Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Шпионы в Чикаго

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
   В Чикаго цена указана, по крайней мере, авансом, если не подлежит обсуждению. В Голливуде вы даже не знаете, что покупаете - только то, что где-то под мишурой, под слоями фальши будет ценник.
  
   Может быть, именно поэтому эта девушка, Вера Палмер, была такой освежающей. Во-первых, у нее все еще был здоровый персиково-сливочный блеск маленького городка; а во-вторых, она даже не была старлеткой, просто студенткой колледжа Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Сияющий брюнет-паж, лицо в форме сердечка, полные губы, накрашенные темно-красным, широко расставленные карие глаза, невозможная осиная талия, поразительно расклешенные бедра и потрясающие полные груди, торчащие из ее грудной клетки, как две торпеды, не имели к этому никакого отношения.
  
   "Мистер Хеллер, я боюсь Пола", - сказала она. Ее голос был хриплым, но музыкальным - что-то от Бетти Буп, совсем немного от молодой Ширли Темпл. Там тоже чувствовался намек на южный акцент, несмотря на все ее усилия.
  
   Она сидела напротив моего стола в кабинке детективного агентства А-1 в комплексе офисов на пятом этаже Брэдбери Билдинг в Лос-Анджелесе, Калифорния. Была середина сентября 1950 года - кондиционеры были отключены, и ветерок через полуоткрытые окна был бодрящим, как ледяная кока-кола. Девушки носили длинные юбки, но то, как скрещивались стройные ноги этой девушки под плиссированным светло-голубым вискозным одеянием, обнажало большую часть икр и даже часть колена. Ее блузка была того же пудрово-синего цвета с темно-синей отделкой: воротник в стиле гаучо, короткие рукава с окантовкой и карман-прорезь; ее искусно обтянутые бюстгальтером груди пробивали легкую ткань, как снаряды, почти пробивающие корпус подводной лодки.
  
   Прежде чем эта маммарианская рапсодия продолжится, я должен указать на несколько фактов. Хотя я был заперт среди низших оперативников в этой отгороженной тюрьме, я - Натан Хеллер - фактически был президентом агентства А-1. У моего партнера Фреда Рубински - вице-президента A-l - был просторный главный офис по соседству, здесь, в нашем филиале в Лос-Анджелесе. Мой настоящий офис находился в Чикаго, в самом сердце Луп (здание Монаднок), и был в два раза больше офиса Фреда. Я занял это скромное место в своем дальнем углу рядом с булькающим кулером для воды, потому что я создавал временный дом в Лос-Анджелесе.
  
   Я недавно развелся с Пегги - на основании супружеской неверности, что, учитывая, что большая часть моего дохода поступала от работы по бракоразводным делам, является первой из многочисленных дешевых ироний, с которыми вы столкнетесь на этих страницах, - но оставался рядом с ней, чтобы быть рядом с моим маленьким сыном. Мы с моей бывшей женой привыкли проводить воскресные дни в Echo Park вместе, наслаждаясь нашим ребенком, благодаря понимающему характеру ее жениха-кинорежиссера &# 233;. Некоторые из моих друзей подозревали, что я надеялся помириться с этой вероломной сукой, и, возможно, так оно и было.
  
   Кроме того, я залег на дно, потому что в последнее время Чикаго кишел следователями, пытавшимися привлечь свидетелей для пения в хоре сенатора Эстеса Кефаувера. Сенатор из Теннесси еще в мае начал крупное расследование организованной преступности в Конгрессе, главной целью которого был Чикаго, и я не стремился участвовать. Хотя я сам не был мафиози, я выполнял задания для различных типов организаций и имел определенные связи в преступном мире, а следовательно, знал, где была похоронена значительная часть тел. Черт возьми, я похоронил некоторых из них.
  
   Итак, моим коллегам в Чикаго было поручено не переадресовывать мои звонки, и - просто чтобы занять себя - я брался за случайную работу в агентстве, рутинными вопросами я занимался только тогда, когда это вызывало мой интерес. И пышногрудая студентка колледжа с длинным стеблем по имени Вера Палмер, безусловно, вызвала это.
  
   Ей было всего девятнадцать лет, тогда как я не был подростком. Я едва мог вспомнить, что был подростком. Я был хорошо сохранившимся сорокапятилетним мужчиной - сурово красивым, как мне говорили, с рыжевато-каштановыми волосами, седеющими на висках, ростом шесть футов и весом двести фунтов, в основном со шрамами и хрящами, - с очень небольшим количеством вредных привычек, хотя моей главной слабостью было сидеть напротив меня, скрестив ноги, и пялиться грудью прямо на меня.
  
   "Мы расстались в начале лета", - сказала она, задыхаясь, наклоняясь вперед; от нее приятно пахло - не духами, а мылом...Я сделал это как Камей. "Пол ушел в ROTC - он в резерве - и продолжал писать мне письма. Я так и не ответил на них ".
  
   "Это было в Далласе?"
  
   Ее руки были сложены на коленях; счастливые руки. "Да. Мы оба учились в тамошнем университете. Первокурсники. Мы встречались в старших классах. Пол хотел жениться, но я не была готова. В любом случае, примерно через месяц после того, как он уехал на тренировку, я направился сюда ".
  
   Приглушенные голоса оперативников, делающих телефонные звонки - в основном, проверяющих кредитоспособность, - и других работающих на пишущих машинках - подробные отчеты облегчали выставление счетов клиентам - создавали офисный музыкальный фон для нашей беседы.
  
   Я спросил: "Ты не сказала своему бывшему парню, куда ты направляешься?"
  
   "Нет. Я не сказал ему, что никуда собираюсь.Черт возьми, я даже не отвечал на его глупые письма. И я строго наказала своей матери не говорить Полу, куда я уехала ".
  
   "Но она, должно быть, проболталась, мисс Палмер. Или, может быть, твой друг сказал Полу, где -"
  
   Она покачала головой, и каштановые волосы взметнулись. "Нет. Он узнал, когда был дома в отпуске, и увидел мою фотографию в газете ".
  
   "Почему ваша фотография появилась в газете?"
  
   Ее улыбка была пышным взрывом; все ее лицо засияло. "Почему, ты не думаешь, что я достаточно хорошенькая, чтобы поместить мою фотографию в газете?"
  
   Ее плечи были расправлены, подбородок поднят, корпус подводной лодки угрожал сильнее, чем когда-либо.
  
   "Я думаю, вы очаровательная молодая женщина ... Но газетам нужна причина или, во всяком случае, оправдание, чтобы опубликовать фотографию, даже такой хорошенькой девушки, как вы - так почему фотография Веры Палмер из Лос-Анджелеса публикуется в газете Далласа?"
  
   "Я участвую в конкурсе красоты. Я один из двадцати финалистов ".
  
   Похоже, мисс Палмер зарегистрировалась в Daily News для участия в конкурсе "Мисс Калифорния". Наивная, она не взяла с собой фото 8 на 10, и фотограф из новостей, услышав это, вызвался ее сфотографировать - он даже выложил пять баксов, чтобы она сходила купить бикини.
  
   "Он был таким милым", - промурлыкала она. "Такой щедрый".
  
   "Да, звучит как настоящий филантроп".
  
   В Новостях напечатали историю о бесхитростной девушке, которая забрела сюда, чтобы принять участие в конкурсе "Мисс Калифорния", и о том, как News помогли ей, купив купальник и сделав фотографию ... которую опубликовала газета. И служба телеграфирования взяла трубку.
  
   Она пожала плечами. "Я не знаю, что такого особенного в моей фотографии в бикини".
  
   Несмотря на ее широко раскрытые глаза, я начинал понимать, что она очень хорошо знала, что в ней особенного, в бикини или без него.
  
   "Пол", - сказал я, возвращая ее в нужное русло.
  
   "Пол", - сказала она, кивнув. "На прошлой неделе Пол встретился со мной.... Он следует за мной по кампусу, появляется на репетициях моей пьесы, звонит ко мне в комнату ".
  
   "Ты живешь в общежитии?"
  
   "Да, в MAC".
  
   "МАК"?" - спросил я.
  
   "Это сокращение от Масонского аффилированного клуба, или Клабхаус, или что-то в этом роде. Это центр студенческих мероприятий. У них там несколько общежитий. Там же мы репетируем пьесу. Я участвую в спектакле. Я специализируюсь на драматическом искусстве".
  
   Я должен был догадаться - поищи здесь студентку колледжа, найди старлетку. Тем не менее, она казалась такой свежей, такой искренней....
  
   "Вы можете спросить двух моих соседей по комнате, - говорила она, - спросите девочек, не был ли Пол надоедливым".
  
   "Он применил физическую силу?"
  
   Она нахмурилась. "Я бы не стала снова заниматься с ним сексом даже за миллион долларов".
  
   "Я имею в виду, он тебя бил?"
  
   "Он схватил меня". Она повернула ладони вверх, и я увидел маленькие синяки на внутренней стороне ее предплечий.
  
   "Мы можем получить судебный ордер", - сказал я.
  
   "Что?"
  
   "Судебный запрет, согласно которому он не может приближаться к вам ближе чем на сто футов".
  
   "Нет! Нет, я не хочу привлекать власти. Вот почему я пришел к вам, мистер Хеллер ".
  
   "Я так понимаю, вы просили конкретно меня?"
  
   "Да, я читал о вас в газетах".
  
   Меня освещали на местном уровне, когда я был замешан в печально известном убийстве Элизабет Шорт, так называемом убийстве Черной Георгины. Другие мои дела за эти годы тоже попали в национальные телеграфные службы; я сама была незначительной знаменитостью, даже если не очень хорошо выглядела в бикини.
  
   "Что ж, " сказал я, - вам повезло, что вы нашли меня. Обычно я нахожусь в чикагском офисе."
  
   "Вы возьмете на себя мое дело?"
  
   "Сначала тебе лучше сказать мне, что ты хочешь, чтобы я сделал. Напугать его, причинить ему боль, что?"
  
   Она покачала головой, нахмурившись. "Я действительно не хочу, чтобы ему причинили боль. Когда-то он мне ... нравился ".
  
   "Хорошо. Что же тогда?"
  
   "Просто защити меня. Поговори с Полом .... Тем не менее, он довольно жесткий. Он солдат ".
  
   Я улыбнулся. "Все в порядке. Раньше я был морским пехотинцем ".
  
   "Ооооо, правда?" "Ооооо" было чем-то вроде визга. "Я люблю мужчин в форме".
  
   "За исключением Пола".
  
   Ее улыбка исчезла, и она кивнула, как школьница, осознавшая, что слишком разнуздалась на уроке. "За исключением Пола.... Сколько вы берете? У меня не так много денег ".
  
   "Мы что-нибудь придумаем", - сказал я.
  
   И все, что я имел в виду, говоря это, я бы принял во внимание, что она была просто студенткой колледжа, милой девушкой из Техаса, пытающейся получить образование. Действительно. Честно. Без шуток.
  
   "Я уверена, что так и будет", - сказала она, выражение ее лица и тон смешивались с похотливостью уникальным образом, что почему-то немного напугало меня. Я чувствовал себя Волком, обнаружившим Красную Шапочку, и это было круто.
  
   Я договорился встретиться с ней в актовом зале MAC в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе около семи; она репетировала Смерть коммивояжера, из всего прочего.
  
   "Боюсь, я играю что-то вроде шлюхи", - сказала она.
  
   "Я не думал, что ты играешь Вилли Ломана".
  
   "Ты знаешь пьесу?"
  
   "Видел Ли Дж. Кобба в нем на чикагском показе, в начале этого года. Хорошее шоу - из него не получится большого мюзикла ".
  
   Она моргнула. "Они делают из этого мюзикл?"
  
   "Это была просто шутка".
  
   Ее улыбка была похожа на восковой поцелуй. "Вы настоящий шутник, не так ли, мистер Хеллер?"
  
   "Я веселый".
  
   Теперь она изучала меня. "У тебя депрессия?"
  
   "В депрессии? Нет, черт возьми, нет."
  
   "Кто-нибудь ... умер в вашей семье?"
  
   Только мой брак.
  
   "Нет. Но вы сами забавный ребенок, мисс Палмер."
  
   Теперь ее улыбка изменилась, на одной щеке появилась ямочка. "Ты считаешь меня глупым, не так ли? Из той музыкальной ремарки. Что ж, у меня высокий IQ, да будет вам известно ... И я собираюсь чего-то добиться. Вот почему я поступил в колледж ... и вот почему ты должен убедиться, что Пол все не испортит ".
  
   "Я посмотрю, что я могу сделать. У тебя есть фотография?"
  
   "Теперь я знаю! После того случая в "Дейли Ньюс" у меня был арест scads ...
  
   "Нет, я имею в виду Пола".
  
   "О! ДА. Конечно." Она порылась в своей сумочке и протянула мне фотографию, на которой она и Пол, очевидно, нарядились для выпускного вечера; Вера улыбалась в камеру - а почему бы и нет, она ей нравилась - а он был темноволосым красивым парнем с густыми темными бровями, безвольным подбородком и остекленевшим выражением лица.
  
   "Могу я получить фотографию обратно, когда вы закончите?"
  
   "Конечно", - сказал я, не понимая, зачем ей понадобился подарок на память о ней и этом преследователе.
  
   Она улыбнулась мне, встала, перекинула ремешок сумочки через плечо и напомнила мне, где я должен был с ней встретиться; мы попрощались, и я смотрел, как она уходит. Это была адская вещь, ее походка, дерганый жест, который, казалось, продвигал ее как в стороны, так и вперед.
  
   Примерно через две минуты я все еще обдумывал эту прогулку, когда зазвонил мой телефон. Это был мой чикагский партнер, Лу Сапперштейн - лысый шестидесятилетний худощавый оперативник, похожий на бухгалтера благодаря очкам в черепаховой оправе, - и в его баритоне с акцентом Кросби по междугороднему телефону слышалось раздражение.
  
   "Ты должен вернуть свою задницу сюда и сделать что-нибудь со своим приятелем", - сказал Сапперштейн.
  
   "Мой приятель? У меня много приятелей, Лу. Ты мой приятель ".
  
   "Пошел ты. Ты знаешь, о ком я говорю - Друри!"
  
   Я вздохнул. "Чем он сейчас занимается?"
  
   "Ну, во-первых, он не выполнил полдюжины заданий, которые я ему дал. И, во-вторых, он проводит время, играя в лапки с Робинсоном ".
  
   Джордж С. Робинсон был конем Кефаувера, помощником адвоката Сенатского комитета по расследованию преступлений, который сотрудничал с Чикагской комиссией по борьбе с преступностью, общественной наблюдательной группой, созданной еще во времена сухого закона.
  
   "Господи", - сказал я. "Из-за него меня пристрелят".
  
   "Нет, Нейт - он собирается пристрелить меня ... Ты в бегах в солнечном Южном Калифорнии, помнишь?"
  
   "Да, и Багси Сигела, я полагаю, не прибили прямо здесь, в его чертовой гостиной? Черт возьми, ты не можешь с ним справиться, Лу?"
  
   "Он твой друг".
  
   "Он и твой друг тоже!"
  
   Мы все начинали с отделения полиции Чикаго по борьбе с карманниками в начале тридцатых, Сапперштейн, Билл Друри и я. После этого мы с Лу и партнером Билла Тимом О'Коннером много лет вместе играли в покер.
  
   "Билл обещал, что уволится, - сказал я, - пока он работает у нас на зарплате".
  
   "Друри - сумасшедший в крестовом походе. Хороший парень, отличный парень, но он должен работать на А-1, а вместо этого он собирает улики для этого провинциала сенатора в енотовой шапке ".
  
   Кефаувер носил шапку из енотовой шкуры в качестве уловки в своей кампании в Теннесси, чтобы выиграть место в Сенате, несмотря на все коррумпированные усилия машины диксикратов босса Крампа.
  
   "Я позвоню Биллу", - сказал я в трубку. "Я поговорю с ним".
  
   "Вам нужно его уволить".
  
   "Он мой друг, Лу - один из моих лучших друзей".
  
   "Тогда возвращайся и вразумь его".
  
   "Я здесь в разгаре работы".
  
   "Правильно -блондинка или брюнетка?"
  
   С фотографии на моем столе парень Веры Пол обвиняюще смотрел на меня. "Я не удостою это ответом".
  
   "Послушай, ты не можешь уклониться от этой истории с Кефаувер. Тебе нужно вернуться сюда, встретиться с этими сукиными детьми, сказать им, что ты ничего не знаешь, что они зря тратят свои чертовы повестки и ...
  
   "И отправиться в тюрьму за неуважение к суду и очернить доброе имя нашего агентства".
  
   Лу послал мне воздушный поцелуй на расстоянии. "Доброе" имя нашего агентства построено на твоей сомнительной репутации, Нейт. не обманывай шутника".
  
   "Лу- я поговорю с Друри".
  
   "Ты возвращаешься? Должен ли я включить свет в окне?"
  
   "Я поговорю с Биллом, Лу. До свидания".
  
   И я повесил трубку.
  
   Я взял себе стакан воды "Дикси", сел, потягивал и думал о Билле Друри и о том, каким придурком я был, наняв его в A-l. Я покачал головой. Это был один из редких случаев, когда я облажался, будучи слишком хорошим парнем ....
  
   Моего друга Билла Друри, бывшего лейтенанта полиции Чикаго, который неосмотрительно связался с чикагскими мафиози с тех пор, как он впервые пришел на работу, когда Капоне все еще был у власти, два года назад выгнали из полиции (не в первый раз). Он боролся за восстановление в должности в судах, одновременно ведя антимобильные колонки для Chicago Herald-American и Miami Daily News. В прошлом году, когда Верховный суд Иллинойса отказался рассматривать его дело, Друри обнаружил, что его услуги криминального репортера больше не востребованы, и он пришел ко мне в поисках работы частного детектива. Я отдал это ему при условии, что он прекратит преследование мафии.
  
   Я знал, что должен поговорить с ним, но я не чувствовал себя готовым возвращаться в Чикаго. Я наслаждался воскресными вечерами с моим милым, прелестным сыном и моей милой, прелестной, чертовски вероломной сукой бывшей женой. Я привязался к солнечному свету, и работа была легкой, и люди Кефаувера - некоторые из которых также вели расследование здесь, но искали калифорнийских мошенников, а не чикагских - не беспокоили меня.
  
   Ни Билл Друри, ни его убогий здравый смысл больше не занимали моих мыслей, когда я парковался на Ле Конте авеню, недалеко от главных ворот Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Я бродил по Уэст-Вуд-Виллидж - собранию привлекательных бутиков и уютных ресторанов в красивых зданиях в средиземноморском стиле, наслаждаясь прохладным вечером под ясным небом- усеянным большим количеством звезд, чем Голливуд. Ночь была почти холодной, ветерок пробирался сквозь брюки из моей голубой шерстяной ткани "Глен плед тропикал", когда я подходил к зданию под названием "МАК".
  
   МАК был лучшим примером архитектуры Южной Калифорнии, замком в миссионерском стиле со стенами, выложенными каменной плиткой, квадратной башней и крышей из красной глиняной черепицы. Я прогулялся по очаровательному дворику с камнем и ландшафтом, выложенному глазурованной декоративной плиткой, в просторное здание с интерьерами из твердых пород дерева, деревянными балками и декоративными элементами из железа.
  
   Вскоре я оказался в гостиной, где симпатичные студентки и удачливые парни из колледжа смеялись и разговаривали, потягивали кока-колу, курили, несколько человек собрались вокруг дровяного камина, в котором потрескивал огонь; некоторые играли в карты и пинг-понг, а несколько пар играли в хоки-поки под музыку по радио. Я спросил дорогу у студентки, затем направился мимо библиотеки, различных конференц-залов, столовой и кухни в большой актовый зал, где на сцене шла репетиция.
  
   Я сидел, положив шляпу на колени, среди рассеянных студентов, занятых в постановке. Вера действительно сыграла шлюху, и она отлично справилась с этим; но ее роль была маленькой, и примерно через час, в течение которого ее сцену прокрутили с полдюжины раз, ее отпустили, и она присоединилась ко мне в немногочисленной аудитории.
  
   "Есть какие-нибудь признаки Пола?" - спросила она. Она была в том же привлекательном светло-голубом наряде, в котором пришла в мой офис, плюс туфли на шпильках, которые, возможно, были частью ее характеристики продавца.
  
   "Нет", - сказал я.
  
   Она вытянула шею, чтобы посмотреть. "Я удивлен. Он преследует репетицию всю неделю ".
  
   "Как долго вы должны оставаться?"
  
   "Я закончил, сейчас. Не могли бы вы проводить меня до моего общежития? Вход находится с задней стороны здания...."
  
   Мы направились через внутренний двор, где остановились, чтобы полюбоваться фонтаном, выложенным разноцветной плиткой, в форме восьмиконечной звезды; освещение внутри фонтана придавало танцующим брызгам эффект радуги. Ее рука была в моей, и она прислонилась ко мне; запах мыла Camay в свежем, бодрящем воздухе был завораживающим. Она была молодой, стройной, симпатичной девушкой, а я был одиноким разведенным мужчиной за сорок, и я был отвлечен.
  
   Вот почему он вышел на нас, прежде чем я даже узнал об этом.
  
   Парень схватил Веру за руку, переплетенную с моей, и потащил ее прочь.
  
   "Пол!" - взвизгнула она.
  
   Пол был высоким, худым, как лезвие ножа, одетым в армейскую форму, которая была мятой и не проходила проверку. Несмотря на его безвольный подбородок, он был достаточно красив, или был бы им, если бы его глаза не были такими дикими, а ноздри раздувались.
  
   "Что ты делаешь с этим старым пердуном?" - требовательно спросил он у нее. Его кулаки были сжаты. Он выглядел так, словно мог ударить ее в любой момент.
  
   Но настоящей причиной, по которой я, придурок, ударил его, было замечание о "старом пердуне". Я сильно ударил его левой рукой сбоку по лицу, и он рухнул, как карточный стол.
  
   Вера отступила назад и прикрыла рот рукой; лица студентов колледжа начали появляться в арочных окнах вдоль фасада здания из искусственного камня, обрамляющего внутренний двор. Улыбки, широко раскрытые глаза и указывающие пальцы ....
  
   "Не причиняй ему вреда", - сказала она, но было неясно, кого она имела в виду.
  
   "Оставь ее в покое", - сказал я ему.
  
   Он был грудой длинных конечностей в хаки там, внизу, на декоративной плитке. Его глаза были безумными, нижняя губа дрожала.
  
   "Она не хочет, чтобы ты ее беспокоил", - сказал я, похлопывая по воздуху ладонями. "Просто держись на расстоянии -"
  
   Но что-то поднималось из глубины его души, крик агонии, который принял форму слов: "Беспокоил ее!"
  
   И внезапно он собрался с силами, как в прокрученной назад кинохронике о сносе здания, он вскочил на ноги и бросился на меня, прежде чем я успел сказать еще хоть слово.
  
   У меня было время нанести удар, который попал ему в челюсть и должен был снова отправить его на землю, но он был охвачен яростью, стряхнул ее и бросился на меня, размахивая кулаками, один из которых задел мой подбородок и обжег его. Я попятился, но забыл о фонтане, споткнулся о звездообразную точку и рухнул обратно в воду, разбрызгивая брызги. Тогда я был тем, кто барахтался на спине на мелководье, мне повезло, что я не раскроил череп, не сломал чертово ребро или что-то в этом роде.
  
   Он смеялся надо мной, показывая пальцем, истеричный, неуправляемый, он никогда не видел ничего более чертовски смешного, и он все еще смеялся, когда я поднялся, как человеческая волна, и прыгнул на него из фонтана, мокрый, прыгающий как сумасшедший, согнув его пополам ударом правой в живот, выпрямив его левой под подбородком, уложив его правой в сторону лица.
  
   Затем он опустился на одно колено, как будто делая предложение. Он не собирался вставать, не скоро, не сейчас. С меня капала вода, а с него капала кровь, одна сторона его рта превратилась в мясистую кашу.
  
   Вера стояла, приложив руку к темно-красным губам, глядя на него с жалостью, но не делая ни малейшего движения, чтобы подойти к нему.
  
   Я просто стоял там, промокший насквозь, ожидая увидеть, произойдет ли примирение. Это не первый случай, когда новый спаситель девушки избивает старого бойфренда только для того, чтобы возобновить ее симпатию и интерес к старому кавалеру.
  
   Не в этот раз. Вера взяла меня за мокрую руку и сказала: "Нам нужно убираться отсюда, пока не приехала полиция кампуса".
  
   Я кивнул, и мы оставили его там, на четвереньках, его дыхание было тяжелым, изо рта текла вода; возможно, он плакал.
  
   Я был немного не в себе из-за потасовки, и я не помню точно, как мы оказались у моей машины - "Паккарда" 50-го года выпуска, темно-зеленый номер, который принадлежал A.L. Но мы сидели в нем - я за рулем, промочив обивку, - а Вера на водительском сиденье, с беспокойством смотревшая на меня.
  
   "Я не хочу возвращаться", - сказала она.
  
   "Куда вернуться?" Я все еще был немного не в себе.
  
   "Для того, чтобы MAC...to в общежитии. Пол все еще там. Он может доставить еще больше неприятностей ".
  
   "Хочешь переночевать на моем диване?"
  
   Она кивнула. "Ты хочешь, чтобы я вел?"
  
   "Нет. Я в порядке ".
  
   "Далеко ли до твоего дома? Тебе нужно снять эти мокрые вещи ".
  
   "Нет, это близко. Прыжок, подпрыгивание и еще один прыжок ".
  
   Когда я подъехал к отелю "Беверли Хиллз", карие глаза Веры стали огромными. "Вы живете здесь?"
  
   "Вроде того. Я пользуюсь бунгало. Мы занимаемся их безопасностью. Руководству нравится, когда я рядом .... У них есть клиентура, которой иногда требуется ненавязчивая помощь ".
  
   "Но эти бунгало дорогие!"
  
   "Ну, я нахожусь в одном из бунгало Говарда Хьюза. Он арендует четыре из них на все время, но появляется лишь изредка. И еще один - для безопасности, так что, даже когда он рядом, я могу оставаться на месте ".
  
   "Говард Хьюз? Вы знаете Говарда Хьюза? Какой он из себя?"
  
   "Безумнее, чем фруктовый пирог. Но он пошел бы за тобой ".
  
   "Ты так думаешь?"
  
   "О да...." Ему хватало одного взгляда на эту куклу, и он начинал разрабатывать бюстгальтер на бретелях.
  
   Вскоре я шел с Верой по тротуару, окаймленному пальмами и цветущими кустарниками, и она комментировала, как Кларк Гейбл и Кэрол Ломбард предположительно начали свой роман в одном из этих бунгало. Я не получил ответа - я был занят, дрожа в своем мокром шерстяном пальто в эту прохладную ночь.
  
   Затем я провел Веру внутрь, и она охала и ахала при виде мраморного камина, французских дверей, ведущих в частный внутренний дворик, французской провинциальной мебели и бледно-розового декора с бледно-зелеными штрихами. Приставной телевизор, который не был ни розовым, ни зеленым, поразил ее; она уставилась на него, как дикарь, созерцающий разбившийся самолет. Я сказал ей, что диван - удобный, набитый розово-зеленым в цветочек номер - полностью ее.
  
   Я ничего не планировал. У меня все болело от полученного удара и падения; возможно, я был старым пердуном в этом, потому что милая студентка в соседней комнате интересовала меня меньше, чем горячий душ.
  
   После чего, успокоенный и сонный - хотя было всего около половины десятого - я подошел к шкафу в ванной и надел один из двух белых махровых халатов отеля "Беверли Хиллз", висевших там, а другой накинул на рукав, как официант, подающий еду.
  
   Когда я вернулся в гостиную, свет был выключен, а камин горел. Все еще в том же пудрово-голубом наряде, она сидела перед камином, поджав под себя ноги, сняв шпильки, и смотрела на танцующие оранжево-голубые блики, которые отражались на ее милых чертах.
  
   "Ты хотел бы спать в этом?" - Спросила я, протягивая халат.
  
   Она встала, взяла халат и спросила: "Ты не возражаешь, если я тоже приму душ?"
  
   "Нет. Продолжайте ".
  
   Я сидел в халате на диване, на мне не было ничего, кроме халата. Все еще ничего не планируя, слушая приглушенный танец водяных игл, просачивающихся через дверь ванной, я задавался вопросом, может быть, Вера что-то задумала.
  
   Она это сделала.
  
   Ее темные волосы намокли, челка превратилась в цыганские кудряшки, она вернулась, пахнущая как Спасательный круг (к сожалению, в моей мыльнице нет Камая), весь макияж смыт, выглядит свежо и невинно. В любом случае, она выглядела свежей и невинной, пока не сбросила махровый халат к ногам, превратившись в лужицу белого, из которой она вышла, позволив мерцающим языкам пламени танцевать по всему ее телу.
  
   Но даже в отблесках камина ее кожа была кремовой, а фигура потрясающей - тонкая талия, широкие бедра, идеальной формы груди с розовыми кончиками, выставленные напоказ, как награды на широкой грудной клетке.
  
   Она обняла меня и сказала: "Спасибо, что спас меня", - и подставила свое милое личико для поцелуя.
  
   Кто я такой, чтобы спорить? Полные губы были теплыми и влажными, и ее язык скользнул по моим; затем она стянула с меня халат, и мы упали на диван и обнялись обнаженными, как будто мы оба были подростками. Несколько минут спустя ее влажные волосы щекотали мои бедра, когда она сосала меня, издавая хихикающие, булькающие звуки, как будто она лучше всего проводила время с леденцом на палочке; и когда она заползла на меня сверху, чтобы продолжить свое оральное наслаждение, в то время как я отвечал ей взаимностью, зарывшись носом в кудри, я понял, что этот техасский подросток не был таким здоровым, как я сначала подумал. Мы взяли небольшой тайм-аут, чтобы я нашел троянца, и я сел на диван, а она села на меня и покаталась на мне, как ребенок на карусели, издавая восхитительные тихие звуки, повизгивая и воркуя, мои руки на ее округлых ягодицах, когда я ткнулся носом сначала в одну спелую грудь, затем в другую, вызывая дальнейшее девичье ликование. Она была такой забавно-женственной, она была почти карикатурой - но карикатурой в Esquire.
  
   Позже она вернулась из ванной, завернутая в халат, со словами: "Это был бал!"
  
   Сидя на диване в моем собственном халате, я сумела кивнуть. Я чувствовал себя так, словно меня сбил грузовик - 115-фунтовый, хорошо сложенный.
  
   "Чем ты хочешь заняться сейчас?" - спросила она, плюхаясь рядом со мной, прижимаясь ко мне.
  
   "Спишь?"
  
   "Нет! Еще рано. Как насчет того места, частью которого ты владеешь?"
  
   "Я ни частью чего не владею".
  
   "Разве я не читал, что ты владеешь каким-то рестораном на Стрип?"
  
   "Шерри"? Нет, газеты поняли это неправильно .... Это заведение моего партнера, Фреда Рубински. Ты хочешь пойти туда?"
  
   Она хотела поехать туда.
  
   Sherry's представлял собой кабинет из стекла и хрома, украшенный в современной манере, и часто был потрясающим, даже в такой вечер четверга, как этот. Сегодняшний вечер в кафе "Сансет Стрип" не стал исключением: болтовня посетителей перемежалась звоном тарелок и перезвоном Коула Портера на пианино, хотя в ярко освещенном ресторане, казалось, не хватало знаменитых лиц. Конечно, мой знакомый гангстер Микки Коэн перестал ошиваться здесь, после того как в прошлом году его и его окружение застрелили на тротуаре.
  
   Несмотря на то, что заведение было открыто на ужин, Sherry's было известно как заведение после работы, подобные которому пострадали из-за послевоенного упадка ночных клубов и театров; Ciro's и the Mocambo все еще вели хороший бизнес, но многие другие клубы закрылись, и известные таланты перекочевали в Лас-Вегас, где их ждали большие деньги. Кроме того, биг-бэнды рисовали не так, как раньше - в танцевальных залах было перекати-поле, теперь, когда дети слушали Фрэнки Лейна и Патти Пейдж. В этом городе все было по-другому с 48-го, когда Earl Carroll's закрылся после гибели босса в авиакатастрофе.
  
   Официантка, с которой я не смотрел в глаза, показала нам места (у нас была своя история); тем не менее, я был партнером владельца, и со мной обращались должным образом в уютной кабинке. Даже в таком переполненном звездами городе, как Голливуд, поразительная фигура Веры привлекала внимание многих; ее простой светло-голубой наряд студентки колледжа не соответствовал окружающим нас нарядам после кинотеатра. Но такое тело, как у Веры, в таком городе, как этот, искупает множество грехов. Так сказать.
  
   Мы заказали кофе и выпечку - я заказал "Наполеон", а Вера - слоеный крем, который мы как раз готовили, когда Фред Рубински подошел поздороваться (и быть представленным великолепной брюнетке).
  
   "Садись, Фред", - сказал я, и Фред скользнул рядом с Верой. "Это наша клиентка - Вера Палмер. У нее есть бывший парень, который не смирился со словом "бывший". Вера, это мой партнер в A-l, Фред Рубински."
  
   "Я читала о вас, мистер Рубински", - сказала она с усмешкой, затем пожала ему руку, слизывая заварной крем с уголка рта.
  
   Это действие на мгновение заморозило Фреда, но он сумел улыбнуться и что-то сказать. Фред - плотный, лысеющий персонаж, который напоминал несколько более симпатичного Эдварда Г. Робинсона - был, как обычно, элегантно одет. Перед войной он открыл частное агентство в здании Брэдбери, состоящее из одного человека, и постепенно завоевал завидную клиентуру в киноиндустрии; в то же время моя репутация в стране росла, и в 1946 году мы объединились в то, что сейчас является филиалом A-L. в Лос-Анджелесе.
  
   "Ты, должно быть, хочешь быть актрисой", - сказал Фред.
  
   Вера сказала: "Это то, что я изучаю в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе".
  
   "Она финалистка конкурса "Мисс Калифорния", - сказал я.
  
   Фред похлопывал Веру по руке. "Что ж, когда вы будете готовы поговорить со студиями, не забудьте нас".
  
   "О, я не буду!" И она хихикала и ворковала - звуки, которые я в последний раз слышал, когда она была у меня на коленях.
  
   Затем Фред обратил свои проницательные темные глаза в мою сторону; его помятое лицо напряглось, насколько это было возможно, во всяком случае. "Сегодня мне звонил Сапперштейн".
  
   "Да. Я тоже. Он думает, что я нужен в Чикаго ".
  
   "Я согласен с ним. Ты должен вернуться туда и разобраться со своим другом Друри ".
  
   "И ты тоже, Фред, тоже! Я позвоню ему...."
  
   Фред укоризненно погрозил пальцем. "Нейт, это плохо для бизнеса. Ни один из нас - ни в одном из наших городов - не может позволить себе иметь таких врагов, которых создает для нас Друри ".
  
   "Я разберусь с этим".
  
   Фред пожал плечами, но его взгляд был неумолим. Затем он спросил Веру, не возражает ли она, если он закурит, и она ответила, что нет, она покончила с десертом и собирается покурить сама.
  
   Итак, Фред закурил "Гавану", а Вера заказала "Честерфилд". Я только что выпил свой кофе. Я не был курильщиком - я курил только во время войны, когда был за границей, на Гуадалканале. Единственными моментами, когда мне хотелось выкурить сигарету, были определенные виды стресса, напоминающие бой.
  
   "Послушай, Нейт, " сказал Фред, " Фрэнк здесь".
  
   "Какой Фрэнк? Я знаю много фрэнков ".
  
   "Фрэнки".
  
   "О", - сказал я. "Этот Фрэнк".
  
   Вера пыталась следовать этому. "Вы не имеете в виду Фрэнка Синатру?"
  
   Я кивнул, и ее глаза заблестели.
  
   "Он хотел поговорить с тобой пару недель", - сказал мне Фред. "Помнишь, я сказал, что он звонил?...Почему бы тебе не вернуться и не поздороваться, не покончить с этим. Он с Авой."
  
   Карие глаза Веры расширились. "Ава Гарднер?"
  
   Я покачал головой. "Бедный ребенок на грани срыва".
  
   Фред пожал плечами. "У него только что была хитовая пластинка".
  
   "Да, ну, его бак пуст, и он работает на выхлопных газах. Он прошел свой путь, Фред ".
  
   "У парня талант".
  
   "Общественность оторвет ему задницу, если он оставит Нэнси".
  
   "Может быть. Поздоровайся с ним. Может быть, вы поймете, в чем суть этой работы, которую он для нас приготовил, - он мне не говорит ".
  
   Я снова кивнул и вышел из кабинки. Вера посмотрела на меня как жадный ребенок, который хотел пони.
  
   "Пойдем", - вздохнул я.
  
   Фрэнк и Ава сидели за столиком рядом с кухней - не совсем подходящее место, но в стороне. Я не очень хорошо знал Аву - только то, что, какой бы красивой она ни была, она была упрямой женщиной со злобной жилкой.
  
   "Нейт!" - сказал Фрэнк, вскакивая на ноги; он протянул руку, которую я пожал.
  
   Он выглядел худее, чем когда-либо, щеголяя усами Кларка Гейбла, которые ему не шли. Он плавал в коричневой габардиновой спортивной куртке и желтой рубашке с открытым воротом; на нем не было пледа, а из-за редеющих волос он выглядел старым для своих тридцати пяти лет. Рядом с ним, в отвратительном настроении, которое исходило от нее, как жар от асфальта, сидела Ава; она курила сигарету, и ее макияж показался мне густым, хотя она была, несомненно, красива, ее наряд был простым, но эффектным: оранжевая блузка с воротником цвета мандарина.
  
   Я сказал: "Привет, Фрэнк. Ава."
  
   Актриса отвела взгляд.
  
   Фрэнк сказал: "Ты что, избегал меня, Мелвин?"
  
   В тот год он всех называл Мелвином.
  
   "Нет. Это Вера Палмер. Она мой клиент ".
  
   Фрэнк просиял девушке и протянул руку. "С удовольствием, мисс Палмер".
  
   Ава затоптала сигарету о скатерть и сказала своим хриплым альтом: "Я полагаю, ты спишь с этой бабой!"
  
   Фрэнк ошеломленно посмотрел на нее. "Что? Я только что встретил ее! Ты с ума сошел?"
  
   "Я должна быть", - сказала Ава и выскочила из кабинки, схватив свою накидку, а затем вылетела через ресторан, грубо оттолкнув Веру в сторону.
  
   "Извините меня", - сказал Фрэнк и последовал за ней.
  
   Вера посмотрела на меня так, словно ее ударили секирой.
  
   Я пожал плечами. "Это в значительной степени соответствует курсу с этими двумя. Давайте вернемся к нашему стенду ".
  
   Что мы и сделали, и допивали вторую чашку кофе (Фред ушел болтать с другими посетителями), когда Фрэнк, выглядевший как побитый щенок, вернулся, заметил нас и присоединился к нам, сев рядом со мной.
  
   "Господи", - сказал он. "Все, что мне нужно сделать, это посмотреть на симпатичную девушку, и бац, мы с Авой отправляемся на скачки".
  
   Я ничего не сказал. Я был зол на него; мы знали друг друга долгое время, и я знал, что он был сорванцом, но я не думал, что он когда-нибудь оставит Нэнси и детей. И после того, через что я прошел сам, я не слишком увлекался мошенниками.
  
   "Я не могу остаться, " сказал Фрэнк, " но я буду в Чикаго на следующей неделе, в "Chez Paree". Ты, случайно, не возвращаешься?"
  
   "Я не знаю", - сказал я. "Возможно".
  
   "Ну, в любом случае, нам нужно поговорить. Послушай, Мелвин, я в мире дерьма. Этот парень Миллер из Columbia заставляет меня записывать новинки, пытаясь конкурировать с Фрэнки, мать его, Лейном, ради всего Святого. Затем мне удалось вывести Майера из себя и я потерял свой контракт на фильм. У меня действительно готовится сериал на телевидении - CBS. Это хорошая новость ".
  
   "Это очень хорошая вещь, Фрэнк. Телевидение в наши дни - горячая тема ".
  
   "Да, и эти паршивые слушания в Сенате всему виной! Это то, что действительно зажало меня в тиски. Федералы... Эти гребаные федералы.... Извините меня, мисс Палмер."
  
   Вера уставилась на него, разинув рот, как будто она была туристкой, а он - Гранд-Каньоном. "Все в порядке, мистер Синатра".
  
   "Гребаные федералы, - продолжил он, - они давят на меня, как на чертов прыщ".
  
   "Как же так?"
  
   "Этот провинциал из Теннесси хочет, чтобы я рассказал о Чарли, Джоуи и мальчиках".
  
   "Парни", о которых он говорил, были гангстерами, в основном из Чикаго - такими, как Чарли, Джоуи и Рокко Фишетти, двоюродные братья Капоне, которые были высокопоставленными в этой организации.
  
   "Я сам уклонялся от этого ублюдка Кефовера", - признался я.
  
   Фрэнк прикуривал сигарету. "Да, но, по крайней мере, у тебя на заднице нет этой красной приманки для поедания сыра".
  
   "Что, Маккарти?"
  
   Он ухмыльнулся. "Да, я не просто гангстер, ты знаешь - я красный!"
  
   "Маккарти думает, что все демократы - коммунисты".
  
   Легендарные голубые глаза Синатры остановились на мне. "Вы знаете его, не так ли?"
  
   "Некоторые. Я выполнял работу для Дрю Пирсона с участием Маккарти и познакомился с этим парнем ".
  
   Пирсон был всемирно известным разоблачительным обозревателем синдицированного издания, на протяжении многих лет я время от времени проводил расследования: сенатор Маккарти был его источником, который я проверил.
  
   Брови Синатры полезли на лоб. "Значит, вы дружите с Маккарти?"
  
   "Достаточно дружелюбный, чтобы выпить с ним".
  
   "Отлично! Идеально, Мелвин ". И тощий певец встал, похлопал меня по руке, одарив своей харизматичной, хотя и заезженной улыбкой. "Мы скоро поговорим .... Я должен попытаться догнать эту сумасшедшую бабу ".
  
   И он ушел.
  
   "Он показался мне милым", - сказала Вера.
  
   "Он может быть. Ты готов?"
  
   "Для меня слишком поздно возвращаться в общежитие. Могу я остаться у тебя?"
  
   Мы вышли через стеклянные двери и рука об руку прошли под навесом "Шерри", Вера прислонилась к моему плечу.
  
   "Ты знаешь многих известных людей, не так ли?" - спросила она. Ее каблуки-шпильки цокали по тротуару.
  
   "Это часть моего бизнеса, Вера. Ты хочешь стать знаменитым?"
  
   "О, да. Мои родители привезли меня в Голливуд на каникулы, когда я была маленькой девочкой - около десяти. Я стоял на углу Голливуд и Вайн и просто знал, что когда-нибудь этот город будет принадлежать мне ".
  
   Мы обошли вокруг и поднялись по склону на парковку.
  
   "А я-то думал, ты просто студентка колледжа", - сказал я.
  
   "Я девушка из колледжа, которая учится на кинозвезду".
  
   "Будь осторожна в своих желаниях, Вера...."
  
   Мы приближались к "Паккарду", когда он вышел из-за двух машин: Пол, его армейская форма выглядела испачканной и помятой. Его кулаки были сжаты, но он не бросился на нас или что-то в этом роде - просто стоял, высоко подняв безвольный подбородок. Дикий взгляд исчез из его глаз: его место заняло отчаяние.
  
   "Сохраняйте дистанцию, мистер", - сказал он мне.
  
   Бедняга следил за нами всю ночь - сначала увидел, как я привел его девушку в отель, потом к Шерри....
  
   Я сказал: "Пол, это хороший совет - держи свою дистанцию, или я сдам тебя копам за домогательства к этой девушке".
  
   Его голос дрожал, но в нем чувствовалась сила, даже некоторое ущемленное достоинство. "Я просто хочу поговорить со своей женой".
  
   Я резко взглянул на Веру. "Жена?"
  
   Она сглотнула и избегала моего взгляда, хотя все еще держала меня за руку.
  
   Солдату, который был примерно в десяти футах от меня, я сказал: "Вы ее муж, Пол?"
  
   Звуки уличного движения на Стрип-стрит послужили диссонирующим музыкальным фоном для этого второго печального противостояния.
  
   "Это верно", - сказал он. "И Джейни боится, что я расскажу Мисс Калифорния, что она замужем и у нее есть мама, и они вышвырнут ее за ее сладкий зад".
  
   Я поморщился, глядя на Веру. "Джейни?"
  
   Пол ответил за нее: "Ее зовут Вера Джейн, мистер. А Палмер - это просто ее девичья фамилия. Наша маленькая девочка, которой всего несколько месяцев, дома с матерью Джейн ".
  
   Слегка разозленный и слегка пристыженный собой, я повернулся к студентке. "Этот мальчик - твой муж?" И у тебя есть ребенок там, в Техасе?"
  
   Она все еще не смотрела на меня; но она кивнула.
  
   "Иди поговори с ним", - сказала я, внезапно почувствовав усталость. "Я подожду - я все равно отвезу тебя обратно в общежитие, если хочешь. Но сначала поговори с ним."
  
   Я прислонился к "Паккарду", пока они разговаривали. Я не подслушивал, и в любом случае они говорили потише. Наконец они обнялись. Поцеловал, неуверенно.
  
   Вера подошла и сказала: "Пола призвали на действительную службу - он отправляется в Корею. Он хочет, чтобы я был с нашей маленькой девочкой, дома, в Далласе, и был с ним как можно больше .... Когда его заминка закончится, он говорит, что вернет меня сюда и позволит мне попробовать себя в роли звезды. Прошло два года. Ты думаешь, через два года я все еще буду достаточно хорошенькой, чтобы попробовать еще раз?"
  
   "Конечно, Вера".
  
   В ее глазах светилось отчаяние. "Тогда могу я позвонить тебе? Не могли бы вы дать ссылку на студии?"
  
   "Конечно, я или Фред, любой из нас поможет тебе, Вера".
  
   "На самом деле, это Джейн. И моя фамилия по мужу Мэнсфилд".
  
   Она поцеловала меня в щеку и подбежала, чтобы присоединиться к своему мужу-солдату. За этим движением в ее кабине - из стороны в сторону, когда она двигалась вперед, - стоило понаблюдать.
  
   Они все еще стояли там и разговаривали, когда я вывел "Паккард" со стоянки Шерри, направляясь к отелю "Беверли Хиллз".
  
   Но давайте посмотрим правде в глаза: я был на пути в Чикаго. Что касается Голливуда, то мой роман с Верой Джейн Мэнсфилд стал последней каплей.
  
  
  
  
  
  
   Величественная миля на Лейк-Шор-драйв - когда-то бесконечная череда великолепных особняков - теперь превратилась в ряд высотных надгробий; здесь и там сохранились роскошные резиденции, поскольку немногие привилегированные упрямо цеплялись за город. Начиная с перекрестка Голд-Кост, где пересекаются Лейк-Шор-драйв и Мичиган-авеню, вдоль проспекта выстроились шикарные отели и шикарные магазины, обслуживающие своих богатых, разборчивых и, о, таких эксклюзивных клиентов.
  
   В нескольких минутах езды, на улицах Кларк и Раш, владельцы не были такими привередливыми - любой, у кого было пятьсот баксов, мог лишить девственности девственницу, и вам не захочется знать, какую увядшую розу можно купить за три доллара. Оружие (от табака до отрыжки), наркотики (от марихуаны до конины) и выпивка (от не облагаемого налогом шипучего напитка до протухшего виски) были доступны по ценам, которые мог позволить себе даже средний класс.
  
   Было приятно вернуться домой.
  
   Красивые парки, окаймляющие озеро, все еще были зеленее, чем деньги, никаких признаков того, что листья еще не опали; эти ухоженные акры и широкие бульвары Северной части Чикаго на берегу озера были напоминанием о том, как планировщики планировали все до того, как коммерция и человеческая природа взяли верх. Лейк-Шор-Драйв, к которому я подъезжал на своем темно-синем "88" 1950-х годов выпуска, когда-то был усеян тщательно продуманными домами богатых; большая часть оставшихся строений была переоборудована в школы и другие учреждения - например, Апелляционный суд США.
  
   Оставшиеся представители старого богатого класса - те, у кого еще не хватило порядочности умереть или переехать в пригород или Флориду, - жили в высотных современных многоквартирных домах здесь и на других выходящих к озеру проспектах, Линкольн-Паркуэй и Шеридан-роуд, а также на их перекрестках. Эти квартиры также обеспечивают крышу над головами новой знати Города Ветров: заядлых игроков, любовниц, владельцев таверн и, в довершение всего, мафиози.
  
   В одном квартале к югу от Белмонт-авеню, где береговая линия изгибалась вокруг мерцающей, похожей на лагуну гавани Бельмонт, я обнаружил то, что не часто удавалось найти даже самым опытным чикагским детективам, - место для парковки - прямо напротив невзрачного здания из коричневого кирпича на углу Барри и Шеридан. Кузены покойного Аль Капоне, братья Фишетти, гнездились на трех верхних этажах пентхауса, которые были немного отодвинуты назад, сидя на пятнадцати этажах ниже, как слишком маленький цилиндр без полей.
  
   Швейцар "Барри Апартментс", пузатый парень лет пятидесяти с перепачканным алкоголем лицом, которое хорошо сочеталось с его красной униформой, не походил на телохранителя Фишетти в ливрее. По крайней мере, не было похоже, что он собирал вещи, в любом случае.
  
   "Навещаете кого-то здесь, сэр?" - спросил он, сцепив руки за спиной и покачиваясь на каблуках.
  
   "Да. Я уверен, что мое имя есть в вашем списке ".
  
   "У меня нет списка, сэр".
  
   "Конечно, ты понимаешь. Меня зовут Линкольн". И я дал ему свое удостоверение личности.
  
   Он посмотрел на чек, кивнул, сказал: "Да, это ты, все в порядке", - и сунул купюру в карман. "Но на верхние три этажа вход воспрещен, если только лифтер вас не ожидает".
  
   Итак, лифтер был сторожевым псом Фишетти.
  
   "Я никого не знаю в пентхаусе", - сказал я. "Я просто хочу поговорить с управляющим зданием".
  
   "У нас на сайте такого нет. У нас действительно есть начальник по уборке. У него штат из трех человек и офис в задней части дома ".
  
   Я кивнул. "Приходили ли в последнее время строительные инспекторы или маршалы пожарной охраны?"
  
   "На самом деле, да. Инспектор по строительству на прошлой неделе."
  
   "Хорошо одет для строительного инспектора, не так ли?"
  
   "Забавно, что ты это говоришь. Он был настоящим щеголеватым Дэном. Приятный парень. Я также отправил его за дом, чтобы он встретился с уборщиком ".
  
   "Спасибо". Я повернулась, чтобы уйти, затем оглянулась на него. "Между прочим, этот разговор конфиденциальный".
  
   Он одарил меня желтой ухмылкой посреди покрытой красными пятнами физиономии и коснулся полей своей кепки. "Мама - это подходящее слово, мистер Линкольн".
  
   Я обошел дом сзади; мощеная аллея представляла собой единственный узкий переулок, расширяющийся в нишу скромной погрузочной площадки здания, рядом с которой была незапертая дверь. Она вела в недостроенный вестибюль с двойными раздвижными дверями слева, деревянными перекладинами служебного лифта прямо перед собой, а справа угол превратился в подобие офиса с письменным столом и парой потрепанных картотечных шкафов посреди штабелей коробок и бочек размером с ведро, стоящих на цементном полу. В воздухе витал аромат дезинфицирующего средства.
  
   Уборщик был тощим, но у него было круглое поросячье лицо; лысеющий парень лет сорока в очках в металлической оправе и комбинезоне-слюнявчике, он водрузил ноги в рабочих ботинках на поцарапанный рабочий стол и читал "Полицейскую газету" с Джейн Рассел на обложке. На столе была разложена стопка карандашей (возможно, оставленная слепым нищим), несколько пустых бутылок из-под шипучки и скомканные шарики из коричневой бумаги для сэндвичей с жирными пятнами.
  
   Сначала я не думал, что он слышал, как я вошел, но потом он крикнул плаксивым тенорком: "Вы что, не видели вывеску? Никаких приставаний ".
  
   "Я здесь по поводу парня в вашем подвале", - сказал я.
  
   Журнал упал ему на колени. Его поросячий нос дернулся, как и рот с торчащими зубами; его глаза - довольно привлекательного фарфорово-голубого цвета среди всей этой невзрачности - были круглыми и твердыми, как мрамор. Но в них был страх.
  
   "В подвале никого", - сказал он.
  
   "Конечно, есть", - сказал я и бросил плавник на стол.
  
   Он просто посмотрел на это; через некоторое время он несколько раз моргнул.
  
   "Я не из полиции, - сказал я, - и я не мальчик Фишетти. Парень в подвале? Я его босс ".
  
   И я бросил ему визитную карточку детективного агентства А-1. Он убрал ноги со стола, наклонился вперед и изучил карточку, которую держал двумя руками, как агент казначейства, изучающий фальшивую купюру.
  
   Затем я забрал карточку обратно - в ней не было ничего такого, что я хотел бы оставить разбросанным по усадьбе Фишетти - и сказал: "Просто укажи мне, и на моем выходе в ней будет еще пять пунктов для тебя".
  
   "Знаешь, у меня действительно могут быть неприятности".
  
   "Сколько вам платит мой оперативник?"
  
   "Разве ты не знаешь? Ты его босс ".
  
   "Я босс, но он вроде как сам себе хозяин. Сколько он тебе платит?"
  
   Уборщик пожал плечами. "Десять долларов в день. Плюс оригинальная записка на букву "С".
  
   "И вы знаете, кто живет на верхнем этаже этого заведения?"
  
   Его губы пукнули. "Конечно, я знаю".
  
   Я покачал головой. Некоторые люди не придавали особого значения собственной шкуре. "Да, у тебя действительно могут быть неприятности.... Укажи мне."
  
   Там, среди лабиринта труб и воздуховодов и типичного хлама, скопившегося в любом подвале, под открытыми балками низкого потолка, в круге света, создаваемого голой подвесной лампочкой, за старым обшарпанным столом, одетый в темно-синий строгий костюм в серую полоску (пиджак висел на стуле), спиной к стене, сидел бывший лейтенант полиции Уильям Друри, как человек, готовящийся к трапезе. Однако, за исключением термоса с кофе, набор продуктов, разложенных на столе перед ним, не соответствовал моему представлению о питании: a .револьвер 38-го калибра; обрез; записная книжка; разные карандаши; его серая шляпа; и два магнитофона Revere, похожих на чемоданы, с проводами, которые исчезали в воздуховоде. Вращались катушки одного из гладких белых аппаратов в коричневых футлярах с твердым корпусом, две другие катушки смотрели на меня, как большие пластиковые очки, в данный момент аппарат не записывал.
  
   На нем были наушники, но он решил оставить ухо непокрытым; так что он услышал, как я подошел - его правая рука зависла над пистолетом 38-го калибра, - а затем с огорченным облегчением улыбнулся, когда увидел, что это я. И рука убрала пистолет.
  
   Для парня ростом пять футов девять дюймов широкоплечий Билл Друри обладал невероятной физической осанкой. Но темно-голубые глаза, в которых всегда светились ум и хорошее настроение, сейчас были пухлыми, а выступающий подбородок с ямочкой был вторым, более мягким. Цвет его лица имел сероватый оттенок, а темные редеющие волосы, безрезультатно зачесанные назад, были тронуты сединой; и эта готовая улыбка казалась натянутой.
  
   "Я думаю, если кто-то должен прижать меня, " сказал Друри застенчиво, - я бы предпочел, чтобы это был ты".
  
   "Боже, Билл", - сказал я, качая головой. Я чувствовал головокружение, как будто из меня отхлынула вся кровь; в животе у меня все переворачивалось. "На этот раз ты пойдешь на то, чтобы тебя убили. Хуже того, из-за тебя меня убьют ".
  
   Он отмахнулся от этого, сделал пренебрежительное лицо. "Это подразделение не убивает копов".
  
   "Трахни меня! Мы не копы. Я не был полицейским с 1932 года! И ты, Билл - ты тоже не полицейский. Больше нет ".
  
   Его глаза сузились. "Я буду снова. Я буду, Нейт ".
  
   "Каким образом, путем незаконного прослушивания?" Я все еще качал головой. Я указал на аппараты на столе. "Почему два магнитофона, Билл?"
  
   "Я подключил телефонную линию к этой, " сказал он, кивая в сторону Ревира слева от себя, " а по этой другой я могу переключаться между различными комнатами в трех квартирах".
  
   Я заметил маленькую черную металлическую коробочку с несколькими кнопками и сказал: "Я узнаю записывающие устройства - это A-1. Когда Лу сказал, что ты проверил их, я подумал, что ты задумал что-то вроде этого. Но кто сделал тебе эту штуковину? Кто-то из сотрудников Кефаувера?"
  
   "Я не работаю на комитет Кефаувера, Нейт. Это строго мое собственное шоу ".
  
   "Нет, Билл. Это шоу А-1 - ты мой оперативник, а это мои машины. Если тебя схватят копы или Фишетти, я могу прокатиться с тобой...будь то в участок или в канаву."
  
   Он качал головой. "Нейт, я бы никогда не позволил этому случиться".
  
   Я всплеснул руками. "Ты позволяешь этому случиться! Куда подевалась твоя чертова рассудительность? Сапперштейн предупреждал меня о том, чтобы не нанимать вас ".
  
   "Нейт...."
  
   "У тебя всегда была неприязнь к этим парням из "Outfit ", но вламываться в их дома и прослушивать их? Устанавливаем пост прослушивания в их гребаном подвале? Это безумие".
  
   Мышцы челюсти пульсировали, он встал; он указал пальцем - дядя Билл хотел меня. "Сидеть сложа руки и смотреть, как этим ублюдкам сходит с рук убийство, это безумие! Смотреть в другую сторону, когда город, который мы любим, попадает под контроль гангстеров - это безумие!"
  
   Я нашел ящик, на который можно присесть, сел и вздохнул, опершись локтем о колено; я поднес руку к лицу. Я ничего не сказал. Наконец Билл, возможно, немного смущенный, сам сел обратно.
  
   Его голос был почти шепотом, когда он добавил: "Кто-то должен противостоять этим варварам".
  
   "Билл", - тихо сказала я, глядя на него снизу вверх. "Когда именно этот город не был под контролем гангстеров? Назовите время ".
  
   Он сглотнул и покачал головой. "Это не делает все правильным".
  
   В отличие почти от любого другого полицейского в истории Чикаго, Билл Друри не дергал за политические ниточки, чтобы заполучить свой значок; ни о каком взяточничестве не было и речи, и в поленнице дров не было связанного с подразделением члена районного комитета, олдермена или судьи. Вместо этого он усердно учился и набрал рекордно высокие оценки на вступительных экзаменах в полицейскую прокуратуру, а также с изяществом и легкостью справился с физическими требованиями, бывшим чемпионом Golden Gloves, которым он был. Ближе всего к "в" было то, что его брат Джон был известным репортером в Ежедневные новости; департамент не возражал против того, чтобы время от времени получать хорошую рекламу, и присутствие младшего брата репортера на работе не могло повредить.
  
   Это было в конце двадцатых, когда господство гангстеров в Чикаго было самым вопиющим и жестоким - от убийства репортера Джейка Лингла в железнодорожном туннеле до забрызганного кровью склада во время резни в День Святого Валентина. Яркому молодому идеалисту, стремящемуся к успеху - прирожденному спортсмену, ученому - могли бы прийти в голову идеи сыграть Уайатта Эрпа и очистить этот грязный город, как современную Надгробную плиту или Додж-Сити. У моего друга Элиота Несса, безусловно, возникли подобные представления; и у Билла Друри тоже.
  
   Пройдя путь от патрульного до детектива менее чем за год - еще один рекорд полиции Чикаго - Друри решил, что офицер полиции должен что-то предпринять в отношении Аль Капоне и его парней, и привлек к этому подразделению особое внимание. Всякий раз, когда он замечал известного сообщника Капоне, Друри прижимал парня к ближайшей стене и заставлял его встать для обыска.
  
   И Друри было все равно, где это происходило - в ресторане, на ипподроме, в мужском туалете, на углу улицы, - и он с радостью поставил бы в неловкое положение этих бандитов, когда они были со своими женами и детьми.
  
   "Пусть эти семьи знают, - говорил он, " какой трус глава их семьи".
  
   Вскоре газеты окрестили Билла "Сторожевым псом Петли" - его спортивное образование, его брат - репортер и его собственный общительный характер привели к дружбе с бесчисленным количеством газетчиков, которые постоянно хвалили его в прессе, - и ребята из Синдиката ломали головы, задаваясь вопросом, почему они платят хорошие бабки начальству Друри, когда с ними обращаются подобным образом. Вскоре Билла забрали с улицы и назначили дежурным в участке; затем его перевели в отдел по борьбе с карманниками, где я впервые с ним встретился. Ни в том, ни в другом случае эти задания не помешали Сторожевому псу the Loop следовать своей миссии в жизни.
  
   Друри проводил свободное от работы время, прогуливаясь по Раш-стрит, Дивизиону и другим кольцевым магистралям, выискивая хулиганов. Когда он заметил головореза-миллионера, такого как Тони Аккардо или Мюррей Хамфрис, он потребовал у них удостоверения личности и прислонил их к ближайшему зданию, расставив ноги, растопырив руки, проверяя их на предмет спрятанного оружия.
  
   Такие жестокие убийцы, как Спайк О'Доннелл, "Пулеметчик" Джек Макгерн и Фрэнк Макерлейн, были среди тех, кого он бесстрашно травил. Он арестовал Луи Кампанью по прозвищу "Маленький Нью-Йорк" на Стейт-стрит, поймав закадычного друга Капоне с пистолетом 45 калибра. В офисе в Северном Ласалле он арестовал десять бандитов, поймав Чарли Фишетти на взятке; и он арестовал Джейка "Жирный палец" Гузика, печально известного бухгалтера подразделения, возле Marshall Field, к удовольствию насмешливых зрителей.
  
   "Ты сукин сын", - пробормотал пухлый, похожий на игуану Гузик. "Я не бродяга! У меня сейчас в кармане больше денег, чем ты зарабатываешь за гребаный год!"
  
   "Еще два слова, Джейк, " сказал Друри, " и я защелкну на тебе наручники. Еще два предложения, и я надену на тебя смирительную рубашку ".
  
   Такого рода показная бравада сделала Билла любимцем сторонников реформ. Социально озабоченный сегмент social register - с такими именами, как Палмер и Маккормик - выделил его в качестве своего полицейского талисмана; его наняли стоять на страже в черном галстуке, фраке и цилиндре на модных свадьбах и различных модных мероприятиях (и об этом писали газеты). Когда у шишек были драгоценности, меха или произведения искусства, которые нужно было охранять, Друри в свободное от дежурства время подрабатывал для них; Оперный театр стал его вторым местом работы. Как бы он ни презирал взяточничество, он принимал щедрые гонорары от своих богатых покровителей, всегда водил хорошую машину и был широко известен как самый хорошо одетый честный полицейский в полиции.
  
   У нас с Биллом Друри была долгая и запутанная история. Он спас мне жизнь, когда я занимался карманными кражами, в перестрелке на перекрестке Линкольн и Эддисон с угонщиком автомобилей по имени Томас Дауни, который неделями ускользал от копов. За это Билл был удостоен награды Ламберт Три - "Медали почета" департамента за храбрость при исполнении служебных обязанностей; он также завоевал мою бессмертную дружбу.
  
   В 1943 году, когда моя старая подруга Эстель Кэри была жестоко убита - подвергнута пыткам и сожжена, - Друри упорно преследовал интересы Синдиката в убийстве. Он усилил давление на различных мошенников, подвергая их проверке на детекторе лжи, и это привело к сфабрикованным обвинениям в том, что Друри - тогда исполнявший обязанности капитана в участке Ратуши - смотрел сквозь пальцы на то, что касалось азартных игр в его округе. Билл и его друг Тим О'Коннер - еще один редкий чикагский полицейский с честной репутацией - были отстранены от работы, хотя оба боролись через суд и в конечном итоге были восстановлены.
  
   Я также был замешан в деле, которое в конце концов свалило его: в убийстве Джеймса Рейгена, который был уничтожен, когда отказался передать свою телеграфную службу новостей гонок Организации. Рейджен был моим клиентом - я был его телохранителем, когда мы ехали по Стейт-стрит в центре Бронзевилля, когда убийцы с дробовиками открыли по нам огонь из грузовика, заполненного ящиками из-под апельсинов. Пули не убили Джима, не сразу; но он умер в больнице с помощью окруженного толпой врача, который ввел в раны инфекционный стафилококк.
  
   Племянницей Джима Рейгена, между прочим, была Пегги Хоган; и Пегги была моей подругой в то время (прямо сейчас она была моей бывшей женой).
  
   Итак, я помог Биллу разыскать троих цветных свидетелей стрельбы - носильщика в Пульмане, рабочего-металлурга и продавца аптеки, - и трем стрелкам из Вест-Сайда были предъявлены обвинения в убийстве Рейджена. Но одного из свидетелей убили, а двое других отказались ... и оба утверждали, что Друри предложил разделить с ними денежное вознаграждение в обмен на их показания. Билл и его партнер Тим О'Коннер предстали перед большим жюри присяжных, потребовав подробностей об их отношениях с двумя свидетелями; когда они отказались давать показания, если им не будет предоставлен иммунитет, Совет по гражданской службе уволил обоих из полиции.
  
   Теперь, когда его судебные баталии продолжались, а его шансы вернуться в полицию Чикаго становились все более призрачными, Билл Друри предпринял последнюю отчаянную попытку сбить с ног парней из Подразделения, которые пустили под откос его карьеру.
  
   "Я доверял тебе, Билл", - сказал я, все еще сидя на ящике, вздыхая и качая головой. "И вы поставили меня в затруднительное положение".
  
   Сидя перед своим праздником из магнитофонов и оружия, он совсем не выглядел раскаивающимся. Он улыбнулся, как отец О'Мэлли, и протянул раскрытые ладони. "Нейт... Присоединяйся ко мне".
  
   "Что? Иди к черту ".
  
   Теперь, как ни странно, он огляделся по сторонам, как будто хотел убедиться, что никто не подслушивает; и очень тихо он сказал: "Я не просто расследую и помогаю комитету .... Я даю показания ".
  
   "Ты собираешься выступать по телевидению?"
  
   Он уклонился от этого. "Ты знаешь о моих файлах, моих записных книжках, моих дневниках".
  
   Я кивнул. На протяжении многих лет он превратил это в хобби, следя изо дня в день за передвижениями лидеров Группировки, собирая имена, даты, места, что было полезно, когда он занялся написанием тех газетных колонок. Немногие люди понимали внутреннюю работу чикагской мафии лучше, чем Друри; и никто другой не описывал их таким образом.
  
   "Что ж, " сказал он, купаясь в самодовольстве, - в следующий вторник я встречаюсь с сотрудниками Kefauver. Я просматриваю все свои записные книжки, записи, картотеки, магнитофонные записи, все ".
  
   Я не мог перестать качать головой. "Почему бы просто не ограничиться этим, за закрытыми дверями - зачем афишировать это, давая показания?"
  
   Он усмехнулся. "Я не боюсь этих ублюдков-даго. Я не работаю в кулуарах - я говорю об этом открыто!"
  
   Я предположил, что именно поэтому он сидел в подвале и делал незаконные записи для прослушки.
  
   "Не будь таким набожным по отношению ко мне, тупой мик", - сказал я. "Ты полагаешь, что если не сможешь пробиться обратно в департамент, то, по крайней мере, станешь знаменитым. Может быть, написать книгу - может быть, открыть свое собственное детективное агентство ".
  
   У него было выражение влюбленного дурака, делающего предложение своей девушке. "Я бы предпочел остаться в A-1 с тобой, Нейт. Мы могли бы сделать это место чем-то особенным ".
  
   "Да, на автостоянке".
  
   "Нейт. Ты должен это сделать ".
  
   "Сделать что?"
  
   "Присоединяйся ко мне. Пойдем со мной во вторник. Встретьтесь с людьми Кефаувера. Согласен дать показания ".
  
   Я встал и чуть не стукнулся головой о стропила. "Свидетельствуйте! Что, ты куришь улики?"
  
   Он положил руки на стол; диктофон продолжал жужжать. "Нейт. Послушай - ты единственный парень в этом городе, не связанный с мафией, который знает мафию так, как я .... Факт, ты знаешь то, чего не знаю я. Ты работал на них. Ты был практически чертовым протеже Фрэнка Нитти ".
  
   Это было преувеличением: я выполнял задания для Нитти, и он оказал мне услугу, например, не приказал меня замочить. Мы стали уважать друг друга - может быть, мы даже стали нравиться друг другу. Мне даже было жаль видеть, как он умирает.
  
   Но все, что я сказал, было: "Нитти был лучшим человеком в своем мире - это все, что можно требовать от кого бы то ни было".
  
   Его глаза расширились и закатились. "Чушь собачья, Хеллер! Он был убийцей, головорезом и проклятым вымогателем и ... Черт возьми, ты знаешь это, ты чертовски хорошо знаешь, что должен присоединиться ко мне и помочь очистить этот город ".
  
   Теперь мои глаза расширились. "Ты это сказал? Ты действительно это сказал? "Очистить этот город?" Может ли Билл Друри быть таким наивным? Настолько глупо?"
  
   Он скрестил руки на груди. "Я не глупый и не наивный. И хотя я не разделяю вашего восхищения Фрэнком Нитти, я признаю, что он был чертовски хорош, чем парни наверху ".
  
   И он ткнул большим пальцем в потолок, где пятнадцатью этажами выше начинался трехэтажный пентхаус Фишетти.
  
   Я на самом деле не следил за этим и сказал так: "Что вдруг делает Фишетти такими особенными?"
  
   Наклонившись вперед, он поделился своими секретами, как свами, который обменял свой хрустальный шар на огнестрельное оружие и магнитофоны. "Власть меняется. Гузик спускается по служебной лестнице, сейчас...последний из старой гвардии. Аккардо хочет уйти в отставку, и скоро будет назван преемник. И прямо сейчас первым на очереди милый кузен Капоне, Чарли - худший из всех больных ".
  
   Я пожал плечами. "Худшее, что я когда-либо слышал о Чарли и его брате Рокко, если уж на то пошло, это то, что они избивают женщин".
  
   "Это, конечно, свидетельствует об их дикости. Нейт, после войны Чарли полностью переключил свою организацию на наркотики ... чего Фрэнк Нитти никогда бы не сделал ".
  
   Это было правдой в отношении Нитти, и я знал, что употребление наркотиков в городе пошло на убыль, но я сказал: "Я думал, что целью Фишетти было поощрять парней вкладывать деньги в законные предприятия. Все, что я слышу из источников в отделе, в эти дни, это Уолл-стрит и Техасская нефть ".
  
   Он ухмыльнулся. "О, да, они инвестируют в акции, облигации и нефть, все верно. Но они также инвестируют в человеческие страдания ". Он начал считать на пальцах, хотя цифры, которые он начал перебрасывать, не соответствовали друг другу. "В этом городе пятьдесят тысяч наркоманов, Нейт - примерно половина из них цветные, на южной стороне. Вы знаете, что нужно для поддержания подобной привычки? Тебе приходится красть товаров на сумму более ста долларов в день. Ты суммируешь это ".
  
   "Прибереги речи для Кефаувера".
  
   Но он был в ударе. "Вы когда-нибудь видели школьника, подсевшего на героин? У меня есть. Подумай о своем маленьком сыне, Нейте ... подумай о нем ".
  
   "Может быть, тебе стоит подумать о своей собственной семье, Билл".
  
   "Ты знаешь, что у меня нет детей".
  
   "Нет- но у тебя есть жена, красивая, которая любит твою глупую задницу. И твоя мать живет с тобой, верно? А твоя сестра? А ее муж? А их ребенок? Ты рискуешь не только своей и моей жизнью, ты знаешь ".
  
   Этот подбородок выдавался еще больше, чем обычно. "Аннабель знает, с чем мы столкнулись. Она долгое время была на моей стороне, Нейт, во всех моих войнах.... Ты это знаешь ".
  
   Моя очередь выступить. "Вот что я знаю, Билл - ты можешь сколько угодно говорить о справедливости, и размахивать флагом, и играть на скрипке о школьниках-наркоманах.... Но вы знаете, и я знаю, что речь идет не о справедливости. Речь идет о том, чтобы поквитаться ".
  
   Он начал отвечать, затем остановился.
  
   Я продолжил: "Ты выбрал этих парней в качестве мишени, когда был ясноглазым, розовощеким парнем-панком, стремящимся создать репутацию. Что ж, ты заработал такую репутацию, а заодно и нажил себе злейших врагов. Они не застрелили тебя, о нет - вместо этого они убили твою карьеру, потому что так устроен этот город ... черт возьми, эта страна ... общественность хочет то, что продает компания, и поэтому политики и государственные служащие, как шлюхи, которыми они являются, вносят свой вклад, залезая в постель к парням из мафии. Ты ничего не можешь с этим поделать, Билл - люди любят деньги, и им нравится секс, и им нравятся всевозможные вещи, которые вредны для них, такие как азартные игры, выпивка и наркотики. Однако речь идет не обо всем этом, не так ли, Билл? Речь идет о том, чтобы ты поквитался с ублюдками, которые лишили тебя карьеры ... И если ты будешь это отрицать, я засуну этот незаконный обрез тебе в задницу ".
  
   Он избегал моего взгляда, изучая магнитофон, катушки которого вращались, собирая более грязные улики. Наконец он сказал: "Они могут вызвать вас повесткой. Я скажу им, что ты многое знаешь ".
  
   "Тогда я буду врать сквозь зубы и спасу свою задницу".
  
   Он одарил меня долгим, уничтожающим взглядом. "Ты уже делал это однажды".
  
   Это был удар ниже пояса. Я точно знал, что он имел в виду. Когда я был молодым полицейским в форме, я солгал на свидетельской трибуне в рамках прикрытия мафии Капоне. Мой отец был старым профсоюзным деятелем с левым книжным магазином в Вест-Сайде, и я знал, что если он не получит приток денег, и очень скоро, он разорится. Итак, я солгал в суде, и получил деньги, и был повышен до детектива, а папа выстрелил себе в голову из моего девятимиллиметрового Браунинга за своим кухонным столом в жилых помещениях за книжным магазином. Это все еще был пистолет, который я носил, когда я носил пистолет, которым я не был прямо сейчас. Этот пистолет был единственной совестью, которая у меня была.
  
   "Когда это будет безопасно", - спокойно сказал я, указывая на аппараты Revere на поцарапанном столе, "уберите это барахло отсюда. Заберите магнитофоны и любое другое имущество А-1, которое вы проверили, обратно в офис ".
  
   Он пожал плечами, кивнул. "Все в порядке".
  
   "А Билл? Ты уволен ".
  
   Конечно, он уже знал это; он больше ничего не сказал, пока я искал выход. Я заплатил уборщику его второй штраф и обошел здание спереди. Я собирался поставить двадцатку на швейцара, чтобы убедиться, что он забыл о моем визите.
  
   Я был в процессе передачи ему счета, когда Джоуи Фишетти вышел через вестибюль и узнал меня.
  
  
  
  
  
  
   Ухмыляясь, Джоуи Фишетти, только что вышедший из лифта, рысцой пересек узкий современный вестибюль апартаментов Barry с папоротниками, зеркалами и роскошной мебелью; его шаги эхом отдавались от мраморного черно-белого кафельного пола, как выстрелы, первые несколько заставили меня вздрогнуть. Примерно пяти восьми лет, стройный, слегка загорелый и безукоризненно ухоженный, Джоуи был одет в "повседневную" одежду, на выбор которой в хорошо укомплектованном шкафу уходило полчаса: коричневую с белым спортивную куртку с рисунком, синюю с белым тэттерсолловскую жилетку, серые брюки, красно-синий галстук с рисунком и спортивную темно-черную шляпу с пушистым красным пером, похожим на рыбацкую муху.
  
   В сорок лет Джоуи был отпрыском триумвирата Фишетти, единственным, кто не принимал активного участия в криминальном капитализме, с незапятнанным послужным списком, подтверждающим это; его обычно считали самым красивым из братьев (хотя Чарли мог бы возразить) и самым тупым (на этот счет соперников не было).
  
   Последнее качество было тем, на что я рассчитывал.
  
   "Нейт Хеллер!" - сказал он, присоединяясь ко мне и швейцару на свежем воздухе осеннего дня. Он был оживленным парнем, пропитанным искренностью шоу-бизнеса. В его голосе звучал хрипловатый, пронзительный энтузиазм, а глаза были такими же яркими, какими он не был. "Черт возьми. Вы верите в это? Какое совпадение!"
  
   "Хотя, не так ли? Рад тебя видеть, Джоуи. Фрэнк передает наилучшие пожелания ".
  
   Синатра и Джоуи Фишетти были закадычными друзьями.
  
   Он ухмыльнулся - большие блестящие белые зубы, похожие то ли на колпачки, то ли на чопперы, - и покачал головой. "Ты веришь в это? Это второе совпадение!"
  
   Я все еще не знал, каким было первое совпадение.
  
   Теперь его глаза сузились в подобии мысли. "Что ты делаешь в этих убогих берлогах, Нейт?"
  
   Апартаменты Барри были какими угодно, только не убогими: это было самое модное место в Чикаго, и роскошный трехуровневый пентхаус клана Фишетти когда-то занимали мэр Томпсон и мэр Чермак ... по очереди, конечно.
  
   Я слегка улыбнулся ему и сказал: "Я просто подкупал вашего швейцара, чтобы узнать, могу ли я подняться и повидаться с вами без предварительной записи".
  
   Глаза швейцара расширились от тревоги.
  
   Но Джоуи отмахнулся от моего замечания. "Ах, вам не нужно тратить на это свои деньги! Не бери его деньги, Джордж ".
  
   Джордж сглотнул и сказал: "Нет, сэр", - и вернул двадцатку.
  
   Когда я возвращал счет в карман, Джоуи обнял меня за плечи и отвел на несколько шагов по тротуару, чтобы я мог немного побыть наедине. "Беби Фишетти" пахло коктейлем "Виталис" и "Олд Спайс". "Мой брат хотел поговорить с вами".
  
   "Рокки или Чарли?"
  
   "Чарли. Хотя Рок, вероятно, будет в этом замешан. Видишь ли, я должен был позвонить тебе, но был занят приготовлениями для Фрэнка. Именно к этому я и направлялся прямо сейчас - прокладывать путь для the Voice с Дейвом Халпером в Chez Paree ".
  
   Дэйв Халпер был одним из новых владельцев клуба, который Майк Фритцель и Джо Якобсен - давние хозяева заведения, давшего первые путевки таким игрокам, как Дэнни Кей, Бетти Хаттон и Дэнни Томас, - продали ему в прошлом году. Семья Фишетти была заинтересована в этом, самом крупном заведении города: они владели клубом "Золотой ключ", закулисным казино Chez Paree.
  
   "Видишь ли, мне вроде как пришлось уговорить Дейва забронировать Фрэнка", - сказал Джоуи.
  
   "Да, карьера парня в штопоре".
  
   "Нет, Нейт, это просто неровность на дороге".
  
   Я не собирался спорить по этому поводу. "Что ж, не позволяй мне тебя задерживать, Джоуи. Я буду в пути, а ты позвони в мой офис, и мы ...
  
   Но, о черт, теперь он вел меня обратно к многоквартирному дому. "Не говори глупостей", - говорил он, сжимая мое плечо. "Встреча с Халпером может подождать. Фрэнк не открывается до пятницы. Давай поднимемся наверх и навестим Чарли ".
  
   Джордж открыл для нас дверь - я не дал ему чаевых, - и мы с Джоуи протопали через роскошный вестибюль.
  
   "Не мог бы ты оказать мне услугу, Нейт?"
  
   "Назови это, Джоуи".
  
   Мы вошли в лифт, который обслуживал парень в синей униформе с синими тенями five o'clock, носом с минимальным количеством хрящей, ушами, похожими на цветную капусту, и выпуклостью под мышкой, которая не была опухолью.
  
   Джоуи сказал ему: "Я делаю остановку на этаже Рокки".
  
   "Да, мистер Фишетти", - произнес лифтер мраморным ртом.
  
   Мне Джоуи прошептал: "Не говори Чарли, что я наткнулся на тебя случайно. Я хочу сказать ему, что звонил в твой офис и ты специально зашел ".
  
   "Я не против, Джоуи".
  
   "Иногда Чарли думает, что я облажался, и приятно показать ему, что у меня есть организаторские способности. Ты знаешь, я делаю все больше и больше в сфере развлечений ".
  
   "Вы управляете Фрэнком?"
  
   Он усмехнулся, пожал плечами. "Не является эксклюзивным. Несколько человек, которых я знаю, получили частичку Фрэнка ".
  
   Это меня не удивило. С момента заката своей карьеры Синатра работал в основном в мафиозных заведениях - клубе 500 Скинни Д'Амато в Атлантик-Сити; отеле Desert Inn Мо Далица в Вегасе; Riviera Бена Мэддена в Нью-Джерси; и, конечно, в Chez Paree здесь, в Чикаго.
  
   На семнадцатом этаже головорез в форме высадил нас в прихожей размером примерно с мою первую квартиру. Оштукатуренные стены были светло-серыми, а дверь в пентхаус - и еще одна слева с надписью "ПОЖАРНАЯ ЛЕСТНИЦА" - темно-коричневого цвета. Несколько предметов обстановки - стол со срезанными цветами в белой вазе под зеркалом, золотой египетский диван с алой подушкой - располагались вдоль стен, а часы sunburst напротив двери пентхауса соответствовали звонку sunburst, на который Джоуи не нажимал - он использовал клавишу.
  
   "Привет, Рокки", - позвал Джоуи, приоткрывая незапертую дверь. "Это я - Джоуи! Вы порядочный человек?"
  
   Теперь возник вопрос.
  
   Единственным ответом был приглушенный свисток железнодорожника -ууу! вау!
  
   Джоуи ухмыльнулся, увидев мое растерянное выражение лица. Он сказал, как будто я мог понять: "Похоже, Рокки снова в своем собственном маленьком мире".
  
   Я последовал за Джоуи внутрь. В просторной гостиной были такие же светло-серые стены и угольно-сланцевый пол, согретый мебелью пастельных тонов, в том числе двумя диванами персикового цвета, стоящими друг против друга над кофейным столиком на белом ковре возле камина, над которым висела большая картина в позолоченной раме, изображающая крестьян, устраивающих пикник в сельской местности Сицилии, - держу пари, что это обстановка сельской местности. За роялем, сквозь прозрачные шторы, я мог разглядеть - сквозь стену из стеклянных дверей - балкон в стиле террасы с белой кованой мебелью и видом на озеро миллионера.
  
   "Неплохо, да?" Сказал Джоуи, когда я занял место в. Время от времени раздаются короткие железнодорожные свистки - "Ууу! Ууу! Ууу! Вау!" - подчеркивал этот тур nickel.
  
   "Мило", - сказала я, думая, что не похоже, чтобы здесь кто-то жил; смежная официальная столовая выглядела так же идеально, как демонстрационный зал. Конечно, я знал, что Фишетти пробыли в Чикаго всего около полугода - должно быть, им самое время было перебраться во Флориду, где они перезимовали (и контролировали свою преступную деятельность в этом штате).
  
   Впрочем, показуха меня не удивила - одно из прозвищ Рокко было "Денежные мешки", потому что ему нравилось размахивать своими бабками.
  
   Джоуи провел меня по коридору, за которым находились безупречно белая современная кухня и ванная. Наконец, он постучал в дверь, приоткрыл ее, просунул голову и сказал: "Привет, супер шеф! У нас появилась компания ".
  
   "Да, да", - сказал грубый голос.
  
   Я последовал за Джоуи внутрь - возможно, предназначенная для главной спальни, единственная мебель в большой комнате (кроме нескольких разбросанных стульев из парусины и дерева, похожих на декорации к фильмам) были столы разных размеров и разной высоты, центральный из которых был добрых четырех футов на шесть, чтобы разместить города и деревни, долины и горы, туннели, мосты, погрузочные платформы и станции огромной, растянутой, безумной модели железной дороги.
  
   Миниатюрные грузовые элеваторы выгружали зерно, цистерны с водой заполняли паровые двигатели локомотивов, а угольная шахта давала крошки настоящего угля. Крошечные кондукторы, инженеры, железнодорожники и пассажиры населяли этот ландшафт, как и рекламные щиты, фермерские дома (со скотом) и многое другое. На полках стояли модели поездов всех мыслимых видов: паровых, электрических, грузовых, военных, пассажирских, один из которых сейчас был на путях, совершая невероятно сложное путешествие по миру, созданному Рокко Фишетти.
  
   Всемогущий Бог этой мини-вселенной был невзрачным, бледным, рябым, с головой-лопатой, с широким, но острым подбородком, длинным шишковатым носом и темными близко посаженными глазами под черными бровями; его волосы были черными с белыми прожилками, как у скунса. Рост пять футов десять дюймов, крепкий на вид, он сидел, как загипнотизированный, перед панелью управления с переключателями, наблюдая, как его поезд движется по извилистому, даже опасному маршруту, одетый в темно-бордовый шелковый домашний халат, тапочки и фуражку железнодорожного инженера.
  
   Он был не один: напротив него, скучая до бесчувствия, сидела симпатичная стройная блондинка лет двадцати (мне показалось, я узнал ее по припеву Chez Paree) в серебристом шелковом халате и своей собственной инженерской шапочке. Кроме того, подбитый глаз.
  
   "Извини, что беспокою тебя, Рок", - сказал Джоуи.
  
   Поезд сказал: "У-у-у! Ву-ву-ву!"
  
   Рокко частично стоял ко мне спиной - он меня еще не видел, или, во всяком случае, никак не признал, что видел. "Я занят", - сказал он. "Разве я не выгляжу занятым?"
  
   "Ты выглядишь занятым, но со мной здесь Нейт Хеллер".
  
   После тяжелого дня, когда он избивал своих подружек, или тяжелой ночи, когда пытал информатора, парню нужно было распустить волосы. И Рокко нашел способ расслабиться, выразив свой творческий потенциал, создав эту сложную модель железнодорожного комплекса.
  
   Он щелкнул несколькими переключателями, и его поезд замедлил ход, остановившись, его последнее "ууууу" прозвучало немного слабо, даже грустно.
  
   Он посмотрел на меня и спросил: "Итак, как там член?"
  
   "Великолепно", - сказал я. "И ты имеешь в виду это в хорошем смысле, верно, Рокки?"
  
   Он ухмыльнулся; мы немного знали друг друга - хотя теперь я узнал его лучше, мельком увидев Model Train Land, - и мы всегда разговаривали, даже немного шутили. Он был из тех парней, которые ожидали уважения, но которым нравилось, когда к ним относились как к обычному Джо.
  
   "Мы хотели поговорить с вами, " сказал Рокко, - Чарли и я". Довольно покорно он сорвал с головы железнодорожную кепку и бросил ее на панель управления. Своему брату он сказал: "Поднимись наверх и повидайся с Чарли...Я оденусь и присоединюсь к вам ".
  
   Девушка сказала: "Мне тоже следует одеться, Рок? Мы идем куда-нибудь поужинать?"
  
   Он сердито посмотрел на нее. "Я тебя о чем-нибудь спрашивал?"
  
   "Нет".
  
   Ровность их голосов в комнате была почти неожиданностью: вы ожидали услышать эхо, перекрикивающее горный ландшафт между ними.
  
   "Я, блядь, тебя о чем-нибудь спрашивал?"
  
   "Нет".
  
   "Это верно. Продолжай одеваться. Приложи что-нибудь к этому глазу - он уродливый ".
  
   "Да, Рок".
  
   "И позвони в "Августино" и закажи нам обычный столик".
  
   "Да, Рок".
  
   Но она не сдвинулась со своего места. Она почтительно ждала, когда мы уйдем. Я догадался.
  
   Рокко вывел меня с железнодорожной станции, положив руку мне на плечо и нежно, дружески сжав его. От него тоже пахло "Виталисом" и "Олд Спайсом", хотя и не так сильно, как от Джоуи, который тащился по коридору позади нас.
  
   "Ты должен быть строг с этими дамами", - сказал Рокко. "Нужно знать, как с ними обращаться".
  
   "В тебе определенно есть что-то особенное".
  
   Он знал, что я разыгрываю его, и ему это нравилось. "Ты - козырная карта, Хеллер".
  
   "Да, шутник!" Джоуи вмешался, ухмыляясь, довольный своим остроумием.
  
   Рокко бросил на меня взгляд, в котором признавался идиотизм его младшего брата, но в нем была и нежность. И перед тем, как мы ушли, он похлопал Джоуи по щеке и сказал: "Попроси Чарли подождать меня, прежде чем говорить о делах".
  
   Итак, мы собирались поговорить о бизнесе. Разве это не восхитительная идея.
  
   Мы вызвали лифт и его ушастого стража, который доставил нас на восемнадцатый этаж. Входная дверь была такой же, как и этажом ниже, только на этот раз Джоуи нажал на дверной звонок sunburst.
  
   "Я никогда просто так не врываюсь к Чарли", - сказал Джоуи. "Ему это не нравится".
  
   "Может быть, нам не стоит его беспокоить", - сказал я. "Мы можем сделать это в другой раз...."
  
   Но Джоуи снова позвонил в звонок, и вскоре Чарли - предположительно, посмотрев в глазок - появился в дверном проеме.
  
   Широкоплечему, немного коренастому Чарльзу Фишетти было около пятидесяти, почти красивому парню с овальным лицом, горбатым носом, челюстью со следами ножевых ранений и маленьким ртом, который мог расплываться в удивительно озорной улыбке. Под черными косыми чертами бровей, которые напоминали вам, что он брат Рокко, карие глаза Чарли излучали ледяной, немигающий интеллект. Чарли перекрасил свои седые волосы в платиновый цвет и зачесал их назад в традиционном стиле гангстера Джорджа Рафта; он казался выше своих братьев, но это были туфли на лифте.
  
   "Извини, что застал тебя, Чарли", - сказал Джоуи.
  
   На Чарли Фишетти не было халата: его однобортный костюм Botany 500 в тонкую полоску был такого темно-серого цвета, что казался черным; его рубашка была светло-голубой, а галстук сшит впритык серого цвета с красными точками, похожими на аккуратные брызги крови.
  
   "Джоуи, " сказал Чарли мягким, слегка ворчливым баритоном, " я сказал тебе привести Хеллера в чувство, но я не говорил просто заскочить с ним".
  
   У Джоуи был панический вид, поэтому я вмешался: "Это моя вина, мистер Фишетти". Я не очень хорошо знал Чарли и не мог позволить себе тех же вольностей, что с Рокко. "Я перепутал дату, но Джоуи сказал, что я все равно могу прийти".
  
   Чарли улыбнулся своему сорокалетнему младшему брату и похлопал его по щеке, совсем как средний брат Рокко. "Ты хороший мальчик, Джоуи. Я не должен был сомневаться в тебе ".
  
   Я сказал: "Если у вас назначена другая встреча ..."
  
   "У меня действительно есть кое-кто, кто приходит в себя ..." Он посмотрел на часы. "... но это не займет почти час".
  
   Джоуи объяснил, что Рокко присоединится к нам.
  
   "Что ж, это прекрасно", - сказал он своему брату. Затем, жестом приглашая меня войти, он сказал: "И давайте сделаем это "Чарли" и "Нейт"".
  
   "Спасибо тебе, Чарли".
  
   "Эй, любой друг Фрэнка Нитти - мой друг".
  
   Мы вошли в гостиную, когда я ответил: "Фрэнк был прекрасным человеком. Он был мне почти отцом ".
  
   Это было преувеличением, но я хотел быть желанным гостем в этих кругах, и, конечно, Нитти был преемником их любимого кузена Капоне.
  
   "Тебе нравится модернизм?" - Спросил Чарли. "Мне нравится модернизм".
  
   Чарли нравился модернизм, это верно. Планировка пентхауса была такой же, как у Рокко, с теми же светло-серыми стенами и угольно-сланцевым полом, но оттенялась бирюзовым цветом дивана биоморфной формы, лесной зеленью перепончатой обивки кресла для отдыха из фанеры и лососево-розовым ковриком (с черными геометрическими закорючками), на котором все это стояло перед неуместным традиционным камином, над которым огромная литография Пикассо в металлической рамке щурилась разными глазами.
  
   "О да", - сказал я, пораженный и потрясенный набором бессмыслицы атомного века: стекло в форме почки на руке-когте из резного орехового дерева, служащей кофейным столиком, зеленые стулья из стекловолокна с черными проволочными ножками, торшер из черного металла, похожий на богомола.
  
   "Большую часть этого, " сказал он, широко жестикулируя, " я покупаю за границей. Все заслуги принадлежат скандинавам, но лучший современный дизайн - итальянский. Carlo Mollino, Gio Ponti, Gian-franco Frattini...."
  
   "Без шуток".
  
   "Взгляни на это", - сказал Чарли, указывая мне на несколько картин в рамках на стене (Джоуи взял трехногий стул из стекловолокна, доказывая, что на нем можно сидеть). Холсты представляли собой абстракции, рисунки в цвете и геометрии.
  
   Сидя рядом с ним, я рассматривал эти шедевры, задаваясь вопросом, был ли микрофон Друри спрятан за одним из них.
  
   "Вы знаете, у великих художников у всех были покровители", - сказал Чарли. "В эпоху Возрождения. Такие парни, как Да Винчи, Микеланджело. Это была итальянская вещь ".
  
   "Так я слышал".
  
   "Видишь ли, в моей коллекции много прекрасных вещей. У меня есть три Дэли. Это картина Пикассо над камином. У меня есть Миро и Кли. Стоит целое состояние. Но это, это значит для меня больше ".
  
   "Я так понимаю, это новые художники".
  
   Крошечный рот изогнулся в подобии улыбки. "Знаешь, Нейт, ты впечатляешь меня своей чувствительностью. Ваша проницательность ".
  
   "Спасибо".
  
   "Вы абсолютно правы. Я дружу с Риком Риккардо. Он мой художественный консультант ".
  
   Сам опытный художник, Риккардо управлял популярным, вычурным кафе на Раш-стрит в переоборудованном складе, где он в одиночку положил начало местному увлечению ресторанами и торговцами, выставляющими художников и скульпторов.
  
   Чарли говорил: "Рик рекомендует только лучших из новых молодых талантов".
  
   Что по сравнению со старым молодым талантом?
  
   "Видишь ли, Нейт, я не просто коллекционер - я меценат".
  
   Как у Борджиа, я подумал.
  
   "Возьмите вот это", - сказал он, указывая на холст, который казался беспорядочно заляпанным зеленым, коричневым и черным. "Рик говорит, что этот парень собирается стать следующим Джексоном Поллоком".
  
   Я не стал раздувать мыльный пузырь Чарли и указывать на то, что Джексон Поллок уже был; я просто кивнул и пробормотал что-то одобрительное, хотя и невербально.
  
   Он обнял меня одной рукой. От него тоже пахло "Виталисом", но одеколон был чем-то более дорогим, чем "Олд Спайс" - чем-то более дорогим, чем я могла распознать.
  
   "Нейт, " сказал он, " мне с тобой комфортно. Я действительно хочу. Я так привык к неотесанной компании ".
  
   "Да, я ненавижу это".
  
   "Я надеюсь, тебе со мной комфортно. Знаешь, у многих людей сложилось обо мне неправильное представление ".
  
   "Я знаю, что ты имеешь в виду".
  
   "Мы нравимся людям - вы ведь из Вест-Сайда, верно?"
  
   "Верно".
  
   "Максвелл-стрит?"
  
   Я кивнул.
  
   Отступив, он демонстративно пожал плечами. "Ты знаешь о том, чтобы приходить с улиц. Трудное начало." Он снова наклонился, положил руку мне на плечо и прошептал: "В этом-то и проблема с Джоуи. Мы баловали его. Он стал мужчиной, когда у нас уже было наше семейное положение, наше состояние ".
  
   "Это может быть тяжело для ребенка". Даже сорокалетний.
  
   "Я имею в виду, что в преддверии свадьбы мы все совершаем юношеские неосторожности. Теперь я респектабельный бизнесмен - и знаток самых изысканных вещей ".
  
   "Очевидно".
  
   "Я не собираюсь тебя разыгрывать, Нейт - ты плаваешь в той же чикагской канализации, что и я ...."
  
   От знатоков до чикагской канализации одним прыжком.
  
   "...и ты знаешь, что я должен держать руку на пульсе в определенных областях ... назовем это развлечениями. Обслуживание общественных нужд. Вы были другом Фрэнка Нитти, и вы знаете, что он мечтал стать полностью законным ".
  
   "Проблема в том, - сказал я, - что в наши дни законный бизнес не совсем законен".
  
   Он дважды похлопал меня по плечу. "Отличная мысль. Отличная мысль. И политика ... которая является областью компетенции mine...it не лучше. Реальность бизнеса - это компромисс. Только в искусстве человек может быть по-настоящему бескомпромиссным".
  
   Он продолжал показывать мне свое небесное гнездышко - потратил добрых пятнадцать минут, демонстрируя свою коллекцию, примерно треть которой составляли ценные вещи известных художников, остальное барахло "подающих надежды" новых "талантов". Чарли говорил хорошо для мафиози, но меня ему не обмануть.
  
   Несмотря на все его позерство и претенциозность, и его вид светского человека, это был все тот же Чарли Фишетти, который был телохранителем / водителем своего дяди Аль Капоне и получил прозвище Триггер Хэппи.
  
   Это был тот самый Чарли Фишетти, который начинал как повар-алкоголик и вырос до старшего лейтенанта Капоне, который был замешан в нескольких убийствах, хотя арестован только однажды - Биллом Друри - с осуждением за скрытое ношение оружия (отмененное в судах высшей инстанции).
  
   И это был тот самый Чарли Фишетти, который был главным политическим функционером Организации, вкладывая бесконечные деньги в местные и национальные кампании, чьи криминальные бизнес-интересы распространялись на Сент-Луис, Канзас-Сити, Лас-Вегас и Майами.
  
   Азартные игры. Проституция. Наркотики. Вымогательство. Ростовщичество. Взяточничество. Убийство. Это были искусства, покровителем которых был Чарли Фишетти.
  
   "Эй, я не хочу, чтобы ты думал, что я чертов сноб", - сказал Чарли. "Позвольте мне показать вам мою комнату с телевизором - мы поговорим там .... Джоуи, подожди здесь и приведи Рокки, когда он появится ".
  
   Мой хозяин взял меня за локоть - он едва заметно прихрамывал после давней перестрелки - и вскоре мы оказались в более непринужденной комнате со стенами, обшитыми пробковыми панелями, и окнами с закрытыми жалюзи и шторами геометрического дизайна. Пара квадратных розовых кушеток с поролоновыми подушками прижималась к двум стенам, образуя V, с парой таких же кресел, только светло-голубых, перед душевыми кабинами слева и справа, все они стояли на корточках на пушистом белом ковре от стены до стены, разделяя пространство со столами из светлого дуба. Сидения были обращены к светлой консоли - такой же широкой, как диваны, - с телевизором посередине с огромным экраном...двадцать один дюйм, легкий ... и встроенный радиоприемник, проигрыватель пластинок и ящики для хранения альбомов, с обтянутым тканью динамиком размером с кинескоп.
  
   "Да, я фанат телевидения", - сказал Чарли, человек из народа, каким он и был, проскальзывая за стойку из светлого дуба вдоль боковой стены. "Хочешь чего-нибудь?"
  
   "Ром с колой, со льдом".
  
   "Я приготовил мартини".
  
   "Это прекрасно".
  
   Он налил из кувшина. "Я подсел на этот чертов тюбик...Эд Салливан, Сид Цезарь и эта студия One - вот это серьезная драма ".
  
   "Как и наблюдать, как Джейк Ла Мотта ловит Дотилла ударом правой".
  
   Он пришел в себя, держа по бокалу мартини с оливками в каждой руке. "Ни одна лягушка не пошлет одного из моих людей на холст".
  
   Говоря "мои люди", я не был уверен, имел ли Чарли в виду итальянца или боксера, принадлежащего мафии - в конце концов, Ла Мотта подходил под любую категорию.
  
   Мы сели на розовый диван напротив массивной телевизионной консоли, и он указал на нее своим мартини. "Чего я боюсь, так это того, что этот клоун Кефаувер станет следующим дядей Милти".
  
   "Они транслировали по телевидению некоторые из этих слушаний".
  
   "Да, и из-за реакции, все слушания в Нью-Йорке, после первого числа этого года, проходят по всей стране!" Он покачал головой. "Вот почему я не могу давать показания .... Не то чтобы мне было что скрывать, но плохая реклама.... Этого я терпеть не могу ".
  
   Он поставил бокал с мартини на кофейный столик и достал из кармана спортивной куртки маленькую круглую серебряную коробочку, крышку которой он откинул; он выбрал две маленькие розовые таблетки и запил их глотком мартини.
  
   "Этот мой дурацкий тикер", - сказал он, качая головой. "Чертово деловое давление".
  
   Вошли Джоуи и его брат Рокко - Рокко сменил свою темно-бордовую робу и железнодорожную кепку на темно-коричневую спортивную куртку, светло-коричневые брюки и желтую рубашку.
  
   Я кивнул Рокко, и он кивнул в ответ; он зашел за стойку и вернулся с бутылкой пива. Они с Джоуи сели на соседний диван.
  
   "Что на тебя нашло?" Чарли спросил Рокко с легкой ноткой раздражения в голосе.
  
   Уродливое лицо Рокко стало еще уродливее. "Эта сучка - она снова стала болтливой. Она, блядь, ничего не стоит. Я сказал ей собирать свои гребаные сумки. У нее есть полчаса, а потом я сбрасываю ее с чертовой лестницы ".
  
   Покачав головой, Джоуи сказал: "Раньше она была таким милым ребенком".
  
   Рокко усмехнулся, покачал головой и сделал глоток Blatz.
  
   Чарли отхлебнул мартини, пожал плечами и сказал: "Рано или поздно все они исчерпывают свое гостеприимство.... Рок, мы только начинали, здесь. Я объяснил Нейту, как нам не нравится эта плохая реклама ".
  
   Рокко кивнул, рыгнув. "Знаете, это передвижное шоу собак и пони, это на самом деле просто притворство. Кефовер не отличит свой член от пончика ".
  
   "Обман?" Я сказал.
  
   "Не поймите моего брата неправильно", - сказал Чарли. "Сенатор - искренний, честный человек, но он мужчина со слабостями или, во всяком случае, с ... чертами характера".
  
   "Какого рода черты характера?"
  
   "Ну, во-первых, он импульсивен. Посмотри на него, слон в посудной лавке, с этим расследованием. Не думает о политических последствиях для своей собственной партии ".
  
   "Я слышал, - сказал я, - что он приедет в Чикаго только после выборов".
  
   До которого оставался всего месяц и несколько недель. В конце концов, это были внеконкурсные национальные выборы, и коллега Кефаувера, сенатор-демократ Скотт Лукас - влиятельный человек в Вашингтоне, лидер большинства в Сенате - был переизбран. И местные демонстрации проводились капитаном Дэном "Таббо" Гилбертом, главным следователем прокуратуры штата, для шерифа округа Кук.
  
   И Лукас, и Гилберт были приятелями местного политического босса Джейка Арви - что означало, что они также были приятелями светловолосого знатока искусства, сидящего рядом со мной.
  
   "Кроме того, " говорил Чарли, " Кефовер амбициозен. Он хочет быть следующим президентом ".
  
   "Значит, вы думаете, что вся эта история с гангстерами - это просто стремление к рекламе".
  
   Рокко сказал: "Чертовски верно".
  
   "Как бы то ни было, более устойчивые умы в окружении Кефаувера, - сказал Чарли, - были способны либо манипулировать им, либо вразумлять его. В любом случае, несмотря на то, что его сотрудники шарят здесь, он отложил слушания в Чикаго, да, до окончания выборов; сейчас он в Канзас-Сити ".
  
   "Трумэну, должно быть, это нравится", - сказал я, думая о связях самого президента с осужденным преступником, боссом Томом Пендергастом.
  
   Чарли сиял, глядя на меня; он не заметил, что я не притронулась к своему мартини - я ненавижу эти блюда. "Теперь, Нейт, я не буду оскорблять тебя - я думаю, мы знаем, на что ты способен, если тебя вызовут для дачи показаний".
  
   Я пожал плечами. "Со мной еще никто не разговаривал".
  
   "Они до тебя доберутся".
  
   Я не спрашивал, откуда он это узнал, я просто сказал: "Они зря потратят свое время".
  
   Рокко подался вперед и сказал: "Вы слышали об этой пятой поправке, не так ли? Чарли, расскажи ему об этой пятой поправке ".
  
   Маленький рот Чарли сложился в широкую снисходительную улыбку. "Я полагаю, что наш друг мистер Хеллер знает свои конституционные права, Рок".
  
   Рокко сказал мне: "Даже если они обвинят нас в неуважении к суду за то, что мы не отвечали?" Несколько месяцев, и ты снова на улице ".
  
   "Рокки, " сказал Чарли, " Нейт может сам решить, как справиться с этой неприятностью".
  
   Так вот в чем дело: получить мои заверения в том, что Организации не о чем беспокоиться с моей стороны, если я дам показания.
  
   По крайней мере, я так думал, пока Чарли не сказал: "О чем мы действительно хотим с вами поговорить, так это об этом парне Друри, который работает на вас".
  
   "Он больше на меня не работает".
  
   "Ты позволил ему уйти? Уволил его?"
  
   "Это верно".
  
   "Когда?"
  
   "Недавно".
  
   Чарли подумал об этом, затем вздохнул и сказал: "Я понимаю, вы друзья - вы вместе работали в департаменте. Он спас твою жизнь. Это должно иметь вес ".
  
   "Билл по-прежнему мой друг. Но он сам себе хозяин ".
  
   "Тебе нужно поговорить с ним. Он создает проблемы. Угомоните его ".
  
   Я сделал жест открытой ладонью. "Я не имею к нему такого отношения. Никто не знает ".
  
   Глаза Чарли сузились под темными косами бровей. "Вы могли бы предложить ему вернуться на прежнюю работу - с увеличенной зарплатой, если он сосредоточится на своей работе на вас. Я мог бы договориться о том, чтобы выплачивать вам разницу каждый месяц ".
  
   "Это великодушно, Чарли. Но я не понимаю - если вы на самом деле не беспокоитесь о комитете Кефаувера -"
  
   "Я же говорил вам: это плохая реклама. Этот сумасшедший Друри, он даст показания, он поднимет все виды древней истории, он будет плести свои небылицы, и мы будем выглядеть как кучка гангстеров ".
  
   Вы можете себе это представить?
  
   "Он твердолобый ирландец", - сказал я. "Чертовски гордый и вдвойне упрямый - его не купишь и не напугаешь. И если вы...сделай что-нибудь еще, у тебя действительно будет плохая реклама ".
  
   Рокко впился в меня взглядом. И на этот раз мне не хотелось его разыгрывать.
  
   Чарли тоже выглядел несчастным, когда встал и налил себе еще мартини. Все еще находясь в баре, он сказал: "То, на что ты намекаешь, выходит за рамки, Нейт. Это старая школа. Сейчас не 1929 год".
  
   Джоуи сказал Чарли, когда тот снова садился: "Спроси его о Фрэнке".
  
   Чарли отхлебнул свежего мартини и сказал: "Спроси у него. Фрэнк - твой друг ".
  
   Джоуи сглотнул и подался вперед. "Нейт, ты, должно быть, видел Фрэнка в Голливуде".
  
   "На самом деле, только прошлой ночью. Почему?"
  
   Красивое лицо Джоуи исказилось, когда он сказал мне: "Я могу спросить его, но что он собирается сказать? Я имею в виду, для меня? Быть тем, кто я есть. Что вы думаете?"
  
   Я сказал: "О чем, черт возьми, ты говоришь?"
  
   Джоуи протянул открытые ладони. "Какова позиция Фрэнка?"
  
   "Ох. Что ж, прямо сейчас он напуган. Федералы давят на него - хочешь дурной славы, попробуй быть парнем из шоу-бизнеса с пометкой "Красный " ".
  
   "Не обращай на это внимания", - сказал Чарли. "Каково ваше мнение о честности Синатры?"
  
   "Я не могу представить, чтобы он продал вас, ребята", - сказал я.
  
   Рокко спросил: "Слишком напуган?"
  
   "Нет. Вы, ребята, ему нравитесь. Уважает вас. Вы знаете, как некоторые люди относятся к кинозвездам? Вот как он к тебе относится ".
  
   Чарли подумал об этом, кивнул, поставил свой бокал с мартини на кофейный столик. "Ценю твою откровенность, Нейт. Ваши соображения." Он посмотрел на свои часы, затем похлопал меня по плечу. "Должен выгнать тебя, сейчас - до моей следующей встречи".
  
   Когда Чарли встал, то же самое сделали я и его братья. Я пожал руки Чарли и Рокко, и Джоуи проводил меня до лифта.
  
   "Спасибо, что заступился за Фрэнка", - сказал Джоуи в прихожей. "Я закажу тебе столик у ринга в ночь открытия".
  
   "Сделай из этого кабинку", - сказал я.
  
   День переходил в сумерки, когда я добрался до своей машины, припаркованной напротив жилого дома. Я посидел немного, гадая, вытащил ли уже Друри свою задницу оттуда. Но я также ждал, чтобы узнать, кто назначит следующую встречу.
  
   Мужчина плотного телосложения в дорогом пальто с меховым воротником прошел по тротуару туда, где Джордж, швейцар, держал для него дверь открытой, как будто он был постоянным посетителем. Возможно, так и было: этим парнем был капитан "Таббо" Гилберт, кандидат в шерифы округа Кук.
  
   Я обдумывал это, когда вышла светловолосая танцовщица с подбитым глазом, одетая в розовый свитер с длинными рукавами и розовые брюки, с двумя большими розовыми чемоданами и серой сумкой для одежды через руку. У меня было подозрение, что ее железнодорожной фуражки не было ни в одном из чемоданов.
  
   Она спотыкалась; она плакала. Джордж выглядел так, будто хотел бы помочь ей, но не сделал этого.
  
   Должно быть, у нее не было собственной машины, потому что она оттащила чемоданы в угол и села на них, как будто ждала автобуса. В конце концов, может подъехать такси - возможно, она его вызвала. Я знал, что мне следует не лезть не в свое дело.
  
   Вместо этого я крикнул: "Эй!"
  
   Она подняла глаза и, прищурившись, посмотрела на меня через улицу.
  
   "Тебя подвезти?" Я спросил.
  
   Она сглотнула и кивнула.
  
   Итак, я вышел, подошел и помог с ее сумками, и загрузил их - и ее саму - в свои "Олдс".
  
   Когда я возвращался в Луп - это было в конце часа пик на внешней дороге - она робко посмотрела на меня большими карими глазами, которые были прекрасны, даже если они были налиты кровью. "Ты... Ты ведь не один из них, не так ли?"
  
   Я подумал, что она имела в виду, был ли я парнем из мафии?
  
   "Нет", - сказал я, и чертовски надеялся, что я был прав.
  
  
  
  
  
  
   На момент своего строительства до начала века шестнадцатиэтажное здание Монаднок в Саут-Луп было крупнейшим офисным зданием в мире, а также последним - и самым большим - из каменных сооружений старого образца, со стенами толщиной в пятнадцать футов у основания. Монолит из темно-коричневого кирпича, тем не менее, имел современный, обтекаемый вид - благодаря расширяющемуся основанию, эффектным эркерам и выступающему наружу выступу вверху вместо карниза. Шикарное здание, классическое здание - и дом детективного агентства А-1.
  
   A-1 начинался еще в декабре 32-го как единый офис над "слепой свиньей" в ничем не примечательном здании на соседней улице Ван Бюрен, на одной улице с торговыми лавками, тавернами и ночлежками, с другими арендаторами, среди которых были специалисты по абортам, шейлоки и пара хиромантов. Это всегда было ужасное место, но им владел мой друг Барни Росс, боксер, так что именно там я начал свою карьеру.
  
   К 43-му году я расширился до двух офисов и нанял двух оперативников (включая Лу Сапперштейна, который теперь был партнером) и потрясающую секретаршу по имени Глэдис, которая, к сожалению, была исключительно деловой; в итоге мы заняли большую часть четвертого этажа. После войны мы ненадолго поселились в "Грачевнике", но пространство было ограничено, а арендная плата - нет.
  
   Итак, теперь у нас был угловой офис на седьмом этаже достопочтенного Монаднока, с видом на бульвар Джексон Федерального здания. У меня было четверо оперативников, занятых полный рабочий день, и двое на полставки, которые делили между собой большую открытую контору с письменными столами; у Лу был маленький кабинет, а у меня - большой (у Глэдис была приемная). Мы находились недалеко от судов и банков, и все же все еще на расстоянии плевка от Греховной полосы Стейт-стрит. Это было все, что мог пожелать частный детектив в Чикаго.
  
   Я даже выглядел как один из них, в лондонском дождевике в стиле милитари и своей зеленой фетровой шляпе "Стетсон", когда прохладным, пасмурным сентябрьским утром после встречи с ребятами Фишетти я прогуливался у главного входа в Monadnock по адресу 53 West Jackson. Через витрины магазинов по обе стороны коридора проникало много естественного света - здание было узким, и это были задние витрины магазинов, выходящих окнами на Дирборн и прославленную аллею Федерального значения. В "Монадноке" были открытые винтовые лестницы до самого верха, красивые вещи, но я поднялся на лифте до седьмого этажа.
  
   Выйдя на свой этаж, я повернул налево и направился к стене из матового стекла и дерева, за которой находился наш приемный уголок - или это была щель? На двери жирным черным было написано:
  
   ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО А-1
  
   Уголовные и гражданские расследования
  
   Натан С. Хеллер
  
   Президент
  
   и более мелкими буквами,
  
   Луис К. Сапперштейн, старший оперативник
  
   Я вошел, и Глэдис Фортунато оторвала взгляд от своей работы. Грудастая кареглазая брюнетка с поджатыми губами, чопорная профессионалка в белой блузке и очках в темной оправе, Глэдис сидела за своим строго современным столом из фанеры и алюминия с телефоном, пишущей машинкой и интеркомом.
  
   "Доброе утро, мистер Хеллер".
  
   "Доброе утро". Я снял шляпу; Глэдис давно научила меня уважению.
  
   Позади нее была еще одна стена из дерева и матового стекла. На стенах с обеих сторон висели в обрамлении старинных век прогресса плакаты, по которому проживал свободный лайм-цвет стены-распылил диваны, низкой посадкой фанера и алюминиевый журнальный столик перед каждым, хорошо подобранные с различными Настоящий детектив журналы, которые опубликованы статьи обо мне.
  
   Мы с Глэдис никогда не были близки, но после того, как ее муж (мой оперативник) погиб на Гуадалканале, мы с ней наконец подружились. Ее улыбка была искренней, когда она вручала мне кипу почты и журналов.
  
   "Рада видеть, что ты вмешиваешься", - сказала она.
  
   "У меня не было назначено никаких встреч. Никто не знает, что я вернулся в город ".
  
   "Кто-то знает. Через полчаса у вас назначена встреча с капитаном Гилбертом ".
  
   "Черт возьми! Зачем ты это взял?"
  
   "Я этого не делал - это сделал он. Его секретарша спросила, назначена ли вам встреча на десять часов, и я сказал "нет ", и она сказала соединить капитана Гилберта, и на этом все было кончено ".
  
   "Черт".
  
   "И мистер Сапперштейн хочет поговорить с вами".
  
   Я вздохнул. "Пришлите его ко мне".
  
   "Я могу принести тебе кофе, если это поможет".
  
   "Нет, спасибо".
  
   Я прошел через другую дверь из матового стекла в КПЗ - кабинет Лу был прямо передо мной, дверь закрыта. Помещение было довольно открытым - я не люблю сталкивать столы друг с другом - и (хотя я не был модернистом в лиге Чарли Фишетти) офисная мебель, которую я выбрал, была новейшей: фанера, стекловолокно, перфорированный алюминий и проволока, гладкая и эффективная. Мы находились в старинном здании с оштукатуренными стенами пенозеленого цвета и темной лепниной, и я хотел передать современное послание.
  
   Примерно половина столов была занята - мои оперативники проводили значительную часть своего времени в полевых условиях, и, конечно, стол Друри был свободен - и я кивнул паре приветственных слов, направляясь направо, остановился, чтобы взять из кулера стакан воды "Дикси", затем вошел в дверь с надписью "ЛИЧНОЕ".
  
   Я повесил шляпу и пальто в шкаф. Мой офис был просторным, с удобным диваном, мягкими кожаными креслами для клиентов, деревянными шкафами для хранения документов и - расположенным у противоположной стены, чтобы воспользоваться преимуществами больших двойных эркерных окон - огромным, старым, поцарапанным письменным столом, который был у меня с самого начала. Я не собирался подвергать себя какой-либо ерунде атомного века.
  
   Стены моего офиса были украшены фотографиями знаменитостей в рамках, в основном с автографами, иногда со мной, иногда без. Также были оформлены обложки нескольких журналов - "Настоящий детектив", в котором рассказывалось о моем расследовании убийства в "запертой комнате" сэра Гарри Оукса, "Дерзкий детектив", демонстрирующий мое раскрытие убийства в "Пикоке", и пара других - набор эгоистичных, но это впечатляло клиентов.
  
   Я откинулся на спинку своего вращающегося кресла и отхлебнул воды, задаваясь вопросом, заметил ли меня капитан Дэн "Таббо" Гилберт, которого я видел вчера днем, когда он шел на очередную встречу с Чарли Фишетти, также.
  
   Два стука в дверь возвестили о появлении Сапперштейна, который не стал дожидаться ответа, просто неторопливо вошел, закрыв за собой дверь, и придвинул стул. Он снял пиджак, обнажив темные подтяжки и закатанные рукава белой рубашки; несмотря на эту небрежность, его королевский синий галстук не был ослаблен.
  
   Мой лысый партнер в очках, который в шестьдесят лет все еще мог вышибить дух из большинства мужчин вдвое моложе его, что противоречило его внешности библиотекаря, - сказал: "Глэдис упоминала, что тебе уже несколько раз звонили сегодня утром?"
  
   "Она сказала, что секретарша Таббо позвонила и назначила встречу".
  
   Он нахмурился. "Да, так я слышал - о чем это?"
  
   "Что вы думаете? Друри. Таббо в его коротком списке, сразу после Фишетти ".
  
   "Где находится Билл этим утром? Не то чтобы он когда-либо был рядом. Вы когда-нибудь выслеживали его вчера? Не говоря уже о наших магнитофонах ".
  
   "Я выследил его, и его не будет рядом, за исключением того, что я надеюсь вернуть эти почитания. Я уволил его ".
  
   Вкратце я рассказал Лу, как поймал нашего оперативника в подвале апартаментов Барри.
  
   "Сумасшедший ублюдок", - сказал Лу, качая головой. "Из-за него нас всех убьют, прежде чем он закончит".
  
   "Нет, он этого не сделает. Он больше не является частью A-1. Мы не имеем никакого отношения к нему и его маленькой войне с преступностью ".
  
   "Посмотрим, сможешь ли ты убедить в этом Таббо".
  
   Я поднял бровь. "Я думаю, что убедил Фишетти - или, во всяком случае, я думал, что убедил. Учитывая, что Таббо появился у меня на пороге этим утром, кто, черт возьми, знает? "
  
   Это поразило его. "Вы видели Фишетти вчера? Что, Чарли?"
  
   "Чарли и Рокко. И Джоуи, если уж на то пошло ".
  
   Я быстро выложил ему всю подноготную - я опустил ту часть, где говорилось о том, что я ввел в курс дела брошенную, избитую танцовщицу Рокко ... или о том, что она все еще находилась в моем жилом номере в отеле "Сент-Клер". (В свое время вы узнаете всю подноготную по этому поводу. Терпение.)
  
   Когда я заканчивал свой рассказ, Лу достал из нагрудного кармана пачку "Кэмел" и закурил. Я мог бы сказать, что он думал о том, как подойти ко мне, о чем-то. Наконец, он помахал спичкой и сказал: "Те другие звонки, о которых я упоминал? Все они от человека Робинсона-Кефаувера ".
  
   "Я знаю, кто он".
  
   Брови Лу поползли вверх. "О, вы с ним встречались?"
  
   "Нет. Но я знаю, кто он такой ".
  
   "Робинсон хочет встретиться с тобой. Никаких повесток в суд - просто неофициально. В отеле "Стивенс"."
  
   "Я слышал, они ночевали в Криминальной комиссии вместе с Вирджилом Питерсоном".
  
   Лу кивнул. "Официально, да. Но они используют Стивенса для бесед с потенциальными свидетелями и, э-э..."
  
   "Осведомители?"
  
   Он пожал плечами. "Лучше живой информатор, чем мертвый свидетель. В любом случае, тебе лучше покончить с этим. Поезжай туда - посмотрим, сможешь ли ты убедить их, что ты ни черта не знаешь. Прекрати эту гребаную штуку ".
  
   "Вы говорили с Робинсоном?"
  
   Глаза Лу закатились. "О, только шесть или двенадцать раз, по этому поводу. Ты хочешь, чтобы я позвонил и все уладил?"
  
   Я вздохнул. Кивнул.
  
   "Когда?"
  
   "Как можно скорее, черт возьми", - сказал я. "Даже этим утром - просто дай мне время разобраться с Таббо".
  
   Лу кивнул, выдохнул драконий дым и поднялся. Направляясь к двери, он сказал: "Я позабочусь об этом", - и вышел.
  
   Я уже наполовину просмотрел почту, когда позвонила Глэдис и сообщила, что пришло мое "десять часов". Я сказал ей ввести его, что она и сделала.
  
   "Это большой шаг вперед по сравнению с улицей Ван Бюрен", - весело сказал капитан Дэн "Таббо" Гилберт, после того как мы пожали друг другу руки и он устроился в кожаном кресле напротив меня.
  
   Если Билл Друри был самым хорошо одетым честным полицейским в городе, то Дэн Гилберт был самым хорошо одетым извращенцем ... что, в конце концов, было большим отличием.
  
   Приближающийся к шестидесяти, плотный мужчина шести футов ростом в двубортном сером костюме-тройке за триста долларов в тонкую полоску, с рубиновой булавкой в виде капли крови в серо-голубом галстуке и несколькими кольцами с бриллиантами и золотом на пухлых пальцах, Таббо сидел, положив лодыжку на колено и держа на коленях жемчужно-серую шляпу-хомбург. Его голова бочкообразной формы располагалась на большом двойном подбородке, а его темные глаза в мешочках были проницательными, с хитростью, если не совсем умом. Его нос был плоским и заостренным, как мордочка сосульки Джека Фроста, начинающей таять; на подбородке была ямочка Кирка Дугласа; волосы, аккуратно причесанные с проседью и перцем, аккуратно подстрижены; густые темные брови, которые могли быть позаимствованы у Рокко или Чарли Фишетти.
  
   "Полагаю, ты раньше не бывал в наших новых офисах, Таб", - сказала я, откидываясь на спинку вращающегося кресла, сложив руки на груди и одарив его слабой бессмысленной улыбкой.
  
   "Тебе следует зайти в мой номер в отеле "Шерман", - сказал он. "Очень мило. Ничто не сравнится с офисом с обслуживанием в номерах ".
  
   Таббо находился в отпуске в офисе прокурора штата на время своей кампании на пост шерифа - не то чтобы он когда-либо проводил много времени в офисе, из которого он предположительно руководил сотней детективов.
  
   "Как продвигается кампания?" Я спросил.
  
   "Великолепно. Общественность действительно откликается на наше послание ".
  
   "Что это за сообщение? Меня не было в городе ".
  
   "Ох. Что ж. Я собираюсь изгнать все азартные игры из округа Кук - просто дайте мне свой голос и шесть месяцев ".
  
   Я не мог не ухмыльнуться. "Это включает в себя ваш справочник по Западному Вашингтону?"
  
   Таббо не обиделся; он просто одарил меня желтой ухмылкой и полез в карман своего пиджака. Я знал, что он не собирался брать оружие - ну, не оружие, в котором используются пули.
  
   В конверте, который он бросил на мой стол, несомненно, были зеленые патроны.
  
   "Взгляните", - сказал он. "Две штуки пятидесятками".
  
   В течение тридцати трех лет службы в полиции Таббо Гилберт был занятым парнем. До своего первого назначения в полицию он был профсоюзным активистом - патрульным - и менее чем за девять лет дослужился до капитана. И это нисколько не помешало его дальнейшей профсоюзной организации. После того, как он стал главным следователем прокуратуры штата, было раскрыто несколько трудовых преступлений в Чикаго; и за восемнадцать лет работы прокурором штата азартные игры процветали в пригородном округе Кук, в то время как ни один крупный хулиган Капоне не попал в тюрьму - хотя Таббо нашел время подставить нескольких конкурентов Организации, в частности бутлегера Роджера Тухи.
  
   Эти незначительные упущения не помешали Таббо добиться отличия в качестве сотрудника правоохранительных органов в Чикаго. Он считался лучшим полицейским города - выше комиссара и начальника полиции - и, несомненно, был самым важным сотрудником правоохранительных органов в округе. Однако на самом деле он претендовал на славу, подкрепленную различными газетными статьями, как "самый богатый полицейский в мире".
  
   Низкооплачиваемый государственный служащий мог бы разбогатеть, объяснил он журналистам, разумно инвестируя на Чикагском товарном рынке.
  
   "Это две штуки, все в порядке", - сказал я, перебирая бумажки в долларовом эквиваленте; затем я бросил конверт обратно на стол - ближе к себе, чем к Таббо.
  
   "Хотел бы ты знать, для чего это, Нейт?"
  
   "Я полагаю, у вас найдется время для этого".
  
   "У нас было не так уж много сделок, у вас и у меня".
  
   Я позаботился об этом: направил Таббо по широкому пути.
  
   Он продолжил: "Но у нас были общие друзья на протяжении многих лет. Фрэнк Нитти сказал, что я был его любимым партнером по гольфу ".
  
   "Без шуток".
  
   "Никаких. Мы часто вместе ходили в отель Arlington в Хот-Спрингс - отличное поле для гольфа. Оуни Мэдден раньше присоединялся к нам. Ты знаешь, я все еще пользуюсь клюшками, которые дал мне Фрэнк. Позолоченный. Фрэнк был щедрым человеком ".
  
   "Клюшки, которые он мне подарил, были из чистого золота".
  
   Таббо нахмурился - на мгновение в его припухлых глазах показалась обида; затем он ухмыльнулся. "Ты разыгрываешь меня, не так ли?"
  
   "Немного. Но я согласен с вами. Фрэнк Нитти был отличным парнем ".
  
   "Вы знаете, он дал слово - никто не должен был связываться с Нейтом Хеллером. Ты ему понравилась. У тебя была его защита ".
  
   "Но сейчас он мертв. Мертв сколько - семь лет?"
  
   Таббо поднял пухлую, украшенную драгоценными камнями руку, словно в благословении. "Это все еще продолжается - вы по-прежнему пользуетесь его доброй волей. Его уважение к тебе ".
  
   "Приятно знать". Я не упомянул, что Таббо имел в виду тех же парней из той же организации, которые загнали Нитти в угол и довели до самоубийства.
  
   Капитан Гилберт сложил руки на своем внушительном животе. "Я не вижу вашего партнера, мистера Друри, сегодня в офисе - или у него есть отдельный кабинет?"
  
   Разве Фишетти не посвятил его в подробности? "Билл здесь больше не работает, Таб.... Все еще хочешь отдать мне две тысячи?"
  
   "Это знак благодарности от определенных лиц в обмен на ваше сотрудничество в этом смехотворном расследовании "преступления"".
  
   "Больше ничего?"
  
   "Это можно рассматривать как первоначальный взнос. Вы поссорились с Друри? Это было в плохих отношениях, его увольнение с вашей работы?"
  
   "Билл однажды спас мне жизнь. Мы всегда будем друзьями. Я просто не хочу иметь ничего общего с его крестовым походом ".
  
   Таббо криво усмехнулся. "Вендетта, ты имеешь в виду".
  
   "Ты думаешь, он выделил тебя, Таб?"
  
   "На самом деле, не я. Чарльз Фишетти. Друри был неравнодушен к Чарли, с тех пор как Чарли побил рэпера с оружием, много лет назад. Чертова глупая обида. Ребячество. Что касается меня, я всегда ладил с Биллом. Я только что столкнулся с ним в аптеке отеля "Шерман", на днях - он играет в гандбол в спортзале, там."
  
   "В самом деле".
  
   "Да, и когда ты увидишь его, скажи ему, что я серьезно относился к своему предложению. Это все еще в силе ".
  
   Я снова ухмыльнулся - пытаешься подкупить Билла Друри? Кого пытался обмануть Таббо - самого себя? "Что это было за предложение, Таб?"
  
   "После выборов его будет ждать место следователя в департаменте шерифа. Я слышал, он хотел бы снова стать полицейским. Что ж, я приготовлю ему такую же ".
  
   "Я передам это дальше. К чему бы это ни привело."
  
   Он поднял толстый палец. "Вы могли бы посоветовать ему следить за компанией, в которой он находится".
  
   "Что это за компания?"
  
   "Эти репортеры. Вы видели статью Лестера Вели, написанную Collier's?"
  
   "Я просмотрел это".
  
   Его глаза сузились. "Ваш друг - ваш бывший сотрудник - был основным источником. И, конечно же, он все еще рассказывает Лейту и Мортимеру дикие истории и преувеличения ".
  
   Джек Лейт, опытный репортер и ветеран нескольких чикагских газет, теперь был редактором New York Mirror; а Ли Мортимер был штатным обозревателем той же газеты. Начав с Нью-Йорка, они сотрудничали над несколькими бестселлерами о крупных городах - наполовину непристойный путеводитель, наполовину разгребающая грязь журналистика. Последний - Chicago Confidential, опубликованный в начале этого года - раскрыл национальной аудитории многие секреты организации, включая роль Таббо как "старшего государственного деятеля политической коррупции".
  
   "Я ничего об этом не знаю", - сказал я. "Билл работал в Herald-American до того, как пришел работать ко мне. А его брат был репортером. Значит, он вращается в этих кругах ".
  
   Пухлые глаза сузились; впервые в голосе Таббо послышались слабые нотки угрозы. "Вы не знали, что он кормил этих желтых журналистов своей требухой в то же время, когда он был у вас на жалованье?"
  
   "Я этого не делал".
  
   Таббо поерзал в кресле; кожа издала пукающий звук, когда он скрестил другую ногу. "Вы когда-нибудь видели эти его легендарные записные книжки?"
  
   "Записи, файлы, которые он хранит? Я знаю о них. Он упоминал о них. Он, конечно, не хранил их здесь ".
  
   Подбородок с ямочкой приподнялся, и он окинул взглядом пухлое пространство своего избалованного лица. "Если бы вы могли их найти, они были бы ... интересны".
  
   "Тебе или Чарли Фишетти?"
  
   Демонстративное пожатие плечами. "Разве это имеет значение? Найдите их, обеспечьте их безопасность, доставьте их - и в этом есть пятьдесят тысяч ".
  
   "Господи! Пятьдесят тысяч...."
  
   Его улыбка казалась почти озорной. "Я подумал, что это может привлечь ваше внимание".
  
   Я взял конверт, порылся в счетах. Это был момент, в прессе, в кино, когда частный детектив швырнул эти чертовы деньги в лицо жуликоватому копу.
  
   "Спасибо", - сказал я и бросил конверт в верхний ящик моего стола. "Я посмотрю, что я могу сделать .... Но эти записные книжки - это рискованное дело. Я ничего не обещаю ".
  
   Таббо удовлетворенно кивнул. Он встал - это заняло некоторое время. Он жестом показал мне, чтобы я не провожал его до двери - я не планировал этого, во всяком случае. Он был на полпути, когда остановился и спросил: "Вы знаете этого адвоката - как его, Бас? Марвин Бас?"
  
   Я пожал плечами. "Не очень хорошо. Он республиканец, довольно активный в своем приходе. Представляет несколько ночных клубов, стриптиз-заведений, недалеко от Нортсайда."
  
   Теперь его тон стал небрежным - немного слишком небрежным. "Ты знал, что Бас и Друри в последнее время дружат?"
  
   "Для меня новость, Таб".
  
   "Это действительно очень плохо ... огорчает. Видите ли, Бас работает на Бэбба ".
  
   В этом было много b, но это означало, что Друри был близок с высокопоставленным сотрудником предвыборного штаба соперника Таббо в гонке за пост шерифа. Возможно, Друри выкапывает компромат на Таббо - работа, для которой не потребуется много ковырять - для этого кандидата.
  
   "Жаль", - сказал Таббо и покачал головой. "Победить Кофлана было бы чертовски просто".
  
   Дж. Мэлаки Кофлан, первоначальный соперник Таббо в гонке за пост шерифа, умер в августе; молодой, красивый, представительный Джон Э. Бэбб - адвокат и герой Второй мировой войны - был выбран для заполнения списка кандидатов.
  
   "Ты демократ, Таб", - сказал я. "В этом городе нужно очень сильно постараться, чтобы проиграть".
  
   Таббо кивнул, что я был прав, помахал украшенной драгоценностями рукой и выскользнул - и едва он ушел, как проскользнул Сапперштейн. Он подбежал и занял хорошо продавленный стул Таббо.
  
   "Робинсон встретится с вами в половине двенадцатого у Стивенса", - сказал Лу. "Номер 1014. Есть возражения?"
  
   "Нет. Спасибо, что организовали это." Я вернулся к своей почте, а затем поднял глаза и увидел, что Лу, сияющие глаза за черепаховым панцирем, уставился на меня.
  
   "Ты все еще здесь?" Я спросил.
  
   "И что?"
  
   "Ну и что?"
  
   "Так что там с Таббо-разлей!"
  
   Я ввел его в курс дела и показал конверт с деньгами.
  
   "Вы сохраните это?" - Спросил Лу, слегка удивленный.
  
   "Черт возьми, да. В любом случае, я не собирался давать показания."
  
   Его глаза были широко раскрыты, брови напряжены. "Ну, Господи, спасибо, что заставил меня участвовать во взятке".
  
   Я пожал плечами. "В таком случае, этого никогда не было, и эти две тысячи идут в мой карман, а не на счет A-1, с которого вы получаете долю".
  
   Сапперштейн ухмыльнулся. "Ты смешнее, чем Кукла, Фрэн и Олли".
  
   "Все они? В любом случае, я ждал, когда упадет вторая туфля, и теперь она упала ".
  
   "Какой другой ботинок?"
  
   Я откинулся назад, раскачиваясь в кресле. "Вчера с Фишетти все было слишком просто".
  
   "Как же так?"
  
   "Чарли только что попросил меня не давать показаний, и я сказал, что не беспокойся об этом, и все. Некоторым деньгам пришлось сменить владельца, иначе я бы волновался ".
  
   Он нахмурился - и с этой лысой головой хмурость ушла далеко назад и, казалось, никогда не прекратится. "Вы же не собираетесь продать Друри, не так ли?"
  
   Я чуть не запустил в него пресс-папье. "Что, черт возьми, за вещи ты хочешь этим сказать? У меня есть границы, которые я не переступаю, ради всего святого!"
  
   Он встал, похлопав по воздуху обеими ладонями. "Я знаю, Нейт, я знаю, мне жаль.... Просто - После всех этих лет мне все еще трудно отследить, что именно они собой представляют ".
  
   И он вышел.
  
  
  
  
  
  
   Отель "Стивенс" вряд ли можно было назвать уединенной дырой в стене, где следователь мог бы незаметно опросить информаторов. На Мичиган-авеню между Бальбо и Восьмой, с видом на Грант-парк и озеро Мичиган, располагался массивный отель в стиле рококо, самый большой в мире, с его тремя тысячами номеров, двадцатипятиэтажными зданиями и четырьмя небоскребными башнями, похожими на пальцы.
  
   Тем не менее, в этом был какой-то смысл, команда Кефаувера разбила лагерь здесь. У дяди Сэма были отношения со Стивенсами, которые использовались военными во время войны для офисов, обучения и даже расквартирования. И со всеми этими номерами, со всей этой активностью - кто знал, сколько съездов и конференций проходило в отеле прямо сейчас?-любой может затеряться в толпе или, по крайней мере, иметь оправдание для того, чтобы быть здесь.
  
   Хотя Стивенс находился всего в четырех кварталах ходьбы от Монаднока, небольшой дождь побудил меня сесть в такси, которое высадило меня у въезда на Мичиган-авеню. Коридор с витринами магазина выходил в двухэтажный, богато украшенный вестибюль, окаймленный широкими лестницами, ведущими в бальные залы и, без шуток, на каток. Стряхнув морось со своей фетровой шляпы, я вошла в огромный белый зал, мир мраморных пилястр, роскошной мебели в стиле Людовика XVI и пушистых облаков, плывущих по расписному небу на высоком потолке из резной штукатурки с золотой отделкой - что может быть лучше обстановки для чикагских гангстеров?
  
   Лифты находились слева от стойки регистрации, рядом с элегантной зоной отдыха с круглыми диванами с пуговицами и мягкими креслами. Я заметил невысокого мужчину в коричневом костюме и зеленых бейсболках, сидящего в кресле между парой папоротников в горшках, скрестив ноги, обнажая носки с ромбовидным рисунком поверх коричневых мокасин с кисточками. Хотя его личность была скрыта спортивной секцией Herald-American, которую он держал высоко и близко к сердцу, что-то в этом парне показалось знакомым.
  
   Когда я повернулся спиной к этому возможному часовому - или шпиону, - я продолжал наблюдать за ним в дверях лифта из полированной бронзы, чтобы увидеть, не выглядывает ли он из-за спортивной секции. Он этого не сделал. Может быть, я просто был параноиком - но это было нормально, потому что я, в конце концов, был профессиональным параноиком.
  
   Когда я вышел на десятом этаже, невысокий, крепко выглядящий парень - энергичный, в хорошо сшитом синем костюме с галстуком в сине-красную полоску и серой шляпе с пером - ждал, чтобы сесть. У него были черные волосы и глаза, похожие на черные пуговицы, на помятом овальном лице, которое округлилось из-за подбородков, затененных пятью часами.
  
   Я знал его, и он знал меня - и мы оба застыли на месте, достаточно надолго, чтобы он пропустил лифт. Мы сразу поняли, почему мы оба оказались на десятом этаже отеля Stevens.
  
   "Ну, привет, Джейк", - сказал я и протянул руку.
  
   Хватка Джейка Рубинштейна была твердой, но его улыбка - нет. "Давно не виделись, Нейт. С довоенных времен, верно?"
  
   "Верно. Я думал, ты в Далласе ".
  
   "Да, да, я все еще такой". Он пожал плечами в стиле Кэгни, только без уверенности. "У меня были, э-э ... дела здесь".
  
   Мы оба знали, что это за бизнес - разновидность кефаувера, - но это осталось невысказанным.
  
   Джейк нажал кнопку "Вниз" и спросил: "Так Барни в городе?"
  
   "Нет, он и Кэти в Лос-Анджелесе, они снова поженились".
  
   "Ах, это здорово. Я слышал, он стряхнул с себя эту обезьяну. Это тоже здорово. Дерзкий маленький ублюдок".
  
   Этот натянутый разговор касался нашего общего приятеля, Барни Росса, который вернулся с войны с пристрастием к морфию, от которого ему удалось избавиться, обнародовав свою проблему.
  
   Мы все трое выросли в районе Лондейл, недалеко от Максвелл-стрит, и в детстве все были маленькими уличными дельцами, только Барни стал чемпионом мира по боксу, я стал полицейским, а Джейк - громилой с сильной рукой и поручителем местных профсоюзов. Несколько лет назад Джейк переехал в Даллас, где (помимо всего прочего) управлял ночным клубом "Серебряная шпора".
  
   Лифт сделал обратную остановку, и мы с Джейком попрощались, и он пошел своей дорогой, а я - своей.
  
   Как только вы отошли от зоны вокруг лифтов, в коридорах шикарного отеля стало тесно, как в вагоне поезда. Я повернул направо к двери углового номера, куда мне сказали прийти. Я постучал в дверь из слоновой кости с золотым обрезом.
  
   После осмотра в глазок дверь распахнулась и на пороге появился товарищ Друри по изгнанию, бывший капитан полиции Тим О'Коннер, долговязый, голубоглазый ирландец с песочного цвета волосами, чье узкое, красивое лицо с резкими чертами было слегка изуродовано оспинами (щеки) и выпивкой (нос).
  
   "Теперь швейцар, Тим?" - Спросил я, когда он ввел меня внутрь. "Это единственная работа, доступная бывшему копу в наши дни?"
  
   "Мне повезло, что кто-то меня заполучил". Как и Друри, О'Коннер был хорошо одет для полицейского, его готовый коричневый костюм оживлялся бледно-желтой рубашкой и темно-желтым галстуком. "На самом деле, эти джентльмены подумали, что вы могли бы потеплеть, увидев знакомое лицо".
  
   Я остановил его в похожем на холл вестибюле номера, рядом с которым находились шкафы и ванная. "Вы работаете на комитет?"
  
   Он взял мой плащ и повесил его; я сохранил свою шляпу, но снял ее.
  
   "Окольным путем", - сказал О'Коннер. "Этого местного адвоката, работающего с комитетом, Курница, я нанял в качестве его следователя. Он здесь, ты с ним познакомишься, я имею в виду Курница ".
  
   "Я встречался с ним раньше".
  
   Курниц был эксцентричным, уверенным в себе адвокатом в курсе событий, который выполнял много криминальной работы, как для белых воротничков, таких как растратчики, так и для жуликов из "синих воротничков", таких как грабители. Однако он не был рупором мафии, что объясняло, почему комитет использовал его - парня со связями в преступном мире, у которого не было связей.
  
   О'Коннер говорил: "Комитет не хотел нанимать ни Билла, ни меня, потому что мы противоречивые фигуры. В конце концов, нас уволили из полиции ".
  
   "Я бы подумал, что увольнение из самого жуликоватого подразделения в стране было бы отличной рекомендацией".
  
   "Это не имеет значения. Мы заканчиваем работу ".
  
   О'Коннер проводил меня в гостиную прекрасно обставленного люкса, где меня ждали хозяева. Диван у окна с видом на Грант-парк и озеро - захватывающий вид, который неуместен в пасмурный полдень - с несколькими придвинутыми мягкими креслами, кофейным столиком между ними ... приятная, уютная обстановка для допроса.
  
   Когда мы приблизились, трое мужчин, которые сидели вместе на том диване, поднялись как один. У всех троих были очки в темной оправе и темные волосы с залысинами - они могли быть братьями.
  
   Или, может быть, Три марионетки - только все они были Мо, хотя и лысеющие.
  
   Ближайший ко мне человек протянул руку - он был высоким, худощавым, но крепкого телосложения, с продолговатым лицом, на котором были прорези для глаз и чуть более широкая щель для рта, которые прямо сейчас соединялись, образуя суровое выражение. Ему было за пятьдесят, он носил коричневый костюм и галстук более темного цвета. "Джордж Робинсон, мистер Хеллер, младший юрисконсульт. Спасибо, что присоединились к нам ".
  
   Это было крепкое рукопожатие, и его слова были достаточно сердечными; но его манеры заставили меня подумать о директоре средней школы, обращающемся с проблемным учеником.
  
   "Рудольф Халли, мистер Хеллер", - сказал мужчина рядом с Робинсоном - на голову ниже, на добрых десять лет моложе - высоким голосом с примесью шепелявости. "Главный юрисконсульт". У невысокого персонажа в синем костюме с сине-красным галстуком-бабочкой, Хэлли было лунообразное лицо, его округлость компенсировалась ямочкой на подбородке и жесткими темными глазами.
  
   "Мистер Хэлли, " сказал я, принимая его агрессивное рукопожатие. Затем я повернулся к оставшемуся мужчине и сказал: "Мистер Курниц", кивнув адвокату, который был справа и стоял немного в стороне от двух других.
  
   "Мистер Хеллер", - сказал он, кивая в ответ, хорошо поставленным баритоном из зала суда. На нем был серый костюм хорошего покроя и сине-серый галстук, и он был бы красив, если бы его проницательные карие глаза не казались слишком большими для его лица еще до того, как их увеличили очки.
  
   Они вернулись к дивану, а я занял удобное кресло напротив них, между нами - кофейный столик, заваленный различными папками и записными книжками. Стаканы для воды и кофейная чашка также стояли на стеклянной крышке. Серость дня заполнила окна позади них, как мрачная картина экспрессиониста.
  
   О'Коннер, стоя рядом с другим мягким креслом, но не занимая его, спросил: "Кто-нибудь что-нибудь хочет?" Мне он объяснил: "Здесь есть кофе, вода со льдом и безалкогольные напитки".
  
   "Никаких крендельков?" Я спросил.
  
   Никто, кроме меня, не нашел это забавным.
  
   Робинсон и Халли попросили снова наполнить их стаканы водой, а Курниц попросил еще один кофе, черный. Я попросил кока-колы. О'Коннер поспешил к бару и выполнил все заказы. Рад видеть, что бывший полицейский занимал важную должность здесь, в Комитете по борьбе с преступностью.
  
   "Мистер Хеллер, у тебя была интересная и разнообразная карьера ", - сказал Робинсон. Ему удалось произнести это как оскорбление.
  
   Наклонившись вперед, Халли сказал: "Вы можете понять, почему мы хотели бы заручиться вашим сотрудничеством".
  
   "Я здесь", - сказал я, пожимая плечами.
  
   О'Коннер был в процессе обслуживания всех.
  
   "Вы уволились из местной полиции, " сказал Робинсон, сверяясь с блокнотом на спирали, - в декабре 1932 года, вскоре после инцидента с участием Фрэнка Нитти".
  
   "Два продажных копа пытались его убить", - сказал я. "Они ожидали, что я буду лгать ради них. Я этого не делал ".
  
   "Вы свидетельствовали об этом факте в апреле 1933 года", - сказал Халли. В отличие от Робинсона, он не ссылался ни на какие заметки, и, полагаю, я должен был быть впечатлен.
  
   О'Коннер, обслужив меня последним, протянув стакан с водой, кубиками льда и кока-колой, устроился в мягком кресле справа от меня. Он одарил меня нервной улыбкой; он не взял себе ничего выпить.
  
   "Мне нечего добавить, что касается этого инцидента", - сказал я. "Все это является частью публичного отчета - мои показания говорят сами за себя. Кроме того, это древняя история, не так ли? Фрэнк Нитти мертв ".
  
   "Покончил с собой", - сказал Робинсон в стиле "преступление не окупается".
  
   Я поерзал на своем стуле. "Зачем тебе нужно спрашивать меня о вещах, на которые ты уже знаешь ответы? Если у вас есть досье ФБР на меня -"
  
   "У нас нет вашего досье, мистер Хеллер", - сказал Халли. Его гнусавый голос был странно гипнотическим ".Дж. Эдгар Гувер официально выразил свое мнение о том, что мафия - это миф. Мы не получаем никакого сотрудничества от ФБР, вот почему нам приходится так усердно заниматься расследованием своими силами ".
  
   Я сохранял бесстрастное выражение лица, но облегчение захлестывало меня. Я точно знал - потому что только в прошлом году я столкнулся с этим на допросе в Вашингтоне, округ Колумбия, - что у ФБР было на меня досье толщиной с чикагскую телефонную книгу. Однажды, давным-давно, я сказал Дж. Эдгару, чтобы он шел к черту (кстати, это не перефразировка), и с тех пор он проявил личный интерес к моему благополучию. Я ожидал, что у передовой группы Kefauver, находящейся здесь, будет этот удобный небольшой справочник, которым они могли бы руководствоваться.
  
   "Налоговое управление Сша действительно сотрудничает с нами", - сказал Робинсон. "И Фрэнк Дж. Уилсон ставит тебе высокие оценки".
  
   Уилсон был одним из агентов Налогового управления, которые прижали Капоне; до недавнего времени он был главой Секретной службы, другой операции Министерства финансов.
  
   "Приятно это слышать", - сказал я.
  
   "Элиот Несс также высоко ценит вас", - сказал Робинсон, имея в виду бывшего сотрудника T-man, который сыграл ключевую роль в деле Капоне. "Он указывает, что вы помогли ему, и эффективно, по нескольким вопросам в Кливленде, когда он был директором по общественной безопасности".
  
   Я ничего не сказал.
  
   Он продолжил: "Вы, конечно, знаете, что мы концентрируемся на незаконных азартных играх в целом и на мошенничестве со скачками, в частности".
  
   "Да". Я ухмыльнулся ему, что, казалось, выбило его из колеи. "И почему именно это, мистер Робинсон?"
  
   Робинсон нахмурился в неподдельном замешательстве. "Что вы имеете в виду?"
  
   "Почему азартные игры? Почему вы не занимаетесь наркотиками, ростовщичеством или проституцией? Или, возможно, отношения между машинной политикой и мафией? Или, может быть, преступное проникновение в профсоюзы?"
  
   Робинсон посмотрел на страницу своего блокнота на спирали. "Мы должны с чего-то начать, мистер Хеллер. Азартные игры - это наш фокус ".
  
   "Азартные игры - безопасная мишень, вы имеете в виду - вы не наступаете на пятки стольким людям в год выборов. Вы можете играть Джо Фрайди, хорошо выглядеть и при этом не навлечь на себя или свои политические партии никаких неприятностей ".
  
   Халли потягивал кофе; он со стуком поставил чашку на блюдце. Его носовая шепелявость усилилась от громкости и возмущения. "Мистер Хеллер, если ты намерен придерживаться такой позиции, мы не окажем тебе любезности и не встретимся с тобой наедине. Мы вышлем вам повестку в суд и выставим вас на всеобщее обозрение вместе с остальными хулиганами ".
  
   Я отсалютовал ему своим стаканом с кока-колой. "О, это из вежливости? За пять вам дадут десять - гипотетически говоря - в вестибюле есть мафиозный сторожевой пес, отслеживающий каждого информатора, поднимающегося на лифте, чтобы повидаться с вами. Чарли Фишетти, Джейк Гузик, Пол Рикка, Тони Аккардо и другие "хулиганы" - все будут знать, что Нейт Хеллер встречался сегодня днем с ребятами из Kefauver quiz. И мне придется кое-что объяснить ".
  
   "Вам нужно кое-что объяснить прямо сейчас", - сказал Робинсон. Уголки его рта презрительно скривились. "Вы были телохранителем Джеймса Рейгена в тот день, когда его застрелили на улицах Чикаго, не так ли? В июне 1946 года?"
  
   "Да. Я также был телохранителем мэра Чермака и Хьюи Лонга ". Я сделал глоток кока-колы и с отвращением проглотил. "Как тебе такой послужной список?"
  
   "Боюсь, ваша точка зрения ускользает от меня", - сказал Робинсон.
  
   "Я хочу сказать, что я зарабатываю на жизнь такого рода вещами ... не всегда очень хорошо, очевидно. Это не значит, что я гангстер или что у меня есть какие-то особые представления об этой породе. Послушайте, я давал показания на следствии по делу Рейджена; все это есть в открытом доступе ".
  
   "Насколько я понимаю, Рейджен был дядей вашей жены".
  
   "В то время она была моей подругой. Теперь она моя бывшая жена ".
  
   О'Коннер сказал мне: "Билл Друри считает, что способ уничтожить бандитов из "Рейсинг Вайр" - раскрыть убийство Рейджена. В конце концов, Рейджен был убит, чтобы банда Капоне могла завладеть его бизнесом по прослушиванию гонок ".
  
   Я не ответил; я имею в виду, это был не вопрос.
  
   Разочарованный, О'Коннер продолжал настаивать: "В 46-м вы с Биллом Друри искали свидетелей, Нейт. Ты помог Биллу!"
  
   "Мы нашли очевидцев, " признался я, " и они опознали стрелявших - троицу букмекеров из Вест-Сайда".
  
   Робинсон прочитал из своего блокнота: "Дэвид Финкель, Джозеф Леонард и Уильям Ярас. Ярас по-прежнему проживает в Чикаго, и мистер Друри очень хотел бы, чтобы он предстал перед правосудием. Местонахождение Финкеля и Леонарда неизвестно, хотя я уверен, что мистер Друри хотел бы, чтобы они также предстали перед правосудием ".
  
   Биллу Друри, или этому комитету, или кому бы то ни было, кроме Бога Всемогущего, было слишком поздно привлекать Дэйви Финкеля и Блинки Леонарда к ответственности, потому что я уже это сделал. Я застрелил их обоих на пустынном, залитом лунным светом пляже на шоссе Пасифик Коуст, в ночь, когда они убили Бена Сигела.
  
   Но я решил не делиться этим пикантным моментом с представителями Криминального комитета.
  
   "Свидетели отказались", - сказал я. "За исключением того, который был убит".
  
   Робинсон моргнул. "Разве это тебя не ... злит?"
  
   "Это заставляет меня... быть осторожным".
  
   "Мистер Хеллер, вы действительно хотите, чтобы мы вызвали вас в качестве свидетеля?" Халли шепелявила. "Разве вы не предпочли бы помочь нам за кулисами?"
  
   "Джентльмены, вызовите меня для дачи показаний, если хотите. Мои ответы будут разделены на две категории: принятие пятой поправки, запрещающей самообвинение; и обращение к адвокатской тайне клиента ".
  
   Халли отреагировал так, будто я плеснул ему в лицо выпивкой. "Вы не адвокат!"
  
   "Лица, которых вы можете считать моими клиентами, в большинстве случаев на самом деле являются клиентами адвокатов, которых я представляю .... Это относится к тайне адвоката и клиента ".
  
   Все трое были юристами; никто из них не был со мной не согласен.
  
   Однако Курниц, который до сих пор хранил молчание, казался слегка удивленным; его руки были скрещены - он откинулся назад. "Чего вы стоите, мистер Хеллер, в том, что касается этих гангстеров?"
  
   "Вы занимаетесь уголовным правом в этих краях, мистер Курниц. Я бы предположил, что вы просто делаете все возможное, чтобы служить интересам своих клиентов и держать голову над этими мутными водами Чикаго ".
  
   Курниц улыбнулся, выгнув бровь.
  
   "Мы можем серьезно поставить вас в неловкое положение, мистер Хеллер, - сказал Робинсон, " если вы вынудите нас к этому".
  
   "Мистер Робинсон, " сказал я, " позвольте мне объяснить пару вещей. Во-первых, чем более неряшливым и связанным с гангстерами вы меня представите, тем более желанным и гламурным я буду казаться потенциальным клиентам. Во-вторых, я награжденный ветеран недавней войны, обладатель Бронзовой звезды. Может быть, вам, мальчики, хотелось бы смутиться ".
  
   "Вы были привлечены к работе по Восьмому разделу", - сказал Халли.
  
   Я подался вперед. "Я был с честью демобилизован после боев на Гуадалканале - какой у тебя военный послужной список, Очкарик?"
  
   Халли раздраженно сказал: "Я служил своей стране", но не сказал, как.
  
   "Но спасибо, что напомнил мне", - сказал я. "У меня была амнезия, вызванная боевой усталостью, то, что раньше называли контузией. Какая это причина, чтобы не иметь возможности вспомнить то-то и то-то?"
  
   "Вы очень неприятный человек, мистер Хеллер", - сказал Халли.
  
   "Ты сам не совсем Норман Винсент Пил", - сказал я и встал. "Спасибо за кокаин.... Кстати, тот парень в холле заходил в лифт, когда я приехал?"
  
   Они все нахмурились, но они знали, о ком я говорю.
  
   "Джейк Рубинштейн?" Я напомнил им. "Он тот тип информатора, на которого вы рассчитываете?"
  
   "Я не думаю, что это вас касается", - сказал Робинсон.
  
   "Просто будь осторожен, вот и все. Кто бы ни посоветовал вам привезти этого парня из Далласа, присмотритесь к нему повнимательнее ".
  
   Халли усмехнулся. "И почему это так, мистер Хеллер?"
  
   Эта усмешка заслуживала ответной ухмылки. "Вот один бесплатный лакомый кусочек, который я вам дам. Насколько я понимаю, Джейк является связующим звеном между местной мафией и "Даллас Бойз". Я знаю Рубинштейна много лет ... Или, как он там себя называет в эти дни?"
  
   "Джек Руби", - предложил Курниц.
  
   Два других адвоката уставились на него.
  
   "Роза под любым другим названием", - сказал я. "Никогда не принимай такого парня за чистую монету. Любое "информирование" Джейка, скорее всего, является прикрытием для того, что он может узнать о том, что вы, ребята, задумали ".
  
   "Это тот шанс, которым мы пользуемся, когда имеем дело с такого рода людьми", - натянуто сказал Робинсон. "По необходимости информаторы приходят из рядов самих гангстеров".
  
   Напыщенный осел.
  
   "Великолепно, " сказал я, " но Джейк, или Джек, - старый профсоюзный головорез, имеющий прочные связи с капитаном Дэном Гилбертом - вы знаете...Таббо? Ты действительно хочешь, чтобы кто-нибудь из лагеря Таббо притворялся твоим приятелем?"
  
   Робинсон и Халли обменялись взглядами.
  
   Курниц сказал: "Тогда вы должны быть в курсе, что ваш друг мистер Друри ведет расследование по делу Гилберта".
  
   "Конечно, надеялся разоблачить его до выборов, но мое знание этого не важно. Главное, что Таббо знает ". Я сделал широкий жест своей фетровой шляпой, затем надел ее, сказав: "Добрый день, джентльмены. Желаю удачи в ваших прекрасных усилиях по искоренению азартных игр ".
  
   О'Коннер не провожал меня. У меня было чувство, что он, вероятно, дал мне довольно хорошую характеристику - друг Друри, бывший полицейский, который противостоял бандитам, - и я выставил его идиотом.
  
   Когда я вышел из лифта в вестибюле, парень в зеленой бейсболке все еще читал раздел о спорте в "Herald-American", но он пересел на один из круглых диванов. Я устроился рядом с ним.
  
   "Я думал, это ты", - сказал я парню.
  
   Сэм Джанкана взглянул на меня из-за газеты, опустил ее к себе на колени, и под полями зеленой шляпы его серое овальное лицо с бугристым клювом и близко посаженными печальными глазами не дало мне ни малейшего представления о том, как он реагировал.
  
   Они прозвали маленького хулигана Муни из-за его сумасшедшей непредсказуемости. Бывший шофер / телохранитель Тони Аккардо и вероятный наследник Пола Рикки на посту босса чикагской мафии, Джанкана был тихим самоуверенным психопатом.
  
   Он улыбнулся. "Это то, что мне в тебе нравится, Хеллер".
  
   "Что такое, Сэм?"
  
   "Что ты меня не боишься".
  
   "Может быть, я просто не боюсь тебя в вестибюле Стивенса во время ланча".
  
   Он рассмеялся; это был хриплый, предсмертный хрип смеха. "Это еще одна вещь, которая мне нравится: ты забавный парень. Чертово природное остроумие".
  
   Что ему действительно нравилось во мне, так это моя осмотрительность. Пару лет назад я выполнил для него работу, вернув позорную фотографию. Он хорошо заплатил и не забыл, что я поступил с ним правильно.
  
   Кроме того, ему, вероятно, было комфортно со мной, потому что мы оба были парнями с Вестсайда, хотя он и не был уличным мальчишкой Максвелла, как мы с Барни (и Джек Руби); он был продуктом печально известной сети Near Northside и ветераном злобной уличной банды 42-х годов. Его легенда была основана на том, что он терпел жестокого отца, пока, наконец, не вырос, не выбил дерьмо из старика и не взял на себя домашнее хозяйство.
  
   Я сказал: "Надеюсь, вы не возражаете, если я присяду, чтобы поздороваться".
  
   "Вовсе нет". Он сложил газету и положил ее рядом с собой на диван с ворсистой обивкой. "Ты недолго пробыл наверху. Хочешь по-быстрому? Как ее зовут?"
  
   "Кефаувер".
  
   Он криво улыбнулся. "Я не думал, что "она" была в городе".
  
   "Нет, но ее сестры такие".
  
   "Красивые девушки?"
  
   Теперь я выдавил улыбку. "Сэм, не проси меня рассказывать тебе, с кем я там разговаривал".
  
   "Разве я спрашивал? Я не помню, чтобы спрашивал."
  
   "Видишь ли, Сэм, как это работает, я ни на кого не доносил, ни на одну из сторон. Я не играю - я даже не участвую в этой игре ".
  
   Пожал одним плечом. "Если ты не хочешь говорить мне, что разговаривал с Робинсоном, Халлеем, Курницем и приятелем Друри О'Коннером, это нормально. Но я хотел бы знать, что вы им сказали ".
  
   Я пожал плечами обоими своими. "Я сказал им, что если они будут настолько глупы, чтобы вызвать меня в качестве свидетеля, моя амнезия повторится. Или я буду ссылаться на пятое, или адвокатскую тайну клиента ".
  
   Холодные глаза изучали меня. "Это все, что ты им сказал?"
  
   "Это все.... Ну, я так понимаю, вы видели Рубинштейна?"
  
   "Неужели я не замечу еще одного выходца с Запада? Я видел этого придурка ".
  
   "Ну, я сказал им, что Джейк давно встречался с Таббо, и если он им что-нибудь рассказал, они должны обратиться к источнику. И это вся помощь, которую я им оказал ".
  
   "Это все?"
  
   "Это та самая лодка".
  
   Он медленно кивнул. "Я ценю это. Ваша откровенность ".
  
   "Могу я попросить об одолжении?"
  
   "Спрашивай".
  
   "Я сказал Чарли Фишетти, что не собираюсь сотрудничать с этими клоунами; я думаю, он знает, что мне можно доверять. Сэм, не мог бы ты убедиться, что Гузик знает? А Аккардо и Рикка?"
  
   "Я могу это сделать".
  
   "Мне не нужно, чтобы кто-то думал, что я проблема".
  
   "Как будто твой друг Друри - проблема?"
  
   "Вот так".
  
   "Что насчет твоего друга Друри?"
  
   "Он все еще мой друг, Сэм. Но вы, наверное, слышали, я его уволил ".
  
   "Я действительно слышал. Это правда?"
  
   "Это по-настоящему".
  
   "Хорошо. Ценю это ".
  
   Я знал, что этот дружелюбный, даже очаровательный человечек может возбудиться за десять центов, но я должен был рискнуть ....
  
   "Сэм - эти парни, эти парни из криминального комитета, ты знаешь, что они не стоят того, чтобы из-за них кого-то убивать".
  
   Его акульи глаза были устремлены на меня. "Что ты пытаешься сказать, Хеллер?"
  
   "Билл Друри - и Тим О'Коннер, если уж на то пошло - всего лишь пара копов, пытающихся вернуть свои значки. Билл все еще критикует стрельбу в Рейджене. Двое стрелков давно пропали без вести, а другой, ну ... это твой мир, не мой ".
  
   "Для меня это похоже на вчерашнюю новость".
  
   "Я просто говорю, что эти парни из комитета - у них нет права на арест. ФБР не хочет иметь к ним никакого отношения. Все, что может сделать Kefauver, это передать то, что они найдут, местным правоохранительным органам. Итак, предположим, они что-то придумают, и что потом? Передать улики Таббо Гилберту?"
  
   Джанкана однажды рассмеялся. "Ты верно подметил. Но эти вещи иногда имеют свойство выходить из-под контроля ".
  
   "Ну, Фрэнк Нитти обычно говорил: "Не нагнетай обстановку". Это хороший совет, Сэм. Потому что, если это обернется кровью, все ставки отменяются ".
  
   Кефаувер даже не занимался бы бизнесом по раскрытию преступлений, если бы кто-то - возможно, Чарли Фишетти - не приказал убить скользкого политика Чарли Бинаджио в Канзас-Сити в апреле прошлого года. Бинаджио не смог предоставить своим иностранным инвесторам-мафиози широкую огласку после выборов 48-го. Классический гангстерский налет - Бинаджио и его главный головорез были найдены с двумя пулями в голове у каждого, в строю "две двойки", что означало окончательный выигрыш мафиози, - попал в неловкие заголовки национальных газет...отчасти потому, что тела были найдены в местной штаб-квартире демократической партии под портретом Гарри Трумэна.
  
   "Вы хотите сказать, что если с Друри случится несчастный случай, - спросил Сэм, " ваше отношение к даче показаний может измениться?"
  
   "Делай свои собственные выводы, Сэм".
  
   Джанкана протянул руку и схватил меня за руку. Он улыбался, и тон его голоса не изменился ... Он по-прежнему был самим собой ... Позволяя своим словам передавать угрозу.
  
   "Ты должен быть осторожен, Хеллер, с угрозами мне. Ты мне нравишься, ты умный парень, и мне нравится твой умный рот; он милый. Но ты, блядь, не хочешь мне угрожать ".
  
   Я не знаю, откуда он взялся; я не знаю, следил ли он за вестибюлем сам или направлялся наверх, чтобы присоединиться к своему другу О'Коннеру в передовой группе Kefauver.
  
   Но внезапно Билл Друри рывком поднял Сэма Джанкану на ноги, шляпа Джанканы слетела, его хватка на моей руке разжалась, точно так же, как глаза гангстера вылезли из орбит, когда он увидел мускулистого Друри - в пальто и шляпе-хомбурге - прямо на нем, практически кричащего ему в лицо.
  
   "Ты становишься груб с моим другом?" - Спросил Друри у Джанканы, схватив его за бицепс и нависнув над ним.
  
   Я встал, говоря: "Господи, Билл, отвали!"
  
   Раскрасневшаяся ирландская физиономия Друри резко контрастировала с сероватой сицилийской бледностью Джанканы. "Ты же не хочешь быть грубым с моими друзьями, Муни".
  
   Зубы Джанканы были оскалены, как у рычащей собаки. "Ты больше не коп, тупой ублюдок!"
  
   Друри схватил Джанкану за другой бицепс, держа его так, как будто собирался встряхнуть его. "Я лицензированный частный детектив, Муни. Я служащий суда. Ты собираешь вещи? Не хотите постоять для обыска?"
  
   Я схватил Друри и оттащил его от Джанканы, чьи глаза были широко раскрыты и дикими. Я сказал: "Не делай мне никаких чертовых одолжений, Билл!"
  
   Люди в вестибюле, гости, выходящие из лифта, заметили это, некоторые застыли, другие быстро двигались дальше, но все они широко раскрыли глаза и что-то бормотали.
  
   Я повернулся к Джанкане. "Сэм, я приношу извинения".
  
   Его костюм вырвался из рук Друри, Джанкана тяжело дышал, дрожа от ярости. Он не смотрел на меня: его безумный остекленевший взгляд был прикован к ухмыляющемуся Друри.
  
   Голос Джанканы был мягким - ужасная разновидность мягкости: "Ты не виноват, Хеллер. Проблема у твоего друга ".
  
   Когда я стоял между ними, раскинув руки, как рефери, разнимающий потасовку на баскетбольной площадке, Друри кричал на Джанкану. "Ты чертовски прав! Я - ваша проблема, и всем вам, сицилийским сукиным детям, лучше паковать чемоданы, потому что вы либо отправитесь в тюрьму, либо вернетесь домой, на родину!"
  
   Джанкана поднял свою шляпу, отряхнул ее.
  
   Я протянул руку и сказал: "Сэм...."
  
   Натягивая бейсболку поверх своей лысой макушки, Джанкана сказал: "Хеллер, ты не виноват. Ты не виноват ".
  
   А затем маленький гангстер прямиком направился через беломраморный вестибюль к выходу на Мичиган-авеню, оставив свой спортивный отдел позади.
  
   Друри посмотрел на меня с беспокойством. "С тобой все в порядке, Нейт?"
  
   "Я в порядке? Ты пьян? Ты, блядь, с ума сошел? Это самый сумасшедший сукин сын-убийца в городе! Если ты хочешь умереть, это твое дело - не впутывай меня в это, черт возьми!"
  
   Подошел служащий отеля, моложавый мужчина в синем блейзере от Стивенса. "Джентльмены, боюсь, мы не сможем устроить сцену .... Тебе придется уйти ".
  
   Нахмурившись, Друри достал свой значок - свой значок частного детектива - и, блеснув им, сказал: "Я полицейский. Это дело полиции. Ты просто возвращайся к своему столу ".
  
   "Да, сэр", - сказал парень из отеля и поспешил прочь.
  
   Я села обратно на круглый диван и откинулась на спинку, ошеломленная.
  
   Друри плюхнулся рядом со мной, ухмыляясь, довольный собой. "В глубине души они все трусы.... С тобой все в порядке, Нейт?"
  
   "Нет, со мной не все в порядке! Что, черт возьми, это была за идея?"
  
   "Этот ублюдок становился жестким с тобой".
  
   "Я выгляжу так, будто нуждаюсь в твоей защите?" Если я хочу спастись, я пойду на чертово собрание пробуждения. Господи! Держись от меня подальше, Билл - просто держись подальше. Я не хочу быть у вас на линии огня ".
  
   Друри развел руками. "Что? Что я сделал?"
  
   "Ты больше не коп, Билл. Теперь они могут стрелять в тебя - понял?"
  
   Он похлопал себя под мышкой, где находилась его наплечная кобура 38-го калибра. "Пусть они попробуют".
  
   "О, они так и сделают", - сказал я. "Они будут".
  
   Он отмахнулся от меня. "Не будь старой женщиной".
  
   "Смысл в том, - сказал я, вставая, - чтобы быть стариком".
  
   И я оставил его там обдумывать это - хотя я сомневался, что он будет.
  
  
  
  
  
  
   Черноглазую блондинку звали Джеки Пейн - Жаклин, на самом деле, но никто не называл ее так, кроме ее родителей, которых она не видела некоторое время.
  
   Она родилась и выросла в Канкаки, в тени государственного сумасшедшего дома, и, как показывают предзнаменования, это был адский случай. Ее родители были "настоящими религиозными" - вежливый способ сказать "чертовыми фанатиками", - которым было стыдно за ее дикое поведение в старших классах, то есть она была чирлидершей и в драматическом кружке.
  
   Поиск талантов на окружной ярмарке, где она станцевала чечетку и выиграла пять долларов, побудил ее поискать его в Чикаго; итак, три с половиной года назад, вскоре после окончания средней школы Канкаки, она отправилась на восток Двадцатого века и, при поддержке поисков талантов, поселилась в Кройдене, отеле неподалеку от Нортсайда, обслуживающем девушек из шоу-бизнеса.
  
   Позвольте мне прервать эту мыльную оперу, чтобы упомянуть, что Кройден был одним из нескольких таких отелей на ближнем Нортсайде. Более приятный пример, отель St. Clair - недалеко от великолепной мили Мичиган-авеню, на углу Огайо и Сент-Клер-авеню - обслуживал как обычных путешественников, так и постоянных жителей; но танцовщицам и стриптизерам нравился отель St. Clair, и многие жили там, будь то несколько ночей или несколько лет.
  
   "Сент-Клер" был стильным, но ненавязчивым отелем, в двадцать с лишним этажей из красного кирпича с пентхаусом в глубине. После моего развода и продажи нашего бунгало в Линкольнвуде я поселился в отеле "Сент-Клер" в Чикаго, сняв номер на пятнадцатом этаже; до замужества я жил в похожей, но меньшей квартире в отеле "Моррисон", который был ближе к моему офису; но жизнь к северу от реки Чикаго расширила мой мир до высших слоев общества города Ветров.
  
   В отеле St. Clair я жил всего в нескольких кварталах к югу от Голд-Кост; из моего углового номера я мог видеть озеро из окна своей спальни и из окна гостиной (выходящего на юг) Я мог бы помахать полковнику Маккормику в его "Трибьюн ТауэрЭйри". Среди моих соседей были здание Ригли и Водонапорная башня, а также достаточное количество эксклюзивных магазинов, чтобы довести клептомана до припадка. Но неоновая суета Раш-стрит с ее коктейль-барами, пиццериями, тавернами и ночными клубами находилась как раз на другой стороне Мичиган-авеню, всего в двух кварталах от Chez Paree.
  
   Моя старая подруга - когда-то подружка - Салли Рэнд рекомендовала отель "Сент-Клер", и Бет Шорт, еще одна старая любовь (к сожалению, угасшая), тоже недолго жила там. Фотограф Морис Сеймур имел свою студию на верхних этажах Сент-Клэр - удобно расположенную рядом с салоном красоты - и у него были контракты практически с каждым бурлескным заведением и ночным клубом в городе на съемку портретов артистов эстрады и моделей и, в частности, танцовщиц и стриптизеров.
  
   В отеле St. Clair нет ничего необычного в том, что Джипси Роуз Ли, Энн Корио или Джорджия Саутерн бредут по маленькому, невзрачному вестибюлю с чемоданами, битком набитыми их соблазнительными гардеробами, от прозрачных чулок до пирожков и стрингов; или Розита Ройс, покачивающая бедрами с клетками голубей, или Салли со своими (пернатыми) веерами - не говоря уже о Зорите, тащащей за собой свой продырявленный багажник на колесиках с питоном внутри.
  
   Хотя в вестибюле практически не было гостиной, кофейня находилась с одной стороны, а Tap Room с его знаменитым баром Circle - с другой. Выпивая утром чашку кофе Java или съедая сэндвич в полдень, вы оказывались в окружении красивых девушек; то же самое можно сказать и о коктейле после работы или вечером. Эти девушки, конечно, иногда были с короткими кудряшками и почти без макияжа, хотя человек с моими дедуктивными способностями распознал признаки совершенства, когда увидел их.
  
   Я любил Сент-Клер.
  
   Еще одной приятной особенностью отеля было отношение руководства без вопросов. Когда накануне вечером, после моего разговора с Фишетти, я проводил Джеки Пейн через вращающуюся входную дверь Сент-Клэр - неся для нее два чемодана, пока она тащила чемодан для поезда - мимо газетного киоска с одной стороны и ряда телефонов-автоматов с другой, через небольшой вестибюль из темного дуба к лифтам и наверх, в мой номер, парень за стойкой регистрации и глазом не моргнул. Конечно, это был далеко не первый раз, когда он видел меня с танцовщицей в его вестибюле, если вообще первый раз для той, у которой был фингал.
  
   Когда Рокко неожиданно выставил Джеки за дверь, она была совершенно разбита (в каком-то смысле, по крайней мере), и я упомянул, что она могла бы переночевать на моем диване ночь или две; у нее были подруги и в Кройдене, и в Сент-Клер, с которыми она могла бы связаться и, возможно, переехать к одной из них, пока не найдет работу и немного денег.
  
   "Но я бы хотела подождать, пока это заживет", - сказала она своим тихим сладким голоском, смущенная, указывая на синяк под глазом. Она сидела на мягком мохеровом диване цвета шалфея, поджав под себя ноги; я был рядом с ней, но не совсем рядом. Она скинула туфли, и ногти на ногах были выкрашены в красный цвет; розовый свитер и брюки с длинными рукавами подчеркивали ее подтянутую фигуру, а ее короткие медово-светлые волосы представляли собой взъерошенное гнездо локонов.
  
   Обслуживание номеров принесло нам пару бургеров с картофелем фри, и я достала из холодильника холодные батончики. Кофейный столик у дивана служил хранилищем для наших тарелок, пива и моих ног в чулках. У нас горел только один источник света, лампа на столике рядом со мной, создавая поток яркого света мощностью в сорок ватт. Атмосфера была непринужденной интимности - для совершенно незнакомых людей нам было на удивление комфортно друг с другом.
  
   Моя квартира, кстати, была функционально обставлена, словно страница, вырванная из каталога Sears and Roebuck, - гостиная, спальня, небольшая комната для гостей, которую я использовал как домашний офис, и скромная кухня. Я украсил гостиную телевизором и радиофонной приставкой - в данный момент радио включено, Нат Кинг Коул тихо поет "Мону Лизу" под звуки уличного движения с Мичиган-авеню внизу, - но я бы не стал вас обманывать: квартира на самом деле была просто гостиничным номером, который слегка вышел из-под контроля.
  
   "Разве твои подружки никогда раньше не видели синяка под глазом?" Я спросил ее.
  
   "Просто Джинни, которой я, вероятно, позвоню, она предупреждала меня о Рокко, когда-то давно, а я не послушал".
  
   "Да, никому не нравится "я же тебе говорил".
  
   Она пожала плечами. "Я бы предпочел не отвечать на вопросы. В любом случае, я выздоравливаю очень быстро. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как я от тебя отвяжусь ".
  
   "Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, не беспокойся об этом. Послушай, я мог бы даже предложить тебе комнату здесь, в "сценическом Сент-Клере", на несколько ночей, если ты предпочитаешь."
  
   В тусклом свете ее личико в форме сердечка с милыми чертами приобрело ангельское сияние. "Почему ты так мил со мной?"
  
   "Я просто один из тех добрых самаритян, о которых вы так много слышите. Ну, если бы ты весил двести шестьдесят фунтов и у тебя были бородавки по всему лицу и два двойных подбородка, я бы, наверное, сделал то же самое .... Возможно."
  
   Она рассмеялась над этим, и мы поговорили. Она рассказала мне историю о своих верующих в Библию родителях и агенте по подбору талантов, который (невероятно) делал для нее хорошие вещи, хотя она небрежно упомянула, что жила с ним некоторое время. Маленький город или нет, она, казалось, понимала правила большого города.
  
   "Я кажусь тебе знакомой?" - спросила она довольно застенчиво. Это было на второе пиво, бургер и картошка фри на память.
  
   "Конечно", - сказал я, потягивая свой второй Пабст. "Я видел тебя в Chez Paree - ты была одной из самых очаровательных в Chez".
  
   Именно так называлась припевная линия там.
  
   "Еще шесть или восемь месяцев назад я был таким, но это было не то, что я имел в виду. Около двух лет назад я была мисс Чикаго ".
  
   "Без шуток!"
  
   "Да, на конкурсе "Мисс Иллинойс". Обо мне писали во всех газетах ".
  
   "Ну, конечно, теперь я вспомнил. Как я мог забыть это лицо?" Конечно, я ее не помнил. Фотографий с чизкейком было пруд пруди в чикагской прессе, и какой бы милой ни была эта маленькая куколка, она была просто еще одной танцовщицей ... хотя и с подбитым глазом.
  
   "Конечно, я не выиграла титул чемпиона штата, - сказала она, - и не поступила в Атлантик-Сити или что-то еще ... И мне не понадобились стипендиальные деньги .... Колледж никогда не входил в мои планы ".
  
   "И так, твой друг, агент по подбору талантов, устроил тебе прослушивание в Chez Paree".
  
   Она кивнула. "Я всегда был хорошим танцором. В старших классах я работала в продуктовом магазине, чтобы оплачивать уроки балета, о которых мои родители не знали, что я хожу ".
  
   "Там ты и познакомился с Рокко.... Я имею в виду Chez Paree, а не продуктовый магазин."
  
   Она засмеялась и снова кивнула. "Я знаю, ты не поверишь, но поначалу он был действительно милым. Я имею в виду Рокко. Признаю, он не кумир утренников..."
  
   "Может быть, если дневной фильм будет тройным фильмом ужасов".
  
   Она слегка улыбнулась в ответ на это. "Он проявил ко мне большой интерес. Я не хотела просто петь в хоре - я хотела быть популярной, когда-нибудь стать хедлайнером, петь и танцевать, как Джуди Гарланд или Бетти Хаттон. Он сказал, что даст мне уроки ".
  
   Рокко уговорил ее бросить хоровую труппу Chez Paree - по его словам, она была слишком хороша для этого - и она переехала к нему, в пентхаус на Шеридан. В конце концов, у Рокко и его братьев, особенно Джоуи, были всевозможные связи в шоу-бизнесе.
  
   Но уроки так и не состоялись - Рокко утверждал, что не смог найти учителей, достойных таланта Джеки, - и вскоре она уже разгребала уголь на железной дороге модели Фишетти.
  
   "Он был милым долгое время", - сказала она. "Затем однажды я спросил о своих уроках - я не был резким или саркастичным или что-то в этом роде, это не в моих правилах - и я много раз спрашивал раньше об уроках, много раз ... но на этот раз он дал мне пощечину ".
  
   Я почувствовал, как мои глаза сузились. "Почему ты не ушел?"
  
   Она смотрела на свои руки, лежащие на коленях. "Я не знаю .... Довольно долгое время избиения происходили время от времени - потому что он был пьян, или в плохом настроении, или я сказал что-то не то. Каким-то образом я убеждал себя, что каждый раз это была случайность. Он бы извинился. Подари мне цветы. Будь снова милой ".
  
   Такова была манера этих ублюдков, избивающих женщин.
  
   Она говорила: "В любом случае, я знала, что не смогу вернуться на свою работу в Chez Paree, потому что он и его братья вели бизнес с владельцами. И никто в городе не нанял бы меня, если бы Рокко сказал не нанимать меня, верно? "
  
   "Верно".
  
   "Это прекрасный пентхаус - я часто бывал один. Вы не видели некоторые комнаты с антиквариатом итальянского ренессанса - Чарли выбрал их; это была его страсть, антиквариат, прежде чем он занялся современными вещами; он подарил эти предметы Рокко ".
  
   Разве она не понимала, что находится в хорошо оборудованной тюрьме?
  
   Она продолжила. "Я бы использовал пианино - я немного умею играть - и практиковался в пении. Иногда Рокки отсутствовал неделями. Здесь есть слуги, меня обслуживали по рукам и ногам, кормили как королеву, обращались так, будто я все еще мисс Чикаго или, может быть, Мисс Америка, в конце концов ... За исключением Рокко, когда он разозлился ".
  
   Теперь я сидел ближе к ней: я взял ее за руку и нежно сжал. "Я не могу представить, что ты делаешь что-то, что могло бы меня разозлить".
  
   Джеки не смотрела на меня; ее голос был мягким и тихим - едва слышным на фоне Вика Дэймона, поющего "Ты разбиваешь мне сердце" по радио.
  
   "Последние несколько недель, " сказала она, - Рокки просто кричал и бил меня, а я даже ничего не говорила. Я думаю...Я думаю, он просто устал от меня. Я постоянно вижу это в его поездах ".
  
   "Его поезда?"
  
   "Да. Он отправлял заказы на дорогие модели поездов, и когда курьер приносил их, он разрывал посылки, как на Рождество. И неделю, может быть, две, он сидел и играл с этим новым поездом в своей комнате - час за часом, с этой глупой улыбочкой на лице. Потом ему становилось скучно, и он ставил их на полку ... и покупал что-нибудь новое ".
  
   После этого мы некоторое время говорили обо мне. О моем браке, и о том, как моя жена изменила мне и все разрушила, и о моем сыне, которому через несколько дней должно было исполниться три года, и о том, что меня не будет там, чтобы увидеть это. Это опечалило ее, и она подошла ближе, очень близко, и обняла меня, и поцеловала, очень мягко, очень нежный....
  
   Я был вдвое старше ее, да и то немного, но я не придал этому значения: она жила с Рокко Фишетти, который был старше меня и к тому же невзрачным трахальщиком в придачу.
  
   Так что у меня не было угрызений совести из-за того, что я принимал привязанность от этой девушки, которая сама сейчас остро нуждалась в ласке. Большинство стриптизерш, большинство танцовщиц были намного моложе меня и бракованный товар; в этом не было ничего нового. Но в ней была какая-то особая прелесть, как будто она сошла со съемочной площадки фильма Энди Харди и превратилась в Маленького Цезаря.
  
   Она попросила меня выключить свет, и я выключил, а затем в полумраке нереально голубого городского света, проникающего с Мичиган-авеню, она стянула розовый свитер за длинные рукава, обнажив белый кружевной бюстгальтер, который я расстегнул для нее. Мисс Чикаго не была такой чувственной, как будущая мисс Калифорния, с которой я был не так давно, но, тем не менее, она была сногсшибательной, с вздымающимися грудями, которые были идеальными горстями, эффектной грудной клеткой и тонкой талией.
  
   То, что она была танцовщицей, стало очевидно, когда она стояла передо мной, раскинув руки, обнаженная по пояс, в облегающих брюках, которые все еще были на ней. Было что-то сказочно сексуальное, удивительно грязное в том, что она стояла там в одних брюках, положив руки на бедра и выставив вперед груди-кексы для моего удовольствия; от этого ощущения ее губы растянулись в улыбке, даже когда я разинул рот, как идиот, уставившийся на гору Рашмор.
  
   Это кукольное личико приобрело наглую уверенность, когда она смотрела, как я упиваюсь ее обнаженной красотой; затем она повернулась ко мне спиной, расстегнула молнию на брюках сбоку и выскользнула из них, покачиваясь в такт Пэтти Пейдж, поющей "Вальс Теннесси", оставив только вторую кожу из прозрачных белых трусиков поверх округлого обтягивающего зада, на изгибе спины над щеками появились ямочки.
  
   Она посмотрела на меня через плечо и захихикала при виде моей реакции, подошла и села ко мне на колени, как ребенок, просящий у Санты игрушки, ее руки обвились вокруг моей шеи, и мы целовались и целовались, и утыкались носами в горло и уши друг друга, и она застонала, когда я поцеловал ее груди, кончики которых затвердели под моими губами ....
  
   Наконец она снова встала передо мной, спиной ко мне, и стянула трусики вниз, уронив их в лужу, затем повернулась и снова раскинула руки - та да! - показывая мне всю себя, слегка мускулистые ноги танцовщицы, лобковый треугольник с хохолком, такой же коричневый, как ее глаза, ее слабая улыбка, приглашающая меня к ней.
  
   Я встал, и она начала раздевать меня; опьяненный ее красотой - и тремя бутылками пива - я позволил ей сделать всю работу, и, наконец, мы оба были обнажены, стоя там, маленькое изящное создание прижалось ко мне, ее милое личико было обращено вверх, желая поцелуев, изнывая от ласки, прикрытые глаза жаждали любви.
  
   Затем она оказалась на диване, губы приоткрыты, руки раскинуты, ноги раздвинуты. Я сказал, что куплю что-нибудь, имея в виду резинку, и она сказала, нет, сейчас безопасное время, ничего не используй, я хочу чувствовать тебя внутри себя, и ее тепло поглотило меня, и ее глаза закатились на ее прекрасном лице, а бедра двигались с отчаянием, от которого я еще больше опьянел, и интенсивность была головокружительной, как лихорадочный сон, и когда она кончила, она плакала, и, возможно, я тоже.
  
   Она продолжала плакать, моя маленькая черноглазая блондинка, и я держал ее и утешал, несмотря на все дерьмо, через которое она прошла, успокаивал ее, целовал ее, любил ее, утешал ее, уверяя ее, что я буду рядом, и, наконец, я взял ее за руку и повел в свою спальню, где она спала со мной той ночью.
  
   Лежа на спине в постели, голый, как в день своего рождения, но со значительно большим количеством шрамов, уставившись в потолок, как человек в трансе, я чувствовал себя физически и эмоционально опустошенным. Занятия любовью с Верой Джейн были веселым карнавальным аттракционом; занятия любовью с Джеки были совершенно другим видом аттракциона.
  
   Джеки, которая забралась в постель в одних прозрачных трусиках, спала, и ночной свет проникал с озера, купая ее в синеве цвета слоновой кости. Она выглядела прелестно, по-детски, ее лицо было опухшим от слез, но также и от молодости; у ее рта был вид опухшего синяка, который не имел ничего общего с жестоким обращением Рокко. Когда она повернулась ко мне, одеяло сползло с ее почти обнаженного тела, я протянул руку, чтобы натянуть его обратно и подоткнуть ей одеяло, как маленькой папиной дочке.
  
   Именно тогда я заметил следы от иголок.
  
   Этим утром, при холодном свете дня, мы говорили об этом за моим кухонным столом, за приготовленным мной завтраком.
  
   "Я занимаюсь этим шесть месяцев", - сказала она.
  
   "Почему? В этом нет никакого смысла, Джеки - такой умный, талантливый ребенок, как ты, с амбициями, достаточными, чтобы бросить вызов родителям и самой оплачивать уроки танцев ...."
  
   Она смотрела не на меня; она смотрела в глазки своих яиц солнечной стороной вверх. "Я впал в депрессию. Рокки, когда он вел себя хорошо, сказал, что может мне помочь. Принеси мне лекарство. Чтобы мне не было грустно ".
  
   Закутанная в серебристый халат, в котором я впервые увидел ее у Фишетти, она выглядела совсем неплохо - она определенно не была похожа на наркоманку, и ее молодые, красивые черты лица без косметики служили ей на пользу.
  
   "Он достал тебе лекарство, все в порядке", - сказал я.
  
   Она качала головой, время от времени украдкой поглядывая на меня. "Я был так чертовски подавлен, что попробовал бы что угодно ... включая бритвенные лезвия. Сейчас...что мне делать, Нейт? У меня даже нет поставщика - Рокки сам дал мне материал ".
  
   "Этот гребаный мудак".
  
   Она услышала ярость в моем голосе, и это поразило ее, напугало. Ее глаза были дикими, рука, похожая на коготь, прижата к лицу, когда она сказала: "Ты тоже собираешься вышвырнуть меня, не так ли?" Она опустила взгляд в свою чашку с кофе; она не съела ни кусочка тоста и яиц. "Ты собираешься вышвырнуть меня на улицу. Прямо как Рокко!"
  
   "Заткнись".
  
   Дикий взгляд бросал мне вызов. "Ты хочешь дать мне пощечину? Продолжайте! Дай мне пощечину!"
  
   Я почти сделал это. Но вместо этого я просто спросил: "Когда тебе станет плохо?"
  
   Она вздохнула, глотнула - воздух, не пищу. "Где-то сегодня утром это начнется".
  
   "Иисус".
  
   "Я... я мог бы позвонить девушке, которую я знал в Chez Paree. Я думаю, она все еще в Кройдене. Она все время курила марихуану ... У нее есть связи, может быть, я мог бы -"
  
   "Но у тебя совсем нет денег, Джеки. Поддерживать такую привычку, как у тебя, стоит по меньшей мере тридцать баксов в день ".
  
   Глаза остались дикими, но голос стал робким. "Может быть ... может быть, вы могли бы одолжить мне немного. Если я смогу принимать лекарства, я смогу взять себя в руки, выйти и найти работу - может быть, теперь, когда Рокко меня больше не хочет, я смогу устроиться где-нибудь петь или танцевать ".
  
   Я пожал плечами, размешивая сахар в своем кофе. "Ты всегда можешь раздеться. Ты чертовски много сделал для меня прошлой ночью ".
  
   Я имел в виду это как копание, но вместо этого это только раззадорило ее.
  
   "Я думаю, я мог бы это сделать .... Я думаю, что смог бы это сделать. Это танцы, верно? Это своего рода танец".
  
   Я посмотрел на эту девушку, эту милую девушку из маленького городка, и понял, как близко она была к пропасти.
  
   "Ты получишь работу, все в порядке", - сказал я. "Ты будешь в отеле "Мэйфейр" с другими проститутками".
  
   Ужас наполнил карие глаза, включая черно-голубой. "Нет.... Нет, я бы никогда этого не сделал. Как ты можешь так говорить? Прошлой ночью вы были так добры .... Как ты можешь...." И она закрыла лицо правой рукой и начала плакать.
  
   Она тоже немного дрожала, но я боялся, что это было больше связано с тем, чего она начала жаждать, чем с какой-либо печалью или стыдом, которые она могла испытывать.
  
   Я подался вперед. "Теперь послушай меня - мой друг подсел на морфий. Он занимался этим годами, и он отказался от этого. Ты был на коне всего несколько месяцев. Ты хочешь покончить с этим?"
  
   Вздрогнув, она сказала: "О да ... О да".
  
   "Я могу помочь организовать это. Мне придется сделать несколько звонков, но я могу это организовать ".
  
   Ее глаза изучали мое лицо. "Как я могу заплатить за это ... за лечение?"
  
   "Я предоставлю вам ссуду". Я отпил глоток кофе. "И пока мы не сможем доставить вас в нужную клинику, я собираюсь сделать еще несколько звонков".
  
   Ее глаза сузились. "Что вы имеете в виду?"
  
   "Кто-нибудь будет здесь сегодня днем с тем, что вам нужно".
  
   "Я ... правильно вас понял?"
  
   "Ты понимаешь. В течение следующих нескольких дней я буду поддерживать вашу привычку. Парень, который придет, будет цветным. Ты можешь доверять ему, насколько это возможно. У тебя все готово?"
  
   "Что?" - спросил я.
  
   Господи, она была наркоманкой и даже не знала жаргона. Ты можешь победить это? Наркоман, которого приютили. Гребаный Рокко Фишетти.
  
   Я терпеливо спросил: "У вас есть своя игла и так далее?"
  
   "Да, в моем чемодане".
  
   "У тебя есть что-нибудь красивое из одежды?"
  
   "Что? Почему?"
  
   "Потому что, как только вы примете лекарство и у вас будет возможность расслабиться, я хочу, чтобы вы привели себя в презентабельный вид. Мы собираемся куда-нибудь сегодня вечером ".
  
   Она трясла головой, как будто пытаясь прочистить уши. "Ты приглашаешь меня на свидание?"
  
   "Это то, что я сказал".
  
   Итак, когда я вернулся в "Сент-Клер" - после встречи с толпой "Кефаувер" и встречи с Сэмом Джанкана и Биллом Друри в "Стивенс" - она снова была самой собой ... прелестной, невинной с кукольным личиком, в ослепительном черном коктейльном платье, черном креповом топе с V-образным вырезом на плечах и ярусами из черной сетки с оборками поверх юбки из тафты. Рукава черного топа, однако, спускались до середины предплечий, прикрывая грехи. Жемчуга на ее шее, вишневая помада, белые перчатки....
  
   "Вы одобряете?" - спросила она, сияя, как пенни, снова протягивая руки в стиле тах да.
  
   Ее лекарство сотворило чудеса.
  
   "Ты сногсшибательна".
  
   Она взяла меня за руку; от нее чудесно пахло - Шанель Љ 5. "Куда мы идем сегодня вечером, любовь моя?"
  
   Я улыбнулся ей. "Сегодня вечером открывается мой приятель Фрэнки".
  
   "Фрэнки? Синатра? Разве он ... разве это не ... тот самый Chez Paree?"
  
   "Это верно".
  
   Она выглядела пораженной ужасом. "Но Рокко и его братья обязательно будут там ...."
  
   "Я знаю".
  
   "О, Нейт...Рокко мог бы что-нибудь начать ".
  
   "Всегда можно надеяться", - сказал я.
  
  
  
  
  
  
   Как и у большинства из нас в Чикаго, у Chez Paree - этого кричащего ночного клуба с блеском и гламуром в Фэрбенкс-Корт и Онтарио - были скромные корни: легендарное бистро Near Northside когда-то было просто складом, пока приятель Бена Хехта, художник Пьер Найтенс, не превратил его в крепость праздника в конце двадцатых. Несколько лет спустя, устав платить копам и отбиваться от гангстеров, Найтенс продал свой Chez Pierre Майку Фритцелю, старому игроку ночных клубов, который вместе с Джо Джейкобсеном немедленно переименовал безвкусный бар в Chez Paree, пригласив "Последнюю из красных горячих мам" Софи Такер открыть бутылку шампанского над табличкой с названием здания. Двадцать лет спустя Софи по-прежнему ежегодно возвращалась, чтобы отпраздновать это крещение слезливыми мелодиями и непристойными шутками.
  
   Яркий, огромный выставочный зал, вмещавший пятьсот человек, представлял развлечения первой величины, в том числе таких звезд с доходом в 10 000 долларов в неделю, как Джимми Дюранте, Хенни Янгман и Martin & Lewis, с такими оркестрами, как Тед Льюис, Пол Уайтмен и Винсент Лопес, и все они были дополнены самым красивым хоровым составом в Америке. Добавьте к этому изысканную кухню (а не третьесортную еду в типичном ночном клубе по бешеным ценам), и заведению почти не понадобилось свое закулисное игорное заведение Gold Key Club, чтобы стать лучшим местом послеобеденного отдыха в городе.
  
   Почти.
  
   Нельзя сказать, что у знаменитого шоу-рума не было недостатков: сам его размер и яркость в полдень, казалось, противоречили послевоенной тенденции к созданию интимных клубов. Затем были массивные квадратные колонны, из-за которых у посетителей возникали проблемы со зрением; настенная роспись в пастельных тонах "Арт модерн" с изображением планет, датирующая заведение; и все эти сколоченные из льняной ткани столы, за которыми посетители высокого класса обращались как пассажиры третьего класса. Тем не менее, оставалось много хороших мест, расположенных вокруг танцпола, на который танцовщицы Chez Paree часто спускались со сцены / эстрады, чтобы исполнить свои тщательно продуманные постановочные номера.
  
   Сегодня вечером, по случаю открытия Фрэнка Синатры, выставочный зал казался особенно переполненным, и я подозревал, что были забиты дополнительные столики. Обычно такая огромная толпа означала бы хорошие новости для Синатры, который не собирал толпы, как раньше, за исключением разновидности Фишетти.
  
   К сожалению, размер сегодняшней аудитории Chez Paree, вероятно, был больше связан с нездоровым любопытством, чем с какой-либо новой волной безумия Swoonatra. Фрэнк должен был выступить в Chez несколько месяцев назад, но был вынужден отменить выступление после того, как потерял голос и закашлялся кровью на сцене во время выступления на Кубке Конфедераций в Нью-Йорке. Врачи назвали это кровоизлиянием в голосовые связки и приговорили его к молчанию на несколько недель.
  
   На самом деле, в ресторане сегодня было так тесно, что я не думал, что пятерка, которую я сунул метрдотелю Микки Левину, сработает, особенно учитывая, что мы пропустили ужин. Но пять баллов, которые Микки, конечно, прикарманил, оказались ненужными, поскольку Джоуи Фишетти сдержал свое слово и выделил мне кабинку вдоль стены.
  
   Кабинки, по большому счету, были не самыми лучшими местами в зале с точки зрения просмотра шоу, но они были удобными и в какой-то степени приватными. Когда мы устроились, шоу в зале уже началось. Прелестницы Chez Paree - десять кукол в голливудском представлении о танцевальном зале Додж Сити - в костюмах девушек с красными подвязками и сетчатыми чулками - расхаживали по залу, распевая раздражающую мелодию Терезы Брюер "Музыка! Музыка! Музыка!", под зажигательный аккомпанемент оркестра Лу Бриза.
  
   Я потягивал ром с колой, а Джеки, выглядевшая как кинозвезда в черном коктейльном платье, так и не притронулась к своему "Тому Коллинзу". Она потирала руки.
  
   "Успокойся", - сказал я.
  
   "Разве ты не видишь его?" - спросила она, в ее прекрасных карих глазах плясала тревога. Синяк под глазом уже почти прошел - она действительно быстро заживала, - а макияж скрыл то, что осталось.
  
   "Я вижу его", - сказал я.
  
   На нашей стороне зала, но по-прежнему отделенные от нас морем людей, Рокко и Чарли с двумя красивыми молодыми девушками в платьях с глубоким вырезом сидели у ринга, в данный момент вытягивая шеи, чтобы понаблюдать за очаровательными танцовщицами на танцполе. Чарли, кстати, был женат, но его жена жила во Флориде, когда он был в Чикаго, и в Чикаго, когда он был во Флориде.
  
   "Зачем ты привел меня сюда?" - спросила она, не сердито, скорее смущенно.
  
   "Я подумал, что тебе не помешало бы провести вечер вне дома".
  
   "Ты мог бы отвезти меня куда угодно, только не сюда".
  
   "Джеки- я делаю заявление: я даю понять Фишетти, что ты находишься под моей защитой".
  
   "... защита?"
  
   "Для них это очень напряженное время. Вы в курсе этого расследования, этого дела Кефаувера?"
  
   "Смутно".
  
   "Ну, ты жил в их пентхаусе больше года. Вы видели, как люди приходили и уходили. И вас довольно грубо вышвырнули ".
  
   "Я не уверен, что понимаю ..."
  
   Или, может быть, она просто не хотела.
  
   Я сказал: "Ты потенциальный свидетель, если ребята из Криминального комитета пронюхают о тебе".
  
   "Ты хочешь сказать...Я в опасности?"
  
   Я кивнул в сторону Рокко и Чарли, которые, казалось, нас еще не заметили. "Не тогда, когда эти сукины дети видят, что ты со мной. Что ты моя девушка ".
  
   "Это я? Твоя девушка?"
  
   "Если ты хочешь быть - позиция открыта".
  
   Она сжала мою руку. "О, я верю, я верю ... И Нейт - я поеду туда, куда ты захочешь, чтобы выздороветь, в клинику или госпиталь или куда угодно -"
  
   Я бросил на нее острый, но не недобрый взгляд. "Мы здесь говорим не об этом. Мы оставили это позади, на сегодняшний вечер ".
  
   "... хорошо".
  
   "Я действительно хочу, чтобы вы хорошо провели время".
  
   "Я постараюсь".
  
   "Я познакомлю тебя с Фрэнком".
  
   "О, я встретил его, когда еще был в хоре, здесь. Возможно, ему не очень нравится меня видеть ".
  
   "Почему?"
  
   "Думаю, я единственная девушка, за исключением пары замужних, которая не стала бы с ним спать".
  
   Когда Chez Adorables закончили свой номер, ожидаемого грохота литавр и вступительного слова хедлайнера за сценой не прозвучало; вместо этого Лу Бриз и его парни сыграли "Begin the Beginine". По комнате прокатился ропот недовольства и любопытства - почему Синатра не выступал?
  
   Внезапно Джеки дернулась назад в кабинке - как будто, возможно, она увидела привидение или Фишетти - и ее резкий вдох заставил меня подпрыгнуть.
  
   Я чуть не схватился за девятимиллиметровый браунинг в наплечной кобуре, который мой темный костюм (сшитый специально для меня на Максвелл-стрит) был скроен так, чтобы его не было видно. Обычно я бы не стал брать с собой горячую одежду на ночную прогулку по городу ... обычно.
  
   Это был не призрак, просто Фишетти - безобидный, симпатичный, но не слишком умный, Джоуи, похожий на метрдотеля в своем черном галстуке и смокинге.
  
   "Спасибо за стенд, Джоуи", - сказал я.
  
   "Ты должен помочь мне, Нейт", - сказал Джоуи из прохода, прислонившись к льняной скатерти. Он еще не заметил, что симпатичная блондинка, сидящая рядом со мной, была бывшей боксерской грушей его брата Рокко.
  
   "Проходите - присоединяйтесь к нам".
  
   Он сделал. Его глаза метались, выражение лица было искажено паникой. "Фрэнк не хочет продолжать".
  
   "Почему бы и нет?"
  
   "Этот ублюдок Ли Мортимер в зале. Я мог бы убить Халпера за то, что он не уловил эту оговорку и не уничтожил ее ".
  
   Я пожал плечами. "Просто попроси Мортимера уйти - верни все деньги, которые он потратил -"
  
   "Нейт, ты знаешь этого ублюдка. Он устроит сцену. Это будет не просто в его колонке, это будет во всех газетах страны ".
  
   "Что ты хочешь, чтобы я с этим сделал?"
  
   Он схватил меня за руку. "Возвращайся и уговори Фрэнка продолжать".
  
   "Господи, Джоуи, он и твой друг тоже. Вы, ребята, закадычные друзья ".
  
   "Да, но он не уважает меня так, как тебя, Нейт. Пожалуйста. Ты должен пойти поговорить с ним - посмотри на размер аудитории. Он заводит эту публику, его карьера действительно закончена ".
  
   Джоуи казался таким жалким и отчаявшимся, что я сдался и спросил: "Где сидит Мортимер?"
  
   "Через три кабинки".
  
   "Сначала я поговорю с ним. Я имею в виду Мортимера. Я его немного знаю. Может быть, он прислушается к голосу разума ".
  
   Джоуи качал головой; как ни странно, не было никакого хрипа. "Что угодно, Нейт.... О, привет, Джеки. Что ты здесь делаешь?"
  
   "Я с ним", - сказала она, кивая мне.
  
   Джоуи пару раз перевел взгляд с нее на меня и обратно.
  
   "Джоуи", - сказал я. "По одной проблеме за раз?"
  
   "Верно", - сказал он, кивая, как будто признавая, что внутри было не так уж много места. "Верно".
  
   "Но ты должен оказать мне услугу".
  
   "Все, что угодно, если ты просто поговоришь с Фрэнком".
  
   Я уже был в проходе. "Ты сидишь здесь с Джеки. Если твой брат заметит ее и подойдет, ты должен защитить ее для меня ".
  
   "Что? Но Рокки-"
  
   "Ты просто скажи ему, что подогреваешь мое сиденье, пока я оказываю тебе эту услугу - ты можешь это сделать, Джоуи. Ты подходишь для этой работы ".
  
   Он вздохнул, кивнул и сказал: "Да. Да. Вперед! Сделай это!"
  
   Под мелодию оркестра, играющего "Enjoy Yourself (Уже позже, чем вы думаете)", я прошел через несколько кабинок и обнаружил заклятого врага Синатры.
  
   Невысокий, ухоженный, лет пятидесяти с небольшим, Ли Мортимер имел седые волосы, серый цвет лица и серый костюм; его галстук тоже был серым ... но также и красным в полоску. Его глаза были крошечными и жесткими на вид, а нос большим и мягким на вид; подбородок заостренным, а губы полными и чувственными. В кабинке рядом с ним сидела симпатичная зеленоглазая брюнетка в зеленом атласном платье с глубоким вырезом; ей было двадцать пять, и я узнал ее по местной телевизионной рекламе и печатной рекламе, пышногрудая, неистовая красавица. Синатра распространил слух, что Мортимер был "педиком", и репортер пытался компенсировать это.
  
   Мортимер курил - используя мундштук (возможно, он недостаточно компенсировал это) - и его прикрытые глаза слегка приоткрылись, когда он улыбнулся в знак узнавания.
  
   "Нейт Хеллер", - сказал он. "Человек, который не отвечает на мои звонки".
  
   "Могу я присоединиться к тебе, Ли?"
  
   "Пожалуйста. Пожалуйста.... Линда, это Нейт Хеллер."
  
   Она протянула руку в белой перчатке. "Я узнаю его.... Мистер Хеллер, вы время от времени появляетесь в газетах ".
  
   "Так вы - Мисс Роббинс, не так ли?"
  
   Она была рада, что я знаю ее имя, и, казалось, она была искренне впечатлена такой местной знаменитостью, как я. Поверхностная девчонка. Я сохранил ее для дальнейшего использования.
  
   Мортимер родился и вырос в Чикаго, но в двадцатые годы уехал в Нью-Йорк, где стал обозревателем светской хроники в Mirror. Я уклонился от него, когда он был в городе, изучая свою книгу "Чикагская конфиденциальная информация", и я также уклонялся от него в последнее время.
  
   "Что я могу для тебя сделать, Нейт? Не то чтобы я был тебе чем-то обязан, каким бы грубым ты ни был."
  
   "Ты хочешь, чтобы я был одним из твоих источников, Ли ... Но у меня отношения с другим обозревателем, и, кроме того, у тебя в кармане Билл Друри".
  
   Упоминание о "другом обозревателе" взбодрило его. "Вы с Дрю Пирсоном снова в дружеских отношениях?" Я слышал, что ты был на взводе ".
  
   "Мы это исправили. Он оплатил свои счета, выдал мне новый аванс, и я простил ему его грехи ".
  
   "Покаяние в стиле Чикаго".
  
   Официантка принесла Мортимеру и брюнетке мартини и "Манхэттен" соответственно; я захватил с собой в поездку ром и колу.
  
   "Знаешь, Ли, я просто мог бы дать тебе интервью, в связи с этим".
  
   Его полуприкрытые глаза казались томными, но они ничего не упустили. "Неужели? Включая информацию, которую я не могу получить от вашего партнера?"
  
   "Если под моим "коллегой" вы имеете в виду Билла Друри, то он больше на меня не работает".
  
   Он вытащил зубочистку от мартини из напитка и съел оливку. "Я слышал, ты сегодня встречался с Халлеем и Робинсоном".
  
   "Я должен быть удивлен, что ты знаешь это, Ли? Это не "конфиденциально", что вы с Кефовером дружны, как воры ".
  
   Он пригубил мартини. "Мы больше таковыми не являемся".
  
   "Почему бы и нет?"
  
   Насмешка искривила чувственный рот. "Этот сукин сын Халли встал между нами".
  
   "Как же так?"
  
   "Главный юрисконсульт Халли посоветовал Кефоверу не нанимать меня в качестве официального следователя комитета - меня, чья книга, чье оригинальное исследование только вдохновило это чертово расследование!"
  
   Желание Мортимера работать на комитет в официальном качестве было, конечно, смехотворным: Кефовер вряд ли мог нанять представителя прессы.
  
   Но я потакал ему. "Что за чушь.... Я так понимаю, Халли тоже не хотел, чтобы Друри или О'Коннер нанимались на работу - по крайней мере, официально."
  
   "Правильно! И эти двое знают из первых рук о преступном мире Чикаго больше, чем кто-либо из ныне живущих - и Халли говорит, что они нежизнеспособны, потому что их "уволили" из полиции - уволили!
  
   Обворовал самый жуликоватый департамент в стране, потому что они были честными, бесстрашными -"
  
   "Ты прав. В этом нет смысла ".
  
   Он выпустил колечко дыма и послал мне лукавый взгляд. "Это имеет значение, если вы понимаете, что Рудольф Халли такой же грязный, как Таббо Гилберт".
  
   Я невнятно рассмеялся. "Это трудно купить".
  
   "Послушайте - юридическая фирма Халлея представляет железную дорогу, в которой парни из Нью-Йоркского синдиката владеют большими акциями. И я заметил этого ублюдка в "Эль Марокко", он заигрывал с руководителями кинокомпании, которые теперь являются клиентами его фирмы. Вы же не думаете, что Кефаувер будет стремиться к связям с Голливудом, не так ли?"
  
   "Нет. Конечно, вы знаете, я близок к Фрэнку ".
  
   Его верхняя губа презрительно скривилась. "Мальчик Фрэнки? Я знаю, что это так. У тебя должен быть вкус получше".
  
   Я лениво покрутил свой бокал. "Я тоже подружился с Джоуи Фишетти. Может быть, я смогу выяснить для вас что-нибудь о Халли и его голливудских попустительствах ".
  
   Его глаза и брови напряглись. "Ты бы сделал это?"
  
   "Конечно. Мы можем поговорить об этом позже. Только прямо сейчас ты должен оказать мне услугу ".
  
   "Что это?"
  
   "Уходи".
  
   "Что?"
  
   "Ли, мы с тобой оба знаем, что ты здесь только для того, чтобы досадить Синатре, проникнуть под его тонкую итальянскую кожу".
  
   Усмешка Мортимера превратилась в подобие улыбки, когда он затянулся сигаретой в мундштуке. "Я оплатил расходы на прикрытие. Мы с моей милой подругой имеем право на то, чтобы нас развлекали ".
  
   "Ты уходишь, и, может быть, мы займемся бизнесом. В противном случае забудьте об этом ".
  
   Мортимер подумал об этом. "Все в порядке. Мы поговорим завтра ".
  
   "Прекрасно. Позвони мне в мой офис .... С удовольствием, мисс Роббинс ".
  
   Брюнетка улыбнулась и сказала: "С удовольствием, мистер Хеллер".
  
   Я выскользнул из кабинки, когда Мортимер вызывал официанта, чтобы получить свой счет. Затем, кивнув Джоуи (тихо сидевшему в кабинке с Джеки, который казался спокойным), я направился за кулисы, где пара головорезов, которые были нынешней свитой Синатры, узнали меня и проводили в просторную гримерную великого человека. В дополнение к обычному зеркалу для макияжа, здесь были диван и несколько удобных на вид кресел, а также тележка с напитками и приставной радиоприемник.
  
   Фрэнк, все еще носивший эти дурацкие усики -Гейбл", сидел перед зеркалом для макияжа в брюках от смокинга и футболке; он выглядел худощавым и довольно мускулистым, не таким тощим, каким многие его считали. Он сидел, сгорбившись, за стойкой, курил сигарету, рядом стоял стакан виски. На его лице было опустошенное выражение - трудно поверить, что не так давно он был кумиром бесчисленного количества девушек и женщин.
  
   "Я не собираюсь выходить на улицу, Нейт - я не буду этого делать. Нет, пока этот гребаный педик-хуесос находится в доме. Ни за что, чувак. Ни за что, блядь ".
  
   Ли Мортимер бесчисленное количество раз поносил Синатру в своих колонках. Фрэнк утверждал, что это произошло из-за того, что репортер однажды безуспешно пытался продать певцу песню ("кусок дерьма!"). Мортимер переживал расцвет, публикуя историю о том, как Синатра сопровождал Рокко и Джоуи Фишетти в Гавану на большое совещание с Лаки Лучано в 47-м, на котором присутствовала целая галерея негодяев-мафиози. Как знаменитость, которая могла беспрепятственно путешествовать, Фрэнк, по сообщениям, носил сумку, наполненную tribute, разновидностью greenback. Хотя Фрэнк не присутствовал ни на одной из деловых встреч, он водил дружбу с Лучано в казино отеля Nacional и даже сфотографировался с депортированным главарем банды.
  
   Некоторое время назад Синатра заметил Мортимера в Ciro's и напал на репортера, который выиграл внесудебное урегулирование у Фрэнка, когда Луис Б. Майер вынудил его.
  
   Я пододвинул стул. "Я избавился от Мортимера, Фрэнк. Он ушел ".
  
   Синатра поднял взгляд, его знаменитые голубые глаза приобрели выражение испуганного оленя. "Ни хрена?"
  
   "Ни хрена себе".
  
   "Как вам это удалось?"
  
   "Я должен был пообещать, что ты отсосешь ему. Я надеюсь, вы не возражаете ".
  
   Он непонимающе посмотрел на меня, а затем расхохотался. Он смеялся до слез, и я тоже немного посмеялся.
  
   Улыбаясь, вставая, он сказал: "Ты не шутишь - он ушел?"
  
   "Я не шучу..."
  
   Синатра выглядел успокоенным.
  
   "... ты действительно должна отсосать ему".
  
   Синатра усмехнулся и покачал головой. "Ты ублюдок.... Он ушел?"
  
   "На домашней тарелке. Призрак. Далекое плохое воспоминание ".
  
   Надевая рубашку и галстук, Синатра сказал: "В любом случае, ты именно тот парень, которого я хочу видеть".
  
   "Да?"
  
   "То, что я сказал в Голливуде, у Шерри, - это все еще актуально. Я хочу нанять вас. Я могу получить для вас аванс в тысячу долларов утром в вашем офисе ".
  
   "Для чего?"
  
   "Я хочу, чтобы ты вылетел в округ Колумбия и поговорил с этим сукиным сыном".
  
   "Кефаувер?"
  
   "Нет! К черту Кефаувера. Это Маккарти, я вспотел, чувак. Если они назовут меня пинко, я действительно конченый человек. Ты сказал, что знаешь этого парня - через Пирсона, верно?"
  
   "Я знаю Маккарти. С ним приятно выпить ".
  
   "Что ж, выясни, что потребуется, чтобы оторвать его от моей задницы. Узнай, нужны ли ему деньги, или он хочет, чтобы я спела на благотворительном вечере, или что еще, черт возьми. Но я должен положить конец этому дерьму. Мортимер уже начинает распространять эту чушь о пинко повсюду. Люди думают, что у меня, возможно, есть друзья-гангстеры, это одно - они думают, что я коммунист, чувак, я мертв. Накидка?"
  
   "Кейпиш", - сказал я.
  
   "Как выглядит галстук?"
  
   "Это выглядело лучше, когда их делала Нэнси".
  
   "Не начинай с меня. Кто ты, моя еврейская мать?"
  
   "Нет, я твоя ирландская роза. Выйди туда и постарайся не кашлять кровью ".
  
   Он ухмыльнулся мне. "Милый, Мелвин, ты настоящий душка".
  
   Синатра был великолепен. Публика любила его. Сегодня вечером в его голосе действительно звучала хрипотца, что-то вроде надрыва, но он был привлекательным, каким-то образом более зрелым. Его баллады были душераздирающими - во время "I'm a Dool to Want You" Джеки расплакалась - и, казалось, у него появилась новая энергия в таких быстрых вещах, как бодрая версия "All of Me" и зажигательная "Saturday Night (самая одинокая ночь недели)". Возможно, у него действительно была какая-то карьера, оставленная перед ним.
  
   Однако к тому времени, как Фрэнк вышел на сцену, Рокко заметил нас - и время от времени он бросал кинжалы в сторону Джеки и меня. Чарли, казалось, пытался успокоить его, дотрагиваясь до руки своего брата, даже обняв Рокко за плечо, что-то шепча.
  
   В середине "The Hucklebuck" - ужасной песни, типичной для того, что Columbia в эти дни навязывала Синатре, - я сказал Джеки, что мне нужно выйти отлить. Она, конечно, знала, что Рокко стрелял в нас лучами смерти, и утверждала, что должна была поехать сама.
  
   Пока она была в женском туалете, я был - и я уверен, что это не станет сюрпризом - в мужском туалете. Это не стоило бы упоминать, если бы - сразу после того, как я застегнул молнию - Рокко не вошел широкими шагами.
  
   Мужской туалет в Chez Paree - во всяком случае, этот (их было несколько) - был хорошего размера; мы с Рокко были там одни, шоу шло полным ходом и все такое.
  
   "Привет, Рокки", - сказал я, голос эхом отозвался в этом соборе фарфоровых алтарей и исповедальен с журавликами, и подошел к раковине и начал мыть посуду.
  
   Его голос, как и его шаги, тоже отдавался эхом: "Что за идея, Нейт?"
  
   Я пустил воду, намыливая руки. "О, я всегда мою руки после того, как помочусь или посру - тебе стоит попробовать, Рокки. Последняя новость".
  
   Рокко, который выглядел шикарно в своем смокинге, очень красивый, если не считать рябой физиономии кота из сериала ужасов, окруженной волосами с проседью от скунса, - не улыбнулся. Эта история о том, что я его разыгрываю, что обращаюсь с ним как с обычным парнем, не собиралась играть.
  
   Его голос глухо прогремел: "Ты знаешь, о чем я говорю, Хеллер - я говорю о том, чтобы ты подобрал мои обноски.... Ты тоже собираешься рыться в моем мусоре? Посмотри, есть ли какие-нибудь бутерброды, которые я, блядь, не доел?"
  
   Продолжая мыть посуду, я повернул голову и сказал: "Она не мусор, Рокки. Она славный ребенок. Она все еще хороший ребенок, даже после твоих побоев ".
  
   Снова гулкие шаги - теперь он был на расстоянии вытянутой руки от меня. Близко посаженные глаза под черными разрезами бровей были устремлены на меня, как два револьверных ствола.
  
   Он ухмыльнулся - ухмылка была такой же ужасной, как и он сам. "Может быть, ты этого еще не знаешь, Хеллер, но этот "славный парень" - чертова реклама, гребаная болтовня!"
  
   Он имел в виду наркомана, который принимал шприц.
  
   Я намылила руки, как настоящая Леди Макбет. "Рокки, ты тот, кто превратил ее в наркоманку. Я тот, кто собирается ей помочь ". Я бросила на него еще один косой взгляд. "Я прошу тебя как друга, отвали. Она больше не твоя собственность ".
  
   Черные брови взметнулись вверх по его лбу; его губа приподнялась, обнажив белые зубы, купленные в магазине. "Ее задница всегда будет моей, ты, тупой ублюдок! Все, что мне нужно сделать, это щелкнуть пальцами ..." Он оборвал их. "... и она приползет на четвереньках, умоляя-"
  
   Я не знал, собирался ли он сказать "наркотики" или сделать какой-нибудь непристойный сексуальный намек, но мне не хотелось это слышать, в любом случае.
  
   Вот почему я плеснул пригоршню мыльной воды в его широко открытые глаза.
  
   Его руки поднялись к лицу, как будто я плеснула в него кислотой, а не безвредной мыльной водой, и я сильно ударила правой (мокрой) рукой ему по яйцам.
  
   Его вопль боли отозвался эхом, когда он согнулся и упал, и теперь он был единственным, кто ползал по полу. Пока он был все еще беспомощен, я обыскал его, не нашел огнестрельного оружия, а затем я наклонился и ударил его в лицо - в правый глаз, в его горящий глаз.
  
   А потом я ударил его в другой глаз, в его горящий левый. Два шайнера за одного показались мне справедливым обменом. Наконец-то ярость подпитала его - и, возможно, резь в глазах утихла - настолько, что он поднялся с пола и подошел ко мне.
  
   Но у меня было достаточно времени, чтобы вытащить свой девятимиллиметровый. Он не видел, как я его вытащил, но теперь он увидел пистолет и замер, вытянув перед собой когтистые руки, оборотень в смокинге.
  
   Это была картина, свидетелем которой стал Чарли Фишетти, когда он зашел в туалет, без сомнения, в поисках своего брата.
  
   "Нет, Хеллер", - сказал Чарли, неуверенно приближаясь, подняв руки, посылая сообщение без угроз. Он тоже был в смокинге, его крашеные светлые волосы были идеально зачесаны назад. Его ботинки в лифте цокали, отдаваясь эхом. "Не делай этого - отпусти его".
  
   Я взвел курок автоматического пистолета; щелчок тоже отозвался эхом, как еще один шаг.
  
   "Разве он не знает, с кем имеет дело?" Рокки спросил своего брата, ошеломленный, изумленный, расстроенный моими действиями. Затем мне: "Ты что, блядь, не знаешь, с кем имеешь дело, блядь?"
  
   Я улыбнулся ему, но моя рука с пистолетом дрожала - совсем чуть-чуть. "Ты жесткий человек, Рок. Убийца. Я был бы впечатлен, только за один день я убил больше японцев, чем за всю твою карьеру в goombah ".
  
   Рокко тоже дрожал - то ли от страха, то ли от ярости, то ли от того и другого вместе, я не мог сказать. В то же время он казался готовым к прыжку; и часть меня приветствовала это.
  
   Чарли стоял рядом с нами - если бы он сделал два шага вперед, он оказался бы между нами. "Давай, Хеллер, отвали.... Рокки, отойди... отойди!" Чарли сглотнул, переводя взгляд с меня на своего брата и обратно. "Я знаю, о чем идет речь - это из-за той девушки, не так ли? Эта чертова девчонка...."
  
   "Ее задница - моя!" Рокко зарычал.
  
   Я ударил сукиного сына наотмашь.
  
   Он не мог в это поверить. Рокко просто стоял там со своими красными глазами и дотрагивался до красного в уголке рта и не мог в это поверить.
  
   "Если ты еще раз прикоснешься к ней, еще раз подойдешь к ней", - сказал я ему, "я убью тебя так чертовски медленно, что ты будешь умолять меня прикончить тебя. Я отстрелю тебе пальцы на ногах и позволю тебе истечь кровью до смерти из твоих гребаных ступней".
  
   Рокко не знал, что сказать. Гангстер с волосами как у скунса выглядел испуганным; похоже, это было не то состояние, с которым он был ужасно знаком. В конце концов, люди должны были его бояться.
  
   "Рокки, " мягко сказал Чарли, " ты выставил девушку на улицу с ее сумками - ты отослал ее прочь. Если Нейт хочет встречаться с ней, это его дело ".
  
   Рокко с изумлением посмотрел на Чарли, ища на лице своего брата какой-нибудь признак того, что это были просто слова, предназначенные для того, чтобы одурачить меня. Если он и обнаружил это, я этого не почувствовал.
  
   Чарли повернулся в мою сторону, его голос был мягким, рассудительным. "Нейт- теперь Рокки может уйти? Не могли бы мы с вами поговорить наедине несколько минут - только мы двое?"
  
   Я пожал плечами. "Конечно. Рок, тебе нужно было воспользоваться удобствами перед отъездом? Может быть, ты хочешь плеснуть немного воды себе на лицо ".
  
   Верхняя губа Рокко приподнялась, как у Добермана, готового зарычать - или напасть.
  
   "Вперед, Рок", - сказал Чарли, взял своего брата за руку и потащил его прочь от того места, где он стоял лицом ко мне. "Иди, сядь за стол и насладись Фрэнки, и держись подальше от нашего друга, мистера Хеллера ... и держись подальше от девушки".
  
   Рокко сглотнул, кивнул и поспешил к выходу.
  
   Чарли, тяжело дыша, прислонился к раковине. "Нейт... Нейт, ты с ума сошел? Ты что, блядь, не в курсе, что мой брат - очень жестокий человек?"
  
   "Я отвечу на эти вопросы по порядку: да, я сумасшедший; именно так я ушел из морской пехоты. И твой брат жестокий человек - почти такой же жестокий, как я, и гораздо жестче с женщинами, чем я когда-либо буду ".
  
   Чарли трясло. Он запустил руку в карман смокинга и нащупал маленькую круглую серебряную коробочку, из которой выбрал две розовые таблетки. Он отправил их в рот, открыл кран, подставил лицо под струю воды и выпил. Затем он вытер лицо бумажным полотенцем и повернулся ко мне, его карие глаза были напряжены с очевидной серьезностью.
  
   "Нейт ... Я разберусь со своим братом. Я позабочусь о том, чтобы этот прискорбный инцидент был ... одноразовым .... Просто грустная размолвка среди старых друзей ".
  
   "Я убью его, если он прикоснется к ней".
  
   "Я знаю! Я знаю.... Ты высказал свою точку зрения. Чего Рокко не в состоянии понять, так это того, насколько ... ошибочным он был, выселяя мисс Пейн ".
  
   "Почему это? Он устал от нее - она была для него никем, кроме собаки, которую нужно выпороть ".
  
   Чарли глубоко вздохнул и медленно выдохнул. "Это расследование ... с потенциально вредной оглаской, которую оно может принести .... Мисс Пейн может чувствовать себя достаточно отчужденной от моего брата, чтобы совершить что-то неразумное."
  
   "Ты имеешь в виду, что она долгое время жила в твоем пентхаусе и видела, как люди приходят и уходят, и, вероятно, слышала разные вещи".
  
   Он кивнул, один раз, что-то вроде кивка вбок. "Итак. Если я... разберусь с Рокко. Держи его подальше от нее - и от себя...вы проследите, чтобы мисс Пейн не подружилась с сенатором от Теннесси и его маленьким чаепитием?"
  
   Я обдумывал это. Тогда я сказал: "Знаешь, это кажется справедливым".
  
   Он вздохнул и просиял. "Хорошо. Хорошо .... И спасибо вам за то, что помогли моему брату, моему другому брату, с этим персонажем Мортимера ". Он покачал головой. "Такой неотесанный. Такой неотесанный мужлан".
  
   "У некоторых людей плохие манеры общения", - сказал я, убирая свой девятимиллиметровый пистолет в кобуру.
  
   Чарли вышел из мужского туалета, я сразу за ним; никаких признаков Рокко. Я думаю, Чарли испытал такое же облегчение, как и я. Он повернулся ко мне и протянул руку.
  
   "Значит, мы договорились?"
  
   "Договорились", - сказал я, пожимая ему руку.
  
   Когда Чарли направился обратно в демонстрационный зал, где Синатра пел "If I Loved You", я взглянул в сторону двери женского туалета и увидел, как Джеки приоткрыла ее и выглянула наружу.
  
   "Давай, милая", - сказал я. "Мы пропускаем шоу".
  
   Она бросилась ко мне, взяла меня за руку. "Я видел, как выходил Рокко! Он меня не видел, но я...
  
   "Он больше не собирается тебя беспокоить".
  
   "Что случилось?"
  
   "Я его не убивал".
  
   И я не смогла скрыть разочарования в своем голосе.
  
  
  
  
  
  
   Вашингтон, округ Колумбия - средоточие политической власти в западном полушарии - был также центром самой мощной промышленной и военной машины в мировой истории. Белый дом, Капитолий, различные внушительные памятники и множество мраморных зданий, утопающих в море ухоженной зелени, были величественными символами, которые придавали величие, благородство ужасным силам, которыми обладали определенные люди в этом городе - люди, которые разрабатывали стратегии и передвижения армий и флотов по всему миру, которые направляли дипломатов и шпионов во все уголки земли, которые контролировали рукотворный катаклизм атомной бомбы.
  
   Я приехал в столицу нашей страны, чтобы встретиться с двумя людьми, которые обладали властью другого рода - властью информации ... или иногда дезинформации. Несколько удачно подобранных слов - правда или выдумка, казалось, не имеет большого значения, что именно - могли разрушить жизни так же верно, как любая пуля или бомба ... и без беспорядка.
  
   Один из этих влиятельных людей проживал в особняке на Дамбартон-авеню в Джорджтауне, в причудливом районе с мощеными улицами, отремонтированными помещениями для рабов и ранними американскими ставнями. Это был прохладный, пасмурный воскресный день, и хорошо затененная аллея была расцвечена осенними красками - медными, желтыми, оранжевыми и красными (не теми, что принято носить с открытками).
  
   Я прилетел этим утром, прибыв в Национальный аэропорт на стороне Вирджинии; со своего места у окна, когда мы скользили над городом, пилот выполнил приятный для туристов вираж, я рассмотрел величественный обелиск монумента Вашингтона и знакомый купол Капитолия, возвышающийся над характерным горизонтом, который они и другие памятники образовывали, с которым не могли конкурировать небоскребы - здания выше 110 футов были запрещены местным законом.
  
   На протяжении многих лет я проводил много времени в Округе Колумбия - особенно на различных работах, которые я выполнял для покойного Джеймса Форрестола, первого министра обороны нашей страны, - и вполне привык к старомодному южному стилю Вашингтона, его просторным проспектам, лужайкам в тени деревьев, зеленым ландшафтам (некоторые из них были покрашены, чтобы оставаться такими круглый год). Что за черт - зеленый, казалось, символизировал власть в этом городе даже лучше, чем величественный мрамор.
  
   В особняке в Джорджтауне я взбежал по полудюжине ступенек на лестничную площадку и нажал на отполированный медный молоток. Ответившая молодая женщина с золотистыми волосами улыбнулась в знак признания.
  
   "Мистер Хеллер, " сказала она игриво, потому что при других обстоятельствах она назвала бы меня Нейтом, " тебя ждут.
  
   У нее был совершенно восхитительный среднеевропейский акцент.
  
   "Привет, Аня", - сказал я, входя по ее приглашению в вестибюль, который соединял жилую и офисную зоны таунхауса. "Ты выглядишь шикарно".
  
   "Ты тоже хорошо выглядишь".
  
   Аня была беженкой с югославской войны, ей было чуть за двадцать, у нее были большие голубые глаза на лице в форме сердечка. На ней было деловое синее платье с белой отделкой и белым поясом, ансамбль, подчеркивающий ее пышные формы. Некоторое время назад у нас была короткая интрижка, но ее босс об этом не знал, потому что у него самого была более длительная интрижка со своей "секретаршей".
  
   В настоящее время Аня была "светловолосой девушкой" в офисе, как окрестили их здешние сотрудники, "милашками" по терминологии ее работодателя. Поскольку она плохо владела английским, ее секретарские обязанности заключались не в том, чтобы писать под диктовку, а в том, чтобы сопровождать своего женатого босса на коктейльных вечеринках и выступлениях за городом.
  
   Гостиная вырисовывалась прямо передо мной, а слева от меня находилась официальная столовая; но это был не светский визит - хозяйка дома, Луви, в любом случае, проводила большую часть своего времени на семейной ферме. Аня провела меня на несколько ступенек вправо, в офисную зону, безмолвно вводя меня в заваленный книгами, бумагами и сувенирами кабинет, где ее босс яростно печатал на машинке сбоку от своего большого широкого деревянного стола. Одетый в фиолетовый смокинг, с летающими пальцами, высокий, лысый, крепкого вида журналист, казалось, не заметил нашего появления.
  
   За открытой двойной дверью напротив письменного стола находилось более просторное офисное помещение, заполненное картотеками, в котором три женщины и двое мужчин печатали, разговаривали по телефону, взаимодействовали. Аня улыбнулась и кивнула мне, выходя и присоединяясь к ним, закрывая за собой двери, хотя я мог видеть ее через стеклянные панели, занимающую позицию у телеграфной ленты, наблюдающую за поступающими статьями, делающую все возможное, чтобы прочитать их.
  
   Воскресенье было одним из крайних дней для Дрю Пирсона - сегодня вечером у него была еженедельная радиопередача, и он и его сотрудники лихорадочно готовились к ней. (Одна ключевая фигура здесь, легман Джек Андерсон, не присутствовал: мормон, он не работал по воскресеньям, хотя в субботу надрывал задницу). Около двадцати лет назад Пирсон превратился из подмастерья вашингтонского репортера в национальную фигуру, переняв технику манхэттенских и голливудских обозревателей светской хроники для своей "Вашингтонской карусели".
  
   Эта синдицированная колонка, выросшая из книги, мало чем отличающейся от серии "Конфиденциально" Мортимера и Лейта, сразу же получила огласку, и Пирсон вскоре стал выдающимся борцом Америки за либеральные идеи. Время от времени я проводил для него расследования, особенно те, которые касались Чикаго или Калифорнии; но у нас были непростые отношения - он был скупым ублюдком, не спешил оплачивать свои счета, плюс у него был подход "цель оправдывает средства", который беспокоил даже такого циничного чикагского подонка, как я.
  
   Кстати о чикагских каблуках, я стояла, раскачиваясь на своих, засунув руки в карманы брюк от костюма, и ждала, когда Пирсон выйдет подышать свежим воздухом и заметит мое существование. Стены этого кабинета с темной штукатуркой были украшены фотографиями Пирсона с деятелями шоу-бизнеса (среди них Синатра) и национальными политическими светилами, включая пару президентов и сенатора Эстеса Кефаувера; несколько политических карикатур, высмеивающих Пирсона и его порой противоречивые позиции, были вставлены в рамки и висели тут и там. Я думал о том, каким эгоистом был этот парень , пока не понял, что они напомнили мне стены моего собственного офиса.
  
   Однако здесь было уютнее, чем в моем номере в Монадноке - на каминной полке работающего камина стояли фотографии, подоконники были завалены книгами и журналами, а на одном из них дремал черный кот. Примитивный сельский пейзаж и картина маслом покойного отца Пирсона - ни те, ни другие не очень хороши - занимали место на стене вместе с фотографиями в рамках и политическими карикатурами.
  
   Пирсон перестал печатать, тяжело вздохнул и перевернул свежую страницу копии на столе, уставленном заполненными бумагой деревянными приемными ящиками. Он все еще не признал моего присутствия. Он скользнул назад на своем вращающемся стуле, сел за стол и повернулся ко мне, наконец-то одарив меня той лисьей ухмылкой, которую я так хорошо знал.
  
   "Вы всегда должны приходить в день трансляции?" - спросил он, выпрямляясь во весь рост и протягивая руку. Точно так же, как он печатал в стиле rat-a-tat-tat, он говорил таким же образом, приучив себя звучать как элитарная версия Уолтера Уинчелла для радиоверсии "Вашингтонской карусели".
  
   Протянув руку через его захламленный стол, чтобы пожать ему руку, я сказал: "Напомни мне, какой у тебя здесь неспешный день?"
  
   Суета в КПЗ служила музыкальным фоном.
  
   "Такого животного нет, как ты хорошо знаешь". Он жестом пригласил меня сесть, и я сел на жесткий деревянный стул напротив него.
  
   Пирсон откинулся на спинку стула. У него была яйцевидная голова, близко посаженные глаза, выдающийся нос и широкий рот, украшенный хорошо навощенными усами с заостренными кончиками. Из-под фиолетового смокинга выглядывала белая рубашка и коричнево-желтый галстук-бабочка. Джентльменский, отчужденный, он мог бы стать прекрасным британским дворецким.
  
   "Спасибо, что нашли для меня время", - сказал я.
  
   Его руки были сложены на груди; он мягко раскачивался во вращающемся кресле. Затем он остановился в midrock и потянулся за банкой печенья Oreo на столе, снял стеклянную крышку и откусил себе пару кусочков; затем он сказал мне, чтобы я угощался.
  
   Я сдал. Это - и измена его жене, и неуплата мне своевременно - было его единственным пороком. Он был квакером и не курил, хотя употреблял крепкие напитки, хотя и не в избытке. Он также не приправлял свою речь обращениями "ты" и "тебе", что было бы немного сложно воспринять, учитывая его манеры превосходства.
  
   "Я понимаю, что вы не сотрудничаете с моим другом Эстесом", - сказал он.
  
   Внезапно я почувствовал себя так, как будто меня вызвал Пирсон, хотя именно я организовал встречу.
  
   "Я еще даже не встречался с сенатором Кефовером", - сказал я. "Но я уверен, что ты оценишь, Дрю, что я не собираюсь нарушать конфиденциальность моих клиентов".
  
   Приподнятая бровь. "Вы не будете давать показания?"
  
   "Если комитет позвонит мне, я позвоню, конечно. Но они не узнают ничего, кроме имени, звания и серийного номера. Если бы ты мог передать эту информацию своему "другу" Эстесу, это было бы здорово ".
  
   "Однако ваш визит имеет какое-то отношение к Комитету по борьбе с преступностью", - сказал он.
  
   По телефону я намекнул на это, хотя и расплывчато. Возможно, я мог бы уладить этот - и другой разговор, ради которого я приехал в Округ Колумбия, - по междугороднему проводу; но Пирсон был одним из самых параноидальных людей в параноидальном городе и отказывался откровенно разговаривать по телефону. Он еженедельно проверял свой офис на наличие "жучков" и сам совершал большинство звонков с телефонов-автоматов.
  
   Я сказал: "Да, я был бы признателен за ваше мнение по нескольким вопросам, связанным с Кефаувер".
  
   В ответ он откусил кусочек от Орео. Было забавно наблюдать, как кусочек печенья исчезает в этом чопорном усатом рту, но я сохранил невозмутимое выражение лица.
  
   "Я разговаривал с Ли Мортимером прошлой ночью", - сказал я.
  
   "Мортимер". Он с отвращением покачал головой, пережевывая печенье. "Что за жалкое маленькое создание".
  
   "Ли утверждает, что его исключили из внутреннего круга Криминального комитета. Очевидно, он обманывал себя, думая, что они возьмут его, репортера, в качестве оплачиваемого правительственного следователя ... Только потому, что он был тем парнем, который вдохновил Кефовера заняться ...
  
   Но я так и не закончил эту мысль, потому что Пирсон наклонился вперед, и гнев сверкнул в его близко посаженных глазах. "Мортимер - самовозвеличивающий лжец. Я тот, кто заинтересовал Эстеса в организованной преступности - сколько разоблачений я написал за эти годы, в любом случае? Луизиана, Нью-Йорк, Чикаго.... Черт возьми, Нейтан - ты внес свой вклад в расследование ряда из них ".
  
   "Полагаю, я не уловил этой связи".
  
   Он сделал широкий жест. "Разве недостаточно того, что Мортимер и его толстый друг Лейт плагиировали мой подход в своих дрянных конфиденциальных книгах? Должна ли эта игуана теперь претендовать на мои усилия по созданию Комитета по расследованию преступлений?"
  
   Я знал, что Пирсон был сторонником Кефаувера, и обозреватель даже упоминал сенатора от Теннесси как возможного кандидата в президенты. Но я не знал, что Пирсон был - или, по крайней мере, думал, что он был - главной движущей силой расследования мафии.
  
   Пирсон говорил: "Черт возьми, я был в восторге, когда Эстес представил свою резолюцию о расследовании случаев рэкета в национальном масштабе. Но затем это застопорилось в Сенате из-за отсутствия поддержки - пока я не оказал давление ".
  
   "Кто пытался заблокировать это?"
  
   "Маккарран, например, хотя технически Маккарран - босс Кефаувера, ты знаешь".
  
   Сенатор Пэт Маккарран из Невады, родины Лас-Вегаса, был - здесь нет ничего шокирующего - в кармане у мафии. Маккарран был демократом, который голосовал как консервативный республиканец, один из яростной антикоммунистической толпы.
  
   Я был в замешательстве. "Как, черт возьми, Маккарран может быть боссом Кефаувера, особенно когда он пытался остановить расследование еще до того, как оно началось?"
  
   Пирсон пожал плечами, улыбнулся своей инсайдерской улыбкой. "Комитет Кефаувера в конечном счете отчитывается перед Судебным комитетом, председателем которого является Маккарран".
  
   "Господи".
  
   Пирсон поерзал на своем стуле. "И, конечно, без поддержки лидера большинства в Сенате - Лукаса из вашего родного штата - Эстес никогда бы не начал свое расследование, в первую очередь. И изначально Лукас был категорически против этого ".
  
   Пирсон имел в виду Скотта Лукаса, в настоящее время проводящего кампанию против Эверетта Дирксена.
  
   "Итак, я просто поговорил со своим хорошим другом Скоттом, " продолжил Пирсон, " и напомнил ему о некоторых слухах о том, что он получил крупные пожертвования на предвыборную кампанию от чикагских игроков. Указал, что это будет выглядеть очень плохо, если он продолжит блокировать расследование Кефаувера ... и он любезно предоставил свою поддержку -Мортимер, моя задница! Он халтурщик, коварный халтурщик ".
  
   "Что насчет этих обвинений, которые он выдвигает в отношении Галлея?"
  
   "Джек тщательно исследовал Халлея ..." Пирсон имел в виду Джека Андерсона. "... и этот человек - прямая стрела. Партнер юридической фирмы Халлея действительно представлял рассматриваемую железную дорогу, линию Хадсон-Энд-Манхэттен, с предполагаемыми инвесторами-гангстерами - отношения, которые закончились некоторое время назад. Сам Халли не контактировал с нами, и до сих пор он был упорным следователем, безжалостным инквизитором на слушаниях ".
  
   "А как насчет его так называемых связей в Голливуде?"
  
   "Там тоже ничего существенного. Его фирма представляет винокурню, у публициста которой есть несколько клиентов в Голливуде. Типичная журналистика Мортимера и желтой прессы".
  
   Жалобы Дрю Пирсона на желтую журналистику были похожи на жалобу зараженного комара на желтую лихорадку.
  
   "Дрю, ты имеешь влияние на Эстеса?"
  
   Едва заметное пожатие плечами, подергивание усов. "Конечно".
  
   Я кивнул в сторону определенной фотографии на стене. "Не могли бы вы попросить вашего друга из Теннесси держаться подальше от нашего общего друга Фрэнки?"
  
   Его глаза сузились. "Это может оказаться трудным. Расследование должно идти туда, куда ведет правда ".
  
   "Чушь собачья. Дрю, в этом расследовании есть всевозможные политические нити, и ты, черт возьми, хорошо это знаешь. Посмотрите на акцент на азартных играх - я не вижу, чтобы влияние мафии на политику машин большого города рассматривалось под микроскопом ".
  
   Более искусное пожатие плечами. "... Я могу попытаться".
  
   Я наклонился вперед. "Конечно, вы можете понять, что это было бы разрушительно для карьеры Фрэнка прямо сейчас, если бы его вызвали перед телекамерами для дачи показаний о гангстерах, с которыми он познакомился на летних каникулах".
  
   Медленно кивнув, Пирсон сказал: "Да. Я могу это понять .... Я могу только попытаться".
  
   "Благодарю вас. Я дам ему знать - он находится под чертовски большим давлением. Видите ли, у Фрэнка также возникли проблемы с другим расследованием в Сенате ... любезно предоставленным одним нашим старым приятелем ".
  
   Пирсон сразу понял, о ком я говорю. "Я хорошо могу себе представить. У Фрэнка доброе сердце, и он верит в правое дело. Этого достаточно, чтобы сделать его "ничтожеством" в определенных кругах. Я вполне могу представить, что "Тайлганнер Джо" мог бы с удовольствием усилить голос в своих капризных прицелах ".
  
   "Не нужно воображать. На самом деле, это моя главная причина приехать в Washington...to попытайтесь урезонить Джо Маккарти ".
  
   "Что ж, тогда вы будете первым, кому удастся совершить этот маловероятный подвиг".
  
   Я нахмурился. "Ваши отношения с Маккарти полностью испортились?"
  
   "Это граничит с войной. Даже они с Джеком больше не дружат ".
  
   Может показаться маловероятным, что Пирсон и Маккарти когда-либо были родственными душами, но архилиберальный обозреватель и ультраконсервативный сенатор были заинтересованы в искоренении федеральной коррупции. Полномочия Пирсона на этой арене были безупречны: он раскрыл российскую шпионскую сеть в Канаде; он разоблачил коммунистическую шпионскую сеть Сильвермастера; и он разузнал различные махинации в Конгрессе, разрушив карьеры ряда влиятельных законодателей.
  
   Маккарти из Висконсина - избран в Сенат в 1946 году, частично заручившись поддержкой коммунистов ("Коммунисты имеют такое же право голоса, как и все остальные, не так ли?" он задал риторический вопрос) - был в течение нескольких лет ключевым источником информации Pearson о своих коллегах по Конгрессу и их секретах. Я знал Маккарти, потому что следовал наводкам, которые он предоставил Пирсону, о так называемых торговцах влиянием "пятипроцентных".
  
   Но ранее в этом году, после того как национальный журнал назвал его худшим сенатором нашей страны, Маккарти похвастался Джеку Андерсону, что он придумал "чертовски сложную проблему". Вскоре после этого Маккарти выступил с речью перед, без сомнения, сбитыми с толку маленькими старушками из Республиканского женского клуба округа Огайо, заявив, что "у него в руках" список из 205 членов Коммунистической партии, действующих в настоящее время в Государственном департаменте, с благословения государственного секретаря.
  
   Неважно, что в течение дня список сократился до "пятидесяти семи коммунистов с карточками" ... или что члены Коммунистической партии годами не носили "карточек". Маккарти мгновенно стал притчей во языцех ... и человеком, которого боялись в Вашингтоне.
  
   Только Дрю Пирсон никого не боялся ни в Вашингтоне, ни где-либо еще.
  
   "Прежде чем он закончит, " говорил Пирсон, " ничья репутация не будет в безопасности - весь политический процесс будет отравлен".
  
   "У него настоящие, бешеные поклонники".
  
   "Вот почему его нужно убрать сейчас, пока он не превратился в ходячую зону национального бедствия. Фрэнк Синатра? Коммунист? Боже милостивый, когда же прекратится такое безумие?"
  
   "Вы теряете чертовски хорошего информатора".
  
   "Мой лучший на холме", - признался Пирсон. "Хороший источник, но плохой человек.... Маккарти уже попал в ловушку демагогического стремления к эскалации. Он превращает "попутчиков" в коммунистов, а прокоммунистов - в шпионов!"
  
   "Ну, твой друг Эстес предоставил ему план охоты на ведьм. Тебе следует поблагодарить эту шапку из енотовой шкуры ".
  
   Ноздри Пирсона раздулись, взгляд стал жестким. "Ради бога, не сравнивай эти два понятия! Эстес - искренний, честный человек, истинный слуга народа. В Маккарти есть что-то ... патологическое, какой-то внутренний демон, который толкает его на экстравагантный риск ".
  
   Я пожал плечами. "Может быть, он покончит с собой".
  
   Приподнятая бровь. "Ждать до этого времени было бы для меня слишком экстравагантным риском. Я разберусь с этим по-своему ".
  
   "Каким образом?"
  
   Он кивнул в сторону своей старой потрепанной пишущей машинки. "С моим обычным оружием - моей колонкой, моим радиошоу. В ближайшие недели каждый американец узнает, что их уважаемый герой-Краснобай совершил длинный список прегрешений ".
  
   Пирсон начал перечислять: судья штата Маккарти устраивал "быстрые" разводы спонсорам предвыборной кампании; он нарушил конституцию Висконсина, баллотируясь в Сенат без отставки со скамьи подсудимых; его отстранение от должности было рекомендовано Советом штата; он ложно приписал щедрые взносы на предвыборную кампанию своему отцу и брату, которые на двоих не зарабатывали и пяти тысяч в год; он сохранил свой пост судьи, служа в морской пехоте; он мошенничал с налогами на прибыль; и он преувеличил свой военный послужной список, широко разрекламированное "ранение" было фальшивкой.. ..
  
   Честно говоря, ничто из этого не показалось мне ужасно впечатляющим - Маккарти звучал как типичный политик. Но Пирсон знал, как разложить все по полочкам, и действительно пропустил парня через мясорубку.
  
   Пока я наблюдал, как кончики нафабренных усов Пирсона поднимаются все выше, когда обозреватель улыбается, перечисляя различные грехи сенатора от Висконсина (собранные, без сомнения, Андерсоном), которыми вскоре поделится с американской общественностью, - до меня дошло, что Джо Маккарти вот-вот действительно узнает, что такое тактика очернения.
  
   В этот прохладный, тихий воскресный сентябрьский вечер, под беззвездным небом, Торговый центр - это широкое зеленое пространство, простирающееся на полторы мили от памятника Вашингтону до здания Капитолия - был залит светом уличных фонарей, тысячи светящихся шаров выстроились вдоль тротуара, пересекая этот самый доступный из парков. Здание Капитолия казалось сияющей короной среди этого огромного множества мрамора, травы и прожекторов. Торговый центр, не обремененный людским потоком - за исключением нескольких туристов, посещающих церковь своего правительства, - придал Вашингтону ощущение пышности, элегантности, порядка. Как Джо Маккарти вписывался в это, можно было только догадываться.
  
   Одно из трех зданий из белого мрамора, выходящее фасадом на территорию Капитолия, офисное здание Сената - неизбежно получившее прозвище S.O.B. - находилось на углу Первой и Б-стрит, недалеко от северо-восточного угла. Капитолийский холм был почти безлюден, и даже близлежащий вокзал Юнион Стейшн, где я припарковал свой взятый напрокат "Форд", казался малолюдным.
  
   Я взбежал по широким ступеням в юго-западном углу на террасированную площадку, затем к главному дверному проему, который открывался на второй этаж, доставляя меня в мраморную двухэтажную ротонду с балконом, коническим потолком и вооруженной охраной. К счастью, Маккарти позаботился о том, чтобы мое имя было в списке охранника, и - после того, как мое удостоверение личности было проверено, и я зарегистрировался - он позволил мне топать по мраморному полу, создавая тревожное эхо в огромном, плохо освещенном помещении. Было неправильно находиться здесь в нерабочее время, и жутко, длинная тень, которую я отбрасывал, напоминала незваного гостя, прокрадывающегося без приглашения в священные залы правительства.
  
   Я прокрался под аркой по белому мраморному коридору, словно призрак, бродящий по этому месту. Однако я был не совсем одинок: время от времени полоски света в нижней части дверей указывали на то, что сенатор Маккарти был не единственным человеком, воспользовавшимся тишиной и отсутствием шума, которые мог позволить себе воскресный вечер.
  
   Но только офис Маккарти, казалось, работал более или менее на полную катушку. Когда я вошел в приемную, секретарь и два сотрудника суетились, почти как команда Пирсона - печатали, подшивали, изучали исследовательские материалы.
  
   Долорес - деловитая, приятной наружности женщина лет тридцати, которую Маккарти называл "мама", - узнала меня по предыдущим визитам. Она вымученно улыбнулась, сказала, что меня ждут, и втолкнула меня в просторный, довольно скудно обставленный кабинет сенатора.
  
   Маккарти разговаривал по телефону, сидя за своим большим квадратным столом государственного образца, который был завален папками с файлами. Он был в белой рубашке с закатанными рукавами, его красно-зеленый галстук с пятнами от еды свободно болтался на бычьей шее, двубортный темно-синий костюм готового пошива (казалось, он покупал их оптом) висел на стуле с твердой спинкой. Он был из тех парней, чьи носки подходили к его галстуку только случайно.
  
   Маккарти, которому было чуть за сорок, - который дружески беседовал с "Диком" ... Никсоном, как вскоре выяснилось, - обладал синеватым подбородком, бочкообразной грудью, неискаженной мужественностью, достаточно близкой к привлекательности для работы в правительстве. Его темные волосы только начали редеть, а мускулистое телосложение казалось более плотным, чем когда я видел его в последний раз, может быть, год назад.
  
   Мой хозяин, своим гнусавым ирландским баритоном, работал на Никсона, пытаясь заставить его поделиться текущими файлами Комитета по антиамериканской деятельности. Маккарти продолжал ссылаться на "причину".
  
   Его поведение заставило меня вспомнить тот первый вечер, когда мы с ним играли в покер. Маккарти пригласил меня с собой в Национальный пресс-клуб. Сидя с семью игроками, с которыми он никогда раньше не играл, он пытался с помощью блефа лишить каждого из них банка; и что бы у него ни было - даже пара двойек - Маккарти ставил крупно.
  
   Он также пытался обмануть меня, и я выиграл приличный банк, в основном его деньги; я слышал, как шептались, что Маккарти был "лохом", и тогда я понял. Он вел себя как дурак, и когда карты начали склоняться в его пользу, он сделал крупную ставку, и все остались в игре, предполагая, что он блефует. В какой-то момент, проиграв пятьсот долларов, он в итоге выиграл тысячу двести.
  
   Я задавался вопросом, знал ли Дрю Пирсон, что эта ухмыляющаяся обезьяна с синей челюстью была гораздо более изобретательной, чем о ней думали его враги. Наблюдая, как он выкручивает руку Никсону по телефону, я мог видеть, что этот сукин сын играет в политику, как в покер, совершая хорошо рассчитанное ограбление на большой дороге.
  
   Между прочим, в офисе не было фотографий знаменитостей и сувениров, характерных для кабинета Пирсона, хотя Маккарти был ничуть не менее крупной общественной фигурой. Единственным предметом, выставленным на всеобщее обозрение, была бейсбольная бита на небольшой подставке, на прилавке слева, между шкафами с картотекой.
  
   На бите было выжжено имя "Дрю Пирсон".
  
   Маккарти уже вешал трубку. Он ухмыльнулся мне, поднявшись во все свои шесть футов, и протянул длинную руку через свой заваленный бумагами стол, предлагая мне большую квадратную ладонь.
  
   Я пожал эту мощную лапу, и когда он велел мне сесть, я сел на жесткий деревянный стул напротив него - рядом с тем, на котором был наброшен его пиджак.
  
   Он все еще ухмылялся после того, как сел обратно, но усмешка казалась натянутой, почти гримасой. Он сказал: "Должен ли я был согласиться встретиться с тобой, Нейт?"
  
   "Почему бы и нет, Джо?"
  
   Он кивнул в сторону бейсбольной биты. "Ходят слухи, что вы с Пирсоном уладили свои разногласия".
  
   Я пожал плечами. "Только в той степени, в какой я готов снова взять его деньги".
  
   Густые черные брови поднялись на его кроманьонский лоб. "Надеюсь, не для того, чтобы лезть в мои дела?"
  
   "Нет. Этого никогда не было, Джо ... и никогда не будет ".
  
   Ухмылка превратилась в улыбку; он наклонился вперед, опираясь на папки с документами, по-звериному ссутулив плечи. "Я иду за ним, Нейт", - сказал он, все еще имея в виду Пирсона. "Я имею в виду, никаких ограничений. Я полагаю, что я уже потерял его сторонников - и теперь я могу подобрать его врагов ".
  
   "Делай то, что ты хочешь делать".
  
   "Я собираюсь сломать его, Нейт - вывести его из бизнеса".
  
   Я полагал, что еще долго после того, как Маккарти уйдет из Сената, Пирсон все еще будет рядом, разрушая карьеры на Холме; но я сказал: "Это касается только вас и скряги".
  
   Последнее заставило его рассмеяться. "Знаешь, я был бы героем на Холме, если бы мог вырвать ему несколько зубов, сломать подъемы или, может быть, сломать пару ребер. Скажем, их пятнадцать."
  
   "Эта бита сделала бы свое дело", - сказал я, задаваясь вопросом, не шутит ли он.
  
   Он откинулся назад, сделал жест большой рукой. "Знаешь, ты мог бы позвонить мне по телефону. Тебе не обязательно было проделывать весь этот путь ".
  
   "Некоторые разговоры не следует передавать по воздуху. Телефоны могут прослушиваться".
  
   "Я думаю, ты должен знать". Он почесал нос. "В конце концов, парень в вашем положении может нажить врагов".
  
   Это показалось странным замечанием.
  
   Но я просто сказал: "Это правда. Не все меня любят. Послушай...Я хотел поговорить с вами об одном моем друге."
  
   "Певица пинко".
  
   Я вздохнул. "Джо, он не пинко. Фрэнк примерно такой же политик, как и я ".
  
   "Это хорошая вещь?"
  
   Что-то поползло у основания моей шеи. "Я что-то упускаю?" Я спросил.
  
   Он выбрал файл - случайно или нет, я не могу сказать. Он пролистал ее и, то ли ссылаясь на нее, то ли притворяясь, что читает, сказал: "Ко мне обращались по поводу вас. О твоем прошлом."
  
   "Что?"
  
   "Ваш отец был коммунистом, не так ли? Управлял книжным магазином коммунистов в западной части Чикаго? Вы выросли там, среди этих радикалов?"
  
   Я чувствовал себя так, словно меня ударили кулаком в живот. Мне удалось выдавить: "Он был неуверенным, Джо - сторонником профсоюзов. Он покончил с собой, еще в 32-м ".
  
   "Ужасная трагедия. Ужасно ".
  
   "Он покончил с собой, потому что я не был таким, как он - я не был идеалистом. Я просто хотел подзаработать ".
  
   "Таков американский путь".
  
   У меня голова шла кругом. "Господи, что ты мне говоришь, Джо?"
  
   Он тяжело вздохнул; печально покачал головой. "Есть люди ... влиятельные люди ... хорошие американцы, такие как мой друг Пэт Маккарран ... которые хотели бы, чтобы я внимательно изучил вас и ваше прошлое".
  
   "...Ты хочешь сказать, что кто-то сказал тебе нарисовать меня красной кистью?"
  
   Его глазки-бусинки превратились в щелочки. "Позвольте мне сказать это. Этот парень Кефовер, он как слон в посудной лавке. Он доставляет неприятности множеству прекрасных американцев. Он злоупотребляет системой, этими своими слушаниями - я не могу смириться с тем, что нашей прекрасной системой, самой почти совершенной системой управления, когда-либо находившей место под Божьим голубым небом, злоупотребляют для личного возвеличивания. Этот перебежчик из Теннесси никогда не станет президентом, если у меня будет хоть какое-то право голоса ".
  
   Паника была краткой, но ужасной - у меня был крошечный проблеск ужаса от того, что ваш мир подвергся опасности из-за санкционированной правительством лжи.
  
   Но паника прошла.
  
   "Маккарран", - сказал я, слегка улыбаясь и кивая. "Сенатор от великого штата Невада. Как в Лас-Вегасе. Джо - у тебя есть друзья, которые не хотят, чтобы я давал показания на слушаниях по делу Кефаувера?"
  
   Он прочистил горло. "Если вас вызовут, вам придется дать показания. Таков закон. Но то, чем вы решите поделиться с этими охотниками за ведьмами, это совершенно другой вопрос ".
  
   Я рассмеялся; смех был искренним, но с примесью истерии. На великого охотника на коммунистов напала толпа!
  
   Он молитвенно сложил руки; у него были тонкие пальцы. "Нейт ... Я не мог позволить этому случиться с тобой. Я был так рад, когда ты позвонил, и хотел встретиться. В конце концов, вы были друзьями с Джимом Форрестолом ... Другой великий человек, Дрю Пирсон, был убит его пером ".
  
   Вот почему мы с Пирсоном поссорились: непрекращающиеся, безжалостные нападки обозревателя способствовали самоубийству Форрестола.
  
   "Джим был моим наставником", - сказал Маккарти. "Он был тем, кто сообщил мне о коммунистах, занимающих высокие посты в нашем правительстве".
  
   Форрестол также был бредящим параноидальным шизофреником.
  
   Я сложил руки на груди. "Джо, я уже поговорил с комитетом, которому, по сути, сказал идти к черту ... и Чарли Фишетти, и Сэму Джанкане, передал им мои заверения, что я ничего не говорю".
  
   "Эти имена мне ничего не говорят".
  
   "Да, верно. Скажи Маккаррану, что со мной нет проблем. И, Господи, Синатра тоже. Ты тоже должен быть снисходителен к этому парню, Джо. Ты разрушишь его карьеру ".
  
   "Мистер Синатра также в списке Кефаувера ".
  
   "Ох. Подождите .... Кажется, я наконец-то понял это ". Я покачала головой, не зная, смеяться мне или плакать. "Вы уволите Синатру, если он не будет сотрудничать с комитетом Кефаувера".
  
   Он выдавил невеселую улыбку. "В твоих устах это звучит как услуга за услугу.... Я могу сказать вам, что сенатор Маккарран восхищается мистером Синатрой, наслаждался его многочисленными выступлениями в Лас-Вегасе ".
  
   Я поднял руку, как будто меня приводили к присяге. "Фрэнк не уделит этим парням и внимания, даже если они покажут его задницу по телевизору и опозорят его перед всей нацией".
  
   "Вы можете говорить за него?"
  
   "Я говорю от его имени".
  
   Маккарти думал об этом. Затем он ухмыльнулся, и это не показалось натянутым. "Отлично. Отлично! Господи, Нейт, приятно тебя видеть. Не хочешь сходить куда-нибудь выпить пива и стейка? Я готов к перерыву ".
  
   "Нет, спасибо", - сказал я. "Перенесем встречу в другой раз".
  
   Это у меня была натянутая улыбка, сейчас.
  
   Я встал, он снова встал, мы обменялись еще одним рукопожатием, и я быстро вышел. Сначала я был взбешен, хотя и испытал облегчение; но затем юмор этого дошел до меня.
  
   Второй ботинок, наконец, упал.
  
   Я думал, что Фишетти, Джанкана и компания слишком легко приняли за чистую монету мои заверения не помогать Кефауверу. Я имею в виду, черт возьми, я был другом Билла Друри и почти партнером! И все же не было никакого запугивания - только одна взятка от Таббо, ничего от самой Организации.
  
   До тех пор, пока в это воскресенье вечером показ мистера Хеллера не отправится в Вашингтон, то есть.
  
   Все это было просто очередной аферой, любезно предоставленной мафией и той обезьяной, которая играла в покер там, сзади. В конце концов, Синатра был другом игорных клубов Чикаго / Невады; они не захотели бы оскорблять его напрямую. Что касается меня, то лучше сохранять дружелюбное невежество.
  
   Итак, они обратились к сенатору Джо Маккарти, этому великому краснокожему всеамериканскому парню, чтобы заставить Фрэнки и меня замолчать.
  
   Сейчас тишины не было: я смеялся, громко и сильно, и это эхом разносилось по ротонде S.O.B., заполняя пустые, освященные залы, пугая охрану.
  
  
  
  
  
  
   Перелет из Вашингтона занял около трех часов, носильщики багажа в Мидуэе ухитрились не потерять мой чемодан, поездка до "Петли" заняла тридцать восемь минут, и я вернулся в свой номер в отеле "Сент-Клер" в понедельник до полудня.
  
   К сожалению, я был один: никаких признаков моего нового соседа по комнате.
  
   В моей квартире отсутствовала не только Джеки Пейн, но и ее вещи - одежда, которую она повесила в шкаф в моей спальне, ее туалетные принадлежности, чемоданы, все. Пропал. Как будто ее никогда здесь не было...
  
   ...за исключением стойкого аромата Chanel Љ 5., особенно в спальне.
  
   Я позвонил на стойку регистрации и попросил клерка разыскать Ханнана, домашнего придурка. Ханнан иногда выполнял для меня задания, и предполагалось, что он оказывал мне услугу, пока меня не было.
  
   Оставить Джеки даже на двадцать четыре часа было проблематично. мы провели субботу вместе, в основном в моем номере, любя друг друга, я заверил ее, что окажу ей наилучшую помощь в решении ее проблемы. Мы ходили на киносеанс - дневной показ "Все о Еве", на Стейт-Лейк, держась за руки, как старшеклассники, - и поужинали легким ранним ужином в The Tap Room, в ресторане St. Клэр. Остаток вечера был поглощен страстью, достойной молодоженов, смешанной с приступами сомнений и паранойи с ее стороны, беспокойством о том, что я уйду даже на один день (и ночь), страхом, что Рокко ворвется и побьет ее, или еще чего похуже.
  
   "Я боюсь его", - сказала она.
  
   Мы были в постели, и единственным источником света был вид на озеро и луна в окне; она прижалась ко мне, ее лицо было у меня на груди. Я возился с ее волосами, чесал и потирал ей кожу головы.
  
   "Нет необходимости", - сказал я, лишь немного солгав. "Рокко придется следить за собой там, где это касается нас обоих". Она посмотрела на меня, в глазах светилось беспокойство. "Почему ты так думаешь?"
  
   "Его брат Чарли будет держать его в узде. Детка, Чарли знает, что я способен раздать такое же ... лекарство, как и его брат. И единственное, чего эти гумба прямо сейчас не хотят, это плохой рекламы ".
  
   "Плохая реклама...?"
  
   "Я друг и соратник бывшего полицейского, который собирается свидетельствовать против них в ходе расследования этого преступления. Занавес на этом роуд-шоу скоро поднимется - возможно, после выборов, но скоро - и Фишетти этого мира ... во всяком случае, умные ... не хотят, чтобы газеты были заполнены материалами из старого фильма Джимми Кэгни ".
  
   "Вы имеете в виду - они должны вести себя прилично?"
  
   "Это верно". Если бы они были умны - но Рокко не был умным; Чарли должен был быть достаточно умен для них обоих ... В чем была загвоздка, которую я ей не объяснил.
  
   Итак, я, по-видимому, успокоил ее нервы и развеял ее страхи; но мне нужно было предпринять другие шаги, чтобы успокоить и ослабить свои собственные.
  
   Ханнан согласился присматривать за моим номером и его драгоценным содержимым; он и ночной Дик -Гоорвиц, который также время от времени выполнял задания для A-l, - следили за тем, чтобы ее не беспокоили. Оба были надежны, по крайней мере, в том, что касалось бывших копов, и могли сами справиться с Рокко, если бы он или любой другой подчиненный появился рядом. Ханнан, в частности, был крутым парнем, бывшим солдатом, который выжил в битве при Арденнах.
  
   Я расхаживал по комнате, когда в мою дверь постучали костяшками пальцев; в глазок выглянул рыжеволосый, веснушчатый, голубоглазый Ханнан в помятом коричневом костюме и фетровой шляпе коричневого цвета.
  
   Он вошел внутрь, сказав: "Она вышла сегодня утром. Я увидел ее и остановил ".
  
   "Остановил ее?"
  
   "В вестибюле коридорный вызвал меня на пейджер, чтобы сообщить, что происходит...Я имею в виду, что она позвонила, чтобы ей помогли с багажом."
  
   По моему указанию Ханнан предупредил персонал, чтобы тот сообщал ему о передвижениях Джеки, и он повсюду показывал фотографию Рокко, которую я вытащил из бумажника Джеки в ее сумочке, чтобы клерки, коридорные, лифтеры и уборщицы тоже были начеку в поисках этого уродливого лица.
  
   Ханнан пожал плечами и протянул пустые руки. "Она сказала, что уходит, и я сказал, что тебе это не понравится, и она просила передать, что ей жаль".
  
   "Извините".
  
   "За ней приехало такси, и она уехала. Я не мог следить за ней, Нейт - рутина "следуй за этим такси", я имею в виду, была исключена. Я нахожусь здесь на работе, вы знаете, и она, очевидно, каталась по собственной воле ".
  
   Я покачал головой. "Ханнан, у этой девушки нет никакой свободы воли - она на гребаном шипе".
  
   "И ты собирался снять ее с этого, я полагаю? Возможно, это твой ответ - она решила, что не хочет расставаться с этим. Ты не пытался применить к ней какой-нибудь холодный прием, не так ли, Нейт?"
  
   "Черт возьми, нет. Я не настолько гребаный дурак ". Но я не стал вдаваться в подробности: я не мог сказать детективу из Сент-Клэр Хаус, что я платил за временное питание по ее привычке, что я организовал доставку H, чтобы поддержать ее здесь, в отеле.
  
   "При этом не было похоже, что она собиралась сдаваться", - сказал Ханнан.
  
   Возможно, он поступил мудро по отношению к тому, что я сделал.
  
   "Послушай...Спасибо. Я ценю это." Я полез в карман.
  
   Но Ханнан положил руку на рукав моего пиджака. "Та записка на букву С, которую ты мне уже дал, подойдет как раз fine...it позвольте мне немного распространиться, и мне останется еще много. Эй, я не оказал тебе большой услуги, в любом случае, как выясняется .... Извини, приятель."
  
   Оператор отеля сказала, что да, она работала на коммутаторе в воскресенье; и вчера в мой номер поступило несколько звонков, которые она подключила. Итак, Джеки отвечала на звонки, предназначенные для меня, - или кто-то звонил для нее?
  
   Я попытался представить, как Рокко звонит Джеки и убеждает ее вернуться к нему. В конце концов, он устал от нее ... Но мог ли его брат, макиавеллист Чарли, посоветовать Року вернуть этого потенциального свидетеля в fold...at по крайней мере, на данный момент?
  
   Когда я покупал бургер в кофейне отеля, я заметил двух танцовщиц из Chez Paree - в бабушках с короткими кудряшками и без макияжа, неузнаваемых как гламурные красотки - в одной кабинке. Они согласились позвонить мне, если Джеки снова появится где-нибудь поблизости. Рискованно, но одной из вещей, которыми Рокко мог бы снова привлечь Джеки - помимо smack - было возвращение к припеву Adorables.
  
   В офисе Глэдис сообщила мне, что звонил Билл Друри, желая встретиться со мной сегодня днем.
  
   "У вас ничего не было в книге на четыре часа, " сказала она за своим столом в приемной, " поэтому я написала ему .... Я могу попытаться связаться с ним и отменить встречу, если хотите ".
  
   "Нет, все в порядке".
  
   "Я сказал ему, чтобы он вернул те записи Revere, если он зайдет".
  
   "Он их еще не вернул?"
  
   "Нет. И у него скоро будет чек на зарплату ".
  
   Я сомневался, что Друри много занимался работой класса А-1 за последние несколько недель, но я просто кивнул Глэдис и направился в свой кабинет.
  
   Стук в мою дверь предшествовал тому, как Лу Сапперштейн просунул голову; он обнаружил меня сидящим за своим столом, подперев подбородок рукой, опиравшейся на локоть.
  
   "Как прошло в Вашингтоне?" - спросил он, неторопливо подходя и усаживаясь в одно из кресел для клиентов.
  
   Я поставил Лу в известность не только о своей поездке, но и о том, что A-1 работал на Синатру над проблемой певца "pinko".
  
   "Прекрасно", - сказал я. "Успех. Маккарти увольняется".
  
   "Отлично". Лу не спрашивал, как мне это удалось; он давным-давно научился не спрашивать меня, как у меня все получается. "Ты уже позвонил Фрэнки Бой?"
  
   "Нет. Я сделаю это ".
  
   "Чувак, он почувствует облегчение .... Ты выглядишь немного осунувшимся, мой друг. Нелегкая дорога домой?"
  
   Я посмотрел на него, задаваясь вопросом, было ли "Рокки" копанием; невозмутимость Лу ничего не выражала.
  
   Я сказал: "Та девушка, которую я взял к себе ... та, которую Рокко вышвырнул на ее задницу - Джеки Пейн? Она исчезла".
  
   Он подался вперед. "Должны ли мы кого-нибудь подключить к этому? У меня есть два хороших парня, которые сидят в этом КПЗ и занимаются бумажной работой, просто чтобы они не играли сами с собой ".
  
   "Похоже, она покинула мою защиту по собственной воле". Я не рассказал Лу о пристрастии Джеки к наркотикам, просто о том, что она была боксерской грушей Рокко.
  
   "Иногда эти дамы-мазохистки возвращаются, чтобы получить еще от таких придурков, как этот", - сказал Лу, качая головой. "Я мог бы послать кого-нибудь поговорить со швейцаром и уборщицей в апартаментах Барри".
  
   "Дайте мне подумать над этим. Тем временем я позвоню Синатре и сообщу ему хорошие новости ".
  
   "У меня есть пара работ, которые мне нужно обсудить с тобой сегодня днем, Нейт, если ты готов к этому - тот банкир в Эванстоне, похоже, его шурин растрачивает, все верно, и -"
  
   "Конечно. Позвольте мне позвонить ".
  
   Лу кивнул, встал и тихо вышел.
  
   Я позвонил Синатре в дом Палмеров и ввел его в курс дела, не поделившись своей теорией о том, что Маккарти бряцал решеткой по приказу своих друзей-мафиози. Нет причин будоражить Фрэнка; лучше пусть он думает, что я чудотворец.
  
   "Ты лучший, Нейт", - сказал он. "Как тебе понравился новый материал, тем вечером?"
  
   "Ты был великолепен. Сбрей эти усы, и у тебя, возможно, снова будет карьера ".
  
   Он рассмеялся. "Я приму это к сведению".
  
   "Да, определенно узнаю, что думает Ава".
  
   "Пошел ты, Мелвин", - весело сказал он и повесил трубку.
  
   Возможно, следующие полчаса я сидел и пытался подумать, могу ли я что-нибудь сделать с Джеки - сделать для Джеки. И я ни черта не мог придумать.
  
   Итак, я вернулся к работе и разобрался с делами, которые Лу Сапперштейн поручил мне, и с парой других вещей. Затем, в четыре часа, Билла Друри провели в мой кабинет, он, как обычно, был опрятен, в синем костюме и серой фетровой шляпе.
  
   "Я не один, Нейт", - сказал он, держа в руке шляпу, обнажающую его редеющие темные волосы. "Кто-то со мной - это бизнес. Могу я попросить его зайти?"
  
   "Конечно". Я не встал, чтобы поприветствовать Билла - я все еще сидел за столом.
  
   Друри повернулся к открытой двери и согнул палец. Вошел довольно плотный мужчина лет сорока пяти, ростом шесть футов, без шляпы, с квадратной головой, темными настороженными глазами, подчеркивающими резкие черты лица, и черными волосами с проседью на висках, одетый в темно-серый облегающий костюм с серо-голубым галстуком. Его звали Марвин Дж. Бас, и он был адвокатом и политиком-республиканцем в Сорок втором округе, на территории печально известного владельца салуна / олдермена Пэдди Баулера.
  
   Я встал, когда подошел Бас, встревоженно улыбаясь; мы пожали друг другу руки через стол, поздоровались, называя друг друга по именам, хотя мы совсем не были хорошо знакомы.
  
   Зажав под мышкой сложенную газету, Друри, который казался нехарактерно нервным, закрыл дверь, подошел и сел рядом с Басом, пара заняла оба кресла для клиентов напротив меня за столом.
  
   "Я немного удивлен, Билл", - сказал я. "Я думал, ты зайдешь, чтобы рассчитаться - вернуть оборудование, получить зарплату. Я надеюсь, присутствие Марвина не означает, что вы планируете подать на меня в суд ".
  
   Я сказал это с улыбкой, но все было возможно.
  
   "Нет", - сказал Друри со своей собственной легкой улыбкой, газета лежала у него на коленях, как салфетка, "Я понимаю, что испытывал ваше терпение и воспользовался нашей дружбой в последние несколько недель ... Бездумно поставив вас в затруднительное положение".
  
   "Если вы ожидаете спора -"
  
   "Нет. Я вернул магнитофоны, и я откажусь от каких-либо дальнейших выплат от A-1. Честно говоря, я действительно работаю на себя уже добрый месяц ... дольше, но до этого я получал зарплату в агентстве ".
  
   "Прекрасно. Вы здесь для того, чтобы извиниться? Наладить нашу дружбу? И для этого нужен адвокат?"
  
   Бас, обладавший звучным голосом, выступил вперед и сказал: "На самом деле, мы здесь, чтобы обратиться к вам за помощью - не просить об одолжении, основанном на вашей давней дружбе с Биллом ... скорее, чтобы нанять вас".
  
   "Действительно. Чтобы сделать что?"
  
   Друри сказал: "У меня есть свидетель - новый свидетель - старого преступления".
  
   "И о каком преступлении это могло быть?"
  
   "Убийство, Нейт". Какими бы пухлыми ни стали его темно-синие глаза, они не утратили своей тревожащей проникающей силы, когда он устремил их на меня, как магниты, ищущие металл. "Убийство, которое мы с тобой пытались раскрыть вместе в 1946 году".
  
   "...У вас появился новый свидетель стрельбы в Рейджене. Еще один свидетель?"
  
   "Не свидетель", - сказал он, но кивнул и продолжал кивать, продолжая: "свидетель, который даст показания о том, что Ярас признал себя одним из убийц - и что сам Таббо Гилберт покрывал убийство. Что свидетели, которые отказались от показаний, сделали это из-за того, что Таббо использовал проститутку для ..."
  
   Я поднял руку. "Я знаю историю, Билл - каждый из свидетелей признался одному и тому же чиппи, что ты сказал им, что говорить и кого опознавать".
  
   "Что было чистой воды чушью собачьей", - сказал Друри.
  
   "Этого было достаточно, чтобы признать их недействительными как свидетелей ... и добиться вашего отстранения". Я повернулся к Бас. "Вы работаете на кампанию Бэбба?"
  
   У Баса также были проницательные глаза, и голос его оратора в зале суда придавал ему дополнительный вес, когда он сказал: "Это верно. Но я также работаю на Чикагскую комиссию по борьбе с преступностью. Мы с Вирджилом Питерсоном старые приятели по колледжу. Я разделяю его энтузиазм по поводу наведения порядка в этом-"
  
   "Идея в том, " сказал я, " чтобы разоблачить Таббо как коррумпированного ублюдка, связанного с мафией, которым он является, и ваш человек Бэбб выиграл гонку за пост шерифа".
  
   Бас поморщился. "Это чрезмерное упрощение, но ... да".
  
   "Итак, зачем я вам нужен?"
  
   Друри сказал: "Мы должны встретиться с этим свидетелем сегодня вечером - наша первая личная встреча".
  
   Бас сказал: "Это были исключительно посредники и телефонные звонки ... до сегодняшнего вечера".
  
   Я пожал плечами. "Так что встреться с ним".
  
   Друри сказал: "Вот тут-то ты и вступаешь в игру, Нейт - ты и твой Браунинг. Мне сейчас жарко - как никогда жарко. Нам нужна подмога. Адрес находится на углу Орчард и Фронтир ... недалеко от Эл.
  
   "Это суровый район. На краю маленького ада".
  
   Друри поднял бровь. "Вы можете понять, почему нам нужна помощь. Это может быть подстроено ".
  
   Парню не нужен был список кровных врагов Друри, чтобы эта встреча была опасной - в этой части города тебя могли убить, даже не пытаясь.
  
   "Я действительно хочу держаться подальше от этого", - сказал я.
  
   Друри казался почти нервным - я никогда не видел его таким. "Нейт- пожалуйста. Если это ловушка, мне нужен кто-то с твоими яйцами и твоей смекалкой. Вы можете постоять за себя, если появится зацепка .... Нейт, кого еще я могу спросить?"
  
   "Как насчет твоих новых друзей из передовой команды Кефаувера? На них работают собственные частные детективы - пара бывших агентов ФБР, по крайней мере, я так слышал ".
  
   Друри покраснел; он бросил газету, которую держал на коленях, на мой стол. Я открыл это - сегодняшняя Chicago Daily News.
  
   "Я подумал, может быть, вы это уже видели", - сказал Друри.
  
   "Нет", - тихо сказал я, быстро просматривая статью (подписанную Хэлом Дэвисом), в которой сообщалось, что Друри скоро встретится с сотрудниками Kefauver, чтобы договориться о дате его дачи показаний. В нем также упоминался его новый свидетель-"сенсация", который потребует от Комитета по расследованию преступлений "пересмотреть все дело Рейджена", и что Друри будет просматривать свои объемистые записные книжки и личные дневники с подробным описанием деятельности мафиози.
  
   "Вот он я, " сказал Друри, " готов вызвать неожиданного свидетеля, и это расклеено по всей первой полосе. Что они пытаются со мной сделать?"
  
   "Это тот вид рекламы, в котором ты не нуждаешься", - признал я, - "но, Билл, помимо упоминания свидетеля, Фишетти и компания все равно знали обо всем этом".
  
   "Дело не в этом, Нейт". Друри подался вперед. "Вся информация в этой статье является прямым пересказом письма, которое мой адвокат отправил главному адвокату Рудольфу Халли, с пометкой "конфиденциально"".
  
   Теперь я понял, почему он не хотел обращаться в комитет за своим телохранителем.
  
   "Произошла утечка среди персонала", - сказал я.
  
   Друри кивнул. "В конечном счете, это не влияет на мою способность предоставить Кефауверу показания и информацию. Я ничуть не утратил своего доверия к самому Кефоверу ..."
  
   "У Ли Мортимера есть сомнения относительно Галлея", - сказал я. "Но я только вчера видел Дрю Пирсона, и он отмахнулся от этого".
  
   "Будь то Халли или кто-то из подчиненных, - сказал Друри, " я не могу доверять им в такой помощи ... Той помощи, которую ты можешь мне оказать, Нейт".
  
   Я думал об этом. Затем я поерзал на своем стуле и спросил: "Билл, ты следил за Фишетти вчера и сегодня? В апартаментах Барри?"
  
   Друри изучал меня, не уверенный, чего я добиваюсь. "Ты сказал мне убираться".
  
   "Да, но я заметил, что вы не возвращали мои Revere machines до сегодняшнего дня. Правду ".
  
   Он пожал плечами - он знал, что лучше не обманывать меня. "Я был там сегодня - я закрыл ту операцию, но ранее я был там".
  
   "Вы слышали что-нибудь или видели что-нибудь об этой девушке Рокко?"
  
   "Бывшая мисс Чикаго?"
  
   "Это верно".
  
   "Нет".
  
   "Вы не слышали никаких разговоров о ней - или не слышали, как она заходила сегодня в квартиру? Или увидеть ее ...?"
  
   "Нет. Сегодня вообще ничего интересного, связанного с Рокко. Конечно, у меня были прослушиваемые комнаты только в доме Чарли - это нервный центр Организации, вы знаете, пентхаус Чарли. В любом случае, если бы я обустроил заведение Рокко, у меня была бы просто куча свистков поездов и чагга-чагга .... Почему, Нейт?"
  
   "Личное дело. Не бери в голову ".
  
   Друри взглянул на Баса, затем перевел свой проницательный взгляд обратно на меня. "Хорошо, Нейт, я сказал свою часть и ответил на твои вопросы .... Теперь - ты сделаешь это? Ты прикроешь мою задницу? Он был вашим клиентом - Рейджен. Они убили его в твое дежурство".
  
   "Я могу подождать, пока ты пойдешь и возьмешь напрокат флаг, чтобы помахать им, если хочешь".
  
   Он вскочил на ноги, оперся руками о мой стол и посмотрел прямо на меня. "Нейт-Рейджен был твоим другом.... Дядя Пегги. Джейк Гузик, Чарли Фишетти, Рикка и Аккардо ... Они приказали его убить. Джим Рейджен не был специалистом по одежде! Он управлял телеграфной службой ... Он продавал информацию мафиози, но он не был мафиози. И они убили его, чтобы захватить власть - захватить то, что принадлежало ему, и сделать это своим. Это старая-престарая история, Нейт."
  
   "... Тебе просто нужен телохранитель".
  
   Он отошел от моего стола, но не сел. "Это верно".
  
   Наклонившись вперед, Бас сказал: "Мистер Хеллер, мы были бы очень благодарны. У тебя появились бы новые влиятельные друзья в округе Кук ".
  
   Я взглянул на Билла. "Марвин здесь действительно знает, что я также был телохранителем Чермака, не так ли? А Хьюи Лонга? Джим Форрестол тоже."
  
   Бас выглядел несколько встревоженным.
  
   Друри, развеселившись, сел обратно, сказав: "Не обращай на него никакого внимания, Марвин. Это просто его путь .... Нейт? Ты сделаешь это?"
  
   "Когда состоится эта знаменитая встреча?"
  
   "Сегодня вечером, всемь часов".
  
   "Хорошо", - сказал я.
  
   Друри ухмыльнулся, и Бас натянуто улыбнулся.
  
   Адвокат встал и сказал нам обоим: "Встретимся там незадолго до семи - мне нужно заехать в мой офис на Кларк-авеню".
  
   Я пожал ему руку, и Бас вышел пружинистой походкой.
  
   Друри, все еще сидя, сказал: "Почему бы тебе не проводить меня до дома, я оставлю свою машину, и ты сможешь отвезти нас".
  
   "Все в порядке". Я посмотрел на свои часы. "У нас есть немного времени...Хочешь сначала выпить чашечку кофе?"
  
   "Конечно", - сказал Друри и встал. "Ты, э-э-э, уже собираешь вещи, не так ли?"
  
   Я похлопал по девятимиллиметровому патрону на перевязи у себя под левой рукой. "О да".
  
   "Это на тебя не похоже - ты почти никогда не носишь эту штуку".
  
   "На днях у меня была небольшая размолвка с Рокко Фишетти. В ресторане "Шез Пари"."
  
   Глаза Друри сузились. "Из-за мисс Чикаго?"
  
   Я кивнул.
  
   "Что ж, Нейт ... У всех нас есть своя Ахиллесова пята. Твоя просто немного выше ".
  
   В кофейне "Сент-Клер", когда мы оба пили кофе, я сказал: "Расскажите мне об этом свидетеле".
  
   "Я не могу назвать тебе имя, Нейт".
  
   "Ты мне тоже не доверяешь?"
  
   "Нет- у меня нет имени".
  
   Мои глаза чуть не вылезли из орбит и не уткнулись в мой кофе. "У вас нет имени для вашего неожиданного свидетеля?"
  
   Друри смущенно пожал плечами; он знал, что это было наполовину. "Я говорил вам - мы действовали через посредников, и мы говорили по телефону. Наш свидетель нервничает, что вполне понятно ".
  
   "Как вы нашли этого анонимного свидетеля?"
  
   "У этого адвоката, Курница, есть клиент в Джолиет, который недоволен тамошним начальником тюрьмы. Наш свидетель - друг несчастного заключенного, который был нашим главным посредником ".
  
   "Что заключенный получает от этого?"
  
   "Курниц преследует начальника тюрьмы за плохое обращение с заключенными и незаконное присвоение средств".
  
   На самом деле, это наводит на размышления: я видел статьи в прессе об этом маловероятном судебном процессе.
  
   Темно-синие глаза больше не были проницательными; они стали мягкими и даже сентиментальными. "Нейт- я ценю это. Я не знал, к кому еще я мог бы обратиться ".
  
   "Все в порядке".
  
   "Я знаю, ты не хочешь перечить этим ребятам из отдела. Я знаю, что посягаю на нашу дружбу ...."
  
   "Заткнись, Билл. Пей свой кофе".
  
   Он сверкнул огорченной улыбкой и допил свой кофе.
  
   Итак, я последовал за Друри домой. Он был за рулем синего Cadillac - новой модели, - что, конечно, не соответствовало его доходам A-1; очевидно, ему хорошо заплатили журналисты Lait & Mortimer и Лестер Вели за его инсайдерские взгляды на чикагских гангстеров и жуликоватых полицейских, которые их обслуживали.
  
   Забавно, если подумать об этом - Друри презирал полицейских, которые брали деньги мафии...и все же в последнее время он сам неплохо зарабатывал на мафии.
  
   Движение на внешней дороге было интенсивным - час пик - и движение было медленным; сумерки уже переходили в ночь. Когда "Кадиллак" Друри и мои "Олдсы" проезжали мимо пентхауса Фишетти на Шеридан, я подумал, не сидит ли Джеки там с Рокко, на ее хорошенькой белокурой головке инженерская фуражка, в ее прекрасных карих глазах поблескивает лошадиный блеск.
  
   Друри жил на Эддисон, в миле к западу от Ригли Филд, которую мы проезжали по пути. Я хорошо знал этот район - госпиталь морской пехоты Соединенных Штатов, где я проходил амбулаторное лечение после войны (среди прочего, из-за моей рецидивирующей малярии), находился всего в трех кварталах к северо-востоку отсюда. А парк развлечений "Ривервью", для которого А-1 консультировал по вопросам безопасности, находился менее чем в миле к северо-востоку.
  
   Это был типичный чикагский район среднего / рабочего класса, представляющий собой смесь двух-и трехэтажных многоквартирных домов с редкими домами на одну семью. В некоторых зданиях, особенно на углах, размещались квартиры на одном или двух верхних этажах, а магазины располагались на уровне улицы. Станция "Таун-Холл", где в другой жизни, не так давно, командовал Билл Друри, находилась всего в десяти кварталах отсюда.
  
   Над кварталом Друри возвышались башни-близнецы близлежащей церкви Святого Андрея и, конечно же, железнодорожные пути Рейвенсвуд-Эль-Трэкс и станция Аддисон-стрит. Большинство Чикагских дорог шли с севера на юг, но Рейвенсвуд, на самом деле, никуда не вел, начинаясь на пару миль дальше на северо-запад, спускаясь, чтобы закручиваться в виде петли, которая и дала название Петле, а затем возвращаясь туда, откуда она появилась. Поезд El проходил вдоль эстакад в конце квартала Друри, поворачивая на восток вдоль Роско-стрит; грохот его поездов был вездесущим.
  
   Биллу нужно было припарковать свою машину в гараже за домом, прежде чем присоединиться ко мне в "Олдсе", чтобы съездить в Литтл-Хелл на нашу таинственную встречу с "Одиноким рейнджером" из "неожиданных свидетелей". Мы проехали мимо усадьбы Друри, узкого кирпичного двухэтажного дома с просторной открытой верандой с кирпичными колоннами и белой отделкой - двухквартирного, хотя все здание было заполнено Друри и его большой семьей, - и я последовал за Биллом, когда он повернул налево на Уолкотт.
  
   Я притормозил и ждал с заведенным мотором, пока Билл сворачивал в узкий переулок, за которым находился его гараж. Ему пришлось бы выйти и отпереть дверь своего гаража, забраться обратно в машину, чтобы загнать ее. Так что я не был удивлен, что это заняло некоторое время, и учитывая, что поезд с ревом проезжал через соседний El - на другом конце этого переулка вам нужно было проехать под надземными железнодорожными путями - я отреагировал не сразу, когда услышал два удара и резкий треск.
  
   Пару секунд я пытался представить их причастными к Эль-рэкету или, может быть, поджигающими машины ... В конце концов, ближайшая станция техобслуживания была в квартале отсюда ... а потом я заглушил машину, выскочил и побежал по переулку, зажимая в руке девятимиллиметровый пистолет, плащ развевался, моя фетровая шляпа чуть не слетела.
  
   Я сбросил скорость и остановился у гаража, в стороне от переулка. Верхняя дверь была поднята и открыта - Билл загнал машину задним ходом. В поле зрения никого не было, включая Билла, но в лобовом стекле "кадиллака" были пробиты четыре отверстия размером с бейсбольный мяч - в аккуратный ряд. Когда я приблизился к машине, запах кордита висел в воздухе, как вонючий фабричный дым, я был осторожен, чтобы не наступить на четыре гильзы от дробовика на цементе ... двенадцатого калибра ... и единственную гильзу от автоматического пистолета ... похоже, 45-го калибра, но я не наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Я был занят, заглядывая в машину через пассажирское окно.
  
   Билл ссутулился на переднем сиденье, все еще сидя за рулем, но его макушка перекинулась через сиденье водителя. Его хорошо проколотая шляпа-хомбург лежала рядом с ним, где она упала (или ее сдуло ветром). Возможно, он потянулся за своим бардачком, где, как я знал, он хранил пистолет 38-го калибра, или, возможно, он просто пригнулся в поисках безопасности, когда убийцы ... были указаны двое ... вышли из гаража, где они, должно быть, прятались, двигались прямо перед его лобовым стеклом, чтобы начать стрелять, один из дробовика, другой 45-го калибра.
  
   Но Билл Друри не добрался ни до своего револьвера, ни до безопасного места - он был весь изрешечен пулями, кровь текла из дюжины ужасных ран на его лице, груди, руках и вытянутой руке, сиденье уже пропиталось блестящим багровым. Его глаза были широко раскрыты и пусты, но удивление и страх застыли на изуродованном гранулами лице.
  
   Вероятно, приличным поступком было бы подняться в дом и сообщить трагическую новость его жене, чтобы она не обнаружила тело.
  
   Но за те несколько секунд, что я провел на месте убийства, я уже решил попытаться поймать сукиных сынов, прежде чем они убегут из района, и с зажатым в кулаке девятимиллиметровым пистолетом выбежал из переулка, туда, где оставил "Олдс" на Уолкотт.
  
   Это то, что сделал бы Билл.
  
   Для меня.
  
  
  
  
  
  
   Поскольку в переулке не было видно машины для побега, я предположил, что стрелявшие перепрыгнули через забор заднего двора, чтобы срезать путь либо к Эддисону, либо к Эдди, где должна была быть припаркована их машина, возможно, с ожидающим водителем.
  
   Когда я выезжал задним ходом на Уолкотт - передышка: ни на одной полосе нет машин - я вытянул шею, глядя влево и вправо, проверяя обе улицы, и увидел бордовое купе, Форд, летящий на восток на вихре, водитель пригнулся вперед, как будто участвовал в чертовой гонке на серийных автомобилях.
  
   Для меня этого было достаточно.
  
   Я развернул "Олдс" и бросился в погоню - сумерки полностью сменились ночью, - но когда я свернул на Эдди, бордового купе в поле зрения не было. Это было неудивительно - пройдя под El, Эдди зашел в тупик всего в полуквартале от Уолкотта. Я мог видеть задние фонари, светящиеся в темноте, как красные глаза, примерно в квартале от Рейвенсвуда, на пустынной улице слева от меня, и это должно было быть купе, хотя мне пришлось бы подойти поближе, чтобы узнать наверняка.
  
   Я повернул налево, на Рейвенсвуд, и проследовал вдоль задних фонарей, складов и производственных помещений с одной стороны от меня, набережной с другой. Бордовое купе - если это было то самое купе впереди - притормозило, и я остался позади; если я не хотел полномасштабной погони, мне не нужно было вызывать у них подозрение, что на этом пустынном участке было нелегко. Я отключил свои фары.
  
   В трех кварталах от Рейвенсвуда автомобиль повернул направо на Роско, как будто повторяя маршрут трассы El; при этом купе определенно проявило себя как бордовый Ford, скользящий под уличным фонарем. Теперь водитель не сидел впереди, и машина двигалась с разрешенной скоростью двадцать пять миль в час. Никаких признаков того, что они меня заметили ....
  
   Вскоре купе повернуло направо на Линкольн-авеню, и мы больше не были одни или в темноте - это был оживленный торговый район, изобилующий немецкими пекарнями и маленькими магазинчиками всех мастей, над которыми возвышался огромный универмаг Goldblatt's, тротуары были забиты машинами. Я снова включил свет, хотя в нем почти не было необходимости. Эта широкая оживленная магистраль позволила мне поставить несколько машин между моим старым автомобилем и бордовым купе - похоже, они все еще не догнали меня, - но когда мы подъехали к перекрестку Линкольн / Белмонт / Эшленд, я забеспокоился.
  
   Это был один из запатентованных в Чикаго сумасшедших перекрестков с трехсторонним движением, где Линкольн срезал по диагонали через Эшленд и Белмонт, такой перекресток, который может вызвать у туриста мгновенный нервный срыв ... и даже у опытного чикагского водителя дрожь ....
  
   Купе не повернуло резко налево на Бельмонт, а выбрало более легкий и разумный поворот на Эшленд. Это тоже сделало мою жизнь проще, если не сказать разумнее - это был бульвар с четырьмя полосами движения, разделяющий пространство с трамвайной линией, и давало мне больше пространства для маневра. Теперь у меня не возникало проблем с сохранением дистанции почти в квартал, когда между нами были машины. Большую часть времени я вел машину одной рукой, поскольку никогда не выпускал из рук девятимиллиметровый пистолет, зажатый в кулаке; и никто из других водителей не заметил - в тех случаях я держал руль обеими руками, - что я жонглирую автоматическим браунингом.
  
   Я надеялся, что убийцы направлялись с докладом к своему боссу; но даже если бы это было не так, следовать за ними до места назначения, любого места назначения, было бы лучше, чем превращать это в автомобильную погоню с применением огнестрельного оружия на Диком Западе. Где-то в Эшленде я на минутку отложил браунинг и выудил из бардачка пачку "Кэмел", которую Лу Сапперштейн оставил на прошлой неделе; спички были удобно завернуты в целлофан, и я закурил, жадно втягивая дым в легкие. Тяга к табаку была редкостью, но когда она пришла, она действительно пришла.
  
   Поездка по Эшленду привела нас к эстакаде через северный рукав реки Чикаго. На мгновение я подумал, что водитель бордового купе наконец-то раскусил меня, когда он быстро свернул налево на Кортленд; но у меня было ощущение, что это был просто поворот, который он чуть не пропустил, и - не желая потерять его - нарушил надлежащую технику наблюдения и, вместо того, чтобы продолжать движение прямо через перекресток и поворачивать обратно, сам свернул на Кортленд налево.
  
   Я ожидал, что они попадут на Армитидж, еще одну оживленную торговую улицу, но затем я увидел, как купе повернуло направо, выезжая на Кингсбери, унылую, изрытую колеями дорогу, прорезающую каньон фабрик, по центру которого проходит железнодорожная колея, питающая бетонные языки погрузочных площадок по обе стороны. Этот уединенный участок был практически необитаем - за исключением, по-видимому, случайного ночного сторожа, - а уличные фонари были минимальными, отбрасывая редкие пятна света в пропитанный тенями мир.
  
   Они заметили меня? Они вели меня в уединенный сектор, где могли бы разобраться со мной незаметно? Я снова выключил фары, как только купе свернуло в этот похожий на туннель проход. Я притормозил на полтора квартала; они не замедлялись и не ускорялись - просто ехали на законных двадцати пяти, куда бы, черт возьми, они ни направлялись.
  
   Затем мне пришло в голову, что мы направляемся - или, по крайней мере, могли бы направляться - туда, где Друри и этот адвокат Бас должны были встретиться с неожиданным свидетелем, через ... Я посмотрел на часы ... пятнадцать минут. Был ли Бас боссом, перед которым отчитывались наемные убийцы? Неужели адвокат обманул и предал Друри своей неправдоподобной историей о свидетеле без имени?
  
   На Норт-авеню купе повернуло налево; я последовал за ним и почти не заметил, что через два квартала они резко свернули направо на Орчард. Я сделал поворот в последнюю секунду, и испуганный, разозленный водитель посигналил мне - я забыл, что мои фары были выключены.
  
   Но я оставил огни выключенными, несмотря на блеяние разгневанного автомобилиста, потому что движение теперь было спорадическим, когда я полз за купе во внешние круги Ада. От того места, где мы находились, и к югу лежал Литтл-Хелл, самые грязные трущобы ближнего Нортсайда; не так давно это был сицилийский район - "Маленькая Сицилия", как они его называли, гордый дом "Адского уголка", места, где совершалось больше бандитских убийств, чем в любом другом месте города.
  
   Хотя в окраинных кварталах, через которые мы пробирались, все еще жила горстка сицилийцев, и белые лица не были полностью неизвестны в этих краях, теперь этот район на восемьдесят процентов состоял из цветных. На южной окраине этого отвратительного района было построено несколько новых общественных зданий - дома Фрэнсис Кабрини, несколько кварталов аккуратных рядных домов, - предназначенных для цветных жителей района, но заполненных сицилийцами и другими белыми, которые переехали в эти проекты, завещав черным по-настоящему ветхие трущобы Литтл Ад - смесь ветхих каркасных домов с облупившейся краской и осыпающихся кирпичных многоквартирных домов, построенных еще во время чикагского пожара.
  
   "Маленький ад" - это подходящее выражение, за исключением, возможно, "Маленькой" части. В этих многоквартирных домах обычно проживали две семьи, и в большинстве зданий не было функционирующих ванных комнат или водопровода. Участки сводчатых тротуаров, которые часто использовались для хранения угля, были потрескавшимися и небезопасными, трещины в цементе могли быть следствием землетрясения. Крысы размером с маленькую собаку бегали по этим улицам и тротуарам, как будто они были их владельцами - и я не собирался с ними спорить.
  
   Было без пяти семь, когда бордовое купе съехало на обочину и припарковалось на углу Орчард и Скотт. Я продолжил движение, проехав полквартала вниз. Я сидел, курил и наблюдал в зеркало заднего вида, как двое мужчин вышли с переднего сиденья купе, оставив его включенным. Несмотря на это, за рулем не было замечено ни одного водителя: похоже, в том купе все-таки находились только двое мужчин; их не поджидал водитель. Это могло бы объяснить, почему их бегство было достаточно замедленным, чтобы я успел заметить, как они убегали из района Друри. Зажав в кулаке девятимиллиметровку, с сигаретой во рту, я повернулся на своем сиденье и посмотрел в заднее окно.
  
   С противоположной стороны улицы, где было припарковано бордовое купе, где он сидел в своей собственной припаркованной машине, вышла шестифутовая фигура в темно-сером костюме под распахнутым плащом и присоединилась к двум мужчинам на углу, под уличным фонарем, одним из немногих в округе, который работал.
  
   Они разговаривали - повсюду улыбки, дружеская беседа. Все трое мужчин были аномалией в этом районе: хорошо одетые белые мужчины, адвокат Бас и двое убийц, ни один из которых (по крайней мере, на таком расстоянии) не показался мне знакомым. Мужчина, который был за рулем бордового купе - невысокий, круглолицый, усатый, - был одет в светло-серый костюм, без пальто и в темно-серой фетровой шляпе; его долговязый напарник, тоже усатый, был в темно-синем пальто и светло-синей фетровой шляпе.
  
   Итак, этот гребаный Бас был их боссом - он подставил Друри этим ловким убийцам. Но почему адвокат встречался с ними здесь, где должна была состояться встреча с (как я теперь предполагаю) воображаемым свидетелем? Он действительно представлял несколько таверн и клубов в этой части города, но все же я только осознал, с содроганием, ошибочность моего первоначального мышления, и потянулся к ручке двери, думая, что Бас может быть невиновен и в опасности, когда более высокий усатый убийца выхватил что-то из-под темно-синего пальто - дробовик.
  
   Даже с расстояния в полквартала я мог видеть широко раскрытые от шока глаза Баса, и он повернулся, чтобы бежать по тротуару, подальше от них (и от меня), когда парень открыл огонь - дробовик весь right...no сомневаюсь, что это тот самый, который прикончил Друри - и ночь взорвалась. Бас, казалось, замер в воздухе, прежде чем рухнуть лицом вперед на цемент, его забрызганная спина напоминала этюд современного искусства в угольно-красных тонах, достойный стены пентхауса Чарли.
  
   Я уже давно выбрался из машины и бежал по улице, шляпа слетела, сигарета рассыпала искры в ночи, пистолет крепко зажат в кулаке, когда парень в пальто сел за руль припаркованного купе с мотором - он поменялся местами со своим напарником, который подбежал к тому месту, где Бас шлепнулся животом на потрескавшийся цемент. Пистолет 45-го калибра в руке круглолицего убийцы выстрелил в лежащего на спине адвоката, раз, другой, расцветая оранжевым в темноте.
  
   Круглолицый парень побежал обратно к купе, забрался со стороны водителя, и они сорвались с места, направляясь прямо на меня, хотя ни один из них меня еще не заметил; яркий свет их фар заставил меня прищуриться, но я предвидел это, и я увидел их, их усатые лица (у высокого был шрам от заячьей губы), и они тоже увидели меня - их лица были такими же глазами-блюдцами, как у Баса, - когда я направил девятимиллиметровый ствол на лобовое стекло их приближающегося автомобиля и выстрелил.
  
   Выстрел прогремел в Маленьком аду, отдаваясь эхом, и пуля затянула паутиной лобовое стекло, но я не думал, что попал в кого-то из них, черт возьми, и я нырнул и перекатился, когда водитель вильнул, сначала пытаясь сбить меня, затем поворачивая направо, что привело бы их к железнодорожным путям El и под ними, к Огден-авеню.
  
   Я едва поднялся на ноги, когда они исчезли из поля моего зрения, и - все еще с пистолетом в руке - я побежал к упавшему Басу, зная, что это безнадежно, но все равно проверяя его.
  
   Опустившись на колени, чтобы рассмотреть поближе, я решил, что его, вероятно, убил выстрел из дробовика в спину; но пара выстрелов 45-го калибра в голову превратили измерение пульса в бесполезную процедуру. Я все равно это сделал.
  
   Теперь, когда стрельба прекратилась, люди выходили из своих домов и многоквартирных домов, цветные лица заполняли дверные проемы и окна, глаза были шире, чем у Вилли Беста, и раздавались крики "Вызывайте полицию" и "Куча белых мужчин стреляют друг в друга", и тому подобное, с обеих сторон улицы, окружая меня, обвинительный евангельский хор, поющий в небо в ночи.
  
   Прежде чем копы или Иисус отреагировали, я побежал обратно к своей машине и вышел оттуда, надеясь, что, черт возьми, мы все кажемся им одинаковыми.
  
   На дежурстве был тот же швейцар в красной униформе, что и во время моего предыдущего визита в апартаменты Барри - пузатый пятидесятилетний Джордж с перепачканным алкоголем лицом; и он помнил меня ... и мое имя.
  
   "О да, мистер Линкольн", - сказал он, принимая еще одну из моих зеленых визитных карточек. "Чем я могу помочь вам сегодня вечером?"
  
   "Я просто хочу подняться и повидаться со своим другом Джоуи Фишетти".
  
   Джордж покачал головой. "Я не уверен, что кто-нибудь из семейства Фиш сегодня вечером дома. Я пришел в четыре, и другой парень сказал, что они все освободились ".
  
   "Да? Отпуск?"
  
   "Не уверен. Знаете, они зимуют во Флориде, но я никогда раньше не видел, чтобы они ложились так рано. Вы могли бы спросить ту девушку, которая живет с Рокко. Она вернулась ".
  
   Уголок моего левого глаза дернулся. "Это она?"
  
   "Если ты можешь пройти мимо Пита, то это она", - сказал он, пожимая плечами.
  
   "Пит?"
  
   Джордж кивнул в сторону вестибюля. "Лифтер. Он что-то вроде стража у ворот. Я работаю на Барри Апартментс, но Пит работает на Фишетти."
  
   "Я ценю информацию, Джордж".
  
   "В любое время, мистер Линкольн".
  
   У меня была ясная голова и то холодное, отстраненное состояние неопределенности, которое я испытал в бою на острове - то есть на Гуадалканале. Дистанцирование, которое не дает людям под огнем сойти с ума.
  
   Я протопал по мраморному полу узкого, зеркального, заросшего папоротником вестибюля. Через мою руку был перекинут лондонский туман, скрывавший девятимиллиметровый пистолет в моем кулаке; на мне не было шляпы - она была где-то в Литтл-Ад, ее снесло с моей головы, когда я бежал по улице, пытаясь помочь Басу, облажавшись с очередным заданием телохранителя.
  
   Хорошая особенность работы телохранителя в том, что клиенты, которые выживут, напишут рекомендательные письма; а мертвые никогда не жалуются.
  
   Войдя в лифт, я сказал: "Десять, пожалуйста".
  
   Это был тот же головорез в синей униформе с синей пятеркой в тени, что и раньше, с той же выпуклостью под левой рукой. Он взглянул на меня - возможно, он узнал меня, возможно, нет, - но он просто сделал, как я его попросил. В конце концов, я не собирался подниматься в пентхаус.
  
   Когда двери закрылись, я притворился, что сбрасываю свой лондонский туман, и, когда я поднимался, я ударил ублюдка по голове сбоку стволом браунинга. Он врезался в боковую стенку лифта, из его уха текла кровь, глаза вращались, как у игрового автомата; Я сунул руку под его пальто, вытащил револьвер Пита 38-го калибра из кобуры и засунул его себе за пояс.
  
   Он наклонился ко мне, хватаясь за меня, как за лестницу, по которой он пытался взобраться, и я ударил его браунингом по другому уху; теперь он опустился на колени, как будто молился или готовился ударить меня - ни один образ мне не понравился, поэтому я левой ногой повалил его на пол и - теперь, когда он был без сознания или притворялся, что находится - связал ему руки за спиной своим галстуком.
  
   Дверь открылась на десятом, и, когда никто не вошел и не вышел, двери снова закрылись, и я поднялся на семнадцатый этаж. Пит, пошатываясь, пришел в себя; он лежал на боку, глядя на меня снизу вверх - он казался озадаченным и, возможно, его чувства были немного задеты.
  
   "Что я сделал?"
  
   "Ничего", - сказал я. "Это то, что ты собираешься продолжать делать. У тебя есть пароль?"
  
   "Пошел ты!"
  
   Это означало, что он сделал. Я обыскал его и нашел это в неглубоком косом кармане его синей форменной куртки.
  
   "Они здесь?" Я спросил. "Три брата-рыбы?"
  
   "Пошел ты", - сказал он без энтузиазма.
  
   Это означало, что они, вероятно, не были - что Джордж, швейцар, был прав ... Черт возьми. В тот момент, только что после убийств двух моих клиентов, я хотел бы вернуть должок Рокки и Чарли - медленно .... Рокки, потому что он был сукиным сыном-садистом, а Чарли, потому что он был мозгами и, несомненно, заказал эти убийства.
  
   Я припарковал лифт, щелкнул выключателем "НЕ ОБСЛУЖИВАЕТСЯ", прошел мимо Пита, который лежал на боку, хмуро глядя на меня, и вышел у входа, где меня ждали золотой египетский диван и часы sunburst. Воспользовавшись паролем, я вошел, из моего кулака все еще рос девятимиллиметровый дополнительный отросток - я не думал, что Фишетти здесь, но я могу ошибаться. В конце концов, мой послужной список сегодня вечером был не так уж велик.
  
   Или может присутствовать один или два других сторожевых пса, более компетентных, чем лифтер с Маккарти-челюстью.
  
   Но едва я вошла внутрь, как услышала музыку, доносящуюся из гостиной.
  
   Кто-то играл на пианино - "Говорят, это замечательно" Ирвинга Берлина, Энни, достань свой пистолет - и кто-то пел, чистое, нежное сопрано ... изысканно женственное, а не Этель Мерман.
  
   Джеки Пэйн сидел за роялем в просторной гостиной, рядом с балконом в стиле террасы, шторы были раздвинуты, открывая небо со звездами и луну с ее сиянием, которое придавало бесконечному озеру мерцающий серебристый оттенок. Аккомпанируя себе (она играла довольно хорошо), Джеки пела с изяществом и чувством, и выглядела она прекрасно - никаких черных глаз, только эти прекрасные большие карие; на ней была белая блузка с коротким рукавом и небесно-голубые кроссовки с педалями, ноги босые, ногти на ногах выкрашены в кроваво-красный цвет.
  
   Девятимиллиметровый все еще в руке, я начал хлопать; первый хлопок, эхом отразившийся от кафельного пола, заставил ее подпрыгнуть и остановиться на полуслове, руки застыли над клавишами.
  
   "Пожалуйста, " сказал я, опустив пистолет, " не останавливайтесь из-за меня. Ты говоришь прекрасно ".
  
   Она просто сидела и смотрела на меня, ее лицо было таким же невыразительным, как у куклы Кьюпи; затем ее губа начала дрожать, и слезы покатились по ее лицу. Хотя никаких звуков рыданий.
  
   Я вздохнул, подошел, сел рядом с ней на скамейку у пианино, пистолет лежал у меня на коленях, в моей руке, теперь безвольно.
  
   "Почему?" Я спросил ее.
  
   "Я не пойду с тобой, Нейт".
  
   "Почему?"
  
   "Я тебя не заслуживаю. Ты был замечательным, ты веришь в меня, но я не готов дать отпор ".
  
   "Почему?"
  
   "Мне это нужно - мне нужны материалы. Я не могу прожить и дня без этого ".
  
   "Почему?"
  
   "Звонил Рокко - он плакал. Я знаю...Я знаю, ты не можешь в это поверить, Нейт. Но у него действительно доброе сердце, мягкая сторона. Он сказал, что скучал по мне, что не мог жить без меня, и что он никогда больше не причинит мне вреда. Он сказал, что если он когда-нибудь тронет хотя бы волос на моей голове, я могу уйти от него навсегда, и он никогда больше не побеспокоит меня. Мне пришлось вернуться к нему ".
  
   "Почему?"
  
   "Он нуждался во мне".
  
   "Почему?"
  
   "Я люблю его".
  
   "Почему?"
  
   "Он добр ко мне. Посмотри на это место. Оглянитесь вокруг. И теперь он пообещал позволить мне сделать карьеру - начать в Chez, а затем, в конце концов, выступить на разогреве в Вегасе. Джоуи владеет частью звукозаписывающего лейбла, ты знаешь. И ... Я не могу этого сделать, ничего из этого, без моей ... без помощи, вы знаете - медицинской помощи ".
  
   "Почему?"
  
   "Потому что я просто недостаточно силен без этого. Может быть ... может быть, когда-нибудь я смогу избавиться от этого. Но не сейчас ".
  
   "Почему?"
  
   "Прекрати это! Прекрати это! Прекрати это!"
  
   Она закрыла лицо руками и заплакала. Я позволил ей сделать это на некоторое время.
  
   Затем я спросил ее: "Где они?"
  
   Ее голос казался еле слышным; она сама тоже. "Исчез. Они уволили весь персонал, кроме скелета. Рокко назначил меня ответственным за здешнюю квартиру. Он не хотел брать меня с собой ".
  
   "Почему?"
  
   Карие глаза, красные от слез, сверкнули на меня. "Ты собираешься начать это снова? Он сказал, что он и его брат Чарли - я думаю, Джоуи во Флориде, у него там дома, - но Рокки и Чарли вроде как ... в бегах. Без связи с внешним миром, пока это дело, эта история с Кефаувер, не уляжется ".
  
   "И Рокки оставил тебя здесь? Зная, что если ты передумаешь - если я образумлю тебя, и ты изменишь свое мнение, - ты сможешь стать свидетелем против них?"
  
   Она покачала головой, пожала плечами. "О чем я мог бы свидетельствовать?"
  
   "Вы могли бы сказать им, например, сколько раз звонил Таббо Гилберт за последние месяцы".
  
   "Нет, я не мог".
  
   "Ты не мог? Сегодня ночью погибли двое мужчин, Джеки - я видел это. Но я не мог это остановить ".
  
   Она нахмурилась и посмотрела на клавиши пианино. "О, Нейт... не надо. Я не хочу это слышать ...."
  
   "Билл Друри, полицейский - может быть, вы читали о нем в газетах. Однажды он спас мне жизнь. Он был честным полицейским - в Чикаго, вы можете в это поверить? Он и адвокат по имени Бас ... у них обоих есть жены, которые, вероятно, любят их, и семьи, которые нужно поддерживать ... пытались получить информацию о Чарли и Таббо. И они были убиты примерно час назад - Билл в своем собственном гараже, тот адвокат на людной улице. Казнен. Скот на скотных дворах умирает с большим достоинством ".
  
   Она сглотнула, подняла глаза и уставилась прямо на меня. "Нейт, я не мог свидетельствовать против Рокки, и я ничего не знаю о Чарли".
  
   "Вы не могли бы свидетельствовать против Рокки? Послушай, если они вызовут тебя повесткой, и ты будешь под присягой-"
  
   "Нейт! Ты не понимаешь. Послушай меня: я не могу свидетельствовать против Рокки. Жена не может свидетельствовать против собственного мужа ".
  
   Я просто посмотрел на нее. Наконец я сказал, почти плюнув в нее: "Что?"
  
   "Мы поженились сегодня днем в мэрии. Рокки потянул за кое-какие ниточки, чтобы преодолеть период ожидания. У него есть связи ".
  
   "Без шуток".
  
   Она снова смотрела на ключи. "Я проводил его в О'Хара. Нашему медовому месяцу придется подождать ".
  
   "Куда вы с Рокки и вашим шприцем планируете отправиться?"
  
   Карие глаза остановились на мне - они были мягкими, даже любящими; она коснулась моей руки - той, в которой не было пистолета.
  
   "Нейт...Я всегда буду любить тебя, ты всегда будешь занимать особое место внутри меня. Наши несколько дней вместе - то, что ты сделал для меня и пытался сделать для меня - я никогда этого не забуду. Я буду лелеять это воспоминание - как цветок, вложенный в книгу ".
  
   "Великолепно. У меня будет медовый месяц, а у Рокки - невеста ".
  
   "Пожалуйста, Нейт..."
  
   Я сидел там, размышляя, не следует ли мне обыскать пентхаус.
  
   Я не мог придумать причину для этого; а братья давно ушли. Вероятно, мне нужно было убираться оттуда - копы придут поговорить с Фишетти, как только убийства Друри и Баса пройдут стадию "Место преступления". Конечно, Таббо Гилберт, вероятно, будет руководить расследованием.
  
   "Подожди здесь", - сказал я, вставая.
  
   "Что ты...?"
  
   "Вы услышите какой-то шум. Не беспокойся об этом. Просто оставайся на месте. Понятно?"
  
   "Почему?"
  
   Я улыбнулся ей. "Ты не имеешь права задавать этот вопрос, детка. Просто сиди тихо и заткнись ".
  
   Пять минут спустя, тяжело дыша, я вернулся в гостиную - у меня болели руки. У Джеки был вид испуганного оленя - она, должно быть, услышала шум, который я поднял; но она осталась на месте.
  
   "Что, черт возьми, Нейт, что ты сделал?"
  
   "Я швырнул каждого из них об стену", - сказал я. "Я сломал каждый чертов драгоценный гребаный поезд".
  
   Затем я подошел, схватил ее за плечи и поцеловал в губы.
  
   И убрался оттуда ко всем чертям.
  
  
  
  
  
  
   Церковь Святого Андрея, расположенная в двух шагах от дома Друри, сразу за рокочущим Эль, была не просто самым большим собором на Северной стороне: это была дань уважения умению епископа Бернарда Дж. Шейла собирать средства. Обширный комплекс католической деятельности, включающий школу и тренажерный зал, занимал три из четырех углов перекрестка Аддисон / Паулина, а внушительный кирпичный собор занимал целый городской квартал, с двумя колокольнями, массивным круглым витражным окном между ними и тремя торжественными бетонными статуями, закрепленными на стенах, одна из которых изображает св. Эндрю (не спрашивайте меня, кем были двое других - это была моя мать, которая была католичкой).
  
   Обширное богато украшенное святилище с высокими сводчатыми оштукатуренными потолками было заполнено почти до отказа для похорон Уильяма Друри, павшего Сторожевого пса the Loop ... хотя заметно отсутствовали высокопоставленные чиновники города и округа, которые - в дни, прошедшие после убийства Билла, - поносили покойного в прессе.
  
   Сам епископ Шейл проводил Билла с заупокойной мессой и драматической проповедью, достойной толстосумов-католических промышленников и политиков, которые сделали возможной эту пещеру христианства. Конечно, католики любят хороших мучеников, даже бедных.
  
   "Билл Друри был человеком, который отдал свою жизнь за то, что считал правильным", - сказал прелат. "Теперь у нас есть люди, избранные на высокий государственный пост, которые бросали намеки в адрес этого героя, запятнали его имя и пытались очернить его характер".
  
   Это не сулило ничего хорошего капитану Дэну "Таббо" Гилберту и его боссу, прокурору штата Джону С. Бойлу, которые были неназванными государственными чиновниками, на которых ссылался могущественный священник. И репортеры, рассеянные среди скорбящих на скамьях, записывали каждое слово.
  
   "Каноны и этика моего офиса не позволяют мне говорить о том, что сейчас горит в моем сердце и теле", - сказал епископ со своей кафедры. "Я произнесу их по другому, не столь священному поводу в ближайшем будущем".
  
   Сегодня утром в скромной часовне в Эри и Уобаше также проходила другая служба: Марвина Дж. Баса хоронили перед меньшей, но не менее возмущенной группой скорбящих.
  
   Бас, как и Билл, был объектом нападок Таббо и прокурора штата в дни, прошедшие после убийств-близнецов. Обращаясь к журналистам, Бойл задал бестактный риторический вопрос: "Кто сказал, что Билл Друри был храбрым, героическим борцом с преступностью? Мы не знаем, как он зарабатывал на жизнь последние два года. У него в штанах было шестьсот долларов, когда его застрелили - в его новом кадиллаке!"
  
   Что касается Bas, босс Таббо заявил, что адвокат "работал не по ту сторону баррикад". Bas всегда получал хабеас корпус для лиц, которых мы арестовывали. И он представлял интересы многих хонки-тонков и хулиганов ".
  
   По словам Бойла, "хорошие, законопослушные граждане" не боялись быть "застреленными на улицах Чикаго - никому, кто занимается своим честным бизнесом, в Чикаго не угрожает никакая опасность".
  
   Что, конечно, означало, что Друри и Бас не были хорошими, законопослушными гражданами, занимающимися своим собственным честным бизнесом.
  
   Таббо, который отказался от своего отпуска, чтобы взять на себя руководство расследованиями в отношении Друри и Баса, заявил, что убийства не были связаны, хотя он не предложил никакой теории об убийстве ни одного из них. И заявление руководителя кампании Гилберта ясно дало понять, что "мы не видим никакой связи между этими убийствами и кандидатурой капитана Гилберта".
  
   То есть никакой связи, кроме того, что Друри и Бас работают вместе, чтобы собрать улики против Таббо, чтобы передать их его сопернику в гонке шерифов.
  
   Расследование Таббо состояло в издании приказа "арестовать на месте" "каждого хулигана в городе"; и предъявлении прессе обвинения в том, что, находясь в полиции, Друри "перетряхивал" букмекеров. Затем, на следующий день после убийств, без ордера Таббо совершил налет на офис жертвы убийства Баса, изъяв бумаги и записи адвоката.
  
   Джон Э. Бэбб, соперник Таббо на посту шерифа, который был среди скорбящих на похоронах Друри, сказал прессе: "Это новый поворот в правоприменении, когда ответственные офицеры посвящают больше времени очернению жертв убийств, чем поимке их убийц".
  
   И вдовы двух мужчин отважно вступились за своих мужей, миссис Бас осудила тактику гестапо Таббо в конфискации его личных бумаг, в то время как миссис Друри сказала: "Я подам в суд на любого государственного чиновника, включая прокурора штата Бойла и капитана Гилберта, который делает грязные заявления о моем муже".
  
   Миниатюрной, хорошенькой Аннабель Друри, которая была замужем за Биллом двадцать один год, с самого начала пришлось нелегко. И я сделал это неизбежным, когда скрылся с места преступления, чтобы преследовать убийц, оставив миссис Друри наиболее вероятным человеком, который мог сделать ужасное открытие.
  
   Около половины седьмого вечера она услышала три громких звука, которые она приняла за возгорание автомобилей на близлежащей станции техобслуживания. Они с Биллом жили на втором этаже, и окно кухни выходило на гараж.
  
   "Однако у меня было странное ощущение из-за этих звуков", - сказала она мне прошлой ночью в похоронном бюро. Ее темные волосы с серебристыми прядями были уложены в модный боб, на ней был черный костюм и белые перчатки, когда мы сидели, держась за руки. "Я продолжал думать об этих звуках.... Они казались... другими. Но когда я выглянул в окно, я увидел, что внизу, и в гараже не горел свет - Билл всегда включал свет, когда приходил домой ".
  
   Я знал, что она хотела поговорить - должна была поговорить - поэтому я позволил ей; она не могла знать, насколько паршиво она заставляла меня чувствовать себя, из-за моей роли в том, что ее испытание стало еще тяжелее.
  
   "Я знал, что Билл сказал, что у него назначена встреча в семь, но он также сказал, что заедет домой и перекусит, если будет время. Я готовила кое-что на кухне, просто бутерброд, который он мог бы взять с собой .... Затем, когда было почти семь, я подумал - может быть, он пошел на ту встречу .... Тем не менее, что-то казалось неправильным, и в конце концов я взял маленький фонарик и вышел в гараж ".
  
   Она нашла там Билла, сидящего в "Кэдди", покрытого кровью, разорванного пулями, и ее крик вызвал семидесятишестилетнюю мать Билла и нескольких других членов семьи - все они подверглись этой ужасной сцене.
  
   "Мне жаль", - сказал я.
  
   "Тебе не за что извиняться, Нейт".
  
   Что ж....
  
   Она посмотрела на меня усталыми, ошеломленными глазами. "Билл был о тебе самого высокого мнения. Но я хочу, чтобы вы знали - я не ожидаю, что вы что-либо предпримете по этому поводу ".
  
   "Аннабель-"
  
   "Пожалуйста, поймите - я предвидел это. Я боялся этого долгое, долгое время. Но у Билла не было абсолютно никакого страха. Я никогда не совал нос в его деловые дела. Вот почему у нас была счастливая семейная жизнь. Я позволил ему рассказать мне только столько, сколько он хотел ".
  
   Аккуратная привлекательная вдова лет сорока была спокойной, без слез - смесь шока и смирения ... и, вероятно, странного чувства облегчения. В некотором смысле, долгая личная осада террора наконец закончилась.
  
   "Аннабель-Билл вела дневники, записные книжки".
  
   "Я знаю".
  
   "Они у вас есть?"
  
   "Нет. Он хранил их в письменном столе в своей берлоге - они занимали целый ящик. Я понятия не имею, что в них было, и он забрал их с собой в тот день ... в тот последний день ".
  
   "Вы не знаете, где они, куда он их забрал - у кого они могут быть?"
  
   "Нет. Понятия не имею ". Она испытующе посмотрела на меня. "Нейт, ты ведь не собираешься вмешиваться, правда?"
  
   "Я вовлечен. Почему, мы должны оставить это Таббо Гилберту и полицейскому управлению?"
  
   Крошечная горькая улыбка появилась в уголке ее рта. "Они не найдут его убийц. Они даже не посмотрят. Но, Нейт, откуда ты вообще знаешь, с чего начать? Билл был единомышленником, и за двадцать шесть лет службы в полиции он нажил много врагов."
  
   Аннабель не знала, что я был на месте смерти ее мужа, не говоря уже о стрельбе в Bas на той пустынной улице полчаса спустя. Никто, кроме меня, не знал, за исключением тех двух убийц ... Хотя, поскольку я их не узнала, возможно, они тоже не отличали меня от Адама.
  
   Я никому не сказал, конечно, не Таббо, когда он пришел в офис допросить меня на следующий день после стрельбы, даже Лу Сапперстайну и, конечно, никому, кто связан с персоналом Kefauver. Несколько цветных свидетелей в Литтл-Хелл видели, как белый мужчина покидал место происшествия, но никто не сообщил о том, что я стрелял по бордовому купе, и никто не предоставил описание моей старой машины, не говоря уже о ее номере. Моя фетровая шляпа была найдена, что дало возможность первоклассным сыщикам из полиции Чикаго и прокуратуры штата использовать мой размер шляпы.
  
   Я был маленьким человеком, которого там не было - роль, в которой я стал мастером. Но кто, черт возьми, были эти усатые убийцы? Они были молоды - от середины до конца двадцатых годов, хорошо одеты, - но, тем не менее, хладнокровные профессионалы, которые разбирались в огнестрельном оружии и были невозмутимы к идее нанесения ответных ударов. Талант из другого города, почти наверняка - нанят Чарли Фишетти, который сбежал в ожидании того, какую шумиху поднимут два убийства.
  
   На следующий день после того, как новость распространилась, почти все другие крупные хулиганы в городе также сбежали. В газетах на следующее утро после убийств цитировались слова Кефаувера, который проводил слушания в Канзас-Сити, о том, что убийства Друри и Баса "показали дикость чикагской гангстерской группировки. Нет сомнений в том, что убийство нашего ключевого свидетеля, бывшего лейтенанта полиции Уильяма Друри, является жестокой попыткой помешать нашему расследованию ".
  
   Кефаувер- который отверг заявление Таббо о том, что убийства Друри и Баса были "не связаны", принял ответные меры, передав более дюжины повесток в офис маршала США в Чикаго. Но небольшая армия официантов обнаружила, что в особняках и пентхаусах таких светил индустрии, как Джейк Гузик, Тони Аккардо, Пол Рикка и (конечно) братья Фишетти, содержались только слуги и время от времени жены.
  
   Даже относительно скромное бунгало Сэма "Муни" Джанканы из желтого кирпича в Оук-парке - ну, оно действительно занимало угловой участок и имело роскошно ухоженный газон - было лишено сицилийцев. За исключением нескольких человек, которых уже обслужили, местные мафиози сбежали из курятника.
  
   После похорон, перед массивным собором, осенний ветерок был таким резким, что заставил меня поднять воротники моего лондонского тумана. У Ли Мортимера - в темно-сером костюме и шелковом светло-голубом галстуке, под светло-серым пальто с черным меховым воротником (пальто, которое стоило не дороже хорошего подержанного "бьюика") - на этот раз не было под рукой малышки, когда он пробирался сквозь толпу и встал передо мной, как ненужное дерево. Сделай этот куст.
  
   "Мои соболезнования, Нейт", - сказал он. Он достал колоду "Честерфилдс" и предложил мне одну - я отказался - и он закурил...на этот раз без мундштука для сигарет. Дым, вырывающийся из его рта и ноздрей, казался примерно такого же цвета, как его сероватый цвет лица, в то время как его волосы были скорее серебристо-серыми. Он выглядел так, словно не выходил из ночного клуба с 1934 года.
  
   Я не ответил на его выражение сочувствия, которое казалось примерно таким же искренним, как улыбка продавца кисточек "Фуллер".
  
   "Я имею в виду, - сказал он, пожимая плечами, - я знаю, что Билл был твоим другом. Ты прошел долгий путь назад, верно?"
  
   "Верно".
  
   Он поднял бровь, склонил голову набок. "На прошлой неделе я пытался дозвониться в ваш офис, но вы были недоступны. Мы собирались поговорить, помнишь? Может быть, заняться каким-нибудь бизнесом? Надеюсь, ты не увиливаешь от меня ".
  
   "А что, ты легко оставляешь синяки, Ли?"
  
   "Не совсем". Он выпустил колечко дыма, которое подхватил и развеял ветер. "У меня достаточно жесткая шкура, но в наши дни ты публичная фигура со своей голливудской клиентурой. Вы же не хотите оттолкнуть от себя обозревателя национального синдицированного журнала, не так ли?"
  
   Я направился к парковке, пробираясь сквозь толпу, и Мортимер последовал за мной. Я сказал: "На самом деле, Ли, я изучил для тебя это дело Галлея - так называемые связи главного юрисконсульта в Голливуде? Большой глоток воздуха".
  
   Жесткие крошечные глазки сузились, и он покачал головой, когда мы продвигались сквозь толпу скорбящих. "Тогда вы недостаточно внимательно изучили это - в Комитете по борьбе с преступностью произошла крупная утечка, и я клянусь, что это клоун Халли .... Ты идешь на кладбище?"
  
   "Да".
  
   "Я собираюсь отказаться. Но мы все еще можем вести дела, ты знаешь ".
  
   "Да?"
  
   Он положил руку мне на плечо, и я остановилась, чтобы посмотреть на него. Его ухмылка была широкой и жуткой, как у черепа - это был человек, который улыбался только тогда, когда заискивал или угрожал.
  
   Мортимер прошептал: "Билл Друри перестал быть для меня источником информации - как вы, возможно, заметили. Мне нужен новый. Его убийство дает вам идеальную связь с Криминальным комитетом .... Халли настроил Эстеса против меня, и...
  
   Я убрала его руку, как будто это была букашка, которая села мне на плечо. "Ты действительно думаешь, что эти похороны - подходящее место, чтобы нанять замену Биллу Друри?"
  
   Катафалк скользил мимо, машины выстраивались в очередь для процессии на кладбище Маунт-Кармел.
  
   "Я не хочу обидеть мертвых, " сказал Мортимер, " но вы умнее моего предыдущего источника. Вы знаете, каким был его девиз?"
  
   На самом деле, я так и сделал.
  
   Но это сказал Мортимер: "Трус умирает тысячью смертей, храбрый человек - только одной". Человек, который считает себя героем, - дурак, Нейт. Ты, с другой стороны, жесткий, проницательный, умеющий манипулировать сукин сын ".
  
   "Прекрати. Я буду краснеть".
  
   "Короче говоря, вы могли бы стать репортером". И он снова одарил меня той жуткой улыбкой. "Тах-тах". И он бросил свою сигарету, оставляя за собой искры на улице, и двинулся сквозь редеющую толпу, чтобы поймать такси.
  
   Я ускользнула, направляясь к парковке. Лу Сапперштейн - коричневое пальто поверх темного костюма, на его лысой голове не было шляпы - ждал меня в "Олдсе", прислонившись к каминной решетке и покуривая. Мы с ним были билетерами; те, кто нес гроб, были родственниками, за исключением бывшего капитана Тима О'Коннера, приятеля Билла, уволенного из полиции. Я знал, что О'Коннер тяжело это воспринял - прошлой ночью в похоронном бюро он плакал и был более чем немного пьян.
  
   Я избегал его - я наполовину ирландец, и этого было достаточно, чтобы смущаться ирландских пьяниц, которые, как известно, жалели самих себя.
  
   На безукоризненно озелененном кладбище, после службы у могилы, за которой также наблюдал епископ и на которой присутствовало много людей, я шел с Лу по посыпанной гравием дорожке, направляясь обратно к своей машине, когда рядом со мной широким шагом подошел О'Коннер.
  
   "Есть минутка, Нейт?" - спросил долговязый бывший полицейский. В своем черном костюме и галстуке под черным плащом О'Коннер мог бы сойти за гробовщика, а не просто нести гроб; он выглядел ужасно - его голубые глаза налились кровью, рябое лицо было бледным, как рыбье брюхо, если бы не покрасневший от выпивки нос.
  
   Каким-то образом я сдержал вздох в своем голосе. "Конечно, Тим".
  
   Его песочно-светлые волосы развевались, как тонкая пшеница, на резком ветру, ветер превращал его черный галстук в хлыст, О'Коннер повернулся к Сапперстайну и, немного смущенный, сказал: "Если ты извинишь нас, Лу -"
  
   Поскольку Лу тоже был полицейским и другом Друри, а также членом нашей команды, играющей в покер, это исключение показалось мне слегка оскорбительным; но Сапперштейн просто пожал плечами, кивнул и прошел мимо дуба, прислонившись к нему, в то время как О'Коннер повел меня между рядами надгробий с их искусной резьбой и скульптурами.
  
   "Я знаю, это не должно быть сюрпризом, " сказал О'Коннер, засунув руки в карманы плаща, его глаза были пустыми, - но почему-то я думал, что Билл был ... выше всего, что кто-либо мог с ним сделать".
  
   "Никто не может быть выше дробовика, Тим".
  
   Он качал головой, уставившись на землю, по которой танцевали несколько случайных листьев. "Я... это чертовски сложно, Нейт. С тех пор, как я потерял Джанет..."
  
   "Она не умерла, Тим. Ты облапошил ее, и она развелась с тобой и забрала детей ".
  
   Теперь он посмотрел прямо на меня - его глаза расширились от удивления. "Ты действительно такой твердый?"
  
   "Я читал в газетах, что вы едва знали Билла".
  
   "Ох. Это."
  
   Сообщалось, что О'Коннер сказал, что у него не было деловых связей с Друри в последние месяцы - что, в частности, он не участвовал в журналистских начинаниях своего покойного друга. Его комментарии, казалось, были рассчитаны на то, чтобы не привлекать к себе внимания этим нарядом.
  
   Смущенный, снова опустив глаза, он сказал: "Все это было правдой - я просто не упомянул, что мы с Биллом работали вместе, сотрудничали с персоналом Kefauver. Я имею в виду - это были конфиденциальные вещи ".
  
   "Неужели? И ты все еще планируешь тратить свое свободное время, Тим, разливая кока-колу и кофе для Криминального комитета?"
  
   Выше голову, сейчас же. "Я все еще работаю на Курница, а он все еще работает с Робинсоном и Халли, да. Я надеялся, что вы присоединитесь к нам ".
  
   Однажды я рассмеялся. "Ты думаешь, это способ все исправить?"
  
   "Ты знаешь, что нет способа исправить это. Билл ушел навсегда ... и мы подвели его ".
  
   "Чушь собачья. Билл был взрослым. Он знал, чем рискует. Он наслаждался ими ".
  
   Он качал головой; он выглядел так, как будто собирался снова заплакать. "Я просто не хочу, чтобы он умер ни за что. Я собираюсь остаться с комитетом и посмотреть, смогу ли я помочь им свергнуть этих ублюдков ".
  
   "Вы действительно в это верите? Что Фишетти, Таббо Гилберт, Рикка и остальные, что несколько сенаторов из другого города, пытающихся выставить себя в выгодном политическом свете, могут изменить то, какой всегда была жизнь в Чикаго?"
  
   Ветер раскачивал деревья вокруг нас; хрупкие коричневые листья, казалось, смеялись.
  
   Его подбородок дрожал, когда он убрал руку, чтобы наставить на меня палец, как пистолет. "Я скажу вам вот что - если Таббо был замешан, то на этот раз он выстрелил себе в ногу. Халли говорит, что Кефаувер в ярости из-за этих убийств. Очевидно, говорит сенатор, к черту ожидание слушаний до окончания выборов ".
  
   Возможно, возмущение Кефаувера в прессе было не только разговорами.
  
   Но я не был убежден. "Я должен верить, что Кефаувер не собирается ждать чуть больше месяца, чтобы защитить местную демократическую машину? Что он обманет тех же людей, к которым ему придется обратиться, если он будет баллотироваться в президенты?"
  
   "Это будет в газетах со дня на день. Кефаувер воспринимает эти убийства как личную атаку на него и его комитет, и он повышает ставку ".
  
   "Как, черт возьми?"
  
   "Слушания перенесены на пятое октября".
  
   Я нахмурился, не веря своим ушам. "На следующей неделе?"
  
   "На следующей неделе. Прямо через дорогу от твоего офиса, в Федеральном здании, Нейт. И у сенатора наготове еще пара дюжин повесток в суд. На этот раз не только гангстеры - политики, операторы телеграфных рас, торговцы спиртным, дистрибьюторы музыкальных автоматов, даже жены больших мальчиков ".
  
   "Зачем беспокоиться о женах? Они не могут свидетельствовать против своих мужей ".
  
   О'Коннер пожал плечами. "Халли говорит, что они могут. Правила слушаний в Конгрессе отличаются от обычной процедуры в зале суда ".
  
   Если это было правдой, то что оставалось с бывшим Джеки Пейном?
  
   "Приходите работать к нам", - сказал О'Коннер.
  
   "Нет".
  
   Он нашел, что усмехнуться в мой адрес. "Значит, это все? Билл в земле, а ты просто собираешься уйти?"
  
   "Разве я это сказал?"
  
   Теперь листья, казалось, шептались, но я не мог разобрать, чего они хотели от меня....
  
   "Нейт... Ты же не думаешь разобраться с этим ... каким-то другим способом. Ваш собственный способ...?"
  
   "Я тоже не помню, чтобы говорил это".
  
   Налитые кровью голубые глаза казались спокойными, внезапно посмотрев на меня по-новому. "У вас репутация ... иногда люди, у которых с вами были проблемы, как известно, исчезали".
  
   "Это правда?"
  
   То тут, то там заводились моторы автомобилей; скорбящие оставляли Билла Друри позади - в конце концов, они были просто в гостях; он жил здесь.
  
   О'Коннер наклонился ко мне; удивительно, но от него не пахло алкоголем. "Слушай-слушай меня внимательно, Нейт. Я бы сделал что угодно, чтобы поквитаться за Билла. Что угодно. "
  
   "Да?"
  
   Теперь эти голубые глаза были твердыми, как мрамор. "Ты слушаешь? Ты меня слышишь?"
  
   "Я слушаю. Я вас понял ".
  
   "Пообещай мне - если ты все-таки решишь попробовать что-нибудь...Мне насрать, каким сумасшедшим ... ты меня называешь. И я там ".
  
   "Будь осторожен, Тим-"
  
   "Я знаю, что говорю. Я знаю, что я предлагаю. не пытайтесь сделать это в одиночку ".
  
   "Вы уверены?"
  
   Это бледное лицо было невозмутимым, сейчас - мягкость жалости к себе сменилась чем-то жестким, холодным и решительным. "Чертовски уверен", - сказал он.
  
   "Я буду иметь это в виду".
  
   Я присоединился к Лу, который как раз закуривал новую сигарету.
  
   "Чего он хотел?" - Спросил Лу, выпуская струйку дыма.
  
   "Отпущение грехов", - сказал я, когда мы направились обратно по посыпанной гравием дороге.
  
   Лу ухмыльнулся. "Боже, он пришел не к тому парню".
  
  
  
  
  
  
   Телефонный звонок казался более чем немного загадочным. Я не брал это сам - оно пришло утром, когда мы с Лу были на похоронах Друри. Когда я зашел после обеда, Глэдис передала мне загадочное сообщение: "Сильвер Палм, клиент Bas, приходи один в 3 часа дня".
  
   Я почти пошел один - девятимиллиметровый ремень на плечевой перевязи оказался рядом. "Серебряная пальма" звучало как малоизвестная военная медаль; но это был Нортсайд-стрип-клуб, довольно печально известный, а поскольку покойный Марвин Бас был политиком Сорок второго округа, адвокатом, клиентами которого были владельцы таверн и ночных клубов, эта часть послания имела определенный смысл. В конце концов, Бас - несмотря на его усилия разоблачить невероятно коррумпированного Таббо Гилберта - был ставленником яркого олдермена Пэдди Баулера, чьим хорошо известным лозунгом было "Чикаго не готов к реформам!"
  
   Что меня беспокоило, так это то, что кто-то связывал меня с Bas - моя прежняя связь с Друри была хорошо известна; но Bas нанял меня всего за несколько часов до того, как его убили ... новый рекорд среди клиентов A-1.
  
   Я нашел место для парковки "Олдс" в полутора кварталах отсюда и пошел пешком в "Силвер Палм", который приютился под "Эль" на Уилсон-авеню недалеко от Бродвея. Воротники моего плаща снова были подняты - было холодно и моросил дождь, заставляя уличных бродяг и торговцев наркотиками прятаться в нишах подъездов в поисках укрытия. Этот некогда респектабельный участок во время Второй мировой войны превратился в зону боевых действий с домами бурлеска, круглосуточными отелями и тату-салонами, предназначенными для обслуживания военнослужащих из форта Шеридан и военно-морской станции на Великих Озерах, пользующихся остановкой Wilson Avenue express на электрической железной дороге Северного побережья.
  
   Мотив пальмового дерева, обещанный неоновой вывеской в грязном окне, был без особого энтузиазма сохранен в комнате с удивительно высоким потолком, с выцветшими фресками с изображением хула-герл Южных морей, фальшивыми соломенными крышами хижин и бархатными рисунками обнаженных до пояса местных красоток. Заведение было заставлено стульями и маленькими столиками, с большим количеством мест, откуда открывался вид со всех сторон, если бы вы могли видеть сквозь дым, достаточно густой, чтобы нарезать и продать как бекон.
  
   На приподнятой сцене за бесконечной барной стойкой слегка полноватая / великовозрастная стриптизерша с волосами цвета хны, в пирожках и стрингах, толкалась и разминалась на благо исключительно мужской аудитории - от дышащих ртом грязных стариков (чьи плащи были не такими милыми, как у меня) до парней-моряков, чьи широко раскрытые глаза указывали на обнаженную женскую плоть, которая, возможно, была для них новым опытом.
  
   В пятницу, в середине дня, заведение было, может быть, наполовину пустым - назовите это наполовину полным, оптимист, которым я являюсь. Стриптизерши в перерывах между выступлениями на сцене, одетые в прозрачные халаты, присоединились к неряшливо одетым Би-герлз, чтобы протиснуться сквозь небольшую толпу, обманом заставляя клиентов покупать им разбавленные напитки, в то время как почти привлекательные официантки в потертых рубашках "алоха" и обтягивающих брюках предлагали смешанные напитки, пиво в бутылках и со скучающим выражением лица. Большинство мест в баре было занято - так как отсюда открывался наилучший обзор первоклассной чистоты "Серебряной пальмы", - но мне удалось найти одно в дальнем конце.
  
   Я заказал ром с колой у бармена, который выглядел так, будто он одновременно и вышибала, и наблюдал, как выкрашенная хной деваха продемонстрировала толпе грудь без пастозности и ушла, довольная собой.
  
   Крашеная блондинка лет пятидесяти, весом около двухсот фунтов при росте пять футов три дюйма, важно вышла в красно-желтом муумуу и прорычала остроты в микрофон- "Большая Мэри, твоя распорядительница церемоний, но не бери в голову никаких идей". Она работала достаточно напряженно, чтобы вызвать несколько смешков, и задержалась всего на минуту, прежде чем представить следующую стриптизершу, мудро не злоупотребляя ее гостеприимством.
  
   Стройная брюнетка выделялась чрезмерным нарядом в юбке-обруче южного фасона со шляпкой Скарлетт О'Хара, и она была в одних нижних юбках, когда я получил знак "разрешите войти", похлопав меня по плечу.
  
   Головорез с приплюснутым носом, мертвыми глазами и широкими плечами - весь затянутый в двубортный синий костюм с сине-серым галстуком и жемчужно-серую фетровую шляпу - стоял там, как растение в горшке, с наплечной кобурой.
  
   "Да?" Я сказал.
  
   Внезапно я понял, что бандит смотрит мимо меня на брюнетку, которая снимала лифчик, чтобы показать дерзкие маленькие сиськи с кисточками. Пирожки. На секунду я подумал, что парень хочет занять мое место; затем он моргнул, посмотрел на меня и вспомнил, зачем пришел.
  
   "Столик в конце зала", - сказал он хрипло. Он взмахнул пальцем, похожим на сосиску, указующим пальцем.
  
   Сквозь дым я смог разглядеть столик, за которым сидел невысокий мужчина, далеко позади, в стороне - одно из худших мест в заведении. Даже столики поблизости были пусты, предоставляя этому миниатюрному покровителю искусств толику уединения.
  
   Я думал, что знаю, кто это был - можно даже сказать, я боялся, что знаю, кто это был, - и бандит сопровождал меня, когда я подошел к невысокому парню в зеленой бейсболке, который был одет в серый сшитый на заказ костюм с бледно-желтой рубашкой и темно-желтым галстуком, на его овальном лице преобладали комки шнобеля, близко посаженные глаза и абсолютная бесстрастность.
  
   Сэм Джанкана посмотрел на меня и сказал: "Садись, Хеллер.... Присоединяйтесь ко мне здесь, в моем кабинете ". Бандиту он сказал: "Салли, небольшая передышка".
  
   Когда бандит направился к бару и сцене, я сел напротив Джанканы за столик с почтовыми марками; освещение было нулевым - центральное место в стакане и свече оставалось незажженным, единственный свет рядом с нами исходил от лампочки, помещенной под висящей на стене бархатной картиной местной девушки с грудями размером с кокосовые орехи ... не совсем из материалов National Geographic.
  
   Я захватил с собой ром с кока-колой; Джанкана пил кофе - ему нужно было побриться, что придавало ему неряшливый вид, не гармонирующий с его опрятной одеждой.
  
   "Вы знаете, именно здесь началась сатира", - сказал Джанкана.
  
   "Та стриптизерша, которая убила своего женатого любовника?"
  
   "Да, в Гаванской гавани, помнишь?"
  
   Я сделал - это был материал на первой странице.
  
   Он говорил: "Мы заплатили за ее защиту, и эта сука отплатила нам тем, что работала на конкурентов через дорогу, когда ее выпустили. Тем не менее, мы превзошли эту сучку ".
  
   "Как это?"
  
   Он фыркнул от смеха. "Мы наняли вдову парня, которого она убила. Зарегистрировал ее, а она обыграла Satira ".
  
   "Это демонстрация, Сэм".
  
   "Это ничего - я пытался забронировать их обоих. Разве это не поставило бы Чикаго на уши? Убийца и вдова ее жертвы, обнаженные бок о бок ".
  
   "Это развлечение", - сказал я. "Должен признать, немного удивлен тебя видеть. Федералы, которые пытались вручить вам повестку в суд, думают, что вы где-то во Флориде - так им сказал ваш садовник ".
  
   Джанкана с выражением лица пожал плечами и сделал глоток своего кофе. "Некоторым из нас приходится оставаться поблизости и заниматься бизнесом. У меня в этом городе осталась пара камней, под которыми я могу заползти ".
  
   "То сообщение, которое ты оставил в моем офисе, было немного расплывчатым, Сэм. Как ты узнал, что я приду?"
  
   "Я знаю, что заставляет тебя нервничать, Хеллер. Ты гребаный шпион. Любопытство у вас в крови ".
  
   "И моя кровь все еще течет в моих венах, внутри моего тела. Я надеюсь, что так оно и останется ".
  
   Джанкана сверкнул болезненно выглядящей ухмылкой; как и у Ли Мортимера, у него была серая бледность - я не предполагал, что Сэм часто ходит в походы ... за исключением, может быть, случайного захоронения трупа в поле.
  
   "Это дружеская встреча", - сказал Джанкана. Он положил обе руки на стол ладонями вниз, растопырив пальцы. "Во всяком случае, дружелюбно с моей стороны. Твой друг Друри - та небольшая потасовка, которая у нас была у Стивенсов ... Ты кому-нибудь рассказывал об этом?"
  
   "Нет".
  
   "Ты думаешь, что мог бы сохранить эту неприятность при себе?"
  
   "Да".
  
   "То дело, это было ничто. Друри был таким - он видел любого, кто хотя бы отдаленно походил на него, и срывался на них. Ты это знаешь ".
  
   "Я это знаю".
  
   "Он выводил из себя Гузика, Фишетти, даже Аккардо, кучу раз".
  
   "Я знаю".
  
   Обе брови подняты. "Вы же не думаете, что я имею какое-либо отношение к тому, что с ним случилось, не так ли?"
  
   Я тщательно подбирал слова. "... Я думаю, это был Наряд. Я не делаю из этого ничего общего с тобой, Сэм."
  
   Он изучал меня, как ученый изучает предметное стекло под микроскопом. "И почему вы так считаете?"
  
   "Потому что ты умный, Сэм. У тебя вспыльчивый характер - известно, что ты теряешь голову, если разозлишься off...no преступление ".
  
   "Не принято".
  
   "Но это было глупо. Эти убийства нагнетают обстановку. Массовое убийство в День Святого Валентина, типичная жара. Джейк Лингл - типичный убийца."
  
   Он кивал.
  
   Я продолжил: "Слушания в Комитете по расследованию преступлений переносятся на следующую неделю, вы знаете. Кефаувер разбрасывает гребаные повестки по этому городу, как рекламные листовки с самолета ".
  
   "Ты мне рассказываешь. Ты знаешь, что следующим он отправится за нашими женами, этот придурок ".
  
   Я задавался вопросом, где он это услышал.
  
   Поерзав на своем жестком сиденье, я сказал: "Я полагаю, это похоже на то, как Датч Шульц хотел ударить Дьюи, а остальные нью-йоркские парни сказали "ни хрена себе". Вы не бьете полицейского; вы не убиваете общественную фигуру ".
  
   Выражение лица Джанканы было вежливо-дружелюбным; но он все еще изучал меня. "Ты не просто так это говоришь, Хеллер. Вот как ты это видишь ".
  
   "Сэм, вот как я это вижу. Я не просто пытаюсь выговориться из затруднительного положения ".
  
   "Это не самое трудное место". Он кивнул на свои руки, все еще лежащие на столе. "Это общественное место, Хеллер. Вот почему я договорился встретиться с тобой в таком месте, как это. В частности, это совместное предприятие, потому что Бас был адвокатом менеджмента ... И, после того как вы разберетесь со всеми холдинговыми компаниями, менеджментом стану я ".
  
   Все это было для меня новостью. "Бас был вашим адвокатом?"
  
   "Только в тех случаях, когда это касалось определенных предприятий, таких как это. И Друри об этом ничего не знал. не думайте, что Бас был грязным, потому что он не был - он был просто адвокатом с разными клиентами...как у частного детектива могут быть разные клиенты ".
  
   "Верно. Не перегну ли я палку, если предположу, что вы, возможно, помогали Басу в его попытках сместить Таббо?"
  
   Он скорчил гримасу. "Я бы предпочел не говорить. Таббо много лет был другом компании Outfit interests - универсальный покупатель, мастер, который может помочь как с полицией, так и с офисом прокурора штата. Но парень, который был рядом столько, сколько Таббо, может стать ... слишком могущественным. Слишком самонадеян."
  
   Для парня, который "предпочел бы не говорить", Сэм сказал чертовски много.
  
   Я подался вперед. "Был ли Таббо причастен к убийству Друри? Удар Bas?"
  
   "Хеллер, я не знаю ответа на этот вопрос. Но я знаю тебя - и знаю, как ты можешь время от времени устраивать эти ... маленькие истерики. Вы бы не стали разговаривать с Комитетом Кефаувера, но вы могли бы решить свести кое-какие счеты по-своему. Ты делал это раньше ".
  
   Я просто пожал плечами.
  
   Он наклонился вперед и поднял правую руку со стола, чтобы сделать жест. "Итак ... есть кое-что, что тебе нужно знать, Хеллер: ни одно из этих нападений не было ... как бы это сказать? Одобрено-санкционировано. Как раз наоборот - Чарли Фишетти попросил, чтобы это было сделано, и ему сказали не делать этого. В недвусмысленных выражениях ".
  
   "Но он все равно это сделал".
  
   Джанкана откинулся назад, приподняв еще одну бровь. "Чарли утверждает, что нет - клянется вдоль и поперек, стопка Библий, могила матери. Это была встреча на высшем уровне, поймите - Рикка, Аккардо, Гузик...."
  
   "Они верят ему?"
  
   "Черт возьми, нет. Но Чарли никто не оспаривал это. Он все еще влиятельный парень, не забывай, что Хеллер-кузен Ала. И умный парень - знает деловую сторону. Разбирается в политике. Вот почему вы думаете, что ему следовало бы знать лучше ...."
  
   "Значит, парни спускают это на тормозах?"
  
   Он покачал головой, скрестив руки на груди. "Не думайте, что нет большого недовольства. Не думаю, что парням вроде Ricca и Big Tuna нравится собирать чемоданы посреди ночи и надирать задницы из города, как обычным панкам-мошенникам ".
  
   У меня в затылке начало покалывать. "Ты не хочешь сказать .... Вы не даете мне разрешения на ...."
  
   Едва заметное пожатие плечами. "Я ничего не говорю. Возможно, я подразумеваю, что если бы вы захотели сделать что-то личное о Чарли Фишетти ... это не вызвало бы резонанса в определенных кругах. Вы знаете, когда вы могли бы ожидать, что это будет ".
  
   "... И как мне найти Чарли Фишетти?"
  
   "В отеле в Мексике".
  
   Я моргнул. "В каком отеле в Мексике?"
  
   Джанкана сунул руку под пальто, как будто собирался достать пистолет; но я больше не нервничал. Он просто вручил мне маленький листок бумаги, на котором было довольно много надписей.
  
   "Тот отель в Мексике", - сказал он.
  
   Я сунул листок бумаги в карман, даже не взглянув на него. "Я видел, как упал Бас".
  
   Глаза Джанканы вспыхнули; это действительно было для него новостью. "Ты не шутишь?"
  
   "Без шуток.... Очевидно, не вовремя, чтобы остановить это. Я выстрелил в "торпедо" - разбил их лобовое стекло. Я хорошо рассмотрел этих ублюдков ".
  
   "Кто-нибудь, кого ты знаешь?"
  
   "Нет". Я описал усатую пару. "Кто-нибудь, кого ты знаешь?"
  
   Выражение его лица ничего не выдавало. "Может быть.... Может быть."
  
   "Что ты мне не договариваешь, Сэм?"
  
   Джанкана, скрестивший руки на груди и слегка улыбающийся, казался, мягко говоря, настороженным. "Хеллер, как и ты, я должен быть осторожным. Я ограничен в том, что могу сказать. Но я скажу вот что - эти двое вооруженных людей почти наверняка не из города ... просто не очень далеко от города ".
  
   "Господи, Сэм, что это значит?"
  
   Еще одно легкое пожатие плечами. "Это все, что я могу сказать. Этот листок бумаги, который я тебе даю?"
  
   "Да?"
  
   "Номер внизу - это местный номер. У вас возникли какие-либо проблемы - нужна любая ... помощь ... Позвоните по этому номеру. Если я не отвечу, это сделает кто-нибудь, кто сможет срочно связаться со мной ".
  
   "Ты не собираешься во Флориду?"
  
   "Не сразу".
  
   "Вы, э-э, упомянули, что Кефовер охотился за женами парней из Спецназа. Где ты это услышал, Сэм?"
  
   "Я просто услышал это, вот и все".
  
   "У вас есть кто-то в штате Кефовера, не так ли?"
  
   "Сейчас ты задаешь слишком много вопросов, Хеллер".
  
   "Просто скажи мне - это Галлей?"
  
   "Ни хрена себе! Этот злобный, клевещущий сукин сын. Если бы он был нашим, разве он сделал бы так много жизней несчастными?"
  
   Я продолжал настаивать, хотя мой тон казался небрежным. "Ты знаешь, что Рокко женился на той девушке - из Chez, Джеки Пейн? Женился на ней на днях, чтобы она не могла свидетельствовать против него ".
  
   Джанкана ухмыльнулся. "Да, маленькая мисс Чикаго. Но теперь ходят слухи, что Рокки ошибался ... Эту канарейку можно заставить петь или отправить на слэм за неуважение к суду. И ты знаешь, что произойдет потом, не так ли?"
  
   "Что, Сэм?"
  
   "Она заговорит. Она будет петь изо всех сил. Я имею в виду, черт возьми, она наркоманка.... Ключи от нее будут у федералов". Он покачал головой. "Гребаный Рокко - в любом случае, он похлебка, настоящее дерьмо вместо мозгов. И он отправил ее на свалку!"
  
   "Может быть, вы бы не возражали, если бы с ним случилось что-нибудь плохое", - сказал я.
  
   Его лицо снова было вежливо-невыразительным. "Я бы пережил это".
  
   Чувствуя себя так, словно я пытаюсь вставить чеку обратно в гранату, я рискнул: "Сэм - девушка. Мисс Чикаго?"
  
   "Да?"
  
   "Она моя подруга. Я не хочу видеть, как ей причиняют боль ".
  
   Он нахмурился - почти нахмурился. "Послушайте, черт возьми: мои друзья и я не пытаемся привлечь к себе внимание прямо сейчас. Забрызгивание Друри и Баса - это, блядь, худшее, что могло случиться, - так же плохо, как и то, что он ударил королеву красоты, недавно вышедшую замуж за Фишетти. Отдай мне должное, Хеллер, ради всего святого!"
  
   "Прости, Сэм".
  
   Улыбаясь, он наклонился вперед и похлопал меня по руке. "Эй, ты и я, у нас нет проблем. Тебе нужен кто-то вроде меня, в моих кругах, чтобы быть твоим ангелом-хранителем. Таким Нитти когда-то был. Мы не занимаемся одним и тем же бизнесом, но мы можем быть полезны друг другу. Оказывайте друг другу услуги ".
  
   Например, попросить меня разделаться с твоими приятелями-гангстерами, когда они тебя не так облапошили?это то, что я подумал ... но, черт возьми, уверен, что не сказал этого.
  
   "Например, ты мог бы оказать мне услугу, Хеллер..."
  
   "Да?"
  
   "Представь меня как-нибудь своему приятелю Синатре". Джанкана встал. "Listen...it в пятницу вечером здесь начнется оживление, мне нужно быть незаметным ".
  
   "Да-конечно".
  
   "Но ты можешь остаться, Хеллер - заведи счет за дом. Несколько приличных девушек выходят в свет. Если увидишь что-нибудь, что тебе понравится, просто скажи Фреду ... бармену ".
  
   "Что ж, спасибо, Сэм..."
  
   "Но они не проститутки, пойми. Вложите в них утром двойной доллар в качестве своего рода подарка, и у вас будет друг на всю жизнь ".
  
   Джанкана направился к выходу, и его телохранительница - Салли - побежала за ним, как двухсотпятидесятифунтовый щенок. Снаружи все еще был дневной свет, и его частичка проникла в прокуренное заведение, когда гангстер и его головорез выскользнули наружу.
  
   Я допил свой напиток, но не стал задерживаться, и уж точно, черт возьми, не принял его предложение выбрать мне девушек. Не то чтобы я был выше такого рода вещей; но я не был уверен, что хочу друга на всю жизнь.
  
   Особенно один по имени Сэм Джанкана.
  
  
  
  
  
  
   Мое соседнее Федеральное здание (которое также было зданием суда Соединенных Штатов) представляло собой крестообразное восьмиэтажное сооружение, расположенное на Дирборн, между Адамсом и Джексоном, простирающееся до Кларка, с восьмиугольной куполообразной центральной башней, добавляющей еще семь впечатляющих этажей. Мрачное великолепие богато украшенного здания в римско-коринфском стиле казалось подходящим местом для драматических судебных процессов национального масштаба, таких как судебное решение в размере 29 миллионов долларов против Standard Oil и налоговое дело Аль Капоне ... в конце концов, оба вопроса касаются крупного бизнеса.
  
   В дополнение к впечатляющим залам судебных заседаний с их фресками Уильяма Б. Ван Ингрена, изображающими развитие права на протяжении веков, Федеральное здание также представляло собой кроличий ход с залами для слушаний, офисами и конференц-залами, а также закутками, где выдающиеся юристы могли заключать свои грязные сделки.
  
   Кефауверу выделили одну из каморок: скромную комнату без окон для обустройства его временного офиса, с местом для письменного стола, нескольких жестких стульев и пары картотечных шкафов в виде подставки для книг, с картонными коробками с папками, ненадежно сложенными вдоль оштукатуренных стен. Это было так, как если бы сенатору выделили складское помещение, в котором случайно оказался письменный стол.
  
   Я сидел напротив конгрессмена-демократа из Теннесси, который - когда я просунул голову в открытую дверь его кабинета - стоял за заваленным папками столом, вырастая до впечатляющих шести футов трех или, может быть, четырех, протягивая мне не только руку, но и широкую, заискивающую улыбку.
  
   В своей рубашке с закатанными рукавами и подтяжках, галстуке с сине-красным рисунком, свободно болтающемся под выступающим кадыком, Кефаувер сразу производил впечатление непритязательного человека: высокий, угловатый, долговязый человек с проницательным взглядом за очками в круглой черепаховой оправе и крючковатым носом, который поднимался кверху; внешне он показался мне чем-то средним между Эйбом Линкольном и Папой Кеттлом.
  
   "Мистер Хеллер, " сказал он в непринужденной, протяжной, мягкой манере (ему не обязательно было носить свою енотовую шапку, чтобы вы догадались, что он приехал с Юга), - я очень благодарен вам за то, что вы согласились встретиться со мной в такой короткий срок ... и в субботу".
  
   Вчера я получил сообщение ближе к концу рабочего дня - Кефаувер должен был прибыть из Канзас-Сити в тот вечер и попросил о встрече со мной один на один в субботу утром.
  
   Я сидел, держа на коленях плащ и фетровую шляпу. "Все в порядке, сенатор - мой офис находится прямо через дорогу, и я в любом случае планировал зайти. Я часто откладываю документы и письма на утро субботы, когда телефон не звонит."
  
   "И я хотел поговорить с вами без присутствия моих сотрудников", - сказал он, сделав жест рукой, похожей на сковородку. "Они замечательные люди, но вы знаете, адвокатам - особенно прокурорам - иногда, ну, не хватает социальных навыков".
  
   "Я не думаю, что мы смогли бы собрать здесь ваших сотрудников, даже если бы попытались".
  
   Кефаувер усмехнулся один раз, но его ухмылка была бесконечной. Он взмахнул обеими большими руками. "Я знаю - нищим выбирать не приходится, я полагаю. Я никогда не думал, что буду популярен в Чикаго .... Но мы можем воспользоваться конференц-залом, и у нас также будет место для слушаний ".
  
   "Я понимаю, что вы скоро приступаете к работе".
  
   "На следующей неделе.... И я понимаю, что вы неохотно даете показания ".
  
   Я пожал плечами и улыбнулся ему в ответ. "Давайте просто скажем, что я не беспокоюсь - с другой стороны, у меня не было ни одного случая кефауверита".
  
   Кивок и еще одна широкая улыбка. "Ах да - эта таинственная новая болезнь ... наиболее выраженным симптомом которой является непреодолимая тяга к путешествиям".
  
   "Но я знаю свои конституционные права, сенатор - я могу отказаться отвечать по пятой поправке; и я могу защитить своих клиентов на основании конфиденциальности".
  
   Он еще немного кивнул; его бестолково выглядящее сочетание напыщенности и профессорских качеств было странно привлекательным. "Это правда - насколько я понимаю от моих коллег, ваша стандартная процедура работы с уголовными делами заключается в том, чтобы работать на адвокатов клиента, а не на самих клиентов".
  
   "Это верно".
  
   "Что ж, это очень умный подход. Вы эффективно обслуживаете своих клиентов, и это именно то, что вы должны делать .... Тебя нельзя винить за это. И мне бы и в голову не пришло просить вас нарушить этический кодекс вашей профессии ".
  
   Я пытался найти в этом сарказм, но безуспешно.
  
   "Сенатор, если бы я мог объясниться подробнее ...?"
  
   "Конечно".
  
   "Я не хочу быть враждебным свидетелем. Просто я не одобряю методы вашего комитета. Ваш бродячий цирк въезжает в город, вы производите много шума, доставляете много неприятностей и уезжаете дальше, оставляя остальных убирать за слонами ".
  
   Он откинулся на спинку своего вращающегося кресла, сложив руки на груди; хотя выражение его лица было дружелюбным, он явно оценивал меня. "Я могу понять вашу точку зрения, мистер Хеллер, но вы должны понять мою: моя цель - разоблачить влияние преступного мира на американскую жизнь".
  
   "Это так просто, не так ли?"
  
   "И этот комплекс. Это самое полное и публичное расследование организованной преступности, когда-либо проводившееся в Америке - и мы привлекли внимание и, что более важно, воображение прессы и общественности. К тому времени, когда мы доберемся до Нью-Йорка - кульминации нашего "цирка" - нас будут полностью транслировать по телевидению. Средний американец впервые узнает о национальном преступном синдикате - благодаря нашим усилиям слово "Мафия" уже входит в национальный лексикон ".
  
   Я вздохнул. "Я не хочу сбить вас с толку, сенатор, но если бы вы действительно имели это в виду, вы бы преследовали нечто большее, чем просто азартные игры".
  
   Подавшись вперед, он устремил на меня проницательный взгляд. "Позвольте мне сказать вам кое-что, мистер Хеллер - меня больше всего тошнит от связи между преступностью и политикой ... от прогнившей общественной жизни. Но из того, что я слышу и читаю о вас, вы прагматичный человек ... и вы поймете, что я должен с чего-то начать ".
  
   "Кроме того, вы не хотите оттолкнуть эти политические машины, от которых вы будете зависеть, когда будете баллотироваться на пост президента".
  
   Он невесело усмехнулся. "О, я уже оттолкнул их - и сделаю еще больше, здесь, в Чикаго, перенеся слушания до выборов".
  
   "Что ж...Я должен восхищаться твоими яйцами за это. Сенатор. Прошу прощения за грубость."
  
   "Я ценю комплимент. Также, что вы, кажется, понимаете, чем рискуете лично для меня ".
  
   Я пожал плечами. "Вы можете прекрасно обойтись без политических машин - в конце концов, публика горячо любит гангстеров".
  
   Это, казалось, позабавило его, и он оперся локтем о стол, а подбородком о руку. "Вас бы удивило, мистер Хеллер, если бы вы узнали, что я сам игрок? Я действительно наслаждаюсь хорошими скачками ".
  
   "Я слышал это, сенатор". Я не упомянул, что также слышал, что этот отец четверых детей неравнодушен к юбкам.
  
   "Так что вы можете подумать, что я лицемер". Он снова откинулся на спинку стула, слегка покачиваясь. "Но это немного похоже на ситуацию, в которой был ваш друг Элиот Несс во времена сухого закона. Мистер Несс, как я понимаю, любит время от времени пропустить стаканчик."
  
   В те дни Элиот был чертовски близок к распутству.
  
   Но я просто сказал: "Можно сказать и так".
  
   "Тем не менее, Несс знал, что преступный мир мафии был связан с бутлегерством ... и что любой другой грех, который может быть продан человеку, от проституции до торговли наркотиками, был частью того же мерзкого синдиката. Итак, он пошел за бутлегерами. Здесь, в Чикаго, я должен тебе говорить?- у вас открыто процветает национальная сеть розыгрышей, производство и распространение автоматов с монетоприемником, включая игровые автоматы, а также рэкет с номерами и любой другой вид незаконной азартной игры, о котором вы только можете подумать ".
  
   "Это Чикаго, сенатор. Ты действительно думаешь, что собираешься это изменить?"
  
   Он покачал головой. "Я не могу изменить человеческую природу..." Но затем он начал кивать. "Однако мы можем разоблачить этих злобных головорезов-убийц...которые думают, что убийства, подобные убийствам Билла Друри и Марвина Баса, - это просто плата за ведение бизнеса ".
  
   Теперь я откинулся назад, скрестив руки. "Что, если бы я сказал вам, что эти убийства были заказаны ренегатами Синдиката? Что Аккардо, Рикка и остальные категорически запретили эти убийства, но Чарли Фишетти все равно нанял их, дело сделано."
  
   Глаза за круглыми линзами расширились. "Вы предоставляете мне информацию, мистер Хеллер?"
  
   "Если вы хотите это так назвать. И это... верно here...is что вам следует делать, если вы действительно хотите расследовать деятельность Организации. Вам нужна помощь в ведении этой войны, сенатор? Тогда не вызывайте таких парней, как я, на допрос, где мы опозоримся и нас внесут в тот же список подозреваемых, что и Друри и Баса. Поговорите с нами за кулисами, в программе q.t. Но нет - вы хотите сыграть Эда Салливана и устроить шоу ".
  
   "Я думаю, вы неправильно истолковываете наши мотивы -"
  
   "Может быть, я и знаю. Но можете ли вы всерьез думать, что вызов какого-нибудь мафиози в качестве свидетеля приведет к значимому диалогу? Раскрытие новых ключевых улик? Я знаю, что вы просто проводите предвыборную кампанию за президента, сенатор - я имею в виду, не обманывайте того, кто шутит ".
  
   Его улыбка растянулась на одной щеке. "Вы меня удивляете, мистер Хеллер. Я так понял, что у вас очень успешный офис в Голливуде - я предположил, что вы разбираетесь в шоу-бизнесе ".
  
   "Я вас не понимаю".
  
   Он снова наклонился вперед. "Большая часть того, что мы собираем, получена из конфиденциальных источников. Честно говоря, если бы Билл Друри не был так настойчив в своем оправдании и не продолжал свой крестовый поход столь публично, он был бы более полезен для нас - и, возможно, все еще был бы жив ".
  
   "Продолжайте".
  
   "Большинство наших зацепок получены из частных, неофициальных источников. Газетные репортеры о местных преступлениях ... Частные детективы вроде вас ... честные копы, оказавшиеся в центре нечестных действий администрации ... мелкие хулиганы, которые хотят тихо поквитаться со своими боссами ".
  
   "И этих людей никогда не вызывают в качестве свидетелей".
  
   "Это верно; мы защищаем их, держим их за кулисами. Мы предоставляем информацию, предоставленную нам этими конфиденциальными источниками, американскому народу, задавая смущающие вопросы бандитам, которые неизменно отвечают, ссылаясь на пятое ".
  
   Я начинал понимать. Кефаувер оказался проницательнее, чем я о нем думал. "И на вас, ребята, не могут подать в суд за клевету, потому что вы являетесь комитетом Конгресса - юридически привилегированным".
  
   "Это верно. Вы очень проницательны, мистер Хеллер. Мы можем зафиксировать конфиденциальные факты с помощью вопросов, которые мы задаем ... даже если эти вопросы неизменно остаются без ответа. "Разве это не правда, что ...?" Мы можем занести то, что мы обнаружили, в протокол - и раскрыть разлагающее влияние организованной преступности на американское общество.... Это цель нашего бродячего цирка ".
  
   Этот сукин сын был близок к тому, чтобы получить мой голос. "Я должен признать, что это хороший шоу-бизнес".
  
   "Благодарю вас".
  
   "Но вы создали чертовски опасный прецедент - сенатор Маккарти защищен от исков о клевете той же привилегией".
  
   Теперь, как будто кто-то щелкнул выключателем, выражение его лица стало обеспокоенным. "Я знаю ... потенциал охоты на ведьм велик ... и мрачен. Злоупотреблять этим инструментом, поскольку Маккарти обязан и полон решимости -"
  
   "Это то, что, по его мнению, вы делаете, сенатор. Он думает, что ты охотник на ведьм ".
  
   "Это что-то, о чем вы узнали, следя за прессой ...?"
  
   "Нет, я разговаривал с Джо Маккарти на прошлой неделе в Вашингтоне, я выполнил свою часть работы в вашем втором доме".
  
   Кивнув, он сказал: "Для Дрю Пирсона. Да, и он хорошо отзывается о вас ".
  
   "И он из вас - он ваш самый ярый болельщик".
  
   Кефаувер глубоко вздохнул, казалось, подыскивая слова. Наконец, он нашел их: "Мистер Хеллер - Я хотел бы спросить вас об одном деле ... конфиденциально."
  
   "Ты можешь спросить".
  
   "Вы были другом Билла Друри, и он работал в вашем детективном агентстве в последние месяцы своей жизни. Он пообещал нам обширные материалы - записные книжки, дневники, папки, кассеты...они у вас?"
  
   "Нет".
  
   "Вы знаете, кто это делает?"
  
   "Все, что я знаю, это то, что Билл забрал их с собой в день, когда его убили. В любом случае, их уже нет ".
  
   "Исчез?"
  
   Я кивнул. "Если эти материалы попали в руки Спецслужб, они были уничтожены".
  
   Он нахмурился. "Что, если Чарльз Фишетти завладел этими книгами, чтобы помешать своим братьям-мафиози выяснить определенные вещи?"
  
   "Затем Фишетти сжег их. Но я могу предоставить вам еще один лакомый кусочек конфиденциальной информации ".
  
   "Пожалуйста".
  
   "У вас утечка среди ваших сотрудников".
  
   Он ничего не сказал; он сложил пальцы, и его глаза за круглыми линзами сузились. "Вы уверены в этом?"
  
   "О да, это пришло из источника в организации. Высокопоставленный источник. Ли Мортимер также подозревает то же самое ".
  
   Кефаувер изобразил ухмылку. "Боюсь, что мистер Мортимер в некотором роде отвергнутый любовник, когда дело касается этого комитета".
  
   "Тем не менее, парень знает свое дело. Он подозревает, что Галлей-"
  
   "Смешно!"
  
   "Я склонен согласиться с вами, сенатор. Но вы были бы встревожены, если бы знали, как быстро ваша конфиденциальная информация попадает в руки конкурентов - я имею в виду Организацию ".
  
   Он просто сидел там, обдумывая это в течение минуты; затем он сказал: "Я действительно ценю это, мистер Хеллер. Я постараюсь незаметно обнаружить утечку самостоятельно. Благодарю вас ".
  
   "Все в порядке, сенатор. Только не говорите, где вы это услышали ".
  
   Он выдавил из себя улыбку; какой бы нерешительной она ни была, она все равно была шириной в милю. "Такова природа конфиденциальных источников, мистер Хеллер".
  
   "Отлично ... И я, возможно, смогу помочь вам в другом вопросе".
  
   "Во что бы то ни стало".
  
   "Чарли Фишетти".
  
   Кефаувер поднял обе брови. "Мистер Фишетти - свидетель, которого мы бы очень хотели видеть перед нашим комитетом. Мы также очень заинтересованы в его брате Рокко ".
  
   "Рокко многого не знает - он просто головорез, у которого важный брат. Но я мог бы, так сказать, засунуть задницу Чарли в твое кресло ".
  
   "Действительно. И как бы вы это устроили?"
  
   Я не сказал ему, что я пытался найти способ доставить Чарли неприятности, не делая того, на что Джанкана настоятельно намекал, что я должен это сделать - просто убить ублюдка. На данный момент мне бы это понравилось, но было неудобно стирать грязное белье Муни. У меня было ощущение, что меня разыгрывали прошлой ночью в "Сильвер Палм"....
  
   Я спросил: "Поддерживают ли Соединенные Штаты дружеские отношения с правительством Мексики в том, что касается экстрадиции?"
  
   Он как ни в чем не бывало пожал плечами. "Если бы мы знали местонахождение Фишетти, и это местонахождение случайно оказалось в Мексике, мы могли бы вернуть его к нам домой, да".
  
   "Я знаю, где он. По крайней мере, я думаю, что знаю ".
  
   Его глаза сузились; он снова подался вперед. "Не хотели бы вы поделиться этой информацией с комитетом?"
  
   "Хотел бы председатель комитета заверить меня, что я не буду вызван в качестве свидетеля?"
  
   Кефаувер усмехнулся. "Вы являетесь тем, кем хотите казаться, мистер Хеллер .... Что ты имеешь в виду?"
  
   "Может быть, вы хотели бы нанять меня ... конфиденциально, конечно, под этим я подразумеваю, что об этом будем знать только вы, я и ваша государственная чековая книжка".
  
   "Продолжайте, пожалуйста".
  
   "Вы финансируете мою поездку к югу от границы, где я подтверждаю местонахождение вашего свидетеля. Я передам вам эту информацию, держите Чарли и Рокко под наблюдением, пока федералы не возьмут верх ".
  
   "Мне нравится, как это звучит. Когда бы ты это сделал?"
  
   "Немедленно. Как только я смогу забронировать билеты на самолет ... в ближайшие несколько дней ".
  
   Кефаувер покачал головой, улыбнулся своей бесконечной улыбкой и протянул руку через стол. "Мистер Хеллер - добро пожаловать на борт Специального комитета по расследованию организованной преступности в торговле между штатами ".
  
   Я пожал ему руку, но сказал: "Да, хорошо, давайте пропустим церемонию приветствия в офисе .... Никто, кроме нас двоих, не имеет к этому отношения, помни ".
  
   "Hep...?"
  
   "Вы в курсе моей роли".
  
   "Прекрасно". Бесконечная улыбка - беззубая версия - казалось, покрыла морщинами его лицо; затем он добавил: "Здесь, в цирке, всегда найдется место для другого талантливого исполнителя".
  
   Я встал. "Будем надеяться, что я не просто еще один клоун".
  
   "Могло быть и хуже, мистер Хеллер".
  
   "Да, сенатор?"
  
   "Постарайся не попасть под пушечный выстрел".
  
   Подумав, что это хороший совет, я кивнул и вышел.
  
   В тот день, около двух часов дня, в вестибюле отеля "Сент-Клер" рыжеволосый Ханнан, домашний придурок, поймал меня как раз в тот момент, когда я собирался подниматься на лифте.
  
   "Мне нужна минутка, Нейт", - сказал он немного раздраженно.
  
   "Конечно, Ханнан", - сказал я, отходя с ним в сторону. "Что готовит?"
  
   "Надеюсь, не моя гусыня - слушай...Я впустил даму в твою комнату ".
  
   "Да? Кто-нибудь, кого ты знаешь? Есть кто-нибудь, кого я знаю?"
  
   "Она говорит, что она подруга из Техаса".
  
   "Техас? У меня нет подруг из Техаса."
  
   Он развел руками. "Нейт, я почти уверен, что ты не будешь возражать. Это одна из самых красивых девушек, которых я когда-либо видел, сложенная как кирпичный сортир, а потом еще какая-то ... И она была очень уставшей, только что вышла из автобуса. У нее был с собой багаж и не было денег. Мне было жаль ее ".
  
   Что, черт возьми, это было?
  
   "Господи, Ханнан, ты читал газеты в последнее время? Мне сейчас немного жарко. Ты, возможно, только что позволил какой-нибудь шлюшке из прикида расставить мне ловушку ".
  
   В его глазах все было белым-бело. "Это ловушка, за которую я бы отдал все свое левое крыло. Смотри, она чиста - я заставил ее позволить мне осмотреть чемодан и ее косметичку, а затем она встала для обыска ". Он ухмыльнулся, и его глаза сузились и как бы остекленели. "И какой обыск.... Иногда это отличная работа ".
  
   Я покачала головой, не зная, дать ему пощечину или дать чаевые. "У этой техасской девушки, только что сошедшей с автобуса, есть имя?"
  
   "Конечно, Вера какая-то".
  
   Вера Джейн Мэнсфилд, урожденная Палмер, в белой блузке с коротким рукавом, воротничком в стиле гаучо и черными кнопками- заканчивающимися на красиво изогнутых икрах и с накрашенными красным лаком ногтями на ногах, спала на моем диване в гостиной моего номера, рядом с ней стоял ее светло-голубой чемодан, такой же чемодан для поезда. Вера лежала на спине, ее милое личико было повернуто набок, брюнетка-паж была взъерошена, ее великолепная грудь поднималась и опускалась, Вера погрузилась в глубокий сон, явно измученная.
  
   Я присел на край дивана и задумался, почему она меня не раздражает. По какой-то дурацкой причине я был рад ее видеть. Возможно, то, что она была великолепной девушкой девятнадцати или около того лет, заснувшей в моей квартире после того, как проехала через всю страну, чтобы повидаться со мной, имело к этому какое-то отношение. Может быть, если бы я не мог видеть бывшую мисс Чикаго на своем диване, "почти мисс Калифорния" была бы милой заменой.
  
   Она проснулась только после наступления темноты. Я сидел в своем мягком кресле с включенной лампой и читал вечерние газеты, когда она замурлыкала и, извилисто двигаясь, потянулась, зевнула и хрустнула шеей так и этак. Моргнув несколько раз, она, наконец, заметила меня и просияла.
  
   "Держу пари, ты злишься на меня", - сказала она.
  
   "В ярости".
  
   "Держу пари, вам интересно, что я здесь делаю".
  
   "В гостях?"
  
   Она дотронулась до своей груди, ее глаза были похожи на глаза Эдди Кантора. "Я, должно быть, выгляжу ужасно".
  
   "Ужасно".
  
   "Я провел в автобусе большую часть прошлой ночи и большую часть сегодняшнего дня". Она попробовала свои губы, и ей это не понравилось. "Я скоро вернусь".
  
   Она схватила свой чемодан на колесиках, убежала в ванную и через пятнадцать минут появилась со свежим макияжем, расчесанными волосами и широкой белозубой улыбкой. Вернувшись на диван, она похлопала одной рукой по подушке рядом с собой, одновременно согнув указательный палец другой руки. Это было оскорбительно, на самом деле, даже унизительно - как будто она призывала ребенка или, может быть, собаку.
  
   Я немедленно подчинился.
  
   "Спасибо, что не сердишься", - проворковала она. "Я не звонил, потому что думал, что ты попытаешься отговорить меня от этого".
  
   "Из-за чего?"
  
   "Приезжаю в Чикаго, чтобы повидаться с тобой. Чтобы заставить тебя помочь мне. Ты знаешь - чтобы получить работу, задания модели, может быть, что-нибудь в ночном клубе, в составе хора. Разве это не имеет смысла? Начинал здесь, вроде как с малого, и работал до Голливуда?"
  
   У этой девушки, которой было девятнадцать или, самое большее, двадцать, было что-то почти пугающе напряженное в этих широко расставленных карих глазах; под этими мягкими изгибами и этим милым лицом скрывался неистовый порыв, готовность сделать все необходимое. Большинство девушек, которые выбрали карьеру в шоу-бизнесе, были готовы довольствоваться мужем или папиком; эта девушка хотела попасть в шоу-бизнес по одной-единственной причине: добиться успеха. Быть звездой.
  
   Я спросил: "А как насчет Пола?"
  
   "Пол - мой муж, Пол?"
  
   "Да- тот самый Пол".
  
   "Он в лагере Гордон в Джорджии. Интенсивная тренировка в течение месяца - без жен - перед тем, как он отправится в Корею ".
  
   "Что он думает о твоем приезде в Чикаго?"
  
   Она пожала плечами, хлопая большими карими глазами. "Он не знает. Нейт, ты должен кое-что понять.... Еще в старших классах какие-то парни на вечеринке накачали меня и изнасиловали, или, в любом случае, воспользовались мной, я не помню подробностей, слишком не в себе...Я просто знаю, что забеременела. Пол был прилично выглядящим парнем, президентом своего класса, и он всегда хотел встречаться со мной. Итак, мы тайно поженились в моем выпускном классе, и он дал моей дочери имя ... и отца ".
  
   "Похоже, ты заполучила себе хорошего парня. Хороший улов ".
  
   "Пол действительно помог мне, но он не понимает моих амбиций".
  
   "Почему бы тебе не развестись с ним, если ты несчастлива с ним?"
  
   "Я не несчастен. Он собирается в Корею - когда он вернется, если он захочет поехать со мной в Голливуд, я дам ему шанс. Я многим ему обязан. А пока у меня есть мечта, к которой нужно стремиться ".
  
   Я покачал головой. "Вера, я не знаю, лучшее ли Чикаго место для этого".
  
   "А как насчет работы моделью?"
  
   "Что ж.... Агентство Патриции Стивенс, с которым я связан; я выполнял для них кое-какую работу по обеспечению безопасности. И нельзя отрицать, что из тебя получилась бы шикарная модель в купальнике ".
  
   "О, Нейт, ты замечательный".
  
   "Я ничего не могу гарантировать, Вера..."
  
   "Благодарю вас...Спасибо...спасибо, что не злишься на меня ".
  
   Она обняла меня за шею и поцеловала своими мягкими полными губами. Единственным источником света была лампа у моего кресла, и я встал, выключил ее и вернулся к ней на диван, где она уже расстегивала блузку.
  
   Вера была замужней женщиной - вроде как - и я все еще испытывал эмоциональную привязанность к другой королеве красоты. И я должен был либо выплеснуть это на ее хорошенький зад, либо просто быть ей другом, помогая ей завести кое-какие связи в большом городе.
  
   Примерно через две минуты она была обнаженной у меня на коленях, ее бедра двигались, мои брюки были спущены до лодыжек, и я был глубоко внутри нее, мое лицо зарылось сначала в одну большую грудь, затем в другую. Ее беззаботная, головокружительная сексуальность была заразительной, но она заметила во мне кое-что другое, и - замедляя, но не прекращая движения бедер - она положила мягкую нежную руку на мое лицо, и ее глаза были заботливыми, когда она смотрела на меня, говоря: "Тебе больно, не так ли, Нейт? Почему тебе больно?"
  
   "Nothing...it это ерунда...."
  
   "Вера Джейн заставит тебя забыть ... или умереть, пытаясь...."
  
   Я был тем, кто чуть не умер - мы сделали это на кухонном столе, после того, как я приготовил нам сэндвичи, и в конце концов мы даже добрались до спальни. Было около полуночи, Вера свернулась калачиком рядом со мной, ее полные губы улыбались во сне, когда зазвонил телефон на прикроватной тумбочке.
  
   Поймав трубку после первого гудка, надеясь не потревожить моего гостя, я сказал: "Привет".
  
   "Нейт... Нейт...."
  
   Это была Джеки! ... и голос у нее был странный ... запыхавшийся ...Она плакала?
  
   "В чем дело, детка?" Сказал я в трубку.
  
   Вера, уже наполовину проснувшаяся, посмотрела на меня, приподнявшись на локте.
  
   "Нейт", - сказала Джеки. "Пожалуйста, помогите мне...ты должен мне помочь...."
  
   "Где ты?"
  
   "Вид на реку. Парень..."
  
   "Парень? Детка, что-?"
  
   Теперь на линии раздался другой голос, мужской, довольно высокий, но грубоватый. Был ли это тот "парень", о котором она говорила?
  
   "Ей больно, Хеллер. Ей нужна доза ".
  
   "Кто, черт возьми-"
  
   "Отнеси эти тетради в замок Аладдина".
  
   "Записные книжки?"
  
   "Не прикидывайся дурочкой. Мы знаем, что твой приятель Друри передал их тебе - записные книжки, дневники, кассеты, работы. Приходи один. До часа ночи или до следующей инъекции, которую получит эта шлюха-наркоманка, это пистолет сорок пятого калибра."
  
   И в трубке щелкнуло замолчать.
  
   Сидя в постели, сжимая трубку, с широко открытыми глазами и ртом, я, должно быть, выглядел как сумасшедший, потому что Вера попятилась, сказав: "Что случилось?"
  
   "Мне нужно кое-куда съездить". Я повернулся и сел на край кровати; затем я снова воспользовался телефоном - на этот раз набирая номер. "Тебе придется остаться здесь, Вера".
  
   "Куда ты направляешься?"
  
   "Вид на реку".
  
   "Что такое "Ривервью"?"
  
   "Парк развлечений - самый большой в мире".
  
   "Что ж, это звучит забавно! Возьми меня с собой!"
  
   "Они закрыты на сезон, Вера".
  
   "Тогда почему...?"
  
   "Тихо", - сказал я, когда сторона, которой я звонил, ответила.
  
   "Да?" - произнес хриплый со сна мужской голос. "Кто это? Ты знаешь, который, блядь, час?"
  
   "Тим", - сказал я бывшему напарнику Билла Друри, полицейскому. "Это тот звонок, который вы просили меня сделать".
  
  
  
  
  
  
   Парк развлечений -Ривервью", граничащий на севере со средней технической школой Лейн, на востоке с Вестерн-авеню, на западе с рекой Чикаго и на юге с Белмонт-авеню, был неотъемлемой частью Нортсайда, пока я был жив. Фактически, один из его аттракционов - Pair-O-Chutes - возвышался над этой частью города подобно чикагской Эйфелевой башне; на самом деле именно так он первоначально назывался - Eye-Ful tower, смотровая площадка, которая была осуждена городом и хитроумно превращена руководством Riverview в парашют для свободного падения. На многие мили вокруг можно было разглядеть структуру, похожую на нефтяную скважину, нарисованную крест-накрест на фоне неба.
  
   Некоторые из моих самых ранних и теплых детских воспоминаний были связаны с так называемым "крупнейшим в мире парком развлечений" - бесплатные входные билеты регулярно рассылались по почте по всему городу, а парк возмещал стоимость проезда в двухцентовом трамвае для детей (большой стол с блестящими монетками ждал у главных ворот), поощряя клиентов к тому, что уже было феерией по выгодной цене.
  
   Когда я был ребенком, я еле сдерживал свой желудок, набитый сахарной ватой и попкорном, во время безумного аттракциона "Американские горки Джека Рэббита", только для того, чтобы потерпеть поражение от Crazy Ribbon с его бочкообразными вагончиками, катающимися взад и вперед по наклонной дорожке. Сны во время моей взрослой жизни иногда возвращали меня в дом смеха под названием "Аид", адское путешествие по темным коридорам, заполненным мелькающими фигурами и неземными звуками.
  
   И в моей памяти до сих пор всплывают другие яркие образы Ривервью: шоу уродов с татуированной леди, Резиновым человечком и Лупоглазым (не моряк, а парень, который мог заставить свои глазные яблоки вылезти из орбит); карлики-пожиратели огня; танцовщицы хутчи-кутчи; the African Dip (цветные парни, одетые как воины джунглей, которые дразнили тебя, заставляя швырять в них бейсбольными мячами - "Эй, чувак, это не та девчонка, с которой ты был здесь прошлой ночью!"); и, конечно, любимые всеми детьми "Обезьяньи бега", где вы делаете ставку на водителя по вашему выбору среди крошечных перепуганных существ, "рулящих" машинами разных цветов, милых маленьких созданий, но если вы их погладите, вас укусят - не говорите, что вас не предупреждали.
  
   Я не был чужаком на протяжении многих лет, и Ривервью в полном расцвете сил - особенно ночью - оставался страной чудес, не имеющей аналогов в западном мире или, во всяком случае, на северной стороне Чикаго. Сверкающий неоном, мерцающий огоньками банджо, с поп-музыкой, ревущими звуковыми сигналами в тарелках, окруженный крошечными мигающими белыми лампочками на фонарных столбах - the midway был извилистым раем неряшливой нирваны. С куклой под мышкой (с куклой под мышкой у нее, которую вы выиграли для нее) вы преодолеваете две с половиной мили яркой и громкой улицы мидуэй, втиснутой в район размером три на два квартала. Часто воздух разрывался от пронзительных криков ужаса посетителей, наслаждающихся легендарными американскими горками парка, звуки ужаса сменялись лязгом цепей, когда все больше жертв тащили вверх по крутым деревянным склонам навстречу их радостной гибели.
  
   Однако, как и большинство чикагцев, я никогда не заходил в Ривервью в межсезонье, тем более после полуночи. Припарковавшись на Западной, я подошел к главным воротам - белой арке с широкими колоннами, патриотически оформленной в красных и синих тонах. Если бы я был здесь всего несколько недель назад, эта арка сияла бы неоновым светом; теперь, в свете полумесяца цвета слоновой кости, россыпи звезд и нескольких уличных фонарей, ночь неохотно уступила место темным силуэтам за воротами, похожим на массивных дремлющих зверей, и филигранным очертаниям деревьев, сбрасывающих листву. Я также мог разобрать надпись RIVERVIEW PARK на билетной кассе внутри шестифутового забора, через который я перелез без каких-либо проблем, спрыгнув на цемент, не поранившись и не подняв шума.
  
   В то время как в парке было темно - не было даже никакого охранного освещения - небо слева от меня, как ни странно, светилось, как будто посреди ночи происходил небольшой восход. Нависая над всем, стальное кружево башни Pair-O-Chutes раскачивало свои металлические тросы, как причудливые усики. Воздух был свежим, почти холодным; я был одет для вечера в "Ривервью", особенно для того вечера, в котором я хотел слиться с толпой - пара темных слаксов, черные мокасины на резиновой подошве и черная куртка из конской кожи поверх темно-синей спортивной рубашки.
  
   Куртка была расстегнута, чтобы мне было легче достать пистолет 38-го калибра в наплечной кобуре...Я оставил свой девятимиллиметровый браунинг дома, предпочитая использовать этот пистолет, который я забрал у лифтера в апартаментах Барри в ночь, когда были убиты Друри и Бас. Использование чужого оружия имеет свои преимущества.
  
   На мне были черные кожаные перчатки для вождения, которые сидели как вторая кожа, в руках я держал спортивную сумку, набитую старыми каталогами и газетами, в которой лежал запасной револьвер 32-го калибра, который также не мог быть моим. Кто бы ни похитил Джеки - если предположить, что она была похищена, а не просто участвовала в каком-то плане Фишетти, - у меня было ошибочное впечатление, что у меня есть записные книжки, кассеты и бумаги Друри; так что спортивная сумка казалась необходимым реквизитом.
  
   Вид на реку показался мне хорошим выбором для плохого бизнеса, который затевали мои противники - посреди города заброшенный парк в межсезонье представлял собой обширный пустынный ландшафт с множеством наблюдательных пунктов (и снайперов) и бесчисленными возможностями для укрытия, а также многочисленными возможностями для поспешного отхода со всех сторон.
  
   То, что эти предполагаемые похитители выбрали Ривервью в качестве места высадки, заставило меня заподозрить причастность Фишетти. Во-первых, это была территория Чарли - на самом деле мы были не так уж далеко от апартаментов Барри - и всего в нескольких кварталах от того места, где Друри был убит в своем гараже.
  
   Кроме того, азартные игры были сферой влияния мафии Рокко, и было хорошо известно, что Организация получала долю от азартных игр в Riverview, в некоторых случаях управляла ими.
  
   Справа от меня, за воротами, красивый в лунном свете обширный цветочный сад - одна из многочисленных ландшафтных зон, разбросанных по всему Ривервью, - казалось, прекрасно пережил резкое похолодание. За садом зияли деревянные леса американских горок "Сильвер Флэш", покрытые серебром вагончики которых, без сомнения, хранились в одном из многочисленных сараев и складских помещений спального района.
  
   Что отделяло Ривервью от карнавала или ярмарки, так это постоянные здания, от закрытых ставнями деревянных лотков с тележками до декоративной заросшей беседки прямо впереди, в которой размещался Tilt-a-Whirl; за ней, слева, лагуна была едва видна сквозь толщу окружающих деревьев. Железнодорожные пути окружали лагуну, хотя крошечный обтекаемый паровозик и его вагоны, вероятно, находились на складе; но миниатюрная железная дорога заставила меня вспомнить о Рокко...
  
   ...Отвернулся ли он от Джеки, когда они с братом узнали, что жен могут заставить свидетельствовать против своих мужей или им грозит тюремное заключение? Неужели очаровательная зависимая мисс Чикаго стала помехой, годной только на наживку, чтобы заманить такого болвана, как я, к ней на выручку?
  
   Тот неправдоподобный восход был слева от меня, и я все равно двигался в том направлении, поскольку меня призвали в Замок Аладдина, который занял место Аида, после того, как предыдущий дом смеха, да, сгорел дотла. Держа в левой руке спортивную сумку, а правую держа на уровне расстегнутой куртки, я шел по мощеной дорожке, справа от меня был парк, похожий на лагуну, со скамейками и миниатюрными железнодорожными путями. Слева от меня были различные аттракционы - пикирующий бомбардировщик с двумя автомобилями в форме капсулы на обоих концах подвесного кронштейна; раскинувшийся Город призраков с его тщательно продуманным мультяшным фасадом призраков и скелетов; огромное колесо обозрения, спицы и провода которого отбрасывали на меня тени, когда я приближался к источнику освещения в мрачном парке.
  
   Замок Аладдина был живым!
  
   Живой, то есть с последовательно движущимися огнями - как будто этот аттракцион, единственный в парке, был открыт для бизнеса. Книга заканчивается по обе стороны от гигантского лица и плеч бородатого человека в тюрбане (и грубо нарисованного). Аладдин - его одеяние в ярко-красную полоску, золотая лампа в массивной руке - были башнями арабского замка, похожими на мечеть. Кто-то внутри щелкнул выключателем - или двумя, или тремя - и неоновая отделка шпилей и минаретов и прогрессивно мигающие лампочки - "драгоценности" на тюрбане и лампе гиганта загорелись в ночи. Даже широко открытые глаза Аладдина двигались из стороны в сторону в своей жуткой фирменной манере.
  
   Стоя перед кричащей витриной - это по-детски нарисованное, но смутно дьявольское лицо Аладдина, с бугристым носом и чопорным ртом, возвышающееся надо мной, - я снова почувствовал себя ребенком, ребенком, слишком маленьким, чтобы испытывать причудливые ощущения Ривервью. То, что огромный парк был окутан тьмой, не было таким тревожным, как видеть эту достопримечательность, светящуюся ночью ....
  
   Дверь в заборе рядом с билетной кассой "минарет" была открыта, и я потащил свою спортивную сумку по мощеной дорожке через заросший передний двор Аладдина к лестнице, которая прилегала к фасаду и вела вверх мимо указывающей бороды к дверному проему в правом плече Аладдина. Эта дверь тоже была открыта - и никто не спросил билет. У меня не было подобной сделки с тех пор, как я получил эти блестящие пенни.
  
   Я посещал это заведение с датой, раз или два, но не помнил планировки. Я сразу же оказался в лабиринте дверей-сеток; все эти чертовы штуки выглядели одинаково, и я заходил в тупик за тупиком, пока, наконец, не оказался в зале зеркал - в разных я выглядел тощим, то толстым, и ни в одном не был особенно умен.
  
   Вскоре я проходил через комнату с наклонным полом, и мне приходилось держаться свободной рукой за перила, чтобы не упасть на задницу. Затем я оказался в темном коридоре, и из жестяных колонок доносилась музыка "Заклинателя змей", транслируя освещенную нишу в стене, из которой на меня бросилась поддельная кобра; Я даже не отреагировал на это дешевое дерьмо, но я вздрогнул, когда с другой стороны от меня появился муляж араба с ятаганом в руках ... чертовски близко подошел к 38-му ....
  
   Этот коридор привел меня в одну из тех комнат с полом из круглых металлических дисков, которые вращались, когда на них наступали. Мне пришлось использовать всю свою концентрацию, чтобы пересечь ее без падения, и когда я вошел в соседний коридор, еще один темный, кто-то схватил меня сзади, одна рука сильно обвилась вокруг меня, в то время как другая рука обхватила меня, и чья-то рука ловко выудила пистолет 38-го калибра у меня из-под плеча.
  
   У меня не было времени сопротивляться - меня просто втащили через дверной проем в маленькую пустую комнату с некрашеными деревянными стенами и дощатым полом, и в ней не было ничего, кроме большой распределительной коробки на одной стене. В каморке едва хватало места для нас троих: меня, парня позади меня со скрученными вокруг моей груди руками и Джеки Пейн, которая была привязана к деревянному стулу с кляпом из носового платка во рту.
  
   Она была в сознании, и ее глаза были широко раскрыты от тревоги, беспокойства и сотни других вещей. Веревка- засаленный шнурок-плотно облегает ее розовый свитер и подходящие slacks...it на ней была та же одежда, что и тогда, когда я подобрал ее на углу улицы Шеридан ... Веревки оставляли грязные пятна и, очевидно, причиняли ей боль, ее запястья были заведены за спину, лодыжки связаны вместе, а не к стулу. Ее ноги были босы, что навело меня на мысль, что ее похитили из ее квартиры. Левый рукав ее свитера был задран назад, и следы и синяки на ее тонкой белой руке были болезненно заметны.
  
   Парень толкнул меня мимо нее в угол комнаты размером с лачугу и встал напротив меня, с Джеки между ними, давая мне мой первый хороший взгляд на него - на самом деле, мой второй хороший взгляд, потому что не так давно у меня был еще один незабываемый вид на него, когда он и его напарник направлялись прямо на меня, собираясь задавить меня в том бордовом купе в Маленьком аду.
  
   Это был высокий, долговязый мужчина со шрамом от заячьей губы сквозь усы. У него были аккуратно причесанные длинные каштановые волосы без шляпы, карие и холодные глаза, довольно острые скулы - он походил на бледного апача; я дал ему лет под тридцать, хотя в этом жестком лице чувствовался опыт. На нем был сшитый на заказ коричневый костюм в клетку от Glen и шелковый галстук в зелено-коричневую полоску; он был аккуратным сукиным сыном, для парня, наставляющего на меня мой собственный пистолет 38-го калибра. Ну, у лифтера.38.
  
   "Тебе не обязательно умирать", - сказал он.
  
   Это был не тот голос, который я слышал по телефону: значит, был по крайней мере еще один из них ... Вероятно, другой усатый убийца, поменьше ростом, круглолицый.
  
   "Рано или поздно мы все это делаем", - сказал я.
  
   Музыка "Заклинателя змей" все еще звучала, отдаленно, из скрипучих динамиков.
  
   Усы изогнулись в легкой улыбке. "Well...it можно и раньше, если вы настаиваете. У тебя есть то, что я хочу?"
  
   Он имел в виду записные книжки Друри. Я взвесил спортивную сумку.
  
   "И это все?" спросил он, подняв брови.
  
   "Это не спортивная одежда", - сказал я. Честно.
  
   Теперь в ее глазах была мука, Джеки, крепко привязанная к своему стулу, переводила взгляд с одного нас на другого, как будто она следила за теннисным матчем с последствиями не на жизнь, а на смерть. Может быть, так оно и было.
  
   Направляя на меня пистолет 38-го калибра одной рукой, он запустил другую руку в карман пиджака. Затем он бросил что-то, что звякнуло о деревянный пол у ног Джеки. Перочинный нож -хорошего размера.
  
   "Ты отдашь мне то, что в этой сумке, - сказал он, - и я просто уйду. И к тому времени, как ты освободишь маленького наркомана, меня уже не будет. У тебя будет то, что ты хочешь, у меня будет то, что я хочу ".
  
   "Где твой напарник?"
  
   Легкое пожатие плечами. "Он может быть где угодно. Может быть, он на вершине парашютов. Может быть, он сидит в вагоне на колесе обозрения ".
  
   "Ты имеешь в виду, где-нибудь, откуда он сможет в меня выстрелить".
  
   Но бледный апач качал головой. "Мы не хотим в вас стрелять".
  
   Пошел он к черту - я был свидетелем того, как он и его напарник убивали Баса. Я не рассказывал о том, что видел, но угроза того, что я это сделаю, все еще висела над ними - и это было частью того, почему мы собрались сегодня вечером в Riverview, помимо веселья и игр в Замке Аладдина. Чтобы устранить эту угрозу.
  
   Единственное, что поддерживало мою жизнь, - это их потребность получить то, что, как они думали, у меня было: документы Друри.
  
   "Хорошо", - сказал я ему, когда Джеки посмотрела на меня с любовью и отчаянием в своих больших карих глазах. "Полагаю, если бы вы хотели застрелить меня, я был бы уже мертв".
  
   "Это верно", - сказал он, принимая это как мой реальный ход мыслей.
  
   "Не возражаешь, если я спрошу тебя, на кого ты работаешь?"
  
   "Просто отдай мне эту чертову сумку, ладно?"
  
   Я решительно протянул спортивную сумку - прямо перед лицом Джеки. "Тогда возьми это. Черт возьми, возьми это!"
  
   Бледный апач поморщился в раздумье. Слишком много думать вредно для некоторых людей. Но было ясно, что теперь он понял, что я каким-то образом заминировал сумку ... Возможно, положил в нее настоящую кобру. В конце концов, у нас на заднем плане играла музыка snake charmer ....
  
   Он насмехался надо мной; каким бы изящным он ни был, эти усы не мешало бы подровнять. "Ты открываешь это - медленно. Покажите мне все, что там есть, по одному предмету за раз ... Сложите стопкой на полу ".
  
   "Хорошо". Я притворился, что пытаюсь жонглировать пакетом, придавая ему рабочее положение. Я бросил на него разочарованный взгляд, говоря: "Могу я поставить сумку?"
  
   Нетерпеливо вздохнув, он кивнул.
  
   Я присел и расстегнул молнию на спортивной сумке; он внимательно наблюдал за мной, пистолет был наготове, чтобы пристрелить меня при малейшем признаке предательства. Моя рука нашла револьвер 32-го калибра, и я выстрелил в него из-за нескольких газет и холста самой сумки, который приглушал звук почти так же хорошо, как глушитель, и у сукиного сына так и не было времени понять, что произошло, не говоря уже о том, чтобы нажать на спусковой крючок 38-го калибра.
  
   Он просто постоял там мгновение, с маленькой синей дырочкой посреди его лба, как третий глаз, а два других его глаза видели не лучше, чем новый; рефлексы отключились, его тело болталось, как марионетка без ниточек, как раз там, где я должен был сложить блокноты и кассеты. Брызги крови и мозгов на деревянной стене позади него прекрасно смотрелись бы в рамке в пентхаусе Фишетти.
  
   У Джеки было изумленное выражение лица - не такое изумленное, как у того мертвого усатого ублюдка, но достаточно удивленное. Он упал к ее ногам, поэтому я оттолкнул его в сторону, чтобы достать тот перочинный нож, раскрыл его и начал освобождать ее - парень играл честно, предоставив хорошее острое лезвие, и я смог освободить ее в течение минуты ... хотя эта минута показалась вечностью, поскольку я не был уверен, что выстрел...каким бы приглушенным он ни был ... возможно, он был недостаточно хорошо слышен партнеру.
  
   Джеки встала с веревками, сваленными в кучу у ее босых ног - она на мгновение пошатнулась, приложила руку к голове; она казалась сонной.
  
   "Ты в порядке?" Сказал я, обнимая ее за талию. Я уже забрал револьвер 38-го калибра у моего покойного хозяина, 32-й остался в кармане куртки. "Ты сможешь сделать это, детка?"
  
   Она кивнула, потянув рукав вниз, прикрывая синяки и следы, и я подошел к тому блоку управления и нашел выключатель в выключенном положении с надписью "ОСВЕЩЕНИЕ В ДОМЕ", а другой - в положении "ВКЛЮЧЕНО" с надписью "МАСТЕРСКИЙ ТРЮК"; Я нажал на оба выключателя, и когда я провожал ее оттуда, случайные голые рабочие лампочки разоблачили таинственный коридор Замка Аладдина в виде неокрашенной фанеры. Моя рука все еще обнимала ее за талию, и мы двинулись вниз по наклонному пандусу, который, как я, кажется, помнил, должен был вывести нас наружу.
  
   Ожидавший нас съезд представлял собой одну из тех больших катящихся бочек, в которых так неудобно перемещаться, чтобы не упасть комично задницей на чайник; но сейчас она не катилась. Прежде чем мы смогли нырнуть сквозь нее в ночь, я остановился, поцеловал ее в лоб, посмотрел в эти ошеломленные карие глаза и сказал: "Его партнер где-то там".
  
   Она кивнула. "Да, он меньше".
  
   "Круглое лицо, к тому же у него усы".
  
   "Да! Они только что появились в квартире ... вошли в кабинет и схватили меня. Я не знаю, как они проникли ...."
  
   "Это может подождать. Но вот план."
  
   Я сказал ей, что прямо за замком Аладдина, отделенным одним забором высотой по колено и другим, несколько выше, была автостоянка; за этой парковкой и другим забором - Вестерн-авеню, вдоль которой был припаркован мой "Олдс", напротив тихих дощатых домов жилого района на заднем дворе Аладдина. Я выходил первым - посмотреть, не навлек ли я на себя огонь (но я этого не говорил) - и когда я подавал ей знак, она присоединялась ко мне, мы огибали здание сбоку, и она должна была первой перелезать через ограждения, пока я прикрывал ее пистолетом 38-го калибра.
  
   "Понял?"
  
   Она кивнула; но она казалась одурманенной.
  
   "Джеки, ты должна взять себя в руки".
  
   Она снова кивнула, более уверенно. Затем она коснулась моего лица и посмотрела на меня с выражением тоски. "Ты действительно заботишься обо мне, не так ли?"
  
   Это звучало по-детски - и одновременно абсурдно и невнятно, - но это было так нежно, что мое сердце немного разбилось. Она была женой другого мужчины ... И я подозревал, что этот мужчина отправил ее сюда умирать.
  
   "Ты знаешь, что да", - сказал я и поцеловал ее - коротким, сладким поцелуем.
  
   Затем, с 38-м калибром в руке, я пробежал сквозь ствол и вышел в свежую, немного ветреную ночь; я был на платформе, которая, если я поднимусь по ней к какой-нибудь лестнице, подарит мне еще один раунд приключений в другом крыле замка. Я бы отказался от этой привилегии.
  
   Я медленно осматривал пейзаж - густые деревья, окружающие лагуну, пустые скамейки, бездействующую железную дорогу, пустое пространство асфальтированной дороги мидуэй, огибающей лагуну слева и справа. Башня "Пара-О-Парашютов", примыкающая к замку, показалась мне неподходящим местом для снайпера - в конце концов, туда не поднимался лифт, только эти болтающиеся цепи (чьи парашюты и крепления были на складе), и я сомневался, что мой круглолицый противник висел там на одной или двух цепях, ожидая хорошего выстрела.
  
   Я посмотрел на ближайшего соседа замка с другой стороны - может быть, кто-нибудь находится в одном из этих вагонов на колесе обозрения?
  
   Я спрыгнул с платформы, жестом приказав Джеки, ожидавшей по другую сторону бочки, оставаться на месте. Двигаясь как можно тише, я вышла на лужайку перед замком, медленно делая шаг за шагом, прислушиваясь к любому звуку, который мог бы выдать движение.
  
   Ничего.
  
   Ничего, кроме ветра, шуршащего брезентом и дребезжащего в ставнях Ривервью в спячке, строительных лесов различных американских горок, скулящих и потрескивающих; и случайных автомобильных гудков и других звуков ночного движения на близлежащих улицах.
  
   Где был этот сукин сын? Он услышал выстрел, запаниковал и сбежал? Располагался ли он где-нибудь в парке - бродил ли по центральной аллее, чтобы посмотреть, привлек ли я подкрепление, несмотря на предупреждения об обратном?
  
   Если бы он увидел меня, у него была масса возможностей нанести удар.
  
   Я повернулся к бочке, которая была расположена как бы на конце одного из рукавов гигантского Аладдина, и махнул Джеки, чтобы она присоединилась ко мне, что она и сделала. По моему указанию она взяла инициативу на себя, когда мы нырнули за стену замка, а я двигался кругами, выставив оружие веером, пытаясь быть готовым, с какой стороны бы дерьмо ни полетело.
  
   Мы приближались к первому, более короткому забору, когда выстрел расколол ночь, пистолет расцвел оранжевым цветом сразу за зданием замка, по ту сторону забора - рядом с чертовой парковкой! Этот ублюдок предвидел мой ход, ждал меня.
  
   Я мельком увидел его, его бледное круглое лицо, похожее на усатую луну в ночи, когда он бежал прямо на нас, его темное пальто развевалось, шляпа слетела, и я стащил Джеки с забора на траву, прогремел еще один выстрел, пуля пролетела над нами, когда маленький человечек бросился к нам.
  
   Я взял ее за руку и почти оттащил от забора обратно в парк. Нашему преследователю пришлось перелезть через забор поменьше, и это замедлило бы его. Затем я повернулся туда, куда он приближался, с Джеки передо мной, и, не тратя времени на прицеливание, сделал два выстрела в его направлении, просто чтобы дать ему пищу для размышлений.
  
   Затем мы снова побежали, Джеки спотыкалась, но я тащил ее за собой, пока мы бежали по средней аллее, срезая вправо перед "Аладдином", затем огибая лагуну, направляясь по средней аллее обратно к возвышающимся лесам американских горок и главным воротам.
  
   Но у Джеки ничего не получалось - она, казалось, вот-вот упадет в обморок, обливаясь потом, пошатываясь, и, в конце концов, мне пришлось нырнуть с ней между двумя закрытыми ставнями киосками, "Скиболл" и "Пенни аркад", и я опустился на колени в начале маленького травянистого переулка, в то время как она прислонилась к стенке киоска рядом со мной. Я наблюдал за нашим преследователем на полпути, но также украдкой поглядывал на моего исчезающего спутника.
  
   "Мне... жаль", - прошептала она, задыхаясь.
  
   "Ш-ш-ш", - сказал я, держа револьвер 38-го калибра наготове.
  
   "Они...они дали мне лекарство ".
  
   "Что?"
  
   "Будь... до того, как ты попал сюда...чтобы они ... могли обращаться со мной лучше ... не хотели этого ... не нуждались в этом ...."
  
   Я знал, что должен следить за этим на полпути, но я повернулся к ней, и она выглядела ужасно - призрачно-белая, на лбу выступил пот, несмотря на ветерок. "Господи, Джеки, ты что, уже накачался?"
  
   Она кивнула, сглотнула, ее дыхание участилось; казалось, у нее кружилась голова, как будто она вот-вот потеряет сознание.
  
   У нее была передозировка? Конечно, это возымело бы более немедленный эффект; но, возможно, нет - возможно, то, через что ей пришлось пройти ... и через что ей приходится проходить ... подорвало ее организм, ее сердце ....
  
   И кто, черт возьми, знал, что они ей подсунули?
  
   "Я вытащу тебя отсюда", - сказал я ей.
  
   Она вызвала слабую улыбку. "Я буду...хорошо. Я буду...хорошо."
  
   "Я обращаюсь за помощью к тебе, детка". И я не имел в виду только сегодняшний вечер.
  
   "Со мной все будет в порядке ... Просто позволь мне...дай мне перевести дыхание".
  
   Я услышала движение, переключила свое внимание обратно на середину прохода и увидела его - моего круглолицего убийцу.
  
   Он не бежал - он крался, пригибаясь, размахивая пистолетом, как будто это был фонарик в темноте, шел близко к деревьям, не по самой середине проезжей части, скорее по траве, за скамейками, рядом с железнодорожными путями.
  
   Если бы он просто продолжал приближаться, сохранял тот же темп и направление, вступая в этот луч лунного света, я мог бы хорошенько выстрелить в сукина сына ....
  
   Ночь треснула, как удар хлыста, и пуля заставила маленького убийцу выпрямиться, как будто он был застигнут врасплох, а затем бросила его лицом вниз.
  
   Со спины поверженного убийцы в поле зрения появился Тим О'Коннер, выражение его лица было таким ошеломленным, как будто это в него стреляли ... а не тот, кто стрелял.
  
   Я оставил ее прислоненной к стенке кабинки, прошептав: "Оставайся на месте, детка", и она кивнула, когда я выскочил на середину аллеи с 38-м калибром в руке.
  
   Я не был уверен, видел Тим меня или нет - я предположил, что нет, потому что он казался в каком-то трансе, как -черт! - он выстрелил снова, его револьвер изрыгнул оранжевое пламя, когда он выстрелил в фигуру, уже распростертую на маленьких железнодорожных путях.
  
   "Это за Билла Друри, паршивый членосос", - сказал он, а затем всадил пулю в затылок мертвого убийцы; звук был такой, словно спелая дыня ударилась о цемент.
  
   О'Коннер стоял там, его револьвер безвольно висел на боку, в воздухе стоял едкий запах кордита.
  
   "С тобой все в порядке?" Я спросил его.
  
   Он моргнул, сглотнул, посмотрел на меня с ошеломленной миной. "Это ты?Я услышал выстрел и прибежал ".
  
   Задачей Тима было осмотреть парк, даже когда я входил в него, и позаботиться о любом снайпере в поленнице дров или обезвредить любую другую ловушку, которая могла быть расставлена для меня; после этого он должен был занять позицию на другой стороне лагуны, достаточно близко к "Аладдину", чтобы маневрировать, что бы ни происходило. Выстрелить в спину одному из двух убийц Билла Друри было его собственной идеей.
  
   О'Коннер казался почти смущенным, когда он кивнул на то, что он сделал. "Боже, Нейт ... Я надеюсь, ты не возражаешь".
  
   "Вовсе нет", - сказал я. "Ты закончил?"
  
   О'Коннер кивнул, и я склонился над трупом, переворачивая его ровно настолько, чтобы достать бумажник парня. Я открыл его, и металл значка отразил лунный свет и подмигнул мне.
  
   "Что за черт", - сказал О'Коннер, наклоняясь. "Он коп?"
  
   Я кивнул, прочитав идентификационную карточку. "Город Калумет. Бьюсь об заклад, у его покойного партнера в бумажнике была такая же жестянка ".
  
   В этом был ужасный смысл: Таббо Гилберт - следователь прокуратуры штата, баллотирующийся на пост шерифа - вел дела с продажными копами по всему округу Кук, да и по всему штату, если уж на то пошло. Полиция Калумет-Сити была удобным местом для вербовки пары наемных убийц, чьи лица были бы неизвестны в Чикаго.
  
   О'Коннер говорил: "Его партнер тоже мертв?"
  
   Отдаленный вой сирен возвестил, что мы злоупотребили гостеприимством в Ривервью - выстрелы и огни замка Аладдина привлекли внимание соседей.
  
   "Введу тебя в курс дела позже", - сказал я, подбегая к тому месту, где я оставил Джеки, но теперь она не прислонялась к кабинке - она лежала ничком на земле.
  
   "Черт!" Склонившись над ней, я увидел ужасные признаки: карие глаза были открыты и пусты, по ее щеке стекала струйка слюны. И она была неподвижна.
  
   О'Коннер был прямо там. "В чем дело? Что с ней не так?"
  
   Я пытался нащупать пульс. "Я думаю, у нее передозировка - помогите мне с ней! Мы должны отвезти ее в больницу!"
  
   Теперь он склонился над ней, рассматривая поближе, прикасаясь к ее горлу. "Нейт, я не думаю..."
  
   "Помоги мне нести ее!"
  
   Рука О'Коннера сжала мое плечо. "Нейт! Она мертва! Мы должны убираться отсюда, если только вы не хотите все это объяснить - может быть, следователям прокуратуры штата? Оставь ее!"
  
   За это я мог бы выбить ему зубы в глотку, если бы не одно: он был прав.
  
   Она была мертва.
  
   "Ничем ей не поможешь", - сказал я.
  
   "Что?"
  
   "Никакой помощи ей - не сейчас".
  
   Я поцеловал ее в лоб, и мы с О'Коннер перелезли через забор за Спуктауном, срезая путь через парковку к Вестерн-авеню. Моргая сквозь слезы, я направлялась на юг по Вестерн-авеню, когда две полицейские машины пронеслись на север, завывая сиренами, как гонщики на "Сильвер Раш".
  
  
  
  
  
  
   Мы вылетели утренним рейсом - шесть часов из Чикаго в Мехико на Mexicana Airlines - и арендовали джип для поездки в Акапулько. Моя спутница - некая модель и начинающая актриса по имени Вера - была восхитительным собеседником, ее энтузиазм по поводу поездки и искрометный характер во многом помогли мне избавиться от страха, в котором я пребывал последние несколько дней.
  
   Подготовка к поездке была простой; никаких паспортов не требовалось - только туристические карточки, оформленные через моего турагента, - и у меня были удостоверения представителя ПРЕССЫ, предоставленные Дрю Пирсоном, который проложил мне путь в офис Associated Press в Мехико. Что касается сенатора Кефовера, то он звонил в посольство в Мехико, чтобы договориться с работающим там агентом Бюро по борьбе с наркотиками о временном переводе в консульство в Акапулько. Казалось, что директор бюро Гарри У. Анслингер - в отличие от Дж. Эдгара - полностью поддерживал Комитет по борьбе с преступностью.
  
   То, что я имел в виду - и в свое время я посвящу вас в это - пошло бы на пользу как сенатору Кефаувер, так и моему постоянному работодателю-журналисту Пирсону, а это значит, что я мог бы получить от них обоих чеки на зарплату и расходные счета.
  
   Даже в панике я заботился о бизнесе.
  
   Но я был подавлен, без вопросов, болен печалью и стыдом. Мне не удалось спасти Джеки Пейн, хотя, возможно, ее уже не спасти: девушку, которая могла вернуться к таким, как Рокко Фишетти, к наркотикам и шоу-бизнесу, вполне можно было спасти. Со временем я бы понял это, но в последующие дни - а иногда и в течение недель, месяцев и даже лет - я бы испытывал мучительное чувство вины, думая о том, что бросил эту королеву красоты с передозировкой на траве в Ривервью.
  
   Худшее из этого наступало поздно ночью, когда я убеждал себя, что она, возможно, на самом деле не была мертва, и я оставил ее там умирать на холоде, убегая, чтобы прикрыть свою задницу ....
  
   Однако, кроме раскаяния, последствий бойни в парке так и не последовало. Я никогда не знал точно, как это было сделано - хотя я мог легко догадаться, кто это сделал, - но смерти Джеки и тех двух полицейских из Калумет-Сити были тщательно и образно прикрыты.
  
   Тело Джеки было найдено в Линкольн-парке, и газеты сообщили о трагической кончине мисс Чикаго, ставшей танцовщицей, ставшей наркоманкой. Хэл Дэвис из News раскрыл ее связь с Рокко, но никто не сообщил информацию о том, что они с ним были женаты. Она была всего лишь "бывшей пассией" печально известного босса игорного бизнеса в Нортсайде. Ее родители-святоши позаботились о том, чтобы она получила "христианские" похороны в Канкаки, и примерно за три дня она достигла одной из своих целей: Джеки Пейн была в центре внимания, своего рода звезда, хотя и таблоидной прессы.
  
   Двое полицейских были найдены в канаве вдоль обочины дороги на этом пустынном промышленном участке к северу от Калумет-Сити, в тени зернового элеватора. Начальник полиции пообещал вести круглосуточный розыск главных подозреваемых, по делу об угоне машины, к которому приближался отважный детективный дуэт; их послужной список как полицейских был безупречен, и они были похоронены как герои со всеми почестями. По словам прессы, их смерть стала еще одним свидетельством опасности, с которой сталкиваются честные полицейские, такие как эти покойные герои Калумет-Сити и сам чикагецу Уильям Друри.
  
   Лишь несколько сообщений в прессе - например, Ли Мортимер - указали, что Калумет-Сити был оплотом открытых азартных игр, проституции и наркотиков, а такое положение дел возможно только при сотрудничестве полиции. "Ставить их имена в одно предложение с Биллом Друри, - писал Мортимер, - это своего рода богохульство".
  
   Я не мог не восхищаться способностью капитана Дэна "Таббо" Гилберта инсценировать эти смерти, когда ему приходилось иметь дело с какими бы то ни было офицерами, чтобы перехватить звонок в Ривервью. Впечатляет. Конечно, будучи главным следователем прокуратуры штата в течение этих многих лет, он приобрел заметное влияние на всех уровнях правоохранительных органов штата и местного значения.
  
   Кто-то должен был что-то сделать с этим сукиным сыном, но как друг и "партнер" Друри (не совсем точное определение, но именно так пресса назвала наши деловые отношения) Я был бы главным подозреваемым, если бы общественно мыслящий гражданин всадил пулю в голову Таббо, похожую на пивной бочонок.
  
   В любом случае, мне нужно было поймать другую рыбку.
  
   Мы с Верой, наслаждаясь теплым ветром, поднимаемым автомобилем под открытым небом, преодолели всего около дюжины горных хребтов вдоль супермагистрали, предусмотрительно проложенной президентом Алемом & # 225; ном, который превращал Акапулько в туристическое место. На мне были солнцезащитные очки, соломенный пирог со свининой, сине-коричневая гавайская рубашка "алоха", шорты-чино и сандалии; я покрасила свои рыжевато-каштановые волосы в светлый цвет. Вера была в бледно-желтой рубашке с расклешенным воротником и манжетами, завязанными узлом на животе поверх канареечно-желтых шорт; она тоже была в сандалиях и солнцезащитных очках. Ее волосы были собраны в хвост сзади, и они струились у нее за спиной.
  
   "Я была в Мексике много раз", - сказала Вера, девушка из Техаса, с глазами такими же широкими, как у сиротки Энни, - "но это что-то другое".
  
   Моя грудастая компаньонка была права. Поездка в Акапулько запечатлелась в зеленой, колеблемой бризом траве на холмистой местности, где иногда выступали скалы и даже вырастали устрашающие пропасти над загорелыми пляжами, покрытыми белой пеной; сонные маленькие сообщества домов и хижин с пастельной штукатуркой и черепичными крышами; заросли коралловой лозы и поля бугенвиллии, заросли манго, банановых деревьев и тропических цветов; лодки с белыми и зелеными в горошек парусами на сапфировом море, виднеющемся за пирсами и пристанями с серебряными сетями, сохнущими на солнце. Я мог бы отождествить себя с последним - я тоже был на рыбалке, помните?
  
   Если бы не кромка пляжа и плоская лужайка, поросшая травой, достаточно большая для посадочной площадки, сам Акапулько вызывал восторг - не имеющая выхода к морю гавань со скалами и мысами и бело-золотистыми пляжами, тропический рай с орхидеями, кокосовыми пальмами и попугаями. От непритязательной площади с ее невзрачной церковью расходились лучами скромные жилые улочки, в то время как на возвышенностях возвышались сезонные виллы состоятельных людей, похожие на пастельные ступени лестницы, взбирающиеся на холмы. Между двумя мирами обычных местных жителей и богатых иностранцев, разбросанных на разных уровнях, находятся кварталы трущоб, похожие на грибы, поросшие склонами холмов.
  
   "Ла Мирадор" был первым из роскошных отелей, построенных в Акапулько в начале тридцатых, за ним последовало, может быть, еще с дюжину; у некоторых блестящих высотных отелей были мафиозные инвесторы - например, Мо Далиц из Кливленда, - которые поселились на первом этаже, когда отмена была не за горами. Подобно Гаване и Вегасу, Акапулько был курортной зоной, которую любили гангстеры - для бизнеса и удовольствия.
  
   Построенный на скалах Кебрада, La Mirador не был высотным зданием, скорее хаотичным сооружением с множеством внутренних двориков и террас, и очень открытым, начиная с вестибюля, в котором не было стен. Пляж - хотя, когда мы приехали, был ближе к вечеру - был усеян загорающими, любующимися заходящим солнцем, и пловцами, плещущимися в пене; Мы с Верой видели это с террасы наверху, желтые, красные и синие пляжные зонтики казались горошинами на кремовом песке. Наш номер, однако, выходил в зону бассейна, из которой открывался великолепный вид на воду, белые волны, поднимающиеся из ярко-синего тихого океана и разбивающиеся об огромные неровные скалы.
  
   Мы прибыли после ежедневной сиесты, как раз к часу коктейлей. Мы даже не переоделись - атмосфера была почти претенциозно непринужденной; в конце концов, на курортах вроде этого международная публика отдыхала в рубашках с открытым воротом, шортах и сандалиях. Во всем баре Mirador не было видно ни пиджака, ни галстука.
  
   Который, как говорили бары, был необычным, вырубленным в скале. Мы сидели в нашей кабинке, словно в оперной ложе в театре, наблюдая за сценой, которую представляло отсутствие стены, обеспечивая полный обзор заходящего солнца, используя весь свой набор красок, чтобы раскрасить небо, в то время как волны разбивались о скалы в ста пятидесяти футах внизу.
  
   Вера заказала coco loco (кокосовое молоко, джин и лед), а я потягивал ром из выдолбленного ананаса - угощение, называемое пай-эй. Мы также оба принимали капсулы с хинином в качестве меры предосторожности против малярии ... В моем случае это действительно необходимо, поскольку у меня все еще были рецидивы после Гуадалканала.
  
   На лице Веры были широко раскрытые глаза, юная невинность, когда она пила не только джин, но и великолепный закат, и я осмелился надеяться, что стремление "почти мисс Калифорния" добиться успеха в шоу-бизнесе не погубит ее, как это случилось с покойной мисс Чикаго.
  
   Все это время я был в солнцезащитных очках, но вскоре это могло показаться наигранным и могло привлечь внимание - противоположное моему намерению. Светлые волосы, темные очки, типично туристическая одежда и обстановка Ла Мирадора и самого Акапулько удержали бы меня - я надеялся - от того, чтобы меня сняли Чарли и Рокко Фишетти, которые также останавливались в этом отеле.
  
   На самом деле, они тоже были в баре Mirador, в этот самый момент, делили кабинку с двумя латиноамериканскими куколками, которые, как я решил, были танцовщицами в ночном клубе отеля La Perla. Одетые в льняные спортивные рубашки с короткими рукавами, брюки и приобретшие загар, два брата не обращали внимания на умирающий закат и оживающие мерцающие огни гавани. Чарли, курящий сигарету в мундштуке (как его противник Ли Мортимер!), казалось, наслаждался собой, болтая со своей девушкой; Рокко сидел угрюмо, раскуривая сигару, дым беспокоил девушку рядом с ним, не то чтобы ему было насрать.
  
   Кабинки были расположены под таким углом, что я мог хорошо видеть их с другого конца зала, а мои темные очки позволяли мне таращиться незаметно. Ни Чарли, ни Рокко (ни их танцовщицы, если уж на то пошло), казалось, даже не взглянули на нас, что означало, что они были отвлечены, когда мы вошли, потому что каждый другой нормальный мужчина в баре заметил пышногрудую Веру.
  
   Что было еще одной причиной ускользнуть оттуда.
  
   Я отвез ее в отель La Riviera, более новый отель с хорошей планировкой, садом на крыше и террасой; еда была изысканной, но вкусной версией мексиканской, и - несмотря на деловой характер нашей поездки - мы флиртовали и вели себя как молодожены. Вера могла бы сделать это с тобой.
  
   Когда мы вернулись, я проверил бар, и Фишетти там не было - что неудивительно. Они почти наверняка были в ночном клубе, откуда открывался великолепный вид на главную достопримечательность Мирадора: знаменитых местных парней, которые совершали героические погружения в мелководную бухту с высокого скалистого утеса отеля, рискуя своими жизнями - каждую ночь...четыре концерта.
  
   Мы с Верой смотрели передачу в десять пятнадцать из нашего собственного маленького местечка на каменистом склоне холма, под балюстрадой, которая была в нескольких шагах от парковки. Мы сидели на траве, держась за руки, наблюдая, как мальчик - с факелом в руке и руководствуясь газетами, подожженными и дрейфующими внизу, - бросился с сорока футов в бурун. Затем он взобрался на противоположный, более высокий утес, нырнув на добрую сотню футов в узкое ущелье, окаймленное зазубренными камнями.
  
   Это продолжалось некоторое время, а позже мальчики подошли к балюстраде, где наблюдали туристы, чтобы собрать монеты, а иногда даже бумажные деньги. Вера убедила меня пойти туда и дать им что-нибудь, что я и сделал - доллар, - и Вера взвизгнула от моей щедрости и крепко поцеловала меня.
  
   Она запустила руку мне в волосы, глядя на меня так, словно я был таким же красивым мужчиной, как и она женщиной - обманутая девушка - и она сказала: "Я думаю, ты мне нравишься блондинкой".
  
   "Спасибо. Может быть, тебе стоит попробовать ".
  
   "Как Джин Харлоу?"
  
   "Да. Конечно."
  
   "Может быть, я так и сделаю".
  
   Мы довольно долго целовались там, на склоне холма; это было невероятно романтично - не думаю, что когда-нибудь забуду это, ни мерцающий океан в лунном свете, ни разбивающиеся волны о острые скалы, ни тот невероятный минет.
  
   В тот вечер обслуживание номеров принесло нам несколько коктейлей coco loco и пирожных"пай-айз", и в нашем просто, но красиво обставленном номере с плотно задернутыми шторами у бассейна спасибо, мы выпили и поиграли в "медовый месяц", а когда проснулись на следующее утро, было около одиннадцати. Мы оба чувствовали себя удивительно хорошо, учитывая, сколько нам пришлось выпить прошлой ночью. Мы приняли душ - по очереди, что, на мой взгляд, продемонстрировало замечательную сдержанность, - и я переоделась в другую рубашку aloha, шорты и сандалии, достав из чемодана рисунок Speed.
  
   "Как я выгляжу?" - Спросила Вера, разводя руками.
  
   На ней было бикини, пара синих лоскутков, которые вместе могли бы составить приличный носовой платок.
  
   "Даже мой язык одеревенел", - сказал я.
  
   Это привело ее в восторг, и она подошла, обняла меня, поцеловала и засунула свой пепсодентный язычок мне в рот.
  
   "Не сейчас", - сказал я, что само по себе невероятно. "У нас есть работа, которую нужно сделать".
  
   Я был зарегистрирован под именем Джо Сэмюэлс. Администрация отеля была предупреждена о том, что я фотограф на пинап, и (нас предупредили заранее) у них не было возражений против того, чтобы я фотографировал свою модель у бассейна, на пляже, фактически в любом месте вокруг отеля.
  
   "Ты действительно думаешь, что моя фотография появится в газетах?" спросила она, хлопая ресницами над своими большими карими глазами.
  
   "Ах да. Благодаря этому "Мисс Калифорния" будет выглядеть как сноска в вашем портфолио ".
  
   "Ты знаешь, я могу плескаться в бассейне и потерять свой топ. Я могу сделать так, чтобы это казалось действительно естественным ".
  
   Я мгновение или два наслаждался изображением, затем сказал: "Это я не могу опубликовать в газетах, сладкая. Вы понимаете, этот человек ... Эти мужчины... они могут быть порочными ".
  
   "Но им действительно нравятся девушки".
  
   "Я бы не сказал, что они им точно нравятся. Им нравится трахать их, а позже им нравится поколачивать их ".
  
   Она кивала. При всей ее мультяшной сексуальности, это была не глупая девушка.
  
   "Нейт, я понимаю - они опасны. Но ты прямо там, со мной. Мой защитник ".
  
   Это заставило меня вздрогнуть. Я не был хорошим защитником для кого-то еще, когда дело касалось Фишетти ....
  
   Я выглянул из-за задернутой занавески на территорию бассейна. Яркий, солнечный, красивый - просто еще один день в раю. За небольшим ограждением в дальнем конце бассейна огромные волны разбивались о массивные камни, за которыми последовали огромные волны, разбивавшиеся о огромные камни. Просто для разнообразия.
  
   И в этом патио вокруг бассейна - двое из нескольких десятков постояльцев отеля либо сидели у воды, либо плескались в ней - были Чарли и Рокко Фишетти, в шезлонгах.
  
   Я опустил занавес, отступил назад, сказав Вере: "Нам просто повезло".
  
   "Неужели?"
  
   "Они где-то там - прямо сейчас".
  
   "Это время показа?"
  
   "Время показа".
  
   Мы вышли через раздвижные стеклянные двери нашего номера во внутренний дворик вокруг бассейна. Фишетти сидели слева, под желтым зонтиком. Танцовщиц с ними не было; пара дюжих телохранителей, однако, были. Телохранители - взаимозаменяемая пара плосконосых даго с ушами, похожими на цветную капусту, с мертвыми глазами - сидели по обе стороны от братьев, но на несколько футов сзади.
  
   Рокко был одет в белую спортивную рубашку, серые брюки и парусиновые туфли; он курил сигару и листал журнал "Ring". Он казался скучающим, мрачным. Стержень зонта был воткнут в маленький круглый столик, на котором стояли напитки и пепельницы, и отделял его от брата.
  
   Чарли - у него были светлые волосы, как у меня, тоже крашеные - был одет в серые шорты и бело-голубую клетчатую рубашку, распахнутую, обнажающую загорелую волосатую грудь и небольшой животик; он растянулся в шезлонге, курил сигарету в мундштуке и наблюдал за хорошенькими девушками в купальниках, в которых недостатка не было.
  
   Но красивые девушки в купальниках - это одно, а Вера Джейн Мэнсфилд в бикини - это совсем другое.
  
   В моих солнцезащитных очках и туристическом костюме, камера закрывала мое лицо, я снимал фотографию за фотографией Веры, входящей в бассейн и выходящей из него, прихорашивающейся, позирующей, выпячивающей грудь, выпячивающей ягодицы, обнажающей эти пышные губы, обнажающие белые зубы. Я нашептывал ей что-то в стиле фотографа, делал комплименты, направлял ее; но она не нуждалась ни в каком руководстве. Она точно знала, как держать себя перед камерой.
  
   Каждый мужчина вокруг этого бассейна - и это включало молодых мужчин, стариков, женатых мужчин, одиноких, даже парней в их медовом месяце - наблюдал за брюнеткой в бикини, как будто они только что впервые услышали о сексе, и были действительно, действительно впечатлены ....
  
   И на многих из этих кадров я заснял Чарли и Рокко Фишетти на пленку. Ни один из них - ни их телохранители - ничего не подумали об этом.
  
   Проблема была в том, что братья были под этим зонтиком, сидели в тени, а у меня не было того, что мне было нужно, пока нет. Мы говорили об этом, Вера и я, и когда она вылезала из бассейна, а я помогал ей надеть махровый халат с капюшоном, доходящий до середины бедра, я прошептал: "У нас его еще нет".
  
   "Он уходит", - сказала она, глядя мимо меня.
  
   "Что?" - Сказал я, но Вера уже была в движении.
  
   Я обернулся и увидел, как Чарли и Рокко встают, двое их головорезов выстраиваются в очередь - был почти полдень, так что, скорее всего, это был просто обед. Мы могли бы подождать другого раза, но она направлялась прямо к нему ... И я вошел -щелчок.
  
   "Извините меня, сэр", - сказала она своим хрипловатым голосом Бетти, "я надеюсь, вы не возражаете, что я говорю, как элегантно вы выглядите". Она стояла перед ним, халат был распахнут, открывая всю ее обтянутую бикини, усыпанную водяным жемчугом плоть, и Чарли натянуто улыбнулся.
  
   С лучезарной улыбкой она сказала: "Я имею в виду, этот мундштук для сигарет - ты просто выглядишь таким ... континентальным".
  
   Эта тарабарщина держала Чарли в заложниках. Рокко смотрел на нее с подозрением, но ни он, ни его брат - или их идиотская свита - казалось, не заметили меня, придвигаясь все ближе, делая фотографии.
  
   "Спасибо тебе, моя дорогая", - сказал Чарли. "Ты милая девушка. Ты занимаешься шоу-бизнесом?"
  
   "Я хочу быть".
  
   И теперь Рокко перешел к делу, его подозрения рассеялись. "У нас есть деловые партнеры в этой области", - сказал он. "Когда-нибудь слышал о Chez Paree?"
  
   "О да!"
  
   "Нам принадлежит часть".
  
   Я отступил - у меня были все фотографии, которые мне были нужны, но она все еще разговаривала с ними. Наконец, она улыбнулась им и что-то сказала - теперь я был вне пределов слышимости - и подскочила ко мне.
  
   "Думаю, я произвела хорошее впечатление", - сказала она.
  
   "Они прямо сейчас производят впечатление в своих штанах", - сказал я, нежно беря ее за руку и ведя в нашу комнату. Я отпер раздвижные двери, и мы вошли.
  
   Она подпрыгивала вверх-вниз, покачиваясь во всех интересных местах. "Я им понравился! Они сказали, что устроят мне прослушивание ".
  
   "Vera. Садитесь."
  
   Она села на край кровати, и я рассказал ей о Джеки Пейне. Я изложил ей довольно подробную версию, начиная с религиозных родителей в Канкаки и заканчивая смертью от передозировки.
  
   Когда я закончил, Вера не плакала или что-то в этом роде, но выражение ее лица было трезвым, а глаза меланхоличными.
  
   "Тебе не обязательно было рассказывать эту историю", - сказала она. "Я знаю, что они гангстеры. Я не хочу иметь с ними ничего общего ".
  
   "Я знаю. Но ты только начинаешь - и сегодня я увидела, какой эффект ты оказываешь на мужчин ".
  
   "Это всего лишь мое тело".
  
   "Нет, у многих девушек большие сиськи, малыш. У тебя есть уверенность и сценическое присутствие. Ты куда-нибудь поедешь. Просто постарайся не делать этого, ложась в постель ... в прямом или переносном смысле...с такими людьми, как Чарли и Рокко Фишетти ".
  
   Она улыбнулась мне. "Эй, мне было бы все равно, если бы там был Дэррил Занук...Я здесь с Нейтом Хеллером ".
  
   "На самом деле, ты здесь с Джо Сэмюэлсом...у которого есть работа, которую нужно сделать ".
  
   Я оставил кассеты "Кодак" в пакете на стойке регистрации; были приняты меры к тому, чтобы моя пленка была доставлена курьером в Мехико и доставлена непосредственно в офис Associated Press, где ее проявят, а лучшие снимки семьи Фишетти отправят телеграммой в Вашингтон ... где их получат и Дрю Пирсон, и представители сенатора Кефовера.
  
   Из нашего номера у бассейна я сделал два звонка: в службу обслуживания номеров, чтобы нам принесли обед; и в американское консульство, где долговязый, хорошо загорелый агент Бюро по борьбе с наркотиками по имени Деннисон ждал моего звонка.
  
   "Фотографии уже в пути", - сказал я.
  
   "Хорошо", - сказал агент. "Завтра утром первым делом у меня должны быть надлежащие ордера. Я не буду привлекать местную полицию до последнего момента ".
  
   "Умный. У парней из спецназа есть частичка этого города ".
  
   "Тебя еще не сделали?" - Спросил Деннисон.
  
   "Нет. Я залегу на дно до завтрашнего утра ".
  
   После того, как я повесил трубку, Вера посмотрела на меня с притворной невинностью и спросила: "Как ты выложишь?"
  
   Она была сущим наказанием. На самом деле, двое.
  
   Я отвез ее провести вечер в другой отель - Los Flamingos, отель, модернистская архитектура которого простиралась вдоль края оранжево-синей скалы на высоте трехсот пятидесяти футов над океаном. В столовой не было внешних стен, только крыша с высокими балками; но мы сидели под секцией без крыши, потолком которой служили луна и звезды, в то время как на соседних деревьях папайи желто-голубые попугаи ара пытались завести с нами беседу.
  
   В океане, под лунным светом, на серебристых волнах плескался кит, а из глубины выпрыгивали летучие рыбы, огромные существа, которые с нашего высокого насеста выглядели как пескари. Мы оба ели красного люциана, запеченного на углях, пили вино и танцевали румбу под аккомпанемент ансамбля далеко за полночь.
  
   Когда мы проскользнули в наш номер, вернувшись в "Ла Мирадор", сразу после часа ночи, мы оба были немного навеселе, и никто из нас не ожидал, что Рокко Фишетти с волосами как у скунса, будет сидеть на кровати и ждать нас с моим девятимиллиметровым Браунингом в руке.
  
   "Иди в ванную, милая", - сказал Рокко. Его глаза были похожи на темные камни, близко посаженные на этом рябом лице; черные прорези бровей изогнулись вниз в хмурой гримасе, в которой участвовал и его рот. Мой чемодан был открыт на полу - вот где он нашел пистолет.
  
   Вера цеплялась за мою руку, дрожа от страха. Как и у меня, у меня было ощущение, что она внезапно протрезвела.
  
   "Милая", - сказал он, чуть громче, - "в чертовой ванной".
  
   "Сделай это", - сказал я ей.
  
   Она вбежала туда, оглядываясь на нас, в обрамлении света.
  
   "Закрой дверь", - сказал Рокко.
  
   Она это сделала.
  
   Я стоял и смотрел на него. Одетый в ту же белую рубашку и серые брюки, что и этим утром, он сидел на краю кровати, пистолет в его руке небрежно лежал на коленях.
  
   "Это жезл, которым ты размахивал у меня перед носом, в сортире, не так ли?" - сказал он.
  
   "Она невинна, Рок. Давай пойдем куда-нибудь и сделаем все, что должны сделать. И не впутывай ее в это ".
  
   "Те блестки, которые ты мне даешь - они почти закончились". Он глухо рассмеялся. "Я выглядел как гребаный енот".
  
   "Рокки- когда-то мы были друзьями. Давайте разберемся с этим в другой раз, в другой обстановке - когда эта девушка сойдет со сцены. Она невинный ребенок ".
  
   Рокко сглотнул. Что-то в нем было странное. Он был пьян?
  
   "Джеки тоже была невинным ребенком", - сказал он.
  
   "Да ... Да, она была".
  
   "Зачем ты здесь?"
  
   "Что ты имеешь в виду, Рок?"
  
   "Какого хрена ты здесь?" Он взвесил девятимиллиметровый. "Чтобы убить меня? Чтобы убить Чарли?"
  
   Стоя там с небрежной неподвижностью, я, тем не менее, искал момент, чтобы наброситься на него. Странное состояние ума, в котором он находился, могло бы помочь - могло бы ... .
  
   "Я здесь не для того, чтобы убивать тебя", - сказал я. "Ты бы уже был мертв, если бы это был я".
  
   "Или ты был бы мертв. Почему ты здесь, Нейт?"
  
   "... ты видел меня".
  
   "Играю в фотографа. Да. Ты подорвал меня и Чарли ".
  
   "Да. И эти фотографии уже на пути в Вашингтон ".
  
   Я думал, это может вывести его из себя, но он просто сидел там с глазами зомби. Наконец, он сказал: "Это означает, что если мы с Чарли не уберемся отсюда ... сегодня вечером ... завтра на нас наденут наручники. На обратном пути домой ".
  
   "В этом-то все и дело. да."
  
   "Он, блядь, разрушил меня, ты знаешь".
  
   "Что? Кто? Чарли? "
  
   Рокко вздохнул, кивнул. Он продолжал нервно постукивать моим пистолетом по своему бедру. "Он и Таббо пошли против Организации".
  
   "Ты имеешь в виду аранжировку хитов Друри и Баса?"
  
   "Да. У них была помощь изнутри, ты знаешь ".
  
   "Я действительно знаю".
  
   И я сказал ему, кто, как я предполагал, это был.
  
   Он подтвердил мои подозрения, пожав плечами и кивнув. "Ты не перечишь Аккардо и Рикке или даже старому Сальному Пальцу. Ты либо умрешь, либо, если тебе действительно повезет, потеряешь почти все, черт возьми. Джанкана, этот сумасшедший ублюдок, он будет сидеть там, где сидели братья Фишетти ".
  
   "Потому что твой брат подставил Организацию".
  
   "Да. У Друри были всевозможные записи разговоров Чарли и Таббо о выборах и прочем дерьме ".
  
   "Ты ведь не рассказала Чарли обо мне, не так ли?"
  
   "Нет-нет, Нейт, я ему не говорил, и Чарли тебя не заставлял. Сегодня он был слишком занят, разглядывая Маленькую мисс Большие сиськи. Однако я видел тебя. Ты вроде как похож на моего гребаного брата, с этими светлыми волосами ".
  
   "Если ты не скажешь ему сейчас, Рок, ты будешь арестован завтра вместе с ним. Ты знаешь это, не так ли?"
  
   "Какое, блядь, это имеет значение? Может быть, я вернусь и буду ссылаться на пятое, не причиню Группе никаких проблем, и парни увидят, что я стоящий парень ".
  
   "Ты хочешь, чтобы Чарли утащили обратно в Штаты?"
  
   "О, да. Потому что, если он это сделает, они либо убьют его ... либо его сердце. Он больной человек, ты знаешь ".
  
   "Насколько болен?"
  
   Рокко кашлянул от смеха. "Больнее, чем он, блядь" думает".
  
   "Что вы имеете в виду?"
  
   Пожатие плечами. "Может быть, кто-то подменил его маленькие розовые таблетки на, что это такое... поиграйте, посмотрите, что это такое".
  
   Мне это послышалось?
  
   "Плацебо, Рок? Ты подменил таблетки своего брата?"
  
   "Ты скажешь ему, Нейт, и я убью тебя".
  
   Я долго смотрел на него - депрессия, которую я недавно видел на своем лице, была и у Рокко, только глубже, как маска, которая не снималась.
  
   Затем я подошел и сел рядом с ним. "Ты любил ее, не так ли?"
  
   "Что, только из-за того, что я дал ей пощечину, ты думаешь, я не любил эту маленькую сучку? Она может действовать тебе на нервы. Она была такой чертовски милой и симпатичной. Ты когда-нибудь слышал, как Джеки поет?"
  
   "Да".
  
   "Как ты мог убить это? Как ты мог убить что-то такое милое, когда ты знаешь, что твой брат любит ее?"
  
   "Ты женился на ней, чтобы защитить ее".
  
   "Конечно. Затем Чарли узнал, что это не приведет ни к чему хорошему в этой истории с Кефаувер ... и он, и Таббо.... Ублюдки".
  
   "Я пытался спасти ее".
  
   "Каким образом?"
  
   Все, что Рокко знал, это то, что Джеки нашли в Линкольн-парке с передозировкой. Я рассказал ему всю историю - о "Ривервью" и о том, как Таббо так мастерски все скрыл.
  
   "Кто-то должен приструнить этого жирного ублюдка", - сказал Рокко.
  
   "Кто-нибудь это сделает. Она была замечательной девушкой. Я понимаю, как в нее было бы легко влюбиться ". Я не сказал, что знаю так много, потому что я тоже пал.
  
   Он так сильно осунулся, что казалось, будто его скрутила судорога; он слегка покачивался. "Она умерла, вся замерзшая и напуганная ... от передозировки. Это моя вина...Я подсадил ее на эту гребаную дрянь. Я думал, что смогу...обращайся с ней получше, таким образом. Она хотела карьеру, я хотел жену ".
  
   Только в мире Рокко вы попытались бы достичь этого, отправив свою невесту на свалку.
  
   Но парень любил ее, все верно, по-своему извращенно. Он сидел там, согнувшись пополам, и я протянул руку, забрал пистолет из его пальцев и обнял его за плечо. Он положил голову мне на грудь и заплакал. Он долго плакал.
  
   Затем он медленно встал и, тяжело сглотнув, вытер лицо руками, сказав: "Нейт ... никому не говори".
  
   "Что никому не говорить?"
  
   "Что я рыдал, как ребенок. Я надеру тебе задницу, ты это сделаешь ".
  
   "Я тоже плакал из-за нее, Рок. Я просто выбросил это из головы, уже ... И в любом случае, ты любил ее дольше ... и сильнее."
  
   Он вздохнул, кивнул, поправил рубашку. "Никто не должен знать и о Чарли тоже".
  
   "Очевидно".
  
   "Но если немного повезет, этот ублюдок упадет замертво в любой день". Он улыбнулся про себя, наслаждаясь неминуемой кончиной своего брата, направляясь к двери. "В любой день...."
  
   Около десяти на следующее утро Чарли снова сидел у бассейна, рядом с ним был его брат, а бандиты играли в подставки для книг. Чарли был одет в банный халат и плавки; а Рокко был в яркой спортивной рубашке и неброских брюках.
  
   Я оставил Веру в нашей комнате, но она наблюдала за происходящим через стеклянные двери. Она увидела меня, когда я придвинул шезлонг и сел рядом с широкоплечим гангстером с овальным лицом, который курил свою сигарету в черной оправе.
  
   "Как ты себя чувствуешь, Чарли?" Я вежливо спросил. "На мой взгляд, ты выглядишь немного осунувшимся".
  
   Сигарета в мундштуке выпала у него изо рта, и горячий пепел попал ему на грудь; он быстро стряхнул его, его глаза расширились от удивления и тревоги.
  
   "Какого хрена ты здесь делаешь, Хеллер?"
  
   "Сегодня я просто отдыхаю. Спасибо, что спросил, Чарли. Вчера я делал снимки - твои снимки. Вы этого не знаете, но сегодня утром о вас писали газеты по всей Америке. У Дрю Пирсона есть интересная история."
  
   Его глаза были огромными и полными ярости под такими же черными прорезями бровей, какие были у Рокко. "Ты тупой сукин сын! Я был твоим другом - разве ты не знаешь, каким плохим врагом я могу стать?"
  
   "Нет, но держу пари, что Джеки Пейн знает .... Чарли Фишетти, это агент Деннисон...Агент Деннисон, Чарли Фишетти."
  
   И агент Деннисон, в коричневом тропическом костюме, который хорошо сочетался с униформой полиции ía, поддерживавший его, выступил вперед.
  
   Чарли начал ругаться на меня и грозить кулаком; затем он замер, его глаза немного вылезли из орбит - напомнив мне выпученный глаз на шоу уродов в Ривервью - и он схватился за грудь, тяжело дыша.
  
   Действуя быстро, Рокко пришел на помощь своему брату, помогая ему с его маленькими розовыми таблетками.
  
  
  
  
  
  
   После нескольких дней юридических споров Чарли и Рокко Фишетти были доставлены самолетом из Акапулько в аэропорт Майами, где, едва сойдя с самолета, им вручили повестки о явке в Чикаго перед Комитетом Кефаувера. Опека была передана от агентов Бюро по борьбе с наркотиками федеральным маршалам, с которыми Чарли повздорил.
  
   В конце концов, одна из резиденций Чарли находилась в Майами - фактически, особняк на острове Эллисон - и он потребовал, чтобы ему предоставили возможность вернуться туда, поговорить со своей женой, позвонить своему адвокату и вообще договориться. Даже правительству Соединенных Штатов следует проявить элементарную вежливость и относиться к американскому гражданину, платящему налоги, с толикой гребаного достоинства.
  
   Утонченный коллекционер современного искусства, бонвиван, чье прозвище не так давно было Trigger Happy, вышел из себя, когда ему сообщили, что его и его брата доставят прямо в окружную тюрьму, под "охрану". Он разглагольствовал и бесновался, и его затащили в поджидавший фургон. Оскорбление от того, что ценителя изысканных вещей отправили в автозак, было просто чересчур: Чарли взорвался.
  
   Как и его сердце.
  
   И Чарли Фишетти добился своего: его нога так и не ступила в окружную тюрьму, поскольку он умер по дороге от сердечного приступа.
  
   Что означало, что он также избежал дачи показаний перед Комитетом Кефаувера и избежал гнева Организации за то, что не подчинился их коллективному решению не бить Баса и особенно Друри.
  
   Брат Рокко давал показания, говоря "я отказываюсь отвечать на это" так много раз, что, возможно, установил рекорд на всех слушаниях в Комитете по расследованию преступлений. (Джоуи не был вызван.)
  
   Галерея негодяев всех звезд давала показания в комнате для слушаний в Федеральном здании, и я - теперь уже как платный следователь в штате - слышал многое из этого, один из горстки избранных инсайдеров, которым было разрешено присутствовать на слушаниях, включая Вирджила Питерсона и нескольких других общественных лидеров, связанных с Чикагской комиссией по борьбе с преступностью, а также адвоката Курница, который работал с сотрудниками сенатора.
  
   "Почему вы не на помосте, " спросил я Курница в коридоре между свидетелями, " с Кефовером и другими его адвокатами?"
  
   Красивый, хотя и пучеглазый Курниц ответил своим баритоном, характерным для зала суда: "Ну, конечно, вы понимаете, что на самом деле я не состою в штате сенатора".
  
   "Я так понял, вы работали на комитет".
  
   "С комитетом, мистер Хеллер - не для комитета. Я являюсь своего рода связующим звеном между ними и рядом моих клиентов. Дружелюбные свидетели - и конфиденциальные источники. Как и твой друг Билл Друри, упокой его душу ".
  
   - А Джек Руби? - спросил я.
  
   "Да, он тоже".
  
   Всех звезд мафии (и во многих случаях их адвокатов) держали в маленькой комнате площадью четырнадцать квадратных футов, синей от сигаретного дыма, рядом с коридором, в котором эхом отдавался стрекот пишущих машинок и офисных машин - тревожная симфония для незадачливых свидетелей, которым маршал США небрежно сообщил, что это налоговое управление проверяет их налоговые отчеты.
  
   Деревянные стулья с прямыми спинками, аккуратно расставленные вдоль всех четырех стен, были заполнены одними из самых знаменитых криминальных задниц не только в Чикаго, но и в Америке. Поскольку большинство из них были бывшими заключенными, два стула оставались вакантными между сторонами, поскольку общение друг с другом было бы нарушением условно-досрочного освобождения. Невысокий, широкоплечий Луи Кампанья - мелкий хулиган времен Капоне / Нитти, достигший некоторой власти, - сидел рядом (то есть через два пустых места от) крупного, седовласого красавца-кинозвезды Джонни Росселли, мешковатый, заспанный костюм которого контрастировал с аккуратными голливудскими шмотками последнего.
  
   Росселли - и главного босса мафии Лос-Анджелеса Джека Драгны - доставили самолетом с побережья из-за их связи с мошенничеством, связанным с прослушкой.
  
   По маленькому радио передавали "Мировую серию" - и пристальное внимание этих спортивных фанатов было приковано к тому, как "Янкиз" разгромили "Филлис" ... почти так, как если бы от результата зависели деньги.
  
   В течение нескольких дней слушаний комната, заваленная окурками, обертками от конфет и газетами, была в основном заполнена мужчинами, причем известными: Пол "Официант" Рикка; Тони "Джо Бэттерс" Аккардо; брат Аль Капоне Ральф; Мюррей "Горб" Хамфрис; Чарли "Вишневый носик" Джио. Единственной женщиной была миссис Чарльз Фишетти-Энн - стройная, симпатичная блондинка, прилетевшая сюда из Майами; одетая во вдовью форму, она появилась с адвокатом и соперничала с Рокко по количеству раз, когда говорила: "Я отказываюсь отвечать на это".
  
   Хотя это были закрытые заседания - исключая общественность и press...no ТРАНСЛИРУЙТЕ этот раунд!-Кефовер сам проводил брифинг для прессы в конце дня, давая им краткое описание показаний. Исключение из этой процедуры, однако, было частью необычной любезности, оказанной одному свидетелю, капитану Дэну "Таббо" Гилберту.
  
   Под огнем критики со стороны сенатора Лукаса и других влиятельных лиц демократической партии Кефовер согласился не вызывать в суд кандидата в шерифы Таббо - просто пригласив его появиться накануне выборов, чтобы дать ему возможность обратиться к прессе, раздувающей ажиотаж по поводу сомнительных финансов Гилберта и сомнительной полицейской практики.
  
   Но Кефаувер не совсем поддался политическому давлению, потому что он объявил о приглашении прессе, которая оказала давление на Таббо, чтобы тот подчинился, хотя сначала уважаемый главный следователь прокуратуры штата отклонил приглашение.
  
   Затем, однажды днем, без предупреждения, одетый в сшитый на заказ коричневый твидовый костюм-тройку, шелковый золотисто-желтый галстук и рубиновую булавку для стикера, веселый Таббо - без адвоката рядом с ним! - просто заявился ко всем чертям и выразил готовность отвечать на вопросы. Палубы были очищены, и освободилось место за столом для свидетелей.
  
   Зал для слушаний был широким и узким, галерея состояла из дюжины кресел с одной стороны с проходом и еще дюжины мест с другой - заполнено было очень мало, только Петерсон и пара его людей, а также Курниц и я. Царила атмосфера зала суда: стол для свидетелей был обращен к длинной скамье на возвышении в комнате, которая выглядела мрачной из-за того, что стены, отделанные штукатуркой зеленого цвета, обшиты панелями из темного дуба и в золоченых рамках украшены гравюрами с изображением Вашингтона, Джефферсона, Линкольна и Рузвельта (за исключением честного Эйба из Иллинойса, никаких республиканцев, конечно - может быть, следующей администрации).
  
   За скамьей на возвышении, обрамленной окнами с опущенными жалюзи, линкольновского вида Кефаувер сидел в окружении своего моложавого лунолицего главного юрисконсульта Рудольфа Халли и пятидесятилетнего профессора Джорджа Робинсона, их помощника юрисконсульта. Все трое мужчин были в темных костюмах, галстуках и очках, что резко контрастировало с небрежным, щегольским костюмом Таббо. Микрофоны были не нужны, и судебный регистратор сидел в стороне, деловитая молодая брюнетка в очках в темной оправе и с летающими пальцами.
  
   Из частной беседы с ним я знал, что сенатор был смущен и, ну, в общем, взбешен тем, что другие члены Комитета по борьбе с преступностью - даже сенатор Чарльз Тоби, республиканец, которому нравилось критиковать головорезов за их аморальность и злодеяния - решили не приезжать в Чикаго и не разделять политические риски.
  
   "Пусть протокол покажет, - сказал сенатор Кефовер, - что капитана Гилберта не вызывали повесткой, чтобы он предстал перед этим комитетом. Вы пришли по своей собственной воле и согласию, это верно?"
  
   "Да, и позвольте мне сказать с самого начала, " бодро ответил Таббо, высоко подняв подбородок (во всяком случае, свой первый подбородок), " что я буду сотрудничать на сто процентов. Причина моего появления заключается в том, что пресса распространила несколько злобных историй обо мне ... И, конечно, как главный следователь округа Кук, я чувствовал, что выполню свой долг, приехав сюда ".
  
   В течение нескольких минут Кефаувер задавал общие вопросы - о возрасте Таббо (шестьдесят один), его семье (дедушка четырех детей), его приходе к власти в правоохранительных органах (Свифт) и характере работы капитана Гилберта (передача денег). Таббо был расслаблен и беззаботен в своих ответах. Когда Кефаувер переключил передачу, это было не сразу заметно.
  
   "Человек, на которого вы работаете, прокурор штата Джон С. Бойл, описал вас как ..." Кефаувер поправил очки на переносице, читая из желтого блокнота. "..."один из самых трудолюбивых полицейских, которых я когда-либо знал".
  
   Таббо пожал плечами и удовлетворенно улыбнулся. "Это великодушно с его стороны".
  
   Халли уже ухмылялся, представляя добровольному свидетелю свой высокий, шепелявый, саркастический стиль вокала: "Мистер Бойл также признает, что у вас репутация азартного игрока и вы играете на фондовом рынке по-крупному ".
  
   Еще одно пожатие плечами. "Ну, я думаю, вы бы сказали, что в душе я игрок".
  
   Робинсон сурово вмешался: "А что вы думаете о том, что шериф - игрок, мистер Гилберт?"
  
   "Я не считаю, что это какое-либо нарушение моей служебной присяги - если кто-то хочет поспорить против меня, я готов поспорить".
  
   "Какого рода пари?"
  
   "Ну, я делаю ставки на футбольные матчи. Я делаю ставки на призовые бои ... но в основном на выборы ".
  
   "Выборы", - вмешался Халли. Его верхняя губа дернулась в усмешке. "И насколько велики эти ставки на выборах?"
  
   "О, в 1936 году, я думаю, я выиграл около 10 000 или 12 000 долларов. На последних президентских выборах я заработал около 1500 долларов, принимая шансы семь к одному, что президент Трумэн будет переизбран.... Я не проигрывал пари на выборах с 1921 года ".
  
   Трое мужчин на возвышении были явно поражены гордостью последнего заявления.
  
   Наконец, сказал Кефаувер. "Ваши налоговые декларации о доходах, капитан, указывают на значительную ежегодную прибыль от азартных игр".
  
   Еще одно пожатие плечами. "Я никогда не отрицал, что немного честно играю в азартные игры на стороне".
  
   Халли наклонился вперед. "Как бы вы сказали, какова ваша чистая стоимость на сегодняшний день?"
  
   "О...Я бы сказал, если бы я продал все, за полмиллиона долларов, что-нибудь в этом районе ".
  
   "Полмиллиона долларов", - сказал Кефовер, уставившись на свидетеля, как будто ему было трудно сфокусировать взгляд на пухлом, хорошо одетом полицейском. "Работаю офицером правоохранительных органов с зарплатой в десять тысяч долларов в год - полмиллиона долларов".
  
   Таббо не казался ни смущенным, ни защищающимся - просто констатировал факт, когда ответил: "В основном это было сделано за счет инвестиций - в акции, облигации, на основе советов по рынку, которые мне дают друзья".
  
   "Друзья. Не могли бы вы привести нам пример этих друзей?"
  
   Крупный мужчина откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, изучая потолок в поисках фактов. "Ну, дай мне подумать.... По-моему, я получил свой первый важный совет по акциям от Джорджа Бреннана - я был его шофером и кем-то вроде телохранителя, о, двадцать пять-тридцать лет назад."
  
   Это был босс Бреннан, который тогда контролировал демократическую машину в Чикаго.
  
   Пронзительный голос Хэлли разрезал воздух, как скальпель. "Капитан Гилберт, возвращаясь к вашему собственному капиталу - можете ли вы понять, как трудно постичь, как государственный служащий вроде вас завладел всеми этими деньгами?"
  
   Затем Гилберт довольно подробно объяснил, как он пытался инвестировать для своего сына, как он был обеспокоен тем, что на зарплату государственного служащего он не мог достаточно хорошо обеспечивать свою семью ... и как он "пирамидировал" свои активы до 100 000 долларов на бычьем рынке, потеряв все, кроме 15 000 долларов, в результате краха 29-го. Но он перестроился - спекулировал зерном, диверсифицировал свою деятельность, покупая акции Pepsi Cola, Union Pacific и AT & T.
  
   Халли, казалось, был заворожен этим перечислением финансовых махинаций, но в конце концов выпалил: "Капитан Гилберт, могу я задать вопрос?"
  
   "Конечно, сэр".
  
   "Когда вы находите время для выполнения своих обязанностей в правоохранительных органах?"
  
   "Ну, каждый день - иногда двадцать четыре часа, когда мы работаем над делами".
  
   "На мой взгляд, у вас довольно активный финансовый бизнес, за которым нужно было бы очень внимательно следить".
  
   Пожимаю плечами. "Телефон - это все, что делает это. Брокер, с которым я имею дело, позвонит мне ".
  
   Выражение лица Халлея можно было увидеть при автомобильной катастрофе - серьезной, со смертельным исходом. "Вы не думаете, что это мешает вашим обязанностям по охране правопорядка?"
  
   "Нет".
  
   "Это не отняло у вас времени и энергии?"
  
   "Ни в коем случае, нет, сэр".
  
   Глаза Халлея за его круглыми линзами были огромными. "Вы смогли сколотить это состояние всего лишь в свободное время - так сказать, в качестве хобби".
  
   "Это верно".
  
   "Но ты также находишь время для ставок".
  
   "Это телефон".
  
   "Это тоже телефон?"
  
   "Все, что я делаю, это беру трубку и делаю ставку. Это не займет и пяти минут ".
  
   "Когда вы делаете ставки на спортивные события, капитан, где вы делаете свои ставки?"
  
   "С руководством по адресу: Норт-Ласалль, 215".
  
   "Это законное пари?"
  
   "Well...no сэр, это не так. Не в самом строгом смысле, не по закону, нет ".
  
   "В вашей работе, как главного следователя прокуратуры штата, одной из ваших обязанностей было бы совершать набеги на букмекерские конторы, подобные тому, в котором вы часто бываете?"
  
   "Да".
  
   "Вы когда-нибудь делали это?"
  
   "Конечно!"
  
   "Когда это было в последний раз?"
  
   "... Кажется, в 1939 году".
  
   Пока Халли переваривал этот пикантный кусочек, Робинсон спросил: "Как вы думаете, человек с "сердцем игрока" может правильно подойти к прекращению букмекерских контор?"
  
   "Да".
  
   "А другие формы азартных игр?"
  
   "Да".
  
   "В чем разница между вашими ставками на спортивные события и выборы и ставками на скачки в справочнике?"
  
   "Ну ... конечно, я не знаю, в чем разница".
  
   "Тогда как вы можете проводить различие между тем, совершать налет на место или нет?"
  
   Таббо подумал об этом; затем он предложил, что прозвучало как вопрос: "Если вы делаете ставку в игорном заведении на скачках, это противозаконно".
  
   Это сообщение заставило Робинсона пошатнуться, когда Кефаувер наклонился и начал допрос, начав со слов: "Вы знаете этих так называемых гангстеров, капитан? Фишетти, Гузик и Аккардо?"
  
   "Да, я знаю их, потому что видел их".
  
   "Я имею в виду, у вас когда-нибудь были с ними какие-нибудь отношения?"
  
   "Нет, сэр. Я никогда этого не делал ".
  
   "Никаких деловых отношений вообще?"
  
   "Нет, сэр. Абсолютно никаких ".
  
   "Есть ли у вас какие-либо обязательства перед ними?"
  
   "Нет. Я не такой ".
  
   "Хорошо, в чем, по-вашему, проблема здесь, в округе Кук? Наши собственные следователи отметили, что многочисленные операции с азартными играми проходят беспрепятственно ".
  
   Таббо высоко держал голову. "В настоящее время в городе Чикаго нет игорных заведений. В последнее время в округе кое-что произошло, но я удовлетворен тем, что, если меня изберут шерифом, мы изгоним этот злой элемент так же, как мы изгнали его из Чикаго ".
  
   Халли - должным образом пораженный тем, что перед ним вывалили такую возмутительную кучу дерьма - рассек воздух своим воплем. "Было выдвинуто обвинение в том, что за все время вашего пребывания на посту главного следователя, капитан Гилберт, вы не отправили в тюрьму ни одного крупного гангстера".
  
   Таббо, казалось, был задет этим предложением. "Это просто не так - кроме того, нет другого офицера, который тоже этого не делал".
  
   Не потрудившись остановиться, чтобы разобраться в этом, Халли продолжил. "И, конечно, в Чикаго множество нераскрытых убийств".
  
   Еще одно пожатие плечами. "По всем Соединенным Штатам множество нераскрытых убийств".
  
   Халли кивнул, как будто это был разумный ответ. "Тогда, капитан, давайте поговорим об одном нераскрытом убийстве в частности".
  
   "Все в порядке. Если я что-нибудь об этом знаю ".
  
   "Что вы можете рассказать нам об убийстве Уильяма Друри?"
  
   "Ужасно. Ужасная вещь ".
  
   "Вы расследовали это убийство. Вы что-нибудь раскопали?"
  
   "Мистер Хэлли, не существует офицера полиции, одаренного сверхъестественным разумом.... Вы должны понять, когда эти гангстеры выходят на улицу и убивают, они так же точны и детализированы в своей работе, как архитектор. Если убийство совершено мафиози или бандитскими элементами, они не оставляют следов ".
  
   Хэлли ответил на эту речь одной из своих собственных: "Разве человек с улицы не сказал бы себе: "если бы только капитан Гилберт не концентрировался на том, покупать или не продавать акции и облигации, разве он не уделил бы чуть больше внимания тому, чтобы выяснить, кто убил Билла Друри?"
  
   Подбородок снова поднялся. "Каждый раз, когда в городе Чикаго совершается преступление, и я работаю над этим, я прилагаю все свои усилия".
  
   "И это включает в себя убийство Уильяма Друри?"
  
   "Мистер Халли, я проделал хорошую работу. Я отправил тридцать одного человека на электрический стул, тринадцать за убийство полицейских. Ни в одном из этих случаев никто не критиковал мое поведение, за исключением того факта, что некоторые сказали бы, что у него много богатства .... Ну, я не покупал машину с 1918 года, и у меня нет горничной ".
  
   Глупость этого застала Халлея врасплох.
  
   Но Кефаувер, обратившись к файлу, подхватил тему. "У нас есть письмо, написанное покойным мистером Друри, в котором он выдвигает против вас определенные обвинения Джону Э. Бэббу, вашему оппоненту на предстоящих выборах".
  
   "Я видел это письмо. Куча лжи".
  
   "В нем вы описаны как "угроза" для правоохранительных органов. Правда ли, что в период, когда лейтенант Друри служил под вашим началом с 1932 по 1937 год, многие гангстеры высшего класса, которых он арестовал, были быстро освобождены или уволены по решению суда?"
  
   "При всем должном уважении к покойному, это чепуха, сенатор. Это просто показывает, что арест этих предполагаемых "гангстеров" без каких-либо доказательств для их осуждения является безответственным действием правоохранительных органов ".
  
   Кефовер вздохнул; его длинное обвисшее лицо действительно казалось очень усталым. "Капитан Гилберт- признаете ли вы, что для общественности было бы естественно потерять доверие к офицеру полиции, который накопил такое огромное состояние?"
  
   Таббо печально покачал головой. "Недостаток человеческой природы, сенатор, заключается в том, что мы склонны верить во зло нашим ближним ... особенно в офицера полиции".
  
   Эта жемчужина народной мудрости, казалось, ошеломила его следователей, и после еще нескольких вопросов допрос самого богатого полицейского в мире подошел к концу.
  
   Каким бы неискренним Таббо ни был, он - совершенно некомпетентный свидетель - раскрыл больше, чем кто-либо мог ожидать; но - из-за закрытого характера заседания, призванного не смущать Демократическую партию - стенограмма будет конфиденциальной до окончательного отчета комитета. Обычная для прессы сводка свидетельских показаний Кефаувера будет приостановлена в деле капитана. Общественность не была бы посвящена в показания Таббо до тех пор, пока не пройдут недели, возможно, месяцы, после дня выборов.
  
   Я уверен, что Кефаувер сделал это неохотно; но политика этого была неизбежна. Была ли заключена какая-то сделка с Таббо заранее - и его "неожиданное" появление было ожидаемым - или сенатор инстинктивно придерживался линии партии, временно скрыв показания Таббо, я не могу вам сказать.
  
   Однако ни Таббо, ни Кефаувер не предполагали, что среди инсайдеров в галерее есть некий неряшливый частный детектив, подкованный в наблюдении за бракоразводными процессами член, в портфеле которого находился миниатюрный проводной диктофон на батарейках размером с толстую книгу в мягкой обложке, с катушкой, работающей два с половиной часа без перезарядки. Другими словами, записи Друри, возможно, и пропали, но записи Хеллера - нет. Я продал их Рэю Бреннану из Chicago Sun-Times на большую сумму - факт, который никогда не раскрывался до сих пор - и полные показания комитета капитана Дэна Гилберта появились в этой газете 2 ноября ... как раз вовремя, чтобы сорвать выборы для Tubbo.
  
   Я бы предпочел всадить пулю в мозг жирного урода; но пришлось довольствоваться тем, что просто погубил его. Человек, который вместе с Чарли Фишетти организовал заговор с целью убийства Билла Друри и Марвина Баса, проиграл гонку шерифа, набрав почти четыреста тысяч голосов - и даже в Чикаго демократическая машина потерпела сокрушительное поражение в результате протестного голосования от своей собственной партии, от ключевых офисов округа до лидера большинства в Сенате Лукаса, проигравшего Эверетту Дирксену.
  
   На следующий день после выборов капитан Дэн "Таббо" Гилберт с позором подал в отставку с поста главного следователя прокуратуры штата и из самого департамента полиции. У него было достаточно денег на старость, но то, что он ценил больше всего - власть - было потеряно для него навсегда.
  
  
  
  
  
  
   Тим О'Коннер жил на дальней северо-западной стороне, на Форест Вью Лейн, рядом с Милуоки авеню. Я позвонил Тиму и сказал ему, что у меня есть кое-что для него - вдова Билла Друри, Аннабель, попросила меня доставить личную вещь, - и он сказал, что сегодня вечером все будет в порядке.
  
   Прошло несколько недель с тех пор, как Таббо предстал перед Комитетом по расследованию преступлений - в газетах все еще кипела работа над этой историей, включая предположения о том, кто мог допустить утечку показаний (Кефаувер обвинил репортерскую компанию, которая расшифровывала работу судебного регистратора). Это был вечер вторника в начале ноября, моросящий и холодный, настолько, что я застегнула подкладку на лондонский туман.
  
   Я завел Олдс в лесной заповедник и пошел через лес, влажно хрустя листьями под моими куртками, и петлял между деревьями, пока не вышел на тупиковую улицу, которая называлась Форест Вью Лейн. Дом Тима был последним в конце квартала, через дорогу никого не было, а по соседству пустовал участок, заросший сорняками высотой по колено. Стандартное чикагское бунгало из коричневого кирпича, приземистое одноэтажное здание с односкатной крышей, имело мансарду с навесом и большим эркерным окном перед гостиной, шторы были задернуты, хотя за ними горел свет.
  
   Неся бумажный пакет, достаточно большой для сэндвича, я поднялся на цементное крыльцо и постучал, и только что постучал во второй раз, когда Тим открыл дверь.
  
   "Иисус, спрячься от дождя", - сказал он.
  
   Я так и сделал, сняв фетровую шляпу и стряхнув с нее капли влаги. Мой долговязый хозяин закрыл за мной дверь и, взяв мой плащ, бросил его на стул с прямой спинкой у двери. Я бросил свою шляпу на тот же стул.
  
   В спортивной футболке и мятых серых брюках из молескина, в носках, О'Коннер выглядел паршиво - его песочно-светлые волосы были нестрижеными, голубые глаза налиты кровью, а рябое лицо приобрело сероватый оттенок; и без того худой, он, казалось, немного похудел, из-за чего резкие черты его лица казались менее красивыми, более преувеличенными ... а его нос был таким красным, как будто он боролся с огромным прыщом. Но это было всего лишь пиво, от которого, кстати, у него пахло изо рта.
  
   "Полагаю, ты не была здесь с момента развода", - сказал он со смущенным смешком, указывая на почти пустую гостиную. Назвать комнату с голым деревянным полом скудно обставленной было бы смехотворным преуменьшением: напротив телевизионной консоли у дальней стены стояло мягкое кресло с одной из тех комбинаций лампы и приставного столика, несколько пустых бутылок из-под Пабста на столике, и это было все. Ни дивана, ни других кресел - несколько газет, брошенных на. пол, несколько журналов, еще пара бутылок пива. На стене напротив его телевизионной зоны был обычный камин с пустой каминной полкой, хотя зеркало над ним делало большую пустую комнату еще больше и безлюднее.
  
   "Дом достался мне, " сказал Тим, " но Джанет досталась мебель".
  
   И о детях. И любая жизнь в этих стенах, которая, возможно, стоила того, чтобы ее прожить.
  
   "Эй, не волнуйся", - сказал он с усмешкой, положив руку мне на плечо, "она не получила покерный стол .... Давай."
  
   В столовой - всегда предмет обсуждения между Тимом и Джанет - стоял большой восьмиугольный стол для покера с войлочной столешницей и встроенными держателями для фишек. Тим смастерил кусок темного дерева, который мог поместиться на нем, чтобы Джанет могла подавать ужин на компанию (в настоящее время им не пользуются); а у стены, которую вы видели, входя из гостиной, все еще была встроенная подставка для фарфора - теперь она завалена несколькими книгами в мягких обложках и журналами pulp, - отражая бывшие функции комнаты в шизофреническом стиле.
  
   "Почему бы нам не посидеть здесь", - сказал он. "Пиво подойдет?"
  
   Действительно, стулья стояли повсюду вокруг покерного стола, точно так же, как когда Билл Друри, Тим, Лу Сапперштейн и несколько других полицейских и репортеров регулярно играли здесь в покер - сколько это было, раз в месяц? Примерно до трехлетней давности.
  
   "Пиво - это прекрасно", - крикнул я ему. Он ушел на кухню из столовой.
  
   Тощий рябой мужчина в футболке вернулся с двумя запотевшими бутылками Пабста, без стаканов, и сел спиной к кухонной двери, а я занял стул рядом с ним, положил коричневый бумажный пакет на стол передо мной, издав небольшой стук.
  
   "За этим столом много воспоминаний", - сказал О'Коннер между глотками пива.
  
   "Да, огромные состояния переходили из рук в руки. Иногда до двадцати пяти долларов."
  
   Его смех резким эхом отозвался в комнате без ковра и оштукатуренных стен. "Да, ты и твоя черная Мэрайя. Чертовы дикие карты ".
  
   "Тройки и девятки", - сказал я.
  
   "Это не настоящий покер".
  
   Я ухмыльнулся и сделал большой глоток. "Это были не настоящие деньги".
  
   "За исключением одного раза в год".
  
   "Да, это так". Каждый декабрь, где-то между Рождеством и Новым годом, мы играли в игру с более высокими ставками, меняя наши фишки по четвертаку / пятьдесят центов / доллар на доллар / пять баксов / десять. В тех случаях сотни долларов пересекали этот покрытый войлоком стол.
  
   "Забавно, " сказал Тим со слабой улыбкой, держа бутылку пива в ладони, как будто собирался бросить ее, " как консервативно Билл всегда играл".
  
   Я кивнул, потягивая Пабст. "Даже на небольшие ставки он играл так, словно это были его сбережения всей жизни".
  
   Тим покачал головой, рассмеявшись единственным глухим смешком. "Я имею в виду, парень, который шел на такой риск, как он, в реальной жизни - и на вечеринке с парнями, он был маленькой старушкой".
  
   "Ты, с другой стороны, всегда был безрассудным ублюдком".
  
   Он рассмеялся. "Да, я знаю. Иногда я блефовал, добиваясь довольно хороших потов."
  
   "Да, Тим, но ты стал жадным. Слишком много блефа ".
  
   "Ах да? Твоя проблема была в том, что ты никогда не блефовал."
  
   "Я все еще не понимаю".
  
   Он сделал еще глоток, затем кивнул на бумажный пакет. "Так что это, твой ужин?"
  
   "Это то, что я пришел тебе принести. То, что Аннабель Друри хотела, чтобы у тебя было ".
  
   "Да?"
  
   Я подтолкнул к нему сумку, как будто это был выигранный им банк. "Возьми это. Она сказала, что он хотел бы, чтобы это было у тебя - в конце концов, старый партнер Билла."
  
   Тим поставил пиво во встроенную подставку и высыпал содержимое бумажного пакета на стол; на этот раз звук был сильнее, когда полицейский револьвер Билла Друри 38-го калибра с никелированной, потертой рукояткой из слоновой кости упал на обитую войлоком столешницу.
  
   "О Боже", - тихо сказал он.
  
   "Он носил с собой один и тот же предмет с того дня, как стал детективом, и до дня своей смерти", - сказал я.
  
   О'Коннер кивал, глаза его остекленели. "Это подарил ему его покойный брат. Репортер? Много ... сентиментальной ценности ".
  
   "Это было в его бардачке вместе с коробкой патронов, когда эти сукины дети застрелили его .... Как я уже сказал, Аннабель хотела, чтобы это было у тебя ".
  
   О'Коннер не брал его в руки; он просто смотрел на него, облокотившись на стол и прижав кончики пальцев к голове.
  
   Затем он одним большим глотком прикончил свой Пабст и сказал: "Я могу выпить еще. Как насчет тебя?"
  
   "Нет, я в порядке".
  
   Пока он был на кухне, я достал девятимиллиметровый браунинг из наплечной кобуры и спрятал его под столом, где он бы не заметил. Я тоже долгое время носил это оружие. Правда, по другим сентиментальным причинам.
  
   Несколько мгновений спустя он, спотыкаясь, вернулся, скользя по полу в одних носках, со свежим потным пабстом в руке, и довольно тяжело сел. Он вздохнул и сделал несколько глотков пива.
  
   "Я скучаю по нему, по этому лысому ублюдку", - сказал О'Коннер. В его глазах стояли слезы. "Я чувствую, что подвел его".
  
   "Ну, конечно, ты это сделал - подставил его таким образом".
  
   О'Коннер резко поднял глаза. "Это то, что ты думаешь?"
  
   Я одарила его мягкой улыбкой. "Я не просто так думаю, Тим. Я это знаю".
  
   Его лоб наморщен, глаза бегают взад-вперед, как будто пытаясь убежать из головы. "Я любил Билла Друри. Мы были как братья ".
  
   "Ты когда-нибудь слышал о Каине и Авеле, говнюк?"
  
   Он попятился в кресле. "Я думаю, может быть, тебе стоит убраться отсюда к черту, Хеллер".
  
   "Нет. Допивай свое пиво. Давай поговорим".
  
   Он усмехнулся мне - правда, довольно жалкой усмешкой - поднял револьвер 38-го калибра и направил его на меня. "Это заряжено?"
  
   "Да. Но только одна пуля. В моем полная обойма ".
  
   Не совсем улыбаясь, О'Коннер внимательно посмотрел на меня. "Я полагаю, вы хотите, чтобы я поверил, что прямо сейчас вы наставляете на меня пистолет".
  
   "Это верно.... Конечно, я мог бы блефовать ".
  
   Он ничего не сказал. Затем он снова положил револьвер 38-го калибра перед собой и отхлебнул пива. "Чего ты хочешь от меня?"
  
   "Несколько ответов. Несколько пробелов, которые я не смог заполнить. Это начинается с того, что Билл предположил, что ты честный полицейский, каким был он сам, - что, когда вас вместе вышвырнули со станции "Ратуша" за сокрытие азартных игр, вас обоих обвинили в мошенничестве. Мне пришло в голову, что вы могли быть причиной того, что Билл не знал об игорном бизнесе в округе - если бы вы были там дольше, вас могли бы, ну, приставить к нему, чтобы он держался подальше от этих заведений ".
  
   Он сделал жест рукой, в которой был Пабст, и немного пролилось. "Похоже ли это на жилище продажного полицейского, наслаждающегося плодами взяточничества?"
  
   "На самом деле, это так. Это был семейный дом, верно? Твои родители жили здесь до тебя? Ты выросла в этом доме, единственный ребенок, насколько я помню."
  
   Налитые кровью голубые глаза, не мигая, смотрели на меня. "Ну и что?"
  
   "Говоря о сентиментальной привязанности ... Не обсирайся, Тим. Я сторонник развода - муж не получает в итоге дом ... если только жена не получает в итоге больше, чем просто детей и мебель. Как, например, солидный банковский счет. Вы, должно быть, заключили чертовски выгодное соглашение с Джанет...и все потому, что ты не смог удержать свой член в штанах. Что случилось с той маленькой дамочкой, с которой ты встречался?"
  
   Его рот дернулся; он сделал большой глоток пива. Он рыгнул, и это отозвалось эхом. "Она бросила меня. Для парня, у которого были настоящие бабки. Он владеет супермаркетами или чем-то в этом роде ".
  
   "Жаль. И за это тебя отлучили от церкви? Не могли бы вы ответить Джанет ласковым тоном? Она была чертовски хорошей девушкой ".
  
   "Она была сукой. Ты ничего не знаешь о моей жизни ".
  
   Я пожал плечами; девятимиллиметровый пистолет казался удивительно легким в моей руке. "Я знаю, что ты был в постели с парнями из Northside долгое, очень долгое время, Тим ... в том числе с покойным, очень оплакиваемым Чарли Фишетти. Я думаю, тебя... как я уже сказал, приставили к Биллу Друри, чтобы ты присматривал за ним. Я предполагаю, что это ты облажался со свидетелями стрельбы по Рейджену, и замутил эти воды, и из-за этого Друри отстранили ".
  
   "Меня тоже отстранили".
  
   "Эй, это относится и к территории. Это вроде как ... работа под прикрытием, но с другого конца телескопа ... или ствола пистолета ". Я улыбнулся ему. "Ты ввел меня в заблуждение, Тим - очень простой способ ввести в заблуждение, но хороший - указав, что твой приятель-адвокат Курниц работал на Комитет Кефаувера. Конечно, он работал не на них, но с them...as он сам признался мне на днях ".
  
   "Ну и что?"
  
   "Итак, Курниц был адвокатом Билла Друри. Наверное, я полагал, что Бас был адвокатом Билла, но они просто работали над вопросом, представляющим взаимный интерес - падением Таббо Гилберта. Конечно, Таббо был вашим старым приятелем - он спровоцировал сокрытие дела Рейджена, в котором вы помогали."
  
   Он невнятно хмыкнул. "У вас нет ничего надежного. Ничего, кроме воздуха".
  
   "Может быть, и так, но это отвратительный воздух - как самый ужасный газ, который когда-либо проходил Таббо Гилберт ... И это должно было бы быть отвратительным дерьмом, не так ли? Курниц предложил себя комитету в качестве проводника дружественных свидетелей, когда его настоящим работодателем была Организация ... или, возможно, просто Чарли Фишетти. Я немного не уверен в этом вопросе - не хотите прояснить это?"
  
   "Пошел ты".
  
   "Ну, я собираюсь сказать, что Курниц сливал информацию в Организацию, в общем, потому что у Джанканы был доступ к информации. Утечка информации произошла не из-за Халли, никто на самом деле из сотрудников Кефаувера утечкой информации не был - это был Курниц и его следователь ... вы...которые держали Организацию в курсе планов комитета, доказательств и свидетелей."
  
   "Это всего лишь теория. Ничего, кроме теории ".
  
   "Есть кое-что, что не является теорией: вы и Курниц - надежный партнер Билла и его доверенный адвокат - организовали встречу в Литтл-Хелл с несуществующим "новым" свидетелем по делу Рейджена. Друри и Бас днем в ночь своей смерти сказали мне, что свидетелем был некто, кого Курниц назначил для них, заключенный в Джолиет, которого он представлял ".
  
   Он качал головой. "Это Курниц. Не я. Я просто работал на него, немного. Если вы хотите сидеть и угрожать кому-то пистолетом, идите и найдите его ".
  
   "Я не собираюсь этого делать. Видите ли, ранее сегодня у меня была встреча с Сэмом Джанкана. В грязном заведении под названием "Серебряная пальма". Вы когда-нибудь были там? В любом случае, я выложил ему всю подноготную."
  
   Его глаза вспыхнули. "Что?"
  
   "Я рассказал Сэму всю эту печальную историю. Видите ли, помогая Фишетти и Гилберту убить Друри и Баса, вы с Курницем предали Организацию. Это ты или Таббо привлекли тех продажных копов из Калумет-Сити? Ну да ладно, какое это имеет значение? Видите ли, лучшие парни из отдела, все, кроме Чарли, решили, что убийство Друри, в частности, навлечет на них нежелательный гнев ... что и произошло. Итак, я полагаю, что Курниц однажды вечером появится в багажнике автомобиля - и он не будет пытаться проскользнуть в кинотеатр "Драйв-ин".
  
   Тряся головой, его глаза расширились, одна рука сжата в кулак, другой он сжимал бутылку Пабста, как будто это был его спасательный круг, он почти кричал: "Ты гребаный мудак ... ты сумасшедший гребаный ублюдок .... Они придут за мной!"
  
   "Нет. Не сразу. Я попросил Муни дать тебе немного времени ".
  
   "Время?"
  
   "Завтра... это самое раннее".
  
   "Что ты хочешь сказать?"
  
   "Что самое раннее, что Джанкана пошлет кого-нибудь разобраться с тобой, было бы завтра утром. Конечно, они могут подождать некоторое время. Может быть, это будет рождественский подарок ".
  
   Он тяжело дышал. "Ты сумасшедший. Ты гребаный псих ".
  
   "Это медицинский факт - он есть в моем послужном списке. Когда-нибудь это может пригодиться для заявления о невменяемости ".
  
   Казалось, он был на грани слез. "Как вы могли пойти в Джанкану с такими тонкими доказательствами? Это куча косвенного дерьма! Ты подозреваешь об этих вещах, Нейт, но, Боже, ты их не знаешь ".
  
   "Я их знаю".
  
   Он стукнул кулаком по столу, и револьвер 38-го калибра подпрыгнул. "Как? Как ты можешь быть так чертовски уверен?"
  
   "Это восходит к тому времени, когда ты завязал тот незакрепленный конец в Ривервью".
  
   "А?"
  
   "Ты знаешь - когда ты всадил этому лунолицему ублюдку пулю в спину и в голову, чтобы поквитаться за Билла Друри. Когда ты сошел с ума от мести. "Это для Билла!""
  
   "Я ... я любил Билла Друри. Он был-"
  
   "Как брат, да. Но как вы узнали, что парень из Калумет Сити был одним из убийц Билла? Я был единственным, кто видел их той ночью в Маленьком аду - и я не сказал тебе ".
  
   Его лицо стало непроницаемым.
  
   Он сглотнул. "Ты... ты догадался об этом, значит? В тот момент?"
  
   Я вздохнул. "Нет - слишком много всего происходило. Я была занята, скорбя по бедной девушке с плохим вкусом на мужчин. Вы организовали это похищение, не так ли?...Эти клоуны схватили Джеки и заманили меня в замок Аладдина. Как ты, должно быть, смеялся, когда я позвал тебя быть моим дублером!"
  
   Он наклонился вперед, рябое лицо вытянулось от напускной серьезности. "Я не смеялся, Нейт. И... Я мог бы застрелить тебя той ночью. Ты знаешь, что это правда ".
  
   "Нет, я так не думаю - ты не был уверен, что я не рассказал Лу или кому-то еще о встрече с тобой там. Больше шансов оставить меня в живых и заставить меня думать, что ты был на моей стороне, жаждущий мести партнер Билла, расправляющийся с убившими его подонками. Ты нанял мерзавца, верно?"
  
   "...Это был Таббо ".
  
   "Было ли это? Кусок работы, старая ванна. Например, прийти ко мне с этим возмутительным предложением в пятьдесят тысяч, если я найду бумаги Билла Друри - записные книжки и кассеты...когда Таббо с самого начала знал, что они у тебя. Или это был Курниц? Билл доверил бы их одному из вас, своему адвокату или партнеру. В любом случае, они были уничтожены ".
  
   "Он дал их мне". О'Коннер звучал почти гордо этим.
  
   Мой смех резким эхом отозвался в пустой комнате. "Очень жаль - вы могли бы продать их за большие деньги Организации ... Только это могло бы натолкнуть их на вашу роль в убийствах Друри и Баса. Ты даже ввел в заблуждение тех парней из Калумет Сити насчет файлов, когда их единственной настоящей работой было избавиться от миссис Рокко Фишетти ... и меня. Жаль, иметь что-то настолько ценное ... от чего тебе пришлось избавиться. Ты сжег их, Тим? В твоем камине?"
  
   Он ничего не сказал.
  
   Итак, какое-то время я ничего не говорил.
  
   Затем Тим тихо сказал: "Итак, теперь ты мне рассказала".
  
   "Теперь я тебе сказал".
  
   Глаза напряглись, он покачал головой и спросил: "Почему? Зачем приходить сюда и противостоять мне? Почему бы просто не позволить Джанкане взять меня с собой на прогулку?" Он в отчаянии вглядывался в мое лицо.
  
   "Или это this...is это последнее проявление дружбы, которую мы разделяли - дать мне несколько часов, чтобы убраться отсюда к чертовой матери?"
  
   Я пожал плечами. "Ну, в некотором смысле, это по дружбе. Больше с Биллом, чем с тобой. Я не думаю, что хочу, чтобы Аннабель страдала дальше, узнав, что партнер ее мужа был жадным психопатом, который предал его. Я подумал, что окажу вам услугу, предложив изящный выход ".
  
   Он попятился назад. "И что бы это могло быть?"
  
   Я кивнул в сторону пистолета 38-го калибра. "Пистолет Билла Друри. Оружие вашего партнера. Копы все время убивают себя -бывшие копы тоже ".
  
   Глухой смех, неверящая усмешка. "Вы ожидаете, что я возьму этот пистолет и застрелюсь?"
  
   "Да".
  
   "В нем одна пуля, верно?"
  
   "Верно".
  
   "Почему бы мне просто не обратить это против тебя?"
  
   "Это вариант. Но если вы даже намекнете на то, чтобы наставить на меня пистолет, пистолет, который я направляю на вас, выстрелит первым ".
  
   "Возможно, мне повезет".
  
   "За этим столом? В любом случае, если бы по какой-то случайности ты застрелил меня прежде, чем я смог бы тебя остановить, Сэм Джанкана все равно довел бы дело до конца. Ты покойник, Тим. Вопрос в том, как ты хочешь выйти на улицу?"
  
   Его голова почти отклонилась, ее мотало из стороны в сторону. "Самоубийство? Какого черта я должен-"
  
   "Мы можем обсудить это прямо здесь, и я буду ссылаться на самозащиту и раскрою всю вашу печальную историю. Или вы можете умереть трагическим героем-полицейским, подавленным смертью своего убитого партнера ".
  
   "Я католик, Хеллер. Я не-"
  
   "Ты отлученный от церкви католик, Тим. И ты действительно думаешь, что попадешь куда угодно, кроме ада? Иисус собирается простить твои грехи?"
  
   "... Он мог бы".
  
   "Тогда сходи с небольшим классом. Не будьте просто очередным бандитским убийством. Не будь Иудой, который сделал жизнь Аннабель Друри еще более несчастной ".
  
   "А как же мои дети? Ты отец ".
  
   "Ты продал их давным-давно, Тим. В любом случае, ты хочешь, чтобы они запомнили тебя как измученную душу или продажного полицейского? Решать вам".
  
   Он снова сглотнул. "Холодно. Так холодно...."
  
   Он говорил обо мне или о температуре?
  
   Его глаза внезапно показались затуманенными. "Ты считаешь меня куском дерьма, не так ли?"
  
   "Какое это имеет значение?"
  
   "Ты еще хуже, чем я".
  
   "Возможно".
  
   Он посмотрел на меня, затем перевел взгляд на пистолет с перламутровой рукояткой. Я, пистолет, я, пистолет, я, пистолет, я, пистолет ....
  
   Он поднял его, осторожно, чтобы не направить в мою сторону. Он держал его на ладони и смотрел на него сверху вниз.
  
   "Отец, прости меня", - сказал он. "Прости мои грехи".
  
   И он поднес револьвер к виску и нажал на спусковой крючок. Эхо в комнате было подобно раскату грома; кровь, мозги и кости забрызгали пустую посудную коробку, и он свалился со стула боком на пол, немного на спину, его пустые глаза уставились на меня.
  
   "Хороший выбор", - сказал я.
  
   И я вышел, взял пальто и шляпу, вышел никем не замеченный в холодную ночь - морось прекратилась - и побрел через лес к своим "Олдсам".
  
   С 1 мая 1950 года по 1 сентября 1951 года Комитет Кефаувера заслушал более шестисот свидетелей, изучив около двенадцати тысяч страниц показаний от мелких бандитов до крупных фигур мафии, а также правительственных чиновников всех уровней. "Цирк сенатора" побывал в четырнадцати городах и впервые в сколько-нибудь значительной степени продемонстрировал общественности сохраняющуюся связь между преступностью, политикой и бизнесом.
  
   Последней остановкой в туре Kefauver была большая: Нью-Йорк, где все слушания транслировались по телевидению. Пресловутый курьер мафии Вирджиния Хилл, которую Чарли Фишетти когда-то давно познакомил с Беном "Багси" Сигелом, привнесла немного секса в разгар насилия; а бывший мэр Нью-Йорка Уильям О'Дуайер, бывший окружной прокурор, занимавшийся расследованием преступлений, был повержен коррупцией. Настоящей звездой, однако, был Фрэнк Костелло, старейший государственный деятель восточного побережья среди рэкетиров.
  
   Или, в любом случае, его руки стали звездами. Костелло отказался фотографироваться, и телекамеры сфокусировались на его нервных руках - постукивающих, постукивающих, сжимающих, разжимающих пальцы, перебирающих сигареты - в сопровождении его шепчущего, хриплого голоса за кадром. Он увиливал, он ерзал, он увиливал, он отказался предоставить материал, он выбежал и, конечно, отказался отвечать на многие вопросы на основании самообвинения. Привлеченный к ответственности за неуважение к суду, приговоренный к восемнадцати месяцам, обвиняемый и осужденный за уклонение от уплаты подоходного налога, Костелло был крупным мафиози, которого явно приструнил Комитет по борьбе с преступностью.
  
   Комитет Кефаувера подготовил множество рекомендаций, некоторые из которых заслуживают похвалы, другие смехотворны. Из девятнадцати законопроектов, предложенных комитетом, один - Закон о ставках на гербовые марки - был принят ... и оказался неисполнимым. Из сорока пяти обвинений в неуважении к свидетелям, отказавшимся сотрудничать, были вынесены только три обвинительных приговора, суды в целом поддержали права мафиози, предусмотренные пятой поправкой.
  
   С другой стороны, национальный рэкет race wire - Континентальная пресса - была вынуждена закрыться в 1952 году. И слушания оказали давление на иммиграционную службу и Налоговое управление США, чтобы они привлекли к ответственности сотни мафиози в течение следующих восьми лет. Даже Дж. Эдгар Гувер был вынужден признать существование мафии. Осуждения и депортации привели к войне мафии, поскольку различные лица и группировки боролись за контроль.
  
   А в 1952 году Эстес Кефаувер баллотировался в президенты, его слава гангстера помогла ему собрать наибольшее количество преданных делу делегатов на Национальном съезде демократической партии. Но завсегдатаи вечеринки, включая Гарри Трумэна, который был запятнан коррупцией, выявленной комитетом, контролировали непредставленных делегатов, и Кефауверу было отказано в выдвижении.
  
   Кефаувер действительно стал напарником Адлая Стивенсона на выборах вице-президента; Демо-дуэт проиграл Эйзенхауэру и Никсону, предпринял еще одну попытку в 56-м и снова проиграл Айку и Дику. Сенатор провел остаток своей карьеры в Конгрессе в качестве сильного, независимого, прогрессивного представителя в национальном правительстве. Он умер от сердечного приступа в 1963 году.
  
   Питбуль Кефаувера, Руди Халли, использовал свою известность в Комитете по борьбе с преступностью, чтобы баллотироваться как независимый кандидат и получить место в городском совете Нью-Йорка, а в конечном итоге и пост президента. Он пытался быть реформатором, но без особого успеха, и баллотировался на пост мэра в 1953 году, проиграв так же сильно, как Таббо Гилберт в гонке шерифов. Как ни странно, к концу своей короткой жизни Халли был связан с (легальными) азартными играми; он умер от панкреатита в 1956 году. Ему было всего сорок три.
  
   Другого адвоката, Джорджа Робинсона, который был из штата Мэн, я потерял из виду.
  
   Результаты телевизионных слушаний Кефаувера, возможно, стали первой реальной демонстрацией силы телевидения. Это не ускользнуло от Джо Маккарти, который пытался извлечь выгоду из паранойи общественности, вызванной затяжной войной в Корее, и он убедил многих американцев, что коммунисты, возможно, живут по соседству или прячутся под кроватью. В конечном счете "неумолимая труба", конечно, подвела Маккарти, разоблачив его на армейских слушаниях как лжеца и хулигана, и он умер с позором в 1957 году в том же отделении для душевнобольных, что и его наставник Джим Форрестол.
  
   Стиль разгребания грязи обозревателем Дрю Пирсоном проложил путь для современных журналистских расследований, но его настоящий расцвет пришелся на 1950-е годы. Он умер от сердечного приступа в 1969 году. Успехи Ли Мортимера в еще большей степени, чем Пирсона, были связаны с 50-ми годами. Был женат пять раз - что ставит под сомнение утверждение Синатры о том, что Мортимер был гомосексуалистом - обозреватель New York Mirror написал с Джеком Лайтом еще несколько конфиденциальных книг, вел радиошоу и умер в постели от сердечного приступа в марте 1963 года.
  
   Сердечный приступ унес и Рокко Фишетти. Он примирился с Организацией, хотя его роль была уменьшена; у него были резиденции во Флориде и в Скоки, штат Иллинойс. Однажды он сказал мне - мы, как ни странно, снова подружились, - что его единственной целью было не умереть насильственной смертью; он боялся, что его застрелят в переулке, швырнут на мусорные баки. Он исполнил свое желание, умер скромной смертью в гостях у родственников на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, в июле 1964 года. Ему было шестьдесят.
  
   Я никогда не говорил ему, между прочим, что я был тем, кто крушил его поезда.
  
   Фрэнк Синатра вернулся, как вы, возможно, слышали, и он продолжал дружить с Джоуи Фишетти, который получал, по крайней мере, случайные гонорары в качестве "агента по подбору талантов", особенно за концерты Синатры в Майами-Бич, в том числе в отеле Fountainbleau, с которым Джоуи был связан.
  
   В начале 1951 года Синатру попросили предоставить Комитету Кефаувера интервью, и он согласился - совершенно секретное, в четыре утра в юридической конторе Рокфеллер-центра. Он ничего им не сказал - ему зачитали список гангстеров, и он сообщил адвокату комитета Джозефу Неллису, что знает их, "чтобы сказать "привет" и "до свидания" ... Ну, черт возьми, ты идешь в шоу-бизнес, ты встречаешь много людей ".
  
   Возможно, из-за моей просьбы к Пирсону оказать мягкое давление, Кефаувер принял это частное свидетельство и решил не ставить Фрэнка в неловкое положение, вызывая его в качестве свидетеля слушания.
  
   Но связи Фрэнка с мафией будут преследовать его всю жизнь - пять повесток в суд большого жюри, два расследования налогового управления, повестка в Конгресс и повестка в суд от Комиссии по борьбе с преступностью штата Нью-Джерси последовали за годами. Как и Золотая медаль Конгресса, врученная ему президентом Клинтоном в 1997 году, за год до смерти Синатры.
  
   Джоуи Фишетти скончался где-то в 70-х, насколько я помню, но Фрэнк уже давно сблизился с другим мафиози - Сэмом Джанкана. На протяжении начала 50-х годов, после слушаний по делу Кефаувера, руководство Чикагской организацией переходило между Риккой, Аккардо и Джанканой. В этот период было совершено множество бандитских убийств - все нераскрытые; одним из первых был адвокат по фамилии Курниц, который появился на той же обочине дороги в Калумет-Сити, что и эти два героических полицейских детектива. Его горло было перерезано, а язык вырезан и вставлен в новое отверстие.
  
   В начале 50-х Джанкана организовал насильственный захват цифровых ракеток у королей черной политики. В конечном итоге его интересы включали Лас-Вегас, Мексику и Кубу, и он вращался в кругах шоу-бизнеса, в которые входили Синатра, Джо Э. Льюис, Кили Смит и его давняя возлюбленная Филлис Макгуайр из the singing McGuire Sisters. У него была любовница с президентом Кеннеди, и считается, что его связь с ЦРУ привела к его убийству в его доме в Оук-Парке - выстрелом в затылок, когда он жарил сосиски.
  
   Пол Мэнсфилд был верен своему слову и отвез свою жену Джейн в Калифорнию после того, как уволился со службы; она поцеловала землю в знак приветствия вскоре после того, как они пересекли границу штата. Вскоре после этого она поцеловала Пола на прощание. Она добилась успеха в Голливуде, но через Нью-Йорк, сыграв персонажа, похожего на Мэрилин Монро, в бродвейской пьесе автора "Семилетнего зуда"; это привело к контракту с 20th Century Fox и крупным кинофильмам, в первую очередь "Девушка ничего не может с этим поделать".
  
   Джейн - как и Мами Ван Дорен (бывшая возлюбленная Чарли Фишетти) - стала сотрудником дорожной компании Marilyn. Ее образ секс-бомбы, похоже, все больше проходит & # 233; по мере того, как подавленные 50-е уступили место размашистым 60-м; она сняла фильм с обнаженной милашкой, рекламируя его, позируя обнаженной для Playboy, что привело к известному обвинению журнала в порнографии. До своей смерти в автокатастрофе в 1967 году она снималась в качестве приглашенной гостьи на телевидении, появлялась на эпизодических ролях в кино, выступала в ночных клубах со стриптизом и играла главные роли в малобюджетных зарубежных фильмах. Однако, несмотря на все взлеты и падения ее причудливой карьеры, Джейн достигла своей цели - стойкой славы.
  
   Джек Руби тоже сделал себе имя.
  
   Детективное агентство А-1 процветало в Чикаго и Голливуде, и у меня были резиденции в обоих городах, хотя в душе я всегда был вторым городским парнем. Иногда я оставался в Лос-Анджелесе достаточно долго, чтобы по возвращении быть потрясенным изменениями в моем городе. О, лежащая в основе случайная коррупция осталась прежней. Но большая часть характера первой половины двадцатого века в Чикаго стиралась по мере того, как начиналась вторая половина.
  
   Например, в 1960 году закрылся Chez Paree, ставший неактуальным из-за таких интимных заведений, как Mr. Kelly's, the Happy Medium и Hefner's Playboy Club. Парк развлечений "Ривервью" закрылся в 1967 году - все знаменитые аттракционы распроданы, аттракционы снесены ... включая замок Аладдина.
  
   Федеральное здание было снесено в 1965 году, и его место заняло новое, гораздо менее характерное; но здание Монаднок все еще стоит, а церковь Святого Андрея открыта для бизнеса.
  
   Что касается Тима О'Коннера, то его похоронили как героя - не так пышно, как тех копов из Калумет Сити, но проводы были приятными, хотя при данных обстоятельствах о похоронах в Сент-Эндрю не могло быть и речи. В конце концов, никакой проповеди епископа Шейла и торжественной мессы в честь самоубийцы. Все сочувствовали Тиму, охваченному подобным унынием из-за смерти его друга и коллеги Билла Друри.
  
   Многие люди думали, что это печально - даже трагично - что бедного Тима нельзя похоронить в освященной земле. Что такой милый мальчик-католик умер, будучи отлученным от церкви, совершив смертный грех, и был приговорен вечно гореть в пламени проклятия.
  
   Конечно, я не покупал ничего из этого дерьма; но мысль, черт возьми, была утешительной.
  
  
  
  
   Несмотря на обширную историческую основу, это художественное произведение, и с фактами были допущены вольности, хотя и в минимальном количестве, насколько это возможно, - и любая вина за исторические неточности лежит на мне, отражая, я надеюсь, ограниченность противоречивого исходного материала. Со временем были допущены некоторые незначительные вольности, в первую очередь по соображениям темпа - например, немного передвинули смерть Чарли Фишетти, чтобы повествование охватывало недели, а не месяцы.
  
   Этот роман является своего рода отступлением от "мемуаров" Натана Хеллера последних лет. Первые четыре романа Хеллера - начиная с "Настоящего детектива" (1983) - были посвящены Чикаго и организованной преступности. С пятым романом Хеллера "Украденный" (1991) была создана новая схема для этих романов, лишь косвенно затрагивающая Чикаго и мафию: начиная со своей роли в деле о похищении Линдберга, Хеллер раскрыл знаменитые нераскрытые исторические преступления, совсем недавно убийство Черной Георгины (Ангел в черном, 2001).
  
   В последние годы ряд заядлых читателей сериала предположили, что Хеллеру, похоже, запоздало возвращаться к своим чикагским корням. Коммерческие соображения - учитывая очевидную привлекательность для аудитории всемирно известного преступления (убийство Хьюи Лонга, дело об изнасиловании / убийстве Мэсси) или тайны (инцидент в Розуэлле, исчезновение Амелии Эрхарт) - затруднили убеждение редакторов разрешить Хеллеру вернуться в его чикагские притоны. Я благодарю моего бывшего редактора Джо Питтмана и нынешнего редактора Дженни Остертаг за их понимание и поддержку того, что может показаться отклонением от успешного формата.
  
   Чтобы Хеллер развивался как персонаж в своем историческом контексте, я счел необходимым, чтобы он оставил 30-е и 40-е позади и переместился в 50-е и 60-е годы. Со времен "Ранения на миллион долларов" (1985), в котором реальный герой-полицейский Уильям Друри впервые был представлен как повторяющаяся фигура в жизни Нейта Хеллера, я знал, что расследование дела Кефаувера, роль Друри в котором привела к его убийству, было необходимой (и потенциально мощной) темой для исследования в этих мемуарах.
  
   Этот роман служит введением в 1950-е и 60-е годы и мостом в них, если моим читателям (и издательской индустрии) будет интересно последовать за мной и моим детективом в эти увлекательные, наполненные преступлениями эпохи. Таким образом, в центре этого романа не столько знаменитое преступление, сколько знаменитое криминальное время, когда подпитываемая телевидением тень расследований Конгресса ... не только благотворных для Кефовера, но и пагубных для Маккарти ... упала на американский пейзаж. Нераскрытое убийство Уильяма Друри - теория, лежащая в основе раскрытия, за которую я, как обычно, стою, - возможно, не так известна, как некоторые из предыдущих дел Хеллера; но это остается исторически значимым, важным, даже стержневым преступлением.
  
   Мой ассистент-исследователь Джордж Хагенауэр и я начали собирать материал для этого романа в 1985 году - и нашим первым препятствием, шестнадцать лет спустя, было нахождение исследовательских материалов, которые мы собрали для книги, которую, как мы оба предполагали еще в 85-м, скоро выйдет; и нашим вторым препятствием было повторное ознакомление с этим материалом, в частности, и с историей чикагской мафии в целом.
  
   У меня была дополнительная рутинная работа по обновлению моего меню general Chicago chops (Джордж родился и вырос в Чикаго, у него это в крови). Я всегда благодарю Джорджа за его помощь, но на этот раз мне действительно следует прокричать эту благодарность с крыши. (Кроме того, хотя Майк Голд некоторое время не принимал активного участия в исследовании, он был одним из первых архитекторов истории Heller Chicago / mob; спасибо, Майк.)
  
   Многое из того, что Джордж собрались в Чикаго конфиденциальной был первоначально газетного материала, а также он рыскал Тома в переплете из Комитета Кефовера преступления показания, посылая мне кучу ксерокопии материалов из обоих источников. Эта книга больше, чем что-либо другое, опирается на первоначальное освещение в чикагской прессе и те тома свидетельских показаний в переплетах. Сцена, включающая появление Дэна "Таббо" Гилберта перед Комитетом Кефаувера, включает материалы выступления Гилберта перед Чикагской комиссией по борьбе с преступностью, а также газетные интервью.
  
   Как указано в тексте, живая журналистика Джека Лейта и Ли Мортимера была ключом к этой работе; если мой портрет Мортимера был каким-либо образом нелестным, списывайте это на его карму ... но знайте, что я люблю читать "Конфиденциальные" книги Лайта / Мортимера, которые оказали огромное влияние на мемуары Хеллера, никогда больше, чем в этот раз. Чикагская тайна (1950), Вашингтонская тайна (1951) и Американская тайна (1952) подробно освещают чикагскую мафию, историю Друри и расследование Кефаувера. Я также ознакомился с имитацией их успешной серии, Вашингтонская подноготная (1956), Ларстон Д. Фаррар.
  
   Большинство персонажей этой книги являются реальными фигурами и появляются под своими настоящими именами. Однако Джеки Пэйн - вымышленный персонаж, о котором свидетельствует документально подтвержденная история Рокко Фишетти о распутстве и избиении женщин, в том числе о том, как он вышвырнул бывшую мисс Чикаго из пентхауса Barry Apartments, оставив ее и ее сумки на ближайшем углу улицы. Фред Рубински - вымышленный Барни Рудицки, реальный бывший полицейский, ставший частным детективом в Лос-Анджелесе. Тим О'Коннер - вымышленный персонаж, как и адвокат Курниц; у обоих есть исторические аналоги, хотя я не имею в виду перекладывать грехи вымышленных персонажей на реальных людей. О'Коннер задуман так, чтобы предположить, что в полиции существовали предатели, в то время как Курниц предлагает не слишком радикальную теорию о том, что адвокаты по уголовным делам иногда такие же преступники, как и адвокат.
  
   Мой портрет Эстеса Кефаувера составлен главным образом из следующих источников: Эстес Кефаувер: биография (1980), Чарльз Л. Фонтенэ; Кефаувер (1971), Джозеф Брюс Горман; История Кефаувера (1956), Джек Андерсон и Фред Блюменталь; и Отстаивание интересов народа: жизнь и творчество Эстеса Кефаувера (1972), Харви Свадос.
  
   Однако две книги, относящиеся к Кефауверу, следует выделить как особо важные для этого романа: первоклассная научная работа "Комитет Кефаувера и криминальная политика, 1950-1952" (1974) Уильяма Говарда Мура; и "Собственное преступление сенатора в Америке" (1951) Эстеса Кефаувера. Кроме того, в дополнение к фотокопиям фактических показаний, я использовал правительственный документ Третий промежуточный отчет Специального комитета по расследованию организованной преступности в торговле между штатами (1951).
  
   Я большой поклонник Фрэнка Синатры, у меня обширная библиотека книг о певце, его жизни и его искусстве; портрет в этом романе - задуманный как честный и даже нежный, без уклонения от определенных реалий - был в основном взят из Фрэнка Синатры: Американская легенда (1995, 1998), Нэнси Синатра; Фрэнк Синатра: Этот человек - мафия? (1979), Джордж Карпози-младший; Его путь: несанкционированная биография Фрэнка Синатры (1986), Китти Келли; Синатра: за легендой (1997), Дж. Рэнди Тараборрелли; и Файлы Синатры: секретное досье ФБР (2000), Том Кунц и Фил Кунц, редакторы. Некоторые поклонники Синатры могут возразить против того, что я использую книгу Келли в качестве источника; я чувствую, что это уравновешивается биографией Нэнси Синатра, в которой год за годом (иногда день за днем!) рассказывается о замечательной жизни ее отца.
  
   Джейн Мэнсфилд и ее первый муж Пол, очевидно, реальные люди; я напоминаю своим читателям, что они, как и все характеристики в этом романе, являются вымышленными. История, которую Вера рассказывает в этом романе о своем изнасиловании, описана в нескольких книгах, и, по-видимому, она время от времени рассказывала об этом; но у меня есть основания не верить ей - и ее предположению об отцовстве ее первого ребенка. Кроме того, события из ее жизни, описанные здесь, включая ее учебу в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и ее попытку стать Мисс Калифорния, а также возражения Пола против обоих- были перенесены во времени на несколько месяцев, чтобы соответствовать потребностям этого повествования. Консультировались Джейн Мэнсфилд в "Диком, необузданном мире" (1963), Джейн Мэнсфилд и Микки Харгитей; Джейн Мэнсфилд (1973), Мэй Манн; Секс-бомба: жизнь и смерть Джейн Мэнсфилд (1988), Гус Лейтерс и Джерард Тиммер; Трагическая тайная жизнь Джейн Мэнсфилд (1974), Рэймонд Стрейт; и Ва-ва-Вум! (1995), Стив Салливан. Стрейт также опубликовал "Вот они -Джейн Мэнсфилд" (1992), с новым авторским правом и без упоминания о более ранних "Трагическая тайная жизнь", хотя они кажутся по существу одной и той же книгой с разными картинками.
  
   Основными источниками для характеристики Дрю Пирсона были "Признания разгребателя грязи" (1979) Джека Андерсона с Джеймсом Бойдом и "Дрю Пирсон: несанкционированная биография" (1973) Оливера Пилата. Хотя я собрал множество книг о Джозефе Маккарти и эпохе Маккарти, его характеристика здесь в первую очередь зависела от Жизни и времен Джо Маккарти (1982), Томаса К. Ривза и Маккарти-человека, сенатора, "изма" (1952), Джека Андерсона и Рональда У. Май. Джек Андерсон получил премию M.V.P. award за написание трех книг, которые я использовал в качестве источников по трем различным темам, затронутым в этом романе (в дополнение к тому, что он является персонажем, хотя и находящимся за сценой).
  
   Три книги на Чикагской преступности были очень полезны: Варвары среди нас (1952), Вирджил Петерсон (с Кефовера введения); синдикатом города (1954), Элсон Дж; а чтобы служить и собирать (1998), Ричард Э. Линдберг. В последнем случае дело Друри рассматривается довольно подробно, как и в книге Джорджа Мюррея "Сумасшедший дом на Мэдисон-стрит" (1965) о чикагских газетчиках, в которой Друри рассматривается в контексте его журналистских начинаний.
  
   Много других общих Чикаго книгами проводились консультации, в том числе известный Чикагский зданий (1965, 1969), Артур Зигель и Дж. Карсон Уэбстер; Чикаго интерьеров (1979), Дэвид Лоу, Чикаго пешком (1973, 1977), Ира И.-С. Баха; КУП Чикаго (1962), в то время продюсера irv Kupcinet; потерял Чикаго (1978), Дэвид Лоу, и ресторан руководство, провизии и обратно (1952), Патриция Бронте, которая предоставлена Ше Пари почву. Мой научный сотрудник Джордж Хагенауэр из третьего криминального сериала Джорджа Хагенауэра "Джи-мэны и гангстеры" (1992) - набор карточек, первую серию которого мы (как известно) делали вместе, - был удобным полезным ресурсом.
  
   Эпизод "Вид на реку" основан на моих собственных воспоминаниях о парке и воспоминаниях Джорджа Хагенауэра, а также на "Валентинке в парк" Чака Влодарчика, "Вид на реку: ушедший, но не забытый" (1977). Были допущены некоторые незначительные вольности, в первую очередь географические.
  
   Десятки книг об организованной преступности послужили справочником, наиболее значимые: Аккардо: настоящий крестный отец (1995), Уильям Ф. Ремер-младший; всеамериканский мафиози (1991), Чарльз Рэпплай и Эд Беккер; Кровь и власть (1989), Стивен Фокс; Город порабощенных (1969), Овидий Демарис; Капоне (1971), Джон Коблер; Дон (1977), Уильям Брэшлер; Двойной крест (1992), Сэм и Чак Джанкана; Связь с Голливудом (1993), Майкл Нанн; Наследие Аль Капоне (1975), Джордж Мюррей; Энциклопедия мафии (1987), Карл Сифакис; Принцесса мафии (1984), Антуанетта Джанкана и Томас К. Реннер; мистер Капоне (1992), Роберт Дж. Шенберг; Адвокат мафии (1994), Фрэнк Рагано и Селвин Рааб; и "История организованной преступности" Плейбоя (1975), Ричард Хаммер.
  
   Другие полезные книги включены: Джек Руби девушек (1970), Диана Хантер и Элис Андерсон; "середина столетия" (1984), Кара Гринберг; игровое поле: моя история (1987), Мэми Ван Дорен со ст. Aveilhe; заговор с целью убить президента (1981), г. Роберт Блейки и Ричард Н. Биллингс; ХХ-го века поп-культуры (1999), Дэн Эпштейн; и это был Бурлеск (1969), Энн Корио с Джозеф Димона. Еще одним упоминанием Джека Руби была статья Джона Уильяма Туохи "The Lost Boy", опубликованная в журнале Gambling Magazine за 1999 год.
  
   Акапулько последовательности обратил на красиво написано сейчас в Мексике (1947), Хадсон шагнул, а также по всему миру в 1000 кадров (1954), А. Милтон запуска-Йон и Вилма Ф. Bergane; Тихоокеанская Мексика справочник (1999), Брюс Whipperman; и в Вильгельма руководство для всех Мехико (1959), Джон Лоуренс, и Карл Вильгельм.
  
   Источниками также послужили несколько книг о Лос-Анджелесе и Голливуде, в том числе "Смерть в раю" (1998), Тони Бланш и Брэд Шрайбер; "Великие американские отели" (1991), Джеймс Такач; и "Грехи большого города: настоящий Лос-Анджелес Нуар" (1999), Джим Хейманн. Кроме того, руководства WPA для Калифорнии, Лос-Анджелеса, Иллинойса и Вашингтона, округ Колумбия, были жизненно важными ссылками.
  
   Спасибо редактору Дженни Остертаг за ее решительную поддержку и моему другу и агенту, неутомимому Доминику Эйблу.
  
   Как всегда, я благодарен за любовь, поддержку и терпение моей жене Барбаре Коллинз - редкой писательнице, которая может с интересом выслушать другого писателя и дать полезные советы, когда ее отвлекают от работы над собой.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"