Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Советские резиденты в Лондоне

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   ЛОНДОН 1978
   На ней был строгий серый костюм: стильный, но сшитый портным, которому не хватало чутья. Никакого пальто, несмотря на холодный пасмурный полдень.
   Йомен-надзиратель Кемп с некоторым опасением наблюдал за ее приближением. Хотя Кемп проработал в элитном отряде отставных унтер-офицеров и прапорщиков, составляющих йоменскую стражу лондонского Тауэра, менее шести месяцев, он научился вынюхивать допрашивающих еще до того, как они до него доберутся. У этого на располневшей фигуре был штамп вопрошающего.
   Кемпа до сих пор поражало, что в любое время года и в любую погоду туристы наводняли Башню толпами. Магия его ужасов и ассоциаций была историческим магнитом, который побеждал снег, лед, дождь, туман или жару. Даже сейчас, в этот неприятный весенний день, зал был полон, и, как обычно, длинная очередь змеилась от башни Уэйкфилд, чтобы посмотреть на драгоценности короны.
   Он повернулся и прошел два шага по тропинке, спиной к возвышающемуся камню Белой Башни, словно идя навстречу женщине.
   Ей должно быть конец пятидесяти, начало шестидесяти, прикинул он: бедра наполняются, а груди начинают сильно обвисать; волосы, когда-то золотые, теперь почти серебристые. С золотыми крапинками - Кемп вообразил, что у него есть склонность к поэзии. Красивый кусок в свое время. Лицо имело костяную структуру; высокие скулы и хорошая линия подбородка, но даже это начало проявляться. Ее глаза, однако, были на удивление ясными - серыми, как цвет ее костюма и самого дня. Проницательные глаза, замечающие все и уже твердо удерживающие Кемп, когда она приближается.
   Она была иностранкой, в этом он был почти уверен; но, не считая школьных экскурсий, большинство посетителей были иностранцами - янки, арабами, пакистанцами, японцами. Все они пришли понюхать британское прошлое. Приехавшие англичане были в меньшинстве; хотя, к радости Кемпа, Башня, похоже, была в списках посещений большинства шотландцев.
   "Извините меня."
   Он был прав. Среднеевропейский акцент. Краут наверное.
   - Мэм?
   "Я пытаюсь найти кого-то авторитетного".
   "Возможно, я могу помочь. Что именно ты...?
   "Нет, не думаю. Мне нужен кто-то авторитетный".
   - Если бы вы могли сказать мне, мэм. Трудно попасть к кому-либо из офисных сотрудников без предварительной записи. Или у вас, может быть, назначена встреча с кем-нибудь?
   "Нет. Нет. В лондонском Тауэре есть губернатор, да?
   "Да. Майор Башни. Он действует как губернатор в резиденции. Непростой человек.
   - У него будут записи?
   - Это зависит от того, что ты хотел узнать. Теперь путеводитель..."
   Она улыбнулась, словно из жалости к нему. - Нет, этого не будет ни в одном путеводителе.
   - Ах, ну, я не уверен. Если бы вы могли дать мне некоторое представление...
   - Подозрение? Ее брови нахмурились.
   - Какой-то намек.
   "Ах". Женщина замолчала, на мгновение оторвав взгляд от лица Кемпа. Потом обратно. Вдох; сдержанно, но как будто кто-то собирается окунуться в ледяную воду. "Очень хорошо. Сначала ваше имя, пожалуйста. Ты бифитер, да?
   - Йомен Уордер, мэм. Бифитер - это своего рода прозвище.
   "Так."
   "Йомен надзиратель Артур Кемп".
   "Кемп". Она повторила так, что получилось "лагерь".
   Он кивнул.
   "Я Хильдегарда Фендерман. Фрау Фендерман. Я родом из Германии. Запад. Федеративная Республика; хотя долгое время я жил на Востоке. Это моя первая возможность посетить Англию. Я прибыл с Востока с разрешения год назад и стал гражданином Федеративной Республики. Я пришла ухаживать за своей сестрой, которая сейчас умерла, оставив мне немного денег. Вот как я делаю этот визит. Это паломничество в Лондонский Тауэр". Она колебалась, словно не зная, стоит ли продолжать.
   "Да?" - настаивал Кемп.
   "Я прихожу, потому что хочу увидеть, где умер мой муж и где он похоронен".
   "Твой муж?"
   "Клаус Фендерман. Он был шпионом, мистер Кемп. Шпион нацистов. Ваши люди поймали его, как я понимаю. Мне сказали, что он был казнен здесь, в лондонском Тауэре. Шестнадцатое мая 1941 года. В вашем путеводителе этого нет.
   Рассказывая эту историю много позже, Кемп не мог устоять перед ноткой драматизма. Он бы сказал, что похолодел. Глядя через плечо фрау Фендерман, он мог видеть через один угол Тауэр-Грин Королевскую часовню Святого Петра и Винкулы. На Грин много людей погибли, и некоторые из них, в том числе Анна Болейн, Кэтрин Ховард, леди Джейн Грей, Монмут и Эссекс, покоятся в часовне. Надзиратель-йомен Кемп был на сто процентов уверен, что мужа фрау Фендерман, Клауса, среди них нет.
   2
   ЛОНДОН 1978
   Перед уходом в отставку в ряды йоменов -надзирателей Артур Кемп прослужил в одном и том же шотландском полку большую часть тридцати лет. Примерно десятилетие из этого времени он проработал прапорщиком офицера разведки полка. На самом деле он провожал трех ИО, которые в свое время получили повышение по горизонтали, по вертикали и, в одном печальном случае, по горизонтали. Но уорент-офицер Кемп всегда оставался. Причины этого были просты. Он был преданным и хитрым; ублюдок с двойной и тройной проверкой, с сильно развитым чувством подозрительности.
   О Кемпе говорили, что в Судный день он выступит вперед и потребует предъявить письменные полномочия архангела Гавриила, его удостоверение личности и свидетельство из Небесной музыкальной школы, прежде чем хоть одна нота прозвучит на последней ноте. козырь.
   Кемп теперь очень скептически относился к фрау Фендерман и ее безропотному бывшему мужу-агенту; тем не менее, он сохранял правильное и вежливое отношение к ней, создавая впечатление, что он сделает все, что в его скудных силах, чтобы помочь в ее поисках: ясно давая понять, что это может занять день или два. Было ли у нее такое время? Она сделала. Она пробудет в Лондоне не менее десяти дней.
   Из-под своей туники Кемп вытащил маленькую тетрадку с четырьмя кольцами в пластиковой обложке, в которую аккуратно мелким разборчивым почерком записал подробности. ФИО; место рождения (Дрезден); национальность ("Вы сказали, что вам выдали паспорт Федеративной Республики?"); номер паспорта; адрес во время ее пребывания в Лондоне. Последний оказался небольшим частным отелем в Бэйсуотере.
   - Знайте это хорошо, фрау Фендерман, хорошо знайте. Кто-нибудь свяжется с вами, как только я передам эти подробности. Вы получите интервью здесь без сомнения. Просто предоставьте это мне".
   Она поблагодарила его, несколько раз медленно кивнув - женщина, привыкшая отвечать на вопросы и заполнять формы.
   Кемп смотрел, как она уходит к Кровавой Башне и через ворота, через которые она должна была выйти, мимо кафе и сувенирного магазина к современному главному входу. Вернув блокнот, он взглянул на часы и мысленно отметил время. До прибытия подкрепления оставалось немногим более двадцати минут его дежурства.
   По праву он должен сообщить об инциденте старшему надзирателю-йомену, но опыт бывшего прапорщика Кемпа в этих вопросах подсказывал ему, что, если он будет следовать этому курсу действий, ничего не будет сделано.
   Менее чем через час, держа блокнот как оружие, Кемп стоял перед кабинетом майора Тауэра, отбросив всю возможную волокиту, и попросил о встрече по крайне срочному делу: драматической фразеологии Кемпа.
   В течение двух часов после разговора фрау Фендерман с надзирателем-йоменом майор Тауэра разговаривал по телефону и сделал два коротких звонка - один контактному лицу министерства внутренних дел, другой - старому школьному другу из министерства иностранных дел. Министерство иностранных дел победило безоговорочно.
   Никто на самом деле не предполагал, что к этой странной просьбе гражданки Германии, желающей увидеть, где был казнен и похоронен ее муж, было приложено что-то отчаянно важное, но сотрудник министерства иностранных дел был проницателен и знал все о сборе разведывательной информации. По крайней мере, он мог разместить отчет.
   Кемпа отозвали в офис майора Тауэра, где он повторил свое заявление, которое затем было напечатано, чтобы он прочитал и подписал.
   Около восьми вечера невзрачный юноша на мотоцикле забрал документ из Башни.
   3
   ЛОНДОН 1978
   ЭРБИ КРЮГЕР ПОЛУЧИЛА РАБОТУ . Большой Херби, как старший и более знающий, окликнул его в лицо. Младшие копировали в этом своих старших, но имели тенденцию быть недобрыми. Они сказали, что Херби сгорел. Это случается с легендами во всех сферах жизни. Херби был легендой холодной войны. В течение части пятидесятых и шестидесятых годов он управлял разрозненной, широко разветвленной сетью внутри Немецкой Демократической Республики: на самой земле, под простым местным прикрытием в качестве инженера - и без помощи дипломатов. Его группа была последней, которую закрыли во время чистки в середине шестидесятых, и Герби выбрался только на ногтях.
   С тех пор, поскольку он когда-то был немецким гражданином, они предоставили ему торговое прикрытие в Бонне, но это начало приходить в упадок, поэтому Лондон вернул его домой, дал ему то, что шутники называли благосклонностью, квартирой в Сент-Джонс-Вуде и офис в пристройке к Уайтхоллу, где он занимался некоторыми документами Восточного блока и выезжал на проверку рабочих мест, когда торговые делегации приезжали в город.
   Там, где это действительно имело значение, они почти не сомневались в Херби Крюгере. Они, конечно, не думали, что он находится за холмом. В сорок восемь лет он был на пике своих полномочий, и высказывались даже предположения, что, если бы федеральное правительство в Бонне оставило его в покое, оно вполне могло бы избавить себя от большого затруднения, связанного с многолетним похищением документов НАТО, которые обнаружился в конце 77-го. Херби всегда утверждал, что ученые мужи ошибались и что сбор современной разведывательной информации - это не просто вопрос спутников, компьютеров и электронного оборудования.
   Когда в Уайтхолле впервые стало известно о боннской катастрофе, связанной с секретами НАТО, Херби улыбнулся, пожал плечами и сказал, что это неизбежно: на земле недостаточно человеческих тел. Те, кто имел значение, не пожали плечами; они проклинали Казначейство за его недальновидную скупость и мудро кивали Герби, потому что были согласны. Они согласились до такой степени, что стол Херби Крюгера в пристройке фактически был прикрытием для вербовочной кампании.
   Что Херби Крюгер на самом деле делал среди бумаг Восточного блока и торговых делегаций, так это потихоньку собирал новую команду для манипулирования в Германии - пару наблюдателей в Бонне и совершенно новую ячейку на Востоке. Все это он будет бежать из Лондона. Отсюда и текущая работа, оказавшаяся на столе Херби на следующее утро после разговора йомена надзирателя Кемпа с фрау Фендерман.
   У Херби были массивные руки, не уступающие ему по размеру: руки, которые внушали страх Божий как друзьям, так и врагам. Особенно, когда их владелец был пьян. Теперь руки ласкали хлипкий документ с характерной нежностью, на которую так часто способны крупные мужчины.
   Эта кроткая манера дала Херби Крюгеру еще одно прозвище среди младших школьников низшего эшелона, которые за его спиной называли его Moose M сплавом - в честь персонажа из романа Рэймонда Чендлера " Прощай, мой милый".
   Янг Уорбойз и его приятель Хаблин дошли до того, что плохо изображали Херби, произнося бессмертную строчку Маллоя "Миленькие, как кружевные штанишки", после чего они падали в хихиканье, как пара школьников.
   Когда это второе прозвище привлекло внимание Директора, он кивнул и улыбнулся, ибо это было к месту. Большой Херби не мог незаметно спрятаться в толпе, как идеальный оперативник, но у него были и другие преимущества. Он выглядел густым, как комья овсянки, и у него была медленная и явно глупая улыбка, которая многих губила.
   Теперь он улыбался, когда читал заявление йомена надзирателя Кемпа в третий раз, хотя улыбка была направлена на строчку, написанную зелеными чернилами директора, нацарапанную внизу страницы. Думал, тебе будет интересно. Предлагаем вам проверить и оставаться счастливыми, в тепле или на льду!
   При всем внешнем проявлении неуклюжего хорошего настроения, пьянства (хорошо засвидетельствованного любым из младших школьников, приглашенных на вечер с Херби) и сентиментальности (опять же устно задокументированных и часто принимающих форму потоков слез, когда оба были под кайфом и дирижируя Малером на стереосистеме), Херби Крюгер был так же методичен, как и они.
   Прочитав документ в четвертый раз, он откинулся назад, сцепив большие пальцы за куполом головы, и обдумал правильную линию подхода. Через десять минут он снял трубку, позвонил в частную гостиницу "Бэйсуотер" и обнаружил, что фрау Фендерман зарегистрирована там, но в данный момент отсутствует.
   Затем он позвонил Pix и попросил их прислать способного мальчика, которому он поручил отправиться в дебри West Two и получить то, что он назвал "набором предварительных просмотров".
   Затем он позвонил в регистратуру и спросил о статусе их досье на немецких шпионских агентов (с 1934 по 1945 год), арестованных, преданных суду и казненных в Соединенном Королевстве. Ему сказали, что у них нет файлов. Особое отделение хранило их в архивах на Верфи, поэтому он заполнил Срочную заявку и передал ее Директору для принятия мер. Чтобы подчеркнуть срочную часть, он позвонил Табби Финчеру, который был дегустатором еды и мальчиком для битья у Шефа, и дал ему знать, что ему нужны файлы на прошлой неделе. Табби вздохнул и указал, что они будут ограничены и что SB попытается стучать пяткой. На что Херби пообещал, что лично будет стучать пяткой по задницам людей, если к утру не получит то, что хочет.
   Оставалось еще два звонка. Один к Гросвенор-сквер, другой к посольству ФРГ на Белгрейв-сквер.
   "Не парься, - сказал его контакт в ЦРУ на Гросвенор-сквер. Если бы у них были какие-нибудь подробности о фрау Хильдегарде Фендерман, их бы передали. Он сразу же пошел бы разгребать несколько файлов.
   Представитель BND, аналогичной службы безопасности Bundesrepublik Deutschland, не дал прямого ответа "да" или "нет", пока Херби не намекнул, что поделится любой полученной информацией. С западногерманскими мальчишками всегда шла торговля лошадьми, особенно с их недавними неудачами в обеспечении безопасности.
   Днем Херби уговорил Табби прийти в пристройку - Табби был осведомлен почти обо всем, что делал или думал Старик.
   Херби наполовину встал, когда Табби, названный так из-за его исхудавшего телосложения, пришел. Он также улыбнулся своей улыбкой Лося Маллоя.
   "Ах, ухо вождя. Фрау Фендерман.
   Табби рухнул на стул, словно обессиленный, и кивнул, прежде чем его костлявый зад коснулся сиденья.
   - Все в порядке, Херби. Я лично разговаривал с СБ. Ограничено, конечно, но они должны тянуть то, что вы хотите сегодня. В свою очередь, они хотят вернуть его немедленно".
   "Скопируйте лот. Я бы на твоем месте. Подобные вещи могут дать результаты. Я подумывал..."
   Херби продолжал медленно расширять свою теорию о том, что выживших членов семей нацистских агентов следует проверять в обычном порядке. Это была расплывчатая и несколько бессмысленная теория, но Табби достаточно хорошо знал Херби Крюгера, чтобы понять, что это была просто болтовня, прежде чем он пришел со своей настоящей просьбой.
   - Что тебе нужно, Херби?
   "Ах. Ну, я подумал, может быть, было бы неплохо, если бы ты позвонил фрау Фендерман в ее отель, чтобы договориться о встрече. Если у нее по телефону будет сильный акцент, как у меня... - Мысль уплыла, как дым.
   - Если у нее есть совесть. Табби кивнул. "Все, что угодно, чтобы спрятаться от Востока или Запада, она может убежать".
   "Хороший англо-саксонский голос, я думаю. Это было бы лучше всего.
   Итак, звонок был сделан, назначена встреча. Никаких имён. Только то, что государственный служащий хотел бы угостить ее чаем на следующий день, чтобы обсудить ее просьбу, сделанную в Башне. Пять часов. Она устроит чай в своем отеле.
   Херби надеялся, что к тому времени файлы будут доставлены и что его контакты в службе безопасности в посольствах США и Западной Германии дадут ему отрицательные или положительные результаты. В ту ночь он вернулся в Сент-Джонс-Вуд один, плотно поужинал, выпил почти целую бутылку джина, посмотрел посредственный телеспектакль, а потом послушал Малера Девятого со всеми его предчувствиями смерти.
   Он не плакал, как часто плакал в присутствии некоторых посетителей. Вместо этого он позволил музыке позволить своему разуму блуждать по сети, которую он устанавливал, время от времени задаваясь вопросом, не окажется ли фрау Фендерман вероятным новобранцем.
   На столе в аккуратный ряд лежали шесть матовых отпечатков, которые он выбрал из предпросмотра пиксмена. Он подумал, какой хорошенькой, должно быть, была фрау Фендерман двадцать или тридцать лет назад. По крайней мере, ее муж Клаус, вероятно, пошел на смерть с теплыми воспоминаниями о ней.
   4
   ЛОНДОН 1978
   G ROSVENOR SQUARE оказался пустым, но со всей своей обычной тевтонской тщательностью контакт Херби в западногерманском посольстве достал небольшую папку с документами с голыми, хотя и существенными подробностями о фрау Хильдегарде Фендерман. Было известно, что она родилась в Дрездене 25 января 1922 года, что, по мнению Херби, делало ее моложе, чем она выглядела на фотографии. Пятьдесят шесть, выглядишь на шестьдесят три или четыре.
   Вдова. Он знал это. Если верить ее истории, она овдовела в возрасте девятнадцати лет.
   Подробностей о ее жизни до окончания войны нет. В 1948 году она работала в Восточном Берлине. Секретарская работа, как было сказано, для Министерства труда. В 1958 году она заведовала управлением, связанным с Министерством культуры. Пока в 1961 году зажимы не сняли, она изредка навещала свою сестру, фройляйн Гретхен Вайс, которая работала в Американском секретариате и была на четыре года моложе Хильдегарды.
   Как только Восток закрутил гайки, Гретхен попыталась ежегодно навещать свою сестру на Востоке. Выпали три из четырех.
   Затем, в 73-м, фройляйн Вайс заболела. Диагноз: рак правого легкого. Американцы прооперировали, и произошло частичное выздоровление, но в конце концов она неизбежно пошла под откос. Были записи, что 15 июня 1975 года Гретхен Вайс попросила помощи в том, чтобы ее сестра навсегда уехала на Запад. Читая между строк, Херби Крюгер мог видеть, что от ее имени были предприняты какие-то низкопробные дипломатические усилия. В следующем году ГДР уступила и предоставила фрау Фендерман постоянную выездную визу.
   К осени 1976 года она ухаживала за сестрой на последней стадии болезни и получила паспорт Бундесреспублики. Фрейлейн Гретхен Вайс умерла 3 сентября 1977 года, оставив свою маленькую квартирку и сумму, эквивалентную примерно 15 000 фунтов стерлингов в немецких марках, своей сестре - кругленькая сумма для гражданина, работавшего в Американском секретариате.
   В приложенном отчете разведки было просто ничего неизвестного или подозрительного. Это покрывало множество грехов, упущений и возможностей, особенно в свете отрицательного ответа американцев.
   Херби Крюгер подумал, что это пахло. Не сильно, но намек на что-то принес ветер из Берлина. Правда, жесткость отношений между Востоком и Западом ослабла в 1976 году. Но у Херби были большие подозрения, когда дело касалось выдачи родственникам постоянных выездных виз. Семейное давление часто влекло за собой искушения, особенно когда речь шла о расколотой и разделенной стране, которая когда-то была Третьим рейхом.
   Странно, подумал он, что американцы не представили отчет о сестре того, кто у них работал. Особенно тот, кто так явно много и эффективно работал. Он сделал мысленную пометку: что на самом деле сделала сестра Хильдегарды Фендерман для Секретариата США?
   Он только что переключился с проблемы фрау Фендерман на ежедневную бумажную работу, когда пришли файлы из Архива Ярда.
   1941 год был не особенно удачным. Было произведено двадцать пять арестов, но девятнадцать были просто по вопросам гражданства. Десять из них содержались под стражей в соответствии с Законом о задержании иностранцев. Остальные девять были либо ошибками, либо податливым материалом. Согласно записям, они были возвращены неповрежденными.
   Не повезло шестерым. Пытался. Признан виновным в шпионаже. Казнен. Согласно записям, 16 мая - нет; или в лондонском Тауэре. Ни один из них не носил имя Клауса Фендермана, но Херби это не слишком беспокоило. В тайном мире имена - настоящие имена - часто терялись навсегда.
   Он отправил шесть досье на копирование с просьбой поднять фотографии и передать ему партию десять на восемь.
   Имя Фендерман не фигурировало ни в одном из файлов с 1934 по 1945 год.
   Было уже после двух часов дня, когда он вернулся к обычной дневной работе с документами, и первое, что бросилось ему в глаза, была записка о том, что директор уедет в Вашингтон на большую часть месяца. Все запросы и новые файлы должны были проходить через заместителя директора.
   Херби Крюгеру не нравился сэр Уиллис Мейтленд-Вуд, DD. "Лучше дьявола, которого ты знаешь", - подумал он.
   В четыре Табби позвонил вниз и предложил одному из младших попрактиковаться на земле и присматривать за ним издалека во время чаепития в Бэйсуотере. Они послали Уорбоев, и Херби дал ему краткое изложение, ничего ему не сказав.
   "Уорбойз" ушел в четыре двадцать, что дало Большому Херби достаточно времени, чтобы выйти из здания и добраться до телефона-автомата, откуда он позвонил одному из уже выбранной им новой команды. Если Херби нужно было, чтобы кто-то играл в наблюдателей за задницами, он предпочитал того, кто знал все тонкости.
   Дождь начался как раз в тот момент, когда он поймал такси и спросил улицу, соседнюю с той, на которой находилась гостиница фрау Фендерман.
   5
   ЛОНДОН 1978
   БАЙСУОТЕР НАХОДИТСЯ К северу от Кенсингтонских садов. Для тех, у кого есть чувствительность к этим вопросам, Бэйсуотер находится не на той стороне Кенсингтонских садов. В этом районе есть один или два умеренных трехзвездочных отеля. Есть также несколько довольно ужасных пенсий, смешанных со многими, которые пытаются улучшить. Некоторые хороши, но на грани анонимности. Таков отель "Девоншир" с двадцатью спальнями, небольшой столовой и гостиной для жильцов. Персонала немного, в основном европейцы, но стараются угодить.
   Хильдегарда Фендерман сделала все возможное, чтобы убедить персонал подать то, что, по ее мнению, было типичным английским послеобеденным чаем в гостиной для жильцов.
   Когда появился Херби Крюгер, его ждали, а фрау Фендерман уже сидела рядом со столом, на котором стояли чашки, крепкий чай и горячая вода, кастрюли, тарелка с треугольными бутербродами и еще одна с маленькими пирожными, каждая в мятой бумажной упаковке.
   Херби, несший официальный портфель, набитый темно-желтыми формами и желтой бумагой, изо всех сил старался выглядеть неуклюже и неуместно: нетрудно для того, кто большую часть своей жизни посвятил такой работе.
   Хотя фрау Фендерман была одна в гостиной, Херби глупо огляделся, как будто эта дама не могла быть той, которую он ожидал увидеть. Он начал говорить по-немецки, вглядываясь в ее лицо и особенно в глаза, ища признаки минутной паники. Он что-то обнаружил. Сюрприз возможен. Вблизи Хильдегарда Фендерман действительно выглядела на добрых пять или шесть лет старше своего истинного возраста.
   - Считалось, что тот, кто говорит на твоем родном языке... - Он замахал руками и чуть не опрокинул портфелем чайный поднос. "В такой деликатной ситуации, как эта... болезненная ситуация для тебя..."
   Она медленно покачала головой и жестом предложила ему поставить портфель и сесть. Обстоятельства больше не причиняли ей боли, сказала она тихо, как будто в комнате было полно других жильцов. Он начал снимать пальто, и она встала, протягивая руки, чтобы помочь, но он отмахнулся от нее тем же неуклюжим движением, которым снимал плащ со своего тела. Он напомнил ей большую змею, которая сбрасывает кожу в трудную погоду. Наконец она взяла у него одежду и положила ее на спинку запасного стула.
   "Идет дождь, герр...?" - почувствовав сырость на воротнике.
   "Ничего такого. Мелкая морось. Крюгер. Мистер Крюгер. Эберхардт Крюгер".
   Он похлопал себя по карманам, обшаривая каждый по очереди, пока с торжествующей улыбкой не вынул карточку, которая доказывала, что он действительно Эберхардт Крюгер, эсквайр, помощник главного архивариуса Управления государственных архивов. Скромным движением руки он сказал, что на самом деле он всего лишь один из многих помощников.
   - Вы немец? Теперь она организовала его, садясь, хотя все еще возясь с портфелем, сначала держа его на коленях, а потом пытаясь решить, будет ли ему лучше у его ног или сбоку от стула.
   "Я национализированный британец. Второе поколение. Родился в Ганновере, но отец привез нас сюда в тридцатые годы - вскоре после моего рождения. Забавно, но дома мы говорили только по-немецки. У меня все еще есть акцент, когда я говорю по-английски, но, похоже, это не беспокоит государственную службу". Он медленно улыбнулся своей глупой улыбкой, и она опустила глаза, спрашивая, не возьмет ли он чаю.
   Никакого сахара, и молоко в последнюю очередь. Как и мой отец, сказала она ему. Молоко моему отцу нравилось в последнюю очередь - тогда он пил чай. В Дрездене? - спросил Херби. Да, она кивнула, наклонив голову в явно характерной манере, затем налила чай, что дало Херби возможность возиться с портфелем и одновременно наблюдать за ней. Она казалась уравновешенной, спокойной. Нет дрожания рук. Хороший костяк, как сказал Кемп, но лицо начало дряблым. "Слишком много выпечки", - диагностировал он. Ее волосы были поразительны: мягкие и густые, с мерцанием настоящего золота, испещряющего седину.
   Он успел сунуть руку в портфель как раз в тот момент, когда она передала ему чашку чая.
   "Я должен установить некоторые вещи", - начал он, как только они были должным образом улажены, зная, что он должен представить нелепую картину, сидящую на краешке стула с крошечным кресс-салатом и бутербродом со сливочным сыром в его большой лапе.
   "Естественно".
   Бумаги уже вышли; он занялся ее личностью; возраст, статус. Затем-
   "Два дня назад вы сделали заявление одному из йоменов-надзирателей лондонского Тауэра. Вы утверждали, что ваш муж, э..." Он сослался на свои записи, прежде чем назвать имя Клауса Фендермана и повторить ее заявление о том, что он был казнен в Тауэре 16 мая 1941 года.
   "Это так. Из уважения я хотела увидеть, где умер мой муж. Вы понимаете, это не болезнь.
   Херби взмахнул большой рукой, как бы говоря, что пришлепает любого, кто даже предложит такое. Тогда же он попробовал свои первые отражательные выстрелы и спросил, где она была в тот день - 16 мая 1941 года.
   Она ответила немедленно. Она работала в имперском министерстве пропаганды. Она там работала. Херби сказал, что она, должно быть, была очень молода. Хильдегарда Фендерман пристально посмотрела на него, прямо в глаза - или прямо между ними, подумал Херби, - и сказала, что в то время ей было девятнадцать. Она работала в министерстве с 1939 года до самого конца.
   - И вы были замужем за Клаусом Фендерманом?
   "Тридцатого апреля 1941 года".
   Боже, меньше месяца. Вслух он сказал, что у них должен был быть медовый месяц. Она сказала, что да, но Клауса отозвали.
   "Каким именно он был? Вы говорите, что он был шпионом. Арестован и расстрелян 16 мая 1941 года - через две недели после свадьбы. Боюсь, я этого не понимаю, фрау Фендерман.
   Она сказала ему просто, без драмы. Ни намека на грусть. "Мой муж был в СС. С Ausland SD. Тебе известно...?"
   Херби кивнул и сказал, что знает, что Ausland SD - это Служба внешней разведки. "Классифицировать?" - рявкнул он, как голливудский эсэсовец.
   - Гауптштурмфюрер, - огрызнулась она, как будто они играли в игру. Капитан Службы внешней разведки СС. Женился и умер, в двух разных странах, всего за две недели. Он спросил ее, как долго она знает своего капитана. Недолго. Вопрос недель. Бурный роман. Им было разрешено пожениться. У него был трехнедельный отпуск - он находился в Берлине. Около одиннадцатого или двенадцатого мая ему было приказано вернуться в Берлин (медовый месяц они проводили в Шварцвальде). В последний раз она видела его тринадцатого числа. Он был на особом задании.
   "Через три дня его должны были казнить в лондонском Тауэре. Как это может быть?" Херби улыбнулся и развел руками. - Кто тебе все это сказал?
   "Что он умер? Фрейлейн Хильдебрандт, секретарь рейхсминистра. Иногда я посылал ей сообщения. Она послала за мной - это должно было произойти через неделю или около того - и рассказала мне. Она была очень хорошей, как мать. Отлично."
   - Что она тебе на самом деле сказала?
   - Только то, что его убили.
   - Никаких подробностей?
   "Нет. Позже я узнал подробности. Извинение." Она взяла свою сумочку и вытащила из нее два письма.
   Они были поношены, склеены виолончелью, полиняли, но выглядели как настоящие. Одним из них было официальное письмо-уведомление - Мой болезненный долг сообщить вам, что ваш муж... погиб на действительной службе Отечеству и фюреру... . Он был подписан Гиммлером как рейхсфюрером СС.
   Другой был от начальника Фендермана: самого бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга. Большой Херби быстро просмотрел его. Для начальника внешней разведки Шелленберг был нехарактерно нескромным.
   Вы должны знать, что ваш муж выполнял очень важную миссию для Рейха и, в частности, для фюрера. Миссия проходила на вражеской территории, и ваш муж был арестован и храбро погиб солдатом 16 мая 1941 года.
   Херби указал, что о казни в лондонском Тауэре не упоминалось.
   "Я был у Шелленберга".
   "Да?"
   - Я видел только его адъютанта. Она слегка улыбнулась. "Он сказал, что ему действительно не следует ничего говорить, но Клаус был с секретной миссией в Англии. Его арестовали и почти сразу расстреляли. В Башне. Он сказал, что. Он сказал, что все офицеры, арестованные за шпионаж в Англии, были доставлены в Тауэр и расстреляны. Нет суда. Ничего такого."
   Осторожно, Херби наклонился вперед и сказал ей, что это неправда. В Англии такого не делали. Даже не во время войны. Она сказала, что теперь знает, что это маловероятно. Но...
   У этого "но" был хвост, за которым тянулось что-то еще, как будто она скрывала важные факты. На мгновение он подумал, не подделала ли она даты, но они были достаточно очевидны в письмах Гиммлера и Шелленберга. Она отвела взгляд, словно уличенная в каком-то обмане, затем вздохнула.
   "Есть еще кое-что. Он написал мне. Это было - как вы это называете? - грубым нарушением режима безопасности?
   Херби кивнул, спрашивая, есть ли у нее это письмо.
   Она молча снова потянулась к своей сумочке, достала официальные письма от Херби и протянула ему другое, в выцветшем конверте. Оно было адресовано фрау Фендерман. Он не узнал название улицы. Берлин. Не было ни штампа, ни франка, только ручная работа. Конфиденциальные каракули.
   Внутри было два листа обычной бумаги. Без фирменного бланка. Дата была 13 мая 1941 года, и беглый взгляд сказал ему, что, по крайней мере, первая страница была полна письменных ласковых слов. Он беспокойно держал страницы, скользя глазами по любовным разговорам и быстро перелистывая вторую страницу, и ту часть, которая имела значение...
   Вы не должны волноваться, если вы не получите известий от меня в течение некоторого времени. Я не должен этого говорить, но я отправляюсь с секретной миссией в Англию. Сжечь это. Было бы нехорошо, если бы кто-нибудь это обнаружил. Подумай обо мне, моя дорогая ... и так снова в интим.
   Большой Херби покачал головой. Неудивительно, что Клаус Фендерман возвысился, если писал такие письма своей жене. Но тогда все было так дыряво. Хладнокровный, образованный, вундеркинд из СС-разведки Шелленберг пишет письмо с соболезнованиями, подобное тому, которое он только что прочитал. Даты. Абсурд.
   После нацарапанной подписи внизу страницы были четыре лишние строки и пометка. Без объяснений, просто
   Королевство обманным путем лишилось своих сил.
   Флот заблокирован, проходы для шпиона:
   Два ложных друга придут на митинг, Чтобы пробудить давно дремлющую ненависть.
   Нострадамус, VII, 33
   Бог на небесах. Цитата из пророчеств Мишеля де Нострадама: врач, провидец, астролог при дворе Екатерины Медичи. В сознании Херби Крюгера возник слабый сигнал, но он не мог его уловить. Вместо этого он спросил фрау Фендерман, почему она не сожгла письмо, как велел муж. Она была неопределенной. Знаешь, как это, когда ты влюблен?
   "Эта цитата...?" он начал.
   "Нострадамус" - легкий кивок, как бы признающий очевидное.
   "Код? Что-то, что заинтересовало вас обоих?
   Она сказала нет. Клаус пару раз говорил об астрологии, и она видела его с экземплярами " Зенита" - официально спонсируемого астрологического журнала. Но у нее не было интереса.
   "Почему? Я имею в виду, почему эту цитату здесь, в письме, вы должны были уничтожить?
   Она понятия не имела. Это озадачивало ее в течение многих лет, и она могла только предполагать, что это был какой-то ключ к тому, что он должен был делать в Англии.
   Все это казалось Херби крайне невероятным, особенно ненадежность всего дела, не говоря уже о сроках.
   Он позволил тишине повиснуть между ними, потягивая чай и угощаясь одним из липких пирожных. Это было болезненно и не совсем в его вкусе. Тишина затянулась до предела, когда он посмотрел на нее с отсутствующим выражением лица, как будто ему нечего было сказать, не было возможности для светской беседы или чего-то еще, кроме его повседневного круга. В итоге он заговорил:
   "Мы сделаем все возможное, фрау Фендерман. Все, что мы можем сделать. Вы здесь на несколько дней?
   Фотографии он оставил напоследок, пока собирал вещи. "О да. Еще кое-что". Копаемся в портфеле, чтобы извлечь шесть фотографий мужчин, казненных за шпионаж в Британии в 1941 году.
   Он вручал ей их по одной, прося тщательно изучить каждую.
   Она брала их по очереди, проводя много времени, словно кто-то неуверенный, чье слово может опознать убийцу.
   - Ты видишь кого-нибудь, кого узнаешь?
   Она медленно покачала головой. "Нет. Я должен знать одного из этих людей?
   6
   ЛОНДОН 1978
   Герби Крюгер подошла к Бэйсуотер-роуд, поймала такси и спросила, где находится станция метро "Сент-Джонс-Вуд". Моросящий дождь превратился в сильный дождь, и ему повезло, что он легко поймал такси. Вечерний дорожный ад начал нарастать до своего крещендо.
   На станции он расплатился с кэбом, купил " Стандарт" и медленно пошел по Финчли-роуд, пока синий вездеход не вырулил из потока и не остановился достаточно долго, чтобы он смог сесть в него - подвиг, который он совершил с поразительной скоростью для одного из таких людей. размер.
   Уорбои проигнорировали незаконный трубный звук разгневанных рожков и отступили в движение. - Ты чист, как свисток, - сказал он.
   "Ничего такого?" Херби казался недовольным.
   - Я прошел всю дорогу до того, как ты приехал. Проверил окна. Земельный участок. Чистый как свисток, - повторил он.
   Херби сказал, что это хорошо, и что Уорбойз теперь может отвезти его домой. "Не торопись. Сделай несколько бэк-даблов" - опустив зеркало со стороны пассажира и наблюдая за своей спиной, время от времени указывая направления - "налево здесь, затем быстро направо... Теперь остановитесь и задним ходом выйдите на эту дорогу... Подождите одну минуту, затем мы вернемся тем же путем, которым пришли". Например, дать кому-то экзамен по вождению, что он, собственно, и делал: это и многое другое.
   Уорбойз был менее чем любезен, будучи одним из тех молодых юниоров, которые думают, что знают все с самого начала. В конце концов Херби отвел их в свой квартал, велел проверить машину ("Сегодня никаких увеселительных поездок с девочками") и прошел около сотни ярдов, пока не добрался до собственного многоквартирного дома.
   Внутри он налил себе большой стакан джина с тоником, а затем осторожно уселся ждать, сначала выбрав четвертый Малер, потому что знал, что долго ждать не придется.
   В кабине он выключил курок, который был приведен в действие цитатой Нострадамуса. Фрау Фендерман работала в имперском министерстве пропаганды. Хитрый Геббельс использовал некоторые из этих странных и гибких пророчеств в качестве пропаганды во время Второй мировой войны. У него не было точных воспоминаний о деталях, но они упоминались в нескольких книгах. Разве он не использовал знаменитую? - в которой, как утверждали оккультисты, упоминался Гитлер, - чтобы смягчить французов. Конечно, люди из Психологической Войны использовали их или их версии для возмездия. Воспроизведение их обратно. Возможно, стоит поискать файл или два.
   Потом он подумал обо всей этой нелепой истории с фрау Фендерман и ее Клаусом. Возможно, ее стоило рассмотреть вблизи. Возможно, ее можно было бы использовать. Конечно, ему придется поговорить с американцами, которые могут только умалчивать. Что же касается до ее мужа, казненного шпиона, то все это было так туманно и маловероятно. Может быть, она работала над каким-то козырем. Да, посмотрите на мальчиков на Гросвенор-сквер и спросите, во что они играли; что для них сделала Гретхен Вайс? Как они уговорили Восток отпустить Хильдегарду Фендерман на всю жизнь?
   Был ли на самом деле Клаус Фендерман? Конечно, была Гретхен Вайс. На секунду он задумался, не была ли Хильдегарда Фендерман настоящей Хильдегардой Вайс из Дрездена.
   Звонок прозвенел снизу. - Да, - спросил он у решетки домофона.
   - Шнабельн, - сказал голос снизу.
   Большой Херби нажал на электронный замок, который пропускал его посетителя к лифту. Минуту спустя он ввел его - невысокого роста, аккуратный, с щечками, как яблочки "Ред Делишес". Он был одним из членов новой команды Херби Крюгера - тем, кто действительно следил за задницей.
   - Их было двое. Кивнув, он взял предложенный джин и поставил его на стол, чтобы снять промокший плащ. - Их двое, не считая твоего чудо-мальчика. Он говорил без следа акцента.
   "Так." Херби выглядел заинтересованным.
   Малеру пришел конец.
   "Я вошел и спросил о наличии номеров в следующем месяце. Это она была в сером костюме?
   "Да."
   - Разжиреешь?
   Херби кивнул.
   "Жаль, что у меня не было фотоаппарата. Один был с ней. Просто ухожу, как я приехал. Высокий, волосы мышиные, худенькие, маленькие усы. Темно-синий плащ. На нем было написано DDR. Поблагодарил на английском и ушел.
   Херби снова кивнул и начал восстанавливать свой разбитый стакан.
   "У них был Mini Clubman, припаркованный на улице. Никаких камер из того, что я мог видеть. Вы сбросили их в пробке.
   - Когда я сделал Ровер?
   Шнабельн рассмеялся. - Когда ты вызвал такси. Они были не очень хороши".
   Херби улыбнулся, выглядя крайне глупо. "Ты был хорош. Я не мог бросить тебя и давал инструкции вундеркинду .
   Некоторое время они сидели молча, затем Херби отдал приказ Шнабельну. Он должен был постоянно следить за женщиной Фендерман. Утром он получит замену, чтобы они могли выполнять работу по очереди.
   "Иди и нарисуй камеру" - строчит заявку. "Они появятся снова, и мне нужны удостоверения личности. Они не могли быть нашими? Домашний офис? СБ?
   "Мог. Они были достаточно неуклюжими. Но я думаю, что нет".
   Во всем этом нет никакого смысла, подумал Херби. Тем не менее, это было интересно. Завтра американец; и еще кое-что - посмотрите в файлах реестра. Нострадамус, пророк гибели и разрушения шестнадцатого века. Посмотри, есть ли там что-нибудь. Файл под чем? P для пророчества или руководителя психологической войны? А для астрологии? N для абсурдной чепухи.
   7
   ЛОНДОН 1978
   МБРОУЗ ХИЛЛ носил высокий титул начальника регистратуры. Как хранитель Архива, все его обвинения были бумажными: файлы, дела, незавершенные операции, вплоть до давно забытых, но все еще ограниченных материалов более чем пятидесятилетней давности.
   Эмброуз Хилл, вероятно, был одним из немногих людей на Западе, имевших доступ к большему количеству материалов для шантажа, чем кто-либо другой; и он взялся за дело серьезно.
   Регистратура находилась в подвале: обширная и похожая на свод, но всегда полная деятельности, что казалось несовместимым с мрачной эстетикой Холма.
   - Просто пролистал книги, Эмброуз. Херби казался огромным даже в похожем на собор окружении Регистрации.
   - Что-то особенное? У Хилла были манеры лавочника, что не сочеталось с донской внешностью.
   "Просто подумал, есть ли у нас досье по Нострадамусу. Поднялся вчера. Имя поля, наверное.
   Хилл улыбнулся. Редкое событие. "Нет, поле называлось Каспар. Боже мой, это давным-давно. Он открыл один из ящиков картотеки и провел указательным и указательным пальцами по индексам, чтобы достать красную карточку, которую с элегантностью карточной акулы швырнул через стол к Херби.
   На карте был указан файл и ограниченный номер, и она была озаглавлена: НОСТРАДАМУС. Затем целый список файлов перекрестных ссылок: STELLAR NETWORK 1941. PWE 2659862/41. КАСПАР. МЕЛЬХИОР. БАЛТАЗАР. МИШЕЛЬ. ДАУНЭЙ, М.; ТОМАС, Г....
   - Это наш Томас? Херби поднял голову, и Хилл кивнул.
   - Да, старый Джордж Томас. Его большой. То и другое вы найдете там. Все ограничения до 2025 года, тогда у военных историков будет полевой день".
   Херби вернулся к карточке и увидел, что в личном деле Джорджа Томаса есть перекрестная ссылка. Джордж. Он предположил, что скоро уйдет на пенсию. Угловатый и лысеющий Джордж. Он покачал головой и продолжил чтение.
   ЛИДЕРЕР С.; SOLDATENSENDER CALAIS: WERMUT (Op. Amp VI)
   - Господи Иисусе, - выдохнул Херби, потому что он был там, дальше по списку. Одно имя, все время у него под носом:
   ФЕНДЕРМАН, КЛАУС
   - Могу я вытащить лот? Ему стало не хватать воздуха, потому что его глаза бегали вперед.
   "Дайте мне день. Много читал, Херби. Там много хорошего. Вам нужно получить разрешение директора, чтобы поднять их наверх.
   - Заместитель директора, - грустно сказал Херби Крюгер. "Хороший. Потяните их. Соберите их. Я чиню."
   - Нострадамус, а? - пробормотал Хилл. "Давным давно. Старый Джордж... Но Большой Херби уже был на полпути к выходу из хранилища, болтаясь веером между шкафами для документов и столами.
   Про себя Хилл пробормотал: "Джордж будет в восторге от этой маленькой истории. Если подумать, Уиллис в то время работал с Рамилисом. Ностальгическая грусть охватила Эмброуза Хилла, потому что, когда дело о Нострадамусе сломалось, он проходил обучение в аббатстве. Он быстро стряхнул его. Ностальгия была фальшивой и опасной. Вы были избирательны с ностальгией, и война, через которую они все прошли, была не из тех, что кто-то из них действительно хотел бы повторить,
   В этот момент Херби Крюгер разговаривал с Табби Финчером и просил о срочной встрече с сэром Уиллисом Мейтленд-Вудом.
   8
   ЛОНДОН 1978
   Если БОЛЬШОЙ ХЕРБИ КРЮГЕР вообще молился, он молился о том, чтобы время не отомстило ему, как отомстило сэру Уиллису Мейтленд-Вуду, заместителю директора. Уиллис с годами располнел, но это была именно та лоснящаяся полнота, которую часто можно увидеть у высокопоставленных государственных служащих. Это был гладкий мужчина с идеальными седыми волосами, густыми и редко неуместными, безупречный в одежде и манерах.
   Ничто из этого не беспокоило Херби. У него были некоторые сведения о прошлом Мейтленд-Вуда - у кого их не было в отделе? Военный послужной список, который невозможно было бы улучшить, за которым последовал неуклонный подъем по лестнице - подъем, который привел его от полевых работ к самому холодному из направлений: прочесыванию коридоров власти.
   Помпезная видимость, клубные манеры и возмутительное чувство собственной важности, с точки зрения Херби, были главными грехами Мейтленд-Вуда. Он был безжалостен, конечно, нужно быть безжалостным, чтобы выжить в джунглях Уайтхолла. То, что оплакивал Херби, было кончиной личности, которая когда-то была яркой и гибкой, ясной и лаконичной. Личность приобрела теперь ригидность в скучных вещах, глубокое учительское внимание к пустякам и почти навязчивую недальновидность. Хаос времени принес бюрократическую конформность.
   Херби сгорбился в кресле перед столом Мейтленд-Вуда, а заместитель директора завершил затяжной заискивающий телефонный разговор с высокопоставленным сотрудником казначейства.
   Да, старина, мы должны как-нибудь пообедать, чтобы все обсудить. Конечно. Ой, а как поживает прекрасная Хелен... и дети? О, Боже.
   Пока шел разговор, Херби понял, что заместитель директора ему не нравится даже больше, чем он предполагал. Он не нравился ему от прядей седых волос до темного красиво скроенного костюма в тонкую полоску, жесткого белого воротничка и идеального жемчужно-шелкового галстука.
   "Херби. Извиняюсь. Очень трудно без шефа. Нужно, чтобы колеса политики вращались. Масло. Большую часть времени занимает масло. Заливка. Во всем, наши лорды и господа. Мейтленд-Вуд откинулся на спинку мягкого кресла и посмотрел на Герби взглядом, который колебался между дружелюбным и подозрительным взглядом. - Что я могу сделать для вас?
   - сказал ему Херби.
   "Боже мой, это ужасно много бумажной работы. Должен столкнуться с огромным пакетом файлов - и так давно. Действительно стоит?"
   - Вы видели записку вождя ко мне? Большой Херби не был склонен спорить.
   "Мммм". Мейтленд-Вуд кивнул и начал говорить о необходимости тратить так много времени на изучение прошлого из-за какого-то крошечного намека, исходящего из непроверенного и неизвестного источника.
   Херби вмешался, сказав ему, что он очень хочет завербовать женщину Фендерман, если она будет чиста. "Иногда копание того стоит".
   ДД встал и прошелся вокруг стола, легонько постукивая себя по гладкой щеке, словно проверяя, держится ли утреннее бритье.
   Затем, как бы про себя, он начал говорить. "Это началось как одна из тех странных операций, которыми руководили люди, которые в конечном итоге сформировали ядро PWE - Psychological Warfare Executive. Я был рядом. Помогаю разным людям и управляю сетью отсюда. Много об этом знал. Это было большое шоу Джорджа. Джордж Томас. Набраны и обучены специально". Он бежал, словно кто-то думал вслух. Не говорил об этом годами. Не думал, что у Джорджа тоже. Ром показать все это дело. Его построил Рамилис ( Вы его не помните. Умер в 47-м или это был 48-й? ) . Сделал все работает; и это пошло не так. Это неправильно для Джорджа. Никто не знает, окупилась ли идея операции. Но, господи, это поставило Джорджа в затруднительное положение. Трудно поверить, через что прошел Джордж. Но тогда это тоже помогло. Одна дверь закрылась, а другая открылась, и все такое. Сумасшедшей, однако, была сама идея внушить нацистам фальшивые оккультные предсказания и вызвать разногласия между СС и Вермахтом. Нострадамус, кровавый провидец шестнадцатого века, написавший книгу пророчеств.
   Херби сказал, что он знал о Нострадамусе и его историческом контексте. Что касается склонности к оккультизму в наши дни, люди все еще читали знаменитые четверостишия и приводили их в соответствие с фактами.
   - Странные эти пророчества. Заместитель директора откинулся на край стола. "Некоторые из них невероятны. Упоминает Гитлера, знаете ли.
   Херби знал.
   "Старый Геббельс использовал их. Думаю, это и натолкнуло Рамилиса на эту идею. Он сделал паузу, глядя на Херби - суровый, глаза цвета пушечной бронзы. - Вам также придется поговорить с Джорджем. Странная история. Боже мой, это потрясет историков, когда они наконец увидят файлы. Гиммлер и все такое; и другой парень.
   Херби тихо спросил, может ли он получить DD в порядке.
   Был еще один момент колебания, затем Мейтленд-Вуд кивнул.
   Когда он уже собирался уйти, держа в руках подписанную форму заявки, Херби получил еще одно предупреждение. Заместитель директора на самом деле не погрозил пальцем, но его тон сказал все.
   - Тебя ждут сюрпризы, Херби. Отчеты в файле не говорят вам всего. Поговорите с такими людьми, как Джордж, когда прочтете этот материал, и помните, что даже он вспомнит только то, что хочет сохранить".
   Херби кивнул и был слегка потрясен, когда Мейтленд-Вуд пожелал ему удачи с женщиной Фендерман.
   Он передал заявку Амброузу Хиллу, который сказал, что документы будут готовы завтра, и разрешит ли заявка вывезти что-нибудь из дома? Под этим он имел в виду, была ли квартира Херби в чистоте и проверялась ли она высшими службами безопасности. эшелоны как безопасное место для строго ограниченных документов? Это было. Было больше, чем просто остроумие в том, чтобы назвать это плоскостью милости и благосклонности.
   Херби просмотрел свой лоток "входящие". Убедился, что он в курсе, проверил, не звонил ли Шнабельн, и позвонил своему человеку на Гросвенор-сквер. Они договорились пообедать на следующий день: "Иди сюда, Херби, приятель. В нашей закусочной готовят стейки лучше, чем в вашей. Ни с того, ни с другого конца не было намека на тему для разговора.
   Несколько загадочных каракулей вошли в личный блокнот Герби, готовый к танцам на Гросвенор-сквер, как он думал об этом. Теперь о Джордже; листая внутренний каталог. Джордж Томас, чье имя появилось на том же кресте, ссылается на Клауса Фендермана.
   Джордж был главой отдела перспективного планирования (Европа) - тяжелая офисная работа с большой ответственностью. Это означало, что его декларации о подоходном налоге показали бы его как очень высококлассного государственного служащего. Высшая скобка и рейтинг почти с послом на дипломатической службе.
   Херби набрал номер, прошел мимо часовой сучки с шелковистым голосом и спросил Джорджа, может ли он с ним встретиться.
   9
   ЛОНДОН 1978
   НАЧИНАЛОСЬ КАК одно из тех странных предприятий, которыми руководили люди, которые в конечном итоге сформировали ядро PWE. Слова заместителя директора медленно и непрерывно кружились в голове Большого Херби. Потом, позже... Что- то пошло не так... Но даже тогда это тоже помогло.
   На самом деле проблема заключалась в том, почему в реестре до сих пор хранилось такое количество файлов по операции PWE тридцатишестилетней давности. Это было далеко не в их компетенции - особенно файлы, которые останутся под запретом до двухтысячного года. Можно было бы ожидать перекрестных ссылок в таких вещах, как личное дело Джорджа Томаса. Но их было много здесь, в здании. Большая часть закрытого материала SOE и родственных организаций хранилась в Государственном архиве. Даже в Ярде, как он знал, все еще хранились файлы казненных нацистских агентов, начиная с начала Второй мировой войны.
   Так размышлял Херби, поднимаясь на лифте по главному зданию к лабиринту, который был четвертым этажом - владением Джорджа Томаса.
   Размышляя над странной аномалией давно хранившихся файлов, он посмотрел на свои ноги и подумал, какие они большие и неуклюжие. Он даже не мог замаскировать их элегантными туфлями. Годы, потраченные на то, чтобы бродить по Восточной Германии в тяжелых плохо сделанных ботинках, не помогли: в наследство остались упавшие арки, твердая кожа, мозоли и бурсит. Ноги Херби были частью его личного креста.
   Внезапно, когда лифт проехал мимо третьего этажа, он почувствовал себя очень одиноким и многое бы отдал, чтобы немедленно вернуться в Сент-Джонс-Вуд, к большому джину и Малеру Пятому - этому примирению противоположных миров горя и исступления. , как кто-то написал.
   Горе и безумие он знал. Так же, как он знал желание сбежать и чувство одиночества среди враждебности. Конечно, он знал ее источник: связь с прошлым; ибо столько раз в поле бывало, что дела шли плохо, и все, чего он хотел, это выпить и Малера.
   Когда лифт с шипением остановился, Большой Херби оказался в другом из своих многочисленных миров - опасные ночи в ожидании под открытым небом или посещение дома при дневном свете, когда наблюдатели могли схватить его, как обезьяна отщипывает блох от своей подруги. Он думал о смертях.
   Четвертый этаж был живым. Телефоны звенели из-за дверей; в конце длинного коридора настойчиво тикал телетайп. Молодые женщины терпеливо переходили из кабинета в кабинет. Случайный вундеркинд выскальзывал из одной двери и исчезал через другую. Джордж, по крайней мере, заставил их выглядеть занятыми.
   Дежурная сука в прихожей Джорджа Томаса оказалась дамой, которой под пятьдесят, и она изо всех сил старается, чтобы баранина выглядела молодой овцой. Она, похоже, не была рада видеть Херби, но знала, кто он такой, не спрашивая, и сразу же позвонила Джорджу.
   В отличие от Мейтленда-Вуда, Джордж Томас не страдал ни жиром, ни напыщенностью. Херби всегда считал его лысым и угловатым - на самом деле он был его типом, и всегда удивлялся, когда они вместе обнаруживали, что он неправ.
   Джордж Томас был высоким мужчиной, даже рядом с Большим Херби, но его природное телосложение, будучи худощавым, иногда производило впечатление угловатых. Это было обманчиво на расстоянии; ибо, кроме носа, в нем не было ничего угловатого. И он не был лысым. Его прямые светлые волосы поредели и оставили небольшую полоску облысения, но его парикмахер был достаточно искусным, чтобы создать впечатление, что у него больше и гуще волос, чем было на самом деле.
   Сколько? - промелькнуло в голове у Херби. Проверьте его файл. Пятьдесят восемь? Тем не менее, лицо все еще сохраняло молодость. В хороший день его можно было принять за сорок: несколько линий, твердый рот и живые, молодые и настороженные теплые карие глаза, которые теперь улыбались, когда Херби входил в комнату.
   Улыбка, зародившаяся в глазах, тут же перешла на губы, когда Джордж Томас поднялся из-за захламленного стола и протянул руку.
   "Херби. Не видел тебя несколько недель. Он делал сидячие движения после того, как крепкая рукопожатие разжалась, все время изливая слова, говоря, как приятно было его видеть, и что, черт возьми, ему нужно в этой глуши?
   "Ну, в последнее время у меня мало шансов..." Херби сел.
   Конечно, нет, герр доктор (герр доктор был еще одной маленькой шуткой; прозвища следовали за Херби, как дети за добрым юмористом). Вы так же заняты, как и мы, но может ли Отдел чем-нибудь помочь?
   Херби никогда не избавится от привычки наблюдать, как говорят тела других людей, или пытаться читать руны за тем, что на самом деле говорится. Ему нравился Джордж: он всегда нравился ему, хотя они редко работали вместе. На мгновение поток болтовни показался дымовой завесой. Затем облако рассеялось, когда Джордж вернулся за свой стол, наклонился вперед, переплел свои длинные пальцы и стал ждать, пока Херби заговорит.
   Это было хорошо. Джордж никогда не культивировал высокомерное или слишком занятое отношение, к которому стремились многие, достигнув старших классов. Он также не беспокоился об униформе Уайтхолла. Джордж неизменно носил невзрачные старые куртки и странные брюки. Костюмы и галстуки появлялись только в случае крайней необходимости. Манжеты клетчатой куртки, которую он носил сейчас, были изношены.
   "Ты должно быть занят." Херби наклонил голову к крупномасштабной карте Европы, занимавшей почти всю площадь одной стены.
   Джордж кивнул. Они оба знали, насколько необходима реорганизация после утечки секретов НАТО из министерства обороны Бонна. Для начала пришлось бы переоборудовать весь трубопровод подачи топлива. Именно в таких вещах преуспели такие люди, как Джордж Томас.
   Джордж не дал прямого комментария. Он просто ждал.
   "Действительно вежливо". Херби наконец открылся, его широкая дурацкая улыбка заполнила лицо, а глаза стали пустыми. Смотрите, но никогда не позволяйте другим наблюдать за вами, крупным планом. Даже здесь. Дом, сухой, безопасный и с другом, который поделился с тобой не меньшим количеством секретов. "ДД подумал, что я должен сообщить вам, что он уполномочил меня прочитать вашу книгу". Для книги читать Личный файл. Следите за глазами и руками. Ничего такого.
   - Боже, ты же не пытаешься заставить меня петь в твоем новом хоре, правда, Херби?
   Улыбка стала шире, и глубоко в животе начался смешок. "Это идея. По крайней мере, у тебя есть опыт.
   "Почему?" Намёк на холодность.
   "Твоя книга? Не только твое. Визит вежливости, Джордж, как я уже сказал. Мне это не нравится - не больше, чем вам. Но, ну, я пытаюсь поймать птиц обоих полов, как вы понимаете. Но ты это знаешь.
   Джордж кивнул.
   "Просто намек, но у меня есть один в сети. Неиспытанный. Возможно, это будет вкусная наживка.
   - Так почему моя книга? Не резко, но что-то в этом есть, как будто полное влияние того, что его файл должен был быть прочитан контроллером, только начало осознаваться.
   "Потому что эта конкретная птица утверждает, что у нее есть ассоциации с чем-то, на чем вы были".
   "Недавний? Я давно не в поле, но - пятьдесят?
   - Лучше не говори, Джордж. Просто вежливость. Ты должен знать. Вопросы к нашему уважаемому сэру Уиллису..."
   - И он мне не скажет. Холод победил; сменилась улыбкой.
   "Ты так прав."
   "Намекать?"
   - Джордж, если бы я мог...
   "Ты бы. Я понимаю." Он усмехнулся. "Я не думаю, что есть что скрывать. Если он есть, возможно, вы будете достаточно любезны, чтобы похоронить его.
   - Все для тебя, Джордж.
   - Хорошо, что ты дал мне знать. Кто-нибудь скажет мне? Я имею в виду, когда ты подозревал его.
   Херби не исправил предположение, что ему нужен мужчина. - Я лично прослежу за этим. На самом деле дело было в другом. Я хочу просмотреть документы, а затем, если бы мы могли провести сеанс или два".
   Джордж сказал, что будет рад.
   - Просто посмотри, что может вытащить твоя память, Джордж. Совершенно безболезненно, обещаю.
   - Это было бы полезно для его души, - рассмеялся Джордж. Это была кислая шутка.
   Вернувшись в свой кабинет, расчищая стол от текущих бумаг, Херби подумал о том мимолетном моменте холода. Волноваться? Совесть? Оставь это в покое и посмотри, что писали в газетах.
   Около десяти вечера Шнабельн позвонил в квартиру. Два тяжеловеса все еще следовали за фрау Фендерман по пятам, и у него было несколько хороших снимков. Завтра он прогонит их через компьютеры.
   "Еще одна странность. Небольшой, но может быть..."
   "Да?" Херби поерзал в мягком кресле, прижав телефон к уху.
   "Она знает Лондон. Знает это как свои пять пальцев. Знала, куда она направляется и как туда добраться; и она не узнала об этом из путеводителя. Не останавливался, чтобы проверить достопримечательности или названия улиц. Я чувствую запах. Она либо жила здесь, либо работала поблизости. Интересно?"
   Херби сказал изложить все в письменной форме и дать полный отчет о ее движениях. Внутри было не просто интересно, а нервно. Хильдегарда Фендерман жила на Востоке и совсем недолго на Западе. Предполагалось, что это будет ее первый визит - паломничество - в Лондон.
   Дождитесь файлов. Не делайте поспешных выводов. Достаточно времени. Завтра танцы на Гросвенор-сквер.
   10
   ЛОНДОН 1978
   КАДРЬ ОКАЗАЛАСЬ , что это больше похоже на менуэт.
   Контактное лицо американского посольства было средним звеном ЦРУ и провело первую половину своего прекрасного, хотя и пресного обеда, оплакивая текущее состояние рынка. Под этим он имел в виду общую встряску, происходящую в настоящее время в агентстве. По его словам, были парни с жизненным опытом, которых в одночасье выбрасывали на улицу. В Лэнгли, штат Вирджиния, в комплексе штаб-квартиры ЦРУ, это называли Хеллоуинской резней, потому что уведомления об увольнении были отправлены 31 октября прошлого года.
   Какой-то шутник даже написал пародию на Гилберта и Салливана и приколол ее к доске объявлений, обрушившись на адмирала, назначенного директором и устроившего бойню...
   Много лет я служил в море,
   Жить на гроге и кеджери.
   Я шагал по палубе и никогда не сходил на берег,
   Я установил курс корабля и удовлетворил коммодора.
   ПРИПЕВ : Он угодил Коммодору
   Так сильно,
   Что теперь он директор
   Агентства.
   "Кто знал, - простонал Хэнк, сотрудник посольства, - те ребята сегодня. Я завтра. Все быстро меняется, и кому нужен призрак, когда ему сорок, не говоря уже о пятидесяти.
   Кто действительно. Херби не был готов утешать. Хэллоуин был уже давно, а его контакт все еще нервничал. Он стрелял в упор в цель.
   - Вот почему ты не расслабился насчет фрау Хильдегарды Фендерман и ее бедной младшей сестры Гретхен Вайс, Хэнк?
   Господи, сказал Хэнк. Господи, ему было жаль, но он хотел прояснить это. Он бы вернулся к Херби. Никаких сомнений насчет этого.
   - Никаких сомнений? Херби позволил себе хитрую ухмылку, которая быстро превратилась в широкую и нелепую улыбку.
   Гретхен Вайс много для них делала, да. Конечно, она сделала. Еще до того, как у нее развился рак, она умоляла их вывезти ее сестру Хильдегарду с Востока. Все в порядке, они проверили ее.
   "Тщательно?"
   - Как будто она была переносчиком чумы.
   Итак, Херби спросил, почему они так долго не привозили ее на Запад и не заключали сделку с Бонном о паспорте.
   Гретхен Вайс делала вещи. Говоря простым языком, пока ее сестра была на Востоке, Гретхен была податливой. Итак, она трахнулась с заезжими пожарными и полистала их портфели. Все так делали в те времена. Грязные трюки не были чем-то новым.
   Херби покинул посольство с легким недомоганием, и это не имело никакого отношения к еде. Он не должен быть шокирован. Торговля научила вас использовать людей. Он сделал это. Собирался сделать это снова. Именно от этой последней мысли его тошнило.
   Тошнота сменилась беспокойством, когда он увидел всю массу файлов, прибывших в его офис через десять минут после его возвращения. Это была небольшая бумажная гора.
   Он начал тут же, в своем офисе, и с файла Джорджа Томаса, который он прочитал задом наперед, быстро просматривая последние материалы и последние полевые работы, немногочисленные и далекие друг от друга в начале шестидесятых, тяжелые и базирующиеся в Западной Европе. в разгар холодной войны.
   В тот вечер в семь часов он все еще был в офисе и работал с 1940-х годов - периода, который его больше всего беспокоил.
   Просматривая первые записи, Херби Крюгер сделал пометки о том, что казалось наиболее важными файлами с перекрестными ссылками, отсортировал их, свалил все в свой портфель, а остаток положил в офисный сейф.
   Потом он пошел домой и читал всю ночь. Он читал о Джордже Томасе и его вербовке; о сети Stellar во Франции в 1941 году и о том, что стало с участниками. Затем он прочитал о немецкой тайной операции под названием WERMUT, в которой принимали непосредственное участие Джордж Томас и Клаус Фендерман.
   Хотя заметки и отчеты давали лишь основные сведения об этой истории, волосы Херби Крюгера на затылке звенели. Джордж прошел через все это? Джордж, с которым он случайно разговаривал в тот день на четвертом этаже главного блока?
   Он также понял, что замдиректора был прав - историкам будет весело, когда эти файлы будут обнародованы: и они не дали ни малейшего намека на детали.
   Проза была плоской - авторизованная версия, - но она цепляла.
   Когда Герби, наконец, отложил его в сторону около четырех утра, ему захотелось еще. В голове у него гудел огромный кусок истории, в которую был вовлечен Джордж Томас. Он хотел плоти на костях - что Джордж думал и чувствовал в то время; что люди на самом деле говорили и как выглядели (поскольку многие уже умерли). Следующий день он проведет, просматривая оставшиеся срочные перекрестные ссылки, и договорится о первом длительном сеансе с Джорджем. Муж фрау Фендерман уже кое-что мелькнуло, маленькие огоньки в конце туннеля, хотя они не объясняли ни пару восточногерманских пиявок, ни ее знакомство с Лондоном.
   Читать. Читать. Читать. Затем конкретизируйте это с Джорджем. Очистите его от всех эмоций, которые он испытывал в те дни в 1941 году.
   Незадолго до того, как он приготовился ко сну, Херби отнес файлы в свою гостиную и запер их в личном сейфе. Когда он это сделал, открылось личное дело Джорджа Томаса. Среди примечаний на первой странице были слова " Принят на работу, министерство обороны" бригадного генерала Гарольда Рамилиса, DSO.
   Да, Большой Херби тоже хотел бы услышать об этом. Набор был датирован августом 1940 года - годом Блицкрига, падения Европы, Дюнкерка, Битвы за Британию и Лондонского Блицкрига. Файл показал, что Джорджу Томасу исполнилось пятьдесят девять лет. В 1940 году он был бы ребенком: двадцать, двадцать один год.
   Херби заснул, думая о том, как память искажается с годами, если нет какого-то конкретного и постоянного напоминания. Как выдержит память Джорджа?
   Прошло несколько дней, прежде чем он смог разобраться с памятью Джорджа. Все не остановилось, потому что он заинтересовался фрау Фендерман.
   На следующее утро была куча рутинной бумажной волокиты, и к обеду Херби пришлось отправиться в Кэмберуэлл, где он провел два часа в захудалом кафе, проверяя еще одного возможного кандидата - немца, натурализовавшегося британцем в течение двадцати лет. но все же имел контакты на Востоке через остатки своей семьи.
   Был уже ближе к вечеру, когда здоровяк снова взялся за чтение файлов - главным образом, отыскивая справочные отрывки, о которых он делал записи прошлой ночью.
   История, которая разворачивалась, была такой же захватывающей, интригующей и полной заложенных вопросов, которые так и остались без ответа.
   Около шести он позвонил Джорджу, который отсутствовал на какой-то конференции, и спросил, если это возможно, не мог бы он позвонить - либо завтра, либо по телефону Сент-Джонс-Вуд сегодня вечером.
   Телефон звонил, когда он входил в квартиру.
   Не Джордж. Шнабельн хочет срочной встречи.
   "У меня есть два шагающих компьютера, которые готовы вести запись". Шнабельн отхлебнул крепкий джин и выглядел довольным собой.
   "Ты собираешься заключить с ними эксклюзивный контракт на запись?"
   - Можешь . Они посмотрели фотографии, и я показал им продукт с безопасного расстояния. Они также прогнали свои мысли через электронные машины". Шнабельн выглядел самодовольным. - Они готовы поклясться, что фрау Фендерман - Хильдегарда Фендерман - прошлой осенью провела два месяца в Англии. В то время в ее паспорте было указано, что она фройляйн Гретхен Вайс.
   "Запишите это в письменном виде", - только и сказал Херби, когда Шнабельн ушел. Потом, как задним числом, у двери: " Hals und Beinbruch. (Сломать себе шею и ногу: удачи.)
   Он вернулся к файлам с большим интересом; но недостаток сна, тепло комнаты и джин заставили его задремать. Он кивнул над бумагами, и его внезапно разбудил телефонный звонок. Инструмент вторгся до такой степени, что он уронил стакан, который разбился о ковер.
   Знак удачи в старой стране, подумал он, неуклюже шагая через комнату.
   На этот раз это был Джордж.
   "Я был бы очень признателен, - Херби покачал головой, чтобы рассеять туман, - если бы мы могли поскорее провести наш первый сеанс".
   Джордж сказал, что завтра днем будет достаточно ясно. Тогда он мог бы уделить пару часов, но Херби хотел большего. Он сожалел, но это было важно и интересно. Он подумал, может быть, Джордж сможет провести вечер вдали от своей прекрасной жены. Может быть, пообедать здесь, в Сент-Джонс-Вуде? Да, целый вечер - только для начала. Суббота была ясной. Значит, в шесть часов в субботу. Хороший.
   Это дало бы Большому Херби Крюгеру время закончить просмотр файлов, а также шанс узнать о Нострадамусе, пророке шестнадцатого века, который, по-видимому, и был причиной всех бед.
   11
   ЛОНДОН 1978
   ПРОЧИТАЛ НЕСКОЛЬКО книг о нацистской партии и ее любовно-ненавистном отношении к оккультизму - в основном вздор; одна автобиография лидера PWE; Таким образом, книга Джеймса Лейвера о Нострадамусе, опубликованная в 1942 году, опирается на события, охватившие Европу в то время; и просмотрел издание "Пророчеств Нострадамуса " в мягкой обложке с комментариями Эрики Читам.
   Херби также закончил основную работу над файлами и провел три интервью. Все это за сорок восемь часов. Более того, он насвистывал какое-то оборудование от Audio и отказывался от предложенной помощи в установке.
   Очень поздно в пятницу вечером у него состоялась еще одна встреча со Шнабельном, который делил свою постоянную вахту с молодым вестфальцем по имени Гиррен.
   Херби улыбнулся своей глупой улыбкой при сопоставлении имен Шнабельн и Гиррен. В прямом переводе они означали "Биллинг и Воркование", хотя ни в том, ни в другом не было многого от любвеобильности. В конце концов Гиррен отправился на Восток под лондонским контролем Херби. За последние три года он стал специалистом в службах безопасности обеих германских республик.
   "Он говорит, что почти уверен", - сообщил Шнабельн.
   Почему же тогда, спросил Херби, Гиррен не приехал лично? Потому что ему нужно еще немного времени, чтобы удостовериться и просмотреть свои источники.
   Это расстроило Херби, потому что, если Гиррен был прав, его собственный контакт BND в посольстве Германии обманывал его. Гиррену показалось, что он узнал и отметил одну из пиявок фрау Фендерман. Он был, по словам Гиррена, хорошим универсалом. Карьерист в БНД. Призрак Федеративной Республики.
   "Дерьмо!" - громко заметил Херби, когда Шнабельн ушел. Он сказал еще несколько нелестных вещей, которые во многом были связаны со сломанными шеями и ногами, но никоим образом не с точки зрения удачи.
   В субботу утром настроил звук. Большой катушечный магнитофон на дне его кухонного шкафа был подключен к тюнеру/усилителю, настроенному на заранее выбранный чистый канал. Затем он разбросал радиожучки по всей главной комнате, выбирая места, где его гость, скорее всего, будет сидеть.
   Магнитофон был настроен на включение звука, и днем - между приготовлением основного блюда к ужину - он провел продолжительный пробный запуск. Чистая звуковая картина была практически из каждой точки квартиры.
   Не то чтобы у него были причины подозревать Джорджа даже в малейшей неосмотрительности, но у Херби был один набор историй, и он хотел, чтобы кожа, плоть, мышцы и сухожилия были записаны на пленку.
   Он приготовил хорошую еду; затем выбрал музыку, переключившись со своей страсти к Малеру на Моцарта. Малер мог произвести на Джорджа тревожное впечатление, и, по крайней мере, он хотел, чтобы тот начал заниматься музыкой.
   Незадолго до шести он включил магнитофон и включил один из более поздних фортепианных концертов (так случилось, что Љ 21 до мажор: Херби Крюгер имел обыкновение выбирать Моцарта наугад - его так много. С Малером я знаю, где я утра; у Моцарта это бочка яблок).
   Музыка отключилась через пару минут после прихода Джорджа, и за ужином они приступили к делу.
   - Проверка памяти сегодня вечером? Джордж Томас раскрошил булочку. На нем был более элегантный пиджак, черный бархат и белая водолазка. Почему? - спрашивал себя Херби так, словно это было важно.
   "Небольшое путешествие назад, я думаю. Мне интересно, Джордж. Я читал о тебе. Господи, ты должен быть Алистером Маклином. Приключения".
   - Ты и сам наелся, Херби. Они только приключения долгое время спустя. Хороший суп.
   Херби поблагодарил его и сказал, что это из консервной банки. Затем ни с того ни с сего он сказал: "1941 год. Нострадамус. Звездный.
   "Господи, Херби. Он старый и усталый".
   Херби сказал, что она не старая и не утомительная для него, и что кое-какую историю придется переписывать, когда файлы будут извлечены из сумки.
   "История? Сноска к истории, может быть. Джордж вдруг выглядел потрясенным. "Христос. Забавно, как все возвращается. После всех этих лет. Вот что я назвал Нострадамусом - сноска к истории. Так я назвал его старому Рамилису, когда он мне все рассказал.
   "Забавный способ вести войну, а? Борьба со словами астролога шестнадцатого века.
   Херби убрал тарелки и принес основное блюдо. На кухне его уверили, и он приготовил респектабельный sauerbraten - жаркое в горшочке с серебряной стороной, дополненное картофельными кнедликами и блюдом из красной капусты.
   "В то время это казалось безумием. Но на ремесле учатся, Херби. Неправильное направление - одно из чернейших искусств". Затем довольно гордо: "Знаешь, я был первым. Что бы ни говорили книги и несмотря на ужасную зимнюю погоду, я был первым".
   "Февраль 41-го? Да?"
   Джордж кивнул и сказал что-то о том, что он такой молодой и дерзкий.
   - Насколько я понимаю, Джордж, задача заключалась в том, чтобы установить контакт с французским источником, которого мы не знали и даже не полностью доверяли. Ты был Каспаром. Он был Мельхиором.
   "Настоящее имя, Мишель Дауни. Выставил себя на продажу по тем каналам, которые остались после Дюнкерка. Профессор Сорбонны. Написал книгу о старом Мишеле де Нострадаме, опубликованную в 1939 году. Геббельс думал, что сможет использовать его. Мы подумали, что сможем использовать и его, и придумали для меня историю. Они пытались доставить меня в Бретань на лодке, но нас сбила электролодка, и нам пришлось бежать. Наконец я добрался до Лизандра. Первый, - гордо повторил он.
   "Мне нужна история, Джордж. Как вы это помните; как только это случилось. Не только сухие слова, но и то, что вы думали, что делали, что говорили".
   "Непростая задача после стольких лет. Почему?"
   "Я же вам сказал. Потому что меня интересует кто-то, кто считает, что частично участвовал в этом.
   "Каспар; Мельхиор и Бальтазар, - сказал себе Джордж.
   - Мы всегда можем вызвать врача. Улыбка Херби делала его похожим на хэллоуинскую тыкву. "Дайте вам порцию сока памяти".
   Без комментариев от Джорджа. Затем, очень медленно, он согласился, но сказал, что все это займет не один вечер. Если он ошибся...
   - Не беспокойся о них. Теперь он был у Херби. Они могли проводить столько времени, сколько хотели. Все время в мире. - Просто попробуй представить себя мальчишкой - какого? - двадцати? Двадцать один?"
   Насчет этого Джордж был не уверен. "Был ли я настолько молод? Может ли кто-нибудь вспомнить, каково это было? Я буду стараться. Начать с входа?
   Отлично; Херби подумал, что можно начать с этого, хотя он предпочел бы начать с самого начала - с вербовки и инструктажа. Самое замечательное было в том, что в таких вещах нельзя было торопиться.
   Джордж набрал полный рот еды и осторожно прожевал, затем проглотил.
   - Пилота звали Варфоломей. Я не вспоминал об этом годами. Варфоломей."
   Так он начал рассказ об Операции Нострадамус и Звездной сети.
   Просматривая документы, Большой Херби наткнулся на множество фотографий: на некоторых был Джордж, сделанный в сороковых годах. Поэтому, когда историю начали пересказывать, Херби попытался увидеть человека напротив таким, каким он был тогда - свежим, молодым, неопытным, дерзким - даже в другой форме.
   По словам Джорджа, это была тяжелая зима. Снег, лед, мокрый снег, туман, дождь и мороз на большей части Европы. В ночь с 26 на 27 февраля было ясно и морозно. Снега было еще много, дул сильный ветер.
   Даже при включенном центральном отоплении после довольно теплого весеннего дня Джордж заставил Херби вздрогнуть.
   Им сказали, что в районе, куда они направляются, снега нет. Но Варфоломей, пилот "Лизандра", беспокоился из-за твердой, как камень, промерзшей земли, которую ни в коем случае нельзя было выровнять.
   Хотя луна была.
   12
   ФРАНЦИЯ 1941
   - ПРОРОК НЕ БЫЛ БЕЗ ЧЕСТИ , - сказала тень, появившаяся из-за тополя. Джордж знал, что это тополь, потому что ему сказали идти к ряду тополей на южной стороне поля. Там была дорога, а все знали, что вдоль дорог северной Франции растут тополя. Во всех лучших путеводителях были фотографии.
   "Спаси в своей стране". Джордж закончил библейскую цитату, задыхаясь и продрогнув до костей, даже после того, как пробежал по полю, как велела ему Фениче. Он говорил по-французски, на родном языке его Maman, который теперь должен был стать его собственным. За это он наедине благословил maman и подумал о ней - увидит ли он ее в Париже?
   В его голове гремел английский: вопросы, в последнюю минуту, к таким людям, как Рамилис ( Что, если он не покажет свою руку? Что, если он подставит меня, а я его не увижу? Если я подозреваю, что один из них несчастлив, какая смазка лучше? ) ) Их ответы не утешали сейчас, ближе к рассвету в лютый мороз - через край. В школе это называли "синий фанк", а дальше по убогой улочке с террасами, где вырос Джордж, они были менее сдержанны. Чертовски испугался, сказали бы они.
   На дальнем конце поля пилот "Лизандра" включил двигатель. Джордж обернулся, чувствуя, как ледяной порыв ветра хлещет его по щеке, словно арктические брызги, и смотрел, как машина катится вперед. Он представил себе запах масла и самолета, который только что покинул; последний запах Англии.
   Маленькие струйки пламени лизнули из выхлопной трубы вдоль радиального капота. Она подпрыгнула один раз, безумно, прежде чем схватить свой тонкий, хотя и естественный элемент, превратившись в силуэт на фоне жемчужного неба, крыло чайки запрокинулось, когда Бартоломью развернулся и взял курс домой.
   Джорджу стало плохо.
   "Каспар?" - спросила тень, приближаясь. Он сжал руку Джорджа, ладонь, вспотевшая, несмотря на холод, внутри грубой шерстяной перчатки. Джордж спросил, была ли тень Мельхиором, зная, что это не может быть, но соблюдая ритуал, который вдолбили ему диспетчеры.
   Нет, он увидит Мельхиора в Париже. Завтра. Слабый вздох облегчения, потому что так было запланировано.
   Теперь к ним приближались другие силуэты, откуда взлетел "Лиззи": вероятно, легкие авианосцы, которые сформировали треугольный сигнальный путь.
   Руки коснулись его спины и плеч в знак приветствия, но его все равно хотелось вырвать.
   Тень сказала, что его зовут Марк, когда он погладил Джорджа, ведя группу через деревья. На другой стороне была дорога: белая, ровная и прямая, пересекаемая слабыми полосами света - луна уже стояла низко - и окаймленная инеем-травой.
   Марк сказал, что до деревни два километра, и что им нужно двигаться быстро. Вы будете вне пределов. "Возможно, это самая опасная часть", - предупредил Рамилис в коттедже рядом с аэродромом. "Комендантский час", - повторил он на ферме перед отъездом.
   - Ближайшие военные находятся более чем в пяти километрах отсюда, и они не слишком беспокоят нас, но... Марк оставил шепчущиеся слова болтаться, как ленточки на воздушном змее ребенка.
   Джордж поблагодарил Бога - или Дьявола, или того, кто позаботился о лунных всадниках, - за то, что они дали ему только маленький чемодан. Были разговоры о радио-чемодане, пианино, но это уладилось само собой. Пианист в сборе, в центре сцены, готов дать вам концерт. Хороша, как Майра Хесс в любой день. Итак, Рамилис.
   Он не мог видеть большую часть деревни: только очертания стен, которые казались серыми, но, казалось, меняли цвет и текстуру по мере того, как они углублялись в единственную короткую главную улицу, узкий тротуар. Где-то рядом залаяла собака, и они остановились на секунду или две. Затем на площадь, не освещенную: табачный бар , закрытый ставнями от ночи и оккупантов; на стене металлическая реклама - Byrrh или Dubonnet.
   Наконец дверь, ведущая прямо с улицы. Серия ударов и сноп света, когда дверь открылась, чтобы впустить их. Только Джордж и Марк. Остальные исчезли за деревней.
   Кухня была теплой. Одно место, накрытое за голым столом, и две женщины, стоящие у печи. Один старый, как что-то у Брейгеля Старшего, весь в складках черных, маленький, как погнутая кадка; другой помоложе и худощавый, с лицом, выдающим вспыльчивый характер.
   Они без улыбки поздоровались с Джорджем, и его усадили и поели. Его все еще тошнило, но хлеб оказался лучше, чем он ожидал, а суп, в основном картофельный, мог быть приготовлен только во Франции. Марк достал бутылку сносных грубых румян , и они вместе выпили, лукаво поглядывая друг на друга через стол.
   В конце концов, Марк объяснил ситуацию, запинаясь, как будто женщины не знали всего. Завтра в Париже назначена встреча с Мельхиором. Они не хотели знать никаких подробностей. Их работа заключалась в том, чтобы просто передать Джорджа Мельхиору (только он, конечно, называл Джорджа именем Каспар). Худощавая девушка была его женой, Терезой Аббо, а Джордж должен был приходиться ей шурином. Она отвезет его в Париж на поезде, если поезда ходят, и укажет ему правильное направление. Это была их работа. Ни больше ни меньше.
   Он предположил, что документы Джорджа в порядке, и Джордж уверил его, что они в порядке, про себя молясь, чтобы на другом конце все было в порядке. Где-то, подумал он, Эпиктет спрашивал: "Что значит быть философом? Разве не нужно быть готовым к событиям?" Он надеялся, что Рамилис и компания были философами.
   Они постелили в углу кухни и оставили его одного. Хотя сейчас ему стало теплее, спать было уже поздно. Может быть, он задремал. Возможно, но едва ли прошло какое-то время, прежде чем это место снова ожило.
   Они ушли около шести часов, выпив кружку с вонючим кофе, во время которого Марк сделал несколько уместных предупреждений. Хитрость, по его словам, заключалась в том, чтобы вести себя нормально. Джорджу снова стало плохо, он знал, что это не связано с кофе, а скорее со страхом.
   "Первые несколько дней имеют значение", - сказал Рамилис. Это уязвимый период, когда вы акклиматизируетесь и осваиваетесь. Что они знали? Все равно все импровизировали. Попытка добраться на лодке была такой же импровизацией, как и высадка Лисандра. Даже его контакт с Мельхиором был импровизацией - Мишель Дауни из Сорбонны, известный преподаватель социальной психологии, авторитет в области суеверий и оккультизма, не говоря уже о Нострадамусе.
   Марк объяснил, что проверки документов проводились выборочно, особенно в крупных городах, но волноваться не о чем. Боше были слишком заняты заботой о себе. Иногда попадаешь к свинье унтер-офицеру, который нацелился на продвижение по службе, но в целом они были в порядке, главное, чтобы ты знал свое место. Джордж сказал, что знает свое место.
   Старуха стучала у печки, бормоча заклинания. Глаз тритонов и амброзии не было видно, но Джордж прикинул, что они недалеко. Незадолго до того, как они ушли, она наткнулась на стаканы с янтарной жидкостью для Джорджа и девушки. На вкус он был как спирт-сырец, в который кто-то бросил фосфор.
   Когда Джордж поднялся глотнуть воздуха, Марк сказал, что полиция хуже, чем бош, потому что, поскольку они французы, их задницы всегда в опасности. Они должны были работать рука об руку с ублюдками и отстаивать новый закон и новый порядок. Они поддержали новый закон: неукоснительно. Если бы они этого не сделали, боше открутили бы уши, и их задницы отвалились бы. Он сплюнул. Старуха тоже сплюнула - Джордж подумал, не попало ли это в ее кастрюлю.
   Снаружи моросил дождь, похожий на пропитанный древесный дым, и Тереза шла, словно следуя за плугом, устремив глаза в неподвижную точку на горизонте.
   "Как далеко?" - спросил Джордж.
   "Недалеко." Она не внушала ни доверия, ни желания. Он был нежелательным событием в ее жизни.
   Она молчала, когда они добрались до вокзала, и на протяжении всего пути, во время которого они делили вагон с тремя молодыми немецкими солдатами, несущими уставные чемоданы. Была и хорошо одетая французская пара. Все были очень вежливы, и солдаты, думая, как и все иностранцы за границей в то время, что их не поймут, говорили об отпуске, который у них будет в Париже, и о девушках, которых они будут трахать.
   Они вышли на север чуть позже десяти, и даже солдаты старались быть любезными, прощаясь и кивая с туристическими улыбками.
   Джордж всегда был в восторге от приезда в Париж. С тех пор, как его maman впервые привела его туда, он приравнял это к греху. Особый запах городских вокзалов пробуждал в нем старого Адама быстрее, чем запах красивой женщины.
   Запах был точно таким же; и шум и суета. Из-под вагонов поднимался пар, в воздухе висел дым от двигателей. Тот же самый старый пузырь галльской болтливости был повсюду, даже французский смех, который редко обходится дешево.
   Носильщики выглядели старше, чем когда-либо, и, вероятно, таковыми и были, одетые в синее платье de travaille. Если бы он ожидал найти серую и запуганную ситуацию, то Джордж был бы сбит с толку, потому что все это было очень знакомо: как возвращение домой.
   Только когда они добрались до главного зала, все изменилось. Были обычные толпы; женщины, казалось, были одеты, как всегда, некоторые даже модно вырядились, хотя это были главным образом те, что цеплялись за рукава мундиров: серого немецкого цвета. Таких было много. Много было и плакатов: черные, кричащие заголовки, призывающие Внимание! Были и флаги, большие красные знамена с белыми кругами вокруг свастики. Но запах Парижа был прежним.
   У шлагбаума крупный неуклюжий мальчик с крестьянским лицом в форме вермахта, с винтовкой на правом плече, наблюдал за лицами, пока контролер брал билеты. У солдата было озадаченное выражение лица, как будто его работа заключалась в том, чтобы читать лица, чьи алфавиты он еще не освоил.
   Они вышли в вестибюль, и Тереза схватила Джорджа за руку, поворачивая его. Он чувствовал, что это движение походило на движение какого-то боевика из кино, подставляющего кого-то на пулю в спину. Впервые она показала эмоции. Она была неплохой маленькой актрисой, для крестьянки.
   "Здесь я оставляю вас, Жорж", - сказала она, и он задался вопросом, знает ли она его имя. Марк все время называл его Каспаром, но в документах он значился как Жорж Тома - добавление одной маленькой "с" к христианскому имени делало его полностью французом; с Томасом произносится Тома.
   Тереза притянула его к себе. - Я поцелую тебя, как зятя, и уйду. Ты машешь мне, а потом поворачиваешься. Мельхиор идет прямо за вами и идет к нам. У него палка из-за хромоты. Удачи. Будьте здоровы."
   Хромота, о которой он знал. Авария 1936 года: мотоцикл в стране Нострадамуса - Провансе.
   Джордж смотрел, как она уходит, останавливаясь, поворачиваясь, чтобы помахать рукой, а затем исчезая в толпе, обойдя небольшой отряд немецких солдат, которых вел к одной из платформ сержант, выглядевший так, словно с него сварили кожу и освежевали.
   Джордж выждал мгновение, а затем повернулся, приготовившись выглядеть так, будто осматривает толпу. Он сразу узнал Мельхиора, Мишеля Дауни, несмотря на свой рост и возраст, к которым не был готов. Фениче, знавшая Дауэя до падения Франции, не упомянула о возрасте, полагая, что фотографий достаточно. На фотографиях он выглядел старше. Джордж ждал мужчину лет пятидесяти. Вместо этого он смотрел в то же самое лицо с фотографий, хотя оно, казалось, потеряло годы. Ему могло быть самое большее сорок: красивый, с аккуратной и подстриженной бородой, без пятен седины; глаза яркие и твердые, рот большой, с губами, которые выглядели как хорошие новости для женщин.
   Джордж также представлял его ростом около пяти футов; ему было немногим больше шести - может быть, даже выше, потому что хромота выглядела болезненной и тянула его вниз.
   Он был безукоризненно выгнан, хотя, возможно, и устарел на десятилетие. Конечно, широкополая шляпа была из другого времени, и Джордж не был уверен в покрое темного приталенного пальто с бархатным воротником. Он чувствовал себя очень потрепанным в плохо сидящей одежде, которую ему предоставили в Англии, рядом с этим франтом-французом.
   Даже с больной ногой Мишель Дауни двигался быстро и прямо; никакого краба, только болезненное привязывание на скорости, используя тяжелую черную трость в качестве дополнительной ноги.
   Выверни его наизнанку", - сказал Рамилис. - Он тебя узнает, - добавила Фениче. Он заберет тебя. На Северном вокзале будет очень многолюдно, так что вы должны последовать его примеру.
   Джордж так и делал, постоянно слыша слова своих наставников. На расстоянии примерно двенадцати шагов Мишель Дауней заговорил, почти выкрикивая: "Джордж, наконец-то ты здесь. Хорошо...хорошо..." и с последним "хорошим", на восходящей частоте, хватал руки и бормотал вплотную, что пророк не без чести.
   Рукоять сокрушала кости. Джордж вздрогнул, когда закончил приветствие. Дауни продолжал говорить быстро.
   "Вы не должны волноваться. Не бойтесь и не ведите себя испуганно. Все нормально." У нас компания, сказал он, а значит, подвезти на машине - роскошь.
   "Компания" стояла перед станцией. Два офицера. Майор и капитан. Штурмбаннфюрер СС и оберстурнфюрер СС в блестящих элегантных синих мундирах с золотыми молниями на лацканах. Молодой, свежий, острый как нож и полный уверенности.
   Джордж узнал шрифт. У них обоих было то же самое безжалостное обаяние, которое он видел у публичных школьников из Англии: то же высокомерие, от яркого блеска на их сапогах до небрежного угла, в котором они носили кепки. Они даже цокали каблуками, ведя себя по отношению к Дауни с мерным почтением.
   Дауни сделал честь. Джорджа он называл "мой старый и уважаемый коллега Жорж Томас". Двумя эсэсовцами были штурмбаннфюрер СС Генрих Куче и оберштурмфюрер СС Йозеф Вальд.
   13
   ЛОНДОН 1978
   "J ЕСУС. Я ПОЛУЧУ КОФЕ? Херби Крюгер встал из-за стола, мысленно погрузившись в настоящее. Джордж сидел и смотрел на стену, словно видел ее снова и снова. Англичанин, прибывший в оккупированную Францию, чтобы встретиться с неизвестным контактным лицом, у которого, как оказалось, были приятели в СС.
   Херби указал на один из других стульев и начал убирать посуду. Кофе через минуту, сказал он Джорджу.
   "На станции?" Херби стоял, его тело заполнило дверной проем, наполовину входя и выходя из кухни, с кофейником в правой руке. - Эсэсовцы встретили вас на вокзале? С серией кудахтаний он вернулся.
   Когда он вышел в главную комнату с подносом, то обнаружил, что Джордж сидит в одном из своих мягких кресел и курит маленькую сигару.
   Херби сказал, что это то, чего он действительно хотел: история из первых уст. Куче и Вальд, естественно, были в файлах, но подобные подробности - высадка, погода, встреча с Мишелем Дауни на Гар-дю-Нор с эсэсовцем на буксире - это то, что он хотел услышать.
   Поселились за кофе.
   "Джордж, прости меня. Твои родители - кроме того, что твоя мать француженка - она, конечно, в файлах. О твоих родителях мало что известно.
   Джордж рассмеялся, запрокинув голову, звук исходил из его горла. Своя страшная тайна, сказал он. В наше время это было ничего. В тридцатые годы, с его честолюбием, вы держали в тайне свое происхождение.
   "Эрби, я был сыном машиниста паровоза и французской шлюхи. Это так просто. Она опередила свое время. Отсев. Хорошая семья. Приехал из-под Парижа. Хорошее образование. Большая ссора с родителями, когда ей было около семнадцати. Приехал в Англию. Пошел на игру. Старик познакомился с ней на каком-то бобе - он работал на Великой Западной железной дороге, жил в Дидкоте. Встретил ее и женился на ней. Мы жили на маленькой террасе не с той стороны путей, как говорят американцы, и я был воспитан так, чтобы говорить на двух языках. Так я попал в местную гимназию. Стипендия. Я не думаю, что многие сыновья машинистов паровозов получали стипендии в хороших гимназиях в 1930-х годах, но я сделал это на своем французском языке. Maman сделала это за меня".
   Он пошутил о том, что она была оригинальной tarte avec le coeur. - Хотя я думаю, что ее бедная старая душа немного пошатнулась, когда старик умер, въехав на своем "четыре-шесть-четыре" в заднюю часть медленного грузового автомобиля недалеко от Суиндона.
   Это было в 1937 году, и маленький дом с террасами - Локхилл-Террас - был совсем рядом. Но к тому времени Джордж выиграл еще одну стипендию: в Оксфорд, в университет.
   "У мамы были большие амбиции в отношении меня". Джордж выпустил облачко дыма и посмотрел сквозь него, его глаза смягчились, куда-то далеко, думая о прошлом. - А я так много ей отказывал. Очень обидчивая, Херби, старая добрая английская классовая система. Сейчас очень модно иметь такое же происхождение, как и я. Затем? Ну, я убежал от него за милю.
   "Глубокое укрытие". Херби налил еще кофе.
   Джордж согласился. Добавив, это то, что Рамилис сказал о нем. Он провел большую часть своей жизни в глубоком укрытии.
   "В университете?"
   Джордж снова издал свой гортанный смех. "Особенно в университете. В течение недели после подъема я создал фиктивный фон. Maman была французской аристократкой, а старик был чем-то загадочным в стали, что, если учесть обстоятельства его смерти, не так далеко.
   Херби зарычал и заметил, что Джордж хорошо учится в Оксфорде. Блестящий. Впервые в истории Франция шестнадцатого века стала его особым предметом. - А старый Рамилис был вашим учителем?
   Джордж кивнул.
   - А позже Рамилис завербовал тебя. Можешь рассказать мне об этом, Джордж? Расскажи мне, как они втянули тебя в дело с Нострадамусом. Если я правильно прочитал файлы, они вытащили вас только для этой цели.
   Джордж спросил, не говорил ли Херби об этом с заместителем директора - "Он возился в аббатстве, когда они, наконец, доставили меня туда", - как бы уклоняясь от вопроса.
   Херби сказал, что ему нужно это от Джорджа. - Я хочу прочесать твой разум, а не хитрый мозг дорогого старого Уиллиса. Ты был у него, Джордж? В качестве главы отдела перспективного планирования (Европа) Джордж был знаком с основами задания Херби. Для него было бы естественно бежать к директору или его заместителю.
   Наступило долгое молчание, во время которого Джордж раздавил маленькую сигару в большую стеклянную пепельницу перед собой. Да, он был в Уиллисе. Чего ожидал Херби? Никому не нравилось, когда ему говорили, что кто-то копается в его ограниченном прошлом, не зная точно, почему. Особенно кто-то старше Джорджа.
   - Он сказал тебе не волноваться, а?
   Уиллис Мейтленд-Вуд сказал что-то подобное, и Джордж был с ним прямолинеен: спросил, не проверяют ли его по каким-то зловещим причинам.
   - У тебя что-то на совести, Джордж?
   Нет, но в это время происходило много странного - и тогда, и позже. Он не волновался. Любопытно однако.
   Как черт он не волновался. Херби снова наполнил кофейные чашки. Любой, кто провел время в поле, был дураком, если его не беспокоило прошлое. Если бы было что-то, что никто из них не мог пережить. На их плечах были тени. Большому Херби иногда снились кошмары о них - двойные сделки, невыполненные обещания, коварные действия в лабиринте, смерти. Картины ада Босха не шли ни в какое сравнение с душами тех, кто работал среди тайных переулков Европы в течение последних четырех десятилетий.
   Не было никаких подозрений - ничего на Джорджа: Херби говорил самым нежным голосом. Просто ссылка. Нечего бояться.
   Джордж снова кивнул и пожал плечами. Это не было личным, идти к ДД. Херби должен это понимать. Отсутствие недоверия. Херби понял и снова спросил о его вербовке.
   "Старый Рамилис - Раммер, как мы его звали, - был хранителем секретов. Как мой наставник, он знал, откуда я родом, родители, все. Я продолжал поддерживать эту видимость того, что я из более высокого класса; иметь денежное прошлое. Господи, снобизм тех дней. Я действительно считал, что это необходимо". Он сделал движение правой рукой, выбрасывая руку вперед и вращая кисть от запястья. Херби подумал, что это должно было показать, что он уже говорил обо всем этом. Затем смех, на этот раз более глухой. "В те дни у меня была настоящая совесть. Нашел притворство напряжением. Пошел к Рамилесу по этому поводу. Он был очень любезен и сказал, что понимает и что с ним моя тайна в безопасности".
   Нет ничего плохого в том, чтобы пытаться стать лучше , сказал он молодому грубому Томасу. Хотя не знаю, одобряю ли я ваше мнение о родителях. Некоторые бы гордились этим фоном. Но если ты так хочешь, то кто я такой, чтобы выбивать коврик из-под твоих ног.
   Вслух Джордж сказал: "Господи, Херби, каким невыносимым маленьким перевернутым снобом я был в те дни".
   Херби осторожно натянул поводья и вернул его к делу вербовки.
   Джордж уставился в стену. Это случилось после Дюнкерка, сказал он. Затем он начал долгое, иногда мучительно ностальгическое путешествие в 1939 год.
   Что вы сделали со степенью по истории первого класса и специальным знанием Франции шестнадцатого века? Это было его проблемой в 39-м. Проблема, решенная войной. Еще у него были французский и немецкий - может быть, элементарный немецкий, но достаточно. Он подозревал, что Рамилис приложил руку к тому, чтобы выставить его на комиссию. Армия. Франция начало 1940-х. Потом разгром. Резервные копии. Спасаться бегством. На тренировках их учили таким вещам, как взвод в обороне и нападении. В наставлениях и учениях ничего не говорилось о разгроме взвода. Это была настоящая война. Май 1940 года, когда танки генерала Гудериана начали сегментировать Европу и делить ее на аккуратные участки для Третьего рейха.
   На это у них ушло чуть больше двух недель. Блицкриг. Молниеносная война. Джордж и его люди всю дорогу держались немного впереди.
   Он говорил о жаре и забитых дорогах; глаза перепуганных бегущих в никуда беженцев; пыль; кипящие радиаторы; женщины толкают детские коляски и тянут детей; стариков везли на ручных тележках, и "Штуки", которые прибывали каждый день, взрывая все, что двигалось, играя в военную игру в чехарду с танками.
   Для Джорджа это закончилось осколками в плече и тремя сломанными ребрами в результате минометного огня на известняковом перекрестке примерно в десяти милях к югу от Дюнкерка.
   Он не помнил ни пляжа, ни того, как его спасли. Он помнил только вид с маленького корабля.
   "С кормы казалось, что вся Франция в огне. Маслянистый дым заслонил солнце. Следующее, что я знал, была больница на безопасной стороне Гилфорда.
   Там его продержали месяц, а затем отправили на поправку недалеко от Оксфорда.
   "Нам пришлось носить бесформенные синие брюки и куртки, чтобы показать, что мы ранены. Пойдем в город. Люди смотрели на нас без жалости, как на уродов. Я продолжал мечтать о Maman. Она вернулась во Францию в 39-м и удачно вышла замуж. Он был в запахе. Богатый. Я видел ее однажды во время трехдневного перелета в Париж до того, как Джерри уехал.
   Его продержали в больнице дольше, чем нужно, а когда он уехал, то быстро и с позором.
   "Мои ноги не касались земли". Джордж ухмыльнулся. "Неприятности, связанные с дежурным врачом, мной и медсестрой по имени Гвинет. Однажды поздно ночью дежурный МО вошел в мою комнату - "ничего не сказал?"
   Херби усмехнулся, но Джордж снова исчез, вне хронологии, мысленно возвращаясь к Франции и отступлению. "Это было чертовски ужасно. Я любитель ярлыков, Херби, и помню, как снова и снова думал о словах Тацита - в те дни я был ближе к классной комнате.
   - Что сказал Тацит?
   "Они создают пустыню и называют это миром".
   Он ожидал какого-то наказания. Вместо этого было приказано явиться в комнату 444 военного министерства. Джордж попал в Лондон рано утром - в развалины ночного рейда. Блиц был в самом разгаре.
   "Рамилис был последним человеком, которого я ожидал увидеть. Особенно Рамилис в боевом обмундировании - высокопоставленный бригадный генерал выглядывает из-за стола WD, заваленного книгами и бумагами, словно это модель горизонта Нью-Йорка".
   Ах, молодой Томас. Рад, что ты смог прийти. Это было приветствие.
   Началась вербовка. Только Джордж Томас не знал, что это было, или как, или почему.
   14
   ЛОНДОН 1940
   РАМИЛИСЫ ПРОДОЛЖАЛИ СЛУШАТЬСЯ. " Особенно просила тебя, дорогой мальчик", - откидывая назад прядь волос. "Садиться. Садитесь".
   Джордж отодвинул несколько книг и сел, думая о подтянутом сержанте ОВД, который его доложил. Когда он вошел в приемную, она выглядела скучающей, капая чем-то похожим на кровь на ногти неконтролируемой длины.
   - Видишь ли, у тебя есть все необходимые качества. Рамилис продолжал гладить его по волосам. "Французский как родной. Беспощадное честолюбие - мы знаем об этом, не так ли? Вероятно, у него тоже есть инстинкт убийцы. Слышал, ты справился с этим во Франции. Теперь лучше?" Он не стал ждать ответа.
   "Французский как родной. Как твоя мать, Джордж?
   Джордж сказал, что с ней все было в порядке, когда он в последний раз видел ее в Париже. Теперь Бог знал.
   Рамилис напомнил ему питона, хотя он никак не мог понять, почему. Может быть, дело было в улыбке и привычке облизывать губы; или, может быть, живот вздут и неуместен на его стройном теле, как будто он проглотил что-то живое.
   Рамилис продолжал. "Также хороший актер. Об этом тоже известно, Джордж, не так ли? Хороший актер. Глубокая крышка. Фокси.
   Джордж почувствовал беспокойство. Фокси? Это то, что его старый наставник думал о нем? Он спросил, почему его вызвали в военное министерство.
   "Небольшое исследование для начала". Рамилис откинулся на спинку стула и снова улыбнулся, постоянно и тайком прижимая его к тонким губам. "Все во благое дело. Мне сказали, что у меня было место для непослушных. Думаешь, ты был здесь ради парика? Военное время, Джордж. В эти дни вас не запирают и не отправляют вниз. Ты не хочешь, чтобы тебя отправили ко мне? Я так и думал, что ты это сделаешь.
   "Зависит от."
   - Мишель де Нострадам, - загадочно ответил он. - Вы, будучи знатоком Франции шестнадцатого века, должны знать все о Мишеле де Нострадаме.
   Джордж знал немногое: что он жил в Провансе; был хорошим врачом и стал астрологом Екатерины Медичи. Это было почти все, кроме смутного знания, что его астрологические пророчества часто цитировались среди идиотов, которые верили в подобные вещи.
   "Ах". Рамилис снова отодвинул стул. "Странные пророчества старого Нострадамуса сейчас очень востребованы. Я бы хотел, чтобы вы изучили их для меня".
   - Ты не можешь быть серьезным. Идет война..."
   "Да, я знаю. Уверяю вас, это метод военных действий в безумии . Вот... - Он сунул руки в мусор на столе и выудил две книги. Это напомнило Джорджу человека, щекочущего форель.
   Одна была копией Les Prophéties de Me. Мишеля Нострадамуса, который выглядел так, как будто это, возможно, редкая коллекционная вещь. Другой был современным произведением. На форзаце указана дата: 1939 год: опубликовано в Париже под каким-то академическим оттиском и озаглавлено Le Prophète de Salon.
   Нострадамус жил в городе Салон, так что Джорджу не нужно было быть гением, чтобы понять природу книги. Его автором был Мишель Дауни.
   - Даунэй, - тихо произнес Рамилис, словно прочитав мысли Джорджа. - Он что-то в Сорбонне.
   "Или был. У них были проблемы во Франции.
   - Все еще в Сорбонне, дорогой мальчик. Мы знаем о нем. В Институте психологии мы связались".
   "В последнее время?" Джордж подумал, что он саркастичен, но Рамилис воспринял это как совершенно нормальный вопрос и сказал, да, на самом деле только на прошлой неделе.
   "Интересная книга, - продолжил он. довольно застенчивый, как будто он обсуждал какую-то работу вражеского ученого. "Хочу, чтобы вы прочитали его и еще раз просмотрели пророчества. Вы их читали, я полагаю?
   "Не жадно". Во время изучения Франции шестнадцатого века Джорджу никогда не приходило в голову, что в порядке вещей пробираться через тысячу с лишним стихов - четверостиший, как их называли педанты, - составляющих пророческий труд Нострадамуса. Как и большинство людей, занимавшихся специальными исследованиями того периода во Франции, он как-то странно косился на них, но считал, что они представляли собой такую мешанину, что они могли заставить их говорить все, что угодно.
   "Ты неверующий. Вы не думаете, что он оказал значительное влияние на Екатерину Медичи? Язык Рамилис облизывался, как сумасшедший.
   "Я недостаточно знаю о нем. В конце концов, он всего лишь сноска в истории".
   "Хороший. Мне нравится, что. Тем не менее нам придется превратить вас в верующего. Пропагандистские штучки, это. Старый Геббельс использовал пророчества - Нострадамус упоминает Гитлера по имени, знаете ли? Странная точность. На борьбу с огнем с огнем. Это работа. Хочу, чтобы ты прочитал его; выучить и внутренне переварить его - и книгу Дауэя тоже. Наверное, какая-то астрология. Ваше будущее среди звезд".
   Джордж знал, что он выглядит недовольным. Это должно было стать академической работой.
   - Это дело государственной важности, - пропищал Рамилис. "Молодой Джордж Томас, вы прочитаете его за короля и страну", - последнее произнесено как застенчивая пощечина.
   Джордж вздохнул.
   - Специально для вас спросил. Ты человек для работы. Все таланты. Я занимаюсь вербовкой, Джордж. Что ты думаешь об этом? От дона до банды прессы одним движением, а?
   Джордж почувствовал себя еще более подавленным и спросил, где можно прочитать все это.
   "Вы действительно должны называть меня "сэр", знаете ли". Рамилис стал почти игривым.
   "Где мне читать, сэр? "
   - У меня для тебя есть прелестное маленькое жилище. Он сверкнул зубами и поднялся, обнажая большой живот. "Отвезу вас туда сам", - щелкнул выключателем большого переговорного устройства из дерева и металла на его столе. - Пожалуйста, Синтия, заводи мотор. Он говорил в инструмент, как будто тот мог нанести ответный удар.
   15
   ЛОНДОН 1978
   " БЕСПЛАТНАЯ ВЕРБОВКА, ДЖОРДЖ. ЕЩЕ кофе?" Херби перешел к горшку, когда они подошли к естественному перерыву в повествовании.
   - Ты никогда не встречался со старым Раммером, не так ли? Джордж кивнул, требуя добавку. Пришло время перейти к бренди, и Херби уже неуклюже брел по комнате. К сожалению, он никогда не встречал Рамилиса, легенду прежних времен.
   "Шутливая, коварная старая королева. Подсадил меня, как ты говоришь, безболезненно.
   - спросил Херби, когда ему наконец сообщили плохие новости, и Джордж сказал, что это заняло много времени. Они поместили его в пурду; в том, что сейчас назвали бы безопасным домом ("Может быть, все еще числится в документах") недалеко от Олдвича. Целый день работай над этими чертовыми четверостишиями; прочитать книгу Мишеля Дауни; телефонные звонки от Рамилис и случайные визиты утешения от сержанта ОВД по имени Синтия. Ночью бомбы.
   Херби спросил, стал ли он верить в пророчества.
   Нет, но он относился к ним более серьезно. Книга Дауни помогла.
   Они долго говорили о периоде учебы Джорджа, в самом центре Лондона, где кошмары бомбежек продолжались до утра. Херби внимательно прислушался, поскольку понял, что это был решающий период: время, когда Джордж Томас, сам того не зная, брал на себя роль академического оккультиста, изучая его глубокое прикрытие.
   Джордж расширил теории, которые он все еще мог выдвигать тридцать лет спустя. Он мог даже цитировать пророчества и перефразировать книгу Мишеля Дауни. Замечательно, подумал Херби.
   Затем зазвонил телефон. Шнабельн ищет интервью для Гиррена. Завтра не подойдет? Не в ваших интересах, ясно дал понять Шнабельн. Ладно, сказал ему Херби. Дайте ему один час и проверьте главное окно. (Одна занавеска была бы отодвинута, если бы все было чисто. Это был знак дома, который они уже использовали во время учений. Херби был великим мастером в том, чтобы заставить своих людей пройти через их шаги.)
   Джордж вопросительно поднял глаза.
   - Один из моих новобранцев. Херби снова тяжело сел. "Заставлять их работать, чтобы зарабатывать на жизнь, и им это не нравится".
   "Никто из них никогда этого не делает. Тебе понравился твой контроллер?"
   "Я не обращал на него особого внимания. Поправочка - терпеть не мог его. Всегда любовь-ненависть. Когда они сообщили о тебе, Джордж?
   "О Stellar и операции? Не раньше января 41-го.
   После сосредоточенного изучения в квартире его повезли в аббатство. (Аббатство, загородная резиденция одной из старинных английских семей, во время войны использовалось и как тренировочная площадка, и как мозговой центр для Управления специальных операций. Херби пришлось напомнить себе, что время, о котором правильно через несколько месяцев.)
   "Я встретил Фениче, француза, который давал Министерству иностранных дел много материалов из Парижа до 1939 года и до падения Франции. Он знал Дауэя. А также старый Сэнди Лидерер, который устанавливал передатчик недалеко от Дувра, готовый передавать фальшивые сообщения. Они много говорили о психологической войне и запутывании противника".
   Джордж криво усмехнулся. - Должен был знать, что это не так просто, когда меня отправили в Шотландию. Это был курс повышения квалификации в лагере "Сила через радость". Все самое интересное на ярмарке. Выживание. Жизнь за счет земли. Оружие. Карты.
   "В детстве меня воспитывали жестко. Когда вы вошли на Локхилл-Террас в щегольской школьной форме, вы научились давать отпор. В Шотландии у нас был кожаный маленький инструктор, который первым открыл смерть по всей Империи - дзюдо, карате и все их разновидности. Я стал любимчиком учителя. Послушайте его сейчас . Вы грязный боец, сэр. Обратите на него внимание, господа, он грязный боец. Как раз то, что нам нужно ".
   - Потом обратно в аббатство? - спросил Херби.
   Джордж дал утвердительный ответ. Вернемся к аббатству и новостям. Объем оп. Херби хотел все это подробно. Дни с Fenice и Leaderer. Ночи с Рамилис. Все это. Все, что он мог вспомнить.
   Джордж говорил долго, а Херби близился к сроку с Гирреном. Неохотно он довел дело до конца. - На одну ночь хватит, Джордж. Это увлекательно. Как раз то, что мне нужно". Терпеливо он дал понять, что ему нужна пара очень длинных сессий, чтобы заполнить все, что произошло во время операции и после нее. "Подождите пару дней. Много концентрации. Но... если у вас есть время...
   Конечно, Джордж согласился. Было интересно вернуться к нему. Хорошее умственное упражнение.
   Два дня. Два полных дня, и они это сделают. Джордж отпросился в понедельник утром, но сказал, что выпишется из офиса с полудня до утра четверга. - Полагаю, ты хочешь этого здесь, а не в священных залах?
   Херби счел свою квартиру лучшей, горячо поблагодарил Джорджа и проводил его до лифта. - Ты не представляешь, какая это была помощь, Джордж. Ты знаешь, как я должен быть осторожен...
   "Пока я получу окончательный результат".
   Вернувшись, Херби отдернул одну из штор в гостиной, прошел на кухню, выключил магнитофон. В гостиной снова запустите Моцарта с самого начала.
   С очень большой кружкой бренди в руке он сел ждать Гиррена, думая о последней части разговора с Джорджем. Завтра он прослушает запись, просто для того, чтобы усвоить детали - взгляд Джорджа на пророчества и полный масштаб операции, которая привела к оккупации Парижа, лицом к лицу со своим связным и парой офицеров СС.
   Гиррен прибыл угрюмым и обеспокоенным. Это был невысокий, худощавый, серьезный мужчина лет двадцати с небольшим: идеальный фон для новой команды и, как уже обнаружил Херби, второстепенный авторитет в западногерманских организациях безопасности и их личностях.
   Он говорил очень быстро и даже не замечал, когда Херби предлагал ему стул или напиток. Для начала женщина. Шнабельн сказал ему, что есть доказательства того, что она была в Англии раньше под именем Гретхен Вайс? Да. Женщина Вайс была мертва. Это был не Вайс.
   Херби оставался терпеливым. Он знал это. Это была сестра женщины Вайс.
   "Я знала Гретхен Вайс". По тону можно было предположить, что Гиррен не любил ее, но не стал бы говорить плохо о мертвых. "Она работала на американцев. Она также была рука об руку с BfV". - Федеральное управление по защите конституции: кольчужный кулак BND.
   Шнабельн, подсказал ему Херби, предположил, что он заметил одного из тяжеловесов, пиявящих женщину Фендерман.
   Действительно, у него было. Оба сейчас. Они были хорошей командой. Неактивен какое-то время. Вероятно, творческий отпуск. Некоторое время не появлялся в немецких притонах. Начент, так звали старшего. Наблюдатель, смотритель: универсальный оперативник. Ганс Нахент. Тридцать шесть лет и чертовски хорош. Его товарищем по команде был человек по имени Биллштейн. Маркус Биллштейн. Тридцать один. Тот же промысел, что и у его соучастника преступления. Оба высококвалифицированные оперативники БНД более неприятного и подрывного толка.
   Гиррен не сомневался, что они следят за женщиной, Фендерман, и она это знала. Какова бы ни была цель, все это было уловкой Федеральной разведывательной службы.
   Херби очень любезно поблагодарил его, проверил, работает ли Шнабельн, и сказал, что свяжется с ним.
   Когда Гиррен ушел, высунув голову вперед и в вечной спешке, Херби налил себе еще большую порцию бренди, поставил Вторую симфонию Малера - "Воскресение" - и попытался сконцентрироваться. К концу работы он стал и очень тронут, и встревожен. Достаточно, чтобы оправдать еще один бренди, который он быстро выпил. Это помогло бы уснуть. Завтра Джордж Томас на пленке. Только ограниченный внешний вид.
   Сон Херби был глубоким и успокаивающим. Никаких ночных кошмаров, пока не зазвонил телефон, и, схватив инструмент, он увидел, что сейчас воскресенье, половина одиннадцатого утра.
   Гиррен что-то срочно сказал ему в ухо. "Полиция и специальный отдел уже здесь. Думаю, тебе стоит прийти. Какой-то идиот пристрелил женщину из Фендермана, когда она выходила из отеля.
   "Когда?"
   - Пятнадцать... двадцать минут назад.
   "Наши друзья?"
   - Погнались, но они вернулись. Не вступая в контакт с властями. Это место кишит прессой и полицией".
   Херби сказал, что сейчас приедет.
   16
   ЛОНДОН 1978
   ХЕРБИ НЕ был склонен к поспешным действиям. Позже он решил, что это классический случай двоемыслия в сочетании с бренди.
   На самом деле он был в такси, направляясь в отель "Девоншир" в Бэйсуотере, когда осознал ошибочность суждения. Гиррен - а теперь, возможно, и Шнабельн - были начеку. Как и пара мужчин BND.
   Что касается фрау Фендерман, Херби Крюгер был государственным служащим, работавшим в Государственном архиве. У него было удостоверение личности, которое позволило бы ему пройти через любой полицейский кордон, но признание было неизбежным - если не вышеупомянутыми Начентом и Биллштейном, то уж точно фрау Фендерман. Предстоит многое объяснить, и он еще не был готов раскрыть это.
   Он велел таксисту высадить его на Бэйсуотер-роуд и пошел к ближайшей телефонной будке. Инструмент подвергся вандализму, что добавило еще десять минут ходьбы, чтобы найти работающую машину. Сверившись со своим маленьким карманным справочником, он набрал домашний номер Уорбоев.
   Молодой человек был недоволен: "Я не на дежурстве..." - начал он и продолжал бы, если бы Херби Крюгер не оборвал его, указав, что не обязательно быть на дежурстве, чтобы вас вызвали, и что отказ означал бы короткое и резкое интервью с Табби Финчером и сэром Уиллисом при первой же возможности.
   Через двадцать минут появились Уорбои, выглядевшие заспанными и небритыми. Херби быстро распорядился. Просветите свою карту в любом медпункте, посмотрите, кто там главный, узнайте, кто ее обрабатывает, у СБ, узнайте историю и уходите. Вернитесь прямо сейчас - о, и узнайте историю и состояние фрау Хильдегард Фендерман.
   В ожидании Уорбоев Херби сделал второй звонок. Шнабельн и Гиррен дежурили на первом этаже прямо напротив отеля "Девоншир". Их прикрытие было скромным и удовлетворительным, а это означало, что оппозиция - если она была - могла взорвать их за час со связанными руками. Иммигранты из Средней Европы работают посменно носильщиками в аэропорту Хитроу. В экстренных случаях с ними можно было связаться через телефонную будку гостевого дома, открытую и небезопасную в главном зале.
   Херби позвонил и поговорил со Шнабельном, который вернулся на рысь, как только Гиррен прошил его сразу после инцидента.
   Разговор был двусмысленным, но Херби понял суть дела еще до того, как появился Уорбойз.
   У закона был полевой день на Деверон-роуд, где располагалась частная гостиница "Девоншир". С обоих концов были припаркованы вездеходы Специальной патрульной группы. Все машины были проверены, и никого не подпускали к ним, пока следственная группа из местной глуши, плюс ребята из САУ и, в течение пятнадцати минут, Спецотдел не сделали из себя героев. Нет, Шнабельн не узнал супергероя СБ, который в спешке прибыл на форсированном вездеходе.
   Что же касается надзирателей фрау Фендерман, то они использовали Mini Clubman, тоже воодушевленные видом происшедшего. Они бросились в погоню и, вернувшись, обнаружили, что дорога закрыта. Теперь они шли пешком, смешавшись с неизбежной толпой на западном конце Деверон-роуд. Да, Гиррен фотографировал. Нет, они не записали ни водителя, который отобрал травку у дамы, ни номер его Кортины, за исключением того, что у нее был регистрационный номер J. Может быть, это будет видно на снимке при обработке. Они смотрели и слушали. Херби извинился за то, что не взял с собой рацию. Все было немного быстро.
   К полудню Уорбойз вернулся, и они сидели в его машине, пока он рассказывал историю.
   Вскоре после десяти в вестибюль отеля спустилась фрау Фендерман. Накануне вечером она упомянула, что пойдет в церковь. Она вышла из отеля около десяти одиннадцатого и пошла на запад. Она проехала менее десяти ярдов, когда желтая Cortina вырулила из припаркованного транспорта на дальней стороне дороги (что привело к тому, что водитель оказался на ее стороне). Он немного сбавил скорость, не высунулся из окна, а выстрелил в нее четыре раза.
   Были двое свидетелей, которые слышали ее крик и наблюдали, как она петляла по ступенькам частного дома. У полиции была регистрация автомобиля, и она уже знала, что она была украдена с улицы, то ли ночью, то ли ранним утром, в Вест-Энде - у некоторых роскошных квартир на Парк-лейн.
   Фрау Фендерман была в шоке, но не пострадала и не могла пролить свет на то, почему кто-то хотел ее убить. Должно быть, какая-то ужасная ошибка была цитатой дня.
   Две пули были извлечены и направлялись в судмедэкспертизу, хотя один из бойцов SB поставил бы свою репутацию на то, что они старые девятимиллионные.
   Ответственным офицером SB был суперинтендант Вернон-Смит. - Государственная школа и очень, как твой отец, - сказал Уорбойз.
   Херби глупо ухмыльнулся и начал выпутываться из маленького "фольксвагена" Уорбоя, сказав ему подержать его. Уорбои могли подвезти его до дома и, если он будет вести себя прилично, даже выпить кофе.
   Солнце, светившее холодным светом с того момента, как Херби покинул квартиру в Сент-Джонс-Вуде, скрылось за тяжелым облаком, когда он снова вошел в телефонную будку. К полудню пойдёт дождь, но это не имеет значения, потому что к тому времени он уже устроится поудобнее и будет слушать запись Джорджа Томаса.
   Он набрал номер отеля "Девоншир" и попросил супер. - Рэйчет, - сказал он, когда в трубке раздался фруктовый голос Вернона-Смита.
   - Боже, - сказал сотрудник Особого отдела, - одна из ваших гончих уже обнюхала все вокруг.
   "Рахетное мыло". Херби представился лично. Rachet - идентификатор отдела; Мыло - его собственное контактное слово ID для SB. Это была маленькая шутка директора, который вспомнил своего отца или деда, декламировавшего отрывок из англо-бурской войны, который пошел
   Бедняга Крюгер мертв;
   Он умер прошлой ночью в постели.
   Он перерезал себе горло куском мыла;
   Бедняга Крюгер умер .
   Была и ирония, поскольку Херби осознавал, что его работа и жизнь связаны с истиной, а часто и с ее искажением. Мыло также было внутренним жаргоном для разрекламированного пентатола натрия: SO-PE.
   "Симпатичный, как кружевные штанишки", - фыркнул Вернон-Смит, который хорошо разбирался во всех ведомственных сплетнях, но не был так горяч в секретных вещах. По правде говоря, как полицейский "Вредитель" Вернон-Смит (школьные прозвища часто следуют за нами в могилу) не любил "Друзей". - Я полагаю, вы хотите, чтобы руки прочь? Он произносил это как композитор - Орф.
   "Быть обязанным."
   "Удовольствие, пока мне не нужно нести банку".
   - Мы некоторое время присматривали за ней.
   - Ты не очень хорошо поработал сегодня утром, не так ли?
   "Самое неожиданное. Будьте благодарны, если сможете оставить одного человека в поле зрения, чтобы он пугал ворон и кроликов.
   "Сделанный."
   - Ты собираешься сделать стрелка?
   "Никто не видел лица. Может сделать оружие, если вы не против позвонить сегодня вечером или завтра.
   "Я буду на связи сегодня вечером. Копия вашего отчета для меня. О, и как она?
   "Шок. Даже звучит правдоподобно - как будто она не может понять, зачем кому-то такое делать.
   "Открою тебе тайну". Херби уже не улыбался. - Я тоже не могу понять, почему, и я знаю о ней больше, чем ты. Спасибо вам за помощь."
   "Большое спасибо за это облегчение".
   - Ты не такой холодный или больной сердцем. Я позвоню".
   Рэйчет Соуп закрыл очередь и вернулся к "Фольксвагену" Уорбоя, который заметно просел, когда он согнулся на пассажирском сиденье. Молодой человек спросил, был ли он прямо дома, и Херби рассеянно кивнул.
   Ничего из этого ему не понравилось. Гражданка Германии приезжает в Лондон с рассказом о том, как ее мужа две недели казнили как шпиона в лондонском Тауэре в 1941 году. Его имя фигурирует в файлах, связанных с операцией военнопленных, которая провалилась во Франции и Германии. Она могла бы помочь в будущем. Обычная перелистывание файлов, и появляется высокопоставленный старший офицер. Янки скрытны, и теперь она, кажется, рука об руку с западными немцами - очень плащ и заточка. И вот, солнечным весенним утром, она едет в церковь, и какой-то кретин на угнанном моторе пытается снести ей голову четырьмя девятимиллиметровыми пулями.
   Херби налил Уорбойсу кофе и почти не разговаривал с ним, что одновременно озадачивало и беспокоило молодого человека. Если бы он лучше знал Херби, то определил бы, что причиной тому было отвлечение, потому что здоровяк почти не заметил, как он ушел.
   Где была связь? Здесь и сейчас, с прошлым только совпадение? Или нынешний визит Хильдегарды Фендерман странным образом связан с прошлым - со Звездной сетью, Нострадамусом и тем, что произошло потом? Она солгала ему, это точно; но то же самое сказал его контакт BND в посольстве Германии. Помимо всего прочего, ему нужно будет переговорить с этим джентльменом. Завтра. Также назначьте встречу с фрау Фендерман в ближайшее время. Сегодня. Исправьте это сегодня в четверг вечером. Убедитесь, что она не может летать. К вечеру четверга он должен был подробно выслушать всю историю Джорджа Томаса.
   К тому времени, как Большой Херби поел, протащил магнитофон с катушкой в гостиную и соединил его со своей стереосистемой, пошел дождь, сильный и сильный, с легким ветром, брызгающим в окна. Затем, вооружившись большим кувшином кофе и блокнотом на спирали, он пробежался по ленте, чтобы найти длинный отрывок, в котором Джордж говорил о своих исследованиях Нострадамуса и пророчеств еще в конце 1940 года, когда каждую ночь люфтваффе рассылало свои отчеты. Heinkel 111 и Dornier 17 бомбят Лондон.
   17
   ЛОНДОН 1940
   МИШЕЛЬ ДЕ НОСТРАДАМ . РОДИЛСЯ в Провансе в 1503 году. Умер в 1566 году. Еще одна легенда при его жизни. Провидец. Человек, который мог предсказывать - судя по всему , предсказывал - то, что происходило в его эпоху. Человек, который утверждал, что предсказал главные события, которые произойдут с его времен до конца света.
   - Думаю, шесть недель. Джордж кашлянул на пленку. "Шесть недель Раммер запер меня в этой квартире на переулке между Ковент-Гарден и Олдвичем. Раммер. Он определенно запихал меня - запихал меня - книгой Дауэя, чертовыми пророчествами, гороскопами. Но в основном эти бесконечные пророчества Нострадамуса".
   Сумбур предсказаний, вылетевших из-под пера старого доктора, претендовал на то, чтобы охватить огромный период времени. Тем не менее, будучи по существу выжившим, Мишель де Нострадам очень старался замести следы.
   Он знал, как никто другой, сказал Джордж, что дурные вести не всегда самые популярные люди. Часто они становятся жертвами собственных новостей. Итак, он записал предсказания четырьмя строками, которые часто кажутся неразборчивыми; затем он перетасовал их.
   Каждый фрагмент предвидения был закодирован в четверостишие, а затем выстроен на приблизительной основе от ста четверостиший до столетия. Десять столетий: примерно тысяча четверостиший, и вся перестрелка бестолковая и разыгранная без порядка и без учета хронологии.
   "Вы, наверное, все это знаете, но полных тысяч катренов на самом деле не было, потому что в одном из столетий был тяжелый недобор. Это очень пригодилось позже".
   Джордж утверждал, что, отправляясь в лихорадочное путешествие по этой неизвестной территории, он был настроен очень скептически. Только позже, поразмыслив, он понял, что Нострадамус и его пророческие стихи уже тогда начали плести странную паутину очарования.
   "Рамилис уже упомянул ссылку на Гитлера". Сначала это казалось Джорджу единственно важным. Нострадамус назвал его Хафтером, если использовать старое написание. Хифтер. Хистер. Гитлер-
   Дикие от голода звери перейдут через реки,
   Большая часть поля битвы будет против Хафтара.
   Он затащит лидера в железную клетку,
   Когда дитя Германии не соблюдает никаких законов.
   Для малоизвестного врача шестнадцатого века это было неплохой догадкой. "Дайте обезьяне "Лейку" и тысячу кадров пленки, и она, по закону средних чисел, должна сделать пару хороших снимков. Но даже там, в клаустрофобной атмосфере этой квартиры, мне кажется, я понял, что Нострадамус не обезьяна".
   На первый взгляд стихи казались почти тарабарщиной, особенно когда некоторые из них читались так:
   Более одиннадцати раз Луна не захочет Солнца,
   И приподняты, и опущены на один градус;
   Ставить так низко, что мало золота сшьешь,
   После голода и чумы тайна будет раскрыта.
   Джордж запомнил те из них, которые представляли наибольший интерес, - длинную череду странных стихов, которые он собирался впихнуть в свою голову. (Слушая его речи спустя столько лет, Херби удивлялся тому факту, что Джордж до сих пор может цитировать четверостишия дословно.)
   "Например, я провел целый день, думая о четверостишии, с которым старик сорвал джек-пот. О смерти Генриха II Французского, покойно оплакиваемого мужа самой Екатерины Медичи.
   Стих гласил:
   Молодой лев одолеет старого,
   В боевом поле в единоборстве;
   В клетке из золота он пронзит себе глаза
   Две раны в одной, а затем смерть жестокой смертью.
   Нострадамус уже был любимцем королевского двора, когда написал это. Король даже больше заботился из-за этого. Но это случилось - по-библейски случилось - в летний день 1559 года. День торжества. Были заключены мирные договоры между Англией, Францией и Испанией, а также пара удачных браков для двух принцесс.
   Часть царственных забав включала в себя несколько опасных рыцарских турниров, и король, которому нравился этот вид спорта, сразился с Монтгомери - капитаном его шотландской гвардии.
   Они раскололи копья, но Монтгомери не успел вовремя опустить копье. Осколки разбили позолоченное забрало царя (золотую клетку), выкололи глаз и ранили его в горло. Он задержался и, конечно же, умер "жестокой смертью". Вскоре после этого Екатерина Медичи назначила Нострадамуса королевским астрологом, и он стал настоящим мужчиной. Он предсказал и Монтгомери гнилую смерть. Это случилось.
   Вперемешку со своим знающим рассказом о пророчествах Джордж много говорил о книге Мишеля Дауни " Пророк из Салона". "Блестяще", - назвал он это. "Особенно на оригинальном французском языке". Он был, по словам Джорджа, одним из тех писателей, слова которых можно было выкинуть из головы. Он знал о жизни на аванпостах и при королевских дворах Франции в 1550-х и 1560-х годах и смог передать ощущение, что он действительно был там.
   Это было похоже на путешествие по уже пройденному маршруту, но с попутчиком, у которого был новый взгляд, который дал ему возможность указать на все, что вы упустили раньше.
   В голосе Жоржа проскользнула серьезная нотка: "Старый правящий дом Валуа никогда не казался так близко; политика, бандитизм и убийства столь осязаемы; бедность и суеверие так опасны".
   По любым меркам "Пророк из Салона " был ослепительным зрелищем: детальным, четким и ясным, с наиболее четко сфокусированными личностью и биографией Мишеля де Нострадама.
   "Он дразнил его, - утверждал Джордж. "Следил за своей карьерой шаг за шагом".
   В частности, Дауни был в своих лучших проявлениях, описывая раннюю карьеру Нострадамуса в медицине. Доктору удалось справиться с чумой, которая задержалась в карманах Франции, особенно в Провансе. Хотя автор намекнул, что, возможно, это была не настоящая чума, которая помогла хорошему доктору завоевать свою медицинскую репутацию. Намек на шарлатана? Может быть.
   Джордж даже процитировал отрывок из книги. Даунэй писал: " В то время медицина и магия шли рука об руку по Европе, переплетаясь, как два корня. В конце концов именно оккультный и магический корень стал доминирующим в творчестве Пророка из Салона.
   "Да, Мишель Дауни попался на крючок, и я сильно укусил. Может быть, это было неправильно с психологической точки зрения, но я увлекся работой Нострадамуса так же, как вы увлеклись и одержимы женщиной. Это не значит, что я всему этому поверил. Но..."
   Участие имело побочные эффекты. В то время, что он провел в квартире в одиночестве, Джордж признался, что плохо спал. Работа стала захватывающей, и Блиц оплачивал часть каждой ночи. Когда ему удавалось заснуть, Джорджу снилось много - и очень живо.
   "Один определенный сон приходил не раз. Я снова был в маленьком террасном домике недалеко от Дидкота, ребенок с Маман, играл в свою любимую игру - разыгрывал пьесы, написанные мной, причем я играл все роли. Я всегда просыпался с одной из этих давно забытых пьес в голове. Боже, я даже чувствовал запах этого дома внутри - запах у меня в голове".
   Он также вспомнил, что некоторые из пророчеств, казалось, имели прямое отношение к настоящему: "Чего, я полагаю, и хотел Раммер".
   Однажды ночью Блиц был особенно плох. Рядом с Трафальгарской площадью упали две противопехотные мины, а на соседней улице вспыхнуло пламя от зажигательной шашки. Джордж помнил это с большой точностью:
   "Когда немедленная ярость улеглась, я отдернул шторы и выглянул наружу. Дорога внизу была яркой, как летний вечер от костров. Они казались текущими, осязаемыми, как вода, танцующими и движущимися, куда ни глянь. Небо превратилось в кровь, и еще одно четверостишие пророка прозвучало в моей голове, напевая и плача:
   "Будет высвобожден живой огонь и скрытая смерть,
   Страшно внутри ужасных глобусов.
   К ночи флот превратит город в руины,
   Город в огне, помогая врагу.
   "Херби, если бы я был мрачным доктором, живущим в Салоне много лет назад, это видение выбило бы меня из головы. Возможно, это было какое-то время. Возможно, именно в этот момент я начал устанавливать связь со стариком".
   Были и другие цитаты:
   "Французский народ будет в великом горе,
   Тщеславные и легкомысленные, они поверят необдуманным вещам.
   Ни хлеба, ни соли, ни вина, ни воды, ни яда, ни эля,
   Больший захвачен, голод, холод и нужда.
   "Это заставило меня вспомнить густое маслянистое облако дыма, которое я видел с лодки в Дюнкерке. Это также заставило меня подумать о maman и об этом ее умном муже. Раньше я удивлялся, как они поживают. Это беспокоило. В то время беспроводная связь давала нам много вещей "под каблуком сапога".
   Во что он, Джордж Томас, действительно верил в то время о пророчествах? "Сложно. Зная то, что я знаю сейчас. Полагаю, я был не в ладах с самим собой - сомневающийся Джордж Томас медленно втягивался в психологические отношения с писаниями. В своей книге Дауней выдвинул теорию о том, что время движется как два поезда по параллельным путям. У некоторых людей была возможность осмотреть сельскую местность досрочно".
   Затем, прежде чем он это понял, время вышло, и Рамилис приказал ему собрать вещи и приготовиться к переезду. Раммер прибыл на выкрашенном в навоз хамбере.
   "Куда мы идем?" - спросил Джордж, сидевший сзади.
   "Беда с багажником, как говорила моя старая няня". Рамилис облизал своего питона. "Нози Паркер. Возьми ириски, их не так-то просто достать в наши дни.
   Они, конечно же, шли в аббатство к Джорджу, чтобы изучить то, что он позже назвал "алгеброй операции". От лондонской квартиры до Северного вокзала и эсэсовцев и многое другое. Это был длинный прыжок.
   18
   ЛОНДОН 1978
   С приезда Джорджа во Францию в 1941 году до приезда фрау Фендерман в Лондон в 1978 году и нынешних последствий прошло еще больше времени. Херби подумал об этом, выключая пленку и просматривая свои записи.
   Изучая их, он снова удивился, что Джордж все еще может точно цитировать Нострадамуса. Рядом с ним лежала его собственная копия в мягкой обложке. Проверка показала, что Джордж все понял почти слово в слово.
   Мог ли он вспомнить цитату, нацарапанную внизу письма Хильдегарды Фендерман? Цитату от ее мужа, написанную незадолго до его отъезда с последней миссией. Кое-что о проходах для шпионов.
   Он пролистал книгу и наконец нашел ее в "Седьмом веке" Нострадамуса, катрен номер тридцать три:
   Королевство обманом лишено своих сил,
   Флот заблокирован, проходы для шпиона;
   Два ложных друга придут на митинг
   Пробудить давно дремлющую ненависть.
   Толкователь отнес пророчество к оккупации Франции в 1940 году. По ее словам, третья строка описывает немцев и русских.
   Сегодня не джин, подумал Херби. Слишком много джина в последние недели; слишком много бренди с Джорджем прошлой ночью. Быстрая порция шнапса. Он налил и подобрал музыку, чтобы подумать: опять Вторая симфония - "Воскресение"? Apt, музыкальный комментарий о преходящей природе жизни, но заканчивающийся верой и надеждой. Вера, способная свернуть горы. Херби хотел сдвинуть гору тайн, окружавших преходящую связь между Джорджем Томасом, операцией 1941 года и немкой Фендерман.
   Он уже собирался успокоиться, когда понял, что сначала нужно завершить другие дела. Может быть, подумал он, потянувшись к телефону, что он все-таки за холмом.
   Коммутатор в Скотленд-Ярде соединил его со специальным отделением. Вернон-Смит был на месте. Криминалисты подготовили краткий отчет. Старые боеприпасы, стрелявшие, возможно, из чего-то вроде хорошего и древнего Люгера (только педантичный Вернон-Смит назвал его правильным именем - Пистолет 08 ) . "Всегда заноза в нашей плоти. Так много кровавых вещей все еще вокруг. Держу пари, у тебя есть.
   "Хорошее оружие". Молчи, Херби, о том, что у тебя было или не было в твоем личном арсенале.
   "Найди нам оружие, и мы сравним его". Голос Вермина Смита звучал неистово. "Посмотришь сегодняшние новости по телевизору?"
   Сердце Херби упало, когда он пробормотал что-то отрицательное по-немецки, быстро перейдя на английский.
   "Все в порядке. Никаких имён. Хороший маленький кусочек, хотя. Заставил меня сделать комментарий. Наша линия состоит в том, что это был единичный пьяный выстрел из огнестрельного оружия; что-то такое. Ваша птица не была упомянута, а у нас есть сторожевые псы.
   Херби сказал: хорошо, и не могли бы они позаботиться о том, чтобы она не ушла.
   Отель? - спросил полицейский.
   Страна, тихо сказал ему Херби.
   Завтра он договорится об ужине с Хильдегардой Фендерман в четверг вечером и будет молиться, чтобы к тому времени он собрал воедино несколько мотков. Всегда оптимист, он думал, что, возможно, даже сможет найти ей работу. Потом он подумал о надзирателях БНД. Оптимизм сменился раздражением. Рахендорф в посольстве Германии должен быть серьезно скомпрометирован. Это будет и завтра.
   Он снова набрал номер. На этот раз к телефону-автомату для Шнабельна и короткому разговору, который, если читать между строк, означал, что фрау Фендерман ни на минуту нельзя выпускать из виду. Он не хотел, чтобы женщина внезапно бесследно исчезла. На самом деле он сказал на своей странной смеси английского и немецкого: "Я не хочу, чтобы она устроила нам Nacht und Nebel ".
   Удовлетворенный таким образом, Большой Херби Крюгер вернулся к своему малеру и шнапсу, но его мысли метались и плясали, но ни к чему не привели. Его постоянно возвращали к кратким сообщениям о происшествии у отеля "Девоншир" тем утром.
   Она все еще была очень привлекательной. Если бы она только одевалась менее строго. Возможно, сделать что-то с ее волосами. Он ясно представил себе, как Хильдегарда Фендерман спустилась по четырем ступенькам от дверей отеля и пошла вверх по улице.
   Потом желтая Кортина и выстрелы. Крик, и женщина, как курица с отрубленной головой, не знает, куда идти, зная, что пули предназначены для нее.
   Это всегда было потом, что вы были напуганы. В то время неожиданность, внезапная и неожиданная близкая к катастрофе произвела оцепенение, примораживая вас к земле; паника.
   Большой Херби знал об этих вещах все. Он отхлебнул большую порцию шнапса и успокоился. Кошмары гонялись друг за другом в его голове: человек на лестнице без ковра кричал и хватался за горло; запах кордита; темная улица у Стены и эхо выстрелов; привкус смерти на камне. Тени.
   Малер повторил свою надгробную речь, и Херби закрыл глаза. Опять Кортина. Теперь он мог ясно видеть водителя - лицо-череп и плащ. Он чувствовал страх фрау Фендерман, как чувствовал его много раз в своих многочисленных жизнях. Смерть, возможно, со старым Люгером, управляющим угнанной Кортиной в Бэйсуотере.
   19
   ЛОНДОН 1978
   Джордж , слава богу, рано пришел . Херби связался с ним по внутренней линии и спросил, могут ли они выплакаться после дневного сеанса. Если бы он очистил вторник и среду, это дало бы им достаточно времени. У них всегда было утро четверга в качестве резерва.
   Джордж казался довольным этим. Лучше начать сегодня, но Херби хотел уложить в голове все причины операции до того, как они отправятся в путь с Северного вокзала.
   Фрау Фендерман завтракала, когда он позвонил в "Девоншир". Большой Херби был самым подобострастным. Ему было ужасно жаль беспокоить ее, но он действительно думал, что у него могут быть какие-то новости. Это займет пару дней. Чтобы быть в безопасности, скажем, в четверг. Будет ли она ужинать с ним в четверг вечером? Она была бы в восторге. Какие новости? До тех пор. Еще нет. Кроме одного. Да? Ее муж не умер в лондонском Тауэре. Во время Второй мировой войны там был застрелен только один нацистский агент. Только один, и он не мог быть ее мужем. Тогда до вечера четверга. Около восьми? Хороший.
   Вольфганг Альберих Рахендорф, его контактное лицо BND в посольстве Западной Германии, хотел бы пообедать с ним и был сегодня свободен. "Понедельник - всегда ленивый день", - сказал он, что показалось ему странным, потому что, по опыту Херби, все драмы происходили в выходные, а понедельник был адом на земле.
   Он никак не мог решиться насчет Рахендорфа. Был ли его отец поклонником Моцарта, который потерял самообладание, дав своему сыну Амадею второе имя? Или это было зловещее крещение? Был ли отец действительно вагнерианцем, который так ненавидел ребенка, что назвал его в честь уродливого Нибелунга? Плечи Херби тряслись от безмолвного смеха.
   Он принес файлы из своей квартиры. Теперь он расставил их с теми, что остались в офисе на выходные. Он тщательно отобрал пять фотографий пяти человек, причастных к темным событиям 1941 года. После того, как он прояснил ситуацию с Табби Финчером, он позвонил Пиксу, который пришел и собрал фотографии, чтобы скопировать и увеличить их. Может быть, он воспользуется ими в четверг, когда обед будет готов, и фрау Фендерман будет в податливом настроении.
   Ровно в двенадцать тридцать он встретил своего связного из BND возле индийского вегетарианского ресторана рядом с Британским музеем. Что, подумал Херби, может быть более логичным, чем встреча немецкого гражданина и бывшего гражданина, оба занимающихся торговлей, в таком месте. Кроме того, он знал ресторан, а Рахендорф - нет. Он был бы врасплох и не в своей тарелке.
   Еда подавалась на больших круглых сегментированных тарелках, которые вы прощупывали и выбирали. Рахендорфа это не устраивало. Симпатичный, на старый прусский манер, он был немного денди, который считал, что лучшим прикрытием в Лондоне будет хорошо скроенный темный костюм, котелок и зонтик на колесиках. На улице его редко можно было увидеть без номера "Таймс".
   Человек BND уже собирался сделать гастрономический решительный шаг, когда Херби прошептал имя Хильдегарды Фендерман.
   "Так?" Рахендорф колебался. Озадаченный взгляд мог быть почти искренним.
   Херби повторил имя, как вопрос.
   - Итак, вы спрашивали раньше. Я дал вам все ее дело. Много, включая отчет разведки. Насколько я помню... Ничего не известно и не подозревается .
   - Перестань, Вольфи. Ты дал мне то, чего не дали американцы. Но если тебе это неинтересно, то почему акулы?
   Рахендорф выглядел явно потрясенным, хотя Херби подумал, что это могло быть связано с его первым полным ртом. Акулы?
   Мягко, почти зловеще показывая свои большие руки, Херби указал, что с момента ее прибытия на место происшествия за фрау Фендерман следила и наблюдала - "по-видимому, с ее собственного ведома" - пара головорезов из БНД.
   - У нас нет бандитов.
   - Как тогда вы называете Ганса Нахента и Маркуса Биллштейна?
   - Бильштейн?... Нахент?... - Он ужасно нахмурил брови.
   Херби сказал ему подойти и поговорить. "Мне? Я настолько старомоден, что до сих пор думаю о вашей партии как о BND. Все мои коллеги говорят о вас как о FIA. Федеральное разведывательное управление. В душе я все еще немец, Вольф. Бильштейн и Нахент".
   Рахендорф запнулся. "Они ушли в частные руки". Он махнул рукой, словно прощаясь.
   Желудок Херби сжался, потому что он учуял здесь правду. Правда и что-то неприятное.
   Рахендорф покачал головой. Биллштейн и Нахент никогда не работали в Англии. Оба пришли урожай в декабре прошлого года. Он пожал плечами и выглядел смущенным. "Дело Боннского министерства обороны. Получили пенсию. Верно, мой друг. Божья правда. Другие люди были бы очень суровы. Я слышал, они ушли в частные руки.
   - Тогда... - Херби склонился над столом. Рахендорф выглядел испуганным. - Тогда ты не будешь возражать, если я их украду?
   Он был бы очень признателен. Он выразит свою благодарность. Это бы очень его порадовало. Ему не нравилась мысль, что эти два мальчика будут плавать по Лондону. Если подумать, ему не нравилась мысль, что их путают с фрау Фендерман.
   Как и Херби. Вернувшись в офис, он почти позвонил Вермину Смиту, но передумал. Что изменит пара дней?
   Около четырех часов пополудни он послал вспышку Гиррену, который снова был на дежурстве, предупредив его остерегаться пиявок. Затем вернемся в Сент-Джонс-Вуд для еще одного сеанса с Джорджем на пленке.
   На этот раз он слушал в наушниках, с блокнотом на спирали на бедре. Он прослушал весь этот первый сеанс, особенно напрягая уши для повторений, длинных пауз, неуверенности, колебаний. Он сделал много заметок, а затем вернулся, чтобы снова выслушать версию Джорджа о его брифинге для Stellar Network и о масштабах операции, в ходе которой Лисандер привел его в оккупированную Францию в феврале 1941 года.
   20
   АНГЛИЯ 1940-41
   СТАРЫЙ ХАМБЕР отвез Джорджа и Рамилис прямо в аббатство - естественную загородную резиденцию древней и знатной семьи, только что спасшуюся от разорения, когда разразился кризис 1939 года.
   Части были построены в стиле Тюдоров, особенно главное здание, хотя большие куски восточного и западного крыльев были построены в стиле ранней викторианской готики. Огромный парк, в котором он стоял, был создан Богом.
   Некоторые говорили, что это было облегчением для семьи - передать аббатство военному министерству, но они убрали свою хорошую мебель и ковры до прихода военных. лак для пола.
   Жильцы, как быстро обнаружил Джордж, относились друг к другу настороженно, и в так называемой столовой, когда-то бывшей большой гостиной, не было разговоров о делах. Это была странная смесь - штатские и во всех формах: много французов, немного поляков и чехов. Мужчины и женщины. Большинство женщин были одеты в униформу медсестер первой помощи Йоманри. ФАНИ.
   Были и мужчины постарше. Седые или лысые: рассеянные люди с мрачными лицами, которые собирались небольшими кучками вдали от основного стада.
   Джорджа тоже держали подальше от толпы. Ему выделили отдельную комнату, и Рамилис поручил ему продолжать работать над Нострадамусом. Он также предоставил больше книг - по астрологии, составлению гороскопов, общим объемам по оккультизму. Джордж чувствовал себя неуверенно и странно. "Немного изгой". Книги должны были все время храниться в его комнате, и ему не разрешалось выносить их за дверь. Даже сходить в ванную по коридору означало запереть их в шкафу и носить с собой ключ. Он не должен был ни с кем говорить о своем предмете.
   Не то, чтобы кто-то еще говорил об их предметах. Все они, казалось, были заняты, и он получил почти грубый отпор, когда пытался сделать самый невинный проход в одной из хорошеньких FANY.
   В некотором смысле это было даже более клаустрофобно, чем квартира.
   Два дня ничего не происходило. Затем, после обеда на третий вечер, Джорджа пригласили на собрание в один из голых конференц-залов, которые другие называли классными комнатами.
   Там был Рамилис; и еще двое: кроличий человечек в старомодном пенсне на черной ленте, которого звали Фениче; и великан с румяным лицом по имени Лидер.
   Фениче уехала из Парижа за три часа до прибытия вермахта и в течение нескольких лет до этого была подглядывающей за агентом HMG. Короче говоря, шпионил за своими сменяющими друг друга правительствами и их дьявольски подрывным обращением с вооруженными силами.
   Лидер должен был стать легендой - странно, как в мире тайн так много людей становятся легендами. Ярко одетый и манерный (он предпочитал рыжий твид, гармонирующий с той малой частью его волос), Лидерер уже был хорошо известен в столицах Европы, где большую часть тридцатых годов проработал иностранным корреспондентом одной из крупнейших лондонских газет. газеты.
   Рамилис представил Джорджа как "нашего эксперта по Нострадамусу".
   - Говорите по-французски, как местный житель, говорите? Вот что меня интересует". Лидер ухмыльнулся и похлопал по карманам своей огромной куртки.
   "Да, вас хорошо зарекомендовали на моем языке". У Фениче была нервирующая манера смотреть на твое левое ухо, когда он говорил. Джордж все время нервничал из-за Фениче, пока был в аббатстве. Теперь француз отбарабанил вопросы на своем языке. Это оказалось легче, чем ожидал Джордж. Маман снова, подумал он.
   Затем Лидерер сделал ему несколько замечаний на безупречном немецком языке - безупречном в том смысле, что он говорил с идеальным берлинским акцентом. Джордж почти не отставал.
   Это продолжалось около пятнадцати минут. Все выглядели счастливыми. Фениче даже несколько раз повторяла: "Бон... бон... бон...".
   - Тогда продолжим. Вождь раскурил трубку огромных размеров, под стать его личности. - У Раммера есть что рассказать, юный Джон Томас.
   " Джордж ". Джордж никогда не любил грубоватых и сердечных мужчин.
   - Все Томасы для меня Джоны, сынок. Сэнди Лидерер скрылся за облаком дыма.
   История, которую Рамилис рассказал с тем же авторитетным видом, который Джордж помнил по своим лекциям в Оксфорде, началась в первые несколько недель войны. Это также началось, если не в коридорах власти Третьего рейха, по крайней мере, в одной из их спален.
   Косолапый рейхсминистр пропаганды Пауль Йозеф Геббельс мирно спал в своей постели. Его жена, фрау доктор Магда Геббельс, не спала и читала книгу доктора Г. Х. Критцингера под названием " Тайны солнца и души ". Книга включала главу об интерпретации катренов Нострадамуса, а одна из интерпретаций Критцингера содержала прямую ссылку на события, которые приведут к окончательной заслуживающей внимания смене династии в Британии. Упомянутое четверостишие, казалось, соответствовало тенору тех самых дней.
   Магда была так поражена тем, что написал Нострадамус, что разбудила своего мужа. Геббельс, будучи проницательным человеком, решил, что Нострадамус может быть полезен для военных действий на фронте пропаганды.
   - Угадаете четверостишие, дорогой мальчик? Рамилис дал Джорджу рыбий глаз, который он хорошо знал со времен Оксфорда. Это означало, что Джордж был лучшим учеником и теперь должен хвастаться. Горе ему, если он облажался.
   Джордж был в восторге. Ему даже не нужно было думать. Часы запоминания и изучения окупились. Дауни много говорил о катрене номер пятьдесят три в "Третьем веке". Кто бы мог сказать, подумал Джордж, списал ли он его у Критцингера или наоборот.
   Он изложил это и уточнил, сказав, что это означает, что Великобритания столкнется с большим кризисом в конце 1930-х годов; кризис будет с Германией, в то же время, что и подобный кризис с Польшей.
   Семь раз вы увидите, как изменится британская нация.
   Омрачены кровью двести девяносто лет.
   Совсем не бесплатно через немецкую поддержку,
   Овен опасается за протекторат Польши.
   Астрологическая математика была непростой, но все это имело смысл. Рамилис выглядел довольным; Фениче подняла бровь; Лидерер вдохнул, отплевывался, а затем огляделся в поисках своего джина.
   Геббельс немедленно приступил к использованию Нострадамуса для большей славы Третьего рейха.
   "Астрология, - заметил Рамилис, по-прежнему изображая из себя лектора, - в наши дни очень популярна в нацистских кругах. Мне дано понять, что даже любимый фюрер - апостол, хотя кто знает, во что мы должны верить на самом деле?"
   Астрологам и последователям оккультизма не всегда было легко при партии. Многие из его основных представителей в Германии в тот или иной момент оказались в мешке. Однако в последнее время, если информация Рамилиса была верна, большинство из оставшихся в живых были освобождены. Ходили слухи, что у Геббельса на службе было несколько ручных звездочетов.
   Однако бесспорным было то, что перед блицкригом люфтваффе сбрасывали на Францию как подлинные, так и искаженные копии избранных катренов, чтобы обескуражить оборону. В пророчествах говорилось, что Франция обречена и не имеет никакой надежды дать отпор захватчику, что Гитлер неизбежно станет новым и величайшим мировым лидером.
   Астрология также использовалась на внутреннем рынке. Партийный журнал под названием "Зенит" публиковал пропаганду под видом научных астрологических предсказаний, указывающих на окончательное превосходство расы господ. Судьба Гитлера была предсказана звездами.
   Оккупированные страны получали такое же лекарство. Казалось бы, успех войны, партии и ее вождей был явно там - в небе у всех на виду; и эти звездные указатели уже были намечены величайшим пророком истории: Мишелем де Нострадамом.
   Джордж заткнулся. - Значит, наша работа - бороться с огнём огнём?
   Лидер бросил быстрый взгляд на Рамилиса, спрашивая, может ли он взять на себя управление. Раммер кивнул. "Уинстон, - говорил Лидерер так, как будто он был в пьяных отношениях с премьер-министром, - отдал приказ - поджечь Европу. Многие готовятся к этому. Дайте им пятно терроризма. Организовать подполье. У нас другая задача. Мы должны добраться до их разума".
   Их не заботило то, что он называл "прямым, тайным взяточничеством". Им предстояло заняться искусством, которое уже тогда называлось "Черная пропаганда" ("Еще не начато, но Уинстон считает, что мы на верном пути").
   Лидер рассказал, что на него работает какой-то чернокнижник, сидящий на скалах недалеко от Дувра и управляющий радиоковеном. Уже сейчас они вели радиопередачи во Францию, целью которых было посеять среди оккупационных войск тревогу и уныние, недовольство и беспокойство.
   Беспроводной колдун, как и Лидерер, был активен в ежедневных газетах за границей: Германия, Австрия и другие точки. Он причинял вред, давая вермахту своеобразные уроки английского языка: учил их говорить: "Баржи вторжения хорошо горят", а "Штурмбаннфюрер СС" прекрасно горит. Не тонко, но эффективно.
   В планах были более тонкие вещи. Беспроводная станция, расположенная рядом с уже работающей, якобы поступает прямо откуда-то из Кале. Лидер заявил, что он будет выдавать себя за обычную станцию общественного питания вермахта во Франции. Он будет транслировать подлинные новости ("Мы получаем материал из Берлина так же быстро, как и их собственные газеты. Глупые педерасты; нацистские иностранные корреспонденты . -на сегодняшний день в Европе - и случайные лакомые кусочки с преимуществом к ним.
   - Все равно что положить бритвенные лезвия в булочки с кремом. Рамилис звучал очень неприятно.
   Лидер кивнул. Они собирали идеи вместе. Вещи, которые, если их подавать в качестве замаскированных новостей, могут вызвать злонамеренный дискомфорт. Рассказы о том, что гауляйтеры дома получают больше пайков, чем штатские; рассказы о взятках, отчеты о награждении фюрером орденами доблестных врачей и медсестер, борющихся с эпидемиями холеры в Берлине или в "безопасных" районах.
   Станция должна была называться Солдатенсендер Кале. Они надеялись, что он прослужит не менее года.
   На мгновение это был заколдованный круг, пока трое волхвов сидели и смотрели на Джорджа. Рамилис разрушил чары, откашлявшись: характерно - две ноты, одна нарастающая, другая - глухая. "Одна из вещей, которые мы имеем в виду для Soldatensender Calais..." Он на мгновение замолчал. "Слух, сплетни, подкрепленные некоторыми известными цитатами Нострадамуса. Ходят слухи, что Гиммлер собирается отдать Гитлеру приказ о сапоге".
   Позже Джордж признался, что тогда он должен был догадаться, потому что в Оксфорде Рамилис всегда кашлял и взвешивал свои слова, когда собирался обсыпать тебя удобрением.
   "Вывод СС на господство", - размышлял Фениче. Казалось, он восхищен собственными ногами.
   Джордж пытался, тщетно ища лучшую метку. "Натравить собаку на собаку". Он знал, что это было глупо и что Рамилис его повесит.
   Он сделал. " Отнимите хотя бы градус, расстройте эту струну и прислушайтесь к тому, что последует за диссонансом. Шекспир сказал все.
   Они утверждали, что это заставит Вермахт нервничать. Вермахт и в лучшие времена нервничал по поводу СС. Если бы они сыграли правильно, эта идея могла бы даже посеять инакомыслие в самом сердце нацистской партии, прямо там, где была власть.
   "И большая часть этого будет сделана с большого расстояния". Фениче возился со своим пенсне.
   "Эта астрологическая чепуха..." Лидер смутился даже из-за того, что коснулся этой темы.
   Рамилис поспешно вошел. "Мы считаем, что все это может быть подкреплено". И снова зловещая пауза. "Это могло бы принести пользу с некоторыми посаженными астрологическими данными".
   "Астрология - популярная наука партии", - добавил Фениче.
   Рамилис продолжал быстро. "Например, Нострадамус уже предсказал падение Хафтара и возвышение Гиммлера". Он повторил имя Хайфтер , чтобы убедиться, что Джордж следует за ним.
   Джордж вдруг почувствовал себя легко и уверенно. Он видел достаточно битв. Теперь ему нравилась идея сидеть здесь, в аббатстве, или в шабаше чернокнижника Лидера под Дувром, сочиняя фальшивые катрены и гороскопы. - Вы хотите, чтобы я внес некоторые коррективы, - сказал он.
   "Вроде, как бы, что-то вроде." Рамилис не смотрел на него.
   Позже Джордж признался, что тогда он должен был знать, но все они были так увлечены идеей - транслировать материал по фальшивой радиостанции, - что она не пришла ему в голову.
   Он должен был знать тогда. Он должен был догадаться, что что-то не так, когда Рамилис сказал, что выглядит ошарашенным. Слишком много учебы. - Нужно очистить голову, - добавил Лидер. Фениче сказал что-то о подготовке мышц тела к работе мозга.
   Он должен был знать, когда его отправили в лагерь "Сила через радость" в Шотландии с его упражнениями, грязными боями и даже радиопроцедурами.
   Большой Херби включил запись. У Джорджа было много анекдотов о его пребывании в Шотландии, и в них не было ничего ценного, кроме одного упоминания о том, что Мейтленд-Вуд навестил его на один день. В тот день они совершали тихие убийства. Бесшумные убийства и методы уклонения.
   Мейтленд-Вуд предположил, что Рамилис, возможно, хотел бы, чтобы он уделил некоторое время простым шифрам: кодированию и декодированию.
   Херби прокрутил пленку до того момента, когда они действительно рассказали о нем, еще в аббатстве.
   Джордж провел рождественские каникулы в Лондоне. Мрачный и во многих смыслах строгий праздник, облегченный тем фактом, что он остановился у старой подруги из Оксфорда. Ее звали Хизер Дэйр, и поэтому она была предметом всех шуток, связанных с ее именем. К счастью, она оправдала их.
   Он вернулся в аббатство 2 января 1941 года и сразу же погрузился в курс шифровки. Только основы, вместе с некоторыми работами над портативным передатчиком Mark I, который упаковывался в чемодан и был быстро разработан для тайного использования в гитлеровской крепости Европа.
   У него была та же самая старая комната, и стопка книг была доставлена заново. Процедура была такой же строгой: никаких разговоров о своей работе; нельзя оставлять книги без присмотра. Но теперь были некоторые тонкие давления.
   Например, Рамилис тратил по крайней мере один час в день, просто разговаривая с ним. Мало-помалу время, проведенное в разговорах с Рамилисом, увеличилось. В основном речь шла о методах проведения психологических потрясений в оккупированной Европе и Германии. Но постепенно круг дискуссий расширился.
   Рамилис занимала маленькую унылую комнату высоко в западном крыле. Именно там, сидя в старомодных креслах - родом из квартала для прислуги - новости наконец-то были обнародованы.
   Единственной новой вещью в комнате был небольшой газовый камин, недавно установленный: только два весла, так что толком не греет, если только не сгорбишься над ним.
   - Скорректированные пророчества, - начал Раммер однажды вечером, когда ветер сильно загрохотал у его окна и холод, казалось, пробрался сквозь створку. - Дорогой мальчик, ты же понимаешь, что если они должны подействовать, то не стоит позволять им исходить только из нашего единственного источника - радио, Soldatensender Calais. Чтобы вызвать настоящее доверие, они также должны исходить изнутри. Клещевое движение; разве ты не видишь? Было бы предпочтительнее, если бы они исходили от одного из ручных звездочетов ядовитого карлика Геббельса".
   "Много просит". Джордж интересовался теорией. - Но как, черт возьми, ты мог это сделать?
   Рамилис еще больше наклонился вперед, поглаживая волосы рукой - нервный жест? Это определенно был какой-то сигнал тела, который Джорджу еще предстояло разгадать. "Ах". Он звучал так, как будто все это было очень болезненно; как будто кто-то уже должен был поумнеть Джорджа. "Ах хорошо. У меня там есть берущий, сердечко. Комфортно устроился. Но у нас есть свои оговорки на его счет. Никто не смог проверить его. Неиспытанный. Иностранец, конечно, и это... ну... Нужен кто-то с хорошим прикрытием - кто-то с ним, работает там. В клетке со львом. Мы - ну, на самом деле, я - думали, что ты можешь быть другим. Наш заказчик - парень из Сорбонны - написал книгу - Пророк Салона - Мишель Дауни. Мы бы хотели, чтобы вы были его помощником. На земле. В поле."
   21
   АНГЛИЯ 1941
   Мечта об игре собственных пьес, в одиночку в Локхилл-Террас в детстве, теперь стала для Джорджа чуть ли не еженощной .
   Надев ботинок, Рамилис не оставил у него никаких сомнений в том, что это был конечный результат всех тренировок. Был период глубокой депрессии, после которого у Джорджа просто не было времени беспокоиться о том, что может, а может и не случиться с ним.
   Фениче рассказала о биографии и физических характеристиках Мишеля Дауни. Лидерер подолгу гостил в аббатстве и однажды даже отвез Джорджа в Дувр, чтобы встретиться с колдуном в радиошабаше, который должен был стать Солдатенсендером в Кале. Джордж думал, что большинство людей там были как отдыхающие актеры. Во всем этом была какая-то нереальность.
   Но это, вероятно, был его собственный предохранительный механизм. Он уже начал переходить от образа Джорджа Томаса, выпускника Оксфорда, молодого офицера, к новому - Джорджу Томасу, ученому, историку, исследователю оккультизма, который помогал Мишелю Дауэю в Сорбонне в 1937-1938 годах, когда он работал над "Пророком из Салона".
   Фениче утверждала, что хорошо знала его - то есть Даунэя - и чувствовала, что он, вероятно, чист. "Он много раз говорил со мной о том, как он может помочь Франции. Из-за ноги он не мог драться". Fenice только что вышел вовремя. Дауней отправлял ему сообщения. Он поможет в любом случае. Он даже проник бы во врага, если бы мог.
   Было больше сообщений по швейцарскому маршруту и, в основном, с бретонских рыбацких лодок. Хотя последнее было рискованным. Как сказал Рамилис: "Если они поймали хотя бы одно сообщение, Дауни был взорван. Они могли бы перевернуть его". Поскольку сообщения обычно были длинными и подробными письмами, было необходимо только одно заблуждение.
   Последний контакт Дауэя обратился за помощью, и подробности были отправлены через пианиста из Австрии. Вместо пианиста читать радиста. Дауни утверждал, что к нему подошли Геббельс и СС. ("Двойная вершина", - сказал Лидерер.) Рамилис сказал ему ожидать прибытия своего старого коллеги Жоржа Тома. Жорж прислал ему телеграмму, в которой сообщал, что решил прийти и помочь. Дауней должен был задержать как людей Геббельса, так и СС, которые, по его словам, просили его отправиться в Берлин.
   - Сказал ему, чтобы он сказал, что писал тебе в твоем убежище в деревне недалеко от Компьеня. Мы позаботимся о телеграмме, и мы уже предоставили вам пианиста в Париже.
   Сеть, если это было так, имела код Stellar. Были Каспар и Мельхиор. Пианистом был Бальтазар. Цель упражнения - вложить в уста старших офицеров подрывные гороскопы и фальшивые катрены Нострадамуса. Разделить лидеров; поссорить СС с вермахтом больше, чем это уже было.
   Рамилис ежедневно работал над четверостишиями с Джорджем. Как только они были размещены, Бальтазар давал ответный сигнал, и тот же самый астрологический мусор упоминался Солдатенсендером Кале.
   Все было достаточно просто. Что беспокоило Джорджа, так это то, что он был подопытным кроликом. "Если нас подставят, они посадят меня в темницу, обескровят меня о том, какую тайную помощь мы организуем, а затем похоронят меня".
   - Вполне возможно, дорогой мальчик. Но ты ничего не знаешь, не так ли? Рамилис облизал губы и слабо улыбнулся. "Да, вполне возможно, что Дауни не Белоснежка и не один из семи гномов. С другой стороны, мы должны действовать так, как будто он абсолютно честен. Благородные намерения и все такое. Маловероятно, что они быстро тебя раздавят. Они разыграют вас для начала. Так что ты, Джордж - или я могу называть тебя Джорджем? - должен сыграть его.
   "Я чертова привязанная коза".
   - Что-то в этом роде, сердечко. Это была их операция: своего рода проверка нуждаемости. Джордж понял, что это часть работы. Он должен был проверить температуру; быть предсказателем воды, который может потеряться в колодце, если окажется, что он отравлен. Это было частью игры.
   На второй неделе февраля ему сказали, что пора в отпуск. Теперь они мало что могли сделать, чтобы помочь ему.
   Кроме Рамилис.
   В ночь перед первой попыткой приземления Рамилис запер Джорджа вместе с ним; в монашеской няне, примостившейся среди карнизов западного крыла. Там он начал издавать совершенно новый набор интригующих правил, в которых учитывалась определенная возможность того, что Мишель Дауней является подставным лицом, готовым продать их по течению.
   "Ты не так одинок, как мы заставили тебя представить, Джордж". Они снова сгорбились над газовым камином. "Моя работа состоит в том, чтобы посвятить вас в некоторые из действительно черных искусств. Я собираюсь завязать двойной узел, и ты будешь единственным человеком в мире, который сможет его развязать. Потому что, хотя вы не одиноки, ваш друг может принадлежать другому, еще более давнему врагу".
   Он рассмотрел различные способы использования Дауни. Как бы они, враги, использовали его? Как через него будут использовать Джорджа?
   Были настолько сложные варианты, что Рамилису приходилось очень осторожно вести Джорджа через извилистые ментальные пещеры. Изгибы и повороты ума этого человека открыли глаза юному Томасу. Проницательность, изворотливость и хитрость Раммера должны были остаться наглядными уроками того, что Джордж назвал "остатком моей активной жизни в этой богом забытой профессии".
   Воля Рамилиса, несомненно, заключалась в том, чтобы вбить глубокий клин в самое сердце нацистской партии: между самим Гитлером и его самым доверенным человеком, Генрихом Гиммлером, рейхсфюрером СС и начальником немецкой полиции. Он был полон решимости сделать это, издалека, из аббатства; и, нравится это или нет, Джордж должен был быть молотком в его руке.
   Когда рассвело, Рамилис, жрец темных наук, в качестве гарантии внёс последний платеж. Как какая-то ведьма, он потребовал от Джорджа Томаса личное имя, известное им обоим и сохранившееся только за Рамилисом. Позже, если Дауней окажется гигиеничным, этот знак будет передан ему и, наконец, еще одному человеку, которого Джордж узнает только благодаря раскрытию этой тайны внутри тайны. Имя, которое Джордж дал Рамилису, будет воспроизведено ему избранным.
   Джордж говорит: "Это было похоже на детскую игру, и выбор был за мной. У меня был этот повторяющийся сон детства, где я разыгрывал все роли в своих самодельных пьесах для Maman. Глубоко внутри меня спрятался персонаж из этого детского театра, который идеально подходил под все требования. Я дал Рамилису имя, и у него хватило приличия посмеяться над иронией".
   На следующую ночь они отправились в переоборудованном бретонском рыбацком доме.
   лодка. К счастью, военно-морской флот установил на нее пару мощных двигателей, потому что E-лодка отбрасывала их в тумане в паре миль от берега.
   Они повернули хвост и бежали обратно в Англию.
   Только в ночь с 26 на 27 февраля его наконец посадили к Лисандру.
   Херби оставил запись включенной: вплоть до того момента, когда Джордж встретил Дауни на Северном вокзале и обнаружил, что его представляют штурмбаннфюреру СС Куче и гауптштурмфюреру СС Вальду.
   22
   ЛОНДОН 1978
   Февраль 1941 года. Херби едва исполнилось одиннадцать лет. Жизнь. Еще одна из многих жизней. Началась бомбардировка, а его отец был уже мертв, убит британским летчиком-истребителем над Ла-Маншем. Он вспомнил торжество. Грамота за храбрость. Он погиб за фюрера и Отечество. Благоговение, с которым его мать отнеслась к личному письму Геринга.
   Он сам был с югендом. Но смерть отца была первым моментом, когда железо вошло в его душу. Впервые он почувствовал себя виноватым. Фюрер забрал у него отца. За фюрера и Отечество. Это было для Херби Крюгера началом развода, первой трещиной. Ему не было и четырнадцати, когда он, наконец, сбежал от развалин и своей мертвой матери, пробравшись к американцам и предложив им помощь. Это было в 1944 году.
   Вина за то, что он мысленно согрешил против фюрера и Отечества, была стерта грехами, совершенными им словом и делом. У него были причины ненавидеть партию. Не только для отца, но и для друзей. Авраам Шульц; Дэвид Стейнберг; Арнольд Кляйн. Их родители тоже; и пожилая пара, которая давала ему сладости. Взятый. Ночью забрали. Востребованы камеры и печи. Будучи подростком, он знал, что с ними происходит. Все знали - ну, может быть, не те, кто прятал голову в песок. Некоторые даже видели или рассказывали истории.
   Мальчиком он знал страх; и ненависть. С тех пор он знал страх, хотя ненависть смягчилась. Тогда враг носил много голов. С тех пор он вырос еще на несколько.
   Большой Херби построил себе очень большой коньячный завод. Шея лошади. Имбирный эль. Он перенес его на свое "думающее и слушающее" кресло, волоча телефон за собой и ставя его на пол, когда делал неуверенный глоток напитка.
   Семь часов. Время для еды позже. Ему нужно было еще раз просмотреть файлы, чтобы освежить в памяти то, что он в деталях услышит завтра от Джорджа. Тем временем нужно было сделать несколько телефонных звонков. Много позже он послушает Восьмую симфонию: "Симфонию тысячи". Запись Шолти.
   Телефон зазвонил, как будто у него было экстрасенсорное восприятие, как раз в тот момент, когда он собирался дотянуться до него.
   Боб Перри, глава отдела фотографии, более известный как Pix. Он был рад поймать Херби, потому что их человек отнес отпечатки к себе в офис и хотел поговорить с ним.
   Какие отпечатки? Конечно, те, которые он вытащил из файлов. Пять разных фотографий. Все винтажные. Ранние сороковые. Копии и дополнения. Для использования с фрау Фендерман в четверг.
   Это не важно, сказал ему Херби. Он заберет их, может быть, завтра или, скорее всего, в четверг утром.
   Видимо, дело было не в этом. Увеличения показали халтуру. Старые отпечатки, Боб. Исторический: Нет, он не мог спросить, что и откуда они взялись. Что за хрень?
   Только два из них, сказал ему Боб Перри. Два были сделаны на фальшивом фоне.
   Военное время. ТСС. Что-то вроде обратной проекции? - спросил Херби.
   Нет, ножницы и клей - и многое другое. Они были хорошо сделаны. Почти ведомственный стандарт, хотя техника была не столь совершенна, как современные подделки.
   Херби задумался на несколько секунд. - Положи их под замок, Боб. Я зайду завтра, если у меня будет время. Но они не должны выходить ни к кому, кроме меня. Даже Богу их не понять. Верно?"
   "Верно."
   Допинговые фотографии. Это апеллировало к одной теории, которая была у Херби в глубине души. Не совсем теория. Скорее недоработанная идея - и это без того, чтобы слышать все детали. Файлы рассказали одну историю; но кто знал? Ждать и смотреть. Большой глоток бренди.
   Он набрал Ярд. Особое отделение. Паразит Вернон-Смит. Они прошлись по программе "Раше и Мыло", затем Херби вкратце рассказал ему о Наченте и Биллштейне. Описания и их транспортное средство Mini Clubman вместе с регистрацией.
   "Похоже на любителей. Использование одной и той же машины все время. Вы только что застали меня за ужином с братом жены.
   "Возможно, придется подождать. Я хочу, чтобы ты схватил этих монстров.
   "На что?"
   "Слоняется без дела. Что бы ни. Держите их некоторое время. Переверните их".
   - А какой гнусный наряд они представляют?
   "Свободный копейщик".
   - Как давно ты знаешь?
   "Недолго. Думал, что это FIA". Он старался не говорить БНД, чтобы не сбить с толку сотрудника особого отдела. Федеральное разведывательное управление будет более восприимчиво к вредителям, чем Bundesnachrichtendienst.
   - Ты уверен, что это не так?
   "Сегодня утром говорил с сотрудником посольства. Экс-FIA, пара из них. Уволен и ушел в частные руки. Вы, вероятно, получите их по обвинению в оружии. Кто знает? Как их в сторону до четверга или пятницы. В пятницу было бы неплохо".
   - Как и ужин с братом жены.
   - Хорошо, сделай это после обеда. Поздно. Позже, тем лучше. Они не уйдут, если птица все еще в отеле.
   Вернон-Смит сказал, что сделает все возможное. Он звучал недовольно. Волновался.
   Херби позвонил Шнабельну и попросил сообщить, когда пиявки будут изъяты. - Они сейчас там?
   "Сидишь там, бросаясь в глаза, как лисы в курятнике".
   Время еды. Херби почувствовал сильную вялость. Он снова отхлебнул из стакана, затем опрокинул его обратно, не сводя глаз с заметок. Мазохист внутри него хотел позвонить Уорбоям и дать ему работу. Этому молодому человеку нужно было немного имбиря в зад, и он мог бы заняться чем-нибудь завтра.
   Его рука зависла над телефоном, как будто он ожидал, что тот зазвонит. Это не так, и он передумал. Получите его позже, также.
   "Большой Херби Крюгер проводит тихую ночь дома", - подумал он и угостил себя очередным крепким глотком. Употреблять во время приготовления омлета.
   Когда его огромные руки осторожно трясли кастрюлю над газовым пламенем; пока масло таяло, Херби тихо и горько пел:
   Винтовка в последний раз заряжается...
   Скоро над баррикадами будут развеваться гитлеровские знамена...
   Он пел на немецком языке. Песня Хорста Весселя. Затем он рассмеялся. Смех издевался над его детством и, казалось, пришел из далекого прошлого.
   Было почти девять тридцать, когда зазвонил домофон.
   Мейтленд-Вуд был там и хотел бы поговорить.
   Он пришел, как Агаг, ступая деликатно, как будто он жаждал благодеяния.
   Эта женщина Фендерман? Херби был застенчив. Стоило ли это всей работы? Херби спросил, все какие работы? Мейтленд-Вуду дали понять, что людям давали случайные работы, что вчера произошла стрельба. Была ли она подрывной, или небольшие абзацы в газетах были более или менее точными? Более или менее, сказал ему Херби, добавив, что именно он делает большую часть работы, а женщина Фендерман была передана ему самим директором.
   Да, заместитель директора знал это. Он понял, но Джорджу Томасу пришлось отказаться от двухдневной работы - по крайней мере, ему так сказали. Действительно ли Херби приходилось заниматься всей этой фоновой ерундой?
   - Джордж жалуется? Херби предложил заместителю директора выпить; но он отказался, как отказался снять сюртук, как будто хотел дать понять, что он по делу. Он также сделал замечание о том, что не может вызвать Херби в свой офис и вынужден тащиться в Сент-Джонс-Вуд.
   - Ты мог бы позвонить. Телефон..."
   "Ненадежный инструмент". Морозный.
   Херби усмехнулся. Глупый. Дандерхед. "Не этот. Этот особенный. Средства для дезинсекции включены без дополнительной оплаты".
   О том, что делал Херби. Думал ли он, что женщина Фендерман будет полезна? Херби не мог сказать. - Нет, пока я не изучу всю предысторию.
   Опять же, вернемся к Джорджу. - Он занятой человек, знаете ли.
   "Разве мы не все? В чем дело, Уиллис? Джордж жаловался?
   Негатив был исключительно нерешительным. Херби читал это как заголовки баннеров. Джордж не жаловался, но спросил Мейтленд-Вуда, можно ли свистнуть домой именно эту собаку. Он почти мог слышать разговор.
   Без суеты, Уиллис. Но если бы это можно было обойти.
   Делаю, что могу, Джордж. Делай, что я могу. Не обещаю. Это голубь директора, и я одобрил файлы. Нет варианта.
   "Смотрите, - руки Херби широко раскинулись, ужасающе огромные, - я собираю команду. У этой женщины интересное прошлое. Это смутно пересекается с чем-то, на чем был Джордж во время войны. Я хотел бы сразиться с ней или, по крайней мере, бросить ей что-нибудь. Но мне нужно убедиться, что она чистая и накрахмаленная.
   Мейтленд-Вуд ушел несчастным. Херби был далеко не уверен в Хильдегарде Фендерман. Он был не уверен во многих вещах. Мыло. Правда.
   В конце концов он добрался до Уорбоя и попросил его начать проверку первым делом с утра. Немецкий федеральный паспорт. Номер не знал. Женщина: Гретхен Вайс. Количество визитов и их продолжительность в Великобританию за предыдущий год. Херби отлично подходил для независимых проверок. Шнабельн сказал, что Хильдегарда Фендерман прошлой осенью провела два месяца под именем Вайс. Отсоедините его, и пусть Worboys повеселятся с записями.
   "Я хочу получить его не позднее утра четверга". Он повесил трубку, осознавая раздражение, которое он оставил на другом конце линии.
   Наконец, Восьмая симфония Малера - хоровой шедевр.
   Veni, veni, Creator Spiritus, - начал хор Венской государственной оперы. Затем зазвонил телефон. Гиррена, чтобы сказать, что пиявки были только что подняты, с большим шумом и жалобами, некоторыми довольно свирепыми полицейскими, включая Вернона-Смита.
   - Хорошо, - сказал Херби и отложил инструмент.
   Mentes tuorum visita, - продолжал хор.
   Джордж Томас прибыл ровно в девять тридцать следующего утра. На кухне был включен большой катушечный магнитофон. Жуки пристроились наготове. Херби налил кофе.
   - Забыли, где остановились, - начал Джордж.
   Херби улыбнулся своей идиотской улыбкой. "Вокзал Северный. Прибытие. Вы только что познакомились с Дауни и дуэтом SS. Я сижу очень удобно, Джордж. Итак, продолжим. Мне нравятся истории с большим количеством приключений".
   Джордж закрыл глаза, провел рукой по лбу и начал сначала.
   23
   ПАРИЖ 1941 г.
   "Мы рады, что вы прибыли благополучно, герр Томас". Куче, штурмбаннфюрер СС - майор, - говорил отрывисто по-французски. Слишком идеально, чтобы быть естественным. Он был немного ниже Уолда. Это было все, что Томас заметил в то время. - Герр доктор Дауней специально заставил нас ждать вас. Вы были очень скромны - не хотели ехать в Париж. Это звучало странно, французы с немцем герр и герр доктор.
   Джордж открыл было рот, но Дауней тут же закрыл его, взяв на себя инициативу. "Вы знаете, что из себя представляют эти ученые". Он пожал плечами с убийственной точностью. "Здесь Жорж хочет писать в одиночестве. Я мешал ему. Это все. Он сейчас здесь.
   Они вели, вели Джорджа через вестибюль к главному фасаду вокзала.
   "Генерал будет доволен. Мы можем ожидать каких-то результатов в ближайшее время? Да?" Французский Уолда был не таким совершенным, как у Куче, но вполне годился. Он шагнул вперед и открыл дверцу машины. Это был большой черный "опель", и водитель, пухлый капрал, прыгнул вперед, подпрыгивая, чтобы помочь. Вальд отмахивался от него, как будто он был не совсем подходящим человеком, чтобы помогать пассажирам их калибра.
   Джордж встал сзади с Дауни и Куче, Дауней придвинулся ближе, слегка коснувшись его бедра жестом, призванным передать спокойствие. Уолд сел рядом с водителем.
   Джордж сбивчиво сказал что-то о том, что машина оказалась неожиданной роскошью.
   Дауни улыбнулся. "Париж не похож на страну, знаете ли. Там вы привыкли ходить пешком и ездить на велосипеде. Мне трудно." Он махнул рукой в сторону Вальда, а затем снова в сторону Куче. - Эти два джентльмена - наши связи с генералом. Они очень любезны в вопросах транспорта".
   Джордж кивнул и отвернулся от окна. Глаза проезжающего мимо велосипедиста закрылись вместе с ним, и ему не понравилось увиденное презрение.
   Они вырулили в поток велосипедов, которые, по-видимому, были основным видом транспорта. Любые моторизованные транспортные средства были военными, за исключением разрозненных служебных французских автомобилей или фургонов. В остальном это были две ноги - либо на тротуарах, либо на педалях.
   Куче наклонился вперед. "Мы ожидаем многого от этого сотрудничества".
   Джордж сказал, что они сделают все возможное, и Дауни снова пришел ему на помощь. Он уже сказал им и генералу, что он может сделать с помощью Жоржа. Сказав им, он надеялся, что они будут достаточно любезны, чтобы оставить его и его коллегу в покое на некоторое время.
   Они мчались по улицам на скорости, двигая велосипедистов гудками, похожими на гранаты. Джордж смог увидеть только монтаж города, который он так хорошо знал. Это было болезненное зрелище для того, кто был наполовину французом. Повсюду униформа, многие из них с камерами, вечные бездельники на туристическом маршруте. Создавалось впечатление очередей, напоминавших домашние, главным образом вокруг хлебных лавок; и о стариках, просматривающих газеты и плакаты, прикрепленные к пустым участкам стены. На многих плакатах были изображены яркие картины маршала Петена.
   Из машины казалось, что солдат вдвое больше, чем гражданского населения. Однако Джордж был не готов к тому количеству молодых женщин, которые прогуливались с офицерами и другими чинами. Такого сотрудничества можно было ожидать, но в аббатстве об этом не упоминали.
   Они пересекли Пон-Нёф, пересекая угол Иль-де-ла-Сите. Немцы не сдвинули ни одного здания. Крутой поворот налево с улицы Дофин, и машина плавно остановилась перед одним из этих загадочных зданий с большой дверью, частично застекленной, с решеткой из металлических решеток позади.
   Двое эсэсовцев отдали честь, когда Дауней указал Джорджу на дверь. Звонят через день или около того. Было непонятно, угроза это или обещание.
   За дверью из каморки высунулась иссохшая и согбенная консьержка и ядовито взглянула на Дауэя; затем оглядела Джорджа сверху вниз, грустно улыбнулась и исчезла.
   - Я на шестом этаже. Дауни, казалось, обрадовался тому, что они остались одни. Джордж знал это чувство.
   L'accenseur пе марш па. Французские лифты такие же плохие, как и в других частях мира. В то время они были еще хуже.
   Джордж попытался расспросить о паре эсэсовских разбойников, пока они с трудом поднимались по извилистой лестнице, но Дауней резко шикнул на него, предлагая придержать язык, пока они не войдут в квартиру.
   Он никак не мог предупредить Джорджа, сказал он, когда они подошли к его входной двери. Офицеры СС были его прямой связью с генералом Фрюлингом, который, в свою очередь, находился под контролем министерства пропаганды. Он подыгрывал им, но, в конце концов, не смог сохранить в секрете дату прибытия Жоржа. Он надеялся, что они не проверили другой конец. Джордж был потерян, и сказал так.
   Теперь они были глубоко внутри, через небольшой вестибюль с вешалкой для верхней одежды и чем-то вроде куска старой водосточной трубы, служившим хранилищем для двух-трех тростей и зонта. Вестибюль вел в главную комнату, большую и непривлекательную, почти спартанскую: книги вдоль одной стены, мебель большая и тяжелая. Письменный стол, несколько стульев - два глубоких и мягких, придвинутых к металлической печи.
   На стенах три акварели, пресные пейзажи. Место выглядело нежилым, единственным признаком реальности был письменный стол с грудой бумаг и книг. Это напомнило Джорджу Рамилиса.
   Дауней снял пальто и выкрикнул имя. Дважды. Громко. "Анжель. Энджел. Он кричал так, как фермер зовет коров.
   Вдоль дальней стены располагались три высоких окна (на самом деле они выходили на улицу). Слева и справа, в соседних стенах, были две двери. Та, что справа, открылась - это была кухонная дверь, - и вошла девушка, улыбаясь, вытирая руки о большой фартук, который был надет поверх простого серого платья.
   - Это Жорж. Даунэй представил ее. "Энджел живет здесь. Она в безопасности - наш главный повар и мойщик бутылок, как вы говорите в Англии. Точно так же, как Kuche и Wald - это наш путь к сердцу Боше, Angelle - это наш путь к сердцу Франции".
   Она была высокой. Ростом как Дауни. Это было первое, что Джордж заметил в ней. Вторым, хотя и далеко не лучшим ее качеством, были волосы - рыжевато-золотые, не поддающиеся описанию как один определенный цвет. Джордж сомневался, помогла ли она ему бутылкой. При одном освещении оно выглядело красным, при другом оно больше походило на то мягкое густое шелковистое золото, которым, кажется, обладают многие скандинавские женщины. В другие дни и при другом освещении он принимал все возможные промежуточные вариации.
   (Позже Джордж сказал: "Я особенно помню тяжелый день, когда небо над Парижем, казалось, достигло крыш, пропитанных свинцовым дождем, когда ее волосы превратились в темно-буковый рыжий осенний цвет. позже и на открытом воздухе, и так много вещей к тому времени было искажено тем, что я научился думать об игре света".)
   Она подошла к нему, протягивая руку по-царски. Когда их пальцы соприкоснулись, и он посмотрел ей в лицо, Джордж впервые увидел самое существенное и всеобъемлющее достоинство Анхель Тур: юмор. Казалось, из этого высокого и элегантного тела вот-вот вырвется неиссякаемый гейзер комедии. Вы видели это во рту и в ее глазах: в том, как она двигала своим лицом. Позже он обнаружил, что кипение внутри не всегда было комедией. Не обошлось и без трагедии, и если в девяти случаях из десяти выходило юмор, то в десятый раз почти всегда слезы.
   Но в момент знакомства это был просто пузырь, и он мог прочитать все это по ее лицу и по тому, как она махала руками - бледными руками-бабочками, длинные пальцы которых буйно шевелились, когда она говорила. Ангель иллюстрировала разговор пальцами, так же ярко, как некоторые континентальные люди иллюстрируют слова всей рукой или руками и плечами.
   - Как вы познакомились с Кастором и Поллуксом? Ее смех был больше похож на эпидемию, чем на инфекцию.
   Дауни поймал смех, посмеиваясь про себя. - Это ее имя для Куче и Вальда. Подходит к обстоятельствам.
   Джордж сказал, что это так же удачно, как и кодовое название их собственной сети - Stellar.
   Дауни кивнул. Не хотел бы Джордж поесть сейчас? или кофе, хотя бы немного бренди? Джордж выбрал бренди, и его указали на один из стульев перед плитой. Позже ему покажут его кровать.
   Энджел, все еще смеясь, исчезла на кухне, и лицо Дауни стало серьезным. "Звездный" хорош. Какие инструкции вы принесли?
   Пусть он придет к вам, сказали Фениче и Рамилис. Прежде чем вы нас к чему-то привлечете, заставьте его выболтать все. Помните, что он психолог и знает о Нострадамусе больше, чем мы. Ваше прикрытие может быть его викарием в пророчестве, но ваша настоящая работа состоит в том, чтобы защищать наши интересы и следить за тем, чтобы то, что должно быть сделано, было сделано.
   В последнюю ночь Рамилис сказал: "Держи дистанцию; выслушайте его, а затем снова выслушайте. После этого продолжайте слушать, пока не будете уверены. Когда придет время, осторожно покормите его.
   Прибыл коньяк. Сырой дух.
   "Кажется, эсэсовцы обращаются с вами как с оракулом, - начал Джордж. "В чем дело?"
   Конечно, сказал Дауни, вам захочется узнать все.
   Это была хорошая история, и он рассказал ее прямо, как будто она была хорошо отрепетирована, без пауз, чтобы Джордж мог задать вопросы. На кухне застучала Энджел. Выслушайте его, а затем снова выслушайте.
   24
   ПАРИЖ 1941 г.
   Даунэй сказал , что , если бы все было иначе, он мог бы уехать в Англию. Друзья и коллеги постоянно убеждали его в течение недели до падения Парижа. "Я думал об этом. Кто бы этого не сделал?
   Если бы его политика была слабой. Если бы он хоть немного верил в правительство; в Рейно, Даладье, Лавале - в любом из них он мог уйти. Как и многие другие люди во Франции, он предвидел это. (Как и многие другие люди в Англии, подумал Джордж.)
   У нас была смелая армия, вздохнул Дауни. Сыны тысяч, мужественно погибших на Сомме. Они не подвели своих отцов. Они сами были преданы: неэффективными политиками и старыми уважаемыми генералами, ничему не наученными прогрессом.
   То же самое было и в Сорбонне - по крайней мере, он так думал. Учреждение в целом уже прошло свой расцвет, живя прежней академической славой. Старые люди, большинство из них, и, хотя люди, полные лет, считались мудрыми мудрецами, у большей части были закрытые умы. Их мудрость не содержала истины для настоящего времени.
   "Некоторые из нас, учителей и студентов - интеллектуалов, если хотите, - были либеральны и прогрессивны в своем мышлении".
   Для либерала и прогрессива читай коммуниста, подумал Джордж. В аббатстве ворчали: Если тебе отрезать, иди к коммунистам или в церковь. Желательно коммунистов.
   За три дня до того, как вермахт вошел в Париж, Мишель принял решение. Это было сейчас или никогда. Люди высыпали. Другие пожали плечами. Он останется.
   "Я знаю достаточно людей. У меня есть люди здесь, в Париже, и я знаю других - повсюду, - которые приняли такое же решение. Продолжать. Займитесь своим делом, но организуйте. Организуйте сопротивление. Некоторых, как говорится в американских вестернах, увезли в горы. Маки ". Он произнес это тоном, предназначенным для самых смелых и самых безрассудных.
   Правильный путь состоял в том, чтобы выйти и встретить врага на его условиях. Играйте в соавтора, если это необходимо. Но все время организуй. Он ударил черной тростью по ковру, риторически спрашивая, когда придет помощь. "Нам нужны люди здесь. Вы обещали помочь, но они не пришли. Нам нужны организаторы; коммуникации; оружие и взрывчатые вещества".
   Нацисты хотели сотрудничества; они хотели, чтобы страна была нетронутой - рабочая сила, полиция, судебная система, сельское хозяйство и промышленность. Бог знает, они сделали это достаточно ясно. Они хотели работать в упряжке. В общем деле. Некоторые ублюдки даже попались на это.
   Они были основательны, бош. Это был факт. Мы знали, что у них будут списки... Дауней снова стукнул по полу. Но мы также знали, что бояться нужно было только евреев и диверсантов, а может быть, и старых и немощных.
   "Боше" потребовалось всего три недели, чтобы подъехать к двери Мишеля Дауни. Тогда не бош, а французы. Двое из них. Очень вежливый. в штатском. Лесные фильмы. Несколько деталей. Только простые факты. Имя. Дата рождения. Вещи уже на карте d'identité. Проверка.
   Два дня спустя Куче и Вальд пришли в себя. "Живые вагнерианцы", - называл их Дауни. Северные боги судьбы. Мерде. У Уолда даже был шрам на подбородке - вы его заметили? - вообразил, что это дуэльный шрам. Неправильный. Это было падение, но Дауни узнал об этом позже. Уолд напился и упал с нескольких ступенек.
   Но вот они, полные учтивости и обаяния, и герр доктор, признанный знаток психологии, ученый в области астрологии и современного мышления. ("Они получили это - название моего нового трактата, а оно еще не написано - все равно не закончено".) Маэстро , - он усмехнулся, как будто его так назвали, играя языками, - Маэстро пророчеств Нострадамуса.
   Если бы он задумал устроить ловушку в 1937 году, когда начал писать "Пророк Салона", Дауни не мог ожидать большего. Куче и Вальд сказали, что есть господа из Берлина, которые хотели бы поговорить с ним о проекте. Придет ли он? Довольно неформально.
   Они поехали в Крильон. Дауни это не волновало. Он знал, насколько неформальным был Крильон в эти дни, когда Верховное командование использовало его в качестве своей штаб-квартиры. И все же это было лучше, чем дом на авеню Фош, где заседало гестапо.
   Дауни погрузился в почти сентиментальную задумчивость: "Теперь немного легче - не "Крийон", а "Париж". Или, возможно, это потому, что я работаю на них". Он встал и начал хромать по комнате, болезненно опираясь на трость. - Это было в прошлом году, не забудь. Теперь это в этом году, и скоро это будет снова Париж весной. Многие люди пытаются забыть, кто такие монстры, ходят среди нас, пьют наше вино, трахают наших девушек, едят нашу еду и ввергают нашу жизнь в черт знает что. Затем. Прошедший год. Тогда улицы были пусты, а комендантский час соблюдался очень строго - за час до заката. Они бродили по улицам. Иногда бары и кафе вообще не открывались. Париж казался... - Он замялся, как будто был переполнен эмоциями. "Пустой. Улицы. Бары. Магазины. Бульвары. Как женщина, которой врач сказал, что она бесплодна. Это был Париж. Сейчас все по-другому. Женщина приспособилась и живет со своим горем или хорошо проводит время благодаря тому, что ей сказал врач. Она приняла иллюзию безопасности".
   В отеле "Крийон" было трое мужчин в штатском. Они встали, когда Куче и Вальд привели его. Стояли и относились к нему с большим уважением: надеялись, что досадная, но необходимая деятельность военных не слишком его обеспокоила. Война была печальным делом, и они не просили об этом. Разве французы не говорили в 1939 году, что англичане будут сражаться до последней капли французской крови? Фюрер не хотел этого. Но разве Дауни не соглашался, что теперь есть общий враг? Переговоры с американцами шли на высшем уровне. Англии рано или поздно пришлось бы капитулировать. Все, что они хотели, это спасти больше кровопролития. Как добрый и верный француз, как ученый, мыслящий человек, он был бы неправ, если бы не способствовал приближению этого дня - скорее раньше, чем позже.
   Они гордились тем, что прибыли по прямому запросу от рейхсминистра пропаганды: самого доктора Геббельса. Знал ли он, что рейхсминистр был большим поклонником его работы над Нострадамусом? Знал ли он, что фюрер сам был преданным. Астрология была новой наукой. Разве Нострадамус уже не предсказал величие и судьбу Гитлера?
   Дауни не был ни согласен, ни не согласен.
   - Не намекай ему, - прошептал Рамилис на ухо Джорджу. До тех пор, пока у вас не будут готовы все доказательства существования Бога, с личным подписанным заявлением Святой Троицы - в трех экземплярах, заверенных Коллегией кардиналов. А до тех пор не давайте ему понять, что вы думаете, что все это пустая болтовня.
   Дауни ответил своим хозяевам, сказав, что рейхсминистр был очень любезен. Если бы он мог что-то сделать... Ну, если бы это было в его силах.
   Кто лучше? Они тепло улыбнулись ему. Дал ему выпить. На рейхсминистра уже работали астрологи. Был один человек из Швейцарии. Однако герр доктор Дауней был самым квалифицированным человеком в Европе в отношении пророчеств Нострадамуса. Послания великого пророка нужно было интерпретировать по-новому теперь, когда Третий рейх завоевал большую часть Европы. Неужто герр доктор не смог устоять перед таким вызовом?
   Рейхсминистр был убежден, и они поняли, что фюрер согласился, что Нострадамус был великим пророком нацистской партии. Судьбу ее можно было узнать в четверостишиях. Для быстрого и окончательного прекращения нынешних проблем было необходимо, чтобы кто-то с гениальностью герра доктора изложил простыми словами - словами, понятными даже самым невежественным, - что будущее в безопасности в содержание партии и тех, кто ею руководил.
   Им нужны были главы и стихи, чтобы доказать диссидентам в уже оккупированных странах, Великобритании и остальному миру, что дальнейший конфликт бесполезен. Может герр доктор? Возьмется ли герр доктор за эту важную задачу?
   Гладкий как масло; Даунэй сказал, что ему придется подумать об этом. Они отвезли его домой, и он получил сообщение в два раза быстрее ("Я полагаю, оно пришло в Лондон через рыбака. Они все еще получают сообщения на лодках, да?")
   Оставили его одного на три дня. Затем снова Куче и Вальд. Все еще очень вежливо, но на этот раз они отвели его к своему командиру, генералу Фрюлингу. Генерал - Даунэй надул щеки и приложил руку к животу - тоже был очарователен, но тут же заявил, что, как он понимает, герр доктор работает на рейхсминистра Геббельса. Если бы он мог чем-то помочь. Было предложено перевести герра доктора в Берлин, где он мог быть ближе к Министерству пропаганды. "Меня больше не спрашивали. Они говорили мне".
   Дауней остановился. Передал сообщения в Лондон. Увидел пианиста, которого прислали из Австрии, и стал ждать его блестящего молодого коллегу Жоржа Тома.
   Это было трудно, но вымысел держал мяч в движении до сих пор. Только что. Они требовали результатов. Речь о Берлине.
   - Бальтазар прибыл вчера, слава богу, - неожиданно вызвался Дауней.
   Джордж был нервным. В аббатстве ему сказали, что задолго до этого из Швейцарии приехал пианист Бальтазар. Нерушимый покров. Надежный как дома и очень опытный. Говорит Фениче. Майра Хесс.
   "Он здесь?" Джордж имел в виду в квартире Дауни.
   "Боже мой, нет. Я не допущу, чтобы он сидел у меня на пороге". Дауни издал галльский звук и объяснил, что Бальтазар скрывается с какой-то девушкой на чердаке недалеко от Сен-Сюльпис. На самом деле он не сказал, что девушка была одной из его учениц. Он сказал, что той ночью у Джорджа была встреча с Бальтазаром в баре на Буле. Мих., который ничего не сделал, потому что в его животе роится страх. Это означало бы полет в одиночку в Париже.
   Дауни рассмеялся. - Это не так уж плохо, мой друг. С каждым разом будет легче. Ты один из нас, и теперь ты должен двигаться, как один из нас.
   Джордж предпочитал пока быть страусом. Он повернул тему, спросив, думал ли Дауней о пророчествах - Нострадамусе и нацистской партии.
   На секунду он подумал, что Дауней стал с ним смущаться, но потом понял, что в комнату вошла Энджел и суетилась, накрывая на стол для их еды.
   "Много размышлений". Он поднял брови. - Возможно, мы могли бы обсудить это позже. Мол, не перед детьми, или прислугой, или своей любовницей, если она была такой.
   Джордж начал действовать ("Фокси - так меня называл Рамилис") и сделал обеспокоенный вид, заявив, что не уверен в этичности - если только они не смогут доказать, вне всяких сомнений, что Нострадамус действительно делал предсказания, касающиеся этой конкретной эпохи, и роль, которую должна была играть в нем партия.
   Дауни снова рассмеялся. Потом выглядел озадаченным, как будто только что понял, что имел в виду Джордж.
   Играйте с ним так, как будто вы стопроцентно верующая девственница, которую мы выкопали из оккультного сообщества. Итак, Рамилис, в ночь хитрости лабиринта.
   В течение всего обеда Дауней продолжал смотреть на Джорджа с тем же неуверенным озадаченным выражением, но ничего не говорил о пророчествах, пока они не закончили есть.
   Еда была простой. Они говорили о Париже и общей ситуации, Дауней был хитрым и пытался скормить Джорджу информацию, которая могла бы пригодиться, когда он выйдет на улицы.
   Затем они коснулись политики, и Анхель, которая за обедом булькала и ни к чему не относилась серьезно, возвела глаза к небу, заявив, что политика - худшая тема на свете; еда и одежда были вещами, которые она любила больше всего. Еда, одежда и литература. Был ли Джордж литератором? Ему нравилась Джейн Остин?
   После этого Дауни сказал, что ему нужно перейти в Сорбонну. "Для продолжения фантастики". Энджел покажет Джорджу его комнату. Она на мгновение отошла от них, и, пока он шел к двери, Дауней повернулся на своей палке...
   "Подумай хорошенько о том, что мы делаем, Жорж. Нострадамус может быть вашей библией, но мы должны играть с ним, неверно цитировать и вмешиваться в него, если мы хотим делать это правильно". Он сказал, что они поговорят позже, и вышел.
   Анхель вернулась, когда дверь закрылась, и отвернулась, когда Джордж посмотрел на нее, словно не желая, чтобы он видел ее лицо, скрывающее какую-то личную печаль.
   Комната, которую они подготовили для него, была маленькой и функциональной, и к тому времени, когда она закончила краткую экскурсию по квартире для Джорджа, Анхель снова стала самой собой. Были вещи, которые она должна была сделать на кухне.
   - Нравится мыть посуду?
   "Да."
   "Я помогу."
   - Хочешь кофе, Джордж? Большой Херби почувствовал, что это напряжение.
   - Могу я? Брови нахмурены. "Это не просто. Когда ты знаешь всю историю - кто был кем на самом деле и что делал. Это трудно. Я пытался очистить разум и передать вам впечатление, которое я получил в те первые часы. Ты уверен, что это то, что тебе нужно?"
   Херби сказал, что это было прекрасно. Все, что он мог вспомнить. Чем больше, тем лучше. Подумай сам. Он взял кофе и только что налил, как зазвонил телефон.
   - Они стали частными, как ты и сказал. Вернон-Смит.
   "Я говорил тебе."
   "Попробовал ваш офис. Они сказали, что ты дома.
   "Они сказали, что я дома и не хочу, чтобы меня беспокоили".
   - Я должен был вас побеспокоить. Я поймал их на ношении незаконного оружия. Мог бы справиться с арестом, но я сомневаюсь, что магистрат будет носить его. В мгновение ока. Легкий залог".
   "Пытаться. Постарайтесь сохранить их до вечера четверга. О, и очисти их.
   "Они как морг в Рождество. Оба из них."
   "Пытаться."
   Вернувшись к Джорджу Томасу, Херби сделал глоток кофе и подумал, что предпочел бы бренди, но еще слишком рано.
   "Я хотел бы услышать об Анжелле. Первые впечатления. Это все очень важно, Джордж.
   - Я как раз собирался к ней.
   Еще чашка кофе, и он снова ушел. Херби показалось, что он мог видеть это в его глазах, переносившихся на долгие годы назад в ту строгую парижскую квартиру. 1941.
   25
   ПАРИЖ 1941 г.
   Анжель был болтуном, болтал без умолку , перескакивая через темы, как камень через неподвижный пруд, и производя столько же ряби. Ничто не казалось неподвижным и тихим, когда она была рядом. Все было перемежено приступами смеха, и только когда Джордж задал вопрос - всегда ли она жила в Париже? - улыбка исчезла из ее глаз и, казалось, исчезла из ее личности.
   Через несколько секунд девушка, которая была всем счастлива, заплакала. Джордж издавал звуки. ("Я все еще не очень хорошо умел утешать женщин. Особенно, когда я не понимал главного источника горя".)
   Затем рыдания прекратились почти так же быстро, как и начались. Фыркнув, она взяла себя в руки и начала извиняться. - Вы могли бы знать. Тогда вам не придется спрашивать снова".
   Они стояли в маленькой кухне, посуда была вымыта и только наполовину высушена, некоторые уже были свалены на голом столе, а Анхель рассказывала Джорджу - простыми предложениями, опуская мельчайшие детали, - о том, как она очутилась в Париже и в доме Дауни. квартира.
   Она была учительницей. Окончила Сорбонну в 1939 году. Тогда она была немного знакома с Мишелем Дауни, хотя не посещала ни одного из его занятий. "Он был очень романтичной фигурой для нас, девочек".
   Она искала должность младшего помощника в деревенской школе, где она родилась, недалеко от Реймса. Она пробыла там меньше года, когда немцы ворвались во Францию.
   Сначала казалось, что лучше оставаться на месте; где они были. Но по мере того, как слухи и шум боев вокруг них становились все хуже, Анжелль Турс решила переехать. В первую неделю июня она поговорила с директором школы. Он в свою очередь поговорил с родителями и детьми.
   Многие семьи уже собирали свои вещи наготове. Идти они решили вместе - родители, дети, директор школы и три его помощника.
   В первый день их бомбили и расстреливали по дороге. Это было жалко, достаточно ужасно, чтобы свести с ума молодую женщину. Из семидесяти мужчин, женщин и детей деревни осталась только она с четырнадцатью детьми. Они были вместе в канаве. Никто больше не смог этого сделать, застигнутые врасплох, когда осы-истребители спускались с деревьев и опрыскивали дорогу. Джордж знал о таких вещах: он испытал это на долгом пути обратно в Дюнкерк.
   "Нам пришлось отказаться от использования основных дорог, - сказал он ей.
   "Мы также." Она кивнула один раз, кратким движением вниз. Голова оставалась опущенной, глаза в пол. "Я взял малышей, и мы пошли окольными путями".
   Дети были напуганы, некоторые из них находились в острой душевной агонии, увидев своих родителей, уничтоженных на дороге. Все они были уставшими, жаждущими и голодными. Иногда Энджел носила маленькие. "Мы очень плохо шли. В любом случае, к тому времени я еще не знал, куда их везу".
   Через пару дней после обстрела на дороге они оказались в крохотной деревушке - церковь, ферма и несколько коттеджей. Лекарь все еще был там, сбитый с толку, но молившийся и посещавший свои религиозные службы, измеряя дни в молитве. Он думал, что скоро придет конец. Все ушли, сказал он, кроме фермера, который был старым скрягой и продолжал управлять своей фермой, почти не обращая внимания на происходящее.
   Кюре отвел детей в церковь, где, по его словам, они могли переночевать. Было около пяти часов дня, и Анхель пересекла дорогу к ферме, надеясь попросить у фермера молока и, возможно, немного овощей. Каким бы скрягой он ни был, она думала, что это возможно. Кюре не хотел, чтобы она уходила, подразумевая, что мужчина был развратником. И все же, если понадобится, она продаст себя ради детей.
   Она почти добралась до фермы, остановилась, чтобы оглянуться, когда услышала звук двигателей. Небольшая колонна французских грузовиков петляла по узкой пыльной дороге всего в полукилометре от деревушки. "Это было как в ковбойских фильмах, - криво и болезненно улыбнулась она, поднимая голову, чтобы снова посмотреть на Джорджа, - Пятый кавалерийский полк идет на помощь".
   Затем сквозь грохот грузовиков послышался еще один шум. Штукас. Шесть из них, отрываясь и безошибочно ныряя к грузовикам. Она увидела, как из-под самолета вылетели первые бомбы, и бросилась на землю. "Я царапал его пальцами. Я хотел спуститься прямо под землю".
   Остальное было как всегда: земля тряслась; взрывы следуют один за другим, все ближе и громче. Запах и тепло. Крики. Тот особый гром и ветер разрушения. Потом жуткая тишина.
   Шесть "Штук" могут нанести большой урон небольшому и концентрированному участку. Коттеджи исчезли. От грузовиков осталась лишь пара горящих каркасов. Криков не было, только рычание улетающих самолетов. Прежде всего не было никакой церкви: только груда каменной кладки и одна стена с уцелевшим окном.
   Она бродила пару дней, и самым ярким воспоминанием о последствиях был еще живой фермер; стоя со своими хозяйственными постройками, загоняя во двор каких-то животных и выкрикивая в ее адрес что-то непристойное. Должно быть, он уже сошёл с ума или был достаточно в здравом уме, чтобы отделить свой разум от реальности.
   В конце концов, она решила отправиться в Париж. Были подъемы из заблудших армейских грузовиков и дни ходьбы. Она прибыла на день раньше немцев и обнаружила, что Париж почти пуст. По привычке она забрела в Сорбонну и встретила Мишеля, который лишь смутно помнил ее. Он принес ее обратно в квартиру, уложил спать, накормил и выхаживал.
   "Я живу здесь, потому что больше негде. Я еще умру за этих детей. Я смеюсь как можно больше, потому что что еще, кроме как смеяться?"
   А Мишель? Джордж не осмелился спросить, но она, должно быть, увидела вопрос в его глазах. - У него много женщин. Она снова рассмеялась, слишком громко. "Это работа, над которой он сейчас работает. Это я, когда ему хочется. Или когда я его попрошу. Но он ублюдок с женщинами.
   На этом она остановилась внезапно, как будто поняв, что была нескромна, а затем начала рассказывать историю, которая в настоящее время ходит по кругу. Люфтваффе построили фиктивный аэродром - на севере, где-то у побережья. Там были брезентовые ангары и деревянные самолеты. Согласно рассказу, ВВС Великобритании бомбили его на прошлой неделе. Четыре самолета, сказала она, самолеты с двумя двигателями, летели низко, сбросили шестьдесят или семьдесят бомб. Деревянные бомбы. Голова ее запрокинулась назад, напрягая маленькие груди на фоне серого платья, и она рассмеялась, как будто это была шутка, которая должна понравиться всем.
   Они сидели и разговаривали на кухне, пока Дауней не вернулся и сказал, что у Джорджа остался всего час до встречи с Бальтазаром. Он все еще казался обеспокоенным очевидным нежеланием Джорджа подделывать пророчества, потому что он произнес длинную речь о необходимости дать нацистам то, что они хотели услышать. "Вот в чем хитрость. Это обман общего дела. Они должны услышать то, что хотят. Они как жадные дети. Мы даем им только сливки. Понять?"
   Конечно, Джордж понял. - Мы поговорим, когда я вернусь из Боула. Мих.
   "И скажите Бальтазару, что я хочу отправить сообщение в Лондон", - отрезал Дауни. Позади него, в кухонной двери, Ангелла, казалось, сигнализировала глазами об опасности.
   В настоящем, в квартире Херби Крюгера, снова зазвонил телефон. На этот раз его кабинет в пристройке с каким-то вопросом.
   - Никаких звонков, - прорычал Херби. "Я не хочу, чтобы сегодня сюда больше звонили. Скажи им, что я дам знать дежурному офицеру, когда освобожусь. Держите список".
   Он попятился назад. - Извини, Джордж, - глядя на часы, - еще не время обедать. Пожалуйста, продолжайте. Мне жаль."
   26
   ПАРИЖ 1941 г.
   БАЛЬТАЗАРА БЫЛО Билл Киф, и изначально он был родом из Эпсома ("Откуда берутся соли. Вы, наверное, все это записали"). В течение многих лет у него было глубокое прикрытие в Швейцарии. Как и Джордж, он говорил по-французски и по-немецки. Раммер и Фениче громко пели ему дифирамбы. После фиаско в Мюнхене в 1938 году его вернули в Лондон и прослушали курс радио, хотя он много лет занимался тайной торговлей.
   Его прикрытие было настолько глубоким, что оно ему действительно было не нужно. Ему удалось устроиться в Париж благодаря своей фирме. Все законно, за исключением его имени - Роберт Мутрей - и он использовал его целую вечность. Насколько всем, кроме команды Раммера, было известно, он был добросовестным швейцарским представителем, продававшим себя новому режиму.
   В баре было людно: как штатские, так и солдаты, и Джордж сразу узнал Бальтазара. Он сидел в углу, откуда был беспрепятственный обзор всех выходов, даже общих туалетов. Держите линии обзора четкими, учили в аббатстве. Например, когда ты шестьдесят дней в море - спиной к стене, и все выходы заблокированы. (Ему до сих пор учат).
   Бальтазар был низеньким и толстым, сильно потел, а его очки лежали в аккуратном футляре на столе и указывали прямо на его стакан перно.
   Джордж протолкался, не обращая ни на кого внимания, проделав по пути все рутины. ("Но тогда я думал, что знаю все это в течение десяти минут после того, как выехал на улицу. Вы знаете в этом возрасте. Удивительно, как быстро приходит уверенность - удваивается, переворачивается, стоит в одиночестве и бледно слоняется на странном углу улицы".)
   - Вы Мотрей, не так ли? Роберт Мутрей. Однажды мы познакомились на конференции. Ваша фирма подумывала опубликовать что-нибудь из моих. Астрология. Томас. Жорж Томас".
   Он медленно поднял очки, надел их на нос, ухмыльнулся и тихо заговорил по-английски. - Думал, ты никогда сюда не попадешь. У меня нет времени, и я не хочу задерживаться".
   "Будь осторожен". Джордж придерживался французского.
   "Позаботься о моей заднице. Половина - чертовы лягушки, а остальные - фрицы, и на них наплевать". Для человека с глубоким прикрытием у него были инстинкты безопасности рассеянного эксперта по взрывчатым веществам. Или так думал Джордж. Бальтазар, должно быть, заметил выражение глаз своего коллеги, потому что снова ухмыльнулся и перешел на французский, призывая официанта. Джордж сказал, что выпьет "Перно", понимая, что Бальтазар уже зарекомендовал себя как завсегдатай бара. Живая обложка.
   - Даунэй - Мельхиор - говорит, что вы только что прибыли. Аббатство дало мне понять, что вы были здесь какое-то время.
   - Эбби права. Он вытер лицо большим носовым платком. "Хотел починить дыру под болтом. Должен сказать, что я не хочу его использовать. Этот Дауней устроил мне угощение. Ей всего девятнадцать, и она делает это на двенадцати языках. Любит маленьких толстяков вроде меня. Говорит, что есть еще что достать. Ты в порядке?" - как бы спрашивая, не интересовался ли Дауни и сексуальной жизнью Джорджа.
   "Я в деле, и мы работаем. Должно быть что-то для вас через пару дней, если не раньше.
   Очень быстро ("Я прохожу через это только один раз") он дал Джорджу процедуры контакта, сигналы и замены. На всякий случай.
   Когда он закончил, Джордж сказал ему, что Дауней хочет, чтобы он поговорил с Лондоном. У него было сообщение.
   Перно прибыл. К нему по-прежнему подавали кусковой сахар. Удивительно. Джордж поливал воду через два куба, балансирующих на вилке, капля за каплей в желтую мглу, невольно думая о Маман и о себе однажды зимой - оттепели и снеговике, которого они окрестили Хирамом, скатывающимся в белое пятно на крохотной лужайке. Старый, повторяющийся сон пронесся в его голове.
   - Вам придется это проверить. Бальтазар звучал почти сурово. "Я получил ответ по этому поводу. Сказал, что мне не нравятся партнеры Дауни. Лондон говорит, что вы должны увидеть все - без ведома Дауни. Если у него есть сообщение, мне нужен ваш комментарий.
   Джордж спросил, кем из соратников он недоволен, вспомнив об СС.
   - Эта его девушка, например. Тарталетка, которая живет с ним. Она загадка. Не нравится это; ни парочка других".
   "Женщины?"
   Какая еще беда была? - спросил он и сказал: да, конечно, женщины: одна молодая, другая постарше. Он был очень недоволен мотивами Дауни. Он начал объяснять, когда у входа в бар послышался гомон, а снаружи послышались звуки остановившихся машин с резким торможением и быстрым хлопком дверей. Пара посетителей бара быстро направилась к двери.
   - Господи Иисусе, - выдохнул Бальтазар. "Никакого героизма, Солнечный Джим, но здесь мы узнаем, насколько хороши твои документы".
   Четверо в штатском и две пары в форме: полицейские. Не нацист в поле зрения. Они сказали всем оставаться на своих местах. Это была плановая проверка. Это было похоже на голливудскую версию рейда Сухого закона, но на французском языке.
   Все четверо были крутыми, резкими мужчинами. Порода, подумал Джордж. Может быть противно в подвале с резиновыми палками. Они работали парами, каждую пару сопровождал человек в униформе, а у двери стояла пара для верности.
   Они почти не обращали внимания на бумаги Бальтазара, но долго толпились над бумагами Джорджа. Слишком долго.
   "Томас?" - спросил один из них.
   "Это здесь. Это я."
   - Жорж Томас? Другой.
   "Да." Ему казалось, что люди от него отходят.
   - Он с тобой? первый фильм снимался в Бальтазаре.
   Бальтазар издал звук, говорящий, что никто в здравом уме не будет с Джорджем. На самом деле он сказал им, что никогда не видел Джорджа, пока тот не сел за несколько минут до этого.
   - Просто формальность. Первый флик, высокий, с родинкой на левой щеке, взял Джорджа за руку.
   - Мои документы в порядке. Он отстранился, пытаясь стряхнуть руку.
   "Формальность". Ролик вытащил Джорджа из кресла, а его напарник поймал другую руку. "Сегодня вечером мы собираем букву Т ". Он рассмеялся, и они вытолкнули его из бара.
   Не было времени бояться, пока они не посадили его на заднее сиденье машины. Он попытался заговорить с ними, но они говорили только друг с другом, через него, не обращая внимания. Он спросил, куда они идут, но пара фликов внезапно оглохла. Через пять минут страх в животе Джорджа превратился в светлячков. Они направлялись к Триумфальной арке и сворачивали на авеню Фош. Рамилис, Фениче, Марк - на посадочной площадке - и Дауней рассказали ему об авеню Фош и тамошней штаб-квартире СС - и о той части СС, которая называлась гестапо.
   Они подъехали к зданию, и сержант СС прыгнул вперед, чтобы открыть дверь. Один из фликов пробормотал, что ему очень жаль, но они всего лишь подчиняются приказам. Слабый крик многих убийц.
   Когда его передали, состоялась небольшая церемония подписания, и пара мускулистых эсэсовцев в рубашках с открытым воротом повела его наверх и через несколько коридоров к двери.
   - Герр Томас, спасибо, что пришли нас навестить. Куче бездельничал за письменным столом. В углу, выглядывая из окна и попивая из стакана с длинной ножкой, стоял Уолд со шрамом и всем остальным. Оба выглядели расслабленными. Джордж вспотел; желая, чтобы он никогда не встречал и не видел Рамилиса.
   В далеком будущем Большой Херби Крюгер поерзал на стуле, повернул голову и сосредоточился. Этой части не было в файле. Во всяком случае, не подробно.
   27
   ПАРИЖ 1941 г.
   МУЖЧИСТЫЕ МУЖЧИНЫ СТОЛКНУЛИ его на стул. Куче кивнул им, и Джордж услышал, как позади него хлопнула дверь. Он посмотрел в глаза Куче, чтобы увидеть, нет ли намека на то, что должно произойти.
   "Что такое...?"
   - Несколько вопросов, вот и все. Уолд вышел из окна. - Не о чем беспокоиться, герр Томас. Мы - как бы это сказать? - защищаем наши инвестиции?
   Итак, долгая викторина началась. Ничего противного. Никаких угроз. Гладкие языки и постоянное отступление. Для начала задали ожидаемые вопросы. Где он родился? Что случилось с его родителями? Как он завязывал шнурки в детстве? Кем был Клод Гренуар?
   "У него был гараж в деревне. Умер, когда мне было около шестнадцати". Слава Богу за прикрытие, которое было создано с помощью только что созданной французской секции. Эти двое тщательно проверяли его, и Джордж надеялся, что Дауней проинструктирован так же, как и он сам.
   Когда вы впервые приехали в Париж? Где вы тогда жили? Когда вы впервые поработали с Мишелем Дауни?
   "Когда он начал книгу - Пророк Салона - летом 1937 года".
   - Почему он выбрал тебя?
   "Он сказал, что у меня есть естественная склонность ко всему духу пророчеств".
   - Вы выполнили всю подготовительную работу?
   "Да."
   "Разве вы не чувствовали себя обманутыми, выполняя всю эту работу, а затем наблюдая, как Дауни превращает ее в книгу и получает все аплодисменты?"
   "Конечно нет. Это было не так".
   Ломать. кивает. Улыбки. Он мог спать. Ему дали голую комнату с раскладушкой; кормила его экономно. Еще никаких угроз. Завтра они снова поговорят. Живи этим, Фениче постоянно говорила об обложке. Зайди внутрь и стань мужчиной, которого мы создаем в тебе. Человек, Жорж Тома, которого они построили, плохо спал. В этом здании были звуки, не рассчитанные на то, чтобы чувствовать себя непринужденно. Смех. Два немецких голоса, поднятые как бы в ссоре. Обрывок песни где-то в ранние часы и два раза топот ног, не марширующих, а целеустремленно идущих по коридору - затем останавливающихся за дверью. Пауза и продолжение.
   Джордж сделал пару обратных ходов по обложке, решил, что угадал, почувствовал бурление в животе и пот на лбу и под мышками; погрузился в сон, а затем снова вышел из него.
   Дауней все время возвращался ему в голову, и предостерегающие слова Бальтазара: ... недоволен соратниками Дауни. Рамилис и долгая тайная ночь в аббатстве. Если он один из них, они используют тебя в своих целях, дорогая. У них будет метод. У них всегда есть метод.
   Потом на ум пришла Анхель - ее смех и длинные бедра под платьем; ее слезы; пули и бомбы разрывают эту дорогу, металл разрезает детей и их семьи. Совершенно неожиданно Джордж захотел ее. Бушующий страх превратился в другой вид огня.
   Утром принесли паршивый кофе и хорошие круассаны. Потом снова в тот же кабинет, к тем же гладким, наглым Куче и Вальду. Недавно выбритый шрам Уолда выглядел так, будто его посыпали пудрой, потому что бритвой все еще было больно тереться об него. Он напился и упал с лестницы, подумал Джордж.
   Они ответили точно на те же вопросы, что и прошлой ночью, только в другой формулировке и порядке. Они остались вежливы, а когда все закончилось, солдат принес кофе.
   - Это хорошо, - произнес Куче, и Джордж подумал, что он имеет в виду кофе, который определенно был лучше, чем помои, которыми его кормили на завтрак.
   - Он имеет в виду, - Уолд улыбнулся, слабое солнце разрезало окно, создавая ореол его светлых волос, - он имеет в виду, что мы удовлетворены. Теперь приступаем к разговору. Доктор Дауни сказал вам, что требуется?
   Джордж сказал, что он долго разговаривал с Дауни, и немцы повторили, что защищают свои интересы. Они подчинялись генералу Фрюлингу, а он подчинялся рейхсминистру. Итак, герр Томас понял, что все они находятся под некоторым давлением. Доктор Дауней дал определенные обещания, но пока показать было нечего. Это заняло много времени, как они это сказали.
   Они прервались на обед. Сыр, хлеб и хороший хоккей. Яблоки. Все очень здоровские.
   "Мы хотели бы довериться вам". Куче говорил медленно, плохой актер-любитель, стремящийся к идеальной артикуляции. "Мы рискуем, конечно, но другого пути нет. Видите ли, мы не уверены, можем ли мы доверять доброму доктору Дауни. Мы хотели бы доверять вам, Жорж Тома, и удостовериться, что вы понимаете, что мы должны предоставить рейхсминистру".
   Рейхсминистр Геббельс, говорили они, попеременно, как старухи, повторяли окончания предложений друг друга. Рейхсминистру Геббельсу требовалась твердая, основательная интерпретация пророчеств - интерпретация, которая была бы убедительной. Ты понимаешь? Они акцентировали каждую фразу.
   "Я уверен, что Мишель Дауней даст вам четкую интерпретацию", - успокоил Джордж. "Он знает о Нострадамусе гораздо больше, чем я. Я умею читать некоторые..."
   Ах, они прервали его. Возможно, герр Томас не совсем понял их значения. Они поняли, что доктор был блестящим оккультистом, но у рейхсминистра уже был блестящий оккультист в Берлине. Они были очень обеспокоены судьбой этого джентльмена.
   Джордж повторил, что Мишель Дауни был человеком чести, ученым чести. Он расскажет им правду.
   Это последнее, казалось, сильно занервничало и Куче, и Вальду, и Куче положил руку на плечо Джорджа.
   "Мы можем быть вам очень полезны. Понять? Мы можем сгладить многие пути. Чего бы вы ни желали - денег, статуса, звания, женщин. Понять? Это не совсем вопрос истины. Понять?" Verstehen?
   Рамилис объяснил это. Так было с Дауни. Они должны слышать то, что хотят слышать. Теперь, подумал Джордж, эсэсовцы говорят ему то же самое.
   Сидя на подоконнике, в своей любимой позе, Вальд смеялся, как Пальяччи в конце " Вестей любви", но без слез. "Что такое истина?" - спросил он, зная, что это не оригинал.
   "Правда имеет другой угол зрения для большинства людей". Джордж пытался быть умным. "Одна истина может иметь много точек зрения".
   "Так?" Куче поднялся на ноги. "Так что же это на самом деле? Правдив ли фюрер? Или присягу, которую мы даем - клянусь тебе, Адольф Гитлер ... Верность и храбрость... Повиновение до смерти. И да поможет мне Бог. Это правда? Какова правда о Нострадамусе?"
   "Возможно, он многое значит для многих людей. Это зависит от того, где вы находитесь во времени - по отношению к пророчествам". Он был весьма доволен этим.
   Оба быстро вернулись. Вот что мы имеем в виду, сказали они. Нострадамус должен означать для рейхсминистра только одно - судьбу фюрера как величайшего лидера, которого когда-либо видел мир; исход войны обеспечен победой; Национал-социалистическая партия как самая мощная политическая система всех времен; Третий рейх как самый могущественный и доминирующий фактор в мировых делах на протяжении тысячи лет.
   - Нострадамус имеет в виду это для вас? Куче улыбнулся Джорджу, как дилер может подбросить вам карту. - Лучше бы он имел в виду именно это для вас, герр Томас.
   Джордж не нуждался в подсказках. Он сказал, что можно разобрать хорошее дело, зная, что пора начинать сдавать карты обратно. Было много четверостиший, указывающих именно на такие вещи.
   Оба с облегчением вздохнули и предложили Жоржу Томасу сделать так, чтобы добрый доктор Дауней читал пророчества таким же образом.
   "Встань у его плеча. Шепни ему на ухо. Вальд звучал как оперный Мефистофель.
   Куче сказал, что они были рады такому плодотворному разговору, и спросил, как Джордж объяснит Дауни свое отсутствие. Они предложили ему сказать, что все это было ужасной ошибкой. Что его задержали и допросили о его бумагах. "Расспросы по бумагам часто могут означать длительное ожидание". Но они, доблестные штурмбаннфюрер СС Генрих Куче и оберштурмфюрер Йозеф Вальд, были вызваны ("Вы, естественно, назвали бы наши имена"). Они бы все наладили.
   Джордж уехал с ними, на том же черном "опеле", хотя они направлялись в Ставку Верховного Главнокомандования. Они оставят его там. Это будет выглядеть хорошо.
   В конце концов, с облегчением Джордж вышел из вестибюля отеля "Крийон". Свободный человек. Было почти шесть часов, и он постоял несколько минут на площади Согласия. Это был долгий-долгий день, и это была одна из самых невероятных точек обзора Парижа. Подъехала штабная машина, извергнув пару высокопоставленных офицеров, которые даже не взглянули на него, не говоря уже о виде.
   Вдалеке, в легкой дымке, как тонкий дым, виднелся Собор Парижской Богоматери на Сене; он также мог видеть золотой купол Дома Инвалидов. Массивный флаг со свастикой развевался над Эйфелевой башней.
   Обратный путь до квартиры Дауни был долгим, но Джорджу нужно было это упражнение, чтобы проветрить голову. Ему нужно было быть под открытым небом и на улицах. Было почти семь, когда он наконец поднялся по лестнице. Лифт по-прежнему не работал.
   Анхель открыла его кольцо и обвила руками его шею, крепко прижимая к себе, как будто это было самой естественной вещью в мире.
   "Слава Богу. Слава Богу. Мишель пытался выяснить, что они с тобой делали. Сейчас его нет дома, и он может не вернуться до утра. Ее глаза говорили, что это не имеет к нему никакого отношения. Девочки, наверное? Его фантастика в Сорбонне? - Однако здесь кто-то есть. Ее голос упал. - Она подруга Мишеля. Он устроил встречу. Прийти."
   Джордж последовал за ней через вестибюль, и там, прямо в одном из мягких кресел, сидела Маман, еще более похожая на графиню, чем когда-либо. Джордж подумал, что если люди на Локхилл-Террас увидят ее сейчас, у них будет истерика.
   - У нас сейчас обед, Херби? - спросил Джордж, оглядываясь вокруг, словно очнувшись ото сна.
   Херби Крюгер сверился со своими часами. Был едва полдень. Еще нет, сказал он. Еще не совсем. "Я хочу услышать больше, пока вы этим занимаетесь. Какой шок, видя, что твоя мать сидит там, а, Джордж?
   "Не такое сильное потрясение, как то, что должно было произойти". Джордж кивнул, показывая, что он готов продолжить разговор до того, как они перестанут обедать.
   28
   ПАРИЖ 1941 г.
   "Г ЕОРЖ. Я ЗНАЛ , что это ты. Обычно она называла его Жоржем, а не Джорджем. В Локхилл-Террас это был Жорж; mon petit Georges; Жорж. Джордж был зарезервирован для моментов раздражительности.
   "Где ты был?" - спросила она, как будто они вернулись в Дидкот, а он поздно вернулся из школы.
   Для Джорджа она никогда не изменилась: маленькая, аккуратная, с великолепной фигурой. Ей было далеко за пятьдесят, но она все еще излучала секс от пальцев до светлых волос - натуральных блондинок без тени седины. Глядя, как она разглаживает платье на коленях, Джордж понимал, почему мужчины сходят по ней с ума, но все же не мог понять, почему она вышла замуж за его отца.
   Поток вопросов пронесся у него в голове, пока он стоял с изумленным видом. Знала ли Энджел? Много ли маман знала или догадывалась? Ее отношения с Мишелем Дауни? Рамилис всегда спрашивал, как она, в тот день, когда он пошел в военное министерство.
   Анхель взяла его за руку и повторяла вопрос маман, спрашивая, что случилось. Джордж сказал, что это его документы. Ничего серьезного - просто долго.
   - Вы были с бошами. Словно обвинение, его маман не сводила с его лица своих холодных глаз. Затем чья-то рука скользнула вверх и обратно на шелковое платье. - Это совершенно безопасно, Жорж. Энджел знает, что я твоя мать; и, конечно же, я знаю, что вы приехали из Англии.
   Он подошел и поцеловал ее. От нее все еще исходил тот дорогой запах, который он так хорошо помнил по их последней встрече - поездке на выходные в Париж перед блицкригом. Так и должно быть, она замужем за владельцем трех парфюмерных фабрик - управляющим директором эксклюзивного дома. Мадам Рубер. Графиня, как ее всегда называли на Локхилл-Террас.
   Он спросил о своем отчиме, Морисе Рубере, шестидесятилетнем возрасте, выглядящем на пятьдесят; бронзовый, подходит. В прошлый уик-энд они играли в теннис, и Джордж вспомнил, что не будет говорить о политике - сдержанно говорит о войне.
   Мадам Рубер сказала, что Морис здоров, и с нетерпением ждет встречи с ним.
   - Он в Париже?
   "Безусловно."
   - А Мишель...?
   "Не вернусь сегодня вечером. Не сейчас." Анхель слегка грустно улыбнулась ему, что определенно говорило о том, что Дауней занят дополнительной работой в Сорбонне.
   - И ты здесь, маман. Почему?"
   - Потому что Мишель сказал мне, что вы прибыли. Я хотел тебя увидеть. Что не так с вашими бумагами? Они тебя подозревают?
   Он сказал, что ничего страшного. Это была путаница. Они были вполне удовлетворены и отпустили его. Затем он повторил, что рад снова видеть свою мать; и выглядел так хорошо, но на самом деле были вещи, которые нужно было сделать. Он не мог ничего обсуждать, пока не поговорил с Мишелем. - Ты уверен, что он не вернется сегодня вечером?
   Анжел покачала головой.
   - Прекрати играть, Жорж. Лицо мадам Рубер расплылось в ослепительной улыбке. "Всегда актер, Анхель. Всегда в фантазии".
   О господи, подумал Джордж, нас ждут детские воспоминания. Все родители так делают. Очень убедительно он указал, что в нынешних обстоятельствах не было никакой фантазии.
   - Нет, все очень серьезно. У его матери все еще была улыбка в голосе. "Очень серьезно. Мы знаем это. Но именно таких, как ты, они предпочитают отправлять в ров со львами. Мужчины с большими фантазиями. Актеры".
   Раммер сказал что-то подобное, что он хороший актер.
   "Знаешь, Анжелль, - улыбка превратилась в смех, - в детстве он всегда придумывал большие театральные представления. У нас было много счастливых моментов, помнишь, Жорж?
   Как он мог забыть? Сон возвращался по крайней мере два раза в неделю - все еще: он сам со скатертью с кисточками на плечах, декламирует.
   "Одну я всегда помню. Великолепное фэнтези о короле, который не смог снять корону. Он застрял там на его голове навсегда, заклинанием. В первой сцене Жорж был злым волшебником, наложившим заклинание. Он пошел дальше и сказал: "Это я, Хирам Волшебник". Хирам Волшебник. Очень драматично. Я никогда этого не забуду".
   Джордж похолодел. Его мать поймала сон и принесла его в эту комнату в Париже. Она также завладела именем, которое он дал Рамилису в качестве знака.
   Имя должно было быть воспроизведено третьим лицом как четкий пароль. Он был Каспар. Он также был Волшебником Хирамом из глубин детских фантазий, вызванным по памяти на чердаке Рамилиса, запертым и зарешеченным в западном крыле аббатства.
   Конечно, перед ним стояла дилемма. Его мать вернула это имя или это была простая случайность? Она продолжала говорить. Энджел подошла к нему, положив руку на его руку.
   В середине потока он остановил свою мать. "Маман, есть кое-что... Я должен поговорить с Анхель. Один."
   Она рассердилась и начала маленькую, очень галльскую тираду против сыновей вообще и против своих в частности.
   "Подожди, маман. Просто подожди несколько минут".
   Анхель, не вставая ни на чью сторону, но выглядя встревоженной, позволила унести себя на кухню, где Джордж крепко прижал ее к стене, держа за плечи. Затем он начал быстрый допрос.
   - Что случилось после того, как я ушел?
   "Ничего такого. Что ты имеешь в виду, что случилось?
   "Что ты сделал? Ты ел? Заниматься любовью? Кто-нибудь звонил? Мишель снова ушел?
   На каждый вопрос она открывала рот, как бы жалуясь, и тут же закрывала его. Как золотая рыбка. Симпатичная золотая рыбка.
   "Он ушел. Мишель вышел. Примерно через полчаса после того, как вы ушли, он вышел; потом вернулся снова, очень взволнованный. Он сказал, что тебя забрали и собирается посмотреть, что можно сделать.
   Мишель Дауни был хорошо информирован. Вестерн Юнион не смог бы сделать это быстрее. Конечно, GPO не справился бы с этим.
   - С тех пор не возвращался?
   "Да, конечно. Он вернулся позже и остался здесь. Это его квартира. Слегка взволнован.
   "Сегодня? Как насчет сегодня?"
   "Он ушел сегодня утром, примерно на час. Когда он вернулся, он сказал, что вы были на авеню Фош... Жорж, это ... ?
   "Неважно. Продолжать."
   "Ничего такого. Он пообедал и вышел. Он сказал мне, что не вернется".
   - Он был обеспокоен?
   "О тебе? Занят".
   - Анжелика, послушай. Толстый швейцарец когда-нибудь навещал здесь Мишеля?
   - Человек, для которого он снял комнаты? Тот, с которым ты пошла встречаться?
   Если бы она знала об этом...
   "Вы его видели? Знаешь, где он живет?
   "Безусловно. Он с одним из учеников Мишеля. Но по тому, как она это сказала, нельзя было понять, что имелось в виду под словом "ученик". Она дала Джорджу адрес. Где-то между Сен-Сюльпис и Люксембургом.
   Он похлопал ее по плечу, теперь нежно. Она подняла руки и положила их ему на плечи, глаза у нее были слезящиеся, как у щенка. - Он не вернется сегодня вечером, - повторила она, и Джордж сказал ей, что вернется . Сначала он должен был увидеть толстяка. Швейцарцы. Бальтазар.
   - Через полтора часа будет комендантский час. Вам придется поторопиться. Это мудро?"
   Нет, это было неразумно, но были причины. Молча Джордж взвесил вероятность того, что за ним будут наблюдать на улице люди Куче и Уолда, ожидающие связи. Или другими? Поставьте их против опасности неуверенности в том, что Maman вернула ему это имя, и шансы уравнялись. Он подумал о предупреждении Бальтазара: Лондон говорит, что нужно все видеть. В аббатстве ему сказали никому не доверять: проверь, а потом, даже когда будешь уверен, проверь еще раз.
   Мадам Рубер молчала. Никаких аргументов. Это заставило его насторожиться. Maman всегда умела добиваться своего. Она даже не ворчала. Приходи завтра, сказал он ей, приходи и поговори с нами, когда Мишель будет здесь. Она нежно поцеловала его, и он послал свои добрые пожелания Морису Руберу. Она смеялась. - Ты скоро увидишь его. У нас полный дом. Офицеры бош расположились вокруг нас. Это было все, что ему было нужно.
   Джордж наблюдал за ней из окна, как она бодро шла по улице, и чувствовал тревогу. Он чувствовал это и к Анжелле, чье присутствие за его спиной казалось статичным. Ночью на авеню Фош...
   Она предприняла еще одну попытку убедить его не уходить и отправиться на улицу возле Люксембургского сада, где скрывался Бальтазар. Девушку звали, по-видимому, Люси. Темная, как цыганка, сказала Анхель, как будто это был смертный грех.
   На улицах, которые выбирал Джордж, было всего несколько человек. Позже он вспоминал, что это было похоже на просмотр авангардного фильма - переулки мокрые от дождя, и легкий ветерок время от времени жонглирует оборванными краями плакатов; старые газеты, скользящие по углам или в канаве, лежат мокрыми.
   Он вспомнил дублеров, которых он знал однажды в дни перед войной, на отдыхе с Maman, и снова репетировал в аббатстве, где он часами сидел за голым столом с картой, изучая город, проверяя его, как таксиста.
   Используйте закоулки как можно больше. Которые не могут загнать тебя в угол на машине. Если бы они сейчас использовали машину, Джордж сделал это для них нереальным. Тем не менее, уже через пять минут он понял, что у них есть подушка на ходу - пенни к фунту. Хотя бы один; наверное два. Очень опытный; однозначно профессионалы. Джордж дважды замечал, как кто-то приближается к нему: то же желтоватое лицо, фуражка, никак не скрывающая военную стрижку.
   Он сворачивал назад, возвращался по улицам, резко переходил дорогу, нырял в дверные проемы и даже разбудил консьержа одного многоквартирного дома, спрашивая мифического месье Альбера Камю. Мифический? К тому времени, как он вошел в Бул. Мих., где-то рядом с вокзалом Люксембург, заблудился землистый бродяга, а Джордж остался с другим вероятным: большим, с лицом, как у неопытного боксера, с вывернутой челюстью, выпуклым носом и противным правым ухом. У него был стандартный груз, достаточно плоскостопие, чтобы долгое время служить в какой-нибудь полиции, упрямые манеры и достаточный вес, чтобы причинить много боли, если застанет вас врасплох.
   Джордж был уверен насчет желтоватого. Кулачный боец был неизвестен, поэтому он взял его на пробежку по парку: в данном случае по Люксембургскому саду, где люди лежали на земле из-за дождя и позднего дня - меньше часа до комендантского часа. Дворец, подумал Джордж, выглядит все так же безобразно; он никогда не любил его, хотя сейчас на секунду задумался над иронией, что он был построен более поздним Медичи - Марией, матерью одной из этих вечных Луиз. Тринадцатый, подумал он. Удачи.
   Вокруг было несколько солдат с камерами. Один оборот вокруг основной развертки уладил дело. Кулачный бой был пиявкой.
   Джордж вывел его из Була. Мих. конец садов и, убедившись, что оттуда хорошо видно, отвел его в ближайший переулок. Он был узким, и с высоты среди зданий доносился определенный шум, хотя мало кто ступал по булыжникам. В шестистах ярдах аллея сужалась до воронки, в которую впадали еще две темные улицы. Все это было очень похоже на Виктора Гюго. Джордж повернул направо и стал ждать; никого о. Затем подход боксёра в мягкой обуви.
   Он повернул за угол, и Джордж быстро взял его сзади.
   Никогда не сомневайся", - сказал кожаный человечек из лагеря "Сила через радость". Он также советовал не убивать, обучая бесшумным убийствам ( шесть из них в больнице, что со всеми документами и рабочей силой, связанной, имеет большую ценность, чем шесть из них мертвы ) . Джордж не думал, что будет возражать против бумажной волокиты. Неразумно оставлять кого-либо говорить, особенно если он намеренно преследует вас.
   Когда Джордж ударил его в первый раз, ему пришло в голову, что этот человек мог просто присматривать за Мишелем Дауни. Но времени на разговоры не было. Ребро его ладони попало боксеру в правую сторону шеи. Он выгнул спину, как и должен был сделать в данных обстоятельствах. Колено поднялось, сильно ударив его по позвоночнику. Джордж услышал, как он щелкнул, когда коснулся его. Боксер даже не вскрикнул. Умер до того, как упал на палубу. Вы грязный боец, сэр. Вот чего мы хотим - грязных бойцов.
   Меньше чем через десять минут он оказался за пределами адреса, который указала Анхель; немного задыхаясь, но без компании. Она сказала четвертый этаж. И действительно, после того как Джордж стучал и звонил в течение пяти минут, он нашел Бальтазара, взломав замок. Он был там, в квартире - то, что от него осталось.
   Они сделали это в его гостиной. Девушка была в спальне. Сейчас в ней не так уж много цыганского. Много крови. Достаточно естественно, когда перерезают глотки.
   Как ни странно, это место не было обстреляно. Передатчик "Марк I" был цел, кристаллы и все остальное лежало под кроватью.
   Он очень быстро вернулся в квартиру Дауни, несмотря на то, что кейс весил как тонна свинца. Раммер сказал ему, что всегда следует рассчитывать риск, а затем прибавлять. Джордж добавил двойной, а затем еще немного. Это по-прежнему не получалось, но он прикинул, что одно сообщение, отправленное на запомненной частоте около девяти вечера, должно принести ответ к девяти вечера следующего дня. Двадцать четыре часа, потом ему придется отказаться от радио.
   Анхель вздохнула с облегчением и, похоже, не заметила чемодан. Джордж попросил, чтобы его оставили в покое. У него много работы, но не могли бы они поесть вместе около половины десятого? Она выглядела довольной и снова напомнила ему, что Мишель не вернется этой ночью. Он кивнул, затем заперся в своей комнате и начал разбирать сообщение, извлекая все, что мог, из сеансов RT и шифровки. Он вспомнил, как Мейтленд-Вуд провел день в лагере "Сила через радость" и сказал, что они, вероятно, захотят, чтобы он немного поработал с шифрованием и беспроводной связью. Хорошо для них.
   Он молился, чтобы девять часов были тем временем, которое Раммер запланировал для передачи и прослушивания. Он нашел кристаллы, повесил антенну на старый шкаф и прошел сложную процедуру РТ. Неуклюжий с ключом, но он рассчитывал, что они заметят его достаточно быстро. Всего он повторил сообщение трижды. Двадцать восемь групп букв. Когда они пропустят его через машину, он должен выйти как
   СТОП НАЖМИТЕ ДЛЯ МАРСА. Бальтазар вытерся. МАТЬ КАСПАРА ИДЕНТИФИЦИРУЕТСЯ ПО ЖЕЛЕЗНОМУ ЖЕЛЕЗУ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОРЕКОМЕНДУЙТЕ. НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ МЕЛЬХИОР. WILCO ВСЕ ЗАКАЗЫ. КАСПАР .
   Марс был Рамилисом.
   Через три минуты пришло письмо "сообщение получено". Потом тишина.
   Энджел выглядела сияющей. Она надела простое голубое платье и немного накрасилась. И шелковые чулки - ее последняя пара, - сказала она, подразумевая, что это особый случай. Откуда-то она достала ветчину и картошку, немного бобов и фруктов. Хлеба не было.
   - Твоя мать - суровая женщина. Жевание яблока.
   - Да, крепкий, как старые сапоги. Он сказал ей, что маман воспитывалась в суровой школе, а затем стал тщательно и тонко расспрашивать о привычках и друзьях Мишеля. Приезжала ли маман когда-нибудь раньше. Ответы были достаточно разумными. Энджел кое-что знала об этом; но, если она сказала правду, не все.
   Затем он спросил, что на самом деле думает Мишель о выполнении этой работы для Бош, и ослепление исчезло с ее лица.
   - Он говорит, что вас обоих скоро переведут в Берлин. Она остановилась, но это было больше похоже на содрогание. - Тогда я снова буду один. Как будто это был конец света; затем глубокий вдох, слезы на поверхности, когда она изо всех сил пыталась заменить их смеющейся стороной своей личности.
   Джордж знал, что она чувствует. Жесткий, холодный Джордж Томас из Локхилл-Террас сам слишком много раз проходил через это. Когда вы затягиваете себя и работаете над тем, чем вы не являетесь, бывают моменты, когда вы чувствуете себя настолько одиноким и неуверенным, что с таким же успехом можете быть последним и единственным человеком в мире.
   Были моменты в Оксфорде, когда Джорджу было трудно даже войти в комнату, не говоря уже о том, чтобы смотреть людям в глаза. Но вы готовитесь и продолжаете, ведя двойную жизнь и зная, откуда вы пришли. Притворяясь. Живите фантазиями и не позволяйте правде о себе вторгаться.
   "Неуверенность" было хорошим словом, и Джордж мог бы получить диплом с отличием за то, что в то время был неуверенным в себе. Вы учитесь жить с этим. Рамилис знал это. Почему еще, подумал Джордж, его выбрали? Маман была права. Такие люди, как он, умело воплощающие свои фантазии, лучше всего подходили для такой работы. Он знал, что официальная точка зрения иная.
   Он потянулся через стол и взял ее за руку, сказав, что она никогда не должна чувствовать себя одинокой, потому что вокруг полно таких же людей, как они.
   Мишель, ответила она, был холоден и отстранен. Она давно уже чувствовала, что мешает; что он ей не доверял. Тем не менее, он использовал ее время от времени. Она выплюнула слово "подержанный".
   Все это произошло тогда, конечно.
   Все способы любви для Джорджа были второстепенными, он узнал из голливудских фильмов. Тем не менее, ему нравилось думать, что это выходит за рамки этого, поскольку потом они лежали обнаженными в ее постели.
   Это не было похоже на то, что вы читали в книгах, или на эротические фантазии его собственного разума. Не похоть и не жажда, а даяние и получение. Удовольствие - да.
   Это продолжалось и продолжалось. Она не была шумной любовницей, и бог знает, хорошо ли им вместе, но Джордж - молодой и неопытный Джордж Томас - чувствовал, что первая связь была подобна таинству. Если я когда-нибудь и буду любить, думал он, когда в комнату вкрался рассвет, то это здесь и сейчас, в безопасности с этой девушкой.
   Они уже встали и оделись, когда Мишель вернулся домой. Он выглядел усталым и пару раз морщился от боли, когда двигался, как будто его нога подыгрывала ему.
   Джордж знал, что Анхель имела в виду, говоря о его холодности. Он теперь был далеким и грозным, сидел, потягивая кофе у плиты, перебирая все: с того момента, как Джордж вышел из квартиры на встречу с Бальтазаром, до момента его возвращения. Джордж продолжил выдумку о том, что его арестовали по ошибке, и как Куче и Вальд выручили его.
   Мишель, конечно, видел офицеров СС, и казалось, что они придерживались своей стороны сделки, но он утаивал кое-что, чего не было до тех пор, пока Анхель не удалилась на кухню с пустыми чашками и тарелками.
   Только тогда Мишель рассказал Джорджу о Бальтазаре и девушке Люси. Полиция уже была там, и весь ад разразился, потому что какой-то гестаповец был найден мертвым - человек в штатском. "Мастерски убит. У него сломана спина". Он обвиняюще посмотрел на Джорджа и спросил, был ли тот в квартире Бальтазара.
   У Джорджа уже был договор с Анхель. Он не покинул это место после возвращения накануне вечером.
   "Лжец". Мелкие брызги покрыли щеку Джорджа. "Жорж, ты лжец. У меня был мужчина, присматривающий за тобой. Кретин потерял тебя, но я полагаю, что ты водил его в пляс.
   "Хорошо, поэтому я вышел, и там был хвост". Слава богу, подумал Джордж, у него правильная подушечка. "Лучше осел без хвоста, чем туша с хвостом".
   "Хорошо, Джордж, сейчас перерыв на обед". Херби потянулся и пошел на кухню, крича через плечо: "Выпей. Угощайтесь."
   Он разморозил пирог с заварным кремом, приготовленный на прошлой неделе, и ему оставалось только приготовить заправку для салата. Был суп, снова из консервной банки.
   Вокруг глаз Джорджа появились морщинки. Когда они ели, Херби сказал, что ему было очень трудно думать о человеке, сидящем напротив него, как о более молодом человеке, который прошел через всю историю Нострадамуса в 1941 году. Тем не менее, эти двое были одинаковыми, отдаленными и переплетенными. - Ты тот же человек, которым был тридцать лет назад? Джордж приподнял бровь.
   Сказав это, Большой Херби понял главную причину своего затруднения. Было тяжело видеть Джорджа. Правда, он был высоким, но даже сейчас в нем была манера хамелеона. Он вспомнил, что, когда они были в разлуке, он всегда представлял Джорджа худым, лысым, угловатым мужчиной, которым он, конечно же, не был. Он также вспомнил, как однажды видел его на официальном приеме, элегантно одетого в хорошо скроенный костюм. Он не узнал его.
   Джордж Томас обладал одним из величайших природных качеств полевого человека: способностью сливаться со своим прошлым. Джордж был другим человеком, сидящим в своем собственном кабинете, чем тот Джордж, который сидел и ел пирог с заварным кремом Херби здесь, в квартире Херби.
   Ему не нужно было пытаться. Способность была естественной и, вероятно, была бы еще более острой, когда он был моложе - в 41-м. Если бы Джордж не хотел, чтобы вы его видели, он мог бы быть почти невидимым.
   Что касается рассказанной им истории, то она была достаточно живой и яркой. Правда просматривалась во всех нюансах.
   - Это то, чего ты хочешь? - спросил Джордж, медленно возвращаясь в настоящее.
   "В яблочко. У тебя очень хорошая память, очень хорошая.
   "Не могу поручиться за все разговоры. Не совсем так, знаете ли. Но они достаточно близко. Странно, Херби, но теперь я поехал; это как смотреть старый фильм. Вы помните вещи. Мелкие детали; слова; разговоры; даже люди и места. Знаешь, я вернулся в то здание, где жил Мишель Дауни. Один раз. Я даже не узнал его. Но теперь я это ясно вижу. Во всем этом деле было так много странных вещей - психических вещей, о которых я вам расскажу, когда мы до них доберемся, - вещей, которых нет в отчете. Он глубоко вздохнул. "Ну что ж, это работа, не так ли? Память."
   "Вспоминая". Херби кивнул своей большой головой. - Или забыл, Джордж. Мы все хотим забыть некоторые вещи".
   Джордж откусил кусок пирога с заварным кремом и прожевал его медленно, как будто обдумывая. "Только что я говорил о том, что тогда чувствовала Анхель. Об одиночестве и неуверенности".
   Херби утвердительно хмыкнул. Он был доволен пирогом. Его осталось достаточно, чтобы поесть на ужин. Ужин и Малер Шестой.
   Джордж сказал, что он знал, что она тогда чувствовала. - Теперь я знаю это еще больше. Он полагал, что в сороковых годах были времена, когда быть частью мошеннической валюты было очень больно. Он вспомнил, как во время одного из эпизодов подумал, что если он когда-нибудь доберется до другого конца войны, то, вероятно, окажется аферистом.
   Большой Херби рассмеялся. - И ты это сделал.
   "Да." Лицо Джорджа на секунду стало обеспокоенным. "Да, я стал именно таким. Как и ты, Херби. Проведя всю жизнь в этой торговле, я стал таким, каким стал - прожив дюжину разных жизней, и каждая из них фальшивая, как свинцовый серебряный доллар. Как говорит Т. С. Элиот, я пустой человек, набитый человек. Ты знаешь, сколько мне лет, Херби?
   Херби сказал, что видел файл. Джордж выглядел на пятьдесят при правильном свете; он бы дал ему около пятидесяти восьми, зная предысторию. Ему было пятьдесят девять, скоро будет шестьдесят.
   "Набитый и полый. В моем возрасте? И если бы у меня были дети, я не мог бы рассказать им много о том, что я сделал. Это облегчение, чтобы поговорить об этом с вами. Набитый и полый. Это отличная профессия, Херби. Давайте уберем этот материал с дороги. Я хочу рассказать вам, как я обманул Мишеля Дауни - обманул его, заставив думать, что я настоящий провидец. Пророк в моем собственном праве. Встряхнул педика. Он повозился со своим портфелем, поставил рядом со своим креслом и вытащил маленькую потертую записную книжку в кожаном переплете. "Глава и стих для сложных битов". Он размахивал им в воздухе. "Не могу доверять своей памяти подделки. Забавно, потому что я достаточно хорошо помню настоящие пророчества.
   "Я возьму кофе. Не могу дождаться, чтобы услышать это".
   На кухне Херби крутил кассету на автомате, затем выпил кофе, вошел в свою гостиную и в тот же момент перенесся в прошлое, в парижскую квартиру Мишеля Дауэя тем решающим утром 1941 года.
   29
   ПАРИЖ 1941 г.
   М ИХЕЛ ДАУНЭЙ УДАЛИЛСЯ в кресле, болезненно вытягивая ногу. Он объяснил, что гестаповец был убит недалеко от норы Бальтазара. Он сказал, что его человек подумал, что в цепи был кто-то еще, когда он потерял связь с Джорджем.
   Джордж пожал плечами и сказал, что никого не убивал. Он посмотрел Дауни прямо в глаза (еще одна вещь, которой учили в аббатстве: если собираешься солгать прямо, смотри им прямо в глаза и делай это без улыбки). Он не улыбался. - Да, я был у Бальтазара. Я хотел проверить кое-что о процедуре. Нашел их там - его и девушку - с перерезанным горлом. У тебя есть какие-нибудь идеи о том, кто мог сделать подобное?
   Дауни покачал головой. Это был не стиль оккупационной власти. Может, у Люси был ревнивый парень на стороне. Он не знал. Он также ловко сменил тему. Была работа. Куче и Вальд были против него. Очень скоро им придется передать некоторые замечания своему генералу Фрюлингу. Генерал кричал; так было и с рейхсминистром.
   Коробка умная, сказал себе Джордж.
   Они столпились бок о бок за столом, Мишель принес свои книги и бумаги со стола. Он составил список наиболее очевидных катренов вместе со своими личными комментариями: все они были записаны как гроссбух, в столбцах, показывая различные интерпретации, которые можно было сделать для отдельных катренов. Те, которые больше всего могли удовлетворить Министерство пропаганды, были окрашены в красный цвет.
   Очевидными были такие вещи, как
   Крепость на Темзе сдастся
   И король будет заключен внутри:
   Возле моря увидят одного в большой беде
   Столкнувшись со своим смертельным врагом, который примет власть.
   Это был катрен номер тридцать семь из "Восьмого века". Были и другие, многие из которых были в его собственном "хорошем" списке Джорджа.
   Дауней говорил много технических подробностей, в основном о гороскопах, составленных для Гитлера. В частности, тот, который фактически был опубликован в начале двадцатых годов: Человек действия, родившийся 20 апреля 1889 года, когда Солнце в момент рождения находилось в 29 градусе Овна. В нем не упоминалось имя Гитлера, но говорилось о судьбе сыграть роль фюрера, дав импульс немецкому освободительному движению.
   Осторожность. - Сыграй его, - прошептал Рамилис. Пусть он придет к вам.
   Джордж упомянул, что нынешние гороскопы предсказывают катастрофу. "В Лондоне есть человек, который занимается ими на постоянной основе".
   Даунэй улыбнулся и сделал ему уход за бровями. "Они не захотят ничего из этого", - сказал он.
   "Зависит от."
   "На что?" Такой же осторожный, как Джордж. Вы могли видеть это в этих холодных глазах, которые, должно быть, так очаровывали женщин.
   - Зависит от "Седьмого века", - сказал Джордж с бесстрастным выражением лица. "Седьмой век" в этих перетасованных пророчествах был неполным. Неполный более пятидесяти четверостиший. Нострадамус записал только сорок два вместо обычных ста.
   Мишель расслабился. Мышцы обвисли, и тугие морщины на лице разгладились; глаза засияли, а рот растянулся в привлекательной улыбке. "Некоторое время я думал, что англичане прислали мне преданного астролога".
   "У них есть." Джорджу показалось, что он звучит так же небрежно, как готовящаяся проститутка, поэтому он добавил, что у него есть определенные таланты и что он убежденный практик. "Люди, которые послали меня, не хотели, чтобы вы были завалены каким-то старым хламом".
   Мишель снова выглядел обеспокоенным, его правая рука поднялась к горлу, а затем провела по щеке, жест нервного расстройства.
   Джордж протянул руку с растопыренными пальцами, чтобы успокоить его.
   Мишель открыл было рот, чтобы заговорить, но Джордж проскользнул под его охраной, тихо процитировав первое четверостишие "Первого века":
   "Сидя в одиночестве ночью в тайном кабинете;
   Он установлен на латунный штатив.
   Легкое пламя выходит из пустоты
   И делает успешным то, во что не следует верить напрасно".
   Дауней наклонился вперед. На кухне что-то загрохотало, и вошла Энджел, чтобы сказать, что ей нужно выйти. Там может быть хлеб вниз по дороге. Вчера кто-то сказал ей, что может быть хлеб, и она собирается встать в очередь.
   Джордж и Мишель подождали, ведя вежливую односложную беседу, пока она не надела шляпу и пальто и не вышла из квартиры. Уходя, Анхель одарила Джорджа застенчивой, почти заговорщицкой улыбкой.
   - Ты спал с ней прошлой ночью, да? Мишель какое-то время жил с ней в этом доме, поэтому, безусловно, был настроен на ее настроение.
   Люди читают людей как книги, когда они делят жизнь, так что Джорджу не было смысла это отрицать.
   Мишель пожал плечами, как бы подразумевая, что она не является ничьей или чьей-либо собственностью. Было в этом что-то неприятное. Вслух он сказал, что женщин было много. Хватит объезжать.
   Ублюдок с женщинами, сказала Анхель.
   На мгновение повисла холодная тишина, пока Мишель смотрел на свою книгу пророчеств. Затем он повторил первое четверостишие и добавил следующее:
   "Палочка в руке помещается посередине ножек штатива.
   Он окропляет водой край своей одежды и ногу.
   Голос, страх; он дрожит в своей одежде. Божественное великолепие; бог сидит рядом".
   Оба четверостишия относятся к древним обрядам гадания, ритуалу, посредством которого провидец получал картины будущего.
   "Так." Дауни снова напрягся. "Итак, у нас есть методы пророчества. Египетские тайны. Штатив и миска с водой. Запретные книги. Ночь. Страх. Вся стандартная атрибутика оракулов. Вы предлагаете, чтобы мы сидели здесь, в этой квартире, и вызывали видения, чтобы заполнить эти пустые места в незавершенном "Седьмом веке" Нострадамуса?
   Джордж знал, что он не играл с Мишелем достаточно долго, но время поджимало, и момент, возможно, никогда не будет лучше.
   - Я уже сделал это, - сказал он тихо, как и велел Рамилис. точно так же, как они планировали в ту темную ночь за закрытыми окнами аббатства.
   Мишель не смеялся, хотя интерес и преобладающее изумление смешались на его лице и особенно в глазах.
   - Когда ты это сделал?
   Джордж сказал ему в Англии, и это было одной из главных причин, по которой его послали к Мишелю.
   То, как Мишель сидел неподвижно и неподвижно, напомнило Джорджу охотника, ожидающего, когда его добыча приблизится к водопою. Вы могли видеть скептицизм и слышать его в его голосе, когда он говорил:
   "Жорж, я психолог. Я занимаюсь поведением людей - что заставляет их работать - механизмом их мыслей и подсознания, и тем, как этот механизм обусловлен обществом, политикой, семейным положением, традициями, религией - да, и их мечтами и суевериями - их странные представления об оккультизме в некоторых случаях; и по звездам. По крайней мере, коммунизм честен, Жорж, он не доверяет религии как врагу государства и разума. Эти разбойники, с которыми мы имеем дело, имеют феодальные взгляды. Душа должна принадлежать государству, поэтому государство должно обеспечивать мистицизм. Они терпят церковь, но предпочитают чепуху легенд и астрологию. Это одна из причин, побудивших меня написать об астрологии и пророчествах - их связи с человеческим поведением. Но ты действительно веришь в мистическое пророчество?
   "Я верю в то, чего достиг".
   - И что, позвольте спросить, это на самом деле означает? Глубоко под подстриженной бородой губы Мишеля скривились: высокомерная ухмылка ученого, готового принять вызов.
   Джордж сказал, что покажет ему, встал из-за стола и пошел в свою комнату. Под фальшивой подкладкой чемодана, который он привез из Англии, лежала пачка пейджеров, которую они так тщательно подготовили во время первых сеансов с Рамилисом и Фениче. Они даже были напечатаны на французской бумаге на французской машине с лентой, сделанной в Ниме.
   - Прежде чем вы увидите это, - Джордж стоял в дверях, глядя на Дауни, полуобернувшись к столу, - мадам Рубер? Он прижимал к себе пачку четвертых страниц, как будто они были золотыми или, еще лучше, ребенком.
   "Мадам Морис Рубер? Да?"
   "Какая у вас с ней связь? Как много она знает? Ей можно доверять?"
   - Ты спрашиваешь, можно ли доверять собственной матери?
   Джордж резко сказал ему, что расспрашивал всех. Никому не доверял.
   Мишель терпеливо кивнул, уже протягивая одну руку, раздражённо шевеля пальцами, к бумагам Джорджа. - Ты же знаешь, что мы еще не полностью организованы. Но есть какая-то структура. Муж мадам Рубер, Морис, является лидером группы. Клетка. Сопротивление, Джордж.
   - Твоя камера?
   Он кивнул.
   "Она была здесь. Она предположила, что это была твоя идея, чтобы она приехала сюда.
   Он ухмыльнулся. - Тебе не показалось это хорошей идеей? Или ты не любишь свою maman, Жорж?
   Если безопасность была достаточно надежной, Джордж признал, что было приятно увидеть свою мать и узнать, что она в безопасности. Медленно утвердительно кивнув, он шагнул вперед и передал бумаги.
   Они были хороши. Отлично. Мишель начал с удовольствием качать головой, читая первые несколько четверостиший. Они были легкими, как
   Войска вождя с Рейна
   Будет лагерем через все земли. Их сила исходит от него
   Он будет командовать и пользоваться уважением.
   А также:
   Великий родился недалеко от Рейна в северных Альпах.
   Принесет полное изменение;
   Все страны преклонятся
   Город на Темзе будет его.
   Это было превосходно, и Мишель так сказал. Джордж достаточно хорошо знал, что они читаются так же, как настоящие. Реакция Мишеля, когда он дошел до каверзных моментов, была почти яростной:
   - Святая Мать, они не... Что, во имя Бога?.. Он прочитал вслух:
   "Одним махом черные с черепами
   Возьмет на себя командование всеми народами
   Вселить страх в сердца людей, Пока Великий будет изгнан -
   "Они никогда..."
   "Продолжай читать и подумай об этом". Джордж молился, чтобы он не струсил и не оказался трудным. Он знал, что недостаточно долго играл с ним. Идея заключалась в том, чтобы вводить эти отвары медленно, по кусочку за раз. Подкармливайте его постепенно - так предостерегала Фениче.
   Дауни продолжал читать, в основном вслух:
   "Замок Знаменосца, вылепленный
   По образцу двора Артура,
   Будет место крови; не там, а в темной столице".
   Его лоб нахмурился, как скомканная бумага.
   Тот, кто нес флаг
   Свергнет великого вождя Германии,
   Одним ударом с помощью тех, у кого есть черепа
   Одетый в ночное черное.
   "Знаменосец? Замок? Двор короля Артура? - спросил Дауни, прекрасно понимая, что это значит.
   - Неудавшийся путч 1923 года, - подсказал Джордж, пытаясь выглядеть невинным.
   Дауней наклонил голову, позволив внезапному свету осветить его лицо, что означало, что он знаком с историей о том, как ноябрьским вечером 1923 года Гитлер предпринял свою злополучную попытку захватить власть, а Гиммлер, тогда в Мюнхене, , нес военное знамя Reichskriegflagge перед военным министерством.
   Ходили слухи, что это все еще был один из величайших дней, одно из лучших воспоминаний в жизни Гиммлера; хотя поначалу это привело к неудаче - за исключением женщин, которые видели в пылком юноше, несущем флаг, защитника Нового порядка.
   "Замок? Двор короля Артура? повторил Дауни; ненастоящий вопрос из-за добавленного "Вевельсбург?"
   "Конечно, Вевельсбург. Это суд Гиммлера, не так ли? Его Камелот?
   Это то, что Дауни слышал. Но слухи, по его словам, были сомнительными. Еще в аббатстве Джорджу много рассказывали о замке в Вевельсбурге - о мистицизме, монашестве, странных и странных претензиях СС.
   - Рейхсминистр... - начал Дауней.
   Джордж улыбнулся. "Рейхсминистру, - повторил он, - понравятся те, которые, кажется, показывают, что фюреру предстоит торжество. Это будут те, кого отправят в Берлин друзья Куче и Вальд. Другие очаруют их; подтолкнуть их к действию, может быть. Дать им надежду?" - и его голос стал вопросительным.
   Глаза Дауни заблестели, уголки рта, игнорируя бороду, расплылись в улыбке искреннего удовольствия. - Великолепно, - прошептал он. добавив, что, конечно, это было также очень просто. Что это было.
   Любой член партии, любой чин СС признал бы Знаменосцем рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. "Черные с черепами" явно были самими СС. Было много других ссылок. Такие вещи, как " Те, кто стоит плечом к плечу там, где дважды ударяет молния" (комментарий к рунам-вспышкам молнии, отличительным знакам СС). Был даже малоизвестный катрен, в котором упоминалось Кольцо и кинжал из серебра; С лицом смерти на нем - вожделенное снаряжение СС.
   - Жорж, - Мишель подтянулся, схватившись за стол, - надеюсь, вы понимаете, насколько все это очень опасно. Улыбка перешла в смех, запрокинув голову, как бы насмехаясь над опасностью.
   Джордж не смеялся. Он сказал, что никто не может точно сказать, насколько Гиммлер зацепился за оккультизм. Гораздо более вероятно, что его особая стимуляция заключалась в скандинавских легендах в сочетании со странными кусочками святости, оставшимися от его римско-католического воспитания. "Что несомненно, Мишель, так это то, что у СС большие амбиции. Эти четверостишия могут дать небольшой толчок этим амбициям. Если бы высшие чины СС смогли убедить Гиммлера, что его судьба - победить фюрера, что ж, все могло бы случиться. Вермахт и СС уже в ссоре. Раскол внутри самой партии может внести путаницу в больших масштабах".
   - Или привести нас к удобной стене, - серьезно сказал Мишель. Он снова склонился над бумагами и прочитал вслух:
   "Прежде чем Темза потечет кровью, Великий Завоеватель будет вынужден
   Чтобы уступить место своим людям, которые едут
   На облаках смерти и похорони многих рабов".
   Это было мрачное произведение, достойное контрапункта внезапному громкому стуку в дверь Дауни.
   Они посмотрели друг на друга, встретив глаза. Минута страха? Нащупывая черную трость, Дауней проковылял через комнату в вестибюль.
   Вместе с ним вернулись Куче и Вальд вместе с сержантом, которого Джордж раньше не видел. Все они выглядели угрюмыми, чопорными и очень деловыми - как и следовало ожидать. Они сказали, что рейхсминистр пропаганды дал их генералу двадцать четыре часа на то, чтобы придумать правильные четверостишия, которые он мог бы использовать, чтобы поддержать нацию и посеять уныние среди врагов.
   Генерал Фрюлинг, в свою очередь, дал Куче и Вальду всего четыре часа. Соотношение времени казалось несколько суровым, и Джордж так и сказал. У них не было выбора. Даунэй протянул руку к лежащим на столе бумагам. Жест, который, казалось, выражал великое великодушие.
   Мишель помедлил после того, как отдал свои документы, как будто ему хотелось больше времени изучить те, что Джордж привез из Англии. Джорджу также хотелось бы иметь больше времени - хотя бы для того, чтобы отложить некоторые пророчества и использовать их в качестве резерва. Но у Куче и Вальда были все тузы; и огневая мощь.
   Они сказали Джорджу и Мишелю оставаться на месте. "Вы услышите от нас. Скоро." Джордж подумал, что если бы у кого-то из мужчин был какой-то разум, они бы услышали довольно быстро.
   Когда они уходили, Куче одарил Джорджа взглядом, на сетчатке которого были выгравированы вопросительные знаки. Джордж ответил легким кивком.
   Анжела вернулась с хлебом. Они ели. В какой-то момент Мишель заговорил о том, чтобы спуститься в университет, но, выглянув в окно, я увидел, что за зданием наблюдает пара крысиных мужчин, не пытающихся скрыть свое присутствие или намерения.
   - Так вот ты где, - пробормотал Херби. "Больше кофе? Я получаю немного".
   Вот и все, согласился Джордж. Все его активы исчезли; Эсэсовцы наблюдали за этим местом, и он надеялся получить какое-нибудь сообщение из Лондона той ночью. Не хорошо для нервов.
   Херби вернулся с кофе, налил его и сел. - И сообщение пришло?
   "Гораздо больше, чем сообщение". Джордж сглотнул и продолжил.
   30
   ПАРИЖ 1941 г.
   День был напряженным в квартире Дауни . Они мало разговаривали, и ближе к вечеру Дауней начал вести себя как животное в клетке: ковылял взад-вперед, опирался на трость и сильно стучал по тонкому ковру.
   Они вернулись около пяти часов, машина подъехала шумно, с визгом тормозов, что должно было стоить Третьему рейху нескольких марок резины. Потом звук сапог снаружи - и стук.
   Куче и Вальд оба были очень корректны в своем лучшем поведении, но были довольны и не могли подавить явное волнение.
   Понимали ли герр Доктор и герр Томас, что они предоставили?
   "Мы все еще работали над четверостишиями..." Дауни пожал плечами. "Время..."
   Джордж сказал, что есть ряд вещей, которые они находят трудными: трудными для понимания.
   Понимали ли они ссылки на замок; Знаменосцу и двору Артура?
   Это было трудно, признал Джордж.
   Нелегко понять, согласился Мишель Дауней.
   "Хороший." Куче хлопнул себя по начищенному ботинку военной тростью, которую нес. "Хороший. Часть материалов генерал отправил в Берлин. У него также был долгий телефонный разговор с рейхсфюрером СС - с Гиммлером. Есть некоторые офицеры, которые желают обсудить эти дела, эти четверостишия с вами - как с экспертами.
   - Офицеры министерства пропаганды рейхсминистра Геббельса? Дауни говорил так, будто вопрос был настолько очевиден, что его даже не нужно было задавать.
   "Нет." Улыбка Уолда исчезла, а его голос стал более резким. "Нет. Некоторые высокопоставленные офицеры СС. Мы все должны отправиться в Германию...". Тон граничил с агрессивным.
   "Берлин?" Джордж изобразил волнение.
   Уолд покачал головой. "Мы уйдем тихо утром. Не суетись. Просто герр доктор; себя, герр Томас; майор Куче и я; вместе с небольшим отрядом - сержантом и четырьмя мужчинами. Для защиты, понимаете. Ты встретишься со знаменосцем при дворе Артура. Он подумал, что это очень хорошая шутка. Неудивительно, что они выглядели довольными; они взломали пророчества. Превосходство знаний СС восторжествовало. Натюрлих. Только члены СС знали настоящие пути СС.
   "Завтра?" Дауни изобразил раздражение. "Я не знаю, если я..."
   Куче снова хлопнул себя по сапогу. - Будьте готовы уйти отсюда в восемь утра. Мы предоставим транспорт. Поезд отправляется ровно в девять часов с Северного вокзала.
   После того, как машина эсэсовцев отъехала, Мишель долго стоял у окна, глядя на улицу. Через некоторое время он расслабился и вернулся в комнату.
   - Они отозвали сторожевых псов.
   Анхель вышла из кухни, и Джордж отвел ее в сторону, тихо рассказывая ей новости, которых она боялась.
   Мишель небрежно заметил, что она, естественно, может оставаться в квартире. - Здесь ты будешь в полной безопасности. Кроме того, это позволит проветривать помещение.
   Ублюдок с женщинами.
   С Анжелой слезы были прямо под поверхностью. Джордж почувствовал ее дрожь, когда они коснулись рук, и прошептал, что все в порядке. Мы вернемся. Это ненадолго".
   Словно приняв внезапное решение, Мишель повернулся к ним. До утра нужно было многое сделать. Только он мог это устроить. Блеск в его глазах должен был тут же насторожить Джорджа, потому что он был подобен офицеру, который принял решение и был полон энтузиазма по поводу своей стратегии - правильной, неправильной или, как в данном случае, безрассудной. . Он сказал, что какое-то время будет отсутствовать.
   Джордж предупредил его, что Куче и Уолд кажутся серьезными. "Они забирают нас в восемь утра, а до комендантского часа всего час или около того".
   Он издавал пыхтящие звуки, говоря что-то о том, что комендантский час не представляет для него проблем. Он вернется рано утром. Может быть, около трех. Джордж чувствовал, что он намекает, что это место останется в их распоряжении, и они смогут наслаждаться им во время его отсутствия.
   На секунду в глазах Анжелы отразилась ненависть, когда она смотрела, как Мишель уходит в свою комнату. Ее лицо было стерто с лица, а плечи поникли, как у старого боксера, готового броситься и прикончить жертву.
   Он вернулся, сунув автоматический пистолет в карман куртки, побелев костяшками пальцев на набалдашнике эбеновой трости. И все же он двигался быстро, почти бойко, когда прошел в вестибюль и надел театральное пальто. Затем он усмехнулся и поднял руку в притворном благословении. " Бенедикт, дети мои".
   Дверь закрылась за ним, оставив лишь слабое эхо его неуверенной походки, палка соскользнула по кафельному полу, затем звук затих.
   Анхель какое-то время цеплялась за Джорджа, дрожа, но не плача, когда он сказал ей, что она ни в коем случае не должна оставаться в квартире, когда они уйдут.
   Она отстранилась, на ее лице отразилась паника, глаза искали какой-то порядок в этом хаосе - как будто она искала скрытый смысл во взглядах и словах Джорджа.
   Он барахтался в поисках лучшего действия. Самый позитивный способ помочь ей.
   -- Вы можете пойти к maman... к госпоже Рубер... Это могло быть ужасной ошибкой, понял он, быстро поправляясь. Обезумевший, он держал ее - так близко, что она не могла видеть его лица, пока он взвешивал шансы. Была одна возможность. Он отмахнулся от этого как от слишком опасного и компрометирующего, вспомнив свои собственные слова Мишелю, что он никому не доверяет. Затем он снова подумал.
   Одно из последних указаний Раммера касалось этого места. Один адрес. Один безопасный дом, который можно использовать только в неизбежных обстоятельствах, в крайнем случае. Чтобы дать Анжелле доступ к нему, ему пришлось бы многое рассказать - например, сказать ей, что Хирам Волшебник прислал ее, и им следует связаться с Марсом.
   Он отложил это на время, чтобы все обдумать. Было уже далеко за шесть, а ему все еще нужно было закодировать сегодняшнее сообщение и ожидать его в девять часов.
   Она хотела остаться с ним, говоря, что не может быть одна, но в конце концов Джордж убедил ее бросить его. "Есть вещи, которые я должен сделать" - мягко, как ребенок. "Вещи, которые помогут вам".
   Затем он сел на кровать в своей маленькой комнате и проработал группы. Если он получит их сообщение, его собственное будет начинаться с серии из трех букв, повторяющихся три раза. При декодировании остальное будет читаться
   ПРОРОК ПРОГЛОТАЛ. ВЕНЕРА И ВАРЛОК ДОЛЖНЫ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВСЕ СТИХИ. КАСПАР И МЕЛЬХИОР НА ПУТИ В СУД АРТУРА В МИРЕ. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ПЕРЕДАЧА. ПИАНИНО ВЫХОДИТ ИЗ ОКНА. ПОЖАЛУЙСТА, ЗАМЕНИТЕ И ПОСЛУШАЙТЕ. КАСПАР.
   Венера и Чернокнижник были, конечно же, рыжим Лидером и его радистом, управляющим Солдатенсендером в Кале. Если повезет, через несколько дней они будут транслировать фрагменты фальсифицированных катренов Нострадамуса.
   Некоторое время он сидел, рассматривая группы писем, думая об Анжелле. Если поездка в Германию не удалась - очень неправильно, оставив Мишеля Дауни и Джорджа Томаса в руинах, - эсэсовцы придут искать третьего обитателя квартиры. Он не хотел думать о том, что это может означать. В конце концов, казалось, что это стоит риска. Снова потрудившись над шифром, Джордж добавил еще одну серию групп. При распутывании они читают
   COURIER GALAXY РАБОТАЕТ ПОД ПОДДЕРЖКОЙ КАСПАР. ЯСНО ДЛЯ СПЕЦИАЛЬНОГО ЖИЛЬЯ.
   Особым жильем была квартира на улице Камбон, которую занимала пожилая пара, которую намеренно оставили дома во время катастрофы 1940 года и которая знала, где захоронено несколько тел. Тела, подобные тайникам с оружием, и настоящие живые тела, которые могли бы помочь сформировать ядро диверсионных организаций. Во Франции осталось очень мало таких контактов. Чистая удача, и предусмотрительность одного человека заставила их вообще остаться. Галактика была упорядоченным названием поля для любой неизвестной величины, которой Джордж чувствовал, что может доверять.
   Ровно в девять он послал позывной для Stellar; пальцы проскальзывают под ключ; ладони влажные, пот стекает по пальцам. Через минуту он переключился на "слушание".
   Они пришли в девять-пять. Он дал быстрый прием, а затем сгорбился над телевизором, подушечка на колене, карандаш наготове, чтобы снять их группы, левой рукой держа наушники.
   Было двадцать восемь групп, некоторые из них были очень нечеткими, но Джордж искренне думал, что у него достаточно информации, чтобы понять смысл. Ему не хотелось долго оставаться в эфире, в квартире Дауни, клаустрофобии в маленькой комнате, с нетерпеливой Энджел на кухне неподалеку.
   Он отослал префикс, подтверждающий получение их сообщения, затем свой собственный префикс. Три раза. Через четыре-пять секунд они дали Джорджу добро, и он отбарабанил свои собственные группы. Лондон согласился, и он расписался - поставил оборудование на стоянку, снял антенну, закрыл чемодан и запихнул его под кровать. Ему придется рискнуть, позволив Анжеле взять съемочную площадку на улицу Камбон. Затем он начал расшифровывать.
   В середине приема царила безнадежная неразбериха. Любой опытный оператор настоял бы на пересчете. Только когда Джордж начал работать над этим, он понял, насколько все было плохо. Как ни пытался, вышло
   БАЛЬТАЗАР ВЕРНЕТСЯ НА СЛЕДУЮЩУЮ ЛУНУ. НЕ ПРИНИМАЙТЕ GHYEBNSH AMTETAN И GLYXJY. ГЛУБОКО ОБЕСПОКОЕН ОТНОСИТЕЛЬНО ЖИЗНЕСПОСОБНОСТИ LEMINHJS FARHELMN И MOTORBLADE. ПРОСЛУШИВАТЬ ПО РАСПИСАНИЮ.
   Он был подписан МАРС. сам Рамилис; и путаница была неразборчива. Он понятия не имел, что означает слово "моторблейд". Путаница.
   Чем дольше он смотрел на зашифрованное сообщение, тем более депрессивным становился Джордж. "Не принимать" ерунда. Что он не мог принять? Жетон Хирама Волшебника от его матери? Если да, то как далеко он мог зайти с Мишелем Дауни или даже с Анхель Турс? Или любой из них? Были ли они "глубоко обеспокоены жизнеспособностью" всей операции? Если так, то они опоздали.
   Он снова подумал: это Маман или Дауней? Здесь меня соблазняет эсэсовец, я работаю на Рамилис, бок о бок с Мишелем Дауни, и меня сильно привлекает девушка, с которой Дауни жил и с которой жил.
   Сказать, что Джордж в тот момент волновался, значит ничего не сказать.
   Он сжег пачку заметок и вернулся в главную комнату, голова у него гудела от мыслей о его ценности как полевого агента; манипулятор великих, хотя и злых людей, через сны оккультиста шестнадцатого века.
   Анхель сидела неподвижно, согнув колени, на одном из стульев у плиты. Ее лицо было слишком спокойным для успокоения. Как будто она только что с болью приняла известие о неизлечимой болезни или о том, что отсрочка от смертного приговора не была предоставлена. На ней было написано молчаливое согласие, как будто она знала, что за это пожизненное наказание - а оно есть - и ее вот-вот призовут к ответу.
   Джордж подошел, нагнулся и поцеловал ее. Она вцепилась в него, и это было похоже на то, что его затянуло в глубокую лужу, так что в конце концов ему пришлось скользнуть губами в сторону, чтобы перевести дух, задыхаясь, как будто вынырнув из воды. в солнечный свет. Так было часто в течение следующих нескольких часов: водоворот, который уносил их обоих вниз.
   В ту последнюю ночь они использовали ее постель и шептались в темноте. Было жарко, и под ее окном почти не было шума с улицы. Где-то далеко за полночь она прижала его к себе и рассмеялась. "Волшебник Хирам. Ты снял корону вместо того, чтобы прикрепить ее к моей голове навсегда. Вот как я буду думать о тебе теперь - всегда - мой Волшебник. Пока она говорила, ее тело напряглось, и она повторила: "Хирам Волшебник".
   Он, конечно, задавался вопросом, а не пытается ли теперь Анхель подыграть ему. Но ситуация стала настолько сложной, что он ничего не сказал, за исключением того, что это имя она должна использовать, когда пойдет в конспиративную квартиру на улице Камбон. Все подробности.
   Казалось, это успокоило ее, и они погрузились в сон, а затем внезапно проснулись. Она вспотела и сказала, что это был кошмар. Джордж понял, что он тоже видел сон - сон, полный мультяшных персонажей Рамилиса, Дауэя, Куче и Вальда, Гиммлера и шаплинского Гитлера, все они появляются в гротескных формах из кипящего котла, за которым ухаживала старая женщина Брейгель в доме, где проходил первоначальный прием. комиссия взяла его.
   Они снова впали в неглубокую дремоту. Проснулся. Сделал любовь. Потом снова проснулась от хлопка двери. Мишель Дауни вернулся и громко звал их из гостиной.
   - Все устроено, - сказал он. "Теперь у нас есть ублюдки".
   - Спасибо за откровенность, Джордж. Херби сделал пометку в своем блокноте. Он все время делал заметки - небольшое заблуждение, чтобы Джордж не подумал, что его записывают.
   "Я думаю, что это все важно". Джордж выглядел усталым.
   - Я имею в виду, спасибо за то, что ты так откровенно говоришь об Анжелле.
   "Ой." Он улыбнулся. "Когда я был молодым человеком, ухаживал за девушками". Прекрасная дама.
   "Прекрасно, Джордж. Вы готовы продолжать? Было не совсем три тридцать.
   "Мы должны продолжать, не так ли? Только остаток сегодня, завтра и несколько часов в четверг. Надо все рассказать. Заказы.
   Херби осторожно протянул огромную руку. - Я знаю, что тебе это не нравится, Джордж, но это может быть важно.
   "Кровавый фриц. Ты слишком чертовски дотошен наполовину. Он смеялся. - Ну, мне есть что рассказать, мой старый приятель из Дойче. Безумный план Дауни; ад в этом поезде; кошмар в Вевельсбурге".
   "И что было дальше. Вермут.
   "Да, Вермут. Горькая полынь..."
   - Дай мне еще полчаса, потом я выпью чаю. Хорошо?"
   "Верно." Джордж откинулся на спинку стула. "Итак, мы проснулись и обнаружили дома окровавленного бородатого Мишеля Дауни, довольного, как баран, с двумя членами". Он ухмыльнулся.
   31
   ПАРИЖ 1941 г.
   " ЭТО ВСЕ УСТАНОВЛЕНО". Мишель все еще был в пальто, опираясь на черную трость. Выглядел растрепанным и усталым. Потом он рассмеялся, почти смехом маньяка, запрокинув голову. На секунду его бородатое лицо показалось очень молодым, глаза необычайно блестели. Джордж задавался вопросом, был ли он с женщиной; в глазах был особый блеск, который приходит потом.
   - Я прервал. Он снова рассмеялся. "Я стал сексуальным термином, да? Господин прерванный половой акт.
   Джордж обнял Энджелль рукой. Она закуталась в тонкое платье. Он только успел залезть в штаны. Анхель дрожала, но было невозможно сказать, было ли это от страха или ярости.
   - Что ты устроил? Джордж крепче сжал плечи девушки.
   "Штурм Бастилии и Зимнего дворца; Осада Трои. Все устроено, и у меня есть для тебя новое четверостишие, Жорж.
   В воздухе между Мишелем и Джорджем витал настоящий запах опасности. Анхель все еще дрожала, и Джордж тихо предложил ей одеться. Она просто покачала головой и исчезла за дверью и дальше по коридору, а Дауни крикнул ей вдогонку, что кофе будет хорошей идеей.
   В квартире было холодно, потому что печку дали погасить, а перед сном сняли насыпь. Рассвет еще не начал мерцать снаружи, и вкус во рту Джорджа был кислым, его глаза болели и тяжелели. Все ощущение было в том ожидании тишины, как будто сама квартира возмущалась тем, что люди в ней не спят и не спят.
   Часы Джорджа показывали четыре тридцать. - Новое четверостишие?
   Губы Мишеля Дауни отвисли, улыбка исчезла, когда он сказал:
   "В своем большом замке, за круглым столом,
   Знаменосец, окруженный своими рыцарями,
   Умрут, убитые теми, кто придет по вызову
   Им ради пророка".
   Потребовалось несколько секунд, чтобы смысл дошел до сознания, и за это время Ангелль тихо подошла сзади Джорджа и прошептала, что пойдет за кофе.
   - Мишель? В голосе Джорджа было эхо. "Что за глупости вы устроили? Знаменосец умрет?..
   - Все просто, мой дорогой Жорж. Просто и полно". Он снимал пальто, положив одну руку на спинку стула, чтобы не упасть. - Судя по тому, что сказали наши друзья Куче и Вальд, вы согласитесь, что эсэсовцы вызвали нас к себе. "Вы собираетесь увидеть Знаменосца при дворе Артура", - так сказал Уолд, верно?
   "Да."
   "Нас вызывают к самому Гиммлеру. Прямым следствием ваших катренов Гиммлера является то, что мы должны встретиться с Гиммлером".
   Джордж сказал, что так оно и выглядело.
   Мишель продолжил: "Нас отвезут в священный замок Гиммлера, в его монастырь в Вевельсбурге, где он правит двором и проводит несколько мистических часов с первосвященниками СС. Мы , Джордж; вас и меня должны пригласить - объясниться. Вы понимаете это? В место, где он хранит Святой Грааль. Едем поездом. Скоро. С очень маленькой охраной. Снова улыбка, на этот раз тонкая из-под бороды. "В путешествии, которое, если вы еще не определились, будет долгим и трудным, вам предстоит небольшая перестройка. Смена караула. Внезапно наши люди будут с нами. Это то, что я устраивал".
   - С какой целью? Зная уже и потрясен этим.
   "Оказавшись в этом богом забытом замке, мы будем достаточно близко, чтобы совершить военный переворот. Одно известное покушение на жизнь Гитлера - фиаско в Биргартене - провалилось и, вероятно, должно было провалиться. Убийство его правой руки, рейхсфюрера СС, не потерпит неудачу, потому что мы будем достаточно близко, чтобы сделать это".
   "Ты сумасшедший."
   "Псих. Нет. Я реалист".
   - Но с какой целью? Далее Джордж указал, что он был, по сути, офицером британских вооруженных сил, которого послали сотрудничать с Дауни в одной конкретной миссии. Теперь эта миссия была практически выполнена. Его послали не для помощи в какой-то сумасшедшей операции, включавшей покушение на жизнь второго человека Третьего рейха.
   Мишель просто улыбнулся, опустившись в кресло - нежно, как мужчина опускается в теплую ванну.
   "Жорж, это возможность, которую нельзя упускать. Что, по-вашему, они действительно собираются делать с нами в Вевельсбурге? Принять нас с распростертыми объятиями? Мы имеем дело с СС, а не с бойскаутами лорда Бадена Пауэлла. Они могут быть идиотами, но они не настолько глупы, чтобы их обманывали надолго. Мы можем поддерживать эту игру Нострадамуса лишь на короткое время".
   "Идея заключалась в том, чтобы проникнуть в министерство пропаганды... молодцы Геббельса..."
   "И мы закончили с Гиммлером на тарелке. Да, возможно, мы доставили некоторые неприятности на какое-то время. Они бы с нами поиграли. Но в конце концов это неизбежно будет расстрельная команда. Или хуже. Как я это вижу, мы можем приложить максимум усилий. Убейте одного из самых опасных зверей и, возможно, только возможно, сойдете ему с рук. Он резко остановился, когда появилась Энджела с дымящимся кофе.
   Она улыбнулась Джорджу, ставя его кружку на стол рядом с его рукой. Улыбка царапала его внутренности.
   Когда она ушла, он спросил, что на самом деле было сделано, и Мишель рассказал о своем посещении Маман и ее мужа и о встрече, которую они созвали ночью.
   Джордж подумал о шикарной квартире Руберов с Рембрандтом в холле. Он задавался вопросом, сильно ли это изменилось после того, как там расквартировали эсэсовцев. Вдобавок ко всему, он недоумевал, как Мишелю Дауни удалось провести свою маленькую вечеринку в присутствии офицеров СС так близко. Когда ему бросили вызов, Дауни свысока улыбнулся и сказал, что в то время о них хорошо заботились. Кто-то из его "учеников", предположил Джордж. Затем Дауней изложил согласованный и претворенный в жизнь план.
   Джордж слушал с замиранием сердца. Он подумал о беспроводном передатчике под кроватью и о Рамилис. Мог ли он предупредить Рамилиса о происходящем здесь безумии? Предупредить его, а потом отпустить?
   - Вы не одобряете эту стратегию? Дауни сделал глоток обжигающего кофе.
   Джордж прямо сказал ему, что, по его мнению, некоторые люди могут назвать этот план смелым, хотя и безрассудным. Лично он ничего этого не хотел.
   - У тебя есть предложение получше?
   Да, но сделать это было невозможно - не было надежды сбежать в укрытие или как-то наугад покинуть Францию. Ловушка, подумал Джордж, была там, и он попал в ее когти; когти Рамилиса; зубчатые когти СС; безумные когти Мишеля Дауни; и бархатные медовые когти Angelle Tours.
   Сквозь занавески начал просачиваться свет, и Мишель сказал, что пойдет собирать вещи; может немного отдохнуть. Когда он подошел к двери...
   - Жорж, ты вооружен?
   "Нет."
   - Тогда я позабочусь об этом.
   "Не мудро".
   "Цель состоит в том, чтобы пройти в целости и сохранности".
   "У меня есть руки. Они могут быть смертельными".
   "Без сомнений. Они и пули остановят?
   Он сердито сказал, что лучше пойдет без оружия. По крайней мере, до тех пор, пока первая часть операции не будет благополучно завершена. Если бы это было правдой и не было никаких заминок, это должно было произойти где-то этой ночью - около девяти или десяти часов, прямо в Германии. В Аахене. Мишель сделал замечание по поводу того, что всегда считал англичан сумасшедшими, и ушел.
   Анхель была в своей комнате, лежала на спине, платье было сброшено и заменено тонким халатом, который едва прикрывал ее наготу, ткань прилипла к ее груди и прилипла к изгибу ее бедер, как будто они были влажными.
   Она плакала, снова и снова повторяя имя Джорджа, пока он вытягивался рядом с ней, слезы заливали его лицо. Он успокаивал и пытался убедить ее, что если она сделает так, как ей сказали, все будет хорошо.
   Он еще раз повторил ее инструкции: дать им десять минут после того, как они уйдут, а затем убедиться, что за зданием не наблюдают. Тогда она должна была уйти, быстро и с чемоданом по радио. Пожилая пара на улице Камбон знает, что делать. - Просто скажи им, что пришел от Хирама Волшебника, и они должны связаться с Марсом.
   Да, сказал он ей, он едет в Германию; но если план сработает - план Мишеля, - он может вернуться в Париж через неделю. Она не должна волноваться. Если возможно, люди на улице Камбон должны убедить Лондон выпроводить ее. "Если я не увижу тебя снова в Париже, я увижу тебя в Лондоне. Скоро."
   "Я не доверяю Мишелю", - вот и все, что она сказала.
   Они снова занимались любовью среди слез и шепота. Только тогда Джордж сказал ей, что любит ее.
   Расставание было жестоким. Факты простые, эмоции неописуемые, как будто их обоих разрывают на части.
   В пять минут девятого Мишель Дауни и Джордж Томас сели на заднее сиденье "Опеля" вместе с Уолдом и Куче. Они казались одновременно и взволнованными, и благоговейными перед предстоящей перспективой. За "опелем" катил большой грузовик с багажом и эскортом - войсками СС: сержантом и четырьмя щеголеватыми и вооруженными до зубов мужчинами. Они также выглядели счастливыми, зная, что возвращаются на родину.
   В "Опеле" царила почти праздничная атмосфера. Уолд говорил о чести всего этого. Куче с гордостью заявляет, что они должны путешествовать стильно.
   Ради всех, Джордж надеялся, что стиль не будет сковывать движения его отчима. Если бы все шло по расписанию, Морис Рубер и его весельчаки уже должны были бы садиться в поезд на Северном вокзале.
   Небольшая колонна свернула за угол и оказалась на бульваре Денен. Впереди стоял фасад Северного вокзала, увешанный красными драпировками со свастикой. Впереди рельсы и рельсы, ведущие к волшебному замку Гиммлера.
   "Хороший. Сейчас я возьму чай, Джордж. Херби направился на кухню, но не смог прервать поток Джорджа.
   "Херби, я помню, что у меня что-то забурчало в животе. Это было чувство дежа вю , которое я не мог определить. Все это казалось таким знакомым - запах дыма и песка; спертый воздух и моторное масло: чувство беспокойства. Может быть, это были воспоминания о первом посещении Оксфорда? Вы знаете, оставив вещи позади. Локхилл Террас. Поездка на велосипеде в гимназию. Все это."
   "Я понимаю." Херби включил чайник и пошарил в шкафчике в поисках формы для торта. - Это хороший английский обычай. Послеполуденный чай. Я всегда люблю послеобеденный чай". Он вернулся, чтобы посмотреть на Джорджа, сгорбившегося в кресле. "Я знаю, что вы добрались до Ахена; и я знаю, что там произошло" - огромная рука на двери. - Вы говорили о странных психических вещах. Произошло ли что-нибудь примечательное перед операцией в Аахене?
   "О, да." Джордж поднял голову и улыбнулся. "Целый набор трюков случился до Аахена".
   Чайник закипел. Херби заварил чай и пронес поднос, поставив его на стол между ними и сказав, что он будет мамой: наливая и предлагая торт.
   "Значит, много всего произошло? Такие как?"
   - Например, приезд моего отчима.
   - Хороший чай, это. Херби смаковал. "Продолжать. Твой отчим?
   32
   ПАРИЖ 1941 г.
   МАЛЕНЬКАЯ МЕТАЛЛИЧЕСКАЯ табличка DESTINATION на боку вагона сообщала, что поезд следует из Парижа в Аахен. По крайней мере, Мишель понял это правильно. В Аахене ему сообщили, что их пересадят на немецкий поезд.
   Куче тоже был прав. Они должны были путешествовать стильно. Для них зарезервирован целый специальный вагон: переоборудованный вагон-лит с тремя спальными купе, дневной вагон и небольшой вагон-ресторан.
   Этот экипаж, по словам Куче, использовался высокопоставленными офицерами и был получен для них генералом Фрюлингом по личной просьбе Гиммлера. Они шли легким путем (Джордж задавался вопросом, каким путем они вернутся). Когда они прибудут в Германию, там будет такой же экипаж, который отвезет их в дальнейшее путешествие. Голос офицера СС подразумевал, что немецкие железные дороги предоставят лучшее жилье, чем SNCF.
   Они сидели вместе в дневном вагоне. Уолд и Дауни ведут тесную беседу, Куче откидывает голову на маленький антимакассар и смотрит на Джорджа так, словно пытается его загипнотизировать.
   - Значит, мы не поедем в Берлин? Джордж пытался быть простодушным. "Я действительно не понимаю. Я думал, что наша работа нужна герру доктору Геббельсу; которые хотели использовать наши специальные знания. Теперь вы говорите, что эта карета у нас есть по приказу рейхсфюрера Гиммлера.
   Куче улыбнулся и затянулся сигаретой. Человек, у которого было четыре туза и который знал, что ты не сможешь победить. Затем он наклонился вперед и начал говорить с некоторым изяществом.
   - Вы ученый, герр Томас. Я понимаю, что ваши исторические познания во многом способствовали толкованию этих пророчеств. Однако вы признаете, что некоторые из тех, что мы получили от вас, были трудными". Он наклонился вперед, постукивая Джорджа по колену. "Я могу сказать вам, что то, что вы нашли озадачивающим, для нас более ясно". Рука махнула в сторону Уолда. "Некоторые вещи сразу узнаются теми из нас, кто глубоко знаком с собственной историей и мистическим строем нашего Общества. Под обществом я подразумеваю СС. Вы должны понимать, что мы не просто элитный корпус, созданный для ведения войны. Мы орден, я полагаю, родственный иезуитам Римско-католической церкви. У нас также есть обряды, идеалы и мистицизм, которыми мы гордимся".
   Далее он сказал, что в этих четверостишиях есть вещи, которые, как ожидается, не узнает ни один француз. "Вы должны понять, что для рейхсфюрера Гиммлера большая честь послать за вами лично".
   Пока он говорил, Джордж уловил часть разговора между Уолдом и Дауни. Уолд просил главу и стих из набора четверостиший, которые они предоставили.
   Мишель был спокоен и спокоен. В мире оккультизма были вещи, которые трудно увидеть тем, кто не до конца понимал методы работы провидцев, таких как Нострадамус.
   Подобно человеку, терпеливо объясняющему факты жизни семилетнему ребенку, Мишель говорил о методах гадания, в частности о том, как вся схема "Десяти столетий" Нострадамуса была нарушена тем фактом, что более половины четверостишия отсутствовали в "Седьмом веке".
   Набирая обороты, Джордж выглянул в окно. Это не было случайностью. Было чувство принуждения. Мимо окна вагона проходили две знакомые фигуры: одна в форме майора СС; другая, женщина, цеплялась за его руку. Это был Морис Рубер, отчим Джорджа. Женщина, его жена, мать Джорджа.
   Он чувствовал, как ярость нарастает в его голове. В плане Дауни и так было достаточно опасностей. Правда, Рубер должен был сесть в поезд, но никто ничего не сказал о том, что он приедет в костюме майора СС. Джорджу хотелось накричать на Дауни, ударить его и закричать. Это было и глупо, и опасно. Присутствие матери усилило тревогу. Неужто они не настолько глупы, чтобы позволить ей прокатиться с ней или в качестве прикрытия для Роберта?
   - Герр Томас? Голос Уолда прорезал отчужденную тревогу.
   "Мне жаль."
   - Кто-то только что прошелся по твоей могиле, да?
   Джордж сделал вид, что не понял.
   - Это английская поговорка. Волчья ухмылка. "Вы выглядели озабоченными. Обеспокоенный." Ухмылка, казалось, не коснулась его глаз, а Дауней мелькал опасными знаками.
   "Нисколько." Соберись, Томас, подумал он. "Я просто думал о том, что обсуждал штурмбаннфюрер. Вещи начинают обретать форму". Он играл на слух, инстинктивно, надеясь, что сможет манипулировать разговором.
   - И с нами, герр Томас. Доктор Дауней объяснял мне, что вы еще и пророк в том смысле, что вы прорицатель, человек, мечтающий о необъяснимых снах.
   О Боже, подумал Джордж. Голос Уолда становился... неприятным.
   "Я прав...?" Слегка погрузившись, Джордж все еще пытался вести разговор по-своему. "Правильно ли я говорю, что пророчества, которые мы дали вам относительно "Знаменосца" - знаменосца - имеют какое-то отношение к вашему собственному командиру? С рейхсфюрером? Здесь штурмбаннфюрер говорит, - указывая на Куче.
   "Хейн, зови меня Хайн". Куче, самый приветливый, сказал, что они все друзья, не так ли? Гейне и Йозеф. Жорж и Мишель. "Рабочая команда. Мы должны выступить перед рейхсфюрером единым фронтом, да?"
   Джордж настойчиво переспросил, прав ли он.
   Немцы обменялись неуверенными, исподтишка взглядами, за которыми последовало нарочитое равнодушие. Потом Куче закашлялся. Когда он заговорил, прозвучало одно из соленых четверостиший, что означало, что они почти наверняка проглотили наживку целиком - крючок, леску, грузило и удочку.
   "Из саксонской династии немецкий король
   Кто покорил народы Польши
   Поднимется снова, через десять десятилетий,
   Чтобы привести Новую Нацию к победе".
   Вмешался Мишель . Мы думаем, что опознали короля. Жил-был король Генрих - Генрих I - восемьсот с чем-то девятьсот тридцать шестого. Мы правы?"
   На платформе прозвучал гудок, и послышался обычный толчок и крен. Затем устойчивая тяга вперед, слегка покачивающаяся, когда поезд соскальзывает со станции.
   "Были выключены." Уолд сложил руки.
   Джордж вытянулся вперед, чтобы посмотреть, не увидит ли он мадам Рубер, maman; мысленно вздохнул с облегчением, увидев, как она подняла руку, прощаясь с трибуной.
   - Генрих I, - сказал Куче. "Немецкий король, покоривший народы Польши".
   "Я думаю, что более правильным чтением было бы "славянский народ". Если нужно было какое-то исследование, Джордж был полон решимости проложить путь через лабиринт.
   Куче выглядел впечатленным.
   Джордж знал все о ненависти Гиммлера к полякам.
   Куче колебался. Затем: "Рейхсфюрер Гиммлер имеет особое родство с королем Генрихом I. Начнем с того, что у них обоих одинаковое имя. Однако вы не знали бы об этом родстве.
   Джордж согласился: он ничего об этом не знал. - Откуда мы могли знать о чем-то подобном? Рамилис знал, аббатство знало. Он прекрасно знал.
   Куче объяснил, что в 1936 году, в тысячелетие со дня смерти короля Генриха, рейхсфюрер сделал могилу короля священным местом - местом почтения.
   Рамилис много говорил о том, как Генрих Гиммлер утверждал, что может разговаривать с королем Генрихом, как будто у него была с ним прямая связь. Это был один из немногих оккультных ключей к рейхсфюреру - вера в себя как второго короля Генриха и странное мистическое чувство, которое он испытывал в отношении своего личного Камелота: замка, к которому они теперь почти наверняка направлялись - Вевельсбург, где Рейхсфюрер проводил духовные ретриты со своими старшими офицерами; где у него был свой особый двор.
   "Теперь вы понимаете, что может означать это пророчество?" Куче щелкнул золотой зажигалкой, поджигая сигарету.
   "Что его судьба - стать фюрером? Чтобы занять место...?"
   Уолд что-то прошипел, приказывая Джорджу говорить тише. Куче просто кивнул, улыбка все еще была на его губах.
   "В этом четверостишии рейхсфюрера можно опознать как такового. Так же, как он может быть идентифицирован как Знаменосец. Поверьте мне. Замок, построенный по образцу двора короля Артура, - еще один показатель".
   Наступила тишина, если не считать грохота поезда. В коридоре стоял эсэсовец с автоматом на сгибе руки - на страже.
   Куче говорил ниже. "СС всегда знали свою судьбу. Фюрер есть фюрер. Мы поклялись следовать за ним до смерти. Но если точно известно, что его сменит истинный человек судьбы - рейхсфюрер Гиммлер, - то есть те, кто считает, что, может быть, чем скорее это произойдет, тем лучше будет для Германии. Вам придется убедить рейхсфюрера, что Нострадамус так предсказал".
   Джордж безучастно смотрел в окно, пока мимо проносились предместья Парижа, и поезд легко скользил по сложной сети линий и точек. Ему было трудно поверить своим ушам или разуму. Эти люди относились ко всему серьезно. Он никогда не верил, что они будут. Когда он рассказал об этом Рамилесу, старик просто ответил, что такие же сомнения, должно быть, посещают умы тех, кто впервые слышит о христианстве. Как люди могут принимать эту чепуху за правду? Как положительный? Рамилис был прав. В СС были те, кто был бы только рад видеть своего лидера главой Третьего рейха.
   Сам Гиммлер, как советовал Раммер, станет камнем преткновения. Он считает своего фюрера Богом, несмотря на то, что СС является его большой навязчивой идеей. Джордж вспомнил, как он размышлял: " Вот если бы это был этот архиублюдок Гейдрих, у нас не было бы проблем" . Гейдрих продал бы свою испорченную душу за высшую должность.
   Вскоре после этого все прошли в небольшой вагон-ресторан и выпили кофе, который был намного лучше того, что приносил Мишель. Куче сказал, что они должны извлечь из этого максимум пользы, и Вальд рассмеялся. В Германии даже воротилы пили то, что на вкус было как лесная подстилка. Сосновые шишки; желуди. Куче поднял брови и сказал, что это больше похоже на желуди, выпавшие из коровьего зада.
   " Мукафак " - используя самый грубый разговорный лексикон. Gnat что-то или другое.
   Все рассмеялись.
   В настоящее время. Почти четыре десятилетия вперед Джордж Томас колебался в своем повествовании.
   "Джордж? Ты в порядке?" Большой Херби Крогер включил настольную лампу. Время еще не пришло, но уже сгустились тучи, и даже в этот весенний день наступил вечерний вечер.
   "Да." Джордж посмотрел на него, закусив губу. "Ты не поверишь следующему, и не проси меня объяснять. Я не знаю ответов".
   - Это одна из тех странных психических вещей, о которых ты говорил?
   "Очень странный. Первый. После того, как мы выпили кофе.
   33
   ЛОНДОН 1978
   "Я НАЧАЛ ЧУВСТВОВАТЬ сонливость. Я допил кофе.
   "Неудивительно; ты устал. После ночи, я имею в виду..." Херби вдруг смутился, сбитый с толку тем, что он сказал. - Прости меня, Джордж. Никакого неуважения к даме, но... ну ... ?
   Джордж улыбнулся, водя рукой с плоской ладонью туда-сюда перед своим телом. - Нет, Херби. Я знаю, что Вы имеете ввиду. Да любой бы устал.
   - Может быть, еще один кусок пирога?
   Джордж взял свой второй кусок, откусил его, позволив ему растаять во рту. Херби был превосходен с губками. - Хорошо, - произнес он.
   " Данке. "
   Джордж сказал, что знает все уловки и понял, что Херби хочет, чтобы он ладил, используя немца, чтобы обуздать его. "Хорошо. Да, обычно я бы устал. Это был особый вид сонливости - по крайней мере, так всегда казалось в ретроспективе. Я смотрел в окно". Он продолжал описывать, как он вспоминал другие поездки во Францию, и что сельская местность, похоже, не сильно изменилась. Странные руины, места закладки бомб, здесь и там. Иногда по дороге двигались войска. Много самолетов. Иногда совсем рядом. Они прошли мимо аэродрома, где почти у гусениц стояли МЕ 109, приютившиеся под маскировочной сеткой, из-под крыльев на ремнях свешивались усики боеприпасов, над которыми работали оружейники.
   "Я помню, как чувствовал ритм поезда и разговор Куче, Уолда и Дауни, но они казались далекими".
   Он мог видеть свое отражение в окне, а потом, совершенно неожиданно, обнаружил, что смотрит на отражение, но не своего лица, а Анджелле, накладывающееся на его собственное отражение в зеркале.
   "Я даже улыбнулся ей, и она, казалось, улыбнулась в ответ; грустная, задумчивая, как будто она была далеко и пыталась установить контакт. Тогда я совсем проснулся, но вскоре пришел сон. Сон и странные сны. Странно и очень реально".
   Он был в пещере или что-то в этом роде. Стены были голые скалы. Падение влаги. Ночь. Огонь, языки пламени отбрасывают огромные тени на стены, блестят и танцуют. Дым от костра жёг ему глаза, сдавил горло; но ему приходилось наклоняться над огнем, чтобы ухаживать за медным котлом, который висел в пламени на маленьком металлическом треножнике.
   "У меня тоже была большая книга. Я читал из него. Вслух. Странный язык - наполовину французский, наполовину латынь. Голос был не мой, и он звучал эхом. Может два голоса? Другой над моим эхом перекликается в контрапункте. Смесь в кастрюле помутнела, а затем очистилась. Потом пришли фотографии".
   Херби вздохнул, без намека на раздражение, просто громко выдохнул.
   - Я знаю, о чем ты думаешь. Лицо Джорджа стало серьезным и торжественным, как будто он неправильно истолковал вздох.
   "Мне жаль. Вот только сны..."
   "Очевидный?"
   - Может быть, слишком очевидно?
   - В этом случае, - Джордж как будто немного смягчился, - в этом случае да, очень очевидно. Слушай, Херби, кроме одного психиатра, ты единственный, кому я рассказал эту историю. Даже мне не понадобился ни психиатр, ни какой-либо анализ для первой части сна. Все это время провел взаперти в квартире Рамилиса, потом работал над Нострадамусом в аббатстве. Напряжение момента. Да, я мечтал пройти ритуал гадания. Это легко - мечтать о том, чтобы быть самим Нострадамусом. Что интересно, так это картинки в медном горшке и то, что последовало за ними".
   "Скажи мне", - тихо и сосредоточенно сказал Герби. Издалека завыла сирена - полиция или скорая помощь.
   Картины, по словам Джорджа, были очень яркими. ("Я до сих пор вижу их во всех подробностях".) Битва. Ночь. Мерцание от оружия. Стена и большая комната. Гром взрывчатых веществ ("или я так думал"). Был и дождь. Людей, товарищей моих, расстреливают. Потом тишина. Смех. Мертвые, которые лежали вокруг, вставали на ноги, вставая, как будто только что прозвучал последний рожок. Они смеялись и стряхивали грязь с одежды. Один из них хромал и шел к маленькому человечку с огромным флагом. Они пожали друг другу руки.
   "Это было так. Я чувствовал, что поезд качается, и что я снова проснулся. Почему-то инстинкт не давал мне двигаться". Оставайся спящим, притворись, что продолжаешь спать, подумал он. Рамилис в комнате аббатства. Хирам Волшебник.
   Куче и Вальд что-то бубнили. Куче размышляет о жизни дома. Уолд хвастался девушками, которые у него были в Париже.
   "Да, фотографии странные. В некотором роде пророческий". Теперь Херби больше интересовался.
   "Ждать. Есть больше. Когда вы все это выслушаете, вы увидите, как мне удалось довести дело до конца. Никто так и не смог успешно объяснить эти картинки или то, что я сказал, когда проснулся".
   "Который был?"
   Джордж наконец пошевелился и повернулся. А, сказал Вальд, наша спящая красавица проснулась. "Он предложил мне сигарету. Куче улыбнулся - как вы улыбаетесь детям, за которыми наблюдаете, как они спят в путешествии. Дауней оставался непроницаемым из-за своей бороды. Потом я заговорил, и по сей день не знаю, откуда взялись слова.
   "В замке смерть придет
   Тем, кто снова поднимется и насмехается.
   Знаменосец должен взяться за руки
   С одним он доверяет. Истинный не встанет".
   Дауни тут же выглядел очень озадаченным и спросил, что цитирует Джордж.
   "Я сказал ему, что не знаю. Да, Херби, подумал я тогда совершенно сознательно, ты слишком много читал Нострадамуса, старина.
   Подбородок Херби уперся ему в грудь, и он некоторое время оставался неподвижным. Наконец - "Интересно. Я понимаю, как вы смогли мотивировать дела позже, после того, как увидели такой сон. Хотя это трудно понять".
   - Были и другие дела - позже. Мы придем к ним".
   Обед подали вскоре после того, как он проснулся, - продолжал Джордж, даже припоминая еду - фасолевый суп и рыбу с картошкой. Приятное вино. "Даунэй вникал во все - в то, как охранники подрабатывали официантами. Как относился к ним сержант, тихонько отдавая приказы - деловитый человек, а не хулиган-сержант-инструктор. Высокий, мускулистый, боевой солдат.
   "Следующее, что произошло, было за пределами Ахена, да?" Херби, казалось, торопил его. В конце концов, Херби знал план. Он также знал, что это было не следующее, что случилось.
   "Нет." Джордж проглотил последний кусок пирога. "Следующим, что случилось, был Куче".
   "Так."
   Около двух часов они прибыли в Льеж. К тому времени, когда поезд снова тронулся, они уже уселись за кофе с бренди. Куче, вспомнил Джордж, сказал, что до Аахена и пересадки на немецкий поезд им еще около пяти часов. "Это Дауни предложил нам отдохнуть. Я не помню, кто решил расстаться. Думаю, Дауни и Уолд ушли и заняли два спальных отсека. Куче сказал, что мы можем разделить третью. Я снова почувствовал усталость. Компания меня не побеспокоит. Я не знал, что меня ждет еще один шок".
   - Куче? - спросил Херби со знанием дела, как будто Джордж еще не привел его туда.
   "Да. Генрих Куче".
   34
   ФРАНЦИЯ 1941
   - ЧТО ТАКОЕ было о замке? - спросил Куче почти сразу, как только они вошли в купе.
   Джордж сказал, что не знает. "Мечта. Я был только наполовину проснулся".
   Куче недоверчиво посмотрел на него. "Мишель Дауней сказал нам, что вы провидец, что вы изучали работы Нострадамуса и видели больше, чем написано. Это еще одно из ваших собственных пророчеств? Замок и смерть?
   Джордж не ответил. Он очень хотел поговорить с Мишелем Дауни. Ничто больше не казалось реальным, учитывая глупость планов Дауни и мечты, четверостишия в его голове. Он чувствовал себя очень потерянным и одиноким - в центре водоворота с голосом, призывающим его не паниковать. Сильная, приостановленная дезориентация.
   - Какой замок? Куче нажал. - Замок, в который мы направляемся?
   "Возможно."
   - Ты хочешь сказать, что в замке опасность?
   "Я не знаю." Он тоже не знал, за исключением того, что повсюду была опасность.
   "Опасность из-за Дауни? Вы что-то заметили? Слышали, как он что-то сказал? Не забывайте, Жорж, что вы должны присматривать за герром доктором вместо нас.
   С этой стороны не было причин для беспокойства, Джордж солгал, а затем продолжил выдумку о своих предполагаемых способностях к предсказанию. В заключение он прямо спросил эсэсовца, что они имели в виду, когда говорили о поездке в Артурс-Корт.
   Впервые Куче признал, что их целью был Вевельсбург, и продолжил разговор об этом месте.
   Он сказал, что это была мечта Гиммлера. Официально школа для лидеров СС, на самом деле это было нечто большее. Существовало предание, что замок в Вевельсбурге был бастионом, упомянутым в старой легенде, в которой говорилось, что вестфальский замок станет единственным уцелевшим после следующего штурма с востока.
   - Будет нападение с востока? Джордж устроился во весь рост на одной из коек. Куче сидел на другом и все время курил.
   Однажды, ответил он, это должно было случиться. Две столь резко противоположные идеологии никогда не могли бы существовать бок о бок. "В конце концов, если мы потерпим неудачу - если фюрер потерпит неудачу, - Россия будет доминировать в Европе. Вот что такое их бренд коммунизма. Они обязались связать всю Европу. Если мы потерпим неудачу, оно должно прийти. Может быть, не на сто лет. Оружие, которое ты держишь, - оружие пророчества - очень важно, если мы хотим победить.
   - Значит, Вевельсбург должен стать последним оплотом?
   - Естественно, если что-то пойдет не так.
   Они уже ошиблись, подумал Джордж, понимая, что ведет себя ограниченно; снова играет в простодушие, спрашивая о договоре, существовавшем между Германией и Россией.
   Куче издал школьный звук и засмеялся. Затем он продолжил говорить о Вевельсбурге. Гиммлер провел там много времени. Замок был местом встречи его лидеров, обергруппенфюрера СС, у каждого из которых был герб над личным стулом - стулья, как и в дворе Артура, стояли вокруг огромного круглого стола. Он снова спросил, о чем было это странное пророчество. Джордж, пытаясь сохранить прикрытие как провидец, объяснил, что у человека бывают видения, картины, которые часто бывают необъяснимыми.
   - Ты видишь вещи в деталях? Похоже, Куче теперь относился к этому вопросу более серьезно.
   "Да" - делая вид, что думает об этом. "Я видел замок; борьба; мужчины встают от смерти, как дети, играющие в солдатики. Человек, хромающий к Знаменосцу.
   "Замок?" - спросил Куче. "Вы видели замок? Не могли бы вы описать это? Это было похоже на сказочный замок?
   В то время Джордж никогда не видел Вевельсбурга. Может быть, его описал Рамилис, хотя, с грустью подумал он, его никогда не было в маршруте операции. Однако ему не нужно было думать об описании. "Он был треугольным", - сказал он. "Треугольный, с большими башнями. Три круглые башни - одна очень большая.
   Куче молчал, выглядя обеспокоенным большую часть минуты. Затем, еще тише, чем раньше, он выдохнул: "Мы должны быть максимально осторожны, мой друг. Остерегайтесь Уолда, он злой, садист в душе. Никому не доверяй. Только я. Ты должен доверять мне, мой друг Хайрам, мой друг Хирам-волшебник.
   Большой Херби снова громко выдохнул, словно пытаясь рассеять напряжение.
   "Меня начало трясти, - сказал ему Джордж. "Меня действительно начало трясти, кости превратились в лед, кишечник превратился в воду. Знаю, клише, но так оно и было. Генрих Куче определенно проигрывал мне жетон".
   Херби просто спросил, может ли он продолжить? Еще немного, прежде чем они покончат с этим.
   "Аахен. Я расскажу тебе об Аахене.
   "Да, закончите с этим, и завтра утром вы сможете заполнить пробелы о Вевельсбурге".
   Джордж снова заговорил, потащив их обоих обратно к тому французскому поезду, который, покачиваясь, шел к границе с Германией в 1941 году.
   35
   ФРАНЦИЯ 1941
   ДЖОРДЖ ВСЕГДА БЫЛ любителем ярлыков - библейских, латинских, греческих. Теги, даты и списки застряли у него в голове, как музыкальные люди переносят мелодии. Пока он лежал, повернувшись лицом к Куче, в его голове прокручивался список инструкций, обсужденных и подробно описанных Мишелем Дауни в ранние часы в Париже.
   Примерно за полчаса до того, как мы доберемся до Аахена ... Именно тогда все и начнется, сказал Дауней.
   Теперь, после внезапного разоблачения Куче, Сенека также дышал в разум Джорджа, пересекаясь с заговором о поглощении . Порок доверять всем и столь же порок не доверять никому. Маман? Ангелль? Теперь Куче? Каждый по-своему разыграл жетон Хирама Волшебника. Всем доверять? Никому не доверять? Доверять одному?
   Джордж поднял голову с подушки, и на его лице появилось озадаченное выражение. Кем, черт возьми, был Волшебник Хирам? Какой-то неслыханный оккультист?
   Картины скользили в его сознании. Аббатство. Рамилис. Всем доверять? Нет. Не доверяй никому. Ты сам по себе, Томас. Играй соло. Никому не доверяйте и посмотрите, что произойдет.
   Куче поджал губы и приподнял бровь. - Если ты решил не знать о Хираме Волшебнике, Жорж, то это твоя глупая ошибка. Отдыхай сейчас, сказал он. "Ты, как никто другой, должен знать, что позже это станет очень трудным".
   Ожидание опасности не способствовало сну. Джордж лежал с закрытыми глазами. В конце концов он нашел механизм, чтобы отогнать страх. Ангелл. Высокий; изгиб ее талии в его руке; ее кожа и ее текстура; ее крики. "Сейчас звучит немного сентиментально, но... когда ты молод..." В конце концов, даже память Анхель была подавлена необходимостью сосредоточиться на том, что должно было произойти.
   Уточните инструкции, Томас. Убедитесь, что вы знаете, что произойдет. Примерно за полчаса до того, как они достигли Аахена. Это был ударный момент. Где-то в поезде в этот момент люди Дауэя должны были пробираться по коридорам к специальному вагону, зажатому между "офицерским" вагоном первого класса с одной стороны и багажным вагоном с другой. Багажный вагон въехал в конец вагона-ресторана специального вагона. Если бы контакты Дауни с SNCF сделали свое дело, в багажном вагоне должны были быть длинные деревянные ящики, которые тщательно описал Мишель Дауней.
   Жорж, должно быть, заснул, пока обдумывал план, потому что следующее, что он помнил, это то, что Куче встряхнул его и сказал, что они недалеко от границы с Германией. - Возможно, нам следует умыться и присоединиться к остальным.
   В коридоре двое эсэсовцев играли роль часовых; скучно, поглядывая в окно на темнеющий пейзаж, размахивая своими машинными пистолетами Erma, как мальчишки, играющие по-крупному на школьном дворе. Они выглядели очень молодо.
   Уолд и Мишель Дауни сидели друг напротив друга в вагоне-ресторане. Они пили, почти пустая бутылка стояла между ними. В дальнем конце, ближе к багажному вагону, сержант с двумя другими мужчинами бездельничал и играл в карты. На их столе не было спиртного.
   На улице было почти совсем темно. Никаких признаков огней. Вальд сказал, что было бы пораженческим говорить об отключении электроэнергии и ночной бомбардировке Томми, но их самолет все же прошел. Не много, но лучше поберечься. Была бомбежка. Не только порты Ла-Манша, как сказали французам. Города подвергались набегам. Немного; уж точно не так, как Люфтваффе давало английским городам.
   Уолд сказал, что у него есть личный опыт. После падения Франции, сразу после его отправки в Париж, ему разрешили присутствовать на свадьбе своей сестры в Мангейме. Он даже привез еду из Парижа. Всей семье каким-то образом удалось добраться туда, кроме одного двоюродного брата, который был на подводной лодке. Они бились вместе со своими пайками, и женщины приготовили большое количество еды. Холодный буфет. Эффектно, все на длинном столе со свадебным тортом в центре. Это было почти как в довоенные дни - "достаточно еды, чтобы накормить всю зондеркоманду".
   Они пошли на свадьбу, и как только она закончилась, раздался сигнал тревоги, поэтому они были вынуждены остаться в ратуше. Никаких бомб, и примерно через час "чисто". По дороге домой опять тревога. На этот раз свадьбе пришлось укрыться. Всего несколько бомб; но неудобно. Почти Рождество, ублюдки. Когда стало ясно, они вернулись в дом, с облегчением увидев, что он все еще цел. Но рядом упала бомба. На пустыре, как это случилось. Никаких жертв. Бомба выбила все окна, и красивый свадебный пир был застеклен. Одни крупные осколки и миллионы осколков.
   "Разорены", - сказал он. "Мы пытались выковыривать стеклышки из бутербродов и булочек, но слишком много было в порошке. Безнадежный. Свинья. К тому же скоро Рождество".
   Джордж молчал, думая о своем бегстве обратно в Дюнкерк; Анджелле и детей; зарево горящих зданий в Лондоне. Мишель бросил на него быстрый взгляд и спросил, сколько времени до Аахена. Уолд сказал, полчаса, что-то в этом роде. Что произойдет, когда они туда доберутся? Будет ли ждать долго? Куче сказал, что нет, если все пойдет хорошо, их быстро пропустят через контрольно-пропускной пункт. Поезд будет ждать. Он дотронулся до своего портфеля, который не покидал его во время всего пути; все необходимые документы были на руках.
   Через несколько минут Мишель зевнул, сказав, что ему надо облегчить природу, подтянувшись и прихрамывая в сторону коридора и спальных отсеков.
   Поезд ехал довольно быстро, и было изрядное количество качения и внешнего шума. Джордж насторожился; пришло время позаботиться; пора отделиться от Куче и Вальда, поставить себя в положение, при котором он не попадет под перекрестный огонь, если что-то пойдет не так. Он потянулся, вытягиваясь влево, над трапом, словно пытаясь посмотреть в противоположное окно. В конце концов, он даже пересек брешь, чтобы сесть подальше от двух офицеров СС. Коридор был позади него, Куче и Вальд справа от него, а Вальд смотрел в сторону спальных отсеков. Карточные игроки находились в дальнем конце, так что Джордж мог видеть их за тремя столами.
   Он ничего не слышал, и первым, что он узнал о происходящем, было внезапное испуганное выражение лица сержанта, за которым последовал крик Уолда. Сержант потянулся к своему автомату, стоявшему рядом с сиденьем. В тот же момент Уолд поднялся, его правая рука потянулась к кожаной кобуре.
   Голос Мишеля раздался из-за спины Джорджа: четкий и мощный, отдающий приказ всем стоять на месте и властно рявкающий по-немецки. Сержант застыл с вытянутой рукой, а пара рядовых Ваффен СС и Куче стояли совершенно неподвижно.
   Джордж повернулся, прижавшись спиной к окну. Мишель Дауни стоял в конце вагона в окружении двух мужчин. Он тяжело оперся на трость. Мужчины, одетые в поношенные костюмы, держали в руках пистолеты-пулеметы "Эрма" - несомненно, те самые, которыми недавно владели двое охранников в коридоре.
   - Никаких героев, пожалуйста. Глаза Мишеля бегали туда-сюда, очень настороженные. У мужчин за его спиной были тупиковые лица, которые говорили, что для них это не имеет значения, так или иначе. При необходимости они разорвут всех на куски. Один из них двинулся вперед, идя вдоль машины, не сводя глаз с троицы впереди. Другой пошел вправо, чтобы прикрыть Куче и Вальда. Мишель взял себя в руки и начал приближаться к офицерам СС, окликнув по-французски Джорджа и попросив его освободить двух мужчин от оружия.
   Джордж только начал отходить от окна, расслабившись теперь, когда момент настал, когда рука Уолда шевельнулась, и кончики его пальцев рванулись вверх по кожаной кобуре.
   Его ладонь почти не касалась приклада "люгера". Все после этого, казалось, изменило перспективу: медленно; почти остановиться; медленный; очень медленно.
   Мишель Дауни двигался одним плавным движением, как будто боль и дискомфорт в его искалеченной ноге внезапно прекратились. Одна рука в перчатке сжимала черную трость, другая крутила закругленный конец. В голове Джорджа мелькнуло, что он должен был предвидеть это - саблю. Правая рука возвращается назад, улыбка из-под бороды, сосредоточенность и острота глубоко в глазах.
   Правая рука двигалась вверх, левая вниз; ноги врозь, равновесие идеальное; правая рука продвигалась вверх, когда длинная стальная рапира выскользнула из ножен, почти жидкая, как тонкая серебряная струйка, вырывающаяся из черного дерева, поднимающаяся, а затем опускающаяся, выстраиваясь в линию, слышен треск, когда сталь рассекает воздух. Рука и сталь, теперь одна идеальная линия от плеча, острие бросает вызов глазу - прямо, как стрела.
   Вальд вскрикнул, пронзительно взвизгнул, когда лезвие коснулось тыльной стороны его ладони. Запястье Мишеля слегка дернулось. Потом показалась кровь, когда кончик лезвия очертил длинный крест на тыльной стороне ладони Уолда. Кровь хлынула еще сильнее, когда лезвие вонзилось в запястье, а затем прочь.
   Рука Уолда, так близко от пистолета, дернулась вверх, к его лицу, другая рука сжала разорванное запястье, выражение шока и недоверия отразилось на его лице, когда он упал обратно на свое место, кровь струилась по кругу пальцев.
   Куче съежился справа от него, как от взрыва бомбы; скрючившись, как ребенок в темноте, лицом к Джорджу, с мольбой в глазах и обеими руками, воздетыми до плеч.
   Мишель казался равнодушным, если не считать краткой команды кому-то дать Вальду ткань, чтобы перевязать рану. "Мы не хотим оставлять слишком много беспорядка; слишком много крови. Это может не подойти следующему начальству Boche, которому придется путешествовать по этому пути. Он ухмыльнулся Джорджу. - Теперь его пистолет и пистолет Куче. Я собираюсь открыть другую дверь. Прикрой их". Он ковылял вперед к дальнему концу вагона-ресторана.
   Джордж почувствовал головокружение и легкую тошноту. Уолд выругался от боли и не стал беспокоить Джорджа, пока тот вынимал "люгер" из кобуры. Сделав это, он оглянулся и увидел распростертые тела двух молодых охранников Ваффен СС, чьи пистолеты-пулеметы теперь несли люди Мишеля. Дверь в дальнем конце явно была закрыта и снова заперта после того, как Мишель впустил своих людей.
   Куче, все еще пригнувшись, одарил Джорджа взглядом, который, казалось, говорил: "Я же тебе говорил", и медленно опустил руки к пряжке на ремне. Уолд все еще раскачивался из стороны в сторону, сжимая поврежденную руку и запястье. Джордж покачал головой Куче, наклоняясь, чтобы вытащить из кобуры свой "люгер". В коридоре была смерть, и он задавался вопросом, как теперь будут жить Вальд и Куче под руководством Мишеля. Мужчина явно был настроен решительно.
   Взвешивая пистолет в руке, Джордж попросил у Куче портфель. К тому времени, когда он получил его, Мишель уже открывал дальнюю дверь, ведущую в багажное отделение. С другой стороны было четверо мужчин. Первым в карету вошел отчим Джорджа, Морис Рубер, одетый в мундир майора СС того же звания, что и Куче. Он улыбнулся и позвал: "Жорж, рад тебя видеть. Как тебе маскарадное платье?
   "Очень хорошенькая." Он старался звучать естественно и расслабленно. - Я видел тебя на вокзале. Чуть не довел до сердечного приступа".
   Люди Рубера последовали за ним, сержант Ваффен СС и его группа передали оружие с обескураживающей кротостью. Они выглядели испуганными и растерянными, сержант бросал короткие взгляды на Куче, который громко спрашивал, что с ними будет.
   Джордж покачал головой и пожал плечами.
   Не обращая внимания на стоны Вальда, Куче прошипел: - Помни, что я тебе говорил, Хайрам. Понять? Верстехен ?
   Джордж коротко кивнул ему, что ничего не значило, и отнес пистолеты и портфель к столу, где было сложено другое оружие. Люди, вошедшие с Рубером, прикрывали сержанта и его пару, в то время как двое, драматически появившиеся вместе с Мишелем Дауни, исчезли в коридоре, откуда пришли.
   -- Гладкий, как шелк, -- пробормотал Рубер.
   Мишель кивнул с довольным видом, затем повернулся, чтобы приказать людям Рубера приступить к делу - раздеть сержанта и двоих его людей.
   - Ты будешь вести себя прилично? Мишель, хромая, подошел к Куче, который остался на своем месте и выглядел более расслабленным.
   "Это зависит. Ты был доверенным лицом, Дауней.
   - И теперь я вынужден доверять тебе. Он мне не нужен, - кивая на Уолда, - так что вы проведете нас через контрольный пункт без шума.
   - Какой в этом смысл?
   - Мы все едем в Вевельсбург.
   Куче коротко рассмеялся. "Да? И какая тебе от этого польза?
   - Ты нас проведешь, или...
   - Ты убьешь меня? Как те двое в коридоре?
   - Это можно устроить.
   Куче снова рассмеялся. "Я офицер СС. Смерть - мой значок на кепке".
   - Очень мелодраматично, но я готов рискнуть, доверившись тебе, чтобы мы прошли. Если что-то пойдет не так, мы застрелимся".
   - Значит, я проиграю в любом случае.
   Двое мужчин снова появились из коридора, теперь одетые в униформу пары молодых людей, которых они убили. Трупы осторожно протащили по трапу, между сиденьями и столами, к двери в багажное отделение.
   Куче смотрел, не выказывая ни удивления, ни отвращения. Он спросил, так ли они должны относиться ко всем.
   "Это необходимо." Мишель говорил так, как будто это были просто файлы. - Но у ваших людей есть хороший послужной список внезапных смертей. Вы солдаты, не так ли? Вы ожидаете смерти?
   "Руками других солдат. Не террористы".
   "Террористы? Мерде. Какая разница? Разве ваши войска не были террористами, когда насиловали мою страну?"
   Краем глаза Джордж увидел, как немецкого сержанта и его людей затолкали в багажный вагон под дулом пистолета. Его отчим последовал за ними и осторожно закрыл дверь. Джордж старался не слушать безошибочно узнаваемые звуки смерти и насилия.
   - Вы нас проведете? - снова спросил Мишель Куче.
   "Это может оказаться интересным. Моя обязанность как офицера СС - предпринять все возможные действия, чтобы вас остановили".
   - Нам придется рискнуть.
   Джордж положил руку на руку Дауни, оттягивая его в сторону. Один из людей Рубера, одетый теперь в форму сержанта, вернулся через дверь багажного вагона и направился прямо туда, где сгорбился Вальд, тыча в него автоматом.
   - Теперь твоя очередь, - проворчал он, заставляя раненого офицера подняться на ноги.
   Вальд мельком взглянул на Мишеля и Джорджа, пробормотал какое-то проклятие и позволил подтолкнуть себя к багажному вагону, согнувшись пополам, сжимая все еще истекающую кровью руку.
   Когда они скрылись за дверью, Джордж, повысив голос, словно желая заглушить все звуки, которые могли долететь до вагона-ресторана, спросил Дауэя, действительно ли с Куче будет безопасно.
   Они отошли на несколько шагов.
   "Кто знает?" Снова тонкая улыбка за бородой. "Мое обучение, Жорж, говорит мне, что Куче не фанатик. С Уолдом было бы небезопасно. Он кивнул в сторону багажного вагона, его тон создавал впечатление, что Уолда уже нет. "Однако у Куче сложный грим. Я не думаю, что он так жаждет умереть за своего любимого фюрера. Во всяком случае, пока.
   "Могу ли я поговорить с ним? Один, я имею в виду.
   "Если хочешь." Он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но в этот момент подошел Рубер и сказал, что они должны посмотреть, как устроены дела в багажном вагоне.
   Оставив Куче под охраной, они прошли вперед и сели в длинную, грязную машину с грудами чемоданов, чемоданов и ящиков. В стороне, возле двери специального вагона, стояла груда деревянных ящиков, вроде тех, в которых паковали оружие, с ручками из толстой веревки на каждом конце. Они были покрыты официальными печатями и знаками отличия, и все они были промаркированы по пути к рейхсфюреру Гиммлеру, замку Вевельсбург, Падерборну.
   Шесть ящиков были надежно закреплены, крышки прибиты гвоздями. Седьмая была открыта и пуста. Не случайно ящики одним толчком вмещали по человеческому телу.
   Мишель поморщился, бормоча, что все они благополучно убраны - "Все, кроме Куче". Потом, как бы вдруг вспомнив, спросил Джорджа, почему он хочет поговорить наедине с немцем.
   "Я мог бы просто убедить его не делать глупостей, когда мы доберемся до контрольной точки в Аахене". Он не упомянул, что разговор Куче о террористах заставил его нервничать, потому что эсэсовец по-своему говорил правду. В аббатстве Раммер сказал, что часть задания, которое было дано некоторым, заключалась в том, чтобы действовать как партизанские силы. Были и те, кому было специально приказано организоваться, как Шинн Фейн, против англичан в Ирландии. Бороться ли с террором с террором? - размышлял он. Было это и символ Хирама, который - после того, как Дауней продемонстрировал полную безжалостность - начал играть у него на уме.
   Куче все еще сидел на своем месте, его лицо было расслабленным и лишенным всякого выражения: карта, на которой ничего не отмечалось.
   Джордж отправил охранника к багажному вагону и начал с того, что Дауни имел в виду именно то, что сказал. "Он очень полон решимости".
   Куче кивнул. "Все фанатики полны решимости", - сказал он, как будто знал об этих вещах не понаслышке. Затем он спросил, какой должна быть конечная цель.
   - Гиммлер, - сказал ему Джордж. "Они собираются убить рейхсфюрера".
   Куче широко улыбнулся. - Значит, ты марионетка, Хирам.
   Джордж начал было отрицать, но Куче поднял руку. - Не глупи, Жорж Тома. Ваши приказы, как и мои, специфичны. Ты не имеешь реального участия в чем-то столь нелепом, как это.
   "У меня нет выбора".
   "Вы сделали свою часть. Вы посадили то, что вам сказали посадить. Материалы Нострадамуса. Вы помогли глубже вбить клин между СС и Вермахтом. Верно?"
   Он знал слишком много, чтобы это могло быть случайной ошибкой, но Джордж оставался уклончивым. Он еще не мог позволить себе отпустить. Все равно держись соло. Никому не доверяй, даже если это порок.
   Позади них дверь багажного вагона захлопнулась с глухим стуком, в котором чувствовалась определенность.
   Куче, казалось, принял быстрое решение. - Хорошо, - пробормотал он. "Я сделаю, как они просят. Я также сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить вас - и себя - это часть моего долга. Но, ради бога, доверьтесь мне, а не Мишелю Дауни. Когда я говорю тебе бежать или лечь, ты делаешь это без вопросов, мой маленький Хирам. Верстехен ?
   Голос Дауни позади них спросил, принял ли Куче какое-либо решение о встрече с ними через Аахен.
   Офицер СС посмотрел на него с равнодушием, доходящим до точки замерзания. - У меня мало вариантов, но я не вижу, чтобы вы преуспели в этой глупости, доктор Дауни. Вевельсбург - крепость. Гиммлер защищен. Кроме того, какой в этом смысл?
   "Одним ублюдком меньше". Дауни звучал жизнерадостно.
   "Есть другие, хуже, чтобы занять его место. В этом должно быть что-то большее".
   "Смерть Гиммлера вызовет небольшой хаос", - рявкнул Дауни, начиная отворачиваться, его лицо наполнилось яростью.
   Куче пожал плечами. "Небольшой хаос, как и обучение, - опасная вещь. Впрочем, я вас провожу - Боже, помоги мне.
   "Да поможет вам Бог, если вы этого не сделаете".
   Поезд качало сильнее, когда он замедлял ход. Они были почти там. Куче сказал, что ему понадобится его портфель, поэтому они собрали вещи вместе, пока отчим Джорджа, Рубер, организовывал людей - теперь все они были одеты как члены Ваффен СС.
   Когда они подъехали к станции Ахен, шел мелкий дождь.
   36
   ЛОНДОН 1978
   " КОНЕЧНО , в этом было нечто большее, чем просто небольшой хаос. Должен был быть. Большой Херби встал и подошел к окну, которое вело к его маленькому балкону. Внизу люди спешили домой с работы. Насекомые, подумал Херби.
   Джордж ухмыльнулся и сказал, поскольку Херби знал эту историю, что это было несправедливо. "Конечно, это было нечто большее".
   - Но вы прошли контрольно-пропускной пункт.
   "О, да. Как часы. Высокоточный швейцарский материал. Прямо и без вопросов. В нашей партии было нужное количество офицеров, унтер-офицеров и солдат. У Куче были соответствующие документы. Мы прошли и сели в немецкий поезд довольно быстро. Я помню, как меня немного вздрогнуло, когда я увидел, как рабочая группа загружает ящики в другой багажный вагон - ящики для Гиммлера".
   "И это был лучший специальный вагон?" Херби хмыкнул, и в уголках его большого рта потекла шутка.
   "О том же самом."
   - Поездка без происшествий?
   "Более менее. Мы поели. Остальные чистили оружие. Мы спали."
   - И ты снова говорил с Куче?
   Джордж терпеливо кивнул. По его словам, он был очень сбит с толку. Мечты; операция; смерть. "Все это было ужасное дело. Думаю, я решил, что ни у кого из нас нет шансов выйти живым. Конечно, я должен был знать, что это нечто большее, чем просто кучка людей сопротивления, которые въезжают в замок Гиммлера, чтобы убить его. Как сказал Куче - в чем смысл?
   - Ты снова разговаривал с Куче, - подсказал Херби.
   Да, Джордж продолжал. Они поели, и Дауней спросил, не возражает ли он выступить в роли охранника Куче. Джордж согласился, и их обоих заперли в одном из спальных отсеков. "У них были двойные койки, в отличие от французского поезда, где они были больше похожи на кушетки , которые вы получаете в наши дни, только чуть более роскошные. У нас есть время, чтобы я мог продолжить - довести вас до Падерборна?
   Херби сверился со своими часами, большим русским "Полетом", реликвией времен Восточной Германии. Было едва шесть, поэтому он предложил выпить. "Доведи меня до Падерборна сегодня вечером, и ты действительно заслужил свое содержание. Отправьте вас домой к миссис Джордж с хорошим отчетом. Он налил две щедрые порции джина Гордона, открыл большую банку с тоником и поставил их на стол. - Итак, вы были заперты с Генрихом Кухе.
   - Да, если я не ошибаюсь, мы оба сидели на нижней койке...
   - Как там Рамилис, старый мошенник? - спросил Куче.
   Почти впервые с тех пор, как Джордж рассказал эту историю, заполняя пробелы, что-то неприятное и подозрительное на мгновение шевельнулось в голове Херби Крюгера.
   37
   ГЕРМАНИЯ 1941
   " Странные друзья". КУЧЕ Улыбнулся . - Как там Рамилис, старый мошенник?
   "Кто?" Ты сам по себе, Томас.
   Куче покачал головой, почти грустно. Жорж Тома не должен быть таким глупым. Рамилис был в Гамбурге летом 1933 года, как раз в то время, когда Гитлер был у власти. "Он искал подходящий материал. Он нашел меня, и с тех пор я получаю зарплату. В следующем году вступил в СС, к большому удовольствию старого дьявола, но, к сожалению, мне так и не дали ключевой пост. В некотором смысле я разочаровал Рамилиса".
   Далее он сказал, что, когда его направили в штаб генерала Фрюлинга и он, естественно, перепутался с Мишелем Дауэем, Рамилис увидел, как его можно использовать. - Меня проинформировали о вас в доме на улице Камбон.
   Это может быть неприятностью, подумал Джордж. Он послал Анжель на улицу Камбон. Должно быть, это отразилось на его лице.
   "Не волнуйся." Куче поднял голову и закурил еще одну сигарету. - Ты не доволен, Хирам? Хирам Волшебник? Я сын Рамилиса, уверяю вас; и пока ты этим занимаешься, ты должен следить за собой с этим идиотом Дауни.
   Джордж задумался. - А если бы я знал, о чем вы говорите? - медленно сказал он. - А если я признаюсь, что уже серьезно беспокоюсь о Дауни? Куда мы пойдем оттуда?"
   Куче говорил с такой же осторожностью. Они попытаются найти способ предотвратить массовое самоубийство всех пассажиров поезда. "Наша работа завершена. Вы разместили четверостишия. Я расставил их по нужным ячейкам - те, которые понравятся рейхсминистру пропаганды, достались доктору Геббельсу. Те, кто доведет Гиммлера до бешенства, перешли к тем из его помощников, у которых есть амбиции в отношении СС. Насколько я понял, следующим логичным шагом - если бы это было безопасно - было бы отправить Дауни и вас в министерство пропаганды, близкое к центру власти, где вы могли бы причинить много вреда. Дауни, теперь должно быть очевидно, нестабилен. Он вовлечен в то, что может принести только вред любому движению сопротивления".
   Джордж спросил, знает ли Дауней о реальной причастности Куче.
   - Жорж, не будь глупым. Конечно, он понятия не имеет. Мужчина романтик. Вопрос в том, что мы будем делать до или после прибытия в Падерборн?"
   Почти рассеянно Джордж упомянул, что четверостишия должны теперь хорошо распространяться через Солдатенсендер Кале. Говоря это, он понял, что Куче убедил его. Господи, помоги им, если он был неправ.
   Куче казался сильно удивленным. - Вы получили сообщение?
   "У нас было радио. Я думал, ты знаешь это. Ваши люди вывели нашего оператора из строя - перерезали ему горло; и у его подруги. Но ты знал. Вы должны были знать.
   - Вы имеете в виду швейцарцев? Я не знал, что есть какая-то связь. Это не имело к нам никакого отношения. Прямо криминальная работа. Когда мы уезжали, они выясняли ряд линий - постоянный бойфренд девушки. Господи, у них было другое описание...".
   "А также?"
   "Неважно. Это подошло бы тому, кого я недавно видел. У тебя есть радио?
   Джордж рассказал ему и о том, как он поднял Лондон.
   - Тот маленький поступок, который ты устроил для нас раньше? В другом поезде. Четверостишие о замке и восстании мертвецов. Хромающий человек, пожимающий руку Знаменосцу?
   Об этом ему рассказал и Джордж. Куче не выглядел счастливым.
   "Насколько сильно вы на самом деле вовлечены в оккультизм?"
   У них был долгий разговор об этом, и Джордж подробно рассказал о своем обучении и количестве времени, потраченном на концентрацию на пророчествах.
   - И все же вы видели сон и невольно вышли со словами?
   "Да."
   "Интересно, если бы ты был единственным среди нас, у кого был настоящий дар".
   "Это было мечтой. Мой чертов мозг забит всякой ерундой. Затем: "Падерборн?" - спросил он, имея в виду, что они собирались делать?
   Куче кивнул и повторил: "Падерборн и Вевельсбург".
   Их оставили вдвоем почти на два часа, пока не пришел Рубер и не сказал, что еда готова. В то время они сформулировали лишь грубый план, который предполагал отрезать себя от основной группы либо по прибытии в Падерборн, либо позже, в самом замке Вевельсбург.
   Во время еды - снова суп из фасоли, за которым последовала какая-то колбаса, подаваемая горячей с невообразимыми овощами, - Мишель Дауней казался озабоченным; Куче оставался внешне спокойным, но у Джорджа возникло неприятное ощущение, что его отчиму, Руберу, приказано наблюдать за ним. Взгляд мужчины редко отрывался от него, и однажды, когда он нашел предлог, чтобы пойти в уборную, Джордж обнаружил, что Роберт ждет снаружи, когда он вышел.
   Поезд несколько раз останавливался, в том числе долго ждал на запасном пути в Кельне. Около одиннадцати часов он снова замедлил ход и остановился.
   Пили - все, включая Куче. Бутылка сырого бренди, которую Мишель, казалось, глотал, как воду. Он выругался, когда поезд резко остановился, затем встал из-за стола и пошел по вагону к багажному вагону - в том же положении, что и во французском поезде.
   Отчим Рубер отвлекся на беседу с Куче - непростая пара, - но Джордж воспользовался случаем, встал из-за стола и последовал за Мишелем, остановившись, чтобы перекинуться парой слов с другими мужчинами, сидевшими вокруг вагона-ресторана.
   Между вагонами была обычная гармошка: камбуз справа и туалет слева. А также место для хранения багажа, ныне занятое грудой оружия, сворованного у немцев.
   "Люгер" Генриха Куче лежал рядом с пистолетами-пулеметами "Эрма". Джордж небрежно поднял его и засунул за пояс. В заднем кармане у него уже был "Люгер" Вальда.
   Мишель не вернулся из багажного вагона, хотя дверь была слегка приоткрыта. Джордж заглянул внутрь, но ничего не увидел, поэтому пошел обратно тем же путем, которым пришел. На полпути к вагону Рубер отвернулся от стола, за которым разговаривал с Куче. Он как будто только что понял, что Джордж пропал, и резко и громко спросил, что делал его пасынок.
   "Вынюхивает Мишеля. Его давно нет.
   - Не беспокойся о Мишеле. Он позаботится о себе". И, словно по сигналу, в дверях багажного вагона появился Дауней и, хромая, направился к ним. По его словам, они спрятались на запасном пути за пределами Эссена. Казалось, что они будут там ненадолго. Поговаривали, что в Падерборн прибудут не раньше утра. Возможно, было предложено, им следует отдохнуть.
   К этому моменту Джордж снова сидел рядом с Куче и двигал к нему "Люгер" под прикрытием стола. На его руку легонько надавили, молча поблагодарили, и Люгер был взят.
   Джордж почувствовал на себе взгляд Мишеля и поднял голову. Француз улыбался, вопросительно подняв брови, словно держал в руках ключ к какой-то загадке. Джордж спросил, хочет ли он, чтобы он по-прежнему сторожил Куче. Он ответил не сразу, выпив еще стакан сырого бренди. Затем:
   - Мы просто отдохнем здесь. Под открытым небом, где мы все можем не сводить с него глаз. Система Рота. Шеф -повар достаточно любезен. Говорит, что сообщит нам о том, что происходит.
   Они простояли без движения около трех четвертей часа. В какой-то момент Джордж перегнулся через Куче и попытался заглянуть в угол плотной шторы. Ничего, кроме кромешной тьмы снаружи. Роберт сказал ему оставить это в покое.
   "Мы же не хотим, чтобы какая-то назойливая свинья доносила на нас за несоблюдение правил, а?"
   Голова Мишеля откинулась на спинку сиденья, но он не спал, время от времени бросая Джорджу свою странную улыбку и торопливо переговариваясь с Куче.
   Во второй раз Джордж почувствовал сонливость - то же самое, что он испытал во французском поезде. Остальные, казалось, были далеко. Он потел, как будто знал, что должно произойти, - все те же странные галлюцинации. Пещера и ее сырые стены, холод и то, что была ночь. Вокруг был страх, как будто он был отрезан от всех человеческих контактов, окружен дикими зверями.
   Это продолжалось недолго, и настоящих галлюцинаций, подобных воображаемым кошмарным картинам, не было. На этот раз его вытащил один из людей Мишеля, принесший к столу поднос с кофе. Он покачал головой и посмотрел на кофе, протянул руку и пропустил мерзкую гадость, затем откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
   Сразу же перед его мысленным взором возник образ кофейной чашки, тут же превратившийся в котел, где кофе кружился и становился молочным. Потом образы захватывают. Сначала это была г-жа Рубер, maman, которая, казалось, плакала и в отчаянии поднимала руки. Рядом с ней стояли две фигуры, которые, казалось, тащили ее прочь. Позади дома и улицы. Париж. Затем Анхель бежала и находилась в большой опасности, как будто что-то ужасное шло за ней по пятам. Наконец, и это самое ужасное, появился целый монтаж картинок, на которых Мишель смеется, когда Джозеф Вальд идет к нему, кровь все еще капает с его руки, его губы шевелятся, пока он не присоединится к Мишелю в смехе.
   "Жорж. Жорж". Кто-то звал его по имени, и он открыл глаза и увидел Мишеля, склонившегося над столом. Поезд двигался быстрее, набирая скорость.
   - Ты спал.
   Джордж огляделся. Рубера и Куче не было в вагоне, а люди Мишеля спали, за исключением одного молодого человека, который стоял в дальнем конце вагона с автоматом.
   Джордж заговорил ("Просто пришло. Как и в прошлый раз"):
   "Королевство обманом лишено своих сил,
   Флот заблокирован, проходы для шпиона;
   Два лживых друга сойдутся, Чтобы пробудить давно дремлющую ненависть.
   Он сразу понял, что это не оригинал. Слова принадлежали самому Мишелю де Нострадаму.
   "Так?" - спросил Дауни.
   - Итак, я не знаю. Что я точно знаю, так это то, что Ангелле в опасности - она от чего-то бежит. Кроме того, арестована жена вашего друга Рубера - моя мать.
   "Откуда вы знаете?" Он не казался впечатленным.
   На секунду Джордж задумался, не сходит ли он с ума, или кофе каким-то образом был отравлен (он вспомнил, что последний случай произошел сразу после того, как он выпил кофе). "Я видел это." Его речь была твердой, без невнятной речи. Также он обнаружил, что верит в сон или что бы то ни было. "Я видел это. Ее арестовали в Париже. Где сейчас мой отчим?
   Он ухаживал за Куче. - Ты не пытаешься убедить меня, что ты настоящий провидец, Жорж?
   "Я не знаю, кто я". Затем, с последним приступом беспокойства, Джордж спросил его, действительно ли то, что они делают, необходимо.
   - Ты имеешь в виду Гиммлера? Что мы собираемся с ним сделать?"
   "Все это. Для меня это стало бессмысленным".
   - Слишком поздно для раздумий, Жорж Тома. Я уже говорил, что у маленького лондонского сюжета в любом случае была лишь ограниченная жизнь. Такой поступок будет полезнее.
   В этот момент вернулся Рубер с Куче, который бросил предупреждающий взгляд на Джорджа.
   Через десять минут поезд снова остановился, и Мишель отправился на разведку. Они были как раз на пути от Падерборна, но их не заберут до рассвета.
   Первый свет шел долго. Тем временем Дауни отдавал приказы. Все должны были вести себя так же, как в Аахене. Там будут люди, встречающие поезд, который отвезет их в замок в Вевельсбурге. В случае каких-либо неприятностей Куче умрет - и быстро. Остальное прикроет и сделает похожей на внезапную болезнь. Мишель постучал тростью. Главным объектом, повторял он, был замок. Оказавшись там, они будут выполнять приказы, которые он уже отдал.
   Он пожелал всем удачи. Оружие было проверено, и Джордж присоединился к нему, вытащив из кармана "Люгер" Уолда и убедившись, что он взведен и стоит на предохранителе. Он даже предложил остаться рядом с Куче, но Мишель сказал, что с этого момента Рубер будет делать это.
   Они прибыли на вокзал Падерборн сразу после шести утра, усталые и нервные, напряжение переползало от человека к человеку, как непристойные вши.
   На перроне стояла группа Ваффен СС, и худощавый офицер в шинели с поднятым воротником расхаживал взад и вперед, пытаясь прикинуть, где остановится карета. За миленькими станционными зданиями стояла колонна транспорта: два больших "Мерса" и пара грузовиков "Опель".
   38
   ЛОНДОН 1978
   " ДЖОРДЖ, МЕЧТЫ". ХЕРБИ Крюгер допил остатки джина и поставил стакан на стол, как бы показывая, что больше не будет. - Галлюцинации? В основном он думал о том, что четверостишие Нострадамуса, которое Джордж невольно процитировал, было тем, что Клаус Фендерман нацарапал в последнем письме своей жене.
   "Я не знаю." Джордж застенчиво улыбнулся. "Я до сих пор не знаю. В некоторых вещах память ошибается, но я действительно отчетливо помню сны - если они были снами".
   "С того времени?"
   Джордж отрицательно помахал рукой. "В Вевельсбурге было больше. Провел меня через все это". Он посмотрел на свои часы. Только что прошла семерка. "Ты хочешь...?"
   "Нет. Нет нет." Быстрый, гремит как ружье. - Ты сделал достаточно для одного дня. Очаровательно, Джордж. Мне просто жаль беспокоить вас этим.
   Джордж сказал, что исповедь полезна для души, и спросил, может ли Херби дать ему какие-нибудь подсказки.
   "Боюсь, что нет. Если завтра утром мы поедем через Вевельсбург и, может быть, начнем... как это называлось? Вермут .
   Полынь, да. Джордж посмотрел ему прямо в глаза.
   - Тогда домой к своей доброй жене, Джордж. Завтра чуть позже. Скажем, в десять тридцать?
   "Замечательно." У двери он спросил, был ли Герби когда-нибудь одинок, живя один.
   - Не все мы, - возразил Херби. В этом бизнесе одиночество было частью игры. В глубине души он почувствовал шевеление. Всегда находились противодействия одиночеству. Пить, да. Женщины? Если бы вы знали, что делаете. Они пожелали спокойной ночи, и Херби смотрел, как Джордж Томас идет к лифту. Он вернулся в квартиру на секунду, а затем снова выглянул. Джордж ушел, механизмы лифта жужжали. Тем не менее, тень мужчины, казалось, все еще была в полностью освещенном зале. Иллюзия; оптический обман света.
   Закрыв дверь, Херби быстро прошел на кухню, намотал катушку с лентой вперед, пометил и снял ее, а затем вставил новую катушку. Он выключил машину и отнес использованную катушку в свою гостиную, открыл буфет и порылся среди бутылок в поисках замка от своего личного сейфа. Катушка внутри; файлы вне.
   Он вывалил файлы на стол и положил телефон в пределах досягаемости. В этот момент он хотел избавиться от Джорджа Томаса по нескольким причинам. Странно, подумал он, просматривая файлы. За день комната превратилась, совершенно очевидно, во множество мест - квартира Дауни в Париже; комнаты в штабе СС на авеню Фош; улицы Парижа; поезда. Но ничего, что связывало бы ее с Хильдегардой Фендерман или ее сестрой Гретхен Вайс. Или был? Были ли у него первые побуждения? Было, конечно, одно четверостишие.
   Он нашел нужный файл и быстро пробежался по его страницам. Мужчина был мертв, но каким-то образом пропала одна жизненно важная улика. Вещь выглядела целой, но Херби не сомневался, что самая первая страница файла была подтасована.
   Он взял телефонную трубку и позвонил дежурному офицеру, чтобы узнать, открыта ли еще регистратура. Так оно и было, и старый Эмброуз был бы только рад дождаться его. Он перевел звонок на Пикс. Боб Перри тоже работал допоздна. Херби сказал, что будет через полчаса.
   - Я все равно пробуду здесь полночи, - сказал ему Перри. "Срочная работа на Даунинг-стрит".
   "Выполняем социальные функции сейчас, не так ли?" - проворчал Херби, добавив, что скоро они сделают снимки для членов королевской семьи.
   "Возьми свое". Перри подписал.
   Эмброуз Хилл терпеливо ждал в регистратуре. Первая перекрестная ссылка, которую потребовал Херби, была легкой. Он отложил его в конец длинного полированного стола, за которым исследователи провели большую часть своей трудовой жизни, и прочел его от корки до корки. Затем он спросил, может ли он увидеть личное дело Гарольда Рамилиса.
   "Христос." Эмброуз почесал затылок. "Какие годы? У него была длинная возможность".
   Херби сказал, что знает. С двадцатых годов до его смерти в 1948 году. "Я хочу увидеть его тридцатые годы".
   Это был толстый клочок бумаги, на пролистывание которого Херби ушло добрых полчаса, определяя годы и даты, время и людей. Он держал блокнот возле правой руки, чтобы записывать другие перекрестные ссылки. То, что он прочитал, взволновало его настолько, что он пошел прямо в свой кабинет в пристройке и сделал два звонка, прежде чем спуститься на лифте в Пикс.
   Первым был в Шнабельн, но дежурил именно Гиррен. На фронте Бэйсуотер все было тихо. Фрау Фендерман отправилась за покупками и теперь обедала.
   Во-вторых, он позвонил правой руке директора, Табби Финчеру, на его личный номер. Когда, спросил он, он сможет поговорить с директором?
   "Не вернется до следующего месяца. Я говорил тебе." Табби был в середине обеда и совсем не доволен.
   "Я сказал: "говори", не обязательно видишь".
   "Ах". Табби спрятался, понизив голос. - Вы хотите, чтобы его проинформировали?
   "Нет. Я хочу поговорить с ним по свободной линии. Я хочу убедиться, что он один и что никто не знает, что я с ним разговариваю".
   "Быстрый самолет будет проще".
   Херби вздохнул. "Нет времени. Это дело Фендермана. Я раскрываю грязь. Он может просто разбрызгиваться при попадании на вентилятор. Мне нужно поговорить".
   - Я исправляю, - сказал Табби. "Завтра поздно? Или ты хочешь раньше?
   Херби сказал, что завтра где-то после семи будет нормально. "Тем не менее, держите это вдвоем", - предупреждающая записка, когда он заканчивал.
   ОД передал все сообщения в офис Херби, как только он вошел в здание. Ничего важного. Звонок от Паразита Вернон-Смит был принят одним из бригады близнецов и жемчуга; Рахендорф дважды звонил из западногерманского посольства. Не мог бы он перезвонить как можно скорее? Может быть. Может быть, после того, как он увидел Боба Перри - мистер. Сам Пикс.
   Перри держал отпечатки в тайне - настолько глубоко, что не мог сразу вспомнить, куда их положил. Их было двое. Два из пяти Херби взял из файлов реестра и перекрестных ссылок. Увеличенные изображения размером десять на восемь оригиналов небольшого размера, примерно 1940-41 гг.
   Один был сразу узнаваем, несмотря на моложавый вид. Другого Херби никогда не видел, но, несмотря на это, знал. Возможно, дело было в униформе; или фон.
   Перри поместил оба отпечатка под мощный увеличительный экран с подсветкой, пробормотав, что было бы интересно встретить старые фотографии, сделанные с таким мастерством. "Не отразится на мелком шрифте".
   Он отступил назад и включил лупу. " Посмотрите на эту картину и на это ", - процитировал он.
   "Так? Освежи своего Гамлета ".
   - Бард знал о сделке, Херби.
   "Так же поступил и Гёте - Im übrigenist es zuletzt die größte Kunst, sich zu beschränken und zu isolieren. В остальном последнее и величайшее искусство - ограничивать и изолировать себя".
   Перри кивнул, а затем начал указывать на определенные вещи, появлявшиеся под объективом - отсутствие тени здесь, неровный край там, - отчего сердце Большого Херби Крюгера забилось чуть быстрее. Кто-то был не тем, кем казался. Кто-то из прошлого. Именно этот факт может объяснить присутствие фрау Хильдегард Фендерман в Лондоне.
   39
   ЛОНДОН 1978
   РАЗУМ ГЕРБИ гудел от возможностей и перестановок. На трех других отпечатках, которые он дал Пиксу, не было никаких нарушений, поэтому он попросил Перри сделать пометки на паре подделанных фотографий и вложил все пять в конверт.
   Времени было мало. Работы и человеко-часов предстояло много - сорок восемь часов только до обеда с фрау Фендерман. Перспектива была сильно размыта. На самом деле он должен был вытащить PF старого Гарольда Рамифиса в первую очередь. Попробуй.
   Но, вернувшись в регистратуру, Херби обнаружил, что Эмброуз Хилл заперся на ночь и ушел домой. Даже ворота безопасности были закрыты, временной замок работал. Ему придется довольствоваться своими заметками.
   Когда он вернулся в свой кабинет, в голове Херби закружилась целая пачка мыслей, сомнений, теорий и идей. В центре этой ментальной карусели, естественно, была Хильдегарда Фендерман. Вокруг нее, как и в образах, которые, как утверждал Джордж, вызывал в воображении в прошлом, было множество второстепенных персонажей. Сам Джордж, Куче, Уолд, Дауней, Рамилис, Мейтленд-Вуд. Мейтленд-Вуд - он должен был попытаться вытащить и свой PF. У него была пара выдержек из него среди файлов Нострадамуса, теперь разделенных между его офисом и Сент-Джонс-Вудом, но не весь период карьеры заместителя директора.
   Несколько рассеянно Херби открыл сейф своего офиса и достал оставшиеся файлы, которые вместе с конвертом от Пикса запихнул в свой портфель.
   Было слишком поздно приглашать Рахендорфа, человека из БНД, на обед, но он еще мог установить контакт. Удивительно, но немец все еще был в своем посольстве. "Здесь есть функция", - осторожно сказал он Херби.
   - Я только отвечаю на ваши звонки. Только что добрался до них.
   "О да. Это просто маленькая точка".
   - Маленькая, чтобы об этом нельзя было говорить по телефону?
   "Нет. Легкий. Крошечный кусочек информации. Леди, которая умерла. Тот, кто работал на американцев".
   "Да." Он говорил о Гретхен Вайс.
   "По-видимому, были проблемы с ее паспортом".
   "Всегда есть проблемы с паспортами".
   Он пропал, сказал Рахендорф. Несмотря на то, что она много работала на американцев ("Вы понимаете, о чем я говорю?"), у нее был паспорт Бундесреспублики. После ее смерти была задержка. "Это происходит во всех бюрократиях".
   Херби согласился и спросил, насколько плохо это произошло.
   "Шесть месяцев."
   Как полгода?
   "Я говорю вам, что прошло шесть месяцев, прежде чем в ее паспорте была поставлена какая-либо блокировка. Наши контрольные люди посетили фрау Фендерман, которая сейчас занимает квартиру Вайса. Паспорт она не видела. Ничего не знал. Помогает?"
   Херби хотел быть саркастичным, но не знал, оценит ли Вольфганг Альберих Рахендорф более тонкие нюансы этого особого искусства. - Это помогает, - сказал он прямо. - Это также объясняет, как фройляйн Гретхен Вайс умудрилась на два месяца приехать в эту страну прошлой осенью - через некоторое время после ее смерти.
   Рахендорф использовал немецкую клятву крайней непристойности.
   Паразит Вернон-Смит не был непристойным. Он был кислотным. "Попробуй связаться с людьми в течение дня, и ты вторгнешься в мою личную жизнь в нерабочее время".
   Херби сказал, что, по его мнению, у полицейских, как и у священников, врачей и сотрудников силовых структур, нет рабочего времени.
   Вернон-Смит только хмыкнул.
   - Я всего лишь отвечаю на твой звонок. Херби оставался исключительно вежливым. Он предположил, что Вернон-Смит звонил по поводу друзей Начента и Биллштейна, которые ранее работали в западногерманской службе безопасности.
   "Кто еще?" - повторил сотрудник Особого отдела. "Шипы в моей плоти эти двое; но вам, вероятно, будет приятно узнать, что Бундесреспублика хочет, чтобы мы выбросили их обратно.
   Итак, БНД хотела слов со своими неудачами. Херби спросил, появлялись ли они в суде.
   "Да. Очень услужливый судья, когда ему указали на факты: неточности в бумагах герра Бильштейна; ношение скрытого оружия. Машина тоже была изворотливой, не говоря уже о тихой просьбе ваших немецких крестоносцев в плащах. Не самый умный из парней. Нахент и Бильштейн. Хорошо?"
   - Паразит, ты кирпич - как говорят мы, англичане. На конце линии лицо Херби исказилось в одной из его широких улыбок.
   "Что?" Голос Верона-Смита повысился на октаву.
   " Видерхорен, паразит ".
   Ему не хотелось таскать тяжелый портфель по Уайтхоллу в поисках такси, поэтому Херби надавил на дежурного офицера и насвистывал машину из бассейна. Он был снаружи через несколько минут с маленьким, удобным на вид водителем. Поляк или чех, подумал Херби. В отделе было паршиво с восточноевропейцами. "Покупайте их коробками в КГБ", - пошутил однажды Мейтленд-Вуд. Красивое словцо считалось дурным тоном, особенно среди молодых интеллектуалов-стажеров из Оксфорда.
   Большой Херби дал шоферу свой адрес, который сказал, что уже знает его. - Я остановлюсь на углу, да?
   Большая голова дважды кивнула. Рутина была убийцей. Это знали все бывшие оперативники - и большая часть публики, теперь, когда похищения людей и терроризм вошли в моду. Каждый день Херби менял маршруты в Уайтхолл и обратно. Официальные автомобили обычно приходилось инструктировать. Часто он заставлял их высадить его на соседней улице; иногда он выскальзывал из машины и делал последний шаг в метро. Держи себя в форме, Херби, сказал он себе. Привыкайте к темпу - сделайте его своей второй натурой, - промурлыкал он. Этот водитель, должно быть, провел время в поле.
   Они остановились на углу - за углом, но в таком месте, где водитель мог наблюдать за Херби на всем пути до многоквартирного дома. Почти двести ярдов в старых деньгах, - улыбнулся Херби. Он поблагодарил водителя, который сказал, хорошо, не волнуйтесь. "Я вас вижу" - мотор работает, а свет выключен.
   Херби был на полпути к зданию с аккуратным фасадом - подстриженными газонами, кустами и невысокой стеной, граничащей с тротуаром, - когда внезапно почувствовал себя очень уязвимым. В этом не было ничего необычного. Его размер не помог. Он всегда осознавал свой рост и широту, побеждая любые навязчивые идеи, используя физические атрибуты. Большой Херби. Большой Тупой Херби.
   Он оглянулся, небрежным движением головы. Ничего такого. Автомобиль на противоположной стороне дороги заводится, фары мигают. Ничего необычного, но... потом внезапный визг резины по дорожному покрытию и полный гул двигателя. Машина выходит на скорости. Взлет водителя на полных оборотах, отключение тормозов и быстрое отключение сцепления. Дорого на резине.
   Херби побежал. Инстинкт. Неважно, если ты ошибаешься. Взгляните назад. Он не ошибся. Фары были погашены, и один прожектор осветил освещенную натрием улицу, ослепив его. Он отвернулся и закрыл глаза, прокручивая воспоминания. В ярком остаточном изображении он осознавал свою собственную машину, выезжающую из-за угла с включенными фарами.
   Глаза снова открываются. Почти у низкой стены. Далее зигзагом через кусты ко входу. Встречный прожектор вспыхнул и ослепил всю область впереди, в то время как звук двигателя втянул его внутрь, поглотив его, когда он быстро приблизился.
   Тысячи изображений из старых дней. Бег. Ночные улицы, сопровождаемые топотом ног; узкие улочки, обнесенные стенами; прожекторы внезапно загораются у стены в Берлине. Кричит. Бег.
   Низкая стена. Херби прыгнул и начал слалом через кусты. Он услышал грохот, когда машина проломила стену. Теперь он чувствовал, как его шины кусают траву. В последний раз он нырнул во весь рост, на большой скорости покатившись к закрытому дверному проему, а затем с силой вжался всем телом в вход для защиты.
   Автомобиль накренился вбок и ударился о кирпичную кладку менее чем в футе от того места, где он приземлился. Он не видел ни водителя, ни номерного знака - только ощущал скрежет металла по кирпичу, а затем бешеный рев двигателя и колес, пытающихся вцепиться в влажную траву, когда машина бесконтрольно скользила мимо, затем стабилизировалась и уехала прочь. , снова врезавшись в низкую стену и вылетев на дорогу, где собственная машина Херби зацепила его бортом, толкнула и накренила над дорогой.
   Он видел, как его собственный водитель начал открывать дверь, а затем закрыл ее, когда машина-мошенник рванула вперед и помчалась по дороге. Немецкая машина: Opel Kadett, форсированная и, возможно, усиленная, но номерные знаки были затемнены.
   Херби поднялся, почувствовав, что люди теперь высовываются из окон, пара молодых людей выходит из лифта. - Что, ради всего святого, происходит? - Ты пьян или что? "Боже, посмотри на стену и на переднюю часть здесь".
   Все в порядке, сказал им Херби. Автомобиль. Пьяный наверное. Он все видел ("Берите закон", - приказал один из молодых людей своему спутнику).
   Они ждали с Херби, словно блюстители общественного спокойствия. Они явно относились к нему с большим подозрением. Закон прибыл в виде автомобиля-панды. Один молодой констебль. Оба здоровенных мужчины хотели рассказать эту историю, но Херби тихо вмешался, чтобы сказать, что он был тем, кто видел, как это произошло. Если бы офицер подошел к его квартире...
   Оказавшись внутри и наедине с констеблем, Херби предъявил свое удостоверение личности и спросил, можно ли предупредить Вернона-Смита из специального отдела, и не уберёт ли он к черту свою маленькую машину-панду. Милиционер начал было что-то говорить о донесении начальству, когда зазвонил телефон.
   - У тебя были проблемы. Дежурный. - Боюсь, Зшлапка потерял его.
   Кем был Зшлапка? Водитель. Ему нужна была помощь? Просто вытащите закон и пригласите Паразита. Он даст описание машины. Мяч будет на стороне Паразитов.
   Молодого человека-панду пришлось немного уговорить, но в конце концов он ушел, чтобы взять инструкции по радио. Его личный трансивер плохо работал в квартире Херби, что неудивительно, если учесть встроенные дефлекторы.
   У него болела нога. "Ушибся на последнем броске", - подумал Херби, наливая себе большой стакан водки. Вниз в один, затем поездка в ванную. Его нога была задета, ничего страшного. Он расчесал волосы, умыл лицо, вымыл руки и снова похромал. Хромота была странной: он мог сделать два или три обычных шага, затем пару маленьких. У Малера тоже была удачная прогулка, утешал он себя, глядя на портфель на столе и подходя, чтобы отпереть длинный ящик буфета. Если бы дела пошли на лад, Херби Крюгер больше не стал бы рисковать. Злобный тускло-черный Sauer M 38H чувствовал себя уютно и уверенно в его большой лапе. Прошло много времени с тех пор, как он нес. Но всегда M 38H - малоизвестный за пределами Германии и один из лучших пистолетов своего времени. Разумно теперь. Даже идиот мог сказать, что что-то воняло из прошлого. Выстрелы в фрау Фендерман. Автомобиль нацелен на Херби Крюгера. Он набрал дежурного офицера, спросил о водителе и сказал, что ему нужен хороший человек, чтобы следить за ним. Шнабельн и Гиррен были единственной парой из его личной армии, которую он мог использовать (остальные были повсюду на коротких курсах). ОД сказал, что может пощадить Уорбоев. Любой мог пощадить Уорбоя, но он был лучше, чем ничего. - Скажи ему, чтобы смотрел, и дай ему стрелок, - приказал Херби.
   Прибыл Вернон-Смит; раздражителен, но обеспокоен. Он был уверен, что это был не просто несчастный случай? Конечно, Герби был чертовски уверен: "И я надеюсь, что получу этого ублюдка раньше, чем ты".
   Паразит ушел озадаченный, а Херби достал из холодильника последний кусок пирога с заварным кремом, сварил себе эффектную водку, открыл портфель и начал разбрасывать папки по полу. Он достал из сейфа остальные и добавил их в стопку, упорядочив и перестраивая их в своего рода генеалогическое древо. Нострадамус и его детище 1940-х гг.
   Так много было мертво - небольшие рефераты о Рамилисе вместе с его собственными заметками; Джозеф Уолд; Морис Рубер; Сесиль Рубер (Жорж был прав. Она умерла в Равенсбрюке); Эмиль и Мишель Сондье, владевшие домом на улице Камбон (взорваны и казнены); Жан Фениче умер в 1952 г. Рамилис быстро скончался от сердечного приступа в середине 1948 г.; Сэнди Лидерер был еще жив, пожилой мужчина в каком -то доме - в записке говорилось, что он некомпосен ; Ангель Турс....
   Херби еще раз очень внимательно прочитал ее дело, а затем надел шестую Малера. В любом случае, сегодня вечером он пообещал себе это угощение. Струны звучали в его больших динамиках, оркестр подхватывал неуклюжую маршевую тему, которая внезапно переставала быть неуклюжей и становилась лиричной.
   Анхель Турс, подумал Херби. Затем, встав на колени, он снова порылся в документах и достал длинную папку по Stellar, а также полный PF Джорджа. Он сверил имя с именем. Перепроверил более поздние работы Джорджа - в основном на Западе, но в конце пятидесятых он совершил шесть или семь поездок на Восток. Быстрые вылазки, чтобы вернуть их живыми. Все гладко. Не рябь.
   Он сверился со своими заметками о Рамилисе и той небольшой информацией, что у него была о Мейтленд-Вуде, затем снова просмотрел список. Мишель Дауни; Фрюлинг; Фендерман, но позже; Фендерман и фон Тупфель достигли цели только после Вевельсбурга.
   Он выпил еще водки и беззвучно, как молитву, повторил имена. Так много мертвых. Старая история. Скрытая история. Теперь снова живой. Настолько живым, что за него готовы были убить.
   Господи, эта мысль ужасно поразила его. Он схватился за телефон. ДО снова. Даже если вам придется использовать чертово специальное отделение, посадите кого-нибудь на Джорджа и его жену, черт возьми; и Мейтленд-Вуд. "Меня не волнует, возражает ли он. Пригласите кого-нибудь ". Как минимум он должен прикрыть тех, кто остался из пепла Stellar, а позже и Wermut.
   Наконец он позвонил Шнабельну. Все было тихо. Вообще какое-то действие? У нее был посетитель ранее. Мужской. Нет удостоверения личности. Ходил прихрамывая. Старый. Воспользовались палкой, приехали на такси и так же уехали. Когда? Около часа назад. Постоял пятнадцать минут.
   Херби привел в порядок файлы и сунул их в сейф с фотографиями. Он еще раз взглянул на них - все пять, разложенные на полу и расставленные в разном порядке.
   В ту ночь он спал с М 38Н под подушкой. В девять позвонил Табби Финчер и сказал, что звонок директору. Семь часов от его конца в Сент-Джонс-Вуде.
   Джордж Томас прибыл в точку. Херби принес кофе. Это была последняя и очень важная часть бизнеса Stellar.
   - Прямо с того места, где я остановился? - спросил Джордж.
   "Вы прибыли в Падерборн. Все ждали с транспортом".
   - Удобно сидеть? Джордж ухмыльнулся. - Тогда я начну.
   40
   ГЕРМАНИЯ 1941
   ЗДЕСЬ БЫЛИ ПРИВЕТСТВИЯ, ХАЙЛЬ Гитлеры . Куче предъявил документы. Багаж, включая длинные ящики, был выгружен. Ваффен СС на вокзале подверглись критике.
   Ко всем отнеслись с большим почтением и повели к ожидающим машинам. Джорджа провели в первый "мерс" вместе с Мишелем Дауни, Куче и майором СС, ожидавшими на вокзале.
   Морис Рубер, выглядевший встревоженным из-за того, что его подопечный, Куче, ускользнул от лидера, сел во вторую машину. Телохранителей фальшивых Ваффен СС погрузили в первый грузовик "Опель". Багаж и войска, вышедшие навстречу отряду, ехали во втором.
   Когда конвой тронулся, Куче представил Джорджа и Дауни майору Флаксу - штурмбаннфюреру Флаксу, заместителю командира гарнизона Вевельсбурга. От него смутно пахло одеколоном, и он казался привередливым денди. Полковник Штрейхман, командующий гарнизоном, сказал он, сожалеет, что не может быть там. - Вы понимаете... его обязанности в замке... - Он сделал движение, чтобы показать, что полковник занят более важными делами. - Кто из вас француз Томас?
   Джордж показал, что это он, и Флакс кивнул с довольным видом. Затем он повернулся к Мишелю и констатировал очевидное, что он должен быть герром доктором Дауни. Их ждал рейхсфюрер.
   Пауза длилась задолго до того, как Флакс тихо сказал, что они ожидают рейхсфюрера чуть позже. Он добавил, что Гиммлер был задержан в Берлине вместе с самим фюрером до поздней ночи накануне.
   "Рейхсфюрер СС - очень занятой человек, - сказал Дауни, как бы упрекая Джорджа.
   "Вот оно". Куче, сидевший впереди с Флаксом снаружи, полуповернул голову, его правая рука в перчатке указывала вперед. "Камелот рейхсфюрера".
   Впереди вырисовывались огромные прочные стены замка Вевельсбург. Огромная и треугольная, с высокой круглой, почти фаллической башней, затмевающей две меньшие башни, составлявшие массивное трехстороннее укрепление из камня и кирпича. Неудивительно, что легенда гласила, что это будет последний бастион Вестфалии. У него был несокрушимый вид: неприступный, вопиющий, задумчивый в утреннем свете.
   Глядя на него в дымке раннего болотного тумана, Джордж чувствовал, что невидимые глаза наблюдают за ними с зазубренных зубчатых стен с сосредоточенной злобой.
   По мере того, как они приближались, физическое присутствие этого места становилось все более ужасающим в его воображении. В животе Джорджа зашевелилась паника, пот стекал с его подмышек, даже в холод раннего утра. Все древние страхи, хранящиеся в коллективной памяти человека, словно сосредоточились на его теле, спровоцированном замком.
   В детстве Джордж ненавидел сказки, но любил иллюстрации. Это не было иллюстрацией из сборника рассказов, разве что в том смысле, что это было место, где жил великан, или место, которое вызывало беспокойные сны о безымянных ужасах.
   К тому времени, когда конвой прошел через ворота и вошел в большой, треугольный, мощеный двор, Джордж почувствовал себя физически больным, очень усталым и утомленным всей этой шарадой.
   Когда они прошли через богато украшенную каменную арку, стало еще темнее: стены замка, башни, возвышающиеся со всех сторон, окружающие их и вызывающие немедленное чувство клаустрофобии.
   Их водитель резко повернул направо, по-прежнему двигаясь довольно быстро, и подъехал к основанию огромной главной башни. Джордж оглянулся. Остальная часть конвоя последовала за ними, другой "Мерс" остановился примерно в десяти футах позади них, а грузовики "Опель" двигались веером влево и вправо, так что вся группа машин встала в форме буквы Т, блокируя их в вершине треугольника. .
   Флакс вышел из машины первым, и, когда его дверца открылась, они услышали стук ботинок солдат, выпрыгивающих из грузовиков. Двери машины прямо за ними захлопнулись.
   У основания башни была небольшая каменная лестница, ведущая к тяжелой двери. Дверь распахнулась, и я увидел невысокого дородного офицера в поднятом воротнике шинели и кепке, надвинутой на бычью голову. Он медленно спускался по ступеням, слегка поворачивая носки ботинок внутрь, длинный плащ развевался даже под защитой крепостных стен. Он носил знаки различия полного генерала.
   Куче резко вдохнул. "Бог. Фрюлинг, - тихо сказал он, потянувшись рукой к краю сиденья, только что освобожденного Флаксом. - Мой командир, генерал Фрюлинг.
   Водитель вышел, придерживая дверь со стороны Дауни. Мишель Дауни повернулся и улыбнулся Джорджу. - Да, - пробормотал он. "Герр генерал Фрюлинг. Оберстгруппенфюрер СС Фрюлинг, у которого, как и у всех избранных рейхсфюрера, есть собственный герб над стулом за круглым столом в этой невероятной комнате наверху в башне". Он выпрыгнул из машины с удивительной ловкостью.
   Джордж открыл боковую дверь и вышел рядом с Куче, его правая рука автоматически двинулась к заднему карману и люгеру.
   - Держись спиной к машине, - тихо пробормотал Куче.
   За спиной Фрюлинга появилось несколько других офицеров, спускавшихся за ним по лестнице. Один особенно протискивался вперед, улыбка приподняла уголок его надменного рта, прядь светлых волос виднелась из-под остроконечной кепки, одна рука небрежно держала пряжку ремня.
   Джорджу на секунду показалось, что он во власти очередной галлюцинации.
   - Значит, не хуже, Джозеф, - сказал Мишель Дауни по-немецки.
   Офицер дотронулся до крови на правом рукаве и согнул руку, на которой не было следов или ран. "Нет ничего такого, что мой денщик не смог бы исправить", - ответил оберштурмфюрер Йозеф Вальд, подходя к машине.
   Мишель Дауни усмехнулся и поднял свою черную трость, с глухим стуком опустив ее на булыжник. Подобно тысяче ночных кошмаров, Джордж услышал щелканье оружия, готового к использованию. Он почувствовал плечо Куче на своем.
   Они были окружены. Не только солдатами, встретившими их на вокзале, но и людьми Мишеля в украденной форме. Круг был неразрывным, полумесяцем злых глаз, которые были автоматными пистолетными дулами; перерыв в строю, затем Рубер с люгером; сержант Ваффен СС с другим Люгером справа. Перед ними группа офицеров смотрела на Куче и Джорджа с интересом ученых, впервые увидевших некоторые редкие виды.
   Дауней неуклюже подошел к генералу Фрюлингу и поднял правую руку в знак приветствия. "Хайль Гитлер", - сказал он. - Я принес их тебе, как и обещал.
   Они обменялись рукопожатием, и пузатый Фрюлинг усмехнулся: "И ни минуты раньше времени".
   Куче вздохнул, а затем выругался.
   - Прошу прощения, штурмбаннфюрер Куче. Мишель Дауни махнул им тростью. - И тебе тоже, Джордж Томас. Легкий обман; немного магии; игра света тут и там".
   Руки уже обезоруживали их, сжимая их руки за спиной. Роберт был среди тех, кто работал.
   - Возможно, - сказал генерал Фрюлинг. "Возможно, вы оба присоединитесь к нам внутри башни, чтобы мы могли дать вам объяснение, а затем сообщить вам все подробности того, что здесь произойдет. Что будет и с вами, и с главным гостем нашего праздника - владельцем этого великолепного замка. Он должен появиться здесь, ненадолго, в ближайшие двадцать четыре часа.
   41
   ВЕВЕЛЬБУРГ 1941 г.
   Для человека его комплекции у генерала Фрюлинга был мягкий голос: тембр масла. "Рейхсфюрер Гиммлер, - сказал он с презрительной улыбкой, обводившей его губы, как ветерок, рябь пруда, - купил этот замок за одну рейхсмарку. Он потратил на это миллионы, как вы видели, джентльмены.
   Они видели ступени, ведущие к склепу под огромной северной башней, и им объяснили, что склеп имеет особое значение для Гиммлера и Ордена СС. Они также видели огромную столовую с большим круглым дубовым столом, вокруг которого через промежутки стояли стулья, обитые свиной кожей, и на каждом был герб, обозначавший его владельца: избранных помощников Гиммлера, его оберстгруппенфюреров.
   Фрюлинг даже с гордостью указал на свой стул и мимоходом положил ладонь на спинку другого, сказав, что он принадлежит правой руке Гиммлера - Рейнхарду Гейдриху, - похлопав стул и кивнув, как будто это имело особое значение.
   Им также показали огромную библиотеку в личных покоях Гиммлера, и они увидели длинную галерею с коллекцией оружия вдоль стен. Пока они шли, Фрюлинг объяснил значение склепа. Это было святая святых. Когда один из избранных оберстгруппенфюреров умирал или погибал в бою, его герб сжигался в склепе. Специально сконструированные вентиляционные отверстия выводили дым вверх по башне и с крыши единым шлейфом. Прах погибшего воина помещали на колонну в склепе.
   "Случается, что первый щит и первый пепел будут принадлежать самому нашему любимому рейхсфюреру СС". Смех был подобен прогорклому жиру.
   Итак, генерал Фрюлинг сам проводил Кухе и Джорджа по зданию. Его поддержали Вальд, командующий гарнизоном - Штрайхман - и его заместитель Флакс, а также пара сержантов Ваффен СС, в одном из которых Джордж опознал человека Дауни из французского поезда. С ними, разумеется, был Мишель Дауней и отчим Джорджа, зловещий парфюмер Рубер. Все они, казалось, чувствовали себя как дома друг с другом.
   Наконец они вошли в комнату, окна которой выходили во двор. Джордж предположил, что они покинули толстую северную башню и теперь находятся в одном из прилегающих к ней кварталов с зубчатыми стенами.
   Комната была функциональной, с высокими дверями, большим письменным столом, несколькими картами и стульями. Куче и Джорджа пригласили сесть, а остальные офицеры рассредоточились по комнате. Фрюлинг сел за письменный стол.
   - Я также могу вам сказать, что факт измены Генриха Куче нам давно известен, - продолжал генерал, переходя от своей путеводной манеры обратно к более военной и деловой резкости. Куче, добавил он, был отмечен чуть ли не с того момента, как британцы соблазнили его.
   "Справедливо также сказать, что герр доктор Дауней был верным членом партии с почетным званием эсэсовца с тех пор, - он сделал паузу, - с каких это пор, Мишель?"
   "Я был завербован агентами самого оберстгруппенфюрера Гейдриха в 1936 году, герр генерал".
   Джордж подумал, что Рамилис уже все сказал. Вот если бы это был тот ублюдок Гейдрих. Гейдрих, белокурая бестия, холодная и расчетливая правая рука рейхсфюрера Гиммлера; разведка, стоящая за всей концепцией полицейских сил Третьего рейха. Мор, архитектор нацистской системы шпионажа и человек, чья логика неумолимо привела к идеалу государства, очищенного от врагов смертью - очищенного от враждебной крови путем истребления. Итак, Мишель Дауни, психолог, французский предатель и специалист по оккультизму и Нострадамусу, был завербован в разведывательные службы Гейдриха более четырех лет назад. Джордж громко высказал свое мнение, что его отчим Рубер, вероятно, из той же породы.
   Роберт кивнул и благосклонно улыбнулся. "Ах, тем более. Мой отец был немцем. Кстати, твоя мать понятия не имела. Я так сожалею об этом, Жорж. Я действительно заботился о ней. Но надо думать о своей стране, прежде чем..."
   Даунэй прервал его. "История в том, что рейхсминистр пропаганды получил свои идеи о четверостишиях Нострадамуса от своей жены. На самом деле все было немного сложнее". Он улыбнулся, демонстрируя гордость. "Я сам имел к этому довольно много общего".
   Фрюлинг постучал по столу, призывая всех к порядку. "Я думаю, мы должны дать понять, что многие вещи обоюдоострые. Видите ли, Дауни было поручено внедриться в коммунистические элементы во Франции - в Париже. Ему также был дан приказ вступить в контакт с любыми возможными подрывными британскими элементами. В некотором смысле именно так Куче был введен в игру. Мы знали, кто его завербовал, поэтому просто поставили Дауэя на его пути. Он попался на приманку; и вы прибыли, Жорж Тома, в комплекте с новым набором четверостиший. Весьма умный ход - натравить вермахт на эсэсовцев. Умно, но не сложно. Однако..." Он оглядел комнату и объяснил, что есть игры поважнее, чем настраивать СС против Вермахта. Он сказал им, что долгое время фракция СС искала перемен - кардинальных перемен. Теперь грядут перемены. Томас и Куче должны чувствовать себя польщенными. Они должны были стать частью этого изменения. Произошло то, чего не мог предвидеть даже Нострадамус.
   "Нет никаких сомнений в верности СС, - продолжал он. Они полностью поддерживали фюрера Адольфа Гитлера. Но что, если с фюрером что-то случится? Что, если его великие и славные планы не созрели? Если что-то пойдет не так, Германия окажется во власти возлюбленного Гитлера Генриха Гиммлера - "нашего собственного рейхсфюрера СС; или начальник полиции". Большая часть старших офицеров СС вполне удовлетворилась этой мыслью. К счастью, были и те, кто обладал более дальновидным восприятием. У Гиммлера был свой мистицизм ("Здесь, в этом замке, вы можете чувствовать его вокруг себя"); действительно нужен был кто-то с холодной и сосредоточенной логикой.
   Такой человек, как Рейнхард Гейдрих, подумал Джордж, - морской офицер, чья движущая сила, стоявшая за Гиммлером, сыграла огромную роль в личном успехе рейхсфюрера СС.
   Словно прочитав его мысли, Фрюлинг сказал: "Нам нужен такой человек, как Рейнхард Гейдрих. Человек с энтузиазмом, видением и экстраординарными организаторскими способностями". Он издал свой маслянистый смех. "Не такой неуклюжий фермер, как Гиммлер. Вы - предатель Куче и английский шпион Томас - были выбраны, чтобы избавить нас от птицевода, чтобы оберстгруппенфюрер Гейдрих мог забрать то, что действительно принадлежит ему".
   Он продолжал, но Джордж снова думал о Рамилисе. Раммер в своих коротких беседах в аббатстве изо всех сил старался прочесть ему лекцию о борьбе внутри сил Третьего рейха. Он был на удивление хорошо информирован. Рейхсфюрер Гиммлер слепо верит в Гитлера. Гейдрих не разделяет этой веры. В другой раз он прямо процитировал Гейдриха: "Я буду первым, кто покончит со стариком, если он все испортит".
   - Конечно, вы оба отмечены смертью. В данный момент." Сквозь воспоминания прорвался голос Фрюлинг. "Куче уйдет быстро и скоро. Это лучше. Он выполнил свое предназначение, как для британцев, так и для нас. Вы, Томас, подвергнетесь определенному допросу. Я подозреваю, что новый рейхсфюрер может даже проявить снисходительность, если вы будете сотрудничать. В его голосе не было ни намека на искренность. "В вашем распоряжении должна быть некоторая информация. Лондон принимает меры по доставке агентов в Крепость Европа. Мы увидим."
   Он продолжил: изучение катренов Нострадамуса заинтриговало Гиммлера. Они также заинтриговали Геббельса и Гитлера, но то, как они были представлены рейхсфюреру, побудило Гиммлера попросить об особой встрече здесь, в Вевельсбурге. Время и место были правильными. Также драматические персонажи.
   "Это задумано как пьеса, понимаете", - широко улыбаясь. - Если вас не пощадят, Жорж Тома. Например, откуда нам было знать, что такой академический француз, как вы, Жорж Тома, имел планы на жизнь рейхсфюрера? Это один из возможных путей. Кроме того, какой позор, что штурмбаннфюрер Куче оказался в ваших руках, пытаясь защитить своего шефа. Есть ирония в том факте, что - если это суждено - Куче, вероятно, устроят похороны героя. Это лучшее, что мы можем придумать на данный момент. Гейдрих, естественно, бросится на сторону своего фюрера, чтобы утешить его в связи с потерей его самого верного друга и товарища. Гейдрих услышит первым. Завтра утром - после того, как это будет сделано. К завтрашнему вечеру, я думаю, его назначение естественным преемником Гиммлера будет утверждено".
   Куче заговорил впервые. - Ты действительно собираешься убить его? Убить Гиммлера здесь, в его замке?
   Фрюлинг сказал, конечно. Он казался удивленным, что должны быть сомнения.
   "Тогда, - Куче встал, цокая каблуками, - я буду очень рад выполнить эту обязанность в качестве моего последнего действия в качестве офицера СС".
   - А теперь идея. Фрюлинг в хорошем настроении хлопнул по столу. "Очередной обман. Он почти так же хорош, как и ты, Дауней.
   В последовавшей паузе Джордж спросил Дауэя ("Я был поражен, насколько небрежно это звучало"), как ему удалось вывести из строя Джозефа Уолда. В конце концов, он видел, как кровь текла из руки и запястья мужчины; видел, как его увели в багажный вагон, где, как ему представлялось, ждала смерть.
   "Мы хотели, чтобы вы совершенно непринужденно общались с Куче. Было ясно, что он недоволен Иосифом". Далее Дауни сказал, что всегда хотел сыграть фокусника, но на самом деле это было довольно просто: прием, используемый для Гран Гиньоля в театре и кино. Так случилось, что аппарат был английским устройством, использующим то, что британцы с их жутким чувством юмора называли "Кенсингтонской горой". Фальшивая кровь; большая фигурная бутылка, трубки и зажимы, а также палка-меч.
   - Ты точно так же заколдовываешь мои сны? - спросил Джордж горько, как алоэ. - С чем-то в моем кофе? Таблетки Далвич Дрим или что-то в этом роде?
   Дауни выглядел обеспокоенным. Он ничего не знал о снах Джорджа.
   Вальд, как оказалось, был командирован во Фрюлинг непосредственно из штаба Гейдриха. Его работа заключалась в том, чтобы спланировать парижский финал - "небольшое мягкое подталкивание", как он выразился; и не спуская одного глаза с Куче. Это люди Дауэя перерезали глотки Бальтазару и его девушке. - Нам нужно было отделить вас от всех, кто мог заподозрить, что происходит. Бальтазар, как я уверен, вы знаете, уже с подозрением относился к Дауни.
   Остались только мать Джорджа и Анхель. Ангелле, по их словам, не имеет к ним никакого отношения. Она была хорошим прикрытием, такая девушка в квартире Дауни. Что же касается maman, то у Руберта был вполне серьезный вид.
   "Мне жаль. Я уже сказал так. Люди пострадают. Невинные люди. Она под стражей. В конце концов, это будет зависеть от нее".
   Во сне Джорджа ее утащили в Париж.
   "Так." Фрюлинг надул щеки. "Вот мы сидим. Заговорщики и заговорщики. Момент великой истории. Тем не менее, это нормально. Странно, что мы можем творить историю в таких условиях".
   - Ты принимаешь мое предложение? - спросил Куче. "Я совершенно искренен. Я сделаю это для вас. Если мне придется умереть сейчас, то ничто не доставит мне большего удовольствия, чем взять с собой рейхсфюрера".
   Фрюлинг сделал небольшое дрожащее движение всем телом. "Распоряжения - детали - по распоряжению рейхсфюрера еще не завершены. Мы увидим. Гиммлер, птицевод, приедет завтра в одиннадцать. Будет две машины. Как бы то ни было, его окружение также должно будет умереть. То, как мы это сделаем, в некоторой степени зависит от сотрудничества с вашим другом Томасом. Мы увидим." Он сделал пренебрежительное движение, подняв руку, как бы показывая, что заключенный подчиняется приказам стартера. Флакс в сопровождении одного из сержантов вывел Куче из комнаты.
   Все обратили внимание на Джорджа.
   - Будут вопросы. Маленькие глаза Фрюлинг выглядели мертвыми. "Я думаю, вы должны быть готовы к долгому сеансу. Немного еды.
   Он кивнул, и Джорджа увели: вниз по ступенькам и по коридорам, так что он потерял всякое чувство направления. Естественно, он ожидал подземелья. Вместо этого его провели в приятную большую комнату, выкрашенную в белый цвет. С некоторым ужасом он подумал, что это попахивает больничной палатой. Там была небольшая кровать, стол, два стула. Остальное - голые доски и белая краска. На двух окнах были наборы очень прочных металлических решеток. Джордж подумал, что им не о чем беспокоиться, потому что, если посмотреть вниз, до мощеного двора было далеко.
   С ним оставили рядового Ваффен СС. Потом другой принес черный хлеб и чечевичный суп. Суп дал ему ветер.
   42
   ЛОНДОН 1978
   " БОЛЬШЕ КОФЕ? Выпить , может быть? В глубине сознания Большого Херби начало расцветать сверхъестественное чувство беспокойства.
   Джордж сказал, что было бы неплохо выпить, хотя было едва полдвенадцатого. - Я тоже включу духовку, - сказал Херби. Был стейк и пирог с почками. Мясо было приготовлено, но выпечка, ну...
   Беспокойство было вчера и ярко проявилось сегодня утром. Он возился на кухне и готовил напитки - снова джин - пока думал об этом. Он прочитал все досье об этой операции и о том, что за ней последовало. Это было шоу Джорджа. Джордж был сейчас здесь, в настоящем, в своей собственной квартире; тем не менее, как он рассказал, этим человеком во Франции и в Вевельсбурге был не Джордж.
   Естественно, успокоил он себя. Спустя столько лет, как это мог быть этот Джордж? Ты, Херби Крюгер, тот же самый Херби, каким ты был тридцать-сорок лет назад? Мы изменяем. Мы меняем стороны, позиции, отношения. Время и память меняют баланс перспективы. На ум пришло предупреждение Мейтленд-Вуда: " Помните, что даже он вспомнит только то, что хочет сохранить.
   "Тебя, значит, ругали в комнате с белыми стенами, Джордж?" - передвигая стакан по столу.
   В аббатстве, сказал Джордж, ему сказали, насколько жесткими будут СС и гестапо. "Полная часть - резиновые шланги, выдирающие ногти. Это было не так. Во всяком случае, не в первый раз".
   Уолд и худой Флакс были главными героями, а Мишель Дауни сидел в стороне.
   "Они начали с того, что указали на то, что, хотя я был очевидным человеком, на которого они могли бы возложить ответственность за убийство Гиммлера, вполне возможно прийти к какому-то соглашению".
   Херби сказал, метод кнута-пряника.
   Джордж согласился. "Если бы я пошел на сотрудничество, новый рейхсфюрер - Гейдрих, конечно, - мог бы проявить снисхождение. Какая-то казнь должна была быть проведена, но было много людей, которых они могли использовать в качестве дублеров. Это было довольно хладнокровно".
   - Чего они на самом деле добивались?
   "Я задавался этим вопросом, для начала. Мне было интересно, чего они на самом деле хотели, потому что они, казалось, уже знали большую часть этого. Они многое знали о моем происхождении, кое-что о детстве - я списал все это на постельные беседы между Маман и Рубером. Они также были на высоте моей академической квалификации и военной службы. Меня завербовал Рамилис - тот самый старый профессор, который превратил Куче в предателя - кажется, так сказал Уолд. Они говорили об аббатстве так, словно бывали там; но их сведения о Солдатенсендер-Кале и его связи с операцией были очень поверхностными, на самом деле их не существовало. Кроме того, они, похоже, не знали, насколько я на самом деле знаком с пророчествами Нострадамуса или оккультизмом в целом".
   "Никаких угроз. Просто обещания и сообщение, что у них есть много информации". Херби отхлебнул джин. "Продвинуто для тех дней".
   "Они все это знали. Не обманывает тех исповедников; нет. Это было как, давайте посмотрим? Вроде дружеской беседы между комиссаром налоговой службы и тем, кого подозревают в том, что он не совсем декларирует все свои активы.
   - И ты остался немым?
   "Конечно. Остались, как три мудрые обезьяны. Я хотел посмотреть, куда меня ведут".
   Херби рассмеялся. - Вы узнали, я полагаю.
   "О, да. О, я все правильно узнал.
   43
   ВЕВЕЛЬБУРГ 1941 г.
   ОЧЕВИДНО , В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ они собирались заняться техническими вопросами и спросить о том, как Джордж готовился к высадке во Франции. Откуда он ушел и все такое. Они начали отбрасывать в сторону общую организацию в Англии. К счастью, Джордж знал очень мало. Рамилис позаботился об этом.
   В конце концов появилась важная линия допроса. Это касалось личного использования Джорджа в двух разных областях. Они хотели знать, нанял ли Рамилис настоящего оккультиста, и если да, то будет ли он им полезен - может быть, через министерство пропаганды Геббельса. Другая возможность заключалась в том, был ли Джордж подходящим материалом для включения и воспроизведения в Лондоне.
   Для начала они начали твердить об оккультизме и четверостишиях, которые он дал.
   "Мы узнали от Мишеля, что вы утверждаете, что написали эти пророчества, находясь в каком-то трансе. Ты утверждаешь, что ты настоящий пророк? Уолд взглянул на Дауни, словно ища подтверждения.
   "Я ни на что не претендую". Джорджу это показалось напыщенным и библейским.
   "Но Дауни говорит..."
   "Я ничего не могу поделать с тем, что говорит Мишель Дауни. Он чертов эксперт по Нострадамусу. Он даже написал о нем книгу и распутал пророчества. Я удивлен, что ты можешь доверять ему; как будто я удивлен, что он вообще сказал вам, что я вообще предоставил какое-либо из пророчеств. Ты же знаешь французов - укради пот со своих яиц.
   Уолд и Флакс подумали, что это довольно забавно.
   - Но вы сами наполовину француз? Флакс, усмехнулся.
   Джордж сплюнул. - Так что я бы только украл пот с одного из твоих яиц. Я наполовину англичанин, так что украл бы его у самого мощного.
   Жестокость не сработала, и это разочаровало Джорджа. Он предпочел бы, чтобы они были агрессивными. Затем Вальд спросил, отрицает ли он теперь наличие каких-либо оккультных сил.
   Джордж пожал плечами. Дауни, хромая, подошел к столу и прислонился к нему.
   "Объясните мне, - он скосил глаза, - катрен, который вы цитировали в поезде".
   "Который из?"
   Он вернулся с ним очень точно:
   "В замке смерть придет
   Тем, кто снова поднимется и насмехается.
   Знаменосец должен взяться за руки
   С одним он доверяет. Истинный не встанет".
   - Ты отличный переводчик, Мишель. Попробуй, - подстрекал Джордж.
   - спросил он снова.
   Ладно, подумал Джордж. Он понятия не имел, откуда взялись сны - кроме переутомления над четверостишиями - и как он придумал слова. Но, как сказал мастер Шекспир, на небе и на земле есть еще много вещей. Если бы он подыграл им - пошел еще дальше - он мог бы просто сделать невозможное.
   "Хотите мою интерпретацию? Верно." И снова Джордж почувствовал, что он проповедует, но теперь это было частью его характера. - Я думаю, это означает, что все, что замышляется здесь против рейхсфюрера Гиммлера, обречено. Это не удастся". Затем, обращаясь к Вальду: "Вы читали четверостишия о рейхсфюрере. Ему суждено подняться. Ему суждено возглавить партию и Рейх" .
   Уолд колебался, но не совсем потрясенный. - В поезде ты сказал, что истинный не встанет.
   "Может быть; тогда тот, кто стоит за вашим нынешним планом, является истинным. Но он не поднимется. Все указывает на это. Что, Джозеф Вальд, вы действительно знаете об астрологии, гороскопах, оккультизме и методах гадания? Джордж молился, чтобы Уолд знал очень мало, потому что теперь он был вовлечен в дело о продаже Тауэрского моста какой-то идиотке. Старая афера: игра на деньги: алхимия.
   Он заставил себя вернуться к ночам в Лондоне и в аббатстве, когда он почерпнул некоторые сведения об этих вещах из книг, которые дал Рамилис. Используя все технические фразы, которые он мог подобрать, Джордж говорил о гадании, фактически не говоря, что он провидец. Пока он говорил, уверенность пришла. Он звучал ясно и авторитетно: Нострадамус; пророчества, которые действительно имели значение; астрология; четверостишия, которые он должен был угадать. "Они точно соответствуют гороскопу рейхсфюрера Гиммлера. Уточните это у своих собственных придворных астрологов". Никто, сказал он, не мог вмешиваться в эти силы.
   Уолд попытался не придать этому значения, но Флакс, у которого был слабый рот и встревоженные глаза, казался раздраженным; нарушенный.
   - Нас не остановить, Джордж Томас, - возмутился Уолд. "Здесь мы целеустремленная группа, и мы работаем по прямому приказу очень влиятельного офицера...".
   - Амбиции Гейдриха... - начал Джордж.
   "Его поддержка важнее, чем просто личные амбиции". Уолд в ярости повернулся, его лицо приблизилось к Джорджу. Затем он прошептал: "У нас есть средства; у нас тоже есть козлы отпущения - ты и предатель Куче. Ничто, ты меня слышишь, ничто не может остановить того, что произойдет завтра".
   "Кроме звезд и самой судьбы". Джордж вздрогнул, напрягая мышцы, чтобы совладать с собой.
   "Я не верю в эту чепуху. Тот факт, что другие верят в это..."
   Джордж, все еще борясь со страхом и дрожа, выдавил из себя улыбку - так небрежно, как только мог, мышцы лица отчаянно боролись. "Не имеет значения. То, что написано в звездах, произойдет. Есть курсы, которые не изменятся из-за того, что люди верят или не верят. Вы вполне можете убить Куче и меня. Вы не убьете рейхсфюрера Гиммлера. Еще нет. Его судьба довольно проста. Он продолжал; линия догматического упрямства. Когда они, наконец, оставили его в покое, Джордж был уверен, что убедил их, по крайней мере, в том, что он убеждённый и преданный верующий.
   Пока Уолд оставался невозмутимым, нельзя было сказать, что думает Мишель Дауни. А вот с Флахсом дело обстояло иначе. Именно в этот момент Джордж подумал, что Флакс начал колебаться.
   К тому времени, когда первая сессия закончилась, должно быть, был уже поздний вечер. Они забрали его часы, так что Джордж понятия не имел, какой сейчас час.
   Он вытянулся на кровати, пытаясь вспомнить все, что ему рассказывал Рамилис, - и о Гиммлере, и о Гейдрихе. На самом деле немного, потому что они больше сосредоточились на Геббельсе.
   То, что пара не любила друг друга, было очевидным знанием. Факты поступили через посольство в Берлине в тридцатых годах. Однако считалось, что эти два человека взаимно зависели друг от друга: Гиммлер был верным и близким другом Гитлера; в то время как Гейдрих был холодным, расчетливым организатором.
   Гиммлер, даже при его великой власти, был непредсказуем, в то время как Гейдриха обычно можно было предсказать до определенного момента - он был логиком этой пары. Кроме того, у него была прекрасная нордическая внешность, мастер спорта - верховая езда, фехтование и стрельба. Гиммлер не обладал ни одним из этих качеств.
   Уже была по крайней мере одна попытка свергнуть Гейдриха. Какой-то бюрократ предположил, что в этом скандинавском боге есть еврейская кровь. Были также истории о его сексуальных излишествах и пьянстве. Одна история касалась пьяной ссоры, после которой он вошел в свою зеркальную ванную, увидел свое отражение и разрядил пистолет в зеркала с криком: "Наконец-то я тебя поймал, свинья".
   Обоих мужчин следует опасаться. Большинство его товарищей-офицеров СС положительно не любило Гейдриха, а жены были в ссоре - фрау Гейдрих открыто называла фрау Гиммлер "трусиками пятидесятого размера". Фрау Гиммлер даже оказывала давление на своего мужа, заставляя его попытаться расторгнуть брак между Гейдрихом и его женой.
   В конце концов Джордж почувствовал первые приступы отчаяния. Он играл в психологическую игру с Уолдом и Флаксом точно так же, как играл в нее с Дауни. Мало что он мог вытащить из своей памяти ни о Гиммлере, ни о Гейдрихе, что помогло бы сейчас. Лорд знал, что делает Куче, предлагая самому совершить убийство.
   Свет гас, серея в комнате. Несмотря на вихрь нервного напряжения, Джордж уснул. Это был сон, принесший два сна ("Они не были похожи на другие переживания. Просто яркие сны. Хотя, как вы увидите, в конце концов они принесли слова").
   Сначала была машина. Длинный мерс. Он мог войти в замок, но во сне он оказался в более открытом месте. Машину остановил человек с автоматом, но он не стрелял. Затем взрыв разорвал заднюю часть машины, и из-под обломков, пошатываясь, вылез высокий блондин. Крики и выстрелы. Затем высокая фигура упала на землю, его форменная фуражка скатилась в облако крови.
   Колпачок продолжал вращаться, как монета на барной стойке, замедляясь и, наконец, останавливаясь. Мужчина, выпрыгнувший из разбитой машины, был в военной форме. Теперь, когда Джордж во сне оглянулся, это был другой человек. Этот был в потрепанной гражданской одежде, с плотно сжатыми челюстями, с коротко остриженной головой, очки в стальной оправе были сдвинуты набок.
   Голоса выкрикивали имя Джорджа. Рука, трясущая его.
   В комнате находились Вальд, Флахс и оберстгруппенфюрер Фрюлинг. Был свет. На секунду Джордж все еще думал, что спит, двигаясь как автомат, когда ему приказали встать. Он начал было говорить, но Вальд велел ему замолчать. Затем Фрюлинг попросил его повторить то, что он пытался сказать. Слова были там, четкие в его голове - форма: знакомая, но странная, как вид, который, как вам кажется, вы видели раньше.
   "Тот, кто ведет черепоголовые, умрет,
   Но не как военный.
   Тот, кто хочет быть лидером, встретит свой конец
   Из кареты.
   Они выслушали, а затем приказали ему сесть за стол. Слова и сон все еще громко звенели в его голове: чувство дезориентации. Фрюлинг спросил, что это должно означать. Джордж сказал ему найти своего ручного эксперта.
   - Вы имеете в виду Мишеля Дауни?
   "Расскажи нам" - от Флакса.
   Джорджу казалось, что он снова среди них и играет в ту же мошенническую игру. "Это означает то, что написано. Гиммлер не умрет в военной форме".
   "Так?"
   "Предположительно, завтра он будет в форме. Так что он не умрет".
   Фрюлинг рассмеялся. "Мишель Дауни говорит, что вы мошенница".
   - Даунэй, - сказал Джордж, - историк и психолог. Он также скептик. Он никогда мне не верил".
   "Нет. Теперь он тебе не верит. Очень окончательный.
   Джордж пожал плечами и сказал, что это не имеет значения. Каким-то образом сны вернули ему уверенность в той роли, которую он пытался сыграть. Может быть, он делал это только для того, чтобы отгородиться от неприятных перспектив своих обстоятельств. Он продолжал говорить прямо с Фрюлинг.
   - Я уже сказал этим двоим. Теперь я вам скажу, герр оберстгруппенфюрер. Ваш план против рейхсфюрера Гиммлера не может и не сработает. У него другая судьба".
   Фрюлинг рассмеялся, и Джордж надеялся, что уловил смех беспокойного человека. Фрюлинг пробормотал что-то насчет суеверной чепухи, а затем, повернувшись к Вальду и Флаксу, сказал им: "Разберите его на части".
   Желудок Джорджа перевернулся. Он сжал кулаки, ожидая первого удара, думая, что Фрюлинг говорит в физических терминах. Но Вальд достал свои сигареты и предложил одну Джорджу, когда дверь за Фрюлингом тихо закрылась.
   -- Видите ли, -- Вальд сел на край стола, -- даже высший офицер здесь не может поверить вам. Давай, Томас, поговорим как следует. Разве ты не хочешь спасти свою шкуру? Есть способы, знаете ли. Несколько ответов, а потом слово на ухо новому рейхсфюреру..."
   "Нового рейхсфюрера не будет". Он поймал себя на том, что верит в это сейчас, как человек начинает верить лжи, повторяемой снова и снова. "Ничто не изменит меня, потому что ничто не может изменить неизбежное".
   "Тогда неизбежно, что ты умрешь завтра. Как рейхсфюрер. Гиммлер".
   - Если завтра я умру, велика вероятность, герр Вальд, что вы тоже будете мертвы - и Флакс здесь; и Фрюлинг, Дауней, Штрейхман и все, кто замешан в вашем безумном плане.
   - Значит, говорить бессмысленно?
   "Полностью. Мне нечего тебе сказать. Я историк и оккультист. Я много знаю о гадании - иначе зачем британцам посылать меня на помощь Дауни? Они считали его экспертом и человеком чести, готовым помочь своей стране против общего врага. Вам должно быть очевидно, что они никогда не доверили бы мне военную информацию. Я всего лишь солдат-любитель, в лучшем случае толкователь снов.
   Уолд сказал, что это очень жаль. "Если ты такой знаток, то уже знаешь, что умрешь завтра, во дворе, когда подъедет машина Гиммлера".
   Джордж облизнул пересохшие губы. "Я не знаю, что произойдет. Никаких подробностей, кроме того, что рейхсфюрер Гиммлер не будет убит ни здесь, ни где-либо еще".
   Флакс был искренне смущен: нервничал. Он начал говорить, затем дверь открылась, и вошел Фрюлинг, а за ним Мишель Дауней. Они оба выглядели сердитыми.
   - Итак, - рявкнул Фрюлинг. - Итак, теперь мы знаем.
   Джордж открыл было рот, чтобы спросить, что им известно, но Фрюлинг перебила его:
   "Я только что получил сообщение из Франции" - мелкие капельки слюны брызнули у него во рту. "Уже некоторое время нам известно о незаконном и нелегальном радиопередатчике, который выдает себя за официальную станцию Вермахта. Вещает под именем Солдатенсендер Кале. Сегодня днем Солдатенсендер Кале передал программу о пророчествах Нострадамуса. Они признали, что пророчества показали, что фюрер неизбежно будет править всем западным миром. Затем они добавили четверостишие, указывающее на возможные нарушения в цепочке подчинения. Пророчество... - Он повернулся к Дауни, который медленно читал из блокнота:
   "Тот, кто нес знамя
   Свергнет с места великого короля Германии
   Одним ударом с помощью тех, у кого есть черепа
   Которые одеты в черное".
   "Одно из твоих удивительных предсказаний, Джордж Томас. Катрен транслируется с нелегальной радиостанции. Наши войска вышли. Они найдут эту станцию.
   Молодец, Лидер, подумал Джордж. Он заставил их двигаться, полагая, что это исходит из Франции. "Мишель, как эксперт, я уверен, что в этом четверостишии нет особого смысла", - бросил он Дауни. "Кто-нибудь посмеет думать о фюрере как о великом короле Германии? Я бы не стал. Он великий лидер. Единственный фюрер. Так к кому же мог обратиться Великий Король? Король Генрих I?
   Фрюлинг нахмурился и надул щеки. Рот открылся, когда он понял, что имеет в виду Джордж. - Но это один из твоих, - выстрелил он в Джорджа. "Это напрямую связывает вас с ними".
   - Да, это один из моих. Теперь последняя карта; последний туз. "Кто знает, что вы получили это сообщение, герр оберстгруппенфюрер? Несколько человек, я не сомневаюсь. Так как же объяснить это тем, кто приходит сюда после убийства Гиммлера? Как вы защищаете тот факт, что предоставили мне полную свободу? Достаточно свободы, чтобы подойти к рейхсфюреру и убить его? Вы читали мои четверостишия. Перед вами Дауни - эксперт. Я здесь. Теперь, когда у вас есть эти доказательства, я должен быть под подозрением; задержан. Твоя голова все равно покатится, Фрюлинг, она покатится еще раньше, если хотя бы один волос на голове Гиммлера будет поврежден". Он сделал паузу, сосчитав до трех, как всегда делал перед ответом на школьный вопрос. "Но голова Гиммлера не будет повреждена. Это невозможно, не так ли?"
   - Хочешь еще выпить, Джордж? Херби брал себе одну, и Джордж сказал, совсем маленькую, и пора ли есть?
   Где-то за полчаса до того, как еда будет готова. - Эти сны, Джордж? Я не верю тебе, но ты уверен, что все так и было?
   Он кивнул. Да. Яркий. Детали остались с годами.
   - Они не приукрашены - не нарочно, а задним числом, понимаете?
   Никакой вышивки не было, заверил его Джордж. - Я знаю, о чем ты думаешь, Херби, но мне снились эти сны; Просто так. Затем, в следующем году, Гейдрих был убит в Праге".
   "Скорее так, как вы описываете во сне. Мы сейчас говорим задним числом, Джордж.
   Он не обратил внимания. "А в 1945 году довольно потрепанный штатский признался британскому офицеру, что он Генрих Гиммлер. Затем он укусил свою капсулу с цианидом и погиб. Я не ожидал, что вы поверите, что сны имели место там, в Вевельсбурге, в 1941 году. Но это были сны, и так оно и случилось. Я не могу это объяснить. Эти сны были последним из странных переживаний". Он принял вторую рюмку, задумавшись. - Как бы вы ни объясняли их - а один психиатр выдвинул теорию - они придали мне смелости; уверенность. Мне удалось сыграть роль с большим размахом. Чтобы хотя бы один человек поверил в то, что я говорю".
   Херби не улыбнулся. Беспокойство росло в его сознании, когда они подошли к последней фазе этой, первой части истории Джорджа Томаса. - Но твоя уловка не сработала, не так ли?
   Джордж тонко улыбнулся. На самом деле он не ожидал, что обманет их. "Нет, они отбросили его, как мусор. Отмел его в сторону, а затем рассказал мне, как именно нужно выполнить эту работу".
   44
   ВЕВЕЛЬБУРГ 1941 г.
   " ОТ ВАС БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ во время всеобщей бойни. Во многих отношениях это будет славно. Классический ритуал - коррида или неравная гладиаторская бойня". Фрюлинг был обескураживающе небрежным. Джорджу это напомнило какого-то новоявленного Нерона.
   - Что, если ваше гестапо захочет допросить меня об этой радиостанции? Его месторасположение? Как вы его назвали - Soldatensender Calais?
   - Тогда им придется найти хорошего медиума и расспросить тебя через него. Один рэп за да; два за нет". На самом деле на его лице не было улыбки. И не особенно злой.
   "Ваш рейхсминистр пропаганды? Что с ним? Джордж пытался. "Геббельс проявлял ко мне интерес. Не мог бы он немного побеспокоиться, если бы я погрузился в забытье?
   Фрюлинг вздохнул, ссутулив плечи - насмешка, чтобы показать, что он не заинтересован. "Возможно, но на нашей стороне право в лице оберстгруппенфюрера Гейдриха. Я действительно не думаю, что будут большие проблемы.
   Снова голос Рамилиса в уши Джорджа из аббатства. Большинство коллег Гейдриха и офицерский корпус СС не просто не любят его, они его ненавидят и боятся. У него есть последователи, конечно. Вероятно, самый опасный человек в Германии, если бы мы знали это.
   - Нет, Томас. Фрюлинг все еще говорил. "Я не думаю, что у вас есть настоящий талант к оккультизму. Если я ошибаюсь, ты волен вернуться и преследовать меня. Сейчас мы заняты подготовкой к приезду маленького фермера Гиммлера завтра утром. Драма, в которой вы должны сыграть свою роль. К сожалению, Куче нельзя позволить сделать эту работу самому, как он щедро предложил. Даже я не настолько глуп".
   Джордж почувствовал, как у него пересохло в горле. Когда он заговорил, сначала раздалось хриплое карканье. Он спросил, позволено ли ему знать, что произойдет.
   Фрюлинг слегка кивнул. Он сидел за столом в окружении Уолда и Флакса. Дауни стоял у двери. В одной руке у него все еще был блокнот, а в другой - трость из черного дерева.
   Фрюлинг немного поиграл на столе кончиками пальцев. Они были прекрасно ухожены, и теперь он говорил таким маслянистым голосом, что это напомнило Джорджу осенние дни, когда он поджаривал лепешки перед газовым камином в своих комнатах в Оксфорде. Ему очень хотелось вернуться в Оксфорд, когда он услышал, как Фрюлинг излагает план.
   Это будет классическая засада. Вся операция была поручена лишь нескольким верным людям, на которых можно было положиться, чтобы сохранить веру, когда она будет закончена. Это означало уничтожение некоторых невинных солдат. Не идеально, но необходимо. Остальные, верующие, будут молчать до гроба.
   Он отметил на пальцах имена тех, кого это касалось, - себя, Штрейхмана, Вальда, Флакса, Дауни, двух унтершарфюренов - сержантов, - присутствовавших ранее, и отчима Джорджа, Рубера.
   Те чины, которые действовали как денщики и слуги, выполняли свои обычные обязанности в замке. После этого у них вполне могут возникнуть подозрения, но они не смогут создавать проблемы. Остались люди, прибывшие из Парижа - обе группы - и гарнизон Ваффен СС, насчитывавший около двадцати пяти человек. Им нельзя было позволить выжить, и они уже были назначены в качестве почетного караула по прибытии рейхсфюрера Гиммлера.
   Фрюлинг снова вздохнул: человек, недовольный ужасными решениями командования. Он встал и подошел к одному из окон, жестом приглашая Джорджа следовать за ним.
   - Даже отсюда, - он указал вниз, во двор, - видно, что этот замкнутый каменный треугольник можно запечатать. Просто закрывают главные ворота и запирают все двери, ведущие во двор. Это произойдет, когда машины рейхсфюрера въедут в главные ворота. Эти ворота закроются. Все двери будут заперты, кроме одной. Тот, что у подножия великой северной башни, где мы встретили вас по прибытии этим утром. Рейхсфюрер будет ожидать, что его там встретят.
   Джордж мог видеть дверь и башню справа. Слева возвышались длинные угловатые здания с одной из двух меньших башен. Сейчас было действительно темно, свет превращал серые стены в нездоровый черный, задумчивый и жестокий цвет.
   "Представьте себе, - Фрюлинг слегка кашлянул, словно собираясь прочитать эпическую поэму, - здесь прямо под нами выстроен почетный караул. Штандартенфюрер - полковник - Штрейхман и я стоим в дверях северной башни в ожидании рейхсфюрера. Две машины въезжают через главные ворота. Они закрываются. Когда машины останавливаются, почетный караул вручает оружие. Это будет сигнал. Теперь ты видишь дверь в центре западной стены?
   Джордж потянулся вперед. Он мог только разглядеть вход.
   "Эта дверь внезапно откроется, и во дворе появятся двое мужчин, направляющихся к машине рейхсфюрера. Один из них будет офицером СС, а другой - грязным штатским. На самом деле их толкнут - швырнут - через эту маленькую дверь, которая тут же закроется и запрется за ними. Оба будут вооружены, хотя их оружие не будет заряжено. Можете ли вы представить себе небольшой ужас, который это вызовет? Да, ну, в этот момент тревоги и неуверенности мы со Штрейхманом отступим внутрь башни, и эта дверь будет заперта. Между прочим, понизив голос, почти доверительно, добавил: - Вы, конечно, понимаете, что во дворе неожиданно появится Куче и вы. Вас бросит на арену ваш старый друг Мишель Дауни и один из сержантов. У них есть свои заказы".
   Во дворе теперь будут находиться все те, кто должен либо уничтожить друг друга, либо быть устраненным.
   - Место смерти, - пробормотал Джордж.
   "Довольно. Кто знает, что будет, когда вас высадят во двор? Какой-нибудь дурак может попытаться схватить вас. Кто-то может даже открыть огонь. Через несколько секунд мы узнаем - и оставим это только на несколько секунд. Вы сталкивались с MG тридцать четыре? Без сомнения, у вас есть. Отличное оружие, с высокой скорострельностью. Наиболее точный."
   Джордж вполне успешно столкнулся с MG 34. Сначала на тренировках - лекции по вражескому оружию: MG 34 - умное оружие: наполовину слишком хитрое. Версальский договор запретил Джерри производить крупнокалиберные пулеметы, поэтому они придумали эту компромиссную универсальную работу . Очень высокая скорострельность; от шести до восьмисот выстрелов в минуту. Слишком высоко для точности на земле. Как они обманывали себя во времена фальшивой войны. Во время битвы за Францию точность MG 34 показалась Джорджу довольно хорошей; и тяжелый треск, который он производил, был одним из самых неприятных, которые он когда-либо слышал. -- Да, -- сказал он, -- я столкнулся с машиненгевером тридцать четыре.
   Фрюлинг почти не переводил дыхание. Было бы три MG 34. Один установлен на зубчатых стенах чуть ниже северной башни и управляется Вальдом. Он разберется с первой машиной - предположительно, рейхсфюрера. Он также, скорее всего, будет иметь дело с Джорджем и Куче одновременно. У Флакса будет второе орудие, установленное на зубчатых стенах прямо под башней, которую они могли видеть из окна - слева. Он откроется у почетного караула и второй машины. Рубер должен был располагаться под другой маленькой башенкой, вне поля зрения из окна, у которого они стояли, но крайне слева от них. У него будет разъездная комиссия. "Он главный уборщик. Три пулемёта тридцать четвёрки, обстреливающие этот двор, должны расправиться с любым живым существом за очень короткое время.
   Джордж спросил, как он собирается объяснить резню в таком масштабе.
   - У нас есть способ, Томас. Тебя это не коснется, потому что ты будешь частью обломков". Он пожал плечами. "Возможно, когда вы открыли огонь по машине, или Куче открыл огонь по вам - или по машине, как скажем, - какой-то болван дал команду стрелять. Паника творит странные вещи. Вызывает несчастные случаи. Приводит к трагедии. Паника порождает панику. Не забивайте себе голову этим. Теперь, - его рука почти по-отечески опустилась на плечо Джорджа, - остается последний шанс, что из этой дверцы выйдет только Куче. Это зависит от тебя. Поговорите с Уолдом и Флаксом. Сотрудничество иногда творит чудеса. Разговаривать."
   Его хватка усилилась, а затем рука была убрана. Он отвернулся и неуклюже пошел к двери, а за ним вышел Мишель Дауней, побелевший костяшками пальцев на набалдашнике своей трости из черного дерева. Уходя, Дауней пристально посмотрел на Джорджа, его глаза умерли от каких-либо чувств, исчезли все искры, и на их месте не осталось ни следа ненависти. Странно они казались почти побежденными глазами.
   Уолд и Флакс начали легко, как и раньше. Их вопросы были простыми, некоторые из них были такими же, как и раньше: оперативная организация, названия, учебные заведения, аэродромы, с которых можно отправить агентов. Теперь это были прямые вопросы и ответы, как будто они хотели подтверждения того, что они уже сказали Джорджу, что знали. Вдобавок ко всему этому появились новые вопросы: как можно вести пропагандистское радио из оккупированной Франции? Какие были линии связи? Какие дальнейшие договоренности были в стадии разработки? Опять просили имена.
   Джордж сказал, что не знает, а если и знает, то не скажет им. В любом случае это не могло помочь ни ему, ни им. Завтра был хороший день для рейхсфюрера Гиммлера. Звезды и пророчества были ясны. Завтра будет день катастрофы для них.
   - Полагаю, вы также можете дать нам точный прогноз погоды? в какой-то момент высмеял Уолда.
   Облака собирались. Джордж видел его во мраке, когда он стоял у окна с Фрюлинг. Завтра, сказал он, будет дождь.
   Тогда, подумал он, последняя попытка. Последний гамбит - на этот раз целиком из его собственного воображения. Джордж пристально посмотрел на Флакса, которого теперь он определенно считал самым слабым звеном.
   "В тройном замке, где прячутся хитрецы,
   Треугольник становится мокрым от дождя после грозы.
   Кровь обманщиков смешается с дождем.
   Тот, кто должен был быть свергнут, победит".
   - Придержи свои предсказания для следующего мира, Томас. Говоря это, Уолд ударил Джорджа по губам тыльной стороной ладони. Это было начало мучительной ночи.
   45
   ЛОНДОН 1978
   Пирог со стейком и почками был превосходен. "Если ты когда-нибудь станешь частным лицом, ты сможешь стать поваром, Херби", - сказал Джордж.
   "Если я когда-нибудь уйду в частную жизнь, мне не нужно будет работать ни дня в своей жизни", - проворчал Херби. Затем: "Плохо было той ночью в Вевельсбурге, не так ли?"
   Джордж сказал, что память не несет боли с какой-либо ясностью, но да, это было плохо. Херби кивнул, он был на обеих сторонах допросов - мягко и жестко. Хорошо, что память не несет боли, хотя физическая боль, по его мнению, гораздо предпочтительнее душевной. Он использовал его и видел, как его использовали. В нем было больше ужаса, чем в древних орудиях пыток.
   Джордж вспоминал ту ночь в ретроспективе как кошмарный сон. "Худшие черты Bosch воплощены в жизнь". Некоторые моменты были более неприятными, чем другие: Вальд бил его кулаком по почкам; Флакс делал неописуемые вещи со своими ногами и руками; Уолд говорит Флаксу, чтобы он успокоился, потому что пациент должен быть в состоянии ходить по утрам.
   "Если я позволю себе думать об этом, я могу почувствовать вкус крови и слез".
   - Но ты прошел?
   Да, сказал Джордж, он справился с помощью Анхель. Несмотря на все это, он сосредоточил свое внимание на ней. "Она все время плакала, и я пытался думать, что это из-за меня и из-за страданий. Мысль о другом человеческом существе, надежда на него, шанс увидеть его снова могут многое отнять. Анхель помогла мне, потому что она была там - за много миль отсюда.
   Херби немного смутился, когда Джордж продолжил. Рассказы о той ночи физических пыток, казалось, открыли шлюзы, он вспомнил то, что копилось в нем годами.
   "В какой-то момент они облили меня водой и дали напиться сырым спиртом - чтобы оживить меня для очередной дозы того же допроса. Лицо Энджел все время было там, парило надо мной. Я обнаружил, что моя память о ней была тактильной. Я мог чувствовать ее плоть на своей, гладкость ее кожи и вкус ее сосков, смешанный с кровью; вкус ее рта на моем смешивался с солью моих слез. Мои крики стали совместными. Херби, я вылепил на ней свои чресла; ее щека против моей, ее волосы в моих глазах. Боль была и ее болью".
   Херби закашлялся. Немного сыра; возможно, он хотел бы немного сыра. Да, сыр был бы хорош.
   - Ты ничего им не сказал?
   "Я придерживался роли, роли. Я ничего не знал, кроме самого главного, а они этому не поверили. Завтра их заговор потерпит неудачу, и все они будут лежать мертвыми, а Гиммлер будет злорадствовать по поводу своей победы. Думаю, к тому времени я искренне в это поверил. Живая обложка. Я сказал им, что неудавшиеся убийцы не годятся для другой работы".
   Он описал, как грянул гром; и молния. Как он услышал, как дождь стучал в окна, и как, наконец, двое мужчин оставили его в покое: "Одна сильная боль и пульсация на кровати. Я чувствовал себя чертовски большим карбункулом".
   - Я принесу кофе. Херби подумал, что он, кажется, говорил это все время. Но его работа заключалась в том, чтобы слушать, а не комментировать. Ему пришлось очень внимательно слушать. "Вы спали?" он спросил.
   Джордж не знал, был ли это сон или потеря сознания после пыток. "Это было легкое встряхивание моего плеча, которое привело меня в чувство. Затем голос, зовущий меня по имени, в длинном неправильном конце туннеля.
   "Было время?"
   "Нет. Это был Флакс.
   46
   ВЕВЕЛЬБУРГ 1941 г.
   ДЖОРДЖ моргнул, щурясь от света, когда проснулся. В фокусе оказалось худое лицо штурмбаннфюрера Флакса. Он смотрел на Джорджа и дверь. Он говорил тихо, почти шепотом:
   "Томас. Господин Томас. Есть одна вещь, которую я должен знать. Пожалуйста, проснись. Мы одиноки. Я должен спросить тебя..."
   Джордж прохрипел что-то, что было ни приятно, ни анатомически невозможно.
   - настаивал Флакс. "Вы произвели на меня впечатление. Отлично, герр Томас. Клянусь перед Богом, это не уловка. Идет дождь. Проливной дождь. Я должен поговорить с тобой.
   Джордж повернул голову к немцу, болезненно щурясь на него опухшими глазами.
   - Моя мать, - начал он. "Моя мать была оккультисткой. Она многое знала о звездах, об астрологии. Я знаю, немного. Я немного научился у нее. Это плохой период для меня. Мой гороскоп. Это время, в течение которого я должен проявлять большую осторожность. Я должен знать. Ты действительно то, что говоришь?
   Джордж боролся с болью, которая завладела даже его разумом. Он сказал штурмбаннфюреру сквозь сломанные зубы и с языком, который казался слишком большим для его рта, что, конечно же, он тот, за кого себя выдает. "Не будь дураком. Сделал бы я то, что сделал? Флакс, у меня есть доступ к ключам - к будущему. Боль раздулась в его голове, теперь он был почти полностью в сознании. "Гиммлер не умрет. Его убийцы будут. Написано..." Это было похоже на сон; Флакс, казалось, ускользал от него. Он слышал, как дождь сильно стучит в окно, а затем в его голове. Дождь и темнота. Забвение еще раз.
   В следующий раз, когда его разбудили, дело обстояло гораздо грубее: двое мужчин подняли его на ноги и влили ему в глотку обжигающий кофе. У него болело все тело, и ему было очень трудно двигаться. Двое мужчин были там, чтобы увидеть, что он может двигаться - медленно двигая его вверх и вниз по комнате, затем быстрее, пока он не научился ходить и двигаться определенным образом. Затем Вальд оказался в комнате с одним из сержантов. О Флаксе не было и следа: Джордж вспомнил его ночью только как часть сна. Двое мужчин, которые провожали его, вышли из комнаты.
   - Скоро будет время. Вальд: неулыбчивый, корректный, серьезный. - И ты был прав, идет дождь. Жесткий. Дождь следовал за громом". Он посмотрел на свои часы. Ехать меньше часа. Он сказал Джорджу сесть на кровать.
   -- Если у вас есть бог, -- прохрипел Джордж, -- я надеюсь, вы с ним помирились.
   Уолд не обратил на это внимания; вместо этого он прошел все это снова: кропотливо, медленно. Очень скоро он будет управлять пулеметом на зубчатых стенах под северной башней. Флакс и Роубер уже готовили свое оружие. Он добавил небольшие технические детали, сказав, что оружие будет установлено на больших прочных треногах, чтобы обеспечить равномерное распределение огневой мощи по двору. "Это будет мокрое дело".
   Джордж сказал, что да, они промокнут: "Вы все будете пропитаны собственной кровью".
   Вальд улыбнулся, сказал что-то сержанту и ушел.
   Сержант поднял Джорджа на ноги и продолжил терапию, расхаживая его вверх и вниз, пытаясь расслабить мышцы. Ощущение времени давно исчезло, хотя факты и обстоятельства теперь начали вгрызаться в разум Джорджа. Шарада, в которую он себя окутал, начала давать трещины, поэтому он попытался оттолкнуть реальность, сосредоточив свои мысли на Анджелле.
   Затем вошел Дауни. Он держал не трость из черного дерева, а более тяжелую палку с выпуклым набалдашником на конце, и был одет в серый комбинезон с эмблемой СС на лацканах. На бедре, с левой стороны, висела кожаная кобура, расстегнутая и открывавшая приклад пистолета Люгер. Глаза были такими же мертвыми, как и накануне вечером, и когда он говорил, в нем не было прежнего обаяния.
   "Время, Джордж. Мне жаль." Он не озвучил.
   На секунду Джордж почувствовал панику и хотел закричать. Он сделал неуклюжую попытку выдать Мишеля, но сержант подошел и заблокировал руку, посылая в него вспышку боли ("Как будто ножи прорезают мне спину").
   После этого он пошел тихо - по пустынным коридорам, вниз по трем лестничным маршам. Наконец в коридоре, где Генрих Куче смиренно стоял с другим сержантом. У обоих унтер-офицеров были пистолеты-пулеметы "Эрма" на сгибах рук, пальцы на спусковых крючках, боевые концы были направлены на Джорджа и Куче. Перед ними была маленькая дверь, на которую прошлой ночью указала Фрюлинг. За дверью находился двор, треугольная площадка для убийств.
   Куче попытался улыбнуться. На его лице были синяки, один глаз был полностью закрыт; губы были надуты, а нос, казалось, был сжат в гаечный ключ, а затем искривлен. Одно плечо было выше другого, как будто вывернуто из сустава.
   - У них для этого дождливое утро, - пробормотал он, и Джордж сказал, что погода не имеет значения. Затем, повысив голос как можно выше, сказал: "Бедные педерасты не знают, что их ждет".
   Куче одарил его взглядом, говорящим: если есть хоть какой-то шанс, мы должны им воспользоваться.
   Они молча стояли вместе в пустом коридоре, который был настолько узок, что людям приходилось поворачиваться боком, чтобы пройти друг мимо друга. Неизбежно Джордж задался вопросом, не так ли себя чувствуют рабы-христиане, ожидающие выхода на ринг против львов или гладиаторов - на верную смерть на солнце и в песке. Для себя и Куче ему бы только дождь да булыжник.
   В узкой двери, которая должна была быть их выходом, мелькнула маленькая остекленевшая Иуда, прищурившаяся. Дауней двинулся к нему, заглядывая сквозь него. "Сообщалось, что рейхсфюрер прибыл вовремя". Он повернулся. "Почетный караул сейчас выдвигается на позицию, так что ваше время ожидания скоро закончится". Он кивнул в сторону стены позади них. "Есть пара совершенно бесполезных пистолетов-пулеметов. Мы отдадим их вам в руки, прежде чем вытолкнем вас. Не сопротивляйся, иначе я увижу, как тебя уничтожат здесь, на месте, и к черту Фрюлинга и его планы. Левая рука зависла над кобурой. Джордж увидел двух Эрм без журналов, прислонившихся к стене.
   Глядя на дверь, Дауней стоял справа с одним из сержантов рядом с ним; Куче был между ними, чуть повернувшись вправо, так что его плечо - хорошее - почти касалось груди сержанта. Джордж стоял рядом с ним лицом к двери. Другой сержант был слева от него. Все они были очень правильно сгруппированы, и Джордж мог видеть, что сержант слева от него был вынужден из-за нехватки места опустить дуло своего автомата. Он выглядел расслабленным, словно пытался расслабить мышцы, чтобы снять напряжение.
   Джордж попытался подтолкнуть Куче, отчаянно показывая глазами, что если они и собираются что-то делать, то только сейчас и быстро. Психологически это был идеальный момент. Единственный момент.
   Со двора донесся звук военной команды, и Дауней, слегка потеряв равновесие, наклонился вперед, чтобы посмотреть сквозь прищур Иуды.
   "Почетный караул готовится встретить..."
   Куче двигался со скоростью и агрессией, почти невероятными для человека, которого так сильно избили. Дауни даже не закончил фразу.
   - Другой, - крикнул Куче Джорджу, его здоровая рука двинулась вперед, а затем назад с огромной силой, ударив локтем сержанта в живот. В то же время Куче, казалось, повернулся и передвинул ноги, сильно брыкаясь, так что сержанту, уже сгибавшемуся в агонии, выбили ноги из-под него.
   Другой ногой Куче, должно быть, выбил Дауэя из равновесия. На последней картинке, которую увидел Джордж, когда он начал действовать, сержант и Дауней оба падают, а рука Куче двигалась к кобуре Дауни.
   Сержант слева от Джорджа реагировал медленно, дуло его "Эрмы" поднялось чуть позже. Джордж повернулся, подойдя вплотную, зажав ствол оружия между рукой и правым боком, все еще поворачиваясь в замкнутом пространстве, чтобы любые выстрелы, которые мог сделать мужчина, были на достаточном расстоянии от других.
   На несколько секунд Джордж забыл о ноющих мышцах и скованности, подняв колено в классическом ударе. Это было крайне неприятно, и сержант закричал от боли. Джордж опустил колено и пятку ботинка на лодыжку сержанта с такой же силой, а затем снова в пах: двойной удар.
   Лицо сержанта исказилось от боли. Джордж повторил действие. К тому времени, как его нога во второй раз зацепилась за лодыжку мужчины, сержант согнулся вперед, так что колено Джорджа поднялось и коснулось его лица. В этот момент сержант выронил автомат "Эрма".
   Выстрел раздался сзади Джорджа.
   Сержант Куче был мертв. Джордж мог сказать, потому что от лица мужчины осталось очень мало. Куче выстрелил из "Люгера" Дауэя, затем повернулся, чтобы прикрыть француза, который все еще лежал на земле, наполовину прислонившись к стене, и ругался.
   Почти небрежно Куче наклонился вперед и очень сильно ударил его боком пистолета. Дауней хмыкнул и перекатился на спину.
   Позади Джорджа застонал сержант. Взяв пример с Куче, Джордж ударил мужчину по шее сзади деревянным прикладом Эрмы.
   Наступила тишина, которая, казалось, продолжалась долгое время. Куче выпутал своего мертвого сержанта из своей эрмы, проверил ее и двинулся к двери. Джордж проверил взятое оружие. Магазин был на месте, взведен и на предохранителе. Снаружи доносился звук въезжающих во двор автомобилей.
   Они оба прислонились к стене, по одному по обе стороны от двери, тяжело дыша. Джордж спросил Куче, знает ли он ситуацию, рассказали ли ему план. Он кивнул, задыхаясь.
   Джордж указал на дверь. "Две машины Гиммлера должны быть прямо перед нами... почетный караул за ними.... Слева Вальд на зубчатых стенах...
   "МГ... тридцать четыре..." выдохнул Куче, тяжело кивая.
   - И еще два... Флах прямо справа от нас... потом мой чертов отчим через двор, чуть правее, ниже башни.... Фрюлинг и Штрейхман у дверей северной башни... но ненадолго...
   Дождь хлестал снаружи двери, заставляя их обоих вздрагивать. Затем, плывя под дождем, команда на немецком языке для почетного караула представить армию.
   Дыхание Куче было под контролем. "Держитесь в углу дверного проема. Я постараюсь добраться до машины рейхсфюрера. Ты прикрываешь меня - попробуй остальных. Не опускайте головы. Я дам столько огня, сколько смогу". Он усмехнулся, двусложным смехом. "Ирония судьбы, Джордж. Мы должны спасти жизнь Гиммлера, чтобы сохранить собственную шкуру".
   Еще один смех, и он поставил ногу на дверь. Джордж ухватился за большое кольцо защелки. На мгновение они колебались. Тогда Куче опустил ногу и прошептал: "Держись".
   Снаружи донесся звук винтовочных ударов, смешанный с дождем, как звук мокрых простыней, хлопающих по веревке. Джордж подумал - вот и все; мы оба потеряли самообладание, и это скоро закончится. Откроются пулеметы MG 34, и будет кровь и дождь.
   Но Куче остановился только для того, чтобы нагнуться и вытащить пару запасных магазинов из-под куртки мертвого сержанта. Он бросил одну Джорджу и кивнул. Джордж повернул кольцо на двери, и Куче ударил ее ногой. Дверь с грохотом распахнулась, дождь брызнул им в лицо, как будто их облили садовыми шлангами.
   Размытие дождя; непреодолимое ощущение того, что ты зажат внутри треугольника стен; пара "мерседесов" остановилась одна за другой; мельком виден гвардеец в две шеренги, в настоящее время невозмутимый с ружьями.
   Джордж присел, повернулся налево и поднял автомат туда, где должен был быть Уолд, под башней. В это время в дверях северной башни зашевелились Фрюлинг и Штрейхман, словно маленькие манекены в метеостанции. Он также заметил фигуру в униформе, поспешно открывающую заднюю дверь первого "мерседеса", опустив голову и подняв воротник от проливного дождя.
   "Идти." - крикнул Куче. - Ради Христа, иди.
   Джордж нажал на курок, дав две быстрые очереди. Осколки камня полетели с зубчатой стены, и, как он посмотрел, было какое-то движение - Вальд продвинулся вдоль зубчатой стены дальше, чем он ожидал. Он повернулся и выпустил еще одну очередь, вглядываясь сквозь дождь, чтобы проверить точность.
   Сосредоточившись, он услышал шаги Куче, когда немец побежал к первой машине; и о его криках: "Рейхсфюрер, ложитесь... ложитесь, вас пытаются убить... ложитесь... рейхсфюрер..."
   Джордж дал еще одну очередь и начал разворачиваться, готовый обстрелять две другие огневые точки. Но Куче опередил его. Подбежав к машине, он дважды выстрелил от бедра: быстро, поворачиваясь и петляя на ходу, короткими очередями в том направлении, где должны быть другие пулеметы.
   Затем последовали другие выстрелы - дважды слева от Джорджа. Он видел, как Куче кружится, как волчок, колеблется, а затем падает на ходу. В дверях северной башни Фрюлинг держал в руке пистолет и не остановился на двух выстрелах; он протянул руку к Джорджу.
   Джордж опустил дуло "Эрма" и взялся за спусковой крючок. Вальд, Флакс и его незаконнорожденный отчим Рубер больше не имели значения. Не имело значения Куче, Энджелл, Маман или даже он сам. Он только нажимал на курок и продолжал нажимать, в каком-то ужасе от происходящего в дверях - две фигуры Фрюлинга и Штрейхмана, слетевшие с ног, окутанные брызгами крови. Он подумал о шариках для пинг-понга на ярмарочном тире и о том, что убивать пулями было грязным делом, потому что кровь не просачивается и не брызжет: она струится.
   Наконец, казенная часть "Эрма" ничего не щелкнула. Он отстегнул пустой магазин и заменил его тем, что бросил ему Куче; взвел оружие и пошел вперед, под дождь.
   Куче почти добрался до машины. Теперь он лежал распластавшись на мокрой дороге - классическая поза, вытянув одну руку вперед, словно пытаясь вытащить рейхсфюрера из машины.
   Почетный караул даже не отреагировал - так быстро все произошло. Офицер у двери машины опустился на колени, словно хотел залезть под машину. Джордж мог мельком разглядеть в машине фигуру, которую можно было сразу узнать, его лицо выражало недоумение, кепка была сдвинута набок, но очки в металлической оправе были на месте.
   Джордж крикнул ему, как это сделал Куче. Кричать и бежать, зная, что он, вероятно, никогда не выживет; ноги скользят по промокшему булыжнику, давая один залп с эрмой, вправо; затем два налево.
   В этот момент Вальд открыл огонь из своего MG 34, пули срезали вниз, слишком низко, сначала разорвав булыжник, а затем, когда он поднял оружие, попали в капот "Мерседеса", разорвав металл.
   Продолжая бежать, Джордж направил "Эрма" в сторону позиции Уолда и начал стрелять. Все, что он мог чувствовать и слышать, - это дождь, но, должно быть, он попал в Уолда именно тогда, потому что MG 34 остановился, последняя очередь косила капот перед лобовым стеклом.
   Последнее погружение, и Джордж прыгнул через дверцу машины, приземлившись на рейхсфюрера, все еще крича, что это был заговор с целью его убийства. Он кричал попеременно по-французски и по-немецки. Это было все равно, что приземлиться на мешок с тестом.
   Как только он сел в машину, Джордж позвал водителя, сказав ему, чтобы он отнес эту штуку в безопасное место у главных ворот. Невозможно, конечно. Двигатель был разбит, а у водителя не осталось грудной клетки. Работа рук Уолда срикошетила от двигателя и через приборную панель. Было чудом, что сам Гиммлер остался жив.
   Затем открыла огонь другая пара MG 34.
   Херби Крюгер был поглощен. Джордж говорил быстро, воодушевленный воспоминаниями. Продолжай, подгонял его Херби, как Куче в дверях.
   Больше кофе. Джордж сглотнул, сказав, что у него пересохло в горле, как в то утро в Вевельсбурге.
   Сделав два-три глотка, он продолжил:
   Другая пара тридцатьчетверок MG открыла огонь.
   47
   ВЕВЕЛЬБУРГ 1941 г.
   потребовалось некоторое время, чтобы понять, что огонь из пулеметов не ведет во двор . Стук оружия был безошибочно различим за все еще присутствующим шипением дождя, но ожидаемого града пуль не последовало. Теперь были другие звуки. Бегущие ноги, тяжелые ботинки на булыжнике, крики и чей-то холодный тихий голос, говоривший Джорджу, чтобы он убирался прочь. Пока он говорил, Гиммлер толкнул Джорджа, аккуратно наманикюренная рука схватила его за плечо. Он поднял голову и увидел на лице смесь удивления и отвращения. Щеки опухли, а серо-голубые глаза за очками казались полными отвращения: как будто Джордж был каким-то неприятным куском человеческой грязи, который нужно удалить, прежде чем он сможет заразиться.
   У Джорджа по телу поползли мурашки, и он быстро откатился. Снаружи машины сомкнулись некоторые из почетного караула, используя автомобиль в качестве прикрытия в качестве защиты. Они смотрели вверх и вдаль, мимо второй машины, туда, где не прекращался пулеметный огонь.
   Теперь стало ясно, почему пули не собирали урожай во дворе. Два артиллериста - Руберт и штурмбаннфюрер Флахс - участвовали в собственной дуэли между зубчатыми бойницами под двумя башнями с меньшим основанием.
   Очереди были неравномерными, короткими и длинными; попеременно, затем вместе; концентрация обоих мужчин была отвлечена от того, что происходило внизу, из-за какой-то необходимости справиться с личной угрозой, которую они создавали друг для друга.
   Окружение Гиммлера из второго вагона вышло под дождь. Два офицера побежали к машине рейхсфюрера, а третий направился к небольшой группе мужчин, стоявших на коленях и склонившихся над Куче.
   С того места, где лежал Джордж, рядом с машиной, он мог видеть лицо Куче, серое, губы шевелились, как у человека, делающего исповедь на смертном одре. Офицер кивнул и обратился к людям вокруг него, которые осторожно подняли Куче и понесли его обратно к дверному проему. Затем офицер бегом подбежал к машине Гиммлера, почти сбив Джорджа с дороги, быстро говоря, наклоняясь внутрь.
   Огонь из MG 34 все еще был постоянным. Всплеск за всплеском, нестройные, странные удары и контрудары, тяжелые и смертоносные, эхом отдающиеся в ущелье двора.
   Джордж повернулся к машине, думая: все промокли насквозь, кроме чертова Гиммлера. Затем он услышал, что офицер говорил рейхсфюреру.
   Гиммлер резко выпрямился среди обломков своей машины. Он больше не выглядел ошеломленным, сбитым с толку или испуганным. Он выглядел очень сердитым, как мог бы выглядеть ребенок, если бы у него вдруг выпало лакомство или умышленно сломалась любимая игрушка.
   Офицер - невысокий седой пожилой мужчина, больше похожий на школьного учителя, чем на эсэсовца, - передавал то, что сказал Куче. С облегчением Джордж понял, что немец рассказал самую очевидную историю - что он раскрыл масштабный заговор с целью убийства рейхсфюрера; что он доверился Жоржу Томасу, французу, потому что сообщник Томаса из Сорбонны - Мишель Дауни - был активно вовлечен в интригу. Они пытались остановить весь бизнес. Также было ясно, что Куче не сильно пострадал.
   Гиммлер оставался бесстрастным, пока слушал, его глаза были холодными и слабыми, челюсть слегка двигалась, глаза метались между своим помощником и Джорджем; иногда отвлекается на дуэльные пулеметы. Наконец он отдал два резких приказа, коротко кивнул Джорджу " данке " и начал выходить из машины.
   У дверей северной башни они расчищали останки Фрюлинга и Штрейхмана. Когда пулеметный огонь стал более концентрированным, рейхсфюрер повернул к зубчатым стенам, а затем медленно пошел в направлении северной башни.
   Джордж взглянул на дверной проем, отмеченный как его личные ворота в иной мир. Они положили Куче на булыжник под относительным укрытием стены и лечили его раны. Как только он сделал первый шаг к Куче, Джордж уловил внезапное движение в дверном проеме. Мишель Дауней, которого поддерживал сбитый с ног сержант Джорджа, стоял там, обеими руками сжимая пистолет-пулемет "Эрма". У него был прямой огонь в сторону Гиммлера, и оружие было направлено прямо на медлительную фигуру.
   Джорджу пришло в голову, что ничего не произойдет. Они оставили в коридоре только двух бесполезных Эрм. Но он не должен рисковать. С мужеством человека, знающего, что он в полной безопасности, Джордж сделал последнее усилие и побежал, встав между Гиммлером и Дауэем, нажимая на спусковой крючок своей собственной Эрмы.
   В магазине могло остаться всего несколько патронов, так что ему повезло. Они брызнули прямо на Дауни и сержанта, попав обоим в грудь. Сержант скользнул прочь, а Дауней отлетел назад, как будто кто-то на полном ходу поймал его копьем. Когда его пятки оторвались от земли, мышцы его правой руки, должно быть, напряглись вокруг рукоятки и спускового крючка. В коридоре наверняка валялся еще как минимум один запасной магазин. Дуло было направлено слишком высоко, чтобы можно было нанести какой-либо ущерб, кроме кирпичной кладки и верхней части дверного проема. Была только одна длинная очередь, дуга вверх, а затем, когда Дауней приземлился на спину, разбрызгивая по коридору, пока магазин не опустел и он перестал дергаться.
   Когда эхо стихло, Джордж увидел, что люди бегут в укрытие. Даже рейхсфюрер перешел на рысь. Два MG 34 над ними продолжали переговариваться, но последняя попытка Дауэя, казалось, придала ситуации новую остроту.
   Джордж побежал к двери, и ему пришлось сдерживаться, пока они несли Куче. Куче слабо улыбнулся. Его нога, похоже, была изуродована пулями Фрюлинга, но на нее наложили повязку и тугую повязку, уже пропитанную кровью.
   Остановившись в дверном проеме, Джордж выглянул вправо, где все еще продолжалась пулеметная дуэль. Пока он смотрел, раздался последний треск огня, оба оружия звучали так, как будто они молотили в конце смертоносной симфонической оркестровки. Затем ружье на дальнем конце двора - оружие Роберта - остановилось. Это было похоже на то, как будто голос оборвался на полуслове, фраза внезапно оборвалась. Другое оружие продолжало стрелять, длинный поток пуль рассыпался по зубчатой каменной кладке.
   Сквозь дождь Джордж мог разглядеть серую фигуру, рухнувшую на бок, белое пятно, которое могло быть откинутым лицом - все это зацепилось за большую треногу пушки. Так Джордж потерял отчима.
   Он вытянулся из-за двери, чтобы посмотреть, сможет ли он мельком увидеть Флакса, и увидел человека, стоящего, высунувшись между двумя огромными зубчатыми зубцами. Он заметил Джорджа и махал, качался и махал, рот его шевелился, как будто он кричал что-то, что было унесено ветром и дождем.
   Добрую минуту он стоял на фоне темного, покрытого синяками и губками неба, и его волна, казалось, несла послание : Вы были правы, герр Томас. Сегодня был день победы рейхсфюрера и катастрофы для тех, кто планировал измену.
   Затем внезапно его рука опустилась, губы перестали двигаться, голова свесилась на грудь. Все тело обмякло и рухнуло вперед на пространство между зубчатыми стенами, где оно дважды качнулось, прежде чем опрокинуться, сделав полный круг в воздухе, прежде чем приземлиться на булыжник, сцепив руки и ноги. Из него тут же начала растекаться кровь, хлынув, чтобы присоединиться к лужам дождя. Кровь и вода были теперь единственными вещами, которые двигались внутри каменного треугольника.
   48
   ЛОНДОН 1978
   - ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО НАКОНЕЦ-ТО убедил Флакса? Херби стряхнул с себя мысленную картину, так живо описанную Джорджем.
   Кто знал? Джордж развел руками. Возможно, он убедил его - как однажды убедил самого себя. Может быть, Флакс пришел к нему в то утро с намерением нокаутировать Уолда и Рубера. Может быть, он струсил, когда у них что-то пошло не так.
   - И вас попросили объясниться? Ненадолго, сказал ему Джордж. Он потерял сознание и несколько дней оставался без сознания. Его выхаживали, а один из людей Гиммлера - тоже из гестапо - приехал на допрос: главным образом, чтобы проверить историю Куче и имена причастных к делу. "Интересно, Гейдрих никогда не упоминался".
   - Вы больше не видели Гиммлера?
   Не тогда, но Джордж получил от него сообщение с благодарностью. Он вернулся в Берлин и почувствовал, что у него есть работа для такого человека, как Джордж. Работа государственной важности. "Я сказал, что думаю, что меня хочет министерство пропаганды, но они сказали, что рейхсфюрер подает особый запрос. Были также разговоры о том, что меня наградят".
   - А Куче?
   "В конце концов, пришли ко мне. Ужасная рана на бедре. Вскоре поправился. Нас обоих отправили вместе; той же организации".
   "Да." Херби постучал себя по носу. Он читал досье и знал, что Жорж Тома - француз Жорж - и Генрих Куче действительно ушли вместе. В Берлин, где их отправили в здание на Вильгельмштрассе: в штаб-квартиру Amp VI - Ausland SD: секретная служба СС за границей. - Ты стал шпионом, Джордж. Верно?" - одарив его широкой глупой ухмылкой.
   "Верно." Джордж рассмеялся. Да, они поставили Куче и его самого прямо в суть вещей. План состоял в том, чтобы вернуть Джорджа во Францию с Куче в качестве его контролера. "Это было великолепно. Куче сказал, что у нас будет прикрытие на всю жизнь.
   - Когда ты добрался до Берлина? Херби был странно серьезен: теперь он был очень сосредоточен.
   Примерно в середине апреля, сказал Джордж. Ausland SD претерпел изменения. Хайнц Йост, руководивший службой с 1939 года, находился в процессе передачи Вальтеру Шелленбергу.
   - Который не вступил во владение до июня, - прервал его Херби.
   Верно, но он был там. "Вкатился. Куче и я поехали с особого благословения рейхсфюрера. Мы были маленькими легендами".
   Херби сказал, что Джордж не вернулся во Францию, - сказал это, не спрашивая.
   Нет, Джордж согласился. Это была идея. Он работал рядом с Куче. Они думали, что совершили первоклассное проникновение.
   - Вы работали с Куче. Вы тоже вместе играли?
   Выпили вместе, да.
   "Блялись вместе?" - спросил Херби.
   Это не было вопросом блуда. Неохотно Джордж сказал ему, что женщины есть, да. Много женщин - серые мышки, секретарши в униформе. Все старались изо всех сил. До тех пор им было хорошо. Только позже, после "Барбароссы" - вторжения в Россию - дела пошли совсем плохо, но Королевские ВВС начали бомбить. Неприятно.
   - И ты не вернулся во Францию, - повторил Херби.
   Нет. Что-то произошло внезапно. - Но ты же знаешь об этом все, Херби.
   Херби сказал, что он знал голые кости, как он знал о Stellar. "Не все."
   Джордж кивнул и сказал, что больше рассказывать нечего. На самом деле основные детали были в файле. Не так много, чтобы добавить.
   Херби толкнул. - Вермут появился, да?
   " Вермут, да. Операция "Полынь".
   "Это то, что мы сейчас назвали бы импровизированной операцией, да?" Херби пошевелил своим огромным телом в кресле, которое заскрипело под ним. "Операция проводилась быстро из-за внезапных и неожиданных обстоятельств".
   Джордж сказал, что это правильно. Он был организован и введен в действие очень быстро. "Это должно было быть. Три дня." Для него это началось внезапно утром в понедельник, 12 мая 1941 года. За ним послали и сказали, что он нужен для специальной подготовки.
   "Кого ты видел?" Херби должен был сделать это как рутину допроса.
   "Один из адъютантов. Один из адъютантов Йоста.
   - Ты не видел Куче?
   "Куче? Нет. Не тогда. Позже, когда у них была команда".
   - Это было рано утром в понедельник, двенадцатого мая?
   "Мне позвонили. Рано, да. Я вошел в здание на Вильгельмштрассе, и один из адъютантов отдал мне приказ. Там ждала машина. Меня отвезли на аэродром под Берлином, дали часовую инструктаж на земле, затем посадили в Ju пятьдесят два и заставили прыгнуть с парашютом. Потом мы торчали до темноты. Немного работы с оружием. На полигоне. После наступления темноты я сделал еще один прыжок".
   - Потом обратно в Берлин?
   "Да."
   - Чтобы встретиться с другими заинтересованными сторонами в Полыни?
   Согласовано.
   - Ты должен хорошо это запомнить. Назови остальных, Джордж.
   - Ты уже знаешь. Я и Куче. Капитан по имени Фендерман и еще один майор - фон Тупфель. Они были профессионалами, эти двое. Молодые бывшие бандиты, нашедшие себе место в СС. Жесткие, как они приходят.
   "Все говорят по-английски?"
   Джордж сказал, что так и должно быть, и Херби спросил, есть ли в них что-то особенное. "Все, что угодно, даже самое маленькое".
   "Они были сыты по горло. Оба перезвонили из отпуска. Я думаю, что один из них вернулся из своего медового месяца".
   Херби спросил, какой именно. "Фендерман", - подумал Джордж, но не был уверен. "Это было очень напряженное время".
   "Прежде чем я получу чай, Джордж, расскажи мне, как они сообщили тебе эту новость - рассказали тебе о масштабах операции".
   Их отвели в один из кабинетов на втором этаже. Был кофе. Бутерброды. Затем пришел Йост с Шелленбергом и тремя или четырьмя штабными офицерами. Четверо мужчин были официально представлены друг другу. "Куче и я исключаем, конечно, так долго вместе". Затем их предупредили, что то, что они услышат, носит строжайший секрет. Джордж сделал паузу, как будто сказал достаточно.
   - Что было такого секретного, Джордж? Ну давай же. Сделай вид, что я ничего не знаю".
   "Это была бомба". Джордж, казалось, напрягся. Даже он был потрясен этой новостью. Им сказали, что Рудольф Гесс улетел в Англию с частной мирной инициативой. Рудольф Гесс, сам заместитель фюрера; старый член партии, верный друг Гитлера, в субботу вечером сел в двухмоторный "мессершмитт-110" и улетел в Англию без полномочий.
   Офицеры, проводившие инструктаж, опасались, что Гесс сошел с ума. Приказы исходили непосредственно от самого Гитлера. Команда из четырех человек должна была быть сброшена с парашютом, как только у них будет надлежащая информация о местонахождении Гесса. Их задачей было казнить его.
   "Почему?" Херби говорил тихо.
   - Ну, теперь мы все знаем, не так ли? Гесс как никто другой знал о планах вторжения в Россию - "Барбаросса". Он пытался совершить поездку пару раз до этого, но срывался. Официальная версия заключалась в том, что у него был мозговой штурм. Он был убежден, что если он сможет поговорить с королем, они вместе смогут убедить Черчилля выступить против России и спасти Европу от коммунизма. Ты все знаешь, Херби.
   "Они были в шоке - инструктажи?" Херби нельзя было отвлекать.
   "Потрясенный, да. Но решительный. Мы должны были любой ценой добраться до Гесса и убить его".
   - До того, как он заговорил.
   - Думаю, да.
   - Я принесу чай. Херби встал, затем остановился. - Почему ты, Джордж? Зачем они послали тебя?
   "Я полагаю, что раньше работал с Куче; Я говорил не только по-английски, но и по-французски - меня по-прежнему считали французом".
   - Это не причина.
   Джордж согласился. Он знал это и часто думал об этом. "Возможно, потому что я запутался в астрологии. Это было упомянуто. Были те, кто считал, что Гесс руководствовался своим гороскопом и оккультизмом. Вздор, конечно, но я полагаю, они думали, что я мог бы быть полезен, если бы мы могли допросить заместителя фюрера, прежде чем сжечь его.
   - Это было на брифинге?
   "Первой целью было найти и убить. Если бы обстоятельства позволяли, мы должны были допросить его перед смертью. Узнай, говорил ли он.
   Никто не знает, подумал Херби, включая электрический чайник. Бедного странного Рудольфа Гесса, который провел остаток войны в тюрьме, судили вместе с другими военными преступниками в Нюрнберге, и с тех пор он оставался заключенным - по настоянию русских. И никто толком не знает. Все, что было зафиксировано, - это внешние факты: заместитель фюрера в одиночку пролетел девятьсот миль над Северным морем, прыгнул с парашютом со своего самолета над Ренфруширом и был впервые подобран пахарем. Гесс представился как Хорн и сообщил властям, что хочет отправиться в Дангавел-Хаус, поскольку у него есть срочное сообщение для герцога Гамильтона.
   Когда бюрократическая волокита была распутана, его позже отвезли в Англию - в специальном вагоне ночной почты Глазго-Лондон. Никто не знал, раскрыл ли он какие-либо детали планов Верховного командования относительно русского вторжения. Было много сомнений. Первоначально вторжение в Россию было назначено на несколько дней после одиночного полета Гесса.
   Герцогу он сказал, что выполняет миссию человечества; что Гитлер не хотел войны с Великобританией. Черчилль несколько раз предупреждал Сталина о неминуемой угрозе его стране. Сталин, казалось, не обратил на это внимания, и русские не были готовы, когда на них обрушился натиск. Другое дело, пришли ли разведданные Черчиллю непосредственно от Гесса или нет.
   "Были репрессии против немецкого оккультного сообщества", - заявил Херби, неся чайный поднос из кухни.
   Джордж утвердительно хмыкнул. " Акция Гесса ". Он кивнул. "Произошло через месяц. Чистка астрологов. Заказы, выданные Борманом - астрологам, целителям, гадалкам, ясновидящим, графологам. Даже христианские ученые. Действие по спасению лица. Как и евреи, астрологи стали козлами отпущения, обвиненными в том, что они свели Гесса с ума".
   Херби сделал паузу, наливая чай. "Повезло, что тебя отправили на Вермут ".
   "Очень. Я всегда знал об этом".
   Херби сказал, что они уже знали о Куче; как выглядели два других? Джордж был неопределенным. Он помнил Фендермана высоким, светловолосым ("Он казался озабоченным - самодостаточным"); другой был крупным парнем: "Коротко стриженый, бычий тип. Много не говорил".
   "Покрытие?" - спросил Херби.
   "Потрясающая обложка. Полиция в штатском. У нас была серия карточек с ордерами - столичная полиция, специальный отдел; три или четыре набора шотландских карт. Тогда, в понедельник вечером, они узнали, что Гесс в Шотландии.
   "Контакты?"
   "Телефонные номера. Лондон, Карлайл, Манчестер, Глазго".
   "Они полностью проинформировали вас тогда и там?"
   "Более менее. Нас бы сбросили под прикрытием авианалета. Гражданская одежда под летные костюмы. Оружие - пистолеты, два автомата, гранаты, взрывчатка. Если бы мы были в зоне высадки, мы могли бы подойти к телефону и получить последнюю информацию. Сказали, что машину подготовят. Остальное мы бы разыгрывали на ходу".
   - Вы уехали из Берлина?
   "Нет. В ту ночь - ну, в ранние часы - мы отправились во Францию. Я никогда не знал этого места. Не было времени. Где-то на севере. Бомбардировочная станция - HE 111. Попал туда во вторник днем. Уехал на следующую ночь. Среда. Около половины седьмого. Боже, мы были в Манчестере к полуночи.
   - У тебя была возможность поговорить с Куче?
   Джордж сказал, что да, и что они разработали план. Куче считал, что операцию следует заблокировать очень быстро. "В конце концов, у нас был телефонный контакт и пароли. Мы чувствовали, что их можно отследить и забрать местные полицейские".
   - Что случилось?
   "Вроде, как бы, что-то вроде. Но черт возьми, все пошло не так, не так ли?
   - Куче был главным?
   "Даже очень."
   - Как же тогда все пошло не так, Джордж?
   49
   АНГЛИЯ 1941
   Они путешествовали в урезанном "Хейнкеле-111". Без вооружения, только пилот и штурман в компании . ДЗ находилась недалеко от Саутпорта. Долгий путь, пересекающий западную часть Англии и поднимающийся вверх по Ирландскому морю. Информация не подтвердилась. В некоторых сообщениях Гесс все еще находился в Шотландии. Другие, что он уже был на юге. Окончательное решение высадиться возле Саутпорта было компромиссным. Были хорошие контакты в этом районе.
   Самолет был зажат в потоке, который разделился на пару разных целей. Ливерпуль и Манчестер. Джордж сидел рядом с Кухе, одетый в летное снаряжение, осознавая количество оружия, которое он нес, и еще больше осознавая двух других мужчин - Фендермана и фон Тупфеля - сидящих напротив них в фюзеляже.
   Время от времени навигатор возвращался, чтобы сообщить им, где они находятся. Предупреждение было за полчаса до окончательного выхода на сушу.
   Куче пошел вперед, а затем позвал Джорджа. Глядя вперед через большой плексигласовый нос, они могли видеть волшебные огни и фейерверки, которые означали смерть в воздухе и на земле. У Джорджа было странное чувство отстраненности, как будто ничто из этого не могло причинить ему вреда. Ведь он собирался домой. Он даже больше не боялся прыжка, хотя те два, которые он совершил на аэродроме под Берлином, напугали его до потери сознания, особенно ночной прыжок.
   Когда дело дошло до этого, все было просто. Ощущение погружения в холодную ванну, исчезновение шума самолета, сменяющееся плотным гулом несинхронизированных двигателей, затем мягкое натяжение ремней безопасности, сопровождаемое ощущением дрейфа. Он мельком заметил огни и увидел сигнальные ракеты впереди и справа от себя. Затем наступила чернота, и он вытянул глаза вниз, пытаясь отличить землю от темноты.
   Он увидел это только в последний момент, согнув колени и выпустив воздух из парашюта, потянув за лямки. Затем толчок при ударе, выбив из него дыхание, купол вокруг него рухнул.
   Он был на траве, и по мере того, как его глаза привыкали, из черноты стали медленно проступать детали. Еще одна фигура, двигающаяся в пределах ста ярдов. Джордж тихо позвал, и получил ответный свисток.
   Это был Фендерман, и они находились в поле, окаймленном низкими каменными стенами и кустами. Парашюты они зарыли в кусты, оба держали ухо востро в ожидании другой пары.
   Фендерман взял пеленг по компасу, прикрывая фонарик одной рукой, пока они изучали карту, которую нес Джордж. Если они были правы, до места встречи оставалось всего полмили - через другое поле, которое выведет их на главную дорогу Саутпорт - Манчестер.
   Джордж расстегнул теплое летное снаряжение, и они оба расстегнули скафандры, открыли чемоданы, висевшие на лямках с ног, и достали пальто и шляпы. Они перераспределили оружие, и Джордж убедился, что его "люгер" взведен и на предохранителе засунут в карман его пальто. Он все время держал руку на заднице, как только они закопали летное снаряжение с парашютами и начали плестись по невысокой траве. Фендерман был ходячей бомбой, к телу которого были привязаны взрывчатка и гранаты.
   Недалеко пахло морем; земли и сырой травы. Это снова был запах Англии.
   Когда они достигли дороги, две другие фигуры поднялись с обочины, словно призраки, и подошли к ним. Снова пароли, затем Куче жестом велел им идти парами по дороге, которая должна была привести их к деревне, где они должны были соединиться с телефонной будкой.
   В ночь на среду, 14 мая, было почти девять сорок пять. К телефону они подошли в четверть одиннадцатого. Военный и гражданский транспорт, в основном военный, проезжал мимо них без остановок, и Куче сделал заход.
   - Машина будет ждать у трактира, в полумиле по дороге. Моррис. Он дал им номер телефона и сказал, что они должны подойти к водителю и сказать, что это офицеры Манчестерского уголовного розыска. Водитель выходил и отдавал им ключи. - Цель содержится в замке Бьюкенен - военном госпитале, в восемнадцати милях от Глазго. Рядом с озером Лох-Ломонд. Долгая поездка." Он жестом предложил Фендерману и фон Тупфелю идти вперед и пошел в ногу с Джорджем. - Пусть засыпают, - пробормотал он. "Вы добровольно едете. На другой стороне Манчестера мы остановимся в каком-нибудь тихом месте и возьмем их. Я не хочу, чтобы они приближались к Гессу.
   Джордж согласился. Чем скорее они закончат это, тем лучше, но это должно быть быстро и неожиданно. Между собой Фендерман и фон Тупфель несли большую часть взрывчатки и оба пистолета-пулемета.
   С самого начала все пошло как по маслу. Машина была на месте - единственная у затемненного трактира, и шофер не задавал вопросов, просто отдал ключи от вымененного старого салуна "Моррис" и скрылся за зданием. Бензина в баке не было, и никто не возмутился, когда Джордж предложил подвезти. Они проверили карты, и Куче предложил отдохнуть. - Когда устанешь, разбуди одного из нас, и мы возьмемся за дело. И, ради бога, помните об ограничениях светомаскировки и ездите по левой стороне дороги".
   Матово-черные диски, закрывавшие фары автомобиля, отбрасывали на дорогу лишь минутный нисходящий луч, заставляя Джорджа вести машину осторожно и сосредоточенно. Он запомнил маршрут; даже в этом случае были времена, когда ему приходилось останавливаться и проверять их положение. К полуночи они были на окраине Манчестера. К половине первого он направил машину на север, и теперь, когда его глаза полностью привыкли к ужасающему освещению, это стало делать легче. Слава богу, ночь была ясная, без дождя и тумана.
   К часу дня они были уже на открытой местности, с обеих сторон вересковой пустоши, которую едва можно было разглядеть во мраке. Куче хлопнул его по плечу.
   - Ты не против остановиться. Я должен облегчиться.
   Джордж остановился и опустил окно, впустив в машину поток холодного воздуха. Фендерман и фон Тупфель зашевелились, и Куче открыл дверь, спросив, не хочет ли кто-нибудь присоединиться к нему. Джордж сказал "нет", но другая пара начала неуклюже вытягиваться и потягиваться, а Фендерман тряс головой, словно пытаясь сбросить усталость.
   Джордж наклонился и толкнул дверцу со стороны пассажира, одновременно вытащив из кармана "люгер", сняв предохранитель.
   Они собирались взять их сейчас. Он не сомневался в этом, судя по тому, как расположился Куче - дальше всех от машины, спиной к ним, расставив ноги и опустив голову в классической позе.
   Фендерман и фон Тупфель стояли близко друг к другу между Куче и машиной. Они закончили первыми, фон Тапфель повернулся и пошел обратно к Джорджу, а Фендерман застегнул пуговицы, прежде чем тоже повернулся.
   Джордж скользнул крупом на пассажирское сиденье и поднял "люгер", держа его наготове, но вне поля зрения. Тогда Куче громко позвал:
   "Стой" - ломаю по-немецки. "Фендерман; фон Тупфель; остановка. Стой на месте и не двигайся, иначе я выстрелю. Полынь закончилась.
   Фигуры замерли, и Джордж поднял "Люгер", направив его прямо между парой, которая была теперь в дюжине шагов от машины. Он начал выбираться - готовясь к ожидаемому приказу Куче разоружить одного из них - когда Фендерман двинулся: присел на корточки и развернулся к Куче, теперь шагая вперед со своим Люгером наготове.
   Куче имел преимущество, находясь всего в четырех шагах от Фендермана. Он дважды выстрелил от бедра. Первый выстрел спиннинга Фендермана. Вторая пуля нашла еще более смертоносную цель - то ли один из пакетов взрывчатки, то ли гранату. Фендерман исчез в оранжевом пламени, которое, казалось, поглотило его еще до того, как раздался гром взрыва.
   Взрыв швырнул Джорджа боком на приборную панель, его уши наполнились болью от ударной волны. Он моргнул, и ему показалось, что он услышал протяжный крик боли, который, казалось, исходил из центра взрыва.
   Он видел фон Тюпфеля, прыгающего, словно раненый, к машине, нащупывая подвернувшееся оружие, рука моталась, как ветка, когда мужчина пытался направить дуло в сторону переднего сиденья машины. Джордж выстрелил дважды. Затем снова, поскольку человек продолжал приходить. Но виляющая рука ослабла, и фон Тюпфель рухнул на капот, растянувшись, отскочил от брызговика и рухнул рядом с рулем.
   Пошатываясь, Джордж выбрался наружу и отшвырнул люгер мужчины с дороги, но в этом не было необходимости: голова откинулась назад, глаза остекленели и смотрели в темноту.
   Джордж оперся рукой на машину, чтобы не упасть, и ощутил липкую влагу. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это может быть часть либо Фендермана, либо Куче. Оба были разорваны взрывом, и не осталось ничего, кроме резкого запаха взрыва и смрада горелой плоти.
   Он прислонился к обочине дороги и заболел.
   "Итак, заместителя фюрера Рудольфа Гесса в целости и сохранности доставили в лондонский Тауэр", - сказал Херби, как бы обращаясь к потолку.
   "Две ночи спустя. Его забрали в ночь на шестнадцатое. На ночной почте. Бедняга, с тех пор он в четырех стенах.
   - И ты потерял хорошего друга.
   "Друг?" Джордж казался удивленным. - О, Куче, да. Да, я полагаю, вы могли бы назвать его другом. В любом случае смелый коллега. Мы много говорили в Берлине. До..."
   Про себя Херби подумал о том, как Фендермана разнесло на куски посреди вересковой пустоши глубокой ночью в среду, 14 мая 1941 года, и о том, как его вдова утверждала, что он погиб от рук расстрельной команды в лондонском Тауэре в пятницу 16-го. не имеет смысла. Но, с другой стороны, было много вещей, которые не имели смысла, и, конечно же, несколько неприятных мелких несоответствий в истории Джорджа. Память играет злые шутки. Всегда доверяйте современным файлам, а не памяти. - Джордж, большое спасибо. Херби поднялся, словно хотел поскорее избавиться от своего гостя.
   - Получил то, что хотел?
   Херби со своей идиотской улыбкой сказал, что он так и думал, а Джордж спросил, когда же ему откроют секрет.
   - Возможно, завтра, Джордж. Я зайду к тебе в офис, и мы поговорим, хорошо?
   "Не могу дождаться".
   Херби сказал, что это хорошо, и что Джордж все еще живет в том очаровательном доме недалеко от Хэмпстед-Хит. Джордж так и сделал и, надев пальто, заметил, что Херби должен как-нибудь зайти к ним пообедать. "Знаешь, пройти через это было немного травматично".
   Когда они подошли к двери, Херби снова ухмыльнулся. "Вы уникальный человек для книг по истории, Джордж. Единственный человек, который спас жизнь двум нацистским лидерам. Вы когда-нибудь думали об этом?
   Джордж кивнул и ушел, не сделав никаких комментариев, как будто он предпочел бы все забыть.
   Ровно в семь часов из Вашингтона поступил засекреченный звонок, и Херби более получаса разговаривал с директором. Он ни разу не улыбнулся во время разговора.
   На другом конце провода Директор выглядел встревоженным, услышав первые несколько минут того, что должен был сказать Херби.
   В конце разговора Херби сделал две конкретные просьбы: чтобы директор показал инструкцию только для глаз Табби Финчера, и чтобы он лично поговорил с директором западногерманского BND. Директор пообещал, что оба требования будут выполнены немедленно, и что все, что требуется от Табби, будет готово для Херби в течение часа.
   На самом деле то, что было нужно Херби, было готово в течение получаса. Сам Табби принес громоздкие личные дела как мертвого Гарольда Рамилиса, так и живого заместителя директора Уиллиса Мейтленд-Вуда.
   "Никто, - сказал Табби, - не узнает, что файлы пропали".
   Около девяти Херби позвонил на личный номер Джорджа.
   - Простите, что беспокою вас, Джордж. Всего один момент. Кто приехал за тобой из Манчестера после взрыва?
   "Сам Раммер. Подошел Рамилис. Он звучал в спешке.
   - И вас допрашивали ? ..
   "В аббатстве".
   - Опять Рамилис?
   "Комплект - Раммер, Фениче, Лидерер..."
   - Мейтленд-Вуд?
   Пауза, длящаяся не более трех секунд. "Нет. Нет, я не думаю, что Уиллис был поблизости. Я этого не помню. Херби...?
   "Да."
   "Ничего такого. Нет, это не имеет значения. Держи до завтра".
   "Хорошо. Что произошло после разбора полетов?"
   "Мин. Аг. и Рыба для заклинания. Отдых. Ты же знаешь, как они тогда поступали.
   "Нет. Я не умею, но читать умею. Увидимся завтра, Джордж.
   Не успел он положить трубку, как снова зазвонил. Он мог знать, что это будет Вольфганг Альберих Рахендорф, представитель Западной Германии в Лондоне. Он был в состоянии.
   50
   ЛОНДОН 1978
   - ПОЗНАЛИСЬ ПОПРОСИТЬ СВОИХ МАЛЬЧИКОВ ? Впервые за час или около того Херби улыбнулся.
   - Хорошо, Херби. Ладно, значит, ты на меня давишь. Никаких имён, никакой групповой тренировки, да? Рахендорф гордился своим знанием разговорного английского.
   - О, имена будут названы, Вольфи. Нахент и Бильштейн - ваши товарищи по играм, не так ли?
   "Хорошо. Итак, у нас были проблемы в Бонне. Мы чувствительны".
   - А фрау Фендерман?
   "Не наш".
   "Ах".
   - Мы просто хотим следить за ней.
   - Но один из моих людей видел, как Начент разговаривал с ней в отеле.
   "Нет. Просто отмечаю ее. Случайное замечание. Близкий вид, чтобы убедиться. Эти двое сменили наших боннских людей".
   - Думаю, нам стоит поговорить, Вольфи. С глазу на глаз, а также позовите наших храбрых американских союзников".
   Рахендорф казался удрученным. - Если ты так говоришь, Херби. Но я не знаю счета".
   - Есть те, кто это узнает, Вольфи. Хочешь немного ночной музыки на телетайпе?
   "Что вы хотите?"
   "Гретхен Вайс". Херби показалось, что он слышит легкий вздох на другом конце линии. - Гретхен Вайс, работавшая на американцев, сестра Хильдегарды Фендерман, вдова нашего теперешнего прихода.
   "Хорошо."
   - У ваших людей должно быть полное досье - даже без ее паспорта. Скажи, что встретишься со мной здесь, у меня дома завтра в десять тридцать утра, и принесешь с собой сведения, полученные ночью из Бонна.
   "Я не знаю..."
   - Все возможно, Вольфи. Я хочу, чтобы Гретхен Вайс передвигалась по Бундесреспублике в пятидесятые и шестидесятые годы, пока она не заболела в начале семидесятых. Мы знаем, что она пошла навестить свою сестру. Я тоже хочу знать, как часто она приходила сюда. Я не сомневаюсь, что она это сделала.
   "Я буду стараться..."
   "Ты должен мне, Вольфи, после того, как скрестил меня со своими двумя поводками".
   "Только предосторожность".
   "Осторожно, моя задница. Сестры общаются между Востоком и Западом. Один остался и все еще работает, да? Все еще бегаю и пытаюсь установить контакт здесь. У нас в Лондоне есть мечтатель, который занимается этим уже очень давно. Мы хотим его, Вольфи. Я думаю, что американцы тоже хотят его. Наверное, да. Пришло время для разделения власти. Завтра в десять тридцать. Он назвал адрес и затем расписался.
   Передав Скотланд-Ярду вызов Вернона-Смита, Херби сделал следующий звонок. Хэнк, его человек в американском посольстве, который был дома. Разговор был очень похож на тот, который у него только что был с Рахендорфом. Американец все еще казался взволнованным, перемежая разговор фразами: "Ладно, ладно, Херби, значит, мы не все тебе дали". В конце концов он пообещал быть в квартире Сент-Джонс-Вуд в половине одиннадцатого утра.
   Последний звонок - Шнабельну, все еще наблюдающему за отелем. "Я позвоню ей около девяти утра", - сказал ему Херби. "Возможно, она попытается сбежать, так что держите глаза приклеенными. Не позволяйте ей приближаться к вокзалу, аэропорту или посольству. Поднимите ее, если вам нужно. Тогда отвези ее и позвони мне.
   Он только что снова вернулся к файлам, когда Вернон-Смит вышел. Не было никаких сомнений, кто отдавал приказы. Херби прошел через это дважды, и Вермин задал только один вопрос, спросив, нужны ли ему более высокие полномочия: "Например, ваш заместитель директора?"
   Херби утверждал, что если бы Уиллис Мейтленд-Вуд хотя бы шептался, весь Уайтхолл не только заставил бы Вернона-Смита отбивать бит, но и следил бы за тем, чтобы бит был на шесть футов ниже какой-нибудь трясины.
   В целом Вернон-Смит, похоже, отнесся к этому серьезно.
   Большой Херби вернулся к файлам. Первое существенное было легко проверено. Это касалось вербовки в 30-е годы. Гарольд Рэмилис - Раммер - провел большую часть своего времени, занимаясь складированием запасов со своего поста в Оксфордском университете (имя Джорджа Томаса упоминалось за восемнадцать месяцев до того, как парень пошел в армию в конце 1939 года). Уиллис Мейтленд-Вуд ездил дальше - в Европу: Австрию, Чехию, Польшу и саму Германию.
   В 1932, 1933 и 1934 годах Рамилис брал короткие отпуска, в основном в Озерном крае. В 1934 году он действительно посетил Францию на месяц. Он и близко не подошел к Германии. Мейтленд-Вуд, напротив, провел лето тех лет, скитаясь по Австрии и Германии.
   Кусочки головоломки начали складываться. Херби вернулся к досье Джорджа Томаса и просмотрел его действия в полевых условиях после войны - в пятидесятых и начале шестидесятых годов. Другие части встали на свои места, хотя это все еще было косвенным - волшебная история, из которой Херби знал, что он получит реакцию, только если он расскажет эту историю непосредственно своим клиентам. Или, возможно, загнал их в ситуации, которые поставили их в крайне невыгодное положение.
   Кто-то уже предпринял попытку хотя бы напугать фрау Хильдегарду Фендерман, если не убить ее. Был ли это тот же самый человек, который пытался натравить на себя издевательств вне квартиры, въезжая на него во всю прыть?
   Он сделал себе пятую порцию за вечер, решив, что она должна стать последней за день. Завтра должен был быть полный и свирепый период.
   Пистолет, который он теперь постоянно держал при себе, лежал на столе рядом с телефоном, который зазвонил в десять тридцать, как он и договорился с Табби Финчером.
   "Вы закончили?" - спросил Финчер.
   "Близко, как я когда-либо буду. Хочешь собрать сейчас?
   Табби сказал, что два личных дела должны быть возвращены этой ночью, поэтому Херби попросил его прийти. Он был там через несколько минут, а это означало, что он звонил из соседнего дома и нервничал.
   "Лучше бы завтра кто-нибудь был с тобой". Табби держал папку, полную папок, словно она была покрыта микробами.
   "У меня есть свои мальчики - Шнабельн и Гиррен. Паразиты следят за законом. Кто там?"
   Он знал еще до того, как Табби сказал ему, что "Уорбойз" доступен, и мазохист в большом человеке слабо улыбнулся. Он кивнул. "Хорошо, возможно, ему лучше получить настоящий урок. Дай ему немного славы". Уорбои приходили к нему в девять тридцать и получали приказы от него и только от него. "Независимо от того, насколько старше кто-либо другой может быть. Ради Христа, объясни это ясно, Табби. Я действительно не знаю, что у нас есть - кобылье гнездо; один злодей; или два; или ни одного".
   Он не ел, и сон давался с трудом. Мысли Херби вращались вокруг странной истории операции Джорджа Томаса с сетью Stellar, драматизма в Вевельсбурге и неудавшейся миссии по убийству Гесса в Англии. Он то и дело возвращался к ужасной картине, когда Куче стрелял в призрачную фигуру Фендермана, и к ужасному взрыву, уничтожившему двух из четырех главных героев. Он подумал о том, как Рамилиса срочно отправили на север, забрали Джорджа и отвезли обратно в аббатство - о спешном допросе и, если он был прав, о быстром решении относительно будущего: спасении репутации и межведомственной борьбе.
   До операции о Джордже держали в секрете, так что знать могла лишь горстка людей - Рамилис, Фениче Лидерер, Мейтленд-Вуд, сам Джордж и, возможно, жена Джорджа, поскольку он женился в конце сороковых, незадолго до этого. конец войны, хотя они постоянно встречались в Лондоне с конца 42-го года.
   Завтра, подумал он, проваливаясь в кошмарный сон.
   51
   ЛОНДОН 1978
   Им пришлось связаться с фрау Фендерман в отеле. На какой-то ужасный момент Херби подумал, не взлетела ли она ночью на цыпочках. Но она только завтракала в главной столовой. Он сказал, что ему жаль беспокоить ее в это время утра, но он хотел проверить, что их свидание за ужином все еще продолжается.
   - У вас есть новости для меня, мистер Крюгер? В трубке она звучала жестко и холодно.
   "Кажется, у меня потрясающие новости, фрау Фендерман".
   "Вы узнали о моем муже? О Клаусе? Срочно сейчас.
   "Я знаю, как он умер. Возможно, я даже смогу познакомить вас с кем-то, кто действительно был там. Это успокоит твой разум?"
   Наступило долгое молчание, во время которого Херби задавался вопросом, этого ли хотела Хильдегарда Фендерман: было ли это концом долгих поисков или только началом новой фазы.
   "Можете ли вы объяснить больше? Не могли бы вы...?"
   - Лучше дождитесь вечера, фрау Фендерман. Вот почему я позвонил. Интересно, можем ли мы договориться о нашей встрече немного раньше. Скажем, шесть часов? Я забронирую хороший ресторан, но, может быть, найдется кое-кто, с кем вам следует повидаться в первую очередь.
   Она сказала, что шести будет достаточно, и Херби добавил последнюю приманку. - Я могу не забрать тебя сам. Это деликатные времена. Если от меня придут один или два человека, они скажут вам, что они друзья Паразита. Вы это помните?
   "Друзья паразитов? Это странно. Паразит? Вы крысолов, мистер Крюгер?
   "Нехорошо больше использовать это слово здесь. Сейчас их называют оперативниками грызунов. Да, фрау Фендерман, я в некотором роде крысолов. В остальном я похож на Крысолова из Гамельна. Увидимся в шесть или чуть позже.
   Он позвонил в телефон-автомат в доме напротив отеля фрау Фендерман и убедился, что Шнабельн был там с Гирреном. - Если меня не найдут, попробуйте мистера Финчера - если она сбежит. Просто поднимите ее и покатайтесь. Езжайте в Манчестер, если нужно, но пусть она будет в районе Лондона около шести часов. Он добавил, что не ожидал, что она сбежит. Уорбойс звонил в колокольчик, пока еще разговаривал со Шнабельном.
   Он проинформировал Уорбоев за чашкой кофе. Табби Финчер вооружил парня, что не слишком обрадовало крупного немца, но ему удалось добиться всего, не рассказав Уорбоям ни одной тонкости.
   Хэнк, человек из американского посольства, прибыл незадолго до половины одиннадцатого; Рахендорф опоздал на десять минут. Все это дало Херби время собрать вещи из своего сейфа - некоторые из оставшихся файлов и пять фотографий, которые он абстрагировал: две из пяти были подделанными фотографиями, на которые указал Боб Перри из Pix. Записи разговоров Джорджа он оставил запертыми в своем сейфе.
   Рахендорф выглядел несчастным. Американец был полон бахвальства. Уорбои сидели возле двери; остальные расположились вокруг стола с кофе под рукой. Херби открыл...
   "Может быть, это и сказка, господа, но я хочу поговорить, посмотреть, какие подробности вы мне принесли, и обсудить дело о двух сестрах - Вайс, работавшей на американцев на Западе, и ее сестре Фендерман, которые жили в Восточной зоне. До своей болезни Вайс немного путешествовала для тебя, а, Хэнк?
   Хэнк сказал, что она сделала много вещей. Он уже сказал об этом Херби. Но она также путешествовала, настаивал Херби. - У моего друга из БНД есть подробности, а у тебя, Вольфи?
   Рахендорф хмуро кивнул и вынул из портфеля небольшую папку с мелочью. - Все ее расходы и приходы с тех пор, как она начала работать в Американском секретариате в конце сороковых.
   Там было два листа, даты и места располагались последовательно, каждая страница располагалась в двух папках. До закрытия и возведения Берлинской стены в 1961 году Восточный Берлин посещали нечасто. После этого около двух официальных визитов в год, повидаться с сестрой. Но были и более дальние визиты. Начиная с 1954 года Гретхен Вайс приезжала в Лондон в среднем четыре раза в год. Ей даже удалось съездить за шесть месяцев до того, как ее окончательно приковали к постели.
   "Что ж?" Херби поднял брови, переводя взгляд с Рахендорфа на Хэнка и обратно.
   Хэнк кивнул. "Хорошо. Я думаю, мы должны были признаться, когда вы подняли этот вопрос. Наши люди управляли ею. Сестра была контактной. В конце пятидесятых - весной пятьдесят девятого - ее стали подозревать в том, что она двойник.
   Рахендорф рассмеялся и громко сказал: "Подозреваемый? Мы сказали вашим людям.
   "Хорошо хорошо. Мы знали, что она работает обеими сторонами против середины. Все это я получил вчера вечером из архива и от начальника берлинской резидентуры. Мы поддерживали ее активность и наблюдали. Чувствовалось, что мы все еще имеем над ней власть, если ее сестра - Фендерман - останется на Востоке".
   - И ты стал мягкосердечным, когда ударила большая буква "С", а? Херби не смеялся; его глаза стали очень холодными. - Вы все это знали, и никто не счел нужным рассказать нам? Даже несмотря на то, что она регулярно посещала Лондон?
   "Поездки в Лондон были исключительно деловыми. Она приехала в качестве гида для приезжих пожарных".
   - Товарищ, - сказал Рахендорф, имея в виду шлюху.
   - Она сообщила о них. Хэнк устраивал драку, таща Верблюда. "Мы проверили ее, и каждый раз она была права на девяносто пять процентов. Она была хорошим наблюдателем; хороший уборщик. Дал нам работы. Ладно, мы знали, что она двойник, но у всех двойников есть свои фавориты. Она сделала для нас больше, чем для них, и мы через нее многое передали". Он сделал гримасу. "Хорошо, мы бы закрыли ее, но рак поразил первым. В ней не было никакой опасности".
   "Нет?" Херби поднял брови. "Нет опасности? Интересно, согласился бы с тобой Вольфи.
   Рахендорф сглотнул. - Вот почему мы заставили наблюдать за ее сестрой. он говорил неохотно. "Гретхен Вайс навещала людей в Лондоне. Ты должен знать, Херби. Они были твоими людьми. Мы думали, что ты тоже управляешь ею. Вот почему мы смотрели женщину Фендермана. Мы думали, что она просто продолжает семейную традицию".
   - Ты не знаешь, насколько близко ты можешь быть. Херби впервые ухмыльнулся. "Это классический случай, когда левая рука не знает, что делает правая. Все мы знаем о ссорах в сфере безопасности Запада во время холодной войны. У вас, - он кивнул в сторону Рахендорфа, - была междоусобица между вашими людьми и бюро Гелена. Ни один не доверял другому. Никто из вас не доверял ни нашим людям, ни американцам - что касается Хэнка. Он остановился и посмотрел на Хэнка. - Ваши мальчики никому не доверяли. После громких скандалов и дезертирства вы доверяли нам - британцам - еще меньше. Что касается моих людей, то они все были в ссоре. Тем временем у Гретхен Вайс было две привязанности..."
   - На Запад... - начал Хэнк.
   "А к русским...". завершил Рахендорф.
   Херби покачал головой. "Я вижу это по-другому. У нее было две главных привязанности. Себе и сестре. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем. Может быть. Мы увидим. Я подозреваю, что все ее маленькие курьерские поездки совершались из любви к Хильдегарде. Потому что я подозреваю, что у Хильдегарды есть муж на Западе. Это любовь и политика. Фанатизм и надежда, что однажды влюбленные будут вместе в своем маленьком сером домике на Востоке. Проблема в том, - потянулся Херби, - что ее муж глубоко укоренился в системе безопасности Запада, и уже очень, очень давно. С войны. Может быть, даже до войны. Я подозреваю, что он, вероятно, причинил больше вреда, чем все британские предатели, которых мы раскрыли после войны. Больше, чем Вассалы, даже больше, чем Филби - король партии. Может быть, он даже руководил Филби".
   "Иисус." Хэнк уронил голову на руки.
   "Вряд ли поможет". Херби сидел очень тихо и неподвижно. "Это исключительно сложно - комедия ошибок. Люди держат факты при себе. Лично я сейчас работаю только на ощупь и чутье. Вольфи, - он улыбнулся, - у тебя есть какие-нибудь подробности о регулярных встречах Гретхен Вайс в Лондоне?
   "Только места. Описания".
   "Был ли популярен Лондонский Тауэр?"
   "Очень. Каждый раз. Она встретит мужчину возле Белой Башни.
   - Она сначала поговорит с йоменским надзирателем?
   Рахендорф покачал головой. " Он разговаривал с надзирателем-йоменом и оставлял сообщение: "Если дама спросит..." Знаешь?
   Большой Херби знал - оставьте сообщение на столе. Скажи, что тебя задержали, а это значит, что ты на месте. Техника невинных третьих лиц.
   "Тогда она спрашивала, и ей направляли или говорили, что джентльмен не может ждать", - продолжал Рахендорф.
   Херби ударил по столу ладонью. Кофейные чашки зазвенели. "Никто не подумал упомянуть об этом. Господи, к нам никто не подходил и не говорил... Неважно. Теперь я получу этого ублюдка.
   - Будут неприятности? Рука Хэнка дрожала.
   - Не беспокойтесь о своих пенсиях, - прохрипел Херби, его голос был хриплым, не обычным мягким голосом Херби Крюгера, а тоном, пронизанным ненавистью. "Доброе утро джентельмены. Просто молчите, как и все эти годы, не лично вы, конечно, а звериные организации, на которые вы работаете. Доброе утро."
   Когда они ушли, Херби взял трубку. - А теперь пойдем помешаем, а, друг Уорбойз? Обед, а затем большой переполох. Он быстро набрал номер и поговорил с Верноном-Смитом, который сказал, что все готово. Херби назначил встречу в пристройке на два тридцать. Затем он набрал Табби Финчера. "Просвети его сейчас же", - голос хрипловат. "Я хочу встретиться ровно в два тридцать, и меня не волнует, назначена ли у него встреча с Богом". Табби сказал, что проверит, все ли готово.
   - Хорошо, тогда обед. Херби завопил на "Уорбоев". "Накройте стол на двоих. Я беру лучшую ткань, а ты - лучшую сервировку - вон в том ящике".
   Уорбойз был побужден к действию. Вместе они накрыли стол. Четыре курса, сказал ему Херби; и бокалы на две партии вина.
   - Я не ем большие обеды, - проворчал Уорбойз.
   "Вы не собираетесь есть большой обед". Снова рев: "Это для званого обеда, которого не будет". Он поставил серебряные канделябры в центре стола и принялся задергивать занавески и включать лампы.
   Уорбойз просто стоял и смотрел, как будто Херби сошел с ума.
   Когда все было закончено, Большой Херби Крюгер опорожнил пепельницы, убрал чашки, огляделся и велел Уорбою взять пальто. "Выходим обедать. Я не вернусь сюда допоздна. Хотя могут прийти и другие".
   Они въехали в Кенсингтон и припарковались на Абингдон-роуд. В "Тратту" обедало немного людей, и Карло был рад их видеть. - Это было давно, мистер Крюгер. Карло был хорош в именах. - Сегодня без кинозвезд? - спросил Херби. Карло сказал, что только писатель, и они засмеялись.
   В два часа они уехали и поехали в Уайтхолл. Херби сидел за своим столом, Уорбойз стоял у двери, когда появился Вермин Вернон-Смит. Быстрый звонок Табби Финчеру, и они направлялись в главное здание.
   Табби очистил приемную заместителя директора и сам стоял на страже. Херби не удосужился прожужжать.
   - Извини, Уиллис, но нам нужно поговорить.
   Уиллис Мейтленд-Вуд выглядел удивленным и побледнел. "Всегда пожалуйста, Херби, но почему...?"
   "Просто сидеть и слушать. Так что у нас все в порядке". Он указал на Вернона-Смита, Уорбоя и Табби Финчера.
   - Что правильно?
   - Ты мне скажи, Уиллис.
   - Джордж?
   "Может быть, Джордж. Джордж, Рамилис, Фенис, бедный старый Лидерер и ты, Уиллис. Старая история. Эта чертовски глупая операция Нострадамуса и неудавшееся покушение на Гесса. Вы еще не собрали его? Или ты часть этого?"
   - Не слышу тебя, Херби.
   - Почини уши, Уиллис. Начнем с самого начала. Кто завербовал Джорджа?
   Херби все это знал, сказал Мейтленд-Вуд, и Херби ответил, что хочет это из первых уст, поэтому Мейтленд-Вуд снова сказал ему. Рамилис собирался завербовать молодого Джорджа Томаса, когда тот еще учился в Оксфорде, но парень ушел и присоединился к нему. Он выбрал его после Дюнкерка.
   "Хорошо, значит, Рамилис завербовал Джорджа и организовал бизнес Нострадамуса, зная, что это чертовски опасно, зная, что его друг Дауней, вероятно, был подставкой".
   Мейтленд-Вуд согласился.
   "Верно. Но вы были совершенно спокойны по этому поводу, не так ли?
   "Что ж..."
   - Чем ты занимался в тридцатые годы, Уиллис?
   "В основном вербовка".
   "В Европе?"
   "Ты знаешь что."
   - Куда ты смотрел?
   "Всюду."
   - Нет, что за люди?
   Уорбойз в ужасе прислонился к двери. Вернон-Смит стоял неподвижно, прислушиваясь или, по крайней мере, выполняя движения. Финчер казался обеспокоенным, зависшим в воздухе.
   Мейтленд-Вуд сказал, что искал в основном диссидентов. В Германии, например, он обнюхивал местных коммунистов. "Они были хорошим кормом, молодые умные".
   - Вы рассчитывали, что сможете разобраться с их политикой позже?
   "Мы делали это во многих случаях. Молодость бунтует. Коммунизм обладает привлекательностью, которая проходит со временем и опытом".
   - У тебя была хорошая война, Уиллис. Это записано. Ваши люди в Австрии проделали невероятную работу, но некоторые из них вернулись к русским".
   "Истинный. Вы не можете победить их всех".
   - А как насчет Германии?
   "Что насчет этого?"
   "Летом 1933 года вы участвовали в вербовке в Гамбурге. Это в твоей книге, Уиллис.
   - Тогда я был там.
   - Кто завербовал Генриха Куче?
   - Я... я не уверен, Херби. Это был я?"
   - Ты чертовски хорошо знаешь, что это был ты, Уиллис. Расскажите мне о Куче, человеке, которого вы отправили в СС; человек, который спас Джорджа Томаса, а затем проник в Австралийскую СД. Генрих Куче, человек, которого убили в тот невероятный день, когда он отправился сжечь Рудольфа Гесса".
   Он был из хорошей семьи. Идеальный материал, сказал заместитель директора. Разочарован происходящим, но не слишком откровенно говорил о своих контактах с Коммунистической партией.
   - Но он был членом партии? Херби подошел к столу. - Он был убежденным членом партии, не так ли, Уиллис?
   "Разве не все? Да, я полагаю, что он был.
   "И вы заставили его сжечь свою карточку, вычеркнуть свое имя и вступить в нацистскую партию".
   "Что-то такое. Он был подходящей семьей. Они купили его, не так ли - или, по крайней мере, мы знаем, что некоторые из них купили. Он был в СС, как выстрел".
   - И ты сделал это, Уиллис?
   "Да."
   "Смешной." Херби отодвинул несколько бумаг и положил свой большой зад на край стола заместителя директора.
   "Странный. Джордж ясно помнит, как Куче говорил ему, что его завербовал их общий друг Рамилис".
   "Обман памяти. Ошибка." Мейтленд-Вуд нервно усмехнулся и откинул назад шкурку седых волос.
   Херби медленно покачал головой. "Он говорил об этом очень откровенно. По словам Джорджа, он много разговаривал с Куче. Много говорил о Рамилис. Я не думаю, что вас часто упоминали. Ты никогда не задумывался, Уиллис? Вы никогда не держали глаза открытыми? Конечно, вы завербовали Куче. Но зачем все остальное? Разве вы не видите, что вы все сделали? Что ты наделал?"
   Мейтленд-Вуд посмотрел на него с застывшим от шока лицом. "О Христос. О, нет. Он не мог. После всего, что мы сделали для..."
   - Расскажите нам об этом, Уиллис. Расскажите нам об этом; и почему."
   У Вернона-Смита была записная книжка, но Херби положил на нее руку.
   Зазвонил телефон, и Уорбойз зашевелился, но Херби взял трубку и пробормотал в трубку, что заместителя директора нельзя беспокоить, только если его вызовут: Крюгер.
   После этого выступил Уиллис Мейтленд-Вуд. Он говорил почти час.
   52
   ЛОНДОН 1978
   ТАББИ ФИНЧЕР ВЗЯЛ НА СЕБЯ Уиллиса Мейтленда-Вуда. Он проводил его до дома и остался с ним. Шок был таким же сильным для Уиллиса, как и для любого из них. Директор был уведомлен и уже возвращался. Но даже самолет Королевских ВВС не смог доставить его домой вовремя для убийства. В течение часа заместитель директора восполнил некоторые пробелы - сказка перестала быть выдумкой. Хотя финальный акт еще предстояло разыграть.
   Херби поднялся в отдел Джорджа Томаса в одиночку, неся кипу бумаг, самодовольный тем, что фрау Фендерман не выходила из своей комнаты весь день. От Шнабельна и Гиррена не было вестей. Вернон-Смит вернулся со своими людьми, вероятно, в этот самый момент они направлялись к одному из конечных пунктов назначения - Паразит с парой своих тяжелых и, по крайней мере, одной женщиной-офицером.
   Четвертый этаж был таким же живым, как и прежде. Часовая сука посмотрела на Херби с отвращением. "Скажи ему, что у меня есть новости", - сказал Херби, и, как по волшебству, его впустили в кабинет, где Джордж сидел в рубашке с рукавами.
   "Больше никаких вопросов, Херби, ради всего святого", - встал, улыбнулся и протянул руку. Всего год или около того, чтобы баллотироваться на пенсию, подумал Херби. Может быть, Джордж задумал забрать золотой котелок немного раньше. Это имело бы смысл в последние дни.
   - Никаких вопросов, Джордж. На этот раз ответы".
   Джордж сказал спасибо Богу за это. - Ты действительно имеешь в виду, что можешь рассказать мне, из-за чего все эти рытья?
   Херби кивнул. - Ты поймешь, я уверен. Женщина, которую я хочу использовать на Востоке. Приготовься к сюрпризу, Джордж, потому что это голос из прошлого.
   "Да" - неуверенно, заинтересованно.
   - Фендерман... - начал Херби.
   "Убит вместе с Куче на болоте. Горькая полынь. Я говорил тебе."
   "Фендермана отозвали из медового месяца на эту операцию. Ты сказал мне, Джордж.
   "Верно" - почти удивлен.
   - Его невеста объявилась.
   "Его...?"
   "Фрау Фендерман. Любимая жена покойного Клауса Фендермана. Твой старый приятель из операции " Вермут ".
   "Здесь? Здесь, в Лондоне?
   Херби сказала, что она некоторое время была в Лондоне.
   "Христос. Ты держал ее в секрете, Херби?
   - Очень близко к груди, Джордж. Думаю, я могу использовать ее. Собаки следили за ней день и ночь. До сих пор, конечно. Мы очистили ее. Собаки ушли. На самом деле, я сегодня ужинаю с ней.
   Джордж сидел, полусгорбившись в кресле, улыбка ненавязчивая вокруг глаз. Он спросил, какая она.
   "По-прежнему хорош собой. За холмом, впрочем, как и все мы, Джордж. Теперь ты понимаешь, почему нам пришлось пройти через все это?
   Джордж сказал, конечно. - Я полагаю, имя Фендермана фигурировало в файлах?
   "Я не люблю делать работу наполовину". Херби хмыкнул и рассмеялся. "Джордж, возможно, вы даже были замешаны в каком-то мошенничестве в прошлом. Приходилось быть уверенным. Вы когда-нибудь встречали ее в Берлине?
   Он так не думал. В конце концов, он познакомился с Фендерманом всего за пару дней до того, как они отправились на операцию "Полынь". "Может, показывали мне фотографию. Я думал об этом прошлой ночью после нашего разговора. Я помню, Фендерман был очень расстроен из-за своей жены".
   - Тебе нравится встречаться с ней, Джордж?
   Он не думал, что у него есть время. Зависело от того, как долго она оставалась. Может быть, на следующей неделе. Это было бы интересно. - Значит, ты будешь часто с ней видеться, Херби?
   - Она ужинает со мной сегодня вечером, как я и сказал. Мое место. Семь часов, но я бы предпочел, чтобы вы встретились в другом месте. Я должен задать ей вопрос, если ты понимаешь, что я имею в виду?
   "Старая церемония посвящения? Да. Вербовка - забавная штука, Херби.
   - Безболезненно для тебя, Джордж.
   Тень пробежала по лицу Джорджа Томаса. - Да, - сказал он после короткой паузы. "Да, Раммер был чертовски хорош".
   Херби сказал ему, что позвонит на следующей неделе и, возможно, они все соберутся вместе - Херби, Джордж и фрау Фендерман.
   Когда он добрался до своего кабинета в пристройке, зазвонил телефон. Шнабельн и Гиррен усадили протестующую фрау Фендерман в машину. Они забрали ее после того, как она действительно прибыла в Хитроу. "Небольшая погоня, как только мы поняли, куда она направляется".
   - Приведите ее, - рявкнул Херби. - Я приглашу ее на нашу встречу в шесть тридцать. Держите ее в машине, пока я вас не вызову. Едем туда с Уорбоями примерно через полчаса; и береги ее, Шнабельн, она улика.
   Уорбойз все еще выглядел потрясенным. - Неважно, мальчик. Херби усмехнулся. - Подумай, сколько времени у тебя будет, чтобы рассказать обо всем этом младшим, когда станешь старожилом.
   Уорбойз сказал, что понял только половину, и Херби пообещал дополнить все детали, когда все будет готово. Затем он проверил свой Sauer M 38H, сунул его в карман и сказал, что они едут в Хэмпстед.
   53
   ЛОНДОН 1978
   Дом стоял в стороне от Хэмпстед -Хит, большого викторианского здания с железными воротами и короткой подъездной дорогой, обсаженной небольшими хвойными деревьями. Уорбои вышли и открыли ворота. Херби велел ему оставить их открытыми: "Остальные со временем придут".
   Когда она открыла дверь на их ринг, Херби подумал, какой великолепной женщиной она, должно быть, была, когда Джордж впервые встретил ее. - Анжелика, - сказал он, улыбаясь. "Извините, что влезаю вот так, но нам пришлось..."
   - Джордж еще не вернулся. Ее волосы остались золотисто-рыжими, хотя теперь и с проседью; она сохранила свою фигуру. Только лицо имело признаки возраста, гусиные лапки вокруг глаз и глубокие полумесяцы по обеим сторонам рта. Ее акцент все еще выдавал ее французское происхождение.
   - Я действительно не ожидала, что он будет таким, Анхель. Вы знаете молодых Уорбоев? Томас. Энджел Томас. Я полагаю, что когда-то Анжель Турс была".
   Они пожали друг другу руки, и она придержала для них дверь. "Жорж звонил. Совсем недавно. Сказал, что может опоздать.
   "Да." Голос Херби стал серьезным. - Да, я представлял, что он это сделает. Мы действительно хотим сначала поговорить с тобой, Анхель.
   Она выглядела озадаченной, а затем взволнованной, пока шла в большую, уютную комнату - достаточно большую, чтобы расставить мебель, стены увешаны тремя или четырьмя оригиналами - ничего особенного, местные художники, подумал Херби. Было почти шесть часов, свет уже начал гаснуть, но занавески в двух больших нишах окон выходили в сад, который летом мог бы стать приятным и уединенным местом, - кусты, длинная широкая лужайка. , цветники. Страна в центре Хэмпстеда.
   - С Джорджем ничего не случилось, Херби? Теперь она звучала очень взволнованно.
   - Не то, чтобы я об этом знал. Анджелле - э-э, миссис Томас - была с нами во время войны, молодые Уорбои. Героиня сама по себе".
   Анхель издала пренебрежительный звук, а затем рассмеялась - смех, точно такой же, как Джордж описал, услышав его в первый раз в квартире Мишеля Дауэя так давно в Париже. - Больше, чем ты, Херби, - сказала она, беря их пальто. - Ты уверен, что с Джорджем все в порядке?
   "Ничего нового." Херби позволил ей упасть между ними, и она запнулась на пути к двери, затем взяла себя в руки и продолжила свой путь.
   - Могу я предложить вам кое-что? - спросила она, возвращаясь без пальто.
   "Возможно, ты не захочешь, когда услышишь, что я хочу сказать".
   "Ой." Ровно, но как будто она поняла. - О чем это, Херби?
   - Зависит от того, насколько ты знаешь.
   - Этот чиновник?
   "Очень."
   - Тогда спроси меня.
   "Я только что просмотрел с ним дело Джорджа..."
   Она кивнула, спокойная, собранная. - Он сказал, что ты разгребаешь прошлое.
   - Вы впервые встретились с ним в Париже?
   "Ты знаешь что."
   "Когда?"
   - Ты это тоже знаешь. Когда я жил в квартире Дауни в 41-м".
   - Он уехал с Дауни в Германию?
   "Да."
   - И вы отправились в конспиративную квартиру на улице Камбон. Они вытащили тебя. В Англию."
   - Ты это тоже знаешь. Я пришел и работал в F Section".
   "Вы выполнили две миссии. Шесть месяцев в 42-м и три в следующем году. Вы снова встречались с Джорджем в Лондоне?
   "Это была романтика отдела. Все это знают".
   - Вы встречались с Джорджем Томасом в Лондоне - в штаб-квартире на Бейкер-стрит?
   Она кивнула. Херби спросила, когда, и она ответила во время своего первого заклинания в 1942 году: "Незадолго до Рождества".
   - Вы сразу узнали его?
   Она снова сказала да, конечно.
   - Я знаю, Анхель.
   "Знаешь что?"
   "Я знаю, что произошло. Я знаю, что вы встречались не с Джорджем Томасом. Кроме старой Сэнди Лидерер, которая уже сошла с ума, все остальные мертвы - Рамилис, Фениче, все, кроме тебя и Мейтленд-Вуда. Он рассказал нам об этом сегодня днем.
   - Ну, тогда не о чем беспокоиться. Она звучала резко и резко. "Его приняли как Джорджа Томаса с тех пор, как он вернулся из Stellar. Он был верен. С тех пор он с вашим народом. Господи, он скоро уйдет на пенсию. Рамилис и Фениче сочли это необходимым. Только несколько человек занимались Джорджем. Межведомственная ревность была распространена. Он мог бы им сразу пригодиться. Смена идентичности решила так много проблем".
   - У тебя не было шока? Херби говорил теперь очень тихо.
   "Рамилис был очень умен. Он знал, что мы встретимся, и что я узнаю его. Наша первая встреча после Парижа состоялась в собственном кабинете Рамилиса.
   Огромная голова Херби качалась вверх и вниз, как Будда. - И ты, конечно, можешь сказать правду. В последний раз вы видели Генриха Куче в Париже. Вы были расстроены из-за Джорджа? Настоящий Джордж?
   "Конечно. Но я влюбилась в Джорджа - Генриха, я не могу его так назвать, он так долго был Джорджем Томасом. Я влюблена в него с 1943 года. Давно, Херби. Чего ты копаешься сейчас? В этом не было ничего плохого. Там не было ничего плохого. Рамилис и Мейтленд-Вуд забеспокоились, когда узнали, что он единственный выживший".
   - Насколько я понимаю, Джордж - настоящий Джордж - был убит в перестрелке на болоте после приземления. Операция " Вермут ".
   "Они были обеспокоены. Они вели его очень близко к груди. Они хотели использовать его снова. Они боялись, что другие люди могут захотеть, чтобы он прошел через мельницу. Допрошен, возможно, ему не доверяют. Рамилис и Мейтленд-Вуд всегда доверяли ему.
   - Так Уиллис сказал мне сегодня днем.
   "Ну что ж", - пожала она плечами.
   - Прости, - мягко сказал Херби. "Наш Джордж Томас на самом деле бывший офицер СС по имени Генрих Куче. Он рассказывает хорошую историю. Настоящий Джордж, должно быть, очень любил тебя, Анжелль. Куче дал мне жребий, главу и стих. Все это от вербовки - о, даже до вербовки - до конца Полыни. Он рассказал это с точки зрения Джорджа, и время от времени это показывалось. Только изредка. Я не мог его видеть. Странный."
   Она повторила: "Ну, тогда", снова пожав плечами и добавив: "Что не так?"
   - Анжель, у вашего Джорджа - Генриха Куче - по-моему, во время этой операции было рабочее имя Полынь. Кажется, меня звали Фендерман. Если я не ошибаюсь, у него есть другая жена, и она здесь, в Лондоне. Извините, но если я прав, он никогда не был тем, кем кажется. Если я не ошибаюсь, он был агентом с самым глубоким проникновением в русскую службу со времен войны. Я думаю, что он хотел уйти - уйти наедине - какое-то время; но он в беде, Анхель.
   Ее рот открывался и закрывался, из горла вырывался тихий пузырек.
   Снаружи к дорожке подъехала машина, хрустя гравием.
   54
   ЛОНДОН 1978
   ЖЕНЩИНА ДЕТЕКТИВ-СЕРЖАНТ МОРИН Купер проработала в особом отделе менее месяца, большую часть времени проводя за столом, изучая, чем они занимаются. В то утро она была готова к еще одному довольно скучному дню. Теперь, ранним вечером, ее охватила смесь страха, нервозности и возбуждения.
   Вернон-Смит выбрал ее из-за ее телосложения. Ей было всего тридцать лет, но с небольшой разумной перестройкой фигуры, строгим серым костюмом и париком она сошла бы - при плохом освещении или на расстоянии - за Хильдегарду Фендерман.
   Она не раздумывала, соглашаясь на эту работу. Вы не отказывали в столичной полиции, особенно если хотели попасть в отделение, к которому ее приставили. За почти десять лет службы она уже побывала в опасных ситуациях, но никогда в такой щекотливой, как эта.
   Вернон-Смит был с ней честен. "Вы станете мишенью с того момента, как покинете отель", - сказал он, объяснив, что будет ждать ее в квартире в Сент-Джонс-Вуде и что за ней будут следить всю дорогу. "Наши люди будут рядом, но мы не можем дать вам полный иммунитет. Идея в том, чтобы привлечь его к себе - в квартиру. Он, вероятно, попытается, когда вы приедете, или после того, как вы окажетесь внутри. Он добавил, что последнее было более вероятным, зная в глубине души, что если Томас собирается нанести удар, он хотел бы, чтобы и Херби Крюгер, и женщина были нанесены одним ударом.
   Морин Купер приготовилась к самым опасным нескольким минутам. Такси, в котором она приехала из отеля "Девоншир", подъехало к многоквартирному дому Херби Крюгера. Вернон-Смит будет ждать.
   Может быть, и хорошо, что она не знала, что Вермин Вернон-Смит ждал с крайним беспокойством, потому что наблюдатели, которых он поставил за Джорджем Томасом в Уайтхолле, потеряли свою метку через несколько минут после того, как он вышел из офисного здания. Крюгер и Уорбойз сейчас были в доме Томаса в Хэмпстеде, а пара тяжеловозов, нанятых людьми Крюгера, везла в машине фрау Фендерман - вероятно, они прибудут в Хэмпстед в любое время.
   Все это не изменило того факта, что пиявки Особого отдела потеряли Томаса, или Куче, или кем бы он ни был. Томас в тайне - это одно; Томас, вставший на цыпочки, представлял собой угрозу. Паразиты выставили маркеры - вооружены и все такое, - но они не могли быть везде или все видеть. Вы должны были сделать это по правилам и держаться подальше.
   Но Морин Купер находилась в счастливом неведении обо всем этом, когда вышла из такси и расплатилась с водителем. Иди тяжело, сказал ей Паразит. Дама идет немного плоско и не торопится. В ее воображении у WDS Cooper было два образа: женщина, которую она представляла, и мужчина, которого они преследовали. Судя по фотографиям, он не выглядел на свой возраст. По описанию он был бодр и в отличном состоянии.
   Она глубоко вздохнула и медленно пошла, тяжелая и ровная, по дорожке ко входу. Она почувствовала облегчение, когда добралась до укрытия дверного проема, затем ее сердце подпрыгнуло, потому что кто-то стоял в фойе и нажимал кнопку лифта. Она толкнула двери и вошла.
   На мгновение она подумала, что фигура могла быть одной из ее коллег - она никого не видела, даже хвост из двух машин на такси. Но человек, стоявший в ожидании, не был ни коллегой, ни кем-то, кто мог бы ее беспокоить, - пожилой человек, близорукий, сутулый, в очках из камешков и с неподходящими зубами, которые он скрежетал отвлеченно и раздражающе. Он двигался плохо, медленно, используя черную трость с серебряным набалдашником. Она заметила, что перчатки и туфли были хорошего качества, а пальто когда-то было дорогим - теперь оно протерлось, бархатный воротник обтрепался.
   Он отступил назад или, вернее, зашаркал, почти потеряв равновесие, когда лифт опустился. Он выглядел таким хрупким, что она открыла ему ворота и спросила, на каком этаже. В-третьих, сказал он, голос старый, одышка. На самом деле четвертый, но у него была привычка всегда подниматься на последний пролет пешком. - Держит меня в форме, - прохрипел он с хриплым смехом. "Никогда не знаешь, когда тебе понадобится немного силы. Когда была забастовка лифтовых механиков... - он пыхтел и болтал. Явно хотел поговорить. Морин Купер стало жаль бедного старого педераста. Она сказала, что хочет и третьего.
   Они остановились на третьем этаже, и она придержала для него ворота; он тяжело хрипел, хромая. Бедный старый дерьмо, снова подумала она. У него есть игровая нога вдобавок ко всему этому. С величайшей учтивостью мужчина поднял свой старомодный серенький хомбург и поблагодарил ее, кивнув склоненной головой и пошатываясь, как пожилой пьяница, направился к лестнице. Она что-то сознавала, а потом сообразила, что он издает очень мало шума - туфли на резиновой подошве и резиновый наконечник на палке.
   На лестничной площадке больше никого не было, и Морин Купер быстро подошла к двери одиннадцатой квартиры, нажимая кнопку звонка - быстро три, потом долго и еще быстро три. Инфантильный: морс для СБ, но это был хотя бы сигнал.
   Дверь быстро открылась, Вернон-Смит отошел в сторону с автоматическим пистолетом в правой руке. "Нет проблемы?" - тихо спросил он. Когда она покачала головой, он жестом пригласил ее войти и закрыл дверь. - Возможно, он попробует здесь или когда вы уедете. Дадим час.
   На лестнице на четвертый этаж Генрих Куче, который теперь полностью считал себя Джорджем Томасом, выругался и поднял голову, одной рукой в перчатке сжимая эбонитовую трость, которая когда-то принадлежала Мишелю Дауни, а другой рукой сжимая рукоять Люгер в кармане старого пальто с бархатным воротником.
   Он был очень удивлен своей способностью подражать старому и калеке. Но это сработало - и так просто, только сутулиться и трястись, хрипы, камешковые очки из прозрачного стекла, одежда, плохо подогнанные зубные протезы. Хромать было достаточно легко. Рана из Вевельсбурга давала о себе знать в холодную погоду, и он без проблем мог симулировать. У него всегда были хорошие голоса и прогулки, и небольшой запас снаряжения всегда находился в пределах легкой досягаемости - маленький чемодан в его кабинете и запасной зонт, который просто уносил трость под навес - ручка вниз, ферула пристегнута. чуть ниже изгиба ручки.
   Теперь он поднял трость, стоя на лестнице. Он был суеверен в этом отношении. Все это время Джордж смеялся в Берлине, но он настоял на том, чтобы взять его с собой, когда они готовились к Вермуту. Что ж, это был его личный набор для побега: это и три чистых паспорта, собранных за годы, вместе с тысячей фунтов стерлингов наличными и четырьмя кольцами с бриллиантами, которые при необходимости принесут еще пару штук. Спасательный набор, который он никогда не использовал; никогда не хотел использовать; не очень хотелось использовать сейчас. Но он у них был. Херби Крюгер был хитрым ублюдком: даже пытался устроить ему ловушку. Господи, он действительно думал, что это Хильда входит через двери здания, но ведь он ее и ожидал. Старею, Джордж, подумал он про себя. Затем остановился, глупо задаваясь вопросом, должен ли он теперь снова начать думать о себе как о Генрихе. Или Клаус?
   Нет смысла торчать здесь. Они будут наблюдать снаружи, но он, вероятно, успеет, используя походку и хрип старика. Если его остановят, у него будут водительские права на имя Кокса. Генри Кокс.
   Джордж повернулся и легко побежал вверх по лестнице на четвертый этаж. Он нажал кнопку лифта, и шум показался ужасным, когда клетка поднялась с нижнего этажа. "Сконцентрируйся на старике, - сказал он себе. Затем идите за угол к машине. Езжай и думай. Лифт опустился, и он начал вылезать.
   Через дорогу стоял старый пустой фургон. Это было бы самое близкое, что они могли бы получить. Он остановился, как бы переводя дыхание, а потом сделал еще несколько шагов вперед; снова останавливался и повторял процедуру каждые несколько шагов, оставляя более длинные промежутки между остановками.
   В задней части фургона, среди радиоаппаратуры, двое мужчин в штатском смотрели ему вслед. "Не могу видеть , как он становится противным", - засмеялся один из них. "Больше опасности для себя. Однако следите за ним, если что-то случится. Не хочу, чтобы пенсионер по старости стал невинной жертвой".
   - Скорее след грабителя, - сказал другой, возвращаясь к ночным очкам, которыми он осматривал здание и улицы.
   Джордж сделал машину без проблем. Он арендовал его, используя свои другие запасные права и страховку, и в несколько более молодом возрасте, чем его собственный. Нет проблемы. Как будто не было никаких проблем с тем, чтобы ускользнуть от пары специальных пиявок из Отделения. Старый трюк с почтой - он знал все общественные места с двумя входами и выходами в радиусе пары миль от Уайтхолла.
   Он запер дверь машины изнутри, включил двигатель, а затем свет. Сядьте на пассажирское сиденье в пределах досягаемости, включите передачу и медленно прочь. Он полагал, что лучшим выбором будет какой-нибудь небольшой отель за пределами Лондона. Где-то рядом с вокзалом оставить машину, потом короткая поездка на поезде после звонка прокатчикам. Никаких следов. Иллюзия разреженного воздуха. Единственная проблема заключалась в том, что он не хотел идти. О черт, Херби Крюгер. Боже, сохрани его и от женщин. Кровавая Хильда. Если бы она только слушала. После всех этих лет. Возможно, он с самого начала знал, что она будет цепляться за него. Устрашающие средства не сработали, и бог свидетель, он пошел на риск - угнал машину, убедился, что не попал в нее ни одним из выстрелов воскресным утром.
   Он тоже рисковал, пытаясь убить Херби. Это был отчаянный акт паники, если хотите. Глупый. Внезапная потеря хладнокровия. В отличие от него, после стольких лет.
   Забавно, подумал он, как складывается жизнь. Мейтленд-Вуд был еще мальчиком, когда пришел к нему с предложением; и он был даже моложе Мейтленд-Вуда. Ребенок, играющий в политику. Вы должны разорвать все свои связи с коммунистической партией. Стань нацистом. Не сразу, а довольно быстро. Вы идеальный материал для СС, и вы бы продвигали свои собственные политические дела, если бы пришли с нами. Мы нуждаемся в вас.
   Бедный старый МВ. Он не должен был знать даже тогда, что Генрих Куче уже порвал отношения по приказу самой Коммунистической партии: что он уже был членом ГРУ - Четвертого отдела, основанного самим Троцким и сохранившегося внутри военной машины. . Военные глаза и уши СССР
   Но, с другой стороны, Мейтленд-Вуд - и к этому пришел Рамилис - предстояло многое узнать о долгосрочных ситуациях. Ему нравился Джордж Томас, очень нравился; они оба принадлежали к одному поколению - Куче на три года старше - и в какой-то степени наслаждались всем этим. Что бы там ни говорили, идея внедрить четверостишия Нострадамуса была блестящей идеей. Самоубийство, конечно, но гениальное, и кто мог предвидеть последствия? Заговор Гейдриха против Гиммлера. Его собственное прикрытие раскрыто так же, как и прикрытие Джорджа. Однако это был дурной ветер. Это привело их обоих в Берлин, хотя, естественно, он никогда не раскрывал, что Йост и его Ausland SD настаивали на смене имени перед отъездом. Джордж стал Гансом фон Тупфелем, а он Клаусом Фендерманом. Когда они шли к Вермуту , который по эту сторону Ла-Манша должен был знать, что с ним была пара людей по имени Шмитт и Браун. Христос, Смит и Браун, классические названия грязных выходных. У него еще долго после этого были приступы раскаяния и вины за инсценировку смерти Джорджа.
   Тогда ГРУ тоже было в деле, предоставив ему список контактов в Берлине. Хильде был первым. Любовь? Что он знал о любви? Да, они любили - друг друга, политические устремления друг друга и стремление к партии. Почему, во имя всего прочего, он женился на ней? Секс? Товарищество? Сварка связи? Все ушли. Он пытался сказать ей это, когда отправился - в этом самом переодевании - в ее отель: урезонить ее. Когда? Пару ночей назад.
   - У тебя теперь есть одна обязанность, - сказала она. "Вы должны уйти. Пойдем быстрее со мной. Мы можем быть в Москве через два дня. Я говорил тебе это, когда приходил раньше. Время вашей полезности почти закончилось. Возвращайся домой, Клаус. Пойдем со мной домой сейчас же".
   Она не слушала. Он сказал ей в прошлом году, когда она приехала, и до тех пор он не видел ее много лет: только во время старого визита на Восток для повторного брифинга. Она бы не поняла. Энджел он любил. Его дом был здесь. Разве он недостаточно сделал? Неужели партия удовлетворит ему эту последнюю просьбу? Вся помощь, которую он оказал стольким советским агентам. Боже, даже Ким Филби и тот фиаско. Вслух, на фоне гула двигателя, он понял, что говорит вслух. "Я полагал, что я был тем, кого газеты называют Четвертым человеком в бизнесе Филби".
   Но Хильде не принял бы "нет" за ответ. Не в прошлом году и не сейчас. Ворошил кобылье гнездо, разговаривая с йоменом-надзирателем в Башне, потому что он, Джордж, не разговаривал по телефону и не соглашался ни на какие встречи, которые она пыталась устроить.
   Упорядоченный немецкий ум, подумал он. Намекните кому-нибудь из официальных лиц (а что было естественнее, чем сделать это так, как он так долго делал с Гретхен, их посредником), и факты всплывут на свет. Обычно не здесь, в Англии. По всей логике это осталось бы незамеченным, незарегистрированным. Херби Крюгер. Чертов Большой Херби. Новая команда Херби для Востока, вероятно, была бы последним источником хорошей информации, которую Джордж мог передать за кулисами - за исключением, конечно, крупной информации о действиях, предпринятых для заделывания брешей в обороне НАТО, которые были устранены за эти годы. из министерства обороны Бонна.
   С ужасом он понял, что ехал на автомате: ехал в сторону Хэмпстеда и Энджел. Херби будет как минимум на шаг впереди него.
   Депрессия захлестнула Джорджа Томаса, как вода. Он чувствовал себя очень усталым и не хотел продолжать. Что он сказал Херби всего несколько часов назад? День или около того назад? Я стал мошенником. Проработав всю жизнь в торговле, я стал таким - пустым человеком, набитым человеком.
   Теперь он ехал по Хэмпстед-Хит. Потом мимо собственного дома. Две машины в подъезде. Значит, они были там, и Энджел уже знала. Может быть, даже Хильде был там. Он не стал бы ставить это выше Херби Крюгера.
   Он остановил машину; проверил пистолет и вышел с большим достоинством. Джордж Томас, который был Генрихом Куче, чувствовал себя очень усталым и почти отвращением к себе.
   Он медленно пошел обратно по дороге к дому.
   55
   ЛОНДОН 1978
   ХЕРБИ ЗАКОНЧИЛ рассказывать то, что он называл своей волшебной историей. Анжела, все еще в шоке, тихонько плакала, раскачиваясь взад и вперед, как ребенок. Время от времени она качала головой в знак недоверия Херби.
   - Боюсь, в основном я прав. Херби не мог терпеть удары. - Вы знали о смене личности. Рамилис и Мейтленд-Вуд согласились с ним. Самые изощренные крайности - подделка фотографий из досье - все. Лабиринт обмана, который существовал так долго".
   Она продолжала качать головой. "Он всегда был таким хорошим - таким преданным. Я не могу..."
   Херби подумала, что она собирается сказать, что не может в это поверить. "Другой. Она в машине, о которой вы только что слышали. Машина снаружи.
   "Она?"
   "Фрау Фендерман. На женщине, на которой он женился в Берлине в 1941 году. На женщине, которая руководила им как советским агентом с начала пятидесятых.
   "Я не..."
   "Нет, Анхель. Я знаю. Пожалуйста, попробуй. И расслабься." Херби успокоил.
   - Эта сука снаружи? Ее губы приоткрылись, почти волчьи.
   "В машине. Мы забрали ее раньше. Я думаю, она пыталась заманить его обратно на Восток. Она управляла им - я уже говорил вам - в основном через свою сестру с Запада. Кажется, она приезжала прошлой осенью, чтобы попытаться забрать его тогда. Не только по политическим мотивам. Я думаю, что он сопротивлялся тому, чтобы его отозвали".
   "Прошлой осенью?"
   Он уловил внезапную подстройку ее памяти: антенны уловили что-то: "Ты хочешь сказать..."
   - Прошлой осенью, - повторила она. "Он очень нервничал. Я видел его таким раньше, но никогда таким плохим. Странные телефонные звонки, к которым я привык, - это часть бизнеса. Но они были хуже - сентябрь - октябрь - где-то тогда.
   Большая голова Херби кивнула.
   - Что ты с ней будешь делать - на улице в машине?
   - Вы бы смогли увидеть ее? Я хотел бы провести ее внутрь, под прикрытием.
   Она снова начала рыдать. "О Христос. Я не знаю. Херби, это все так нереально. Человек, которому вы доверяли столько времени...
   Он знал об этом все, потому что Херби тоже переживал кризис. Он никогда не был в близких отношениях с Джорджем, но они были коллегами - человеком, которого он никогда не мог точно вспомнить, - и много раз встречались в обществе. Анджелла, с красными глазами и рыдающая от горя, ему всегда нравилась: она была веселой, всегда смеялась - на публике.
   Страшная ненависть вгрызлась в его кости и сжала желудок. Игра всегда заключалась в обмане, но обман Джорджа заходил дальше всего, что он знал. В этот момент он с радостью раздавил бы этого человека голыми руками.
   "Возьми ее, если хочешь", - голос ее звучал устало, живя какое-то время в стране, где ничто больше не имело смысла. "Должно быть, он похож на скорбящего", - подумал Херби. Нет; хуже, чем быть брошенным. Он спросил, может ли он сначала позвонить по телефону, и она молча согласилась.
   Телефон был в холле, и Херби набрал свой номер. Вермин ответил и сообщил ему новости. - Думаешь, он пойдет на что-нибудь отчаянное? - спросил SB.
   Херби сказал, что трудно сказать. Кто знал, что было на уме у Джорджа. Факты были очевидны. Он сопротивлялся предложениям перебежать через занавеску со своей невестой из 1941 года. Дважды сопротивлялся. Даже был жесток по отношению к женщине Фендерман; и против Херби тоже. И Фендерман, и Джордж нарушили все правила хороших полевых агентов. Они позволили личным эмоциям восторжествовать. Он подозревал, что единственной целью Джорджа было сохранить свое прикрытие, пораньше уйти в отставку и исчезнуть с Анхель, которая оказала ему такую большую поддержку. Хильдегарда Фендерман, с другой стороны, вероятно, любила его во время их очень короткого брака и любила его еще больше, когда она управляла им с Востока. Вероятно, она буквально жила тем днем, когда они могли быть вместе, будь то в Восточной Германии или в России - всю ее трудовую жизнь связывала надежда, которую Джордж разрушил.
   - Я укрою ее. Предлагаю вам убраться с моего места. Возможно, он все еще ждет там. Ты поднимешь его, если он есть. В противном случае? Национальная тревога?
   - Тихо, тихо, - пробормотал Вернон-Смит. "Аэропорты и все такое. Мы можем никогда его не получить. У этих чертовых людей всегда есть самый отвратительный способ проскользнуть. Если подумать, он мог уже выйти.
   "Сомневаюсь. Его душевное состояние побуждало бы его держаться. Он сделал ставку на то, что проведет пенсию со своей женой - я имею в виду его жену. Он может не захотеть бежать".
   Он спросил Вермина, куда тот пойдет. Какая станция?
   - Мы приедем в Хэмпстед. Если к тому времени, когда мы туда доберемся, ничего не будет показано, вам лучше привести ее, и мы оставим ее там. Я полагаю, ваши люди захотят попотеть над ней в Уорминстере.
   Херби сказал, что это, скорее всего, и положил трубку. Открыв входную дверь, он указал на Шнабельна и Гиррена.
   Хильдегарда Фендерман выглядела совершенно спокойной. С ней было трудно начинать, сказал Шнабельн.
   Она посмотрела на Херби в темнеющем холле, и Гиррен включил свет. "Ах. Мистер Крюгер. Она рассмеялась. - Значит, ты тоже волк в овечьей шкуре. Еще один смех. "Это мелодраматично, не так ли? Клише?
   - Подходящий, - сказал Херби, оглядываясь в поисках другой двери, кроме той, что вела в главную комнату, в которой все еще сидела Анджелла Томас, погруженная в свои личные страдания. Тот, что через холл, вел, как он предположил, в столовую или кабинет. Его рука была на ручке, когда Анхель вышла в холл. Она дрожала, ее глаза яростно краснели, губы дрожали.
   - Жена моего мужа? - спросила она, голос сорвался.
   - Мы проведем ее здесь. Только ненадолго". Херби попытался встать между ними, но Анхель рванулась вперед, царапая ногти, скривив рот, извергая поток ругательств по-французски. Херби схватил ее за запястья, и Шнабельн с помощью Гиррена втолкнул Хильдегарду Фендерман в другую дверь.
   "Я знаю. Я знаю... - Херби говорил как любовник - или как отец? - на ухо Ангелле, осторожно ведя ее обратно в гостиную.
   "Я убиваю ее. Я убиваю их обоих...". Энджел снова потеряла сознание.
   - Да, - согласился Херби. Он еще не хотел оставлять ее одну; он хотел, чтобы кто-нибудь остался с ней; боится того, что она может сделать. - Да, я думаю, вы убьете ее - и Джорджа.
   Она посмотрела на него большими глазами, такими, какими их впервые описал Джордж. Должно быть, она была потрясающей тогда, в сороковые годы. - Джордж, - прошептала она. "Мой настоящий Джордж. Было так мало времени с ним, пока-пока. Хотел бы я умереть за него - вместо него. В некотором смысле, я полагаю, что да".
   Херби налил ей выпить. Бренди. Зажимая стакан между длинными дрожащими пальцами. Он подошел к двери и позвал Гиррена, который вошел. "Просто останься с ней. Будь добр, - сказал он ему. "Присматривай за ней, пока я перекинусь парой слов с женщиной из Фендермана".
   Гиррен кивнул. - Я сейчас не скоро, Анхель, - крикнул ей Херби. но она не ответила.
   - Мне не нужно ничего говорить. Хильдегарда Фендерман сидела за полированным дубовым столом в столовой Томаса, а Шнабельн смотрел в окна. - Хочешь, чтобы шторы были задернуты? - спросил Шнабельн, и Херби сказал, что, по его мнению, это может быть хорошо.
   Затем он повернулся к фрау Фендерман, которая выглядела старше, чем раньше, когда он видел ее в отеле. "Тебе нечего сказать. Мы знаем все или большую часть. О том, чего мы не знаем, можно догадаться. Например, я предполагаю, что вы использовали четверостишия Нострадамуса в качестве основы для шифров.
   Она улыбнулась тайной улыбкой, знакомой большинству женщин.
   - Он у тебя? она спросила.
   "Еще нет. Но мы получим его, как мы получили вас.
   - И вы посадите нас обоих в тюрьму.
   - Он будет в тюрьме, фрау Фендерман. С другой стороны, вы вполне можете вернуться к своим хозяевам.
   Она была хороша. Он должен был дать ей это. Только самое незначительное подергивание правой руки и проблеск паники в глазах. Едва заметная, прежде чем холод вернулся.
   - Они не будут довольны тобой, Хильде. Нисколько. Они никогда не будут довольны тем, кто из-за разочарования или досады дует на коллегу...
   - Или любовь? - спросила она. Она выглядела жалко.
   "Любовь? Ненавидеть? Какая разница? Он хотел остаться. Вы прожили свою жизнь, ожидая его возвращения. Вы так долго дергали его за ниточки, что думали, что это будет легко. Это было не так, и твоя инициатива пошла прахом, Хильде. Москве это не понравится. ГДР это не понравится. Мне бы не очень понравилось, если бы это сделал кто-то из моих людей.
   Она попросила сигарету, и он дал ей одну из своих, наклонившись над ней, чтобы зажечь. Когда он это сделал, она прошептала: "Что ты действительно собираешься делать со мной?"
   Херби выпрямился, возвышаясь над ней. "Люди будут говорить с тобой - может быть, довольно долго..."
   - Ты попытаешься меня высушить?
   - Если ты так хочешь выразиться. Может быть. Тогда есть реальная вероятность, что вас отправят домой. Многое зависит от властей в Бонне и от американцев. Мы все немного виноваты, за исключением, может быть, твоей покойной сестры Гретхен. Знала ли она, что делает, или думала, что ведет себя романтично - посредником для любовников, разлученных войной?
   "В каком-то смысле именно это она и делала. Любовь длится, мистер Крюгер.
   - Как и ненависть, фрау Фендерман.
   Херби попытался уговорить ее говорить больше, но после этого она замолчала. В конце концов он вернулся к Ангелле и спросил, не нужен ли ей врач. Если бы ей было куда пойти. Да, может успокоительное было бы неплохо. Да, она могла пойти к двоюродному брату. Она скоро позвонит. Она все спрашивала, поймали ли они его еще и что они будут с ним делать.
   Херби кружил вокруг него, задавая, казалось бы, безобидные вопросы: Он когда-нибудь проявлял к ней насилие? Он когда-нибудь страдал от острых депрессий? Каковы были его способности к концентрации в эти дни? Она ответила неопределенно, как будто речь шла о ком-то, кого она плохо знала, во всяком случае, не сейчас.
   Херби ждал, тратя время на вопросы, надеясь, что Вернон-Смит позвонит. Он хотел, чтобы Хильдегарда Фендерман ушла из его рук. В какой-то момент он вдруг понял, что Джордж - их Джордж, который на самом деле был Куче, - старше, чем указано в его досье. Между двумя мужчинами была разница в возрасте три-четыре года.
   Наконец раздался звонок. Вернон-Смит и приманка - ОБД - находились в полицейском участке Хэмпстеда. Хотел бы Херби, чтобы они спустились и забрали женщину?
   - Я лучше приведу ее к вам. Херби прикусил нижнюю губу. - Позвольте мне пригласить кого-нибудь присмотреть за миссис Томас, и мы сразу же приедем. Я думаю, этого достаточно для косвенного дела, но я не думаю, что мы дойдем до предъявления ей обвинения. Когда директор вернется, это, вероятно, будет ее Уорминстерский дом.
   - Ваши чертовы исповедники, - проворчал Вернон-Смит.
   В конце концов, двоюродной сестре Анжеллы понадобится пара часов, чтобы прийти в себя. Приехал врач, и Херби объяснил проблемы, не заполняя картинки. Гиррен оставался и сидел до тех пор, пока не появится кузен, чтобы занять его место. Затем он вернулся в столовую и сказал, что они готовы уйти.
   "Куда мы идем?" Хильдегарда Фендерман была ужасно спокойна. В конце дня Херби задавался вопросом, обыскивали ли ее, и Шнабельн сказал, что да - это было главной причиной ее протестов в Хитроу. У них был WPC, чтобы сделать это тщательно. Там были проблемы, так как женщина-полицейский потребовала перепроверить их документы.
   Они подошли к парадной двери, и Херби остановил их, всегда осторожно входя и выходя из зданий. Шнабельн умел водить. Он должен был выйти первым и запустить двигатель; открыть заднюю дверь. Херби высадил бы фрау Фендерман на заднее сиденье машины за считанные секунды.
   Она кивнула - женщина, которая, казалось, наконец приняла то, что произошло. Когда Херби потянулся к ручке входной двери, она спросила, забрали ли его уже.
   - Джордж?
   Она покачала головой. - Клаус, - сказала она с легкой кривой улыбкой. Херби сказал ей, чтобы она побеспокоилась об этом позже, затем открыл дверь и позволил Шнабельну выйти на подъездную дорожку. За дверью горел свет, устроенный как старая каретная лампа, и Херби нащупал нужный выключатель, не пуская женщину в дверной проем. Наконец он выключил внешний свет. Потом свет в холле, как раз в тот момент, когда Шнабельн включил фары автомобиля и завел мотор.
   Уличный фонарь все еще заливал дорогу желтоватым светом. "Хорошо?" Херби посмотрел на нее, и она кивнула. - Я бы посоветовал двигаться довольно быстро. Она снова кивнула и встала перед ним, направляясь к машине.
   Низко пригнувшись в кустах у ворот, Джордж Томас, он же Клаус Фендерман и Генрих Куче, увидел, как Шнабельн идет к машине. Он увидел, как погас свет на крыльце, а затем и в холле. Трость черного дерева все еще была в машине, припаркованной на углу, но пистолет Люгера начал появляться в его правой руке в перчатке. "Представь, что это тренировочная стрельба", - сказал он себе. Притворись и вспомни, как ты ненавидишь ее и мысль о походе на Восток. Доведите это до завершения сейчас.
   Он выпрямился, невидимый в кустах, поднял "люгер" двумя руками и направился к входу, когда в дверь вошла пухлая фигура его первой невесты, отчетливо видная в сером костюме.
   56
   ЛОНДОН 1978
   БЫЛО ЧЕТЫРЕ ВЫСТРЕЛА . Пара двоек в быстрой последовательности. Техника и точность стрелка.
   Херби был немного правее и позади Хильдегарды Фендерман, и его реакция была быстрой, он прыгнул вперед и толкнул ее обеими руками, чтобы врезать ее в гравий.
   Но недостаточно быстро для пуль. На цели кучность была бы идеальной. Первые двое повалили Хильдегарду Фендерман на спину, попав ей в грудь. Херби, толкая ее вниз против ее движения назад, должно быть, выровняла ее голову по траектории второй пары.
   Голова, казалось, раскололась, разбившись, обдав Херби кровью и мозгами. Она не издала ни звука, кроме ужасного мертвого хруста гравия.
   Sauer M 38H был в руке у Херби, а он даже не подозревал об этом: рефлекс, пронесшийся через его мозг и мускулы из прошлого.
   Он увидел, как Шнабельн выбрался из машины, и фигура, мелькнувшая в воротах.
   Шнабельн возвращался к телу. Шум, крик и крик раздавались позади него, в дверях, но Большой Херби отсутствовал, его ноги скользили по гравию, швыряясь по дорожке.
   Когда он достиг ворот, его слегка занесло, чувствуя, как его большой палец срабатывает на предохранителе пистолета. Одно большое плечо ударилось о железо, и он оказался на наклонном тротуаре, поворачивая направо в том направлении, в котором он видел, как двигалась фигура.
   До угла, где стояла машина с выключенным светом, оставалось почти сто ярдов. Фигура бежала, тяжело, его ноги бесшумно ступали по брусчатке.
   Херби раздвинул ноги и поднял обе руки, схватив пистолет, палец уже нажимал на спусковой крючок.
   - Джордж, - крикнул он. "Джордж, остановись. Ради бога, остановись".
   Но фигура продолжала идти, уже почти к машине, вытянув одну руку к двери.
   Херби нажал на курок, и раздался ответный глухой щелчок осечки. Он выругался, посмотрел на оружие и снова поднял его.
   Фигура была наполовину в машине, когда он нажал на курок во второй раз. Не просто щелчок, а весь жалкий звук заклинивания - патрон застрял в казенной части - почти невозможное, неслыханное для этого оружия.
   В ярости огромная рука Херби отдернулась, и он швырнул бесполезный кусок металла в машину, у которой теперь работал двигатель, шины завизжали, когда она встряхнула хвостом и рванула с места.
   Херби бросился за ним, его глаза были ослеплены яростью. Запыхавшись и в ужасающей ярости, он наконец добрался до угла, с болью осознавая, что - со скоростью и светом, неожиданностью и действием всего этого - он не мог бы с точностью сказать никому ни марку, ни цвет машина. Он также не отметил его номерные знаки.
   Теперь он исчез в потоке машин, а крупный мужчина стоял, беспомощный, взрывной от ярости, его руки вздымались и опускались по бокам в жесте разочарования.
   Очень медленно, с наклоненной головой, он повернулся и пошел обратно к дому Томаса, его тень была невероятно огромной через дорогу.
   Гостиница рядом с Пангборном была очень удобной, и персонал показался старику очень внимательным. Они думали, что он был милым старичком, хотя портье упомянул, что ему действительно нужно показать эти зубы. Наконечник хорошо. Имя Генри Кокса. Сказал, что останется на неделю или около того. Доктор рекомендовал отдых. Мир и покой. Такси привезло его из Рединга, хотя он звонил заранее, чтобы сделать заказ.
   Он хорошо поел. Выпил немного кларета и велел прислать к себе в комнату бутылку виски. Виски и горячее молоко.
   Генри Кокс теперь лежал на кровати, дверь была заперта, и в правой руке у него был стакан чистого виски. Две недели здесь, подумал он. Две недели, а затем Генри Кокс отправится в путь, вероятно, по мягкому маршруту через Ирландию.
   Бесполезно было размышлять, потому что оставалось только одно место, куда можно было пойти - если он хотел жить. Он примет решение об этом позже. Все, чего ему сейчас действительно хотелось, так это сна, но каждый раз, закрывая глаза, он видел молодого Джорджа Томаса, идущего со Шмиттом обратно к машине на болотах. Они были близко друг к другу, а Браун чуть левее.
   Он очень осторожно прицелился в районе талии Джорджа, потому что именно там он нес гранаты и взрывчатку. Это было удачно. Один выстрел. Один выстрел разнес его и Шмитта в ничто. Браун взял больше; и Хильде... ну, он должен был быть уверен в Хильде. Если бы не она, сейчас он был бы в комфорте своего дома.
   Энджел, подумал он. О Боже, Энджел. Без нее ему будет так одиноко. В его возрасте также. Одиночество было крестом, который ты нес, когда был чучелом, пустым человеком.
   Херби Крюгер задумался. Перед ним стояла водка размером с Эмпайр Стейт Билдинг. Было уже поздно, и он думал, что все улажено. Директор вернется позже. Завтра он напишет отчет.
   Джордж был в отъезде, и умный. Он задавался вопросом, заберут ли они его когда-нибудь. У него были серьезные сомнения на этот счет, но это останется - теперь это чья-то другая проблема.
   Перед тем, как разлить водку, он позвонил Ангелле. Она спала, сказал кузен, но тут она позвонила. Как и многие люди в состоянии шока, она казалась слишком спокойной. Да, с ней все было в порядке. Она была бы в порядке. Да, да, было бы неплохо, если бы они как-нибудь поужинали. Она, вероятно, вернется, чтобы остаться со своим двоюродным братом позже той ночью или первым делом утром, но она будет поддерживать связь. Она предположила, что полицейский должен стоять на страже у ворот. Херби сказал, что это кажется хорошей идеей.
   В доме в Хэмпстеде Энджел Томас положила трубку и вернулась к упаковке чемодана. Это был второй звонок за вечер. Внизу кузен, которого она никогда раньше не видела, тихо сидел и читал. Она хранила его номер с тех пор, как Джордж дал ей его примерно год назад. "На всякий случай."
   Первый телефонный звонок раздался за полчаса до Херби.
   "У тебя все нормально?"
   "Да."
   "Вы простите меня?"
   "Я думаю так. Я не знаю."
   - Вы звонили по этому номеру?
   "Да."
   "Делай, как он говорит. Но только если вы этого хотите. Пожалуйста. Пожалуйста." Затем линия оборвалась: "Пожалуйста. Пожалуйста", - эхом отозвалось в ее голове. Конечно, она пойдет. Он будет нуждаться в ней. Она будет нуждаться в нем. Неважно, что было в прошлом. Она может даже убить его, как сказала Херби в гневе.
   Херби подошел к магнитофону и включил " Kindertotenlieder " Малера - " Песни о смерти детей". Вставляя ленту на место, он подумал, не подумал ли кто-нибудь прослушать телефон Томаса. Вернон-Смит об этом не упоминал. Вряд ли Джордж окажется настолько глуп, чтобы позвонить ей. Нет. Может быть, завтра первым делом он позаботится об этом.
   Он нажал кнопку "воспроизведение" и вернулся к своему напитку. Голос Кристы Людвиг заполнил комнату, ясно из динамиков:
   Монахиня умрет, Сонн, так что черт возьми...
   Солнце взойдет так же ярко сейчас
   Как будто ночь не принесла трагедии
   Трагедия моя одна,
   Солнце светит всем.
   Ты не должен позволить ночи поглотить тебя...
   Большой Херби Крюгер сделал большой глоток. Он сглотнул. Потом снова сглотнул и почувствовал, как к горлу подступил ком.
   Переверните страницу, чтобы продолжить чтение романов Херби Крюгера.
  
   Я не пойду к зеленому клеверу!
   Сад оружия
   Полный алебард
   Где я размещен!
   Когда ты в поле, да поможет тебе Бог!
   Все зависит
   С Божьего благословения!
   Для всех, кто в это верит!
   Тот, кто в это верит, далеко.
   Он король!
   Он Император!
   Он ведет войну!
   Стой! Кто идет туда? Высказываться!
   Убираться!
   Серенада часового из оперы Des Knaben Wunderhom Арнима-Брентано. Положено на музыку Густава Малера между 1892 и 1895 годами.
   ПОЛНОСТЬЮ КЛАССИФИЦИРОВАНО, ЧТОБЫ ОСТАВАТЬСЯ БЕЗОПАСНЫМ И ЗАБЛОКИРОВАННЫМ КРАСНЫМ БИРКОМ
   ДАТА В ПЕЧАТИ
   ПОЛНОМОЧИЯ: Начальник службы
   Руководитель С&С
   Директор Специальные источники: Восточная Германия
   Следующие криптонимы были присвоены нижеупомянутым, которые в настоящее время действуют под общим шифром QUARTET в соответствии с указаниями Special Sources: East Germany. Связь с TELEGRAPH BOYS.
   Гиррен, Уолтер АННАМАРИ
   Шнабельн, Кристоф РАСХОД
   Мор, Антон УЧИТЕЛЬ
   Блатте, Анна МОРИС
   РАСШИФРОВАННАЯ ЗАПИСЬ
   ДАТА ЗАГОЛОВКА
   ВРЕМЯ ЗАШИФРОВАНО (Челтнем): 10.02.
   ЗА: ГЕНЕРАЛЬНОГО ДИРЕКТОРА СИС.
   ОТ: СЕКРЕТАРЯ I/C GENERAL MOVEMENTS. ГЕНЕРАЛЬНОЕ КОНСУЛЬСТВО. БЕРЛИН ЗАПАД.
   ВСПЫШКА БЕЗОПАСНАЯ
   ПОПРОБУЙТЕ ВСТРЕЧУ, УТВЕРЖДАЯ, ЧТО БЫЛ КАПИТАНОМ КГБ, ВОСТОЧНЫЙ БЕРЛИН ОПОЗНАЕТ ТОЛЬКО КАК ПЕТР И ГОВОРИТ, БУДЕТ ГОВОРИТЬ ТОЛЬКО С ВАШИМ ОФИЦЕРОМ ПО ИМЯ БОЛЬШОЙ ХЕРБИ СТОП ЗАПРОС ИНСТРУКЦИИ СТОП КОНСУЛ ГЕНЕРАЛ СЧИТАЕТ, ЧТО ЕГО ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬ НЕВСКРЫТЫМ. ВСПЫШКА ВСПЫШКА ВСПЫШКА
   ЗАСЕКРЕЧЕНО СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
   КРАСНАЯ МЕТКА
   ОТ: Директор
   КОМУ: Директор Специальные источники: Восточная Германия
   ДАТА: Как указано
   Дорогой Херби,
   Это письмо, официально информирующее вас о том, что сегодня дом Чарльтона открыт для вашего пользования.
   В соответствии с действующим приказом я обязан уведомить вас об этом в письменной форме, и это письмо будет помещено в папку с копией министру и казначейству.
   Понятно, что вы будете занимать дом Чарльтона только на время, необходимое для допроса недавнего перебежчика СОЛНЕЧНИК, и что у вас будет только нормальный и минимальный персонал, необходимый для обеспечения надлежащей безопасности и нормального ухода.
   Я был бы очень признателен, если бы вы покинули дом Чарлтонов как можно скорее, как только завершите допрос.
   Искренне,
   Директор СИС
   КЛАССИФИКАЦИЯ A+ РОЗОВАЯ БИРКА
   РЕГИСТР СИС: A4296/5
   КОМУ: Начальник службы
   ОТ: Начальник регистратуры
   ДАТА: 10 августа 1980 г.
   В соответствии с вашим приказом о реквизиции, датированным выше - CS/567 - сегодня я передал следующие файлы на хранение г-ну Э.Л. Крюгеру, директору специальных источников: Восточная Германия.
   SZ/24 Мюллер, Гертруда (декабрь)
   SZ/25 Бленден, Вилли (декабрь)
   SZ/26 Биркеманн, Андреас (на пенсии)
   SZ/27 Биркеманн, Беатрикс (на пенсии)
   SZ/28 Gabell, Luzia (неизвестно: пресс-декабрь)
   SZ/29 Хабихт, Эмиль (декабрь)
   SZ/30 Бехер, Франц (декабрь)
   SZ/31 Zeich, Moritz (на пенсии)
   SZ/32 Reissven, Питер (декабрь)
   SZ/33 Зудранг, Джули (предположительно дек)
   SZ/34 Кутте, Курт (декабрь)
   Вы заметите, что эти файлы составляют основное досье сети, которую г-н Крюгер ведет в Восточном Берлине под шифром SCHNITZER GROUP c. 1955-1965 гг.
   Эмброуз Хилл
   Начальник регистратуры
   КЛАССИФИКАЦИЯ АА. ДЛЯ ДИРЕКТОРА И СОТРУДНИКОВ ТОЛЬКО RED TAG
   РЕГИСТР СИС: A4296/6
   КОМУ: Директор СИС
   ОТ: Начальник регистратуры
   ДАТА: 10 августа 1980 г.
   В соответствии с вашим распоряжением о реквизиции с указанной выше датой - AA/666 - сегодня я передал следующие файлы на хранение г-ну Э. Л. Крюгеру, директору по особым источникам: Восточная Германия, после проведения необходимых запросов относительно безопасного хранения этого строго секретного материала. .
   Общий файл ТБ/1. Телеграфные мальчики
   ТБ/22 Близнецы
   ТБ/23 Гор
   ТБ/24 Гекуба
   ТБ/25 Нестор
   ТБ/26 Приам
   ТБ/27 Электра
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Ленточный червь
   1
   ЭТО БЫЛ АВГУСТ. Он всегда был одним из его любимых месяцев, потому что они обычно уезжали из Берлина на несколько недель. Иногда возвращаюсь в Москву. Старик часто закрывал глаза на девушек, которых брал с собой.
   Теперь у него оставалось только две уверенности. Во-первых, была смерть, единственная верная вещь в жизни всех людей. Во-вторых, был тот неоспоримый факт, что очень скоро его арестовать придут его же люди. В августе этого года в Москве девушек не будет, только маленькая комнатка, а может, больничная палата. И бесконечные вопросы.
   Итак, в пять часов утра он рассматривал ситуацию с точной логикой, терпеливо выученной с годами у Старика.
   Он не спал. Реальность его нынешнего состояния не позволяла такой роскоши. Вместо этого он прошел через каждый шаг, исследуя каждую возможность и перестановку.
   Вероятно, они оставят его еще на сорок восемь часов. Это была бы хорошая психология, и они, казалось, разыгрывали все это в самой классической манере.
   После того, как это случилось, из Москвы прилетел майор, чтобы взять на себя командование. Короткий допрос был дружелюбным, даже сочувствующим. Некоторые из них были почти случайными, как будто они действительно считали его чувства брата-офицера.
   Но тогда они могли себе это позволить. Время было на их стороне. У них также был его личный багаж. "Не беспокойтесь о своих вещах, - сказали они. - Мы пошлем их дальше. Просто возьмите то, что необходимо на несколько дней".
   Это было накануне днем, когда помощник майора, очень молодой лейтенант с прыщами, принес его назначение. Он должен был явиться в казармы в Карлсхорсте. Майор пришел позже. "Просто ждите инструкций в Карлсхорсте", - сказал он. - Для человека с вашим опытом и квалификацией есть много работы. Товарищ капитан.
   Тогда он точно знал, что они делают; и, почти не задумываясь, предпринял все возможное, чтобы прибыть в казармы Карлсхорста как можно позже. Дежурный, казалось, даже не ждал его; что может быть хорошим знаком. Было предложено явиться к адъютанту где-то после девяти утра. Ему нашли комнату в офицерской квартире и предложили поесть.
   Он играл в состоянии шока, пытаясь передать нерешительность. Майор и его команда будут достаточно заняты; поэтому, отправив его в Карлсхорст, они, вероятно, утверждали, что он был в безопасности в течение дня или около того.
   Может быть, сорок восемь часов. Если бы он занимался этим делом, он бы так и поступил. Возможно, он оставил бы это немного дольше. Однако Старик присмотрел бы за ним, каково бы ни было его душевное состояние.
   Он был осторожен: волочил каблуки по дороге в казармы. Со своим чемоданчиком и портфелем он много раз останавливался; зашел в пару баров; видел одну из девушек; ушел пообедать; пользовался как железной дорогой, так и автобусом. Все время проверял, с середины предыдущего дня до почти полуночи: за ними никто не наблюдал.
   Сегодня почти наверняка будет какое-то наблюдение. Оставьте его потеть в Карлсхорсте и наблюдайте издалека. Вероятно, они надеялись, что он попытается сбежать, доказав тем самым соучастие. Однако они не ожидали, что он уйдет быстро. Обычно они предполагали, что полный удар вряд ли поразит его в течение дня или двух.
   Затем, если он попытается бежать, это даст им преимущество, что значительно облегчит их работу. Они уже должны быть уверены, что Старик доверился ему. Не проработаешь больше двадцати лет помощником такого офицера, не зная хотя бы частички правды - или достаточной для специалистов на площади Дзержинского, в Центре - чтобы собрать мозаику. Может быть, головоломка их собственного изобретения.
   Был только один путь, к одному человеку. Он ненавидел эту идею, но бег был лучше, чем то, что должно было произойти в Москве. Что бы там ни случилось, его карьере конец.
   Каким бы неохотным он ни был, его воля к выживанию была сильна. Пришлось бежать, и быстро. Какими бы ни были опасности. Наследие Старика также включало средства для выхода. Средства, которые Старик, в конце концов, отказался использовать для себя.
   Ночь была душной. Сейчас, в пять часов, снаружи было светло, и он мог видеть, что приближается дождь. Гром тоже. Кипящая, влажная погода последних нескольких дней, казалось, вот-вот должна была разразиться. Как будто элементы соответствовали его собственному настроению и решению.
   Если бы его нервы выдержали, он мог бы просто сделать это; даже несмотря на то, что нежелание было подобно железу в его уме. Он не предполагал, что британцы применят к нему наркотики, и достаточно знал о допросах, чтобы сдерживаться, просто давая им достаточно. Тогда его совесть будет чиста. Он будет знать, что, по крайней мере, он не полностью предал свою страну. Были также инструкции Старика - по какой-то причине. Пара неправд и одно неверное направление, которое ему пришлось использовать.
   Он ничего не мог взять. В его чемодане были только рубашки, носки и нижнее белье. Его лучшая форма висела в маленьком шкафу. Кроме этих вещей и его туалетных принадлежностей, была форма, которую он носил, и портфель.
   Самое необходимое лежало в карманах штатского плаща, аккуратно сложенного в портфель. Другие вопросы остались выгравированы в его уме. Если только они не заставят его открыть портфель у главных ворот, никто не станет мудрее, если охранник получит приказ повернуть его обратно.
   По обычному распорядку в половине шестого караула меняли; так что он должен был уйти в ближайшее время. Он должен уйти, когда дежурный будет в самом низу, думая о своем выходном в предстоящий день.
   Медленно он надел форменную куртку: поправляя ее, подтягивая сзади, чтобы она аккуратно легла на плечи. Проверяя свой внешний вид в зеркале, он испытал все то же старое чувство безвозвратной утраты. На этот раз к этому присоединилось странное осознание того, что вся его жизнь осталась позади. Что бы ни случилось сейчас, это был великий перекресток. В последний раз он колебался, внезапный порыв нерешительности; затем объяснил, что это именно то, чего они от него ожидают.
   Он надел форменную фуражку, и ему пришло в голову, что, может быть, это будет последний раз, когда он будет исполнять столь обыденное, будничное дело. Затем он взял портфель, подошел к двери и вышел наружу.
   Даже в это утреннее время влажность обволакивала его, как тонкий дымящийся туман. Облака были низкие, испачканные чернильными кляксами; задраивается над городом, как крышка на котле.
   Охранник у главных ворот не пытался его остановить. Никто, казалось, не проявлял никакого интереса.
   - Вы промокнете, товарищ капитан, - крикнул охранник. "Будет дождь. Буря."
   - Я буду только через десять минут, - отозвался он, постукивая по портфелю, как будто это имело какое-то особое значение. Через десять минут охранник выполнил бы свою обязанность.
   Он уже решил, какой путь выбрать. Он поедет по железной дороге со станции Фридрихштрассе. Пока его там не заберут, он будет дома. При этом не сухой. С запада уже грохотал гром. Он задавался вопросом, было ли это предзнаменованием.
   Было почти шесть тридцать, когда он прибыл на станцию Фридрихштрассе; но ищу другого мужчину.
   Возле Унтер-ден-Линден он воспользовался общественным туалетом, запихнул форменную куртку и фуражку в бачок, потер начищенные коричневые туфли, достал из портфеля плащ и опустошил карманы.
   Он разделил волосы на пробор с другой стороны, поправил очки без оправы, застегнул плащ, оставив настоящее удостоверение личности в заднем кармане, и положил паспорт и разрешение в портфель вместе с образцами в их коробочках. Старик все предусмотрел. Если они поймают меня, они придут за тобой. Как бы вам ни было плохо, спасайтесь. Либо уничтожайте вещи, либо используйте их. Тогда делай, как я тебе сказал. Коварство. Помните хитрость.
   Теперь, приближаясь к станции, он превратился в немца - Ханса-Мартина Буша, главного торгового представителя фирмы по производству линз. Его бизнесом на Западе была встреча с британским промышленником. Британская фирма была заинтересована в оптовых закупках дешевых линз для своей столь же дешевой линейки биноклей, которые будут продаваться в сетевых магазинах. Там было все: разрешение на поездку; время и место встречи; цель - все устроено более трех недель назад. На самом деле он заполнил относительные детали в четыре часа утра в офицерской казарме в Карлсхорсте, подсознательно взяв на себя обязательства так рано. Он использовал левую руку, чтобы скрыть надпись.
   Еще никто ничего не спрашивал. Только напыщенная женщина-контролер напомнила ему, что он должен вернуться, через тот же блокпост, до девяти вечера. Он заверил ее на беглом немецком языке, что вернется задолго до этого.
   К тому времени, как он добрался до Западного Берлина, пошел дождь; огромные капли грома с шипением и взрывами падают на здания, заливая дороги. Он доехал на метро до Уландштрассе, а потом побежал - от дождя и от самого себя. Он хотел повернуть назад. Бегство было единственным способом преодолеть баррикаду в его совести. К тому времени, как он дошел до номера двенадцать, он промок до нитки, его волосы и лицо были мокрыми от воды.
   Дом номер двенадцать по Уландштрассе был офисом Генерального консульства Великобритании.
   2
   Герби Крюгер испытала облегчение . Когда он покидал Германию, у него всегда было ощущение свободы, даже несмотря на то, что его массивность и длина ног создавали дискомфорт на борту трезубца British Airways. Ему показалось, что места именно в этом самолете были рассчитаны на транзитные группы лилипутов.
   Стюардесса на стойке регистрации в Бонне усадила Херби в передней части самолета, оставив чуть больше места для ног. Херби Крюгер, однако, почти не заметил этой доброты. Когда "Трайдент" оторвался от взлетно-посадочной полосы, взяв курс на Лондон, он вздохнул и огляделся в поисках бортпроводницы, чтобы посмотреть, как быстро он сможет своей большой рукой обхватить пластиковый стакан с водкой.
   Облегчение Херби Крюгера было связано с тем, что он уезжал из страны своего рождения. Бонн не был его любимым городом, хотя, если на него надавить, он признал бы, что предпочитает его Берлину. "Как и Ишервуд, - говорил он, - я был очень молодым оператором в Берлине, но в более позднее и еще более неприятное время".
   Он всегда был рад уехать из любого города: особенно после того, как оставил полевые работы, чтобы работать из Лондона. В последние несколько месяцев Герби обнаружил, что эти самые необходимые поездки в Федеративную Республику или Западный Берлин становились все более и более утомительными.
   Раз в две недели это был либо Бонн, либо Берлин. Со всем остальным можно было справиться достаточно эффективно из пристройки к Уайтхоллу, достаточно далеко от высокого здания из стали, бетона и стекла, в котором проживало большинство его коллег.
   Что же касается большинства этих коллег, живших в разделенном мире разведки, то они клюнули на приманку, предложенную главами отделов: относились к Герби с уважением и почтительным сочувствием к тому, кто был первоклассным полевым офицером, но теперь взорван; за холмом; столкнулся с офисной работой, чтобы дожить до пенсионного возраста, до которого, в случае Херби Крюгера, оставалось почти пятнадцать лет. Этот факт вызвал дополнительное сочувствие. "Он похож на великого оратора, потерявшего дар речи", - сказал один из них.
   Большой Херби Крюгер - как и предполагалось в его естественном прозвище - не обладал ни одним из физических секретных качеств. В силу своего телосложения ему казалось невозможным передвигаться незамеченным или принять неприметную маскировку. Он был постоянно видимым человеком.
   В его пользу лежала его обманчиво медлительная и нежная, неуклюжая манера поведения. Если только вы не знали этого человека глубоко - а знали немногие, - та же тихая неуклюжесть, по-видимому, перешла в его разум. В глазах, ярко посаженных на лице, словно слепленном из комовой каши, было выражение почти постоянного недоумения. В то время как другие люди говорили, Херби всегда производил впечатление, что он испытывает серьезные трудности в понимании предложений. То же самое было и с его улыбкой - медленной, глупой и открытой. Улыбка, как и сам мужчина, погубила многих людей. Только те, кто был полностью уверен в его послужном списке, точно знали, насколько он был хорош; правда, еще был.
   Для невинных младших сотрудников Службы Большой Херби был милым, пьющим плюшевым мишкой, склонным к вспышкам сильных эмоций. Высокопоставленный персонал позволил увековечить эту неточную и вводящую в заблуждение легенду, включая заметную склонность к пьянству и сантиментам. Им было удобно, когда люди воображали, что Херби немного клоун; тупой или плаксивый, когда пьян. Они предпочитали, чтобы дело шло о том, что дело Херби Крюгера сгорело. Эти вещи возвращаются.
   Официально Херби тратил большую часть своего времени на рутинную работу с документами Восточного блока; небольшая проверка, когда это необходимо, и некоторая поспешная работа, когда требуется проверка торговых делегаций из советских стран. Однако для очень немногих посвященных Херби Крюгер, возможно, был одним из самых важных офицеров Службы. Он также не сдавался легко.
   Управляя великолепной сетью в ГДР, главным образом в Восточном Берлине, на протяжении пятидесятых и в начале шестидесятых годов (известной в секретных файлах как "группа Шнитцера"), Херби в конце концов был вынужден закрыть все, кроме нескольких своих давних срочные активы, и выйти из его ногти.
   После этого некоторое время его использовали в Бонне. Но потом появились жалобы от ФСБ, что он действует на их территории без допуска; поэтому Херби вернулся в Лондон, бормоча страшные предупреждения.
   "В них проникли. Государственные учреждения. самого НАТО. Ползать с ними, - проворчал он исповедникам, допрашивавшим его в Уорминстере.
   Позже он долго говорил с директором и некоторыми руководителями отделов; и его пророчества сбылись. В конце 1977 года разразился первый из многих скандалов с боннскими секретаршами. В последующие два года молодые мужчины и женщины, скомпрометированные на Западе, сломались и бежали на Восток.
   Херби печально покачал головой. "Они все еще в этом. Русские преподают нам урок. В счет идут тела на земле. Разведка "черных ящиков" - это хорошо, но вам нужен персонал". Он говорил о постоянном споре между электронным сбором разведывательных данных и старым стилем агентов на месте. Черный ящик был за. И все же Херби форсировал этот вопрос. "У меня все еще есть шесть человек, выполняющих одну из самых важных работ в Восточном Берлине, и их даже не обслуживают должным образом. Нормальных погрузочно-разгрузочных работ нет". Ему сказали, что Служба переживает кризис сокращения рабочих мест, а с деньгами туго. Шесть человек в Восточном Берлине, о которых говорил Херби, были известны немногим сдержанным как "Телеграфные мальчики".
   В конце концов, он выиграл день. Министр, чувствительно относящийся к деньгам, наконец убедился, и офисная работа Херби Крюгера в пристройке Уайтхолла стала стимулом для вербовки.
   Теперь он руководил сервисными агентами. Их было четверо - Герби с большим успехом проник в "Немецкую Демократическую Республику", его собственное старое плацдарм, прежде чем он был вынужден уйти и вернуться в то, что остроумцы Службы назвали "квартирой благодати и благосклонности" в Сент-Луисе. Джонс Вуд.
   Каждые две недели поездки в Западную Германию или Берлин ("Он в Брайтоне на несколько дней", как обычно сообщали молодые Уорбои любому пытливому непосвященному) были вылазками для подведения итогов. Встречи с теми или иными его офицерами, имевшими свободный доступ на Запад.
   Раз в две недели Херби заставляли по сорок восемь часов жить в каком-нибудь маленьком конспиративном доме под присмотром местных офицеров в Бонне или Западном Берлине, пока он проходил кропотливую беседу в форме вопросов и ответов. Затем он принес результаты домой, разбив их на необработанный отчет, прежде чем передать подробности оценщикам и оценщикам. Для последнего операция Херби была известна как "Источник шесть", фраза просто относилась к любой информации, собранной "Телеграфными мальчиками", а затем переданной обратно в Лондон через "четверку". Для обеих групп их главной заботой было раннее предупреждение о передвижениях войск и ракет в Восточном Берлине и его окрестностях в пределах ГДР. Отчеты обычно включали очень точные заявления о политической и военной политике.
   На "Трайденте" из Бонна Херби Крюгер только что отбыл с одного из таких совещаний. Последние два дня он был заперт с человеком, известным как Уолтер Гиррен: маленький, худощавый призрак человека с постоянно кислым выражением лица, который был особенно удобен для регулярных экскурсий на Запад. Первоначально родители Гиррена были родом из Вестфалии (он считал себя вестфальцем), но в хаосе разделенных и перемещенных семей в конце Второй мировой войны Гиррены оказались в советском секторе Берлина. Молодой Уолтер родился там.
   Гиррен теперь работал звукооператором в Berliner Ensemble. Естественно, его образование было получено в ГДР, но он был завербован и обучен для британской службы во время работы по обмену с Национальным театром в Лондоне. Почти тридцатилетний Гиррен с подросткового возраста был членом Коммунистической партии. Разочарование пришло до его двадцать второго дня рождения; так что, что касается Херби, он обладал безупречной добросовестностью.
   Конспиративным домом была квартира второго этажа на узкой улочке недалеко от Губернского музея: три комнаты, кухня и ванная. Также два телефона, только один из которых работал. Это была обычная рутина. На телефоне, который работал, не было номера, но Херби опасался, что официальные жильцы всех конспиративных квартир в Бонне на самом деле были шлюхами и поэтому вызывали большие подозрения. На туалетных столиках были следы пудры; какие-то женские мелочи в спальнях; и то, что Херби назвал "запахом упавшего нижнего белья и упавших женщин". Его первым действием в конспиративной квартире в Бонне всегда было открывать все окна: независимо от погоды.
   Они потратили полтора дня на изучение деталей особых обязанностей Гиррена. И только за обедом, почти случайно, всплыл другой вопрос.
   Когда двигатели "Трайдента" изменили высоту тона при достижении крейсерской высоты, Херби наконец-то получил две свои миниатюрные водки. Затем он откинулся на спинку кресла, чтобы сконцентрироваться на маленькой и загадочной части информации, которая не давала ему покоя с тех пор, как Гиррен упомянул о ней.
   Это началось много лет назад; и, казалось бы, конец, всего за пару дней до того, как Херби уехал на встречу с Гирреном. В ежедневном дайджесте, который читали все старшие офицеры, Херби заметил некролог ТАСС. В нем кратко и без подробностей карьеры сообщалось, что в Восточном Берлине скончался генерал-полковник Яков Васковский, прикомандированный к силам Германской Демократической Республики. Внезапно коронарного тромбоза.
   В дайджесте добавлено то, что Херби знал достаточно хорошо: Якоб Васковский был высокопоставленным офицером КГБ. Заместитель командира Третьего главного управления в Восточном Берлине.
   Херби Крюгер был странно тронут известием о кончине этого офицера. Он уважал этого человека за его профессионализм, самоотверженность и проницательность в своем ремесле. Он много раз имел дело с Яковом Васковски.
   В те годы, когда Херби руководил своей знаменитой сетью и устанавливал важные, давние контакты в ГДР - без помощи политиков и только под прикрытием в качестве инженера, - Васковский был для него тем, чем Наполеон должен был быть для него. Веллингтон; Роммель в Монтгомери.
   Во мраке холодной войны Васковский снова и снова ставил ловушки для Крюгера и его людей. Они фехтовали друг с другом, и в конце концов Васьковский почти победил. Многие из людей Крюгера фактически спустились к русским, пока, наконец, сеть не была свернута и Херби выбрался наружу.
   Когда Херби впервые узнал об этом известном противнике, Васковский был старшим майором. Именно Васковский в качестве полного полковника наконец заставил Крюгера разобрать и прыгнуть подальше, оставив некоторые особые активы в подвешенном состоянии.
   Херби, который в частном порядке не был интеллектуально скромен в отношении своей эффективности в этой области, мог только признать высокие способности Джейкоба Васковски. С тех пор он следил за ростом состояния этого человека.
   Кончина Якова Васковского оставила важное задание, которое нужно было выполнить. Ибо Третье главное управление КГБ в Восточной Германии несет ответственность за безопасность советских войск в Германии; и контрразведка, с особым вниманием к американским, британским и другим агентствам НАТО. Его заместитель имеет почти полный контроль над этой последней ролью.
   Когда важное дело с Гирреном было улажено, Крюгер задал небрежный вопрос по поводу слухов о назначении нового заместителя в Третье главное управление. Это должно было стать прощупыванием, семенем, которое нужно было посеять в сознании Гиррена, толчком, который мог дать ответ во время их следующего сеанса через пару месяцев - или отправить его раньше, через одного из других офицеров, или с помощью электронной быстрой связи. -отправитель.
   Гиррен выглядел так, как будто его ужалили, громко выкрикивая нецензурную брань против себя. Затем он принял поведение школьника, пойманного на списывании. Проклиная себя, он извинился. Он должен был сказать об этом Херби до этого. Всего лишь крошечная странность, но озадачивающая и заслуживающая внимания. Затем-
   "Вы когда-нибудь слышали о человеке, умершем от коронарного приступа и найденном без головы?"
   Херби оставался хладнокровным, медленно качая головой, словно проверяя, на месте ли она.
   "Скажи-ка." Большой человек теперь был полностью настороже, осознавая, что именно из крошечных обрывков такой информации может появиться что-то большее и более срочное.
   Помимо обязанностей Гиррена по работе с агентами, его задача заключалась в том, чтобы перевернуть как можно больше камней; искать новые таланты; ловить соломинку на ветру. В этой конкретной линии часто относительно легко доить простую информацию в течение значительного периода времени, при этом информатор даже не знает, что его или ее прослушивают. Гиррен был мастером в этом упражнении, будучи хорошим собеседником, остроумным собеседником - несмотря на его кислое выражение лица - и немалым любителем выпить.
   Он уже был признанным завсегдатаем ряда баров и кафе в Восточном Берлине, тщательно выбирая те места, которые чаще всего посещаются государственными служащими, солдатами или рабочими вблизи военных учреждений.
   В баре на Карл-Маркс-Аллее он часто напивался с неработающими членами восточногерманской национальной народной армии, в частности с болтливым сержантом медицинского корпуса. Этот человек был идиотом, очень пьяным; но Гиррен припрятал его на случай дня; полагая, что он может оказаться полезным.
   В ночь перед своей служебной поездкой на Запад, чтобы присутствовать на брифинге с Херби, Гиррен застал сержанта в отличной форме. Выяснилось, что его только недавно перевели в госпиталь Народной полиции, где ему поручили заведовать моргом, - факт, который навел Гиррена на мысль, что они наконец-то убедились в неэффективности этого человека.
   Находясь в полном восторге, сержант с некоторой гордостью упомянул, что в течение одной ночи он единолично распоряжался трупом высокопоставленного русского офицера. Похваставшись, он даже назвал имя Васковского; и позже указал, что все было не так, как казалось.
   Гиррен угостил его парой стаканчиков, чтобы перешагнуть через грань благоразумия. Именно тогда мужчина сообщил, что офицер должен был умереть от коронарного тромбоза; но, говоря словами сержанта медицинской службы: "Никогда я не видел коронарного больного с взорванной головой. Имейте в виду, я не должен был видеть. Ничего не осталось, кроме шеи и подбородка. Пришли врачи и наложили вату и марлю на то место, где должна была быть голова, прежде чем отправить его домой, в матушку-Россию, на большие военные похороны".
   Огромные руки Крюгера поднялись и упали ладонями на колени. Он посмотрел на Уолтера Гиррена. Никто из них долго не разговаривал.
   "Все дело в воде во рту", - в конце концов сказал Крюгер почти самому себе.
   - А?
   - Вода во рту, - повторил Херби, на этот раз для Гиррена. "Сразу сносит голову. Эффективно". Он где-то читал об этом. Если человек полон решимости застрелиться, но по-прежнему опасается, что пуля не убьет его, оставив ему только серьезное повреждение мозга, он наполняет рот водой, вставляет дуло пистолета сквозь сжатые губы и нажимает на курок. Давление воды делает свое дело. Голова разлетается на осколки.
   Теперь, на высоте 29 000 футов над Европой, Херби Крюгер все еще размышлял над этим инцидентом. Если сержант морга говорил правду, генерал-полковник Яков Васковский покончил жизнь самоубийством. С каким-нибудь нарушением - караемым молчаливой личной смертью - расправились бы в самой Москве. Вы не можете заставить человека наполнить рот водой, а затем прижать его к земле и засунуть ему между губ пистолет.
   Конечно, он мог ошибаться; но это имело все признаки замалчивания; а генерал-полковник был профессионалом. Херби взял на себя труд следить за своим файлом. Ничего не показал. Потом он вспомнил еще кое-что. Примерно за шесть месяцев до этого его спросили, что он думает о попытке вербовки кого-то такого же ранга. Запрос пришел к нему через директора, которого попросили американцы. Были ли точки давления? Ни одного, ответил Херби, давая понять, что этот человек неприступен. Он вспомнил, как использовал жаргон - бесплодный Васковский.
   Самоубийство казалось странным. Обстоятельства еще более странные. Ни в коем случае не будучи болезненным, Херби Крюгер пожалел, что ему не дали шанс увидеть тело. Затем он сделал знак стюардессе принести еще пару водок. Он хотел выпить за память Якова Васковского.
   В Хитроу молодых Уорбоев ждала машина. Он выглядел серьезным, но ничего не сказал, пока они не оказались в туннеле аэропорта. Между ними и водителем была звуконепроницаемая панель.
   - Там лоскут, - начал он. "Они пришли в Генеральное консульство в Западном Берлине".
   "Кто?" Херби повернул голову к Уорбоям.
   - Он попросил тебя. Молодой человек казался нервным. "Они все делают стойку на руках".
   "Так? Они всегда делают стойку на руках. Это кто?"
   "Имя Мисточенков. Капитан КГБ. Говорит передать тебе: "Петр".
   Лицо Херби изменилось лишь на долю секунды. Он спокойно сказал Уорбою, чтобы шофер остановился у гостиницы "Пост Хаус". Затем Уорбойс должен был воспользоваться телефоном-автоматом. "Будь осторожен - используй открытую линию двусмысленности. Получить Табби Финчер. Я должен увидеться с директором, как только мы доберемся до Уайтхолла. Нам также понадобится министр. Должно быть принято решение быстро вернуть сюда пришедшего. Вам лучше подождать, чтобы вылететь.
   Уорбойс выглядел так, словно его ударили тухлой рыбой.
   - В Берлин?
   "Конечно, в Берлин".
   В своей голове Крюгер взвешивал факты. Петр был криптонимом Мисточенкова в его собственной сети. Когда он впервые познакомился с ним - хотя они никогда не встречались, - русский был сержантом. Как и генерал-полковник Васьковский, Мисточенков повысился в звании, хотя его обязанности с годами не изменились.
   Капитан Мисточенков был адъютантом генерал-полковника.
   3
   ВНЕЗАПНО ДВЕ страсти БОЛЬШОГО ХЕРБИ , кроме его работы, были выпивка и музыка Густава Малера. Те, кто знал его немного лучше, часто удивлялись другому его постоянному интересу - английской истории.
   Возможно, психиатр объяснил бы это, указав, что, поскольку Британия была усыновленной Крюгером страной, подсознание человека естественным образом влекло его к изучению развития его суррогатной земли. Какой бы ни была причина, Херби читал историю Англии с самоотверженностью студента, стремящегося получить выдающуюся степень с отличием.
   Тогда было понятно, что каждый раз, когда Герби встречался с директором своей службы, он думал об описании короля Генриха I в Historia Anglorum . волосы у него были черные, но редкие у лба; его глаза слегка яркие; его грудь мускулистая; его тело мясистое; он шутил в свое время, и разнообразие дел не делало его менее приятным, когда он общался с обществом.
   Для Херби это была живая картина Директора, перед которым он теперь стоял над письменным столом высоко в главном здании, в котором располагался их особый уголок тайного мира.
   На третьем стуле сидел Табби Финчер, известный своим почти скелетообразным телосложением. Он выглядел мрачным. Директор, чей опыт в секретных делах восходит к середине Второй мировой войны, казался подавленным. Это был неподходящий сезон для шуток.
   Они вернулись в здание после визита к министру, куда Герби не пустили: он сидел один в передней, постукивая своими большими ногами и решая задачи руками; вся его масса источала разочарование.
   Министр был раздражен, сказал ему Директор. Он беспокоился о возможных политических последствиях - дипломатических инцидентах. "Его также беспокоит стоимость".
   "И меня беспокоит стоимость моих людей", - ответил Херби. "Не говоря уже о пользе для этой страны". Министры, по опыту Херби, были слишком готовы пожертвовать важными оперативниками из-за финансирования. Он спросил, как в конечном итоге обстоят дела, подчеркнув, что юный Уорбойз в этот момент ждал в Хитроу инструкций.
   - Я несу банку. На секунду глаза Директора стали более чем слегка блестящими.
   - Тогда вы можете дать разрешение? - ответил Херби.
   Директор кивнул, потом вздохнул, искоса взглянув на Табби Финчера; это означало, что он просил о помощи. Херби было очевидно, что они действительно хотят, чтобы капитан КГБ вернулся на Восток. Он был позором. Записки будут передаваться между послами и консулами; обменялись бы словами между министрами иностранных дел; были бы политические неприятности.
   Табби поерзал на стуле. "Что он предлагает? Ничего такого. Ничего конкретного".
   Херби изо всех сил старался сохранять спокойствие, спрашивая, что, черт возьми, Табби думает, что предлагает капитан из Восточного Берлина. "Он попросил меня, используя криптографию, которую мы ему выделили много лет назад - когда он был всего лишь сержантом; когда я был в поле. Он это знал или помнил; а это значит, что ему есть что сказать о моих людях там. Новые люди и Телеграфные мальчики. Далее он указал в третий или четвертый раз, что уже установил нечто подозрительное относительно смерти Васковского. Он сказал им, что запах стал еще более гнилостным с тех пор, как капитан Мисточенков вошел в кабинет берлинского генерального консульства.
   "Более того, - сказал Директор, глядя Херби в глаза, - о чем он спрашивает?"
   "Убежище". Первый слог получился как "Эсс..."
   "И ты?" В тоне директора прозвучала нотка осторожности. КГБшник использовал старый криптоним, взятый бог знает откуда, предназначенный для того, чтобы заставить Херби бежать. - Сообщение для вас, в котором говорится, что он Петр? Может быть приманкой.
   Херби пожал плечами, как будто директор констатировал очевидное. Затем он сказал, что именно из-за этой самой возможности он и посылает Уорбоев.
   "Он хочет тебя. Он может не вернуться с "Уорбоями".
   "Тогда мы узнаем. Меня гораздо больше беспокоит возможность того, что у этого человека есть что-то для нас. Кое-что об Source Six: The Quartet и The Telegraph Boys. Что-то жизненно важное".
   "Такие как?" Табби Финчер посмотрел на ковер, как будто он уже знал ответ Херби, и хотел не видеть лица большого немца, когда тот выражал его словами.
   - Например, потенциальный выброс.
   Директор взял металлический нож для открывания писем, держа его как кинжал. "Твой аргумент, Херби, заключается в том, что Source Six может оказаться под угрозой - как бы там ни было". Ясно и в нескольких словах он изложил логику ситуации.
   Помощник покойного генерал-полковника подошел, вошел и передал сообщение, которое Херби узнал; используя криптоним, который он мог узнать только благодаря контакту с одним из старых соратников Крюгера. Это было либо средством заманить Херби в Берлин, где они могли провести операцию с нокдауном и затяжкой, уведя Крюгера на Восток; или передать информацию, указывающую на то, что Советы знали больше, чем нужно кому-либо из них.
   Херби согласился. Мужчина был там. Время было потрачено впустую. "Вы знаете, что такое обходные пути? Вы должны относиться к ним как к временным психическим больным".
   "Довольно." Директор одарил его чопорным взглядом.
   Тонкость шевельнулась в уме крупного немца. Прохожий пока еще не поставил никаких условий относительно его предполагаемого бегства.
   - А это значит, что мы можем отбросить его обратно. У Табби Финчера была холодная полоса, которую Херби часто использовал.
   "В яблочко." Херби улыбнулся одной из своих глупых улыбок, которая не обманула ни одного из двух других мужчин. - Дай мне его. Только ненадолго, а?
   Директор кашлянул рокочущей тройной нотой, похожей на азбуку Морзе S. - Берлин обеспокоен, - начал он . но Херби оборвал его. Конечно, Берлин был обеспокоен. Разве он не говорил только что о странном психологическом состоянии бродяг? Никто не был доволен случайным перебежчиком: особенно люди в посольстве или консульстве.
   - Тем больше причин вернуть его побыстрее. Руки Херби сделали то, что должно было быть невинным, доверчивым жестом. Движение проявило крайнюю воинственность.
   Тишина стала почти осязаемой. Затем Директор кивнул. - Смогут ли молодые Уорбои справиться с этим в одиночку?
   - Я оторву ему шею, если он этого не сделает. Херби снова ухмыльнулся. - Да, это будет первый большой шанс проявить себя с тех пор, как ты навязал его мне. "Надули" - правильное слово, да? Доброе слово?
   Табби Финчер слегка кивнул, и Херби обратился к правой руке Директора. - У тебя есть поддержка для него, Табби? Люди на берлинском вокзале? Транспортные средства? Армия? Воздушные силы? Вертолет из Западного Берлина; затем быстрая поездка домой на реактивном самолете Королевских ВВС? Хорошо?"
   Финчер уловил неохотный наклон головы Директора, поднялся на ноги, сказал: "Хорошо, он присмотрит за этим" и направился к двери.
   Прежде чем он дошел до нее, Херби Крюгер снова повернулся к нему, говоря с мягкой ясностью, которая подчеркивала его чувство безотлагательности. - Сначала позвони Уорбоям в Хитроу, Табби, а? Вызовите его. Это мистер Робинсон, он встречает мистера Армстронга на рейсе в Амстердам.
   Табби сказал, что вернется, чтобы доложить, как только будет подтверждено, что Уорбойз ушел, а Консульство будет установлено. Сейчас Херби лучше провести некоторое время наедине с Директором.
   Директору все это не нравилось - он разрывался между своими знаниями и коварным давлением мафии Уайтхолла, особенно министра. И все же он казался почти облегченным тем, что решение было принято. Он сказал что-то о том, что не удосужился поговорить с министром, пока их человек не будет аккуратно убран в доме Уорминстеров. - Полагаю, вы хотите, чтобы он был в Уорминстере?
   Херби сказал, что считает Уорминстер слишком очевидным. "Мы находимся на чувствительной территории. Где-нибудь менее навязчивым было бы лучше. Скажи, тот славный домик недалеко от Оксфорда.
   Директор вздохнул. - Место в Чарльтоне?
   Херби улыбнулся. "Чарльтон, да; как футболист. Хороший. Я могу взять его на прогулку по холмам, если будет хорошая погода.
   "Деньги." Директор посмотрел в потолок. - Все это стоит денег, Херби. У Уорминстера есть ассигнования. Всякий раз, когда я открываю одно из других мест, это отражается на внутреннем бюджете".
   Херби поднял брови. "Для чего нужны секретные фонды?"
   - Они, кажется, для гончих казначейства, чтобы тщательно их изучить и расспросить, Херби. Когда я скажу им, что на открытие одного из домов для специального допроса было потрачено пять тысяч, они захотят узнать, какая прибыль вышла. Если я отдам тебе дом Чарльтона, этот шутник должен того стоить.
   "В золоте на его вес". На этот раз Херби не улыбнулся. В обычно пустых глазах появился странный блеск. Директор отвел взгляд, а затем предложил поручить Хабланду из отдела кадров договориться о паре укротителей львов - на постоянно меняющемся служебном жаргоне "укротители львов" были нынешним арго для надзирателей, телохранителей, наблюдателей и головорезов. . "И странный духовник, конечно", - заключил он.
   - Я сделаю это сам, - резко возразил Херби.
   "Все это?"
   - Если только ты не отдашь мне конкретный приказ.
   Директор сказал, что настаивает на укротителях львов, но оставляет вопрос об исповедниках Херби.
   - Исповедники, - Херби еще раз пожал плечами, плечи, похожие на кокетку, двигались так, что под пиджаком его дешевого костюма скрывалась большая сила. - Я старый воин холодной войны, шеф. Мои войска застряли на поле боя, время от времени, в течение двадцати лет. Они больше не застряли. Я не хочу, чтобы их снова отрезали.
   "Ваши черные ящики и электроника или спутники американской разведки не могут сделать всего этого. Дважды за последние два месяца мои телеграфные мальчики сообщали о советских перемещениях за дни, недели до спутников. Теперь в берлинском консульстве сидит нервный человек, который знает имена. он мне нужен; убедиться, что мои люди в безопасности; и оставайся в безопасности".
   Он наклонился вперед. "Понимает ли наш драгоценный министр всю оперативную ценность Source Six?"
   "Он знает то, что ему нужно знать".
   "Что у нас есть счастливые клиенты?"
   "Да."
   "Тогда ему должны сказать - может быть, счастливые клиенты, - что будут плач и причитания, если Source Six высохнет".
   - Он знает, Херби.
   "Так и должно оставаться".
   Директор секунду помедлил, прежде чем сказать, что одним из первых правил успешной разведки является отсутствие эмоциональной связи с полевым персоналом. Сказав это, он понял ошибку.
   Херби встал, поднял сжатый кулак и мягко опустил его на стол директора. "Эмоционально не вовлечен? Со всем уважением, Шеф, вас там не было. Я не хочу знать, кто еще руководит или не руководит Telegraph Boys в советском блоке. Я просто знаю, что поставил самую первую шестерку. Лично, пока кипел берлинский кризис, и вся Европа стояла и смотрела, как они строят эту кровавую Стену. Я ходил туда каждый день: инструктаж, размещение шести человек, шести ценных друзей в местах, где они могли обнаружить движение войск и ракет задолго до появления жуков и спутников.
   "Эти люди находятся под моей ответственностью с 1961 года. Я видел, как ими пренебрегали; пытается передать вещи; их почтовые ящики были украдены, их контроль изъят, их линии связи перерезаны, потому что Казначейство не хотело, чтобы они поддерживались. Они все еще там. Все шесть. Все еще на своих постах; еще работает. Я снова открыл их на полную мощность. Армия, флот и авиация более чем в восторге от того, что они нам дают, не говоря уже о политических советниках и американцах. Несмотря на их глаза в небе, они покупают, не так ли?
   Директор признал, что американцы покупали информацию о рассредоточении войск и ракет, хотя их электронное наблюдение предоставило им доказательства - намного позже.
   Херби почти не останавливался в своем монологе; говоря, что, хотя все те, кто имел доступ к Источнику Шесть, думали в терминах криптонимов, выбранных наугад из мифологии - Близнецы, Гекуба, Гор, Нестор, Приам, Электра - он знал их как людей. Он не сказал, что когда-то любил Электру.
   Пока он говорил, лица и голоса этих шести человек пронеслись перед его глазами. Затем лица Уолтера Гиррена, Кристофа Шнабельна, Антона Мора и Анны Блатте наложились на лица Телеграфных Мальчиков: старые, верные наблюдатели, бегающие в мысленном монтаже со своими новыми кураторами. Насколько он или Директор знали, все эти люди теперь были в опасности...
   Именно в этот момент снова появился Табби Финчер, чтобы сказать, что Уорбойз уже в пути, и Берлин почувствовал облегчение. - Наш друг, по-видимому, горстка.
   - Их всегда немного, - пробормотал Директор.
   - Если он выйдет с "Уорбоями", товарища Мисточенкова доставят завтра днем.
   Херби кивнул. - Тогда им лучше доставить его прямо в Чарльтон. Вы откроете его для меня завтра первым делом, Шеф?
   Директор выразил согласие.
   - Тогда я оставлю укротителей львов и гайки и болты Табби. Я иду собираться. У вас там есть кто-то, кто будет охранять дом?
   Директор опять сказал да, будет кто.
   "Хороший. Ты даешь нашему другу криптовалюту, Табби?
   "Мы подумали, что лучше выбросить "Петра" за борт". Изможденная рука Финчера сделала вращательный жест. "Теперь он известен как "Солитер".
   Херби хмыкнул, его мысли уже прыгнули вперед к его потребностям в том, что могло быть длительным пребыванием в Оксфордшире. - У вас есть полный звук в доме Чарльтона?
   Они сказали да.
   "А стерео? Я не могу жить без музыки".
   Двое мужчин улыбнулись. Табби Финчер сказал: "Он будет иметь Малера, куда бы он ни пошел".
   - Ты прав, - улыбнулся Херби. - Менш, как ты прав. С этими словами он вышел, его громкий смех эхом разнесся по коридору.
   Все права защищены в соответствии с международными и панамериканскими конвенциями об авторском праве. Уплатив необходимые сборы, вы получили неисключительное, непередаваемое право на доступ и чтение текста этой электронной книги на экране. Никакая часть этого текста не может быть воспроизведена, передана, загружена, декомпилирована, реконструирована, сохранена или введена в любую систему хранения и поиска информации в любой форме или любыми средствами, электронными или механическими, известными в настоящее время или изобретенными в будущем, без явного письменного разрешения издателя. Это художественное произведение. Имена, персонажи, места и происшествия либо являются плодом воображения автора, либо используются вымышленно. Любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, предприятиями, компаниями, событиями или местами является полностью случайным.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"