как "эффект ", теория, которая, по его мнению, может быть использована в качестве доказательства.что доказано), который гарантирует, что по мере увеличения числа прохожих, которые видят человека в беде, вероятность того, что кто-то поможет пострадавшему, уменьшается (и вероятность того, что кто-то поможет пострадавшему, увеличивается). поманите пальцем и сообщите своим знакомым, чтобы они это увидели.)
  
   Не обращая внимания на взгляды, Данте, пригнувшись, медленно шел к журналистке. Сегíподойдя ближе, он с удовлетворением увидел, что в руке у него одна из пластинок. Дебí сказать правду: я был таким идиотом, что выбросил остальные конверты. Таким образом, эта пластинка приобрела гораздо большее значение.
  
   - Дай мне диск, и я уйдуé. Клянусь. Я не хочу делать тебя даñо -минтиó Данте.
  
   Андреа была до смерти напугана, но проявила мужество и смелость, которые посрамили бы сержанта Легиона.
  
   -¡И дерьмо! Убирайся или я его застрелю.
  
   Данте остановился на полпути. Андреа вытянула руку, ее бедро слегка согнуто. Одним простым жестом диск летит, как фрисби. Он может расколоться при прикосновении к земле. Или проверьтеá диск, планирующийíа при легком ветерке маñана, и я смогуí поймать его на лету одним из подглядывающих, чтобы он испарилсяíа, прежде чем éл успеет добраться до него монастырь монастыря. И потом, Адиóс.
  
   Слишком большой риск.
  
   Это были скрижали. ¿Что делать в таком случае? Отвлекать врага, пока чаша весов не склонится в вашу пользу.
  
   - Будьñорита, - сказал он, сильно повысив голос, - не прыгай. Я не знаю, что толкнуло его в такое положение, но жизнь очень прекрасна. Если вы подумаете об этом, то увидите, что у вас есть много причин жить.
  
   Да, в этом есть смысл. Подойди достаточно близко, чтобы помочь сумасшедшей с окровавленным лицом, которая выбралась на крышу, угрожая покончить жизнь самоубийством, попытаться удержать ее, чтобы никто не заметил, когда я выхватываю диск, и после того, как она в драке не смогла ее спасти, я бросаюсь на нее.. Трагедия. Де Диканти и Фаулер уже позаботились оíан сверху. Они знают, как надавить.
  
   -¡Не прыгай! Подумайте о своей семье.
  
   -¿Но что ты говоришь, черт возьми? -изумиласьó Андреа- ¡Я и не думаю прыгать!
  
   Снизу подглядывающие использовали свой палец, чтобы поднятьñ крыло, вместо того, чтобы нажимать на клавиши телефона и#233;телефона и вызывать полицию. ". Никому не показалось странным, что у спасателя в руке был пистолет (или, может быть, он не различал, что на нем надето).233;я прошу спасителя в правой руке.) Данте радуется своему внутреннему состоянию. Каждый раз я оказывался рядом с молодой женщиной-репортером.
  
   -¡ Не бойся! ¡ Я полицейскийíа!
  
   Андреа слишком поздно поняла, что я имею в виду от другого. Он был уже менее чем в двух метрах.
  
   -Не подходи близко, козел. ¡Брось этоé!
  
   Снизу зрителям показалось, что они слышат, что бросается именно она, поскольку они едва обратили внимание на пластинку, которую она держала в руке. Раздались крики "нет, нет", и кто-то из туристов даже заявил Андреа о своей вечной любви, если она благополучно спустится с крыши.
  
   При этом вытянутые пальцы суперинтенданта почти касались босых ног журналистки, которая повернулась к éл. Éста отступилаó немного и поскользнуласьó на несколько сотенíметров. Толпа (ибо в монастыре уже было почти пятьдесят человек, и даже некоторые постояльцы выглядывали из окон отеля) затаила дыхание. Но тут кто-то закричал:;
  
   - Смотри, священник!
  
   Данте сталó. Фаулер стоял на крыше и держал по черепице в каждой руке.
  
   -¡Aquí no, Anthony! - закричал суперинтендант.
  
   Fowler no pareció escucharle. Я бросаю в него одну из черепиц с помощью дьявольского указателя. Данте повезло, что он прикрыл лицо рукой. Если бы он этого не сделал, то, возможно, хруст, который я слышу, когда плитка с силой ударяется о его предплечье, был бы треском его сломанной кости, а не предплечья. Он падаетó на крышу и катитсяó к краю. Каким-то чудом он смог ухватиться за выступ, ударившись ногами об одну из драгоценных колонн, вырезанных мудрым скульптором под руководством Браманте, пятьсот наños atrás. Только те зрители, которые не помогли зрителям, сделали то же самое с Данте, и трем людям удалось поднять эту сломанную футболку с пола. É я поблагодарил его за то, что он потерял сознание.
  
   На крыше Фаулер направляется к Андреа.
  
   - Будьте любезны, Орита Отеро, пожалуйста, вернитесь в комнату до того, как все будет сделано.
  
  
  
   Отель Рафаэль
  
   Долгое Февраль, 2
  
   Четверг, 7 апреля 2005 г., 09:14.
  
  
  
   Паола вернулась в мир живых и обнаружила чудо: заботливые руки отца Фаулера положили ей на лоб мокрое полотенце. Она сразу перестала чувствовать себя так хорошо и начала сожалеть, что ее тело не оказалось на плечах, потому что голова сильно болела. Она пришла в себя как раз вовремя, чтобы встретить двух полицейских, которые, наконец, вошли в номер отеля, и сказать им, чтобы они убирались на свежем ветру, чтобы она была осторожна.237;все под контролем. Диканти клялся им и лжесвидетельствовал, что все они не были самоубийцами и что все это было ошибкой. Офицеры посмотрели по сторонам, немного ошеломленные беспорядком в этом месте, но подчинились.
  
   Тем временем в ванной Фаулер пытался восстановить лоб Андреа, побитый после встречи с зеркалом. В тот момент, когда Диканти избавился от охранников и посмотрел на извиняющегося, священник сказал журналистке, что для этого потребуются очки.
  
   -По крайней мере, четыре в лоб и два в бровь. Но теперь она не может тратить время на поездку в больницу. Я скажу вам, что мы будем делать: вы сейчас сядете в такси, направляющееся в Болонью. Это заняло около четырех часов. Всеí ждут моегоá лучшего друга, который даст мнеíили, который даст мнеá несколько очков. É я отвезу васá в аэропорт, а вы сядете наá самолет авиакомпанииón, направляющийся в Мадрид, вíа Милáн. Всеí бытьá в безопасности. И постарайтесь не возвращаться через Италию через пару лет.
  
   -¿Не будьíлучше поймать avión на Náполюсах? - вмешался Диканти.
  
   Фаулер посмотрел на нее очень серьезно.
  
   -Доттора, если вам когда-нибудь понадобится сбежать от... от этих людей, пожалуйста, не убегайте в сторону Náполюсов. У них слишком много контактов со всеми.
  
   - Я бы сказал, что у них везде есть контакты.
  
   - К сожалению, вы правы. Бдительности не будут приятными ни для вас, ни для меня.
  
   -Мы пойдем в Бой. Он встанет на нашу сторону.
  
   Фаулер Гардó помолчи минутку.
  
   -Может быть. Однако сейчас первоочередной задачей является вывезти из Рима сеñориту Отеро.
  
   Андреа, с лица которой не сходила гримаса боли (потому что рана на шотландском лбу сильно кровоточила, хотя благодаря Фаулеру она кровоточила гораздо меньше), этот разговор совсем не понравился Андреа, и она решила, что не будет возражать. той, которой ты молча помогаешь. Через десять минут, когда она увидела, как Данте исчезает с края крыши, она почувствовала прилив облегчения. Я подбежал к Фаулеру и обхватил его обеими руками за шею, рискуя, что они оба скатятся с крыши вниз. Фаулер вкратце объяснил ему, что существует очень специфический сектор организационной структуры Ватикана, который не хотел бы, чтобы этот вопрос был раскрыт, и что из-за этого его жизни угрожала опасность. Священник никак не прокомментировал прискорбную кражу конвертов, которая была довольно подробной. Но теперь она навязывала свое мнение, что не нравилось журналистке. Она благодарила священника и криминалистку за своевременное спасение, но не хотела поддаваться шантажу.
  
   - Я и не думаю никуда идти, я молюсь. Я аккредитованный журналист, и моя подруга работает в mí, чтобы сообщать вам новости из Cónclave. И я хочу, чтобы вы знали, что я раскрыл заговор на высшем уровне, чтобы скрыть смерть нескольких кардиналов и члена итальянской полиции от рук психопата. The Globe опубликует несколько потрясающих обложек со ésta información, и все они будут названы в мою честь.
  
   Священник будет слушать с терпением и твердо отвечать.
  
   - Сиñ орита Отеро, я восхищаюсь вашей храбростью. У вас больше мужества, чем у многих солдат, которых я знал. Но в éэтой игре вам понадобится гораздо больше, чем вы стоите.
  
   Журналистка зажалаó повязку, закрывающуюí лоб, одной рукой и стиснулаó зубы.
  
   - Не смейте ничего делать со мной, когда я опубликую репортаж.
  
   -Может быть, да, а может и нет. Но я тоже не хочу, чтобы он публиковал репортаж, онñорита. Это не удобно.
  
   Андреа бросила на него непонимающий взгляд.
  
   -¿Сóмо говорит?
  
   -Упрощая: дайте мне диск, - сказал Фаулер.
  
   Андреа встает, пошатываясь. Она была возмущена и очень крепко прижала диск к груди.
  
   - Я не знал, что вы были одним из тех фанатиков, готовых на убийство ради сохранения своих секретов. Я ухожу прямо сейчас.
  
   Фаулер толкнул ее, пока она снова не села на унитаз.
  
   - Лично я считаю, что поучительная фраза из Евангелия звучит так: "Истина сделает вас свободными 37", и если бы я был на вашем месте, я мог бы подбежать к вам и сказать, что священник, который в прошлом занимался педерастией, сошел с ума и ходит вокруг да около. ах, кардиналы с ножами. Может быть, Церковь раз и навсегда поймет, что священники - это всегда и прежде всего люди. Но это все зависит от вас и от меня. Я не хочу, чтобы об этом стало известно, потому чтоКароски знает,что он хочет, чтобы об этом стало известно. Когда пройдет какое-то время и вы увидите, что все ваши усилия не увенчались успехом, сделайте еще один ход. Тогда, может быть, мы возьмем его и спасем жизни.
  
   В этот момент Андреа падает в обморок. Это была смесь усталости, боли, истощения и чувства, которое невозможно выразить одним словом. Это чувство на полпути между хрупкостью и жалостью к себе, которое возникает, когда человек понимает, что он очень мал по сравнению со Вселенной. Я передаю пластинку Фаулеру, прячу голову между его руками и плачу.
  
   -Потерятьé свою работу.
  
   Священник сжалится над ней.
  
   -Нет, не буду. Я позабочусь об этом лично.
  
  
   Через три часа после этого посол США в Италии связывается по телефону Нико с директором Globo. Я попросилó извинений за то, что сбил на своей служебной машине специального посланника газеты в Риме. Во-вторых, по вашей версии, инцидент произошел в предыдущий день, когда автомобиль на полной скорости ехал из аэропорта. К счастью, водитель вовремя затормозил, чтобы избежать столкновения со строфом, и, за исключением незначительной травмы головы, никаких последствий не было. Журналистка, по-видимому, снова и снова настаивала на том, чтобы она должна была продолжить свою работу, но сотрудники посольства, которые ее обследовали, рекомендовали журналистке отдохнуть пару недель, например, чтобы она могла отдохнуть. что бы ни было сделано, чтобы отправить ее в Мадрид за счет посольства. Конечно, и учитывая огромный профессиональный ущерб, который вы ей нанесли, они были готовы его компенсировать. Другой человек, находившийся в машине, заинтересовался ею и хотел дать ей интервью. Он снова свяжется с вами через две недели, чтобы уточнить детали.
  
   Повесив трубку, режиссер "Глобуса" был озадачен. Я не понимаю, как эта непослушная и проблемная девушка сумела за время, которое, вероятно, было потрачено на собеседование, выбраться с планеты. Я приписываю это огромной удаче. Почувствуйтеó укол зависти и пожелайтеó оказаться в его шкуре.
  
   Я всегда хотел посетить Овальный кабинет.
  
  
  
   Штаб-квартира UACV
  
   Via Lamarmora, 3
  
   Мойércoles, 6 апреля 2005 г., 13:25.
  
  
  
   Паола без стука вошла в кабинет Боя, но то, что она увидела, всеí ей не понравилось. Или, скорее, того, кого он видел всеí. Сирин сидел напротив директора, и я выбралó тот момент, чтобы встать и уйти, не глядя на криминалистку. É это намерениеó остановить его у двери.
  
   - Эй, Сирин...
  
   Генеральный инспектор не обратил на него внимания и исчез.
  
   -Диканти, если ты не против, - сказал Бой с другой стороны стола в кабинете.
  
   - Но, директор, я хочу заявить о преступном поведении одного из подчиненных éэтого человека...
  
   -Хватит,испеттора. Генеральный инспектор уже проинформировал меня надлежащим образом о событиях в отеле "Рафаэль".
  
   Паола была поражена. Как только они с Фаулер посадили журналистку Эспаñола в такси, направлявшееся в Болонью, они немедленно направились в штаб-квартиру UACV, чтобы изложить дело Бой. Ситуация, несомненно, была сложной, но Паола была уверена, что ее босс поддержит спасение журналистки. Я решила пойти одна поговорить с éл, хотя, конечно, последнее, на что я надеялась, это то, что ее босс даже не захочет слушать ее стихи.
  
   - Его быá посчитали Данте напавшимó на беззащитную журналистку.
  
   - Он рассказал мне, что произошло разногласие, которое было улажено ко всеобщему удовлетворению. Очевидно, инспектор Данте пытался успокоить потенциальную свидетельницу, которая немного нервничала, и вы двое напали на нее. Прямо сейчас Данте находится в больнице.
  
   -¡Но это абсурд! Что на самом деле произошло...
  
   - Вы также сообщили мне, что отказываетесь от своего доверия к нам в этом деле, - сказал Бой, значительно повысив голос. Я очень разочарован его отношением, всегда непримиримым и агрессивным по отношению к суперинтенданту Данте и к соберану нашего соседнего папы, что я, кстати, мог наблюдать сам. Вы вернетесь к своим обычным обязанностям, а Фаулер вернется в Вашингтон. Отныне бытьá sós Бдительным Органом, который будет защищатьá кардиналов. Мы, со своей стороны, немедленно передадим Ватикану как DVD, который прислал намó Кароски, так и тот, который был полученó от журналистки Эспаñола, и забудем о его существовании.
  
   -¿А что насчет Понтьеро? Я помню лицо, которое ты нарисовал на его вскрытии. ¿ Также é была ли она притворной? ¿Quién hará справедливость за его смерть?
  
   -Это уже не наше дело.
  
   Криминалистка была так разочарована, так расстроена, что почувствовала себя ужасно расстроенной. Я был не в состоянии узнать человека, стоящего перед мной, мне больше не удавалось вспомнить ни одной из частичек влечения, которое я испытывал к нему. Он с грустью спросил себя, не могло ли это быть отчасти причиной того, что она так быстро отказалась от его поддержки. Может быть, горький итог противостояния прошлой ночью.
  
   -¿Это из-за меня, Карло?
  
   -¿Пердóн?
  
   -¿Это из-за вчерашнего вечера? Я не верю, что ты способен на это.
  
   - Испеттора, пожалуйста, не думай, что это так важно. В éмоем úнико интерéделе заключается в эффективном сотрудничестве с нуждами Ватикана, чего вы, очевидно, не смогли достичь.
  
   За свои тридцать четыре года жизни Паола Джем видела такое огромное несоответствие между словами человека и тем, что отражалось на его лице. Он не мог сдержаться.
  
   - Ты свинья до мозга костей, Карло. Серьезно. Мне не нравится, когда все смеются над тобой за твоей спиной. ¿Сóмо ты смог закончить какí?
  
   Директор Бой покраснел до ушей, но мне удалось подавить вспышку ярости, дрожавшую у него на губах. Вместо того, чтобы поддаться гневу, он превратил вспышку гнева в грубую и размеренную словесную пощечину.
  
   - По крайней мере, я добрался до Альгвасила,испеттора. Положите, пожалуйста, свой значок и пистолет на мой стол. Она отстранена от работы и заработной платы на месяц, пока у нее не будет времени внимательно рассмотреть ее дело. Иди и ложись домой.
  
   Паола открыла рот, чтобы ответить, но не нашла, что возразить. В разговорах добрый всегда находил сносную фразу, предвосхищающую его триумфальное возвращение, всякий раз, когда деспотичный начальник лишал его властных полномочий. Но в реальной жизни она потеряла дар речи. Я бросилó значок и пистолет на стол и вышелó из кабинета, не глядя на атрáс.
  
   В коридоре ее ждал Фаулер в сопровождении двух полицейских агентов. Паола интуитивно поняла, что священник уже получил толстый телефонный звонок.
  
   - Поскольку это конец, - сказала криминалистка.
  
   Священник улыбнулся.
  
   -Было приятно познакомиться,доттор. К сожалению, эти джентльмены собираются сопровождать меня в отель, чтобы забрать мои вещи, а затем в аэропорт.
  
   Женщина-криминалист схватила его за руку, ее пальцы сжались на рукаве.
  
   -Отец, вы не можете кому-нибудь позвонить? ¿ Как-то отсрочить это?
  
   - Боюсь, что нет, - сказал он, покачав головой. Я надеюсь, что альгúн дíа сможет угостить меня хорошей чашкой кофеé.
  
   Не говоря ни слова, он отпустилó и пошелó коридором вперед, за ним следовали охранники.
  
   Паола надеялась, что будет дома, чтобы поплакать.
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Декабрь 1999 г.
  
  
  
   СТЕНОГРАММА ИНТЕРВЬЮ Љ 115 МЕЖДУ ПАЦИЕНТОМ Љ 3643 И ДОКТОРОМ КАНИСОМ КОНРОЕМ
  
  
   (...)
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Я вижу, вы что-то читаете... Загадки и курьезы . Есть ли хорошие?
  
   #3643 : Они очень милые.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Давай, предложи мне одну.
  
   #3643 : Они действительно очень милые. Я не думаю, что они ему нравились.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Мне нравятся загадки.
  
   #3643 : Хорошо. Если один человек проделывает дыру за час, а двое мужчин проделывают две дыры за два часа, то ¿Сколькоá нужно одному человеку, чтобы проделать половину дыры?
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : Это чертовски ... полчаса.
  
   #3643 : (Смеется)
  
   ДОКТОР КОНРОЙ : ¿Что делает тебя таким милым? Это полчаса. Час, дыра. Полчаса, полминуты.
  
   #3643 : Доктор, полупустых дыр не бывает ... Дыра - это всегда дыра (Смеется)
  
   ДОКТОР КОНРОЙ: ¿ Ты пытаешься что-то сказать мне этим, Виктор?
  
   #3643: Конечно, доктор, конечно.
  
   ДОКТОР Ты не безнадежно обречен быть тем, кто ты есть.
  
   #3643: Да, доктор Конрой. И вас я должен поблагодарить за то, что вы указали мне правильный путь.
  
   ДОКТОР КОНРОЙ: ¿Путь?
  
   #3643: Я так долго боролся за то, чтобы исказить свою природу, попытаться быть тем, кем я не являюсь. Но благодаря вам я понял, кто я есть. Разве это не то, чего ты хотел?
  
   ДОКТОР КОНРОЙ Я не мог так сильно ошибаться в тебе.
  
   #3643: Доктор, вы не ошиблись, вы заставили меня увидеть свет. Это заставило меня понять, что для того, чтобы открыть правильные двери, нужны правильные руки.
  
   DR. CONROY : ¿Eso eres tú? ¿Рука?
  
   #3643 : (Смеется) Нет, доктор. Я- ключ.
  
  
  
   Квартира семьи Диканти
  
   Via Della Croce, 12
  
   Сáбадо, 9 апреля 2005 г., 23:46.
  
  
  
   Паола довольно долго плакала с закрытой дверью и широко открытыми ранами на груди. К счастью, его матери не было, она уехала на выходные в Остию, к подругам. Для криминалистки это было настоящим облегчением: то было действительно плохое время, и она не могла скрыть это от сеíора Диканти. В некотором смысле, если бы он увидел ее беспокойство, и если бы она изо всех сил старалась поднять ему настроение, было бы еще хуже. Ей нужно было побыть одной, чтобы спокойно погрузиться в неудачу и отчаяние.
  
   Она бросается на кровать полностью одетой. Через окно в комнату проникала суета соседних улиц и солнечные лучи апрельского вечера. С этим воркованием и после того, как я прокрутил тысячу разговоров о Бой и событиях последних дней, мне удалось уснуть. Почти через девять часов после того, как она заснула, чудесный запах кофе проник в ее сознание, заставив пробудиться ее сознание.
  
   -Мама, ты вернулась слишком рано...
  
   - Конечно, я скоро вернусь, но вы ошибаетесь в людях, - сказал он жестким, вежливым голосом с ритмичным и колеблющимся итальянским: голосом отца Фаулера.
  
   Паола широко раскрыла глаза и, не осознавая, что делает, закинула обе руки ему на шею.
  
   -Осторожно, осторожно, вы пролили кофеé...
  
   Криминалистка отпускает регуñадиентес. Фаулер сидел на краю ее кровати и весело смотрел на нее. В руке она несла чашку, которую взяла с кухни дома.
  
   -¿Сóмо вошел сюдаí? И с íмо удалось сбежать от полицейских? Я провожу вас по дороге в Вашингтон...
  
   - Спокойно, по одному вопросу за раз, - засмеялся Фаулер. Что касается того, как мне удалось сбежать от двух толстых и плохо обученных чиновников, я прошу вас, пожалуйста, не оскорблять мой интеллект. Что касается cómo, который я здесь ввел, ответ fícil: с ganzúа.
  
   -Понятно. Обучение вá СИКО в ЦРУ, ¿ верно?
  
   -Мáс или меньше. Извините за вторжение, но я звонил несколько раз, и никто мне не открыл. Поверьте, что у вас могут быть проблемы. Когда я увидел, что она так спокойно спит, я решилí сдержать свое обещание пригласить ее в кафеé.
  
   Паола встала, принимая чашу из рук священника. Он сделал долгий успокаивающий глоток. Комната была ярко освещена светом уличных фонарей, отбрасывавшим длинные тени на высокий потолок. Фаулер посмотрел на низкую комнату в этом тусклом свете. На одной стене висели дипломы школы, университета, Академии ФБР. Кроме того, на медалях Наташи и даже на некоторых рисунках я читаю, что ей уже должно быть не менее тринадцати лет. Я снова чувствую уязвимость той умной и сильной женщины, которая все еще страдает от своего прошлого. Часть ее никогда не покидала своей ранней юности. Попробуйтеó угадать, какая сторона стены должна бытьí видна мне с кровати, и поверьтеó тогда поймете. В тот момент, когда она мысленно рисует свое воображаемое лицо от подушки к стене, она видитíкартину Паолы рядом со своим отцом в больничной палате.
  
   -Это кафе очень хорошее. Моя мать делает это ужасно.
  
   - Вопрос о регулировании огня, доттор .
  
   -¿Почемуé он вернулся, отец?
  
   -По разным причинам. Потому что я не хотел бы оставлять вас в беде. Чтобы не дать этому сумасшедшему сойти с рук. И потому что я подозреваю, что здесь гораздо больше того, что скрыто от посторонних глаз. Я чувствую, что нас всех использовали, вас и меня. Кроме того, я полагаю, у вас будет очень личная причина двигаться дальше.
  
   Паола фрунчиó ecño.
  
   - У вас есть причина. Понтьеро был другом и соратником Эро. Прямо сейчас меня беспокоит то, как добиться справедливости с его убийцей. Но я сомневаюсь, что мы можем что-нибудь сделать сейчас, отец. Без моего значка и без его поддержки мы просто два маленьких облачка воздуха. При малейшем дуновении ветра мы разойдемся. И, кроме того, вполне возможно, что вы ищете его.
  
   - Возможно, вы действительно ищете меня. Я дал двум полицейским угол во Фьюмичино 38. Но я сомневаюсь, что Бой дойдет до того, что выдаст ордер на обыск против меня. С тем, что есть в городе, это ни к чему не приведет (и не будет очень оправданным). Скорее всего, я позволю ему бежать.
  
   -¿ А ваши начальники, отец?
  
   - Официально я нахожусь в Лэнгли. Неофициально они не сомневаются, что я останусь здесь ненадолго.
  
   - Наконец-то хорошие новости.
  
   - Что нам сложнее, так это попасть в Ватикан, потому что Сирин будет предупрежден.
  
   -Ну, я не понимаю, как мы сможем защитить кардиналов, если они будут внутри, а мы снаружи.
  
   - Я думаю, нам следует начать с самого начала,доттора. Пересмотреть всю эту чертову неразбериху с самого начала, потому что очевидно, что мы что-то упустили из виду.
  
   - Но ¿сóмо? У меня нет подходящих материалов, все досье на Кароски находится в UACV.
  
   Fowler le dedicó una media sonrisa pícara.
  
   -Что ж, иногда Бог дарит нам маленькие чудеса.
  
   Он сделал жест в сторону стола Паолы в одном конце комнаты. Паола включила флексографку на столе, которая осветила толстую стопку коричневых обложек, составлявшую досье Кароски.
  
   - Я предлагаю вам сделку, доттор . Вы занимаетесь тем, что у вас получается лучше всего: психологическим профилем убийцы. Окончательный, со всеми данными, которыми мы располагаем сейчас. Я пока подам ему кофе.
  
   Паола допила остаток чашки одним глотком. Он попытался всмотреться в лицо священника, но его лицо оставалось за пределами светового конуса, освещавшего досье Кароски. И снова Паола Синти предчувствовала, что на нее напали в коридоре Domus Sancta Marthae, и что она замолчала до лучших времен. Теперь, после длинного списка событий, последовавших за смертью Кардозу, я была убеждена как никогда в том, что эта интуиция была верна. Я включил компьютер на его столе. Выберитеó среди своих документов пустую анкету и начнитеó принудительно заполнять ее, время от времени сверяясь с листами досье.
  
   -Приготовь еще одну кофеварку, отец. Я должен подтвердить теорию.
  
  
  
   ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОФИЛЬ УБИЙЦЫ, ТИПИЧНЫЙ ДЛЯ МЕНЯ.
  
  
   Paciente: KAROSKI, Viktor.
  
   Профиль сделан доктором Паолой Диканти.
  
   Ситуация с пациентом:
  
   Дата написания: г.
  
   Возраст:44 до 241 года.
  
   Рост:178 см.
  
   Вес: 85 кг.
  
   Описание: глаза, умный (IQ 125).
  
  
   Семейное положение:Виктор Кароски родился в эмигрантской семье из среднего класса под властью матери и с глубокими проблемами связи с реальностью из-за влияния религии. Семья эмигрирует из Польши, и с самого начала во всех ее членах очевидны корни. Отец представляет собой картину пиковой неэффективности работы, алкоголизма и жестокого обращения, которая усугубляется повторяющимися и периодическими сексуальными надругательствами (понимаемыми как наказание), когда субъект достигает подросткового возраста. Мать всегда была в курсе ситуации жестокого обращения и инцеста, совершаемых ее супругом нюге, хотя, по-видимому, делала вид, что не замечает этого. Старший брат сбегает из родительского дома под угрозой сексуального насилия. Младший брат умирает без присмотра после длительного выздоровления, вызванного менингитом. Субъекта запирают в чулане, изолируют без связи с внешним миром на длительное время после того, как мать "обнаруживает" жестокое обращение со стороны отца субъекта. Когда он освобождается, отец покидает семейный очаг, и именно мать навязывает свою личность, в данном случае подчеркивая субъект изображает кошку, страдающую от страха перед адом, к которому, несомненно, приводят сексуальные эксцессы (всегда с матерью субъекта). Для этого он одевает его в свою одежду и даже доходит до того, что угрожает ему кастрацией. У субъекта возникает серьезное искажение реальности, как серьезное расстройство неинтегрированной сексуальности. Начинают проявляться первые черты гнева и антисоциальной личности с сильной системой нервных реакций. Он нападает на одноклассника из средней школы, в результате чего его помещают в исправительное учреждение. На выходе его досье очищается, и он принимает решение поступить в семинарию с 19 по 241 год. Он не проходит предварительную психиатрическую экспертизу и получает свою помощь.
  
  
   История болезни в зрелом возрасте:Признаки расстройства неинтегрированной сексуальности подтверждаются у испытуемого в возрасте от девятнадцати до 241 года, вскоре после смерти его матери, с прикосновениями к несовершеннолетнему, которые постепенно становятся более частыми.частые и серьезные. Со стороны его церковного начальства нет карательного ответа на его сексуальные посягательства, которые принимают деликатный характер, когда субъект несет ответственность за свои собственные приходы. В его досье зарегистрировано не менее 89 нападений на несовершеннолетних, из которых 37 были полными актами содома, а остальные - прикосновениями или принуждением к мастурбации или фелляции.#243;н. Его история интервью позволяет сделать вывод, что, каким бы экстра- или#241;ни казалось, он был священником, полностью убежденным в своем священническом служении. В других случаях педерастии среди священников было возможно использовать свои сексуальные побуждения как повод для вступления в священство, как лиса, входящая в курятник. Но в случае с Кароски основания для произнесения клятвы были совсем другими. Его мать подтолкнула его в этом направлении, даже дойдя до coacción. После инцидента с прихожанином, на которого я напал, эскулап Ндало Кароски не может скрываться ни на минуту, и в конце концов субъект прибывает в Институт Святого Матфея, реабилитационный центр для священников. кот и#243;лики в беде. Allí мы обнаруживаем Кароски, очень отождествляющего себя с Ветхим Заветом, особенно с Библией. Эпизод спонтанной агрессии имеет место в отношении сотрудника института в течение нескольких дней после его поступления. Из этого случая мы выводим сильный когнитивный диссонанс, который существует между сексуальным влечением субъекта и его религиозными убеждениями. Когда обе стороны вступают в конфликт, возникают кризисы насилия, такие как эпизод агрессии со стороны Мужчины.
  
  
   Недавняя история болезни:Субъект проявляет гнев, отражающийся в его вытесненной агрессии. Она совершила несколько преступлений, в которых проявила высокий уровень сексуального садизма, в том числе символические ритуалы и инсерционную некрофилию.
  
  
   Характерный профильí примечательные черты, проявляющиеся в его действиях:
  
   -Приятная личность, средний и высокий интеллект
  
   - Частая ложь
  
   -Полное отсутствие угрызений совести или чувств по отношению к своим обидчикам
  
   - Абсолютный эгоист
  
   -Личная и эмоциональная отстраненность
  
   -Безличная и импульсивная сексуальность, направленная на удовлетворение потребностей, например, в сексе.
  
   -Антисоциальная личность
  
   -Высокий уровень послушания
  
  
   НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ!!
  
  
   -Иррациональное мышление, встроенное в его действия
  
   -Множественный невроз
  
   -Преступное поведение понимается как средство, а не как цель
  
   -Суицидальные наклонности
  
   - Mission oriented
  
  
  
   Квартира семьи Диканти
  
   Via Della Croce, 12
  
   Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 01:45
  
  
  
   Фаулер закончил читать отчет, который он протянул Диканти. Я был очень удивлен.
  
   - , я надеюсь, вы не возражаете, но этот профиль неполный. Он написал лишь краткое изложение того, что вы уже знаете, Амос. Честно говоря, это мало что дает нам.
  
   Криминалистка встала.
  
   - Как раз наоборот, отец. Кароски представляет собой очень сложную психологическую картину, из которой мы сделали вывод, что повышенная его агрессивность превратила чисто кастрированного сексуального хищника в простого убийцу.
  
   - Это основа нашей теории, действительно.
  
   - Ну, это ни хрена не стоит. Обратите внимание на характеристики профиля в конце отчета. Первые восемь определяют серийного убийцу.
  
   Fowler las consultó y asintió.
  
   -Есть два типа серийных убийц: неорганизованные и организованные. Это не идеальная классификация, но она вполне последовательна. Первые относятся к преступникам, которые совершают необдуманные и импульсивные действия, с большим риском оставить после себя улики. Они часто встречают своих близких, которые обычно находятся в их географическом окружении. Их оружие удобно: стул, пояс... все, что они найдут под рукой. Сексуальный садизм проявляется посмертно.
  
   Священник протер глаза. Я очень устал, так как проспал всего несколько часов.
  
   -Discúlpeme, dottora . Продолжай, пожалуйста.
  
   - Другой парень, организованный, - высокомобильный убийца, который захватывает своих жертв, прежде чем применить силу. Жертва - это лишний человек, который соответствует определенным критериям. Применяемое оружие и перевязи соответствуют заранее продуманному плану и никогда не наносят вреда. Сапрíвер оставляют на нейтральном участке, всегда с тщательной подготовкой. Итак, ¿ к какой из этих двух групп, по вашему мнению, принадлежит Кароски?
  
   -Очевидно, ко второму.
  
   - Это то, что может сделать любой наблюдатель. Но мы можем пойти на все. У нас есть его досье. Мы знаем, кто он, откуда он пришел, о чем он думает. Забудьте все, что произошло за эти úпоследние дни. Именно в Кароски я поступил в институт. Что это было?
  
   - Импульсивный человек, который в определенных ситуациях взрывается, как заряд динамита.
  
   - ¿А после пяти сеансов терапии?
  
   - Это был другой человек.
  
   -¿ Скажите, это изменение произошло постепенно или было внезапным?
  
   - Это было довольно грубо. Я почувствовал перемену в тот момент, когда доктор Конрой заставил его прослушать записи его регрессивной терапии.
  
   Паола сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить.
  
   -Отец Фаулер, не обижайтесь, но после прочтения десятков интервью, которые я вам дал между Кароски, Конроем и вами, я думаю, что вы ошибаетесь. И эта ошибка заставила нас взглянуть в правильном направлении.
  
   Фаулер пожал плечами.
  
   -Доттора, я не могу на это обижаться. Как вы уже знаете, несмотря на то, что у меня психологический факультет, я учился в институте отскока, потому что моя профессиональная самооценка - это совсем другое. Вы эксперт по уголовным делам, и мне повезло, что я могу рассчитывать на ваше мнение. Но я не понимаю, к чему он клонит.
  
   - Еще раз просмотрите отчет, - сказала Паола, обращаясь к Ндоло. В разделе "Несоответствие" я выделил пять характеристик, которые делают невозможным рассматривать нашего субъекта как организованного серийного убийцу. Имея в руках книгу криминолога, любой эксперт скажет вам, что Кароски - организованный и злой человек, развившийся в результате травмы, в é случае конфронтации со своим прошлым. Вы ¿ знакомы с проблемой когнитивного диссонанса?
  
   - Это состояние ума, в котором действия и убеждения субъекта сильно расходятся. Кароски страдал острым когнитивным диссонансом: он считал себя образцовым священником, в то время как его 89 прихожан утверждали, что он педераст.
  
   -Прекрасно. Итак, если вы, испытуемый, человек убежденный, нервный, неуязвимый для любых вторжений извне, через несколько месяцев вы станете обычным, бесследным убийцей. от невроза, легкомыслия и расчетливости после прослушивания нескольких кассет, в которых он понимает, что с ним жестоко обращались ни в коем случае?
  
   - С этой точки зрения ... это кажется чем-то сложным, - застенчиво сказал Фаулер.
  
   -Это невозможно, отец. Этот безответственный поступок, совершенный доктором Конроем, несомненно, причинил ему боль, но, конечно же, не мог вызвать в нем таких чрезмерных изменений. Фанатичный священник, который закрывает глаза на свои грехи и приходит в ярость, когда вы зачитываете ему вслух список своих жертв, не может стать организованным убийцей всего через несколько месяцев после этого. И давайте вспомним, что его первые два ритуальных убийства происходят в самом Институте: нанесение увечий одному священнику и убийство другого.
  
   - Но, доттора ... убийства кардиналов - дело рук Кароски. он сам признался в этом, его следы есть на трех сценах.
  
   -Конечно, отец Фаулер. Я не оспариваю, что Кароски совершил эти убийства. Это более чем очевидно. Я пытаюсь сказать вам, что причина, по которой он их совершил, не в том, что вы считаете амосом. Самая важная особенность его характера, тот факт, что я привел его к священству, несмотря на его измученную душу, - это то же самое, что побудило его совершить такие ужасные поступки.
  
   Fowler comprendió. В шоке ему пришлось сесть на кровать Паолы, чтобы не упасть на пол.
  
   -Послушание.
  
   - Именно так, отец. Кароски не серийный убийца. Он наемный убийца.
  
  
  
   Instituto Saint Matthew
  
   Silver Spring, Maryland
  
   Август 1999 г.
  
  
  
   В изоляторе нет ни звука, ни шума. Вот почему шепот, который звал его, настойчивый, требовательный, вторгся вó оíдва Кароски, как прилив.
  
   - Viktor.
  
   Кароски поспешно встает с кровати, как ни в чем не бывало. Всеí были éл, снова. Однажды вы пришли ко мне, чтобы помочь вам, направить вас, просветить вас. Чтобы дать ему чувство и опору для его силы, его потребности. Он уже смирился с жестоким вмешательством доктора Конроя, который осматривал его, как изучают бабочку, насаженную на булавку под его микроскопом. Он был по другую сторону стальной двери, но я почти мог почувствовать его присутствие в комнате, рядом с ним. A él podía respetarle, podía seguirle. я смогу понять Его, направить Его. Мы часами говорили о том, что нам следует делать. С этого момента я должен сделать это. От того, что она должна вести себя, от того, что она должна отвечать на повторяющиеся раздражающие вопросы Конроя. По вечерам я репетировал его роль и ждал его прихода. Ониó видят егоíа раз в неделю, но я ждал его с нетерпением, считая в обратном направлении часы, минуты. Мысленно репетируя, я наточил нож очень медленно, стараясь не шуметь. я приказываю емуÉ я приказываю емуó. Я мог бы дать ему острый нож, даже пистолет. Но он хотел бы умерить свое мужество и свою силу. И хабíа сделал то, что хабí просил. Я дал ему доказательства его преданности, его верности. Сначала он искалечил священника-содомита. Через несколько недель после того, как хабéубил священника-педераста. Она должна косить сорняки, как я просил, и, наконец, получить приз. Приз, которого я желал больше всего на свете. я отдам это вам, потому что никто не даст мне этого. Никто не может дать мне этого.
  
   - Viktor.
  
   он требовал ее присутствия. Он быстрым шагом пересек комнату и опустился на колени у двери, прислушиваясь к голосу, говорящему ему о будущем. Из одной миссии, вдали от всех. В коразе христианского мира.
  
  
  
   Квартира семьи Диканти
  
   Via Della Croce, 12
  
   Сáбадо, 9 апреля 2005 г., 02:14.
  
  
  
   Молчание последовало за словами Диканти, как темная тень. Фаулер поднес руки к лицу, разрываясь между изумлением и отчаянием.
  
   - Мог ли я быть таким слепым? Он убивает, потому что ему приказано. Бог мнеíо... но ¿а послания и ритуал?
  
   - Если хорошенько подумать, в этом нет никакого смысла, отец. "Эго я оправдываю тебя", написанное сначала на земле, а затем на груди жертвенников. Вымытые руки, отрезанный язык ... все это было сицилийским эквивалентом засовывания монеты в рот víctima.
  
   - Это ритуал мафии, указывающий на то, что мертвец слишком много говорил, не так ли?
  
   -Точно. Сначала я подумал, что Кароски считает кардиналов виновными в чем-то, возможно, в преступлении против самого себя или против их собственного достоинства священников. Но подсказки, оставленные на бумажных шариках, не имеют никакого смысла. Теперь я думаю, что это были личные пристрастия, их собственные переделки схемы, продиктованной кем-то другим.
  
   -¿Но какой смысл убивать их таким образом,доттор? Почему бы не удалить их без més?
  
   -Увечья - это не что иное, как нелепая выдумка по отношению к фундаментальному факту: кто-то хочет видеть их мертвыми. Обратите внимание на флексографию, отец.
  
   Паола подошла к столу, на котором лежало досье Кароски. Поскольку в комнате было темно, все, что не попадало в прожектор, оставалось в темноте.
  
   -Я понимаю. Они заставляют нас смотреть на то, что они хотят, чтобы мы видели. Но ¿кто é можетíхотеть чего-то подобногоí?
  
   -Вопрос básica, чтобы выяснить, кто én совершил преступление, кому ¿ это выгодно? Серийный убийца одним махом стирает необходимость этого вопроса, потому что он приносит пользу самому себе. Его мотив - тело. Но в данном случае его мотивом является миссия. Если бы он хотел излить свою ненависть и разочарование на кардиналов, при условии, что они у него были, он мог бы сделать это в другое время, когда все были бы на виду. Гораздо менее защищенные. Почему именно сейчас? ¿Что теперь изменилось?
  
   -Потому что кто-то хочет повлиять на Cóключ.
  
   - Теперь я прошу вас, отец, позвольте мне захотеть повлиять на ключ. Но для этого важно знать, кого они убили.
  
   - Эти кардиналы были выдающимися деятелями церкви. Качественные люди.
  
   - Но с общей связью между ними. И наша задача - найти его.
  
   Священник встал и несколько раз обошел комнату, заложив руки за спину.
  
   - Доттора, мне приходит в голову, что яéн готов устранить кардиналов, и яúн мás за é все. Есть одна зацепка, по которой мы не совсем правильно пошли. Кароски сделали полную реконструкцию лица, как мы могли убедиться благодаря модели Анджело Биффи. Эта операция очень дорогая и требует сложного выздоровления. Хорошо выполненный и с надлежащими гарантиями конфиденциальности и анонимности, он может стоить более 100 000 французских франков, что составляет около 80 000 ваших евро. Это не та сумма, которой такой бедный священник, как Кароски, мог бы с легкостью распорядиться. Ему также не обязательно было въезжать в Италию или покрывать ее с момента прибытия. Все это время это были вопросы, которые я отодвигал на второй план, но внезапно они становятся решающими.
  
   - И они подтверждают теорию о том, что на самом деле черная рука причастна к убийствам кардиналов.
  
   -Действительно.
  
   - Отец, у меня нет тех знаний, которыми вы обладаете о Католической церкви и функционировании Курии. ¿Cuál как вы думаете, это тот знаменатель, который объединяет трех предполагаемых мертвецов?
  
   Священник на несколько мгновений задумался.
  
   -Может быть, существует нексус единства. Тот, который был бы гораздо более очевидным, если бы они просто исчезли или были казнены. Все они были от идеолога до либерала. Они были частью...как бы это сказать? Левое крыло Эспíритуала Санто. Если бы она спросила меня об именах пяти кардиналов, поддерживающих Второй Ватиканский собор, эти трое были бы в нем указаны.
  
   -Объясните мне, отец, пожалуйста.
  
   -См.á с приходом к папству Иоанна XXIII в 1958 году необходимость смены курса в Церкви стала очевидной. Иоанн XXIII созвалó Второй Ватиканский собор, призвав всех епископов мира приехать в Рим, чтобы обсудить с Папой статус церкви в мире. На призыв откликнулись две тысячи епископов. Иоанн XXIII умерó до завершения Собора, но Павел VI, его преемник, завершилó свою задачу. К сожалению, апертурные реформы, которые рассматривал Собор, не зашли так далеко, как предполагал Иоанн XXIII.
  
   -¿ Что вы имеете в виду?
  
   - В Церкви произошли большие изменения. Вероятно, это была одна из величайших вех двадцатого века. Вы больше этого не помните, потому что вы так молоды, но до конца шестидесятых женщина не может курить или носить брюки, потому что это грех. И это лишь отдельные анекдотические примеры. Достаточно сказать, что перемены были большими, хотя и недостаточными. Иоанн XXIII стремился к тому, чтобы Церковь широко открыла двери для животворящего воздуха Святого храма. И они немного приоткрыли его. Павел VI показал себяó довольно консервативным папой. Иоанн Павел I, его преемник, пробыл на своем посту всего месяц. И Иоанн Павел II был единоличным папой Римским, сильным и посредственным, который, верно, сделал великое благо человечеству. Но в своей политике обновления Церкви он был крайним консерватором.
  
   -¿Как иí что великая церковная реформа должна быть проведена?
  
   - Действительно, вún предстоит проделать большую работу. Когда были опубликованы результаты Второго Ватиканского собора, консервативные католические круги были почти вооружены. И у Совета есть враги. Люди, которые верят, что тот, кто не является кошкой, может отправиться в ад, что женщины не имеют права голоса, и идеи еще хуже. От духовенства ожидается, что оно будет требовать от нас сильного и идеалистического папы, папы, который осмелится приблизить Церковь к миру. Несомненно, идеальным человеком для этой задачи был бы кардинал Портини, убежденный либерал. Но él jam ás получил бы голоса ультраконсервативного сектора. Другим певцом был бы Робайра, человек из народа, но обладающий большим интеллектом. Кардозу был вырезан таким же патриотом. Они оба были защитниками бедных.
  
   - И теперь он мертв.
  
   Лицо Фаулера омрачилось.
  
   - Доттора , то, что я собираюсь вам сейчас рассказать, является абсолютной тайной. Я рискую своей жизнью и вашей, и, пожалуйста, любите меня, я напуган. É это то, что заставляет меня рассуждать в направлении, в котором я не люблюí смотреть, не говоря уже о том, чтобы ходить, - он сделал короткую паузу, чтобы перевести дух. Знаете ли вы, что такое Святой Завет?
  
   Снова, как и дома у Бастины, в голову криминалиста вернулись истории о шпионах и убийствах. Я всегда считал их сказками в пьяном виде, но в тот час и с той дополнительной компанией вероятность того, что они были реальными, приобрела другое измерение.
  
   - Говорят, это секретная служба Ватикана. Сеть шпионов и секретных агентов, которые, не колеблясь, убивают, когда приходит случайность. Это сказки старых жен, которыми пугают начинающих копов. В это почти никто не верит.
  
   - ДоттораДиканти, можете ли вы верить рассказам о Святом Завете, потому что он существует. Он существует уже четыреста лет и является левой рукой Ватикана в тех вопросах, о которых даже сам Папа не должен знать.
  
   - Мне очень трудно поверить.
  
   -Девиз Священного Союза,доттора, - "Крест и меч".
  
   Паола записываетó Данте в отеле "Рафаэль", направив пистолет на журналистку. Это были именно его слова, когда он попросил Фаулера о помощи, и тогда я понял, что хотел сказать священник.
  
   - О, Боже мой. Тогда вы...
  
   -Я был, давным-давно. Служите двум знаменам, моему отцу и моей религии. После этого мне пришлось уволиться с одной из двух работ.
  
   -¿Чтоé произошлоó?
  
   - Я не могу вам этого рассказать, доттор. Не просите меня об этом.
  
   Паола не хотела заострять на этом внимание. Это было частью темной стороны священника, его душевной боли, которая сжимала его душу ледяными тисками. Он подозревал, что там было гораздо больше того, о чем я ему рассказывал.
  
   - Теперь я понимаю враждебность Данте к вам. Это как-то связано с тем прошлым, не так ли, отец?
  
   Fowler permaneció mudo. Паола должна была принять решение, потому что больше не было ни времени, ни возможности позволить себе сомнения. Позволь мне поговорить с его возлюбленной, которая, как ты знаешь, влюблена в священника. От каждой его части, от сухого тепла его рук и от недугов его души. Я хочу иметь возможность поглотить их, избавить его от них, от всех них, вернуть ему откровенный смех ребенка. Он знает о невозможном в своем желании: в этом человеке жили годы горечи, которые тянулись с давних времен. Это была не просто непреодолимая стена, которая для él означала священство. Тот, кто хотел бы добраться до него, должен был бы перебраться вброд через горы, а скорее всего, утонул бы в них. В тот момент я понял, что никогда не буду рядом с ней, но я также знал, что этот человек позволит себе убить себя, прежде чем позволит ей страдать.
  
   - Все в порядке, отец, я полагаюсь на тебя. Продолжай, пожалуйста, - сказал он со вздохом.
  
   Фаулер сноваó сел и рассказалó потрясающую историю.
  
   -Они существуют с 1566 года. В те мрачные времена папа был обеспокоен ростом числа англиканцев и еретиков. Как глава инквизиции, он был жестким, требовательным и прагматичным человеком. Тогда значение государства Ватикан само по себе было гораздо более территориальным, чем сейчас, хотя сейчас оно пользуется большей властью. Священный Союз был создан путем вербовки священников из Венеции и uomos , доверенных мирян проверенной католической веры. Его миссия заключалась в защите Ватикана как Папы и Церкви в духовном смысле, и его миссия со временем росла. В девятнадцатом веке их насчитывались тысячи. Некоторые из них были просто информаторами, призраками, спящими... Другие, всего полсотни, были элитой: Рука Святого Михаила. Группа специальных агентов, разбросанных по всему миру, способна быстро и точно выполнить приказ. Вливание денег в революционную группу по своему усмотрению, торговля влиянием, получение важных данных, способных изменить ход войн. Заставить замолчать, заставить замолчать и, в крайнем случае, убить. Все члены Десницы Святого Михаила были обучены оружию и тактике. Раньше в управлении населением использовались дигосы, маскировка и рукопашный бой. Одна рука была способна разрезать виноград пополам ножом, брошенным с расстояния пятнадцати шагов, и прекрасно говорила на четырех языках. Он может обезглавить корову, бросить ее испорченное тело в колодец с чистой водой и возложить вину на конкурирующую группу с абсолютным господством. Они обучались в течениеñос в монастыре на острове Медитеррáнео, имя которого не разглашаетсяé. С наступлением двадцатого века обучение эволюционировало, но во время Второй мировой войны рука Святого Михаила была отрублена почти полностью. Это был é маленький кровопролитный бой, в котором многие пали. Некоторые отстаивали очень благородные цели, а другие, увы, не очень хорошие.
  
   Фаулер сделал паузу, чтобы отпить глоток кофе. Тени в комнате стали темными и мрачными, и Паола Синти испугалась до глубины души. Он сел на стул и облокотился на спинку, в то время как священник продолжал.
  
   - В 1958 году Иоанн XXIII, сам Папа II Ватиканский, решил, что время Священного Союза прошло. Что в его услугах не было необходимости. И в разгар Французской войны демонтируйтеó сети связиón с информаторами и категорически запретите членам Священного Альянса предпринимать какие-либо действия без их согласия.;n предварительная версия. И в течение четырех лет так и было. Осталось всего двенадцать рук, из пятидесяти двух, которые были в 1939 году, а некоторые были намного старше. Им приказаноó вернуться в Рим. Секретное место, где ардиó таинственным образом тренировались в 1960 году. И глава Святого Михаила, лíдер Святого Альянса, погиб в автокатастрофе.
  
   -¿Кем он был?
  
   - Я не могу этого простить, но не потому, что не хочу, а потому, что не знаю. Личность Главы всегда остается загадкой. Это может быть кто угодно: епископ, кардинал,попечительский советили простой священник. Это должен быть varón, старше сорока пяти доños. Вот и все. С 1566 года и до наших дней он известен под именем Главы: священник Согредо, итальянец испанского происхождения, который яростно боролся против Неаполя. И это только в очень ограниченных кругах.
  
   -Не удивительно, что Ватикан не признает существование шпионской службы, если они все это используют.
  
   -Это был один из мотивов, побудивших Иоанна XXIII разорвать Священный Союз. Он сказал, что убивать несправедливо даже во имя Бога, и я согласен с éл. Я знаю, что некоторые выступления "Руки Святого Михаила" очень сильно повлияли на нацистов. Один их удар спас сотни тысяч жизней. Но была очень небольшая группа, контакт которой с Ватиканом был прерван, и они совершили вопиющие ошибки. Не говоритьé об этом здесь í, тем более в é этот темный час.
  
   Фаулер машет рукой, словно желая развеять призраков. У такого человека, как éл, экономность движений которого была почти сверхъестественной, такой жест мог только указывать на огромную нервозность. Паола поняла, что ей не терпится закончить историю.
  
   - Вам незачем ничего говорить, отец. Если вы считаете необходимым, чтобы я знал.
  
   É я поблагодарил его с улыбкой и продолжилó.
  
   - Но это, как я полагаю, вы могли себе представить, не было концом Священного Союза. Приход Павла VI на престол Петра в 1963 году был окружен самой ужасающей международной ситуацией всех времен. Буквально за год до этого мир находился в сотне метров от войны на слюдяном 39. Всего через несколько месяцев после этого Кеннеди, первый президент Соединенных Штатов Америки, Калифорния, был застрелен. Когда Павел VI узнал об этом, он потребовал, чтобы Священный Завет был восстановлен. Сети espías, хотя и были ослаблены с течением времени, были восстановлены. Сложным было воссоздать Руку Святого Михаила. Из двенадцати Рук, призванных в Рим в 1958 году, семь были восстановлены для службы в 1963 году. Одной из них было поручено перестроить базу для переподготовки полевых агентов. Задание заняло у него почти пятнадцать минут, но ему удалось сформировать группу из тридцати агентов. Некоторые были избраны с нуля, а других можно было найти в других секретных службах.
  
   -Как и вы: двойной агент.
  
   - На самом деле мое дело называется потенциальным агентом. Это тот, кто обычно работает в двух союзных организациях, но в которых директор не знает, что дочерняя организация вñ вносит изменения или изменяет руководящие принципы в свою задачу в каждой миссииón. Я согласен использовать свои знания для спасения жизней, а не для уничтожения других. Почти все миссии, которые мне поручали, были связаны с восстановлением: спасением преданных священников в сложных местах.
  
   -Почти все.
  
   Фаулер склонил лицо.
  
   - У нас была сложная миссия, в которой все пошло наперекосяк. Тот, кто должен перестать быть рукой. Я не получил то, что хотел, но я здесь. Я верю, что буду психологом всю оставшуюся жизнь, и посмотрите, как один из моих пациентов привел меня к вам.
  
   -Данте - одна из рук, не так ли, Отец?
  
   - В начале 241 года после моего отъезда произошел кризис. Теперь их снова стало немного, так что я оíдо. Все они заняты далеко, в миссиях, из которых их нелегко извлечь. Нико, который был доступен, был л, и он человек с очень небольшим количеством знаний. На самом деле, я иду на работу, если мои подозрения верны.
  
   - Так ¿ Сирин - это Голова?
  
   Fowler miró al frente, impasible. Через минуту Паола решила, что я не собираюсь ей отвечать, так как я хотел бы задать еще один вопрос.
  
   -Отец, пожалуйста, объясните, почему Священный Союз хотел бы сделать такой монтаж, как éste.
  
   -Мир меняется,доттора. Демократические идеи находят отклик во многих сердцах, в том числе и в сердцах пылких членов Курии. Святому Завету нужен Папа, который его твердо поддержит, иначе он исчезнетá. Но Святой Завет - это предварительная идея. Что три кардинала имеют в виду, так это то, что они были убежденными либералами - все, чем может быть кардинал, в конце концов. Любой из них мог бы снова разрушить секретную службу, возможно, навсегда.
  
   -Устраняя их, угроза исчезает.
  
   - И попутно возрастает потребность в безопасности. Если бы кардиналы исчезли без меня, возникло бы много вопросов. Я также не могу представить это как случайность: папство по своей природе параноик. Но, если выá правы...
  
   -Маскировка для убийства. Боже, мне противно. Я рад, что ушел из Церкви.
  
   Фаулер подошел к ней и сел на корточки рядом со стулом, Том схватил ее за обе руки.
  
   - Доттора, не заблуждайтесь. В отличие от áэтой Церкви, созданной из крови и грязи, которую вы видите перед собой, есть еще одна Церковь, бесконечная и невидимая, знамена которой высоко подняты к небу. Эта Церковь живет в душах миллионов верующих, которые любят Христа и Его послание. Восстать из пепла, наполнить мир и врата ада не одолеют ее.
  
   Паола смотрит на негоó в лоб.
  
   - Вы действительно так думаете, отец?
  
   - Я верю в это, Паола.
  
   Они оба встали. Éон поцеловал ееó нежно и крепко, и она приняла его таким, каким он был, со всеми его шрамами. Ее страдания были разбавлены горем, и в течение нескольких часов они вместе познали счастье.
  
  
  
   Квартира семьи Диканти
  
   Via Della Croce, 12
  
   Сáбадо, 9 апреля 2005 г., 08:41.
  
  
  
   На этот раз Фаулер проснулся от запаха приготовленного кофе.
  
   - Вот оно, отец.
  
   я смотрел на нее и очень хотел, чтобы она снова заговорила с вами. Я ответил ей твердым взглядом, и она меня поняла. Надежда уступила место свету матери, который уже заполнял комнату. Она ничего не сказала, потому что ничего не ожидала и ничего не могла предложить, кроме боли. Однако они чувствовали себя утешенными уверенностью в том, что оба извлекли уроки из этого опыта, обрели силу в слабостях друг друга. Будь я проклят, если буду думать, что решимость Фаулера в его призвании поколебала эту веру. Sería fácil, pero sería erróneo. Напротив, я éя был бы благодарен ему за то, что он заставил своих демонов замолчать, по крайней мере, на время.
  
   Она была рада, что он понял. Он сел на край кровати и улыбнулся. И это была не грустная улыбка, потому что в ту ночь она преодолела барьер отчаяния. Эта свежая мама не принесла уверенности, но, по крайней мере, рассеяла замешательство. Будьíк fá он думал, что она оттолкнула его, чтобы он больше не чувствовал боли. Sería fácil, pero sería erróneo. Напротив, она понимает его и знает, что этот человек обязан своим обещанием и своим собственным крестовым походом.
  
   - Доттора, я должен вам кое-что сказать, а не бытьá fácil предполагать.
  
   - Вы скажетеá, отец, - сказала она.
  
   - Если вы когда-нибудь оставите свою карьеру психиатра-криминалиста, пожалуйста, не устраивайте кафеíа, - сказал éл, делая гримасу в сторону ее кафеé.
  
   Они оба рассмеялись, и на мгновение все стало идеально.
  
  
   Через полчаса, приняв душ и освежившись, обсудите все детали дела. Священник, стоящий у окна спальни Паолы. Женщина-криминалист, сидящая за письменным столом.
  
   -¿ Знает ли отец? В свете теории о том, что Кароски может быть убийцей, возглавляемым Священным Альянсом, это становится нереальным.
  
   -Это возможно. Тем не менее, в свете díего увечья все еще очень реальны. И если у нас есть разум, то единственными, кто сможет его остановить, будем мы с вами.
  
   Только с этими словами маñ ана потерялаó блеск. Паола Синтиó напрягает свою душу, как струну. Теперь я как никогда осознавал, что поймать монстра было его обязанностью. За Понтьеро, за Фаулера и за нее саму. И когда я держал его в руках, я хотел бы спросить его, не держит ли кто-нибудь его за поводок. Если бы он был таким, он и не думал сдерживаться.
  
   -Бдительность усилена, я это понимаю. Но ¿а швейцарская гвардия?
  
   -Красивая форма, но очень мало реальной пользы. Вы, вероятно, даже не подозреваете, что уже умерли три кардинала. Я не рассчитываю на них: Они простые жандармы.
  
   Паола озабоченно почесала затылок.
  
   -¿Что нам теперь делать, отец?
  
   -Я не знаю. У нас нет ни малейшего намека на то, что dónde может атаковать Кароски, а со вчерашнего дня убийство было возложено на más fácil.
  
   -¿ Что вы имеете в виду?
  
   - Кардиналы начали с мессы новендиалей. Это новенарий по душу покойного Папы.
  
   - Не говори мнеá...
  
   -Именно. Мессы будут проходить по всему Риму. Сан-Хуан-де-Летрáн, Санта-Марíла-Майор, Сан-Педро, Сан-Пабло За границей... Кардиналы проводят мессу по двое в пятидесяти самых важных церквях Рима. Это традиция, и я не думаю, что они променяют ее ни на что в мире. Если Священный Завет привержен этому, бытьíиногдаón идейнымóне для убийства. Дело аúне зашло так далеко, какí что кардиналы также восстали бы, если бы Сирин попытался помешать им помолиться в новенарий. Нет, мессы не состоятся, несмотря ни на что. Будь я проклят, если даже еще один кардинал может быть уже мертв, а мы, хозяева, этого не узнаем.
  
   - Черт возьми, мне нужна сигарета.
  
   Паола нащупала на столе пакет Понтьеро, нащупала костюм. Я сунул руку во внутренний карман пиджака и обнаружил небольшую жесткую картонную коробку.
  
   ¿ Что это такое?
  
   Это была гравюра с изображением Мадонны дель Кармен. Ту, которую брат Франческо Тома подарил ей на прощание в Санта-Мар-ин-Транспонтина. Фальшивый кармелит, убийца Кароски. На нем был тот же черный костюм, что и на той маíане де Марди;, и на нем была печать аúн сегуíаллеí.
  
   -¿Сóнеужели я мог забыть об этом? Это испытание.
  
   Fowler se acercó, intrigado.
  
   -Гравюра с изображением Мадонны дель Кармен. На нем что-то написано Детройтом.
  
   Священник произносит закон вслух на английском языке
  
  
   "If your very own brother, or your son or daughter, or the wife you love, or your closest friend secretly entices you, do not yield to him or listen to him. Show him no pity. Do not spare him or shield him. You must certainly put him to death. Then all Israel will hear and be afraid, and no one among you will do such an evil thing again".
  
  
   Паола перевела "Жизнь ярости и ярости".
  
   - "Если твой брат, сын твоего отца или сын твоей матери, твой сын или твоя дочь, жена, покоящаяся в твоем чреве, или друг, который является твоим вторым я, попытается тайно соблазнить тебя, не прощать ему и не скрывать от него". но я убью его и весь Израиль, когда узнаю об этом, испугаюсь и перестану совершать это зло среди тебя".
  
   - Я думаю, это из Второзакония. Capítulo 13, versículos 7 al 12.
  
   -¡Черт возьми! - выплюнулаó криминалистка-. Он все время был у меня в кармане! Черт возьми, Дебíа поняла, что это было написано на английскомés.
  
   -No se torture, dottora . Один монах дал ему марку. Учитывая его неверие, неудивительно, что он не обратил на это ни малейшего внимания.
  
   -Возможно, но с тех пор, как мы узнали, кем был этот монах. Я должна помнить, что ты мне что-то дал. Я была обеспокоена, пытаясь вспомнить, как мало я видела его лица в той темноте. Если до...
  
   Я намеревалсяó проповедовать тебе слово, ¿помнишь?
  
   Паола остановилась. Священник повернулся с печатью в руке.
  
   -Послушайте, доттор , это обычная марка. На часть atrás él прикрепитеó клейкую бумагу для печати...
  
   Санта-Марíа-дель-Кармен .
  
   -... с большим мастерством, чтобы иметь возможность разместить текст. Второзаконие есть...
  
   Он
  
   -...источник необычного в гравюре, знаете ли? Я думаю...
  
   Указать емуá путь в эти темные времена.
  
   -... если я немного выстрелю из-за угла, я смогу оторвать его...
  
   Паола схватила его за руку, ее голос перешел в пронзительный визг.
  
   -¡ НЕ ТРОГАЙ ЕЕ!
  
   Fowler parpadeó, sobresaltado. Я не двигаюсь ни на шаг. Криминалистка сняла с ее руки печать.
  
   - Прости, что накричала на тебя, отец, - сказала ему Диканти, пытаясь успокоиться. Я только что вспомнил, что Кароски сказал мне, что печать покажет мнеí дорогу в эти темные времена. И я думаю, что в ней есть послание, предназначенное для того, чтобы насмехаться над нами.
  
   -Викторинаáс. Или это может быть ловким маневром, чтобы сбить нас с толку.
  
   -Единственная уверенность в данном случае заключается в том, что мы далеки от того, чтобы считать все части головоломки. Надеюсь, мы сможем что-нибудь здесь найти.
  
   Он перевернул марку, посмотрел на нее сквозь стекло, увидел тележку.
  
   Ничего.
  
   -Отрывок из Библии может быть посланием. Но ¿что он имеет в виду?
  
   -Я не знаю, но мне кажется, что в этом есть что-то особенное. То, что не видно невооруженным глазом. И я думаю, что у меня есть здесьí специальный инструмент для é таких случаев.
  
   Криминалистка Трэстó в соседнем шкафу. В конце концов, со дна он извлек покрытую пылью коробку. Аккуратно положите ее на стол.
  
   - Я не пользовался этим с тех пор, как учился в средней школе. Это был подарок от моего отца.
  
   Откройте коробку медленно, благоговейно. Чтобы навсегда запечатлеть в своей памяти предупреждение об этом приспособлении, о том, насколько оно дорого и как сильно вы должны заботиться о нем. Я вынимаю его и кладу на стол. Это был обычный микроскоп. Паола работала в университете с оборудованием, в тысячу раз более дорогим, но ни к одному из них она не относилась с тем уважением, с которым относилась к ste. Она была рада, что сохранила это чувство: это было прекрасное свидание с ее отцом, что было для нее редкостью, что она жила со своим отцом, сожалея о том дне, в который она попала. я проиграл. Она мимолетно задалась вопросом, не следует ли ей дорожить светлыми воспоминаниями, вместо того чтобы цепляться за мысль, что они были вырваны у нее слишком рано.
  
   -Дайте мне распечатку, отец, - сказал он, садясь перед микроскопом.
  
   Клейкая бумага и пластик защищают прибор от пыли. Поместите отпечаток под объектив и сфокусируйтесь. Левой рукой он скользит по цветной корзине, медленно изучая изображение Богородицы. Я ничего не могу найти. Он перевернул марку, чтобы можно было изучить обратную сторону.
  
   -Минутку... здесь есть кое-что.
  
   Паола передала видоискатель священнику. Буквы на марке, увеличенные в пятнадцать раз, представляли собой большие черные полосы. На одном из них, однако, был небольшой беловатый квадрат.
  
   - Это похоже на перфорацию.
  
   Инспектор вернулась к прикладу микроскопа.
  
   - Поклянись, что это было сделано булавкой. Конечно, это было сделано намеренно. Она слишком совершенна.
  
   -¿ В какой букве появляется первая отметка?
  
   -На букву F отIf.
  
   - Доттора, пожалуйста, проверьте, нет ли дырокола в других буквах.
  
   Паола Барриó первое слово в тексте.
  
   - Здесьí есть еще одна.
  
   -Продолжайте, продолжайте.
  
   Через восемь минут криминалисту удалось обнаружить в общей сложности одиннадцать перфорированных букв.
  
  
   "IF youR very own brother, or your son or dA ughter, or the wife you love, or your closest frieN d secretly entiC es you, do not yield to hI m or listen to him.S how him no pity. Do not spare him or shield him. You muS t certainly putH im to death. ThenA я ИсраэльW ill hear and be afraid, and no one among you will do such an evil thing again".
  
  
   Когда я убедилась, что среди моих иероглифов с перфорацией нет ни одного, ни другого, криминалистка написалаó по заказу те, которые были на нем. Прочитав, что он написал, они оба вздрогнули, и Паола записала.
  
   Если твой брат пытается тайно соблазнить тебя,
  
   Запишитеó отчеты психиатров.
  
   Не прощать его и не скрывать от него.
  
   Письма родственникам жертв сексуального насилия Кароски.
  
   Но я убью его.
  
   Запишитеó имя, которое было на них.
  
   Francis Shaw.
  
  
  
   (ТЕЛЕТАЙП REUTERS, 10 АПРЕЛЯ 2005 Г., 08:12 ПО ГРИНВИЧУ)
  
  
   КАРДИНАЛ ШОУ СЕГОДНЯ ОТСЛУЖИЛ МЕССУ НОВЕНДИАЛЕЙ В СОБОРЕ СВЯТОГО ПЕТРА
  
  
   ROMA, (Associated Press). Кардинал Фрэнсис Шоу совершит богослужениеá сегодня в двенадцать часов дняíна мессе новендиалес в Ла Басíлика Святого Петра. Преосвященный Американец пользуетсяá сегодня честью руководить церемонией в é сент-Сегундо-дíа новенарио по душу Иоанна Павла II.
  
   Определенные группы в Соединенных Штатах не очень приветствовали участие Шоу в церемонии. В частности, ассоциация SNAP (Surviving Network of Abuse by Priests) направила двух своих членов в Рим, чтобы официально выразить протест против того, чтобы Шоу разрешили служить в главной церкви христианского мира. "Мы - два человека, но мы подадим официальный, решительный и организованный протест перед cámaras", - заявила Барбара Пейн, президент SNAP.
  
   Указанная организация является основной ассоциацией по борьбе с сексуальным насилием со стороны католических священников и насчитывает более 4500 членов. Его основная деятельность - обучение и поддержка детей, а также проведение групповой терапии, направленной на то, чтобы противостоять фактам. Многие из его членов впервые обращаются к SNAP в зрелом возрасте послеñ неловкого молчания.
  
   Кардинал Шоу, в настоящее время префект Конгрегации по делам духовенства, был замешан в расследовании случаев сексуального насилия со стороны священников, имевших место в Соединенных Штатах в конце 1990-х годов. Шоу, кардинал Бостонской архиепископии, был самой важной фигурой в Католической церкви в Соединенных Штатах и, во многих случаях, самым сильным кандидатом на место Кароля. Войтыла.
  
   Его карьера подверглась суровому испытанию после того, как выяснилось, что в течение десятилетия он скрывал от общественности более трехсот дел о сексуальном насилии в своей юрисдикции.#243;н. Часто переводите священников, обвиняемых в éгосударственных íпреступлениях, из одного прихода в другой, надеясь, что этого удастся избежать.íв escándalo. Почти во всех случаях он ограничивалсяó рекомендациями обвиняемым "сменить обстановку". Только когда случаи были очень серьезными, отдавайте священников в руки специализированного центра algún для их лечения.
  
   Когда начали поступать первые серьезные жалобы, Шоу заключилó с семьями ví последних экономические соглашения с целью добиться их молчания. В конце концов, разоблачения ндалоса стали известны по всему Миру, и Шоу был вынужден уйти в отставку "высшими инстанциями Ватикана". Он переезжает в Рим, где его назначают префектом Конгрегации духовенства, должность определенной важности, но, судя по всему, она является колоссом его карьеры.
  
   Тем не менее есть некоторые, кто продолжает считать Шоу святым, который всеми силами защищал Церковь. "Он подвергался преследованиям и клевете за то, что защищал Веру", - утверждает его личный секретарь отец Миллер. Но в вечной череде СМИ, рассказывающих о том, кем должен быть Папа Римский, у Шоу мало шансов. Римская курия - обычно осторожный коллектив, не склонный к экстравагантности. Хотя Шоу пользуется поддержкой, мы не можем исключать, что он наберет много голосов, если не произойдет чуда.
  
   2005-08-04-10:12 (AP)
  
  
  
   Ризничий Ватикана
  
   Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 11:08.
  
  
  
   Священники, которые сослужат службу с кардиналом Шоу, облачаются во вспомогательную ризницу недалеко от входа в собор Святого Петра, где они вместе с прислужниками ожидают служителя за пять минут до начала церемонии.
  
   До этого момента музей был пуст, за исключением двух монахинь, которые помогали Шоу, и другого сослужителя, кардинала Паулича, и швейцарского охранника, охранявшего их у самой двери ризницы.
  
   Кароски погладил свой нож, спрятанный среди его одежды. Мысленно просчитайте свои шансы.
  
   Наконец-то он собирался выиграть свой приз.
  
   Это было почти время.
  
  
  
   Площадь Святого Петра
  
   Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 11:16.
  
  
  
   -Через ворота Святой Анны невозможно попасть, отец. Она также находится под усиленным наблюдением и никого не впускает. Это касается тех, кто имеет разрешение Ватикана.
  
   Оба путешественника осмотрели с некоторого расстояния подходы к Ватикану. Отдельно, чтобы быть более сдержанными. До начала мессы новендиалес в Сан-Педро оставалось менее пятидесяти минут.
  
   Всего за тридцать минут откровение имени Фрэнсиса Шоу на гравюре "Мадонна дель Кармен" сменилось безумной рекламой в Интернете. Информационные агентства указывали место и время, где должен бытьíШоу, на виду у всех, кто хотел его прочитать.
  
   И все они были на площади Святого Петра.
  
   -Нам нужно будет войти через парадную дверь в Басíлика.
  
   -Нет. Безопасность была усилена во всех точках, кроме этой, которая открыта для посетителей, поскольку именно из-за нее нас и ждут. И хотя нам удалось войти, мы не смогли заставить нас подойти к алтарю. Шоу и тот, кто служит с Ним, отправляются из ризницы Святого Петра. От allí дорога прямая до basílica. Не пользоваться алтарем Петра, который предназначен для Папы. Используйте один из второстепенных алтарей, и на церемонии будет около восьмисот человек.
  
   -¿ Осмелится ли Кароскиá выступить перед таким количеством людей?
  
   - , наша проблема в том, что мы не знаем, кто играет какую роль в этой драме. Если Священный Союз хочет видеть Шоу мертвым, он не позволит нам помешать ему отслужить мессу. Если они хотят выследить Кароски, то не позволяйте нам также предупредить кардинала, потому что это отличная приманка. Я убежден, что бы ни случилось, é это ú последний акт комедии.
  
   -Что ж, на этом этапе для нас не будет никакой роли в éл. Уже одиннадцать без четверти.
  
   -Нет. Мы войдем в Ватикан, окружим агентов Сирина и доберемся до ризницы. Шоу нужно помешать отслужить мессу.
  
   -¿Сóмо, отец?
  
   - Мы будем использовать путь, который Сирин Джем сможет представить.
  
  
   Через четыре минуты после этого раздался звонок в дверь скромной пятиэтажки. Paola le dio la razón a Fowler. Сирин и представить себе не могла, что Фаулер по собственной воле постучится в дверь Дворца Святой Канцелярии даже на мельнице.
  
   Один из входов в Ватикан находится между дворцом Бернини и колоннадой. Он состоит из черного забора и сторожки. Обычно ее охраняют двое швейцарских гвардейцев. В то воскресенье их было пятеро, и к нам пришел полицейский в штатском. Éсентимо держал в руке папку, а внутри (хотя об этом не знают ни Фаулер, ни Паола) были его фотографии. Этот человек, член Корпуса бдительности, увидел, как по тротуару напротив проходила пара, которая, казалось бы, соответствовала описанию. Он видел их только мгновение, когда они исчезли из его поля зрения, и он не был уверен, что это они. Он не имел права покидать свой пост, так как он не пытался следовать за ними, чтобы проверить это. í приказы заключались в том, чтобы сообщать, пытались ли эти люди проникнуть в Ватикан, и удерживать их в течение некоторого времени, при необходимости силой. Но казалось очевидным, что эти люди были важны. Нажмите кнопку вызова бота на рации и сообщите о том, что вы видели.
  
   Почти на углу улицы Порта Каваллеггери, менее чем в двадцати метрах от того входа, где полицейский получал инструкции по рации, находились дворцовые ворота. Закрытая дверь, но со звонком в дверь. Фаулер оставил свой палец торчать повсюду, пока не услышал шум отодвигаемых засовов с другой стороны. Лицо зрелого священника выглядывает из щели.
  
   -¿Чего они хотели? - сказал он злым тоном.
  
   - Мы пришли навестить епископа Хана.
  
   -¿От имени когоén?
  
   - От отца Фаулера.
  
   -Для меня это не похоже.
  
   -Я старый знакомый.
  
   -Епископ Ханëг отдыхает. Сегодня воскресенье, и Палаццо закрыто. Добрый день, - сказал он, делая усталые жесты рукой, как будто отгоняя мух.
  
   -Пожалуйста, скажите, в какой больнице или на кладбище находится епископ, отец.
  
   Священник посмотрел на него с удивлением.
  
   -¿Сóмо говорит?
  
   -Епископ Хан сказал мне, что я не успокоюсь, пока он не заставит меня заплатить за мои многочисленные грехи, так как он, должно быть, болен или мертв. У меня нет другого объяснения.
  
   Взгляд священника немного изменился с враждебного отрешения на легкое раздражение.
  
   - Похоже, вы знакомы с епископом Ханом. Подождите здесьí снаружи, - сказал он, снова закрывая дверь у них перед носом.
  
   -¿Cómo sabía que ese Hanër estaría aquí? -спросите Паолу.
  
   - Епископ Хан не отдыхал ни одного воскресенья в своей жизни, доттор . Было бы печальной случайностью, если бы я сделал это сегодня.
  
   -¿Ваш друг?
  
   Fowler carraspeó.
  
   - Ну, на самом деле это человек, который ненавидит меня во всем мире. Гонтас Ханëр - действующий делегат Курии. Он старый иезуит, стремящийся положить конец беспорядкам на внешней стороне Священного Союза. Церковная версия его внутренних дел. Он был тем человеком, который возбудил дело против меня. Он ненавидит меня за то, что я не сказал ни единого слова о возложенных на меня миссиях.
  
   -¿ Что такое его абсолютизм?
  
   -Довольно плохо. Он сказал мне, чтобы я предал анафеме мое имя на él, и чтобы до или послеéон подписал ееá Папой Римским.
  
   -¿ Что такое анафема?
  
   - Торжественный указ об отлучении от церкви. Хан знает, чего я боюсь в этом мире: что Церковь, за которую я боролся, не позволит мне попасть на небеса, когда я умру.
  
   Криминалистка с беспокойством посмотрела на него.
  
   - Отец, ¿ можно ли узнать, что мы здесь делаемé?
  
   - Я пришел признаться во всем.
  
  
  
   Ризничий Ватикана
  
   Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 11:31.
  
  
  
   Швейцарский гвардеец рухнул, как подкошенный, без звука, без звука, который издала его алебарда, отскочив от пола от mármol. Порез на его горле полностью перерезал ему горло.
  
   Одна из монахинь вышла из ризницы на шум. У него не было времени на крик. Кароски жестоко ударил его по лицу. Религиозная Кей упала на пол лицом вниз, совершенно ошеломленная. Убийца не торопится, чтобы проникнуть правой ногой под черную косынку сплюснутой сестры. Я искал затылок. Выберите точную точку и перенесите весь свой вес на подошву стопы. Шея раскалывается насухо.
  
   Другая монахиня с уверенным видом просовывает голову в дверь ризницы. Он нуждался в помощи своего товарища поñэпохе.
  
   Кароски вонзил ему нож в правый глаз. Когда я вытащил ее и поставил в коротком коридоре, ведущем в ризницу, она уже тащила труп.
  
   Посмотрите на три тела. Посмотрите на дверь ризницы. Посмотри на часы.
  
   У Аín есть пять минут, чтобы подписать свои работы.
  
  
  
   Внешний вид Дворца Святой Канцелярии
  
   Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 11:31.
  
  
  
   Паола застыла с открытым ртом при словах Фаулера, но не успела ничего возразить, как дверь с грохотом распахнулась. Вместо зрелого священника, который ухаживал за ними раньше, появился благообразный епископ с аккуратно подстриженными светлыми волосами и бородой. На вид ему было около пятидесяти лет. Он говорит с Фаулером с немецким акцентом, наполненным презрением и повторяющимися ошибками.
  
   - Ого, как толькоí после всех этих событийé вы появляетесь какí у моей двери. Кому я обязан неожиданной честью?
  
   -Епископ Хан, я пришел попросить вас об одолжении.
  
   - Боюсь, отец Фаулер, вы не в том состоянии, чтобы просить меня о чем-либо. Двенадцать лет назад я попросил вас кое о чем, и вы хранили молчание в течение двух часов. ¡Días! Комиссия считает его невиновным, а я - нет. А теперь иди и успокойся.
  
   Его расширенное слово восхваляет Порта Каваллегери. Паола подумала, что его палец был таким твердым и прямым, что он мог бы повесить Фаулера в éл.
  
   Священник помог ему завязать его же собственную петлю.
  
   -Аúн не слышал, что я могу предложить взамен.
  
   Епископ скрестил руки на груди.
  
   -Hable, Fowler.
  
   -Не исключено, что не позднее, чем через полчаса в Лике Святого Петра произойдет убийство. пришли помешать этому. К сожалению, мы не можем получить доступ к Ватикану. Камило Сирин запретил нам въезд. Я прошу вашего разрешения пройти через Палаццо к автостоянке, чтобы я мог войти в Ла Читтá незамеченным.
  
   -¿А что взамен?
  
   - Ответитьé на все ваши вопросы об авокадо. Маñанна.
  
   Он повернулся к Паоле.
  
   -Мне нужно ваше удостоверение личности.
  
   На Паоле не было полицейского жетона. Бой се хабíа забрал ее. К счастью, у него была магнитная карта доступа к UACV. Он твердо держал ее перед епископом, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы он им поверил.
  
   Епископ берет карточку из рук криминалиста. Я изучил его лицо и фотографию на карточке, значок UACV и даже магнитную ленту удостоверения личности.
  
   -Ого, как это верно. Поверьте, Фаулер, что к вашим многочисленным грехам я добавлю похоть.
  
   Здесьí Паола отвела взгляд, чтобы не дать Ему увидеть улыбку, появившуюся на ее губах. Было облегчением, что Фаулер очень серьезно относился к делу епископа. É он прищелкнулó языком в жесте отвращения.
  
   -Фаулер, везде, куда бы он ни пошел, его окружают кровь и смерть. Мои убеждения в отношении вас очень тверды. Я не хочу впускать его.
  
   Священник собирался возразить Хану, но é он жестом позвал его.
  
   - Тем не менее, отец, я знаю, что вы человек чести. Я принимаю вашу сделку. Сегодня я иду в Ватикан, но мама Анна должна прийти ко мне и рассказать мне правду.
  
   Сказав это, он отошел в сторону. Вошли Фаулер и Паола. Прихожая была элегантной, выкрашенной в кремовый цвет и без каких-либо украшений или элементов отделки. Во всем здании царила тишина, что соответствовалоíвоскресенью. Паола подозревала, что Нико, который оставался всем, был той подтянутой и стройной, как фольга, фигурой. Этот человек видит в себе праведность Бога. Ему было страшно даже подумать о том, что могло бы натворить такое одержимое сознание за четыреста лет доñатрáс.
  
   -Le veré mañana, padre Fowler. Поскольку яí буду иметьé удовольствие передать вам документ, который я храню для вас.
  
   Священник повел Паолу по коридору первого этажа Палаццо, ни разу не оглянувшись, возможно, боясь убедиться, что ониëг аúн аí ахí, у двери, жду его возвращения с следующего дня.
  
   - Это любопытно, отец. Обычно люди выходят из церкви ради Святой Службы, они не входят через Нее, - сказала Паола
  
   Фаулер скорчил гримасу между грустью и гневом. ника.
  
   - Я надеюсь, что поимка Кароски не поможет спасти жизнь потенциальной жертвы, которая в конечном итоге подпишет мое отлучение от церкви в качестве награды.
  
   Они подошли к аварийной двери. Из соседнего окна открывался вид на парковку. Фаулер надавливает на центральную планку двери и незаметно высовывает голову. Швейцарские гвардейцы, находящиеся в тридцати ярдах, следят за улицей неподвижным взглядом. Закрой дверь снова.
  
   - Déобезьяны спешат. Мы должны поговорить с Шоу и объяснить ему ситуацию, прежде чем Кароски покончит с Л.
  
   -Индíсжечь дорогу.
  
   -Мы выйдем на парковку и продолжим движение как можно ближе к стене здания в индийском ряду. Мы скоро придем в зал суда. Мы будем продолжать держаться за стену, пока не дойдем до угла. Нам придется пересечь рáпедро по диагонали и повернув голову вправо, потому что мы не будем знать, есть ли кто-нибудь, наблюдающий в этом районе. Я пойдуé первым, ¿хорошо?
  
   Паола кивнула, и они двинулись, быстро шагая. Им удалось без происшествий добраться до ризницы Святого Петра. Это было внушительное здание, примыкающее к базилике Святого Петра. На протяжении всего лета он был открыт для туристов и паломников, так как на своей второй половине дня он был музеем, в котором хранились некоторые из величайших сокровищ христианского мира.
  
   Священник кладет руку на дверь.
  
   Она была приоткрыта.
  
  
  
   Ризничий Ватикана
  
   Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 11:42.
  
  
  
   -Mala señal, dottora -susurró Fowler.
  
   Инспектор кладет руку на талию и достает револьвер 38-го калибра.
  
   -Давайте войдем.
  
   -Я поверил, что Бой забрал у него пистолет.
  
   -Он забрал у меня автомат, который является оружием правил. Эта игрушка на всякий случай.
  
   Они оба переступили порог. Территория музея была пустынна, витрины закрыты. Краска, которой были покрыты полы и стены, возвращала скудный свет, проникавший через редкие окна. Несмотря на полдень, в комнатах было почти темно. Фаулер молча вел Паолу, внутренне проклиная скрип ее туфель. Они миновали четыре музейных зала. На шестом Фаулер резко остановился. Менее чем в полуметре, частично скрытый стеной, образующей коридор, по которому они должны были свернуть, я наткнулся на что-то в высшей степени необычное. Рука в белой перчатке и рука, обтянутая тканью ярких желтых, синих и красных тонов.
  
   Повернув за угол, они убедились, что рука была прикреплена к швейцарскому охраннику. Аíн сжимал алебарду левой рукой, и то, что было его глазами, теперь представляло собой две сочащиеся кровью дыры. Немного погодя все ás всеá Паола увидела двух монахинь в черных одеждах, лежащих ничком, соединенных в последнем объятии.
  
   У них тоже нет глаз.
  
   Криминалист взвела курок. Перекрестныйó взгляд с Фаулером.
  
   -Está aquí.
  
   Они находились в коротком коридоре, ведущем в центральную ризницу Ватикана, обычно охраняемую контактной сетью, но с двустворчатой дверью, открытой для посетителей, чтобы они могли осмотреть со входа место, в которое облачается Святой Отец перед отслужением мессы.
  
   В то время она была закрыта.
  
   - Ради Бога, пусть не будет слишком поздно, - сказала Паола, впиваясь взглядом в тела.
  
   К тому времени было уже по крайней мере восемь встреч Кароски. Она клянется себе такой же, какой была в последние годы. Не думай об этом дважды. Я пробежалó два метра коридора до двери, уклоняясь от САПРáверес. Я вытащил лезвие левой рукой, в то время как правая была поднята, держа револьвер наготове, и перешагнул порог.
  
   Я находился в очень высоком восьмиугольном зале, около двенадцати метров в длину, наполненном золотым светом. Перед ней алтарь, окруженный колоннами, с изображением óльва: сошествие с Креста. Стены, оклеенные колокольчиками и обработанные серым мрамором, десять шкафов из тикового дерева и лемонграсса, в которых хранились священные облачения. Если бы Паола подняла взгляд к потолку, она могла бы увидеть пул, украшенный красивыми фресками, из окон которого проникал свет, заливающий это место. Но криминалистка держит это на виду у двух человек, которые были в комнате.
  
   Одним из них был кардинал Шоу. Другая тоже была чистокровной. Он звучал для Паолы смутно, пока в конце концов она не смогла его узнать. Это был кардинал Паулич.
  
   Они оба стояли у алтаря. Паулич, помощник Шоу, как раз заканчивал надевать на нее наручники, когда ворвалась криминалистка с пистолетом, направленным прямо на них.
  
   -¿Dónde está? -кричитó Паола, и ее крик эхом разносится по сúпуле. ¿Вы его видели?
  
   Американец говорил очень медленно, не сводя глаз с пистолета.
  
   -¿Dónde está quién, señorita?
  
   -Кароски. Тот, кто убил швейцарского охранника и монахинь.
  
   Я не закончил говорить, когда Фаулер вошел в комнату. Он ненавидит Паолу. Он посмотрел на Шоу и впервые встретился глазами с кардиналом Пауличем.
  
   В этом взгляде были огонь и узнавание.
  
   - Привет, Виктор, - сказал священник низким, хриплым голосом.
  
   Кардинал Паулич, известный как Виктор Кароски, левой рукой держалó кардинала Шоу за шею, а дополнительной правойí держал пистолет Понтьеро и приставил его к виску пурпурного.
  
   -¡СТОЙ НА месте! - закричал Диканти, и эхо повторило его слова.
  
   -Не двигайте пальцем, и страха, от пульсирующего адреналина, который она чувствовала.íв висках. Вспомните ярость, которая охватила ее, когда, увидев изображение Понтьеро, это животное позвало ее по телефону. по телефону.
  
   Целься осторожно.
  
   Кароски находился на расстоянии более десяти метров, и были видны только часть его головы и предплечья за живым щитом, который образовал кардинал Шоу.
  
   С его ловкостью и ловкостью стрелка это был невозможный выстрел.
  
   , или я убью тебя здесь же.
  
   Паола прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать от ярости. Держиí всехí себя перед убийцей и ничего не делай.
  
   - Не обращайте на него внимания,доттор. Он никогда не причинит вреда ни да, ни кардиналу, не так ли, Виктор?
  
   Кароски крепко прижимается к шее Шоу.
  
   - Конечно, да. Брось пистолет на землю, Диканти. ¡ Тíрела!
  
   -Пожалуйста, делайте то, что он вам говорит, - гимиó Шоу дрожащим голосом.
  
   - Отличная интерпретация, Виктор, - голос Фаулера дрожал от волнения, - Лера. Помните, нам казалось невозможным, чтобы убийце удалось выбраться из комнаты Кардозу, которая была закрыта для посторонних? Черт возьми, это было чертовски круто. Я никогда не покидал ее.
  
   -¿Сóмо? - удивилась Паола.
  
   - Мы взломали дверь. Мы никого не видели. И тогда своевременная просьба о помощи отправила нас в безумную погоню вниз по лестнице. Виктор навернякаíа ¿ под кроватью? ¿В шкафу?
  
   -Очень умно, отец. А теперь бросай пистолет,испеттора.
  
   - Но, конечно, эта просьба о помощи и описание преступника подтверждаются человеком веры, человеком полного доверия. Кардинал. Соучастник убийцы.
  
   -¡Сáзаполните!
  
   -¿Что онé обещал тебеó чтобы ты избавился от его конкурентов в погоне за славой, которой он давно пересталó заслуживать?
  
   -¡Хватит! - Кароски был как сумасшедший, его лицо было мокрым от пота. Одна из искусственных бровей, которые она носила, отслаивалась, почти над одним из ее глаз.
  
   -¿Te buscó en el Instituto Saint Matthew, Viktor? É он был тем, кто рекомендовал вамó войти во всеí, ¿ верно?
  
   - Прекратите эти абсурдные инсинуации, Фаулер. Прикажи женщине бросить пистолет, или этот сумасшедший убьет меняá - приказó Шоу в отчаянии.
  
   -¿Cuá это был план Его Высокопреосвященства Виктора? - сказал Фаулер, не обращая на это внимания, - ¿ Десятьí должны ли мы притвориться, что нападаем на него в самом центреíлики Святого Петра? ¿И é буду ли я отговаривать вас от вашей попытки всеí на виду у всего народа Божьего и телезрителей?
  
   -¡ Не следуйте за ним, иначе я убью егоé! ¡Убей егоé!
  
   -Я был бы тем, кто умер бы. Y él sería un héroe.
  
   -¿Что яé обещал тебеó в обмен на ключи от Королевства, Виктор?
  
   -¡Небеса, проклятый козел! ón! ¡Вечная жизнь!
  
   Кароски, кромеó пистолета, приставленного к голове Шоу. Цельтесь в Диканти и стреляйте.
  
   Фаулер толкнул Диканти вперед, который выронил пистолет. Пуля Кароски промахнуласьó слишком близко от головы инспектора и пробилаó левое плечо священника.
  
   Кароски оттолкнул Си Шоу, который бросился в укрытие между двумя шкафами. Паола, не имея времени искать револьвер, врезается в Кароски с опущенной головой, кулаки закрыты. Ударив волшебника правым плечом в его грудь, я разбил его о стену, но мне не удалось выбить из него воздух: слои набивки, которые он носил, чтобы притвориться толстым мужчиной, защищали его.. Несмотря на это, пистолет Понтьеро упал на пол с громким и громким стуком.
  
   Убийца наносит ударó в спину Диканти, который воетó от боли, но встаетó и ему удаетсяó нанести удар по лицу Кароски, который пошатнулсяó и чуть не потерял равновесие.
  
   Паола совершилаó свою úнико ошибку.
  
   Посмотри вокруг в поисках пистолета. И тогда Кароски ударил ееó по лицу, по статусуó мага, по риñонс. И, наконец, я обхватил ее одной рукой, как это было с Шоу. Только то, что éв этот раз она несла в руке острый предмет, которым гладила лицо Паолы. Это был обычный нож для разделки рыбы, но очень острый.
  
   -О, Паола, ты не представляешь, какое удовольствие мне это доставит, - шепчу я оó до оíдо.
  
   -¡VIKTOR!
  
   Кароски повернулся. Фаулер упал на левое колено, прижатое к земле, его левое плечо было разбито, и кровь стекала по его руке, которая безвольно свисала до земли.
  
   Правая рука Паолы взялась за револьвер и нацелилась прямо в лоб Кароски.
  
   - Он не собирается стрелять, отец Фаулер, - задыхаясь, сказал убийца. Мы не такие уж разные. Мы оба живем в одном и том же частном аду. И вы клянетесь своим священством, что никогда больше не будете убивать.
  
   С ужасным усилием, покраснев от боли, Фаулеру удалось поднять левую руку в стойку. Я одним движением выдергиваю его из рубашки и подбрасываю в воздух, между убийцей и éл. Подъемник закрутился в воздухе, его ткань стала безупречно белой, за исключением красноватого отпечатка, всеí там, где большой палец Фаулера лежал на éл. Кароски следил за нимó загипнотизированным взглядом, но не видел, как он упал.
  
   Фаулер сделал один идеальный выстрел, который попалó Кароски в глаз.
  
   Убийца падает в обморок. Вдалеке он услышал голоса своих родителей, зовущих его, и пошел к ним навстречу.
  
  
   Паола подбежала к Фаулеру, который сидел неподвижно и с отсутствующим видом. Во время бега он снял куртку, чтобы закрыть рану на плече священника.
  
   - Прими, отче, стезе.
  
   - Хорошо, что вы пришли, друзья мои, - сказал кардинал Шоу, внезапно набравшись смелости, чтобы встать. Это чудовище похитило меня.
  
   -Не стойте столбом, кардинал. Пойдите и предупредите кого-нибудь... - началаó говорить Паола, которая помогала Фаулеру лечь на пол. Внезапно я понял, что он направляется в Эль Пурпурадо. Направляясь к пистолету Понтьеро, он находится рядом с телом Кароски. И я понял, что теперь они были очень опасными свидетелями. Я протягиваю руку к преподобному Льву.
  
   - Добрый день, - сказал инспектор Сирин, входя в комнату в сопровождении трех констеблей Службыохраныи отпугивая кардинала, который уже наклонился, чтобы поднять с пола пистолет. Я сейчас же вернусь и надену Гидо.
  
   - Я начинал верить, что он не представится вам, генеральный инспектор. Вы должны немедленно арестовать éСтаса, - сказал он, обращаясь к Фаулеру и Паоле.
  
   -Извините, ваше высокопреосвященство. Я сейчас с вами.
  
   Камило Сирин бросает взгляд вокруг. Он подошел к Кароски, по пути подобрав пистолет Понтьеро. Прикоснись кончиком туфли к лицу убийцы.
  
   -¿Это éл?
  
   - Да, - сказал Фаулер, не двигаясь с места.
  
   - Черт возьми, Сирин, - сказала Паола. Фальшивый кардинал. Могло ли это произойти?
  
   -Имейте хорошие рекомендации.
  
   Сирин наó мысах на скорости vértigo. Отвращение к этому каменному лицу вселило в мозг, который работал на полную катушку. Сразу отметим, что Паулич был í последним кардиналом, назначенным Войтылой. Шесть месяцев назад, когда Войтыла уже едва мог вставать с постели. Запишите, что он объявил Сомалийцу и Ратцингеру, что он назначил кардинала in pectore, имя которого он открыл Шоу, чтобы оно объявило его народу. смерть. Он не находит ничего особенного в том, чтобы представить, что губы, вдохновленные истощенным Мостом, произносят имя Паулича, и что он никогда не будет сопровождать его. к "кардиналу" в Domus Sancta Marthae в первый раз, чтобы познакомить его со своими любопытными товарищами поñэросу.
  
   - Кардинал Шоу, вам придется многое объяснить.
  
   - Я не знаю, что вы имеете в виду...
  
   -Кардинал, пожалуйста.
  
   Shaw volvió a envararse una vez más. Он начинал восстанавливать свою гордость, свою многолетнюю гордость, ту самую, которую он потерял.
  
   -Иоанн Павел II много лет готовил меня к продолжению вашей работы, генеральный инспектор. Вы говорите мне, что никто не знает, что может произойти, когда контроль над Церковью перейдет в руки слабонервных. Будьте уверены, что теперь вы действуете так, как лучше всего подходит вашей Церкви, мой друг.
  
   Глаза Сирина за полсекунды вынесли верное суждение о симо.
  
   -Конечно, я сделаю это, Ваше Высокопреосвященство. ¿Доменико?
  
   - Инспектор, - сказал один из констеблей, который пришел в черном костюме и галстуке.
  
   -Кардинал Шоу выходит сейчас, чтобы отслужить мессу новендиалес в Ла Басíлика.
  
   Кардинал улыбнулся.
  
   -После этого вы и еще один агент сопроводите вас до вашего нового пункта назначения: монастыря Альберградц в Альпах, где кардинал сможет в одиночестве обдумать свои действия. Я также буду время от времени заниматься альпинизмом.
  
   - Опасный вид спорта, сегúн он оíдо, - сказал Фаулер.
  
   -Конечно. Чревато несчастными случаями -corroboró Паола.
  
   Шоу молчал, и в тишине было почти видно, как он падает. Его голова была опущена, подбородок прижат к груди. Ни с кем не прощайтесь при выходе из ризницы в сопровождении Доменико.
  
   Генеральный инспектор становится на колени рядом с Фаулером. Паола держала его за голову, зажимая рану курткой.
  
   -Пермьíприручить.
  
   В сторонеó рука криминалиста. Ее импровизированная повязка на глазах уже промокла, и она заменила ееó своей мятой курткой.
  
   -Успокойтесь, скорая помощь уже в пути. ¿Скажите, пожалуйста, án cómo я получилó билет в é этот цирк?
  
   - Мы избегаем ваших шкафчиков, инспектор Сирин. Мы предпочитаем использовать слова Священного Писания.
  
   Тот невозмутимый мужчина слегка выгнул бровь. Паола поняла, что это был ее способ выразить удивление.
  
   -О, конечно. Старый Гонтас Ханëр, нераскаявшийся труженик. Я вижу, что ваши критерии допуска в Ватикан более чем слабые.
  
   - И их цены очень высоки, - сказал Фаулер, думая об ужасном интервью, которое ожидало его в следующем месяце.
  
   Сирин понимающе кивнул и прижал свою куртку к ране священника.
  
   - Думаю, это можно исправить.
  
   В этот момент прибыли две медсестры со складными носилками.
  
   В то время как санитары ухаживали за раненым, внутри алтаря, у двери, ведущей в ризницу, восемь прислужников и два священника с двумя кадилами ждали, выстроившись в два ряда, чтобы помочь раненому. кардиналы Шоу и Паулич. Часы показывали уже четыре минуты двенадцатого. Месса, должно быть, уже началась. У старшего из священников возникло искушение послать одного из прислужников посмотреть, что произойдет. Возможно, у облатских сестер, которым было поручено присматривать за ризницей, были проблемы с подбором подходящей одежды. Но протокол требовал, чтобы всеí оставались неподвижными в ожидании празднующих.
  
   В конце концов, только кардинал Шоу появился в дверях, ведущих в церковь. Прислужники сопроводили ее к алтарю Святого Иосифаé где она должнаíотслужить мессу. Верующие, которые были рядом с кардиналом во время церемонии, прокомментировали между собой, что кардинал, должно быть, очень любил Папу Войтылу: Шоу провел всю мессу в слезах.
  
  
   -Успокойся, ты в безопасности, - сказал один из санитаров. Мы немедленно отправимся в больницу, чтобы полностью вылечить его, но кровотечение остановлено.
  
   Носильщики подняли Фаулера, и в этот момент Паола внезапно поняла его. Отчуждение от родителей, отказ от наследства, страшная обида. Он жестом остановил носильщиков.
  
   - Теперь я понимаю. Личный ад, который они разделили. Вы были во Вьетнаме, чтобы убить своего отца, не так ли?
  
   Фаулер посмотрел на него с удивлением. Я был так удивлен, что забыл говорить по-итальянски, и я ответилó на английскомés.
  
   -¿ Извините?
  
   - Это был гнев и обида, которые привели его ко всему, - ответила Паола также шепотом по-английски, чтобы носильщики не услышали разговора. глубокая ненависть к своему отцу, отецíили отвержение своей матери. Отказ от получения наследства. Я хочу покончить со всем, что связано с семьей. И ее интервью с Виктором об аде. Этоá в досье, которое вы мне оставилиó. Он все время был у меня перед носом...
  
   -¿А дóнде хочет остановиться?
  
   - Теперь я понимаю, - сказала Паола, наклоняясь над носилками и дружески кладя руку на плечо священника, который от боли подавил стон. Я понимаю, что он согласился на работу в Институте Святого Матфея, и я понимаю, что помогаю ему стать тем, кем он является сегодня. Ваш отец оскорблял вас де ни, не так ли? И его мать все время это знала. То же самое и с Кароски. Вот почему Кароски уважал его. Потому что они оба были по разные стороны одного и того же мира. Ты выбрал стать мужчиной, а я выбрал стать монстром.
  
   Фаулер не ответил, но в этом и не было необходимости. Носильщики возобновили движение, но Фаулер нашел в себе силы взглянуть на нее и улыбнуться.
  
   -Куí желаю, .
  
  
   В машине скорой помощи Фаулер борется с бессознательным состоянием. Он на мгновение закрыл глаза, но знакомый голос вернул его к реальности.
  
   -Привет, Энтони.
  
   Fowler sonrió.
  
   -Привет, Фабио. ¿ Как насчет твоей руки?
  
   -Довольно облажался.
  
   - Тебе очень повезло на той крыше.
  
   Данте не ответил. Éл и Сирин сидели вместе на скамейке, примыкающей к кабине скорой помощи. Суперинтендант скорчил недовольную гримасу, несмотря на то, что его левая рука была в гипсе, а лицо покрыто ранами; другой держал свое всегдашнее покерное лицо.
  
   -¿Ну и что? вы собираетесь убить меня? ¿ Цианид в пакетике с сывороткой, вы позволите мне истечь кровью или будетеá убийцей, если выстрелите мне в затылок? Я бы предпочел, чтобы это было последним.
  
   Данте смеялся, не радуясь.
  
   - Не искушай меня. Может быть, альгúн дíа, но не в этот раз, Энтони. Это путешествие туда и обратно. Будет более подходящий случай.
  
   Сирин с невозмутимым лицом посмотрел священнику прямо в глаза.
  
   - Я хочу поблагодарить тебя. Ты был очень полезен.
  
   - Я сделал это не для тебя. И не из-за твоего флага.
  
   - Я знаю.
  
   - На самом деле, я верил, что ты был тем, кто был против этого.
  
   - Я тоже это знаю и не виню тебя.
  
   Все трое несколько минут молчали. Наконец Сирин заговорил снова.
  
   -¿Есть ли шанс, что ты вернешься к нам?
  
   -Нет, Камило. Он уже однажды меня разозлил. Этого больше не повторится.
  
   -В последний раз. За старые добрые времена.
  
   Fowler meditó unos segundos.
  
   - С одним условием. Ты знаешь, что это такое.
  
   Сирин кивнул.
  
   - Даю тебе слово. Никто не должен приближаться к ней.
  
   - И от другого тоже. В эспаñола.
  
   - Этого я не могу вам гарантировать. Мы не уверены, что у него нет копии диска.
  
   - Я говорил с ней. У него ее нет, и он не разговариваетá.
  
   -Все в порядке. Без диска вы ничего не сможете доказать.
  
   Наступила новая тишина, наúн мáы долгая, прерываемая прерывистым звуковым сигналом электрокардиограммы, которую священник приложил к груди. Фаулер постепенно расслаблялся. Среди туманов до него дошла ó250;последняя фраза Сирина.
  
   -¿Sabes, Anthony? На мгновение я поверил, что скажу ей правду. Вся правда.
  
   Фаулер не услышал своего собственного ответа, хотя и не сделал этого. Не все истины становятся свободными. Знай, что я даже не могу жить со своей правдой. Не говоря уже о том, чтобы взвалитьíэтот груз на кого-то другого.
  
  
  
   (Эль Глобо, стр. 8 Джина, 20 апреля 2005 г., 20 апреля 2003 г.)
  
  
   РАТЦИНГЕР НАЗНАЧЕН ПАПОЙ РИМСКИМ БЕЗ КАКИХ-ЛИБО ВОЗРАЖЕНИЙ
  
   АНДРЕА ОТЕРО.
  
   (Специальный посланник)
  
  
   РИМ. Церемония избрания преемника Иоанна Павла II завершилась вчера избранием бывшего префекта Конгрегации доктрины веры Йозефа Ратцингера. Несмотря на то, что он поклялся на Библии хранить в секрете информацию об избранности под страхом отлучения от церкви, первые утечки уже начали поступать в СМИ. Судя по всему, преосвященный алемáн был избран 105 голосами из 115 возможных, что намного больше, чем 77 необходимых. Ватиканцы уверяют, что огромное количество сторонников, которых добился Ратцингер, - это абсолютный факт, и, учитывая, что ключевая проблема была решена всего за два года, Ватиканист не сомневается, что Ратцингер не откажется от своей поддержки.íкак.
  
   Эксперты связывают это с отсутствием оппозиции кандидату, который в принципе был очень популярен в пятиборье. Источники, очень близкие к Ватикану, указали, что основные соперники Ратцингера, Портини, Робайра и Кардозу, на данный момент не набрали достаточного количества голосов. Тот же источник зашел так далеко, что прокомментировал, что видел этих кардиналов "немного отсутствующими" во время избрания Бенедикта XVI (...)
  
  
  
   ЕРí ЛОГОТИП
  
  
  
  
   Депеша Папы Бенедикта XVI
  
   Palazzo del Governatoratto
  
   Мойércoles, 20 апреля 2005 г., 11:23 утра.
  
  
  
   Человек в белом получил ееó на шестом месте. Через неделю, остановившись и спустившись этажом ниже, Паола, ожидавшая в аналогичном коридоре, нервничала, не подозревая, что в это время умер ее друг. Через неделю его страх перед тем, что он не знает, как себя вести, был забыт, а его друг отомщен. За эти семь лет произошло множество событий, и некоторые из самых важных событий произошли в душе Паолы.
  
   Криминалистка заметила, что на входной двери висели красные ленты с сургучными печатями, которые охраняли кабинет в период между смертью Иоанна Павла II и избранием его преемника. Верховный Понтí рис следовалó направлению его взгляда.
  
   - Я попросил оставить их на некоторое время в покое. Служиán, чтобы напомнить мне, что é эта должность временная, - сказал он усталым голосом, пока Паола целовала его кольцо.
  
   -Святость.
  
   - ИспеттораДиканти, добро пожаловать. Я позвонил ей, чтобы лично поблагодарить за ее смелое выступление.
  
   -Спасибо, Ваше Святейшество. Если бы я выполнил свой долг.
  
   - Нет, , вы полностью выполнили свой долг. Если выé останетесь, пожалуйста, - сказал он, указывая на несколько кресел в углу кабинета под красивым Тинторетто.
  
   - Я действительно надеялась найти здесь отца Фаулера, Ваше Святейшество, - сказала Паола, не в силах скрыть тоску в своем голосе. Я не видел его десять лет.
  
   Папа взял его за руку и ободряюще улыбнулся.
  
   - Отец Фаулер благополучно покоится в безопасном месте. У меня была возможность навестить его éтой ночью. Я попросилó попрощаться с вами, и вы передали мне сообщение: Пришло время нам обоим, вам и мне, избавиться от боли за тех, кто остался позади.
  
   Услышав эту фразу, Паола почувствовала внутреннюю дрожь и скорчила гримасу. Я провожу в этом кабинете полчаса, хотя то, о чем я говорил со Святым Отцом, останется между ними двумя.
  
   В полдень Паола вышла в свет на площади Святого Петра. Светило солнце, перевалило за полдень. Я достаю пачку табака Понтьеро и прикуриваю последнюю сигару. Поднимите лицо к небу, пуская дым.
  
   - Мы поймали его, Маурицио. Tenías razón. А теперь иди к вечному свету и дай мне покой. О, и подарите папе воспоминания.
  
  
   Мадрид, январь 2003 г. - Сантьяго-де-Компостела, август 2005 г.
  
  
  
   ОБ АВТОРЕ
  
  
  
   Хуан Гóмес-Хурадо(Мадрид, 1977 г.) - журналист. Он работал в редакциях Радио Испании, канала +, ABC, канала СЕР и канала Cope. Он получил различные литературные премии за свои рассказы и романы, самой важной из которых является VII Международная премия города Торревьеха за роман 2008 года заЭмблема предателя , опубликованный издательством Plaza Janés (уже продается в мягкой обложке), с помощью которого Хуан празднует, что в 2010 году его число достигло трех миллионов читателей по всему миру.
  
   Траектория после éмеждународного успеха его первого романа,Особенно от Бога (опубликовано в 42 паíсес а дíа сегодня) Хуан стал международным автором эспаñол мáс вместе с Хавьером Сьеррой и Карлосом Руисом Зафом и#243;н. Помимо того, что вы видите, что мечта вашей жизни исполнилась, вы должны полностью посвятить себя рассказыванию историй. Публикация вКонтракт с Богом это было его подтверждением (до сих пор опубликовано в сборнике из 35 страниц и подсчета голосов). Чтобы не откладывать в долгий ящик свои увлечения журналистикой, он продолжал писать репортажи и вести еженедельную информационную колонку в газете "Голос Галиции". Плод одного из таких репортажей во время поездки в Соединенные Штаты, возникший в результате;Резня в Технологическом институте Вирджинии , его до сих пор ú единственная научно-популярная книга, которая также была переведена на несколько языков и получила несколько наград.
  
   Как человек ...Хуан больше всего любит книги, фильмы и компанию своей семьи. Он аполлон (что é л объясняет тем, что его интересует политика, но он с подозрением относится к политикам), его любимый цвет - голубой - глаза его дочери - и он любит ее. его любимая еда - яичница с картошкой. Как хороший стрелец, он говорит без остановки. Джемáс выходит из дома без романа под мышкой.
  
  
   www.juangomezjurado.com
  
   В Твиттере: Арробаджуангомезжурадо
  
  
  
  
   This file was created
   with BookDesigner program
   bookdesigner@the-ebook.org
   01/01/2012
  
   Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
  
   Оставить отзыв о книге
  
   Все книги автора
  
   1 [1] Если ты будешь жив, Я отпущу тебе твои грехи во имя Отца, Сына и Святого Духа. Яéн.
  
  
   2 [2] Клянусь Святым Иисусом, да простит тебя Бог за все грехи, которые ты, возможно, совершил. Яéн.
  
  
   3 [3] É этот случай реален (хотя имена были изменены из уважения к ví статьям), и его последствия глубоко подрывают его позиции в борьбе за власть между масонами и Opus Dei в Ватикане.
  
  
   4 [4] Небольшой отряд итальянской полиции во внутренних районах Ватикана. В нем трое мужчин, присутствие которых является просто свидетельством, и они выполняют вспомогательную работу. Формально у них нет юрисдикции в Ватикане, поскольку это еще одна страна.
  
  
   5 [5] Перед смертью.
  
  
   6 [6] CSI: Crime Scene Investigation это сюжет захватывающего (хотя и нереального) североамериканского фантастического сериала, в котором анализы ДНК выполняются за считанные минуты.
  
  
   7 [7] Реальные цифры: в период с 1993 по 2003 год Институт Святого Матфея обслужилó 500 религиозных деятелей, из которых 44 были диагностированы с педофилией, 185 - с фебой, 142 - с компульсивным расстройством и 165 - с расстройствами психики. неинтегрированная сексуальность (трудности с интеграцией того же самого в собственную личность.)
  
  
   8 [8] На данный момент известен 191 серийный убийца мужского пола и 39 серийных убийц женского пола.
  
  
   9 [9] Семинария Святой Марии в Балтиморе была названа в начале 80-х гг. Розовый дворец за щедрость, с которой гомосексуальные связи были приняты среди семинаристов. Во-вторых, отец Джон Деспард "в мои дни в Сент-Мэри-подí в душе были двое парней, и все это знаютíа, ничего не происходило. Ночью в коридорах постоянно открывались и закрывались двери...".
  
  
   10 [10] Семинария обычно состоит из шести курсов, шестой из которых, или пастырский, представляет собой проповеднический в различных местах, где семинарист может оказать помощь, будь то приход, больница или школа. или об учреждении, основанном на христианской идеологии.
  
  
   11 [11] Директор Бой ссылается на Святую святых Турáбана Санта-де-Турíн. Христианская традиция утверждает, что это полотно, в которое был завернутó Иисус Христос и на которомó чудесным образом запечатлен Его образ. Многочисленные исследования не смогли найти убедительных доказательств ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Церковь официально не разъяснила свою позицию по поводу полотна Тура, а неофициально подчеркнула, что "это вопрос, который остается на усмотрение веры и интерпретации каждого христианина".
  
  
   12 [12] VICAP - это аббревиатура от Программы по поимке насильственных преступников, подразделения ФБР, занимающегося самыми крайними преступниками.
  
  
   13 [13] Некоторые транснациональные фармацевтические корпорации uticas передали свои излишки противозачаточных средств международным организациям, работающим в таких странах третьего мира, как Кения и Танзания. Во многих случаях мужчины, которых она видит импотентами, поскольку пациенты умирают в ее руках из-за недостатка хлорохинина, напротив, их аптечки переполнены противозачаточными средствами. Таким образом, компании сталкиваются с тысячами недобровольных тестировщиков своей продукции, не имея возможности подать в суд. А ésta práctica доктор Берр называет Альфа-программой.
  
  
   14 [14] Неизлечимое заболевание, при котором у пациента возникают сильные боли в мягких тканях. Это вызвано нарушениями сна или биологическими расстройствами, вызванными внешними агентами.
  
  
   15 [15] Доктор. Берр относится к людям, которым нечего терять, по возможности с жестоким прошлым. Буква Омега, последняя буква греческого алфавита, всегда ассоциировалась с такими существительными, как "смерть" или "конец".
  
  
   16 [16] АНБ (Агентство национальной безопасности) или Агентство национальной безопасности - это крупнейшая в мире разведывательная служба, намного превосходящая по численности печально известное ЦРУ (Центральное разведывательное управление). Управление по борьбе с наркотиками - это агентство по контролю над наркотиками в США. В связи с терактами 11 сентября в Башнях-близнецах американское общественное мнение настаивало на том, чтобы все спецслужбы координировались одной мыслящей головой. Администрация Буша столкнулась с этой проблемой, и первым директором национальной разведки с февраля 2005 года стал Джон Негропонте. В éэтом романе представлена литературная версия éсвятого Поляé мико и противоречивого реального персонажа.
  
  
   17 [17] Имя помощника президента Соединенных Штатов.
  
  
   18 [18] Святая Канцелярия, официальной номенклатурой которой является Конгрегация Доктрины веры, - это современное (и политически правильное) название Святой Инквизиции.
  
  
   19 [19] Робайра хакíсо ссылкой на цитату "Блаженны бедные, потому что ваше царство - Божье "(Луки VI, 6). Самало ответил ему словами: "Блаженны бедные особенно от риту ибо от них - Царство Небесное (Матфея V, 20).
  
  
   20 [20] Красные сандалии, а также тиара, кольцо и белая сутана - это три самых важных символа, которые символизируют победу в пон-сумо. На протяжении всей книги на них несколько раз ссылаются.
  
  
   21 [21] Stato Cittá del Vaticano.
  
  
   22 [22] Так итальянские полицейские называют рычаг, который служит для взлома замков и взлома дверей в подозрительных местах.
  
  
   23 [23] Во имя всего святого, да приведут вас ангелы, по прибытии вас встретят господа...
  
  
   24 [24] Fútbol italiano.
  
  
   25 [25] Режиссер Бой замечает, что Диканти перефразирует начало " Анны Карениной" Толстого: "Все счастливые семьи похожи друг на друга, а несчастные - по-своему".
  
  
   26 [26] Направление мысли, утверждающее, что Иисус Христос был символом человечества в классовой борьбе и освобождении от "угнетателей". Несмотря на то, что эта идея привлекательна как идея, поскольку она защищает интересы евреев, с восьмидесятых годов Церковь осуждает ее как марксистское толкование Священного Писания.
  
  
   27 [27] Отец Фаулер ссылается на поговорку "One-eyed Pete is the marshall of Blindville ", на испанском "Одноглазый Пит - шериф Вильясего". Для лучшего понимания используется испанскоеñол.
  
  
   28 [28] Диканти цитирует Дон Кихота в своих итальянских стихах. Оригинальная фраза, хорошо известная в Испании, звучит так: "С помощью церкви мы дали". Кстати, слово "попался" - популярное выражение.
  
  
   29 [29] Отец Фаулер просит, пожалуйста, разрешения увидеться с кардиналом Шоу, и монахиня отвечает ему, что его польский немного заржавел.
  
  
   30 [30] Солидарность - это название польского профсоюза, созданного в 1980 году лауреатом Нобелевской премии мира электриком Лехом Валенсой. Отношения между Валенсой и Иоанном Павлом II всегда были очень близкими, и есть свидетельства того, что деньги на создание организации солидарности частично поступали из Ватикана.
  
  
   31 [31] Уильям Блейк был английским поэтом-протестантом восемнадцатого века ".Брак рая и ада " это произведение, охватывающее разные жанры и разные категории, хотя мы можем назвать его насыщенным сатирическим стихотворением. Значительная часть его протяженности соответствует Притчи из ада афоризмы, якобы данные Блейку демоном.
  
  
   32 [32] Харизматичные - это смешная группа, обряды которой обычно довольно экстремальны: во время своих обрядов они поют и танцуют под звуки бубнов, делают сальто (и даже отважные мáы доходят до сальто), бросаются на землю и бросаются на людей. церковные скамьи или люди садятся на них, разговаривают на языках... Все это якобы пропитано священным ритуалом и огромной эйфорией. Кошачья церковь óлика никогда не смотрела на é эту группу благосклонно.
  
  
   33 [33] "Скоро святой". Этим криком многие потребовали немедленной канонизации Иоанна Павла II.
  
  
   34 [34] В соответствии с доктриной кошки, Святой Михаил - это глава небесного воинства, ангел, изгоняющий сатану из небесного царства. #225;ангел, изгоняющий сатану из небесного царства. небеса и защитник Церкви.
  
  
   35 [35] Проект ведьмы из Блэр это был предполагаемый документальный фильм о каких-то жителях, которые заблудились в лесу, чтобы сделать репортаж о фенóминус экстраñос в этом районе, и в итоге все они исчезли. Спустя некоторое время после того, как была найдена кассета, предположительно, тоже. На самом деле это был монтаж двух режиссеров jóvenes и hábiles, добившихся большого успеха при очень ограниченном бюджете.
  
  
   36 [36] Дорожный эффект.
  
  
   37 [37] Иоанна 8, 32.
  
  
   38 [38] Один из двух аэропортов Рима, расположенный в 32 км от города.
  
  
   39 [39] Отец Фаулер, несомненно, должен иметь в виду ракетный кризис. В 1962 году советский премьер-министр Хрущев отправил на Кубу несколько кораблей с ядерными боеголовками, которые после установки в Карибском море могли поражать цели в Соединенных Штатах. Кеннеди ввел блокаду острова и пообещал потопить грузовые суда, если они не вернутся в СССР. Находясь в полумиле от американских эсминцев, Хрущев приказалó вернуться на свои корабли. В течение пяти лет мир жил, затаив дыхание.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Juan Gomez-Jurado
  
  
   Эмблема предателя
  
  
  
   Пролог
  
  
  
   ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ ГИБРАЛТАРА
  
   12 марта 1940
  
   Когда волна швырнула его о планшир, чистый инстинкт заставил капитана Гонсалеса схватиться за дерево, содрав кожу по всей ладони. Десятилетия спустя - к тому времени он стал самым выдающимся книготорговцем в Виго - он содрогался, вспоминая ту ночь, самую страшную и необычную в его жизни. Когда он сидел в своем кресле старым, седовласым человеком, его рот вспоминал вкус крови, селитры и страха. Его уши запомнили бы грохот того, что они называли "опрокидывателем дураков", предательской волны, на подъем которой уходит меньше двадцати минут и которой моряки в проливах - и их вдовы - научились бояться; и его изумленные глаза снова увидели бы то, чего там попросту не могло быть.
  
   Когда он увидел это, капитан Гонсалес совершенно забыл, что двигатель уже работал с перебоями, что в его команде было не более семи человек, когда их должно было быть по меньшей мере одиннадцать, что среди них он был единственным, кого всего шесть месяцев назад не укачивало в душе. Он совсем забыл, что собирался пригвоздить их к палубе за то, что они не разбудили его, когда началась вся эта качка.
  
   Он крепко держался за иллюминатор, чтобы развернуться и втащить себя на мостик, ворвавшись на него под порывом дождя и ветра, который облил штурмана насквозь.
  
   "Отойди от моего штурвала, Рока!" - крикнул он, сильно толкнув штурмана. "Ты никому на свете не нужен".
  
   "Капитан, я... Вы сказали, чтобы мы не беспокоили вас, пока не собираемся идти ко дну, сэр". Его голос дрожал.
  
   Именно это сейчас и произойдет, подумал капитан, качая головой. Большая часть его команды состояла из жалких остатков войны, которая опустошила страну. Он не мог винить их за то, что они не почувствовали приближения большой волны, точно так же, как никто не мог винить его сейчас за то, что он сосредоточил свое внимание на том, чтобы развернуть лодку и вывести ее в безопасное место. Самым разумным было бы не обращать внимания на то, что он только что увидел, потому что альтернативой было самоубийство. То, на что решился бы только дурак.
  
   И я тот самый дурак, подумал Гонсалес.
  
   Штурман наблюдал за ним, широко открыв рот, пока он управлял, твердо удерживая лодку и рассекая волны. Канонерская лодка "Эсперанса" была построена в конце прошлого века, и дерево и сталь ее корпуса сильно скрипели.
  
   "Капитан!" - завопил штурман. "Что, черт возьми, ты делаешь? Мы перевернемся!"
  
   "Смотри по левому борту, Рока", - ответил капитан. Он тоже был напуган, хотя и не мог позволить проявиться ни малейшему следу этого страха.
  
   Штурман подчинился, думая, что капитан окончательно сошел с ума.
  
   Несколько секунд спустя капитан начал сомневаться в собственных суждениях.
  
   Не более чем в тридцати плавательных взмахах от нас маленький плот качался между двумя гребнями, его киль находился под опасным углом. Казалось, что он был на грани опрокидывания; на самом деле, это было чудо, что он еще не перевернулся. Сверкнула молния, и внезапно штурман понял, почему капитан поставил восемь жизней на такую неудачную комбинацию.
  
   "Сэр, там люди вон там!"
  
   "Я знаю, Рока. Скажи Кастильо и Паскуалю. Они должны оставить помпы, выйти на палубу с двумя веревками и держаться за эти планшири, как шлюха цепляется за свои деньги ".
  
   "Есть, есть, капитан".
  
   "Нет ... Подождите ..." - сказал капитан, хватая Року за руку, прежде чем тот успел покинуть мостик.
  
   Капитан на мгновение заколебался. Он не мог одновременно руководить спасением и управлять лодкой. Если бы нос можно было просто держать перпендикулярно волнам, они могли бы это сделать. Но если бы ее вовремя не сняли, один из его парней оказался бы на дне моря.
  
   К черту все это.
  
   "Оставь это, Рока, я сделаю это сам. Ты берешься за руль и держишь его ровно, вот так ".
  
   "Мы не сможем долго продержаться, капитан".
  
   "Как только мы вытащим этих бедолаг оттуда, направляйтесь прямо в первую волну, которую увидите; но за мгновение до того, как мы достигнем высшей точки, поверните штурвал на правый борт так сильно, как только сможете. И молитесь!"
  
   Кастильо и Паскуаль появились на палубе, их челюсти были сжаты, а тела напряжены, выражение их лиц пыталось скрыть два тела, наполненных страхом. Капитан встал между ними, готовый руководить опасным танцем.
  
   "По моему сигналу отбросьте оплошности. Сейчас!"
  
   Стальные зубы впились в край плота; тросы натянулись.
  
   "Тяни!"
  
   Когда они подтащили плот ближе, капитану показалось, что он слышит крики, видит размахивающие руки.
  
   "Держи ее крепче, но не подходи слишком близко!" Он наклонился и поднял багор в два раза выше себя. "Если они ударят по нам, это уничтожит их!"
  
   И, вполне возможно, это пробьет брешь и в нашей лодке, подумал капитан. Под скользкой палубой он чувствовал, как корпус скрипит все сильнее и сильнее, когда их подбрасывало каждой новой волной.
  
   Он маневрировал багром и сумел зацепиться за один конец плота. Шест был длинным и помогал ему удерживать небольшое судно на фиксированном расстоянии. Он отдал приказ привязать канаты к бичам и сбросить веревочную лестницу, в то время как он изо всех сил цеплялся за багор, который дергался в его руках, угрожая раскроить ему череп.
  
   Еще одна вспышка молнии осветила внутреннюю часть корабля, и капитан Гонсалес теперь мог видеть, что на борту было четыре человека. Он также смог наконец понять, как им удалось удержаться на плавающей тарелке для супа, когда она прыгала между волнами.
  
   Проклятые сумасшедшие - они привязали себя к лодке.
  
   Фигура в темном плаще перегнулась через других пассажиров, размахивая ножом и лихорадочно перерезая веревки, которыми они были привязаны к плоту, перерезала веревки, тянущиеся от его собственных запястий.
  
   "Продолжай! Поднимайтесь, пока эта штука не утонула!"
  
   Фигуры приблизились к борту лодки, их вытянутые руки тянулись к трапу. Человек с ножом сумел схватить его и призвал остальных идти впереди него. Команда Гонсалеса помогла им подняться. Наконец, не осталось никого, кроме человека с ножом. Он взялся за лестницу, но когда он оперся о борт лодки, чтобы подтянуться, багор внезапно соскользнул. Капитан попытался зацепить его снова, но затем волна, которая была выше остальных, подняла киль плота, швырнув его о борт "Эсперансы".
  
   Раздался хруст, затем крик.
  
   В ужасе капитан отпустил багор. Борт плота ударил мужчину по ноге, и он повис на лестнице одной рукой, прижавшись спиной к корпусу. Плот удалялся, но это был всего лишь вопрос нескольких секунд, прежде чем волны швырнут его обратно к "Эсперансе".
  
   "Шеренги!" - крикнул капитан своим людям. "Ради бога, перережьте их!"
  
   Матрос, стоявший ближе всех к планширу, нащупал у себя на поясе нож, а затем начал перерезать канаты. Другой попытался отвести спасенных людей к люку, ведущему в трюм, прежде чем волна ударила их лоб в лоб и унесла в море.
  
   С замиранием сердца капитан поискал под планширем топор, который, как он знал, ржавел там много лет.
  
   "Прочь с дороги, Паскуаль!"
  
   От стали летели голубые искры, но удары топора были едва слышны за нарастающим шумом бури. Поначалу ничего не происходило.
  
   Затем произошел сбой.
  
   Палуба затряслась, когда плот, освобожденный от причалов, поднялся вверх и раскололся о нос "Эсперансы". Капитан перегнулся через планшир, уверенный, что все, что он увидит, это танцующий конец лестницы. Но он ошибался.
  
   Потерпевший кораблекрушение человек все еще был там, его левая рука размахивала, пытаясь снова ухватиться за перекладины лестницы. Капитан наклонился к нему, но отчаявшийся человек все еще был более чем в двух метрах от него.
  
   Оставалось сделать только одно.
  
   Он перекинул одну ногу через борт и схватился за лестницу поврежденной рукой, одновременно молясь и проклиная того Бога, который был так решительно настроен утопить их. На мгновение он чуть не упал, но матрос Паскуаль вовремя подхватил его. Он спустился на три ступеньки, ровно настолько, чтобы иметь возможность дотянуться до рук Паскуаля, если тот ослабит хватку. Он не осмелился идти дальше.
  
   "Возьми меня за руку!"
  
   Мужчина попытался развернуться, чтобы дотянуться до Гонсалеса, но у него это не получилось. Один из пальцев, которым он цеплялся за лестницу, соскользнул.
  
   Капитан напрочь забыл о своих молитвах и сосредоточился на своих проклятиях, хотя и тихо. В конце концов, он был не настолько расстроен, чтобы еще больше насмехаться над Богом в такой момент. Однако он был достаточно безумен, чтобы сделать еще один шаг вниз и схватить беднягу за переднюю часть его плаща.
  
   На секунду, показавшуюся вечной, все, что удерживало этих двух мужчин на качающейся веревочной лестнице, были девять пальцев, поношенная подошва ботинка и огромная сила воли.
  
   Затем потерпевшему кораблекрушение удалось развернуться достаточно, чтобы вцепиться в капитана. Он зацепился ногами за перекладины, и двое мужчин начали свое восхождение.
  
   Шесть минут спустя, склонившись над собственной рвотой в трюме, капитан едва мог поверить в их удачу. Он изо всех сил пытался успокоиться. Он все еще не был до конца уверен, как бесполезной "Роке" удалось пережить шторм, но волны уже не так настойчиво бились о корпус, и казалось очевидным, что на этот раз "Эсперанса" справится.
  
   Моряки уставились на него, полукруг лиц, полных изнеможения и напряжения. Один из них протянул полотенце. Гонсалес отмахнулся от нее.
  
   "Уберите этот беспорядок", - сказал он, выпрямляясь, указывая на пол.
  
   Мокрые потерпевшие кораблекрушение забились в самый темный угол трюма. Было едва возможно разглядеть их лица в дрожащем свете единственной лампы в каюте.
  
   Гонсалес сделал три шага к ним.
  
   Один из них вышел вперед и протянул руку.
  
   "Danke schon."
  
   Как и его товарищи, он был с головы до ног закутан в черный плащ с капюшоном. Только одна вещь отличала его от других: пояс вокруг талии. На поясе сверкал нож с красной рукоятью, которым он перерезал веревки, которыми его друзья были привязаны к плоту.
  
   Капитан не смог сдержаться.
  
   "Проклятый сукин сын! Мы все могли быть мертвы!"
  
   Гонсалес отвел руку назад и ударил мужчину по голове, сбив его с ног. Его капюшон откинулся, обнажив копну светлых волос и лицо с угловатыми чертами. Один холодный голубой глаз. Там, где должен был быть другой, был только участок морщинистой кожи.
  
   Потерпевший кораблекрушение человек встал и вернул на место пластырь, который, должно быть, сместился от удара над глазницей. Затем он положил руку на свой нож. Двое матросов шагнули вперед, опасаясь, что он тут же разорвет капитана на части, но он просто осторожно вытащил его и бросил на пол. Он снова протянул руку.
  
   "Danke schon."
  
   Капитан невольно улыбнулся. У этого проклятого фрица были стальные яйца. Покачав головой, Гонсалес протянул руку.
  
   "Откуда, черт возьми, ты взялся?"
  
   Другой мужчина пожал плечами. Было ясно, что он не понимает ни слова по-испански. Гонсалес медленно изучал его. Немцу, должно быть, было тридцать пять-сорок лет, и под его черным плащом он носил темную одежду и тяжелые ботинки.
  
   Капитан сделал шаг к товарищам этого человека, желая узнать, ради кого он поставил на кон свою лодку и команду, но другой человек вытянул руки и отошел в сторону, преграждая ему путь. Он твердо стоял на ногах, или, по крайней мере, пытался, так как ему было трудно оставаться на ногах, и выражение его лица было умоляющим.
  
   Он не хочет оспаривать мою власть перед моими людьми, но он не готов позволить мне подобраться слишком близко к его таинственным друзьям. Тогда очень хорошо: будь по-твоему, будь ты проклят. С тобой разберутся в штабе, подумал Гонсалес.
  
   "Паскуаль".
  
   "Сэр?"
  
   "Скажи штурману, чтобы он держал курс на Кадис".
  
   "Есть, есть, капитан", - сказал матрос, исчезая в люке. Капитан собирался последовать за ним, направляясь обратно в свою каюту, когда голос немца остановил его.
  
   "Nein. Bitte. Nicht Cadiz."
  
   Лицо немца полностью изменилось, когда он услышал название города.
  
   Чего ты так боишься, Фриц?
  
   "Komm. Komm. Битте, " сказал немец, жестом показывая, что ему следует подойти. Капитан наклонился, и другой мужчина начал умолять его на ухо. "Nicht Cadiz. Португалия. Bitte, Kapitan."
  
   Гонсалес отодвинулся от немца, рассматривая его больше минуты. Он был уверен, что больше ничего не сможет вытянуть из этого человека, поскольку его собственное понимание немецкого ограничивалось "Да", "Нет", "Пожалуйста" и "Спасибо". Снова он столкнулся с дилеммой, где самым простым решением было то, которое нравилось ему меньше всего. Он решил, что уже сделал достаточно, спасая их жизни.
  
   Что ты скрываешь, Фриц? Кто твои друзья? Что делают четверо граждан самой могущественной нации в мире, с самой большой армией, пересекая пролив на маленьком старом плоту? Ты надеялся добраться до Гибралтара на этой штуке? Нет, я так не думаю. Гибралтар полон англичан, ваших врагов. И почему бы не приехать в Испанию? Судя по тону нашего славного Генералисимо, мы все скоро пересечем Пиренеи, чтобы помочь вам убивать лягушек, скорее всего, бросая в них камни. Если мы действительно дружны с вашим фюрером, как воры... Если, конечно, ты сам не в восторге от него.
  
   Черт возьми.
  
   "Следите за этими людьми", - сказал он, поворачиваясь к команде. "Отеро, дай им несколько одеял и накрой их чем-нибудь горячим".
  
   Капитан вернулся на мостик, где Рока прокладывал курс на Кадис, избегая шторма, который теперь дул в Средиземное море.
  
   "Капитан", - сказал штурман, вставая по стойке "смирно", - "Могу я просто сказать, насколько я восхищен тем, что ..."
  
   "Да, да, Рока. Большое вам спасибо. Есть ли здесь кофе?"
  
   Рока налил ему чашку, и капитан сел, чтобы насладиться напитком. Он снял свою непромокаемую накидку и свитер, который был на нем под ней, который насквозь промок. К счастью, в салоне было не холодно.
  
   "Произошли изменения в плане, Рока. Один из Бошей, которых мы спасли, дал мне наводку. Кажется, в устье Гвадианы орудует банда контрабандистов. Вместо этого мы отправимся в Аямонте, посмотрим, сможем ли мы держаться от них подальше ".
  
   "Как скажете, капитан", - сказал штурман, немного расстроенный необходимостью прокладывать новый курс. Гонсалес пристально посмотрел на затылок молодого человека, слегка обеспокоенный. Были определенные люди, с которыми нельзя было говорить по определенным вопросам, и он задавался вопросом, может ли Рока быть информатором. То, что предлагал капитан, было незаконным. Этого было бы достаточно, чтобы отправить его в тюрьму, или еще хуже. Но он не смог бы сделать это без своего заместителя в команде.
  
   Между глотками кофе он решил, что может доверять Роке. Его отец убил националес после падения Барселоны пару лет назад.
  
   "Ты когда-нибудь был в Айямонте, Рока?"
  
   "Нет, сэр", - ответил молодой человек, не оборачиваясь.
  
   "Это очаровательное место, в трех милях вверх по Гвадиане. Вино хорошее, и в апреле оно пахнет цветами апельсина. А на другом берегу реки начинается Португалия".
  
   Он сделал еще глоток.
  
   "В двух шагах, как говорится".
  
   Рока удивленно обернулся. Капитан устало улыбнулся ему.
  
   Пятнадцать часов спустя палуба "Эсперансы" опустела. Из столовой, где матросы наслаждались ранним ужином, донесся смех. Капитан пообещал, что после того, как они поест, они бросят якорь в порту Айямонте, и многие из них уже чувствовали под ногами опилки таверн. Предположительно, капитан сам присматривал за мостиком, в то время как Рока охранял четырех потерпевших кораблекрушение пассажиров.
  
   "Вы уверены, что это необходимо, сэр?" - неуверенно спросил штурман.
  
   "Это будет просто крошечный синяк. Не будь таким трусливым, чувак. Это должно выглядеть так, как будто потерпевшие кораблекрушение напали на вас, чтобы сбежать. Полежи немного на полу."
  
   Раздался сухой стук, а затем в люке появилась голова, за которой быстро последовали потерпевшие кораблекрушение. Начинала опускаться ночь.
  
   Капитан и немец спустили спасательную шлюпку на воду по левому борту, с самой дальней от столовой стороны. Его товарищи забрались внутрь и стали ждать своего одноглазого лидера, который снова накрыл голову капюшоном.
  
   "Двести метров по прямой", - сказал ему капитан, указывая в сторону Португалии. "Оставьте спасательную шлюпку на пляже: она мне понадобится. Я верну ее позже ".
  
   Немец пожал плечами.
  
   "Послушай, я знаю, что ты не понимаешь ни слова. Вот... " сказал Гонсалес, возвращая ему нож. Мужчина одной рукой засунул ее за пояс, в то время как другой шарил под плащом. Он достал небольшой предмет и вложил его в руку капитана.
  
   "Веррат", - сказал он, прикоснувшись указательным пальцем к своей груди. "Реттунг", - сказал он затем, касаясь груди испанца.
  
   Гонсалес внимательно изучил подарок. Это было что-то вроде медали, очень тяжелой. Он поднес ее поближе к лампе, висевшей в каюте; предмет излучал безошибочное свечение.
  
   Она была сделана из чистого золота.
  
   "Послушай, я не могу принять..."
  
   Но он разговаривал сам с собой. Лодка уже удалялась, и никто из ее пассажиров не оглянулся.
  
   До конца своих дней Мануэль Гонсалес Перейра, бывший капитан испанского военно-морского флота, посвящал каждую минуту, которую мог выкроить вне своего книжного магазина, изучению этой золотой эмблемы. Это был двуглавый орел, установленный на железном кресте. Орел держал меч, над его головой была цифра 32, а на груди - огромный бриллиант, инкрустированный.
  
   Он обнаружил, что это был масонский символ высшего ранга, но каждый эксперт, с которым он разговаривал, сказал ему, что это, должно быть, подделка, тем более что он был сделан из золота. Немецкие масоны никогда не использовали благородные металлы для эмблем своих Великих Мастеров. Размер бриллианта - насколько ювелир смог установить, не разбирая изделие на части, - позволил датировать камень приблизительно началом века.
  
   Часто, засиживаясь допоздна, книготорговец вспоминал свой разговор с "Одноглазым таинственным человеком", как любил называть его его маленький сын Хуан Карлос.
  
   Мальчику никогда не надоедало слушать эту историю, и он придумывал надуманные теории о личности потерпевших кораблекрушение. Но больше всего его взволновали эти прощальные слова. Он расшифровал их с помощью немецкого словаря и медленно повторил, как будто таким образом мог лучше понять.
  
   "Веррат -предательство. Rettung-salvation."
  
   Книготорговец умер, так и не разгадав тайну, скрытую в его эмблеме. Его сын Хуан Карлос унаследовал произведение и, в свою очередь, стал книготорговцем. Однажды сентябрьским днем 2002 года неизвестный пожилой писатель зашел в книжный магазин, чтобы выступить с докладом о своей новой работе о масонстве. Никто не пришел, поэтому Хуан Карлос решил, чтобы убить время и уменьшить очевидный дискомфорт своего гостя, показать ему фотографию эмблемы. При виде этого лицо писателя изменилось.
  
   "Откуда у тебя это фото?"
  
   "Это старая медаль, которая принадлежала моему отцу".
  
   "Она все еще у тебя?"
  
   "Да. Из-за треугольника, содержащего число 32, мы решили, что это ...
  
   "Масонский символ. Очевидно, подделка, из-за формы креста и бриллианта. Вы оценили ее?"
  
   "Да. Материалы стоят около 3000 евро. Я не знаю, имеет ли она какую-либо дополнительную историческую ценность ".
  
   Автор несколько секунд смотрел на статью, прежде чем ответить. Его нижняя губа задрожала.
  
   "Нет. Определенно нет. Возможно, из любопытства ... но я сомневаюсь в этом. И все же я хотел бы ее купить. Ты знаешь... для моего исследования. Я дам тебе за нее 4000 евро ".
  
   Хуан Карлос вежливо отказался от предложения, и писатель ушел, оскорбленный. Он начал приходить в книжный магазин ежедневно, хотя и не жил в городе. Он делал вид, что роется в книгах, хотя на самом деле большую часть времени наблюдал за Хуаном Карлосом поверх очков в толстой пластиковой оправе. Книготорговец начал чувствовать себя затравленным. Однажды зимней ночью, по дороге домой, ему показалось, что он услышал шаги позади себя. Хуан Карлос спрятался в дверном проеме и ждал. Мгновение спустя появился писатель, неуловимая тень, дрожащая в поношенном плаще. Хуан Карлос появился из дверного проема и загнал мужчину в угол, прижимая его к стене.
  
   "Это должно прекратиться, ты понимаешь?"
  
   Старик заплакал и, что-то бормоча, упал на землю, обхватив руками колени.
  
   "Ты не понимаешь, я должен получить это..."
  
   Хуан Карлос смягчился. Он проводил старика в бар и поставил перед ним стакан бренди.
  
   "Верно. А теперь скажи мне правду. Это очень ценно, не так ли?"
  
   Писатель не торопился с ответом, изучая книготорговца, который был на тридцать лет моложе его и на шесть дюймов выше. Наконец он сдался.
  
   "Ее ценность неисчислима. Хотя это не причина, по которой я этого хочу ", - сказал он с пренебрежительным жестом.
  
   "Тогда почему?"
  
   "Ради славы. Слава открытия. Она легла бы в основу моей следующей книги ".
  
   "На фигурке?"
  
   "На ее владельце. Мне удалось восстановить его жизнь после многих лет исследований, копаясь во фрагментах дневников, газетных архивах, частных библиотеках... канализация истории. Всего лишь десять очень необщительных людей в мире знают его историю. Все они великие мастера, и я единственный, у кого есть все части. Хотя никто бы мне не поверил, если бы я им сказал."
  
   "Испытай меня".
  
   "Только если ты пообещаешь мне одну вещь. Что ты позволишь мне увидеть это. Прикоснись к ней. Только один раз."
  
   Хуан Карлос вздохнул.
  
   "Хорошо. При условии, что у тебя есть хорошая история, которую ты можешь рассказать ".
  
   Старик склонился над столом и начал шепотом рассказывать историю, которая до этого момента передавалась из уст в уста людьми, поклявшимися никогда ее не повторять. История о лжи, о невозможной любви, о забытом герое, об убийстве тысяч невинных людей руками одного человека. История эмблемы предателя...
  
  
   НЕЧЕСТИВЫЙ
  
   1919-21
  
  
   Где понимание никогда не выходит за пределы самого себя
  
   Символ профана - это протянутая рука, открытая, одинокая, но способная ухватиться за знание.
  
  
  
  
   1
  
  
   На ступеньках особняка Шредеров была кровь.
  
   Увидев это, Пол Райнер содрогнулся. Конечно, это был не первый раз, когда он видел кровь. В период с начала апреля по май 1919 года жители Мюнхена за тридцать дней испытали на себе весь тот ужас, которого им удалось избежать за четыре года войны. В неопределенные месяцы между концом империи и провозглашением Веймарской республики бесчисленные группы пытались навязать свои программы. Коммунисты захватили город и провозгласили Баварию советской республикой. Грабежи и убийства стали широко распространены по мере того, как Freikorps сокращали разрыв между Берлином и Мюнхеном. Повстанцы, зная, что их дни сочтены, пытались избавиться от как можно большего числа политических врагов. В основном гражданские лица, казненные глубокой ночью.
  
   Это означало, что Пол уже видел следы крови, но никогда у входа в дом, где он жил. И хотя их было немного, они доносились из-под большой дубовой двери.
  
   Если повезет, Юрген упадет лицом вниз и выбьет себе все зубы, подумал Пол. Может быть, таким образом он даст мне несколько дней покоя. Он печально покачал головой. У него не было такой удачи.
  
   Ему было всего пятнадцать, но горькая тень уже легла на его сердце, подобно облакам, закрывающим вялое солнце середины мая. Полчаса назад Пол бездельничал в кустах английского сада, радуясь возвращению в школу после революции, хотя и не столько из-за уроков. Пол всегда был впереди своих одноклассников, а также профессора Вирта, который ему ужасно надоедал. Пол читал все, что попадалось ему под руку, глотая это, как пьяница в день зарплаты. Он только притворялся внимательным на уроках, но всегда оказывался лучшим в классе.
  
   У Пола не было друзей, как бы он ни старался общаться со своими одноклассниками. Но, несмотря ни на что, ему действительно нравилась школа, потому что часы уроков были часами, проведенными вдали от Юргена, который посещал академию, где полы не были покрыты линолеумом, а края парт не были выщерблены.
  
   По дороге домой Пол всегда сворачивал в Сад, самый большой парк в Европе. В тот день она казалась почти пустынной, даже из-за вездесущих охранников в красных куртках, которые делали ему выговор всякий раз, когда он сбивался с пути. Пол максимально воспользовался этой возможностью и снял свои поношенные ботинки. Ему нравилось ходить босиком по траве, и он рассеянно наклонился, когда шел, подобрав несколько из тысяч желтых брошюр, которые самолеты Freikorps сбросили над Мюнхеном на прошлой неделе, требуя безоговорочной капитуляции коммунистов. Он выбросил их в мусорное ведро. Он бы с радостью остался, чтобы привести в порядок весь парк, но был четверг, и ему нужно было натереть пол на четвертом этаже особняка, задача, которая займет его до обеда.
  
   Если бы только его там не было... подумал Пол. В прошлый раз он запер меня в чулане для метел и вылил ведро грязной воды на мрамор. Хорошо, что мама услышала мои крики и открыла шкаф до того, как Брунгильда узнала.
  
   Пол хотел вспомнить время, когда его двоюродный брат не вел себя подобным образом. Много лет назад, когда они оба были совсем маленькими и Эдуард брал их за руки и водил в сад, Юрген улыбался ему. Это было мимолетное воспоминание, почти единственное приятное воспоминание о его кузене, которое осталось. Затем началась Великая война с ее оркестрами и парадами. И Эдуард зашагал прочь, махая рукой и улыбаясь, когда грузовик, который увозил его, набирал скорость, а Пол бежал рядом с ним, желая маршировать вместе со своим старшим кузеном, желая, чтобы он сидел рядом с ним в этой впечатляющей форме.
  
   Для Пола война состояла из новостей, которые он читал каждое утро, вывешенных на стене полицейского участка по дороге в школу. Часто ему приходилось продираться сквозь заросли ног - что для него никогда не составляло труда, поскольку он был худым, как щепка. Там он с восторгом читал о достижениях армии кайзера, которая ежедневно брала тысячи пленных, занимала города и расширяла границы Империи. Затем в классе он рисовал карту Европы и развлекал себя, представляя, где произойдет следующее великое сражение, и задаваясь вопросом, будет ли там Эдуард. Внезапно, и совершенно без предупреждения, "победы" начали происходить все ближе к дому, и военные депеши почти всегда объявляли о "возвращении к положению безопасности, которое изначально предусматривалось". Пока однажды огромный плакат не объявил, что Германия проиграла войну. Под ней был список цены, которую придется заплатить, и это был действительно очень длинный список.
  
   Читая этот список и плакат, Пол чувствовал себя так, как будто его обманули, надули. Внезапно не осталось подушки фантазии, чтобы смягчить боль от растущего числа побоев, которые он получал от Юргена. Славная война не стала бы ждать, пока Пол вырастет и присоединится к Эдуарду на фронте.
  
   И, конечно, в этом не было ничего славного вообще.
  
   Пол постоял там некоторое время, глядя на кровь у входа. Мысленно он отвергал возможность того, что революция началась снова. Отряды Freikorps патрулировали весь Мюнхен. Однако эта лужа казалась свежей, небольшая аномалия на большом камне, ступени которого были достаточно большими, чтобы вместить двух лежащих впритык мужчин.
  
   Мне лучше поторопиться. Если я снова опоздаю, тетя Брунгильда убьет меня.
  
   Он еще немного поразмыслил между страхом перед неизвестностью и страхом перед своей тетей, и последний одержал верх. Он достал из кармана маленький ключ от служебного входа и вошел в особняк. Внутри все казалось достаточно тихим. Он приближался к лестнице, когда услышал голоса из основных жилых помещений дома.
  
   "Он поскользнулся, когда мы поднимались по ступенькам, мадам. Нелегко удержать его, и мы все очень слабы. Прошли месяцы, а его раны продолжают открываться ".
  
   "Некомпетентные дураки. Неудивительно, что мы проиграли войну ".
  
   Пол прокрался через главный вестибюль, стараясь производить как можно меньше шума. Длинное кровавое пятно, которое тянулось под дверью, сузилось в серию потеков, которые вели к самой большой комнате в особняке. Внутри его тетя Брунгильда и двое солдат склонились над диваном. Она продолжала потирать руки, пока не поняла, что делает, а затем спрятала их в складках своего платья. Несмотря на то, что он был скрыт за дверью, Пол не мог не задрожать от страха, когда увидел свою тетю в таком состоянии. Ее глаза были похожи на две тонкие серые полоски, рот искривился в вопросительный знак, а ее властный голос дрожал от ярости.
  
   "Посмотри на состояние обивки. Marlis!"
  
   "Баронесса", - сказал слуга, приближаясь.
  
   "Иди и принеси одеяло, быстро. Позови садовника. Его одежду придется сжечь, она вся в вшах. И кто-нибудь, скажите барону."
  
   "А мастер Юрген, госпожа баронесса?"
  
   "Нет! Особенно не он, ты понимаешь? Он вернулся из школы?"
  
   "Сегодня у него фехтование, госпожа баронесса".
  
   "Он будет здесь с минуты на минуту. Я хочу, чтобы с этой катастрофой разобрались до его возвращения", - приказала Брунгильда. "Вперед!"
  
   Служанка промчалась мимо Пола, взмахнув юбками, но он все еще не двинулся с места, потому что заметил лицо Эдуарда за ногами солдат. Его сердце забилось быстрее. Так вот кого солдаты внесли и уложили на диван?
  
   Боже милостивый, это была его кровь.
  
   "Кто несет за это ответственность?"
  
   "Минометный снаряд, мадам".
  
   "Это я уже знаю. Я спрашиваю, почему вы привели ко мне моего сына только сейчас, и в таком состоянии. Прошло семь месяцев с тех пор, как закончилась война, и ни слова новостей. Ты знаешь, кто его отец?"
  
   "Да, он барон. А вот Людвиг - каменщик, а я помощник бакалейщика. Но у шрапнели нет уважения к титулам, мадам. И дорога из Турции была длинной. Тебе повезло, что он вообще вернулся; мой брат не вернется ".
  
   Лицо Брунгильды стало мертвенно-бледным.
  
   "Убирайся!" - прошипела она.
  
   "Это мило, мадам. Мы возвращаем вам вашего сына, а вы вышвыриваете нас на улицу даже без стакана пива ".
  
   Возможно, на лице Брунгильды промелькнуло раскаяние, но оно было омрачено яростью. Потеряв дар речи, она подняла дрожащий палец и указала на дверь.
  
   "Кусок дерьма аристо", - сказал один из солдат, сплевывая на ковер.
  
   Они неохотно повернулись, чтобы уйти, опустив головы. Их запавшие глаза наполнились усталостью и отвращением, но не удивлением. "Сейчас нет ничего, - подумал Пол, - что могло бы шокировать этих людей". И когда двое мужчин в просторных серых пальто отошли в сторону, Пол, наконец, понял, что происходит.
  
   Эдуард, первенец барона фон Шредера, лежал без сознания на диване под странным углом. Его левая рука покоилась на каких-то подушках. Там, где должна была быть его правая рука, была только плохо зашитая складка на его куртке. Там, где у него должны были быть ноги, были два обрубка, покрытых грязными бинтами, из одного из которых сочилась кровь. Хирург разрезал их не в одном и том же месте: левая была разорвана выше колена, правая чуть ниже.
  
   Асимметричное увечье, подумал Пол, вспоминая утренний урок истории искусств и своего учителя, обсуждающего Венеру Милосскую. Он понял, что плачет.
  
   Услышав рыдания, Брунгильда подняла голову и бросилась к Полу. Презрительный взгляд, который она обычно приберегала для него, сменился выражением ненависти и стыда. На мгновение Полу показалось, что она собирается ударить его, и он отскочил, падая навзничь и закрывая лицо руками. Раздался ужасный грохот.
  
   Двери в зал были захлопнуты.
  
  
   2
  
  
   Эдуард фон Шредер был не единственным ребенком, вернувшимся домой в тот день, через неделю после того, как правительство объявило город Мюнхен безопасным и начало хоронить более тысячи двухсот погибших коммунистов.
  
   Но в отличие от эмблемы Эдуарда фон Шредера, это возвращение домой было подготовлено в мельчайших деталях. Для Элис и Манфреда Танненбаум обратный путь начался на "Македонии", из Нью-Джерси в Гамбург. Это продолжалось в роскошном купе первого класса поезда до Берлина, где они нашли телеграмму от своего отца, приказывающую им поселиться на Эспланаде до получения дальнейших инструкций. Для Манфреда это было самое счастливое совпадение за десять лет его жизни, потому что Чарли Чаплин случайно остановился в комнате по соседству. Актер подарил мальчику одну из своих знаменитых бамбуковых тростей и даже проводил его и его сестру до такси в тот день, когда они наконец получили телеграмму, в которой говорилось, что теперь можно безопасно проделать последний этап своего путешествия.
  
   Итак, 13 мая 1919 года, более чем через пять лет после того, как их отец отправил их в Соединенные Штаты, спасаясь от надвигающейся войны, дети самого крупного еврейского промышленника Германии ступили на платформу 3 станции Hauptbahnhof.
  
   Даже тогда Элис знала, что все хорошо не закончится.
  
   "Поторопись с этим, ладно, Дорис? О, просто оставь это, я отнесу сама, " сказала она, выхватывая шляпную коробку из рук слуги, которого ее отец послал встретить их, и ставя ее на тележку. Это она реквизировала у одного из молодых помощников на станции, которые жужжали вокруг нее, как мухи, пытаясь взять на себя ответственность за багаж. Элис прогнала их всех прочь. Она не могла выносить, когда люди пытались контролировать ее или, что еще хуже, обращались с ней так, как будто она была неспособна.
  
   "Я буду соревноваться с тобой, Элис!" - сказал Манфред, переходя на бег. Мальчик не разделял беспокойства своей сестры и беспокоился только о том, как бы не потерять свою драгоценную трость.
  
   "Просто подожди, ты, маленький наглец!" - крикнула Элис, ставя тележку перед собой. "Не отставай, Дорис".
  
   "Мисс, ваш отец не одобрил бы, если бы вы сами несли свой багаж. Пожалуйста... " - умолял слуга, безуспешно пытаясь не отставать от девушки, глядя при этом на молодых людей, которые озорно подталкивали друг друга локтями и указывали на Элис.
  
   Это была именно та проблема, которая была у Элис с ее отцом: он запрограммировал каждый аспект ее жизни. Хотя Джозеф Танненбаум был человеком из плоти и костей, мать Элис всегда утверждала, что у него были шестеренки и пружины вместо органов.
  
   "Ты могла бы заводить часы по своему отцу, моя дорогая", - шептала она на ухо дочери, и они вдвоем тихо смеялись, потому что мистер Танненбаум не любил шуток.
  
   Затем, в декабре 1913 года, грипп забрал ее мать. Элис не могла оправиться от шока и печали, пока четыре месяца спустя они с братом не были на пути в Колумбус, штат Огайо. Они поселились у Бушей, епископальной семьи из высшего среднего класса. Патриарх, Сэмюэль, был генеральным директором Buckeye Steel Castings, предприятия, с которым у Джозефа Танненбаума было много выгодных контрактов. В 1914 году Сэмюэл Буш стал правительственным чиновником, отвечающим за оружие и боеприпасы, и продукция, которую он приобрел у отца Элис, начала приобретать другую форму. Если быть точным, они приняли форму миллионов пуль, которые пролетели через Атлантику. Они отправились на запад в ящиках, когда Соединенные Штаты все еще предположительно сохраняли нейтралитет, затем в патронташах солдат, отправлявшихся на восток в 1917 году, когда президент Вильсон решил распространить демократию по всей Европе.
  
   В 1918 году Буш и Танненбаум обменялись дружескими письмами, в которых сетовали на то, что "из-за политических неудобств" их деловые отношения придется временно приостановить. Торговля возобновилась пятнадцать месяцев спустя, что совпало с возвращением молодых Танненбаумов в Германию.
  
   В тот день, когда пришло письмо, в котором Джозеф забирал своих детей, Элис думала, что умрет. Только пятнадцатилетняя девочка, которая тайно влюблена в одного из сыновей принимающей ее семьи и которая обнаруживает, что ей придется уехать навсегда, может быть настолько полностью убеждена в том, что ее жизнь подходит к концу.
  
   Прескотт, она плакала в своей каюте, когда направлялась домой. Если бы я только поговорил с ним больше... Если бы я подняла больше шума из-за него, когда он вернулся из Йеля на свой день рождения, вместо того, чтобы выпендриваться, как все остальные девушки на вечеринке...
  
   Несмотря на ее собственный прогноз, Элис действительно выжила, и она поклялась на промокших подушках в своей каюте, что никогда больше не позволит мужчине заставлять ее страдать. С этого момента она будет принимать все решения в своей жизни, что бы кто ни говорил. Меньше всего ее отец.
  
   Я найду работу. Нет, папа никогда этого не допустит. Было бы лучше, если бы я попросил его дать мне работу на одной из его фабрик, пока я не накоплю достаточно на обратный билет в Соединенные Штаты. И когда я снова ступлю в Огайо, я схвачу Прескотта за горло и буду сжимать его до тех пор, пока он не попросит меня выйти за него замуж. Это то, что я сделаю, и никто не сможет меня остановить.
  
   Однако к тому времени, когда "Мерседес" остановился на Принцрегентенплатц, решимость Элис сдулась, как дешевый воздушный шарик. Ей было трудно дышать, а ее брат нервно подпрыгивал на своем сиденье. Казалось невероятным, что она пронесла свое решение с собой более чем за четыре тысячи километров - половину Атлантики - только для того, чтобы увидеть, как оно разваливается на части во время четырехтысячетонного путешествия от станции до этого роскошного здания. Носильщик в униформе открыл перед ней дверцу машины, и, прежде чем Элис успела опомниться, они уже поднимались на лифте.
  
   "Как ты думаешь, Элис, папа устроил вечеринку?" Я умираю с голоду!"
  
   "Ваш отец был очень занят, молодой мастер Манфред. Но я взял на себя смелость купить булочки с кремом к чаю ".
  
   "Спасибо, Дорис", - пробормотала Элис, когда лифт остановился с металлическим хрустом.
  
   "Будет странно жить в квартире после большого дома в Коламбусе. Надеюсь, никто не трогал мои вещи", - сказал Манфред.
  
   "Ну, если они и были, ты вряд ли вспомнишь, креветка", - ответила его сестра, на мгновение забыв о своем страхе перед встречей с отцом и взъерошив волосы Манфреда.
  
   "Не называй меня так. Я помню все!"
  
   "Все?"
  
   "Это то, что я сказал. На стене были нарисованы синие лодки. И в изножье кровати был изображен шимпанзе, играющий на тарелках. Папа не позволил мне взять ее с собой, потому что сказал, что это сведет мистера Буша с ума. Я пойду и принесу это!" - крикнул он, проскальзывая между ног дворецкого, когда тот открывал дверь.
  
   "Подождите, мастер Манфред!" - крикнула Дорис, но безрезультатно. Мальчик уже бежал по коридору.
  
   Резиденция Танненбаумов занимала верхний этаж здания, девятикомнатную квартиру площадью более трехсот двадцати квадратных метров, которая была крошечной по сравнению с домом, в котором брат и сестра жили в Америке. Для Элис размеры, казалось, полностью изменились. Она была ненамного старше, чем Манфреду было сейчас, когда она уехала в 1914 году, и каким-то образом она смотрела на все это с этой точки зрения, как будто она уменьшилась на тридцать сантиметров.
  
   "... Фрейлейн?"
  
   "Прости, Дорис. О чем ты говорил?"
  
   "Мастер примет вас в своем кабинете. С ним действительно был посетитель, но я думаю, что он уходит ".
  
   Кто-то шел к ним по коридору. Высокий, крепкий мужчина, одетый в элегантный черный сюртук. Элис не узнала его, но за ним стоял герр Танненбаум. Когда они достигли входа, мужчина в сюртуке остановился - так резко, что отец Элис чуть не врезался в него - и стоял, уставившись на нее через монокль на золотой цепочке.
  
   "Ах, а вот и моя дочь! Какое идеальное время!" - сказал Танненбаум, бросив на своего собеседника замешанный взгляд. "Герр барон, позвольте мне представить вам мою дочь Элис, которая только что прибыла со своим братом из Америки. Элис, это барон фон Шредер."
  
   "Очень приятно", - холодно сказала Элис. Она пренебрегла вежливым реверансом, который был почти обязательным при встрече с представителями знати. Ей не понравилась надменная осанка барона.
  
   "Очень красивая девушка. Хотя, боюсь, она, возможно, переняла некоторые американские манеры ".
  
   Танненбаум бросил на свою дочь возмущенный взгляд. Девочке было грустно видеть, что ее отец почти не изменился за пять лет. Физически он все еще был коренастым и коротконогим, с заметным редением волос. И в своих манерах он оставался таким же услужливым по отношению к власть имущим, каким был тверд с теми, кто находился под его началом.
  
   "Вы не можете себе представить, как сильно я сожалею об этом. Ее мать умерла очень молодой, и у нее не было большой общественной жизни. Я уверен, вы понимаете. Если бы только она могла провести немного времени в компании людей своего возраста, хорошо воспитанных людей ..."
  
   Барон покорно вздохнул.
  
   "Почему бы вам и вашей дочери не присоединиться к нам в нашем доме во вторник около шести? Мы будем отмечать день рождения моего сына Юргена ".
  
   По понимающему взгляду, которым обменялись мужчины, Элис поняла, что все это было подстроено заранее.
  
   "Непременно, ваше превосходительство. Это такой милый жест с вашей стороны - пригласить нас. Позвольте мне проводить вас до двери."
  
   "Но как ты мог быть таким невнимательным?"
  
   "Мне жаль, папа".
  
   Они сидели в его кабинете. Одна стена была заставлена книжными шкафами, которые Танненбаум заполнила книгами, купленными ярдом, исходя из цвета их переплетов.
  
   "Ты сожалеешь? "Прости" ничего не исправляет, Элис. Вы должны понимать, что я веду очень важное дело с бароном Шредером ".
  
   "Сталь и металлы?" - спросила она, используя старый трюк своей матери - проявлять интерес к бизнесу Йозефа всякий раз, когда он впадал в очередную ярость. Если бы он начал говорить о деньгах, он мог бы продолжать часами, и к тому времени, когда он закончил бы, он бы забыл, почему он был зол в первую очередь. Но на этот раз это не сработало.
  
   "Нет, земля. Земля... и другие вещи. Ты узнаешь, когда придет время. В любом случае, я надеюсь, у тебя есть красивое платье для вечеринки."
  
   "Я только что приехал, папа. Мне действительно не хочется идти на вечеринку, где я никого не знаю ".
  
   "Не хочется? Ради всего святого, это вечеринка в доме барона фон Шредера!"
  
   Услышав, как он это сказал, Элис слегка вздрогнула. Для еврея было ненормально произносить имя Бога всуе. Затем она вспомнила маленькую деталь, на которую не обратила внимания, когда входила. На двери не было мезузы. Она удивленно огляделась вокруг и увидела распятие, висящее на стене рядом с портретом ее матери. Она онемела. Она не была особенно религиозной - она переживала ту стадию подросткового возраста, когда иногда сомневалась в существовании божества, - но ее мать была. Элис восприняла этот крест рядом со своей фотографией как невыносимое оскорбление ее памяти.
  
   Джозеф проследил за направлением ее взгляда и на мгновение имел приличие выглядеть смущенным.
  
   "В такое время мы живем, Элис. Трудно вести дела с христианами, если ты не один из них ".
  
   "Ты и раньше достаточно занимался бизнесом, папа. И я думаю, что у тебя все было хорошо ", - сказала она, указывая на комнату.
  
   "Пока тебя не было, для нашего народа все обернулось ужасно. И они станут хуже, вот увидишь".
  
   "Настолько плохо, что ты готов отказаться от всего, отец? Переделанный за... за деньги?"
  
   "Дело не в деньгах, ты, наглый ребенок!" - сказал Танненбаум, в его голосе больше не звучало стыда, и он стукнул кулаком по столу. "У человека в моем положении есть обязанности. Вы знаете, за скольких работников я отвечаю? Эти идиотские негодяи, которые вступают в нелепые коммунистические профсоюзы и думают, что Москва - это рай на земле! Каждый день мне приходится связывать себя узами, чтобы платить им зарплату, а все, что они могут делать, это жаловаться. Так что даже не думай бросать мне в лицо все то, что я делаю, чтобы сохранить крышу над твоей головой ".
  
   Элис глубоко вздохнула и снова допустила свою любимую ошибку: сказала именно то, что думала, в самый неподходящий момент.
  
   "Тебе не нужно беспокоиться об этом, папа. Я собираюсь уехать очень скоро. Я хочу вернуться в Америку и устроить свою жизнь там ".
  
   Когда он услышал это, лицо Танненбаума побагровело. Он помахал пухлым пальцем перед носом Элис.
  
   "Не смей так говорить, ты меня слышишь? Ты пойдешь на эту вечеринку и будешь вести себя как вежливая молодая леди, хорошо? У меня есть планы на тебя, и я не позволю, чтобы их разрушили капризы плохо воспитанной девчонки. Ты слышишь меня?"
  
   "Я ненавижу тебя", - сказала Элис, глядя прямо на него.
  
   Выражение лица ее отца не изменилось.
  
   "Это меня не беспокоит, пока ты делаешь то, что я говорю".
  
   Элис выбежала из кабинета со слезами на глазах.
  
   Посмотрим на этот счет. О, да, посмотрим.
  
  
   3
  
  
   "Ты спишь?"
  
   Ильзе Райнер перевернулась на матрасе.
  
   "Больше нет. В чем дело, Пол?"
  
   "Мне было интересно, что мы собираемся делать".
  
   "Уже половина двенадцатого. Как насчет того, чтобы немного поспать?"
  
   "Я говорил о будущем".
  
   "Будущее", - повторила его мать, почти выплевывая это слово.
  
   "Я имею в виду, это не значит, что ты действительно должна работать здесь, у тети Брунгильды, не так ли, мама?"
  
   "В будущем я вижу, как ты поступаешь в университет, который, оказывается, совсем рядом, и возвращаешься домой, чтобы поесть вкусной еды, которую я приготовил для тебя. А теперь спокойной ночи."
  
   "Это не наш дом".
  
   "Мы живем здесь, мы работаем здесь, и мы благодарим небеса за это".
  
   "Как будто мы должны..." - прошептал Пол.
  
   "Я слышал это, молодой человек".
  
   "Прости, мама".
  
   "Что с тобой? У тебя была еще одна ссора с Юргеном? Так вот почему ты сегодня вернулся весь мокрый?"
  
   "Это была не драка. Он и двое его друзей последовали за мной в Английский сад ".
  
   "Они просто играли".
  
   "Они бросили мои брюки в озеро, мама".
  
   "И ты не сделал ничего, что могло бы их расстроить?"
  
   Пол громко фыркнул, но ничего не сказал. Это было типично для его матери. Всякий раз, когда у него возникали проблемы, она пыталась найти способ сделать это по его вине.
  
   "Лучше иди спать, Пол. Завтра у нас важный день".
  
   "Ах, да, день рождения Юргена..."
  
   "Там будут пирожные".
  
   "Которую съедят другие люди".
  
   "Я не знаю, почему ты всегда так реагируешь".
  
   Пол считал возмутительным, что сотня человек устраивает вечеринку на первом этаже, в то время как Эдуард, которого ему еще не разрешили увидеть, томился на четвертом, но он держал это при себе.
  
   "Завтра будет много работы", - заключила Илзе, переворачиваясь.
  
   Мальчик некоторое время смотрел в спину своей матери. Спальни в служебном крыле находились в задней части дома, в чем-то вроде подвала. Жизнь там, а не в семейных покоях, не так сильно беспокоила Пола, потому что он никогда не знал другого дома. С самого своего рождения он воспринимал как нормальное странное зрелище - наблюдать, как Илзе моет посуду своей сестры Брунгильды.
  
   Тонкий прямоугольник света просачивался через маленькое окошко прямо под потолком, желтое эхо уличного фонаря, которое сливалось с дрожанием свечи, которую Пол всегда держал у своей кровати, так как он ужасно боялся темноты. Райнеры делили одну из спален поменьше, в которой было всего две кровати, шкаф и стол, на котором была разбросана домашняя работа Пола.
  
   Пола угнетала нехватка места. Не то чтобы там была нехватка свободных комнат. Еще до войны состояние барона начало уменьшаться, и Пол наблюдал, как оно тает с неизбежностью консервной банки, ржавеющей посреди поля. Это был процесс, который происходил в течение многих лет, но его было невозможно остановить.
  
   Карты, - шептали слуги, качая головами, как будто говорили о какой-то заразной болезни, - это из-за карт. В детстве эти комментарии приводили Пола в такой ужас, что, когда мальчик пришел в школу с французской колодой, которую он нашел дома, Пол выбежал из класса и заперся в ванной. Прошло некоторое время, прежде чем он, наконец, понял масштабы проблемы своего дяди: проблемы, которая не была заразной, но все равно смертельной.
  
   Когда невыплаченная зарплата слугам начала расти, они начали увольняться. Теперь из десяти спален в помещениях для прислуги были заняты только три: комната горничной, кухарки и та, которую Пол делил со своей матерью. У мальчика иногда были проблемы со сном, потому что Ильзе всегда вставала за час до рассвета. До того, как ушли другие слуги, она была всего лишь экономкой, которой было поручено следить за тем, чтобы все было на своих местах. Теперь ей тоже пришлось взяться за их работу.
  
   Та жизнь, изматывающие обязанности его матери и задачи, которые он выполнял сам, сколько он себя помнил, поначалу казались Полу нормальными. Но в школе он обсуждал свою ситуацию со своими одноклассниками, и вскоре он начал проводить сравнения, замечая, что происходит вокруг него, и понимая, насколько странно, что сестра баронессы должна спать в помещениях для персонала.
  
   Снова и снова он слышал, как одни и те же три слова, используемые для определения его семьи, проскальзывали мимо него, когда он проходил между партами в школе, или захлопывались за его спиной, как потайная дверь.
  
   Сирота.
  
   Слуга.
  
   Дезертир. Это была худшая из всех, потому что она была направлена против его отца. Человек, которого он никогда не знал, о котором его мать никогда не говорила, и о котором Пол знал немногим больше, чем его имя. Hans Reiner.
  
   И вот, собрав воедино фрагменты подслушанных разговоров, Пол узнал, что его отец совершил нечто ужасное (... говорят, в африканских колониях ...), что он потерял все (... потерял рубашку, разорился ...), и что его мать жила на милость его тети Брунгильды (... служанка в доме ее собственного шурин-ни много ни мало барон!).-ты можешь в это поверить?).
  
   Что, казалось, не было более почетным из-за того факта, что Илзе не взяла с нее ни единой марки за свою работу. Или что во время войны ее должны были обязать работать на заводе по производству боеприпасов, "чтобы вносить свой вклад в содержание домашнего хозяйства". Фабрика находилась в Дахау, в шестнадцати километрах от Мюнхена, и его матери приходилось вставать за два часа до восхода солнца, выполнять свою долю домашних дел, а затем садиться на поезд до своей десятичасовой смены.
  
   Однажды, сразу после того, как она вернулась с фабрики, ее волосы и пальцы были зелеными от пыли, а глаза затуманенными после целого дня вдыхания химикатов, Пол впервые спросил свою мать, почему они не нашли другое место для проживания. Место, где их обоих не подвергали постоянному унижению.
  
   "Ты не понимаешь, Пол".
  
   Она давала ему один и тот же ответ много раз, всегда отводя взгляд, или выходя из комнаты, или переворачиваясь на другой бок, чтобы заснуть, точно так же, как она сделала несколько минут назад.
  
   Пол несколько мгновений смотрел в спину своей матери. Казалось, что она дышит глубоко и ровно, но мальчик знал, что она только притворяется спящей, и задавался вопросом, какие призраки могли напасть на нее посреди ночи.
  
   Он отвел взгляд и уставился в потолок. Если бы его глаза могли просверлить штукатурку, квадрат потолка непосредственно над подушкой Пола давно бы обвалился. Именно на этом он сосредоточивал все свои фантазии об отце по ночам, когда ему было трудно заставить себя уснуть. Все, что знал Пол, это то, что он был капитаном кайзеровского флота и что он командовал фрегатом в Юго-Западной Африке. Он умер, когда Полу было два года, и единственное, что у него осталось от него, была выцветшая фотография его отца в военной форме, с большими усами, его темные глаза гордо смотрели прямо в камеру.
  
   Ильзе каждую ночь клала фотографию под подушку, и наибольшие страдания, которые Пол причинил своей матери, были не в тот день, когда Юрген столкнул его с лестницы и сломал ему руку; это был день, когда он украл фотографию, отнес ее в школу и показал всем, кто называл его сиротой за его спиной. К тому времени, как он вернулся домой, Илзе перевернула всю комнату вверх дном в поисках этого. Когда он осторожно достал ее из-под страниц своего учебника по математике, Илзе дала ему пощечину, а затем начала плакать.
  
   "Это единственное, что у меня есть. Единственная."
  
   Она, конечно, обняла его. Но сначала она забрала фотографию обратно.
  
   Пол пытался представить, каким, должно быть, был этот впечатляющий человек. Под неряшливой белизной потолка, при свете уличного фонаря, его мысленный взор вызвал очертания "Киля", фрегата, на котором Ханс Райнер "затонул в Атлантике вместе со всей своей командой". Он придумал сотни возможных сценариев, чтобы объяснить эти девять слов, единственную информацию о его смерти, которую Илзе передала своему сыну. Пираты, рифы, мятеж... Как бы это ни начиналось, фантазия Пола всегда заканчивалась одинаково: Ганс, вцепившийся в руль, машет рукой на прощание, когда воды смыкаются над его головой.
  
   Когда он доходил до этого момента, Пол всегда засыпал.
  
  
   4
  
  
   "Честно, Отто, я не могу больше выносить еврея ни мгновением. Только посмотрите на него, набивающего себя Дампфнудельном. У него на рубашке спереди заварной крем ".
  
   "Пожалуйста, Брунгильда, говори тише и постарайся сохранять спокойствие. Ты не хуже меня знаешь, как сильно нам нужен Танненбаум. Мы потратили наш последний пфенниг на эту вечеринку. Кстати, это была твоя идея..."
  
   "Юрген заслуживает лучшего. Ты знаешь, в каком замешательстве он был с тех пор, как вернулся его брат ..."
  
   "Тогда не жалуйся на еврея".
  
   "Ты не представляешь, каково это - играть с ним роль хозяйки, с его бесконечной болтовней, этими нелепыми комплиментами, как будто он не знает, что у него на руках все карты. Некоторое время назад у него даже хватило наглости предложить, чтобы его дочь и Юрген поженились", - сказала Брунгильда, ожидая презрительного ответа от Отто.
  
   "Это могло бы положить конец всем нашим проблемам".
  
   В гранитной улыбке Брунгильды появилась крошечная трещинка, когда она в шоке посмотрела на барона.
  
   Они стояли у входа в зал, их напряженный разговор приглушался сквозь стиснутые зубы и прерывался только тогда, когда они останавливались, чтобы принять гостей. Брунгильда собиралась ответить, но вместо этого была вынуждена еще раз изобразить на лице приветственную гримасу:
  
   "Добрый вечер, фрау Гернгросс, фрау Сагебель! Как хорошо, что вы пришли ".
  
   "Прости, что мы опоздали, Брунгильда, дорогая".
  
   "Мосты, о, мосты".
  
   "Да, движение просто ужасное. Действительно, чудовищно".
  
   "Когда ты собираешься оставить этот холодный старый особняк и переехать на восточный берег, моя дорогая?"
  
   Баронесса с удовольствием улыбнулась, глядя на их уколы зависти. Любая из многих нуворишей на вечеринке убила бы за класс и власть, которые излучал герб ее мужа.
  
   "Пожалуйста, налейте себе по бокалу пунша. Это восхитительно", - сказала Брунгильда, указывая на центр зала, где огромный стол, окруженный людьми, был завален едой и напитками. Метровый ледяной конь возвышался над чашей для пунша, а в задней части зала струнный квартет добавлял к общему гвалту популярные баварские песни.
  
   Когда она была уверена, что вновь прибывшие находятся вне пределов слышимости, графиня повернулась к Отто и сказала стальным тоном, который очень немногие дамы высшего общества Мюнхена сочли бы приемлемым:
  
   "Ты договорился о свадьбе нашей дочери, даже не сказав мне, Отто? Только через мой труп".
  
   Барон и глазом не моргнул. Четверть века брака научили его, как отреагирует его жена, когда почувствует себя ущемленной. Но в этом случае ей пришлось бы уступить, потому что на карту было поставлено гораздо больше, чем ее глупая гордость.
  
   "Брунгильда, дорогая, не говори мне, что ты не предвидела появления этого еврея с самого начала. В своих предположительно элегантных костюмах, ходит в ту же церковь, что и мы каждое воскресенье, притворяется, что не слышит, когда его называют "новообращенным", бочком пробирается к нашим местам ... "
  
   "Конечно, я заметил. Я не глуп."
  
   "Конечно, это не так, баронесса. Ты вполне способен сложить два и два вместе. И у нас нет ни пенни за душой. Банковские счета полностью пусты".
  
   Краска отхлынула от щек Брунгильды. Ей пришлось ухватиться за алебастровую лепнину на стене, чтобы не упасть.
  
   "Будь ты проклят, Отто".
  
   "Это красное платье, которое на тебе... Портниха настояла на том, чтобы ей заплатили за это наличными. Слово распространилось, и когда начинаются слухи, их невозможно остановить, пока ты не окажешься в сточной канаве ".
  
   "Ты думаешь, я этого не знаю? Ты думаешь, я не заметил, как они смотрят на нас, как они откусывают маленькие кусочки от своих пирожных и ухмыляются друг другу, когда понимают, что они не из Casa Popp? Я слышу, о чем бормочут эти старушки, так же ясно, как если бы они кричали мне в ухо, Отто. Но перейти от этого к тому, чтобы позволить моему сыну, моему Юргену, жениться на грязной еврейке ..."
  
   "Другого решения нет. Все, что у нас осталось, - это дом и наша земля, которые я записал на имя Эдуарда в день его рождения. Если я не смогу уговорить Танненбаума одолжить мне капитал для создания фабрики на этой земле, мы можем с таким же успехом сдаться. Однажды утром полиция придет за мной, и тогда мне придется вести себя как доброму джентльмену-христианину и вышибить себе мозги. И ты закончишь тем, что будешь, как твоя сестра, шить у кого-то другого. Это то, чего ты хочешь?"
  
   Брунгильда убрала руку со стены. Она воспользовалась паузой, вызванной прибытием новых гостей, чтобы собраться с силами и затем швырнуть ее в Отто, как камень.
  
   "Ты и твои азартные игры - это то, из-за чего мы оказались в этой передряге, что разрушило семейное состояние. Разберись с этим, Отто, так же, как ты разобрался с Гансом четырнадцать лет назад."
  
   Барон сделал шаг назад, потрясенный.
  
   "Не смей больше упоминать это имя!"
  
   "Ты был тем, кто осмелился что-то сделать тогда. И что хорошего это нам дало? Мне приходилось мириться с тем, что моя сестра жила в этом доме четырнадцать лет."
  
   "Я все еще не нашел письмо. И мальчик растет. Возможно, теперь..."
  
   Брунгильда наклонилась к нему. Отто был почти на голову выше, но все равно выглядел маленьким рядом со своей женой.
  
   "Моему терпению есть предел".
  
   Элегантно взмахнув рукой, Брунгильда нырнула в толпу гостей, оставив барона с застывшей на лице улыбкой, изо всех сил пытающегося не закричать.***
  
   В другом конце комнаты Юрген фон Шредер отставил свой третий бокал шампанского, чтобы открыть подарок, который ему протягивал один из его друзей.
  
   "Я не хотел класть ее вместе с другими", - сказал мальчик, указывая позади себя на стол, заваленный яркими упаковками. "Этот особенный".
  
   "Что скажете, парни? Должен ли я сначала открыть подарок Крона?"
  
   Полдюжины подростков сгрудились вокруг него, все они были одеты в стильные синие блейзеры с эмблемой Академии Метцинген. Все они происходили из хороших немецких семей, и все были уродливее Юргена и ниже ростом, чем Юрген, и смеялись над каждой шуткой Юргена. У юного сына барона был дар окружать себя людьми, которые не затмевали его и перед которыми он мог покрасоваться.
  
   "Открой это, но только если потом ты откроешь и мое тоже!"
  
   "И моя!" - хором подхватили остальные.
  
   Они борются за то, чтобы я открыл их подарки, подумал Юрген. Они поклоняются мне.
  
   "Теперь не волнуйтесь", - сказал он, поднимая руки, что, по его мнению, было жестом беспристрастности. "Мы отступим от традиции, и сначала я открою ваши подарки, затем подарки от остальных гостей после тостов".
  
   "Отличная идея, Юрген!"
  
   "Ну, тогда, что бы это могло быть, Крон?" он продолжил, открыв маленькую коробочку и подняв ее содержимое на уровень глаз.
  
   В своих пальцах Юрген держал золотую цепь со странным крестом, изогнутые дужки которого образовывали узор, который был почти квадратным. Он уставился на нее, загипнотизированный.
  
   "Это свастика. Антисемитский символ. Мой отец говорит, что они в моде ".
  
   "Ты ошибаешься, мой друг", - сказал Юрген, надевая его на шею. "Теперь они. Надеюсь, мы увидим много таких ".
  
   "Определенно!"
  
   "Вот, Юрген, открой мой. Хотя лучше не демонстрировать это на публике ..."
  
   Юрген развернул сверток размером с пачку табака и обнаружил, что смотрит на маленькую кожаную коробочку. Он раскрыл ее с размахом. Его хор поклонников нервно рассмеялся, когда они увидели, что было внутри: нечто вроде цилиндрического колпака из вулканизированной резины.
  
   "Эй, эй ... это выглядит большим!"
  
   "Я никогда такого раньше не видел!"
  
   "Подарок самого личного характера, а, Юрген?"
  
   "Это что, какое-то предложение?"
  
   На несколько мгновений Юргену показалось, что он теряет контроль над ними, что они внезапно начали смеяться над ним. Это несправедливо. Это вообще несправедливо, и я этого не допущу. Он почувствовал, как внутри него нарастает гнев, и повернулся к тому, кто сделал последнее замечание. Он поставил подошву своей правой ноги поверх левой ноги другого и навалился на нее всем своим весом. Его жертва побледнела, но стиснула зубы.
  
   "Я уверен, что вы хотели бы извиниться за ту неудачную шутку?"
  
   "Конечно, Юрген... Мне жаль... Я бы и не подумал подвергать сомнению твою мужественность ".
  
   "Так я и думал", - сказал Юрген, медленно поднимая ногу. Кучка мальчиков притихла, тишина, подчеркнутая шумом вечеринки. "Ну, я не хочу, чтобы вы думали, что у меня нет чувства юмора. На самом деле, эта ... штука будет мне чрезвычайно полезна, - сказал он, подмигнув. "С ней, например".
  
   Он показывал на высокую темноволосую девушку с мечтательными глазами, которая держала стакан пунша в центре толпы.
  
   "Классные сиськи", - прошептал один из его помощников.
  
   "Кто-нибудь из вас хочет поспорить, что я смогу провести премьеру этой вещи и вернуться вовремя для тостов?"
  
   "Ставлю пятьдесят марок на Юргена", - почувствовал себя обязанным сказать тот, у кого была растоптана нога.
  
   "Я принимаю пари", - сказал другой позади него.
  
   "Что ж, джентльмены, просто подождите здесь и наблюдайте; возможно, вы чему-нибудь научитесь".
  
   Юрген тихо сглотнул, надеясь, что другие не заметят. Он ненавидел разговаривать с девушками, так как они всегда заставляли его чувствовать себя неловко и неполноценным. Хотя он был хорош собой, его единственный контакт с противоположным полом был в борделе в Швабинге, где он испытал больше стыда, чем возбуждения. Отец водил его туда несколько месяцев назад, одетого в неброское черное пальто и шляпу. Пока он занимался своими делами, его отец ждал внизу, попивая коньяк. Когда все закончилось, он похлопал своего сына по спине и сказал ему, что теперь он мужчина. Это было началом и концом образования Юргена фон Шредера на тему женщин и любви.
  
   Я покажу им, как ведет себя настоящий мужчина, подумал мальчик, чувствуя взгляды своих товарищей на своем затылке.
  
   "Здравствуйте, фройляйн. Ты наслаждаешься собой?"
  
   Она повернула голову, но не улыбнулась.
  
   "Не совсем. Мы знаем друг друга?"
  
   "Я могу понять, почему тебе не нравится. My name"s Jurgen von Schroeder."
  
   "Элис Танненбаум", - сказала она, без особого энтузиазма протягивая руку.
  
   "Хочешь потанцевать, Элис?"
  
   "Нет".
  
   Резкий ответ девушки поразил Юргена.
  
   "Ты знаешь, что я устраиваю эту вечеринку? Сегодня у меня день рождения".
  
   "Поздравляю", - саркастически сказала она. "Без сомнения, в этом зале полно девушек, которые отчаянно хотят, чтобы ты пригласил их на танец. Я бы не хотел отнимать у вас слишком много времени."
  
   "Но ты должен потанцевать со мной хотя бы один раз".
  
   "О, неужели? И почему это так?"
  
   "Так диктует хорошее воспитание. Когда джентльмен спрашивает леди ..."
  
   "Знаешь, что меня больше всего раздражает в высокомерных людях, Юрген? Количество вещей, которые ты принимаешь как должное. Что ж, тебе следует знать вот что: мир не такой, каким ты его видишь. Кстати, твои друзья хихикают и, кажется, не могут отвести от тебя глаз ".
  
   Юрген огляделся вокруг. Он не мог потерпеть неудачу, не мог позволить этой невоспитанной девчонке унижать его.
  
   Она притворяется недотрогой, потому что на самом деле я ей нравлюсь. Она, должно быть, одна из тех девушек, которые думают, что лучший способ возбудить мужчину - это отталкивать его, пока он не сойдет с ума. Что ж, я знаю, как обращаться с такими, как она, подумал он.
  
   Юрген сделал шаг вперед, взяв девушку за талию и притянув ее к себе.
  
   "Что, черт возьми, ты думаешь, ты делаешь?" она ахнула.
  
   "Учу тебя танцевать".
  
   "Если ты не отпустишь меня прямо сейчас, я закричу".
  
   "Ты бы не хотела сейчас устраивать сцену, правда, Элис?"
  
   Молодая женщина попыталась просунуть руки между своим телом и телом Юргена, но она не могла сравниться с его силой. Сын барона прижал ее к себе еще теснее, чувствуя ее грудь через платье. Он начал двигаться в ритме музыки с улыбкой на губах, зная, что Элис не будет кричать. Создание шума на вечеринке, подобной этой, только повредит ее репутации и репутации ее семьи. Он увидел, как глаза молодой женщины наполнились холодной ненавистью, и внезапно играть с ней показалось ему очень забавным, гораздо более удовлетворяющим, чем если бы она просто согласилась с ним потанцевать.
  
   "Не хотите ли чего-нибудь выпить, мисс?"
  
   Юрген резко остановился. Пол был рядом с ним, держа поднос с несколькими бокалами шампанского, его губы были твердо поджаты.
  
   "Привет, это мой двоюродный брат, официант. Проваливай, кретин!" - рявкнул Юрген.
  
   "Сначала я хотел бы узнать, не хочет ли юная леди пить", - сказал Пол, протягивая ему поднос.
  
   "Да," поспешно сказала Элис, "это шампанское выглядит изумительно".
  
   Юрген полуприкрыл глаза, пытаясь сообразить, что делать. Если бы он отпустил ее правую руку, чтобы позволить ей взять бокал с подноса, она смогла бы полностью отстраниться. Он немного ослабил давление на ее спину, позволив ей освободить левую руку, но сжал правую еще сильнее. Кончики пальцев девушки стали фиолетовыми.
  
   "Тогда давай, Элис, выпей бокал. Говорят, это приносит счастье", - добавил он, изображая хорошее настроение.
  
   Элис наклонилась к подносу, пытаясь освободиться, но это было бесполезно. Ей ничего не оставалось, как взять шампанское левой рукой.
  
   "Спасибо", - слабо сказала она.
  
   "Возможно, юная леди хотела бы салфетку", - сказал Пол, поднимая другую руку, в которой он держал блюдце с маленькими квадратиками ткани. Он передвинулся так, что теперь был с другой стороны от пары.
  
   "Это было бы чудесно", - сказала Элис, пристально глядя на сына барона.
  
   Несколько секунд никто не двигался. Юрген изучил ситуацию. Держа стакан в левой руке, она могла взять салфетку только правой. Наконец, кипя от ярости, ему пришлось отказаться от битвы. Он отпустил руку Элис, и она отступила назад, забирая салфетку.
  
   "Думаю, я выйду подышать свежим воздухом", - сказала она с замечательным самообладанием.
  
   Юрген, словно отвергая ее, повернулся спиной, чтобы вернуться к своим друзьям. Проходя мимо Пола, он сжал его плечо и прошептал:
  
   "Ты заплатишь за это".
  
   Каким-то образом Полу удалось сохранить равновесие бокалов для шампанского на подносе: они звякнули, но не опрокинулись. Его внутреннее равновесие было совсем другим делом, и в тот самый момент он чувствовал себя котом, запертым в бочке с гвоздями.
  
   Как я мог быть таким глупым?
  
   В жизни было только одно правило: держись как можно дальше от Юргена. Это было нелегко сделать, поскольку они оба жили под одной крышей; но, по крайней мере, это было просто. Он мало что мог бы сделать, если бы его двоюродный брат решил сделать его жизнь невыносимой, но он, безусловно, мог бы не переходить ему дорогу, а тем более не унижать его публично. Это дорого бы ему обошлось.
  
   "Спасибо тебе".
  
   Пол поднял глаза и на несколько мгновений забыл абсолютно обо всем: о своем страхе перед Юргеном, о тяжелом подносе, о боли в подошвах ног, вызванной двенадцатичасовой работой подряд при подготовке к вечеринке. Все исчезло, потому что она улыбалась ему.
  
   Элис была не из тех женщин, от которых у мужчины захватывает дух с первого взгляда. Но если бы ты бросил на нее второй взгляд, он, вероятно, был бы долгим. Звук ее голоса был привлекательным. И если бы она улыбнулась тебе так, как она улыбнулась Полу в тот момент...
  
   Не было никакого способа, чтобы Пол не влюбился в нее.
  
   "Ах... это было пустяком".
  
   Всю оставшуюся жизнь Пол будет проклинать тот момент, тот разговор и улыбку, которые доставили ему столько проблем. Но тогда он не обращал внимания, как и она. Она была искренне благодарна маленькому худенькому мальчику с умными голубыми глазами. Затем, конечно, Элис снова стала Элис.
  
   "Не думай, что я не смог бы избавиться от него самостоятельно".
  
   "Конечно", - сказал Пол, все еще пошатываясь.
  
   Элис моргнула; она не привыкла к такой легкой победе, поэтому сменила тему.
  
   "Мы не можем говорить здесь. Подожди минутку, затем встретимся в раздевалке ".
  
   "С большим удовольствием, фройляйн".
  
   Пол обошел зал, пытаясь как можно быстрее опустошить поднос, чтобы у него был предлог исчезнуть. В начале вечеринки он подслушивал разговоры и был удивлен, обнаружив, как мало внимания люди уделяли ему. Он действительно был как будто невидим, вот почему ему показалось странным, когда последний гость, взявший бокал, улыбнулся и сказал: "Молодец, сынок".
  
   "Прошу прощения?"
  
   Это был пожилой мужчина с седыми волосами, козлиной бородкой и оттопыренными ушами. Он одарил Пола странным, многозначительным взглядом.
  
   "Никогда еще джентльмен не спасал леди с такой галантностью и осмотрительностью". Это Кретьен де Труа. Приношу извинения. Меня зовут Себастьян Келлер, книготорговец".
  
   "Рад познакомиться с вами".
  
   Мужчина указал большим пальцем в сторону двери.
  
   "Тебе лучше поторопиться. Она будет ждать ".
  
   Удивленный, Пол сунул поднос под мышку и вышел из комнаты. Гардероб был устроен у входа и состоял из высокого стола и двух огромных подвесных полок на колесиках, на которых висели сотни пальто, принадлежащих гостям. Девушка забрала свой у одного из слуг, которых баронесса наняла для вечеринки, и ждала его у двери. Она не протянула руку, когда представлялась.
  
   "Alys Tannenbaum."
  
   "Paul Reiner."
  
   "Он действительно твой кузен?"
  
   "К сожалению, так оно и есть".
  
   "Просто ты не выглядишь как..."
  
   "Племянник барона?" - спросил Пол, указывая на свой фартук. "Это последняя парижская мода".
  
   "Я имею в виду, ты не похож на него".
  
   "Это потому, что я не такой, как он".
  
   "Я рад это слышать. Я просто хотел еще раз поблагодарить вас. Береги себя, Пол Райнер".
  
   "Конечно".
  
   Она положила руку на дверь, но, прежде чем открыть ее, быстро повернулась и поцеловала Пола в щеку. Затем она сбежала по ступенькам и исчезла. Несколько мгновений он с тревогой осматривал улицу, как будто она могла вернуться, повторить свои шаги. Затем, наконец, он закрыл дверь, прислонился лбом к косяку и вздохнул.
  
   Его сердце и желудок были тяжелыми и странными. Он не мог дать этому чувству названия, поэтому, за неимением ничего лучшего, он решил - и правильно, - что это любовь, и он почувствовал себя счастливым.
  
   "Итак, рыцарь в сияющих доспехах получил свою награду, не так ли, ребята?"
  
   Услышав голос, который он так хорошо знал, Пол повернулся так быстро, как только мог.
  
   Чувство мгновенно сменилось со счастья на страх.
  
  
   5
  
  
   Там они были, их было семеро.
  
   Они стояли широким полукругом у входа, преграждая путь в главный зал. Юрген был в центре группы, чуть впереди, как будто ему не терпелось добраться до Пола.
  
   "На этот раз ты зашел слишком далеко, кузен. Мне не нравятся люди, которые не знают своего места в жизни ".
  
   Пол не ответил, зная, что что бы он ни сказал, это ничего не изменит. Если и было что-то, чего Юрген не мог вынести, так это унижение. То, что это должно было произойти публично, на глазах у всех его друзей - и от рук его бедного немого кузена, слуги, белой вороны в семье - было непостижимо. Юрген решил причинить Полу много боли. Чем больше - и чем заметнее - тем лучше.
  
   "После этого ты никогда больше не захочешь играть в рыцаря, ты, кусок дерьма".
  
   Пол в отчаянии огляделся. Женщина, отвечающая за гардероб, исчезла, без сомнения, по приказу именинника. Друзья Юргена рассредоточились по середине вестибюля, закрывая любой путь к отступлению, и медленно приближались к нему. Если бы он повернулся и попытался открыть дверь на улицу, они схватили бы его сзади и повалили на землю.
  
   "Ты дрожишь", - скандировал Юрген.
  
   Пол исключил коридор, который вел к помещениям для прислуги, который был практически тупиком, и единственным маршрутом, который они оставили для него открытым. Хотя он никогда в жизни не ходил на охоту, Пол слишком часто слышал историю о том, как его дядя упаковал все экземпляры, которые висели на стене его кабинета. Юрген хотел заставить его двигаться в том направлении, потому что там, внизу, никто не смог бы услышать его крики.
  
   Был только один вариант.
  
   Не раздумывая ни секунды, он побежал прямо на них.
  
   Юрген был так удивлен, увидев Пола, мчащегося к ним, что просто повернул голову, когда тот проходил мимо. У Крона, который был в двух метрах позади, было немного больше времени, чтобы среагировать. Он твердо поставил обе ноги на пол и приготовился ударить мальчика, который бежал к нему, но прежде чем Крон смог ударить его в лицо, Пол бросился на пол. Он упал на левое бедро, из-за чего у него остался синяк на две недели, но инерция позволила ему скользить по полированным мраморным плиткам, как горячее масло по зеркалу, и, наконец, остановиться у подножия лестницы.
  
   "Чего вы ждете, идиоты? Взять его!" - раздраженно крикнул Юрген.
  
   Не останавливаясь, чтобы оглянуться, Пол поднялся на ноги и помчался вверх по лестнице. У него закончились идеи, и только инстинкт выживания заставлял его ноги двигаться. Его ноги, которые беспокоили его весь день, начали ужасно болеть. На полпути вверх по лестнице на второй этаж он чуть не споткнулся и не покатился вниз, но сумел восстановить равновесие как раз вовремя, когда руки одного из друзей Юргена задели его пятки. Схватившись за бронзовые перила, он продолжал подниматься все выше и выше, пока на последнем пролете между третьим и четвертым этажами он внезапно не поскользнулся на одной из ступенек и упал, раскинув руки перед собой, чуть не выбив зубы о край лестницы.
  
   Первый из преследователей догнал его, но он, в свою очередь, споткнулся в решающий момент и едва смог ухватиться за край фартука Пола.
  
   "Я поймал его! Быстрее!" - сказал его похититель, хватаясь за перила другой рукой.
  
   Пол попытался подняться на ноги, но другой мальчик потянул за фартук, и Пол соскользнул со ступеньки, ударившись головой. Он вслепую ударил мальчика ногой, но ему не удалось освободиться. Пол, казалось, целую вечность боролся с узлом на своем фартуке, слыша, как остальные приближаются к нему.
  
   Черт возьми, почему я должен был делать это так натянуто? думал он, пока боролся.
  
   Внезапно его пальцы нашли точное место, за которое нужно было потянуть, и фартук развязался. Пол сбежал и добрался до четвертого и последнего этажа дома. Поскольку больше идти было некуда, он вбежал в первую попавшуюся дверь и закрыл ее, задвинув засов.
  
   "Куда он делся?" Юрген закричал, когда достиг лестничной площадки. Мальчик, который схватил Пола за фартук, теперь сжимал свое поврежденное колено. Он указал налево от коридора.
  
   "Вперед!" - сказал Юрген остальным, которые остановились несколькими ступенями ниже.
  
   Они не двигались.
  
   "Какого черта ты..."
  
   Он резко остановился. Его мать наблюдала за ним с нижнего этажа.
  
   "Я разочарована в тебе, Юрген", - сказала она ледяным тоном. "Мы собрали лучших мюнхенцев, чтобы отпраздновать твой день рождения, а потом ты исчезаешь посреди вечеринки, чтобы пошалить на лестнице со своими друзьями".
  
   "Но..."
  
   "Хватит. Я хочу, чтобы вы все немедленно спустились вниз и присоединились к гостям. Мы поговорим позже ".
  
   "Да, мама", - сказал Юрген, униженный перед своими друзьями во второй раз за день. Стиснув зубы, он направился вниз по лестнице.
  
   Это не единственное, что произойдет позже. Ты заплатишь и за это тоже, Пол.
  
  
   6
  
  
   "Приятно видеть тебя снова".
  
   Пол был сосредоточен на том, чтобы успокоиться и восстановить дыхание. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, откуда доносится голос. Он сидел на полу, прислонившись спиной к двери, боясь, что в любой момент Юрген может пробиться внутрь. Но когда он услышал эти слова, Пол вскочил на ноги.
  
   "Эдуард!"
  
   Сам того не осознавая, он зашел в комнату своего старшего кузена, место, которое он не посещал месяцами. Все это выглядело так же, как и до ухода Эдуарда: организованное, спокойное пространство, но такое, которое отражало личность его владельца. На стене висели плакаты, коллекция камней Эдуарда и, прежде всего, книги - книги повсюду. Пол уже прочитал большинство из них. Шпионские романы, вестерны, фэнтези, книги по философии и истории... Они занимали книжные шкафы, письменный стол и даже пол рядом с кроватью. Эдуарду пришлось положить том, который он читал, на матрас, чтобы переворачивать страницы единственной рукой. Под его телом было сложено несколько подушек, чтобы он мог сидеть, и грустная улыбка блуждала по его бледному лицу.
  
   "Не жалей меня, Пол. Я не мог этого вынести ".
  
   Пол посмотрел ему в глаза и понял, что Эдуард внимательно наблюдал за его реакцией, и ему показалось странным, что Пол не был удивлен, увидев его таким.
  
   "Я видел тебя раньше, Эдуард. День, когда ты вернулся ".
  
   "Так почему же ты никогда не навещал меня? Я почти никого не видел, кроме твоей матери, с того дня, как вернулся. Твоя мать и мои друзья Мэй, Сальгари, Верн и Дюма", - сказал он, поднимая книгу, которую читал, так, чтобы Пол мог видеть название. Это был граф Монте-Кристо.
  
   "Они запретили мне приходить".
  
   Пол пристыженно склонил голову. Конечно, Брунгильда и его мать запретили ему видеться с Эдуардом, но он мог хотя бы попытаться. По правде говоря, он боялся снова увидеть Эдуарда в таком состоянии после ужасного события того дня, когда он вернулся с войны. Эдуард с горечью посмотрел на него, без сомнения, понимая, о чем думает Пол.
  
   "Я знаю, как стыдно моей матери. Разве ты не заметил?" сказал он, указывая на поднос с пирожными с вечеринки, который остался нетронутым. "Не стоило позволять моим культям портить день рождения Юргена, поэтому меня не пригласили. Кстати, как проходит вечеринка?"
  
   "Есть группа; люди пьют, говорят о политике и критикуют военных за поражение в войне, которую мы выигрывали".
  
   Эдуард фыркнул.
  
   "Легко критиковать с того места, где они стоят. Что еще они говорят?"
  
   "Все говорят о Версальских переговорах. Они рады, что мы отклоняем условия ".
  
   "Проклятые дураки", - с горечью сказал Эдуард. "Поскольку никто не сделал ни единого выстрела на немецкой земле, они не могут поверить, что мы проиграли войну. Тем не менее, я полагаю, что это всегда одно и то же. Ты собираешься сказать мне, от кого ты убегал?"
  
   "Именинник".
  
   "Твоя мать сказала мне, что вы не очень хорошо ладили".
  
   Пол кивнул.
  
   "Ты не притронулся к пирожным".
  
   "В эти дни мне не нужно много еды. От меня осталось намного меньше. Возьми их; продолжай, ты выглядишь голодным. И подойди ближе, я хочу разглядеть тебя получше. Боже, как ты вырос".
  
   Пол сел на край кровати и принялся с жадностью поглощать еду. Он ничего не ел с самого завтрака; он даже пропустил школу, чтобы подготовиться к вечеринке. Он знал, что его мать будет искать его, но ему было все равно. Теперь, когда он преодолел свой страх, он не мог упустить этот шанс быть с Эдуардом, кузеном, по которому он так сильно скучал.
  
   "Эдуард, я хочу... Прости, что я не навестил тебя. Я мог бы пробраться сюда днем, когда тетя Брунгильда выходит на прогулку ..."
  
   "Все в порядке, Пол. Ты здесь, и это то, что имеет значение. Ты тот, кто должен простить меня, за то, что я не написал. Я обещал, что так и сделаю".
  
   "Что тебя остановило?"
  
   "Я мог бы сказать вам, что был слишком занят, стреляя в англичан, но я бы солгал. Один мудрый человек однажды сказал, что война состоит из семи частей скуки и одной части ужаса. В окопах у нас было много времени, пока мы не начали убивать друг друга ".
  
   "И что?"
  
   "Я не смог бы этого сделать, вот так просто. Даже не в начале этой абсурдной войны. Единственные люди, которые вернулись после этого, - это горстка трусов ".
  
   "О чем ты говоришь, Эдуард? Ты герой! Ты добровольно пошел на фронт, одним из первых!"
  
   Эдуард издал нечеловеческий смешок, от которого у Пола волосы встали дыбом.
  
   "Герой... Знаете ли вы, кто решает за вас, будете ли вы записываться добровольцем? Ваш школьный учитель, когда он говорит с вами о славе Отечества, Империи и кайзера. Твой отец, который говорит тебе быть мужчиной. Твои друзья - те же друзья, которые не так давно спорили с тобой на уроке физкультуры о том, кто из них самый большой. Все они швыряют слово "трус" тебе в лицо, если ты выказываешь малейшее сомнение и обвиняют тебя в поражении. Нет, кузен, на войне нет добровольцев, только те, кто глуп и жесток. Последние остаются дома".
  
   Пол был ошарашен. Внезапно его фантазии о войне, карты, которые он рисовал в своих тетрадях, газетные отчеты, которые он любил читать, все показалось смешным и ребяческим. Он подумывал рассказать об этом своему кузену, но побоялся, что Эдуард посмеется над ним и вышвырнет из комнаты. Ибо в этот момент Пол мог видеть войну, прямо перед собой. Война не была сплошным списком продвижений к тылам врага или ужасными культями, спрятанными под простынями. Война была в пустых, опустошенных глазах Эдуарда.
  
   "Ты мог бы... оказали сопротивление. Остался дома".
  
   "Нет, я не мог", - сказал он, отворачивая лицо. "Я солгал тебе, Пол; по крайней мере, это ложь отчасти. Я тоже пошел, чтобы сбежать от них. Чтобы я не стал таким, как они ".
  
   "Например, кто?"
  
   "Ты знаешь, кто сделал это со мной? Это было примерно за пять недель до окончания войны, и мы уже знали, что проиграли. Мы знали, что в любой момент они призовут нас вернуться домой. И мы были более уверены, чем когда-либо. Мы не беспокоились о людях, падающих рядом с нами, потому что знали, что пройдет совсем немного времени, прежде чем мы вернемся. И вот однажды, во время отступления, снаряд упал слишком близко."
  
   Голос Эдуарда был тихим - настолько тихим, что Полу пришлось наклониться, чтобы расслышать, что он говорит.
  
   "Я тысячу раз спрашивал себя, что бы произошло, если бы я отбежал на два метра вправо. Или если бы я остановился, чтобы дважды постучать по своему шлему, как мы всегда делали перед тем, как покинуть траншею ". Он постучал по лбу Пола костяшками пальцев. "Это заставило нас почувствовать себя непобедимыми. Я не делал этого в тот день, понимаешь?"
  
   "Я бы хотел, чтобы ты никогда не уходил".
  
   "Нет, кузен, поверь мне. Я ушел, потому что не хотел быть Шредером, и если я вернулся, то только для того, чтобы убедиться, что я был прав, уйдя ".
  
   "Я не понимаю, Эдуард".
  
   "Мой дорогой Пол, ты должен понимать это лучше, чем кто-либо другой. После того, что они с тобой сделали. Что они сделали с твоим отцом."
  
   Эта последняя фраза врезалась в сердце Пола, как ржавый крюк.
  
   "О чем ты говоришь, Эдуард?"
  
   Его кузен молча смотрел на него, прикусив нижнюю губу. Наконец он покачал головой и закрыл глаза.
  
   "Забудь, что я сказал. Извините."
  
   "Я не могу этого забыть! Я никогда не знал его, никто никогда не говорит со мной о нем, хотя они шепчутся за моей спиной. Все, что я знаю, это то, что рассказала мне моя мать: что он затонул вместе со своим кораблем на обратном пути из Африки. Итак, скажите мне, пожалуйста, что они сделали с моим отцом?"
  
   Последовало еще одно молчание, на этот раз гораздо более длительное. Так долго, что Пол подумал, не заснул ли Эдуард. Внезапно его глаза снова открылись.
  
   "Я буду гореть в аду за это, но у меня нет выбора. Сначала я хочу, чтобы ты оказал мне услугу."
  
   "Все, что ты скажешь".
  
   "Иди в кабинет моего отца и открой второй ящик справа. Если она заперта, ключ обычно хранился в среднем ящике. Вы найдете черную кожаную сумку; она прямоугольная, с откинутым клапаном. Принеси ее мне".
  
   Пол сделал, как ему сказали. Он на цыпочках спустился в кабинет, испугавшись, что может встретить кого-нибудь по пути, но вечеринка все еще была в самом разгаре. Ящик был заперт, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы найти ключ. Она была не там, где сказал Эдуард, но в конце концов он нашел ее в маленькой деревянной шкатулке. Ящик был заполнен бумагами. Пол нашел кусок черного фетра с обратной стороны, со странным символом, выгравированным золотом. Квадрат и циркуль, с буквой G внутри. Под ней лежала кожаная сумка.
  
   Мальчик спрятал ее под рубашку и вернулся в комнату Эдуарда. Он чувствовал тяжесть сумки на животе и дрожал, просто представляя, что произойдет, если кто-нибудь обнаружит его с этим предметом, который не принадлежал ему, спрятанным под одеждой. Он почувствовал огромное облегчение, когда вошел в комнату.
  
   "Она у тебя?"
  
   Пол достал кожаную сумку и направился к кровати, но по пути споткнулся об одну из стопок книг, разбросанных по комнате. Книги разлетелись, а сумка упала на пол.
  
   "Нет!" - одновременно воскликнули Эдуард и Пол.
  
   Сумка упала между экземплярами "Кровавой мести" Мэй и "Эликсиров дьявола" Хоффмана, обнажив свое содержимое: перламутровую ручку.
  
   Это был пистолет.
  
   "Зачем тебе пистолет, кузен?" - спросил Пол дрожащим голосом.
  
   "Ты знаешь, для чего я этого хочу". Он поднял обрубок руки на случай, если у Пола возникнут какие-либо сомнения.
  
   "Что ж, я не отдам это тебе".
  
   "Слушай внимательно, Пол. Рано или поздно я справлюсь, потому что единственное, что я хочу сделать в этом мире, это покинуть его. Ты можешь сегодня повернуться ко мне спиной, вернуть ее туда, откуда взял, и заставить меня пройти через ужасное унижение, когда мне приходится тащиться на этой искалеченной руке глубокой ночью в кабинет моего отца. Но тогда ты никогда не узнаешь того, что я должен тебе сказать ".
  
   "Нет!"
  
   "Или ты можешь оставить это на кровати, выслушай, что я должен сказать, а затем дай мне возможность с достоинством выбрать, как мне уйти. Решать тебе, Пол, но что бы ни случилось, я получу то, что хочу. То, что мне нужно ".
  
   Пол сел на пол, или, скорее, рухнул на него, сжимая кожаную сумку. Долгое время единственным звуком в комнате было металлическое тиканье будильника Эдуарда. Эдуард закрыл глаза, пока не почувствовал движение на своей кровати.
  
   Его двоюродный брат уронил кожаную сумку в пределах досягаемости его руки.
  
   "Боже, прости меня", - сказал Пол. Он стоял у постели Эдуарда, плакал, но не осмеливался взглянуть на него прямо.
  
   "О, ему наплевать, что мы делаем", - сказал Эдуард, поглаживая пальцами нежную кожу. "Спасибо тебе, кузен".
  
   "Скажи мне, Эдуард. Расскажи мне, что ты знаешь ".
  
   Раненый мужчина прочистил горло, прежде чем начать. Он говорил медленно, как будто каждое слово нужно было вытягивать из легких, а не произносить.
  
   "Это случилось в 1905 году, о чем они вам рассказали, и до этого момента то, что вы знаете, не так уж далеко от истины. Я отчетливо помню, что дядя Ханс был на миссии в Юго-Западной Африке, потому что мне нравилось звучание этого слова, и я повторял его снова и снова, пытаясь найти нужное место на карте. Однажды ночью, когда мне было десять лет, я услышал крики в библиотеке и спустился посмотреть, что происходит. Я был очень удивлен, что твой отец зашел к нам в такое позднее время. Он обсуждал это с моим отцом, они вдвоем сидели за круглым столом. В комнате было еще два человека. Я мог видеть одного из них, невысокого мужчину с тонкими, как у девушки, чертами лица, который ничего не говорил. Я не мог видеть другого из-за двери, но я мог слышать его. Я собирался зайти и поприветствовать твоего отца - он всегда привозил мне подарки из своих путешествий, - но как раз перед тем, как я вошел, моя мать схватила меня за ухо и потащила в мою комнату. "Они видели тебя?" - спросила она. И я говорил "нет", снова и снова. "Ну, ты не должен говорить об этом ни слова, никогда, ты меня слышишь?" И я
  
   ... Я поклялся, что никогда не расскажу ..."
  
   Голос Эдуарда затих. Пол схватил его за руку. Он хотел, чтобы тот продолжил рассказ, чего бы это ни стоило, хотя он знал о страданиях, которые это причиняло его кузену.
  
   "Ты и твоя мать переехали жить к нам две недели спустя. Ты был ненамного больше ребенка, и я был доволен, потому что это означало, что у меня был свой собственный взвод храбрых солдат, с которыми я мог играть. Я даже не подумал об очевидной лжи, которую сказали мне мои родители: о том, что фрегат дяди Ганса затонул. Люди говорили другие вещи, распространяя слухи, что твой отец был дезертиром, который проиграл все и исчез в Африке. Эти слухи были такими же неправдивыми, но я тоже о них не думал и в конце концов забыл. Точно так же, как я забыл то, что услышал вскоре после того, как моя мать покинула мою спальню. Или, скорее, я притворился, что допустил ошибку, несмотря на то, что никакая ошибка была невозможна, учитывая превосходную акустику в этом доме. Наблюдать, как ты взрослеешь, было легко, наблюдать за твоей счастливой улыбкой, когда мы играли в прятки, и я лгал самому себе. Затем ты начал взрослеть - достаточно взрослым, чтобы понять. Вскоре тебе было столько же лет, сколько мне было той ночью. И я отправился на войну".
  
   "Итак, расскажи мне, что ты слышал", - шепотом попросил Пол.
  
   "Той ночью, кузен, я услышал выстрел".
  
  
   7
  
  
   Понимание Полом самого себя и своего места в мире в течение некоторого времени балансировало на краю, подобно фарфоровой вазе на вершине лестницы. Последняя фраза была последним ударом, и воображаемая ваза упала, разбившись на куски. Пол услышал треск, с которым она сломалась, и Эдуард тоже увидел это по его лицу.
  
   "Прости меня, Пол. Господи, помоги мне. Тебе лучше уйти сейчас".
  
   Пол встал и склонился над кроватью. Кожа его кузена была холодной, и когда Пол поцеловал его в лоб, это было похоже на поцелуй с зеркалом. Он подошел к двери, не совсем контролируя свои ноги, лишь смутно осознавая, что оставил дверь спальни открытой и что упал на пол снаружи.
  
   Когда раздался выстрел, он едва услышал его.
  
   Но, как и сказал Эдуард, акустика особняка была превосходной. Первые гости, покинувшие вечеринку, занятые прощанием и пустыми обещаниями, пока собирали свои пальто, услышали хлопок, который был приглушенным, но безошибочно узнаваемым. Они слишком много слышали за предыдущие недели, чтобы не узнать этот звук. Все их разговоры прекратились к тому времени, когда второе и третье эхо выстрела разнеслось по лестничной клетке.
  
   В своей роли идеальной хозяйки Брунгильда прощалась с доктором и его женой, которых она терпеть не могла. Она узнала звук, но автоматически активировала свой защитный механизм.
  
   "Мальчики, должно быть, играют с петардами".
  
   Недоверчивые лица появлялись вокруг нее, как грибы после дождя. Сначала там было всего дюжина человек, но вскоре в коридоре появилось еще больше. Пройдет совсем немного времени, прежде чем все гости узнают, что в ее доме что-то произошло.
  
   В моем доме!
  
   В течение двух часов об этом говорил бы весь Мюнхен, если бы она что-нибудь с этим не предприняла.
  
   "Оставайся здесь. Я уверен, что это ерунда ".
  
   Брунгильда ускорила шаг, когда почувствовала запах пороха на полпути вверх по лестнице. Некоторые из самых смелых гостей смотрели вверх, возможно, надеясь, что она подтвердит, что они ошиблись, но ни один из них не ступил на лестницу: социальное табу на вход в спальню во время вечеринки было слишком сильным. Однако ропот нарастал, и баронесса надеялась, что Отто не будет настолько глуп, чтобы последовать за ней, поскольку кто-то неизбежно захочет сопровождать его.
  
   Когда она добралась до верха и увидела рыдающего Пола в коридоре, она поняла, что произошло, даже не просунув голову в дверь Эдуарда.
  
   Но она все равно это сделала.
  
   Спазм желчи подступил к ее горлу. Ее охватил ужас и другое неуместное чувство, в котором она только позже, с отвращением к самой себе, признала облегчение. Или, по крайней мере, исчезновение гнетущего чувства, которое она носила в груди с тех пор, как ее сын вернулся искалеченным с войны.
  
   "Что ты наделал?" - воскликнула она, глядя на Пола. "Я спрашиваю тебя: что ты сделал?"
  
   Мальчик не поднимал головы от своих рук.
  
   "Что ты сделала с моим отцом, ведьма?"
  
   Брунгильда сделала шаг назад. Второй раз за ночь кто-то отшатнулся при упоминании Ханса Райнера, но по иронии судьбы человек, делающий это сейчас, был тем же, кто ранее использовал его имя в качестве угрозы.
  
   Как много ты знаешь, дитя? Как много он рассказал тебе до ...?
  
   Она хотела закричать, но не могла: она не смела.
  
   Вместо этого она сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони, пытаясь успокоиться и решить, что делать, точно так же, как она сделала той ночью четырнадцать лет назад. И когда ей удалось восстановить минимум самообладания, она спустилась обратно вниз. На втором этаже она высунула голову через перила и улыбнулась вниз, в вестибюль. Она не осмеливалась идти дальше, потому что не думала, что сможет долго притворяться перед этим морем напряженных лиц.
  
   "Вам придется извинить нас. Друзья моего сына играли с петардами, как я и думал. Если ты не возражаешь, я разберусь с хаосом, который они там устроили", - она указала на мать Пола, - "Ильзе, моя дорогая".
  
   Лица смягчились, когда они услышали это, и гости расслабились, когда увидели, что экономка следует за своей хозяйкой вверх по лестнице, как будто ничего не случилось. У них уже было много сплетен о вечеринке, и они с трудом могли дождаться возвращения домой, чтобы надоесть этим своим семьям.
  
   "Даже не думай о крике", - было единственное, что сказала Брунгильда.
  
   Ильзе ожидала какой-нибудь детской шалости, но когда она увидела Пола в коридоре, она испугалась. Затем, когда она приоткрыла дверь Эдуарда, ей пришлось прикусить кулак, чтобы не закричать. Ее реакция не так уж сильно отличалась от реакции баронессы, за исключением того, что у Ильзе были слезы, а также ужас.
  
   "Бедный мальчик", - сказала она, заламывая руки.
  
   Брунгильда наблюдала за своей сестрой, ее собственные руки были уперты в бедра.
  
   "Ваш сын был тем, кто дал Эдуарду пистолет".
  
   "О, Святой Боже, скажи мне, что это неправда, Пол".
  
   Это звучало как мольба, но в ее словах не было надежды. Ее сын не ответил. Брунгильда подошла к нему, раздраженная, размахивая указательным пальцем.
  
   "Я собираюсь позвонить магистрату. Ты сгниешь в тюрьме за то, что дал оружие инвалиду ".
  
   "Что ты сделала с моим отцом, ведьма?" Повторил Пол, медленно поднимаясь, чтобы встретиться лицом к лицу со своей тетей. На этот раз она не отступила, хотя и была напугана.
  
   "Ганс умер в колониях", - ответила она без особой убежденности.
  
   "Это неправда. Мой отец был в этом доме до того, как исчез. Твой собственный сын сказал мне."
  
   "Эдуард был болен и сбит с толку; он придумывал всевозможные истории из-за ранений, которые он получил на фронте. И, несмотря на то, что доктор запретил ему посещать, вы были здесь, доводили его до нервного срыва, а потом пошли и дали ему пистолет!"
  
   "Ты лжешь!"
  
   "Ты убил его".
  
   "Это ложь", - сказал мальчик. Тем не менее, он почувствовал холод сомнения.
  
   "Пол, этого достаточно!"
  
   "Убирайся из моего дома".
  
   "Мы никуда не денемся", - сказал Пол.
  
   "Решать тебе", - сказала Брунгильда, поворачиваясь к Ильзе. "Судья Штромейер все еще внизу. Через две минуты я спущусь и сообщу ему, что произошло. Если ты не хочешь, чтобы твой сын провел сегодняшнюю ночь в Штадельхайме, ты немедленно уедешь ".
  
   Ильзе побледнела от ужаса при упоминании тюрьмы. Штромайер был хорошим другом барона, и не потребовалось бы много усилий, чтобы убедить его обвинить Пола в убийстве. Она схватила своего сына за руку.
  
   "Пол, поехали!"
  
   "Нет, пока..."
  
   Она дала ему пощечину так сильно, что у нее заболели пальцы. Губа Пола начала кровоточить, но он стоял, наблюдая за своей матерью, отказываясь двигаться.
  
   Затем, наконец, он последовал за ней.
  
   Ильзе не позволила своему сыну собрать чемодан; они даже не заходили в его комнату. Они спустились по служебной лестнице и покинули особняк через заднюю дверь, крадучись по переулкам, чтобы их не заметили.
  
   Как у преступников.
  
  
   8
  
  
   "И могу я спросить, где, черт возьми, ты был?"
  
   Появился барон, разъяренный и усталый, полы его сюртука помялись, усы растрепались, монокль болтался на переносице. Прошел час с тех пор, как Илзе и Пол ушли, а вечеринка только что закончилась.
  
   Только когда ушел самый последний гость, барон отправился на поиски своей жены. Он нашел ее сидящей на стуле, который она вынесла в коридор четвертого этажа. Дверь в комнату Эдуарда была закрыта. Даже с ее огромной волей Брунгильда не смогла заставить себя вернуться на вечеринку. Когда появился ее муж, она объяснила ему, что находится внутри комнаты, и Отто почувствовал свою долю боли и раскаяния.
  
   "Утром ты позвонишь судье", - сказала Брунгильда бесстрастным голосом. "Мы скажем, что нашли его в таком состоянии, когда пришли накормить его завтраком. Таким образом, мы сможем свести скандал к минимуму. Это может даже не всплыть ".
  
   Отто кивнул. Он убрал руку с дверной ручки. Он не осмелился войти и никогда бы не стал. Даже после того, как со стен и пола были стерты следы трагедии.
  
   "Судья у меня в долгу. Я думаю, он сможет с этим разобраться. Но мне интересно, как Эдуард раздобыл пистолет. Он не мог получить это сам ".
  
   Когда Брунгильда рассказала ему о роли Пола и о том, что она выгнала Райнеров из дома, барон был в ярости.
  
   "Ты понимаешь, что ты натворил?"
  
   "Они были угрозой, Отто".
  
   "А ты случайно не забыл, что здесь поставлено на карту?" Почему они были у нас в этом доме все эти годы?"
  
   "Чтобы унизить меня и облегчить свою совесть", - сказала Брунгильда с горечью, которую она сдерживала годами.
  
   Отто не потрудился ответить, поскольку знал, что то, что она сказала, было правдой.
  
   "Эдуард разговаривал с вашим племянником".
  
   "О, Боже. У вас есть какие-нибудь предположения, что он мог ему сказать?"
  
   "Это не имеет значения. После ухода сегодня вечером они стали подозреваемыми, даже если мы не выдадим их завтра. Они не посмеют высказаться, и у них нет никаких доказательств. Если только мальчик что-нибудь не найдет."
  
   "Ты думаешь, я беспокоюсь о том, что они узнают правду?" Для этого им пришлось бы найти Кловиса Нейджела. И Нагель уже давно не был в Германии. Но это не решает нашу проблему. Твоя сестра - единственная, кто знает, где письмо Ханса Райнера ".
  
   "Тогда не спускай с них глаз. Издалека."
  
   Отто задумался на несколько мгновений.
  
   "У меня есть как раз тот человек, который подходит для этой работы".
  
   Кто-то еще присутствовал во время этого разговора, хотя он был спрятан в углу коридора. Он слушал, не понимая. Намного позже, когда барон фон Шредер удалился в их спальню, он зашел в комнату Эдуарда.
  
   Когда он увидел, что было внутри, он упал на колени. К тому времени, когда он воскрес, то, что осталось от невинности, которую его мать не смогла сжечь, - те части его души, которые она не смогла посеять с ненавистью и завистью к его двоюродному брату на протяжении многих лет, - были мертвы, превратившись в пепел.
  
   Я убью Пола Райнера за это.
  
   Теперь я наследник. Но я буду бароном.
  
   Он не мог разобрать, какая из двух конкурирующих мыслей взволновала его больше.
  
  
   9
  
  
   Пол Райнер дрожал под мелким майским дождем. Его мать перестала тащить его за собой и теперь шла рядом с ним по Швабингу, богемному району в центре Мюнхена, где воры и поэты сидели бок о бок с художниками и шлюхами в тавернах до раннего утра. Однако сейчас было открыто лишь несколько таверн, и они не зашли ни в одну из них, поскольку в них не было ни пфеннига.
  
   "Давайте найдем убежище в этом дверном проеме", - сказал Пол.
  
   "Ночной сторож вышвырнет нас; это случалось уже три раза".
  
   "Ты не можешь продолжать в том же духе, мама. Ты подхватишь воспаление легких".
  
   Они протиснулись в узкий дверной проем здания, которое знавало лучшие дни. По крайней мере, навес защищал их от дождя, который заливал пустынные тротуары и неровные плиты. Слабый свет уличных фонарей отбрасывал странные отблески на мокрые поверхности; это было непохоже ни на что, что Пол когда-либо видел.
  
   Он испугался и еще теснее прижался к своей матери.
  
   "Ты все еще носишь наручные часы своего отца, не так ли?"
  
   "Да", - встревоженно сказал Пол.
  
   Она задавала ему этот вопрос три раза за последний час. Его мать была истощена и опустошена, как будто пощечина своему сыну и таскание его по переулкам вдали от особняка Шредеров израсходовали запас энергии, о существовании которого даже она не подозревала, и который теперь был потерян навсегда. Ее глаза были запавшими, а руки дрожали.
  
   "Завтра мы заложим это, и все будет в порядке".
  
   В наручных часах не было ничего особенного; они даже не были сделаны из золота. Пол подумал, окупит ли это больше, чем одну ночь в пансионе и горячий ужин, если им повезет.
  
   "Это отличный план", - заставил он себя сказать.
  
   "Нам нужно где-нибудь остановиться, а потом я попрошу вернуться на мою старую работу на пороховой завод".
  
   "Но, мама... пороховой фабрики больше не существует. Они снесли ее, когда война закончилась ".
  
   И ты был тем, кто сказал мне это, подумал Пол, теперь чрезвычайно обеспокоенный.
  
   "Солнце скоро взойдет", - сказала его мать.
  
   Пол не ответил. Он вытянул шею, прислушиваясь к ритмичному стуку сапог ночного сторожа. Пол хотел, чтобы он оставался в стороне достаточно долго, чтобы позволить ему на мгновение закрыть глаза.
  
   Я так устал... И я ничего не понимаю из того, что произошло сегодня вечером. Она ведет себя так странно... Возможно, теперь она скажет мне правду.
  
   "Мама, что ты знаешь о том, что случилось с папой?"
  
   На несколько мгновений Илзе, казалось, очнулась от своей летаргии. Искра света горела глубоко в ее глазах, как последние угольки костра. Она взяла Пола за подбородок и нежно погладила его по лицу.
  
   "Пол, пожалуйста. Забудь об этом; забудь все, что ты слышал сегодня вечером. Твой отец был хорошим человеком, который трагически погиб при кораблекрушении. Пообещай мне, что ты будешь цепляться за это - что ты не будешь искать правду, которой не существует, - потому что я не смог бы тебя потерять. Ты - все, что у меня осталось. Мой мальчик Пол."
  
   Первые проблески рассвета отбрасывают длинные тени на улицы Мюнхена, унося с собой дождь.
  
   "Обещай мне", - настаивала она, ее голос затихал.
  
   Пол поколебался, прежде чем ответить.
  
   "Я обещаю".
  
  
   10
  
  
   "Ууууу!"
  
   Тележка торговца углем со скрежетом остановилась на Рейнштрассе. Две лошади беспокойно переступали ногами, их глаза были прикрыты шорами, а задние конечности почернели от пота и сажи. Торговец углем спрыгнул на землю и рассеянно провел рукой по борту тележки, на которой было написано его имя, Клаус Граф, хотя только первые две буквы все еще были разборчивы.
  
   "Убери это, Халберт! Я хочу, чтобы мои клиенты знали, кто доставляет им сырье ", - сказал он почти дружелюбно.
  
   Мужчина на водительском сиденье снял шляпу, вытащил тряпку, все еще хранящую отдаленные воспоминания о первоначальном цвете ткани, и, насвистывая, принялся за работу с деревом. Это был его единственный способ выразить себя, поскольку он был немым. Мелодия была нежной и быстрой: он тоже казался счастливым.
  
   Это был идеальный момент.
  
   Пол следовал за ними все утро, с тех пор как они вышли из конюшен, которые Граф держал в Лехеле. Он также наблюдал за ними накануне и понял, что лучшее время попросить работу - незадолго до часу дня, после полуденного отдыха угольщика. И он, и немой расправились с большими бутербродами и парой литров пива. Позади осталась раздражительная сонливость раннего утра, когда на тележке скопилась роса, пока они ждали открытия угольного склада. Исчезла и раздражительная усталость в конце дня, когда они в тишине допивали свое последнее пиво, чувствуя, как пыль забивает им горло.
  
   Если я не смогу этого сделать, да поможет нам Бог, в отчаянии подумал Пол.***
  
   Пол и его мать потратили два дня, пытаясь найти работу, и за это время вообще ничего не ели. Заложив часы, они получили достаточно денег, чтобы провести две ночи в пансионе и позавтракать хлебом и пивом. Его мать упорно искала работу, но вскоре они поняли, что в те дни работа была несбыточной мечтой. Женщин выгнали с должностей, которые они занимали во время войны, когда мужчины вернулись с фронта. Естественно, не потому, что этого хотели работодатели.
  
   "Черт бы побрал это правительство и его директивы", - сказал им пекарь, когда они попросили его о невозможном. "Они заставляли нас нанимать ветеранов войны, когда женщины выполняют работу так же хорошо и берут гораздо меньше".
  
   "Действительно ли женщины выполняли работу так же хорошо, как мужчины?" - Дерзко спросил его Пол. Он был в плохом настроении. В животе у него урчало, а запах выпекаемого в духовках хлеба усугублял ситуацию.
  
   "Иногда лучше. У меня была одна женщина, которая умела зарабатывать деньги лучше, чем кто-либо другой ".
  
   "Итак, почему вы заплатили им меньше?"
  
   "Ну, это очевидно", - сказал пекарь, пожимая плечами. "Они женщины".
  
   Если в этом и была какая-то логика, Пол не мог ее понять, хотя его мать и сотрудники в мастерской кивнули в знак согласия.
  
   "Ты поймешь, когда станешь старше", - сказал один из них, когда Пол и его мать уходили. Затем они все разразились смехом.
  
   Полу повезло не больше. Первое, о чем его всегда спрашивали, прежде чем потенциальный работодатель выяснял, умеет ли он что-либо делать, был ли он ветераном войны. За несколько часов он пережил много разочарований, поэтому решил подойти к проблеме настолько рационально, насколько мог. Доверившись удаче, он решил последовать за угольщиком, изучить его и приблизиться к нему наилучшим из возможных способов. Ему и его матери удалось остаться в пансионе на третью ночь после того, как они пообещали заплатить на следующий день, и потому, что хозяйка пожалела их. Она даже дала им тарелку густого супа, в котором плавали кусочки картофеля, и кусок черного хлеба.
  
   Итак, был Пол, пересекающий Рейнштрассе. Шумное и счастливое место, заполненное разносчиками, продавцами газет и точильщиками ножей, которые продавали свои коробки спичек, последние новости или преимущества хорошо заточенных ножей. Запах пекарен смешивался с лошадиным навозом, который был гораздо более распространен в Швабинге, чем автомобили.
  
   Пол воспользовался моментом, когда помощник угольщика ушел, чтобы позвать швейцара здания, которое они собирались снабдить, чтобы заставить его открыть дверь в подвал. Тем временем угольщик приготовил огромные корзины из березового дерева, в которых они перевозили свои товары.
  
   Может быть, если он будет один, он будет дружелюбнее. Люди по-разному реагируют на незнакомцев в присутствии своих младших, подумал Пол, приближаясь.
  
   "Добрый день, сэр".
  
   "Какого черта тебе нужно, парень?"
  
   "Мне нужна работа".
  
   "Проваливай. Мне никто не нужен".
  
   "Я сильный, сэр, и я мог бы помочь вам очень быстро разгрузить эту тележку".
  
   Угольщик впервые соизволил взглянуть на Пола, оглядев его с ног до головы. Пол был одет в свои черные брюки, белую рубашку и свитер и все еще выглядел как официант. По сравнению с дородностью большого человека перед ним, Пол чувствовал себя слабаком.
  
   "Сколько тебе лет, парень?"
  
   "Семнадцать, сэр", - солгал Пол.
  
   "Даже моя тетя Берта, которая была ужасна в угадывании возраста людей, бедняжка, не дала бы тебе больше пятнадцати. Кроме того, ты слишком тощий. Проваливай".
  
   "Двадцать второго мая мне исполняется шестнадцать", - сказал Пол оскорбленным тоном.
  
   "В любом случае, ты мне бесполезен".
  
   "Я прекрасно могу тащить корзину с углем, сэр".
  
   Он с большой ловкостью вскарабкался на тележку, взял лопату и наполнил одну из корзин. Затем, стараясь не показывать своих усилий, он перекинул ремни через плечо. Он мог сказать, что пятьдесят килограммов разрушали его плечи и поясницу, но ему удалось улыбнуться.
  
   "Видишь?" - сказал он, используя всю свою силу воли, чтобы не дать ногам подогнуться.
  
   "Малыш, это нечто большее, чем просто поднять корзину", - сказал угольщик, доставая из кармана пачку табака и раскуривая помятую трубку. "Моя старая тетя Лотта могла бы поднять эту корзину с меньшей суетой, чем ты. Вы должны быть в состоянии нести его по ступенькам, которые такие же влажные и скользкие, как промежность танцовщицы. В подвалах, в которые мы спускаемся, почти никогда нет света, потому что администрации здания наплевать, если мы разобьем себе головы. И, может быть, ты смог бы убрать одну корзину, может быть, две, но к третьей ...
  
   Колени и плечи Пола больше не могли выдерживать вес, и мальчик упал лицом вниз на кучу угля.
  
   "- ты упадешь, как только что сделал. И если бы это случилось с тобой на той узкой лестнице, твой череп был бы не единственным, кому проломили голову."
  
   Парень поднялся на негнущихся ногах.
  
   "Но..."
  
   "Нет никаких "но", которые заставят меня передумать, малыш. Слезай с моей тележки".
  
   "Я ... мог бы рассказать вам, как сделать ваш бизнес лучше".
  
   "Как раз то, что мне нужно... И что бы это могло означать? " спросил угольщик с издевательским смехом.
  
   "Вы теряете много времени между завершением одной доставки и началом следующей, потому что вам нужно идти на склад, чтобы забрать больше угля. Если бы ты купил вторую тележку..."
  
   "Это твоя блестящая идея, да? Хорошая телега со стальными осями, способная выдержать весь вес, который мы перевозим, стоит по меньшей мере семь тысяч марок, не считая упряжи и лошадей. У тебя есть семь тысяч марок в этих рваных штанах? Я бы предположил, что нет ".
  
   "Но ты..."
  
   "Я зарабатываю достаточно, чтобы платить за уголь и содержать свою семью. Ты думаешь, я не думал о том, чтобы купить другую тележку? Мне жаль, малыш, " сказал он, его тон смягчился, когда он заметил уныние в глазах Пола, " но я не могу тебе помочь."
  
   Пол склонил голову, побежденный. Ему придется найти работу где-нибудь еще, и быстро, потому что терпения домовладелицы надолго не хватит. Он спускался с тележки, когда к ним подошла группа людей.
  
   "Тогда что это, Клаус? Новобранец?"
  
   Помощник Клауса возвращался со швейцаром. Но к угольщику обратился другой мужчина, постарше, невысокий и лысый, в круглых очках и с кожаным портфелем.
  
   "Нет, герр Финкен, это просто парень, который пришел в поисках работы, но сейчас он в пути".
  
   "Ну, у него на лице знак вашего ремесла".
  
   "Он, казалось, был полон решимости проявить себя, сэр. Что я могу для вас сделать?"
  
   "Послушай, Клаус, мне нужно успеть на еще одну встречу, и я подумал о том, чтобы рассчитаться за уголь в этом месяце. Это вся партия?"
  
   "Да, сэр, две тонны, которые вы заказали, каждую унцию".
  
   "Я тебе абсолютно доверяю, Клаус".
  
   Пол обернулся, услышав эти слова. Он только что понял, где находится настоящий капитал угольщика.
  
   Доверие. И будь он проклят, если не сможет превратить это в деньги. Если только они послушают меня, подумал он, возвращаясь к группе.
  
   "Что ж, если ты не возражаешь..." Говорил Клаус.
  
   "Минуточку!"
  
   "Могу я поинтересоваться, что именно ты здесь делаешь, парень? Я уже говорил тебе, что ты мне не нужен ".
  
   "Я был бы вам нужен, если бы у вас была другая тележка, сэр".
  
   "Ты что, тупой? У меня нет другой тележки! Извините меня, герр Финкен, я не могу избавиться от этого сумасшедшего ".
  
   Помощник угольщика, который некоторое время бросал на Пола подозрительные взгляды, сделал движение к нему, но его босс жестом велел ему оставаться на месте. Он не хотел устраивать сцену перед покупателем.
  
   "Если бы я мог предоставить вам средства для покупки другой тележки", - сказал Пол, отходя от помощника, пытаясь сохранить достоинство, - "вы бы наняли меня?"
  
   Клаус почесал в затылке.
  
   "Ну, да, я полагаю, я бы так и сделал", - признал он.
  
   "Хорошо. Не будете ли вы так добры сказать мне, какую маржу вы получаете за доставку угля?"
  
   "Такой же, как у всех остальных. Респектабельные восемь процентов".
  
   Пол произвел несколько быстрых вычислений.
  
   "Герр Финкен, согласны ли вы выплатить герру Графу тысячу марок в качестве первоначального взноса в обмен на четырехпроцентную скидку на уголь в течение года?"
  
   "Это ужасно много денег, парень", - сказал Финкен.
  
   "Но что ты хочешь сказать? Я бы не стал брать деньги вперед у своих клиентов ".
  
   "Правда в том, что это очень заманчивое предложение, Клаус. Это означало бы большую экономию для поместья", - сказал администратор.
  
   "Ты видишь?" Пол был в восторге. "Все, что вам нужно сделать, это предложить то же самое шести другим клиентам. Они все примут, сэр. Я заметил, что люди доверяют тебе ".
  
   "Это правда, Клаус".
  
   На мгновение грудь угольщика раздулась, как у индейки, но вскоре последовали жалобы.
  
   "Но если мы уменьшим маржу, - сказал угольщик, еще не видя всего этого ясно, - на что я буду жить?"
  
   "Со второй тележкой вы будете работать в два раза быстрее. Вы вернете свои деньги в кратчайшие сроки. И через Мюнхен проедут две повозки с твоим именем, нарисованным на них ".
  
   "Две тележки с моим именем..."
  
   "Конечно, поначалу будет немного туго. В конце концов, тебе придется выплатить еще одну зарплату ".
  
   Угольщик посмотрел на администратора, который улыбнулся.
  
   "Ради Бога, наймите этого парня, или я найму его сам. У него вполне деловая голова".
  
   Остаток дня Пол ходил с Клаусом по округе, разговаривая с администраторами поместья. Из первых десяти семь были приняты, и только четверо настаивали на письменной гарантии.
  
   "Кажется, вы получили свою тележку, герр граф".
  
   "Теперь нам предстоит чертовски много работы. И тебе нужно будет найти новых клиентов ".
  
   "Я думал, что ты..."
  
   "Ни за что, малыш. Ты ладишь с людьми, хотя и немного застенчива, как моя дорогая старая тетя Ирмуска. Я думаю, у тебя это хорошо получится ".
  
   Парень несколько мгновений молчал, размышляя об успехах дня, затем снова обратился к угольщику.
  
   "Прежде чем я соглашусь, сэр, я хотел бы задать вам вопрос".
  
   "Какого черта тебе нужно?" - нетерпеливо спросил Клаус.
  
   "У тебя действительно так много тетушек?"
  
   Угольщик разразился оглушительным смехом.
  
   "У моей матери было четырнадцать сестер, малыш. Хотите верьте, хотите нет."
  
  
   11
  
  
   С Полом, отвечающим за сбор угля и поиск новых клиентов, бизнес начал процветать. Он отвез полную тележку из магазинов на берегах Изара в дом, где Клаус и Халберт - так звали немого помощника - заканчивали разгрузку. Сначала он вытирал лошадей и поил их водой из ведра. Затем он менял команду и запрягал животных на помощь в повозку, которую он только что привез.
  
   Затем он помогал своим товарищам, чтобы они могли отправить пустую тележку как можно быстрее. Начинать с этого было трудно, но когда он привык к этому и его плечи расширились, Пол смог таскать огромные корзины повсюду. Как только он заканчивал развозить уголь по поместью, он заводил лошадей и направлялся обратно к складам, радостно напевая, пока остальные направлялись в другой дом.
  
   Тем временем Илзе нашла работу по дому в пансионе, где они жили, а взамен хозяйка сделала им небольшую скидку на арендную плату - что было даже к лучшему, поскольку зарплаты Пола едва хватало на них двоих.
  
   "Я хотела бы сделать это потише, герр Райнер, " говорила хозяйка квартиры, " но не похоже, что мне действительно нужна большая помощь".
  
   Пол обычно кивал. Он знал, что его мать не так уж сильно помогала. Другие жильцы пансиона шептались, что иногда Илзе останавливалась, погруженная в свои мысли, на полпути к подметанию коридора или чистке картошки, держась за метлу или нож и уставившись в пустоту.
  
   Обеспокоенный, Пол поговорил со своей матерью, которая отрицала это. Когда он настаивал, Илзе в итоге признала, что отчасти это правда.
  
   "Возможно, я был немного рассеян в последнее время. Слишком много всего происходит в моей голове, " сказала она, поглаживая его лицо.
  
   В конце концов, все это пройдет, подумал Пол. Мы через многое прошли.
  
   Однако он подозревал, что в этом было что-то еще, что-то, что скрывала его мать. Он все еще был полон решимости узнать правду о смерти своего отца, но не знал, с чего начать. Было бы невозможно приблизиться к Шредерам, по крайней мере, пока они могли рассчитывать на поддержку судьи. Они могли отправить Пола в тюрьму в любой момент, и это был риск, на который он не мог пойти, особенно не с его матерью в том состоянии, в котором она была.
  
   Ночью его мучил этот вопрос. По крайней мере, он мог позволить своим мыслям блуждать, не беспокоясь о том, что разбудит свою мать. Теперь они спали в разных комнатах, впервые в его жизни. Пол перешел к одной из них на втором этаже, в задней части здания. Она была меньше, чем у Илзе, но, по крайней мере, он мог наслаждаться уединением.
  
   "Никаких девушек в номере, герр Райнер", - говорила хозяйка по крайней мере раз в неделю. И Пол, у которого было такое же воображение и такие же потребности, как у любого здорового шестнадцатилетнего парня, нашел время, чтобы позволить своим мыслям блуждать в этом направлении.
  
   В последующие месяцы Германия переосмыслила себя заново, точно так же, как это сделали Райнеры. Новое правительство подписало Версальский мирный договор в конце июня 1919 года, сигнализируя о принятии Германией единоличной ответственности за войну и выделении колоссальных сумм экономических репараций. На улицах унижение, которому союзники подвергали страну, вызвало гул мирного негодования, но в целом люди на какое-то время вздохнули легче. В середине августа была ратифицирована новая конституция.
  
   Пол начал чувствовать, что его жизнь возвращается в некий порядок. Ненадежный порядок, но тем не менее порядок. Постепенно он начал забывать тайну, окружающую смерть его отца, то ли из-за сложности задачи, то ли из-за страха столкнуться с ней лицом к лицу, то ли из-за растущей обязанности заботиться об Илзе.
  
   Однако однажды, посреди утреннего отдыха - в то самое время дня, когда он пошел просить работу - Клаус отодвинул пустую пивную кружку, скомкал обертку от сэндвича и вернул молодого человека на землю.
  
   "Ты кажешься умным ребенком, Пол. Почему ты не учишься?"
  
   "Просто из-за... жизни, войны, людей", - сказал он, пожимая плечами.
  
   "С жизнью или войной ничего не поделаешь, но люди ... Ты всегда можешь нанести людям ответный удар, Пол". Угольщик выпустил облако голубоватого дыма из своей трубки. "Ты из тех, кто способен нанести ответный удар?"
  
   Внезапно Пол почувствовал разочарование и бессилие. "А что, если вы знаете, что кто-то ударил вас, но вы не знаете, кто это или что они сделали?" он спросил.
  
   "Что ж, тогда ты не оставляешь камня на камне, пока не выяснишь".
  
  
   12
  
  
   В Мюнхене все было спокойно.
  
   Однако в роскошном здании на восточном берегу Изара было слышно тихое бормотание. Недостаточно громко, чтобы разбудить обитателей дома; просто приглушенный звук, доносящийся из комнаты, выходящей окнами на площадь.
  
   Комната была старомодной, детской, не соответствующей возрасту ее владельца. Она оставила его пять лет назад, и у нее еще не было времени сменить обои; книжные шкафы были заполнены куклами, а на кровати был розовый балдахин. Но в ночь, подобную этой, ее ранимое сердце было благодарно за предметы, которые вернули ее в безопасность давно потерянного мира. Ее природа проклинала себя за то, что так далеко зашла в своей независимости и решимости.
  
   Приглушенный звук был плачем, задушенным подушкой.
  
   На кровати лежало письмо, среди скомканных простыней были видны только первые абзацы: Колумбус, Огайо, 7 апреля 1920 года, Дорогая Элис, я надеюсь, что с тобой все в порядке. Вы не можете себе представить, как сильно мы скучаем по вам, ведь танцевальный сезон должен начаться всего через две недели! В этом году мы, девочки, сможем пойти вместе, без наших отцов, но с сопровождающим. По крайней мере, мы сможем посещать больше одного танца в месяц! Однако главная новость года в том, что мой брат Прескотт помолвлен с девушкой с востока, Дотти Уокер. Все говорят о состоянии ее отца, Джорджа Герберта Уокера, и о том, какая хорошая пара из них получается. Мама не могла быть счастливее по поводу свадьбы. Если бы ты только мог быть здесь, ведь это будет первая свадьба в семье, и ты один из нас.
  
   Слезы медленно катились по лицу Элис. Правой рукой она цеплялась за куклу. Внезапно она была готова швырнуть его в другой конец комнаты, когда поняла, что делает, и остановила себя.
  
   Я женщина. Женщина.
  
   Медленно она отпустила куклу и начала думать о Прескотте, или, по крайней мере, о том, что она помнила о нем: они были вместе под дубовой кроватью в доме в Колумбусе, и он что-то шептал, обнимая ее. Но когда она подняла глаза, то обнаружила, что мальчик был не загорелым и сильным, как Прескотт, а светлым и худощавым. Погруженная в свои грезы, она не смогла узнать его лицо.
  
  
   13
  
  
   Это произошло так быстро, что даже судьба не могла подготовить его к этому.
  
   "Будь ты проклят, Пол, где, черт возьми, ты был?"
  
   Пауль прибыл на Принцрегентенплатц с полной тележкой. Клаус был в отвратительном настроении, как всегда, когда они работали в богатых районах. Движение было ужасным. Автомобили и тележки вели бесконечную войну против фургонов продавцов пива, ручных тележек, управляемых ловкими доставщиками, и даже велосипедов рабочих. Полицейские пересекали площадь каждые десять минут, пытаясь навести порядок в хаосе, их лица были непроницаемы под кожаными шлемами. Они уже дважды предупреждали угольщиков, что им следует поторопиться с разгрузкой, если они не хотят получить огромный штраф.
  
   Угольщики, конечно, не могли себе этого позволить. Хотя тот месяц, декабрь 1920 года, принес им много заказов, всего две недели назад энцефаломиелит унес двух лошадей, и им пришлось заменить их. Халберт пролил много слез, потому что эти животные были его жизнью, а поскольку у него не было семьи, он даже спал с ними в конюшне. Клаус потратил последний пфенниг своих сбережений на новых лошадей, и любой неожиданный расход мог теперь разорить его.
  
   Тогда неудивительно, что в тот день угольщик начал кричать на Пола, как только тележка показалась из-за угла.
  
   "На мосту была огромная заварушка".
  
   "Мне наплевать! Спускайся сюда и помоги нам с грузом, пока эти стервятники не вернулись."
  
   Пол спрыгнул с водительского сиденья и начал таскать корзины. Теперь это требовало гораздо меньше усилий, хотя в шестнадцать, почти семнадцать, его развитие все еще было далеко от завершения. Он был довольно худым, но его руки и ноги были сплошными сухожилиями.
  
   Когда осталось разгрузить всего пять или шесть корзин, угольщики ускорили шаг, услышав ритмичный, нетерпеливый цокот копыт полицейских лошадей.
  
   "Они приближаются!" - завопил Клаус.
  
   Пол спустился со своим последним грузом почти бегом, бросил его в угольный погреб, пот струился у него по лбу, затем побежал обратно по лестнице на улицу. Как только он вышел, какой-то предмет ударил его прямо в лицо.
  
   На мгновение мир вокруг него замер. Пол заметил только, что его тело на полсекунды крутанулось в воздухе, а ноги пытались найти опору на скользких ступенях. Он замахал руками, а затем упал навзничь. У него не было времени почувствовать боль, потому что тьма уже сомкнулась над ним.
  
   Десятью секундами ранее Элис и Манфред Танненбаум вышли на площадь после прогулки по близлежащему парку. Девушка хотела взять своего брата на прогулку, пока земля не стала слишком замерзшей. Прошлой ночью выпал первый снег, и хотя он еще не осел, мальчику скоро предстояло провести три или четыре недели, когда он не сможет вытянуть ноги так, как ему хотелось бы.
  
   Манфред наслаждался этими последними мгновениями свободы, как мог. Накануне он достал из шкафа свой старый футбольный мяч и теперь пинал его, отскакивая от стен, под укоризненными взглядами прохожих. При других обстоятельствах Элис нахмурилась бы на них - она терпеть не могла людей, которые считали детей помехой, - но в тот день она чувствовала себя печальной и неуверенной. Погруженная в свои мысли, ее взгляд был прикован к маленьким облачкам, которые ее дыхание создавало в морозном воздухе, она обращала мало внимания на Манфреда, за исключением того, чтобы убедиться, что он подобрал мяч, переходя дорогу.
  
   Всего за несколько метров до двери в их дом мальчик заметил зияющие двери подвала и, представив, что они находятся перед воротами на стадионе "Грюнвальдер", изо всех сил ударил ногой. Мяч, который был сделан из чрезвычайно прочной кожи, описал идеальную дугу, прежде чем попасть человеку прямо в лицо. Мужчина исчез, спускаясь по лестнице.
  
   "Манфред, будь осторожен!"
  
   Сердитый крик Элис перешел в вопль, когда она поняла, что мяч в кого-то попал. Ее брат застыл на тротуаре, охваченный ужасом. Она побежала к двери в подвал, но один из коллег жертвы, невысокий мужчина в бесформенной шляпе, уже подбежал к нему на помощь.
  
   "Черт возьми! Я всегда знал, что этот тупой идиот упадет", - сказал другой из угольщиков, мужчина покрупнее. Он все еще стоял у повозки, ломая руки и с тревогой поглядывая в сторону угла Поссартштрассе.
  
   Элис остановилась на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, но не осмелилась спуститься. Несколько ужасных секунд она смотрела вниз, в прямоугольник тьмы, но затем появилась фигура, как будто черный цвет внезапно принял человеческую форму. Это был коллега угольщика, тот, кто пробежал мимо Элис, и он нес упавшего мужчину.
  
   "Святой Боже, он всего лишь ребенок..."
  
   Левая рука раненого мужчины свисала под странным углом, а его брюки и куртка были порваны. На его голове и предплечьях были раны, а кровь на его лице смешалась с угольной пылью в виде толстых коричневых полос. Его глаза были закрыты, и он никак не отреагировал, когда другой мужчина положил его на землю и попытался стереть кровь грязным куском ткани.
  
   Надеюсь, он просто без сознания, подумала Элис, присаживаясь на корточки и беря его за руку.
  
   "Как его зовут?" Спросила Элис у человека в шляпе.
  
   Мужчина пожал плечами, указал на свое горло и покачал головой. Элис поняла.
  
   "Ты меня слышишь?" - спросила она, опасаясь, что он может быть не только немым, но и глухим. "Мы должны помочь ему!"
  
   Мужчина в шляпе проигнорировал ее и повернулся к тележкам с углем, широко раскрыв глаза, похожие на блюдца. Другой угольщик, тот, что постарше, забрался на место возницы первой телеги, той, что была полна, и отчаянно пытался нащупать вожжи. Он щелкнул кнутом, начертив в воздухе неуклюжую восьмерку. Две лошади, фыркая, встали на дыбы.
  
   "Вперед, Халберт!"
  
   Человек в шляпе на мгновение заколебался. Он сделал шаг к другой тележке, но, казалось, передумал и повернулся. Он вложил окровавленную ткань в руки Элис, затем ушел, следуя примеру старика.
  
   "Подождите! Вы не можете оставить его здесь!" - закричала она, шокированная поведением мужчин.
  
   Она пнула землю. Разъяренный, яростный и беспомощный.
  
  
   14
  
  
   Самой сложной частью для Элис было не убедить полицейских позволить ей ухаживать за больным мужчиной в ее доме, а преодолеть сопротивление Дорис впускать его. Ей пришлось кричать на нее почти так же громко, как ей пришлось кричать на Манфреда, чтобы заставить его, ради Бога, сдвинуться с места и пойти за помощью. Наконец ее брат подчинился, и двое слуг расчистили путь через круг зрителей и погрузили молодого человека в лифт.
  
   "Мисс Элис, вы знаете, что сэру не нравится, когда в доме посторонние, особенно когда его здесь нет. Я решительно против этого ".
  
   Молодой носильщик угля безвольно висел без сознания между слугами, которые были слишком стары, чтобы дольше выдерживать его вес. Они были на площадке лестницы, и экономка загораживала дверь.
  
   "Мы не можем оставить его здесь, Дорис. Нам придется послать за доктором".
  
   "Это не наша ответственность".
  
   "Так и есть. Авария произошла по вине Манфреда ", - сказала она, указывая на мальчика, который стоял с бледным лицом рядом с ней, держа мяч очень далеко от своего тела, как будто боялся, что это может ранить кого-то другого.
  
   "Я сказал "нет". Есть больницы для ... для таких, как он ".
  
   "Здесь о нем будут лучше заботиться".
  
   Дорис уставилась на нее так, как будто не могла поверить в то, что услышала. Затем она скривила рот в снисходительной улыбке. Она точно знала, что сказать, чтобы разозлить Элис, и тщательно подбирала слова.
  
   "Фрейлейн Элис, вы слишком молоды, чтобы..."
  
   Значит, все возвращается к этому, подумала Элис, чувствуя, как ее лицо краснеет от ярости и стыда. Что ж, на этот раз это не сработает.
  
   "Дорис, при всем моем уважении, уйди с дороги".
  
   Она подошла к двери и толкнула ее обеими руками. Экономка попыталась закрыть ее, но было слишком поздно, и дерево ударило ее по плечу, когда дверь распахнулась. Она упала спиной на ковер в прихожей, бессильно наблюдая, как дети Танненбаум вели двух слуг в дом. Последний избегал ее взгляда, и Дорис была уверена, что они пытались не смеяться.
  
   "Так дела не делаются. Я расскажу твоему отцу", - сказала она в ярости.
  
   "Тебе не нужно беспокоиться об этом, Дорис. Когда он завтра вернется из Дахау, я сама ему скажу, - ответила Элис, не оборачиваясь.
  
   В глубине души она не была так уверена, как, казалось, предполагали ее слова. Она знала, что у нее будут проблемы с отцом, но в тот момент она была полна решимости не позволить экономке поступать по-своему.
  
   "Закрой глаза. Я не хочу пачкать их йодом".
  
   Элис на цыпочках вошла в комнату для гостей, стараясь не мешать врачу, который промывал лоб раненого. Дорис сердито стояла в углу комнаты, постоянно откашливаясь или притопывая ногами, чтобы показать свое нетерпение. Когда Элис вошла, она удвоила свои усилия. Элис проигнорировала ее и посмотрела на молодого угольщика, растянувшегося на кровати.
  
   Матрас полностью испорчен, подумала она. В этот момент ее глаза встретились с глазами мужчины, и она узнала его.
  
   Официант с вечеринки! Нет, это не может быть он!
  
   Но так оно и было, потому что она увидела, как он широко открыл глаза и поднял брови. Прошло больше года, но она все еще помнила его. И внезапно она поняла, кем был светловолосый мальчик, который проскользнул в ее фантазии, когда она попыталась представить Прескотта. Она заметила, что Дорис пристально смотрит на нее, поэтому она изобразила зевок и открыла дверь спальни. Используя его как ширму между собой и экономкой, она посмотрела на Пола и поднесла палец к губам.***
  
   "Как он?" Спросила Элис, когда доктор, наконец, вышел в коридор.
  
   Это был тощий мужчина с глазами навыкате, который отвечал за уход за Танненбаумами еще до рождения Элис. Когда ее мать умерла от гриппа, девочка провела много бессонных ночей, ненавидя его за то, что он не спас ее, хотя теперь его странное появление вызвало у нее лишь дрожь, подобную прикосновению стетоскопа к коже.
  
   "Его левая рука сломана, хотя кажется, что это чистый перелом. Я наложил на него шину и бинты. С ним все будет в порядке примерно через шесть недель. Попытайся помешать ему переместить ее ".
  
   "Что с его головой?"
  
   "Остальные повреждения поверхностные, хотя у него много крови. Должно быть, он поцарапался о край ступенек. Я продезинфицировал рану у него на лбу, хотя ему следует принять хорошую ванну как можно скорее."
  
   "Может ли он сразу уйти, доктор?"
  
   Доктор кивнул в знак приветствия Дорис, которая только что закрыла за собой дверь.
  
   "Я бы порекомендовал ему остаться здесь на ночь. Что ж, до свидания, " сказал доктор, решительно натягивая шляпу.
  
   "Мы позаботимся об этом, доктор. Большое вам спасибо", - сказала Элис, прощаясь с ним и бросая на Дорис вызывающий взгляд.
  
   Пол неловко повернулся в ванне. Ему приходилось держать левую руку подальше от воды, чтобы не намочить бинты. С его телом, покрытым синяками, не было позы, которая не причиняла бы боли какой-то его части. Он оглядел комнату, ошеломленный роскошью, которая его окружала. Особняк барона фон Шредера, хотя и находился в одном из самых престижных районов Мюнхена, не имел удобств, которые были в этой квартире, начиная с горячей воды, которая текла прямо из-под крана. Обычно именно Пол носил горячую воду с кухни каждый раз, когда кто-то из членов семьи хотел принять ванну, что было повседневным явлением. И просто не было никакого сравнения между ванной, в которой он оказался сейчас, и шкафом с умывальником и раковиной в пансионе.
  
   Значит, это ее дом. Я думал, что больше никогда ее не увижу. Жаль, что она стыдится меня, подумал он.
  
   "Эта вода очень черная".
  
   Пол поднял глаза, пораженный. Элис стояла в дверях ванной с веселым выражением на лице. Хотя ванна доходила ему почти до плеч, а вода была покрыта сероватой пеной, молодой человек не мог не покраснеть.
  
   "Что ты здесь делаешь?"
  
   "Восстанавливаем баланс", - сказала она, улыбаясь слабым попыткам Пола прикрыться одной рукой. "Я в долгу перед тобой за то, что ты спас меня".
  
   "Принимая во внимание, что мяч твоего брата сбил меня с лестницы, я бы сказал, что ты все еще у меня в долгу".
  
   Элис не ответила. Она внимательно посмотрела на него, сосредоточив внимание на его плечах и рельефных мышцах жилистых рук. Без угольной пыли его кожа была очень светлой.
  
   "В любом случае, спасибо, Элис", - сказал Пол, приняв ее молчание за немой упрек.
  
   "Ты помнишь мое имя".
  
   Теперь настала очередь Пола молчать. Блеск в глазах Элис был поразительным, и ему пришлось отвести взгляд.
  
   "Ты совсем немного пополнел", - продолжила она после паузы.
  
   "Это те корзины. Они весят тонну, но ношение их делает тебя сильнее ".
  
   "Как вы в конечном итоге стали продавать уголь?"
  
   "Это долгая история".
  
   Она взяла табурет из угла ванной и села рядом с ним.
  
   "Скажи мне. У нас есть время".
  
   "Ты не боишься, что они поймают тебя здесь?"
  
   "Я лег спать полчаса назад. Экономка проверила, как я. Но проскользнуть мимо нее было нетрудно".
  
   Пол взял кусок мыла и начал вертеть его в руке.
  
   "После вечеринки у меня был неприятный спор с моей тетей".
  
   "Из-за твоего кузена?"
  
   "Это было из-за того, что произошло много лет назад, что-то связанное с моим отцом. Моя мать сказала мне, что он погиб в кораблекрушении, но в день вечеринки я узнал, что она лгала мне годами ".
  
   "Это то, что делают взрослые", - сказала Элис со вздохом.
  
   "Они вышвырнули нас, меня и мою мать. Эта работа была лучшей, которую я мог получить ".
  
   "Я полагаю, тебе повезло".
  
   "Ты называешь это везением?" - сказал Пол, морщась. "Работать от рассвета до заката, не имея ничего, чего можно было бы ожидать, кроме нескольких пфеннигов в кармане. Немного удачи!"
  
   "У тебя есть работа; у тебя есть твоя независимость, твое самоуважение. Это уже что-то", - ответила она расстроенно.
  
   "Я бы поменял ее на что-нибудь из этого", - сказал он, обводя рукой вокруг себя.
  
   "Ты понятия не имеешь, что я имею в виду, Пол, не так ли?"
  
   "Больше, чем ты думаешь", - выплюнул он, не в силах сдержаться. "У тебя есть красота и ум, и ты все это портишь, притворяясь несчастной, бунтаркой, проводя больше времени, жалуясь на свое роскошное положение и беспокоясь о том, что думают о тебе другие люди, чем рискуя и борясь за то, чего ты действительно хочешь".
  
   Он замолчал, внезапно осознав все, что сказал, и увидел эмоции, танцующие в ее глазах. Он открыл рот, чтобы извиниться, но подумал, что это только ухудшит ситуацию.
  
   Элис медленно поднялась со стула. На мгновение Полу показалось, что она собирается уйти, но это был всего лишь первый из многих случаев, когда он не смог правильно истолковать ее чувства за эти годы. Она подошла к ванне, опустилась на колени рядом с ней и, склонившись над водой, поцеловала его в губы. Сначала Пол застыл, но вскоре он начал реагировать.
  
   Элис отстранилась и уставилась на него. Пол понимал, в чем заключалась ее красота: это был отблеск вызова, который горел в ее глазах. Он наклонился всем телом вперед и поцеловал ее, но на этот раз слегка приоткрыл рот. Через некоторое время она откололась.
  
   Затем она услышала звук открывающейся двери.
  
  
   15
  
  
   Элис тут же вскочила на ноги и попятилась от Пола, но было слишком поздно. Ее отец вошел в ванную. Он едва взглянул на нее; в этом не было необходимости. Рукав ее платья был полностью мокрым, и даже человек с ограниченным воображением Джозефа Танненбаума мог получить некоторое представление о том, что происходило всего лишь мгновение назад.
  
   "Иди в свою комнату".
  
   "Но, папа..." - она запнулась.
  
   "Сейчас!"
  
   Элис разрыдалась и выбежала из комнаты. По дороге она чуть не споткнулась о Дорис, которая одарила ее торжествующей улыбкой.
  
   "Как вы можете видеть, фройляйн, ваш отец вернулся домой раньше, чем ожидалось. Разве это не чудесно?"
  
   Пол чувствовал себя абсолютно беззащитным, сидя голым в быстро остывающей воде. Когда Танненбаум приблизился, он попытался подняться на ноги, но бизнесмен жестоко схватил его за плечо. Хотя он был ниже Пола, он был сильнее, чем предполагал его пухлый вид, и Пол обнаружил, что на скользкой ванне невозможно зацепиться.
  
   Танненбаум села на табурет, где всего несколько минут назад сидела Элис. Он ни на мгновение не ослабил хватку на плече Пола, и Пол испугался, что он внезапно решит столкнуть его вниз и подержать его голову под водой.
  
   "Как тебя зовут, угольщик?"
  
   "Paul Reiner."
  
   "Ты ведь не еврей, Райнер, не так ли?"
  
   "Нет, сэр".
  
   "Теперь обратите внимание", - сказал Танненбаум, его тон смягчился, как у дрессировщика, разговаривающего с последней собакой в помете, которая медленнее всех осваивает свои трюки. "Моя дочь - наследница большого состояния; она из класса, намного выше вашего. Ты просто кусок дерьма, который прилип к ее ботинку. Понимаешь?"
  
   Пол не ответил. Он сумел преодолеть свой стыд и уставился в ответ, стиснув зубы от ярости. В тот момент в мире не было никого, кого он ненавидел больше, чем этого человека.
  
   "Конечно, ты не понимаешь", - сказал Танненбаум, отпуская его плечо. "Ну, по крайней мере, я вернулся до того, как она сделала какую-нибудь глупость".
  
   Его рука потянулась к бумажнику, и он вытащил огромную пригоршню банкнот. Он аккуратно сложил их и положил на мраморный умывальник.
  
   "Это за неприятности, вызванные мячом Манфреда. А теперь ты можешь идти".
  
   Танненбаум направился к двери, но прежде чем уйти, он в последний раз взглянул на Пола.
  
   "Конечно, Райнер, хотя тебе, вероятно, было бы все равно, я провел этот день с будущим свекром моей дочери, уточняя детали ее свадьбы. Весной она выйдет замуж за аристократа".
  
   Я полагаю, тебе повезло... у тебя есть твоя независимость, сказала она ему.
  
   "Элис знает?" - спросил он.
  
   Танненбаум насмешливо фыркнул.
  
   "Никогда больше не произноси ее имени".
  
   Пол вылез из ванны и оделся, едва потрудившись вытереться. Ему было все равно, даже если он подхватит пневмонию. Он взял пачку банкнот из раковины и пошел в спальню, где Дорис наблюдала за ним с другого конца комнаты.
  
   "Позвольте мне проводить вас до двери".
  
   "Не утруждайте себя", - ответил молодой человек, сворачивая в коридор. В дальнем конце была отчетливо видна входная дверь.
  
   "О, мы бы не хотели, чтобы вы случайно что-нибудь прикарманили", - сказала экономка с насмешливой усмешкой.
  
   "Верните это своему хозяину, мэм. Скажи ему, что мне это не нужно", - ответил Пол, его голос дрогнул, когда он протягивал банкноты.
  
   Он почти побежал к выходу, хотя Дорис больше не смотрела на него. Она смотрела на деньги, и лукавая улыбка мелькнула на ее лице.
  
  
   16
  
  
   Следующие недели были для Пола борьбой. Когда он появился на конюшне, ему пришлось выслушать вынужденные извинения Клауса, который избежал штрафа, но все еще испытывал угрызения совести из-за того, что бросил молодого человека в беде. По крайней мере, это смягчило его гнев из-за сломанной руки Пола.
  
   "Середина зимы, и только я и бедняга Халберт занимаемся разгрузкой, учитывая все заказы, которые у нас есть. Это трагедия".
  
   Пол воздержался от упоминания о том, что у них было так много заказов только благодаря его схеме и второй тележке. Ему не хотелось много говорить, и он погрузился в молчание, такое же глубокое, как у Халберта, отморозив зад на долгие часы на водительском сиденье, его мысли витали где-то далеко.
  
   Однажды он попытался вернуться на Принцрегентенплатц, когда думал, что герра Танненбаума там не будет, но слуга захлопнул дверь у него перед носом. Он подсунул Элис несколько записок через почтовый ящик, прося ее встретиться с ним в ближайшем кафе, но она так и не появилась. Иногда он проходил мимо ворот ее дома, но она так и не появилась. Это сделал полицейский, несомненно, проинструктированный Джозефом Танненбаумом; он посоветовал Полу не возвращаться в этот район, если он не хочет закончить тем, что ковырял зубы в асфальте.
  
   Пол все больше замыкался в себе, и те несколько раз, когда его пути с матерью пересекались в пансионе, они едва перекидывались парой слов. Он мало ел, почти не спал и не обращал внимания на окружающее. Однажды заднее колесо тележки едва не задело тележку. Терпя проклятия пассажиров, которые кричали, что он мог убить их всех, Пол сказал себе, что должен что-то сделать, чтобы избежать густых грозовых туч меланхолии, которые витали в его голове.
  
   Неудивительно, что он не заметил фигуру, наблюдавшую за ним однажды днем на Фрауэнштрассе. Незнакомец сначала медленно приблизился к тележке, чтобы рассмотреть поближе, стараясь держаться вне поля зрения Пола. Мужчина делал заметки в буклете, который носил в кармане, аккуратно выписывая имя Клаус Граф. Теперь, когда у Пола было больше времени и здоровая рука, боковины тележки всегда были чистыми, а буквы видимыми, что в какой-то мере смягчало гнев угольщика. Наконец, наблюдатель сел в соседнем пивном зале, пока тележки не уехали. Только тогда он подошел к поместью, которое они предоставляли, чтобы навести некоторые осторожные справки.
  
   Юрген был в крайне плохом настроении. Он только что получил свои оценки за первые четыре месяца года, и они не были ни в малейшей степени обнадеживающими.
  
   Я должен заставить этого кретина Курта давать мне частные уроки, подумал он. Может быть, он выполнит для меня пару работ. Я попрошу его зайти ко мне домой и воспользоваться моей пишущей машинкой, чтобы они не узнали.
  
   Это был его последний год в средней школе, и на карту было поставлено место в университете со всеми вытекающими последствиями. У него не было особого интереса к получению степени, но ему нравилась идея расхаживать с важным видом по кампусу, выставляя напоказ свой баронский титул. Даже если на самом деле у него ее еще не было.
  
   Там будет полно симпатичных девушек. Я буду отбиваться от них.
  
   Он был в своей спальне, фантазируя о девушках из университета, когда горничная - новая, нанятая его матерью после того, как она выгнала Райнеров, - окликнула его из-за двери.
  
   "Молодой мастер Крон здесь, чтобы увидеть вас, мастер Юрген".
  
   "Впусти его".
  
   Юрген приветствовал своего друга ворчанием.
  
   "Как раз тот человек, которого я хотел увидеть. Мне нужно, чтобы ты поставил автограф на моем табеле успеваемости; если мой отец увидит это, он выйдет из себя. Я провел все утро, пытаясь подделать его подпись, но она совсем на нее не похожа ", - сказал он, указывая на пол, который был покрыт скомканными кусочками бумаги.
  
   Крон взглянул на отчет, лежащий открытым на столе, и присвистнул от удивления.
  
   "Что ж, нам было весело, не так ли?"
  
   "Ты знаешь, что Вабург ненавидит меня".
  
   "Из того, что я могу сказать, половина учителей разделяет его неприязнь. Но давай не будем сейчас беспокоиться о твоей успеваемости в школе, Юрген, потому что я принес тебе новости. Ты должен подготовиться к охоте ".
  
   "О чем ты говоришь? За кем мы охотимся?"
  
   Крон улыбнулся, уже наслаждаясь признанием, которое он заслужит своим открытием.
  
   "Птица, которая вылетела из гнезда, мой друг. Птица со сломанным крылом".
  
  
   17
  
  
   Пол абсолютно не подозревал, что что-то не так, пока не стало слишком поздно.
  
   Его день начался как обычно, с поездки на троллейбусе из пансиона в конюшни Клауса Графа на берегу Изара. Каждый день, когда он приходил, было еще темно, и ему иногда приходилось будить Халберта. Он и немой поладили после первоначального недоверия, и Пол действительно ценил те моменты перед рассветом, когда они запрягали лошадей в повозки и направлялись к угольным складам. Там они ставили тележку в погрузочный отсек, где широкая металлическая труба заполняла тележку менее чем за десять минут. Служащий записывал, сколько раз люди из Graf приходили за загрузкой каждый день, чтобы общую сумму можно было подсчитать на еженедельной основе. Затем Пол и Халберт отправлялись на свою первую встречу. Клаус был бы там, ждал их, нетерпеливо попыхивая трубкой. Простая, изматывающая рутина.
  
   В тот день Пол добрался до конюшни и толкнул дверь, как делал каждое утро. Она никогда не была заперта, потому что внутри не было ничего, что стоило бы украсть, кроме ремней безопасности. Халберт спал всего в полуметре от лошадей, в комнате с расшатанной старой кроватью справа от стойл для животных.
  
   "Очнись, Халберт! Сегодня снега больше, чем обычно. Нам придется отправиться немного раньше, если мы хотим добраться до Мусаха вовремя ".
  
   Не было никаких признаков его немого спутника, но это было нормально. Ему всегда требовалось время, чтобы появиться.
  
   Внезапно Пол услышал, как лошади нервно затопали в своих стойлах, и что-то перевернулось у него внутри, чувство, которого он не испытывал уже долгое время. Его легкие налились свинцом, а во рту появился кислый привкус.
  
   Юрген.
  
   Он сделал шаг к двери, но затем остановился. Они были там, появлялись из каждой щели, и он проклинал себя за то, что не заметил их раньше. Из шкафа, где хранились лопаты, из стойл для лошадей и из-под повозок. Их было семеро - те же семеро, которые преследовали его на вечеринке по случаю дня рождения Юргена. Казалось, это было вечность назад. Их лица стали шире, жестче, и они больше не носили школьные куртки, а толстые свитера и ботинки. Одежда лучше подходит для этой задачи.
  
   "На этот раз ты не будешь скользить по мрамору, кузен", - сказал Юрген, презрительно указывая на земляной пол.
  
   "Халберт!" Пол отчаянно плакал.
  
   "Твой умственно отсталый друг связан в своей постели. Нам, конечно, не нужно было затыкать ему рот кляпом ..." - сказал один из головорезов. Другие, казалось, нашли это очень забавным.
  
   Пол вскочил на одну из тележек, когда мальчики приблизились к нему. Один из них попытался схватить его за лодыжку, но Пол вовремя поднял ногу и опустил ее на пальцы мальчика. Раздался хрустящий звук.
  
   "Он сломал их! Абсолютный сукин сын!"
  
   "Заткнись! Через полчаса этот маленький кусок дерьма пожалеет, что не был на твоем месте", - сказал Юрген.
  
   Несколько мальчиков обошли повозку сзади. Краем глаза Пол увидел, как другой схватился за водительское сиденье, намереваясь забраться на него. Он почувствовал блеск лезвия перочинного ножа.
  
   Ему внезапно вспомнился один из многих сценариев, которые он придумал вокруг затопления лодки его отца: его отец, окруженный врагами со всех сторон, которые пытались проникнуть на борт. Он сказал себе, что эта тележка была его лодкой.
  
   Я не позволю им подняться на борт.
  
   Он огляделся вокруг, отчаянно ища что-нибудь, что он мог бы использовать в качестве оружия, но единственными вещами под рукой были остатки угля, разбросанные по тележке. Осколки были такими маленькими, что ему пришлось бы бросить сорок или пятьдесят, прежде чем он причинил бы какой-либо вред. Со сломанной рукой единственным преимуществом Пола была высота тележки, которая ставила его как раз на тот уровень, чтобы ударить любого нападающего в лицо.
  
   Другой мальчик попытался прокрасться к задней части тележки, но Пол почувствовал подвох. Тот, что рядом с водительским сиденьем, воспользовался минутным отвлечением внимания и подтянулся, без сомнения, готовясь запрыгнуть Полу на спину. Быстрым движением Пол отвинтил крышку своего термоса и выплеснул горячий кофе в лицо мальчику. Блюдо не кипело, как это было час назад, когда он готовил его на плите в своей спальне, но было достаточно горячим, чтобы парень прижал руки к лицу, как ошпаренный. Пол бросился на него и столкнул с тележки. Мальчик со стоном упал на спину.
  
   "Черт, чего мы ждем? Все, хватайте его!" - крикнул Юрген.
  
   Пол снова увидел блеск перочинного ножа. Он развернулся, подняв кулаки в воздух, желая показать им, что он не боится, но все в грязных конюшнях знали, что это ложь.
  
   Десять рук схватили тележку в десяти местах. Пол топнул ногой влево и вправо, но через несколько секунд они окружили его со всех сторон. Один из головорезов схватил его за левую руку, и Пол, пытаясь освободиться, почувствовал удар кулака другого в лицо. Раздался хруст и взрыв боли, когда его нос был сломан.
  
   На мгновение все, что он увидел, был пульсирующий красный свет. Он вылетел, промахнувшись на несколько миль мимо своего кузена Юргена.
  
   "Держись за него, Крон!"
  
   Пол почувствовал, как они схватили его сзади. Он попытался вывернуться из их хватки, но это было бесполезно. За считанные секунды они заломили ему руки за спину, оставив его лицо и грудь на милость кузена. Один из его похитителей железной хваткой держал его за шею, заставляя Пола смотреть прямо на Юргена.
  
   "Больше не убегаешь, да?"
  
   Юрген осторожно перенес вес тела на правую ногу, затем отвел руку назад. Удар пришелся Полу прямо в живот. Он почувствовал, как воздух покидает его тело, как будто это была проколотая шина.
  
   "Бей меня, сколько хочешь, Юрген", - прохрипел Пол, когда ему удалось восстановить дыхание. "Это не помешает тебе быть бесполезной свиньей".
  
   Еще один удар, на этот раз в лицо, рассек бровь надвое. Его двоюродный брат пожал ему руку и помассировал поврежденные костяшки пальцев.
  
   "Ты видишь? На одного меня приходится семеро таких, как вы, кто-то удерживает меня, и ты все еще ведешь себя хуже, чем я ", - сказал Пол.
  
   Юрген бросился вперед и схватил своего кузена за волосы так сильно, что Пол подумал, что он их выдернет.
  
   "Ты убил Эдуарда, сукин ты сын".
  
   "Все, что я сделал, это помог ему. Чего нельзя сказать об остальных из вас."
  
   "Итак, кузен, ты внезапно заявляешь о каком-то родстве со Шредерами? Я думал, ты отказался от всего этого. Разве не это ты сказал маленькой еврейской шлюшке?"
  
   "Не называй ее так".
  
   Юрген подошел еще ближе, пока Пол не почувствовал его дыхание на своем лице. Его глаза были прикованы к Полу, смакуя боль, которую он собирался причинить своими словами.
  
   "Расслабься, она не собирается долго оставаться шлюхой. Теперь она собирается стать респектабельной леди. Будущая баронесса фон Шредер".
  
   Пол сразу понял, что это правда, а не просто обычное бахвальство его кузена. Острая боль поднялась в его животе, вызвав бесформенный, отчаянный крик. Юрген громко рассмеялся, выпучив глаза. Наконец он отпустил волосы Пола, и голова Пола упала ему на грудь.
  
   "Что ж, тогда, ребята, давайте воздадим ему по заслугам".
  
   В этот момент Пол изо всех сил откинул голову назад. Парень позади него ослабил хватку после ударов Юргена, несомненно, веря, что победа за ними. Верхняя часть черепа Пола ударила бандита в лицо, и он отпустил Пола, упав на колени. Остальные бросились на Пола, но все они приземлились на пол, сбившись в клубок.
  
   Пол размахивал руками, вслепую нанося удары. В разгар суматохи он почувствовал под пальцами что-то твердое и схватил это. Он попытался подняться на ноги, и это почти удалось, когда Юрген заметил и бросился на своего кузена. Пол рефлекторно прикрыл лицо, не подозревая, что все еще держит в руке предмет, который только что поднял.
  
   Раздался ужасный крик, затем наступила тишина.
  
   Пол подтянулся к краю повозки. Его двоюродный брат стоял на коленях, корчась на полу. Из глазницы его правого глаза торчала деревянная ручка перочинного ножа. Мальчику повезло: если бы его друзьям пришла в голову блестящая идея создать что-то большее, Юрген был бы мертв.
  
   "Убери это! Уберите это!" - закричал он.
  
   Остальные наблюдали за ним, парализованные. Они больше не хотели там находиться. Для них это больше не было игрой.
  
   "Это больно! Помогите мне, ради всего святого!"
  
   Наконец одному из головорезов удалось подняться на ноги и приблизиться к Юргену.
  
   "Не делай этого", - в ужасе сказал Пол. "Отвезите его в больницу и попросите их удалить ее".
  
   Другой мальчик взглянул на Пола, его лицо ничего не выражало. Это было почти так, как будто его там не было или он не контролировал свои действия. Он подошел к Юргену и положил руку на рукоятку перочинного ножа. Однако, когда он сжимал ее, Юрген внезапно дернулся в противоположном направлении, и лезвие перочинного ножа выбило большую часть его глазного яблока.
  
   Юрген внезапно замолчал и поднес руку к тому месту, где мгновение назад был перочинный нож.
  
   "Я не могу видеть. Почему я не вижу?"
  
   Затем он потерял сознание.
  
   Мальчик, который вытащил перочинный нож, стоял, тупо глядя на него, когда розоватая масса, которая была правым глазом будущего барона, сползла по лезвию на землю.
  
   "Вы должны отвезти его в больницу!" - крикнул Пол.
  
   Остальная часть банды медленно поднималась на ноги, все еще не совсем понимая, что случилось с их лидером. Они отправились на конюшню, чтобы одержать простую, сокрушительную победу; вместо этого произошло немыслимое.
  
   Двое из них взяли Юргена за руки и ноги и понесли его к двери. Остальные присоединились к ним. Ни один из них не сказал ни слова.
  
   Только мальчик с перочинным ножом остался на месте, вопросительно глядя на Пола.
  
   "Тогда продолжай, если осмелишься", - сказал Пол, моля небеса, чтобы он этого не сделал.
  
   Мальчик разжал руку, уронил перочинный нож на землю и выбежал на улицу. Пол смотрел, как он уходит; затем, оставшись наконец один, он начал плакать.
  
  
   18
  
  
   "У меня нет намерения делать это".
  
   "Ты моя дочь, ты будешь делать то, что я говорю".
  
   "Я не предмет, который вы можете купить или продать".
  
   "Это величайшая возможность в твоей жизни".
  
   "В твоей жизни, ты имеешь в виду".
  
   "Ты та, кто станет баронессой".
  
   "Ты не знаешь его, отец. Он свинья, грубый, высокомерный..."
  
   "Твоя мать описала меня в очень похожих выражениях, когда мы впервые встретились".
  
   "Держи ее подальше от этого. Она бы никогда не..."
  
   "Хотел для тебя самого лучшего? Пытался обеспечить свое счастье?"
  
   "... заставила свою дочь выйти замуж за человека, которого она ненавидит. И нееврея, более того ".
  
   "Ты бы предпочел кого-нибудь получше? Умирающий от голода нищий, как твой друг угольщик? Он тоже не еврей, Элис."
  
   "По крайней мере, он неплохой человек".
  
   "Это то, что ты думаешь".
  
   "Я что-то значу для него".
  
   "Ты значишь для него ровно три тысячи марок".
  
   "Что?"
  
   "В тот день, когда твой друг пришел в гости, я оставил пачку банкнот на умывальнике. Три тысячи марок за его хлопоты, при условии, что он никогда больше здесь не появится."
  
   Элис потеряла дар речи.
  
   "Я знаю, дитя мое. Я знаю, это тяжело ..."
  
   "Ты лжешь".
  
   "Я клянусь тебе, Элис, могилой твоей матери, что твой друг-угольщик взял деньги из раковины. Ты знаешь, я бы не стал шутить о чем-то подобном ".
  
   "Я..."
  
   "Люди всегда будут разочаровывать тебя, Элис. Иди сюда, обними меня
  
   ..."
  
   "Не прикасайся ко мне!"
  
   "Ты переживешь это. И ты научишься любить сына барона фон Шредера так, как твоя мать в конечном итоге полюбила меня ".
  
   "Я ненавижу тебя!"
  
   "Элис! Элис, вернись!"
  
   Она ушла из дома два дня спустя, в тусклом утреннем свете, среди метели, которая уже покрыла улицы снегом.
  
   Она взяла с собой большой чемодан, набитый одеждой и всеми деньгами, которые смогла собрать. Это было немного, но этого было бы достаточно, чтобы продержаться несколько месяцев, пока она не сможет найти приличную работу. Ее абсурдный, детский план вернуться в Прескотт, придуманный в то время, когда казалось нормальным путешествовать в купе первого класса и до отвала наедаться лобстерами, остался в прошлом. Теперь она почувствовала, что она была другой Элис, той, кто должна была проложить свой собственный путь.
  
   Она также взяла медальон, принадлежавший ее матери. В ней была фотография Элис и еще одна - Манфреда. Ее мать носила его на шее до дня своей смерти.
  
   Прежде чем уйти, Элис на мгновение задержалась у двери своего брата. Она положила руку на дверную ручку, но не открыла ее. Она боялась, что вид круглого, невинного лица Манфреда ослабит ее решимость. Ее сила воли уже оказалась значительно слабее, чем она ожидала.
  
   Теперь пришло время все это изменить, подумала она, выходя на улицу.
  
   Ее кожаные ботинки оставляли грязные следы на снегу, но снежная буря позаботилась об этом, смыв их, когда пронеслась мимо.
  
  
   19
  
  
   В день, когда на него напали, Пол и Халберт пришли на первую доставку с часовым опозданием. Клаус Граф побелел от ярости. Когда он увидел избитое лицо Пола и услышал его рассказ - подтвержденный постоянным киванием Халберта, которого Пол нашел привязанным к своей кровати, с выражением унижения на лице - он отправил его домой.
  
   На следующее утро Пол был удивлен, обнаружив Графа в конюшнях, месте, которое он почти никогда не посещал до конца дня. Все еще сбитый с толку недавними событиями, он не заметил странного взгляда, которым наградил его угольщик.
  
   "Здравствуйте, герр граф. Что ты здесь делаешь?" осторожно спросил он.
  
   "Ну, я просто хотел убедиться, что больше не возникнет никаких проблем. Можешь ли ты заверить меня, что эти парни не вернутся, Пол?"
  
   Молодой человек мгновение колебался, прежде чем ответить.
  
   "Нет, сэр. Я не могу."
  
   "Так я и думал".
  
   Клаус порылся в своем пальто и вытащил пару мятых, грязных банкнот. Он виновато протянул их Полу.
  
   Пол взял их, подсчитывая в уме.
  
   "Часть моей месячной зарплаты, включая сегодняшнюю. Сэр, вы увольняете меня?"
  
   "Я думал о том, что произошло вчера... Я не хочу никаких проблем, ты понимаешь?"
  
   "Конечно, сэр".
  
   "Ты, кажется, не удивлен", - сказал Клаус, у которого были глубокие мешки под глазами, несомненно, от бессонной ночи, когда он пытался решить, должен ли он уволить парня или нет.
  
   Пол посмотрел на него, раздумывая, стоит ли объяснять глубину пропасти, в которую его ввергли счета в его руке. Он решил не делать этого, потому что угольщик уже знал о его бедственном положении. Вместо этого он выбрал иронию, которая все больше становилась его валютой.
  
   "Вы уже второй раз предаете меня, герр граф. Предательство теряет свое очарование во второй раз".
  
  
   20
  
  
   "Ты не можешь так поступить со мной!"
  
   Барон улыбнулся и отпил свой травяной чай. Он наслаждался этой ситуацией, и что было хуже, он не делал никаких попыток притвориться иначе. Впервые он увидел возможность наложить лапу на еврейские деньги, не выдавая Юргена замуж.
  
   "Мой дорогой Танненбаум, я вообще не понимаю, как я что-то делаю".
  
   "Точно!"
  
   "Там нет невесты, не так ли?"
  
   "Ну, нет", - неохотно признал Танненбаум.
  
   "Значит, свадьбы не может быть. И поскольку отсутствие невесты, " сказал он, прочищая горло, " ваша ответственность, разумно, что вы должны позаботиться о расходах.
  
   Танненбаум беспокойно заерзал на своем стуле, подыскивая ответ. Он налил себе еще чаю и половину сахарницы.
  
   "Я вижу, тебе это нравится", - сказал барон, выгибая бровь. Отвращение, которое вызывал в нем Джозеф, постепенно трансформировалось в странное очарование, когда баланс сил изменился.
  
   "Ну, в конце концов, я тот, кто заплатил за этот сахар".
  
   Барон ответил гримасой.
  
   "Не нужно быть грубым".
  
   "Вы считаете меня идиотом, барон? Ты сказал мне, что потратишь деньги на создание фабрики по производству резиновых изделий, подобной той, которую ты потерял пять лет назад. Я поверил вам и перевел огромную сумму, которую вы у меня просили. И что я обнаруживаю два года спустя? Вы не только не создали фабрику, но и деньги оказались в портфеле акций, доступ к которому есть только у вас ".
  
   "Это надежные запасы, Танненбаум".
  
   "Это может быть. Но я не доверяю их хранителю. Это был бы не первый раз, когда ты поставил будущее своей семьи на выигрышную комбинацию."
  
   На лице барона Отто фон Шредера появилось выражение обиды, которое он не мог заставить себя почувствовать. Недавно он снова подхватил игорную лихорадку и проводил долгие ночи, уставившись на кожаную папку, в которой хранились вложения, сделанные им на деньги Танненбаума. У каждого был пункт о мгновенной ликвидности, что означало, что он мог конвертировать их в пачки банкнот чуть более чем за час, имея только свою подпись и суровый штраф. Он не пытался обмануть себя: он знал, почему был включен этот пункт. Он знал, на какой риск идет. Он начал пить все больше и больше перед сном, а на прошлой неделе вернулся к игорному столу.
  
   Не в мюнхенском казино; он был не настолько глуп. Он переоделся в самую скромную одежду, которую смог найти, и посетил заведение в Альтштадте. Подвал с опилками на полу и шлюхами, на которых больше краски, чем вы нашли бы в Старой Пинакотеке. Он попросил стакан Korn и сел за стол, где начальная ставка составляла всего две марки. У него в кармане было пятьсот долларов - максимум, который он позволил бы себе растратить.
  
   Случилось худшее, что могло случиться: он победил.
  
   Даже с этими грязными картами, которые прилипли друг к другу, как молодожены в медовый месяц, даже с опьянением, вызванным домашним напитком, и дымом, от которого щипало глаза, даже с неприятным запахом, который висел в воздухе того подвала, он выиграл. Немного - ровно столько, чтобы он смог покинуть это место без ножа в кишках. Но он выиграл, и теперь ему все чаще и чаще хотелось поиграть. "Боюсь, что в вопросе денег вам придется просто довериться моему суждению, Танненбаум".
  
   Промышленник скептически усмехнулся.
  
   "Я вижу, что останусь без денег и без свадьбы. Хотя я всегда мог бы выкупить то кредитное письмо, которое вы подписали для меня, барон."
  
   Шредер сглотнул. Он никому не позволил бы забрать папку из ящика в его кабинете. И не по той простой причине, что дивиденды постепенно покрывали его долги.
  
   Нет.
  
   Эта папка - когда он гладил ее, представляя, что он мог бы сделать с деньгами, - была единственной вещью, которая помогала ему пережить долгие ночи.
  
   "Как я уже говорил ранее, нет необходимости быть грубым. Я обещал тебе свадьбу между нашими семьями, и это то, что ты получишь. Приведи мне невесту, и мой сын будет ждать ее.
  
   Юрген не разговаривал со своей матерью три дня.
  
   Когда барон отправился за своим сыном в больницу неделю назад, он выслушал глубоко предвзятый рассказ молодого человека. Ему было больно от того, что произошло - даже больше, чем когда Эдуард вернулся таким сильно изуродованным, глупо подумал Юрген, - но он отказался привлекать полицию к делу.
  
   "Мы не должны забывать, что именно мальчики принесли перочинный нож", - сказал барон, оправдывая свою позицию.
  
   Но Юрген знал, что его отец лгал, и что он скрывал более важную причину. Он пытался поговорить с Брунгильдой, но она снова и снова уходила от темы, подтверждая его подозрения, что они говорили ему только часть правды. Взбешенный, Юрген заперся в полной тишине, полагая, что это смягчит его мать.
  
   Брунгильда страдала, но не сдавалась.
  
   Вместо этого она контратаковала, уделяя своему сыну внимание, принося ему бесконечные подарки, сладости и его любимые блюда. Это достигло стадии, когда даже такой избалованный, невоспитанный и эгоцентричный человек, как Юрген, начал чувствовать удушье, стремясь выбраться из дома.
  
   Итак, когда Крон пришел к Юргену с одним из своих обычных предложений - что ему следует прийти на политическую встречу - Юрген ответил иначе, чем обычно.
  
   "Пошли", - сказал он, хватая свое пальто.
  
   Крон, который потратил годы, пытаясь вовлечь Юргена в политику, и который был членом различных националистических партий, был в восторге от решения своего друга.
  
   "Я уверен, это поможет тебе отвлечься", - сказал он, все еще испытывая стыд за то, что произошло в конюшнях неделю назад, когда семеро проиграли одному.
  
   У Юргена не было больших ожиданий. Он все еще принимал успокоительные от боли, которую причиняла ему рана, и пока они ехали на троллейбусе в сторону центра города, он нервно дотрагивался до объемистой повязки, которую ему предстояло носить еще несколько дней.
  
   А потом нашивка на всю оставшуюся жизнь, и все из-за этой несчастной свиньи Пола, подумал он, чувствуя невероятную жалость к себе.
  
   В довершение всего, его двоюродный брат растворился в воздухе. Двое его друзей отправились шпионить за конюшнями и обнаружили, что он там больше не работает. Юрген подозревал, что не будет никакого способа выследить Пола в краткосрочной перспективе, и это заставило его внутренности гореть.
  
   Потерявшись в своей ненависти и жалости к себе, сын барона едва слышал, что говорил Крон по дороге в Хофбраухаус.
  
   "Он выдающийся оратор. Великий человек. Ты увидишь, Юрген".
  
   Он также не обратил никакого внимания на великолепную обстановку, старую пивную фабрику, построенную для королей Баварии более трех столетий назад, или на фрески на стенах. Он сидел рядом с Кроном на одной из скамеек в огромном зале и потягивал пиво в мрачном молчании.
  
   Когда на сцену вышел оратор, о котором так восторженно отзывался Крон, Юрген подумал, что его друг сошел с ума. Мужчина шел так, словно его ужалила пчела в задницу, и совсем не был похож на человека, которому есть что сказать. Он излучал все, что презирал Юрген, от его прически и усов до дешевого мятого костюма.
  
   Пять минут спустя Юрген с благоговением оглядывался по сторонам. Толпа, собравшаяся в зале, не менее тысячи человек, стояла в полной тишине. Губы едва приоткрывались, разве что для того, чтобы прошептать "Хорошо сказано" или "Он прав". Говорили руки толпы, отмечая каждую паузу мужчины громкими хлопками.
  
   Почти против своей воли Юрген начал слушать. Он едва мог понять тему выступления, потому что жил на периферии окружающего его мира, озабоченный только собственным развлечением. Он узнал разрозненные фрагменты, обрывки фраз, которые его отец обронил во время завтрака, когда прятался за своей газетой. Проклятия французам, англичанам, русским. Полная чушь, все это.
  
   Однако из этой путаницы Юрген начал извлекать простое значение. Не из слов, которые он едва понимал, а из эмоций в голосе маленького человека, из его преувеличенных жестов, из сжатых кулаков в конце каждой строки.
  
   Произошла ужасная несправедливость.
  
   Германия получила удар в спину.
  
   Евреи и масоны держали этот кинжал в Версале.
  
   Германия была потеряна.
  
   Вина за бедность, за безработицу, за босые ноги немецких детей пала на евреев, которые контролировали правительство в Берлине, как если бы оно было огромной безмозглой марионеткой.
  
   Юрген, которого ни в малейшей степени не волновали босые ноги немецких детей, которому было наплевать на Версаль - которому никогда не было дела ни до кого, кроме Юргена фон Шредера, - через пятнадцать минут оказался на ногах, бурно аплодируя выступающему. Прежде чем речь закончилась, он сказал себе, что последует за этим человеком, куда бы он ни пошел.
  
   После встречи Крон извинился, сказав, что скоро вернется. Юрген погрузился в молчание, пока его друг не похлопал его по спине. Он привел говорящего, который снова выглядел бедным и растрепанным, его взгляд был бегающим и недоверчивым. Но наследник барона больше не мог видеть его в этом свете и шагнул вперед, чтобы поприветствовать его. Сказал Крон с улыбкой:
  
   "Мой дорогой Юрген, позволь мне представить тебя Адольфу Гитлеру".
  
  
   ПРИНЯТЫЙ УЧЕНИК
  
   1923
  
  
   В которой посвященный открывает для себя новую реальность с новыми правилами
  
   Это тайное рукопожатие вступившего ученика, используемое для того, чтобы братья-масоны могли идентифицировать друг друга как таковых. Это включает в себя прижатие большого пальца к верхней части костяшки указательного пальца человека, которого приветствуют, который ответит тем же действием. Ее тайное название - ВООЗ, по названию колонны, которая представляет луну в храме Соломона. Если у масона есть какие-либо сомнения относительно другого человека, который называет себя братом масоном, он попросит его произнести это имя по буквам. Самозванцы начинаются с буквы B, в то время как истинный посвященный начинается с третьей буквы, таким образом: A-B-O-Z.
  
  
   21
  
  
   "Добрый день, фрау Шмидт", - сказал Пауль. "Что я могу тебе предложить?"
  
   Женщина быстро огляделась вокруг, пытаясь создать впечатление, что она обдумывает свою покупку, но правда заключалась в том, что она положила глаз на мешок с картошкой в надежде найти ценник. Это было бесполезно. Устав от необходимости ежедневно менять их цены, Пол начал запоминать их каждое утро.
  
   "Два килограмма картошки, пожалуйста", - сказала она, не осмеливаясь спросить, сколько.
  
   Пол начал складывать клубни на весы. Позади леди пара мальчиков рассматривали выставленные на витрине сладости, их руки были плотно засунуты в пустые карманы.
  
   "Они стоят шестьдесят тысяч марок за килограмм!" - прогремел грубый голос из-за прилавка.
  
   Женщина едва взглянула на герра Циглера, владельца бакалейной лавки, но ее лицо покраснело в ответ на высокую цену.
  
   "Я сожалею, мадам... У меня осталось не так много картофеля, - солгал Пол, чтобы избавить ее от смущения из-за необходимости сократить заказ. В то утро он измотал себя, складывая их мешки за мешками на заднем дворе. "Многие наши постоянные клиенты еще впереди. Вы не возражаете, если я дам вам всего один килограмм?"
  
   Облегчение на ее лице было настолько очевидным, что Полу пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку.
  
   "Прекрасно. Полагаю, мне придется обойтись."
  
   Пол взял несколько картофелин из пакета, пока весы не остановились на тысяче граммов. Он не стал полностью вынимать последний, особенно крупный экземпляр, из пакета, но держал его в руке, пока проверял вес, а затем вернул на место, передавая картофель.
  
   Действие не ускользнуло от женщины, чья рука слегка дрожала, когда она расплачивалась и брала сумку с прилавка. Когда они собирались уходить, герр Циглер позвал ее обратно.
  
   "Всего один момент!"
  
   Женщина повернулась, побледнев.
  
   "Да?"
  
   "Ваш сын уронил это, мадам", - сказал владелец магазина, протягивая кепку самого маленького мальчика.
  
   Женщина пробормотала слова благодарности и практически выбежала.
  
   Герр Циглер направился обратно за прилавок. Он поправил свои маленькие круглые очки и продолжил протирать банки с горошком мягким куском ткани. Место было безупречно чистым, поскольку Пол содержал его в предельной чистоте, а в те дни ничто не оставалось в магазине достаточно долго, чтобы собрать пыль.
  
   "Я видел тебя", - сказал владелец магазина, не поднимая глаз.
  
   Пол достал газету из-под прилавка и начал ее перелистывать. В тот день у них больше не будет клиентов, так как был четверг, и зарплата большинства людей иссякла несколькими днями ранее. Но следующий день был бы адом.
  
   "Я знаю, сэр".
  
   "Итак, почему ты притворялся?"
  
   "Это должно было выглядеть так, как будто вы не заметили, что я давал ей картофелину, сэр. В противном случае нам пришлось бы раздать бесплатную эмблему всем ".
  
   "Эта картошка будет вычтена из вашей зарплаты", - сказал Циглер, стараясь, чтобы это звучало угрожающе.
  
   Пол кивнул и снова углубился в чтение. Он давно перестал бояться лавочника, не только потому, что тот никогда не выполнял своих угроз, но и потому, что его грубоватая внешность была всего лишь прикрытием. Пол улыбнулся про себя, вспомнив, что всего за минуту до этого он заметил, как Циглер засовывал горсть конфет в кепку мальчика.
  
   "Я не знаю, что, черт возьми, вы нашли такого интересного в этих газетах", - сказал владелец магазина, качая головой.
  
   То, что Пауль уже некоторое время лихорадочно искал в газетах, было способом спасти бизнес герра Циглера. Если он ее не найдет, магазин обанкротится в течение двух недель.
  
   Внезапно он остановился между двумя страницами Allgemeine Zeitung. Его сердце подпрыгнуло. Это было прямо там: идея, изложенная в небольшой статье на две колонки, почти нелепая рядом с крупными заголовками, объявляющими о бесконечных бедствиях и возможном крахе правительства. Он мог бы пропустить это мимо ушей, если бы не искал именно эту вещь.
  
   Это было безумие.
  
   Это было невозможно.
  
   Но если это сработает... мы будем богаты.
  
   Это сработало бы. Пол был уверен в этом. Труднее всего было бы убедить герра Циглера. Такой старый консервативный пруссак, как он, никогда бы не согласился на такой план, даже в самых смелых мечтах Пола. Пол даже не мог представить, как это предложить.
  
   Так что мне лучше подумать побыстрее, сказал он себе, прикусив губу.
  
  
   22
  
  
   Все началось с убийства министра Вальтера Ратенау, известного еврейского промышленника. Отчаяние, в которое погрузилась Германия между 1922 и 1923 годами, когда два поколения увидели, что их ценности полностью перевернуты, началось однажды утром, когда трое студентов подъехали к машине Ратенау, осыпали его автоматными очередями и бросили в него гранату. 24 июня 1922 года было посеяно ужасное семя; более двух десятилетий спустя это привело к гибели более пятидесяти миллионов человек.
  
   До этого дня немцы думали, что дела и так идут плохо. Но с того дня, когда вся страна превратилась в сумасшедший дом, все, чего они хотели, это вернуться к тому, как все было раньше. Ратенау возглавлял министерство иностранных дел. В то неспокойное время, когда Германия находилась в руках своих кредиторов, это была работа, которая была даже более важной, чем президентство республики.
  
   В день, когда был убит Ратенау, Пауль задавался вопросом, сделали ли студенты это потому, что он был евреем, потому что он был политиком, или чтобы попытаться помочь Германии смириться с катастрофой Версаля. Невозможное возмещение, которое стране пришлось бы выплатить - до 1984 года! - ввергало население в нищету, и Ратенау был последним бастионом здравого смысла.
  
   После его смерти страна начала печатать деньги просто для того, чтобы оплатить свои долги. Понимали ли ответственные за это лица, что каждый напечатанный ими знак обесценивал остальные? Они, вероятно, сделали, но что еще они могли сделать?
  
   В июне 1922 года за одну марку можно было купить две сигареты; двести семьдесят две марки равнялись одному доллару США. К марту 1923 года, в тот самый день, когда Пауль небрежно положил лишнюю картофелину в сумку фрау Шмидт, для покупки сигарет требовалось пять тысяч марок, и двадцать тысяч, чтобы пойти в банк и выйти оттуда с хрустящей долларовой купюрой.
  
   Семьи изо всех сил старались не отставать, когда безумие накатывало по спирали. Каждую пятницу, в день выплаты жалованья, женщины ждали своих мужей у дверей фабрики. Затем, все сразу, они осаждали магазины и бакалейные лавки, они наводняли Виктуалиенмаркт на Мариенплатц, они тратили последний пфенниг зарплаты на предметы первой необходимости. Они возвращались домой, нагруженные едой, и пытались продержаться до конца недели. В другие дни недели в Германии было сделано не так уж много деловых операций. Карманы были пусты. И в четверг вечером руководитель производства BMW обладал такой же покупательной способностью, как старый бродяга, волочащий свои культи по грязи под мостами Isar.
  
   Было много тех, кто не мог этого вынести.
  
   Те, кто был стар, кому не хватало воображения, кто слишком многое принимал как должное, были теми, кто пострадал больше всего. Их умы не могли справиться со всеми этими изменениями, с этим миром взад-вперед. Многие покончили с собой. Другие погрязли в своей бедности.
  
   Другие изменились.
  
   Пол был одним из тех, кто изменился.
  
   После того, как герр граф уволил его, у Пауля был ужасный месяц. У него едва хватило времени, чтобы преодолеть свой гнев из-за нападения Юргена и раскрытия судьбы Элис, или посвятить больше, чем мимолетную мысль тайне смерти своего отца. И снова потребность в выживании была настолько острой, что ему пришлось подавить собственные эмоции. Но жгучая боль часто вспыхивала по ночам, наполняя его сны призраками. Он часто не мог уснуть, и часто по утрам, шагая по улицам Мюнхена в потертых, занесенных снегом ботинках, он думал о смерти.
  
   Иногда, когда он возвращался в пансион без работы, он ловил себя на том, что смотрит на Isar из Людвигсбрукке пустыми глазами. Он хотел броситься в ледяные воды, позволить течению утащить его тело вниз к Дунаю, а оттуда в море. Это фантастическое водное пространство, которого он никогда не видел, но где, как он всегда думал, его отец встретил свой конец.
  
   В таких случаях ему приходилось находить причину, чтобы не взбираться на стену и не прыгать. Образ его матери, ждущей его каждую ночь в пансионе, и уверенность в том, что она не выживет без него, помешали ему погасить огонь в своем животе раз и навсегда. В других случаях его удерживал сам пожар и причины его возникновения.
  
   Пока, наконец, не появился проблеск надежды. Хотя это привело к смерти.
  
   Однажды утром доставщик упал к ногам Пола посреди дороги. Пустая тачка, которую он толкал, опрокинулась на бок. Колеса все еще вращались, когда Пол присел и попытался помочь мужчине подняться, но тот не мог пошевелиться. Он отчаянно хватал ртом воздух, и его глаза остекленели. Подошел другой прохожий. Он был одет в темную одежду и нес кожаный кейс.
  
   "Дорогу! Я врач!"
  
   Некоторое время доктор пытался оживить упавшего человека, но безуспешно. Наконец он встал, качая головой.
  
   "Сердечный приступ или эмболия. Трудно поверить в кого-то столь молодого ".
  
   Пол смотрел на лицо мертвеца. Ему, должно быть, было всего девятнадцать лет, может, меньше.
  
   Как и я, подумал Пол.
  
   "Доктор, вы позаботитесь о теле?"
  
   "Я не могу, мы должны дождаться полицию".
  
   Когда прибыли офицеры, Пол терпеливо описал, что произошло. Доктор подтвердил свой отчет.
  
   "Вы не возражаете, если я верну тачку ее владельцу?"
  
   Офицер бросил взгляд на пустую тачку, затем долго и пристально смотрел на Пола. Ему не понравилась идея тащить тележку обратно в полицейский участок.
  
   "Как тебя зовут, приятель?"
  
   "Paul Reiner."
  
   "И почему я должен доверять тебе, Пол Райнер?"
  
   "Потому что я получу больше выгоды, если отнесу это владельцу магазина, чем если попытаюсь продать эти куски плохо прибитого дерева на черном рынке", - сказал Пол с абсолютной честностью.
  
   "Очень хорошо. Скажите ему, чтобы он связался с полицейским участком. Нам нужно знать ближайших родственников. Если он не позвонит нам в течение трех часов, ты будешь отвечать передо мной ".
  
   Офицер дал ему найденный счет, аккуратным почерком указав адрес бакалейной лавки - на улице недалеко от Изартора - со списком последних вещей, которые перевез мертвый мальчик:? килограмм кофе, 3 килограмма картофеля, 1 пакет лимонов, 1 банка супа "Крунц"? килограмм соли 2 бутылки кукурузного спирта
  
   Когда Пауль прибыл в магазин с тачкой и попросил работу мертвого мальчика, герр Циглер бросил на него недоверчивый взгляд, похожий на тот, которым он одарил Пауля шесть месяцев спустя, когда молодой человек объяснил свой план спасения их от разорения.
  
   "Мы должны превратить магазин в банк".
  
   Владелец магазина уронил банку из-под джема, которую он чистил, и она разбилась бы об пол, если бы Полу не удалось подхватить ее на лету.
  
   "О чем ты говоришь? Ты был пьян?" сказал он, глядя на огромные круги под глазами мальчика.
  
   "Нет, сэр", - сказал Пол, который не спал всю ночь, снова и снова прокручивая план в уме. Он вышел из своей комнаты на рассвете и занял позицию у дверей ратуши за полчаса до ее открытия. Затем он бегал от окна к окну, собирая информацию о разрешениях, налогах и условиях. Он вернулся с толстой картонной папкой. "Я знаю, это может показаться безумием, но это не так. Прямо сейчас деньги не имеют никакой ценности. Заработная плата растет ежедневно, и мы должны подсчитывать наши цены каждое утро ".
  
   "Да, и это напомнило мне: сегодня утром мне пришлось все это делать самому", - раздраженно сказал владелец магазина. "Вы не можете себе представить, как это было тяжело. И это в пятницу! Через два часа магазин будет вздыматься ".
  
   "Я знаю, сэр. И мы должны сделать все возможное, чтобы избавиться от всех акций сегодня. Сегодня днем я собираюсь поговорить с несколькими нашими клиентами, предлагая им товары в обмен на работу, потому что работа должна быть выполнена в понедельник. Во вторник утром мы пройдем муниципальную инспекцию, а в среду откроемся ".
  
   Циглер выглядел так, как будто Пол попросил его намазать свое тело джемом и пройтись голышом по Мариенплац.
  
   "Абсолютно нет. Этот магазин существует здесь уже семьдесят три года. Ее начал мой прадед, а затем передал моему деду, который передал ее моему отцу, который в конечном итоге передал ее мне ".
  
   Пол увидел тревогу в глазах владельца магазина. Он знал, что был в шаге от увольнения за неподчинение и безумие. Поэтому он решил пойти ва-банк.
  
   "Это прекрасная история, сэр. Но, к сожалению, через две недели, когда кто-то, чья фамилия не Циглер, завладеет магазином на собрании кредиторов, вся эта традиция будет считаться дерьмом ".
  
   Владелец магазина обвиняюще поднял палец, готовый отчитать Пола за его высказывания, но затем вспомнил, в какой ситуации он оказался, и рухнул на стул. Его долги накапливались с начала кризиса - долги, которые, в отличие от многих других, не просто развеялись в облаке дыма. Положительной стороной всего этого безумия - для некоторых людей - было то, что те, у кого были ипотечные кредиты с процентными ставками, рассчитываемыми ежегодно, смогли быстро их погасить, учитывая дикие колебания отметки. К сожалению, такие, как Циглер , которые пожертвовали часть своего дохода, а не фиксированную сумму наличными, могли в конечном итоге только проиграть.
  
   "Я не понимаю, Пол. Как это спасет мой бизнес?"
  
   Молодой человек принес ему стакан воды, затем показал статью, которую он вырвал из вчерашней газеты. Пол читал это так много раз, что чернила местами размазались. "Это статья университетского профессора. Он говорит, что в такое время, как это, когда люди не могут полагаться на деньги, мы должны смотреть в прошлое. Во времена, когда не было денег. За обмен".
  
   "Но..."
  
   "Пожалуйста, сэр, дайте мне минутку. К сожалению, никто не может обменять прикроватный столик или три бутылки спиртного на другие вещи, и ломбарды переполнены. Поэтому мы должны искать прибежища в обещаниях. В виде дивидендов".
  
   "Я не понимаю", - сказал владелец магазина, у которого начинала кружиться голова.
  
   "Акции, герр Циглер. Фондовая биржа вырастет из этого. Акции заменят деньги. И мы будем их продавать".
  
   Циглер сдался.
  
   Следующие пять ночей Пол почти не спал. Убедить торговцев - плотников, штукатуров, краснодеревщиков - бесплатно забрать продукты в эту пятницу в обмен на работу в выходные было совсем не сложно. На самом деле, некоторые были так благодарны, что Полу пришлось предлагать свой носовой платок несколько раз.
  
   Должно быть, мы попали в настоящую переделку, когда крепкий сантехник разражается слезами, когда вы предлагаете ему сосиску в обмен на час работы, подумал он. Главной трудностью была бюрократия, но даже в этом отношении Полу повезло. Он изучал руководящие принципы и инструкции, которые государственные служащие довели до его сведения, до тех пор, пока у него в ушах не появились пункты. Его самым большим страхом было то, что он наткнется на какую-нибудь фразу, которая разрушит все его надежды до основания. После того, как он исписал страницы заметок в маленькой книжечке, в которой он излагал шаги, которые необходимо было предпринять, требования для создания Ziegler Bank свелись к двум:
  
   1) Директор должен был быть гражданином Германии старше двадцати одного года.
  
   2) Гарантия в полмиллиона немецких марок должна была быть внесена в офисах ратуши.
  
   Первое было простым: герр Циглер будет директором, хотя Паулю уже было совершенно ясно, что ему следует как можно дольше оставаться закрытым в офисе. Что касается второго... годом ранее полмиллиона марок были бы астрономической суммой, способом гарантировать, что только платежеспособные люди могли начать бизнес, основанный на доверии. Сегодня полмиллиона марок были шуткой.
  
   "Никто не обновлял рисунок!" - кричал Пол, прыгая по мастерской, пугая плотников, которые уже начали срывать полки со стен.
  
   Интересно, не предпочли бы государственные служащие пару окорочков, подумал Пол, забавляясь. По крайней мере, они могли бы найти им какое-то применение.
  
  
   23
  
  
   Грузовик был открыт, и у людей, ехавших в кузове, не было защиты от ночного воздуха.
  
   Почти все они молчали, сосредоточившись на том, что должно было произойти. Их коричневые рубашки едва защищали от холода, но это не имело значения, поскольку вскоре они должны были отправиться в путь.
  
   Юрген присел на корточки и начал колотить по металлическому полу грузовика своей дубинкой. Он приобрел эту привычку во время своей первой вылазки, когда его товарищи все еще относились к нему с некоторым скептицизмом. Sturmabteilung, или SA - "штурмовики" нацистской партии - состояли из закаленных бывших солдат, людей из низших классов, которые едва могли прочитать абзац вслух, не заикаясь. Их первая реакция на появление этого элегантного молодого человека - сына барона, не меньше!- был отказ. И когда Юрген впервые использовал пол грузовика в качестве барабана, один из его товарищей показал ему средний палец.
  
   "Отправляешь телеграмму баронессе, а, парень?"
  
   Остальные злобно рассмеялись.
  
   Той ночью ему было стыдно. Однако сегодня вечером, когда он начал падать на пол, все остальные быстро последовали за ним. Поначалу ритм был медленным, размеренным, отчетливым, удары идеально синхронизированы. Но когда грузовик приблизился к своей цели, гостинице недалеко от центрального железнодорожного вокзала, грохот усилился, пока не стал оглушительным, рев наполнил их всех адреналином.
  
   Юрген улыбнулся. Нелегко было завоевать их доверие, но теперь он чувствовал, что они все у него на ладони. Когда почти годом ранее он впервые услышал речь Адольфа Гитлера и настоял на том, чтобы секретарь парткома тут же зарегистрировал его членство в национал-социалистической немецкой рабочей партии, Крон был в восторге. Но когда несколько дней спустя Юрген подал заявление о вступлении в СА, этот восторг сменился разочарованием.
  
   "Что, черт возьми, у вас общего с этими коричневыми гориллами?" Ты умен; ты мог бы сделать карьеру в политике. И эта повязка у тебя на глазу... Если вы распустите соответствующие слухи, это может стать вашей визитной карточкой. Мы можем сказать, что ты потерял глаз, защищая Рур".
  
   Сын барона не обратил на него никакого внимания. Он вступил в СА импульсивно, но в том, что он сделал, была определенная подсознательная логика. Его привлекала жестокость, присущая военизированному крылу нацистов, их гордость как группы и безнаказанность за насилие, которую это ему обеспечивало. Группа, в которую он с самого начала не вписывался, и где он был объектом оскорблений и насмешек, таких как "Барон Циклоп" и "Одноглазый Пэнси".
  
   Запуганный, Юрген отбросил бандитское отношение, которое он принимал к своим школьным друзьям. Это были настоящие крутые парни, и они бы немедленно сомкнули ряды, если бы он попытался добиться чего-либо силой. Вместо этого он постепенно завоевывал их уважение, демонстрируя отсутствие угрызений совести каждый раз, когда они или их враг встречались.
  
   Визг тормозов заглушил яростный звук дубинок. Грузовик резко остановился.
  
   "Убирайся! Убирайся!"
  
   Штурмовики столпились в задней части грузовика. Затем двадцать пар черных ботинок протопали по мокрой брусчатке. Один из штурмовиков поскользнулся в луже грязной воды, и Юрген поспешил предложить ему руку, чтобы помочь подняться. Он узнал, что подобные жесты принесут ему очки.
  
   У здания, которое стояло напротив них, не было названия, только слово T AVERN, нарисованное над дверью, с красной баварской шляпой, нарисованной рядом. Это место часто использовалось в качестве места встреч подразделением Коммунистической партии, и в тот самый момент одна из таких встреч подходила к концу. Более тридцати человек находились внутри, слушая речь. Услышав визг тормозов грузовика, некоторые из них подняли головы, но было слишком поздно. В таверне не было задней двери.
  
   Штурмовики вошли упорядоченными рядами, производя как можно больше шума. Официант в ужасе спрятался за стойкой, в то время как первые пришедшие схватили со столов пивные бокалы и тарелки и швырнули их в стойку, зеркало над ней и полки с бутылками.
  
   "Что ты делаешь?" - спросил невысокий мужчина, предположительно владелец таверны.
  
   "Мы пришли, чтобы разогнать незаконное собрание", - сказал командир взвода СА, выступая вперед с неуместной улыбкой.
  
   "У тебя нет полномочий!"
  
   Начальник взвода поднял свою дубинку и ударил мужчину в живот. Он со стоном упал на землю. Главарь дал ему еще пару пинков, прежде чем повернуться к своим людям.
  
   "Падайте вместе!"
  
   Юрген немедленно выдвинулся вперед. Он всегда делал это, только чтобы сделать осторожный шаг назад, чтобы позволить кому-то другому возглавить атаку - или принять пулю или лезвие. Огнестрельное оружие теперь было запрещено в Германии - этой Германии, которой союзники удалили зубы, - но у многих ветеранов войны все еще были свои штатные пистолеты или оружие, которое они забрали у врага.
  
   Выстроившись плечом к плечу, штурмовики двинулись к задней части таверны. Перепуганные до полусмерти коммунисты начали швырять в своего врага всем, что попадалось им под руку. Человек, шедший рядом с Юргеном, получил удар стеклянным кувшином прямо в лицо. Он пошатнулся, но шедшие позади подхватили его, и другой вышел вперед, чтобы занять его место в первой шеренге.
  
   "Сукины дети! Иди отсоси член своему фюреру!" - крикнул молодой человек в кожаной кепке, поднимая скамейку.
  
   Штурмовики были менее чем в трех метрах от них, в пределах легкой досягаемости от любой брошенной в них мебели, поэтому Юрген выбрал этот момент, чтобы изобразить спотыкание. Мужчина вышел вперед и встал впереди.
  
   Как раз вовремя. Скамейки разлетелись по комнате, раздался стон, и человек, который только что занял место Юргена, рухнул вперед, его голова была расколота.
  
   "Готовы?" - крикнул командир взвода. "За Гитлера и Германию!"
  
   "Гитлер и Германия!" - хором закричали остальные.
  
   Две группы набросились друг на друга, как дети, играющие в какую-то игру. Юрген увернулся от гиганта в комбинезоне механика, который направлялся к нему, ударившись коленями, когда проходил мимо. Механик упал, и те, кто стоял позади Юргена, начали безжалостно избивать его.
  
   Юрген продолжил свое наступление. Он перепрыгнул через перевернутый стул и пнул стол, который врезался в бедро пожилого мужчины в очках. Он упал на пол, увлекая за собой стол. В его руке все еще были какие-то исписанные клочки бумаги, поэтому сын барона сделал вывод, что это, должно быть, тот оратор, которого они пришли прервать. Ему было все равно. Он даже не знал имени старика.
  
   Юрген направился прямо к нему, стараясь наступать на него обеими ногами, пока тот пробирался к своей настоящей цели.
  
   Молодой человек в кожаной кепке отбивался от двух штурмовиков, используя одну из скамеек. Первый из мужчин попытался обойти его с фланга, но молодой человек наклонил скамейку в его сторону и сумел попасть ему в шею, сбив его с ног. Другой мужчина замахнулся дубинкой, пытаясь застать мужчину врасплох, но молодой коммунист увернулся и сумел ударить локтем штурмовика в почку. Когда он согнулся пополам, корчась от боли, мужчина сломал скамейку о его спину.
  
   Значит, этот знает, как сражаться, подумал сын барона.
  
   Обычно он оставил бы самых сильных противников разбираться с кем-то другим, но что-то в этом худом молодом человеке с запавшими глазами обидело Юргена.
  
   Он с вызовом посмотрел на Юргена.
  
   "Тогда давай, нацистская шлюха. Боишься сломать ноготь?"
  
   Юрген втянул в себя воздух, но он был слишком хитер, чтобы позволить оскорблению повлиять на себя. Он контратаковал.
  
   "Я не удивлен, что ты так увлечен красными, ты, тощий маленький засранец. Эта борода Карла Маркса выглядит точь-в-точь как задница твоей матери."
  
   Лицо молодого человека озарилось яростью и, подняв остатки скамейки, он бросился на Юргена.
  
   Юрген встал боком к нападавшему и ждал атаки. Когда мужчина бросился на него, Юрген отодвинулся в сторону, и коммунист упал на пол, потеряв свою фуражку. Юрген трижды подряд ударил его дубинкой по спине - не очень сильно, но достаточно, чтобы у него перехватило дыхание, но при этом позволил ему встать на колени. Молодой человек попытался уползти, чего и добивался Юрген. Он отвел правую ногу назад и сильно пнул. Носок ботинка попал мужчине в живот, подняв его более чем на полметра над землей. Он упал на спину, пытаясь дышать.
  
   С улыбкой Юрген злобно набросился на коммуниста. Его ребра хрустели под ударами, и когда Юрген встал на его руку, она хрустнула, как сухая ветка.
  
   Схватив молодого человека за волосы, Юрген заставил его подняться.
  
   "Попробуй сейчас сказать то, что ты сказал о фюрере, коммунистическое отребье!"
  
   "Иди к черту!" - пролепетал мальчик.
  
   "Ты все еще хочешь говорить подобные глупости?" - недоверчиво крикнул Юрген.
  
   Еще крепче схватив мальчика за волосы, он поднял дубинку и нацелил ее в рот своей жертвы.
  
   Однажды.
  
   Дважды.
  
   Трижды.
  
   Зубы мальчика были ничем иным, как горсткой кровавых останков на деревянном полу таверны, а его лицо распухло. В одно мгновение агрессия, которая питала мышцы Юргена, прекратилась. Наконец-то он понял, почему выбрал именно этого человека.
  
   В нем было что-то от его двоюродного брата.
  
   Он отпустил волосы коммуниста и наблюдал, как тот безвольно падает на пол.
  
   Он больше ни на кого не похож, подумал Юрген.
  
   Он поднял глаза и увидел, что повсюду вокруг него сражение прекратилось. Единственными, кто остался стоять, были штурмовики, которые наблюдали за ним со смесью одобрения и страха.
  
   "Давайте убираться отсюда!" - крикнул командир взвода.
  
   Вернувшись в грузовик, штурмовик, которого Юрген никогда раньше не видел и который не путешествовал с ними, сел рядом с ним. Сын барона едва взглянул на своего спутника. После такого жестокого эпизода он обычно погружался в состояние меланхоличной замкнутости, и ему не нравилось, когда его кто-то беспокоил. Вот почему он недовольно зарычал, когда другой мужчина заговорил с ним низким голосом.
  
   "Как тебя зовут?"
  
   "Юрген фон Шредер", - неохотно ответил он.
  
   "Так это ты. Они рассказали мне о тебе. Я пришел сюда сегодня специально, чтобы встретиться с вами. Меня зовут Джулиус Шрек."
  
   Юрген заметил тонкие различия в униформе этого человека. Он носил эмблему с изображением черепа и скрещенных костей и черный галстук.
  
   "Чтобы встретиться со мной? Почему?"
  
   "Я создаю специальную группу ... люди с мужеством, навыками, интеллектом. Без всяких буржуазных угрызений совести".
  
   "Откуда ты знаешь, что у меня есть эти вещи?"
  
   "Я видел тебя там в действии. Ты поступил умно, не как все остальное пушечное мясо. И, конечно, есть вопрос о вашей семье. Твое присутствие в нашей команде придало бы нам престижа. Это отличало бы нас от сброда ".
  
   "Чего ты хочешь?"
  
   "Я хочу, чтобы ты присоединился к моей группе поддержки. Элита СА, которая отвечает только перед фюрером".
  
  
   24
  
  
   С тех пор, как Элис заметила Пола в другом конце кабаре-клуба, у нее была ужасная ночь. Это было последнее место, где она ожидала его найти. Она посмотрела еще раз, просто чтобы убедиться, поскольку огни и дым могли привести к некоторой путанице, но глаза ее не обманули.
  
   Какого черта он здесь делает?
  
   Ее первым побуждением было спрятать "Кодак" за спину от стыда, но она не смогла долго оставаться в таком положении, так как камера и вспышка были слишком тяжелыми.
  
   Кроме того, я работаю. Черт возьми, это то, чем я должен гордиться.
  
   "Эй, красивое тело! Сфотографируй меня, красотка!"
  
   Элис улыбнулась, подняла вспышку - на длинной палочке - и нажала на спусковой крючок, так что она сработала, не израсходовав ни одной пленки. Двое пьяниц, загораживавших ей вид на столики Пола, повалились набок. Хотя ей время от времени приходилось подзаряжать вспышку магниевым порошком, это все еще был самый эффективный способ избавиться от тех, кто ее беспокоил.
  
   Множество людей суетилось вокруг нее в такие вечера, как этот, когда ей приходилось делать двести или триста фотографий посетителей BeldaKlub. После того, как они были разработаны, владелец выбирал полдюжины, чтобы повесить на стену у входа, снимки, показывающие, как клиенты развлекаются с танцующими девушками клуба. По словам владельца, лучшие фотографии были сделаны ранним утром, когда вы часто могли наблюдать, как самые отъявленные расточители пьют шампанское из женских туфель. Элис ненавидела все это место: шумную музыку, костюмы с блестками, провокационные песни, алкоголь и людей, которые употребляли его в огромных количествах. Но это была ее работа.
  
   Она поколебалась, прежде чем подойти к Полу. Она чувствовала, что выглядит не особенно привлекательно в своем темно-синем костюме из секонд-хенда и маленькой шляпке, которая не совсем подходила к ней, и все же она продолжала притягивать неудачников, как магнит. Она давно пришла к выводу, что мужчинам нравится быть в центре ее внимания, и она решила использовать этот факт, чтобы растопить лед в отношениях с Полом. Она все еще чувствовала стыд за то, как ее отец выгнал его из дома, и легкое беспокойство из-за лжи, которую ей сказали о том, что он оставил деньги себе.
  
   Я сыграю с ним шутку. Я подойду к нему с камерой, закрывающей мое лицо, я сделаю снимок, а затем я открою ему, кто я. Я уверен, что он будет доволен.
  
   Она отправилась в путь с улыбкой.
  
   Восемью месяцами ранее Элис была на улице в поисках работы.
  
   В отличие от Пола, ее поиски не были отчаянными, поскольку у нее было достаточно денег, чтобы продержаться несколько месяцев. Тем не менее, это было тяжело. Единственной работой для женщин - их окликали на углах улиц или шептались в задних комнатах - была работа проституток или любовниц, и это был путь, по которому Элис не была готова идти ни при каких обстоятельствах.
  
   Только не это, и я тоже не вернусь домой, она поклялась.
  
   Она подумала о поездке в другой город. Hamburg, Dusseldorf, Berlin. Однако новости, которые поступали из тех мест, были такими же плохими, как то, что происходило в Мюнхене, или даже хуже. И было что-то - возможно, надежда снова встретить определенного человека - что удерживало ее. Но по мере того, как ее резервы истощались, Элис все больше впадала в отчаяние. И вот однажды днем, прогуливаясь по Агнесштрассе в поисках швейной мастерской, о которой ей говорили, Элис увидела объявление на витрине магазина. Требуется помощник
  
   Женщинам не нужно применять
  
   Она даже не проверила, что это за бизнес. Она с негодованием распахнула дверь и подошла к единственному человеку за прилавком: худощавому пожилому мужчине с драматически редеющими седыми волосами.
  
   "Добрый день, фройляйн".
  
   "Добрый день. Я пришел по поводу работы ".
  
   Маленький человечек пристально посмотрел на нее.
  
   "Могу я рискнуть предположить, что вы действительно умеете читать, фройляйн?"
  
   "Да, хотя у меня всегда возникают трудности с любой ерундой".
  
   При этих словах лицо мужчины изменилось. Его рот растянулся в веселой складке, показывая приятную улыбку, за которой последовал смех. "Вы наняты!"
  
   Элис посмотрела на него, совершенно сбитая с толку. Она вошла в заведение, готовая ткнуть владельца носом в его нелепую вывеску, и думая, что все, чего она добьется, это выставит себя дурой.
  
   "Удивлен?"
  
   "Да, весьма удивлен".
  
   "Видите ли, фройляйн..."
  
   "Alys Tannenbaum."
  
   "Август Мюнц", - сказал мужчина с элегантным поклоном. "Видите ли, фройляйн Танненбаум, я повесил этот знак, чтобы такая женщина, как вы, откликнулась. Работа, которую я предлагаю, требует технических навыков, присутствия духа и, прежде всего, изрядной доли дерзости. Похоже, ты обладаешь двумя последними качествами, а первому можно научиться, особенно с учетом моего собственного опыта..."
  
   "И ты не возражаешь, что я..."
  
   "Еврей? Ты скоро поймешь, что я не слишком традиционен, дорогая."
  
   "Что именно ты хочешь, чтобы я сделала?" - подозрительно спросила Элис.
  
   "Разве это не очевидно?" - сказал мужчина, указывая вокруг себя. Элис впервые посмотрела на магазин и увидела, что это была фотостудия. "Делайте фотографии".
  
   Хотя Пол менялся с каждой работой, за которую брался, Элис была полностью преображена своей. Молодая женщина мгновенно влюбилась в фотографию. Она никогда раньше не была за камерой, но как только она изучила основы, она поняла, что больше ничем не хочет заниматься в своей жизни. Она особенно любила фотолабораторию, где химикаты смешивались в лотках. Она не могла оторвать глаз от изображения, когда оно начало появляться на бумаге, когда черты и лица стали отчетливыми.
  
   Она тоже сразу поладила с фотографом. Хотя табличка на двери гласила "МУНЦ И СЫНОВЬЯ", Элис вскоре обнаружила, что сыновей у них нет и никогда не будет. Август жил в квартире над магазином с хрупким, бледным молодым человеком, которого он называл "мой племянник Эрнст". Элис проводила долгие вечера, играя в нарды с ними двумя, и со временем ее улыбка вернулась.
  
   Был только один аспект работы, который ей не нравился, и это было именно то, для чего Август ее нанял. Владелец близлежащего кабаре-клуба - Август признался Элис, что этот человек был его бывшим любовником, - предложил хорошую сумму денег за то, чтобы три вечера в неделю в заведении был фотограф.
  
   "Он хотел бы, чтобы это был я, конечно. Но я думаю, будет лучше, если появится симпатичная девушка... та, кто не позволит над собой издеваться ", - сказала Августа, подмигнув.
  
   Владелец клуба был счастлив. Фотографии у входа в его заведение помогли распространить информацию о BeldaKlub, пока он не стал одним из самых ярких мест ночной жизни Мюнхена. Конечно, она не может сравниться с подобными Берлину, но в темные времена любой бизнес, основанный на алкоголе и сексе, обречен на успех. Широко распространился слух, что многие клиенты потратили бы всю свою зарплату за пять безумных часов, прежде чем прибегнуть к спусковому крючку, веревке или бутылочке с таблетками.
  
   Приближаясь к Полу, Элис верила, что он не будет одним из этих клиентов, вышедших на последнюю интрижку.
  
   Без сомнения, он пришел с другом. Или из любопытства, подумала она. В конце концов, в эти дни все приходили в BeldaKlub, даже если это было только для того, чтобы потратить часы на потягивание одного пива. Бармены были понимающими людьми, и было известно, что они принимали обручальные кольца в обмен на пару пинт.
  
   Подойдя ближе, она поднесла камеру к своему лицу. За столом было пять человек, двое мужчин и три женщины. На скатерти было несколько полупустых или перевернутых бутылок шампанского и куча еды, которая была почти нетронута.
  
   "Привет, Пол! Ты должен позировать для потомков!" - сказал мужчина, стоящий рядом с Элис.
  
   Пол поднял глаза. На нем был черный смокинг, который плохо сидел на его плечах, и галстук-бабочка, который был расстегнут и свисал поверх рубашки. Когда он заговорил, его голос был хриплым, а слова невнятными.
  
   "Слышали это, девочки? Изобрази улыбку на этих лицах".
  
   Две женщины по обе стороны от Пола были одеты в серебристые вечерние платья и шляпки в тон. Одна из них схватила его за подбородок, заставила посмотреть на нее и запечатлела небрежный французский поцелуй как раз в тот момент, когда опустился затвор. Удивленный получатель вернул поцелуй, а затем разразился смехом.
  
   "Видишь? Они действительно вызывают улыбку на твоем лице!" - сказал его друг, заливаясь смехом.
  
   Элис была поражена, увидев это, и Кодак чуть не выскользнул у нее из рук. Ее тошнило. Этот пьяница, просто еще один из тех, кого она презирала ночь за ночью в течение нескольких недель, был так далек от ее образа застенчивого угольщика, что Элис не могла поверить, что это действительно был Пол.
  
   И все же это было.
  
   Сквозь алкогольный туман молодой человек внезапно узнал ее и неуверенно поднялся на ноги.
  
   "Элис!"
  
   Мужчина, который был с ним, повернулся к ней и поднял свой бокал.
  
   "Вы знаете друг друга?"
  
   "Я думала, что знала его", - холодно сказала Элис.
  
   "Превосходно! Тогда тебе следует знать, что твой друг - самый успешный банкир в Изарторе... Мы продаем больше акций, чем любой из других банков, которые появлялись в последнее время! Я его гордый бухгалтер
  
   ... Давай, выпей тост с нами".
  
   Элис почувствовала, как волна презрения пробежала по ее телу. Она все слышала о новых банках. Почти все заведения, созданные в последние месяцы, были созданы молодыми людьми, и множество студентов приходили в клуб каждую ночь, чтобы спустить свои заработки на шампанское и шлюх, прежде чем деньги окончательно потеряют свою ценность.
  
   "Когда мой отец сказал мне, что ты взял деньги, я ему не поверил. Как я был неправ. Теперь я вижу, что это единственное, что тебя интересует, " сказала она, отворачиваясь.
  
   "Элис, подожди..." - смущенно пробормотал молодой человек. Он, спотыкаясь, обошел стол и попытался схватить ее за руку.
  
   Элис повернулась и дала ему пощечину, которая прозвучала как колокол. Хотя Пол пытался спастись, вцепившись в скатерть, он опрокинулся и оказался на полу под градом разбитых бутылок и смехом трех хористок.
  
   "Кстати," сказала Элис, уходя, "в этом смокинге ты все еще выглядишь как официант".
  
   Пол воспользовался стулом, чтобы подняться, как раз вовремя, чтобы увидеть, как спина Элис исчезает в толпе. Его друг бухгалтер теперь вел девушек на танцпол. Внезапно чья-то рука крепко схватила Пола и усадила его в кресло.
  
   "Похоже, ты не в ту сторону ее потрепал, а?"
  
   Человек, который помог ему, казался смутно знакомым.
  
   "Кто ты, черт возьми, такой?"
  
   "Я друг твоего отца, Пол. Тот, кто прямо сейчас задается вопросом, достоин ли ты носить его имя."
  
   "Что ты знаешь о моем отце?"
  
   Мужчина достал визитку и положил ее во внутренний карман смокинга Пола.
  
   "Приходи ко мне, когда протрезвеешь".
  
  
   25
  
  
   Пол оторвал взгляд от открытки и уставился на вывеску над книжным магазином, все еще не понимая, что он здесь делает.
  
   Магазин находился всего в нескольких шагах от Мариенплац, в крошечном центре Мюнхена. Именно здесь мясники и разносчики Швабинга уступили место часовщикам, модисткам и магазинам, торгующим тростями. Рядом с заведением Келлера был даже небольшой кинотеатр, в котором показывали "Носферату" Ф.В. Мурнау, более чем через год после того, как он впервые вышел на экраны. Был полдень, и они, должно быть, уже прошли половину второго показа. Пол представил киномеханика в его будке, меняющего одну за другой изношенные катушки с пленкой. Ему стало жаль его. Он проскользнул посмотреть этот фильм - первый и единственный фильм, который он видел, - в кинотеатре рядом с пансионом, когда о нем говорил весь город. Ему не очень понравилась слегка завуалированная экранизация "Дракулы" Брэма Стокера. Для него истинная эмоция истории заключалась в ее словах и молчании, в белом цвете, который окружал черные буквы на странице. Кинематографическая версия казалась слишком простой, как пазл, состоящий всего из двух частей.
  
   Пол осторожно вошел в книжный магазин, но вскоре забыл о своих опасениях, изучая тома, аккуратно расставленные на книжных шкафах от пола до потолка и на больших столах у окна. В поле зрения не было никакого прилавка.
  
   Он листал первое издание "Смерти в Венеции", когда услышал голос позади себя.
  
   "Томас Манн - неплохой выбор, но я уверен, что вы его уже читали".
  
   Пол обернулся. Там был Келлер, улыбающийся ему. Его волосы были абсолютно белыми, он носил старомодную козлиную бородку, и время от времени он почесывал свои большие уши, привлекая к ним еще больше внимания. Пол чувствовал, что знает этого человека, хотя и не мог сказать откуда.
  
   "Да, я читал это, но в спешке. Мне ее одолжил кто-то из постояльцев пансиона, где я живу. Книги обычно не остаются в моих руках надолго, как бы сильно я ни хотел их перечитать ".
  
   "Ах. Но не перечитывай, Пол, ты слишком молод, а люди, которые перечитывают, склонны слишком быстро наполняться неадекватной мудростью. На данный момент вы должны прочитать все, что сможете, как можно более разнообразно. Только когда ты доживешь до моего возраста, ты поймешь, что перечитывание - не пустая трата времени ".
  
   Пол еще раз внимательно посмотрел на него. Келлеру было далеко за пятьдесят, хотя его спина была прямой как палка, а тело подтянутым в старомодном костюме-тройке. Его белые волосы придавали ему почтенный вид, хотя Пол подозревал, что они могли быть крашеными. Внезапно он понял, где видел этого человека раньше.
  
   "Ты был на вечеринке по случаю дня рождения Юргена, четыре года назад".
  
   "У тебя хорошая память, Пол".
  
   "Ты сказал мне уйти, как только я смогу... что она ждала снаружи, " печально сказал Пол.
  
   "Я помню, как ты спас девушку с абсолютной ясностью, прямо посреди бального зала. В свое время у меня тоже были свои моменты ... и свои недостатки, хотя я никогда не совершал такой большой ошибки, как та, которую, как я видел, ты совершил вчера, Пол."
  
   "Не напоминай мне. Как, черт возьми, я должен был знать, что она была там? Прошло два года с тех пор, как я видел ее в последний раз!"
  
   "Что ж, тогда, я думаю, правильный вопрос здесь таков: какого черта ты делал, напиваясь как моряк?"
  
   Пол неловко переступил с ноги на ногу. Ему было неловко обсуждать эти вещи с совершенно незнакомым человеком, но в то же время он испытывал странное спокойствие в компании книготорговца.
  
   "В любом случае, " продолжал Келлер, " я не хочу тебя мучить, поскольку мешки у тебя под глазами и бледное лицо говорят мне, что ты уже достаточно себя мучил".
  
   "Ты сказал, что хочешь поговорить со мной о моем отце", - с тревогой сказал Пол.
  
   "Нет, это было не то, что я сказал. Я сказал, что ты должен прийти и повидаться со мной ".
  
   "Тогда почему?"
  
   На этот раз была очередь Келлера хранить молчание. Он подвел Пола к витрине и указал на церковь Святого Михаила, прямо напротив книжного магазина. Бронзовая табличка с изображением генеалогического древа династии Виттельсбахов возвышалась над статуей архангела, который дал свое имя зданию. В лучах послеполуденного солнца тени статуи были длинными и угрожающими.
  
   "Посмотри ... три с половиной столетия великолепия. И это всего лишь короткий пролог. В 1825 году Людвиг Первый решил превратить наш город в новые Афины. Полные света, пространства и гармонии аллеи и бульвары. Теперь посмотри немного ниже, Пол."
  
   У дверей церкви собрались нищие, выстраиваясь в очередь, чтобы получить суп, который приход раздавал на закате. Очередь только начала формироваться, и она уже простиралась дальше, чем Пол мог видеть из витрины магазина. Он не был удивлен, увидев ветеранов войны, все еще в их неряшливой форме, которая была запрещена почти пять лет назад. Не был он шокирован и внешним видом бродяг, на лицах которых отпечатались нищета и пьянство. Что его действительно удивило, так это то, что он увидел десятки взрослых мужчин, одетых в поношенные костюмы , но с идеально выглаженными рубашками, на всех из которых не было никаких признаков пальто, несмотря на сильный ветер в тот июньский вечер.
  
   Пальто семейного человека, которому приходится каждый день выходить на улицу в поисках хлеба для своих детей, - это всегда одна из последних вещей, которые сдаются в ломбард в последнюю очередь, подумал Пол, нервно засунув руки в карманы собственного пальто. Он купил пальто подержанным, удивленный, что нашел ткань такого хорошего качества по цене сыра среднего размера.
  
   Точно так же, как смокинг.
  
   "Пять лет после падения монархии: террор, убийства на улицах, голод, нищета. Какую версию Мюнхена ты предпочитаешь, парень?"
  
   "Настоящая, я полагаю".
  
   Келлер посмотрел на него, очевидно, довольный его ответом. Пол заметил, что его отношение слегка изменилось, как будто вопрос был испытанием для чего-то гораздо большего, что еще впереди.
  
   "Я встретил Ханса Райнера много лет назад. Я не помню точной даты, но думаю, что это было около 1895 года, потому что он зашел в книжный магазин и купил экземпляр "Карпатского замка" Верна, который только что вышел."
  
   "Он тоже любил читать?" - спросил Пол, не в силах скрыть своих эмоций. Он так мало знал о человеке, который дал ему жизнь, что любой проблеск сходства наполнял его смесью гордости и замешательства, словно эхо другого времени. Он чувствовал слепую потребность довериться книготорговцу, извлечь из своей головы любые следы отца, которого он никогда не мог встретить.
  
   "Он был настоящим книжным червем! Мы с твоим отцом проговорили пару часов в тот первый день. В те дни это занимало много времени, поскольку мой книжный магазин был полон от открытия до закрытия, а не заброшен, как сейчас. Мы обнаружили общие интересы, такие как поэзия. Хотя он был очень умен, он довольно медленно подбирал слова и восхищался тем, на что способны такие люди, как Хольдерлин и Рильке. Однажды он даже попросил меня помочь ему с небольшим стихотворением, которое он написал для твоей матери."
  
   "Я помню, как она рассказывала мне об этом стихотворении, " угрюмо сказал Пол, " хотя она никогда не давала мне его прочитать".
  
   "Возможно, она все еще есть в бумагах вашего отца?" - предположил книготорговец.
  
   "К сожалению, то немногое, что у нас было, осталось в доме, где мы раньше жили. Нам пришлось уезжать в спешке".
  
   "Жаль. В любом случае... каждый раз, когда он приезжал в Мюнхен, мы проводили вместе интересные вечера. Так я впервые услышал о Великой ложе Восходящего солнца".
  
   "Что это?"
  
   Книготорговец понизил голос.
  
   "Ты знаешь, кто такие масоны, Пол?"
  
   Молодой человек удивленно посмотрел на него.
  
   "В газетах пишут, что они могущественная тайная секта".
  
   "Управляемый евреями, которые контролируют судьбу мира?" сказал Келлер, его голос был полон иронии. "Я тоже много раз слышал эту историю, Пол. Тем более в наши дни, когда люди ищут, кого бы обвинить во всех плохих вещах, которые происходят ".
  
   "Итак, в чем правда?"
  
   "Масоны - это тайное общество, а не секта, состоящая из избранных людей, которые стремятся к просветлению и торжеству морали в мире".
  
   "Под "избранным" ты подразумеваешь "могущественного"?"
  
   "Нет. Эти люди выбирают сами. Ни одному масону не разрешается просить профана стать масоном. Это профан должен просить, точно так же, как я просил твоего отца предоставить мне допуск в ложу."
  
   "Мой отец был масоном?" - удивленно спросил Пол.
  
   "Подождите минутку", - сказал Келлер. Он запер дверь магазина, перевернул табличку на ЗАКРЫТО, а затем пошел в заднюю комнату. По возвращении он показал Полу старую студийную фотографию. На ней были изображены молодой Ханс Райнер, Келлер и еще трое незнакомых Полу людей, все они пристально смотрели в камеру. Их застывшая поза была обычной для фотографий начала века, когда моделям приходилось оставаться неподвижными не менее минуты, чтобы фотография не расплывалась. Один из мужчин держал странный символ, который, как помнил Пол, он видел много лет назад в кабинете своего дяди: квадрат и циркуль, обращенные друг к другу, с большой буквой "Г" посередине.
  
   "Твой отец был хранителем храма Великой ложи Восходящего Солнца. Хранитель следит за тем, чтобы дверь в храм была закрыта до начала работ... На языке профанов, перед началом ритуала."
  
   "Я думал, ты сказал, что это не имеет ничего общего с религией".
  
   "Как масоны, мы верим в сверхъестественное существо, которого мы называем Великим Архитектором Вселенной. Это все, что касается догмы. Каждый масон почитает Великого Архитектора так, как считает нужным. В моей ложе есть евреи, католики и протестанты, хотя об этом не говорят открыто. В ложе запрещены две темы: религия и политика ".
  
   "Имела ли ложа какое-либо отношение к смерти моего отца?"
  
   Книготорговец немного помолчал, прежде чем ответить.
  
   "Я не очень много знаю о его смерти, за исключением того, что то, что вам сказали, является ложью. В тот день, когда я видел его в последний раз, он прислал мне сообщение, и мы встретились недалеко от книжного магазина. Мы говорили торопливо, посреди улицы. Он сказал мне, что он в опасности и что он опасается за твою жизнь и жизнь твоей матери. Две недели спустя до меня дошел слух, что его корабль затонул в колониях."
  
   Пол подумал, должен ли он рассказать Келлеру о последних словах своего кузена Эдуарда, о ночи, когда его отец посетил особняк Шредеров, и о выстреле, который слышал Эдуард, но он решил не делать этого. Он много думал над доказательствами, но не смог найти ничего убедительного, чтобы доказать, что его дядя был ответственен за исчезновение его отца. Глубоко в своем сердце он верил, что в этой идее что-то есть, но пока он не был полностью уверен, он не хотел ни с кем делить это бремя.
  
   "Он также попросил меня передать тебе кое-что, когда ты станешь достаточно взрослым. Я искал тебя месяцами", - продолжил Келлер.
  
   Пол почувствовал, как его сердце перевернулось.
  
   "Что это?"
  
   "Я не знаю, Пол".
  
   "Ну, чего ты ждешь? Отдай ее мне!" - сказал Пол, почти крича.
  
   Книготорговец бросил на Пола холодный взгляд, давая понять, что ему не нравится, когда люди отдают ему приказы в его собственном доме.
  
   "Как ты думаешь, ты достоин наследия своего отца, Пол? Человек, которого я видел на днях в BeldaKlub, казался ничем не лучше пьяного мужлана ".
  
   Пол открыл рот, чтобы ответить, рассказать этому человеку о голоде и холоде, которые он перенес, когда их вышвырнули из особняка Шредеров. Об изнурении от таскания угля вверх и вниз по сырым лестницам. Об отчаянии, когда у тебя ничего не было, и ты знал, что, несмотря на все препятствия, тебе все равно нужно было продолжать свои поиски. Об искушении холодными водами Изара. Но в конце концов он раскаялся, потому что то, что он перенес, не давало ему права вести себя так, как он вел себя в предыдущие недели.
  
   Если уж на то пошло, это делало его еще более виноватым.
  
   "Herr Keller... если бы я принадлежал к ложе, сделало бы это меня более достойным?"
  
   "Если бы ты попросил об этом от всего сердца, это было бы началом. Но я уверяю тебя, это будет нелегко, даже для кого-то вроде тебя ".
  
   Пол сглотнул, прежде чем ответить.
  
   "В таком случае, я смиренно прошу вашей помощи. Я хочу быть масоном, как мой отец".
  
  
   26
  
  
   Элис закончила перемещать бумагу в лотке для проявки, затем поместила ее в фиксирующий раствор. Глядя на изображение, она чувствовала себя странно. С одной стороны, я горжусь техническим совершенством фотографии. Жест этой шлюхи, когда она держалась за Пола. Блеск в ее глазах, его полузакрытые глаза... Детали заставляли почувствовать, что можно почти прикоснуться к сцене, но, несмотря на ее профессиональную гордость, изображение разъедало Элис изнутри.
  
   Погруженная в свои мысли в темной комнате, она едва уловила звук звонка, возвещающий о новом посетителе магазина. Однако она подняла глаза, когда услышала знакомый голос. Она заглянула в смотровое отверстие из красного стекла, через которое был хорошо виден магазин, и ее глаза подтвердили то, что говорили ей уши и сердце.
  
   "Добрый день", - снова позвал Пол, подходя к стойке.
  
   Понимая, что бизнес по продаже акций может оказаться чрезвычайно недолговечным, Пол по-прежнему жил в пансионе со своей матерью, поэтому он сделал большой крюк, чтобы заехать в "Мюнц и сыновья". Он получил адрес фотостудии от одного из работников клуба, развязав ему язык несколькими банкнотами.
  
   Под мышкой он нес тщательно завернутый пакет. В ней была толстая черная книга, тисненая золотом. Себастьян сказал ему, что в ней содержатся основы, которые должен знать любой профан, прежде чем стать масоном. Сначала Ханс Райнер, а затем Себастьян были посвящены с ней. У Пола чесались руки от желания пробежать глазами по тем строчкам, которые также прочел его отец, но сначала нужно было сделать кое-что более срочное.
  
   "Мы закрыты", - сказал фотограф Полу.
  
   "Неужели? Я думал, до закрытия осталось десять минут", - сказал Пол, подозрительно поглядывая на часы на стене.
  
   "Для вас мы закрыты".
  
   "Для меня?"
  
   "Значит, вы не Пол Райнер?"
  
   "Откуда ты знаешь мое имя?"
  
   "Ты подходишь под описание. Высокий, худой, с остекленевшими глазами, красивый, как дьявол. Были и другие прилагательные, но лучше, если я их не буду повторять ".
  
   Из задней комнаты донесся грохот. Услышав это, Пол попытался заглянуть фотографу через плечо.
  
   "Элис там?"
  
   "Должно быть, кот".
  
   "Это не было похоже на кошку".
  
   "Нет, это прозвучало как пустой лоток для проявки, который уронили на пол. Но Элис здесь нет, так что это, должно быть, кот."
  
   Раздался еще один грохот, на этот раз громче.
  
   "А вот и еще одна. Хорошо, что они сделаны из металла", - сказал Август Мюнц, элегантным жестом прикуривая сигарету.
  
   "Тебе лучше пойти покормить этого кота. Кажется, он голоден".
  
   "Скорее, в ярости".
  
   "Я могу понять почему", - сказал Пол, опуская голову.
  
   "Послушай, мой друг, она действительно оставила кое-что для тебя".
  
   Фотограф протянул ему фотографию лицевой стороной вниз. Пол перевернул ее и увидел слегка размытую фотографию, сделанную в парке.
  
   "Это женщина, спящая на скамейке в английском саду".
  
   Август глубоко затянулся сигаретой.
  
   "В тот день, когда она сделала эту фотографию... это была ее первая самостоятельная прогулка. Я одолжил ей камеру, чтобы она обошла город в поисках изображения, которое тронуло бы меня. Она проводила время, прогуливаясь по парку, как и все новички. Внезапно она заметила эту женщину, сидящую на скамейке, и спокойствие женщины понравилось Элис. Она сделала фотографию, а затем пошла поблагодарить ее. Женщина не ответила, и когда Элис коснулась ее плеча, она упала на землю."
  
   "Она была мертва", - сказал Пол в ужасе, внезапно поняв правду о том, на что он смотрел.
  
   "Умер от голода", - ответил Август, делая последнюю затяжку, затем затушил сигарету в пепельнице.
  
   Пол на несколько мгновений вцепился в прилавок, его взгляд был прикован к фотографии. В конце концов он вернул ее.
  
   "Спасибо, что показали мне это. Пожалуйста, передайте Элис, что если она придет по этому адресу послезавтра, " сказал он, беря со стойки лист бумаги и карандаш и делая пометку, - она увидит, насколько хорошо я понял."
  
   Через минуту после ухода Пола Элис вышла из фотолаборатории.
  
   "Надеюсь, вы не помяли эти подносы. В противном случае ты будешь тем, кто вернет им форму ".
  
   "Ты сказал слишком много, Август. И эта штука с фотографией... Я не просил тебя давать ему что-либо."
  
   "Он влюблен в тебя".
  
   "Откуда ты знаешь?"
  
   "Я много знаю о влюбленных мужчинах. Особенно то, как трудно их найти ".
  
   "Между нами все плохо начиналось", - сказала Элис, качая головой.
  
   "И что? День начинается в полночь, в разгар темноты. С этого момента все становится светлым".
  
  
   27
  
  
   У входа в Ziegler Bank была огромная очередь.
  
   Прошлой ночью, когда она легла спать в комнате, которую она сняла недалеко от студии, Элис решила, что не собирается встречаться с Полом. Она повторяла это про себя, собираясь, примеряя свою коллекцию шляп, которая состояла всего из двух, и садясь в тележку, которой обычно не пользовалась. Она была совершенно удивлена, обнаружив себя в очереди в банк.
  
   Приблизившись, она заметила, что на самом деле было две очереди. Одна вела в банк, другая - ко входу по соседству. Люди выходили из второй двери с улыбками на лицах, неся сумки, набитые сосисками, хлебом и огромными стеблями сельдерея.
  
   Пол был в заведении по соседству с другим мужчиной, который взвешивал овощи и ветчину и обслуживал своих клиентов. Увидев Элис, Пол протолкался сквозь толпу людей, ожидающих возможности попасть в магазин.
  
   "Табачную лавку рядом с нами пришлось закрыть, когда бизнес пошел ко дну. Мы снова открыли ее и превратили в еще одну бакалейную лавку для герра Циглера. Он счастливый человек".
  
   "Люди тоже счастливы, насколько я могу видеть".
  
   "Мы продаем товары по себестоимости, и мы продаем в кредит всем клиентам банка. Мы проедаем все до последнего пфеннига из наших прибылей, но рабочие и пенсионеры - все, кто не может угнаться за смехотворными темпами инфляции, - все они нам очень благодарны. Сегодня доллар стоит более трех миллионов марок".
  
   "Ты теряешь целое состояние".
  
   Пол пожал плечами.
  
   "Мы будем раздавать суп тем, кто в нем нуждается по вечерам, начиная со следующей недели. Это не будет похоже на иезуитов, потому что у нас хватит только на пятьсот порций, но у нас уже есть группа добровольцев ".
  
   Элис смотрела на него, ее глаза сузились.
  
   "Ты делаешь все это для меня?"
  
   "Я делаю это, потому что могу. Потому что это правильный поступок. Потому что меня поразила фотография женщины в парке. Потому что этот город катится в ад. И да, потому что я вел себя как идиот, и я хочу, чтобы ты простил меня ".
  
   "Я уже простила тебя", - ответила она, уходя.
  
   "Тогда почему ты идешь?" спросил он, недоверчиво разводя руками.
  
   "Потому что я все еще зол на тебя!"
  
   Пол уже собирался побежать за ней, но Элис обернулась и улыбнулась ему.
  
   "Но ты можешь приехать и забрать меня завтра вечером и посмотреть, прошло ли это".
  
  
   28
  
  
   "Поэтому я считаю, что вы готовы начать это путешествие, в котором ваша ценность будет проверена. Нагнись".
  
   Пол повиновался, и человек в костюме накинул ему на голову толстый черный капюшон. Резким рывком он поправил два кожаных ремешка на шее Пола.
  
   "Ты что-нибудь видишь?"
  
   "Нет".
  
   Собственный голос Пола звучал странно внутри капюшона, и звуки вокруг него, казалось, доносились из другого мира.
  
   "Сзади есть два отверстия. Если вам не хватает воздуха, слегка отодвиньте ее от шеи ".
  
   "Спасибо тебе".
  
   "Теперь крепко обними мою левую руку своей правой. Мы вместе преодолеем большое расстояние. Очень важно, чтобы вы двигались вперед, когда я вам говорю, без колебаний. Нет необходимости спешить, но вы должны внимательно прислушиваться к своим инструкциям. В определенные моменты я буду говорить вам ходить, ставя одну ногу перед другой. В других случаях я скажу вам поднимать колени, чтобы подняться или спуститься по лестнице. Ты готов?"
  
   Пол кивнул.
  
   "Отвечайте на вопросы громко и четко".
  
   "Я готов".
  
   "Давайте начнем".
  
   Пол медленно двинулся в путь, благодарный за то, что наконец-то может двигаться. Он провел предыдущие полчаса, отвечая на вопросы, которые задавал ему человек в костюме, хотя никогда в жизни не видел этого человека. Он знал ответы, которые должен был дать заранее, потому что все они были в книге, которую Келлер дал ему три недели назад.
  
   "Должен ли я выучить их наизусть?" - спросил он книготорговца.
  
   "Эти формулы являются частью ритуала, который мы должны сохранять и уважать. Скоро вы обнаружите, что церемонии посвящения и то, как они меняют вас, являются важным аспектом масонства ".
  
   "Их больше, чем один?"
  
   "Есть по одной для каждой из трех степеней: Принятый ученик, Товарищ по ремеслу и мастер-каменщик. После третьей степени есть еще тридцать, но это почетные степени, о которых вы узнаете, когда придет время."
  
   "Какая у вас степень, герр Келлер?"
  
   Книготорговец проигнорировал его вопрос.
  
   "Я хочу, чтобы вы прочитали книгу и внимательно изучили ее содержание".
  
   Пол так и сделал. В книге рассказывается об истоках масонства: гильдиях строителей в средние века, а до них - мифических строителях Древнего Египта: все они обнаружили мудрость, присущую символам строительства и геометрии. Вы всегда должны писать это слово с заглавной буквы G, потому что G - символ Великого Архитектора Вселенной. Как вы решите поклоняться ему, зависит от вас. В ложе единственным камнем, который вы будете обрабатывать, будет ваша совесть и все, что вы в ней носите. Твои братья дадут тебе инструменты для этого после посвящения... если ты преодолеешь четыре испытания.
  
   "Это будет трудно?"
  
   "Ты боишься?"
  
   "Нет. Ну, самую малость."
  
   "Это будет трудно", - признал книготорговец через мгновение. "Но ты храбр, и ты будешь хорошо подготовлен".
  
   К храбрости Пола пока никто не обращался, хотя испытания еще не начались. Его вызвали в переулок в Альтштадте, старом городе города, в девять часов вечера в пятницу. Снаружи место встречи выглядело как обычный дом, хотя, возможно, оно было довольно запущенным. Рядом с дверным звонком висел ржавый почтовый ящик с неразборчивым названием, но замок казался новым и хорошо смазанным. Мужчина в костюме подошел к двери один и провел Пола в коридор, заставленный различными предметами деревянной мебели. Именно там Пол подвергся первому ритуальному допросу.
  
   Под черным капюшоном Пол гадал, где может быть Келлер. Он предполагал, что книготорговец, единственная связь, которая у него была с ложей, будет человеком, который его представит. Вместо этого его встретил совершенно незнакомый человек, и он не мог избавиться от ощущения некоторой уязвимости, когда шел вслепую, опираясь на руку человека, которого впервые встретил полчаса назад.
  
   Пройдя, казалось, огромное расстояние - он поднялся и спустился по различным лестничным пролетам и нескольким длинным коридорам - его проводник, наконец, остановился.
  
   Павел услышал три громких стука, затем незнакомый голос спросил: "Кто звонит у дверей храма?"
  
   "Брат, приводящий нечестивца, который желает быть посвященным в наши тайны".
  
   "Был ли он должным образом подготовлен?"
  
   "У него есть".
  
   "Как его зовут?"
  
   "Пауль, сын Ганса Райнера".
  
   Они снова отправились в путь. Пол заметил, что земля под его ногами была более твердой и скользкой, возможно, из камня или мрамора. Они шли долго, хотя внутри капюшона время, казалось, имело другую последовательность. В определенные моменты Пол чувствовал - скорее по интуиции, чем с какой-либо реальной уверенностью, - что они проходят то, что проходили раньше, как будто они ходят по кругу, а затем их заставляют возвращаться по своим следам.
  
   Его проводник снова остановился и начал расстегивать ремни капюшона Пола.
  
   Пол моргнул, когда черная ткань была откинута, и он понял, что стоит в маленькой, холодной комнате с низким потолком. Стены были полностью покрыты известняком, на котором можно было прочесть беспорядочные фразы, написанные разными руками и на разной высоте. Павел признавал различные версии масонских заповедей.
  
   Тем временем мужчина в костюме снял с него металлические предметы, включая ремень и пряжки от ботинок, которые он сорвал, не задумываясь. Пол пожалел, что не забыл захватить с собой другую обувь.
  
   "На тебе есть что-нибудь золотое? Войти в ложу с любым драгоценным металлом - это серьезное оскорбление ".
  
   "Нет, сэр", - ответил Пол.
  
   "Вон там вы найдете ручку, бумагу и чернила", - сказал мужчина. Затем, не сказав больше ни слова, он исчез за дверью, закрыв ее за собой.
  
   Маленькая свеча освещала стол, на котором лежали письменные принадлежности. Рядом с ними был череп, и Пол с дрожью осознал, что он настоящий. Также было несколько фляжек, содержащих элементы, означающие изменение и посвящение: хлеб и вода, соль и сера, пепел.
  
   Он был в Комнате Отражений. Место, где он должен был написать свои показания как профан. Он взял ручку и начал писать древнюю формулу, которую он не совсем понял.
  
   Все это плохо. Весь этот символизм, повторение... У меня такое чувство, что это не более чем пустые слова; в этом нет духа, подумал он.
  
   Внезапно ему отчаянно захотелось пройтись по Людвигштрассе при свете уличных фонарей, подставив лицо ветру. Его страх темноты, который не прошел даже во взрослой жизни, подкрался к нему под капюшоном. Через полчаса они вернутся, чтобы забрать его, и он мог просто попросить их отпустить его.
  
   Еще было время повернуть назад.
  
   Но в этом случае я бы никогда не узнал правду о моем отце.
  
  
   29
  
  
   Человек в костюме вернулся.
  
   "Я готов", - сказал Пол.
  
   Он ничего не знал о настоящей церемонии, которая должна была последовать. Все, что он знал, это ответы на вопросы, которые они ему задавали, не более того. И пришло время для испытаний.
  
   Его проводник накинул веревку ему на шею, затем снова закрыл ему глаза. На этот раз он использовал не черный капюшон, а повязку на глаза из того же материала, которую завязал тремя тугими узлами. Пол был благодарен за то, что смог легче дышать, и его чувство уязвимости уменьшилось, но только на мгновение. Внезапно мужчина стянул с Пола куртку и оторвал левый рукав его рубашки. Затем он расстегнул рубашку спереди, обнажив торс Пола. Наконец, он закатал левую штанину брюк Пола и снял ботинок и носок с этой ноги.
  
   "Пойдем".
  
   Они снова шли. У Пола возникло странное чувство, когда его голая подошва коснулась холодного пола, который, теперь он был уверен, был мраморным.
  
   "Стой!"
  
   Он почувствовал острый предмет у своей груди и почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.
  
   "Принес ли претендент свое свидетельство?"
  
   "У него есть".
  
   "Пусть он поместит ее на острие меча".
  
   Пол поднял левую руку, в которой он держал лист бумаги, на котором он что-то писал в Камере. Он аккуратно прикрепил ее к острому предмету.
  
   "Пол Райнер, вы пришли сюда по собственной воле?"
  
   Этот голос... это Себастьян Келлер! подумал Пол.
  
   "Да".
  
   "Готовы ли вы встретить испытания?"
  
   "Я", - сказал Пол, не в силах подавить дрожь.
  
   С этого момента Пол начал приходить в сознание и выходить из него. Он понял вопросы и ответил на них, но его страх и неспособность видеть обострили другие его чувства настолько, что они взяли верх. Он начал дышать быстрее.
  
   Он поднимался по лестнице. Он пытался контролировать свое беспокойство, считая шаги, но быстро сбился со счета.
  
   "Здесь начинается испытание воздухом. Дыхание - это первое, что мы получаем при рождении!" - прогремел голос Келлера.
  
   Мужчина в костюме прошептал ему на ухо: "Ты на узком проходе. Остановка. Тогда сделай еще один шаг, но сделай его решающим, или ты сломаешь себе шею!"
  
   Пол повиновался. Под ним поверхность пола, казалось, сменилась с мраморной на грубую деревянную. Прежде чем сделать последний шаг, он пошевелил пальцами босой ноги и почувствовал, что они находятся на краю прохода. Он задавался вопросом, как высоко он мог бы быть, и в его сознании количество ступеней, по которым он поднялся, казалось, умножилось. Он представил, что находится на вершине башен Фрауэнкирхе, слышит, как рядом с ним воркуют голуби, а внизу, в вечности, царит суета на Мариенплац.
  
   Сделай это.
  
   Сделай это сейчас.
  
   Он сделал шаг и потерял равновесие, падая головой вперед, что длилось не более секунды. Его лицо ударилось о толстую сетку, и от удара у него застучали зубы. Он прикусил внутреннюю сторону своих щек, и его рот наполнился вкусом собственной крови.
  
   Когда он пришел в себя, он понял, что цепляется за сеть. Он хотел снять повязку с глаз, чтобы убедиться, что это так, что сеть действительно смягчила его падение. Ему нужно было сбежать от тьмы.
  
   Пол едва успел заметить свою панику, потому что сразу несколько пар рук вытащили его из сетки и выпрямили. Он снова был на ногах и шел, когда голос Келлера объявил следующее испытание.
  
   "Второе испытание - это испытание водой. Это то, чем мы являемся, из чего мы произошли ".
  
   Пол подчинился, когда ему сказали поднять ноги, сначала левую, затем правую. Он начал дрожать. Он наступил в огромную емкость с холодной водой, и жидкость достигла его колен.
  
   Он снова услышал шепот своего гида на ухо.
  
   "Пригнись. Наполни свои легкие. Затем позвольте себе отступить и оставаться под водой. Не двигайтесь и не пытайтесь выбраться, иначе вы не пройдете испытание ".
  
   Молодой человек согнул колени, свернувшись калачиком, когда вода покрыла его мошонку и живот. Волны боли пробежали по его позвоночнику. Он глубоко вдохнул, затем откинулся назад.
  
   Вода сомкнулась над ним, как одеяло.
  
   Сначала доминирующим ощущением был холод. Он никогда не чувствовал ничего подобного. Его тело, казалось, затвердело, превратившись в лед или камень.
  
   Затем его легкие начали жаловаться.
  
   Это началось с хриплого стона, затем сухого карканья, а затем настойчивой, отчаянной мольбы. Он неосторожно шевельнул рукой, и ему пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не упереться руками в дно контейнера и не оттолкнуться к поверхности, которая, как он знал, была так близко, как открытая дверь, через которую он мог сбежать. Как раз в тот момент, когда он подумал, что больше не выдержит ни секунды, раздался резкий рывок, и он оказался на поверхности, задыхаясь, наполняя грудь.
  
   Они снова шли. Он все еще был мокрым насквозь, с его волос и одежды капало. Его правая нога издала нелепый звук, когда ботинок прижался к полу.
  
   Голос Келлера:
  
   "Третье испытание - это испытание огнем. Это искра Создателя, и то, что движет нами ".
  
   Затем были руки, скручивающие его тело и толкающие его вперед. Тот, кто держал его, придвинулся очень близко, как будто хотел обнять его.
  
   "Перед вами огненный круг. Сделайте три шага назад, чтобы набрать обороты. Вытяни руки перед собой, затем разбегись и прыгни вперед так далеко, как сможешь ".
  
   Пол чувствовал горячий воздух на своем лице, высушивающий кожу и волосы. Он услышал зловещий треск, и в его воображении горящий круг принял огромные размеры, пока не превратился в пасть огромного дракона.
  
   Когда он сделал три шага назад, он задавался вопросом, как он сможет перепрыгнуть через пламя, не сгорев заживо, и полагался на то, что его одежда защитит его от влаги. Было бы еще хуже, если бы он неправильно рассчитал прыжок и упал головой вперед в пламя.
  
   Я просто должен отметить воображаемую линию на полу и прыгнуть оттуда.
  
   Он попытался визуализировать прыжок, представить, как он несется по воздуху, как будто ничто не могло причинить ему вреда. Он напряг икры, согнул и вытянул руки. Затем он сделал три бегущих шага вперед
  
   ...
  
   ... и прыгнул.
  
  
   30
  
  
   Он почувствовал жар на своих руках и лице, когда был в воздухе, даже шипение его рубашки, когда огонь испарил часть воды. Он упал на пол и начал похлопывать себя по лицу и груди, ища признаки каких-либо ожогов. Кроме его ушибленных локтей и коленей, никакого ущерба нанесено не было.
  
   На этот раз они даже не позволили ему подняться на ноги. Его уже поднимали, как трясущийся мешок, и тащили в ограниченное пространство.
  
   "Последнее испытание - это испытание земли, на которое мы должны вернуться".
  
   От его гида не было ни слова совета. Он просто услышал звук камня, преграждающего вход.
  
   Он ощупал все вокруг себя. Он был в крошечной комнате, недостаточно большой даже для того, чтобы встать. Из своего положения на корточках он мог дотронуться до трех стен и, немного вытянув руку, дотронуться до четвертой и потолка.
  
   Расслабься, сказал он себе. Это последнее испытание. Через несколько минут все будет кончено.
  
   Он пытался выровнять свое дыхание, когда внезапно услышал, что потолок начал опускаться.
  
   "Нет!"
  
   Не успел он произнести это слово, как Пол прикусил губу. Ему не разрешалось говорить ни на одном из судебных процессов - таково было правило. Он мимолетно задумался, слышали ли они его.
  
   Он попытался оттолкнуться от потолка, чтобы остановить его падение, но в его положении он не мог устоять против огромного веса, надвигающегося на него. Он давил всем своим существом, но безрезультатно. Потолок продолжал опускаться, и вскоре ему пришлось прижаться спиной к полу.
  
   Я должен кричать. Скажи им, чтобы они ОСТАНОВИЛИСЬ!
  
   Внезапно, как будто само время остановилось, в его голове вспыхнуло воспоминание: мимолетный образ из детства, когда он возвращался домой из школы с абсолютной уверенностью, что его ждет взбучка. Каждый сделанный им шаг приближал его к тому, чего он боялся больше всего. Он ни разу не обернулся. Есть варианты, которые просто не являются вариантами вообще.
  
   Нет.
  
   Он перестал упираться в потолок.
  
   В этот момент она начала подниматься.
  
   "Да начнется голосование".
  
   Пол снова был на ногах, цепляясь за проводника. Испытания закончились, но он не знал, прошел ли он их. Он камнем рухнул на испытании воздуха, не сделав решительного шага, как они ему говорили. Он двигался во время испытания водой, хотя это было запрещено. И он говорил во время суда над Землей, что было самой серьезной ошибкой из всех.
  
   Он мог слышать шум, похожий на встряхивание банки с камнем.
  
   Он знал из книги, что все нынешние члены ложи будут пробиваться к центру храма, где стоял деревянный ящик. В нее они бросали маленький шарик из слоновой кости: белый, если они давали свое согласие, черный, если они хотели отвергнуть его. Вердикт должен был быть единогласным. Всего одного черного шара было бы достаточно, чтобы его повели к выходу, его глаза все еще были завязаны.
  
   Звук голосования прекратился и сменился громким топотом, который прекратился почти сразу. Пол предположил, что кто-то высыпал голоса на тарелку или поднос. Результаты были на виду у всех, кроме него. Возможно, там был бы одинокий черный шар, который сделал бы бессмысленными все испытания, через которые он прошел.
  
   "Пол Райнер, результат голосования окончательный и обжалованию не подлежит", - прогремел голос Келлера.
  
   Наступила минута молчания.
  
   "Вы были допущены к тайнам масонства. Снимите с его глаз повязку!"
  
   Пол моргнул, когда его глаза вернулись к свету. Его захлестнула волна эмоций, дикая эйфория. Он попытался охватить всю сцену сразу:
  
   Огромная комната, в которой он стоял, с мраморным полом из шахматных досок, алтарем и двумя рядами скамеек вдоль стен.
  
   Члены ложи, почти сотня официально одетых мужчин в вычурных фартуках и медалях, все стоя аплодируют ему руками в белых перчатках.
  
   Оборудование для испытаний, смехотворно безобидное после того, как его зрение восстановилось: деревянная лестница над сеткой, ванна, двое мужчин с факелами в руках, большая коробка с крышкой.
  
   Себастьян Келлер, стоящий в центре рядом с алтарем, украшенным квадратом и циркулем, держит закрытую книгу, на которой он может поклясться.
  
   Затем Пол Райнер положил левую руку на книгу, поднял правую и поклялся никогда не раскрывать секреты масонства.
  
   "... под страхом того, что мне вырвут язык, перережут горло и похоронят мое тело в морском песке", - закончил Пол.
  
   Он обвел взглядом сотню анонимных лиц вокруг себя и задался вопросом, многие ли из них знали его отца.
  
   И если где-то среди них был человек, который предал его.
  
  
   31
  
  
   После посвящения жизнь Пола вернулась в нормальное русло. Той ночью он вернулся домой на рассвете. После церемонии братья-масоны наслаждались банкетом в соседней комнате, который продолжался до раннего утра. Себастьян Келлер председательствовал на пиршестве, потому что, как к своему великому удивлению узнал Пол, он был Великим мастером, занимающим самое высокое положение в ложе.
  
   Несмотря на все свои усилия, Полу не удалось ничего разузнать о своем отце, поэтому он решил подождать некоторое время, чтобы заслужить доверие своих коллег-масонов, прежде чем он начнет задавать вопросы. Вместо этого он посвятил свое время Элис.
  
   Она снова заговорила с ним, и они даже куда-то ходили вместе. Они обнаружили, что у них мало общего, но, к удивлению, это различие, казалось, сблизило их. Пол внимательно выслушал ее рассказ о том, как она сбежала из своего дома, чтобы избежать запланированного брака с его двоюродным братом. Он не мог не восхищаться храбростью Элис.
  
   "Что ты будешь делать дальше? Ты же не собираешься фотографироваться в клубе всю свою жизнь ".
  
   "Мне нравится фотография. Думаю, я попытаюсь получить работу в международном агентстве печати... Они платят хорошие деньги за фотографии, хотя это очень конкурентно ".
  
   В свою очередь, он поделился с Элис историей о своих предыдущих четырех годах и о том, как его поиски правды о том, что случилось с Хансом Райнером, стали навязчивой идеей.
  
   "Из нас получилась неплохая пара", - сказала Элис, - "ты пытаешься восстановить память о своем отце, а я молюсь, чтобы никогда больше не видеть моего".
  
   Пол ухмыльнулся от уха до уха, но не из-за сравнения. Она сказала "пара", - подумал он.
  
   К сожалению для Пола, Элис все еще была расстроена из-за той сцены с девушкой в клубе. Когда однажды ночью он попытался поцеловать ее после того, как проводил домой, она дала ему пощечину, от которой у него задрожали задние зубы.
  
   "Черт возьми", - сказал Пол, держась за челюсть. "Что, черт возьми, с тобой не так?"
  
   "Даже не пытайся".
  
   "Нет, если ты собираешься подарить мне еще одну такую, я не буду. Ты, очевидно, бьешь не как девчонка ", - сказал он.
  
   Элис улыбнулась и, схватив его за лацканы пиджака, поцеловала. Интенсивный поцелуй, страстный и мимолетный. Затем она внезапно оттолкнула его и исчезла наверху лестницы, оставив Пола в замешательстве, его губы были полуоткрыты, когда он пытался понять, что только что произошло.
  
   Полу приходилось бороться за каждый маленький шаг к примирению, даже в вопросах, которые казались простыми и прямолинейными, например, разрешать ей входить в двери первой - чего Элис терпеть не могла - или предлагать донести тяжелый пакет или оплатить счет после того, как они выпьют пива и немного перекусят.
  
   Через две недели после своего посвящения Пол заехал за ней в клуб около трех часов утра. Возвращаясь к пансиону Элис, который был недалеко, он спросил ее, почему она возражает против его джентльменского поведения.
  
   "Потому что я вполне способен делать эти вещи для себя. Мне не нужно, чтобы кто-то отпускал меня первым или провожал домой ".
  
   "Но в прошлую среду, когда я заснул и не пришел за тобой, ты пришел в ярость".
  
   "Ты такой умный в некоторых отношениях, Пол, и такой глупый в других", - сказала она, размахивая руками. "Ты действуешь мне на нервы!"
  
   "Это делает нас двоих".
  
   "Итак, почему бы тебе не прекратить преследовать меня?"
  
   "Потому что я боюсь того, что ты сделаешь, если я действительно остановлюсь".
  
   Элис молча смотрела на него. Поля ее шляпы отбрасывали тень на ее лицо, и Пол не мог сказать, как она отреагировала на его последнее замечание. Он опасался худшего. Когда что-то выводило Элис из себя, они могли целыми днями не разговаривать.
  
   Они дошли до двери ее пансиона на Штальштрассе, не обменявшись больше ни словом. Отсутствие разговоров подчеркивалось напряженной, горячей тишиной, которая охватила город. Мюнхен прощался с самым жарким сентябрем за последние десятилетия, небольшой передышкой в год несчастья. Тишина улиц, поздний час и настроение Элис наполнили сердце Пола странной меланхолией. Он чувствовал, что она собирается покинуть его.
  
   "Ты очень тихий", - сказала она, ища ключи в сумочке.
  
   "Я был последним, кто говорил".
  
   "Как ты думаешь, ты сможешь оставаться таким же тихим, когда поднимаешься по лестнице? У моей квартирной хозяйки очень строгие правила в отношении мужчин, а у старой коровы чрезвычайно хороший слух."
  
   "Ты приглашаешь меня подняться?" - удивленно спросил Пол.
  
   "Ты можешь остаться здесь, если хочешь".
  
   Пол чуть не потерял свою шляпу, пробегая через дверной проем.
  
   В здании не было лифта, и им пришлось подняться на три пролета по деревянной лестнице, которая скрипела при каждом шаге. Элис держалась ближе к стене, когда поднималась, что было менее шумно, но все равно, когда они проходили второй этаж, они услышали шаги внутри одной из квартир.
  
   "Это она! Вперед, быстро!"
  
   Пол пробежал мимо Элис и достиг площадки как раз перед тем, как появился прямоугольник света, очертивший стройную фигуру Элис на фоне облупившейся краски лестницы.
  
   "Кто там?" - спросил хриплый голос.
  
   "Здравствуйте, фрау Касин".
  
   "Fraulein Tannenbaum. Какое неподходящее время для возвращения домой!"
  
   "Это моя работа, фрау Касин, как вы знаете".
  
   "Я не могу сказать, что одобряю такого рода поведение".
  
   "Я тоже не очень одобряю протечки в моей ванной, фрау Касин, но мир - не идеальное место".
  
   В этот момент Пол слегка пошевелился, и дерево застонало у него под ногами.
  
   "Там, наверху, кто-то есть?" - возмущенно спросила хозяйка квартиры.
  
   "Дай я проверю!" - ответила Элис, взбегая по лестнице, которая отделяла ее от Пола, и ведя его к своей квартире. Она вставила ключ в замок и едва успела открыть дверь и втолкнуть Пола внутрь, как пожилая женщина, которая ковыляла за ней, высунула голову из-за лестницы.
  
   "Я уверен, что слышал кого-то. У вас там есть мужчина?"
  
   "О, вам не о чем беспокоиться, фрау Касин. Это всего лишь кошка", - сказала Элис, закрывая дверь у нее перед носом.
  
   "Твой трюк с кошкой срабатывает каждый раз, да?" - прошептал Пол, обнимая ее и целуя в длинную шею. Его дыхание обжигало. Она вздрогнула и почувствовала, как по левому боку у нее побежали мурашки.
  
   "Я думал, нас снова прервут, как в тот день в ванне".
  
   "Перестань болтать и поцелуй меня", - сказал он, держа ее за плечи и поворачивая к себе.
  
   Элис поцеловала его и придвинулась ближе. Затем они упали на матрас, ее тело оказалось под ним.
  
   "Остановись".
  
   Пол резко остановился и посмотрел на нее с тенью разочарования и удивления на лице. Но Элис проскользнула между его руками и переместилась на него сверху, взяв на себя утомительную задачу освобождения их обоих от остальной одежды.
  
   "Что это?"
  
   "Ничего", - ответила она.
  
   "Ты плачешь".
  
   Элис на мгновение заколебалась. Рассказать ему о причине своих слез означало бы обнажить свою душу, а она не думала, что сможет это сделать, даже в такой момент, как этот.
  
   "Просто это... Я так счастлив ".
  
  
   32
  
  
   Когда он получил конверт от Себастьяна Келлера, Пол не смог сдержать дрожь.
  
   Месяцы, прошедшие с момента его принятия в масонскую ложу, были разочаровывающими. Поначалу было что-то почти романтическое в том, чтобы вступить в тайное общество почти вслепую, трепет приключений. Но как только первоначальная эйфория прошла, Пол начал задаваться вопросом о смысле всего этого. Для начала, ему было запрещено выступать на собраниях ложи, пока он не отработает три года в качестве ученика. Но это было не самое худшее: хуже всего было выполнение чрезвычайно долгих ритуалов, которые казались пустой тратой времени.
  
   Лишенные своих ритуалов, собрания были не более чем серией конференций и дебатов о масонской символике и ее практическом применении для повышения добродетели братьев-масонов. Единственная часть, которая показалась Полу хоть сколько-нибудь интересной, была, когда участники решали, каким благотворительным организациям они будут делать пожертвования из денег, собранных в конце каждого собрания.
  
   Для Пола собрания стали обременительной обязанностью, которую он выполнял каждые две недели, чтобы лучше узнать членов ложи. Даже этой цели было нелегко достичь, поскольку старшие масоны, те, кто, несомненно, знал его отца, сидели за разными столами в большом обеденном зале. Иногда он пытался сблизиться с Келлером, желая надавить на книготорговца, чтобы тот выполнил свое обещание передать ему все, что оставил ему отец. В ложе Келлер держался с ним на расстоянии, а в книжном магазине он отделался от Пола туманными оправданиями.
  
   Келлер никогда раньше не писал ему, и Пол сразу понял, что, что бы ни было в коричневом конверте, который дал ему владелец пансиона, это то, чего он так долго ждал.
  
   Пол сидел на краю своей кровати, его дыхание было затруднено. Он был уверен, что в конверте будет письмо от его отца. Он не смог сдержать слез, когда представил, что, должно быть, побудило Ханса Райнера написать послание своему сыну, которому тогда было всего несколько месяцев, пытаясь вовремя заморозить свой голос, пока сын не будет готов его понять.
  
   Он попытался представить, что его отец хотел бы ему сказать. Возможно, он дал бы мудрый совет. Возможно, он принял бы его через время.
  
   Возможно, он даст мне подсказки о человеке или людях, которые собирались его убить, подумал Пол, стиснув зубы.
  
   С особой осторожностью он разорвал конверт и сунул руку внутрь. В нем был другой конверт, поменьше, белый, вместе с написанной от руки запиской на обороте одной из визитных карточек книготорговца. Дорогой Пол, поздравляю. Ганс бы гордился. Это то, что твой отец оставил для тебя. Я не знаю, что в ней содержится, но я надеюсь, что это поможет вам. S.K.
  
   Пол открыл второй конверт, и маленький листок белой бумаги, напечатанный синим шрифтом, выпал на землю. Он был парализован разочарованием, когда поднял ее и увидел, что это было.
  
  
   33
  
  
   Ломбард Мецгера был холодным местом, холоднее даже, чем воздух в начале ноября. Пол вытер ноги о коврик перед входом, так как на улице шел дождь. Он оставил свой зонт на стойке и с любопытством огляделся. Он смутно припоминал то утро, четыре года назад, когда они с матерью отправились в магазин в Швабинге, чтобы заложить часы его отца. Это было стерильное место со стеклянными полками и сотрудниками в галстуках.
  
   Магазин Мецгера больше походил на большую коробку для шитья и пах нафталином. Снаружи магазин казался маленьким и незначительным, но стоило переступить порог, как обнаруживалась его огромная глубина, помещение, до отказа заполненное предметами мебели, радиоприемниками из галенового хрусталя, фарфоровыми фигурками и даже золотой птичьей клеткой. Ржавчина и пыль покрывали различные объекты, которые бросили там якорь в последний раз. Пораженный, Пол рассмотрел плюшевую кошку, пойманную в момент похищения воробья в полете. Между вытянутой ногой кошки и крылом птицы образовалась паутина.
  
   "Это не музей, парень".
  
   Пол обернулся, пораженный. Рядом с ним материализовался худой старик с впалым лицом, одетый в синий комбинезон, который был слишком велик для его фигуры и который подчеркивал его худобу.
  
   "Вы Мецгер?" - спросил я.
  
   "Я есть. И если то, что ты принес мне, не золото, мне это не нужно."
  
   "Правда в том, что я пришел не для того, чтобы что-то закладывать. Я пришел кое-что забрать", - ответил Пол. Он уже невзлюбил этого человека и его подозрительное поведение.
  
   Вспышка жадности промелькнула в крошечных глазках старика. Было очевидно, что дела шли не слишком хорошо.
  
   "Прости, парень... Каждый день сюда приходят двадцать человек, которые думают, что старая медная камея их прабабушки стоит тысячи марок. Но давайте посмотрим... давайте посмотрим, для чего вы здесь ".
  
   Пол протянул бело-голубой листок бумаги, который он нашел в конверте, присланном ему книготорговцем. В верхнем левом углу были имя и адрес Мецгера. Пол примчался туда так быстро, как только мог, все еще приходя в себя от удивления, не найдя внутри письма. Вместо этого там было четыре написанных от руки слова: Артикул 91231
  
   21 знак
  
   Старик указал на листок. "Здесь немного не хватает. Мы не принимаем поврежденные бланки."
  
   Верхний правый угол, в котором должно было быть указано имя человека, внесшего депозит, был оторван.
  
   "Артикульный номер отлично читается", - сказал Пол.
  
   "Но мы не можем передать предметы, оставленные нашими клиентами, первому человеку, который войдет в дверь".
  
   "Что бы это ни было, принадлежало моему отцу".
  
   Старик почесал подбородок, делая вид, что с интересом изучает листок.
  
   "В любом случае количество очень мало: предмет, должно быть, был заложен много лет назад. Я уверен, что она будет выставлена на аукцион ".
  
   "Я понимаю. И как мы можем быть уверены?"
  
   "Я полагаю, что если бы клиент был готов вернуть товар, принимая во внимание инфляцию ..."
  
   Пол вздрогнул, когда ростовщик наконец раскрыл свои карты: было ясно, что он хотел получить от сделки как можно больше. Но Пол был полон решимости вернуть предмет, чего бы это ни стоило.
  
   "Очень хорошо".
  
   "Жди здесь", - сказал другой мужчина с торжествующей улыбкой.
  
   Старик исчез и вернулся через полминуты с изъеденной молью картонной коробкой, помеченной пожелтевшим билетом.
  
   "Держи, парень".
  
   Пол протянул руку, чтобы взять ее, но старик крепко схватил его за запястье. Прикосновение к его холодной, морщинистой коже было отталкивающим.
  
   "Что, черт возьми, ты делаешь?"
  
   "Сначала деньги".
  
   "Сначала ты покажешь мне, что внутри".
  
   "Я не потерплю ничего из этого", - сказал старик, медленно качая головой. "Я верю, что вы являетесь законным владельцем этой коробки, и вы верите, что то, что внутри, стоит потраченных усилий. Так сказать, двойной акт веры".
  
   Пол боролся с собой несколько мгновений, но он знал, что у него не было выбора.
  
   "Отпусти меня".
  
   Мецгер разжал пальцы, и Пол запустил руку во внутренний карман своего пальто. Он достал свой бумажник.
  
   "Сколько?"
  
   "Сорок миллионов марок".
  
   По тогдашнему курсу это было эквивалентно десяти долларам - достаточно, чтобы прокормить семью в течение многих недель.
  
   "Это большие деньги", - сказал Пол, поджимая губы.
  
   "Прими это или оставь".
  
   Пол вздохнул. Деньги были при нем, так как на следующий день он должен был пойти произвести некоторые платежи для банка. Ему придется вычесть это из своей зарплаты за следующие шесть месяцев, той малости, которую он заработал после того, как перевел всю прибыль от бизнеса в благотворительный магазин герра Циглера. В довершение всего, цены на акции в последнее время стагнировали или падали, а инвесторов стало меньше, из-за чего очереди в столовых социального обеспечения удлинялись с каждым днем, и конца кризису не предвиделось.
  
   Пол достал огромную пачку недавно отпечатанных банкнот. В те дни бумажные деньги никогда не устаревали. Фактически, банкноты за предыдущий квартал уже ничего не стоили и заправляли дымоходы Мюнхена, поскольку они были дешевле дров.
  
   Ростовщик выхватил банкноты из рук Пола и начал медленно пересчитывать их, рассматривая по одной против света. Наконец он посмотрел на молодого человека и улыбнулся, показав свои отсутствующие зубы.
  
   "Удовлетворен?" Саркастически спросил Пол.
  
   Мецгер отдернул руку.
  
   Пол осторожно открыл коробку, подняв облако пыли, которое плавало вокруг него в свете лампочки. Он достал плоскую квадратную шкатулку, сделанную из гладкого темного красного дерева. На нем не было ни украшений, ни лака, только застежка, которая открылась, когда Пол нажал на нее. Крышка коробки медленно и бесшумно поднялась, как будто не прошло девятнадцати лет с тех пор, как ее открывали в последний раз.
  
   Пол почувствовал ледяной страх в своем сердце, когда взглянул на содержимое.
  
   "Тебе лучше быть осторожным, парень", - сказал ростовщик, из рук которого банкноты исчезли как по волшебству. "У тебя могут быть огромные неприятности, если они найдут тебя на улицах с этой игрушкой".
  
   Что ты пытался сказать мне этим, отец?
  
   На обитой красным бархатом подставке лежал сверкающий пистолет и магазин с десятью патронами.
  
  
   34
  
  
   "Лучше бы это было важно, Мецгер. Я чрезвычайно занят. Если речь идет о гонорарах, лучше зайдите как-нибудь в другой раз ".
  
   Отто фон Шредер сидел у камина в своем кабинете, и он не предложил ростовщику сесть или что-нибудь выпить. Мецгер, вынужденный оставаться на ногах со шляпой в руке, сдержал свою ярость и изобразил подобострастный наклон головы и фальшивую улыбку.
  
   "Правда в том, герр барон, что я пришел по другому поводу. Деньги, которые вы вкладывали все эти годы, вот-вот принесут плоды ".
  
   "Он вернулся в Мюнхен? Нагель вернулся? " спросил барон, напрягшись.
  
   "Все гораздо сложнее, ваша светлость".
  
   "Ну, тогда не заставляй меня гадать. Скажи мне, чего ты хочешь".
  
   "Правда в том, ваша светлость, прежде чем сообщить эту важную информацию, я хотел бы напомнить вам, что предметы, продажу которых я приостановил на все это время, что дорого обошлось моему бизнесу ..."
  
   "Продолжай в том же духе, Мецгер".
  
   " - значительно возросла в цене. Ваша светлость пообещали мне ежегодную сумму, а взамен я должен был сообщить вам, выкупит ли Кловис Нейджел что-либо из них. И при всем должном уважении, ваша светлость не заплатили ни в этом году, ни в прошлом."
  
   Барон понизил голос.
  
   "Не смей шантажировать меня, Мецгер. То, что я заплатил тебе за два десятилетия, с лихвой компенсирует тот хлам, который ты хранил на своей свалке."
  
   "Что я могу сказать? Ваша светлость дали слово, и Ваша светлость его не сдержали. Что ж, тогда давайте считать наше соглашение заключенным. Добрый день, " сказал старик, надевая шляпу.
  
   "Подождите!" - сказал барон, поднимая руку.
  
   Ростовщик обернулся, подавляя улыбку.
  
   "Да, герр барон?"
  
   "У меня нет денег, Мецгер. Я разорен".
  
   "Вы удивляете меня, ваша светлость!"
  
   "У меня есть казначейские облигации, из которых может что-то получиться, если правительство выплатит дивиденды или рестабилизирует экономику. До тех пор они стоят столько, сколько бумага, на которой они написаны ".
  
   Старик огляделся вокруг, его глаза сузились.
  
   "В таком случае, ваша светлость... Полагаю, я мог бы принять в качестве оплаты тот маленький бронзово-мраморный столик, который стоит у вас рядом с креслом."
  
   "Это стоит гораздо больше, чем твой годовой гонорар, Мецгер".
  
   Старик пожал плечами, но ничего не сказал.
  
   "Очень хорошо. Говори."
  
   "Вы, конечно, должны были бы гарантировать свои выплаты на долгие годы, ваша светлость. Полагаю, подойдет серебряный чайный сервиз с тиснением на том маленьком столике ".
  
   "Ты ублюдок, Мецгер", - сказал барон, бросив на него взгляд, полный нескрываемой ненависти.
  
   "Бизнес есть бизнес, герр барон".
  
   Отто несколько мгновений молчал. Он не видел другого выхода, кроме как поддаться шантажу старика.
  
   "Ты победил. Ради тебя, я надеюсь, оно того стоит, " сказал он наконец.
  
   "Сегодня кое-кто пришел выкупить один из предметов, заложенных вашим другом".
  
   "Это был Нагель?"
  
   "Нет, если только он не нашел какой-нибудь способ повернуть время вспять на тридцать лет. Это был мальчик".
  
   "Он назвал свое имя?"
  
   "Он был худым, с голубыми глазами, темно-русыми волосами".
  
   "Пол..."
  
   "Я уже говорил вам, он не назвал своего имени".
  
   "И что же это было, что он собрал?"
  
   "Шкатулка из черного красного дерева с пистолетом".
  
   Барон вскочил со своего места так быстро, что оно опрокинулось назад и врезалось в низкую перекладину, окружающую камин.
  
   "Что ты сказал?" - спросил он, схватив ростовщика за горло.
  
   "Ты делаешь мне больно!"
  
   "Говори, ради бога, или я сейчас же сверну тебе шею".
  
   "Простая черная шкатулка из красного дерева", - шепотом ответил старик.
  
   "Пистолет! Опиши это!"
  
   "Маузер С96 с рукояткой в виде метлы. Дерево на рукояти было не дубовым, как у оригинальной модели, а из черного красного дерева, в тон корпусу. Прекрасное оружие".
  
   "Как это может быть?" - спросил барон.
  
   Внезапно ослабев, он отпустил ростовщика и откинулся на спинку стула.
  
   Старый Мецгер выпрямился, потирая шею.
  
   "Сумасшедший. Он сошел с ума", - сказал Мецгер, бросаясь к двери.
  
   Барон не заметил, как он ушел. Он остался сидеть, обхватив голову руками, поглощенный мрачными мыслями.
  
  
   35
  
  
   Ильзе подметала коридор, когда заметила тень посетителя, отбрасываемую светом настенных ламп на пол. Она поняла, кто это был, еще до того, как подняла голову, и замерла.
  
   Святой Боже, как ты нашел нас?
  
   Когда она и ее сын впервые поселились в пансионе, Илзе приходилось работать, чтобы оплачивать часть арендной платы, поскольку того, что зарабатывал Пол, таская уголь, было недостаточно. Позже, когда Пол превратил бакалейную лавку Циглера в банк, молодой человек настоял, чтобы они нашли жилье получше. Илзе отказалась. В ее жизни произошло слишком много перемен, и она цеплялась за все, что давало ей безопасность.
  
   Одной из таких вещей была ручка от метлы. Пол - и владелец пансиона, которому Илзе не очень помогла, - настаивали, чтобы она прекратила работать, но она не обратила внимания. Ей нужно было как-то чувствовать себя полезной. Молчание, в которое она погрузилась после того, как их выгнали из особняка, изначально было результатом беспокойства, но позже стало добровольным проявлением ее любви к Полу. Она избегала разговора с ним, потому что боялась его вопросов. Когда она говорила, это касалось неважных вещей, которые она пыталась вложить со всей нежностью, на которую была способна. Остальное время она просто молча смотрела на него издалека и горевала о том, чего была лишена.
  
   Вот почему ее страдания были такими сильными, когда она оказалась лицом к лицу с одним из людей, ответственных за ее потерю.
  
   "Привет, Ильзе".
  
   Она осторожно сделала шаг назад.
  
   "Чего ты хочешь, Отто?"
  
   Барон постучал по земле концом своей трости. Ему было здесь неуютно, это было ясно, как и тот факт, что его визит сигнализировал о каких-то зловещих намерениях.
  
   "Мы можем поговорить в более уединенном месте?"
  
   "Я не хочу никуда с тобой идти. Скажи, что ты должен сказать, и уходи ".
  
   Барон раздраженно фыркнул. Затем он презрительно указал на заплесневелые обои на стенах, неровный пол и гаснущие лампы, которые давали больше тени, чем света.
  
   "Посмотри на себя, Ильзе. Подметает коридор в пансионе третьего класса. Тебе должно быть стыдно за себя ".
  
   "Подметать полы - это подметать полы, не имеет значения, особняк это или пансион. И есть линолеумные полы, которые более респектабельны, чем мраморные ".
  
   "Ильза, дорогая, ты знаешь, что когда мы тебя взяли, ты была в плохом состоянии. Я бы не хотел..."
  
   "Остановись прямо здесь, Отто. Я знаю, чья это была идея. Но не думай, что я поведусь на рутину, что ты всего лишь марионетка. Ты тот, кто контролировал мою сестру с самого начала, заставляя ее дорого платить за ошибку, которую она совершила. И за то, что ты натворил, прикрываясь этой ошибкой ".
  
   Отто сделал шаг назад, потрясенный гневом, который сорвался с губ Илзе. Монокль выпал у него из глаза и болтался на груди пальто, как приговоренный, подвешенный к виселице.
  
   "Ты меня удивляешь, Ильзе. Они сказали мне, что ты..."
  
   Илзе безрадостно рассмеялась.
  
   "Потерял это? Сошел с ума? Нет, Отто. Я вполне вменяем. Я решил хранить молчание все это время, потому что боюсь того, что может сделать мой сын, если узнает правду ".
  
   "Так останови его. Потому что он заходит слишком далеко ".
  
   "Так вот зачем ты пришел", - сказала она, не в силах сдержать презрение. "Ты боишься, что прошлое, наконец, настигнет тебя".
  
   Барон сделал шаг к Ильзе. Мать Пола отодвинулась к стене, когда Отто приблизил свое лицо к ее лицу.
  
   "Теперь слушай внимательно, Ильзе. Ты - единственное, что связывает нас с той ночью. Если ты не остановишь его, пока не стало слишком поздно, мне придется разорвать эту связь ".
  
   "Тогда давай, Отто, убей меня", - сказала Ильзе, изображая храбрость, которой она не чувствовала. "Но ты должен знать, что я написал письмо, раскрывающее все дело. Все это. Если со мной что-нибудь случится, Пол получит ее ".
  
   "Но... ты не можешь быть серьезным! Ты не можешь это записать! Что, если она попадет не в те руки?"
  
   Илзе не ответила. Все, что она делала, это смотрела на него. Отто попытался выдержать ее взгляд, высокий, крепкий, хорошо одетый мужчина смотрел вниз на хрупкую женщину в рваной одежде, которая цеплялась за свою метлу, чтобы не упасть.
  
   Наконец барон сдался.
  
   "На этом все не заканчивается", - сказал Отто, поворачиваясь и выбегая.
  
  
   36
  
  
   "Ты звал меня, отец?"
  
   Отто с сомнением взглянул на Юргена. Прошло несколько недель с тех пор, как он видел его в последний раз, и ему все еще было трудно узнать в фигуре в форме, стоящей в его столовой, своего сына. Он внезапно осознал, как плечи Юргена обтягивала коричневая рубашка, как красная повязка с изогнутым крестом обрамляла его мощные бицепсы, как черные ботинки увеличивали рост молодого человека до такой степени, что ему приходилось слегка пригибаться, чтобы пройти под дверным косяком. Он почувствовал намек на гордость, но в то же время его захлестнула волна жалости к самому себе. Он не мог удержаться от сравнений с самим собой: Отто было пятьдесят два, и он чувствовал себя старым и уставшим.
  
   "Тебя долгое время не было дома, Юрген".
  
   "У меня были важные дела".
  
   Барон не ответил. Хотя он и понимал идеалы нацистов, он никогда по-настоящему в них не верил. Как и подавляющее большинство высшего общества Мюнхена, он считал их партией с малыми перспективами, обреченной на вымирание. Если они зашли так далеко, то только потому, что извлекали выгоду из социальной ситуации, которая была настолько драматичной, что обездоленные поверили бы любому экстремисту, готовому дать им дикие обещания. Но в тот момент у него не было времени на тонкости.
  
   "Настолько, что ты пренебрегаешь своей матерью? Она беспокоилась о тебе. Можем ли мы узнать, где ты спал?"
  
   "В помещениях СА".
  
   "В этом году ты должен был начать учебу в университете, опоздав на два года!" - сказал Отто, качая головой. "Уже ноябрь, а ты все еще не пришел ни на одно занятие".
  
   "Я нахожусь на ответственном посту".
  
   Отто наблюдал, как кусочки образа, который он сохранил об этом невоспитанном подростке, который не так давно швырнул бы чашку на пол, потому что чай был слишком сладким для него, наконец распались. Он задавался вопросом, каким был бы наилучший способ приблизиться к нему. Многое зависело от того, поступит ли Юрген так, как ему было сказано.
  
   Он лежал без сна несколько ночей, ворочаясь на своем матрасе, прежде чем решил навестить своего сына.
  
   "Ответственный пост, вы говорите?"
  
   "Я защищаю самого важного человека в Германии".
  
   "Самый важный человек в Германии", - передразнил его отец. "Вы, будущий барон фон Шредер, наняли головореза для малоизвестного австрийского капрала с манией величия. Ты должен гордиться ".
  
   Юрген вздрогнул, как будто его только что ударили.
  
   "Ты не понимаешь..."
  
   "Хватит! Я хочу, чтобы ты сделал кое-что важное. Ты единственный человек, которому я могу доверить это ".
  
   Юрген был сбит с толку сменой курса. Ответ замер у него на губах, когда любопытство взяло верх.
  
   "Что это?"
  
   "Я нашел твою тетю и твоего кузена".
  
   Юрген не ответил. Он сел рядом со своим отцом и снял повязку с его глаза, обнажив неестественную пустоту под морщинистой кожей века. Он медленно погладил кожу.
  
   "Где?" спросил он, его голос был холодным и отстраненным.
  
   "В пансионе в Швабинге. Но я запрещаю тебе даже думать о мести. У нас есть кое-что гораздо более важное, с чем нужно разобраться. Я хочу, чтобы ты пошел в комнату своей тети, обыскал ее сверху донизу и принес мне все бумаги, которые найдешь. Особенно те, которые написаны от руки. Письма, записки - что угодно."
  
   "Почему?"
  
   "Я не могу тебе этого сказать".
  
   "Ты не можешь мне сказать? Ты привел меня сюда, ты просишь моей помощи после того, как лишил меня шанса найти человека, который сделал это со мной - того же человека, который дал моему больному брату пистолет, чтобы он мог вышибить себе мозги. Ты запрещаешь мне все это, а затем ожидаешь, что я подчинюсь тебе без каких-либо объяснений?" Теперь Юрген кричал.
  
   "Ты будешь делать то, что я тебе скажу, если не хочешь, чтобы я тебя отключил!"
  
   "Продолжай, отец. Меня никогда особо не интересовали долги. Осталась только одна ценная вещь, и ты не можешь отнять ее у меня. Я унаследую твой титул, нравится тебе это или нет." Юрген вышел из столовой, захлопнув за собой дверь. Он собирался выйти на улицу, когда голос остановил его.
  
   "Сынок, подожди".
  
   Он повернулся. Брунгильда спускалась по лестнице.
  
   "Мать".
  
   Она подошла к нему и поцеловала в щеку. Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы сделать это. Она поправила его черный галстук и кончиками пальцев погладила место, где когда-то был его правый глаз. Юрген отступил назад и стянул нашивку.
  
   "Ты должен сделать так, как просит твой отец".
  
   "Я..."
  
   "Ты должен делать то, что тебе говорят, Юрген. Он будет гордиться тобой, если ты это сделаешь. И я тоже".
  
   Брунгильда продолжала говорить еще некоторое время. Ее голос был нежным, и для Юргена он вызвал в воображении образы и чувства, которых он не испытывал долгое время. Он всегда был ее любимцем. Она всегда относилась к нему по-другому, никогда ни в чем ему не отказывала. Он хотел свернуться калачиком у нее на коленях, как делал, когда был ребенком, и лето казалось бесконечным.
  
   "Когда?"
  
   "Завтра".
  
   "Завтра восьмое ноября, мама. Я не могу..."
  
   "Это должно произойти завтра днем. Твой отец наблюдал за пансионом, а Пола в это время там никогда не бывает."
  
   "Но у меня уже есть планы!"
  
   "Они важнее, чем твоя собственная семья, Юрген?"
  
   Брунгильда еще раз поднесла руку к его лицу. На этот раз Юрген не отшатнулся.
  
   "Полагаю, я мог бы это сделать, если буду действовать быстро".
  
   "Хороший мальчик. И когда ты получишь документы, " сказала она, понизив голос до шепота, " сначала принеси их мне. Не говори ни слова своему отцу".
  
  
   37
  
  
   Элис наблюдала из-за угла, как Манфред выходит из трамвая. Она заняла позицию рядом со своим старым домом, как делала каждую неделю в течение последних двух лет, чтобы на несколько минут увидеть своего брата. Никогда прежде она так сильно не ощущала потребность подойти к нему, поговорить с ним, сдаться раз и навсегда и вернуться домой. Она задавалась вопросом, что бы сделал ее отец, если бы она появилась.
  
   Я не могу этого сделать, особенно как... вот так. Это было бы похоже на окончательное признание его правоты. Это было бы похоже на смерть.
  
   Ее взгляд следил за Манфредом, который превращался в симпатичного молодого человека. Непослушные волосы выбивались из-под его кепки, руки были в карманах, а под мышкой он держал ноты.
  
   Бьюсь об заклад, он все еще ужасно играет на пианино, подумала Элис со смесью раздражения и сожаления.
  
   Манфред шел по тротуару и, не доходя до ворот своего дома, остановился у кондитерской. Элис улыбнулась. Впервые она увидела, как он это делает, два года назад, когда случайно обнаружила, что по четвергам ее брат возвращается с уроков игры на фортепиано на общественном транспорте, а не на отцовском "мерседесе" с водителем. Полчаса спустя Элис зашла в кондитерскую и подкупила продавщицу, чтобы та дала Манфреду пакет ирисок с запиской внутри, когда он придет на следующей неделе. Она поспешно нацарапала "Это я". Приходите каждый четверг, я оставлю вам записку. Спроси Ингрид, дай ей свой ответ. Люблю тебя-А.
  
   Следующие семь дней она нетерпеливо ждала, опасаясь, что ее брат не захочет отвечать или что он разозлится из-за того, что она ушла, не попрощавшись. Его ответ, однако, был типичным для Манфреда. Как будто он видел ее всего десять минут назад, его записка начиналась с забавной истории о швейцарцах и итальянцах, а заканчивалась рассказом о школе и о том, что произошло с тех пор, как он в последний раз получал от нее известия. Известие от ее брата снова наполнило Элис счастьем, но там была одна строчка, последняя, которая подтвердила ее худшие опасения. Папа все еще ищет тебя.
  
   Она выбежала из кондитерской, испугавшись, что кто-нибудь может ее узнать. Но, несмотря на опасность, она возвращалась каждую неделю, всегда надвигая шляпу на брови и надевая пальто или шарф, которые скрывали ее черты. Она ни разу не подняла лицо к окну своего отца, на случай, если он посмотрит и узнает ее. И каждую неделю, какой бы ужасной ни была ее собственная ситуация, она утешалась ежедневными успехами, маленькими победами и поражениями в жизни Манфреда. Когда он выиграл медаль по легкой атлетике в возрасте двенадцати лет, она плакала от счастья. Когда он получил взбучку на школьном дворе за то, что столкнулся с несколькими детьми, которые назвали его "грязным евреем", она взвыла от ярости. Какими бы невещественными они ни были, эти письма связывали ее с воспоминаниями о счастливом прошлом.
  
   В тот конкретный четверг, 8 ноября, Элис ждала немного меньше времени, чем обычно, опасаясь, что, если она останется на Принцрегентенплатц надолго, ее одолеют сомнения, и она выберет самый простой - и худший из возможных - вариант. Она зашла в магазин, попросила пачку мятных ирисок и заплатила, как обычно, в три раза больше стандартной цены. Она ждала, пока не сядет в тележку, но в тот день она сразу же посмотрела на листок бумаги внутри упаковки. Там было всего пять слов, но их было достаточно, чтобы у нее задрожали руки. Они меня раскусили. Беги.
  
   Ей пришлось сдержаться, чтобы не закричать.
  
   Держи голову опущенной, иди медленно, не смотри в сторону. Может быть, они не следят за магазином.
  
   Она открыла дверь и вышла на улицу. Она не могла не оглянуться, когда уходила.
  
   Двое мужчин в плащах следовали за ней на расстоянии менее шестидесяти ярдов. Одна из них, поняв, что она их увидела, сделала знак другой, и оба ускорили шаг.
  
   Черт!
  
   Элис старалась идти так быстро, как только могла, не переходя на бег. Она не хотела рисковать и привлекать внимание полицейского, потому что, если бы он остановил ее, двое мужчин догнали бы ее, и тогда с ней было бы покончено. Без сомнения, это были детективы, нанятые ее отцом, которые придумали бы историю, чтобы задержать ее или вернуть в семейный дом. Юридически она еще не была совершеннолетней - до того, как ей исполнится двадцать один год, оставалось еще одиннадцать месяцев, - так что она будет полностью во власти своего отца.
  
   Она пересекла улицу, не останавливаясь, чтобы посмотреть. Мимо нее пронесся велосипед, и мальчик, ехавший на нем, потерял управление и упал на землю, мешая преследователям Элис.
  
   "Ты с ума сошел или что?" - крикнул парень, держась за поврежденные колени.
  
   Элис снова оглянулась и увидела, что двум мужчинам удалось перейти дорогу, воспользовавшись перерывом в движении. Они были менее чем в десяти метрах от нас и быстро набирали высоту.
  
   Теперь до троллейбуса недалеко.
  
   Она проклинала свои туфли, у которых были деревянные подошвы, из-за которых ее слегка заносило на мокром тротуаре. Сумка, в которой она хранила фотоаппарат, била ее по бедрам, и она цеплялась за ремешок, который носила по диагонали на груди.
  
   Было очевидно, что у нее ничего не получится, если она не сможет быстро что-нибудь придумать. Она чувствовала своих преследователей прямо у себя за спиной.
  
   Этого не может случиться. Не тогда, когда я так близко.
  
   В этот момент из-за угла перед ней вышла группа школьников в форме во главе с учителем, который сопровождал их до остановки троллейбуса. Парни, их было около двадцати, выстроившись в ряд, отрезали ее от дороги.
  
   Элис удалось протолкнуться и добраться до другой стороны группы, как раз вовремя. Тележка катилась по рельсам, издавая при приближении звон колокола.
  
   Протянув руку, Элис ухватилась за перекладину и ступила на переднюю часть тележки. Водитель слегка снизил скорость, когда она это сделала. Оказавшись в безопасности на борту битком набитого автомобиля, Элис обернулась, чтобы посмотреть на улицу.
  
   Ее преследователей нигде не было видно.
  
   Со вздохом облегчения Элис расплатилась и дрожащими руками вцепилась в стойку, совершенно не обращая внимания на две фигуры в шляпах и плащах, которые в этот момент садились в заднюю часть троллейбуса.
  
   Пол ждал ее на Розенхаймерштрассе, недалеко от Людвигсбруке. Когда он увидел, что она выходит из троллейбуса, он подошел, чтобы поцеловать ее, но остановился, увидев беспокойство на ее лице.
  
   "Что случилось?"
  
   Элис закрыла глаза и утонула в сильных объятиях Пола. Находясь в безопасности его объятий, она не заметила, как двое ее преследователей сошли с троллейбуса и зашли в соседнее кафе.
  
   "Я пошел забрать письмо моего брата, как делаю каждый четверг, но за мной следили. Я больше не смогу использовать этот метод контакта ".
  
   "Это ужасно! С тобой все в порядке?"
  
   Элис поколебалась, прежде чем ответить. Должна ли она рассказать ему все?
  
   Было бы так легко сказать ему. Просто открой мой рот и произнеси эти два слова. Так просто... и так невозможно.
  
   "Да, я полагаю, что так. Я потерял их до того, как сел в трамвай ".
  
   "Тогда ладно ... Но я думаю, тебе следует отменить сегодняшний вечер", - сказал Пол.
  
   "Я не могу, это мое первое поручение".
  
   После нескольких месяцев настойчивости она, наконец, привлекла внимание главы отдела фотографии мюнхенской газеты Allgemeine. Он сказал ей пойти в тот вечер в Burgerbraukeller, пивную, менее чем в тридцати шагах от того места, где они находились сейчас. Государственный комиссар Баварии Густав Риттер фон Кар выступит с речью через полчаса. Для Элис шанс перестать проводить ночи порабощенной в клубе и начать зарабатывать на жизнь тем, что ей больше всего нравилось, фотографией, был сбывшейся мечтой.
  
   "Но после того, что случилось ... разве ты не хочешь просто пойти в свою квартиру?" Спросил Пол.
  
   "Ты понимаешь, насколько важен для меня сегодняшний вечер? Я месяцами ждал подобной возможности!"
  
   "Успокойся, Элис. Ты устраиваешь сцену."
  
   "Не говори мне успокоиться! Это тебе нужно успокоиться!"
  
   "Пожалуйста, Элис. Ты преувеличиваешь", - сказал Пол.
  
   "Преувеличиваешь! Это как раз то, что мне нужно было услышать, " фыркнула она, поворачиваясь и уходя в сторону пивной.
  
   "Подождите! Разве мы не собирались сначала выпить кофе?"
  
   "Возьми себе такую же!"
  
   "Ты хотя бы не хочешь, чтобы я пошел с тобой? Эти политические собрания могут быть опасными: люди напиваются, и иногда вспыхивают споры".
  
   В тот момент, когда эти слова слетели с его губ, Пол понял, что он сделал свое дело. Он хотел бы поймать их в полете и проглотить обратно, но было слишком поздно.
  
   "Мне не нужна твоя защита, Пол", - ледяным тоном ответила Элис.
  
   "Прости, Элис, я не имел в виду..."
  
   "Добрый вечер, Пол", - сказала она, присоединяясь к толпе смеющихся людей, заходящих внутрь.
  
   Пол остался один посреди многолюдной улицы, желая кого-нибудь придушить, кричать, биться ногами о землю и рыдать.
  
   Было семь часов вечера.
  
  
   38
  
  
   Труднее всего было проскользнуть в пансион незамеченным.
  
   Хозяйка квартиры ошивалась у входа, как ищейка, в своем комбинезоне и метле. Юргену пришлось ждать пару часов, бродя по окрестностям и тайно наблюдая за входом в здание. Он не мог рисковать, делая это так нагло, поскольку он должен был быть уверен, что его не узнают позже. На оживленной улице вряд ли кто-то обратил бы много внимания на мужчину в черном пальто и шляпе, идущего с газетой под мышкой.
  
   Он спрятал свою дубинку в сложенной бумаге и, боясь, что она может выпасть, с такой силой прижал ее к подмышке, что на следующий день у него был бы значительный синяк. Под гражданской одеждой на нем была коричневая форма СА, которая, несомненно, привлекла бы слишком много внимания в районе, где было так много евреев, как в этом. Его фуражка была у него в кармане, а ботинки он оставил в казарме, выбрав вместо них пару прочных ботинок.
  
   Наконец, пройдя мимо много раз, ему удалось найти брешь в линии обороны. Хозяйка оставила свою метлу прислоненной к стене и исчезла через маленькую внутреннюю дверь, возможно, чтобы приготовить ужин. Юрген максимально воспользовался этим промежутком, чтобы проскользнуть в дом и взбежать по лестнице на верхний этаж. Пройдя несколько лестничных площадок и коридоров, он оказался перед дверью Ильзе Райнер.
  
   Он постучал.
  
   Если ее здесь не будет, все будет проще, подумал Юрген, стремясь выполнить задание как можно скорее и перейти на восточный берег Изара, где членам Стосструппа было приказано встретиться двумя часами ранее. Это был исторический день, и вот он здесь, тратит свое время на какую-то интригу, на которую ему было наплевать меньше всего.
  
   Если бы я, по крайней мере, смог сразиться с Полом ... все было бы по-другому.
  
   Улыбка осветила его лицо. В тот же момент его тетя открыла дверь и посмотрела прямо ему в глаза. Возможно, она прочла в них предательство и убийство; возможно, она просто боялась присутствия Юргена. Но какова бы ни была причина, она отреагировала, попытавшись захлопнуть дверь.
  
   Юрген был быстр. Ему удалось попасть туда левой рукой как раз вовремя. Дверной косяк сильно ударил его по костяшкам пальцев, и он подавил крик боли, но ему это удалось. Как бы сильно Илзе ни старалась, ее хрупкое тело было бессильно против жестокой силы Юргена. Он навалился всем своим весом на дверь, и его тетя вместе с цепью, защищавшей ее, полетели на пол.
  
   "Если ты закричишь, я убью тебя, старая женщина", - сказал Юрген, его голос был низким и серьезным, когда он закрывал за собой дверь.
  
   "Имей немного уважения: я моложе твоей матери", - сказала Илзе с пола.
  
   Юрген не ответил. Костяшки его пальцев кровоточили: удар был сильнее, чем казалось. Он положил газету и дубинку на пол и подошел к аккуратно застеленной кровати. Он оторвал кусок простыни и обвязывал ею руку, когда Илзе, решив, что он отвлекся, открыла дверь. Как раз в тот момент, когда она собиралась убежать, Юрген сильно дернул ее за платье, стаскивая ее обратно вниз.
  
   "Хорошая попытка. Итак, теперь мы можем поговорить?"
  
   "Вы пришли сюда не для того, чтобы разговаривать".
  
   "Это правда".
  
   Схватив ее за волосы, он заставил ее снова встать и посмотреть ему в глаза.
  
   "Итак, тетушка, где документы?"
  
   "Как типично для барона, посылать тебя делать то, что он не осмеливается сделать сам", - фыркнула Илзе. "Ты знаешь, за чем именно он послал тебя?"
  
   "Вы, люди, и ваши секреты. Нет, мой отец ничего мне не говорил, он просто попросил меня достать ваши документы. К счастью, моя мать рассказала мне больше деталей. Она сказала, что я должен найти твое письмо, полное лжи, и еще одно от твоего мужа ".
  
   "У меня нет намерения давать тебе что-либо".
  
   "Кажется, ты не понимаешь, что я готов сделать, тетушка".
  
   Он снял пальто и положил его на стул. Затем он вытащил охотничий нож с красной рукояткой. Острый край отливал серебром в свете масляной лампы, который отражался в дрожащих глазах его тети.
  
   "Ты бы не посмел".
  
   "О, я думаю, вы обнаружите, что я бы так и сделал".
  
   Несмотря на всю его браваду, ситуация была сложнее, чем представлял Юрген. Это не было похоже на драку в таверне, где он позволил бы своим инстинктам и адреналину взять верх, и его тело превратилось в дикую, жестокую машину.
  
   Когда он взял правую руку женщины и положил ее на прикроватный столик, он почти не испытал никаких эмоций. Но затем печаль впилась в него, как острые зубья пилы, царапнув низ живота и проявив так же мало милосердия, как и он сам, когда приставил нож к пальцам своей тети и сделал два грязных пореза на ее указательном пальце.
  
   Ильзе закричала от боли, но Юрген был готов и закрыл ей рот рукой. Он задавался вопросом, где было возбуждение, которое обычно вызывало насилие, и именно это впервые привлекло его в СА.
  
   Может ли это быть из-за отсутствия вызова? Потому что эта напуганная старая ворона вообще не была вызовом.
  
   Крики, подавленные ладонью Юргена, растворились в неслышных рыданиях. Он пристально посмотрел в заплаканные глаза женщины, пытаясь получить от этой ситуации такое же удовольствие, какое испытал, выбивая зубы молодому коммунисту несколькими неделями ранее. Но нет. Он покорно вздохнул.
  
   "Теперь ты будешь сотрудничать? Это не слишком весело ни для кого из нас ".
  
   Илзе энергично кивнула.
  
   "Я рад это слышать. Дай мне то, о чем я тебя просил", - сказал он, отпуская ее.
  
   Она отошла от Юргена и неуверенными шагами направилась к гардеробу. Изуродованная рука, которую она прижимала к груди, оставила растущее пятно на ее кремовом платье. Другой рукой она порылась в своей одежде, пока не нашла маленький белый конверт.
  
   "Это мое письмо", - сказала она, протягивая его Юргену.
  
   Молодой человек взял конверт, на поверхности которого было кровавое пятно. На другой стороне было написано имя его двоюродного брата. Он разорвал один край конверта и извлек пять листов, исписанных четким округлым почерком.
  
   Юрген пробежал глазами первые строки, но затем был увлечен тем, что он прочитал. На середине текста его глаз выпучился, а дыхание стало прерывистым. Он бросил на Ильзе подозрительный взгляд, не в силах поверить в то, что видел.
  
   "Это ложь! Грязная ложь!" - закричал он, делая шаг к своей тете и приставляя нож к ее горлу.
  
   "Это не так, Юрген. Мне жаль, что тебе пришлось узнать вот так ", - сказала она.
  
   "Ты сожалеешь? Тебе жаль меня, не так ли? Я только что отрезал тебе палец, старая карга! Что помешает мне перерезать тебе горло, а? Скажи мне, что это ложь", - прошипел Юрген холодным шепотом, от которого у Илзе волосы встали дыбом.
  
   "Я был жертвой этой конкретной истины в течение многих лет. Это часть того, что превратило тебя в монстра, которым ты являешься ".
  
   "Он знает?"
  
   Этот последний вопрос был слишком тяжелым для Илзи. Она пошатнулась, голова кружилась от эмоций и потери крови, и Юргену пришлось подхватить ее.
  
   "Не смей сейчас падать в обморок, бесполезная старая женщина!"
  
   Рядом был умывальник. Юрген повалил свою тетю на кровать и плеснул немного воды ей в лицо.
  
   "Достаточно", - слабо сказала она.
  
   "Ответь мне. Знает ли Пол?"
  
   "Нет".
  
   Юрген дал ей несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Волна противоречивых чувств пронеслась в его голове, когда он перечитал письмо, на этот раз до конца.
  
   Закончив, он аккуратно сложил страницы и положил их в карман. Теперь он понял, почему его отец так настаивал на том, чтобы получить эти бумаги, и почему его мать попросила его сначала принести их ей.
  
   Они хотели использовать меня. Они думают, что я идиот. Это письмо не достанется никому, кроме меня ... И я воспользуюсь им в нужный момент. Да, это она. Когда они меньше всего этого ожидают...
  
   Но было кое-что еще, в чем он нуждался. Он медленно подошел к кровати и склонился над матрасом.
  
   "Мне нужно письмо Ганса".
  
   "У меня ее нет. Клянусь Богом. Твой отец всегда искал ее, но у меня ее нет. Я даже не уверена, что она существует, " пробормотала Илзе, заикаясь, цепляясь за свою изуродованную руку.
  
   "Я тебе не верю", - солгал Юрген. В тот момент Ильзе, казалось, не была способна что-либо скрывать, но все равно он хотел посмотреть, какую реакцию вызовет его неверие. Он снова поднес нож к ее лицу.
  
   Илзе попыталась оттолкнуть его руку, но ее силы почти иссякли, и это было похоже на то, как если бы ребенок толкал тонну гранита.
  
   "Оставь меня в покое. Ради Бога, разве ты недостаточно со мной сделал?"
  
   Юрген огляделся вокруг. Отойдя от кровати, он схватил с ближайшего столика масляную лампу и швырнул ее в шкаф. Стекло разлетелось вдребезги, разливая повсюду горящий керосин.
  
   Он вернулся к кровати и, глядя Илзе прямо в глаза, приставил кончик ножа к ее животу. Он вдохнул.
  
   Затем он вонзил клинок по самую рукоять.
  
   "Теперь у меня есть".
  
  
   39
  
  
   После ссоры с Элис Пол был в отвратительном настроении. Он решил не обращать внимания на холод и пошел домой пешком, решение, которое станет самым большим сожалением в его жизни.
  
   Полу потребовался почти час, чтобы пройти семь километров, отделявших пивную от пансиона. Он едва обращал внимание на окружающее, его голова погрузилась в воспоминания о разговоре с Элис, представляя вещи, которые он мог бы сказать, которые изменили бы исход. В один момент он пожалел, что не был примирительным, а в следующий пожалел, что не ответил так, чтобы ранить ее, чтобы она знала, что он чувствует. Затерянный в бесконечной спирали любви, он не замечал, что происходит, пока не оказался всего в нескольких шагах от ворот.
  
   Затем он почувствовал запах дыма и увидел бегущих людей. Перед зданием была припаркована пожарная машина.
  
   Пол поднял глаза. На третьем этаже был пожар.
  
   "О, Святая Боже-мама!"
  
   На другой стороне дороги образовалась толпа, состоящая из любопытных прохожих и людей из пансиона. Пол побежал к ним, выискивая знакомые лица и выкрикивая имя Илзи. Наконец он нашел хозяйку квартиры, которая сидела на бордюре, ее лицо было измазано сажей, на котором виднелись морщины от слез. Пол потряс ее.
  
   "Моя мать! Где она?"
  
   Хозяйка квартиры снова заплакала, не в силах смотреть ему в глаза.
  
   "Никто не сбежал с третьего этажа. О, если бы мой отец, да упокоится он с миром, мог видеть, что стало с его зданием!"
  
   "А пожарные?"
  
   "Они еще не вошли, но они ничего не могут сделать. Огонь заблокировал лестницы."
  
   "А с другой крыши? Та, что под номером двадцать два?"
  
   "Возможно", - сказала хозяйка, в отчаянии заламывая мозолистые руки. "Ты можешь прыгнуть оттуда..."
  
   Пол не услышал конца ее предложения, потому что он уже бежал к двери соседей. Там был недружелюбно настроенный полицейский, который допрашивал одного из жильцов пансиона. Он нахмурился, когда увидел, что Пол несется к нему.
  
   "И куда, по-твоему, ты направляешься? Мы очищаемся - Эй!"
  
   Пол оттолкнул полицейского в сторону, повалив его на землю.
  
   В здании было пять этажей, на один больше, чем в пансионе. Каждое из них было частным жилищем, хотя в то время все они, должно быть, пустовали. Пол ощупью пробирался вверх по лестнице, поскольку электричество в здании явно было отключено.
  
   На верхнем этаже ему пришлось остановиться, потому что он не мог найти дорогу на крышу. Затем он понял, что ему придется дотянуться до люка в середине потолка. Он подпрыгнул, пытаясь ухватиться за рукоятку, но ему все еще не хватало пары футов. В отчаянии он огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы ему помочь, но не было ничего, что он мог бы использовать.
  
   У меня нет выбора, кроме как взломать дверь одной из квартир.
  
   Он бросился на ближайшую дверь, протаранив ее плечом, но ничего не добился, кроме острой боли, пробежавшей по руке. Поэтому он начал бить ногами на уровне замка и преуспел в открытии двери после полудюжины ударов. Он схватил первое, что смог найти в темном вестибюле, которое оказалось стулом. Встав на нее, он смог добраться до люка и спустить деревянную лестницу, которая вела на плоскую крышу.
  
   Снаружи воздух был непригоден для дыхания. Ветер относил дым в его сторону, и Полу пришлось прикрыть рот носовым платком. Он чуть не упал в пространство между двумя зданиями, разрыв составлял чуть больше метра. Он едва мог видеть соседнюю крышу.
  
   Куда, черт возьми, мне прыгать?
  
   Он достал ключи из кармана и бросил их перед собой. Раздался звук, который Пол определил как удар камнем или деревом, и он прыгнул в том направлении.
  
   На краткий миг он почувствовал, что его тело плавает в дыму. Затем он упал на четвереньки, ободрав ладони. Наконец-то он добрался до пансиона.
  
   Держись, мама. Теперь я здесь.
  
   Он должен был идти, вытянув руки перед собой, пока не покинет задымленную зону, которая находилась в передней части здания, ближе всего к улице. Даже через ботинки он мог чувствовать сильный жар крыши. В задней части был навес, кресло-качалка без ножек и то, что отчаянно искал Пол.
  
   Доступ на следующий этаж ниже!
  
   Он побежал к двери, боясь, что она окажется запертой. Его силы начали покидать, а ноги налились тяжестью.
  
   Пожалуйста, Боже, не допусти, чтобы огонь добрался до ее комнаты. Пожалуйста. Мама, скажи мне, что у тебя хватило ума открыть кран и налить что-нибудь мокрое в щели вокруг двери.
  
   Дверь на лестницу была открыта. На лестничной клетке был дым, но это было терпимо. Пол бросился вниз так быстро, как только мог, но на предпоследней ступеньке он обо что-то споткнулся. Он быстро встал и понял, что ему нужно только дойти до конца коридора и повернуть направо, а затем он окажется у входа в комнату своей матери.
  
   Он пытался двигаться вперед, но это было невозможно. Дым был грязно-оранжевого цвета, воздуха не хватало, а жар от огня был таким сильным, что он не мог сделать больше ни шага.
  
   "Мама!" - сказал он, желая закричать, но единственное, что сорвалось с его губ, был сухой, болезненный хрип.
  
   Узорчатые обои начали гореть рядом с ним, и Пол понял, что вскоре он будет окружен огнем, если быстро не выберется. Он попятился назад, когда пламя осветило лестничный колодец. Теперь Пол мог видеть, обо что он споткнулся, что за темные пятна были на ковре.
  
   Там, на полу, у нижней ступеньки, лежала его мать. И ей было больно.
  
   "Мама! Нет!"
  
   Он присел на корточки рядом с ней, ища пульс. Илзе, казалось, отреагировала.
  
   "Пол", - прошептала она.
  
   "Ты должна держаться, мама! Я вытащу тебя отсюда!"
  
   Молодой человек поднял ее маленькое тело и побежал вверх по лестнице. Выйдя на улицу, он отошел как можно дальше от лестницы, но дым распространился повсюду.
  
   Пол остановился. Он не мог пробиться сквозь завесу дыма со своей матерью в таком состоянии, не говоря уже о том, чтобы прыгать вслепую между двумя зданиями с ней на руках. Они также не могли оставаться там, где были. Целые секции крыши теперь провалились, и острые красные копья лизали щели. Крыша рухнула бы в считанные минуты.
  
   "Ты должна держаться, мама. Я вытащу тебя отсюда. Я отвезу тебя в больницу, и тебе скоро станет лучше. Я клянусь. Так что ты должен держаться ".
  
   "Земля..." - сказала Илзе, слегка кашлянув. "Отпусти меня".
  
   Пол опустился на колени и поставил ее ноги на землю. Это был первый раз, когда он смог увидеть, в каком состоянии была его мать. Ее платье покрыто кровью. Палец отрублен ей на правой руке.
  
   "Кто это с тобой сделал?" - спросил он с гримасой.
  
   Женщина едва могла говорить. Ее лицо было бледным, а губы дрожали. Она выбралась из спальни, чтобы спастись от огня, оставляя за собой красную полосу. Травма, которая вынудила ее ползать на четвереньках, парадоксальным образом продлила ей жизнь дольше, поскольку в таком положении ее легкие поглощали меньше дыма. Но к этому моменту в Ильзе Райнер едва ли осталось дыхание жизни.
  
   "Кто, мама?" Повторил Пол. "Это был Юрген?"
  
   Илзе открыла глаза. Они были красными и опухшими.
  
   "Нет..."
  
   "Тогда кто? Ты узнал их?"
  
   Ильзе подняла дрожащую руку к лицу своего сына, нежно поглаживая его. Кончики ее пальцев были холодными. Переполненный болью, Пол знал, что это был последний раз, когда его мать прикасалась к нему, и он боялся.
  
   "Это не было..."
  
   "Кто?"
  
   "Это был не Юрген".
  
   "Скажи мне, мама. Скажи мне, кто. Я убью их".
  
   "Ты не должен..."
  
   Очередной приступ кашля прервал ее. Руки Илзе безвольно упали по бокам.
  
   "Ты не должен причинять боль Юргену, Пол".
  
   "Почему, мама?"
  
   Теперь его мать боролась за каждый вздох, но она боролась и внутри. Пол мог видеть борьбу в ее глазах. Ей пришлось приложить огромное усилие, чтобы набрать воздуха в легкие. Но еще больше усилий потребовалось, чтобы вырвать эти три последних слова из ее сердца.
  
   "Он твой брат".
  
  
   40
  
  
   Брат.
  
   Сидя на бордюре, рядом с тем местом, где час назад сидела хозяйка дома, Пол пытался переварить это слово. Менее чем за тридцать минут его жизнь дважды перевернулась с ног на голову - сначала из-за смерти его матери, а затем из-за откровения, которое она сделала со своим последним вздохом.
  
   Когда Илзе умерла, Пол обнял ее и испытал искушение позволить себе тоже умереть. Оставаться там, где он был, пока пламя не поглотит землю под ним.
  
   Такова жизнь. Бегущий по крыше, которая обречена рухнуть, подумал Пол, утопая в боли, которая была горькой, темной и густой, как масло.
  
   Был ли это страх, который удерживал его на крыше в моменты после смерти его матери? Возможно, он боялся столкнуться с миром в одиночку. Возможно, если бы ее последними словами были "Я так сильно люблю тебя", Пол позволил бы себе умереть. Но слова Ильзе придали совершенно иной смысл вопросам, которые мучили Пола всю его жизнь.
  
   Была ли это ненависть, жажда мести или потребность знать, что, наконец, заставило его действовать? Возможно, сочетание всех трех. Что не вызывает сомнений, так это то, что Пол напоследок поцеловал свою мать в лоб, а затем побежал к противоположному концу крыши.
  
   Он чуть не свалился с края, но сумел вовремя остановиться. Дети по соседству иногда играли на здании, и Пол задавался вопросом, как им удалось вернуться обратно. Он пришел к выводу, что они, вероятно, оставили где-нибудь деревянную доску. У Пола не было времени искать ее в дыму, поэтому он снял пальто и куртку, уменьшив свой вес для прыжка. Если он промахнется, или если противоположная часть крыши рухнет под его весом, он упадет с пяти этажей. Недолго думая, он совершил прыжок с разбегу, слепо уверенный, что у него получится.
  
   Теперь, когда он вернулся на уровень земли, Пол попытался собрать головоломку, в которой Юрген - мой брат!- стала самой сложной частью из всех. Мог ли Юрген действительно быть сыном Ильзе? Пол не думал, что это возможно, поскольку даты их рождения разделяли всего восемь месяцев. Физически это было возможно, но Пауль был более склонен верить, что Юрген был сыном Ганса и Брунгильды. Эдуард, с его более темным, округлым цветом лица, совсем не походил на Юргена, и они не были похожи по темпераменту. Однако Юрген действительно был похож на Пола. У них обоих были голубые глаза и ярко выраженные скулы, хотя волосы Юргена были темнее.
  
   Как мог мой отец переспать с Брунгильдой? И почему моя мать скрывала это от меня все это время? Я всегда знал, что она хотела защитить меня, но почему бы не сказать мне об этом? И как я должен узнать правду, не обращаясь к Шредерам?
  
   Домовладелица прервала размышления Пола. Она все еще всхлипывала.
  
   "Герр Райнер, пожарные говорят, что пожар под контролем, но здание необходимо снести, поскольку оно больше небезопасно. Они попросили меня передать жильцам, что они могут по очереди заходить за одеждой, так как вам всем придется провести ночь в другом месте ".
  
   Словно робот, Пол присоединился к дюжине людей, которые собирались вернуть некоторые из своих вещей. Он перешагнул через шланги, которые все еще перекачивали воду, прошел по промокшим коридорам и лестницам в сопровождении пожарного и, наконец, добрался до своей комнаты, где наугад выбрал одежду и сложил ее в маленькую сумку.
  
   "Этого достаточно", - настаивал пожарный, который с беспокойством ждал в дверном проеме. "Мы должны идти".
  
   Все еще ошеломленный, Пол последовал за ним. Но через несколько метров слабая идея замерцала в его мозгу, как грань золотой монеты в ведре с песком. Он повернулся и побежал.
  
   "Эй, послушай! Мы должны выбираться!"
  
   Пол проигнорировал этого человека. Он вбежал в свою комнату и нырнул под кровать. В узком пространстве он с трудом отодвинул в сторону стопку книг, которые он положил туда, чтобы скрыть то, что было за ними.
  
   "Я сказал тебе убираться! Смотри, здесь небезопасно", - сказал пожарный, подтягивая ноги Пола, пока не появилось его тело.
  
   Пол не возражал. У него было то, за чем он пришел.
  
   Шкатулка из черного красного дерева, гладкая и простая.
  
   Было девять тридцать вечера.
  
   Пол взял свою маленькую сумку и побежал через весь город.
  
   Если бы он не был в таком состоянии, он, несомненно, заметил бы, что в Мюнхене происходит нечто большее, чем его собственная трагедия. Вокруг было больше людей, чем обычно для этого времени ночи. Бары и таверны ходили ходуном, и изнутри доносились сердитые голоса. Встревоженные люди сбивались в группы на углах улиц, и поблизости не было видно ни одного полицейского.
  
   Но Пол не обращал внимания на то, что происходило вокруг него; он просто хотел преодолеть расстояние, отделявшее его от цели, за как можно меньшее время. Прямо сейчас это была единственная зацепка, которая у него была. Он горько проклинал себя за то, что не увидел этого, за то, что не сообразил раньше.
  
   Ломбард Мецгера был закрыт. Двери были толстыми и прочными, поэтому Пол не стал тратить время на стук. И не в том, чтобы кричать, хотя он предположил - правильно, - что такой алчный старик, как ростовщик, будет жить в этом помещении, возможно, на расшатанной старой кровати в задней части магазина.
  
   Пол поставил свою сумку у двери и огляделся в поисках чего-нибудь твердого. Разбросанных камней на мостовой не было, но он нашел крышку от мусорного бака размером с небольшой поднос. Он поднял ее и швырнул в витрину магазина, которая разлетелась на тысячу осколков. Сердце Пола выпрыгивало из груди и стучало в ушах, но он и это проигнорировал. Если кто-нибудь вызовет полицию, они могут прибыть до того, как он получит то, за чем пришел; но опять же, они могут и не прийти.
  
   Надеюсь, что нет, подумал Пол. В противном случае я сбегу, и следующим местом, куда я отправлюсь за ответами, будет особняк Шредера. Даже если друзья моего дяди отправят меня в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.
  
   Пол прыгнул внутрь. Его ботинки хрустели по покрывалу из осколков стекла, смеси осколков разбитого окна и обеденного сервиза из богемского хрусталя, который также был разбит его снарядом.
  
   Внутри магазина было совершенно темно. Единственный свет исходил из задней комнаты, откуда доносились громкие крики.
  
   "Кто там? Я вызываю полицию!"
  
   "Вперед!" Крикнул в ответ Пол.
  
   На полу появился прямоугольник света, рельефно выделяющий призрачные очертания товаров ломбарда. Пол стоял посреди них, ожидая, когда появится Мецгер.
  
   "Убирайтесь отсюда, проклятые нацисты!" - крикнул ростовщик, появляясь в дверях, его глаза все еще были полузакрыты ото сна.
  
   "Я не нацист, герр Мецгер".
  
   "Кто ты, черт возьми, такой?" Мецгер зашел в магазин и включил свет, проверяя, что злоумышленник был один. "Здесь нет ничего ценного!"
  
   "Возможно, нет, но есть кое-что, что мне нужно".
  
   В этот момент глаза старика сфокусировались, и он узнал Пола.
  
   "Кто ты... Ох."
  
   "Я вижу, ты помнишь меня".
  
   "Вы были здесь недавно", - сказал Мецгер.
  
   "Вы всегда помните всех своих клиентов?"
  
   "Какого дьявола тебе нужно? Тебе придется заплатить мне за это окно!"
  
   "Не пытайся сменить тему. Я хочу знать, кто заложил тот пистолет, который я забрал."
  
   "Я не помню".
  
   Пол не ответил. Он просто достал оружие из кармана брюк и направил его на старика. Мецгер отступил, выставив руки перед собой, как щит.
  
   "Не стреляйте! Клянусь вам, я не помню! Прошло почти два десятилетия!"
  
   "Давай предположим, что я тебе верю. Что насчет твоих записей?"
  
   "Опусти пистолет, пожалуйста... Я не могу показать вам свои записи: эта информация конфиденциальна. Пожалуйста, сынок, будь благоразумен..."
  
   Пол сделал шесть шагов к нему и поднял пистолет на высоту плеча. Теперь ствол находился всего в двух сантиметрах от лба ростовщика, который был весь в поту.
  
   "Герр Мецгер, позвольте мне объяснить. Или ты покажешь мне записи, или я тебя пристрелю. Это простой выбор".
  
   "Очень хорошо! Очень хорошо!"
  
   Все еще держа руки поднятыми, старик направился в заднюю комнату. Они пересекли большую кладовую, которая была заполнена паутиной и была еще более пыльной, чем сам магазин. Картонные коробки были сложены от пола до потолка на ржавых металлических полках, а вонь плесени и сырости была невыносимой. Но в этом запахе было что-то еще, что-то неопределимое и гнилостное.
  
   "Как ты можешь выносить этот запах, Мецгер?"
  
   "Пахнет? Я ничего не чувствую", - сказал старик, не оборачиваясь.
  
   Пол предположил, что ростовщик привык к вони, проведя бесчисленные годы среди вещей других людей. Этот человек явно никогда не наслаждался собственной жизнью, и Пол не мог не испытывать к нему некоторой жалости. Ему пришлось выбросить подобные мысли из головы, чтобы продолжать целеустремленно сжимать отцовский пистолет.
  
   В задней части кладовой была металлическая дверь. Мецгер достал из кармана несколько ключей и открыл его. Он жестом пригласил Пола пройти.
  
   "Ты первый", - ответил Пол.
  
   Старик посмотрел на него с любопытством, его зрачки были твердыми. В своем воображении Пол представил его драконом, защищающим свою пещеру с сокровищами, и он сказал себе быть более бдительным, чем когда-либо. Скряга был опасен, как загнанная в угол крыса, и в любой момент мог повернуться и укусить.
  
   "Поклянись, что ты ничего у меня не украдешь".
  
   "Какой в этом был бы смысл? Помни, это у меня в руках оружие ".
  
   "Поклянись в этом", - настаивал мужчина.
  
   "Я клянусь, что ничего у тебя не украду, Мецгер. Скажи мне то, что мне нужно знать, и я оставлю тебя в покое ".
  
   Справа был деревянный книжный шкаф, заполненный книгами в черных переплетах; слева - огромный сейф. Ростовщик немедленно встал перед ней, защищая ее своим телом.
  
   "Вот, пожалуйста", - сказал он, указывая Полу на книжный шкаф.
  
   "Ты найдешь это для меня".
  
   "Нет", - ответил старик напряженным голосом. Он не был готов выйти из своего угла.
  
   Он становится смелее. Если я буду давить на него слишком сильно, он может наброситься на меня. Черт возьми, почему я не зарядил пистолет? Я бы использовал это, чтобы одолеть его.
  
   "По крайней мере, скажи мне, в каком томе искать".
  
   "Она на полке, на уровне твоей головы, четвертая слева".
  
   Не отрывая глаз от Мецгера, Пол нашел книгу. Он осторожно снял ее и протянул ростовщику.
  
   "Найди ссылку".
  
   "Я не помню номер".
  
   "Девять один два три один. Поторопись".
  
   Старик неохотно взял книгу и осторожно перевернул страницы. Пол оглядел склад, опасаясь, что в любой момент может появиться группа полицейских, чтобы арестовать его. Он и так пробыл здесь слишком долго.
  
   "Вот она", - сказал старик, возвращая книгу, открытую на одной из первых страниц.
  
   Не было записи о дате, только краткий 1905 / Неделя 16. Пол нашел номер внизу страницы.
  
   "Это просто имя. Кловис Нейджел. Адреса там нет".
  
   "Заказчик предпочел не сообщать больше никаких подробностей".
  
   "Это законно, Мецгер?"
  
   "Закон по этому вопросу запутан".
  
   Это была не единственная запись, на которой появилось имя Нагеля. Он был указан в графе "Клиент, вносящий депозит" еще по десяти пунктам.
  
   "Я хочу увидеть другие вещи, которые он заложил".
  
   Обрадованный тем, что взломщик убрался подальше от его сейфа, ростовщик подвел Пола к одной из книжных полок во внешней кладовой. Он достал картонную коробку и показал содержимое Полу.
  
   "Вот они".
  
   Пара дешевых часов, золотое кольцо, серебряный браслет... Пол осмотрел безделушки, но не смог понять, что связывало предметы Нагеля. Он начинал отчаиваться; после всех усилий, которые он приложил, у него теперь было еще больше вопросов, чем раньше.
  
   Зачем одному человеку закладывать столько предметов в один и тот же день? Должно быть, он убегал от кого-то - возможно, от моего отца. Но если я хочу узнать еще что-нибудь, мне придется найти этого человека, и одно только имя мало поможет.
  
   "Я хочу знать, где найти Нагеля".
  
   "Ты уже видел, сынок. У меня нет адреса..."
  
   Пол поднял правую руку и ударил старика. Мецгер упал на пол и закрыл лицо руками. Между его пальцами появилась струйка крови.
  
   "Нет, пожалуйста, нет - не бейте меня снова!"
  
   Полу пришлось сдержаться, чтобы не ударить мужчину еще раз. Все его тело было наполнено отвратительной энергией, неясной ненавистью, которая копилась на протяжении многих лет и внезапно нашла цель в жалкой истекающей кровью фигуре у его ног.
  
   Что я делаю?
  
   Внезапно он почувствовал тошноту от того, что он сделал. Этому нужно было положить конец как можно скорее.
  
   "Говори, Мецгер. Я знаю, ты что-то скрываешь от меня ".
  
   "Я не слишком хорошо его помню. Он был солдатом, я мог сказать это по тому, как он говорил. Возможно, моряк. Он сказал, что возвращается в Юго-Западную Африку и что там ему ничего из этих вещей не понадобится ".
  
   "Каким он был?"
  
   "Довольно невысокий рост, тонкие черты лица. Я мало что помню... Пожалуйста, не бейте меня больше!"
  
   Невысокий, с прекрасными чертами лица... Эдуард описал мужчину, который был в комнате с моим отцом и моим дядей, как невысокого роста, с тонкими чертами лица, как у девушки. Это мог быть Кловис Нейджел. А если бы мой отец обнаружил, что он ворует вещи на лодке? Возможно, он был шпионом. Или мой отец попросил его заложить пистолет на его имя? Он, конечно, знал, что находится в опасности.
  
   Чувствуя, что его голова вот-вот взорвется, Пол вышел из кладовой, оставив Мецгера хныкать на полу. Он запрыгнул на передний подоконник, но внезапно вспомнил, что оставил свою сумку у двери. К счастью, она все еще была там.
  
   Но все остальное вокруг него изменилось.
  
   Десятки людей заполнили улицы, несмотря на поздний час. Они сгрудились на тротуаре, некоторые переходили от одной группы к другой, передавая информацию, как пчелы опыляют цветы. Пол подошел к ближайшей группе.
  
   "Говорят, нацисты подожгли здание в Швабинге..."
  
   "Нет, это были коммунисты..."
  
   "Они устанавливают контрольно-пропускные пункты..."
  
   Обеспокоенный, Пол взял одного из мужчин за руку и отвел его в сторону.
  
   "Что происходит?"
  
   Мужчина вынул сигарету изо рта и криво улыбнулся ему. Он был рад найти желающих услышать плохие новости, которые он хотел передать.
  
   "Разве ты не слышал? Гитлер и его нацисты устраивают государственный переворот. Пришло время для революции. Наконец-то произойдут некоторые изменения".
  
   "Вы говорите, это государственный переворот?"
  
   "Они ворвались в Burgerbraukeller с сотнями мужчин и держат всех взаперти внутри, начиная с государственного комиссара Баварии".
  
   Сердце Пола сделало сальто.
  
   "Элис!"
  
  
   41
  
  
   Пока не началась стрельба, Элис думала, что эта ночь принадлежит ей.
  
   Спор с Полом оставил горький привкус у нее во рту. Она поняла, что безумно влюблена в него, теперь она могла ясно видеть это. Именно поэтому она была напугана больше, чем когда-либо.
  
   Поэтому она решила сосредоточиться на текущей задаче. Она вошла в главное помещение пивной, которое было заполнено более чем на три четверти. Более тысячи человек столпились вокруг столов, и скоро их должно было быть по меньшей мере еще пятьсот. Со стены свисали немецкие флаги, едва различимые сквозь табачный дым. В зале было влажно и душно, вот почему посетители продолжали приставать к официанткам, которые проталкивались сквозь толпу, неся над головами подносы с полудюжиной пивных бокалов, не пролив ни капли.
  
   Вот это тяжелая работа, подумала Элис, снова благодарная за все, что предоставила ей сегодняшняя возможность.
  
   Проталкиваясь локтями, ей удалось найти место у подножия трибуны для ораторов. Трое или четверо других фотографов уже заняли свои позиции. Один из них удивленно посмотрел на Элис и подтолкнул локтем своих товарищей.
  
   "Будь осторожна, красавица. Не забудь убрать палец от объектива ".
  
   "И не забудь вытащить свою из своей задницы. У тебя грязные ногти".
  
   Фотограф осмотрел кончики своих пальцев и покраснел. Остальные приветствовали.
  
   "Так тебе и надо, Фриц!"
  
   Улыбаясь про себя, Элис нашла позицию, откуда у нее был бы хороший обзор. Она проверила освещение и произвела несколько быстрых вычислений. Если немного повезет, у нее может получиться хороший выстрел. Она начала волноваться. Поставив этого идиота на место, она пошла ей на пользу. Кроме того, с того дня все должно было измениться к лучшему. Она поговорит с Полом; они вместе столкнутся со своими проблемами. И с новой стабильной работой она действительно почувствовала бы себя реализованной.
  
   Она все еще была погружена в свои мечты, когда Густав Риттер фон Кар, государственный комиссар Баварии, поднялся на сцену. Она сделала несколько фотографий, в том числе одну, которая, по ее мнению, могла бы показаться довольно интересной, на которой Кар широко жестикулировал.
  
   Внезапно в задней части зала началась суматоха. Элис вытянула шею, чтобы посмотреть, что происходит, но между яркими огнями, окружавшими трибуну, и стеной людей позади нее она ничего не могла разглядеть. Рев толпы, вместе с грохотом падающих столов и стульев и звоном разбитых десятков бокалов, был оглушительным.
  
   Кто-то вышел из толпы рядом с Элис, маленький потный человечек в мятом плаще. Он оттолкнул в сторону человека, сидевшего за ближайшим к трибуне столом, затем забрался на его стул, а оттуда на стол.
  
   Элис повернула камеру к нему, в одно мгновение запечатлев дикий взгляд, легкую дрожь его левой руки, дешевую одежду, сутенерскую стрижку, прилипшую ко лбу, жестокие маленькие усики, поднятую руку и пистолет, направленный в потолок.
  
   Она не боялась, и она не колебалась. Все, что пронеслось у нее в голове, были слова Августа Мюнца, сказанные ей много лет назад:
  
   В жизни фотографа бывают моменты, когда перед вами проходит фотография, всего одна фотография, которая может изменить вашу жизнь и жизни окружающих вас людей. Это решающий момент, Элис. Вы увидите это до того, как это произойдет. И когда это произойдет, стреляй. Не думай, стреляй.
  
   Она нажала на кнопку как раз в тот момент, когда мужчина нажал на курок.
  
   "Национальная революция началась!" - прокричал маленький человечек мощным, скрипучим голосом. "Это место окружено шестьюстами вооруженными людьми! Никто не уходит. И если немедленно не будет тишины, я прикажу своим людям установить пулемет на галерее ".
  
   Толпа замолчала, но Элис этого не заметила, и ее не встревожили штурмовики, которые появились со всех сторон.
  
   "Я объявляю правительство Баварии низложенным! Полиция и армия присоединились к нашему флагу, свастике: пусть они висят в каждой казарме и полицейском участке!"
  
   В комнате раздался еще один лихорадочный крик. Раздались аплодисменты, перемежаемые свистом и криками "Мексика! Мексика!" и "Южная Америка!" Элис не обратила внимания. Выстрел все еще звенел у нее в ушах, образ стреляющего маленького человечка все еще был запечатлен на ее сетчатке, и ее разум застрял на трех словах.
  
   Решающий момент.
  
   Я сделал это, подумала она.
  
   Прижимая камеру к груди, Элис нырнула в толпу. Прямо сейчас ее единственным приоритетом было выбраться оттуда и добраться до фотолаборатории. Она не могла точно вспомнить имя человека, который стрелял из пистолета, хотя его лицо было очень знакомым; он был одним из многих фанатичных антисемитов, которые выкрикивали свои мнения в городских тавернах.
  
   Ziegler. Нет... Гитлера. Вот и все - Гитлер. Безумный австриец.
  
   Элис не верила, что у этого переворота вообще был какой-либо шанс. Кто последует за безумцем, который заявил, что сотрет евреев с лица земли? В синагогах люди шутили о таких идиотах, как Гитлер. И изображение, которое она запечатлела с каплями пота на его лбу и диким выражением в его глазах, поставило бы этого человека на место.
  
   Под этим она подразумевала сумасшедший дом.
  
   Элис едва могла продвигаться сквозь море тел. Люди снова начали кричать, и некоторые из них дрались. Один мужчина разбил пивной бокал о голову другого, и отбросы пропитали куртку Элис. Ей потребовалось почти двадцать минут, чтобы дойти до другого конца зала, но там она обнаружила стену коричневорубашечников, вооруженных винтовками и пистолетами, блокирующих выход. Она пыталась поговорить с ними, но штурмовики отказались пропустить ее.
  
   Гитлер и высокопоставленные лица, которым он помешал, исчезли через боковую дверь. Его место занял новый оратор, и температура в зале продолжала повышаться.
  
   С мрачным выражением лица Элис нашла место, где она была бы максимально защищена, и попыталась придумать способ сбежать.
  
   Три часа спустя ее настроение граничило с отчаянием. Гитлер и его приспешники произнесли несколько речей, а оркестр на галерее сыграл Deutschlandlied более дюжины раз. Элис попыталась незаметно вернуться в главный зал в поисках окна, через которое она могла бы вылезти, но штурмовики преградили ей путь и туда. Они даже не разрешали людям ходить в туалет, что в таком многолюдном месте, когда официантки все еще разливают пиво за пивом, скоро стало бы проблемой. Она уже видела не одного человека, справляющего нужду у задней стены.
  
   Но подождите минутку: официантки...
  
   Пораженная внезапной вспышкой вдохновения, Элис подошла к сервировочному столу. Она взяла пустой поднос, сняла куртку, обернула в нее камеру и подставила под поднос. Затем она собрала пару пустых пивных бокалов и направилась на кухню.
  
   Возможно, они не увидят. На мне белая блузка и черная юбка, совсем как на официантках. Возможно, они не заметят, что на мне нет фартука. До тех пор, пока они не заметят куртку под подносом...
  
   Элис прошла сквозь толпу, высоко держа поднос, и ей пришлось прикусить язык, когда пара посетителей коснулась ее ягодиц. Она не хотела привлекать к себе внимание. Приближаясь к вращающимся дверям, она встала за спиной другой официантки и прошла мимо охранников СА, к счастью, ни один из них не удостоил ее второго взгляда.
  
   Кухня была длинной и очень большой. Там царила та же напряженная атмосфера, хотя и без табачного дыма и флагов. Пара официантов наполняла бокалы пивом, в то время как кухонные мальчики и повара разговаривали друг с другом у плит под суровым взглядом пары штурмовиков, которые снова блокировали выход. У обоих были винтовки и пистолеты.
  
   Черт.
  
   Не совсем понимая, что делать, Элис поняла, что не может просто стоять посреди кухни. Кто-нибудь понял бы, что она не из персонала, и вышвырнул бы ее. Она оставила стаканы в огромной металлической раковине и взяла грязную тряпку, которую нашла поблизости. Она пустила его под краном, намочила, отжала и притворилась, что моется, пока пыталась придумать план. Осторожно оглядываясь по сторонам, ей в голову пришла идея.
  
   Она бочком подошла к одному из мусорных баков рядом с раковиной. Он был почти до отказа забит остатками. Она положила в нее свою куртку, закрыла крышкой и взяла банку. Затем она начала нагло идти к двери.
  
   "Вы не можете пройти мимо, фройляйн", - сказал один из штурмовиков.
  
   "Мне нужно вынести мусор".
  
   "Оставь это здесь".
  
   "Но банки полны. На кухне не должно быть полных мусорных баков: это противозаконно ".
  
   Не беспокойтесь об этом, фройляйн, теперь мы - закон. Верни банку туда, где она была ".
  
   Элис, решив поставить все на одну раздачу, поставила банку на пол и скрестила руки.
  
   "Если вы хотите переместить это, переместите это сами".
  
   "Я говорю тебе убрать эту штуку отсюда".
  
   Молодой человек не сводил глаз с Элис. Кухонный персонал заметил сцену и сердито смотрел на него. Поскольку Элис стояла к ним спиной, они не могли сказать, что она не была одной из них.
  
   "Давай, чувак, дай ей пройти", - вмешался другой штурмовик. "Достаточно плохо торчать здесь, на кухне. Нам придется носить эту одежду всю ночь, и запах останется на моей рубашке ".
  
   Тот, кто заговорил первым, пожал плечами и отошел в сторону.
  
   "Тогда ты иди. Проводи ее до мусорного бака снаружи, а затем возвращайся сюда как можно быстрее ".
  
   Тихо ругаясь, Элис пошла впереди. Узкая дверь вела в еще более узкий переулок. Единственный свет исходил от единственной лампочки на противоположном конце, ближе к улице. Мусорное ведро было там, окруженное тощими кошками.
  
   "Итак ... Вы давно здесь работаете, фройляйн?" - спросил штурмовик слегка смущенным тоном.
  
   Я не могу в это поверить: мы идем по переулку, я несу мусорное ведро, у него в руках автомат, и этот идиот заигрывает со мной.
  
   "Можно сказать, что я новенькая", - ответила Элис, притворяясь дружелюбной. "А как насчет вас: вы давно осуществляете государственные перевороты?"
  
   "Нет, это мой первый", - серьезно ответил мужчина, не уловив ее иронии.
  
   Они добрались до мусорного ведра.
  
   "Хорошо, хорошо, теперь ты можешь вернуться. Я останусь и опорожню банку".
  
   "О, нет, фройляйн. Ты опорожняешь банку, затем я должен сопровождать тебя обратно ".
  
   "Я бы не хотел, чтобы тебе приходилось меня ждать".
  
   "Я бы ждал тебя в любое время, когда ты захочешь. Ты прекрасна..."
  
   Он подошел, чтобы поцеловать ее. Элис попыталась отступить, но оказалась зажатой между мусорным ведром и штурмовиком.
  
   "Нет, пожалуйста", - сказала Элис.
  
   "Ну же, фройляйн..."
  
   "Пожалуйста, нет".
  
   Штурмовик колебался, полный раскаяния.
  
   "Прости, если я тебя обидел. Я просто подумал..."
  
   "Не беспокойся об этом. Просто я уже помолвлен."
  
   "Мне жаль. Он счастливый человек".
  
   "Не беспокойся об этом", - потрясенно повторила Элис.
  
   "Позволь мне помочь тебе с мусорным баком".
  
   "Нет!"
  
   Элис попыталась вырвать руку коричневорубашечника, который в замешательстве выпустил банку. Она упала и покатилась по земле.
  
   Некоторые остатки разбросаны полукругом, открывая куртку Элис и ее драгоценный груз.
  
   "Что это, черт возьми, такое?"
  
   Посылка была приоткрыта, и объектив камеры был хорошо виден. Солдат посмотрел на Элис, у которой было виноватое выражение лица. Ей не нужно было признаваться.
  
   "Чертова шлюха! Ты коммунистический шпион!" - сказал штурмовик, нащупывая свою дубинку.
  
   Прежде чем он смог схватить ее, Элис подняла металлическую крышку мусорного бака и попыталась ударить штурмовика по голове. Видя приближение атаки, он поднял правую руку. Крышка с оглушительным звуком ударила его по запястью.
  
   "Ааааа!"
  
   Он схватил крышку левой рукой, отбросив ее далеко в сторону. Элис попыталась увернуться от него и убежать, но переулок был слишком узким. Нацист схватил ее за блузку и сильно дернул. Тело Элис повернулось, и ее рубашка сорвалась с одной стороны, обнажив лифчик. Нацист, поднявший руку, чтобы ударить ее, на мгновение замер, разрываясь между возбуждением и яростью. Этот взгляд наполнил ее сердце страхом.
  
   "Элис!"
  
   Она посмотрела в сторону входа в переулок.
  
   Пол был там, в ужасном состоянии, но все равно он был там. Несмотря на холод, на нем был только свитер. Его дыхание было прерывистым, и у него были судороги от пробежки через весь город. Полчаса назад он планировал войти в Burgerbraukeller с черного хода, но он даже не смог пересечь Людвигсбруке, поскольку нацисты установили блокпост на дороге.
  
   Значит, он пошел длинным обходным путем. Он искал полицейских, солдат, любого, кто мог бы ответить на его вопросы о том, что происходило в пивной, но все, что он нашел, были граждане, аплодирующие тем, кто принимал участие в перевороте, или освистывающие их - с разумного расстояния.
  
   Переправившись на противоположный берег через Максимилиансбрюке, он начал расспрашивать людей, которых встречал на улице. Наконец, кто-то упомянул переулок, который вел к кухне, и Пол побежал туда, молясь, чтобы он прибыл, пока не стало слишком поздно.
  
   Он был так удивлен, увидев Элис снаружи, борющуюся со штурмовиком, что вместо того, чтобы начать внезапную атаку, он объявил о своем прибытии, как идиот. Когда другой мужчина выхватил пистолет, у Пола не было выбора, кроме как броситься вперед. Его плечо ударило нациста в живот, сбив его с ног.
  
   Они вдвоем катались по земле, борясь за оружие. Другой мужчина был сильнее Пола, который также был совершенно истощен событиями предыдущих часов. Борьба длилась менее пяти секунд, в конце которой другой мужчина оттолкнул Пола в сторону, встал на колени и направил пистолет.
  
   Элис, которая теперь подняла металлическую крышку мусорного бака, вмешалась, яростно колотя ею солдата. Удары разнеслись по переулку, как грохот тарелок. Глаза нациста погасли, но он не упал. Элис ударила его снова, и, наконец, он повалился вперед и плашмя упал лицом вниз.
  
   Пол встал и подбежал, чтобы обнять ее, но она оттолкнула его и присела на землю.
  
   "Что с тобой не так? С тобой все в порядке?"
  
   Элис встала, разъяренная. В руках она держала остатки фотоаппарата, который был полностью уничтожен. Во время борьбы Пола с нацистами она была раздавлена.
  
   "Смотри".
  
   "Она сломана. Не волнуйся, мы купим что-нибудь получше ".
  
   "Ты не понимаешь! Там были фотографии!"
  
   "Элис, сейчас на это нет времени. Мы должны уйти, пока его друзья не пришли искать его ".
  
   Он попытался взять ее за руку, но она вырвалась и побежала впереди него.
  
  
   42
  
  
   Они не оглядывались, пока не оказались далеко от Burgerbraukeller. Наконец они остановились возле церкви Святого Иоганна Непомука, чей впечатляющий шпиль указывал в ночное небо, как обвиняющий перст. Пол повел Элис к арке над главным входом, чтобы укрыться от холода.
  
   "Боже, Элис, ты не представляешь, как я был напуган", - сказал он, целуя ее в губы. Она вернула поцелуй без особой убежденности.
  
   "Что происходит?"
  
   "Ничего".
  
   "По-моему, это не то, на что это похоже", - раздраженно сказал Пол.
  
   "Я сказал, что это ерунда".
  
   Пол решил не развивать этот вопрос. Когда Элис была в таком настроении, пытаться вытащить ее из этого было все равно что пытаться выбраться из зыбучих песков: чем больше ты боролся, тем глубже погружался.
  
   "С тобой все в порядке? Они причинили тебе боль или ... что-нибудь еще?"
  
   Она покачала головой. Только тогда она полностью осознала внешность Пола. Его рубашка в пятнах крови, лицо в саже, налитые кровью глаза.
  
   "Что с тобой случилось, Пол?"
  
   "Моя мать умерла", - ответил он, опустив голову.
  
   Когда Пол рассказывал о событиях той ночи, Элис почувствовала печаль за него и стыд за то, как она с ним обошлась. Не раз она открывала рот, чтобы попросить у него прощения, но она никогда не верила в значение этого слова. Это было неверие, подпитываемое гордыней.
  
   Когда он рассказал ей последние слова своей матери, Элис была поражена. Она не могла понять, как жестокий, порочный Юрген мог быть братом Пола, и все же в глубине души это ее не удивляло. У Пола была темная сторона, которая проявлялась в определенные моменты, подобно внезапному осеннему ветру, колышущему занавески в уютном доме.
  
   Когда Пол описал, как вломился в ломбард и как ему пришлось ударить Мецгера, чтобы заставить его говорить, Элис начала очень бояться за него. Все, что имело отношение к этой тайне, казалось невыносимым, и она хотела отдалить его от этого как можно быстрее, пока это не поглотило его полностью.
  
   Пол завершил свой рассказ, рассказав о своем рывке в пивную.
  
   "И это все".
  
   "Я думаю, этого более чем достаточно".
  
   "Что ты имеешь в виду?"
  
   "Ты же не всерьез планируешь продолжать копать вокруг да около, не так ли? Очевидно, что есть кто-то, кто готов сделать все, чтобы скрыть правду ".
  
   "Это именно та причина, по которой нужно продолжать копать. Это доказывает, что кто-то несет ответственность за убийство моего отца ..."
  
   Последовала короткая пауза.
  
   "... моих родителей".
  
   Пол не плакал. После того, что только что произошло, его тело умоляло его поплакать, его душа нуждалась в этом, а сердце было переполнено слезами. Но Пол держал все это внутри, образуя маленькую оболочку вокруг своего сердца. Возможно, какое-то нелепое чувство мужественности не позволило бы ему показать свои чувства перед женщиной, которую он любил. Возможно, именно это послужило толчком к тому, что произошло мгновениями позже.
  
   "Пол, ты должен сдаться", - сказала Элис, все более встревоженная.
  
   "У меня нет намерения делать это".
  
   "Но у вас нет доказательств. Никаких зацепок."
  
   "У меня есть имя: Кловис Нагель. У меня есть место: Юго-Западная Африка".
  
   "Юго-Западная Африка - очень большое место".
  
   "Я начну с Виндхука. Белого человека не должно быть трудно заметить вон там ".
  
   "Юго-Западная Африка очень большая... и очень далеко", - повторила Элис, подчеркивая каждое слово.
  
   "Я должен это сделать. Я уеду первым же пароходом".
  
   "Так это все?"
  
   "Да, Элис. Ты что, не слышал ни слова из того, что я сказал с тех пор, как мы встретились? Неужели ты не понимаешь, как важно для меня выяснить, что произошло девятнадцать лет назад? И теперь... теперь это."
  
   На мгновение Элис задумалась, не остановить ли его. Объясняя, как сильно она будет скучать по нему, как сильно он ей нужен. Как сильно она влюбилась в него. Но гордость прикусила ей язык. Точно так же, как это помешало ей рассказать Полу правду о ее собственном поведении за последние несколько дней.
  
   "Тогда иди, Пол. Делай все, что должен делать ".
  
   Пол посмотрел на нее, совершенно сбитый с толку. Ледяной тон ее голоса заставил его почувствовать себя так, словно его сердце вырвали и похоронили в снегу.
  
   "Элис..."
  
   "Отправляйся немедленно. Уходи сейчас же".
  
   "Элис, пожалуйста!"
  
   "Уходи, я тебе говорю".
  
   Пол, казалось, был на грани слез, и она молилась, чтобы он заплакал, чтобы он передумал и сказал ей, что любит ее и что его любовь к ней важнее, чем поиски, которые не принесли ему ничего, кроме боли и смерти. Возможно, Пол ждал чего-то подобного, или, возможно, он просто пытался запечатлеть лицо Элис в своей памяти. Долгие, горькие годы она проклинала себя за охватившую ее надменность, точно так же, как Пол винил себя за то, что не поехал на трамвае обратно в пансион до того, как его мать зарезали...
  
   ... и за то, что развернулся и ушел.
  
   "Знаешь что? Я рад. Так ты не ворвешься в мои мечты и не растопчешь их, " сказала Элис, бросая к ногам осколки фотоаппарата, за который она цеплялась до этого момента. "С тех пор, как я встретил тебя, со мной случались только плохие вещи. Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни, Пол."
  
   Пол на мгновение заколебался, а затем, не оборачиваясь, сказал: "Да будет так".
  
   Элис оставалась в дверях церкви в течение нескольких минут, ведя молчаливую битву со своими слезами. Внезапно из темноты, с того же направления, в котором исчез Пол, появилась фигура. Элис попыталась взять себя в руки и изобразить улыбку на лице.
  
   Он возвращается. Его поняли, и он возвращается, подумала она, делая шаг к фигуре.
  
   Но уличные фонари показали, что приближающийся человек был мужчиной в сером плаще и шляпе. Слишком поздно Элис поняла, что это был один из мужчин, которые следили за ней в тот день.
  
   Она повернулась, чтобы убежать, но в этот момент увидела его спутника, который вышел из-за угла и был менее чем в трех метрах от нее. Она попыталась убежать, но двое мужчин бросились на нее и схватили за талию.
  
   "Ваш отец ищет вас, фрейлейн Танненбаум".
  
   Элис тщетно боролась. Она ничего не могла поделать.
  
   С соседней улицы выехала машина, и одна из горилл ее отца открыла дверцу. Другой подтолкнул ее к нему и попытался пригнуть ее голову.
  
   "Вам лучше быть поосторожнее со мной, идиоты", - сказала Элис с презрительным взглядом. "Я беременна".
  
  
   43
  
  
   Элизабет-Бей, 28 августа 1933
  
   Дорогая Элис,
  
   Я сбился со счета, сколько раз я писал тебе. Раз в месяц, должно быть, приходит более сотни писем, и все они без ответа.
  
   Я не знаю, достучались ли они до тебя, и ты решил забыть меня. Или, возможно, вы переехали и не оставили адреса для пересылки. Эта отправится в дом твоего отца. Я пишу тебе туда время от времени, хотя знаю, что это бесполезно. Я по-прежнему надеюсь, что один из них каким-то образом пройдет мимо твоего отца. В любом случае, я буду продолжать писать тебе. Эти письма стали моим единственным контактом с моей прошлой жизнью.
  
   Я хочу начать, как всегда, с просьбы вас простить меня за то, как я ушел. Я вспоминал ту ночь десять лет назад так много раз, и я знаю, что мне не следовало вести себя так, как я это сделал. Прости, что я разрушил твои мечты. Каждый день я молился за то, чтобы ты смог осуществить свою мечту стать фотографом, и я надеюсь, что за эти годы ты преуспел.
  
   Жизнь в колониях не проста. С тех пор, как Германия потеряла эти земли, Южная Африка контролирует мандат над бывшей немецкой территорией. Нам здесь не рады, хотя они терпят нас.
  
   Вакансий не так много. Я работаю на фермах и в алмазных шахтах по несколько недель за раз. Когда я откладываю немного денег, я путешествую по стране в поисках Кловиса Нагеля. Это непростая задача. Я нашел его следы в деревнях бассейна Оранжевой реки. Однажды я посетил шахту, которую он только что покинул. Я разминулся с ним всего на несколько минут.
  
   Я также последовал наводке, которая привела меня на север, к плато Уотерберг. Там я встретил странное, гордое племя, гереро. Я провел с ними несколько месяцев, и они научили меня охотиться и собирать в пустыне. Я заболел лихорадкой, и долгое время был очень слаб, но они позаботились обо мне. Я многому научился у этих людей, помимо физических навыков. Они исключительны. Они живут в тени смерти, каждый день в постоянной борьбе за то, чтобы найти воду и приспособить свою жизнь к давлению со стороны белых людей.
  
   У меня закончилась бумага; это последний кусок из партии, которую я купил у разносчика по дороге в Свакопмунд. Завтра я возвращаюсь туда в поисках новых зацепок. Я пойду пешком, так как у меня закончились деньги, поэтому мои поиски должны быть краткими. Самое сложное в пребывании здесь, помимо отсутствия новостей о тебе, - это время, которое мне требуется, чтобы заработать себе на жизнь. Я часто был на грани того, чтобы бросить все это. Тем не менее, я не собираюсь сдаваться. Рано или поздно я найду его.
  
   Я думаю о тебе, о том, что произошло за эти последние десять лет. Я надеюсь, что ты здоров и счастлив. Если вы решите написать мне, пишите в почтовое отделение Виндхука. Адрес указан на конверте.
  
   Еще раз, прости меня.
  
   Я люблю тебя,
  
   Пол
  
  
   ТОВАРИЩ ПО РЕМЕСЛУ
  
   1934
  
  
   В которой посвященный узнает, что путь нельзя пройти в одиночку
  
   Тайное рукопожатие степени товарища по ремеслу включает сильное нажатие на костяшку среднего пальца и заканчивается, когда брат Масон отвечает таким же приветствием. Тайное название этого рукопожатия - ИАХИН, по названию колонны, представляющей солнце в храме Соломона. И снова в написании есть хитрость, которая должна быть дана таким образом: A-J-C-H-I-N.
  
  
   44
  
  
   Юрген любовался собой в зеркале.
  
   Он слегка дернул себя за лацканы, украшенные черепом и эмблемой СС. Он никогда не уставал смотреть на себя в своей новой форме. Дизайн Уолтера Хека и превосходное качество изготовления одежды Hugo Boss, получившие высокую оценку в светской прессе, внушали благоговение каждому, кто его видел. Когда Юрген шел по улице, дети вставали по стойке смирно и поднимали руку в приветствии. На прошлой неделе пара пожилых леди остановили его и сказали, как приятно видеть, как сильные, здоровые молодые люди возвращают Германию на правильный путь. Они спросили, потерял ли он глаз, сражаясь с коммунистами. Довольный этим, Юрген помог им донести сумки с покупками до ближайшего подъезда.
  
   В этот момент раздался стук в дверь.
  
   "Войдите".
  
   "Ты хорошо выглядишь", - сказала его мать, входя в большую спальню.
  
   "Я знаю".
  
   "Ты будешь сегодня ужинать с нами?"
  
   "Я так не думаю, мама. Меня вызвали на встречу в Службу безопасности ".
  
   "Без сомнения, они хотят рекомендовать тебя для повышения. Ты слишком долго был унтерштурмфюрером".
  
   Юрген весело кивнул и взял свою кепку.
  
   "Машина ждет тебя у дверей. Я скажу повару приготовить что-нибудь для тебя на случай, если ты вернешься раньше."
  
   "Спасибо, мама", - сказал Юрген, целуя Брунгильду в лоб. Он вышел в коридор, его черные ботинки громко стучали по мраморным ступеням. Горничная ждала его с пальто в прихожей.
  
   С тех пор, как Отто и его карты исчезли из их жизни одиннадцать лет назад, их экономическое положение постепенно улучшалось. Армия слуг снова занималась повседневным управлением особняком, хотя теперь главой семьи был Юрген.
  
   "Вы вернетесь к ужину, сэр?"
  
   Юрген резко вдохнул, когда услышал, как она использует этот способ обращения. Это всегда случалось, когда он нервничал и был выбит из колеи, как в то утро. Самые незначительные детали нарушали его ледяную внешность и обнажали бурю конфликтов, бушевавшую у него внутри.
  
   "Баронесса даст вам инструкции".
  
   Скоро они начнут обращаться ко мне по моему настоящему титулу, подумал он, выходя на улицу. Его руки слегка дрожали. К счастью, он перекинул пальто через руку, поэтому водитель не заметил, когда он открыл для него дверь.
  
   В прошлом Юрген мог направлять свои импульсы с помощью насилия; но после победы нацистской партии на выборах в прошлом году нежелательные фракции стали более осторожными. С каждым днем Юргену становилось все труднее контролировать себя. В пути он старался дышать медленно. Он не хотел прибыть взволнованным и нервным.
  
   Особенно, если меня собираются повысить, как говорит мама.
  
   "Откровенно говоря, мой дорогой Шредер, вы вызываете у меня серьезные сомнения".
  
   "Сомнения, сэр?"
  
   "Сомнения относительно вашей лояльности".
  
   Юрген заметил, что его рука снова начала дрожать, и ему пришлось сильно сжать костяшки пальцев, чтобы взять это под контроль.
  
   Зал заседаний был совершенно пуст, если не считать Рейнхарда Гейдриха и его самого. Глава Главного управления безопасности Рейха, разведывательного органа нацистской партии, был высоким мужчиной с четким челом, всего на пару месяцев старше Юргена. Несмотря на свою молодость, он стал одним из самых влиятельных людей в Германии. Его организации было поручено выявлять угрозы - реальные или мнимые - для партии. Юрген услышал это в тот день, когда они проводили собеседование с ним для работы,
  
   Генрих Гиммлер спросил Гейдриха, как бы он организовал нацистское разведывательное управление, и Гейдрих ответил пересказом всех шпионских романов, которые он когда-либо читал. Главного управления безопасности рейха уже боялись по всей Германии, хотя было неясно, чему это было больше обязано - дешевой беллетристике или врожденному таланту.
  
   "Почему вы так говорите, сэр?"
  
   Гейдрих положил руку на лежащую перед ним папку, на которой было имя Юргена.
  
   "Вы начинали в СА в первые дни движения. Это прекрасно, это интересно. Удивительно, однако, что кто-то из ваших... lineage должен просить конкретно о месте в батальоне SA. И затем, есть повторяющиеся эпизоды насилия, о которых сообщают ваши начальники. Я консультировался о тебе с психологом. .. и он предполагает, что у тебя, возможно, серьезное расстройство личности. Тем не менее, это само по себе не преступление, хотя это могло бы, " он подчеркнул слово "могло бы" полуулыбкой и поднятием бровей, - стать препятствием. Но теперь мы подходим к тому, что меня больше всего беспокоит. Вас пригласили - как и остальных из вашего штаба - посетить специальное мероприятие в Burgerbraukeller восьмого ноября 1923 года. Однако ты так и не появился."
  
   Гейдрих сделал паузу, позволив своим последним словам повиснуть в воздухе. Юрген начал потеть. После победы на выборах нацисты начали, медленно и систематически, мстить всем, кто препятствовал восстанию 1923 года, тем самым отсрочив приход Гитлера к власти на год. Годами Юрген жил в страхе, что кто-то укажет на него пальцем, и это, наконец, произошло.
  
   Гейдрих продолжил, теперь его тон был угрожающим.
  
   "По словам вашего начальника, вы не явились на место встречи, как от вас требовали. Однако, похоже, что - и я цитирую - "Штурмовик Юрген фон Шредер был в составе эскадрона 10-й роты в ночь на двадцать третье ноября. Его рубашка была пропитана кровью, и он утверждал, что подвергся нападению нескольких коммунистов, и что кровь принадлежала одному из них, человеку, которого он ударил ножом. Он попросил присоединиться к эскадрилье, которой командовал комиссар полиции из района Швабинг, до окончания переворота." Это верно?"
  
   "Вплоть до последней запятой, сэр".
  
   "Верно. Должно быть, так подумала комиссия по расследованию, поскольку они наградили вас золотым знаком отличия партии и медалью ордена крови", - сказал Гейдрих, указывая на грудь Юргена.
  
   Золотая эмблема партии была одним из самых востребованных украшений в Германии. Она состояла из нацистского флага в форме круга, окруженного золотым лавровым венком. Она отличала тех членов партии, которые вступили в партию до победы Гитлера в 1933 году. До этого дня нацистам приходилось вербовать людей, чтобы вступить в свои ряды. С того дня в штаб-квартире партии образовались бесконечные очереди. Не всем была предоставлена такая привилегия.
  
   Что касается ордена Крови, то это была самая ценная медаль в рейхе. Ее носили только те, кто принимал участие в государственном перевороте 1923 года, который трагически закончился смертью шестнадцати нацистов от рук полиции. Это была награда, которую не носил даже Гейдрих.
  
   "Я действительно задаюсь вопросом, " продолжил глава Главного управления безопасности рейха, постукивая по губам краем папки, " не следует ли нам создать комиссию по расследованию в отношении тебя, мой друг".
  
   "В этом не было бы необходимости, сэр", - сказал Юрген шепотом, зная, насколько краткими и решительными в эти дни были комиссии по расследованию.
  
   "Нет? В самых последних сообщениях, появившихся, когда СА была поглощена СС, говорится, что вы были несколько "хладнокровны при выполнении своего долга", что наблюдается "недостаточная вовлеченность"... Должен ли я продолжать?"
  
   "Это потому, что меня держали подальше от улиц, сэр!"
  
   "Тогда возможно, что другие люди беспокоятся о тебе?"
  
   "Уверяю вас, сэр, моя приверженность абсолютна".
  
   "Что ж, тогда есть один способ вернуть доверие этого офиса".
  
   Наконец-то пенни был готов упасть. Гейдрих вызвал Юргена, имея в виду предложение. Он чего-то хотел от него, и именно поэтому он оказывал такое давление с самого начала. Он, вероятно, понятия не имел, что Юрген делал той ночью в 1923 году, но то, что Гейдрих знал или не знал, не имело значения: его слово было законом.
  
   "Я сделаю все, что угодно, сэр", - сказал Юрген, уже немного спокойнее.
  
   "Что ж, тогда, Юрген. Я могу называть тебя Юрген, не так ли?"
  
   "Конечно, сэр", - сказал он, подавляя свой гнев из-за того, что другой человек не ответил на любезность.
  
   "Ты слышал о масонстве, Юрген?"
  
   "Конечно. Мой отец в молодости был членом ложи. Я думаю, что он скоро устал от этого ".
  
   Гейдрих кивнул. Это не стало для него неожиданностью, и Юрген сделал вывод, что он уже знал.
  
   "С тех пор, как мы пришли к власти, масоны были ... активно обескуражены".
  
   "Я знаю, сэр", - сказал Юрген, улыбаясь эвфемизму. В "Майн Кампф", книге, которую читал каждый немец - и которая была выставлена дома, если они знали, что для них хорошо, - Гитлер выразил свою внутреннюю ненависть к масонству.
  
   "Значительное количество лож добровольно распались или реорганизовались. Эти конкретные ложи не имели для нас большого значения, поскольку все они были прусскими, с арийскими членами и националистическими тенденциями. Поскольку они добровольно распались и передали списки своих членов, против них не было принято никаких мер... на данный момент."
  
   "Я так понимаю, что некоторые ложи все еще беспокоят вас, сэр?"
  
   "Для нас совершенно ясно, что многие ложи остались активными, так называемые гуманитарные ложи. Большая часть их членов придерживается либеральных взглядов, евреи, что-то в этом роде ..."
  
   "Почему бы вам просто не запретить их, сэр?"
  
   "Юрген, Юрген, " сказал Гейдрих покровительственным тоном, " это в лучшем случае только помешало бы их деятельности. Пока у них сохраняется крупица надежды, они будут продолжать встречаться и говорить о своих циркулях, угольниках и прочей иудейской чепухе. Чего я хочу, так это каждого из их имен на маленькой карточке размером четырнадцать на семь."
  
   Маленькие открытки Гейдриха были известны всей партии. В огромной комнате рядом с его офисом в Берлине хранилась информация о тех, кого партия считала "нежелательными": коммунистах, гомосексуалистах, евреях, масонах и вообще всех, кто склонен комментировать, что фюрер казался немного усталым в своей сегодняшней речи. Всякий раз, когда на кого-то доносили, новая карточка присоединялась к другим десяткам тысяч. Судьба тех, кто появился на карточках, была пока неизвестна.
  
   "Если бы масонство было запрещено, они бы просто ушли в подполье, как крысы".
  
   "Совершенно верно!" - сказал Гейдрих, хлопнув ладонью по столу. Он наклонился к Юргену и сказал доверительным тоном: "Скажи мне, ты знаешь, почему нам нужны имена этого сброда?"
  
   "Потому что масонство является марионеткой международного еврейского заговора. Хорошо известно, что банкирам нравятся Ротшильды и...
  
   Громкий хохот прервал страстную речь Юргена. Увидев, как вытянулось лицо сына барона, глава государственной безопасности сдержался.
  
   "Не повторяй мне передовицы "Фолькишер Беобахтер", Юрген. Я сам помогал их писать ".
  
   "Но, сэр, фюрер говорит ..."
  
   "Я должен задаться вопросом, как далеко вошел кинжал, выбивший тебе глаз, мой друг", - сказал Гейдрих, изучая черты его лица.
  
   "Сэр, нет необходимости быть оскорбительным", - сказал Юрген, разъяренный и сбитый с толку.
  
   Гейдрих сверкнул зловещей улыбкой.
  
   "Ты полон духа, Юрген. Но этой страстью должен управлять разум. Сделай мне одолжение, не становись одной из тех овец, которые блеют на демонстрациях. Позвольте мне преподать вам небольшой урок из нашей истории ". Гейдрих встал и начал ходить вокруг большого стола. "В 1917 году большевики распустили все ложи в России. В 1919 году Бела Кун избавился от всех масонов в Венгрии. В 1925 году Примо де Ривера запретил ложи в Испании. В том году Муссолини сделал то же самое в Италии. Его чернорубашечники вытаскивали масонов из постелей посреди ночи и избивали их до смерти на улицах. Поучительный пример, тебе не кажется?"
  
   Юрген кивнул, удивленный. Он ничего не знал об этом.
  
   "Как вы можете видеть, " продолжил Гейдрих, - первым действием любого сильного правительства, которое намерено остаться у власти, является избавление - среди прочих - от масонов. И не потому, что они выполняют приказы о каком-то гипотетическом еврейском заговоре: они делают это потому, что люди, которые думают сами за себя, создают много проблем ".
  
   "Что именно вы хотите от меня, сэр?"
  
   "Я хочу, чтобы ты внедрился в ряды масонов. Я дам тебе достаточно хороших контактов. Ты аристократ, и твой отец несколько лет назад принадлежал к ложе, так что они примут тебя без лишней суеты. Вашей целью будет раздобыть список участников. Я хочу знать имя каждого масона в Баварии".
  
   "Будет ли у меня карт-бланш, сэр?"
  
   "Если вы не услышите ничего противоположного, да. Подожди здесь минутку."
  
   Гейдрих подошел к двери, открыл ее и пролаял пару инструкций адъютанту, сидевшему на скамейке в коридоре. Подчиненный щелкнул каблуками и вернулся через несколько мгновений с другим молодым человеком, одетым в верхнюю одежду.
  
   "Входи, Адольф, входи. Мой дорогой Юрген, позвольте мне представить вам Адольфа Эйхмана. Он очень многообещающий молодой человек, который работает в нашем лагере Дахау. Он специализируется на, скажем так... внесудебных делах".
  
   "Приятно познакомиться", - сказал Юрген, протягивая руку. "Так ты тот человек, который умеет обходить закон, да?"
  
   "Аналогично. И да, иногда нам приходится немного нарушать правила, если мы хотим когда-нибудь вернуть Германию ее законным владельцам", - сказал Эйхман, улыбаясь.
  
   "Адольф попросил о приеме в мой офис, и я склонен облегчить ему этот переход, но сначала я хотел бы, чтобы он поработал вместе с вами несколько месяцев. Всю информацию, которую вы получите, вы передадите ему, и он будет отвечать за то, чтобы придать ей смысл. И когда вы выполните это задание, я верю, что смогу отправить вас в Берлин на миссию большего масштаба ".
  
  
   45
  
  
   Я видел его. Я уверен в этом, подумал Кловис, проталкиваясь локтями к выходу из таверны.
  
   Была июльская ночь, и его рубашка уже промокла от пота. Но жара не слишком беспокоила его. Он научился преодолевать это в пустыне, когда впервые обнаружил, что Райнер следует за ним. Ему пришлось отказаться от многообещающего алмазного рудника в бассейне Оранжевой реки, чтобы сбить Райнера со следа. Он оставил последние материалы для раскопок, взяв с собой только самое необходимое. На вершине невысокого хребта, с винтовкой в руке, он впервые увидел лицо Пола и положил палец на спусковой крючок. Боясь промаха, он скользнул на другую сторону холма, как змея в высокой траве.
  
   Затем он потерял Пола на несколько месяцев, пока тот снова не был вынужден бежать, на этот раз из публичного дома в Йоханнесбурге. В тот раз Райнер заметил его первым, но издалека. Когда их взгляды встретились, Кловис был достаточно глуп, чтобы показать свой страх. Он сразу понял, что холодный, жесткий блеск в глазах Райнера был взглядом охотника, запоминающего форму своей добычи. Ему удалось сбежать через потайную заднюю дверь, и даже было время вернуться на свалку отеля, где его поселили, и бросить свою одежду в чемодан.
  
   Прошло три года, прежде чем Кловис Нагель устал чувствовать дыхание Райнера на своем затылке. Он не мог спать без оружия под подушкой. Он не мог ходить, не обернувшись, чтобы проверить, не следят ли за ним. И он не оставался ни на одном месте дольше, чем на несколько недель, из страха, что однажды ночью он может проснуться от стального блеска этих голубых глаз, наблюдающих за ним из-за дула револьвера.
  
   Наконец он сдался. Без средств он не мог бегать вечно, а деньги, которые дал ему барон, давно закончились. Он начал писать барону, но ни на одно из его писем не было ответа, поэтому Кловис сел на корабль, направлявшийся в Гамбург. Вернувшись в Германию, по пути в Мюнхен, он на мгновение почувствовал облегчение. Первые три дня он был убежден, что потерял Райнера... пока однажды ночью он не зашел в таверну недалеко от железнодорожного вокзала и не узнал лицо Пола в толпе посетителей.
  
   В животе Кловиса образовался узел, и он сбежал.
  
   Когда он бежал так быстро, как только позволяли его короткие ноги, он осознал, какую ужасную ошибку совершил. Он поехал в Германию без какого-либо огнестрельного оружия, потому что боялся, что его остановят на таможне. У него все еще не было времени ни за что взяться, и теперь все, чем ему приходилось защищаться, - это его складной нож.
  
   Он достал ее из кармана, когда бежал по улице. Он лавировал в конусах света, отбрасываемых уличными фонарями, перебегая от одного к другому, как будто это были островки спасения, пока ему не пришло в голову, что если Райнер преследует его, то Кловис слишком облегчает ему задачу. Он повернул направо по темному переулку, который шел параллельно железнодорожным путям. Приближался поезд, грохочущий по пути к станции. Кловис не видел ее, но он чувствовал запах дыма из трубы и вибрацию земли.
  
   С другого конца боковой улицы донесся звук. Бывший морской пехотинец был поражен и прикусил язык. Он снова побежал, его сердце чуть не выпрыгивало изо рта. Он чувствовал вкус крови, дурное предзнаменование того, что, как он знал, произойдет, если другой человек догонит его.
  
   Кловис зашел в тупик. Не в силах идти дальше, он спрятался за грудой деревянных ящиков, от которых пахло гниющей рыбой. Мухи жужжали вокруг него, садясь на его лицо и руки. Он попытался отмахнуться от них, но другой шум и тень у входа в переулок заставили его замереть. Он попытался замедлить дыхание.
  
   Тень превратилась в силуэт мужчины. Кловис не мог разглядеть его лица, но в этом не было необходимости. Он прекрасно знал, кто это был.
  
   Не в силах больше терпеть ситуацию, он бросился к концу переулка, опрокинув груду деревянных ящиков. Пара крыс в ужасе пробежала у него между ног. Кловис слепо последовал за ними и увидел, как они исчезли через полуоткрытую дверь, мимо которой он невольно прошел в темноте. Он оказался в темном коридоре и достал зажигалку, чтобы сориентироваться. Он позволил себе пару секунд света, прежде чем снова сорваться с места, но в конце коридора споткнулся и упал, поцарапав руки о влажные цементные ступени. Не решаясь снова воспользоваться зажигалкой, он поднялся и начал подниматься, постоянно прислушиваясь к малейшему звуку позади себя.
  
   Он карабкался, казалось, целую вечность. Наконец его ноги ступили на ровный участок земли, и он осмелился щелкнуть зажигалкой. Дрожащий желтый свет показал, что он был в другом коридоре, в конце которого была дверь. Он толкнул ее, и она не была заперта.
  
   Наконец-то я сбил его со следа. Это похоже на заброшенный склад. Я проведу здесь пару часов, пока не буду уверен, что он меня не преследует, подумал Кловис, его дыхание приходило в норму.
  
   "Добрый вечер, Кловис", - произнес голос позади него.
  
   Кловис повернулся, нажимая кнопку на своем выкидном ноже. Клинок выскочил с едва слышным щелчком, и Кловис бросился, вытянув руку, к фигуре, ожидающей у двери. Это было все равно, что пытаться дотронуться до лунного луча. Фигура отступила в сторону, и стальной клинок промахнулся почти на полметра, вонзившись в стену. Кловис попытался вырвать ее, но едва успел снять грязную штукатурку, как удар сбил его с ног.
  
   "Устраивайтесь поудобнее. Мы собираемся пробыть здесь некоторое время ".
  
   Голос раздался из темноты. Кловис попытался встать, но чья-то рука толкнула его обратно на пол. Внезапно белый луч расколол мрак надвое. Его преследователь включил фонарик. Он направил ее на свое собственное лицо.
  
   "Это лицо кажется тебе знакомым?"
  
   Кловис долго изучал Пола Райнера.
  
   "Ты не похож на него", - сказал Кловис. Его голос был жестким и усталым.
  
   Райнер направил фонарик на Кловиса, который прикрыл глаза левой рукой, чтобы защититься от яркого света.
  
   "Направь эту штуку куда-нибудь в другое место!"
  
   "Я сделаю все, что захочу. Теперь мы играем по моим правилам ".
  
   Луч света переместился с лица Кловиса на правую руку Пола. В руках он держал маузер С96 своего отца.
  
   "Очень хорошо, Райнер. Ты главный".
  
   "Я рад, что мы пришли к согласию".
  
   Кловис опустил руку в карман. Пол сделал угрожающий шаг к нему, но бывший морской пехотинец вытащил пачку сигарет и поднес ее к свету. Он также взял несколько спичек, которые носил с собой на случай, если у него закончится топливо для зажигалки. Их осталось всего двое.
  
   "Ты сделал мою жизнь невыносимой, Райнер", - сказал он, прикуривая сигарету без фильтра.
  
   "Я сам немного знаю о разрушенных жизнях. Ты уничтожил мою."
  
   Кловис рассмеялся, невменяемый звук.
  
   "Тебя забавляет твоя неминуемая смерть, Кловис?" - спросил Пол.
  
   Смех застрял в горле Кловиса. Если бы голос Пола был сердитым, Кловис не был бы так напуган. Но его тон был небрежным, спокойным. Кловис был уверен, что Пол улыбался в темноте.
  
   "Полегче, вот так. Давай просто посмотрим..."
  
   "Мы ничего не увидим. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как ты убил моего отца и почему."
  
   "Я не убивал его".
  
   "Нет, конечно, ты этого не делал. Вот почему ты был в бегах двадцать девять лет."
  
   "Это был не я, я клянусь в этом!"
  
   "Так кто же тогда?"
  
   Кловис сделал паузу на несколько мгновений. Он боялся, что если он ответит, молодой человек просто застрелит его. Имя было единственной картой, которая у него была, и он должен был разыграть ее.
  
   "Я скажу тебе, если ты пообещаешь отпустить меня".
  
   Единственным ответом был звук взводимого курка в темноте.
  
   "Нет, Райнер!" - закричал Кловис. "Послушай, дело не только в том, кто убил твоего отца. Что хорошего тебе это дало бы, зная это? Важно то, что произошло раньше. Почему."
  
   На несколько мгновений воцарилась тишина.
  
   "Тогда продолжай. Я слушаю."
  
  
   46
  
  
   "Все началось 11 августа 1904 года. До того дня мы провели пару замечательных недель в Свакопсмунде. Пиво было неплохим по африканским меркам, погода не была слишком жаркой, а девушки были очень любезны. Мы только что вернулись из Гамбурга, и капитан Райнер назначил меня своим первым лейтенантом. Наша лодка должна была провести несколько месяцев, патрулируя побережье колоний, в надежде вселить страх в англичан ".
  
   "Но проблема была не в англичанах?"
  
   "Нет... Местные жители восстали несколькими месяцами ранее. Прибыл новый генерал, чтобы принять командование, и он был самым большим сукиным сыном, самым садистским ублюдком, которого я когда-либо видел. Его звали Лотар фон Трота. Он начал оказывать давление на местных. Он получил приказ из Берлина прийти к какому-то политическому соглашению с ними, но его это нисколько не заботило. Он сказал, что туземцы были недочеловеками, обезьянами, которые спустились с деревьев и научились пользоваться винтовками только путем имитации. Он преследовал их, пока остальные не появились в Уотерберге, и там были мы все, те из нас, кто из Свакопмунда и Виндхука, с оружием в руках, проклиная нашу мерзкую удачу ".
  
   "Ты победил".
  
   "Они превосходили нас численностью три к одному, но они не знали, как сражаться как армия. Более трех тысяч пали, и мы забрали весь их скот и оружие. Тогда..."
  
   Бывший морской пехотинец прикурил еще одну сигарету от окурка предыдущей. При свете фонарика его лицо утратило всякое выражение.
  
   "Трота приказал тебе наступать", - сказал Пол, поощряя его продолжать.
  
   "Я уверен, вам рассказывали эту историю, но никто из тех, кто там не был, не знает, как это было на самом деле. Мы оттеснили их в пустыню. Ни воды, ни еды. Мы сказали им не возвращаться. Мы отравили каждый колодец в радиусе сотен километров и не предупредили их. Те, кто прятался или оборачивался, чтобы набрать воды, были первым предупреждением, которое они получили. Остальные... более двадцати пяти тысяч, в основном женщины, дети и старики, пробились в Омахеке. Я не хочу представлять, что с ними стало".
  
   "Они умерли, Кловис. Никто не пересекает Омахеке без воды. Единственными людьми, которые выжили, были несколько племен гереро на севере."
  
   "Нам дали отпуск. Мы с твоим отцом хотели уехать как можно дальше от Виндхука. Мы украли лошадей и направились на юг. Я не помню точный маршрут, который мы выбрали, потому что первые несколько дней мы были так пьяны, что едва помнили собственные имена. Я помню, что мы проезжали через Колманскоп и что твоего отца там ждала телеграмма из Троты, в которой говорилось, что его отпуск закончился, и приказывалось ему возвращаться в Виндхук. Твой отец разорвал телеграмму и сказал, что никогда не вернется. Все это слишком глубоко повлияло на него ".
  
   "Это действительно повлияло на него?" - спросил Пол. Кловис слышал беспокойство в его голосе и знал, что он нашел брешь в броне своего противника.
  
   "Так и было, для нас обоих. Мы продолжали напиваться и кататься, пытаясь убежать от всего этого ужаса. Мы понятия не имели, куда направляемся. Однажды утром мы добрались до уединенной фермы в бассейне Оранжевой реки. Там жила семья немецких колонистов, и черт меня возьми, если отец не был самым тупым ублюдком, которого я когда-либо встречал. На их территории протекал ручей, и девочки продолжали жаловаться, что в нем полно мелких камешков и что, когда они идут купаться, у них болят ноги. Отец вынимал эти маленькие камешки один за другим и складывал их вокруг задней части дома, "чтобы сделать посыпанную галькой дорожку", - сказал он. За исключением того, что это были не камешки."
  
   "Это были алмазы", - сказал Пол, который после многих лет работы в шахтах знал, что подобная ошибка случалась не раз. Некоторые виды бриллиантов до огранки и полировки выглядят настолько грубыми, что люди часто путают их с полупрозрачными камнями.
  
   "Некоторые были жирными, как голубиные яйца, сынок. Другие были маленькими и белыми, и была даже розовая, вот такая большая ", - сказал он, подняв кулак к лучу света. "В те дни вы могли довольно легко найти их в оранжевом цвете, хотя вы рисковали, что правительственные инспекторы застрелят вас, если вас поймают, когда вы крадетесь слишком близко к месту раскопок, и никогда не было недостатка в мертвых телах, высыхающих на солнце на перекрестках под вывеской "ПОХИТИТЕЛЬ БРИЛЛИАНТОВ". Ну, в оранжевом было много бриллиантов, но я никогда не видел столько в одном месте, как на той ферме. Никогда."
  
   "Что сказал этот человек, когда узнал?"
  
   "Как я уже сказал, он был глуп. Все, что его интересовало, это его Библия и его урожай, и он никогда не позволял никому из своей семьи спускаться в город. У них тоже не было посетителей, поскольку они жили у черта на куличках. Что было даже к лучшему, потому что любой, у кого была хоть капля мозгов, сразу бы понял, что это за камни. Твой отец увидел груду бриллиантов, когда они показывали нам собственность, и он ткнул меня локтем в ребра - как раз вовремя, потому что я собирался сказать что-нибудь глупое, повесьте меня, если это не правда. Семья приняла нас, не задавая никаких вопросов. Твой отец был в отвратительном настроении за ужином. Он сказал, что хочет спать, что он устал; но когда фермер и его жена предложили нам свою комнату, твой отец настоял на том, чтобы спать в гостиной под несколькими одеялами."
  
   "Чтобы ты мог встать посреди ночи".
  
   "Именно это мы и сделали. Рядом с камином стоял сундук с семейными безделушками. Мы высыпали их на пол, стараясь не издать ни звука. Затем обошел дом сзади и положил камни в багажник. Поверьте мне, хотя сундук был большим, камни все равно заполнили его на три четверти. Мы накрыли их одеялом, а затем подняли сундук на маленькую крытую повозку, которую отец использовал для доставки припасов. Все прошло бы идеально, если бы не проклятая собака, которая спала снаружи. Когда мы запрягали наших собственных лошадей в фургон и трогались с места, мы переехали ему хвост. Как выло это проклятое животное! Фермер был на ногах с дробовиком в руке. Хотя он, возможно, был глуп, он не был совсем безумен, и наши удивительно изобретательные объяснения ни к чему хорошему не привели, потому что он догадался, что мы задумали. Твоему отцу пришлось выхватить пистолет, тот самый, которым ты целишься в меня, и прострелить ему голову ".
  
   "Ты лжешь", - сказал Пол. Луч света слегка дрожал.
  
   "Нет, сынок, пусть меня сию минуту поразит молния, если я не говорю тебе правду. Он убил человека, он убил его хорошо, и мне пришлось подстегнуть лошадей, потому что мать и две дочери вышли на крыльцо и начали кричать. Мы не проехали и десяти миль, когда твой отец сказал мне остановиться и приказал выйти из повозки. Я сказал ему, что он сумасшедший, и я не думаю, что был неправ. Все это насилие и алкоголь сделали его тенью его прежнего "я". Убийство фермера стало последней каплей. Это не имело значения: у него был пистолет, а я потерял свой однажды пьяной ночью, так что к черту все, сказал я и вышел ".
  
   "Что бы ты сделал, если бы у тебя был пистолет, Кловис?"
  
   "Я бы застрелил его", - ответил бывший морской пехотинец, не раздумывая ни секунды. У Кловиса появилась идея о том, как он мог бы обратить ситуацию в свою пользу.
  
   Мне просто нужно привести его в нужное место.
  
   "Итак, что произошло?" - спросил Пол. Теперь его голос звучал менее уверенно.
  
   "Я понятия не имел, что делать, поэтому пошел дальше по тропинке, которая вела обратно в город. Твой отец уехал рано утром, и когда он вернулся, было уже за полдень, только теперь у него не было фургона, только наши лошади. Он сказал мне, что закопал сундук в месте, известном только ему, и что мы вернемся, чтобы забрать его, когда все успокоится."
  
   "Он тебе не доверял".
  
   "Конечно, он этого не делал. И он был прав. Мы сошли с дороги, так как боялись, что жена и дети погибшего колониста могут поднять тревогу. Мы направились на север, ночуя под открытым небом, что было не очень удобно, особенно учитывая, что твой отец много разговаривал во сне и кричал. Он не мог выбросить этого фермера из головы. И так продолжалось до тех пор, пока мы не вернулись в Свакопмунд и не узнали, что нас обоих разыскивают за дезертирство и потому, что твой отец потерял управление своей лодкой. Если бы не история с бриллиантами, твой отец, несомненно, сдался бы, но мы испугались, что они свяжут нас с тем, что произошло в Оранжевом бассейне, поэтому мы продолжали скрываться. Мы чудом избежали военной полиции, спрятавшись на корабле, направлявшемся в Германию. Так или иначе, нам удалось вернуться целыми и невредимыми".
  
   "Это было, когда ты подошел к барону?"
  
   "Ганс был одержим идеей вернуться в Оранж за сундуком, как и я. Мы провели несколько дней в особняке барона, скрываясь. Твой отец рассказал ему все, и барон сошел с ума ... Как и твой отец, как и все остальные. Он хотел знать точное местоположение, но Ганс отказался сказать. Барон был банкротом, и у него не было денег, необходимых для финансирования поездки обратно, чтобы найти сундук, поэтому Ганс подписал некоторые бумаги о передаче дома, в котором жили ты и твоя мать, вместе с небольшим бизнесом, которым они владели вдвоем. Твой отец предположил, что барон продаст их, чтобы собрать средства для возвращения сундука. Никто из нас не мог этого сделать, поскольку к тому времени мы тоже были в розыске в Германии ".
  
   "А что произошло в ночь его смерти?"
  
   "Был ожесточенный спор. Много денег, кричат четыре человека. Твой отец закончил с пулей в животе ".
  
   "Как это произошло?"
  
   Кловис осторожно достал пачку сигарет и коробок спичек. Он взял последнюю сигарету и зажег ее. Затем он зажег сигарету и выпустил дым в сторону луча фонарика.
  
   "Почему тебя это так интересует, Пол? Почему тебя так волнует жизнь убийцы?"
  
   "Не называй так моего отца!"
  
   Давай же... немного ближе.
  
   "Нет? Как бы вы назвали то, что мы сделали в Уотерберге? Что он сделал с фермером? Он снес ему голову; он позволил ему получить это прямо здесь ", - сказал он, касаясь своего лба.
  
   "Я говорю тебе заткнуться!"
  
   С криком ярости Пол выступил вперед и занес правую руку, чтобы ударить Кловиса. Умелым движением Кловис бросил зажженную сигарету ему в глаза. Пол дернулся назад, рефлекторно защищая лицо, и это дало Кловису достаточно времени, чтобы вскочить и выбежать, разыгрывая свою последнюю карту, отчаянную последнюю попытку.
  
   Он не выстрелит мне в спину.
  
   "Подожди, ублюдок!"
  
   Особенно если он не знает, кто стрелял.
  
   Пол гнался за ним. Уворачиваясь от луча фонарика, Кловис побежал к задней части склада, пытаясь скрыться тем путем, которым вошел его преследователь. Он смог разглядеть маленькую дверь рядом с окном с затемненным стеклом. Он ускорил шаг и почти достиг двери, когда его ноги во что-то запутались.
  
   Он упал ничком и пытался подняться на ноги, когда Пол догнал его и схватил за куртку. Кловис попытался ударить Пола, но промахнулся и опасно отшатнулся к окну.
  
   "Нет!" Закричал Пол, снова бросаясь на Кловиса.
  
   Пытаясь восстановить равновесие, бывший морской пехотинец протянул руки к Полу. Его пальцы на мгновение коснулись пальцев молодого человека, прежде чем он упал и ударился об окно. Старое стекло поддалось, и тело Кловиса вывалилось через отверстие и исчезло в темноте.
  
   Раздался короткий вскрик, а затем сухой стук.
  
   Пол высунулся из окна и направил фонарик на землю. В десяти метрах под ним, посреди растущей лужи крови, лежало тело Кловиса.
  
  
   47
  
  
   Юрген сморщил нос, когда вошел в лечебницу. Здесь воняло мочой и экскрементами, плохо замаскированными запахом дезинфицирующего средства.
  
   Ему пришлось спросить дорогу у медсестры, поскольку это был первый раз, когда он навестил Отто с тех пор, как его поместили туда одиннадцать лет назад. Женщина, сидевшая за столом, со скучающим выражением на лице читала журнал, а ее ноги свободно болтались в белых сабо. Увидев, что перед ней появился новенький оберштурмфюрер, медсестра встала и подняла правую руку так быстро, что сигарета, которую она курила, выпала у нее изо рта. Она настояла на том, чтобы сопровождать его лично.
  
   "Ты не боишься, что один из них сбежит?" - спросил Юрген, когда они шли по коридорам, указывая на стариков, бесцельно бродивших возле входа.
  
   "Иногда это случается, в основном, когда я иду в ванную. Впрочем, это не имеет значения, потому что мужчина из киоска на углу обычно приносит их обратно ".
  
   Медсестра оставила его у двери в палату барона.
  
   "Он здесь, сэр, весь устроенный и удобный. У него даже есть окно. Хайль Гитлер!" - добавила она перед самым уходом.
  
   Юрген неохотно отдал честь в ответ, довольный тем, что она уходит. Он хотел насладиться этим моментом в одиночестве.
  
   Дверь в комнату была открыта, и Отто спал, развалившись в инвалидном кресле рядом с окном. Струйка слюны стекала ему на грудь, стекая по халату и старому моноклю на золотой цепочке, стекло которого теперь было треснуто. Юрген вспомнил, как по-другому выглядел его отец на следующий день после попытки государственного переворота - как он был взбешен из-за того, что попытка провалилась, хотя сам он ничего к этому не способствовал.
  
   Юргена ненадолго задержали и допросили, хотя задолго до того, как все закончилось, у него хватило здравого смысла сменить пропитанную кровью коричневую рубашку на чистую, и при нем не было огнестрельного оружия. Не было никаких последствий ни для него, ни для кого-либо еще. Даже Гитлер провел в тюрьме всего девять месяцев.
  
   Юрген вернулся домой, поскольку казармы СА были закрыты, а организация распущена. Он провел несколько дней, запершись в своей комнате, игнорируя попытки своей матери выяснить, что случилось с Ильзе Райнер, и прикидывая, как лучше всего использовать письмо, которое он украл у матери Пола.
  
   Мать моего брата, повторил он про себя, сбитый с толку.
  
   Наконец, он заказал фотокопии письма и однажды утром после завтрака подарил одну своей матери, а другую отцу.
  
   "Что это, черт возьми, такое?" - спросил барон, принимая листы бумаги.
  
   "Ты прекрасно знаешь, Отто".
  
   "Юрген! Проявляй больше уважения!" - в ужасе сказала его мать.
  
   "После того, что я здесь прочитал, нет причин, почему я должен".
  
   "Где оригинал?" - спросил Отто хриплым голосом.
  
   "Где-нибудь в безопасном месте".
  
   "Принесите это сюда!"
  
   "У меня нет намерения делать это. Это всего лишь несколько копий. Я отправил остальные в газеты и в главное управление полиции ".
  
   "Что ты сделал?" - крикнул Отто, обходя стол. Он попытался поднять кулак, чтобы ударить Юргена, но его тело, казалось, не реагировало. Юрген и его мать ошарашенно наблюдали, как барон опустил руку и попытался поднять ее снова, но безуспешно.
  
   "Я не могу видеть. Почему я не вижу?" - спросил Отто.
  
   Он пошатнулся вперед, волоча за собой скатерть для завтрака, когда падал. Столовые приборы, тарелки и чашки опрокинулись, разбрасывая свое содержимое, но барон, казалось, не заметил этого, поскольку неподвижно лежал на полу. В столовой были слышны только крики горничной, которая только что вошла, держа в руках поднос со свежеприготовленными тостами.***
  
   Стоя у двери в комнату, Юрген не смог подавить горькую усмешку, вспомнив изобретательность, которую он проявил тогда. Врач объяснил, что барон перенес инсульт, который лишил его дара речи и возможности передвигаться на ногах.
  
   "Учитывая излишества, которым этот человек предавался на протяжении своей жизни, я не удивлен. Я не думаю, что он протянет больше шести месяцев", - сказал доктор, убирая инструменты в кожаную сумку. Что было удачей, потому что Отто не увидел жестокой улыбки, промелькнувшей на лице его сына, когда он услышал диагноз.
  
   И вот ты здесь, одиннадцать лет спустя.
  
   Теперь он вошел, не издав ни звука, принес стул и сел напротив инвалида. Свет из окна, возможно, и выглядел как идиллический солнечный луч, но это было не более чем отражение солнца на голой белой стене здания напротив, единственном виде из комнаты барона.
  
   Устав ждать, пока он очнется, Юрген несколько раз прочистил горло. Барон моргнул и, наконец, поднял голову. Он уставился на Юргена, но если и почувствовал какое-то удивление или страх, его глаза этого не показали. Юрген сдержал свое разочарование.
  
   "Ты знаешь, Отто? Долгое время я очень старался заслужить ваше одобрение. Конечно, для тебя это не имело ни малейшего значения. Ты заботился только об Эдуарде".
  
   Он сделал небольшую паузу, ожидая какой-то реакции, какого-то движения, чего угодно. Все, что он получил, был тот же пристальный взгляд, что и раньше, настороженный, но замороженный.
  
   "Было огромным облегчением узнать, что ты не был моим отцом. Внезапно я почувствовал свободу ненавидеть отвратительную свинью-рогоносца, которая игнорировала меня всю мою жизнь ".
  
   Оскорбления также не произвели ни малейшего эффекта.
  
   "Потом у тебя случился инсульт, и ты, наконец, оставил меня и мою мать в покое. Но, конечно, как и все, что ты делал в своей жизни, ты не довел это до конца. Я дал тебе слишком много свободы действий, ожидая, пока ты исправишь эту ошибку, и я некоторое время думал о том, как от тебя избавиться. И теперь, как удобно ... появляется кто-то, кто мог бы избавить меня от хлопот ".
  
   Он взял газету, которую нес подмышкой, и поднес ее к лицу старика, достаточно близко, чтобы тот мог ее прочитать. Тем временем он процитировал содержание статьи по памяти. Он перечитывал ее снова и снова прошлой ночью, предвкушая момент, когда старик увидит ее.
  
  
   ОПОЗНАНО ТАИНСТВЕННОЕ ТЕЛО
  
  
   Мюнхен (Редакционная статья). Полиция, наконец, смогла идентифицировать тело, найденное на прошлой неделе в переулке недалеко от главного вокзала. Это тело бывшего лейтенанта морской пехоты Кловиса Нагеля, который с 1904 года не был вызван в военный трибунал за то, что покинул свой пост во время миссии в Юго-Западной Африке. Хотя он вернулся в страну под вымышленным именем, власти смогли идентифицировать его по большому количеству татуировок, покрывающих его торс. Нет никаких дополнительных подробностей относительно обстоятельств его смерти, которая, как помнят наши читатели, произошла в результате падения с большой высоты, возможно, в результате толчка. Полиция напоминает общественности, что любой, кто имел контакт с Нагелем, находится под подозрением, и просит, чтобы те, у кого есть информация, немедленно сообщили о себе властям.
  
   "Пол вернулся. Разве это не превосходная новость?"
  
   Проблеск страха промелькнул в глазах барона. Это длилось всего несколько секунд, но Юрген наслаждался моментом, как будто это было великое унижение, которое представлял его извращенный разум.
  
   Он встал и направился в ванную. Он взял стакан и наполовину наполнил его из-под крана. Затем он снова сел рядом с бароном.
  
   "Ты знаешь, что сейчас он придет за тобой. И я не думаю, что ты хочешь видеть свое имя в заголовках, не так ли, Отто?"
  
   Юрген достал из кармана металлическую коробочку размером не больше почтовой марки. Он открыл его и достал маленькую зеленую таблетку, которую оставил на столе.
  
   "Есть новое подразделение СС, которое экспериментирует с этими прекрасными вещами. У нас есть агенты по всему миру, люди, которым в любой момент, возможно, придется тихо и безболезненно исчезнуть ", - сказал молодой человек, забыв упомянуть, что безболезненность еще не достигнута. "Избавь нас от позора, Отто".
  
   Он взял свою кепку и решительно натянул ее на затылок, затем направился к двери. Когда он дошел до нее, он обернулся и увидел, что Отто нащупывает табличку. Его отец держал таблетку между пальцами, его лицо оставалось таким же пустым, как и во время визита Юргена. Затем его рука поднялась ко рту так медленно, что движение было почти незаметным.
  
   Юрген ушел. На мгновение у него возникло искушение остаться и посмотреть, но лучше было придерживаться плана и избежать потенциальных проблем.
  
   С завтрашнего дня сотрудники будут обращаться ко мне как к барону фон Шредеру. И когда мой брат придет за ответами, ему придется спросить меня.
  
  
   48
  
  
   Через две недели после смерти Нагеля Пол, наконец, осмелился снова выйти на улицу.
  
   Звук падения тела бывшего морского пехотинца на землю эхом отдавался в его голове все то время, что он провел взаперти в комнате, которую снимал в пансионе Швабинга. Он пытался вернуться в старое здание, в котором жил со своей матерью, но теперь это был частный жилой дом.
  
   Это было не единственное, что изменилось в Мюнхене за время его отсутствия. Улицы стали чище, и больше не было групп безработных, слоняющихся по углам улиц. Исчезли очереди у церквей и бюро по трудоустройству, и людям не нужно было таскать с собой два чемодана с мелкими банкнотами каждый раз, когда они хотели купить хлеб. Не было никаких кровавых драк в тавернах. Огромные колонки объявлений, которые можно было найти на главных дорогах, сообщали о других вещах. Ранее они были заполнены новостями о политических собраниях, пламенными манифестами и десятками плакатов "Разыскивается за кражу". Теперь они демонстрировали мирные вещи, такие как собрания садоводческих обществ.
  
   Вместо всех этих предзнаменований гибели Павел обнаружил, что пророчество исполнилось. Куда бы он ни пошел, он видел группы мальчиков с красными повязками со свастикой на рукавах. Прохожим приходилось поднимать руку и кричать "Хайль Гитлер!", если они не хотели рисковать быть похлопанными по плечу парой агентов в штатском с приказом следовать за ними. Несколько человек, меньшинство, поспешили скрыться в дверных проемах, чтобы избежать приветствия, но такое решение не всегда было возможным, и рано или поздно каждому приходилось поднимать руку.
  
   Куда бы вы ни посмотрели, люди демонстрировали флаг со свастикой, этим озорным черным пауком, будь то на заколках, нарукавных повязках или платках, повязанных вокруг шеи. Их продавали на троллейбусных остановках и киосках вместе с билетами и газетами. Этот всплеск патриотизма начался в конце июня, когда среди ночи были убиты десятки лидеров СА за "предательство отечества". Этим действием Гитлер послал два послания: что никто не был в безопасности и что в Германии он был единственным ответственным лицом. Страх был выгравирован на каждом лице, как бы люди ни пытались его скрыть.
  
   Германия стала смертельной ловушкой для евреев. С каждым месяцем законы против них становились все более строгими, несправедливость вокруг них тихо ужесточалась. Сначала немцы напали на еврейских врачей, юристов и учителей, лишив их работы, о которой они мечтали, и, в процессе, лишив этих профессионалов возможности зарабатывать на жизнь. Новые законы означали, что сотни смешанных браков теперь были аннулированы. Волна самоубийств, не похожая ни на что, что когда-либо видела Германия, прокатилась по всей стране. И все же были евреи, которые смотрели в другую сторону или отрицали, настаивая, что на самом деле все не так уж плохо, отчасти потому, что немногие знали, насколько далеко зашла проблема - немецкая пресса почти не писала об этом, - а отчасти потому, что альтернатива, эмиграция, с каждым днем становилась все сложнее. Из-за глобального экономического кризиса и перенасыщенности рынка труда квалифицированными специалистами уход казался безумием. Осознавали они это или нет, евреев нацисты держали в заложниках.
  
   Прогулка по городу принесла Полу некоторое облегчение, хотя и ценой беспокойства, которое он испытывал по поводу того, в каком направлении движется Германия.
  
   "Вам нужна булавка для галстука, сэр?" - спросил молодой парень, осмотрев его с ног до головы. На мальчике был длинный кожаный пояс, демонстрирующий несколько моделей, от простого перекрученного креста до орла, держащего нацистский герб.
  
   Пол покачал головой и пошел дальше.
  
   "Вам не мешало бы носить ее, сэр. Отличный знак вашей поддержки нашего славного фюрера", - настаивал мальчик, бегущий за ним.
  
   Видя, что Пол не сдается, он высунул язык и отправился на поиски новой добычи.
  
   Я скорее умру, чем надену этот символ, подумал Пол.
  
   Его разум снова погрузился в лихорадочное, нервное состояние, в котором он находился с момента смерти Нагеля. История человека, который был первым лейтенантом его отца, заставила его усомниться не только в том, как продолжить расследование, но и в характере этого поиска. Если верить Нагелю, Ханс Райнер прожил сложную и извращенную жизнь, и он совершил преступление из-за денег.
  
   Конечно, Нагель был не самым надежным из источников. Но, несмотря на это, песня, которую он спел, не расходилась с той нотой, которая всегда звучала в сердце Пола, когда он думал об отце, которого он никогда не знал.
  
   Глядя на спокойный, ясный кошмар, в который Германия погружалась с таким энтузиазмом, Пауль задавался вопросом, не просыпается ли он наконец.
  
   На прошлой неделе мне исполнилось тридцать, с горечью думал он, прогуливаясь по берегу Изара, где на скамейках собирались парочки, и я потратил более трети своей жизни на поиски отца, который, возможно, не стоил таких усилий. Я оставил человека, которого любил, и не нашел ничего, кроме печали и жертвы взамен.
  
   Возможно, именно поэтому он идеализировал Ганса в своих мечтах наяву - потому что ему нужно было компенсировать мрачную реальность, о которой он догадывался по молчанию Ильзе.
  
   Он внезапно осознал, что в очередной раз прощается с Мюнхеном. Единственной мыслью в его голове было желание уехать, сбежать из Германии и вернуться в Африку, место, где, хотя он и не был счастлив, он, по крайней мере, смог найти часть своей души.
  
   Но я зашел так далеко... Как я могу позволить себе сдаться сейчас?
  
   Проблема была двоякой. Он также понятия не имел, как продолжить. Смерть Нагеля уничтожила не только его надежды, но и последнюю конкретную зацепку, которая у него была. Он хотел бы, чтобы его мать доверяла ему больше, так как тогда она могла бы быть все еще жива.
  
   Я мог бы пойти и найти Юргена, поговорить с ним о том, что сказала мне моя мать перед смертью. Может быть, он что-то знает.
  
   Через некоторое время он отверг эту идею. Он был сыт по горло Шредерами, и, по всей вероятности, Юрген все еще ненавидел его за то, что произошло в конюшнях угольщика. Он сомневался, что время сделало что-нибудь, чтобы унять его гнев. И если бы он подошел к Юргену, не имея вообще никаких доказательств, и сказал ему, что у него есть основания полагать, что они могут быть братьями, его реакция наверняка была бы ужасной. Он также не мог представить, что попытается поговорить с бароном или Брунгильдой. Нет, этот переулок был тупиком.
  
   Все кончено. Я ухожу.
  
   Его беспорядочное путешествие привело его на Мариенплац. Он решил нанести последний визит Себастьяну Келлеру, прежде чем навсегда покинуть город. По пути он задавался вопросом, открыт ли еще книжный магазин, или его владелец стал жертвой кризиса двадцатых годов, как и многие другие предприятия.
  
   Его опасения оказались необоснованными. Заведение выглядело так же, как и всегда, аккуратно, с его щедрыми витринами, предлагающими тщательно подобранную классическую немецкую поэзию. Пол едва задержался, прежде чем войти, и Келлер немедленно просунул голову в дверь задней комнаты, точно так же, как он сделал в тот первый день в 1923 году.
  
   "Пол! Боже милостивый, какой сюрприз!"
  
   Книготорговец протянул руку с теплой улыбкой на лице. Казалось, что время едва прошло. Он по-прежнему красил волосы в белый цвет и носил новые очки в золотой оправе, но, помимо этого и странных морщинок вокруг глаз, он продолжал излучать ту же ауру мудрости и спокойствия.
  
   "Добрый день, герр Келлер".
  
   "Но это такое удовольствие, Пол! Где ты прятался все это время? Мы считали тебя потерянным... Я прочитал в газетах о пожаре в пансионе и испугался, что ты тоже там погиб. Ты мог бы написать!"
  
   Несколько пристыженный, Пол извинился за то, что хранил молчание все эти годы. Вопреки своему обыкновению, Келлер закрыл книжный магазин и отвел молодого человека в заднюю комнату, где они провели пару часов, попивая чай и беседуя о былых временах. Пол рассказал о своих путешествиях по Африке, о различных работах, которые он выполнял, и о своем опыте общения с различными культурами.
  
   "У тебя были настоящие приключения... Карл Мэй, которым вы так восхищаетесь, хотел бы оказаться на вашем месте".
  
   "Я полагаю, что да ... Хотя романы - это совершенно другое дело", - сказал Пол с горькой улыбкой, думая о трагическом конце Нагеля.
  
   "А как насчет масонства, Пол? Поддерживали ли вы связь с какой-либо ложей в течение этого времени?"
  
   "Нет, сэр".
  
   "Что ж, тогда, когда все сказано и сделано, суть нашего Братства - порядок. Так получилось, что сегодня вечером состоится собрание. Ты должен пойти со мной, я не приму отказа. Ты можешь продолжить свою работу с того места, на котором остановился ", - сказал Келлер, похлопывая его по плечу.
  
   Пол неохотно согласился.
  
  
   49
  
  
   Той ночью, вернувшись в темпл, Пол ощутил знакомое чувство искусственности и скуки, которое охватило его много лет назад, когда он начал посещать масонские собрания. Место было заполнено до отказа, присутствовало более ста человек.
  
   В подходящий момент Келлер, который все еще был великим мастером Ложи Восходящего Солнца, встал и представил Пола своим братьям-масонам. Многие из них уже знали его, но по крайней мере десять участников приветствовали его впервые.
  
   За исключением того момента, когда Келлер обратился к нему напрямую, Пол провел большую часть встречи, погруженный в свои мысли... ближе к концу, когда один из старших братьев - некто по имени Ферст - встал, чтобы представить тему, которой не было в повестке дня того дня.
  
   "Почтеннейший Великий магистр, мы с группой братьев обсуждали текущую ситуацию".
  
   "Что ты имеешь в виду, брат Ферст?"
  
   "За тревожную тень, которую нацизм отбрасывает на масонство".
  
   "Брат, ты знаешь правила. Никакой политики в храме".
  
   "Но Великий магистр согласится со мной, что новости из Берлина и Гамбурга вызывают беспокойство. Многие ложи там распались по собственной воле. Здесь, в Баварии, не осталось ни одной из прусских лож ".
  
   "Итак, вы предлагаете роспуск этой ложи, брат Ферст?"
  
   "Конечно, нет. Но я считаю, что, возможно, настало время принять меры, которые приняли другие, чтобы обеспечить их постоянство ".
  
   "И что это за меры?"
  
   "Первым было бы прервать наши связи с братствами за пределами Германии".
  
   За этим заявлением последовало много ропота. Масонство традиционно было международным движением, и чем больше связей было у ложи, тем больше ее уважали.
  
   "Пожалуйста, тишина. Когда брат закончит, каждый сможет высказать свои собственные мысли по этому поводу ".
  
   "Вторым было бы переименование нашего общества. Другие ложи в Берлине изменили свое название на Орден Тевтонских рыцарей."
  
   Это вызвало новую волну недовольства. Изменение названия ордена было просто неприемлемо.
  
   "И, наконец, я думаю, мы должны уволить из ложи - с честью - тех братьев, которые подвергают риску наше выживание".
  
   "И какие бы это были братья?"
  
   Ферст прочистил горло, прежде чем продолжить, явно чувствуя себя неловко.
  
   "Братья-евреи, конечно".
  
   Пол вскочил со своего места. Он попытался взять слово, чтобы выступить, но храм превратился в столпотворение криков и проклятий. Суматоха длилась несколько минут, все пытались говорить одновременно. Келлер несколько раз ударил по своей кафедре булавой, которой ему редко доводилось пользоваться.
  
   "Приказывайте, приказывайте! Мы будем говорить по очереди, или мне придется распустить собрание!"
  
   Страсти немного поостыли, и ораторы взяли слово, чтобы поддержать предложение или отклонить его. Пол подсчитал количество людей, принявших участие в голосовании, и был удивлен, обнаружив равномерное разделение между двумя позициями. Он попытался придумать что-нибудь для вклада, что звучало бы связно. Он настоятельно хотел донести, насколько несправедливым он считает всю дискуссию.
  
   Наконец, Келлер указал на него булавой. Пол встал.
  
   "Братья, это первый раз, когда я выступаю в этой ложе. Вполне может оказаться последней. Я был поражен дискуссией, вызванной предложением брата Ферста, и больше всего меня поражает не ваше мнение по этому вопросу, а сам факт, что нам вообще пришлось это обсуждать."
  
   Послышалось одобрительное бормотание.
  
   "Я не еврей. В моих жилах течет арийская кровь, или, по крайней мере, я так думаю. Правда в том, что я не совсем уверен в том, кто я такой. Я прибыл в это благородное учреждение, следуя по стопам моего отца, не имея другой цели, кроме как узнать больше о себе. Определенные обстоятельства в моей жизни долгое время держали меня вдали от тебя, но когда я вернулся, я и представить не мог, что все будет так по-другому. В этих стенах мы предположительно стремимся к просветлению. Итак, можете ли вы объяснить мне, братья, почему это учреждение дискриминирует людей за что-либо иное, кроме их действий, справедливых или несправедливых?"
  
   Послышалось еще больше одобрительных возгласов. Пол увидел, как Ферст поднялся со своего места.
  
   "Брат, тебя долго не было, и ты не знаешь, что происходит в Германии!"
  
   "Ты прав. Мы переживаем темные времена. Но в такие времена мы должны крепко цепляться за то, во что мы верим ".
  
   "На карту поставлено выживание ложи!"
  
   "Да, но какой ценой?"
  
   "Если нам придется..."
  
   "Брат Ферст, если бы ты пересекал пустыню и увидел, что солнце припекает все сильнее, а твоя фляга пустеет, ты бы помочился в нее, чтобы остановить ее от истечения?"
  
   Крыша храма затряслась от взрыва смеха. Ферст проигрывал матч, и он кипел от ярости.
  
   "И подумать только, что это слова отверженного сына дезертира", - воскликнул он в ярости.
  
   Пол принял удар на себя, как мог. Он сильно сжал спинку стула перед собой, пока костяшки его пальцев не побелели.
  
   Я должен контролировать себя, или он победит.
  
   "Почтеннейший Великий магистр, вы собираетесь позволить брату Ферсту подвергнуть мое заявление перекрестному огню?"
  
   "Брат Райнер прав. Придерживайтесь правил дебатов ".
  
   Ферст кивнул с широкой улыбкой, которая насторожила Пола.
  
   "Восхищен. В таком случае, я прошу вас забрать слово у брата Райнера".
  
   "Что? На каком основании? " спросил Пол, стараясь не кричать.
  
   "Вы отрицаете, что посещали собрания ложи всего за несколько месяцев до вашего исчезновения?"
  
   Пол разволновался.
  
   "Нет, я не отрицаю этого, но ..."
  
   "Итак, вы не достигли степени Товарища по ремеслу, и у вас нет права вносить свой вклад в собрания", - прервал Ферст.
  
   "Я был учеником более одиннадцати лет. Степень Товарища по ремеслу присваивается автоматически через три года."
  
   "Да, но только если ты регулярно посещаешь работы. В противном случае вы должны быть одобрены большинством братьев. Так что у вас нет права выступать в этих дебатах ", - сказал Ферст, не в силах скрыть своего удовлетворения.
  
   Пол огляделся в поисках поддержки. Все лица молча смотрели на него в ответ. Даже Келлер, который, казалось, хотел помочь ему несколько мгновений назад, был спокоен.
  
   "Очень хорошо. Если таков преобладающий дух, я отказываюсь от своего членства в ложе ".
  
   Пол встал и покинул скамью, направляясь к кафедре, которую занимал Келлер. Он снял фартук и перчатки и бросил их к ногам Великого магистра.
  
   "Я больше не горжусь этими символами".
  
   "И я тоже!"
  
   Один из присутствующих, мужчина по имени Йоахим Хирш, встал. Хирш был евреем, вспомнил Пол. Он тоже бросил символы к подножию кафедры.
  
   "Я не собираюсь ждать голосования о том, следует ли мне быть исключенным из ложи, к которой я принадлежал двадцать лет. Я бы предпочел уйти", - сказал он, встав рядом с Полом.
  
   Услышав это, многие другие встали. Большинство из них были евреями, хотя, как с удовлетворением заметил Пол, было несколько неевреев, которые явно были так же возмущены, как и он. В течение минуты на клетчатом мраморе скопилось более тридцати фартуков. Сцена была хаотичной.
  
   "Этого достаточно!" - кричал Келлер, ударяя булавой в тщетной попытке быть услышанным. "Если бы мое положение позволяло, я бы тоже сбросил этот фартук. Давайте уважать тех, кто принял это решение".
  
   Группа диссидентов начала покидать храм. Пол ушел одним из последних, и он ушел с высоко поднятой головой, хотя это его огорчало. Быть членом ложи никогда не было ему особенно по вкусу, но ему было больно видеть, как такая группа умных, культурных людей может быть разделена страхом и нетерпимостью.
  
   Он молча направился к вестибюлю. Некоторые диссиденты собрались кучкой, хотя большинство собрали свои шляпы и выходили на улицу группами по два или три человека, чтобы не привлекать внимания. Пол готовился сделать то же самое, когда почувствовал, как кто-то дотронулся до его спины.
  
   "Пожалуйста, позвольте мне пожать вам руку". Это был Хирш, человек, который бросил свой фартук вслед за Полом. "Большое вам спасибо за то, что подаете пример. Если бы ты не сделал то, что ты сделал, я бы не осмелился сделать это сам ".
  
   "Не нужно меня благодарить. Мне просто невыносимо было видеть несправедливость всего этого ".
  
   "Если бы только больше людей были похожи на тебя, Райнер, Германия не была бы в том беспорядке, в котором она находится сегодня. Будем просто надеяться, что это всего лишь попутный дурной ветер ".
  
   "Люди напуганы", - сказал Пол, пожимая плечами.
  
   "Я не удивлен. Три или четыре недели назад гестапо получило полномочия действовать внесудебно".
  
   "Что ты имеешь в виду?"
  
   "Они могут задержать кого угодно, даже за что-то такое простое, как "подозрительная походка".
  
   "Но это нелепо!" - изумленно воскликнул Пол.
  
   "Это еще не все", - сказал другой из мужчин, который собирался уходить. "Через несколько дней семья получает уведомление".
  
   "Или их вызывают для опознания тела", - мрачно добавил третий. "Это уже случилось с моим знакомым, и список растет. Krickstein, Cohen, Tannenbaum..."
  
   Когда он услышал эту фамилию, сердце Пола подпрыгнуло.
  
   "Подожди, ты сказал Танненбаум? Какой Танненбаум?"
  
   "Йозеф Танненбаум, промышленник. Ты знаешь его?"
  
   "Вроде того. Можно сказать, что я ... друг семьи ".
  
   "Тогда мне жаль сообщать вам, что Джозеф Танненбаум мертв. Похороны состоятся завтра утром ".
  
  
   50
  
  
   "Дождь должен быть обязательным на похоронах", - сказал Манфред.
  
   Элис не ответила. Она просто взяла его за руку и сжала ее.
  
   Он прав, подумала она, оглядываясь вокруг. Белые надгробия сияли под утренним солнцем, создавая атмосферу безмятежности, совершенно не соответствующую ее душевному состоянию.
  
   Элис, которая так мало знала о своих собственных эмоциях и которая так часто становилась жертвой этой эмоциональной слепоты, не совсем понимала, что она чувствовала в тот день. С тех пор, как он вызвал их обратно из Огайо пятнадцать лет назад, она ненавидела своего отца до глубины души. Со временем ее ненависть приобрела множество оттенков. Сначала она была окрашена оттенком негодования сердитого подростка, которому всегда противоречили. Оттуда это переросло в презрение, когда она увидела своего отца во всем его эгоизме и жадности, бизнесмена , готового на все, чтобы процветать. Последней была уклончивая, пугливая ненависть женщины, боящейся стать зависимой.
  
   С тех пор, как приспешники ее отца поймали ее в ту роковую ночь в 1923 году, ненависть Элис к отцу превратилась в холодную враждебность самого чистого рода. Эмоционально истощенная после разрыва с Полом, Элис лишила свои отношения с отцом всякой страсти, сосредоточившись на них с рациональной точки зрения. Он - лучше всего было называть этого человека "он"; это причиняло меньше боли - был болен. Он не понимал, что она должна быть свободна, чтобы жить своей собственной жизнью. Он хотел выдать ее замуж за того, кого она презирала.
  
   Он хотел убить ребенка, которого она носила в своем животе.
  
   Элис пришлось бороться изо всех сил, чтобы предотвратить это. Ее отец дал ей пощечину, назвал ее грязной шлюхой и даже хуже.
  
   "Ты этого не получишь. Барон никогда не примет беременную шлюху в качестве невесты для своего сына ".
  
   Тем лучше, подумала Элис. Она замкнулась в себе, наотрез отказавшись делать аборт, и сообщила шокированным слугам, что беременна.
  
   "У меня есть свидетели. Если из-за тебя я сорвусь, я сдам тебя, ублюдок", - сказала она ему с самообладанием и уверенностью, которых никогда раньше не чувствовала.
  
   "Слава небесам, что твоя мать не дожила до того, чтобы увидеть свою дочь в таком состоянии".
  
   "Например, что? Ее отец продал по самой высокой цене?"
  
   Йозеф обнаружил, что обязан отправиться в особняк Шредеров и признаться барону во всей правде. С выражением плохо притворной печали барон сообщил ему, что, очевидно, при таких условиях соглашение должно быть аннулировано.
  
   Элис больше никогда не разговаривала с Джозефом после того рокового дня, когда он вернулся, кипя от ярости и унижения, со встречи со свекровью, которой не суждено было стать. Через час после его возвращения Дорис, экономка, пришла сообщить ей, что она должна немедленно уехать.
  
   "Хозяин позволит тебе взять с собой чемодан с одеждой, если она тебе понадобится". Резкий тон ее голоса не оставлял сомнений в ее чувствах по этому поводу.
  
   "Скажи хозяину большое спасибо, но мне от него ничего не нужно", - сказала Элис.
  
   Она направилась к двери, но перед уходом обернулась.
  
   "Кстати, Дорис... Постарайся не украсть чемодан и не сказать, что я взял его с собой, как ты сделала с деньгами, которые мой отец оставил на раковине".
  
   Ее слова пробили брешь в высокомерном отношении экономки. Она покраснела и начала задыхаться.
  
   "Теперь, послушайте меня, я могу заверить вас, что я ..."
  
   Молодая женщина ушла, оборвав конец предложения хлопком двери.***
  
   Несмотря на то, что она была предоставлена самой себе, несмотря на все, что с ней случилось, несмотря на огромную ответственность, которая росла внутри нее, выражение возмущения на лице Дорис заставило Элис улыбнуться. Первая улыбка с тех пор, как Пол оставил ее.
  
   Или это я заставила его покинуть меня?
  
   Она провела следующие одиннадцать лет, пытаясь найти ответ на этот вопрос.
  
   Когда Пол появился на обсаженной деревьями дорожке на кладбище, вопрос ответил сам собой. Элис увидела, как он приблизился и отошел в сторону, ожидая, пока священник прочтет молитву за усопших.
  
   Элис совершенно забыла о двадцати людях, окруживших гроб, деревянный ящик, пустой, если не считать урны с прахом Джозефа. Она забыла, что получила прах по почте вместе с запиской из гестапо, в которой говорилось, что ее отец был арестован за подстрекательство к мятежу и погиб, "пытаясь бежать". Она забыла, что его хоронили под крестом, а не звездой, поскольку он умер католиком в стране католиков, которые отдавали свои голоса за Гитлера. Она забыла о своем собственном замешательстве и страхе, потому что посреди всего этого одна уверенность появилась теперь перед ее глазами, как маяк в шторм.
  
   Это была моя вина. Я был тем, кто оттолкнул тебя, Пол. Который прятал от тебя нашего сына и не позволил тебе сделать свой собственный выбор. И, черт бы тебя побрал, я все так же влюблен в тебя, как и в тот раз, когда впервые увидел тебя пятнадцать лет назад, когда на тебе был этот нелепый фартук официанта.
  
   Она хотела подбежать к нему, но подумала, что если она это сделает, то может потерять его навсегда. И хотя она сильно повзрослела с тех пор, как стала матерью, ее ноги все еще были скованы гордостью.
  
   Я должен приближаться к нему медленно. Выясни, где он был, что он сделал. Если он все еще что-то чувствует...
  
   Похороны закончились. Она и Манфред приняли соболезнования гостей. Пол был последним в очереди и подошел к ним с осторожным видом.
  
   "Доброе утро. Спасибо, что пришли", - сказал Манфред, протягивая руку, не узнавая его.
  
   "Я разделяю вашу печаль", - ответил Пол.
  
   "Вы знали моего отца?"
  
   "Немного. Меня зовут Пол Райнер".
  
   Манфред отпустил руку Пола, как будто она обожгла его.
  
   "Что ты здесь делаешь? Ты думаешь, что можешь вот так просто вернуться в ее жизнь? После одиннадцати лет молчания?"
  
   "Я написал десятки писем и ни на одно из них не получил ответа", - взволнованно сказал Пол.
  
   "Это не меняет того, что ты сделал".
  
   "Все в порядке, Манфред", - сказала Элис, положив руку ему на плечо. "Ты отправляешься домой".
  
   "Ты уверен?" спросил он, глядя на Пола.
  
   "Да".
  
   "Хорошо. Я пойду домой и посмотрю, может быть..."
  
   "Прекрасно", - она прервала его, прежде чем он смог произнести имя. "Я скоро буду рядом".
  
   Бросив последний злобный взгляд на Пола, Манфред надел шляпу и ушел. Элис повернула по центральной дорожке кладбища, молча шагая рядом с Полом. Их зрительный контакт был кратким, но интенсивным и болезненным, поэтому она предпочла пока не смотреть на него.
  
   "Итак, ты вернулся".
  
   "Я вернулся на прошлой неделе, преследуя ниточку, но все обернулось плохо. Вчера я встретил знакомого вашего отца, который рассказал мне о его смерти. Я надеюсь, что вы смогли сблизиться за эти годы ".
  
   "Иногда дистанция - это самое лучшее".
  
   "Я понимаю".
  
   Почему я должен говорить такие вещи? Он может подумать, что я говорил о нем.
  
   "А как насчет твоих путешествий, Пол? Ты нашел то, что искал?"
  
   "Нет".
  
   Скажи, что ты был неправ, уходя. Скажи, что ты был неправ, и я признаю свою ошибку, а ты признаешь свою, и тогда я снова упаду в твои объятия. Скажи это!
  
   "На самом деле, я решил сдаться", - продолжил Пол. "Я зашел в тупик. У меня нет семьи, у меня нет денег, у меня нет профессии, у меня даже нет страны, в которую я мог бы вернуться, потому что это не Германия ".
  
   Она остановилась и повернулась, чтобы впервые внимательно посмотреть на него. Она была удивлена, увидев, что его лицо не сильно изменилось. Черты его лица посуровели, под глазами залегли глубокие круги, и он немного прибавил в весе, но он все еще был Полом. Ее Пол.
  
   "Ты действительно написал мне?"
  
   "Много раз. Я отправил письма на твой адрес в пансионе, а также в дом твоего отца ".
  
   "И так ... что ты собираешься делать?" - спросила она. Ее губы и голос дрожали, но она не могла их остановить. Возможно, ее тело посылало сообщение, которое она не осмеливалась сформулировать. Когда Пол ответил, в его голосе также слышались эмоции.
  
   "Я подумывал о возвращении в Африку, Элис. Но когда я услышал о том, что случилось с твоим отцом, я подумал..."
  
   "Что?"
  
   "Не поймите это неправильно, но я хотел бы поговорить с вами в другой обстановке, с большим количеством времени ... Рассказать вам о том, что произошло за эти годы".
  
   "Это плохая идея", - заставила она себя сказать.
  
   "Элис, я знаю, что не имею права возвращаться в твою жизнь, когда захочу. Я... Уйти в то время было большой ошибкой - это была огромная ошибка - и я стыжусь этого. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать это, и все, о чем я прошу, это чтобы мы могли однажды сесть и выпить кофе вместе ".
  
   А если бы я сказал тебе, что у тебя есть сын, Пол? Великолепный мальчик с небесно-голубыми глазами, как у тебя, светловолосый и упрямый, как его отец? Что бы ты сделал, Пол? А если бы я впустил тебя в нашу жизнь, а потом у нас ничего не получилось? Как бы сильно я ни хотел тебя, как бы сильно мое тело и моя душа ни хотели быть с тобой, я не могу позволить тебе причинить ему боль.
  
   "Мне нужно немного времени, чтобы подумать об этом".
  
   Он улыбнулся, и маленькие морщинки, которых Элис никогда раньше не видела, собрались вокруг его глаз.
  
   "Я буду ждать", - сказал Пол, протягивая маленький клочок бумаги со своим адресом. "До тех пор, пока я тебе нужен".
  
   Элис взяла записку, и их пальцы соприкоснулись.
  
   "Хорошо, Пол. Но я ничего не могу обещать. Уходи сейчас".
  
   Слегка задетый бесцеремонным увольнением, Пол ушел, не сказав больше ни слова.
  
   Когда он исчезал на тропинке, Элис молилась, чтобы он не обернулся и не увидел, как сильно она дрожит.
  
  
   51
  
  
   "Так, так. Похоже, крыса заглотила наживку", - сказал Юрген, крепко сжимая свой бинокль. Со своего наблюдательного пункта на холме в восьмидесяти метрах от могилы Йозефа он мог видеть, как Пол пробирается вверх по очереди, чтобы выразить соболезнования Танненбаумам. Он узнал его мгновенно. "Я был прав, Адольф?"
  
   "Вы были правы, сэр", - сказал Эйхман, немного смущенный таким отклонением от программы. За те шесть месяцев, что он работал с Юргеном, новоиспеченный барон сумел проникнуть во многие ложи, благодаря своему титулу, своему внешнему обаянию и ряду поддельных удостоверений, предоставленных Ложей прусского меча. Великий мастер этой ложи, непокорный националист и знакомый Гейдриха, поддерживал нацистов каждой клеточкой своего существа. Он бессовестно присвоил Юргену степень магистра и прочитал ему интенсивный курс о том, как сойти за опытного масона. Затем он написал рекомендательные письма Великим мастерам гуманитарных лож, призывая их к сотрудничеству, "чтобы выдержать нынешний политический шторм".
  
   Посещая каждую неделю другую ложу, Юргену удалось узнать имена более трех тысяч членов. Гейдрих был в восторге от прогресса, и Эйхман тоже, поскольку он увидел, что его мечта избежать мрачной работы в Дахау становится все ближе к реальности. Он был не прочь печатать открытки для Гейдриха в свободное время или даже время от времени ездить с Юргеном на выходные в близлежащие города, такие как Аугсбург, Ингольштадт и Штутгарт. Но одержимость, которая пробудилась в Юргене за последние несколько дней, сильно беспокоила его. Человек не думал почти ни о чем, кроме этого Пола Райнера. Он даже не объяснил, какую роль Райнер играл в миссии, которую им поручил Гейдрих; он сказал только, что хотел его найти.
  
   "Я был прав", - повторил Юрген, больше для себя, чем для своего нервничающего компаньона. "Она - ключ".
  
   Он поправил линзы бинокля. Использовать их было нелегко для Юргена, у которого был только один глаз, и ему приходилось время от времени опускать их. Он немного сдвинулся, и в поле его зрения появилось изображение Элис. Она была очень красивой, более зрелой, чем когда он видел ее в последний раз. Он посмотрел на то, как ее черная блузка с короткими рукавами подчеркивает грудь, и поправил бинокль, чтобы лучше рассмотреть.
  
   Если бы только мой отец не отверг ее. Каким ужасным унижением было бы для этой маленькой шлюшки выйти за меня замуж и делать все, что я захочу, фантазировал Юрген. У него была эрекция, и ему пришлось сунуть руку в карман, чтобы незаметно расположиться так, чтобы Эйхман не заметил.
  
   Если подумать, так лучше. Женитьба на еврейке была бы фатальной для моей карьеры в СС. И таким образом я могу убить двух зайцев одним выстрелом: заманить Пола и заполучить ее. Шлюха узнает достаточно скоро.
  
   "Будем ли мы продолжать, как планировалось, сэр?" - спросил Эйхман.
  
   "Да, Адольф. Следуйте за ним. Я хочу знать, где он остановился."
  
   "А потом? Мы сдадим его гестапо?"
  
   С отцом Элис все было так просто. Один звонок знакомому оберштурмфюреру, десятиминутный разговор, и четверо мужчин увели наглого еврея из его квартиры на Принцрегентенплац, не дав никаких объяснений. План сработал идеально. Теперь Пол пришел на похороны, как и был уверен Юрген.
  
   Было бы так просто повторить все это снова: выяснить, где он спал, выслать патруль, затем отправиться в подвалы дворца Виттельсбахов, штаб-квартиры гестапо в Мюнхене. Войти в обитую войлоком камеру - обитую не для того, чтобы люди не причиняли себе вреда, а чтобы заглушить крики, - сесть перед ним и смотреть, как он умирает. Возможно, он мог бы даже привести еврейку и изнасиловать ее прямо на глазах у Пола, наслаждаться ею, пока Пол отчаянно боролся, чтобы освободиться от своих пут.
  
   Но он должен был подумать о своей карьере. Он не хотел, чтобы люди говорили о его жестокости, особенно теперь, когда он становился все более известным.
  
   На обороте его титула и его достижений, он был так близок к повышению и путевке в Берлин, чтобы работать бок о бок с Гейдрихом.
  
   А еще было его желание встретиться с Полом лицом к лицу. Отплати маленькому засранцу за всю причиненную им боль, не прячась за государственным механизмом.
  
   Должен быть лучший способ.
  
   Внезапно он понял, что хотел сделать, и его губы скривились в жестокой улыбке.
  
   "Извините меня, сэр", - настаивал Эйхман, думая, что он не расслышал. "Я спрашивал, будем ли мы сдавать Райнера?"
  
   "Нет, Адольф. Это потребует более личного подхода ".
  
  
   52
  
  
   "Я дома!"
  
   Вернувшись с кладбища, Элис вошла в маленькую квартирку и приготовилась к обычной дикой атаке со стороны Джулиана. Но на этот раз он не появился.
  
   "Алло?" - озадаченно позвала она.
  
   "Мы в студии, мама!"
  
   Элис шла по узкому коридору. Там было всего три спальни. Ее, самая маленькая, была голой, как платяной шкаф. Кабинет Манфреда был почти точно такого же размера, за исключением того, что кабинет ее брата всегда был завален техническими руководствами, странными книгами на английском и стопкой заметок с инженерного курса, который он закончил в прошлом году. Манфред жил с ними с тех пор, как поступил в университет, когда споры с отцом усилились. Предположительно, это была временная договоренность, но они жили вместе уже так долго, что Элис не могла представить, как можно совмещать свою карьеру фотографа и присматривать за Джулианом без помощи, которую он ей оказывал. У него также не было особых возможностей для продвижения, потому что, несмотря на его отличную степень, собеседования при приеме на работу всегда заканчивались одной и той же фразой: "Как жаль, что ты еврей". Единственными деньгами, которые поступали в семью, были деньги, которые Элис зарабатывала на продаже фотографий, и платить за квартиру становилось все труднее.
  
   "Студия" была тем, чем в обычных домах была бы гостиная. Развивающее оборудование Элис полностью заменило ее. Окно было закрыто черными простынями, а единственная лампочка горела красным.
  
   Элис постучала в дверь.
  
   "Входи, мама! Мы как раз заканчиваем!"
  
   Стол был уставлен подносами для проявки. Полдюжины рядов колышков тянулись от стены к стене, скрепляя фотографии, оставленные сушиться. Элис подбежала, чтобы поцеловать Джулиана и Манфреда.
  
   "С тобой все в порядке?" спросил ее брат.
  
   Она сделала жест, чтобы сказать, что они поговорят позже. Она не сказала Джулиану, куда они идут, когда они оставили его с соседом. Мальчику никогда не было позволено узнать своего дедушку при жизни, и его смерть не обеспечила бы мальчику наследство. Фактически все имущество Йозефа, сильно истощенное в последние годы, поскольку его бизнес потерял обороты, было передано культурному фонду.
  
   Последние пожелания человека, который однажды сказал, что делает все это ради своей семьи, подумала Элис, слушая адвоката своего отца. Что ж, у меня нет намерения рассказывать Джулиану о смерти его дедушки. По крайней мере, мы избавим его от этой неприятности.
  
   "Что это? Я не помню, чтобы делал эти фотографии ".
  
   "Похоже, Джулиан пользовался твоим старым Кодаком, сестренка".
  
   "Неужели? Последнее, что я помню, затвор заклинило."
  
   "Дядя Манфред починил это для меня", - ответил Джулиан с виноватой улыбкой.
  
   "Сплетница!" - сказал Манфред, игриво пихнув его. "Ну, так оно и было, или дай ему волю в твоей "Лейке"".
  
   "Я бы с тебя живьем содрала кожу, Манфред", - сказала Элис, изображая раздражение. Ни одному фотографу не понравится, когда маленькие липкие пальчики ребенка находятся рядом с его или ее камерой, но и она, и ее брат ни в чем не могли отказать Джулиану. С тех пор, как он научился говорить, он всегда добивался своего, но он по-прежнему был самым чувствительным и нежным из троих.
  
   Элис подошла к фотографиям и проверила, готовы ли к обработке самые ранние из них. Она взяла одну и подняла ее. Это была настольная лампа Манфреда крупным планом, рядом с ней лежала стопка книг. Фотография была сделана исключительно качественно, конус света наполовину освещал заголовки и обеспечивал превосходный контраст. Изображение было слегка не в фокусе, без сомнения, результат рук Джулиана, нажимающего на спусковой крючок. Ошибка новичка.
  
   И ему всего десять. Когда он вырастет, он будет великим фотографом, с гордостью подумала она.
  
   Она взглянула на своего сына, который пристально наблюдал за ней, отчаянно желая услышать ее мнение. Элис притворилась, что не заметила.
  
   "Что ты думаешь, мама?"
  
   "По поводу чего?"
  
   "Насчет фотографии".
  
   "Это немного шатко. Но вы очень хорошо выбрали диафрагму и глубину. В следующий раз, когда захотите сделать натюрморт без особого освещения, используйте штатив."
  
   "Да, мама", - сказал Джулиан, улыбаясь от уха до уха.
  
   С момента рождения Джулиан ее характер значительно смягчился. Она взъерошила его светлые волосы, что всегда заставляло его смеяться.
  
   "Итак, Джулиан, что бы ты сказал о пикнике в парке с дядей Манфредом?"
  
   "Сегодня? Ты позволишь мне взять Кодак?"
  
   "Если ты пообещаешь быть осторожным", - сказала Элис, смирившись.
  
   "Конечно, я сделаю это! Парк, парк!"
  
   "Но сначала иди в свою комнату и переоденься".
  
   Джулиан выбежал; Манфред остался, молча наблюдая за своей сестрой. Под красным светом, который скрывал выражение ее лица, он не мог сказать, о чем она думала. Элис тем временем достала из кармана листок бумаги Пола и уставилась на него так, как будто полдюжины слов могли превратиться в самого человека.
  
   "Он дал тебе свой адрес?" - спросил Манфред, читая через ее плечо. "В довершение всего, это пансион. Пожалуйста..."
  
   "Он может желать добра, Манфред", - сказала она, защищаясь.
  
   "Я тебя не понимаю, сестренка. Вы годами не слышали от него ни слова, хотя знали, что он мертв или того хуже. И теперь внезапно он появляется..."
  
   "Ты знаешь, что я чувствую к нему".
  
   "Тебе следовало подумать об этом раньше".
  
   Ее лицо исказилось.
  
   Спасибо за это, Манфред. Как будто я недостаточно сожалел об этом.
  
   "Мне жаль", - сказал Манфред, видя, что расстроил ее. Он нежно погладил ее по плечу. "Я не это имел в виду. Ты волен делать все, что захочешь. Я просто не хочу, чтобы тебе причинили боль ".
  
   "Я должен попытаться".
  
   Несколько мгновений они оба молчали. Они могли слышать звуки вещей, которые бросали на пол в комнате мальчика.
  
   "Ты думал о том, как собираешься рассказать Джулиану?"
  
   "Понятия не имею. Думаю, понемногу."
  
   "Как же так, "понемногу", Элис? Не могли бы вы сначала показать ему ногу и сказать: "Это нога твоего отца"? А на следующий день рука? Послушай, ты должен сделать все это сразу; тебе придется признать, что ты лгал ему всю его жизнь. Никто не говорит, что это не будет сложно ".
  
   "Я знаю", - задумчиво сказала она.
  
   Из-за стены прогремел еще один звук, громче предыдущего.
  
   "Я готов!" - крикнул Джулиан с другой стороны двери.
  
   "Вам двоим лучше идти вперед", - сказала Элис. "Я приготовлю несколько сэндвичей, и мы встретимся через полчаса у фонтана".
  
   Когда они ушли, Элис попыталась привести свои мысли и поле битвы в спальне Джулиана в какое-то подобие порядка. Она сдалась, когда поняла, что подбирает носки разного цвета.
  
   Она прошла на маленькую кухню и положила в корзину фрукты, сыр, бутерброды с джемом и бутылку сока. Она пыталась решить, взять ли одно пиво или два, когда услышала звонок в дверь.
  
   Должно быть, они что-то забыли, подумала она. Так будет лучше: мы сможем уйти все вместе.
  
   Она открыла входную дверь.
  
   "Ты действительно такой забывчивый..."
  
   Последнее слово прозвучало как вздох. Любой бы отреагировал точно так же на вид униформы СС.
  
   Но в тревоге Элис было и другое измерение: она узнала человека, носящего ее.
  
   "Итак, ты скучала по мне, моя еврейская шлюха?" - сказал Юрген с улыбкой.
  
   Элис открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Юрген занес кулак, готовый ударить ее. У нее не было времени пригнуться или метнуться за дверь. Удар пришелся прямо ей в висок, и она упала на землю. Она попыталась встать и пнуть Юргена в колено, но не смогла долго удерживать его. Он дернул ее голову назад за волосы и прорычал: "Было бы так легко убить тебя".
  
   "Так сделай это, сукин ты сын!" Элис рыдала, пытаясь освободиться и оставив в его руке прядь своих волос. Юрген ударил ее кулаком в рот и живот, и Элис упала на землю, задыхаясь.
  
   "Всему свое время, дорогая", - сказал он, расстегивая ее юбку.
  
  
   53
  
  
   Когда он услышал стук в свою дверь, у Пола в одной руке было недоеденное яблоко, а в другой - газета. Он не притронулся к еде, которую принесла ему домовладелица, поскольку эмоции от встречи с Элис расстроили его желудок. Он заставлял себя жевать фрукт, чтобы успокоить нервы.
  
   Услышав звук, Пол встал, отбросил газету и достал пистолет из-под подушки. Держа ее за спиной, он открыл дверь. Это снова была его квартирная хозяйка.
  
   "Герр Райнер, здесь два человека, которые хотят вас видеть", - сказала она с озабоченным выражением лица.
  
   Она отступила в сторону. Посреди коридора стоял Манфред Танненбаум, держа за руку испуганного мальчика, который цеплялся за потертый футбольный мяч, как за спасательный круг. Пол уставился на ребенка, и его сердце подпрыгнуло. Темно-русые волосы, выразительные черты лица, ямочка на подбородке и голубые глаза... То, как он смотрел на Пола, испуганный, но не избегающий его взгляда...
  
   "Это ...?" - он запнулся, ища подтверждения, в котором не нуждался, поскольку его сердце сказало ему все.
  
   Другой мужчина кивнул, и в третий раз в жизни Пола все, что, как он думал, он знал, взорвалось в одно мгновение.
  
   "О, Боже, что я наделал?"
  
   Он быстро провел их внутрь.
  
   Манфред, желая остаться наедине с Полом, сказал Джулиану: "Иди и вымой лицо и руки - продолжай".
  
   "Что случилось?" - спросил Пол. "Где Элис?"
  
   "Мы собирались на пикник. Мы с Джулианом пошли вперед, чтобы дождаться его мать, но она не появилась, поэтому мы вернулись домой. Как только мы завернули за угол, сосед сказал нам, что мужчина в форме СС забрал Элис. Мы не осмелились вернуться, на случай, если они ждали нас, и я подумал, что это лучшее место для нас, чтобы пойти ".
  
   Стараясь сохранять спокойствие в присутствии Джулиана, Пол подошел к буфету и достал со дна чемодана маленькую бутылочку с золотой горлышком. Поворотом запястья он сломал печать и протянул ее Манфреду, который сделал большой глоток и начал кашлять.
  
   "Не так быстро, или ты будешь петь слишком долго ..."
  
   "Черт, это жжет. Что это, черт возьми, такое?"
  
   "Она называется Krugsle. Его перегоняют немецкие колонисты в Виндхуке. Бутылка была подарком от друга. Я приберегал ее для особого случая ".
  
   "Спасибо", - сказал Манфред, возвращая его. "Мне жаль, что тебе пришлось узнать об этом таким образом, но..."
  
   Джулиан вернулся из ванной и сел на стул.
  
   "Ты мой отец?" - спросил мальчик Пола.
  
   Пол и Манфред были в ужасе.
  
   "Почему ты так говоришь, Джулиан?"
  
   Не отвечая своему дяде, мальчик схватил Пола за руку, заставляя его присесть, чтобы они оказались лицом к лицу. Он провел кончиками пальцев по чертам лица своего отца, изучая их, как будто простого взгляда было недостаточно. Пол закрыл глаза, пытаясь сдержать слезы.
  
   "Я похож на тебя", - сказал наконец Джулиан.
  
   "Да, сынок. Ты знаешь. Очень похоже на то".
  
   "Можно мне чего-нибудь поесть?" Я голоден, " сказал мальчик, указывая на поднос.
  
   "Конечно", - сказал Пол, подавляя желание обнять его. Он не осмелился подойти слишком близко, потому что понимал, что мальчик, должно быть, тоже в шоке.
  
   "Мне нужно поговорить с герром Райнером наедине снаружи. Ты остаешься здесь и ешь", - сказал Манфред.
  
   Мальчик сложил руки на груди. "Никуда не уходи. Нацисты забрали маму, и я хочу знать, о чем ты говоришь ".
  
   "Джулиан..."
  
   Пол положил руку на плечо Манфреда и вопросительно посмотрел на него. Манфред пожал плечами.
  
   "Тогда очень хорошо".
  
   Пол повернулся к мальчику и попытался выдавить улыбку. Сидеть и смотреть на уменьшенную версию собственного лица было болезненным напоминанием о его последней ночи в Мюнхене, в далеком 1923 году. Об ужасном, эгоистичном решении, которое он принял, оставив Элис, даже не попытавшись понять, почему она сказала ему оставить ее, уйдя, не оказав сопротивления. Теперь все части встали на свои места, и Пол понял, какую серьезную ошибку он совершил.
  
   Я прожил всю свою жизнь без отца. Обвиняя его и тех, кто убил его, в его отсутствии. Я тысячу раз клялся, что если у меня будет ребенок, я никогда, ни за что не позволю ему расти без меня.
  
   "Джулиан, меня зовут Пол Райнер", - сказал он, протягивая руку.
  
   Мальчик ответил на рукопожатие.
  
   "Я знаю. Дядя Манфред рассказал мне."
  
   "И он также сказал тебе, что я не знал, что у меня есть сын?"
  
   Джулиан молча покачал головой.
  
   "Элис и я всегда говорили ему, что его отец мертв", - сказал Манфред, избегая его взгляда.
  
   Это было слишком для Пола. Он чувствовал боль всех тех ночей, когда он лежал без сна, представляя своего отца героем, теперь спроецированным на Джулиана. Фантазии, построенные на лжи. Он задавался вопросом, какие сны, должно быть, снились этому мальчику в те моменты, прежде чем он заснул. Он больше не мог этого выносить. Он подбежал, поднял своего сына со стула и крепко обнял его. Манфред встал, желая защитить Джулиана, но остановился, когда увидел, что Джулиан, со сжатыми кулаками и слезами на глазах, обнимает своего отца в ответ.
  
   "Где ты был?"
  
   "Прости меня, Джулиан. Прости меня".
  
  
   54
  
  
   Когда их эмоции немного успокоились, Манфред рассказал им, что, когда Джулиан стал достаточно взрослым, чтобы спросить о своем отце, Элис решила сказать ему, что он мертв. В конце концов, о Поле долгое время никто ничего не слышал.
  
   "Я не знаю, было ли это правильным решением. В то время я был всего лишь подростком, но твоя мать долго и упорно думала об этом ".
  
   Джулиан сидел, слушая его объяснение, выражение его лица было серьезным. Когда Манфред закончил, он повернулся к Полу, который попытался объяснить свое долгое отсутствие, хотя рассказать эту историю было так же трудно, как и поверить. И все же Джулиан, несмотря на свою печаль, казалось, понимал ситуацию и прерывал своего отца только для того, чтобы задать случайный вопрос.
  
   Он умный парень, со стальными нервами. Его мир только что перевернулся с ног на голову, и он не плачет, не топает ногами и не зовет свою мать, как это сделали бы многие другие дети.
  
   "Значит, ты потратил все эти годы, пытаясь найти человека, который причинил боль твоему отцу?" - спросил мальчик.
  
   Пол кивнул. "Да, но это была ошибка. Я никогда не должен был оставлять Элис, потому что я ее очень люблю ".
  
   "Я понимаю. Я бы повсюду искал того, кто причинил боль и моей семье, " ответил Джулиан низким голосом, который казался странным для человека его возраста.
  
   Что вернуло их к Элис. Манфред рассказал Полу то немногое, что знал об исчезновении его сестры.
  
   "Это происходит все чаще и чаще", - сказал он, глядя на своего племянника краем глаза. Он не хотел выбалтывать то, что случилось с Джозефом Танненбаумом; мальчик достаточно настрадался. "Никто ничего не делает, чтобы остановить это".
  
   "Есть ли кто-нибудь, к кому мы можем обратиться?"
  
   "Кто?" - спросил Манфред, в отчаянии вскидывая руки. "Они не оставили ни отчета, ни ордера на обыск, ни списка обвинений. Ничего! Просто пустое место. А если мы появимся в штаб-квартире гестапо... ну, вы можете догадаться. Нас должна была бы сопровождать армия юристов и журналистов, и я боюсь, что даже этого было бы недостаточно. Вся страна в руках этих людей, и хуже всего то, что никто не заметил, пока не стало слишком поздно ".
  
   Они продолжали говорить долгое время. Снаружи сумерки нависли над улицами Мюнхена, как серое одеяло, и начали зажигаться уличные фонари. Уставший от такого количества эмоций, Джулиан беспорядочно пинал кожаным мячом. В итоге он отложил ее и заснул поверх покрывала. Мяч покатился к ногам его дяди, который поднял его и показал Полу.
  
   "Знакомо?"
  
   "Нет".
  
   "Это мяч, которым я ударил тебя по голове много лет назад".
  
   Пол улыбнулся при воспоминании о своем спуске по лестнице и цепочке событий, которые привели его к влюбленности в Элис.
  
   "Джулиан существует благодаря этому мячу".
  
   "Это то, что сказала моя сестра. Когда я был достаточно взрослым, чтобы противостоять своему отцу и возобновить контакт с Элис, она попросила мяч. Мне пришлось достать ее со склада, и мы подарили ее Джулиану на его пятый день рождения. Я думаю, что это был последний раз, когда я видел своего отца ", - с горечью вспоминал он. "Пол, я..."
  
   Его прервал стук в дверь. Встревоженный Пол жестом велел ему замолчать и встал, чтобы принести пистолет, который он убрал в шкаф. Это снова была хозяйка квартиры.
  
   "Герр Райнер, вам звонят по телефону".
  
   Пол и Манфред обменялись любопытными взглядами. Никто не знал, что Пол остановился там, кроме Элис.
  
   "Они сказали, кто они такие?"
  
   Женщина пожала плечами.
  
   "Они что-то говорили о фрейлейн Танненбаум. Я больше ни о чем не спрашивал."
  
   "Благодарю вас, фрау Фринк. Просто дай мне минутку, я возьму свою куртку", - сказал Пол, оставляя дверь приоткрытой.
  
   "Это может быть уловкой", - сказал Манфред, держась за его руку.
  
   "Я знаю".
  
   Пол вложил пистолет ему в руку.
  
   "Я не знаю, как этим пользоваться", - испуганно сказал Манфред.
  
   "Ты должен сохранить это для меня. Если я не вернусь, посмотри в чемодане. Под застежкой-молнией есть накладное дно, где вы найдете немного денег. Это немного, но это все, что у меня есть. Забирайте Джулиана и убирайтесь из страны ".
  
   Пол последовал за хозяйкой вниз по лестнице. Женщину распирало от любопытства. Таинственный жилец, который провел две недели взаперти в своей комнате, теперь вызывал переполох, принимая странных посетителей и еще более странные телефонные звонки.
  
   "Вот он, герр Райнер", - сказала она ему, указывая на телефон в середине коридора. "Возможно, после этого вы все хотели бы что-нибудь съесть на кухне. На доме."
  
   "Спасибо вам, фрау Фринк", - сказал Пауль, снимая трубку. "Пол Райнер слушает".
  
   "Добрый вечер, младший брат".
  
   Когда он услышал, кто это был, Пол вздрогнул. Голос глубоко внутри говорил ему, что Юрген мог иметь какое-то отношение к исчезновению Элис, но он подавил свои страхи. Теперь часы повернулись на пятнадцать лет назад, к ночи вечеринки, когда он стоял в окружении друзей Юргена, одинокий и беззащитный. Он хотел закричать, но ему пришлось выдавить из себя слова.
  
   "Где она, Юрген?" сказал он, сжимая руку в кулак.
  
   "Я изнасиловал ее, Пол. Я причинил ей боль. Я ударил ее очень сильно, несколько раз. Теперь она там, откуда ей больше никогда не сбежать ".
  
   Несмотря на свою ярость и боль, Пол цеплялся за крошечную надежду: Элис была жива.
  
   "Ты все еще там, младший брат?"
  
   "Я собираюсь убить тебя, сукин ты сын".
  
   "Возможно. Правда в том, что это единственный выход для нас с тобой, не так ли? Наши судьбы годами висели на одной нити, но эта нить очень тонкая - и в конце концов один из нас должен пасть ".
  
   "Чего ты хочешь?"
  
   "Я хочу, чтобы мы встретились".
  
   Это была ловушка. Это должно было быть ловушкой.
  
   "Во-первых, я хочу, чтобы ты отпустил Элис".
  
   "Прости, Пол. Я не могу тебе этого обещать. Я хочу, чтобы мы встретились, только ты и я, где-нибудь в тихом месте, где мы могли бы уладить это раз и навсегда, без чьего-либо вмешательства ".
  
   "Почему бы тебе просто не послать своих горилл и покончить с этим?"
  
   "Не думай, что это не приходило мне в голову. Но это было бы слишком просто."
  
   "И что мне с этого будет, если я уйду?"
  
   "Ничего, потому что я собираюсь убить тебя. И если по какой-то случайности ты единственный, кто останется в живых, Элис умрет. Если ты умрешь, Элис умрет тоже. Что бы ни случилось, она умрет ".
  
   "Тогда ты можешь гнить в аду, сукин ты сын".
  
   "Сейчас, сейчас, не так быстро. Послушай это: "Мой дорогой сын: Не существует правильного начала этого письма. Правда в том, что это всего лишь одна из нескольких попыток, которые я предпринял ..."
  
   "Что это, черт возьми, такое, Юрген?"
  
   "Письмо, пять листов кальки. У твоей матери был очень аккуратный почерк для кухонной служанки, ты знаешь это? Ужасный стиль, но содержание чрезвычайно поучительно. Приди и найди меня, и я отдам ее тебе ".
  
   Пол в отчаянии ударился лбом о черный циферблат телефона. У него не было выбора, кроме как сдаться.
  
   "Маленький брат... Ты ведь не повесил трубку, не так ли?"
  
   "Нет, Юрген. Я все еще здесь ".
  
   "Ну, тогда?"
  
   "Ты победил".
  
   Юрген издал торжествующий смешок.
  
   "Вы увидите черный Мерседес, припаркованный возле вашего пансиона. Скажи водителю, что я послал за тобой. У него есть инструкции передать вам ключи и сказать, где я нахожусь. Приходите один, без оружия".
  
   "Ладно. И, Юрген..."
  
   "Да, младший брат?"
  
   "Возможно, вы обнаружите, что меня не так-то легко убить".
  
   Линия оборвалась. Пол бросился к двери, чуть не сбив с ног свою квартирную хозяйку. Лимузин ждал снаружи, совершенно неуместный в этом районе. При его приближении из машины вышел шофер в ливрее.
  
   "I"m Paul Reiner. Юрген фон Шредер послал за мной ".
  
   Мужчина открыл дверь.
  
   "Продолжайте, сэр. Ключи в замке зажигания".
  
   "Куда я должен идти?"
  
   "Герр барон не дал мне настоящего адреса, сэр. Он сказал только, что вы должны пойти в то место, где благодаря вам ему пришлось начать носить повязку на глазу. Он сказал, что ты поймешь."
  
  
   МАСТЕР-КАМЕНЩИК
  
   1934
  
  
   Где герой торжествует, когда он принимает свою собственную смерть
  
   Тайное рукопожатие мастера-масона - самая сложная из трех степеней. Широко известная как "львиный коготь", большой и мизинец используются в качестве захвата, в то время как остальные три прижимаются к внутренней стороне запястья брата Масона. Исторически это делалось с телом в определенном положении, известном как пять точек дружбы - нога к ноге, колено к колену, грудь к груди, рука на спине другого и соприкасающиеся щеки. От этой практики отказались в двадцатом веке. Секретное название этого рукопожатия - МАХАБОНЕ, и особый способ его написания заключается в разделении на три слога: МА-ХА-БОУН.
  
  
   55
  
  
   Колеса слегка взвизгнули, когда машина остановилась. Пол изучал переулок через лобовое стекло. Начал накрапывать небольшой дождь. В темноте ее едва ли можно было бы разглядеть, если бы не желтый конус света, отбрасываемый одиноким уличным фонарем.
  
   Через пару минут Пол, наконец, вышел из машины. Прошло четырнадцать лет с тех пор, как его нога ступила в тот переулок на берегу Изара. Пахло так же скверно, как и всегда, мокрым торфом, гниющей рыбой и сыростью. В это время ночи единственным звуком были его собственные шаги, эхом отдающиеся на тротуаре.
  
   Он достиг двери конюшни. Казалось, ничего не изменилось. Облупившиеся темно-зеленые пятна, покрывавшие дерево, были, возможно, немного больше, чем в те дни, когда Пол каждое утро переступал порог. Петли все еще издавали тот же пронзительный скрежет, когда открывались, а дверь все еще застряла наполовину, и потребовался толчок, чтобы открыть ее полностью.
  
   Пол вошел. С потолка свисала голая лампочка. Стойла, земляной пол и тележка угольщика...
  
   ... и на ней Юрген с пистолетом в руке.
  
   "Привет, младший брат. Закройте дверь и поднимите руки вверх ".
  
   На Юргене были только черные брюки и ботинки из его униформы. Выше пояса он был обнажен, если не считать повязки на глазу.
  
   "Мы сказали, никакого огнестрельного оружия", - ответил Пол, осторожно поднимая руки.
  
   "Подними рубашку", - сказал Юрген, указывая пистолетом, пока Пол выполнял его приказы. "Медленно. Вот и все - очень хорошо. Теперь повернись. Хорошо. Похоже, ты играл по правилам, Пол. Так что я тоже буду играть по ним ".
  
   Он вынул магазин из пистолета и положил его на деревянную перегородку, разделяющую стойла лошадей. Однако в патроннике, должно быть, осталась пуля, и ствол все еще был направлен на Пола.
  
   "Это место такое, каким ты его помнишь? Я действительно надеюсь на это. Бизнес твоего друга угольщика обанкротился пять лет назад, так что я смог наложить лапу на эти конюшни за гроши. Я надеялся, что однажды ты вернешься".
  
   "Где Элис, Юрген?"
  
   Его брат облизнул губы, прежде чем ответить.
  
   "Ах, еврейская шлюха. Ты слышал о Дахау, брат?"
  
   Пол медленно кивнул. Люди мало говорили о лагере Дахау, но все, что они говорили, было плохим.
  
   "Я уверен, что ей там будет очень комфортно. По крайней мере, она казалась достаточно счастливой, когда мой друг Эйхман привел ее туда сегодня днем ".
  
   "Ты отвратительная свинья, Юрген".
  
   "Что я могу сказать? Ты не знаешь, как защитить своих женщин, брат."
  
   Пол пошатнулся, как будто его ударили. Теперь он понял правду.
  
   "Ты убил ее, не так ли? Ты убил мою мать ".
  
   "Черт возьми, тебе потребовалось много времени, чтобы понять это", - усмехнулся Юрген.
  
   "Я был с ней перед тем, как она умерла. Она... она сказала мне, что это был не ты."
  
   "Чего ты ожидал? Она лгала, чтобы защитить тебя до последнего вздоха. Но здесь нет никакой лжи, Пол", - сказал Юрген, поднимая письмо Ильзе Райнер. "Здесь у вас есть вся история, от начала до конца".
  
   "Вы собираетесь отдать это мне?" - спросил Пол, с тревогой глядя на листы бумаги.
  
   "Нет. Я уже говорил вам, что у вас нет абсолютно никакой возможности победить. Я собираюсь собственноручно убить тебя, Маленький брат. Но если каким-то образом молния с небес поразит меня ... Что ж, вот она."
  
   Юрген наклонился и наколол письмо на торчащий из стены гвоздь.
  
   "Сними пиджак и рубашку, Пол".
  
   Пол повиновался, бросив обрывки одежды на пол. Его голый торс был не длиннее, чем у тощего подростка. Мощные мускулы бугрились под его темной кожей, которую пересекали маленькие шрамы.
  
   "Удовлетворен?"
  
   "Так, так... Похоже, кто-то принимал витамины", - сказал Юрген. "Интересно, не стоит ли мне просто пристрелить тебя и избавить себя от лишних хлопот".
  
   "Так сделай это, Юрген. Ты всегда был трусом ".
  
   "Даже не думай называть меня так, младший брат".
  
   "Шестеро против одного? Ножи против голых рук? Как бы ты это назвал, Старший брат?"
  
   Жестом ярости Юрген швырнул пистолет на землю и схватил охотничий нож с водительского сиденья повозки.
  
   "Твой вон там, Пол", - сказал он, указывая на другой конец. "Давайте покончим с этим".
  
   Пол подошел к тележке. Четырнадцатью годами ранее именно он стоял там, защищаясь от банды головорезов.
  
   Это была моя лодка. Лодка моего отца, атакованная пиратами. Теперь роли так сильно поменялись, что я не знаю, кто хороший парень, а кто плохой.
  
   Он подошел к задней части повозки. Там он нашел другой нож с красной рукояткой, идентичный тому, который держал его брат. Он взял его в правую руку, направив лезвие вверх, точно так, как его учил Гереро. Эмблема Юргена была направлена вниз, что затрудняло движения его рук.
  
   Возможно, сейчас я сильнее, но он намного сильнее меня: мне придется утомить его, не позволить ему повалить меня на землю или прижать спиной к стенкам повозки. Используй его слепую правую сторону.
  
   "Кто теперь цыпленок, брат?" - спросил Юрген, подзывая его.
  
   Пол оперся свободной рукой о борт тележки, затем подтянулся. Теперь они стояли лицом к лицу впервые с тех пор, как Юрген ослеп на один глаз.
  
   "Нам нет необходимости делать это, Юрген. Мы могли бы..."
  
   Его брат не слышал его. Подняв нож, Юрген попытался полоснуть Пола по лицу, промахнувшись на миллиметры, когда Пол уклонился вправо. Он чуть не свалился с тележки, и ему пришлось смягчить падение, ухватившись за одну из сторон. Он ударил ногой, попав брату в лодыжку. Юрген отшатнулся назад, давая Полу время выпрямиться.
  
   Двое мужчин теперь стояли лицом друг к другу, в двух шагах друг от друга. Пол перенес вес на левую ногу, жест, который Юрген воспринял как означающий, что он собирается нанести удар в другую сторону. Пытаясь упредить это, Юрген атаковал слева, как и надеялся Пол. Когда рука Юргена метнулась вперед, Пол пригнулся и рубанул вверх - не со слишком большой силой, но ровно настолько, чтобы порезать его краем лезвия. Юрген закричал, но вместо того, чтобы отступить, как ожидал Пол, он дважды ударил Пола кулаком в бок.
  
   Они оба на мгновение отступили.
  
   "Первая кровь - моя. Давайте посмотрим, чья кровь прольется последней", - сказал Юрген.
  
   Пол не ответил. От ударов у него перехватило дыхание, и он не хотел, чтобы его брат заметил. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, но он не собирался их получать. Юрген бросился к нему, держа нож на уровне плеча, в смертельной версии нелепого нацистского приветствия. В последний момент он повернулся влево и провел короткий прямой удар по груди Пола. Поскольку отступать было некуда, Полу пришлось спрыгнуть с тележки, но он не смог увернуться от еще одного пореза, который пометил его от левого соска до грудины.
  
   Когда его ноги коснулись земли, он заставил себя не обращать внимания на боль и перекатился под тележку, чтобы избежать нападения со стороны Юргена, который уже спрыгнул за ним. Он появился с другой стороны и немедленно попытался забраться обратно на тележку, но Юрген предвидел его движение и сам вернулся туда. Теперь он бежал к Полу, готовый проткнуть его в тот момент, когда тот ступит на бревна, так что Полу пришлось отступить.
  
   Юрген максимально использовал ситуацию, используя водительское сиденье, чтобы броситься на Пола, выставив нож перед собой. Пытаясь уклониться от атаки, Пол споткнулся. Он упал, и это был бы его конец, если бы не тот факт, что оглобли повозки оказались на пути, и его брату пришлось пригнуться под толстыми деревянными плитами. Пол максимально воспользовался возможностью, ударив Юргена ногой в лицо, угодив ему прямо в рот.
  
   Пол повернулся и попытался вывернуться из-под руки Юргена. Вне себя от ярости, с кровавой пеной на губах, Юрген сумел схватить его за лодыжку, но ослабил хватку, когда его брат отбросил ее и ударил его по руке.
  
   Тяжело дыша, Паулю удалось подняться на ноги, почти одновременно с Юргеном. Юрген наклонился, поднял ведро с древесными щепками и швырнул его в Пола. Ведро попало ему прямо в грудь.
  
   С криком триумфа Юрген бросился на Пола. Все еще оглушенный ударом ведра, Пол был сбит с ног, и они вдвоем повалились на пол. Юрген попытался перерезать горло Пола острием своего клинка, но Пол использовал свои собственные руки для защиты. Однако он знал, что долго так не продержится. Его брат был более чем на сорок фунтов тяжелее его, и, кроме того, он был сверху. Рано или поздно руки Пола подогнулись бы, и сталь перерезала бы его яремную вену.
  
   "Тебе конец, младший брат", - закричал Юрген, забрызгивая лицо Пола кровью.
  
   "Черт возьми, я такой".
  
   Собрав все свои силы, Пол сильно ударил Юргена коленом в бок, и Юрген опрокинулся. Он немедленно бросился обратно на Пола. Его левая рука схватила Пола за шею, а правая попыталась освободиться от хватки Пола, когда он пытался удержать нож подальше от своего горла.
  
   Слишком поздно он заметил, что упустил из виду руку, в которой Пол держал свой собственный нож. Он посмотрел вниз и увидел, как кончик лезвия Пола задел его живот. Он снова поднял глаза, на его лице был написан страх.
  
   "Ты не можешь убить меня. Если ты убьешь меня, Элис умрет ".
  
   "Вот тут ты ошибаешься, Старший брат. Если ты умрешь, Элис будет жить ".
  
   Услышав это, Юрген отчаянно попытался освободить свою правую руку. Ему это удалось, и он поднял свой нож, чтобы вонзить его в горло Пола, но движение, казалось, происходило в замедленной съемке, и к тому времени, как рука Юргена опустилась, в ней не осталось сил.
  
   Нож Пола был погружен по рукоять в его живот.
  
  
   56
  
  
   Юрген рухнул. Совершенно измученный, Пол лежал, распростертый рядом с ним, на спине. Затрудненное дыхание двух молодых людей смешалось, затем затихло. Через минуту Полу стало лучше; Юрген был мертв.
  
   С большим трудом Полу удалось подняться на ноги. У него было несколько сломанных ребер, поверхностные порезы по всему телу и гораздо более уродливый на груди. Он должен был найти помощь как можно скорее.
  
   Он перелез через тело Юргена, чтобы добраться до его одежды. Он разорвал рукава рубашки и смастерил импровизированные бинты, чтобы перевязать раны на предплечьях. Они сразу же пропитались кровью, но это было наименьшей из его забот. К счастью, его куртка была темной, что помогло бы скрыть повреждения.
  
   Пол вышел в переулок. Когда он открыл дверь, он не заметил фигуру, скользнувшую в тень справа. Пол прошел прямо мимо, не обращая внимания на присутствие человека, наблюдающего за ним, так близко, что мог бы коснуться его, если бы протянул руку.
  
   Он добрался до машины. Когда он сел за руль, он почувствовал сильную боль в груди, как будто гигантская рука сдавливала ее.
  
   Надеюсь, мое легкое не пробито.
  
   Он завел двигатель, пытаясь забыть о боли. Ему не пришлось далеко идти. По дороге он заметил дешевый отель, вероятно, то место, откуда звонил его брат. Это было немногим более чем в шестистах ярдах от конюшен.
  
   Служащий за прилавком побледнел, когда вошел Пол.
  
   Я не могу выглядеть слишком хорошо, если кто-то боится меня в такой дыре, как эта.
  
   "У тебя есть телефон?"
  
   "Вон на той стене, сэр".
  
   Телефон был старым, но он работал. Хозяйка пансиона ответила после шестого гудка и, казалось, совершенно не спала, несмотря на поздний час. Обычно она засиживалась допоздна, слушая музыку и сериалы по своему радиоприемнику.
  
   "Да?"
  
   "Фрау Фринк, это герр Райнер. Я хотел бы поговорить с герром Танненбаумом ".
  
   "Herr Reiner! Я очень беспокоился о тебе: мне было интересно, что ты делал на улице в это время. И с теми людьми, которые все еще в твоей комнате ..."
  
   "Я в порядке, фрау Фринк. Могу ли я..."
  
   "Да, да, конечно. Herr Tannenbaum. Немедленно".
  
   Ожидание, казалось, длилось вечно. Пол повернулся к стойке и заметил, что секретарша внимательно изучает его поверх "Фолькишер Беобахтер".
  
   Как раз то, что мне нужно: сочувствующий нацистам.
  
   Пол опустил взгляд и понял, что кровь все еще капает с его правой руки, стекая по ладоням и образуя странный узор на деревянном полу. Он поднял руку, чтобы остановить капание, и попытался стереть пятно подошвами своих ботинок.
  
   Он обернулся. Администратор не сводил с него глаз. Если бы он заметил что-нибудь подозрительное, он, скорее всего, предупредил бы гестапо в тот момент, когда Пол вышел из отеля. И тогда все было бы кончено. Пол не смог бы объяснить ни свои травмы, ни тот факт, что он был за рулем машины, принадлежащей барону. Тело было бы найдено в течение нескольких дней, если бы Пол немедленно не избавился от него, поскольку какой-нибудь бродяга, несомненно, заметил бы зловоние.
  
   Возьми трубку, Манфред. Возьми трубку, ради Бога.
  
   Наконец он услышал голос брата Элис, полный тревоги.
  
   "Пол, это ты?"
  
   "Это я".
  
   "Где, черт возьми, ты был? Я-"
  
   "Слушай внимательно, Манфред. Если ты хочешь когда-нибудь снова увидеть свою сестру, ты должен выслушать. Мне нужна твоя помощь ".
  
   "Где ты?" - спросил Манфред серьезным голосом.
  
   Пол дал ему адрес склада.
  
   "Возьми такси, которое доставит тебя сюда. Но не приходи прямо. Сначала зайдите в аптеку и купите марлю, бинты, спирт и нитки для зашивания ран. И противовоспалительные средства - это очень важно. И принеси мой чемодан со всеми моими вещами. Не беспокойтесь о фрау Фринк: я уже..."
  
   Здесь ему пришлось сделать паузу. От усталости и потери крови у него кружилась голова. Ему пришлось опереться на телефон, чтобы не упасть.
  
   "Пол?"
  
   "Я заплатил ей за два месяца вперед".
  
   "Хорошо, Пол".
  
   "Поторопись, Манфред".
  
   Он повесил трубку и направился к двери. Проходя мимо администратора, он изобразил быструю, судорожную версию нацистского приветствия. Администратор ответила восторженным "Хайль Гитлер!", от которого задрожали картины на стенах. Подойдя к Полу, он открыл перед ним входную дверь и был удивлен, увидев роскошный Mercedes, припаркованный снаружи.
  
   "Хорошая машина".
  
   "Это неплохо".
  
   "Это было давно?"
  
   "Пару месяцев. Это подержанное".
  
   Ради Бога, не вызывайте полицию... Вы не видели ничего, кроме респектабельного работника, остановившегося, чтобы позвонить.
  
   Он почувствовал подозрительный взгляд сотрудника на своем затылке, когда садился в машину. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли, когда он садился.
  
   Все нормально, подумал он, сосредоточив все свои чувства на том, чтобы запустить двигатель без потери сознания. Возвращайся к своей газете. Возвращайся к своей спокойной ночи. Ты же не хочешь связываться с полицией.
  
   Администратор не сводил глаз с "Мерседеса", пока тот не завернул за угол, но Пол не мог быть уверен, восхищался ли он просто кузовом или мысленно отмечал номерной знак.
  
   Когда он прибыл на конюшню, Пол позволил себе упасть вперед на руль, его силы иссякли.
  
   Его разбудил стук в окно. Лицо Манфреда с беспокойством смотрело на него сверху вниз. Рядом с ним было еще одно лицо поменьше.
  
   Джулиан.
  
   Мой сын.
  
   В его памяти следующие несколько минут были мешаниной разрозненных сцен. Манфред тащит его из машины в конюшню. Промываю его раны и зашиваю их. Жгучая боль. Джулиан предлагает ему бутылку воды. Он пил, казалось, целую вечность, не в силах утолить жажду. И затем снова тишина.
  
   Когда он в конце концов открыл глаза, Манфред и Джулиан сидели на тележке, наблюдая за ним.
  
   "Что он здесь делает?" - хрипло спросил Пол.
  
   "Что я должен был с ним сделать? Я не мог оставить его одного в пансионе!"
  
   "То, что мы должны сделать сегодня вечером, - это работа не для детей".
  
   Джулиан слез с повозки и подбежал, чтобы обнять его.
  
   "Мы волновались".
  
   "Спасибо, что пришел спасти меня", - сказал Пол, взъерошив его волосы.
  
   "Мама и со мной так поступает", - сказал мальчик.
  
   "Мы собираемся пойти и забрать ее, Джулиан. Я обещаю".
  
   Он встал и пошел привести себя в порядок в маленькой уборной на заднем дворе. Это было немногим больше ведра, теперь покрытого паутиной, стоявшего под краном, и старого зеркала, покрытого царапинами.
  
   Пол внимательно изучил свое отражение. Оба его предплечья и весь торс были забинтованы. На его левом боку на белой ткани проступала кровь.
  
   "Твои раны ужасны. Ты не представляешь, как сильно ты кричала, когда я нанес антисептик", - сказал Манфред, который подошел к двери.
  
   "Я ничего не помню".
  
   "Кто этот мертвец?"
  
   "Это человек, который похитил Элис".
  
   "Джулиан, положи нож обратно!" - крикнул Манфред, который каждые несколько секунд оглядывался через плечо.
  
   "Мне жаль, что ему пришлось увидеть тело".
  
   "Он храбрый мальчик. Он держал тебя за руку все время, пока я работал, и я могу заверить тебя, что это было некрасиво. Я инженер, а не врач ".
  
   Пол потряс головой, пытаясь прояснить ее. "Тебе придется выйти и купить немного сульфаниламида. Который час?"
  
   "Семь утра".
  
   "Давайте немного отдохнем. Сегодня вечером мы пойдем и заберем твою сестру ".
  
   "Где она?"
  
   "Лагерь Дахау".
  
   Манфред широко открыл глаза и сглотнул.
  
   "Ты знаешь, что такое Дахау, Пол?"
  
   "Это один из тех лагерей, которые нацисты построили для размещения своих политических врагов. По сути, тюрьма под открытым небом".
  
   "Ты только что вернулся на эти берега, и это заметно", - сказал Манфред, качая головой. "Официально эти места являются замечательными летними лагерями для непослушных или недисциплинированных детей. Но если верить нескольким приличным журналистам, которые все еще здесь, такие места, как Дахау, - это сущий ад ". Манфред продолжил описывать ужасы, происходящие всего в нескольких милях от городской черты. Несколькими месяцами ранее он наткнулся на пару журналов, которые описывали Дахау как исправительное учреждение низкого уровня, где заключенных хорошо кормили, они были одеты в накрахмаленную белую униформу и улыбались в камеры. Фотографии были подготовлены для международной прессы. Реальность была совсем иной. Дахау был тюрьмой быстрого правосудия для тех, кто выступал против нацистов - пародии на реальные судебные процессы, которые редко длились более часа. Это был лагерь каторжных работ, где сторожевые псы рыскали по периметру электрических заграждений, выя в ночи под постоянным светом прожекторов сверху.
  
   "Невозможно получить какую-либо информацию о заключенных, содержащихся там. И никто никогда не сбегает, вы можете быть уверены в этом ", - сказал Манфред.
  
   "Элис не придется убегать".
  
   Пол изложил примерный план. Всего дюжина фраз, но достаточно, чтобы к концу объяснения Манфред волновался еще больше, чем раньше.
  
   "Есть миллион вещей, которые могут пойти не так".
  
   "Но это также может сработать".
  
   "И луна могла бы быть зеленой, когда взойдет сегодня вечером".
  
   "Послушай, ты собираешься помочь мне спасти твою сестру или нет?"
  
   Манфред посмотрел на Джулиана, который снова забрался на тележку и пинал свой мяч по ее бокам.
  
   "Полагаю, да", - сказал он со вздохом.
  
   "Тогда иди и отдохни немного. Когда ты проснешься, ты поможешь мне убить Пола Райнера ".
  
   Когда он увидел, как Манфред и Джулиан растянулись на земле, пытаясь отдохнуть, Пол понял, насколько он был измотан. Однако ему оставалось сделать еще одну вещь, прежде чем он сможет немного поспать.
  
   На другом конце конюшни к гвоздю все еще было прикреплено письмо его матери.
  
   Снова Полу пришлось перешагнуть через тело Юргена, но на этот раз это было гораздо более тяжелым испытанием. Он провел несколько минут, разглядывая своего брата: его отсутствующий глаз, возрастающую бледность его кожи по мере того, как кровь скапливалась в его нижних частях, симметричность его тела, изуродованного ножом, который вонзился ему в живот. Несмотря на то, что этот человек не причинил ему ничего, кроме страданий, он не мог не испытывать глубокой печали.
  
   Все должно было быть по-другому, подумал он, наконец осмеливаясь шагнуть сквозь стену воздуха, которая, казалось, затвердела над телом.
  
   С предельной осторожностью он снял письмо с гвоздя.
  
   Он устал, но, тем не менее, эмоции, которые он испытал, когда открыл письмо, были почти ошеломляющими.
  
  
   57
  
  
   Мой дорогой сын:
  
   Не существует правильного начала этого письма. Правда в том, что это всего лишь одна из нескольких попыток, которые я предпринял за последние четыре или пять месяцев. Через некоторое время - интервал, который с каждым разом становится все короче - мне приходится взять карандаш и попытаться написать все заново. Я всегда надеюсь, что вы не будете в пансионе, когда я сожгу предыдущую версию и выброшу пепел в окно. Затем я приступаю к выполнению задачи, этой жалкой замене того, что мне нужно сделать, а именно сказать вам правду.
  
   Твой отец. Когда ты был маленьким, ты часто спрашивал меня о нем. Я бы отделался от тебя туманными ответами или держал рот на замке, потому что боялся. В те дни наши жизни зависели от благотворительности Шредеров, и я был слишком слаб, чтобы искать альтернативу. Если бы я только
  
   ... Но нет, игнорируй меня. Моя жизнь полна "только", и я давным-давно устал чувствовать сожаление.
  
   Также прошло много времени с тех пор, как ты перестал спрашивать меня о своем отце. В некотором смысле это беспокоило меня даже больше, чем твой неустанный интерес к нему, когда ты была маленькой, потому что я знаю, насколько ты все еще одержима им. Я знаю, как трудно тебе спать по ночам, и я знаю, что больше всего ты хочешь узнать, что произошло.
  
   Вот почему я должен хранить молчание. Мой разум работает не так уж хорошо, и иногда я теряю счет времени или ощущение того, где я нахожусь, и я только надеюсь, что в такие моменты замешательства я не выдам местонахождение этого письма. В остальное время, когда я в сознании, все, что я чувствую, это страх - страх того, что в тот день, когда ты узнаешь правду, ты бросишься противостоять тем, кто несет ответственность за смерть Ганса.
  
   Да, Пол, твой отец не погиб при кораблекрушении, как мы тебе говорили, о чем ты догадался незадолго до того, как нас вышвырнули из дома барона. Все равно для него это была бы подходящая смерть.
  
   Ханс Райнер родился в Гамбурге в 1876 году, хотя его семья переехала в Мюнхен, когда он был еще мальчиком. В итоге он полюбил оба города, но море было его единственной настоящей страстью.
  
   Он был амбициозным человеком. Он хотел быть капитаном, и ему это удалось. Он уже был капитаном, когда мы встретились на танцах на рубеже этого столетия. Я не помню точную дату, думаю, это был конец 1902 года, но я не могу быть уверен. Он пригласил меня на танец, и я согласилась. Это был вальс. К тому времени, как музыка закончилась, я была безнадежно влюблена в него.
  
   Он ухаживал за мной в перерывах между морскими путешествиями и в итоге сделал Мюнхен своим постоянным домом, просто чтобы доставить мне удовольствие, как бы неудобно это ни было для него профессионально. День, когда он вошел в дом моих родителей, чтобы попросить моей руки у твоего дедушки, был самым счастливым днем в моей жизни. Мой отец был большим, добродушным человеком, но в тот день он был очень серьезен и даже прослезился. Печально, что у тебя никогда не было возможности встретиться с ним; он бы тебе очень понравился.
  
   Мой отец сказал, что мы устроим вечеринку в честь помолвки, большую вечеринку в традиционном стиле. Целый уик-энд с десятками гостей и прекрасным банкетом.
  
   Наш маленький дом не подходил для этого, поэтому мой отец попросил разрешения у моей сестры провести мероприятие в загородном доме барона в Херршинге-на-Аммерзе. В те дни увлечение вашего дяди азартными играми все еще было под контролем, и у него было несколько объектов недвижимости, разбросанных по всей Баварии. Брунгильда согласилась, больше для того, чтобы оставаться в хороших отношениях с моей матерью, чем по какой-либо другой причине.
  
   Когда мы были маленькими, мы с сестрой никогда не были так близки. Ее больше интересовали мальчики, танцы и модные наряды, чем меня. Я предпочел остаться дома со своими родителями. Я все еще играл в куклы, когда Брунгильда пошла на свое первое свидание.
  
   Она не плохой человек, Пол. Она никогда не была такой: только эгоистичной и избалованной. Когда она вышла замуж за барона, за пару лет до того, как я встретила твоего отца, она была самой счастливой женщиной в мире. Что заставило ее измениться? Я не знаю. Возможно, от скуки или из-за неверности твоего дяди. Он был самопровозглашенным бабником, чего она никогда раньше не замечала, будучи ослепленной его деньгами и титулом. Позже, однако, это стало слишком очевидным, чтобы она не заметила. У нее от него был сын, чего я никогда не ожидал. Эдуард был добродушным, одиноким ребенком, который рос на попечении служанок и кормилиц. Его мать никогда не уделяла ему много внимания, потому что мальчик не выполнял своей цели: держать барона на коротком поводке и подальше от его шлюшек.
  
   Давайте вернемся к вечеринке в выходные. В полдень пятницы начали прибывать гости. Я был в восторге, гуляя со своей сестрой под солнцем и ожидая, когда приедет твой отец, чтобы представить их друг другу. Наконец он появился в своей военной куртке, белых перчатках и капитанской фуражке, с парадной шпагой в руках. Он был одет так, как одевался бы для помолвки в субботу вечером, и он сказал, что сделал это, чтобы произвести на меня впечатление. Это заставило меня рассмеяться.
  
   Но когда я представил его Брунгильде, произошло нечто странное. Твой отец взял ее за руку и держал ее немного дольше, чем было положено. И она казалась сбитой с толку, как будто пораженной ударом молнии. В то время я думал - каким же дураком я был - что это просто смущение, но Брунгильда никогда в жизни не проявляла даже намека на эти эмоции.
  
   Твой отец только что вернулся с миссии в Африке. Он принес мне экзотические духи, которыми пользуются туземцы в колониях, изготовленные, по-моему, из сандалового дерева и патоки. У него был сильный и очень характерный аромат, но в то же время он был нежным и приятным. Я хлопал как дурак. Она мне понравилась, и я пообещала ему, что надену ее на празднование помолвки.
  
   Той ночью, пока мы все спали, Брунгильда вошла в спальню твоего отца. В комнате было совершенно темно, и Брунгильда была обнажена под халатом, на ней были только духи, которые дал мне твой отец. Без единого звука она легла в постель и занялась с ним любовью. Мне все еще трудно писать эти слова, Пол, даже сейчас, когда прошло двадцать лет.
  
   Твой отец, полагая, что я хотел дать ему аванс в нашу первую брачную ночь, не сопротивлялся. По крайней мере, это было то, что он сказал мне на следующий день, когда я посмотрел ему в глаза.
  
   Он поклялся мне, и снова поклялся, что ничего не замечал, пока все не закончилось и Брунгильда не заговорила впервые. Она сказала ему, что любит его, и попросила убежать с ней. Твой отец вышвырнул ее из комнаты, а на следующее утро отвел меня в сторонку и рассказал, что произошло.
  
   "Мы можем отменить свадьбу, если ты хочешь", - сказал он.
  
   "Нет", - ответил я. "Я люблю тебя, и я выйду за тебя замуж, если ты поклянешься мне, что ты действительно понятия не имел, что это была моя сестра".
  
   Твой отец снова поклялся, и я поверил ему. После всех этих лет я не уверен, что и думать, но сейчас в моем сердце слишком много горечи.
  
   Помолвка состоялась, как и свадьба в Мюнхене три месяца спустя. К тому времени было легко разглядеть раздутый живот твоей тети под красным кружевным платьем, которое она носила, и все были счастливы, кроме меня, потому что я слишком хорошо знала, чей это ребенок.
  
   Наконец-то барон тоже узнал. Не от меня. Я никогда не противостоял своей сестре и не упрекал ее за то, что она сделала, потому что я трус. Я также никому не рассказывал о том, что знал. Но рано или поздно это должно было выплыть наружу: Брунгильда, вероятно, швырнула ее в лицо барону во время спора об одном из его романов. Я не знаю наверняка, но факт в том, что он узнал, и это отчасти было причиной того, что произошло позже.
  
   Вскоре после этого я тоже забеременела, и ты появился на свет, когда твой отец был на том, что должно было стать его последней миссией в Африке. Письма, которые он писал мне, становились все более мрачными, и по какой-то причине - я не знаю точно, почему - он все меньше и меньше гордился работой, которую выполнял.
  
   Однажды он вообще перестал писать. Следующее письмо, которое я получила, было из Имперского флота, в котором сообщалось, что мой муж дезертировал и что я обязана сообщить властям, если получу от него известие.
  
   Я горько плакал. Я до сих пор не знаю, что побудило его дезертировать, и не хочу знать. Я узнал слишком много вещей о Хансе Райнере после его смерти, вещей, которые совершенно не соответствуют тому портрету, который я нарисовал о нем. Вот почему я никогда не говорил с тобой о твоем отце, потому что он не был образцом для подражания или кем-то, кем можно гордиться.
  
   В конце 1904 года ваш отец вернулся в Мюнхен без моего ведома. Он тайно вернулся со своим первым лейтенантом, человеком по имени Нагель, который сопровождал его повсюду. Вместо того, чтобы вернуться домой, он отправился искать убежища в особняке барона. Оттуда он прислал мне короткую записку, и это именно то, что в ней говорилось:
  
   "Дорогая Ильзе: Я совершил ужасную ошибку, и я пытаюсь ее исправить. Я попросил вашего шурина о помощи и еще одного хорошего друга. Возможно, они смогут спасти меня. Иногда величайшее сокровище спрятано там же, где и величайшее разрушение, или, по крайней мере, я всегда так думал. С любовью, Ганс".
  
   Я никогда не понимал, что твой отец имел в виду под этими словами. Я перечитывал записку снова и снова, хотя сжег ее через несколько часов после получения, опасаясь, что она может попасть не в те руки.
  
   Что касается смерти вашего отца, все, что я знаю, это то, что он остановился в особняке Шредеров, и однажды ночью произошла жестокая ссора, после которой он был мертв. Его тело было сброшено с моста в Изар под покровом темноты.
  
   Я не знаю, кто убил твоего отца. Твоя тетя рассказала мне то, что я рассказываю тебе здесь, почти дословно, хотя она не присутствовала, когда это произошло. Она рассказала мне об этом со слезами на глазах, и я знал, что она все еще любит его.
  
   Мальчик, которого родила Брунгильда, Юрген, был точной копией твоего отца. Любовь и нездоровая преданность, которые его мать всегда проявляла к нему, вряд ли были удивительными. Его жизнь была не единственной, сбившейся с курса в ту ужасную ночь.
  
   Беззащитная и напуганная, я приняла предложение Отто о том, что я должна уехать и жить с ними. Для него это было одновременно искуплением за то, что было сделано с Гансом, и способом наказать Брунгильду, напомнив ей, кого предпочел Ханс. Для Брунгильды это стало ее собственным способом наказать меня за то, что я украл мужчину, который ей понравился, хотя этот мужчина никогда ей не принадлежал.
  
   И для меня это был способ выжить. Твой отец не оставил мне ничего, кроме своих долгов, когда правительство соизволило объявить его мертвым несколько лет спустя, хотя его тело так и не нашли. Итак, мы с тобой жили в том особняке, в котором не было ничего, кроме ненависти.
  
   Есть еще одна вещь. Для меня Юрген никогда не был никем иным, как твоим братом, потому что, хотя он был зачат в утробе Брунгильды, я считал его своим сыном. Я никогда не мог проявить к нему привязанность, но он часть твоего отца, человека, которого я любил всей душой. Видеть его каждый день, даже на несколько мгновений, было все равно, что видеть моего Ганса снова со мной.
  
   Моя трусость и эгоизм сформировали твою жизнь, Пол. Я никогда не хотел, чтобы смерть твоего отца повлияла и на тебя. Я пытался солгать тебе и скрыть факты, чтобы, когда ты станешь старше, ты не отправился на поиски какой-нибудь нелепой мести. Не делай этого - пожалуйста.
  
   Если это письмо окажется в твоих руках, в чем я сомневаюсь, я хочу, чтобы ты знал, что я тебя очень люблю, и все, что я пытался сделать своими действиями, - это защитить тебя. Прости меня.
  
   Твоя мать, которая любит тебя,
  
   Ilse Reiner
  
  
   58
  
  
   Закончив читать слова своей матери, Пол долго плакал.
  
   Он проливал слезы по Ильзе, которая всю свою жизнь страдала из-за любви и которая из-за любви совершала ошибки. Он проливал слезы по Юргену, который родился в наихудшей из возможных ситуаций. Он проливал слезы за себя, за мальчика, который плакал из-за отца, который этого не заслуживал.
  
   Когда он засыпал, его охватило странное чувство покоя, чувство, которого он не помнил, чтобы когда-либо испытывал раньше. Каким бы ни был исход безумия, которое они собирались предпринять через несколько часов, он достиг своей цели.
  
   Манфред разбудил его, мягко похлопав по спине. Джулиан был в нескольких метрах от него, поедая бутерброд с колбасой.
  
   "Сейчас семь вечера".
  
   "Почему ты позволил мне спать так долго?"
  
   "Тебе нужен был отдых. Тем временем я отправился за покупками. Я принес все, что ты сказал. Полотенца, стальная ложка, лопатка, все ".
  
   "Итак, давайте начнем".
  
   Манфред заставил Пола принять сульфаниламид, чтобы остановить заражение его ран, затем они вдвоем отправили Джулиана в машину.
  
   "Могу я начать?" - спросил мальчик.
  
   "Даже не думай об этом!" - крикнул Манфред.
  
   Затем они с Полом сняли с мертвеца брюки и ботинки и одели его в одежду Пола. Они положили документы Пола в карман куртки. Затем они вырыли глубокую яму в полу и похоронили его.
  
   "Я надеюсь, это на некоторое время сбьет их с толку. Я не думаю, что они найдут его в течение нескольких недель, а к тому времени от него мало что останется ", - сказал Пол.
  
   Униформа Юргена висела на гвозде в партере. Пол был более или менее того же роста, что и его брат, хотя Юрген был коренастее. Благодаря объемным повязкам, которые Пол носил на руках и груди, форма сидела достаточно хорошо. Ботинки были тесными, но остальное подошло.
  
   "Эта форма сидит на тебе как влитой. Вот что никогда не пройдет, так это это ".
  
   Манфред показал ему удостоверение личности Юргена. Она была в маленьком кожаном бумажнике вместе с его карточкой нацистской партии и удостоверением СС. Сходство между Юргеном и Полом увеличивалось с годами. У обоих была сильная челюсть, голубые глаза и схожие черты лица. Волосы Юргена были темнее, но они могли решить это с помощью смазки для волос, которую купил Манфред. Пол мог легко сойти за Юргена, за исключением одной маленькой детали, на которую Манфред указывал на карточке. В разделе "отличительные черты" были четко написаны слова "Отсутствует правый глаз".
  
   "Одной нашивки будет недостаточно, Пол. Если они попросят тебя поднять ее..."
  
   "Я знаю, Манфред. Вот почему мне нужна твоя помощь ".
  
   Манфред посмотрел на него в полном изумлении.
  
   "Ты же не думаешь о..."
  
   "Я должен это сделать".
  
   "Но это безумие!"
  
   "Точно так же, как и остальная часть плана. И это его самое слабое место".
  
   Наконец Манфред согласился. Пол сидел на водительском сиденье повозки, полотенца прикрывали его грудь, как будто он был в парикмахерской.
  
   "Готовы?"
  
   "Подождите", - сказал Манфред, который казался напуганным. "Давайте повторим это еще раз, чтобы убедиться, что ошибок нет".
  
   "Я собираюсь приставить ложку к краю моего правого века и вырвать глаз с корнем. Пока я вынимаю это, вы должны нанести на меня антисептики, а затем марлю. Все в порядке?"
  
   Манфред кивнул. Он был так напуган, что едва мог говорить.
  
   "Готовы?" он спросил снова.
  
   "Готов".
  
   Десять секунд спустя не было ничего, кроме криков.
  
   К одиннадцати вечера Пол принял почти целую упаковку аспирина, оставив себе еще две. Рана перестала кровоточить, и Манфред дезинфицировал ее каждые пятнадцать минут, каждый раз накладывая свежую марлю.
  
   Джулиан, который вернулся несколькими часами ранее, встревоженный криками, обнаружил, что его отец обхватил голову руками и воет во все горло, в то время как его дядя истерически кричал, требуя, чтобы он убирался. Он вернулся и заперся в мерседесе, а затем разразился слезами.
  
   Когда все успокоилось, Манфред отправился за своим племянником и объяснил план. Увидев Пола, Джулиан спросил: "Ты делаешь все это только ради моей матери?" В его голосе звучало почтение.
  
   "И для тебя, Джулиан. Потому что я хочу, чтобы мы были вместе ".
  
   Мальчик не ответил, но он крепко вцепился в руку Пола и все еще не отпускал ее, когда Пол решил, что им пора уходить. Он забрался на заднее сиденье машины вместе с Джулианом, и Манфред проехал шестнадцать километров, которые отделяли их от лагеря, с напряженным выражением на лице. Им потребовался почти час, чтобы добраться до места назначения, поскольку Манфред едва умел водить, а машина постоянно буксовала.
  
   "Когда мы приедем туда, машина не должна заглохнуть ни при каких обстоятельствах, Манфред", - обеспокоенно сказал Пол.
  
   "Я сделаю все, что смогу".
  
   Когда они приближались к городу Дахау, Пол заметил разительную перемену по сравнению с Мюнхеном. Даже в темноте бедность в этом городе была очевидна. Тротуар был в плохом состоянии и грязный, дорожные знаки в оспинах, фасады зданий старые и облупленные.
  
   "Какое печальное место", - сказал Пол.
  
   "Из всех мест, куда они могли отвезти Элис, это определенно худшее".
  
   "Почему ты так говоришь?"
  
   "Нашему отцу принадлежал пороховой завод, который раньше располагался в этом городе".
  
   Пол собирался сказать Манфреду, что его собственная мать работала на том заводе по производству боеприпасов и что ее уволили, но обнаружил, что слишком устал, чтобы начинать разговор.
  
   "По-настоящему иронично то, что мой отец продал землю нацистам. И на ней они построили лагерь".
  
   Наконец, они увидели желтый знак с черными буквами, сообщающий им, что лагерь находится в 1,2 милях отсюда.
  
   "Остановись, Манфред. Медленно развернись и отойди немного назад ".
  
   Манфред сделал, как ему было сказано, и они вернулись к небольшому зданию, которое выглядело как пустой сарай, хотя, казалось, что оно было заброшено в течение некоторого времени.
  
   "Джулиан, слушай очень внимательно", - сказал Пол, держа мальчика за плечи и заставляя его посмотреть ему в глаза. "Твой дядя и я собираемся отправиться в концентрационный лагерь, чтобы попытаться вызволить твою мать. Но ты не можешь пойти с нами. Я хочу, чтобы ты сейчас же вышел из машины с моим чемоданом и подождал в задней части этого здания. Спрячься как можно лучше, ни с кем не разговаривай и не выходи, пока не услышишь, как я или твой дядя зовем тебя, понял?"
  
   Джулиан кивнул, его губы дрожали.
  
   "Храбрый мальчик", - сказал Пол, обнимая его.
  
   "А что, если ты не вернешься?"
  
   "Даже не думай об этом, Джулиан. Мы сделаем это".
  
   Установив Джулиана в его укрытии, Пол и Манфред вернулись в машину.
  
   "Почему ты не сказал ему, что делать, если мы не вернемся?" - спросил Манфред.
  
   "Потому что он умный ребенок. Он заглянет в чемодан; он возьмет деньги, а остальное оставит. В любом случае, мне не к кому его отправить. Как выглядит рана?" - спросил он, включая лампу для чтения и снимая бинт с глаза.
  
   "Она распухла, но не слишком сильно. Крышка не слишком красная. Это больно?"
  
   "Как в аду".
  
   Пол посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Там, где раньше было глазное яблоко, теперь был участок морщинистой кожи. Маленькая струйка крови сочилась из уголка его глаза, как алая слеза.
  
   "Это должно выглядеть старым, черт возьми".
  
   "Возможно, они не попросят тебя снять нашивку".
  
   "Спасибо".
  
   Он достал нашивку из кармана и надел ее, выбросив куски марли из окна в канаву. Когда он снова посмотрел на себя в зеркало, дрожь пробежала по его спине.
  
   Человеком, который смотрел на него в ответ, был Юрген.
  
   Он взглянул на нацистскую повязку на своей левой руке.
  
   Когда-то я думал, что лучше умру, чем ношу этот символ, подумал Пол. Сегодня Пол Райнер мертв. I am now Jurgen von Schroeder.
  
   Он выбрался с пассажирского сиденья и пересел на заднее, пытаясь вспомнить, каким был его брат, его презрительный вид, его высокомерные манеры. То, как он проецировал свой голос, как будто он был продолжением его самого, пытаясь заставить всех остальных чувствовать себя неполноценными.
  
   Я могу это сделать, сказал себе Пол. Мы увидим...
  
   "Заводи ее, Манфред. Мы не должны больше терять время ".
  
  
   59
  
  
   Arbeit Macht Frei
  
   Это были слова, написанные железными буквами над воротами лагеря. Слова, однако, были не более чем штрихами в другой форме. Никто из людей там не заработал бы свою свободу трудом.
  
   Когда "Мерседес" остановился у входа, сонный охранник в черной униформе вышел из будки часового, коротко посветил фонариком внутрь машины и жестом пригласил их проезжать. Ворота открылись сразу.
  
   "Это было просто", - прошептал Манфред.
  
   "Вы когда-нибудь знали тюрьму, в которую было трудно попасть? Трудная часть, как правило, заключается в том, чтобы выбраться, " ответил Пол.
  
   Ворота были полностью открыты, но машина не двигалась.
  
   "Что, черт возьми, с тобой не так? Не останавливайся на достигнутом".
  
   "Я не знаю, куда ехать, Пол", - ответил Манфред, его руки сжались на руле.
  
   "Черт".
  
   Пол открыл окно и жестом показал охраннику подойти. Он подбежал к машине.
  
   "Да, сэр?"
  
   "Капрал, у меня раскалывается голова. Пожалуйста, объясните моему водителю-идиоту, как добраться до того, кто здесь главный. Я привожу приказы из Мюнхена ".
  
   "В данный момент единственные люди находятся на гауптвахте, сэр".
  
   "Ну, тогда давай, капрал, скажи ему".
  
   Охранник дал указания Манфреду, которому не пришлось изображать недовольство. "Ты не переборщил немного?" - спросил Манфред.
  
   "Если бы вы когда-нибудь видели, как мой брат разговаривает с персоналом... это был бы он в один из своих лучших дней ".
  
   Манфред объехал на машине огороженную территорию, где в машину просочился странный и едкий запах, несмотря на то, что окна были закрыты. На другой стороне они могли видеть темные очертания бесчисленных казарм. Единственное движение исходило от группы заключенных, бегущих рядом с освещенным уличным фонарем. Они были одеты в полосатые комбинезоны с единственной желтой звездой, вышитой на груди. Правая нога каждого из мужчин была привязана к лодыжке того, кто стоял позади него. Когда падал один, по крайней мере, четверо или пятеро падали вместе с ним.
  
   "Шевелитесь, вы, собаки! Вы будете продолжать идти, пока не проедете десять кругов подряд, ни разу не споткнувшись! " - кричал охранник, размахивая палкой, которой он бил упавших заключенных. Те, кто это сделал, быстро вскочили на ноги с перепачканными грязью и испуганными лицами.
  
   "Боже мой, я не могу поверить, что Элис в этом аду", - пробормотал Пол. "Нам лучше не потерпеть неудачу, иначе мы окажемся рядом с ней в качестве почетных гостей. То есть, если нас не пристрелят до смерти".
  
   Машина остановилась перед низким белым зданием, освещенную дверь которого охраняли двое солдат. Пол уже взялся за ручку двери, когда Манфред остановил его.
  
   "Что ты делаешь?" прошептал он. "Я должен открыть тебе дверь!"
  
   Пол вовремя спохватился. Его головная боль и чувство дезориентации усилились за последние несколько минут, и он изо всех сил пытался привести свои мысли в порядок. Он почувствовал укол страха от того, что собирался сделать. На мгновение у него возникло искушение сказать Манфреду развернуться и убраться из этого места как можно быстрее.
  
   Я не могу так поступить с Элис. Или для Джулиана, или для себя. Я должен войти... что бы ни случилось.
  
   Дверь машины была открыта. Пол поставил одну ногу на цемент и высунул голову, и двое солдат мгновенно встали по стойке смирно и подняли руки. Пол вышел из "Мерседеса" и отдал честь в ответ.
  
   "Вольно", - сказал он, проходя через дверь.
  
   Караульное помещение состояло из небольшой комнаты, похожей на кабинет, с тремя или четырьмя аккуратными столами, на каждом из которых висел крошечный нацистский флаг рядом с подставкой для карандашей, и портретом фюрера в качестве единственного украшения на стенах. Рядом с дверью стоял длинный стол, похожий на прилавок, за которым сидел один чиновник с кислым лицом. Он выпрямился, когда увидел вошедшего Пола.
  
   "Heil Hitler!"
  
   "Хайль Гитлер!" - ответил Пол, внимательно изучая комнату. В задней части было окно, выходящее на то, что казалось чем-то вроде общей комнаты. Через стекло он мог видеть около десяти солдат, играющих в карты в облаке дыма.
  
   "Добрый вечер, герр оберштурмфюрер", - сказал чиновник. "Что я могу для вас сделать в это время ночи?"
  
   "Я здесь по срочному делу. Я должен забрать заключенную женщину с собой в Мюнхен для ... для допроса ".
  
   "Конечно, сэр. А имя?"
  
   "Alys Tannenbaum."
  
   "А, тот, которого они привезли вчера. У нас здесь не так много женщин - не более пятидесяти, ты знаешь. Жаль, что ее забирают. Она одна из немногих, кто ... неплох", - сказал он с похотливой улыбкой.
  
   "Ты имеешь в виду для еврея?"
  
   Мужчина за прилавком сглотнул, услышав угрозу в голосе Пола.
  
   "Конечно, сэр, неплохо для еврея".
  
   "Конечно. Ну, тогда чего ты ждешь? Приведите ее!"
  
   "Немедленно, сэр. Могу я взглянуть на приказ о переводе, сэр?"
  
   Пол, чьи руки были скрещены за спиной, крепко сжал кулаки. Он подготовил свой ответ на этот вопрос. Если бы его маленькая речь сработала, они бы вытащили Элис, запрыгнули в машину и покинули это место, свободные как ветер. В противном случае последовал бы телефонный звонок, возможно, не один. Менее чем через полчаса он и Манфред станут почетными гостями лагеря.
  
   "Теперь слушайте внимательно, герр..."
  
   "Фабер, сэр. Густав Фабер."
  
   "Listen, Herr Faber. Два часа назад я был в постели с этой восхитительной девушкой из Франкфурта, за которой я гонялся несколько дней. Дни! Внезапно зазвонил телефон, и вы знаете, кто это был?"
  
   "Нет, сэр".
  
   Пол перегнулся через стойку и осторожно понизил голос.
  
   "Это был Рейнхард Гейдрих, сам великий человек. Он сказал мне: "Юрген, мой хороший, приведи мне ту еврейскую девушку, которую мы вчера отправили в Дахау, потому что, оказывается, мы недостаточно от нее добились". И я сказал ему: "Разве кто-нибудь другой не может пойти?" И он сказал мне: "Нет, потому что я хочу, чтобы ты поработал над ней по дороге. Напугай ее этим своим особым методом." Итак, я сел в свою машину, и вот я здесь. Что угодно, лишь бы оказать услугу другу. Но это не значит, что я не в плохом настроении. Так что уберите отсюда еврейскую шлюху раз и навсегда, чтобы я мог вернуться к моей маленькой подруге, пока она не уснула ".
  
   "Сэр, мне жаль, но ..."
  
   "Герр Фабер, вы знаете, кто я?"
  
   "Нет, сэр".
  
   "I"m Baron von Schroeder."
  
   При этих словах лицо маленького человека изменилось.
  
   "Почему вы не сказали этого раньше, сэр? Я хороший друг Адольфа Эйхмана. Он много рассказывал мне о вас, - он понизил голос, " и я знаю, что вы двое выполняете особое задание для герра Гейдриха. В любом случае, не волнуйся, я с этим разберусь ".
  
   Он встал, прошел в общую комнату и вызвал одного из солдат, который был явно раздражен тем, что его карточную игру прервали. Через несколько мгновений мужчина исчез за дверью, которая была вне поля зрения Пола.
  
   Тем временем вернулся Фабер. Он достал из-под прилавка пурпурный бланк и начал его заполнять.
  
   "Могу я получить ваше удостоверение личности? Мне нужно записать твой номер СС ".
  
   Пол протянул кожаный бумажник.
  
   "Это все здесь. Сделай это быстро ".
  
   Фабер достал удостоверение личности и несколько мгновений смотрел на фотографию. Пол внимательно наблюдал за ним. Он увидел тень сомнения на лице чиновника, когда тот посмотрел на него, а затем снова опустил взгляд на фотографию. Он должен был что-то сделать. Отвлеките его, нанесите ему смертельный удар, чтобы устранить все сомнения.
  
   "В чем дело, вы не можете ее найти? Мне нужно взглянуть на нее?"
  
   Когда чиновник в замешательстве посмотрел на него, Пол на мгновение приподнял нашивку и неприятно усмехнулся.
  
   "Н-нет, сэр. Я просто отмечаю это сейчас ".
  
   Он вернул кожаный бумажник Полу.
  
   "Сэр, я надеюсь, вы не возражаете, что я упоминаю об этом, но... в твоей глазнице кровь".
  
   "О, спасибо вам, герр Фабер. Доктор иссушает ткани, которые формировались годами. Он говорит, что может вставить стеклянный глаз. А пока я во власти его инструментов. В любом случае..."
  
   "Все готово, сэр. Смотрите, они сейчас приведут ее сюда ".
  
   Позади Пола открылась дверь, и он услышал шаги. Пол пока не поворачивался, чтобы посмотреть на Элис, опасаясь, что его лицо выдаст даже малейшие эмоции или, что еще хуже, что она узнает его. Только когда она стояла рядом с ним, он осмелился бросить на нее быстрый косой взгляд.
  
   Элис, одетая в нечто вроде грубого серого халата, склонила голову, уставившись в пол. Она была босиком, и на ее руках были наручники.
  
   Не думай о том, какая она, подумал Пол. Просто подумай о том, как вытащить ее отсюда живой.
  
   "Что ж, если это все..."
  
   "Да, сэр. Подпишите здесь и далее, пожалуйста ".
  
   Фальшивый барон взял ручку и постарался сделать свои каракули неразборчивыми. Затем он взял Элис за руку и повернулся, увлекая ее за собой.
  
   "Только одна последняя вещь, сэр?"
  
   Пол снова повернулся.
  
   "Что, черт возьми, это еще такое?" - раздраженно крикнул он.
  
   "Мне придется позвонить герру Эйхману, чтобы он санкционировал выезд заключенной, поскольку именно он подписал ее".
  
   В ужасе Пол пытался найти, что сказать.
  
   "Вы думаете, что необходимо будить нашего друга Адольфа по такому тривиальному поводу?"
  
   "Это не займет и минуты, сэр", - сказал чиновник. Он уже держал телефонную трубку.
  
  
   60
  
  
   "Нам конец", - подумал Пол.
  
   Капелька пота выступила у него на лбу, сбежала по бровям и скатилась в глазницу здорового глаза. Пол осторожно моргнул, но уже образовалось больше капель. В помещении охраны было очень жарко, особенно там, где стоял Пол, прямо под лампочкой, которая освещала вход. Кепка Юргена, которая была ему тесна, не помогала.
  
   Они не должны видеть, что я нервничаю.
  
   "Herr Eichmann?"
  
   Резкий голос Фабера эхом разнесся по комнате. Он был одним из тех людей, которые говорили громче, когда разговаривали по телефону, чтобы его голос легче передавался по кабелям.
  
   "Извините, что беспокою вас в это время. У меня здесь барон фон Шредер; он пришел забрать заключенного, который ..."
  
   Паузы в разговоре были облегчением для ушей Пола, но пыткой для его нервов, и он бы все отдал, чтобы услышать другую сторону. "Верно. Да, действительно. Да, я понимаю."
  
   В этот момент чиновник поднял глаза на Пола, его лицо было очень серьезным. Пол удержал его взгляд, когда новая капля пота проследила путь первой.
  
   "Да, сэр. Понятно. Я сделаю это".
  
   Он медленно повесил трубку.
  
   "Герр барон?"
  
   "Что происходит?"
  
   "Не могли бы вы подождать здесь минутку?" Я сейчас вернусь ".
  
   "Очень хорошо, но сделай это быстро!"
  
   Фабер вышел обратно через дверь, которая вела в общую комнату. Через стекло Пол увидел, как он подошел к одному из солдат, который, в свою очередь, подошел к своим коллегам.
  
   Они нас раскусили. Они нашли тело Юргена и теперь собираются арестовать нас. Единственная причина, по которой они еще не напали, это то, что они хотят взять нас живыми. Ну, этого не произойдет.
  
   Пол был в полном ужасе. Парадоксально, но боль в его голове уменьшилась, несомненно, из-за рек адреналина, бегущих по его венам. Больше всего на свете он ощущал прикосновение своей руки к коже Элис. Она не подняла глаз с тех пор, как вошла. В дальнем конце комнаты солдат, который привел ее, ждал, нетерпеливо постукивая по полу.
  
   Если они придут за нами, последнее, что я сделаю, это поцелую ее.
  
   Чиновник вернулся, теперь в сопровождении двух других солдат. Пол повернулся к ним лицом, заставляя Элис сделать то же самое.
  
   "Герр барон?"
  
   "Да?"
  
   "Я разговаривал с герром Эйхманом, и он сообщил мне несколько удивительных новостей. Мне пришлось поделиться ею с другими солдатами. Эти люди хотят поговорить с тобой ".
  
   Двое, пришедшие из общей комнаты, выступили вперед.
  
   "Пожалуйста, позвольте мне пожать вам руку, сэр, от имени всей компании".
  
   "Разрешение получено, капрал", - сумел сказать изумленный Пол.
  
   "Для меня большая честь встретиться с настоящим старым бойцом, сэр", - сказал солдат, указывая на маленькую медаль на груди Пола. Орел в полете, расправивший крылья, держащий лавровый венок. Орден крови.
  
   Пол, который не имел ни малейшего представления о том, что означает медаль, просто кивнул и пожал руки солдатам и чиновнику.
  
   "Это было тогда, когда вы потеряли глаз, сэр?" Спросил его Фабер с улыбкой.
  
   В голове Пола зазвенел тревожный звоночек. Это может быть ловушкой. Но он понятия не имел, к чему клонит солдат и как ответить.
  
   Что, черт возьми, Юрген сказал бы людям? Сказал бы он, что это был несчастный случай во время глупой драки в его юности, или он притворился бы, что его травма была чем-то таким, чем она не была?
  
   Солдаты и чиновник наблюдали за ним, прислушиваясь к его словам.
  
   "Вся моя жизнь была посвящена фюреру, господа. И мое тело тоже".
  
   "Так ты был ранен во время переворота 23-го?" Фабер надавил на него.
  
   Он знал, что Юрген потерял глаз до этого, и он бы не осмелился сказать такую очевидную ложь. Итак, ответ был отрицательным. Но какое объяснение он бы дал?
  
   "Боюсь, что нет, джентльмены. Это был несчастный случай на охоте ".
  
   Солдаты казались немного разочарованными, но чиновник все еще улыбался.
  
   Так что, возможно, это все-таки была не ловушка, с облегчением подумал Пол.
  
   "Итак, мы покончили с социальными тонкостями, герр Фабер?"
  
   "На самом деле нет, сэр. Герр Эйхман сказал мне передать вам это ", - сказал он, протягивая маленькую коробочку. "Это новости, о которых я говорил".
  
   Пол взял коробку из рук чиновника и открыл ее. Внутри был отпечатанный на машинке лист и что-то завернутое в коричневую бумагу. Мой дорогой друг, поздравляю тебя с отличным выступлением. Я чувствую, что вы более чем выполнили задание, которое я вам поручил. Очень скоро мы начнем действовать на основании собранных вами доказательств. Я также имею честь передать вам личную благодарность фюрера. Он спросил меня о тебе, и когда я сказал ему, что ты уже носишь Орден Крови и золотую эмблему партии на груди, он поинтересовался, какую особую честь мы могли бы тебе оказать. Мы поговорили несколько минут, а затем фюрер придумал эту блестящую шутку. Он человек с тонким чувством юмора, настолько, что заказал это у своего личного ювелира. Приезжайте в Берлин, как только сможете. У меня на тебя большие планы. Сердечно ваш, Рейнхард Гейдрих
  
   Ничего не понимая из того, что он только что прочитал, Пол развернул предмет. Это была золотая эмблема двуглавого орла на ромбе тевтонского креста. Пропорции были неправильными, а материалы - преднамеренной и оскорбительной пародией, но все равно Пол сразу узнал символ.
  
   Это была эмблема масона тридцать второй степени.
  
   Юрген, что ты наделал?
  
   "Господа", - сказал Фабер, указывая на него, - "Аплодисменты барону фон Шредеру, человеку, который, по словам герра Эйхмана, выполнил задание, настолько важное для рейха, что сам фюрер распорядился создать уникальную награду специально для него".
  
   Солдаты аплодировали, пока сбитый с толку Пол выходил наружу с заключенным. Фабер сопровождал их, открыв для него дверь. Он вложил что-то в руку Пола.
  
   "Ключи от наручников, сэр".
  
   "Спасибо тебе, Фабер".
  
   "Это было честью для меня, сэр".
  
   Когда машина приблизилась к выходу, Манфред слегка обернулся, его лицо было мокрым от пота.
  
   "Какого черта ты так долго?"
  
   "Позже, Манфред. Не раньше, чем мы выберемся отсюда, " прошептал Пол.
  
   Его рука искала руку Элис, и она молча сжала его в ответ. Они оставались такими, пока не прошли через ворота.
  
   "Элис", - сказал он наконец, взяв ее за подбородок, - "ты можешь расслабиться. Это всего лишь мы ".
  
   Наконец она подняла глаза. Она была вся в синяках.
  
   "Я понял, что это ты, в тот момент, когда ты схватил меня за руку. О, Пол, я так боялась", - сказала она, положив голову ему на грудь.
  
   "С тобой все в порядке?" - спросил Манфред.
  
   "Да", - слабо ответила она.
  
   "Этот ублюдок тебе что-нибудь сделал?" - спросил ее брат. Пол не сказал ему, что Юрген хвастался тем, что жестоко изнасиловал Элис.
  
   Она несколько мгновений колебалась, прежде чем ответить, а когда ответила, то избегала взгляда Пола.
  
   "Нет".
  
   Никто никогда не узнает, Элис, подумал Пол. И я никогда не позволю тебе узнать, что я знаю.
  
   "Это так же хорошо. В любом случае, тебе будет приятно узнать, что Пол убил сукина сына. Ты не представляешь, как далеко зашел этот человек, чтобы вытащить тебя оттуда ".
  
   Элис посмотрела на Пола, и внезапно она поняла, что подразумевал этот план и скольким он пожертвовал. Она подняла руки, все еще в наручниках, и сняла нашивку.
  
   "Пол!" - воскликнула она, сдерживая рыдания. Она обняла его.
  
   "Тише ... ничего не говори".
  
   Элис замолчала. И тут завыли сирены.
  
  
   61
  
  
   "Что, черт возьми, здесь происходит?" - Спросил Манфред.
  
   Ему оставалось пройти пятьдесят футов, прежде чем он достиг выхода из лагеря, когда завыла сирена. Пол посмотрел в заднее окно машины и увидел нескольких солдат, убегающих из караульного помещения, которое они только что покинули. Каким-то образом они выяснили, что он самозванец, и поспешили закрыть тяжелую металлическую дверь выхода.
  
   "Наступи на нее! Доберись туда, пока он не закрыл ее!" Пол накричал на Манфреда, который мгновенно сильно прикусил зубы и крепче сжал руль, одновременно нажимая на педаль газа. Машина пулей рванулась вперед, и охранник отскочил в сторону как раз в тот момент, когда машина с могучим грохотом влетела в металлическую дверь. Лоб Манфреда отскочил от руля, но ему удалось удержать машину под контролем.
  
   Охранник у ворот выхватил пистолет и открыл огонь. Заднее стекло разлетелось на миллион осколков.
  
   "Что бы ты ни делал, не направляйся в сторону Мюнхена, Манфред! Держитесь подальше от главной дороги!" Пол закричал, заслоняя Элис от летящего стекла. "Сделай крюк, который мы видели по пути наверх".
  
   "Ты что, спятил?" Сказал Манфред. Он низко пригнулся на своем сиденье и едва мог видеть, куда направляется. "Мы понятия не имеем, куда ведет эта дорога! А как насчет..."
  
   "Мы не можем рисковать тем, что они нас поймают", - сказал Пол, прерывая его.
  
   Манфред кивнул и резко свернул в объезд, направляясь по грунтовой дороге, которая исчезала в темноте. Пол вытащил "Люгер" своего брата из кобуры. Казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как он забрал ее из конюшни. Он проверил магазин: в нем было всего восемь патронов. Если бы за ними следили, это не завело бы их далеко.
  
   Как раз в этот момент пара фар разорвала темноту позади них, и они услышали щелчок пистолета и стук пулемета. За ними следовали две машины, и хотя ни одна из них не была такой быстрой, как Mercedes, их водители знали эту местность. Пол знал, что пройдет совсем немного времени, прежде чем они догонят. И последний звук, который они услышат, будет оглушительным
  
   "Черт возьми! Манфред, мы должны оторвать их от нашего хвоста!"
  
   "Как мы должны это сделать? Я даже не знаю, куда мы направляемся ".
  
   Полу пришлось быстро соображать. Он повернулся к Элис, которая все еще съеживалась на своем месте.
  
   "Элис, послушай меня".
  
   Она нервно взглянула на него, и Пол увидел в ее глазах страх, но также и решимость. Она попыталась улыбнуться, и Пол почувствовал укол любви и боли за все, через что она прошла.
  
   "Ты знаешь, как пользоваться одним из них?" - спросил он, поднимая "Люгер".
  
   Элис покачала головой. "Мне нужно, чтобы ты взял его и нажал на курок, когда я тебе скажу. Предохранитель снят. Будь осторожен".
  
   "И что теперь?" Манфред закричал.
  
   "Теперь вы нажимаете на газ, и мы пытаемся оторваться от них. Если вы видите тропинку, дорогу, конную тропу - что угодно - идите по ней. У меня есть идея ".
  
   Манфред кивнул и нажал на педаль, когда машина зарычала, пожирая выбоины, когда она летела по ухабистой дороге. Снова началась стрельба, и зеркало заднего вида разлетелось вдребезги, когда еще несколько пуль попали в багажник. Наконец, впереди они нашли то, что искали.
  
   "Посмотри туда! Дорога идет в гору, затем налево есть развилка. Когда я скажу, выключите свет и ныряйте по этой тропинке ".
  
   Манфред кивнул и выпрямился на водительском сиденье, готовый свернуть, когда Пол повернулся к заднему сиденью.
  
   "Итак, Элис! Стреляй дважды!"
  
   Элис села, и ветер бросил ее волосы ей в лицо, из-за чего ей было трудно видеть. Она держала пистолет обеими руками и указывала на преследующие их огни. Она дважды нажала на курок и испытала странное ощущение власти и удовлетворения: расплата. Удивленные стрельбой, их преследователи отпрянули к обочине дороги, на мгновение отвлекшись.
  
   "Ну же, Манфред!"
  
   Он выключил фары и дернул руль, направляя машину к темной бездне. Затем он переключился на нейтральный режим и направился по новой дороге, которая была немногим больше тропинки в лес.
  
   Все трое затаили дыхание и пригнулись на своих сиденьях, когда их преследователи пронеслись мимо на полной скорости, не подозревая, что их беглецы сбежали.
  
   "Я думаю, мы оторвались от них!" - сказал Манфред, разминая руки, которые болели от того, что он так крепко сжимал руль на изрытой дороге. Из его носа капала кровь, хотя он не выглядел сломанным.
  
   "Ладно, давайте вернемся на главную дорогу, прежде чем они поймут, что произошло".
  
   После того, как стало ясно, что они успешно оторвались от преследователей, Манфред направился к сараю, где ждал Джулиан. Приближаясь к месту назначения, он свернул с дороги и припарковался рядом с ней. Пол воспользовался моментом, чтобы снять наручники с Элис.
  
   "Давайте пойдем и заберем его вместе. Его ждет такой сюрприз".
  
   "Привести кого?" - спросила она.
  
   "Наш сын, Элис. Он прячется за хижиной ".
  
   "Джулиан? Ты привел сюда Джулиана? Вы оба с ума сошли?" - закричала она.
  
   "У нас не было выбора", - запротестовал Пол. "Последние несколько часов были ужасными".
  
   Она не слышала его, потому что уже выходила из машины и бежала к хижине.
  
   "Джулиан! Джулиан, дорогой, это мама! Где ты?"
  
   Пол и Манфред бросились за ней, боясь, что она упадет и ушибется. Они столкнулись с Элис в углу хижины. Она остановилась как вкопанная, в ужасе, с широко раскрытыми глазами.
  
   "Что происходит, Элис?" сказал Пол.
  
   "Что происходит, мой друг, " произнес голос из темноты, - так это то, что вам троим действительно придется вести себя прилично, если вы знаете, что хорошо для этого маленького человечка".
  
   Пол подавил крик ярости, когда фигура сделала несколько шагов в сторону света фар, подойдя достаточно близко, чтобы они могли узнать его и увидеть, что он делает.
  
   Это был Себастьян Келлер. И он целился из пистолета в голову Джулиана.
  
  
   62
  
  
   "Мама!" - закричал Джулиан, совершенно перепуганный. Старый книготорговец левой рукой обнимал мальчика за шею; другая рука была направлена на пистолет. Пол тщетно искал пистолет своего брата. Кобура была пуста; Элис оставила ее в машине. "Прости, он застал меня врасплох. Затем он увидел чемодан и достал пистолет..."
  
   "Джулиан, дорогой", - спокойно сказала Элис. "Не беспокойся об этом сейчас.
  
   Я-"
  
   "Всем молчать!" - крикнул Келлер. "Это личное дело между мной и Полом".
  
   "Ты слышал, что он сказал", - сказал Пол.
  
   Он попытался увести Элис и Манфреда с линии огня Келлера, но книготорговец остановил его, еще крепче сжав шею Джулиана.
  
   "Оставайся там, где ты есть, Пол. Для мальчика было бы лучше, если бы ты встал за спиной фрейлейн Танненбаум ".
  
   "Ты крыса, Келлер. Только трусливая крыса стала бы прятаться за спиной беззащитного ребенка".
  
   Книготорговец начал отступать назад, снова прячась в тени, пока они не смогли слышать только его голос.
  
   "Мне жаль, Пол. Поверьте мне, я сожалею. Но я не хочу закончить, как Кловис и твой брат ".
  
   "Но как..."
  
   "Откуда я знал? Я следил за тобой с тех пор, как ты зашел в мой книжный магазин три дня назад. И последние двадцать четыре часа были очень информативными. Но сейчас я устал и хотел бы немного поспать, так что просто дай мне то, о чем я прошу, и я освобожу твоего сына ".
  
   "Кто, черт возьми, этот сумасшедший, Пол?" - спросил Манфред.
  
   "Человек, который убил моего отца".
  
   В голосе Келлера было явное удивление.
  
   "Ну, теперь... значит, ты не так наивен, как кажешься."
  
   Пол шагнул вперед, встав между Элис и Манфредом.
  
   "Когда я прочитал записку от моей матери, она сказала, что он был с ее шурином Нагелем и третьим лицом, "другом". Именно тогда я понял, что ты манипулировал мной с самого начала ".
  
   "В ту ночь твой отец призвал меня ходатайствовать от его имени перед некоторыми влиятельными людьми. Он хотел, чтобы убийство, которое он совершил в колониях, и его дезертирство исчезли. Это было сложно, хотя мы с твоим дядей, возможно, смогли бы это осуществить. В обмен он предложил нам десять процентов от камней. Десять процентов!"
  
   "Итак, ты убил его".
  
   "Это был несчастный случай. У нас был спор. Он вытащил пистолет, я бросилась на него... Какое это имеет значение?"
  
   "За исключением того, что это имело значение, не так ли, Келлер?"
  
   "Мы ожидали найти карту сокровищ в его бумагах, но карты не было. Мы знали, что он отправил конверт твоей матери, и мы думали, что однажды она сохранила его ... Но прошли годы, а это так и не всплыло."
  
   "Потому что он никогда не посылал ей никакой карты, Келлер".
  
   Тогда Пол понял. Последний кусочек головоломки встал на свое место.
  
   "Ты нашел это, Пол? Не лги мне; я могу читать тебя как книгу ".
  
   Пол огляделся вокруг, прежде чем ответить. Ситуация не могла быть хуже. Джулиан был у Келлера, и они трое были безоружны. Когда на них направлены автомобильные фары, они станут идеальной мишенью для человека, спрятавшегося в тени. И даже если бы Пол решил напасть, а Келлер отвел пистолет от головы мальчика, у него был бы идеальный выстрел в тело Пола.
  
   Я должен отвлечь его. Но как?
  
   Единственное, что пришло ему в голову, это рассказать Келлеру правду.
  
   "Мой отец не передал тебе конверт для меня, не так ли?"
  
   Келлер презрительно расхохотался.
  
   "Пол, твой отец был одним из самых больших ублюдков, которых я когда-либо видел. Он был донжуаном и трусом, хотя с ним тоже было весело. Нам было хорошо вместе, но единственным человеком,о котором Ганс когда-либо беспокоился, был он сам. Я придумал историю о конверте, просто чтобы подстегнуть вас, посмотреть, сможете ли вы немного расшевелить ситуацию после всех этих лет. Когда ты забрал Маузер, Пол, ты забрал пистолет, из которого убили твоего отца. Это, если ты не заметил, тот самый пистолет, который я наставляю на голову Джулиана ".
  
   "И все это время..."
  
   "Да, все это время я ждал возможности заполучить приз. Мне пятьдесят девять, Пол. У меня впереди еще десять хороших лет, если повезет. И я уверен, что сундук, полный бриллиантов, оживит мою пенсию. Так скажи мне, где карта, потому что я знаю, что ты знаешь ".
  
   "Это в моем чемодане".
  
   "Нет, это не так. Я просмотрел ее сверху донизу."
  
   "Говорю тебе, вот где это".
  
   На несколько секунд воцарилась тишина.
  
   "Очень хорошо", - наконец сказал Келлер. "Это то, что мы собираемся сделать. Фройляйн Танненбаум сделает несколько шагов ко мне и будет следовать моим инструкциям. Она вытащит чемодан на свет, а затем ты присядешь на корточки и покажешь мне, где карта. Это понятно?"
  
   Пол кивнул.
  
   "Я повторяю, это ясно?" Келлер настаивал, повысив голос.
  
   "Элис", - сказал Пол.
  
   "Да, это ясно", - сказала она твердым голосом, делая шаг вперед.
  
   Обеспокоенный ее тоном, Пол схватил ее за руку.
  
   "Элис, не делай глупостей".
  
   "Она этого не сделает, Пол. Не волнуйся", - сказал Келлер.
  
   Элис высвободила свою руку. Было что-то в том, как она шла, в ее кажущейся пассивности - в том, как она вошла в тень, не выказав ни малейшего намека на эмоции, - что заставило сердце Пола сжаться. Внезапно он почувствовал отчаянную уверенность, что все это было бесполезно. Что через несколько минут раздастся четыре громких хлопка, четыре тела будут разложены на подстилке из сосновых иголок, семь мертвых, холодных глаз будут созерцать темные силуэты деревьев.
  
   Элис была слишком напугана затруднительным положением Джулиана, чтобы что-то предпринять. Она в точности следовала коротким, сухим инструкциям Келлера и немедленно появилась в освещенной зоне, пятясь и волоча за собой открытый чемодан, полный одежды.
  
   Пол присел на корточки и начал рыться в куче своих вещей.
  
   "Будьте очень осторожны с тем, что вы делаете", - сказал Келлер.
  
   Пол не ответил. Он нашел то, что искал, ключ, к которому привели его слова отца.
  
   Иногда величайшее сокровище спрятано в том же месте, что и величайшее разрушение.
  
   Шкатулка красного дерева, в которой его отец хранил пистолет.
  
   Медленными движениями, держа руки на виду, Пол открыл его. Он запустил пальцы в тонкую подкладку из красного войлока и сильно дернул. Ткань с треском оторвалась, обнажив маленький квадратик бумаги. На ней были различные рисунки и цифры, написанные от руки индийскими чернилами.
  
   "Ну что, Келлер? Каково это - знать, что карта была у тебя под носом все эти годы?" сказал он, поднимая листок бумаги.
  
   Последовала еще одна пауза. Пол наслаждался, видя разочарование на лице старого книготорговца.
  
   "Очень хорошо", - хрипло сказал Келлер. "Теперь отдай бумагу Элис, и пусть она очень медленно приближается ко мне".
  
   Пол спокойно положил карту в карман брюк.
  
   "Нет".
  
   "Ты что, не слышал, что я сказал?"
  
   "Я сказал "нет".
  
   "Пол, делай то, что он тебе говорит!" - сказала Элис.
  
   "Этот человек убил моего отца".
  
   "И он собирается убить нашего сына!"
  
   "Ты должен делать так, как он говорит, Пол", - убеждал Манфред.
  
   "Очень хорошо", - сказал Пол, засовывая руку обратно в карман и извлекая записку. "В таком случае..."
  
   Быстрым движением он скомкал его, положил в рот и начал жевать.
  
   "Неееет!"
  
   Крик ярости Келлера эхом разнесся по лесу. Старый книготорговец выступил из тени, таща за собой Джулиана, пистолет по-прежнему был направлен ему в череп. Но когда он приблизился к Полу, он направил ее на грудь Пола.
  
   "Проклятый сукин сын!"
  
   Подойди немного ближе, подумал Пол, готовясь к прыжку.
  
   "Ты не имел права!"
  
   Келлер остановился, все еще вне досягаемости Пола.
  
   Ближе!
  
   Он начал нажимать на спусковой крючок. Пол напряг мышцы ног.
  
   "Эти бриллианты были моими!"
  
   Последнее слово превратилось в пронзительный, бесформенный крик. Пуля вылетела из пистолета, но рука Келлера дернулась вверх. Он отпустил Джулиана и странно развернулся, как будто пытался дотянуться до чего-то позади себя. Когда он повернулся, свет показал странный отросток с красной ручкой у него на спине.
  
   Охотничий нож, который двадцать четыре часа назад выпал из руки Юргена фон Шредера.
  
   Джулиан все это время держал нож за поясом, ожидая момента, когда пистолет больше не будет направлен ему в голову. Он воткнул лезвие со всей силой, на какую был способен, но под странным углом, так что он не сделал ничего большего, чем нанес Келлеру поверхностную рану. Взвыв от боли, Келлер прицелился в голову мальчика.
  
   Пол выбрал этот момент для прыжка, и его плечо ударило Келлера в поясницу. Книготорговец рухнул на землю и попытался перевернуться, но Пол уже сидел на нем сверху, прижимая его руки коленями и нанося удары по лицу снова и снова.
  
   Он набросился на книготорговца более двух десятков раз, не замечая боли в руках, которые на следующий день полностью распухли, и ссадин на костяшках пальцев. Его совесть исчезла, и единственное, что имело значение для Пола, - это боль, которую он причинял. Он не остановился, пока не смог причинить больше вреда.
  
   "Пол. Этого достаточно", - сказал Манфред, положив руку ему на плечо. "Он мертв".
  
   Пол обернулся. Джулиан был на руках у своей матери, уткнувшись головой ей в грудь. Он молился Богу, чтобы его сын не увидел, что он только что сделал. Он снял куртку Юргена, которая была пропитана кровью Келлера, и подошел, чтобы обнять Джулиана.
  
   "С тобой все в порядке?"
  
   "Прости, что я ослушался того, что ты сказал о ноже", - сказал мальчик, начиная плакать.
  
   "Ты был очень храбр, Джулиан. И ты спас наши жизни ".
  
   "Неужели?"
  
   "Действительно. Теперь нам нужно идти, " сказал он, направляясь к машине. "Кто-то мог услышать выстрел".
  
   Элис и Джулиан сели сзади, а Пол устроился на пассажирском сиденье. Манфред завел двигатель, и они вернулись на дорогу.
  
   Они продолжали нервно поглядывать в зеркало заднего вида, но за ними никто не следил. Без сомнения, кто-то преследовал беглецов из Дахау. Но оказалось, что движение в противоположном от Мюнхена направлении было правильной стратегией. Тем не менее, это была маленькая победа. Они никогда не смогут вернуться к своей прежней жизни.
  
   "Есть одна вещь, которую я хочу знать, Пол", - прошептал Манфред, нарушая молчание полчаса спустя.
  
   "Что это?"
  
   "Действительно ли этот маленький клочок бумаги привел к сундуку, полному бриллиантов?"
  
   "Я верю, что так и было. Похоронен где-то в Юго-Западной Африке".
  
   "Понятно", - разочарованно сказал Манфред.
  
   "Тебе бы хотелось взглянуть на нее?"
  
   "Мы должны покинуть Германию. Отправиться на поиски сокровищ было бы не такой уж плохой идеей. Жаль, что ты это проглотил ".
  
   "Правда в том, " сказал Пол, доставая карту из кармана, " что я проглотил записку о награждении моего брата медалью. Хотя, учитывая обстоятельства, я не уверен, что он был бы против."
  
  
   Эпилог
  
  
  
   ГИБРАЛТАРСКИЙ ПРОЛИВ
  
   12 марта 1940
  
   Когда волны ударили в импровизированное судно, Пол начал беспокоиться. Переправа должна была быть простой, всего несколько миль по спокойному морю, под покровом ночи.
  
   Затем все усложнилось.
  
   Не то чтобы что-то было легко за последние несколько лет, конечно. Они бежали из Германии через австрийскую границу без особых неудач и достигли Южной Африки в начале 1935 года.
  
   Это было время новых начинаний. Улыбка вернулась на лицо Элис, и она снова стала сильной, упрямой женщиной, которой всегда была. Ужасный страх Джулиана перед темнотой начал ослабевать. И у Манфреда завязалась крепкая дружба со своим шурином, особенно потому, что Пол позволял ему выигрывать в шахматы.
  
   Поиски сокровищ Ханса Райнера оказались более сложными, чем могло показаться на первый взгляд. Пол вернулся на несколько месяцев к работе на алмазной шахте, теперь его сопровождал Манфред, который, благодаря своей квалификации инженера, стал боссом Пола. Элис, в свою очередь, не теряла времени даром, став неофициальным фотографом на каждом светском мероприятии в рамках Мандата.
  
   Вдвоем им удалось накопить достаточно денег, чтобы купить небольшую ферму в бассейне Оранжевой реки, ту самую, с которой тридцать два года назад Ганс и Нагель украли бриллианты. За предыдущие три десятилетия собственность несколько раз переходила из рук в руки, и многие говорили, что она проклята. Несколько человек предупредили Пола, что он выбросит свои деньги на ветер, если купит это место.
  
   "Я не суеверный", - сказал он. "И у меня есть предчувствие, что удача может измениться ко мне".
  
   Они были осторожны в этом. Они пропустили несколько месяцев, прежде чем начали искать алмазы. И вот однажды ночью летом 1936 года они вчетвером отправились в путь при свете полной луны. Они прекрасно знали прилегающие земли, проходя по ним воскресенье за воскресеньем с корзинками для пикника, притворяясь, что собираются на прогулку.
  
   Карта Ганса была на удивление точной, как и следовало ожидать от человека, который провел половину своей жизни, склонившись над навигационными картами. Он нарисовал овраг и русло ручья, а также камень в форме наконечника стрелы в том месте, где они встретились. В тридцати шагах к северу от скалы они начали копать. Земля была мягкой, и им не потребовалось много времени, чтобы найти сундук. Манфред недоверчиво присвистнул, когда они открыли его и увидели грубые камни при свете их факелов. Джулиан начал играть с ними, а Элис танцевала живой фокстрот с Полом, и никакой музыки, кроме стрекота сверчков в ущелье, не было.
  
   Три месяца спустя они отпраздновали свою свадьбу в городской церкви. Через шесть месяцев после этого Пол пришел в бюро геммологической оценки и сказал, что нашел пару камней в ручье на своей земле. Он взял несколько из них поменьше и с замиранием сердца наблюдал, как оценщик рассматривал их против света, протирал о кусок войлока и приглаживал усы - все те ненужные элементы колдовства, которые используют эксперты, чтобы казаться важными.
  
   "Они довольно хорошего качества. На твоем месте я бы купил сито и начал осушать это место, парень. Я куплю все, что ты мне принесешь ".
  
   Они продолжали "извлекать" алмазы из потока в течение двух лет. Весной 1939 года Элис узнала, что ситуация в Европе становится очень скверной.
  
   "Южноафриканцы на стороне англичан. Скоро нам не будут рады в колониях".
  
   Пол понял, что пришло время уходить. Они продали большую партию камней, чем обычно, - так много, что оценщику пришлось позвонить администратору шахты, чтобы тот выслал ему наличные, - и однажды ночью они уехали, ни с кем не попрощавшись, взяв с собой лишь несколько личных вещей и пять лошадей.
  
   Они приняли важное решение о том, что делать с деньгами. Они направились на север, к плато Уотерберг. Именно там жили выжившие Гереро, люди, которых его отец пытался искоренить и с которыми Пол прожил долгое время во время своего первого пребывания в Африке. Когда Пол вернулся в деревню, знахарь приветствовал его приветственной песней.
  
   "Пол Махалеба вернулся, Пол белый охотник", - сказал он, взмахнув своей палочкой с перьями.
  
   Пол сразу направился поговорить с шефом и вручил ему огромный мешочек, в котором было три четверти того, что они заработали на продаже алмазов.
  
   "Это для Гереро. Вернуть достоинство вашему народу".
  
   "Ты тот, кто восстанавливает свое достоинство этим поступком, Пол Махалеба", - заявил шаман. "Но твой дар будет желанным среди нашего народа".
  
   Пол смиренно кивнул мудрости этих слов.
  
   Они провели несколько замечательных месяцев в деревне, помогая, как могли, восстановить ее такой, какой она была когда-то. До того дня, когда Элис услышала ужасные новости от одного из торговцев, которые время от времени проезжали через Виндхук.
  
   "В Европе разразилась война".
  
   "Мы сделали здесь достаточно", - задумчиво сказал Пол, глядя на своего сына. "Теперь пришло время подумать о Джулиане. Ему пятнадцать, и ему нужна нормальная жизнь, где-нибудь с будущим."
  
   Так они начали свое долгое паломничество по ту сторону Атлантики. Сначала в Мавританию на лодке, затем во французское Марокко, откуда они были вынуждены бежать, когда границы были закрыты для всех, у кого не было визы. Это была непростая формальность для еврейской женщины без документов или мужчины, который был официально мертв и у которого не было никаких других удостоверений личности, кроме старой карточки, принадлежавшей исчезнувшему офицеру СС.
  
   Поговорив с несколькими беженцами, Пол решил попытаться перебраться в Португалию из места на окраине Танжера.
  
   "Это будет нетрудно. Условия хорошие, и это не слишком далеко ".
  
   Море любит противоречить глупым словам самоуверенных людей, и в ту ночь разразился шторм. Они долго боролись с этим, и Пол даже привязал свою семью к плоту, чтобы волны не смогли оторвать их от жалкого суденышка, которое они купили за руку и ногу у мошенника в Танжере.
  
   Если бы испанский патруль не появился как раз вовремя, четверо из них, несомненно, утонули бы.
  
   По иронии судьбы, в трюме Пол был напуган больше, чем во время своей эффектной попытки подняться на борт, когда он висел у борта патрульного катера несколько секунд, которые казались бесконечными. Оказавшись на борту, все они боялись, что их доставят в Кадис, откуда их легко можно было отправить обратно в Германию. Пол проклинал себя за то, что не попытался выучить хотя бы несколько слов по-испански.
  
   Его план состоял в том, чтобы добраться до пляжа к востоку от Тарифы, где, по-видимому, их кто-то будет ждать - контакт мошенника, который продал им судно. Этот человек должен был перевезти их в Португалию на грузовике. Но у них так и не было шанса узнать, объявился ли он.
  
   Пол провел много часов в трюме, пытаясь придумать решение. Его пальцы коснулись потайного кармана на рубашке, где он спрятал дюжину бриллиантов, последнее сокровище Ханса Райнера. У Элис, Манфреда и Джулиана в одежде был похожий груз. Возможно, если бы они подкупили команду горсткой...
  
   Пол был крайне удивлен, когда испанский капитан посреди ночи вытащил их из трюма, дал им гребную лодку и направил к португальскому побережью.
  
   При свете фонаря на палубе Пол рассмотрел лицо этого человека, который, должно быть, был его ровесником. Столько же лет было его отцу, когда он умер, и та же профессия. Пол задавался вопросом, как бы все обернулось, если бы его отец не был убийцей, если бы он сам не провел лучшую часть своей юности, пытаясь выяснить, кто его убил.
  
   Он порылся в своей одежде и достал единственное, что у него осталось на память о том времени: плод злодейства Ганса, эмблему предательства его брата.
  
   Возможно, все было бы по-другому для Юргена, если бы его отец был благородным человеком, подумал он.
  
   Пол задавался вопросом, как он мог бы заставить этого испанца понять. Он вложил эмблему в свою руку и повторил два простых слова.
  
   "Предательство", - сказал он, касаясь указательным пальцем своей груди. "Спасение", - сказал он, касаясь груди испанца.
  
   Возможно, когда-нибудь капитан встретит кого-нибудь, кто сможет объяснить ему, что означают эти два слова.
  
   Он прыгнул в маленькую лодку, и они вчетвером начали грести. Через несколько минут они услышали плеск воды о берег, и лодка слегка заскрипела по гравию русла реки.
  
   Они были в Португалии.
  
   Прежде чем выйти из лодки, он огляделся, просто чтобы убедиться, что опасности нет, но он ничего не увидел.
  
   Это странно, подумал Пол. С тех пор, как я вырвал свой глаз, я вижу все намного яснее.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Гомес-Хурадо Хуан
  
  
  
  
   Контракт с Богом, он же экспедиция Моисея
  
  
   Вторая книга из серии "Отец Энтони Фаулер", 2009
  
  
   Посвящается Мэтью Томасу, более великому герою, чем отец Фаулер
  
  
  
  
   Как создать врага
  
  
  
   Начните с пустого холста
  
   Набросайте в общих чертах формы
  
   мужчины, женщины и дети
  
  
   Погрузитесь в колодец вашего собственного бессознательного
  
   отрекшийся от тьмы
  
   широкой кистью и
  
   напрягайте незнакомцев зловещим оттенком
  
   из тени
  
  
   Проследите за лицом врага - жадностью,
  
   Ненависть, беспечность, которые вы не смеете называть
  
   Твой собственный
  
  
   Скрывайте милую индивидуальность каждого лица
  
  
   Сотри все намеки на мириады любовей, надежд,
  
   страхи, которые воспроизводятся в калейдоскопе
  
   каждое бесконечное сердце
  
  
   Поворачивайте улыбку, пока она не сформирует направленную вниз
  
   арка жестокости
  
  
   Отделяйте плоть от костей, пока не останется только
  
   абстрактный скелет останков смерти
  
  
   Преувеличивайте каждую особенность, пока человек не станет
  
   превращен в зверя, паразита, насекомое
  
  
   Заполните задний план злокачественными
  
   фигуры из древних кошмаров - дьяволы,
  
   демоны, мирмидоны зла
  
  
   Когда ваша икона врага будет завершена
  
   вы сможете убивать без чувства вины,
  
   убой без стыда
  
  
   То, что вы уничтожите, станет
  
   просто враг Бога, препятствие
  
   к тайной диалектике истории
  
  
   от лица врага
  
   Сэм Кин
  
  
   Десять заповедей
  
  
  
   Я Господь, Бог твой.
  
   Да не будет у тебя других богов передо мной
  
   Ты не должен делать себе никакого истукана
  
   Ты не должен произносить имя Господа, Бога твоего, всуе
  
   Помните день субботний, чтобы сохранить его святым
  
   Почитай своих отца и мать
  
   Ты не должен убивать
  
   Ты не должен прелюбодействовать
  
   Ты не должен красть
  
   Ты не должен лжесвидетельствовать против своего ближнего
  
   Ты не должен желать дом своего соседа
  
  
  
   Пролог
  
  
  
   Я В ДЕТСКОЙ БОЛЬНИЦЕ ШПИГЕЛЬГРУНДА
  
   ВЕНА
  
  
   Февраль 1943
  
  
   Подойдя к зданию, над которым развевался большой флаг со свастикой, женщина не смогла подавить дрожь. Ее спутник неверно истолковал это и притянул ее ближе к себе, чтобы согреть. Ее тонкое пальто обеспечивало слабую защиту от резкого послеполуденного ветра, который предупреждал о приближающейся метели.
  
   "Надень это, Одиль", - сказал мужчина, его пальцы дрожали, когда он расстегивал пальто.
  
   Она высвободилась из его хватки и крепче прижала пакет к груди. Шестимильная прогулка по снегу оставила ее измученной и онемевшей от холода. Три года назад они бы отправились в путешествие на своем "Даймлере" с водителем, и она была бы в своем меху. Но их машина теперь принадлежала бригадному комиссару, а ее меховую шубу, вероятно, демонстрировала где-нибудь в театральной ложе какая-нибудь нацистская жена с накрашенными веками. Одиль взяла себя в руки и трижды сильно нажала на звонок, прежде чем ответить ему.
  
   "Это не из-за холода, Джозеф. У нас не так много времени до комендантского часа. Если мы не вернемся вовремя..."
  
   Прежде чем ее муж смог ответить, медсестра внезапно открыла дверь. Как только она взглянула на посетителей, ее улыбка исчезла. Несколько лет при нацистском режиме научили ее сразу распознавать еврея.
  
   "Чего ты хочешь?" - спросила она.
  
   Женщина заставила себя улыбнуться, хотя ее губы были болезненно потрескавшимися.
  
   "Мы хотим видеть доктора Грауса".
  
   "У тебя назначена встреча?"
  
   "Доктор сказал, что примет нас".
  
   "Имя?"
  
   "Джозеф и Одиль Коэн, отец Улейн".
  
   Медсестра сделала шаг назад, когда их фамилия подтвердила ее подозрения.
  
   "Ты лжешь. У вас не назначена встреча. Уходи. Возвращайся в дыру, из которой ты пришел. Ты знаешь, что тебе сюда нельзя."
  
   "Пожалуйста. Мой сын внутри. Пожалуйста!"
  
   Ее слова были потрачены впустую, когда дверь захлопнулась.
  
   Джозеф и его жена беспомощно смотрели на огромное здание. Когда они отвернулись, Одиль внезапно почувствовала слабость и споткнулась, но Джозефу удалось подхватить ее, прежде чем она упала.
  
   "Давай, мы найдем другой способ попасть внутрь".
  
   Они направились к одной стороне больницы. Когда они завернули за угол, Джозеф оттащил свою жену назад. Дверь только что открылась. Мужчина в толстом пальто изо всех сил толкал тележку, наполненную мусором, к задней части здания. Держась поближе к стене, Джозеф и Одиль проскользнули к открытому дверному проему.
  
   Оказавшись внутри, они оказались в служебном зале, ведущем к лабиринту лестниц и других коридоров. Пока они шли по коридору, они могли слышать отдаленные приглушенные крики, которые, казалось, доносились из другого мира. Женщина сосредоточилась, прислушиваясь к голосу своего сына, но это было бесполезно. Они прошли через несколько коридоров, ни с кем не столкнувшись. Джозефу пришлось поторопиться, чтобы не отстать от своей жены, которая, повинуясь чистому инстинкту, быстро продвигалась вперед, останавливаясь лишь на секунду в каждом дверном проеме.
  
   Вскоре они обнаружили, что заглядывают в темную Г-образную палату. Там было полно детей, многие из которых были привязаны к кроватям и скулили, как мокрые собаки. В комнате с резким запахом было душно, и женщина начала потеть, чувствуя покалывание в конечностях, когда ее тело разогревалось. Однако она не обратила на это внимания, поскольку ее глаза перебегали от кровати к кровати, от одного молодого лица к другому, отчаянно ища своего сына.
  
   "Вот отчет, доктор Граус".
  
   Джозеф и его жена обменялись взглядами, услышав имя врача, к которому им нужно было обратиться, человека, в руках которого была жизнь их сына. Они повернулись к дальнему углу палаты и увидели небольшую группу людей, собравшихся вокруг одной из кроватей. Привлекательный молодой врач сидел у постели девочки, которой на вид было около девяти лет. Рядом с ним пожилая медсестра держала поднос с хирургическими инструментами, в то время как доктор средних лет со скучающим видом делал заметки.
  
   "Доктор Граус..." - нерешительно сказала Одиль, собравшись с духом, когда подошла к группе.
  
   Молодой человек пренебрежительно махнул медсестре, не отрывая глаз от того, что делал.
  
   "Не сейчас, пожалуйста".
  
   Медсестра и другой врач удивленно уставились на Одиль, но ничего не сказали.
  
   Когда она увидела, что происходит, Одиль пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Молодая девушка была смертельно бледна и, казалось, находилась в полубессознательном состоянии. Граус держал ее руку над металлическим тазом, делая небольшие надрезы скальпелем. На руке девушки едва ли было хоть одно место, которого не коснулось лезвие, и кровь медленно стекала в таз, который был почти полон. Наконец голова девушки склонилась набок. Граус поднес два тонких пальца к шее девушки.
  
   "Хорошо, у нее нет пульса. Время, доктор Штробель?"
  
   "Шесть тридцать семь".
  
   Почти девяносто три минуты. Исключительный! Испытуемая оставалась в сознании, хотя уровень ее сознания был сравнительно низким, и у нее не было признаков боли. Комбинация настойки опия и дурмана, несомненно, лучше всего, что мы пробовали до сих пор. Поздравляю, Штробель. Подготовьте образец для вскрытия."
  
   "Спасибо вам, герр доктор. Немедленно."
  
   Только тогда молодой доктор повернулся к Джозефу и Одиль. В его глазах была смесь раздражения и презрения.
  
   "И кто бы вы могли быть?"
  
   Одиль сделала шаг вперед и встала рядом с кроватью, стараясь не смотреть на мертвую девушку.
  
   "Меня зовут Одиль Коэн, доктор Граус. Я мать Элана Коэна."
  
   Врач холодно посмотрел на Одиль, а затем повернулся к медсестре.
  
   "Уберите этих евреев отсюда, отец Улейн Ульрике".
  
   Медсестра схватила Одиль за локоть и грубым толчком встала между женщиной и доктором. Джозеф бросился на помощь своей жене и боролся со здоровенной медсестрой. На мгновение они образовали причудливое трио, продвигаясь в разных направлениях, но никто не добивался успеха. Лицо отца улейна Ульрике покраснело от усилий.
  
   "Доктор, я уверена, что произошла ошибка", - сказала Одиль, пытаясь высунуть голову из-за широких плеч медсестры. "Мой сын не психически болен".
  
   Одиль сумела освободиться от хватки медсестры и повернулась к врачу.
  
   "Это правда, что он мало разговаривает с тех пор, как мы потеряли наш дом, но он не сумасшедший. Он здесь из-за ошибки. Если ты позволишь ему уйти... Пожалуйста, позволь мне отдать тебе единственное, что у нас осталось."
  
   Она положила посылку на кровать, убедившись, что не прикасается к телу мертвой девушки, и осторожно сняла газетную обертку. Несмотря на полумрак палаты, золотой предмет отбрасывал свое свечение на окружающие стены.
  
   "Это было в семье моего мужа на протяжении поколений, доктор Граус. Я бы скорее умер, чем отказался от этого. Но мой сын, доктор, мой сын..."
  
   Одиль заплакала и упала на колени. Молодой доктор едва заметил, так как его глаза были прикованы к предмету на кровати. Однако ему удалось открыть рот достаточно долго, чтобы разрушить любую надежду, которая оставалась у пары.
  
   "Твой сын мертв. Уходи."
  
  
   Как только холодный воздух снаружи коснулся ее лица, Одиль немного восстановила силы. Держась за своего мужа, когда они спешили прочь из больницы, она больше, чем когда-либо, боялась комендантского часа. Ее мысли были сосредоточены исключительно на возвращении на дальнюю часть города, где их ждал другой сын.
  
   "Поторопись, Джозеф. Поторопись."
  
   Они ускорили шаг под постоянно падающим снегом.
  
  
   В своем больничном кабинете доктор Граус с рассеянным видом повесил трубку и погладил странный золотой предмет на своем столе. Несколько минут спустя, когда до него донесся вой сирен автомобилей СС, он даже не выглянул в окно. Его помощник сказал что-то о бегстве евреев, но Граус не обратил на это внимания.
  
   Он был занят планированием операции молодого Коэна.
  
   Главные герои
  
   Духовенство
  
   ОТЕЦ ЭНТОНИ ФАУЛЕР, агент, работающий как с ЦРУ, так и со Священным альянсом.
  
   ОТЕЦ АЛЬБЕРТ, бывший хакер. Системный аналитик в ЦРУ и связной с разведкой Ватикана.
  
   БРАТ СЕСÁРЕО, доминиканец. Хранитель древностей в Ватикане.
  
  
   Корпус безопасности Ватикана
  
   КАМИЛО СИРИН, генеральный инспектор. Также глава Священного альянса, секретной разведывательной службы Ватикана.
  
  
   Гражданские лица
  
   АНДРЕА ОТЕРО, репортер газеты El Globo.
  
   РЭЙМОНД КЕЙН, промышленник-мультимиллионер.
  
   ДЖЕЙКОБ РАССЕЛ, исполнительный помощник Кайна.
  
   ОРВИЛЛ УОТСОН, консультант по терроризму и владелец Netcatch.
  
   ДОКТОР ГЕНРИХ ГРАУС, нацист-геноцидист.
  
  
   Персонал экспедиции Моисея
  
   СЕСИЛ ФОРРЕСТЕР, библейский археолог.
  
   ДЭВИД ПАППАС, ГОРДОН ДАРВИН, КИРА ЛАРСЕН, СТОУ ЭРЛИНГ и ЭЗРА ЛЕВИН, помощники Сесил Форрестер
  
   МОГЕНС ДЕККЕР, начальник службы безопасности экспедиции.
  
   АЛОИС ГОТЛИБ, АЛРИК ГОТЛИБ, ТЕВИ ВААКА, ПАКО ТОРРЕС, ЛУИС МЭЛОНИ и МАРЛА ДЖЕКСОН, солдаты Деккера.
  
   ДОКТОР ХАРЕЛ, врач на раскопках.
  
   ТОММИ АЙХБЕРГ, главный водитель.
  
   РОБЕРТ ФРИК, БРАЙАН ХЭНЛИ, администрация / технический персонал
  
   НУРИ ЗАЙИТ, РАНИ ПЕТЕРКЕ, повара
  
  
   Террористы
  
   НАЗИМ и ХАРУФ, члены вашингтонской ячейки.
  
   O, D и W, члены сирийской и иорданской ячеек.
  
   ХУКАН, глава трех ячеек.
  
  
   1
  
  
  
   РЕЗИДЕНЦИЯ БАЛЬТАЗАРА ХАНДВУРЦА
  
   СТЕЙНФЕЛЬДСТРА ßE, 6
  
   KRIEGLACH, AUSTRIA
  
  
   Четверг, 15 декабря 2005 года. 11:42 утра.
  
  
   Священник тщательно вытер ноги о коврик для приветствия, прежде чем постучать в дверь. Выслеживая человека в течение последних четырех месяцев, он, наконец, обнаружил его укрытие две недели назад. Теперь он был уверен в истинной личности Хандвурца. Настал момент встретиться с ним лицом к лицу.
  
   Он терпеливо ждал несколько минут. Был полдень, и Граус, как обычно, послеобеденно дремал на диване. В этот час на узкой улице почти никого не было. Его соседи по Стейнфельдштрассе были на работе, не подозревая, что в доме номер 6, в маленьком доме с синими занавесками на окнах, монстр-геноцидист мирно дремал перед телевизором.
  
   Наконец звук ключа в замке предупредил священника, что дверь вот-вот откроется. Голова пожилого мужчины с почтенным видом человека с рекламы медицинской страховки появилась из-за двери.
  
   "Да?"
  
   "Доброе утро, герр доктор".
  
   Старик оглядел человека, который к нему обращался, с ног до головы. Последний был высоким, худым и лысым, около пятидесяти лет, с воротником священника, видневшимся из-под его черного пальто. Он стоял на пороге в жесткой позе военного охранника, его зеленые глаза пристально наблюдали за стариком.
  
   "Я думаю, ты ошибаешься, отец. Раньше я был водопроводчиком, но сейчас я на пенсии. Я уже внес свой вклад в приходской фонд, так что, если вы меня извините ..."
  
   "Вы случайно не доктор Генрих Граус, знаменитый немецкий нейрохирург?"
  
   Старик на секунду затаил дыхание. Кроме этого, он не сделал ничего, что могло бы его выдать. Однако священнику было достаточно и этой маленькой детали: доказательство положительное.
  
   "Меня зовут Хандвурц, отец".
  
   "Это неправда, и мы оба это знаем. Теперь, если вы позволите мне войти, я покажу вам, что я принес с собой." Священник поднял левую руку, в которой он держал черный портфель.
  
   В ответ дверь распахнулась, и старик быстро захромал в сторону кухни, древние половицы протестовали при каждом шаге. Священник последовал за ним, но не обратил особого внимания на окружающую обстановку. Он трижды заглядывал в окна и уже знал расположение каждого предмета дешевой мебели. Он предпочитал не сводить глаз со спины старого нациста. Несмотря на то, что доктор шел с некоторым трудом, священник видел, как он поднимал мешки с углем из сарая с легкостью, которой мог бы позавидовать человек десятилетиями моложе. Генрих Граус все еще был опасным человеком.
  
   В маленькой кухне было темно и пахло прогорклым. Там была газовая плита, стойка, на которой лежала сушеная луковица, круглый стол и два бесподобных стула. Граус жестом пригласил священника сесть. Затем старик порылся в буфете, достал два стакана, наполнил их водой и поставил на стол, прежде чем сесть самому. Стаканы оставались нетронутыми, пока двое мужчин сидели там, бесстрастные, рассматривая друг друга больше минуты.
  
   Старик был одет в красный фланелевый халат, хлопчатобумажную рубашку и поношенные брюки. Он начал лысеть двадцатью годами ранее, и те немногие волосы, которые у него остались, были совершенно белыми. Его большие круглые очки вышли из моды еще до падения коммунизма. Расслабленное выражение вокруг его рта придавало ему добродушный вид.
  
   Ничто из этого не обмануло священника.
  
   Частицы пыли плавали в луче света, создаваемом слабыми лучами декабрьского солнца. Один из них приземлился на рукав священника. Он отбросил его, не отрывая взгляда от старика.
  
   Плавная уверенность этого жеста не осталась незамеченной нацистом, но у него было время восстановить самообладание.
  
   "Ты не собираешься выпить немного воды, отец?"
  
   "Я не хочу пить, доктор Граус".
  
   "Итак, ты собираешься настаивать на том, чтобы называть меня этим именем. Меня зовут Хандвурц. Balthasar Handwurz."
  
   Священник не обратил внимания.
  
   "Я должен признать, что ты довольно проницателен. Когда ты получал паспорт, чтобы уехать в Аргентину, никто не предполагал, что ты вернешься в Вену через несколько месяцев. Естественно, это было последнее место, где я тебя искал. Всего в сорока пяти милях от больницы Шпигельгрунд. Охотник за нацистами Визенталь годами искал вас в Аргентине, не подозревая, что вы были в нескольких минутах езды от его офиса. Иронично, вы не находите?"
  
   "Я думаю, это нелепо. Вы американец, не так ли? Ты хорошо говоришь по-немецки, но твой акцент выдает тебя."
  
   Священник поставил свой портфель на стол и достал из него потертую папку. Первым документом, который он показал, была фотография молодого Грауса, сделанная в госпитале в Шпигельгрунде во время войны. Вторая была вариацией той же фотографии, но с чертами доктора, состаренными благодаря программному обеспечению.
  
   "Разве технология не великолепна, герр доктор?"
  
   "Это ничего не доказывает. Это мог сделать любой. Я тоже смотрю телевизор, " сказал он, но его голос выдавал что-то еще.
  
   "Ты прав. Это ничего не доказывает, но это доказывает."
  
   Священник достал пожелтевший лист, к которому кто-то прикрепил скрепкой черно-белую фотографию, поверх которой было написано сепией: СВИДЕТЕЛЬСТВО ФОРНИТЫ , рядом с печатью Ватикана.
  
   ""Balthasar Handwurz. Светлые волосы, карие глаза, волевые черты лица. Опознавательные знаки: татуировка на его левой руке с номером 256441, нанесенная нацистами во время его пребывания в концентрационном лагере Маутхаузен." Место, в которое твоя нога никогда не ступала, Граус. Ваш номер ложный. Человек, который сделал тебе татуировку, придумал ее на месте, но это самое малое. До сих пор это работало."
  
   Старик коснулся его руки через фланелевый халат. Он был бледен от гнева и страха.
  
   "Кто ты, черт возьми, такой, ублюдок?"
  
   "Меня зовут Энтони Фаулер. Я хочу заключить с тобой сделку."
  
   "Убирайся из моего дома. Прямо сейчас."
  
   "Не думаю, что я ясно выражаюсь. Вы были заместителем начальника в детской больнице Ам Шпигельгрунд в течение шести лет. Это было очень интересное место. Почти все пациенты были евреями и страдали психическими заболеваниями. "Жизни, не стоящие того, чтобы жить", разве не так вы их назвали?"
  
   "Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите!"
  
   "Никто не подозревал, чем ты там занимался. Эксперименты. Резать детей, пока они были еще живы. Семьсот четырнадцатый, доктор Граус. Ты убил семьсот четырнадцать из них своими собственными руками."
  
   " Я же говорил тебе...
  
   "Ты хранил их мозги в банках!"
  
   Фаулер ударил кулаком по столу с такой силой, что оба стакана опрокинулись, и на мгновение единственным звуком была вода, капающая на кафельный пол. Фаулер сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться.
  
   Доктор избегал смотреть в зеленые глаза, которые, казалось, были готовы разрезать его пополам.
  
   "Ты с евреями?"
  
   "No, Graus. Ты знаешь, что это не так. Если бы я был одним из них, ты бы болтался в петле в Тель-Авиве. Я ... связан с людьми, которые способствовали вашему побегу в 1946 году."
  
   Доктор подавил дрожь.
  
   "Священный союз", - пробормотал он.
  
   Фаулер не ответил.
  
   "И чего Альянс хочет от меня после всех этих лет?"
  
   "Кое-что в твоем распоряжении".
  
   Нацист указал на свое окружение.
  
   "Как вы можете видеть, я не совсем богатый человек. У меня не осталось денег."
  
   "Если бы мне были нужны деньги, я мог бы легко продать тебя генеральному прокурору в Штутгарте. Они все еще предлагают 130 000 евро за твою поимку. Я хочу свечу."
  
   Нацист непонимающе уставился на него, делая вид, что не понимает.
  
   "Какая свеча?"
  
   "Теперь это вы ведете себя нелепо, доктор Граус. Я говорю о свече, которую ты украл у семьи Коэн шестьдесят два года назад. Тяжелая свеча без фитиля, покрытая золотой филигранью. Это то, чего я хочу, и я хочу этого сейчас."
  
   "Убери свою кровавую ложь в другое место. У меня нет никакой свечи."
  
   Фаулер вздохнул, откинулся на спинку стула и указал на перевернутые стаканы на столе.
  
   "У тебя есть что-нибудь покрепче?"
  
   "Позади тебя", - сказал Граус, кивая в сторону шкафа.
  
   Священник повернулся и потянулся за бутылкой, которая была наполовину полна. Он взял стаканы и налил в каждый на два пальца ярко-желтой жидкости. Оба мужчины выпили, не произнеся тоста.
  
   Фаулер снова схватил бутылку и налил еще по стакану. Он сделал глоток, затем сказал: "Вайценкорн. Пшеничный шнапс. Прошло много времени с тех пор, как я пробовал это."
  
   "Я уверен, вы это не пропустили".
  
   "Верно. Но это дешево, не так ли?"
  
   Граус пожал плечами.
  
   "Такой человек, как ты, Граус. Блестяще. Тщетно. Не могу поверить, что ты пьешь это. Ты медленно отравляешь себя в грязной дыре, которая воняет мочой. И ты хочешь кое-что узнать? Я понимаю..."
  
   "Ты ничего не понимаешь".
  
   "Довольно хорошо. Вы все еще помните методы Рейха. Правила для офицеров. Раздел третий. "В случае захвата врагом, отрицай все и давай только короткие ответы, которые не скомпрометируют тебя". Что ж, Граус, привыкай к этому. Вы скомпрометированы по самую шею."
  
   Старик скривился и налил себе остатки шнапса. Фаулер наблюдал за языком тела своего противника, пока решимость монстра медленно рушилась. Он был похож на художника, отступающего после нескольких мазков кисти, чтобы изучить холст, прежде чем решить, какие цвета использовать дальше.
  
   Священник решил попробовать использовать правду.
  
   "Посмотрите на мои руки, доктор", - сказал Фаулер, кладя их на стол. Они были морщинистыми, с длинными тонкими пальцами. В них не было ничего странного, за исключением одной маленькой детали. В верхней части каждого пальца, рядом с костяшками, была тонкая беловатая линия, которая продолжалась прямо через каждую руку.
  
   "Это уродливые шрамы. Сколько тебе было лет, когда ты их получил? Десять? Одиннадцать?"
  
   Двенадцать. Я упражнялся на фортепиано: Прелюдии Шопена, опус 28. Мой отец подошел к пианино и без всякого предупреждения со всей силы захлопнул крышку Steinway. Это было чудо, что я не потерял пальцы, но я так и не смог снова играть."
  
   Священник схватил свой стакан и, казалось, погрузился в его содержимое, прежде чем продолжить. Он никогда не был способен признать, что произошло, глядя в глаза другому человеческому существу.
  
   "С тех пор, как мне исполнилось девять лет, мой отец ... навязывал мне себя. В тот день я сказал ему, что расскажу кому-нибудь, если он сделает это снова. Он не угрожал мне. Он просто уничтожил мои руки. Потом он плакал, просил меня простить его и вызвал лучших врачей, которых можно купить за деньги. No, Graus. Даже не думай об этом."
  
   Граус сунул руку под стол, нащупывая ящик для столовых приборов. Он быстро отозвал его.
  
   "Вот почему я понимаю вас, доктор. Мой отец был монстром, чья вина выходила за рамки его собственной способности прощать. Но у него было больше мужества, чем у тебя. Вместо того, чтобы притормозить на середине крутого поворота, он нажал на газ и забрал мою маму с собой."
  
   "Очень трогательная история, отец", - сказал Граус насмешливым тоном.
  
   "Если ты так говоришь. Вы прятались, чтобы не столкнуться лицом к лицу со своими преступлениями, но вас разоблачили. И я собираюсь дать тебе то, чего не было у моего отца: второй шанс."
  
   "Я слушаю".
  
   "Дай мне свечу. В свою очередь, вы получите этот файл, содержащий все документы, которые послужат вашим смертным приговором. Ты можешь прятаться здесь до конца своей жизни."
  
   "И это все?" - недоверчиво переспросил старик.
  
   "Насколько я обеспокоен".
  
   Старик покачал головой и встал с натянутой улыбкой. Он открыл маленький шкафчик и достал большую стеклянную банку, наполненную рисом.
  
   "Я никогда не ем зерновые. У меня аллергия."
  
   Он высыпал рис на стол. Появилось небольшое облачко крахмала и сухой стук. Наполовину зарытый в рис пакет.
  
   Фаулер наклонился вперед и потянулся за ним, но костлявая лапа Грауса схватила его за запястье. Священник посмотрел на него.
  
   "У меня есть ваше слово, верно?" - с тревогой спросил старик.
  
   "Для тебя это чего-нибудь стоит?"
  
   "Да, насколько я могу судить".
  
   "Тогда у тебя это есть".
  
   Доктор отпустил запястье Фаулера, его собственные руки дрожали. Священник аккуратно стряхнул рис и достал пакет из темной ткани. Он был перевязан бечевкой. С большой осторожностью он развязал узлы и развернул ткань. Слабые лучи ранней австрийской зимы наполнили грязную кухню золотистым светом, который, казалось, не соответствовал окружающей обстановке и грязно-серому воску толстой свечи, стоявшей на столе. Когда-то вся поверхность свечи была покрыта тонким золотым листом с замысловатым рисунком. Теперь драгоценный металл почти исчез, оставив только следы филиграни на воске.
  
   Граус грустно улыбнулся.
  
   "Остальное забрал ломбард, отец".
  
   Фаулер не ответил. Он достал зажигалку из кармана брюк и щелкнул ею. Затем он поставил свечу вертикально на стол и поднес пламя к ее верхушке. Хотя фитиля не было, жар пламени начал плавить воск, от которого исходил тошнотворный запах, когда он серыми каплями стекал на стол. Граус смотрел на это с горькой иронией, как будто ему нравилось говорить от своего имени после стольких лет.
  
   "Я нахожу это забавным. Еврей в ломбарде годами покупал еврейское золото, тем самым поддерживая гордого члена рейха. И то, что вы сейчас наблюдаете, доказывает, что ваши поиски были совершенно бессмысленными."
  
   "Внешность может быть обманчивой, Граус. Золото на этой свече - не то сокровище, за которым я охочусь. Это всего лишь развлечение для идиотов."
  
   Как предупреждение, пламя внезапно вспыхнуло. На ткани внизу скопилась лужица воска. В верхней части того, что осталось от свечи, был почти виден зеленый край металлического предмета.
  
   "Хорошо, это здесь", - сказал священник. "Теперь я могу уйти".
  
   Фаулер встал и еще раз обернул ткань вокруг свечи, стараясь не обжечься.
  
   Нацисты смотрели в изумлении. Он больше не улыбался.
  
   "Подождите! Что это? Что внутри?"
  
   "Ничего, что касается тебя".
  
   Старик встал, открыл ящик со столовыми приборами и достал кухонный нож. Дрожащими шагами он обошел стол и направился к священнику. Фаулер неподвижно наблюдал за ним. В глазах нациста горел безумный огонь человека, который проводил целые ночи, созерцая этот объект.
  
   "Я должен знать".
  
   "No, Graus. Мы заключили сделку. Свеча за файл. Это все, что вы получаете."
  
   Старик поднял нож, но выражение лица посетителя заставило его снова опустить его. Фаулер кивнул и бросил папку на стол. Медленно, со свертком ткани в одной руке и своим портфелем в другой, священник попятился к кухонной двери. Старик взял папку.
  
   "Других копий нет, верно?"
  
   "Только один. Он у двух евреев, ожидающих снаружи."
  
   Глаза Грауса чуть не вылезли из орбит. Он снова поднял нож и двинулся к священнику.
  
   "Ты солгал мне! Ты сказал, что дашь мне шанс!"
  
   Фаулер в последний раз бесстрастно посмотрел на него.
  
   "Бог простит меня. Думаешь, тебе так же повезет?"
  
   Затем, не сказав больше ни слова, он исчез в коридоре.
  
   Священник вышел из здания, прижимая драгоценный сверток к груди. Двое мужчин в серых пальто стояли на страже в нескольких футах от двери. Фаулер предупредил их, проходя мимо: "У него нож".
  
   Тот, что повыше, хрустнул костяшками пальцев, и на его губах заиграла легкая улыбка.
  
   "Так даже лучше", - сказал он.
  
  
   2
  
  
  
   СТАТЬЯ ОПУБЛИКОВАНА В EL GLOBO
  
   17 декабря 2005, страница 12
  
  
   АВСТРИЙСКИЙ ИРОД НАЙДЕН МЕРТВЫМ
  
   Вена (Associated Press)
  
   После более чем пятидесяти лет уклонения от правосудия доктор Генрих Граус, "мясник из Шпигельгрунда", был, наконец, обнаружен австрийской полицией. По данным властей, печально известный нацистский военный преступник был найден мертвым, по-видимому, от сердечного приступа, в маленьком доме в городке Криглах, всего в 35 милях от Вены.
  
   Граус родился в 1915 году, в 1931 году стал членом нацистской партии. К началу Второй мировой войны он уже был заместителем командира в детской больнице Am Spiegelgrund. Граус использовал свое положение для проведения бесчеловечных экспериментов над еврейскими детьми с так называемыми поведенческими проблемами или умственными недостатками. Доктор несколько раз заявлял, что такое поведение передается по наследству и проведенные им эксперименты были оправданы, поскольку испытуемые обладали "жизнями, не стоящими того, чтобы их проживать".
  
   Граус вакцинировал здоровых детей от инфекционных заболеваний, проводил вивисекции и вводил своим жертвам различные смеси анестезии, которую он разрабатывал, чтобы измерить их реакцию на боль. Считается, что во время войны в стенах Шпигельгрунда произошло около тысячи убийств.
  
   После войны нацисты бежали, не оставив никаких следов, кроме 300 детских мозгов, законсервированных в формальдегиде. Несмотря на усилия немецких властей, никто не смог его выследить. Знаменитый охотник за нацистами Симон Визенталь, который привлек к ответственности более 1100 преступников, до самой своей смерти сохранял намерение найти Грауса, которого он называл "его ожидающим назначением", неустанно охотясь за доктором по всей Южной Америке. Визенталь умер в Вене три месяца назад, не подозревая, что его целью был водопроводчик на пенсии недалеко от его собственного офиса.
  
   Неофициальные источники в посольстве Израиля в Вене посетовали, что Граус умер, так и не ответив за свои преступления, но, тем не менее, отпраздновали его внезапную кончину, учитывая, что его преклонный возраст осложнил бы процесс экстрадиции и судебного разбирательства, как в случае с чилийским диктатором Аугусто Пиночетом.
  
   "Мы не можем не видеть руку Создателя в его смерти", - заявил источник.
  
  
   3
  
  
  
   КАЙН
  
   "Он внизу, сэр".
  
   Человек в кресле немного отпрянул назад. Его рука дрожала, хотя это движение не было бы заметно никому, кто не знал его так же хорошо, как и его помощника.
  
   "Какой он из себя? Вы тщательно исследовали его?"
  
   "Вы знаете, что у меня есть, сэр".
  
   Раздался глубокий вздох.
  
   "Да, Джейкоб. Мои извинения."
  
   Мужчина встал, говоря это, и потянулся к пульту дистанционного управления, который регулировал его окружение. Он сильно нажал на одну из кнопок, костяшки его пальцев побелели. Он уже сломал несколько пультов, и его помощник, наконец, сдался и заказал специальный, сделанный из усиленного акрила, который соответствовал форме руки старика.
  
   "Мое поведение, должно быть, утомительно", - сказал старик. "Мне жаль".
  
   Его помощник не ответил; он понял, что его боссу нужно выпустить пар. Он был скромным человеком, но прекрасно осознавал свое положение в жизни, если эти черты можно назвать совместимыми.
  
   "Мне больно сидеть здесь весь день, понимаешь? С каждым днем я нахожу все меньше удовольствия в обычных вещах. Я стал ничтожным старым идиотом. Каждую ночь, ложась спать, я говорю себе: "завтра". Завтра будет тот самый день. И на следующее утро я встаю, и моя решимость исчезла, точно так же, как и мои зубы."
  
   "Нам лучше начать, сэр", - сказал помощник, который слышал бесчисленные вариации на эту тему.
  
   "Это абсолютно необходимо?"
  
   "Вы тот, кто просил об этом, сэр. Как способ контролировать любые концы с концами."
  
   "Я мог бы просто прочитать отчет".
  
   "Дело не только в этом. Мы уже на четвертой фазе. Если вы хотите быть частью этой экспедиции, вам придется привыкнуть к общению с незнакомцами. Доктор Хоучер был предельно ясен в этом вопросе."
  
   Старик нажал несколько кнопок на своем пульте дистанционного управления. Жалюзи в комнате опустились, и свет погас, когда он снова сел.
  
   "Другого пути нет?"
  
   Его помощник покачал головой.
  
   "Тогда очень хорошо".
  
   Ассистент направился к двери, единственному оставшемуся источнику света.
  
   "Иаков".
  
   "Да, сэр?"
  
   "Прежде чем ты уйдешь... Ты не против, если я подержу тебя за руку минутку? Я напуган."
  
   Помощник сделал, как его просили. Рука Каина все еще дрожала.
  
  
   4
  
  
  
   ШТАБ-КВАРТИРА KAYN INDUSTRIES
  
   НЬЮ-ЙОРК
  
  
   Среда, 5 июля 2006 года. 11:10 утра.
  
  
   Орвилл Уотсон нервно барабанил пальцами по пухлой кожаной папке у себя на коленях. Последние два часа он сидел на своем мягком заднем сиденье в приемной на 38-м этаже Kayn Tower. За 3000 долларов в час любой другой был бы счастлив подождать до Судного дня. Но не Орвилл. Молодому калифорнийцу становилось скучно. На самом деле, борьба со скукой была тем, что сделало его карьеру.
  
   Учеба в колледже наскучила ему. Вопреки желанию своей семьи он бросил учебу на втором курсе. Он нашел хорошую работу в CNET, одной из компаний на переднем крае новых технологий, но в очередной раз им овладела скука. Орвилл постоянно жаждал новых испытаний, и его настоящей страстью было отвечать на вопросы. На рубеже тысячелетий его предпринимательский дух побудил его оставить работу в CNET и основать собственную компанию.
  
   Его мать, которая каждый день читала в газетах о крахе очередного доткома, возражала. Ее опасения не остановили Орвилла. Он упаковал свое 300-килограммовое тело, светлые волосы, собранные в "конский хвост", и чемодан, полный одежды, в ветхий фургон и проехал через всю страну, оказавшись в подвальной квартире на Манхэттене. Так родился Netcatch. Его лозунгом было "Вы спрашиваете, мы отвечаем". Весь проект мог бы остаться не более чем безумной мечтой молодого человека с расстройством пищевого поведения, слишком большим количеством забот и особым пониманием Интернета. Но затем произошло 11 сентября, и Орвилл сразу понял три вещи, на выяснение которых у вашингтонских бюрократов ушло слишком много времени.
  
   Во-первых, что их методы обработки информации устарели на тридцать лет. Во-вторых, политическая корректность, привнесенная восьмилетней администрацией Клинтона, еще больше затруднила поиск информации, поскольку вы могли рассчитывать только на "надежные источники", которые были бесполезны при работе с террористами. И в-третьих, что арабы оказались новыми русскими, когда дело дошло до шпионажа.
  
   Мать Орвилла, Ясмина, родилась и много лет жила в Бейруте, прежде чем вышла замуж за красивого инженера из Саусалито, Калифорния, с которым она познакомилась, когда он работал над проектом в Ливане. Вскоре пара переехала в Соединенные Штаты, где прекрасная Ясмина обучала своего единственного сына арабскому и английскому языкам.
  
   Приняв разные личности в Сети, молодой человек обнаружил, что Интернет - это рай для экстремистов. Физически не имело значения, насколько далеко друг от друга могли находиться десять радикалов; в режиме онлайн расстояние измерялось в миллисекундах. Их личность могла быть секретной, а их идеи безумными, но в Сети они могли найти людей, которые думали точно так же, как они. В течение нескольких недель Орвилл совершил то, чего никто в западной разведке не смог бы достичь обычными средствами: он проник в одну из самых радикальных сетей исламского терроризма.
  
   Однажды утром в начале 2002 года Орвилл поехал на юг, в Вашингтон, с четырьмя коробками папок в багажнике своего фургона. Прибыв в штаб-квартиру ЦРУ, он попросил позвать человека, ответственного за исламский терроризм, заявив, что у него есть важная информация для разглашения. В его руке было десятистраничное резюме его находок. Скромный чиновник, который встретился с ним, заставил его ждать два часа, прежде чем даже потрудился прочитать его отчет. Закончив чтение, чиновник был настолько встревожен, что вызвал своего руководителя. Через несколько минут появились четверо мужчин , повалили Орвилла на пол, раздели его и потащили в комнату для допросов. Орвилл внутренне улыбался на протяжении всей унизительной процедуры; он знал, что попал в самую точку.
  
   Когда большие шишки в ЦРУ осознали масштаб таланта Орвилла, они предложили ему работу. Орвилл сказал им, что то, что было в четырех коробках (которые в конечном итоге привели к двадцати трем арестам в Соединенных Штатах и Европе), было просто бесплатным образцом. Если они хотели большего, им следовало заключить контракт на услуги его новой компании Netcatch.
  
   "Должен добавить, что наши цены очень разумны", - сказал он. "А теперь, могу я, пожалуйста, получить обратно свое нижнее белье?"
  
   Четыре с половиной года спустя Орвилл прибавил еще двенадцать фунтов. Его банковский счет также набрал некоторый вес. В настоящее время в Netcatch работают семнадцать сотрудников на полную ставку, которые готовят подробные отчеты и проводят поиск информации для основных правительств западного мира, в основном по вопросам, связанным с безопасностью. Орвилл Уотсон, теперь миллионер, снова начал скучать.
  
   Пока не появилось это новое задание.
  
   У Netcatch был свой собственный способ ведения дел. Все запросы на его услуги должны были быть сделаны в форме вопроса. И к этому последнему вопросу прилагались слова "бюджет неограничен". Тот факт, что это было сделано частной компанией, а не правительством, также вызвал любопытство Орвилла.
  
  
   Кто такой отец Энтони Фаулер?
  
  
   Орвилл встал с плюшевого дивана в приемной, пытаясь унять онемение в мышцах. Он сложил руки вместе и вытянул их за головой так далеко, как только мог. Запрос о предоставлении информации от частной компании, особенно такой, как Kayn Industries, которая входила в пятерку лидеров Fortune 500, был необычным. Особенно такая странная и точная просьба об обычном священнике из Бостона.
  
   ... о, казалось бы, обычном священнике из Бостона, поправил себя Орвилл.
  
   Орвилл как раз разминал верхние конечности, когда в комнату ожидания вошел темноволосый, хорошо сложенный руководитель, одетый в дорогой костюм. Ему едва исполнилось тридцать, и он серьезно рассматривал Орвилла из-за своих очков без оправы. По оранжевому оттенку его кожи было ясно, что ему не привыкать пользоваться солярием. Он говорил с резким британским акцентом.
  
   "Мистер Ватсон. Я Джейкоб Рассел, исполнительный помощник Рэймонда Кейна. Мы говорили по телефону."
  
   Орвилл попытался восстановить самообладание, без особого успеха, и протянул руку.
  
   "Мистер Рассел, я очень рад познакомиться с вами. Извините, я..."
  
   "Не волнуйся. Пожалуйста, следуйте за мной, и я отведу вас на вашу встречу."
  
   Они пересекли устланный ковром зал ожидания и подошли к дверям из красного дерева в дальнем конце.
  
   "Встреча? Я думал, что должен был объяснить вам свои находки."
  
   "Ну, не совсем, мистер Ватсон. Сегодня Рэймонд Кейн услышит, что вы хотите сказать."
  
   Орвилл не смог ответить.
  
   "Есть проблема, мистер Ватсон?" Ты плохо себя чувствуешь?"
  
   "Да. Нет. Я имею в виду, что нет никаких проблем, мистер Рассел. Вы просто застали меня врасплох. Мистер Кайн..."
  
   Рассел потянул за маленькую ручку на раме двери из красного дерева, и панель скользнула в сторону, открывая простой квадрат из темного стекла. Руководитель положил правую руку на стекло, и загорелся оранжевый огонек, за которым последовал короткий звук звонка, а затем дверь открылась.
  
   "Я могу понять ваше удивление, учитывая то, что СМИ сказали о мистере Кайне. Как вы, наверное, знаете, мой работодатель - человек, который ценит свою частную жизнь ..."
  
   Он гребаный отшельник, вот кто он, подумал Орвилл.
  
   "... но тебе не нужно беспокоиться. Обычно он не хочет встречаться с незнакомцами, но если вы будете следовать определенным процедурам ..."
  
   Они прошли по узкому коридору, в конце которого маячили блестящие металлические двери лифта.
  
   "Что вы имеете в виду, говоря "обычно", мистер Рассел?"
  
   Руководитель прочистил горло.
  
   "Я должен сообщить вам, что вы будете всего лишь четвертым человеком, не считая высших руководителей этой фирмы, кто встречался с мистером Каином за те пять лет, что я на него работаю".
  
   Орвилл протяжно присвистнул.
  
   "Это что-то".
  
   Они достигли лифта. Там не было кнопки "вверх" или "вниз", только маленькая цифровая панель на стене.
  
   "Не будете ли вы так любезны посмотреть в другую сторону, мистер Ватсон?" Сказал Рассел.
  
   Молодой калифорниец сделал, как ему сказали. Раздалась серия звуковых сигналов, когда исполнительный директор набрал код.
  
   "Теперь ты можешь развернуться. Спасибо вам."
  
   Орвилл снова повернулся к нему лицом. Двери лифта открылись, и вошли двое мужчин. Опять не было кнопок, только считыватель магнитных карт. Рассел достал свою пластиковую карточку и быстро вставил ее в щель. Двери закрылись, и лифт плавно двинулся вверх.
  
   "Ваш босс, безусловно, серьезно относится к своей безопасности", - сказал Орвилл.
  
   "Мистер Кайн получил довольно много угроз смертью. На самом деле, несколько лет назад на него было совершено довольно серьезное покушение, и ему повезло, что он остался невредимым. Пожалуйста, не пугайтесь тумана. Это абсолютно безопасно."
  
   Орвилл задавался вопросом, о чем, черт возьми, говорил Рассел, когда с потолка начал падать тонкий туман. Посмотрев вверх, Орвилл заметил несколько устройств, которые выбрасывали свежее облако брызг.
  
   "Что происходит?"
  
   "Это легкое антибиотическое соединение, абсолютно безопасное. Тебе нравится запах?"
  
   Черт возьми, он даже опрыскивает своих посетителей перед тем, как увидит их, чтобы убедиться, что они не передадут ему свои микробы. Я передумал. Этот парень не отшельник, он параноидальный урод.
  
   "Мммм, да, неплохо. Мятный, верно?"
  
   "Эссенция дикой мяты. Очень освежает."
  
   Орвилл прикусил губу, чтобы не ответить, и вместо этого сосредоточился на семизначном счете, который он выставит Кайну, как только тот выйдет из этой позолоченной клетки. Эта мысль несколько оживила его.
  
   Двери лифта открылись в великолепное пространство, наполненное естественным светом. Половина тридцать девятого этажа представляла собой гигантскую террасу, окруженную стеклянными стенами, откуда открывался панорамный вид на реку Гудзон. Прямо по курсу был Хобокен, а южнее - остров Эллис.
  
   "Впечатляет".
  
   "Мистеру Кайну нравится вспоминать о своих корнях. Пожалуйста, следуйте за мной". Простой декор контрастировал с величественным видом. Пол и мебель были полностью белыми. Другая половина этажа с видом на Манхэттен была отделена от застекленной террасы стеной, также белой, с несколькими дверями. Рассел остановился перед одним из них.
  
   "Очень хорошо, мистер Ватсон, мистер Кайн примет вас сейчас. Но прежде чем вы войдете, я хотел бы изложить вам несколько простых правил. Прежде всего, не смотрите прямо на него. Во-вторых, не задавайте ему вопросов. И в-третьих, не пытайтесь дотронуться до него или подойти к нему близко. Когда вы войдете, вы увидите небольшой столик с копией вашего отчета и пульт дистанционного управления для вашей презентации Power Point, который ваш офис предоставил нам этим утром. Оставайтесь за столом, проведите презентацию и уходите, как только закончите. Я буду здесь ждать тебя. Это понятно?"
  
   Орвилл нервно кивнул.
  
   "Я сделаю все, что в моих силах".
  
   "Тогда очень хорошо, проходите", - сказал Рассел, открывая дверь.
  
   Калифорниец поколебался, прежде чем войти в комнату.
  
   "О, еще кое-что. Netcatch обнаружил кое-что интересное в ходе обычного расследования, которое мы проводили для ФБР. Есть основания полагать, что "Кайн Индастриз" может стать мишенью исламских террористов. Все это есть в этом отчете, " сказал Орвилл, вручая ассистенту DVD. Рассел взял это с обеспокоенным видом. "Считайте это проявлением вежливости с нашей стороны".
  
   "Действительно, большое вам спасибо, мистер Ватсон. И удачи."
  
  
   5
  
  
  
   ОТЕЛЬ LE MERIDIEN
  
   АММАН, Иордания
  
  
   Среда, 5 июля 2006 года. 18:11 вечера.
  
  
   На другом конце света Тахир Ибн Фарис, мелкий чиновник в Министерстве промышленности, покидал свой офис немного позже обычного. Причиной была не его преданность своей работе, которая на самом деле была образцовой, а его желание не попадаться на глаза. Ему потребовалось менее двух минут, чтобы добраться до места назначения, которым была не обычная автобусная остановка, а роскошный Meridien, лучший пятизвездочный отель в Иордании, в котором в настоящее время проживали два джентльмена, которые попросили об этой встрече через известного промышленника. К сожалению, этот конкретный посредник заработал свою репутацию по каналам, которые не были ни респектабельными, ни чистыми. Поэтому Тахир подозревал, что приглашение на кофе может иметь сомнительный подтекст. И хотя он гордился своими двадцатью тремя годами честной работы в Министерстве, ему все меньше требовалась гордость и все больше наличные деньги; причина в том, что его старшая дочь собиралась выходить замуж, и это дорого ему обойдется.
  
   Направляясь в один из представительских люксов, Тахир рассматривал свое отражение в зеркале, желая, чтобы у него был более жадный вид человека. Его рост едва достигал пяти футов шести дюймов, а живот, седеющая борода и увеличивающаяся лысина делали его больше похожим на приветливого пьяницу, чем на коррумпированного государственного служащего. Он хотел стереть малейший след честности со своих черт.
  
   Чего не смогли дать ему более двух десятилетий честности, так это правильного мышления в отношении того, что он делал. Когда он постучал в дверь, его колени сами по себе застучали. Ему удалось успокоиться за мгновение до того, как он вошел в номер, где его приветствовал хорошо одетый американец, на вид лет пятидесяти. Другой мужчина, гораздо моложе, сидел в просторной гостиной и курил, разговаривая по мобильному телефону. Когда он заметил Тахира, он закончил разговор и встал, чтобы поприветствовать его.
  
   "Ахлан ва сахлан", - приветствовал он его на безупречном арабском.
  
   Тахир был ошеломлен. Когда в различных случаях он отказывался от взяток, чтобы переквалифицировать землю для промышленного и коммерческого использования в Аммане - настоящая золотая жила для его менее щепетильных коллег, - он делал это не из чувства долга, а из-за оскорбительного высокомерия жителей Запада, которые через несколько минут после встречи с ним бросали на стол пачки долларовых купюр.
  
   Разговор с этими двумя американцами не мог быть более разным. На глазах у изумленного Тахира тот, что постарше, сел за низкий столик, на котором он приготовил четыре деллы, бедуинские кофейники и небольшой угольный очаг. Уверенной рукой он поджарил свежие кофейные зерна на железной сковороде и дал им остыть. Затем он перемолол обжаренные бобы с более зрелыми в махбаш, маленькой ступке. Весь процесс сопровождался непрерывным потоком разговоров, за исключением тех случаев, когда пестик ритмично ударял по махбаш , поскольку это звучание рассматривается арабами как разновидность музыки, артистизм которой должен быть оценен гостем.
  
   Американец добавил семена кардамона и щепотку шафрана, тщательно заваривая смесь в соответствии с традицией, уходящей в глубь веков. Как было принято, гость - Тахир - держал чашку, у которой не было ручки, в то время как американец наполнил ее наполовину, поскольку привилегией хозяина было первым обслужить самого важного человека в зале. Тахир выпил кофе, все еще немного скептически относясь к результатам. Он думал, что не выпьет больше одной чашки, поскольку было уже поздно, но, попробовав напиток, пришел в такой восторг, что выпил еще четыре. В итоге он выпил бы шестую чашу, если бы не тот факт, что считалось невежливым выпить четное количество.
  
   "Мистер Фэллон, я никогда не представлял, что кто-то, родившийся в стране Старбакс, может так хорошо выполнять бедуинский ритуал гахва", - сказал Тахир. К этому времени он чувствовал себя вполне комфортно и хотел, чтобы они знали, чтобы он мог выяснить, какого дьявола хотели эти американцы.
  
   Младший из ведущих в сотый раз протянул ему золотой портсигар для сигарет.
  
   "Тахир, друг мой, пожалуйста, перестань называть нас по фамилиям. Я Питер, а это Фрэнк, - сказал он, закуривая очередную "Данхилл".
  
   "Спасибо тебе, Питер".
  
   "Хорошо. Теперь, когда мы расслабились, Тахир, ты не сочтешь это дурным тоном, если мы обсудим бизнес?"
  
   Пожилой государственный служащий снова был приятно удивлен. Прошло два часа. Араб не любит обсуждать дела раньше, чем пройдет полчаса или около того, но этот американец даже спрашивал его разрешения. В тот момент Тахир чувствовал себя готовым переделать любое здание, за которым они охотились, даже дворец короля Абдаллы.
  
   "Абсолютно, мой друг".
  
   "Хорошо, это то, что нам нужно: лицензия для Kayn Mining Company на добычу фосфатов сроком на один год, начиная с сегодняшнего дня".
  
   "Это будет не так просто, мой друг. Почти все побережье Мертвого моря уже занято местной промышленностью. Как вы знаете, фосфаты и туризм - практически наши единственные национальные ресурсы."
  
   "Никаких проблем, Тахир. Нас не интересует Мертвое море, только небольшая территория примерно в десять квадратных миль с центром в этих координатах."
  
   Он протянул Тахиру листок бумаги.
  
   "29ў 34" 44" северной широты, 36 ў 21" 24" восточной? Вы не можете быть серьезны, друзья мои. Это к северо-востоку от Аль-Мудаввары."
  
   "Да, недалеко от границы с Саудовской Аравией. Мы знаем, Тахир."
  
   Иорданец посмотрел на них в замешательстве.
  
   "Там нет фосфатов. Это пустыня. Минералы там бесполезны."
  
   "Что ж, Тахир, мы очень доверяем нашим инженерам, и они считают, что могут добывать значительное количество фосфатов в этой области. Конечно, в качестве жеста нашей доброй воли вам будет выплачен небольшой комиссионный."
  
   Глаза Тахира расширились, когда его новый друг открыл свой портфель.
  
   "Но это должно быть..."
  
   "Достаточно для свадьбы маленькой Миеши, верно?"
  
   И маленький пляжный домик с гаражом на две машины, подумал Тахир. Эти проклятые американцы, вероятно, думают, что они умнее всех и могут найти нефть в этом районе. Как будто мы не искали там бесчисленное количество раз. В любом случае, я не собираюсь быть тем, кто разрушит их мечты.
  
   "Друзья мои, нет сомнений в том, что вы оба люди большой ценности и знаний. Я уверен, что ваш бизнес будет приветствоваться в Иорданском Хашимитском королевстве."
  
   Несмотря на слащавые улыбки Питера и Фрэнка, Тахир продолжал ломать голову над тем, что все это значит. Что, черт возьми, искали эти американцы в пустыне?
  
   Сколько бы он ни бился над этим вопросом, он даже близко не подошел к предположению, что через несколько дней эта встреча будет стоить ему жизни.
  
  
   6
  
  
  
   ШТАБ-КВАРТИРА KAYN INDUSTRIES
  
   НЬЮ-ЙОРК
  
  
   Среда, 5 июля 2006 года. 11:29 утра.
  
  
   Орвилл оказался в затемненной комнате. Единственным источником света была маленькая лампа, горевшая на кафедре в десяти футах от него, на которой стоял его отчет вместе с пультом дистанционного управления, как и сказал ему руководитель. Он подошел и взял пульт. Когда он рассматривал его, размышляя, с чего начать презентацию, он внезапно был поражен ярким свечением. Менее чем в шести футах от того места, где он стоял, был большой экран шириной в двадцать футов. На нем была показана первая страница его презентации с красным логотипом Netcatch.
  
   "Большое вам спасибо, мистер Кайн, и доброе утро. Позвольте мне начать с того, что это честь для меня ..."
  
   Раздался небольшой гул, и изображение на экране изменилось, показав название его презентации и первый из двух вопросов:
  
  
   КТО ТАКОЙ отец ЭНТОНИ ФАУЛЕР?
  
  
   Очевидно, мистер Кайн ценил краткость и контроль, и у него был под рукой второй пульт, чтобы ускорить процесс.
  
   Ладно, старина. Я понял послание. Давайте приступим к делу.
  
   Орвилл нажал на пульт, чтобы открыть следующую страницу. На нем был изображен священник с худым, морщинистым лицом. Он был лысеющим, и те волосы, которые у него остались, были подстрижены очень коротко. Орвилл начал говорить с темнотой перед ним.
  
   "Джон Энтони Фаулер, он же отец Энтони Фаулер, он же Тони Брент. Родился 16 декабря 1951 года в Бостоне, штат Массачусетс. Зеленые глаза, примерно 175 фунтов. Внештатный агент ЦРУ и полная загадка. Разгадка этой тайны заняла два месяца исследований, проведенных десятью моими лучшими следователями, которые работали исключительно над этой работой, а также значительную сумму наличных, чтобы подмазать ладони некоторым хорошо поставленным источникам. Это во многом объясняет три миллиона долларов, которые потребовались для подготовки этого отчета, мистер Кейн."
  
   Экран снова изменился, на этот раз показывая семейную фотографию: хорошо одетая пара в саду того, что выглядело как дорогой дом. Рядом с ними привлекательный темноволосый мальчик лет одиннадцати. Рука отца, казалось, сжимала плечо мальчика, и у всех троих были напряженные улыбки.
  
   "Единственный сын Маркуса Абернати Фаулера, бизнес-магната и владельца Infinity Pharmaceuticals. Сегодня это биотехнологическая компания с многомиллионным оборотом. После того, как его родители погибли в подозрительной автомобильной аварии в 1984 году, Энтони Фаулер продал компанию вместе с остальными их активами и пожертвовал все на благотворительность. Он сохранил особняк своих родителей в Бикон-Хилл, сдав его паре с детьми. Но он оставил верхний этаж за собой и переделал его в квартиру, где была кое-какая мебель и целая куча книг по философии. Он останавливается там время от времени, когда бывает в Бостоне."
  
   На следующем снимке была изображена более молодая версия той же женщины, на этот раз в кампусе колледжа, одетая в выпускное платье.
  
   Дафни Брент была опытным химиком, работавшим в Infinity Pharmaceuticals, пока она не понравилась владельцу и они не поженились. Когда она забеременела, Маркус за одну ночь превратил ее в домохозяйку. Это все, что мы знаем о семье Фаулера, за исключением того, что юный Энтони поступил в Стэнфорд вместо Бостонского колледжа, как его отец."
  
   Следующий слайд: молодой Энтони, выглядящий ненамного старше подростка, с серьезным выражением лица, стоит под плакатом с надписью "1971".
  
   В возрасте двадцати лет он с отличием окончил университет по специальности "Психология". Самый младший в своем классе. Это фото было сделано за месяц до окончания занятий. В последний день семестра он собрал свои вещи и пошел в университетский рекрутинговый офис. Он хотел поехать во Вьетнам."
  
   На экране появилось изображение потертого пожелтевшего бланка, который был заполнен от руки.
  
   "Это фотография его AFQT, квалификационного экзамена в Вооруженных силах. Фаулер набрал девяносто восемь баллов из ста. Сержант был настолько впечатлен, что немедленно отправил его на базу ВВС Лэкленд в Техасе, где он прошел базовую подготовку, за которой последовал продвинутый инструктаж парашютно-десантного полка для подразделения специальных операций, которое восстанавливало сбитых пилотов в тылу врага. Находясь в Лэкленде, он изучил партизанскую тактику и стал пилотом вертолета. После полутора лет боев он вернулся домой лейтенантом. Среди его медалей Пурпурное сердце и Крест ВВС. В отчете вы найдете подробную информацию о действиях, которые принесли ему эти медали."
  
   Снимок нескольких мужчин в форме на аэродроме. В центре стоял Фаулер, одетый как священник.
  
   "После Вьетнама Фаулер поступил в католическую семинарию и был рукоположен в 1977 году. Он был назначен военным капелланом на базу ВВС Спангдалем в Германии, где он был завербован ЦРУ. С его языковыми навыками легко понять, почему они хотели его: Фаулер свободно говорит на одиннадцати языках и может поладить на пятнадцати других. Но Компания - не единственное подразделение, которое его завербовало."
  
   Еще одна фотография Фаулера в Риме с двумя другими молодыми священниками.
  
   "В конце семидесятых Фаулер стал штатным агентом компании. Он сохраняет свой статус военного капеллана и путешествует по ряду баз Вооруженных сил по всему миру. Информация, которую я вам до сих пор давал, могла быть получена от любого количества агентств, но то, что я собираюсь рассказать вам дальше, совершенно секретно, и раздобыть ее было очень трудно."
  
   Экран погас. В свете проектора Орвилл почти смог разглядеть мягкое кресло, в котором кто-то сидел. Он приложил усилия, чтобы не смотреть прямо на фигуру.
  
   Фаулер - агент Священного альянса, секретной службы Ватикана. Это небольшая организация, обычно неизвестная публике, но активная. Одним из ее достижений является спасение жизни бывшего президента Израиля Голды Меир, когда исламские террористы были близки к тому, чтобы взорвать ее самолет во время визита в Рим. Медали были вручены Моссаду, но Священному Альянсу было все равно. Они понимают фразу "секретная служба" буквально. Только Папа Римский и горстка кардиналов официально проинформированы о своей работе. В международном разведывательном сообществе Альянс уважают и боятся. К сожалению, мне мало что можно добавить об истории Фаулера с этим учреждением. Что касается его работы с ЦРУ, моя профессиональная этика и мой контракт с Компанией не позволяют мне раскрывать что-либо еще, мистер Кайн."
  
   Орвилл прочистил горло. Хотя он и не ожидал ответа от фигуры, сидящей в конце комнаты, он сделал паузу.
  
   Ни слова.
  
   "Что касается вашего второго вопроса, мистер Кайн..."
  
   Орвилл на мгновение задумался, должен ли он раскрыть, что Netcatch не несет ответственности за поиск этой конкретной информации. Что это пришло в его офис в запечатанном конверте из анонимного источника. И что были задействованы другие интересы, которые явно хотели, чтобы Kayn Industries получила его. Но затем он вспомнил унизительную струю ментолового тумана и просто продолжил говорить.
  
   На экране появилась молодая женщина с голубыми глазами и волосами цвета меди.
  
   "Это молодой журналист по имени ..."
  
  
   7
  
  
  
   РЕДАКЦИИ EL GLOBO
  
   МАДРИД, ИСПАНИЯ
  
  
   Четверг, 6 июля 2006. 20:29 вечера.
  
  
   "Андреа! Андреа Отеро! Где ты, черт возьми, находишься?"
  
   Сказать, что в редакции воцарилась тишина при звуках криков главного редактора, было бы не совсем точно, поскольку в редакции ежедневной газеты никогда не бывает тихо за час до выхода в печать. Но не было слышно голосов, из-за чего фоновый шум телефонов, радио, телевизоров, факсимильных аппаратов и принтеров казался неловкой тишиной. Шеф нес по чемодану в каждой руке, а под мышкой у него была зажата газета. Он бросил чемоданы у входа в отдел новостей и направился прямо в Международный отдел, к единственному свободному столу. Он сердито стукнул по нему кулаком .
  
   "Теперь ты можешь выходить. Я видел, как ты нырнул туда."
  
   Медленно из-под стола появилась грива медно-светлых волос и лицо молодой голубоглазой женщины. Она пыталась вести себя беспечно, но ее лицо было напряженным.
  
   "Привет, шеф. Я только что уронил ручку."
  
   Ветеран-репортер протянул руку и поправил свой парик. Вопрос о лысине главного редактора был табуирован, так что Андреа Отеро определенно не помогло бы то, что она только что стала свидетелем этого маневра.
  
   "Я не счастлив, Отеро. Совсем не доволен. Ты можешь сказать мне, что, черт возьми, происходит?"
  
   "Что вы имеете в виду, шеф?"
  
   "У тебя есть четырнадцать миллионов евро в банке, Отеро?"
  
   "Не в последний раз, когда я смотрел".
  
   На самом деле, когда она проверяла в последний раз, на ее пяти кредитных картах был серьезный перерасход средств, благодаря ее безумному пристрастию к сумкам Hermes и обуви Manolo Blahnik. Она подумывала попросить в бухгалтерии аванс на ее рождественскую премию. На следующие три года.
  
   "Лучше бы у тебя была богатая тетя, которая вот-вот снимет свои сабо, потому что именно столько ты мне будешь стоить, Отеро".
  
   "Не сердитесь на меня, шеф. То, что произошло в Голландии, больше не повторится."
  
   "Я говорю не о твоих счетах за обслуживание номеров, Отеро. Я говорю о Фрэн çоис Дюпр é, " сказал редактор, швыряя на стол вчерашнюю газету.
  
   Черт возьми, так вот в чем дело, подумала Андреа.
  
   "Однажды! Я отпросился на один паршивый день за последние пять месяцев, и вы все облажались."
  
   В одно мгновение весь отдел новостей, вплоть до последнего репортера, перестал разевать рты и повернулся обратно к своим столам, внезапно сумев снова сосредоточиться на своей работе.
  
   "Давай, шеф. Растрата есть растрата."
  
   "Растрата? Ты так это называешь?"
  
   "Конечно! Перевод огромной суммы денег со счетов ваших клиентов на ваш личный счет, безусловно, является растратой."
  
   "И использование первой страницы международного раздела для того, чтобы раструбить о простой ошибке, допущенной основным акционером одного из наших крупнейших рекламодателей, - это полный провал, Отеро".
  
   Андреа сглотнула, изображая невинность.
  
   "Основной акционер?"
  
   "Межбанковский, Отеро. Который, если вы не знали, потратил двенадцать миллионов евро в прошлом году на эту газету и собирался потратить еще четырнадцать в следующем году. Был в раздумьях. Прошедшее время."
  
   "Главный... истина не имеет цены."
  
   "Да, это так: четырнадцать миллионов евро. И головы ответственных за это. Вы с Морено убираетесь отсюда. Пропал."
  
   Другая виновная сторона вошла, волоча ноги. Фернандо Морено был ночным редактором, который отменил безобидную историю о прибылях нефтяной компании и заменил ее сенсацией Андреа. Это был краткий приступ мужества, о котором он теперь сожалел. Андреа посмотрела на своего коллегу, мужчину средних лет, и подумала о его жене и троих детях. Она снова сглотнула.
  
   "Главный... Морено не имел к этому никакого отношения. Я тот, кто поместил статью непосредственно перед отправкой в печать."
  
   Лицо Морено на секунду просветлело, затем вернулось к своему прежнему выражению раскаяния.
  
   "Не валяй дурака, Отеро", - сказал главный редактор. "Это невозможно. У вас нет разрешения на переход в синий цвет."
  
   Гермес, компьютерная система в газете, работал над системой цветов. Страницы газеты были выделены красным, пока над ними работал репортер, зеленым, когда они направлялись к главному редактору для утверждения, а затем синим, когда ночной редактор передавал их в типографию для печати.
  
   "Я вошел в синюю систему, используя пароль Морено, шеф", - солгал Андреа. "Он не имел к этому никакого отношения".
  
   "Ах да? И откуда ты взял пароль? Ты можешь это объяснить?"
  
   "Он хранит его в верхнем ящике своего стола. Это было легко."
  
   "Это правда, Морено?"
  
   "Ну ... да, шеф", - сказал ночной редактор, изо всех сил стараясь не показать своего облегчения. "Мне жаль".
  
   Главный редактор El Globo все еще не был удовлетворен. Он так быстро повернулся к Андреа, что его парик слегка съехал на лысую голову.
  
   "Черт, Отеро. Я ошибался насчет тебя. Я думал, ты просто идиот. Теперь я понимаю, что ты идиот и нарушитель спокойствия. Я лично прослежу, чтобы никто и никогда больше не нанимал такую подлую сучку, как ты."
  
   " Но, шеф... " в голосе Андреа послышалось отчаяние.
  
   "Побереги дыхание, Отеро. Ты уволен."
  
   " Я не думал...
  
   "Ты настолько уволен, что я тебя больше не вижу. Я тебя даже не слышу."
  
   Шеф отошел от стола Андреа.
  
   Оглядывая комнату, Андреа не видела ничего, кроме затылков своих коллег-репортеров. Морено подошел и встал рядом с ней.
  
   "Спасибо, Андреа".
  
   "Все в порядке. Для нас обоих было бы безумием быть уволенными."
  
   Морено покачал головой. "Мне жаль, что тебе пришлось сказать ему, что ты взломал систему. Теперь он настолько зол, что действительно усложнит вам жизнь там. Вы знаете, что происходит, когда он отправляется в один из своих крестовых походов ..."
  
   "Похоже, он уже начал", - сказала Андреа, указывая на отдел новостей. "Внезапно я становлюсь прокаженным. Ну, не то чтобы я был чьим-то любимчиком до этого."
  
   "Ты неплохой человек, Андреа. На самом деле, ты довольно бесстрашный репортер. Но ты одиночка и никогда не беспокоишься о последствиях. В любом случае, удачи."
  
   Андреа поклялась себе, что не будет плакать, что она сильная и независимая женщина. Она стиснула зубы, пока охрана укладывала ее вещи в коробку, и с большим трудом смогла сдержать свое обещание.
  
  
   8
  
  
  
   КВАРТИРА АНДРЕА ОТЕРО
  
   МАДРИД, ИСПАНИЯ
  
  
   Четверг, 6 июля 2006 года. 11:15 вечера.
  
  
   То, что Андреа ненавидела больше всего с тех пор, как Ева ушла навсегда, был звук ее собственных ключей, когда она приходила домой и клала их на маленький столик рядом с дверью. Они отдавались пустым эхом в коридоре, которое, по мнению Андреа, подводило итог ее жизни.
  
   Когда Ева была там, все было по-другому. Она подбегала к двери, как маленькая девочка, целовала Андреа и начинала лепетать о том, что она сделала, или о людях, которых она встретила. Андреа, ошеломленная этим вихрем, который помешал ей добраться до дивана, молилась о мире и тишине.
  
   Ее молитвы были услышаны. Ева ушла однажды утром, три месяца назад, так же, как и появилась: внезапно. Не было ни рыданий, ни слез, ни сожалений. Андреа практически ничего не сказала, даже испытала некоторое облегчение. У нее будет достаточно времени для сожалений позже, когда слабое эхо звяканья ключей нарушит тишину ее квартиры.
  
   Она пыталась справиться с пустотой по-разному: оставляла радио включенным, когда выходила из дома, клала ключи обратно в карман джинсов, как только входила, разговаривала сама с собой. Ни одна из ее уловок не смогла замаскировать тишину, ибо она исходила изнутри.
  
   Теперь, когда она вошла в квартиру, ее нога отбросила в сторону ее последнюю попытку не быть одинокой: оранжевую полосатую кошку. В зоомагазине кот казался милым и любящим. Андреа потребовалось почти сорок восемь часов, чтобы начать ненавидеть это. Ее это устраивало. Вы могли бы справиться с ненавистью. Это было активно: вы просто ненавидели кого-то или что-то. С чем она не могла справиться, так это с разочарованием. Тебе просто пришлось с этим смириться.
  
   "Привет, ЛБ. Они уволили Маму. Что вы об этом думаете?"
  
   Андреа дала ему имя LB, сокращенное от "Маленький ублюдок", после того, как монстр проник в ванную и сумел выследить и разорвать дорогой тюбик шампуня. Л.Б., похоже, не был впечатлен новостью об увольнении его любовницы.
  
   "Тебе все равно, не так ли? Хотя тебе следовало бы, " сказала Андреа, доставая банку виски из холодильника и выкладывая ее содержимое ложкой на блюдо перед Л.Б. "Когда тебе нечего будет есть, я продам тебя в китайский ресторан мистера Вонга на углу. Тогда я пойду и закажу курицу с миндалем."
  
   Мысль о том, что он станет частью меню в китайском ресторане, не умерила аппетит Л.Б. Кот не уважал ничего и никого. Он жил в своем собственном мире, вспыльчивый, апатичный, недисциплинированный и гордый. Андреа ненавидела его.
  
   Потому что он так сильно напоминает мне меня саму, подумала она.
  
   Она огляделась, раздраженная тем, что увидела. Книжные шкафы были покрыты пылью. На полу были остатки еды, раковина была погребена под горой грязной посуды, а рукопись незаконченного романа, который она начала три года назад, была разбросана по полу в ванной.
  
   Черт. Если бы я только мог заплатить за уборщицу кредитной картой...
  
   Единственным местом в квартире, где царил порядок, был огромный - слава богу - шкаф в ее спальне. Андреа была очень осторожна со своей одеждой. Остальная часть квартиры выглядела как зона боевых действий. Она считала, что ее беспорядок был одной из главных причин разрыва с Евой. Они были вместе два года. Молодой инженер была машиной для уборки, и Андреа ласково окрестила ее Романтическим пылесосом, потому что ей нравилось наводить порядок в квартире под аккомпанемент Барри Уайта.
  
   В этот момент, когда она осматривала катастрофу, в которую превратилась ее квартира, Андреа пришло откровение. Она приберется в свинарнике, продаст свою одежду на eBay, найдет хорошо оплачиваемую работу, расплатится с долгами и помирится с Евой. Теперь у нее была цель, миссия. Все получилось бы идеально.
  
   Она почувствовала прилив энергии через свое тело. Это продолжалось ровно четыре минуты и двадцать семь секунд, именно столько времени ей потребовалось, чтобы открыть пакет для мусора, выбросить четверть остатков на стол вместе с несколькими грязными тарелками, которые было не спасти, беспорядочно перемещаться с одного места на другое, затем опрокинуть книгу, которую она читала накануне вечером, так что фотография внутри упала на пол.
  
   Они вдвоем. Последняя, которую они взяли.
  
   Это бесполезно.
  
   Она упала на диван, рыдая, когда мешок для мусора выплеснул часть своего содержимого на ковер в гостиной. Л.Б. подошел и откусил кусочек пиццы. Сыр начал зеленеть.
  
   "Это очевидно, не так ли, Л.Б.? Я не могу убежать от того, кем я являюсь, по крайней мере, не со шваброй и веником."
  
   Кот не обратил на это ни малейшего внимания, но подбежал ко входу в квартиру и начал тереться о дверной косяк. Андреа машинально встала, осознав, что кто-то собирается позвонить в звонок.
  
   Какой сумасшедший мог прийти в такое время ночи?
  
   Она распахнула дверь, удивив своего посетителя, прежде чем он успел позвонить.
  
   "Привет, красавица".
  
   "Я думаю, новости распространяются быстро".
  
   "Плохие новости есть. Если ты начнешь плакать, я уйду отсюда."
  
   Андреа отступила в сторону, не стерев с лица выражение отвращения, но втайне она почувствовала облегчение. Она должна была догадаться. Энрике Паскуаль был ее лучшим другом и плечом, на котором она могла поплакать в течение многих лет. Он работал на одной из крупных мадридских радиостанций, и каждый раз, когда Андреа спотыкалась, Энрике появлялся у ее двери с бутылкой виски и улыбкой. На этот раз он, должно быть, подумал, что она особенно нуждается, потому что виски было двенадцатилетней выдержки, а справа от его улыбки был букет цветов.
  
   "Ты должен был это сделать, не так ли? Суперрепортеру пришлось трахаться с одним из главных рекламодателей газеты, " сказал Энрике, проходя по коридору в гостиную, не споткнувшись о LB. "Есть ли на этой помойке чистая ваза?"
  
   "Пусть они умрут и отдадут мне бутылку. Какая разница! Ничто не длится вечно."
  
   "Теперь ты меня потерял", - сказал Энрике, на данный момент игнорируя проблему с цветами. "Мы говорим о Еве или о том, что нас уволят?"
  
   "Не думаю, что знаю", - пробормотала Андреа, появляясь из кухни со стаканом в каждой руке.
  
   "Если бы ты переспал со мной, возможно, все было бы яснее".
  
   Андреа пыталась не рассмеяться. Энрике Паскуаль был высоким, привлекательным и идеальным для любой женщины в первые десять дней отношений, а затем превратился в кошмар на следующие три месяца.
  
   "Если бы мне нравились мужчины, ты был бы в моей двадцатке лучших. Вероятно."
  
   Теперь настала очередь Энрике рассмеяться. Он налил на два пальца чистого виски. Он едва успел сделать глоток, как Андреа осушила свой стакан и потянулась за бутылкой.
  
   "Успокойся, Андреа. Это не очень хорошая идея закончить в несчастном случае. Снова."
  
   "Я думаю, это была бы чертовски отличная идея. По крайней мере, у меня был бы кто-то, кто заботился бы обо мне."
  
   "Спасибо, что не оценили мои усилия. И не надо так драматизировать."
  
   "Ты думаешь, это не драматично - потерять любимого и работу в течение двух месяцев? Моя жизнь - дерьмо."
  
   "Я не собираюсь с вами спорить. По крайней мере, ты окружен тем, что от нее осталось, " сказал Энрике, с отвращением указывая на беспорядок в комнате.
  
   "Может быть, ты могла бы стать моей уборщицей. Я уверен, что это было бы полезнее, чем эта дерьмовая спортивная программа, над которой ты притворяешься, что работаешь."
  
   Выражение лица Энрике не изменилось. Он знал, что будет дальше, и Андреа тоже. Она уткнулась головой в подушку и закричала изо всех сил. Через несколько секунд ее крик превратился в рыдания.
  
   "Я должен был захватить две бутылки".
  
   Как раз в этот момент зазвонил мобильный телефон.
  
   "Я думаю, это твое", - сказал Энрике.
  
   "Скажи, кто бы это ни был, чтобы шел нахуй", - сказала Андреа, все еще уткнувшись лицом в подушку.
  
   Энрике элегантным жестом открыл телефонную трубку.
  
   "Поток слез. Привет...? Подождите минутку..."
  
   Он передал Андреа телефон.
  
   "Я думаю, тебе лучше разобраться с этим. Я не говорю на иностранных языках."
  
   Андреа взяла телефонную трубку, вытерла слезы тыльной стороной ладони и попыталась говорить нормально.
  
   "Ты знаешь, который час, идиот?" Сказала Андреа сквозь стиснутые зубы.
  
   "Мне жаль. Андреа Отеро, пожалуйста? " произнес голос по-английски.
  
   "Кто это?" - ответила она на том же языке.
  
   "Меня зовут Джейкоб Рассел, мисс Отеро. Я звоню из Нью-Йорка от имени моего босса, Рэймонда Кейна."
  
   "Рэймонд Кейн? Из "Кайн Индастриз"?"
  
   "Да, это верно. И вы тот самый Андреа Отеро, который в прошлом году дал то противоречивое интервью президенту Бушу?"
  
   Конечно, интервью. Это интервью имело большое влияние в Испании и даже в остальной Европе. Она была первым испанским репортером, попавшим в Овальный кабинет. Некоторые из ее более прямых вопросов - те несколько, которые не были согласованы заранее и которые ей удалось вставить незаметно, - заставили техасца более чем немного занервничать. Это эксклюзивное интервью положило начало ее карьере в El Globo . Хотя бы ненадолго. И это, казалось, потрясло некоторые клетки по другую сторону Атлантики.
  
   "Одно и то же, сэр", - ответил Андреа. "Итак, скажите мне, зачем Раймонду Кайну нужен отличный репортер?" - добавила она, тихо шмыгнув носом, довольная тем, что человек по телефону не мог видеть, в каком она состоянии.
  
   Рассел прочистил горло. "Могу ли я рассчитывать на то, что вы никому не расскажете об этом в вашей газете, мисс Отеро?"
  
   "Безусловно", - сказала Андреа, удивленная иронией.
  
   "Мистер Кайн хотел бы подарить вам величайший эксклюзив в вашей жизни".
  
   "Я? Почему я?" Сказал Андреа, делая письменное обращение к Энрике.
  
   Ее друг достал из кармана блокнот и ручку и с вопросительным взглядом протянул их ей. Андреа проигнорировала его.
  
   "Давай просто скажем, что ему нравится твой стиль", - сказал Рассел.
  
   "Мистер Рассел, на данном этапе моей жизни мне трудно поверить, что кто-то, кого я никогда не встречал, звонит мне с таким туманным и, вероятно, невероятным предложением".
  
   "Что ж, позволь мне убедить тебя".
  
   Рассел говорил четверть часа, в течение которого изумленная Андреа непрерывно делала пометки. Энрике пытался читать через ее плечо, но из-за паучьего почерка Андреа это было бесполезно.
  
   "... вот почему мы рассчитываем, что вы будете на месте раскопок, мисс Отеро".
  
   "Будет ли эксклюзивное интервью с мистером Каином?"
  
   "Как правило, мистер Кайн не дает интервью. Никогда."
  
   "Может быть, мистеру Кайну стоит найти репортера, для которого важны правила".
  
   Повисло неловкое молчание. Андреа скрестила пальцы, молясь, чтобы ее выстрел в темноте попал в цель.
  
   "Я полагаю, что всегда может быть первый раз. У нас есть сделка?"
  
   Андреа задумалась об этом на несколько секунд. Если бы то, что обещала Рассел, действительно было правдой, она смогла бы заключить контракт с любой медиа-компанией в мире. И она отправила бы этому сукиному сыну редактору El Globo копию чека.
  
   Даже если Рассел не говорит правду, нам нечего терять.
  
   Она больше не думала об этом.
  
   "Вы можете забронировать для меня билет на следующий рейс в Джибути. Первый класс."
  
   Андреа повесила трубку.
  
   "Я не понял ни единого слова, кроме "первый класс", - сказал Энрике. "Можете ли вы сказать мне, куда вы направляетесь?" Он был удивлен очевидной переменой в настроении Андреа.
  
   "Если бы я сказал "на Багамы", вы бы мне не поверили, верно?"
  
   "Очень мило", - сказал Энрике, наполовину раздраженный, наполовину ревнивый. "Я приношу тебе цветы, виски, я соскребаю тебя с пола, и вот как ты относишься ко мне ..."
  
   Делая вид, что не слушает, Андреа пошла в спальню собирать вещи.
  
  
   9
  
  
  
   СКЛЕП с РЕЛИКВИЯМИ
  
   ВАТИКАН
  
  
   Пятница, 7 июля 2006 года. 20:29 вечера.
  
   Стук в дверь заставил вздрогнуть брата Сесáрео. Никто не спускался в склеп, не только потому, что доступ был ограничен для очень немногих людей, но и потому, что там было сыро и вредно для здоровья, несмотря на четыре осушителя, которые постоянно гудели в каждом углу огромного помещения. Довольный тем, что у него есть компания, старый доминиканский монах улыбнулся, открывая бронированную дверь, встав на цыпочки, чтобы обнять своего посетителя.
  
   "Энтони!"
  
   Священник улыбнулся и обнял мужчину поменьше.
  
   "Я был по соседству..."
  
   "Клянусь Богом, Энтони, как тебе удалось зайти так далеко?" Это место уже некоторое время контролируется камерами и охранной сигнализацией."
  
   "Всегда есть более одного входа, если вы не торопитесь и знаете дорогу. Ты учил меня, помнишь?"
  
   Старый доминиканец одной рукой массировал свою козлиную бородку, а другой похлопывал себя по большому животу, от души смеясь. Под улицами Рима пролегала система из более чем трехсот миль туннелей и катакомб, некоторые из которых находились на глубине более двухсот футов под городом. Это был настоящий музей, лабиринт извилистых, неисследованных проходов, которые соединяли почти каждую часть города, включая Ватикан. Двадцатью годами ранее Фаулер и брат СесáРео посвятили свое свободное время исследованию этих опасных и запутанных туннелей.
  
   "Похоже, Сирину придется пересмотреть свою безупречную систему безопасности. Если такой старый пес, как ты, сможет проскользнуть сюда... Но почему бы не воспользоваться парадным входом, Энтони? Я слышал, что ты больше не персона нон грата в Святой канцелярии. И я хотел бы знать, почему."
  
   "На самом деле, сейчас я, возможно, слишком grata на вкус некоторых людей".
  
   "Сирин хочет, чтобы ты вернулся, не так ли? Как только этот недоросль Макиавелли вцепится в тебя зубами, он так просто не отпустит."
  
   "И старые хранители реликвий тоже могут быть упрямыми. Особенно когда речь идет о вещах, о которых они не должны знать."
  
   "Энтони, Энтони. Этот склеп лучше всего хранится в секрете в нашей крошечной стране, но его стены отдают эхом слухов." Сесáрео обвел руками окрестности.
  
   Фаулер поднял глаза. Потолок склепа, поддерживаемый каменными арками, был черным от дыма миллионов свечей, которые освещали помещение почти две тысячи лет. Однако в последнее время свечи заменила современная электрическая система. Прямоугольное пространство было примерно двести пятьдесят квадратных футов, часть которого была вырублена в живой скале киркой. На стенах, от потолка до пола, были двери, которые скрывали ниши с останками различных святых.
  
   "Вы провели слишком много времени, вдыхая этот ужасный воздух, и это, конечно, тоже не помогает вашим клиентам", - сказал Фаулер. "Почему ты все еще здесь, внизу?"
  
   Малоизвестным фактом было то, что на протяжении последних семнадцати столетий в каждой католической церкви, какой бы скромной она ни была, в алтаре была спрятана реликвия святого. И на этом сайте была размещена самая большая коллекция таких реликвий в мире. Некоторые ниши были почти пусты, содержали лишь небольшие фрагменты кости, в то время как в других весь скелет был цел. Каждый раз, когда в любой точке мира строилась церковь, молодой священник забирал стальной чемодан у брата Сесилио и отправлялся в новую церковь, чтобы поместить реликвию в алтарь.
  
   Старый историк снял очки и протер их краем своей белой рясы.
  
   "Безопасность. Традиция. Упрямство", - сказал Сес áрео в ответ на вопрос Фаулера. "Слова, которые определяют нашу Святую Мать Церковь".
  
   "Отлично. Помимо сырости, это место попахивает цинизмом."
  
   Брат СесáРео постучал по экрану своего мощного Mac book Pro, на котором он писал, когда приехал его друг.
  
   "Здесь заключены мои истины, Энтони. Сорок лет работы по каталогизации фрагментов костей. Ты когда-нибудь сосал древнюю кость, мой друг? Это отличный метод определения того, поддельная ли кость, но он оставляет горький привкус во рту. Спустя четыре десятилетия я не ближе к истине, чем когда начинал." Он вздохнул.
  
   "Что ж, может быть, ты сможешь залезть на этот жесткий диск и помочь мне, старина", - сказал Фаулер, протягивая Ces &# 225;reo фотографию.
  
   "Всегда дело под рукой, всегда..."
  
   Доминиканец остановился на полуслове. Мгновение он близоруко смотрел на фотографию, а затем подошел к столу, за которым работал. Из стопки книг он вытащил старый том на классическом иврите, который был покрыт карандашными пометками. Он пролистал его, сверяя различные символы с книгой. Пораженный, он поднял глаза.
  
   "Где ты это взял, Энтони?"
  
   "От древней свечи. Он был у отставного нациста."
  
   "Камило Сирин послал тебя вернуть его, не так ли? Ты должен рассказать мне все. Не упускайте ни одной детали. Мне нужно знать!"
  
   "Допустим, я задолжал Камило услугу и согласился выполнить последнюю миссию для Священного Альянса. Он попросил меня найти австрийского военного преступника, который украл свечу у еврейской семьи в 1943 году. Свеча была покрыта слоями золота, и у мужчины она была со времен войны. Несколько месяцев назад я догнал его и забрал свечу. Расплавив воск, я обнаружил медный лист, который вы видите на фотографии."
  
   "Разве у вас нет лучшего с более высоким разрешением?" Я едва могу разобрать надпись на внешней стороне."
  
   "Это было свернуто слишком туго. Если бы я полностью развернул его, я мог бы повредить его."
  
   "Хорошо, что ты этого не сделал. То, что вы могли бы разрушить, бесценно. Где это сейчас?"
  
   "Я передал это Чирину и на самом деле не придал этому особого значения. Я полагал, что кто-то в Курии хотел этого. Затем я вернулся в Бостон, убежденный, что вернул свой долг - "
  
   "Это не совсем так, Энтони", - вмешался спокойный, бесстрастный голос. Обладатель голоса сумел проскользнуть в склеп как опытный шпион, которым и был в точности тот приземистый мужчина с простым лицом, одетый в серое. Скупой на слова и жесты, он прятался за стеной хамелеоноподобной незначительности.
  
   "Входить в комнату без стука - дурной тон, Сирин", - сказал Сесилио.
  
   "Это также дурной тон - не отвечать, когда тебя вызывают", - сказал глава Священного Альянса, уставившись на Фаулера.
  
   "Я думал, мы закончили. Мы договорились о миссии - только одной."
  
   "И вы выполнили первую часть: вернули свечу. Теперь вы должны убедиться, что то, что в нем содержится, используется правильно."
  
   Раздосадованный Фаулер не ответил.
  
   "Возможно, Энтони оценил бы свое задание больше, если бы понимал его важность", - продолжил Сирин. "Поскольку ты теперь знаешь, с чем мы имеем дело, брат Сесилио, не был бы ты так любезен рассказать Энтони, что изображено на этой фотографии, которую ты никогда не видел?"
  
   Доминиканец прочистил горло.
  
   "Прежде чем я это сделаю, мне нужно знать, подлинный ли он, Сирин".
  
   "Так и есть".
  
   Глаза монаха загорелись. Он повернулся к Фаулеру.
  
   "Это, мой друг, карта сокровищ. Или, если быть точным, половина одного. То есть, если мне не изменяет память, потому что прошло много лет с тех пор, как я держал в руках вторую половину. Это та часть, которая отсутствовала в Кумранском Медном свитке."
  
   Выражение лица священника значительно омрачилось.
  
   " Ты хочешь сказать мне ...
  
   "Да, мой друг. Самый могущественный объект в истории можно найти благодаря значению этих символов. И все проблемы, которые с этим связаны."
  
   "Боже милостивый. И это должно проявиться именно в этот момент."
  
   "Я рад, что ты наконец понял, Энтони", - вмешался Сирин. "По сравнению с этим, все реликвии, которые наш хороший друг хранит в этой комнате, не более чем пыль".
  
   "Кто навел тебя на след, Камило? Почему сейчас, спустя столько времени, вы пытались найти доктора Грауса?" - спросил брат Сесáрео.
  
   "Информация поступила от одного из благотворителей Церкви, некоего мистера Кейна. Благодетель из другой веры и великий филантроп. Мы были нужны ему, чтобы найти Грауса, и он лично предложил профинансировать археологическую экспедицию, если мы сможем вернуть свечу."
  
   "Куда?"
  
   "Он не раскрыл точное местоположение. Но мы знаем местность. Аль-Мудаввара, Иордания."
  
   "Отлично, тогда не о чем беспокоиться", - прервал его Фаулер. "Ты знаешь, что произойдет, если кто-нибудь хотя бы пронюхает об этом?" Никто в этой экспедиции не проживет достаточно долго, чтобы поднять лопату."
  
   "Будем надеяться, что ты ошибаешься. Мы собираемся отправить с экспедицией наблюдателя: вас."
  
   Фаулер покачал головой. "Нет".
  
   "Вы осознаете последствия, разветвления".
  
   "Мой ответ по-прежнему отрицательный".
  
   "Ты не можешь отказаться".
  
   "Попробуй остановить меня", - сказал священник, направляясь к двери.
  
   "Энтони, мой мальчик". Слова сопровождали его, когда он шел к выходу. "Я не говорю, что собираюсь пытаться остановить тебя. Вы, должно быть, тот, кто решает отправиться. К счастью, за эти годы я научился иметь с тобой дело. Мне пришлось вспомнить единственное, что ты ценишь больше, чем свою свободу, и я нашел идеальное решение."
  
   Фаулер остановился, все еще стоя к ним спиной.
  
   "Что ты натворил, Камило?"
  
   Сирин сделал несколько шагов к нему. Если и было что-то, чего он не любил больше, чем разговоров, так это повышать голос.
  
   "В разговоре с мистером Каином я предложил лучшего репортера для его экспедиции. На самом деле, как репортер она довольно посредственная. И не слишком симпатичный, или резкий, или даже чрезмерно честный. На самом деле, единственное, что делает ее интересной, это то, что однажды ты спас ее шкуру. Как бы это сказать - она обязана тебе своей жизнью? Так что теперь ты не будешь бросаться прятаться в ближайшей бесплатной столовой, потому что знаешь, какому риску она подвергается."
  
   Фаулер по-прежнему не оборачивался. С каждым словом Сирина его рука сжималась все сильнее, пока не сжалась в кулак, ногти впились в ладонь. Но боли было недостаточно. Он стукнул кулаком по одной из ниш. От удара склеп затрясся. Деревянная дверь древнего места упокоения раскололась, и кость из оскверненного хранилища выкатилась на пол.
  
   Коленная чашечка Святого Сути. Бедняга, он хромал всю свою жизнь", - сказал брат СесáРео, наклоняясь, чтобы поднять реликвию.
  
   Фаулер, к настоящему времени подавший в отставку, наконец повернулся к ним лицом.
  
  
   10
  
  
  
   ОТРЫВОК Из РАЙМОНДА КЕНА: НЕАВТОРИЗОВАННАЯ БИОГРАФИЯ
  
   РОБЕРТ ДРИСКОЛЛ
  
  
   Многие читатели могут спросить, как еврею без особого образования, который в детстве жил за счет благотворительности, удалось создать такую огромную финансовую империю. Из предыдущих страниц ясно, что до декабря 1943 года Раймонда Кайна не существовало. Нет записи в его свидетельстве о рождении, нет документа, подтверждающего, что он американский гражданин.
  
   Период его жизни, о котором больше всего известно, начался, когда он поступил в Массачусетский технологический институт и накопил значительный список патентов. В то время как Соединенные Штаты переживали славные 1960-е, Кайн изобретал интегральную схему. В течение пяти лет он владел собственной компанией; в течение десяти - половиной Силиконовой долины.
  
   Этот период был хорошо задокументирован в журнале Time, наряду с несчастьями, которые разрушили его жизнь как отца и мужа...
  
   Возможно, что больше всего беспокоит среднего американца, так это его невидимость, это отсутствие прозрачности, которое превращает кого-то столь могущественного в тревожащую загадку. Рано или поздно кто-то должен развеять ауру таинственности, которая окружает фигуру Рэймонда Кейна...
  
  
   11
  
  
  
   На БОРТУ "БЕГЕМОТА"
  
   КРАСНОЕ МОРЕ
  
  
   Вторник, 11 июля 2006 года, 16:29.
  
  
   ... кто-то должен развеять ореол таинственности, окружающий фигуру Рэймонда Кена...
  
   Андреа широко улыбнулась и отложила в сторону биографию Рэймонда Кейна. Это был мрачный, предвзятый кусок дерьма, и ей это совершенно наскучило, когда она летела над пустыней Сахара по пути в Джибути.
  
   Во время полета у Андреа было время сделать то, что она делала редко: хорошенько присмотреться к себе. И она решила, что ей не нравится то, что она видит.
  
   Будучи младшей из пяти братьев и сестер - все мужчины, кроме нее, - Андреа выросла в среде, в которой чувствовала себя полностью защищенной. И это было совершенно банально. Ее отец был сержантом полиции, а мать домохозяйкой. Они жили в рабочем районе и почти каждый вечер ели макароны, а по воскресеньям - курицу. Мадрид - прекрасный город, но для Андреа он служил лишь для того, чтобы подчеркнуть посредственность ее семьи. В четырнадцать лет она поклялась, что в ту минуту, когда ей исполнится восемнадцать, она выйдет за дверь и никогда не вернется.
  
   Конечно, споры с папой о твоей сексуальной ориентации ускорили твой отъезд, не так ли, милая?
  
   Это был долгий путь с того момента, как она ушла из дома - тебя вышвырнули - до ее первой настоящей работы, за исключением тех, на которые ей пришлось пойти, чтобы оплатить обучение журналистике. В тот день, когда она начала работать в El Globo, она чувствовала себя так, словно выиграла в лотерею, но эта эйфория длилась недолго. Она переходила от одного раздела статьи к другому, каждый раз чувствуя, что падает ввысь, теряя чувство перспективы, а также контроль над своей личной жизнью. Перед отъездом она попала в Международный отдел...
  
   Они вышвырнули тебя .
  
   И теперь это невозможное приключение.
  
   Мой последний шанс. Учитывая, как обстоят дела с журналистами на рынке труда, моей следующей работой будет кассирша в супермаркете. Просто во мне есть что-то, что не работает. Я ничего не могу сделать правильно. Даже Ева, которая была самым терпеливым человеком в мире, не могла оставаться со мной. В тот день, когда она ушла... Как она меня назвала? "Безрассудно вышедший из-под контроля", "эмоционально холодный"... Я думаю, что "незрелый" было самое приятное, что она сказала. И она, должно быть, имела это в виду, потому что она даже не повысила голос. Блядь! Это всегда одно и то же. На этот раз мне лучше не облажаться.
  
   Андреа переключила мысленные передачи и прибавила громкость на своем iPod. Теплый голос Аланис Мориссетт успокоил ее настроение. Она откинулась на спинку сиденья, желая, чтобы она уже была в пункте назначения.
  
  
   К счастью, у первого класса были свои преимущества. Самым важным из них была возможность выйти из самолета раньше всех остальных. Молодой, хорошо одетый чернокожий водитель ждал ее рядом с потрепанным джипом на краю взлетно-посадочной полосы.
  
   Так, так. Никаких обычаев, верно? Мистер Рассел все устроил, думала Андреа, спускаясь по трапу из самолета.
  
   "Это все?" Водитель говорил по-английски, указывая на ручную сумку и рюкзак Андреа.
  
   "Мы направляемся в гребаную пустыню, не так ли?" Езжай дальше."
  
   Она узнала, как водитель смотрел на нее. Она привыкла быть стереотипной: молодой, светловолосой и, следовательно, глупой. Андреа не была уверена, было ли ее беззаботное отношение к одежде и деньгам способом еще глубже похоронить себя в этом стереотипе, или это была просто ее собственная уступка банальности. Возможно, сочетание того и другого. Но для этой поездки, в знак того, что она оставила свою старую жизнь позади, она свела свой багаж к минимуму.
  
   Пока джип преодолевал пять миль до корабля, Андреа делала фотографии своим Canon 5D. (На самом деле это был не ее Canon 5D, а тот, что принадлежал the paper, который она забыла вернуть. Они это заслужили, свиньи .) Она была потрясена крайней бедностью этой земли. Сухой, коричневый, покрытый камнями. Вы, вероятно, могли бы пересечь всю столицу пешком за два часа. Казалось, что не было ни промышленности, ни сельского хозяйства, ни инфраструктуры. Пыль от колес их джипа покрывала лица людей, которые смотрели на них, когда они проезжали мимо. Лица без надежды.
  
   "Мир находится в плохом положении, если такие люди, как Билл Гейтс и Рэймонд Кейн, зарабатывают за месяц больше, чем валовой национальный продукт этой страны за год".
  
   Водитель в ответ пожал плечами. Они уже были в порту, самой современной и ухоженной части столицы, и фактически ее единственном источнике дохода. Джибути извлекла выгоду из своего выгодного расположения в пределах Африканского Рога.
  
   Джип резко затормозил. Когда Андреа восстановила равновесие, то, что она увидела, заставило ее челюсть отвиснуть. Бегемот оказался совсем не таким уродливым грузовозом, как она ожидала. Это было элегантное современное судно, огромный корпус которого был выкрашен в красный цвет, а надстройка - в ослепительно белый, цвета Kayn Industries. Не дожидаясь, пока водитель поможет ей, она схватила свои вещи и взбежала по трапу, желая начать свое приключение как можно скорее.
  
   Полчаса спустя корабль поднял якорь и отправился в путь. Час спустя Андреа заперлась в своей каюте, намереваясь блевать в одиночестве.
  
  
   После двух дней, в течение которых единственное, с чем она могла справиться, были жидкости, ее внутреннее ухо объявило перемирие, и она, наконец, почувствовала себя достаточно храброй, чтобы выйти на улицу подышать свежим воздухом и познакомиться с кораблем. Но сначала она решила изо всех сил выбросить Raymond Kayn: The Unauthorized Biography за борт.
  
   "Тебе не следовало этого делать".
  
   Андреа отвернулась от перил. Навстречу ей по главной палубе шла привлекательная темноволосая женщина лет сорока. Она была одета как Андреа, в джинсы и футболку, но поверх них на ней была белая куртка.
  
   "Я знаю. Загрязнение окружающей среды - это плохо. Но попробуйте побыть взаперти три дня с этой дерьмовой книгой, и вы поймете."
  
   "Было бы менее травматично, если бы вы открыли дверь для чего-то другого, а не для того, чтобы взять воду у команды. Я понимаю, что вам были предложены мои услуги ..."
  
   Андреа уставилась на книгу, которая уже плыла далеко позади движущегося корабля. Ей стало стыдно. Ей не нравилось, когда люди видели ее больной, и она ненавидела чувствовать себя уязвимой.
  
   "У меня все было в порядке", - сказала Андреа.
  
   "Я понимаю, но я уверен, что ты почувствовал бы себя лучше, если бы принял немного драмамина".
  
   "Только если бы вы хотели моей смерти, доктор ..."
  
   "Харел. У вас аллергия на дименгидринаты, мисс Отеро?"
  
   "Среди прочего. Пожалуйста, зовите меня Андреа."
  
   Доктор Харел улыбнулась, и ряд морщин смягчил ее черты. У нее были красивые глаза, формой и цветом напоминающие миндаль, а ее волосы были темными и вьющимися. Она была на два дюйма выше Андреа.
  
   "И вы можете называть меня доктор Харел", - сказала она, протягивая руку.
  
   Андреа посмотрела на руку, не протягивая свою.
  
   "Я не люблю снобов".
  
   "Я тоже. Я не называю вам свое имя, потому что у меня его нет. Мои друзья обычно называют меня Док."
  
   Репортер, наконец, протянула руку. Рукопожатие доктора было теплым и приятным.
  
   "Это должно растопить лед на вечеринках, док".
  
   "Вы не можете себе представить. Обычно это первое, что замечают люди, когда я встречаюсь с ними. Давайте немного прогуляемся, и я расскажу вам больше."
  
   Они направились к носу корабля. В их сторону дул горячий ветер, заставляя трепетать американский флаг на корабле.
  
   "Я родился в Тель-Авиве вскоре после окончания Шестидневной войны", - продолжал Харел. "Четыре члена моей семьи погибли во время конфликта. Раввин истолковал это как дурное предзнаменование, поэтому мои родители не дали мне имени, чтобы обмануть Ангела Смерти. Они одни знали мое имя."
  
   "И это сработало?"
  
   "Для евреев имя очень важно. Это определяет личность и имеет власть над этим человеком. Мой отец прошептал мое имя мне на ухо во время моей бат-мицвы, когда прихожане пели. Я никогда не смогу рассказать об этом никому другому."
  
   "Или Ангел Смерти найдет тебя?" Без обид, док, но в этом нет особого смысла. Мрачный Жнец не ищет тебя в телефонной книге."
  
   Харел от души рассмеялся.
  
   "Я часто сталкиваюсь с подобным отношением. Я должен сказать вам, что нахожу это освежающим. Но мое имя останется в секрете."
  
   Андреа улыбнулась. Ей понравился непринужденный стиль этой женщины, и она смотрела ей в глаза, возможно, немного дольше, чем было необходимо или уместно. Харел отвела взгляд, слегка пораженная ее прямотой.
  
   "Что доктор без имени делает на борту Бегемота ?"
  
   "Я замена, в последнюю минуту. Им нужен был врач для экспедиции. Так что вы все в моих руках."
  
   Красивые руки, подумала Андреа.
  
   Они достигли луки. Море отступило под ними, и день засиял величественно и ярко. Андреа огляделась.
  
   "Когда я не чувствую, что мои внутренности в блендере, я должен признать, что это прекрасный корабль".
  
   Его сила в его чреслах, а его сила - в пупке его живота. Его кости подобны прочным кускам меди; его ноги подобны железным прутьям", - бодрым голосом продекламировал доктор.
  
   "Среди экипажа есть поэты?" Андреа рассмеялась.
  
   "Нет, дорогая. Это из Книги Иова. Это относится к огромному зверю по имени Бегемот, брату Левиафана."
  
   "Неплохое название для корабля".
  
   "В какой-то момент это был датский военно-морской фрегат класса "Хвидбьернен". Доктор указал на металлическую пластину площадью около десяти квадратных футов, которая была приварена к палубе. "Там раньше был единственный пистолет. Кайн Индастриз купила этот корабль за десять миллионов долларов на аукционе четыре года назад. Выгодная сделка."
  
   "Я бы не заплатил больше девяти с половиной".
  
   "Смейся, если хочешь, Андреа, но палуба этой красавицы имеет двести шестьдесят футов в длину; у нее есть собственная вертолетная площадка, и она может проплыть восемь тысяч миль со скоростью пятнадцать узлов. Он мог путешествовать из Кадиса в Нью-Йорк и обратно без дозаправки."
  
   В этот момент корабль преодолел огромную волну, и судно слегка накренилось. Андреа поскользнулась и чуть не перевалилась через перила, высота которых на носу была всего полтора фута. Доктор схватил ее за футболку.
  
   "Берегись! Если бы вы упали на такой скорости, вас бы либо разорвало на куски пропеллерами, либо вы утонули бы до того, как у нас появился шанс спасти вас."
  
   Андреа собиралась поблагодарить Харел, но потом она заметила что-то вдалеке.
  
   "Что это?" - спросила она.
  
   Харель прищурилась, подняв руку, чтобы защитить глаза от яркого света. Сначала она ничего не увидела, но пять секунд спустя смогла различить очертания.
  
   "Наконец-то мы все здесь. Это босс."
  
   "Кто?"
  
   "Разве они тебе не сказали? Мистер Кайн будет лично руководить всей операцией."
  
   Андреа обернулась с открытым ртом. "Ты шутишь?"
  
   Харель покачала головой. "Это будет первый раз, когда я с ним встречусь", - ответила она.
  
   "Они обещали мне интервью с ним, но я думал, что это будет в конце этой нелепой шарады".
  
   "Вы не верите, что экспедиция увенчается успехом?"
  
   "Допустим, у меня есть сомнения относительно ее реальной цели. Когда мистер Рассел нанимал меня, он сказал, что мы охотимся за очень важной реликвией, которая была утеряна тысячи лет назад. Он не стал вдаваться в подробности."
  
   "Мы все в неведении. Смотрите, это становится ближе."
  
   Теперь Андреа могла разглядеть нечто похожее на какой-то летательный аппарат примерно в двух милях по левому борту. Это быстро приближалось.
  
   "Вы правы, док, это самолет!"
  
   Репортеру пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев самолета и радостные крики моряков, когда он описал полукруг вокруг корабля.
  
   "Нет, это не самолет - посмотри".
  
   Они повернулись, чтобы следовать за ним. Самолет, или, по крайней мере, то, что Андреа считала самолетом, было небольшим летательным аппаратом, раскрашенным в цвета и с логотипом Kayn Industries, но его два винта были в три раза больше обычного размера. Андреа с изумлением наблюдал, как пропеллеры начали поворачиваться на крыле, и самолет прекратил облет Бегемота . Внезапно это повисло в воздухе. Пропеллеры совершили поворот на девяносто градусов и, подобно вертолету, теперь удерживали самолет неподвижно, когда концентрические волны веером расходились по морю под ним.
  
   "Это конвертоплан BA-609. Лучший в своем классе. Это ее первое путешествие. Говорят, это была одна из собственных идей мистера Кайна."
  
   "Все, что делает этот человек, кажется впечатляющим. Я хотел бы встретиться с ним."
  
   "Нет, Андреа, подожди!"
  
   Доктор попытался удержать Андреа, но она ускользнула в группу матросов, которые перегнулись через перила правого борта.
  
   Андреа поднялся на главную палубу и спустился по одному из трапов под надстройкой корабля, который соединялся с кормовой палубой, где сейчас зависал самолет. В конце коридора ей преградил путь светловолосый моряк ростом шесть футов два дюйма.
  
   "Это все, на что вы способны, мисс".
  
   "Прошу прощения?"
  
   "Вы сможете взглянуть на самолет, как только мистер Кайн окажется в своей каюте".
  
   "Понятно. А что, если я захочу взглянуть на мистера Кайна?"
  
   "Мой приказ - никому не позволять уходить за корму. Извините."
  
   Андреа отвернулась, не сказав ни слова. Ей не нравилось, когда ей отказывали, так что теперь у нее был двойной стимул обмануть охрану.
  
   Проскользнув в один из люков справа от нее, она вошла в основное помещение корабля. Ей нужно было поторопиться, пока они не забрали Каина вниз. Она могла бы попытаться спуститься на нижнюю палубу, но там наверняка был бы другой охранник. Она попробовала ручки на нескольких дверях, пока не нашла ту, которая не была заперта. Это было что-то вроде комнаты отдыха с диваном и ветхим столом для пинг-понга. В конце был большой открытый иллюминатор с видом на корму.
  
   Et voilà .
  
   Андреа поставила одну из своих маленьких ножек на угол стола, а другую на диван. Она просунула руки в иллюминатор, затем голову и просунула свое тело на другую сторону. Менее чем в десяти футах от нас матрос в оранжевом жилете и защитных наушниках подавал сигналы пилоту BA-609, когда колеса самолета со скрежетом коснулись палубы. Волосы Андреа развевались на ветру от лопастей винта. Она инстинктивно пригнулась, хотя бесчисленное количество раз клялась, что если когда-нибудь окажется под вертолетом, то не будет подражать персонажам фильмов, которые пригибают головы, хотя лопасти находятся почти в пяти футах над ними.
  
   Конечно, одно дело было представлять ситуацию, а другое - находиться в ней...
  
   Дверь BA-609 начала открываться.
  
   Андреа почувствовала движение позади себя. Она собиралась развернуться, когда ее швырнули на землю и прижали к палубе. Она почувствовала жар металла на своей щеке, когда кто-то сел ей на спину. Она извивалась изо всех сил, но не могла освободиться. Хотя ей было трудно дышать, она сумела взглянуть на самолет и увидела загорелого, красивого молодого человека в солнцезащитных очках и спортивной куртке, выходящего из самолета. За ним шел мужчина-бык весом около 220 фунтов, или так показалось Андреа с палубы. Когда этот грубиян посмотрел на нее, она не заметила никакого выражения в его карих глазах. Уродливый шрам тянулся от его левой брови до щеки. Наконец, за ним последовал худой, невысокий мужчина, одетый полностью в белое. Давление на ее голову усилилось, и она едва могла различить этого последнего пассажира, когда он пересек ее ограниченное поле зрения - все, что она могла видеть, были тени от замедляющихся лопастей винта на палубе.
  
   "Отпусти меня, хорошо? Гребаный сумасшедший параноик уже в своей каюте, так что отстань от меня, черт возьми."
  
   "Мистер Кайн не сумасшедший и не параноик. Боюсь, он страдает агорафобией, " ответил ее похититель по-испански.
  
   Его голос не был голосом моряка. Андреа хорошо помнила этот образованный, серьезный тон, такой размеренный и отчужденный, который всегда напоминал ей об Эде Харрисе. Когда давление на ее спину ослабло, она вскочила на ноги.
  
   "Ты?"
  
   Перед ней стоял отец Энтони Фаулер.
  
  
   12
  
  
  
   ЗА ПРЕДЕЛАМИ ОФИСОВ NETCATCH
  
   СОМЕРСЕТ-АВЕНЮ, 225,
  
   ВАШИНГТОН, округ Колумбия
  
  
   Вторник, 11 июля 2006 года. 11:29 утра.
  
  
   Более высокий из двух мужчин был также младшим, поэтому он всегда был тем, кто приносил кофе и еду в знак уважения. Его звали Назим, и ему было девятнадцать лет. Он был в группе Харуфа пятнадцать месяцев и был счастлив, потому что, наконец, его жизнь обрела смысл, путь.
  
   Назим боготворил Харуфа. Они встретились в мечети в Клайв-Коув, Нью-Джерси. Это было место, полное "вестернизированных", как называл их Харуф. Назим любил играть в баскетбол возле мечети, где он познакомился со своим новым другом, который был на двадцать лет старше его. Назим был польщен, что кто-то столь зрелый, да к тому же выпускник колледжа, заговорил с ним.
  
   Теперь он открыл дверцу машины и с трудом забрался на пассажирское сиденье, что нелегко, когда твой рост шесть футов два дюйма.
  
   "Я нашел только бургер-бар. Я заказал салаты и гамбургеры." Он отдал сумку Харуфу, который улыбнулся.
  
   "Спасибо, Назим. Но я должен тебе кое-что сказать, и я не хочу, чтобы ты сердился."
  
   "Что?"
  
   Харуф достал гамбургеры из коробок и выбросил их в окно.
  
   "Эти бургерные добавляют в свои гамбургеры лецитин, и есть вероятность, что в них может содержаться свинина. Это не халяль", - сказал он, имея в виду исламское ограничение на свинину. "Мне жаль. Но салаты отличные."
  
   Назим был разочарован, но в то же время почувствовал себя увереннее. Харуф был его наставником. Всякий раз, когда Назим совершал ошибку, Харуф исправлял его уважительно и с улыбкой, что было полной противоположностью тому, как родители Назима относились к нему в последние несколько месяцев, постоянно крича на него с тех пор, как он встретил Харуфа и начал посещать другую мечеть, которая была меньше и более "преданной".
  
   В новой мечети имам не только читал священный Коран на арабском, но и проповедовал на этом языке. Несмотря на то, что Назим родился в Нью-Джерси, он прекрасно читал и писал на языке пророка. Его семья была из Египта. Благодаря гипнотической проповеди имама Назим начал видеть свет. Он порвал с жизнью, которую вел. Он получал хорошие оценки и мог бы в том же году начать изучать инженерное дело, но вместо этого Харуф нашел ему работу в бухгалтерской фирме, которой руководит верующий.
  
   Его родители не согласились с его решением. Они также не понимали, почему он заперся в ванной, чтобы помолиться. Но какими бы болезненными ни были эти изменения, они медленно приняли их. До инцидента с Ханой.
  
   Замечания Назима становились все более агрессивными. Однажды вечером его сестра Хана, которая была на два года старше его, пришла в два часа ночи после выпивки со своими друзьями. Назим ждал ее и отругал за то, как она была одета, и за то, что она была немного пьяна. Оскорбления ходили взад и вперед. Наконец, вмешался их отец, и Назим указал на него пальцем.
  
   "Ты слаб. Ты не знаешь, как контролировать своих женщин. Ты позволяешь своей дочери работать. Ты позволяешь ей вести машину и не настаиваешь, чтобы она носила вуаль. Ее место в доме, пока у нее не будет мужа."
  
   Хана начала протестовать, и Назим дал ей пощечину. Это было последней каплей.
  
   "Может, я и слаб, но, по крайней мере, я хозяин этого дома. Убирайся! Я тебя не знаю. Уходите!"
  
   Назим отправился к Харуфу в одной одежде, которая была на нем. В ту ночь он немного поплакал, но слезы длились недолго. Теперь у него была новая семья. Харуф был одновременно его отцом и его старшим братом. Назим очень восхищался им, потому что тридцатидевятилетний Харуф был настоящим джихадистом и побывал в тренировочных лагерях в Афганистане и Пакистане. Он поделился своими знаниями лишь с горсткой молодых людей, которые, как Назим, перенесли бесчисленные оскорбления. В школе, даже на улице, люди не доверяли ему, как только видели его оливковую кожу и крючковатый нос и понимали, что он араб. Харуф сказал ему, что это потому, что они боялись его, потому что христиане знали, что исламские верующие были сильнее и многочисленнее. Назиму это понравилось. Пришло время, когда он вызывал должное уважение.
  
  
   Харуф поднял стекло со стороны водителя.
  
   "Шесть минут, а потом мы отправляемся".
  
   Назим бросил на него обеспокоенный взгляд. Его друг заметил, что что-то было не так.
  
   "В чем дело, Назим?"
  
   "Ничего".
  
   "Это никогда ничего не значит. Давай, ты можешь рассказать мне."
  
   "Это ничего".
  
   "Это страх? Ты боишься?"
  
   "Нет. Я солдат Аллаха!"
  
   "Солдатам Аллаха позволено бояться, Назим".
  
   "Ну, я не такой".
  
   "Это стреляет пистолет?"
  
   "Нет!"
  
   "Да ладно, у тебя было сорок часов практики на бойне моего кузена. Вы, должно быть, застрелили больше тысячи коров."
  
   Харуф также был одним из инструкторов Назима по стрельбе, и одним из упражнений была стрельба по живому скоту. В других случаях коровы были уже мертвы, но он хотел, чтобы Назим привык к огнестрельному оружию и увидел, что пули делают с плотью.
  
   "Нет, практические занятия были хорошими. Я не боюсь стрелять в людей. Я имею в виду, что они на самом деле не люди."
  
   Харуф не ответил. Он облокотился на руль, глядя прямо перед собой и ожидая. Он знал, что лучший способ заставить Назима высказаться - это позволить несколько минут неловкого молчания. Парень всегда заканчивал тем, что выбалтывал все, что его беспокоило.
  
   "Это просто... что ж, мне жаль, что я не попрощался со своими родителями, " сказал он наконец.
  
   "Понятно. Ты все еще винишь себя в том, что произошло?"
  
   "Немного. Я ошибаюсь?"
  
   Харуф улыбнулся и положил руку на плечо Назима.
  
   "Нет. Ты чувствительный и любящий молодой человек. Аллах наделил вас этими качествами, да будет благословенно его имя."
  
   "Да будет благословенно его имя", - повторил Назим.
  
   "Он также дал вам силу преодолевать их, когда вам это нужно. Теперь возьми меч Аллаха и исполни его волю. Радуйся, Назим."
  
   Молодой человек попытался улыбнуться, но в результате получилась скорее гримаса. Харуф усилил давление на плечо Назима. Его голос звучал тепло, с любовью.
  
   "Расслабься, Назим. Сегодня Аллах не просит нашей крови. Он просит об этом других. Но даже если бы что-то случилось, вы записали на видео послание своей семье, не так ли?"
  
   Назим кивнул.
  
   "Тогда не о чем беспокоиться. Возможно, ваши родители немного подались в западные страны, но в глубине души они хорошие мусульмане. Они знают награду за мученика. И когда вы достигнете Следующей жизни, Аллах позволит вам ходатайствовать за них. Только подумай, что они почувствуют."
  
   Назим представил, как его родители и сестра преклоняют перед ним колени, благодаря его за свое спасение, умоляя его простить их за то, что они были неправы. В прозрачном тумане его фантазии это был самый прекрасный аспект следующей жизни. Ему наконец удалось улыбнуться.
  
   "Вот так, Назим. На твоем лице бассамат аль-фарах, улыбка мученика. Это часть нашего обещания. Часть нашего вознаграждения."
  
   Назим сунул руку под куртку и сжал рукоятку пистолета.
  
   Они с Харуфом спокойно вышли из машины.
  
  
   13
  
  
  
   На БОРТУ "БЕГЕМОТА"
  
   На ПУТИ К ЗАЛИВУ АКАБА, КРАСНОЕ МОРЕ
  
  
   Вторник, 11 июля 2006 г., 17:11 вечера.
  
  
   "Ты!" Снова сказала Андреа, больше со злостью, чем с удивлением.
  
   В последний раз, когда они виделись, Андреа опасно балансировала в тридцати футах над землей, преследуемая маловероятным врагом. Тогда отец Фаулер спас ей жизнь, но он также помешал ей получить великую историю о своей карьере, о которой большинство репортеров только мечтают. Вудворд и Бернштейн сделали это с Water-gate, а Лоуэлл Бергман - с табачной промышленностью. Андреа Отеро мог бы сделать то же самое, но этот священник встал на пути. По крайней мере, он заполучил ее - Будь я проклят, если знаю как, подумала Андреа - эксклюзивное интервью с президентом Бушем, благодаря которому она сейчас оказалась на борту этого корабля, по крайней мере, так она предполагала. Но это было еще не все, и прямо сейчас ее больше заботило настоящее. Андреа не собиралась упускать эту возможность.
  
   "Я тоже рад вас видеть, мисс Отеро. Я вижу, что шрам - это едва ли воспоминание."
  
   Андреа инстинктивно коснулась своего лба, места, где Фаулер наложил ей четыре шва шестнадцать месяцев назад. Все, что осталось, - это тонкая бледная линия.
  
   "Вы надежная пара рук, но вы здесь не для этого. Ты шпионишь за мной? Ты снова хочешь испортить мою работу?"
  
   "Я участвую в этой экспедиции в качестве наблюдателя от Ватикана, не более того".
  
   Молодой репортер подозрительно посмотрел на него. Из-за сильной жары священник был одет в рубашку с короткими рукавами и воротничком, как у священнослужителя, и хорошо отглаженные брюки, все обычного черного цвета. Андреа впервые посмотрела на его загорелые руки. Его предплечья были огромными, с венами толщиной с шариковую ручку.
  
   Это не оружие библеиста.
  
   "И зачем Ватикану нужен наблюдатель в археологической экспедиции?"
  
   Священник собирался ответить, когда их прервал веселый голос.
  
   "Отлично! Вы двое уже были представлены?"
  
   Доктор Харель появилась на корме корабля, сверкая своей очаровательной улыбкой. Андреа не ответила на любезность.
  
   "Что-то вроде этого. Отец Фаулер собирался объяснить мне, почему он разыгрывал передо мной роль Бретта Фавра пару минут назад."
  
   "Мисс Отеро, Бретт Фавр - квотербек, он не очень хорошо отбирает мяч", - объяснил Фаулер.
  
   "Что случилось, отец?" - Спросила Харел.
  
   "Мисс Отеро вернулась сюда как раз в тот момент, когда мистер Кайн выходил из самолета. Боюсь, мне пришлось ее сдерживать. Я был немного груб. Мне жаль."
  
   Харел кивнул. "Я понимаю. Вы должны знать, что Андреа не присутствовала на сеансе безопасности. Не волнуйся, отец."
  
   "Что ты имеешь ввиду не волнуйся?"Все что, совсем с ума посходили?"
  
   "Успокойся, Андреа", - сказал доктор. "К сожалению, вы были больны в течение последних сорока восьми часов, и вас не держали в курсе событий. Позвольте мне ввести вас в курс дела. Рэймонд Кейн страдает агорафобией."
  
   "Так мне только что сказал отец Тэклер".
  
   "Помимо того, что отец Фаулер священник, он еще и психолог. Пожалуйста, прервите меня, если я что-то упущу, отец. Андреа, что ты знаешь об агорафобии?"
  
   "Это страх открытых мест".
  
   "Это то, что думает большинство людей. На самом деле, у людей, страдающих этим недугом, проявляются симптомы, которые намного сложнее."
  
   Фаулер прочистил горло.
  
   "Больше всего агорафобики боятся потерять контроль", - сказал священник. "Они боятся остаться в одиночестве, оказаться в местах, из которых нет выхода, или встретить новых людей. Вот почему они подолгу остаются дома."
  
   "Что происходит, когда они не могут контролировать ситуацию?" Спросила Андреа.
  
   "Это зависит от ситуации. Случай мистера Кайна особенно тяжелый. Если он окажется в трудной ситуации, он вполне может запаниковать, потерять связь с реальностью, начать испытывать головокружение, дрожь и учащенное сердцебиение."
  
   "Другими словами, он не мог быть биржевым маклером", - сказала Андреа.
  
   "Или нейрохирург", - пошутил Харел. "Но страдальцы могут вести нормальную жизнь. Есть известные агорафобики, такие как Ким Бейсингер или Вуди Аллен, которые годами боролись с болезнью и вышли победителями. Мистер Кайн сам создал империю из ничего. К сожалению, за последние пять лет его состояние ухудшилось."
  
   "Интересно, что, черт возьми, спровоцировало такого больного человека рискнуть выйти из своей скорлупы?"
  
   "Ты попал в самую точку, Андреа", - сказал Харел.
  
   Андреа заметила, что доктор как-то странно на нее смотрит.
  
   Все они несколько мгновений хранили молчание, а затем Фаулер возобновил разговор.
  
   "Я надеюсь, вы сможете простить мою чрезмерную настойчивость ранее".
  
   "Возможно, но ты чуть не оторвал мне голову", - сказала Андреа, потирая шею.
  
   Фаулер посмотрел на Харела, который кивнул.
  
   "Со временем вы поймете, мисс Отеро... Вы могли видеть людей, выходящих из самолета?" - Спросила Харел.
  
   "Там был молодой человек с оливковой кожей", - ответила Андреа. "Затем мужчина лет пятидесяти, одетый в черное, у которого был огромный шрам. И, наконец, худой мужчина с белыми волосами, который, как я полагаю, должен быть мистером Кайном."
  
   "Молодой человек - Джейкоб Рассел, исполнительный помощник мистера Кейна", - сказал Фаулер. "Человек со шрамом - Могенс Деккер, начальник службы безопасности "Кайн Индастриз". Поверь мне, если бы ты подошел немного ближе к Кайну, учитывая твой обычный стиль, Деккер бы немного занервничал. И ты не хочешь, чтобы это произошло."
  
   От носа до кормы прозвучал предупреждающий сигнал.
  
   "Ну вот, пришло время для вводной сессии", - сказал Харел. "Наконец-то великая тайна будет раскрыта. Следуйте за мной."
  
   "Куда мы направляемся?" Спросила Андреа, когда они вернулись на главную палубу по трапу, по которому репортер проскользнул несколькими минутами ранее.
  
   "Вся команда экспедиции встретится впервые. Они объяснят роль, которую каждый из нас собирается сыграть, и самое важное... что мы на самом деле ищем в Иордании."
  
   "Кстати, док, в чем ваша специальность?" Спросила Андреа, когда они вошли в конференц-зал.
  
   "Боевая медицина", - небрежно сказала Харел.
  
  
   14
  
  
  
   УБЕЖИЩЕ СЕМЬИ КОЭН
  
   ВЕНА
  
  
   Февраль 1943
  
  
   Джора Майер был вне себя от беспокойства. В задней части ее горла появилось ощущение кислоты, от которого ее затошнило. Она не чувствовала себя так с тех пор, как ей было четырнадцать и она избежала погромов 1906 года в Одессе, Украина, когда ее дедушка держал ее за руку. Ей повезло в столь юном возрасте найти работу прислуги в семье Коэн, которая владела фабрикой в Вене. Джозеф был старшим из детей. Когда шадчан, брачный брокер, в конце концов нашел ему милую еврейскую жену, Джора поехал с ним, чтобы присматривать за их детьми. Их первенец, Элан, провел свои ранние годы в избалованной и привилегированной обстановке. Младший, Юдель, был другой историей.
  
   Теперь ребенок лежал, свернувшись калачиком, на своей импровизированной кровати, которая состояла из двух сложенных одеял на полу. До вчерашнего дня он делил постель со своим братом. Лежа там, Юдель казался маленьким и печальным, а без своих родителей душное пространство казалось огромным.
  
   Бедный Юдель. Эти двенадцать квадратных футов были всем его миром практически с рождения. В тот день, когда он родился, вся семья, включая Джору, была в больнице. Никто из них не вернулся в роскошную квартиру на Ринштрассе. Это было 9 ноября 1938 года, дата, которую мир позже узнает как Хрустальную ночь, Ночь разбитого стекла. Бабушка и дедушка Юделя погибли первыми. Все здание на Риенштрассе сгорело дотла вместе с синагогой по соседству, когда пожарные пили и смеялись. Единственными вещами, которые Коэны взяли с собой, были кое-какая одежда и таинственный сверток, который отец Юдел использовал на церемонии, когда родился ребенок. Джора не знал, что это было, потому что во время церемонии мистер Коэн попросил всех покинуть комнату, включая Одиль, которая едва держалась на ногах.
  
   Практически не имея денег, Йозеф не смог покинуть страну, но, как и многие другие, он верил, что проблемы в конечном итоге утихнут, поэтому он искал убежища у некоторых своих друзей-католиков. Он также не забыл о Джоре, о чем мисс Майер никогда не забудет в дальнейшей жизни. Немногие дружеские отношения могли выдержать ужасные препятствия, с которыми столкнулись в оккупированной Австрии; однако был один, который выдержал. Стареющий судья Рат решил помочь коэнам, сильно рискуя собственной жизнью. Внутри своего дома он построил убежище в одной из комнат. Он своими руками заложил кирпичную перегородку, оставив узкое отверстие у основания, через которое семья могла входить и выходить. Затем судья Рат поставил низкий книжный шкаф перед входом, чтобы скрыть его.
  
   Семья Коэн вошла в свою живую могилу декабрьской ночью 1938 года, полагая, что война продлится всего несколько недель. Всем им не хватало места, чтобы лечь одновременно, и их единственными удобствами были керосиновая лампа и ведро. Еду и свежий воздух принесли в час ночи, через два часа после того, как горничная судьи ушла домой. Примерно в половине первого ночи старый судья медленно начинал отодвигать книжный шкаф от дыры. Из-за его возраста могло потребоваться почти полчаса, с частыми перерывами, прежде чем отверстие стало достаточно широким, чтобы пропустить коэнов.
  
   Вместе с семьей Коэнов судья также был узником той жизни. Он знал, что муж горничной был членом нацистской партии, поэтому, пока он строил убежище, он отправил ее в отпуск в Зальцбург на несколько дней. Когда она вернулась, он сказал ей, что им пришлось заменить газовые трубы. Он не осмеливался найти другую служанку, потому что это вызвало бы у людей подозрения, и ему приходилось быть осторожным с количеством еды, которую он покупал. С нормированием стало еще сложнее прокормить дополнительных пятерых человек. Джоре стало жаль его, так как он продал большую часть своего ценного имущества, чтобы купить мясо и картошку на черном рынке, которые он прятал на чердаке. Ночью, когда Джора и Коэны выходили из своего укрытия, босые, похожие на странных шепчущих призраков, старик приносил им еду с чердака.
  
   Коэны не осмеливались оставаться за пределами своего укрытия более чем на несколько часов. Пока Жора следил за тем, чтобы дети помылись и немного подвигались, Джозеф и Одиль тихо разговаривали с судьей. В течение дня они не могли издавать ни малейшего шума и в основном проводили время во сне или в полубессознательном состоянии, что для Жоры было похоже на пытку, пока она не начала слышать о концентрационных лагерях в Треблинке, Дахау и Освенциме. Мельчайшие детали повседневной жизни усложнились. Основные потребности, питье или даже пеленание малыша Юделя, были утомительными процедурами в таком ограниченном пространстве. Джора постоянно поражался способности Одиль Коэн общаться. Она разработала сложную систему знаков, которая позволяла ей вести долгие и иногда горькие беседы со своим мужем, не произнося ни слова.
  
   Более трех лет прошло в тишине. Юдель выучил не более четырех или пяти слов. К счастью, у него был спокойный характер, и он почти никогда не плакал. Казалось, он предпочитал, чтобы его держал Джора, а не его мать, но это не беспокоило Одиль. Одиль, казалось, заботилась только об Элане, который больше всего страдал от заключения. Он был неуправляемым, избалованным пятилетним ребенком, когда в ноябре 1938 года вспыхнули погромы, и после более чем тысячи дней в бегах в его глазах было что-то потерянное, почти сумасшедшее. Когда приходило время возвращаться в убежище, он всегда заходил последним. Часто он отказывался или оставался цепляться за вход. Когда это случалось, Юдель подходил и брал его за руку, поощряя Элана еще раз принести жертву и вернуться в долгие часы темноты.
  
   Но шесть ночей назад Элан больше не могла этого выносить. Он подождал, пока все остальные вернутся в яму, затем ускользнул и вышел из дома. Изуродованные артритом пальцы судьи успели лишь прикоснуться к рубашке мальчика, прежде чем он исчез. Джозеф попытался последовать за ним, но к тому времени, как он вышел на улицу, от Элана не осталось и следа.
  
   Новость появилась тремя днями позже в Kronen Zeitung . Молодой еврейский мальчик с психическими отклонениями, по-видимому, без семьи, был помещен в Детский центр в Шпигельгрунде. Судья был в ужасе. Когда он объяснил, слова застревали у него в горле, что, вероятно, случится с их сыном, Одиль впала в истерику и отказалась прислушиваться к голосу разума. Джора почувствовала слабость в тот момент, когда увидела, как Одиль выходит за дверь, неся тот самый пакет, который они принесли в свое убежище, тот самый, который они взяли в больницу много лет назад, когда родился Юдель. Муж Одиль сопровождал ее, несмотря на ее протесты, но, уходя, он вручил Джоре конверт.
  
   "Для Юделя", - сказал он. "Он не должен открывать его до своей бар-мицвы" .
  
   С тех пор прошло две ужасные ночи. Джоре не терпелось узнать новости, но судья был более молчалив, чем обычно. За день до этого дом был наполнен странными звуками. И затем, впервые за три года, книжный шкаф начал двигаться в середине дня, и лицо судьи появилось во входном отверстии.
  
   "Быстро, выходи. Мы не можем терять ни секунды!"
  
   Джора моргнул. Было трудно распознать яркость за пределами убежища как солнечный свет. Юдель никогда не видел солнца. Испугавшись, он нырнул обратно.
  
   "Джора, мне жаль. Вчера я узнал, что Йозеф и Одиль были арестованы. Я ничего не сказал, потому что не хотел расстраивать тебя еще больше. Но ты не можешь оставаться здесь. Они собираются допросить их, и независимо от того, как сильно коэны сопротивляются, нацисты в конечном итоге узнают, где Юдель."
  
   "Фрау Коэн ничего не скажет. Она сильная."
  
   Судья покачал головой.
  
   "Они пообещают спасти жизнь Элан в обмен на то, что она расскажет, где находится малышка, или что похуже. Они всегда могут заставить людей говорить."
  
   Джора начал плакать.
  
   "На это нет времени, Джора. Когда Йозеф и Одиль не вернулись, я пошел навестить друга в болгарском посольстве. У меня есть две выездные визы на имена Биляны Богомил, наставницы, и Михаила Живкова, сына болгарского дипломата. История такова, что вы возвращаетесь в школу с мальчиком после того, как провели рождественские каникулы с его родителями." Он показал ей прямоугольные билеты. "Это билеты на поезд до Стара Загоры. Но ты туда не пойдешь."
  
   "Я не понимаю", - сказал Джора.
  
   "Вашим официальным пунктом назначения является Стара Загора, но вы выйдете в Чернаводе. Поезд останавливается там на короткое время. Ты выйдешь, чтобы мальчик мог размять ноги. Вы выйдете из поезда с улыбкой на лице. У вас не будет никакого багажа или чего-либо в руках. Как только сможешь, исчезни. Констанца находится в тридцати семи милях к востоку. Вам придется либо идти пешком, либо найти кого-нибудь, кто отвезет вас туда на тележке."
  
   "Констанца", - повторила Джора, пытаясь вспомнить все в своем замешательстве.
  
   "Раньше это была Румыния. Теперь это Болгария. Кто знает, что будет завтра? Важно то, что это порт, и нацисты не следят за ним слишком тщательно. Оттуда вы можете сесть на корабль до Стамбула. А из Стамбула вы можете отправиться куда угодно."
  
   "Но у нас нет денег на билет".
  
   "Вот несколько отметок за поездку. И в этом конверте достаточно денег, чтобы забронировать проезд для вас двоих в безопасное место."
  
   Джора огляделся. В доме почти не осталось мебели. Внезапно она поняла, что это были за странные звуки накануне. Старик забрал почти все, что у него было, чтобы дать им шанс сбежать.
  
   "Как мы можем отблагодарить вас, судья Рат?"
  
   "Не надо. Ваша поездка будет очень опасной, и я не уверен, что выездные визы защитят вас. Боже, прости меня, но я надеюсь, что я не посылаю тебя на верную смерть."
  
  
   Два часа спустя Джоре удалось затащить Юделя на лестницу здания. Она собиралась выйти на улицу, когда услышала, как грузовик остановился на тротуаре. Каждый, кто жил при нацистах, точно знал, что это значит. Все это было похоже на плохую мелодию, начинающуюся с визга тормозов, за которым последовали чьи-то выкрикивающие приказы и глухое стаккато ботинок по снегу, которое становилось четче, когда ботинки ударялись о деревянные полы. В этот момент вы молились о том, чтобы звуки стихли; вместо этого раздалось зловещее крещендо, кульминацией которого стали удары в дверь. После паузы раздавался хор рыданий, перемежаемый пулеметными соло. И когда музыка заканчивалась, снова зажигался свет, люди возвращались за свои столики, а матери улыбались и делали вид, что по соседству ничего не произошло.
  
   Джора, которая хорошо знала мелодию, спряталась под лестницей, как только услышала первые ноты. Пока его коллеги ломали дверь Рата, солдат с фонариком нервно ходил взад-вперед у главного входа. Луч фонарика прорезал темноту, едва не задев поношенный серый ботинок Джоры. Юдель схватил ее с таким животным страхом, что Жоре пришлось прикусить губу, чтобы не закричать от боли. Солдат подошел к ним так близко, что они почувствовали запах его кожаной куртки, холодного металла и масла от пистолета.
  
   На лестнице прогрохотал громкий выстрел. Солдат прервал свои поиски и бросился наверх к своим товарищам, которые кричали. Жора подняла Юделя на руки и медленно вышла на улицу.
  
  
   15
  
  
  
   На БОРТУ БЕГЕМОТА
  
   На ПУТИ К ЗАЛИВУ АКАБА, КРАСНОЕ МОРЕ
  
  
   Вторник, 11 июля 2006 года, 18:03.
  
  
   В комнате доминировал большой прямоугольный стол, уставленный двадцатью аккуратно разложенными папками, перед которыми сидел человек. Харел, Фаулер и Андреа вошли последними и должны были занять оставшиеся места. Андреа оказалась между молодой афроамериканкой, одетой в нечто вроде военизированной формы, и пожилым мужчиной, лысеющим, с густыми усами. Молодая женщина проигнорировала ее и продолжила разговаривать с товарищами слева от нее, которые были одеты более или менее так же, как она, в то время как мужчина справа от Андреа протянул руку с толстыми, загрубевшими пальцами.
  
   "Томми Айхберг, водитель. Вы, должно быть, мисс Отеро."
  
   "Еще один человек, который меня знает! Приятно познакомиться с вами."
  
   Айхберг улыбнулся. У него было круглое, приятное лицо.
  
   "Я надеюсь, ты чувствуешь себя лучше".
  
   Андреа собирался ответить, но был прерван громким, неприятным звуком, когда кто-то прочищал горло. Старик, которому было далеко за семьдесят, только что вошел в комнату. Его глаза были почти скрыты в гнезде морщин, впечатление, которое подчеркивали крошечные линзы его очков. Его голова была выбрита, и у него была огромная седеющая борода, которая, казалось, плавала вокруг его рта, как облако пепла. На нем была рубашка с короткими рукавами, брюки цвета хаки и толстые черные ботинки. Он начал говорить, его голос был резким и неприятным, как скрежет ножа по зубам, прежде чем он достиг головы стола, где был установлен портативный электронный экран. Рядом с ним сидел помощник Каина.
  
   "Дамы и господа, меня зовут Сесил Форрестер, и я профессор библейской археологии в Университете Массачусетса. Это не Сорбонна, но, по крайней мере, это дом."
  
   Среди ассистентов профессора раздался вежливый смех, которые слышали эту шутку тысячу раз.
  
   "Без сомнения, вы пытались выяснить причину этого путешествия с тех пор, как ступили на борт этого корабля. Я надеюсь, у вас не возникло соблазна сделать это заранее, учитывая, что ваши, или, лучше сказать, наши, контракты с Kayn Enterprises требуют абсолютной секретности с момента их подписания и до тех пор, пока наши наследники не возрадуются нашей смерти. К сожалению, условия моего контракта также требуют, чтобы я посвятил вас в секрет, что я планирую сделать в течение следующих полутора часов. Не перебивайте меня, если у вас нет разумного вопроса. Поскольку мистер Рассел сообщил мне ваши данные, я знаком с каждой деталью, от вашего IQ до вашей любимой марки презервативов. Что касается команды мистера Деккера, даже не трудитесь открывать рты."
  
   Андреа, которая была частично повернута к профессору, услышала угрожающий шепот от людей в форме.
  
   "Этот сукин сын думает, что он умнее всех остальных. Может быть, я заставлю его проглотить свои зубы по одному."
  
   "Молчание".
  
   Голос был мягким, но в нем слышалась такая ярость, что Андреа вздрогнула. Она повернула голову достаточно, чтобы увидеть, что голос принадлежал Могенсу Деккеру, мужчине со шрамом, который прислонил свой стул к переборке. Солдаты немедленно затихли.
  
   "Хорошо. Что ж, теперь, когда мы все в одном месте, - продолжала Сесил Форрестер, " мне лучше представить вас друг другу. Двадцать три из нас собрались вместе для того, что станет величайшим открытием всех времен, и каждый из вас сыграет в этом свою роль. Вы уже знаете мистера Рассела справа от меня. Он тот, кто выбрал тебя."
  
   Помощник Каина кивнул головой в знак приветствия.
  
   Справа от него - отец Энтони Фаулер, который будет выступать в качестве наблюдателя Ватикана в экспедиции. Рядом с ним Нури Зайит и Рани Петерке, повар и помощник повара. Затем Роберт Фрик и Брайан Хэнли, администрация. "
  
   Два повара были мужчинами постарше. Зайит был худым, в возрасте около шестидесяти лет, с опущенным ртом, в то время как его помощник был коренастым и на несколько лет моложе. Андреа не могла точно определить его возраст. С другой стороны, оба администратора были молоды и почти так же темны, как Петерке.
  
   "Помимо этих высокооплачиваемых работников, у нас есть мои праздные и льстивые помощники. Все они имеют дипломы дорогих колледжей и думают, что знают больше меня: Дэвид Паппас, Гордон Дарвин, Кира Ларсен, Стоу Эрлинг и Эзра Левин.
  
   Молодые археологи неловко заерзали на своих стульях и попытались выглядеть профессионалами. Андреа стало жаль их. Им, должно быть, было чуть за тридцать, но Форрестер держал их на коротком поводке, из-за чего они казались еще моложе и неувереннее, чем были на самом деле - что было полной противоположностью людям в форме, сидевшим рядом с репортером.
  
   "На другом конце стола у нас мистер Деккер и его бульдоги: близнецы Готлиб, Алоис и Алрик; Теви Ваака, Пако Торрес, Марла Джексон и Луис Мэлони. Они будут отвечать за безопасность, добавляя в нашу экспедицию высококлассный компонент. Ирония фразы разрушительна, вам не кажется?"
  
   Солдаты никак не отреагировали, но Деккер выпрямил свой стул и перегнулся через стол.
  
   "Мы отправляемся в пограничную зону исламской страны. Учитывая характер нашей ... миссии, местные жители могут стать жестокими. Я уверен, что профессор Форрестер оценит уровень нашей защиты, если до этого дойдет." Он говорил с сильным южноафриканским акцентом.
  
   Форрестер открыл рот, чтобы ответить, но что-то на лице Деккера, должно быть, убедило его, что сейчас не время для кислых реплик.
  
   "Справа от вас - Андреа Отеро, наш официальный репортер. Я прошу вас сотрудничать с ней, если и когда она запросит какую-либо информацию или интервью, чтобы она могла рассказать нашу историю миру."
  
   Андреа одарила сидящих за столом улыбкой, на которую некоторые люди ответили тем же.
  
   "Мужчина с усами - это Томми Айхберг, наш главный водитель. И, наконец, справа, Док Харел, наш официальный шарлатан."
  
   "Не волнуйтесь, если не сможете вспомнить имена всех", - сказала доктор, поднимая руку. "Мы собираемся провести вместе довольно много времени в месте, которое не славится своими развлечениями, так что мы узнаем друг друга довольно хорошо. Не забудьте взять с собой идентификационный значок, который команда оставила в ваших каютах ..."
  
   "Насколько я понимаю, не имеет значения, знаешь ли ты имена всех, пока ты делаешь свою работу", - перебил старый профессор. "Теперь, если вы все обратите свое внимание на экран, я собираюсь рассказать вам историю".
  
   Экран засветился компьютерными изображениями древнего города. Над долиной возвышалось поселение с красными стенами и черепичными крышами, окруженное тройной внешней стеной. Улицы были полны людей, занимающихся своими повседневными делами. Андреа была поражена качеством изображений, достойным голливудской постановки, но голос, рассказывающий документальный фильм, принадлежал профессору. У этого парня такое огромное эго, что он даже не слышит, как паршиво звучит его голос, подумала она. У меня от него болит голова . Голос за кадром начался:
  
   Добро пожаловать в Иерусалим. Сейчас апрель 70 года нашей эры. Город четвертый год оккупирован мятежными зелотами, которые изгнали первоначальных жителей. Римляне, официально являющиеся правителями Израиля, больше не могут мириться с ситуацией, и Рим поручает Титу применить решительное наказание.
  
   Мирная сцена женщин, наполняющих свои сосуды водой, и детей, играющих у внешних стен возле колодцев, была прервана, когда на горизонте появились далекие знамена, увенчанные орлами. Зазвучали трубы, и дети, внезапно испугавшись, убежали обратно за стены.
  
   В течение нескольких часов город окружен четырьмя римскими легионами. Это четвертое нападение на город. Его граждане отразили три предыдущих. На этот раз Титус использует хитрый трюк. Он позволяет паломникам, входящим в Иерусалим на празднование Пасхи, пересечь линию фронта. После празднеств круг замыкается, и Титус не позволяет паломникам уйти. В городе теперь проживает в два раза больше людей, а его запасы еды и воды быстро истощаются. Римские легионы начинают атаку с северной стороны города и разрушают третью стену. Сейчас середина мая, и падение города - только вопрос времени.
  
   На экране был показан таран, разрушающий внешнюю стену. Со слезами на глазах священники храма на самом высоком холме города наблюдали за происходящим.
  
   Город в конце концов падает в сентябре, и Тит выполняет обещание, которое он дал своему отцу, Веспасиану. Большинство жителей города казнены или рассеяны. Их дома разграблены, а их храм разрушен.
  
   Окруженная трупами, группа римских солдат вынесла гигантскую менору из горящего храма, в то время как их генерал наблюдал за этим со своего коня, улыбаясь.
  
   Второй храм Соломона был сожжен до основания и остается таким по сей день. Многие сокровища храма были украдены. Многие, но не все. После падения третьей стены в мае священник по имени Йирм əй áху разработал план спасения хотя бы части сокровищ. Он выбрал группу из двадцати храбрецов, раздав первым двенадцати посылки с точными инструкциями о том, куда следует отнести предметы и что с ними делать. В этих посылках находились более "традиционные" сокровища храма: большое количество золота и серебра.
  
   Старый священник с белой бородой, одетый в черную рясу, разговаривал с двумя молодыми людьми, пока другие ждали своей очереди в большой каменной пещере, освещенной факелами.
  
   Йирмəй áху доверил последним восьми людям совершенно особую миссию, в десять раз более опасную, чем у остальных.
  
   Держа факел, священник повел восьмерых мужчин, которые несли большой предмет с помощью носилок, через сеть туннелей.
  
   Используя тайные ходы под храмом, Йирмəй áху вывел их за стены и подальше от римской армии. Хотя этот район, в тылу 10-го легиона Фретенсис, время от времени патрулировался римской охраной, людям священника удалось ускользнуть от них, достигнув Рихо, современного Иерихона, со своим тяжелым грузом на следующий день. И там след исчезает навсегда.
  
   Профессор нажал кнопку, и экран погас. Он повернулся к аудитории, которая с нетерпением ждала.
  
   "То, что сделали эти люди, было совершенно невероятным. Они проехали четырнадцать миль, неся огромный груз примерно за девять часов. И это было только начало их путешествия."
  
   "Что они несли, профессор?" Спросила Андреа.
  
   "Я полагаю, это было самое ценное сокровище", - сказал Харел.
  
   "Всему свое время, мои дорогие. Йирм əй áху вернулся в город и провел следующие два дня за написанием совершенно особенной рукописи на еще более необычном свитке. Это была подробная карта с инструкциями о том, как вернуть различные части сокровищ, которые были спасены из храма... но он не мог справиться с работой в одиночку. Это была словесная карта, выгравированная на поверхности медного свитка длиной почти в десять футов."
  
   "Почему медь?" - спросил кто-то сзади.
  
   "В отличие от папируса или пергамента, медь чрезвычайно прочна. На нем также очень сложно писать. Потребовалось пять человек, чтобы завершить надпись за один сеанс, иногда по очереди. Когда они закончили, Йирм əй áху разделил документ на две части, передав первую посланнику с инструкциями по ее сохранности в общине иссейитов, которые жили недалеко от Иерихона. Другую часть он отдал своему собственному сыну, одному из коаним, священнику, как и он сам. Мы знаем эту большую часть истории из первых рук, потому что Йирм &# 601;й & # 225; ху полностью записал ее в медной рукописи. После этого все следы этого были потеряны на 1882 года."
  
   Старик сделал паузу, чтобы сделать глоток воды. На мгновение он больше не был похож на морщинистую, напыщенную марионетку, а казался более человечным.
  
   "Дамы и господа, теперь вы знаете об этой истории больше, чем большинство экспертов в мире. Никто точно не выяснил, как была написана рукопись. Тем не менее, она стала довольно известной, когда одна из ее частей всплыла в 1952 году в пещере в Палестине. Это было среди примерно 85 000 фрагментов текста, которые были найдены в Кумране."
  
   "Это знаменитый Кумранский медный свиток?" - Спросил доктор Харел.
  
   Археолог снова включил экран, на котором теперь отображалось изображение знаменитого свитка: изогнутая пластина из темно-зеленого металла, покрытая едва разборчивыми письменами.
  
   "Вот как это называется. Исследователи были немедленно поражены необычным характером открытия, как странным выбором материала для письма, так и самими надписями - ни одна из которых не могла быть должным образом расшифрована. С самого начала было ясно, что это был список сокровищ, содержащий шестьдесят четыре предмета. Записи давали представление о том, что будет найдено и где. Например, "На дне пещеры, которая находится в сорока шагах к востоку от башни Ахор, выкопайте три фута. Там вы найдете шесть золотых слитков." Но указания были расплывчатыми, а описанные количества казались настолько нереальными - что-то вроде двухсот тонн золота и серебра, - что "серьезные" исследователи подумали, что это должно быть каким-то мифом, мистификацией или шуткой."
  
   "Кажется, это слишком много усилий для шутки", - сказал Томми Айхберг.
  
   "Точно! Превосходно, мистер Айхберг, превосходно, особенно для водителя, " сказал Форрестер, который, казалось, был неспособен сделать ни малейшего комплимента без сопутствующего оскорбления. "В 70 году нашей эры не было хозяйственных магазинов. Огромная пластина из девяносто девяти процентов чистой меди, должно быть, стоила очень дорого. Никто бы не стал писать художественное произведение на такой драгоценной поверхности. Забрезжил луч надежды. Согласно Кумранскому свитку, пунктом номер шестьдесят четыре был "текст, подобный этому, с инструкциями и кодом для нахождения описанных объектов"."
  
   Один из солдат поднял руку.
  
   "Итак, этот старик, этот Ермияцко..."
  
   "Йирм əяху".
  
   "Неважно. Старик разрезал эту штуку на две части, и в каждой части был ключ к поиску другой?"
  
   "И оба должны были быть вместе, чтобы найти сокровище. Без второго свитка не было никакой надежды разобраться во всем. Но восемь месяцев назад кое-что произошло..."
  
   "Я уверен, что ваша аудитория предпочла бы сокращенную версию, доктор", - с улыбкой сказал отец Фаулер.
  
   Старый археолог несколько секунд пристально смотрел на Фаулера. Андреа заметила, что профессору, похоже, трудно продолжать, и спросила себя, что, черт возьми, произошло между двумя мужчинами.
  
   "Да, конечно. Что ж, достаточно сказать, что вторая половина свитка, наконец, появилась благодаря усилиям Ватикана. Он передавался от отца к сыну как священный предмет. Долгом семьи было сохранить это в безопасности до подходящего времени. Что они сделали, так это спрятали это в свече, но в конце концов даже они потеряли представление о том, что было внутри."
  
   "Это меня не удивляет. Их было - сколько? - семьдесят, восемьдесят поколений? Это чудо, что они продолжали традицию защищать свечу все это время ", - сказал кто-то, сидящий перед Андреа. Это был администратор, Брайан Хэнли, подумала она.
  
   "Мы, евреи, терпеливый народ", - сказал повар Нури Зайит. "Мы ждали Мессию три тысячи лет".
  
   "И вам придется ждать еще три тысячи", - сказал один из солдат Деккера. Громкие взрывы смеха и хлопанье в ладоши сопровождали неприятную шутку. Но больше никто не смеялся. Из-за имен Андреа догадалась, что, за исключением нанятых охранников, почти все члены экспедиции были еврейского происхождения. Она чувствовала, как нарастает напряжение в комнате.
  
   "Давайте продолжим", - сказал Форрестер, игнорируя насмешки солдат. "Да, это было чудо. Взгляните на это."
  
   Один из помощников принес деревянный ящик длиной около трех футов. Внутри него, под защитным стеклом, находилась медная пластина, покрытая еврейскими символами. Все, включая солдат, уставились на объект и начали комментировать его тихими голосами.
  
   "Он выглядит почти новым".
  
   "Да, Медный свиток Кумрана, должно быть, старше. Он не блестящий и нарезан на мелкие полоски."
  
   "Кумранский свиток кажется более древним, потому что он был выставлен на воздух, - объяснил профессор, - и он был разрезан на полоски, потому что исследователи не смогли найти другого способа открыть его, чтобы прочитать содержимое. Второй свиток был защищен от окисления покрывающим его воском. Вот почему текст так же ясен, как в тот день, когда он был написан. Наша собственная карта сокровищ."
  
   "Так тебе удалось расшифровать это?"
  
   "Как только у нас появился второй свиток, выяснение того, что говорилось в первом, было детской забавой. Что было нелегко, так это сохранить открытие в тайне. Пожалуйста, не спрашивайте меня о деталях фактического процесса, потому что я не уполномочен раскрывать больше, и, кроме того, вы бы этого не поняли."
  
   "Итак, мы отправляемся на поиски кучи золота? Не слишком ли банально для такой претенциозной экспедиции? Или для кого-то, у кого деньги текут из ушей, как у мистера Кайна? " спросила Андреа.
  
   "Мисс Отеро, мы не ищем груду золота. На самом деле, мы уже кое-что обнаружили."
  
   Старый археолог подал знак одному из своих помощников, который расстелил на столе кусок черного фетра и с некоторым усилием водрузил на него блестящий предмет. Это был самый большой слиток золота, который Андреа когда-либо видела: размером с мужское предплечье, но грубой формы, вероятно, он был отлит в какой-то тысячелетней литейной мастерской. Хотя его поверхность была усеяна небольшими кратерами, бугорками и неровностями, он был очень красив. Все глаза в комнате были прикованы к объекту, и раздались восхищенные свистки.
  
   "Используя подсказки из второго свитка, мы обнаружили одно из тайников, описанных в Медном свитке Кумрана. Это было в марте этого года, где-то на Западном берегу. Таких золотых слитков, как этот, было шесть."
  
   "Сколько это стоит?"
  
   "Около трехсот тысяч долларов..."
  
   Свист превратился в восклицания.
  
   "... но поверьте мне, это ничто по сравнению с ценностью того, что мы ищем: самого мощного объекта в истории человечества".
  
   Форрестер сделал жест, и один из помощников забрал брусок, но оставил черный фетр. Археолог достал лист миллиметровой бумаги из папки и положил его туда, где лежал золотой слиток. Все наклонились вперед, намереваясь увидеть, что это было. Все они сразу узнали объект, нарисованный на нем.
  
   "Дамы и господа, вы - двадцать три человека, которые были избраны для возвращения Ковчега Завета".
  
  
   16
  
  
  
   На БОРТУ "БЕГЕМОТА"
  
   КРАСНОЕ МОРЕ
  
  
   Вторник, 11 июля 2007 г., 19:17.
  
  
   Волна изумления прокатилась по комнате. Все начали взволнованно разговаривать, а затем засыпали археолога вопросами.
  
   "Где Ковчег?"
  
   "Что там внутри ...?"
  
   "Как мы можем помочь ...?"
  
   Андреа была шокирована реакцией ассистентов, а также своей собственной. Эти слова "Ковчег Завета" имели магическое звучание, которое усиливало археологическую важность обнаружения объекта возрастом более двух тысяч лет.
  
   Даже интервью с Каином не смогло превзойти это. Рассел был прав. Если мы найдем Ковчег, это будет сенсация века. Доказательство существования Бога...
  
   Ее дыхание участилось. Внезапно у нее возникли сотни вопросов к Форрестеру, но она сразу поняла, что задавать их бессмысленно. Старик довел их до этого места, и теперь он собирался оставить их там, умоляя о большем.
  
   Отличный способ привлечь нас к сотрудничеству.
  
   Словно подтверждая теорию Андреа, Форрестер смотрел на группу как кот, проглотивший канарейку. Он жестом велел им замолчать.
  
   "На сегодня достаточно. Я не хочу давать вам больше, чем могут усвоить ваши мозги. Мы сообщим вам остальное, когда придет время. На данный момент я собираюсь передать дела..."
  
   "И последнее, профессор", - прервала его Андреа. Вы сказали, что нас было двадцать три, но я насчитал только двадцать два. Кого не хватает?"
  
   Форрестер повернулся и посоветовался с Расселом, который кивнул, что он может продолжать.
  
   "Номер двадцать три в экспедиции - мистер Рэймонд Кейн".
  
   Все разговоры прекратились.
  
   "Что, черт возьми, это значит?" - спросил один из наемных солдат.
  
   "Это означает, что босс отправляется в экспедицию. Как все вы знаете, он поднялся на борт несколько часов назад и будет путешествовать с нами. Вам это не кажется странным, мистер Торрес?"
  
   "Иисус Христос, все говорят, что старик сумасшедший", - ответил Торрес. "Достаточно сложно защищать тех, кто в здравом уме, но сумасшедшие ..."
  
   Торрес, похоже, был из Южной Америки. Он был невысоким, худым, темнокожим и говорил по-английски с сильным латиноамериканским акцентом.
  
   "Торрес", - произнес голос позади него.
  
   Солдат откинулся на спинку стула, но не обернулся. Деккер, очевидно, собирался убедиться, что его человек больше не будет совать нос в чужие дела.
  
   Тем временем Форрестер сел, и слово взял Джейкоб Рассел. Андреа заметила, что на его белой куртке не было ни единой морщинки.
  
   "Всем добрый день. Я хочу поблагодарить профессора Сесила Форрестера за его трогательную презентацию. И от своего имени и Kayn Industries, я хочу выразить свою благодарность всем вам за присутствие. Мне нечего добавить, за исключением двух очень важных моментов. Во-первых, с этого момента всякое общение с внешним миром строго запрещено. Сюда входят мобильные телефоны, электронная почта и устное общение. Пока мы не выполним нашу миссию, это ваша вселенная. Со временем вы поймете, почему эта мера необходима как для обеспечения успеха такой деликатной миссии, так и для нашей собственной безопасности."
  
   Было несколько жалоб, высказанных шепотом, но они были половинчатыми. Все уже знали, что сказал им Рассел, потому что это было оговорено в длинном контракте, который каждый из них подписал.
  
   "Второй пункт гораздо более неприятный. Консультант по вопросам безопасности предоставил нам отчет, еще не подтвержденный, о том, что исламская террористическая группировка знает о нашей миссии и планирует нападение."
  
   "Что...?"
  
   "... должно быть, мистификация..."
  
   "... опасно..."
  
   Помощник Каина поднял руки, чтобы всех успокоить. Он, очевидно, был готов к лавине вопросов.
  
   "Не пугайтесь. Я просто хочу, чтобы вы были бдительны и не подвергались никакому ненужному риску, а тем более рассказывали кому-либо за пределами этой группы о нашем конечном пункте назначения. Я не знаю, как могла произойти утечка, но, поверьте мне, мы расследуем это и предпримем соответствующие действия."
  
   "Могло ли это исходить изнутри иорданского правительства?" Спросила Андреа. "Такая группа, как наша, обязательно привлечет внимание".
  
   "Что касается правительства Иордании, то мы - коммерческая экспедиция, проводящая подготовительные исследования для фосфатного рудника в районе Аль-Мудаввара в Иордании, недалеко от границы с Саудовской Аравией. Никто из вас не пройдет таможню, так что не беспокойтесь о своем прикрытии."
  
   "Я не беспокоюсь о своем прикрытии, я беспокоюсь о террористах", - сказала Кира Ларсен, одна из ассистенток профессора Форрестера.
  
   "Вам не нужно беспокоиться о них, пока мы здесь, чтобы защитить вас", - флиртовал один из солдат.
  
   "Отчет не подтвержден, это всего лишь слух. И слухи не могут причинить вам вреда ", - сказал Рассел с широкой улыбкой.
  
   Но подтверждения могут, подумала Андреа.
  
  
   Встреча закончилась через несколько минут. Рассел, Деккер, Форрестер и некоторые другие разошлись по своим каютам. У дверей конференц-зала стояли две тележки с бутербродами и напитками, которые кто-то из членов экипажа предусмотрительно оставил там. Очевидно, участники экспедиции уже были изолированы от экипажа.
  
   Те, кто остался в комнате, оживленно обсуждали новую информацию, набрасываясь на еду. Андреа долго беседовала с доктором Харелем и Томми Айхбергом, пока поглощала сэндвичи с ростбифом и пару кружек пива.
  
   "Я рад, что к тебе вернулся аппетит, Андреа".
  
   "Спасибо, док. К сожалению, после каждого приема пищи мои легкие жаждут никотина."
  
   "Вам придется курить на палубе", - сказал Томми Айхберг. "Курение внутри Бегемота запрещено. Как вы знаете..."
  
   "Приказ мистера Кайна", - хором подхватили все трое, смеясь.
  
   "Да, да, я знаю. Не волнуйся. Я вернусь через пять минут. Я хочу посмотреть, есть ли в этой тележке что-нибудь покрепче пива."
  
  
   17
  
  
  
   НА БОРТУ БЕГЕМОТА
  
   КРАСНОЕ МОРЕ
  
  
   Вторник, 11 июля 2006 г., 21:41.
  
  
   На палубе было уже темно. Андреа вышла из прохода и медленно направилась к передней части корабля. Она могла бы пнуть себя за то, что не надела свитер. Температура совсем немного упала, и холодный ветер развевал ее волосы и заставлял ее дрожать.
  
   Она достала мятую пачку сигарет Camel из одного кармана джинсов и красную зажигалку из другого. В нем не было ничего особенного, просто многоразового использования, с выштампованными на нем цветами, и, вероятно, он стоил не более семи евро в каком-нибудь универмаге, но это был ее первый подарок от Евы.
  
   Из-за ветра ей потребовалось десять попыток, прежде чем она зажгла сигарету. Но как только она преуспела, это было божественно. С тех пор, как она поднялась на борт Бегемота, она обнаружила, что курить практически невозможно из-за морской болезни, а не из-за отсутствия попыток.
  
   Наслаждаясь звуком рассекающего воду лука, молодая репортерша порылась в памяти в поисках всего, что она могла вспомнить о свитках Мертвого моря и Медном свитке Кумрана. Их было немного. К счастью, ассистенты профессора Форрестер пообещали провести для нее ускоренный курс, чтобы она могла более четко описать важность открытия.
  
   Андреа не могла поверить в свою удачу. Экспедиция была намного лучше, чем она себе представляла. Даже если им не удастся найти Ковчег, а Андреа была уверена, что они никогда этого не сделают, ее отчета о втором медном свитке и обнаружении части сокровища будет достаточно, чтобы продать статью в любую газету мира.
  
   Самым разумным было бы найти агента, который продал бы всю историю целиком. Интересно, было бы лучше продать это как эксклюзив одному из гигантов, таких как National Geographic или New York Times, или сделать много продаж в небольших торговых точках. Я уверена, что такие деньги освободили бы меня от всех долгов по кредитной карте, подумала Андреа.
  
   Она в последний раз затянулась сигаретой и подошла к перилам, чтобы выбросить ее за борт. Она ступала осторожно, вспоминая инцидент в тот день с низкими перилами. Когда она подняла руку, чтобы выбросить окурок, она увидела мимолетный образ лица доктора Хареля, напоминающего ей, что загрязнять окружающую среду - это плохо.
  
   Вау, Андреа. Есть надежда, даже для кого-то вроде тебя. Представьте, поступать правильно, когда никто не смотрит, подумала она, туша сигарету о стену и засовывая окурок в задний карман джинсов.
  
   В этот момент она почувствовала, как кто-то схватил ее за лодыжки, и мир перевернулся с ног на голову. Ее руки шарили в воздухе, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но безуспешно.
  
   Когда она падала, ей показалось, что она видит темную фигуру, наблюдающую за ней с перил.
  
   Секунду спустя ее тело упало в воду.
  
  
   18
  
  
  
   КРАСНОЕ МОРЕ
  
   Вторник, 11 июля 2006 г., 21:43.
  
  
   Первое, что почувствовала Андреа, была холодная вода, пронзающая ее конечности. Она замолотила руками, пытаясь вернуться на поверхность. Ей потребовалось две секунды, чтобы осознать, что она не знает, какой путь ведет наверх. Воздух, который у нее был в легких, был на исходе. Она медленно выдохнула, чтобы посмотреть, в каком направлении движутся пузырьки, но в полной темноте это было бесполезно. Она теряла силы, и ее легким отчаянно не хватало воздуха. Она знала, что если вдохнет воду, то умрет. Она стиснула зубы, поклялась не открывать рот и попыталась подумать.
  
   Черт. Этого не может быть, только не так. Это не может так закончиться.
  
   Она снова пошевелила руками, полагая, что плывет к поверхности, когда почувствовала, как что-то мощное тянет ее.
  
   Внезапно ее лицо снова оказалось в воздухе, и она ахнула. Кто-то поддерживал ее за плечо. Андреа попытался обратиться.
  
   "Это просто! Дыши медленно!" Отец Фаулер кричал ей в ухо, пытаясь перекричать рев корабельных винтов. Андреа была потрясена, увидев, как сила воды тащит их ближе к задней части корабля. "Послушай меня! Пока не поворачивайся, или мы оба умрем. Расслабься. Сними обувь. Медленно двигайте ногами. Через пятнадцать секунд мы будем в мертвой воде от кильватерного следа корабля. Тогда я тебя отпущу. Уплывай изо всех сил!"
  
   Андреа использовала ноги, чтобы снять туфли, все это время глядя на бурлящую серую пену, которая могла засосать их насмерть. Они были всего в сорока футах от пропеллеров. Она подавила импульс вырваться из рук Фаулера и двигаться в противоположном направлении. В ее ушах звенело, и пятнадцать секунд показались вечностью.
  
   "Сейчас!" Фаулер закричал.
  
   Андреа почувствовала, что всасывание прекратилось. Она поплыла в направлении, противоположном пропеллерам, подальше от их адского гула. Прошло почти две минуты, когда священник, который внимательно следил за ней, схватил ее за руку.
  
   "Мы сделали это".
  
   Молодая репортерша перевела взгляд на корабль. Теперь он был довольно далеко, и она могла видеть только одну из его сторон, которая была освещена несколькими прожекторами, направленными на воду. Они начали охоту за ними.
  
   "Черт", - сказала Андреа, изо всех сил пытаясь удержаться на плаву. Фаулер схватил ее, прежде чем она полностью погрузилась.
  
   "Расслабься. Позволь мне поддержать тебя, как я делал раньше."
  
   "Черт", - повторила Андреа, выплевывая соленую воду, в то время как священник поддерживал ее сзади в стандартной позиции для спасения.
  
   Внезапно ее ослепил яркий свет. Мощные прожекторы с Бегемота обнаружили их. Фрегат подошел к ним, затем удержал свою позицию рядом, пока матросы выкрикивали указания и указывали с перил. Двое из них бросили пару спасательных поясов в их сторону. Андреа была измотана и продрогла до костей теперь, когда ее адреналин и страх утихли. Моряки бросили им веревку, и Фаулер обмотал ее вокруг своих подмышек, затем завязал узлом.
  
   "Как, черт возьми, тебе удалось упасть за борт?" - спросил священник, пока их вытаскивали наверх.
  
   "Я не падал, отец. Меня подтолкнули."
  
  
   19
  
  
  
   АНДРЕА И ФАУЛЕР
  
   "Спасибо вам. Я не думал, что у меня это получится."
  
   Завернувшись в одеяло и вернувшись на борт, Андреа все еще дрожала. Фаулер сидел рядом с ней, наблюдая за ней с озабоченным выражением лица. Матросы покинули палубу, помня о запрете разговаривать с членами экспедиции.
  
   "Вы не представляете, как нам повезло. Пропеллеры вращались очень медленно. Поворот Андерсона, если я не ошибаюсь."
  
   "О чем ты говоришь?"
  
   "Я вышел из своей каюты подышать свежим воздухом и услышал, как ты совершаешь свое вечернее погружение, поэтому я схватил ближайший корабельный телефон, крикнул "Человек за бортом" на левый борт " и нырнул вслед за тобой. Корабль должен был сделать полный круг, который называется поворотом Андерсона, но это должно было произойти по левому, а не по правому борту."
  
   "Потому что...?"
  
   "Потому что, если поворот будет сделан в сторону, противоположную той, куда упал человек, пропеллеры изрубят его в фарш. Это то, что чуть не случилось с нами."
  
   "Каким-то образом превращение в корм для рыб не входило в мои планы".
  
   "Ты уверен в том, что сказал мне раньше?"
  
   "Так же уверен, как я знаю имя своей матери".
  
   "Ты видел, кто тебя толкнул?"
  
   "Я видел только темную тень".
  
   "Тогда, если то, что вы говорите, правда, поворот корабля на правый борт вместо левого тоже не был случайностью ..."
  
   "Возможно, они тебя неправильно расслышали, отец".
  
   Фаулер помолчал минуту, прежде чем ответить.
  
   "Мисс Отеро, пожалуйста, никому не рассказывайте о своих подозрениях. Когда тебя спросят, просто скажи, что ты упал. Если это правда, что кто-то на борту пытается вас убить, раскрыть это сейчас ..."
  
   "... предупредил бы ублюдка".
  
   "Вот именно", - сказал Фаулер.
  
   "Не волнуйся, отец. Эти туфли от Армани обошлись мне в двести евро, " сказала Андреа, ее губы все еще слегка дрожали. "Я хочу поймать сукина сына, который отправил их на дно Красного моря".
  
  
   20
  
  
  
   КВАРТИРА ТАХИРА ИБН ФАРИСА
  
   АММАН, Иордания
  
  
   Среда, 12 июля 2006 года. 1:32 утра.
  
  
   Тахир вошел в свой дом в темноте, дрожа от страха. Незнакомый голос окликнул его из гостиной.
  
   "Входи, Тахир".
  
   Чиновнику потребовалось все его мужество, чтобы пересечь коридор и направиться в маленькую гостиную. Он искал выключатель света, но тот не сработал. Затем он почувствовал, как чья-то рука схватила его за руку и выкрутила ее, заставляя упасть на колени. Голос раздался из тени где-то перед ним.
  
   "Ты согрешил, Тахир".
  
   "Нет. Нет, пожалуйста, сэр. Я всегда жил в соответствии с таквой, честно. Западные люди искушали меня много раз, и я никогда не сдавался. Это была моя единственная ошибка, сэр."
  
   "Значит, ты говоришь, что ты честен?"
  
   "Да, сэр. Клянусь Аллахом."
  
   "И все же вы позволили кафирунам, неверным, владеть частью нашей земли".
  
   Тот, кто выкручивал ему руку, усилил давление, и Тахир издал приглушенный крик.
  
   "Не кричи, Тахир. Если ты любишь свою семью, не кричи."
  
   Тахир поднес другую руку ко рту и сильно прикусил рукав своей куртки. Давление продолжало возрастать.
  
   Раздался ужасный сухой треск.
  
   Тахир упал, тихо плача. Его правая рука свисала с тела, как набитый носок.
  
   "Браво, Тахир. Поздравляю."
  
   "Пожалуйста, сэр. Я следовал вашим инструкциям. Никто не приблизится к зоне раскопок в течение следующих нескольких недель."
  
   "Вы уверены в этом?"
  
   "Да, сэр. В любом случае, туда никто никогда не ходит."
  
   "А полиция пустыни?"
  
   "Ближайшая дорога - это просто трасса примерно в четырех милях отсюда. Полиция посещает этот район только два или три раза в год. Когда американцы разобьют лагерь, они будут твоими, я клянусь."
  
   "Хорошо, Тахир. Вы проделали хорошую работу."
  
   В этот момент кто-то снова включил электричество, и в гостиной зажегся свет. Тахир поднял взгляд от пола, и то, что он увидел, заставило его кровь застыть в жилах.
  
   Его дочь Миеша и жена Зайна были связаны и с кляпом во рту лежали на диване. Но не это потрясло Тахира. Его семья была в таком же состоянии, когда он ушел пять часов назад, чтобы выполнить требования людей в капюшонах.
  
   Что наполнило его ужасом, так это то, что мужчины больше не носили капюшоны.
  
   "Пожалуйста, сэр", - сказал Тахир.
  
   Чиновник вернулся в надежде, что все будет в порядке. Что взятка от его американских друзей не будет раскрыта, и что люди в капюшонах оставят его и его семью в покое. Теперь эта надежда испарилась, как капля воды на раскаленной сковороде.
  
   Тахир избегал взгляда мужчины, сидящего между его женой и дочерью, их глаза были красными от слез.
  
   "Пожалуйста, сэр", - повторил он.
  
   У мужчины что-то было в руке. Пистолет. В конце ее была пустая пластиковая бутылка из-под кока-колы. Тахир точно знал, что это было: примитивный, но эффективный глушитель.
  
   Бюрократ не мог контролировать свою дрожь.
  
   "Тебе не о чем беспокоиться, Тахир", - сказал мужчина, наклоняясь, чтобы прошептать ему на ухо. "Разве Аллах не приготовил место в раю для честных людей?"
  
   Был легкий отчет, похожий на удар хлыстом. Два других выстрела последовали с интервалом в несколько минут. Установка новой бутылки и закрепление ее клейкой лентой занимает немного времени.
  
  
   21
  
  
  
   НА БОРТУ БЕГЕМОТА
  
   ЗАЛИВ АКАБА, КРАСНОЕ МОРЕ
  
  
   Среда, 12 июля 2006 года. 21:47 вечера.
  
  
   Андреа очнулась в корабельном лазарете, большой комнате с парой кроватей, несколькими стеклянными шкафчиками и письменным столом. Обеспокоенный доктор Харел заставил Андреа провести там ночь. Она, вероятно, мало спала, потому что, когда Андреа открыла глаза, она уже сидела за столом, читая книгу и потягивая кофе. Андреа громко зевнула.
  
   "Доброе утро, Андреа. Ты скучаешь по моей прекрасной стране."
  
   Андреа встала с кровати, протирая глаза. Единственное, что она могла ясно различить, была кофеварка на столе. Доктор наблюдал за ней, забавляясь тем, как кофеин начал творить свое волшебство с репортером.
  
   "Ваша прекрасная страна?" Сказала Андреа, когда смогла говорить. "Мы в Израиле?"
  
   "Технически мы находимся в иорданских водах. Давайте выйдем на палубу, и я вам покажу."
  
   Когда они вышли из лазарета, Андреа подставила лицо утреннему солнцу. День обещал быть жарким. Она глубоко вздохнула и потянулась в своей пижаме. Доктор облокотился на поручни корабля.
  
   "Будь осторожен, чтобы снова не упасть за борт", - поддразнила она.
  
   Андреа вздрогнула, осознав, как ей повезло остаться в живых. Прошлой ночью, со всем волнением от спасения и стыдом за то, что ей пришлось солгать и сказать, что она упала за борт, у нее действительно не было возможности испугаться. Но сейчас, при свете дня, шум винтов и воспоминание о холодной темной воде пронеслись в ее голове, как кошмар наяву. Она попыталась сосредоточиться на том, как красиво все выглядело с корабля.
  
   "Бегемот" медленно направлялся к каким-то пирсам, тянумый буксиром из порта Акаба. Харел указал на нос корабля.
  
   "Это Акаба, Иордания. И это Эйлат, Израиль. Посмотрите, как два города обращены друг к другу, словно зеркальные отражения.
  
   "Это прекрасно. Но это не единственное... "
  
   Харел слегка покраснела и отвела взгляд.
  
   "Вы не можете по-настоящему оценить это с воды, " продолжала она, " но если бы мы прилетели самолетом, вы могли бы увидеть, как залив очерчивает береговую линию. Акаба занимает восточный угол, а Эйлат - западный.
  
   "Теперь, когда вы упомянули об этом, почему мы не прилетели самолетом?"
  
   "Потому что официально это не археологические раскопки. Мистер Кайн хочет вернуть Ковчег и доставить его обратно в Соединенные Штаты. Джордан никогда бы не согласился на это ни при каких обстоятельствах. Наше прикрытие заключается в том, что мы ищем фосфаты, поэтому мы прибыли морем, как и другие компании. Сотни тонн фосфатов ежедневно отправляются из Акабы в места по всему миру. Мы скромная команда разведчиков. И мы везем наши собственные транспортные средства в трюме корабля."
  
   Андреа задумчиво кивнула. Она наслаждалась спокойствием побережья. Она посмотрела в сторону Эйлата. Прогулочные катера плавали по воде недалеко от города, как белые голуби вокруг зеленого гнезда.
  
   "Я никогда не был в Израиле".
  
   "Тебе стоит когда-нибудь съездить", - сказала Харел, грустно улыбаясь. "Это прекрасная земля. Как сад фруктов и цветов, вырванный из крови и песка пустыни."
  
   Репортер подробно наблюдал за доктором. Ее вьющиеся волосы и загорелый цвет лица были еще красивее в этом освещении, как будто любые небольшие дефекты, которые могли быть на ее лице, были смягчены видом ее родины.
  
   "Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду, док".
  
   Андреа достала из кармана пижамы мятую пачку "Кэмел" и закурила сигарету.
  
   "Тебе не следовало засыпать с ними в кармане".
  
   "И я не должен курить, пить или подписываться на экспедиции, которым угрожают террористы".
  
   "Очевидно, у нас больше общего, чем вы думаете".
  
   Андреа уставилась на Харель, пытаясь понять, что она имела в виду. Доктор протянул руку и взял сигарету из пачки.
  
   "Вау, док. Ты не представляешь, как это меня радует."
  
   "Почему?"
  
   "Мне нравится видеть врачей, которые курят. Это как брешь в их самодовольной броне."
  
   Харел рассмеялась.
  
   "Ты мне нравишься. Вот почему меня беспокоит видеть тебя в этой чертовой ситуации."
  
   "Какая ситуация?" - спросила Андреа, приподняв бровь.
  
   "Я говорю о вчерашнем покушении на твою жизнь".
  
   Сигарета репортера замерла на полпути ко рту.
  
   "Кто тебе сказал?"
  
   "Фаулер".
  
   "Кто-нибудь еще знает?"
  
   "Нет, но я рад, что он сказал мне".
  
   "Я собираюсь убить его", - сказала Андреа, раздавливая сигарету о перила. "Ты не представляешь, как мне было стыдно, когда все на меня смотрели ..."
  
   "Я знаю, он сказал тебе никому не говорить. Но, поверьте мне, мой случай немного другой."
  
   "Посмотри на этого идиота. Она даже не может удержать равновесие!"
  
   "Что ж, это не совсем неправда. Помнишь?"
  
   Андреа была смущена напоминанием о предыдущем дне, когда Харел пришлось схватить ее за футболку как раз перед появлением BA-160.
  
   "Не волнуйся", - продолжил Харел. "Фаулер рассказал мне не просто так".
  
   "Это знает только он. Я не доверяю ему, док. Мы сталкивались друг с другом раньше ..."
  
   "И тогда он тоже спас тебе жизнь".
  
   "Я вижу, вы тоже были проинформированы об этом. Раз уж мы об этом заговорили, как, черт возьми, ему удалось вытащить меня из воды?"
  
   "Отец Фаулер был офицером Военно-воздушных сил США. Часть элитного подразделения специального назначения, специализирующегося на параспасении."
  
   "Я слышал о них: они отправляются на поиски сбитых пилотов, не так ли?"
  
   Харел кивнул.
  
   "Я думаю, ты ему понравилась, Андреа. Может быть, ты ему кого-то напоминаешь."
  
   Андреа задумчиво посмотрела на Харел. Была какая-то связь, которую она не улавливала, и она была полна решимости выяснить, что это было. Больше, чем когда-либо, Андреа была убеждена, что ее репортаж о потерянной реликвии или интервью с одним из самых странных и труднодоступных мультимиллионеров были лишь частью уравнения. Вдобавок ко всему, ее сбросили в море с движущегося корабля.
  
   Будь я проклят, если смогу разобраться в этом, подумал репортер. Я понятия не имею, что происходит, но ключом должны быть Фаулер и Харел ... и как много они готовы мне рассказать .
  
   "Похоже, ты много о нем знаешь".
  
   "Ну, отец Фаулер любит путешествовать".
  
   "Давайте будем немного конкретнее, док. Мир - большое место."
  
   "Не тот, в котором он перемещается. Вы в курсе, что он знал моего отца?"
  
   "Он был необыкновенным человеком", - сказал отец Фаулер.
  
   Обе женщины обернулись и увидели священника, стоящего в нескольких шагах позади них.
  
   "Вы давно здесь?" - спросила Андреа. Глупый вопрос, который только показывает, что вы сказали кому-то то, чего не хотите, чтобы они знали. Отец Фаулер проигнорировал это. У него было серьезное выражение лица.
  
   "У нас срочная работа", - сказал он.
  
  
   22
  
  
  
   ОФИСЫ NETCATCH
  
   СОМЕРСЕТ-АВЕНЮ, ВАШИНГТОН, округ Колумбия
  
  
   Среда, 12 июля 2006 года. 1:59 утра.
  
  
   Агент ЦРУ провел потрясенного Орвилла Уотсона через приемную его сгоревшего офиса. В воздухе все еще стоял дым, но еще хуже был запах сажи, грязи и сожженных тел. Ковровое покрытие от стены до стены было покрыто по меньшей мере на дюйм грязной водой.
  
   "Будьте осторожны, мистер Ватсон. Мы отключили подачу электричества, чтобы избежать коротких замыканий. Нам придется находить дорогу с фонариками."
  
   Используя мощные лучи своих фонариков, Орвилл и агент прошли между рядами столов. Молодой человек не мог поверить своим глазам. Каждый раз, когда луч света падал на перевернутый стол, закопченное лицо или тлеющую корзину для мусора, ему хотелось плакать. Эти люди были его сотрудниками. Это была его жизнь. Тем временем агент - Орвилл думал, что это тот же самый, который звонил ему на мобильный, как только он сошел с самолета, но он не был уверен - объяснял каждую ужасную деталь нападения. Орвилл молча стиснул зубы.
  
   "Вооруженные люди вошли через главный вход, застрелили администратора, оборвали телефонные провода, а затем открыли огонь по всем остальным. К сожалению, все ваши сотрудники были за своими столами. Их было семнадцать, это верно?"
  
   Орвилл кивнул. Его полный ужаса взгляд упал на янтарное ожерелье Ольги. Она работала в бухгалтерии. Он подарил ей ожерелье на день рождения две недели назад. Свет факела придавал ему неземной блеск. В темноте он даже не мог узнать ее обожженные руки, которые теперь были изогнуты, как когти.
  
   "Они хладнокровно убивали их одного за другим. У ваших людей не было возможности выбраться. Единственный выход был через парадную дверь, а офис находится... что? Сто пятьдесят квадратных метров? Спрятаться было негде."
  
   Конечно. Орвилл любил открытые пространства. Весь офис представлял собой одно прозрачное пространство, выполненное из стекла, стали и венге, темного африканского дерева. Там не было дверей или кабинок, только свет.
  
   "После того, как они закончили, они поместили бомбу в шкаф в дальнем конце и еще одну у входа. Самодельная взрывчатка; ничего особо мощного, но достаточно, чтобы поджечь все."
  
   Компьютерные терминалы. Оборудование стоимостью в миллион долларов и миллионы чрезвычайно ценных фрагментов информации, собранных за эти годы, все потеряно. В прошлом месяце он сменил резервное хранилище данных на диски Blu-ray. Они использовали почти двести дисков, более 10 терабайт информации, которые они хранили в несгораемом шкафу... которая теперь лежала открытой и пустой. Как, черт возьми, они узнали, где искать?
  
   "Они взорвали бомбы, используя сотовые телефоны. Мы думаем, что вся операция заняла не более трех минут, максимум четыре. К тому времени, когда кто-то позвонил в полицию, они уже давно ушли."
  
   Офис в одноэтажном здании, в районе, удаленном от центра города, в окружении небольших предприятий и Starbucks. Это было идеальное место для операции - без суеты, без подозрений, без свидетелей.
  
   "Первые агенты, которые прибыли сюда, оцепили район и вызвали пожарных. Они держали шпионов подальше, пока не прибыла наша команда по устранению повреждений. Мы сказали всем, что произошел взрыв газа и один человек погиб. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал, что здесь произошло сегодня."
  
   Это могла быть одна из тысячи разных групп. Аль-Каида, Бригада мучеников Аль-Аксы, IBDA-C ... любой из них, узнав об истинной цели Netcatch, счел бы его уничтожение приоритетом. Потому что Netcatch раскрыл их слабое место: их средства коммуникации. Но Орвилл подозревал, что у этой атаки были более глубокие, таинственные корни: его последний проект для Kayn Industries. И имя. Очень, очень опасное название.
  
   Хакан .
  
   "Вам очень повезло, что вы путешествовали, мистер Ватсон. В любом случае, вам не нужно беспокоиться. Вы будете помещены под полную защиту ЦРУ."
  
   Услышав это, Орвилл заговорил впервые с тех пор, как переступил порог офиса.
  
   "Твоя гребаная защита похожа на билет первого класса в морг. Даже не думай следовать за мной. Я собираюсь исчезнуть на пару месяцев."
  
   "Я не могу позволить этому случиться, сэр", - сказал агент, делая шаг назад и кладя руку на кобуру. Другой рукой он направил фонарик на грудь Орвилла. Цветастая рубашка, которую носил Орвилл, контрастировала с сгоревшим офисом, как клоун на похоронах викингов.
  
   "О чем ты говоришь?"
  
   "Сэр, с вами хотят поговорить люди из Лэнгли".
  
   "Я должен был знать. Они готовы заплатить мне огромные суммы денег; готовы оскорбить память мужчин и женщин, которые погибли здесь, выдав это за какой-то гребаный несчастный случай, а не за убийство от рук врагов нашей страны. Чего они не хотят делать, так это перекрыть информационный канал, не так ли, агент?" Орвилл настаивал. "Даже если это означает рисковать моей жизнью".
  
   "Я ничего об этом не знаю, сэр. Мне приказано доставить вас в Лэнгли в целости и сохранности. Пожалуйста, сотрудничайте."
  
   Орвилл опустил голову и глубоко вздохнул.
  
   "Отлично. Я пойду с тобой. Что еще я могу сделать?"
  
   Агент улыбнулся с видимым облегчением и отвел фонарик подальше от Орвилла.
  
   "Вы не представляете, как я рад это слышать, сэр. Мне бы не хотелось увозить тебя в наручниках. В любом случае -"
  
   Агент понял, что происходит, слишком поздно. Орвилл навалился на него всем своим весом. В отличие от агента, молодой калифорниец не проходил никакой подготовки по рукопашному бою. У него не было тройного черного пояса, и он не знал пяти различных способов убить человека голыми руками. Самым жестоким поступком, который Орвилл совершил в своей жизни, было то, что он проводил время за своей PlayStation.
  
   Но вы мало что можете сделать против 240 фунтов чистого отчаяния и ярости, когда они швыряют вас о перевернутый стол. Агент рухнул на стол, разломив его надвое. Он повернулся, пытаясь дотянуться до своего пистолета, но Орвилл был быстрее. Склонившись над ним, Орвилл ударил его по лицу своим фонариком. Руки агента обмякли, и он замер.
  
   Внезапно испугавшись, Орвилл поднял руки к лицу. Это зашло слишком далеко. Не более чем пару часов назад он выходил из частного самолета, хозяин своей судьбы. Теперь он напал на агента ЦРУ, возможно, даже убил его.
  
   Быстрая проверка пульса агента на его шее сказала ему, что он этого не делал. Благодарю небеса за небольшие милости.
  
   Хорошо, теперь подумайте. Ты должен убираться отсюда. Найдите безопасное место. И, прежде всего, сохраняйте спокойствие. Не позволяйте им поймать вас.
  
   С его огромным телом, конским хвостом и гавайской рубашкой Орвилл далеко бы не ушел. Он подошел к окну и начал составлять план. Несколько пожарных пили воду и вонзали зубы в дольки апельсина возле двери. Как раз то, что ему было нужно. Он спокойно вышел за дверь и направился к ближайшему забору, где пожарные оставили свои куртки и шлемы, которые были слишком тяжелыми в такую жару. Мужчины были заняты шутками и стояли спиной к своей одежде. Молясь, чтобы пожарные его не заметили, Орвилл взял одно из пальто и шлем, вернулся по своим следам и направился обратно в офис.
  
   "Привет, приятель!"
  
   Орвилл с тревогой обернулся.
  
   "Ты со мной разговариваешь?"
  
   "Конечно, я с вами разговариваю", - сказал один из пожарных. "Как ты думаешь, куда ты направляешься с моим пальто?"
  
   Ответь ему, чувак. Придумай что-нибудь. Что-нибудь убедительное.
  
   "Мы должны посмотреть на сервер, и агент сказал, что мы должны принять меры предосторожности".
  
   "Твоя мать никогда не учила тебя просить вещи, прежде чем брать их взаймы?"
  
   "Мне действительно жаль. Не могли бы вы одолжить мне свое пальто?"
  
   Пожарный расслабился и улыбнулся.
  
   "Конечно, чувак. Давай посмотрим, твой ли это размер, " сказал он, распахивая пальто. Орвилл засунул руки в рукава. Пожарный застегнул его и надел шлем. Орвилл на мгновение сморщил нос от смешанных запахов пота и сажи.
  
   "Идеально подходит. Верно, ребята?"
  
   "Он выглядел бы как настоящий пожарный, если бы не сандалии", - сказал другой член команды, указывая на ноги Орвилла. Они все рассмеялись.
  
   "Спасибо вам. Большое вам спасибо. Но позволь мне угостить тебя стаканчиком сока, чтобы загладить мои плохие манеры. Что скажешь?"
  
   Они показали ему поднятый большой палец и кивнули, когда Орвилл ушел. За барьером, который они установили в пятистах футах от него, Орвилл увидел пару дюжин зрителей и несколько телекамер - всего несколько, - пытающихся заснять сцену. С такого расстояния пожар, должно быть, выглядел не более чем скучным взрывом газа, поэтому он предположил, что они скоро уйдут. Он сомневался, что инцидент займет больше минуты в вечерних новостях; даже половины колонки в завтрашней "Вашингтон пост" . Прямо сейчас у него была более насущная проблема: выбраться оттуда.
  
   Все будет хорошо до тех пор, пока вы не столкнетесь с другим агентом ЦРУ. Так что просто улыбнись. Улыбнись.
  
   "Привет, Билл", - сказал он, кивая полицейскому, охраняющему оцепленную территорию, как будто знал его всю свою жизнь.
  
   "Я собираюсь раздобыть немного сока для ребят".
  
   "Я Мак".
  
   "Ладно, извини. Я перепутал тебя кое с кем другим."
  
   "Ты из пятьдесят четвертого, верно?
  
   "Нет, Восьмерка. Я Стюарт, " сказал Орвилл, указывая на бейдж с именем на липучке у себя на груди и молясь, чтобы полицейский не заметил его обувь.
  
   "Идите вперед", - сказал мужчина, немного отодвигая барьер "Не пересекать", чтобы Орвилл мог пройти. "Принеси мне чего-нибудь поесть, ладно, приятель?"
  
   "Нет проблем!" Ответил Орвилл. Он оставил позади дымящиеся руины своего офиса и растворился в толпе.
  
  
   23
  
  
  
   НА БОРТУ БЕГЕМОТА
  
   ПОРТ В АКАБЕ, ИОРДАНИЯ
  
  
   Среда, 12 июля 2006 года. 10:21 утра.
  
  
   "Я не буду этого делать", - сказал Андреа. "Это безумие".
  
   Фаулер покачал головой и посмотрел на Харела в поисках поддержки. Это был третий раз, когда он пытался убедить репортера.
  
   "Послушай меня, дорогая", - сказал доктор, присаживаясь на корточки рядом с Андреа, которая сидела на полу у стены, прижав ноги к туловищу левой рукой и нервно куря правой. "Как сказал вам отец Фаулер прошлой ночью, ваш несчастный случай является доказательством того, что кто-то проник в экспедицию. Почему они напали именно на вас, от меня ускользает ..."
  
   "Это может ускользнуть от вас, но для меня это чрезвычайно важно", - пробормотала Андреа.
  
   "... но что для нас сейчас важно, так это получить в свои руки ту же информацию, что и у Рассела. Он не собирается делиться этим с нами, это точно. И именно поэтому нам нужно, чтобы вы взглянули на эти файлы."
  
   "Почему я не могу просто украсть их у Рассела?"
  
   "Две причины. Во-первых, потому что Рассел и Кайн спят в одной каюте, которая находится под постоянным наблюдением. И, во-вторых, потому что, даже если бы вам удалось попасть, их помещения огромны, и у Рассела, вероятно, повсюду бумаги. Он привез с собой довольно много работы, чтобы продолжать управлять империей Каина."
  
   "Хорошо, но этот монстр... Я видел, как он смотрит на меня. Я не хочу приближаться к нему."
  
   "Мистер Деккер может процитировать все произведения Шопенгауэра по памяти. Может быть, это даст вам тему для разговора", - сказал Фаулер в одной из своих редких попыток пошутить.
  
   "Отец, ты не помогаешь", - отругал его Харел.
  
   "О чем он говорит, док?" Спросила Андреа.
  
   "Деккер цитирует Шопенгауэра всякий раз, когда он заводится. Он знаменит этим."
  
   "Я думал, он был знаменит тем, что ел на завтрак колючую проволоку. Ты можешь представить, что бы он сделал со мной, если бы застукал, что я шныряю по его каюте? Я ухожу отсюда."
  
   "Андреа", - сказала Харел, хватая ее за руку. "С самого начала отец Фаулер и я были обеспокоены тем, что вы участвуете в этой экспедиции. Мы надеялись убедить вас придумать какой-нибудь предлог, чтобы уволиться, как только мы пришвартуемся. К сожалению, теперь, когда они сообщили нам цель экспедиции, никому не будет позволено уйти."
  
   Черт возьми! Взаперти с эксклюзивом моей жизни. Жизнь, я надеюсь, которая не будет слишком короткой.
  
   "Вы участвуете в этом, хотите вы этого или нет, мисс Отеро", - сказал Фаулер. "Ни доктор, ни я не можем приблизиться к хижине Деккера. Они слишком пристально наблюдают за нами. Но ты можешь. Это маленькая хижина, и у него в ней будет немного вещей. Мы уверены, что единственные файлы в его каюте относятся к брифингу по миссии. Они должны быть черными с золотым логотипом на обложке. Деккер работает в службе безопасности под названием DX5."
  
   Андреа на мгновение задумалась. Как бы она ни боялась Могенса Деккера, тот факт, что на борту был убийца, не исчезнет, если она просто посмотрит в другую сторону и продолжит писать свою историю, надеясь на лучшее. Она должна была быть прагматичной, и объединение с Харел и отцом Фаулером было неплохой идеей.
  
   До тех пор, пока это соответствует моей цели, и они не встанут между моей камерой и Ковчегом.
  
   "Хорошо. Но я надеюсь, что этот кроманьонец не разрежет меня на мелкие кусочки, иначе я вернусь как призрак и буду преследовать вас обоих, блядь."
  
  
   Андреа направилась к середине прохода 7. План был довольно прост: Харел нашел Деккера возле моста и занимал его вопросами о прививках для его солдат. Фаулер должен был нести вахту на лестнице между первой и второй палубами - каюта Деккера находилась на втором уровне. Невероятно, но его дверь была не заперта.
  
   Самоуверенный ублюдок, подумала Андреа.
  
   Маленькая, голая каюта была почти идентична ее собственной. Узкая койка, застеленная наглухо, в армейском стиле.
  
   Как у моего отца. Гребаные милитаристские засранцы.
  
   Металлический шкаф, маленькая ванная и письменный стол. На нем стопка черных папок.
  
   Бинго. Это было легко.
  
   Она протянула к ним руку, когда шелковый голос чуть не заставил ее выплюнуть свое сердце.
  
   "Так, так. Чему я обязан такой честью?"
  
  
   24
  
  
  
   На БОРТУ БЕГЕМОТА
  
   ПРИЧАЛЫ ПОРТА АКАБА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Среда, 12 июля 2006 года. 11:32 утра.
  
  
   Андреа изо всех сил старалась не закричать. Вместо этого она обернулась с улыбкой на лице.
  
   "Здравствуйте, мистер Деккер. Или это полковник Деккер? Я искал тебя."
  
   Наемный работник был таким большим и стоял так близко к Андреа, что ей пришлось откинуть голову назад, чтобы не разговаривать с его шеей.
  
   "С мистером Деккером все в порядке. Тебе что-то было нужно... Андреа?"
  
   Придумай оправдание, и сделай его хорошим, подумала Андреа, широко улыбаясь.
  
   "Я пришел извиниться за то, что появился вчера днем, когда вы провожали мистера Кайна с его самолета".
  
   Деккер ограничился ворчанием. Этот грубиян загораживал дверь маленькой каюты и был так близко, что Андреа могла видеть более отчетливо, чем ей хотелось, красноватый шрам на его лице, его каштановые волосы, голубые глаза и двухдневную щетину. Запах его одеколона был невыносимым.
  
   Я не могу в это поверить, он использует Armani. Литрами.
  
   "Ну, скажи что-нибудь".
  
   "Ты что-то говоришь, Андреа. Или ты пришел не для того, чтобы извиниться?"
  
   Андреа внезапно вспомнила о обложке National Geographic, на которой кобра разглядывала морскую свинку, которую она видела.
  
   "Прости меня".
  
   "Нет проблем. К счастью, ваш друг Фаулер спас ситуацию. Но вы должны быть осторожны. Почти все наши печали проистекают из наших отношений с другими людьми."
  
   Деккер сделал шаг вперед. Андреа отступила.
  
   "Это очень глубоко. Schopenhauer?"
  
   "Ах, ты знаешь классику. Или ты получаешь уроки на корабле?"
  
   "Я всегда был самоучкой".
  
   "Ну, великий учитель сказал: "Лицо человека, как правило, говорит больше и более интересные вещи, чем его рот". И твое лицо выглядит виноватым."
  
   Андреа искоса взглянула на файлы, хотя сразу же пожалела об этом. Она должна была избежать подозрений, даже если было слишком поздно.
  
   "Великий учитель также сказал: "Каждый человек принимает границы своего собственного поля зрения за границы мира". "
  
   Деккер показал зубы и удовлетворенно улыбнулся.
  
   "Совершенно верно. Я думаю, вам лучше пойти и подготовиться - мы отправляемся на берег примерно через час."
  
   "Да, конечно. Извините меня, " сказала Андреа, пытаясь пройти мимо него.
  
   Сначала Деккер не сдвинулся с места, но в конце концов он сдвинул кирпичную стену своего тела, позволив репортеру проскользнуть через пространство между столом и ним самим.
  
   Андреа всегда будет помнить, что произошло дальше, как хитрость с ее стороны, гениальный трюк, чтобы получить нужную ей информацию прямо из-под носа южноафриканца. Реальность была более прозаичной.
  
   Она споткнулась.
  
   Левая нога молодой женщины зацепилась за левую ступню Деккера, которая не сдвинулась ни на дюйм. Андреа потеряла равновесие и упала вперед, упершись руками в стол, чтобы не удариться лицом о край. Содержимое папок вывалилось на пол.
  
   Андреа в шоке посмотрела на землю, а затем на Деккера, который уставился на нее, из его носа валил дым.
  
   "Упс".
  
  
   "... так что я, заикаясь, извинился и выбежал. Вы бы видели, как он смотрел на меня. Я никогда этого не забуду."
  
   "Мне жаль, что я не смог остановить его", - сказал отец Фаулер, качая головой. "Должно быть, он спустился через какой-то служебный люк с мостика".
  
   Они втроем были в лазарете, Андреа сидела на кровати, Фаулер и Харел обеспокоенно смотрели на нее.
  
   "Я даже не слышал, как он вошел. Кажется невероятным, что кто-то его габаритов мог двигаться так тихо. И все эти усилия впустую. В любом случае, спасибо тебе за цитату Шопенгауэра, отец. На мгновение он потерял дар речи."
  
   "Не за что. Он довольно скучный философ. Было трудно вспомнить достойный афоризм."
  
   "Андреа, ты помнишь что-нибудь, что ты видела, когда папки упали на пол?" Харел прервал.
  
   Андреа закрыла глаза, концентрируясь.
  
   "Там были фотографии пустыни, планы того, что выглядело как дома... Я не знаю. Все было в беспорядке, и повсюду были надписи. Единственная папка, которая отличалась, была желтой с красным логотипом."
  
   "Как выглядел логотип?"
  
   "Какая бы это имела разница?"
  
   "Вы были бы удивлены, узнав, сколько войн выигрывается из-за незначительных деталей".
  
   Андреа снова сосредоточилась. У нее была отличная память, но она взглянула на разбросанные листы всего на пару секунд и была в состоянии шока. Она прижала пальцы к переносице, прищурила глаза и издавала странные негромкие звуки. Как раз в тот момент, когда она думала, что не может вспомнить, в ее голове возник образ.
  
   "Это была красная птица. Сова, из-за глаз. Ее крылья были распахнуты."
  
   Фаулер улыбнулся.
  
   "Это необычно. Это могло бы помочь."
  
   Священник открыл свой портфель и достал мобильный телефон. Он вытащил свою толстую антенну и приступил к ее включению, в то время как две женщины смотрели в изумлении.
  
   "Я думала, что все контакты с внешним миром были запрещены", - сказала Андреа.
  
   "Так и есть", - сказал Харел. "У него будут настоящие неприятности, если его поймают".
  
   Фаулер внимательно вглядывался в экран, ожидая репортажа. Это был спутниковый телефон Globalstar; он не использовал обычные сигналы, а вместо этого напрямую подключался к сети спутников связи, радиус действия которых покрывал примерно 99процентов поверхности Земли.
  
   "Вот почему важно, чтобы мы сегодня кое-что проверили, мисс Отеро", - сказал священник, набирая номер по памяти. "В данный момент мы находимся недалеко от большого города, поэтому сигнал с корабля пройдет незамеченным среди всех остальных из Акабы. Как только мы доберемся до места раскопок, пользоваться любым телефоном будет крайне рискованно."
  
   " Но что...
  
   Фаулер прервал Андреа, подняв палец. Вызов был принят.
  
   "Альберт, мне нужна услуга".
  
  
   25
  
  
  
   ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, штат ВИРДЖИНИЯ
  
   Среда, 12 июля 2006 года. 5:16 утра.
  
  
   Молодой священник вскочил с кровати, наполовину спросонья. Он сразу понял, кто это был. Этот мобильный звонил только в экстренных случаях. У него была другая мелодия звонка, чем у других, которые он использовал, и только у одного человека был номер. Человек, за которого отец Альберт, не задумываясь, отдал бы свою жизнь.
  
   Конечно, отец Альберт не всегда был отцом Альбертом. Двенадцать лет назад, когда ему было четырнадцать, его звали FrodoPoison , и он был самым известным киберпреступником в Америке.
  
   Молодой Эл был одиноким мальчиком. Мама и папа оба работали и были слишком заняты своей карьерой, чтобы уделять много внимания своему худенькому светловолосому сыну, несмотря на то, что он был таким хрупким, что им приходилось держать окна закрытыми на случай, если его унесет сквозняком. Но Альберту не нужен был никакой сквозняк, чтобы парить в киберпространстве.
  
   "Невозможно объяснить его талант", - сказал агент ФБР, занимавшийся этим делом, после его ареста. "Его никто не учил. Когда ребенок смотрит на компьютер, он не видит устройство, сделанное из меди, кремния и пластика. Он просто видит двери."
  
   Начнем с того, что Альберт открыл довольно много из этих дверей, просто чтобы развлечь себя. Среди них были защищенные виртуальные хранилища Chase Manhattan Bank, Mitsubishi Tokyo Financial Group и BNP, национального банка Парижа. За три недели, которые длилась его короткая криминальная карьера, он украл 893 миллиона долларов, взломав банковские программы, перенаправив их на кредитные комиссии несуществующему банку-посреднику под названием Albert M. Bank, на Каймановых островах. Это был банк с единственным клиентом. Конечно, назвать банк своим именем было не самым блестящим поступком, но Альберт был едва подростком. Он заметил свою ошибку, когда две команды спецназа ворвались в дом его родителей во время ужина, испортив ковер в гостиной и наступив коту на хвост.
  
   Альберт никогда бы не узнал, что творится в тюремной камере, подтверждая поговорку о том, что чем больше ты крадешь, тем лучше с тобой обращаются. Но пока он был в наручниках в комнате для допросов ФБР, те скудные знания об американской тюремной системе, которые он приобрел благодаря просмотру телевизора, продолжали крутиться у него в голове. У Альберта было смутное представление о том, что тюрьма - это место, где ты можешь сгнить, где тебя могут сомонизировать . И хотя он не был уверен, что означает вторая вещь, он догадывался, что это будет больно.
  
   Агенты ФБР смотрели на этого уязвимого сломленного ребенка и неприятно потели. Этот мальчик потряс многих людей. Выследить его было невероятно сложно, и если бы не его детская ошибка, он бы продолжал обирать мегабанки. Корпоративные банкиры, конечно, не были заинтересованы в том, чтобы дело дошло до суда и общественность узнала, что произошло. Подобные инциденты всегда заставляли инвесторов нервничать.
  
   "Что вы делаете с ядерной бомбой четырнадцатилетней давности?" - спросил один из агентов.
  
   "Научи его не взрываться", - ответил другой.
  
   И именно поэтому они передали дело в ЦРУ, которое использовало такой необузданный талант, как у него. Чтобы поговорить с мальчиком, они разбудили агента, который в 1994 году впал в немилость внутри Компании, зрелого капеллана ВВС с опытом работы в психологии.
  
   Когда сонный Фаулер рано утром вошел в комнату для допросов и сказал Альберту, что у него есть выбор: провести время за решеткой или работать шесть часов в неделю на правительство, мальчик был так счастлив, что не выдержал и заплакал.
  
   Быть няней этого мальчика-гения было навязано Фаулеру в качестве наказания, но для него это был подарок. Со временем между ними завязалась нерушимая дружба, основанная на взаимном восхищении, которое в случае Альберта повлекло за собой принятие католической веры и, в конечном счете, поступление в семинарию. После рукоположения в священники Альберт продолжал время от времени сотрудничать с ЦРУ, но, как и Фаулер, он делал это от имени Священного Альянса, разведывательной службы Ватикана. С самого начала Альберт привык получать звонки от Фаулера посреди ночи, что было, отчасти, расплатой за ту ночь 1994 года, когда они впервые встретились.
  
  
   "Привет, Энтони".
  
   "Альберт, мне нужна услуга".
  
   "Ты когда-нибудь звонишь в обычное время?"
  
   "Итак бодрствуйте, ибо вы не знаете, в который час ..."
  
   "Не выводи меня из себя, Энтони", - сказал молодой священник, подходя к холодильнику. "Я устал, так что говори быстрее. Ты уже в Иордании?"
  
   "Знаете ли вы о службе безопасности, на логотипе которой изображена красная сова с распростертыми крыльями?"
  
   Альберт налил себе стакан холодного молока и вернулся в спальню.
  
   "Ты шутишь? Это логотип Netcatch. Эти ребята были новыми гуру для Компании. Они выиграли значительную часть разведывательных контрактов ЦРУ для Департамента исламского терроризма. Они также консультировали несколько частных американских фирм."
  
   "Почему ты говоришь о них в прошедшем времени, Альберт?"
  
   "Компания выпустила внутренний бюллетень несколько часов назад. Вчера террористическая группа взорвала офисы Netcatch в Вашингтоне и уничтожила весь персонал. СМИ ничего не знают об этом. Все это выдают за взрыв газа. Компания получала много нареканий за всю антитеррористическую работу, которую они выполняли по контракту с частными подразделениями. Подобная работа выставит их уязвимыми."
  
   "Есть выжившие?"
  
   "Только один, некто по имени Орвилл Уотсон, генеральный директор и владелец. После нападения Уотсон сказал агентам, что ему не нужна защита от ЦРУ, а затем сбежал. Начальники в Лэнгли очень злы на придурка, который позволил ему уйти. Найти Уотсона и поместить его под охрану является приоритетом."
  
   Фаулер на минуту замолчал. Альберт привык к долгим паузам своего друга и ждал.
  
   "Послушай, Альберт, " продолжил Фаулер, - мы в затруднительном положении, и Ватсон что-то знает. Вы должны найти его раньше, чем это сделает ЦРУ. Его жизнь в опасности. И что еще хуже, так это наш."
  
  
   26
  
  
  
   По ДОРОГЕ На РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Среда, 12 июля 2006 года, 16:15.
  
  
   Было бы преувеличением назвать ленту твердой земли, по которой двигался конвой экспедиции, дорогой. Если смотреть с одной из скал, которые доминировали над пустынным ландшафтом, восемь транспортных средств, должно быть, казались не более чем пыльными аномалиями. Путь от Акабы до места раскопок составил немногим более ста миль, но автоколонне потребовалось пять часов из-за неровностей местности в сочетании с пылью и песком, поднимаемыми вслед за каждым последующим транспортным средством, что привело к нулевой видимости для водителей, которые следовали за ними.
  
   Во главе колонны шли два универсальных Hummer H3, в каждом из которых находилось по четыре пассажира. Выкрашенные в белый цвет, с открытой красной рукой Kayn Industries на дверях, эти автомобили были частью ограниченной серии, созданной специально для работы в самых суровых условиях на земле.
  
   "Это чертовски крутой грузовик", - сказал Томми Айхберг за рулем второго H3 скучающей Андреа. "Я бы не назвал это грузовиком. Это танк. Он может преодолеть пятнадцатидюймовую стену или подняться по шестидесятиградусному склону."
  
   "Я уверен, что это стоит больше, чем моя квартира", - сказал репортер. Из-за пыли она не смогла сделать ни одной фотографии пейзажа, поэтому ограничилась несколькими откровенными снимками Стоу Эрлинг и Дэвида Паппаса, которые сидели позади нее.
  
   "Почти триста тысяч евро. Пока у этой машины достаточно топлива, она может справиться с чем угодно."
  
   "Вот почему мы привезли бензовозы, верно?" - сказал Дэвид.
  
   Он был молодым человеком с оливковой кожей, со слегка приплюснутым носом и узким лбом. Всякий раз, когда он широко раскрывал глаза от удивления - что он делал довольно часто - его брови почти касались линии роста волос. Андреа он нравился, в отличие от Стоу, который, несмотря на то, что был высоким и привлекательным, с аккуратным "конским хвостом", вел себя как нечто из руководства по самопомощи.
  
   "Конечно, Дэвид", - ответил Стоу. "Вам не следует задавать вопросы, на которые вы уже знаете ответ. Напористость, помните? Это ключ."
  
   "Ты очень уверен в себе, когда профессора нет рядом, Стоу", - сказал Дэвид, звуча слегка обиженно. "Этим утром, когда он исправлял ваши оценки, вы не казались таким напористым".
  
   Стоу вздернул подбородок, делая жест "ты можешь в это поверить?" в сторону Андреа, которая проигнорировала его и занялась заменой карты памяти в своей камере. На каждой четырехгигабайтной карте было достаточно места для 600 фотографий высокого разрешения. Как только каждая карта была заполнена, Андреа перенесла снимки на специальный портативный жесткий диск, который мог хранить 12 000 фотографий и имел семидюймовый ЖК-экран для предварительного просмотра. Она предпочла бы взять с собой свой ноутбук, но только команде Форрестера разрешили взять их с собой в экспедицию.
  
   "Сколько у нас топлива, Томми?" Спросила Андреа, поворачиваясь к водителю.
  
   Айхберг задумчиво погладил свои усы. Андреа позабавило то, как медленно он говорил, и то, как каждое второе предложение он начинал с длинного "Ш-е-л-л-л-л-л-л-л".
  
   "Два грузовика позади нас везут припасы. Российский камаз, военный. Крепкий орешек. Русские опробовали их в Афганистане. Что ж ... после этого у нас есть танкеры. В той, что с водой, 10 500 галлонов. Тот, что с бензином, немного меньше и вмещает чуть более 9000 галлонов."
  
   "Это много топлива".
  
   "Ну, мы собираемся пробыть здесь несколько недель, и нам нужно электричество".
  
   "Мы всегда можем вернуться на корабль. Ты знаешь... чтобы отправить больше припасов."
  
   "Ну, этого не произойдет. Приказ таков: как только мы доберемся до лагеря, нам запрещено общаться с внешним миром. Никаких контактов с внешним миром, точка."
  
   "Что, если возникнет чрезвычайная ситуация?" Нервно сказала Андреа.
  
   "Мы довольно самодостаточны. Мы могли бы месяцами выживать на том, что привезли с собой, но при планировании был учтен каждый аспект. Я знаю, потому что как официальный водитель и механик, я отвечал за надзор за погрузкой всех транспортных средств. У доктора Харела там настоящая больница. И, ну, если есть что-то большее, чем вывихнутая лодыжка, мы всего в сорока пяти милях от ближайшего города, Аль-Мудаввара."
  
   "Это облегчение. Сколько людей там живет? Двенадцать?"
  
   "Тебя учили такому отношению на уроках журналистики?" Стоу вмешался с заднего сиденья.
  
   "Да, это называется Сарказм 101".
  
   "Держу пари, это была твоя лучшая тема".
  
   Умная задница. Я надеюсь, у тебя случится инсульт, пока ты копаешь. Тогда давайте посмотрим, что вы думаете о том, чтобы заболеть посреди иорданской пустыни, подумала Андреа, которая никогда ни по чему в школе не получала высоких оценок. Оскорбленная, она некоторое время хранила достойное молчание.
  
  
   "Добро пожаловать в Южную Иорданию, друзья мои", - радостно сказал Томми. "Дом симуна. Население: ноль."
  
   "Что такое симун, Томми?" Сказала Андреа.
  
   "Гигантская песчаная буря. Вы должны увидеть его, чтобы поверить в это. Точно, мы почти на месте."
  
   H3 замедлил ход, и грузовики начали выстраиваться у обочины дороги.
  
   "Я думаю, это поворот", - сказал Томми, указывая на GPS на приборной панели. Нам осталось пройти всего около двух миль, но нам потребуется некоторое время, чтобы преодолеть это расстояние. Грузовикам будет тяжело в этих дюнах."
  
   Когда пыль начала оседать, Андреа заметила огромную дюну розового песка. За ним был каньон Когтя, место, по словам Форрестера, где Ковчег Завета был спрятан более двух тысяч лет. Маленькие вихри гонялись друг за другом по склону дюны, призывая Андреа присоединиться к ним.
  
   "Как ты думаешь, я смог бы пройти остаток пути пешком?" Я хотел бы сделать несколько фотографий экспедиции по мере ее прибытия. Судя по всему, я доберусь туда раньше грузовиков."
  
   Томми посмотрел на нее с беспокойством. "Ну, я не думаю, что это хорошая идея. Восхождение на этот холм будет нелегким. Внутри грузовика круто. Там, снаружи, 104 градуса."
  
   "Я буду осторожен. В любом случае, мы будем поддерживать визуальный контакт все время. Со мной ничего не случится."
  
   "Я тоже не думаю, что вам следует это делать, мисс Отеро", - сказал Дэвид Паппас.
  
   "Давай, Айхберг. Отпусти ее. Она большая девочка", - сказал Стоу, больше ради удовольствия выступить против Паппаса, чем поддержать Андреа.
  
   "Мне придется проконсультироваться с мистером Расселом".
  
   "Тогда действуй".
  
   Вопреки здравому смыслу Томми схватил рацию.
  
  
   Двадцать минут спустя Андреа сожалела о своем решении. Прежде чем начать подъем на вершину дюны, ей сначала пришлось спуститься примерно на восемьдесят футов от дороги, а затем медленно подняться еще на 2500 футов, последние пятьдесят из которых были с уклоном в 25 градусов. Вершина дюны казалась обманчиво близкой; песок - обманчиво гладким.
  
   Андреа взяла с собой рюкзак, в котором была большая бутылка воды. Прежде чем она достигла вершины дюны, она выпила все до капли. У нее болела голова, несмотря на то, что она была в шляпе, и у нее болели нос и горло. На ней были только рубашка с короткими рукавами, шорты и ботинки, и, несмотря на то, что она нанесла солнцезащитный крем с высоким коэффициентом защиты перед тем, как выйти из Hummer, кожу на ее руках начало жечь.
  
   Меньше получаса, и я готов к приему ожогов. Будем надеяться, что с грузовиками ничего не случится, иначе нам придется возвращаться пешком, подумала она.
  
   Это казалось маловероятным. Томми лично водил каждый грузовик на вершину дюны - задача, требующая опыта, чтобы избежать риска опрокидывания транспортного средства. Сначала он позаботился о двух камазах снабжения, оставив их припаркованными на холме чуть ниже самой крутой части подъема. Затем он разобрался с двумя водовозами, пока остальная часть его команды наблюдала за происходящим из тени H3s.
  
   Тем временем Андреа наблюдала за всей операцией через свой телеобъектив. Каждый раз, когда Томми выходил из машины, он махал репортеру на вершине дюны, и Андреа отвечала тем же жестом. Затем Томми подвел H3s к краю последнего подъема, поскольку собирался использовать их для буксировки более тяжелых транспортных средств, которым, несмотря на их большие колеса, не хватало сцепления с дорогой для такого крутого песчаного подъема.
  
   Андреа сделала несколько фотографий первого грузовика, когда он поднимался на вершину. Один из солдат Деккера теперь управлял вездеходом, который был подключен к КАМАЗу с помощью кабеля. Она наблюдала, каких огромных усилий требовалось, чтобы поднять грузовик на вершину дюны, но после того, как он проехал мимо нее, Андреа потеряла интерес к процедуре. Вместо этого она обратила свое внимание на Каньон Когтя.
  
   Поначалу огромное скалистое ущелье ничем не отличалось от любого другого в пустыне. Андреа могла видеть две стены примерно в 150 футах друг от друга, которые простирались вдаль, а затем разделялись. По дороге туда Айхберг показал ей аэрофотоснимок места их назначения. Каньон выглядел как тройной коготь гигантского ястреба.
  
   Обе стены были высотой от 100 до 130 футов. Андреа направила свой телеобъектив на вершину скалистой стены, ища более выгодную точку, с которой она могла бы снимать.
  
   Именно тогда она увидела его.
  
   Это длилось всего секунду. Мужчина, одетый в хаки, наблюдает за ней.
  
   Удивленная, она оторвала взгляд от объектива, но пятно было слишком далеко. Она еще раз навела камеру на край каньона.
  
   Ничего.
  
   Сменив позу, она снова осмотрела стену, но это было бесполезно. Кто бы ни видел ее, он быстро спрятался, что не было хорошим знаком. Она пыталась решить, что делать.
  
   Самым разумным было бы подождать и обсудить это с Фаулером и Харел...
  
   Она подошла и встала в тени первого грузовика, к которому вскоре присоединился второй. Час спустя вся экспедиция прибыла на вершину дюны и была готова войти в каньон Когтя.
  
  
   27
  
  
  
   MP3-файл, извлеченный полицией иорданской пустыни из цифрового рекордера Андреа Отеро после катастрофы экспедиции Моисея
  
   Название, все заглавными буквами. Ковчег восстановлен . Нет, подожди, удали это. Название... Сокровище в пустыне . Нет, это никуда не годится. Я должен сослаться на Ковчег в названии - это поможет продавать документы. Хорошо, давайте оставим название, пока я не закончу писать статью. Ведущее предложение: Упоминать его название - значит ссылаться на один из самых распространенных мифов всего человечества.С него началась история западной цивилизации, и сегодня это объект, наиболее желанный археологами во всем мире. Мы сопровождаем экспедицию Моисея в ее тайном путешествии через южную иорданскую пустыню в каньон Когтя, место, где почти две тысячи лет назад группа верующих спрятала Ковчег во время разрушения второго храма Соломона.. .
  
   Все это слишком сухо. Я лучше сначала напишу это. Давайте начнем с интервью Форрестера... Черт возьми, у этого старикашки мурашки по коже от его хриплого голоса. Говорят, это из-за его болезни. Примечание: Посмотрите в Интернете, как пишется пневмокониоз.
  
  
   ВОПРОС: Профессор Форрестер, Ковчег Завета будоражил человеческое воображение с незапамятных времен. С чем вы связываете этот интерес?
  
  
   ОТВЕТ: Послушайте, если вы хотите, чтобы я ввел вас в курс дела, вам не нужно ходить по кругу и рассказывать мне то, что я уже знаю. Просто скажи, чего ты хочешь, и я поговорю.
  
  
   Вопрос: Вы даете много интервью?
  
  
   A : Десятки. Итак, вы не собираетесь спрашивать меня о чем-то оригинальном, о чем-то, чего я еще не слышал или на что не отвечал раньше. Если бы у нас на раскопках было подключение к Интернету, я бы посоветовал вам посмотреть некоторые из них и скопировать ответы.
  
  
   Вопрос: В чем проблема? Вы беспокоитесь о том, что будете повторяться?
  
  
   A: Я беспокоюсь о трате времени. Мне семьдесят семь лет. Сорок три из этих лет я провел в поисках Ковчега. Сейчас или никогда.
  
  
   В: Ну, я уверен, что вы никогда раньше так не отвечали.
  
  
   A: Что это? Конкурс оригинальности?
  
  
   Вопрос: Профессор, пожалуйста. Ты умный и страстный человек. Почему бы тебе не попытаться достучаться до публики и передать им часть своей страсти?
  
  
   A : (короткая пауза ) Вам нужен церемониймейстер? Я сделаю все, что смогу.
  
  
   Вопрос: Спасибо. Ковчег ...?
  
  
   A : Самый мощный объект в истории. Это не простое совпадение, особенно учитывая, что это было началом западной цивилизации.
  
  
   В: Разве историки не говорили бы, что цивилизация началась в Древней Греции?
  
  
   A: Ерунда. Люди провели тысячи лет, поклоняясь пятнам сажи в темных пещерах. Пятна, которые они называли богами. Время шло, и пятна менялись в размере, форме и цвете, но они продолжали оставаться пятнами. Мы не знали о существовании единого божества, пока оно не было открыто Аврааму всего четыре тысячи лет назад. Что вы знаете об Аврааме, юная леди?
  
  
   В: Он отец израильтян.
  
  
   A: Правильно. И арабов. Два яблока, которые упали с одного дерева, прямо рядом друг с другом. И сразу же два маленьких яблочка научились ненавидеть друг друга.
  
  
   Вопрос: Какое это имеет отношение к Ковчегу?
  
  
   A : Через пятьсот лет после того, как Бог открыл себя Аврааму, Всемогущему надоело, что люди продолжали отворачиваться от Него. Когда Моисей вывел евреев из Египта, Бог еще раз открыл Себя Своему народу. Всего в ста сорока пяти милях от этого места. И именно там они подписали контракт. С одной стороны, человечество соглашается соблюдать десять простых пунктов.
  
  
   Вопрос: Десять заповедей.
  
  
   A : С другой стороны, Бог соглашается дать человеку вечную жизнь. Это самый важный момент в истории - момент, когда жизнь приобрела свое значение. Три тысячи пятьсот лет спустя каждое человеческое существо несет этот контракт где-то в своем сознании. Некоторые называют это естественным законом, другие оспаривают его существование или значение, и они убьют и умрут, чтобы защитить свою интерпретацию. Но в тот момент, когда Моисей получил Скрижали Закона из рук Бога: именно тогда началась наша цивилизация.
  
   В: И затем Моисей кладет скрижали в Ковчег Завета.
  
  
   A: Вместе с другими объектами. Ковчег - это сейф, в котором хранится контракт с Богом.
  
  
   В: Некоторые говорят, что Ковчег обладает сверхъестественными способностями.
  
  
   A: Ерунда. Я объясню это всем завтра, когда мы начнем работу.
  
  
   В: Значит, вы не верите в сверхъестественную природу Ковчега?
  
  
   A : От всего сердца. Моя мать читала мне из Библии еще до моего рождения. Моя жизнь была посвящена Слову Божьему, но это не значит, что я не готов опровергнуть какие-либо мифы или суеверия.
  
  
   В: Говоря о суевериях, в течение многих лет ваши исследования вызывали споры в академических кругах, которые критически относятся к использованию древних текстов для поиска сокровищ. С обеих сторон посыпались оскорбления.
  
  
   A: Академики... они не могли найти свою задницу двумя руками и фонариком. Нашел бы Шлиман сокровища Трои без Илиады Гомера? Нашел бы Картер гробницу Тутанхамона без малоизвестного папируса Ют? В свое время обоих сильно критиковали за использование тех же методов, что и я сейчас. Никто не помнит своих критиков, но Картер и Шлиман бессмертны. Я намерен жить вечно.
  
   [сильный приступ кашля]
  
  
   Вопрос: Ваша болезнь?
  
  
   A : Вы не можете провести столько лет в сырых туннелях, дыша грязью, не заплатив за это цену. У меня хронический пневмокониоз. Я никогда не отхожу слишком далеко от кислородного баллона. Продолжайте, пожалуйста.
  
  
   Вопрос: На чем мы остановились? О, да. Вы всегда были убеждены в историческом существовании Ковчега Завета, или ваша вера восходит ко времени, когда вы начали переводить Медный свиток?
  
   A : Я был воспитан христианином, но обратился в иудаизм, когда был относительно молод. К 1960-м годам я мог читать на древнееврейском так же хорошо, как на английском. Когда я начал изучать Кумранский Медный свиток, я не обнаружил, что Ковчег был настоящим - я уже знал это. Имея более двухсот упоминаний о нем в Библии, это наиболее часто описываемый объект в Священных Писаниях. Что я понял, когда держал в руках Второй свиток, так это то, что я буду тем, кто, наконец, заново откроет Ковчег.
  
  
   Вопрос: Понятно. Как именно второй свиток помог вам расшифровать Кумранский медный свиток?
  
  
   A : Ну, было много путаницы с такими согласными, как он, хет, мем, каф, вав, зайин и йод ...
  
  
   Вопрос: С точки зрения непрофессионала, профессор.
  
  
   A: Некоторые согласные были не слишком четкими, что затрудняло расшифровку текста. И самой странной вещью было то, что серия греческих букв была вставлена по всему свитку. Как только у нас появился ключ к пониманию текста, мы поняли, что эти буквы были названиями разделов, которые изменили порядок и, следовательно, контекст. Это был самый захватывающий период в моей профессиональной карьере.
  
  
   В: Должно быть, было неприятно посвятить сорок три года своей жизни переводу Медного свитка, а затем решить весь вопрос в течение трех месяцев после того, как появился Второй свиток.
  
  
   A: Абсолютно нет. Свитки Мертвого моря, включая Медный свиток, были обнаружены случайно, когда пастух бросил камень в пещеру в Палестине и услышал, как что-то разбилось. Так была найдена первая из рукописей. Это не археология: это удача. Но без всех этих десятилетий углубленного изучения мы бы никогда не пришли к мистеру Кайну...
  
  
   Вопрос: Мистер Кайн? О чем ты говоришь? Не говорите мне, что в Медном свитке упоминается миллиардер!
  
  
   A : Я больше не могу говорить об этом. Я и так сказал слишком много.
  
  
   28
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Среда, 12 июля 2006 года, 19:33.
  
  
   Следующие часы были лихорадочными приходами и уходами. Профессор Форрестер решил разбить лагерь у входа в каньон. Участок был бы защищен от ветра двумя каменными стенами, которые сначала сужались, затем расширялись и, наконец, соединялись еще раз на расстоянии 800 футов, образуя то, что Форрестер назвал указательным пальцем. Два ответвления каньона на восток и юго-восток образовывали средний и безымянный пальцы когтя.
  
   Группа будет жить в специальных палатках, спроектированных израильской компанией, чтобы выдерживать жару пустыни, и на их установку ушла добрая часть дня. Работа по разгрузке грузовиков легла на плечи Роберта Фрика и Томми Айхберга, которые использовали гидравлические лебедки на КамАЗах для разгрузки больших металлических ящиков с пронумерованным оборудованием для экспедиции.
  
   "Четыре тысячи пятьсот фунтов продовольствия, двести пятьдесят фунтов медикаментов, четыре тысячи фунтов археологического оборудования и электрооборудования, две тысячи фунтов стальных рельсов, дрель и мини-экскаватор. Что вы об этом думаете?"
  
   Андреа была поражена и сделала мысленную заметку для своей статьи, проверяя пункты в списке, который дал ей Томми. Из-за ее ограниченного опыта в установке палаток, она вызвалась помочь с разгрузкой, и Айхберг назначил ее ответственной за направление, куда должен быть отправлен каждый ящик. Она сделала это не из желания помочь, а потому, что полагала, что чем скорее она закончит, тем скорее сможет поговорить с Фаулером и Харел наедине. Доктор был занят, помогая устанавливать палатку для лазарета.
  
   "Вот и тридцать четвертый номер, Томми", - крикнул Фрик из задней части второго грузовика. Цепь на лебедке была прикреплена к двум металлическим крюкам по обе стороны ящика; она издавала громкий лязгающий звук, когда опускала груз на песчаную почву.
  
   "Будь осторожен, этот весит тонну".
  
   Молодая журналистка с тревогой посмотрела на список, опасаясь, что она что-то пропустила.
  
   "Этот список неверен, Томми. В нем всего тридцать три коробки."
  
   "Не волнуйся. Этот конкретный ящик особенный ... и вот приходят люди, отвечающие за него ", - сказал Айхберг, отстегивая цепи.
  
   Андреа оторвалась от своего списка и увидела Марлу Джексон и Теви Ваака, двух солдат Деккера. Они оба опустились на колени рядом с коробкой и открыли замки. Крышка снялась с легким шипением, как будто ее запечатали в вакууме. Андреа незаметно взглянула на его содержимое. Двое наемников, похоже, не возражали.
  
   Как будто они ожидали, что я посмотрю.
  
   Содержимое чемодана не могло быть более обыденным: пакеты с рисом, кофе и зернами, разложенные рядами по двадцать штук. Андреа не поняла; особенно когда Марла Джексон схватила по пачке в каждую руку и внезапно бросила их в грудь Андреа, мышцы ее рук перекатывались под черной кожей.
  
   "Вот так, Белоснежка".
  
   Андреа пришлось отбросить планшет, чтобы поймать посылки. Ваака подавила смешок, в то время как Джексон, игнорируя удивленного репортера, сунула руку в оставленное пространство и сильно потянула. Слой упаковок сдвинулся, открывая гораздо менее прозаичный груз.
  
   Винтовки, пулеметы и стрелковое оружие лежали слой за слоем на подносах. Пока Джексон и Ваака убирали подносы - всего шесть - и аккуратно ставили их поверх других коробок, оставшиеся солдаты Деккера, а также сам южноафриканец подошли и начали вооружаться.
  
   "Превосходно, джентльмены", - сказал Деккер. "Как однажды сказал мудрый человек, великие люди подобны орлам... они строят свои гнезда на одиноких высотах. Первая вахта принадлежит Джексону и Готлибам. Найдите позиции прикрытия там, там и там." Он указал на три места на вершине стен каньона, второе из которых было не слишком далеко от того места, где Андреа думала, что видела таинственную фигуру несколькими часами ранее. "Нарушайте радиомолчание только для доклада каждые десять минут. Тебя это тоже касается, Торрес. Если вы будете обмениваться кулинарными рецептами с Мэлони, как вы это делали в Лаосе, вам придется иметь дело со мной. Март."
  
   Близнецы Готлиб и Марла Джексон отправились в трех разных направлениях, ища доступные подъемы к постам часовых, с которых солдаты Деккера будут непрерывно охранять экспедицию во время ее пребывания на объекте. Как только они определили свои позиции, они прикрепили веревочные и алюминиевые лестницы к скале через каждые десять футов, чтобы облегчить вертикальный подъем.
  
  
   Андреа тем временем восхищалась изобретательностью современных технологий. Даже в самых смелых мечтах она не представляла, что ее тело окажется в непосредственной близости от душа в течение следующей недели. Но, к ее удивлению, среди последних предметов, которые были спущены с КАМАЗов, были два готовых душа и два переносных туалета, сделанных из пластика и стекловолокна.
  
   "В чем дело, красавица?" Разве ты не рад, что тебе не придется гадить в песок?" - сказал Роберт Фрик.
  
   Костлявый молодой человек состоял из одних локтей и коленей, и он нервно передвигался. Андреа отреагировала на его вульгарное замечание громким взрывом смеха и начала помогать ему закреплять туалеты.
  
   "Это точно, Роберт. И, насколько я вижу, у нас даже будут его и ее ванные комнаты ..."
  
   "Это немного несправедливо, учитывая, что вас всего четверо, а нас двадцать. Что ж, по крайней мере, тебе придется выкопать свой собственный отхожее место, " сказал Фрик.
  
   Андреа побледнела. Как бы она ни устала, даже мысль о том, чтобы поднять лопату, заставляла ее руки покрываться волдырями. Фрик набирал обороты.
  
   "Не понимаю, что тут смешного".
  
   "Ты стал белее задницы моей тети Бонни. Вот что самое забавное."
  
   "Не обращай на него внимания, милая", - вмешался Томми. "Мы воспользуемся мини-экскаватором. Это займет у нас десять минут."
  
   "Ты всегда портишь веселье, Томми. Тебе следовало дать ей еще немного попотеть." Фрик покачал головой и ушел, чтобы найти кого-нибудь еще, кого можно было бы побеспокоить.
  
  
   29
  
  
  
   ХАКАН
  
   Ему было четырнадцать, когда он начал учиться.
  
   Конечно, сначала ему многое пришлось забыть.
  
   Для начала, все, чему он научился в школе, у своих друзей, у себя дома. Ничто не было реальным. Все было ложью, изобретенной врагом, угнетателями ислама. У них был план, сказал ему имам, прошептав это ему на ухо. "Они начинают с того, что дают женщинам свободу. Они ставят их на один уровень с мужчинами, чтобы ослабить нас. Они знают, что мы сильнее, более способные. Они знают, что мы более серьезны в своих обязательствах перед Богом. Затем они промывают нам мозги, они завладевают умами святых имамов. Они пытаются затуманить наше суждение нечистыми образами похоти и разврата. Они пропагандируют гомосексуальность. Они лгут, лгут, лгут. Они даже лгут о датах. Говорят, это двадцать второе мая. Но вы знаете, какой сегодня день."
  
   "Шестнадцатый день шавваля, учитель".
  
   "Они говорят об интеграции, о том, как ладить с другими. Но вы знаете, чего хочет Бог."
  
   "Нет, я не знаю, учитель", - сказал испуганный мальчик. Как он мог быть в Божьем разуме?
  
   "Бог хочет отомстить за крестовые походы; крестовые походы, которые имели место тысячу лет назад, и сегодняшние. Бог хочет, чтобы мы восстановили халифат, который они разрушили в 1924 году. С того дня мусульманская община была разделена на участки территории, которые контролируются нашими врагами. Вам достаточно прочитать газету, чтобы увидеть, как наши братья-мусульмане живут в состоянии угнетения, унижения и геноцида. И величайшее оскорбление - это кол, вбитый в сердце Дар аль-Ислама: Израиля."
  
   "Я ненавижу евреев, учитель".
  
   "Нет. Вы только думаете, что делаете. Слушайте внимательно мои слова. Эта ненависть, которую, как вам кажется, вы чувствуете сейчас, через несколько лет покажется не более чем крошечной искрой по сравнению с пожаром целого леса. Только истинно верующие способны на такое преобразование. И ты станешь одним из них. Ты особенный. Мне достаточно взглянуть в твои глаза, чтобы увидеть, что у тебя есть сила изменить мир. Для объединения мусульманской общины. Принести шариат в Амман, Каир, Бейрут. А затем в Берлин. В Мадрид. В Вашингтон."
  
   "Как мы это сделаем, учитель? Как мы можем распространить исламский закон на весь мир?"
  
   "Ты не готов к ответу".
  
   "Да, это я, учитель".
  
   "Ты хочешь учиться всем своим сердцем, душой и разумом?"
  
   "Нет ничего, чего я хочу больше, чем выполнять слово Божье".
  
   "Нет, пока нет. Но скоро..."
  
  
   30
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Среда, 12 июля 2006 г., 20:27.
  
  
   Палатки, наконец, были установлены, туалеты и душевые были установлены, трубы были подключены к резервуару для воды, и гражданский персонал экспедиции отдыхал внутри небольшого квадрата, образованного окружающими палатками. Андреа, сидевшая на земле с бутылкой Gatorade в руке, оставила попытки найти отца Фаулера. Казалось, что ни его, ни доктора Харел поблизости не было, поэтому она посвятила себя созерцанию конструкций из ткани и алюминия, которые не походили ни на что, что она когда-либо видела. Каждая палатка представляла собой удлиненный куб с дверью и пластиковыми окнами. Там была деревянная платформа, которая возвышалась примерно на полтора фута над землей на дюжине бетонных блоков, чтобы защитить жителей от обжигающего жара песка. Крыша была сделана из большого куска ткани, который был прикреплен к земле с одной стороны, чтобы улучшить преломление солнечных лучей. У каждой палатки был свой электрический кабель, который вел к центральному генератору рядом с бензовозом.
  
   Из шести палаток три немного отличались. Одним из них был лазарет, который имел более грубый дизайн, но был герметично закрыт. Еще одна сформировала объединенную кухню и столовую палатку. В нем был кондиционер, чтобы участники экспедиции могли отдыхать там в самые жаркие часы дня. Последняя палатка принадлежала Кайну и была немного удалена от остальных. В нем не было видимых окон, и он был огорожен веревкой - молчаливое предупреждение о том, что миллиардер не хотел, чтобы его беспокоили. Кайн оставался в своем H3, которым управлял Деккер, пока они не закончили устанавливать его палатку, а он так и не появился.
  
   Я сомневаюсь, что он появится до конца экспедиции. Интересно, есть ли в его палатке встроенный туалет, подумала Андреа, рассеянно делая глоток из своей бутылки. Вот идет тот, кто, возможно, знает ответ.
  
   "Здравствуйте, мистер Рассел".
  
   "Как дела?" - сказал помощник, вежливо улыбаясь.
  
   "Очень хорошо, спасибо. Слушай, насчет этого интервью с мистером Каином ..."
  
   "Боюсь, это пока невозможно", - вмешался Рассел.
  
   "Я надеюсь, вы привезли меня сюда не только для осмотра достопримечательностей. Я хочу, чтобы вы знали, что ..."
  
   "Добро пожаловать, дамы и господа", - неприятный голос профессора Форрестера прервал жалобы репортера. Вопреки нашим прогнозам, вам удалось установить все палатки вовремя. Поздравляю. Приложите к этому руку."
  
   Его тон был таким же неискренним, как и последовавшие слабые аплодисменты. Профессор всегда заставлял своих слушателей чувствовать себя немного неуютно, если не сказать униженно, но членам экспедиции удавалось оставаться на своих местах вокруг него, когда солнце начинало садиться за скалы.
  
   "Прежде чем мы приступим к ужину и распределению палаток, я хочу закончить рассказ", - продолжил археолог. "Помните, я говорил вам, что несколько избранных вывезли сокровище из города Иерусалима? Ну, эта группа храбрецов..."
  
   "Один вопрос все время крутится у меня в голове", - вмешалась Андреа, игнорируя пронзительный взгляд старика. "Вы сказали, что Йирм Əй áху был автором Второго Свитка. Что он написал это до того, как римляне разрушили храм Соломона. Я ошибаюсь?"
  
   "Нет, ты не ошибаешься".
  
   "Оставил ли он какие-либо другие записи?"
  
   "Нет, он этого не делал".
  
   "Оставили ли что-нибудь люди, которые вынесли Ковчег из Иерусалима?"
  
   "Нет".
  
   "Тогда откуда ты знаешь, что произошло? Эти люди пронесли очень тяжелый предмет, покрытый золотом, сколько, почти двести миль? Все, что я сделал, это взобрался на ту дюну с фотоаппаратом и бутылкой воды, и это было ..."
  
   Старик краснел все больше с каждым словом Андреа, пока контраст между его лысой головой и бородой не сделал его лицо похожим на вишню, лежащую на комочке ваты.
  
   "Как египтянам удалось построить пирамиды?" Как аборигены острова Пасхи воздвигли свои статуи весом в десять тысяч тонн? Как набатейцы вырезали город Петру из этих же скал?"
  
   Он выплевывал каждое слово в Андреа, наклоняясь к ней во время разговора, пока его лицо не оказалось рядом с ее лицом. Репортер отвернулся, чтобы избежать его прогорклого дыхания.
  
   "С верой. Вам нужна вера, чтобы преодолеть сто восемьдесят пять миль под палящим солнцем и по пересеченной местности. Вам нужна вера, чтобы поверить, что вы можете это сделать."
  
   "Значит, кроме второго свитка, у тебя нет никаких доказательств", - сказала Андреа, не в силах остановиться.
  
   "Нет, я этого не делаю. Но у меня есть теория, и давайте надеяться, что я прав, мисс Отеро, или мы вернемся домой с пустыми руками."
  
   Репортер собиралась ответить, но почувствовала легкий толчок локтем в ребра. Она обернулась и увидела, что отец Фаулер смотрит на нее с предупреждением.
  
   "Где ты был, отец?" - прошептала она. "Я искал повсюду. Нам нужно поговорить."
  
   Фаулер жестом заставил ее замолчать.
  
   "Восемь человек, которые покинули Иерусалим с ковчегом, достигли Иерихона на следующее утро". Форрестер отступил и теперь обращался к четырнадцати людям, которые слушали с растущим интересом. "Сейчас мы вступаем в область предположений, но так случилось, что это предположение человека, который десятилетиями размышлял над этим самым вопросом. В Иерихоне они бы подобрали припасы и воду. Они пересекли реку Иордан недалеко от Вифании и достигли Королевского тракта возле горы Нево. Шоссе - это старейшая непрерывная линия связи в истории, путь, который привел Авраама из Халдеи в Ханаан. Эти восемь евреев шли на юг по этому маршруту, пока не достигли Петры, где они сошли с шоссе и направились в направлении мифического места, которое иерусалимцам показалось бы концом света. Это место."
  
   "Профессор, у вас есть какие-нибудь идеи, в какой части каньона нам следует искать?" Потому что это место огромно", - сказал доктор Харел.
  
   "Вот куда вы все вступаете, начиная с завтрашнего дня. Дэвид, Гордон... покажи им оборудование."
  
   Появились два помощника, каждый из которых был одет в странное приспособление. Поперек груди у них была перевязь, к которой было прикреплено металлическое устройство в форме небольшого рюкзака. У упряжи было четыре ремня, с которых свисала квадратная металлическая конструкция, обрамлявшая тело на уровне бедер. В передних углах этого сооружения находились два лампоподобных объекта, напоминающих фары автомобиля, которые были направлены в сторону земли.
  
   "Это, добрые люди, будет вашей летней одеждой на следующие несколько дней. Устройство называется протонным прецессионным магнитометром.
  
   Раздались восхищенные свистки.
  
   "Кричащее название, не так ли?" - сказал Дэвид Паппас.
  
   "Помолчи, Дэвид. Мы работаем над теорией о том, что люди, выбранные Йирмом &# 601; у &# 225; ху, спрятали Ковчег где-то в этом каньоне. Магнитометр сообщит нам точное местоположение."
  
   "Как это работает?" Спросила Андреа.
  
   "Прибор посылает сигнал, который регистрирует магнитное поле Земли. Как только он настроится на это, он обнаружит любую аномалию в магнитном поле, такую как присутствие металла. Вам не нужно точно понимать, как это работает, потому что оборудование передает беспроводной сигнал непосредственно на мой компьютер. Если ты что-то найдешь, я узнаю раньше тебя."
  
   "Это сложно управлять?" - спросила Андреа.
  
   "Нет, если ты знаешь, как ходить. Каждому из вас будет выделен ряд секторов в каньоне на расстоянии примерно пятидесяти футов друг от друга. Все, что вам нужно сделать, это нажать кнопку "Пуск" на ремне безопасности и делать шаг каждые пять секунд. Вот так."
  
   Гордон сделал шаг вперед и остановился. Пять секунд спустя инструмент издал низкий свист. Гордон сделал еще один шаг, и свист прекратился. Пять секунд спустя свисток прозвучал снова.
  
   "Вы будете заниматься этим по десять часов в день смен по полтора часа, с пятнадцатиминутными перерывами на отдых", - сказал Форрестер.
  
   Все начали жаловаться.
  
   "А как насчет людей, у которых есть другие обязанности?"
  
   "Позаботьтесь о них, когда не работаете в каньоне, мистер Фрик".
  
   "Вы ожидаете, что мы будем ходить по десять часов в день под этим солнцем?"
  
   "Я советую вам пить много воды - не менее литра каждый час. При температуре 111 градусов организм быстро обезвоживается."
  
   "Что, если мы не отработаем наши десять часов к концу дня?" - пропищал другой голос.
  
   "Тогда вы закончите их ночью, мистер Хэнли".
  
   "Разве демократия, блядь, не великолепна", - пробормотала Андреа.
  
   Очевидно, недостаточно тихо, потому что Форрестер услышал ее.
  
   "Наш план кажется вам несправедливым, мисс Отеро?" - спросил археолог вкрадчивым голосом.
  
   "Теперь, когда ты упомянул об этом, да", - вызывающе ответила Андреа. Она отклонилась в сторону, опасаясь еще одного удара локтем Фаулера, но его не последовало.
  
   "Правительство Иордании выдало нам поддельную лицензию на один месяц на добычу фосфатов. Представьте, если бы я замедлил темп? Возможно, мы закончим сбор данных из каньона на третьей неделе, а на четвертой у нас не будет достаточно времени, чтобы откопать Ковчег. Это покажется справедливым?"
  
   Андреа смущенно опустила голову. Она действительно ненавидела этого человека, в этом нет сомнений.
  
   "Кто-нибудь еще хотел бы присоединиться к профсоюзу мисс Отеро?" Добавил Форрестер, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. "Нет? Хорошо. С этого момента вы не врачи, не священники, не операторы буровых установок и не повара. Вы мои вьючные животные. Наслаждайтесь."
  
  
   31
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 13 июля 2006. 12:27.
  
  
   Шаг, подожди, свистни, шаг.
  
   Андреа Отеро никогда не составляла список из трех худших событий в своей жизни. Во-первых, потому что Андреа ненавидела списки; во-вторых, потому что, несмотря на ее интеллект, у нее было мало способностей к самоанализу, и в-третьих, потому что всякий раз, когда проблемы сталкивались с ней лицом к лицу, ее неизменной реакцией было броситься прочь и заняться чем-нибудь другим. Если бы накануне вечером она потратила пять минут на размышления о своих худших переживаниях, первым в списке, несомненно, был бы инцидент с фасолью.
  
   Это был последний день в школе, и она шла по своим подростковым годам твердым и решительным шагом. Она покинула класс только с одной идеей в голове: посетить открытие нового бассейна в жилом комплексе, где жила ее семья. Вот почему она прикончила свою еду, стремясь надеть купальный костюм раньше всех остальных. Все еще пережевывая последний кусок, она встала из-за стола. Именно тогда ее мать сбросила бомбу.
  
   "Чья очередь мыть посуду?"
  
   Андреа даже не колебалась, потому что была очередь ее старшего брата Мигеля Анхеля. Но трое других ее братьев не были готовы ждать своего лидера в такой особенный день, поэтому они ответили в унисон: "У Андреа!"
  
   "Чертовски похоже на то. Вы что, с ума сошли? Позавчера была моя очередь."
  
   "Милая, пожалуйста, не заставляй меня мыть твой рот с мылом".
  
   "Давай, мама. Она этого заслуживает ", - сказал один из ее братьев.
  
   "Но, мама, сейчас не моя очередь", - захныкала Андреа, топнув ногой по полу.
  
   "Ну, ты все равно их выполнишь и предложишь это Богу в качестве покаяния за свои грехи. Ты переживаешь очень трудный возраст", - сказала ее мать.
  
   Мигель Анхель подавил улыбку, и его братья победоносно толкнули друг друга локтями.
  
   Час спустя Андреа, которая никогда не умела сдерживаться, придумывала пять хороших ответов на эту несправедливость. Но в тот момент она могла думать только об одном.
  
   "Мамааааааа!"
  
   "Мама, ничего! Помой посуду и позволь своим братьям идти вперед к бассейну."
  
   Внезапно Андреа все поняла: ее мать знала, что настала не ее очередь.
  
   Было бы трудно понять, что она сделала дальше, если бы вы не были младшей из пяти детей и единственной девочкой, выросшей в традиционной католической семье, где вы виновны еще до того, как согрешили; дочерью военного старой закалки, который ясно дал понять, что его сыновья на первом месте. На Андреа наступили, в нее плюнули, с ней плохо обращались и ее прогнали в сторону только за то, что она женщина, хотя она обладала многими качествами мальчика и, безусловно, обладала теми же чувствами.
  
   В тот день она сказала, что с нее хватит.
  
   Андреа вернулась к столу и сняла крышку с кастрюли с тушеной фасолью и помидорами, которую они только что закончили есть. Он был наполовину полон и все еще теплый. Недолго думая, она вылила остаток на голову Мигеля Анхеля и оставила горшок стоять там, как шляпу.
  
   "Ты моешь посуду, ублюдок".
  
   Последствия были ужасными. Мало того, что Андреа должна была мыть посуду, но ее отец придумал более интересное наказание. Он не запрещал ей плавать все лето. Это было бы слишком просто. Он приказал ей сесть за кухонный стол, откуда открывался прекрасный вид на бассейн, и выложил на него семь фунтов сушеных бобов.
  
   "Сосчитай их. Когда ты скажешь мне, сколько их, ты сможешь спуститься к бассейну."
  
   Андреа разложила бобы на столе и одну за другой начала их пересчитывать, перекладывая в кастрюлю. Когда она дошла до тысячи двухсот восьмидесяти трех, она встала, чтобы сходить в ванную.
  
   Когда она вернулась, горшок был пуст. Кто-то положил бобы обратно на стол.
  
   Папа, твои волосы поседеют раньше, чем ты услышишь, как я плачу, подумала она.
  
   Конечно, она плакала. В течение следующих пяти дней, независимо от причины ухода из-за стола, каждый раз, когда она возвращалась, ей приходилось начинать пересчитывать бобы заново, сорок три разных раза.
  
  
   Прошлой ночью Андреа сочла бы инцидент с фасолью одним из худших событий в своей жизни, даже хуже, чем жестокое избиение, которому она подверглась в Риме годом ранее. Однако теперь опыт работы с магнитометром поднялся на первое место в списке.
  
   День начался ровно в пять, за три четверти часа до восхода солнца, с серии гудков. Андреа пришлось спать в лазарете с доктором Харел и Кирой Ларсен, два пола разделены из-за ханжеских правил Форрестера. Охрана Деккера находилась в другой палатке, обслуживающий персонал - в другой, а четверо помощников Форрестера и отец Фаулер - в оставшейся. Профессор предпочитал спать один в маленькой палатке, которая стоила восемьдесят долларов и ходила с ним во все его экспедиции. Но он мало спал. К пяти утра он был там, среди палаток, трубя в свой звуковой сигнал, пока не получил пару угроз расправы от толпы людей, которые и без того были измотаны.
  
   Андреа встала, ругаясь в темноте, ища свое полотенце и сумку с туалетными принадлежностями, которые она оставила рядом с надувным матрасом и спальным мешком, которые служили ей кроватью. Она направлялась к двери, когда Харел позвала ее. Несмотря на ранний час, она уже была одета.
  
   "Ты же не думаешь о том, чтобы принять душ, не так ли?"
  
   "Конечно".
  
   "Вы могли бы узнать это на собственном горьком опыте, но я должен напомнить вам, что душевые работают по индивидуальным кодам, и каждому из нас разрешается пользоваться водой не более тридцати секунд в день. Если ты потратишь свою долю сейчас, ты будешь умолять нас просто плюнуть на тебя сегодня вечером. "
  
   Андреа откинулась на спинку матраса, побежденная.
  
   "Спасибо, что испортил мне день".
  
   "Верно, но я спас тебе ночь".
  
   "Я выгляжу ужасно", - сказала Андреа, собирая волосы в хвост, чего она не делала со времен колледжа.
  
   "Хуже, чем ужасно".
  
   "Черт возьми, док, ты должен был сказать: "Не так плохо, как я" или "Нет, ты выглядишь великолепно". Знаете, женская солидарность."
  
   "Ну, я никогда не была обычной женщиной", - сказала Харел, глядя прямо в глаза Андреа.
  
   Что, черт возьми, вы имели в виду под этим, Док?Спросила себя Андреа, натягивая шорты и зашнуровывая ботинки. Ты тот, за кого я тебя принимаю? И что более важно... должен ли я сделать первый шаг?
  
  
   Шаг, подожди, свистни, шаг.
  
   Стоу Эрлинг сопроводил Андреа в отведенное ей место и помог ей надеть сбрую. Итак, вот она, посреди участка земли площадью пятьдесят квадратных футов, отмеченного бечевкой, прикрепленной в каждом углу к восьмидюймовым шипам.
  
   Страдание.
  
   Сначала был вес. Тридцать пять фунтов поначалу казались не такими уж большими, особенно когда они висели на ремне безопасности. Но ко второму часу плечи Андреа просто убивали ее.
  
   Потом была жара. К полудню земля была не песчаной - это был гриль. И у нее закончилась вода через полчаса после начала смены. Периоды отдыха между каждой сменой длились четверть часа, но восемь из этих минут были заняты уходом и возвращением в сектора и получением бутылок холодной воды, а еще две - повторным нанесением солнцезащитного крема. Оставалось примерно три минуты, которые состояли из того, что Форрестер непрерывно прочищал горло и поглядывал на часы.
  
   Вдобавок ко всему, это была одна и та же рутина снова и снова. Этот глупый шаг, подожди, свистни, шагни.
  
   Черт возьми, мне было бы лучше в Гуантанамо. Несмотря на то, что солнце палит и на них, по крайней мере, им не нужно нести этот дурацкий вес.
  
   "Доброе утро. Жарковато, не так ли? " произнес чей-то голос.
  
   "Иди к черту, отец".
  
   "Выпей немного воды", - сказал Фаулер, предлагая ей бутылку.
  
   Он был одет в брюки из саржи и свою обычную черную рубашку с короткими рукавами и воротничком священника. Он отступил из ее квадранта и сел на землю, с удовольствием наблюдая за ней.
  
   "Можете ли вы объяснить, кого вы подкупили, чтобы вам не пришлось носить эту штуку?" - спросила Андреа, жадно опустошая бутылку.
  
   "Профессор Форрестер с большим уважением относится к моим религиозным обязанностям. Он тоже человек Божий, по-своему."
  
   "Скорее, эгоистичный маньяк".
  
   "Это тоже. А как насчет тебя?"
  
   "Ну, по крайней мере, пропаганда рабства не входит в число моих ошибок".
  
   "Я говорю о религии".
  
   "Ты пытаешься спасти мою душу половиной бутылки воды?"
  
   "Этого будет достаточно?"
  
   "Мне нужен, по крайней мере, полный контракт".
  
   Фаулер улыбнулся и протянул ей еще одну бутылку.
  
   "Если вы будете делать маленькие глотки, это лучше утолит вашу жажду".
  
   "Спасибо".
  
   "Ты не собираешься отвечать на мой вопрос?"
  
   "Религия слишком глубока для меня. Я предпочитаю ездить на велосипеде."
  
   Священник рассмеялся и сделал глоток из своей бутылки. Он казался уставшим.
  
   "Да ладно, мисс Отеро; не сердитесь на меня за то, что мне не нужно сейчас выполнять ослиную работу. Вы же не думаете, что все эти квадраты появились по волшебству, не так ли?"
  
   Квадранты начинались в двухстах футах от палаток. Остальные участники экспедиции были распределены по поверхности каньона, каждый со своим собственным шагом, ожидание, свист, переступание. Андреа дошла до конца своей секции и сделала шаг вправо, повернулась на 180 градусов, а затем снова пошла, повернувшись спиной к священнику.
  
   "И вот я был там, пытаясь найти вас двоих... Так вот чем вы с доком занимались всю ночь."
  
   "Там были и другие люди, так что вам не нужно беспокоиться".
  
   "Что ты хочешь этим сказать, отец?"
  
   Фаулер ничего не сказал. Долгое время существовал только ритм шага, ожидания, свиста, переступания.
  
   "Как ты узнал?" - с тревогой спросила Андреа.
  
   "Я подозревал это. Теперь я знаю."
  
   "Черт".
  
   "Я сожалею, что вторгся в вашу частную жизнь, мисс Отеро".
  
   "Черт бы тебя побрал", - сказала Андреа и прикусила кулак. "Я бы убил за сигарету".
  
   "Что тебя останавливает?"
  
   "Профессор Форрестер сказал мне, что это мешает работе приборов".
  
   "Знаете что, мисс Отеро? Для той, кто ведет себя так, будто она на вершине всего, ты довольно наивна. Табачный дым не влияет на магнитное поле Земли. По крайней мере, не согласно моим источникам."
  
   "Старый ублюдок".
  
   Андреа порылась в карманах, затем закурила сигарету.
  
   "Ты собираешься рассказать Доку, отец?"
  
   "Харел умен, намного больше, чем я. И она еврейка. Ей не нужны советы старого священника."
  
   "Должен ли я?"
  
   "Ну, ты католик, верно?"
  
   "Я потерял доверие к вашему снаряжению четырнадцать лет назад, отец".
  
   "Который из них? Военный или клерикальный?"
  
   "И то, и другое. Мои родители действительно облажались со мной."
  
   "Все родители так делают. Разве не так начинается жизнь?"
  
   Андреа повернула голову и сумела увидеть его краем глаза.
  
   "Значит, у нас есть что-то общее".
  
   "Вы не можете себе представить. Почему ты искала нас прошлой ночью, Андреа?"
  
   Репортер огляделся вокруг, прежде чем ответить. Ближайшим человеком был Дэвид Паппас, пристегнутый ремнями безопасности в сотне футов от нас. Со стороны входа в каньон налетел порыв горячего ветра, образовав у ног Андреа красивые песчаные водовороты.
  
   "Вчера, когда мы были у входа в каньон, я пешком взобрался на ту огромную дюну. Наверху я начал снимать своим телеобъективом и увидел мужчину."
  
   "Где?" Фаулер выпалил.
  
   "На вершине утеса позади тебя. Я видел его всего секунду. Он был одет в светло-коричневую одежду. Я никому не говорил, потому что не знал, связано ли это как-то с человеком, который пытался убить меня на Бегемоте."
  
   Фаулер прищурился и провел рукой по своей лысой голове, делая глубокий вдох. Его лицо выглядело обеспокоенным.
  
   "Мисс Отеро, эта экспедиция чрезвычайно опасна, и ее успех зависит от секретности. Если бы кто-нибудь знал правду о том, почему мы здесь ...."
  
   "Они вышвырнут нас?"
  
   "Они бы убили нас всех".
  
   "О".
  
   Андреа подняла взгляд, остро осознавая, насколько изолированным было это место и в какой ловушке они окажутся, если кто-нибудь прорвется через тонкую линию часовых Деккера.
  
   "Мне нужно немедленно поговорить с Альбертом", - сказал Фаулер.
  
   "Я думал, ты сказал, что не можешь использовать здесь свой спутниковый телефон? У Деккера был частотный сканер?"
  
   Священник просто посмотрел на нее.
  
   "О, черт. Только не снова, " сказала Андреа.
  
   "Мы сделаем это сегодня вечером".
  
  
   32
  
  
  
   2700 ФУТОВ К ЗАПАДУ От РАСКОПОК
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 года. 1:18 утра.
  
  
   Высокого мужчину звали О, и он плакал. Ему пришлось уйти от других людей. Он не хотел, чтобы они видели, как он проявляет свои чувства, не говоря уже о том, чтобы говорить об этом. И было бы очень опасно раскрывать, почему он плакал.
  
   На самом деле это было из-за девушки. Она слишком сильно напоминала ему его собственную дочь. Он ненавидел необходимость убивать ее. Убийство Тахира было простым, фактически облегчением. Он должен был признать, что ему даже понравилось играть с ним - показывать ему ад, но здесь, на земле.
  
   Девушка была другой историей. Ей было всего шестнадцать лет.
  
   И все же D и W согласились с ним: миссия была слишком важной. На карту были поставлены не только жизни других братьев, собравшихся в пещере, но и весь Дар Аль-Ислам. Мать и дочь знали слишком много. Исключений быть не могло.
  
   "Бессмысленная дерьмовая война", - сказал он.
  
   "Так ты сейчас разговариваешь сам с собой?"
  
   Это был W, который приполз ко мне. Он не любил рисковать и всегда говорил шепотом, даже внутри пещеры.
  
   "Я молился".
  
   "Мы должны вернуться в дыру. Они могут увидеть нас."
  
   "На западной стене только один часовой, и у него нет прямой видимости отсюда. Не волнуйся."
  
   "Что, если он изменит позицию? У них есть очки ночного видения."
  
   "Я сказал, не волнуйся. Большой черный на дежурстве. Он все время курит, и свет от сигареты мешает ему что-либо видеть, - сказал О, раздраженный тем, что ему пришлось говорить, когда он хотел насладиться тишиной.
  
   "Давайте вернемся в пещеру. Мы сыграем в шахматы."
  
   Это не обмануло его ни на мгновение. Мы знали, что он чувствует себя подавленным. Афганистан, Пакистан, Йемен. Они через многое прошли вместе. Он был хорошим товарищем. Какими бы неуклюжими ни были его усилия, он пытался подбодрить его.
  
   О растянулся во всю длину своего тела на песке. Они находились в пустоте у подножия скального образования. Пещера, которая была у его основания, имела площадь всего около ста квадратных футов. О был тем, кто нашел это тремя месяцами ранее, когда планировал операцию. Едва ли хватило бы места для них всех, но даже если бы пещера была в сто раз больше, О предпочел бы находиться снаружи. Он чувствовал себя пойманным в ловушку в этой шумной дыре, атакованный храпом и пуканьем своих братьев.
  
   "Думаю, я останусь здесь еще немного. Я люблю холод."
  
   "Вы ждете сигнала Хукана?"
  
   "Пройдет некоторое время, прежде чем это произойдет. Неверные пока ничего не нашли."
  
   "Я надеюсь, они поторопятся. Я устал отсиживаться, есть из консервных банок и мочиться в жестянку."
  
   О не ответил. Он закрыл глаза и сосредоточился на дуновении ветерка на своей коже. Ожидание его вполне устраивало.
  
   "Почему мы сидим здесь и ничего не делаем?" Мы хорошо вооружены. Я говорю, что мы пойдем туда и убьем их всех", - настаивал У.
  
   "Мы будем следовать приказам Хукана".
  
   "Хукан слишком рискует".
  
   "Я знаю. Но он умен. Он рассказал мне историю. Вы знаете, как бушмен находит воду в Калахари, когда он далеко от дома? Он находит обезьяну и наблюдает за ней весь день. Он не может позволить обезьяне увидеть его, иначе игра окончена. Если бушмен терпелив, обезьяна в конечном итоге показывает ему, где найти воду. Трещина в скале, маленький водоем... места, которые бушмен никогда бы не нашел."
  
   "И что он делает потом?"
  
   "Он пьет воду и ест обезьяну".
  
  
   33
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 года. 01:18
  
  
   Стоу Эрлинг нервно покусывал свою шариковую ручку и изо всех сил проклинал профессора Форрестера. Не его вина, что данные из одного из секторов попали не туда, куда должны были. Он был достаточно занят, разбираясь с жалобами их нанятых старателей, помогая им надевать и снимать ремни безопасности, меняя батарейки в их снаряжении и следя за тем, чтобы никто не пересек один и тот же сектор дважды.
  
   Конечно, никого не было рядом, чтобы помочь ему надеть сбрую сейчас. И это было не так, как если бы операция была легкой посреди ночи, при свете только походного газового фонаря. Форрестеру было наплевать на всех - на кого угодно, кроме самого себя, то есть. В тот момент, когда он обнаружил аномалию в данных, после ужина, он приказал Стоу провести новый анализ квадранта 22К.
  
   Напрасно Стоу просил - почти умолял - Форрестера позволить ему сделать это на следующий день. Если бы данные из всех секторов не были связаны, программа не функционировала бы.
  
   Гребаный Паппас. Разве он не считается ведущим мировым археологом-топографом? Квалифицированный разработчик программного обеспечения, верно? Дерьмо - это то, что он есть. Он никогда не должен был покидать Грецию. Блядь! Я ловлю себя на том, что целую старика в задницу, чтобы он позволил мне подготовить заголовки для кодов магнитометра, а в итоге он отдает их Паппасу. Два года, целых два года, изучая рекомендации для Форрестера, исправляя его детские ошибки, покупая ему лекарства, вынося его мусорное ведро, полное зараженных окровавленных тканей. Два года, и он так со мной обращается.
  
   К счастью, Стоу закончил сложную серию перемещений, и магнитометр теперь был у него на плечах и работал. Он поднял фонарь и установил его на полпути вверх по склону. Сектор 22К покрывал часть песчаного склона возле костяшки указательного пальца каньона.
  
   Почва здесь была другой, непохожей на губчатую розовую поверхность у основания каньона или обожженный камень, который покрывал остальную часть местности. Песок был темнее, а сам склон имел уклон около 14 процентов. Когда он шел, песок смещался, как будто животное двигалось под его ботинками. Когда Стоу поднимался по склону, ему приходилось крепко держаться за ремни магнитометра, чтобы сохранить равновесие прибора.
  
   Когда он наклонился, чтобы поставить фонарь на землю, его правая рука задела железный осколок, торчащий из рамы. Это пролило кровь.
  
   "Ай -черт!"
  
   Посасывая кусочек, он начал двигаться с инструментом по местности в том медленном раздражающем ритме.
  
   Он даже не американец. Даже не еврей, черт возьми. Он паршивый гребаный греческий иммигрант. Православный грек до того, как начал работать на профессора. Он обратился в иудаизм только после трех месяцев с нами. Быстрое преобразование - очень удобно. Я так устал. Зачем я это делаю? Я надеюсь, мы найдем Ковчег. Тогда исторические факультеты будут бороться за меня, и я смогу найти постоянную должность. Старик долго не протянет - вероятно, ровно настолько, чтобы присвоить себе все заслуги. Но через три или четыре года они будут говорить о его команде. Обо мне. Я бы хотел, чтобы его гнилые легкие просто разорвались в ближайшие несколько часов. Интересно, кого бы тогда Кайн поставил во главе экспедиции? Это был бы не Паппас. Если он гадит в штаны каждый раз, когда профессор хотя бы смотрит на него, представьте, что он сделает, если увидит Кайна. Нет, им нужен кто-то сильнее, кто-то с харизмой. Интересно, какой Кайн на самом деле. Говорят, он очень болен. Но тогда зачем он проделал весь этот путь сюда?
  
   Стоу остановился как вкопанный, на полпути вверх по склону и лицом к стене каньона. Ему показалось, что он услышал шаги, но это было невозможно. Он оглянулся на лагерь. Все было по-прежнему.
  
   Конечно. Единственный, кто не в постели, это я. Ну, за исключением охранников, но они укутаны и, вероятно, храпят. От кого они собираются нас защищать? Было бы лучше, если-
  
   Молодой человек снова остановился. Он что-то слышал, и на этот раз он знал, что ему это не почудилось. Он склонил голову набок, пытаясь лучше слышать, но раздражающий свист раздался еще раз. Стоу нащупал выключатель на приборе и быстро нажал на него один раз. Таким образом, он мог отключить свисток, не выключая инструмент (что вызвало бы тревогу в компьютере Форрестера), что дюжина людей отдала бы руки и ноги, чтобы узнать вчера.
  
   Должно быть, это пара солдат, меняющих смену. Да ладно, ты уже слишком стар, чтобы бояться темноты.
  
   Он выключил инструмент и начал спускаться с холма. Теперь, когда он подумал об этом, было бы лучше, если бы он вернулся в постель. Если Форрестер хотел, чтобы его разозлили, то это было его дело. Он начинал первым делом с утра, пропуская завтрак.
  
   Вот и все. Я встану раньше старика, когда будет больше света.
  
   Он улыбнулся, упрекая себя за то, что встревожился по пустякам. Теперь он мог, наконец, лечь спать, а это было все, что ему было нужно. Если бы он поторопился, то смог бы поспать три часа.
  
   Внезапно что-то потянуло за упряжь. Стоу откинулся назад, размахивая руками в воздухе, чтобы сохранить равновесие. Но как раз в тот момент, когда он думал, что упадет, он почувствовал, что кто-то схватил его.
  
   Молодой человек не почувствовал, как острие ножа вонзилось в нижнюю часть его позвоночника. Рука, схватившая его за упряжь, потянула сильнее. Стоу внезапно вспомнил свое детство, когда они с отцом ходили на озеро Чебакко ловить черного краппи. Его отец держал рыбу в руке, а затем одним быстрым движением потрошил ее. Движение издало влажный, свистящий звук, очень похожий на последнее, что слышал Стоу.
  
   Рука отпустила молодого человека, который упал на землю, как тряпичная кукла.
  
   Стоу издал прерывистый звук, когда умирал, короткий, сухой стон, а затем наступила тишина.
  
  
   34
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 года. 14:33
  
  
   Первой частью плана было просыпаться вовремя. Пока все хорошо. С этого момента все стало катастрофой.
  
   Андреа положила наручные часы между своим будильником и головой, с будильником, установленным на 2:30 ночи. Она должна была встретиться с Фаулером в квадранте 14B, где она работала, когда рассказала священнику о том, что видела мужчину на утесе. Все, что знала репортер, это то, что священнику нужна была ее помощь, чтобы нейтрализовать частотный сканер Деккера. Фаулер не сказал ей, как он планировал это сделать.
  
   Чтобы быть уверенным, что она появится вовремя, Фаулер подарил ей свои наручные часы, поскольку у ее собственных не было будильника. Это был грубый черный MTM Special Ops с браслетом на липучке, который казался почти таким же старым, как сама Андреа. На обратной стороне часов была надпись: Чтобы другие могли жить.
  
   "Чтобы другие могли жить". Что за человек носит такие часы? Не священник, конечно. Священники носят часы за двадцать евро, в лучшем случае дешевый Lotus с ремешком из искусственной кожи. Ничто не обладает таким характером, как этот, подумала Андреа перед тем, как заснуть. Когда зазвучал будильник, она предусмотрительно сразу же выключила его и забрала часы с собой. Фаулер ясно дала понять, что с ней случится, если она его потеряет. Кроме того, на лице была небольшая светодиодная подсветка, которая облегчила бы прохождение через каньон, не споткнувшись об одну из веревок квадранта и не разбив голову о камень.
  
   Пока она искала свою одежду, Андреа прислушивалась, не разбудил ли кого-нибудь будильник. Храп Киры Ларсен успокоил репортера, но она решила подождать, пока выйдет на улицу, чтобы надеть ботинки. Крадучись к двери, она проявила обычную неуклюжесть и уронила часы.
  
   Молодая репортерша попыталась совладать со своими нервами и вспомнить планировку лазарета. В дальнем конце стояли два носилки, стол и шкаф с медицинскими инструментами. Трое соседей по комнате спали у входа на своих матрасах и спальных мешках. Андреа в середине, Ларсен слева от нее, Харел справа от нее.
  
   Используя храп Киры, чтобы сориентироваться, она начала обыскивать пол. Она нащупала край своего собственного матраса. Чуть дальше она дотронулась до одного из выброшенных носков Ларсена. Она скорчила гримасу и вытерла руку о заднюю часть брюк. Она продолжила на своем собственном матрасе. Немного дальше. Это, должно быть, матрас Харел.
  
   Он был пуст.
  
   Удивленная, Андреа достала зажигалку из кармана и щелкнула ею, заслоняя пламя своим телом от Ларсена. Харел нигде не было в лазарете. Фаулер сказал ей не сообщать Харел, что они планируют делать.
  
   У репортера не было времени на дальнейшие размышления по этому поводу, поэтому она взяла часы, которые нашла лежащими между матрасами, и вышла из палатки. В лагере было тихо, как в могиле. Андреа была рада, что лазарет находился рядом с северо-западной стеной каньона, так что она избежит встречи с кем-либо по пути в туалет или из него.
  
   Я уверен, что Харел именно там. Я не могу понять, почему мы не можем сказать ей, что мы делаем, если она уже знает о спутниковом телефоне священника. Эти двое замышляют что-то странное.
  
   Мгновение спустя сработал звуковой сигнал профессора. Андреа замерла, страх терзал ее, как загнанное животное. Сначала она подумала, что Форрестер обнаружил, чем она занимается, пока не поняла, что звук доносится откуда-то издалека. Звук рога был приглушенным, но слабым эхом разнесся по каньону.
  
   Было два взрыва, а затем все прекратилось.
  
   Затем это началось снова и не прекращалось.
  
   Это сигнал бедствия. Я бы поставил на это свою жизнь.
  
   Андреа не была уверена, к кому обратиться. Поскольку Харел нигде не было видно, а Фаулер ждал ее в доме 14В, лучшим вариантом для нее был Томми Айхберг. Палатка обслуживающего персонала была сейчас ближе всего к ней, и с помощью света часов Андреа нашла молнию палатки и ворвалась внутрь.
  
   "Томми, Томми, ты здесь?"
  
   Полдюжины голов подняли головы из своих спальных мешков.
  
   "Ради бога, сейчас два часа ночи", - сказал растрепанный Брайан Хэнли, протирая глаза.
  
   "Вставай, Томми. Я думаю, что профессор в беде."
  
   Томми уже выбирался из своего спального мешка.
  
   "Что происходит?"
  
   "Это рог профессора. Это не прекратилось."
  
   "Я ничего не слышу".
  
   "Пойдем со мной. Я думаю, что он в каньоне."
  
   "Одну минуту".
  
   "Чего ты ждешь, Хануки?"
  
   "Нет, я жду, когда ты развернешься. Я голый."
  
   Андреа вышла из палатки, бормоча извинения. Снаружи все еще звучал рожок, но каждый последующий звук был слабее. Сжатый воздух был на исходе.
  
   Томми присоединился к ней, за ним последовали остальные мужчины в палатке.
  
   "Иди и проверь в палатке профессора, Роберт", - сказал Томми, указывая на тощего оператора буровой установки. "А ты, Брайан, иди и предупреди солдат".
  
   В этом последнем заказе не было необходимости. Деккер, Мэлони, Торрес и Джексон уже приближались, не полностью одетые, но с автоматами наготове.
  
   "Что, черт возьми, происходит?" Сказал Деккер. В его огромной руке была портативная рация. "Мои ребята говорят, что в конце каньона кто-то устраивает ад".
  
   "Мисс Отеро думает, что профессор в беде", - сказал Томми. "Где твои наблюдатели?"
  
   "Этот сектор находится под слепым углом. Ваака ищет должность получше."
  
   "Добрый вечер. Что происходит? Мистер Кайн пытается уснуть, - сказал Джейкоб Рассел, подходя к группе. На нем была шелковая пижама цвета корицы, а его волосы были слегка взъерошены. "Я думал, что..."
  
   Деккер прервал его жестом. Рация затрещала, и из динамика донесся ровный голос Вааки.
  
   "Полковник, я вижу Форрестера и тело на земле. Окончен."
  
   "Что делает профессор, Гнездо Номер один?"
  
   "Он склонился над телом. Окончен."
  
   "Принято, Гнездо номер один. Оставайтесь на своей позиции и прикрывайте нас. Гнезда два и три, максимальная готовность. Если мышь пукнет, я хочу знать об этом."
  
   Деккер прервал связь и продолжил отдавать дальнейшие приказы. За те несколько мгновений, что он общался с Ваакой, весь лагерь встрепенулся. Томми Айхберг зажег один из мощных галогенных прожекторов, отбрасывающих огромные тени на стены каньона.
  
   Тем временем Андреа стояла немного в стороне от круга людей, столпившихся вокруг Деккера. Через его плечо она могла видеть Фаулера, идущего позади лазарета, полностью одетого. Он огляделся, а затем подошел и встал позади репортера.
  
   "Ничего не говори. Мы поговорим позже."
  
   "Где Харел?"
  
   Фаулер посмотрел на Андреа и выгнул брови.
  
   Он понятия не имеет.
  
   Внезапно у Андреа возникло подозрение, и она повернулась к Деккеру, но Фаулер схватил ее за руку и удержал. Обменявшись несколькими словами с Расселом, огромный южноафриканец принял решение. Он оставил Мэлони ответственным за лагерь и вместе с Торрес и Джексоном направился в сектор 22К.
  
   "Отпусти меня, отец! Он сказал, что там было тело." Сказала Андреа, пытаясь освободиться.
  
   "Подожди".
  
   "Это могла быть она".
  
   "Держись".
  
   Тем временем Рассел поднял руки и обратился к группе.
  
   "Пожалуйста, пожалуйста. Мы все очень взволнованы, но беготня из одного места в другое никому не поможет. Оглянитесь вокруг и скажите мне, не пропал ли кто-нибудь. Мистер Айхберг? А Брайан?"
  
   "Он имеет дело с генератором. У него мало топлива."
  
   "Мистер Паппас?"
  
   "Все здесь, кроме Стоу Эрлинга, сэр", - нервно сказал Паппас, его голос дрогнул от напряжения. "Он снова собирался пересечь сектор 22К. Заголовки в данных были неверными."
  
   "Доктор Харел?"
  
   "Доктора Хареля здесь нет", - сказала Кира Ларсен.
  
   "Она не такая? У кого-нибудь есть идея, где она может быть? " - сказал удивленный Рассел.
  
   "Где кто может быть?" - произнес голос за спиной Андреа. Репортер повернулась, на ее лице отразилось облегчение. Позади нее стояла Харел с налитыми кровью глазами, одетая только в сапоги и длинную красную рубашку. "Вы должны меня извинить, но я принял снотворное и все еще немного не в себе. Что произошло?"
  
   Пока Рассел вводил доктора в курс дела, Андреа испытывала смешанные чувства. Хотя она была рада, что с Харель все в порядке, она не могла понять, где доктор могла быть все это время или почему она лгала.
  
   И я не единственная, подумала Андреа, наблюдая за другим своим соседом по палатке. Кира Ларсен не сводила глаз с Харель. Она в чем-то подозревает доктора. Я уверен, что она заметила, что несколько минут назад ее не было в своей постели. Если бы взгляды были лазерными лучами, у Дока в спине была бы дыра размером с небольшую пиццу.
  
  
   35
  
  
  
   КАЙН
  
   Старик встал на стул и развязал один из узлов, которые поддерживали стенки палатки. Он завязал его, развязал и завязал еще раз.
  
   "Сэр, вы снова это делаете".
  
   "Кто-то мертв, Джейкоб. Мертв."
  
   "Сэр, узел в порядке. Пожалуйста, спускайся. Ты должен принять это." Рассел протягивал маленький бумажный стаканчик с какими-то таблетками.
  
   "Я не собираюсь их брать. Мне нужно быть начеку. Я мог бы быть следующим. Тебе нравится этот узел?"
  
   "Да, мистер Кайн".
  
   "Это называется двойная восьмерка. Это очень хороший узел. Мой отец показал мне, как это сделать."
  
   "Это идеальный узел, сэр. Пожалуйста, спустись со стула."
  
   "Я просто хочу убедиться ..."
  
   "Сэр, вы снова впадаете в обсессивно-компульсивное поведение".
  
   "Не используй этот термин в отношении меня".
  
   Старик повернулся так резко, что потерял равновесие. Джейкоб двинулся, чтобы поймать Кайна, но он был недостаточно быстр, и старик упал.
  
   "С тобой все в порядке?" Я позвоню доктору Харелю!"
  
   Старик плакал на полу, но лишь небольшая часть его слез была вызвана падением.
  
   "Кто-то мертв, Джейкоб. Кто-то мертв."
  
  
   36
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 года. 3:13 утра.
  
  
   "Убийство".
  
   "Вы уверены, доктор?"
  
   Тело Стоу Эрлинга лежало в центре круга из газовых ламп. Они излучали бледный свет, и тени на окружающих скалах растворились в ночи, которая внезапно показалась наполненной опасностью. Андреа подавила дрожь, глядя на тело на песке.
  
   Когда Деккер и его окружение прибыли на место происшествия всего несколько минут назад, он обнаружил старого профессора, держащего мертвеца за руку и непрерывно включающего теперь уже бесполезный звуковой сигнал. Деккер отстранил профессора и позвал доктора Харела. Доктор попросила Андреа пойти с ней.
  
   "Я бы предпочел этого не делать", - сказала Андреа. У нее закружилась голова и она была сбита с толку, когда Деккер сказал по радио, что они нашли Стоу Эрлинг мертвой. Она не могла не вспомнить, как хотела, чтобы пустыня просто поглотила его.
  
   "Пожалуйста. Я очень волнуюсь, Андреа. Помоги мне."
  
   Доктор казалась по-настоящему встревоженной, поэтому, не сказав больше ни слова, Андреа пошла рядом с ней. Репортер пыталась придумать, как она могла бы спросить Харель, где, черт возьми, она была, когда начался этот бардак, но она не могла этого сделать, не раскрыв, что она тоже была там, где ей не следовало быть. Когда они достигли квадранта 22К, они обнаружили, что Деккеру удалось осветить тело, чтобы Харел мог определить причину смерти.
  
   "Это вы мне скажите, полковник. Если это не было убийством, то это было очень решительное самоубийство. У него ножевое ранение в основании позвоночника, которое по определению смертельно."
  
   "И его очень трудно выполнить", - сказал Деккер.
  
   "Что вы имеете в виду?" Вмешался Рассел, стоя рядом с Деккером.
  
   Чуть дальше Кира Ларсен сидела на корточках рядом с профессором, пытаясь утешить его. Она накинула одеяло ему на плечи.
  
   "Он имеет в виду, что это была идеально нанесенная рана. Очень острым ножом. У Стоу вообще почти не было крови, " сказала Харел, снимая латексные перчатки, в которых она осматривала тело.
  
   "Профессионал, мистер Рассел", - добавил Деккер.
  
   "Кто его нашел?"
  
   "В компьютере профессора Форрестера есть сигнал тревоги, который срабатывает, если один из магнитометров перестает передавать, - сказал Деккер, кивком головы указывая на старика. "Он пришел сюда, чтобы поделиться со Стоу. Когда он увидел его на земле, он подумал, что тот спит, и начал трубить ему в ухо, пока не понял, что произошло. Затем он продолжал трубить в рог, чтобы предупредить нас."
  
   "Я не хочу даже представлять, как отреагирует мистер Кейн, когда узнает, что Стоу был убит, где, черт возьми, были твои люди, Деккер? Как это могло произойти?"
  
   "Должно быть, они смотрели за пределы каньона, как я приказал. Их всего трое, они преодолевают очень большую местность безлунной ночью. Они делали все, что могли."
  
   "Это не так уж много", - сказал Рассел, указывая на тело.
  
   "Рассел, я же говорил тебе. Это безумие - приходить в это место всего с шестью мужчинами. В срочном порядке у нас есть трое мужчин, которые несут четырехчасовую охрану. Но чтобы покрыть такую враждебную зону, как эта, нам действительно нужно не менее двадцати. Так что не вините меня."
  
   "Об этом не может быть и речи. Вы знаете, что произойдет, если правительство Иордании -"
  
   "Может, вы двое прекратите спорить!" Профессор встал, одеяло свисало с его плеч. Его голос дрожал от гнева. "Один из моих помощников мертв. Я отправил его сюда. Не могли бы вы, пожалуйста, перестать обвинять друг друга?"
  
   Рассел замолчал. К удивлению Андреа, то же самое сделал и Деккер, хотя он сохранил лицо, обратившись к доктору Харелю.
  
   "Можете ли вы рассказать нам что-нибудь еще?"
  
   "Я предполагаю, что он был убит там, а затем он соскользнул вниз по склону, учитывая камни, которые упали вместе с ним".
  
   "Ты представляешь?" Сказал Рассел, приподнимая бровь.
  
   "Извините, но я не судебный патологоанатом, а обычный врач, специализирующийся на боевой медицине. Я определенно не обладаю квалификацией для анализа места преступления. В любом случае, я не думаю, что вы найдете следы или какие-либо другие зацепки в смеси песка и камня, которая у нас здесь есть."
  
   "Вы не знаете, были ли у Эрлинга враги, профессор?" - спросил Деккер.
  
   "Он не ладил с Дэвидом Паппасом. Я был ответственен за соперничество между ними."
  
   "Ты когда-нибудь видел, как они ссорились?"
  
   "Много раз, но до драки никогда не доходило". Форрестер сделал паузу, а затем потряс пальцем перед лицом Деккера. "Подожди минутку. Вы же не предполагаете, что это сделал один из моих помощников, не так ли?"
  
   Тем временем Андреа наблюдала за телом Стоу Эрлинг со смесью шока и неверия. Она хотела подойти к кругу ламп и дернуть его за конский хвост, чтобы показать, что он не умер, что это была просто дурацкая шутка профессора. Она поняла серьезность ситуации только тогда, когда увидела, как хрупкий старик трясет пальцем перед лицом гиганта Деккера. В этот момент секрет, который она скрывала в течение двух дней, треснул, как плотина от давления.
  
   "Мистер Деккер".
  
   Южноафриканец повернулся к ней, выражение его лица было явно не дружелюбным.
  
   "Мисс Отеро, Шопенгауэр сказал, что первая встреча с лицом производит на нас неизгладимое впечатление. На данный момент с меня достаточно твоего лица - понял?"
  
   "Я даже не знаю, почему вы здесь, никто не просил вас приходить", - добавил Рассел. "Эта история не для публикации. Возвращайтесь в лагерь."
  
   Репортер сделал шаг назад, но выдержал пристальный взгляд как наемника, так и молодого руководителя. Проигнорировав совет Фаулера, Андреа решила выложить все начистоту.
  
   "Я не ухожу. Возможно, что смерть этого человека - моя вина."
  
   Деккер подошел к ней так близко, что Андреа почувствовала сухой жар его кожи.
  
   "Говори громче".
  
   "Когда мы прибыли в каньон, мне показалось, что я увидел кого-то на вершине того утеса".
  
   "Что? И тебе не пришло в голову что-нибудь сказать?"
  
   "В то время я не придавал этому особого значения. Мне жаль."
  
   "Потрясающе, ты сожалеешь. Тогда все в порядке. Блядь!"
  
   Рассел изумленно качал головой. Деккер почесал шрам на лице, пытаясь осознать то, что он только что услышал. Харел и профессор смотрели на Андреа с недоверием. Единственной, кто отреагировал, была Кира Ларсон, которая оттолкнула Форрестера в сторону, бросилась к Андреа и дала ей пощечину.
  
   "Сука!"
  
   Андреа была настолько ошеломлена, что не знала, что делать. Затем, увидев страдание на лице Киры, она поняла и опустила руки.
  
   Мне жаль. Прости меня.
  
   "Сука", - повторила археолог, бросаясь на Андреа и нанося удары по ее лицу и груди. "Ты мог бы рассказать всем, что за нами наблюдали. Разве вы не знаете, что мы ищем? Неужели вы не понимаете, как это влияет на всех нас?"
  
   Харел и Деккер схватили Ларсен за руки и оттащили ее назад.
  
   "Он был моим другом", - пробормотала она, слегка отодвигаясь.
  
   В этот момент на место происшествия прибыл Дэвид Паппас. Он бежал, и с него лил пот. Было очевидно, что он упал по крайней мере один раз, потому что на его лице и очках был песок.
  
   "Профессор! Профессор Форрестер!"
  
   "В чем дело, Дэвид?"
  
   "Данные. Данные Стоу, " сказал Паппас, наклоняясь и опираясь на колени, чтобы отдышаться.
  
   Профессор сделал пренебрежительный жест.
  
   "Сейчас не время, Дэвид. Ваш коллега мертв."
  
   "Но, профессор, вы должны выслушать. Заголовки. Я их исправил."
  
   "Очень хорошо, Дэвид. Мы поговорим завтра."
  
   Затем Дэвид Паппас сделал то, чего он никогда бы не сделал, если бы не напряжение той ночи. Схватив одеяло Форрестера, он рывком развернул старика лицом к себе.
  
   "Ты не понимаешь. У нас есть пик. 7911!"
  
   Сначала профессор Форрестер никак не отреагировал, но затем он заговорил очень медленно и обдуманно, таким тихим голосом, что Дэвид едва мог его расслышать.
  
   "Насколько большой?"
  
   "Огромный, сэр".
  
   Профессор упал на колени. Не в силах говорить, он наклонялся вперед и назад в немой мольбе.
  
   "Что такое 7911, Дэвид?" - спросила Андреа.
  
   Атомный вес 79. Позиция 11 в периодической таблице, " сказал молодой человек срывающимся голосом. Это было так, как если бы, передавая свое послание, он опустошил себя. Его глаза были прикованы к трупу.
  
   "И это ...?"
  
   "Золото, мисс Отеро. Стоу Эрлинг нашел Ковчег Завета."
  
  
   37
  
  
  
   Некоторые факты о Ковчеге Завета, переписанные из записной книжки профессора Сесила Форрестера "Молескин"
  
   В Библии сказано: "И сделают ковчег из дерева ситтим: длина его должна быть два с половиной локтя, ширина его - полтора локтя, а высота его - полтора локтя. И ты должен покрыть его чистым золотом, внутри и снаружи ты должен покрыть его, и ты должен сделать на нем золотую корону по кругу. И ты должен отлить для этого четыре золотых кольца и вложить их в четыре его угла; и два кольца должны быть с одной стороны этого, и два кольца с другой стороны этого. И ты должен сделать шесты из дерева ситтим и покрыть их золотом. И ты должен вставить шесты в кольца по бокам Ковчега, чтобы Ковчег можно было нести с ними."
  
   Я применю измерения в обычном локте. Я знаю, что меня будут критиковать, потому что немногие ученые это делают; они полагаются на египетский локоть и "священный" локоть, которые гораздо более гламурные. Но я прав.
  
   Это то, что мы точно знаем о Ковчеге:
  
   • Год постройки: 1453 до н.э. у подножия горы Синай.
  
   • длина 44 дюйма
  
   • ширина 25 дюймов
  
   • высота 25 дюймов
  
   • вместимость 84 галлона
  
   • 600 фунтов в весе
  
   Есть люди, которые предположили бы, что вес Ковчега был больше, около 1100 фунтов. Кроме того, есть идиот, который осмелился настаивать на том, что Ковчег весил больше тонны. Это безумие. И они называют себя экспертами. Они любят увеличивать вес самого Ковчега. Бедные идиоты. Они не понимают, что золото, даже если оно тяжелое, слишком мягкое. Кольца не смогли бы выдержать такой вес, а деревянные шесты не были бы достаточно длинными, чтобы более чем четырем мужчинам было удобно нести его.
  
   Золото - очень мягкий металл. В прошлом году я видел целую комнату, покрытую тонкими листами золота, изготовленными из одной монеты хорошего размера по методам, восходящим к бронзовому веку. Евреи были искусными ремесленниками, и у них не было большого количества золота в пустыне, и они не стали бы обременять себя таким большим весом, чтобы сделать себя уязвимыми для своих врагов. Нет, они использовали бы небольшое количество золота и создали из него тонкие листы, чтобы покрыть дерево. Древесина Ситтим, или акация, - это прочная древесина, которая может прослужить столетия без повреждений, особенно если она была покрыта тонким слоем металла, который не ржавеет и равнодушен к воздействию времени. Это был объект, построенный для вечности. Как могло быть иначе, ведь именно Вневременной давал инструкции?
  
  
   38
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006. 14:21.
  
  
   "Значит, данными манипулировали".
  
   "Кто-то другой получил информацию, отец".
  
   "Вот почему они убили его".
  
   "Я понимаю, что, где и когда. Если ты просто расскажешь мне, как и кто, я буду самой счастливой женщиной в мире."
  
   "Я работаю над этим".
  
   "Вы думаете, это был посторонний?" Может быть, тот человек, которого я видел на вершине каньона?"
  
   "Я не думаю, что вы настолько глупы, юная леди".
  
   "Я все еще чувствую себя виноватым".
  
   "Ну, тебе стоит остановиться. Я был тем, кто просил тебя никому не говорить. Но поверьте мне: кто-то в этой экспедиции - убийца. Вот почему как никогда важно, чтобы мы поговорили с Альбертом."
  
   "Хорошо. Но я думаю, ты знаешь больше, чем говоришь мне - намного больше. Вчера в каньоне наблюдалась необычная для этого времени суток активность. Доктора не было в ее постели."
  
   "Я говорил тебе... Я работаю над этим."
  
   "Черт, отец. Ты единственный человек, которого я знаю, который говорит на стольких языках, но не любит разговаривать."
  
   Отец Фаулер и Андреа Отеро сидели в тени западной стены каньона. Поскольку никто почти не спал прошлой ночью, после шока от убийства Стоу Эрлинга, день начался медленно и тяжело. Однако мало-помалу известие о том, что магнитометр Стоу обнаружил золото, начало затмевать трагедию, изменяя настроение в лагере. Вокруг квадранта 22К кипела деятельность, в центре которой был профессор Форрестер: анализ состава горных пород, дальнейшие тесты с помощью магнитометра и, прежде всего, измерения твердости грунта для копания.
  
   Процедура состояла в том, чтобы пропустить электрический провод через землю, чтобы выяснить, какой ток он выдержит. Например, яма, заполненная землей, имеет меньшее электрическое сопротивление, чем нетронутая земля вокруг нее.
  
   Результаты теста были убедительными: грунт в этот момент был очень неустойчивым. Это привело Форрестера в ярость. Андреа наблюдала, как он дико жестикулировал, подбрасывая бумаги в воздух и оскорбляя своих работников.
  
   "Почему профессор так зол?" - спросил Фаулер.
  
   Священник сидел на плоском камне примерно в полутора футах над Андреа. Он играл с маленькой отверткой и несколькими кабелями, которые он взял из ящика с инструментами Брайана Хэнли, обращая мало внимания на то, что происходило вокруг него.
  
   "Они проводили тесты. Они не могут просто откопать Ковчег, " ответила Андреа. Она разговаривала с Дэвидом Паппасом за несколько минут до этого. "Они верят, что это в искусственной дыре. Если они используют мини-экскаватор, есть большая вероятность, что яма обвалится."
  
   "Возможно, им придется обойти это. Это может занять недели."
  
   Андреа сделала еще одну серию снимков своей цифровой камерой, а затем посмотрела на них на мониторе. У нее было несколько отличных фотографий Форрестера, на которых он буквально с пеной у рта. Испуганная Кира Ларсен в шоке откидывает голову назад после известия о смерти Эрлинга.
  
   "Форрестер снова кричит на них. Я не знаю, как его помощники мирились с этим."
  
   "Может быть, это то, что им всем нужно сегодня утром, ты так не думаешь?"
  
   Андреа собиралась сказать Фаулеру, чтобы он прекратил нести чушь, когда поняла, что всегда была горячей сторонницей использования самонаказания как способа избежать горя.
  
   LB является доказательством этого. Если бы я практиковал то, что проповедовал, я бы давно выбросил его из окна. Чертов кот. Надеюсь, он не съест шампунь соседа. И если он это сделает, я надеюсь, она не заставит меня платить за это.
  
   Крики Форрестера заставляли людей разбегаться, как тараканов, когда включался свет.
  
   "Возможно, он прав, отец. Но я не думаю, что продолжение работы показывает большое уважение к их умершему коллеге."
  
   Фаулер оторвал взгляд от своей работы.
  
   "Я не виню его. Он должен поторопиться. Завтра суббота."
  
   "О, да. Суббота . Евреи не могут даже включить свет после захода солнца в пятницу. Это нонсенс."
  
   "По крайней мере, они во что-то верят. Во что ты веришь?"
  
   "Я всегда был практичным человеком".
  
   "Я полагаю, вы имеете в виду неверующего".
  
   "Полагаю, я имею в виду практический. Тратить два часа в неделю на место, полное благовоний, заняло бы ровно 343 дня моей жизни. Без обид, но я не думаю, что оно того стоит. Даже не на предполагаемую вечность."
  
   Священник усмехнулся.
  
   "Ты когда-нибудь во что-нибудь верил?"
  
   "Я верил в отношения".
  
   "Что случилось?"
  
   "Я облажался. Давайте просто скажем, что она верила в это больше, чем я."
  
   Фаулер хранил молчание. Голос Андреа звучал слегка принужденно. Она поняла, что священник хотел, чтобы она сняла с себя бремя.
  
   "Вдобавок ко всему, отец... Я не думаю, что вера является единственным мотивирующим фактором этой экспедиции. Ковчег будет стоить больших денег."
  
   "В мире насчитывается примерно 125 000 тонн золота. Вы верите, что мистеру Кайну нужно отправиться за тринадцатью или четырнадцатью внутри Ковчега?"
  
   "Я говорю о Форрестере и его занятых пчелах", - ответила Андреа. Она любила спорить, но ненавидела, когда ее аргументы были так легко опровергнуты.
  
   "Хорошо. Вам нужна практическая причина? Они все отрицают. Их работа помогает им двигаться вперед."
  
   "О чем, черт возьми, ты говоришь?"
  
   "Стадии траура доктора К&# 252; блер-Росса".
  
   "О, да. Отрицание, гнев, депрессия и все такое прочее."
  
   "Именно. Все они находятся на первом этапе."
  
   "Судя по тому, как профессор кричит, можно подумать, что он был во втором".
  
   "Сегодня вечером они будут чувствовать себя лучше. Профессор Форрестер проведет геспед, надгробную речь. Я верю, что будет интересно услышать, как он скажет что-то хорошее о ком-то, кроме себя."
  
   "Что будет с телом, отец?"
  
   "Они положат тело в герметично закрытый мешок для трупов и пока похоронят".
  
   Андреа недоверчиво посмотрела на Фаулера.
  
   "Ты шутишь!"
  
   "Это еврейский закон. Каждый, кто умирает, должен быть похоронен в течение двадцати четырех часов."
  
   "Ты знаешь, что я имею в виду. Разве они не собираются вернуть его семье?"
  
   "Никто и ничто не может покинуть лагерь, мисс Отеро. Помнишь?"
  
   Андреа положила камеру в рюкзак и закурила сигарету.
  
   "Эти люди сумасшедшие. Я надеюсь, что этот дурацкий эксклюзив в конечном итоге не уничтожит всех нас."
  
   "Всегда твердите о своем эксклюзиве, мисс Отеро. Я не могу понять, что вам так отчаянно нужно."
  
   "Слава и богатство. Как насчет тебя?"
  
   Фаулер встал и протянул руки. Он откинулся назад, и его позвоночник громко хрустнул.
  
   "Я просто выполняю приказы. Если Ковчег реален, Ватикан хочет знать, чтобы они могли признать его объектом, содержащим Божьи заповеди."
  
   Очень простой ответ, довольно оригинальный. И это абсолютно неправда, отец. Ты очень плохой лжец. Но давай притворимся, что я тебе верю .
  
   "Возможно", - сказала Андреа через мгновение. "Но в таком случае, почему ваши боссы не прислали историка?"
  
   Фаулер показал ей, над чем он работал.
  
   "Потому что историк не смог бы этого сделать ".
  
   "Что это?" С любопытством сказала Андреа. Это выглядело как простой электрический выключатель с парой выходящих из него проводов.
  
   "Нам придется забыть о вчерашнем плане связаться с Альбертом. После убийства Эрлинга они будут еще более настороже. Итак, это то, что мы сделаем вместо этого ..."
  
  
   39
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 г., 15:42.
  
  
   Отец, скажи мне еще раз, почему я это делаю.
  
   Потому что вы хотите знать правду. Правда о том, что здесь происходит. О том, почему они потрудились связаться с вами в Испании, когда Кайн мог бы найти тысячу репортеров, более опытных и знаменитых, чем вы, прямо там, в Нью-Йорке.
  
   Разговор продолжал звучать в ушах Андреа. Вопрос был тем же самым, который слабый голосок в ее голове задавал уже довольно долгое время. Его заглушал филармонический оркестр Pride в сопровождении мистера Виза Долга, баритона, и мисс Слава любой ценой, сопрано. Но слова Фаулера поставили слабый голос в центр внимания.
  
   Андреа покачала головой, пытаясь сосредоточиться на том, что она делала. План состоял в том, чтобы воспользоваться периодом, когда солдаты в свободное от службы время пытались отдохнуть, вздремнуть или поиграть в карты.
  
   "Вот тут-то ты и вступаешь в игру", - сказал Фаулер. "По моему сигналу ты проскальзываешь под палатку".
  
   "Между деревянным полом и песком? Ты с ума сошел?"
  
   "Там достаточно места. Вам придется проползти около полутора футов, пока не доберетесь до электрической панели. Кабель, соединяющий генератор и палатку, оранжевого цвета. Быстро вытащите его; подключите его к концу моего кабеля, а другой конец моего кабеля обратно к электрической панели. Затем нажимайте эту кнопку каждые пятнадцать секунд в течение трех минут. После этого быстро убирайся оттуда."
  
   "Что это даст?"
  
   "Ничего слишком сложного с технологической точки зрения. Это приведет к небольшому падению электрического тока, не отключая его полностью. Частотный сканер отключится только дважды: один раз при подключении кабеля, второй раз при его отключении."
  
   "А остальное время?"
  
   "Это будет в режиме запуска, как компьютер, когда он загружает свою операционную систему. Пока они не заглядывают под палатку, не будет никаких проблем."
  
   За исключением того, что было: жара.
  
   Заползти под палатку, когда Фаулер подал сигнал, было легко. Андреа присела на корточки, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке, огляделась, а затем закатилась под деревянную платформу. Это было похоже на погружение в чан с горячим маслом. Воздух был густым от дневной жары, и генератор рядом с палаткой производил обжигающий поток тепла, который доносился в пространство, где ползла Андреа.
  
   Теперь она была под электрической панелью, и ее лицо и руки горели. Она достала выключатель Фаулера и держала его наготове в правой руке, в то время как левой резко потянула за оранжевый провод. Она подключила его к устройству Фаулера, затем подсоединила другой конец к панели и стала ждать.
  
   Эти бесполезные лживые часы. Говорится, что прошло всего двенадцать секунд, но кажется, что больше похоже на две минуты. Боже, я не могу выносить эту жару!
  
   Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.
  
   Она нажала кнопку прерывания.
  
   Тон голосов солдат над ней изменился.
  
   Похоже, они что-то заметили. Я надеюсь, они не придадут этому большого значения.
  
   Она более внимательно прислушивалась к разговору. Это началось как способ отвлечь ее от жары и уберечь от обморока. В то утро она выпила недостаточно воды и теперь расплачивалась за это. У нее пересохло в горле и на губах, а голова слегка кружилась. Но тридцать секунд спустя то, что она услышала, заставило Андреа запаниковать. Настолько, что по истечении трех минут она все еще была там, нажимая кнопку каждые пятнадцать секунд, борясь с ощущением, что вот-вот упадет в обморок.
  
  
   40
  
  
   ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, штат ВИРДЖИНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 года. 8:42 утра.
  
  
   "У тебя это есть?"
  
   "Кажется, у меня что-то есть. Это было нелегко. Этот парень очень хорош в заметании следов."
  
   "Мне нужно нечто большее, чем догадки, Альберт. Здесь начали умирать люди."
  
   "Люди всегда умирают, не так ли?"
  
   "На этот раз все по-другому. Это пугает меня."
  
   "Ты? Я в это не верю. Ты даже не испугался корейцев. И в тот раз..."
  
   "Альберт..."
  
   "Извините. Я попросил о нескольких услугах. Эксперты ЦРУ восстановили некоторые данные с компьютеров Netcatch. Орвилл Уотсон напал на след террориста по имени Хакан."
  
   "Шприц".
  
   "Если ты так говоришь. Я не знаю никакого арабского. Похоже, парень охотился за Кайном."
  
   "Что-нибудь еще? Национальность? Этническая группа?"
  
   "Ничего. Просто расплывчатая информация, пара перехваченных электронных писем. Ни один из файлов не избежал пожара. Жесткие диски очень хрупкие."
  
   "Ты должен найти Уотсона. Он - ключ ко всему. Это срочно."
  
   "Я участвую в этом".
  
  
   41
  
  
  
   В ПАЛАТКЕ СОЛДАТ, ЗА ПЯТЬ МИНУТ ДО
  
   Марла Джексон не привыкла читать газеты, и именно поэтому она оказалась в тюрьме. Конечно, Марла смотрела на это иначе. Она думала, что попала в тюрьму за то, что была хорошей матерью.
  
   Правда о жизни Марлы лежала где-то между этими двумя крайностями. У нее было бедное, но относительно нормальное детство - настолько нормальное, насколько это возможно у человека в Лортоне, штат Вирджиния, чьи собственные граждане называли его подмышечной впадиной Америки. Марла родилась в чернокожей семье низшего класса. Она играла в куклы и на скакалке, ходила в школу и забеременела в возрасте пятнадцати с половиной лет.
  
   Марла, по сути, пыталась предотвратить беременность. Но она никак не могла знать, что Кертис продел дырочку в презервативе. У нее не было выбора. Она слышала о безумной практике среди некоторых мальчиков-подростков, которые пытались придать себе солидности, делая девочек беременными до того, как те закончили среднюю школу. Но это было то, что случалось с другими девушками. Кертис любил ее.
  
   Кертис исчез.
  
   Марла закончила среднюю школу и вступила в не очень избранный клуб матерей-подростков. Маленькая Мэй стала центром жизни своей матери, к лучшему или к худшему. Мечты Марлы о том, чтобы накопить достаточно денег для изучения метеорологической фотографии, остались позади. Марла устроилась на работу на местную фабрику, что в дополнение к ее материнским обязанностям давало ей мало времени на чтение газет. Что, в свою очередь, заставило ее принять прискорбное решение.
  
   Однажды днем ее босс объявил, что хочет увеличить ее рабочий день. Молодая мать уже видела женщин, выходящих с фабрики измотанными, с опущенными головами, несущими свою форму в пакетах из супермаркета; женщин, чьи сыновья остались одни и оказались либо в исправительной школе, либо подстрелены в бандитской драке.
  
   Чтобы предотвратить это, Марла записалась в армейский резерв. Таким образом, фабрика не могла увеличить ее рабочие часы, потому что это противоречило бы ее инструкциям на военной базе. Это позволило бы ей проводить больше времени с малышкой Мэй.
  
   Марла приняла решение присоединиться на следующий день после того, как Рота военной полиции была уведомлена о своем следующем пункте назначения: Ирак. Новость появилась на странице 6 Лортон Кроникл . В сентябре 2003 года Марла помахала на прощание Мэй и поднялась на борт грузовика на базе. Девочка, обнимая свою бабушку, плакала во всю глотку со всем горем, на какое только способен шестилетний ребенок. Обе умерли четыре недели спустя, когда миссис Джексон, которая была не такой хорошей матерью, как Марла, попытала счастья, в последний раз закурив в постели.
  
   Когда ей сообщили эту новость, Марла обнаружила, что не в состоянии вернуться домой, и умоляла свою изумленную сестру сделать все приготовления к поминкам и похоронам. Затем она попросила продлить срок ее службы в Ираке и беззаветно посвятила себя своему следующему назначению - в качестве члена парламента в тюрьме под названием Абу-Грейб.
  
   Год спустя несколько неудачных фотографий появились в национальной телевизионной программе. Они продемонстрировали, что что-то внутри Марлы наконец-то дало трещину. Добрая мать из Лортона, штат Вирджиния, стала мучительницей иракских заключенных.
  
   Конечно, Марла была не единственной. По ее мнению, потеря дочери и ее матери каким-то образом стала виной "грязных псов Саддама". Марлу уволили с позором и приговорили к четырем годам тюремного заключения. Она служила шесть месяцев. После того, как она вышла из тюрьмы, она отправилась прямиком в охранную фирму DX5 и попросила работу. Она хотела вернуться в Ирак.
  
   Они дали ей работу, но она не сразу вернулась в Ирак. Вместо этого она попала в руки Могенса Деккера. Буквально.
  
   Прошло восемнадцать месяцев, и Марла многому научилась. Она могла стрелять намного лучше, знала больше философии и имела опыт занятий любовью с белым мужчиной. Полковник Деккер почти мгновенно возбудился от женщины с большими сильными ногами и лицом ангела. Марла находила его в некоторой степени утешительным, а остальное утешение исходило от запаха пороха. Она впервые убивала, и ей это нравилось.
  
   Многое.
  
   Ей также нравилась ее команда ... иногда. Деккер хорошо их выбрал: горстка убийц без совести, которым нравилось безнаказанно убивать по правительственному контракту. Пока они были на поле боя, они были кровными братьями. Но в такой жаркий липкий день, как этот, когда они проигнорировали приказ Деккера немного поспать и вместо этого играли в карты, все приняло другой оборот. Они стали такими же раздраженными и опасными, как горилла на коктейльной вечеринке. Худшим из них был Торрес.
  
   "Ты водишь меня за нос, Джексон. И ты даже не поцеловал меня, " сказал маленький колумбиец. Марле было особенно не по себе, когда он играл со своей маленькой ржавой бритвой. Как и он, это было внешне безвредно, но способно было перерезать человеку горло, как будто это было масло. Колумбиец нарезал маленькие белые полоски с края пластикового стола, за которым они сидели. На его губах была улыбка.
  
   "Du schei β t" mich an , Torres. У Джексона полный зал, а ты полон дерьма", - сказал Алрик Готлиб, который постоянно боролся с английскими предлогами. Более высокий из близнецов возненавидел Торреса с удвоенной силой с тех пор, как они посмотрели матч чемпионата мира между их двумя странами. Они наговорили друг другу гадостей, пустили в ход кулаки. Несмотря на свой рост шесть футов два дюйма, Алрик плохо спал по ночам. Если он все еще был жив, это могло быть только потому, что Торрес не был уверен, что сможет победить обоих близнецов.
  
   "Все, что я говорю, это то, что ее карты немного слишком хороши", - парировала Торрес, улыбаясь еще шире.
  
   "Ну что, ты собираешься заключать сделку или как?" - спросила Марла, которая сжульничала, но хотела сохранить хладнокровие. Она уже выиграла у него почти двести долларов.
  
   Эта полоса не может продолжаться намного дольше. Я должна начать позволять ему побеждать, или однажды ночью я закончу с этим лезвием в своей шее, подумала она.
  
   Постепенно Торрес начал раздавать, корча всевозможные рожи, чтобы отвлечь их.
  
   Правда в том, что этот ублюдок симпатичный. Если бы он не был таким психом и от него не странно пахло, он бы меня завел по-крупному.
  
   В этот момент частотный сканер, который стоял на столе в шести футах от того места, где они играли, начал подавать звуковой сигнал.
  
   "Что за черт?" - сказала Марла.
  
   "Это сканер verdammt, Джексон".
  
   "Торрес, иди посмотри на это".
  
   "Нахуй я это сделаю. Ставлю пять баксов."
  
   Марла встала и посмотрела на экран сканера, устройства размером с небольшой видеомагнитофон, которым больше никто не пользовался, за исключением того, что у этого был жидкокристаллический экран и он стоил в сто раз дороже.
  
   "Кажется, все в порядке; это возобновляется", - сказала Марла, возвращаясь к столу. "Я увижу твою пятерку и повышу на пять".
  
   "Я ухожу", - сказал Алрик, откидываясь на спинку стула.
  
   "Чушь собачья. У него даже нет пары, " сказала Марла.
  
   "Вы думаете, что это вы заправляете шоу, миссис Деккер?" Сказал Торрес.
  
   Марлу волновали не столько слова, сколько его тон. Внезапно она забыла о том, что позволила ему победить.
  
   "Ни за что, Торрес. Я живу в цветной стране, братан."
  
   "Какого цвета? Дерьмо коричневого цвета?"
  
   "Любой цвет, кроме желтого. Смешное... цвет труса, такой же, как на верхней части вашего флага."
  
   Марла пожалела, как только сказала это. Торрес мог быть грязной дегенеративной крысой из Медельина, но для колумбийца его страна и его флаг были так же священны, как Иисус. Ее оппонент так плотно сжал губы, что они почти исчезли, а его щеки слегка порозовели. Марла чувствовала себя одновременно напуганной и взволнованной; ей нравилось унижать Торреса и упиваться его яростью.
  
   Теперь мне придется потерять двести долларов, которые я выиграл у него, и еще двести своих. Эта свинья так зла, что, скорее всего, ударит меня, хотя он знает, что Деккер убьет его.
  
   Алрик посмотрел на них, более чем немного обеспокоенный. Марла знала, как позаботиться о себе, но в тот момент она чувствовала себя так, словно пересекала минное поле.
  
   "Давай, Торрес, поднимай Джексона. Она блефует."
  
   "Оставь его в покое. Не думаю, что он планирует сегодня брить новых клиентов, верно, ублюдок?"
  
   "О чем ты говоришь, Джексон?"
  
   "Только не говори мне, что это не ты прошлой ночью занимался белым профом?"
  
   Торрес выглядел очень серьезным.
  
   "Это был не я".
  
   "На нем повсюду была ваша подпись: маленький острый инструмент, расположенный низко сзади".
  
   "Говорю вам, это был не я".
  
   "И я говорю, что я видел, как ты спорил с белым чуваком с конским хвостом на корабле".
  
   "Брось это, я спорю со многими людьми. Никто меня не понимает."
  
   "Тогда кто это был? Симун? Или, может быть, священник?"
  
   "Конечно, это мог быть старый ворон".
  
   "Ты несерьезен, Торрес", - вмешался Алрик. "Этот священник - всего лишь более теплый брудер" .
  
   "Разве он тебе не сказал? Этот крупный наемный убийца до смерти боится священника."
  
   "Я ничего не боюсь. Я просто говорю вам, что он опасен ", - сказал Торрес, скорчив гримасу.
  
   "Я думаю, ты проглотил историю о том, что он из ЦРУ. Ради Христа, он же старик."
  
   "Всего на три или четыре года старше твоего парня-маразматика. И, насколько я знаю, босс может сломать шею ослу голыми руками."
  
   "Чертовски верно, ублюдок", - сказала Марла, которая любила хвастаться своим мужчиной.
  
   "Он намного опаснее, чем ты думаешь, Джексон. Если бы вы на мгновение оторвали голову от задницы, вы бы прочитали отчет. Этот парень из спецподразделения pararescue. Нет никого лучше. За несколько месяцев до того, как босс выбрал тебя в качестве талисмана группы, мы провели операцию в Тикрите. В нашем подразделении был пара спецназа. Вы не поверите, что я видел, как этот парень делал... они ненормальные. На этих чуваках повсюду смерть."
  
   "Паразиты - плохие новости. Твердые, как молоты, - сказал Алрик.
  
   "Идите к черту, вы двое, гребаные католические младенцы", - сказала Марла. "Как ты думаешь, что он носит в этом черном портфеле?" C4? Пистолет? Вы оба патрулируете этот каньон с М4, который может выпускать девятьсот пуль в минуту. Что он собирается сделать, ударить тебя своей Библией? Может быть, он попросит у доктора скальпель, чтобы отрезать тебе яйца."
  
   "Я не беспокоюсь о доке", - сказал Торрес, пренебрежительно махнув рукой. "Она просто какая-то лесбиянка из Моссада. Я могу с ней справиться. Но Фаулер..."
  
   "Забудь о старой вороне. Эй, если все это оправдание для того, чтобы не признавать, что ты позаботился о белом профессоре ..."
  
   "Джексон, говорю тебе, это был не я. Но поверьте мне: здесь никто не тот, за кого себя выдает."
  
   "Тогда, слава Богу, у нас есть Ипсилон-протокол для этой миссии", - сказала Джексон, демонстрируя свои идеально белые зубы, которые стоили ее матери восьмидесяти двойных смен в закусочной, где она работала.
  
   "Как только твой парень скажет "сарсапарилла", тут же полетят головы. Первый, за кем я охочусь, - это священник."
  
   "Не упоминай код, ублюдок. Продолжайте и повышайте."
  
   "Никто не собирается повышать ставки", - сказал Алрик, указывая на Торреса. Колумбиец придержал свои фишки. "Частотный сканер не работает. Она продолжает пытаться начаться."
  
   "Черт. Что-то не так с электричеством. Оставь это в покое."
  
   "Halt die klappe Affe . Мы не можем отключить эту штуку, иначе Деккер надерет нам задницы. Я собираюсь проверить электрическую панель. Вы двое продолжаете играть."
  
   Торрес выглядел так, как будто собирался продолжить игру, но затем он холодно посмотрел на Джексона и встал.
  
   "Подожди, белый человек. Я хочу размять ноги."
  
   Марла поняла, что зашла слишком далеко в издевательствах над мужественностью Торреса, и колумбиец поместил ее высоко в свой список потенциальных хитов. Она лишь немного сожалела. Торрес ненавидел всех, так почему бы не дать ему вескую причину?
  
   "Я тоже ухожу", - сказала она.
  
   Все трое вышли в кипящий зной. Алрик присел на корточки возле платформы.
  
   "Здесь все выглядит нормально. Я собираюсь проверить генератор."
  
   Покачав головой, Марла вернулась в палатку, желая немного прилечь. Но прежде чем зайти внутрь, она заметила колумбийца, стоящего на коленях в конце платформы и копающегося в песке. Он поднял предмет и посмотрел на него со странной улыбкой на губах.
  
   Марла не понимала значения красной зажигалки, украшенной цветами.
  
  
   42
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 г., 20:31.
  
  
   День Андреа был на волосок от гибели.
  
   Ей едва удалось выбраться из-под платформы, когда она услышала, как солдаты встают из-за стола. И ни минутой раньше. Еще несколько секунд горячего воздуха от генератора, и она потеряла бы сознание навсегда. Она выползла через противоположную от двери сторону палатки, встала и очень медленно направилась к лазарету, прилагая все усилия, чтобы не упасть. Что ей действительно было нужно, так это душ, но об этом не могло быть и речи, поскольку она не хотела идти в том направлении и столкнуться с Фаулером. Она схватила две бутылки воды и свою камеру и снова вышла из палатки лазарета, ища тихое местечко на скалах в районе указательного пальца.
  
   Она нашла укрытие на небольшом склоне над дном каньона и сидела там, наблюдая за действиями археологов. Она не знала, какой стадии сейчас достигло их горе. В какой-то момент мимо проходили Фаулер и доктор Харел, вероятно, искали ее. Андреа спрятала голову за камни и попыталась собрать воедино то, что она услышала.
  
   Первым выводом, к которому она пришла, было то, что она не могла доверять Фаулеру - это было то, что она уже знала, - и она не могла доверять Доку - что заставляло ее чувствовать себя еще более неуютно. Ее мысли о Харел не выходили далеко за рамки огромного физического влечения
  
   Все, что мне нужно сделать, это посмотреть на нее, и я возбуждаюсь.
  
   Но мысль о том, что она была шпионкой Моссада, была выше, чем Андреа могла вынести.
  
   Второй вывод, к которому она пришла, заключался в том, что у нее не было другого выбора, кроме как довериться священнику и доктору, если она хотела выбраться из этого живой. Эти слова о протоколе Ипсилон полностью подорвали ее представление о том, кто на самом деле отвечает за операцию.
  
   С одной стороны, есть Форрестер и его приспешники, все они слишком кротки, чтобы взять нож и убить одного из своих. А может и нет. Затем есть обслуживающий персонал, привязанный к своей неблагодарной работе - никто не обращает на них особого внимания. Кайн и Рассел, мозги, стоящие за этим безумием. Группа наемных солдат и секретное кодовое слово, чтобы начать убивать людей. Но убить кого, или кого еще? Что ясно, к лучшему или к худшему, так это то, что наша судьба была решена в тот момент, когда мы присоединились к этой экспедиции. И кажется совершенно очевидным, что это к худшему.
  
   Андреа, должно быть, в какой-то момент заснула, потому что, когда она проснулась, солнце садилось, и тяжелый серый свет заменил обычный высокий контраст между песком и тенью в каньоне. Андреа сожалела, что пропустила закат. Каждый день она старалась убедиться, что в это время она ходила на открытую местность за каньоном. Солнце погружалось в песок, обнажая слои тепла, которые выглядели как волны на горизонте. Его последняя вспышка света была похожа на гигантский оранжевый взрыв, который оставался в небе в течение нескольких минут после того, как он исчез.
  
   Здесь, в "указательном пальце" каньона, единственным сумеречным пейзажем была большая голая песчаная скала. Со вздохом она запустила руку в карман брюк и вытащила пачку сигарет. Ее зажигалку нигде не могли найти. Удивленная, она начала обыскивать другие карманы, пока голос на испанском не заставил ее сердце подпрыгнуть к горлу.
  
   "Ищешь это, моя маленькая сучка?"
  
   Андреа подняла взгляд. В пяти футах над ней Торрес лежал на склоне, протянув руку и предлагая ей красную зажигалку. Она предположила, что колумбиец, должно быть, был там какое-то время - выслеживал ее - и от этого у нее по спине пробежали мурашки. Стараясь не выдать своего страха, она встала и потянулась за зажигалкой.
  
   "Разве твоя мать не научила тебя, как разговаривать с леди, Торрес?" Сказала Андреа, контролируя свои нервы достаточно, чтобы зажечь сигарету и выдохнуть дым в сторону наемника.
  
   "Конечно, но я не вижу здесь никакой леди".
  
   Торрес пялился на гладкие бедра Андреа. На ней была пара брюк, которые она расстегнула выше колен, чтобы превратить в шорты. Из-за жары она закатала их еще больше, и белая кожа над ее загаром показалась ему чувственной и манящей. Когда Андреа заметила направление взгляда колумбийца, ее страх усилился. Она повернула к концу каньона. Одного громкого крика было бы достаточно, чтобы привлечь всеобщее внимание. Команда начала рыть несколько пробных ям за пару часов до этого - почти в то же время, что и ее небольшое путешествие под палаткой солдат.
  
   Но когда она обернулась, она никого не увидела. Мини-экскаватор стоял там сам по себе, в стороне.
  
   "Все ушли на похороны, детка. Мы совсем одни."
  
   "Разве ты не должен быть на своем посту, Торрес?" Сказала Андреа, указывая на один из утесов, пытаясь казаться беспечной.
  
   "Я не единственный, кто был там, где им не следовало, верно? Это то, что нам нужно исправить, без вопросов."
  
   Солдат спрыгнул туда, где стояла Андреа. Они находились на скалистой платформе размером не больше стола для пинг-понга, примерно в пятнадцати футах над дном каньона. К краю платформы была навалена груда камней неправильной формы, которая ранее служила укрытием Андреа, но теперь блокировала ее побег.
  
   "Я не понимаю, о чем ты говоришь, Торрес", - сказал Андреа, пытаясь выиграть время.
  
   Колумбиец сделал шаг вперед. Теперь он был так близко к Андреа, что она могла видеть капли пота, покрывающие его лоб.
  
   "Конечно, ты знаешь. И теперь ты кое-что сделаешь для меня, если знаешь, что для тебя хорошо. Обидно, что такая красивая девушка должна быть лесбиянкой. Но я думаю, это потому, что у тебя никогда не было хорошей затяжки."
  
   Андреа сделала шаг назад к скалам, но колумбиец встал между ней и тем местом, где она взобралась на платформу.
  
   "Ты бы не посмел, Торрес. Другие охранники могут наблюдать за нами прямо сейчас."
  
   "Только Ваака может видеть нас... и он ничего не собирается делать. Он будет немного ревновать, больше не сможет этого делать. Слишком много стероидов. Но не волнуйся, мой работает нормально. Вот увидишь."
  
   Андреа поняла, что сбежать невозможно, поэтому она приняла решение из чистого отчаяния. Она бросила сигарету на землю, твердо поставила обе ноги на камень и немного наклонилась вперед. Она не собиралась облегчать ему задачу.
  
   "Тогда давай, ты, сын шлюхи. Если вы этого хотите, придите и получите это."
  
   Внезапный блеск промелькнул в глазах Торреса, смесь возбуждения от вызова и гнева от оскорбления, нанесенного его матери. Он бросился вперед и схватил Андреа за руку, грубо притянув ее к себе с силой, которая казалась невозможной для кого-то такого маленького роста.
  
   "Мне нравится, что ты просишь об этом, сучка".
  
   Андреа извернулась всем телом и сильно ударила его локтем в рот. Кровь пролилась на камни, и Торрес издал рычание ярости. Яростно потянув за футболку Андреа, он разорвал ее рукав, обнажив ее черный лифчик. Увидев это, солдат возбудился еще больше. Он схватил обе руки Андреа, намереваясь укусить ее за грудь, но в последнюю минуту репортер сделал шаг назад, и зубы Торреса сомкнулись ни на чем.
  
   "Давай, тебе это понравится. Ты знаешь, что хочешь."
  
   Андреа попыталась ударить его коленом между ног или в живот, но, предвидя ее движения, Торрес отвернулся и скрестил ноги.
  
   Не позволяй ему повергнуть тебя на землю, сказала себе Андреа. Она вспомнила историю, за которой следила два года назад, о группе жертв изнасилования. Она пошла с несколькими другими молодыми женщинами на семинар по борьбе с изнасилованием, который проводил инструктор, которого чуть не изнасиловали, когда она была подростком. Женщина потеряла глаз, но не девственность. Насильник потерял все. Если он бросит тебя на землю, ты у него в руках.
  
   Еще один сильный захват Торрес сорвал бретельку бюстгальтера. Торрес решил, что этого достаточно, и усилил давление на запястья Андреа. Она едва могла пошевелить пальцами. Он яростно выкрутил ей правую руку, оставив левую свободной. Андреа теперь стояла к нему спиной, но не могла пошевелиться из-за давления колумбийца на ее руку. Он заставил ее наклониться и пнул ее по лодыжкам, чтобы раздвинуть ноги.
  
   Насильник слабее всего в двух точках, слова инструктора прозвучали в ее голове. Слова были такими сильными, женщина была так уверена в себе, так контролировала себя, что Андреа почувствовала прилив новых сил. Когда он снимает твою одежду и когда он снимает свою. Если вам повезет, и он снимет свою работу первым, воспользуйтесь этим .
  
   Одной рукой Торрес расстегнул ремень, и его камуфляжные брюки упали до лодыжек. Андреа могла видеть его возбужденный член, твердый и угрожающий.
  
   Подожди, пока он не склонится над тобой.
  
   Наемник склонился над Андреа, ища застежку на ее брюках. Его жесткая борода царапнула ее затылок, и это был сигнал, в котором она нуждалась. Она внезапно подняла левую руку, перенося весь свой вес на правую сторону. Захваченный врасплох, Торрес отпустил правую руку Андреа, и она повалилась вправо. Колумбиец споткнулся о свои брюки и упал вперед, сильно ударившись о землю. Он попытался встать, но Андреа оказалась на ногах первой. Она нанесла ему три быстрых удара ногой в живот, следя за тем, чтобы солдат не схватил ее за лодыжку и она не упала. Удары достигли цели, и когда Торрес попытался свернуться в мяч, чтобы защититься, он оставил гораздо более чувствительное место открытым для атаки.
  
   Благодарю тебя, Боже. Я никогда не устану этим заниматься, - тихо призналась младшая и единственная женщина из пяти братьев и сестер, отводя ногу назад, прежде чем взорвать яички Торрес. Его крик отразился от стен каньона.
  
   "Пусть это останется между нами", - сказала Андреа. "Теперь мы квиты".
  
   "Я доберусь до тебя, ты, сука. Я собираюсь сделать тебе так плохо, что ты подавишься моим членом ", - заныл Торрес, почти плача.
  
   "Если подумать..." - начала Андреа. Она достигла края террасы и собиралась спуститься, но быстро повернулась и пробежала несколько шагов, целясь ногой еще раз между ног Торрес. Для него было бесполезно пытаться прикрыться руками. На этот раз удар был еще более сильным, и Торрес остался задыхаться, его лицо покраснело, а по щекам потекли две крупные слезы.
  
   "Теперь у нас действительно все хорошо и мы равны".
  
  
   43
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 г., 21:43.
  
  
   Андреа вернулась в лагерь так быстро, как только могла, не прибегая к бегству. Она не оглядывалась назад и не беспокоилась о своей порванной одежде, пока не подошла к ряду палаток. Она чувствовала странный стыд за то, что произошло, смешанный со страхом, что кто-нибудь узнает о ее вмешательстве в работу частотного сканера. Она попыталась выглядеть как можно более нормально, несмотря на то, что ее футболка болталась на ней, и направилась в сторону лазарета. К счастью, она ни с кем не столкнулась. Когда она собиралась войти в палатку, она столкнулась с Кирой Ларсен, которая выносила ее вещи.
  
   "Что происходит, Кира?"
  
   Археолог холодно взглянул на нее.
  
   "У тебя даже не хватило порядочности появиться на геспеде ради Стоу. Я думаю, это не имеет значения. Вы его не знали. Для тебя он был просто никем, верно? Вот почему тебя даже не волновало, что он умер по твоей вине."
  
   Андреа собиралась ответить, что другие вещи удерживали ее на расстоянии, но она сомневалась, что Кира поймет, поэтому промолчала.
  
   "Я не знаю, что ты задумала", - продолжила Кира, протискиваясь мимо нее. "Вы очень хорошо знаете, что доктора не было в ее постели той ночью. Возможно, она обманула всех остальных, но не меня. Я собираюсь переспать с остальными членами команды. Благодаря тебе есть пустая койка."
  
   Андреа была счастлива видеть, что она уходит - она была не в настроении для дальнейших конфронтаций, и в глубине души она соглашалась с каждым словом Киры. Чувство вины сыграло важную роль в ее католическом образовании, и грехи бездействия были такими же постоянными и болезненными, как и любые другие.
  
   Она вошла в палатку и увидела доктора Хареля, который отвернулся. Было очевидно, что она поссорилась с Ларсеном.
  
   "Я рад, что с тобой все в порядке. Мы беспокоились о тебе."
  
   "Повернитесь, док. Я знаю, ты плакал."
  
   Харел повернулась к ней, потирая покрасневшие глаза.
  
   "Это действительно глупо. Простая секреция из слезных желез, и все же мы все чувствуем себя неловко из-за этого."
  
   "Ложь еще более позорна".
  
   Затем доктор заметил разорванную одежду Андреа, то, что Ларсен в своем гневе, казалось, упустила из виду или не потрудилась прокомментировать.
  
   "Что с тобой случилось?"
  
   "Я упал с лестницы. Не меняй тему. Я знаю, кто ты."
  
   Харель тщательно подбирала каждое свое слово.
  
   "Что ты знаешь?"
  
   "Я знаю, что боевая медицина высоко ценится Моссадом, или так кажется. И что ваша срочная замена была не таким уж большим совпадением, как вы мне сказали."
  
   Доктор нахмурился, затем подошел к Андреа, которая рылась в своем рюкзаке в поисках чего-нибудь чистого, чтобы надеть.
  
   "Мне жаль, что тебе пришлось узнать об этом таким образом, Андреа. Я всего лишь аналитик низкого ранга, а не полевой агент. Мое правительство хочет иметь глаза и уши в каждой археологической экспедиции, которая ищет Ковчег Завета. Это третья экспедиция, в которой я участвую за семь лет."
  
   "Вы действительно врач?" Или это тоже ложь?" Сказала Андреа, надевая другую футболку.
  
   "Я врач".
  
   "И как получилось, что вы так хорошо ладите с Фаулером?" Потому что я также выяснил, что он агент ЦРУ, на случай, если вы не знали."
  
   "Она уже знала, и ты должен мне объяснить", - сказал Фаулер.
  
   Он стоял возле двери, хмурый, но испытывающий облегчение после того, как весь день искал Андреа.
  
   "Чушь собачья", - сказала Андреа, указывая пальцем на священника, который удивленно отступил назад. "Я чуть не умерла от жары под той платформой, и вдобавок ко всему, одна из собак Деккера только что пыталась меня изнасиловать. Я не в настроении разговаривать с вами двумя. По крайней мере, пока."
  
   Фаулер коснулся руки Андреа, заметив синяки на ее запястьях.
  
   "С тобой все в порядке?"
  
   "Лучше, чем когда-либо", - сказала она, отталкивая руку. Последнее, чего она хотела, это контакта с мужчиной.
  
   "Мисс Отеро, вы слышали разговор солдат, когда были под платформой?"
  
   "Какого черта ты там делал?" - перебил шокированный Харел.
  
   "Я послал ее. Она помогала мне отключить частотный сканер, чтобы я мог позвонить своему контакту в Вашингтоне."
  
   "Я бы хотел, чтобы меня проинформировали, отец", - сказал Харел.
  
   Фаулер понизил голос почти до шепота.
  
   "Нам нужна информация, и мы не собираемся запирать ее в этом пузыре. Или ты думаешь, что я не знаю, что ты ускользаешь каждую ночь, чтобы отправить текстовые сообщения в Тель-Авив?"
  
   "Прикоснисьé" сказала Харел, скорчив гримасу.
  
   Это было то, чем вы занимались, Док?Андреа задумалась, прикусив нижнюю губу и пытаясь сообразить, что делать. Может быть, я был неправ, и мне все-таки следовало тебе доверять. Я надеюсь на это, потому что другого выбора нет.
  
   "Прекрасно, отец. Я расскажу вам обоим, что я слышал ..."
  
  
   44
  
  
  
   ФАУЛЕР И ХАРЕЛ
  
   "Мы должны забрать ее отсюда", - прошептал священник.
  
   Тени каньона окружили их, и единственные звуки доносились из столовой палатки, где члены экспедиции приступили к ужину.
  
   "Я не вижу как, отец. Я думал украсть один из хаммеров, но нам нужно было перевезти его через ту дюну. И я не думаю, что мы бы далеко продвинулись. Что, если мы расскажем всем в группе, что здесь происходит на самом деле?"
  
   "Предположим, мы могли бы это сделать, и они нам поверили... что хорошего это дало бы?"
  
   В темноте Харел подавил стон ярости и бессилия.
  
   "Единственное, о чем я могу думать, это тот же ответ, который вы дали мне вчера о кроте: подожди и увидишь".
  
   "Есть один способ", - сказал Фаулер. "Но это будет опасно, и мне понадобится твоя помощь".
  
   "Ты можешь рассчитывать на меня, отец. Но сначала объясни мне, что это за Ипсилон-протокол."
  
   "Это процедура, с помощью которой служба безопасности убивает всех членов группы, которую они должны защищать, если по радио поступает кодовое слово. Они убивают всех, кроме человека, который их нанял, и любого, кто, по его словам, должен быть оставлен в покое."
  
   "Я не понимаю, как что-то подобное может существовать".
  
   "Официально это не так. Но несколько солдат в одежде наемников, которые служили в спецназе, например, импортировали концепцию из азиатских стран."
  
   Харел на мгновение замерла.
  
   "Есть ли какой-нибудь способ узнать, кто включен?"
  
   "Нет", - слабо сказал священник. "И хуже всего то, что человек, который нанимает военную охрану, всегда отличается от того, кто должен быть главным".
  
   "Тогда Кайн..." Сказала Харель, открывая глаза.
  
   "Совершенно верно, доктор. Кайн не тот, кто хочет нашей смерти. Это кто-то другой."
  
  
   45
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Суббота, 15 июля 2006 года. 2:34 утра.
  
  
   Сначала в палатке лазарета была абсолютная тишина. Поскольку Кира Ларсен спала с другими ассистентами, дыхание двух оставшихся женщин было единственным, что можно было услышать.
  
   Через некоторое время послышалось легкое царапанье. Это была застежка-молния Hawnv ëiler, самая герметичная и надежная в мире. Даже пыль не могла проникнуть внутрь, но ничто не могло помешать доступу злоумышленника, как только он был расстегнут дюймов на двадцать или около того.
  
   За этим последовала серия слабых звуков: шаги в носках по дереву; щелчок открываемой маленькой пластиковой коробки; затем еще более слабый, но более угрожающий звук: двадцать четыре нервных кератиновых ножки снуют внутри маленькой коробки.
  
   Затем последовала сдержанная тишина, потому что движения были почти неслышны человеческому уху: приоткрытый конец спального мешка приподнимается, двадцать четыре маленькие ножки приземляются на ткань внутри, конец ткани возвращается в исходное положение, прикрывая владельцев этих двадцати четырех маленьких ножек.
  
   В течение следующих семи секунд дыхание снова доминировало в тишине. Скольжение ног в носках, покидающих палатку, было еще тише, чем раньше, и бродяга не застегнул молнию, когда уходил. Движение, которое Андреа произвела внутри спального мешка, было настолько кратким, что почти не произвело звука. Однако этого было достаточно, чтобы спровоцировать посетителей ее спального мешка на проявление своего гнева и замешательства после того, как бродяга так сильно встряхнул его перед тем, как он вошел в палатку.
  
   Первое жало вонзилось в нее, и Андреа разрушила тишину своими криками.
  
  
   46
  
  
  
   Учебное пособие по Аль-Каиде, найденное Скотланд-Ярдом в убежище, страницы 131 и последующие. Переведено WM и SA 1.
  
  
   Военные исследования для джихада против тирании
  
  
   Во имя Аллаха, милосердного и сострадательного [...]
  
   Глава 14: Похищения и убийства с использованием винтовок и пистолетов
  
   Лучше выбрать револьвер, потому что, хотя в нем меньше патронов, чем в автоматическом пистолете, его не заклинивает, и пустые гильзы остаются в цилиндре, усложняя задачу следователям.
  
   [...]
  
  
   Важнейшие части тела
  
   Стрелок должен быть знаком с важными частями тела или [где] нанести критическое ранение, чтобы целиться в эти области человека, которого нужно убить. Они:
  
   1. Круг, включающий два глаза, нос и рот, является смертельной зоной, и стрелок не должен целиться ниже, влево или вправо, иначе он рискует, что пуля не сможет убить
  
   2. Часть шеи, где сходятся артерии и вены
  
   3. Сердце
  
   4. Желудок
  
   5. Печень
  
   6. Почки
  
   7. Позвоночный столб
  
   Принципы и правила ведения огня
  
   Самые большие ошибки при прицеливании происходят из-за физического напряжения или нервов, из-за которых рука может дергаться. Это может быть вызвано слишком сильным давлением на спусковой крючок или нажатием на спусковой крючок вместо его нажатия. Это заставляет дуло пистолета отклоняться от цели.
  
   По этой причине братья должны следовать этим правилам при прицеливании и стрельбе:
  
   1. Контролируйте себя, когда нажимаете на спусковой крючок, чтобы пистолет не двигался
  
   2. Нажимайте на спусковой крючок без слишком большого усилия и не нажимая на него
  
   3. Не позволяйте звуку выстрела повлиять на вас и не концентрируйтесь на том, как он будет звучать, потому что от этого у вас задрожат руки
  
   4. Ваше тело должно быть нормальным, не напряженным, а конечности расслабленными; но не слишком
  
   5. Когда вы стреляете, направьте свой правый глаз в центр мишени
  
   6. Закройте левый глаз, если стреляете правой рукой, и наоборот
  
   7. Не занимайте слишком много времени прицеливанием, иначе ваши нервы могут вас подвести
  
   8. Не испытывайте сожаления, нажимая на спусковой крючок. Вы убиваете врага своего Бога
  
  
   47
  
  
  
   ПРИГОРОД ВАШИНГТОНА
  
   Пятница, 14 июля 2006 года. 20:34 вечера.
  
  
   Назим сделал глоток кока-колы, но тут же отставил его в сторону. В нем было слишком много сахара, как и во всех напитках в ресторанах, где вы могли наполнять свою чашку столько раз, сколько захотите. Шашлычная "Маюр", где он купил ужин, была одним из таких мест.
  
   "Знаешь, на днях я смотрел документальный фильм об одном парне, который в течение месяца ел только гамбургеры из Макдональдса".
  
   "Это отвратительно".
  
   Глаза Харуфа были полузакрыты. Некоторое время он пытался заснуть, но не мог. Десять минут назад он сдался и снова поднял сиденье автомобиля вертикально. Этот Форд был слишком неудобным.
  
   "Они сказали, что его печень превратилась в p &# 226;t é."
  
   "Это могло произойти только в Соединенных Штатах. Страна с самыми толстыми людьми в мире. Вы знаете, что на это расходуется до 87 процентов мировых ресурсов."
  
   Назим ничего не сказал. Он родился американцем, но американцем другого типа. Он так и не научился ненавидеть свою страну, хотя его губы говорили об обратном. Ему ненависть Харуфа к Соединенным Штатам казалась слишком всеобъемлющей. Он предпочел бы представить президента, стоящего на коленях лицом к Мекке в Овальном кабинете, чем видеть Белый дом, уничтоженный огнем. Однажды он сказал что-то в этом роде Харуфу, и Харуф показал ему компакт-диск с фотографиями маленькой девочки. Это были фотографии места преступления.
  
   "Израильские солдаты изнасиловали и убили ее в Наблусе. В мире недостаточно ненависти для такой вещи."
  
   При воспоминании об этих образах кровь Назима тоже вскипела, но он постарался выбросить подобные мысли из головы. В отличие от Харуфа, ненависть не была источником его энергии. Его мотивы были эгоистичными и извращенными; они были направлены на то, чтобы получить что-то для себя. Его приз.
  
   За несколько дней до этого, когда они зашли в офис Netcatch, Назим почти ничего не осознавал. В определенном смысле он чувствовал себя плохо, потому что две минуты, которые они потратили на уничтожение кафируна 2, почти стерлись у него из головы. Он пытался вспомнить, что произошло, но это было так, как будто это были чьи-то чужие воспоминания, как сумасшедшие сны в шикарных фильмах, которые нравились его сестре, в которых главная героиня видит себя со стороны. Ни у кого нет снов, в которых они видят себя со стороны.
  
   "Харуф".
  
   "Поговори со мной".
  
   "Помнишь, что произошло в прошлый вторник?"
  
   "Ты говоришь об операции?"
  
   "Правильно".
  
   Харуф посмотрел на него, пожал плечами и грустно улыбнулся.
  
   "Каждая деталь".
  
   Назим отвел взгляд, потому что ему было стыдно за то, что он собирался сказать.
  
   "Я... Я не слишком много помню, понимаешь?"
  
   "Вы должны благодарить Аллаха, да будет благословенно его имя. В первый раз, когда я кого-то убил, я неделю не мог спать."
  
   "Ты?"
  
   Назим широко раскрыл глаза.
  
   Харуф игриво взъерошил волосы молодого человека.
  
   "Правильно, Назим. Теперь ты джихадист, и мы равны. Не удивляйтесь так сильно, что я тоже прошел через трудные времена. Иногда трудно действовать как Божий меч. Но вы были благословлены способностью забывать неприятные детали. Единственное, что вам осталось, - это гордость за то, что вы сделали."
  
   Молодой человек чувствовал себя намного лучше, чем в последние несколько дней. Он некоторое время молчал, произнося благодарственную молитву. Он чувствовал, как по спине стекает пот, но не осмеливался завести двигатель автомобиля, чтобы включить кондиционер. Ожидание начало казаться бесконечным.
  
   "Ты уверен, что он там?" Я начинаю задаваться вопросом, " сказал Назим, указывая на стену, которая окружала поместье. "Тебе не кажется, что нам следует поискать в другом месте?"
  
   2неверующих, согласно Корану.
  
   Харуф на мгновение задумался, а затем покачал головой.
  
   "Я бы не имел ни малейшего представления, где искать. Как долго мы следовали за ним? Месяц? Он приезжал сюда только один раз, и был нагружен пакетами. Он ушел ни с чем в руках. Этот дом пуст. Насколько мы знаем, это могло принадлежать другу, и он оказывал ему услугу. Но это единственное звено, которое у нас есть, и мы должны благодарить вас за то, что вы его нашли."
  
   Это было правдой. В один из дней, когда Назим должен был самостоятельно следовать за Уотсоном, парень начал вести себя странно, меняя полосы движения на шоссе и возвращаясь домой маршрутом, который полностью отличался от того, которым он обычно пользовался. Назим прибавил громкость на радио и представил, что он персонаж Grand Theft Auto , популярной видеоигры, в которой главный герой - преступник, который должен выполнять такие миссии, как похищение людей, убийства, торговля наркотиками и обирание проституток. Была часть игры, в которой вам нужно было следовать за машиной, которая пыталась уехать. Это была одна из его любимых частей, и то, что он узнал, помогло ему следовать за Уотсоном.
  
   "Ты думаешь, он знает о нас?"
  
   "Я не думаю, что он вообще что-либо знает о Хукане , но я уверен, что у нашего лидера есть веские причины желать ему смерти. Передай мне бутылку. Мне нужно отлить."
  
   Назим передал ему двухлитровую бутылку. Харуф расстегнул молнию на брюках и помочился внутрь. У них было несколько пустых бутылок, чтобы они могли незаметно справить нужду в машине. Лучше было смириться с хлопотами и выбросить бутылки позже, чем допустить, чтобы кто-то заметил, как они писают на улице или заходят в один из местных баров.
  
   "Знаешь что? К черту все это, - сказал Харуф, скривившись. "Я выброшу эту бутылку в переулок, а потом мы поедем искать его в Калифорнии, в доме его матери. К черту все."
  
   "Подожди, Харуф".
  
   Назим указывал на ворота поместья. В звонок звонил курьер на мотоцикле. Секундой позже кто-то появился.
  
   "Он там! Видишь, Назим, я тебе говорил. Поздравляю!"
  
   Харуф был взволнован. Он хлопнул Назима по спине. Мальчик чувствовал себя счастливым и нервничал одновременно, как будто горячая волна и холодная волна столкнулись глубоко внутри него.
  
   "Отлично, малыш. Мы, наконец, собираемся закончить то, что начали."
  
  
   48
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Суббота, 15 июля 2006 года. 2:34 утра.
  
  
   Харел проснулась, испуганная криками Андреа. Молодая репортерша сидела на своем спальном мешке, схватившись за ногу, когда она закричала.
  
   "Боже, это больно!"
  
   Первое, о чем подумала Харел, это то, что у Андреа начались судороги, пока она спала. Она вскочила, включила свет в лазарете и схватила Андреа за ногу, чтобы помассировать ее.
  
   Именно тогда она увидела скорпионов.
  
   Их было трое, по крайней мере трое, которые вылезли из спального мешка и бешено носились вокруг, задрав хвосты, готовые ужалить. Они были болезненно-желтого цвета. В ужасе доктор Харел запрыгнул на один из смотровых столов. Она была босиком и, следовательно, легкой добычей.
  
   "Док, помоги мне. О Боже, моя нога в огне... Док! О, Боже!"
  
   Крики Андреа помогли доктору направить ее страх в нужное русло и подумать. Она не могла оставить своего юного друга беспомощным и страдающим.
  
   Дай-ка подумать. Что, черт возьми, я помню об этих ублюдках? Они желтые скорпионы. У девушки есть максимум двадцать минут, прежде чем все станет плохо. Если бы только один из них ужалил ее, то есть. Если более одного...
  
   Ужасная мысль пришла в голову доктору. Если у Андреа была аллергия на яд скорпиона, ей конец.
  
   "Андреа, слушай меня очень внимательно".
  
   Андреа открыла глаза и посмотрела на нее. Лежа на своей постели, схватившись за ногу и тупо глядя перед собой, девушка явно испытывала агонию. Харель приложила сверхчеловеческие усилия, чтобы преодолеть свой собственный парализующий страх перед скорпионами. Это был естественный страх, который любая израильтянка, такой, какой она была, родившаяся в Вирсавии на краю пустыни, усвоила бы еще юной девушкой. Она попыталась поставить ногу на пол, но не смогла.
  
   "Андреа. Андреа, в списке аллергий, который ты мне дала, были кардиотоксины?"
  
   Андреа снова взвыла от боли.
  
   "Откуда я знаю? Я ношу список, потому что не могу запомнить больше десяти имен одновременно. Фуууууууук! Док, спускайся оттуда, ради Бога, или Иеговы, или кого угодно. Боль еще сильнее ..."
  
   Харель снова попыталась справиться со своим страхом, поставив ногу на пол, и в два прыжка оказалась на своем матрасе.
  
   Я надеюсь, что их здесь нет. Пожалуйста, Боже, не допусти, чтобы они были в моем спальном мешке ...
  
   Она сбросила спальный мешок на пол, взяла по ботинку в каждую руку и вернулась к Андреа.
  
   "Я должен надеть ботинки и подойти к аптечке. Через минуту с тобой все будет в порядке, " сказала она, натягивая ботинки. "Яд очень опасен, но для того, чтобы убить человека, требуется почти полчаса. Держись."
  
   Андреа не ответила. Харел подняла глаза. Андреа поднесла руку к шее, и ее лицо начало синеть.
  
   О, Святой Боже! У нее аллергия. У нее начинается анафилактический шок.
  
   Забыв надеть второй ботинок, Харел опустилась на колени рядом с Андреа, ее обнаженные ноги касались пола. Она никогда так не осознавала каждый квадратный дюйм своей плоти. Она поискала место, куда скорпионы ужалили Андреа, и обнаружила два пятна на левой икре репортера, две маленькие дырочки, каждая из которых окружена воспаленным участком размером примерно с теннисный мяч.
  
   Черт. Они действительно заполучили ее.
  
   Полог палатки открылся, и вошел отец Фаулер. Он тоже был босиком.
  
   "Что происходит?"
  
   Харел склонился над Андреа, пытаясь сделать ей искусственное дыхание рот в рот.
  
   "Отец, пожалуйста, поторопись. Она в шоке. Мне нужен адреналин."
  
   "Где это?"
  
   "В шкафу в конце, на второй полке сверху. Есть несколько зеленых флаконов. Принеси мне один и шприц."
  
   Она наклонилась и вдохнула побольше воздуха в рот Андреа, но опухоль в ее горле препятствовала поступлению воздуха в легкие. Если бы Харел сразу не вылечилась от шока, ее подруга была бы мертва.
  
   И это будет твоя вина, за то, что ты такой трус и залез на стол.
  
   "Что, черт возьми, произошло?" - сказал священник, подбегая к шкафу. "Она в шоке?"
  
   "Убирайтесь", - заорал Док на полдюжины сонных голов, заглядывающих в лазарет. Харел не хотел, чтобы один из скорпионов сбежал и нашел какую-нибудь другую жертву. "Ее ужалил скорпион, отец. Прямо сейчас здесь трое. Будь осторожен."
  
   Отец Фаулер слегка вздрогнул от этой новости и осторожно двинулся к доктору с адреналином и шприцем. Харел немедленно ввел пять CCS в обнаженное бедро Андреа.
  
   Фаулер схватил пятигаллоновую банку с водой за ручку.
  
   "Ты позаботишься об Андреа", - сказал он доктору. "Я найду их".
  
   Теперь Харель обратила все свое внимание на молодую репортершу, хотя к этому моменту все, что она могла делать, это наблюдать за ее состоянием. Это был бы адреналин, который должен был бы оказать свое чудесное действие. Как только гормон попадал в кровь Андреа, нервные окончания в ее клетках начинали срабатывать. Жировые клетки в ее теле начали бы расщеплять липиды, высвобождая дополнительную энергию, частота сердечных сокращений увеличилась бы, в крови стало бы больше глюкозы, мозг начал бы вырабатывать дофамин, и, что наиболее важно, ее бронхи расширились бы, а отек в горле исчез.
  
   Громко вздохнув, Андреа сделала свой первый самостоятельный глоток воздуха. Для доктора Харель звук был почти таким же прекрасным, как три сухих удара о галлоновый кувшин отца Фаулера, которые она слышала на заднем плане, пока лекарство продолжало действовать. Когда отец Фаулер сел на пол рядом с ней, Док не сомневался, что три скорпиона теперь превратились в три пятна на полу.
  
   "А противоядие? Что-нибудь, чтобы справиться с ядом? " спросил священник.
  
   "Да, но я пока не хочу делать ей инъекцию. Его готовят из крови лошадей, которые подвергались воздействию сотен укусов скорпионов, так что в конечном итоге они приобретают иммунитет. Вакцина всегда содержит следы токсина, и я не хочу подвергаться еще одному шоку."
  
   Фаулер наблюдал за молодым испанцем. Ее лицо медленно начинало снова выглядеть нормально.
  
   "Спасибо вам за все, что вы сделали, доктор", - сказал он. "Я этого не забуду".
  
   "Без проблем", - ответил Харел, который к этому времени слишком хорошо осознал опасность, через которую они прошли, и начал дрожать.
  
   "Будут ли какие-нибудь последствия?"
  
   "Нет. Теперь ее тело может бороться с ядом." Она подняла зеленый флакон. "Это чистый адреналин, это как дать ее организму оружие. Все органы в ее теле удвоят свои возможности и предотвратят ее удушье. Через пару часов с ней все будет в порядке, хотя она будет чувствовать себя дерьмово."
  
   Лицо Фаулера немного расслабилось. Он указал на дверь.
  
   "Ты думаешь о том же, о чем и я?"
  
   "Я не идиот, отец. Я был в пустыне сотни раз в моей стране. Последнее, что я делаю ночью, это проверяю, закрыты ли все двери. На самом деле, я перепроверяю. Эта палатка надежнее, чем счет в швейцарском банке."
  
   "Три скорпиона. Все в одно и то же время. Посреди ночи..."
  
   "Да, отец. Это второй раз, когда кто-то пытается убить Андреа."
  
  
   49
  
  
  
   КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА ОРВИЛЛА УОТСОНА
  
   ОКРАИНА ВАШИНГТОНА, округ Колумбия
  
  
   Пятница, 14 июля 2006 года. 11:36 вечера.
  
  
   С тех пор, как Орвилл Уотсон начал охотиться на террористов, он предпринял ряд основных мер предосторожности: убедился, что у него есть телефонные номера, адреса и почтовые индексы под разными именами, затем купил дом через неназванную иностранную ассоциацию, которую только гений смог бы вывести на него. Аварийное убежище на случай, если дела пойдут плохо.
  
   Конечно, в безопасном доме, о котором знаете только вы, есть свои проблемы. Для начала, если вы хотите снабдить его припасами, вам придется сделать это самостоятельно. Орвилл позаботился об этом. Раз в три недели он приносил в дом консервы, мясо для морозилки и стопку DVD-дисков с последними фильмами. Затем он избавлялся от всего, что устарело, запирал заведение и уходил.
  
   Это было параноидальное поведение... никаких вопросов по этому поводу. Единственная ошибка, которую когда-либо совершил Орвилл, кроме того, что позволил Назиму преследовать себя, заключалась в том, что в прошлый раз, когда он был там, он забыл пакет батончиков "Херши". Это было неразумное пристрастие не только из-за 330 калорий в батончике, но и потому, что срочный заказ на Amazon мог дать террористам знать, что вы были в доме, за которым они наблюдали.
  
   Но Орвилл не смог ничего с собой поделать. Он мог бы обойтись без еды, воды, доступа в Интернет, своей коллекции сексуальных фотографий, своих книг или своей музыки. Но когда он рано утром в среду вошел в дом, выбросил куртку пожарного в мусорное ведро, заглянул в шкаф, где хранил шоколад, и увидел, что там пусто, его сердце упало. Он не мог прожить три или четыре месяца без шоколада, будучи полностью зависимым с тех пор, как развелись его родители.
  
   У меня могла быть зависимость и похуже, подумал он, пытаясь успокоиться. Героин, крэк, голосование за республиканцев.
  
   Орвилл никогда в жизни не пробовал героин, но даже ошеломляющее безумие этого наркотика не могло сравниться с неконтролируемым приливом, который он почувствовал, услышав звук хрустящей фольги, когда разворачивал шоколад.
  
   Если бы Орвилл стал полностью фрейдистом, он мог бы решить, что это потому, что последнее, что семья Уотсонов делала вместе перед разводом, было провести Рождество 1993 года в доме своего дяди в Гаррисберге, штат Пенсильвания. В качестве особого подарка его родители отвезли Орвилла на фабрику Hershey, которая находилась всего в четырнадцати милях от Гаррисберга. У Орвилла подкосились колени, когда они впервые вошли в здание и вдохнули аромат шоколада. Ему даже подарили несколько батончиков Херши с его именем на них.
  
   Но теперь Орвилла еще больше беспокоил другой звук: звук бьющегося стекла, если только его уши не сыграли с ним злую шутку.
  
   Он осторожно отодвинул в сторону небольшую кучку шоколадных оберток и встал с кровати. Он сопротивлялся тому, чтобы не прикасаться к шоколаду в течение трех часов, что является личным рекордом, но теперь, когда он наконец поддался своей зависимости, он планировал выложиться по полной. И опять же, если бы он стал рассуждать по фрейду, он бы выяснил, что съел семнадцать шоколадных конфет, по одной на каждого члена его компании, погибшего во время нападения в понедельник.
  
   Но Орвилл не верил в Зигмунда Фрейда и его головокружения. В случае с разбитым стеклом он верил в Smith & Wesson. Вот почему он держал специальный пистолет 38 калибра рядом со своей кроватью.
  
   Этого не может быть. Тревога включена.
  
   Он взял пистолет и предмет, который лежал рядом с ним на ночном столике. Это выглядело как брелок для ключей, но это был простой пульт дистанционного управления с двумя кнопками. Первый включил тихую сигнализацию в полицейском участке. Вторая включила сирену по всему поместью.
  
   "Это так громко, что может разбудить Никсона и заставить его танцевать чечетку", - сказал человек, устанавливавший будильник.
  
   "Никсон похоронен в Калифорнии".
  
   "Теперь вы знаете, насколько это мощно".
  
   Орвилл нажал обе кнопки, не желая рисковать. Не услышав сирены, он хотел выбить дерьмо из кретина, который установил систему и поклялся, что ее невозможно отключить.
  
   Дерьмо, дерьмо, дерьмо, Орвилл выругался про себя, сжимая пистолет. Что, черт возьми, мне теперь делать? План состоял в том, чтобы добраться сюда и быть в безопасности. А как насчет мобильного ...?
  
   Это было на ночном столике поверх старого экземпляра Vanity Fair .
  
   Его дыхание стало поверхностным, и он начал потеть. Когда он услышал звон бьющегося стекла - вероятно, на кухне, - он сидел в своей постели, в темноте, играл в The Sims на своем ноутбуке и сосал шоколад, все еще прилипший к обертке. Он даже не понял, что кондиционер отключился несколькими минутами ранее.
  
   Вероятно, они отключили электричество одновременно с предположительно надежной системой сигнализации. Четырнадцать тысяч баксов. Сукин сын!
  
   Теперь, когда его страх и липкое вашингтонское лето пропитали его потом, его хватка на пистолете стала скользкой, и каждый шаг, который он делал, казался ненадежным. Не было сомнений, что Орвилл должен был убраться оттуда как можно быстрее.
  
   Он пересек раздевалку и выглянул в коридор верхнего этажа. Там никого. Не было никакого способа спуститься на первый этаж, кроме лестницы, но у Орвилла был план. В конце коридора, на противоположной стороне от лестницы, было маленькое окно, а снаружи росло довольно хилое вишневое деревце, которое отказывалось цвести. Неважно. Ветви были толстыми и достаточно близко подступали к окну, чтобы позволить такому нетренированному человеку, как Орвилл, попытаться спуститься таким образом.
  
   Он опустился на четвереньки и засунул пистолет за тугую резинку своих шорт, затем заставил свое большое тело проползти десять футов по ковру к окну. Еще один шум этажом ниже подтвердил, что кто-то действительно вломился в дом.
  
   Открыв окно, он стиснул зубы, как это делают тысячи людей каждый день, когда они пытаются не шуметь. К счастью, их жизни не зависят от этого; к сожалению, его жизнь, безусловно, зависела. Он уже мог слышать шаги, поднимающиеся по лестнице.
  
   Отбросив всякую осторожность, Орвилл встал, открыл окно и высунулся наружу. Ветви были примерно в пяти футах друг от друга, и Орвиллу пришлось вытянуться даже для того, чтобы его пальцы задели одну из самых толстых.
  
   Это не сработает.
  
   Недолго думая, он поставил одну ногу на подоконник, оттолкнулся и совершил прыжок, который даже самый добрый наблюдатель не смог бы назвать изящным. Его пальцам удалось ухватиться за ветку, но в спешке пистолет скользнул в его шорты, и после краткого холодного контакта с тем, что он называл "малыш Тимми", ветка соскользнула по его ноге и упала в сад.
  
   Блядь! Что еще может пойти не так?
  
   В этот момент ветка сломалась.
  
   Весь вес Орвилла пришелся ему на зад, наделав немало шума. Более тридцати процентов ткани его шорт не выдержали падения, как он позже понял, когда увидел кровоточащие порезы на спине. Но в тот конкретный момент он их не заметил, потому что его единственной заботой было отодвинуть то же самое как можно дальше от дома, поэтому он направился к воротам своей собственности, примерно в шестидесяти пяти футах вниз по холму. У него не было ключей от врат, но он бы прорвался через них, если бы это было необходимо. На полпути вниз по склону страх, нападавший на него изнутри, сменился чувством выполненного долга.
  
   Два невозможных побега за одну неделю. Смирись с этим, Бэтмен.
  
   Он не мог в это поверить, но ворота были открыты. Вытянув руки вперед в темноте, Орвилл направился к выходу.
  
   Внезапно из тени стены, окружающей собственность, появилась темная фигура и врезалась ему в лицо. Орвилл почувствовал всю силу удара и услышал ужасный хруст, когда его нос сломался. Хныча и хватаясь за лицо, Орвилл упал на землю.
  
   Какая-то фигура выбежала по дорожке из дома и приставила пистолет к его затылку. Переезд был ненужным, поскольку Орвилл уже отключился. Рядом с его телом стоял Назим, нервно держа лопату, которой он ударил Орвилла, приняв классическую стойку отбивающего перед питчером. Это был идеальный ход. Назим был хорошим нападающим, когда играл в бейсбол в школе, и в какой-то абсурдной манере он думал, что его тренер был бы горд увидеть, как он делает такой фантастический удар в темноте.
  
   "Разве я тебе не говорил?" - спросил Харуф, задыхаясь. "Разбитое стекло срабатывает каждый раз. Они бегут, как испуганные маленькие кролики, куда бы вы их ни послали. Давай, положи это и помоги мне занести его в дом."
  
  
   50
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Суббота, 15 июля 2006 года. 6:34 утра.
  
  
   Андреа проснулась с ощущением, что она жевала картон. Она лежала на смотровом столе, рядом с которым отец Фаулер и доктор Харел, оба в пижамах, дремали на стульях.
  
   Она собиралась встать, чтобы направиться в ванную, когда молния на двери открылась и появился Джейкоб Рассел. У помощника Кайна на поясе висела рация, а лицо было задумчиво нахмурено. Видя, что священник и доктор спят, он на цыпочках подошел к столу и прошептал Андреа.
  
   "Как у тебя дела?"
  
   "Помнишь утро после того дня, когда ты закончил школу?"
  
   Рассел улыбнулся и кивнул.
  
   "Ну, то же самое, но это как если бы они заменили выпивку тормозной жидкостью", - сказала Андреа, держась за голову.
  
   "Мы очень беспокоились о тебе. Что случилось с Эрлингом, и теперь это... Нам сильно не везет."
  
   В этот момент ангелы-хранители Андреа проснулись одновременно.
  
   "Не повезло? Это чушь собачья, " сказала Харель, потягиваясь в кресле. "То, что здесь произошло, было попыткой убийства".
  
   "О чем ты говоришь?"
  
   "Я тоже хотела бы знать", - сказала Андреа, потрясенная.
  
   "Мистер Рассел, - сказал Фаулер, вставая и подходя к помощнику, - я официально прошу, чтобы мисс Отеро была эвакуирована на Бегемота".
  
   "Отец Фаулер, я ценю вашу заботу о благополучии мисс Отеро, и обычно я был бы первым, кто согласился бы с вами. Но это означало бы нарушение правил безопасности операции, а это огромный шаг ..."
  
   " Послушай, - вмешалась Андреа.
  
   "Ее здоровью не угрожает непосредственная опасность, не так ли, доктор Харел?"
  
   "Ну ... технически нет", - сказал Харел, вынужденный уступить.
  
   "Пара дней, и она будет как новенькая".
  
   "Послушай меня..." Андреа настаивала.
  
   "Видите ли, отец, не имело бы смысла эвакуировать мисс Отеро до того, как у нее будет шанс выполнить свою задачу".
  
   "Даже когда кто-то пытается ее убить?" Напряженно сказал Фаулер.
  
   "Этому нет доказательств. Это было неудачное совпадение, что скорпионы забрались в ее спальный мешок, но ...
  
   "ОСТАНОВИТЕСЬ!" - закричала Андреа.
  
   Пораженные, все трое повернулись к ней.
  
   "Не могли бы вы перестать говорить обо мне так, как будто меня здесь нет, и выслушать меня хоть на один гребаный момент?" Или мне не разрешено высказать свое мнение, прежде чем вы вышвырнете меня из этой экспедиции?"
  
   "Конечно. Продолжай, Андреа, " сказал Харел.
  
   "Во-первых, я хочу знать, как скорпионы попали в мой спальный мешок".
  
   "Досадный несчастный случай", - прокомментировал Рассел.
  
   "Это не могло быть случайностью", - ответил отец Фаулер. "Лазарет - это герметичная палатка".
  
   "Ты не понимаешь", - сказал помощник Каина, разочарованно качая головой. "Все нервничают из-за того, что случилось со Стоу Эрлинг. Слухи разлетаются повсюду. Некоторые люди говорят, что это был один из солдат, другие, что это был Паппас, когда он узнал, что Эрлинг обнаружил Ковчег. Если я сейчас эвакуирую мисс Отеро, многие другие люди тоже захотят уехать. Каждый раз, когда они видят меня, Хэнли, Ларсен и еще несколько человек говорят, что хотят, чтобы я отправил их обратно на корабль. Я сказал им, что для их собственной безопасности они должны оставаться здесь, потому что мы просто не можем гарантировать, что они благополучно доберутся до Бегемота. Этот аргумент не имел бы большого значения, если бы я эвакуировал вас, мисс Отеро."
  
   Андреа несколько мгновений молчала.
  
   "Мистер Рассел, должен ли я понимать, что я не волен уходить, когда захочу?"
  
   "Что ж, я пришел предложить вам предложение от моего босса".
  
   "Я весь внимание".
  
   "Я не думаю, что вы вполне понимаете. Предложение вам сделает сам мистер Кайн." Рассел снял с пояса рацию и нажал кнопку вызова. "Вот она, сэр", - сказал он, передавая его Андреа.
  
   "Здравствуйте и доброе утро, мисс Отеро".
  
   Голос старика был приятным, хотя у него был легкий баварский акцент.
  
   Как тот губернатор Калифорнии. Тот, кто был актером.
  
   "Мисс Отеро, вы здесь?"
  
   Андреа была так удивлена, услышав голос старика, что ей потребовалось некоторое время, чтобы восстановить пересохшее горло.
  
   "Да, я здесь, мистер Кайн".
  
   "Мисс Отеро, я хотел бы пригласить вас выпить со мной позже, примерно в обеденное время. Мы можем поболтать, и я могу ответить на ваши вопросы, если хотите."
  
   "Да, конечно, мистер Кайн. Я бы этого очень хотел."
  
   "Ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы прийти в мою палатку?"
  
   "Да, сэр. Это всего в сорока футах отсюда."
  
   "Что ж, тогда увидимся".
  
   Андреа вернула рацию Расселу, который вежливо попрощался и ушел. Фаулер и Харел не произнесли ни слова; они просто неодобрительно уставились на Андреа.
  
   "Перестань так на меня смотреть", - сказала Андреа, позволяя себе откинуться на смотровой стол и закрыв глаза. "Я не могу позволить такому шансу ускользнуть у меня из рук".
  
   "Тебе не кажется удивительным совпадением, что он предложил тебе интервью в тот момент, когда мы спросили, можешь ли ты уйти", - с иронией сказала Харел.
  
   "Ну, я не могу отказаться от этого", - настаивала Андреа. "Общественность имеет право знать больше об этом человеке".
  
   Священник пренебрежительно махнул рукой.
  
   "Миллионеры и репортеры. Они все одинаковые, думают, что владеют истиной."
  
   "Точно так же, как Церковь, отец Фаулер?"
  
  
   51
  
  
  
   КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА ОРВИЛЛА УОТСОНА
  
   ОКРАИНА ВАШИНГТОНА, округ Колумбия
  
  
   Суббота, 15 июля 2006 года. 12:41
  
  
   Пощечины разбудили Орвилла.
  
   Они не были слишком тяжелыми или их было слишком много, ровно столько, чтобы вернуть его на землю живых и заставить его выкашлять один из передних зубов, который был поврежден ударом лопаты. Когда молодой Орвилл выплюнул это, боль от сломанного носа пронеслась по его черепу, как табун диких лошадей. Пощечины мужчины с миндалевидными глазами прерывисто отбивали ритм.
  
   "Смотри. Он очнулся, " сказал мужчина постарше своему напарнику, который был высоким и худым. Мужчина постарше ударил Орвилла еще пару раз, пока тот не застонал. "Ты не в лучшей форме, не так ли, кунде 3 ?"
  
   Орвилл обнаружил, что лежит на кухонном столе, на нем не было ничего, кроме наручных часов. Несмотря на то, что он никогда не готовил дома - фактически, он вообще нигде не готовил - у него была полностью оборудованная кухня. Орвилл проклинал свою потребность в совершенстве, когда рассматривал всю посуду, выстроенную в ряд рядом с раковиной, жалея, что купил этот набор острых кухонных ножей, штопоров, шпажек для барбекю...
  
   "Послушай..."
  
   "Заткнись!"
  
   Молодой человек целился в него из пистолета. Тот, что постарше, которому, должно быть, было за тридцать, поднял один из шампуров и показал его Орвиллу. Острый кончик на мгновение блеснул в свете галогенных ламп на потолке.
  
   "Ты знаешь, что это такое?"
  
   "Это шашлык. В Wal-Mart они стоят 5,99 долларов за комплект. Послушай..." Сказал Орвилл, пытаясь сесть. Другой мужчина положил руку между толстых грудей Орвилла и заставил его снова лечь.
  
   "Я сказал тебе заткнуться".
  
   Он поднял шампур и, сильно наклонившись, вонзил острие прямо в левую руку Орвилла. Выражение лица мужчины не изменилось, даже когда острый металл пригвоздил руку к деревянному столу.
  
   Сначала Орвилл был слишком ошеломлен, чтобы осознать, что произошло. Затем, внезапно, боль пробежала по его руке, как электрический разряд. Он завизжал.
  
   "Ты знаешь, кто изобрел шампуры?" - спросил мужчина пониже ростом, схватив Орвилла за лицо, чтобы заставить его посмотреть на себя. "Это был наш народ. На самом деле, в Испании их называли мавританскими шашлыками. Они изобрели их, когда считалось дурным тоном есть за столом, используя нож."
  
   Вот и все, ублюдки. Я должен кое-что сказать.
  
   Орвилл не был трусом, но и глупым не был. Он знал, сколько боли он мог вынести, и он знал, когда его били. Он сделал три шумных вдоха ртом. Он не осмеливался дышать через нос и причинять еще большую боль.
  
   "Ладно, хватит. Я расскажу вам то, что вы хотите знать. Я буду петь, я проболтаюсь, я нарисую примерную схему, планы. Нет необходимости в насилии."
  
   Последнее слово почти превратилось в крик, когда он увидел, как мужчина хватает еще один шампур.
  
   "Конечно, ты будешь говорить. Но мы не комитет по пыткам. Мы - исполнительный комитет. Дело в том, что мы хотим делать это очень медленно. Назим, приставь пистолет к его голове."
  
   Тот, кого звали Назим, с совершенно отсутствующим выражением лица, сел на стул и приставил дуло пистолета к черепу Орвилла. Орвилл замер, когда почувствовал холодный металл.
  
   "Пока ты в настроении поговорить ... расскажи мне, что ты знаешь о Хакане".
  
   Орвилл закрыл глаза. Он был напуган. Итак, вот в чем дело.
  
   "Ничего. Я просто кое-что слышал здесь и там."
  
   "Чушь собачья", - сказал коротышка, отвесив ему три пощечины. "Кто сказал тебе идти за ним? Кто знает о том, что произошло в Иордании?"
  
   "Я ничего не знаю об Иордании".
  
   "Ты лжешь".
  
   "Это правда. Клянусь Аллахом!"
  
   Эти слова, казалось, что-то пробудили в его агрессорах. Назим сильнее прижал дуло пистолета к голове Орвилла. Другой приставил второй шампур к своему обнаженному телу.
  
   "Меня от тебя тошнит, кунде. Посмотри, как ты использовал свой талант - низвергнуть свою религию на землю и предать своих братьев-мусульман. И все ради горсти бобов."
  
   Он провел кончиком шампура по груди Орвилла, на мгновение остановившись на левой груди. Он осторожно приподнял складку плоти, затем внезапно позволил ей упасть, отчего жир покрыл рябью его живот. Металл оставил царапину на плоти, капли крови смешались с нервным потом на обнаженном теле Орвилла.
  
   "За исключением того, что это была не совсем горсть бобов", - продолжил мужчина, погружая острую сталь немного глубже в плоть. "У вас есть несколько домов, хорошая машина, сотрудники ... И посмотрите на эти часы, да будет благословенно имя Аллаха".
  
   Ты можешь получить это, если отпустишь, подумал Орвилл, но не произнес ни слова, потому что не хотел, чтобы еще один стальной стержень пронзил его. Черт, я не знаю, как я собираюсь выпутываться из этого.
  
   Он попытался придумать что-нибудь, что угодно, что он мог бы сказать, чтобы заставить двух мужчин оставить его в покое. Но ужасная боль в носу и руке кричала ему, что таких слов не существует.
  
   Свободной рукой Назим снял часы с запястья Орвилла и отдал их другому мужчине.
  
   "Привет... Егерь Лекултр. Только лучшее, не так ли? Сколько правительство платит тебе за то, что ты крыса? Я уверен, что это много. Достаточно, чтобы купить часы за двадцать тысяч долларов."
  
   Мужчина швырнул часы на кухонный пол и начал топать ногами, как будто от этого зависела его жизнь, но все, что ему удалось сделать, это поцарапать циферблат, из-за чего его театральный жест утратил всю свою эффектность.
  
   "Я преследую только преступников", - сказал Орвилл. "У вас нет монополии на послание Аллаха".
  
   "Не смей больше произносить Его имя", - сказал коротышка, плюнув Орвиллу в лицо.
  
   Верхняя губа Орвилла начала дрожать, но он не был трусом. Он внезапно понял, что вот-вот умрет, поэтому говорил со всем возможным достоинством. "Омак занья фих эрд 4", - сказал он, глядя прямо в лицо мужчине и стараясь не заикаться. В глазах мужчины вспыхнул гнев. Было ясно, что двое мужчин думали, что смогут сломить Орвилла и будут смотреть, как он умоляет сохранить ему жизнь. Они не ожидали, что он будет храбрым.
  
   "Ты будешь плакать, как девчонка", - сказал мужчина постарше.
  
   Его рука поднялась и сильно опустилась, вонзив второй шампур в правую руку Орвилла. Орвилл не смог сдержаться и издал крик, который противоречил его смелости несколькими мгновениями ранее. Брызги крови попали в его открытый рот, и он начал задыхаться, кашляя в спазмах, которые сотрясали его тело от боли, когда его руки отдергивались от шампуров, которыми они были прикреплены к деревянному столу.
  
   Постепенно кашель утих, и слова мужчины сбылись, когда две крупные слезинки скатились по щекам Орвилла на стол. Казалось, это все, что нужно было этому человеку, чтобы освободить Орвилла от его пыток. Он вырастил новую кухонную утварь: длинный нож.
  
   "Все кончено, кунде-"
  
   Прогремел выстрел, эхом отразившийся от металлических сковородок, которые висели на стене, и мужчина упал на пол. Его напарник даже не обернулся, чтобы посмотреть, откуда был произведен выстрел. Он перепрыгнул через кухонную стойку, поцарапав дорогую отделку пряжкой ремня, и приземлился на руки. Второй выстрел расколол часть дверной рамы в полутора футах над его головой, когда Назим исчез.
  
   Орвилл, его лицо было разбито, ладони прострелены и кровоточили, как какая-то странная пародия на распятие, он едва смог повернуться, чтобы посмотреть, кто спас его от неминуемой смерти. Это был худой светловолосый мужчина лет тридцати, одетый в джинсы и что-то похожее на собачий ошейник священника.
  
   "Отличная поза, Орвилл", - сказал священник, пробегая мимо него в погоне за вторым террористом. Он спрятался за дверной рамой, а затем внезапно высунулся, держа пистолет обеими руками. Единственной вещью перед ним была пустая комната с открытым окном.
  
   Священник вернулся на кухню. Орвилл бы протер глаза от изумления, если бы его руки не были прижаты к столу.
  
   "Я не знаю, кто вы, но спасибо вам. Посмотри, что ты можешь сделать, чтобы отпустить меня, пожалуйста. "
  
   С его поврежденным носом это звучало как "лед бе лоуз, блейз".
  
   "Стисни зубы. Это будет больно, " сказал священник, берясь за шампур правой рукой. Хотя он и пытался вытянуть это прямо, Орвилл все еще кричал от боли. "Знаешь, тебя нелегко найти".
  
   Орвилл прервал его, подняв руку. Рана на нем была отчетливо видна. Снова стиснув зубы, Орвилл перекатился влево и сам вытащил второй шампур. На этот раз он не кричал.
  
   "Ты можешь идти?" - спросил священник, помогая ему встать.
  
   "Папа римский поляк?"
  
   "Больше нет. Моя машина рядом. Есть идеи, куда подевался ваш гость?"
  
   "Откуда, черт возьми, мне знать?" Сказал Орвилл, хватая рулон кухонных полотенец рядом с окном и заворачивая руки в толстые слои бумаги, похожие на гигантские комки сахарной ваты, которые медленно начали розоветь от крови.
  
   "Оставь это и отойди от окна. Я перевяжу тебя в машине. Я думал, ты эксперт по террористам."
  
   "И я полагаю, вы из ЦРУ?" Я думал, что мне повезло."
  
   "Ну, более или менее. Меня зовут Альберт, и я из ISL 5."
  
   "Ссылка? С кем? Ватикан?"
  
   Альберт не ответил. Агенты Священного альянса никогда не признавали свою принадлежность к группе.
  
   "Тогда забудь об этом", - сказал Орвилл, борясь с болью. "Послушайте, здесь нам никто не поможет. Сомневаюсь, что кто-нибудь вообще слышал выстрелы. Ближайшие соседи находятся в полумиле отсюда. У тебя есть сотовый телефон?"
  
   "Не очень хорошая идея. Если появится полиция, они отвезут тебя в больницу, а затем захотят допросить. ЦРУ прибудет в вашу комнату через полчаса с букетом цветов."
  
   "Так ты знаешь, как обращаться с этой штукой?" Сказал Орвилл, указывая на пистолет.
  
   "Не совсем. Я ненавижу оружие. Тебе повезло, что я ударил парня ножом, а не тебя."
  
   "Что ж, тебе лучше начать любить их", - сказал Орвилл, поднимая свои руки из сахарной ваты и показывая пистолетом. "Что ты за агент?"
  
   "Я прошел только базовую подготовку", - сказал Альберт с мрачным видом. "Моя фишка - компьютеры".
  
   "Что ж, это просто здорово! У меня начинает кружиться голова, " сказал Орвилл, находясь на грани обморока. Единственное, что удержало его от падения на пол, была рука Альберта.
  
   "Как ты думаешь, ты сможешь добраться до машины, Орвилл?"
  
   Орвилл кивнул, но был не слишком уверен.
  
   "Сколько их там?" - Спросил Альберт.
  
   "Остался только тот, кого ты спугнул. Но он будет ждать нас в саду."
  
   Альберт бросил короткий взгляд в окно, но ничего не смог разглядеть в темноте.
  
   "Тогда поехали. Вниз по склону, ближе к стене... он может быть где угодно."
  
  
   52
  
  
  
   КОНСПИРАТИВНАЯ КВАРТИРА ОРВИЛЛА УОТСОНА
  
   ОКРАИНА ВАШИНГТОНА, округ Колумбия
  
  
   Суббота, 15 июля 2006 года. 13:03.
  
  
   Назим был очень напуган.
  
   Он много раз представлял сцену своего мученичества. Абстрактные кошмары, в которых он погибнет в огромном огненном шаре, чем-то огромном, что будет транслироваться по телевидению по всему миру. Смерть Харуфа оказалась абсурдным разочарованием, оставив Назима в замешательстве и страхе.
  
   Он убежал в сад, боясь, что полиция может появиться в любую минуту. На мгновение его соблазнили главные ворота, которые все еще были наполовину открыты. Звуки сверчков и цикад наполнили ночь обещаниями и жизнью, и на мгновение Назим заколебался.
  
   Нет. Я посвятил свою жизнь славе Аллаха и спасению моих близких. Что случится с моей семьей, если я сейчас сбегу, если я размякну?
  
   Итак, Назим не вышел за ворота. Он оставался в тени, за рядом сильно запущенных львиных зевов, на которых все еще было несколько желтоватых соцветий. Пытаясь ослабить напряжение в своем теле, он переложил пистолет из руки в руку.
  
   Я в хорошей форме. Я перепрыгнул через кухонную стойку. Пуля, которая летела за мной, промахнулась в миле. Один из них священник, а другой ранен. Я более чем подхожу им. Все, что мне нужно делать, это следить за дорогой к вратам. Если я услышу полицейские машины, я перелезу через стену. Это дорого, но я могу это сделать. Справа есть место, которое выглядит немного ниже. Жаль, что Харуфа здесь нет. Он был гением в открытии дверей. Ворота в поместье заняли у него всего пятнадцать секунд. Интересно, он уже с Аллахом? Я буду скучать по нему. Он хотел бы, чтобы я остался и прикончил Ватсона. Он был бы уже мертв, если бы Харуф не ждал так долго, но ничто так не злило его, как тот, кто предал своих собственных братьев. Я не знаю, как это помогло бы джихаду, если бы я умер сегодня ночью, не сняв сначала кунде. Нет. Я не могу так думать. Я должен сосредоточиться на том, что важно. Империи, в которой я родился, суждено пасть. И я помогу ему сделать это своей кровью. Хотя я хотел бы, чтобы это было не сегодня.
  
   С тропинки донесся шум. Назим слушал более внимательно. Они приближались. Он должен был действовать быстро. Он должен был-
  
   "Хорошо. Брось оружие. Продолжайте."
  
   Назим даже не думал. Он не произнес последнюю молитву. Он просто обернулся с пистолетом в руке.
  
  
   Альберт, который вышел из задней части дома и держался поближе к стене, чтобы безопасно добраться до ворот, обнаружил в темноте флуоресцентные полосы на кроссовках Назима Найк. Это было не то же самое, что когда он инстинктивно выстрелил в Харуфа, чтобы спасти жизнь Орвилла, и попал в него по чистой случайности. На этот раз он застал парня врасплох всего в нескольких футах от него. Альберт уперся обеими ногами в землю, прицелился в центр груди Назима и наполовину нажал на спусковой крючок, призывая его бросить пистолет. Когда Назим повернулся, Альберт нажал на спусковой крючок до упора, разорвав грудь молодого человека.
  
  
   Назим лишь смутно осознавал выстрел. Он не чувствовал никакой боли, хотя и осознавал, что его сбили с ног. Он попытался пошевелить руками и ногами, но это было бессмысленно, и он не мог говорить. Он увидел, как тот, кто стрелял, склонился над ним, проверяя пульс на его шее, затем покачал головой. Мгновение спустя появился Уотсон. Назим увидел, как упала капля крови Уотсона, когда он наклонился. Он так и не узнал, смешалась ли эта капля с его собственной кровью, текущей из раны в груди. Его зрение затуманивалось с каждой секундой, но все же он смог услышать голос Уотсона, молящегося.
  
   "Благословен Аллах, который дал нам жизнь и возможность прославлять его праведно и честно. Благословен Аллах, который научил нас священному Корану, в котором говорится, что даже если кто-то может поднять на нас руку, чтобы убить нас, мы не должны поднимать на него руку. Прости его, Господь Вселенной, ибо его грехи - это грехи обманутых невинных. Защити его от адских мук и приблизь его к себе, о Владыка Трона."
  
   После этого Назим почувствовал себя намного лучше. С него как будто сняли тяжесть. Он отдал все ради Аллаха. Он позволил себе погрузиться в состояние такого умиротворения, что, услышав вдалеке полицейские сирены, перепутал их со звуком сверчков. Один из них пел рядом с его ухом, и это было последнее, что он услышал.
  
  
   Несколько минут спустя двое полицейских в форме склонились над молодым человеком, одетым в футболку "Вашингтон Редскинз". Его глаза были открыты, он смотрел на небеса.
  
   "Центральная, это Подразделение двадцать три. У нас десять пятьдесят четыре. Пришлите скорую помощь -"
  
   "Забудь об этом. У него не получилось."
  
   "Центральная, отмените пока эту скорую помощь. Мы пойдем дальше и оцепим место преступления веревкой."
  
   Один из офицеров посмотрел на лицо молодого человека, думая, что это позор, что он умер от ран. Он был достаточно молод, чтобы быть моим сыном . Но человек не стал бы терять из-за этого сон. Он видел достаточно мертвых детей на улицах Вашингтона, чтобы устилать коврами Овальный кабинет. И все же ни у кого из них не было такого выражения лица, как у этого.
  
   На мгновение он подумал о том, чтобы позвонить своему партнеру и спросить его, какого черта у этого парня такая мирная улыбка. Конечно, он этого не делал.
  
   Он боялся выглядеть дураком.
  
  
   53
  
  
  
   ГДЕ-ТО В ОКРУГЕ ФЭРФАКС, штат ВИРДЖИНИЯ
  
   Суббота, 15 июля 2006 года. 14:06.
  
  
   Конспиративная квартира Орвилла Уотсона и Альберта находились почти в двадцати пяти милях друг от друга. Орвилл преодолел это расстояние на заднем сиденье "Тойоты" Альберта, в полусне и полубессознательном состоянии, но, по крайней мере, его руки были должным образом перевязаны, благодаря аптечке первой помощи, которую священник носил в своей машине.
  
   Час спустя, одетый в махровый халат - единственную вещь Альберта, которая ему подходила, - Орвилл проглотил несколько таблеток Тайленола, запив их апельсиновым соком, который принес ему священник.
  
   "Ты потерял много крови. Это поможет вам стабилизировать ситуацию."
  
   Единственное, чего хотел Орвилл, это стабилизировать свое тело на больничной койке, но, учитывая его ограниченные возможности, он решил, что с таким же успехом может остаться с Альбертом.
  
   "У вас случайно нет батончика Hershey's?"
  
   "Нет, извините. Я не могу есть шоколад - от него у меня появляются прыщи. Но через некоторое время я зайду в Seven Eleven, чтобы купить что-нибудь поесть, несколько футболок очень большого размера и, может быть, немного конфет, если хочешь."
  
   "Забудь об этом. После того, что произошло сегодня вечером, я думаю, что буду ненавидеть Херши всю оставшуюся жизнь."
  
   Альберт пожал плечами. "Это зависит от тебя".
  
   Орвилл указал на множество компьютеров, которые загромождали гостиную Альберта. На столе длиной около двенадцати футов стояли десять мониторов, подключенных к массе кабелей толщиной с бедро спортсмена, которые тянулись вдоль пола рядом со стеной. "У вас отличное оборудование, мистер международный связной", - сказал Орвилл, чтобы разрядить напряжение. Наблюдая за священником, он понял, что они оба были в одной лодке. Его руки слегка дрожали, и он казался немного потерянным. Система HarperEdwards с материнскими платами TINCom... Так ты меня выследил, верно?"
  
   "Твой оффшор в Нассау, тот, который ты использовал, чтобы купить конспиративную квартиру. Мне потребовалось сорок восемь часов, чтобы отследить сервер, на котором хранилась исходная транзакция. Две тысячи сто сорок три шага. Ты молодец."
  
   "Ты тоже", - сказал Орвилл, впечатленный.
  
   Двое мужчин посмотрели друг на друга и кивнули, узнав коллег-хакеров. Для Альберта этот краткий момент расслабления означал, что шок, который он сдерживал, внезапно вторгся в его тело, как группа хулиганов. Альберт не добрался до туалета. Его вырвало в миску с попкорном, которую он оставил на столе накануне вечером.
  
   "Я никогда никого раньше не убивал. Этот парень... Я даже не заметил другого, потому что мне нужно было действовать, я выстрелил, не думая. Но ребенок... он был просто ребенком. И он посмотрел мне в глаза."
  
   Орвилл ничего не сказал, потому что ему нечего было сказать.
  
   Они стояли так десять минут.
  
   "Теперь я понимаю его", - наконец сказал молодой священник.
  
   "Кто?"
  
   "Мой друг. Кто-то, кому пришлось убивать, и кто пострадал из-за этого."
  
   "Ты говоришь о Фаулере?"
  
   Альберт подозрительно посмотрел на него.
  
   "Откуда ты знаешь это имя?"
  
   "Потому что весь этот бардак начался, когда "Кайн Индастриз" заключила контракт на мои услуги. Они хотели узнать об отце Энтони Фаулере. И я не могу не заметить, что ты еще и священник."
  
   Это заставило Альберта нервничать еще больше. Он схватил Орвилла за халат.
  
   "Что ты им сказал?" - крикнул он. "Я должен знать!"
  
   "Я рассказал им все", - решительно сказал Орвилл. "Его обучение, то, что он был связан с ЦРУ, со Священным альянсом ..."
  
   "О Боже! Знают ли они его настоящую миссию?"
  
   "Я не знаю. Они задали мне два вопроса. Первый был, кто он? Второй: кто был бы важен для него?"
  
   "Что ты выяснил? И как?"
  
   "Я ничего не выяснил. Я бы сдался, если бы не получил анонимный конверт с фотографией и именем репортера: Андреа Отеро. В записке в конверте говорилось, что Фаулер сделает все, чтобы ей не причинили вреда."
  
   Альберт отпустил мантию Орвилла и начал расхаживать по комнате, пытаясь собрать все воедино.
  
   "Все начинает обретать смысл... Когда Кайн отправился в Ватикан и сказал им, что у него есть ключ к поиску Ковчега, что он может быть в руках старого нацистского военного преступника, Сирин пообещал привлечь к делу своего лучшего человека. В обмен Кайн должен был взять с собой в экспедицию наблюдателя из Ватикана. Сообщив вам имя Отеро, Чирин убедился, что Кайн позволит Фаулеру участвовать в экспедиции, потому что тогда Чирин сможет контролировать его через Отеро, и что Фаулер примет миссию, чтобы защитить ее. Манипулятивный сукин сын, - сказал Альберт, сдерживая улыбку, которая была наполовину отвращением, наполовину восхищением.
  
   Орвилл смотрел на него с открытым ртом.
  
   "Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь".
  
   "Тебе повезло: если бы ты это сделал, мне пришлось бы тебя убить. Просто шучу. Послушай, Орвилл, я не бросился спасать твою жизнь, потому что я агент ЦРУ. Я не такой. Я всего лишь простое звено в цепи, оказывающее услугу другу. И этот друг в серьезной опасности, отчасти из-за отчета, который ты дал о нем Кайну. Фаулер в Иордании, в безумной экспедиции по возвращению Ковчега Завета. И, как это ни странно, экспедиция может оказаться успешной."
  
   "Хакан", - сказал Орвилл едва слышно. "Я случайно кое-что узнал об Иордании и Хукане. Я передал информацию Кайну."
  
   "Ребята из компании извлекли это с ваших жестких дисков, но больше ничего".
  
   "Мне удалось найти упоминание о Кайне на одном из почтовых серверов, используемых террористами. Много ли вы знаете об исламском терроризме?"
  
   "Только то, что я прочитал в New York Times" .
  
   "Тогда мы даже не на начальной стадии. Вот ускоренный курс. Высокое мнение СМИ об Усаме Бен Ладене, злодее в этом фильме, не имеет смысла. Аль-Каиды как сверхзлой организации не существует. Здесь нет головы, которую можно отрубить. У джихада нет головы. Джихад - это заповедь от Бога. Существуют тысячи ячеек на разных уровнях. Они управляют и вдохновляют друг друга, не имея ничего общего друг с другом."
  
   "С этим невозможно бороться".
  
   "Именно. Это все равно, что пытаться вылечить болезнь. Не существует чудодейственного средства, подобного вторжению в Ирак, Ливан или Иран. Мы можем производить лейкоциты только для того, чтобы убивать микробы один за другим."
  
   "Это твоя работа".
  
   "Проблема в том, что невозможно проникнуть в исламские террористические ячейки. Их нельзя подкупить. Что ими движет, так это религия, или, по крайней мере, их извращенное представление о ней. Полагаю, вы можете это понять."
  
   Выражение лица Альберта было застенчивым.
  
   "Они используют другой словарный запас", - продолжил Орвилл. "Это слишком сложный язык для этой страны. У них могут быть десятки разных псевдонимов, они используют другой календарь... западному человеку нужны десятки проверок и ментальных кодов для каждой части информации. Вот тут-то я и вступаю в игру. Одним щелчком мыши я оказываюсь прямо там, между одним из этих фанатиков и другим, находящимся в трех тысячах миль отсюда."
  
   "Интернет".
  
   "На экране компьютера это выглядит намного красивее", - сказал Орвилл, поглаживая свой приплюснутый нос, который теперь был оранжевым от Бетадина. Альберт пытался вправить нос, используя кусок картона и немного скотча, но он понимал, что если он в ближайшее время не доставит Орвилла в больницу, через месяц им придется снова сломать нос, чтобы выпрямить его.
  
   Альберт на мгновение задумался.
  
   "Итак, этот Хакан, он собирался отправиться за Каином".
  
   "Я не слишком много помню, кроме того, что парень казался довольно серьезным. Правда в том, что то, что я дал Кайну, было сырой информацией. У меня не было возможности проанализировать что-либо подробно."
  
   "Тогда..."
  
   "Знаете, это было что-то вроде бесплатного образца. Вы даете им немного, а затем сидите сложа руки и ждете. Со временем они попросят большего. Не смотри на меня так. Люди должны зарабатывать на жизнь."
  
   "Мы должны вернуть эту информацию", - сказал Альберт, барабаня пальцами по своему креслу. "Во-первых, потому что люди, которые напали на вас, были обеспокоены тем, что вы знали. И, во-вторых, потому что, если Хукан является частью экспедиции..."
  
   "Все мои файлы исчезли или были сожжены".
  
   "Не все из них. Есть копия."
  
   Орвилл не сразу понял, что имел в виду Альберт.
  
   "Ни за что. Даже не шути об этом. Это место неприступно."
  
   "Нет ничего невозможного, кроме одного - я должен прожить еще минуту без еды", - сказал Альберт, беря ключи от машины. "Постарайся расслабиться. Я вернусь через полчаса."
  
   Священник собирался выйти за дверь, когда Орвилл окликнул его. Одна только мысль о том, чтобы ворваться в крепость, которая была башней Кайн, заставляла Орвилла чувствовать беспокойство. Был только один способ справиться с его нервами.
  
   "Альберт...?"
  
   "Да?"
  
   "Я передумал насчет шоколада".
  
  
   54
  
  
  
   ХАКАН
  
   Имам был прав.
  
   Он сказал ему, что джихад войдет в его душу и сердце. Он предупредил его о тех, кого он назвал слабыми мусульманами, потому что они называли истинно верующих радикалами.
  
   Вы не можете бояться того, как другие мусульмане отнесутся к тому, что мы делаем. Бог не готовил их к выполнению этой задачи. Он не закалял их сердца и души огнем, который есть внутри нас. Пусть они думают, что ислам - это религия мира. Это помогает нам. Это ослабляет оборону наших врагов; это создает дыры, через которые мы можем проникнуть. Трещит по швам."
  
   Он чувствовал это. Он мог слышать крики в своем сердце" которые были всего лишь бормотанием на устах других.
  
   Впервые он почувствовал это, когда его попросили стать лидером в джихаде. Его пригласили, потому что у него был особый талант. Завоевать уважение его братьев было нелегко. Он никогда не был на полях Афганистана или Ливана. Он не следовал ортодоксальному пути, и все же Слово цеплялось за самую глубокую часть его существа, как виноградная лоза за молодое дерево.
  
   Это произошло за городом, на складе. Несколько братьев удерживали другого, который позволил искушениям внешнего мира помешать Божьим заповедям.
  
   Имам сказал ему, что он должен оставаться твердым, доказать, что он достоин. Все глаза были бы прикованы к нему.
  
   По дороге на склад он купил иглу для подкожных инъекций и слегка прижал ее конец к дверце машины. Он должен был пойти и поговорить с предателем, с тем, кто хотел воспользоваться удобствами, которые они были призваны стереть с лица Земли. Его задачей было убедить его в его ошибке. Полностью обнаженный, со связанными руками и ногами, мужчина был уверен, что послушается.
  
   Вместо того, чтобы поговорить, он зашел на склад, направился прямо к предателю и вонзил изогнутый шприц в глаз мужчины. Не обращая внимания на крики, он выдернул шприц, ранив глаз. Не дожидаясь, он проткнул другой глаз и вытащил.
  
   Не прошло и пяти минут, как предатель умолял их убить его. Хакан улыбнулся. Послание было ясным. Его работой было причинять боль и заставлять тех, кто пошел против Бога, хотеть умереть.
  
   Хакан. Шприц.
  
   В тот день он заслужил свое имя.
  
  
   55
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Суббота, 15 июля 2006 г., 12:34.
  
  
   "Белый русский, пожалуйста".
  
  
   "Вы меня удивляете, мисс Отеро. Я представлял, что вы будете пить "Манхэттен", что-нибудь более модное и постмодернистское", - улыбаясь, сказал Рэймонд Кейн. "Позволь мне смешать это самому. Спасибо тебе, Джейкоб."
  
   "Вы уверены, сэр?" - спросил Рассел, который, казалось, был не слишком рад оставить старика наедине с Андреа.
  
   "Расслабься, Джейкоб. Я не собираюсь набрасываться на мисс Отеро. То есть, если она сама этого не захочет."
  
   Андреа поняла, что краснеет, как школьница. Пока миллиардерша готовила напиток, она осматривала свое окружение. Тремя минутами ранее, когда Джейкоб Рассел пришел за ней в лазарет, она так нервничала, что у нее тряслись руки. После пары часов, потраченных на исправление, полировку, а затем переписывание своих вопросов, она вырвала пять страниц из своего блокнота, скомкала их в шарик и сунула в карман. Этот мужчина не был нормальным, и она не собиралась задавать ему нормальные вопросы.
  
   Когда она вошла в палатку Кайна, она начала сомневаться в своем решении. Палатка была разделена на две комнаты. Один был своего рода фойе, в котором, очевидно, работал Джейкоб Рассел. В нем были письменный стол, ноутбук и, как и подозревала Андреа, коротковолновое радио.
  
   Так вот как вы поддерживаете связь с кораблем... Я думал, ты не будешь отключен, как остальные из нас .
  
   Справа тонкая занавеска отделяла фойе от комнаты Кайна, доказательство симбиоза между молодым помощником и стариком.
  
   Интересно, как далеко эти двое заходят в своих отношениях? Есть что-то, чему я не доверяю в нашем друге Расселе, с его метросексуальным отношением и его самомнением. Интересно, должен ли я намекнуть на что-то подобное в интервью.
  
   Проходя сквозь занавеску, она различила легкий аромат сандалового дерева. Простая кровать - но определенно более удобная, чем надувные матрасы, на которых мы спим - занимала одну сторону комнаты. Уменьшенная версия туалета / душа, которыми пользовались остальные участники экспедиции, небольшой письменный стол без бумаг - и никакого видимого компьютера, - небольшой бар и два стула довершали обстановку. Все было белым. Стопка книг высотой с Андреа угрожала опрокинуться, если кто-нибудь подойдет слишком близко. Она пыталась прочитать названия, когда появился Каин и подошел прямо к ней, чтобы поприветствовать.
  
   Вблизи он казался выше, чем когда Андреа мельком увидела его на задней палубе Бегемота . Пять футов семь дюймов сморщенной плоти, белые волосы, белая одежда, босые ноги. Тем не менее, общий эффект был странно юношеским, пока вы не взглянете поближе на его глаза, две голубые дыры, окруженные мешками и морщинами, которые возвращают его возраст в перспективу.
  
   Он не протянул руку, оставив Андреа висеть в воздухе, когда он смотрел на нее с улыбкой, которая была скорее извинением. Джейкоб Рассел уже предупредил ее, что ни при каких обстоятельствах она не должна пытаться прикоснуться к Кайну, но она не была бы верна себе, если бы не попыталась. В любом случае, это дало ей определенное преимущество. Миллиардер, очевидно, чувствовал себя немного неловко, когда предлагал Андреа коктейль. Репортер, верная своей профессии, не собиралась отказываться от выпивки, независимо от времени суток.
  
   "Вы можете многое узнать о человеке по тому, что он пьет", - сказал сейчас Каин, передавая ей стакан. Он держал свои пальцы ближе к вершине, оставляя Андреа достаточно места, чтобы взять его, не прикасаясь к нему.
  
   "Неужели? И что белый русский говорит обо мне?" Спросила Андреа, усаживаясь и делая свой первый глоток.
  
   "Давайте посмотрим ... Сладкая смесь, много водки, кофейный ликер, сливки. Это говорит мне о том, что вам нравится пить, что вы умеете держать спиртное в руках, что вы потратили некоторое время на поиск того, что вам нравится, что вы внимательны к своему окружению и что вы требовательны."
  
   "Превосходно", - сказала Андреа с некоторой иронией, ее лучшая защита, когда она была неуверенна в себе. "Знаешь что? Я бы сказал, что вы заранее навели обо мне справки и прекрасно знали, что я люблю пить. Вы не найдете бутылку свежих сливок ни в одном переносном баре, не говоря уже о том, который принадлежит страдающему агорафобией миллиардеру, у которого редко бывают посетители, особенно посреди иорданской пустыни, и который, насколько я могу видеть, пьет скотч с водой."
  
   "Ну, теперь я тот, кто удивлен", - сказал Кайн, стоя спиной к репортеру и наливая себе напиток.
  
   "Это так же близко к истине, как разница в наших банковских балансах, мистер Кейн".
  
   Миллиардер повернулся к ней, нахмурившись, но ничего не ответил.
  
   "Я бы сказал, что это было скорее испытание, и я дал вам ответ, которого вы ожидали", - продолжил Андреа. "Теперь, пожалуйста, скажите мне, почему вы даете мне это интервью".
  
   Кайн занял другой стул, но избегал взгляда Андреа.
  
   "Это было частью нашего соглашения".
  
   "Думаю, я задал неправильный вопрос. Почему я?"
  
   "Ах, проклятие г'вира , богача. Все хотят знать его скрытые мотивы. Каждый полагает, что у него есть план, тем более, когда он еврей."
  
   "Вы не ответили на мой вопрос".
  
   "Юная леди, боюсь, вам придется решить, какой ответ вы хотите - ответ на этот вопрос или на все остальные".
  
   Андреа прикусила нижнюю губу, злясь на себя. Старый ублюдок был сообразительнее, чем казался.
  
   Он бросил мне вызов, даже не взъерошив свои перья. Хорошо, старина, я последую твоему примеру. Я собираюсь полностью открыть свое сердце, проглотить твою историю, и когда ты меньше всего этого ожидаешь, я узнаю именно то, что хочу знать, даже если мне придется вырвать тебе язык пинцетом.
  
   "Зачем ты пьешь, если принимаешь лекарства?" Сказала Андреа, ее голос был намеренно агрессивным.
  
   "Полагаю, вы пришли к выводу, что я принимаю лекарства из-за своей агорафобии", - ответил Кайн. "Да, я принимаю лекарства от беспокойства и нет, мне не следует пить. Я все равно это делаю. Когда моему прадедушке было восемьдесят лет, мой дед ненавидел видеть его шикером . Это пьяно. Пожалуйста, перебивайте меня, если есть слово на идише, которое вы не понимаете, мисс Отеро. "
  
   "Тогда мне придется часто прерывать вас, потому что я ничего не знаю".
  
   "Как пожелаете. Мой прадед пил и не пил, а мой дед обычно говорил: "Тебе следует успокоиться, тейт". Он всегда отвечал: "Иди нахуй, мне восемьдесят лет, и я буду пить, если захочу". Он умер в возрасте девяноста восьми лет, когда мул лягнул его в живот."
  
   Андреа рассмеялась. Голос Каина изменился, когда он говорил о своем предке, оживляя свой анекдот, как прирожденный рассказчик, и используя другие голоса.
  
   "Ты много знаешь о своей семье. Были ли вы близки со своими старейшинами?"
  
   "Нет, мои родители погибли во время Второй мировой войны. Несмотря на то, что они рассказывали мне истории, я мало что помню из-за того, как мы провели мои первые годы. Почти все, что я знаю о своей семье, было собрано из различных внешних источников. Давайте просто скажем, что когда я наконец смог это сделать, я прочесал всю Европу в поисках своих корней."
  
   "Расскажи мне об этих корнях. Вы не возражаете, если я запишу наше интервью?" Спросила Андреа, доставая свой цифровой диктофон из кармана. На нем можно было бы записать тридцать пять часов голоса высочайшего качества.
  
   "Продолжай. Эта история начинается одной суровой зимой в Вене, с еврейской пары, идущей к нацистскому госпиталю ..."
  
  
   56
  
  
  
   ОСТРОВ ЭЛЛИС, Нью-ЙОРК
  
   Декабрь 1943
  
  
   Юдель тихо плакал в темноте трюма. Корабль подошел к пирсу, и моряки жестами приказывали беженцам, заполнившим каждый дюйм турецкого грузового судна, убираться. Все они поспешили вперед в поисках свежего воздуха. Но Юдель не сдвинулся с места. Он схватил холодные пальцы Джоры Майер, отказываясь верить, что она мертва.
  
   Это был не первый его контакт со смертью. Он видел много такого с тех пор, как покинул тайное место в доме судьи Рата. Побег из этой маленькой дыры, которая была удушающей, но безопасной, был огромным потрясением. Его первый опыт пребывания на солнечном свете научил его, что монстры живут там, под открытым небом. Его первый опыт в городе научил его, что любой маленький уголок - это укрытие, из которого он может осмотреть улицу, прежде чем быстро перебегать на следующую. Его первый опыт с поездами привел его в ужас от их шума и монстров, ходящих взад и вперед по проходам, ищущих, кого бы схватить. К счастью, если вы показывали им желтые карточки, они вас не беспокоили. Его первый опыт работы в открытом поле заставил его возненавидеть снег, а из-за жестокого холода его ноги мерзли при ходьбе. Его первое знакомство с морем было знакомством с пугающими и невозможными просторами, со стеной тюрьмы, увиденной изнутри.
  
   На корабле, который доставил его в Стамбул, Юделю стало лучше, когда он забился в темный угол. Им потребовалось всего полтора дня, чтобы добраться до турецкого порта, но прошло семь месяцев, прежде чем они смогли покинуть его.
  
   Джора Майер неустанно боролся, чтобы получить выездную визу. В то время Турция была нейтральной страной, и многие беженцы толпились на причалах, образуя длинные очереди перед консульствами или гуманитарными организациями, такими как Красный Полумесяц. С каждым новым днем Великобритания ограничивала число евреев, въезжающих в Палестину. Соединенные Штаты отказались разрешить въезд большему количеству евреев. Мир оставался глух к тревожным новостям о массовых убийствах в концентрационных лагерях. Даже такая известная газета, как лондонская The Times , назвала нацистский геноцид просто "страшилками".
  
   Несмотря на все препятствия, Джора сделала все, что могла. Она просила милостыню на улице и ночью укрывала крошечного Юделя своим пальто. Она пыталась избежать использования денег, которые дал ей доктор Рат. Они спали, где могли. Иногда это была вонючая гостиница или переполненный вестибюль Красного Полумесяца, где по ночам беженцы покрывали каждый дюйм выложенного серой плиткой пола, и возможность встать, чтобы справить нужду, была роскошью.
  
   Все, что мог делать Джора, это надеяться и молиться. У нее не было контактов, и она могла говорить только на идише и немецком, отказываясь использовать первый язык, поскольку это навевало неприятные воспоминания. Ее здоровье не улучшалось. В то утро, когда она впервые закашлялась кровью, она решила, что больше не может ждать. Она собралась с духом и решила отдать все их оставшиеся деньги ямайскому моряку, который работал на борту грузового судна, ходившего под американским флагом. Корабль отправлялся через несколько дней. Члену экипажа удалось пронести их контрабандой в трюм. Там они смешались с сотнями людей, которым посчастливилось иметь еврейских родственников в Соединенных Штатах, которые поддержали их просьбы о выдаче виз.
  
   Джора умер от туберкулеза за тридцать шесть часов до прибытия в Соединенные Штаты. Юдель ни на минуту не отходил от нее, несмотря на свою собственную болезнь. У него развилась тяжелая ушная инфекция, и его слух был заблокирован на несколько дней. Его голова была похожа на бочку, наполненную вареньем, и любые громкие звуки звучали так, будто лошади скакали галопом по ее крышке. Вот почему он не мог слышать матроса, который кричал ему, чтобы он уходил. Устав угрожать мальчику, моряк начал пинать его.
  
   Шевелись, болван. Они ждут тебя на таможне."
  
   Юдель снова попытался удержать Джору. Моряк - невысокий прыщавый мужчина - схватил его за шею и яростно оторвал от нее.
  
   Кто-нибудь придет и заберет ее. Ты, убирайся!"
  
   Мальчик вырвался на свободу. Он обыскал пальто Джоры и сумел найти письмо от своего отца, о котором Джора столько раз рассказывал ему. Он взял его и спрятал в своей рубашке, прежде чем моряк снова схватил его и вытолкнул на пугающий дневной свет.
  
   Юдель спустился по трапу в здание, где таможенники, одетые в синюю форму, ожидали за длинными столами приема очередей иммигрантов. Дрожа от лихорадки, Юдель ждал в очереди. Его ноги горели в ветхих ботинках, страстно желая сбежать и спрятаться от света.
  
   Наконец-то настала его очередь. Таможенный чиновник с маленькими глазами и тонкими губами посмотрел на него поверх золотых очков.
  
   - Имя и виза?
  
   Юдель уставился в пол. Он не понял.
  
   У меня нет целого дня. Ваше имя и ваша виза. Ты умственно отсталый?"
  
   Другой таможенник помоложе с пышными усами попытался успокоить своего коллегу.
  
   Успокойся, Крейтон. Он путешествует один и не понимает."
  
   Эти еврейские крысы понимают больше, чем вы думаете. Черт возьми! Сегодня это мой последний корабль и моя последняя крыса. У Мерфи меня ждет кружка холодного пива. Если это делает тебя счастливым, позаботься о нем, Гюнтер.
  
   Чиновник с большими усами обошел стол и присел на корточки перед Юделем. Он начал говорить с Юделем, сначала по-французски, затем по-немецки, а затем по-польски. Мальчик продолжал смотреть в пол.
  
   У него нет визы, и он слабоумный. Мы отправим его обратно в Европу на следующем проклятом корабле, " вмешался чиновник в очках. "Скажи что-нибудь, идиот". Он перегнулся через стол и врезал Юделю по уху.
  
   На секунду Юдель ничего не почувствовал. Но затем его голову внезапно наполнила боль, как будто его ударили ножом, и поток горячего гноя вырвался из его зараженного уха.
  
   Он выкрикнул слово "сострадание" на идише.
  
   "Рахмонес!"
  
   Усатый чиновник сердито повернулся к своему коллеге.
  
   "Хватит, Крейтон!"
  
   "Неопознанный ребенок, не понимает языка, визы нет. Депортация."
  
   Мужчина с усами быстро обыскал карманы мальчика. Визы не было. На самом деле, в его карманах не было ничего, кроме нескольких хлебных крошек и конверта с надписью на иврите. Он проверил, нет ли в нем денег, но там было только письмо, которое он положил обратно в карман Юделя.
  
   "Он понял тебя, черт возьми! Разве ты не слышал его имени? Он, вероятно, потерял свою визу. Ты же не хочешь его депортировать, Крейтон. Если вы это сделаете, мы пробудем здесь еще пятнадцать минут.
  
   Чиновник в очках глубоко вздохнул и сдался.
  
   Скажи ему, чтобы он произнес свою фамилию вслух, чтобы я мог его услышать, а потом мы пойдем выпить пива. Если он не сможет, его ждет прямая депортация."
  
   "Помоги мне, малыш", - прошептал усатый мужчина. "Поверь мне, ты не захочешь возвращаться в Европу или закончить жизнь в сиротском приюте. Ты должен убедить этого парня, что снаружи тебя ждут люди." Он попробовал еще раз, используя единственное слово, которое знал на идише. "Мишпохе?" означает: семья.
  
   Дрожащими губами, едва слышно, Юдель произнес свое второе слово. "Коэн", - сказал он.
  
   С облегчением усач посмотрел на очкарика.
  
   "Ты слышал его. Его зовут Рэймонд. Его зовут Рэймонд Кейн."
  
  
   57
  
  
  
   КАЙН
  
   Стоя на коленях перед пластиковым туалетом внутри палатки, он боролся с позывами к рвоте, в то время как его помощник тщетно пытался заставить его выпить немного воды. Старику наконец удалось сдержать тошноту. Он ненавидел рвоту, это расслабляющее, но изматывающее ощущение изгнания всего, что разъедало его изнутри. Это было верным отражением его души.
  
   "Ты не представляешь, сколько это мне стоило, Джейкоб. Ты понятия не имеешь, что в речиелеснице 6... Разговаривая с ней, вижу себя таким беззащитным. Я больше не мог этого выносить. Она хочет еще один сеанс."
  
   "Боюсь, вам придется потерпеть ее еще немного, сэр".
  
   Старик посмотрел на бар в другом конце комнаты. Его помощник, заметив направление его взгляда, неодобрительно посмотрел на него, и старик отвел взгляд и вздохнул.
  
   "Человеческие существа полны противоречий, Джейкоб. В конечном итоге мы наслаждаемся тем, что ненавидим больше всего. Рассказ незнакомцу о моей жизни снял тяжесть с моих плеч. На мгновение я почувствовал связь с миром. Я планировал обмануть ее, возможно, смешать ложь с правдой. Вместо этого я рассказал ей все."
  
   "Ты сделал это, потому что знаешь, что это не настоящее интервью. Она не сможет это опубликовать."
  
   "Возможно. Или, может быть, мне просто нужно было поговорить. Как ты думаешь, она что-нибудь подозревает?"
  
   "Я так не думаю, сэр. В любом случае, мы почти достигли финиша."
  
   "Она очень умная, Джейкоб. Внимательно наблюдайте за ней. Она может оказаться более чем второстепенным игроком во всем этом деле."
  
  
   58
  
  
  
   АНДРЕА И ДОК
  
   Единственное, что она помнила из кошмара, был холодный пот, ее охватил страх, и она задыхалась в темноте, пытаясь вспомнить, где она была. Это был повторяющийся сон, но Андреа никогда не знала, о чем он. Все было стерто в тот момент, когда она проснулась, оставив ей только следы страха и одиночества.
  
   Но теперь Док немедленно оказался рядом с ней, подполз к ее матрасу, сел рядом с ней и положил руку ей на плечо. Одна боялась идти дальше, другая - что не пойдет. Андреа рыдала. Док обнял ее.
  
   Их лбы соприкоснулись, а затем их губы.
  
   Подобно автомобилю, который часами с трудом поднимался в гору и, наконец, достиг вершины, следующий момент должен был стать решающим, момент равновесия.
  
   Язык Андреа отчаянно искал язык Дока, и она вернула поцелуй. Док стянула футболку Андреа и провела языком по влажной, соленой коже ее грудей. Андреа откинулась на матрас. Она больше не боялась.
  
   Машина стремительно неслась под гору, без каких-либо тормозов.
  
  
   59
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Воскресенье, 16 июля 2006 года. 1:28 утра.
  
  
   Они долго оставались рядом друг с другом, разговаривая; целуясь через каждые несколько слов, как будто не могли поверить, что нашли друг друга и что другой человек все еще здесь.
  
   "Вау, док. Ты действительно знаешь, как заботиться о своих пациентах, " сказала Андреа, поглаживая шею Дока и играя с завитками в ее волосах.
  
   "Это часть моей лицемерной клятвы".
  
   "Я думал, это клятва Гиппократа".
  
   "Я дал другую клятву".
  
   "Не имеет значения, сколько ты шутишь, ты не заставишь меня забыть, что я все еще зол на тебя".
  
   "Мне жаль, что я не рассказал тебе правду о себе, Андреа. Полагаю, ложь - часть моей работы."
  
   "Что еще входит в вашу работу?"
  
   "Мое правительство хочет знать, что здесь происходит. И не спрашивай меня больше об этом, потому что я не собираюсь тебе рассказывать."
  
   "У нас есть способы заставить тебя говорить", - сказала Андреа, перенося свои ласки на другое место на теле Дока.
  
   "Я уверен, что смогу отбиться от допроса", - прошептал Док.
  
   Ни одна из женщин не произнесла ни слова в течение нескольких минут, пока Док не издал долгий, почти беззвучный стон. Затем она притянула Андреа к себе и прошептала ей на ухо.
  
   "Чедва".
  
   "Что это значит?" - прошептала Андреа в ответ.
  
   "Это мое имя".
  
   Андреа выдохнула от удивления. Док почувствовал радость в ней и крепко обнял ее.
  
   "Ваше тайное имя?"
  
   "Никогда не произноси это вслух. Теперь ты единственный, кто это знает."
  
   "А твои родители?"
  
   "Их больше нет в живых".
  
   "Мне жаль".
  
   "Моя мать умерла, когда я была девочкой, а мой отец умер в тюрьме в Негеве".
  
   "Почему он был там?"
  
   "Ты уверен, что хочешь знать? Это дерьмовая, разочаровывающая история."
  
   "Моя жизнь полна дерьмовых разочарований, док. Было бы неплохо для разнообразия послушать кого-нибудь другого."
  
   Последовало короткое молчание.
  
   "Мой отец был катсой, специальным агентом Моссада. Одновременно их всего тридцать, и вряд ли кто-то в Институте достигает этого ранга. Я в ней уже семь лет, и я всего лишь бат левейха, низший класс. Мне тридцать шесть лет, так что я не думаю, что меня повысят. Но мой отец был катсой в возрасте двадцати девяти лет. Он проделал большую работу за пределами Израиля и в 1983 году провел одну из своих последних операций. Он жил в Бейруте несколько месяцев."
  
   "Ты не пошел с ним?"
  
   "Я путешествовал с ним только тогда, когда он отправлялся в Европу или Соединенные Штаты. Тогда Бейрут не был подходящим местом для молодой девушки. На самом деле, это было неподходящее место ни для кого. Там он встретил отца Фаулера. Фаулер направлялся в долину Бекаа, чтобы спасти нескольких миссионеров. Мой отец очень уважал его. Он сказал, что спасение этих людей было самым храбрым поступком, который он когда-либо видел в своей жизни, и в прессе об этом не было ни слова. Миссионеры просто сказали, что их освободили."
  
   "Я полагаю, что такого рода работа не приветствует огласку".
  
   "Нет, это не так. Во время миссии мой отец обнаружил нечто неожиданное: информацию, предполагающую, что группа исламских террористов с грузовиком, полным взрывчатки, собиралась совершить покушение на американскую установку. Мой отец сообщил об этом своему начальнику, который ответил, что если американцы суют свой нос в Ливан, то они заслужили все, что получили."
  
   "Чем занимался твой отец?"
  
   "Он отправил анонимную записку в американское посольство, чтобы предупредить их; но без надежного источника, подтверждающего это, записка была проигнорирована. На следующий день грузовик, начиненный взрывчаткой, врезался в ворота базы морской пехоты, убив двести сорок одного морского пехотинца."
  
   "Боже мой".
  
   "Мой отец вернулся в Израиль, но история на этом не закончилась. ЦРУ потребовало объяснений от Моссада, и кто-то упомянул имя моего отца. Несколько месяцев спустя, когда он возвращался домой из поездки в Германию, его остановили в аэропорту. Полиция обыскала его сумки и нашла двести граммов плутония и доказательство того, что он пытался продать его иранскому правительству. С таким количеством материала Иран мог бы создать ядерную бомбу среднего размера. Мой отец попал в тюрьму, практически без суда."
  
   "Кто-то подбросил улики против него?"
  
   "ЦРУ отомстило. Они использовали моего отца, чтобы отправить сообщение агентам по всему миру: если вы снова узнаете о чем-то подобном, обязательно сообщите нам, или мы позаботимся о том, чтобы вам было пиздец."
  
   "О, док, это, должно быть, тебя уничтожило. По крайней мере, твой отец знал, что ты веришь в него."
  
   Последовало еще одно молчание, на этот раз долгое.
  
   "Мне стыдно это говорить, но... довольно много лет я не верил в невиновность моего отца. Я думал, что он устал, что он хотел заработать немного денег. Он был совершенно один. Все забыли о нем, включая меня."
  
   "Смогли ли вы помириться с ним до того, как он умер?"
  
   "Нет".
  
   Внезапно Андреа обняла доктора, который начал плакать.
  
   "Через два месяца после его смерти был рассекречен строго конфиденциальный отчет Соди Бейотер. В нем говорилось, что мой отец невиновен, и это подтверждалось конкретными доказательствами, включая тот факт, что плутоний принадлежал Соединенным Штатам."
  
   "Подождите ... Вы хотите сказать, что Моссад знал все об этом с самого начала?"
  
   "Они продали его, Андреа. Чтобы скрыть свое двуличие, они передали ЦРУ голову моего отца. ЦРУ было удовлетворено, и жизнь продолжалась - за исключением двухсот сорока одного солдата и моего отца в его тюремной камере строгого режима."
  
   "Ублюдки..."
  
   "Мой отец похоронен в Гилоте, к северу от Тель-Авива, в месте, отведенном для тех, кто пал в бою против арабов. Он был семьдесят первым сотрудником Моссада, которого похоронили там со всеми почестями и провозгласили героем войны. Ничто из этого не стирает несчастья, которое они мне причинили."
  
   "Я этого не понимаю, док. Я действительно не знаю. Какого черта ты на них работаешь?"
  
   "По той же причине, по которой мой отец десять лет мирился с тюрьмой: потому что Израиль на первом месте".
  
   "Еще один сумасшедший, прямо как Фаулер".
  
   "Ты все еще не сказал мне, откуда вы двое знаете друг друга".
  
   Голос Андреа потемнел. Это воспоминание было не совсем приятным.
  
   "В апреле 2005 года я отправился в Рим, чтобы освещать смерть папы Римского. Случайно мне в руки попала запись, на которой серийный убийца говорит, что убил пару кардиналов, которые должны были участвовать в конклаве, избирающем преемника Иоанна Павла II. Ватикан попытался замять эту историю, и я оказался на крыше здания, борясь за свою жизнь. Допустим, Фаулер позаботился о том, чтобы я не оказался размазанным по тротуару. Но в процессе он сбежал с моим эксклюзивом."
  
   "Я понимаю. Должно быть, это было неприятно."
  
   У Андреа не было возможности ответить. Снаружи раздался ужасный взрыв, от которого задрожали стены палатки.
  
   "Что это было?"
  
   "На мгновение я подумал, что это... Нет, это не могло быть... " Док остановился на середине предложения.
  
   Раздался крик.
  
   И еще.
  
   И затем многое другое.
  
  
   60
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Воскресенье, 16 июля 2006 года. 1:41 утра.
  
  
   Снаружи царил хаос.
  
   "Принеси ведра".
  
   "Отведи их туда".
  
   Джейкоб Рассел и Могенс Деккер выкрикивали противоречивые приказы посреди реки грязи, которая вытекала из одного из водовозов. Гигантская дыра в задней части резервуара извергала драгоценную воду, превращая землю вокруг нее в густую красноватую жижу.
  
   Несколько археологов, Брайан Хэнли и даже отец Фаулер бегали из одного места в другое в нижнем белье, пытаясь выстроиться в цепочку с ведрами, чтобы собрать как можно больше воды. Мало-помалу к ним присоединились остальные сонные участники экспедиции.
  
   Кто-то - Андреа не была уверена, кто это был, потому что человек был покрыт грязью с головы до ног - пытался построить стену из песка возле палатки Кайна, чтобы перекрыть реку грязи, которая направлялась к ней. Он снова и снова погружал лопату в песок, но вскоре ему пришлось разгребать грязь, поэтому он остановился. К счастью, палатка миллиардера стояла немного выше, и Кайну не пришлось покидать свое убежище.
  
   Тем временем Андреа и Док быстро оделись и присоединились к цепочке других опоздавших. Когда они возвращали пустые ведра и отправляли полные вперед, репортер поняла, что то, чем она и Док занимались перед взрывом, было причиной, по которой они были единственными, кто потрудился надеть всю свою одежду перед выходом.
  
   "Принесите мне сварочную горелку", - кричал Брайан Хэнли из передней части цепи рядом с цистерной. Цепочка передала команду, повторяя его слова, как литанию.
  
   "Такого нет", - просигналила цепь в ответ.
  
   Роберт Фрик был на другом конце провода, прекрасно понимая, что с помощью горелки и большого листа стали они могли бы запаять отверстие, но он не помнил, как распаковывал его, и у него не было времени посмотреть. Он должен был найти какой-то способ хранения воды, которую им удавалось экономить, но не смог найти ничего достаточно большого.
  
   Внезапно Фрику пришло в голову, что большие металлические контейнеры, которые они использовали для транспортировки оборудования, могут содержать воду. И если бы они отнесли это ближе к реке воды, они могли бы собрать больше. Близнецы Готлиб, Марла Джексон и Томми Айхберг подняли одну из коробок и попытались перенести ее в сторону утечки, но последние несколько футов были невозможны, так как их ноги потеряли сцепление со скользкой землей. Несмотря на это, им удалось заполнить два контейнера до того, как давление воды начало ослабевать.
  
   "Сейчас он пустеет. Давайте попробуем закрыть дыру."
  
   Когда вода приблизилась к уровню отверстия, они смогли импровизировать пробку, используя несколько футов водонепроницаемого холста. Три человека надавливали на холст, но отверстие было таким большим и неправильной формы, что все, что это сделало, это замедлило утечку.
  
   Через полчаса результат был разочаровывающим.
  
   "Я думаю, нам удалось сэкономить около 475 галлонов из 8700, которые оставались в баке", - сказал Роберт Фрик, подавленный, его руки дрожали от истощения.
  
   Большинство членов экспедиции толпились перед палатками. Фрик, Рассел, Деккер и Харел были рядом с танкером.
  
   "Боюсь, душевых больше ни для кого не будет", - сказал Рассел. "У нас хватит воды на десять дней, если мы выделим чуть больше двенадцати пинт на человека. Этого будет достаточно, доктор?"
  
   "С каждым днем становится все жарче. К полудню температура достигнет 110 градусов. Это равносильно самоубийству для любого, кто работает на солнце. Не говоря уже о том, что нужно хотя бы немного соблюдать правила личной гигиены."
  
   "И не забывай, что мы должны готовить", - сказал Фрик, явно обеспокоенный. Он любил суп и мог представить, что в ближайшие дни будет есть только сосиски.
  
   "Нам придется справиться", - сказал Рассел.
  
   "Что, если для завершения работы потребуется больше десяти дней, мистер Рассел? Мы должны принести больше воды из Акабы. Я сомневаюсь, что это поставит под угрозу успех миссии."
  
   "Доктор Харель, мне жаль сообщать вам, но я узнал из корабельного радио, что Израиль находится в состоянии войны с Ливаном в течение последних четырех дней".
  
   "Неужели? Я понятия не имела, " солгала Харел.
  
   "Каждая радикальная группа в регионе поддерживает войну. Можете ли вы представить, что произошло бы, если бы местный торговец случайно сказал не тому человеку, что он продал воду нескольким американцам, бегающим по пустыне? Быть на мели и иметь дело с злоумышленниками, которые убили Эрлинга, было бы наименьшей из наших проблем."
  
   "Я понимаю", - сказала Харел, осознавая, что ее возможность вытащить Андреа оттуда исчезла. "Но не жалуйтесь, когда у всех начнется тепловой удар".
  
   "Черт!" - сказал Рассел, выражая свое разочарование, пнув одну из шин грузовика. Харел с трудом узнала помощника Каина. Он был весь в грязи, его волосы были растрепаны, а тревожное выражение лица противоречило его обычному поведению, мужской версии Бри Ван де Камп 7, как сказала Андреа, всегда спокойной и невозмутимой. Это был первый раз, когда она услышала, как он ругается.
  
   "Я просто предупреждал вас", - ответил Док.
  
   "Как дела, Деккер? Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, что здесь произошло?" Помощник Кайна обратил свое внимание на южноафриканского командира.
  
   Деккер, который не произнес ни слова с момента жалкой попытки спасти часть их запасов воды, стоял на коленях в задней части грузовика с водой, изучая огромную дыру в металле.
  
   "Мистер Деккер?" Нетерпеливо повторил Рассел.
  
   Южноафриканец встал.
  
   "Взгляните: круглая дыра в середине грузовика. Это легко сделать. Если бы это было нашей единственной проблемой, мы могли бы ее чем-нибудь прикрыть." Он указал на неправильную линию, которая пересекала отверстие. "Но эта строка усложняет дело".
  
   "Что вы имеете в виду?" - Спросила Харел.
  
   "Кто бы это ни сделал, он поместил тонкую линию взрывчатки на резервуар, которая вместе с давлением воды внутри заставила металл выгибаться наружу вместо того, чтобы прогибаться внутрь. Даже если бы у нас была сварочная горелка, мы не смогли бы закрыть дыру. Это работа художника."
  
   "Потрясающе! Мы имеем дело с гребаным Леонардо да Винчи, " сказал Рассел, качая головой.
  
  
   61
  
  
  
   MP3-файл, извлеченный полицией иорданской пустыни из цифрового рекордера Андреа Отеро после катастрофы экспедиции Моисея
  
   ВОПРОС: Профессор Форрестер, есть кое-что, что меня очень интересует, и это предполагаемые сверхъестественные явления, которые были связаны с Ковчегом Завета.
  
  
   ОТВЕТ: Мы вернулись к этому.
  
  
   Вопрос: Профессор, в Библии упоминается ряд необъяснимых явлений, таких как этот свет-
  
  
   A: Это не "тот свет". Это Шекина, Божье присутствие. Вы должны говорить с уважением. И да, евреи верили, что между херувимами время от времени появлялось свечение, ясный признак того, что Бог был внутри.
  
  
   Вопрос : Или израильтянин, который упал замертво после прикосновения к Ковчегу. Вы действительно верите, что Божья сила заключена в реликвии?
  
  
   A: Мисс Отеро, вы должны понимать, что 3500 лет назад у людей была другая концепция мира и совершенно другой способ отношения к нему. Если Аристотель, который ближе к нам более чем на тысячу лет, видел Небеса в виде множества концентрических сфер, представьте, что евреи думали о Ковчеге.
  
  
   В: Боюсь, вы меня запутали, профессор.
  
  
   A : Это просто вопрос научного метода. Другими словами, рациональное объяснение - или, скорее, отсутствие такового. Евреи не могли объяснить, как золотой сундук мог светиться своим собственным независимым светом, поэтому они ограничились тем, что дали название и религиозное объяснение феномену, который был за пределами понимания античности.
  
  
   Вопрос: И каково объяснение, профессор?
  
  
   A : Вы слышали о Багдадской батарее? Нет, конечно, нет. Это не то, о чем вы услышали бы по телевизору.
  
  
   Вопрос: Профессор...
  
  
   A: Багдадская батарея - это серия артефактов, найденных в музее города в 1938 году. Он состоял из глиняных сосудов, внутри которых находились медные цилиндры, удерживаемые на месте асфальтом, каждый из которых содержал железный стержень. Другими словами, все это было примитивным, но эффективным электрохимическим инструментом, который использовался для покрытия различных объектов медью посредством электролиза.
  
  
   В: Это не так уж удивительно. В 1938 году этой технологии было почти девяносто лет.
  
  
   A: Мисс Отеро, если бы вы позволили мне продолжить, вы бы не выглядели такой идиоткой. Исследователи, которые проанализировали Багдадскую батарею, обнаружили, что она возникла в древнем Шумере, и им удалось датировать ее 2500 годом до нашей эры. Это за тысячу лет до Ковчега Завета и за сорок три столетия до Фарадея, человека, который предположительно изобрел электричество.
  
  
   Вопрос: И Ковчег был похож?
  
  
   A : Ковчег был электрическим конденсатором. Дизайн был очень продуманным, позволяя накапливать статическое электричество: две золотые пластины, разделенные изолирующим слоем дерева, но соединенные двумя золотыми херувимами, которые действовали как положительный и отрицательный выводы.
  
  
   Вопрос: Но если это был конденсатор, то как он накапливал электричество?
  
  
   A: Ответ довольно прозаичен. Предметы в Скинии и Храме были сделаны из кожи, льна и козьей шерсти, трех из пяти материалов, которые могут генерировать наибольшее количество статического электричества. При правильных условиях Ковчег мог бы испускать около двух тысяч вольт. Имеет смысл, что единственными, кто мог прикоснуться к нему, были "немногие избранные". Можете поспорить, что у немногих избранных были очень толстые перчатки.
  
   Вопрос: То есть вы настаиваете на том, что Ковчег пришел не от Бога?
  
  
   A: Мисс Отеро, ничто не могло быть дальше от моего намерения. Я хочу сказать, что Бог попросил Моисея хранить заповеди в надежном месте, чтобы они могли почитаться на протяжении последующих веков и стать центральным аспектом еврейской веры. И что люди изобрели искусственные способы поддерживать легенду о Ковчеге живой.
  
  
   Вопрос: А как насчет других бедствий, таких как обрушение стен Иерихона, песчаных и огненных бурь, которые уничтожали целые города?
  
  
   A: Придуманные истории и мифы.
  
  
   Вопрос: То есть вы отвергаете идею о том, что Ковчег может принести за собой бедствия?
  
  
   A: Безусловно.
  
  
   62
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Вторник, 18 июля 2006 года. 13:02.
  
  
   За восемнадцать минут до смерти Кира Ларсен думала о детских салфетках. Это был своего рода ментальный рефлекс. Вскоре после того, как два года назад она родила маленькую Бенте, она обнаружила преимущества маленьких полотенец, которые всегда были влажными и оставляли приятный запах.
  
   Другим преимуществом было то, что ее муж ненавидел их.
  
   Дело было не в том, что Кира была плохим человеком. Но для нее одно из дополнительных преимуществ брака состояло в том, что она замечала небольшие трещины в обороне своего мужа и вставляла в них несколько колкостей, чтобы посмотреть, что произойдет. Прямо сейчас Алексу пришлось бы довольствоваться несколькими детскими салфетками, потому что он должен был заботиться о Бенте, пока экспедиция не закончится. Кира возвращалась с триумфом, с удовлетворением от того, что набрала реальные очки против мистера "Они-сделали-меня-партнером-в-юридической-фирме".
  
   Я плохая мать, раз хочу разделить с ним ответственность за нашего ребенка? Так ли это? Черт, нет!
  
   Два дня назад, когда измученная Кира услышала, как Джейкоб Рассел сказал, что им придется активизировать работу и что душевых больше не будет, она думала, что сможет смириться с чем угодно. Ничто не помешает ей сделать себе имя как археологу. К сожалению, реальность и то, что человек воображает, не всегда совпадают.
  
   Она стоически перенесла унижение от обыска, который состоялся после нападения на грузовик с водой. Она стояла там, покрытая грязью с головы до ног, и смотрела, как солдаты рылись в ее бумагах и нижнем белье. Многие участники экспедиции протестовали, но все они вздохнули с облегчением, когда поиск закончился и ничего не было найдено. Моральный дух группы сильно изменился в результате недавних событий.
  
   "По крайней мере, это не один из нас", - сказал Дэвид Паппас, как только погас свет и страх проник в каждую тень. "Это может нас утешить".
  
   "Кто бы это ни был, вероятно, не знает, что мы здесь делаем. Это могли быть бедуины, разгневанные на нас за вторжение на их территорию. Они больше ничего не сделают со всеми этими пулеметами на утесах. "
  
   "Не то чтобы пулеметы принесли Стоу много пользы".
  
   "Я все еще говорю, что доктор Харел что-то знает о его смерти", - настаивала Кира.
  
   Она рассказала всем, что, несмотря на притворство, доктора не было в ее постели, когда Кира проснулась той ночью, но никто не обратил на нее особого внимания.
  
   "Успокойтесь все вы. Лучшее, что вы можете сделать для Эрлинга и для себя, это решить, как мы собираемся рыть этот туннель. Я хочу, чтобы вы думали об этом, даже когда спите", - сказал Форрестер, который по настоянию Деккера покинул свою личную палатку на противоположной стороне лагеря и присоединился к остальным.
  
   Кира была напугана, но ее вдохновило яростное негодование профессора.
  
   Никто не собирается прогонять нас отсюда. У нас есть миссия, которую мы должны выполнить, и мы выполним ее, чего бы это ни стоило. После этого все будет лучше, подумала она, не осознавая, что застегнула свой спальный мешок доверху в нелепой попытке защитить себя.
  
  
   Сорок восемь изнурительных часов спустя группа археологов наметила маршрут, по которому они будут следовать, копая под углом, чтобы добраться до объекта. Кира не позволяла себе называть это иначе, чем "объект", пока они не были уверены, что это то, чего они ожидали, а не... не просто что-то еще.
  
   К рассвету во вторник завтрак уже превратился в воспоминание. Все участники экспедиции помогли построить стальную платформу, которая позволила бы мини-экскаватору найти точку атаки на склоне горы. В противном случае неровная почва и крутой угол наклона означали бы, что существует риск опрокидывания небольшой, но мощной машины, когда она начинала работу. Дэвид Паппас спроектировал сооружение таким образом, чтобы они могли начать рыть туннель примерно в двадцати футах над дном каньона. Прокладывание туннеля глубиной пятьдесят футов, затем по диагонали в противоположном направлении к объекту.
  
   Таков был план. Смерть Киры была бы одним из непредвиденных последствий.
  
  
   За восемнадцать минут до аварии кожа Киры Ларсен была такой липкой, что казалось, будто на ней вонючий резиновый костюм. Остальные использовали часть своего рациона воды, чтобы привести себя в порядок, насколько это было возможно. Не Кира. Она испытывала невероятную жажду - она всегда сильно потела, особенно после беременности, - и даже делала маленькие глотки из бутылок других людей, когда они не смотрели.
  
   Она на мгновение закрыла глаза и мысленно представила комнату Бенте: на комоде стояла коробка детских салфеток, которые в тот момент были бы божественны на ее коже. Она фантазировала о том, как натирает ими свое тело, удаляя грязь и пыль, которые скопились в ее волосах, на внутренней стороне локтей и по краям лифчика. А потом она обнимала свою малышку, играла с ней на кровати, как делала каждое утро, и объясняла ей, что мама нашла зарытое сокровище.
  
   Лучшее сокровище из всех.
  
   Кира несла несколько деревянных досок, которые Гордон Дарвин и Эзра Левин использовали для укрепления стен туннеля, чтобы предотвратить обвал. Он должен был быть десяти футов в ширину и восьми футов в высоту. Профессор и Дэвид Паппас несколько часов спорили о размерах.
  
   "Это займет у нас в два раза больше времени! Ты думаешь, это археология, Паппас? Это чертова спасательная операция, и у нас ограниченное количество времени, на случай, если вы не заметили!"
  
   "Если мы не сделаем его достаточно широким, мы не сможем легко доставать землю из туннеля, экскаватор будет ударяться о стены, и все это обрушится на нас. Это при условии, что мы не врежемся в скальное основание утеса, и в этом случае конечным результатом всех этих усилий будет потеря еще двух дней."
  
   "К черту тебя, Паппас, и твоего магистра из Гарварда".
  
   В конце концов Дэвид победил, и туннель был размером десять футов на восемь.
  
  
   Кира рассеянно смахнула жука со своих волос, направляясь в дальний конец туннеля, где Роберт Фрик боролся с земляной стеной перед ним. Тем временем Томми Айхберг загружал ленту конвейера, которая проходила по полу туннеля и заканчивалась в полутора футах от платформы, поднимая над дном каньона устойчивое облако пыли. Гора земли, которая была выкопана со стороны холма, теперь была почти такой же высокой, как отверстие туннеля.
  
   "Привет, Кира", - поприветствовал ее Айхберг. Его голос звучал устало. "Ты видел Хэнли? Он должен был сменить меня."
  
   "Он внизу, пытается установить несколько электрических ламп. Скоро мы здесь ничего не сможем увидеть."
  
   Они углубились в склон горы почти на двадцать пять футов, и к двум часам дня дневной свет больше не достигал задней части туннеля, что делало работу практически невозможной. Айхберг громко выругался.
  
   "Мне придется продолжать вот так разгребать землю еще час?" Чушь собачья, - сказал он, бросая лопату на землю.
  
   "Не уходи, Томми. Если ты уйдешь, Фрик тоже не сможет продолжать."
  
   "Что ж, ты берешь управление на себя, Кира. Мне нужно отлить."
  
   Не сказав больше ни слова, он ушел.
  
   Кира посмотрела на землю. Выгребать землю на конвейер было ужасной работой. Вы постоянно наклонялись, вам приходилось все делать быстро и следить за рычагом экскаватора, чтобы убедиться, что он вас не задел. Но она не хотела представлять, что сказал бы профессор, если бы они сделали перерыв на час. Он бы обвинил ее, как обычно. Кира была втайне убеждена, что Форестер ненавидел ее.
  
   Возможно, его возмущало мое участие в Стоу Эрлинг. Возможно, он хотел бы быть на месте Стоу. Грязный старик. Хотела бы я, чтобы ты была на его месте прямо сейчас, подумала она, наклоняясь, чтобы поднять лопату.
  
   "Посмотри туда, сзади!"
  
   Фрик немного развернул экскаватор, и кабина почти врезалась в голову Киры.
  
   "Будь осторожен!"
  
   "Я предупреждал тебя, красавица. Мне жаль."
  
   Кира скорчила рожу машине, потому что сердиться на Фрика было невозможно. Ширококостный оператор отличался отвратительным характером, постоянно ругался и пускал газы во время работы. Он был человеком во всех смыслах этого слова, реальной личностью. Кира ценила это больше всего, особенно когда сравнивала его с бледными имитациями жизни, которые были помощниками Форрестера.
  
   Клуб целующихся в жопу, как называл их Стоу. Он не хотел иметь с ними ничего общего.
  
   Она начала сгребать мусор на ленту конвейера. Через некоторое время им пришлось бы добавить еще одну секцию к поясу, поскольку туннель уходил глубже в гору.
  
   "Эй, Гордон, Эзра! Прекратите укрепление и принесите другую секцию для конвейера, пожалуйста. "
  
   Гордон Дарвин и Эзра Левин механически подчинились ее приказу. Как и все остальные, они чувствовали, что уже достигли предела своей выносливости.
  
   Бесполезен, как сиськи у лягушки, как сказал бы мой дедушка. Но мы так близки; я могу попробовать закуски на приветственном приеме в Иерусалимском музее. Еще одна затяжка, и я буду держать всех журналистов на расстоянии. Еще одна порция, и мистеру "Я-работаю-допоздна-со-своей-секретаршей" придется хоть раз на меня равняться. Клянусь Богом.
  
   Дарвин и Левин несли другую секцию для конвейера. Оборудование состояло из дюжины плоских сосисок длиной около полутора футов, соединенных электрическим кабелем. Это были не более чем ролики, обмотанные прочной пластиковой лентой, но они перемещали большое количество материала в час.
  
   Кира еще раз взялась за лопату, просто чтобы двоим мужчинам пришлось немного дольше удерживать тяжелую секцию конвейера. Лопата издала громкий, металлический, лязгающий звук.
  
   На секунду в мозгу Киры промелькнул образ только что вскрытой гробницы.
  
   После этого земля накренилась. Кира потеряла равновесие, а Дарвин и Левин споткнулись, потеряв контроль над секцией, которая упала на голову Киры. Молодая женщина закричала, но это не был крик ужаса. Это был крик удивления и страха.
  
   Земля снова сдвинулась. Двое мужчин исчезли со стороны Киры, как двое детей, катающихся на санках с холма. Возможно, они кричали, но она не слышала их, как не слышала и огромных кусков земли, отколовшихся от стен и упавших на землю с глухим стуком. Она также не почувствовала острый камень, упавший с потолка и превративший ее висок в кровавое месиво; и не услышала скрежет металла мини-экскаватора, который с грохотом слетел с платформы и врезался в камни тридцатью футами ниже.
  
   Кира ни о чем не осознавала, потому что все ее пять чувств были сосредоточены на кончиках пальцев, или, точнее, на четырех с половиной дюймах кабеля, который она использовала, чтобы держаться за модуль транспортера, который упал почти параллельно краю пропасти.
  
   Она пыталась дрыгать ногами, чтобы найти опору, но это было бесполезно. Ее руки были на краю пропасти, и земля начала проседать под ее весом. Пот на ее руках означал, что Кира не могла держаться, и четыре с половиной дюйма кабеля превратились в три с половиной. Еще одно скольжение, еще одно притяжение, и теперь троса оставалось едва ли на два дюйма.
  
   В одном из этих странных трюков человеческого разума Кира проклинала то, что заставила Дарвина и Левина ждать немного дольше, чем необходимо. Если бы они оставили секцию лежащей у стены туннеля, кабель не попал бы под стальные ролики конвейера.
  
   Наконец, кабель исчез, и Кира провалилась во тьму.
  
  
   63
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Вторник, 18 июля 2006. 14:07.
  
  
   "Несколько человек мертвы".
  
   "Кто?"
  
   "Ларсен, Дарвин, Левайн и Фрик".
  
   "Черт, нет, только не Левин. Они вытащили его живым."
  
   "Доктор там, наверху".
  
   "Ты уверен?"
  
   "Я тебе, блядь, говорю".
  
   "Что случилось? Еще одна бомба?"
  
   "Это был обвал. Ничего таинственного."
  
   "Это был саботаж, я клянусь. Саботаж."
  
  
   Круг страдальческих лиц собрался вокруг платформы. Послышался тревожный шепот, когда Паппас вышел из входа в туннель, сопровождаемый профессором Форрестером. За ними стояли братья Готлиб, которые, благодаря своему мастерству в спуске, были назначены Деккером спасать всех возможных выживших.
  
   Немецкие близнецы выносили первое тело на носилках, накрытое одеялом.
  
   "Это Дарвин; я узнаю его ботинки".
  
   Профессор подошел к группе.
  
   "Произошел обвал из-за естественной полости в земле, о которой мы не думали. Скорость, с которой мы рыли туннель, не позволила нам ..." Он остановился, не в силах продолжать.
  
   Думаю, это самое близкое, к чему он может прийти, чтобы признать ошибку, подумала Андреа, стоя в середине группы. В руках у нее была камера, готовая делать снимки, но когда она узнала, что произошло, она снова надела крышку объектива.
  
   Близнецы осторожно положили тело на землю, затем вытащили из-под него носилки и вернулись в туннель.
  
   Час спустя тела трех археологов и оператора лежали у края платформы. Последним вышел Левин. Потребовалось на двадцать минут больше, чтобы вытащить его из туннеля. Хотя он был единственным, кто пережил первоначальное падение, доктор Харел ничего не мог для него сделать.
  
   "Он получил слишком большие внутренние повреждения", - прошептала она Андреа, как только вышла. Лицо и руки доктора были покрыты грязью. "Я бы предпочел ..."
  
   "Не говори больше ничего", - сказала Андреа, украдкой сжимая ее руку. Она отпустила его, чтобы накрыть голову кепкой, как и остальные члены группы. Единственными, кто не следовал еврейскому обычаю, были солдаты, возможно, по невежеству.
  
   Тишина была абсолютной. Со скал подул теплый ветерок. Внезапно тишину нарушил голос, который звучал глубоко взволнованно. Андреа повернула голову и не могла поверить своим глазам.
  
   Голос принадлежал Расселу. Он шел позади Рэймонда Кена, и они были не более чем в ста футах от платформы.
  
   Миллиардер приближался к ним босиком, ссутулив плечи и скрестив руки на груди. Его помощник последовал за ним, его лицо было как гром среди ясного неба. Он успокоился, когда понял, что другие могут его слышать. Было очевидно, что, увидев Кайна там, за пределами его палатки, Рассел чрезвычайно занервничал.
  
   Медленно все повернулись, чтобы посмотреть на приближающиеся две фигуры. Помимо Андреа и Деккера, Форрестер был единственным зрителем, который видел Рэймонда Кена лично. И это случилось только однажды, во время долгой напряженной встречи в Кайн Тауэр, когда Форрестер, недолго думая, согласился на странные требования своего нового босса. Конечно, награда за согласие была огромной.
  
   Как и стоимость. Он лежал там на земле, укрытый одеялами.
  
   Кайн остановился в дюжине футов от них, трясущийся, нерешительный старик, на голове у него была ермолка, такая же белая, как и остальная одежда. На виду его худоба и невысокий рост делали его еще более хрупким, но, несмотря на это, Андреа поймала себя на том, что борется с желанием преклонить колени. Она почувствовала, как изменилось отношение людей вокруг него, как будто на них повлияло какое-то невидимое магнитное поле. Брайан Хэнли, который был менее чем в трех футах от нее, начал переносить свой вес с одной ноги на другую. Дэвид Паппас склонил голову, и даже глаза Фаулера, казалось, странно заблестели. Священник стоял в стороне от группы, немного в стороне от остальных.
  
   "Мои дорогие друзья, у меня не было возможности представиться. Меня зовут Рэймонд Кайн", - сказал старик, его чистый голос противоречил его хрупкой внешности.
  
   Некоторые из присутствующих кивнули, но старик не заметил и продолжил говорить.
  
   "Я сожалею, что нам пришлось впервые встретиться при таких ужасных обстоятельствах, и я хотел бы попросить нас присоединиться к молитве". Он опустил глаза, склонил голову и продекламировал: "Эль малей рахамим шочен бамромим хамтзи менуха нехонах аль канфей хашечина бема алот кедошим утехорим кезохар харакия меирим умажирим ленишмат. 8 Аминь."
  
   Все повторили "Аминь".
  
   Как ни странно, Андреа почувствовала себя лучше, хотя она и не поняла того, что услышала, и это не было частью ее детской веры. На несколько мгновений над группой повисла пустая, одинокая тишина, пока не заговорил доктор Харел.
  
   "Должны ли мы возвращаться домой, сэр?" Она протянула руки в жесте безмолвной мольбы.
  
   "Теперь мы должны соблюдать халак & # 225; 9 и похоронить наших братьев", - ответил Каин. Его тон был спокойным и рассудительным, в отличие от хриплого изнеможения Дока. "После этого мы отдохнем несколько часов, а затем продолжим нашу работу. Мы не можем допустить, чтобы жертва этих героев была напрасной."
  
   Сказав это, Кайн вернулся в свою палатку, за ним последовал Рассел.
  
   Андреа огляделась и не увидела ничего, кроме согласия на лицах остальных.
  
   "Я не могу поверить, что эти люди покупаются на это дерьмо", - прошептала она Харел. "Он даже не приблизился к нам. Он стоял в нескольких ярдах от нас, как будто мы страдали от чумы или собирались что-то с ним сделать."
  
   "Мы не те, кого он боялся".
  
   "О чем, черт возьми, ты говоришь?"
  
   Харел не ответил.
  
   Но направление ее взгляда не ускользнуло от Андреа, равно как и выражение соучастия, которым обменялись доктор и Фаулер. Священник кивнул.
  
   Если это были не мы, тогда кто это был?
  
  
   64
  
  
  
   Документ, извлеченный из учетной записи электронной почты Харуфа Ваади, используемой в качестве почтового ящика для связи между террористами, принадлежащими к сирийской ячейке
  
   Братья, избранный момент настал. Хакан попросил вас подготовиться к завтрашнему дню. Местный источник предоставит вам необходимое оборудование. Ваша поездка доставит вас на машине из Сирии в Амман, где Ахмед даст вам дополнительные инструкции. K.
  
  
   Салам Алейкум . Я только хотел напомнить вам перед отъездом слова Аль-Тебризи, которые всегда служили для меня источником вдохновения. Я надеюсь, что вы почерпнете в них такое же утешение перед отправлением на свою миссию. W
  
   "Посланник Бога сказал: мученик имеет шесть привилегий перед Богом. Он прощает ваши грехи после пролития первой капли вашей крови; Он доставляет вас в рай, избавляя вас от мук могилы; Он предлагает вам спасение от ужаса ада и возлагает на вашу голову венец славы, каждый рубин которого стоит больше, чем весь мир и все, что существует в нем; Он женит вас на семидесяти двух гуриях с самыми черными глазами; и Он примет ваше заступничество от имени семидесяти двух ваших родственников."
  
   Спасибо тебе, У. Сегодня моя жена благословила меня и попрощалась со мной с улыбкой на губах. Она сказала мне: "С того дня, как я встретила тебя, я знала, что ты создан для мученичества. Сегодня самый счастливый день в моей жизни." Благословен будь Аллах за то, что завещал мне кого-то вроде нее. D
  
  
   Благословения вам, Д.О
  
   Разве твоя душа не переполнена до отказа? Если бы мы могли поделиться этим с кем-нибудь, кричите об этом на все четыре стороны. D
  
  
   Я тоже хотел бы поделиться этим, но я не чувствую вашей эйфории. Я нахожу себя странно умиротворенным. Это мое последнее послание, поскольку через несколько часов я уезжаю со своими двумя братьями на нашу встречу в Аммане. W
  
  
   Я разделяю чувство покоя W. Эйфория понятна, но опасна. В моральном смысле, потому что это дочь гордости. В тактическом смысле, потому что это может заставить вас совершать ошибки. Вам следует очистить свои мысли, D. Когда вы окажетесь в пустыне, вам придется много часов ждать сигнала Хакана под палящим солнцем. Ваша эйфория может быстро превратиться в отчаяние. Ищите то, что наполнит вас спокойствием. O
  
  
   Что бы вы порекомендовали? D
  
  
   Подумайте о мучениках, которые были до нас. Наша борьба, борьба уммы, состоит из маленьких шагов. Братья, которые вырезали неверных в Мадриде, сделали один маленький шаг. Братья, разрушившие башни-близнецы, достигли десяти таких шагов. Наша миссия состоит из тысячи шагов. Ее цель - навсегда поставить захватчиков на колени. Ты понимаешь? Твоя жизнь, твоя кровь приведут к концу, к которому ни один другой брат не может даже стремиться. Представьте древнего царя, который вел добродетельную жизнь, умножая свое семя в огромном гареме, побеждая своих врагов, расширяя свое царство во имя Бога. Он может смотреть вокруг себя с удовлетворением человека, выполнившего свой долг. Именно так вы должны себя чувствовать. Найдите прибежище в этой мысли и передайте ее воинам, которых вы возьмете с собой в Иорданию. P
  
  
   Я много часов размышлял над тем, что ты мне сказал, О, и я благодарен. Мой дух другой, мое душевное состояние ближе к Богу. Единственное, что все еще огорчает меня, это то, что это будут наши последние послания друг другу, и что, хотя мы одержим победу, наша следующая встреча будет в другой жизни. Я многому научился у вас и передал эти знания другим.
  
   До вечности, брат. Салам Алейкум.
  
  
   65
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Среда, 19 июля 2006 года. 11:34
  
  
   Подвешенная к потолку на ремнях безопасности в двадцати пяти футах над землей в том же месте, где за день до этого погибли четыре человека, Андреа не могла не чувствовать себя более живой, чем когда-либо в своей жизни. Она не могла отрицать, что неминуемая возможность смерти взволновала ее и странным образом это заставило ее очнуться от сна, в котором она пребывала последние десять лет.
  
   Внезапно вопросы о том, кого ты ненавидишь больше, своего отца за то, что он фанатик-гомофоб, или свою мать за то, что она самый скупой человек в мире, начинают отступать перед вопросами типа: "Выдержит ли эта веревка мой вес?"
  
   Андреа, которая так и не научилась спускаться на лыжах, попросила, чтобы ее медленно опускали на дно пещеры, отчасти из-за страха, а отчасти потому, что она хотела попробовать разные ракурсы для своих снимков.
  
   Давайте, ребята. Притормози. У меня хороший контракт, " прокричала она, откидывая голову назад и глядя на Брайана Хэнли и Томми Айхберга, которые опускали ее с помощью подъемника.
  
   Веревка перестала двигаться.
  
   Под ней лежали обломки экскаватора, похожие на игрушку, разбитую рассерженным ребенком. Часть руки торчала под странным углом, а на разбитом ветровом стекле все еще виднелась засохшая кровь. Андреа отвела камеру от места происшествия.
  
   Я ненавижу кровь, ненавижу это.
  
   Даже ее отсутствие профессиональной этики имело пределы. Она сосредоточилась на дне пещеры, но как раз в тот момент, когда она собиралась нажать на ставень, она начала вращаться на веревке.
  
   "Ты можешь это остановить? Я не могу сосредоточиться."
  
   "Мисс, вы сделаны не из перьев, вы знаете?" Брайан Хэнли прокричал ей сверху вниз.
  
   "Я думаю, будет лучше, если мы продолжим понижать тебя", - добавил Томми.
  
   "В чем дело? Я вешу всего восемь с половиной стоунов - неужели ты не можешь с этим смириться? Ты кажешься намного сильнее, " сказала Андреа, всегда знающая, как манипулировать мужчинами.
  
   "Она весит намного больше восьми стоунов", - тихо пожаловался Хэнли.
  
   "Я это слышала", - сказала Андреа, притворяясь оскорбленной.
  
   Она была так взволнована этим опытом, что для нее было невозможно сердиться на Хэнли. Электрик проделала такую отличную работу по освещению пещеры, что ей даже не понадобилось использовать вспышку на своей камере. Большее раскрытие объектива позволило ей получить отличные снимки финальной стадии раскопок.
  
   Я не могу в это поверить. Мы в шаге от величайшего открытия всех времен, и фотография, которая появится на каждой первой странице, будет моей!
  
   Репортер впервые внимательно осмотрел внутреннюю часть пещеры. Дэвид Паппас рассчитал, что им нужно было построить диагональный туннель вниз, к предполагаемому местоположению Ковчега, но маршрут - самым резким из возможных способов - наткнулся на естественную пропасть в земле, которая граничила со стеной каньона.
  
  
   "Представьте стены каньона тридцать миллионов лет назад", - объяснял Паппас накануне, делая небольшой набросок в своем блокноте. Тогда в этом районе была вода, которая и создала каньон. Когда климат изменился, скальные стены начали разрушаться, образуя этот рельеф из уплотненной земли и камней, который окружает стены каньона подобно гигантскому покрытию, изолирующему пещеры того типа, на которые мы случайно наткнулись. К сожалению, моя ошибка стоила нескольких жизней. Если бы я проверил, чтобы убедиться, что земля была твердой на полу туннеля ..."
  
   "Хотел бы я сказать, что понимаю твои чувства, Дэвид, но я понятия не имею. Я могу только предложить вам свою помощь, и к черту все остальное."
  
   "Спасибо вам, мисс Отеро. Это много значит для меня. Тем более, что некоторые члены экспедиции все еще обвиняют меня в смерти Стоу только потому, что мы все время спорили."
  
   "Зовите меня Андреа, хорошо?"
  
   "Конечно". Археолог застенчиво поправил очки.
  
   Андреа заметила, что Дэвид почти взрывался от стресса, вызванного всем этим. Она подумала о том, чтобы обнять его, но в нем было что-то такое, что заставляло ее чувствовать себя все более неловко. Это было похоже на то, что картина, на которую вы смотрели, внезапно осветилась, открывая совершенно другую картину.
  
   "Скажи мне, Дэвид, как ты думаешь, люди, которые похоронили Ковчег, знали об этих пещерах?"
  
   "Я не знаю. Возможно, в каньоне есть вход, который мы еще не обнаружили, потому что он покрыт камнями или грязью - где-то, чем они пользовались, когда впервые опускали туда Ковчег. Мы бы, наверное, уже нашли это, если бы этой чертовой экспедицией не руководили таким сумасшедшим образом, придумывая все по ходу дела. Вместо этого мы сделали то, чего никогда не должен делать ни один археолог. Может быть, охотник за сокровищами, да, но это определенно не то, чему меня учили."
  
  
   Андреа научили фотографировать, и это именно то, чем она занималась. Все еще сражаясь с вращающейся веревкой, она протянула левую руку над головой и схватилась за выступающий кусок скалы, в то время как ее правая рука направила камеру в заднюю часть пещеры: высокое, но узкое пространство с еще меньшим отверстием в дальнем конце. Брайан Хэнли установил генератор и мощные фонари, которые теперь отбрасывают большие тени профессора Форрестера и Дэвида Паппаса на грубую каменную стену. Каждый раз, когда один из них двигался, мелкие песчинки падали со скалы и плыли вниз по воздуху. В пещере пахло сухостью и едкостью, как от глиняной пепельницы, слишком долго оставленной в печи. Профессор продолжал кашлять, хотя на нем была респиратор.
  
   Андреа сделала еще несколько снимков, прежде чем Хэнли и Томми устали ждать.
  
   "Отпусти камень. Мы собираемся опустить тебя на самое дно."
  
   Андреа сделала, как ей сказали, и минуту спустя она стояла на твердой земле. Она расстегнула свою упряжь, и веревка вернулась наверх. Теперь настала очередь Брайана Хэнли.
  
   Андреа подошла к Дэвиду Паппасу, который пытался помочь профессору сесть. Старика трясло, и его лоб был покрыт потом.
  
   "Выпейте немного моей воды, профессор", - сказал Дэвид, предлагая ему свою флягу.
  
   "Идиот! Ты пьешь это. Ты тот, кто должен отправиться в пещеру", - сказал профессор. Эти слова вызвали новый приступ кашля. Он сорвал свою маску и выплюнул огромный комок крови на землю. Несмотря на то, что его голос был поврежден болезнью, профессор все еще мог бросить резкое оскорбление.
  
   Дэвид повесил флягу обратно на пояс и подошел к Андреа.
  
   "Спасибо, что пришли нам помочь. После аварии остались только мы с профессором ... И в его состоянии от него мало толку, " добавил он, понизив голос.
  
   "Дерьмо моего кота выглядит лучше".
  
   "Он собирается... ну, ты знаешь. Единственный способ, которым он мог отсрочить неизбежное, - это сесть на первый самолет в Швейцарию для лечения."
  
   "Это то, что я имел в виду".
  
   "С пылью внутри той пещеры ..."
  
   "Возможно, я не могу дышать, но мой слух идеален", - сказал профессор, хотя каждое слово заканчивалось хрипом. "Прекрати говорить обо мне и принимайся за работу. Я не собираюсь умирать, пока ты не заберешь оттуда Ковчег, ты, бесполезный идиот."
  
   Дэвид выглядел разъяренным. На мгновение Андреа подумала, что он собирается ответить, но слова, казалось, замерли у него на губах.
  
   Ты в полной заднице, не так ли? Ты ненавидишь его до глубины души, но не можешь противостоять ему... Он не просто отрезал тебе орехи, он заставил тебя поджарить их на завтрак, подумала Андреа, испытывая некоторую жалость к помощнику.
  
   "Ну, Дэвид, скажи мне, что я должен делать".
  
   "Следуй за мной".
  
   Примерно на десять футов вглубь пещеры поверхность стены немного изменилась. Если бы не тысячи ватт, освещающих пространство, Андреа, вероятно, не заметила бы этого. Вместо голой твердой скалы там была область, которая, казалось, была образована из кусков камня, нагроможденных друг на друга.
  
   Что бы это ни было, это было сделано человеком.
  
   "Боже мой, Дэвид".
  
   "Чего я не понимаю, так это как им удалось построить такую прочную стену, не используя никакого раствора и не имея возможности работать с другой стороны".
  
   "Может быть, на другой стороне камеры есть выход. Ты сказал, что она должна была быть."
  
   "Возможно, ты прав, но я так не думаю. Я снял новые показания магнитометра. За этой каменной глыбой находится нестабильная область, которую мы определили с помощью наших первоначальных показаний. На самом деле, Медный свиток был найден в точно такой же яме, как эта."
  
   "Совпадение?"
  
   "Я сомневаюсь в этом".
  
   Дэвид опустился на колени и осторожно коснулся стены кончиками пальцев. Когда он обнаружил малейшую трещину между камнями, он попытался потянуть изо всех сил.
  
   "Нет никакого способа", - продолжил он. "Это отверстие в пещере было намеренно заделано; и по какой-то причине камни стали еще более плотно утрамбованными, чем когда их впервые туда положили. Может быть, за две тысячи лет стена подверглась понижательному давлению. Почти как если бы..."
  
   "Как будто что?"
  
   "Как будто сам Бог запечатал вход. Не смейся."
  
   Я не смеюсь, подумала Андреа. Ничего из этого не смешно.
  
   "Разве мы не можем вытаскивать камни по одному за раз?"
  
   "Не зная, насколько толстая стена и что за ней".
  
   "И как ты собираешься это сделать?"
  
   "Заглянув внутрь".
  
   Четыре часа спустя, с помощью Брайана Хэнли и Томми Айхберга, Дэвиду Паппасу удалось просверлить небольшое отверстие в стене. Им пришлось разобрать двигатель большого бурильного станка - которым они еще не пользовались, поскольку им приходилось только рыть землю и песок - и опускать его часть за частью в туннель. Хэнли собрал странного вида хитроумное устройство из обломков разбитого мини-экскаватора у входа в пещеру.
  
   "Вот это переработка!" Сказал Хэнли, довольный своим творением.
  
   Результат, помимо того, что был уродливым, был не очень практичным. Потребовались все четверо, чтобы удержать его на месте, толкая изо всех сил. Что еще хуже, можно было использовать только самые маленькие сверла, чтобы избежать чрезмерной вибрации стены. "Семь футов", - прокричал Хэнли, перекрывая лязгающий звук мотора.
  
   Дэвид просунул оптоволоконную камеру, соединенную с маленьким видоискателем, через отверстие, но кабель, прикрепленный к камере, был слишком жестким и коротким, а земля с другой стороны была полна препятствий.
  
   "Черт! Я не смогу увидеть ничего подобного."
  
   Почувствовав, как что-то задело ее, Андреа поднесла руку к задней части шеи. Кто-то бросал в нее маленькие камни. Она обернулась.
  
   Форрестер пытался привлечь ее внимание, не в силах быть услышанным из-за шума мотора. Паппас подошел и наклонился ухом к старику.
  
   "Вот и все", - завопил Дэвид, одновременно взволнованный и вне себя от радости. "Это то, что мы сделаем, профессор. Брайан, как ты думаешь, ты можешь сделать дыру немного больше? Скажем, примерно три четверти дюйма на дюйм с четвертью?"
  
   "Даже не шути об этом", - сказал Хэнли, почесывая затылок. "У нас не осталось ни одного маленького сверла".
  
   Надев толстые перчатки, он извлекал последние дымящиеся сверла, которые потеряли форму. Андреа вспомнила, как она пыталась повесить в своей квартире на несущую стену фотографию горизонта Манхэттена в красивой рамке. Ее сверло было примерно таким же полезным, как палочка для кренделя.
  
   "Фрик, вероятно, знал бы, что делать", - печально сказал Брайан, глядя на угол, где умер его друг. "У него было намного больше опыта в такого рода вещах, чем у меня".
  
   Паппас пару минут ничего не говорил. Остальные почти могли слышать его мысли.
  
   "Что, если я разрешу тебе использовать сверла среднего размера?" наконец он сказал.
  
   "Тогда не было бы проблем. Я мог бы сделать это за два часа. Но вибрация будет намного больше. Район явно нестабилен... это большой риск. Ты в курсе этого?"
  
   Дэвид рассмеялся, без капли юмора.
  
   "Вы спрашиваете меня, осознаю ли я, что четыре тысячи тонн камней могут обрушиться вниз, превратив в пыль величайший объект в истории мира?" Что это уничтожит многие годы работы и инвестиции в миллионы долларов? Что это сделало бы бессмысленным жертвоприношение пяти человек?"
  
   Черт! Сегодня он совершенно другой. Он так же... заражен всем этим, как и профессор, подумала Андреа.
  
   "Да, я в курсе, Брайан", - добавил Дэвид. "И я собираюсь пойти на этот риск".
  
  
   66
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Среда, 19 июля 2006 года. 19:01 вечера.
  
  
   Андреа сделала еще одно фото Паппаса, стоящего на коленях перед каменной стеной. Его лицо было в тени, но устройство, которое он использовал, чтобы смотреть через отверстие, было отчетливо видно.
  
   Намного лучше, Дэвид... Не то чтобы ты был особо красив, - криво заметила Андреа про себя. Через несколько часов она пожалеет об этой мысли, но в тот момент не было ничего ближе к истине. Эта машина была потрясающей.
  
   "Стоу обычно называл это атакой. Раздражающий робот-исследователь местности, но мы называем его Фредди."
  
   "Есть какая-то особая причина?"
  
   "Просто чтобы поиметь Стоу. Он был высокомерным придурком, " ответил Дэвид. Андреа была удивлена гневом, проявленным обычно робким археологом.
  
   Freddie был мобильной системой камер с дистанционным управлением, которую можно было использовать в местах, где доступ человека был бы опасен. Он был разработан Стоу Эрлингом, которого, к сожалению, не будет там, чтобы стать свидетелем дебюта своего робота. Чтобы преодолевать препятствия, такие как камни, Фредди был оснащен протекторами, похожими на те, что используются на танках. Робот также находился под водой на период до десяти минут. Эрлинг скопировал идею группы археологов, работающих в Бостоне, и воссоздал ее с помощью нескольких инженеров из Массачусетского технологического института, которые подали на него в суд за то, что он отправился на эту миссию с первым прототипом, хотя это было то, что больше не беспокоило Эрлинга.
  
   "Мы пропустим его через отверстие, чтобы получить представление о внутренней части грота", - сказал Дэвид. "Таким образом, мы сможем выяснить, безопасно ли разрушать стену, не повредив того, что находится с другой стороны".
  
   "Как робот может видеть там?"
  
   "Фредди оснащен линзами ночного видения. Центральный механизм испускает инфракрасный луч, который может уловить только объектив. Изображения не очень хорошего качества, но они достаточно хороши. Единственное, за чем мы должны следить, это за тем, чтобы он не застрял и не перевернулся. Если это произойдет, нам конец."
  
  
   Первые несколько шагов были довольно простыми. Начальный этап, хотя и узкий, дал Фредди достаточно места, чтобы проникнуть в пещеру. Пересечь неровный участок между стеной и землей было немного сложнее, так как он был неровным и полным рыхлых камней. К счастью, гусеницами робота можно управлять независимо, что позволяет ему поворачивать и преодолевать меньшие препятствия.
  
   "Шестьдесят градусов влево", - сказал Дэвид, сосредоточившись на экране, где он мог видеть немногим больше, чем поле скал в черно-белом цвете. Томми Айхберг управлял приборами по просьбе Дэвида, поскольку у него была твердая рука, несмотря на пухлые пальцы. Каждая гусеница управлялась с помощью маленького колесика на пульте управления, подключенного к Freddie с помощью двух толстых кабелей, которые обеспечивали питание, а также могли использоваться для ручного подтягивания машины, если что-то пойдет не так.
  
   "Мы почти на месте. О нет!"
  
   Экран подпрыгнул, когда робот чуть не опрокинулся.
  
   "Черт! Будь осторожен, Томми, " крикнул Дэвид.
  
   "Успокойся, парень. Эти колеса более чувствительны, чем клитор монахини. Извините за выражение, мисс, " сказал Томми, поворачиваясь к Андреа. "Мой рот прямо из Бронкса".
  
   "Не беспокойся об этом. Мои уши из Гарлема", - сказала Андреа, соглашаясь с шуткой.
  
   "Вам нужно еще немного стабилизировать ситуацию", - сказал Дэвид.
  
   "Я пытаюсь!"
  
   Айхберг осторожно повернул руль, и робот начал пересекать неровную поверхность.
  
   "Есть идеи, какое расстояние преодолел Фредди?" Спросила Андреа.
  
   "Примерно в восьми футах от стены", - ответил Дэвид, вытирая пот со лба. С каждой минутой температура повышалась из-за генератора и интенсивного освещения.
  
   "И у него есть - Подождите!"
  
   "Что?"
  
   "Кажется, я что-то видела", - сказала Андреа.
  
   "Ты уверен? Нелегко повернуть это дело вспять."
  
   "Томми, пожалуйста, иди налево".
  
   Айхберг посмотрел на Паппаса, который кивнул. Изображение на экране начало медленно двигаться, показывая темный округлый контур.
  
   "Вернись немного назад".
  
   Появились два треугольника с тонкими выступами, один рядом с другим.
  
   Ряд квадратов, сгруппированных вместе.
  
   "Немного дальше назад. Вы слишком близко."
  
   Наконец, геометрия была преобразована во что-то узнаваемое.
  
   "О, Господи. Это череп."
  
   Андреа с удовлетворением посмотрела на Паппаса.
  
   "Вот твой ответ: именно так им удалось запечатать камеру изнутри, Дэвид".
  
   Археолог не слушал. Он был сосредоточен на экране, что-то бормоча, его руки сжимали его, как у безумного предсказателя, смотрящего в хрустальный шар. Капля пота скатилась с его жирного носа и упала на изображение черепа, где должна была быть щека мертвеца.
  
   Совсем как слеза, подумала Андреа.
  
   "Быстрее, Томми! Обойдите это, а затем продвиньтесь еще немного вперед ", - сказал Паппас. Его голос звучал еще более напряженно. "Налево, Томми!"
  
   "Полегче, малыш. Давайте сделаем это спокойно. Я думаю, что есть ..."
  
   "Позволь мне сделать это", - сказал Дэвид, хватаясь за рычаги управления.
  
   "Что ты делаешь?" Сердито сказал Айхберг. "Черт! Отпусти."
  
   Паппас и Айхберг несколько секунд боролись за управление, выбив при этом руль. Лицо Дэвида было ярко-красным, а Айхберг тяжело дышал.
  
   "Будь осторожен!" Андреа кричала, уставившись на экран. Изображение безумно металось.
  
   Внезапно он перестал двигаться. Айхберг отпустил управление, и Дэвид упал назад, порезавшись о висок, когда ударился об угол монитора. Но в тот момент его больше волновало то, что он только что увидел, чем порез на голове.
  
   "Это то, что я пытался тебе сказать, малыш", - сказал Айхберг. "Земля неровная".
  
   "Черт. Почему ты не отпустил?" Дэвид закричал. "Машина перевернулась".
  
   "Просто заткнись", - крикнул в ответ Айхберг. "Это ты торопишь события".
  
   Андреа закричала, чтобы они оба замолчали.
  
   "Прекратите спорить! Это не провалилось полностью. Взгляните." Она указывала на экран.
  
   Все еще сердитые, двое мужчин подошли к монитору. Брайан Хэнли, который вышел на улицу за кое-какими инструментами и спускался по канату во время короткой схватки, тоже подошел ближе.
  
   "Я думаю, мы можем это исправить", - сказал он, изучая ситуацию. "Если мы все одновременно потянем за трос, мы, вероятно, сможем вернуть робота на его гусеницы. Если мы потянем за него слишком осторожно, все, что мы сделаем, это потащим его, и он застрянет."
  
   "Это не сработает", - сказал Паппас. "Мы выдернем кабель".
  
   "Мы ничего не теряем, если попытаемся, верно?"
  
   Они выстроились в линию, каждый держал кабель обеими руками, как можно ближе к отверстию. Хэнли туго натянул трос.
  
   "По моему расчету, тяни изо всех сил. Раз, два, три!"
  
   Они вчетвером одновременно дернули за кабель. Внезапно это показалось им слишком свободным в их руках.
  
   "Черт. Мы отключили его."
  
   Хэнли продолжал тянуть за трос, пока не появился конец.
  
   "Ты прав. Черт! Прости, Паппас..."
  
   Молодой археолог раздраженно отвернулся, готовый избить кого угодно или что угодно, оказавшегося перед ним. Он поднял гаечный ключ и собирался ударить по монитору, возможно, в отместку за порез, полученный двумя минутами ранее.
  
   Но Андреа подошла ближе, и тогда она поняла.
  
   Нет.
  
   Я не могу в это поверить.
  
   Потому что я никогда по-настоящему в это не верил, не так ли? Я никогда не думал, что ты можешь существовать.
  
   Передача от робота осталась на экране. Когда они потянули за кабель, Фредди выпрямился до того, как кабель отсоединился. В другой позиции, без черепа, загораживающего путь, изображение на экране показало вспышку чего-то, чего Андреа сначала не могла понять. Затем она поняла, что это был инфракрасный луч, отражающийся от металлической поверхности. Репортеру показалось, что она видит неровный край того, что казалось огромной коробкой. На вершине ей показалось, что она увидела фигуру, но она не была уверена.
  
   Человек, который был уверен, был Паппас, который смотрел на это, загипнотизированный.
  
   "Это там, профессор. Я нашел это. Я нашел это для тебя ..."
  
   Андреа повернулась к профессору и сделала снимок, не задумываясь. Она пыталась добиться его первой реакции, какой бы она ни была - удивления, радости, кульминации его долгих поисков, самоотверженности и эмоциональной изоляции. Она сделала три снимка, прежде чем действительно посмотрела на старика.
  
   В его глазах не было никакого выражения, а изо рта текла только кровавая струйка, стекавшая по бороде.
  
   Брайан подбежал к нему.
  
   "Черт! Мы должны вытащить его отсюда. Он не дышит."
  
  
   67
  
  
  
   НИЖНИЙ Ист-САЙД
  
   НЬЮ-ЙОРК
  
  
   Декабрь 1943
  
  
   Юдель был так голоден, что едва чувствовал остальное свое тело. Он осознавал только то, что тащился по улицам Манхэттена в поисках убежища в подворотнях и переулках, никогда не задерживаясь надолго на одном месте. Всегда был звук, свет или голос, которые пугали его, и он убегал, сжимая в руках рваную смену одежды, которая была единственной вещью, которая у него была. За исключением его пребывания в Стамбуле, единственными домами, которые он знал, были убежище, в котором он жил со своей семьей, и трюм корабля. Для мальчика хаос, шум и яркие огни Нью-Йорка были частью пугающих джунглей, которые были полны опасности. Он пил из общественных фонтанов. В какой-то момент пьяный нищий схватил мальчика за ногу, когда тот проходил мимо. Позже полицейский окликнул его из-за угла. Его форма напомнила Юделю монстра с фонариком, который искал их, пока они прятались под лестницей в доме судьи Рата. Он побежал прятаться.
  
   Солнце садилось днем на третий день его пребывания в Нью-Йорке, когда измученный мальчик рухнул на кучу мусора в грязном переулке недалеко от Брум-стрит. Над ним жилые помещения были наполнены звоном кастрюль и сковородок, спорами, сексуальными контактами, жизнью. Юдель, должно быть, потерял сознание на несколько мгновений. Когда он пришел в себя, что-то ползало по его лицу. Он знал, что это было, еще до того, как открыл глаза. Крыса не обратила на него никакого внимания. Он направлялся к перевернутому мусорному ведру, где почувствовал запах сухого хлеба. Это был большой кусок, слишком большой, чтобы его унести, поэтому крыса жадно его проглотила .
  
   Юдель подполз к мусорному ведру и схватил банку, его пальцы дрожали от голода. Он метнул его в крысу и промахнулся. Крыса коротко взглянула на него, а затем вернулась к грызению хлеба. Мальчик схватил сломанную ручку зонтика и погрозил ею крысе, которая в конце концов убежала в поисках более легкого способа утолить свой голод.
  
   Мальчик схватил кусок черствого хлеба. Он жадно открыл рот, но тут же закрыл его и положил хлеб себе на колени. Он вытащил грязную тряпку из своего узла, покрыл голову и благословил Господа за дар хлеба.
  
   "Барух Атах Адонай, Элохейну Мелех ха-олам, ха мотзи лехем мин ха-аретц" . 10
  
   За мгновение до этого в переулке открылась дверь. Старый раввин, незамеченный Юделем, был свидетелем того, как мальчик сражался с крысой. Когда он услышал благословение хлеба из уст умирающего от голода ребенка, по его щеке скатилась слеза. Он никогда не видел ничего подобного. В этой вере не было отчаяния или сомнения.
  
   Раввин продолжал смотреть на ребенка долгое время. Его синагога была очень бедной, и он едва мог найти достаточно денег, чтобы поддерживать ее открытой. По этой причине даже он не понял его решения.
  
   Съев хлеб, Юдель мгновенно уснул среди гниющего мусора. Он не просыпался, пока не почувствовал, как раввин осторожно поднял его и понес в синагогу.
  
   Старая печь сохранит холод еще на несколько ночей. Тогда посмотрим, подумал раввин.
  
   Снимая с мальчика грязную одежду и накрывая его своим единственным одеялом, раввин нашел сине-зеленую карточку, которую офицеры дали Юделю на острове Эллис. На карточке мальчик был идентифицирован как Рэймонд Кейн, с семьей на Манхэттене. Он также нашел конверт, на котором было написано на иврите:
  
   Для моего сына, Юделя Коэна
  
   Не будет прочитан до вашей бар-мицвы в ноябре 1951 года
  
  
   Раввин вскрыл конверт, надеясь, что это даст ему ключ к разгадке личности мальчика. То, что он прочитал, повергло его в шок и замешательство, но это подтвердило его убежденность в том, что Всемогущий направил мальчика к его двери.
  
   Снаружи начал сильно падать снег.
  
  
   68
  
  
  
   Письмо Джозефа Коэна своему сыну Юделю
  
   Вена,
  
   Вторник, 9 февраля 1943
  
   Дорогой Юдель,
  
   Я пишу эти торопливые строки в надежде, что привязанность, которую мы испытываем к вам, заполнит некоторую пустоту, оставленную срочностью и неопытностью вашего корреспондента. Я никогда не был тем, кто проявляет много эмоций, твоя мать это очень хорошо знает. С тех пор, как ты родился, вынужденная близость пространства, в котором мы были заключены, разъедала мое сердце. Меня огорчает, что я никогда не видел, как вы играете на солнце, и никогда не увижу. Вечный выковал нас в горниле испытания, которое оказалось слишком трудным для нас, чтобы его вынести. От вас зависит выполнить то, что мы не смогли выполнить.
  
   Через несколько минут мы отправимся на поиски твоего брата и не вернемся. Твоя мать не прислушивается к голосу разума, и я не могу позволить ей отправиться туда одной. Я осознаю, что иду навстречу верной смерти. Когда ты прочитаешь это письмо, тебе будет тринадцать лет. Вы спросите себя, какое безумие побудило ваших родителей отправиться прямиком в объятия врага. Часть цели этого письма заключается в том, чтобы я сам мог понять ответ на этот вопрос. Когда вы вырастете, вы будете знать, что есть некоторые вещи, которые мы должны делать, даже если мы знаем, что результаты могут быть против нас.
  
   Время на исходе, но я должен сказать вам кое-что очень важное. На протяжении веков члены нашей семьи были хранителями священного предмета. Это свеча, которая присутствовала при вашем рождении. По неудачному стечению обстоятельств, это теперь единственная вещь, которой мы владеем, представляющая какую-либо ценность, и именно поэтому твоя мать вынуждает меня рисковать ею, чтобы спасти твоего брата. Это будет такая же бессмысленная жертва, как и наши собственные жизни. Но я не возражаю. Я бы не стал этого делать, если бы ты не остался позади. Я верю в тебя. Я хотел бы объяснить вам, почему эта свеча так важна, но правда в том, что я не знаю. Я знаю только, что моей миссией было сохранить его в безопасности, миссией, которая передавалась от отца к сыну на протяжении поколений, и миссией, в которой я потерпел неудачу, как потерпел неудачу во многих аспектах своей жизни.
  
   Найди свечу, Юдель. Мы собираемся передать это доктору, который держит вашего брата в детской больнице Ам Шпигельгрунд. Если это, по крайней мере, поможет выкупить свободу вашего брата, тогда вы можете искать ее вместе. Если нет, я молю Всемогущего сохранить вас в безопасности, и чтобы к тому времени, когда вы прочтете это, война, наконец, закончилась.
  
   Есть кое-что еще. Очень мало осталось от большого наследства, которое было предназначено для тебя и Элан. Заводы, принадлежавшие нашей семье, находятся в руках нацистов. Банковские счета, которые у нас были в Австрии, также были конфискованы. Наши квартиры были сожжены во время Хрустальной ночи. Но, к счастью, мы можем вам кое-что оставить. Мы всегда держали семейный фонд на случай чрезвычайных ситуаций в банке в Швейцарии. Мы понемногу дополняли его, совершая поездки каждые два или три месяца, даже если то, что мы везли с собой, составляло всего несколько сотен швейцарских франков. Мы с твоей мамой наслаждались нашими маленькими поездками и часто оставались там на выходные. Это не целое состояние, около пятидесяти тысяч марок, но это поможет с вашим образованием и началом работы, где бы вы ни находились. Деньги зачисляются на номерной счет в Credit Suisse, номер 336923348927R, на мое имя. Менеджер банка запросит пароль. Это "Перпиньян".
  
   Вот и все. Произносите свои молитвы каждый день и не отказывайтесь от света Торы. Всегда почитай свой дом и своих людей.
  
   Да будет благословен Вечный, Тот, кто является нашим единственным Богом, Вселенским Присутствием, Истинным Судьей. Он приказывает мне, а я приказываю вам. Пусть Он хранит вас в безопасности!
  
   Твой отец,
  
   Джозеф Коэн
  
  
   69
  
  
  
   ХАКАН
  
   Он так долго сдерживался, что когда они, наконец, нашли его, единственное, что он чувствовал, был страх. Затем страх превратился в облегчение, облегчение от того, что он наконец смог избавиться от этой ужасной маски.
  
   Это должно было произойти на следующий день, утром. Они все будут завтракать в палатке-столовой. Никто бы ничего не заподозрил.
  
   Десять минут назад он заполз под платформу столовой палатки и установил ее. Это было простое устройство, но очень мощное, идеально замаскированное. Они были бы выше этого, не подозревая. Минуту спустя они должны были объясняться с Аллахом.
  
   Он не был уверен, должен ли он подать сигнал после взрыва. Братья придут и сокрушат высокомерных маленьких солдат. Те, кто выжил, конечно.
  
   Он решил подождать еще несколько часов. Он дал бы им время закончить свою работу. Без вариантов и без выхода.
  
   Вспомни бушменов, подумал он. Обезьяна нашла воду, но еще не вернула ее обратно...
  
  
   70
  
  
  
   БАШНЯ КАЙНА
  
   НЬЮ-ЙОРК
  
  
   Среда, 19 июля 2006 года. 23:22.
  
  
   "Ты тоже, приятель", - сказал худощавый светловолосый водопроводчик. "Мне все равно. Мне платят независимо от того, работаю я или нет."
  
   "Аминь этому", - согласился толстый водопроводчик с "конским хвостом". Оранжевая униформа сидела на нем так плотно, что сзади казалось, что она вот-вот лопнет.
  
   "Может быть, так будет лучше", - сказал охранник, соглашаясь с ними. "Ты приходишь завтра, и все. Не усложняй мою гребаную жизнь. У меня двое мужчин заболели, и я не могу никого назначить присматривать за вами двумя. Таковы правила: без няни никакого постороннего персонала после восьми вечера."
  
   "Вы не представляете, как мы благодарны", - сказал блондин. "Если повезет, следующая смена должна будет позаботиться об этой проблеме. Мне не хочется чинить лопнувшие трубы."
  
   "Что? Подождите, подождите, " сказал охранник. "О чем ты говоришь, лопнувшие трубы?"
  
   "Только это. Они провалились. То же самое произошло в Саатчи и Saatchi. Кто занимался этим делом, Бенни?"
  
   "Я думаю, это был Луи Пигтейлс", - сказал толстый.
  
   "Отличный парень, Луи. Да благословит его Бог."
  
   "Аминь этому. Что ж, увидимся позже, сержант. Спокойной ночи."
  
   "Не пойти ли нам к Спинато, приятель?"
  
   "Гадят ли медведи в лесу?"
  
   Двое сантехников собрали свое снаряжение и направились к выходу.
  
   "Подождите", - сказал охранник, с каждой минутой все больше волнуясь. "Что случилось с Луи Косичками?"
  
   "Вы знаете, у него была чрезвычайная ситуация, подобная этой. Однажды ночью он не смог попасть в здание из-за сигнализации или чего-то еще. В общем, в дренажных трубах поднялось давление, и они начали лопаться, и, вы знаете, дерьмо было повсюду, блядь, повсюду."
  
   "Да... как гребаный Вьетнам."
  
   "Чувак, нога твоя никогда не ступала во Вьетнам, верно? Мой отец был там."
  
   "Твой отец провел семидесятые под кайфом".
  
   "Дело в том, что Луи с косичками теперь Лысый Луи. Подумайте о том, какая это была хреновая сцена. Я надеюсь, что там наверху нет ничего слишком ценного, потому что к завтрашнему дню все станет дерьмово-коричневым."
  
   Охранник снова посмотрел на центральный монитор в вестибюле. Аварийное освещение в комнате 328E постоянно мигало желтым светом, что означало, что возникла проблема с водопроводными или газовыми трубами. Здание было настолько умным, что могло сказать вам, когда у вас развязались шнурки на ботинках.
  
   Он проверил справочник, чтобы проверить местоположение 328E. Когда он понял, где это было, он побледнел.
  
   "Черт возьми, это зал заседаний совета директоров на тридцать восьмом этаже".
  
   "Плохая сделка, да, приятель?" - сказал толстый водопроводчик. "Я уверен, что там полно кожаной мебели и Ван-гонгов".
  
   "Ван Гонги? Какого хрена! У вас вообще нет культуры. Это Ван Гог. Боже. Ты знаешь."
  
   "Я знаю, кто он. Итальянский художник."
  
   "Ван Гог был немцем, а ты придурок. Давайте разделимся и сходим в "Спинато", пока они не закрылись. Я здесь умираю с голоду."
  
   Охранник, который был любителем искусства, не стал утруждать себя утверждением, что Ван Гог на самом деле голландец, потому что в этот момент он вспомнил, что в зале заседаний действительно висит картина Занна.
  
   "Ребята, подождите минутку", - сказал он, выходя из-за стойки администратора и бегая за сантехниками. "Давайте поговорим об этом..."
  
  
   Орвилл плюхнулся в президентское кресло в зале заседаний, кресло, которым владелец почти никогда не пользовался. Он подумал, что мог бы вздремнуть там, в окружении всех этих панелей из красного дерева. Как только он оправился от выброса адреналина, вызванного выступлением перед охранником здания, усталость и боль в руках снова нахлынули на него.
  
   "Черт возьми, я думал, он никогда не уйдет".
  
   "Ты проделал отличную работу, убедив парня, Орвилл. Поздравляю, " сказал Альберт, выдвигая верхний уровень своего ящика с инструментами, из которого он извлек портативный компьютер.
  
   "Это достаточно простая процедура, чтобы попасть сюда", - сказал Орвилл, натягивая огромные перчатки, которые прикрывали его забинтованные руки. "Хорошо, что ты смог ввести код для меня".
  
   "Давайте начнем. Я думаю, у нас есть около получаса, прежде чем они решат послать кого-нибудь проверить нас. В этот момент, если нам не удастся попасть внутрь, у нас будет еще около пяти минут, прежде чем они доберутся до нас. Укажи мне путь, Орвилл."
  
   Первая панель была простой. Система была запрограммирована на распознавание только отпечатков ладоней Рэймонда Кейна и Джейкоба Рассела. Но в нем была ошибка, общая для всех систем, которые полагаются на электронный код, использующий много информации. И весь отпечаток ладони - это, безусловно, целая куча информации. На взгляд эксперта, код было легко обнаружить в памяти системы.
  
   "Бим-бам, вот и первый", - сказал Альберт, закрывая ноутбук, когда на черном экране загорелась оранжевая лампочка и тяжелая дверь с жужжанием открылась.
  
   "Альберт ... Они собираются понять, что что-то не так", - сказал Орвилл, указывая на область вокруг пластины, где священник использовал отвертку, чтобы открыть крышку, чтобы добраться до цепей системы. Дерево теперь треснуло и раскололось.
  
   "Я рассчитываю на это".
  
   "Ты шутишь".
  
   "Доверься мне, хорошо?" - сказал священник, залезая в карман.
  
   Зазвонил мобильный телефон.
  
   "Как ты думаешь, это хорошая идея - ответить на звонок прямо сейчас?" Поинтересовался Орвилл.
  
   "Я согласен", - сказал священник. "Привет, Энтони. Мы внутри. Позвони мне через двадцать минут." Он повесил трубку.
  
   Орвилл толкнул дверь, и они вошли в узкий, покрытый ковром коридор, который вел к личному лифту Кайна.
  
   "Интересно, какую травму должен пережить человек, чтобы запереть себя за таким количеством стен", - сказал Альберт.
  
  
   71
  
  
  
   MP3-файл, извлеченный полицией иорданской пустыни из цифрового рекордера Андреа Отеро после катастрофы экспедиции Моисея
  
   ВОПРОС: Я хочу поблагодарить вас за ваше время и ваше терпение, мистер Кейн. Это оказывается очень трудной задачей. Я действительно ценю то, как вы поделились наиболее болезненными подробностями своей жизни, такими как ваше бегство от нацистов и ваше прибытие в Соединенные Штаты. Эти инциденты добавляют вашей публичной персоне настоящей человеческой глубины.
  
  
   ОТВЕТ: Моя дорогая юная леди, на вас не похоже ходить вокруг да около, прежде чем спросить меня о том, что вы хотите знать.
  
  
   В: Отлично, кажется, все дают мне советы о том, как выполнять мою работу.
  
  
   A: Мне жаль. Продолжайте, пожалуйста.
  
  
   Вопрос: Мистер Кейн, я понимаю, что ваша болезнь, ваша агорафобия, была вызвана болезненными событиями вашего детства.
  
  
   A : Это то, во что верят врачи.
  
  
   Вопрос: Давайте продолжим в хронологическом порядке, хотя нам, возможно, придется внести определенные коррективы, когда интервью будет транслироваться по радио. Ты жил с раввином Менахемом Бен-Шломо, пока не достиг совершеннолетия.
  
  
   A: Это верно. Раввин был мне как отец. Он накормил меня, даже если ему пришлось голодать. Он дал цель моей жизни, чтобы я мог найти в себе силы преодолеть свои страхи. Прошло более четырех лет, прежде чем я смог выйти на улицу и взаимодействовать с другими людьми.
  
  
   Вопрос: Это было настоящим достижением. Ребенок, который даже не мог посмотреть другому человеку в глаза без приступа паники, стал одним из величайших инженеров в мире...
  
  
   A: Это произошло только благодаря любви и вере раввина Бен-Шломо. Я благодарю Всемилостивого за то, что он отдал меня в руки такого великого человека.
  
  
   Вопрос: Затем вы стали мультимиллионером и, наконец, филантропом.
  
  
   A: Я предпочитаю не обсуждать последний пункт. Мне не очень удобно говорить о своей благотворительной деятельности. Я всегда чувствую, что этого никогда не бывает достаточно.
  
  
   В: Давайте вернемся к последнему вопросу. Когда вы поняли, что можете вести нормальную жизнь?
  
  
   A: Никогда. Я боролся с этим недугом всю свою жизнь, моя дорогая. Бывают хорошие дни и плохие.
  
  
   Вопрос: Вы железной рукой управляете своим бизнесом, и он входит в число пятидесяти лучших из пятисот компаний Fortune. Думаю, можно сказать, что хороших дней было больше, чем плохих. Вы также женились и родили сына.
  
  
   A : Это верно, но я бы предпочел не говорить о своей личной жизни.
  
  
   Вопрос: Ваша жена ушла и уехала жить в Израиль. Она художница.
  
  
   A: Она написала несколько очень прекрасных картин, могу вас заверить.
  
   Вопрос: А как насчет Исаака?
  
  
   A: Он ... был великолепен. Нечто особенное.
  
  
   Вопрос: Мистер Кейн, я представляю, как вам трудно говорить о вашем сыне, но это важный момент, и я хочу продолжить его. Особенно видя выражение твоего лица. Ясно, что вы его очень любили.
  
  
   A: Вы знаете, как он умер?
  
  
   Вопрос: Я знаю, что он был одной из жертв нападения на Башни-близнецы. И в результате ... четырнадцати, почти пятнадцати часов интервью, я понимаю, что его смерть спровоцировала возвращение вашей болезни.
  
  
   A: Я собираюсь попросить Джейкоба зайти сейчас. Я хочу, чтобы ты ушел.
  
  
   Вопрос: Мистер Кейн, я думаю, что в глубине души вы действительно хотите поговорить об этом; вам нужно. Я не собираюсь бомбардировать вас дешевой психологией. Но делай то, что считаешь лучшим.
  
  
   A: Выключите свой магнитофон, юная леди. Я хочу подумать.
  
  
   Вопрос: Мистер Кейн, спасибо Вам за продолжение интервью. Когда вы будете готовы...
  
  
   A : Исаак был для меня всем. Он был высоким, стройным и очень красивым. Посмотрите на его фотографию.
  
  
   Вопрос: У него приятная улыбка.
  
  
   A: Я думаю, он бы тебе понравился. На самом деле, он был очень похож на вас. Он скорее попросил бы прощения, чем разрешения. У него была сила и энергия ядерного реактора. И все, чего он достиг, он сделал сам.
  
  
   В: При всем должном уважении, трудно согласиться с подобным заявлением о человеке, который был рожден, чтобы унаследовать такое состояние.
  
  
   A: Что должен сказать отец? Всевышний сказал пророку Давиду, что он "будет Его сыном навеки". После такого проявления любви, мои слова ... Но я вижу, что вы просто пытаетесь меня спровоцировать.
  
  
   В: Прости меня.
  
  
   A: У Исаака было много недостатков, но выбор легкого пути не был одним из них. Он никогда не беспокоился о том, что пойдет против моих желаний. Он уехал учиться в Оксфорд, университет, в который я не внес никакого вклада.
  
  
   Вопрос : И там он встретил мистера Рассела, это верно?
  
  
   A: Они вместе изучали макроэкономику, и после того, как Джейкоб закончил учебу, Исаак порекомендовал его мне. Со временем Джейкоб стал моей правой рукой.
  
  
   Вопрос: Должность, которую вы хотели бы видеть у Исаака.
  
  
   A : И которую он никогда бы не принял. Когда он был очень молод... [сдерживая рыдание]
  
  
   Вопрос: Сейчас мы продолжаем интервью.
  
   A: Спасибо. Прости меня за то, что я расчувствовался при этом воспоминании. Он был всего лишь ребенком, не старше одиннадцати. Однажды он пришел домой с собакой, которую нашел на улице. Я очень разозлился. Я не люблю животных. Ты любишь собак, моя дорогая?
  
  
   Вопрос: Отличная сделка.
  
  
   A : Ну, тогда вы должны были видеть это. Это была уродливая дворняга, грязная, и у нее было всего три ноги. Это выглядело так, как будто это было на улицах в течение многих лет. Единственное разумное, что можно было бы сделать с таким животным, - это отвести его к ветеринару и положить конец его страданиям. Я сказал это Исааку. Он посмотрел на меня и ответил: "Тебя тоже подобрали на улице, отец. Как ты думаешь, раввин должен был положить конец твоим страданиям?"
  
   Вопрос: Ой!
  
  
   A : Я почувствовал внутренний удар, вызванный как страхом, так и гордостью. Этот ребенок был моим сыном! Я дал ему разрешение оставить собаку, если он возьмет на себя ответственность за это. И он это сделал. Существо прожило еще четыре года.
  
  
   В: Думаю, я понимаю, что вы сказали раньше.
  
  
   A: Даже когда он был мальчиком, мой сын знал, что не хочет жить в моей тени. На его... в прошлый день он ходил на собеседование о приеме на работу в Cantor Fitzgerald. Он был на сто четвертом этаже Северной башни.
  
  
   Вопрос: Вы хотите остановиться на некоторое время?
  
  
   A : Nichtgedeiget . Со мной все в порядке, дорогая. Айзек позвонил мне в тот вторник утром. Я наблюдал за тем, что происходило на CNN. Я не разговаривал с ним все выходные, поэтому мне и в голову не приходило, что он может быть там.
  
  
   Вопрос: Выпейте немного воды, пожалуйста.
  
  
   A : Я поднял трубку. Он сказал: "Папа, я во Всемирном торговом центре. Произошел взрыв. Я очень напуган." Я встал. Я был в шоке. Кажется, я накричал на него. Я не помню, что я сказал. Он сказал мне: "Я пытаюсь дозвониться тебе в течение десяти минут. Сеть, должно быть, перегружена. Папа, я люблю тебя". Я сказал ему сохранять спокойствие, что я позвоню властям. Что мы вытащим его оттуда. "Мы не можем спуститься по лестнице, папа. Этаж под нами обрушился, и огонь распространяется по зданию. Это очень жарко. Я хочу..." И это было все. Ему было двадцать четыре года. [Долгая пауза .] Я уставился на трубку, поглаживая ее кончиками пальцев. Я не понял. Связь была прервана. Я думаю, что в тот момент у меня в мозгу произошло короткое замыкание. Остаток дня был полностью стерт из моей памяти.
  
  
   Вопрос: Вы больше ничего не узнали?
  
  
   A: Хотел бы я, чтобы все было именно так. На следующий день я открыл газеты в поисках новостей о выживших. Потом я увидел его фотографию. Он был там, в воздухе, свободный. Он прыгнул.
  
  
   Вопрос: О Боже мой. Мне очень жаль, мистер Кейн.
  
   A: Я не такой. Пламя и жара, должно быть, были невыносимыми. Он нашел в себе силы разбить окна и выбрать свою судьбу. Возможно, ему было суждено умереть в тот день, но никто не собирался говорить ему как. Он принял свою судьбу как мужчина. Он умер сильным, летающим, хозяином тех десяти секунд, что он был в воздухе. Планам, которые я строил для него все эти годы, пришел конец.
  
  
   В: Боже мой, это ужасно.
  
  
   A : Все это было бы для него. Все это.
  
  
   72
  
  
  
   БАШНЯ КАЙНА
  
   НЬЮ-ЙОРК
  
  
   Среда, 19 июля 2006 года. 11:39 вечера.
  
  
   "Ты уверен, что ничего не помнишь?"
  
   "Я говорю тебе. Он заставил меня развернуться, а затем набрал несколько цифр."
  
   "Так дальше продолжаться не может. Предстоит пройти еще около шестидесяти процентов комбинаций. Ты должен мне что-то дать. Что угодно."
  
   Они были рядом с дверями лифта. Эта дискуссионная группа, безусловно, была более сложной, чем предыдущая. В отличие от панели, управляемой отпечатком ладони, это была простая цифровая клавиатура, похожая на банкомат, и было практически невозможно извлечь короткую цифровую последовательность из любой объемной памяти. Чтобы открыть двери лифта, Альберт подсоединил длинный толстый кабель к входной панели, намереваясь взломать код, используя простой, но жестокий метод. В самом широком смысле это состояло в том, чтобы заставить компьютер попробовать все возможные комбинации, от всех нулей до всех девяток, что могло занять довольно много времени.
  
   "У нас есть три минуты, чтобы войти в этот лифт. Компьютеру потребуется по меньшей мере еще шесть, чтобы просмотреть последовательность из двадцати цифр. Это если тем временем не произойдет сбой, потому что я переключил всю мощность процессора на программу расшифровки."
  
   Вентилятор в ноутбуке издавал адский шум, словно сотня пчел, попавших в обувную коробку.
  
   Орвилл попытался вспомнить. Он повернулся лицом к стене и посмотрел на свои часы. Прошло не более трех секунд.
  
   "Я собираюсь ограничить его десятью цифрами", - сказал Альберт.
  
   "Ты уверен?" Сказал Орвилл, оборачиваясь.
  
   "Абсолютно. Я не думаю, что у нас есть какой-либо другой вариант."
  
   "Сколько времени это займет?"
  
   "Четыре минуты", - сказал Альберт, нервно почесывая подбородок. "Будем надеяться, что это не последняя комбинация, которую он пробует, потому что я слышу, как они приближаются".
  
   В другом конце коридора кто-то колотил в дверь.
  
  
   73
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля. 6:39 утра.
  
  
   Впервые с тех пор, как они достигли каньона Когтя восемью днями ранее, рассвет застал большинство участников экспедиции спящими. Пятеро из них, под шестью футами песка и камней, никогда больше не проснутся.
  
   Другие дрожали от утреннего холода под камуфляжным одеялом. Они смотрели на то место, где должен был находиться горизонт, и ждали, когда взойдет солнце, превращая холодный воздух в ад, который станет самым жарким днем иорданского лета за последние сорок пять лет. Время от времени они обеспокоенно кивали, и это само по себе пугало их. Для каждого солдата ночной дозор самый тяжелый; и для того, у кого руки в крови, это время, когда призраки тех, кого он убил, могут прийти, чтобы прошептать ему на ухо.
  
   На полпути между пятью отдыхающими под землей и тремя, несущими караульную службу на утесе, пятнадцать человек перевернулись в своих спальных мешках; возможно, они пропустили звуки звукового рожка, который профессор Форрестер использовал, чтобы поднять их с постели до рассвета. Солнце взошло в 5:33 утра и было встречено тишиной.
  
   Около 6:15 утра, примерно в то же время, когда Орвилл Уотсон и отец Альберт входили в вестибюль Кайн-Тауэр, первым членом экспедиции, который пришел в себя, был повар Нури Зайит. Он толкнул ногой свою помощницу Рани и вышел наружу. Как только он добрался до столовой палатки, он начал готовить растворимый кофе, используя сгущенное молоко вместо воды. Осталось не так много упаковок молока или сока, поскольку люди пили их, чтобы компенсировать нехватку воды, и не было фруктов, так что единственное, что мог сделать шеф , это приготовить омлеты и яичницу-болтунью. Старый немой вложил в еду всю свою энергию и горсть оставшейся петрушки, общаясь, как он всегда делал, с помощью своих кулинарных навыков.
  
   В палатке лазарета Харел высвободилась из объятий Андреа и пошла проведать профессора Форестера. Старик был подключен к кислородному баллону, но его состояние только ухудшилось. Доктор сомневался, что он продержится дольше той ночи. Покачав головой, чтобы развеять эту мысль, она вернулась, чтобы разбудить Андреа поцелуем. Пока они ласкали друг друга и вели светскую беседу, они оба начали понимать, что влюбляются. Наконец они оделись и направились в столовую, чтобы позавтракать.
  
   Фаулер, который теперь делил палатку только с Паппасом, начал свой день вопреки здравому смыслу и совершил ошибку. Думая, что все в солдатской палатке спят, он выскользнул наружу и позвонил Альберту по спутниковому телефону. Ответил молодой священник и нетерпеливо попросил его перезвонить через двадцать минут. Фаулер повесил трубку, испытывая облегчение от того, что звонок был таким коротким, но обеспокоенный тем, что ему придется снова попытать счастья так скоро.
  
   Что касается Дэвида Паппаса, он проснулся незадолго до половины седьмого и отправился навестить профессора Форрестера, надеясь, что ему будет лучше, но также надеясь избавиться от чувства вины, которое он испытывал после сна прошлой ночью, в котором он был единственным археологом, оставшимся в живых, когда Ковчег наконец увидел дневной свет.
  
   В солдатской палатке Марла Джексон со своего матраса прикрывала спину своего командира и любовника - они никогда не спали вместе, когда были на задании, но время от времени тайком отправлялись вместе на "разведку". Ей было интересно, о чем думает южноафриканец.
  
   Деккер был одним из тех, для кого рассвет принес дыхание мертвых, отчего волосы у него на затылке встали дыбом. В краткий момент бодрствования между двумя последовательными кошмарами ему показалось, что он увидел на экране частотного сканера сигнал, но это было слишком быстро, чтобы определить местоположение. Внезапно он вскочил и начал отдавать приказы.
  
   В палатке Рэймонда Кейна Рассел раскладывал одежду своего босса и убеждал его, по крайней мере, принять его красную таблетку. Неохотно Каин согласился, а затем выплюнул это, когда Рассел не смотрел. Он чувствовал себя странно спокойным. Наконец-то будет достигнута вся цель его шестидесяти восьми лет.
  
   В более скромной палатке Томми Айхберг незаметно засунул палец в нос, почесал зад и пошел в ванную в поисках Брайана Хэнли. Ему нужна была его помощь, чтобы починить деталь, необходимую для дрели. Им пришлось преодолеть восемь футов стены, но если бы они сверлили сверху, они могли бы немного уменьшить вертикальное давление, а затем убрать камни вручную. Если бы они работали быстро, их можно было бы закончить за шесть часов. Конечно, не помогло то, что Хэнли нигде не было видно.
  
   Что касается Хукана, он посмотрел на свои часы. За последнюю неделю он разработал наилучшее место, с которого можно было бы получить хороший обзор на весь участок. Теперь он ждал, когда солдаты сменятся. Ожидание его вполне устраивало. Он ждал всю жизнь.
  
  
   74
  
  
  
   БАШНЯ КАЙНА
  
   НЬЮ-ЙОРК
  
  
   Среда, 19 июля 2006 г., 11:41.
  
  
   7456898123
  
   Компьютер нашел код ровно за две минуты и сорок три секунды. Это было удачно, потому что Альберт ошибся в своих расчетах относительно того, сколько времени потребуется охранникам, чтобы появиться. Дверь в конце коридора открылась почти одновременно с дверью лифта.
  
   "Держи это!"
  
   Двое охранников и полицейский вошли в коридор, нахмурившись, их пистолеты были наготове. Они были не слишком довольны всем этим волнением. Альберт и Орвилл бросились в лифт. Они могли слышать звук бегущих ног по ковру и видели руку, протянутую, чтобы попытаться остановить лифт. Промахнулся на несколько дюймов.
  
   Дверь со скрипом закрылась. Снаружи они могли разобрать приглушенные голоса охранников.
  
   "Как вы открываете эту штуку?" - спросил полицейский.
  
   "Они далеко не уйдут. Для управления этим лифтом нужен специальный ключ. Никто не может заставить это пройти без этого."
  
   "Активируй аварийную систему, о которой ты мне говорил".
  
   "Да, сэр. Немедленно. Это будет похоже на отстрел рыбы в бочке."
  
   Орвилл почувствовал, как колотится его сердце, когда он повернулся к Альберту.
  
   "Черт возьми, они собираются добраться до нас!"
  
   Священник улыбался.
  
   "Что, черт возьми, с тобой происходит? Придумай что-нибудь, - прошипел Орвилл.
  
   "У меня уже есть. Когда мы вошли в компьютерную систему Kayn Tower этим утром, было невозможно добраться до электронного ключа в их системе, который открывает двери лифта."
  
   "Чертовски невозможно", - согласился Орвилл, который не любил, когда его чем-то побеждали, но в этом случае столкнулся с матерью всех брандмауэров.
  
   "Ты можешь быть великим шпионом, и ты, конечно, знаешь несколько трюков... но тебе не хватает одной вещи, которая необходима великому хакеру: нестандартного мышления", - сказал Альберт. Он скрестил руки за головой, как будто отдыхал в своей гостиной. "Когда двери заперты, вы пользуетесь окнами. Или в этом случае вы меняете последовательность, которая определяет положение лифта, и порядок этажей. Простой шаг, который не был заблокирован. Теперь компьютер Kayn считает, что лифт находится на тридцать девятом этаже вместо тридцать восьмого."
  
   "И что?" - спросил Орвилл, слегка раздраженный хвастовством священника, но также и любопытный.
  
   "Ну, мой друг, в такого рода ситуации все аварийные системы в этом городе заставляют лифты опускаться на последний доступный этаж, а затем открывать двери".
  
   В этот самый момент, после краткого содрогания, лифт начал подниматься. Они могли слышать крики потрясенных охранников снаружи.
  
   "Верх есть низ, а низ есть верх", - сказал Орвилл, хлопая в ладоши посреди облака мятного дезинфицирующего средства. "Ты гений".
  
  
   75
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 года. 6:43 утра.
  
  
   Фаулер не был готов снова рисковать жизнью Андреа. Пользоваться спутниковым телефоном без каких-либо мер предосторожности было безумием.
  
   Кому-то с его опытом не имело смысла совершать одну и ту же ошибку дважды. Это будет в третий раз.
  
   Первая была предыдущей ночью. Священник поднял глаза от своего молитвенника, когда команда раскопщиков вышла из пещеры, неся полумертвое тело профессора Форрестера. Андреа подбежал к нему и рассказал, что произошло. Репортер сказал, что они были уверены, что в пещере спрятана золотая шкатулка, и у Фаулера больше не было никаких сомнений. Воспользовавшись всеобщим волнением, вызванным новостями, он позвонил Альберту, который объяснил, что собирается попытаться в последний раз получить информацию о террористической группе и Хакане около полуночи в Нью-Йорке, через пару часов после рассвета в Иордании. Звонок длился ровно тринадцать секунд.
  
   Вторая произошла ранее тем утром, когда Фаулер поторопился и позвонил. Этот звонок длился шесть секунд. Он сомневался, что у сканера было время определить, откуда пришел сигнал.
  
   Третий звонок должен был состояться через шесть с половиной минут.
  
   Альберт, ради Бога, не подведи меня.
  
  
   76
  
  
  
   БАШНЯ КАЙНА
  
   НЬЮ-ЙОРК
  
  
   Среда, 19 июля 2006 года. 11:45 вечера.
  
  
   "Как ты думаешь, как они туда попадут?" - Спросил Орвилл.
  
   "Я думаю, они приведут команду спецназа и спустятся по канату с крыши, возможно, будут стрелять по стеклянным окнам и все такое дерьмо".
  
   "Команда спецназа для пары невооруженных грабителей? Тебе не кажется, что это все равно, что использовать танк для охоты на пару мышей."
  
   "Посмотри на это с другой стороны, Орвилл: двое незнакомцев вломились в личный кабинет мультимиллионера-параноика. Вы должны быть счастливы, что они не собираются сбросить на нас бомбу. Теперь позвольте мне сосредоточиться. Чтобы быть единственным, кто имеет доступ на этот этаж, у Рассела должен быть очень защищенный компьютер."
  
   "Только не говори мне, что после всего, через что мы прошли, чтобы попасть сюда, ты не можешь залезть в его компьютер!"
  
   "Я этого не говорил. Я просто говорю, что это займет у меня по крайней мере еще десять секунд."
  
   Альберт вытер пот со лба, затем позволил своим рукам порхать над клавиатурой. Даже самый лучший хакер в мире не сможет проникнуть в компьютер, если он не подключен к серверу. Это было их проблемой с самого начала. Они испробовали все, чтобы найти компьютер Рассела в сети Kayn. Это было невозможно, потому что с точки зрения систем компьютеры на этом этаже не принадлежали Kayn Tower. К своему удивлению, Альберт узнал, что не только Рассел, но и Кайн пользовались компьютерами, которые были подключены к Интернету и друг к другу с помощью 3G-карт, двух из сотен тысяч, которые действовали в Нью-Йорке в то время. Без этой важной информации Альберт мог бы потратить десятилетия на поиск в Интернете двух невидимых компьютеров.
  
   Они должны платить более пятисот долларов в день за использование широкополосного доступа, не говоря уже о звонках, подумал Альберт. Я полагаю, это ничто, когда ты стоишь миллионы. Особенно когда ты можешь держать в страхе таких людей, как мы, используя такой простой трюк.
  
   "Думаю, у меня получилось", - сказал священник, когда экран сменил черный фон на ярко-синий, обозначающий запуск системы. "Есть успехи в поиске этого диска?"
  
   Орвилл порылся в ящиках и единственном шкафу в аккуратном и элегантном офисе Рассела, вытаскивая папки и сбрасывая их на ковер. Теперь он в исступлении срывал картины со стены, искал сейф и вспарывал днища стульев серебряным ножом для вскрытия писем.
  
   "Похоже, здесь нечего искать", - сказал Орвилл, пододвигая ногой один из стульев Рассела, чтобы он мог сесть рядом с Альбертом. Бинты на его руках снова были покрыты кровью, а его круглое лицо было бледным.
  
   "Параноидальный сукин сын. Они общались только друг с другом. Никаких внешних электронных писем. Рассел должен использовать другой компьютер для ведения бизнеса."
  
   "Должно быть, он отвез его в Иорданию".
  
   "Мне нужна ваша помощь. Что мы ищем?"
  
   Минуту спустя, после ввода всех паролей, которые он мог придумать, Орвилл сдался.
  
   "Это бесполезно. Там ничего нет. А если и был, он уже стер его."
  
   "Это наводит меня на мысль. Подожди, - сказал Альберт, доставая из кармана флешку размером не больше жевательной резинки и подключая ее к центральному процессору компьютера так, чтобы она взаимодействовала с жестким диском. "Небольшая программа в этой крошке позволит вам извлекать информацию из удаленных разделов на жестком диске. Мы можем начать оттуда."
  
   "Потрясающе. Ищите Netcatch."
  
   "Правильно!"
  
   С небольшим шумом в окне поиска программы появился список из четырнадцати файлов. Альберт открыл их все сразу.
  
   "Это HTML-файлы. Сохраненные веб-сайты."
  
   "Ты узнаешь что-нибудь?"
  
   "Да, я спас их сам. Это то, что я называю разговорами на сервере. Террористы никогда не отправляют друг другу электронные письма, когда планируют атаку. Любой идиот знает, что электронная почта может пройти через двадцать или тридцать серверов, прежде чем достигнет адресата, поэтому вы никогда не знаете, кто следит за вашим сообщением. Что они делают, так это дают всем в камере одинаковый пароль к бесплатной учетной записи, и они пишут все, что им нужно, чтобы передать в качестве черновика сообщения электронной почты. Это похоже на то, что вы пишете самому себе, за исключением того, что это целая ячейка террористов, общающихся друг с другом. Электронное письмо так и не отправлено. Это никуда не приведет, потому что каждый из террористов использует один и тот же аккаунт и ...
  
   Орвилл стоял парализованный перед экраном, настолько ошеломленный, что на мгновение забыл дышать. Немыслимое, то, чего он никогда не представлял, внезапно стало очевидным прямо у него на глазах.
  
   "Это неправильно", - сказал он.
  
   "В чем дело, Орвилл?"
  
   "Я... взламывайте тысячи и тысячи аккаунтов каждую неделю. Когда мы копируем файлы с веб-сервера, мы сохраняем только текст. Если бы мы этого не сделали, изображения быстро заполнили бы наши жесткие диски. Результат уродлив, но вы все равно можете его прочитать."
  
   Орвилл указал забинтованным пальцем на экран компьютера, где происходил разговор между террористами по электронной почте Maktoob.com можно было увидеть цветные кнопки и изображения, которых не было бы, если бы это был один из файлов, которые он взломал и сохранил.
  
   "Кто-то вошел в Maktoob.com из браузера на этом компьютере, Альберт. Несмотря на то, что они стерли его после завершения, изображения остались в кэше памяти. И чтобы попасть в Мактуб..."
  
   Альберт понял еще до того, как Орвилл смог закончить.
  
   "Кто бы ни был здесь, он должен был знать пароль".
  
   Орвилл согласился.
  
   "Это Рассел, Альберт. Рассел - хакан."
  
   В этот момент раздались выстрелы, разбив большое окно.
  
  
   77
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 года. 6:49 утра.
  
  
   Фаулер внимательно посмотрел на свои часы. За девять секунд до оговоренного времени произошло неожиданное.
  
   Звонил Альберт.
  
   Священник отправился ко входу в каньон, чтобы позвонить. Там было слепое пятно, которое солдат, наблюдавший с южного конца скалы, не мог видеть. В тот момент, когда он включил телефон, раздался звонок. Фаулер сразу понял, что что-то не так.
  
   "Альберт, что случилось?"
  
   На другом конце линии он услышал несколько кричащих голосов. Фаулер пытался понять, что происходит.
  
   "Брось трубку!"
  
   "Офицер, я должен позвонить!" Голос Альберта звучал издалека, как будто у него не было телефона рядом с ухом. "Это действительно важно. Это вопрос национальной безопасности."
  
   "Я сказал тебе бросить этот гребаный телефон".
  
   "Я собираюсь медленно опустить руку и поговорить. Если вы увидите, что я делаю что-то подозрительное, тогда пристрелите меня."
  
   "Это мое последнее предупреждение. Брось это!"
  
   "Энтони", - голос Альберта был ровным и ясным. Он, наконец, вставил наушник. "Ты меня слышишь?"
  
   "Да, Альберт".
  
   "Рассел - хакан. Подтвержден. Будь осторожен-"
  
   Связь была прервана. Фаулер почувствовал, как волна шока окатила его тело. Он развернулся, чтобы бежать к лагерю, затем все погрузилось во тьму.
  
  
   78
  
  
  
   ВНУТРИ ОБЕДЕННОГО ШАТРА, ЗА ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ СЕКУНДЫ ДО
  
   Андреа и Харел остановились у входа в столовую палатку, когда увидели бегущего к ним Дэвида Паппаса. Паппас был в окровавленной футболке и, казалось, был дезориентирован.
  
   "Доктор, доктор!"
  
   "Что, черт возьми, происходит, Дэвид?" - ответил Харел. Она была в таком же плохом настроении с тех пор, как инцидент с водой сделал "правильный кофе" делом прошлого.
  
   "Это профессор. Он в плохой форме."
  
   Дэвид вызвался остаться с Форрестером, пока Андреа и Док пошли завтракать. Единственное, что задержало снос стены, чтобы добраться до Ковчега, было состояние Форрестера, хотя Рассел хотел продолжить работу предыдущей ночью. Дэвид отказался вскрывать полость, пока у профессора не появится шанс выздороветь и присоединиться к ним. Андреа, чье мнение о Паппасе за последние несколько часов становилось все хуже и хуже, подозревала, что он просто ждал, когда Форрестер окончательно уберется с дороги.
  
   "Хорошо". Док вздохнул. "Ты иди вперед, Андреа. Для нас обоих нет смысла пропускать завтрак." Она побежала обратно к лазарету.
  
   Репортер быстро заглянул внутрь столовой палатки. Зайит и Петерке помахали ей в ответ. Андреа понравился немой повар и его помощник, но единственными людьми, сидевшими в тот момент за столами, были двое солдат, Алоис Готлиб и Луис Мэлони, которые ели со своих подносов. Андреа была удивлена, что их было только двое, потому что солдаты обычно завтракали вместе, оставляя только одного дозорного на южном гребне на полчаса. Фактически, завтрак был единственным разом, когда она видела солдат вместе в одном месте.
  
   Поскольку Андреа не заботилась об их компании, она решила, что вернется и посмотрит, сможет ли она помочь Харел.
  
   Несмотря на то, что мои медицинские познания настолько ограничены, я бы, наверное, надел больничный халат задом наперед.
  
   Затем Док обернулся и крикнул: "Сделай мне одолжение, принеси мне большой кофе, хорошо?"
  
   Андреа сунула одну ногу в палатку столовой, пытаясь проложить наилучший маршрут, чтобы избежать потных солдат, которые склонились над едой, как обезьяны, когда она чуть не врезалась в Нури Зайита. Повар, должно быть, увидел, как доктор бежит обратно в лазарет, потому что он вручил Андреа поднос с двумя чашками растворимого кофе и тарелкой тостов.
  
   "Растворимый кофе, растворенный в молоке, это верно, Нури?"
  
   Немой улыбнулся и пожал плечами, говоря, что это не его вина.
  
   "Я знаю. Возможно, сегодня вечером мы увидим, как из камня бьет вода и все эти библейские штучки. В любом случае, спасибо вам."
  
   Медленно, убедившись, что она не пролила кофе, потому что знала, что она не самый скоординированный человек в мире, хотя она никогда бы не призналась в этом вслух, она направилась в лазарет. Нури помахал ей от входа в столовую, все еще улыбаясь.
  
   И тогда это случилось.
  
   Андреа почувствовала, как будто гигантская рука подняла ее с земли и подбросила на шесть с половиной футов в воздух, прежде чем швырнуть обратно. Она почувствовала острую боль в левой руке и ужасное жжение в груди и спине. Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть тысячи маленьких кусочков горящей ткани, падающих с неба. Столб черного дыма был всем, что осталось от того, что две секунды назад было столовой палаткой. Высоко вверху дым, казалось, смешивался с другим, гораздо более черным дымом. Андреа не мог понять, откуда это взялось. Она осторожно коснулась своей груди и поняла, что ее рубашка покрыта горячей липкой жидкостью.
  
   Прибежал Док.
  
   "С тобой все в порядке?" О Боже, ты в порядке, дорогая?"
  
   Андреа знала, что Харел кричала, хотя ее голос звучал далеко из-за свиста в ушах Андреа. Она почувствовала, как доктор осматривает ее шею и руки.
  
   "Мой сундук".
  
   "Ты в порядке. Это всего лишь кофе."
  
   Андреа осторожно встала и увидела, что пролила кофе на себя. Ее правая рука все еще сжимала поднос, в то время как левая ударилась о камень. Она пошевелила пальцами, боясь, что получила еще больше травм. К счастью, ничего не было сломано, но вся ее левая сторона была словно парализована.
  
   В то время как несколько членов экспедиции пытались потушить пожар, используя ведра с песком, Харел сосредоточился на уходе за ранами Андреа. У репортера были порезы и царапины на левой стороне тела. Ее волосы и кожа на спине были слегка обожжены, а в ушах постоянно звенело.
  
   "Жужжание исчезнет через три-четыре часа", - сказала Харел, убирая стетоскоп обратно в карман брюк.
  
   "Мне жаль..." Сказала Андреа, почти крича, не осознавая этого. Она плакала.
  
   "Тебе не за что извиняться".
  
   "Он... Нури... принес мне кофе. Если бы я зашел внутрь, чтобы забрать это, я был бы мертв прямо сейчас. Я могла бы попросить его выйти и выкурить со мной сигарету. Я мог бы спасти ему жизнь взамен."
  
   Харел указал на окрестности. И палатка столовой, и бензовоз были взорваны - два отдельных взрыва одновременно. Четыре человека были превращены в ничто, кроме пепла.
  
   "Единственный, кто должен что-то чувствовать, - это сукин сын, который это сделал".
  
   "Не беспокойтесь об этом, леди, он у нас", - сказал Торрес.
  
   Он и Джексон тащили человека в наручниках за ноги. Они положили его посреди площади возле палаток, в то время как другие участники экспедиции смотрели в шоке, не в силах поверить в то, что они видели.
  
  
   79
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 года. 6:49 утра.
  
  
   Фаулер поднес руку ко лбу. Она истекала кровью. Взрыв грузовика швырнул его на землю, и он обо что-то ударился головой. Он попытался встать и направиться обратно к лагерю, все еще держа в руке спутниковый телефон. В середине своего туманного видения и густого облака дыма он увидел двух солдат, приближающихся с направленными на него пистолетами.
  
   "Это был ты, сукин ты сын!"
  
   "Смотри, он все еще держит телефон в руке".
  
   "Это то, что ты использовал, чтобы устроить взрывы, не так ли, ублюдок?"
  
   Приклад винтовки ударил его по голове. Он упал на землю, но не почувствовал пинков или других ударов по своему телу. Он потерял сознание задолго до этого.
  
  
   "Это смешно", - закричал Рассел, присоединяясь к группе, столпившейся вокруг отца Фаулера: Деккер, Торрес, Джексон и Алрик Готлиб со стороны солдат; Айхберг, Хэнли и Паппас из того, что осталось от гражданских.
  
   С помощью Харел Андреа пыталась встать и подойти к группе угрожающих лиц, которые были черными от сажи.
  
   "Это не смешно, сэр", - сказал Деккер, бросая спутниковый телефон Фаулера. "У него было это, когда мы нашли его возле бензовоза. Благодаря сканеру мы знаем, что он сделал короткий телефонный звонок этим утром, поэтому мы уже подозревали его. Вместо того, чтобы идти завтракать, мы заняли свои позиции и наблюдали за ним. К счастью."
  
   " Это всего лишь... " начала Андреа, но Харел дернула ее за руку.
  
   "Тихо. Это ему не поможет, " прошептала она.
  
   Точно. Что я хотел сказать, что это секретный телефон, который он использует для связи с ЦРУ? Это не лучший способ защитить свою невиновность, идиот .
  
   "Это телефон. Конечно, что-то, что не разрешено в этой экспедиции, но этого недостаточно, чтобы обвинить этого человека в организации взрывов ", - сказал Рассел.
  
   "Может быть, не только телефон, сэр. Но посмотрите, что мы нашли в его портфеле. "
  
   Джексон бросил испорченный портфель перед ними. Он был опустошен, а нижняя крышка сорвана. К основанию было приклеено потайное отделение с маленькими брусками, похожими на марципан.
  
   "Это С4, мистер Рассел", - продолжил Деккер.
  
   Информация заставила их всех затаить дыхание. Затем Алрик вытащил свой пистолет.
  
   "Эта свинья убила моего брата. Позволь мне всадить пулю в его гребаный череп", - заорал он, вне себя от ярости.
  
   "Я услышал достаточно", - произнес мягкий, но уверенный голос.
  
   Круг разомкнулся, и Рэймонд Кайн подошел к бессознательному телу священника. Он склонился над ним, одна фигура в черном, а другая в белом.
  
   "Я могу понять, что заставило этого человека сделать то, что он сделал. Но эта миссия откладывалась слишком долго, и больше откладывать ее нельзя. Паппас, пожалуйста, возвращайся к работе и снеси стену."
  
   "Мистер Кайн, я не могу этого сделать, не зная, что здесь происходит", - ответил Паппас.
  
   Брайан Хэнли и Томми Айхберг, скрестив руки, подошли и встали рядом с Паппасом. Кайн даже не взглянул на них дважды.
  
   "Мистер Деккер?"
  
   "Сэр?" - спросил крупный южноафриканец.
  
   "Пожалуйста, проявите свои полномочия. Время тонкостей прошло."
  
   "Джексон", - сказал Деккер, подавая знак.
  
   Солдат подняла свой M4 и нацелила его на трех повстанцев.
  
   "Вы, должно быть, шутите", - пожаловался Айхберг, чей большой красный нос находился в паре дюймов от дула пистолета Джексона.
  
   "Это не шутка, милая. Начинай идти, или я пристрелю тебе новую задницу." Джексон взвела курок своего оружия со зловещим металлическим щелчком.
  
   Не обращая внимания на остальных, Каин подошел к Харел и Андреа.
  
   "Что касается вас, юные леди, было приятно иметь возможность рассчитывать на ваши услуги. Мистер Деккер гарантирует ваше возвращение на Бегемота ."
  
   "О чем ты говоришь?" взвыла Андреа, которая, несмотря на свои проблемы со слухом, уловила кое-что из того, что сказал Каин. "Проклятый сукин сын! Они собираются извлечь Ковчег через несколько часов. Позволь мне остаться до завтра. Ты у меня в долгу."
  
   "Вы хотите сказать, что рыбак должен червяку? Забери их. О, и убедитесь, что они уходят только с тем, что на них надето. Попросите репортера передать диск с ее фотографиями."
  
   Деккер отвел Алрика в сторону и тихо заговорил с ним.
  
   "Ты берешь их".
  
   "Чушь собачья. Я хочу остаться здесь и разобраться со священником. Он убил моего брата", - сказал немец, его глаза были налиты кровью.
  
   "Он все еще будет жив, когда ты вернешься. Теперь делай, как тебе сказано. Торрес позаботится о том, чтобы он был милым и теплым для вас."
  
   "Черт возьми, полковник. Дорога отсюда до Акабы и обратно занимает не менее трех часов, даже если мы едем на максимальной скорости в Хамви. Если Торрес доберется до священника, к тому времени, как я вернусь, от него ничего не останется."
  
   "Поверь мне, Готлиб. Ты вернешься через час."
  
   "Что вы хотите сказать, сэр?"
  
   Деккер серьезно посмотрел на него, раздраженный медлительностью своего подчиненного. Он ненавидел объяснять вещи по буквам.
  
   Сарсапарилла, Готлиб. И сделайте это быстро."
  
  
   80
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 года. 7:14 утра.
  
  
   Сидя на заднем сиденье H3, Андреа полуприкрыла глаза в тщетной попытке справиться с пылью, которая врывалась в окна. Взрыв бензовоза выбил окна автомобиля и разбил ветровое стекло, и хотя Алрик заделал некоторые дыры клейкой лентой и несколькими рубашками, он работал так быстро, что в некоторых местах песок все еще попадал внутрь. Харел пожаловался, но солдат не ответил. Он держал руль обеими руками, костяшки его пальцев побелели, а рот был напряжен. Он преодолел большую дюну у входа в каньон всего за три минуты и теперь давил на акселератор так, как будто от этого зависела его жизнь.
  
   "Это будет не самое комфортное путешествие в мире, но, по крайней мере, мы возвращаемся домой", - сказала Док, положив руку на бедро Андреа. Андреа крепко сжал ее руку.
  
   "Почему он это сделал, док? Почему у него в портфеле была взрывчатка? Скажите мне, что они подбросили их ему, " сказал молодой репортер почти умоляюще.
  
   Доктор наклонилась ближе, так что Алрик не мог ее слышать, хотя она сомневалась, что он мог что-то услышать из-за шума двигателя и ветра, хлопающего временными крышками на окнах.
  
   "Я не знаю, Андреа, но взрывчатка принадлежала ему".
  
   "Откуда ты знаешь?" - спросила Андреа, ее глаза внезапно стали серьезными.
  
   "Потому что он сказал мне. После того, как вы услышали разговор солдат, когда вы были под их палаткой, он пришел ко мне за помощью с безумным планом взорвать водопровод."
  
   "Док, о чем ты говоришь? Ты знал об этом?"
  
   "Он пришел сюда из-за тебя. Однажды он уже спас вашу жизнь, и, согласно кодексу чести, по которому живут такие, как он, он считает, что должен помогать вам в любое время, когда вам понадобится помощь. В любом случае, по не совсем понятным мне причинам, именно его босс втянул тебя в это дело в первую очередь. Он хотел убедиться, что Фаулер был в экспедиции."
  
   "Так вот почему Кайн упомянул о черве?"
  
   "Да. Для Кайна и его людей ты был просто способом контролировать Фаулера. Все было ложью с самого начала."
  
   "И что с ним теперь будет?"
  
   "Забудь о нем. Они допросят его, а затем... он исчезнет. И прежде чем ты что-нибудь скажешь, даже не думай о возвращении туда."
  
   Реальность ситуации ошеломила репортера.
  
   "Почему, док?" Андреа с отвращением отстранилась от нее. "Почему ты не сказал мне, после всего, через что мы прошли?" Ты поклялся, что никогда больше не будешь мне лгать. Ты поклялся, когда мы занимались любовью. Я не знаю, как я мог быть таким глупым ..."
  
   "Я много чего говорю". По щеке Харель скатилась слеза, но когда она продолжила, ее голос был стальным. "Его миссия отличается от моей. Для меня это была просто еще одна из глупых экспедиций, которые время от времени происходят. Но Фаулер знал, что это может быть по-настоящему. И если это было так, он знал, что должен был что-то с этим сделать."
  
   "И что это было? Взорвать нас всех?"
  
   "Я не знаю, кто устроил взрыв этим утром, но поверьте мне, это был не Энтони Фаулер".
  
   "Но ты ничего не сказал".
  
   "Я не мог ничего сказать, не выдав себя", - сказал Харел, отводя взгляд. "Я знал, что они вытащат нас оттуда... Я... хотел быть с тобой. Вдали от раскопок. Подальше от моей жизни, я полагаю."
  
   "А как насчет Форрестера? Он был вашим пациентом, и вы оставили его там."
  
   "Он умер этим утром, Андреа. На самом деле, как раз перед взрывом. Он болел годами, ты это знаешь."
  
   Андреа покачала головой.
  
   Если бы я был американцем, я бы получил Пулитцеровскую премию, но какой ценой?
  
   "Я не могу в это поверить. Столько смертей, столько насилия, и все ради нелепого музейного экспоната."
  
   "Фаулер тебе этого не объяснил? На карту поставлено гораздо больше ..." Харел замолчала, когда Хаммер замедлил ход.
  
   "Это неправильно", - сказала она, выглядывая через щели в окне. "Здесь ничего нет".
  
   Транспортное средство резко остановилось.
  
   "Эй, Алрик, что ты делаешь?" Сказала Андреа. Почему мы останавливаемся?"
  
   Большой немец ничего не сказал. Очень медленно он вынул ключи из замка зажигания, нажал на ручной тормоз и вышел из Hummer, хлопнув дверью.
  
   "Черт. Они бы не посмели", - сказал Харел.
  
   Андреа увидела страх в глазах доктора. Она могла слышать шаги Алрика по песку. Он переходил на сторону Харел.
  
   "Что происходит, док?"
  
   Дверь открылась.
  
   "Убирайся", - холодно сказал Алрик, его лицо было бесстрастным.
  
   "Ты не можешь этого сделать", - сказала Харел, не двигаясь ни на дюйм. "Ваш командир не хочет наживать врага в Моссаде. Мы очень плохие враги, чтобы нас иметь."
  
   Приказ есть приказ. Убирайся."
  
   "Не она. По крайней мере, отпусти ее, пожалуйста."
  
   Немец поднес руку к поясу и вытащил из кобуры автоматический пистолет.
  
   "В последний раз. Выйдите из машины."
  
   Харел посмотрела на Андреа, смирившись со своей судьбой. Она пожала плечами и обеими руками ухватилась за пассажирскую ручку над боковым стеклом, чтобы выйти из автомобиля. Но внезапно она напрягла мышцы рук и, все еще сжимая рукоятку, выбросила ноги, ударив Алрика в грудь своими тяжелыми ботинками. Немец выпустил пистолет, который упал на землю. Харел бросился головой вперед на солдата, сбив его с ног. Доктор немедленно вскочил и ударил немца ногой в лицо, рассек бровь и повредил глаз. Док занес ее ногу над своим лицом, готовый закончить работу, но солдат пришел в себя, схватил ее за ногу своей огромной рукой и резко развернул влево. Раздался громкий звук ломающейся кости, когда Док упал.
  
   Наемник встал и обернулся. Андреа приближалась к нему, готовая нанести удар, но солдат избавился от нее, ударив тыльной стороной ладони, оставив уродливый красный рубец на ее щеке. Андреа упала навзничь. Когда она упала на песок, она почувствовала под собой что-то твердое.
  
   Теперь Алрик склонился над Харел. Он схватил большую гриву вьющихся черных волос и потянул, поднимая ее, как будто она была тряпичной куклой, пока его лицо не оказалось рядом с ее лицом. Харел все еще не оправился от шока, но сумел посмотреть солдату в глаза и плюнул в него.
  
   "Пошел ты, кусок дерьма".
  
   Немец плюнул в нее в ответ, а затем поднял правую руку, в которой держал боевой нож. Он погрузил его в живот Харел, наслаждаясь видом того, как глаза его жертвы закатываются, а рот открывается, когда она пытается дышать. Алрик повернул нож в ране, а затем грубо вытащил его. Хлынула кровь, забрызгав солдатскую форму и ботинки. Он отпустил доктора с выражением отвращения на лице.
  
   "Нееет!"
  
   Теперь наемник повернулся к Андреа, которая приземлилась на пистолет и пыталась найти предохранитель. Она закричала изо всех сил и нажала на спусковой крючок.
  
   Автоматический пистолет прыгнул у нее в руках, отчего пальцы онемели. Она никогда раньше не стреляла из пистолета, и это было заметно. Пуля просвистела мимо немца и врезалась в дверь Hummer. Алрик выкрикнул что-то по-немецки и бросился на нее. Почти не глядя, Андреа выстрелил еще три раза.
  
   Одна пуля прошла мимо.
  
   Другой проколол шину на Хамви.
  
   Третья попала в открытый рот немца. Из-за инерции своего 200-фунтового тела он продолжал приближаться к Андреа, хотя его руки больше не были намерены отобрать у нее пистолет и задушить ее. Он упал лицом вверх, пытаясь заговорить, изо рта у него хлестала кровь. В ужасе Андреа увидела, что выстрел выбил немцу несколько зубов. Она отступила в сторону и ждала, все еще целясь в него из пистолета - хотя, если бы ей не удалось ранить его по чистой случайности, это было бы бессмысленно, так как ее рука слишком сильно дрожала, а в пальцах не осталось силы. Ее рука болела от удара пистолета.
  
   Немцу потребовалась почти минута, чтобы умереть. Пуля прошла через его шею, разрушив спинной мозг и оставив его парализованным. Он захлебнулся собственной кровью, когда она залила его горло.
  
   Когда она была уверена, что Алрик больше не представляет угрозы, Андреа подбежала к Харел, которая истекала кровью на песке. Она села и обхватила голову Дока, избегая смотреть на рану, в то время как Харел беспомощно пыталась руками удержать свои внутренности.
  
   "Подождите, док. Скажи мне, что я должен делать. Я вытащу тебя отсюда, даже если это просто для того, чтобы надрать тебе задницу за то, что ты мне лжешь."
  
   "Не беспокойся", - ответила Харел слабым голосом. "С меня хватит. Поверьте мне. Я врач."
  
   Андреа всхлипнула и прислонилась лбом к Харель. Харел убрал руку от раны и схватил одного из репортеров.
  
   "Не говори так. Пожалуйста, не надо."
  
   "Я наговорил тебе достаточно лжи. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал."
  
   "Назови это".
  
   "Через минуту я хочу, чтобы ты сел в Хаммер и поехал на запад по этой козьей тропе. Мы примерно в девяноста пяти милях от Акабы, но вы должны быть в состоянии добраться до дороги через пару часов." Она сделала паузу и стиснула зубы от боли. "В автомобиле установлен GPS-пеленгатор. Если вы кого-нибудь увидите, выходите из Хаммера и просите о помощи. Что я хочу, чтобы ты сделал, так это убрался отсюда. Поклянись мне, что ты это сделаешь?"
  
   "Я клянусь".
  
   Харел скривился от боли. Ее хватка на руке Андреа ослабевала с каждой секундой.
  
   "Видишь ли, мне не следовало называть тебе свое настоящее имя. Я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что еще. Я хочу, чтобы вы сказали это вслух. Никто никогда этого не делал."
  
   "Чедва".
  
   "Кричи громче".
  
   "ЧЕДВА!" - закричала Андреа, ее тоска и боль нарушили тишину пустыни.
  
   Четверть часа спустя жизнь Чедвы Харел оборвалась навсегда.
  
  
   Копать могилу в песке голыми руками было самым трудным, что когда-либо делала Андреа. Не из-за усилий, которые это потребовало, а из-за того, что это значило. Потому что это был бессмысленный жест, и потому что отчасти Чедва умерла из-за событий, которые она привела в движение. Она вырыла неглубокую могилу и пометила ее антенной от Хаммера и кругом из камней.
  
   Закончив, Андреа поискала в Хаммере воду, но без особого успеха. Единственная вода, которую она смогла найти, была во фляге солдата, висевшей у него на поясе. Он был заполнен на три четверти. Она также взяла его кепку, хотя, чтобы не снимать ее, ей пришлось поправить ее английской булавкой, которую она нашла в кармане. Она также вытащила одну из рубашек, засунутых в разбитые окна, и схватила стальную трубку из багажника Hummer. Она вырвала дворники и засунула их в трубу, обернув рубашкой, чтобы получился импровизированный зонтик.
  
   Затем она вернулась на трассу, которую оставил Хаммер. К сожалению, когда Харель попросила ее поклясться вернуться в Акабу, она не знала о шальной пуле, которая пробила переднюю шину, потому что стояла спиной к автомобилю. Даже если бы Андреа хотела сдержать свое обещание, чего не произошло, для нее было бы невозможно поменять шину самостоятельно. Сколько она ни искала, она не могла найти домкрат. По такой каменистой дороге автомобиль не смог бы проехать и ста футов без исправного переднего колеса.
  
   Андреа посмотрела на запад, где она могла видеть слабую линию главной дороги, извивающуюся между дюнами.
  
   Девяносто пять миль до Акабы под полуденным солнцем, почти шестьдесят до главной дороги. Это как минимум несколько дней ходьбы по 100-градусной жаре в надежде, что я кого-нибудь найду, а у меня даже воды не хватит на шесть часов. И это при условии, что я не заблужусь, пытаясь найти почти невидимую дорогу, или что эти сукины дети еще не забрали Ковчег и не наткнулись на меня по пути отсюда.
  
   Она посмотрела на восток, где следы Хаммера были все еще свежими.
  
   На восемь миль в том направлении были транспортные средства, вода и черпак века, подумала она, начиная идти. Не говоря уже о целой толпе людей, которые хотят моей смерти. Плюсы? У меня все еще есть шанс вернуть свой диск и помочь священнику. Я понятия не имею как, но я попробую.
  
  
   81
  
  
  
   СКЛЕП с РЕЛИКВИЯМИ
  
   ВАТИКАН
  
  
   Тринадцатью днями ранее
  
  
   "Хочешь немного льда для этой руки?" - Спросил Сирин. Фаулер достал из кармана носовой платок и перевязал им костяшки пальцев, которые кровоточили от нескольких порезов. Избегая брата Сесилио, который все еще пытался восстановить нишу, которую он разрушил своими кулаками, Фаулер подошел к главе Священного Альянса.
  
   "Чего ты хочешь от меня, Камило?"
  
   "Я хочу, чтобы ты вернул его, Энтони. Если она действительно существует, место для Ковчега находится здесь, в укрепленном помещении на глубине ста пятидесяти футов под Ватиканом. Сейчас не время для того, чтобы это разошлось по миру в чужих руках. Не говоря уже о том, чтобы мир узнал о ее существовании."
  
   Фаулер заскрежетал зубами от высокомерия Сирина и того, кто был над ним, возможно, даже самого Папы Римского, которые считали, что они могут решить судьбу Ковчега. То, о чем просил его Сирин, было гораздо большим, чем простая миссия; это давило, как надгробный камень, на всю его жизнь. Риски были неисчислимы.
  
   "Мы сохраним его", - настаивал Сирин. "Мы знаем, как ждать".
  
   Фаулер кивнул.
  
   Он отправился бы в Иорданию.
  
   Но он тоже был способен принимать свои собственные решения.
  
  
   82
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 года. 9:23 утра.
  
  
   "Проснись, падре".
  
   Фаулер медленно приходил в себя, не зная точно, где он находится. Он знал только, что все его тело болело. Он не мог пошевелить руками, потому что они были скованы наручниками над его головой. Наручники были каким-то образом прикреплены к стене каньона.
  
   Когда он открыл глаза, он подтвердил это, а также личность человека, который пытался его разбудить. Торрес стоял перед ним.
  
   Широкая улыбка.
  
   "Я знаю, вы меня понимаете", - сказал солдат по-испански. "Я предпочитаю говорить на своем родном языке. Так я могу гораздо лучше разбираться с тонкими деталями."
  
   "В тебе нет ничего утонченного", - сказал священник по-испански.
  
   "Вы ошибаетесь, падре. Напротив, одной из вещей, которые сделали меня знаменитым в Колумбии, было то, как я всегда использовал природу, чтобы помочь мне. У меня есть маленькие друзья, которые делают за меня мою работу."
  
   "Так это ты подложил скорпионов в спальный мешок мисс Отеро", - сказал Фаулер, пытаясь незаметно для Торреса снять наручники. Это было бесполезно. Они были прикреплены к стене каньона стальным гвоздем, который был вбит в скалу.
  
   "Я ценю ваши усилия, падре. Но как бы сильно вы ни тянули, эти наручники не сдвинутся с места ", - сказал Торрес. "Но ты прав. Я хотел заполучить твою маленькую испанскую сучку. Это не сработало. Итак, теперь я должен дождаться нашего друга Алрика. Я думаю, он бросил нас. Должно быть, он развлекается с твоими двумя подружками-шлюхами. Я надеюсь, что он трахнет их обоих, прежде чем снесет им головы. Кровь так трудно отстирать с вашей униформы."
  
   Фаулер дернул за наручники, ослепленный гневом и неспособный контролировать себя.
  
   "Иди сюда, Торрес. Ты приходи сюда!"
  
   "Эй, эй! Что случилось?" - сказал Торрес, наслаждаясь яростью на лице Фаулера. "Мне нравится видеть тебя взбешенным. Моим маленьким друзьям это понравится."
  
   Священник посмотрел в том направлении, куда указывал Торрес. Недалеко от ног Фаулера на песке был холмик с несколькими красными фигурами, передвигающимися по нему.
  
   "Solenopsis catusianis . Я на самом деле не знаю латыни, но я знаю, что эти муравьи чертовски серьезны, падре. Мне очень повезло, что я нашел один из их холмов так близко. Я люблю наблюдать за их работой, и я давно не видел, чтобы они делали свое дело ..."
  
   Торрес присел на корточки и поднял камень. Он встал, поиграл с камнем несколько мгновений, затем отступил на несколько шагов.
  
   "Но сегодня, похоже, они будут работать особенно усердно, падре. У моих маленьких друзей такие зубы, что вы не поверите. Но это еще не все. Лучшая часть - это когда они втыкают в тебя свое жало и впрыскивают яд. Вот, позвольте мне показать вам."
  
   Он отвел руку назад и поднял колено, как бейсбольный питчер, затем швырнул камень. Он попал в курган, разрушив его вершину.
  
   Это было так, как будто красная фурия ожила на песке. Муравьи сотнями вылетели из гнезда. Торрес отступил немного назад и бросил еще один камень, на этот раз по дуге, так что он приземлился на полпути между Фаулером и гнездом. Красная масса на мгновение замерла, а затем бросилась на скалу, заставив ее исчезнуть под своим гневом.
  
   Торрес отступил еще медленнее и бросил еще один камень, который приземлился примерно в полутора футах от Фаулера. Муравьи снова продвигались по камню, пока масса не оказалась не более чем в восьми дюймах от священника. Фаулер мог слышать потрескивание насекомых. Это был отвратительный, пугающий звук, как будто кто-то тряс бумажным пакетом, полным бутылочных крышек.
  
   Они используют движение, чтобы направлять самих себя. Теперь он бросит еще один камень поближе ко мне, чтобы я сдвинулся с места. Если я это сделаю, мне конец, подумал Фаулер.
  
   И это именно то, что произошло. Четвертый камень упал к ногам Фаулера, и муравьи немедленно набросились на него. Постепенно ботинки Фаулера покрылись морем муравьев, которое росло с каждой секундой по мере того, как из гнезда появлялись новые. Торрес бросил в муравьев еще больше камней, которые стали еще злее, как будто запах их раздавленных собратьев усилил их жажду мести.
  
   "Признайте это, падре. Тебе крышка, " сказал Торрес.
  
   Солдат бросил еще один камень, на этот раз целясь не в землю, а в голову Фаулера. Он промахнулся на два дюйма и упал на красную волну, которая двигалась как сердитый вихрь.
  
   Торрес еще раз наклонился и выбрал камень поменьше, который ему было легче бросить. Он тщательно прицелился и пустил его в ход. Камень попал священнику в лоб. Фаулер боролся с болью и желанием двигаться.
  
   "Рано или поздно вы сдадитесь, падре. Я планирую провести утро вот так."
  
   Он снова наклонился, ища боеприпасы, но вынужден был остановиться, когда его рация с треском ожила.
  
   "Торрес, Деккер слушает. Где ты, блядь, находишься?"
  
   "Забочусь о священнике, сэр".
  
   "Оставь это Алрику, он скоро вернется. Я пообещал ему, и, как сказал Шопенгауэр, великий человек относится к своим обещаниям как к божественным законам."
  
   "Вас понял, сэр".
  
   "Отчитаться перед Гнездом Один".
  
   "При всем моем уважении, сэр, сейчас не моя очередь".
  
   "При всем моем уважении, если ты не появишься в Гнезде номер Один через тридцать секунд, я найду тебя и сдеру кожу с тебя живьем. Вы слышите?"
  
   "Я понял, полковник".
  
   "Я рад это слышать. Окончен."
  
   Торрес вернул рацию на пояс и медленно пошел обратно. "Вы слышали его, падре. После взрыва нас осталось всего пятеро, так что нам придется отложить нашу игру на пару часов. Когда я вернусь, ты будешь в худшей форме. Никто не может так долго сидеть на месте."
  
   Фаулер наблюдал, как Торрес обогнул изгиб каньона недалеко от входа. Его облегчение длилось недолго.
  
   Несколько муравьев на его ботинках начали медленно пробираться вверх по штанине.
  
  
   83
  
  
  
   МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ АЛЬ-КАХИРА
  
   КАИР, ЕГИПЕТ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 года. 9:56 утра.
  
  
   Не было еще и десяти утра, а рубашка младшего метеоролога уже промокла насквозь. Он все утро висел на телефоне, выполняя чью-то работу. Был разгар летнего сезона, и все, кто был кем-либо, ушли и находились на берегу Шарм-эль-Шейха, притворяясь опытными дайверами.
  
   Но это была одна из задач, которую нельзя было откладывать. Зверь, который приближался, был слишком опасен.
  
   Казалось, в тысячный раз с тех пор, как он подтвердил показания своих приборов, чиновник поднял телефонную трубку и позвонил в другой район, который должен был пострадать от прогноза.
  
   "Порт Акаба".
  
   "Салам алейкум, это Джавар Ибн Дауд из Метеорологического института Аль-Кахира".
  
   "Алейкум салам , Джавар, это Наджар". Хотя двое мужчин никогда не встречались, они говорили по телефону дюжину раз. "Не могли бы вы перезвонить мне через несколько минут?" Я действительно занят этим утром."
  
   "Послушай меня, это важно. Сегодня рано утром мы заметили огромную воздушную массу. Очень жарко, и это направляется в вашу сторону."
  
   "Симун? Идешь этим путем? Черт, мне придется позвонить жене и сказать, чтобы она принесла белье из прачечной."
  
   "Тебе лучше перестать шутить. Это одна из самых больших, которые я когда-либо видел. Это зашкаливает. Чрезвычайно опасно."
  
   Метеоролог в Каире почти слышал, как начальник порта с трудом сглатывает на другом конце провода. Как и все иорданцы, он научился уважать и бояться симуна, песчаной бури, которая двигалась по кругу, как торнадо, со скоростью до 100 миль в час и температурой 120 градусов по Фаренгейту. Любой, кому не повезло стать свидетелем симуна в полную силу на открытом воздухе, мгновенно умирал от остановки сердца из-за сильной жары, и тело лишалось всей влаги, оставляя пустой, высохший каркас там, где всего несколько минут назад было человеческое существо. К счастью, современные прогнозы погоды дали гражданским лицам достаточно времени, чтобы принять меры предосторожности.
  
   "Я понимаю. У вас есть вектор? " спросил начальник порта, теперь явно обеспокоенный.
  
   "Он покинул Синайскую пустыню несколько часов назад. Я думаю, что он просто пройдет мимо Акабы, но он будет питаться тамошними течениями и взорвется над вашей центральной пустыней. Вам придется позвонить всем, чтобы они могли передать сообщение."
  
   "Я знаю, как работает сеть, Джавар. Спасибо вам."
  
   "Просто убедись, что никто не отплывает до вечера, хорошо? Если нет, вы будете собирать мумии утром."
  
  
   84
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 года. 11:07 утра.
  
  
   Дэвид Паппас в последний раз просунул головку бура в отверстие. Они только что закончили сверлить щель в стене шириной около шести футов и высотой три с половиной дюйма, и благодаря Вечности потолок камеры по другую сторону стены не обрушился, хотя была небольшая дрожь, вызванная вибрациями. Теперь они могли убирать камни вручную, не разбирая их на части. Поднять их и отложить в сторону было другим делом, поскольку их было довольно много.
  
   "Это займет еще два часа, мистер Кайн".
  
   Миллиардер спустился в пещеру на полчаса раньше. Он стоял в углу, заложив обе руки за спину, как он часто делал, просто наблюдая и, казалось, расслабившись. Раймонд Кайн боялся спуска в яму, но только рациональным образом. Он провел всю ночь, мысленно готовясь к этому, и не почувствовал обычного страха, сжимающего его грудь. Его пульс участился, но не больше, чем обычно для шестидесятивосьмилетнего мужчины, которого впервые пристегнули ремнями безопасности и спустили в пещеру.
  
   Я не понимаю, почему мне так хорошо. Это из-за близости к Ковчегу я так себя чувствую? Или это узкая матка, этот горячий колодец, который успокаивает меня и устраивает меня?
  
   Рассел подошел к нему и прошептал, что ему нужно пойти и принести кое-что из его палатки. Кайн кивнул, отвлекшись на свои собственные мысли, но гордый тем, что освободился от своей зависимости от Джейкоба. Он любил его как сына и был благодарен за его жертву, но он с трудом мог вспомнить минуту, когда Джейкоб не находился на другом конце комнаты, готовый протянуть руку помощи или дать совет. Каким терпеливым был с ним молодой человек.
  
   Если бы не Джейкоб, ничего из этого никогда бы не произошло.
  
  
   85
  
  
  
   Стенограмма общения между экипажем "Бегемота" и Джейкобом Расселом
  
   20 Июля 2006
  
  
   МОИСЕЙ 1: Бегемот, Моисей 1 здесь. Вы меня слышите?
  
  
   БЕГЕМОТ : Бегемот. Доброе утро, мистер Рассел.
  
  
   МОИСЕЙ 1: Привет, Томас. Как дела?
  
  
   БЕГЕМОТ: Вы знаете, сэр. Много тепла, но я думаю, что те из нас, кто родился в Копенгагене, никогда не смогут насытиться этим. Чем я могу помочь?
  
  
   МОИСЕЙ 1: Томас, мистеру Кайну нужен BA-609 через полчаса. Мы должны организовать экстренный сбор. Скажите пилоту, чтобы он взял с собой максимальный запас топлива.
  
  
   БЕГЕМОТ: Сэр, боюсь, это будет невозможно. Мы только что получили сообщение от начальника порта Акабы, в котором сообщается, что гигантская песчаная буря движется по территории между портом и вашим местоположением. Они приостановили все воздушное сообщение до 18:00.
  
  
   МОИСЕЙ 1: Томас, я бы хотел, чтобы ты кое-что прояснил для меня. Есть ли на борту вашего корабля эмблема порта Акаба или Кайн Индастриз?
  
  
   БЕГЕМОТ: Кайн Индастриз, сэр.
  
  
   МОИСЕЙ 1: Я так и думал. Еще кое-что. Вы случайно не слышали меня, когда я назвал вам имя человека, которому требуется BA-609?
  
  
   БЕГЕМОТ: Хм, да, сэр. Мистер Кайн, сэр.
  
  
   МОИСЕЙ 1: Очень хорошо, Томас. Тогда, пожалуйста, будьте так добры следовать приказам, которые я вам дал, или вы и вся команда этого судна останетесь без работы в течение месяца. Я ясно выразился?
  
  
   БЕГЕМОТ: Совершенно ясно, сэр. Самолет немедленно направится в вашу сторону.
  
  
   МОИСЕЙ 1 : Всегда рад, Томас. Окончен.
  
  
   86
  
  
  
   Х УКАН
  
   Он начал с восхваления имени Аллаха Мудрого, Святого, Сострадательного, того, кто позволил ему одержать победу над его врагами. Он сделал это, стоя на коленях на полу, одетый в белую мантию, которая покрывала все его тело. Перед ним был таз с водой.
  
   Чтобы убедиться, что вода достигла кожи под металлом, он снял кольцо с надписью даты окончания учебы. Это был подарок от братства. Затем он вымыл обе руки до запястий, сосредоточившись на участках между пальцами.
  
   Он сложил чашечкой правую руку, ту, которой ни при каких обстоятельствах никогда не прикасался к своим интимным местам, и зачерпнул немного воды, затем трижды энергично прополоскал рот.
  
   Он снова набрал воды в ладонь, поднес к носу и с силой вдохнул, чтобы очистить ноздри. Он повторил ритуал три раза. Левой рукой он вычистил остатки воды, песка и слизи.
  
   Снова используя левую руку, он смочил кончики пальцев и почистил кончик носа.
  
   Он поднял правую руку и поднес ее к лицу, затем опустил ее, чтобы окунуть в таз, и трижды промыл лицо от правого уха до левого.
  
   Затем от его лба к горлу три раза.
  
   Он снял часы и энергично вымыл оба предплечья, сначала правое, а затем левое, от запястья до локтя.
  
   Намочив ладони, он потер голову ото лба до задней части шеи.
  
   Он засунул влажные указательные пальцы в уши, промыв их за ушами, а затем мочки большими пальцами.
  
   Наконец, он вымыл обе ступни до лодыжек, начав с правой стопы и убедившись, что вымылся между пальцами.
  
   "Аш хаду ан ла илаха илла Аллах вахдаху ла шарика лаху ва анна Мухаммадан "абдуху ва расулух", - горячо декламировал он, подчеркивая центральный принцип своей веры, что нет Бога, кроме Аллаха, которому нет равных, и что Мухаммед - его слуга и Посланник.
  
  
   На этом завершился ритуал омовения, который ознаменовал бы начало его жизни в качестве объявленного воина джихада. Теперь он был готов убивать и умереть во славу Аллаха.
  
   Он схватил пистолет, позволив себе короткую улыбку. Он мог слышать двигатели самолета. Пришло время подать сигнал.
  
   С торжественным жестом Рассел покинул палатку.
  
  
   87
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006. 13:24.
  
  
   Пилотом BA-609 был Хауэлл Дьюк. За двадцать три года полетов он налетал 18 000 часов на различных типах самолетов при всех возможных погодных условиях. Он пережил снежную бурю на Аляске и электрический шторм на Мадагаскаре. Но он никогда не испытывал настоящего страха, того ощущения холода, от которого у тебя съеживаются яйца и пересыхает в горле.
  
   До сегодняшнего дня.
  
   Он летел в безоблачном небе с оптимальной видимостью, выжимая из своих двигателей все до последней капли лошадиных сил. Самолет был не самым быстрым или лучшим, который он пилотировал, но он, безусловно, был самым забавным. Он мог развивать скорость 315 миль в час, а затем величественно зависать на месте, как облако. Все шло идеально.
  
   Он опустил глаза, чтобы проверить высоту, указатель расхода топлива и расстояние до места назначения. Когда он снова поднял глаза, у него отвисла челюсть. На горизонте появилось нечто, чего раньше там не было.
  
   Сначала это выглядело как стена из песка высотой в сто футов и шириной в пару миль. Учитывая несколько ориентиров в пустыне, Дюк сначала подумал, что то, что он видел, было неподвижным. Постепенно он осознал, что дело движется, и это происходило так быстро.
  
   Я вижу впереди каньон. Черт. Слава Богу, это не произошло десять минут назад. Должно быть, это симун, о котором они меня предупреждали.
  
   Ему понадобится не менее трех минут, чтобы посадить самолет, а стена была менее чем в двадцати пяти милях от него. Он произвел быстрый расчет. Симуну потребовалось бы еще двадцать минут, чтобы добраться до каньона. Он нажал на режим преобразования вертолета и почувствовал, что двигатели немедленно замедлились.
  
   По крайней мере, это работает. У меня будет время посадить эту птицу и втиснуться в самое маленькое пространство, которое я смогу найти. Если хотя бы половина того, что они говорят об этом, правда...
  
   Три с половиной минуты спустя шасси BA-609 приземлились на ровной площадке между лагерем и раскопками. Дюк заглушил двигатель и впервые в жизни не потрудился пройти последнюю проверку безопасности, а вышел из самолета так, словно у него горели штаны. Он огляделся, но никого не увидел.
  
   Я должен сообщить всем. Внутри этого каньона они не увидят эту штуку, пока она не окажется на расстоянии тридцати секунд.
  
   Он побежал к палаткам, хотя и не был уверен, что находиться внутри палатки - самое безопасное место. Внезапно к нему направилась фигура, одетая в белое. Вскоре он узнал, кто это был.
  
   "Привет, мистер Рассел. Я вижу, ты стал туземцем, " сказал Дюк, чувствуя нервозность. "Я не видел тебя..."
  
   Рассел был в двадцати футах от меня. В этот момент пилот заметил, что у Рассела в руке пистолет, и остановился как вкопанный.
  
   "Мистер Рассел, что происходит?"
  
   Руководитель ничего не сказал. Он просто прицелился в грудь пилота и сделал три быстрых выстрела. Он встал над упавшим телом и выстрелил еще три раза в голову пилота.
  
   В соседней пещере О услышал выстрелы и предупредил группу.
  
   "Братья, это сигнал. Поехали."
  
  
   88
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006. 13:39.
  
  
   "Ты пьян, Гнездо Три?"
  
   "Полковник, я повторяю, что мистер Рассел только что снес пилоту голову, а затем побежал к раскопкам. Каковы ваши приказы?"
  
   "Черт. У кого-нибудь есть изображение Рассела?"
  
   "Сэр, это Гнездо два. Он поднимается на платформу. Он как-то странно одет. Должен ли я сделать предупредительный выстрел?"
  
   "Отрицательно, гнездо два. Ничего не предпринимайте, пока мы не узнаем больше. Гнездо Один, вы меня слышите?"
  
   "..."
  
   "Гнездо Один, ты меня слышишь?"
  
   "Гнездо номер один. Торрес, возьми в руки это гребаное радио."
  
   "..."
  
   "Гнездо два, у тебя есть изображение гнезда один?"
  
   "Подтверждаю, сэр. У меня есть изображение, но Торреса там нет, сэр."
  
   "Черт! Вы двое, не отрывайте глаз от входа в раскопки. Я в пути."
  
  
   89
  
  
  
   У ВХОДА В КАНЬОН, ЗА ДЕСЯТЬ МИНУТ ДО
  
   Первый укус был в его икре двадцать минут назад.
  
   Фаулер почувствовал острую боль, но, к счастью, она длилась недолго, сменившись тупой болью, больше похожей на сильную пощечину, чем на первый удар молнии.
  
   Священник планировал подавить любые крики, стиснув зубы, но заставил себя пока этого не делать. Он попробовал бы это со следующим укусом.
  
   Муравьи забрались не выше его колен, и Фаулер не имел ни малейшего представления, знали ли они, кто он такой. Он изо всех сил старался казаться чем-то несъедобным или опасным, и по обеим причинам он не мог сделать одну вещь: двигаться.
  
   Следующий укол причинил гораздо больше боли, возможно, потому, что он знал, что будет дальше: опухоль в области, неизбежность всего этого, чувство беспомощности.
  
   После шестого укуса он сбился со счета. Возможно, его ужалили двенадцать раз, возможно, двадцать. Осталось немного, но он больше не мог этого выносить. Он израсходовал все свои ресурсы - стиснул зубы, закусил губы, раздул ноздри достаточно широко, чтобы в них мог въехать грузовик? В какой-то момент, чувствуя отчаяние, он даже рискнул вывернуть запястья в наручниках.
  
   Хуже всего было не знать, когда последует следующий удар. До этого момента ему везло, поскольку большинство муравьев отошли на полдюжины футов влево от него, и только пара сотен покрывала землю под ним. Но он знал, что при малейшем движении они нападут.
  
   Ему нужно было сосредоточиться на чем-то другом, кроме боли, или он поступит вопреки здравому смыслу и начнет пытаться раздавить насекомых ботинками. Возможно, ему даже удалось бы убить нескольких, но было ясно, что у них численное преимущество, и в конце концов он проиграет.
  
   Новый удар стал последней каплей. Боль пробежала по его ногам и взорвалась в гениталиях. Он был на грани потери рассудка.
  
   Как ни странно, именно Торрес спас его.
  
   "Падре, ваши грехи нападают на вас. Один за другим, точно так же, как они пожирают душу."
  
   Фаулер поднял глаза. Колумбиец стоял почти в тридцати футах от него, наблюдая за ним с веселым выражением на лице.
  
   "Знаешь, мне надоело быть там, наверху, поэтому я вернулся, чтобы увидеть тебя в твоем собственном личном Аду. Послушайте, так нас никто не побеспокоит, " сказал он, выключая рацию левой рукой. В правой руке он держал камень размером с теннисный мяч. "Итак, на чем мы остановились?"
  
   Священник был благодарен, что Торрес был там. Это дало ему кого-то, на ком он мог сосредоточить свою ненависть. Что, в свою очередь, дало бы ему еще несколько минут неподвижности, еще несколько минут жизни.
  
   "О, да", - продолжил Торрес. "Мы пытались выяснить, собираетесь ли вы сделать первый шаг или я собираюсь сделать это за вас".
  
   Он бросил камень и попал Фаулеру в плечо. Камень упал туда, где скопилось большинство муравьев, снова пульсирующий смертоносный рой, готовый атаковать все, что угрожало их дому.
  
   Фаулер закрыл глаза и попытался справиться с болью. Камень попал в него в то же место, в которое убийца-психопат выстрелил в него шестнадцать месяцев назад. По ночам вся область все еще болела, и теперь он чувствовал, что заново переживает все это испытание. Он попытался сосредоточиться на боли в плече, чтобы заглушить боль в ногах, используя трюк, которому инструктор научил его, казалось, миллион лет назад: мозг может справиться только с одной острой болью за раз.
  
  
   Когда Фаулер снова открыл глаза и увидел, что происходит за спиной Торреса, ему пришлось приложить еще больше усилий, чтобы контролировать свои эмоции. Если бы он хоть на мгновение выдал себя, ему пришел конец. Голова Андреа Отеро появилась из-за дюны, которая лежала сразу за выходом в каньон, где его держал в плену Торрес. Репортер была очень близко, и, без сомнения, через несколько мгновений она увидит их, если уже не сделала этого.
  
   Фаулер понимал, что должен быть абсолютно уверен, что Торрес не развернется в поисках другого камня. Он решил дать колумбийцу то, чего солдат меньше всего ожидал.
  
   "Пожалуйста, Торрес. Пожалуйста, я тебя умоляю."
  
   Выражение лица колумбийца полностью изменилось. Как и всех убийц, мало что возбуждало его больше, чем контроль, который, как он думал, он имел над своими жертвами, когда они начинали умолять.
  
   "О чем ты умоляешь, падре?"
  
   Священнику пришлось заставить себя сосредоточиться и подобрать правильные слова. Все зависело от того, чтобы Торрес не обернулся. Андреа видела их, и Фаулер был уверен, что она была близко, хотя он потерял ее из виду, потому что тело Торреса загораживало путь.
  
   "Я прошу сохранить мне жизнь. Моя жалкая жизнь. Ты солдат, настоящий мужчина. По сравнению с тобой я ничто."
  
   Наемник широко улыбался, обнажая свои желтоватые зубы. "Хорошо сказано, падре. И теперь..."
  
   Торрес так и не получил возможности закончить свое предложение. Он даже не почувствовал удара.
  
  
   Андреа, у которой была возможность увидеть сцену, когда она приблизилась, решила не использовать пистолет. Помня, каким плохим стрелком она была с Алриком, максимум, на что она могла надеяться, это на то, что шальная пуля не попадет Фаулеру в голову так же, как ранее попала в шину Хаммера. Вместо этого она вытащила дворники из своего самодельного зонтика. Держа стальную трубу как бейсбольную биту, она медленно поползла вперед.
  
   Труба была не слишком тяжелой, поэтому ей пришлось тщательно выбирать линию атаки. Всего в нескольких шагах позади него, она решила прицелиться ему в голову. Она чувствовала, как вспотели ее ладони, и молилась, чтобы она не облажалась. Если Торрес обернется, ей крышка.
  
   Он этого не сделал. Андреа твердо поставила ноги на землю, взмахнула оружием и со всей силы ударила Торреса по голове сбоку, рядом с виском.
  
   "Получи это, ублюдок!"
  
   Колумбиец камнем рухнул в песок. Масса красных муравьев, должно быть, почувствовала вибрацию, потому что немедленно развернулась и направилась к его упавшему телу. Не подозревая о том, что произошло, он начал вставать. Все еще в полубессознательном состоянии от удара в висок, он пошатнулся и снова упал, когда первые муравьи добрались до его тела. Когда он почувствовал первые укусы, Торрес в абсолютном ужасе поднес руки к глазам. Он попытался встать на колени, но это еще больше раззадорило муравьев, и они набросились на него в еще большем количестве. Это было так, как если бы они передавали сообщение друг другу через свои феромоны.
  
   Враг.
  
   Убивать.
  
   "Беги, Андреа!" Фаулер завопил. "Убирайся от них".
  
   Молодой репортер сделал несколько шагов назад, но очень немногие муравьи повернулись, чтобы последовать за вибрациями. Они больше беспокоились о колумбийце, который был покрыт ими с головы до ног, выл в агонии, каждая клеточка его тела подвергалась атаке острых челюстей и иглообразных укусов. Торресу удалось снова встать и сделать несколько шагов, муравьи покрывали его, как странная кожа.
  
   Он сделал еще один шаг, затем упал и больше не вставал.
  
  
   Андреа тем временем отступила к тому месту, где бросила дворники и рубашку. Она завернула дворники в тряпку. Затем, сделав большой крюк вокруг муравьев, она подошла к Фаулеру и подожгла рубашку своей зажигалкой. Когда рубашка горела, она начертила ею круг на земле вокруг священника. Несколько муравьев, которые не присоединились к нападению на Торреса, разбежались от жары.
  
   Используя стальную трубу, она отодвинула наручники Фаулера и шип, который удерживал их от камня.
  
   "Спасибо", - сказал священник, его ноги дрожали.
  
  
   Когда они отошли примерно на сто футов от муравьев и Фаулер решил, что они в безопасности, они рухнули на землю, обессиленные. Священник закатал брюки, чтобы проверить свои ноги. За исключением небольших красноватых следов от укусов, опухоли и непрерывной, но тупой боли, двадцать с лишним укусов не причинили слишком большого вреда.
  
   "Теперь, когда я спас тебе жизнь, я полагаю, твой долг передо мной погашен?" Саркастически сказала Андреа.
  
   "Док рассказал тебе об этом?"
  
   "Об этом и о многом другом я хочу тебя спросить".
  
   "Где она?" - спросил священник, но он уже знал ответ.
  
   Молодая женщина покачала головой и начала рыдать. Фаулер нежно обнимал ее.
  
   "Мне так жаль, мисс Отеро".
  
   "Я любила ее", - сказала она, уткнувшись лицом в грудь священника. Рыдая, Андреа поняла, что Фаулер внезапно напрягся и затаил дыхание.
  
   "Что случилось?" - спросила она.
  
   В ответ на ее вопрос Фаулер указал на горизонт, где Андреа увидела смертоносную стену песка, приближающуюся к ним так же неотвратимо, как ночь.
  
  
   90
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006 г., 13:48.
  
  
   Вы двое, не отрывайте глаз от входа на место раскопок. Я в пути.
  
   Именно эти слова привели, хотя и косвенно, к гибели оставшейся команды Деккера. Когда произошло нападение, глаза двух солдат смотрели куда угодно, но не туда, откуда исходила опасность.
  
   Теви Ваака, огромный суданец, лишь мельком увидел незваных гостей, одетых в коричневое, когда они уже были в лагере. Их было семеро, вооруженных автоматами Калашникова. Он предупредил Джексона по радио, и эти двое открыли огонь. Один из злоумышленников пал под градом пуль. Остальные спрятались за палатками.
  
   Ваака был удивлен, что они не открыли ответный огонь. На самом деле это была его последняя мысль, потому что несколько секунд спустя двое террористов, которые взобрались на скалу, устроили ему засаду сзади. Две очереди из "Калашникова", и Теви Ваака присоединился к своим предкам.
  
  
   На другой стороне каньона в "Гнезде 2" Марла Джексон увидела, как в Вааку стреляли через оптический прицел ее M4, и поняла, что ее ждет та же участь. Марла хорошо знала скалы. Она провела там так много часов, когда ей нечего было делать, кроме как смотреть по сторонам и трогать себя через брюки, когда никто не смотрел, считая часы до того, как придет Деккер и заберет ее на частную разведывательную миссию.
  
   За часы караульной службы она сотни раз представляла, как гипотетические враги могут взобраться наверх и окружить ее. Теперь, заглянув за край утеса, она увидела двух вполне реальных врагов всего в полутора футах от себя. Она немедленно всадила в них четырнадцать пуль.
  
   Они не издали ни звука, когда умирали.
  
  
   Теперь осталось четверо врагов, о которых она знала, но она ничего не могла сделать со своей позиции без прикрытия. Единственное, о чем она могла подумать, это присоединиться к Деккеру на раскопках, чтобы они могли вместе разработать план. Это был дерьмовый вариант, потому что она потеряла бы преимущество в росте и более легкий путь к отступлению. Но у нее не было выбора, потому что теперь она услышала три слова по своей рации:
  
   "Марла... помоги мне."
  
   "Деккер, где ты?"
  
   "Внизу. У основания платформы."
  
   Не заботясь о собственной безопасности, Марла спустилась по веревочной лестнице и побежала к раскопкам. Деккер лежал рядом с платформой с очень уродливой раной на правой стороне груди и с подвернутой под себя левой ногой. Должно быть, он упал с вершины лесов. Марла осмотрела рану. Южноафриканцу удалось остановить кровотечение, но его дыхание было...
  
   Гребаный свист.
  
   ... беспокоит. У него было пробито легкое, и это была плохая новость, если они сразу не обратились к врачу.
  
   "Что с тобой случилось?"
  
   "Это был Рассел. Этот сукин сын... он застал меня врасплох, когда я вошел."
  
   "Рассел?" Удивленно сказала Марла. Она попыталась подумать. "С тобой все будет в порядке. Я вытащу вас отсюда, полковник. Я клянусь."
  
   "Ни за что. Ты должен выбраться отсюда сам. Я закончил. Мастер сказал это лучше всего: "Жизнь для подавляющего большинства - это постоянная борьба за простое существование с уверенностью в том, что в конце концов она будет преодолена". "
  
   "Не мог бы ты, пожалуйста, хоть раз оставить в покое гребаного Шопенгауэра, Деккер?"
  
   Южноафриканец грустно улыбнулся вспышке своего любовника и сделал легкий жест головой.
  
   "За тобой, солдат. Не забывай, что я тебе сказал."
  
   Марла обернулась и увидела четырех террористов, приближающихся к ней. Они рассредоточились веером и использовали камни в качестве укрытия, в то время как ее единственной защитой будет тяжелый брезент, защищающий гидравлическую систему и стальные подшипники платформы.
  
   "Полковник, я думаю, нам обоим конец".
  
   Повесив М4 на плечо, она попыталась затащить Деккера под строительные леса, но смогла сдвинуть его лишь на несколько дюймов. Вес южноафриканки был слишком велик даже для такой сильной женщины, как она.
  
   "Послушай меня, Марла".
  
   "Какого черта тебе нужно?" Сказала Марла, пытаясь думать, когда она присела на корточки рядом со стальными опорами лесов. Хотя она не была уверена, следует ли ей открывать огонь до того, как у нее будет точный выстрел, она была уверена, что у них это произойдет гораздо раньше, чем у нее.
  
   "Сдайся. Я не хочу, чтобы они убили тебя, " сказал Деккер, его голос становился все слабее.
  
   Марла собиралась снова обругать своего командира, когда быстрый взгляд в сторону входа в каньон подсказал ей, что сдаться, возможно, единственный выход из этой абсурдной ситуации.
  
   "Я сдаюсь!" - закричала она. "Вы слушаете, придурки? Я сдаюсь. Янки, она идет домой."
  
   Она отбросила свою винтовку на несколько футов перед собой, а затем автоматический пистолет. Затем она встала и подняла руки.
  
   Я рассчитываю на вас, ублюдки. Это ваш шанс подробно допросить женщину-заключенную. Не стреляй в меня, блядь.
  
   Террористы медленно приближались, их винтовки были нацелены ей в голову, каждое дуло "Калашникова" было готово выплюнуть свинец и оборвать ее драгоценную жизнь.
  
   "Я сдаюсь", - повторила Марла, наблюдая, как они продвигаются. Они образовали полукруг, их колени были согнуты, лица закрыты черными шарфами, примерно в двадцати футах друг от друга, чтобы они не были легкой мишенью.
  
   Черт возьми, я сдаюсь, сукины дети. Наслаждайся своими семьюдесятью двумя девственницами.
  
   "Я сдаюсь", - крикнула она в последний раз, надеясь заглушить нарастающий шум ветра, который превратился во взрыв, когда стена песка пронеслась над палатками, поглотив самолет, а затем устремившись к террористам.
  
   Двое из них повернулись в шоке. Остальные так и не узнали, что на них обрушилось.
  
   Все они погибли мгновенно.
  
   Марла бросилась рядом с Деккером и натянула на них брезент, как импровизированную палатку.
  
   Ты должен спуститься. Прикройся чем-нибудь. Не боритесь с жарой и ветром, иначе вы высохнете, как изюминка.
  
   Это были слова Торреса, который всегда был хвастуном, когда он рассказывал своим товарищам о мифе о симуне, пока они играли в покер. Может быть, это сработало бы. Марла схватила Деккера, и он попытался сделать то же самое, хотя его хватка была слабой.
  
   "Держитесь там, полковник. Через полчаса мы будем далеко отсюда."
  
  
   91
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006. 13:52.
  
  
   Отверстие было не более чем трещиной у основания каньона, но оно было достаточно большим для двух человек, прижавшихся друг к другу. Им едва удалось втиснуться внутрь, прежде чем симун обрушился на каньон. Небольшой выступ скалы защитил их от первой волны жары. Им приходилось кричать, чтобы их услышали сквозь рев песчаной бури.
  
   "Расслабьтесь, мисс Отеро. Мы пробудем здесь не менее двадцати минут. Этот ветер смертельно опасен, но, к счастью, он длится не слишком долго."
  
   "Ты раньше бывал в песчаной буре, не так ли, отец?"
  
   "Несколько раз. Но я никогда не видел симуна. Я только читал об этом в атласе Рэнд Макнелли."
  
   Андреа на некоторое время замолчала, пытаясь отдышаться. К счастью, песок, который несло по каньону, почти не проникал в их убежище, несмотря на то, что температура резко повысилась, и Андреа стало трудно дышать.
  
   "Поговори со мной, отец. Я чувствую, что сейчас упаду в обморок."
  
   Фаулер попытался изменить свое положение, чтобы он мог потереть боль в ногах. Укусы нуждались в дезинфицирующих средствах и антибиотиках как можно скорее, хотя это не было приоритетом. Вытащить Андреа оттуда было.
  
   "Как только ветер утихнет, мы побежим к H3s и создадим отвлекающий маневр, чтобы вы могли выбраться отсюда и направиться в Акабу, прежде чем кто-нибудь начнет стрелять. Ты умеешь водить, не так ли?"
  
   "Я бы уже был в Акабе, если бы смог найти разъем в этом чертовом Хаммере", - солгал Андреа. "Кто-то забрал это".
  
   "Это под запасным колесом в таком транспортном средстве".
  
   Куда я, конечно, не заглядывал.
  
   "Не меняй тему. Вы использовали единственное число. Разве ты не идешь со мной?"
  
   "Я должен завершить свою миссию, Андреа".
  
   "Ты пришел сюда из-за меня, не так ли? Что ж, теперь ты можешь уйти со мной."
  
   Священнику потребовалось несколько секунд, прежде чем ответить. В конце концов он решил, что молодой репортер должен знать правду.
  
   "Нет, Андреа. Меня послали сюда, чтобы вернуть Ковчег, несмотря ни на что, но это был приказ, который я никогда не планировал выполнять. Есть причина, по которой у меня в портфеле была взрывчатка. И эта причина находится внутри той пещеры. Я никогда по-настоящему не верил, что она существует, и я никогда бы не принял миссию, если бы ты не был в ней задействован. Мой начальник использовал нас обоих."
  
   "Почему, отец?"
  
   "Это очень сложно, но я постараюсь объяснить как можно короче. Ватикан продумал возможности того, что могло бы произойти, если бы Ковчег Завета был возвращен в Иерусалим. Люди восприняли бы это как знак. Другими словами, в знак того, что Храм Соломона должен быть восстановлен на его первоначальном месте."
  
   "Где расположены Купол скалы и мечеть Аль-Акса".
  
   "Именно. Религиозная напряженность в регионе возрастет в сто раз. Это спровоцировало бы палестинцев. Мечеть Аль-Акса в конечном итоге была бы разрушена, чтобы можно было восстановить первоначальный храм. Это не просто предположение, Андреа. Это фундаментальная идея. Если у одной группы есть сила сокрушить другую, и они верят, что у них есть оправдание, в конечном итоге они это делают."
  
   Андреа вспомнила одну из историй, над которой она работала в начале своей профессиональной карьеры, семью годами ранее. Это был сентябрь 2000 года, и она работала над международным разделом газеты. Пришло известие, что Ариэль Шарон собирался прогуляться в окружении сотен полицейских, борющихся с беспорядками, по Храмовой горе - на границе между еврейским и арабским секторами, в сердце Иерусалима, одной из самых священных и спорных территорий в истории, на месте Храма Скалы, третьего по значимости места в исламском мире.
  
   Эта простая прогулка привела ко Второй интифаде, которая все еще продолжалась. К тысячам убитых и раненых; к взрывам террористов-смертников с одной стороны и военным атакам с другой. К нескончаемой спирали ненависти, которая сулила мало шансов на примирение. Если бы обнаружение Ковчега Завета означало восстановление Храма Соломона на том месте, где сейчас стоит мечеть Аль-Акса, каждая исламская страна в мире восстала бы против Израиля, развязав конфликт с невообразимыми последствиями. Поскольку Иран находится на грани реализации своего ядерного потенциала, тому, что может произойти, не будет предела.
  
   "Это оправдание?" Сказала Андреа, ее голос дрогнул от эмоций. "Святые заповеди Бога Любви?"
  
   "Нет, Андреа. Это право собственности на Землю Обетованную."
  
   Репортер неловко поерзал.
  
   "Теперь я вспоминаю, как Форрестер назвал это... контракт людей с Богом. И что Кира Ларсен сказала об изначальном значении и силе Ковчега. Но чего я не понимаю, так это какое отношение ко всему этому имеет Кайн."
  
   "У мистера Кайна явно неспокойный ум, но в то же время он глубоко религиозен. Насколько я понимаю, его отец оставил ему письмо с просьбой выполнить миссию его семьи. Это все, что я знаю."
  
   Андреа, которая знала всю историю более подробно из своего интервью с Каином, не перебивала.
  
   Если Фаулер хочет знать остальное, пусть он купит книгу, которую я планирую написать, как только выберусь отсюда, подумала она.
  
   "С тех пор, как родился его сын, Каин ясно дал понять, - продолжил Фаулер, - что он вложит все свои ресурсы в поиски Ковчега, чтобы его сын ..."
  
   "Исаак".
  
   "... чтобы Исаак мог выполнить предназначение своей семьи".
  
   "Чтобы вернуть ковчег в Храм?"
  
   "Не совсем, Андреа. Согласно определенной интерпретации Торы, тот, кто способен вернуть Ковчег и восстановить Храм - последнее относительно легко, учитывая состояние Кайна, - будет Обещанным: Мессией."
  
   "О, Боже!"
  
   Лицо Андреа полностью преобразилось, когда последний кусочек головоломки встал на свое место. Это все объясняло. Галлюцинации. Навязчивое поведение. Ужасная травма от того, что я вырос взаперти в этом узком пространстве. Религия как абсолютный факт.
  
   "Вот именно", - сказал Фаулер. "Кроме того, он рассматривал смерть своего собственного сына Исаака как жертву, требуемую Богом, чтобы он сам мог достичь этой судьбы".
  
   "Но, отец ... если Каин знал, кто ты такой, какого черта он позволил тебе отправиться в экспедицию?"
  
   "Знаете, это иронично. Кайн не смог бы выполнить эту миссию без благословения Рима, печати одобрения того, что Ковчег был настоящим. Вот как они смогли вовлечь меня в экспедицию. Но кто-то еще тоже проник в экспедицию. Кто-то, обладающий большой властью, который решил работать на Кайна после того, как Исаак рассказал ему об одержимости его отца Ковчегом. Я только предполагаю, но сначала он, вероятно, просто взялся за работу, чтобы получить доступ к конфиденциальной информации. Позже, когда одержимость Кайна переросла во что-то более конкретное, он разработал свои собственные планы."
  
   "Рассел!" Андреа ахнула.
  
   "Это верно. Человек, который сбросил тебя в море и убил Стоу Эрлинга в неуклюжей попытке скрыть свое открытие. Возможно, позже он планировал сам откопать Ковчег. И либо он, либо Кайн - или оба - несут ответственность за протокол Ипсилон."
  
   "И он подложил скорпионов в мой спальный мешок, ублюдок".
  
   "Нет, это был Торрес. У вас очень избранный фан-клуб."
  
   "Только с тех пор, как мы с тобой узнали друг друга, отец. Но я все еще не понимаю, зачем Расселу нужен Ковчег."
  
   "Возможно, чтобы уничтожить его. Если это так, хотя я в этом сомневаюсь, я не собираюсь его останавливать. Я думаю, он может захотеть вывезти это отсюда, чтобы использовать в какой-нибудь безумной схеме шантажа правительства Израиля. Я все еще не разобрался с этой частью, но ясно одно: ничто не помешает мне выполнить мое решение."
  
   Андреа попыталась внимательно вглядеться в лицо священника. То, что она увидела, заставило ее застыть.
  
   "Ты действительно собираешься взорвать Ковчег, отец? Такой священный предмет?"
  
   "Я думал, ты не веришь в Бога", - сказал Фаулер с ироничной улыбкой.
  
   "В последнее время в моей жизни произошло много странных поворотов", - печально ответила Андреа.
  
   "Закон Божий выгравирован здесь и сям", - сказал священник, касаясь своего лба, а затем груди. "Ковчег - это всего лишь ящик из дерева и металла, который, если его всплывет, приведет к гибели миллионов людей и столетней войне. То, что мы видели в Афганистане и Ираке, является лишь бледной тенью того, что может произойти потом. Вот почему он не покидает ту пещеру."
  
   Андреа не ответила. Внезапно наступила тишина. Завывания ветра среди скал в каньоне наконец прекратились.
  
   Симун закончился.
  
  
   92
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006. 14:16.
  
  
   Они осторожно вышли из своего укрытия и вошли в каньон. Пейзаж перед ними был сценой опустошения. Палатки были сорваны со своих платформ, и то, что было внутри, теперь было разбросано по всей прилегающей территории. Ветровые стекла на хаммерах были разбиты мелкими камнями, которые оторвались от скал каньона. Фаулер и Андреа шли к машинам, когда внезапно услышали, как оживает мотор одного из хаммеров.
  
   Без предупреждения к ним на полной скорости направлялся H3.
  
   Фаулер оттолкнул Андреа с дороги и отскочил в сторону. На долю секунды он увидел Марлу Джексон за рулем, ее зубы были стиснуты от гнева. Огромная задняя шина Hummer прошла в нескольких дюймах перед лицом Андреа, обдав ее песком.
  
   Прежде чем они двое смогли подняться, H3 обогнул изгиб каньона и исчез.
  
   "Я думаю, здесь только мы", - сказал священник, помогая Андреа подняться на ноги. "Это были Джексон и Деккер, уходящие так, словно за ними гнался сам дьявол. Я не думаю, что многие из их спутников остались."
  
   "Отец, я не думаю, что это единственные вещи, которые исчезли. Похоже, что ваш план вытащить меня отсюда пошел прахом", - сказал репортер, указывая на три оставшихся универсальных транспортных средства.
  
   Все двенадцать шин были порезаны.
  
   Они пару минут ходили вокруг обломков палаток в поисках воды. Они нашли три наполовину полных фляги и сюрприз: рюкзак Андреа с ее жестким диском, почти зарытый в песок.
  
   "Все изменилось", - сказал Фаулер, подозрительно оглядываясь по сторонам. Он казался неуверенным в себе и крался так, как будто убийца на утесах мог прикончить их в любой момент.
  
   Андреа последовала за ним, пригнувшись от страха.
  
   "Я не могу вытащить тебя отсюда, так что оставайся рядом, пока мы что-нибудь не придумаем".
  
   BA-609 был перевернут на левый бок, как птица со сломанным крылом. Фаулер вошел в каюту и появился тридцать секунд спустя, держа в руках несколько кабелей.
  
   "Рассел не сможет использовать самолет для перевозки Ковчега", - сказал он, отбрасывая кабели подальше, а затем спрыгивая обратно. Он поморщился, когда его ноги коснулись песка.
  
   Ему все еще больно. Это безумие, подумала Андреа.
  
   "У вас есть какие-нибудь предположения, где он может быть?"
  
   Фаулер собирался ответить, но вместо этого остановился и направился в заднюю часть самолета. Рядом с колесами находился тусклый черный предмет. Священник подобрал его.
  
   Это был его портфель.
  
   Верхняя крышка выглядела так, как будто ее разрезали, чтобы вы могли видеть место, где находилась пластиковая взрывчатка, которую Фаулер использовал, чтобы взорвать резервуар для воды. Он дотронулся до портфеля в двух местах, и секретное отделение открылось.
  
   "Жаль, что они испортили кожу. Этот портфель был со мной долгое время", - сказал священник, собирая четыре оставшихся пакета со взрывчаткой и еще один предмет, размером с циферблат часов, с двумя металлическими застежками.
  
   Фаулер завернул взрывчатку в ближайший предмет одежды, который унесло ветром из палаток во время песчаной бури.
  
   "Положи это в свой рюкзак, хорошо?"
  
   "Ни за что", - сказала Андреа, делая шаг назад. "Эти вещи пугают меня до чертиков".
  
   "Без подключенного детонатора это безвредно".
  
   Андреа неохотно уступила.
  
   Направляясь к платформе, они увидели тела террористов, которые окружали Марлу Джексон и Деккера перед ударом симуна. Первой реакцией Андреа была паника, пока она не поняла, что они мертвы. Когда они добрались до трупов, Андреа не смогла сдержать вздоха. Тела были разложены в странных позах. Один из них, казалось, пытался встать - одна из его рук была поднята вверх, а глаза широко раскрыты, как будто он смотрел в Ад, подумала Андреа с выражением недоверия.
  
   За исключением того, что у него не было глаз.
  
   Все глазницы трупов были пусты, их открытые рты представляли собой не что иное, как черные дыры, а их кожа была серой, как картон. Андреа достала свою камеру из рюкзака и сделала несколько фотографий мумий.
  
   Я не могу в это поверить. Это как если бы жизнь была вырвана прямо из них без какого-либо предупреждения. Или как будто это все еще происходит. Боже, какой ужас!
  
   Андреа обернулась, и ее рюкзак задел голову одного из мужчин. На ее глазах тело мужчины внезапно распалось, оставив лишь смесь серой пыли, одежды и костей.
  
   Чувствуя тошноту, Андреа повернулась к священнику. Она увидела, что он не страдал от тех же угрызений совести, когда дело касалось мертвых. Фаулер заметил, что по крайней мере одно из тел служило более утилитарному назначению, и вытащил из-под него чистый автомат Калашникова. Он проверил оружие и увидел, что оно все еще в хорошем рабочем состоянии. Он достал несколько запасных обойм из одежды террориста и рассовал их по карманам.
  
   Дулом винтовки он указал на платформу, ведущую ко входу в пещеру.
  
   "Рассел там, наверху".
  
   "Откуда ты знаешь?"
  
   "Когда он решил открыться, он явно позвонил своим друзьям", - сказал Фаулер, кивнув головой в сторону тел. "Это те люди, которых вы заметили, когда мы впервые прибыли. Я не знаю, есть ли другие и сколько их может быть, но совершенно ясно, что Рассел все еще где-то рядом, потому что на песке нет следов, ведущих от платформы. Симун предусмотрел все. Если бы они вышли, мы смогли бы увидеть следы. Он там, как и Ковчег."
  
   "Что мы собираемся делать?"
  
   Фаулер подумал несколько секунд, склонив голову.
  
   "Если бы я был умным, я бы взорвал вход в пещеру и позволил им умереть с голоду. Но я боюсь, что там могут быть и другие. Айхберг, Кайн, Дэвид Паппас..."
  
   "Значит, ты идешь туда?"
  
   Фаулер кивнул. "Дайте мне взрывчатку, пожалуйста".
  
   "Позволь мне пойти с тобой", - сказала Андреа, вручая ему пакет.
  
   "Мисс Отеро, вы остаетесь здесь и ждете, пока я не выйду. Если вы увидите, что они выходят вместо этого, ничего не говорите. Просто прячься. Сделайте несколько фотографий, если сможете, а затем убирайтесь отсюда и расскажите об этом всему миру."
  
  
   93
  
  
  
   ВНУТРИ ПЕЩЕРЫ, ЧЕТЫРНАДЦАТЬЮ МИНУТАМИ РАНЕЕ
  
   Избавиться от Деккера оказалось проще, чем он мог себе представить. Южноафриканец был ошеломлен тем фактом, что застрелил пилота, и ему так хотелось поговорить с ним, что он не принял ни малейших мер предосторожности, когда входил в туннель. То, что он нашел, было пулей, из-за которой он скатился с платформы.
  
   Подписание протокола Ипсилон за спиной старика было блестящим ходом, подумал Рассел, поздравляя себя.
  
   Это стоило почти десять миллионов долларов. Деккер поначалу подозревал, пока Рассел не согласился заплатить ему семизначную сумму авансом и еще семь, если его заставят использовать протокол.
  
   Помощник Кайна удовлетворенно улыбнулся. На следующей неделе бухгалтеры "Кайн Индастриз" заметят, что из пенсионного фонда пропали деньги, и возникнут вопросы. К тому времени он был бы далеко, а Ковчег находился бы в безопасном месте в Египте. Там было бы очень просто затеряться. И тогда проклятому Израилю, который он ненавидел, пришлось бы заплатить цену за унижение, которое они причинили дому ислама.
  
   Рассел прошел по всей длине туннеля и заглянул в пещеру. Кайн был там, с интересом наблюдая, как Айхберг и Паппас убрали последние камни, которые блокировали доступ в камеру, чередуя использование электродрели и своих рук. Они не слышали выстрела, когда он стрелял в Деккера. В тот момент, когда он знал, что путь к Ковчегу свободен и они ему больше не нужны, они были бы отправлены.
  
   Что касается Кайна...
  
   Никакие слова не могли описать поток ненависти, который Рассел испытывал к старику. Это кипело в глубинах его души, подпитываемое унижениями, которые заставил его вытерпеть Каин. Находиться рядом со стариком последние шесть лет было мучительно, пыткой.
  
   Прятался в ванной, чтобы помолиться, выплевывая алкоголь, которым его заставляли притворяться, что он пьет, чтобы люди его не заподозрили. Забота о больном и охваченном страхом разуме старика в любое время дня и ночи. Притворная забота и привязанность.
  
   Все это было ложью.
  
   Вашим лучшим оружием будет такийя, обман воина. Джихадист может лгать о своей вере, он может притворяться, скрывать и искажать правду. Он может сделать это с неверным, не согрешив, сказал имам пятнадцать лет назад. И не верьте, что это будет легко. Ты будешь плакать каждую ночь из-за боли в своем сердце до такой степени, что не узнаешь, кто ты есть.
  
   Теперь он снова был самим собой.
  
  
   Со всей ловкостью своего молодого и хорошо тренированного тела Рассел спустился по веревке без помощи ремней безопасности тем же способом, которым он поднимался по ней пару часов назад. Его белая мантия развевалась, когда он спускался, привлекая внимание Каина, когда он в шоке смотрел на своего помощника.
  
   "В чем смысл маскировки, Джейкоб?"
  
   Рассел не ответил. Он направился к впадине. Пространство, которое они открыли, было около пяти футов в высоту и шести с половиной футов в ширину.
  
   "Это там, мистер Рассел. Мы все это видели", - сказал Айхберг, настолько взволнованный, что сначала не заметил, как был одет Рассел. "Эй, что это за снаряжение?" - спросил он наконец.
  
   "Будь спокоен и позови Паппаса".
  
   "Мистер Рассел, вам следовало бы быть немного более ..."
  
   "Не заставляй меня повторять это снова", - сказал помощник, вытаскивая пистолет из-под одежды.
  
   "Давид!" Айхберг визжал как ребенок.
  
   "Джейкоб!" - завопил Кайн.
  
   "Заткнись, старый ублюдок".
  
   Кровь отхлынула от лица Кайна от оскорбления. Никто никогда так с ним не разговаривал, тем более с человеком, который до сих пор был его правой рукой. У него не было времени ответить, потому что Дэвид Паппас вышел из пещеры, моргая, пока его глаза привыкали к свету.
  
   "Какого черта...?"
  
   Когда он увидел пистолет в руке Рассела, он сразу все понял. Он был первым из троих, кто понял, хотя и не тот, кто был наиболее разочарован и шокирован. Эта роль принадлежала Кайну.
  
   "Ты!" - воскликнул Паппас. "Теперь я понимаю. У вас был доступ к программе магнитометра. Ты тот, кто изменил данные. Ты убил Стоу."
  
   "Небольшая ошибка, которая едва не обошлась мне дорого. Я думал, что лучше контролирую экспедицию, чем на самом деле, " признался Рассел, пожимая плечами. "А теперь небольшой вопрос. Вы готовы вынести Ковчег?"
  
   "Иди нахуй, Рассел".
  
   Не раздумывая, Рассел прицелился в ногу Паппаса и выстрелил. Правое колено Паппаса превратилось в кровавое месиво, и он упал на землю. Его крики эхом отражались от стен туннеля.
  
   "Следующая пуля будет в твоей голове. Теперь ответь мне, Паппас."
  
   "Да, это готово к публикации, сэр. Путь свободен ", - сказал Айхберг, подняв руки в воздух.
  
   "Это все, что я хотел знать", - ответил Рассел.
  
   Были сделаны два выстрела в быстрой последовательности. Его рука опустилась, и последовали еще два выстрела. Айхберг упал на Паппаса, оба ранены в голову, их кровь теперь смешивается на каменистой земле.
  
   "Ты убил их, Джейкоб. Ты убил их обоих."
  
   Кайн съежился в углу, его лицо было маской страха и непонимания.
  
   "Ну, ну, старина. Для такого безумного старого ублюдка ты довольно хорош в констатации очевидного, " сказал Рассел. Он заглянул в пещеру, все еще целясь из пистолета в Кайна. Когда он обернулся, на его лице было выражение удовлетворения. "Значит, мы наконец нашли это, Рэй? Работа всей жизни. Жаль, что твой контракт будет прерван."
  
   Помощник направился к своему боссу медленными размеренными шагами. Кайн еще больше забился в свой угол, оказавшись в полной ловушке. Его лицо было покрыто потом.
  
   "Почему, Джейкоб?" - воскликнул старик. "Я любил тебя как собственного сына".
  
   "Ты называешь это любовью?" - заорал Рассел, приближаясь к Кайну и нанося ему несколько ударов пистолетом, сначала по лицу, затем по рукам и по голове. "Я был твоим рабом, старик. Каждый раз, когда ты плакала, как девчонка, посреди ночи, я бежал к тебе, напоминая себе, почему я это делаю. Я должен был думать о том моменте, когда я, наконец, победил бы тебя, и ты был бы в моей власти."
  
   Каин упал на землю. Его лицо было распухшим, почти неузнаваемым от ударов. Кровь сочилась у него изо рта и с разбитых скул.
  
   "Посмотри на меня, старик", - продолжал Рассел, приподнимая Кайна за ворот рубашки так, что они оказались лицом к лицу.
  
   "Посмотри в лицо своему собственному провалу. Через несколько минут мои люди спустятся в эту пещеру и заберут ваш драгоценный ковчег. Мы воздадим миру по заслугам. Все будет так, как должно было быть всегда."
  
   "Извините, мистер Рассел. Боюсь, мне придется вас разочаровать."
  
   Ассистент резко обернулся. На другом конце туннеля Фаулер только что спустился по веревке и целился в него из автомата Калашникова.
  
  
   94
  
  
  
   РАСКОПКИ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006. 14:27.
  
  
   "Отец Фаулер".
  
   "Хакан".
  
   Рассел расположил безвольное тело Каина между собой и священником, который все еще целился из винтовки в голову Рассела.
  
   "Похоже, вы избавились от моих людей".
  
   "Это был не я, мистер Рассел. Бог позаботился об этом. Он превратил их в пыль."
  
   Рассел в шоке посмотрел на него, пытаясь понять, не блефует ли священник. Помощь его помощников была необходима для выполнения его плана. Он не мог понять, почему они до сих пор не появились, и пытался тянуть время.
  
   "Итак, тебе удалось одержать верх, отец", - сказал он, возвращаясь к своему обычному ироничному тону. "Я знаю, какой ты хороший стрелок. На таком расстоянии вы не можете промахнуться. Или вы боитесь ударить необъявленного Мессию?"
  
   "Мистер Кайн - просто больной старик, который верит, что исполняет волю Бога. С моей точки зрения, единственная разница между вами двумя - это ваш возраст. Брось оружие."
  
   Рассел был явно возмущен оскорблением, но бессилен что-либо сделать в сложившейся ситуации. Он держал свой собственный пистолет за дуло после того, как избил им Каина, и тело старика не обеспечивало ему достаточной защиты. Рассел знал, что одно неверное движение приведет к дыре в его голове.
  
   Он разжал правый кулак и выпустил пистолет, затем разжал левый и выпустил Кайна.
  
   Старик рухнул как в замедленной съемке, скрючившись, как будто его суставы не были соединены друг с другом.
  
   "Превосходно, мистер Рассел", - сказал Фаулер. "Теперь, если вы не возражаете, пожалуйста, отойдите на десять шагов назад ..."
  
   Механически Рассел сделал, как ему было сказано, ненависть горела в его глазах.
  
   На каждый шаг, который Расселл делал назад, Фаулер делал шаг вперед, пока первый не оказался спиной к стене, а священник не встал рядом с Каином.
  
   "Очень хорошо. Теперь положите руки на голову, и вы выйдете из этого целым и невредимым."
  
   Фаулер присел на корточки рядом с Каином, щупая его пульс. Старика трясло, и одна из его ног, казалось, была сведена судорогой. Священник нахмурился. Состояние Кайна беспокоило его - у него были все признаки перенесенного инсульта, и его жизненные силы, казалось, испарялись с каждым мгновением.
  
   Тем временем Рассел осматривался, пытаясь найти что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия против священника. Внезапно он почувствовал что-то под собой на земле. Он посмотрел вниз и заметил, что стоит на каких-то кабелях, которые заканчивались в полутора футах справа от него и были подключены к генератору, который обеспечивал электроэнергией пещеру.
  
   Он улыбнулся.
  
   Фаулер взял Кейна за руку, готовый оттащить его подальше от Рассела, если понадобится. Краем глаза он увидел, как подпрыгнул Рассел. Без малейших колебаний он выстрелил.
  
   Затем погас свет.
  
   То, что должно было стать предупредительным выстрелом, закончилось уничтожением генератора. Оборудование начало выбрасывать искры каждые несколько секунд, освещая туннель спорадическим синим светом, который становился все слабее, как вспышка фотоаппарата, постепенно теряющая мощность.
  
   Фаулер немедленно присел - позиция, которую он принимал сотни раз, когда безлунными ночами спускался с парашютом на вражескую территорию. Когда вы не знали позиции своего врага, лучшее, что можно было сделать, это сидеть тихо и ждать.
  
   Голубая искра.
  
   Фаулеру показалось, что он увидел тень, пробежавшую вдоль стены слева от него, и выстрелил. Это промахнулось. Проклиная свою удачу, он переместился на несколько футов зигзагом, чтобы убедиться, что другой не узнает его позицию после выстрела.
  
   Голубая искра.
  
   Снова тень, на этот раз справа от него, хотя длиннее и прямо у стены. Он выстрелил в противоположном направлении. Он снова промахнулся, и было больше движения.
  
   Голубая искра.
  
   Он был приперт к стене. Он нигде не мог видеть Рассела. Это может означать, что он-
  
   С криком Рассел бросился на Фаулера, несколько раз ударив его по лицу и шее. Священник почувствовал, как зубы другого впились в его руку, как у животного. Не в силах поступить иначе, он выпустил автомат Калашникова. На секунду он почувствовал чужие руки. Они боролись, и винтовка была потеряна в темноте.
  
   Голубая искра.
  
   Фаулер лежал на земле, а Рассел изо всех сил пытался его задушить. Священник, наконец-то способный видеть своего врага, сжал кулак и ударил Рассела в солнечное сплетение. Рассел застонал и перекатился на бок.
  
   Последняя, слабая голубая вспышка.
  
   Фаулеру удалось увидеть, как Рассел исчезает в камере. Внезапный тусклый блеск подсказал ему, что Рассел нашел свой пистолет.
  
   Раздался голос справа от него.
  
   "Отец".
  
   Фаулер подкрался к умирающему Кайну. Он не хотел предлагать Расселу легкую мишень на случай, если тот решит попытать счастья и прицелиться наугад в темноте. Священник, наконец, почувствовал тело старика перед собой и приложил рот к его уху.
  
   "Мистер Кайн, держитесь", - прошептал он. "Я могу вытащить тебя отсюда".
  
   "Нет, отец, ты не можешь", - ответил Каин, и хотя его голос был слабым, он говорил твердым тоном маленького ребенка. "Так будет лучше. Я собираюсь увидеть своих родителей, своего сына и своего брата. Моя жизнь началась в дыре. Логично, что все закончится так же."
  
   "Тогда вверьте себя Богу", - сказал священник.
  
   "У меня есть. Не могли бы вы подать мне руку, пока я ухожу?"
  
   Фаулер ничего не сказал, но нащупал руку умирающего, держа ее между своими. Менее чем через минуту, в середине произносимой шепотом молитвы на иврите, раздался предсмертный хрип, и Рэймонд Каин замер.
  
   К этому моменту священник знал, что ему нужно делать.
  
   В темноте он поднес пальцы к пуговицам на своей рубашке и расстегнул их, затем вытащил пакет со взрывчаткой. Он нащупал детонатор, вставил его в прутья С4 и нажал кнопки. В уме он подсчитал количество звуковых сигналов.
  
   После установки у меня есть две минуты, подумал он.
  
   Но он не мог оставить бомбу за пределами полости, где покоился Ковчег. Возможно, это было бы недостаточно мощно, чтобы запечатать пещеру еще раз. Он не был уверен, насколько глубокой была впадина, и если Ковчег находился за выступом скалы, он мог уцелеть без единой царапины. Если он собирался предотвратить повторение этого безумия, он должен был поместить бомбу рядом с Ковчегом. Он не мог бросить это как гранату, потому что детонатор мог оторваться. И у него должно было быть достаточно времени, чтобы сбежать.
  
   Единственным вариантом было одолеть Рассела, вывести С4 на позицию и затем нестись изо всех сил.
  
   Он ползал вокруг, надеясь не производить слишком много шума, но это было невозможно. Земля была покрыта небольшими камнями, которые сдвигались при его движении.
  
   "Я слышу, как ты идешь, священник".
  
   Произошла красная вспышка и раздался выстрел. Пуля пролетела мимо Фаулера довольно далеко, но священник оставался осторожным и быстро откатился влево. Вторая пуля попала в то место, где он был всего за несколько секунд до этого.
  
   Он использует вспышку от пистолета, чтобы сориентироваться. Но он не может делать это слишком часто, иначе у него закончатся боеприпасы, подумал Фаулер, мысленно подсчитывая раны, которые он видел на телах Паппаса и Айхберга.
  
   Он, вероятно, выстрелил в Деккера один раз, в Паппаса, может быть, три раза, в Айхберга дважды, и он дважды стрелял в меня. Это восемь пуль. В пистолете четырнадцать пуль, пятнадцать, если в патроннике есть одна. Это значит, что у него осталось шесть, может быть, семь пуль. Ему скоро придется перезарядиться. Когда он это сделает, я услышу щелчок магазина. Затем...
  
   Он все еще подсчитывал, когда еще два выстрела осветили вход в пещеру. На этот раз Фаулер откатился со своей первоначальной позиции как раз вовремя. Выстрел прошел мимо него примерно на четыре дюйма.
  
   Осталось четверо или пятеро.
  
   "Я собираюсь добраться до тебя, Крестоносец. Я собираюсь заполучить тебя, потому что со мной Аллах." Голос Рассела звучал призрачно в пещере. "Убирайся отсюда, пока еще можешь".
  
   Фаулер схватил камень и бросил его в яму. Рассел заглотил наживку и выстрелил в направлении шума.
  
   Три или четыре.
  
   "Очень умно, Крестоносец. Но это не принесет вам никакой пользы."
  
   Он не закончил говорить, когда выстрелил снова. На этот раз было не два, а три выстрела. Фаулер перекатился влево, а затем вправо, ударившись коленями об острые камни.
  
   Одна пуля или пустой магазин.
  
   Как раз перед тем, как он сделал второй бросок, священник на мгновение поднял голову. Это длилось, может быть, всего полсекунды, но то, что он увидел в кратком свете от выстрелов, останется в его памяти навсегда.
  
   Рассел стоял за золотой коробкой гигантских размеров. На вершине ярко сияли две грубо вылепленные фигуры. При вспышке из пистолета золото выглядело неровным, помятым.
  
   Фаулер глубоко вздохнул.
  
   Он был почти внутри самой камеры, но у него не было достаточно места для маневра. Если бы Рассел выстрелил снова, даже если бы это был просто выстрел, чтобы посмотреть, где он находится, он почти наверняка попал бы в него.
  
   Фаулер решил сделать то, чего Рассел меньше всего ожидал.
  
   Одним быстрым движением он вскочил и побежал в дыру. Рассел попытался выстрелить, но курок издал громкий щелчок. Фаулер совершил прыжок, и, прежде чем другой мужчина смог отреагировать, священник навалился всем весом своего тела на верхнюю часть ковчега, который упал на Рассела, крышка открылась, и содержимое вывалилось наружу. Рассел отпрыгнул назад и едва избежал быть раздавленным.
  
   То, что последовало, было слепой борьбой. Фаулер смог несколько раз ударить Рассела по рукам и груди, но Рассел каким-то образом умудрился вставить полный магазин в свой пистолет. Фаулер услышал, как перезаряжается оружие. Правой рукой он шарил в темноте, левой держа Рассела за руку.
  
   Он нашел плоский камень.
  
   Со всей силы он ударил им Рассела по голове, и молодой человек упал на землю без сознания.
  
   Сила удара разнесла скалу на куски.
  
   Фаулер попытался восстановить равновесие. Все его тело болело, а голова кровоточила. Используя свет от своих часов, он пытался сориентироваться в темноте. Он направил тонкий, но интенсивный луч света на перевернутый Ковчег, создав мягкое мерцание, заполнившее комнату.
  
   У него было очень мало времени, чтобы восхититься этим. В этот момент Фаулер услышал звук, которого в борьбе не заметил...
  
   Звуковой сигнал .
  
   ... и понял, что, пока он катался, уклоняясь от выстрелов...
  
   Звуковой сигнал .
  
   .. не имея в виду...
  
   Звуковой сигнал .
  
   ... он активировал детонатор...
  
   ... это прозвучало только в последние десять секунд перед взрывом...
  
   Beeeeeeeeeeeeeeeeeeep.
  
   Движимый инстинктом, а не разумом, Фаулер прыгнул в темноту за пределами камеры, за пределы слабого света Ковчега.
  
   У подножия платформы нервничающая Андреа Отеро грызла ногти. Затем внезапно земля затряслась. Эшафот покачнулся и застонал, когда сталь поглотила удар взрыва, но не рухнула. Облако дыма и пыли вырвалось из отверстия туннеля, покрыв Андреа тонким слоем песка. Она отбежала на несколько футов от эшафота и стала ждать. В течение получаса ее глаза оставались прикованными ко входу в дымящуюся пещеру, хотя она понимала, что ожидание бесполезно.
  
   Никто не вышел.
  
  
   95
  
  
  
   По ДОРОГЕ В АКАБУ
  
   ПУСТЫНЯ АЛЬ-МУДАВВАРА, ИОРДАНИЯ
  
  
   Четверг, 20 июля 2006. 21:34 вечера.
  
  
   Андреа добралась до H3 с простреленной шиной там, где она ее оставила, более измотанная, чем когда-либо в своей жизни. Она нашла домкрат именно там, где сказал Фаулер, и мысленно прочитала молитву за погибшего священника.
  
   Он наверняка будет на Небесах, если такое место существует. Если ты существуешь, Бог. Если ты там, наверху, почему бы тебе не послать пару ангелов, чтобы они помогли мне?
  
   Никто не появился, так что Андреа пришлось выполнять работу самой. Когда она закончила, она пошла попрощаться с Доком, который был похоронен не более чем в десяти футах от нее. Прощание длилось некоторое время, и Андреа осознала, что она несколько раз громко выла и плакала. Она чувствовала, что находится на грани - в середине - нервного срыва после того, что произошло за последние несколько часов.
  
  
   Луна начинала всходить, освещая дюны своим серебристо-голубым светом, когда Андреа наконец набралась сил попрощаться с Чедвой и забраться в H3. Чувствуя слабость, она закрыла дверь и включила кондиционер. Холодный воздух, коснувшийся ее потной кожи, был восхитителен, но она не могла позволить себе наслаждаться им больше нескольких минут. Топливный бак был заполнен только на четверть, и ей понадобится все, что у нее было, чтобы добраться до дороги.
  
   Если бы я обратил внимание на эту деталь, когда мы садились в машину этим утром, я бы понял настоящую цель поездки. Возможно, Чедва все еще был бы жив .
  
   Она покачала головой. Ей пришлось сосредоточиться на вождении. Если немного повезет, она доберется до дороги и найдет город с заправочной станцией до полуночи. Если нет, ей придется идти пешком. Важно было как можно скорее найти компьютер с подключением к Интернету.
  
   Ей было что рассказать.
  
  
   96
  
   ЭПИЛОГ
  
  
   Темная фигура медленно возвращалась домой. У него было очень мало воды, но этого было достаточно для такого человека, как он, которого учили выживать в наихудших условиях и помогать выживать другим.
  
   Ему удалось найти маршрут, по которому избранные Йирма əи áху вошли в пещеры более двух тысяч лет назад. Это была темнота, в которую он бросился непосредственно перед взрывом. Некоторые из камней, которые покрывали его, были снесены взрывом. Ему потребовался луч солнечного света и несколько часов непосильных усилий, чтобы снова выйти на открытое место.
  
   Он спал днем там, где находил тень. Он дышал только носом, через импровизированный шарф, который он сделал из выброшенной одежды.
  
   Он шел ночью, отдыхая по десять минут каждый час. Его лицо было полностью покрыто пылью, и теперь, когда он увидел очертания дороги в нескольких часах езды отсюда, он все больше осознавал тот факт, что его "смерть" может, наконец, обеспечить освобождение, которого он искал все эти годы. Ему больше не нужно было бы быть солдатом Бога.
  
   Его свобода была бы одной из двух наград, которые он получил за это предприятие, даже несмотря на то, что он никогда ни с кем не смог бы поделиться ни одной из них.
  
   Он полез в карман за осколком скалы, размером не больше его ладони. Это было все, что осталось от плоского камня, которым он ударил Рассела в темноте. По всей его поверхности были глубокие, но совершенные символы, которые не были выгравированы человеческой рукой.
  
   Две слезы скатились по его щекам, оставляя следы в пыли, покрывавшей его лицо. Его кончики пальцев прошлись по символам на камне, а губы превратили их в слова.
  
   Loh Tirtzach.
  
   Ты не должен убивать.
  
   В этот момент он попросил прощения.
  
   И был прощен.
  
  
   Благодарность
  
  
   Я хочу поблагодарить следующих людей:
  
   Моим родителям, которым посвящена эта книга, за то, что они избежали бомбежек во время гражданской войны и подарили мне детство, столь непохожее на их собственное.
  
   Антонии Керриган за то, что она лучший литературный агент на планете с лучшей командой: Лолой Гулиас, Бернатом Фиолом и Виктором Уртадо.
  
   Тебе, читатель, за то, что мой первый роман "Божий шпион" имел успех в тридцати девяти странах. Я искренне благодарю вас.
  
   В Нью-Йорк, к Джеймсу Грэму, моему "брату". Посвящается Рори Хайтауэру, Элис Накагава и Майклу Диллману.
  
   В Барселоне Энрике Мурильо, редактор этой книги, неутомимый и утомляющий одновременно, поскольку у него есть одно необычное достоинство: он всегда говорил мне правду.
  
   В Сантьяго-де-Компостела, Мануэль Сутино, который вложил свое значительное понимание инженерного дела в описания экспедиции Моисея.
  
   В Риме Джорджио Селано за его знания о катакомбах.
  
   В Милане, Патриция Спинато, укротительница слов.
  
   В Иордании муфтий Самир, Бахджат аль-Римауи и Абдул Сухейман, которые знают пустыню как никто другой и которые научили меня ритуалу гахва.
  
   В Вене ничего не было бы возможно без Курта Фишера, который предоставил мне информацию о настоящем мяснике из Шпигельгрунда, который умер 15 декабря от сердечного приступа.
  
   И моей жене Катуксе и моим детям Андреа и Хавьеру за понимание моих поездок и моего расписания.
  
   Дорогой читатель, я не хочу заканчивать книгу, не попросив об одолжении. Вернитесь к началу этих страниц и перечитайте стихотворение Сэмюэля Кина. Делайте это до тех пор, пока не запомните каждое слово. Научите этому своих детей; отправьте это своим друзьям. Пожалуйста.
  
  
   Благословен ты, о Боже, Вечное, Вселенское Присутствие, кто заставляет хлеб расти из земли.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"